Мария БагановаВсемирная история в сплетнях

Издательский текст«Всемирная история в сплетнях»: АСТ, Астрель; М.; 2011ISBN 978-5-17-073508-2, 978-5-271-34734-4

Аннотация

Скандалы. Интриги. Расследования. Эту формулу придумали отнюдь не ушлыежурналисты 21 века. С тех пор как существует человек, существуют и сплетни. И толькос их помощью мы можем по-настоящему узнать Историю. Об этом не пишут в учебниках ине рассказывают документальные фильмы! Официальные версии лживы и скучны. Другоедело сплетни и слухи! У вас есть шанс выяснить, что происходило на самом деле, потомучто все самое интересное о наиболее ярких событиях и знаменитых персонажах собрано вновой книге Марии Багановой.

Мария БагановаВсемирная история в сплетнях

Вступление

Что самое интересное в истории? Планы генеральных сражений илифортификационных сооружений? Экономическая политика римских императоров? Да,наверное, кому-то это по сердцу Но все же куда занимательнее не статистические выкладкии завоевания, а живые люди — наши далекие предки, которые жили своей обыденной,повседневной жизнью, любили, страдали, завидовали друг другу, ссорились, мирились.Правда, тысячелетия назад эта обыденность была совсем иной, современному человеку онабы показалась пугающей или даже непристойной: это и ритуальные убийства царей, ихрамовая проституция в Месопотамии, и узаконенный инцест в Древнем Египте.

В менее отдаленные от нас времена, рассказывая о великих императорах и героях, ихбиографы интересовались не только подвигами — они старательно собирали ивсевозможные анекдоты и слухи, стараясь описать живого человека, а не памятник ему.

Впоследствии эта традиция была утрачена и на смену остроумным и забавным«Пестрым рассказам», «Занимательным историям» пришли напыщенные и фальшивые«Деяния великих мужей». Ходульные пафосные образы заслонили своих реальныхпрототипов.

Гай Юлий Цезарь… Не правда ли, это некто мраморный с лавровым венком на голове?А ведь настоящий Гай из рода Юлиев был страшно небрежен в одежде — он до конца жизнитак и не научился элегантно драпировать тогу. «Плохо подпоясанным юнцом» дразнил егодиктатор Корнелий Сулла, тоже мало напоминавший статую: он страдал неизлечимойкожной болезнью, и все его лицо покрывали прыщи. Непохожи на свои парадные портретыбыли многие монархи средневековой Европы и деятели Нового времени.

Дошедшие до нас письма, записки, мемуары позволяют восстановить их живой облик.Вы хотели бы узнать, откуда Гай Юлий Цезарь брал средства на политическую борьбу

и что за срамные песенки распевали о нем в Риме? Сколько на самом деле было лет«прекрасным дамам», воспетым трубадурами, и почему король Генрих Второй приказалвыслать из Англии одного из этих куртуазных поэтов? Почему одна французская герцогиняносила под платьем медвежью шкуру и зачем английская мать XVIII столетия покупала ваптеке опийную настойку? В учебниках нет ответов на эти вопросы — зато они есть в этойкниге!

Глава 1

Самая-самая-самая древняя цивилизация

Эпоха, о которой пойдет речь, отстоит от нас на многие и многие тысячелетия.Сведения о том времени дошли до нас благодаря каторжной подчас работе археологов,раскопавших древние города, и труду дешифровщиков, сумевших прочесть клинописныенадписи, сделанные на давно забытом языке. Порой им удавалось установить такие вещи,которые считались бы сенсацией, окажись они на страницах сегодняшних газет.

Еще одним источником стали рассказы более поздних греческих авторов, судовольствием смаковавших страшные истории о жестокостях полубезумных восточныхцарей и об изысканных развлечениях их цариц. «Кто бы из поздних поколений знал ораспутной жизни Семирамиды или о безумии Сарданапала… если бы память об этом неоставили сочинители тех времен?» — воскликнул византийский историк ПрокопийКесарийский. Появись эти сочинения в наши дни, их неминуемо отнесли бы к разряду«газетных уток».

Вот и мы с вами в погоне за «жареными фактами» перенесемся в далекую-далекуюдревность.

Древняя Месопотамия

Очень-очень-очень давно, шесть тысяч лет назад, в долину между реками Тигр иЕвфрат пришли люди. Сами они называли себя «черноголовыми», а свою землю — Шумер,поэтому современные ученые стали и народ называть шумерами. Откуда они пришли —никто не знает, но именно эти люди создали первую известную современной наукецивилизацию, выстроили первые, известные ученым города. Урук, Ур, Уруа — их названияимеют общий корень: «Уру» по-шумерски — город. Они не были первыми поселенцами наземле Двуречья, до шумеров там жил народ, не знавший письменности, но оставившийшумерам в наследство своих богов — Нанну, Инанну, Абабу, Анунна, Игиги и других, чьиимена различают по забавно звучащим повторяющимся слогам. Тот народ канул в небытие, ашумеры создали религию и культурные традиции, которые на несколько тысячелетийпережили своих создателей. Образ жизни шумеров сегодня кажется нам странным, дажезловещим, но в то же время не лишенным красоты и мудрости.

Сейчас Месопотамия представляет собой пустыню, но в те далекие времена все былоиначе: это была плодородная равнина, дававшая возможность собирать высокие урожаи ипасти обильные стада. Одно плохо: реки Тигр и Евфрат часто разливались и затапливалицелые деревни. Поэтому у местного населения было два выхода: либо уйти, либо научитьсябороться со стихией.

Шумеры выбрали второй путь: центром любого их города стало высокое ступенчатоестроение, не имевшее внутренних помещений. Называлось оно зиккурат, это название можноперевести как «вершина». Именно на таких искусственных «вершинах» жители и спасалисьот наводнений. Постепенно насыпи становились все выше и выше, их стены оформлялись ввиде ступеней, числом от трех до семи. На вершине зиккурата помещались небольшой храм— святилище местного бога и площадка, с которой жрецы наблюдали за звездами. Иногдаступени зиккурата окрашивались в разные цвета и посвящались планетам (которых шумерызнали целых пять). В его стенах делались ниши — жилища жрецов и служителей, хранилищаглиняных клинописных табличек с архивами, имущества храма и состоятельных горожан.Можно считать эти клети прообразом современных банковских сейфов. Считается, что дажезнаменитая библейская «Вавилонская башня» была именно таким зиккуратом. Именно поописаниям «наследника» Шумера — Вавилона, существовавшего двумя тысячелетиямипозже, — мы сейчас можем восстановить многие шумерские обычаи.

Пересказал Геродот:

«В середине каждой части города воздвигнуто здание. В одной части — царскийдворец, окруженный огромной и крепкой стеной; в другой — святилище Зевса Белас медными вратами, сохранившимися еще до наших дней. Храмовый священныйучасток — четырехугольный, каждая сторона его длиной в 2 стадии. В серединеэтого храмового священного участка воздвигнута громадная башня, длиной ишириной в 1 стадию. На этой башне стоит вторая, а на ней — еще башня, вобщем восемь башен — одна на другой. Наружная лестница ведет наверх вокругвсех этих башен. На середине лестницы находятся скамьи, должно быть, дляотдыха. На последней башне воздвигнут большой храм. В этом храме стоитбольшое, роскошно убранное ложе и рядом с ним золотой стол. Никакогоизображения божества там, однако, нет. Да и ни один человек не проводит здесьночь, за исключением одной женщины, которую, по словам халдеев, жрецов этогобога, бог выбирает себе из всех местных женщин. Эти жрецы утверждают (я,впрочем, этому не верю), что сам бог иногда посещает храм и проводит ночь наэтом ложе».

Супруга бога и его жрица пользовалась особым почетом и не вступала в сношения сземными мужчинами.

Вокруг зиккурата располагались дома, сложенные из обожженных кирпичей и камня,— это храмы многочисленных богов, жилища царя и знати. В отдалении стоят дома попроще— из кирпичей, высушенных на солнце. Все они без окон, с одной дверью, через которуюможно попасть во внутренний дворик, куда выходят двери жилых комнат для членов семьи.Покойные могли быть зарыты тут же — в центральном дворике (впрочем, иногда ихотносили и на городское кладбище). На крышу такого дома можно было подняться, тамнаходилось нечто вроде балкона или хозяйственного двора. Там шумеры занимались своимиповседневными делами — а дел этих было очень много: они молотили ячмень и полбу,растирали зерно в муку, валяли шерсть, выделывали шкуры, замешивали и лепили глину…Именно глина была основным материалом, из нее делали все — даже ножи и серпы.

Одевались шумеры в шерстяные туники (иногда длинные, до самой земли), плащи иваляные или кожаные сапоги. На голову повязывали тюрбаны. Ткацкого станка шумеры незнали, и одежды их были не ткаными, а валяными, сделанными из тонкого войлока. Войлокиногда окрашивали в темно-фиолетовый и ярко-красный цвета. Это было очень дорого!Лишь самые знатные люди могли позволить себе подобную роскошь.

Женщины вдобавок украшали свои платья бахромой, сделанной из длинных узкихполосок овечьей шкуры.

Еще шумеры любили драгоценности, их носили и мужчины, и женщины:многочисленные бусы, браслеты, крупные серьги, расшитые бусинами накидки, обручи иленты на голову, вернее — на пышный парик.

Особой принадлежностью богатого человека была его личная печать — тяжелыйкаменный цилиндр с особым знаком. Их всегда носили с собой: оттиск печати заменялподпись. Позднее такие знаки стали вырезать на ручках посохов и на перстнях.

Шумерские корабли, связанные из длинных тростниковых стволов, промазанные дляводонепроницаемости природным асфальтом, плавали аж до самой Индии, где тожесуществовала одна из древнейших цивилизаций на Земле! Они везли в далекий порт на рекеИнд овечью шерсть и уже свалянный из нее войлок, асфальт, нефть, битум, а возвращались сгрузом тканей, золота и драгоценных камней.

Шумерские мудрецы производили сложнейшие вычисления и наблюдали движениепланет, строители возводили огромные ступенчатые зиккураты, врачи знали целебныесвойства трав, поэты слагали гимны богам, а жрецы проводили кровавыежертвоприношения. Причем жрецами, поэтами и строителями были одни и те же люди.

Они много знали, много понимали, умели тонко чувствовать, понимать красоту, слагатьзвучные стихи, передавать музыкальную гармонию, создавать изящнейшие украшения… Ихмир был богат и красочен, однако лишен одного ставшего привычным современномучеловеку понятия — представления о добре и зле.

Если вообразить, что некий современный моралист перенесся бы на тысячелетия назади принялся бы убеждать древнего шумера в том, что убивать или грабить нехорошо, тот,скорее всего, его бы не понял.

— Почему нехорошо? Разве я оскорблю этим какого-то бога? — вероятно, спросил быон.

Боги были для них не отвлеченными образами, а вполне реальными, конкретнымисуществами, наделенными индивидуальностью. Они могли наградить смертного, но могли ижестоко отомстить. Власть богов не была абсолютной: хитрый и сильный смертный героймог стравить их между собой, сразиться с некоторыми из них или с их посланниками. А моги заслужить от конкретного божества особые милости.

Люди знали богов, которые либо определяли правильный мировой порядок, либопротиводействовали ему. Именно эти понятия составляли основу их морали. Сила означалаправо, человеческая жизнь не стоила почти ничего.

По представлениям шумеров, в давние времена, когда еще не было людей, богамприходилось трудиться на себя самим. Они изнемогали от усталости и выбивались из сил.

Наскучив ежедневным трудом, боги решили себе слепить из глины покорных рабов.Поначалу статуэтки выходили кривыми и некрасивыми, потом у богов стало получаться вселучше и лучше. Они вдохнули в эту фигурки жизнь — и мир населился первыми людьми,смысл существования которых был в труде на благо божества.

Не знали шумеры и понятия о каком-то загробном воздаянии за земные поступки. Накакое воздаяние может рассчитывать вышедший из строя инструмент? Разве вы благодаритеза долгую службу сломанный стул? А именно так, по мнению шумеров, боги относились клюдям. Мертвец становится бесполезен и, значит, не нужен богам. Они отправляли мертвыхна свалку — в некий скудный, темный, лишенный растительности мир, расположенный заподземной рекой и отделенный от мира живых семью вратами. Там не было ни света, низелени… ничего, лишь глина для еды и мутная вода для питья. Властвовала там злая ижестокая богиня Эрешкигаль. Лишь жертвы, принесенные при погребении, моглиобеспечить мертвецу более или менее сносную жизнь за гробом. Если покойник имел детей,он мог рассчитывать на постоянные жертвы. Если же он был бездетен или забыт своимипотомками, ему грозила совсем плохая участь: не дождавшись от родных внимания, онвыходил из-под земли и бродил по миру в образе голодного духа. Этот дух приносил вредвсем встреченным им людям, и прогнать его можно было только чтением сложных заговорови выполнением магических процедур. Находил ли бедняга пищу или возвращался в своювечную обитель голодным — никого не заботило. Иными словами, шумеры старалисьпреумножить земное богатство и по возможности унести его с собой в могилу.

В каждом городе был свой особо почитаемый бог: в Уруке почитали любвеобильнуюИнанну, в Ниппуре — «владыку ветра» Энлиля, в Эриду — благосклонного к людям пьяницуЭнки, в городе Уре, расположенном в устье Евфрата, — сына Энлиля, лунного бога НаннуЕго изображали в виде быка с бородой из ценного камня — лазурита. Антагонисткойзлобной Эрешкигаль была ее сестра Инанна — богиня плодородия, кокетливая и наряднаякрасавица, носившая довольно странное на современный взгляд прозвище — «небеснаяблудница»:

«На ее голове — венец Эдена, Шугур.На ее челе — налобная лента „Прелесть чела“.В ее руках — знаки владычества и суда.Ожерелье лазурное обнимает шею.Двойная подвеска украшает груди.Золотые запястья обвивают руки.Прикрыты груди сеткой „Ко мне, мужчина, ко мне“.Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц.Притираньем „Приди, приди“ подведены глаза».

Изображали ее крылатой, со стрелами за спиной и с рыкающим львом у ног. Эталюбвеобильная, своенравная и весьма воинственная дама приходилась дочерью то ливерховному богу Ану, то ли лунному богу Нанне. По современным меркам она вовсе не быладобродетельна: хитра, непостоянна, неверна в любви, мстительна и жестока. Эрешкигальсестру ненавидела: однажды, с помощью какой-то хитрости заманив Инанну в подземныймир, она велела привратнику у каждых из семи ворот требовать с той один из охранительныхамулетов. В итоге бедная Инанна предстала перед сестрой совершенно беззащитной.Воспользовавшись этим, Эрешкигаль убила ее и повесила труп на столбе.

Спас Инанну ее брат — Энки, бог мудрости и воды. Ведь он знал, какими бедамиугрожает земле исчезновение богини плодородия! Энки вылепил из глины двух загадочныхсуществ — Кургарру и Калатурру. Они не были ни мужчинами, ни женщинами, ни людьми,ни животными — и поэтому могли без особого риска войти в мир мертвых и вернутьсяобратно. Получив от Энки «траву жизни», «воду жизни» и соответствующие наставления,эти существа отправились в нижний мир.

Пробравшись по тропам подземного царства, слуги бога мудрости достигли дворцаЭрешкигаль. Та насмешливо заявила им, что они могут забирать труп прекрасной богини.Сняв тело Инанны с крюка, посланцы Энки побрызгали его «водой жизни», посыпали«травой жизни» и воскресили богиню. Но раздосадованная Эрешкигаль послала вследвоскресшей Инанне целую толпу демонов, сославшись на главное правило мира мертвых:никто не может вернуться назад, не предоставив себе замену. Эти демоны должны были илиутащить богиню назад, или забрать того, на кого она укажет.

Инанна обошла всех своих друзей, братьев, сестер и даже любовников — все молили еео пощаде, никто не желал отправляться вместо нее в подземелье Эрешкигаль… И кого жеона выбрала, в конце концов, в качестве жертвы? Собственного мужа — правителя городаУрука по имени Думузи. Бедный Думузи (его имя присутствует в древних списках царей, ион, по всей видимости, реально существовал) был не единственным супругом богини.Правивший в Уре Мес-Анни-Пади тоже именовал себя мужем «небесной блудницы»Инанны. А вот другой легендарный царь шумеров — Гильгамеш — отверг ее божественнуюлюбовь: он вспомнил о тех, кого Инанна любила до него; судьба их чаще всего оказываласьпечальна.

Разгневанная холодностью Гильгамеша, богиня в отместку наслала на его город Урукнебесного быка — чудовище, созданное по ее просьбе богом Ану, отцом Инанны-Иштар.Гильгамеш одолел его и то ли убил, то ли кастрировал. Униженная богиня плодородия,созвав «жриц-блудниц и девок», долго оплакивала гибель быка, а точнее, отрезанныйГильгамешем его «корень».

Как опасно было быть царем в Древнем мире

Пересказал Д.Д. Фрэзер:«В Вавилоне ежегодно справлялся праздник Закеев. …Нa это время господа и слугименялись местами: слуги отдавали приказания, а господа их исполняли.Осужденного на смерть преступника обряжали в царские одежды и сажали натрон: ему позволяли отдавать любые распоряжения, есть и пить за царскимстолом и сожительствовать с наложницами царя. По истечении пяти дней снего срывали пышные одежды, наказывали плетьми и вешали или сажали на кол.Этот обычай можно истолковать просто как мрачную шутку которую сыграли снесчастным преступником участники веселого народного гулянья. Однако такуюинтерпретацию опровергает одно решающее обстоятельство. Мы имеем в видупредоставляемое псевдоцарю право сожительствовать с наложницаминастоящего царя. Достаточно вспомнить, как ревниво оберегает восточный

деспот свой гарем, чтобы не осталось никаких сомнений в том, что вавилонскийцарь никогда и никому тем более осужденному на смерть преступнику не дал быподобного разрешения без очень веских к тому оснований. Основание же моглобыть только одно — осужденного предавали казни вместо царя. А для тогочтобы замена была полноценной, необходимо было дать преступнику в короткийпериод правления насладиться всеми благами царского сана».

Подобные обычаи были широко распространены в Древнем мире, корнями они уходятв незапамятные времена. Слова историка XX века Фрэзера подтверждает древний авторДиодор Сицилийский:

«Из всех обычаев наиболее необычны те, что касаются смерти царя. В Мероэ жрецы,отправляющие культ богов, пользуются неограниченной властью, ибо они могут, если импридет такая мысль в голову, отправить к царю посланца и приказать ему умереть. Ониобъявляют, что такова воля богов и что слабые сыны человеческие не должны презиратьповеление бессмертных. Они приводили и другие причины, воспринимаемые всегда сдоверием простым умом, воспитанным в древних традициях, от которых он не можетосвободиться, и не способным даже найти возражения против столь произвольныхраспоряжений. Таким образом, в предшествовавшие века цари были подчинены жрецам несилою оружия, но под влиянием суеверного страха. Однако во время правления Птолемея IIцарь Эфиопии Эргамен, взращенный в греческой школе и получивший философскоеобразование, первый осмелился не убояться этих предрассудков. Приняв решение,достойное царя, он вместе со своими солдатами проник в золотое святилище эфиопов иперебил всех жрецов. Упразднив этот обычай, он управлял делами по своему желанию».

Древние верили, что царь является существом божественным и от его здоровья и силызависит благосостояние всей страны. Он считался супругом великой Инанны — а этойтемпераментной даме старик был не нужен. Если позволить царю одряхлеть, то и странапридет в упадок: перестанет плодиться скот, поля не дадут урожай, в реках изведется рыба.Поэтому при первых признаках любого недомогания царя предавали смерти. Подобныеобычаи описаны многими историками и этнографами: в странах Африки и Индии онисохранились вплоть до начала XX века. Хорошо еще, если обычай предписывал всего лишьотравить или задушить бедного владыку, но часто их умерщвляли зверскими способами:замуровывали в тесной хижине вдвоем с ни в чем не повинной юной девушкой,становящейся его последней женой; закапывали или сжигали заживо… Еще в начале XXвека в одном из штатов Индии путешественники наблюдали подобный обряд: несчастныйцарек был вынужден кромсать собственное лицо, отрезая нос, уши… пока не потерялсознание от боли и кровопотери.

Рассказал Д. Фрэзер:Во внутреннем части Анголы верховного вождя называли Матиамво. «Один изместных царьков по имени Чалла сообщил участникам португальской экспедиции,каким образом умирает Матиамво. „Наши Матиамво, — сказал Чалла, — обычнолибо погибали на войне, либо умирали насильственной смертью. НынешнемуМатиамво предстоит умереть от руки палача, ибо он уже выпросил себедостаточно долгую жизнь. После вынесении Матиамво смертного приговора мыобычно приглашаем его принять участие в войне с врагами и по такому случаюсопровождаем вместе с семьей на войну. Если он остается цел и невредим, мывновь вступаем в войну и сражаемся три или четыре дня подряд. После этого мынеожиданно оставляем Матиамво с семьей на произвол судьбы. Покинутыйвладыка приказывает воздвигнуть для себя трон и, сев на него, собирает вокругсебя членов своей семьи. Он отдает матери приказ приблизиться, и онастановится перед ним на колени. Он отрубает голову сначала ей, потом поочереди сыновьям, женам и родственникам, а в заключение своей любимой жене

по имени Анакулло. По окончании казни Матиамво в пышном одеянии ожидаетсобственной смерти, которая незамедлительно следует от руки должностноголица, посланного соседями, могущественными вождями Каниквинга и Каника.Этот человек сначала перерубает ноги и руки Матиамво во всех суставах, апотом отрубает ему голову. По совершении казни обезглавливают самого палача.Все вожди удаляются из лагеря, чтобы не присутствовать при казни Матиамво.В мои обязанности входит присутствовать при казни и заметить место, вкотором два великих вождя спрячут останки Матиамво. Эти вожди входят вовладение всей собственностью казненного монарха и его семьи и забирают ее ссобой. Тогда я приступаю к погребению изуродованных останков Матиамво ивозвращаюсь в столицу для того, чтобы провозгласить начало нового правления.После этого я возвращаюсь на место захоронения останков монарха, за сорокрабов выкупаю их вместе со всей собственностью покойного и передаю все этовновь провозглашенному Матиамво. Такой смертью уже умерли многиеМатиамво, не избегнет ее и нынешний“».

Подробнее о великом герое Гильгамеше

Гильгамеш, не пожелавший стать «супругом Инанны», дабы уберечься от столь жуткойучасти, заслуживает более подробного рассказа. Он был могучим воином и царем городаУрука примерно в XXVIII веке до н. э. Эпос о нем — древнейший на Земле! СилаГильгамеша была столь велика, что никто не мог с ним справиться — а нравом этот геройотличался весьма буйным. Чтобы найти на него управу, боги создали получеловека-полузверя Энкиду.

Герои схватываются в битве, но силы их оказываются равными и бой заканчиваетсябратанием. С этого момента Гильгамеш и Энкиду — лучшие друзья и вместе совершаютподвиги.

Но спустя некоторое время Энкиду заболевает и умирает. С этого момента Гильгамешначинает думать о смерти и бояться ее. Он отправляется в путешествие в надежде отыскатьсекрет бессмертия. Долог этот путь, и желаемого рецепта Гильгамеш так и не находит, затовстречает того, кому повезло обрести вечную жизнь. Зовут этого человека Утнапиштим. Этоимя переводится как «Нашедший долгую жизнь»; в более древнем варианте спасшийся носитимя Зиусудра, что означает «Превосходящий мудростью».

Этот герой носил еще одно имя: в Библии его звали Ной, и он был единственным, ктопережил Всемирный потоп.

Маленькое отступление о Всемирном потопе

Рассказ о потопе, включенный в эпос о Гильгамеше, удалось найти при раскопкахбиблиотеки в Ниневии. Собрать воедино, прочитать и перевести найденные таблички сумелангличанин Джордж Смит. Этот человек отдал всю свою жизнь восстановлению древнейпоэмы и умер от холеры в 36 лет во время очередной экспедиции.

Начинается повесть с того, что боги решают уничтожить человечество. Однако один изних — Энки — хочет спасти своего любимого жреца, властителя города ШуруппакаУтнапиштима, и сообщает ему во сне, что тот должен построить корабль и готовиться ксобственному спасению, никому ни о чем не говоря. Утнапиштим, не объясняя причин,приказывает горожанам строить корабль — квадратное в плане сооружение с плоскимднищем площадью в три десятины, шестью палубами, высокими (сто двадцать локтей)бортами и кровлей. На готовый корабль он грузит свое имущество, семью и родичей:

«Нагрузил его всем, что имел я ,Нагрузил его всем, что имел серебра я,

Нагрузил его всем, что имел я злата,Нагрузил его всем, что имел живой я твари,Поднял на корабль всю семью и род мой.Скот степи, зверей степи, всех мастеров я поднял».

И вот налетел ураган и полил дождь, явились бог бури, бог смерти и иные грозныебожества, неся смерть и разрушение. Потоп был столь страшен, что сами боги пришли вужас:

«Иштар кричит, как в муках родов,Госпожа богов, чей прекрасен голос:„Прежние дни обратились в глину,Ибо в совете богов я решила злое,Зачем в совете богов решила я злое,На гибель людей моих я войну решила?Для того ли рожаю я человеков,Чтобы, как рыбий народ, наполняли море!“Ходит ветер шесть дней и ночей,Потоп и буря покрывают Землю.При наступлении дня седьмогоБуря и потоп войну прекратили,Те, что сражались подобно войску.Утих ураган, успокоилось море — потоп прекратился.Я взглянул на море — тишь настала,И все человечество стало глиной!»

Корабль Утнапиштима пристал к маленькому островку — вершине горы Ницир. Черезнесколько дней Утнапиштим выпустил голубя, и тот вернулся. Затем выпустил ласточку, нои она прилетела назад. И только ворон нашел показавшуюся из воды сушу и остался на ней.

Тогда Утнапиштим покинул корабль и принес богам жертвы. «Божества слетелись какмухи на запах принесенных жертв». Верховный бог Энлиль гневался, что люди спаслись,остальные убеждали его в его неправоте. Сдавшись на уговоры, Энлиль благословилУтнапиштима и его жену и, подарив бессмертие, поселил вдали от людей в недоступномместе.

В 1922–1929 годах археологи проводили раскопки на северо-западе Ирака. Это былазначительная экспедиция, руководил которой ученый Леонард Вулли. Помимо него враскопках участвовали жена Вулли — Екатерина, его молодой ассистент Макс Маллоуэн,который именно на раскопках Ура познакомился со своей будущей женой — Агатой Кристи,и знаменитый разведчик и писатель Т.Э. Лоуренс. Кстати, роман Агаты Кристи «Убийство вМесопотамии» описывает именно раскопки города Ура, за исключением самогопреступления, конечно. Но история преподнесла ученым загадки намного более интересные,чем банальный вопрос «кто убийца?».

Однажды Вулли велел рабочим прорыть колодец на максимальную глубину, чтобыопределить, сколько культурных слоев придется обработать.

Рассказал Леонард Вулли:«Мы углубились в нижний слой, состоявший из обычной, столь характерной длянаселенных пунктов смеси мусора, распавшихся необожженных кирпичей, золы,черепков. Примерно в таком же мусоре располагались и гробницы. На глубинеоколо метра внезапно все исчезло: не было больше ни черепков, ни золы, а однитолько речные отложения. Араб-землекоп со дна шахты сказал мне, что он

добрался до чистого слоя почвы, где уже ничего не найдено. И спустился вниз,осмотрел дно шахты и убедился в его правоте, но затем сделал замеры иобнаружил, что „чистая почва“ находится совсем не на той глубине, где ейполагается быть. Поэтому я приказал землекопу опуститься вниз и продолжитьработу. Араб неохотно начал углублять шахту, выбрасывая на поверхностьчистую землю, в которой не было никаких следов человеческой деятельности. Такон прошел еще два с половиной метра, и вдруг появились кремниевые осколки ичерепки расписной посуды…»

Это поставило Вулли в тупик. Почему под таким мощным «стерильным» слоем сновапошли находки? Никто из коллег Вулли тоже не мог ничего сказать.

«Подошла моя жена, и я обратился к ней с тем же вопросом. „Ну конечно же здесьбыл потоп!“ — ответила она, не задумываясь. И это был правильный ответ!»

Вулли вырыл еще несколько шахт в разных местах и в других селениях — и всюдунаходил следы сильнейшего наводнения.

«Мы убедились, что потоп действительно был, и нет нужды доказывать, что именнооб этом потопе идет речь в списке царей, в шумерийской легенде, а следовательно, вВетхом Завете… В Библии говорится, что вода поднялась на 8 м. По-видимому, так оно ибыло. Шумерийская легенда рассказывает, что люди до потопа жили в тростниковыххижинах. Мы нашли эти хижины в Уре и Эль-Убейде. Ной построил свой ковчег из легкогодерева, а затем просмолил его битумом. Как раз в самом верхнем слое наносов мы нашлибольшой ком битума со следами корзины, в которой он хранился. Я сам видел, какприродный битум из месторождений Хит в среднем течении Евфрата грузят в такиекорзины и отправляют вниз по реке…

Большая часть обитателей долины, вероятно, погибла, и лишь немногие пораженныеужасом жители городов дожили до того дня, когда бушующие воды начали наконецотступать от городских стен. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они увиделив этом бедствии Божью кару… И если при этом какому-то семейству удалось на лодкеспастись от наводнившего низменность потопа, его главу, естественно, стали воспеватькак легендарного героя».

Известный французский востоковед Дорм писал: «Теперь совершенно очевидно, чтокатаклизм, как и предполагает Лэнгдон, произошел в 3300 году до Рождества Христова, очем свидетельствуют следы, обнаруженные в Уре и Кише». Современные востоковеды нестоль категоричны в отношении дат. По одним сведениям, потоп произошел в 3183 году дон. э., по другим — в 2370 г. до н. э., но в том, что он был — не сомневается никто.

Кто ты — царица Пуаби? Раскопки Ура

А теперь представьте себе — XXVII век до н. э. Из глинобитного Ура выходитторжественная процессия. Впереди гордо выступают наголо обритые жрецы вторжественных одеяниях — длинных «юбках» из овечьих шкур. Их сопровождаютиграющие на арфах музыканты. Арф четыре; одна, медная, издает басовые звуки, две другие,серебряные, — звуки повыше, а третья, деревянная, — самые высокие. За музыкантами рабынесут носилки, возницы правят повозками, запряженными волами, идет охрана. Оружие иупряжь богато орнаментированы перламутром, синими и красно-коричневыми камнями.

В процессии участвуют знатнейшие люди Ура, нарядные дамы в ярко-красных платьях,соперничающие друг с другой пышностью уборов. На каждой — огромный парик сгигантскими, на ширину плеч, «буклями» по бокам. Эти парики украшены золотымилентами, цепочками с подвесками, изображающими древесные листочки или цветы. Шеи,плечи и руки сплошь покрыты бусами из лазурита и сердолика. Золото и сердоликовые бусыочень дороги, ведь они привезены с полуострова Индостан, а лазурит — из копей Бадахшанав Северном Афганистане.

Во втором ряду — царские служанки в вышитых бисером платьях. Они тоже очень

нарядны, но их украшения — из серебра. Ах, как они сияют на солнце! В руке у каждой изженщин — пустой кубок.

Что же это за праздник?Оказывается, это вовсе не праздник: это похороны! Царица Пуаби1 отправляется в мир

мертвых. Двадцать пять человек сопровождают ее, чтобы служить Пуаби в загробном мире,среди них придворные дамы, певцы, арфисты и воины. Покойница лежит на носилках, ейоколо сорока лет. На ней такой же пышный, как и у прочих женщин, парик со множествомзолотых украшений. Платье расшито зеленоватым амазонитом, темно-синим лазуритом икрасноватым сердоликом, плечи и грудь закрывает накидка, свитая из лазуритовых бус. Вруках покойная тоже держит кубок. Он снабжен тонкой золотой соломинкой.

Музыканты, прекрасные нарядные дамы, воины один за другим спускаются вподземелье, черпают из стоящего посреди зала чана отравленное питье и усаживаются вдольстен. Яд действует быстро: один за другим дамы, воины и музыканты погружаются всмертельный сон. Жрецы закалывают волов, поднимают с пола выпавшие из костенеющихрук кубки и музыкальные инструменты, аккуратно укладывают их на тела. Затем покидаютподземелье, запечатывают двери и совершают первое жертвоприношение — это ритуальнаяпища. Приготовленную трапезу накрывают перевернутым блюдом и закапывают. Жрецыдают приказ рабам забросать погребение щебнем и черепками, затем — землей. И сноважертвы: умерщвленных рабов укладывают поверх могилы царицы и снова забрасываютземлей.

Жрецы совершают последние возлияния (пиво и масла льют в специальные вкопанныев землю глиняные трубки, чтобы они проникли как можно глубже, туда, где находитсяПодземный Мир), читают молитвы…

Ритуал окончен.Экспедиция Вулли нашла несколько похожих захоронений. В каждом из них лежало от

25 до 70 человек. Ни на одной из жертв не было найдено следов насилия, лежали они вспокойных позах. Вероятно, все они были отравлены или одурманены сильным наркотиком.Вполне возможно, что они подчинились своей судьбе добровольно, чтобы продолжать вином мире привычную службу своей госпоже. Во всяком случае, невероятно, чтобы воиныохраны Пуаби и ее придворные женщины в их дорогом убранстве были простыми рабами.

Имя «Пуаби» прочли на массивной каменной печати, найденной в ее гробнице. Такиепечати были обязательной принадлежностью каждого знатного человека, как ужеупоминалось ранее. Ученые до сих пор спорят, кем была эта женщина, похороненная снеобычайной пышностью, — супругой царя или жрицей «эн», делившей ложе с богом. Впользу первой версии говорит то, что под ее могилой была обнаружена еще одна — царяАбарги и шестидесяти четырех его приближенных. В пользу второй — то, что покойницалежала как бы на брачном ложе, и тот факт, что на ее золотых арфах были изображены бык икорова, символы бога Нанны и его жены Нингаль.

Есть еще и третья версия: Пуаби была не настоящей царицей, а временной,заместительницей знатной особы, и она сама, подобно прислужницам, сошла в могилу ещеживой. Об этом обычае стоит рассказать подробнее.

Вспомните, почему Гильгамеш отверг любовь Инанны? Он не позавидовал судьбе еелюбовников. Действительно, она была печальна: супругами богини считались красивыемолодые люди, которых ежегодно приносили ей в жертву на празднике плодородия. Онисчитались богами и некоторое время могли пользоваться большой властью и почетом. Ихокружали многочисленные слуги, не только выполнявшие все приказы юных красавцев, но изорко следившие за тем, чтобы такой «временный царь» не сбежал. По окончании празднествэтих полубогов, «супругов Инанны», торжественно умерщвляли и хоронили в богатыхмогилах.

Боги мужского пола — Нанна, Энлиль, Энки — тоже не довольствовались теми

1 Первоначально Леонард Вулли прочел ее имя как Шуб-ат или Шубад. Ныне этот вариант считаетсянеправильным.

жрицами, что ждали их в храмах на вершинах зиккуратов. Они требовали себе ежегодныхжертвоприношений в виде молодых красивых девушек.

Некоторые ученые предположили, что Пуаби и была одной из таких жертв. Что, как иее прислужницы, эта «царица» спустилась в подземелье живой и послушно выпила яд.

В пользу этой версии свидетельствует то, что имена Пуаби и ее мужа Абарги неупоминаются ни в одном царском списке. Противоречит ей то, что, судя по костям, Пуабибыла довольно зрелой женщиной, а не молоденькой девушкой, которая, по идее, должнабыла полагаться разборчивому божеству.

Экспедиция Вулли совершила еще массу находок, детально изучив Ур. Археологистолкнулись с огромными трудностями: кладбищу, которое раскопал Леонард Вулли, былопочти пять тысяч лет! За минувшие века обратились в прах дерево, кожи и ткани,разрушились кости погребенных, даже бронза и серебро превратились в пыль —зеленоватую и красноватую. Лишь золото по-прежнему сияло ярко. «Золотой сосуд можетбыть сплющен или помят, но все равно он сохраняет свой цвет и фактуру; все детали егоукрашений и особенности обработки так же свежи, как если бы он был только чтоизготовлен», — вспоминал Вулли. Пожалуй, стоит привести целиком довольно длинноеописание того, какого труда стоило реставраторам извлечь прошлое из забвения.

Рассказал Леонард Вулли:«В виде примера приведу одну из двух статуй „козлов-вожаков“ из большой ямы спринесенными в жертву людьми. Она была изготовлена следующим образом.Голова и ноги вырезаны из дерева, лазуритовые рога и вставные глаза прикрепленымедными заклепками, пропущенными сквозь голову; а деревянная основа окованатонким, как лист, золотом, положенным на слой битума. Голова и ногиприделаны к грубо обтесанному деревянному чурбану, которому затем придалиокругленную форму с помощью гипса и толстого слоя битума. Живот козлаприкрывает тонкий лист серебра, а спину и бока — отдельные пряди шерсти,вырезанные по одной из белых раковин и воткнутые в битум. На плечах укрепленытакие же пряди из лазурита. Деревцо перед козлом — тоже деревянное, с тонкойзолотой обшивкой. После того как ствол и ветки были закончены, на них укрепилицветы и листья из двойного золота.Мы нашли обе статуи в самом плачевном состоянии. Дерево обратилось в ничто,битум — в сухой порошок, гипс раскрошился неправильными кусками. Одна изфигур упала на бок и была совершенно расплющена, так что раковиныпротивоположных боков соприкасались между собой. Под тяжестью землискульптура превратилась почти в силуэт. Вторая фигура, стоявшая прямо,сохранила некоторую объемность, но была приплюснута, ноги ее отвалились оттела и тоже были смяты и скручены. Детали из раковин и лазурита держалисьна месте только благодаря окружающей земле. Если бы мы ее сдвинули, мыпотеряли бы возможность реставрировать фигуру. Поэтому мы укрепили еебольшим количеством растопленного воска, наложили на выступающие частигорячие провощенные полосы муслина и, только как следует запеленав козла,словно мумию, извлекли его на поверхность.Теперь можно было приступить к реставрации. Для этого мы сначала слегканагрели восковые пелены на боках, развели бока в стороны и вычистили изнутривсю грязь. Затем залили и залепили фигуру изнутри воском с тряпками, а потомсняли внешние пелены. Осторожно подогревая фигуру мы придали ейпервоначальную форму не сдвинув с места ни одной инкрустированной прядикозлиной шерсти, которая теперь плотно держалась на внутреннем слое воска.Нам очень помогло то, что серебряная обшивка на животе козла рассыпалась впрах, открыв сравнительно большое отверстие, обеспечившее свободный доступвнутрь тела.Мы выпрямили ноги и постарались тонкими инструментами по возможности

выправить изнутри все вмятины. Потом в золотые трубки ног вставили меднуюпроволоку и для прочности залили полости кипящей смесью битума с воском.Больше всего пришлось повозиться с головой. Тонкий золотой лист оказалсяразорванным на восемнадцать совершенно смятых и согнутых маленькихкусочков. Каждый из них нужно было расправить, вернуть ему первоначальныйизгиб, укрепить изнутри, а затем найти соседние фрагменты и соединитьразрозненные обрывки вместе, руководствуясь их рельефом. Это была настоящаяголоволомка в трех измерениях, но постепенно голова козла приобреласвойственную ей форму и характер. Внутрь тела мы вставили мягкое дерево,прикрепив к нему проволокой ноги, закрасили живот козла серебряной краской,которая заменила распавшийся металл, и статуя была восстановлена».

Шумерские пословицы и поговорки

«Не отрубай голову того, у кого она уже отрублена».«Не переспав, не забеременеешь, не поев, не разжиреешь!»«У того, у кого нет ни жены, ни ребенка, нет и кольца в носу!»«Лисица помочилась в море и сказала: „Все море сделала я“».«В Забаламе потонул паром, а в Ларсе подбирают бревна!»«Мой бык тебе молоко принесет!»«Как слон в осевшей лодке!»«Взглянешь мимоходом — он муж, рукою коснешься — сырая глина».«Воин без командира — поле без пахаря!»«Год за годом жую чеснок — ежегодно дерет он мне горло!»

Как месопотамские девушки выходили замуж

Рассказал Страбон:«…Согласно некоему изречению оракула, у всех вавилонянок вошло в обычайвступать в половое общение с чужеземцами, придя в какой-нибудь храмАфродиты в сопровождении множества слуг и толпы народа. Каждая женщинаобвивает себе голову повязкой из веревочного жгута. Подходящий к женщинемужчина отводит ее далеко от священного участка и кладет ей на коленистолько денег; сколько считает справедливым дать. Деньги эти считаютсяпосвящением Афродите».

Греческий автор описал обычай храмовой проституции, согласно которому ни однаженщина не имела права вступить в брак без совершения положенного ритуала, то есть неотдавшись первому встречному в храме богини любви — «небесной блудницы».

Рассказал Геродот:«Самый же позорный обычай у вавилонян вот какой. Каждая вавилонянкаоднажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаватьсячужестранцу. Многие женщины, гордясь своим богатством, считаютнедостойным смешиваться с толпой остальных женщин. Они приезжают взакрытых повозках в сопровождении множества слуг и останавливаются околосвятилища. Большинство же женщин поступает вот как: в священном участкеАфродиты сидит множество женщин с повязками из веревочных жгутов наголове. Одни из них приходят; другие уходят. Прямые проходы разделяют по всемнаправлениям толпу ожидающих женщин. По этим-то проходам ходят

чужеземцы и выбирают себе женщин. Сидящая здесь женщина не можетвозвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньгии не соединится с ней за пределами священного участка. Бросив женщине деньги,он должен только сказать: „Призываю тебя на служение богине Милитте!“Милиттой же ассирийцы называют Афродиту 2. Плата может быть скольугодно малой. Отказываться брать деньги женщине не дозволено, так как деньгиэти священные. Девушка должна идти без отказа за первым человеком, ктобросил ей деньги. После соития, исполнив священный долг богине, она уходитдомой, и затем уже ни за какие деньги не овладеешь ею вторично. Красавицы истатные девушки скоро уходят домой, а безобразным приходится долго ждать,пока они смогут выполнить обычай. И действительно, иные должны оставатьсяв святилище даже по три-четыре года».

Но и после этого «послушания» девицу ждало еще одно испытание — аукцион. Да,именно так: девушек в Древней Месопотамии продавали с публичных торгов, причем закрасивых брали с женихов деньги, а за некрасивых — приплачивали.

«Самый благоразумный обычай, который, как я знаю, бытует также и у иллирийскихэнетов, по моему мнению, у них вот какой. Раз в году в каждом селении обычно делали так:созывали всех девушек, достигших брачного возраста, и собирали в одном месте. Ихобступали толпы юношей, а глашатай заставлял каждую девушку поодиночке вставать, иначиналась продажа невест. Сначала выставляли на продажу самую красивую девушку извсех. Затем, когда ее продавали за большие деньги, глашатай вызывал другую, следующуюпосле нее по красоте (девушки же продавались в замужество). Очень богатые вавилонскиеженихи наперебой старались набавлять цену и покупали наиболее красивых девушек.Женихи же из простонародья, которые вовсе не ценили красоту, брали и некрасивых девиц ив придачу деньги. После распродажи самых красивых девушек глашатай велел встать самойбезобразной девушке или калеке и предлагал взять ее в жены за наименьшую сумму денег,пока ее кто-нибудь не брал с наименьшим приданым. Деньги же выручались от продажикрасивых девушек, и таким образом красавицы выдавали замуж дурнушек и калек. Выдатьже замуж свою дочь за кого хочешь не позволялось, а также нельзя было купленнуюдевушку уводить домой без поручителя. И только, если поручитель установит, чтокупивший девушку действительно желает жить с нею, ее можно было уводить домой. Еслиже кто не сходился со своей девушкой, то по закону требовалось возвращать деньги.Впрочем, женихам можно было являться и из других селений и покупать себе девушек.Этот прекраснейший обычай теперь у них уже не существует».

Первая в мире поэтесса

Шумеры оставили миру многочисленные литературные памятники: это гимны богам,восхваления царей, сказания, плачи… Увы, их авторы нам неизвестны. Не можем мы и точносказать, кем была Пуаби, удостоившаяся столь пышных похорон.

Зато многое мы можем рассказать о женщине, жившей спустя четыреста лет послеПуаби, уже после того как Шумер был завоеван соседями-аккадцами. Звали ее Энхедуанна.Вернее, ее так называли при уважительном обращении. Энхедуанна — не личное имя, этотитул верховной жрицы бога Луны, той самой, что ожидала своего возлюбленного в храмена вершине зиккурата. Перевести его можно как «Жрица украшения небес», т. е. Луны.

Еще нам известно, как она выглядела: сэр Леонард Вулли в 1926 году раскопалполупрозрачный алебастровый диск с изображением на нем жрицы, совершающей обрядритуального возлияния. На обратной стороне диска сохранилась клинописная надпись:«…супруга Нанны дочь Саргона». За четыреста лет мода изменилась, и теперь жителиШумера и Аккада одевались уже не так пышно. В отличие от модницы Пуаби Энхедуанна

2 Геродот и Страбон приводят греческий аналог месопотамской богини. Милитта — одно из воплощенийИнанны или, как ее называли позднее, в вавилонский период, Иштар.

ограничивалась небольшой овальной подвеской на лбу и серьгами в виде полумесяцев. Онаподбирала волосы над ушами, переплетя их золотой ленточкой, и закалывала надо лбомплоскими локонами. А вот платье осталось такое же — длинное и украшенное бахромой изовечьей шерсти. Могилы самой Энхедуанны Вулли не нашел, зато раскопал захоронения ееписца, парикмахера и управляющего.

Но не происхождение, не высокая должность делают эту женщину уникальной.Энхедуанна — первая известная нам поэтесса на Земле. Гимны богам слагали и до нее — ноих авторы нам неизвестны. Стихи Энхедуанны — первые подписанные, не анонимныепоэтические произведения в истории человечества, и написаны они были в двадцать третьем,возможно даже в XXIV веке до н. э.!

Некоторые исследователи, восхищенные талантом и личностью Энхедуанны, пытаютсяприписать ей создание и знаменитых «Илиады» и «Одиссеи». Они основываются на крайнеподробных описаниях домашнего быта в «Одиссее», в тексте приведены многие детали,которые могла знать только женщина. Однако большинство ученых относят творчествоГомера к VIII веку до н. э. Греческий поэт жил на полтора тысячелетия позже Энхедуанны.Существует легенда, что источником вдохновения для Гомера явились поэмы некойФантасии — египтянки из города Мемфиса. О ней упоминали некоторые древние исредневековые авторы; епископ Евстафий Солунский утверждал, что Фантасия быладочерью Никарха из Мемфиса, женой Разума и прислужницей Мудрости. Она отличаласьпоэтическим дарованием и написала поэмы о Троянской войне и путешествии Одиссея,вложив книги в храм Гефеста в Мемфисе. Затем Гомер навестил святилище, убедил жрецовсделать для него список рукописей, которые он использовал в своей работе над «Илиадой» и«Одиссеей».

Сторонники этой мифической поэтессы считают, что она могла быть жрицей Исиды, аее имя происходит от слова «Phant», что значит «жрец». Делались попытки сопоставитьФантасию с Энхедуанной: ведь египетская Исида — прямая наследница Инанны-Иштар, аЕгипет не так уж далеко от Месопотамии; но не совпадает хронология. МифическаяФантасия жила в XII–XIII веках до н. э., то есть на тысячу лет позже Энхедуанны.

Месопотамская поэтесса была дочерью Саргона Древнего, или Саргона Аккадского —значит, семиткой, а не шумеркой по происхождению (древних аккадцев относят к семитскимплеменам). Ее отец писал о себе «мать моя была жрицей, отца я не знал». По всей видимости,он был сыном одной из девушек, пришедших служить у храма — Инанны — Иштар-Милитты. Она не происходила из знатной или богатой семьи и не имела средств самавоспитать сына, а потому точно так же, как героиня намного более поздней легенды орождении Моисея, положила младенца в корзину, накрыла листьями и пустила по воде.Мальчика нашел водонос и вырастил, как своего.

Согласно «Царскому списку» Саргон в юности служил садовником в храме Инанны, апотом — чашеносцем у царя города Киша. Этот царь воевал с правителем города Уммы ипроиграл в битве, возможно, даже погиб в бою. Освободившийся престол захватил Саргон —«по особой милости Инанны». Как это произошло, мы точно не знаем; вероятно, Саргонуспешно действовал на поле брани, и царем его провозгласило войско. Он действительнобыл прекрасным полководцем и одерживал победу за победой. Вскоре он подчинил себе всеСеверное Междуречье. Город Аккад он сделал столицей нового царства, которое поназванию столицы стало называться Аккадом.

В течение нескольких следующих лет он покорил юг страны и стал называться «царемШумера и Аккада». Согласно легенде Саргон был долгожителем — он прожил более ста лет.

Энхедуанна унаследовала многие таланты своего отца: сильный властный характер,умение красиво говорить, подчинять себе людей. Она получила хорошее образование иоказалась талантливой поэтессой, причем писала не на родном — аккадском, считавшемсяпростонародным, — а на изысканном шумерском, языке ученых и жрецов.

Перу Энхедуанны принадлежат 42 гимна, воспевающих всех божеств Шумера иАккада. Они написаны в самые первые годы ее пребывания в должности жрицы. Гимны

выстроены строго по иерархии: сначала прославляются верховные боги, затем — боги ибогини второго ранга, потом — божества мелких городов.

Инанна, впоследствии считавшаяся покровительницей Саргона и его детей и ставшаялюбимой богиней Энхедуанны, в этом цикле еще оказалась в числе богов второстепенных.Именно поэтому ученые и относят этот цикл к раннему творчеству поэтессы. Напиши онаэтот цикл двадцатью годами позже — Инанна, без сомнения, стояла бы на первом месте,ведь именно ей посвящена самая знаменитая поэма Энхедуанны — «Нин-ме-шарра»3 —«Чествование Инанны». С ее созданием связана весьма драматическая история.

Энхедуанна прожила долгую жизнь и оставалась на своем посту даже в правлениесвоего племянника Нарам — Суэна, который был третьим царем после Саргона.Предыстория его восшествия на престол достаточно интересна. После смерти Саргона властьперешла к его старшему сыну. Он правил почти десять лет, но в итоге был убитзаговорщиками. К царю запрещалось входить с оружием, но изменники забили правителянасмерть тяжелыми каменными печатями, подобными той, что нашли в захоронении Пуаби.После его гибели трон достался младшему сыну Саргона, но и он тоже был убит! Престолунаследовал его сын Нарам-Суэн. Но сесть на трон — это одно, а удержать его — совсемдругое. Тем более новый царь был очень молод. В стране вновь началась смута: правительУра провозгласил свой город отделившимся от Аккада и объявил себя царем. Свои действияэтот самозваный царь мотивировал «личным решением бога Нанны», якобы своей властьюпоставившего его во главе города. Выступая от имени Нанны, бунтовщик ополчился набогов — покровителей династии Аккада — Инанну и ее отца Ана. Энхедуанна, имевшаясвященное заступничество обоих божеств, не признала власть самозванца, оказаласопротивление и была изгнана из храма восставшими. В отчаянии жрица и дочь Саргонавоззвала к своей госпоже Инанне с мольбой о помощи:

«Госпожа сильная, краше ясного дня,Жена праведная, одетая в сияниеИ дивно украшенная,Небом и Землей возлюбленная,Облеченная истинной властью,Знакомая с таинствами,Семь стрел в руке держащая!..Подобно дракону, смерть на чужую землю ты насылаешь!Коли вскрикнешь ты — хлеба увядают,Гнев твой подобен потопу,Инанна, ты — первая в Небе и на Земле!..Выше самых высоких скал ты взлетаешь, от демона бурикрыло получившая,Любимица Энлиля, воспаряешь ты над Страной!О моя госпожа! Перед тобой и горы склоняются».

Далее следовало описание, как жрица, взяв корзину для жертвоприношений,отправилась поклониться своей госпоже, но была жестоко обижена самозванцем: ее голову иплечи опалило жестокое солнце, рот наполнился песком, а дары, предназначавшиеся богине,были вышвырнуты наземь. О заступничестве просила свою госпожу Энхедуанна и осправедливости.

Молитва возымела действие: по преданию, Инанна послала Нарам-Суэну девять победи сама незримо присутствовала в рядах аккадцев. Молодой царь смог вновь объединитьстрану, Энхедуанна была восстановлена в своей должности, а Инанна с тех пор считаласьпокровительницей правящей династии.

3 Нин — по-аккадски означает «госпожа», современные Нины и Наины могут гордиться: их имя — одно изсамых древних на Земле.

Падение Шумера. Плач о разрушении шумерских городов

Шумер и Аккад процветали долгие века, но потом внезапно эта культура погибла ибыла почти полностью забыта. Нам известно, когда это произошло — примерно в конце XXIвека до н. э., но что именно случилось, остается загадкой. Расшифрованные учеными«Плачи» о гибели городов описывают чудовищную картину:

«Страшный вихрь обрушился с неба…Ураган, уничтожающий землю…Злой ветер, подобный бушующему потоку…Всесокрушающий ураган, вместе с испепеляющим жаром…Днем земля была лишена яркого солнца, вечером на небе несияли звезды…Устрашенные люди еле могли дышать;Злой ветер зажимал их в тиски, не давал им дожить до

следующего дня…Губы окрашивались кровью, головы тонули в крови…Лица становились бледными от злого ветра.От этого города обезлюдели, дома опустели;в стойле не стало животных, овчарни опустели…В реках Шумера потекла горькая вода,поля поросли сорняками, на пастбищах увядала трава.

… все боги покинули Урук;они держались вдали от него;они укрывались в горах,они бежали в отдаленные равнины».

Традиционно принято считать, что описываемая картина — результат завоеванияШумера и Аккада войсками соседнего Элама, но есть и иное мнение: некоторыеисследователи видят здесь описание страшного природного катаклизма, а иные дажеутверждают, что четыре тысячи лет назад в Месопотамии прогремели ядерные взрывы! Вподтверждение своих слов они указывают, что беда пришла в Шумер с запада, а как раз назападе находится Синайское нагорье, где стояли уничтоженные неведомой силой городаСодом и Гоморра. Путешественники действительно находят черные, словно опаленныестрашнейшим жаром, камни в долине Синая, напоминающие те, что лежат в долине Невады.Ученые не могут объяснить уникально высокое содержание соли в водах Мертвого моря. Ипочему его дно словно покрыто спекшейся коркой? Все это сторонники «ядерной» гипотезысчитают доказательствами своей версии.

Кстати, подобные же предположения можно встретить и в исследованиях причингибели древнеиндийского Мохенджо-Даро, города, с которым активно торговали шумеры.Это богатое и развитое поселение тоже внезапно 3500–4000 лет назад погибло от огромнойсилы взрыва, причем его эпицентр находился в самой середине этого города — в башне, откоторой остался только фундамент.

О чем писали библейские пророки? Наследники шумеров: развратныйВавилон и страшная Ниневия

На опустошенные земли пришел другой народ — ассирийцы. Они основали новыегорода — Ашшур, Арбелу и самые известные — Ниневию и Вавилон. По легенде, первымниневийским царем был Нимрод — правнук Ноя и внук Хама, прекрасный охотник и

жестокий тиран, преследовавший пророка Авраама.Верховным богом теперь стал Мардук — сын отошедшего на покой древнего Энлиля.

Есть сведения, что ему приносили в жертву младенцев — первенцев знатных родов.Главной богиней оставалась Иштар, так теперь именовали древнюю Инанну. Помните,

некогда герой Гильгамеш отверг ее божественную любовь? Теперь богиня стала еще болеежестокой, она принимала любовь земных мужчин в двух вариантах: ее возлюбленных либоубивали, омывая их кровью ее алтарь, либо — кастрировали, принося в жертву богине ихдетородные органы. Ведь прежде чем передать всему миру жизненную энергию, богинисами нуждались в оплодотворении. Евнухами были и жрецы великой Иштар, и ее наследниц— сирийской Астарты из города Иераполиса, Артемиды Эфесской, индийской богиниКали… До нас дошли описания праздников, проводившихся в святилищах этих богинь, инадо добавить, что подобные обряды все еще сохранились в некоторых отдаленных штатахИндии.

Пересказал Д. Фрэзер:«Величайший праздник года приходился на начало весны, когда к святилищу изокрестных районов стягивались огромные толпы людей. Под звуки флейт,барабанный бой и крики евнухов-жрецов, наносивших себе раны ножами,религиозный экстаз, как океанский вал, перекидывался на толпу зрителей, имногие из них совершали такие поступки, каких и не предполагали, когдаотправлялись на праздник. Один за другим они сбрасывали с себя одежды и ссердцем, бешено бьющимся от музыки, с блуждающим от зрелища льющейсякрови взором выпрыгивали из толпы, хватали приготовленные специально дляэтой цели мечи и при всех оскопляли себя. Новопосвященный пробегал через весьгород, держа в руке окровавленный кусок мяса, а потом запускал им в один издомов. Жители дома, удостоившегося такой чести, должны были дать евнухуженское платье и украшения, которые тот носил до конца жизни. После того какрелигиозный экстаз спадал и человек приходил в себя, он, должно быть, всю жизньглубоко раскаивался в своем поступке и горько оплакивал невозвратимуюутрату».

Рассказал Лукиан из Самосаты:«Нашелся человек, который первый принял подобного себе за женщину и путем линасилия или хитрости воспользовался им для удовлетворения своей низменнойстрасти. И два индивидуума одного и того же пола вступили в половое общение, ине стыдились того, что они делали и что позволили над собой делать. Они сеют,так сказать, на бесплодном камне и в награду за каплю удовольствия пожинаютцелое море стыда и несчастий. Некоторые из них доходят до крайней степениозверения, посредством огня удаляют те части, которые делают их мужчинами,и видят в этом высшее торжество сладострастия. Но эти несчастные, желаякак можно дольше оставаться мальчиками, недолго останутся мужчинами;двуполость скоро лишает их основных черт их природы; они, наконец, сами незнают, к какому полу они принадлежат. Сила молодости истощалась у них оченьбыстро, и когда другие считали их еще юношами, они были уже стариками;среднего возраста они вовсе не знали. Сладострастие в одном удовольствииискало другого; толкая людей на все самое позорное и извращенное, оно приводилоих к неслыханным порокам и ни один род разврата не оставался им неизвестным».

Культовая проституция, ранее ограниченная, теперь получила огромноераспространение. Греческие путешественники, оказывавшиеся в Вавилонии, говорили, чтопод видом жертвоприношений в месопотамских городах творился самый настоящий разврат:храмы сделались публичными домами, в которых жрицы Милитты или Астарты играли роль

проституток, а жрецы — роль сутенеров. Храм Милитты в Вавилоне расширилсячрезвычайно. Вблизи него была большая площадь с бассейнами, рощами и садами,считавшаяся священным местом. Именно там и ждали своих случайных любовниковженщины, решившие почтить богиню. Ни Геродот, ни Страбон ничего не говорят о том,какую часть платы, получаемой этими благочестивыми поклонницами Милитты, забиралисебе жрецы, но пророк Барух описывал их как людей, которые «ни от чего не отказываются».

Рассказал римский историк Квинт Курций:«Нельзя себе представить ничего более распутного, чем этот народ; не можетбыть большей утонченности в искусстве утех и сладострастия. Отцы и материмирились с тем, что их дочери за деньги продавали гостям свои ласки, мужьяспокойно относились к проституированию своих жен. Вавилоняне былипогружены в пьянство и во все бесчинства, связанные с этим. Женщины на пирахснимали свои верхние одежды, потом остальное платье, одно за другим, мало-помалу обнажали свое тело и наконец оставались совершенно нагими. И такраспущенно вели себя не публичные женщины, а самые знатные дамы и ихдочери».

Правили этим страшным миром жестокие и безжалостные цари. Своей жестокостьюони гордились, считая ее главной царской добродетелью: «…со всех главарей, которыевосстали, я содрал кожу. Их кожей я покрыл столбы; одних пригвоздил я к стене, другихпосадил на кол…»; «я вырвал языки тех воинов, нахальные уста которых говорили дерзостипротив Ашшура, моего бога, и которые против меня задумали злое… Остальных людейживьем принес я в жертву…»; «точно лев я разъярился, облекся в панцирь и возложил насвою голову боевой шлем… Вражеских воинов я пронзил дротиками и стрелами… Яперерезал им горло, как ягнятам… Их жизнь я оборвал, точно нить…»

Ниневия и Вавилон все время воевали друг с другом. Победила в этой борьбе Ниневия.Ее солдаты уничтожили не только армию вавилонян, не только царя и знать, они перебиливсех жителей города. Улицы были буквально завалены трупами, дома разрушены, храмы ибашни обрушены в канал, соединявший Евфрат с Тигром. Чтобы уж точно никто не выжил,они запрудили Евфрат, и воды этой реки затопили улицы разрушенного города. Но всегоэтого ниневийцам показалось мало: они собрали вавилонскую землю, вывезли ее подальше иразвеяли по ветру.

Ниневию современники ненавидели и восхищались ею, они величали этот город«блудницей прекрасной наружности». Ниневийские дворцы, отражавшиеся в Тигре, быливидны издалека. Столицу окружала большая стена шириной десять метров, а высотойдвадцать четыре метра, с облицовкой из светлого известняка, про которую говорили, что онаодним своим «ужасным сиянием отбрасывает врагов». В ней было проделано пятнадцатьворот. Вокруг стены был ров шириной сорок два метра; около Садовых ворот через него былперекинут каменный мост — настоящее чудо архитектуры того времени.

Правили Ниневией цари — жестокие и коварные. Мало кто из них умирал естественнойсмертью, гораздо чаще — от руки своих же сыновей.

Древние авторы плохо различали сложные восточные имена и смешали ассирийскихтиранов воедино, объединив под именем никогда не существовавшего Сарданапала. Полегенде, этот злодей, совершив ряд кровавых походов против соседних стран и своих жесобственных непокорных провинций, в конце жизни сошел с ума и стал рядиться в женскоеплатье. Он заперся во дворце и проводил время в удовольствиях, полагаясь нателохранителей и крепость стен. В стране вспыхнуло восстание. Столица выдерживала осадуцелых два года, но, в конце концов, город пал, а Сарданапал сжег себя во дворце вместе сженами, фаворитами и несметными сокровищами.

Рассказал Геродот:«Много и других царей правило в Вавилоне, о которых я расскажу в моей историиАссирии. Они еще более укрепили стены города и украсили святилища. Средиэтих-то царей были и две женщины. Старшая по имени Семирамида, котораяцарствовала за пять поколений до младшей, велела построить в долинедостопримечательную плотину. Прежде ведь река обычно при разливах затоплялавсю долину».

Легенда о царице Семирамиде

Древние авторы — Юстин, Ктесий, Диодор Сицилийский — нисколько несомневались, что это необыкновенная женщина существовала на самом деле и жилапримерно в IX веке до н. э. Современные же ученые настроены более скептично и полагаютСемирамиду вымышленным персонажем — слишком уж странные вещи рассказывают о еерождении, жизни и смерти.

Легенда гласит, что некогда рядом с городом Ашкелон было озеро, полное рыбы. Озероэто было посвящено богине Деркет. Вид эта богиня имела весьма странный — человеческуюголову и туловище рыбы. Однажды Деркет поссорилась из-за чего-то с Иштар, и та, чтобыотомстить, наслала на Деркет любовь к простому смертному. Чувство было так сильно, что,забыв обо всем, Деркет превратилась в женщину и отдалась своему возлюбленному. У нееродилась дочь. И тут Деркет почувствовала сильнейший стыд: она — богиня, а полюбилапростого рыбака. Да еще и дитя от него родила! Какой позор! Чтобы скрыть свое падение,Деркет заманила рыбака на озеро и утопила его, а новорожденную девочку бросила на скалев пустыне.

Но младенец не погиб! На той скале гнездилась стая голубей, и они приняли дитя ксебе. Голуби по очереди приносили в клювах молоко и поили им девочку. Так продолжалосьцелый год. Понимая, что им становится все труднее прокормить растущую малышку, голубиподманили к скале царского пастуха по имени Сим и показали ему прелестное дитя.Умилившись, тот забрал девочку себе и вырастил как родную дочь, назвав ее Семирамис, чтопо-сирийски значит «голубка». Иногда это имя транскрибируют как Шамурамат илиШамирам.

Семирамида выросла и стала необычайно прекрасной девушкой; женской прелестьюона превосходила всех своих сверстниц. Ее увидел царский военачальник Оннис и страстновлюбился. Он взял безродную Семирамис в жены, и она родила ему двоих сыновей, Гиапатаи Гидаспа. Но Семирамида была не только красива, она была еще и очень умна, и интересы унее были совсем не женские: больше всего ее увлекало военное дело. Она всюду ездила сосвоим мужем и изучала военную стратегию.

Однажды царь Нин отправился на войну с Бактрией «с 1 700 000 пешими, 210 000всадниками и 10 600 боевыми колесницами». Оннис сопровождал его, Семирамида, какобычно, последовала за мужем. Чтобы уберечься от неприятностей, она одевалась в длинноеплатье, скрывавшее ее фигуру. На голову она накинула покрывало, чтобы спрятать нежнуюкожу от яркого солнца и от нескромных взглядов. По покрою это платье не было нимужским, ни женским: в нем стройную и сильную Семирамиду легко можно было принять заюношу.

Ниневийцы осадили Бактру, но никак не могли взять город. Осажденные отбивали всеатаки. В отчаянии Оннис спросил совета жены. И Семирамида высказала дельную мысль: досих пор ниневийцы старались отыскать наиболее слабые места в городских укреплениях.Бактрианцы именно там собрали всех защитников города и ожидали натиска. Жена Оннисапредложила начать атаку как обычно в привычном месте — чтобы отвлечь бактрианцев. Нобросить туда лишь часть сил. А остальное войско направить на самую высокую частьгородских стен, так как именно это место почти не охраняется.

Оннис пришел в восторг от плана супруги, он применил его на практике и добилсяуспеха. Бактра пала.

Царь Нин был очень доволен. А Оннис, не в силах скрыть своего восхищения супругой,взял да и похвалился умом и талантами своей жены. Нин захотел увидеть Семирамиду. аувидев — потребовал, чтобы Оннис отдал ее ему. Оннис не согласился, и Нин страшноразозлился. Теперь уже не милости, а страшную казнь пообещал он своему военачальнику.Напрасно тот просил о пощаде, предлагая вместо жены в жены Нину свою дочь — тот былнеумолим. В отчаянии Оннис покончил с собой. Так Семирамида стала царицей.

Нин безумно любил свою жену и во всем ей потакал. Когда Семирамида родила емусына Ниния, эта страсть еще более усилилась. А вот сама царица испытывала совсем иныечувства…

Однажды ослепленный любовью Нин спросил, какой бы подарок она желала.Семирамида попросила уступить ей на день царскую власть. Нин согласился. Он передалжене мантию и другие атрибуты владыки, и Семирамида села на трон. Первые ее приказыбыли невинны и безобидны. Когда же она почувствовала, что слуги безропотно ееслушаются, то отдала повеление, ради которого и затевалась вся эта авантюра: онараспорядилась убить Нина. И приказ этот был выполнен. Так Семирамида захватила власть.Она приказала с почестями похоронить незадачливого Нина, воздвигнув над егоусыпальницей огромный холм.

Правила она долго и успешно, вела многочисленные войны, возводила храмы.Считается, что именно Семирамида основала города Вавилон и Экбатану, что она осушилавокруг города болота, а в самом городе построила величественный храм богу Бэлу с башней,«которая была необычайно высокой, и халдеи там наблюдали восход и закат звезд, ибо дляэтого подобное сооружение было самым подходящим». Самым знаменитым ее сооружениемявлялись «висячие сады» — то есть сады, разбитые на ступенях огромного зиккурата. Вода кним подавалась с помощью специальных труб и насосов, приводимых в действие рабами.Экспедиция Вулли действительно нашла остатки этих труб и чудом сохранившиесяотпечатки древесных листьев и веток, свидетельствующие о том, что «висячие сады» — невыдумка.

Древние авторы упоминают о многочисленных статуях Семирамиды и о том, что нафресках ее часто изображали верхом на лошади. Она сама возглавляла свои войска, ведязавоевательные походы в Мидии, Ливии, Персии, Египте и даже в Индии. Увы, там ее ждаланеудача: войско стала косить лихорадка и царица была вынуждена отступить.

Некоторые авторы, описывая эту царицу, упоминают не только ее ум и храбрость, ониподчеркивают и то, что пока Семирамида была молода, она не отказывала себе и в плотскихудовольствиях, устраивая настоящие оргии.

Но молодость и красота уходят, страсти остывают, и вот однажды Семирамидаощутила, что очень устала и хочет вернуться домой. Увы, ее ждало большое разочарование:ее сын Ниний, пользуясь долгим отсутствием матери, объявил себя царем. Он не желалделиться властью и подослал к Семирамиде убийц. По легенде, ей удалось избегнуть смерти.Осознав, что ее земные дела закончены, Семирамида передала власть сыну, а сама,обратившись в голубку, вылетела в окно и исчезла.

Порой можно прочесть, что Семирамида изменила течение Евфрата, чтобы увеличитьплощадь орошаемых земель. Однако это не так! Эти мелиорационные меры осуществиладругая вавилонская царица — Нитокрис, египтянка по происхождению: «…она изменилатечение реки Евфрат, который протекал раньше прямо через середину города. Для этогоНитокрис велела прокопать канал выше города, и таким образом река стала настолькоизвилистой, что, например, мимо одного селения в Ассирии она протекала трижды…»

Согласно легенде Нитокрис была женой знаменитого безумного царя Навуходоносораи матерью не менее знаменитого Валтасара. Жила она в VI веке до н. э., то есть на пятьсотлет позже Семирамиды.

Геродот рассказывает о Нитокрис:«Эта же царица обманула потомство вот какой хитростью. Она повелелавоздвигнуть себе гробницу над воротами в самом оживленном месте города(гробница находилась непосредственно над самими воротами) и вырезать на нейнадпись, гласящую вот что: „Если кто-нибудь из вавилонских царей после менябудет иметь нужду в деньгах, то пусть откроет эту гробницу и возьмет сколькопожелает денег. Однако без нужды пусть напрасно не открывает ее. Но лучшебы вовсе не открывать гробницы“. Так эта гробница оставалась нетронутой,пока вавилонское царство не перешло к Дарию. Дарию казалось даже странным,почему он не воспользовался этой гробницей над воротами, хотя там лежатсокровища, которые к тому же как бы сами приглашают завладеть ими. Царь,однако, не захотел пройти через эти ворота, потому что над головой у негооказался бы мертвец. Открыв же гробницу, он не нашел там никаких сокровищ, атолько покойника и вот такую надпись: „Если бы ты не был столь жадным, тоне разорял бы гробниц покойников“. Вот что рассказывают об этой царице».

Библейские пророки называли Ниневию «блудницей приятной наружности»,«кровавым городом». Пророки Исайя и Иеремия рассказывали о своих видениях —пугающих картинах грядущего разрушения «красы царств», «гордости халдеев»: это царство«будет ниспровержено Богом, как Содом и Гоморра» так, что «шакалы будут выть в чертогахи гиены в увеселительных домах». Так оно и случилось.

Пророк Наум:«Горе городу кровей! весь он полон обмана и убийства; не прекращается в немграбительство. Слышны хлопанье бича и стук крутящихся колес; ржание коня игрохот скачущей колесницы. Несется конница, сверкает меч и блестят копья;убитых множество и груды трупов: нет конца трупам, спотыкаются о трупыих. Это — за многие блудодеяния развратницы приятной наружности, искусной вчародеянии, которая блудодеяниями своими продает народы и чарованиямисвоими — племена».

Пророк Софония:«И прострет он руку свою на Север, и уничтожит Ассур, и обратит Ниневию вразвалины, в место сухое, как пустыня. И покоиться будут среди нее стада ивсякого рода животные; пеликан и еж будут ночевать в резных украшениях ее;голос их будет раздаваться в окнах, разрушение обнаружится на дверныхстолбах, ибо не станет на них кедровой обшивки. Вот чем будет городторжествующий, живущий беспечно, говорящий в сердце своем: „И — и нетиного, кроме меня“. Как он стал развалиной, логовищем для зверей! Всякий,проходя мимо него, посвищет и махнет рукою».

Глава 2Та-Кемет или Египет

Вспомните древние вавилонские надписи, восхваляющие царей: «Точно лев яразъярился… Я перерезал им горло, как ягнятам…», «Их кожей я покрыл столбы; однихпригвоздил я к стене, других посадил на кол…»

А теперь сравните: «Я творил истину ради ее владыки, я удовлетворял его тем, что онжелает; я говорил истину, я поступал правильно, я говорил хорошее и повторял хорошее…Я рассуждал двух братьев так, чтобы удовлетворить их. Я спасал несчастного от болеесильного, чем он… Я давал хлеб голодному, одеяние нагому. Я перевозил на своей лодке неимеющего ее. Я хоронил не имеющего сына своего. Я делал лодку не имеющему своей лодки.Я почитал отца моего, был нежен к матери моей. Я воспитал детей их».

«…любим я отцом моим, хвалим матерью моей, постоянно любим всеми братьямимоими. Я давал хлеб голодному и одеяние нагому… Я говорил хорошее и повторял желаемое.Никогда я не разбирал дела двух братьев… так, чтобы лишить сына собственности отцаего ».

В знаменитом «Поучении Птахотепа», составленном еще в эпоху Древнего царства,говорится: «Если ты начальник, отдающий распоряжение многим людям, стремись ковсякому добру, чтобы в распоряжениях твоих не было зла. Велика справедливость,устойчиво все отличное».

Разница огромна! А между тем это слова современников древних аккадцев, жившихсовсем недалеко от них — на берегах Нила. Одна эпоха, страны-соседи, а насколько разноемировоззрение! В чем же дело?

Правитель Верхнего Египта Хархуф, из XXIII в. до н. э. объяснил это потомкам: «…яхотел, чтобы было хорошо мне у бога великого ».

Египтянин, живший в III тысячелетии до н. э., не ожидал от своего посмертия серойуравниловки с мутной водой для питья и глиной для еды, не полагался целиком лишь направильность сотворенных над его могилой обрядов. Этот человек верил, что благополучиеего загробной жизни зависит от тех добрых и злых дел, что он совершил при жизни. Этоизменение верований стало настоящим прорывом в сознании, кардинально изменившимотношения между людьми на много веков вперед. Человек в своих поступках стал учитыватьне только личную выгоду, но и то, что мы теперь называем моральной стороной.

О нет! Не следует делать вывод, что Древний Египет был царством добра исправедливости. Это была жестокая восточная деспотия, воинственная и суровая,беспрестанно воевавшая со своими соседями — нубийцами и эфиопами, жителями странКуш и Мероэ. Фараоны с гордостью писали о своих военных победах, однако сравнитеакценты:

«Вернулось войско благополучно,разорив страну жителей песков.Вернулось войско благополучно,растоптав страну жителей песков.Вернулось войско благополучно,разрушив укрепления ее.Вернулось войско благополучно,срубив смоковницы ее и виноградные лозы.Вернулось войско благополучно,предав огню все дворцы правителей ее.Вернулось войско благополучно,истребив воинство ее — многие десятки тысяч мужей.Вернулось войско благополучно,захватив множество пленников».

Египет представлял собой лишь узкую полоску плодородной земли вдоль великойреки. Древние так и называли свой край — Та-Кемет, «черная земля» в противоположность«красной земле», Та-Дешрет, необозримой пустыне, раскинувшейся справа и слева от рекиХепи, которую мы сейчас именуем Нилом. Истоки его теряются в горах, где в древностиобитали дикие, воинственные и очень жестокие племена эфиопов, нисколько не ценившие

человеческую жизнь и практиковавшие массовые кровавые жертвоприношения.Ниже Нил образовывал широкую равнину, которую ежегодно подтапливал во время

весенних разливов. Здесь были самые плодородные земли. Но египтяне умели доставлятьводу и в более высокие и засушливые места: ее поднимали наверх с помощью шадуфов —приспособлений, напоминающих русский «журавль».

Впадая в Средиземное море, Нил разветвляется на тысячи узких протоков, называемыхдельтой. После постройки Асуанской плотины, полностью нарушившей экологию края, этипротоки загнили, но в древности они были полны жизни: в воде обитали бегемоты,крокодилы и целые стаи рыб, а в прибрежном тростнике гнездились всевозможные птицы.Естественно, что такой благодатный край стал одним из первых очагов цивилизации наЗемле.

Среди историков уже давно ведутся споры о том, какая цивилизация древнее —египетская или шумерская? Каждая из сторон приводит свои веские доказательствадревности той или иной культуры. На самом же деле эти цивилизации примерно одинаковыпо древности: легендарные цари Урука, Киша и Ура были современниками первых фараоновЕгипта.

Около 300-го года до н. э. жрец Манефон написал историю своей страны, разбив ее напериоды — «царства»: Раннее, Древнее, Среднее и Новое. Он перечислил всех правителей,фараонов Египта, реальных и вымышленных, объединив их в династии. На введенную имхронологию ученые опираются до сих пор.

Согласно списку Манефона основателем и объединителем Египта считается фараонМин (Менее) — основоположник Первой Династии, упоминаемый и многими греческимиавторами. Однако сейчас гипотеза о его первенстве оспаривается, и объединение Египтаприписывают фараону Нармеру, правившему перед Мином, или еще более древнему «царюСкорпиону», о котором неизвестно практически ничего. Мина же часто называют сыномНармера и его супруги царицы Нейтхотеп, живших в XXXII веке до н. э.

Нейтхотеп — первая известная ученым женщина в мировой истории! Следом за нейидет ее то ли дочь, то ли внучка, возможно, племянница — царица Мернейт, бывшаярегентшей при своем малолетнем сыне Дене, поэтому она считается первой правившейцарицей в истории. Сохранились ее погребальные комплексы в Абидосе и Саккаре, гдепомимо царицы было захоронено еще около 20 человек. Гробницу предполагаемого мужаМернейт, царя Джера4, тоже окружают могилы — трехсот тридцати восьми слуг иналожниц. Это дает некоторым ученым основание утверждать, что египтяне, как и шумеры,приносили своим почившим правителям человеческие жертвы. Впрочем, вряд ли это так,скорее всего, все те люди умерли своей смертью и были похоронены в почетном месте —рядом со своими правителями.

Дворцы фараонов и дома богатых людей строились из недолговечного материала —высушенного на солнце кирпича, крыши и внутренние перегородки часто былитростниковыми. От них остались лишь груды мусора, но археологам удалось восстановитьмногие детали. Эти жилища были просторны и удобны. Решетчатые окна занавешивалисьяркими шторами для защиты от песчаных бурь. Вокруг дома обязательно устраивалинебольшой сад, где росли виноград, фиговые деревья, пальмы и сикоморы. Благодаря сухомуклимату до нас дошла мебель египтян, живших несколько тысячелетий назад: сундуки,кровати, кресла, тонкой работы с инкрустированными сиденьями и резными ножками. Вмузеях хранятся сосуды из глины, алебастра, порфира, меди или даже золота.

Пища была изобильна и разнообразна, в богатых домах подавали по 10 сортов мяса, 5сортов домашней птицы, 16 сортов хлеба, 6 сортов вина, 4 сорта пива и 11 сортов фруктов. Вте времена в Египте не было ни лошадей, ни верблюдов, но люди уже приручили быков иовец, пахали и мотыжили поля.

Жители Та-Кемет путешествовали по Нилу на довольно больших судах, изготавливалииз меди орудия труда и отливали медные статуи, в изобилии использовали золото и редко —

4 Это древнейшее захоронение спустя тысячелетия считалось у египтян гробницей бога Осириса.

серебро, которое считалось у них более ценным. Они умели получать стекло, котороеиспользовалось как драгоценный камень. В III тысячелетии до н. э. египтяне уже освоилигеометрию и алгебру, умели пользоваться дробями, но при этом они еще не знали колеса ициркуль еще не был изобретен. В качестве материала для письма использовали папирус —разрезанные на полоски и склеенные стебли высокой речной травы вроде осоки.

Египтяне ходили в основном босиком, хотя уже умели выделывать кожу. Они ткалильняные ткани, настолько тонкие, что их можно было принять за шелковые. Этот самыйдорогой сорт льна назывался «царским». Увы, секрет столь искусного ткачества утерян.

Женщины носили элегантные платья «каласирисы», напоминавшие современныесарафаны и красиво облегавшие фигуру. В ходу была и другая одежда с длинными втачнымирукавами. Дамы обильно пользовались косметикой: подводили черным брови, наносили навеки зеленые тени из растертого малахита, подкрашивали губы. А вот пудры египтяне незнали, да она бы и помешала в столь знойном климате. Мужчины одевались проще: внабедренные повязки и широкие воротники, предохранявшие плечи от солнечных ожогов.

Боги Египта

Египтяне считали, что верховный бог Атум, родившийся из мирового хаоса, породилнебо и землю, создал воздух. Бог земли Геб и богиня неба Нут породили остальных божеств— Осириса, Исиду, Сета и Нефтиду. Еще в утробе матери Осирис и Исида полюбили другдруга, а родившись, стали мужем и женой — жениться на собственных сестрах было дляегиптян обычным делом.

Когда Осирис подрос, то он стал справедливо править миром, мудрая колдунья Исидапомогала ему. Сет завидовал брату и однажды из зависти убил его. С этого моментаначинается все самое интересное, а (по современным меркам) порой и непристойное.

Исида разыскала тело мужа и (этот момент в учебниках обычно опускают), с помощьюколдовства вызвав у мертвеца эрекцию, совокупилась с ним и зачала бога Гора. Именно так— от уже мертвого супруга! Это вовсе не было с ее стороны жестом отчаяния: сын долженбыл послужить средством воскрешения убитого мужа.

Сет, догадавшись о замыслах Исиды, снова выкрал труп Осириса, разрубил его накуски и разбросал по всему Египту. Приняв облик простой нищенки, беременная Исидаотправилась в странствие, чтобы собрать эти куски воедино и схорониться самой от злобногоСета. Среди людей, тайно, она родила и вырастила Гора. Все это время миром правил Сет.

Подросший Гор предъявил свои права как наследника Осириса. Но Сет не желалуступать ему правление. Каждый день они ссорились и спорили, а другие боги никак немогли разрешить их спор. Исида пускалась на различные хитрости, чтобы помочь сыну, но иСет не сдавался. Одна из частей этого спора и способ, каким Исида добилась своего,настолько шокируют современных людей, что большинство изданий обычно стараетсяобходить сей щекотливый момент молчанием. Вот что говорит древний папирус:

«И тогда Сет сказал Гору: „Приходи, проведем прекрасный день в моем доме“.И тогда Гор сказал ему: „Согласен я, согласен“. И после того, как пришла пора

вечерняя, постлали для них, и легли они оба. И вот ночью Сет укрепил свой член и направилего между ляжек Гора. И Гор всунул обе свои руки между своих ляжек и принял семя Сета».

Гомосексуальность в Древнем Египте не относилась к тяжким грехам. Однако в КнигеМертвых «Исповеди отрицания грехов» есть упоминание об этом: «Привет, Харфахаэф,выступающий вперед из своей пещеры (из Тапхит-дат), я не совершал действий половойнечистоты, я не мужеложствовал». Но все же эта цитата во второй части Исповеди, значитгрех значительно меньше, чем убийство, грабеж, насилие и прочее.

Подобная связь однако сразу определяла статус партнеров. Отдаться, не уронив своегодостоинства, можно было лишь тому, кто стоит намного выше по социальной лестнице.Именно эту цель — унизить Гора — и преследовал Сет. Однако он не вполне достиг ее: семяпопало Гору лишь на ладонь. Тот немедленно отправился к матери, а та, не мешкая, отсекла

ему испачканную руку в целях очищения и тут же вырастила новую (египетские богиобладали невероятными способностями к регенерации). Но, кроме этого, Исида приняламеры, чтобы в качестве возмездия тайно оплодотворить Сета семенем Гора.

«И тогда Исида пошла с семенем Гора утром в сад Сета и сказала садовнику Сета:„Какую траву ест у тебя здесь Сет?“

И сказал ей садовник: „Не ест Сет никакой травы здесь у меня, кроме латука“.И Исида положила семя Гора на него.И Сет пришел по своему ежедневному обычаю и поел он латука, который он ел

постоянно. И он встал беременным от семени Гора ».Ни о чем не подозревая, Сет объявил остальным богам, что совершил над Гором «дело

победы», а значит, как более сильный, имеет право на власть над миром.«И тогда Гор рассмеялся над ними.И тогда Гор поклялся пред богом, говоря: „Ложь — все, что сказал Сет! Пусть

позовут семя Сета и посмотрим, откуда оно ответит, и пусть позовут мое собственное, ипосмотрим, откуда оно ответит“.

И тогда Тот 5…положил свою руку на руку Гора и сказал: „Выйди вперед, семяСета!“ И оно ответило ему из воды внутри болота.

И тогда Тот положил свою руку на руку Сета и сказал: „Выйди вперед, семя Гора!“И тогда оно сказало ему: „Откуда мне выйти?“И тогда Тот сказал ему: „Выйди из его уха!“И оно сказало ему: „Неужели я выйду из уха его, я — божественное истечение?“И тогда Тот сказал ему: „Выйди через лоб его!“И оно вышло в виде золотого солнца на голове Сета.И тогда Сет весьма разгневался, и он протянул свою руку, чтоб схватить золотое

солнце. И тогда Тот отнял его от него, поставив как украшение на свою голову».И суд богов решил: «Прав Гор и неправ Сет!» И Сет весьма разгневался, и испустил он

великий крик, когда сказали они: «Прав Гор и неправ Сет!».Так Гор получил власть над миром, а Сет стал отверженным богом пустыни. Исида

воскресила своего мужа: она собрала все куски его тела воедино, затем вырвала глаз у Гора(конечно же на месте потерянного глаза у Гора тотчас вырос новый) и вложила его в ротпокойнику. Осирис ожил, но более не мог оставаться в мире живых и стал с тех пор правитьв царстве мертвых.

А Сет с тех пор стал для египтян аналогом дьявола. Местом его обитания считаласьпустыня, а цветом Сета — рыжий, цвет песка в пустыне. Из всех египетских фараонов троепытались сменить культ и поклонялись не Гору,но Сету: Сет Перибсен, Хасехемуи, и первыевожди племени гиксосов, положившего конец Среднему царству. Эти рыжеволосые людипришли из пустыни и избрали своим повелителем отверженного египетского бога.

Имхотеп — первый ученый

«Все на свете боится времени, а время боится пирамид», — говорит восточнаяпословица. Эти величественные строения поражали воображение древних, они восхищают инаших современников. Нам известно имя человека, который возвел самое раннее из этихудивительных сооружений. Зодчий Имхотеп — вот первый ученый, чье имя сохранилаистория.

Архитектор, врач и государственный чиновник, верховный жрец бога Ра в Гелиополе,он заслужил у современников и потомков столь великое уважение, что сам был объявленбогом. Его называли сыном Птаха (покровителя ремесленников), в его честь строилисьхрамы в Карнаке, Саккаре и Мемфисе. Считалось, что именно Имхотеп уточнилпродолжительность календарного года — 365 дней вместо принятых ранее 360.

Греки продолжили культ Имхотепа как бога врачевания, переименовав в Асклепия,5 Бог мудрости.

затем его подхватили римляне, заменившие его имя на «Эскулап». Легенды приписываютАсклепию, то есть Имхотепу, изобретение медицинского зонда, способов очищения желудкаи удаления зубов, а также говорят о том, что именно он первым начал бинтовать раны. Вкопии — «папирусе Эдвина Смита» — до нас дошел фундаментальный медицинский труд,где впервые были определены реальные причины многих болезней.

Настольной книгой оккультистов всех времен стал древнеегипетский трактат «ГермесТрисмегист», посвященный физике, астрономии, а также божественному устройству мира.Он выстроен в форме диалога Гермеса и Асклепия, то есть бога Тота и Имхотепа.

Даже современная эмблема медицины — змея, обвившаяся вокруг посоха или вокругчаши, — связана с именем Имхотепа-Асклепия. По легенде, однажды он шел, опираясь напосох, и вдруг посох обвила змея. Испугавшись, Асклепий убил змею. Но следом появиласьвторая змея, которая несла во рту какую-то траву. Эта трава воскресила убитую. Асклепийзапомнил эту траву и с ее помощью стал воскрешать мертвых.

По греческой легенде, его врачебное искусство возросло до такой степени, что он смогвоскрешать мертвых, и это нарушило земное равновесие. Тогда боги поразили его молнией,отняв земную жизнь, но дали в награду бессмертие как божеству.

Долго время ученые даже не верили в реальность Имхотепа, считая его личностьюлегендарной: уж слишком много заслуг ему приписывалось. Но археологические находкирасставили все по своим местам. В 1928 году в Саккаре было найдено подножие статуиДжосера, на котором было написано: «Имхотеп — хранитель сокровищницы царя НижнегоЕгипта, первый после царя в Верхнем Египте, распорядитель великого дворца, наследникБога, главный жрец Гелиополя, строитель, архитектор, ваятель каменных ваз». За нейпоследовали и другие находки — не легенды, не статуэтки божества, а прижизненныеупоминания о реальном и необыкновенно талантливом человеке, жившем за две с половинойтысячи лет до побед Гая Юлия Цезаря, за две тысячи лет до Сократа и более чем за тысячулет до Троянской войны.

Родился он в середине XVII века до н. э. в царствование фараона Санахта в семьечиновника Канефера. Назвали мальчика Имхотеп, то есть «пришедший в мире». Возможно,ему дали это имя, потому что совсем недавно наконец закончились междоусобные войны,сотрясавшие страну при Хасехемуи — отце Санахта. Тот стремился объединить не толькоВерхний и Нижний Египет, но и царствовать сразу от имени двух богов, непримиримыхврагов — Сета и Гора. Его сын не последовал примеру отца и благоразумно вычеркнул имяСета из своих титулов.

Имя отца Имхотепа нам известно из довольно странного и необычного источника. Поберегам Вади-Хаммамата, правого притока Нила, в древности существовали каменоломни.На окрестных скалах архитекторы и скульпторы, посещавшие это место, часто оставлялисвои надписи. В одной из них, датируемой началом V века до н. э., перечислены известныемастера по камню времен Древнего царства. Первым назван некий Канефер, вторым — егосын Имхотеп. Вот и получается, что величайший ученый древности был незнатногопроисхождения, а искусство обработки камня изучил еще в детстве. Судя по тому, чтовпоследствии Имхотепа называли сыном Пта, можно предположить, что его мать занималадолжность при храме этого бога, пела или танцевала во время религиозных церемоний.

Ремесло скульптора считалось очень почетным и приносило хороший заработок.Каменные вазы, которые изготавливались в мастерской Канефера, потом отправлялись вдома знатных вельмож и даже во дворец фараона. Высекались они из белого алебастра иочень прочного темного диорита. Хороший мастер мог делать их настолько тонкими, чтостенки вазы просвечивали насквозь.

Когда Имхотеп подрос, его отдали в школу. Образование в основном заключалось вобучении письму — сложному иероглифическому, использовавшемуся на обелисках истенах храмов, и более простому, применявшемуся в деловых бумагах, — иератическому.Детей учили связно и доходчиво излагать свои мысли, строить цепь доказательств,прививали им хорошие манеры и моральные правила, многие из которых и по сей день не

потеряли актуальность. «Будь умельцем в речи, дабы ты был силен… сильнее речь, чемлюбое оружие», — говорили египтяне.

Письменность была важной составной частью повседневной жизни: велисьхозяйственные книги, заключались сделки, составлялись отчеты. Не умея писать, нельзябыло рассчитывать на успешную карьеру. Педагогические методы в те времена были простыи безыскусны: «Уши мальчика — на его спине, — говорили учителя. — И он слушает, когдаего бьют». Мальчики подолгу сидели на полу, согнувшись, и выводили на папирусахиероглифы. Много труда и терпения нужно было приложить, чтобы выучить их все — ведьиероглифов было около семисот!

Для большинства египтян образование имело практический смысл. Выучитьиероглифы, стать писцом, продолжить дело отца, заниматься изготовлением каменных ваз истатуй — этого было вполне достаточно, чтобы прожить всю жизнь в достатке и почете.Чего еще мог желать человек? Чистая наука или поиск абстрактной истины относились кобласти магии и были прерогативой жречества, а пробиться в эту касту было очень нелегко,почти невозможно. Недоступность науки для простого смертного, закрытость образованияпревращали жрецов в неких сверхлюдей, возвышали их над остальными. Благодаря знаниямегипетские жрецы подчиняли себе не только невежественных крестьян, но и знатныхвельмож, и даже самих фараонов. Вот почему они ревностно оберегали свою науку, не желаяделиться ею с первым встречным.

Имхотепу пришлось проявить недюжинное упорство, чтобы все-таки добиться своейцели и отправиться в «научный центр» Древнего царства — город Иуну, который позжегреки переименовали в Гелиополь, «город Солнца», выстроенный на холме, откуда, поверованиям египтян, впервые поднялось в небо только что родившееся Солнце — бог Ра.

Но поклонялись здесь не только Солнцу! Здесь процветал культ девяти богов —покровителей разных областей человеческих знаний. Приехав в город Солнца в качествеученика, Имхотеп со временем достиг успехов в науках и занял пост Верховного Жреца Ра— «Великого Ясновидца».

Он был еще совсем молод, когда к власти пришел фараон Нечери-хет, брат Санахта. Вотличие от своего предшественника, это был активный, удачливый и справедливыйправитель: он навел в стране порядок и расширил территорию Египта, завоевав СевернуюНубию и Синайский полуостров. Потомки даже присвоили ему имя Джосер —«Великолепный» или «Святой». Под этим именем он и вошел в историю.

Столицей Египта окончательно стал Мемфис (это название переводится как «Белыестены»). В переездах между Мемфисом и Гелиополем и прошла большая часть жизниИмхотепа.

Молодой, образованный, проницательный и целеустремленный жрец и такой жемолодой, умный и энергичный царь стали соратниками и, возможно, даже близкимидрузьями. Годы правления Джосера были самыми счастливыми и насыщенными в жизнивеликого ученого. Именно при Джосере Имхотеп занял пост главного визиря и наместникана вновь завоеванных территориях. В этой должности он снискал любовь и уважениемногих, сумев справиться с тяжелой засухой, вызванной недостаточными разливами Нила втечение нескольких лет. Эта история запечатлена на знаменитой «стеле голода», найденнойна острове Сехель.

Запасы пищи тогда истощились, и люди болели и умирали от недоедания. ФараонДжосер обратился к своему визирю Имхотепу, повелев ему объяснить причины этогобедствия. Изучив древние тексты, мудрец обнаружил, что в храмах недостаточно ревностноисполнялись священные ритуалы бога Хнума — хранителя Нила, поэтому повелитель водразгневался: он встал обеими ногами в русло реки, преградив поток. Чтобы успокоить гневХнума, было совершено большое жертвоприношение, и разливы Нила обрели былую мощь.Конечно, эта история условна, и принятые властями меры включали не толькожертвоприношения. Учитывая, что речь идет о недостатке воды, а сам Имхотеп былгениальным архитектором и инженером, можно с уверенностью предположить, что им была

спроектирована сеть ирригационных каналов, позволившая справиться с бедствием.Ученый считается автором первых египетских «поучений» — древнейшего

литературного жанра. «Слыхал я слова Имхотепа… Которые у всех на устах…» — пелось впесне, сложенной спустя тысячу лет после смерти мудреца.

Текст этих «Поучений» не сохранился, лишь одна цитата долетела до нас довольнастранным образом: в «Сказке о красноречивом поселянине» времен Среднего царства одиниз персонажей ссылается на общеизвестное «слово бога». Учитывая, что Имхотеп былобожествлен, а его изречения были «у всех на устах», весьма вероятно, что эта цитатапринадлежит именно ему:

«Хорошо, если ты благодетелен. Поистине хорошо, если ты благодетелен. Ведьправда пребывает до века, она нисходит вместе с тем, кто поступает в соответствии сней, в преисподнюю, когда совершается его погребение. И когда он предан земле, его имя неизглаживается на земле: его вспоминают за добрые дела».

В начале статьи уже упоминалось, что Египет был первой страной, где зародилосьпонятие нравственности. Именно религия Египта впервые связала посмертноесуществование человека с его земными делами, а не с общественным положением и не свыполненными над телом обрядами. И безусловно, одни из самых древних формулировокэтих моральных правил были сделаны Имхотепом.

Кроме того, сохранились сочинения его последователей: визира Хуни, Птахотепа,которые, безусловно, подражали ему.

Цитаты из «Поучений Птахотепа».«Ученостью зря не кичись!Не считай, что один ты всеведущ!Не только у мудрых —У неискушенных совета ищи.Искусство не знает предела.Разве может художник достигнуть вершин мастерства?Как изумруд, скрыто под спудом разумное слово,Находишь его между тем у рабыни, что мелет зерно».

«Если ты начальник, отдающий распоряжение многим людям, стремись ковсякому добру чтобы в распоряжениях твоих не было зла. Велика справедливость,устойчиво все отличное ».

Кроме того, Имхотепа египтяне чтили как изобретателя искусства строительства изтесаного камня. Ранее в основном применялся сырцовый кирпич, изготавливаемый из глиныс добавлением соломы, камень шел лишь на отдельные стелы и обелиски, а единственнойкаменной постройкой была погребальная камера Хасехемуи. Имхотеп же возвел архитектуруна совершенно новую ступень, намного опередив свое время. Две тысячи лет спустя зодчиеэпохи Птолемеев, возводя храм Гора в Эдфу, утверждали, что ориентируются насохранившийся план Имхотепа. А по безупречной форме ступеней выстроенной импирамиды можно с уверенностью судить о том, что Имхотепу уже было известнодоказательство теоремы, названном именем математика, жившего намного позже, ноучившегося в Египте, — Пифагора.

До Джосера царей Египта хоронили почти так же, как и всех аристократов, внебольших мастабах — одноэтажных четырехугольных склепах, внутри которых делалосьнечто вроде многокомнатной квартиры для главы семьи, для его супруги, для тех из ихдетей, что не дожили до зрелого возраста. Но зодчий Имхотеп создал для своего правителянечто совершенно новое, возведя дотоле невиданное сооружение — пирамиду.

Археологи и архитекторы уже много раз подетально разобрали план пирамидыДжосера, выявив несколько этапов строительства. Возведена она на идеально выровненном

скальном основании площадью более полутора гектаров и сориентирована по сторонам света— пригодилось отличное знание астрономии. Недостатка в рабочей силе не было, и умениеразрушать твердый камень с помощью огня, воды и диоритовых молотов было уженакоплено. Но как была достигнута идеальная горизонтальная поверхность, ученые спорятдо сих пор, ведь считается, что египтяне не знали такого довольно простого и привычногонынче инструмента, как уровень. Возможно, они использовали воду: ее поверхность строгогоризонтальная. Однако против этого говорит то, что в Саккаре воды нет. Возможно,нивелирование было произведено с помощью треугольника и простого устройства,состоявшего из треноги и грузика, свисающего с ее вершины.

Первоначально гробница фараона была такой же, как у его предшественников, разницазаключалась лишь в том, что строилась она не из кирпича, а из камня. На каменномосновании была возведена обычная мастаба высотой 9 метров со сторонами по 63 метра, подней вырублена шахта глубиной 28 метров, на дне которой была устроена погребальнаякамера. В этом колодце ученые обнаружили множество сосудов из алебастра и обломкифаянсовой плитки, изображавшей звездное небо, некогда она украшала потолок склепа.Аналогичные орнаменты есть и в более поздних пирамидах, но здесь они встречаютсявпервые. В саркофагах сохранились мумии ближайших родственников Джосера, а от негосамого — лишь статуя и кусочек ноги.

На втором этапе строительства гробницу увеличили со всех четырех сторон на 4 метра,так что ее размеры превысили размеры мастаб прежних фараонов. Потом ее удлинили на 10метров в восточном направлении, и она приобрела форму прямоугольника. Возможно,планировалось, что пристройка будет служить молельней. Гробница стала уже огромной померкам того времени, но все равно фараон не чувствовал себя удовлетворенным.

И вот тогда Имхотеп сумел предложить нечто, непохожее на все существовавшие донего постройки. Фактически он изобрел новую архитектурную форму, которую затем напротяжении тысячелетий использовали архитекторы: на крыше получившейся мастабы онвозвел еще три — но меньшего размера общей высотой 40 метров, получив прообразбудущей пирамиды из четырех ступеней.

Получившееся сооружение уже было невиданным не только в Египте, но и во всемДревнем мире, однако Имхотеп на этом не остановился: он приказал эту пирамиду зановорасширить, на этот раз с западной и северной сторон, и, кроме того, добавил еще две ступенинаверху Окончательные размеры основания достигли 125×115 метров, а высота — 61 метр.Всего на строительство ушло примерно 850 000 тонн камня.

Подобного в те времена не строил никто. Пирамиду Джосера называли каменнойлестницей, по которой фараон ушел к своему небесному отцу — богу солнца Ра.

Величественное сооружение с четырех сторон окружал храм, состоящий из небольшихпомещений по числу провинций Египта. В каждом из помещений располагался алтарь бога— покровителя провинции. Когда-то здесь сидели писцы и принимали прошения и жалобыот многочисленных посетителей. Эта система позволила значительно усовершенствоватьделопроизводство.

«Твори справедливое, пока ты на земле пребываешь.Успокаивай плачущего, не мучай вдову не отнимайУ человека имущество его отца и не препятствуйСудьям на их должности».

Колонны, вкопанные в столбы главного коридора, своей формой повторяли пучкитростника, которыми египтяне украшали входы в дома. Полуколонны, украшающие стены,были увенчаны капителями в виде раскрытых цветков лотоса. Исследователи полагают, чтоименно в этом храме проводился знаменитый ритуал Сед.

Как и многие древние народы, египтяне верили, что фараон может достойно управлятьстраной, лишь пока он сам достаточно здоров физически. Чтобы определить, силен ли ещеправитель, спустя тридцать лет после того, как он надел корону, проводился особый ритуал

— «Праздненство Хеб-Сед». «Сед» по-египетски означает «хвост»: на этот праздник царьнадевал особый костюм, украшенный львиным хвостом. Фараон должен был доказыватьсвою мощь, обежав двор храма с царскими регалиями в одной руке и с мечом в другой. Егопреследовали претенденты на престол, также вооруженные мечами. Догнав фараона, ониимели право напасть на него и убить, царь же мог обороняться. Если фараон погибал, то егопреемником по закону становился тот, кому достались знаки царской власти. Изображениетакого ритуального бега есть и на стенах храмов Джосера. Как врач Имхотеп должен былподдерживать здоровье и силы монарха на должном уровне. Жизнь фараона фактическинаходилась в руках Имхотепа.

Сегодня поражает то, как прекрасно сохранилась пирамида, в то время как другиепирамиды в Саккаре фараонов Джедефра и Усеркафа, хоть и были построены позже,превратились в груды камней: кладка не выстояла. Качество строительства уже было не то!

Конечно, фараон Джосер не мог не ценить столь значимого человека. Вероятно, что ондаже породнился с Имхотепом, выдав за него одну из своих дочерей. Об этом говорит титул«наследник Бога», упомянутый на подножии статуи. Так было принято называтьродственников фараона.

Поучительные истории о том, как благодаря своим талантам и усердию скромныйчиновник возвысился настолько, что за него была выдана замуж одна из дочерей илиплемянниц фараона, — были не так уж редки. Они отображены в надписях и барельефах настенах гробниц. Египетские жрецы не давали обетов безбрачия, поэтому логичнопредположить, что и Джосер породнился с талантливым и умным придворным.

После смерти Джосера в 2611 году до н. э. его преемником стал его сын Сехемхет(«Могучий телом»). Имхотеп создал проект пирамиды и для него и даже началстроительство. Было возведено основание — первая ступень, более мощная, чем у пирамидыДжосера. Замысел был грандиозным… но работы внезапно оборвались. Процарствовавнеполных семь лет, Сехемхет погиб, вероятнее всего, был убит на празднике Хеб-Сед, таккак заупокойные статуи изображают его именно в этих одеждах — с львиным хвостом6.Недостроенная пирамида была полностью занесена песком. За ней так и закрепилосьназвание «Погребенная пирамида». Мумии Сехемхета не нашли.

Точная дата и обстоятельства смерти Имхотепа неизвестны.Как бы то ни было, память о себе Имхотеп оставил самую добрую: в каждом доме на

алтаре обязательно располагалась фигурка бога Имхотепа-Асклепия. Изображали его всегдаодинаково, в виде сидящего моложавого стройного человека с гармоничным лицом ибольшими выразительными глазами, держащего на коленях развернутый свиток.

Писцы Среднего и Нового царств считали его своим покровителем и каждый раз передначалом работы совершали ему возлияние из сосуда с водой. Имхотеп был постояннымперсонажем древнеегипетских театральных представлений о богах — мистерий. Егоназывали сыном Пта и богини Сохмет, иногда отождествляя с богом Тотом — покровителемнауки и знаний.

На протяжении веков в его храмы стекались толпы больных, и многие действительнополучали исцеления. Но жрецы Имхотепа не требовали ценных подношений, достаточнобыло принести тушку ибиса, священной птицы бога Тота, или петуха. Если не хватало денегна живого — сходил вылепленный из глины. Впрочем. Имхотеп лечил и бесплатно:достаточно было просто заночевать в его храме близ Мемфиса.

Мечтой многих археологов было отыскать гробницу этого великого человека. По всемрасчетам и правилам он должен был быть похоронен недалеко от пирамиды Джосера.

И вот однажды показалось, что удача близка: ученые обнаружили целый лабиринтподземных туннелей, заполненных мумифицированными тушками ибисов. Здесь все былоточно так, как в описанной греками усыпальнице Имхотепа! Надписи и мелкие монеты,найденные в лабиринте, показывали, что люди прибывали сюда с целью быть излеченными,

6 Выше сказано, что Хеб-Сед проводился через тридцать лет после коронации, но многие царские детикороновались еще при жизни отцов как соправители, и именно с этой даты и отмерялся тридцатилетний срок.

обнаружена даже надпись некого безымянного о том, что он прибыл сюда поклониться богуИмхотепу после того, как он был вылечен через сон. В 1928 году было обнаружено, что этигалереи соединены с помещением и погребальной камерой, содержащей невскрытыйсаркофаг. Но каково же было изумление ученых, когда оказалось, что, несмотря нанепотревоженные печати, саркофаг пуст. Тела мудреца в нем не оказалось. Теперь этот гробхранится в музее Имхотепа, выстроенном тут же, в Саккаре. Там же можно увидеть иподножие статуи с титулами жреца.

Три великие пирамиды: Хеопс, Хефрен и Микерин

Спустя сто лет после пирамиды Джосера была возведена самая известная и гигантскаяиз египетских пирамид — пирамида Хеопса, или Хуфу. Ее архитектором считается Хемиун,визирь и родственник Хеопса. Первоначально ее высота составляла 146,6 метра (примернопятидесятиэтажный небоскреб), однако из-за утраты в результате землетрясения венчающегогранитного блока ее высота к настоящему времени уменьшилась на 9,4 метра и составляетсейчас 137,2 метра. Длина стороны пирамиды — 230 метров. По преданию, внутрь проведенканал из Нила, и вода внутри пирамиды образует остров, на котором и погребен Хеопс.

Строительство этой пирамиды сильно подорвало экономику Египта, и египтяневсячески стремились унизить Хуфу. Они говорили, что он повелел закрыть все храмы и неразрешал жителям приносить жертвы богам, повелевая все обращать на строительствопирамиды.

Рассказал Геродот:«А Хеопс, в конце концов, дошел до какого нечестия, по рассказам жрецов, что,нуждаясь в деньгах, отправил собственную дочь в публичный дом и приказал ейдобыть некоторое количество денег — сколько именно, жрецы, впрочем, неговорили. Дочь же выполнила отцовское повеление, но задумала и себе самойоставить памятник: у каждого своего посетителя она просила подарить ей, покрайней мере, один камень для сооружения гробницы. Из этих-то камней, пословам жрецов, и построена средняя из трех пирамид, что стоит перед великойпирамидой…»

Так же нечестиво, как и Хеопс, вел себя Хефрен, чья пирамида чуть пониже. А вотнаследовавший ему Микерин пожелал умилостивить богов и снова открыл храмы, но неполучил от богов благодарности, напротив, оказалось, что он не выполнил предначертанное:Египет должен был страдать 150 лет, а прошло только 106. За это боги сократили жизньМикерина, и царствовал он недолго.

Рассказал Геродот:«Ведь он не совершил того, что должен был совершить: Египту суждено былопретерпевать бедствия 150 лет. Два царя, его предшественники, поняли это, а он— нет. Услышав такой ответ, Микерин понял, что рок неотвратим, и приказализготовить множество светильников. По ночам царь велел зажигать их, сталпить вино и непрестанно веселиться днем и ночью. Он блуждал по лугам и рощами всюду где только находил подходящие места для удовольствия. Так поступал он,превращая ночи в дни, чтобы уличить оракул во лжи и сделать из шести летдвенадцать».

Выстроенная им пирамида — меньше, чем у его предшественников. В древние временаее вообще приписывали не фараону а… гетере!

Древнеегипетская Золушка, или Легенда о гетере Родопис

Звали ту легендарную гетеру Родопис. По рассказу Геродота, она была рабыней какого-то человека с острова Самос. Хозяин привез ее в Египет для занятий ее «ремеслом», то естьпроституцией. Один из клиентов — брат знаменитой поэтессы Сапфо — выкупил красавицу.Она не оставила своего занятия и смогла разбогатеть. Геродот сильно сомневался в том, чтоее денег хватило бы на постройку пирамиды, но Страбон объясняет это следующим образом:«…рассказывают мифическую историю о том, что во время купания орел похитил одну изсандалий Родопис у служанки и принес в Мемфис; в то время когда царь производил там судна открытом воздухе, орел, паря над его головой, бросил сандалию ему на колени. Царь же,изумленный как прекрасной формой сандалии, так и странным происшествием, послаллюдей во все стороны на поиски женщины, которая носила эту сандалию. Когда ее нашли вгороде Навкратисе и привезли в Мемфис, она стала женой царя; после кончины царица былаудостоена погребения в вышеупомянутой гробнице».

Загадочная гробница

Фараоны строили себе пирамиды, возносящиеся до самых небес, а их вельможиограничивались более простыми гробницами, называемыми мастаба. Они представлялисобой небольшие четырехугольные строения с подземельями из нескольких комнат — почислу погребенных. Внутреннее убранство — стенные росписи, погребальная утварь,количество помещений — зависело от достатка владельца.

В 1964 году египетский археолог Ахмед Мусса обнаружил в древнем некрополеСаккара высеченную в скальной породе гробницу двух знатных вельмож. Внутри самойгробницы обнаружились отлично сохранившиеся раскрашенные барельефы, изображавшиедвух мужчин, сомкнувших объятия и касающихся друг друга носами. А надо заметить, чтоприкосновение носами заменяло в Древнем Египте поцелуй. Кроме этого, мужчиныкасаются друг друга узлами своих набедренных повязок. Имена погребенных — Нианххнуми Хнумхотеп — могут быть расшифрованы как «Единые в жизни и в смерти». Вокругтаинственной пары на барельефах изображены и другие люди: маленькие фигурки, похожиена детские, и какая-то женщина, которую иногда считают женой одного из изображенных.

Самих мумий не сохранилось, но из настенных надписей следовало, что погребенныевдвоем исполняли обязанности «начальника маникюрщиков и парикмахеров царскогодворца», то есть ухаживали за внешностью царя, а надо уточнить, что внешности в ДревнемЕгипте придавалось большое значение.

Изображения поставили археологов в тупик: кем же приходились друг другу эти двачеловека, изображенные в столь тесной телесной близости? На данный момент существуеттри гипотезы:

1. Они были братьями.2. Они были гомосексуальными любовниками и, любя друг друга, надеялись на

продолжение своей связи в загробном мире.3. Они были сиамскими близнецами, поэтому и занимали вдвоем одну должность. Не

зная, как изобразить сросшиеся тела, или не желая показывать уродство, художниксимволически отобразил это в виде тесных объятий.

Загадок и тайн в древних египетских гробницах немало! Чего только стоитизображение царицы Хетепхерес II, жившей в середине III тысячелетия до н. э. Она быладочерью знаменитого Хуфу и женой двух его сыновей: сначала Каваба, а после его смерти —его брата и убийцы Джедефра. Эта женщина, прожившая долгую и бурную жизнь, была…блондинкой. Да, светлокожей, слегка рыжеватой блондинкой, что по современнымпредставлениям совершенно нетипично для египтянок.

Блондинкой описывают и последнюю царицу Древнего царства, Нитокрис, жившую в

XXII веке до н. э. Она была сестрой или женой (а возможно, и то и другое) фараона МеренраВторого, правившего всего один год. По преданию, он пал жертвой заговора, и Нитокрис,занявшая трон, решила отомстить. История о ней весьма напоминает рассказ о славянскойкнягине Ольге.

Пересказал Геродот:«По рассказам жрецов, она мстила за своего брата, который был до нее царемЕгипта, убитого египтянами. После убиения брата египтяне передали царскуювласть ей, а она в отмщение за брата коварно погубила много египтян вот какимобразом. Царица велела построить обширный подземный покой. Затем подпредлогом его торжественного открытия, а на самом деле с совершенно другойцелью, она пригласила на торжество главных виновников (кого она знала) убиениябрата. Пока гости пировали, царица велела выпустить в покой воды реки черезбольшой потайной канал. Вот все, что рассказывали жрецы об этой царице.Впрочем, как говорит еще, она сама после такого деяния, чтобы избежатьвозмездия, бросилась в какой-то покой, полный пепла».

После ее смерти, так как вся египетская знать оказалась истреблена, настали смутныевремена.

Среднее царство. Город крокодилов

Следующий период расцвета и стабильности в Египте принято называть Среднимцарством. Оно оставило нам не так уж много величественных памятников. Фараоны этоговремени тоже строили себе пирамиды, но небольшие и не каменные, а кирпичные. Центркультурной и политической жизни переместился из Мемфиса в Фаюмский оазис,окружавший огромное Меридово озеро. Это озеро, окружность которого достигала 630километров (!), было искусственным. В его центре высились насыпные острова спирамидами, а на берегу стоял величественный храм-лабиринт, посвященный богу Собеку,защитнику Египта, с головой самого опасного животного — крокодила. Он считался сыномматери всего сущего — богини Нейт, ее часто изображали кормящей крокодилов грудью. Нуа если «защитник Египта» получал в бою жестокие раны, мать снова ему помогала: онапожирала своего сына и рожала его вновь.

Не дошедший до нас храм-лабиринт был в глазах древних колоссальнейшимсооружением. Если собрать все стены и великие сооружения, воздвигнутые эллинами, тооказалось бы, что на них затрачено меньше труда и денежных средств, чем на один этотлабиринт, утверждал Геродот, видевший лишь надземный этаж огромного здания: «Оподземных же покоях знаю лишь по рассказам: смотрители-египтяне ни за что не желалипоказать их, говоря, что там находятся гробницы царей, воздвигших этот лабиринт, а такжегробницы священных крокодилов».

Таких священных крокодилов содержали во дворах храма-лабиринта. Современныезащитники животных были бы не на шутку возмущены тем, как египтяне обращались с«богами».

Рассказал Страбон:«…есть одно… священное животное, содержимое отдельно в озере и прирученноежрецами…Кормят животное хлебом, мясом и вином; эту пищу всегда приносят ссобой чужеземцы, которые приходят созерцать священное животное. Нашхозяин, один из должностных лиц, который посвящал нас там в мистерии, пришелвместе с нами к озеру, захватив от обеда какую-то лепешку, жареного мяса икувшин с вином, смешанным с медом. Мы застали крокодила лежащим на берегуозера. Когда жрецы подошли к животному, то один из них открыл его пасть, а

другой всунул туда лепешку, затем мясо, а потом влил медовую смесь. Тогдаживотное прыгнуло в озеро и переплыло на другой берег. Но когда подошел другойчужеземец, тоже неся с собой приношение из начатков плодов, то жрецы взялиот него дары; затем они направились бегом вокруг озера и, найдя крокодила,подобным же образом отдали животному принесенную пищу».

Сказки, гимны и песни

Среднее царство оставило нам нечто более ценное, чем мертвые камни.Люди того времени создали замечательные стихи и сказки. Эти произведения до сих

пор не потеряли своего очарования и читаются с большим интересом: «Фараон Хуфу ичародеи», «Сказка о потерпевшем кораблекрушение», «Сказка о Правде и Кривде», «Сказкао двух братьях» и др. Древние авторы заставляли своих героев переживать невероятныеприключения, отправляться в далекие путешествия, встречаться с фантастическимисуществами, решать сложные загадки.

К этому времени относится и первый реалистический авантюрный роман — «Историявельможи Синухи», вынужденного бежать из страны, случайно впутавшись с заговор противфараона, и лишь на старости лет вернувшегося в Египет. «Скорчился я в кустах, опасаясь,что увидят меня со стены воины… — описывал Синуха свое бегство. — Задыхался я, горломое пылало, и я подумал: „Это — вкус смерти“».

Именно тогда были созданы два величайших произведения, переживших века. Это«Песнь арфиста» и «Беседа разочарованного со своей душой».

«Тела исчезают, другие пребывают, так со времен предков! Цари, которые были донас, покоятся в их пирамидах. Те же, которые строили гробницы, их мест погребения нет.Что сделалось с ними? Я слышал речи Имхотепа и Хардедефа, чьими словами говорят все. Ачто их места погребения? Их стены разрушены, их мест нет, как не бывало. Никто неприходит оттуда, чтобы рассказать, что с ними, чтобы рассказать об их пребывании,чтобы успокоить наше сердце до того, как вы пойдете туда, куда ушли они. Будь радостен,чтобы заставить забыть свое сердце, что тебя похоронят. Следуй своему сердцу, пока тыживешь! Возлагай мирру на голову свою, одевайся в тонкие полотна, умащайся чудесными,истинными мазями царей! Умножай удовольствия, которые ты имеешь, и не давайпоникнуть своему сердцу. Следуй желанию его и благу своему! Совершай дела твои на землепо велению своего сердца и не печалься до того, как придет к тебе день оплакивания. Неслышит воплей тот, чье сердце успокоилось, оплакивания никого не спасают из подземногомира. Проводи день радостно, не унывай из-за этого. Ведь никто не уносит своего добра ссобой. Ведь никто не вернулся, кто ушел».

Эту песнь египтяне любили исполнять на пирах, если гости вдруг начинали скучать.Чтобы усугубить впечатление, по залу проносили небольшой «игрушечный» гроб. Цельюэтого представления было напомнить присутствующим, что радоваться надо здесь и сейчас,не надеясь на завтра, ведь завтра может прийти смерть.

Но радоваться получалось не у всех! Герой «Беседы разочарованного» жалуется, чтоего никто не любит, прибегая к весьма выразительным образам:

«Смотри! Отвратительно имя мое более чем запах пометаптичьего в летний день под небом горячим.Смотри! Отвратительно имя мое более чем запахулова рыбы в день ловли под небом горячим…С кем говорить мне сегодня? Братья плохи.Мы, сегодняшние друзья, не любим друг друга.С кем говорить мне сегодня?Развратились сердца. Всяк человек обирает ближнего

своего».

И только лишь смерть принесет герою избавление от страданий:

«Смерть для меня сегодня подобна выздоровлению больного,подобна выходу после заключения на волю.Смерть для меня сегодня подобна запаху мирры,подобна сидению под навесом в ветреный день».

Наверное, и в наши дни к его плачу многие могли бы присоединиться!

Театр!

Распространенное мнение, что театр придумали греки, является, увы, ошибочным:театр придумали египтяне!

Еще в период Среднего царства в храмах любили давать представления из жизни богов.Жрецы превращали в пьесы-мистерии популярные мифы и сами играли в них роли.

Началось все с гимнов. Гимн богу надо было пропеть. Сделать это следовало не толькоблагозвучно, но и в торжественной обстановке, аккомпанируя себе на каком-нибудьмузыкальном инструменте: арфе или хотя бы погремушке-систре. Порой гимны писали сразуна два голоса. Именно таким был «Плач Исиды и Нефтиды» о гибели Осириса,начинавшийся словами:

«О прекрасный юноша, приди в свой дом!Давно уже, давно мы не видим тебя!О прекрасный сотрясателъ систра, приди в свой дом!Прекрасный юноша, ушедший безвременно,Цветущим не во время свое!»

Этот куплет запевали дуэтом обе богини, но затем Нефтида умолкала, и пениепродолжала лишь одна Исида: «О брат мой владыка, отошедший в край безмолвия! Вернисьже к нам в прежнем образе твоем!»

Следом в диалог вступал еще и мужчина-жрец: «Боги ищут тебя, о юный, о владыка!»Таким образом, песня превращалась в некое подобие пьесы. Сохранились даже

комментарии, которые мог читать кто-то из младших жрецов, чтобы публике было понятнее.Вот они:

«Приближается Исида,Приближается Нефтида,Одна — справа,Другая — слева,Одна в образе птицы Хат,Другая в образе соколицы.Нашли они Осириса,Когда убил его брат Сет в земле Недит».

Так и видишь эту постановку: посредине сцены лежит мертвое тело, на сцену с разныхсторон выходят две актрисы, изображающие богинь. Обе они в птичьих масках.Предполагают, что подобное действо могло происходить на похоронах фараона и,следовательно, мертвого Осириса изображала мумия.

Сохранилась и другая пьеса, где Осирис выступает уже в качестве царя загробногомира. Он восседает на троне, а вокруг него разворачивается действие, причем все участникиобращаются к Осирису как к верховному судье. А сам судья не произносит в ответ ни слова!

Он, являясь центральным действующим лицом, молчит! Объяснение может быть толькоодно: главную роль в этой древнеегипетской пьесе тоже играла мумия усопшего фараона.

Другими актерами могли быть жрецы или члены царской семьи, прошедшие особуюподготовку: «Да будет очищен весь храм, и да будут введены две женщины, чистые телом,девственницы, и да удалены волосы с их тела и надеты парики на их головы… бубны в рукахих, и да будут написаны имена их на плечах их, чтобы изображать Исиду и Нефтиду, и дапоют они из песен этого свитка пред этим богом».

Наверное, бритье головы сильно бы огорчило современную женщину, но для египтянкиэто было не столь неприятно: они часто коротко стригли или обривали свои локоны вгигиенических целях. К тому же нечто подобное следовало совершить и в знак траура пофараону.

Особенно был знаменит своими мистериями храм Гора в Эдфу. Там ставились уже неотдельные сценки, а длинные полноценные пьесы со множеством действующих лиц. Одна изтаких мистерий называлась «Сказание о Горе Бехдетском», в числе ее персонажей были богТот, бог Гор, Исида, духи оружия, фараон, жрец Имхотеп, а злого Сета изображалижертвенные животные, которых убивали прямо во время представления. На стенах храмасохранились барельефы со сценами из этих мистерий. К сожалению, во время переворотаЭхнатона они были сильно попорчены, лица богов сбиты, но, несмотря на это, рельефы даютхорошее представление о декорациях и костюмах актеров. Изображая борьбу Гора с Сетом вобразе бегемота, происходившую на Ниле, на сцену на канатах вытягивали дажедекоративную ладью. Актеры, исполнявшие роли богов, надевали маски: сокола — для Гора,шакала — для Анубиса и др.

Мистерии не удержали в стенах храмов и вскоре выплеснулись… нет, не на площади:на воды Нила. Известно, что по большим праздникам по Нилу плыли барки с актерами,каждая группа ставила одну сцену из длинной пьесы и, подплывая к очередной деревне,проигрывала ее для скопившихся на берегу жителей. Затем барка уплывала к другой деревне,а к этой подплывала следующая, и находящиеся на ней актеры исполняли следующую сцену.Такое торжество могло длиться весь день, начинаясь рано утром и заканчиваясь уже назакате.

Гиксосы — завоеватели и фараоны

Как древняя Нитокрис правила Египтом накануне падения Древнего царства, так изакат Среднего тоже лег на женские плечи. В XIX веке до н. э. на египетский престол взошладочь Аменемхета III. Звали ее Нефрусобек — что в переводе означает «Прекрасная дляСобека». Она жила в городе Крокодилополе и правила Египтом на протяжении 3 лет, 10месяцев и 24 дней. Затем вышла замуж и спустя еще несколько лет погибла при«невыясненных обстоятельствах»: она упала с колесницы во время охоты. Вскоре после еесмерти страна была завоевана дикими племенами, пришедшими из пустыни.

«Воистину: азиаты все стали подобны египтянам, а египтяне — подобнычужеземцам, выкинутым на дорогу. …Маленькие дети говорят: „О если бы отец не дал бымне жизнь!“ Воистину: дети знатных разбиваются об стены. Дети любимые кинуты…Хнум скорбит из-за бессилия своего. …

…Те, которые были одеты в тонкое полотно, они избиваются палками…Зерно гибнетна всех путях. Люди лишены платья, мази и масла. Все говорят: „Нет ничего. Закромразрушен. Страж его повержен на землю. Это несчастие для сердца моего. Я подавленсовершенно. …Дети вельмож выгнаны на улицу“».

Так плакал старый жрец Ипувер, сетуя о страданиях родной страны. Причиной этихбедствий стали явившиеся из пустыни завоеватели — цари-пастухи, или гиксосы. Этисильные, дикие и грозные люди пришли из пустыни — Красной земли, принадлежащейотверженному богу Сету. Они скакали верхом на дотоле невиданных египтянами животных— гривастых, издающих ржанье, бьющих копытами. Волосы этих дикарей были ярко-

рыжего цвета — цвета Сета. Карой небесной казались они египтянам.Быстро, почти не встретив сопротивления, овладели они Египтом: централизованная

власть в стране к тому времени сильно ослабела, а разрозненные княжества-номы не моглипротивостоять врагу. Многие местные царьки были свергнуты, а те, что сохранили власть,вынуждены были платить «пастухам» дань.

«Смотрите: приступили люди к мятежу против царского урея… Столица, онаразрушена в один час. …Все стремятся разжечь гражданскую войну. Нет возможностисопротивляться. Страна связана шайками грабителей.

Смотрите: благородные женщины находятся на шеду-баржах (в публичных домах. —М.Б.)…тот, который спал без жены из-за бедности, он находит теперь благородныхженщин», — продолжает свой плач Ипувер, описывая жалкую судьбу Египта.

Даже Фивы — один из крупнейших городов Египта — были поделены пополам наЮжный и Северный город. В Южном городе сохранялась власть египетского фараонаСекененра, север принадлежал захватчику Апопи. Он избрал своим богом Сета и старалсявсячески унизить коренное население; «вся земля платила ему дань своими продуктами вполном объеме, так же как и всеми прекрасными вещами».

«Желанием царя Апопи было нанести обиду царю Секененра — правителю южногогорода». Поводом послужили громкие звуки, издаваемые бегемотами, живущими вфиванском пруду. «Существует пруд гиппопотамов в южном городе: и эти гиппопотамы недают сну прийти к нам ни днем, ни ночью», — заявил Апопи и потребовал убрать бегемотов.

Сказка обрывается на полуслове. Продолжение нам известно из археологии: междугиксосами и египтянами началась война. Секененра погиб в бою. Ныне его мумия со следамистрашных ударов меча находится в Каирском музее. Сохранилась она плохо: по всему видно,что прошло много времени, прежде чем мертвый фараон попал в руки бальзамировщиков.

«…огонь поднялся высоко; пламя его исходит от врагов страны. Смотрите:свершились дела, которые никогда, казалось, не могли бы свершиться. Царь захваченбедными людьми. …погребенный соколом 7, он лежит на простых носилках…», — говорит оего смерти Ипувер.

Сын Секенера Камос продолжил борьбу. Но через три года погиб и он: небогатыйсаркофаг с его телом был найден в середине XIX века. Мумия его сохранилась так плохо, чтолица, нашедшие ее, даже не потрудились сберечь останки, что, конечно, было с их сторонысовсем некрасиво по отношению к доблестному защитнику страны.

Дальнейшую борьбу повел брат Камоса — Яхмос. Он действовал намного успешнее:жрецы даже провозгласили его богом, и египтяне до последних времен своей историисохранили культ этого царя-освободителя. Таким было начало Нового царства — периоданебывалого расцвета Египта.

Гиксосы, как это ни парадоксально, вдохнули новые силы в ослабевшую страну. Онипознакомили Египет с колесом и лошадьми — до этого жители Та-Кемет не знали ни того нидругого. До их завоевания египтяне жили узкими общинами и заключали браки внутри этихобщим. Кроме того, не существовал запрет на сожительство со своими же даже оченьблизкими родственниками: братья часто женились на сестрах. Все это приводило кослаблению нации и к вырождению. Гиксосы же, беря в жены египтянок, принесли новыездоровые гены. Эти же гены изменили внешность египтян: у фараонов Восемнадцатой —Двадцатой династий часто встречаются рыжие волосы, светлые глаза и носы с горбинкой.

Воинственный и жестокий красавец Сети I, мудрый и энергичный Рамзее II,удивительная Хатшепсут и ее пасынок Тутмос III — все они почитались как великиефараоны, сделавшие Египет империей, мировой державой.

Египет Нового царства — империя

«Около древних стовратых Фив берега Нила раздаются вширь. Горные цепи, как бы7 Сокол — символ царской власти.

сопровождающие справа и слева воды этой могучей реки, приобретают здесь более резкиеочертания; одинокие, почти остроконечные вершины, четко рисуясь на голубом фоне неба,высоко вздымаются над пологими склонами многоцветных известковых гор, где нет нипальм, ни хотя бы невзрачной растительности. Каменистые расселины и ущелья врезаютсяв глубь этих гор, а за ними лежат безжизненные песчаные просторы, грозящие гибельювсему живому, усеянные камнями, где порой попадаются лишь утесы да голые бесплодныехолмы.

К востоку по ту сторону гор эта пустыня тянется вплоть до Красного моря, а назападе она беспредельна, как вечность. Здесь, по верованиям египтян, начиналось царствосмерти.

Между этими двумя горными кряжами, которые, словно крепостные стены,отражают яростный натиск песчаных бурь, стремительно налетающих из пустыни,величаво течет полноводный Нил, несущий прохладу и плодородие, породивший многиемиллионы живых существ и в то же время служивший им колыбелью. По обоим его берегамшироко раскинулись поля, чернеющие плодородной землей, а в водах его снуютвсевозможные твари, одетые чешуей или панцирем. На зеркальной глади его плаваютцветы лотоса, а в прибрежных зарослях папирусов гнездится бесчисленное множествоводяной дичи. Между прозрачными водами Нила и мрачными горами лежат поля,отливающие изумрудной зеленью молодых посевов и сверкающие, как чистое золото, когдаприближается пора жатвы. Вокруг колодцев и водяных колес высятся раскидистыесикоморы, отбрасывающие широкую и густую тень, а рядом с ними — заботливовзращенные финиковые пальмы, образуя приветливые, тенистые рощи… В XIV веке донашей эры…человеческие руки соорудили в Фивах высокие каменные дамбы и плотины —непреодолимые преграды для выходящей из берегов реки, чтобы защитить улицы иплощади, храмы и дворцы города от наводнений. Широкие, плотно запираемые каналыпролегли от дамб в глубь города, а более мелкие, разветвляясь, несли воду в сады Фив», —так замечательно, словно видел все собственными глазами, описал столицу Египта Новогоцарства Георг Эбере — прекрасный ученый и талантливый романист.

Хатшепсут

Мернейт, Нитокрис и Нефрусебек приходили к власти в трудные для Египта времена.Трон доставался им почти принудительно, так как не было наследника мужского пола илиэтот наследник был слишком мал. Однако в XIV веке до н. э. Египтом правила женщина,которая подобно ассирийской Семирамиде намеренно захватила власть, свергнув с престоласвоего мужа. Именно при ней страна достигла наивысшего расцвета. Звали ту царицуХатшепсут, что значит «Находящаяся впереди благородных дам».

Она была дочерью третьего фараона XVIII династии Тутмоса I и царицы Яхмес. Ещеюной девушкой Хатшепсут стала «Супругой Бога» — верховной жрицей бога Амона, апотом ее выдали замуж — по обычаю египтян — за ее сводного брата, Тутмоса II, сынаТутмоса от наложницы. Тут надо сразу отметить, что имя «Тутмос» было обычным дляфараонов Восемнадцатой династии: отца, мужа и пасынка Хатшепсут звали одинаково, и этодаже породило путаницу в датировке.

Мужа молодая царица не любила и не уважала. Она была намного умнее и сильнеехарактером, нежели он и, по мнению многих ученых, фактически правила за него. Ее супругне отличался ни особым умом, ни крепким здоровьем и умер после неполных четырех летцарствования, оставив Хатшепсут дочь по имени Нефрура. Как прежде ее мать, девочканосила титул «Супруги Бога». Кроме нее у Тутмоса от наложниц были сын, тоже Тутмос, идочь Меритра. Этого Тутмоса и объявили фараоном после смерти отца, а Хатшепсутсчиталась при нем всего лишь регентшей. Но она недолго мирилась с таким положением дел!

Во время церемонии в храме верховного фиванского бога Амона жрецы, несшиетяжелую барку со статуей бога, внезапно устали и, чтобы передохнуть, опустились на колени

прямо возле царицы. Случайно это произошло или было подстроено, мы не можем сказать,но честолюбивая царица тут же во всеуслышанье объявила этот эпизод знамением: сам Амонпреклонил перед ней колени, избрав ее божественным правителем Египта.

Маленький Тутмос III был отправлен на воспитание в храм, а Хатшепсут объявленафараоном под «хоровым», то есть царским именем именем Мааткара Хенеметамон.

Чтобы обосновать захват престола, Хатшепсут придумала целый миф о своемрождении, назвав себя дочерью Амона-Ра, который якобы вошел в спальню ее матери вобразе ее мужа-фараона. Эта история была запечатлена в виде барельефов и текстов настенах храма в Дейр-эль-Бахри, построенном визирем Сенмутом — фаворитом царицы.

На первом рельефе бог Амон произносит речь перед собранием остальных богов,рассказывая о том, что он полюбил царицу Египта, которая должна родить нового царя —девочку Хатшепсут. Далее рассказывается о том, какой замечательной правительницейдолжна стать Хатшепсут: «Буду я защитой плоти ее… Будет сооружать она храмы ваши,освятит она дома ваши… сделает постоянными она приношения ваши, сделаетпроцветающими она алтари ваши. Тот, кто будет чтить ее, истинно, будет он жить… Тот, ктоскажет худое в отношении имени величества ее, сделаю я, что умрет он тотчас».

Боги, само собой, обрадовались, услышав это, и пообещали любить и охранятьХатшепсут. Бог Хнум вылепил ее тело, прекраснейшее на Земле, его жена Хекет наделиламладенца жизненной силой, бог Тот наделил мудростью, богиня Хатор — женскимочарованием… Знакомый сюжет, не правда ли?

Один из рельефов изображает царицу на последнем месяце беременности, в то времякак бог Хнум и богиня Хекет готовятся принимать у нее роды. На следующем богиня Хаторпротягивает младенца счастливому отцу — Амону: «Явился бог этот великолепный, чтобыувидеть дочь его, любимую им, царя Верхнего и Нижнего Египта Мааткара, да живет она.После того как родилась она, была истинно, сладостность сердца его велика весьма…»

Вне всякого сомнения, что такая девочка должна была быть необыкновеннымребенком:

«Образ ее божествен, характер ее божествен, делает она вещь всякую, как Бог,просветленность ее, как у Бога».

И конечно же в надписях утверждалось, что ее земной отец — старый фараон Тутмос Iименно ее считал своим наследником и именно ей передал власть над Египтом.

Но существовала одна трудность: фараон считался воплощением Гора на Земле. А Гор— бог мужского пола. Как женщина Хатшепсут могла воплощать мужское божество, самыеученые жрецы так и не смогли до конца обосновать. Да и сама Хатшепсут не желалаполностью отказываться от женской роли. Она называла себя прекраснейшей из женщин иотказалась от одного из царских титулов — «Могучий бык».

Поэтому ее изображали то одетой по-мужски, с накладной бородкой, которую носилифараоны, в короне Нижнего и Верхнего Египта со священным уреем; то в виде стройнойкрасавицы в обтягивающем платье, что было уже неприкрытой лестью: под конец жизницарица сильно располнела и страдала от артрита.

Ее дочь Нефруру так же часто изображали с накладной бородкой и локоном юности,как принца. Видимо, в ее лице Хатшепсут готовила себе наследницу; отношения с пасынкомТутмосом складывались не лучшим образом.

Желая достичь компромисса, Хатшепсут поженила Тутмоса и Нефруру, но судьбаготовила ей удар: Нефрура умерла совсем молодой, не успев родить наследника. ЖенойТутмоса стала вторая принцесса — Меритра.

Воспитателем Нефруры был Сенмут, фаворит Хатшепсут. Человек он был умный,талантливый, образованный, но незнатный и к тому же — провинциал. Многие готовысчитать Сенмута ее любовником. Однако доказательств этому не так много, самым вескимявляется изображение Сенмута, обращающегося с молитвой к своей госпоже в образе богинилюбви Хатор. В ее храмах и даже в ее гробнице сохранились и более интимные портретывизиря, например очень реалистичный рисунок углем, на котором Сенмут изобразил себя

вразрез с каноном, не скрыв ни полных щек, ни двойного подбородка.

Правление Хатшепсут было весьма полезным для Египта: она вела немного войн, затомного строила и приводила в порядок хозяйство страны, еще не полностью оправившееся отпоследствий набегов царей-пастухов.

Царица не только восстановила разрушенные завоевателями-гиксосами храмы, но исоздала много новых. «Я восстановила то, что лежало в развалинах. Я воздвигла то, чтооставалось неоконченным, с тех пор как азиаты были в Аваре, в Северной Стране, и срединих варвары, низвергая то, что было сделано, когда они правили в неведении Ра», — писалаХатшепсут о своих деяниях.

Самыми красивыми считаются святилище Амона в Карнаке, прозванное Красным (онознаменито гигантскими обелисками) и уже упоминавшийся храм в Дейр-эль-Бахри к западуот Фив, носивший название Джесер Джесеру — «Священнейший из священных».Архитектор Сенмут строил его целых девять лет! Здесь были алтари Амона и других богов, атакже самой Хатшепсут и ее обожествленного отца. Храм состоял из трех террас,украшенных колоннами из белого известняка. К первой из террас вела длинная широкаяаллея, по обеим сторонам которой стояли сфинксы с лицом Хатшепсут. Перед самим храмомбыл разбит сад с прудами, окруженными миртовыми и другими экзотическими деревьями.

На стенах храма сохранилось много рельефов, среди которых — рассказ обудивительной экспедиции в далекую страну Пунт, снаряженной Хатшепсут на девятом годуправления.

Надо заметить, что согласно принятой идеологии, Египет считался царем надсоседними странами. Власть над ними была вручена Египту богами, и любое сопротивлениеего воле расценивалось как святотатство. Фараоны вели войны с соседями, стремясьупрочить верховенство. Но экспедиция Хатшепсут была не военным походом! Ееуникальность состояла в том, что отправляя в дальнюю даль корабли, царица преследовалаисследовательские и торговые цели.

Где именно находилась таинственная страна Пунт, «родина благовоний», многократноупоминаемая древними авторами, современные ученые могут лишь предполагать. Скореевсего, это побережье Восточной Африки в районе Африканского Рога — полуостроваСомали. Эту местность называли также Та-Нечер — «Земля Бога».

Пунт являлся основным экспортером миррового дерева, благовоний и различныхкосметических средств, что было весьма важно для привыкших к роскоши египтян. Однакоконтакты с Пунтом были прерваны из-за завоевания гиксосов, и с тех пор египтянкивынуждены были довольствоваться лишь местными, далеко не столь изысканнымиароматами. Вне всякого сомнения, красивая женщина, ставшая царем Египта, не могламириться с таким безобразием и отправила в Пунт пять кораблей с более чем двумястамиматросов. Командовал экспедицией вельможа Нехси.

Он справился с задачей! Почти без потерь корабли достигли берегов Пунта и вернулисьназад. Примечательно, что местные жители уже успели забыть о существовании Египта идолго не могли понять, откуда и зачем к ним явились эти светлокожие люди. Но затемегиптянам все же удалось достигнуть взаимопонимания, среди жрецов Пунта отыскались те,кто слышал о прошлых выгодных торговых связях, испуг и недоверие были преодолены иначалась торговля. Египтяне закупили в Пунте древесину черного дерева, мирровое дерево(не только древесину, но и саженцы в горшках), разнообразные благовония, в том числеладан, черную краску для глаз, слоновую кость, ручных обезьян, золото, рабов и шкурыневедомых египтянам животных. Рельефы храма в Дейр эль-Бахри представляют всеподробности этой кампании. Художники детально изобразили флот Хатшепсут, особенностиландшафта Пунта с лесами благовонных деревьев, экзотическими животными и домами насваях. Также на стенах храма есть сцена признания правителями Пунта формальной властиХатшепсут. Эта сцена получила большую популярность у иллюстраторов в первую очередьиз-за непомерной, чудовищной по сегодняшним меркам полноты африканской царицы.

Хатшепсут умерла около 1468 г. до н. э, процарствовав 22 года или чуть меньше — 21год и 9 месяцев. Поскольку она еще далеко не достигла преклонного возраста, выдвигалисьверсии как естественной кончины, так и насильственной смерти царицы. Ее любимец Сенмутто ли умер, то ли попал в опалу примерно за год или за два до кончины своей госпожи.Весьма вероятно, что он вынужден был покинуть Фивы: обе его гробницы оказалисьпустыми и не похоже, чтобы там вообще когда-нибудь кого-то хоронили. Его место занялкто-то другой — молодой человек, даже имени которого не сохранилось: он сумел вызвать ксебе столь жгучую ненависть, что все иероглифы с его именем были старательнососкоблены.

С памятью самой Хатшепсут тоже обошлись без уважения: взошедший на престолТутмос III приказал обложить кирпичом и скрыть от людских глаз возведенные ею обелиски,со стен храмов сбивались ее изображения, сфинксы были убраны с аллеи перед храмом изакопаны поблизости, даже само имя Хатшепсут было исключено из официальных храмовыхсписков фараонов Египта. Гробница великой царицы была найдена опустошенной, и долговремя считалось, что ее мумия была уничтожена.

Однако это оказалось не так! Друзья Хатшепсут сумели спасти от осквернения ее телои скрыли его в небольшой гробнице, выстроенной для кормилицы великой царицы. Там еенашли в 1906 году и привезли в Каир. Более ста лет тело великой царицы хранилось вЕгипетском музее неопознанным под номером KV60, правильная идентификация состояласьлишь в 2007 году благодаря генетической экспертизе. Выводы анализа ДНК подтвердилорентгеновское сканирование, показавшее, что у мумии недостает одного зуба. Но именноэтот зуб хранился в том же музее в маленькой деревянной шкатулке с изображением картушаХатшепсут!

Это же сканирование показало, что на момент смерти царице было приблизительно 50лет, и скончалась она от тяжелой болезни: у нее были диабет и рак.

Верховный бог, фараон Эхнатон и его две царицы. Конец династии

Тысячелетия стоял Египет, и правили им боги — мудрые, коварные, всесильные…Возносились к небу обелиски, поражали пышностью и богатством убранства храмы, жрецывоскуривали богам благовония и восхваляли их в гимнах. Могущество жреческого сословиябыло сравнимо с властью самого фараона — живого бога. При принятии решенийповелитель Египта должен был обязательно прислушиваться к оракулу и советоваться с«Великим Ясновидцем» — верховным жрецом.

Все это казалось незыблемым и неизменным. Но однажды произошло невероятное: вхрамы пришли люди с молотками и зубилами и принялись уродовать древние изображения,скалывать со стен имена богов. Не гиксосы-завоеватели, нет — это были посланцы самогоцаря!

Звали этого вероотступника Эхнатон.Фараон-еретик, фараон-реформатор, фараон-мессия… Как его только ни называли!

Эхнатона сравнивали с Буддой и с Гитлером, обвиняли в тирании и слабоумии, объявлялимудрецом и гением. Пожалуй, нет другой столь неоднозначной и непонятной фигуры вДревнем мире. Фараоны-еретики жили и до него: мы знаем о тех, кто пытался отринутькульт Гора, заменив его культом Сета. Но Эхнатон пошел намного дальше, осуществивсвоего рода «культурную революцию»: он «умертвил» обоих верховных богов, а вместе сними — весь огромный пантеон многочисленных божеств, владевших Египтом уженесколько тысяч лет. Их всех этот реформатор объявил несуществующими, заменив единымсолнечным богом — Атоном. Невиданный масштаб!

Так каким же был этот неординарный человек, живший три с половиной тысячи летназад?

При рождении ему дали имя Аменхотеп — в честь отца, деда и еще многих фараонов

Восемнадцатой династии. Будущий реформатор был сыном Аменхотепа III и егозамечательной супруги по имени Тийя. Эта женщина — незнатного происхождения —отличалась необыкновенным умом и деятельным характером. Тийя стала советчицей исоправителем своего мужа, с ее мнением считались цари сопредельных с Египтом стран, идаже после смерти Аменхотепа она еще долгое время принимала участие в государственныхделах.

У царя и царицы было два сына: Тутмос — здоровый и крепкий и Аменхотеп-Эхнатон— слабый настолько, что родители даже и не надеялись, что он выживет, делая ставку наТутмоса.

Но судьба распорядилась иначе: здоровый Тутмос неожиданно заболел и умер (чумабыла частым гостем в Египте), а хилый Аменхотеп, хоть и выглядел нескладным, дожил досовершеннолетия и вступил на отцовский престол.

Судя по изображениям, он был сутулым и некрасивым, с узкими плечами и по-женскиширокими бедрами, переходившими в тонкие слабые ноги. Однако лицо его светилось умом,он легко схватывал знания и любил шутку. По мнению современных исследователей,Эхнатон (он же — Аменхотеп IV) страдал целым рядом наследственных заболеваний,симптомами которых явились характерные изменения во внешности (странная вытянутаяформа черепа и женоподобное сложение), а также, весьма вероятно, что и отклонения впсихике. Нет, великий реформатор древности ни в коем случае не был умственно отсталым,а вот шизофренией и эпилепсией он страдать мог!

Дело в том, что фараоны в Египте, сохраняя чистоту крови, предпочиталиблизкородственные браки, которые ныне были бы определены как инцест: Хатшепсут былазамужем за своим сводным братом. Ее пасынок Тутмос женился на своих сестрах.Аменхотеп III был женат на двух своих дочерях. Восемнадцатая династия, к которойпринадлежал Эхнатон, правила уже давно, и таких родственных браков насчитывался неодин десяток. В результате наступило вырождение.

Впрочем, порой можно встретить и обратное утверждение, что никаких болезней насамом деле не было, и фараон-реформатор был совершенно здоров. Мол, все дело вособенностях религии египтян: по их верованиям, фараон был отцом и матерью всегоживого, вот его и изображали обоеполым: с редуцированными половыми органами ивыдающейся по-женски грудью. Подтверждает эту точку зрения то, что люди с описанныминедугами обычно бесплодны, а у Эхнатона было, по меньшей мере, шесть дочерей отНефертити и, судя по всему, дети обоего пола от других жен.

Но, как уже говорилось, какими бы болезнями ни страдал Аменхотеп IV, умственнойотсталости среди них не было, и образование он получил по тем временам прекрасное. Егоучителем стал жрец, которого по странной случайности звали так же, как царя, — Аменхотеп(обычно к его имени добавляют «сын Хапу»). Он был, пожалуй, самой значительнойличностью того времени: архитектором, философом, управленцем, врачом… Именно онсчитается автором знаменитых «колоссов Мемнона» — огромной величины статуй призаупокойном храме Аменхотепа III. Как и древнейший Имхотеп, этот жрец был обожествлен,и в его честь возводились заупокойные храмы, куда стекались люди в надежде исцелиться отболезней. Безусловно, такой учитель мог достойно воспитать подрастающего принца. Онпривил ему любовь к истории страны и заинтересовал философией. Идеалом для учителя иученика стало Древнее царство, отстоящее от них на полторы тысячи лет. Жрец считал, чтоименно в руинах пирамид скрыт секрет истиной мудрости. Мечтая построить идеальноеобщество, два Аменхотепа бродили по развалинам старых некрополей, изучая текстыпирамид и храмовые надписи. Именно там наследник престола и почерпнул понятие о богеАтоне, сущность которого была наиболее близка к современному понятию единого бога.Изображался он в виде солнечного диска.

Старый жрец умер еще до воцарения своего ученика, но юный Аменхотеп не забыл егонаставничество. Почти шесть лет после коронации он обдумывал свои нововведения, прежде

чем приступить к их осуществлению. И руководило им не безумное желание, не поиск«вечной истины» — нет, основной удар был направлен против не в меру возомнившего осебе жречества. Излишнее почитание Амона-Ра, Осириса, Гора и других богов снижалозначимость фигуры фараона. А ведь фараон считался живым богом и ему, так же, как и богамнебесным, воздвигались храмы и адресовались молитвы. Но, в отличие от Исиды, Хатор иНефтиды, реальные фараоны были далеко не безгрешны: они возводили себе дворцы ипирамиды, в то время как народ голодал и бедствовал. Их надсмотрщики хлестали бичамикрестьян, согнанных на царские работы, сборщики податей отбирали у тех же крестьянпоследнее зерно… Словом, поводов для недовольства было предостаточно. Поэтому всечаще молитвы обращались к Амону-Ра, а не к Аменхотепу. Божественность фараонаставилась под сомнение, а значит, подрывались идеологические основы царской власти.Поэтому фараон и ударил по своему главному врагу — богу Амону, отвергнув само егосуществование. Теперь богом считался Атон, единый и непостижимый, а его сыном, земнымвоплощением и посредником между Атоном и людьми — фараон Эхнатон. Именно ему иследовало возносить молитвы. Только ему — и более никому. Именно тогда царь переменилимя (прежнее, переводившееся как «Амон доволен», не годилось). Вот он и назвал себяЭхнатоном, то есть «Угодным Атону».

Реформу сопровождал чудовищный вандализм: за годы царствования Эхнатона былиуничтожены сотни и тысячи древних изображений, и даже при письме было запрещеноиспользовать иероглифы, обозначающие традиционных богов. Спустя три с половинойтысячи лет трудно определить, каким был масштаб репрессий среди жречества и той частинаселения, что не желала отрекаться от привычного культа, но сколотые изображения набарельефах, разбитые статуи, намеренно испорченные тексты, приведенные в негодностьхрамы говорят о многом.

Сохранилась гробница одного из верных поклонников Амона, в самом дальнем углукоторой был высечен на стене текст молитвы репрессированному богу.

…«Мое сердце тоскует по возможности видеть тебя, о владыка персиковых деревьев,

когда шею твою украшают венками из цветов! Ты даруешь насыщение без вкушения пищи,опьянение без пития. Мое сердце стремится увидеть тебя, о радость моего сердца, Амон,защитник сирот! Ты — отец того, кто лишился матери, супруг вдовы».

«О, сколь сладостно произносить твое имя: оно — как вкус жизни, как одежда длянагого, как аромат цветущей ветви во время летней жары (…), как глоток воздуха длятого, кто побывал в темнице. Обратись к нам вновь, о владыка полноты времени! Ты былздесь, когда еще ничего не возникло, и ты будешь здесь, когда „им“ придет конец…»

Это «им» египтологи склонны расшифровывать как указание на врагов Амона —солнцепоклонников.

Противодействие населения, особенно знати и жрецов, было огромным. В какой-томомент, не в силах справиться с ним, Эхнатон решил покинуть Фивы и выстроить новуюстолицу, которую назвал Ахетатон — «Горизонт Атона». Фараон отчетливо понимал, чтохоть подданные и поклоняются ему, словно богу, как оно издавна полагалось, но ни любви,ни понимания от своего народа он так и не добился. «Каждое око глядит на Тебя, горнийАтон! Но постиг и познал Тебя в целом свете один Эхнатон», — печально замечает он всочиненном им самим гимне Атону. Но тут великий фараон лукавил: была рядом с нимженщина, понимавшая и поддерживавшая все его начинания. Наверное, если бы не она, тоненависть подданных к нему самому была бы еще сильнее. Словно само Солнце послало емуее — прекрасную, нежную, обаятельную, добрую — царицу Нефертити.

К сожалению, нам доподлинно неизвестно, каким было ее происхождение. В имени,переводящемся как «Прекрасная пришла», многие ученые видят намек на то, что царицабыла иностранкой, возможно, одной из тех принцесс, которых цари сопредельных,подчиненных Египту стран присылали в гарем фараона. Часто ее идентифицируют смитанийкой Тадухеппой, выданной еще за отца Эхнатона, престарелого Аменхотепа III.

Историки склонны усматривать романтическую любовную историю: юный принц влюбилсяв наложницу отца, она ответила на его чувство, и старый фараон милостиво поженилмолодых людей.

Вторая версия связана с вельможей по имени Эйя. Он был премного любим фараоном иего женой, а одна из его дочерей порой именуется «сестрой царицы». Противоречит этойверсии то, что жену Эйи, Тэйю, именуют не матерью, а кормилицей Нефертити. Возможно,настоящая мать Прекрасной умерла при родах, а вторая супруга отца выкормила младенца,но может быть, что Тэйя действительно являлась всего лишь кормилицей, и, следовательно,ее родная дочь считалась молочной сестрой царицы.

В течение долгих лет придворные художники и скульпторы изображали счастьецарственной четы: вот они вместе совершают возлияние Солнцу, вот они вдвоем наколеснице, вот у себя дома, окруженные дочерьми… Фараону, согласно его же собственномуприказу, не льстили, изображали все как есть: коротковатые полные ноги, низкий толстыйзад, выступающий живот. Не льстили и царице — но той лесть была и не нужна: напротив,не каждый из художников был способен передать всю ее живую прелесть. Длинноногая,очень стройная с тонким, правильным, одухотворенным лицом, Нефертити была подобнанебожительнице. Она не обладала острым умом и деловой хваткой матери Эхнатона Тийи,мало участвовала в делах, плохо разбиралась в политике. Ее сила заключалась в ином:мягким словом и ласковым прикосновением она умела успокоить царя, обуздать егосмятенные чувства, внести ясность в мысли, помочь принять решение. Одно плохо: шестьдочерей родила Нефертити Эхнатону — но ни одного сына.

Были у фараона и другие жены — не коронованные. По обычаю в гарем фараонаприсылали своих дочерей цари сопредельных государств, вельможи старались пристроитьтуда самых красивых дочек… Одну из таких красавиц звали Кийя.

Дальнейшие изыскания историков весьма напоминают споры деревенских кумушек оличной жизни соседей, так как личная жизнь у Эхнатона была весьма бурной и запутанной.Его брак с Нефертити омрачили несчастья: одна за другой скончались от болезней две ихдочери. До нас дошли барельефы, изображающие горе царской семьи: склоненного в печалиЭхнатона и заломившую в рыдании руки Нефертити. К этому времени она постарела,похудела, стала немного сутулиться, хотя по-прежнему оставалась очень красивойженщиной. Фараон тоже был в годах, и, как многих стареющих мужчин, его привлекаламолодость. Может быть, поэтому юная страстная Кийя заняла место царицы.

Внешне она являлась полной противоположностью Нефертити: широкоскулая стемными раскосыми глазами и довольно крупным, чуть широковатым носом. В ней не былони особой красоты, ни утонченности, зато в ее очах горел огонь, а грудь была высока иупруга. Возможно, это и стало причиной того, что по окончании строительства АхетатонаЭхнатон переехал туда вместе с Кийей, а Нефертити осталась в Фивах. Известно, чтонекоторое время новая жена пользовалась небывалым влиянием. Историк Перепелкин дажесчитал, что Эхнатон даровал ей титул «второго фараона». Действительно, существует рядтаинственных изображений во дворцах, храмах и обелисках Ахетатона, на которых рядом сЭхнатоном восседает то ли женщина в синей царской короне, то ли женоподобный юноша, ктому же одетый по-женски.

Позы моделей полны интимности: вот младший фараон обнимает старшего за плечи,вот наливает ему вина, обмахивает его веером… Странно представить, что так изображалидвух мужчин, находящихся в официальных деловых отношениях соправителей. Скорее ихможно было принять за любовников!

Подписаны эти странные изображения именем фараона Семенхкары, но надписивполне могли быть исправлены с целью стереть другое, нежелательное имя. Перепелкинпредполагал, что этим именем было Кийя.

Изображений ее сохранилось крайне мало: примерно за год до смерти самого ЭхнатонаКийя впала в немилость, и с тех пор ее имя намеренно соскабливалось со статуй и обелисков.Не лучшим было и отношение к зарвавшейся фаворитке Меритатон — дочери Эхнатона и

Нефертити, правившей позднее. Считается, что Кийя родила Эхнатону дочь, скорее всего,умершую еще в детстве: бедная младенческая могилка была обнаружена на задворкахусадьбы Кийи. Порой ее сыном называют Тутанхамона, иногда — фараона Семенхкару,правившего всего год. Примечательно, что мумия матери Тутанхамона, опознаннаягенетиками, известна ученым и хранится она в Каирском музее. Согласно ДНК-тесту этаженщина приходилась Эхнатону сестрой, а умерла она от страшного удара в лицо,оставившего глубокую рану, — но вот имя ее с точностью определить так и не удалось. Еслиэто Кийя, то получается, что супруга царя погибла насильственной смертью. Возможно, ееубил сам Эхнатон, причем впоследствии, судя по соскобленным надписям, не пожалел обэтом.

Но вернемся к таинственным изображениям «младшего фараона». ГипотезаПерепелкина считается неподтвержденной, а, согласно общепринятой версии, второй фараон— все же юный Семенхкара, бывший в последние годы правления Эхнатона егосоправителем. Женственная внешность изображенного объясняется очень легко: Семенхкарадействительно так выглядел. Его мумия была найдена. Сохранилась она крайне плохо,фактически один скелет, и опознан он был далеко не сразу: ширина таза, форма груднойклетки — все говорило о женском поле покойного. И лишь строение черепа и некоторыедругие особенности скелета убедили ученых, что перед ними все же мужские останки.

Что же касается трогательных интимных жестов и поз, запечатленных на барельефахАхетатона, то часть исследователей склонна считать Семенхкару и Эхнатонагомосексуальной парой. Или даже Семенхкару и Кийю — одним лицом. Подтвержденийэтому нет. Всего лишь гипотеза или, если хотите, — сплетня.

Но на этом пересуды о личной жизни царя-реформатора не заканчиваются. Как ужеговорилось, у египтян не считалось зазорным жениться на собственных дочерях. Вот иЭхнатону приписывают брак с его старшей дочерью Меритатон, а затем, возможно, еще и содной из младших дочерей. Изображения, подписанные их именами, тоже довольно часты вАхетатоне. Молодые женщины сидят рядом с Эхнатоном в столь же интимной обстановке,как прежде Нефертити или Кийя-Семенхкара. Где к тому времени находилась Нефертити —неизвестно. Ни ее гробница, ни мумия так и не были найдены.

Неизвестно и то, какой была кончина Эхнатона; вполне вероятно, что его отравили илиубили каким-то иным способом. Где он погребен, тоже никто не знает. Вполне вероятно, чтоархеологи никогда не найдут его мумифицированного тела, ведь самой страшной казнью вЕгипте считалось оставить человека без бальзамирования или — еще хуже — выбросить еготело в Нил. Таким образом, по мнению египтян, можно было уничтожить саму душупокойного. И это намного страшнее, чем сбить с обелисков имя! Фараона-реформаторамогла постигнуть такая незавидная участь, ведь цари следующих династий испытывали кнему лишь ненависть. «Падаль из Ахетатона», «издохший вероотступник» — вот как они егоименовали.

Что же, надо признать, что причины для ненависти были. После кончины ЭхнатонаЕгипет погрузился в хаос гражданской войны. Семенхкара, после смерти Эхнатонаженившийся на Меритатон, пережил своего старшего соправителя всего на год. Он умер, недостигнув и 23 лет. Его могила была обнаружена в 1907 году, там находились предметы,изготовленные для разных людей: надгробная сень с именем царицы Тийи, канопы8 с лицомКийи, амулеты с именем Эхнатона… Усопшего фараона снаряжали на тот свет, собирая смиру по нитке. Все это ясно свидетельствовало о неразберихе, что творилась в Египте послекончины царя-реформатора.

Затем Египтом правила таинственная женщина со сложным именем АнхеперураНефернефератон. То ли это была сама Меритатон, то ли одна из младших дочерей Эхнатонаи Нефертити — ученые спорят до сих пор.

В конце концов, на престол вступил десятилетний мальчик Тутанхатон. ВырождениеВосемнадцатой династии сказалось и на нем: юный царь страдал косолапостью, некрозом

8 Сосуды для извлеченных из мумифицированного тела внутренностей.

костей и волчьей пастью. Он отрекся от солнцепоклонничества, вернул веру предков ипеременил имя, сделавшись Тутанхамоном. Его супруга — дочь Эхнатона и НефертитиАнхесепаатон — стала именоваться Анхесенамон.

В пещерном храме Эс-Саламуни сохранилась надпись, сделанная от лица фараона: «Яудалил зло. Каждый теперь может молиться своему богу!» Дошел до нас и радостный гимн,созданный поклонниками старого бога:

«…Солнце того, кто не ведает тебя, зашло, о Амон.Знающий тебя говорит:Солнце Амона взошло на переднем дворе храма!Тот, кто нападает на тебя, пребывает во тьме,даже если вся земля лежит в лучах солнца.Тот же, кто поместил тебя в свое сердце, —смотри, его солнце взошло!»

Регентом при юном фараоне стал уже упоминавшийся вельможа по имени Эйя, мужкормилицы Нефертити. Он же и захватил власть после безвременной смерти от маляриимальчика-царя. Гробница Тутанхамона — единственная неразграбленная могила в ДолинеЦарей — была обнаружена в 1922 году Говардом Картером.

До нас дошли яркие свидетельства агонии умирающей Восемнадцатой династии.Анхесенамон, пытаясь удержать за собой трон, стремилась найти себе нового мужа и слалаумоляющие письма царю хеттов:

«Мой супруг умер, а сына у меня нет, но о тебе говорят, что у тебя много сыновей.Если бы ты прислал ко мне одного из своих сыновей, он стал бы моим мужем. Я ни за что невозьму в мужья никого из своих подданных. Я очень боюсь».

Письмо было столь искренним и недипломатичным, что хеттский царь не сразуповерил словам египтянки. Он даже отправил своего посланника к египетскому двору —удостовериться, что его не обманывают. Посол возвратился со вторым письмом от царицы:

«Почему ты говоришь: „Они меня обманывают “? Если бы у меня был сын, развестала бы я писать чужеземцу, объявляя во всеуслышание о своей беде и о несчастье моейстраны? Говоря так, ты меня оскорбляешь. Тот, кто был моим мужем, ныне мертв, а сынау меня нет. За своего подданного я не выйду замуж ни за что. Я не писала никому, крометебя. Все говорят, что у тебя много сыновей; дай же мне одного из них, чтобы он сталмоим мужем».

Правитель хеттов согласился и отправил в Фивы своего сына. Но промедлениеоказалось роковым: на бедного принца по дороге напал еще один претендент на престол,полководец Хоремхеб, и жених был убит. Ансеханамон попыталась спасти положение,выйдя замуж за престарелого Эйю (который вполне мог приходиться ей родным дедом!). Вреальности этого брака сомневаться не приходится: сохранилось кольцо, на котором именауже фараона Эйи и царицы Анхесенамон стоят рядом. Однако было уже поздно: Хоремхебрасправился с обоими. Ученые нашли пустую и разрушенную гробницу Эйи; кончина юнойцарицы покрыта мраком. Занявший трон Хоремхеб приказал разрушить Ахетатон, к томувремени уже и так полностью покинутый жителями. Руины постепенно занесло песком, илишь в конце XIX века их обнаружил англичанин Флиндерс Питри.

Упадок империи. Панеб — коррумпированный чиновник

Фараоны начинали строить себе гробницы, лишь только занимали престол, стремясьпревзойти роскошью и изяществом отделки своих предшественников. Теперь это были непирамиды, а длинные шахты со множеством залов, уходящие глубоко вниз в скальнуюпороду. Долина Царей — так называлось место на западном берегу Нила, напротив Фив, гденашли себе последний приют многие правители Египта и их царственные супруги.

Жены не отставали от мужей в обустройстве своего посмертия. Они хвастались другперед другом роскошными саркофагами, почти как современные модницы — элегантнымитуалетами. И вне всякого сомнения, каждая из усопших желала, чтобы все еемногочисленные драгоценности были захоронены вместе с ней. Ведь на том свете, в странеДуат, она собиралась продолжить ту же жизнь, что и в мире живых.

Те, кто строил эти гробницы, влачили поистине нищенское существование. Платили импровизией — ячменем, вяленой рыбой и пивом. Это были основные продукты питанияегиптян. Но и такая плата выдавалась скудно и нерегулярно, рабочие часто голодали, понескольку дней не получая пропитания. Из-за этого порой вспыхивали бунты и забастовки. Ода, забастовка, стачка, отказ от работы из-за невыплаты зарплаты — явление отнюдь неновое!

Надо ли говорить, что эти гробницы, битком набитые золотом, представлялигромадный соблазн для тех, кто не только не носил дорогих украшений, но и ел-то некаждый день! До нас дошло много папирусов, речь в которых идет о следствии и процессахпо делу грабителей могил.

Обычно грабили могилы те же самые люди, что их обустраивали, — каменщики,бальзамировщики… В случае поимки их ждало суровое наказание; самое меньшее — имотрезали нос и уши. Но на деле ворам часто предоставлялась возможность откупиться:чиновники охотно брали взятки награбленным из могил золотом и отпускали воров. Аохранники, призванные защищать некрополь от непрошеных гостей, и храмовые писцычасто сами служили наводчиками и показывали грабителям замаскированные входы вгробницы.

Тут надо заметить, что в Египте существовал обычай, согласно которому сильнонуждавшийся человек имел право вынести из храма какое-то украшение, чтобы поправитьсвои дела. Не то чтобы это было совсем легально, но жрецы смотрели на такие вещи сквозьпальцы и не препятствовали бедным воришкам. Они даже специально обвешивали стеныхрамов маленькими дешевыми украшениями — листиками, кольцами, браслетами, —предназначенными для нищих. Ну, а в чем разница для невежественного ума между тем,чтобы сорвать медный браслетик со стены храма, и тем, чтобы снять такой же браслет сиссохшей руки мертвого царя? Порой грабители даже не считали себя виновными, полагая,что имеют право на «долю» в сокровищах своих усопших правителей. В одном из папирусовзафиксированы слова попавшихся с поличным воров: «Это был наш фараон, наш бог, значит,мы имеем право на его богатства!»

Сохранились материалы, как бы мы сейчас сказали, «уголовного дела» о разграблениигробниц в Фиванском некрополе. Визирь с восточного берега отправил фараону письмо сдоносом на своего коллегу с западного берега. В письме говорилось, что визирь Пасер несмотрит должным образом за гробницами, и многие из них ограблены. Была назначенакомиссия, которая осмотрела десять гробниц и не нашла никаких существенных нарушений.Казалось бы, все отлично: гробницы в порядке, визирь честно выполняет свои обязанности.Но уже через год была назначена еще одна комиссия, которая обнаружила совсем инуюкартину: почти все захоронения в царском некрополе оказались ограбленными, причем внекоторых из них были повреждены статуи и настенные росписи.

Возможно ли, что подобные разрушения были причинены некрополю всего лишь загод?

Конечно, это маловероятно. Скорее всего, визирь Пасер просто откупился от первойпроверки, заплатив им тем самым золотом, что было вынесено из гробниц и перепало ему вкачестве взяток. Во второй раз то ли ему не хватило денег, то ли чиновники оказалисьчестнее, но святотатец попался. Сохранилось еще несколько папирусов, подписанных егоименем, в которых он доказывал свою честность и лояльность. Однако выкрутиться ему неудалось: была арестована шайка грабителей, члены которой под угрозой пыток подтвердили,что обворовывали гробницы и давали взятки визирю западного берега. Вина его быладоказана, Пасер был схвачен, лишен должности и отправлен в тюрьму. Наказание ему

должен был определить сам фараон, это могли быть либо смертная казнь, либо отрезаниеноса и ушей.

Сохранились папирусы о процессе над другим чиновником — смотрителем гробниц поимени Панеб, жившим несколько позже, при фараоне Двадцатой династии Рамзесе III. О, посравнению с этим пройдохой бедняга Пасер выглядит просто невинным младенцем! ИсторияПанеба начинается с того, что он получает должность смотрителя гробниц послетаинственной смерти от руки убийцы своего приемного отца. Дело осталось нераскрыто, ноесть основания предполагать, что Панеб сам мог иметь непосредственное отношение к этомупреступлению.

По египетским обычаям ближайшими кандидатами на освободившуюся должностьсчитались сыновья или братья покойного. В данном случае погибший чиновник родныхдетей не имел, зато у него оставался младший брат. Визирь Западного берега могдействовать по своему усмотрению, назначив на вакантное место либо брата покойного,либо его приемного сына. В папирусе сказано, что Панеб из унаследованного им имуществадал визирю взятку — пять рабов и еще какие-то подарки (в документе не уточняется, чтоименно). Визирь остался доволен подношениями и решил дело в пользу Панеба.

В обязанности смотрителя входило строительство гробницы царствующего фараона.Ловкий и совершенно беспринципный чиновник нашел, чем тут поживиться! Он выстроилсразу две гробницы, одну фараону, другую — себе. Те же самые мастера, что украшали иотделывали место последнего упокоения для владыки Египта, трудились над колоннами,настенными росписями и саркофагом для Панеба. Для того чтобы отделать свою мастабу какможно лучше, он не стеснялся добывать камень в старых захоронениях фараонов прежнихдинастий. В принципе такое допускалось: чтобы самим обустроиться поудобнее, фараонычасто разоряли могилы предшественников, но тут вандализм совершался не ради царя, а радискромного чиновника.

Из папируса:«1-й год, 3-й месяц зимы, 28-й день: Ипуи, Кес и Хонс сушили дерево для Панеба;4-й месяц зимы, день 5-й Ипуи, Кес и Хонс снова сушили дерево для Панеба».

Всего записей про дерево около десяти, Ипуи и Хонс работали на начальника оченьчасто. Некий мастер Рамери оставил работу над царской мебелью и изготавливал ему ложе, аискусный Неферхотеп целый месяц трудился над изукрашенным саркофагом для Панеба.

Ориентируясь на записи в папирусе, современные ученые нашли эту гробницу. Попланировке она не отличается от множества других мастаб людей среднего класса, а вот ееотделка производит странное впечатление: мощные колонны явно украдены из болеедревнего и богатого захоронения, стены украшены искусной резьбой по камню, но большаячасть росписей убога, очевидно, они сделаны уже в то время, когда Панеб лишился всехсвоих должностей и привилегий.

Но пока время его падения было еще далеко, Панеб вовсю пользовался своимположением и вкушал радости жизни. В материалах суда над ним есть записи о соблазненииим большого числа замужних женщин — горожанок из приличных семей. В протоколезначатся имена некой Туи, жены Кенны, Хел, жены Пендуа, а также ее дочери Убекет. Сэтой Убекет также состоял в связи сын Панеба — Аапети.

Совершенно ясно, что столь беспринципный и в то же время энергичный человек немог устоять перед соблазном заглянуть и в другие могилы Долины Царей. Ведь всего одиншаг отделяет почти легальное выламывание каменных колонн и фризов с фасадовзаброшенных гробниц от того, чтобы проникнуть в них поглубже и поживиться болееосновательно, прихватив золото, серебро и медь титулованных мертвецов. Панебу это былосделать особенно легко: он всегда мог обосновать разрушения необходимостью расширитьгробницу царствующего фараона. Да и средства для гробокопательства у него были: большое

количество каменщиков и могильщиков, привыкших долбить горную породу, все нужныеинструменты и примерное знакомство с планами захоронений и с тем, где находятсязамаскированные входы в них. Доносов он вряд ли мог опасаться: бесправные рабочиепокорно исполняли его приказы и рады были получить лишнюю ячменную лепешку иликувшин пива. По сути амбиции смотрителя гробниц сдерживала только данная им привступлении в должность клятва: «не тронуть лишнего камня в святом месте упокоенияфараонов».

Но, видимо, именно эта клятва послужила причиной того, что Панеб начал пробоватьсвои силы не в царском некрополе, а в той части Западного берега, где располагалисьмогилы людей его класса. В ограблении могил ему помогал его сын, уже упоминавшийсяАапети.

Согласно материалам дела они проникли в могилу некоего чиновника в северном концеДолины, разрушили могильную стелу и выкрали из погребальной камеры дорогое ложе,скинув с него саркофаг с мумией, а также вынесли большое число ценных предметовобихода, принадлежавших умершему. Поразительно, но эта обобранная гробницасохранилась, и археологи даже смогли идентифицировать расколотую грабителями стелу.Вот так и обнаруживаются улики — спустя тысячелетия!

Известно, что аппетит приходит во время еды. Устав размениваться на относительнонебогатые могилы представителей среднего класса, Панеб решил замахнуться на гробницуфараона Сети II. Впоследствии подельники в деталях описали его наглое поведение; этотчеловек определенно не верил ни в какие «проклятия фараонов».

Набив сумки золотом, грабители не остановились на достигнутом. Они прихватилитакже несколько кувшинов оливкового масла; привлекли их внимание и кувшины с вином,но выносить их преступники поленились, устроив пьянку тут же, на месте. Впоследствииподельники описывали, как Панеб пил из откупоренного жертвенного кувшина и закусывалжертвенным вяленым мясом, усевшись на саркофаг фараона.

Археологи нашли и эту могилу, и обломки крышки, некогда соприкасавшейся сседалищем вора. Увы, банда Панеба оказалась не единственной, нарушившей покой фараонаСети II. Следующая шайка грабителей разбила крышку гроба и обворовала саму мумию.Оставив обломки крышки на месте, жрецы перенесли нижнюю часть саркофага вместе смумией в другую гробницу, куда они стаскивали многие царственные останки в надеждеуберечь их от дальнейшего поругания.

Но вернемся к Панебу.Довольно долго его бурная деятельность оставалась безнаказанной. Если он переставал

доверять кому-то из своих сообщников и опасался доноса, то тут же убивал беднягу. Но вконце концов на него донес тот, кому он доверял больше всего, — его собственный сын,старавшийся выгородить себя. Благодаря доносу Аапети избег сурового наказания и ужеспустя пять лет занимал неплохую должность. Его слова подтвердил чиновник Аанахт,ставший преемником Панеба в должности.

Наказание Панеба было суровым: его жестоко избили палками, отрезали ему нос иуши, но не казнили! Известно, что он даже занимал впоследствии какую-то мелкуюдолжность и был похоронен в той самой гробнице, которую строили для него царскиемастера. Хоть он и не смог обеспечить себе богатую погребальную утварь, его погребениетоже было обворовано: вор не избег визитов своих же коллег по ремеслу.

Гаремный заговор при фараоне Рамзесе III

В 1886 году в царском некрополе была обнаружена мумия, напугавшая даже видавшихвиды исследователей. Тело молодого человека со связанными руками и ногами былозавернуто в шкуру овцы и покоилось в простом неукрашенном и безымянном саркофаге.Лицо его было страшно искажено, а все мышцы словно сведены судорогой. Отсутствиеимени на гробе, по древнеегипетским верованиям, обрекало покойника на вечное проклятие:

безымянная душа никогда не нашла бы путь в Дуат, страну мертвых. К тому же овец и коз вЕгипте считали нечистыми животными и изделия из их шкур никогда не клали в гробы.

Весь облик погребенного (особенно раскрытый в страшном и последнем вопле рот)заставлял египтологов задуматься над тем, кем же мог быть этот захороненный средицарственных останков человек? Что за преступление он совершил? Какой была его смерть,столь ужасная, что отпечатавшийся на его челе ужас не смогли стереть минувшиетысячелетия? Некоторое время даже считали, что это тело не было мумифицировано, инесчастного положили в гроб живым. Эта страшная и романтическая версия держалась оченьдолго, несмотря на то, что еще 120 лет назад врач-патологоанатом установил, что причинойсмерти явился яд, вызвавший сильнейшие судороги: веревки, которыми были связаны егоруки и ноги, настолько сдавили плоть в момент чудовищно мучительной смерти, что следыот них остались даже на костях. Дальнейшие исследования подтвердили: трупмумифицирован в соответствии с правилами, его внутренности удалены, а ткани должнымобразом провялены. Загадочную мумию прозвали «кричащей» и записали в разряд тех тайн,которые почти наверняка никогда не удастся раскрыть.

Но далеко не все ученые с этим смирились! Реконструкция черепа показала, что учеловека было довольно привлекательное лицо с крупным носом — типичная внешностьегиптянина Нового царства9. Современные методы датировки показали, что жил он вовремена Двадцатой династии, по состоянию суставов и зубов было установлено, чтопогребенный старше, чем считалось ранее: на момент смерти ему было около сорока лет.

Последним значительным фараоном Двадцатой династии считается Рамзее III. Правилон в XIX веке до н. э. и за свои деяния получил уважительное прозвище Рамзес-панутер, тоесть Рамзес-бог. В греческом прочтении это имя превратилось в Рампсинит, именно под нимэтот фараон фигурирует в сказках, которые изображают его сильным, грозным и мудрымправителем, что вполне соответствовало действительности. За тридцать лет правленияРамзее сделал все, чтобы поддержать слабеющие силы Египта. Он одержал несколькозначительных побед на море и на суше, финансировал экспедицию в Пунт, строил храмы,налаживал торговые связи…

Несмотря на то что годы его правления считаются последним подъемом египетскойгосударственности, царствование Рамзеса не было спокойным. Его сопровождалимногочисленные внутренние проблемы, взяточничество и недобросовестность чиновников идаже забастовки рабочих. Большие дары и привилегии храмам, которые все больше и большестали противопоставлять себя центральной власти, содержание войска, изнурительныевойны, самоуправство местной администрации — все это привело к резкому ухудшениювнутреннего положения страны, к оскудению государственной казны. Порой даже не быловозможности в срок выдать довольствие ремесленникам и служащим царского некрополя.Доведенные голодом до отчаяния, люди открыто выступали против верховной власти. Вконце правления Рамзее был уже не в состоянии защитить от разбойничьих нападенийливийцев даже среднюю часть страны и потому обносил храмы пограничных городовкрепостными стенами.

Сведения о семье Рамзеса III крайне скудны: он не утруждал себя упоминанием именсвоих многочисленных жен, хотя стремясь во всем повторять Рамзеса Великого, имелбольшое потомство: все его преемники от Рамзеса IV до Рамзеса IX были его сыновьями ивнуками. Амбициозные претензии взрослых сыновей стали причиной знаменитого заговорапротив фараона, в результате которого Рамзее III был убит 14-го числа третьего месяцасезона шему на 32-м году правления. Организатором заговора стала царская жена Тэйе,желавшая возвести на престол своего сына Пентаура в обход законного наследника.

Обо всем этом известно из так называемого Туринского судебного папируса. Его текстначинается с того, что сам Рамзее III обвиняет покушавшихся на его жизнь и передает ихсуду. Перечисляются имена и должности судей, и им даются примечательные инструкции:

9 Именно Нового царства — характерная горбинка на носу появилась у египтян в результате примеси кровигиксосов — семитов.

«Я не знаю, что скажут эти люди (подсудимые. — М.Б. ). Выслушайте их. Накажите смертьютех, кто смерти заслуживает, не советуясь со мной. Определите наказание для прочих, несоветуясь со мной».

Таким образом, Рамзее сразу дистанцирует себя от последующего пролития крови,подчеркивая, что тут имеет место не его личная месть, а справедливый суд. Судя по спискуобвиняемых, к заговору были причастны весьма влиятельные лица: царица Тэйе и некоторыедругие царские жены, служанки и служители гарема, писцы, жрецы, маги (!) и даже царскийказначей. Список придворных-изменников состоял из 29 человек.

В ходе процесса обвиняемых допросили и признали виновными. Выяснилось, что онираспространяли подметные письма, призывающие к восстанию против Рамзеса. МагПрекаменеф наводил на фараона порчу. Когда это не подействовало, повелителю Египтастали давать яд, сначала небольшими порциями, затем — побольше: в заговоре состоялонесколько царских виночерпиев. Но, по всей видимости, организм фараона, несмотря напреклонный возраст, был сильным, и яд действовал не так быстро, как хотелосьзаговорщикам. Тогда они попытались утопить барку, на которой царь путешествовал поНилу, инсценировав несчастный случай, — но фараон снова спасся. Исчерпав все средства,заговорщики предприняли открытое нападение на фараона и были схвачены личной царскойстражей. Так мятежники предстали перед судом. Следствие велось очень тщательно, инекоторые судьи, занимавшиеся этим делом, вскоре сами оказались на скамье подсудимых.

Мумия Рамзеса III была найдена археологами и изучена, но на его теле не обнаружилиникаких ран. Судя по тексту папируса, на момент суда фараон еще был жив, хотя и сильноболен.

Царица Тэйе и ее сын Пентаур были приговорены к смерти, им разрешили покончить ссобой. Их участь разделили еще десять участников заговора; некоторым сохранили жизнь, ноотрезали носы; остальные подверглись порке.

Вскоре умер и сам фараон: сказалось действие яда, который ему давали в течениедолгого времени. На трон взошел его сын — Рамзее IV.

Ну как тут было не вспомнить о загадочной мумии! Слишком многие деталисовпадали, и в первую очередь время и место действия. Погребенный в овечьей шкуре былявно царского рода. Очевидно, что он совершил тяжкое преступление, но несмотря на это еготело мумифицировали самым дорогим способом. А почетного погребения лишили, засунувмумию в безымянный гроб. Царевичу Пентауру, пытавшемуся занять трон Рамзеса, намомент смерти должно было быть около сорока лет, то есть именно столько, сколько и«кричащему трупу». Согласно тексту папируса Пентаур покончил с собой. Каким именнообразом, нигде не сообщается, но версия, что ему дали яд, вполне достоверна.

Глава 3Рим

Город на семи холмах

По сравнению с другими упоминавшимися в этой книге городами Вечный город Рим нетакой уж древний: он стал городом лишь в VI веке до н. э. Именно к этому времени селенияна семи холмах — Палатин, Капитолий и Квиринал, Целий, Авентин, Эсквилин и Виминал— расширились настолько, что слились вместе, образовав Рим, по выражению философаБоэция, «самый беспорядочный город в мире».

Улицы его были кривы и узки, на холмах располагались роскошные вилы, окруженныепарками, а ниже и ниже — все более бедные кварталы. В самом низу между холмами теклиречушки, образовывавшие комариные болотца, из-за которых в городе не утихала малярия.

Эти речушки впадали в полноводный и широкий Тибр. Но римляне были далеки отлюбования его красотой, просторные набережные для прогулок были не в их вкусе, для

жителей Рима Тибр в первую очередь означал торговлю: по реке в изобилии плавали барки,привозившие в город разнообразные товары. Вдоль берега тянулись ряды строений,преимущественно складов, с площадками для выгрузки судов. От этих площадок к причаламспускались крутые лестницы. За складами начинались улицы, одни — параллельно Тибру,другие — перпендикулярно к нему.

На этих улицах шла бойкая торговля и всегда, во всякое время суток царили толкучка итолчея. Груженые телеги, вооруженные всадники, паланкины богатых людей, торговцы-лотошники и простые пешеходы образовывали чудовищно шумную толпу. Тротуаров небыло, не было и правил дорожного движения, и это делало улицы Рима чрезвычайноопасными.

Ювенал:«Я тороплюсь, но мне преграждает дорогу толпа впереди; идущие сзади целымотрядом напирают мне на спину Один ударяет меня локтем, другой ударяеткрепким шестом, кто-то ступает по голове бревном, кто-то метретом. Ноги уменя в грязи по колено; нуда ни повернись, тебе на ногу наступает здоровеннаяступня, гвоздь солдатского сапога вонзается в палец… разорвали только чтопочиненную тунику; подъезжают дроги, на которых вихляются еловые бревна; надругих повозках везут кучу сосновых балок, они угрожающе покачиваются. А еслинадломится ось в телеге с лигурийским мрамором и вся эта гора опрокинется налюдей? Что останется от их тел?»

Человеку, который плохо знал Рим, приходилось трудно, если он вынужден был один,без провожатого, разыскивать нужную ему улицу и нужный дом: на улицах не былотабличек с их названиями, а на домах не было номеров. К этому надо прибавить, что еслиглавная улица квартала всегда имела название, то маленькие улочки, тупики и переулкиобычно оставались безымянными. Там стояли дома бедноты — многоэтажные имногоквартирные. Поэт Марциал описывает, что, возвращаясь домой, был вынужденпреодолевать целых двести ступеней! Они кишели вшами и другими насекомыми-паразитами: «вшивая болезнь» была очень распространена в Риме. Качество строительствабыло отвратительным, стены, изобилующие трещинами, держались на подпорках и нередкорушились, погребая под собой жильцов. Зелени в Риме было очень мало. Вместо парков вРиме сохранялись рощи, однако к концу республики от них остались лишь жалкие группкидеревьев. Тоскуя по зелени, городская беднота разводила цветы и всякие травы у себя наокошках.

Римские аристократы, предпочитавшие селится на холмах, а не в низинах, владелипарками, которые они порой, чтобы заручится поддержкой толпы на выборах, открывали дляпосетителей. Такими были сады Юлия Цезаря, покровителя художников Мецената изнаменитого своими пиршествами полководца Лукулла Понтийского. Примечательно, чтоименно Лукулл первым привез в Италию черешню и высадил это дерево в своем парке. Егопарк был столь чудесным, что вызвал зависть развратной императрицы Мессалины: желаязавладеть садами, она добилась того, что Лукулл покончил с собой. Уже вскрыв себе вены,он приказал разложить погребальный костер в таком месте, где огонь не повредил быдеревьям. Позднее именно в этом парке была убита и сама Мессалина.

Разновидностью парков были так называемые портики — прямоугольные колоннады,обрамляющие сад с фонтанами. Здесь можно было прогуливаться и отдыхать в любуюпогоду — крытые колоннады защищали от дождя и от солнца; в аллеях было хорошо вранние утренние и предзакатные часы.

Центром государственной и общественной жизни Древнего Рима была одна из низин— Форум, окаймленный торговыми рядами. Он был местом встречи и деловых людей, ибездельников. Здесь собирались политиканы, обсуждавшие вопросы войны и мира: лучше,чем полководец, ушедший в поход, знали они, как провести войско, где разбить лагерь, когда

начать военные действия и когда лучше посидеть смирно. Здесь рождались всевозможныеслухи, у которых, по выражению Тита Ливия, «никогда не оказывалось отца».

Другим местом прогулок была Священная дорога, где располагалось множествоювелирных лавок. К северу-востоку от Форума шел Аргилет, занятый книжными лавками, онвливался в Субуру — улицу, которую Ювенал называл «кипящей», а Марциал —«крикливой». Здесь торговали всем, что требуется в повседневном быту, и недорогойснедью: капустой, маслинами, козлятиной, яйцами, курами… Тут продавались всякиепритирания и разные принадлежности туалета: Марциал, издеваясь над одной престарелоймодницей, говорил, что ее волосы, зубы и брови приобретены «в середине Субуры». И здесьже, наконец, обитали «девушки не очень доброй славы».

Более дорогие товары и предметы роскоши — шелка и пурпур — продавались наЭтрусской улице к юго-западу от Форума. Она пересекала рынок Велабр, ложбину междусеверо-западным склоном Палатина и Капитолием, где можно было приобрести изысканныеяства и вино.

Почти весь Капитолий занимала площадь с храмом Юпитера посередине. Площадьбыла обведена стеной и на ночь запиралась, оставаясь под охраной привратника и собак.Здесь же содержались и священные гуси. В северной части Капитолия и Форума находиласьМамертинская тюрьма — древнейшее строение города. Она предназначалась длягосударственных преступников и тех пленников, которых победители планировали провестипо улицам города во время триумфа. После триумфа их умерщвляли удавкой или голодом. Вэтой тюрьме сидели нубийский царь Югурта, апостолы Петр и Павел, временщик Сеян,вождь одного из галльских племен Верцингеториг — один из самых стойких противниковЦезаря в галльской войне. Он был предводителем авернов, но сумел сплотить вокруг себя идругие племена и поднять их на сопротивление римлянам. Не единожды он одерживалпобеды, и лишь после долгой борьбы Цезарю удалось запереть авернов в крепости Алезия.

Плутарх:«Наконец сдались и защитники Алезии — после того, как причинили немало хлопоти Цезарю, и самим себе. Верцингеториг, руководитель всей войны, надев самоекрасивое вооружение и богато украсив кони, выехал из ворот. Объехав вокругвозвышении, на котором сидел Цезарь, он соскочил с кони, сорвал с себя вседоспехи и, сев у ног Цезари, оставался там, пока его не заключили под стражучтобы сохранить для триумфа».

Триумфа пришлось ждать шесть лет, все это время Верцингеториг содержался втюрьме, а сразу же после шествия был убит. Победитель пережил его всего лишь на двагода…

Ночь Рима. Закат республики

«Я поздно встал — и на дороге застигнут ночью Рима был» — эти слова вложил в устаримского оратора Цицерона великий русский поэт Федор Тютчев. «Ночью» им был названконец римской демократии, закат республики. Но именно в это бурное и весьма непростоевремя жили яркие харизматичные личности: Марк Тулий Цицерон, Гней Помпей, МаркКрасс и конечно же Гай Юлий Цезарь.

Он родился в 100 году до н. э. в двенадцатый день месяца квинтилия, которыйвпоследствии в его честь был переименован в июль. Он происходил из патрицианского родаЮлиев, хотя и обедневшего, но очень древнего: Юлии возводили свой род к самой богинеВенере.

Юлий Цезарь получил прекрасное образование: он знал греческий, историю,философию, литературу, владел ораторским искусством. Древние авторы описывалиспособности Цезаря, как необыкновенные: он мог, записывая один текст, давать

распоряжения относительно другого дела, а совершая конный переход, диктовать секретарюважные письма.

Самостоятельным ему пришлось стать довольно рано, так как на шестнадцатом году онпотерял отца. В семнадцать лет он уже добился жреческой должности в храме Юпитера ивскоре женился. Избранницей его стала прелестная Корнелия, дочь консула Цинны. Цезарьочень любил ее и ради этого брака даже расторг помолвку с некой Коссуцией, девушкой изочень богатого семейства, с которой его обручили еще подростком.

С Корнелией Гай Юлий был счастлив, но, к сожалению, они недолго прожили вместе:этот брак вызвал недовольство диктатора Суллы.

Луций Корнелий Сулла по прозвищу Счастливый прославился благодаря войне сНумидией — государством в Северной Африке. Благодаря хитрости и подкупу ему удалосьпленить Югурту — нумидийского царя, ставшего узником Мамертинской тюрьмы.

Продолжив карьеру полководца, Сулла добился больших успехов. В это время в Римеразразилась гражданская война: на роль римского диктатора претендовал Гай Марий,который действовал крайне жестоким образом, развязав в Вечном городе террор. Война сним, а после его смерти с его союзниками, в числе которых был Цинна, длилась более двухлет, древние авторы пишут о десятках тысяч погибших. «Война уничтожила все. Зачастую водной битве гибло 10 000—20 000 человек, а в окрестностях Рима с обеих сторон погибло 50000», — сетовал Аппиан.

Одержав победу, Сулла показал себя не менее жестоким, чем Марий. Он безжалостноистреблял всех своих противников, без всякого суда казнил сдававшихся в плен солдат.«…Сулла занялся убийствами, кровавым делам в городе не было ни числа, ни предела».Кроме того, историки склонны изображать Суллу распутником, предпочитавшим обществоактрис, актеров и кифаристок. С самого утра он пьянствовал с ними, валяясь на ложах. Нобольше всего власти над ним имели комический актер Росций, первый мим Сорик иизображавший на сцене женщин Метробий, которого Сулла, не скрываясь, любил до концасвоих дней, хотя тот и постарел.

Цезарь приходился близким родственником Марию, а Корнелия была дочерью Цинны.Союз потомков двух своих смертельных врагов не мог понравиться диктатору.

Плутарх:«Когда Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями побудитьЦезаря к разводу с Корнелией, дочерью Цинны, бывшего одно время единоличнымвластителем Рима; поэтому Сулла конфисковал приданое Корнелии. Занятыйвначале многочисленными убийствами и неотложными делами, Сулла не обращална Цезаря внимания, но тот, не довольствуясь этим, выступил публично,добиваясь жреческой должности, хотя сам едва достиг юношеского возраста.Сулла воспротивился этому и сделал так, что Цезарь потерпел неудачу. Оннамеревался даже уничтожить Цезаря и, когда ему говорили, что бессмысленноубивать такого мальчишку, ответил: „Вы ничего не понимаете, если не видите,что в этом мальчишке — много Мариев“».

Лишенный и жреческого сана, и жениного приданого, и родового наследства, Цезарьбыл причислен к противникам диктатора и даже вынужден скрываться, оставив беременнуюжену Он очень беспокоился за ее здоровье и хотел непременно узнать, как пройдут роды,потому не уезжал далеко от Рима. В этом время сам Цезарь тяжело болел «перемежающейсялихорадкой» — так тогда называли малярию. Чтобы не попасть в руки людей Суллы, онвынужден был почти каждую ночь менять убежище. Один раз его все-таки схватили, новзятка в два таланта обеспечила ему свободу.

Родив дочь Юлию, Корнелия умерла. Получив это известие, Цезарь отбыл в Азию. Емуудалось получить формальное помилование от Суллы, и он поступил на военную службу.

Светоний о Цезаре:«…он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глазачерные и живые. Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни нанего стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во времязанятий у него были приступы падучей. За своим телом он ухаживал слишкомдаже тщательно, и не только стриг и брил, но и выщипывал волосы, и этим егомногие попрекали. Безобразившая его лысина была ему несносна, так как частонавлекала насмешки недоброжелателей. Поэтому он обычно зачесывалпоредевшие волосы с темени на лоб; поэтому же он с наибольшим удовольствиемпринял и воспользовался правом постоянно носить лавровый венок».

Цезарь и Никомед

По делам службы он отправился в Вифинию ко двору царя Никомеда, где задержалсяочень надолго. Тогда и пошел слух, что царь, по выражению биографа Светония, «растлилего чистоту». Цицерон пересказывал ходившие по Риму сплетни о том, как царскиеслужители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотомложе и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры (ведь Юлиивозводили к этой богине свой род).

Гай Юлий сам усугубил этот слух тем, что позже еще несколько раз бывал в Вифинии,явно пользуясь всяким предлогом, чтобы повидать Никомеда.

Враги Цезаря упражнялись в остроумии, пытаясь очернить его: Лициний Кальваназывал Никомеда «Цезаревым задним дружком», Корнелий Долабелла звал его «царевойподстилкой» и «царицыным разлучником», а Курион — «злачным местом Никомеда» и«вифинским блудилищем». Консул Бибул обзывал Гая Юлия вифинской царицей и заявлял,что раньше он хотел царя, а теперь царства, городской дурачок Октавий при всем народеименовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Гай Меммий попрекал его тем, что онстоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве,где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам.Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди другихнасмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:

«Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, —Никомед не торжествует, покоривший Цезаря».

Тут надо пояснить, что песни-насмешки были приняты во время триумфа. Ониисполнялись специально, чтобы триумфатор не слишком возгордился.

Светоний:«…когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочериНикомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил:„Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что далему ты!“»

Впрочем, что бы ни держало Цезаря в Вифинии, когда пришла весть о кончине Суллы,он поспешно вернулся в Рим.

Умер Сулла от «вшивой болезни». Плутарх пишет, что вся его плоть сгнила,превратившись во вшей, и хотя их обирали день и ночь (чем были заняты многиеприслужники), все-таки удалить удавалось лишь ничтожную часть вновь появлявшихся.

Плутарх:«Вся одежда Суллы, ванна, в которой он купался, вода, которой он умывал руки,вся его еда оказывались запакощены этой пагубой, этим неиссякаемым потоком— вот до чего дошло. По многу раз на дню погружался он в воду, обмывая иочищая свое тело. Но ничто не помогало. Справиться с перерождением из-забыстроты его было невозможно, и тьма насекомых делала тщетными всесредства и старании».

Цезарь и пираты

Путешествуя морем, он попался в руки пиратам и, к великому своему негодованию,оставался у них в плену около сорока дней. Пираты потребовали выкуп в двадцать талантов.Цезарь возмутился: дешево же вы меня цените! И сам предложил им выкуп в пятьдесятталантов. Оставив при себе врача и двух слуг, он разослал остальных спутников в разныегорода для сбора денег. Вел он себя совершенно бесстрашно и даже высокомерно. Так,каждый раз, отправляясь спать, он посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели.

Плутарх:«Тридцать восемь дней пробыл он у пиратов, веди себя так, как если бы они былиего телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся ишутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто невыражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехомугрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в нихпроявление благодушия и шутливости».

Все мигом переменилось, как только Цезарь получил свободу. Сойдя на берег вМилете, он тотчас снарядил корабли и вышел против своих недавних тюремщиков. Онзастал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них.Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а пиратов приказал всех до единогораспять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой.

Светоний:«Даже во мщении обнаруживал он свою природную мягкость. Пиратам, укоторых он был в плену, он поклялся, что они у него умрут на кресте, но когда оних захватил, то приказал сперва их заколоть и лишь потом распять».

Скандал с Помпеей

Первой его должностью по возвращении в Рим была должность войскового трибуна,присужденная ему народным голосованием. Цезарь вновь женился, взяв в жены Помпею,дочь Квинта Помпея и внучку Луция Суллы. Впоследствии эта дама дала веский повод длясплетен.

Плутарх:«Выл некий человек из числа старинной знати, известный своим богатством икрасноречием, но в бесчинстве и дерзости не уступавший никому из прославленныхраспутников. Он был влюблен в Помпею, жену Цезаря, и пользовался взаимностью

».

Звали этого человека Клодий. Женские комнаты строго охранялись, а мать ЦезаряАврелия, почтенная женщина, своим постоянным наблюдением за невесткой делаласвидания влюбленных трудными и опасными. Поэтому Клодий пошел на хитрость.

Римляне почитали богиню, которую они называли Доброй или Женской, так какпоклонялись ей исключительно женщины. Ни одному мужчине нельзя было присутствоватьна празднестве и даже находиться в доме, где справлялось торжество.

Даже сам хозяин дома — будь он консул или претор — должен был покинуть свой дом,когда наступал праздник.

Все священнодействия проводила его жена, главная их часть происходила ночью,сопровождаясь пением и музыкой.

Плутарх:«В том году праздник справляла Помпея, и Клодий, не имевший еще бороды ипоэтому рассчитывавший остаться незамеченным, явился туда, переодевшись внаряд арфистки и неотличимый от молодой женщины. Он нашел двериотпертыми и был благополучно проведен в дом одною из служанок, посвященной втайну которая и отправилась вперед, чтобы известить Помпею. Так как онадолго не возвращалась, Клодий не вытерпел ожидания на одном месте, где он былоставлен, и стал пробираться вперед по большому дому избегая ярко освещенныхмест. По с ним столкнулась служанка Аврелии и, полагая, что перед нейженщина, стала приглашать его принять участие в играх и, несмотря на егосопротивление, повлекла его к остальным, спрашивая, кто он и откуда. КогдаКлодий ответил, что он ожидает Абру (так звали ту служанку Помпеи), голосвыдал его, и служанка Аврелии бросилась на свет, к толпе, и стала кричать, чтоона обнаружила мужчину. Все женщины были перепуганы этим, Аврелия же,прекратив совершение таинств и прикрыв святыни, приказала запереть двери иначала обходить со светильниками весь дом в поисках Клодия. Наконец его нашлиукрывшимся в комнате служанки, которая помогла ему войти в дом, и женщины,обнаружившие его, выгнали его вон».

На следующий день по всему Риму распространился слух, что Клодий совершилкощунство и повинен не только в прелюбодеянии, но и в оскорблении святынь. Егомногочисленные враги вспомнили все свои обиды и даже приписали ему наряду с прочимигнусными беспутствами связь с его собственной сестрой, женой Лукулла.

Но симпатяга Клодий был популярен у черни, и та взяла его под защиту. Идти противплебса ради справедливости не захотел никто из судей.

Цезарь тотчас же развелся с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в качествесвидетеля, он заявил, что ему ничего не известно относительно того, в чем обвиняют Клодия.Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его: «Но почему же тогдаты развелся со своей женой?» «Потому, — ответил Цезарь, — что на мою жену не должнападать даже тень подозрения».

Благодаря этому остроумному ответу скандал раздуть не удалось. Клодий былоправдан. Он был весьма благодарен Цезарю и с тех пор стал его союзником вплоть до своейнасильственной смерти в 52 году до н. э.

Сенека:«Некоторые думают, будто деньги были заплачены в том суде, где Клодийобвинялся в тайном блуде с женою Цезаря и в осквернении таинствжертвоприношения. Верно, судьи получили и деньги, но вдобавок (и это кудапозорнее денежной сделки!) возможность поблудить на закуску с замужними

женщинами и подростками из знатных семей».

Дальнейшая карьера Цезаря

В должности квестора он получил назначение в дальнюю Испанию. Там он по какому-то поручению однажды прибыл в Гадес и увидел в храме Геркулеса статую ВеликогоАлександра. Цезарь вздохнул, словно почувствовав отвращение к своей бездеятельности, —ведь он не совершил еще ничего достопамятного, тогда как Александр в этом возрасте ужепокорил мир, — и тотчас стал добиваться увольнения, чтобы затем в столицевоспользоваться первым же случаем для более великих дел. На следующую ночь его смутилсон — ему привиделось, будто он насилует собственную мать; но толкователи еще большевозбудили его надежды, заявив, что сон предвещает ему власть над всем миром, так какмать, которую он видел под собой, есть не что иное, как земля, почитаемая родительницейвсего живого.

С этого момента Цезарь начинает упрямо пробиваться к власти, не останавливаясь ниперед чем. Он даже впутывался в заговоры с целью захвата власти, но все они оказалисьнеудачными.

Стараясь завоевать популярность. Цезарь всячески украшал Рим, строя новые портики,облагораживая улицы. Он устраивал разные представления для развлечения народа. Своихденег не хватало, и часто Цезарь привлекал кого-то для совместного устройства, но всегдастарался представить дело так, что все заслуги приписывали ему одному.

Снискав расположение народа, он попытался через трибунов добиться какой-нибудьзначимой должности. После нескольких неудач он стал домогаться сана верховного жреца —понтифика, осыпая храмы пожертвованиями и раздавая всем взятки. При этом он вошел втакие долги, что при мысли о них он, говорят, сказал матери, целуя ее утром перед тем, какотправиться на выборы: «Или я вернусь понтификом, или совсем не вернусь». Но емуповезло: он настолько пересилил обоих своих опаснейших соперников, намногопревосходивших его и возрастом, и положением, что даже в их собственных трибах онсобрал больше голосов, чем оба они во всех вместе взятых.

Заговор Катилины

Как раз во время избрания Цезаря претором, то есть исполнителем судопроизводства,был раскрыт заговор патриция Катилины, пытавшегося захватить власть.

Цицерон, Марк Катон и другие современники представляли Катилину исчадием ада,стремившимся ниспровергнуть сами устои государства и уничтожить всякую власть. Емуприписывали разнообразные прегрешения вплоть до сожительства с собственной дочерью иубийства своего брата. Однако, внимательно изучив материалы дела, современные ученыеусомнились, так ли он был страшен.

Все это случилось в 63 году до н. э. Цицерон и Катилина соперничали из-за должностиконсула. Римлян смутило, что Катилина открыто говорил о своей готовности креволюционным преобразованиям, и предпочтение было в итоге отдано Цицерону.

После поражения на выборах Катилина сумел привлечь на свою сторону значительнуючасть городской молодежи тем, что оплачивал им попойки и шлюх. Самые развращенные изэтих молодых людей признали его своим главой и обещали способствовать захватуКаталиной власти. По Риму ходили сплетни, что, давая друг другу клятву верности, онизаклали на жертвеннике человека и вкусили его мяса.

Конспирацией заговорщики явно пренебрегали, считая, что узнав об их замысле,многие сенаторы могут перейти на их сторону. Таковых действительно нашлось немало:Цицерон, опасаясь за свою жизнь, даже носил под тогой защитный панцирь и не выходил издома без охраны. Когда у него появились первые улики, он вызвал Каталину в сенат и

допросил его.— Что же такого ужасного делаю я, — ответил тот, — если, имея перед собой два тела,

одно истощенное и гибнущее, но с головой, другое без головы, но сильное и большое, я самприставляю к последнему голову?

— Раз я действую словом, а ты — оружием, между нами должна быть стена, — ответилЦицерон и принялся добиваться изгнания Каталины.

Катилина же собрал своих людей вокруг Рима, намереваясь взять город приступом, какнекогда сделал Марий. В Риме орудовал его сообщник — Корнелий Лентул. Он верил встаринное прорицание, будто бы вычитанное им в Сивиллиной книге. Там якобы говорилось,что трем Корнелиям надлежит единолично править в Риме. Первым он считал Цинну,вторым Суллу, а себя — третьим. Ему приписывали зверские замыслы: согласно ходившим вРиме слухам, он собирался истребить всех сенаторов, затем большинство граждан и поджечьгород. В живых он собирался оставить лишь детей Помпея, которых планировал взять взаложники.

Но ничего из этого ему не удалось: Лентул был арестован и казнен. Приговорнадлежало вынести Цицерону, и он колебался. Решила его сомнения супруга Теренция,сообщившая о знамении, имевшем место на празднике Доброй Богини: из потухшей золывновь вырвалось яркое пламя. Так будет и с заговорщиками, утверждала она: если Цицеронне истребит их немедля, то пламя заговора вновь разгорится.

Сенат почти единогласно осудил заговорщиков на смертную казнь: Цезарьединственный предложил разослать их под стражей по муниципиям, конфисковавимущество.

Светоний:«При этом, живописуя народную ненависть, которую навеки навлекутсторонники более крутых мер, он нагнал на них такого страху, что Децим Силан,назначенный консул, решился даже смягчить свое первоначальное мнение —переменить его открыто было бы позором — и заявил, будто оно былоистолковано суровее, чем он имел в виду Цезарь привлек на свою сторону многих, втом числе брата консула Цицерона, и добился бы победы, если бы колеблющемусясенату не придала стойкости речь Марка Катона. Но и тогда он не переставалсопротивляться, пока римские всадники, вооруженной толпой окружавшие сенатпод предлогом охраны, не стали угрожать ему смертью за его непомерноеупорство».

В тот день он действительно рисковал жизнью. Ему угрожали оружием, его обвинили впринадлежности к заговору, сидевшие рядом сенаторы покинули его, и лишь немногиеприняли его под защиту, заключив в объятия и прикрыв тогами. Лишь тогда в явном страхеон отступил и потом до конца года не показывался в сенате. Угрозы хоть и не на шуткунапугали Цезаря, однако не заставили его сдаться или отступить от своей цели. Онпродолжал показывать характер и всегда отстаивал свою точку зрения, даже если она быланепопулярна. Еще не раз ему угрожали оружием прямо в сенате, и лишь под сильнымнажимом он мог отступить.

Плутарх:«…когда Цезарь выходил из здания сената, то на него набросилось собнаженными мечами много сбежавшихся юношей из числа охранявших тогдаЦицерона. Но, как сообщают; Курион, прикрыв Цезаря своей тогой, благополучновывел его, да и сам Цицерон, когда юноши оглянулись, знаком удержал их, либоиспугавшись народа, либо вообще считая такое убийство несправедливым ипротивозаконным».

Марк Туллий Цицерон не был родовит. Плутарх пишет, что его мать была знатногопроисхождения, об отце же не может сказать ничего. Чтобы восполнить недостатоксведений, историк добавляет, что слово «цицеро» означает горошину, и отца великогооратора прозвали так, потому что у него на носу была небольшая вмятинка, похожая нагорошину. Прозвище казалось многим смешным, и Марку Туллию советовали его сменить,но тот заявил, что прославит это имя так, что оно станет рядом с самыми прекраснымиименами древности.

Когда будущему оратору исполнилось 15 лет, его семья переехала в Рим из небольшогогородка Арпина. Таких переселенцев римляне называли «новыми» людьми; сделать карьеруим было, несомненно, труднее, чем отпрыскам древних римских родов. Часто, чтобыдобиться известности, Цицерону приходилось идти на нешуточный риск. Так, одна из егопервых судебных речей была направлена против любимого вольноотпущенника диктатораСуллы.

В Риме существовал страшный обычай: неугодные диктатору лица заносились в такназываемые проскрипционные списки — тем самым они объявлялись вне закона, и любойимел право их убить. Имущество убитых распродавалось с публичных торгов за гроши. Надоли говорить, что часто люди подвергались репрессиям не за реальные преступления, аименно потому, что кто-то хотел заполучить их деньги. Бывали даже случаи, когда человекасначала убивали, а потом задним числом за взятку заносили в проскрипционный список.

Попал в эти списки и был убит некий Росций. Его имущество приобрелвольноотпущенник Суллы Хрисогон, заплатив две тысячи драхм. Сын убитого возмутился,так как реальная стоимость имущества была в сотню раз выше. В ответ Сулла возбудилпротив молодого Росция уголовное дело, обвинив того в отцеубийстве. Молодой человекоказался в изоляции, так как все боялись не только помочь ему, но даже принять его в своемдоме. Защищать Росция взялся юный Цицерон — и выиграл дело, вызвав всеобщеевосхищение. Боясь гнева Суллы, он вынужден был уехать из Рима в Афины, где продолжилсовершенствоваться в ораторском искусстве и вернулся в Рим лишь после смерти диктатора.

По возвращении Цицерон женился на невесте с богатым приданым. Супругу его звалиТеренцией, и была она дамой далеко не робкой и не кроткой. По признанию самого МаркаТуллия, она гораздо охотнее вникала в его государственные дела, чем делилась с ним своимидомашними. Ее решительность и сильный характер восполняли соответствующие недостаткисамого Цицерона, и часто именно Теренция помогала мужу принять и осуществить верноерешение.

Цицерон мечтал о славе, он добивался ее долго и упорно, но она пришла к нему самапосле раскрытия заговора Каталины, Катон даже назвал его «отцом отечества».

Именно в это время берет начало конфликт Цицерона и Цезаря, который долго не могпростить оратору обвинений и угроз. Неприязнь эта усилилась и после того, как Цицеронотклонил предложение стать союзником Цезаря в борьбе за власть, предпочтя остатьсясторонником умиравшей республики.

Чтобы разделаться с Цицероном, Цезарь использовал Клодия: после истории с Помпеейэтот человек превратился в его послушную марионетку. К тому же Клодий имел и личныйзуб на Цицерона: во время суда тот свидетельствовал против него.

Вокруг Клодия собралась настоящая банда подонков, угрожавших Цицеронуфизической расправой. Опасаясь за свою жизнь, тот предпочел тайно покинуть Рим. Иправильно сделал: разозленный Клодий поджег дом Марка Туллия, а также задним числомпровел в сенате постановление об его изгнании. Предлогом стало решение Цицерона о казниучастников заговора против Каталины, вынесенное с нарушением формальностей.

Прошло шестнадцать месяцев, и эдикт был отменен, а самого Клодия зарезал некийМилон, которого Цицерон безуспешно защищал в суде. Речь его была не слишком хороша,очевидцы сообщают, что великий оратор заикался и дрожал всем телом. И немудрено: ведьПомпей собрал на окрестных холмах вооруженные отряды. Их доспехи сверкали на солнце,и вдобавок воины нарочно бряцали оружием. Конечно, это подействовало: Цицерон не был

ни смелым, ни воинственным человеком. Он всегда и во всем предпочитал мирные методы.Даже в Киликии, куда он был назначен наместником после гибели Красса, он правил,

не прибегая к оружию. И — о чудо! — сумел усмирить воинственные племена, заслужив ихуважение своей кротостью, справедливостью и неподкупностью. А ведь только что эти жесамые племена разбили отряды воинственного Красса, а его самого казнили жуткимспособом: влив ему в горло расплавленное золото.

Консульство Бибула

Консулов в Риме одновременно было двое, это должно было гарантировать большуюобъективность их решений. Цезарь стал консулом вместе с Бибулом. Чтобы добиться этойдолжности, ему пришлось отказаться от триумфа, на который он мог рассчитывать, так каккомандовал войсками в Испании. По обычаю триумфатор должен был остановиться загородом и ждать, когда торжественный въезд — триумф — будет подготовлен. Но сроквыборов был уже назначен, и время подачи заявок подходило к концу. Если бы Цезарь такпоступил, он бы лишился возможности стать консулом. Поэтому от триумфа он отказался.

Его коллега занимал должность чисто формально, будучи не в силах противостоятьнапористому Цезарю. Некоторые остроумцы, подписываясь свидетелями на бумагах, дажепомечали их в шутку не консульством Цезаря и Бибула, а консульством Юлия и Цезаря,обозначая, таким образом, одного человека двумя именами; а вскоре в народе стал ходить итакой стишок:

«В консульство Цезаря то, а не в консульство Бибула было:В консульство Бибула, друг, не было впрямь ничего».

Будучи консулом, Цезарь показал себя щедрым по отношению к сторонникам исовершенно беспринципным по отношению к своим противникам. Марка Катона,выступившего в сенате с запросом, он приказал ликтору вытащить из курии и отвести втюрьму Луция Лукулла, который слишком резко ему возражал, он так запугал ложнымиобвинениями, что тот сам бросился к его ногам. Наконец, он нанял доносчика против всейвраждебной партии в целом: тот должен был объявить, что его подговаривали на убийствоПомпея, и назвать условленные имена подстрекателей. Но так как одно или два из этих именбыли названы напрасно и только возбудили подозрение в обмане, Гай Юлий разочаровался вуспехе столь опрометчивого замысла и устранил доносчика ядом.

Галльская война

Около того же времени Цезарь женился на Кальпурнии, дочери Луция Пизона, своегопреемника по консульству, а свою дочь Юлию выдал за Гнея Помпея, отказав ее первомужениху Сервилию Цепиону. При поддержке зятя и тестя Цезарь получил в управлениепровинцию Галлию, которая своими богатыми возможностями и благоприятной обстановкойсулила ему триумфы. Окрыленный радостью, он похвалился перед сенатом тем, что теперьнаконец достиг цели своих желаний, несмотря на недовольство и жалобы противников, и чтотеперь-то он их всех оседлает. Кто-то оскорбительно заметил, что для женщины это нелегко;он ответил, как бы шутя, что и в Сирии царствовала Семирамида и немалой частью Азиивладели некогда амазонки.

Светоний:«С этих пор он не упускал ни одного случаи для войны, даже для несправедливойили опасной, и первым нападал как на союзные племена, так и на враждебные идикие, так что сенат однажды даже постановил направить комиссию для

расследовании положении в Галлии, а некоторые прямо предлагали выдать егонеприятелю. Но когда его дела пошли успешно, в его честь назначалисьблагодарственные молебствия чаще и дольше, чем для кого-либо ранее».

Дела в провинции Цезарь повел вполне по-мужски, собрав и обучив сильную армию.Именно там им были написаны знаменитые «Записки о галльской войне».

Светоний:«Оружием и конем он владел замечательно, выносливость его превосходила всякоевероятие. В походе он шел впереди войска, обычно пеший, иногда на коне, снепокрытой головой, несмотря ни на зной, ни на дождь. Самые длинные переходыон совершал с невероятной быстротой, налегке, в наемной повозке, делая по сотнемиль в день, реки преодолевая вплавь или с помощью надутых мехов, так чточасто опережал даже вестников о себе».

Древние биографы уделяли много внимания военной тактике Цезаря, отмечая, что онасочетала осторожность и смелость. Он никогда не вел войска по дорогам, удобным длязасады, не разведав предварительно местности; в Британию он переправился не раньше, чемобследовал пристани, морские пути и подступы к острову. И он же, узнав об осаде римскихлагерей в Германии, сквозь неприятельские посты, переодетый в галльское платье,проскользнул к своим.

Никогда никакие суеверия не вынуждали его оставить или отложить предприятие.Даже когда он оступился, сходя с корабля, то обратил это в хорошее предзнаменование,воскликнув: «Ты в моих руках, Африка!»

Светоний:«А лошадь у него была замечательная, с ногами, как у человека, и с копытами,расчлененными, как пальцы: когда она родилась, гадатели предсказали ее хозяинувласть над всем миром, и тогда Цезарь ее бережно выходил и первый объездил —других седоков она к себе не подпускала, — а впоследствии даже поставил ейстатую перед храмом Венеры-Прародительницы».

Когда распространялись устрашающие слухи о неприятеле, он для ободрения солдат неотрицал и не преуменьшал вражеских сил, а напротив, преувеличивал их собственнымивыдумками. Так, когда все были в страхе перед приближением Юбы, он созвал солдат насходку и сказал: «Знайте: через несколько дней царь будет здесь, а с ним десять легионов,да всадников тридцать тысяч, да легковооруженных сто тысяч, да слонов три сотни. Яэто знаю доподлинно, так что кое-кому здесь лучше об этом не гадать и не ломать голову,а прямо поверить моим словам; а не то я таких посажу на дырявый корабль и пущу поветру на все четыре стороны».

Если же его войско начинало отступать, он часто один восстанавливал порядок:бросаясь навстречу бегущим, он удерживал воинов поодиночке и, схватив их за горло,поворачивал лицом к неприятелю. А паника бывала такова, что однажды схваченный имзнаменосец замахнулся на него острием значка, а другой знаменосец оставил древко у него вруке.

Гражданская война

В Риме он продолжал в той или иной форме подкупать население, чтобы заручиться егоподдержкой. В эти годы он потерял сначала мать, потом дочь и вскоре затем внука, но дажеэти несчастья он сумел обернуть для своей выгоды, устроив для народа в память усопших

гладиаторские игры и пир.Он заручился поддержкой гладиаторов, велев отбивать силой и сохранять для себя тех,

кто бился мужественно, но по какой-то причине навлек на себе немилость зрителей: рука сопущенным вниз большим пальцем означала повеление добить проигравшего. Легионерамон удвоил жалованье на вечные времена, отпускал им хлеб без меры и счета, когда егобывало вдоволь, а иногда дарил каждому по рабу из числа пленников.

Большую часть сенаторов он привязал к себе, ссужая им деньги без процентов или подничтожный процент. Граждан из других сословий, которые приходили к нему сами или поприглашению, он осыпал щедрыми подарками.

Светоний:«…он был единственной и надежнейшей опорой для подсудимых, длязадолжавших, для промотавшихся юнцов, кроме лишь тех, кто настолько погряз впреступлениях, нищете или распутстве, что даже он не мог им помочь; таким онпрямо и открыто говорил, что спасти их может только гражданская война».

Почуяв опасность, враги Цезаря потребовали его смещения под тем предлогом, чтовойна закончена, мир установлен и победителю пора распустить войско. Они хотелипровести выборы досрочно, чтобы Цезарь не успел приехать из провинции и выставить своюкандидатуру — заочно этого было сделать нельзя.

Цезарь считал, что столкнуть человека с первого места в государстве на второе —довольно затруднительно, зато потом со второго на последнее — легче легкого. А еще оночень любил цитировать строки Еврипида: «Коль преступить закон — то ради царства; / А востальном его ты должен чтить».

Из врагов Цезаря к этому времени в живых оставались Марк Катон, Цицерон и бывшийдруг и зять Гней Помпей. Увидев, что против него действуют все настойчивее, он решился насерьезные меры: перешел в Ближнюю Галлию и, покончив с судебными собраниями,остановился в Равенне, угрожая Риму гражданской войной.

По легенде, он помедлил у небольшой речушки Рубикон: здесь кончались границы егопровинции. Раздумывая, он сказал, обратившись к спутникам: «Еще не поздно вернуться; ностоит перейти этот мостик, и все будет решать оружие». Затем он будто бы произнес слова,ставшие крылатыми: «Жребий брошен» — и перешел Рубикон. Ходили следующие сплетни:чтобы воодушевить воинов и склонить их на междоусобицу, он пообещал каждомувсадническое состояние. Не стеснялся он и прямо покупать чернь. Впрочем, в то время такпоступали многие: лица, домогающиеся должностей, располагались на улице за столиками иоткрыто платили потенциальным избирателям.

Светоний:«В Галлии он опустошал капища и храмы богов, полные приношений, и разорялгорода чаще ради добычи, чем в наказание. Оттого у него и оказалось столькозолота, что он распродавал его по Италии и провинциям на вес, по три тысячисестерциев за фунт. В первое свое консульство он похитил из капитолийскогохрама три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько жепозолоченной меди».

Цезарь, осмелев, начал вызывать Помпея на сражение, хотя тот превосходил его почисленности войск. Кроме того, Помпей разбил лагерь в удобном месте, имея возможностьснабжать в изобилии свои войска с моря и с суши, тогда как солдаты Цезаря уже с самогоначала испытывали недостаток в продовольствии, а потом из-за отсутствия самогонеобходимого стали есть какие-то коренья, кроша их на мелкие части и смешивая с молоком.Иногда они лепили из этой смеси хлебцы и, нападая на передовые караулы противника,

бросали эти хлебцы, крича, что не прекратят осады Помпея до тех пор, пока земля будетрождать такие коренья. Помпей старался скрыть и эти хлебцы, и эти речи от своих солдат,ибо те начали падать духом, страшась бесчувственности врагов и считая их какими-тодикими зверями.

Между армиями постоянно происходили отдельные стычки. Однажды Помпей нанесЦезарю крупное поражение, захватив 32 знамени и обратив его солдат в паническое бегство.Сам Цезарь едва не погиб, пытаясь остановить бегущих.

Однако Помпей — то ли по какой-то нерешительности, то ли случайно — невоспользовался своим успехом, но отступил, загнав беглецов в их лагерь. Цезарь, которыйуже потерял было всякую надежду, сказал после этого своим друзьям: «Сегодня победаосталась бы за противниками, если бы у них было кому победить».

Катон при виде павших в бою неприятелей (их было около тысячи) ушел, закрыв лицов знак печали, и заплакал. Он хвалил Помпея за то, что тот уклоняется от сражения и щадитсограждан. Помпей был слишком осторожен, чтобы отважиться на решающее сражение.Многие обвиняли его в трусости. Обеспеченный всем необходимым на долгий срок, онпредпочитал ждать, пока противник истощит свои силы: у Цезаря не было ни денег, низапасов продовольствия, и казалось, что в течение короткого времени его армия сама собойраспадется. К тому же плохое питание вызвало в его войске эпидемию.

Цезарь проделал большую часть пути в очень тяжелых условиях, ниоткуда не получаяпродовольствия, но повсюду видя лишь пренебрежение из-за своей недавней неудачи.

Однако после захвата фессалийского города Гомфы ему не только удалось накормитьармию, но и неожиданно найти для солдат избавление от болезни. В городе оказалось многовина, и солдаты вдоволь пили в пути, предаваясь безудержному разгулу. Хмель гнал недугпрочь, вновь возвращая заболевшим здоровье.

Гней Помпей Великий в юности был сторонником Суллы и его доверенным лицом.Молодой полководец весьма помог будущему диктатору и одержал множество побед вгражданской войне и в провинциях. За это он получил прозвище «Великий» и вплоть досмерти Суллы был его доверенным лицом.

Он не сошел с политической арены и после смерти диктатора: участвовал в войне вИспании, был избран консулом, затем получил должность главнокомандующего. В 61 годудо н. э. состоялся триумфальный въезд Помпея в столицу, во время которого за егоколесницей шли дети царей парфянского, арменийского и понтийского. Ему былопожаловано право носить лавровый венок и триумфальную одежду. В его рукахсосредоточилась огромная сила, он был на шаг от того, чтобы стать диктатором! Римлянепонимали это и боялись.

И тут Помпей совершил ошибку: он распустил легионы, не попытавшись захватитьвласть. Римляне облегченно перевели дух, оказали Помпею несметные почести, но вдолжности консула отказали и не исполнили обещания дать наделы его ветеранам.

На помощь ему явился Гай Юлий Цезарь. При поддержке Помпея он был вновьназначен консулом, раздал наделы ветеранам и отдал свою единственную дочь за Помпеязамуж. Тогда их отношения казались более чем дружескими.

Но уже через год сторонник Цезаря Клодий стал позволять себе нападки на стареющегоПомпея. А когда на улицах Рима начались беспорядки, Клодий позволил себе даже взять восаду дом Помпея. О его былых подвигах стали забывать, героем дня теперь считалсяЦезарь, успешно воевавший в Галлии. Помпей завидовал его успехам, предвидя в немопасного соперника. Когда же умерла Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея, прерваласьпоследняя связывавшая их нить. С тех пор их отношения все более ухудшались, дойдя вконце концов до неприкрытой вражды, вылившейся в гражданскую войну.

В августе 48 году до н. э. в битве при Фарсале Цезарь одержал окончательную победу.

Плутарх:«…конница Помпея елевого фланга горделиво тронулась в наступление,рассыпаясь и растягиваясь, чтобы охватить правое крыло противника. Однакопрежде чем она успела атаковать, вперед выбежали когорты Цезаря, которыепротив обыкновения не метали копий и не поражали неприятеля в ноги, а, поприказу Цезаря, целили врагам в глаза и наносили раны в лицо. Цезарьрассчитывал, что молодые солдаты Помпея, кичившиеся своей красотой июностью, не привыкшие к войнам и ранам, более всего будут опасаться такихударов и не устоят, устрашенные как самою опасностью, так и угрозоюоказаться обезображенными. Так оно и случилось».

Когда Помпей с противоположного фланга увидел, что его конница рассеяна и бежит,он совсем пал духом, «перестал быть самим собою, забыл, что он Помпей Великий». Некогдаславный полководец теперь походил на человека, лишившегося разума. Не сказав ни слова,он удалился в палатку и там напряженно ожидал, что произойдет дальше, не двигаясь с местадо тех пор, пока не началось всеобщее бегство и враги, ворвавшись в лагерь, не вступили вбой с караульными. Тогда лишь он как бы опомнился и сказал, как передают, только однуфразу: «Неужели уже дошло до лагеря?»

Бросив остатки своего войска, Помпей бежал на Восток, добравшись до Египта. Тамего убили: правители Египта надеялись этим заслужить благосклонность Цезаря. Ониотправили ему голову и перстень врага.

Дион Кассий:«Цезарь, увидев голову Помпея, принялся оплакивать его, выражая сожаление ослучившемся, называя его согражданином и зятем и перечисляя все услуги, какиеони оказали друг другу. Он заявил; что не только ничем не обязан убийцам, нодаже стал порицать их и приказал украсить голову Помпея; возложить ее накостер и предать погребению».

Не все верили в искренность его скорби, нашлись и те, кто считал эти слезылицемерными, напоминая, что если бы Цезарь встретился лицом к лицу с живым Помпеем,ему все равно пришлось бы убить его, чтобы получить власть. Но как бы то ни было, Цезарьникогда не допускал неуважения к памяти Помпея, он даже приказал поднять и поставитьего статуи, сброшенные с пьедесталов.

Марк Порций Катон «Утический». Честный до максимализма, он оставалсясторонником республики, даже когда дело это было очевидно проиграно.

Когда началась гражданская война, Катон вместе с Помпеем бежал из Рима, надев сэтого дня «траур по погибели отечества». Однако затем они с Помпеем расстались, не сумеввыработать общей стратегии, и Катон не участвовал в битве при Фарсале. Он отправился наРодос, заявив, что победа любой партии одинаково огорчила бы его.

Узнав о смерти Помпея в Египте, Катон переправился в Африку, где остановился вУтике, чтобы защищать ее от врагов, внутренних и внешних. После окончательной победыЦезаря в городе заговорили о выдаче ему сенаторов. За Катона хотели просить милости уЦезаря, но он это отклонил, говоря, что он не побежден и не преступник. Он помог всемжелавшим спастись бегством, провел вечер за чтением платоновского диалога,посвященного смерти Сократа, а затем уже ночью пронзил себя мечом. Ему пыталисьоказать помощь, но он сорвал повязки и истек кровью. Узнав о самоубийстве Катона, Цезарьогорчился, сказав: «Ненавистна мне твоя смерть, Катон, потому что тебе ненавистно былопринять от меня спасение».

У Катона было двое детей: знаменитая Порция, супруга Марка Юния Брута, убившаясебя после смерти мужа, и сын, Марк Порций, помилованный Цезарем, но затем

примкнувший к заговорщикам. Он погиб в битве при Филиппах.

Плутарх:«Цезарь был велик своими благодеяниями и щедростью, Катон — безупречностьюжизни. Первый сделался знаменитым благодаря мягкости и состраданию, второйпользовался уважением из-за своей строгости. Цезарь снискал себе славу тем,что давал, помогал, прощал, Катон — тем, что ничего не дарил. В одномнесчастные видели себе прибежище, в другом злодеи — свою гибель. Цезаряхвалили за обходительность, Катона — за твердость».

Цицерона, принявшего сторону Помпея, Цезарь простил. После поражения приФарсале Цицерон встретился с Цезарем. Марк Туллий очень боялся этого свидания, ноЦезарь сам вышел ему навстречу, и они долго говорили, гуляя по берегу. Цицерон получилразрешение вернуться в Рим. Они с Цезарем так и остались идейными противниками, но стех пор все их разногласия решались в суде или в дискуссиях. Цицерон до самой смертиЦезаря более не участвовал в политической борьбе, проводя время за сочинением ипереводом философских трактатов, иногда выступая в суде.

Он развелся с Теренцией, обвинив супругу в том, что она плохая хозяйка, — этот поводпоказался всем смехотворным, — и тут же снова женился на молоденькой девушке сбогатым приданым. Вскоре от родов умерла его дочь, и он тут же развелся с молодой женой,на сей раз представив в виде причины для развода то, что его супруга недостаточно скорбелао смерти падчерицы.

Единоличная власть

По окончании войны Цезарь отпраздновал сразу пять триумфов: галльский,александрийский, понтийский, африканский и, наконец, испанский.

На Капитолий он вступил при огнях, сорок слонов с факелами шли справа и слева. Впонтийском триумфе среди прочих предметов в процессии несли надпись из трех слов«Пришел, увидел, победил» — этим он отмечал не события войны, как обычно, а быстротуее завершения.

Своим старым легионерам он выдал очень крупную денежную премию и выделил имземлю. Народу он раздал по десять мер зерна и по столько же фунтов масла и еще раздалденьги, но меньше, нежели легионерам. Вдобавок он устроил пир и раздачу мяса, а послеиспанского триумфа — еще два обеда: первый показался ему скудным и недостойным егощедрости, поэтому через четыре дня он дал второй, неслыханно богатый.

Светоний:«Зрелища он устраивал самые разнообразные: и битву гладиаторов, итеатральные представления по всем кварталам города и на всех языках, и скачкив цирке, и состязания атлетов, и морской бой… Звериные травли продолжалисьпять дней: в заключение была показана битва двух полков по пятисот пехотинцев,двадцать слонов и триста всадников с каждой стороны… Дли морского бон быловыкопано озеро на малом Кодетском поле, в бою участвовали биремы, триремы иквадриремы тирийского и египетского образца со множеством бойцов. На всеэти зрелища отовсюду стеклось столько народу, что много приезжих ночевало впалатках по улицам и переулкам; а давка была такай, что многие были задавленыдо смерти, в том числе два сенатора».

По окончании празднеств Цезарь приступил к государственным делам.Он исправил календарь: из-за нерадивости жрецов, произвольно вставлявших месяцы и

дни, календарь был в таком беспорядке, что уже праздник жатвы приходился не на лето, а

праздник сбора винограда — не на осень.Он пополнил сенат, к старым патрициям прибавил новых, увеличил число должностей.

Тех, кто был лишен звания цензорами или по суду, он восстановил в правах. Он допустил кдолжностям и сыновей тех, кто был казнен во время проскрипций. Цезарь изменил правила,и теперь лишь половина сенаторов избиралась народов, половина же — назначалась имсамим.

Светоний:«Назначал он их в коротких записках, рассылаемых по трибам: „ДиктаторЦезарь — такой-то трибе. Предлагаю вашему вниманию такого-то, дабы он повашему выбору получил искомое им звание“».

Он произвел перепись населения и сократил число бездельников, задаром получавшиххлеб из казны, оставив там только тех, кто действительно не мог работать.

Желая пополнить поредевшее население города, он издал закон, чтобы никакойгражданин старше двадцати и моложе сорока лет, не находящийся на военной службе, непокидал бы Италию дольше, чем на три года. Всем, кто в Риме занимался медициной, и всемпреподавателям благородных искусств он даровал римское гражданство, чтобы они и самиохотнее селились в городе, и привлекали других.

Многие рассчитывали, что Цезарь отменит долговые обязательства, но этого не былосделано. Желая пополнить казну, он отменил старое правило, по которому состоятельныеграждане, изобличенные в убийстве другого римского гражданина, наказывались лишьизгнанием. Ранее все их состояние оставалось при них, теперь же Цезарь ввел конфискациюимущества.

Цезарь очень любил всевозможные красивые вещи. Шутили, что он вторгся вБританию в надежде найти там жемчуг. Резные камни, чеканные сосуды, статуи, картиныдревней работы он всегда собирал с увлечением. Красивых и ученых рабов он покупал потаким неслыханным ценам, что сам чувствовал неловкость и запрещал записывать их вкниги. В походах он возил с собою штучные и мозаичные полы.

Но, несмотря на это, Цезарь ввел ряд запретов на роскошь. На иноземные товары онналожил пошлину. Носилки, а также пурпурные платья и жемчужные украшения он оставилв употреблении только для определенных лиц, определенных возрастов и в определенныедни. Вокруг рынка он расставил сторожей, чтобы они отбирали и приносили к немузапрещенные яства, а если что ускользало от сторожей, он иногда посылал ликторов ссолдатами, чтобы забирать уже поданные блюда прямо со столов.

Женщины Цезаря

Пил он мало, был умерен в еде, зато на любовные утехи, по общему мнению, был падоки расточителен. Курион Старший, понося Цезаря, в какой-то речи называл его мужем всехжен и женою всех мужей.

В числе его любовниц называли очень многих знатных римлянок, в том числе женуМарка Красса и жену Гнея Помпея. Но больше всех остальных любил он мать Брута,Сервилию: еще в свое первое консульство он купил для нее жемчужину, стоившую шестьмиллионов, а в гражданскую войну, не считая других подарков, он продал ей с аукционабогатейшие поместья за бесценок. Когда многие дивились этой дешевизне, Цицероностроумно заметил: «Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?» Дело втом, что Сервилия, как подозревали, свела с Цезарем и свою дочь Юнию Третью.

И в провинциях он не отставал от чужих жен: это видно хотя бы из двустишья, котороетакже распевали воины в галльском триумфе:

«Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника.Деньги, занятые в Риме, проблудил ты в Галлии».

Среди его любовниц были и царицы — мавританка Эвноя, жена царя Богуда, и конечноже знаменитая Клеопатра. С нею он и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатымипокоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, он пригласил ее в Рими отпустил с великими почестями и богатыми дарами, позволив ей даже назватьноворожденного сына его именем. Некоторые греческие писатели сообщают, что этот сынбыл похож на Цезаря и лицом, и осанкой.

Гибель

Он принимал почести сверх всякой меры, обеспечив себе бессменное консульство,пожизненную диктатуру и прозвание отца отечества. Статуя Цезаря стояла среди статуйдревних царей Рима. Также его изваяния находились рядом со статуями богов, и для негобыло отведено место за столом с угощением для богов. В сенате и суде для него поставилизолотые кресла, он использовал для себя священную колесницу и носилки при цирковыхпроцессиях. Месяц июль был назван по его имени. Он мечтал воздвигнуть храм Марса,какого никогда не бывало, засыпав для него и сравняв с землею то озеро, где устраивал онморской бой, а на склоне Тарпейской скалы устроить величайший театр.

Надменны были и его высказывания: «Республика — ничто, пустое имя без тела иоблика»; «Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти»; «С ним, Цезарем,люди должны разговаривать осторожнее и слова его считать законом». Когда гадательоднажды возвестил о несчастном будущем — зарезанное животное оказалось без сердца, —то он заявил: «Все будет хорошо, коли я того пожелаю; а в том, что у скотины нету сердца,ничего удивительного нет».

Недовольных его властью было много. Особенно римлян возмущало то, что средисенаторов появились выходцы из Галлии. В народе распевали так:

«Галлов Цезарь вел в триумфе, галлов Цезарь ввел в сенат.Сняв штаны, они надели тогу с пурпурной каймой».

Штаны считались варварской одеждой, а тога с пурпурной каймой являласьотличительным знаком сенаторского сословия.

Смертельную ненависть сенаторов Цезарь навлек на себя еще и тем, что однаждыполенился встать перед ними, когда те явились в полном составе, чтобы поднести емупочетные постановления. Их он принял перед храмом Венеры-Прародительницы сидя. Этопоказалось особенно возмутительным оттого, что сам он, проезжая в триумфе мимотрибунских мест и увидев, что перед ним не встал один из трибунов по имени ПонтийАквила, пришел тогда в такое негодование, что воскликнул: «Не вернуть ли тебе иреспублику, Аквила, народный трибун?» И еще много дней, давая кому-нибудь какое-нибудьобещание, он непременно оговаривал: «Если Понтию Аквиле это будет благоугодно».

С тех пор его постоянно подозревали в том, что он стремится к царской короне.— «Я Цезарь, а не царь!» — возражал он, но ему не верили.По Риму ходили упорные слухи, будто Цезарь намерен переселиться в Александрию и

перевести туда столицу, чтобы быть поближе к своей любовнице Клеопатре. Когда сталоизвестно, что она едет с визитом в Рим и везет с собой сына Цезариона, чернь укрепилась вэтом мнении.

В заговоре против Цезаря участвовало более шестидесяти человек; во главе его стоялиГай Кассий, Марк Брут и Децим Брут. Сперва они колебались, убить ли его на Марсовомполе, или же напасть на него на Священной дороге, или при входе в театр. Но когда былообъявлено, что в иды марта сенат соберется на заседание в курию Помпея, то все охотно

предпочли именно это время и место. Тело убитого заговорщики собирались бросить в Тибр,имущество конфисковать, а его законы — отменить.

Считается, что в короткое время перед смертью Цезарь получил несколько оченьплохих знамений, но по своему обыкновению не придал им значения. Гадатель советовалему остерегаться опасности, которая ждет его не позднее чем в иды марта. Накануне этогодня в курию Помпея влетела птичка королек с лавровой веточкой в клюве, преследуемаястаей разных птиц из ближней рощицы, и они ее растерзали. А в последнюю ночь передубийством ему привиделось во сне, как он летает под облаками и потом как Юпитерпожимает ему десницу; жене его Кальпурнии снилось, что в доме их рушится крыша и чтомужа закалывают у нее в объятиях.

Светоний:«Из-за всего этого, а также из-за нездоровья он даже колебался, не остаться лиему дома, отложив свои дела в сенате. Наконец, Децим Брут уговорил его нелишать своего присутствия многолюдное и давно ожидающее его собрание, и онвышел из дому уже в пятом часу дня.

Кто-то из встречных подал ему записку с сообщением о заговоре: он присоединил ее кдругим запискам, которые держал в левой руке, собираясь прочесть. Потом он принес вжертву нескольких животных подряд, но благоприятных знамений не добился; тогда онвошел в курию, не обращая внимания на дурной знак и посмеиваясь над Спуринной за то, чтовопреки его предсказанию, иды марта наступили и не принесли никакой беды. "Да, пришли,но не прошли", — ответил тот.

Он сел, и заговорщики окружили его, словно для приветствия. Тотчас Тиллий Цимбр,взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и когда тот,отказываясь, сделал ему знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарькричит: "Это уже насилие!" — и тут один Каска, размахнувшись сзади, наносит ему ранупониже горла. Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытаетсявскочить, но второй удар его останавливает. Когда же он увидел, что со всех сторон нанего направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустилее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражендвадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон, — хотянекоторые и передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал: "И ты, дитямое!"»

Тело Цезаря лежало довольно долгое время, сбросить его в Тибр заговорщики нерешились. Они были несколько обескуражены тем, что все сенаторы разбежались в испуге,вместо того, чтобы поддержать их. Затем по чьему-то приказу — скорее всего, МаркаАнтония — трое рабов, взвалив тело на носилки, отнесли его домой. По мнению врача, извсех ран смертельной оказалась только одна — вторая, нанесенная в грудь.

Было вскрыто и прочитано завещание. Бездетный Цезарь назначил наследниками трехвнуков своих сестер, он усыновлял Гая Октавия, оставлял ему три четверти имущества исвое имя. Многие убийцы были им названы в числе опекунов своего сына, если вдругКальпурния окажется беременной, а Децим Брут — даже среди наследников во второйстепени. Народу он завещал сады над Тибром в общественное пользование и по тристасестерциев каждому гражданину.

Светоний:«День похорон был объявлен, на Марсовом поле близ гробницы Юлии сооруженпогребальный костер, а перед ростральной трибуной — вызолоченная постройканаподобие храма Венеры-Прародительницы; внутри стояло ложе слоновой кости,

устланное пурпуром и золотом, в изголовье — столб с одеждой, в которой Цезарьбыл убит. Выло ясно, что всем, кто шел с приношениями, не хватило бы дня дляпроцессии: тогда им велели сходиться на Марсово поле без порядка, любымипутями».

На погребальных играх, возбуждая негодование и скорбь о его смерти, пели куплеты изпопулярной драмы: «Не я ль моим убийцам был спасителем?» Консул Антоний объявилчерез глашатая постановление сената, в котором Цезарю воздавались все человеческие ибожеские почести. Погребальное ложе принесли на форум должностные лица этого года ипрошлых лет. Забыв все обиды и припомнив все хорошее, что сделал Цезарь для Рима,горожане воздали ему почести.

Светоний:«…толпа принялась тащить в огонь сухой хворост, скамейки, судейские кресла ивсе, что было принесенного в дар. Затем флейтисты и актеры стали срывать ссебя триумфальные одежды, надетые для такого дня, и, раздирая, швыряли их впламя; старые легионеры жгли оружие, которым они украсились для похорон, амногие женщины — свои уборы, что были на них, буллы и платья детей. Средиэтой безмерной всеобщей скорби множество иноземцев то тут, то тамоплакивали убитого каждый на свой лад, особенно иудеи, которые и потом ещемного ночей собирались на пепелище».

Еще не успело потухнуть пламя погребального костра, как в городе начался бунт.Толпа стремилась расправиться с заговорщиками, и они вынуждены были бежать из города.Из его убийц почти никто не прожил после этого больше трех лет и никто не умер своейсмертью. Все они были осуждены и все погибли по-разному: кто в кораблекрушении, кто вбитве. А некоторые поразили сами себя тем же кинжалом, которым они убили Цезаря.

Светоний:«У некоторых друзей осталось подозрение, что Цезарь сам не хотел дольшежить, а оттого и не заботился о слабеющем здоровье и пренебрегалпредостережениями знамений и советами друзей. …Другие… полагают, что онпредпочитал один раз встретиться с грозящим отовсюду коварством, чем ввечной тревоге его избегать…Как бы то ни было, в одном согласны почти все: именно такого рода смерть былаему почти желанна. Так, когда он читал у Ксенофонта, как Кир в предсмертномнедуге делал распоряжения о своем погребенье, он с отвращением отозвался остоль медленной кончине и пожелал себе смерти внезапной и быстрой. А наканунегибели, за обедом у Марка Лепида в разговоре о том, какой род смерти самыйлучший, он предпочел конец неожиданный и внезапный».

Цезарь погиб на пятьдесят шестом году жизни. Мнением народа и указами сената онбыл причислен к богам. Мартовские иды стали почитаться днем траура, и в этот деньникогда не созывали сенат.

Светоний.«…когда во время игр, которые впервые в честь его обожествления давал егонаследник Август, хвостатая звезда сияла в небе семь ночей подряд, появляясьоколо одиннадцатого часа, то все поверили, что это душа Цезаря, вознесенного нанебо».

Наследник — Октавиан Август

Гай Октавий приходился Цезарю внучатым племянником. Воспитанием мальчиказанималась его мать — любящая, но крайне властная.

Историк Николай Дамасский:«Хотя по закону он был уже причислен к взрослым мужчинам, мать его все также не позволяла ему выходить из дома куда-либо, кроме тех мест, куда он ходилраньше, когда был ребенком. Она принуждала его вести прежний образ жизни иночевать в прежнем своем помещении. Только по закону он был мужчиной, а вовсем остальном оставался на положении ребенка».

Лишь Цезарь имел достаточно авторитета, чтобы вызволить молодого человека из-подженской опеки: отправляясь на войну с сыновьями Помпея, Цезарь взял его с собой вИспанию, а потом послал на Адриатическое море для подготовки похода против даков ипарфян. Там молодой Октавий получил от своей матери известие об убийстве Юлия Цезаря.Из этого же письма он узнал, что Цезарь усыновил его и оставил ему три четверти своегоимущества.

Октавий немедленно вернулся в Италию, но сразу в Рим не поехал. Даже вдевятнадцать лет этот молодой человек отличался крайне рассудительностью, и его любимойпоговоркой была «Торопись медленно». Он понимал, что получить причитающееся емунаследство будет очень нелегко.

Все деньги Цезаря после его убийства были перенесены по желанию его вдовыКальпурнии в дом Марка Антония, консула и ближайшего соратника Цезаря. Этот силач икрасавец, не слишком умный, необразованный и простоватый, но зато любимый толпой, сталтеперь почти хозяином Рима.

Марк Антоний

Плутарх:«Он обладал красивой и представительной внешностью. Отличной формы борода,широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некотороесходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели.Существовало даже древнее предание, будто Антонии ведут свой род от сынаГеракла — Антона. Это предание, которому, как уже сказано, придавалоубедительность обличие Антония, он старался подкрепить и своею одеждой:всякий раз, как ему предстояло появиться перед большим скоплением народа, онопоясывал тунику у самых бедер, к поясу пристегивал длинный меч и закутывалсяв тяжелый военный плащ. Даже то, что остальным казалось пошлым инесносным, — хвастовство, бесконечные шутки, неприкрытая страсть кпопойкам, привычка подсесть к обедающему или жадно проглотить кусок ссолдатского стола, стоя, — все это солдатам внушало прямо-таки удивительнуюлюбовь и привязанность к Антонию».

Увы, с красивой внешностью и мужеством сочетались такие качества, как легкомыслие,неудержимое мотовство, распутство и неразборчивость в знакомствах. В юности егозакадычным приятелем был некий Курион, «чья дружба оказалась для молодого человеканастоящею язвой, чумой». Затем Антоний оказался в числе единомышленников Клодия,«самого наглого и гнусного из тогдашних вожаков народа» — того, что преследовал Помпеяи Цицерона.

Плутарх:«Он приказал выдать кому-то из друзей двести пятьдесят тысяч денариев — этусумму римляне обозначают словом „декиес“. Управляющий был изумлен и, чтобыпоказать хозяину как это много, положил деньги на видном месте. Проходя мимо,Антоний заметил их и осведомился, что это такое, управляющий отвечал, чтоэто сумма, которую он распорядился выдать, и тогда Антоний, разгадав егонеприглядную хитрость, воскликнул: „Вот уж не думал, что декиес — такаямалость! Прибавь еще столько же!“»

Когда римское государство разделилось на два враждебных стана и сторонникиаристократии поддерживали Помпея, а приверженцы демократии — Цезаря, Антонийпринял сторону Цезаря, будучи увлечен своим старым приятелем Курионом.

Во время гражданской войны Антоний показал себя смелым воином и хорошимполководцем. Он оказал друзьям Цезаря немало важных услуг.

Плутарх:«Сражения следовали одно за другим, и в каждом Антоний сумел отличиться;дважды останавливал он бегущих без оглядки воинов Цезаря и, заставляя ихповернуть и снова сойтись с неприятелем, гнавшимся за ними по пятам,выигрывал бой. Поэтому после Цезаря наибольшим весом и уважением в лагерепользовался Антоний, да и сам Цезарь показал, как высоко его ценит. Передбитвою при Фарсале, которая была последнею и решающей, он встал во главеправого крыла, а начальство над левым поручил Антонию как самому опытномувоину среди своих подчиненных».

После победы Цезарь был провозглашен диктатором, а Антония назначил начальникомконницы, то есть вторым лицом в государстве.

Власть, избыток денег, мирная жизнь были Антонию противопоказаны, так как все егосамые отвратительные качества тут же вылезали наружу. Римлянам скоро опротивели егобезобразное пьянство, и возмутительное расточительство, и нескончаемые забавы спродажными бабенками, и то, что днем он спал или бродил сам не свой с похмелья, а ночамислонялся с буйными гуляками, устраивал театральные представления и веселился насвадьбах шутов и мимов.

Сплетни:«Рассказывают, что однажды он пировал на свадьбе у мима Гиппия и пил всюночь напролет, а рано поутру народ позвал его на форум, и он, явившись спереполненным желудком, вдруг стал блевать, и кто-то из друзей подставил емусвой плащ».«Среди самых влиятельных его приближенных были мим Сергий и бабенка из тойже труппы по имени Киферида; объезжая города, Антоний возил ее за собою вносилках, которые сопровождала свита, не меньшая, чем при носилках егоматери».«Антоний купил дом Помпея, который продавался с торгов, но был возмущен,когда у него потребовали назначенную цену».

Цезарь не остался равнодушен к безобразиям Антония и потребовал от негоостепениться. Антоний согласился и… женился. Он взял за себя Фульвию — вдову смутьянаКлодия, «женщину, на уме у которой была не пряжа и не забота о доме — ей мало былодержать в подчинении скромного и невидного супруга, но хотелось властвовать надвластителем и начальствовать над начальником. Фульвия замечательно выучила Антония

повиноваться женской воле и была бы вправе потребовать плату за эти уроки с Клеопатры,которая получила из ее рук Антония уже совсем смирным и привыкшим слушатьсяженщин».

Пытаясь вернуть расположение Цезаря, Антоний, как не слишком умный человек,допускал откровенную лесть, не понимая, что компрометирует Цезаря. Так, его выходка напразднике Луперкалий обидела многих, вызвала гнев Цезаря и стала на руку его врагам.

Плутарх:«Цезарь в пышном наряде триумфатора сидел на форуме, на ораторскомвозвышении, и смотрел на бегунов. В этот день многие молодые люди из знатныхдомов и даже иные из высших должностных лиц бегают; натершись маслом, погороду и в шутку хлещут встречных бичами из косматой, невыделанной шкуры. Ивот Антоний, который тоже был среди бегунов, нарушает древний обычай,приближается с увитою лавром диадемою к возвышению, те, кто бежит с нимвместе, поднимают его высоко над землей, и Антоний протягивает руку сдиадемою к голове Цезаря — в знак того, что ему подобает царская власть.Цезарь, однако, принял строгий вид и откинулся назад, и граждане ответили наэто радостными рукоплесканиями. Антоний снова поднес ему диадему, Цезарьснова ее отверг, и борьба между ними тянулась долгое время, причем Антонию,который настаивал на своем, рукоплескали всякий раз немногочисленные друзья, аЦезарю, отклонявшему венец, — весь народ. Удивительное дело! Те, что по сутивещей уже находились под царскою властью, страшились царского титула, точнов нем одном была потеря свободы!»

После убийства Цезаря Антоний произнес несколько похвальных речей, чем вызвалстоль сильную ярость толпы, что убийцы вынуждены были бежать из города, а вдоваубитого, Кальпурния, прониклась к нему таким доверием, что перевезла в его дом всеоставшиеся после смерти супруга деньги — в целом около четырех тысяч талантов. В рукахАнтония оказались и все записи Цезаря, среди которых были намеченные им замыслы ирешения.

Плутарх:«Дополняя эти записи любыми именами по собственному усмотрению, Антониймногих назначил на высшие должности, многих включил в сенаторское сословие, аиных даже вернул из ссылки и выпустил на свободу из заключения, неизменноутверждая, будто такова воля Цезаря. Всем этим людям римляне далинасмешливое прозвище друзей Харона, потому что, когда их привлекали к ответу,они искали спасения в заметках умершего».

Антоний держал себя как самовластный правитель Рима и вовсе не желал делитьсявластью с прибывшим в столицу Октавием.

Приехав в Рим, Октавий официально принял усыновление и, согласно римскимобычаям, должен был отныне именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан (суффикс «ан»указывал, что он перешел из одного рода в другой). Четвертую часть своего имуществаЦезарь завещал римскому народу, так что Октавий должен был каждому гражданинувыплатить по 75 драхм. Октавиан обратился к Антонию с просьбой вернуть деньги ЮлияЦезаря, причем он просил даже не все, а только ту часть, которая была завещана римскимгражданам. Однако Антоний денег не отдал, заявив, что финансовые дела покойного Цезарябыли весьма запутаны, что тот завладел государственной казной и оставил ее пустой. ТогдаОктавиан продал имевшуюся у него часть наследства Цезаря, а также свое имущество, ираздал деньги народу, чем сразу расположил его к себе, вызывая одновременно сочувствие ивосхищение.

Плутарх:«…слова Юлия Цезаря — даже мертвого! — поддерживала его друзей, а тот, ктоунаследовал его имя, мгновенно сделался из беспомощного мальчишки первымсреди римлян, словно надев на шею талисман, защищавший его от могущества ивражды Антония».

Он сблизился с Цицероном и предложил ему совместно добиваться консульства.Октавиан заверял его, что Цицерон будет править один, а он — молодой и неопытный —станет прислушиваться ко всем его советам.

Плутарх:«Эти посулы соблазнили и разожгли Цицерона, и он, старин, дал провести себямальчишке — просил за него народ, расположил в его пользу сенаторов. Друзьяругали и осуждали Цицерона еще тогда же, а вскоре он и сам почувствовал, чтопогубил себя и предал свободу римлян, ибо стоило юноше получить должность ивозвыситься, как он и слышать дольше не хотел о Цицероне, вступил в дружбу сМарком Антонием и Марком Эмилием Лепидом, и эти трое, слив свои силывоедино, поделили верховную власть, словно какое-нибудь поле или имение».

Власть, поделенная на троих, получила название триумвирата. Был составленпроскрипционный список, включавший более двухсот человек. Самый ожесточенный спорвызвало имя Цицерона: Антоний непреклонно требовал его убийства, отвергая в противномслучае какие бы то ни было переговоры. Лепид поддерживал Антония, а Октавиан спорил собоими. Рассказывают, что первые два дня Октавиан отстаивал Цицерона, а на третий —сдался и отдал его врагам. Взаимные уступки были таковы: Октавиан жертвовал Цицероном,Лепид — своим братом Павлом, Антоний — Луцием Цезарем, своим дядей со стороныматери.

Плутарх:«…обуянные гневом и лютой злобой, они забыли обо всем человеческом или, говорявернее, доказали, что нет зверя, свирепее человека, если к страстям егоприсоединяется власть».

Историк Аппиан:«Триумвиры наедине составляли списки имен лиц, предназначавшихся к смерти,подозревая при этом всех влиятельных людей и занося в список своих личныхврагов. Как тогда, так и позднее они жертвовали друг другу своих родственникови друзей. Одни за другими включались в список кто по вражде, кто из-за простойобиды, кто-то из-за дружбы с врагами или вражды к друзьям, а кто по причинесвоего выдающегося богатства. Дело в том, что триумвиры нуждались взначительных денежных средствах для ведения предстоящей войны против убийцЦезаря… Вот почему они облагали тягчайшими поборами простой народ и дажеженщин и изобрели пошлины на куплю-продажу и на договоры по найму.Некоторые угодили в проскрипционные списки из-за своих красивых загородныхдомов и вилл. И было всех приговоренных к смерти и конфискации имущества изсенаторов около 300 человек, а из так называемых всадников 2 тысячи…»

Наиболее влиятельных «врагов народа», в том числе и Цицерона, решено было

устранить немедленно. Головы убитых должны были доставляться триумвирам за награду,которая для свободнорожденного заключалась в деньгах, а для раба — в деньгах и свободе.Всякий, принявший к себе в дом или скрывший осужденного или не разрешивший обыскатьсвой дом, подлежал смерти. Каждый желающий мог сделать донос на любого и получить заэто вознаграждение.

Старый, больной и совершенно павший духом Цицерон ждал убийц на своей вилле уморя. Его слуги и рабы, любившие хозяина, пытались заставить его бежать и, чуть ли несилой погрузив его на носилки, понесли к месту стоянки кораблей. В этот момент нагрянулиубийцы во главе с центурионом Гереннием и трибуном Попилием. Оставшиеся в доме рабыотказывались выдавать Цицерона, отвечая, что понятия не имеют, где их хозяин. Лишь одиниз них, молодой вольноотпущенник по имени Филолог, воспитанием и образованиемкоторого занимался сам же Цицерон, указал убийцам на группу людей, уносящих носилкипрочь от виллы. Геренний нагнал беглецов и убил Цицерона. Рассказывают, что старикприказал всем отойти подальше, а сам, отодвинув полог, спокойно ждал убийцу и дажеоттянул рукой ворот туники, приказав ему:

— Руби, коли тебя только этому и научили!Расправившись с оратором, Геренний отрубил ему голову и руки, которыми он написал

«Филиппики». Получив эти «дары», Антоний был так рад, что приказал выставить ихпублично на ораторской трибуне Форума, устроив, по выражению Плутарха, «зрелище, откоторого римляне содрогнулись, думая про себя, что видят не лицо Цицерона, а образ душиАнтония».

Расплатиться за столь жестокую кончину Цицерона пришлось томувольноотпущеннику, что выдал его. Племянница Марка Туллия лично замучила несчастного,заставив его «помимо других примененных ею страшных мучений, вырезывать по кускамсобственное мясо, жарить и есть».

Рим охватили страшное смятение и паника. Убийцы обшаривали дома в Риме,обыскивали храмы, и всю ночь были крики, беготня и рыдания. Началась жестокая охота залюдьми.

Аппиан:«Одни залезали в колодцы, другие — в клоаки для стока нечистот; третьи — взакопченные дымовые трубы под самую крышу; некоторые сидели в глубочайшеммолчании под сваленными в кучу черепицами крыши. Боялись не меньше, чем убийц,одни — своих жен и детей, враждебно к ним настроенных, другие — своихвольноотпущенников и рабов, третьи — своих должников или соседей, жаждущихзавладеть их поместьями. Прорвалось наружу вдруг все то, что до тех портаилось внутри; произошла противоестественная перемена с сенаторами идругими людьми: теперь они бросались к ногам своих рабов с рыданиями, называлислугу спасителем и господином. Печальнее всего было, когда и такие унижения невызывали сострадания. Происходили всевозможные злодеяния, больше, чем этобывает при восстании или взятии города врагом. Толпа грабила дома убитых,причем жажда наживы отвлекала ее сознание от бедствий переживаемоговремени. Более благоразумные и умеренные люди онемели от ужаса».

В полной мере оправдались пророческие слова Юлия Цезаря о том, что если он будетубит, то государство ввергнется в ужасы гражданской войны. Многие бежали в войска Брутаи Кассия. При Филиппах произошло два сражения, в результате которых Кассий был убит, аБрут покончил с собой. Лепид отошел от дел, Октавиан и Антоний стали хозяевами Римскойимперии.

Клеопатра

Антоний прославился не благодаря своим политическим талантам, а скорее напротив,вследствие своих недостатков в качестве политика. «Простак и тяжелодум» — так называетего Плутарх. Гедонизм Антония, любовь к роскоши, недальновидность вкупе с безудержнойсмелостью заставили его звезду вспыхнуть ярко и так же быстро закатиться. При разделеимперии ему достались страны Азии и Африки, нравы жителей которых вполне отвечали егопотребностям.

Плутарх:«Когда… Антоний переправился в Азию и впервые ощутил вкус тамошнихбогатств, когда двери его стали осаждать цари, а царицы наперебой старалисьснискать его благосклонность богатыми дарами и собственной красотою, онотдался во власть прежних страстей… наслаждаясь миром и безмятежнымпокоем, меж тем как Цезарь 10в Риме выбивался из сил, измученныйгражданскими смутами и войной. Всякие там кифареды Анаксеноры, флейтистыКсуфы, плясуны Метродоры и целая свора разных азиатских музыкантов,наглостью и гнусным шутовством далеко превосходивших чумной сброд,привезенный из Италии, наводнили и заполонили двор Антония и все настроили насвой лад, всех увлекли за собою — это было совершенно непереносимо! Вся Азия,точно город в знаменитых стихах Софокла, была полна курений сладких,песнопений, стонов, слез. Когда Антоний въезжал в Эфес, впереди выступалиженщины, одетые вакханками, мужчины и мальчики в обличии панов и сатиров,весь город был в плюще, в тирсах, повсюду звучали псалтерии, свирели, флейты, играждане величали Антония Дионисом — Подателем радостей, Источникоммилосердия».

Погибелью для него, «последней напастью» стала страсть к царице Клеопатре, которая,по мнению древних историков, привела в неистовое волнение многие страсти, до той порыскрытые и недвижимые, и уничтожила все здравые и добрые начала, которые пытались ейпротивостоять.

Антоний отправил к Клеопатре гонца с приказом явиться к нему и дать ответ наобвинения, которые против нее возводились: говорили, что во время войны царица многопомогла убийцам Цезаря и деньгами, и иными средствами. Увидев Клеопатру ипознакомившись с ней поближе, гонец сообразил, что такой женщине Антоний ничегодурного не сделает, и принялся убеждать египтянку спокойно ехать к Антонию, «убранствомсебя изукрасив», и ничего не бояться.

Клеопатра последовала его совету, рассчитывая, что раз даже молодой и неопытной онасумела обольстить Цезаря, то теперь-то, когда ее красота и ум в полном расцвете, она легкосумеет справиться с Антонием. Приготовив щедрые дары, взяв много денег, роскошныенаряды и украшения (но главные надежды возлагая на свою прелесть и женские чары), онапустилась в путь.

Плутарх:«Клеопатра… поплыла… на ладье с вызолоченной кормою, пурпурными парусами ипосеребренными веслами, которые двигались под напев флейты, стройносочетавшийся со свистом свирелей и бряцанием кифар. Царица покоилась подрасшитою золотом сенью в уборе Афродиты, какою изображают ее живописцы,а по обе стороны ложа стояли мальчики с опахалами — будто эроты накартинах. Подобным же образом и самые красивые рабыни были переодетынереидами и харитами и стояли кто у кормовых весел, кто у канатов. Дивныеблаговония восходили из бесчисленных курильниц и растекались по берегам».

10 Цезарь Октавиан.

Повсюду разнеслась молва, что сама Афродита шествует навстречу Дионису Антонийпослал Клеопатре приглашение к обеду Царица просила его прийти лучше к ней. Желаясразу же показать ей свою обходительность и доброжелательность, Антоний исполнил ееволю. «Пышность убранства, которую он увидел, не поддается описанию, но всего болееего поразило обилие огней. Они сверкали и лили свой блеск отовсюду и так затейливосоединялись и сплетались в прямоугольники и круги, что трудно было оторвать взгляд илипредставить себе зрелище прекраснее».

На другой день Антоний принимал египтянку и приложил все усилия к тому, чтобыпревзойти ее роскошью и изысканностью, но быстро признал себя побежденным и в том и вдругом, первый принялся насмехаться над убожеством и отсутствием вкуса, царившими вего пиршественной зале. Угадавши в Антонии по его шуткам грубого и пошлого солдафона,Клеопатра и сама заговорила в подобном же тоне — смело и без всяких стеснений.

О Клеопатре.«…красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражаетс первого взгляда, зато обращение ее отличалось неотразимою прелестью, ипотому ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромнымобаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался вдушу Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух, а язык был точномногострунный инструмент, легко настраивающийся на любой лад, — на любоенаречие, так что лишь с очень немногими варварами она говорила черезпереводчика, а чаще всего сама беседовала с чужеземцами — эфиопами,троглодитами, евреями, арабами, сирийцами, мидийцами, парфянами… Говорят,что она изучила и многие языки, тогда как цари, правившие до нее, не знали дажеегипетского, а некоторые забыли и македонский 11».

Антоний был увлечен до такой степени, что позволил Клеопатре увезти себя вАлександрию и повел там жизнь мальчишки-бездельника. Составился своего рода союз,который они звали «Союзом неподражаемых», и, что ни день, они задавали друг другу пиры,проматывая совершенно баснословные деньги. В Риме осталась законная супруга Антония— Фульвия — дама воинственная, умная и знатная. Понимая, что упрочив собственнуювласть, Октавиан не позволит Антонию дожить свой век в благоденствии, она повела с нимвойну.

Рассказал Плутарх:«Врач Филот, родом из Амфпссы, рассказывал моему деду Ламприю, что как раз вту пору он изучал медицину в Александрии и познакомился с одним из поваровцарицы, который уговорил его поглядеть, с какою роскошью готовится у них обед.Его привели на кухню, и среди прочего изобилия он увидел восемь кабанов, которыхзажарили разом, и удивился многолюдности предстоящего пира. Его знакомецзасмеялся и ответил: „Гостей будет немного, человек двенадцать, но каждоеблюдо надо подавать в тот миг; когда оно вкуснее всего, а пропустить этот мигпроще простого. Ведь Антоний может потребовать обед и сразу а случается, иотложит ненадолго — прикажет принести сперва кубок или увлечетсяразговором и не захочет его прервать. Выходит, — закончил повар, — готовитсяне один, а много обедов, потому что время никак не угадаешь“.Этот же Филот как-то раз, обедая со старшим сыном Антония, сумелостроумно пошутить. В качестве награды за шутку мальчик подарил ему всеубранство стола — а там были кубки и приборы из чистого серебра.

11 Македонский язык был распространен в Египте после завоеваний Александра Великого.

Филот горячо благодарил, но был далек от мысли, что такому юному мальчикудано право делать столь дорогие подарки. Однако на следующий день раб принесему корзину с этими кубками. Филот стал было отказываться и боялся оставитькубки у себя, но раб ему сказал: „Чего ты трусишь, дурак? Не знаешь разве, ктотебе это посылает? Сын Антония, а он может подарить и золотых кубковстолько же! Но лучше послушайся меня и отдай нам все это обратно, а взаменвозьми деньги, а то как бы отец не хватился какой-нибудь из вещей — ведь срединих есть старинные и тонкой работы“. Эту историю, говорил мне мой дед,Филот любил повторять при всяком удобном случае».

Клеопатра все крепче приковывала к себе римлянина. Вместе с ним она играла в кости,вместе пила, вместе охотилась, бывала в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием, апо ночам, когда, в платье раба, он бродил и слонялся по городу, останавливаясь у дверей иокон домов и осыпая обычными своими шутками хозяев, людей простого звания, Клеопатраи тут была рядом с Антонием, одетая ему под стать. Нередко он и сам слышал в ответ злыенасмешки и даже возвращался домой помятый кулаками александрийцев, хотя большинствои догадывалось, с кем имеет дело. Тем не менее шутовство Антония было по душегорожанам, они с охотою и со вкусом участвовали в этой игре и говорили, что для римлян оннадевает трагическую маску, для них же — комическую.

Анекдот«Как-то раз он удил рыбу, клев был плохой, и Антоний огорчался, оттого чтоКлеопатра сидела рядом и была свидетельницей его неудачи. Тогда он велелрыбакам незаметно подплывать под водою и насаживать добычу ему на крючок итак вытащил две или три рыбы.Египтянка разгадала его хитрость, но прикинулась изумленной, рассказывала обэтом замечательном лове друзьям и приглашала их поглядеть, что будет надругой день. Назавтра лодки были полны народу, Антоний закинул лесу, и тутКлеопатра велела одному из своих людей нырнуть и, упредивши рыбаков Антонин,потихоньку насадить на крючок понтийскую вяленую рыбу. В уверенности, чтоснасть не пуста, Антоний вытянул лесу и под общий хохот, которым, как иследовало ожидать, встретили „добычу“ все присутствующие, Клеопатрапромолвила: „Удочки, император, оставь нам, государям фаросским и канопским.Твой улов — города, цари и материки“».

Но эти слова египетской царицы были всего лишь лестью. Марк Антоний думал толькооб удовольствиях, в то время как гражданскую войну с Октавианом вели жена АнтонияФульвия и его брат Луций. С ними в союзе состоял Секст Помпей — сын Гнея Помпея.

Войну эту они проиграли. Луций Антоний сдался на милость победителя, Фульвиясумела бежать и хотела приехать к мужу, но по дороге заболела и умерла. В 35 г. до н. э.погиб и Секст Помпей.

По отношению к побежденным Октавиан повел себя очень жестоко. Пытавшихсямолить о пощаде или оправдываться он обрывал тремя словами: «Ты должен умереть!» Онотобрал из сдавшихся 300 человек всех сословий и в иды марта у алтаря божественногоЮлия Цезаря приказал перебить их, как жертвенный скот.

Не имея достаточно сил, чтобы бороться еще и с Марком Антонием, Октавианпредпочел с ним договориться, сделав вид, что его самого ни в чем не винит, и свалить всена покойную Фульвию. Чтобы упрочить союз, Октавиан даже женил Антония на своейсестре Октавии. Это была в высшей степени достойная женщина: красивая, умная и добрая,уважаемая всеми. Однако Антоний прожил с ней недолго: она успела родить ему дочь ивторично забеременеть, когда он, оставив Рим, уехал обратно в Египет, к Клеопатре.

Антоний был словно околдован египтянкой. Он забыл о делах, забыл о своихобязанностях, о грядущей войне с Парфией — он думал только о ней и делал ей

неслыханные подарки, отдавая целые области. Рассказывали, что он подарил ей пергамскиекнигохранилища с двумястами тысячами свитков; исполняя условия какого-то проигранногоим спора, он на пиру, на глазах у многих гостей, поднялся с места и растирал ей ноги; он нисловом не возразил, когда его подданные эфесцы в его присутствии величали ее госпожою ивладычицей. Неоднократно, разбирая дела тетрархов и царей, он принимал ониксовые ихрустальные таблички с ее любовными посланиями и тут же, на судейском возвышении, ихпрочитывал. Завидев носилки Клеопатры, он мог, не дослушав оратора, вскочить с места иотправиться провожать царицу.

Клеопатра родила от него близнецов: мальчика он назвал Александром, девочкуКлеопатрой и сыну дал прозвище Гелиос — «Солнце», а дочери — Селена, «Луна».

Октавия делала попытки наладить отношения с мужем, писала ему и даже поехала кнему в Египет, везя с собой одежду для солдат, много вьючного скота, деньги, подарки дляполководцев и друзей Антония; кроме того, с нею вместе прибыли две тысячи отборныхвоинов в великолепном вооружении, уже разбитые на преторские когорты. Но доАлександрии она не доехала: Антоний, по наущению ревнивой Клеопатры, отправил ейписьмо с распоряжением ждать его в Афинах.

Плутарх:«Чувствуй, что Октавия вступает с нею в борьбу, Клеопатра испугалась, как быэта женщина, с достойною скромностью собственного нрава и могуществомЦезаря соединившая теперь твердое намерение во всем угождать мужу, несделалась совершенно неодолимою и окончательно не подчинила Антония своейволе. Поэтому она прикидывается без памяти в него влюбленной и, чтобыистощить себя, почти ничего не ест. Когда Антонин входит, глаза еезагораются, он выходит — и взор царицы темнеет, затуманивается. Онаприлагает все усилия к тому, чтобы он почаще видел ее плачущей, но тут жеутирает, прячет свои слезы, словно бы желая скрыть их от Антония».

Придворные льстецы горячо сочувствовали египтянке и бранили Антония, твердя ему,что он жестокий и бесчувственный, что он губит женщину, которая лишь им одним и живет,предпочитая ей Октавию, которая сочеталась с ним браком только лишь по политическимсоображениям. Антоний, слушая все это, позволил себя одурачить и даже не встретился сОктавией, ожидавшей его в Афинах. Благородная женщина снесла обиду безропотно и вответном письме лишь спросила, куда ей следует отправить войска и подарки. Рассказывали,что ей очень хотелось увидеть египетскую царицу, чтобы понять, чем она приворожила еемужа. Ведь все, кто видел обеих женщин, утверждали, что Клеопатра нисколько не красивееи не моложе Октавии.

Когда Октавия вернулась из Афин, ее брат Октавиан, считая, что ей нанесено тяжкоеоскорбление, предложил сестре поселиться отдельно, в собственном доме. Но Октавияотказалась покинуть дом мужа и просила брата, если только он не решил начать войну сАнтонием из-за чего-либо иного, не принимать в рассуждение причиненную ей обиду. Онане желала, чтобы пошли слухи, что два императора ввергают римлян в бедствиямеждоусобной войны: один — из любви к женщине, другой — из оскорбленного самолюбия.

И лишь когда по наущению Клеопатры Антоний сам приказал Октавии покинуть егодом, она ушла, «ведя за собою всех детей Антония… плача и кляня судьбу за то, что и еебудут числить среди виновников грядущей войны».

С этого момента обе стороны принялись готовиться к войне. Цезарь Октавиан былвынужден существенно повысить налоги, чем многие были недовольны. Но и у Антониябыли проблемы: он него к Цезарю бежали многие прежние сторонники, оскорбленныеКлеопатрой.

Плутарх:«Друзья отправили к Антонию некоего Геминия, прося, чтобы он не далпротивникам беспрепятственно отрешить его от власти и объявить врагомотечества. Приехав в Грецию, Геминий сразу же попал в немилость к Клеопатре,подозревавшей в нем приверженца Октавии, а потому его постоянно высмеивализа обедом и отводили оскорбительно низкие места в пиршественной зале. Геминийвсе сносил, терпеливо ожидая приема у Антония, но, в конце концов, ему былопредложено высказаться, не выходя из-за стола, и тут посланец объявил, что обовсем остальном следует говорить на трезвую голову, но одно он знает наверное,пьяный не хуже, чем трезвый: все пойдет на лад, если Клеопатра вернется вЕгипет. Антоний был в ярости, а Клеопатра промолвила: „Умница, Геминий, чтосказал правду без пытки“. Спустя несколько дней Геминий бежал и благополучноотплыл в Рим».

Война началась. Нельзя сказать, что перевес был на стороне Цезаря. У Антония былосто тысяч пехоты и двенадцать тысяч конницы — а это немало! Но он обязательно хотелрешить войну в морском сражении, и это несмотря на то, что на его судах не хватало людей.Но даже несмотря на это, он имел все шансы выиграть сражение. Однако сам Октавиан ктому времени открыто заявлял, что Антоний не в своем уме. Он-де отравлен ядовитымизельями и уже не владеет ни чувствами, ни рассудком, и что войну поведут евнух Мардионда рабыни Клеопатры Ирада и Хармиона — вот кто вершит важнейшими делами правления.Дальнейшие события показали, что вполне возможно, Октавиан был прав: в разгар битвыкорабли Клеопатры внезапно обратились в бегство.

Плутарх:«Битва сделалась всеобщей, однако исход ее еще далеко не определился, как вдруг,у всех на виду, шестьдесят кораблей Клеопатры подняли паруса к отплытию иобратились в бегство, прокладывая себе путь сквозь гущу сражающихся, а таккак они были размещены позади больших судов, то теперь, прорываясь через ихстрой, сеяли смятение. А враги только дивились, видя, как они, с попутнымветром, уходят к Пелопоннесу».

Причины этого внезапного отступления до сих пор не объяснены. Предполагают даже,что за спиной Антония египтянка вела переговоры с Октавианом и намерено погубила своеголюбовника: без ее поддержки шансов у него почти не было.

Антоний, не сводивший глаз со своей любовницы в мирное время, продолжил вестисебя так же и во время войны: он развернул свой флагман и ринулся вслед за египетскойцарицей. Брошенный на произвол судьбы флот еще долго сопротивлялся, несмотря насильные волны. По подсчетам Октавиана, убитых насчитали не более пяти тысяч, зато в пленвзято было триста судов.

Бросив свой флот, Антоний сел на носу и молчал, охватив голову руками. Почти недвигаясь, он провел на носу три дня один, без еды и питья, больше всего напоминаясумасшедшего. У него было еще достаточно сухопутных войск, но он даже невоспользовался своими легионами.

Плутарх:«Немногие видели бегство Антония собственными глазами, а те, кто об этомузнавал, сперва не желали верить — им представлялось невероятным, чтобы онмог бросить девятнадцать нетронутых легионов и двенадцать тысяч конницы,он, столько раз испытавший на себе и милость, и немилость судьбы и вбесчисленных битвах и походах узнавший капризную переменчивость военного

счастья. Воины тосковали по Антонию и все надеялись, что он внезапно появится,и выказали при этом столько верности и мужества, что даже после того, какбегство их полководца не вызывало уже ни малейших сомнений, целых семь дней непокидали своего лагеря, отвергая все предложения, какие ни делал им Цезарь».

Лишь через неделю войско, наконец, признало свое поражение и сдалось на милостьОктавиана.

Антоний же вернулся в Александрию и вместо «Союза неподражаемых» учредилновый Союз — «смертников». В него записывались друзья Антония и Клеопатры,решившиеся умереть вместе с ними, а пока жизнь их обернулась чередою радостныхпразднеств, которые они задавали по очереди.

Готовясь к смерти, Клеопатра приказала перенести все наиболее ценное из царскойсокровищницы — золото, серебро, драгоценные камни, жемчуг, черное дерево, слоновуюкость, корицу и другие благовония — к себе в усыпальницу, выстроенную близ храмаИсиды. Там же навалили груду пакли и смолистой лучины. Стоило лишь поднести огонь —и вся эта груда вспыхнула бы в одно мгновение. Цезарь, не желая, чтобы безумная женщинауничтожила такое громадное богатство, все время, пока подвигался с войском кАлександрии, посылал ей гонцов с дружелюбными и обнадеживающими письмами.

Когда Октавиан осадил Александрию, Антоний попытался дать ему отпор, но на этотраз сам был предан остатками своего войска. У него был верный раб по имени Эрот,которого Антоний уже давно уговорил убить его, если придет нужда. Теперь он потребовал,чтобы Эрот исполнил свое слово. Раб взмахнул мечом, словно готовясь поразить хозяина, но,когда тот отвернул лицо, нанес смертельный удар себе и упал к ногам Антония. «Спасибо,Эрот, — промолвил Антоний, — за то, что учишь меня, как быть, раз уже сам не можешьисполнить, что требуется». С этими словами он вонзил меч себе в живот и опустился накровать. Но рана оказалась недостаточно глубока, и потому, когда он лег, кровьостановилась.

Умирающего Антония доставили к Клеопатре. Царица, появившись в окне, спустила наземлю веревки, которыми обмотали раненого, и собственными руками втянула его наверх.

Плутарх:«Залитого кровью, упорно борющегося со смертью, поднимали его на веревках, аон простирал руки к царице, беспомощно вися в воздухе, ибо нелегкое то было делодля женщин, и Клеопатра, с исказившимся от напряжения лицом, едваперехватывала снасть, вцепляясь в нее что было сил, под ободряющие крики тех,кто стоял внизу и разделял с нею ее мучительную тревогу. Наконец Антонийочутился наверху, и, уложив его на постель и склонившись над ним, Клеопатрарастерзала на себе одежду, била себя в грудь и раздирала ее ногтями, лицомотирала кровь с его раны и звала его своим господином, супругом и императором».

Там он и умер, под душераздирающие крики своей любовницы. С помощью хитростиОктавиану удалось захватить Клеопатру живой. Он считал, что, проведя Клеопатру втриумфальном шествии, намного увеличит свои блеск и славу. Тело Антония Октавианоставил Клеопатре, которая погребла его собственными руками, с царским великолепием,получив для этого все, что только ни пожелала.

Клеопатра встретилась с Октавианом; она много плакала в его присутствии ивыглядела совсем больной и несчастной. Римлянин поверил, что царица перепугана насмертьи молит лишь о том, чтобы ей сохранили жизнь. Но Клеопатра не собиралась жить, онахотела лишь умереть достойно.

Плутарх:

«Тем временем Клеопатра собирала всевозможные смертоносные зелья и, желаяузнать, насколько безболезненно каждое из них, испытывала на преступниках,содержавшихся под стражею в ожидании казни. Убедившись, что сильные ядыприносят смерть в муках, а более слабые не обладают желательною быстротоюдействия, она принялась за опыты над животными, которых стравливали или женапускали одно на другое в ее присутствии. Этим она тоже занимались изо дня вдень и, наконец, пришла к выводу что, пожалуй, лишь укус аспида вызываетсхожее с дремотою забытье и оцепенение, без стонов и судорог: на лицевыступает легкий пот, чувства притупляются, и человек мало-помалу слабеет, снедовольством отклоняя всякую попытку расшевелить его и поднять, словно быспящий глубоким сном».

Совершив положенные возлияния над могилой Антония, она вернулась во дворец,велела приготовить себе купание, искупалась, легла к столу Подали богатый, обильныйзавтрак. В это время к дверям явился какой-то крестьянин с корзиною. Караульныеспросили, что он несет. Открыв корзину и раздвинув листья, он показал горшок, полныйспелых смокв. Он вел себя очень дружелюбно и даже угостил солдат смоквами, онипропустили его, откинув всякие подозрения. После завтрака, достав табличку с заранеенаписанным и запечатанным письмом, Клеопатра отправила ее Октавиану, выслала изкомнаты всех, кроме самых доверенных служанок, и заперла дверь.

Римлянин, распечатав письмо, тут же понял, что произошло. Когда посланные им людивзломали двери, Клеопатра в царском уборе лежала на золотом ложе мертвой. Одна из двухженщин, Ирада, умирала у ее ног, другая, Хармиона, уже шатаясь и уронив голову на грудь,поправляла диадему в волосах своей госпожи. Кто-то в ярости воскликнул: «Прекрасно,Хармиона!» — «Да, поистине прекрасно и достойно преемницы стольких царей», —вымолвила служанка и упала рядом с ложем.

Скорее всего, аспида принесли вместе со смоквами, спрятанным под ягодами илистьями. Но возможно, что змею держали в закрытом сосуде для воды, и Клеопатра долговыманивала и дразнила ее золотым веретеном, покуда она не выползла и не впилась ей вруку повыше локтя. Есть версия, что никакой змеи не была, а царица прятала яд в полойшпильке, которая постоянно была у нее в волосах. Однако ж ни единого пятна на теле невыступило, и вообще никаких признаков отравления не обнаружили. Впрочем, и змеи вкомнате не нашли, но некоторые утверждали, будто видели змеиный след на морском берегу,куда выходили окна, а на руке Клеопатры виднелись два легких, чуть заметных укола. Это,вероятно, убедило и Октавиана, потому что в триумфальном шествии несли изображениеКлеопатры с прильнувшим к ее руке аспидом.

Октавиан, хотя и был раздосадован смертью Клеопатры, велел с надлежащейпышностью похоронить царицу рядом с Антонием. Почетного погребения были удостоены,по его приказу, и обе доверенные служанки.

Клеопатра умерла тридцати девяти лет; двадцать два года она занимала царскийпрестол и более четырнадцати правила совместно с Антонием. Антоний прожил, по однимсведениям, пятьдесят шесть, по другим — пятьдесят три года.

Он оставил семерых детей от трех жен, и лишь самый старший из них, Антулл, былказнен Цезарем, всех прочих приняла к себе Октавия и вырастила наравне с собственнымидетьми. Цезарион — старший сын Клеопатры, был убит по приказу Октавиана. ДочьКлеопатры Клеопатра Селена впоследствии вышла замуж за царевича Ююбу — такого жеримского пленника, как и она сама. Ее внучкой была прославленная царица Зенобия, такжеборовшаяся против Рима. Судьба мальчиков неизвестна, скорее всего, они рано умерли, нопотомок Антония в пятом колене все же правил Римом, это был император Нерон.

Октавиану сенат присвоил почетное звание Август, то есть «возвеличенный богами»или «податель благ: тот, кто возвеличил свое государство». С этого времени повелительримлян стал именоваться Император Цезарь Август. Но в то время этот титул еще не имел

своего современного значения, а был лишь почетным военным званием. Императорами всвое время звались и Гней Помпей, и Антоний, и Гай Юлий Цезарь.

Октавиан заложил основы государства, которое фактически было монархией, но имелореспубликанскую внешность. Все республиканские учреждения и государственныедолжности были сохранены. Октавиан официально отказался от того, чтобы пожизненнобыть диктатором и консулом, удовольствовавшись почетным наименованием принцепсасената, это можно перевести как «первый из сенаторов», он обладал драгоценным правомпервым высказывать свое мнение в сенате. Обладая фактически монархической властью,Август всю жизнь старался ее завуалировать, его изощренный ум сумел обуздать еготщеславие, и он никогда не позволял себе роскоши упиваться внешними знаками величия,хотя весь римский мир раболепствовал перед ним.

Светоний:«Храмов в свою честь он не дозволил возводить в провинциях кроме как с двойнымпосвящением — ему и богине Роме (богине города Рима). А в самом Риме он отэтой почести отказался наотрез. Даже серебряные статуи, которые былиотлиты в его честь, он все перелил на монеты и на эти средства посвятил двазолотых треножника Аполлону Палатинскому.Диктаторскую впасть народ предлагал ему неотступно, но он на коленях, спустивс плеч тогу и обнажив грудь, умолял его от этого избавить».«Он никогда не начинал сражение или войну, если не был уверен, что при победевыиграет больше, чем потеряет при поражении. Тех, кто домогается малыхвыгод ценою больших опасностей, он сравнивал с рыболовом, который удит рыбуна золотой крючок: оторвись крючок — и никакой улов не возместит потери».

В автобиографии Август написал:«Храм Януса Квирина, относительно которого у наших предков было в обычае,чтобы он бывал заперт только тогда, когда во всех владениях римского народа насуше и на море господствует мир, добытый победами, — в то время как отсамого основания Рима (с 753 года до н. э.) и до моего появления на свет, какгласит предание, храм этот был заперт только два раза, за то время, что я былпринцепсом, храм этот был заперт три раза по постановлению сената».

В Риме Август учредил особый культ божества мирного времени, которое сталоназываться Pax Augusta — Августов Мир, и повелел построить на Марсовом полероскошный беломраморный Алтарь Мира, украшенный изящными скульптурнымирельефами.

Республиканский Рим обладал скромной внешностью; Август начал превращать его вблистательный город и считал своей заслугой, что «получил Рим кирпичным, а оставил егомраморным».

Август высоко ценил поэта Вергилия и был очень доволен тем, что Вергилий в своейфундаментальной поэме «Энеида» фактически обожествил его. Вергилий умер, не закончив«Энеиду», и завещал ее уничтожить; очевидно, он был недоволен своим главнымпроизведением. Но Август не выполнил его последнюю волю, напротив, он приказалдрузьям поэта доработать «Энеиду» и опубликовать ее как можно быстрее.

Август дважды женился из политических соображений, а третью свою жену Ливиюпопросту отобрал у ее мужа, хотя она имела сына и ждала второго ребенка. Август имелмного любовниц, и даже его друзья не отрицали того, что он соблазнял чужих жен; ониоправдывали его тем, что делал он это якобы не по склонности к сладострастию, а изжелания через женщин узнать мысли их мужей, любовников, родных и знакомых.

Правда, Август относился спокойно к тому, кто отзывался о нем нелестно. Однажды он

так ответил своему приемному сыну Тиберию: «Не поддавайся порывам юности, милыйТиберий, и не слишком возмущайся, если кто-либо обо мне говорит плохо: достаточно итого, что никто не может мне сделать ничего плохого».

Он дожил почти до 76 лет и скончался 19 августа 14 года. Смерть его была легкая ибыстрая.

Светоний:«В простоте его обстановки и утвари можно убедиться и теперь посохранившимся стопам и ложам, которые вряд пи удовлетворили бы и простогообывателя. Даже спал он, говорят, на постели низкой и жесткой. Одежду носилтолько домашнего изготовления, сотканную сестрой, женой, дочерью иливнучками; тогу носил ни узкую, ни пышную с каймой ни широкой, ни узкой, а обувьподбивал толстыми подошвами, чтобы казаться выше. Что касается пищи, тоел он очень мало и неприхотливо. Вина по натуре своей он пил очень мало».«Перед смертью он спросил окружавших его друзей, хорошо ли он сыграл комедиюжизни. И произнес заключительные строки:Коль хорошо сыграли мы, похлопайтеИ проводите добрым нас напутствием».

Арминий

Именно в правление Августа римляне потерпели сокрушительное поражение отгерманцев, возглавляемых вождем Арминием.

Арминий, родившийся между 18 и 16 годами до н. э., был сыном Сигимера, вождяплемени херусков. Вот как характеризует Арминия лично знавший его современник:«…юноша знатный, в бою отважный, с живым умом, с неварварскими способностями, слицом и глазами, отражающими отблеск его души».

Имя Арминий, скорее всего, является латинизированной формой популярного имениГерман. Еще ребенком он был увезен в Вечный город в качестве заложника и там получилримское воспитание и образование. В римском войске он командовал отрядом и имел всевозможности изучить военное искусство. Но родину свою он не забыл и в примерно в 7 годун. э., после смерти отца, Арминий вернулся домой и стал вождем.

В это время римским наместником в Германии стал Публий Квинтилий Вар, человекжестокий, самонадеянный и полагавший, что он «в состоянии укротить дикость варваровпрутьями ликторов и голосом глашатая».

На службе Рима состояли многие родственники Арминия — его брат, племянник, тесть— все они считались вполне благонадежными и продолжали служить Риму и послевосстания Арминия.

Вар полностью доверял Арминию, молодой вождь казался полностью довольнымсвоим положением, а его народ проявлял полную покорность Риму. Даже получив донос оготовящемся заговоре, Вар не проявил беспокойства.

Он поверил его предупреждению о вспыхнувшем в глубине провинции восстании иотправился туда с войском для его подавления.

Несколько легионов попались в ловушку в Тевтобургской долине. Им пришлосьпробираться через лес, и поэтому боевой строй был нарушен. Проход между горами былдостаточно узким, поэтому войско вытянулось на несколько километров.

Пошел проливной дождь, дорогу развезло, лошади вязли в топкой почве, и войскостало совсем беспомощным. В этот-то момент люди Арминия и обрушились на легионеров.Германцы прекрасно ориентировались в лесу и, оставаясь невидимыми, забрасывалипротивника копьями.

Четыре дня римляне оборонялись, пытаясь выбраться из леса, ставшего для них

западней! Но в конце дороги их ждала непреодолимая преграда: воздвигнутые Арминиеммощные насыпные валы. Взять их приступом не удалось, павшие духом легионеры былибезжалостно перебиты германцами. Вар покончил с собой.

Историки полагают, что в этом сражении погибли от 18 до 27 тысяч римлян. Точнаядата этой битвы неизвестна, а настоящее поле боя — в окрестностях города Брамше — былоразведано археологами лишь совсем недавно.

Услышав об этом страшном поражении, Август разодрал на себе тогу и стал битьсяголовой о притолоку двери, восклицая: «Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!» До концадней своих он облачался в траур в годовщину поражения.

Сам же Арминий после своего триумфа провел еще 10 лет во внутригерманскихусобицах и погиб в 19 году н. э., не оставив наследника: его беременная жена была захваченаримлянами, и рожденный в плену сын погиб еще подростком. Возможно, что Арминий былубит своим же тестем, не желавшим признавать его единоличную власть. Не дожив и досорока лет, он, однако, стал легендой для своего народа, песни о нем слагали и много вековспустя после его кончины.

Глава 4Меровинги

После описанных событий Римская империя просуществовала еще пять веков,постепенно слабея. Сменяли друг друга императоры — порой мудрые, как Марк Аврелий, ночаще безумные, как Калигула, Нерон и Гелиогабал; свержение последнего из них — Ромула-Августула германским вождем Одоакром 4 сентября 476 года считается традиционной датойпадения Западной Римской империи. Ромул убит не был, германцы отправили его поддомашний арест в одно из его поместий и даже выплачивали ему содержание. Черезнесколько лет сам Одоакр был убит на пиру королем остготов Теодорихом, Европа оказаласьподелена между различными варварскими племенами и стала совершеннодецентрализованной. Не было даже единой религии: часть племен поклонялась древнимязыческим божествам, часть приняла христианство, но даже христиане делились на ариан икатоликов, ненавидевших друг друга.

Хлодвигу — вождю франков удалось создать мощное королевство. Он сталфактическим основателем первой династии французских королей — Меровингов,получившей свое название по имени легендарного дедушки Хлодвига — Меровея,рожденного, согласно древней легенде, женой вождя франков от морского чудовища.

Признаком принадлежности к королевскому дому у Меровингов считались длинныеволосы. Чтобы лишить короля или принца прав на престол, его достаточно было остричь.Впрочем, когда остриженные волосы вновь отрастали, ситуация могла измениться.

О рождении самого Хлодвига историк Григорий Турский рассказывает довольнозанимательную историю: его отец — король Хильдерик, отличался неуемнымтемпераментом и не давал проходу ни одной мало-мальски привлекательной девице илизамужней женщине из своего племени. Это вызвало вполне оправданное возмущение ихотцов и мужей, и Хильд ерик был изгнан. Он нашел приют в Тюрингии у короля Бизина иего жены Базины, «оставив на родине верного ему человека, который сумел бы смиреннымиречами смягчить сердца разгневанных франков и подать сигнал, когда ему можно вернутьсяна родину». Условным знаком был золотой слиток, разрубленный пополам. Одну половинуувез с собой Хильдерик, другую — оставил у себя его «верный человек». Он должен былприслать Хильд ерику свою часть как знак того, что франки согласились принять изгнанногокороля обратно.

Прошло восемь лет, прежде чем Хильдерик получил знак, что ему можновозвращаться. Однако приютившему его королю он отплатил черной неблагодарностью,соблазнив его жену. После отъезда Хильд ерика Базина не захотела оставаться с первым

мужем и уехала из Тюрингии к своему франку.

Григорий Турский:«…Базина… оставив мужа, пришла к Хильдерику. Когда Хильдерик, озабоченныйэтим, спросил о причине ее прихода из такой далекой страны, говорит, онаответила: „Я знаю твои доблести, знаю, что ты очень храбр, поэтому я ипришла к тебе, чтобы остаться с тобой. Если бы я узнала, что есть в заморскихкраях человек, достойнее тебя, я сделала бы все, чтобы с ним соединить своюжизнь“. Хильдерик с радостью женился на ней. От этого брака у нее родилсясын, которого Базина назвала Хлодвигом. Хлодвиг был великим и могучим воином».

Григорий, епископ Тура, живший в VI веке н. э., был римлянином по происхождениюи принадлежал к очень знатному роду. Многие его родственники были высшимицерковными иерархами. Прекрасно образованный, набожный и миролюбивый, Григорий былуважаем всеми и пользовался большим почетом у франкских королей. Написанная им«История франков» содержит массу интереснейших фактов. Знаменитая легенда оСуассонской чаше, приводимая даже в школьных учебниках, взята именно из его книги.

Легенда о Суассонской чаше:«…войско Хлодвига разграбило много церквей, так как Хлодвиг был еще в пленуязыческих суеверий. Однажды франки унесли из какой-то церкви вместе с другимидрагоценными вещами, необходимыми для церковной службы, большую чашуудивительной красоты. Но епископ той церкви направил послов к королю спросьбой, если уж церковь не заслуживает возвращения чего-либо другого из еесвященной утвари, то по крайней мере пусть возвратят ей хотя бы эту чашу.Король, выслушав послов, сказал им: „Следуйте за нами в Суассон, ведь тамдолжны делить всю военную добычу. И если этот сосуд, который проситепископ, по жребию достанется мне, я выполню его просьбу“. По прибытии вСуассон, когда сложили всю груду добычи посредине, король сказал: „Храбрейшиевоины, я прошу вас отдать мне, кроме моей доли, еще и этот сосуд“. Разумеется,он говорил об упомянутой чаше. В ответ на эти слова короля те, кто былпоразумнее, сказали: „Славный король! Все, что мы здесь видим, — твое, и самимы в твоей власти. Делай теперь все, что тебе угодно. Ведь никто не смеетпротивиться тебе!“ Как только они произнесли эти слова, один вспыльчивыйвоин, завистливый и неумный, поднял секиру и с громким возгласом: „Ты получишьотсюда только то, что тебе полагается по жребию“, — опустил ее на чашу. Всебыли поражены этим поступком, но король перенес это оскорбление с терпениеми кротостью. Он взял чашу и передал ее епископскому послу, затаив „в душеглубокую обиду“. А спустя год Хлодвиг приказал всем воинам явиться со всемвоенным снаряжением, чтобы показать на Мартовском поле, насколько исправносодержат они свое оружие. А когда он обходил ряды воинов, он подошел к тому,кто ударил секирой по чаше и сказал:„Никто не содержит оружие в таком плохом состоянии, как ты. Ведь ни копьетвое, ни меч, ни секира никуда не годятся“. И, вырвав у него секиру, он бросил еена землю. Когда тот чуть-чуть нагнулся за секирой, Хлодвиг поднял свою секиру иразрубил ему голову, говоря: „Вот так и ты поступил с той чашей в Суассоне“.Когда тот умер, он приказал остальным разойтись, наведя на них своимпоступком большой страх. Хлодвиг провел много сражений и одержал многопобед».

История женитьбы Хлодвига довольно романтична. Вождь соседнего племени —жестокий король бургундов Гундобад — убил мечом своего брата Хильперика, а его женуутопил в реке, привязав к шее камень. Подобные разборки между ближайшими

родственниками были не редкостью в те времена. У погибшей королевской четы осталосьдве дочери — Хрона и Клотильда (в более архаичном прочтении — Хродегильда). Старшаястала монахиней, а младшую, красавицу Клотильду, заприметили послы Хлодвига и, «найдяее красивой и умной и узнав, что она королевского рода», сообщили об этом королюХлодвигу. Тот немедленно направил послов к Гундобаду с просьбой отдать ее ему в жены.Так как Гундобад побоялся отказать Хлодвигу, он передал племянницу послам. Те принялиее и быстро доставили королю. «Увидев ее, король очень обрадовался и женился на ней», —сообщает Григорий Турский. Красавица и умница Клотильда оказалась христианкой испустя несколько лет уговорила мужа тоже принять крещение. До этого франки былиязычниками.

Хлодвиг оставил четырех сыновей: Теодориха, Хлотаря, Хлодомера и Хильдеберта идочь Хлотхильду — ее выдали замуж за вестготского короля Амалариха в Испанию.

Нравы V века н. э. Грустная судьба дочери Хлодвига

Муж Хлотхильды Амаларих хоть и принял христианство, но не был католиком: он быларианином, то есть с точки зрения франков — еретиком, почти язычником. Супругаотказалась перейти в его веру, и он очень злился по этому поводу.

«…Хильдеберт… покинув Клермон, направился в Испанию ради сестры Хлотхильды,которая, исповедуя католическую веру, терпела от Амалариха, своего мужа,многочисленные оскорбления. И впрямь часто, когда она шла в святую церковь, онприказывал бросать в нее навоз и различные нечистоты и наконец, говорят, он так еежестоко избил, что она переслала брату платок, пропитанный ее кровью. Вот почемуХильдеберт, весьма обеспокоенный этим, и устремился в Испанию. Узнав об этом,Амаларих приготовил корабли для бегства. Когда Хильдеберт был уже недалеко, а Амаларихдолжен был подняться на корабль, он вспомнил, что оставил много драгоценных камней всвоей кладовой. И когда он возвращался в город, чтобы взять их, войско Хильдебертаотрезало ему путь в порт. И, видя, что ему не удастся бежать, он в поисках убежищаустремился к христианской церкви. Но прежде чем он достиг священного порога, один изпреследователей метнул в него копье и смертельно ранил его, и там он упал и испустилдух».

К сожалению, бедная Хлотхильда от жестокого обращения супруга потеряла здоровье ивскоре умерла.

Печальная повесть о гибели детей Хлодомера

Сыновья Хлодвига поделили между собой королевство и тут же принялись воевать.Хлодомер вскоре погиб в одной из стычек с врагами. Хлотарь немедленно женился на егосупруге Гунтевке и стал претендовать на его земли. Однако у Хлодомера трое сыновей, ихопекала бабушка — Клотильда.

Вдовствующая королева очень любила своих внуков-сирот. Формально они считалисьнаследниками своего отца, но их дядья совсем не хотели отдавать племянникам земли.

«Наша мать держит у себя сыновей нашего брата и хочет наделить их королевством.Быстрее приезжай в Париж, чтобы, посоветовавшись, решить, что с ними делать, обрезать лиим волосы, чтобы они казались обычными людьми, или лучше убить их и поделить поровнумежду собой королевство нашего брата», — такое письмо отправил Хильдеберт братуХлотарю. Тот, не мешкая, приехал в Париж.

«Между тем Хильдеберт распространил в народе слух, что якобы он и его брат —короли — сошлись вместе для того, чтобы возвести на трон этих детей». Об этом жековарные короли сообщили и старой Клотильде и попросили ее прислать к ним ихмаленьких племянников. Та очень обрадовалась и, ни о чем не подозревая, напоила инакормила детей, нарядила их в дорогу, говоря: «Буду считать, что я не потеряла сына, если я

увижу вас королями в его королевстве».Но как только дети покинули ее покои, злодеи схватили несчастных, отделив их от слуг

и воспитателей. Затем они отправили к старой королеве посланника, в одной руке он держалножницы, в другой — обнаженный меч. Он показал ей и то и другое и сказал: «О славнейшаякоролева, твои сыновья, а наши господа-повелители ожидают твоего решения по поводуучасти детей. Прикажешь ли ты обрезать им волосы и оставить их в живых или же обоихубить?» А королева, испуганная известием и полная горестного отчаяния, особенно при видеобнаженного меча и ножниц, преодолевая скорбь и не сознавая от горя, что она говорит,ответила: «Если они не будут коронованы, то для меня лучше видеть их мертвыми, чемостриженными». Жестокосердный посланник, ничуть не думая о ее горе и о том, что позжеона все это осознает, быстро возвратился с известием и сказал: «С согласия королевывыполняйте задуманное, ведь она сама желает, чтобы вы осуществили ваше решение».

«Схватив старшего мальчика за руку, Хлотарь немедля бросил его на землю и, вонзивмеч ему в плечо, жестоко его убил. Когда тот кричал, его брат бросился к ногамХильдеберта и, обняв его колени, сказал со слезами: „О мой милый дядя, не дай мнепогибнуть так, как погиб мой брат“. Тогда Хильдеберт со слезами на глазах молвил:„Прошу тебя, любезнейший брат, будь милосерден и подари мне жизнь этого мальчика. Заего жизнь я тебя вознагражу всем, чего ты ни пожелаешь, только не убивай его“. Но тотнабросился на него с бранью, говоря: „Или ты оттолкнешь его от себя, или сам вместо негоумрешь. Ведь ты зачинщик этого дела, а теперь ты так быстро отступаешься от данногослова“. При этих словах Хильдеберт оттолкнул от себя мальчика и бросил его брату. Атот, принимая его, вонзил ему в бок меч и убил его так же, как старшего брата».

Слуги и воспитатели, пытавшие защитить своих подопечных, также были заколоты.Лишь один из сыновей Хлодомера сумел избежать смерти: он сам схватил ножницы иобрезал себе волосы, тем самым отказываясь быть наследником своего отца. Дядьяпощадили его.

«Пренебрегая земным царством, он посвятил себя служению господу и… сделалсяклириком. Усердно совершая добрые дела, он покинул этот мир пресвитером ».

Старая королева положила тела детей на погребальные носилки и с душераздирающимстенанием следовала за ними в сопровождении певчих до базилики Святого Петра, где ипохоронила обоих. «Из них одному было десять лет, другому семь».

А Хлотарь и Хильдеберт поделили поровну королевство Хлодомера.«Что же до королевы Клотильды, то она вела такую жизнь, что снискала у всех

почет и уважение. Она постоянно раздавала милостыню, ночи проводила в молитвах,поведение ее всегда было безупречным и во всем благопристойным », — заканчивает свойрассказ Григорий Турский.

Смерть этих детей не была чем-то из ряда вон выходящим, подобное случалось часто.Кровавые междоусобицы продолжались в течение нескольких сотен лет после смертиХлодвига. Но даже в столь страшном мире сумели уцелеть такие понятия, как добро,красота, любовь и человеческое достоинство.

История королевы Радегунды

У соседнего с франками племени тюрингов правили три брата, и как оно часто бывало,один из братьев убил другого, захватив его королевство. У погибшего короля Бертахараосталась дочь Радегунда и, кроме того, сын. Вскоре на тюрингов напали франки, и юнаяРадегунда стала пленницей короля Хлотаря — того самого Хлотаря, о котором шла речьвыше, убийцы своих малолетних племянников. В ту пору ей было около тринадцати лет.

Радегунда была очень красива и приглянулась королю. Вскоре она стала его женой.В отличие от Хлотаря, Радегунда получила блестящее по тем временам образование:

она была хорошо знакома с римской культурой и с трудами христианских философов.Биограф Радегунды — Венанций Фортунат говорит, что ее «обучали не только тому, что

надлежало знать женщине, но и словесности».Грубый, невежественный и жестокий Хлотарь не сумел добиться ни любви, ни

уважения своей юной, но строптивой супруги. Заставить жену подчиняться королю помогалото, что он держал в заложниках ее младшего брата. Согласно жизнеописанию Радегундытакая жизнь продолжалась около десяти лет, а потом Хлотарь совершил непоправимуюошибку: он приказал зарезать брата Радегунды. Принц тюрингов, как и его сестра, отличалсянепокорным характером, по некоторым сведениям, даже участвовал в заговоре противХлотаря. Когда весть о смерти юноши дошла до Радегунды, молодая женщина тут же бежалаот супруга под тем предлогом, что желала совершить паломничество, чтобы помолиться запогибшего брата и отмолить грех его убийцы.

Радегунда прекрасно понимала, что спастись от супруга-короля ей будет достаточнотрудно. Однако в ее руках был неплохой козырь — разногласия Хлотаря с католическойцерковью и наследство ее отца. Радегунда попросила убежища у епископа Медара ипопросила постричь ее в монахини с тем, что свое приданое она передаст священномупрестолу или потратит на новое аббатство.

Епископ долго не решался выполнить ее просьбу, боясь гнева Хлотаря. Да и франкскиевоины протестовали: эта женщина принадлежала королю!

— Кого ты боишься больше, человека или Бога? — спросила в ответ Радегунда.И тогда пристыженный Медар согласился расторгнуть их брак и рукоположил

Радегунду в диакониссы.Но Хлотарь не сдался так просто: еще долго король франков пытался вернуть жену! Он

выслеживал ее, писал ей письма. Радегунда пряталась и тоже писала ему, убеждая бывшегосупруга оставить ее в покое. Предметом спора служили также и земли, которыми королеваимела право распоряжаться самостоятельно. Лишь через два года Радегунда получила правоосновать в Пуатье женский монастырь, и именно на это ушло приданое, которое ей удалосьотстоять в спорах с мужем. А надо признать, что Радегунда была весьма речиста и умеланастоять на своем.

Из письма, отправленного Радегунде епископами при основании обители:«В блеске лучей Его учения ты так наполняешь души слушающих тебя небеснымогнем, что повсюду девы, очарованные тобой, загоревшись от искры Божьегоогни и переполненные любовью ко Христу, спешат жадно напиться из источникатвоей души и, оставив родителей, идут к тебе, ставшей им матерью не порождению, а милостью Божией».

Там она и прожила еще более тридцати лет. И прожила неплохо. Она была независима,она реализовалась как личность, проявив свои организаторские способности. Ее путь вовсене был усыпан розами, но она общалась с умными, интересными людьми: поэтом ВенанциемФортунатом, епископом Тура Григорием.

Венанций Клементий Фортунат (ок. 540 — ок. 590). Родился он в Италии, в городеТревизо, учился в Равенне. Потом заболел и почти перестал видеть, но был исцелен, как онверил, молитвами св. Мартина Турского. Ощутив себя здоровым, Фортунат отправился впутешествие или паломничество, побывав во многих немецких и галльских городах.

В дороге Венанций зарабатывал тем, что писал стихи «на случай»: оду епископу, одукоролю, оду в честь сооружения церкви или замка… Странствия его окончились в Пуатье, онне захотел покидать это чудесное место, а королева и аббатиса Радегунда избрала его своимдуховником. В конце жизни Фортунат стал епископом Пуатье. Фортунат оставил потомкамшесть поэм, одиннадцать сборников стихотворений и несколько житий святых, в том числе исв. Радегунды.

Их отношения стали прообразом позднейшего рыцарского поклонения «ПрекраснойДаме». Фортунат, который был на двадцать лет моложе Радегунды, восхищался ее умом,

душевной красотой и благочестием и посвятил аббатисе множество стихов. Она в своюочередь отвечала ему тем же, но из стихотворений Радегунды сохранилось только два. Вотодно из них, в котором она обращается к своей сестре, чудом избежавшей смерти вТюрингии:

«Если бы не удерживали меня святые стены монастыря,Я бы пришла к тебе, незваная и без свиты,Села бы в корабль, уходящий в бурное море,И он бы понес меня по ледяным волнам.

Из любви к тебе разорвала бы я самые крепкие путы,Не вогнали бы меня в дрожь страшные рассказы моряков,И даже если бы корабль мой сел на мель,Я бы продолжила плыть к тебе на обломке его мачты.

Ну а если бы к несчастью дерево отказалось меня держать,Я бы все равно доплыла до твоего берега, даже изнемогая от

усталости,Но при взгляде на тебя забыла бы все превратности моего

пути,И горечь разлуки сменилась бы сладостью встречи».

В аббатство Пуатье уходили девицы весьма знатные, большая часть монахинь былакоролевской крови. Радегунда проявила себя сильной и порой даже жестокой аббатисой. Так,она отказалась отпустить из монастыря дочь короля Хильперика Базину, со словами: «Неподобает девушке, посвященной Христу, вновь возвращаться к земным радостям». Впрочем,это полностью согласовалось с монастырским уставом: «…если… какая-либо девица…заслужит того, чтобы вступить… в ваш монастырь в городе Пуатье, то ей не будет позволеноуйти оттуда, поскольку она, как гласит устав, вступила в монастырь по своему собственномужеланию» и «…если беглянка, полоненная диаволом, оставит Христа и, быть может, захочетвыйти замуж, то она так же, как и тот, кто сочетался с ней браком, будет считатьсянечестивицей, а он к тому же — мерзким соблазнителем, но не мужем».

Эту Базину, отличавшуюся весьма строптивым нравом, Радегунда склонила кзатворничеству. Несмотря на умилительный рассказ об этом Григория Турского, дальнейшиесобытия показывают, что затворничество Базины не было полностью добровольным: онадважды сбегала из кельи и даже уходила из монастыря, перелезая через стену.

Григорий Турский:«И другая девушка этого монастыря имела видение, которое рассказала сестрам.Мнилось ей, говорила она, что совершает некий путь. И был у нее обет дойти доживого источника. И так как она не знала дороги, то на пути ей явился некиймуж и сказал: „Если хочешь дойти до живого источника, я пойду впереди тебя“.И она, поблагодарив его, пошла вслед за ним. Так, совершая путь, они дошли добольшого источника, вода которого блистала словно золото и травы в весеннемсвете сверкали наподобие драгоценных камней… И когда она с жадностью пила изнего воду, вдруг с другой стороны подошла аббатиса и, сняв с девушки одежду,одела на нее царское платье, которое сверкало таким блеском, золотом идрагоценностями, что с трудом можно было выдержать это… Спустя несколькодней после сего видения она умилилась сердцем и попросила аббатисуприготовить ей келью, в которой она жила бы затворницей. И та быстроприготовив ее, сказала: „Вот тебе келья. Что теперь тебе нужно?“ Но девушкапопросила разрешения запереть ее там. Когда ей это разрешили, собралисьсестры и с громким пением псалмов и с зажженными лампадами привели ее к

тому месту, причем блаженная Радегунда держала ее за руку. И после того какона простилась со всеми и поцеловала каждую в отдельности, ее заперли и вход,через который она вошла, замуровали. В этой келье теперь она предаетсямолитвам и чтению Священного писания».

Сильный характер Радегунды порой создавал ей проблемы, даже когда она уже былааббатисой. Так, епископ Меровей, ревнуя к ее славе, отказал монастырю в опеке и поддержкеи даже не захотел участвовать в торжественной церемонии помещения в алтарь святыхмощей и части Креста Господня: «…блаженная Радегунда… отправила, ради веры и в силуобета, клириков в восточные страны за частью древа Креста Господня и за мощами святыхапостолов и прочих мучеников. Они уехали и привезли эти залоги веры. И когда они былипривезены, королева попросила епископа, чтобы их поместили в монастыре с должнымипочестями и под громкое пение псалмов. Но он пренебрег ее просьбой, сел на коня и уехал ввиллу».

Без епископа церемонию проводить было нельзя, и Радегунду выручил Евфроний —предшественник Григория на посту епископа Тура: «Прибыв со своими клириками в Пуатье,он в отсутствие местного епископа перенес святыни в монастырь с громким пением псалмов,с зажженными свечами и при воскурении ладана».

Также аббатство взял под свою опеку король Сигиберт.

Радегунда прожила долгую и насыщенную событиями жизнь. Когда она умерла, иГригорий Турский, и Венанций Фортунат горько оплакивали ее смерть. Впоследствии всетрое были объявлены католической церковью святыми.

Григорий Турский:«В этом году покинула этот мир блаженнейшая Радегунда. И в основанном еюмонастыре стояло великое по ней рыдание. Присутствовал и я на ее погребении.Преставилась же она 13 августа и была погребена три дня спустя. А какие тампроизошли чудеса в этот день и каково было погребение, я постарался подробноописать в книге о Чудесах».

Бунт в монастыре

После кончины Радегунды в Пуатевинском монастыре многое изменилось. Новаяаббатиса по имени Левбовера не обладала ни ее умом, ни характером, ну а к тому же была неочень знатна, и ей было трудно держать в подчинении монахинь королевской крови, ведь те,несмотря на постриг, не забывали о своем происхождении. Примечательно, что у некоторыхиз них даже имелись слуги!

Одна из таких монахинь-принцесс подняла бунт.«Душой Хродехильды, возгордившейся оттого, что она дочь покойного короля

Хариберта, овладел Диавол, — печально сообщает Григорий Турский. — Кичась своимкоролевским происхождением, она заставила монахинь поклясться в том, что они, очерниваббатису Левбоверу и выгнав ее из монастыря, поставят ее самое во главе монастыря».

Покинувшая свою келью Базина поддержала ее, и всего на сторону принцесс перешлоеще около сорока монахинь. Они ушли из монастыря и направились в Тур к своим«родственникам-королям», чтобы рассказать о своем положении, которое принцессысчитали унизительным; по их мнению, с ними обращались так, словно они не дочерикоролей, а рожденные от ничтожных служанок.

Они шли пешком до самого города, хотя стояла ранняя весна, дороги былитруднопроходимы и часто шли дожди. Монахини очень устали и были голодны, но неотступили от цели. Они горели желанием немедленно добиться справедливости.

Епископ Тура Григорий согласился принять разгневанных женщин, и они долго инаперебой говорили: «…они признались, что уже не могли более переносить лишения в пищеи одежде и, сверх того, жестокое обращение. Кроме того, они добавили, что в их банемылись посторонние люди, чему быть не подобает, что сама аббатиса играла в кости имиряне проводили с ней досуг, что, помимо того, в монастыре совершались даже помолвки.К тому же аббатиса безрассудно сшила для своей племянницы платье из шелковогоалтарного покрова, а золотые листочки, кои были по краю покрова, она необдуманноотпорола и бесстыдно повесила на шею племянницы».

Хродехильда с Базиной вознамерились тут же отправиться к королю, но добрыйГригорий, беспокоясь за их жизнь и здоровье, сумел уговорить изголодавшихся и замерзшихбеглых монахинь остаться у него до лета, пока минуют холода. «Этот угодный им план былпринят», — сообщает он. Лишь с наступлением лета Хродехильда, оставив некоторыхмонахинь в Туре, отбыла к королю Гунтрамну. Он принял ее очень любезно и даже вручил ейкакие-то подарки.

Но когда бунтарка вернулась в Тур, то обнаружила, что многие увлеченные еюмонахини, забыв про свои обеты, вышли замуж. Оказывается, они считали, что, покинувстены монастыря, вольны вести себя как пожелают.

Другие посчитали, что жизнь в Туре ничем не лучше той, что была у них в Пуатье, ивернулись в монастырь. Но помириться с Левбоверой пожелали не все! Часть монахиньукрылась в базилике Святого Илария; «к ним присоединились воры, убийцы, прелюбодеи ивиновные в различных преступлениях». Монахини стали готовиться к сопротивлению,говоря: «Мы — дочери королей, и мы возвратимся в монастырь не раньше, чем оттуда будетизгнана аббатиса». Вернувшаяся Хродегильда возглавила эту банду.

«Хродехильда, собравшая около себя, как мы упоминали выше, убийц, злодеев,прелюбодеев, беглых и всякого рода преступников, пребывала в готовности к мятежу, онаприказала этим людям ворваться ночью в монастырь и вытащить оттуда аббатису.Услышав, что мятежники подходят, аббатиса, страдавшая подагрой, попросила отнестисебя к ларцу со святым крестом, дабы защитить себя им. И когда эти люди ворвались вмонастырь, они зажгли свечу и рыскали там с оружием, заглядывая повсюду в поискахаббатисы. Войдя в часовню, они нашли ее лежащей на земле перед ларцом со святымкрестом. Тогда один из них, более жестокий, чем остальные, который уже ринулсясовершить злодеяние и рассечь аббатису мечом, был поражен ножом другого, как я думаю,силою божественного провидения. И поскольку он лежал на земле, истекая кровью, он несмог осуществить своего низкого замысла».

Верная аббатисе монахиня загасила свечи, чтобы затруднить действия разбойников.Тогда те принялись без разбору хватать сестер, рвать на них одежду, выворачивать им руки игрубо выволакивать из церкви, пока не добрались до несчастной Левбоверы. Ее заперли вкакой-то кладовке при церкви (впоследствии она оттуда сбежала) и принялись грабитьмонастырь. Чтобы грабить было удобнее, бандиты разбили на щепы старую просмоленнуюбочку, и ее обломки служили им факелами. «…При ярком свете этого огня разграбили всемонастырское имущество, оставив лишь то, чего они не могли унести… И кто сможет когда-либо описать все эти беды, все это кровопролитие и все это зло, когда почти не проходилодня без убийства, часа без ссоры, минуты без слез?» — описывает их злодеяния ГригорийТурский.

Он и другие епископы потребовали от короля подавить мятеж силой, что и былосделано, причем с присущей тому веку жестокостью: «…воины графа… ринулись… на тех,кто сопротивлялся. Связав, они вытащили их из монастыря, привязали к столбам иподвергли жесточайшему бичеванию; при этом одним они обрезали волосы, другимотрубили руки, а некоторым отрезали уши и носы. После того как мятеж был подавлен,воцарилось спокойствие».

После состоялся суд. Базина, рассорившись с Хродехильдой, то каялась в грехах, торугала аббатису. А Хродехильда и не думала отступать. Она сообщила епископампрелюбопытнейшие вещи: в монастыре у аббатисы жил мужчина, переодетый в женскоеплатье; в монастырскую баню допускались посторонние, и некоторые монахини оказалисьбеременными.

Григорий Турский:«Она возвела на аббатису напраслину, злобно обвиняя ее в том, что будто у нее вмонастыре находится мужчина, который носит женское платье и считаетсяженщиной, хотя совершенно ясно, что он мужчина, и будто он сам постоянноприслуживает аббатисе; и она указала на него пальцем, говоря: „Вот он“. Когдаон предстал перед всеми, как мы сказали, в женской одежде, он сообщил, чтолишен мужской силы и потому-то и оделся в это платье».

«Разве есть святость у этой аббатисы, если она делает из мужчин евнухов иприказывает им по обычаю императоров находиться при ней?» — не унималасьобвинительница.

Тогда в суд был вызван врач, который некогда оскопил мальчика. Выяснилось, что иего действия были лишены криминала: у ребенка было столь сильное воспаление мошонки,что другого пути спасти ему жизнь он не видел.

Аббатиса принялась оправдываться. По ее словам, она пустила посторонних в новуюбаню, чтобы поскорее улетучился сильный запах извести, стоявший там. Платье дляплемянницы она сшила не из алтарного покрова, а из шали — подарка богатой прихожанки,разрезав ее пополам. Из этой же шали был сшит и покров. Монашки, по ее словам,забеременели, когда сломались и долго стояли без починки монастырские ворота, и«несчастным женщинам, находившимся столько месяцев без присмотра со стороны своейаббатисы, было позволено совершать все, что они ни пожелают».

В своих оправданиях Левбовера выглядела глуповатой и безвольной, но никакой виныза ней не нашли. Поэтому «…не найдя вины для отстранения аббатисы, мы, сделав ейотеческое внушение по поводу весьма неразумных поступков, попросили ее, чтобы онавпредь вела себя безупречно».

Смущенные жестокостью, проявленной солдатами короля при подавлениимонашеского бунта, епископы были готовы простить и зачинщиц, но не тут-то было! «…Мысказали им, чтобы они за свою вину попросили у аббатисы прощения и возвратили то, чтоими было незаконно присвоено. Но они не захотели этого сделать, а все больше сталипомышлять о том, как бы ее убить, о чем они открыто объявляли. После того как мыизвлекли и перечитали церковные установления, мы сочли, что будет наиболеесправедливым, если, прежде чем они понесут надлежащее покаяние, они будут отлучены отцеркви, аббатиса же будет возвращена на прежнее место».

Базина подчинилась решению суда и принесла покаяние. До конца жизни эта женщинапродолжала ссориться с Левбоверой, но бунтов более не устраивала. А Хродехильда так ни вчем и не раскаялась, но и наказана не была: прощение ей выпросил ее брат — король. Онапокинула монастырь, переселившись на подаренную ей королем виллу, где и прожилаостаток жизни.

Глава 5Королева трубадуров

От франков к Франции. Как появились замки

«…созвав франков, Теодорих обратился к ним с такими словами: „…Вспомните, кактюринги некогда вероломно напали на наших отцов и причинили им много зла. Давзаложников, наши отцы хотели заключить с ними мир. Но те умертвили различнымиспособами самих заложников и, напав на наших отцов, отняли у них все имущество,повесили мальчиков на деревьях за срамные уды и погубили более двухсот девушек ужаснойсмертью: они привязали их за руки к шеям лошадей, которые под ударами палок с острымнаконечником помчались в разные стороны и разорвали девиц на части; других жеположили между колеями дорог, прибили их кольями к земле, прокатили по ним груженыетелеги и, переломав им кости, выбросили их на съедение собакам и птицам. …Пойдем же сбожией помощью на них!“

После этих слов франки, придя в ярость от такого злодеяния, единодушноустремились в Тюрингию… И там произошло такое избиение тюрингов, что русло рекизапрудила гора из трупов, и франки по ним перебрались, как по мосту, на другой берег.Итак, одержав победу, франки завладели этой страной и подчинили ее своей власти».

По этой небольшой цитате можно легко представить, сколь страшными и жестокимибыли войны раннего Средневековья. Поэтому люди, не желая, чтобы их повесили, распялиили содрали с них живых кожу, в первую очередь думали о безопасности и старалисьукрепить свои жилища. Так возникли замки, ставшие символом романтического ипрекрасного Средневековья.

Поначалу они были деревянными, позже их стали возводить на каменном фундаменте,затем каменным стал донжон — центральная часть замка, потом и внешние стены.

Крепостную стену замка защищали разные оборонительные сооружения, призванныезатруднить наступление врага и дать время защитникам наладить оборону. Это быливсяческие рогатки, земляные насыпи, живые изгороди из колючего кустарника. Затем шелров, часто заполненный водой. За рвом насыпь, а за ней — крепостная стена, опоясаннаятропинкой, по которой в мирное время всегда прохаживались стражники. Такие жестражники дежурили и на верху стены, высота которой могла достигать 10 метров, а ширинаколебалась от 1,5 до 4,5 метра. Фундамент башни старались максимально углубить в землю исделать по возможности пологим, чтобы затруднить рытье подкопов и применение таранов.

Крепостных стен могло быть несколько, одна внутри другой. Чем более разделенобыло внутреннее пространство замка, тем больше создавалось линий обороны, тем сложнеебыло его захватить.

Центром каждого замка был донжон — отдельно стоящая укрепленная башня, вкоторую вела одна-единственная небольшая дверь, расположенная примерно на высоте 5метров от земли. К ней вела шаткая деревянная лесенка. Если внешние стены и дворы замкаоказывались захваченными, защитники могли укрыться в донжоне, обрушить лесенку ипродержаться еще довольно долгое время.

В подземелье донжона устраивались кладовые с запасами провизии и воды. Особенноценились замки, внутри которых был вырыт колодец. Это значило, что защитники неостанутся без воды даже в случае самой длительной осады. Такие замки считалисьнеприступными.

На втором этаже замка устраивался огромный зал — площадью до 150 кв. метров.Толстые стены с узкими трапециевидными окнами позволяли устраивать глубокие оконныепроемы с низкими подоконниками, похожими на скамьи. Такие проемы служили своего родамаленькими гостиными, тут можно было уединиться и поговорить по душам.

В центре зала стоял стол — простые доски, положенные на козлы. Во главе столакресло хозяина замка, иногда рядом — кресла для его супруги и наиболее знатных гостей.Остальные сидели на длинных скамьях или просто на подстеленных покрывалах или пучкахсоломы. Стульев не было, а столы были ниже, чем современные. Скатерти использовалисьредко, и были они размером с салфетку. Большая скатерть на весь стол стоила бы безумнодорого, да тогдашний ткацкий станок не позволил бы выткать столь широкое полотно.

Пол зала зимой и весной был устлан соломой, а летом и осенью — свежесрезанной

травой и цветами. По углам раскладывались пучки пахучих трав: розмарина, тимьяна,шалфея. Иногда стены украшали гобелены или пестрые шерстяные занавеси — этосчиталось роскошью. Мебели было немного — лишь еще ряд сундуков вдоль стен, гдехранилась скудная посуда, одежда и домашняя утварь. Иногда вместо сундуков в стенахустраивались глухие ниши с полками — прообраз современных шкафов. Их закрывалиплотные пологи.

Верхние этажи были разделены на множество комнат: спален для господ и слуг. Вкомнатах стояли широкие кровати: простые деревянные настилы на ножках, покрытыетолстым слоем размятой соломы. Поверх соломы такое ложе застилали льняной илишелковой простыней, которую не заправляли, и укрывали стеганым одеялом — пуховым илишерстным. Иногда зимой использовали еще и меховые покрывала.

Кровати эти были очень широки — в те времена люди никогда не спали поодиночке, авсегда по двое или по трое, — но не слишком длинны: во время сна не было принятовытягивать ноги.

Над кроватью делался балдахин: потолки замка часто протекали. Со всех четырехсторон имелись занавеси, позволявшие полностью укрыть ложе. Так как в спальне знатногосеньора кроме него из соображений безопасности обычно ночевали еще и самые преданныеего вассалы, такие пологи были необходимы из соображений приличия.

На задней стене донжона устраивался туалет — небольшая выступающая из стеныкабинка с круглым отверстием в полу. Экскременты падали вниз, образовывая на заднемдворе замка зловонную кучу, которую периодически вывозили золотари. Иногда такихкабинок было несколько — одна над другой. В этом случае во время дефекации следовалогромко кричать, чтобы не попасть в неприятную ситуацию самому и не испачкать тех, чтомог присесть снизу по той же надобности. На эту сторону, по причине дурного запаха,старались не выводить окон и открытых галерей, но это не всегда было возможно по причинеограниченности места.

Но не вонь была главным бичом рыцарского замка, а сырость и сквозняки. Стекла ещене изобрели, и в холодное время года окна прикрывали лишь плотными шторами илиставнями, защищавшими от ветра, но не пропускавшими свет. Чтобы как-то решитьпроблему, порой в ставенках делались отверстия, затянутые бычьим пузырем.

Отапливался замок с помощью огромных каминов, никак не украшенных, и большогочисла переносных жаровен. Из-за этих неудобств хозяева замка в мирное времяпредпочитали жить не в донжоне, а в небольших пристройках.

Во дворе замка располагались многочисленные деревянные постройки —хозяйственные службы и жилища многочисленной дворни. Часто в замке был и свой садик.

Замковые сады заслуживают отдельного описания. Возникли они по чисто бытовойнадобности — иметь к столу свежие фрукты, овощи, зелень. Однако мало-помалу хозяйкизамков пришли к мысли, что такие сады — отличное место для прогулок, и принялисьнаводить там красоту Деревья высаживались по определенному плану, грядкам с овощамипридавались фигурные формы, а кое-где даже росли цветочки — лилии, маки, душистыйгорошек, отнимая у грядок драгоценную плодородную почву Вьющиеся растения на опорахсоздавали плотные изгороди, позволявшие укрыться от солнца и нескромных взглядов.

Кретьен де Труа. Отрывок из романа «Ланселот»:«Выехав из леса, они заметили дом какого-то рыцаря. Его жена сидела у входа иказалась весьма приветливой. Едва завидев их, она поднялась, пошла им навстречуи радостно приветствовала, говоря: „Будьте желанными гостями. И радапринять вас в своем доме. Сойдите с лошадей, вы найдете здесь гостеприимныйприют“. — „Мадам, мы благодарны вам. Раз вы нас просите, мы сойдем слошадей и переночуем у вас“. Они спешились. Имея много прислуги, дама тотчасвелела позаботиться о лошадях. Она созвала сыновей и дочерей, всенезамедлительно сбежались: рыцари, любезные и обходительные юноши,

прекрасные девушки. Своим сыновьям она повелела снять седла с лошадей ипривести их в порядок, на что те охотно согласились. Дочерей она просила помочьгостям снять их оружие. Те поспешно выполнили просьбу, после чего каждому изгостей они накинули на плечи короткий плащ. Затем их повели внутрь дома, обликкоторого показался им красивым. Хозяина еще не было: он охотился в лесу вместес двумя сыновьями. Остальные дети вышли ему навстречу, они взяли у негокрупную дичь и сказали: „Сир, знайте, что у нас в гостях два рыцаря“. — „Дабудет славен Господь за это“, — ответил он. Пока отец и сыновья радостноприветствовали рыцарей, остальные домочадцы хлопотали по хозяйству.Каждый спешил выполнить свою часть работы: одни помогали в приготовлениипищи, другие в это время зажигали свечи. Третьи принесли полотенце, таз и водудля мытья рук и наливали ее, не жалея. Вымыв руки, каждый шел на свое место застолом. И все было приятным в этом доме, и ни в чем не было недостатка».

Подобные описания встречаются во многих рыцарских романах и нет оснований им неверить. В те времена не было газет или радио, а потому все новости передавались только изуст в уста. Посещение замка странствующим или возвращающимся из похода рыцаремдавало возможность хозяевам узнать, что происходит в мире и, возможно, завязать полезныезнакомства.

Хлебосольство считалось одной из главных добродетелей феодала, ее несоблюдениевлекло за собой позор. «А у баронов при дворах/Я бы от голода зачах:/Хоть богатеетфеодал,/Пустеет пиршественный зал», — высмеивал скупердяев знаменитый трубадурБертран де Борн.

Мытье рук перед тем, как сесть за стол, и после еды тоже не выдумка писателя: в тевремена это было просто необходимо, так как не было ни вилок, ни ложек, а нож подавалсяодин на двоих. Ели руками. Жидкие и полужидкие кушанья слуги наливали в блюда сушками, также обычно рассчитанные на двоих, и соседи по столу отхлебывали по очереди.Рыбу, мясо и твердую пищу подавали на блюдах, а индивидуальных тарелок не было:каждый гость клал свой кусок на плоскую лепешку. Эти лепешки не съедали; по окончанииобеда их, пропитавшихся соками разных блюд, выбрасывали или отдавали черни. Пожалуй,именно так и родилась столь популярная ныне пицца.

Золотая и серебряная посуда, часто упоминающаяся в романах, — безусловно,преувеличение: даже при королевском дворе она была максимум позолоченной. Известно,что английская королева Алиенор специально выписывала в Лондон золото, чтобывызолотить свою посуду, и, собирая приданое для своей дочери Марии Шампанской,позаботилась о том же.

Вино пили из чаши, она наливалась перед едой из расчета на несколько соседей, или изиндивидуальных кубков, по первому требованию наполняемых виночерпием. Блюда с кухниприносили накрытыми полотенцем, а снимали его только в момент подачи. Это позволялосохранить пищу горячей, а также помогало предотвратить попытку отравления.

Порядка подачи блюд не существовало. Обед мог начинаться с супа, пирогов, сыра илидаже фруктов. Современные представления о том, что фрукты, сладости и конфеты должнызавершать трапезу, не соответствуют тогдашним обычаям: часто на миниатюрах изображеныстолы, на которых супы, жаркое и десерты стоят вперемешку.

Аквитания — сердце куртуазности

Обеспечив свою безопасность, обитатели замков возжаждали красоты, и это желаниепривело к рождению куртуазного мира, полуреального, полувымышленного, воспетогопоэтами — труверами и трубадурами. Страной поэтов по праву можно считать область наюго-западе Франции, состоявшую из нескольких графств и герцогств, которые обычнообъединяют под названием Аквитания. В разные века она считалась то королевством, тогерцогством; то обретала самостоятельность, то теряла ее.

Во второй половине IX века герцоги Аквитании стали вассалами короля Франции,однако их мощь не уступала власти их сюзеренов, а земельные владения превышали доменкороля Франции. Центром Аквитании стал город Пуатье, столица графства Пуату.Покровительницей этого города считалась уже знакомая нам святая Радегунда. Спустяшестьсот лет после нее в Пуатье родилась девочка, которой суждено было стать одной изсамых знаменитых королев в мире. Она была сильной, она была красавицей, как и ее святаяпредшественница, но на благонравие не претендовала. Она была прекрасно образованна иумна и тоже ушла от нелюбимого мужа — но не в монастырь, а к другому мужчине. Ейпосвящали стихи трубадуры — но славили они ее красоту, а не благочестие.

Эту женщину звали Алиенор, и была она герцогиней Аквитании. Рассказ о ней,наверное, лучше всего начать с ее деда — отважного рыцаря и первого из трубадуров.

Гильом Аквитанский

«Граф Пуатье был одним из самых куртуазных людей на сеете и одним из самыхвеликих обманщиков дам, и был он добрым рыцарем, галантным и щедрым; и хорошосочинял и пел…»

«Своей воинской доблестью в делах мира сего он превзошел всех прочих светскихвластителей…» — признавали средневековые хроникеры, но, однако, называли аквитанскогогерцога «врагом всяческого целомудрия и святости», считая, что он «погряз в трясинепороков, как если бы полагал, что все вершится случайностями, а не управляетсяПровидением».

Гильом после смерти отца унаследовал герцогство в возрасте пятнадцати лет. Вшестнадцать он женился на красавице Ирменгарде Анжуйской. Однако скоро выяснилось,что его молодая супруга бесплодна и до крайности невротична, поэтому брак был расторгнутспустя всего три года. Гильом второй раз женился на Филиппе, дочери графа Тулузского,которая родила ему двух сыновей — Гильома и Раймунда.

В тридцатилетием возрасте герцог отправился в Первый крестовый поход, принесшийбольше бедствий, чем славы.

Автор французском хроники Гальфред Вожский:«…Герцог Аквитанский Гильем переправился со многими своими в Иерусалим, нонисколько не возвеличил имя христианское: он был чрезмерно охоч до женскогополз и поэтому отличался непостоянством во всем. Войско его было истребленосарацинами…»

Английский хронист Ордерик Виталис:«Итак, в году 1101 от Рождества Господа нашего, Гильем, герцог Пуатевинский,собрал огромное войско из Аквитании и Гаскони и, полный воодушевления…двинулся в священный поход. Он был храбр и доблестен и чрезвычайно веселогонрава, превосходя даже самых находчивых лицедеев бесчисленными своимишутками…Герцог Пуатевинский в сопровождении трехсот тысяч вооруженных воителейвыступил из лимузинских границ и, чрезвычайно отважно обложив осадоюКонстантинополь, устрашил императора, но затем, нищий и обездоленный, едвадобравшись до Антиохии, вошел в нее всего с шестью спутниками…»

Столь прискорбная перемена произошла после того, как христианское войско попало взасаду магометан при Гераклее в сентябре 1101 года. Печальной героиней этого боя сталамаркграфиня Ида Австрийская — красавица и мать семерых детей. Эта женщина,

обладавшая прекрасным здоровьем и физической подготовкой, отправилась в Крестовыйпоход и билась с врагами наравне с мужчинами. Она тоже участвовала в бою при Гераклее,когда христиане были окружены и разбиты. Только Гильом Аквитанский, Вельф Баварский ишесть человек свиты, израненные, изможденные, в лохмотьях достигли Антиохии.Архиепископ Тимо был убит, прекрасная Ида пропала без вести. По всей видимости, онатоже погибла, но позднее возникла легенда, что красавицу взяли в плен и отправили вХорасан, там она попала в гарем эмира и родила героя Имадеддина Ценки, впоследствииопаснейшего врага христиан.

Эта битва стала не последним испытанием, выпавшим на долю крестоносцев. Дошли донас слова безымянного пилигрима, описывающие страшный голод, терзавший христианскоевойско, осажденное в Антиохии, когда воины-паломники вынуждены были пожирать теламертвых турок:

«Они сдирают кожу с турок и хорошо их потрошат, варят и жарят мясо к пиру. Имэто порядком нравится: они едят его не соленым и с хлебом. Иной, прищелкивая, говоритсоседу: „Пост прошел, всю свою жизнь я не буду желать лучшего кушанья и предпочитаюего свинине и жирной ветчине; дайте нам им полакомиться, пока мы не свалимся“».

Крестоносцы все же дошли до Иерусалима, взяли город штурмом и потопили его вкрови неверных. Историк XII века Гийом Тирский писал, что «невозможно было смотретьбез ужаса, как валялись всюду тела убитых и разбросанные части тела и как вся земля былазалита кровью. И не только обезображенные трупы и отрубленные головы представлялистрашное зрелище, но еще более приводило в содрогание то, что сами победители с головыдо пят были в крови и наводили ужас на всякого встречного ».

В результате Первого крестового похода на Востоке было основано несколькохристианских государств: Иерусалимское королевство, герцогство Антиохия, графствоТриполи, графство Эдесса. О них еще пойдет речь.

Английский хронист Ордерик Виталис:«Герцог Пуатевинский, совершив в Иерусалиме молебствия, с несколькимисотоварищами своими возвратился на родину, и властителям и знатным, атакже стекавшимся послушать его христианам многократно рассказывал обедствиях своего плена, и так как он был веселого нрава и остроумцем и к томуже оправился и окреп, живя в полном благополучии, он повествовал обо всем этомритмическими стихами, уснащенными шутками».

Аквитанский герцог был явно не создан для мирной жизни: он дважды отлучался отцеркви и оба раза возвращался в ее лоно. Первый раз он был отлучен в 1114 году из-занеуплаты причитающихся Риму налогов. Папа Урбан II, пытаясь образумить Гильома, слалему письма: «…Дивимся мы на тебя, который, отличаясь благостным рвением во всем, чтотребуется для воина, отходишь от благочестия отца твоего, ибо нарушаешь правацерквей, разоряя те, каковые он основал…»

Гильом выплатил долги, но пустился в еще более тяжкие грехи. Историк XII векаВильям Малмсберийский с негодованием писал: «Прикрывая свои дурачества некоейобманчивой личиной благопристойности, он сводил все к остроумным шуткам и заставлялрты своих слушателей растягиваться от хохота… воздвигнув возле некоего замка Ивор(Ниорт) здание наподобие небольшого монастыря, он задумал в безумстве своемразместить там аббатство блудниц; называя поименно ту или иную, отмеченную молвойза свое непотребство, он напевал, что поставит ее аббатисой или игуменьей, а всеостальные будут простыми монахинями ».

«Прогнав законную супругу, он похитил жену некоего виконта из замка Геральда поимени Мальбергиона, к которой до того пылал страстью, что нанес на свой щитизображение этой бабенки, утверждая, что хочет иметь ее с собой в битвах, подобно как

она имела его при себе за пиршественным столом ».Гильом-герцог забрал красотку прямо из замка ее мужа, чему тот даже не попытался

воспротивиться. Зато герцогиня Филиппа вовсе не желала мириться с изменой супруга: онабыла страшно разозлена и даже нажаловалась папе римскому. Тот вторично отлучил Гильомаот церкви. Когда епископ Пуатье Пьер зачитывал герцогу текст анафемы, тот вынул меч и сруганью пообещал убить его, если тот продолжит. Епископ, склонил голову, но завершилчтение. По свидетельству современников, Гильом почти готов был нанести удар, нопередумал, сказав: «Я ненавижу вас настолько, что не хочу отправлять в рай».

Не слишком огорчившись, Гильом сочинил, по его собственному выражению,«малопристойный стих» о двух лошадях:

«Есть у меня две скаковые лошади, породистые и красивые;Превосходны они, сильны и норовисты,но я не могу держать их в одной конюшне,потому что они не терпят друг друга.Если бы я мог объездить их по моему вкусу,я бы не вылезал из седлаи был бы самым завидным наездником».

Увы, «лошадям» договориться не удалось. Оскорбленная Филиппа удалилась вмонастырь и принялась настраивать своего сына против отца.

Историк конца XII века Рауль де Дисет:«…Гильем, граф Пуатевинский, привел в свой дом при живой жене любовницу по

имени Амальберга. Гильем, первородный сын графа, вознамерившись отмстить заоскорбление матери, восстал на отца. Раздор между ними затянулся надолго, и в течениесемилетия Аквитания была ввергнута в бедствия. Наконец, захваченный в битве сынпримирился с отцом…»

Захватив сына в плен, Гильом придумал ему своеобразное «наказание»: женил на юнойвиконтессе Аэнор де Шательро — дочери прекрасной Амальберги.

Всего до нас дошло одиннадцать его стихотворений: шесть весьма фривольных кансон,некоторые даже не решаются переводить из-за их крайне неприличного содержания, четырекуртуазные кансоны и сложенная уже на смертном одре «покаянная песнь».

Судя по этим последним стихам Гильома, к концу жизни он полностью примирился ссыном и очень беспокоился за его дальнейшую судьбу:

«Желаньем петь я вдохновенО том, как горем я согбен:Не к милым дойнам в Лимузен —В изгнанье мне пора уйти!Уйду, а сыну суждена —Как знать! — с соседями война.Рука уже занесена,Неотвратимая почти…Феод свой вновь не обрету,Но родичем тебя я чту,Фолькон Аижерский, — Пуату,А с ним и сына защити!Коли Фолькон не защититИли король не охранит, —Анжу с Гасконью налетит,У этих верность не в чести!

Тогда от сына самого —Ума и доблести его —Зависеть будет, кто — кого!Мужай, дитя мое, расти!А я в содеянных грехахПред всеми каюсь.Жалкий прах,В молитвах и в простых словахВзываю ко Христу: прости!Я ради наслаждений жил,Но бог предел мне положил,А груз грехов, что я свершил,Мне тяжек стал к концу пути.Забыв и рыцарство, и власть —Все, что вкушал я прежде всласть,Готов к стопам творца припасть:Лица, господь, не отврати!Прошу я каждого из тех,Кто помнит мой веселый смех,Роскошества моих утех:Когда умру, мой прах почти!Отныне мне не даст утехНи беличий, ни куний мех.Мой графский горностай, прости!»

Алиенор, герцогиня Аквитанская — королева Франции

Гильом X сумел защитить свой феод. В отличие от отца, он отличался строгим нравоми благочестием. К сожалению, брак его длился недолго: Аэнор умерла молодой от какой-тоболезни. От этой же хвори скончался и их единственный сын. А две дочери — Алиенор иПетронилла выжили. Вторично жениться Гильом не успел: он умер от случайногоотравления, совершая паломничество в испанский город Сантьяго де Кампостелла, назначивопекуном своих юных дочерей французского короля Людовика Толстого. Старый король, немудрствуя лукаво, быстро нашел молодой красивой богатой наследнице мужа — своегосына.

Аббат Сугерий:«…прибыли посланцы от Вильгельма, герцога Аквитанского, сообщившие, чтоэтот герцог, к свитому Иакову в паломничество отправившийся, в путискончался, но что прежде чем путь начать и также в пути уже умирающий, ондочь свою благородную девицу Алиенор, королю торжественно обещанную, иземлю свою, ему же под охрану отданную, и задумал, и оставил… Людовик… собычным для себя великодушием и благодарностью предложенное приняв,любимейшего сына своего Людовика ей в супруги пообещал, а также и потомблагородное сопровождение для путешествии туда приготовил; благороднейшеевойско мужей — пятьсот и более рыцарей из лучших в королевстве собрал…Войско это он „богатствами и изобилием сокровищ снабдил, чтобы ничего вовсем герцогстве Аквитанском они не грабили, чтобы ни землю, ни бедных этойземли не портили, чтобы друзей в недругов не превращали…“»

Наследник престола «в день Господень, собрав Гаскони, Сентонжа и Пуату высших

баронов, названную девицу, вместе с собой диадемой королевства коронованную, себе всупруги взял».

25 июля 1137 года в Бордо состоялась их свадьба, прерванная печальным известием осмерти старого короля. Лето в тот год было очень жарким, продукты быстро портились илюди часто страдали желудочными недомоганиями, грозившими серьезной бедой:дизентерия была очень распространена в Средние века. «…Невыносимой слабостьюгосподин Людовик совсем изнемог, когда в Париже повторной дизентерии поносом тяжкомучился, — горестно сообщает Сугерий, — …после тридцати лет правления, в возрасте…шестидесяти лет, в августовские календы, он испустил дух».

Молодожены немедленно отправились в Париж, чтобы успеть на похороны старогокороля. Так Алиенор стала королевой Франции.

Трудно представить двух более непохожих людей, чем Алиенор и Людовик VIL Он —замкнутый хмурый юноша, хорошо образованный и неглупый, но слишком застенчивый,неуверенный и непривычный к публичным выступлениям. Она — яркая красавица сроскошными рыжими волосами, из-за которых трубадуры прозвали ее aigle en or — «золотойорлицей». В ту пору Алиенор было всего 15 лет. По описаниям современников и имеющимсяизображениям, она была невысокой, стройной, с удлиненным лицом и большими темнымиглазами.

Людовик оказался на французском престоле силой случая, он ведь был вторым сыном,престол должен был занять его старший брат Филипп. Страшное несчастье изменило все:Филипп верхом переправлялся через один из рукавов Сены. Только он выбрался на берег, какпод ноги коню внезапно метнулась невесть откуда взявшаяся свинья. Испуганная лошадьвзвилась на дыбы и сбросила всадника. Удар о землю оказался для седока смертельным. Егомладший брат Людовик готовил себя к духовной карьере, не к царствованию, он не былчестолюбив, и внезапно свалившаяся на его плечи власть стала для него тяжким бременем.

Алиенор же воспитывалась совсем иначе.

«Все цветет! Вокруг весна! —Эйя!Королева влюблена!Эйя!И, лишив ревнивца сна, —Эйя!К нам пришла сюда она,Как сам апрель, сияя.А ревнивцам даем мы приказ:Прочь от нас, прочь от нас!Мы резвый затеяли пляс».

Вот такие песни распевала юная Алиенор с подругами, танцуя вокруг обвешанногоразноцветными ленточками майского дерева. «Ревнивцами» провансальские лирикиименовали нелюбимых и скучных мужей, мешавших красавицам-женам развлекаться смолодыми людьми. Теперь роль такого «ревнивца» выпала французскому королю, искреннеполюбившему свою красавицу-жену.

Увы, его чувство не стало взаимным, брак их не клеился, к тому же целых семь леткоролева оставалась бесплодной. Это тревожило и ее саму. Молясь о ниспосланиинаследника, Алиенор обратилась к Бернару Клервосскому — человеку, еще при жизнипочитавшемуся святым.

Молитвы помогли: в 1145 году Алиенора родила королю дочь Марию. С той порысвятой Бернар сделал ее кумиром. Поэтому молодая королева ни минуты не сомневалась,услышав его проповеди о новом Крестовом походе: она вместе с мужем приняла крест.

Поводом для похода послужили падение христианского города Эдессы в 1144 году и

страшная резня, устроенная там мусульманами под предводительством Имадеддина Ценки,считавшегося сыном пропавшей без вести Иды Австрийской.

Обет «взять крест» король и королева принесли в знаменитом аббатстве Сен-Дени, гдехранилась орифламма — стяг французских королей. Туда набилось столько народу, чтоЛюдовик с супругой из-за страшной давки даже не сумели выйти из церкви через главныйвход, их пришлось провести через кельи монахов.

Людовик, следуя обычаю, отныне установившемуся у французских королей,поклонился мощам святого Дионисия, затем взял с алтаря прославленную красно-золотуюорифламму, и сам папа Евгений III, прибывший специально ради этого случая, вручил емусуму и посох паломника. Ведь Крестовый поход, который сегодня представляется намвоенной экспедицией, прежде всего, был паломничеством.

Бернар Клервосский (1090–1153)

Этот аристократ из Бургундии ушел в монастырь цистерианцев в возрасте двадцатидвух лет. Вместе с ним монашество приняли четыре его брата и двадцать семь друзей.

Всего через три года он основал монастырь в Клерво на землях своего дяди в Шампани.Монастырь этот быстро рос, и со временем у него появилось шестьдесят шесть «дочерних»обителей.

Бернар изводил себя постами и бдениями, много путешествовал, хотя не отличалсякрепким здоровьем, был сторонником аскезы и крайней строгости богослужений. «Чтоделать золоту в святая святых?» — восклицал он, сравнивая аббатство Сен-Дени, заботливоукрашенное настоятелем Сугерием, с «кузницей Вулкана», убежденный, что тампоклоняются не Богу, а золоту. Надо признать, что часто Бернар переходил границы здравогосмысла: так, обличая разврат духовенства, он считал излишеством даже хорошееполноценное питание, принятое в Сен-Дени.

Также нетерпим он был и к любому инакомыслию в толковании Священного Писания.По его настоянию Пьер Абеляр был объявлен еретиком и брошен в тюрьму.

Крестовые походы Бернар идеализировал, подчеркивая, что крестоносцы поднимаютмеч не ради грабежа и наживы, а лишь во Славу Господню.

Немного о Сен-Дени и аббате Сугерии

По преданию, Дионисий проповедовал христианство в Риме, в германских землях и вИспании, затем он перешел в Галлию и стал первым епископом Лютеции, то есть Парижа. Вовремя преследования христиан языческими властями Дионисий и еще два проповедникабыли схвачены и обезглавлены на вершине горы Монмартр. Именно в связи с их казнью этагора и получила свое современное имя: по-французски Montmartre — гора мучеников. Затемякобы святой Дионисий взял свою главу, прошествовал с ней до храма и только там палмертвый. Благочестивая женщина Катулла погребла его останки. Позднее на этом местевыросло аббатство Сен-Дени.

Наибольшего расцвета оно достигло в XII веке при управлении аббата Сугерия — такпринято по-латински транскрибировать его имя, хотя во французском варианте имяпроизносилось как Сюжер.

Хороший политик и хороший человек — может ли такое быть? Сюжер или Сугерий —один из редчайших примеров, когда эти два качества совмещались.

Начать надо с того, что этот знаменитый аббат был незнатного происхождения. К томуже его родители были вовсе не богаты. Но мальчик с детства отличался столь хорошимиспособностями, что его приняли в знаменитую школу при Сен-Дени, где в это же времяполучал образование будущий Людовик ле Гро — Людовик Толстый, король Франции.

Помимо хороших способностей и отличной памяти, молодой Сугерий обладал редкимдаром общения. Окруженный отпрысками знатнейших родов, он умудрился не стать парией,

не замкнуться в себе. Напротив, он сумел подружиться с самим наследником престола! Исудя по тому, что их дружба продлилась вплоть до самой смерти Людовика, это чувство небыло ни лестью, ни низкопоклонством. Мало того, Сугерий сумел стать другом инаставником его сыну — Людовику Молодому. Именно Сугерий был назначен регентомФранции на время отъезда Людовика в Крестовый поход. И именно этот аббат долгие годымирил Людовика и Алиенору, не допуская их развода.

Сугерий был великолепным хозяйственником и умел любить: он любил деньги, оченьлюбил свою страну, обожал своего короля и был страстно привязан к аббатству Сен-Дени. Ився его жизнь была посвящена благоустройству того, что он любил. При нем Сен-Дени сталобогатейшим и красивейшим святилищем Франции.

Внутренность церкви святого Дионисия, тоже полностью перестроенной при Сугерии вновом для того времени модном готическом стиле, напоминала драгоценную шкатулку.Стены покрывали росписи и мозаики. Алтарь был весь изукрашен золотом и самоцветами.Большой крест, сделанный из чистого золота, — сплошь выложен жемчугом идрагоценными камнями. В отличие от многих настоятелей, желавших закрывать церквисвоих аббатств от публики, Сугерий, напротив, заботился о том, чтобы храм мог вместитьвсех желающих и все могли полюбоваться его красотой. «Сияет благородный храм,пронизанный светом», — восхищался аббат своим детищем.

Сугерий заботился не только о внешней красоте, но и об удобстве: по егораспоряжению старые холодные мраморные скамьи были заменены на деревянные. Онгордился тем, как хорошо питаются его монахи и какой обильный стол накрывают длянищих, даже порой навлекая на себя обвинения в стяжательстве и чревоугодии со стороныфанатичного Бернара Клервосского. Надо заметить, что собственная келья Сугерия былачуть ли не самым скромным помещением в аббатстве, единственное, что ее украшало, — такэто цветное покрывало на кровати.

«Пьер Абеляр из Сен-Дени, познавший горечь оскопленья»12

С Сен-Дени связана жизнь одного из самых ярких мыслителей Средневековья. Жизньэтого гениального богослова и философа была полна несчастий и, надо признать, что вбольшей их части он был виноват сам. Умение идти против течения — качество хорошее, нои тут надо знать меру. Абеляр же шел против течения всегда.

Родился он в окрестностях Нанта в благородной семье. Избрав карьеру ученого, онотказался от права первородства в пользу младшего брата. Став учеником католическогобогослова и философа Гильома из Шампо, Абеляр через несколько лет начал открыто исмело выступать против философской концепции своего учителя и вызвал этим большоенедовольство с его стороны.

В 1113 году Абеляр принял управление училищем при церкви Богоматери и в это времядостиг апогея своей славы. Он был учителем многих знаменитых впоследствии людей, изкоторых наиболее известны папа Целестин II и Петр Ломбардский. Хорошая, достойнаяжизнь продолжалась ровно пять лет, ну а потом… Потом произошли события, полностьюсокрушившие карьеру философа. Абеляра принято выставлять безвинной жертвой жестокихи бессердечных людей, но… Судите сами!

В 1118 году Абеляр был приглашен учителем в дом каноника Фульбера. Его ученицейстала племянница каноника Элоиза — девушка красивая, умная и образованная. Каноникочень ее любил и старался дать девице все самое лучшее. Хорошее воспитание в сочетании сглубокими познаниями сделали девушку известной во всем королевстве. «Она была не хужедругих и лицом, но обширностью своих научных познаний превосходила всех» — такописывает ее сам Абеляр, страстно полюбивший Элоизу.

12 Строка из стихотворения Франсуа Вийона.

Из «Истории моих бедствий»«…воспламененный любовью к этой девушке, я стал искать случаи сблизиться сней… С этой целью я начал переговоры с дядей девушки… не согласится ли онпринять меня за какую угодно плату нахлебником в свой дом, находившийся оченьблизко от моей школы. При этом я, конечно, утверждал, будто заботы одомашнем хозяйстве в сильной степени мешают моим научным занятиям иособенно тяжело для меня бремя хозяйственных расходов. А Фульбер был оченьскуп и сильно стремился доставить своей племяннице возможность дальнейшегоусовершенствования в науках. …При наличии этих двух обстоятельств я легкополучил его согласие… он поручил племянницу всецело моему руководству, дабы явсякий раз, когда у меня после возвращении из школы будет время, — безразлично,днем или ночью — занимался ее обучением и, если бы я нашел, что онапренебрегает уроками, строго ее наказывал. И сильно удивлялся его наивности вэтом деле и не менее про себя поражался тому, что он как бы отдал нежнуюовечку голодному волку. Ведь поручив мне девушку с просьбой не только учить, нодаже строго наказывать ее, он предоставлял мне удобный случай для исполнениямоих желаний и давал… возможность склонить к любви Элоизу ласками или жепринудить ее к любви угрозами и побоями».

Далее следует еще более откровенное признание: «…под предлогом учения мы всецелопредавались любви, и усердие в занятиях доставляло нам тайное уединение. И надраскрытыми книгами больше звучали слова о любви, чем об учении; больше было поцелуев,чем мудрых изречений; руки чаще тянулись к груди, чем к книгам, а глаза чаще отражалилюбовь, чем следили за написанным. Чтобы возбуждать меньше подозрений, я наносилЭлоизе удары, но не в гневе, а с любовью, не в раздражении, а с нежностью, и эти ударыбыли приятнее любого бальзама. Что дальше? Охваченные страстью, мы не упустили ниодной из любовных ласк с добавлением и всего того необычного, что могла придуматьлюбовь. И чем меньше этих наслаждений мы испытали в прошлом, тем пламеннеепредавались им и тем менее пресыщения они у нас вызывали. Но чем больше овладеваломною это сладострастие, тем меньше я был в состоянии заниматься философией иуделять внимание школе».

Вскоре Элоиза поняла, что ждет ребенка. Она «с великой радостью» написала об этомАбеляру, спрашивая, что ей дальше делать. Абеляр похитил девицу из дома Фульбера иперевез к себе на родину, где она проживала у его сестры «до тех пор, пока не родила сына,которого она назвала Астролябием».

Горе и отчаяние каноника невозможно описать. Он чуть не сошел с ума после бегстваплемянницы, «…никто, кроме испытавших то же горе, не мог бы понять силу его отчаянияи стыда».

Беспокоясь за свою судьбу, Абеляр дать понять Фульберу, что Элоиза находится наположении заложницы, и если Фульбер наймет людей, чтобы убить или как-то изувечитьбогослова, то его племянница, которую Фульбер продолжал горячо любить, поплатится заэто.

Далее Абеляр уверяет, что он сам пришел к Фульберу с повинной, прося прощение иобвиняя себя самого в коварстве, он обещал дать канонику какое угодно удовлетворение:

«Я убеждал его, что мое поведение не покажется удивительным никому, кто хотькогда-нибудь испытал власть любви и помнит, какие глубокие падения претерпевали из-заженщин даже величайшие люди с самого начала существования человеческого рода. Ачтобы еще больше его успокоить, я сам предложил ему удовлетворение сверх всяких егоожиданий: а именно сказал, что я готов жениться на соблазненной, лишь бы этосовершилось втайне и я не потерпел бы ущерба от молвы».

Совершить брак в тайне Абеляр стремился потому, что хоть и не давал обета безбрачия,был все же связан обычаями и традициями, не позволявшими лицу, занимающемусябогословием, жить плотской жизнью.

Фульбер согласился на это условие, и Элоиза вернулась в Париж, оставив сына у

сестры Абеляра. Но выйти замуж она вовсе не торопилась, не желая портить карьеру своеговозлюбленного: «она спрашивала: как сможет она гордиться этим браком, которыйобесславит меня и равно унизит меня и ее; сколь большого наказания потребует для неевесь мир, если она отнимет у него такое великое светило; сколь много вызовет этот бракпроклятий со стороны церкви, какой принесет ей ущерб… как непристойно и прискорбнобыло бы, если бы я — человек, созданный природой для блага всех людей, — посвятил себятолько одной женщине и подвергся такому позору!»

В подтверждение своей точки зрения Элоиза ссылалась на труды богословов иприводила изречения апостола Петра. Трудно сказать, принадлежали ли эти мысли самойученой девице или были внушены ей Абеляром, не слишком хотевшим жениться по этим жепричинам. Однако каноник стоял на своем: грех должен быть заглажен. И через несколькодней, «проведя ночь в молитвах в одной из церквей», молодые рано поутру получили там жебрачное благословение в присутствии дяди Элоизы и нескольких верных друзей. Ни радости,ни праздника не было: сразу после венчания Абеляр и Элоиза тайком отправились каждый всвой дом и после этого виделись редко и втайне, стараясь всячески скрыть свой брачныйсоюз.

Однако у каноника были иные планы! Его не слишком беспокоила карьера Абеляра,больше заботился он о людской молве, не пощадившей ни его племянницу, ни его дом.Фульбер стал посмешищем в глазах соседей и теперь всячески пытался восстановить своючесть, всюду рассказывая, что вынудил негодяя-совратителя обвенчаться с Элоизой. СамаЭлоиза, заботясь о карьере своего возлюбленного, стала клясться и божиться, что все слухи оее замужестве — ложь. Поэтому дядя, сильно раздраженный этим, часто и с бранью нападална нее.

Абеляр сильно забеспокоился: ведь он мог лишиться места. Поэтому он вторичновыкрал Элоизу и перевез ее в женский монастырь Аржантейль, недалеко от Парижа, где онав детстве воспитывалась и обучалась.

«Я велел приготовить для нее подобающие монахиням монашеские одежды (кромепокрывала) и сам облек ее в них. Услышав об этом, ее дядя, родные и близкие еще болеевооружились против меня, думая, что я грубо обманул их и посвятил ее в монахини, желаясовершенно от нее отделаться. Придя в сильное негодование, они составили против менязаговор и однажды ночью, когда я спокойно спал в отдаленном покое моего жилища, они спомощью моего слуги, подкупленного ими, отомстили мне самым жестоким и позорнымспособом, вызвавшим всеобщее изумление: они изуродовали те части моего тела, которымия свершил то, на что они жаловались».

На крики Абеляра, на шум сбежалось много народа. Хотя «палачи» тут же обратились вбегство, двоих из них поймали и устроили над ними самосуд, оскопив их и ослепив. Однимиз них оказался слуга Абеляра, подкупленный Фульбером.

Многочисленные ученики Абеляра и его коллеги жалели несчастного богослова, всегромко восклицали и даже плакали. Это еще больше удручало беднягу: «Особенно терзалименя своими жалобами и рыданиями клирики и прежде всего мои ученики, так что я болеестрадал от их сострадания, чем от своей раны, сильнее чувствовал стыд, чем нанесенныеудары, и мучился больше от срама, чем от физической боли. Я все думал о том, какойгромкой славой я пользовался и как легко слепой случай унизил ее и даже совсем уничтожил;как справедливо покарал меня суд божий в той части моего тела, коей я согрешил; скольсправедливым предательством отплатил мне тот человек, которого раньше я сам предал;как превознесут это явно справедливое возмездие мои противники, какие волнениянеутешной горести причинит эта рана моим родным и друзьям; как по всему светураспространится весть о моем величайшем позоре. Куда же мне деться? С каким лицом япокажусь публично? Ведь все будут указывать на меня пальцами и всячески злословить обомне, для всех я буду чудовищным зрелищем ».

Абеляр считал, что духовная карьера его закончена, даже если молва уляжется, то,согласно суровой букве закона, «людям, оскопленным полностью или частично,

воспрещается входить во храм, как зловонным и нечистым». «Да не войдет в божий храмевнух», — говорится во Второзаконии.

Единственный путь оставался ему: доживать свои дни смиренным монахом, нерассчитывая более на высокие должности: «…решил постричься в монахи не радиблагочестия, а из-за смятения и стыда».

По настоянию мужа и Элоиза надела на себя монашеское покрывало. «Многие жалелиее и пугали невыносимым для ее молодости бременем монастырских правил; но все уговорыбыли напрасны».

Философ с загубленной репутацией удалился простым монахом в Сен-Дени и спустянекоторое время возобновил преподавательскую деятельность. Но его жизнь в аббатстве несложилось, так как Абеляр стал позволять себе разного рода критические замечания:

«Поскольку я часто и резко обличал их невыносимые гнусности как с глазу на глаз, таки всенародно, то я сделался в конце концов обузой и предметом ненависти для всех них».

Окончательно отношения испортились после того, как Абеляр «в шутливом тоне»рассказал, что наткнулся у Беды Достопочтенного на один пассаж, из которого следовало,что святой покровитель Сен-Дени был не знаменитым Дионисием Ареопагитом, первымепископом Афин, а мелким и малоизвестным святым Дионисием Коринфским. Это было нибольше ни меньше как прямое оскорбление достоинства аббатства. Взбешенные монахиназвали Абеляра еретиком, ему припомнили и некоторые суждения из его книг,расходящиеся с официальной доктриной, и подвергли суду. Бернар Клервосский произнесстрастную речь, и по решению церковного собора престарелый философ был брошен втюрьму. Впрочем, жалели его многие, понимая, что никакой реальной угрозы он непредставляет, и вскоре Абеляру представилась возможность бежать. Он нашел прибежище вграфстве Блуа.

Когда настоятелем Сен-Дени стал отличавшийся добротой Сугерий, он не сталпреследовать старого Абеляра и согласился забыть обо всем при единственном условии:Абеляр останется жить за пределами домена французских королей. И хотя это условие небыло выполнено (Абеляр еще не раз возвращался во Францию, становился аббатом, ссорилсясо своими монахами, вновь изгонялся), Сугерий никогда не вмешивался в его жизнь, вотличие от святого Бернара. Последний не мог смириться с тем, что Абеляр продолжалписать философские труды, где утверждал, что каждая религия содержит в себе зерноистины, поэтому христианство не может считать, что оно — единственно истинная религия.Это утверждение сделало его в глазах церкви наихудшим из еретиков.

Санский церковный собор 1140 года, где присутствовали Бернар Клервосский и самкороль Франции Людовик VII, осудил сочинения Абеляра, обрек его книги на сожжение,запретив ему впредь писать. Больной и надломленный, философ удалился в монастырьКлюни. Там он и умер в 1142 году. Элоиза перевезла прах Абеляра в Параклет и там предалаего земле.

Второй крестовый поход

«Торе королю Людовику, из-за которого мое сердце оделось в траур», — говорилтрубадур Маркабрю устами юной девы, оплакивающей расставание с уходящим в Крестовыйпоход возлюбленным. Ему вторит и святой Бернар, с гордостью написавший папе Евгению:«Я повиновался вашему повелению, и высокое достоинство повелевающего способствовалопослушанию. Когда я проповедовал и говорил, число их умножалось. Замки и города стоятпустыми, семь женщин едва могут найти одного мужчину: так везде остаются вдовы приживых мужьях».

Но далеко не все дамы пожелали оставаться дома, те, кому позволяли средства,социальное положение и здоровье, отправились в этот поход вслед за своими мужьями.Среди них были графиня де Блуа, Сивилла Анжуйская, графиня Фламандская, ФедидаТулузская, Флорина Бургундская и конечно же, сама королева Франции.

Двадцатипятилетняя красавица Алиенор везла с собой множество ковров, чтобырасстилать их во время привалов, несколько палаток, массу платьев, словно собиралась не навойну, а на бал, ворох шуб на случай холодов, целую кипу вуалей, чтобы уберечь свою кожуот загара, сундуки с драгоценностями, помадами и всевозможными косметическимисредствами. Ее сопровождало множество служанок и своя кухня. Она мечтала освободить«Гроб Господень», но ради этого не собиралась отказываться ни от услуг своих камеристок,ни от хотя бы относительного комфорта. Примеру королевы последовали и другие дамы,следствием чего стал огромный обоз, потянувшийся вслед за войском. Это не нравилось нивоеначальникам, ни церковникам. Одни вполне обоснованно полагали, что столь большоеколичество невоенных людей снизит боеспособность крестоносцев, а другие бичевалираспутство, которое неминуемо должно было стать следствием обилия в войске женщин.

Джауфре де Рюдель

С этим походом связана одна из самых романтических легенд Средневековья — оДалекой Даме и влюбленном в нее трубадуре.

«Джауфре Рюдель, сеньор Блайи, был муж весьма знатный. Заочно полюбил графинюТриполитанскую, по одним лишь добрым слухам о ее красоте и куртуазности, шедшим отпилигримов, возвращавшихся домой из Антиохии. И сложил он о ней множество песен, инапевы их были очень хорошие, но слова простые. Итак хотел он узреть ее, что отправилсяв Крестовый поход и пустился плыть по морю. На корабле одолела его тяжкая болезнь, такчто бывшие с ним считали его уже умершим и, доставивши в Триполи, как мертвого,положили в странноприимном доме. Графине же дали знать об этом, и она подошла к нему,к самому его ложу; и заключила в свои объятия. Сразу узнал он, что то сама графиня, ивернулись к нему слух и чувства. И воздал он славу Господу за то, что сохранилась емужизнь, пока он ее не узрел. Итак он и умер у нее на руках. И повелела она похоронить его свеликими почестями при храме тамплиеров, сама же по великой горести о нем в тот жедень постриглась в монахини».

На Ближнем Востоке в XII веке существовало несколько христианских государств:Иерусалимское королевство, герцогство Антиохия, графство Триполи. Им правил РаймундII, чьей женой была Годиэрна де Ретель. Эта дама действительно славилась своей красотой,умом, образованностью и силой характера. Притчей во языцех стали и ее любовныепохождения. Считается, что именно она могла быть «Далекой любовью» поэта и именно кней обращены строки:

«Я верой в Господа согрет —И встречусь я с любовью дальней.Но после блага жду я бед,Ведь благо — это призрак дальний.Стать пилигримом буду рад,Чтоб на меня был брошен взгляд,Прекраснейший в земной юдоли».

Однако Годиэрна никогда не уходила в монастырь, и к тому же в одной из версийлегенды названо совсем иное имя — Мелисанда. Так звали дочь прекрасной графини, чьясудьба тоже достойна упоминания.

К девушке посватался овдовевший византийский император Мануил, но их брак несостоялся, хотя все было сговорено и даже приданое погрузили на корабль. Дело в том, чтостоило Мелисанде подняться на борт, как ею немедленно овладевала жестокая хворь:«Посему откладывая со дня на день отплытие, они напрасно теряли время, ибо тольколишь немного облегчались ее страдания и она казалась благонадежной для отплытия,страшная болезнь вдруг будто нарочно возвращалась к ней, и тогда, уложенная в постель,

она тряслась всем телом и подвергалась жестоким судорогам, а затем следовали жар,синева под глазами и изнеможение. Цвет глаз, прежде сиявший какой-то прелестью,быстро изменялся и становился мрачным. Всякий, видя, как вянет преждевременно этотцветок, проливал слезы».

Этот недуг привел к тому, что о девушке поползли разнообразные сплетни: что онаскрывает тайную беременность, что она вовсе не дочь Раймунда, а прижита Годиэрной отлюбовника… Эти слухи лишили Мелисанду возможности стать византийской императрицей.Отказ Мануила от обещаний настолько возмутил Раймунда III, что на собранные дляприданого деньги он нанял целый флот пиратов, приказав им разорить побережьевизантийского Кипра. Ну, а хворая Мелисанда ушла в монастырь, как и героиня легенды.Там она и умерла, не дожив до зрелых лет.

Сказочный Константинополь

Причины неудачи Второго крестового похода многократно проанализированы иразобраны по косточкам в специальных исследованиях. Кто-то напоминает омногочисленных ошибках самих крестоносцев; кто-то винит во всем византийскогоимператора-интригана. Мы не претендуем на полноту освещения всех фактов, мырассмотрим только то, что имеет непосредственное отношение к судьбе Алиенор.

Армия крестоносцев была огромна, кроме Людовика в походе участвовал еще игерманский император Конрад. Как ни парадоксально, но именно слишком большаячисленность войск, вкупе с крайне плохой организацией и послужила главной причиной ихпоражения. Неприятности начались уже в Восточной Европе: многомиллионная армияопустошала городские рынки и запасы крестьян. Продовольствие все больше дорожало.

Людовик VII строго запретил грабежи, и денег катастрофически не хватало. С каждойстоянки он был вынужден посылать к Сугерию, назначенному регентом Франции, гонцов спросьбой прислать еще денег.

Крестоносцам потребовалось почти пять месяцев на то, чтобы к октябрю 1147 годадобраться до Константинополя — города сказочных богатств. Говорили, что за его стенаминаходится большая часть сокровищ мира, именно там Алиенор узнала, что такое «восточнаяроскошь», и полюбила ее.

Византийский император Мануил Комнин встретил «латинян» с почестями. Надоуказать, что в Константинополе — наследнике Римской империи — живы еще былитрадиции обожествления императоров, что в корне отличалось от принятого на Западеубеждения, что король — «первый среди равных». Не только византийские сановники, но ипослы должны были падать ниц перед басилевсом, восседавшем на золотом троне,изукрашенном драгоценными камнями. Дворец с его огромным вымощенным мраморомдвором, мозаичными полами, покрытыми фресками стенами и вызолоченными колоннамипревосходил все, что до сих пор могли видеть Людовик и Алиенор, и даже богатейшее Сен-Дени.

Короля и королеву поселили в загородной резиденции императоров в Филопатии. Этотобширный дворец был окружен прекрасными парками, где водилась разнообразная дичь. Всеего многочисленные залы были устланы тонкой работы коврами. В комнатах стоялисеребряные курильницы с благовониями, а вышколенные слуги тут же бросались исполнятьлюбую прихоть Алиенор. Тут ей и пригодились все ее многочисленные наряды и уборы: ведькаждый день прием следовал за приемом, роскошный пир за торжественным молебном.Именно в Константинополе французская королева впервые воспользовалась вилкой, впервыевдохнула аромат диковинных пряностей и узнала вкус греческих вин и изысканных яств:артишоков, жареных лягушек, сваренного в козьем же молоке козленка…

Королевская чета пробыла в византийской столице три недели. Они не знали, что в этовремя в битве при Каппадокии было наголову разбито войско германского императораКонрада. Большая часть его погибла или была взята в плен.

Император Мануил, желая избавиться от непрошеных гостей, не спешил сообщать имнеприятную правду. Наоборот, он пустил слух, что действия Конрада вполне успешны и чтоесли Людовик не поторопится, то все лавры достанутся немцам. Только переправившисьчерез Босфор, французы узнали о несчастной участи своих союзников.

Им и самим приходилось несладко: турки то тут, то там нападали на армиюкрестоносцев, держа их в постоянном напряжении. Несколько раз подвергалась опасности ижизнь самого короля. Недостаток съестных припасов и фуража заставил Людовика броситьмассу вьючных животных и багажа.

Утративший энтузиазм Конрад дошел до Эфеса и предпочел вернуться морем вКонстантинополь, а Людовик отплыл в Антиохию, одно из «государств крестоносцев». Егокнязем был родной дядя Алиеноры — Раймонд Пуатевинский.

Раймонд Пуатевинский

Этот доблестный рыцарь отличался красотой, недюжинной силой и ловкостью, а такжемастерством наездника: Раймонд шутя гнул толстые железные прутья; мог, въехав намогучем жеребце под арку, схватиться за кольцо в кладке и с помощью лишь одних ног, сжавбока животного шенкелями, заставить его остановиться.

Князем Антиохии Раймонд стал благодаря удаче, когда король Иерусалима Фульк IАнжуйский после смерти своего вассала Боэмунда II подыскивал для Антиохии правителя, иего выбор пал на Раймонда. Тот сразу же согласился: ведь ему, как младшему сыну, народине ничего не светило. Чтобы стать антиохийским князем, ему нужно было жениться наКонстанс — юной наследнице. Одно смущало: милой Констанс в ту пору исполнилось всегодевять лет. У нее была мать — молодая и привлекательная Алис, вдова князя Боэмунда II.Когда Раймонд прибыл в Антиохию, эта дама наивно предположила, что целью егоматримониальных планов является она сама. Ее не стали разубеждать.

Однако Раймонд понимал, что в случае брака с Констанс он становился полноправнымгосударем, а если бы он женился на Алис, права его могли быть спорными. Даже егособственный сын от Алис имел бы больше прав на престол, чем он сам, не говоря уже огипотетическом суженом Констанс.

Сторону Раймонда взял патриарх Радульф — человек весьма хитрый и обходительный.Он согласился помочь при условии, что князь будет в дальнейшем во всем слушаться своегодуховного сюзерена. Раймунд согласился. Радульф обвел вокруг пальца бедную Алис, и покадоверчивая женщина готовилась к собственной свадьбе, фактически похитил у нее дочь иорганизовал венчание, поставив мать перед фактом.

Впоследствии Радульф стал злейшим врагом Раймонда, и тот одолел его лишь к 1139году.

Княжение оказалось хлопотным: Раймонду приходилось вести войны и смусульманами, и с христианскими соседями. Особенную опасность представлялвизантийский император, который предъявил на Антиохию претензии, которые вполне могподкрепить не только документами, но и силой. Раймонду пришлось принести емувассальную присягу и даже участвовать в его походе против мусульман, не прилагая,впрочем, особых усилий для достижения успеха. Недостаточное рвение новоиспеченноговассала породило новый конфликт, и отношения с Константинополем стали оченьнатянутыми.

Прибытие французских крестоносцев Раймонд расценил как шанс свести счеты сврагами. Он тепло принял королевскую чету, хоть и не с такой пышностью, как вКонстантинополе, — но зато искренне. К тому же он был очень рад видеть своюповзрослевшую и похорошевшую племянницу, которую помнил еще маленькой девочкой.Раймонду было уже за сорок, Алиенор — исполнилось двадцать пять. И он, и она слылипризнанными красавцами, на их фоне король Людовик явно проигрывал. Злые языки тут жезашептали о порочной связи между дядей и племянницей. Основной распространительницей

этих слухов была иерусалимская королева Мелисанда, вдова короля Фулька. Эта даманенавидела Раймонда: ведь она была родной сестрой обманутой им Алис. Трудно сказать,сколько правды содержалось в ее обвинениях, но до сих пор многие историки говорят освязи Алиенор и Раймунда как о бесспорном факте. Однако слишком уж близким было ихродство, и такой роман попахивал бы кровосмесительством, а известно, что сама Алиеноросуждала подобные вещи. Много лет спустя на «Суде любви» она открыто выскажется окровосмешении.

Андре Капеллан:«Вот еще какой любовный случай был представлен названной королеве нарассмотрение. Некто по неведению соединился любовью с родственницей, а узнаво таком грехе, стал искать уйти от нее. Дама же, связанная узой истиннойлюбви, устремлялась удержать его в любовном повиновении, утверждая, что грехим не вменяется, ибо приступили они к любви, не зная вины.По такому делу решение королевы было следующим: „Женщина, под любымпокровом заблуждения ищущая скрыть кровосмесительность любви, явственнопоступает против права и пристойности. Ибо мы всегда должны противитьсяпредосудительности кровосмешения, зная, что даже людские уста наказуют сиетягчайшими казнями“».

Как бы то ни было, обвинения дошли до ушей Людовика. И король заревновал. Онкатегорически отказался предоставить Раймонду военную помощь в его борьбе с сарацинамии настоял на том, чтобы двигаться дальше — к Иерусалиму. Алиенора, понимая, чтоАнтиохии грозит нешуточная опасность, уговаривала мужа изменить решение.

Под давлением своей воинственной супруги Людовик предпринял нескольковыступлений. Сплетники-хронисты даже утверждают, что Алиенор, чтобы вдохновитьвойска, объезжала их ряды, обнажив грудь. Бесспорно, грудь красавицы-королевы моглавдохновить кого угодно, крестоносцы смело шли в бой, но раз за разом терпели поражение.

Между тем Конрад рассорился с Мануилом Комнином и, уйдя из Константинополя,направился в Иерусалим, где предпринял крайне неудачную войну против Дамаска.Результатом этой бездарной кампании стало поражение крестоносцев и потеря ранеехристианской Эдессы. Энергия и рыцарский энтузиазм Конрада ослабли, и он решил вначале 1149 года возвратиться в Германию, не сделав, в сущности, ничего.

Людовик колебался. Он не хотел бесславно уезжать, подобно Конраду, но в то же времяон не мог не прислушиваться к грязным намекам на отношения его жены с Раймондом.

Деньги снова закончились, военных успехов он не достиг, дипломатических — тоже…В конце концов, Людовик VII решил возвратиться, бросив остатки своего войска на произволсудьбы. В начале 1149 года он на норманнских кораблях переправился сначала в ЮжнуюИталию, а осенью 1149 года прибыл во Францию.

Раймонд остался один, а когда поход окончательно провалился и к началу лета 1149года крестоносцы разъехались, князь пал в битве при Инабе. Сарацины отрубили ужемертвому Раймонду голову и, оправив череп в серебро, отправили в дар халифу Багдада.

Констанс осталась вдовой с четырьмя детьми, но Антиохия устояла — на выручкупришел с юга молодой король Иерусалима Бодуэн III, а затем молодая вдова вторичновышла замуж.

«Я молода, а жизнь моя уныла…»

«Мне муж не мил, любовь его постыла» (из старинной аквитанской песни)Отношения Людовика с женой были безнадежно испорчены, Алиенор, презирая мужа,

даже потребовала развода. Но в тот раз Сугерий, проявив чудеса дипломатии, сумелпомирить супругов, Он привлек к этому даже самого папу римского. Понтифик лично отвел

королевскую чету в спальню, украшенную алой парчой, и благословил их. В 1151 годуАлиенор родила вторую дочь.

В январе этого года Сугерий умер, а весной следующего 1152 года Алиенор все жеразвелась с мужем. Формальной причиной развода было объявлено то, что они находились вдальнем родстве. Дочери остались с королем и были признаны папой законнорожденными, аза Алиенор были сохранены все ее земли в Аквитании.

Уже в мае, то есть спустя всего два месяца после развода, Алиенор вышла замуж заграфа Генриха Анжуйского и Нормандского, который был ее моложе лет на десять. Молодыеуже встречались несколько лет назад, во время дипломатического визита графа Анжу вПариж. Сплетничали, что уже тогда юный наследник Анжуйского графства познакомился скоролевой Франции ближе, чем дозволяли приличия. В результате их брака под властьюПлантагенета оказалась практически вся Западная Франция — территория, по площади инаселению раза в четыре превышающая владения французского короля. Эти земли историкичасто называют «Анжуйской империей».

Людовик возмутился: формально и Алиенор, герцогиня Аквитанская, и Генрих, графАнжуйский, считались его вассалами и должны были испросить у него разрешения насвадьбу, но этого сделано не было.

Генрих II

Этот человек всю свою жизнь провел в междоусобных войнах. Первая началась, когдаему исполнилось всего лишь два года. Генрих II, родившийся в 1133 году, был старшимсыном Жоффруа V Плантагенета, графа Анжу и Мэна, и императрицы Матильды, дочерианглийского короля Генриха I. Сыновей Генрих I не оставил, и английский престол долженбыл отойти Матильде, а через нее — ее сыну Генриху. Однако трон Матильде не достался,его захватил племянник умершего короля Стефан Блуаский. Матильда отступать непожелала, и это положило начало гражданской войне, длившейся почти двадцать лет.

Брак с Алиенор Аквитанской был крайне выгоден для Генриха: благодаря ее богатствуон смог, наконец, закончить войну за английскую корону. В 1153 году Генрих высадился вБритании и стал быстро продвигаться вглубь страны. Судьба ему благоприятствовала: погибстарший сын и наследник короля Стефана, а младший его сын был слишком мал. Стефанбыл вынужден признать Генриха своим наследником на английском престоле, а тот в своюочередь принес присягу верности королю и гарантировал неприкосновенность земельныхвладений его сына Вильгельма. Спустя год Стефан скончался. На английский престолвступил Генрих II Плантагенет.

Королева Англии

Следующие несколько лет жизни Алиенор можно назвать очень счастливыми, одногоза другим она родила Генриху восьмерых детей: пятерых сыновей и трех дочерей. Ихпервенец — Гильом — умер в возрасте четырех лет, зато остальные выжили и моглипохвалиться хорошим здоровьем.

По документам можно проследить, как Алиенор обустраивалась в Лондоне: онавыписывала дорогие ткани и гобелены для обивки стен и мебели, благоуханные масла длясветильников, золото, чтобы позолотить столовые приборы, дорогие вина, музыкальныеинструменты и… трубадуров. Вместе с Алиенор в Англию прибыли ее любимые музыкантыи поэты из Аквитании.

Своей страстью к истории, к поэзии, ко всему куртуазному Алиенор заразила и мужа:Генрих распорядился провести раскопки в Гластонберри — месте, которое народныелегенды прочно связывали с Авалоном. Им действительно были найдены какие-тостаринные предметы и меч, который король поспешил объявить Экскалибуром —легендарным мечом короля Артура.

Без сомнения, в ту пору Генрих был влюблен в свою жену и отчаянно ревновал ее. Ну, аучитывая, что куртуазная поэзия исполнена открытой чувственности и трубадуры поройпозволяли себе весьма вольные поэтические обороты, поводов для ревности у него былопредостаточно; так, он даже выслал из Англии величайшего лирика Аквитании Бернарта деВентадорна, заподозрив его в связи с Алиенор.

Бернарт де Вентадорн

Из старинного жизнеописания поэта:«Бернарт Вентадорнский родом был из Лимузина, из замка Вентадорн. Роду онбыл простого, происходя от служилого человека и булочницы, как говорит о немПейре Овернский в песне, где он поносит всех трубадуров:

"Третий же — де Вентадорн, старый шут;Втрое тоньше он, чем Гираут,И отец его вооруженСаблей тонкой, как ивовый прут,Мать же чистит овечий закутИ за хворостом ходит на склон".

Впрочем, чьим бы он ни был сыном, Бог ему дал наружность красивую иприятную, а сердце благородное, от какого всякое благородство и происходит, идаровал ему ум, разум, вежество и сладкоречие, и еще владел он утонченнымтрубадурским художеством складывать прекрасные слова на веселый напев» .

Далее биограф рассказывать, что Вентадорн долгое время жил при дворе герцогиниНормандской — то есть Алиенор (так ее называли по мужу, до того, как Генрих сталкоролем) — дамы «юной и благородной и умевшей ценить вежесть, честь и изяществообращенных к ней восхвалений. Кансоны и песни Бернарта очень нравились ей, и онавстретила и приняла его весьма сердечно». «И долгое время имел он от нее великую радостьи счастье».

Далее рассказывается, что король Генрих увез Алиенор в Англию и запретилвлюбленному трубадуру видеться с ней. «Бернарт больше никогда ее не видел, ни весточкиот нее не получил, потому от горя и тоски о ней постригся он в монахи в Далонскомаббатстве и оставался до конца своих дней».

Ревновал Генрих не напрасно, хоть и не к тому человеку: средневековые сплетникидонесли, что Алиенор не всегда была верна мужу. Был некий рыцарь, которого она одариваласвоей любовью. Имя его неизвестно, де Вентадорн упоминал его под прозвищем-сеньялем«Луч», самой же Алиенор он дал сеньяль «Жаворонок». Такие поэтические псевдонимыпридумывались специально, чтобы влюбленный мог воспевать свою даму, а те, кто недолжен был быть в курсе их отношений, не понимали бы, о ком идет речь.

«И вот однажды рыцарь этот явился к герцогине и прямо прошел в ее покои. Дамаже, завидя его, подняла подол своего платья, обернула им его шею и повалилась на постель.Бернарт все это увидел, ибо служанка дамы тайком дала ему подсмотреть; и по этомуслучаю сложил он такую кансону:

Люблю на жаворонка взлетВ лучах полуденных глядеть:Все ввысь и ввысь — и вдруг падет,

Не в силах свой восторг стерпеть.Ах, как завидую ему,Когда гляжу под облака!Как тесно сердцу моему,Как эта грудь ему узка!Любовь меня к себе зовет,Но за мечтами не поспеть.Я не познал любви щедрот,Познать и не придется впредь.У Донны навсегда в домуВесь мир, все думы чудака, —Ему ж остались самомуЛишь боль желаний да тоска».

Прекрасная Розамунда

Генрих и Алиенора строили себе роскошные дворцы, обставляли их со всей возможнойроскошью, окружали эти дворцы парками. Они были или казались счастливыми, несмотря навсе свои действительные или мнимые романы на стороне. Король и королева были всемилюбимы, удачливы в политических начинаниях, у них один за другим рождались дети… итут появилась она, разлучница — Розамунда Клиффорд. Имя этой женщины быломногократно повторено в легендах, она считалась музой романтиков и прерафаэлитов.Легенда, сложенная в середине XIV века, повествует, что король Генрих полюбилпрекрасную девушку по имени Розамунда, происходившую из простой бедной семьи. Небыло в Англии женщины красивее, и Генрих любил ее страстно! Он опасался козней своейковарной, жестокой и ревнивой жены королевы Алиенор и приказал построить дляРозамунды тайное убежище в Вудстоке, окружив его садом в виде непроходимоголабиринта, путь по которому знали только самые доверенные и преданные люди.

Однако Алиенор узнала о тайной связи своего супруга и потратила немало сил, чтобывыведать путь к центру лабиринта. Она нашла Розамунду и предложила возлюбленнойкороля выбор — смерть от кинжала или яда. Розамунда предпочла яд.

Прекрасную Розамунду похоронили в Годстоу, на небольшом островке между двумярукавами Исиса, в церковном приходе Вулверкот, близ Оксфорда. На ее надгробии выбилидвусмысленную эпитафию по-латыни, которую нельзя перевести на русский, не нарушивигру слов:

Hie jacet in tumba Rosa Mundi, non Rosamunda,Non redolet, sed olet, redolere solet.

«Здесь покоится не Роза Целомудрия, а Роза Красоты,Но аромат ее испарился и сменился смрадом тления».

Правды в этой легенде довольно мало. Красавица Розамунда Клиффорд (до 1150 — ок.1176) вовсе не была бедной простой девушкой: родителями ее были лорд Уолтер деКлиффорд и его жена Маргарет Исабель де Тосни. У ее семьи были влиятельное имя ибогатые владения.

Связь Розамунды с королем началась в 1166 году, когда Алиенор была беременнасвоим последним ребенком, будущим королем Иоанном Безземельным. Измена жестокооскорбила королеву, и она покинула Англию, поселившись на своей родине — в Аквитании.

Она не собиралась скрывать обиды и постаралась настроить против отца старшихсыновей. Те подняли восстание, закончившееся победой Генриха. С 1174 года Генрих,

отправив некогда любимую жену в тюрьму, где она провела долгих 16 лет, стал открытодемонстрировать свои отношения с Розамундой Клиффорд.

Потом Розамунда заболела и удалилась в монастырь Годстоу, где вскоре умерла ввозрасте двадцати шести лет. Могила ее была уничтожена в годы правления Генриха VIII.

История о лабиринте в Вудстоке, прозванным «Будуаром Розамунды», стала популярнав эпоху царствования Елизаветы I. В XVII веке во время гражданской войны замок былразрушен, и от его парка ничего не осталось, поэтому трудно сказать, существовал лилабиринт на самом деле. Скорее всего — да, существовал: в XII веке такие архитектурныеизыски были в большой моде.

На месте Вудстока ныне стоит другой дворец — Бленхейм. Ходят слухи, что в егозалах и башнях все еще бродит неуспокоившаяся душа Розамунды: ее призракпереворачивает стулья, срывает занавеси, мешая гостям отдыхать. Видимо, при жизни этадама обладала не самым легким характером.

Надо признать, что среди современников она была весьма непопулярна. Романтическийфлер окутал ее имя лет на двести позже, а для англичан XII века Розамунда Клиффорд былавыскочкой, разлучницей, поссорившей короля с его красивой, веселой, энергичной иплодовитой супругой. Всеобщие симпатии были на стороне королевы. О Розамундеотзывались без всякой симпатии и с презрением. Писатель, богослов и историк Гирольд деБарри, современник Генриха и Алиенор, даже позволил себе язвительные опыты над ееименем, превратив Rosamunda в Rose Immonde — поганую розу.

Современные историки любят напоминать, что Алиенор была лет на десять старшесупруга и родила к тому времени в общей сложности десять детей. Да, это немало. Но надопринимать во внимание, что здоровье и жизненная сила у людей XII века были несравнимы снынешними. Дамы того времени и в сорок — пятьдесят лет, после многочисленных родовумудрялись сохранять здоровье и привлекательность.

Одной из причин, почему дамы уже весьма элегантного возраста могли выглядетьмолодо и привлекательно, было достаточно развитое искусство гримировки лица. Пришло онс Востока. Одним из предметов роскоши, привозимых крестоносцами из дальних земель,были белила, румяна и краска для глаз. Один из трубадуров, монах из Монтаудона дажеострил по этому поводу:

«Я к Господу как-то попал.Вижу — его обступили.Статуи в гневе вопили,Чтоб он наших донн обуздал:На краски вскочила цена, —Все больше идет их на донн,А статуям храмов — урон,Их лики — бледней полотна».

«Недолго цветет их весна, —Ведь смертный стареть обречен, —Но краской обман совершен:Глядишь — а старуха юна!!»

Английская королева, сама побывавшая на Востоке, владела искусством грима всовершенстве. Да, Алиенор уже исполнилось сорок шесть. Но и позднее поэты по-прежнемуименовали ее «дамой юной и благородной». «Была она веселой, одаренной доблестью,честью и могуществом, и умела ценить доблестных и достойных», — восклицает биограф.Ему вторит католический монах: «Жена несравненная!» Мало того: до нас дошли даженеприличные, но весьма патриотичные и верноподданнические частушки, в которых поэтыиз простонародья выражали восхищение красотой своей королевы.

Надо признать, что понятия о женской красоте в те времена были иные, чем теперь. Нестройные отроковицы, а зрелые уверенные в себе женщины, матери многих детей пленяливоображение поэтов. Подруге Алиенор, не менее прекрасной даме Ирменгарде Нарбонской,стукнуло сорок пять. Джауффре Рюдель отправился в Крестовый поход, чтобы хоть разувидеть блистательную Годиэрну Триполитанскую, когда той уже исполнилось тридцатьвосемь лет. Уже упоминавшейся красавице Иде Австрийской, пропавшей без вести в Первомкрестовом походе, исполнилось сорок семь, и она была матерью семерых детей. Несмотря наэто, рассказывали, что она не погибла, а была похищена и увезена в гарем эмира, где родилаему героя-сына. Ни малейших сомнений в том, что эта дама способна влюбить в себявосточного эмира, ни у кого не возникло.

Впрочем, порой трубадуру было опасно не славить красоту дамы. Так, когда один изних весьма неосторожно позволил себе высмеять уже семидесятилетнюю Алиенор иобозвать ее старухой, та приказала зарезать беднягу.

Жизнь в Пуату

Годы, проведенные Алиенор в Пуату, стали квинтэссенцией куртуазии. Королевастаралась затмить Лондон блеском своего двора и возбудить ревность супруга. В ее замкесобирались самые прекрасные дамы, самые смелые рыцари и талантливые поэты. Почтикаждую неделю проводились турниры и балы. Три старших принца, оставив Лондон,переселились в Пуату. Здесь же часто гостила их сестра — Мария Шампанская.

Изысканным дамским развлечением стали «суды любви» — деликатный и тонкийразбор житейских ситуаций с точки зрения куртуазности. Королева Алиенор, еще недавнотак любившая своего мужа, теперь утверждала, что «супружеский долг и любовь — совсемразные чувства» и что «любовь не имеет силы над мужем и женой». Ею и другими дамамибыл составлен целый свод правил, которым должны были подчиняться куртуазныелюбовники. Вот некоторые из них:

• Брак не является освобождением от любовных приключений.• Нельзя одновременно любить двоих.• Известно, что любовь всегда приходит и уходит.• То, что любовник берет против воли своей любимой, не дает наслаждения.• Когда один влюбленный умирает, оставшийся в живых должен носить траур в

течение двух лет.• Никто не должен быть лишен любви без самой веской причины.• Любовь — всегда чужая в скупом доме.• Не подобает любить того, с кем вы стыдитесь вступить в брак.• Истинный влюбленный не желает ничьих объятий, кроме объятий солюбовницы или

солюбовника.• Любовь, получившая огласку, редко продолжается.• Легкое достижение любви снижает ее ценность: трудности достижения делают ее

драгоценной.• Каждый влюбленный постоянно бледнеет в присутствии его любимой.• Когда возлюбленный внезапно ловит взгляд его любимой, его сердце трепещет.• Если любовь ослабевает, она быстро остывает и редко возрождается.• Влюбленный человек всегда полон тревог.• Истинная ревность всегда увеличивает чувство любви.• Ревность увеличивается, когда один влюбленный подозревает другого.• Тот, кого мучает мысль о любви, ест и спит очень немного.• Что бы ни делал влюбленный, он всегда думает о своей любимой.• Для истинного влюбленного хорошо только то, что хорошо для его любимой.• В любви все средства хороши.• Влюбленные ненасытны друг другом.

• Человек, испытывающий слишком большую страсть, как правило, не влюблен.• Истинный влюбленный постоянно и без перерыва думает о любимой.• Ничто не запрещает одной женщине быть любимой двумя мужчинами или одному

мужчине — двумя женщинами.

Придворный писатель королевы Андре Капеллан создал целый трактат «О любви», гдепривел многие решения таких куртуазных «судов»:

«Некто, наслаждавшийся в объятиях превосходнейшей любви, испросил у своей любвидозволения обратиться к объятиям другой дамы. Возымев такое дозволение, он отлучилсяот прежней своей госпожи и доле обычного небрег ее утехами. По миновании же месяцаворотился любовник к прежней госпоже и молвил, что ни с какою другою дамою он утех невкушал и вкушать не намеревался, а единственно желал испытать постоянство своейсолюбовницы. Госпожа однако же отлучила его от любви своей, объявив, что для такогоотлучения довольно и того, что он просил и получил вышесказанное увольнение.

Но королева Алиенора высказалась вопреки сужденью этой дамы и на спрос об этомслучае так ответила: „Ведомо, что сие лежит в самой природе любви, что солюбовникизачастую измышляют, будто ищут новых утех, но сами лишь хотят вернее познатьвзаимность постоянства и верности. Посему противно естеству любви за это замыкатьобъятья пред любовником или в любви ему отказывать, ежели нет достоверногосвидетельства неверности любовника“.

Было еще и такое сомнение: некоторый юноша, никакими достоинствами неотмеченный, и пожилой рыцарь, приятный всеми качествами, искали любви одной и той жедамы. Юноша притязает на предпочтение потому-де, что причастившись взыскуемойлюбви, сможет он достичь и нравственного достоинства; и когда взойдет к такому ондостоинству, то будет в том его даме немалая честь.

На сие королева Алиенора так ответствовала: „Пусть даже и покажет юноша, чтопричастясь любви, он впрямь взойдет ко нравственному достоинству, то все равнонеразумно поступает женщина, в любви предпочитая недостойного тем паче, когда ищетлюбви ее муж доблестный и душевным вежеством сияющий. Ибо ведь может быть и так,что по его недостойному нраву он, достигнувши желанного блага, все же в нем непочерпнет себе средства к совершенствованию: не всегда ведь и посеянные семена бываютурожайными“».

Сюжет о съеденном сердце

Сюжеты, на которые писали трубадуры, порой были весьма оригинальны и могли бышокировать современного читателя. В более поздних пересказах до нас дошла повесть «Осъеденном сердце», первоначально сложившаяся как раз при дворе Алиенор. Онарассказывает о трубадуре, влюбленном в прекрасную даму и слагавшем о ней кансоны. Однаиз этих кансон дошла до слуха ревнивого мужа прекрасной донны. «Икогда эн Раймон деКастель Руссильон услыхал кансону, которую сложил Гильем для жены его, он призвалТильема явиться к нему как бы для беседы довольно далеко от замка, и отрубил ему голову,и положил ее в охотничью сумку, а сердце вырезал из тела и положил вместе с головой.Вернувшись же в замок, он приказал изжарить сердце и подать его на стол жене, изаставил ее съесть его; а она не знала, что она ест. Когда же кончила она есть, встал энРаймон и сказал жене, что съела она сердце эн Гильема де Кабестаня, и показал голову испросил ее, пришлось ли сердце Гильема ей по вкусу. И она как услышала, что он ей сказал, иувидела голову эн Гильема, и узнала ее, то, отвечая ему, сказала, что сердце было такоехорошее и вкусное, что никогда никакая пища и никакое питье не заглушат у нее во ртувкуса, который оставило сердце сеньора Гильема. И тогда кинулся на нее эн Раймон смечом, она же побежала от него, бросилась с балкона и разбила себе голову».

О, сей ужасный поступок не остался безнаказанным! «Стало это известно по всейКаталонии и во всех землях короля Арагонского, и король Альфонс и все сеньоры тех местпогрузились в великую скорбь и великую печаль по поводу смерти эн Гильема и дамы его,которую эн Раймон столь гнусно умертвил. И собрались сородичи Гильема и дамы, и всекуртуазные рыцари той округи, и все влюбленные, и объявили ему войну не на жизнь, а насмерть».

Гражданская война

У Генриха и Алиенор было четыре выживших сына: Генрих, Ричард, Джеффри иИоанн.

Младшего — Иоанна мать не очень любила, возможно, потому, что как раз передродами узнала об интрижке супруга с Розамундой. Он не отличался ни умом, ни силойхарактера, зато слыл любимцем отца и волею судеб именно его потомки в дальнейшемправили Англией.

Третьим сыном Алиенор был Джеффри, рожденный в 1158 году, герцог Бретани играф Ричмонд. Он погиб в возрасте двадцати восьми лет на турнире, находясь в гостях укороля Франции Филиппа, с которым был очень дружен. Его единственного сына АртураБретонского в шестнадцать лет зарежет Иоанн Безземельный.

Второй по старшинству — Ричард родился в 1157 году в Оксфорде, в замке Бьюмонт.Он был хорошо образован, владел несколькими языками и писал стихи. Он был силен,

красив и очень высок ростом. Бертран де Борн дал ему сеньяль «Да и нет»: этот любимыйгерой Вальтера Скотта был не слишком решителен и всегда долго колебался перед тем, какчто-то предпринять. По словам одного арабского летописца, «английский король так жечасто заключал условия, как брал их обратно: он постоянно менял уже принятые решенияили предъявлял новые затруднения: только что он давал слово, как брал его назад, и когда онтребовал сохранения тайны, то сам ее нарушал».

Больше всего он любил воевать — с детства он проявлял недюжинные политические ивоенные способности, был известен за храбрость и умел брать верх над аристократами всвоих землях. Также, как и его братья, Ричард боготворил свою мать и не ценил своего отцаза пренебрежение ею. Находясь в плену, он писал кансоны, посвященные ей — его матери,его единственной Прекрасной Даме. Наивные средневековые биографы даже порой путали ипринимали Алиенор не за мать, а за невесту Ричарда.

Отношения с женщинами у Ричарда складывались плохо. Его брак с Беренгариейостался бездетным: он почти не жил с ней, предпочитая проводить время в военных походах.

В юности Ричард оставался в тени своего старшего брата — Генриха, коронованного ввозрасте пятнадцати лет как наследник престола еще при жизни отца и поэтому получившегопрозвание «молодой король» или «король-юноша». Существует легенда о том, что набанкете, посвященном коронации Генриха, его отец прислуживал ему и заметил, что эторедкая честь, когда тебе прислуживает сам король. На это младший Генрих крайне грубоответил, что сыну графа пристало прислуживать сыну короля. Он был женат на МаргаритеФранцузской, дочери короля Людовика VII, но их единственный сын умер в младенчестве.

Генрих был красив, силен и смел. Он был великолепен в бою и на турнире, но, увы,неумен, недальновиден и слишком поспешен в своих решениях. Эти качества в конечномсчете и привели его к гибели. Молодой король рассорился с отцом и вместе с матерью ибратьями пытался в затяжной гражданской войне 1173–1174 годов отобрать королевскуювласть у Генриха-старшего.

Эту гражданскую войну не следует приписывать лишь личной обиде и интригамАлиенор. Генрих совершил еще одну непоправимую ошибку — он приказал убитьархиепископа Кентерберийского Томаса Беккета, бывшего воспитателем королевских детей.

Томас Беккет

Томас Беккет родился в семье зажиточного купца, сына рыцаря Гилберта Беккета и егожены Матильды. Существует предание, что мать Томаса была мусульманской принцессой,встретившейся с Гилбертом во время его паломничества в Святую землю и обратившейся вхристианство, но эта красивая история не более чем вымысел.

Томас получил очень хорошее образование: он изучал право в Парижском и Болонскомуниверситетах. По возвращении в Англию в 1142 году Беккет поступил на службу кархиепископу Кентерберийскому и вскоре стал одним из его деятельных помощников. В1154 году Беккет стал архидиаконом Кентербери, а затем по рекомендации епископа корольГенрих II назначил Беккета канцлером.

Эту должность он занимал целых семь лет, добившись большого влияния иподдерживая с Генрихом дружеские отношения, тот даже назначил его наставником своегостаршего сына. Хронисты зафиксировали слова принца, что канцлер выказывал ему большеотеческой любви за один день, чем родной отец за всю жизнь.

Беккету приходилось вести переговоры, командовать военными операциями ивыполнять массу важных поручений. Во всех конфликтах он неизменно поддерживал своегокороля, поэтому именно Генрих добился того, что после смерти старого епископа капитулКентербери избрал Томаса Беккета на его место. К этому моменту Беккет не былрукоположен даже в сан священника.

Генрих надеялся, что Беккет и дальше останется его человеком и будет во всем емуподчиняться, однако этого не случилось: сразу после рукоположения Томас Беккет отказалсяот поста канцлера и стал проводить политику, совершенно противоположную ожиданиямкороля. Даже образ жизни его изменился: оставив развлечения, после принятия сана он сталпредаваться аскетическим практикам, много молиться, заниматься благотворительностью.

В начале 1164 года Генрих II предъявил священнослужителям для подписания такназываемые Кларендонские конституции — статьи, существенно ограничивавшиепривилегии Церкви. Представители духовенства не решились возразить прямо, но Беккетотложил их подписание до одобрения папы римского. Ну а тот их не одобрил, так какконституции противоречили каноническому праву: в частности, за одно и то жепреступление клирики должны были быть судимы дважды — светским и духовным судами.Взбешенный Генрих II обвинил своего бывшего друга в растратах. Томас Беккет объявил освоей неподсудности королевскому совету и бежал во Францию.

Вопреки требованиям Генриха II французский король Людовик VII с честью принялизгнанного архиепископа Кентерберийского, и тот провел во Франции шесть лет.

В июне 1170 года по указанию Генриха II его сын и наследник Генрих Молодой былкоронован в Йорке. Традиционно церемонию коронации осуществлял архиепископКентерберийский, однако на этот раз ее совершили архиепископ Йоркский и епископыЛондона и Солсбери. Беккет немедленно заявил протест, обратившись к папе римскому. Тотподдержал его, пригрозив Генриху интердиктом, т. е. запретом на совершение богослуженийв его стране. Это было крайне серьезное предупреждение. Генрих II был вынужденпоказательно примириться с Беккетом.

В декабре 1170 года Томас Беккет вернулся из изгнания с триумфом: его и лодку, вкоторой он высадился на берег, восторженные богомольцы несли на руках до самогоКентербери. Ободренный такой встречей, Томас Беккет немедленно отлучил от Церкви трехепископов, проведших вместо него коронацию молодого короля. Узнав об этом,находившийся в Нормандии Генрих II, согласно распространенной легенде, гневновоскликнул: «Неужели никто не избавит меня от этого мятежного попа?», добавив: «Какихже ничтожных трусов и предателей я кормил и призрел в моем доме, что они позволяютподлому попу оскорблять их господина?» Четверо рыцарей — Реджинальд Фитц-Урс, Хьюгде Моревиль, Уильям де Траси и Ричард ле Бретон — восприняли слова короля как прямоеуказание.

29 декабря 1170 года они ворвались в собор, где архиепископ должен был возглавлять

вечерню. Убийцы настигли Беккета на ступенях, ведущих к алтарю, и нанесли ему четыреудара мечом по голове. На третьем ударе архиепископ упал со словами: «Я принимаю смертьво имя Господа и отдаю свою душу на суд Божией Церкви». Четвертый удар мечомраздробил ему голову. После этого убийцы бежали из собора.

Это трагическое происшествие не добавило Генриху ни популярности, ни сыновнейлюбви. Томас Беккет был объявлен святым мучеником спустя всего лишь три месяца послесмерти, а спустя два года Генриху пришлось каяться в невольном грехе, распластавшись наступенях Кентерберийского собора и подставив обнаженную спину монахам для бичевания.Это публичное унижение короля послужило последней каплей в его и без того плохихотношениях с семьей.

Бертран де Борн — певец войны

После смерти Беккета большое влияние на молодого короля приобрел рыцарь Бертранде Борн — воин и трубадур. Он был не слишком знатен, не очень богат, зато отличалсябольшим умом и красноречием.

Из средневековой биографии поэта:«Бертран де Борн был владетель замка в епископате Перигорском — замка подназванием Аутафорт. Беспрестанно воевал он со своими соседями — графом Перигорским и виконтом Лиможским, с братом своим Константином и с Ричардом,пока тот был графом Пуатье. Был он доблестный рыцарь и храбрый воин,куртуазный поклонник дам и трубадур отличный, сведущий в законах вежества исладкоречивый, равно рассуждать умевший о добре и худе.Когда бы ни пожелал, всегда умел он заставить Генриха-короля и сыновей егопоступать по его указке, а желал он всегда одного: чтобы все они — отец, сын ибрат все время друг с другом воевали. Желал он также, чтобы всегда воевалимежду собой король французский и король английский. Когда же они мирзаключали или перемирие, тотчас же старался он сирвентами своими этот мирразрушить, внушая каждому, что тот себя опозорил, заключив мир и пойдя науступки. И от этого получал он великие блага, но и бед претерпевал немало».

О, стравливать королей и герцогов между собой Бертран умел! Даже теперь его слова,лишенные музыки и переведенные на другой язык, способны разбудить боевой дух:

«Я сирвентес сложить готовДля тех, кто слушать бы желал.Честь умерла. Ее враговЯ бы нещадно истреблял,В морях топил без дальних слов, —Но выйдут те из берегов.Огонь бы трупов не сожрал,Уж разве б Страшный суд настал.

Я не ворчун и не злослов,А наглецам бы не прощал.Господь, помимо всех даров,Рассудок человеку дал,Чтоб скромным быть. Но не таковЛюбой из золотых мешков:Из грязи в графы прет нахал, —Уже и замок отмахал!..»

Царственные особы уважения ему не внушали, коли они не соответствовали егорыцарскому идеалу: «Короны есть, но нет голов,/Чтоб под короной ум блистал», — заявлялон.

Более всего из сыновей Алиеноры любил он Генриха — молодого короля. Он дал емусеньяль «Моряк». Брата же его Ричарда прозвал «Да и нет» за то, что тот часто менял своирешения.

«Был у него, однако, такой обычай, что постоянно подстрекал он сеньоров кмеждоусобным браням, а короля-юношу, сына короля Английского, до тех пор возбуждал квойне против отца, пока тот не был убит стрелой в одном из Бертрановых замков», —пишет средневековый биограф, делая лишь одну маленькую ошибку: Генрих не был убитстрелой, он умер от дизентерии или какой-то другой болезни, действительно в одном иззамков де Борна. Бертран был в большом горе и сложил на смерть юноши печальные стихи-плачи.

Всего до нас дошло 48 его стихотворений, в основном сирвентесы, то есть песни,обращенные к знатным сеньорам, воинственные и воспевающие рыцарскую честь. Он могслагать и куртуазные кансоны, обращенные к прекрасным дамам, но порой переходил рамкиприличия. Так, воспевая донну Маэут де Монтаньяк, за которой ухаживали многие, в томчисле и принц Джеффри, де Борн воспел ее таким образом, что выходило, будто он видел ееобнаженной и даже держал в объятьях. Уж очень хотелось ему похвастаться тем, что этопрекрасная донна предпочла его — не очень знатного и не очень богатого — принцам крови.Дама страшно рассердилась. Чтобы загладить вину, Бертран сочинил еще одну кансону — оСоставной Донне:

«Донна! Право, без виныПокарали вы меня,Столь сурово отстраня, —Где ж моя опора?Мне не знатьСчастья прежнего опять!Сердце я лишь той отдам,Что красой подобна вам.Если ж не найду такую,То совсем я затоскую.Но красавиц, что равныБыли б вам, весь мир пленяБлеском жизни и огня,Нет как нет! Коль скороВам под статьНи единой не сыскать,Я возьму и здесь и тамВсе у каждой по частям.И красавицу инуюОбрету я — составную».

Далее он перечислял прекрасных дам Пуату, делая каждой комплимент, собирая из ихдостоинств Идеальную Донну, словно по частям, а в конце песни сокрушался, что не можетназвать своей эту вымышленную красавицу, и молил ее живое подобие — свою донну опрощении.

Бертран де Борн был дважды женат. Первая супруга по имени Раймонда принесла емудвух сыновей и дочь, вторая — Филиппа — еще двух сыновей. Один из них, тоже Бертран,как и отец, стал трубадуром.

Смерть молодого короля

История началась в замке Шинон. Два короля Англии — отец и сын — провели вместенесколько дней, развлекаясь охотой и, как казалось окружающим, мирно беседуя. Поужинав,они легли спать в одной комнате, а наутро старый король обнаружил, что его сына рядомнет. Опущенный мост свидетельствовал о том, что принц бежал.

Вскоре «король-юноша» обнаружился во Франции, где, как выяснилось, он принесоммаж Людовику VII. Бывший супруг Алиенор был тоже вовлечен в заговор противГенриха!

Старый Генрих написал во Францию, потребовав вернуть ему блудного сына. Получивписьмо английского короля, Людовик саркастически заметил, что король Англии находитсярядом с ним, а другого он не знает. Напомним: молодой Генрих был коронован нескольколет назад как соправитель отца.

Генрих II оказался в полной изоляции. Вслед за старшим сыном его предали Ричард иДжеффри, тоже отправившись в Париж. Против него взбунтовалась вся Аквитания, ее графыотказались признать королевскую власть. «Радуйся, о Аквитания, ликуй, о Пуату, ибоскипетр короля Аквилона от тебя удаляется…» — это слова летописца того времени,Ричарда Пуатевинского.

Примеру Пуату последовали и другие графства, затем — островные владения. ВПариже мятежные вассалы присягнули на верность молодому королю, было провозглашено,что «тот, кто раньше был королем Англии, отныне королем не является». Молодой Генрихщедро раздаривал своим союзникам земли.

Воспользовавшись этим, английские бароны потребовали снижения налогов. Вближайшем окружении Генриха II опасались за его жизнь. Сохранилось горькое письмоГенриха II к папе римскому, где он жалуется на «козни обоих сыновей, которых духнеправедности вооружил против отца до такой степени, что им стало представлятьсяславным деянием и торжеством преследовать его», — и прибавляет: «Мои друзья от меняотдалились, мои близкие покушаются на мою жизнь…»

Ротру де Барвих, архиепископ Руанский, один из немногих прелатов, оставшихсяверными Генриху, отправил королеве суровое официальное послание: «Мы все в один голос игорестно сожалеем о том, что ты, столь благоразумная женщина, рассталась со своимсупругом… Отделившись от головы, ни один из членов тела не может больше ей служить.Но еще более чудовищно, что самый плод сеньора короля и твоего собственного чрева тызаставила восстать против отца… Мы знаем, что если только ты не вернешься к твоемусупругу, то станешь причиной общего разорения… Вернись же, о прославленная королева, ксвоему супругу и нашему господину… Прежде чем ход событий приведет нас ктрагическому исходу, вернись вместе с твоими сыновьями к мужу, которому ты обязанаповиноваться и рядом с которым должна жить… Или же ты вернешься к супругу, или жемы, воспользовавшись каноническим правом, будем обязаны и вынуждены отлучить тебяот Церкви, о чем мы говорим с величайшим сожалением, и мы сделаем это, если ты неодумаешься, со слезами и скорбью…»

Военные действия завязались в Нормандии в июне 1173 года. Старый Генрих несобирался сдаваться. И уже осенью ему улыбнулась удача: его люди взяли в плен горсткувооруженных пуатевинцев. Среди них, переодетая в мужской костюм, обнаружиласькоролева Алиенор.

Так она стала пленницей, сначала в Шиноне, затем в Англии — в Солсбери. Именнотогда, а не в момент ее замужества, удалился в монастырь Бернарт де Вентадорн, которыйбыл моложе своей госпожи на двадцать лет.

Но война продолжалась. Мятежные сыновья то мирились с отцом, выпрашиваяпрощение и принося клятвы верности, то снова поднимали бунт. Относительное затишьенаступило лишь в 1183 году, когда от дизентерии в одном из замков де Борна умер

двадцативосьмилетний молодой король.Перед смертью он послал к отцу с просьбой в последний раз даровать ему прощение.

Генрих не сразу поверил, потом достал из шкатулки дорогой сапфировый перстень и отдалего посланцам, те поспешили назад, застав юношу уже в агонии.

Он еще успел поцеловать присланное отцом кольцо и надеть его на палец. Он просилпередать отцу его последнюю просьбу: выпустить из заключения его мать. Затем молодойкороль исповедался и соборовался, а потом велел посыпать пол золой и попросил, чтобы егоположили на эту золу в простой рубашке, обвязав ему шею веревкой; он хотел умеретьподобно раскаявшемуся разбойнику, во искупление ошибок, совершенных им за всю егожизнь. И вот так, лежа на посыпанном золой камне, он раздал все свои богатства, все, чемвладел в этом мире, вплоть до своих королевских одежд. Он уже дышал с большим трудом,когда один из монахов тихонько заметил ему, что у него на пальце остался присланныйотцом драгоценный камень. «Не хотите ли вы расстаться и с ним, чтобы прийти к полнойнищете?» «Это кольцо, — ответил принц, — я оставляю себе не из желания обладать им, нодля того, чтобы свидетельствовать перед моим Судией о том, что отец вручил мне его в знакдарованного мне прощения».

С ним его и похоронили: рука молодого короля отекла, и перстень не сумели снять. Этобыло расценено как знак свыше: отцовское прощение принято Небом.

Узнав о смерти сына, Генрих произнес: «Он дорого мне обошелся, но хотел бы я, чтобыон обошелся мне еще дороже, оставшись жить». Алиенор из заключения он не выпустил, ноусловия ее содержания были значительно смягчены: ее выпускали из тюрьмы по церковнымпраздникам для совершения паломничеств к святыням. К ней были допущены гости — еедочь Матильда с мужем; спустя год она сама навестила Матильду, разрешившуюся отбремени в Винчестере. Генрих стал делать ей подарки: алое платье, подбитое беличьиммехом, богато украшенное седло…

Накануне смерти молодого короля королева Алиенора увидела вещий сон: ее сынлежал со сложенными руками, как у надгробного изваяния; на пальце у него кольцо сдрагоценным сапфиром; над его прекрасным, улыбающимся, но очень бледным лицом сиялидва венца: один золотой, а другой — словно сделанный из «чистого света».

Когда через некоторое время к королеве прибыли послы, она уже знала, что за горькуювесть они ей сообщат. По описанию очевидца, Алиенора, благородная дама, «весьмарассудительная женщина… выдержала со спокойствием и душевной силой известие осмерти сына» и рассказала им про свой сон: «Что, если не вечное блаженство, можетподразумеваться под короной, у которой нет ни начала, ни конца? И что может означать этотсвет, такой чистый, такой блистающий, если не сияние бессмертного, вечного счастья?

Эта вторая корона была прекраснее всего, что здесь, на земле, может быть доступнонашим чувствам; но разве не то, что „глаз не видел, ухо не слышало, сердце человеческое нечувствовало, Господь уготовил тем, кто Его любит?“»

Плач Бертрана де Борна на смерть короля-юноши.

«Наш век исполнен горя и тоски,Не сосчитать утрат и грозных бед.Но все они ничтожны и легкиПеред бедой, которой горше нет,То гибель молодого короля.Скорбит душа у всех, кто юн и смел,И ясный день как будто потемнел,И мрачен мир, исполненный печали.Не одолеть бойцам своей тоски,Грустит о нем задумчивый поэт,Жонглер забыл веселые прыжки, —Узнала смерть победу из побед,

Похитив молодого короля.Как щедр он был! Как обласкать умел!Нет, никогда столь тяжко не скорбелНаш бедный век, исполненный печали.Так радуйся, виновница тоски,Ты смерть несытая! Еще не видел светСтоль славной жертвы от твоей руки, —Все доблести людские с юных летВенчали молодого короля.И жил бы он, когда б Господь велел, —Живут же те, кто жалок и несмел,Кто предал храбрых гневу и печали.Нам не избыть унынья и тоски,Ушла любовь и радость ей вослед,И люди стали лживы и мелки,И каждый день наносит новый вред.И нет уж молодого короля…Неслыханной отвагой он горел,Но нет его, — и мир осиротел,Вместилище страданья и печали.Кто ради нашей скорби и тоскиСошел с небес и, благостью одет,Сам смерть принял, чтоб смерти вопреки,Нам в вечной жизни положить завет, —Да снимет с молодого короляГрехи и вольных, и невольных дел,Чтоб он с друзьями там покой обрел,Где нет ни воздыханья, ни печали».

Вторая война — 1189 год

По свидетельству современников, Алиенор, хоть и была старше супруга лет на десять,выглядела значительно моложе его. Она до старости осталась красавицей, постарев, но неподурнев; «…прекрасная и целомудренная женщина, величественная и скромнаяодновременно, смиренная и красноречивая» — вот какое впечатление произвела она навинчестерских монахов во время своего визита.

А вот Генрих выглядел очень плохо: он одряхлел и обрюзг, подволакивал левую ногу и,по всей видимости, страдал болезнью Паркинсона: его руки все время находились вдвижении. К тому же одевался он крайне неряшливо и неопрятно.

Петр Блуаский:«За столом, в поездках, в обрядах нет ни порядка, ни строя, ни меры. Духовныелица, придворные, рыцари питаются плохо вымешенным, плохо взошедшим, плоховыпеченным хлебом из ячменной муки, тяжелым, словно свинец; пьют онииспорченное, мутное, вязкое, кислое и невкусное вино. И видел, как высоким особамподавали такое густое и грубое вино, что они могли пить, лишь закрыв глаза истиснув зубы, словно процеживали его через сито, а не пили, не в силах скрытьотвращении. Пиво, которое там пьют, противное на вкус и мерзкое с виду…Покупают без разбору больных и здоровых животных, рыбу, выловленную четыредни назад, которая не становится дешевле, оттого что протухла и провоняла».

С возрастом Генрих стал подозрителен и очень жесток. Именно в его правление былпринят закон, согласно которому за убийство оленя полагалась смертная казнь: корольобожал охоту и не желал делиться ни с кем дичью.

Гирольд де Барри рассказывает, что в одной из комнат Винчестера висела картина, накоторой был изображен орел, которого клевали орлята. Генрих подолгу смотрел на нее,сравнивая эту аллегорию со своей судьбой.

— Эти орлята — четверо моих сыновей, — повторял он. — И они до самой смерти неустанут меня преследовать.

Действительно: арест Алиенор не означал окончание войны. Джеффри, а затем Ричардпредпочитали проводить время не в Лондоне, а при дворе Филиппа Французского. Целыхдва года Джеффри был неразлучен с французским королем, они подолгу проводили вместевремя, ездили на охоту, участвовали в турнирах. Один из таких турниров закончилсятрагически: Джеффри погиб. Филипп был в страшном горе и проливал горькие слезы над егомогилой. Окружающим казалось, что он готов кинуться туда вслед за другом.

Место Джеффри вскоре занял Ричард. За столом король Франции и английский принцели из одного блюда, появлялись вместе на балах и, случалось, спали в одной постели. Злыеязыки даже обвинили их в содомском грехе.

За Ричарда была сосватана сестра французского короля Алиса, которая жила тогда вАнглии. Разнесся слух, что Генрих II вступил в связь с невестой своего сына; естественно,тот был крайне недоволен и отказался жениться. Бертран де Борн стал теперь другомРичарда, хотя прежде они враждовали.

«В те времена, когда эн Ричард, прежде нежели стать королем, был еще графомПуатье, Бертран де Борн был его врагом, ибо любил брата его, „короля-юношу “, с нимвоевавшего… Бертран составил клятвенный союз против эн Ричарда, в который вошлимногие знатные сеньоры. Однако затем все они его покинули, и, переступив данную емуклятву, мир без него заключили…

Тогда эн Ричард, зная, что Бертран всеми покинут, подошел к Аутафорту со своеюратью и поклялся, что не уйдет, пока Бертран Аутафорта не сдаст и сам на его милостьне сдастся. И Бертран, как услышал про клятву эн Ричарда и уразумел, что всеми… онпокинут, замок сдал и сам сдался. Граф же Ричард простил его, даровав ему поцелуй».

В союзе с Ричардом он продолжил свои войны и интриги и не унялся даже, попав вплен к Генриху II, который имел все основания лишить его жизни:

«Бертран де Борн имел обыкновение похваляться, будто наделен таким разумом, чтоникогда ему не приходится использовать его полностью. Но случилось однажды, что корольвзял его в плен, а когда предстал он пред королем, тот сказал ему: „Бертран, теперь-то ужрассудок ваш полностью вам понадобится “. И ответил ему Бертран, что после смерти„короля-юноши“ вовсе он лишился рассудка. Тогда король заплакал о сыне своем и простилБертрана и с почестями пожаловал ему платье и земли во владение. Долго прожил он в миресем, а затем под конец дней своих поступил в цистерцианский монастырь ».

Утомленный стычками с сыновьями, Генрих II умер в 1189 году. Узнав о его кончине,тюремщики немедленно освободили шестидесятисемилетнюю Алиенор и даже организовалиее переезд в Винчестер.

Коронация Ричарда состоялась в Винчестере 3 сентября 1189 года и ознаменовалась…еврейским погромом. Этому королю предстояло править Англией и континентальнымиобластями 10 лет, но из них он провел в Англии только полгода, предпочитая военныепоходы. Управление страной свелось в основном к взиманию огромных налогов нафинансирование армии.

Падение Иерусалима и Прокаженный король

Закат королевства Иерусалим связан с трагической историей короля Балдуина IV

Прокаженного. Он был сыном иерусалимского короля Амори и его первой супруги Агнессде Куртене из Эдессы.

Страшная болезнь проявилась, когда будущему королю было лет десять. ГильомТирский, воспитатель будущего короля, описывая его детство, рассказал, как во время какой-то игры мальчики в шутку щипали друг друга. Руки принца были в синяках, но он нечувствовал боли — это был первый симптом тяжелейшего заболевания.

Отец Балдуина умер, когда тому было 13 лет. В силу малолетства короля Иерусалимомуправляли регенты, постоянно интриговавшие друг против друга. В центре этих интригоказались две сестры Балдуина — Сибилла и Изабелла, ведь так как Балдуин былнеизлечимо болен, было понятно, что он не оставит потомства, а правление его будетнедолгим. Будущее королевства зависело от того, каких мужей выберут себе эти женщины,особенно старшая из них — Сибилла (Изабелла была еще совсем мала). Ее выдали замуж заГильома де Монферрата по прозвищу Длинный меч, и она родила сына — будущего короля-ребенка Балдуина V, умершего в девять лет. Второй брак Сибиллы был совершен «полюбви» и оказался крайне неудачным. Избранником принцессы стал барон Ги де Лузиньян— человек богатый, сильный, но, как выяснилось впоследствии, не обладавший нидостаточной силой воли, ни умом.

Зато этих качеств в избытке хватало у самого Балдуина. Превозмогая постояннопрогрессировавшую болезнь, он вел очень активную жизнь: участвовал в сражениях, нетолько руководя войсками, но и лично подвергая свою жизнь опасностям. В 1179 года вБаниаском лесу на отряд восемнадцатилетнего короля напал племянник Саладина. Во времязавязавшегося боя лошадь Балдуина убежала, но короля спас от гибели коннетабль, самполучив при этом смертельное ранение. Несколько месяцев спустя в другом бою лошадьБалдуина была убита. Из-за болезни он сам уже не мог ходить, но один из его воинов вынессвоего короля на спине.

В двадцать один год Балдуин ослеп и едва мог ходить. А Саладин продолжал атаковать,стремясь воспользоваться немощью короля. Так из-за его нападения были сорванысвадебные торжества при бракосочетании одиннадцатилетней Изабеллы с Онфруа деТороном — сыном коннетабля, несколько лет назад спасшего жизнь королю, Саладин осадилкрепость Керак, где и проходила свадьба.

Балдуин немедленно двинулся к Кераку. Сам командовать войсками он уже почти немог: слепого и парализованного короля несли к полю битвы на носилках. А Ги де Лузиньянне решился начать битву и позволил Саладину беспрепятственно отступить. Это вызвалогнев Балдуина, он отстранил Ги от управления и короновал пятилетнего Балдуина V.

После этого он прожил еще полтора года, скончавшись в марте 1185 года в возрастедвадцати четырех лет. Ему наследовал Балдуин V при регенте Раймунде Триполитанском.

Этот ребенок процарствовал всего один год. После его безвременной смерти престолперешел к Сибилле и ее супругу Ги де Лузиньяну, с которым она не пожелала развестись.

Третий крестовый поход

Саладин продолжал завоевывать государства крестоносцев. Отнимая приморскиегорода, он везде уничтожал христианские гарнизоны и заменял их мусульманскими.Страшным поражением христиан обернулась битва при Тивериаде; король Иерусалимский икнязь Антиохийский попали в плен. Большинство пленных было казнено, и лишь королюИерусалима, Ги де Лузиньяну, любящая супруга Сибилла выторговала жизнь в обмен на то,что уступила сарацинам несколько крепостей.

В сентябре 1187 г. Саладин подступил к Иерусалиму и осадил его. Горожанеобратились к Саладину с предложением о мирных переговорах. Саладин соглашался завыкуп даровать им свободу и жизнь, причем мужчины платили по 10 золотых монет,женщины по 5, дети — по 2. Иерусалим был взят Саладином 2 октября. В рукахкрестоносцев остался лишь Тир, который защищал граф Конрад Монферратский.

На Третий крестовый поход Европу вдохновили два римских папы — Григорий VIII иего преемник Климент III. В походе приняли участие трое самых могущественныхевропейских монархов — германский император Фридрих I Барбаросса, французский корольФилипп II Август и английский король Ричард I Львиное Сердце.

Желая запастись значительными денежными средствами для предстоящего похода, ониввели особый налог — «Саладинову десятину», который распространялся даже на церковныевладения.

Ричард окружил себя блестящей свитой и рыцарями, на свое войско, по свидетельствусовременников, он тратил в день столько, сколько другие короли — в месяц. Собираясь впоход, он все переводил на деньги; свои владения он или отдавал в аренду, или закладывал ипродавал. Таким образом, он действительно собрал громадные средства; его войскоотличалось хорошим вооружением.

К сожалению, Фридрих Барбаросса погиб раньше, чем сумел принять активное участиев походе. Он тщательно подготовился к войне, заключил договоры с императорами техстран, через земли которых предстояло переправляться, организовал доставку съестныхприпасов… Но при переправе через Босфор в Киликии немецкое войско постигло несчастье,погубившее все их предприятие: 9 июня при переходе через горную реку Салеф Фридрихбыл увлечен потоком и вытащен из воды уже бездыханным.

После этого часть немецкого отряда отказалась от продолжения похода и возвратиласьморским путем в Европу, другая часть под предводительством сына Барбароссы герцогаФридриха Швабского дошла до города Акко, он же Акра или Птолемаида. Войско поразилаэпидемия малярии, от которой умер и сам молодой Фридрих. На этом немецкую военнуюкампанию можно было считать законченной.

Молодые государи Филипп и Ричард представляли полную противоположность другдругу. Филипп, умный и даже хитрый, никогда не терял из виду интересов своегогосударства; Ричард, воспитанный при куртуазном пуатевинском дворе, жаждал преждевсего чудесных подвигов и славы.

Ричарду и Филиппу противостоял Саладин, точнее Салахад-Дин, «Защитник веры».Таково было его почетное прозвище, а настоящее имя — Юсуф ибн-Айюб. Этот полководеци правитель был признан гением еще при жизни и пользовался почетом и уважением дажесреди христиан. О его храбрости, великодушии, образованности ходили легенды.

«Саладин был отважен, щедр, обходителен; душа его была благородна, так чтовсякий, кому довелось жить в его время на свете, сказал бы, что он сама доброта безединого пятнышка и изъяна. Вот почему мессер Бертран де Борн, который былнаставником „короля-юноши“, услышав от одного человека подобный отзыв о Саладине,дабы узнать, таков ли он вправду, отправился его повидать и убедился, что Саладин ивправду такой, каким ему подобало быть. Находясь долгое время при нем, он оченьудивлялся и восхищался, так как не мог представить себе, чтобы существовал еще кто-нибудь, кто мог бы говорить и совершать то, что говорил и совершал Саладин. И желаявыяснить, как это могло быть достигнуто, он узнал, что Саладин, дабы не впадать вошибки и делать именно то, что надлежало, располагал тайным советом, составленным излюдей самых лучших и самых сведущих, каких только можно было где-либо сыскать, скоторыми всякий день говорил и советовался о том, что следует сделать или сказать вэтот день и не было ли им сделано или сказано в предшествующий день что-либонеподобающее, а также о том, что нужно предусмотреть на следующий день. И емуникогда не случалось упустить что-либо важное из подлежащего исполнению в тот илииной день».

Последний король Сицилии Вильгельм II, женатый на сестре Ричарда Иоанне, умер вноябре 1189 года. Его племянник совершил государственный переворот, захватив власть иотправив Иоанну в тюрьму. Прибывший на остров Ричард потребовал освобождения Иоанныи достиг этого очень скоро. Но военный штурм все же состоялся, так как англичане

обвинили сицилийских торговцев в том, что они чрезмерно задирают цены на хлеб. Мелкиестычки переросли в более крупные столкновения, ну а затем жители города заперли ворота,не желая впускать крестоносцев. Разозленный таким неуважением, Ричард повел свои войскана штурм и спустя несколько часов взял город.

Войско Филиппа не принимало участия в штурме, но, по предварительнойдоговоренности, вся военная добыча должна была делиться пополам, и на этом основаниифранцуз потребовал свою долю. Требование показалось Ричарду несправедливым, и оноположило начало ссоре двух государей.

Вскоре на Сицилию прибыла Алиенор в сопровождении невесты Ричарда —Беренгарии Наваррской. Молодая дама, по выражению современников, была более мудра,чем красива, но, по всей видимости, внешность невесты не слишком волновала Ричарда.Обвенчаться сразу они не смогли, так как начался Великий пост, и было решено, что невестапоследует за женихом в поход, а свадьба их состоится позже.

Французское и английское войска провели осень и зиму в Сицилии до весны 1191 года.Затем Филипп погрузился на корабли и переправился в Сирию. Крестоносцы планировалисоединить свои силы в Акко, но это не вполне удалось.

Ричард задержался из-за того, что корабль его невесты был захвачен бурей и унесен кберегам Кипра, правитель которого тут же назвал Беренгарию своей пленницей.

Ричард был вынужден объявить ему войну и завладел Кипром. Немного позже тудаприбыл Филипп Французский и снова потребовал от Ричарда уступить ему половинуострова. Конечно, Ричард возмутился и подарил Кипр Ги де Лузиньяну — формальномукоролю давно захваченного сарацинами Иерусалима.

Тут же, на Кипре, состоялась свадьба Ричарда и Беренгарии. Формально их брак длилсявосемь лет, супруги почти не жили вместе, и Беренгария, хоть и считалась английскойкоролевой, никогда не ступала на английскую землю. Детей у нее не было. Их бесплодноесожительство любят приводить в качестве аргумента те, кто считает Ричардагомосексуалистом. Что же: король действительно дважды приносил публичное покаяние,перечисляя среди своих грехов и содомию. Впрочем, скорее всего, грех этот был случаен,ведь крестоносцам приходилось сталкиваться на Востоке с разнообразными искушениями, ав христианском лагере строгий аскетизм перемешивался с любовью к роскошной жизни и небыло недостатка в «маркитантках» обоего пола.

Побуждаемый Ги де Лузиньяном, Ричард оставил наконец Кипр и прибыл в Акко, гдепринял участие в осаде города, тянувшейся целых два года! Многие историки считают этуосаду непрактичной и бесполезной, называя ее роковой ошибкой со стороны христиан,поддавшихся на уговоры интригана Лузиньяна: они бились, тратили время и силы из-занебольшого и никому не нужного клочка земли, которым предполагали наградитьбезземельного «короля Иерусалима», уже получившего Кипр.

Здесь еще более обострились и без того не слишком хорошие отношения Ричарда иФилиппа. Рыцарский характер Ричарда вызвал к нему горячую симпатию мусульманинаСаладина; государи начали обмениваться посольствами, оказывать друг другу знакивнимания. Эти уважительные отношения стали одним из наиболее известных средневековыхромантических сюжетов. Саладин посылал Ричарду свежие фрукты и лед, а однажды, когдаконь Ричарда был убит, подарил тому двух жеребцов. Ричард также отвечал подарками. Онидаже поднимали вопрос о свадьбе между сестрой Ричарда Иоанной и братом Саладина Аль-Адилем. Филипп взревновал и заподозрил заговор против себя. Поползли слухи, что Ричардготов изменить делу христиан и даже посягнуть на жизнь Филиппа.

Слухи эти были не так уж безосновательны: противники крестоносцев мусульманеотличались хитростью и ловкостью. Отважные бедуины подкрадывалась ночью к отдельнымпилигримам с обнаженным кинжалом и принуждали молча идти в плен или закалывали ихпри первом крике. Война шла и на море. Некоторые мусульманские корабли старалисьобмануть христиан тем, что водружали кресты и брали на борт свиней, нечистых животных.

Но, несмотря на это, Саладин был недоволен боевым духом своих воинов. Он горько

жаловался на пренебрежение общим делом, сравнивая апатию магометан с энтузиазмомкрестоносцев: «Есть ли хоть один мусульманин, — писал он халифам, — который следуетпризыву, который приходит, когда его зовут? Между тем взгляни на христиан, какимимассами они стекаются, как они спешат наперерыв, как они поддерживают друг друга, какони жертвуют своими богатствами, как дружно они держатся вместе, как они переносятвеличайшие лишения. У них нет короля, государя, острова или города, нет человека, как бынезначителен он ни был, который бы не послал на эту войну своих крестьян, своихподданных, который бы не дал им явиться на поприще храбрости; у них нет сильногочеловека, который бы не принял участия в этом походе: все хотят быть полезныминечестивой цели своего рвения… Напротив того, мусульмане вялы, лишены мужества,равнодушны, утомлены, бесчувственны, не ревностны к вере… Ты, который происходишьот крови нашего пророка Магомета, ты обязан поэтому стать на его место и сделать вэто время то, что сделал бы он сам, если бы был среди своего народа — сохранить в миревоспоминание о нем и дать восторжествовать истине; потому что он поручил нас и всехмусульман твоему покровительству!»

Безусловно, он сильно идеализировал крестоносцев. На самом деле внутри христианединства не было, участвующие в походе феодалы постоянно ссорились. Филипп вдругобъявил, что хочет вернуться домой: он неоднократно тяжело болел и среди прочегоподцепил какую-то лютую хворь, от которой у больных выпадали волосы и ногти. Ногтизатем отрастали, волосы — не всегда; Филипп на всю жизнь остался лысым как коленка.

В июле Акко был доведен до истощения, и гарнизон начал договариваться о сдаче.Со стороны христиан были предложены слишком суровые условия: они заявили, что

мусульманский гарнизон города получит свободу только тогда, когда христианам будутвозвращены Иерусалим и другие завоеванные Саладином области; кроме того, Саладиндолжен был дать две тысячи заложников из знатных мусульман. Саладин согласился, и Аккобыл сдан христианам.

Однако обещанных денег Ричард не получил и никаких выгод не достиг. При разделедобычи крестоносцы снова поссорились. Затем Саладин отчего-то задержал выплаты, иразозленный Ричард, забыв их прежние благородные отношения, велел заколоть передворотами Акко две тысячи заложников. Конечно, после этого деньги вовсе не былиуплачены, ни один пленный христианин не отпущен, а также не был выдан и Святой Крест.Кроме того, в последующих сражениях много раненых или пленных христиан палижертвами мщения противников.

Из Акко Ричард двинулся на Аскалон. Саладин решился на экстренное средство: велелсрыть крепкие стены Аскалона и превратить город в груду камней. При виде развалинРичард растерялся, сказалась та нехорошая черта его характера, за которую де Борн прозвалего «Да-Нет»: он никак не мог принять решение, идти ли ему на Иерусалим или выбратьиное направление, потеряв в раздумьях целую зиму. Три раза Ричард выступал в поход и трираза останавливался или менял направление марша.

Ранней весной 1192 года он в последний раз двинулся к Святому городу. Время годабыло выбрано для этого наихудшее: почти непрерывно шли дожди, дороги развезло, лошадивязли, солдаты быстро теряли силы.

На середине пути Ричард был вынужден остановиться, чтобы обсудить с советниками,насколько реальны его планы. Нашлись знающие люди, указавшие на то, что Святой городочень хорошо укреплен, прикрыт сильным войском Саладина, и потому его едва ли можновзять. Ричард выслушал всех и… раздумал идти на Иерусалим. Вместо этого он заключил всентябре 1192 года с Саладином крайне невыгодный мирный договор, оставлявший захристианами лишь небольшую береговую полосу от Яффы до Тира. Саладин даровалхристианам мир на три года. В это время они могли свободно приходить на поклонениесвятым местам. Святой Крест не был возвращен, Иерусалим оставался во власти мусульман.Королем Иерусалима Ричард признал ставленника Саладина — Конрада Монферратского,второго мужа младшей сестры Балдуина Прокаженного Изабеллы, перешедшего на сторону

сарацин. Этот Конрад вскоре погиб «при невыясненных обстоятельствах», подозревали, чтоубийц подослал сам Ричард Львиное Сердце, тем более что освободившееся место короляИерусалима занял племянник Ричарда, Генрих II Шампанский.

Вторая сестра несчастного Балдуина Сибилла умерла в Акко от эпидемии, унесшейжизни и двух ее дочерей. Четырьмя годами позже скончался Ги де Лузиньян. Изабелла ещедважды выходила замуж, и лишь ее четвертый муж Амори II де Лузиньян стал королемИерусалима. Сильно ослабевшее королевство просуществовало еще сто лет, а затем былозавоевано мамлюками.

В октябре 1192 г. Ричард оставил Сирию: вести, доходившие с родины, ясно говорили отом, что ему нужно срочно возвращаться, так как против него активно интриговали иФилипп, и родной брат Иоанн.

Ричард пробирался домой через Центральную Европу и был схвачен в декабре 1192года в окрестностях Вены Георгом Роппельтом, рыцарем австрийского герцога Леопольда V,с которым Ричард поссорился при взятии Акко. Теперь герцог обвинил Ричарда в смертисвоего кузена Конрада Моферратского и передал его императору Священной Римскойимперии Генриху VI, который заключил его в замке Дюрнштайн.

Плен, освобождение и смерть

В Реймской хронике XIII века сохранилась поэтичная красивая легенда,рассказывающая о том, что местопребывание Ричарда долгое время оставалось неизвестным.Место его заточения открыл трувер Блонд ель де Нель, запев под окнами башни, гденаходился король, первый куплет песни, сложенной когда-то в молодые годы вместе сРичардом. Допев куплет, Блондель услышал, как кто-то в башне продолжил песню вторымкуплетом.

Сирвента, сложенная Ричардом во время пребывания в плену:«Поскольку речи пленного напор не свойствен,как и речи тех, кто хвор,пусть песнь утешно вступит в разговор.Друзьям, не шлющим выкупа, позор!Мне из-за тех, кто на дары не скор,быть две зимы в плену.

Пусть знает каждый в Англии сеньор,в Анжу, в Гаскони, словом, весь мой двор,что я их безотказный кредитор,что мной тюремный отперт бы запори нищим был, скажу им не в укор, —а я еще в плену.

У пленных и у мертвых, искониизвестно, нет ни друга, ни родни.Я брошен. Злата и сребра ни-ни,все ждут. По будут — даже извиния их — обвинены они одни,коль я умру в плену».

Сеньор мой вверг страну в раздор, сродничему раздор в душе. Меж нас грызнине должно быть, по слову клятв:они обоими давались в оны дни.Но вырвусь скоро я из западни,

не век мне быть в плену.

Сестра графиня! Бог, вам давший вседары да будет милостив к красе,у коей я в плену.

Император потребовал выкуп в 150 тысяч марок — двухлетний доход английскойкороны.

Иоанн и Филипп II предложили 80 тысяч марок за то, чтобы Ричард оставалсяпленником, но их предложение император отклонил. Алиенор Аквитанская собралатребуемую сумму путем взимания непомерных налогов, и в феврале 1194 года Ричард былосвобожден. Филипп II послал Иоанну письмо со словами «Будь осторожен. Дьявол насвободе». По возвращении в Англию Ричард помирился с Иоанном, назначил егонаследником, несмотря на все прошлые козни, и принялся укрощать распоясавшихсявассалов.

«Когда отправился король Ричард за море, все сеньоры Лимузенские и Перигорские,клятвенный заключив союз, собрали превеликую рать и пошли к городам и замкам, которыеотнял у них эн Ричард, и так, сражаясь и в плен захватывая защитников их, многоеотвоевали обратно. Когда же эн Ричард из-за моря вернулся и из плена вышел, был онутратой городов и замков тех весьма раздосадован и раздражен и стал угрожатьсеньорам, что все отберет обратно, а их самих уничтожит. Но виконт Лиможский и графПеригорский, ободренные поддержкой, какую король французский им оказывал и прежде, итеперь, угрозы его ни во что не ставили и послали сказать ему, что вернулся-де он чересчургордый и бравый, но что они проучат его в бою и придется ему, хочет он этого или нехочет, сделаться мягким, смирным и учтивым».

26 марта 1199 года при осаде замка Шалю-Шаброль в Лимузене он был ранен в шею изарбалета французским рыцарем Пьером Базилем и 6 апреля скончался от заражения крови наруках своей 77-летней матери и молодой жены. По легенде, Ричард приказал не казнитьБазиля, но Алиенор распорядилась иначе: после взятия замка с Базиля содрали заживо кожу,а затем его повесили.

Ричард был похоронен в аббатстве Фонтевро во Франции рядом со своим отцом.

«Когда король Ричард умер, у него остался брат, прозванный Безземельным, ибо небыло у него никакого своего удела. Он стал английским королем, вместе с королевствомунаследовав также герцогство Аквтанию и графство Пуату».

Алиенор прожила еще шесть лет. Она съездила в Кастилию и сосватала одну из своихвнучек — Бланку — за короля Франции. Бланка стала достойной королевой, матерьюпрославленного Людовика Святого.

Умерла Алиенор в 1204 году, по легенде — от ярости, узнав о захвате врагами замкаШато-Гайяр, построенного ее любимым Ричардом.

Глава 6Опасные фаворитки «короля-солнце»

«Знаете ли вы так же хорошо, как я, человека, с которым мы оба имеем дело? Знаете ливы его пристрастие к эффектам, оплаченным любой ценой?» — писал о Людовике XIV еговерный министр Кольбер. Этот гениальный финансист, оплачивавший все расходы своегокороля, имел достаточно оснований для скептицизма. Внешний блеск, слава — вот чтобольше всего заботило короля, изрекшего: «Государство — это я».

Старший из двух сыновей Людовика XIII и Анны Австрийской, он родился лишь на 23году их брака. Мальчику не исполнилось и пяти лет, когда в 1643 умер король, его отец.Государственную власть мать-регентша передала кардиналу Мазарини. Людовик XIVвсецело доверял итальянцу, но после его смерти отказался брать себе другого первогоминистра.

Впрочем, и другая должность — суперинтенданта финансов — давала своемуобладателю не меньшие возможности. Поначалу занимал ее Николя Фуке, сколотившийогромное состояние и арестованный за казнокрадство после роскошнейших празднеств,которые он дал в честь короля в своем поместье в Во. Процесс над ним тянулся три года изавершился тем, что несчастный Фуке был осужден на пожизненное заключение.

Его преемник, Жан-Батист Кольбер, умер от расстройства после того, как король грубоотчитал его за то, что он не сумел изыскать денег на его очередную прихоть.Суперинтендант заслужил столь сильную народную ненависть, что во время похоронполиции пришлось отбивать у толпы его гроб: чернь была готова растерзать мертвое тело.

В 1660 году Людовик вступил в брак с испанской инфантой Марией-Терезой. Всегдаотносясь к супруге с уважением, Людовик не испытывал к ней сильного сексуальноговлечения, место в постели короля чаще занимали его фаворитки: Луиза де Лавальер, Атенаисде Монтеспан, Франсуаза де Ментенон…

В честь этих фавориток устраивались роскошные праздненства. Король сам участвовалв них, исполняя роли Восходящего солнца или бога Аполлона, символом которого такжебыло Солнце. В знаменитых Каруселях — конных балетах — король тоже чаще всегопредставал перед народом, украшенный каким-нибудь солнечным символом. В Карусели1662 года, устроенной в честь Олимпии Манчини, Людовик XIV исполнил роль римскогоимператора и нес огромный щит в форме солнца. Окружавшие принцы изображали разныестихии, планеты и прочие подвластные солнцу существа и явления. Именно тогда впервые ибыл произнесен лестный эпитет — «король-солнце».

Затрачивая массу средств на поддержание престижа своей страны Людовик также велпостоянные войны, не принесшие Франции ни славы, ни новых территорий: сначала сГолландией, затем войну «Аугсбургской лиги», потом войну за Испанское наследство…

Все это легло на страну воистину непереносимым бременем. Погибла масса людей,очень много денег было выброшено на ветер. Казна почти постоянно была пуста.

Несмотря на это, царствование Людовика, правившего более шестидесяти лет,считается временем расцвета Франции и ее небывалого влияния в мире. Оно вошло висторию как Великий Век. «Король-солнце» пережил своих детей, внуков и после егокончины на престол взошел Людовик XV — малолетний правнук короля.

Версаль: изнанка дворцовой жизни

В конце 40 — начале 50-х годов Фронда вынудила королевскую семью бежать изПарижа, познать лишения, скрываться. С тех пор Людовик XIV невзлюбил столицу.Наверное, поэтому он выстроил себе новую резиденцию — Версаль в восемнадцатикилометрах от Парижа, признанный шедевром архитектуры. Дворец был сооружен за четырегода в первой половине 60-х годов, в дикой спешке. Из-за этого роскошный дворец оказалсястрашно некомфортным из-за сквозняков, протекающих потолков и плохой тяги в каминах.Исправить эти недостатки не было никакой возможности: для этого понадобилось быпроломать стены, покрытые искуснейшими росписями и лепниной. Поэтому в холоднуюпогоду коридоры Версаля были столь задымлены, что придворные казались мутнымисилуэтами и узнавали друг друга, только подойдя совсем близко. Несмотря на это, во дворцебыло страшно холодно, чтобы не простудиться, некоторые дамы носили под платьяминижнее белье из меха. Те, кто был вынужден в силу своего положения жить в Версале,ютились в крохотных комнатах на верхних этажах. Там было еще неуютнее, чем внизу: дамыукрывали свои кровати плотными пологами и обогревались с помощью жаровен. Эти

спальни, в том числе и королевская, кишели клопами, вшами и другими насекомыми.Еще одним недостатком королевской резиденции был явный недостаток отхожих мест.

Часто, выйдя из бальной залы, кавалеры и дамы справляли малую нужду где-нибудь подлестницей. Когда вонь становилась невыносимой, двор переезжал в другую резиденцию,предоставляя слугам отмывать загаженный дворец.

Зато сад Версаля был великолепен! Там росли многочисленные плодовые деревья,приносившие большой урожай, в изобилии цвели цветы и били фонтаны. Ради экономииводы — очень дорогой в то время — их никогда не включали все. Однако король не долженбыл об этом догадаться, и в саду действовала особая система оповещения: мальчики-курьерыотслеживали, куда направился король, и человек, следивший за фонтанами, направлял потокводы именно в те места, перекрывая остальные трубы. Если король находился во дворце, тодействовали только те фонтаны, что были видны из окон.

А не лгут ли портреты?

«Короля-солнце», так пекшегося о блеске своего правления, принято изображатькрасавцем. Не очень высокий, но стройный и грациозный, темноволосый, с правильнымичертами удлиненного лица, король прекрасно танцевал и был талантливым артистом.

Да, действительно, в ранней юности он выглядел именно так. Но затем началисьизменения. Искусство стоматолога в XVII веке сводилось лишь к удалению вконециспорченных зубов, и Людовик вскоре потерял их почти все. Некоторые зубы ему удалилистоль неудачно, что в верхнем небе образовались отверстия, и при жевании пища попадала вносоглотку. Когда же король полоскал рот, вода фонтаном выливалась у него из носа.Несмотря на это, Людовик ел очень много. Его неумеренный аппетит поражалсовременников и приводил в отчаяние врачей.

Принцесса Пфальцская:«Я видела, как король ест, а это часто означало: четыре полные тарелки разногосупа, целый фазан, куропатка, большая тарелка салата, два больших кускаветчины, барашек с чесноком в собственном соку тарелка печенья, а потом ещефрукты и яйца вкрутую».

Людовика XIV будили каждое утро в половине восьмого. Сначала его посещалипервый лекарь и первый хирург, а потом начиналась его публичная жизнь. В девять часовкомната короля заполнялась придворными, и он садился за завтрак, заметим, довольноскромный.

По-настоящему аппетит короля можно было оценить за обедом. Обычная трапезаЛюдовика XIV состояла более чем из тридцати различных блюд: король мог выбирать издвух больших и четырех малых супов, двух средних и шести малых антре, двух больших идвух малых блюд жаркого, двух или четырех салатов, двух больших, двух средних и двухмалых антреме.

Стоит ли удивляться, что Людовик быстро располнел и стал страдать несварениемжелудка? Его любимым лакомством был зеленый горошек, приводивший к метеоризму(впрочем, у этих недомоганий могла быть и иная причина, о которой будет рассказанопозже). Может быть, поэтому Людовик имел привычку держать окна открытыми даже вмороз, а г-жа де Монтеспан всегда сжимала в руке платочек, пропитанный резкими духами.«Первые врачи», которые часто менялись, изводили его клистирами, промываниями,кровопусканиями, диетами, которые король соблюдать отказывался.

Должность: официальная фаворитка

Княгиня Пфальцская, невестка короля, говорила, что «Людовик XIV был галантен,однако зачастую галантность его перерастала в сущее распутство. Он любил всех безразбору: благородных дам, крестьянок, дочерей садовника, горничных, — для женщиныглавное было прикинуться, будто она влюблена в него».

Благодаря придворным сплетникам историкам стало известно имя дамы, лишившейбудущего короля невинности. Ею стала Катрин-Генриетта Белльер (1614–1689), баронессаде Бовэ. Она была вовсе не знатна (ее супруг поставлял ко двору ткани) и значиласькамеристкой Анны Австрийской. Красивой она тоже не была, и хотя портретов ее несохранилось, из ее прозвища — Кривая Като — можно заключить, что на глазу у нее было,по меньшей мере, бельмо. Несмотря на это, бойкая особа имела кучу любовников. Считается,что сама королева отправила ее соблазнить принца, так как опасалась, что дворцовыеразвратники приохотят его к содомскому греху. Выполнив свою важную миссию,сорокадвухлетняя камеристка отошла в тень. По слухам, Анна отблагодарила ее за вернуюслужбу, подарив две тысячи ливров. Впрочем, это не спасло Като от долгов, и после смертисупруга мадам Белльер вынуждена была оставить придворную жизнь.

Вслед за ней в постели короля перебывали почти все прислужницы Анны Австрийской.Стареющая королева была вынуждена даже приказать запирать двери в их спальню,беспокоясь за нравственность сына.

Пережив период юношеской гиперсексуальности, юный Людовик остановил своевнимание на одной из «мазаринеток» — племянниц кардинала Мазарини. Его следующейпассией стала Олимпия Манчини (1637–1708). В юности Олимпия не считаласькрасавицей, на ее худом и бледном лице жили лишь огромные темные глаза. Впоследствии,родив несколько детей, она пополнела и это пошло ей на пользу: формы округлились, цветлица стал лучше. Несмотря на молодость, девушка уже успела впутаться в заговор Фронды ипобывать в ссылке, которая, впрочем, оказалась непродолжительной.

По возвращении молодой особы в Лувр Анна Австрийская сама приняла ее под своюзащиту, а вскоре Людовик принялся за ней ухаживать. Он дарил ей драгоценностибаснословной стоимости, организовал в ее честь пышные праздники, где даже сам выступалв балете. Олимпия строила честолюбивые планы, явно рассчитывая стать королевойФранции, что было сильно не по душе Анне Австрийской.

Их связь длилась три года, а затем девицу вдруг поспешно выдали замуж за Евгения-Мориса Савойского, графа Суассона. Причины спешки стали ясны через полгода, когда уОлимпии родился сын Луи-Томас, внешне очень похожий на Людовика. Всего в этом бракеродилось восемь детей.

Олимпия не считала замужество причиной для разрыва. Она страшно ревновалаЛюдовика к своей сестре Марии, ставшей его следующей фавориткой, к кузине короляГенриэтте Английской, к Луизе де Лавальер… Предметом ее неприязни стала даже супругакороля Мария-Тереза, которой он в первый год брака был сильно увлечен.

В дальнейшем Олимпия показала себя заядлой интриганкой. Она то подсовывалакоролю любовниц, то наоборот, пыталась расстроить его романы в надежде вновь самойоказаться в его постели. Однажды, когда ее планы в очередной раз сорвались, с досады онаоткрыла глаза Марии-Терезе на измену мужа, указав ей на Лавальер. Королева была оченьрасстроена и, будучи не в силах изменить поведение мужа, просто удалила от себя Олимпию.Об интриганке все забыли вплоть до 1679 года, когда было раскрыто нашумевшее «делоотравителей». Выяснилось, что Олимпия тоже покупала яд, желая избавиться от Лавальер.Возможно, она имела отношение к отравлению Генриэтты Английской, умершей приневыясненных обстоятельствах. Кто-то слышал, что Олимпия даже грозила, что подсыплетяд в пищу самому Людовику, если он к ней не вернется — но страстная итальянка неисполнила свой план. Подозревали, что вместо этого она спровадила на тот свет своегосупруга. Олимпия отрицала все обвинения, но в январе 1680 года ей было предложенопокинуть не только Версаль, но и Францию.

С тех пор она путешествовала по Европе, переезжая из страны в страну, гостила у своих

многочисленных родственников, нигде не задерживаясь надолго.После расставания с Олимпией король отправился под Дюнкерк к месту военных

действий. Там молодой король серьезно заболел, и врачи опасались за его жизнь. Кругом всеговорили о политике, о том, что будет с Францией, если, не дай бог, случится худшее… Илишь одна девушка плакала не о государе, а о человеке; это была Мария Манчини,младшая сестра Олимпии. Слезы делали ее большие темные глаза прекрасными. Надопризнать, что глаза были единственной красивой чертой в лице Марии; девушка была худойи бледной, совсем не во вкусе людей XVIII столетия.

Но слезы и искренняя привязанность сделали свое дело: Людовик влюбился.Образованная и умная, Мария положительно влияла на легкомысленного короля. Благодаряей он познакомился с философией, древнегреческой и римской литературой.

Молодые люди были неразлучны, и в конце концов пошли слухи, что Мария можетстать королевой Франции. Людовик действительно сделал ей предложение, известив об этомкардинала Мазарини.

— Я не вижу лучшего способа отблагодарить Вас за службу! — закончил он.Увы, кардинал не посмел принять эту «благодарность», он немедленно поспешил к

королеве и доложил ей о происходящем.Анна Австрийская не могла допустить подобного. Несмотря на слезы и мольбы все еще

влюбленного Людовика, девушку выслали в Л а Рошель, а затем выдали замуж за князяЛоренцо Колонна. После ее замужества выяснилось, что роман Марии с королем был чистоплатоническим: она осталась девственницей. Князь поначалу был этим сильно удивлен, азатем принялся всюду этим хвастаться.

Мария переехала в Рим, но ее отношения с мужем не сложились. Князь сильно пил,часто изменял жене и даже порой бил ее. После рождения третьего ребенка Мария покинулакнязя, опасаясь, что когда-нибудь он может ее убить. С тех пор она путешествовала поЕвропе в сопровождении своей сестры Гортензии и больше никогда с Людовиком невстречалась. Умерла Мария в Пизе в 1715 году.

После разрыва с Манчини в 1660 году Людовик женился. Его супругу, испанскуюпринцессу Марию-Терезу, принято выставлять скучной и малоинтересной особой. Здесьфранцузские источники категорически не сходятся с испанскими. На родине Мария-Терезасчиталась умной, волевой, красивой и даже несколько строптивой, ее живой нрав с трудомвписывался в чопорность мадридского двора. Ее многочисленные портреты кисти ДиегоВеласкеса подтверждают, что двадцатидвухлетняя испанская инфанта былапрехорошенькой.

Ну а десятилетием позже принцесса Пфальцская писала, что королева была стольскудоумна, что верила всему, что ей говорили, и хорошему, и плохому. Видимо, что хорошодля строгой Испании, не всегда подходит для беззаботной Франции.

Мария-Тереза и Людовик приходились друг другу кузенами, возможно, это близкоеродство и стало причиной того, что их дети рождались слабенькими, и лишь один из нихдожил до зрелого возраста. Хотя их брак был одним из условий Пиренейского мира исредством закончить длительную войну, инфанта искренне желала его, идеализируяЛюдовика и французский двор. Увы, ее счастье длилось всего лишь год, затем супругпринялся изменять ей, вновь заведя фавориток. Однако, уважая свою супругу и испытывая кней теплые чувства, он долгое время стремился скрывать свои интрижки. Мария-Терезалюбила его, и когда Олимпия Манчини нарочно, со зла рассказала ей о Луизе де Лавальер,королева так расстроилась, что даже слегла.

В следующем, 1661 году, сильно удивив двор, женился и младший брат короля Филиппгерцог Орлеанский. Удивление было вызвано тем, что этот принц до сих пор вовсе неинтересовался женщинами и даже, как язвили придворные, не видел ни одной из нихобнаженной. Он предпочитал общество мужчин, сам любил переодеваться в платье и,подобно Генриху III, носил длинные серьги. Герцог не делал секрета из своих пристрастий,он был членом содомского общества, и об устраиваемых им оргиях по Парижу ходили самые

непристойные слухи.За него выдали шестнадцатилетнюю Генриэтту, дочь казненного короля Англии Карла

I. Эта девушка вовсе не была невинной овечкой; несмотря на молодость, она уже многоеповидала. Генриэтта родилась, когда в Англии вовсю полыхала гражданская война. Сразупосле рождения дочери ее мать-королева бежала во Францию вместе с любовником —лордом Джермином, бросив новорожденную на попечение няни, леди Докит, графиниМортон, которая фактически спасла жизнь маленькой принцессы: она выбиралась из Англии,переодевшись крестьянкой и выдавая малютку за своего ребенка. Благодарности от королевыэта героическая женщина не получила, во Франции та приняла ее довольно прохладно искоро уволила.

Воспитывалась Генриэтта в католическом монастыре Шайо. Те дни, что она проводилас матерью, были лишены радости: изгнанная английская королева сильно нуждалась, идевочка часто была вынуждена целыми днями оставаться в постели, так как в ее комнатахцарил жуткий холод и не было дров, чтобы растопить камин. Любовник королевы сэрДжермин начал пить и отличался страшной грубостью. Однажды Генриэтта сталасвидетелем того, как он дал пощечину ее матери, та в ответ двинула его ногой в пах и междуними завязалась драка.

Однако, несмотря на страшное детство, Генриэтта выросла умной и образованной, хотьи некрасивой девушкой: в ранней юности она была столь худа, что кузен Людовик дразнилее ожившим скелетом. Но вскоре после замужества произошло чудо: тощая девица расцвела,пополнела и стала писаной красавицей. Теперь король уже не мог презрительно пройтимимо. Их связь никогда не выставлялась напоказ, но все при дворе считали их любовниками.Чтобы успокоить придворных сплетников, Людовик позволял себе интрижки с другимиженщинами: именно с этой целью Генриэтта познакомила короля со своей фрейлинойЛавальер, не ожидая, что скромница и хромоножка надолго займет ее место. Впоследствииона не раз интриговала против своей ставленницы.

Считаясь супругой мсье Филиппа Орлеанского, Генриэтта родила четверых детей, изкоторых выжило трое. Кто на самом деле был их отцом, сказать трудно.

В 1670 году она участвовала в переговорах с Англией и способствовала подписаниюважного для обеих стран Дуврского договора. Через две недели после своего триумфальноговозвращения из Лондона мадам почувствовала несильные боли в боку. На них не обратиливнимания: из-за тугих корсетов подобные недомогания были часты. Но боли внезапно резкоусилились, после того как Генриэтта выпила стакан настойки цикория; бедная женщина едвасдерживала крики, а врачи не знали, чем ей помочь. Агония длилась несколько часов.Двадцатишестилетняя принцесса умерла 30 июня 1670 года. Многие полагали, что Генриеттабыла отравлена одним из фаворитов своего мужа. Причины ее смерти до сих пор точно неустановлены.

Луиза Франсуаза де Ла Бом-Ле-Блан (1644–1710), герцогиня де Лавальер сталафрейлиной Генриэтты Английской в семнадцать лет. Ее описывали как скромную и милуюдевушку с томными голубыми глазами. Она не была красавицей и к тому же прихрамывала,но все считали ее очаровательной. Двадцатитрехлетний Людовик влюбился в молодуюженщину не на шутку. Уступила она далеко не сразу: Луиза была очень набожна и бояласьгреха. Даже считаясь официальной фавориткой, она частенько убегала от царственноголюбовника в монастырь, чтобы предаться покаянию. Луиза никогда не просила ничего уЛюдовика XIV, но от его подарков не отказывалась. Она получала крупные суммы отКольбера и быстро тратила их на драгоценности.

Людовика она искренне любила, и Сен-Симон даже назвал ее «святой», сказав:«Благословен был бы король, если бы он имел только таких любовниц, как мадам деЛавальер».

Их связь длилась девять лет, Луиза родила королю четверых детей, из которых выжилодвое. Этих маленьких бастардов каждый раз забирали у матери и передавали приемным

родителям.Ее слезливость и чрезмерная богобоязненность порой надоедали Людовику, и, чтобы

развеяться, он обращался к другим женщинам. Одной из них была Гортензия Манчини —еще одна из «мазаринеток», другой — Катрин-Шарлотта де Грамон, дочь герцога Антуанаде Грамона, маршала Франции. В 1660 году она вышла замуж за князя Монако Людовика,герцога Валентино, и родила ему троих детей.

Нравственность этой дамы была весьма сомнительной. Красота де Грамон привлекаламногих, мадам де Совинье отмечала ее ненасытную жажду удовольствий. Ей приписывалилюбовную связь с собственным двоюродным братом, герцогом Лозеном, и лесбийскую связьс Генриэттой Английской. Предполагали, что именно принцесса подложила ее в постельсвоему кузену, надеясь отвлечь Людовика от Луизы де Лавальер.

Позднее стараниями Монтеспан Катрин была выслана из Франции и вернулась в Парижлишь под старость.

В 1670-м, после очередных родов, Луиза де Лавальер тяжело заболела, и за это времявнимание короля сумела привлечь умная и хитрая красавица Атенаис де Монтеспан.Разрываясь между двумя женщинами, Людовик повел себя крайне жестоко: он поселилЛуизу и Атенаис в смежных апартаментах с одной входной дверью и настаивал, чтобы ониподдерживали друг с другом хорошие отношения.

Простушке Луизе было трудно противостоять язве-Атенаис. Принцесса Пфальцскаяписала: «Мадам Монтеспан издевалась над мадемуазель Лавальер, обращалась с ней плохо ивынуждала короля поступать таким же образом. Он относился к ней жестоко инасмешливо, доходил до оскорблений. Когда король направлялся через комнату Лавальер кМонтеспан, то, побуждаемый последней, оставлял свою маленькую собачку — красивогоспаниеля по имени Малис — герцогине со словами: „Держите, мадам, вот ваша компания!Этого вам достаточно“».

Людовик заставил Луизу стать крестной матерью дочери Монтеспан. На следующийдень после этого публичного унижения Луиза отправилась в монастырь кармелиток и наколенях умоляла настоятельницу принять ее. Конечно же она получила отказ: в эту обительпринимали лишь девиц. Но отставная фаворитка проявила настойчивость: несколько днейподряд она уговаривала аббатису, и та в конце концов согласилась принять к себе кающуюсягрешницу. Узнав о решении своей любовницы, Людовик даже прослезился, но удерживать еене стал. Луиза, публично принеся извинения Марии-Терезе (чем вызвала новый скандал придворе), ушла в монастырь. Там она провела 36 лет до самой смерти.

После расставания с Лавальер Людовик еще некоторое время колебался, прежде чемпризнать Монтеспан своей официальной фавориткой: уж слишком откровенной хищницейона была. В короткое время он имел несколько любовниц, связь с которыми была совсемнепродолжительной.

Среди них была Бонна дю Понс, маркиза де Хедикур (1641–1709), впоследствиипрозванная «Большой волчицей» из-за своего мужа — «Большого волка Франции». Роман ихрасстроился из-за слишком откровенных писем Бонны, попавших в чужие руки. Боннаполучила отставку, вынуждена была покинуть Версаль и, чтобы утешиться, вышла замуж замаркиза Хедикура.

Еще одной претенденткой на пост «официальной фаворитки» считали Анну де Роган-Шабо (1648–1709), именовавшуюся также Фронтене или госпожой Субиз — по еенаследным владениям. Она была третьим из пяти детей ребенком Генри Шабо и Маргаритыде Роган. В апреле 1663 года пятнадцатилетнюю Анну выдали за родственника ее материФрансуа де Рогана, который был старше ее на восемнадцать лет. Спустя два года молодуюкрасавицу представили ко двору, там она получила прозвище Бель Флорис. Рассказывают,что для поддержания красоты и стройности она придерживалась специальной диеты,состоящей из салата, белого куриного мяса, фруктов, молочных продуктов, воды и вина.

Впервые Луи увлекся ею на короткое время в 1669 году, примерно в это же время Аннародила своего второго ребенка — сына. Затем любовники расстались на несколько лет,

чтобы снова пережить второй краткий роман пять лет спустя, когда Лавальер уже удалиласьв монастырь. В 1675 году Анна родила еще одного сына, Арманда Гастона Максимилиана.По общему мнению, он был рожден ею от короля и очень на него похож. Супруг Анныполучил от короля немалые денежные подарки, и дело обошлось без скандала. По словамСен-Симона, «г-н де Субиз не ревновал жену, считая, что не ревновать ее будет кудаполезнее».

Называют также Габриэль де Рошешуар де Мортемар — старшую сестру Аненаис деМонтеспан, которая сумела прельстить короля, но не удержала его.

Если Луизу де Лавальер считали ангелом во плоти, то вторую знаменитую фаворитку«короля-солнце» — Атенаис Франсуазу де Монтеспан — можно вполне посчитать демоном,принявшим человеческое обличье. Чтобы понять, насколько черна была душа этойженщины, нужно на время оставить любовные дела «короля-солнце» и вернуться нанесколько веков назад.

История о ядах

Все пути ведут в Рим. Если говорить о ядах, то это более чем верно: Калигула, Нерон,Агриппина, Клавдий, Британик — все они либо сами были отравителями, либо умерли врезультате отравления. Историк Тит Ливий упоминает о ста патрицианках-отравительницах,схваченных по доносу рабыни в 331 году до н. э.

Подложить своему противнику яд стало столь распространенным способом решенияпроблем, что богатые римляне даже заводили специальных рабов-дегустаторов,пробовавших пищу до того, как ее отведает хозяин дома. Считается, что именно в Римезародился обычай чокаться, сталкивая бокалы так, чтобы вино переплескивалось из одного вдругой: предполагалось, что отравитель не станет рисковать, чтобы не умереть отсобственного искусства.

Порой царственные убийцы сами готовили яды, но чаще они обращались кпрофессионалам. Одну из таких профессиональных отравительниц, изготавливавших ипродававших яды, звали Локуста. Считается, что она использовала в своих рецептахвытяжки и настои ядовитых растений — аконита, цикуты, различных грибов; ей былизвестен оксид мышьяка — наиболее сильное из открытых тогда отравляющих веществ.

Именно с ее помощью были убиты император Клавдий и его сын Британик. Обычнопри посещении ее дома богатыми клиентами Локуста демонстрировала действие яда наживотных — на козле, на поросенке, а порой, для самых важных покупателей, — и на рабах.

Вплоть до смерти Нерона Локуста пользовалась его покровительством, жила оченьбогато и даже имела учеников. Все знали о ее занятии и ненавидели «старую ведьму»,поэтому, придя к власти, новый император Гальба немедленно казнил ее.

Он расправился с Локустой — но ее ученикам удалось спастись, и создаваемые имияды еще не раз меняли историю Италии. Их использовали и последующие императоры, авслед за ними — и римские папы. Александр Борджиа, живший в XV веке, предпочитал яд,называемый «кантарелла»; его рецепт от получил от своей любовницы — Ваноццы Катанея.Считается, что это зелье содержало мышьяк, соли меди и фосфор. Папские алхимикиэкспериментировали и с новыми неизвестными растениями, привозимыми из Америки. Попреданию, они получали яды столь сильные, что всего лишь одна капля могла убить быка.

Яд не обязательно было подливать в пищу. Красавица Лукреция, незаконнорожденнаядочь папы Александра Борджиа, могла назначить неугодному человеку свидание и дать емуключ, будто бы от своей спальни. Этот ключ был плохо отполирован и имел небольшиезаусенцы, травмирующие кожу. Яд проникал в кровь через крошечные царапины и губилнеудачливого поклонника.

В XVI веке эпидемия отравлений перекочевала во Францию. Король Генрих II женилсяна очаровательной итальянке Екатерине Медичи. Вместе с богатейшим приданымновоиспеченная королева привезла с собой и сундучок с ядами; кроме того, в ее свите

состояли знатоки черной магии: Тико Брае, Козимо Руджиери и флорентийцы Бианки и Рено.Последние умело изготавливали духи, различные косметические средства и милые дамскиебезделушки с приятным ароматом. Порой их употребление приводило к летальному исходу.Считается, что именно с помощью душистых перчаток была отравлена королева НаваррыЖанна д’Альбре, мать будущего короля Франции Генриха IV.

В следующем, XVII столетии самым популярным ядом стала «аква тофана», названнаятак по имени своей создательницы — Джулии Тофаны, потомственной отравительницы. Еесчитают дочерью Тофанио Д’Адамо, казненного в 1633 году в Палермо: его яды былинесовершенны, и медики сумели их обнаружить. После смерти отца юная Джулия Тофанадни напролет просиживала в аптеке, сочетая различные ядовитые компоненты, чтобысоздать свое снадобье, которое невозможно будет определить. И это ей удалось! Это былабесцветная жидкость без вкуса и запаха, не терявшая своих свойств ни в жаре, ни в холоде инеизменно приводившая к смерти тех, кого ею напоили. По имени своей создательницыжидкость получила название «аква тофана» — вода Тофаны.

Джулия принялась продавать «аква тофану» молодым женщинам, которые желалиизбавиться от опостылевших мужей. В свой прибыльный бизнес она вовлекла и дочь —Джироламу Спера. Женщины действовали в Неаполе и в Риме.

Ну, а неудачных браков в Неаполе и в Риме оказалось слишком много, и Джулия сталавесьма популярной среди не слишком счастливых женщин: в те времена закон не защищалбедных итальянок от произвола мужей, и помочь им могла лишь «аква тофана». Однакочастые случаи внезапных необъяснимых смертей привлекли внимание властей, и кто-тодонес на Тофану папским легатам. Она пыталась найти убежище в церкви, но пошел слух,что злая ведьма отравила даже воду в римском водопроводе. Это вызвало бунт, разъяреннаятолпа окружила храм и вытащила оттуда отравительницу.

Под пытками она призналась в убийстве более чем шестисот человек. Джулию, ее дочьи еще трех их помощников казнили на Кампо ди Фьори в Риме в июле 1659 года. Ее мертвоетело было сброшено со стены той самой церкви, где она искала убежища.

Хотя после ее смерти по Риму и Неаполю прокатилась волна арестов, далеко не все изтех, кто использовал «аква тофану» или знал ее рецепт, были казнены или отправлены втюрьму. Некоторым из этих горе-химиков удалось бежать, и они скрывались в соседнихстранах, в частности во Франции. Нашлись среди них и те, кто горел желанием поделитьсясвоим искусством с другими. Привело это к тому, что в Париже разразился страшныйскандал, известный как «Дело о ядах», или «Процесс отравителей».

Началось все с того, что молодой дворянин Годен де Сент-Круа по какому-тонесерьезному обвинению угодил в страшную тюрьму Бастилию. Пробыл он там недолго, нов камере успел познакомиться с неким итальянцем, посвятившим его в аптечные тайны.Выйдя на свободу, Сент-Круа был исполнен энтузиазма и мечтал проверить откровениятаинственного итальянца на практике. Он снял небольшую квартирку в небогатом кварталестолицы и устроил там алхимическую лабораторию. Первые опыты на животных оказалисьудачными: несколько несчастных кошек скончались в мучениях. Но Сент-Круа этим неудовлетворился. Он посвятил в свою тайну любовницу — Мари-Мадлен де Бренвильи.

У маркизы де Бренвильи была горничная — девица Франсуаза Руссель. Однажды зазавтраком госпожа угостила ее ветчиной и смородиновым вареньем. Ветчину девица съела, аваренье лишь попробовала — на кончике ножа. Вскоре после этого она испыталасильнейшую боль в животе. Бедняжке казалось, что все ее внутренности колют изнутриострыми иглами. Ее мутило, голова раскалывалась, и были минуты, когда девушка думала,что расстанется с жизнью. Но то ли яда оказалось недостаточно, то ли Франсуаза была оченьсильной и здоровой — она выжила. Сент-Круа сделал соответствующий вывод и приготовилболее концентрированный яд.

По обычаю многих знатных и богатых людей того времени де Бренвильи имелаобыкновение навещать больницы для бедных, принося пациентам разное угощение. После ееочередного визита состояние многих больных резко ухудшилось и вскоре почти все они

скончались.Любовники были вполне удовлетворены результатами своего второго опыта и теперь

решили применить яд с пользой для себя. Мадам де Бренвильи в некотором роде повезло: еемуж был совершенно не ревнив. Она почти открыто встречалась с Сент-Круа, показывалась сним в обществе — он не обращал на это внимания. А вот отец прекрасной маркизы былвоспитан по-старинке и не мог мириться с выкрутасами дочери, неоднократно делая ейзамечания. Желая избавиться от поучений, а заодно и получить наследство, Мари-Мадленрешила попотчевать папашу ядом.

После пикника, на котором дочка угостила старика бульончиком, тот прожил ещенесколько дней. Все это время его мучили рвота, страшные боли в желудке и ощущениежара, словно сжигавшего его изнутри. Заботливая дочь не отходила от отца, ухаживая заним, и горько рыдала на похоронах.

Увы, завещание обмануло ожидания прекрасной маркизы: большая часть отцовскогосостояния отошла ее братьям. А те имели наглость указать Мари-Мадлен на ее связь с Сент-Круа и потребовать от сестры «вести себя прилично».

Надо ли говорить, что вскоре оба заболели той же «наследственной хворью», что и ихотец? На этот раз врачи, лечившие больных, призадумались, но симптомы были имсовершенно незнакомы, и они не могли категорично утверждать, что имеют дело с ядом.

Возможно, все сошло бы с рук очаровательной де Бренвильи, но она была стольнеосторожна, что записала историю всех отравлений и, вложив листы в конверт, запечаталаего, озаглавив «Моя исповедь». Аналогичный документ составил и ее любовник — Сент-Круа. Им же было написано несколько писем к Мари-Мадлен и другим лицам, из которыхможно было заключить, что совершено преступление.

Он продолжал свои опыты с ядами, не обращая внимания на то, что его собственноесамочувствие ухудшается. Работая в своей лаборатории, он защищал лицо стеклянноймаской, чтобы не вдыхать ядовитые испарения, но часть из них просачивалась под стекло иотравляла самого убийцу. Однажды ему совсем не повезло: когда он склонился над ретортой,маска слетела, и Сент-Круа, вдохнув отравленный пар, тут же рухнул замертво. Квартирнаяхозяйка, обнаружив тело, решила не привлекать к себе внимания, поэтому она убралаосколки маски, выбросила реторту с ядом и только после этого вызвала полицию.

Но, несмотря на уборку, в комнате осталось достаточно улик, чтобы полицейские современем заподозрили неладное. К сожалению, они слишком поздно сообразили, с чемимеют дело и из чувства стыдливости сожгли конверт с «Исповедью» преступника, но дажеиз прочитанных писем и прочих бумаг покойного выяснилось, что он изготавливал ипродавал яды. Среди прочих бумаг нашлась и долговая расписка де Бренвильи: любовьлюбовью, но негодяй брал деньги даже со своей подруги. Были найдены и запасы самих этихядов.

Внимание полиции обратилось к Бренвильи, однако она успела бежать из Парижа. Авот запечатанный ею конверт с надписью «Моя исповедь» попал в руки полиции. На этот разстражи порядка не стали его сжигать, а прочли очень внимательно. Им открылись страшныевещи: кроме уже описанных злодеяний маркиза признавалась, что убила свою дочь, ревнуя ккрасоте и молодости девушки-подростка.

Из писем мадам де Савиньи«Г-жа де Бренвильи оповещает на с в своей исповеди, что в семь лет онаутратила невинность, что продолжала в том же духе, что отравила своегоотца, братьев и одного из своих детей, что сама травилась, чтобы испробоватьпротивоядие; даже Медее далеко до нее».

Де Бренвильи скрылась в городе Льеж в монастыре, и в силу несовершенствазаконодательства не было возможности добиться ее выдачи. Тогда один из полицейских пофамилии Дегре пошел на довольно сомнительный с точки зрения морали ход: он выдал себя

за поклонника маркизы. Той исполнилось уже сорок пять лет, но она все еще оставаласьпривлекательной женщиной. Маркиза, соскучившаяся по мужскому вниманию, поверила емуи согласилась на свидание. Увы, вместо любовных ласк ее ждал арест. Началось довольнодлительное следствие, в ходе которого использовались и записи самой маркизы, исохранившиеся бумаги де Сент-Круа, и показания свидетелей. Несмотря на то что деБренвильи был предоставлен защитник, который действовал весьма умело, сомнений у судейне осталось: маркизу признали виновной в восьми смертях и приговорили к смертной казнии пытке водой. Судьи пытались дознаться, не было ли у нее сообщников, и стремилисьвыяснить состав употреблявшихся ею ядов. В несчастную преступницу влили пятнадцатьлитров воды, растянув ее на дыбе, но признаний не получили. Ее обезглавили на Гревскойплощади в июле 1676 года. Мертвое тело предали огню, что дало повод знаменитойписательнице мадам де Савиньи пошутить: «Дым развеялся над Парижем, мы все еговдохнули, и как бы нам теперь не пришло желание кого-нибудь отравить». Ох, как она былаправа!

Дело де Бренвильи заинтересовало самого короля. Несколько лет назад он потерялгорячо любимую кузину Генриэтту. Молодая женщина умерла при очень странныхобстоятельствах: она попросила пить, и, достав ее чашку из шкафа, ей налили подслащеннойводы с цикорием из общего графина. Сразу после этого Генриэтта почувствовала страшные,нестерпимые боли в животе и спустя несколько часов скончалась. Вскрытие, проведенное поприказу Людовика, не обнаружило ни признаков яда, ни следов болезни. Врачи не сумелисказать, почему она умерла, зато объяснение придумали придворные.

У мужа Генриэтты, Филиппа Орлеанского, был любовник — шевалье де Лоррен, пообщему мнению, человек жестокий и безнравственный. Генриэтта его терпеть не могла, а онне выносил Генриэтту. Доконал мадам случай, когда ее супруг Филипп появился на балу вженском платье, с женской прической и украшениями, под руку с де Лорреном. Весь вечерпарочка была неразлучна, откровенно милуясь и кокетничая.

Герцог Сен-Симон:«Месье был маленького роста, пузат и, казалось, ходил на ходулях — такиевысокие он носил каблуки; рядился он, как женщина, — весь в кольцах, браслетах идрагоценных камнях, щеголял в длинном черном напудренном парике с коком ивсюду, где мог, цеплял ленты, очень сильно душился, но притом был воплощениечистоты. Поговаривали, что он слегка румянится. У него был длинный нос,красивые глаза и рот, лицо полное, но очень вытянутое. Глядя на Месье, мне былогорько думать, что он сын Людовика XIII, поскольку он был схож с портретамиэтого великого государя, но ничем, кроме храбрости, решительно на него непоходил».

Генриэтта устроила супругу скандал, потребовав не выставлять ни себя, ни ее напосмешище, в ответ Филипп имел дурость пригрозить ей разводом. Но развод членакоролевской семьи не есть его частное дело. Ссора с Генриэттой грозила ухудшениемотношений с Англией, и Людовик не мог не вмешаться; шевалье де Лоррен был немедленноотправлен в ссылку.

Герцог Сен-Симон:«Ее любовные связи возбуждали ревность Месье, его извращенные склонностивозмущали Мадам: его фавориты, которых она ненавидела, как могли, углублялираздор между супругами, чтобы полностью завладеть мужем. КавалерЛотарингский, родившийся в 1643 году и бывший в ту пору в расцвете юности икрасоты, взял над Месье полную власть и давал это почувствовать как Мадам,так и всему двору. У прелестной Мадам, которая была на один год младшекавалера Лотарингского, были все основания страдать из-за той власти,

которую он забрал над Месье; король был тогда исключительно благосклонен кней, и она добилась, в конце концов, изгнания кавалера Лотарингского. Приизвестии об этом Месье упал без чувств, потом залился слезами и пал в ногикоролю, умоляя отменить указ, повергший его в беспредельное отчаяние. Meдобившись этого, он впал в ярость и удалился в Виллер-Котре.Пометав громы и молнии в короля и Мадам, которая всегда протестовала противтого, что ее оттесняют, он не смог долго играть роль недовольного, тем паче вделе, постыдном в глазах общества. Король согласился ублаготворить его вдругом: Месье получил деньги, заверения в благосклонности и дружбе; онвозвратился весьма расстроенный, но постепенно наладил подобающиеотношения с королем и Мадам».

Кавалер Лотарингский — шевалье де Лоррен — оказался в Риме, где процветалодревнее искусство составления ядов. Их умели наносить на лезвия ножей, пропитывать имиткани и бумагу. Он продолжал писать Филиппу, а тот отвечал на письма, доставляликорреспонденцию их общие друзья. Принцесса Пфальцская писала, что некая придворнаядама видела, как один из друзей де Лоррена, достав из шкафа чашку Генриэтты, протер еесалфеткой. На ее удивленный вопрос, зачем он трогает чужую чашку, тот ответил, что незнал, кому она принадлежит, и просто хотел попить воды. С этими словами он поставилчашку обратно. Когда спустя некоторое время Генриэтта попросила пить, чашку, неополаскивая, достали из шкафа и налили в нее безвредный напиток, который пили и всепрочие, находившиеся в комнате, а отравленный фарфор сделал свое дело. Этимненазванным кавалером был маркиз д’Эффиа.

Тот же рассказ повторяет и известный мемуарист Сен-Симон, нисколько несомневавшийся в том, что принцесса, отличавшаяся прекрасным здоровьем и любимаякоролем, была отравлена:

«…кавалер Лотарингский прислал двум своим друзьям надежный ибыстродействующий яд с нарочным, который, возможно, даже не знал, что он везет.Мадам была в Сен-Клу и уже некоторое время выпивала в семь вечера, чтобы освежиться,бокал цикориевой воды. Воду эту приготовлял особый слуга; он держал ее вместе с бокаломи пр. в шкафу одной из передних при покоях Мадам. Эта цикориевая вода наливалась то ли вфаянсовый, то ли в фарфоровый кувшин, а рядом стояла простая вода для разбавленияцикориевой, ежели она покажется Мадам слишком горькой. Через эту переднюю проходилик Мадам все посетители, и там никогда никто не дежурил, потому что всегда было полнонароду. 29 июня 1670 года, следуя через эту переднюю, маркиз д’Эффиа улучил момент,которого так долго ждал. В передней не было ни души, и он видел, что позади тоже нетникого, кто направлялся бы к Мадам. Он свернул с дороги, подошел к шкафу, открыл, всыпалпринесенный с собой яд, но, услышав чьи-то шаги, схватил кувшин с простой водой, а когдаводворил его на место, слуга, приставленный к цикориевой воде, вскрикнул, подбежал игрубо спросил, что он делает около шкафа. Д’Эффиа, нисколько не смутясь, ответил, чтопросит прощения, но он умирал от жажды, а поскольку знал, что в шкафу стоит вода —тут он указал на кувшин с простой водой, — то не удержался и попил. Слуга продолжалворчать, но д’Эффиа, успокоив его и еще раз извинившись, вошел к Мадам и, не выказываяни малейшего волнения, принял участие в беседе вместе с другими придворными. О том, чтопоследовало часом позже, я рассказывать не буду: это и без того наделало много шума повсей Европе.

Мадам скончалась 30 июня в три часа ночи, и король исполнился величайшей скорбью».

Людовик быстро заподозрил, что смерть его кузины не была естественной. Былоразбирательство, допрашивали слуг, свидетелей и подозреваемых, кроме д’Эффиаподозрения пали на Пюрнона — дворецкого Генриэтты, а также на Олимпию Манчини.

Пюрнона Людовик допросил лично.Сен-Симон:

«… король… оглядел задержанного с головы до ног и, приняв грозный вид, голосом,внушающим ужас, произнес: „Друг мой, послушайте, что я вам скажу. Если вы во всемпризнаетесь мне, скажете правду относительно того, что я хочу знать, то, что бы вы нисделали, я вас прощу и никогда не вспомню о содеянном вами. Но если вы скроете от меняхоть самую малость, берегитесь — живым вы отсюда тогда не выйдете. Мадамотравлена?“ „Да, государь“, — отвечал тот. „Кто это сделал и как?“ — спросил король.Тот отвечал, что кавалер Лотарингский прислал… д'Эффиа ид, и далее поведал то, чтоуже рассказано мною. Тогда король, вновь повторив обещание простить и угрозу смерти,задал вопрос: „А мой брат знал об этом?“ „Нет, государь. Никто из нас троих не былнастолько глуп, чтобы открыться ему. Он не способен хранить тайну, и мы пропали бы“.Услышав такой ответ, король облегченно вздохнул, словно человек, у которого стеснилодыхание и он вдруг получил возможность отдышаться. „Это все, что я хотел узнать отвас, — промолвил он. — Но вы ничего от меня не скрыли?“ Он позвал Бриссака, велел увестиэтого человека и немедля вернуть ему свободу. Этот самый человек много лет назадрассказал эту историю г-ну Жоли де Флери, генеральному прокурору парламента, откоторого я и узнал ее».

Тремя годами позже — в 1673 — так же скоропостижно скончался принц ЕвгенийМорис Савойский, муж Олимпии Манчини. В связи с его смертью тоже ходили слухи оботравлении.

Эти смерти так напугали короля, что он, по обычаю древних римлян, даже завелспециального слугу-дегустатора и продолжил расследование, которое поручил ГабриэлюНиколя де ла Рейне — умному, талантливому и весьма образованному человеку. Сыннебогатых родителей, де ла Рейне выгодно женился и сделал блестящую карьеру; он проявилсебя при разгроме Фронды, был представлен ко двору и вплоть до 1697 года возглавлялсозданную Кольбером полицию Парижа. Он прожил жизнь долгую и достойную: емуудалось значительно снизить преступность в Париже и расселить и расчистить «Двор чудес»— самый бедный, грязный и жуткий из кварталов французской столицы, заселенныйпрофессиональными нищими, проститутками, ворами, убийцами. Умер де ла Рейне в 1709году в Париже. Также он был известен в обществе как библиофил и собиратель старинныхрукописей, которые сам реставрировал. «Дело о ядах» стало одним из самых громких искандальных в его карьере.

Начал он с мелочей: арестовал некую Мадлен Гениво, торговавшую ядами иснадобьями для абортов, вслед на ней — еще несколько «ведьм». Потом раскрыл шайкуалхимиков, которые, отчаявшись получить золото, перешли на более прозаические предметы— то есть яды. Де ла Рейне вышел на них в 1677 году через некую Мари Бос, акушерку.Главой их был Франсуа Гало де Шастейль, а его правой рукой — Луи де Ванан. Биографияэтих людей достойна приключенческого романа: они участвовали в мятежах, побывали вплену у мавров, потом Шастейль постригся в монахи и даже стал настоятелем монастыря. Новоздержание было не для него: он завел себе любовницу, похитив девицу из ближайшейдеревни и заперев ее в своей келье. А когда та забеременела, то, недолго думая, удушилбедняжку. Его поймали, когда он пытался зарыть труп, и приговорили к повешенью, ноВанан, возглавлявший вооруженную шайку, отбил его прямо на эшафоте. В благодарность деШастейль открыл ему тайну получения серебра из ртути, но уже через несколько летпредпринял попытку отравить приятеля, опасаясь, что тот может на него донести.

Их шайка была весьма разветвленной, она включала одного хирурга, одного адвоката,нескольких знахарок, гадалок, акушерок и даже пару священников. Всего по делу проходило400 человек, из которых было казнено более тридцати.

Среди акушерок, занимавшихся не только родами, но и незаконными абортами,выделялась Катрин Дешейе Монвуазен или Ла Вуазен. Если вы сразу представили старуюкаргу, одетую в лохмотья, склонившуюся над убогим очагом в жалкой лачуге, — выошиблись. Старухой «акушерка» не была: на момент ареста ей исполнилось всего лишь 42

года. Ремесло Катрин Монвуазен было весьма доходным, и она жила на широкую ногу:владела домом с примыкавшим к нему садом, роскошно одевалась. Сохранились ее счета отпортного, из которых ясно, что мадам заказывала парчовые платья с кружевами и ни в чемсебе не отказывала.

В глубине ее сада стояла печь, в которой она сжигала «отходы производства».Зловещая и трогательная деталь: Монвуазен со своими подручными — Мари Босс и некойЛепер — крестили недоношенных младенцев «малым крещением», прежде чем отправить ихтела в огонь.

Человеческие эмбрионы в XVII столетии рассматривались как один из важнейшихингредиентов, употребляемых в черной магии. Конечно, Монвуазен не могла упустить такуювозможность поживиться и продавала тела выкинутых младенцев алхимикам — Ванану иШастейлю, которые изготавливали всевозможные снадобья: приворотные средства,омолаживающие средства, средства повысить потенцию…

В шайке было и два священника — Франсуа Мариэтт и Этьен Гибур, оба этинечестивца оказались весьма искушены в обрядах, которые в те столетия именовали«обедней святого Секария», а теперь чаще называют «Черной мессой».

Дж. Дж. Фрэзер:«Гасконские крестьяне также верят, что, для того чтобы отомстить своимврагам, злые люди иногда склоняют священника отслужить обедню, называемуюобедней святого Секария. Знают эту обедню очень немногие, и три четверти изних ни за что на свете не согласились бы ее отслужить. Только недобрыйсвященник отважится исполнить этот отвратительный обряд, и можете бытьуверены, что на Страшном суде он дорого за это заплатит. Викарий, епископ идаже архиепископ города Оша не имеет права отпустить такой грех. Одномулишь папе римскому принадлежит это право. Служить обедню святого Секарияможно только в разрушенной и запущенной церкви, где ухают ко всемубезучастные совы, где в сумерках бесшумно летают летучие мыши, где по ночамостанавливаются на ночлег цыгане и где под оскверненным алтарем притаилисьжабы. Сюда-то и приходит ночью недобрый священник со своей возлюбленной.Ровно в одиннадцать часов он начинает задом наперед бормотать обедню изаканчивает ее, как только часы зловеще пробьют полночь. Священнику помогаетего возлюбленная. Гостия, которую он благословляет, черна и имеет формутреугольника. Вместо того чтобы причаститься освященным вином, он пьетводу из колодца, в который было брошено тело некрещеного младенца. Знаккреста он чертит на земле, и притом левой ногой. Делает он также много другихвещей, на которые ни один добрый христианин не мог бы даже взглянуть безтого, чтобы его до конца жизни не поразили слепота, глухота и немота. А тот,по чьей душе отслужили тайную обедню, мало-помалу усыхает. Никто не можетсказать, что с ним. Врачи и те ничего не могут понять. Им и невдомек, что егомедленно губит обедня святого Секария».

Такую обедню можно отслужить не только на смерть, но и на исполнение любогожелания. Если какая-то женщина желает приворожить мужчину, то она должна предоставитьсвое тело в качестве алтаря для «Черной мессы». Над ее животом приносят жертву —невинного младенца и окропляют женщину его кровью. После этого она может произнестисвои желания, и Сатана их исполнит.

Вот такие штучки и проделывали преподобные Мариэтт и Гибур. Младенцев дляжертвоприношений поставляла Монвуазен, а заказчицами порой были особы весьмазнатные.

Для беспристрастного ведения расследования был учрежден особый трибунал«Огненная палата». Монвуазен держалась крепко и не дала никаких показаний. По чьему-тораспоряжению пыткам ее подвергли чисто формально.

Суд обвинил ее в отравлениях, незаконных абортах, убийствах младенцев и проведениичерных месс, которые творил ее соучастник, аббат Гибур. В феврале 1680 года Монвуазенбыла сожжена на костре на Гревской площади. Она не выказала никакого раскаяния в своихпреступлениях: накануне казни с аппетитом ужинала и выпивала с тюремщиками, причемнапилась допьяна и стала распевать непристойные песни. Когда пришедший священникпосоветовал ей прочесть молитвы, она спела два гимна — перемежая их бранью. Даже накостре она дралась с палачом, не позволяя привязать себя к столбу, отбрасывала ногамигорящие связки хвороста и громко ругалась, обвиняя всех в распутстве. Но имен она неназвала.

«В Нотр-Дам она не хотела произнести публичное покаяние , — писала мадам деСавинье. — На Гревской площади она сопротивлялась изо всех сил, не желая сходить стелеги. Ее стащили силой, закованную в цепи, подняли на костер, завалили соломой.Колдунья сыпала проклятьями, скидывала пуки соломы пять или шесть раз. Но вот огоньподнялся к небу, и она исчезла из виду. Такова была смерть мадам Лавуазен».

Ла Вуазен промолчала, но зато ее дочь — Мария-Маргарита — рассказала многоинтересного. Среди клиентов своей матери она назвала великого драматурга Расина,графиню Суассонскую (в девичестве Олимпию Манчини, племянницу покойного Мазарини),ее сестру герцогиню Бульонскую, мадам де Вивон (золовку мадам де Монтеспан), и дажемаршала Люксембургского. Но, кроме того, Мария-Маргарита назвала еще одно имя — деМонтеспан. Выяснилось, что камеристка королевской фаворитки по имени Катодействительно была протеже ведьмы Монвуазен. Она и осуществляла связь между своейгоспожой и колдуньей.

Еще одной фигуранткой этого дела была Клод де Вин по прозвищу Гвоздика(1637–1687), приближенная Монтеспан. Она не только помогала ей в черных делишках, но ипорой замещала свою госпожу в королевской постели, с ее разрешения, конечно. Ходилислухи, что году примерно в 1676 Клод родила Людовику дочь Луизу де Мэйзонбланш,которую, впрочем, он так и не признал.

Против Расина серьезных улик не нашлось. В то время престарелый классикфранцузской литературы завел роман с актрисой Дю Парк по прозвищу Маркиза,сплетничали, что он даже тайно женился на ней. А потом вдруг двадцатидвухлетняяженщина скоропостижно умерла. Расин был очень опечален и ударился в религию.Поговаривали, что он отравил ее из ревности, но вероятнее всего, что актриса забеременела иумерла, приняв средство для выкидыша, возможно, купленное у той же самой Монвуазен.

В нескольких случаях слова Марии-Маргариты подтвердились и другимисвидетельствами. На их основании графиню де Суассон и ее сына выслали из Франции поподозрению в отравлении мужа и отца; маршала отправили под арест. Но что было делать софициальной королевской фавориткой?

Франсуаза-Атенаис де Рошешуар де Мортемар, маркиза де Монтеспан (1640–1707)— таково полное имя этой знаменитой женщины. Сама она предпочитала называть себяАтенаис, что является французской транскрипцией имени воинственной богини Афины,которое подходило ей как нельзя лучше.

Она вышла замуж в феврале 1663 года за Генри Луиса Парделена из Гондрен, маркизаде Монтеспан и попала в свиту Генриэтты Английской. Она познакомилась с ЛюдовикомXIV в конце 1666 года. Поглощенный своей любовью к Луизе де Лавальер, король не сразузаметил молодую красавицу, но потом он понял, что беседы с остроумной и язвительнойМонтеспан развлекают его. Она специально высмеивала и передразнивала придворных,чтобы развеселить короля.

Сен-Симон:

«Придворные избегали проходить мимо ее окон, особенно когда у нее бывалкороль; они говорили, что это все равно, что пройти под обстрелом, и этовыражение стало при дворе поговоркой. Она и вправду никого не щадила, часто сединственной целью развлечь короли, а поскольку была бесконечно остроумна иумела тонко высмеивать, не было ничего опасней ее насмешек, которыми онаодаривала всех и каждого».

Маркиза стала любовницей короля весной 1667 года. Узнав об этом, ее муж страшноразгневался. Скандал случился на премьере пьесы Мольера «Амфитрион», когда маркизпринялся громко комментировать реплику одного из персонажей: «Дележ жены с Юпитеромне есть потеря чести». После спектакля его арестовали, а затем выслали на родину — вГасконь.

Но господин де Монтеспан не унялся: он устроил своей неверной супруге… похороны,причем пригласил на них всех друзей и родственников. Фамильная церковь былазадрапирована черным, и гроб с именем Атенаис торжественно опустили в склеп. Несмотряна плохую погоду, оскорбленный муж попросил открыть для себя центральные двери: «Моирога столь высоки, что не пройти в низенькую боковую дверь», — объяснил он. С тех пор онболее не появлялся при дворе и до самой своей смерти в 1691 году прожил в Гаскони.

Ну а тем временем между его супругой и королем завязались самые тесные отношения.В 1674 году г-жа де Лавальер покинула двор, а титул официальной фаворитки перешел

к мадам де Монтеспан. Она затмила собой законную королеву и становилась царицей многихпридворных празднеств. Надменная маркиза любила роскошь и золото. Ее манеру одеватьсясовременники характеризовали как «золотое золото на золотом»: брильянты украшали ееволосы, шею и руки, а для платьев Атенаис предпочитала расшитую золотом парчу. Какписала мадам де Савиньи, «ее драгоценности были достойны ее красоты, а ее живость —драгоценностей».

Атенаис была очень ревнива и зорко следила за своим коронованным любовником.Замечая, что он обратил внимание на какую-нибудь красотку, Атенаис устраивала скандал.

Одной из соперниц Монтеспан стала скромница Мари Элизабет, маркиза де Людр.Воспитывалась эта девушка в монастыре, и родители помолвили ее со старым герцогом

Карлом IV Лотарингским. Но у того уже была любовница и оставлять ее он не хотел, апотому предложил своей нареченной «менаж-атруа» — брак втроем. Мария-Элизабетвоспротивилась этому, как она считала, разврату, нажаловавшись своему духовнику, которыйподдержал ее. Помолвка была расторгнута, и девушка отправилась в Париж, чтобы бытьпредставленной при дворе. Мари-Элизабет была очень красива, и ее родители уповали на то,что столь яркая внешность не останется незамеченной в Версале. После ранней смертигерцогини Орлеанской де Людр вошла в придворный штат королевы Марии-Терезе. Своейкрасотой и необычным лотарингским акцентом она притягивала многих царедворцев, корольтоже не остался равнодушным к «Прекрасной Изабелле» или «прекрасной канониссе», как еепрозвали. Поговаривали даже, что Изабель была от него беременна, но что стало смладенцем, неясно. Их связь заметила мадам де Монтеспан и принялась интриговать противМари-Элизабет. Воспитанная в монастыре, та из скромности носила не столь глубокоедекольте, как прочие дамы, и Атенаис немедленно объяснила это тем, что «прекраснаяИзабелла» больна проказой и прячет пораженные места под платьем. Хотя все это былаложь, Мари-Элизабет впала в немилость и, гордо отказавшись от предложенного ейпенсиона, провела остаток жизни в разных монастырях. Однако из-за крайней бедности встарости она все же вынуждена была обратиться к королю за пенсией, и пенсия была ейпожалована.

Добившись ссылки де Людр, Монтеспан принимала поздравления придворных, лежа впостели «причесанная и расфуфыренная». «Какая гордыня! Какая вновь обретенная власть!Я пробыла целый час в ее комнате…Как она перемывала косточки бедной де Людр!» —писала по этому случаю мадам де Совинье.

Сен-Симон:«…она была зла, капризна, часто впадала в дурное настроение и со всеми, неисключая короля, держала себя непомерно надменно».

Больше всего Монтеспан боялась потерять свою власть, но годы шли, и она старела. Иесли с помощью косметики и всевозможных ухищрений ей удавалось сохранить видимостьбылой красоты, то нагота ее была уже совсем непривлекательна. Особенно у Атенаисотекали ноги: сохранилось письмо одного придворного, которому удалось подглядеть закоролевской фавориткой, выходящей из кареты. Он заметил, что каждая ее нога в обхватебыла толщиной с его талию. «Правда, — тут же добавил он, — я сам в ту пору был весьмастроен». Ревнуя короля к другим женщинам, Франсуаза была готова на все. «Эта шлюхаменя убьет!» — не раз повторяла о ней сама королева. Возможно, тут не былопреувеличения.

В 1678 году Людовик XIV безумно влюбился в необычайно красивую и юнуюгерцогиню Мари-Анжелику де Скорай де Руссиль герцогиню Фонтанж, фрейлинупринцессы Баварской. Их связь оставалась тайной до весны 1679 года, когда она былаобъявлена официальной королевской фавориткой (и это при живой Монтеспан!), а в концегода родила королю ребенка — мертвого. Вслед за дитем исчахла и молодая мать, недостигнувшая и двадцати лет.

Эти таинственные происшествия вспомнили при разборе «Дела отравителей». Мари-Маргарита и камеристка Като показали, что Атенаис де Монтеспан отравила девушку,прислав ей пропитанный ядом шелк и перчатки. Яд медленно проникал через кожу, девушкапостепенно теряла здоровье, и ее смерть выглядела почти естественной.

Показания дочери колдуньи Л а Вуазен ужаснули следователей: молодая женщинарассказывала не только про аборты и убийства, она сообщила о самом настоящемдьяволопоклонстве, что в те времена считалось намного более тяжким преступлением.

Мари-Маргарита рассказала, что часто присутствовала на черных мессах, проводимыхв доме ее матери аббатом Гибуром. В качестве алтаря Гибур использовал тело обнаженнойженщины, ложившейся на тюфяк. Ее живот окропляли кровью невинного младенца — чащенедоношенного, но порой и совершенно здорового — которому нечестивый аббат перерезалгорло.

«Священник-расстрига купил младенца для этой мессы всего лишь за экю, — записалде ла Рейне, — проткнув горло младенца ножом, он налил кровь в чашу, после чего тельцеунесли». Он отметил в своем дневнике также и имя той, чье тело служило алтарем длябогохульного действа: этой женщиной была мадам де Монтеспан. Она начала пользоватьсяуслугами колдуньи еще в ту пору, когда была молода и свежа, а любовницей Людовикасчиталась Луиза де Лавальер.

Гибур зачем-то записал мольбы Атенаис, обращенные к Сатане: «Я прошу дружбыкороля и дофина, и чтобы она не кончалась. Пусть королева будет бесплодна, пусть корольпокинет ее постель и стол для меня, пусть я получу от него все, что попрошу для себя илидля родственников, пусть мои друзья и слуги будут ему приятны; пусть я буду уважаемавельможами; чтобы меня призывали на королевский совет, чтобы я знала, что тампроисходит; пусть дружба и любовь короля ко мне удвоится; пусть король покинет и даже невзглянет на Лавальер; пусть король разведется с женой, и я стану королевой».

С тех пор фаворитка короля стала постоянной клиенткой Монвуазен. Она регулярнопокупала у нее приворотные средства, которыми пичкала короля, чтобы поддержатьугасающую страсть. Нам примерно известен состав зелий, которыми пользовались колдуньиXVII века: часто в них входили человеческие эмбрионы, толченые насекомые и жабы,менструальная кровь, всевозможные травы, часто ядовитые, и обязательно — шпанскаямушка. Еще точно известно, что Ла Вуазен использовала сушеные внутренности крота илетучих мышей. Чем отвратительнее были компоненты, тем более действенным считалось

зелье, но один из его компонентов — шпанскую мушку — следует рассмотреть подробнее.Это небольшой жучок ярко-зеленого цвета, распространенный по всей Европе и в

странах Азии. Как многие насекомые, он выработал защиту от птиц — выделяет едкое идаже ядовитое вещество кантаридин. Кантаридин вызывает очень сильное раздражениеслизистых оболочек, поэтому птицы и не склевывают этих жучков. В качестве афродизиакатолченые жуки употреблялись с древности, так как побочным следствием раздражениятканей действительно является сильное сексуальное возбуждение. Но прямым и болеесильным следствием принятия шпанской мушки становится тяжелое поражение стенокжелудка и кишечника, приводящее к гастриту, язвенной болезни, некрозу тканей и смерти.

Бедный Людовик, в молодости отличавшийся отменным здоровьем и любившийхорошо поесть, после нескольких лет приема чудовищных снадобий обрюзг, растолстел истал часто болеть и страдать желудком. Врачи списывали все на чревоугодие ирекомендовали королю диеты, не догадываясь об истинной причине недомоганий.

Дочь Ла Вуазен и другие подследственные утверждали также, что существовал планубийства короля: ему предполагали передать прошение, пропитанное ядом. Оказывается, Л аВуазен могла готовить столь сильные снадобья, что достаточно было простогоприкосновения, чтобы умереть.

Показания Като и Мари-Маргариты подтвердили еще двое: хирург Лессаж и аббатМариэтт, арестованные по делу банды алхимиков. Прелестная маркиза покупалаприворотные зелья и у них.

Де ла Рейни был в растерянности: не могло быть и речи о вызове маркизы Монтеспан всуд для дачи показаний. По мнению искушенного в делах полицейского, «чрезмерностьсовершенных преступлений гарантировала их от преследований».

Министр Кольбер, ознакомившись с результатами следствия, обвинил свидетелей вклевете и потребовал закрыть дело. Окончательное решение принял сам Людовик XIV:внимательно прочитав доклад де ла Рейни, он сжег бумаги в камине и приказал закончитьследствие, не допуская огласки: мать его детей не могла быть объявлена ведьмой ибезбожницей.

Последовало несколько казней, но все это были второстепенные лица. Некоторыеугодили в сумасшедшие дома. Большая часть фигурантов дела была отправлена в разныетюрьмы, где они должны были содержаться в строгой изоляции. Охранникам было строго-настрого приказано не слушать произносимые ими глупости и строго наказыватьзаключенных, если они станут много болтать. Клод ле Вин удалось отбиться от тюрьмы иплахи, но остаток жизни она провела в своем особняке, опасаясь выходить на улицуФактически дело было замято.

Ну а что же мадам Монтеспан?С этой женщиной король не мог так просто порвать: ведь она родила ему семерых

детей. Но и оставаться с ней он тоже не мог, слишком многое стало между ними: Черныемессы, тысячи загубленных младенцев, его собственные дети, не дожившие до зрелости, —вспомните, Монтеспан просила Сатану сделать королеву бесплодной. Сколь нилегкомысленен и распутен был Людовик, но все это не могло оставить его равнодушным. Ктому же именно он был косвенной причиной этих бесчинств: это ради него Атенаис деМонтеспан поклонялась дьяволу! Это его она годами пичкала отвратительнымиприворотными снадобьями!

Поэтому и Людовик, и все придворные постарались, чтобы падение фаворитки прошлокак можно более незаметно. Монтеспан должна была покинуть свои роскошные апартаментыи переселиться в скромные комнаты на другом этаже. Король продолжал некоторое времянаносить ей визиты, но обязательно в присутствии придворных. И даже во время этихкратких встреч он не мог скрыть своей глубокой неприязни к бывшей любовнице,оказавшейся чудовищем.

В 1691 году бывшая фаворитка удалилась в общину Сен-Жозеф, ко двору ей путь былзаказан. Под старость «золотая маркиза» пыталась замаливать грехи, раздавая свое состояние

бедным, соблюдая посты и нося власяницу. По всей видимости, ее мучила совесть: «оналожилась спать с незашторенными окнами, со множеством горящих свечей, —рассказывал граф Сен-Симон, — вокруг нее должны были бодрствовать служанки. Когдабы она ни проснулась, они должны были разговаривать, есть, прихорашиваться, но тольконе спать».

Единственным ее другом в эти годы изгнания остался Мсье — брат короля ФилиппОрлеанский. Людовик же не простил ее никогда и даже после ее смерти запретил детямносить по ней траур.

Сам он тоже очень изменился после этой страшной истории. Глубокое раскаяниеохватило короля, он оставил празднества и развлечения, прежде столь им любимые, и дворпогрузился в молитвы. Депрессия усугублялась абстинентным синдромом, то есть «ломкой»:ведь короля в течение многих лет пичкали возбуждающими средствами, а теперь прием ихпрекрастился.

Людовик вернулся к жене, Марии-Терезе, которая простила его. Но королева была ужетяжело больна и после описанных событий прожила лишь год. Этот последний год ее жизнисупруг окружил ее нежностью и заботой. Во время ее последней болезни он неотлучнонаходился у постели Марии-Терезе. Но по этикету король Франции не должен видеть смерть,потому Людовика попросили удалиться, когда у нее началась агония. Он вышел в соседнююкомнату и, услышав о ее кончине, произнес:

— Первый раз она меня огорчила.

Второй женщиной, поддержавшей Людовика в эти годы, стала няня его детей отМонтеспан — вдова поэта Скаррона Франсуаза д’Обинье. Она приходилась внучкойгугеноту Агриппе д’Обинье — знаменитому поэту и бузотеру. Ее отец — Констан д’Обинье— был вынужден бежать в Америку (или, как тогда говорили, в Индию), после того, каксовершил преступление: он застал свою жену с любовником и убил ее. В Америке д’Обинье-младший женился еще раз на девушке-гугенотке, та родила ему дочь Франсуазу, но счастьяон не нашел и прожил недолго.

Его дочь осталась сиротой, бедной как церковная мышь. В колониях было многопротестантов, и девочка поначалу воспитывалась в протестантской вере, но затем ееотправили во Францию к родственникам-католикам. По пути во Францию, на кораблеФрансуазе стало плохо, она потеряла сознание, и окружающие сочли ее мертвой. Все ужеготовились зашить ее тело в саван и бросить в море, когда кто-то из моряков заметил, что«покойница» дышит.

Тетка Франсуазы, госпожа де Нейян, ставшая ее опекуншей, сочла за лучшее отправитьдевочку в монастырь, и монахини приложили все усилия, чтобы вернуть «заблудшую овцу»в лоно католицизма. Под их влиянием девочка выросла угрюмой, крайне благочестивой,даже фанатичной. Однако она была умна и хорошо образована.

За пребывание юной Франсуазы в монастыре надо было платить, денег не хватало, исвою помощь семейству де Нейян предложил сосед — поэт Скаррон.

Таллеман де Рео:«Она жила до этого у г-жи де Нейян… которая хотя и приходилась ейродственницей, обирала ее до нитки. Старуха эта была так скупа, что на всюкомнату ставилась одна жаровня: грелись, стоя вокруг нее. Скаррон, живший втом же доме, предложил вносить ей какую-то сумму дабы маленькая д'Обиньимогла стать монахиней; в конце концов он решил на ней жениться. И вотоднажды он ей сказал: „Мадемуазель, я не желаю больше давать деньги на то,чтобы упрятать вас в монастырь“. Она громко вскрикнула. „Да погодите же, япросто хочу на вас жениться: мои слуги выводят меня из терпения!“».

Сен-Симон:«…г-жа де Нейан в свое время оказала прием г-же де Ментенон, когда тавернулась с островов Америки 113, содержала ее, кормила и давала приют измилосердия, а затем, чтобы сбыть ее с рук, выдала замуж за Скаррона».

Этот брак модно было бы считать очень удачным, если бы не одно «но»: Скаррон былкалекой. Франсуаза, только что вышедшая из поры детства, должна была превратиться всиделку при нем.

Таллеман де Рео:«Маленький Скаррон всегда питал склонность к поэзии, танцевал в балетах иотличался прекраснейшим нравом до той поры, пока некий шарлатан, взявшисьизлечить его от какой-то детской болезни, не дал ему снадобья, от которого унего отнялись все члены, кроме языка и еще кое-чего, что вам, должно быть,понятно; по крайней мере, из дальнейшего ясно, что этому вполне можно верить.С тех пор он сидит на стуле, укрытый сверху и может двигать только пальцами,в которых держит палочку чтобы иметь возможность почесываться; видомсвоим он на волокиту отнюдь не похож. Это не мешает ему то и дело отпускатьшутки, хотя боли почти никогда его не покидают; следует; пожалуй, считатьчудом нашего века, чтобы человек в подобном состоянии, к тому же еще и бедняк,мог так смеяться, как он».

Этот странный брак длился восемь лет. Другая на месте невесты рыдала бы от горя,выходя замуж за дряхлого парализованного старика, но Франсуаза вспоминала годы этогобрака как самые счастливые в своей жизни: юная бесприданница сумела оценить остроумиеи богатый внутренний мир своего старика-супруга. «Г-жа Скаррон отвечала тем, ктоспрашивал у нее, почему она вышла замуж за этого человека: „Я предпочла выйти за него,нежели уйти в монастырь“».

Скаррон сильно хворал, его донимали невыносимые боли. Франсуаза скрашивала егожизнь. Некрасивая и неловкая в юности, с годами она расцвета и стала оченьпривлекательной женщиной. «Скаррон говорил, что женился, дабы видеть людей, иначе,мол, никто бы его не навещал, — описывал Таллеман де Рео. — Жена его повсюду желанныйгость; до сих пор полагают, что Рубикона она не перешла».

У молодой женщины было много поклонников, особенно усердствовал некийВилларсо, но старый Скаррон лишь потешался над теми, кто пытался заронить в немсомнение насчет верности его супруги. Старый поэт умер осенью 1660 года и дажеисповедовался перед смертью, хоть и был атеистом: он сделал это, чтобы не огорчатьлюбящую его Франсуазу. Она искренне горевала и вскоре после его смерти удалилась вмонастырь, хотя и не приняла постриг. Впрочем, друзей у нее было много, и в монастырьзачастили посетители, вызывая недовольство монахинь.

Сен-Симон:«Она поселилась в Доме призрения для женщин старанием вдовы маршала д'Омона; у

последней была там обставленная светелка, которую она en и предоставила; вначале этадама посылала en все, в чем та нуждалась, даже одежду; но она разболтала об этомтакому множеству людей, что, в конце концов, г-же Скаррон это надоело, и однажды онаотправила обратно тележку с дровами, которую та велела разгрузить во дворе обители.Вскоре ей назначили пенсию, и она стала платить за все услуги».

Одними из тех, кто навещал Франсуазу в трудные для нее дни, были Луи де Морне,маркиз де Вилларсо, главный псарь Людовика XIV и один из самых красивых мужчинФранции, и дама, которую при крещении нарекли Анной, но весь Париж знал под именемНинон. Красавца Вилларсо прочили Франсуазе в любовники, а Анна-Нинон считалась ее

лучшей подругой. Даже много лет спустя, когда Франсуаза стала морганатической супругойкороля Франции, эти женщины тайком встречались. Почему же тайком? А потому чторепутация у Нинон была такой, что она никак не могла быть принята во дворце. Ведь речьидет о Нинон де Ланкло — знаменитой куртизанке.

Набожная, скромная, замкнутая, холодная, некокетливая, не очень красивая и не оченьмолодая женщина показалась Атенаис Монтеспан идеальной кандидатурой на рольвоспитательницы своих детей. Должность эта была не слишком почетной: дети были хоть икоролевскими, но бастардами, рожденными в порочной связи. Однако когда кто-то заметилей это, Франсуаза язвительно ответила:

— Должность няни этих детей, по-вашему, унизительна? Что же вы тогда скажете об ихматери?

Сказать дурное слово о всесильной Атенаис отваживались немногие.Воспитанников своих Франсуаза очень любила, в отличие от их родной матери.

Повзрослев, они вспоминали, что маму свою почти и не видели, ее место в их жизни заняланяня. С самой королевской фавориткой Франсуаза д’Обинье поддерживала самые дружескиеотношения, поначалу почти искренние, впоследствии — лицемерные.

Сближение Франсуазы с королем произошло во время расследования «Дела о ядах».Ревностная католичка Франсуаза д’Обинье сумела дать королю утешение и найти верныеслова, чтобы успокоить его душу. Она стала его другом, а после смерти королевы — еголюбовницей.

Существует рассказ, что на смертном одре Мария-Тереза подозвала к себе Франсуазу и,сняв с руки кольцо, надела ей на палец. После кончины королевы д’Обинье сталаофициальной фавориткой Людовика, а спустя несколько лет он тайно женился на ней.Король подарил ей поместье Менте — нон, и с тех пор Франсуаза Д’Обинье сталаназываться мадам де Ментенон. Впрочем, за спиной завистники продолжали дразнить ее«Скарроншей» — по первому мужу.

При дворе скромная и нелюдимая Ментенон имела много недоброжелателей и оченьмало друзей, в отличие от дней своей молодости, когда ее не покидали даже за стенамимонастыря. Она была умна, но не любила лицемерить и предпочитала одиночествофальшивой дружбе. По мнению герцога Сен-Симона, Ментенон «взваливала на себя бремяникчемных, призрачных, нелегких забот», вместо того, чтобы благодаря своему положению«наслаждаться свободой». Ее прозвали «Черной королевой» — за нелюдимый нрав,склонность к молитвам, нелюбовь к развлечениям и манеру одеваться в строгие платья,темные, но не черные: Людовик не любил этот цвет.

Ханжество действительно было ей присуще. Так, однажды она совершила настоящийакт вандализма, приказав уничтожить картину «Леда» кисти Леонардо да Винчи, посколькусочла ее непристойной. Сейчас подобный поступок кажется кошмарным.

Однако маркиза вовсе не была мегерой! Она основала школу Сен-Сир для дочерейбедных дворян и проявила недюжинные педагогические способности, составляя для неепрограмму и методические пособия. Будучи сама весьма образованной особой, она считалане столь важным просто накопление знаний в головах воспитанниц, но советовала обращатьвнимание, прежде всего, на их воспитание и развитие ума в «живых беседах».

Позднее открылось еще несколько учебных заведений по типу Сен-Сира.В Версале произошли значительные изменения: забылись карусели и ассамблеи, ушли

в прошлое роскошные балы и праздники. Даже пуританин завыл бы здесь от тоски, шутилипридворные, вспоминая былые времена. Людовик порой и не прочь был вернуться кпрошлым забавам, но не осмеливался перечить своей тайной супруге. Впрочем, хоть поройкороль и жаловался своим духовникам на ее холодность, он любил Франсуазу и, дажеумирая, мечтал о встрече с ней на небесах. «При предстоящей нашей разлуке меня утешаетмысль, что она не будет продолжительна и мы скоро свидимся», — произнес он на смертномодре, на что Ментенон весьма цинично заметила: «Очень любезное утешение! Эгоистом жил,эгоистом и умирает».

Впрочем, Людовик оказался прав: Франсуаза пережила его всего лишь на три года.После его смерти она удалилась в Сен-Сир, но существует рассказ, что перед этим онанавестила постаревшего Вилларсо и призналась, что любила его намного сильнее, чемкороля.

Нинон де Ланкло

Единственная близкая подруга Франсуазы де Ментенон заслуживает отдельногорассказа. Ханжа и куртизанка, ревностная католичка и вольнодумка, «Черная королева» идама, славящаяся на весь Париж своим кокетством. Что могло связывать этих двух женщин?

А ведь Нинон де Ланкло была близкой подругой г-жи де Ментенон все время, пока тажила в Париже. Позднее, став супругой короля, г-жа де Ментенон не любила, когда ейнапоминали о Нинон, однако не смела сказать о ней худого слова. Сен-Симон передает, что«с тех пор, как г-жа де Ментенон возвысилась, подруги виделись всего дважды или трижды,причем в глубокой тайне». Однако подруги продолжали переписываться, и если Нинонпросила о какой-то услуге для своих друзей, то Ментенон всегда выполняла ее просьбы.

Нинон родилась в Париже 15 мая 1616 года, она была дочерью Генриха де Ланкло и егосупруги, происходившей из древней орлеанской фамилии. Отец Нинон был довольнолегкомысленным человеком, из-за нелепой дуэли он был вынужден покинуть Францию,когда его дочь была еще совсем ребенком. Папа очень хорошо играл на лютне — вот и все,что Нинон помнила об отце. Этот инструмент пришелся по вкусу и ей самой. Милая, хоть ине красавица, она отличалась живым умом, музицировала и превосходно танцевала,особенно любила сарабанду, поэтому жившие по соседству дамы часто приглашали ее к себе.

Ей было всего тринадцать лет, когда во время процессии Страстей Господних, увидев,что все плачут, она спросила: «Чего это они? Ведь все равно же Он воскреснет?» Ее мать,услышав замечание дочери, возмутилась и попросила духовника хорошенько намылить ейголову. Уже взрослая Нинон призналась друзьям, что именно тогда поняла, что всякаярелигия — не что иное, как лицемерие, и во всем этом нет никакой правды.

Мужчины стали рано интересоваться хорошенькой Нинон. Она отвечала имвзаимностью, за короткий срок сменив трех ухажеров, но ни один из них не сделал попыткижениться на бесприданнице. Некий Кулон первым открыто взял ее на содержание, и«…тогда все порядочные или так называемые порядочные женщины отвернулись от Нинон иперестали с ней встречаться», — рассказывал ее приятель Таллеман де Рео.

Вслед за Кулоном появился еще один состоятельный поклонник, потом еще один…Нинон была очень ветрена и часто меняла мужчин. Сплетники делили ее любовников на триразряда: тех, кто платил, к коим она была совершенно равнодушна, терпя их лишь до порыдо времени, пока они были ей нужны; тех, кого она мучила, и любимчиков. Впрочем даже иза деньги Нинон отдавалась далеко не всем. Эта сильная и смелая женщина твердо решилапринадлежать лишь тем, что ей приглянутся; она сама делала первый шаг, говорила или жеписала им о своей склонности; когда же мужчина ей наскучивал, она тоже сама прямоговорила ему об этом. Обычно ее романы длились не дольше трех месяцев. «Три месяца —для меня это целая вечность», — смеялась Нинон.

Таллеман де Рео13«Она говорит; будто нет ничего дурного в том, чем она занимается, не скрывает,что ни во что не верит, хвалится тем, что стойко держалась во время болезни,когда думали, что конец ее уже близок, и приобщалась святых тайн лишь изприличия. …Она переняла особую манеру изъясняться и делать смелыеумозаключения на манер философов; читает она одного Монтеня и судит обовсем, как ей вздумается. В письмах ее есть пылкость, но мысли излагаются

13 Таллеман де Рео (1619–1692) — французский писатель-мемуарист, современник королей Людовика XIII иЛюдовика XIV. Автор «Занимательных историй».

беспорядочно. Она требует уважения к себе от всех, кто ее посещает, и непотерпела бы, чтобы самый знатный придворный посмеялся над кем-либо из еегостей».

Слухи о вольнодумстве Нинон дошли до самой королевы-матери, Анна Австрийской, ита велела заточить куртизанку в монастырь. Распоряжение вызвало в Париже настоящийскандал!

Сен Симон:«Она наделала такого шуму, более того, в расцвете своей блистательноймолодости оказалась причиной таких беспорядков, что королева-мать, сбезграничной снисходительностью относившаяся к галантным и более чемгалантным особам, на что у нее были свои причины, все-таки была вынужденаотдать ей приказ удалиться в монастырь. Один из парижских полицейских чиновдоставил ей королевский указ об изгнании; она прочла его и, заметив, что названиемонастыря там не обозначено, сказала без всякого смущения: „Сударь, королевабыла ко мне так добра, что оставила на мое усмотрение выбор монастыря, кудая должна удалиться по ее приказу; посему прошу вас передать ей, что я выбираюмонастырь ордена францисканцев в Париже“, — и с изящным реверансом вернулаему указ. Чин, изумленный таким беспримерным бесстыдством, не нашел, чтовозразить…»

Монастырь ордена францисканцев был мужским монастырем. Узнав про ответ Нинон,разгневанная королева выбрала для дерзкой место заключения сама.

Таллеман де Рео:«…Королева-мать велела заточить Нинон в монастырь Мадлонетт… Послеэтого пошли разговоры, будто все придворные волокиты собираются осадитьмонастырь Мадлонетт; нарядили стражу, которой приказано было ходитьдозором вокруг монастыря всю ночь. В другой раз пошли слухи, будто какие-тоблестящие кавалеры измеряли из соседнего дома высоту стен монастыря, и т. д.Все это наделало такого шума, что Нинон пришлось оттуда взять, но с условием,что она проведет некоторое время в монастыре в Ланьи. Ее навещало такоемножество народу, что хозяин харчевни „Королевский меч“ нажил себе на этомсостояние».

Заточение, вызвавшее столь бурные страсти, длилось недолго; вскоре Нинон вновьоказалась на свободе и в центре всеобщего внимания.

Сен Симон:«У Нинон было много друзей среди всевозможных знаменитостей, и она быланастолько умна, что всех их сохранила, причем все они оставались дружны междусобой или, во всяком случае, обходились без стычек. Дома у нее царили чинность ивнешняя благопристойность, какую не всегда удается поддерживать и самымвысокородным принцессам, у которых тоже бывают свои слабости. Такимобразом, дружбу с ней водили самые искушенные и самые благовоспитанныепридворные; быть принятым у нее вошло в моду, многие стремились к этому радисвязей, которые можно было завести у нее в салоне. Никогда никакой игры, нигромкого смеха, ни ссор, ни пересудов о религии или о правлении; безднаостроумия, притом блистательного; новости, как старинные, так и недавние;события галантной жизни, но ни тени злословия; когда посетителей пересталипривлекать к ней в дом ее чары, а соображения благопристойности и мода уже не

позволяли ей смешивать телесное с духовным, остались изящество, легкость,мера, а отсюда и беседа, которую она умела поддержать, обнаруживаяостроумие и познания в событиях всех времен; и уважение, с которым, как нистранно, относились к ней все — и многочисленные друзья, и знакомые самоговысокого разбора. Она знала все интриги минувшего и нынешнего царствования,как серьезные, так и легкомысленные; речи ее были очаровательны, бескорыстны,правдивы, скромны, совершенно достоверны, и, можно сказать, за ничтожнымисключением, она была воплощением добродетели и подлинной порядочности.Друзей она частенько выручала деньгами и кредитом, ради них пускалась внешуточные хлопоты, самым надежным образом сберегала деньги, отданные ейна хранение, и важные тайны, которые бывали ей доверены. Все это принесло ейизвестность и совершенно необыкновенное уважение».

Она была героиней сплетен и анекдотов, ее афоризмы передавали из уст в уста, и самЛюдовик XIV, узнав о каком-нибудь происшествии, спрашивал: «А что сказала об этомНинон?»

Несчастный Вилларсо, оставленный Франсуазой д’Обинье, нашел утешение у Нинон.От него у де Ланкло было двое детей. Их связь длилась долго, и люди говорили: «Онастареет, она становится постоянной», а ведь в ту пору Нинон было всего лишь тридцать лет!Вилларсо был очень ревнив. О его нелепой ревности рассказывали забавные байки вродеэтой:

Таллеман де Рео:«Однажды, в самый разгар своей влюбленности Вилларсо увидел в окно, — ибо оннарочно поселился в доме насупротив, — что у Нинон горит свеча; он послалспросить, не пускают ли ей кровь. Она ответила, что нет; тогда он решил, чтоона, стало быть, пишет письмо какому-нибудь сопернику. Его охватываетревность, он хочет бежать к ней; в своем неистовстве вместо шляпынасаживает себе на голову серебряный кувшин, да с такой силою, что потомлишь с большим трудом этот сосуд удается с него содрать. Нинон не сумеларассеять его сомнения; он опасно заболевает. Нинон так этим растрогана, чтоотрезает себе волосы — а они у нее великолепны — и посылает их Вилларсо, дабыон видел, что она не желает ни выезжать, ни кого-либо принимать у себя. Такоесамопожертвование благотворно сказывается на состоянии больного: лихорадкатотчас же проходит. Узнав об этом, она идет к нему, ложится в его постель, иони не встают с нее целую неделю».

Последним любовником Нинон был аббат де Жедуаэн, восьмидесяти лет, тем не менеевесьма крепкий мужчина. Куртизанка целый месяц томила возлюбленного и отдалась ему втот день, когда ей самой исполнилось восемьдесят. Целый год длилась эта связь, но ревностьаббата заставила Нинон расстаться с ним.

Анекдоты о Нинон:Лашастр перед отъездом утверждал, что будет одним из этих избранныхсчастливцев. Очевидно, что Нинон не давала ему на то твердого обещания; но унего хватило глупости — он не блистал умом, — а соответственно, исамонадеянности, попросить у нее в том расписку; она ему таковую распискувыдала. Он увез ее с собой и часто ею похвалялся. Обязательство свое онавыполняла дурно и, нарушая его, всякий раз восклицала: «Ох, как же быть сраспиской, которую я дала Лашастру!» Наконец счастливчик, который был с ней вэто время, спросил, что означают ее слова. Она объяснила; он пересказал этуисторию и выставил Лашастра на посмешище; слух о расписке докатился доармии, где находился в то время Лашастр.

Во время поста 1651 года придворные частенько лакомились у нее скоромным; кнесчастью, кто-то выкинул однажды из окна кость на голову проходившего мимосвященника из церкви Сен-Сюльпис. Этот священник пошел к кюре, поднял у негобольшой шум, и движимый усердием, добавил, словно речь шла о какой-то мелочи,что в этом доме убили двух человек, не говоря уж о том, что там открыто едятмясное. Кюре пожаловался на это окружному судье, который был мошенником.Нинон, узнав об этом, послала г-на де Кандаля и г-на де Мортемара к судье дляпереговоров, и тот учтиво принял их.

Однажды гости Нинон принялись обсуждать одного общего знакомого, которомунравились красивые мальчики. «Право же, — сказал один из гостей, — об этом нестоит говорить в присутствии мадемуазель». — «Пренебрегите этим, — сказалаона, — уж не настолько я женщина, как вы воображаете».

Однажды во время прогулки на Кур-ла-Рен она увидела, как маршал де Граммонпригласил какого-то статного мужчину, проезжавшего мимо верхом, пересесть ксебе в карету. Это был Навай, в ту пору еще не женатый; он ей понравился. Онавелит передать, что будет очень рада побеседовать с ним после прогулки; корочеговоря, она увозит его к себе. Они ужинают; после ужина она отводит его в весьмаопрятную спальню, предлагает ему лечь и ждать — к нему, мол, скоро придетподружка. Он же, должно быть устав, засыпает. Увидев его спящим, Нинонотправляется спать в другую комнату, унося с собой платье этого сони. Наутро,спозаранку, она надевает это платье, нацепляет шпагу и входит в спальню,отчаянно ругаясь. Навай просыпается и видит перед собою человека, которыйготов все сокрушить. «О сударь, — говорит он, — я человек чести и готов дать вамудовлетворение; ради бога, поговорим начистоту!» Тут Нинон расхохоталась. Нопри всем том, говорят, он доставил ей весьма умеренное удовольствие. Он сильноволосат; она ему сказала: «Вы, должно быть, очень сильный, уж больно вывоздержанны».

Афоризмы Нинон:• Благоразумная женщина не избирает себе мужа без согласия своего рассудка,как любовника без согласия своего сердца.• — Ваш ребенок не говорит? Да вы просто счастливица — он не будетпересказывать ваши слова!• Боже, позволь мне стать добродетельным человеком — но не добродетельнойженщиной!• Коварство не в неверности, а в лицемерных ласках неверного. Неверностьпростить можно, коварство — никогда.• Лучше быть обманутым, чем оскорблять друга своим недоверием.• Никогда мужчина не бывает так нежен, как после того, как его простили заминутную неверность.• Опыт — врач, являющийся после болезни.• Брак и любовь — это дым и пламя.• Скромность везде и во всем. Без этого качества самая красивая женщинавозбудит к себе презрение со стороны самого снисходительного мужчины.• Чем меньше страсти выказываешь, тем большую страсть возбуждаешь.• Привязанность начинается там, где кончается любовь; неверность начинаетсятам, где кончается привязанность.• Если уж Богу было угодно дать женщине морщины, он мог бы, по крайней мере,часть из них разместить на подошвах ног.• Желание нравиться рождается у женщин прежде желания любить.• Труднее хорошо вести любовь, чем хорошо вести войну.• Женщина не выносит ревнивца, которого не любит, но сердится, если не ревнует

тот, кого она любит.• По просьбе Сент-Эвремона Нинон написала свою биографию, умолчав, однако, освоих любовных историях. Вот мой портрет, но только по пояс.

Принцесса-мавританка

Одна из самых таинственных легенд, связанных с двором «короля-солнце», повествуето таинственной мавританке — темнокожей девушке, ушедшей в монастырь в городке Морэ.Эта необычная монахиня до конца жизни была убеждена в том, что она — принцессакоролевской крови. Однажды, услышав звук охотничьего рога — в лесу неподалеку охотилсяобожавший это занятие дофин, — она как бы между прочим обронила: «Это мой братохотится». Понесла ли чернокожая монахиня наказание за такую дерзость? Ни в коей мере!Напротив, всю ее жизнь члены королевской семьи относились к ней с большим вниманием.

Письмо с просьбой о ее принятии в монастырь в сентябре 1695 года написала аббатиселично госпожа де Ментенон, в письме она упомянула, что «мавританка» выразила желание,«чтобы на церемонии присутствовал весь Двор», и к этой ее просьбе отнеслись совниманием.

О здоровье и поведении этой сестры была проявлена величайшая забота, личноаббатиса следила за всем, что имело к ней отношение. Есть сведения, что с этой поры г-жа деМентенон довольно часто наведывалась в монастырь в Морэ, делая обители богатыеподарки. Бывал там и дофин, и другие принцы и принцессы. Сам король через доверенноелицо каждый год делал в Морэ вклад на значительную сумму в качестве пансиона за этутаинственную монахиню. В пансионной грамоте значилось ее имя, девушку звалиЛюдовика-Мария-Тереза!

Вольтер:«Она была на редкость смуглая и к тому же походила на него (короля). Когдакороль отправил ее в монастырь, он сделал ей подарок, назначив содержание вдвадцать тысяч экю. Бытовало мнение, будто она его дочь, что вызывало у неечувство гордости, однако настоятельницы выражали по с ему поводу явноенедовольство. …Г-жа де Ментенон посетила Морэйский монастырь, она призвалачернокожую монахиню к большей сдержанности и сделала все, чтобы избавитьдевицу от мысли, тешившей ее самолюбие.— Сударыня, — ответила ей монахиня, — усердие, с каким такая знатная особа,как вы, пытается внушить мне, что я не дочь короля, убеждает меня как раз вобратном».

Возможно ли, что у Людовика XIV была темнокожая любовница? Историки,пристально изучившие жизнь Версаля, не обнаружили такой женщины. Зато они нашлимужчину!

И родилась сплетня.Вольтер был первым, кто сотворил легенду о происхождении мавританки.Вторым стал Жорж Тушар-Лафос, офицер армии Наполеона и автор знаменитой

«Хроники бычьего глаза» или «Хроники круглого окна» — книги, смаковавшей скандальныеэпизоды из жизни Версаля. «Бычьим глазом» называлось небольшое круглое отверстие встене, украшенное витражом или забранное решеткой. Оно позволяло подглядывать, самомуоставаясь незамеченным. Такая архитектурная деталь имелась в прихожей Людовика XIV вВерсале, за что эту комнату прозвали «Салоном бычьего глаза».

Жорж Ленотр, историк начала XX века, повторил эту легенду, а вслед за ним —современный французский историк Ален Деко. Их версия заключается в том, что мавританкадействительно была дочерью Марии-Терезе — но не от короля.

В свите французской королевы состоял паж-африканец. Королева была к нему оченьпривязана, пока он был ребенком: она учила его хорошим манерам, правильно говорить по-французски. Мальчик вырос, повзрослел и… исчез. Предполагают, что он внезапно от чего-то умер.

В то время королева была беременна, но на восьмом месяце заболела и разрешиласьраньше срока слабым младенцем — девочкой, которая вскоре умерла. Это произошло вноябре 1664 года. По описанию свидетелей — а роды королевы всегда проходили вприсутствии придворных дам — младенец был очень темнокож, весь черный, с головы допят.

Восьмимесячные младенцы часто бывают очень смуглы, чернота кожных покрововможет развиться и от асфиксии (недостатка кислорода) в результате трудных родов, поэтомусамо по себе это наблюдение ни о чем не говорит. Но мадемуазель де Монпансье, илиВеликая мадемуазель, двоюродная сестра короля, описавшая тяжелую болезнь королевыпосле родов, заметила, что «новорожденная как две капли воды походила наочаровательного мавритенка, которого привез с собой г-н Бофор и с которым королеваникогда не расставалась; когда все смекнули, что новорожденная могла быть похожа толькона него, несчастного мавра убрали прочь».

Младенец умер, прожив чуть больше месяца. Принцесса Пфальцская написала, чтохотя «все придворные видели, как она умерла», народ в это не поверил «ибо все знали, чтоона находится в монастыре в Морэ, близ Фонтенбло», — то есть именно там, где позднеебыла пострижена таинственная мавританка.

Почти сто лет спустя, в декабре 1756 года герцог де Люин изложил в своем дневникебеседу, которую он имел с королевой Марией Лещинской, супругой Людовика XV: «Долгоевремя только и было разговоров, что о какой-то чернокожей монахине из монастыря в Морэ,неподалеку от Фонтенбло, которая называла себя дочерью французской королевы. Кто-тоубедил ее, что она дочь королевы, однако из-за необычного цвета кожи ее упрятали вмонастырь. Королева оказала мне честь и поведала, что у нее был разговор об этом спринцессой Конти, узаконенной внебрачной дочерью Людовика XIV, и принцесса Контисказала ей, что королева Мария-Тереза действительно родила девочку, у которой былофиолетовое, даже черное, лицо — очевидно, оттого, что при появлении на свет она сильномучилась, однако ж немного спустя новорожденная умерла».

Происхождение темнокожей монахини Мария Лещинская объяснила так: «У некоегоЛароша, привратника в Зоологическом саду, в ту пору служили мавр и мавританка. Умавританки родилась дочь, и отец с матерью, не будучи в состоянии воспитать ребенка,поделились своим горем с г-жой де Ментенон, та сжалилась над ними и обещалапозаботиться об их дочери. Она снабдила ее весомыми рекомендациями и препроводила вмонастырь. Так появилась легенда, которая на поверку оказалась выдумкой от начала и доконца».

Глава 7Европа и наркотики

Семья отправляется в путешествие. Семья большая: муж, жена, несколько детей…Конечно, вещей масса: чемоданы, кульки, картонки, корзинки с едой и обязательно аптечка,а в аптечке — опийная настойка для младших сынишки и дочурки. Она совершеннонеобходима, чтобы малыши лучше перенесли дорогу.

Нет, перед вами не преступники, не маньяки и не извращенцы! Это добропорядочноеанглийское семейство XVIII века. Впрочем, подобную картину можно было наблюдать и ввеке XVII, и даже в XIX: между тем временем, когда в Европу стали привозить из странВостока наркотики, и годами, когда, наконец, европейцы осознали их страшный вред, —прошло около трех сотен лет.

Началось все в эпоху Великих географических открытий: из Индии везли гашиш, изТурции — опий, из Америки — коку. Необычное дурманящее действие этих снадобийпривлекало европейцев. Первыми их попробовали моряки: «Снадобье скоро возымелодействие, и нам всем стало весело, кроме двоих, которые, полагаю, не будучи привыкшими кэтой смеси, боялись, что она причинит им вред. Один уселся на пол и горько проплакал весьдень. Другой, охваченный ужасом, спрятал голову в огромный кувшин и пробыл в этомположении часа четыре или больше. Четверо или пятеро из нас лежали на расстеленных вкомнате коврах, восхваляя друг друга и представляя себя чуть ли не императорами. Один вприпадке вздорного настроения дрался с деревянной колонной крыльца до тех пор, пока несодрал кожу на костяшках пальцев. Сам я и еще один моряк сидели и истекали потом покрайней мере на протяжении трех часов».

Сей документ, составленный в 1676 году, считается первым свидетельством обупотреблении наркотиков европейцами. На чайных клиперах довольно скоро гашиш —сухие листья конопли — попал в Европу Эти листья толкли и заваривали как чай, получая«бханг» — дурманящее зелье, после пары часов приятного опьянения вызывающеестрашную головную боль и общее недомогание. Путешественники, побывавшие в далекихстранах, предупреждали своих соотечественников об опасности бездумного поглощенияэкзотического напитка: «Со временем он приводит к смерти… особенно в холодномклимате, где обманчивые свойства напитка гораздо быстрее губят дух. Постоянноеупотребление этого зелья меняет внешний вид людей и необъяснимым образом ослабляеттело и ум… Те, кто обрел зависимость от этого снадобья, не могут без него жить ипривыкают так, что умирают от желания его отведать».

Однако от массового потребления гашиша европейцев уберегли вовсе не этипредостережения: в Европе конопля ассоциировалась, прежде всего, с пенькой. Из стеблеймужского растения изготавливали канаты и текстильное полотно. Из них делали веревки,употреблявшиеся на виселицах. Именно эта ассоциация — с казнью через повешенье — исделала гашиш непопулярным.

Вторым наркотиком, привезенным в Европу из Америки, стали листья коки. Иходурманивающее действие не так ярко выражено, и в первую очередь коку рассматриваликак тонизирующее средство. Миссионеры писали, что кока служила для индейцевисточником силы и храбрости: горсть листьев позволяла прожить им несколько дней безеды, сохраняя силы. Они имели возможность проверить стимулятор и на себе: в 1781 году вовремя осады восставшими индейцами боливийского города Ла-Пас там кончились запасыпровианта, но гарнизон выжил и продолжил обороняться благодаря коке. Врачи дажепредлагали использовать листья коки, чтобы избавить европейских бедняков от голода ижажды, некоторые видели в ней благую замену алкоголю. К счастью, все эти проекты небыли воплощены.

Опасностей, связанных с наркотиками, медики не замечали еще очень долго. Именноврачи популяризировали и пропагандировали коварного убийцу — опиум, получаемый изнекоторых сортов мака. Выделяющийся из надрезанных недозрелых коробочек сок сначалапохож на молоко, но затем темнеет, густеет и становится коричневым. Для очистки отпримесей опиум-сырец варят в кипящей воде и фильтруют, пока жидкость не становитсяпрозрачной. Затем его выпаривают на медленном огне и высушивают на солнце доконсистенции пластилина. Скатанные из него шарики употребляют для курения.

Ученые считают, что именно опиум был самым древним опьяняющим напитком,открытым людьми еще до их знакомства с алкоголем. У древних шумеров существовалаидеограмма, обозначавшая опиумный мак как «растение радости». В Египте его применяли влечебных целях: в одном фиванском папирусе перечислено около семисот рецептов сдобавлением опиума, в том числе седативных для беспокойных детей. Опиум упоминается в«Одиссее» Гомера как снадобье, от которого «проходят горе и гнев и приходит забвениебедствий». Плиний Старший писал, что римляне использовали опиум для лечения слоновойболезни, карбункулов, заболеваний печени и укусов скорпионов. В трудах врача Галена

описывается употребление опиума римским императором Марком Аврелием, который,однако, жестко контролировал дозу и мог, если нужно, ее уменьшить.

Арабские, греческие и римские врачи понимали, что существовала опасностьотравления. Один из них во II веке до н. э. описывал бессознательное состояние людей,выпивших слишком много опийной смеси: глаза у них закрыты, зрачки неподвижны,появляется обильное потоотделение, щеки бледнеют, губы распухают. Мышцы лицарасслаблены, дыхание затрудненное, слабое и холодное. Побледневшие ногти изаострившийся нос нередко являются предвестниками смерти. Врач рекомендовалпринимать неотложные меры: привести человека в сознание пощечинами, криками илитрясти его, пока он не придет в себя. Главное — чтобы он очнулся от смертельного сна.

Страшный вред наркотика видели и те, кто подолгу бывал на Востоке. ПутешественникXVII века Жан Шарден так описывал сбор опиума в Персии: «… хотя в других странахрастет множество сортов мака, ни в одной другой местности они не дают столькокрепкого сока. Это растение высотой чуть более метра с очень белыми лепестками,созревающее в июне, когда из него, надрезая головку, собирают сок. Персы из суеверияделают двенадцать надрезов в память о двенадцати имамах — три насечки, одна за другой,маленьким инструментом с зубьями, как у расчески. Из головки выделяется вязкий, густойсок, который собирают на рассвете, перед восходом солнца. Этот сок обладает такойсилой, что люди, его собирающие, кажутся восставшими из могилы мертвецами, онимертвенно-бледны, худы и трясутся, словно их вот-вот разобьет паралич».

В Европу опиум попадал через испанских и португальских купцов, а также черезторговую компанию, носившую названия «Левантийская»: Левантом называли страныМалой Азии, Аравии и севера Африки. Сначала его употребляли в виде таблеток какснотворное, обезболивающее и успокоительное средство, затем стали разводить в винномспирте.

Популярный термин «лауданум» ввел в XV веке знаменитый врач Теофраст фонГогенгейм, более известный как Парацельс. Он приготовил настойку, состоявшую из однойчетвертой части опиума, смешанного с беленой, толченым жемчугом, кораллами, янтарем,мускусом и другими экзотическими составляющими. В их число входила вытяжка из рогаоленя, единорога и фитобезоар — круглые камешки, образующиеся в пищеварительномтракте коров.

Спустя двести лет — в середине века семнадцатого — это же название использовалталантливый английский врач Томас Сайденхем. Лекарство Сайденхема содержало двеунции опия и одну унцию шафрана, растворенных в полулитре хереса и смешанных сдрахмой (3,888 г) молотой корицы и гвоздики. Перед употреблением настойку оставляли надва-три дня в паровой ванне. К достоинствам своей настойки медик относил то, что она, вотличие от таблеток, не провоцировала рвоту, и что ее можно было дать больному без еговедома. Некоторым пациентам, отказывавшимся от опиатов, врачи, высмеивавшие«недоверие к опиуму со стороны невежд», вводили их втайне. Такая практика былараспространена вплоть до середины XIX века.

Сайденхем был весьма прогрессивным врачом и хорошим специалистом, однако и онбыл в восторге от возможностей опиума, считая его едва ли не панацеей от всех болезней:«Не могу не остановиться, чтобы воздать хвалу Господу нашему, подарившему миру вселучшее и даровавшему человечеству опиум для утоления недугов. Нет лекарства лучшеопиума, как при врачевании некоторых болезней, так и по эффективности излечения…Опиум является таким необходимым инструментом в руках искусного врача, чтолекарство без него будет неполным. Тот, кто хорошо понимает это средство, сделает сего помощью гораздо больше, чем с любым другим».

Современник Сайденхема Томас Уиллис, прекрасный врач, открывший и описавшийсахарный диабет, также использовал настойку опиума для лечения самых разнообразныхболезней: от расстройств сознания до подагры и желудочных колик. Однако он был не стольидеалистичен: признавая многие достоинства нового лекарства, он замечал, что ангельское

лицо опиума необычайно соблазнительно, но если взглянуть на его обратную сторону томожно увидеть дьявола. «В этом всеисцеляющем лекарстве столько яда, что при частомили постоянном его использовании ни в коем случае нельзя чувствовать себя уверенно ибезопасно».

Но и Сайденхем, и Уиллис были не просто врачами, а учеными, способствовавшимистановлению медицины как науки. Любое лекарство они прописывали вдумчиво ипротоколировали последствия его применения. Всего этого было нельзя сказать омногочисленных сельских лекарях и знахарях, применявших опийную настойку по любомуповоду. Опиум прописывали женщинам для успокоения болей во время месячных;беременным для снятия токсикоза и кормящим женщинам для увеличения количествамолока. Опиум назначали грудным детям, если они плохо спали, и более старшим — каксредство, снимающее беспокойство и улучшающее пищеварение.

Английская писательница XVII века Афра Бен в подчеркнуто аффектированныхстроках выразила чрезмерное увлечение своего поколения опиумом: «Узри же этотмаленький флакон, на который не смогла бы собрать деньги вся вселенная, будь он продан засвою истинную цену. Этот восхитительный, чудесный эликсир сделан из цветовмандрагоры, печени птицы Феникс и языков русалок, его возгоняли в перекрещивающихсясолнечных лучах. Кроме способности излечивать все болезни тела и духа, этот эликсиробладает такой силой одушевления, что каким бы апатичным, холодным и трусливым нибыло сердце человека, он становится энергичным и мужественным».

Считалось, что опий очищает разум, восстанавливает тело, давая организмуполноценный отдых. Уставшие за день врачи приходили домой и капали и себе целебнойнастойки, не замечая, что постепенно становились наркоманами. Наркоманом был иизвестный врач, практиковавший в XVIII веке, — Джордж Янг. Он регулярно принималопиум, чтобы избавиться от мучительного кашля, и был сторонником этого лекарства, необращая внимания на побочные эффекты. В качестве положительного (!) примераиспользования лауданума он приводил одну свою пациентку: «…женщину, довольнослабую… с медленным, слабым пульсом, холодными конечностями и меланхолическимскладом ума». По его словам, она «получила от опия больше пользы, чем я мог представить:он не только прекращал ее месячные, но и подавлял страхи и мрачные мысли. Друзьясоветовали этой женщине отказаться от наркотика, поскольку в дальнейшем она якобы несможет без него жить, но она призналась мне по секрету, что, скорее, откажется отдрузей».

По рекомендации Янга, пациентка продолжала принимать наркотик даже во времябеременности (для снятия токсикоза) и постоянно носила его с собой на случай депрессии.Также поступали и другие знатные и обеспеченные женщины. Они носили на спинеопиумный пластырь, снимавший боль, при малейшем волнении пили лауданум — и рожалибольных и слабых младенцев.

Вплоть до конца XIX века большинство родителей без зазрения совести давали детямуспокоительные средства — «Сироп матушки Бейли», «Настойку миссис Уинслоу»,«Эликсир Макманна», «Профилактическое средство Аткинсона для младенцев» и«Ветрогонное средство Долби», — содержавшие опиаты.

Сохранилась опись лекарств, которые уложил в аптечку граф Бессборо, готовясь в 1793году к путешествию в Неаполь; среди них была и опийная настойка с пометкой «дляребенка». Этому мальчику она не повредила: он вырос здоровым и умным и сделалпрекрасную карьеру. А вот его сверстница, наследница громадного состояния маркизаБошам умерла от передозировки опиума в возрасте двадцати двух лет. Знакомые находили,что последний год своей недолгой жизни бедняжка уже не владела собой.

Если такой была ситуация в высших классах, то что же говорить о бедняках?Опиумными настойками охотно пользовались няньки, которым сдавали своих младенцевработающие женщины. На попечении этих нянек часто было по нескольку детей, которыхони пичкали подобными «стимуляторами» и «сиропами», не соблюдая дозировку, что часто

приводило к смерти несчастных младенцев. Жуткая статистика тех лет красноречива: понаблюдению похоронных агентов, в промышленных городах до 64 процентов погребаемыхсоставляли дети, не достигшие и пяти лет. Безусловно, не все они умерли от опиатов, но инаркотик внес свою страшную лепту.

Увлекались опиумом и взрослые, самостоятельные люди, интеллектуальная элитаобщества: знаменитый литератор Сэмюэль Джонсон лечил им кашель… Фридрих ВторойПрусский не расставался с опиумом, причем всегда носил с собой смертельную дозу.Подобные медальоны в его время были в большой моде. Политик Уильям Уилберфорс, всюжизнь добивавшийся отмены рабства, умер всего лишь через три дня после того, как этотзакон был наконец принят. И причиной его смерти стали наркотики: он принимал их втечение сорока лет, после того, как «вылечил» с их помощью какое-то пустяковоежелудочное недомогание.

Наркоманом был и писатель Эдвард Бульвер-Литтон, автор увлекательныхприключенческих романов; Льюис Кэрролл создал знаменитую «Алису», находясь поддействием морфина; для успокоения желудочных болей принимал наркотики Вальтер Скотт,ими не брезговали Флобер и Дюма-отец… Известная писательница Жорж Санд описывала в1873 году, как лечила в семье бронхит, давая родственникам небольшие дозы лауданумакаждый вечер на протяжении недели и более. «Как это легко и быстро! Улучшениечувствуешь через два или три дня», — наивно восхищалась она.

Композитор Гектор Берлиоз пил опийную настойку сначала из-за болей в желудке,потом для того, чтобы побороть бессонницу Он называл наркотик «Богом забвения» и это женазвание дал кульминационной части своей оперы «Троянцы».

Французский писатель и библиотекарь Шарль Нодье, переживший в детстве ужасыфранцузской революции, тоже принимал наркотики. Он считал себя недостаточноталантливым, сравнивая свои произведения с романами других мастеров, и принимал опиумв качестве творческого подспорья. В его юности был период, когда близкие считали егопочти сумасшедшим от злоупотребления опиумом, однако впоследствии Нодье сумелперебороть себя. Ему повезло: он устроился работать в библиотеку Арсенала, получивдоступ к редким книгам, и нашел свое признание в библиографии.

Отголоском прошлого губительного порока стало лишь то, что до конца жизни онувлекался разнообразными медикаментами, принимая и рекомендуя друзьям, то одно, тодругое «всеизлечивающее средство».

Проспер Мериме пристрастился к наркотикам во время путешествий по БлижнемуВостоку, там он начал курить гашиш: «Я очень печалюсь, когда отправляюсь в путешествие,а в этот раз — особенно. Погода стоит прекрасная, и я, чтоб взбодриться, покурил гашиш,но напрасно. Мне обещали, что я побываю в раю и увижу гурий и Старика с небес, однаконичего не почувствовал. Вы знаете, что гашиш — это экстракт одурманивающей травы.На Востоке с его помощью люди несколько часов подряд превращаются в счастливейшихсуществ на свете. Но нам это средство не подходит».

«Подошла» Мериме опийная настойка — лауданум. Во время службы при двореНаполеона III и императрицы Евгении он привык прибегать к ней в случае неприятностейили плохого настроения и сам признавался, что почти отравлен опиатами.

Жертвы опиума

Томас де Куинси (1785–1859) родился в Манчестере в семье состоятельного торговца.Однако отец его умер очень рано, и забота о семье легла на плечи матери. Братья и сестры деКуинси не отличались хорошим здоровьем: им передался сведший в могилу отца туберкулез.Все они умерли один за другим, кроме Томаса. Несчастья озлобили его мать и сделалибедную женщину чрезмерно жесткой и требовательной, развили в ней склонность кмелочной опеке. С одной стороны, она старалась сделать все для своего единственногоуцелевшего сына, а с другой стороны, не давала ему ни малейшей свободы. Томас получил

хорошее образование, он великолепно знал греческий и поступил в один из колледжейОксфорда. Интенсивные занятия и обычное для студента нерегулярное питание привели кразвитию гастрита, который медики того времени лечили… опиумом. Начав приниматьнаркотик в восемнадцать лет, к тридцати годам де Куинси был уже законченнымнаркоманом, что в ту пору было совсем не редкостью.

«…трое уважаемых лондонских аптекарей (торгующих в весьма отдаленных друг отдруга частях города), у которых мне приходилось еще недавно приобретать малые порцииопиума, уверяли, что число охотников до него было в то время непомерно велико и чтоневозможность порой отличить тех людей, коим опиум был необходим в силу известнойпривычки, от приобретающих его с целью самоубийства доставляла опиофагамежедневные неприятности и вызывала ненужные споры».

Умный, разносторонний, образованный, талантливый человек, он не мог регулярноработать из-за отравления организма опиумом: то и дело задумывал какие-то проекты ибросал их не закончив. Душевные страдания, недовольство собой де Куинси глушил всеновыми и новыми дозами опиума. Приняв наркотик, он не впадал в сон или оцепенения, аотправлялся гулять по городу или шел слушать оперу. Музыка в сочетании с опиумнымопьянением погружала его в мир грез и фантазий: «На меня пристально смотрели, кричали,ухмылялись, без устали стрекоча, мартышки и попугаи. Я вбегал в пагоды и был векамиприкован к их верхушкам или томился в потайных комнатах. Я был идолом. Я был жрецом.Мне поклонялись. Меня приносили в жертву. Я мчался от гнева Брахмы через все леса Азии.Вишну ненавидел меня, а Шива подстерегал повсюду. Неожиданно я столкнулся с Изидой иОзирисом. Они сказали, что я совершил ужасное деяние, перед которым трепетали ибисы икрокодилы. Я жил тысячи лет, и меня хоронили в каменных гробницах вместе с мумиями исфинксами, в узких подземельях, в сердце вечных пирамид. Меня целовали прокаженныепасти крокодилов. Меня проклинали неописуемо чудовищными проклятиями, и я лежал втростниковых болотах и нильском иле».

В 1817 году де Куинси женился. За двадцать лет брака его жена Маргарет родила емувосьмерых детей, из которых пятеро умерли в младенчестве: из-за болезни отца онирождались очень слабыми.

Постепенно Томас осознал пагубность своей привычки и написал знаменитую«Исповедь англичанина, принимавшего опиум», которая была опубликована в одном изсамых популярных лондонских журналов и имела огромный успех. Весь следующий год онне писал ничего, поскольку был занят более важным делом, пытаясь избавиться от вреднойпривычки и все время сокращая дозу наркотика. Это дало результат: в 1823 году ни одинномер «Лондон Мэгэзин» не выходил без его статьи или заметки, однако окончательнорасплатиться с долгами ему позволило лишь наследство, полученное после смерти егоматери.

Томас де Куинси дожил почти до семидесяти лет, до конца жизни оставаясьнаркоманом. На его поздних портретах явственно видны страшные следы разрушения,причиненные наркотиком.

Сэмюэль Тейлор Кольридж (1772–1834). Жизнь этого поэта из «Озерной школы»стала самой настоящей трагедией из-за его пристрастия к опиуму. Сын пастора изДевоншира, он разочаровался в своем классе, бросил Кембриджский университет, увлексяидеями Просвещения и принялся воспевать Французскую революцию. Но длилось этонедолго: наступивший во Франции террор ужаснул его, молодой Кольридж вернулся вуниверситет, с головой погрузившись в историю, в романтику, в поэзию…

Сам Кольридж утверждал, что зависимость от опиума выработалась у него в результатедлительного лечения несварения желудка и опухоли колен, обвиняя во всем врачей-шарлатанов. Эту зависимость поэт считал худшим видом рабства, расценивая наркоманию

как своего рода душевную болезнь. Он утверждал, что никогда не испытывалнаркотического кайфа и вообще никакого удовольствия при приеме лауданума, но попыткиотказаться от него приводили к появлению сильных болей. Традиционная мораль, привитаяему в детстве, заставляла Кольриджа терзаться жестокими угрызениями совести, но егослабой воли не хватало на то, чтобы отказаться от препарата.

Он женился, стал отцом — но продолжал полностью зависеть от наркотика. Его дочьСара, ставшая поэтессой, выросла здоровой, а сын Хартли унаследовал не только талантотца, но и его психические отклонения.

В сорокалетием возрасте Кольридж чуть не умер от передозировки, рассудок егомутился. Поэта поместили в больницу в Бристоле, где держали под неусыпным надзором,постепенно снижая ежедневную дозу опия. Кроме того, бристольскими врачами былприменен метод, лет на двести опередивший их время: они убедили Кольриджа написать иразослать нескольким своим близким друзьям письма, в которых он сознался в своемпагубном пристрастии. Эти письма сохранились, он писал, что был распят на кресте,чувствовал себя мертвым и захороненным, спускался в ад, но теперь поднимается наверх,пусть даже медленно и постепенно. Терапия дала свои плоды, наступило улучшение, нооставлять пациента без контроля было нельзя.

В 1816 году Кольридж переехал в Хайгейт, в дом врача, который должен былконтролировать прием поэтом опия. Со своей задачей медик не справился: Кольриджпринялся тайком покупать опиум у местного аптекаря. В ответ на увещевания врача, на егопросьбы не продавать его пациенту опиум аптекарь признался, что является давнимпоклонником поэта и жалеет его, так как убежден, что без лауданума тот зачахнет и умрет.Спустя некоторое время поэт снова опустился настолько, что местные жители считали егослабоумным и дразнили простофилей и дурачком. Казалось, все кончено, но впереди поэтаждал новый взлет: силы жить дальше поэту дала религия. Поэт, чья воля, чьи амбиции«венца творения» оказались бессильны перед жалким флаконом с отравой, нашел спасение вхристианской философии. Он отказался от опеки, переселился в Хайгейт, стал жить отдельноот семьи, понимая, что своим пороком разрушает жизнь близким, и вновь вернулся ктворчеству. Полностью отказаться от лауданума он не сумел, но с этих пор старался жесткоконтролировать его употребление. Кольридж прожил еще двадцать лет; его дом стал местом,где собирались его друзья и поклонники. Философские беседы Кольриджа были частичновоспроизведены в книге «Table Talk», изданной его родственниками.

Георг IV (1762–1830) — король Англии, который был «хуже, чем бесполезен» —именно такими словами «Таймс» отозвалась на его кончину Один из членов Королевскогосовета записал в своем дневнике: «Монарх — избалованное, эгоистичное, отвратительноеживотное, которое не делает ничего, что ему не хочется… В этой стране было многокоролей добрых и мудрых, но, наверно, нынешний среди них — наихудший».

Наследник психически больного Георга III, он исполнял обязанности регента впоследние годы его формального правления. Этот человек не создан был для власти,большие нагрузки привели его к нервному расстройству. Принятие важных решений былодля него неимоверно трудным делом. Личный врач короля говорил о невыносимой боли истраданиях души, которые приводили чуть ли не к расстройству сознания.

Досадное происшествие — принц вывихнул лодыжку по время танца — заставило егодолго лежать в постели. Вынужденное безделье усугубило душевную нестабильность и ужеимеющуюся склонность к наркотику. Георг постоянно лежал на животе, принимая по 100капель опийной настойки каждые три часа. Придворные вспоминали, что принц ничего неподписывал и ни с кем не разговаривал о делах. Никто из окружения будущего короля нерешился ему перечить или хотя бы попытаться ограничить его потребность в опиуме, и к1820-му (году своей коронации) Георг стал законченным наркоманом. Делами заниматься онпрактически не мог. Каждый раз, готовясь к беседе с каким-нибудь министром, он отмеривалсебе 100 капель лауданума. Если предстояли переговоры с иностранным послом, то доза

была еще больше. Медицинские светила того времени боялись, что опийная настойка сведеткороля с ума. Кроме наркотиков, в жизни его интересовали херес, еда и женщины.

К 1827 году Георг IV почти ослеп: у него была катаракта на обоих глазах, из-заподагры он едва мог держать перо. Причиной этих болезней стало чревоугодие короля. «Каквы находите вчерашний завтрак больного?» — осведомлялся Веллингтон в апреле 1830 года.На том завтраке монарх съел двух голубей и три бифштекса, выпил три четверти бутылкимозельского вина, фужер сухого шампанского, два фужера портвейна и фужер бренди.Несварение желудка Георг предпочитал лечить все тем же лауданумом. В тот день он принялего на ночь, перед завтраком, предыдущим вечером и с утра. Спустя два месяца Георг IVскончался.

Из некролога в «Таймс»:«Не рождался еще человек, о котором бы менее сожалели его… чем этот ничтожный

король. Всплакнет ли кто по нему? Вздрогнет ли чье-то сердце или вырвется из чьей-тогруди судорожный вздох?.. Если у него и были друзья — преданные друзья не важно какогопроисхождения — то мы никогда о них не слышали».

Личный врач монарха сэр Генри Холфорд позже подписал документ, направленныйпротив торговли опиумом в Китае. В меморандуме говорилось, что, каким бы полезным нибыл опий как медицинский препарат, постоянное его употребление приводит к самымпечальным последствиям, разрушая организм, вызывая упадок умственных и физическихсил. Сэр Генри Холфорд был первым, кто назвал наркомана бесполезным, худшим членомобщества.

Элизабет Баррет (1806–1861). Будущей поэтессе прописали лауданум в пятнадцатьлет по пустяковой причине: во время прогулки она «потянула» спину. После этого она немогла жить без наркотика, не могла заснуть без него: «Опиум, опиум — ночь за ночью, — аиногда не помогает даже он!» — жаловалась она, признавая, что сон приходит к ней лишьпод «красным покрывалом маков».

После смерти брата в 1840 году ее состояние, которое называли «сомнительным идвусмысленным», еще более ухудшилось, и поэтесса перестала подниматься с постели. Заней нежно и заботливо ухаживала семья, и лечил знаменитый лондонский врач.

«Вам может показаться странным, что я, не испытывая никакой боли, нуждаюсь вопиуме. Но без него я становлюсь беспокойной почти до безумия. Непрекращающееся,ноющее чувство слабости невыносимо… как если бы жизнь, вместо того, чтобы приводитьтело в движение, была заключена, полная энергии, внутри его. Она бессильно бьется итрепещет, чтобы выбраться оттуда. Поэтому медики дали мне опиум — его препарат,который называют морфином и эфиром. И с тех пор я называю его своим эликсиром,потому что его успокаивающие свойства так чудесны».

В 1845 году молодой поэт Роберт Браунинг завязал с Элизабет Баррет переписку,которая переросла в любовную привязанность. Молодые люди поженились. Девушка былачестна перед любимым и не скрывала своей зависимости, понимая ее опасность.

Лондонский врач, лечивший ее, предупредил, что если она продолжит прием опиума вовремя беременности, ребенок родится слабым и больным. Когда поэтесса забеременела, ейудалось снизить дозировку наркотика, хотя полностью отказаться от него она не смогла. Еестойкость дала плоды: ребенок родился совершенно здоровым.

Уилки Коллинз (1824–1889). Жертвой опиума можно считать и выдающегосяанглийского писателя Уилки Коллинза. Когда Коллинз заболел ревматизмом и подагрой, онприбег к опийной настойке, хотя и знал об опасных последствиях. Опий быстро вызвалпривыкание. Для лечения этой зависимости медики избрали способ, совершенно себя неоправдавший: они заменили пероральный прием на инъекции.

«Мой врач хочет, чтобы я отказался от своей привычки пить опийную настойку.

Каждый вечер в десять часов меня колют острым шприцем для подкожных инъекцийморфина, и я хорошо сплю без страха пристраститься к опиуму навечно. Мне сказали, чтоесли я буду продолжать уколы, то смогу постепенно уменьшать количество морфия итаким образом вообще отказаться от опиата. Мне стыдно, что надоедаю тебе такимипустяками».

Отказаться от опиатов Коллинз не смог, лечение не только не помогло, оно еще большеусугубило его пристрастие. «Опий — божественный опий — был моим единственнымдругом», — напишет он в 1885 году. Коллинз всегда носил с собой небольшой серебряныйфлакон с настойкой опиума и ежедневно перед сном принимал лауданум. Иногда он делалинъекции морфина.

Опиаты постоянно встречаются в его произведениях, ведь автор знал их свойства иособенности не понаслышке. Сюжет знаменитого «Лунного камня» основан на последствияхвведения наркотика человеку, страдавшему бессонницей, причем действие лекарстваописано подробно и очень точно. Другой герой этого же романа, вынужденный приниматьопиум для снятия болей при неизлечимой болезни, описывает свои кошмары, которые, безсомнения, взяты из сновидений самого автора: «Ужасная ночь. Месть вчерашнего опиумапреследовала меня в кошмарных снах».

В романе «Незнакомка» Магдалена Ванстоун — девушка, лишенная наследства, —сидит всю ночь у окна, держа бутылку с опийной настойкой и думая о самоубийстве.

В «Армадейле» «роковая женщина» Лидия Гвилт, запутавшись в переживаниях,принимает опиум, чтобы уснуть и отдохнуть. Препарат успокаивает «все ее жалкиестрадания духа и тела». На следующий день, придя в себя, она пишет в своем дневнике, чтопровела «шесть восхитительных часов забвения. Я проснулась свежая. Написалабезупречное письмо… С удовольствием выпила чашку превосходного чая. Потратила многолишнего времени на свой утренний туалет с острым чувством облегчения, и все это —благодаря маленькой бутылочке с каплями, стоящей на каминной полке у меня в спальне.Капельки, вы прекрасны! Я не люблю никого и ничего, но я люблю вас!»

Последние годы романы Коллинза намного слабее ранних, во многом виной тому —опиум.

Клуб гашишистов

В 40-е годы XIX века в самом центре Парижа в отеле Лозен на острове Сен-Луи дажесуществовал «Клуб гашишистов» (то есть любителей гашиша), считавшийся родомлитературно-художественного салона. На самом деле члены клуба служили «подопытнымикроликами» известному психиатру Ж.Ж. Моро де Туру, проводившему опыты повоздействию гашиша на психику.

Члены клуба пили крепкий кофе и употребляли давамеск — наркотик, привозимый изСеверной Африки. В его состав входили корица, гвоздика, мускатный орех, фисташки, сахар,апельсиновый сок, сливочное масло, экстракт шпанской мушки и большое количествогашиша. Ритуалы клуба подражали восточным обычаям, его председателем был аристократВьё де ла Монтань, которого называли «Принц ассасинов». Клуб просуществовал более пятилет, и его успели посетить многие знаменитости: писатель Теофиль Готье, карикатуристОноре Домье, художник Поль Шенавар, скульптор Жан-Жак Прадье и его жена Луиза Дарсе(прототип Эммы Бовари).

Теофиль Готье«Когда-то на Востоке существовала страшная разбойничья секта. Во главе еестоял шейх, которого звали Стариком Гор, или Князем Убийц. Разбойникибеспрекословно повиновались своему главе и исполняли любые его приказы безрассуждений. Никакая опасность не пугала их, даже верная смерть. По одномузнаку своего повелителя они бросались вниз с высокой башни или шли убивать

какого-нибудь царя прямо к нему во дворец, несмотря на стражу.Но каким образом мог добиться Старик Гор столь полного повиновения?Он обладал рецептом одного чудесного снадобья, которое наделяет человекаослепительными галлюцинациями.Человек, отведавший его хоть раз, находил после своего пробуждения реальнуюжизнь до того бесцветной и унылой, что с радостью жертвовал ею, лишь быснова попасть в мир своих грез. Шейх же говорил, что каждый, кто погиб приисполнении его повелений, попадает в рай, а избегнувший гибели снованаслаждался таинственным снадобьем.Зеленоватое тесто, которым оделял нас доктор, и было то самое зелье, которымСтарик Гор незаметно одурманивал своих приверженцев, заставляя их верить,что его могуществу подвластен даже Магометов рай с его гуриями трехстепеней. Это был гашиш. Отсюда происходит слово „гашишист“, то естьупотребляющий гашиш. Оно одного корня со словом „убийца“ — assassin.Кровожадные инстинкты подданных Старика Гор оправдывают это дикоеназвание».

Уже в июле 1843 года Готье опубликовал статью «Гашиш», в которой вспоминал свойпервый опыт приобщения к наркотику и описывал ощущения после приема давамеска,который, по его словам, «довольно близко напоминал абрикосовую пасту и был достаточноприятен на вкус».

«Клуб гашишистов» был в Париже не единственным заведением такого рода.Подобные вечера описывал Шарль Бодлер, сумевший преодолеть себя, и писательницаГабриэль Колетт, не ставшая наркоманкой.

Бодлер «Поэма гашиша»«Вот перед вами это вещество: комочек зеленой массы в виде варенья, величинойс орех, со странным запахом, возбуждающим некоторое отвращение и дажепозыв к тошноте, что, впрочем, вызывает даже самый тонкий запах, еслидовести до крайности его силу и, так сказать, уплотнить его. И позволю себезаметить мимоходом, что это утверждение может быть превращено вобратное: самый противный, самый отталкивающий запах, быть может,способен стать даже приятным, если довести до минимума его свойства и силураспространения…Итак, вот перед вами источник счастья! Оно умещается в чайной ложке, этосчастье, со всеми его восторгами, его безумием и ребячеством! Вы можете безстраха проглотить его: от этого не умирают. Ваши физические органынисколько от него не пострадают. Впоследствии слишком частое обращение к егочарам, быть может, ослабит силу вашей воли, быть может, принизит вашуличность; но кара еще так далека, и предстоящее разрушение организма тактрудно предсказать с уверенностью! Чем же вы рискуете? Завтра вы будетечувствовать только слабость, нервное утомление. Разве вы не подвергаетесьежедневно более тяжким терзаниям из-за менее заманчивой награды? Итак, эторешено: вы разводите вашу порцию масляного экстракта в чашке кофе, чтобыпридать ему больше силы и обеспечить более быстрое всасывание; необходимопозаботиться о том, чтобы желудок ваш был свободен, отложив ваш обед додевяти или до десяти часов вечера: нужно предоставить яду полную свободудействия; в крайнем случае, вы подкрепитесь через час после приема легким супом.Теперь вы достаточно подготовлены для столь далекого и необычайногопутешествия.Свисток дан, паруса натянуты, и вы пользуетесь перед другимипутешественниками тем удивительным преимуществом, что сами не знаете,куда едете. Ведь вы хотели этого: да здравствуют роковые силы!»

Колетт «Чистое и порочное»:«Меня впустили в мастерскую, расположенную в верхней части нового дома,огромную, словно крытый рынок, с широкой галереей, опоясывавшей ее изнутри,оклеенную китайскими обоями, которые Китай производит для Запада, скрупным, несколько аляповатым рисунком. Вся обстановка состояла лишь изрояля, жестких и узких японских матрацев, патефона и азалий в горшках. Неудивившись, я пожала протянутую руку собрата-журналиста и романиста, азатем обменялась приветственными кивками с хозяевами-иностранцами,которые, слава богу, показались мне столь же мало расположенными к общению,как и я сама. Заведомо приготовившись скучать, я уселась на свой узкийперсональный матрац, сожалея о том, что рассеянный дым опиума медленноподнимается к стеклянной крыше. Он нехотя устремлялся ввысь, и его чад саппетитным запахом свежих трюфелей и подгоревшего какао вселил в менявыдержку, смутное чувство голода и оптимизм. Мне показались приятнымиприглушенный красный тон замаскированных светильников и белое миндалевидноепламя опиумных ламп, одна из которых стояла совсем рядом со мной, а две другихзатерялись, как блуждающие огоньки, вдали, в своеобразной нише под галереей,ограниченной стойкой перил».

Глава 8«Прекрасная» эпоха и ее «звезды»

Последнее десятилетие XIX и начало XX веков принято называть «прекраснойэпохой», представлять неким благостным золотым веком, когда мужчины были сплошьгалантны, умны и мужественны, а женщины — прекрасны и элегантны. Роскошные,чувственные и утонченные дамы полусвета блистали в парижских салонах и разбивалисердца королей. Именно они, а не добродетельные матери семейств, стали символом тойэпохи. Вошли в историю «Мулен Руж», «Олимпия», «Амбассадор» — знаменитые мюзик-холлы Парижа, где выступали звезды: Иветт Гильбер, Жанна Авриль, Эжени Бюффо,Тереза…

Бледные, худые, даже костлявые, нервные, длинноногие и с неправильными чертами,они становились моделями Тулуз-Лотрека и Дега, создавая новый тип женскойпривлекательности.

Но не только красотой была богата та эпоха: открытия, которым было сужденоизменить историю, сыпались как из ведра. Эжен Дюбуа откопал на острове Ява остаткискелета предка человека — питекантропа, подтвердив теорию Дарвина; Зигмунд Фрейдопубликовал работы, посвященные психоанализу; Маркони запатентовал радио и наладилего промышленный пуск; Феликс Хофманн открыл аспирин. Фредерик Кук покорил самуювысокую вершину Северной Америки Мак-Кинли; Руал Амундсен достиг Южного полюса;отправившийся вслед за ним Роберт Скотт не вернулся. Братья Райт совершили свой первыйпилотируемый полет, а несколько лет спустя француженка Элиз-Раймонда де Ларош сталапервой в истории женщиной-пилотом, обладающей лицензией на управление аэропланом.

Событием мирового значения стала Всемирная выставка в Париже, продолжавшаяся свесны по осень 1900 года. Ее посетило свыше 50 миллионов человек — мировой рекорд тоговремени! Частью выставки стали Вторые Олимпийские игры — первые игры с участиемженщин.

Только что изобретенный и сразу ставший популярным синематограф забавлялзрителей историями про Фантомаса, Зигомара, шпионку Протею, зловещую банду«Вампиров»… Сюжеты этих фильмов больше отвечали духу времени, нежели слезливыемелодрамы.

Криминальная хроника была не менее волнующей. Умы занимало самоубийствокронпринца Австро-Венгрии Рудольфа: в начале 1889 года он застрелился сам и убил своютайную супругу Марию Вечеру. Незадолго до этого молодая женщина разрешилась отбремени мертвым ребенком: и она сама, и принц были морфинистами.

Спустя год газеты опубликовали страшный отчет о впервые совершившейся в СШАказни на электрическом стуле: некий Уильям Кеммлер зарубил топором свою сожительницу.Отправление правосудия вылилось в «отвратительный спектакль, гораздо страшнееповешения»: сначала дали недостаточно сильный ток и не убили, а лишь сильно обожгликазнимого, он громко стонал, пока перезаряжали батареи. Напряжение повысили, сноваврубили ток, и помещение наполнилось дымом и запахом горящего мяса. Свидетели казнибыли в ужасе. «Лучше бы воспользовались топором», — резюмировал один из них.

Не сходило с газетных полос дело офицера еврейского происхождения Дрейфуса,обвиненного в шпионаже. Оно тянулось целых двенадцать лет: с 1894 по 1906, и всеобщество разделилось на тех, кто верил, и тех, кто не верил в его невиновность.

Бичом Европы стали анархисты, практиковавшие метод индивидуального террора:почти не проходило года, чтобы от их рук не пал кто-то из политических деятелей и несвершилось казни над его убийцей.

В июле 1892 года был казнен анархист и террорист Равашоль, у многих вызвавшийсочувствие. Этот человек, как и многие дети его класса, начал работать в восемь лет исодержал всю семью: мать, сестру и брата. Видя вокруг одни страдания, он принялся мститьобществу, взрывая и грабя дома богатых людей, а похищенные деньги передавал беднымсемьям и детским приютам. По дороге на эшафот Равашоль распевал: «Хочешь счастливымбыть — вешай своих господ. И попов кромсай на кусочки».

В следующем году анархист Огюст Вайан бросил бомбу во французскую палатуПредставителей, чтобы отомстить за Равашоля. Его тоже схватили и отправили на гильотину.

Летом 1894 года на выставке в Лионе анархист Казерио смертельно ранил президентаФранции. «Я слышал звуки „Марсельезы “, выкрики „Да здравствует Карно!“, я виделприближающуюся кавалерию и понял, что должен готовиться. Когда кортеж Президентаприблизился, я вытащил кинжал, отшвырнув прочь ножны. Затем, когда экипажпоравнялся со мной, я прыгнул на подножку, ухватившись левой рукой, а правой глубоковонзил кинжал в грудь Президенту», — рассказал он на суде.

В 1895 году японскими агентами в Сеуле была убита корейская королева Мин; в 1897-мот руки анархиста погиб премьер-министр Испании; в 1900-м был ранен в голову императорВильгельм II, спустя несколько месяцев был убит король Италии Умберто I…

10 сентября 1898 года анархист Луиджи Луккени ударил заточкой в сердцеавстрийскую императрицу Елизавету — обожаемую народом Сисси. Она любила гулять погороду без всякой охраны, в сопровождении лишь своих фрейлин. Елизавета хоть и упала отсильного удара, боли не почувствовала, решив, что грабитель просто ударил ее кулаком вгрудь. Поднявшись, императрица прошла еще несколько метров и лишь потом потеряласознание.

Подвергавшиеся столь страшным опасностям монархи находили утешение в объятияхпрелестных куртизанок. Любимой моделью художников и скульпторов была Клео де Мерод— красавица балерина. Ах, какую скандальную выходку она себе позволила: позировалаобнаженной престарелому скульптору Александру Фальгьеру, создавшему свой последнийшедевр — мраморную «Танцовщицу».

Славилась своей тонкой, затянутой в корсет талией Каролина Отеро: она былалюбовницей многих европейских королей, князей и промышленных магнатов, нажилаогромное состояние и все его проиграла в рулетку в Монте-Карло. Снизойдя к еебедственному положению, игорный дом даже назначил пенсию увядающей красавице, накоторую она доживала свои дни в Ницце.

Разорилась, уйдя со сцены, и конкурентка Отеро красавица Эмильена д’Алансон —актриса и поэтесса: в 1931 году она была вынуждена продать с молотка все свои

драгоценности.Соперничавшая с ними Лиана де Пужи вышла замуж за румынского князя, но в конце

жизни вступила послушницей в доминиканский орден и ухаживала за умственно отсталымидетьми.

Первая мировая всколыхнула этот мир, но не разрушила его. Казнь прекраснойэкзотической танцовщицы Мата Хари, обвиненной в шпионаже, выдернула лишь одинцветок из пышного букета знаменитых куртизанок.

Голландка Маргарет Зелле, вошедшая в историю под именем Мата Хари, родилась вавгусте 1876 года в состоятельной семье. Но когда девочке было всего 13 лет, ее отецобанкротился, и дальше ей пришлось самой пробивать себе дорогу в жизни. ИнтересуясьВостоком, она вышла замуж по брачному объявлению за офицера Рудольфа Мак-Леода,который был ее на 20 лет старше, и уехала к нему в Индонезию. Брак этот не былсчастливым: муж оказался жестоким и ревнивым, притом, что сам постоянно изменял жене,часто бил ее и вдобавок ко всему заразил супругу сифилисом. Вероятно, именно от этойболезни умерли оба их ребенка.

В 1903 году Маргарет развелась с мужем и уехала в Париж искать счастья. Побывавпроституткой, натурщицей, циркачкой, она попробовала себя в качестве танцовщицы,придумав себе новую биографию и новое имя: «Мата Хари» — «Звезда Утра». Дебютсостоялся в январе 1905 года на одном из частных благотворительных вечеров. Мата Харипредстала перед публикой в весьма откровенном костюме, напоминавшем одеяниевосточной баядеры, как его представляли себе европейцы: многочисленные ленты, шали,покрывала, бусы, браслеты… По ходу танца Мата Хари скидывала эти украшения одно задругим, порой оставаясь к концу представления почти полностью обнаженной — но толькопочти: грудь прекрасной танцовщицы уродовали страшные шрамы, оставленные ножомтирана-мужа, и многочисленные ожерелья были призваны их скрывать.

Мата Хари рассказывала зрителям небылицы о своем происхождении, выдавая себя задочь индийской княжны и одного из европейских монархов, воспитанную при храме Шивы.Она утверждала, что ее танцы — это часть священных обрядов, исполняемых в древниххрамах… Публика охотно верила всем этим фантазиям. До сих пор идут споры о том, насамом ли деле Мата Хари танцевала хорошо или же публику привлекало лишь ееобнаженное тело? О ней восторженно писали газеты, ею восхищались Массне и Пуччини, новместе с тем находились критики, считавшие ее неуклюжей и безвкусной.

Точно таким же спорным остается вопрос, а была ли Мата Хари на самом делегерманской шпионкой или же обвинения были сфабрикованы? Суд над ней, длившийся всеголишь два дня, проходил при закрытых дверях, и материалы его не разглашались. «УтреннейЗвезде» инкриминировалась передача противнику сведений, приведших к гибели несколькихдивизий. Ее признали виновной и приговорили к смертной казни, прошение о помилованиибыло отклонено.

Мата Хари сумела умереть мужественно, вызвав восхищение даже у видавших видывоенных. Она попросила не завязывать ей глаза и спокойно стояла у расстрельного столба.Улыбнувшись солдатам, она послала им воздушный поцелуй, крикнув: «Я готова!» Грянулзалп. Рассказывали, в прекрасную «шпионку» попала лишь одна пуля — но зато прямо всердце. Впрочем, скорее всего, это выдумка.

Тело Мата Хари, невостребованное родственниками, отправили в анатомическиймузей; там голову отделили от туловища и поместили в формалин — спустя пятьдесят летэтот жуткий экспонат был похищен.

Красавица и Чудовище

«Двести тысяч франков взлетело вечером четырнадцатого июля с мостовПарижа пышными ракетами, огненными дождями, павлиньими хвостами в черно-

лиловое небо. Ежедневно все восемьдесят столичных газет раскрывалитаинственные преступления, жуткие убийства — трупы в багажных корзинах,головы, выловленные в Сене. Удалось потрясти воображение сексуально-кровавымпроцессом Ландрю: этот второй Рауль Синяя Борода заманил на свою дачудвенадцать женщин, ограбил, задушил и сжег их в печи. Ландрю казнили вВерсале, куда устремились еще с вечера толпы шикарных парижан. Коротаятеплую ночь на площади перед гильотиной, они веселились как дети. Звездаэстрады, Мистангет, плясала на верху лимузина. На рассвете палач, в черномсюртуке, в цилиндре, появился рядом с двумя столбиками, где наверху поблескивалтреугольник ножа, — палач дал знак. Из тюрьмы выволокли упирающегося лысогочеловека со всклокоченной черной бородой… Несколько секунд — и он привязан подножом, он вздрагивает икрами. Палач нажимает кнопку, глухой стук ножа,голова Ландрю отскакивает в корзину. Туда же палач, сняв осторожно, бросилбелые перчатки. Приподнял цилиндр. Рукоплескания…»

А.Н. Толстой. «Эмигранты»

Ландрю

О процессе над Андрэ Ландрю уже давно писали газеты: не слишком удачливыйторговец нашел для себя другое поприще — давая в газету брачные объявления, онзнакомился с состоятельными вдовами и со страшной жестокостью убивал несчастных,присваивая их деньги. А вдов из-за только что минувшей войны во Франции былопредостаточно. Этим страшным бизнесом он занимался более пяти лет, и на его счету былоуже 11 жертв.

Злодей этот имел жену и четверых детей, происходил из почтенного семейства,отучился в католической школе, получил образование инженера, но по специальностиработать не стал, занявшись торговлей подержанной мебелью. Это дело позволяло емусводить знакомство с пожилыми одинокими дамами и втираться к ним в доверие.Неопытные в делах пожилые женщины охотно принимали помощь молодого и услужливогоЛандрю, что позволяло ему подделывать чеки и доверенности, переводя деньги этихдоверчивых особ на свой счет. Многие из них так и не понимали, что их ограбили, нонекоторые все же обращались в полицию, и тогда жизнь Ландрю омрачалась тюремнымиотсидками. Узнав о делах сына, мать Андре Ландрю умерла с горя, а вскоре покончил ссобой и отец.

Ландрю сделал вывод: чтобы жертвы молчали, их не нужно оставлять в живых. Выйдяна свободу после очередного тюремного срока, Ландрю начал карьеру брачного афериста.

«Обеспеченный вдовец с двумя детьми желает познакомиться с порядочной женщинойдля создания семьи. Доброта сердца для него важнее, нежели красота лица», — обещал ончерез газету будущей избраннице, подписываясь то Диардом, то Дюпоном, то Фремье…Простодушные состоятельные дамы клевали на эти объявления и после нескольких встреч сгалантным рыжебородым мужчиной бесследно исчезали. Родственники спохватывались несразу, так как Ландрю обычно старался обставить все так, словно влюбленные отправились впутешествие.

Лишь невероятная настойчивость сестры одной из пропавших, Бюиссон, позволилаарестовать убийцу. Эта женщина проявила настоящий сыщицкий талант: она созванивалась исписывалась со всеми, кто так или иначе мог видеть ее сестру накануне исчезновения.Многочисленные нестыковки дали понять, что жених ее сестры был мошенником. Женщиназаявила об этом в полицию и добилась того, что по факту исчезновения было заведено дело.

Прошло несколько месяцев, но никто так и не сумел выяснить, ни как по-настоящемузовут проходимца, ни где он живет. Помог случай: «сыщица» встретила «зятя» на улице.Ничем себя не выдав, очень осторожно она принялась следить за обманщиком. На ее глазахон зашел в магазин, а затем направился в небогатый квартал и там затерялся в мешанине

улиц. Не растерявшись, преследовательница вернулась в магазин и выяснила, что продавецхорошо знает этого человека, только фамилия его оказалась совсем не той, что была названасемейству Бюиссон. Решительная женщина тут же отправилась в полицию и рассказала обовсем. В магазинчике устроили засаду, и преступник был пойман.

Никаких улик против него не было, отвечать на вопросы он отказался, но полициядовольно быстро установила его настоящее имя: ведь Ландрю значился в их картотеке.

Криминальное прошлое подвело убийцу: изучив его биографию, прокурор выдал ордерна арест, даже не имея улик.

Дальнейшее расследование заняло почти два года. Мелочно дотошный Ландрю имелпривычку сохранять все счета, письма и даже железнодорожные билеты. Кроме того, он велспециальные книжки, где фиксировал все расходы. Эти записи и стали уликами против него.Таинственный список: «Куче, Г. Куче, Брезиль, Крозатье, Гавр, Бюиссон, А. Колломб, ЭндриБабелай, Луи Жаумэ, А. Паскаль, М. Т. Меркадье»; и короткие записи типа: «Два билета.Мне — туда и обратно. Анетте — туда», — привлекли внимание полицейских.

Ландрю облегчил им труд, скрупулезно собрав все квитанции за брачные объявления,поданные им в газеты. Обратившись в редакции, полиция узнала фамилии женщин,откликнувшихся на эти объявления. Оказалось, что многие из них давно значатсяпропавшими без вести и их фамилии совпадают с указанными в блокноте подозреваемого.

Нашлось два договора о съеме домов в сельской местности относительно недалеко отПарижа. Местные жители опознали по фотографиям пропавших женщин: в разное время онипосещали виллы Ландрю. Полиция перекопала там все клумбы, надеясь обнаружитьзахоронения пропавших женщин, но безрезультатно.

И все же — как Ландрю избавлялся от трупов? Он не зарывал их в саду. Не растворял вкислоте: полиция проработала и эту версию, выяснив, что Ландрю никогда не закупалхимикаты. Благодаря помощи пограничной службы было установлено, что ни один человекиз списка Ландрю не покидал в указанный период территорию Франции. Одиннадцатьчеловек исчезли, испарились!

Ответ дали соседи: они вспомнили, что Ландрю часто принимался топить печь внесуразное время: поздней весной, летом… Дым, валивший из трубы, был масляно-черным иимел специфический неприятный запах.

На зловещей вилле вновь появились полицейские с лопатами, теперь их интересовалине газоны и клумбы, а яма с золой на заднем дворе. Просеяв ее содержимое, они нашличеловеческие кости, больше сотни зубов, зубные коронки, металлические и костяныепуговицы, детали женских корсетов и обуви. Это открытие фактически ставило точку врасследовании. Представ перед судом, Ландрю так и не признал своей вины, но на основаниипредставленных улик был обвинен в 11 убийствах и приговорен к смертной казни.Присяжные совещались не более двух часов.

Страшного убийцу обезглавили в Версале в феврале 1922 года. У эшафота он передалсвоему адвокату пакет — но не с признанием: там оказались карандашные рисунки, в томчисле и с изображением печи, в которой он сжигал трупы.

Казнь Ландрю собрала невероятное число зрителей, в числе которых были многиезнаменитости. Но что же это за экстравагантная дама, исполнившая танцевальный номер накрыше лимузина?

Мистангетт

Известный советский конферансье А.Г. Алексеев, вспоминая 20-е годы, писал, что«певицы делились тогда у французов на три жанра: cantatrice — это певица как таковая,diseuse á voix — не певица, а исполнительница, но с голосом, и просто diseuse — этоисполнительница, у которой голоса для пения нет, но есть большая выразительность. Былаеще разновидность — chanteuse — у этих не было ничего, кроме манерничанья,фривольности, пикантности, эротичности; этих у нас в России называли просто

шансонетками».

Трудно сказать, к какой категории относилась Мистангетт — но была она настоящейзвездой. При крещении ей дали имя Жанна-Флорентина, по фамилии Буржуа, и родилась онав 1875 году в семье разнорабочего и портнихи, живших в небольшом городке под Парижем.

В десятилетнем возрасте Жанна-Флорентина впервые выступила на сценекафешантана. Так назывались рестораны или кафе со сценой для выступлений. Обычно этизаведения были самой низкой пробы, исполнялись там фривольные (порой и простовульгарные) песни, а певицы зачастую не умели петь. Некоторые этому постепенно учились,а другие предпочитали привлекать публику ужимками и кривлянием.

Тощая, немного нескладная, с выразительной дерганой пластикой, которую иныекритики называли «эпилептичной», Мистангетт была совершенно во вкусе времени. Онаявляла редкостную выразительность в пантомиме, умела смешить, и в начале 90-х к нейпришел настоящий успех. Произошло это после выступление в театре «Трианон» и впопулярном кабаре «Эльдорадо». Следующей ступенью стало «Казино де Пари», затем —знаменитые «Фоли-Бержер» и «Мулен Руж».

Ее величали королевой мюзик-холла. Ноги Мистангетт считались самыми длинными истройными в Париже. В 1919 году она застраховала их на сумму в полмиллиона франков, аспустя несколько лет повысила ее до трех миллионов. Банковский эксперт, в чьиобязанности входило осмотреть «предмет страхования», на вопросы журналистов ответил,что нашел ноги Мистангетт «в отличной сохранности». А ведь ей уже было за пятьдесят!

Именно Мистангетт придумала «корону» из множества страусиных перьев, ставшуютеперь привычной для танцовщиц варьете. Этот убор тоже был застрахован на крупнуюсумму. Его привозили из банка, где он хранился в отдельной ячейке и специальный человекследил, чтобы с ним чего-нибудь не случилось.

Однажды репортер Таймс спросил актрису, в чем секрет ее популярности. «Этомагнетизм, — улыбаясь, ответила актриса. — Я говорю публике: ближе, идите ближе… вотони и тянутся ко мне».

Ее умение непринужденно общаться с публикой и остроумно шутить позволялоМистангетт выступать не только как певице, но и как конферансье. Ну и штучки она поройвыкидывала! Однажды устроила конкурс среди зрительниц на самую элегантную шляпку ипринялась обсуждать головные уборы сидящих в зале дам. Одни чувствовали себяпольщенными, другие смущались, кто-то негодовал, зато остальная публика покатывалась сосмеху!

Мистангетт любила шокировать публику. Она ставила номера с большим количествомдевушек, исполняющих канкан. «Прошли те времена, когда считалось непристойнымпоказывать подвязки чулок», — пелось в одной из ее песенок. «Бомбой» стал ее номер«Танец апаша», в котором партнер, изображавший уличного хулигана, грубо швырялпартнершу и таскал ее по сцене, намекая на садомазо.

Достигшей громкой славы Мистангетт одного театра показалось мало, и онапопробовала свои силы в кино, снявшись в немом фильме «След, или Красная рука».Оказалось, что даже лишенная голоса любимая актриса нравится публике. Она продолжилакинокарьеру и всего снялась более чем в 50 фильмах, в том числе в голливудской версииромана Виктора Гюго «Отверженные» (1912).

Пожалуй, единственной ее неудачей было турне в США, которое певица предпринялауже в возрасте 75 лет. Свидетелем ее не слишком триумфального возвращения на родинустал Александр Вертинский: «…сенсационным событием было возвращение знаменитойпарижской „ведетты“ Мистангетт, ездившей на гастроли в Америку. Уехав туда на тригода, она вернулась через три месяца. По-видимому, ее там „не поняли “. Кстати, в этовремя ей шел 75-й год, что, впрочем, не мешало ей блистать на сцене. В Париже женщинане имеет возраста и до сорока лет вообще считается „подростком“. Молодых женщинпарижане не любят.

Парижане — прирожденные конферансье. Стоя на углу бульвара Распай, я однаждыслышал следующий разговор двух уличных продавцов, из которых один продавал подтяжки,а другой — пятновыводчик. Каждый из них расхваливал свой товар, ловко пересыпая своюречь злободневными остротами на политические и иные темы.

— Ты слышал, Жан, — кричал один из них другому , — американцы с нас требуютвоенные долги? А? Что ты на это скажешь?

— Хороши союзнички! — не переставая освежать пятновыводчиком чью-то грязнуюфуражку, отвечал Жан. — Чего они от нас хотят, в конце концов, эти янки? Мы же импослали Мистангетт! — возмущался он.

— Да, но ведь они ее нам вернули! — добросовестно пояснял первый.— Ну и что же из этого? Мы ведь их об этом не просили, — спокойно парировал

Жан».

В 1951 году Мистингетт покинула сцену, написав три года спустя книгу мемуаров «Всямоя жизнь» («Toute ma vie»).

Мистингетт умерла 5 января 1956 года в возрасте 80 лет, но до последнего днясохраняла свою удивительную привлекательность и обаяние. «…Ее манера двигаться былаверхом изящества. Но было в ней больше, чем просто очарование, — она была Парижем,символом и веселья, и хорошего настроения, и храбрости, и сердца…», — сказал оМистингетт Морис Шевалье.

Прекрасная Колетт и ее женщины

Со дня смерти Ландрю прошло семнадцать лет, и во Франции состоялась последняяпубличная казнь: на гильотину был отправлен другой серийный убийца — Эжен Вейдманн.Произошло это 17 июня 1939 года на том же месте в Версале. И даже защита преступникабыла поручена тому же самому адвокату что в свое время потерпел неудачу с Ландрю.

Биография Вейдманна — это типичая история подонка, начавшего с мелкого воровстваи закончившего самыми отвратительными убийствами.

Его первая жертва — Жанна де Ковен в своем последнем письме к друзьям в Америкусообщила: «Я познакомилась с очаровательным и очень неглупым немцем, которыйназывает себя Зигфридом. Может быть, другая вагнеровская партия подойдет мне — ктознает? Завтра я собираюсь посетить его виллу в чудесном местечке, недалеко от поместья,где Наполеон признался в любви Жозефине». Романтичная девушка не подозревала, что наследующий день галантный «Зигфрид» задушит ее и зароет ее тело в саду. «Она была такойнежной и такой доверчивой… Я сдавил ей горло, и она упала на пол, словно кукла», —признался он на допросе.

За юной балериной последовали таксист, гувернантка, бывший сокамерник, агент понедвижимости — все они были погублены ради денег.

Безжалостный убийца перед казнью впал в мистический экстаз и на эшафоте истовокаялся в грехах и много молился, его истерика передалась собравшейся толпе, что вызвалодавку и привело к публичному скандалу. Это послужило поводом к запрету публичныхказней во Франции. Среди зрителей присутствовала знаменитая писательница ГабриэльКолетт: газета «Пари суар» заказала ей эссе о казни Вейдманна.

Габриэль Колетт — дочь офицера, героя итальянской кампании, потерявшего всражениях ногу, она родилась в Бургундии в 1873 году. В двадцать лет вышла замуж за АнриГотье-Вильяра, известного под псевдонимом Вилли — писателя, журналиста, музыкальногокритика. Габриэль страстно желала этого брака, восхищаясь талантом своего избранника,который был старше ее на пятнадцать лет. Увы, ее ждало жестокое разочарование:«писатель» и «критик» оказался лишь ловким предпринимателем, нанимавшим«литературных негров» для воплощения своих «проектов». Он ни строчки не написал сам!

Потрясение молодой супруги было столь велико, что она даже угодила в психиатрическуюлечебницу, но с мужем не развелась, а, напротив, выйдя из больницы, стала одним из его«литературных рабов». Целых пять лет она почти не выходила из дома, создавая сериюроманов о девушке-подростке Клодине, прототипом которой была она сама. По рассказамКолетт, муж попросту запирал ее в комнате и не выпускал, пока она не напишеттребующееся количество страниц. Конечно же издавались эти романы под псевдонимом«Вилли».

Романы стали весьма популярными, и Анри, решив получить дополнительнуюприбыль, принялся выпускать женские платья, «как у Клодины», косметику «под Клодину»,даже открыл косметический салон, который, впрочем, довольно быстро обанкротился.

Долгое время Колетт терпела супруга, которого ее позднейшие биографыхарактеризуют как «шарлатана и дегенерата»; Готье-Вильяр не сумел оценить ни ум, ниталант своей жены, зато некоторые стороны ее натуры его шокировали: порой Колеттдопускала увлечения на стороне, но предметом ее вожделения становились не мужчины, аженщины. В 1904 году супруги, наконец, расстались. Колетт ушла от мужа к писательницеНатали Барни, начала печататься под собственным именем, сотрудничала с газетами,выступала как театральная актриса.

Американка Натали Барни родилась в очень богатой семье, ее отец былпотомственным промышленным магнатом. Англичанка по происхождению, онапредпочитала родному французский язык. В 11 лет родители отдали ее в школу-интернат воФранции, именно там девочка осознала, что она лесбиянка. Не желая уродовать свою жизньпотаканием общественным понятиям о том, что прилично, а что нет, Натали решительноотказалась от замужества. Ее юность прошла в Вашингтоне, а потом родители разрешили ейпереехать в горячо любимый ею Париж. Натали было уже за тридцать, когда она купила домна улице Жакоб и организовала там свой блестящий литературный салон. Яркая эффектнаяженщина, обожавшая легкие белые платья, она привлекала массу поклонников-мужчин, ноникогда не отвечала на их чувства, зато не упускала случая соблазнить женщину, если та ейнравилась.

Салон Барни посещали Оскар Уайльд, Луи Арагон, Анри Барбюс, Джеймс Джойс,Айседора Дункан, Андре Жид, Труман Капоте, Жан Кокто, Синклер Льюис, Сомерсет Моэм,Марсель Пруст, Райнер Мария Рильке, Франсуаза Саган, Фрэнсис Скотт Фицджеральд,Рабиндранат Тагор, Торнтон Уайлдер, Анатоль Франс, Мата Хари…

В числе ее любовниц была знаменитая куртизанка Лиана де Пужи и талантливейшаяпоэтесса Рене Вивьен, умершая от алкоголизма и анорексии, не дожив и до 30 лет. Пылкийтемперамент заставлял Натали искать все новых и новых любовных приключений. Биографынасчитали у нее более сорока более или менее длительных любовных романов и бессчетноеколичество мимолетных связей.

Барни была очень ветрена, большая часть ее увлечений длилась недолго. Роман сКолетт тоже кончился быстро, но они до конца жизни остались друзьями.

Порой в особняке красавицы-американки жили сразу несколько ее любовниц. Это былиписательница княгиня Элизабет де Грамон, известная социалистка Долли Уайльд,племянница Оскара Уайльда, и художница Ромена Брукс. После самоубийства Долли в 1941году (она была больна раком и страдала от героиновой зависимости) Ромена и Наталипрожили вместе еще почти 50 лет.

Следующая пассия Колетт — Матильда де Морни, маркиза де Бельбёф (1862–1944),известная так же как Шевалье, Мисси и Иссим, вызывала у современников весьмапротиворечивые чувства. Некоторые ею восхищались, но большинство испытываловраждебность.

«Она была безупречно-бледной, подобно некоторым древнеримским мраморнымстатуям, пронизанным светом, говорила приглушенным мягким голосом; держаласьнепринужденно, как мужчина, и отличалась превосходными манерами, скупыми жестами имужской горделивой осанкой. Ее фамилия по мужу еще производила впечатление. Друзья,

как и недруги хозяйки, величали ее лишь по титулу… и по имени; и то и другое звучалопрелестно и прекрасно сочеталось с ее широкоплечей фигурой сильного, осторожного идовольно стеснительного мужчины», — описывала Колетт свою любовницу много летспустя после их разрыва.

«В моем роду были бастарды от матери к сыну на протяжении трех поколений», —шутил отец Матильды, герцог де Морни. И действительно: он сам был внебрачным сыномГортензии, супруги Людовика Бонапарта от связи с генералом Шарлем Жозефом де Флао,считавшимся внебрачным сыном Талейрана. Примечательно, что бабушка этого генерала поматеринской линии была любовницей Людовика XV, и его мать тоже считаласьнезаконнорожденной. Супругой герцога стала Софья Трубецкая — внебрачная дочь НиколаяI. Таким образом, Матильда могла считать своими родственниками двух императоров,короля Людовика XV, а также великого министра и дипломата Талейрана.

Главным талантом ее отца было умение делать деньги. Он участвовал в самыхрискованных операциях и всегда выходил из них победителем. Он умер спустя два годапосле рождения Матильды, оставив ей большое наследство. На богатой наследнице женилсямаркиз де Бельбёф, явно польстившийся на наследство: в юности Матильду считали оченьнекрасивой.

Брак этот не стал счастливым, но не внешность молодой супруги стала этомупричиной. Напротив: Матильда расцвела и считалась в обществе привлекательной ипикантной «амазонкой». Ее андрогинность и независимый вид отвечали духу времени ипривлекали мужчин, но Матильде нравились не мужчины.

Некоторое время муж закрывал глаза на ее лесбийские связи. Молодая маркиза крутилароманы с женщинами из самых разных слоев общества: от простой служанки до знаменитойкуртизанки Лианы де Пужи. Скандал разразился, когда однажды в пароксизме страстиМатильда откусила клитор юной садовнице. Замять дело стоило очень больших денег. Послеэтого по обоюдному согласию супруги расстались, хотя еще пятнадцать лет они не былиофициально разведены.

Отцовское наследство позволяло Матильде не заботиться о хлебе насущном. Пробуясебя в разных областях искусства: рисовала, занималась скульптурой, писала и ставиласпектакли, она прославилась благодаря другому — Матильда не желала быть женщиной.

Еще десять лет она шла на компромисс, скрывая свою истинную сущность. Лишь послесмерти матери она открыто бросила вызов обществу, сменив женские юбки на мужскойкостюм и приказав своим слугам именовать ее «господин маркиз». Она и выгляделасовершенно как мужчина: широкоплечий, солидный, слегка полноватый. Лишь слишкоммаленькие кисти рук и ступни выдавали ее истинный пол. Чтобы увеличить размер ноги,Матильда даже надевала по несколько носков.

Лишь однажды она решилась снова переодеться в женское платье, собираясьприсутствовать на похоронах брата. Однако в юбках она выглядела ужасно, словно ряженыймужчина, и родственники попросили ее не устраивать маскарад и прийти в обычном для неебрючном костюме.

В дальнейшем Мисси решилась на еще более смелый и экстравагантный шаг: решив,что коли природа не создала ее мужчиной, то перестать быть женщиной — в ее силах, оналегла на операцию, хирургическим путем удалив себе грудь и матку.

Этот поступок вызвал у многих неприятие и даже отвращение. Матильда приобреласкандальную известность, о ней ходили самые грязные сплетни. Известный журналист ЖанЛоррен — сам, между прочим, гомосексуалист, наркоман и сифилитик, — даже обвинял ее внекрофилии: якобы, когда одна из ее любовниц внезапно скончалась. Матильда ворвалась вкомнату, где лежало тело с воплем: «Я хочу обладать ею в последний раз!» Опасаясьобвинений в клевете, он использовал в своих пасквилях псевдоним де Морни, слегка егоисказив: вместо Мисси писал Мизи. Все понимали, о ком идет речь. Матильда долгое времятерпела, но потом все же подала в суд и выиграла процесс.

Но ее репутация была испорчена безнадежно. В приличном обществе Матильда де

Морни стала парией. Даже Натали Барни — лесбиянка, не скрывавшая своей ориентации,однако сохранявшая женственность и элегантность, — ненавидела Матильду и не желала еевидеть, хотя в салоне Барни часто бывали многие их общие знакомые. В отместку Матильдаотбила у нее любовницу Колетт. Их роман носил явный оттенок садо-мазо, так, де Морнидаже надела на подругу собачий ошейник с надписью: «Я принадлежу Мисси».

Колетт о Мисси:«Фотография… запечатлела ее в брючном костюме, прилично одетой, но спризнаками дурного, то бишь женского, вкуса. Загнутый угол носового платка внагрудном кармане торчит на два пальца выше положенного. Края и раструбыотворотов фрака небезупречны, как и ботинки. Чувствуется, что женскаяфантазия, скованная под открытым челом лжемужчины, сожалеет о том, чтоне может выплеснуться в жабо, лентах и шелковистой ткани…»

Связь Колетт и Мисси продолжалась очень долго и привела еще к одному скандалу: в1907 году на сцене «Мулен Руж» была поставлена пьеса «Египетский сон», где ролиисполняли обе женщины. Представление имело успех, и обрадованная Мисси, одетая вмужской костюм, страстно поцеловала полунагую Колетт, изображавшую египтянку. Как эточасто бывало в ее жизни, она не рассчитала эффект: журналисты принялись на все ладыобсуждать поцелуй этих двух дам.

Очень немногие поддержали в те дни Матильду. Среди них был такой же отверженный,как и она сама, — Жак д’Адельсвард-Ферзен, несколько лет назад арестованный забогохульство и проведение черных месс, да к тому же обвиненный в педофилии. Конечно,слова человека с такой репутацией только подлили масла в огонь.

Известный писатель Робер де Монтескью, считавший себя потомком д’Артаньяна,пытался объяснить, что поведение маркизы было лишь невинной попыткой эпатажа, а вовсене доказательством ее крайней безнравственности. Но де Монтескью и сам часто попадал настраницу сплетен, хотя старался не афишировать свой гомосексуализм, а потому к егоуговорам мало кто прислушивался.

Даже родственники Матильды отказались с ней общаться. Нервы у Колетт невыдержали, и она уговорила Мисси для виду расстаться. Впоследствии они расстались по-настоящему: Колетт отбил у Мисси силач и бывший боксер Олимп Эрио, ставший оченьбогатым, получив наследство после смерти своего старшего брата-фабриканта.

Годы шли, и у Мисси оставалось все меньше друзей: от воспаления легких умерМарсель Пруст, покончил с собой Жак Ферзен, и даже ее старый и верный враг Жан Лоррендавно отправился в мир иной. Одиночество все сильнее тяготило маркизу, которая, повыражению Колетт, всю жизнь отстаивала свое право, даже, вернее, свою обязанность небыть счастливой. В 1942 году Матильда прочла автобиографический роман своей подруги«Чистое и порочное» и после этого полностью разорвала с ней отношения. Матильде деМорни было не впервой узнавать себя на страницах книг: разные авторы изображали ее вкачестве то мужчины, то женщины, превращая спокойную и даже немного стеснительнуюмаркизу в роковую амазонку. Писательница Рашильд (тоже лесбиянка) назвала ее «маркизойде Сад» — и Матильда восприняла это как должное. Но текст Колетт, содержавшийпоистине убийственные наблюдения, жестоко оскорбил ее. Чего только стоит сценавыяснения отношений между двумя лесбиянками, явно списанная с натуры:

«Она выставила ночью за дверь, в сад, красивую блондинку Лулу, с которой жила,чтобы та поняла, чего она хочет, то есть сделала окончательный выбор между ею,Люсьеной, и своим мужем.

Перед рассветом Люсьена свешивается над балконом.— Ты решила? — спрашивает она.— Да, — отвечает Лулу, шмыгая носом от холода.— Ну и что же?

— Ну так вот, я возвращаюсь к Эктору. Я подумала, что он может делать то, чеготы не в силах делать.

— О! Естественно! — восклицает Люсьена с мрачным видом.— Нет, — говорит Лулу, — это не то, что ты думаешь. Я не так уж дорожу тем, о

чем ты думаешь. Сейчас я скажу тебе. Когда мы с тобой бываем на людях, едем за городили сидим в ресторане, когда мы путешествуем вместе, все принимают тебя за мужчину,это понятно. Но мне стыдно быть с мужчиной, который не в состоянии помочиться настену».

В мае 1944 года одинокая и опустошенная Мисси попыталась покончить с собой по-мужски, сделав харакири.

Увы, попытка оказалась неудачной: врачи сумели спасти жизнь, которая была ейсовсем не нужна, и сразу же после выхода из больницы скандально знаменитая маркиза всеже ушла из жизни более прозаическим способом, положив голову в газовую плиту.

Колетт пережила Матильду более чем на десять лет. В ее жизни было еще многобурных романов и приключений. Расставшись с боксером, она увлеклась актрисой и певицейЭмили-Мари Бушо, выступавшей под псевдонимом Полер. Эта актриса славилась на весьПариж своей изумительно тонкой талией — не более 13 дюймов. Она часто рекламировалакорсеты, и эти фото, восхищавшие современников, сейчас скорее пугают.

Полер родилась в Алжире, где отбывал ссылку ее дед. С раннего детства она пела валжирских кафе, а в 16 лет приехала в Париж, где стала выступать в мюзик-холлах. Тугиекорсеты не повредили ее здоровью: Полер выступала как драматическая и опереточнаяактриса, танцевала, пела, снималась в кино, позировала Тулуз-Лотреку и Антонио де лаГайдара. Умерла она в возрасте 65 лет. Незадолго до смерти в одном из интервью Полервыразила сожаление, что, несмотря на обилие ролей, ей так и не довелось сыграть роль«хорошей женщины».

Жан Лоррен написал о ней:«Полер! Возбуждающая и возбужденная Полер! Не обычная женщина, каких вызнаете много, а хрупкий росток с талией, стянутой до невыносимой боли,которую едва можно вытерпеть без стона. Кажется, что это изумительностройное тепо, зажатое в тесный до судорог корсет; готово вот-вотпереломиться…Под ореолом замысловатой шляпки, украшенной султаном из разноцветныхлистьев, — большой чувственный рот; огромные черные глаза, обрамленныетемными кругами, умеряющими накал ее зрачков. Этот зловещий лик Саломеи,заставляющий вспомнить о фосфоре, сере и красном перце, обрамляют жесткиенепокорные иссиня-черные волосы. Возбуждающая и возбужденная Полер!Дьявольская мимика, быстрая речь и изумительный танец! Желтая юбка высоковздымается, обнажая нот в слишком коротких чулках, Полер подпрыгивает,вспархивает, извивается, выгибается дугой, а танце участвуют ее бедра, спина,живот, все выпуклости ее тела. Гибкая словно ивовый прутик, она кружится,свивается в спираль, крутится как юла, дрожит как осинка на ветру, полностьюотдаваясь музыке и словам песни! И лишь когда танцовщица замирает, публика,до того сидевшая в оцепенении, взрывается аплодисментами».

Расставшись с Полер, Колетт пережила роман со знаменитым поэтом-декадентомГабриэлем д’Аннунцио, потом вышла замуж за барона Анри де Жувенеля, которому онадаже родила дочь Колетту Эта девушка потом вспоминала, что ее детство не былосчастливым: сама Габриэль Колетт никогда не хотела иметь детей и стала плохой матерью.Супруги расстались после того, как поползли слухи, что у Колетт роман с семнадцатилетнимсыном Анри — Бертраном.

Во время войны, работая в госпитале, писательница близко познакомилась с

Мюзидорой — актрисой кино. Роман Колетт «Странница», в котором она вывела Мисси вкачестве персонажа по имени Максим, очень понравился Мюзидоре, и она дажеэкранизировала его, сыграв главную роль.

Мюзидора (1889–1957). Выражение «женщина вамп» знают все. А многие лизадумывались над его происхождением? Почему вдруг роковую красотку стали сравнивать свампиром? Случилось это в 1915 году, когда на экраны вышел фильм-сериал Луи Фейада,который так и назывался «Вампиры». Речь в нем шла о банде воров и убийц, которые насамом деле кровь не пили, а лишь использовали символику вампиризма. О том, какиемрачные подвиги они совершали, можно понять из названий серий: «Краснаякриптограмма», «Призрак», «Исчезновение мертвеца», «Сатана», «Составитель ядов»,«Владыка грома», «Прерванный праздник», «Кровавая свадьба» и т. д.

Главную злодейку — прекрасную, обольстительную, умную, сильную и ловкую —звали Ирма Веп. Это была анаграмма слова «вампир». Она выдавала себя то за светскуюльвицу, то за певицу варьете, то за простую телефонистку или горничную.

Отправляясь «на дело», Ирма Веп любила надевать черное обтягивающее чтрико.Надо указать, что Мюзидора была не первой актрисой, облачившейся в столь

откровенный наряд. До нее на французских экранах блистала Жозетта Андрио (1886–1942).Эта дама не была писаной красавицей и до киносъемок никогда не выступала на сцене, затоона занималась верховой ездой, плаванием, велосипедным спортом и акробатикой. Один изкинорежиссеров, специализировавшийся на криминальных боевиках, оценил ее спортивнуюподготовку и предложил сняться в нескольких приключенческих фильмах. И завертелось!Героиня Андрио — шпионка-патриотка Протея выслеживала вражеских агентов, вороваласекретные документы, спасалась от погони, выделывала акробатические трюки,демонстрировала приемы джиу-джитсу… Словом, была настоящей «роковой женщиной» —героиней нового, XX века. Именно в фильмах о Протее впервые появилось знаменитоеэффектное черное трико, впоследствии ставшее «униформой» многих киношных злодеев иих антагонистов. Оно было сшито из плотной хлопчатобумажной материи и обрисовывалоспортивную фигуру Жозетты, целомудренно скрывая подробности.

В отличие от наряда Протеи, трико злодейки Ирмы Веп было шелковым и оченьтонким, хоть и непрозрачным. Оно сидело на актрисе, словно вторая кожа. Да и внешнеМюзидора была совсем иной: бледная худенькая стройная брюнетка с огромными чернымиглазами — она принадлежала к самому модному в то время типу женщины.

Настоящее имя роковой красавицы было Жанна Рок, а псевдоним, в переводе сгреческого означающий «Подарок муз», она позаимствовала из одного старинного романса.

Как и многие актрисы того времени, Мюзидора сначала получила известность на сцене,выступая в престижных театрах «Монпарнас» и «Фоли-Бержер». В кино она впервые сняласьсовсем не в роли роковой аристократки: в ленте «Тяжкий крест» она изображала молодуюзаводскую работницу. Конечно, это была не совсем ее роль. Но «Тяжкий крест» посмотрелзнаменитый режиссер Луи Фейяд и немедленно предложил актрисе сняться в его сериале«Вампиры» о зловещей банде убийц и воров.

Фильм произвел сенсацию, им восторгались Луи Арагон и Андре Бретон, Мюзидора водночасье стала звездой. Зрители восхищались не только ее красотой и актерской игрой, но итем, что она сама исполняла все многочисленные трюки в фильме. «Это была гениальнаякартина. Это почище „Фантомаса“ было. И гораздо лучше сделано. Гораздо лучше повсему: по построению, по игре актеров», — писал о фильме молодой Леонид Трауберг.

Но — увы — Фейяд оказался жертвой собственного таланта: зло в его фильмеполучилось слишком привлекательным — во многом благодаря Мюзидоре. «Вампиров»обвинили в том, что они увеличивают число реальных преступлений, и администрациябанка-спонсора прекратила финансирование.

Недолго погоревав, Фейяд начал снимать новый серийный фильм «Жюдекс» — гимнблагородным сыщикам, поборникам правосудия. В нем тоже снималась Мюзидора.

Мужественное поведение Колетт во время войны, ее забота о раненых заставилиобщество забыть о ее скандальных похождениях, писательница даже была награжденаорденом Почетного легиона. Она много издавалась, ее романы отлично продавались, о еетворчестве с похвалой отзывался сам Жан Кокто, она была знакома со многими интереснымилюдьми…

С годами Колетт остепенилась: в 1935 году она в третий раз вышла замуж за МорисаГудеке, еврея по национальности. Брак этот был очень счастливым и прочным, но послеоккупации Франции Гудеке был арестован и отправлен в концлагерь. Колетт, забыв о своейпрежней ветрености, приложила нечеловеческие усилия, чтобы спасти ему жизнь. Благодаряпомощи своих друзей Коко Шанель и Саша Гитри ей удалось вытащить супруга изпересыльной тюрьмы. Следующие несколько лет, вплоть до конца войны, она прятала его взагородном имении.

Впоследствии, совершенно бездоказательно, и Шанель, и Гитри были обвинены вколлаборационизме.

Колетт о Шанель:«С ее упрямой энергией, умением дать отпор, манерой слушать и готовностьюзащищаться, которая иногда превращает ее лицо в глухую стену, — этомаленький черный бык».«Успех этой рассудительной покорительницы мира моды — в ее исключительнойработоспособности».

Вплоть до смерти Колетт интенсивно работала, несмотря на то, что страдала сильнымартритом и не могла передвигаться самостоятельно. Она не только писала романы, но исотрудничала с газетами и журналами, порой создавая статьи на совершенно «неженские»темы, так, ей принадлежит эссе о казни серийного убийцы Вайдманна — последнегопубличного гильотинирования во Франции.

Когда Колетт умерла, католическая церковь отказалась совершать погребальный обряднад умершей, поскольку та была разведена, но Французская республика устроила Колеттпышные официальные похороны. Останки писательницы покоятся на кладбище Пер-Лашез.

Список использованной литературы

Абеляр Петр . История моих бедствий. М., 1992.Богословие в культуре Средневековья. Киев, 1992.Боссан Филипп. Людовик XIV, король-артист. М., 2002.Бретон Ги. Истории любви в истории Франции. М., 2008.Бретон Ги. Версаль на двоих. М., 2009.Брэстед Д.Г. История Древнего Египта. М., 1915.Barden Dennis. The Ladykiller: The Life of Landru, the French Bluebear. London, 1972.Pascal Vernus. Affairs and scandals in Ancient Egypt. Cornell University Press, 2003.Вулли Леонард. Ур халдеев. М., 1961.Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1990.Геродот. История. Л., 1972.Готье Теофиль Клуб Гашишистов. М., 2010.Fernande Gontier et Claude Francis, Mathilde de Morny. La scandaleuse marquise et son

temps, Perrin, 2005.Дейвенпорт-Хайнс Ричард. В поисках забвения. М., 2004.Де Куинси Томас. Исповедь англичаниа, употреблявшего опиум. Азбука, 2005.Древние цивилизации. М., 1989.Дэко Ален. Мавританка из Морэ — дочь Людовика XIV? Вокруг света. 1993. № 6.

Decaux Alain. C’était le XXe siècle: Tome 1 — De la Belle Epoque aux Années folles,Perrin, 1996.

Дюма A. Знаменитые преступления. СПб., 2010.Егер О. Всемирная история. СПб., 1904.Емельянов В.В. Древний Шумер, очерки культуры. СПб., 2001.Жак Кристиан. Нефертити и Эхнатон. М., 1996.Иванов А. Арминий — освободитель Германии. История Германии / 03.04.2009.Иванов К.А. Многоликое Средневековье. М., 1996.История всемирной литературы: в 8 т. М., 1983–1994.Керам К. Боги, гробницы и ученые. М., 1963.Колетт. Чистое и порочное. М., 1994.Куглер Бернгард. История Крестовых походов. Ростов н/Д, 1995.Ленотр Жорж. Повседневная жизнь Версаля при королях. М., 2003.Литературная энциклопёдия: в 12 т. (1929–1939) CD Словарного издательства ЭТС.Франсуа де Ларошфуко. Мемуары, максимы. Л., 1971.Матье М.Э. Древнеегипетские мифы. М.-Л., 1956.Мейлах М.Б. Жизнеописания трубадуров. М., 1993.Мишель Доминик. Ватель и рождение гастрономии. М., 2002.Пастуро Мишель. Повседневная жизнь Англии и Франции во времена рыцарей

Круглого стола. М., 2001.Перепелкин Ю.Я. История Древнего Египта. СПб., 2000.Перепелкин Ю.Я. Тайна золотого гроба. М., 1969.Перну Режин. Алиенор Аквитанская. СПб., 2001.Перну Режин. Ричард Львиное Сердце. М., 2000.Петифис Ж.-К. Дело о ядах: алхимики и колдуны времен Людовика XIV. М., 2001.Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1987.Поньон Эдмон. Повседневная жизнь Европы в 1000-м году. М., 1999.Поэзия трубадуров, поэзия миннезингеров, поэзия вагантов. М., 1974.Robins Gay. Women in ancient Egypt. Cambridge 1993.Сергеенко М. Жизнь Древнего Рима. СПб., 2000.Сен-Симон. Полные и доподлинные воспоминания герцога де Сен-Симона о веке

Людовика XIV и Регентстве. М., 1991.Сказки и повести Древнего Египта. СПб., 2004.Словарь латинских крылатых слов. М., 1982.Средневековый мир. Минск., 1999.Сугерий, аббат Сен-Дени. Жизнь Людовика VI Толстого, короля Франции. М., 2006.Таллеман де Рео. Занимательные истории. Л., 1974.Толстой А. Эмигранты. Авт. сб. М., 1982.Турский Григорий. История франков. М., 1987.Touchard-Lafosse G. Chroniques de l’Oeil-de-Boeuf, des petits appartements de la cour et des

salons de Paris sous Louis XIV, la Régence, Louis XV, et Louis XVI, Paris, 1908.Утченко С.Л. Юлий Цезарь. М., 1976.Утченко С.Л. Цицерон и его время. М., 1975.Файкс Герхард. Большое ухо Парижа. История французской полиции. М., 1981.Федорова Е.В. Императорский Рим в лицах. М., 1979.Фрэзер Джеймс Джордж. Золотая ветвь. М., 1980.Хиршфельд Герхард. Мата Хари — величайшая шпионка XX века? Киев, 2005.Цезарь Г.Ю. Записки о галльской войне. М., 2001.Эбере Георг. Уарда. СПб., 1993.Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1907–1909.

Сетевые источники

Средневековые поэтыhttp://mssianplanet.m/fllolog/trubadur/index.htm

Гимн Иштар. (Нин-ме-шара)http://www.angelflre.com/mi/enheduanna/Ninmesara.html/jdfaq/index.htmlhttp://home.inflonline.net/~ddisse/index.html

Эпос о Гильгамешеhttp://lib.ru/POEEAST/gilgamesh.txt

The tomb of Niankhknum and Knumkhotephttp://www.egyptology.com/niankhkhnum_khnumhotep/index.html