Г.П.Щедровицкий: Заметки о понятиях "объект" и...

studia korolevae 2015-03-24 gp_schedrovitsky 1968-71 at filosofia-nauka-metodologia 1997 1

Г.П.Щедровицкий

Заметки о понятиях «объект» и «предмет»

G 1967 1968 1969 1970 1971 1972 1973 1974 1975

22.12.68. | 22.12.68. | 22.12.68. | 23.12.68. | 24.12.68.| 25.12.68. | 25.12.68. | 25.12.68. | 29.12.68. | 12.01.69. | Без даты | Без даты | Без даты | 11.08.71.

http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/92

Г.П.Щедровицкий. Философия-Наука-Методология. М., 1997. Cc.595-619


22.12.68.

Проблема «предмета − объекта»

а) в философии б) в специальных науках


1. Бесспорным фактом является, что в организации и

функционировании современного знания и в мышлении соединяются по крайней мере два принципиально разных подхода, или две точки зрения, две позиции: специально-научная и философская.


2. Вопросы о том, чем именно они различаются и в чем специфика каждой

из них, как они сложились: независимо друг от друга или в

результате дифференциации какой-то в исходных точках единой позиции, как связаны друг с другом эти позиции, как их нужно описывать и т.д., и т.п., представляют собой проблемы и должны специально

анализироваться в горизонтах специально заданной для того действительности.


3. Я рассматриваю некоторые аспекты этой проблемы: а) на ограниченном материале некоторых специфических

ситуаций, б) в применении к отношению предмет-объект. 4. В этом плане я обязан задать и охарактеризовать

специфику философской и специально-научной точек зрения.


Примечание 1. Это очень трудно сделать, ибо в философии было все, в том числе много неспецифического. Я же приписываю философии специфическую позицию. По сути дела, это − точка зрения «современной» методологии знания, то есть методологии, опирающейся на теорию деятельности. Примечание 2. Что такое философия? В каких горизонтах

можно сейчас отвечать на этот вопрос? Соответственно различию в определении и характеристике природы философии, будут разными ответы на вопрос, в чем специфика философского подхода.


Но, наверное, у философии нет специфики, поскольку невыгодно и нецелесообразно представлять философию как определенную организованность. Поэтому выгоднее говорить о методологии и

методологическом подходе, создавая определенную организованность.

Итак, в чем специфика методологической и специально-

научной точек зрения на предмет-объект?


5. Правда, в плане выявления и доопределения методологической точки зрения можно критически рассмотреть соответствующие философские концепции.


6. Методологическая работа соединяет несколько разных позиций и дает средства для этого соединения.

Значит, здесь методология характеризуется: а) как особая форма кооперации особых позиций и точек

зрения, б) как особое средство, нужное для этой кооперации. Наверное, эти средства на этом этапе не соотнесены с

другими блоками существующей сейчас системы знаний.


Примечание. Методология есть деятельность, развертывающая другие системы, следовательно, механизм их развертывания, и сама по себе − развертывающаяся система. Но в каких видах и формах закрепляется ее

развертывание: умирает ли она в тех системах, которые она развертывает, или же она оформляется в особую организованность и систему?


7. Чтобы описать методологическую работу, мы,

следовательно, должны описать все эти формы кооперации. Отсюда проблема взаимоотношения логики и социологии

знания. Но каждая из позиций, входящих в кооперацию, имеет

свои особые средства, методы и соответствующие им представления, или видение объекта.


Значит, средства связи кооперантов между собой должны быть первоначально либо добавками, лежащими «поверх» всего, что есть у кооперантов, либо же, в случае ассимиляции одной деятельности другой, один из кооперантов должен выступать в роли координатора. Отсюда кардинальная проблема: формы кооперации и

типы связей между кооперантами.


8. Одними из важнейших средств связи кооперантов

являются представления объектов. Мы начинаем с характеристики различий позиций

«практика», «методиста», «теоретика» и «историка» в представлении объекта. Эти различия определяются: а) различием их задач, б)

различием средств и т.п. Затем рассматриваются формы связи их продуктов.


На замыкании функций продукта − средства, продукта − исходного материала и др. (с учетом существующих форм трансляции культуры и обучения) разыгрываются разные коллизии. Как средство разрешения и преодоления всех этих

затруднений вводятся такие представления об объекте, которые могли бы объединить деятельность, а затем системы, которыми все они могли бы совместно пользоваться.


9. Проблема различения объекта и предмета имеет свою

историю, теснейшим образом связанную с появлением и развитием критической философии, или критической точки зрения. Она совпадает также с историей осознания и выделения в философии гносеологических или методологических задач, отличных от задач предметного научного анализа. Короче говоря, осознание специфики методологии и

гносеологии (логики) теснейшим образом связано с решением проблемы предмета и объекта.


Методология как конструктивная точка зрения, гносеология − как естественнонаучная.

9а. В этом плане можно перечислить все схемы

(конструкции), которые предлагались на протяжении истории для задания специфической точки зрения на объект, как в конструктивном плане, так и в философском, псевдоестественном.


а) зачем нужно изображение объекта? б) зачем нужна характеристика этого изображения как

изображения объекта? в) в чем специфика представления объекта в каждой

позиции? г) какова история выделения этих понятий и этих

действительностей?


22.12.68.

Объект − предмет


Кооперация имеет два аспекта: 1) разделение деятельности и позиций и 2) объединение и связь деятельности. Соответственно этому задачи, средства и представления

объектов у всех кооперантов (описываемых в наших схемах) должны быть разными. Но далее при некоторых формах кооперации появляется

потребность иметь один объект, в соответствии с расчленениями которого производится связь кооперантов и их продуктов.


В принципе средство, используемое каким-либо из деятелей и полученное им от другого кооперанта, совсем не обязательно должно относиться к объекту, в особенности если оно уже есть и должно просто использоваться в соответствии с традиционно оформленными канонами деятельности.


Но если эти средства еще только нужно создавать или, тем более, планировать и проектировать, исходя из представления о целом − а в этом состоит специфическая задача методологии, − то приходится создавать и, соответственно, иметь специальное представление объекта, точнее − той действительности, в соответствии с которой будет строиться система кооперации.


а) Две действительности понятия о ситуации деятельности и об объекте деятельности. Зачем нужно понятие об объекте? Объект и вещь. б) Формы и способы синтеза разных действительностей.

«Объект как узел связи». в) Различие представлений об объекте и тождество

представлений об объекте. г) Формы и способы синтеза разных представлений об

объекте.


д) Понятие о предмете как одна из попыток построить форму синтеза сначала для двух представлений объекта, а потом для n представлений.

Форма имеет две и даже три связи интерпретации, а объективное содержание − только одну. е) Схема двойного и n-арного знания как

методологический эквивалент понятия о предмете.


В связи с последним пунктом встает очень важный и интересный вопрос о различии тех позиций, с которых мы можем задавать эти две трактовки одного и того же. Это вместе с тем вопрос о соотношении методологии и метаметодологии.


У каждого из членов методологической кооперации свое представление об объекте, соответствующее специфическим методам его работы. Они представлены как разные элементы системы кооперации, т.е. в действительности деятельности. Здесь каждый выступает как один из рядовых членов кооперации, имеющий свои частные задачи, а методолога как такового просто нет.


Вместе с тем, чтобы задать обоснованное методическое предписание, методист должен совместить в своей рекомендации представление о деятельности и об объекте.


Важно показать, что эту связь не может представить ни естественная наука сама по себе, ни союз естественной науки с историей (как часто делалось). Только последняя показывает, что время есть свертка

деятельности по измерению времени.


Существенно, что в развитии блок-схемных представлений предмета науки мы должны осуществлять все те же ходы, которые мы осуществляем при анализе и развертывании простого предмета: а) наполнение каждого блока рассматривается как форма

некоторого объективного содержания; в соответствии с тождеством и различием его устанавливаются отношения между блоками;


б) это содержание передается из одного блока в другой и при этом перерабатывается; но действительность переработки содержания отличается от действительности порождения нового содержания в каждом блоке; в) содержание может быть представлено как процедуры

на определенных объектах; г) каждый переход из одного блока в другой может

отражаться в блоке онтологических картин объекта; д) форма всех блоков предмета должна свертываться в

едином представлении об объекте.


22.12.68.

Объект − предмет


Необходимо различать онтологическую картину объекта и блок онтологических картин в предмете. Есть одна проблема, которую я никак не могу

удовлетворительно решить.

Это ⎯ связь между видением объекта на табло и

способами работы с объектом в соответствующей ситуации на верстаке.


1-ая аксиома. «Объект» есть средство связи предметной и методической точек зрения.

2-ая аксиома. «Объект» есть то, что преобразуют, или то, с чем действуют. Отсюда два или больше видения объекта.


3-е положение. Представление объекта в связке S ↔О не дает возможности связать изображение объекта с деятельностью.

4-е положение. Связь видения с функциональной характеристикой осуществляется за счет категорий места и наполнения.


Но сами функции, реализуемые в данном случае за счет процедур деятельности определяют морфологию наполнения, то есть в данном случае видение. С другой стороны, зависимость процедур деятельности от объекта решается с помощью чуть трансформированного тезиса о тождестве бытия и мышления.


2. Вместе с тем здесь требуется различение разных понятий объекта (разных категориальных представлений объекта) и понятия об объекте. Последнее развивается в методологии соответственно

сложности развертываемых ею систем предметов.


В специальных науках нет и не может быть понятия об объекте; в них есть лишь те или иные представления объектов. Специальные науки знают, что это ⎯ представления объектов, потому что они пользуются понятием объекта в его неспецифическом смысле ⎯ для обозначения подпадающих под это понятие смыслов изображений объектов.


Другими словами, функциональная характеристика переносится на наполнение и, кроме того, еще происходит отождествление формы с ее смыслом, и этот смысл трактуется как объект. Последнее само по себе представляет особую проблему. Кроме того, нужно объяснить, что такое понятие и как возможно это его неспецифическое употребление.


«Объект» может служить средством связи разных

позиций, поскольку он может быть структурирован и, благодаря погружению одних структур в другие, объединяет разные виды деятельности.


У нас развиты средства и методы конструирования объектов; это можно показывать на разных типах категорий. (См.: Н.Алексеев «О правомерности алгоритмического подхода...»; Н.Непомнящая «О понятии объекта у Ж.Пиаже»; дискуссия в Одессе ⎯ рукопись.)

А что происходит со средствами и задачами,

развертываемыми в разных позициях?


Актуально связи разных деятельностей в кооперации осуществляется за счет употребления продуктов разных деятельностей в процессе какой-то другой деятельности. Следовательно, вопрос об объекте принимает вид

вопросов: 1) какую роль играет изображение объекта в процессе

решения разнообразных задач и 2) какую роль играет изображение объекта в применении

разных знаний ⎯ методических, теоретических, методологических и т.п. ⎯ в процессе решения тех или иных практических задач?


Вместе с тем ⎯ это вопрос о связи теории, истории, методики и методологии в «практической» деятельности.

Чтобы ответить на все эти вопросы, мы должны особым

образом описать процессы решения задач разных типов. Как это нужно делать, мы представляем себе пока очень плохо.


Прежде всего, по-видимому, представление объекта играет какую-то существенную роль в постановке задачи. Вероятнее всего − через форму продукта. После этого становится возможным представление о тех

действиях, преобразованиях и операциях, с помощью которых он может быть получен.


Это возможно лишь в тех случаях, если вопрос задачи и представление о продукте включены в ту или иную оперативную систему. Но такого рода оперативная система предполагает, что в

определенном виде задан и исходный материал преобразования, т.е. объект преобразования.


Тогда ставится вопрос о том, имеется ли он в таком виде, в каком виде он задан (скажем, через условия задачи и т.п.) и можно ли преобразовать его из того вида, в каком он задан, в вид, необходимый для решения, точнее − вопрос в том, может ли он быть представлен в том виде, какой требуется для решения.

(См. все работы Розина и Москаевой о представлении объекта.)


Но, таким образом, получается, что единственный вид объекта, который нам нужен для такого рода решений, ⎯ это объекты оперативных систем. А если имеют дело с другими объектами? Здесь естественно спросить, а какие другие виды

объектов существуют? (Ср. с работой Москаевой об аполлониевых сечениях.)


Иначе этот же вопрос звучит так: в каких других формах, кроме оперативных систем, мы можем представлять и представляем объекты?

а) в онтологических схемах б) в эмпирическом материале в) в знаниях из системы теории г) в методе и т.п.


Т.е. по сути дела мы должны рассмотреть наполнение всех блоков в отнесении к возможному подразумеванию объекта (т.е. связь отнесения) к онтологической картине, изображающей его. В дополнение к этому сформулированный выше вопрос

близок вопросу: как происходит наложение «машины» науки на другие «машины»?


23.12.68.

Предмет, объект, деятельность


Обычно употребляемая нами схема

задает самую простую форму отношения между

предметом и объектом. Вернее даже, это − выражение самого принципа их взаимоотношения:


1) предмет и объект отличаются друг от друга, 2) объект включен внутрь предмета, как бы

ассимилирован им, 3) кроме объекта в предмет обязательно входит еще

знание. Задав подобные схемы, мы не выражаем и не раскрываем

второй, причем, наиболее важной стороны существования и предметов, и объектов: их включенность в деятельность, тот факт, что они деятельностью порождаются и без нее вообще не могут существовать.


По сути дела, пользуясь приведенными выше изображениями, мы представляем как объект, так и предмет в виде вещей особого рода. Между тем, чтобы добиться более правильного и

адекватного описания, мы должны начинать с анализа и описания самой деятельности.


Тогда предмет со всеми входящими в него компонентами будет выступать и изображаться нами двояко: с одной стороны, он будет деятельностью, или, точнее, проекцией деятельности, а это значит ⎯ будет браться в отношении к ней и с ее стороны, с другой стороны, он будет вещью, т.е. будет существовать в определенном материале и как фиксированная организованность. В последнем случае, если предмет будет

многоплоскостным, любая входящая в него подорганизованность, т.е. любая плоскость точно так же будет выступать в виде некой вещи.


Но тогда, очевидно, что строение предмета будет целиком зависеть от строения деятельности: чем сложнее и разнообразнее деятельность, тем сложнее будет изображение предмета. Таким образом, мы выходим к одной из важнейших для

нас проблем: описать строение разных предметов как функцию от строения разных типов деятельности.


При этом важнейшей, естественно, выступит проблема отношений и связей между объектом, взятым в определенных процедурах, и знаниями, точно так же включенными в деятельность вообще и в какие-то процедуры в частности.


Трудной эта проблема является прежде всего потому, что знания дают объектам второе, третье и т.д. существование, а следовательно, в любом предмете объект всегда существует, с одной стороны, в виде некоторых организованностей, с другой стороны, в виде процедур, процессов и вообще «живой» деятельности и, наконец, с третьей стороны, в виде новых организованностей, снимающих в себе операциональную, или процедурную, сторону существования объекта.


Из этого, в частности, следует, что предмет практической деятельности органически связан с соответствующими преобразованиями объекта. Эти преобразования фиксируются в знаниях, которые,

благодаря этому, дают объекту особое существование; но вместе с тем сам объект представляет собой организованность, свертывающую в себе эти преобразования.


Таким образом, получается, что на объекте замыкается несколько цепочек связей и отношений, причем, − заведомо разных, но несмотря на это они должны быть свернуты в одном структурном представлении самого объекта. Если мы от предметов практической деятельности

переходим к научным предметам, то вся ситуация усложняется еще более. Очевидно, решение всех этих проблем заключено в разработке методов и средств общей системно-структурной методологии. Это − проблемы взаимоотношения процесса и структуры, структуры и организованности, процесса и материала, разных процессов между собой и т.д.


2. Другая группа проблем, точно так же связанная с решением проблемы взаимоотношений деятельности, предметов и объектов, возникает из факта развития структур деятельности. Это развитие, как и во всех подобных случаях,

отражается на материальных организованностях предметов. Попросту говоря, развитие деятельности приводит, во-первых, к дифференциации предметов, а вместе с тем − к дифференциации объектов, а во-вторых, к установлению между ними особых связей, отражающих в себе связи кооперации деятельности.


3. В этом же контексте нам придется обсуждать также проблемы трансляции культурных норм и их влияние на строение предметов деятельности.

4. Мы обязательно столкнемся здесь с вопросами,

касающимися взаимоотношений между знаниями и сознанием индивидов.


5. Может быть в связи с этим, а может быть и безотносительно к нему, мы должны будем рассмотреть вопрос о выпадении из научных предметов тех объектов, которые были в практической и инженерной деятельности. Подобное выпадение происходит прежде всего в

процессе дифференциации предметов и связанной с ним дифференциации объектов − объект преобразования, объект анализа, объект изучения, объект конструирования, объект отнесения и т.д. Выпадение объектов, о котором мы сказали, фиксирует

факт относительного обособления предметов и создания особой кооперации между ними.


Таким образом, мы приходим и кардинальной проблеме, не раз встававшей в нашей дискуссии, − об отношениях и связях между объектами разных уровней. Главное здесь в том, что эти отношения и связи между

объектами должны принципиально отличаться от смысловых связей между знаниями и вместе с тем формироваться под влиянием последних. В качестве одной из процедур, устанавливающих связи

между объектами разных уровней выступит эксперимент. Нужно будет также обсудить вопрос о статусе таких

процедур, как схематизация смысла и других.


24.12.68.

Проблема предмета − объекта и

рефлексия


1. Выходя в рефлексивную позицию, индивид порывает со своим социальным целым и становится в недозволенную позицию.

1.1. Но, что значит ⎯ встать в рефлексивную позицию? Это значит, прежде всего, изменить объект отнесения

своего знания: с прежних объектов деятельности перейти на деятельность (или кооперацию) в целом, рассматриваемую как объект. Ведь первоначально знания или средства индивида,

становящегося в рефлексивную позицию не могут быть иными, нежели те, которые были у него раньше, до того, как он встал в эту позицию.


Теперь, когда есть понятие о деятельности как о том целом, которое получается необходимо, когда мы переходим в рефлексивную позицию, когда понятие о деятельности выполняет именно эту функцию и когда, более того, у нас есть специальные изображения для деятельности, переход в рефлексивную позицию может характеризоваться как переход от онтологии «природных» объектов к онтологии деятельности.


1.2. Перейдя в рефлексивную позицию и изменив таким образом объект отнесения, можно теперь поставить вопросы: а) об адекватности прежних знаний и средств новому

объекту, б) о полноте этих знаний и средств относительно нового

объекта и т.п.


2. Находясь в позиции с новым объектом − деятельностью, исследователь получает новые возможности для организации своего опыта, извлекает из него благодаря этому новые знания и средства. Необходимо подробно исследовать, как это возможно и

как это происходит.


3. Индивид, вышедший в рефлексивную позицию, может избрать двоякую тактику: а) остаться в новом предмете и с новым объектом

отнесения, т.е. фактически в новом социуме; б) вернуться в прежний социум, погрузив на его материал

и в его предметы выработанные им новые представления и средства.


3.1. Выбирая вторую возможность, индивид преобразует и развертывает старые представления объекта и понятия.

Внешне эта работа выступает как собственно

методологическая (ср. дискуссии с О.Генисаретским) и происходит в форме свертывания или сплющивания знаний о деятельности в форму схемы объекта.


3.2. Выбирая первую возможность, индивид развертывает другую группу предметов; при этом он теряет свою методологическую функцию и выступает как теоретик, именно как теоретик деятельности. Но, по отношению к первой группе предметов (очевидно,

естественнонаучных) теория деятельности и аналогичные ей дисциплины формального характера выступают как методологические.


3.3. Если опыт теперь раскладывается как бы по двум горизонтам, то неизбежно ставится задача создания новой кооперации деятельности, опирающейся на средства того и другого. Это будет функция методолога в новом смысле слова.


3.4. Но какую бы из этих возможностей не избирал индивид, осуществивший рефлексивный выход, в результате своего возвращения в предмет, он развертывает и развивает элементы этих предметов.


Поэтому можно (и, наверное, нужно) ставить вопрос о законах этого развертывания (считая рефлексию механизмом этого процесса) с тем, чтобы таким путем избавиться от необходимости постоянных выходов и производить развертывание всех этих предметов по законам рефлексивного осознания, но без самой рефлексии. Из этого следует, что любое конструктивное

развертывание предмета происходит по законам осознания, хотя и без него.


3.5. Но что происходит, если начинается рефлексивное осознание деятельности по развертыванию предмета теории деятельности? Возможно ли здесь два опредмечивания или только одно? Обоснованный ответ на этот вопрос возможен лишь

после того, как будет детально проанализирована деятельность создания новых знаний и средств в рефлексивной позиции (см. п. 2).


3.6. Необходимо также обсуждать вопрос о путях рефлексивного осознания законов развертывания этих предметов.

3.7. Но важнейшей проблемой все-таки, наверное,

является рефлексия способов мышления, основанных на одновременном применении знаний и средств из обоих предметов.


25.12.68.

Логико-методологический смысл различения предмета и

объекта


1. Наличие схемы предмета в разных своих вариантах и обусловленное этим понимание сложности связей и взаимоотношений между разными знаниями в системе науки дает возможность во многих случаях запрещать непосредственную онтологизацию смысла знаний или самих знаний:

а) изображение смысла в виде схемы объекта; б) отнесение смысла знания к схеме объекта.


Но так как отнесение знания к определенной плоскости объективности необходимо и без этого не может быть понимания знания, то запрещение отнесения их к схеме объекта требует указания другой действительности, которая бы точно так же обладала индексом действительности и к которой можно было бы отнести эти знания.


Возможная здесь плоскость «знаний» как таковых не решает последующих проблем, ибо типы знаний не иерархированы, и, кроме того, сама схема знания как такового не годится во многих отношениях. Отнесение знаний к схеме предмета позволяет установить

между ними такие связи и взаимоотношения, которые не могли быть установлены.


Потом на основе анализа их функций в системе предмета, их способов и возможностей репрезентации объекта производится схематизация смысла с одновременным конфигурированием, производимым ступенчато (на основе знания связей иерархии в системе предмета).

На схеме предмета ставится вопрос об объекте − ибо все,

что перечислено и изображено в ней, суть лишь знания, всегда конечные и противостоящие другим знаниям, а исследователю нужно представление объекта как такового, объекта как он есть.


Эта задача решается с помощью особой процедуры конструирования схемы объекта. Часто схемой объекта называется одно из уже

существующих знаний. Полученная схема объекта используется: а) для перестройки уже существующих знаний, б) связи существующих знаний в новые «объективные»

комплексы, в) определения вида и характера новых возможных

знаний.


В целом вся эта процедура

представляет собой выход на более полное и глубокое

изображение объекта изучения, нежели то, которое было возможно получить непосредственно с помощью имеющихся знаний ⎯ путем непосредственной их онтологизации и синтеза.


25.12.68.

Проблема объекта и предмета


1. В своей работе исследователь сталкивается с разнообразными знаковыми образованиями, он понимает их так или иначе, но в это понимание входит также то, что он наделяет их определенными функциями и значениями относительно своих систем действительности. Одни знаковые образования исследователь понимает как

«объект» (т.е. часто как репрезентирующие объект), другие − как знания, третьи − как характеристики метода и т.д. Такое осмысление является необходимым, органическим

моментом его работы; без него исследователь не сможет вести исследование и вообще мыслить.


Так, среди прочего, у исследователя появляется проблема объектности.

Представление структуры машины науки, с одной

стороны, отражает механизм сложившихся в определенное время рассуждений, учитывающих одновременно как «объективную» диалектику, а с другой стороны, является условием и средством такого рассуждения.


2. Поэтому, если у исследователя в ходе его работы появляются проблемы объекта − а их нужно перечислить и описать, − то во-первых, в теоретико-деятельностном описании им

всем должны соответствовать определенные ходы и переориентации в структуре машины, а во-вторых, когда речь идет о строении того объекта, с

которым, по его предположению, имеет дело исследователь, в плоскости содержательно-онтологических схем должно строиться специальное изображение, схематизирующее и объединяющее смысл всех используемых знаковых образований.


2.1. Вопрос о связи трех пространств остается до сих пор открытым. Первое, или исходное, пространство характеризуется

набором знаковых средств, между которыми, с одной стороны, уже установлены определенные отношения, а с другой стороны, − устанавливаются за счет работы сознания исследователя, его пониманий, трактовок, «произвольных» соотнесений, детерминированных задачами и т.д.


На какие средства и как опирается это понимание − эти

вопросы должны специально и подробно анализироваться. Здесь будет содержаться первая часть ответа на вопрос о

связи этих трех пространств: знания из второго и третьего используются в качестве средств при работе в первом.


За каждым знаковым образованием исследователь «видит» объект. Но это «видение» осуществляется в плане смысла, а не в плане объективно данного изображения и определенных правил работы с ним.


Лишь задавая специальный вопрос: что при этом делается? − сам этот исследователь или метаисследователь может затем «зарисовать» ответ и строить соответствующую логику. Поэтому объект здесь подразумевается, но его нет. Переход во второе и третье пространство связан с

рефлексией и рефлексивным выходом.


Отвечая на сформулированный выше вопрос, исследователь будет двигаться либо в изображениях организованностей деятельности (причем, в изображениях многих организованностей − объекта, средств, метода и т.п.), либо же в изображении структуры этих организованностей.


Важная проблема: А. Изображение движения во всей структуре машины

через одну из организованностей, скажем, объекта или средств. Б. Изображение движения через структуру машины со

многими организованностями. Однородность и неоднородность движения.


2.2. Но если предположить, что все три пространства уже построены и что какой-то исследователь одинаково хорошо владеет всеми тремя, что он, следовательно, может ставить эти изображения как бы в ряд, то у нас, во-первых, появляется значительно более сложная

машина − то, что раньше было в одном сознании, теперь экстериоризовано, во-вторых, должны, быть установлены определенные

правила связи этих трех пространств и использования элементов их всех при решении одной и той же задачи,


в-третьих, должны появиться новые приемы и способы мышления, опирающиеся на изображения из всех этих трех пространств.


Каждое из пространств имеет свою организованность, и отношения этой организованности задают основания для движения мысли и связи знаний, а потом также и для организации знаний в системы.

а) Проблема объекта есть проблема оснований. б) Но это − не единственное основание для мышления. в) Различие объяснения и построения рассуждения.


Таким образом из этого следуют две новых постановки проблемы.

1) Описание рассуждения, учитывающего в качестве оснований сразу много плоскостей разной действительности.

2) Место объекта среди других действительностей, служащих основаниями для рассуждений.


3. Но все равно остается вопрос: как именно встает проблема объекта и предмета для исследователя, решающего конкретные задачи. Точнее: а) проблема действительности и б) видов действительности, служащих основаниями для

рассуждения. (см. примеры мои собственные и Лакатоса.)

(здесь очень интересны апелляции к математике).


(2) История понятий объекта и предмета. (3) История видов объектов, средств, методов и т.п. (4) Проблема сведения всего этого многообразия к

единству категории.


25.12.68.

Объект, предмет и смысл


1. Смысл, выделяемый в каком-либо знаковом тексте или знании, будет трактоваться нами по-разному в зависимости от отнесения его к той или иной плоскости: а) объективного содержания (в которое включен объект

оперирования), б) абстрактного объекта, в) предмета.


2. Проблема смыслообразования и объективного оправдания его. Создавая новые рассуждения и знания, исследователь

ориентируется только на смыслы и смысловые поля; ему никогда не дан объект как таковой, а только те или иные объекты оперирования. Свои построения он оправдывает по-разному, в

зависимости от того, какую деятельность он осуществляет.


Если научно-познавательную, то вступают в силу критерии соответствия объекту, т.е. критерии истины, а следовательно, появляется необходимость в специальном представлении или изображении объекта. Если осуществляется практическая деятельность или

инженерно-конструктивная, то построения мыслителя оправдываются достижением практического результата или эффективностью созданной им машины. Если идет спор, то он регулируется правилами «игры», в

частности правилами рассуждения, схемами силлогизма и т.п.


Научно-познавательная деятельность в своих отрезках и фрагментах (притом − весьма значительных) может регулироваться и обосновываться неспецифическими для нее критериями, например, соблюдением правил силлогизма или правил конструирования, эффективностью созданных конструкций и т.п.


Но эти критерии, весьма выгодные и оправданные для различных отрезков научно-познавательного смыслообразования, должны рассматриваться все же как вторичные, подсобные и временные; конечными являются критерии истины, и к ним в предмете теории деятельности должны сводиться все остальные. Критерий «практики» действует для всей системы

научно-познавательной деятельности, но не является для нее специфическим; по сути дела, он требует согласования системы научно-исследовательской деятельности со всей остальной деятельностью.


3. Специального обсуждения требует вопрос о взаимоотношении между процессами смыслообразования и объективными процессами построения соответствующей знаковой формы.

Здесь, вместе с тем, придется обсуждать вопрос о

взаимоотношении между процессами построения рассуждений и новых смыслов и процессами обоснования.


В частности, придется принимать во внимание то обстоятельство, что произвольные замыкания сознания дают лишь одно основание среди многих и, значит, через него должны проходить и все остальные.

Нужно будет специально обсуждать взаимоотношение

между основаниями и обоснованием.


12.01.69.

Предмет − объект


Проблема предмета и объекта знания кажется столь сложной и запутанной, даже приводящей к парадоксам, в силу того, что в ней всегда или как правило недостаточно корректно и тонко соединяются представления и понятия из двух разных позиций.


Дело в том, что любая предметная точка зрения ограничена тем, что видит через свое табло (или имеет в своем сознании) исследователь-предметник, а методологическая позиция состоит в том, что изображаются в одной схеме и рядом друг с другом:


а) то, что знает или предположил в отношении объекта

методолог, и б) то, что видит сам предметник. В этой схеме у методолога то, что видит предметник,

выступает как знание (как лишь знание), а то, что видит методолог, наделяется индексом объективности, т.е. выступает как сам объект.

Отсюда и возникает проблема объекта и знания.


Но такая схема дает лишь разделение и противопоставление (отрицательная диалектика). Она не дает и не может дать связи между этими

изображениями. Во-первых, потому, что это − два разных представления,

полученные независимо друг от друга, следы двух сознаний специалистов из разных позиций и уровней иерархии. Эти два изображения, или представления, взяты вместе

друг с другом в рамках одного изображения, потому что они здесь сравниваются, сличаются и сопоставляются.


Вся катавасия начинается тогда, когда мы ставим вопрос: как получилось это изображение? И горе тому, кто попробует выводить знание из объекта,

представленного методологом, хотя потом мы сделаем это в особой искусственной форме. Ведь между «знанием» и «объектом» прямо

противоположное реальное отношение: изображение объекта получилось на базе всего того, что

представлено в «знании».


Лишь в искусственно конструируемой или создаваемой нами действительности можно будет задать движение от изображения объекта к знанию. Но, насколько реалистичной будет эта связка − именно

этот вопрос был предметом дискуссии Фихте, направленной против Канта.


Во-вторых, потому, что задание элементов при структурном членении некоторого целого соотносительно с заданием связей и вообще основного принципа структурного членения. Структура и связи как ее представители являются здесь

исходными, а строение элементов, как и сама их внешняя определенность, задаются характером связей. Таким образом, связать два изображения в одно целое

можно, лишь перестраивая кардинальным образом сами эти изображения и их смысл. Это − непременное условие.


Но дальше ведь остается еще проблема определения самой связи, причем как в плане собственно конструктивного развертывания модели, так и в плане ее объективной интерпретации. Один из вариантов движения отсюда − схематизация и

очищение смысла и содержания понятия объекта, по сути дела − существенное изменение этого понятия.


Ведь раньше слово «объект» обозначало лишь некоторую «ценность», или «значимость», которую мы придавали одному из изображений в противоположность другому − некоторый «приоритет», а сравнивались они как однопорядковые и однородные.

Вопрос: границы и условия сопоставления.


Теперь же, слово «объект» должно обозначать один из элементов создаваемой структуры, а следовательно, прежде всего функцию этого элемента, а не его внутреннее строение. Это − необходимая трансформация смысла и содержания

некоторого понятия, когда мы включаем обозначаемый им объект в какую-либо систему.


Отношение сопоставления двух изображений − «объекта» и «знания» − довольно легко превращается в отношение между объектом и субъектом, когда мы: а) производим формальную онтологизацию смысла тех

понятий, в которых мы фиксируем эти изображения, б) помещаем «знание» в голову человека, в) объявляем получающееся таким образом отношение

реальным и приводящим к образованию знания.


Но вся эта линия выводит нас за рамки методологии и

логики (в самом широком смысле этого слова) и вводит в область эпистемологии. Мышление начинает выступать как способность

индивида.


А кроме того, остается методологическая и логическая проблема отношения объекта и знания о нем. Но она так и остается недостаточно четко поставленной −

ведь ее истинный смысл лишь в том, что само сопоставление этих двух изображений есть прием специально-методологического, рефлексивного мышления, а отнюдь не какое-то реальное отношение познания (ср. Мамардашвили).


Гегелю и др. удавалось онтологизировать эти структуры лишь за счет идеи тождества мышления и бытия.

Но именно поэтому проблемы мышления получили довольно интенсивное развитие в натуралистическом и психологистическом ключе, а никак не в логическом.


Здесь далее можно и нужно было бы обсудить, как именно появляется понятие о деятельности. С одной стороны, оно несет на себе натуралистический и

психологистический отпечаток, а с другой − структурно-динамический, включающий в себе элементы диалектики.

Параллельно всему этому развивается и понятие

сознания, историю которого точно так же нужно специально обсудить.


Как бы там ни было, но по разным линиям мы приходим к понятию предмета. Для него характерно: а) соединение многих разных изображений объекта в

рамках одной структуры, б) отделение признака объективности от всех этих

изображений, в) включение принципа двойного (n-арного) знания

внутрь этой структуры и наделение одного из блоков признаком объектности.


Это − схема чистой организованности. В.Розин превращает ее в структуру (непонятно какую!),

накладывая сюда изображения связей. В последнее время, правда, его схемы стали приобретать даже другой вид.


Эта организованность снимает в себе методологическую работу, представленную в ее результатах. Она содержит три подсистемы, фиксирующие разные

аспекты и планы рефлексии. Правда, по отношению к ней всегда возможна методологическая работа, опирающаяся на другие теоретические машины, а возможно, и на специальные методологические организованности.


Вернемся назад к нашему основному вопросу. В рамках таким образом представленного предмета нет

проблемы взаимоотношения объекта и предмета, ибо здесь «объект» является частью предмета, его элементом. В этой сфере деятельности объекта просто нет (правда,

скажем, внутри блока эмпирического материала эта проблема остается).


Но если мы теперь развертываем вокруг этой организованности науки, вокруг этого предмета, методологическую работу, а это значит − рассматриваем все, включая и прежнюю онтологию как знания и лишь знания и строим новое изображение объекта, которое есть объект как таковой (и только оно есть объект), то мы получаем прежнюю ситуацию взаимоотношения объекта и знания.


Все это ⎯ процедура, которая может быть названа диалектикой «объекта − знания», или, точнее, диалектикой «объекта − предмета», в рамках которой действительно появляется изображение объекта как такового, объекта, противостоящего системе предмета.


Остается еще: 1) проблема связи этой сферы деятельности, научной, с

другими сферами, скажем, практической, и, соответственно, − отношения этой организованности к другим;

2) проблема связи разных подразделений деятельности, соответствующих этим блокам, друг с другом и, соответственно, связи объектов, соответствующих этим подразделениям, их «переходов» друг в друга;


3) проблема «практической компоненты» всякой деятельности, с одной стороны, смысловой и содержательной компонент − с другой

(последние − тоже проблема объекта, хотя уже в вульгарной постановке всех вопросов); применяя многоплоскостные схемы мышления, мы

разделяем эти компоненты и делаем наглядным их «существование».


Резюме. Но самым главным здесь является прием двойного

знания, т.е. прием методологического мышления. Но это и есть диалектика.


Без даты



Различение предмета и объекта и противопоставление их друг другу было исключительно важным и принципиальным в то время, когда мы рассматривали объект в качестве чего-то изначально существующего, в виде природы, которая осваивается или охватывается человеческой деятельностью. Объект приписывался нами миру природы, предмет −

миру деятельности. Таким образом, оппозиция предмета и объекта ориентировала нас либо на естественную, «натуралистическую», точку зрения, либо же, наоборот, − на деятельностную.


С тех пор многое изменилось. Мы поняли, что «объект», во всяком случае в подавляющем большинстве наших употреблений этого термина, есть такая же деятельностная конструкция как и все остальное в предмете. Теперь, говоря о том, что дает деятельности природа, мы,

основываясь на категории «форма − материал», говорим уже не об объекте или объектах, а о материале. В противоположность ему объект является

деятельностной конструкцией, это всегда − модель объекта, онтологическая картина объекта, одним словом, − та или иная форма репрезентации его в деятельности.


Поэтому, противопоставление объекта и предмета уже не может выражать собой онтологическое противопоставление природы и деятельности. Само это противопоставление переносится нами внутрь

деятельности, выступает как гносеологическое или логическое противопоставление, как форма фиксации различий в ориентациях внутри деятельности.


Без даты



Традиционное понятие о предмете и предметности предполагает уже бинарное отношение: когда мы говорим о предмете чего-то, то исходим из

изначального расчленения «этого», непосредственно данного, и чего-то другого, что рассматривается как предмет «этой» мысли, «этого» непосредственно данного знания и т.п.


По сути дела, это членение является расширением и обобщением традиционного членения предложения, высказывания или мысли на субъект и предикат; трактуется ли это отношение как нечто «внешнее» для предложения, высказывания, мысли и т.п., или как «внутреннее» для них − аспект, хотя и очень важный, но вторичный для этого членения и развертывающийся в его рамках; он может сильно видоизменить и деформировать трактовку предмета и характеристики, но все равно будет сохранять это исходное расчленение (см. Брэдли и Бозанкет).


Когда это членение рассматривалось и трактовалось в качестве внутреннего для высказывания, мысли, знания и т.п., то оно потребовало новой категориальной оппозиции, объясняющей возможность такой трактовки <это очень тонкое место>; и тогда здесь была использована категория формы и

содержания для фиксации отношения выражения или обозначения.


«Предмет» оказался включенным в структуру высказывания, мысли, а в пределе − даже в структуру предложения. Сложилось представление о том, что мы называем

«предметом мысли», «предметом высказывания», «предметом знания» и т.п. Но именно последнее заставляло отказываться от такой трактовки.


Итак, сформировалась эта оппозиция, близкая к парадоксальной (квазипарадоксальная ситуация):

1) предмет мысли, высказывания, знания и т.п. рассматривался как лежащий вне мысли, высказывания, знания и т.п. и

2) предмет рассматривался как лежащий «внутри» мысли, внутри высказывания и даже внутри предложения.

И именно этот парадокс предстояло решить всякой

концепции, которая хотела бы сделать шаг вперед в развитии всех этих представлений.


Но для этого надо было построить новую модель рассматриваемого объекта − акта речи-мысли (или рече-мыслительного акта), но это не удавалось сделать из-за отсутствия необходимых средств и, в частности, из-за отсутствия языка таких изображений, которые совместили бы в себе оба эти момента.

<пример с головоломкой на 4 спички> У лингвистов всегда не хватало «слов» [пример с Э.Бенвенистом].


Эта квазипарадоксальная ситуация привела к тому, что каждое из этих отношений стало рассматриваться в особом научном предмете и знания, полученные в каждом из этих предметов, не могли быть соотнесены и связаны со знаниями из других предметов

(как я это описывал в статьях о «параллелизме», но все это должно быть продолжено и развито).


По сути дела, я утверждаю, во-первых, что этот парадокс не решен до сих пор и, во-вторых, что для решения его необходимы новые

категории мышления: во-первых, категория системы и, во-вторых, категория деятельности.


Эти общие утверждения могут формулироваться в более узком и более частном виде: например, что не было двумерного языка структурных изображений, не были разработаны принципы анализа связей, принципы структурно-функционального анализа, принципы процессуального анализа, не различались в достаточной мере функции и материал (соответственно, ⎯ функциональные свойства и свойства материала, или материальные свойства) и т.д., и т.п. (см. [ ] [ ] [ ]).


По сути дела, этот момент ⎯ отсутствие необходимого языка − отмечается как в косвенной, так и в прямой форме многими исследователями (см. [ ] [ ]). Но все это, как я уже отмечал, − лишь весьма

одностороннее и неполное схватывание и представление проблемы.


А общая формулировка ее состоит в том, что отсутствовал не просто метод, адекватный проблеме, а не было значительно большего и куда более принципиального − мыслительной категории, которая могла бы схватить и выразить все стороны и все аспекты этой проблемы и дать необходимое средство синтеза всех уже выделенных и зафиксированных сторон и моментов объекта.


Отсутствие средств синтеза, т.е. соответствующих мыслительных категорий, вело к тому, что продолжали углубляться и развиваться аналитические направления, и чем рафинированнее становилось каждое из них, тем более сложной становилась проблема синтеза.


Ибо всякое аналитическое направление берет явления все же в целом и создает понятийные компенсации разного рода для представления оставляемых в стороне и не описываемых специально моментов, а поэтому каждое изображение является не изображением части явления, а изображением всего явления с определенной частной точки зрения, т.е. частной проекции объекта в целом, и чтобы теперь совместить и соединить эти представления друг с другом, нужно каждое из них тщательно очищать от всех этих необходимых, но не объективируемых понятийных наслоений − связочных, буферных, компенсирующих, дополняющих и т.п. элементов (см. [ ] [ ] [ ]).


Итак, задача состояла в том, чтобы построить такое изображение речи-мысли, в котором бы оба эти представления были сняты и синтезированы.

Каким же образом <по этапам> мы решали эту задачу.


объект мысли или объект знания отождествляется с объектом познавательного оперирования, который включается в структуру мысли и структуру знания:

И при этом объект вместе с приложенной к нему

операцией, или процедурой, отождествляется с содержанием знания или содержанием мысли.


Это были еще весьма <грубые и> примитивные представления, основывавшиеся на многих неоправданных и весьма грубых отождествлениях. Но главное заключалось в том, что были введены первые

системно-структурные представления знаний (и процессов мысли). Благодаря использованию системно-структурных представлений объект, с одной стороны, рассматривался как совершенно автономный и существующий сам по себе, независимо от структуры знания, а с другой стороны, оставаясь таким − автономным и независимым, он включался в структуру знания и рассматривался как ее элемент.


Одновременно было введено представление о предмете и предметности, отделяющее предмет от объекта и знания и, вместе с тем, связывающее их. Утверждалось, что применение операции к объекту выявляет

содержание, что это содержание получает новую форму существования и фиксируется в знаковой форме, что то, что выявлено и фиксировано таким образом, есть «сторона» или «аспект» объекта и что, собственно говоря, объект, включенный таким образом в знание, взятый, следовательно, с одной определенной стороны, дает нам «предмет» или есть «предмет», и что такая трактовка отношения «предмет− объект» точно соответствует марксову пониманию, зафиксированному в тезисах о Л.Фейербахе (см. [ ], [ ], [ ]).


В таком понимании решалась также и проблема содержания в его отношении к знанию, объекту, операциям: содержание было моментом, или аспектом, знания и вне

него не могло существовать − оно фиксировалось в знаковой форме знания и в его связях с объектом и операциями, содержание было операциональным, поскольку оно выделялось или порождалось посредством операций, содержание было объективным, поскольку операции прикладывались непосредственно к объекту (или объектам), а знаковая форма относилась к нему (или к ним).


Но при этом возникла трудность с объяснением существования самого предмета: получалось, что он существует, во-первых, не объективно − только в знании и через

знания (см. [ ]), а во-вторых, неявно − за счет работы сознания человека,

особым образом понимающего и трактующего знаковую форму знания и объект, включенный в знание. И это обстоятельство с самого начала вызвало

критические возражения, хотя не в общей форме, а в их конкретном приложении к речи-языку (см. [ ]).


<Разобрать более подробно и сослаться на мои более поздние трактовки (см. также полемику с А.А.Зиновьевым)>.

Поэтому следующий этап в развитии отношения

«предмет − объект» был связан с обсуждением проблемы существования предмета. Эта проблема была одной из тех, которые привели к идее

деятельности и воспроизводства. <Здесь идея предмета теснейшим образом переплетается

с идеей нормативности>.


В этой проблеме было три вопроса, которые по разному проявили себя в дальнейших обсуждениях и в дальнейшем движении: один из них − в чем именно существует предмет − в объекте или в знаковой форме, другой − в каком пространстве существует предмет, и третий − может ли он получить самостоятельное существование как одно и самостоятельное целое.


Обсуждение первого вопроса приводило к совершенно естественному и закономерному, но переворачивающему все привычные представления результату − что предмет существует как в знаковой форме, так и в объекте, что он не может существовать ни в знаковой форме самой по себе, ни в объекте самом по себе, и из всего этого мог быть только один вывод, что предмет существует в связях и отношениях между объектами и операциями, с одной стороны, и материалом знаков, с другой, т.е. в связях и отношениях между знаковой формой и объективным содержанием, т.е. в структуре и системе того, что мы изобразили как


Так родилось второе, по сути дела, принципиально иное представление предмета. Нетрудно видеть, что появление его было результатом

принципиальной смены той исследовательской позиции, с точки зрения которой велись обсуждение проблемы и весь анализ: поставив вопрос о существовании предмета, мы были

вынуждены выйти с позиции методической рефлексии собственного мышления и перейти в позицию объективации тех различений, которые были сделаны в предыдущей позиции


NB ⎯ Было неясно, к чему (на этой схеме) и как относить

слово «предмет».


По сути дела, таким образом мы превратили структуру

в объект нашей мысли. Это новое понятие предмета было собственно

методологическим: оно связывало объективность и субъективность принципиально иным образом, нежели схема гносеологического отношения «субъект − объект». В потенции оно придавало «предмету» собственно

объективное существование и больше соответствовало марксовым формулировкам о реальности «предмета» <развить>. Я так утверждал (см. [ ]).


Но это − очень тонкое и спорное место, ибо оставался вопрос о том, как вообще могут объективно существовать подобные образования. Мы еще должны были проделать саму объективацию по

всем правилам и нормам, существующим на этот счет. До этого само это различение существовало только в

наших словах и в нашем мышлении с этими схемами и по поводу этих схем, но оно не было объективировано и не было категориальной проработки предмета. Теперь же мы выяснили, что «предмет» существует в связях и отношениях между объективным содержанием и знаковой формой, т.е. как структура (см. [ ], [ ]).


Но все равно оставался общий вопрос: где и как могут существовать подобные объекты − во-первых, объединяющие в себе знаковую форму знания, объект оперирования и само оперирование, а во-вторых − неоднородные и структурные. Ответ на него был дан благодаря разработке и развитию

новых представлений о деятельности и процессах ее воспроизводства (см. [ ], [ ]), а во-вторых ⎯ новых представлений о системах и структурах (см. [ ], [ ]).


По первой линии было установлено, что деятельность в отличие от поведения и действий должна рассматриваться не как эманация индивида − субъекта-деятеля, а как независимая и самостоятельная субстанция. По второй линии...


Таким образом, в конце концов было получено представление, что всякий «предмет» представляет собой определенную организованность деятельности, что как организованность он, с одной стороны, существует только в деятельности и благодаря ее процессам, а с другой − как самостоятельное и автономное целое, фиксируемое в своих элементах и связях в культуре и в социетальных реализациях.


Таким образом, вся проблема предмета и предметов была переведена в новое русло − изучение состава, структуры и форм организации различных предметов в зависимости от строения соответствующих им первичных, т.е. порождающих их, и вторичных, т.е. связанных с их использованием и употреблением, деятельностей (и таким образом круг замкнулся, вернув нас к исходным принципам деятельностного анализа − см. [Щедровицкий, Алексеев 1957 b]).


И дальше речь шла уже либо о новых понятийных и категориальных оппозициях, которые развертывались вокруг понятия «предмета», например, об оппозициях «предмет - знание», «предмет − понятие», «предмет − способ деятельности», «предметная организация и логическая нормировка мышления» и т.д. и т.п., либо уже о конкретном теоретическом описании различных «предметов» − практических, методических, инженерно-конструктивных, научных, проектных, управленческих и т.п.


Но была еще одна линия, еще один момент, который был связан с изменением и развитием представлений об объекте, с одной стороны, в связи с развитым таким образом, как это было выше описано, представлением о «предмете», а с другой стороны − в связи с новыми представлениями о деятельности и существовании в деятельности.


Без даты

<...>


0. Начинать обсуждение приходиться, стоя на позиции логика и тем самым нарушая историческую последовательность. Но это − последнее и наиболее совершенное представление.


1. Если спросить предметника, с чем он имеет дело, то он скажет, что с объектами (см. очень характерное высказывание Клычкова, ср. также с замечаниями В.Смирнова). Но на самом деле он всегда имеет дело только с предметами; это − та реальность, первая и основная реальность в которой он живет.


2. Сопоставление нескольких предметов, замкнутых на одном объекте, дает возможность отделить сам объект - как нечто третье, остающееся всегда неопределенным (см. блестящие рассуждения Гегеля); на разных этапах нашего рассуждения и исследования мы можем приписывать объекту разную структуру (строение).


3. Логики подходили к этой проблеме также и с точки зрения знака и значения. Г.Фреге должен был сочетать в своих воззрениях номинализм с реализмом. Но в дальнейшем формальная логика ухватила и развила

(см. дискуссии начала XX в. − Мурр, Рассел, Витгенштейн и т.д.) лишь номиналистические традиции (возвращение к этой проблематике с 1939⎯1942 гг.: дискуссии по проблеме универсалий).


4. Сопоставление нескольких предметов, взятых как знаковые выражения, позволило различить «значение» и «смысл», «предмет» и «понятие». Но сами эти различения повисали в воздухе, поскольку неясно было, как они относятся друг к другу; нужна была онтологическая картина, объединяющая их, и, соответственно, модель объекта, «сторонами» которого они были.


Именно поэтому у Платона два мира − единичных вещей и идей, которые никак не соотносятся друг с другом. Дискуссии реализма, номинализма и концептуализма брали вопрос с очень странной и смешной стороны. Это была проблема пространственно-временной локализации; проблема существования сводилась к проблеме расположения в пространстве и времени или вещественной выраженности. Отсюда все эти тезисы: in re, независимо от re, до или после re и т.д., и т.п. До последнего времени, в частности, из-за отсутствия

структурного подхода, не удавалось найти модели-конфигуратора для изображения всего этого в единстве.


5. Мы сделали решающий, хотя только первый шаг, введя схему замещения

Это первая и единственная эмпирическая реальность

человеческого мира. Это − то единственное, что действительно существует, в

современном социальном мире; это мировой разум, дух, ноосфера и т.п. Это то, что имеет первое и непосредственное существование для людей, первую экзистенцию.


Так называемые объекты, в частности вещи, существуют внутри предметов как захваченные ими, ассимилированные. Хотя люди непрерывно «извлекают» объекты из

предметов и стараются дать им самостоятельное представление и существование. Но при этом − и это проклятие человеческого духа − они лишь создают новые предметы. Но при этом знаковая форма начинает играть роль самого

объекта (ср. инверсия знаковой формы у М.Розова).


6. Вводя схему замещения − а она предполагает уже совсем иную позицию исследователя, изменение и предмета, и объекта изучения, ⎯ мы начали объяснять с ее помощью те различия в явлениях, которые были зафиксированы в позиции I. (Кое-что мы объяснили, но вместе с тем обнаружилось недостаточность наших схем и необходимость дополнения их.)


7. Исследователь-логик в позиции II употребляет определенный набор терминов-понятий и с их помощью ведет описание своего объекта. Здесь он говорит о предмете, о знаковой форме,

содержании, объекте (оперирования и изучения), операциях. Он говорит о работе исследователя I и о том, с чем тот

имеет дело и что сознает. Возможно, здесь он должен воспользоваться схемой «верстака» и «табло».


8. При этом, исследователь-логик описывает, с одной стороны, с чем имеет дело исследователь и как он имеет дело, а с другой ⎯ как все это выступает для исследователя и как он осознает свою работу.

Интересно, что именно надо конфигурировать на табло,

чтобы можно было объяснить работу человека?


Но вид и форма осознания своей работы (а вместе с тем и ход самой работы) зависят от тех средств сознания и осознания, которые имеет исследователь, а эти средства, в свою очередь, передаются ему логиком. Теперь возникает основной вопрос: должен ли логик

просто передать ему свою терминологию, или же выработать для него иную, специальную терминологию, учитывая различие позиций и связанное с этим различие понятий.

Г.П.Щедровицкий: Заметки о понятиях "объект" и...

Education