Фонд Защиты Гласности - Понятия Чести, Достоинста И...

ФОНД ЗАЩИТЫ ГЛАСНОСТИ

ПОНЯТИЯ ЧЕСТИ,ДОСТОИНСТВА

И ДЕЛОВОЙ РЕПУТАЦИИ

Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценкиюристами и лингвистами

Изд. 2-е, переработанное и дополненное

Москва

Издательство «Медея»2004

Dostoinstvo.qxd 3/9/04 17:35

УДК 347.948:070

ББК 67.410ББП 56

Утверждено к печати Редакционно-издательским советомФонда защиты гласности

Издание выпущено в свет благодаря финансовой поддержке программой«МАЛЫЕ ПРОЕКТЫ ПОСОЛЬСТВА КОРОЛЕВСТВА НИДЕРЛАНДОВ» (Matra/KAP)

Ответственные редакторы —президент Фонда защиты гласности

Алексей СИМОНОВ,председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов

по документационным и информационным спорам, профессорМихаил ГОРБАНЕВСКИЙ

Рецензенты:доктор юридических наук, доктор филологических наук, доцент Е.И. ГАЛЯШИНА(ГУ «Экспертно-криминалистический центр Министерства внутренних дел РФ»),

доктор юридических наук, профессор Е.Р. РОССИНСКАЯ(Московская государственная юридическая академия),

кандидат филологических наук, доцент Е.С. КАРА-МУРЗА(факультет журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова)

Авторы разделов и материалов: д.филол.н. Владимир Базылев, д.филол.н. Юлий Бельчиков,

д.филол.н. Николай Голев, д.филол.н. Михаил Горбаневский,д.филол.н. Владимир Жельвис, д.филол.н. Сергей Кузнецов, д.филол.н.,

д.пс.н., Алексей Леонтьев, д. филос. н. Валентина Мансурова,д.ю.н. Александр Ратинов, к.филол.н. Юлия Сафонова,

судья Верховного Суда РФ Владимир Соловьев, д.филол.н. Юрий Сорокин.

Мл. редактор — Н.С. Гришина

П 56 ПОНЯТИЯ ЧЕСТИ, ДОСТОИНСТВА И ДЕЛОВОЙ РЕПУТАЦИИ:Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристамии лингвистами. Изд. 2-е, перераб. и доп./ Под ред. А.К. Симонова иМ.В. Горбаневского. — М.: Медея, 2004. — 328 с.

Переиздание работ, впервые опубликованных в 1997 и 1998 годах, в пере-работанном и дополненном виде обусловлено чрезвычайной важностью во-просов юридического и лингвистического анализа спорных текстов СМИ всовременный период, характеризующийся существенным ростом судебныхисков к СМИ и отдельным журналистам. Книга может быть рекомендованапреподавателям, студентам и аспирантам факультетов и отделений юрис-пруденции, журналистики и филологии, а также всем, кто интересуется пра-вовыми вопросами регулирования деятельности средств массовой инфор-мации и анализом языка СМИ.

УДК 347.948:070ББК 67.410 ,

© Фонд защиты гласности, 2004© Издательство «Медея», оформление, 2004


СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие ко 2-му изданию (А.К. Симонов, президент ФЗГ,

М.В. Горбаневский, председатель правления ГЛЭДИС) . . . . . . . . . . . . 5

Часть I. Год 1996. «Понятия чести и достоинства, оскорбленияи ненормативности в текстах права и массовой информации»От авторов (В.Н. Базылев, Ю.А. Бельчиков,

А.А. Леонтьев, Ю.С. Сорокин, 1996 г.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9

Глава 1. Основные выводы и рекомендации . . . . . . . . . . . . . . . . 11

Глава 2. Анализ основных понятий . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33

Глава 3. Событие, факт, суждение и их оценка . . . . . . . . . . . . . . 45

Глава 4. Оценка и ненормативность в материалах СМИ . . . . . . 65

Глава 5. Некоторые аспекты теории речевых актов . . . . . . . . . . 83

Глава 6. Послесловие юриста. «Когда не стесняются

в выражениях...» (А.Р. Ратинов) . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101

Часть II. Год 1997. «Честь и доброе имя. Конфликт журналистики июриспруденции». Материалы научно-практической конференции

Список участников конференции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 117

Конференция «Честь и доброе имя:

Конфликт журналистики и юриспруденции» . . . . . . . . . . . 121

Коротко об организаторах конференции . . . . . . . . . . . . . . . . . 241

Выступления, присланные по почте . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 243

Часть III. Год 2004. «А воз и ныне там?» Сборник статей

Ценны наряду с жизнью

(В.Н. Соловьев, судья Верховного Суда РФ) . . . . . . . . . . . . . . . . . 255

Инстанция истины: о соотношении норм языка и права

в общественной коммуникации (В.Д. Мансурова, д.филос.н.) . . . 265

Спорная часть текста: анализ имплицитных компонентов

содержания (С.Н. Кузнецов, д.филол.н.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277

Слово и дело: юридический аспект сквернословия

(В.И. Жельвис, д.филол.н.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 289

Будь осторожен, выбирая слово!

(М.В. Горбаневский, д.филол.н.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 299

Содержание

3


Приложения1. Нормативные материалы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305

2. Гильдия лингвистов-экспертов по документационным

и информационным спорам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 319

3. Лаборатория юрислингвистики и развития речи АлтГУ

и ее научные сборники (Н.Д. Голев, д. филол. н., проф.) . . . . 322

4. Лингвистическая безопасность печатных и электронных

СМИ: Программа спецкурса для студентов ф-та

журналистики Московского Независимого

эколого-политологического университета

(М.В. Горбаневский, д. филол. н., проф.) . . . . . . . . . . . . . . . . . 325

Понятия чести, достоинства и деловой репутации

4


ПРЕДИСЛОВИЕ КО 2-МУ ИЗДАНИЮ

Для укрепления и оздоровления российских СМИ как одной изоснов гражданского общества, для обеспечения успешного функци-онирования российского законодательства и дальнейшей его опти-мизации, для разработки более эффективных механизмов разреше-ния конфликтов в правовом рыночном государстве принципиальноезначение имеет соединение опыта юристов и лингвистов в анализетеории и практики применения законодательства при рассмотренииисков о защите чести, достоинства и деловой репутации, клевете иоскорблении.

В самом деле, развитие идей гласности и прав человека создаетбольшую общественную потребность в правовом регулировании от-ношений людей в сфере использования русского языка в политике,экономике (документационные споры), печатных и электронныхсредствах массовой информации (информационные споры) и по-вседневной жизни. Другими словами, противоречивая обществен-но-политическая и экономическая ситуация, сложившаяся в Россиик началу XXI века, вызвали острую потребность в получении россий-скими СМИ и их юридическими службами, адвокатами, а также су-дами всех уровней и дознавателями правоохранительных органовспецифической юридическо-лингвистической помощи.

В 1996–1997 годах Фонд защиты гласности обеспечил финансо-вые, организационные и информационно-издательские условия дляпроведения коллективом высокопрофессиональных авторов-линг-вистов специального исследования, которое мы назвали «Понятиячести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах пра-ва и массовой информации». Авторами этого исследования сталидоктора филологических наук А.А. Леонтьев (руководитель группы),В.Н. Базылев, Ю.А. Бельчиков, Ю.А. Сорокин. Юридический ком-ментарий к этому труду был выполнен одним из самых блестящихроссийских правоведов, доктором юридических наук профессоромА.Р. Ратиновым.

Небольшая брошюра под названием «Понятия чести и достоин-ства, оскорбления и ненормативности в текстах права и массовойинформации» была выпущена Фондом защиты гласности осенью1997 года и мгновенно превратилась в бестселлер, активно разошед-шийся среди самых разнообразных читателей — судей и адвокатов,прокуроров и юрисконсультов, дознавателей и юристов СМИ, со-трудников печатных и электронных СМИ, студентов и преподавате-лей факультетов юриспруденции, журналистики и филологии рос-сийских вузов. Учитывая сложившуюся в России начала XXI века

Предисловие

5


конъюнктуру по делам об унижении чести и достоинства, оскорбле-ниях и клевете, возмещении морального вреда и нанесении ущербарепутации, где ответчиками выступают средства массовой информа-ции (количество этих дел растет как на дрожжах), в 2003 году мы сде-лали вывод о том, что потребность в переиздании, дополненном иуточненном, этого исследования назрела.

Текст брошюры 1997 года «Понятия чести и достоинства, оскор-бления и ненормативности в текстах права и массовой информации»с незначительными сокращениями воспроизведен в первой частикниги, которую вы держите в руках.

Во вторую часть книги вошли материалы научно-практическойконференции «Честь и доброе имя. Конфликт журналистики и юри-спруденции», организованной и проведенной Фондом защиты глас-ности в Москве в декабре 1997 года. Эти материалы, пройдя при пе-реиздании небольшую композиционную и стилистическую правку,практически полностью воспроизведены по тексту второй книгиФЗГ на данную тему — «Честь, достоинство и репутация: Журнали-стика и юриспруденция в конфликте (результаты исследования иматериалы конференции)», увидевшей свет в 1998 году.

Ситуация, к сожалению, по-прежнему такова, что правосудие потем проблемам, которые легли в основу книги, зиждется на весьмашаткой, разными, в том числе политическими и социальными, вет-рами колеблемой основе. Может показаться, что, ставя вопрос та-ким образом, мы заботимся в первую очередь о юристах и их право-вом инструментарии. Но это не так. Мы в не меньшей степени дума-ем при этом и о журналистах, ибо слово, текст и контекст, в которыхэто слово существует, являются главным предметом возникающихконфликтов, и ясность представления о рамках и границах, в кото-рых оно может и должно существовать, служит одной из основ жур-налистской техники безопасности.

Мы полностью разделяем гражданский пафос обращающихся кнам за защитой коллег, которых осудят за правду, но одновременносчитаем, что правда эта может и должна быть высказана в форме та-кой степени корректности, которая исключала бы или по крайнеймере делала весьма сомнительной возможность обращения героевпубликаций в суд. Разумеется, мы не обольщаемся: пока есть властьи есть пресса, конфликты между ними неизбежны в силу уже одноготого, что миссии, возлагаемые на них обществом, конфликтны поопределению. В не меньшей степени чреваты конфликтами и дветенденции: охранения частной жизни гражданина и осуществленияправа всех граждан на общественно значимую информацию. Мы всезаинтересованы, чтобы в этом не только потенциально, а реально су-


6


ществующем бурном море конфликтов суд, призванный эти кон-фликты разрешать, стоял на прочных якорях очевидных и недву-смысленных правовых норм.

Оговоримся сразу: тогда, в 1996–1997 годах, мы не ставили передучеными-лингвистами задачу, посильную только высококвалифи-цированным законодателям, — дать окончательные и отточенныеформулировки, равно как не пытались использовать их знания длярасшатывания основ правосознания. Мы просили их через сравне-ние употребляемых в правоприменительной практике и в юридиче-ских документах терминов и понятий помочь всем потенциальнымучастникам конфликтов осознать, насколько осторожным надобыть, создавая текст и анализируя его, насколько непросто суду безсерьезной экспертизы оперировать простыми и привычными поня-тиями, которые простыми оказываются лишь на первый взгляд.

Не все наши вопросы получили равноценные ответы, целый ряднаучных рассуждений наших уважаемых авторов мы вынуждены бы-ли адаптировать (с их, разумеется, помощью), чтобы сделать болееобщедоступными. Однако и в адаптированном виде текст представ-ляется нелегким для среднего читателя. Обилие специальных терми-нов, где чистое перечисление применяемых в анализе научных дис-циплин может породить тоску по словарю иностранных слов илиспециальных терминов. А так хотелось простой и недвусмысленнойясности! Но увы...

Однако, на волне общественного интереса к проблеме, мы пере-дали все свои наработки в Верховный суд. На основе этих исследова-ний, а также анализа мониторинга конфликтов с этой проблемойсвязанных, представители Фонда были приглашены на заседаниеСовета при Президенте Российской Федерации по вопросам совер-шенствования правосудия под председательством В.А. Туманова, гдеэтот вопрос обсуждался как один из наиболее острых и актуальных.Участвовавший в его работе председатель Верховного Суда РФ заве-рил присутствующих, что будет созван еще один специальный пле-нум, где все вопросы, связанные как с теорией, так и с практикойгражданских и уголовных дел этой категории будут рассмотрены, апроблемы, выдвинутые в вышеупомянутой брошюре и на прошед-шей конференции, найдут свое разрешение.

Увы, все эти заявления остались широковещательными имитаци-ями, никакой пленум не состоялся, и огромное количество работыоказалось проделанной втуне. В том числе и анализ наиболее пока-зательных по безграмотности судебных дел и решений в этой сфере.

Два года безуспешных усилий привели нас к мысли взяться заупорядочение информационного пространства с другой стороны.

Предисловие

7


Если Верховный Суд отказывается признать проблему в целом, надопопробовать решать ее на уровне рядовых судов и рядовых судей.Одной из самых острых выглядела проблема оценки спорных текс-тов, где невысокий уровень судей и низкий — экспертов приводил кполнейшему конфузу, смешению фактов и мнений, полному игно-рированию контекстов и т.д.

В 2001 году одним из авторов этого предисловия была иницииро-вана, а вторым поддержана идея создания специальной Гильдиилингвистов-экспертов по документационным и информационнымспорам, Этот шаг связан с искренней убежденностью учредителейгильдии в непреходящем значении российской гуманитарной наукидля развития государства и общества. Активная общественная пози-ция, напряженная научно-исследовательская, просветительская,экспертная и аналитическая деятельность наших лингвистов-экс-пертов по документационным и информационным спорам — это од-на из скромных попыток научной общественности России дать свойответ на вызовы времени. Подробную информацию о гильдии и ееразнообразные материалы пользователи сети Интернет могут найтина веб-сайте www.rusexpert.ru.

В третьей части книги собраны тексты позднейшего времени, на-писанные уже после создания гильдии, в том числе и ее действитель-ными членами.

Авторы и составители книги не предлагают простых или одно-значных решений, которые как верстовые столбы или знаки улично-го движения указывали бы, где расположена окончательная и недву-смысленная истина и как до нее добраться. Однако тропочку в этусторону, как нам кажется, все-таки удалось протоптать... И дорогуосилит идущий!

Финансовую поддержку этому издательскому проекту Фондаоказало Посольство Нидерландов в Москве (программа Matra/CAP),которому мы выражаем свою искреннюю признательность. Мы бла-годарим за большую творческую работу рецензентов второго изда-ния книги — д.ю.н. проф. Е.Р. Россинскую, д.ю.н. и д.филол.н. доц.Е.И. Галяшину, к.филол.н. доц. Е.И. Кара-Мурзу, а также одного изнаиболее опытных экспертов-лингвистов ГЛЭДИС д.филол.н. доц.Ю.А. Сафонову.

Алексей Симонов,президент Фонда защиты гласности

Михаил Горбаневский,председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов

по документационным и информационным спорам, профессор


8


Часть I.Год 1996. «Понятия чести и достоинства,

оскорбления и ненормативностив текстах права и массовой информации»

ОТ АВТОРОВ

В последние годы резко возросло число конфликтных ситуаций, связанных соскорблением в прессе и других СМИ чести и достоинства отдельных политическихдеятелей. Многие из них доходят до суда и вызывают бурную реакцию обществен-ности, включая те же СМИ.

Изучение материалов и дел указанной категории показало, что правовая оценкаспорных публикаций носит по преимуществу произвольный характер. Отсутствуютнаучно обоснованные критерии определения допустимости/недопустимости и пра-вомерности/неправомерности использования журналистами и другими авторамиматериалов тех или иных языковых форм передачи информации. Правовая оценка,как это ни странно звучит, не опирается здесь ни на серьезную собственно правовуюоснову (ибо в законодательстве нет расшифровки ряда ключевых понятий), ни насерьезную психологическую, лингвистическую, логическую, вообще научную осно-ву. Так, нет ясного понимания различия факта и оценки, ясного представления осущности, составе и внутренней организации ненормативной лексики и т.д. Поэто-му решения судов, включая и высшие судебные инстанции, небезукоризненны поих обоснованию и, как правило, без особого труда могут быть оспорены. При этомимеют место нарушения гражданских и профессиональных прав журналистов и, сдругой стороны, нарушения гражданских прав лиц, ставших объектом диффамацииили клеветы со стороны прессы и других СМИ.

Это вызывает необходимость провести специальное комплексное научное ис-следование, в котором — с опорой на достижения современной мировой и россий-ской науки, а также с использованием данных о конкретных конфликтах, связан-ных с унижением чести, достоинства и репутации, — были бы определены основ-ные понятия, обрисована сфера их применимости, предложены критерии для опре-деления допустимости и правомерности использования тех или иных языковыхсредств в текстах СМИ, безупречности этих текстов с точки зрения социокультур-ных норм массовой коммуникации и т.д.

Настоящая работа, выполненная по поручению Фонда защиты гласности приподдержке Центра права и средств массовой информации, по своему замыслу какраз и является таким исследованием. Конечно, другой вопрос, насколько она можетсчитаться удачной и полезной, — впрочем, ее основные результаты были доложеныв ноябре 1996 года на международной конференции «Защита чести, достоинства иделовой репутации: право и СМИ» и получили высокую оценку со стороны ее уча-стников.

Авторский коллектив состоит из следующих лиц: • Базылев Владимир Николаевич, кандидат филологических наук, доцент ка-

федры общего языкознания Московского государственного лингвистическо-го университета;

• Бельчиков Юлий Абрамович, доктор филологических наук, профессор кафе-дры лексикографии и теории перевода факультета иностранных языков МГУим. М.В. Ломоносова;

От авторов

9


• Леонтьев Алексей Алексеевич, профессор, доктор филологических и психо-логических наук, академик Российской академии образования, ректор Ин-ститута языков и культур им. Л.Н. Толстого (руководитель авторского коллек-тива);

• Сорокин Юрий Александрович, профессор, доктор филологических наук, ве-дущий научный сотрудник Сектора психолингвистики и теории коммуника-ции Института языкознания РАН.

Перед авторами были поставлены следующие вопросы, анализ которых и соста-вил основное содержание работы:

1. Анализ основных рабочих понятий — защита чести и достоинства, клевета,оскорбление, личная и деловая репутация и т.д. Их толкование в общенародном рус-ском языке (по данным словарей), в текстах законодательства, в правоохранитель-ной практике.

2. Изложение факта и его оценка. Различаются ли по своей природе сведения(сообщения) о фактах и мнения (суждения о них) автора текста (фактуальная и оце-ночная информация)? Подлежат ли эти виды информации одинаковой оценке сточки зрения соответствия действительности, по каким критериям? По каким логи-ко-грамматическим параметрам и психолингвистическим признакам дифференци-руются эти виды информации?

3. Языковые средства оценки и использование в оценке нормативной и ненор-мативной лексики. Принципы отнесения языковых средств к ненормативной лек-сике. Границы и внутреннее расслоение ненормативной лексики.

4. Ненормативность в языке и в конкретной коммуникативной ситуации. Соци-окультурные нормы использования различных видов ненормативности в типовыхситуациях общения.

5. Операциональные критерии клеветы или оскорбления в СМИ. Какие рече-вые высказывания и по каким признакам признаются инвективными, их классифи-кация по допустимости (приемлемости) в разных видах речевой деятельности. Опе-рационализация понятия «неприличное» применительно к текстам, адресованныммассовой аудитории (неопределенного состава).

Работа разделяется на 4 главы. Глава 1 — «Основные выводы и рекомендации»— обобщает результаты всего исследования. Глава 2 — «Анализ основных поня-тий». В ней рассматриваются ключевые слова и словосочетания, связанные с рас-сматриваемой проблематикой (п. 1). Глава 3 — «Событие, факт, суждение и ихоценка» (п. 2). Глава 4 — «Оценка и ненормативность в материалах средств массо-вой информации» — объединяет всю узколингвистическую проблематику (пп.3–5). Читателю следует иметь в виду, что разные главы различны по степени насы-щенности теоретическими проблемами и специальной терминологией, поэтому мырекомендуем малоподготовленному читателю сосредоточиться на главе 1, где ре-зультаты анализа, проведенного в других главах, изложены в расчете на неспециа-листа.

Авторы данной работы надеются на то, что она окажется полезной как для жур-налистов, так и для работников правоохранительных органов.

Мы приносим глубокую и искреннюю благодарность Президенту Фонда защи-ты гласности А.К. Симонову, другим сотрудникам Фонда, в особенности А.Р. Рати-нову, а также А.Г. Рихтеру.

В.Н. Базылев, Ю.А. Бельчиков,А.А. Леонтьев, Ю.С. Сорокин

(1996 г.)


10


Глава 1.ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ И РЕКОМЕНДАЦИИ

Эта глава суммирует результаты анализа, проведенного авторами,изложенные в последующих трех главах и приложении 2. В отличиеот других глав, она написана в расчете на прямое использованиепрактическими работниками — журналистами и другими сотрудни-ками средств массовой информации, работниками правоохрани-тельных органов и вообще юристами и т.д.

Глава построена по принципу «вопрос — ответ». Иными слова-ми, она состоит из сорока тематических блоков, каждый из кото-рых открывается формулировкой вопроса. Так как блоки сгруппи-рованы в соответствии с тематикой, охарактеризованной в разделе«От авторов», читатель может найти в них ответ и на те вопросы,которые в явной форме не сформулированы. В данной главе естьотдельные положения и рекомендации, которые не вошли в после-дующие главы.

1. Четко ли определены в текстах права основные понятия, такие,как «честь», «достоинство», «клевета», «оскорбление», «унижение чес-ти и достоинства» и пр.?

К сожалению, нет. Начнем с того, что достоинство понимается вКонституции РФ как абсолютная ценность любой личности, охра-няемая государством. Иначе говоря, как бы общество ни оценивалоданного человека и как бы сам он ни относился к себе, он уже какличность имеет ценность в глазах государства и общества. Однако вюридической литературе часто понимание достоинства как (поло-жительной) самооценки личности. Тогда оказывается бессмыслен-ной формулировка «унижение достоинства»: разве возможно уни-жать ценность личности в ее собственных глазах? При этом «честь»и «достоинство» разграничены нечетко. В ГК РФ честь, как и досто-инство, отнесена к нематериальным, по определению неотчуждае-мым правам личности (благам). Но в юридической литературе оначаще всего понимается как положительная социальная оценка че-ловека, как «сопровождающееся положительной оценкой обществаотражение качеств лица в общественном сознании» (А. Эрделев-ский). Совершенно непонятно, что такое «внешняя честь» и «граж-данская честь»: по мнению одного из специалистов (А. Анисимова),последняя исходит от государства и... исчезает в случае уголовногонаказания!

Нет четкого определения и понятия «унижение чести и достоин-ства», что особенно печально, так как с этим связаны многие другиеосновные понятия, например «оскорбление», «клевета».

Глава 1. Основные выводы и рекомендации

11


Нет в правовых текстах и определения «неприличная форма»,хотя на этом понятии основывается понятие «оскорбление». Сме-шиваются «порочащие» и «позорящие» сведения и т.д. См. подроб-нее главу 2.

Одним словом, нечеткость и неопределенность в трактовке ос-новных понятий как в текстах законодательства, так и в юридичес-кой литературе способствуют субъективности и нечеткости их тол-кования в правоохранительной практике.

2. Что такое «честь» и ее «унижение»? С правовой точки зрения честь — это сопровождающееся поло-

жительной оценкой отражение качеств лица (физического илиюридического) в общественном сознании. Однако тогда определе-ние чести вступает в некоторое противоречие с ее пониманием в ГКРФ как нематериального и неотчуждаемого права личности, еслитолько не понимать это право как своего рода «презумпцию нали-чия чести» — допущение, что человек располагает честью, если онне допустил поступков или высказываний, несовместимых с его по-ложительной оценкой в общественном мнении (общественном со-знании). Ср. в Комментарии к ГК РФ: «При защите чести и досто-инства действует презумпция, согласно которой распространяемыепорочащие сведения считаются не соответствующими действитель-ности. Это означает, что доказывать правдивость таких сведенийдолжен тот, кто их распространил».

Унижение чести предполагает, что истец ощущает изменение(или считает потенциально возможным изменение) общественногомнения о себе. Это сознательная дискредитация человека в общест-венном мнении. Однако, как указывает Комментарий к УК РФ, «на-личие унижения и его степень, глубину оценивает в первую очередьсам потерпевший»: объективных, тем более операциональных кри-териев для доказательства того, что «унижение чести» имело место, взаконе и текстах права вообще нет.

3. Что такое «достоинство» и можно ли его «унижать»? По А. Анисимову, достоинство — это «самооценка личности, ос-

нованная на ее оценке обществом». Но сама общественная оценкачеловека не соотнесена с понятием достоинства. Достоинство естьощущение человеком своей ценности как человека вообще, кон-кретной личности, профессионала и т.д. Отсюда понятия личного,профессионального, национального достоинства. Конституция РФв ст. 21 говорит: «Достоинство личности охраняется государством.Ничто не может быть основанием для его умаления». Достоинство,как и честь, включается законодателем в число нематериальных правличности.


12


Таким образом, понятие достоинства включает в себя сознаниечеловеком своей абстрактной и конкретно-социальной ценности, атакже ценности (значимости) социальных групп, в которые он вхо-дит [другой вопрос, на какой основе формируются эти группы: чащевсего они являются профессиональными, национальными или кон-фессиональными (религиозными)]. Оно по определению можетбыть только со знаком «плюс» — есть ли у данного лица те или иныеположительные качества и что по поводу этого лица считает общест-венное мнение, здесь несущественно.

Конституция РФ не случайно говорит не об унижении, а об ума-лении достоинства. Здесь, по-видимому, проведена четкая граньмежду унижением как дискредитацией человека в общественноммнении и умалением как таким воздействием на общественное мне-ние, которое противоречит достоинству личности как ее неотъемле-мому праву. Нельзя унизить человека в его собственных глазах. По-этому правильнее было бы говорить не об «унижении чести и досто-инства», а об «унижении чести и умалении достоинства».

4. Что такое «репутация», «престиж» и «доброе имя»? Понятие репутации (вообще) в текстах законодательства отсутст-

вует: есть лишь понятие деловой репутации как нематериальногоправа личности (относящегося и к юридическому лицу), не имею-щее никакого раскрытия в ГК РФ. (Впрочем, термин «репутация»встречается в УК РФ в статье о клевете, но из контекста видно, чтоимеется в виду именно и только деловая репутация.) Видимо, поня-тие репутации, раскрываемое в Комментарии к ГК РФ как «сложив-шееся о человеке мнение, основанное на оценке его общественнозначимых качеств», есть лишь одна из сторон понятия чести, болееширокого, чем понятие репутации.

Что касается понятия деловой репутации, то она связывается втекстах права прежде всего с предпринимательской деятельностью иопределяется А. Эрделевским как «сопровождающееся положитель-ной оценкой общества отражение деловых качеств лица в общест-венном сознании». Строго говоря, деловая репутация может быть иотрицательной, но, как правило, это сочетание употребляется в по-ложительном смысле: ср. «защита деловой репутации».

Понятие престижа или морального престижа законодателем во-обще не употребляется и встречается только в юридической литера-туре. Это оценка данного лица общественным мнением с точки зре-ния его социальной роли, социального статуса, социального влия-ния. Поэтому престиж может быть более или менее высоким, но неимеет качественной оценки. Сочетание же «моральный престиж»внутренне противоречиво: прилагательное «моральный», казалось


13


бы, относится к личности человека, а существительное «престиж» —бесспорно, только к его оценке общественным мнением.

Что такое «доброе имя» человека — термин, впервые употреб-ленный в тексте нового ГК РФ,— остается пока совершенно непо-нятным. Видимо, этот термин синонимичен репутации (в общемсмысле) и, следовательно, понятие доброго имени подчинено поня-тию чести.

Одним словом, все эти три понятия не определены законодате-лем и пока не вносят ничего содержательно или процессуальнонового.

5. Что такое клевета? Ответ УК РФ следующий: это «распространение заведомо лож-

ных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица илиподрывающих его репутацию». Следовательно, понятие клеветывключает три признака: а) унижение (опорочение) чести и достоин-ства или подрыв репутации, б) умышленность этого деяния, в) лож-ность распространяемых сведений.

Таким образом, клевета — такое унижение чести и достоинства(или унижение чести и умаление достоинства), которое связано сумышленной ложью, но совершенно не обязательно предполагаетнеприличную форму (в отличие от оскорбления — см. ниже).

Попытаемся несколько подробнее разобраться в определенииклеветы, данном УК РФ. Здесь есть две неясности.

Во-первых, что такое «заведомо ложные» сведения (формулиров-ка перешла в новый УК из старого)? По-видимому (так трактует этовыражение Комментарий к УК РФ), имеется в виду осведомлен-ность распространителя клеветнических сведений об их ложности.Но точного определения законодатель не дает.

Во-вторых, что такое «порочащие» сведения и как они соотне-сены с унижением чести и достоинства? В подзаконном акте —постановлении Пленума ВС РФ от 18.02.92 — есть определениепорочащих сведений: «не соответствующие действительностисведения, содержащие утверждения о нарушении гражданиномили юридическим лицом действующего законодательства или мо-ральных принципов, ...которые (утверждения. — Авт.) умаляютчесть и достоинство гражданина либо деловую репутацию гражда-нина или юридического лица». Значит, налицо три признака по-рочащих сведений: а) направленность на унижение (умаление)чести и достоинства либо деловой репутации, б) характер сведе-ний (нарушение законодательства или общепринятых моральныхпринципов), в) ложность этих сведений. Если по признакам б) ив) сведения легко квалифицировать как порочащие, то основной


14


признак — а) — возвращает нас к оставшемуся неопределеннымпонятию унижения чести и достоинства.

6. Порочащие сведения и позорящие сведения — это одно и то же? Нет, не одно и то же, хотя кое-где в юридической литературе они

отождествляются. Позорящие сведения, как и порочащие, направ-лены на унижение чести и достоинства. Но, в отличие от порочащих,у них нет признака ложности.

7. Что такое вообще сведения? Сведения — это тексты, содержащие описание (и оценку) тех

или иных событий или их отдельных компонентов. Они могут бытьфактологическими и оценочными, истинными и ложными и т.д. См.об этом ниже в данной главе, а также в главах 2 и 3 и Приложении 2.Сведения могут разглашаться и распространяться. Они могут выра-жаться в разных языковых формах (см. главу 2).

8. Что такое оскорбление? Согласно ст. 130 УК РФ, это «унижение чести и достоинства

другого лица, выраженное в неприличной форме». Здесь присутст-вуют два признака: а) направленность на унижение чести и досто-инства и б) неприличная форма. Строго говоря, предполагаетсяеще один признак, в тексте статьи прямо не указанный — это в):умышленный характер деяния. Правдивость (истинность) илиложность сведений, распространяемых при оскорблении, значе-ния не имеет.

Как мы видели выше, понятие унижения чести и достоинствасубъективно и юридически точно неопределимо. Трудно, хотя и воз-можно, установить умышленность оскорбления. И наконец, стольже туманно, как мы увидим далее, понятие «неприличной формы».Получается неопределенность если не в кубе, то в квадрате.

9. Что понимается под «неприличной формой»? Если бы кто-нибудь знал, что надо понимать под этим выражени-

ем! Законодатель никаких определений не дает. А Комментарий кУК РФ — лучше бы не давал. Вот что он говорит: «Неприличнаяформа дискредитации потерпевшего означает, что отрицательнаяоценка его личности дается в явно циничной, а потому резко проти-воречащей принятой в обществе манере общения между людьми.Это прежде всего нецензурные выражения, сравнение с одиознымиисторическими и литературными персонажами».

Циничный — синоним непристойного или неприличного с тойтолько разницей, что непристойность не предполагает умышленно-сти, а цинизм предполагает. Что такое «явно циничная» манера —остается тайной. Что вкладывается в понятие «принятой в обществеманеры общения между людьми» — еще менее ясно (см. главу 4).


15


Нецензурные выражения — опять-таки синоним непристойнойформы, т.е. они дают отрицательную оценку личности потерпевше-го через употребление слов и выражений с определенной семанти-кой, считающихся неуместными в большинстве ситуаций обще-ния. Кстати, если эти слова и выражения употреблялись, а отрица-тельная оценка личности при этом не давалась — этакие дружес-кие ласковые матюки (см. в главе 4 о функциях мата или обсценнойлексики)? Одиозный, по словарю С. И. Ожегова, — это «вызываю-щий крайне отрицательное отношение к себе, крайне неприят-ный». Но вызывающий отношение у кого? Гитлер — одиозная фи-гура? Несомненно. Но, по-видимому, не для президента Беларуси.

Таким образом, ни одно из приведенных здесь выражений не мо-жет быть определено — или по крайней мере не определено —сколько-нибудь объективно. Начиная с дискредитации, по всей ве-роятности, здесь полностью синонимичной унижению чести и до-стоинства.

10. Что такое моральный вред? Согласно ст. 151 ГК РФ, это «физические или нравственные стра-

дания, которые претерпевает гражданин в результате нарушений илипосягательств на его права». В число этих страданий входят (поста-новление Пленума ВС РФ от 20.12.94) «страдания, причиненныедействиями (бездействием), посягающими на... нематериальныеблага (...достоинство личности, деловая репутация...). ...Моральныйвред, в частности, может заключаться в нравственных переживанияхв связи с... распространением не соответствующих действительнос-ти сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутациюгражданина...».

Все эти нравственные страдания и нравственные переживания не-уловимы, доказать следственным или судебным путем наступлениеморального вреда, кроме отдельных случаев, невозможно. Так же нео-пределенна связь упомянутых нравственных переживаний с униже-нием чести и достоинства — не говоря уже о неопределенности само-го понятия унижения чести и достоинства. Поэтому единственныйправовой выход — говорить не о наступившем, а о возможном мо-ральном вреде1. Соответственно, и компенсация морального вредадолжна производиться по логике возможного, а не наступившего вре-да. Скажем, невозможно установить, действительно ли потерпевшийиспытывал унижение, раздражение или отчаяние в результате неза-конного увольнения с работы, а если мы знаем, что он был раздражен,— то было ли это вызвано именно увольнением. Но сам факт неза-конного увольнения уже дает основания для вчинения иска о компен-


16

1 Данная точка зрения разделяется далеко не всеми юристами (отв. ред.).


сации морального вреда. Другой вопрос, что такая компенсация пред-полагает установление причинно-следственной связи между увольне-нием и «физическими или нравственными страданиями».

11. Чем различаются факт и его оценка? А вернее: можно ли, как это обычно делается, противопоставлять

друг другу факт и его оценку или суждение (мнение) о нем? Вообще:есть ли факт нечто совершенно объективное? А оценка или сужде-ние о нем — наоборот, субъективное? Или: факт есть нечто первич-ное, а суждение о нем — нечто вторичное?

Нет. Факт становится таковым и становится нам доступным толь-ко в форме суждения (высказывания, пропозиции). Реальность су-ществует независимо от человека, а факт — нет: он, этот человек,выделяет в действительности какой-то фрагмент, а в нем — опреде-ленный аспект (событие); затем он «переводит» свое знание о дейст-вительности (событии) на «естественный» язык, строит в виде суж-дения о предмете, затем проверяет, истинно ли данное суждение илиложно (как говорят, «верифицирует» его). И только тогда — еслиокажется, что суждение истинно, — то, что описано в этом сужде-нии, становится фактом!

Суждение может быть разным по содержанию. Например, ономожет быть бытийным: Существует одно и только одно солнце. Илиможет относить данное лицо или предмет к тому или иному классу:Сократ — человек. Или может приписывать лицу или предмету каче-ство: Вовочка хороший.

Факт соответствует самым абстрактным по своему характеру суж-дениям, он абстрактен по своей природе, он — всегда «голый» факт,очищенный от частных характеристик события. Факты не описыва-ют, их излагают. Можно описывать, как разворачиваются события,но не как происходят факты. Факты вообще не «происходят». Этолишь наша интерпретация событий, наш образ ситуации. Образ, ко-торый в результате проверки (верификации) оказался истинным.(Кстати, само понятие истинности в логике достаточно сложно.)

12. Значит, факт может быть достоверным или недостоверным? Конечно. Установить факт, т.е. сделать его достоверным, значит

осуществить его верификацию. Другой вопрос, что такая верифика-ция не всегда возможна. Иногда она невозможна объективно: дока-зать, что Х был платным осведомителем КГБ, невозможно, так каксоответствующие архивы недоступны. А иногда невозможна субъек-тивно: этому мешают эмоции и субъективные оценки говорящего.Вот суждение «Вор у вора украл» в известной публикации В. Поэгли,ставшей предметом судебного разбирательства: оба «вора» слишкомнагружены эмоциональной и вообще субъективной информацией.


17


Может быть, это и факт, но чтобы его установить, надо пробиться че-рез оценку и комментарий автора.

Достоверный факт — это суждение о событии, которое оказа-лось истинным в результате его верификации. Недостоверныйфакт — это суждение о событии, верифицировать которое оказа-лось невозможным. А если суждение в результате верификацииоказалось ложным, то о факте как таковом вообще не может бытьречи.

Более подробно о том, что такое верификация, см. в главе 3. 13. Как же разграничить событие и факт (или суждение о факте)? У события есть только одно свойство (или признак) — то, что

оно произошло или не произошло. Ельцин выиграл президентскиевыборы 1996 года — это событие. А вот суждений об этом событииможет быть бесконечное множество. Например, такое: Ельцин выиг-рал благодаря поддержке электората А. И. Лебедя. Или такое: выиг-рыш Ельцина — благо для России. Первое из них может быть фактом(суждением о факте), если в результате верификации выяснится, чтооно истинно. А вот второе не может быть фактом вообще (во всякомслучае, в условиях реального времени — мы не можем пока стать напозицию будущего историка, в распоряжении которого окажутсясредства верификации этого утверждения). Это типичное оценочноесуждение.

14. Значит, следует разграничивать не факт и оценку, а событие иоценку?

Давайте еще раз проследим всю цепочку от начала до конца. Со-бытие либо произошло, либо нет. Это обычно не требует дополни-тельного доказательства или специального исследования (хотя бы-вают ситуации, когда само наступление события ставится под со-мнение: например, выиграл или нет Л. Тер-Петросян президентскиевыборы в Армении — оппозиция утверждает, что это событие непроизошло, а итоги голосования были сфальсифицированы). По по-воду происшедшего события могут быть высказаны различные суж-дения. Часть из них может быть верифицирована (проверена); в про-цессе верификации некоторые из них не подтверждаются и оказыва-ются ложными (не являются фактами). Другие в ходе верификацииоказываются истинными, подтверждаются — и тогда превращаютсяв факты. Но у нас остались еще суждения, которые вообще не могутбыть верифицированы, например: Н. — козел. Это и есть оценочныесуждения.

15. Что оценивают оценочные суждения? Они могут оценивать либо само событие («первый этаж»), либо

факт, т.е. истинное суждение о событии («второй этаж»). (Преду-


18


преждая возможное недоумение, уточним: суждение типа Н. — ко-зел тоже относится к событию или событиям, а именно к поведениюили действиям Н.) Оценочные суждения пользуются различнымиязыковыми средствами, когда относятся к событию или факту: впервом случае это наречие, предикатив, слово категории состояния,во втором случае — модальные высказывания или вообще сложныесинтаксические конструкции. События оцениваются эмоциональ-но, факты — как правило, рационально.

Оценки событий и фактов могут быть независимы друг от друга. 16. Как все это соотносится с юридической терминологией? Обратите внимание: здесь возникают те же основные параметры

суждений, что и в текстах права. Это: истинность — ложность,оценочный — неоценочный характер, событийность — ее отсутст-вие и др. Событие либо произошло, либо нет. Это можно устано-вить юридически. По поводу события некто высказывает суждение.Если оно в результате верификации оказывается истинным (т.е.фактом), все в порядке. Если оно оказывается ложным, то возника-ет проблема информированности этого «некто»: либо он впал в до-бросовестное заблуждение; либо у него было сознательное намере-ние (умысел) солгать, и тогда его суждение является, очень воз-можно, порочащим и дает основание для обвинения в клевете. Новозможен и третий случай — а именно: если суждение квалифици-руется как оценочное. Здесь в свою очередь существенно, относит-ся оценка к событию или факту. Но гораздо важнее, в какой формевыражена эта оценка, является ли она оскорбительной и есть ли уавтора соответствующего суждения интенция (умысел) на униже-ние или умаление чести и достоинства, дискредитацию того илииного лица и т.п.

17. Как, следовательно, должен рассуждать юрист (судья, адвокат)?Каков должен быть его «алгоритм»?

Это зависит от того, как сформулировано обвинение и имеемли мы дело с гражданским или уголовным делом. Наиболее часторечь идет об унижении чести и достоинства. Допустим, Х. выска-зал какое-то суждение об У. и У. возбуждает против Х. иск об уни-жении чести и достоинства. Вопрос первый: имело ли место самособытие? Если не имело, то знал ли об этом Х.? Если не знал, тоимело место добросовестное заблуждение. Если знал, то это озна-чает, что Х. распространял заведомо ложные сведения. Вопросвторой, возникающий, если событие имело место: является лисуждение Х. суждением оценочным или неоценочным? Если ононеоценочно, т.е. претендует на то, чтобы быть достоверным фак-том, то является ли оно истинным или ложным? В первом случае


19


(суждение истинно) проблема сводится к тому, в какой форме оновыражено, — см. ниже. Во втором случае (суждение ложно)опять-таки существенно, знал ли об этом Х.: если да, то он распро-странял заведомо ложные сведения. Вопрос третий, если суждениеоценочно: содержит ли оно порочащие У. сведения? Вопрос чет-вертый: имела ли место умышленность в распространении такихсведений? Вопрос пятый: выражено ли суждение в неприличнойформе?

18. И все-таки: существует ли факт в действительности или этотолько суждение о действительности?

Факт — это, как мы видели, истинное суждение о том или иномсобытии. Таких истинных суждений может быть несколько, они об-разуют своего рода пучок признаков события. Событие Х одновре-менно имеет и признак А, и признак В, и признак С... Но очень су-щественно, чтобы все эти признаки в совокупности полностью опи-сывали данное событие. Что это значит? Они, эти признаки, должныхарактеризовать и участников события, и характер действия, и об-стоятельства, при которых происходило событие, в частности еговременны’ е и пространственные границы. Образно говоря, онидолжны образовывать завершенный «сюжет». Если же чего-то в ха-рактеристике события не хватает, то это может привести к непра-вильной юридической квалификации этого события или суждений онем. Например, вся логика приговора по делу газеты «Мать» рушит-ся, если учесть, что инкриминируемый номер газеты является перво-апрельским.

Совокупность истинных суждений о событии, образующих за-вершенный «сюжет» этого события, может быть названа реальнымфактом в отличие от отдельно взятого истинного суждения об этомсобытии — вербального факта.

19. Случайно или нет, что судебному преследованию чаще подверга-ются газеты, чем электронные СМИ?

Мы полагаем, что не случайно. См. главу 3. Но кроме того, теле-видение как бы задает в зрительном образе, который воспринимает-ся как «объективный» и «самодостаточный» (хотя на самом деле та-ковым не является), значительную часть «сюжета» данного событияи лишь вербально комментирует этот образ. Автор же газетного ма-териала вынужден составлять «сюжет» из отдельных вербальныхсуждений о событии, что дает больше поводов для инкриминирова-ния ему различных правонарушений.

20. Значит, для правильной квалификации суждений о том или иномсобытии важно учитывать целостную структуру этого события (реаль-ного факта, ситуации)?


20


Да, и такую структуру изучает особая научная дисциплина — те-ория речевых актов, или речевая прагматика. В ней, в частности, вы-деляются следующие важные понятия.

Пресуппозиция речевого акта — это характеристика отношенияговорящего к ситуации общения. Например, это может быть знаниео ситуации, в самом речевом акте прямо не выраженное, а лишь под-разумеваемое.

Мотивировка речевого акта — это один из видов пресуппозиции,а именно то, что описывает цель высказывания, для чего оно, чегохочет говорящий.

Ориентированность речевого акта предполагает важное различиеадресата этого речевого акта и аудитории. Адресат — всегда кон-кретное лицо. Но возможны «публичные» речевые акты, с самогоначала адресованные группе людей (например, аудитории СМИ).Кроме того, адресат может быть конкретным и в то же время неопре-деленным (таков адресат высказывания «У нас не курят»). Возможнорасхождение формального и реального адресата (например, шуткиобычно адресованы не формальному собеседнику, а третьему лицуили аудитории, присутствующим при общении).

21. Совпадает ли образ ситуации у говорящего и адресата речевогоакта? Иными словами, однозначны ли содержание и направленностьречевого акта для разных людей, в нем участвующих?

Может и не совпадать. Тому есть разные причины. Например,неточное владение лексикой и фразеологией: нельзя «показатькузькину мать в производстве сельскохозяйственной продукции» (Н.С. Хрущев). Или различия в понимании слова (выражения) разны-ми социальными группами, политическими партиями и пр.: «чер-ная сотня» — для социал-демократов ругательный термин, исто-рически нейтральное обозначение мещанства, а в 1906 году — са-моназвание монархических боевых дружин. Или незапланирован-ные говорящим (пишущим) дополнительные истолкования ска-занного или написанного: например, П.Н. Милюков в 1907 годунаписал в одной из статей: «Мы сами себе враги, если... захотим не-пременно, по выражению известной немецкой сказки, тащить ослана собственной спине». Социал-демократы приняли этого «осла» насвой счет со всеми свойственными ему ассоциациями, и Милюко-ву пришлось печатно разъяснять, что он имел в виду. И так далее(см. главу 3).

22. Какую роль играет в истолковании речевого акта индивидуаль-ный или коллективный опыт?

Мы бы сказали — гигантскую. Вообще речевой акт нельзя по-нять и истолковать, не опираясь на общее для участников этого акта


21


предварительное знание — то, что иногда называется «фоновымизнаниями». Если эти фоновые знания, этот опыт у говорящего и ад-ресата речи, говорящего и внешнего «наблюдателя» и т.п. расходят-ся, то и интерпретация речевого акта будет разной.

23. А могут быть недоразумения, связанные с неправильным исполь-зованием опыта при интерпретации конкретной ситуации?

И даже более того — с сознательно неправильным его использо-ванием. Известный лингвист и семиотик Т. А. ван Дейк (его работыпереведены и на русский язык) как-то проанализировал, какимиспособами в прессе создаются этнические предубеждения. Вот неко-торые из них: сверхобобщение, когда свойства отдельных лиц и со-бытий принимаются за свойства всех членов этнической группы (на-пример, всех чеченцев, всех евреев) или всех этнически значимых(этнически маркированных) ситуаций. Или приведение примера,т.е. перенос общих свойств, приписанных группе или ее «типичным»представителям, на частный случай — человека или событие. Илирасширение — когда негативное отношение к какой-либо отдель-ной черте или признаку распространяется на все другие признаки ина их носителей. Или, наконец, атрибуция, когда читателю навязы-вается нужное причинно-следственное отношение — например, ссамого начала ищется «чеченский след», хотя нет никаких прямыхоснований для этого.

24. Каковы могут быть рекомендации по «смысловой защите» текс-та, т.е. где журналисту следует «подстелить соломку», чтобы по воз-можности не «подставиться»?

Два видных западных специалиста по теории речевых актов, Г.Грайс и Дж. Лич, сформулировали основные принципы, которымиследует руководствоваться и автору текстов в СМИ. Это принципкооперативности и принцип вежливости. Первый из них конкрети-зируется в четырех положениях (максимах): 1) высказывание долж-но быть предельно информативным (максима количества); 2) оно недолжно быть ложным (максима качества); 3) оно должно касатьсясути дела (максима релевантности); 4) оно должно быть ясным,кратким и недвусмысленным (максима прозрачности).

Второй принцип конкретизируется в шести постулатах: 1) посту-лат такта — создавай максимум удобств для другого; 2) постулат ве-ликодушия — создавай минимум удобств для себя; 3) постулат одо-брения — минимизируй количество отрицательных оценок, стре-мись (в рамках возможного) к максимально положительной оценкедругих; 4) постулат скромности — максимально порицай себя и ми-нимально себя хвали; 5) постулат согласия — ориентируйся на ми-нимальное разногласие между собой и другим, стремись к макси-


22


мальному согласию; 6) постулат симпатии — проявляй максимумсимпатии к людям.

Можно добавить к перечисленным рекомендациям еще три —назовем их «правилами». Это: 1) правило приоритета действия —старайся аргументировать не качествами или образом того илииного человека, а его поступками, действиями; 2) правило кон-кретности — говори не о действиях вообще, а о конкретном по-ступке в конкретной ситуации; 3) правило положительной мотива-ции — старайся искать в первую очередь «хорошие», позитивныедвижущие силы этого поступка («хотели как лучше, а получилоськак всегда»).

Эти формулировки (максимы, постулаты и правила) кажутсяочень абстрактными, но на самом деле они вполне операциональныи ими легко руководствоваться в практике. Например, постулат ве-ликодушия требует от журналиста, чтобы он «открытым текстом»проанализировал все, что противоречит его трактовке событий, и ар-гументированно отбросил эти противоречащие трактовки. А прави-ло приоритета действия запрещает политическому деятелю говоритьо «мальчиках в розовых штанишках».

К сожалению, не всем этим рекомендациям следуют на практикев сегодняшней политической ситуации и вообще в различных сфе-рах общения — от межличностного до формального общения в ус-ловиях судебного процесса.

25. Видимо, следует избегать употребления ненормативных языко-вых средств (инвективной лексики)?

Лингвист В. И. Жельвис определил инвективу как «такой спо-соб осуществления вербальной агрессии, который воспринимаетсяв данной семиотической (под)группе как резкий или табуирован-ный. В несколько ином ракурсе инвективой можно назвать вер-бальное нарушение этического табу, осуществленное некодифици-рованными средствами...». См. об этом главу 4, а также ниже. Ко-нечно, по возможности таких средств, да и вообще слов и выраже-ний с ярко выраженным экспрессивным оттенком, следует избе-гать. Однако на практике и истцы в делах об унижении чести и до-стоинства, и суды видят «вербальную агрессию» там, где ее нет,приписывают авторам текстов умышленное и сознательное наме-рение (умысел) унижения или оскорбления адресата общения илидаже аудитории общения (как это получилось в деле газеты«Мать»). При этом употребление просто экспрессивных слов и вы-ражений отождествляется с сознательным оскорблением — ср.«Паша-Мерседес» в процессе В. Поэгли. (Характерно, что П.С. Гра-чев обиделся не на основное содержание публикации о нем, а


23


именно на подобные экспрессивные выражения). Это следуетиметь в виду: на практике любое экспрессивное слово и выражениеможет быть воспринято как сознательная инвектива.

26. А есть ли рекомендации конкретно по организации текста? В теории коммуникации есть концепция так называемых страте-

гий позитивной вежливости, стратегий негативной вежливости истратегий вуалирования. См. главу 3. Значительная часть из них при-емлема и для авторов текстов СМИ и позволяет сузить «зону риска».

Приведем здесь несколько таких стратегий. К «стратегиям позитивной вежливости» относятся, например,

имитация интереса к слушателю (читателю), вовлечение его в реаль-ный или «молчаливый» диалог; создание атмосферы «мы с вами»;избегание прямого несогласия (не «Нет», а «Да, но...»).

К «стратегиям негативной вежливости», в частности, относится«безличность», обобщенность утверждений (не «не курите», а «у насне курят») и т.д.

К стратегиям вуалирования, особенно важным для журналиста, вчастности, относятся: намеки через ассоциации; ирония; много-значная метафора («Гарри — настоящая рыба»: скользкий? холод-ный? хорошо плавает?); сознательная неопределенность («кому-тосегодня сильно достанется» — всем ясно, кому...) и т.д.

27. Можно ли сформулировать для журналиста своего рода «катехи-зис» — список прямых указаний (рекомендаций и, так сказать, запре-тов), буквальное соблюдение которых гарантирует «защищенность»текста?

Мы полагаем, что нет. Во-первых, журналист попадет тогда в положение знаменитой

сороконожки, которую спросили, какой ногой она сделает следую-щий шаг, после чего, задумавшись об этом, она вообще не смогласделать ни одного шага. Другой вопрос, что у журналиста должнабыть общая установка на терпимость (толерантность), взаимность(паритетность) и самоограничение. Также другой вопрос, что, преж-де чем дать своему тексту дальнейший ход, журналист (или редактор)обязан осуществить своего рода самоцензуру, по возможности вы-явив и устранив все то в этом тексте, что выводит его в «зону высо-кого риска».

Во-вторых, даже если журналист все это проделает, никакой га-рантии никто дать не может. С одной стороны, всегда есть вероят-ность, что какой-то «рисковый» момент в тексте останется незаме-ченным. С другой стороны, истец, адвокат, эксперт, судья — тожелюди, причем (это относится прежде всего к истцу и его адвокату)со своими мотивами и интересами, противоречащими интересам


24


журналиста и его защитника. Анализ материалов уже состоявших-ся процессов по обвинению в унижении чести и достоинства сви-детельствует, что и сторона истца, и суд, как правило, совершаютдовольно очевидные ошибки и просчеты, вызванные их некомпе-тентностью и одновременно ангажированностью. Предвидеть та-кие ошибки и просчеты, нередко даже несознательные, невозмож-но. Можно только уменьшить вероятность, уменьшить степень ри-ска.

По-видимому, было бы очень полезно систематически прово-дить семинары для журналистов, где на конкретных текстах и су-дебных делах анализировались бы оптимальные (с точки зренияриска) стратегии работы журналиста над текстом и типичныеошибки.

28. Но ведь у этой проблемы есть и оборотная сторона. Нет ли воз-можности дать четкие рекомендации работникам правоохранительныхорганов, сталкивающимся с вопросами унижения чести и достоинства,клеветы, оскорбления в текстах СМИ?

Настоящий материал и есть попытка если не дать исчерпываю-щие рекомендации юристам, то по крайней мере обратить их внима-ние на невыясненность многих вопросов, неопределенность и субъ-ективность основных понятий, неточности в трактовке ряда типич-ных ситуаций. На базе проделанного нами анализа, вероятно, мож-но написать специальный текст, адресованный именно и только ра-ботникам правоохранительных органов. Тем более что они нуждают-ся в консультации специалистов по поводу еще одной проблемы, на-ми здесь не затронутой. Мы нередко приводим примеры из текстовполитических выступлений и из газетных материалов левой оппози-ции, где содержатся прямые оскорбления в адрес Президента РФ.Пока по данному основанию не было возбуждено ни одного дела. Новсякое терпение имеет предел, и можно ожидать возникновения итаких правовых ситуаций.

29. Вернемся к конкретным научным проблемам, возникающим вправоохранительной практике. Что такое ненормативная лексика ифразеология?

Главная проблема в том, что в это понятие вкладываются два раз-личных содержания.

Во-первых, это слова и выражения, употребление которых в об-щении (в частности, в массовой коммуникации) нарушает нормыобщественной морали. Причем это могут быть внелитературныеслова (выражения), скажем, взятые из жаргонов или диалектов, амогут быть вполне литературные; однако употребление этих послед-них (вроде подлец, мерзавец) по отношению к конкретному человеку


25


в конкретной коммуникативной ситуации противоречит нормам об-щественной морали в не меньшей степени.

Во-вторых, это слова и выражения только первой группы (жар-гонные, диалектные, вообще стоящие вне пределов литературногоязыка).

Таким образом, термин «ненормативная лексика» двусмыслен ине вполне четок.

30. Почему в реальном коммуникативном употреблении так частовстречаются ненормативные (внелитературные) слова и выражения?

Этот процесс отражает общие тенденции в русской речевой ком-муникации последних десятилетий. Известно, что вообще русскаяязыковая общность распадается на множество отдельных слоев, со-циальных и профессиональных групп и т.д. Их речевые особенностичасто резко расходятся с нормами литературного языка — ср., на-пример, лагерно-тюремный жаргон. Наряду с этим речевым много-образием в советское время существовала практика официальногоподготовленного речевого общения (чтение докладов по заранееподготовленному тексту, публикация в прессе только специальноподготовленной, согласованной и цензурированной информации особытиях («ТАСС уполномочен заявить...»), в ТВ — дикторы, а несвободно говорящие ведущие и т.д.). Начиная с середины 50-х годовХХ века (хрущевская «оттепель») в литературный язык и социально-ориентированное общение (в частности, массовую коммуникацию)начинают проникать периферийные языковые явления. Процессэтот был связан первоначально с появлением «молодежной литера-туры» вроде повести В. Аксенова «Коллеги» и публикацией первыхмемуарных («Крутой маршрут» Е. Гинзбург) и художественных(«Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына) книг о сталин-ских тюрьмах и лагерях.

В годы перестройки и постсоветский период этот ручеек внели-тературной лексики и фразеологии превратился в бурный поток.Горбачевская «гласность», высочайше одобренный плюрализм то-чек зрения и способов их выражения, проникновение на экран ТВи в эфир радио огромного числа непрофессионалов и вообще слу-чайных людей, монополия в массовой коммуникации электрон-ных СМИ, «деофициализация» ТВ и радио вместе с появлениемтого вида прессы, который на Западе называется «таблоидами», —все это имело следствием расшатывание норм языка массовойкоммуникации и системы норм литературного русского языка вцелом.

Нечто подобное происходило в 20-е годы ХХ века в связи с рез-ким изменением социальной базы русского литературного языка


26


(см. по этому поводу исследования русских лингвистов Е. Д. Поли-ванова, А. М. Селищева и др.).

31. Но почему же именно инвективные, непристойные, обсценныевыражения стали такими популярными?

Во-первых, потому, что слова и выражения, связанные с привыч-ными контекстами, оценками, стилистическими характеристиками,перешли совсем в другие, нетипичные для них условия общения: час-то оратор, желающий оживить свою речь, сделать ее менее официаль-ной и более разговорной, неформальной, теряет границу допустимогои недопустимого. Стираются (ранее четкие) границы между разнымистилистическими пластами. При этом имеет место непрерывная ди-намика речевых ситуаций — в отличие от общения в английском пар-ламенте характер общения между депутатами Государственной Думыменяется с каждым новым ее составом и с каждым новым спикером.Все время появляются новые телепередачи, то претендующие на «вы-сокую» стилистику, то, напротив, характеризующиеся максимальнойстилистической сниженностью. Люди просто запутались.

Во-вторых, потому, что вместе с гласностью пришло снятие за-претов на целые пласты публикаций, в частности на издание эроти-ческой литературы. А это, естественно, повлекло за собой детабуиза-цию (снятие табу) и соответствующей лексики.

В-третьих, потому, что резко обострилась политическая борьба всовременной России. Языковое «джентльменство» ушло в прошлое,особенно в газетах левой оппозиции и публичных выступлениях еелидеров. На страницы оппозиционных газет хлынула прямая брань.

Есть и другие факторы проникновения обсценной лексики ифразеологии в социально-ориентированное общение, в частности вСМИ (см. главу 4, а также ниже о функциях мата).

32. Можно ли дать какую-нибудь классификацию инвективной лек-сики и фразеологии первого типа, т.е. относящейся к сфере литератур-ного языка?

Можно выделить 8 разрядов такой лексики: 1. Слова и выражения,с самого начала обозначающие антиобщественную, социально осуж-даемую деятельность: бандит, жулик, мошенник. 2. Слова с ярко выра-женной негативной окраской, составляющей основной смысл их упо-требления: двурушник, расист, враг народа. 3. Названия профессий,употребляемые в переносном значении: палач, мясник. 4. Зоосеманти-ческие метафоры, отсылающие к названиям животных: кобель, кобы-ла, свинья. 5. Глаголы с «осуждающей» семантикой или даже с прямойнегативной оценкой: украсть, хапнуть. 6. Слова, содержащие в своемзначении негативную, причем весьма экспрессивную оценку чьей-ли-бо личности: гадина. 7. Эвфемизмы для слов 1-го разряда, сохраняю-


27


щие их оценочный (резко негативный) характер: женщина легкого по-ведения, путана, интердевочка. 8. Окказиональные (специально созда-ваемые) каламбурные образования, направленные на унижение илиоскорбление адресата: коммуняки, дерьмократы, прихватизация.

33. Нормально ли появление в широком коммуникативном употреб-лении мата (обсценной лексики и фразеологии)?

Совершенно ненормально и противоречит всему русскому ментали-тету. Никто не будет требовать, чтобы мат вообще был запрещен в обще-нии — как бы к нему ни относиться, у него есть своя ниша. Точно так женичего ненормального нет в том, что мат время от времени выступает вхудожественной литературе как выразительное средство, например дляхарактеризации героя. Но сейчас он вышел из этой своей ниши: с такой«мерзостью», по выражению Виктора Астафьева, «встречаешься уже нетолько в подворотнях, но порой и на высоких собраниях».

Мат, как и вообще грубая, обсценная лексика и фразеология, несетс собой определенное мироощущение: интеллектуальный и эмоцио-нальный примитивизм, недоброжелательность и агрессивность и т.п.

То, что в силу ряда причин (см. главу 4) мат получил сейчас не-свойственное ему широкое распространение, не может изменить на-шего отношения к этому явлению. Ведь распространение преступ-ности не влияет на нашу оценку каждого правонарушения!

34. Значит, правильно было бы осуждать (морально и юридически)все случаи публичного употребления мата?

Морально, вероятно, да. А вот что касается юридической сторо-ны, здесь следует основательно разобраться в каждом отдельном слу-чае. Так, понятие оскорбления не сводится к употреблению непри-личной формы: оно предполагает также направленность на конкрет-ное лицо (адресата) и умышленность. Нельзя осудить человека за ос-корбление на том только основании, что он публично употребил ма-терные слова: необходимо для этого доказать, что они относились кистцу (были адресованы ему) и что это употребление было с умыс-лом унизить и оскорбить истца. Точно так же юридически бессмыс-ленен приговор по делу газеты «Мать», где фигурирует обвинение взлостном хулиганстве, предполагающее умысел на нарушение обще-ственного порядка (кстати, употребление нецензурных слов, равнокак приставание к гражданам, квалифицируется законодателем какмелкое хулиганство)1.

35. Так что же такое «инвективная лексика» (фразеология) с юриди-ческой точки зрения?


28

1 См. ст. 20.1 главы 20 «Административные правонарушения, посягающие на об-

щественный порядок и общественную безопасность» Кодекса РФ об административ-

ных правонарушениях, принятого в декабре 2001 г. (отв. ред.).


Это слова и выражения, заключающие в своей семантике, экс-прессивной окраске и оценочном компоненте содержания интен-цию (намерение) говорящего или пишущего унизить, оскорбить,обесчестить, опозорить адресата речи или третье лицо, обычно со-провождаемое намерением сделать это в как можно более резкой ициничной форме.

К инвективной лексике относятся, в частности: • ругательная нелитературная лексика, чаще всего взятая из жар-

гонов и диалектов, • обсценная лексика (мат), • грубопросторечная (ненормативная) лексика, • литературные слова и выражения 1, 2, 3 и 5 разрядов (см. выше). 36. Каковы функции мата в речевом общении? Их несколько. Главная: оскорбить, унизить, опорочить адреса-

та речи. Далее: сигнализировать о принадлежности говорящего к«своим»; продемонстрировать собеседнику свою реакцию на сис-тему тоталитарных запретов; показать, каким свободным, раско-ванным, «крутым» является говорящий; сделать речь более эмоци-ональной; разрядить свое психологическое напряжение и нек. др.(см. главу 4).

37. Итак, что нужно знать юристу и журналисту о лингвистическом«статусе» инвективной (ругательной) лексики и фразеологии?

• Следует различать инвективную и неинвективную лексику, т.е.такую, которая предполагает намерение оскорбить или унизитьадресата или третье лицо, и такую, которая является экспрес-сивной (содержит в себе негативную оценку и/или эмоцио-нально-экспрессивный компонент), но такого намерения непредполагает.

• Внутри инвективной лексики надо различать литературную(относящуюся к русскому литературному языку) и внелитера-турную или нелитературную, например жаргонную. Ко второйгруппе относится и обсценная лексика (мат).

• В рамках «литературной» инвективной лексики тоже есть раз-личные группы. Во-первых, это книжная лексика с инвектив-ным значением (мошенник, проститутка). Здесь может воз-никнуть ситуация клеветы (так как, назвав человека таким сло-вом, мы обвиняем его в нарушении законодательства или нормобщественной морали; вполне возможно, что это не соответст-вует действительности). Во-вторых, это эвфемизмы для подоб-ных слов, казалось бы, «щадящие» адресата, но на самом деленесущие такую же инвективную нагрузку (дама легкого поведе-ния). В-третьих, это переносное, метафорическое употребление


29


таких слов (ср. бессмертное выражение «политическая прости-тутка»). Оно чаще связано с ситуацией оскорбления. Нако-нец, в-четвертых, есть группа вполне литературных слов инвек-тивной семантики, однозначно связанных с оскорблением, —вроде стерва, мерзавец, подонок.

• Употребление не только литературной, но и нелитературнойинвективной лексики и фразеологии далеко не всегда связанос оскорблением, клеветой, вообще унижением чести и досто-инства. Это зависит от конкретной функции такой лексики, вособенности от наличия или отсутствия умысла на унижениечести и достоинства; во всяком случае, если такой умысел недоказан, обвинить говорящего (пишущего) невозможно. Этозависит от конкретной ситуации общения, куда включается ихарактер отношений между участниками речевого акта. На-пример, можно ласково назвать человека сукиным сыном (идаже себя самого — ср. Ай да Пушкин, ай да сукин сын!). Этозависит также от уровня речевой культуры говорящего илипишущего — бывает, что он просто не способен оценить сте-пень несоответствия своей речи требованиям общественнойморали.

• Особый случай (не рассмотренный ниже, в главе 4) — это ин-вективное употребление слов или словосочетаний, которые несодержат в своей семантике инвективного компонента и в луч-шем (худшем?) случае имеют экспрессивную окраску (мальчикив розовых штанах), а порой и ее не имеют (завлабы). Как ни уди-вительно, в устах определенной социальной группы людей да-же слова профессор, академик могут приобретать инвективныйхарактер. Однако доказать такой инвективный характер почтиневозможно, хотя интуитивно каждый из нас (в определенномконтексте) его ощущает.

38. Вернемся к нашим первым вопросам. В свете всего сказанногокак следует трактовать унижение чести и достоинства?

Нам представляется, что вопрос об унижении чести и достоин-ства упирается в понятие «нарушение моральных принципов» (по-тому что «нарушение действующего законодательства» установитьв принципе несложно). Универсальных моральных принципов несуществует — речь может идти только о принципах христианскойморали (десять заповедей и т.д.) или о неписаном моральном ко-дексе данного конкретного общества в данный период его разви-тия. Например, адюльтер противоречит и христианской морали(«не пожелай жену ближнего своего»), и господствующей моралисовременного постсоветского общества, как, впрочем, и советско-


30


го, но отношение к нему в постсоветском обществе более терпи-мое, чем в советском. Еще более терпимое отношение к нему бы-ло характерно для определенной социальной прослойки во Фран-ции XVIII века (перед Великой Французской революцией, в пери-од Директории). Иначе говоря, это вопрос исторической этики исоциальной психологии. Но оценки существования и характераэтих моральных принципов участниками коммуникативного актаи теми, кто этот акт интерпретирует (например, судом), могут рас-ходиться.

39. Что можно сказать еще об одном понятии — «принятая в обще-стве манера общения», без разъяснения которого «повисает в воздухе»важное понятие неприличной, нецензурной и пр. формы?

В праве продолжает существовать уже давно отвергнутое лингви-стикой, в частности теорией культуры речи, и социальной психоло-гией представление о том, что в обществе существует только одна об-щепринятая норма (поведения, культуры речи и т.д.), которой следу-ет придерживаться и которую не рекомендуется нарушать. На самомже деле таких норм много, мы давно уже говорим, например, не о«языковой норме», а о «системе языковых норм», которые варьиру-ются в зависимости от характера и конкретных условий общения,системы отношений между участниками общения, их возраста и по-ла, цели общения и многих других факторов. В частности, то, чтонормативно для межличностного общения, может оказаться нару-шением нормы, скажем, в массовой коммуникации. То, что вполнедопустимо в компании подростков или молодежи, нередко наруша-ет нормы общения людей старшего поколения и т.п. Существенноподчеркнуть, что именно сейчас границы между различными норма-ми (как в языке, так и в общении) сдвинуты и отчасти размыты. По-этому, говоря в праве о «принятой в обществе манере общения», не-обходимо четко определить, о какой манере (норме) идет речь в каж-дом отдельном случае. К сожалению, это многообразие социальных(и речевых) норм в сегодняшнем постсоветском обществе исследо-вано недостаточно, но юристу необходимо по крайней мере в прин-ципе знать о таком многообразии и учитывать его в правоохрани-тельной практике.

40. И последний вопрос: каков самый главный вывод из данного ис-следования?

Самый главный вывод следующий. При сегодняшнем положениивероятность, что конкретное решение по делу об унижении чести идостоинства, клевете, оскорблении, компенсации морального вредабудет субъективным, спорным, юридически уязвимым, чрезвычайновысока.


31


Субъективизм этот вызван тем, что все или почти все основныепонятия права, связанные с данным кругом дел, не имеют объек-тивного и операционального определения и толкования. С однойстороны, не вполне ясно, какое содержание в них вкладывается(должно вкладываться). С другой стороны, они не допускают не-посредственного применения на практике (или такое применениеоказывается противоречивым). Благодаря этому открываются об-ширные возможности для политизации гражданских и уголовныхдел, связанных со СМИ, давления на СМИ со стороны власти, ма-нипулирования общественным мнением, сознательной дискреди-тации «недружественных» органов печати и отдельных журналис-тов. В то же время крайне затрудняется рассмотрение случаев, гдеимеет место действительное унижение чести и достоинства пред-ставителей государственной власти, в частности со стороны оппо-зиционных органов печати.

Следовательно, необходимо как совершенствование самого зако-на, так и регулирование его правоприменения в форме разъясненийВерховного Суда РФ, методических рекомендаций ГенеральнойПрокуратуры и так далее.


32


Глава 2.АНАЛИЗ ОСНОВНЫХ ПОНЯТИЙ

Толкование важнейших понятий в общеязыковых словарях,текстах законов и юридической литературе

Ниже описывается понимание и толкование важнейших понятий(терминов), связанных с рассматриваемой проблематикой. Излага-ются лишь сводные результаты проведенного анализа. Для анализабыли выбраны термины, наиболее часто встречающиеся в законода-тельстве, подзаконных актах и юридической литературе и получаю-щие неясное или различное толкование.

Анализируемые понятия естественно распадаются на три группы: 1. Объект воздействия — честь, достоинство, (моральный) пре-

стиж, репутация. 2. Характеристика процесса и средств воздействия — сведения,

унижение (чести и достоинства), клевета, оскорбление, неприлич-ная (форма), циничная (форма), нецензурные (выражения), пороча-щие (сведения).

3. Результат воздействия — моральный вред, нравственные стра-дания.

Объект воздействияТри понятия — честь, достоинство и репутация — весьма близки

друг другу. При этом в текстах права два первых понятия обычно ис-пользуются в составе единого словосочетания: защита чести и досто-инства, унижение чести и достоинства. В новом законодательствеРФ к этому словосочетанию обычно добавляется деловая репутация,а в ГК РФ — и доброе имя. Все эти понятия рассматриваются какнематериальные права личности, принципиально неотчуждаемые.

Наиболее четким определением чести является определение,данное в книге А.М. Эрделевского «Компенсация морального вреда»(М., 1996, с. 16): «Сопровождающееся положительной оценкой об-щества отражение качеств лица в общественном сознании». По мне-нию А.Л. Анисимова, понятие чести имеет три стороны, три аспек-та. Во-первых, это характеристика самой личности («качества ли-ца»). Эта сторона понятия чести наиболее ярко выступает в словар-ных определениях, в особенности в «Толковом словаре живого вели-корусского языка» В.И. Даля («внутреннее нравственное достоинст-во человека, доблесть, честность, благородство души и чистая со-весть»). Во-вторых, это общественная оценка личности («отражениекачеств лица в общественном сознании»). Понятие чести изначаль-но предполагает, что эта оценка положительная. В-третьих, это об-

Глава 2. Анализ основных понятий

33


щественная оценка, принятая самой личностью, «способность чело-века оценивать свои поступки, ...действовать в нравственной жизнив соответствии с принятыми в... обществе моральными нормами,правилами и требованиями» (А.Л. Анисимов. Честь, достоинство,деловая репутация: гражданско-правовая защита. М., 1994, с. 8).

В текстах права имеется в виду вторая сторона понятия чести, таккак никакого «унижения» или «умаления» чести как свойства самойличности быть не может. Однако унижение чести как основание длявчинения иска предполагает, что истец ощущает изменение (илипредполагает возможное изменение) общественного мнения о себе,т.е. его самооценка (честь-3) остается той же и расходится с действи-тельной или возможной общественной оценкой (честь-2).

Понятие достоинства близко к чести-3. По А. Эрделевскому (с.16), это «сопровождающееся положительной оценкой лица отраже-ние его качеств в собственном сознании». По А. Анисимову (с. 14),это «самооценка личности, основанная на ее оценке обществом». Вотличие от чести достоинство есть не просто оценка соответствиясвоей личности и своих поступков социальным (моральным) нор-мам, но прежде всего ощущение своей ценности как человека вооб-ще (человеческое достоинство), как конкретной личности (личноедостоинство), как представителя определенной социальной группыили общности (например, профессиональное достоинство), ценнос-ти самой этой общности (например, национальное достоинство:возможность его унижения была предусмотрена старым УК РФ) (см.там же).

Интересно, что, хотя честь относится в ГК РФ к неотчуждаемымблагам или правам личности, причем в текстах права выступаетпрежде всего честь-2, в юридической литературе «внешняя честь»иногда отождествляется с «гражданской честью», исходящей от госу-дарства, «которая исчезает в случае уголовного наказания» (А.Л.Анисимов, с. 13). В то же время достоинство (но не честь) фигуриру-ет в ст. 1 Конституции РФ как абсолютно неотъемлемая и охраняе-мая государством ценность. Комментарий к Конституции РФ пони-мает достоинство как «признание за человеком этой ценности неза-висимо от того, что он о себе думает и как его оценивают другие»(1994, с. 138). Таким образом, может возникнуть казус, когда сам че-ловек не обладает чувством собственного достоинства (положитель-ной самооценкой), общество оценивает его негативно, но в то жевремя государство и общество охраняют его достоинство и заботятсяо том, чтобы оно не подверглось умалению, унижению (кстати, тер-мин «умаление» встречается только в Конституции РФ и только при-менительно к достоинству).


34


В целом если трактовать честь как честь-2, т.е. как общественноемнение о положительных качествах человека, то достоинство естьположительное мнение человека о самом себе как отражение его со-циальной оценки. Дискредитация человека в общественном мнениии есть «унижение чести». Но можно ли дискредитировать человека всобственных глазах? Думается, именно поэтому в Конституции РФговорится об «умалении»: законодатель, по-видимому, имеет в видутакое воздействие на общественное мнение, которое противоречитдостоинству личности как ее неотъемлемому праву. Таким образом,более правильно было бы в правовом контексте говорить об «униже-нии чести и умалении достоинства» (см. также ниже о понятии «уни-жение»).

Понятие репутации как таковой (без дополнительного разъясне-ния) непопулярно в правовых текстах и редко возникает в правоохра-нительной практике. По содержанию оно очень близко к чести-2, од-нако не содержит апелляции к самой личности и касается лишь ееоценки в общественном сознании или общественном мнении.(В ГК РФ «репутация представляет собой сложившееся о человекемнение, основанное на оценке его общественно значимых качеств»— с. 228.) Другой аспект — деловая репутация. Это сочетание воз-никло как правовое понятие уже в постсоветское время и отражаетновые социальные и социально-психологические реалии. Именнопоэтому в юридической литературе деловая репутация связываетсяпрежде всего (хотя и не исключительно) с предпринимательской де-ятельностью. Наиболее точно, видимо, определение, даваемое А. Эр-делевским (с. 16): «Сопровождающееся положительной оценкой об-щества отражение деловых качеств лица в общественном сознании».Существенно, что это лицо может быть и физическим, и юридичес-ким. В принципе у лица может быть и плохая, негативная репутация,но чаще этот термин употребляется с положительным значением.

Унижение или умаление деловой репутации может происходитьнезависимо от истинности или неистинности распространяемых осоответствующем лице сведений (п. 3 ст. 152 ГК РФ).

Понятие престижа вообще и морального престижа в частностизаконодателем не употребляется и встречается только в юридичес-кой литературе. Это оценка данного лица общественным мнением сточки зрения его социальной роли, социального статуса, социально-го влияния. В известном смысле это «количественная» характерис-тика: не «какой» престиж, а «насколько высокий» престиж. Как ичесть, престиж может быть только положительным. Однако у этогопонятия в обычном словоупотреблении есть заметный негативныйоттенок — ср. «престижная специальность». Сочетание «моральный


35


престиж» внутренне противоречиво: понятие престижа относится нек самой личности человека (на что, казалось бы, указывает опреде-ление «моральный»), а исключительно к его оценке в общественноммнении.

Понятие доброго имени, только что появившееся в тексте новогоГК РФ, остается пока скорее метафорой и, по-видимому, в этом кон-тексте синонимично репутации (в широком смысле, т.е. не толькоделовой).

Процесс и средства воздействия Понятие «сведения» в текстах права синонимично понятию «ин-

формация». Иначе говоря, сюда входят переписка, телефонные пе-реговоры, почтовые и телеграфные сообщения, сообщения, пере-данные по факсу, телексу, радио, через космическую связь, с исполь-зованием других каналов связи. И, естественно, в объем «сведений»(«информации») входит также тиражирование текстов в средствахмассовой информации, как печатных, так и электронных. Наконец,сюда же относятся расклеивание плакатов и листовок, публичные(например, на митинге) заявления и т.п.

Информация может быть разглашена, т.е. передана не только то-му лицу (лицам), которым она предназначена или которые имеютправо с ней знакомиться. Так, работники телеграфа несут ответст-венность, если они ознакомили посторонних лиц с частной теле-граммой. С другой стороны, наказуемо разглашение государствен-ной тайны.

Информация может быть произведена (это не требует коммента-рия — речь идет о составлении текстов, например газетных статей)и может быть распространена. Наиболее обычным видом распрост-ранения сведений (информации) являются СМИ (см. в Федераль-ном законе «Об участии в международном информационном обме-не» такое определение массовой информации: «Предназначенныедля неограниченного круга лиц печатные, аудиосообщения, аудио-визуальные и иные сообщения и материалы»). Само распростране-ние толкуется как опубликование сведений в печати, трансляция порадио- и телевидеопрограммам, демонстрация в хроникальных про-граммах и других средствах массовой информации, изложение в слу-жебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, ад-ресованных юридическим лицам, или сообщениях в иной, в томчисле устной форме нескольким или хотя бы одному лицу (кроме то-го лица, которого данные сведения касаются, если дело происходи-ло без свидетелей) (см. постановление Пленума Верховного Суда РФот 18 августа 1992 года).


36


Сведения нередко противопоставляются оценкам. Но анализтекстов права показывает, что реально этим словом обозначаетсялюбая информация, в дальнейшем разглашенная или распростра-ненная, независимо от ее правдивости или ложности, фактологич-ности или «чистой» оценочности. Так, постановление Пленума ВСРФ от 18.02.1992 включает в определение порочащих сведений «све-дения, содержащие утверждения о нарушении гражданином... дей-ствующего законодательства или моральных принципов». Но ут-верждения «N — вор» или «N — мошенник» как раз и относятся кэтой категории, хотя они могут быть чисто оценочными (так чащевсего и бывает).

У термина «сведения» есть еще по крайней мере два синонима —это «утверждения» и «сообщения». Однако они в текстах права не от-граничены от других терминов и не определены.

В целом можно определить сведения как любые тексты, содержа-щие описание (и, возможно, оценку) тех или иных событий или от-дельных компонентов этих событий.

В соответствии с анализом, проделанным в главе 3, сведенияможно разделить на следующие классы:

а) сведения о том, что событие произошло/ не произошло; б) сведения, содержащие истинное суждение/ ложное суждение о

событии. Истинное суждение о событии есть факт или фактологиче-ское суждение;

в) сведения, содержащие только суждения о событии/ содержа-щие оценку этого события (оценочные суждения);

г) оценочные суждения, относящиеся к событию/ относящиеся ксуждению о событии.

Любое отдельное высказывание о событии по определению неможет быть полным, то есть реальным фактом (см. ниже). Даже ес-ли оно в результате проверки (верификации) оказалось истинным (т.е. вербальным фактом), это высказывание может давать неправиль-ное представление о событии именно потому, что оно односторонне,вырвано из общего массива информации. Так, высказывание «N за-явил, что его не беспокоит расширение НАТО на восток» может бытьабсолютно истинным: N действительно заявил именно это. Но еслиограничиться только этим высказыванием, не приводя аргументов,выдвинутых N для обоснования своей позиции, то у адресата (чита-теля, зрителя ТВ) почти наверняка создастся неадекватное представ-ление о позиции N и, весьма вероятно, возникнет (или укрепится)негативное отношение к нему.

Здесь мы уже совсем близко подошли к тому, в какой форме мо-гут выражаться сведения. Эта форма может быть следующей:


37


1. Открытая вербальная (словесная) форма, когда сведения даныв виде отдельного высказывания или цепочки взаимосвязанных вы-сказываний, причем новая информация дана в предикативной частивысказывания (является предикатом, логическим сказуемым). На-пример: (Вор) у вора дубинку украл.

2. Скрытая вербальная форма, когда сведения выражены словес-но, но как бы спрятаны, не бросаются в глаза и даются — как что-тоуже известное — в группе подлежащего. Например, только что при-веденное высказывание содержит ведь не только информацию окраже дубинки у вора, но и информацию о том, что сделавший это —вор.

3. Пресуппозитивная (затекстовая) форма, когда информация окаких-то аспектах события в тексте непосредственно не выражена иподразумевается, что и говорящий (пишущий), и слушатель (чита-тель) ее знают.

4. Подтекстовая форма, когда информация не содержится в са-мом тексте, но легко «извлекается» из него читателем или слушате-лем. Здесь могут использоваться различные приемы. Например,прямой оценки нет, но факт дается в таком контексте, что оценка ло-гично из него выводится. Или читателю задается вопрос (типа Инте-ресно, совпадение случайно или нет?, то есть так называемый ритори-ческий вопрос), который на самом деле является скрытым утвержде-нием (Конечно, это совпадение не случайно!).

Казалось бы, эта последняя форма подачи информации должнашироко использоваться в прессе и электронных СМИ, так как онарезко сужает «зону риска» для журналиста (см. главу 3). Тем не менееона встречается достаточно редко.

Унижение чести и достоинства (или, как мы предложили выше,унижение чести и умаление достоинства) есть сознательная дискре-дитация человека в общественном мнении. Такая дискредитация мо-жет быть словесной (в устной или письменной форме) или при по-мощи того или иного действия (УК РФ, с. 241, например, плевок,срывание одежды, непристойные телодвижения и т.п.). По существуэто понятие субъективное, так как и само наличие унижения, и егоглубину оценивает сам потерпевший. Закон, равно как и юридичес-кая литература, не дает четкого определения понятию унижения(умаления) чести и достоинства.

Другое дело — оскорбление. Правда, в текстах законодателя онопроизводно от унижения чести и достоинства; так, в новом УК РФоскорбление определено (ст. 130) как «унижение чести и достоинст-ва другого лица, выраженное в неприличной форме». Поэтому дляоскорбления необходимы два признака: а) факт унижения чести и


38


достоинства: б) неприличная форма такого унижения. Строго гово-ря, необходим и еще один признак, а именно умышленность оскор-бления (что оказывается юридически значимым в ситуации заочно-го оскорбления, т.е. не в присутствии потерпевшего). Таким обра-зом, даже при наличии определения этого понятия в законодатель-стве оно остается субъективным, причем, так сказать, в квадрате:субъективно понятие унижения чести и достоинства и субъективно,как мы увидим далее, понятие «неприличная форма». Соответствуютли сведения, распространяемые при оскорблении, действительномуположению вещей, при определении оскорбления принципиальнобезразлично: важен факт и важна форма унижения.

Третье понятие этой группы — клевета. Она получает в новом УКРФ (ст. 129) четкое определение: «распространение заведомо лож-ных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица илиподрывающих его репутацию». Таким образом, здесь налицо следу-ющие признаки: а) наличие унижения чести и достоинства, б) умы-шленность этого деяния, в) ложность распространяемых сведений(заведомая, т.е. известная распространителю клеветы).

Клевета — это, следовательно, такое унижение чести и достоин-ства, которое связано с умышленной ложью, но совершенно не обя-зательно предполагает неприличную форму. Оскорбление же, на-против, предполагает неприличную форму, но совсем не обязатель-но связано с ложью (хотя с клеветой у него остается общий признакумышленности). Здесь законодательство РФ совпадает с «принци-пом Салливана» в праве США, где признаками, образующими кле-вету, считаются ложность и «подлинно злой умысел».

Что такое в определении клеветы «порочащие сведения» и какони соотнесены с понятием «унижения чести и достоинства»? Кро-ме того, можно ли отождествить «порочащие» и «позорящие» сведе-ния?

По поводу порочащих сведений есть разъяснение, данное в по-становлении Пленума Верховного Суда РФ от 18.02.1992: «пороча-щими являются... не соответствующие действительности сведения,содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридиче-ским лицом действующего законодательства или моральных прин-ципов.., которые умаляют честь и достоинство гражданина либо де-ловую репутацию гражданина или юридического лица». Таким обра-зом, в определение порочащих сведений входят три признака: а) на-правленность на унижение чести и достоинства либо деловой репу-тации, б) характер сведений (нарушение законодательства или нару-шение общепринятых в обществе моральных принципов), в) лож-ность этих сведений. Очевидно, что это совсем не синоним «позоря-


39


щих сведений», как получается в юридической литературе (ср. УКРФ, а также монографию А.Л. Анисимова). Позорящие сведения со-вершенно не обязательно являются ложными (в отличие от пороча-щих). Однако у них, как и у порочащих сведений, есть признак на-правленности на унижение чести и достоинства.

Наиболее запутанно толкование в праве таких понятий, как не-приличная форма, нецензурная форма (нецензурные выражения),непристойная форма, циничная форма. Между тем понятие непри-личной формы входит, как мы видели, даже в данное законодателемопределение оскорбления.

Начнем с неприличной формы. Данные словарей дают двоякоетолкование этого понятия: а) вообще нарушение правил поведения(в особенности речевого), принятых обществом в целом или даннойсоциальной группой для данной ситуации, и б) непристойность, т.е.употребление слов и выражений, связанных с половыми органами,выделениями организма и пр. и оскорбляющих общественную нрав-ственность. Совершенно ясно, что и то и другое толкование субъек-тивны. В текстах законодателя это понятие не разъясняется. В юри-дической литературе указывается, в частности, что при оскорблении«дается отрицательная оценка его [потерпевшего] личности, его че-ловеческим качествам, поведению, причем в такой форме, котораярезко противоречит принятому общению между людьми...» (Юриди-ческий энциклопедический словарь. М., 1987, с. 280).

УК РФ вводит еще несколько столь же неопределенных понятий:«Неприличная форма дискредитации потерпевшего означает, чтоотрицательная оценка его личности дается в ЯВНО ЦИНИЧНОЙ, апотому резко противоречащей принятой в обществе манере обще-ния между людьми. Это прежде всего НЕЦЕНЗУРНЫЕ выражения,сравнение с ОДИОЗНЫМИ историческими и литературными пер-сонажами» (с. 241). Здесь что ни слово, то полная туманность. Чтотакое нецензурный? По данным словарей, это синоним непристой-ного, т.е. нецензурные выражения дают отрицательную оценку лич-ности потерпевшего через употребление слов и выражений опреде-ленной семантической группы, не принятых в обществе, неумест-ных в большинстве ситуаций общения. А если эти неуместные, непринятые слова и выражения употреблялись, но при этом не дава-лась отрицательная оценка чьей-либо личности? Какие историчес-кие и литературные персонажи следует считать одиозными? Напом-ним, что словарь Ожегова трактует слово «одиозный» как «вызываю-щий крайне отрицательное отношение к себе, крайне неприятный».Таковым явно является, например, Гитлер — но для определенныхполитических группировок в России даже эта фигура не может счи-


40


таться одиозной. Наконец, циничная (а тем более «явно циничная»)форма — это просто синоним непристойности, но непристойностьне предполагает умышленности, а цинизм предполагает. См. в сло-варе Ожегова: «Цинизм — наглое, бесстыдное поведение и отноше-ние к чему-нибудь, проникнутое пренебрежением к нормам нравст-венности и благопристойности». В сущности, в языке права все этивыражения неуместны, потому что в них можно вложить любое же-лаемое содержание, что и происходит время от времени в судебнойпрактике.

Существенно подчеркнуть, что в британском (Закон о непри-стойных публикациях от 1959 года) и американском праве понятиенепристойности не распространяется на произведения, «написан-ные для общественного блага... в интересах науки, искусства, обра-зования или других подобных целей» (Великобритания) и имеющиесерьезную литературную, художественную, политическую или науч-ную ценность (США). Законодатель здесь, по крайней мере, пони-мает сложность квалификации того или иного выражения или про-изведения как непристойного. Кроме того, в праве США в определе-ние непристойности входят «обращенность к сексуальным инстинк-там» и описание сексуального поведения «под очевидно оскорби-тельным углом».

Результат воздействияТаковым является в понимании российского права моральный

вред, представляющий собой согласно ст. 151 ГК РФ «физическиеили нравственные страдания, которые претерпевает гражданин в ре-зультате нарушений или посягательств на его права». Существует по-становление Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.1994, где даетсяразвернутое разъяснение этого понятия (см. Приложение). Наибо-лее существенна следующая формулировка постановления: «...стра-дания, причиненные действиями (бездействием), посягающимина... нематериальные блага (...достоинство личности, деловая репу-тация...)... Моральный вред, в частности, может заключаться в нрав-ственных переживаниях в связи с... распространением не соответст-вующих действительности сведений, порочащих честь, достоинствоили деловую репутацию гражданина...».

Однако содержание морального вреда остается в праве достаточнонеопределенным. Это «нравственные страдания», «нравственные пе-реживания», «негативные психические реакции», «нарушение психи-ческого благополучия, душевного равновесия личности», потерпев-ший «может испытывать унижение, раздражение, гнев, стыд, отчая-ние, дискомфортное состояние и т.д.», вообще любое «неблагоприят-


41


ное в психологическом аспекте состояние», а в праве США — «эмо-циональное беспокойство» (disturbance). Иначе говоря, строго юри-дического толкования понятие морального вреда, как и нравствен-ных страданий, не имеет и, по-видимому, в принципе иметь не мо-жет: доказать следственным или судебным путем возникновение мо-рального вреда в большинстве случаев невозможно (кроме наличиязаболеваний, связанных с причинением морального вреда, и некото-рых других случаев). Поэтому понятие морального вреда субъектив-но, может быть определено только внеправовым (психологическим)способом и, на наш взгляд, в праве может выступать только как ВОЗ-МОЖНОСТЬ ВОЗНИКНОВЕНИЯ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА в силутех или иных действий или бездействия. Компенсация моральноговреда, следовательно, осуществляется по логике ВОЗМОЖНОГО, ане НАСТУПИВШЕГО вреда. Скажем, невозможно установить, дей-ствительно ли потерпевший испытывал унижение, раздражение илиотчаяние в результате незаконного увольнения с работы, но сам факттакого незаконного увольнения уже дает основания для поднятия во-проса о компенсации морального вреда.

Выводы1. Понятие «сведения» в правовой литературе, в частности в тек-

стах законодательства, не определяется и не разъясняется. Обычноэтот термин употребляется вперемешку с терминами «информация»,«утверждения», «сообщения». (Существует еще слово «измышле-ния», в котором содержится сема ложности и сема умысла: измыш-ления всегда ложны и всегда сознательно распространяются.) Сведе-ния — это любой текст, содержащий описание и оценку событийили их отдельных компонентов. Сведения могут выражаться в от-крытой словесной форме (Дэн Сяопин умер), в скрытой вербальнойформе (Старейший политический лидер Китая давно отошел от дел),в затекстовой форме (В понедельник состоялись похороны Дэн Сяопи-на) — о том, что он умер, читатель (и, естественно, журналист) ужеосведомлен; и, самое главное, в подтекстовой форме (Интересно,случайно ли это совпадает).

2. Наиболее четко в словарной и юридической литературе пони-маются и дифференцируются понятия чести, достоинства и (дело-вой) репутации. Понятие «честь» включает следующие основныепризнаки (семы): а) наличие положительных качеств, присущих ли-цу; б) отражение их в общественном сознании; в) отражение образа,качеств лица в общественном сознании и в самосознании этого ли-ца. В текстах права реализуется прежде всего вторая сема. Понятие«достоинство» содержит сему абстрактной ценности данного чело-


42


века как личности, но не включает утверждение о наличии положи-тельных качеств у данного конкретного лица и его оценку в общест-венном мнении (сознании). Понятие «репутация» включает сему об-щественного мнения о лице, но не предполагает ни утверждения окачествах этого лица, ни отражения общественного мнения в само-сознании. Деловая репутация есть частный случай или сторона репу-тации. По существу частным случаем или стороной репутации явля-ется и моральный престиж, касающийся преимущественно социаль-ного статуса лица в общественном сознании (мнении). Понятие «до-брого имени» синонимично репутации.

3. Основным понятием рассматриваемой группы является поня-тие «унижение чести и достоинства», от которого законодатель от-талкивается при определении ряда других понятий. Однако это по-нятие в праве точно не определено. В широком смысле это дискре-дитация человека в общественном мнении (унижение чести) или та-кое воздействие на общественное мнение, которое противоречит до-стоинству личности как ее неотъемлемому праву независимо от об-щественного мнения о нем и от его самосознания (умаление досто-инства). Однако операциональных критериев унижения чести и ума-ления достоинства не существует, это субъективные понятия; нали-чие и глубину «унижения чести» оценивает сам потерпевший.

4. Понятие оскорбления включает три семы: а) факт униженияили умаления чести или достоинства, б) неприличная форма такогоунижения, в) умышленность. Понятие клеветы также включает трисемы: а) факт унижения чести и достоинства, б) ложность распрост-раняемых сведений, в) умышленность. При этом вводится понятие«порочащие сведения», синонимичное в данном контексте униже-нию чести и достоинства, но предполагающее, кроме такого униже-ния, определенное содержание таких сведений (нарушение законо-дательства или принятых обществом моральных принципов) и лож-ность этих сведений. Позорящие сведения также направлены наунижение чести и достоинства, но не предполагают ложности. Оче-видно, что все эти понятия сохраняют неопределенность и субъек-тивность, свойственные исходному для них понятию унижения чес-ти и достоинства.

5. Понятие неприличной или непристойной формы дискредита-ции личности, входящее в определение оскорбления, также не име-ет однозначного правового толкования. В самом общем смысле не-приличная форма — обобщающее понятие по отношению к непри-стойной форме, последняя же связана с употреблением слов и выра-жений определенных семантических групп (половые органы, выде-ления и т.п.); неприличным может быть и сравнение с «одиозными»


43


персонажами. При этом обязательным условием является отрица-тельная оценка того или иного лица (а не просто употребление не-пристойных выражений) и умышленный характер этой оценки(трудно представить себе — по крайней мере в правовом контексте— неумышленное оскорбление). Умышленная непристойность по-нимается в текстах права как цинизм. Таким образом, понятия этойгруппы субъективны и сами по себе (неясно, например, где начина-ется непристойность), и в связи с субъективностью и неопределен-ностью исходного понятия унижения чести и достоинства.

6. Понятие морального вреда (и предполагаемых им «нравствен-ных страданий») также является в текстах права не до конца ясным,так как эти страдания, во-первых, юридически неопределимы, во-вторых, их наступление объективно неустановимо.

7. Таким образом, в чисто правовом поле найти критерии допус-тимости или правомерности, равно как недопустимости и неправо-мерности, тех или иных способов или форм передачи информацииоказывается абсолютно невозможно. Уяснение этого вопроса пред-полагает выход за пределы собственно правовой проблематики и об-ращение к лингвистическим, психолингвистическим, психологиче-ским и другим научным понятиям и критериям, в особенности прирешении вопроса о направленности текстов на унижение чести и до-стоинства (их инвективном характере) и об их неприличной форме.

8. Анализ показывает, что практически все ключевые понятия, вособенности «унижение чести и достоинства», нуждаются в четкомправовом (законодательном) определении. С другой стороны, пра-воприменители должны иметь в виду, что любое толкование той илииной конкретной правовой ситуации с опорой на существующиесейчас формулировки закона и их официальные разъяснения вы-нужденно является субъективным и будет оставаться таковым, показаконодатель не даст более четкого определения основных понятий.А это означает, что открывается широкое поле для оспаривания об-винительных заключений, приговоров и других судебных решений.


44


Глава 3.СОБЫТИЕ, ФАКТ, СУЖДЕНИЕ И ИХ ОЦЕНКА

ФактНезависимо от каждого отдельного человека существует объек-

тивная реальность. (Конечно, и сами люди со своими мыслями, чув-ствами, отношениями, действиями — это тоже часть мира. Поэтомуне следует думать, что мир материален в упрощенном, вульгарномсмысле, что он «вещен».) Эта реальность отражается в тех текстах,при помощи которых человек эту реальность описывает.

Текст состоит из отдельных суждений или, что то же, отдельныхвысказываний. Каждое суждение что-то описывает, отражает; это«что-то» — фрагмент реальности (действительности): события, си-туации, свойства предметов или лиц.

Обычно полагают, что существует некий объективный «факт»,который описывается суждением (высказыванием). На самом делевсе гораздо сложнее. Человек вычленяет в реальности какой-тофрагмент. Например, политическую ситуацию в Беларуси. Этотфрагмент рассматривается под определенным углом зрения, в оп-ределенном аспекте: например — соблюдения прав человека. За-тем мы как бы «переводим» наше знание об этом фрагменте наобычный словесный язык, превращая это знание в совокупностьсловесных (вербальных) суждений или высказываний. Каждое изэтих суждений может быть истинным (соответствовать действи-тельности) или ложным (не соответствовать действительности).Но чтобы установить это, мы должны проделать так называемуюверификацию: соотнести содержание суждения с действительнос-тью и убедиться, что данное суждение истинно (или, наоборот,ложно).

Только после того как мы осуществили верификацию суждения иоказалось, что оно истинно, оно превращается в факт. Значит, фактне существует в самой действительности: это результат нашего ос-мысления или переработки информации о действительности. В па-радоксальной форме это выразил известный современный логикЗ. Вендлер: «Если нам дан язык и мир, то нам тем самым даны всефакты» (З. Вендлер. Факты в языке// Философия, логика, язык. М.,1987).

Поэтому нельзя разводить «суждение» и «факт» так, как этоиногда делается: факт — это истинное событие, а суждение — ве-рифицированная истинная оценка (положительная или отрица-тельная) этого факта (например, Л. Ганкин. Как развести сужде-ния и факты? // «Московские новости». 1995. № 3). Неточно и со-

Глава 3. Событие, факт, суждение и их оценка

45


держащееся в Гражданском кодексе РСФСР (ст. 7) и РФ (ст. 152)противопоставление «фактических сведений» и «оценочных суж-дений».

Факты не описательны. Они устраняют все частные характерис-тики события и сохраняют только самую его суть, его сердцевину.Недаром говорят о «голых» или «неприукрашенных» фактах. У это-го свойства факта есть и оборотная сторона: он всегда выделяет всобытии какую-то одну его часть, определенные его признаки. Со-бытие: освобождение заложников, захваченных в Перу организаци-ей «Сендеро луминосо». Факты могут быть представлены по-разно-му: Заложники освобождены. При освобождении заложников никто изатаковавших не пострадал. При освобождении заложников была допу-щена неоправданная жестокость в отношении рядовых боевиков, го-товых сдаться. Получается, что одно и то же событие выступает вформе различных фактов — в зависимости от того, что мы считаемглавным, что трактуем как суть события, а что считаем частностью.Поэтому можно описывать, как развертываются события, но не какпроисходят факты. Факты вообще не «происходят», происходят со-бытия.

Суждение (высказывание) может быть по содержанию различ-ным. Например, оно может быть бытийным (экзистенциальным) иутверждать, что нечто существует (или не вообще существует, а где-то или у кого-то). Например, суждение: У политика Н. имеется ва-лютный счет в Швейцарии есть типичное бытийное высказывание:мы фиксируем только одно — есть такой счет (и тогда суждение ис-тинно) или нет такого счета (и тогда суждение ложно). Или суждениеможет быть классифицирующим: Дипломат Х. — сотрудник контр-разведки. Здесь мы утверждаем принадлежность Х. к определенномуклассу (множеству). Еще один вид высказываний — признаковые(атрибутивные), когда кому-то или чему-то приписывается некийпризнак: У А. нет высшего образования. Или, наконец, более сложноепропозициональное (событийное) высказывание, где описываетсявзаимодействие двух или нескольких «героев» события: Политик Ж.ударил по лицу журналистку.

Обратите внимание, что одно и то же высказывание в разномконтексте может иметь разное содержание. Если мы набираем«компромат» на политика Н., то приведенное высказывание вста-нет в ряд признаковых и само станет признаковым: Н. такой-то итакой-то, у него имеется валютный счет, и вообще на нем негде ста-вить пробы. Точно так же с политиком Ж.: Ж. призывал к тому-то итому-то, вел себя там-то нагло и оскорбительно, ударил по лицужурналистку.


46


Итак, перед нами объективное событие или цепочка взаимосвя-занных событий (в современной науке иногда употребляют в качест-ве термина метафорическое выражение «сценарий»). И высказыва-ние или совокупность (цепочка) высказываний (суждений), описы-вающих это событие (события). Где здесь «факт»?

Факт — это содержание высказывания, но только после того, какмы провели его проверку на истинность — верификацию — и полу-чили положительный ответ.

Как именно такая проверка осуществляется? Это зависит от мно-жества причин. Самый прямой способ верификации — непосредст-венно сопоставить высказывание с реальными событиями. Но это ча-ще всего невозможно (событие уже состоялось и не зафиксировано).Особенно часто так происходит в журналистике: только сам автор вы-сказывания, журналист, присутствовал при событии или участвовал внем. Поэтому чаще применяется второй способ — сопоставление вы-сказывания с другими высказываниями, принадлежащими другимучастникам, наблюдателям или толкователям (интерпретаторам) со-бытия, которых мы считаем объективными или компетентными. Естьи третий способ — доказательство, заключающееся в приведении до-полнительных данных, свидетельствующих об истинности высказы-вания. Скажем, проверка его истинности по архивам. Наконец, чет-вертый способ — сопоставление информации из нескольких незави-симых и не связанных друг с другом источников (так работает развед-ка: сведения считаются фактом, если они идентичны в сообщенияхразных источников).

Сама верификация суждения (высказывания) не всегда возмож-на. Иногда она объективно невозможна. Например, кто-то утверж-дает, что Н. был платным осведомителем КГБ. Соотнести это ут-верждение с реальными событиями, конечно, невозможно. «Компе-тентные свидетели» или «компетентные эксперты» либо отсутству-ют, либо по понятным причинам помалкивают. Архивы же продол-жают оставаться закрытыми (по крайней мере в этой своей части).Убедиться, что данное утверждение соответствует истине, так же не-возможно, как убедиться в его ложности.

Но иногда оно невозможно субъективно, а не объективно. На-пример, в известной книге В.В. Жириновского есть такое утвержде-ние: Выход к Индийскому океану — это миротворческая миссия Рос-сии. Проверить его нельзя по целому ряду причин. Главная из них —крайний субъективизм буквально каждого слова. «Выход к Индийско-му океану» — это на самом деле не церемониальный марш, заверша-ющийся мытьем сапог, а вооруженная агрессия, способная спрово-цировать мировую войну. Автор же высказывания камуфлирует его


47


содержание абстрактными оценками и метафорами (это окно на юго-восток... это даст ток свежего воздуха...). Такие же, по выражениюпринца Гамлета, «слова, слова, слова...» — «миротворческая миссияРоссии». Что такое миссия? Есть ли она у России? Если есть, то мож-но ли говорить о «миротворческой миссии»? Одним словом, практи-чески невозможно ни утверждать, что приведенное высказываниеложно, ни утверждать, что оно истинно. Оно просто субъективно на-столько, что становится в принципе непроверяемым.

Итак, вернемся к суждениям (высказываниям). Если в результа-те верификации оказалось, что содержание высказывания соответ-ствует действительности, его, это высказывание, можно считатьдостоверным фактом. Если оказалось, что оно не соответствуетдействительности, то это вообще не факт. Если в силу объективныхпричин верифицировать высказывание оказалось невозможным,то мы имеем дело с недостоверным фактом или непроверенным ут-верждением.

А если его нельзя верифицировать в силу субъективных причин— субъективно-оценочного характера, эмоциональности, созна-тельной неясности истинного смысла высказывания? Тогда мы стал-киваемся с оценочным суждением или оценочным высказыванием.

У события есть только одно свойство или один признак — то,что оно произошло или, напротив, не произошло. Ельцин выигралпрезидентские выборы 1996 года — это событие (фрагмент дейст-вительности). А суждений об этом событии может быть бесконеч-ное множество. Например: Ельцин выиграл благодаря поддержкеэлектората А.И. Лебедя. Это утверждение проверяемо и, видимо,является истинным (т.е. достоверным фактом). А вот другое выска-зывание: Выигрыш Ельцина — благо для России. Может быть, это итак. Но в условиях реального времени мы, во-первых, не можем этовысказывание верифицировать — только будущий историк, можетбыть, будет располагать средствами для проверки подобного ут-верждения. А во-вторых, здесь и нечего верифицировать: это выска-зывание не укладывается в схему «произошло — не произошло».Оно вносит фактор «хорошо — плохо». А следовательно, это типич-ное оценочное высказывание.

Итак, перед нами некоторое событие. Оно либо произошло, либонет. Это обычно требует дополнительного исследования или доказа-тельства. Но возможны и исключения, когда сам факт наступлениясобытия ставится под сомнение. Так, то, что Л. Тер-Петросян выигралпрезидентские выборы в Армении, ставится под сомнение оппозици-ей, которая утверждает, что это событие не имело места, так как итогиголосования были сфальсифицированы. Но такие случаи редки.


48


По поводу происшедшего события могут быть высказаны различ-ные суждения. Часть из них может быть верифицирована тем илииным способом. Те из них, которые не подтвердились, являютсяложными (т.е. не являются фактами). Те, которые подтвердились,являются истинными (т.е. достоверными фактами). Другая частьсуждений о событии объективно не может быть верифицирована вданный момент при нынешнем объеме и характере доступной наминформации, но если со временем появятся новые факторы (ранеенеизвестный нам свидетель, вновь открывшийся архив и пр.), такаяверификация может быть произведена. Эти суждения являются не-достоверными фактами. Наконец, третья часть суждений вообще не-проверяема по своей природе — это не факты, а оценочные сужде-ния (высказывания).

Что же оценивают эти оценочные суждения и какими они бывают?

Оценка Оценочные суждения можно классифицировать по разным осно-

ваниям. Во-первых, по характеру оценки. Она может быть «эпистемичес-

кой», т.е. связанной с оценкой достоверности суждения. Помимо«абсолютной» достоверности или недостоверности, выраженнойграмматически — в наклонении и времени предиката (Петр уехал)или лексически — в словесном обосновании (Петр уехал — я его вче-ра посадил на поезд; Никто не знает, Петр уехал или нет), могут бытьследующие виды эпистемических оценок:

• относительное утверждение: Петр, по-видимому, уехал; • относительное отрицание: Петр, по-видимому, не уехал; • эмфатическое утверждение (подтверждение утверждения):

Петр действительно уехал (хотя существуют противоположныемнения);

• эмфатическое отрицание (подтверждение отрицания): Петр неуехал-таки!

Таким образом, здесь действуют два параметра: утверждение (от-рицание) события и степень нашей уверенности (абсолютное — от-носительное — эмфатическое).

Но оценка может быть также «аксиологической», ценностной.Здесь участвуют три фактора — реальность (ирреальность), положи-тельность (отрицательность) оценки и важность (неважность) собы-тия. Оценка реальности: Петр уехал! (это произошло). Оценка ирре-альности: Уехал бы Петр! Или: Пусть Петр уезжает (он не уехал, нобыло бы хорошо, если бы он это сделал). Аксиологическая оценка(хорошо или плохо, что это произошло): Слава Богу, Петр уехал.


49


К сожалению, Петр уехал. Наконец, может быть высказывание с под-черкиванием значимости или важности события: Обратите внима-ние, что Петр уехал.

Оценка может быть «субъективной» или «объективной». Петр,по-видимому, уехал. Петр, говорят, уехал. (Иван сказал, что) Петр уе-хал — это оценки «объективные», данные кем-то помимо меня.Петр, по-моему, уехал. Кажется, Петр уехал — это оценки «субъек-тивные», мое личное мнение об отъезде Петра, а не изложение чужихмнений по этому вопросу.

Характер оценки может меняться и в зависимости от «качества»эмоции, выраженной в высказывании. Страшно подумать, что...;Какой стыд, что...; Какое счастье, что...; Радостно слышать, что... Вто же время эмоция имеет свое «количество», связанное со значимо-стью высказывания (чем более глубокое переживание, тем болеезначимо высказывание): Радостно, что... — Какое счастье, что... .

Во-вторых, оценочные суждения различаются в зависимости оттого, что именно они оценивают: событие или факт (истинное суж-дение о событии).

Пример оценочного суждения первого типа: Иван — дурак. Сле-дует заметить, что такие суждения тоже (косвенно. — Прим. ред.)описывают события: ведь то, что Иван — дурак, следует из его по-ступков, действий, известных нам. Это эквивалент утверждения, чтоИван ведет себя по-дурацки.

Примеры оценочных суждений второго типа см. выше (К сожале-нию, Петр уехал и т.д.).

В этих двух случаях оценочные суждения выражаются различны-ми языковыми средствами. В первом случае это наречие, предика-тив, слово категории состояния, краткое прилагательное. Во второмслучае — сложноподчиненное предложение (Жаль, что...) или кон-струкция с вводным словом (К сожалению,..).

Оценки событий и фактов могут быть независимы друг от друга.Одинаково возможны и Иван, слава Богу, дурак (а то бы еще и не та-кое натворил!), и К сожалению, Иван — дурак.

Обратите внимание: в нашем рассуждении фигурируют те же ос-новные признаки (параметры) суждений, что и в текстах права (см.главу 2). Это, во-первых, истинность — ложность. Это, во-вторых,наличие или отсутствие оценки. Это, в-третьих, событийность: име-ло место событие или нет.

Событие Факт, как мы видели, — это истинное суждение о том или ином со-

бытии. Таких истинных суждений может быть несколько. Они образу-


50


ют своего рода пучок признаков события. Событие Х одновременноимеет признак А, и признак В, и признак С — каждый из этих призна-ков (характеристик события) выражается отдельным суждением.

Но очень существенно для этих суждений, чтобы они в совокуп-ности полностью описывали данное событие. Что это значит?

У события есть своя внутренняя структура, свой «сюжет» или«сценарий». Иначе говоря, в нем есть объективные характеристики,без учета которых наше описание этого события будет принципиаль-но неполным, а отсюда, может быть, и неверным. По мнению эстон-ского ученого И. Сильдмяэ (см. его книгу «Знания (когитология)».Таллин, 1987, с. 21), в «сценарий» события входят: субъект, средства,объект, время, обстоятельства или условия, причина, цель, результат.

Значит ли это, что, скажем, журналист обязан, сообщая о каждомсобытии, обязательно «открытым текстом» перечислять все эти ха-рактеристики? Конечно, нет. Вспомним, что говорится в главе 2 оформе выражения сведений. Кроме «открытой вербальной формы»,когда информация дается в форме отдельного высказывания, воз-можна «скрытая вербальная форма», когда эта информация «спрята-на» внутрь высказывания, содержится (обычно) в группе подлежа-щего. Но возможна и «пресуппозитивная», или «затекстовая» форма,когда те или иные сведения молчаливо считаются известными и пи-шущему, и читателю (или говорящему и слушающему). Например,если героем телепередачи является некий Иван Иванович, то необ-ходимо сообщить, кто он такой. А если им является А.И. Лебедь илиВ.В. Жириновский, то о них сообщать ничего не надо: и журналист,и любой потенциальный зритель знает, кто они такие. Наконец, су-ществует «подтекстовая» форма, когда информация черпается не изсамого текста, а откуда-то из другого места. Скажем, из контекста,который «задает» характеристики события. Поэтому на «затексто-вой» и «подтекстовой» информации журналист может «сэконо-мить», вводя в текст лишь то, что необходимо, — в особенности то,что ново для читателя или слушателя. Вообще событие как предметсообщения в газете и на ТВ, как правило, частично, фрагментарно.Если в последних известиях сообщается, что произошло событие Х,то время события уже задано общей рамкой. Если речь идет об изве-стном персонаже, не нужна его биография, достаточно сказать, чтонового с ним произошло. И так далее.

Если в характеристике события не хватает чего-то существенно-го, то это может иметь и печальные юридические последствия. На-пример, вся логика приговора по делу газеты «Мать», и без того шат-кая, рушится, если учесть, что инкриминируемый номер газеты яв-ляется первоапрельским...


51


Совокупность (или, может быть, лучше сказать «система»?) всехистинных суждений о событии, образующих завершенный «сюжет»этого события, может быть названа реальным фактом. А отдельновзятое истинное суждение о данном событии — это вербальныйфакт. Он неполон уже по определению, если даже и истинен. К немунельзя «придраться» — он верен, но, взятый в отдельности, дает не-правильное (недостаточное, а то и извращенное) представление особытии. То, что А.Б. Чубайс получил деньги в качестве гонорара отнекоторой коммерческой организации, не отрицают ни он сам, ниэта организация. Но вся суть в том, что время события — как раз то,когда Чубайс не был на государственной службе и, следовательно,имел право получать любые гонорары.

Образ события в газете и на ТВ В сущности, журналист описывает не событие как таковое или не

сценарий как таковой, а их психический образ. Этот образ складываетсяиз указанных выше основных признаков события и — в идеале — дол-жен отражать все эти признаки. Однако текст, соответствующий этомуобразу (описывающий этот образ), может, как мы видели, не включатьописание некоторых признаков события (образа события). Журналистсознательно опускает соответствующую информацию, потому что онзнает, что читатель или зритель, реконструируя на основе текста образсобытия, воспользуется своими знаниями и восстановит этот образ пра-вильно и достаточно полно без дополнительной «подсказки».

Итак, событие выступает в сознании журналиста в виде образасобытия. Образ события описывается им при помощи текста, при-чем конечная задача этого текста — создать аналогичный образ со-бытия у реципиента (читателя или зрителя). Для этого не обязатель-но «полным текстом» описывать все признаки события, так как онимогут быть восполнены реципиентом за счет фоновых знаний, об-щих у автора текста и зрителя или читателя.

В этом процессе могут возникать намеренные и ненамеренныедеформации. Так, у журналиста может быть неадекватный (непол-ный, например) образ события. Далее, он может быть неадекватно«переведен» в текст. Далее, текст может быть непригодным для пра-вильного восстановления реципиентом образа события: например, внем могут быть опущены сведения, необходимые реципиенту. И, на-конец, даже если текст вполне корректен, тот или иной реципиентили группа реципиентов могут оказаться неспособными восстано-вить из текста правильный образ события. Журналист обязан пред-видеть эту последнюю возможность и «закладывать» в свой текст до-полнительный «запас прочности».


52


В аналитическом обзоре результатов мониторинга нарушений,касающихся СМИ, изданном Фондом защиты гласности (М., 1996),отмечено, что «...более всего зафиксированных конфликтов прихо-дится на печатные средства (из 71 — 49), главным образом с участи-ем газет. Электронные средства являлись участниками конфликтовзаметно реже» (с. 34). Авторы обзора объясняют это рядом причин.Например, тем, что в печатных изданиях позиция журналистов илиСМИ получает как бы материальную фиксацию, более доступнуюдля оценки и последующего реагирования со стороны заинтересо-ванных лиц («что написано пером — не вырубишь топором»; а сдругой стороны, «слово — не воробей, вылетит — не поймаешь»).Это объяснение вполне убедительно, как и другое — что, по-види-мому, материал, идущий в эфир, подвергается более строгому кон-тролю. В целом «претензии на ущемление чести, достоинства и дело-вой репутации электронным СМИ предъявлены только в двух случа-ях, а печатным средствам — в 12» (с. 5).

Но думается, что причины отмеченного расхождения глубже. Онилежат в различии психических образов, описываемых в сообщении.

Договоримся прежде всего, что визуальный (в частности, телеви-зионный) сюжет есть такой же текст, как газетное сообщение, толь-ко построенный из другого «материала». Если газетное сообщениепостроено почти исключительно словесными средствами и лишьиногда дополняется визуальными материалами (обычно фотографи-ями), то сообщение ТВ базируется на зрительном ряде, комментиру-емом словесно. В этом последнем случае содержание сообщения(текста в широком смысле) как бы задано реальным событием, в товремя как газетный журналист вынужден строить этот сюжет из от-дельных, более или менее фрагментарных суждений.

Но в том-то и дело, что оно «как бы» задано! Визуальный текст об-ладает некоторыми свойствами, которые делают его не менее уязви-мым, чем газетный и вообще словесный текст. Что это за свойства?

Зрительный образ воспринимается реципиентом как «объектив-ный» и «самодостаточный». Реципиенту кажется, что, увидев проис-ходящее своими глазами, он полнее и правильнее его понимает и ис-толковывает. При этом он упускает из виду, что, во-первых, зритель-ный образ события, фиксируемый тележурналистом, может быть ссамого начала неадекватен событию, что еще больше углубляетсясловесным комментарием. Могут быть опущены как раз важнейшиехарактеристики события, а второстепенные, наоборот, выдвинутына передний план. Но визуальный характер сообщения создает эф-фект «псевдоверификации»: я верю, потому что вижу своими глаза-ми, и не задумываюсь, верно ли то, что я вижу, адекватно ли оно дей-


53


ствительному событию. Во-вторых, реципиенту кажется, что визу-альное сообщение неэкспрессивно, неоценочно (особенно если всловесном комментарии нет явных оценочных суждений). Но ведьэто совершенно не так! Почти всякое визуальное сообщение несет всебе элементы оценочности. Представим себе, допустим, телесюжето солдатах (любой армии). Видеоряд может подчеркнуть тяжесть ша-гающих сапог, а может «увидеть» дыры на этих сапогах. Один и тотже человек может быть «пойман» телекамерой, когда у него доброе ибеззащитное выражение лица, а может быть показан как жестокийнасильник со зверским выражением лица. Возможностей такой оце-ночной характеристики у тележурналиста гораздо больше, чем у га-зетного репортера, но в отличие от словесного текста в визуальномтексте эта оценочность скрыта, реципиент может ее не заметить ичаще всего не замечает, принимая визуальное сообщение, так ска-зать, за чистую монету. Особенно часто экспрессивность и оценоч-ность видеотекста связаны с избирательностью информации в зри-тельном ряде (см. Н.Д. Завалова, В.А. Пономаренко. Структура и со-держание психического образа как механизма внутренней регуляциипредметных действий// Психологический журнал. 1980. № 2). К то-му же видеосообщение нельзя (теоретически можно, но, кроме теле-критиков, этого никто не делает) «прокрутить» вторично, получен-ное от него впечатление уже, так сказать, ушло на переработку, и ос-тался только психический след от него. Так что любая форма его ве-рификации реципиентом затруднена.

Видеосообщение может представлять информацию, как и сло-весное сообщение, в различных формах. В открытой форме, т.е. в са-мом сюжете. В скрытой форме, т.е. в таких деталях видеосообщения,которые не являются его основным содержанием. В пресуппозитив-ной, или затекстовой форме (фоновые знания, подразумеваемые всообщении). Наконец, в подтекстовой форме. Как раз эта форма по-дачи информации очень типична для телесообщений. Например,дополнительную смысловую нагрузку может давать та или иная вер-стка блока сообщений: событие можно поставить в определенныйряд, и оно начинает звучать иначе. Скажем, роскошная «тусовка» сикрой и шампанским на фоне сюжета о невыплате зарплаты в томили ином регионе и невозможности купить достаточно продуктов.

Таким образом, видеосообщение имеет, по существу, гораздобольший воздействующий потенциал, чем словесное сообщение, ноэто если и может быть замечено реципиентом, то весьма трудно дляфиксации.

Что касается словесного сообщения, то оно в принципе стабиль-но и воспроизводимо, и это-то делает его более уязвимым.


54


Речевой акт (речевое действие) В науке существует целое направление, предметом которого явля-

ются структура события и различные варианты его представления всообщении, а также различная структура сообщений в зависимостиот задач общения. Это направление называется речевой прагмати-кой, или прагмалингвистикой. Наиболее часто она отождествляется стак называемой «теорией речевых актов» или «теорией речевых дейст-вий». Следует, однако, иметь в виду, что понятие «речевое действие»употребляется и в другой научной области — так называемой психо-лингвистике, которая (в том ее варианте, который развивается в Рос-сии) представляет собой деятельностную психологию, «приложен-ную» к исследованию речи. Процесс речевого и вообще коммуника-тивного воздействия, в частности при помощи радио и ТВ, проанали-зирован с этой точки зрения в кн.: «Психолингвистические проблемымассовой коммуникации» (М., 1974) и «Смысловое восприятие рече-вого сообщения в условиях массовой коммуникации» (М., 1976). (См.также А.А. Леонтьев. Психология общения. Изд. 2. М., 1997.)

Теория речевых действий восходит к появившимся в 60-е годы ХХвека работам Дж. Остина и Дж. Серла и интенсивно развивается в раз-личных странах, в том числе и в России. Мы не будем излагать здесьэту теорию и лишь остановимся на некоторых ее важных понятиях.

Пресуппозиция речевого акта — это характеристика отношенийговорящего к ситуации общения. Мы уже употребляли выше этоттермин в более узком смысле — для обозначения тех знаний о ситу-ации (событии), которые в тексте не выражены и лишь подразумева-ются и говорящим (коммуникатором), и реципиентом сообщения.

Мотивировка речевого акта описывает, что является целью сооб-щения, чего хочет говорящий (коммуникатор). Поскольку это в са-мом сообщении не выражено, можно считать, что мотивировка естьодин из видов пресуппозиции.

Наиболее существенно для нас понятие ориентированности ре-чевого акта. У речевого акта есть конкретный адресат или аудитория.Возможны «индивидуальные» речевые акты, полностью замыкаю-щиеся в межличностном взаимодействии: скажем, просьба о зажи-галке к случайному прохожему. Возможны речевые акты, с самогоначала публичные, адресованные группе людей (скажем, аудиторииСМИ). Интересно, что адресат может быть конкретным и в то жевремя неопределенным; таков адресат высказывания «У нас не ку-рят»: оно адресовано всему множеству курильщиков, но не как сооб-ществу, а каждому курильщику в отдельности. Адресаты могут бытьреальными и формальными, и они могут в том или ином конкретномречевом акте не совпадать: например, шутка обычно адресуется не


55


формальному собеседнику, а присутствующему при речевом актетретьему лицу или даже целой аудитории.

Некоторые другие аспекты теории речевых актов применительнок нашей проблематике проанализированы в Приложении 1 («Неко-торые аспекты теории речевых актов»).

Расхождения в образе события и механизм введения в заблуждение Мы видели, что в процессе речевого (более широко — вообще

коммуникативного) акта образ события возникает дважды. Сначалаэто тот образ события, который образуется у коммуникатора (журна-листа) и непосредственно воплощается в сообщение. А затем подвоздействием сообщения у реципиента (читателя, зрителя) форми-руется свой собственный образ того же события. В идеале они долж-ны совпадать: иными словами, сообщение должно быть построенотак, чтобы у реципиента возник образ события, полностью соответ-ствующий образу события, имеющемуся у журналиста.

Но это только в идеале. Еще раз подчеркнем: даже сам образ события у журналиста может

быть неадекватен подлинному событию. Это может происходить необязательно по умыслу, «злой воле» журналиста: например, он можетне полностью учесть все стороны реального факта, и вербальныйфакт, являющийся содержанием его сообщения, окажется неполными уже поэтому неверным. Но может происходить и умышленно, ког-да в силу политической или иной ангажированности журналиста онсознательно и намеренно отбирает нужные ему признаки события.

Допустим, однако, что имеющийся у журналиста образ событиядостаточно полон и адекватен действительности. Означает ли это,что гарантировано совпадение образа события у этого журналиста иу реципиента сообщения?

Отнюдь нет. Начнем с того, что из-за недостаточного языкового профессио-

нализма коммуникатора содержание сообщения становится бес-смысленным или интерпретируется заведомо ошибочно. Известновыражение Н.С. Хрущева «показать кузькину мать в производствесельскохозяйственной продукции». Мысль если и была, то на пути ксообщению потерялась — текст стал бессмысленным.

Далее, возможен случай, когда коммуникатор и реципиент вкла-дывают в одно и то же слово или выражение различное содержание.Скажем, выражение «черная сотня» для людей демократическогонастроя обозначает агрессивную реакционную организацию, фаши-ствующих боевиков, не останавливающихся перед погромами иубийствами инакомыслящих или людей, воспринимаемых ими как


56


потенциальные враги («инородцев», в частности евреев, и др.). Ис-торически это нейтральное обозначение мещанства, в 1906 году ис-пользованное для самоназвания монархических боевых дружин.Объективное значение слова «сионист» резко расходится с его ин-терпретацией у правых и левых радикалов. Совершенно неадекватночасто понимается распространеннейший термин «демократия» и«демократы», и т.д.

Следующий случай: у реципиента возникают не запланирован-ные коммуникатором дополнительные ассоциации или истолкова-ния сказанного или написанного. Своего рода классикой стала исто-рия с П.Н. Милюковым, который, рассуждая в газете «Речь» (22 сент.1907 г.) о взаимоотношениях кадетов и социал-демократов, написал:«Мы сами себе враги, если... захотим непременно, по выражению изве-стной немецкой сказки, тащить осла на собственной спине». Этот«осел» вызвал бурный протест в социал-демократической печати, ичерез три дня Милюкову пришлось разъяснять, что он не имел в ви-ду назвать социал-демократов ослами: «В немецкой сказке, на кото-рую я ссылался, «носить осла» по совету прохожих — значит подчи-няться чужим мнениям».

Еще один случай: когда сознательная деформация события ком-муникатором или даже изложение несовершившихся событий, свя-занные с художественными, публицистическими или другими зада-чами (и предполагающие, что реципиент тоже понимает эти задачии соответственно интерпретирует сообщение), воспринимается ре-ципиентом как объективное изложение действительных фактов.Приведем только два примера. В первоапрельских номерах практи-чески все газеты (и даже официозная «Российская газета») печатаютшуточные сообщения как розыгрыш читателя. Однако всегда естьчасть читателей, воспринимающих эти сообщения совершенно все-рьез (например, звонящих в «Российскую газету» после перво-апрельского сообщения о распродаже автомобилей «Белого Дома» —напомним, что это происходило после нашумевшего заявления пер-вого вице-премьера Немцова). Другой пример — знаменитое вы-ступление тогдашнего министра иностранных дел РФ Козырева наодном из международных форумов с апокалиптическим сценариемразвития событий в России, имевшее целью всего лишь предупре-дить иностранных партнеров о сложности политической ситуации встране и необходимости поддержки демократических сил. (Другойвопрос, что сама идея такого выступления — учитывая официаль-ный государственный статус Козырева — едва ли была удачна).

До сих пор мы говорили о незапланированном, неумышленномрасхождении образа события у коммуникатора и реципиента. Но та-


57


кое несовпадение может быть и результатом сознательного введенияреципиента (реципиентов, аудитории) в заблуждение.

Введение в заблуждение — это представление для реципиента в ка-честве истинного такого сообщения, которое или заведомо ложно (т.е.имеет место сознательный обман), или не является фактологическим,а содержит лишь одну оценку (т.е. вообще не может быть ни истинным,ни ложным). Еще один возможный вариант — когда недостоверноесообщение представляется как достоверное, верифицированное.

Эффективность введения в заблуждение зависит от ряда причин.Это, во-первых, уровень информированности коммуникатора и ре-ципиента: коммуникатор либо пользуется тем, что он информиро-ван лучше, чем адресат, либо делает вид, что он информирован луч-ше. Однако трудно или вообще невозможно ввести в заблуждениечеловека, который имеет достоверные знания о предмете сообщенияв целом. Поэтому для противодействия введению в заблуждение ис-ключительно важно всеми средствами стремиться поднять уровеньзнаний аудитории по данному вопросу. Многие ложные суждения очеченцах, например, были бы неэффективны, если бы аудиторияСМИ больше знала об истории Кавказа, отношениях между чечен-цами и ингушами и пр.

Во-вторых, эффективность введения в заблуждение зависит отвозможности для реципиента проверить истинность сообщения. Ес-ли это можно сделать без особых затруднений и, так сказать, пой-мать за руку коммуникатора, то не только манипуляция сознаниемреципиента будет неэффективной, но и потеряется доверие к источ-нику (газете, телевизионному каналу, конкретному журналисту).Так, в некоторых российских и грузинских СМИ неоднократно по-вторялось утверждение, что у абхазов никогда не было своей госу-дарственности. Однако это утверждение фактически ложно: даже ес-ли считать, что Абхазское царство (VII в. н. э.) не было чисто абхаз-ским (оно объединяло ряд народов нынешней Западной Грузии), с1921 по 1931 год Абхазия была советской социалистической респуб-ликой (с 1922 г. в составе Закавказской Федерации), т.е. ее государст-венный статус почти ничем не отличался от статуса самой Грузии.Проверить это очень легко, как и аналогичное утверждение, что ар-мянское население Нагорного Карабаха поселилось там якобы толь-ко в XVIII веке.

В-третьих, эффективность введения в заблуждение зависит отспособности реципиента (аудитории) к экстраполяции (построениюгипотезы о свойствах неизвестного объекта на основании знания обаналогичных свойствах известных объектов). Иными словами, речьидет об уровне интеллекта реципиента.


58


В-четвертых, она зависит от индивидуальных свойств реципиен-та (или групповых характеристик аудитории). Есть люди наивные,принимающие любое сообщение на веру, есть более скептичные, до-пускающие возможность введения их в заблуждение и старающиесяпо мере возможности проверить поступающую к ним информацию.Есть люди, заинтересованные в политической информации, естьлюди, относящиеся к ней абсолютно индифферентно. И так далее.

В-пятых, эффективность введения в заблуждение зависит от уров-ня доверия реципиента к источнику. Проблема факторов такого дове-рия — самостоятельная научная проблема. Среди этих факторов и ха-рактер источника (скажем, с одной стороны, ОРТ — государственнаякомпания, с другой — независимая компания НТВ), и знания реци-пиента о нем (скажем, кому принадлежит «Независимая газета»), истепень совпадения позиции источника и позиции реципиента, и пер-сональная симпатия или антипатия к коммуникатору, и многое другое.

Наконец, в-шестых, эффективность введения в заблуждение за-висит от используемых коммуникатором специальных приемов исредств манипулирования сознанием реципиента (аудитории).

В науке хорошо исследованы стратегии манипулирования созна-нием реципиента массовой коммуникации (массовой информации).Существует множество работ, в основном американских, где даетсяперечень приемов подобного манипулирования. Приведем анализ,проделанный известным лингвистом и семиотиком Т.А. ван Дейком(его работы переведены и на русский язык), показывающий, какимиспособами в прессе создаются этнические предубеждения (примерыниже даются, конечно, из российской жизни).

Сверхобобщение: свойства отдельных лиц и событий принима-ются за свойства всех членов данной этнической группы или всех эт-нически значимых ситуаций. Скажем, агрессивный антирусский на-строй, фундаменталистская исламская ориентация, склонность кразбою или грабежам проецируются на национальный характер че-ченского народа.

Приведение примера: перенос общих свойств, приписанных эт-нической группе или ее «типичным» представителям, на частныйслучай — человека или событие. Скажем, высказывается убежде-ние, что евреи суть агентура в нашем обществе сионизма и масонст-ва. Это убеждение тут же конкретизируется в обвинениях, адресо-ванных конкретному лицу еврейского происхождения (например,Гусинскому, Березовскому или Лившицу).

Расширение: негативное отношение к какой-либо отдельнойчерте или признаку распространяется на все другие признаки и на ихносителей. Пример: после того, как часть колхозных рынков Моск-


59


вы оказалась под контролем группы этнических азербайджанцев,что повлекло за собой стабильно высокий уровень цен, резко изме-нилось к худшему отношение многих москвичей к азербайджанцамв целом и даже к «кавказцам» без различия их конкретной нацио-нальности. (Впрочем, это был, по-видимому, стихийный процесс, ане сознательная манипуляция сознанием реципиентов. Но постоян-ное упоминание в прессе и электронных СМИ о «кавказцах», «лицахкавказской национальности» и т.п. способствовало этому процессу.)

Атрибуция: реципиенту навязывается «нужное» причинно-след-ственное отношение. Так, почти после каждого громкого террорис-тического акта либо СМИ, либо чины МВД заявляли о «чеченскомследе», хотя, как показывало дальнейшее развертывание событий,никаких прямых оснований для этого не было.

В советское время анализ приемов манипулирования обществен-ным сознанием был связан с разоблачением «буржуазной пропаган-ды» и «буржуазной журналистики». Время показало, что аналогич-ные приемы манипулирования порой применяются и в деятельнос-ти российских СМИ, да и вообще в практике социально-ориентиро-ванного общения (обсуждения в Государственной Думе, публичныезаявления отдельных политиков и т.д.). Но серьезный профессио-нальный анализ этих приемов в последние годы не производился.Думается, что возвращение к этой проблематике могло бы сыгратьважную роль в развитии демократии в России, обеспечении гласно-сти, защите СМИ и журналистов от произвола власти и в то же вре-мя в защите общества от недобросовестного манипулирования об-щественной психологией со стороны отдельных лиц, политическихи иных группировок.

«Смысловая защита» текста и уход из «зоны риска» Под «зоной риска» мы будем понимать такой круг текстов или со-

общений, которые потенциально могут быть объектом обвинений вклевете, унижении чести и достоинства, оскорблении и т.п. Конеч-но, любой текст СМИ, содержащий те или иные утверждения о ка-ком-то лице или организации, может в принципе быть оспорен в су-дебном порядке; но всякий журналист и юрист интуитивно понима-ет, что «ходить бывает склизко по камешкам иным» (А.К. Толстой),и примерно представляет себе, по каким именно. Вот эти-то камеш-ки, на которых журналист может легко поскользнуться, и образуютто, что мы здесь называем зоной риска. Иначе говоря, зона риска —это такие высказывания (сообщения, тексты), в которых журналист«подставляется» под возможность судебного процесса об унижениичести и достоинства или клевете, оскорблении и т.д.


60


Как по возможности не подставиться, т.е. осуществить «смысловуюзащиту» своего текста, сделать его минимально уязвимым в этом пла-не? Или, другими словами, какими стратегиями пользоваться, чтобыдостичь своей цели, но в то же время сделать риск минимальным?

Обратите внимание, что мы все время говорим о минимуме рис-ка, уязвимости и т.д. Даже если журналист будет соблюдать все изло-женные ниже рекомендации, никто не может дать ему гарантии, чтогде-то он не просчитается и какой-то «рисковый» момент в тексте неостанется незамеченным. А с другой стороны, и журналист, и его за-щитник, и истец со своим адвокатом, и судья, и эксперт могут нару-шать законы и даже элементарную логику, имеют собственные моти-вы и интересы, взаимно противопоставленные, совершают довольноочевидные ошибки и просчеты, вызванные их некомпетентностьюили ангажированностью. Предвидеть их никто не может, а значит, изастраховаться полностью от всего этого невозможно.

Важнейшие рекомендации по смысловой защите текста сформу-лированы в рамках лингвистической прагматики (теории речевыхактов). Изложим их с некоторыми дополнениями.

Г.П. Грайс (Логика и речевое общение// Новое в зарубежнойлингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985) иДж. Лич (G.N. Leech. Principles of Pragmatics. N.Y., 1983) выдвигаютдва основных принципа любого общения. Это принцип кооператив-ности и принцип вежливости.

Принцип кооперативности (Грайс) заключается в том, что ком-муникатор как бы работает с реципиентом в одной команде и любоеего высказывание должно соответствовать их общим интересам.Этот принцип реализуется в нескольких постулатах или максимах:

1. Первая максима количества: твое высказывание должно содер-жать не меньше информации, чем требуется.

2. Вторая максима количества: твое высказывание не должно со-держать больше информации, чем требуется.

3. Первая максима качества: старайся, чтобы твое высказываниебыло истинным.

4. Вторая максима качества, развивающая первую: не говори то-го, что ты считаешь ложным.

5. Третья максима качества, тоже развивающая первую: не говоритого, для чего у тебя нет достаточных оснований. (Или, пользуясьнашей терминологией, — не используй недостоверных фактов).

6. Максима релевантности: не отклоняйся от темы (сути дела). 7. Первая (общая) максима прозрачности: выражайся ясно. Из

нее следуют еще четыре: 8. Избегай непонятных выражений.


61


9. Избегай неоднозначности. 10. Избегай ненужного многословия. 11. Организуй свое сообщение. Что касается принципа вежливости, то он (по Личу) предполага-

ет следующие постулаты: 1. Постулат такта: соблюдай интересы других и не нарушай гра-

ниц их личной сферы. Одним словом, создавай максимум удобствдля другого.

2. Постулат великодушия: не затрудняй других, т.е. создавай длясебя минимум удобств, а для других — минимум неудобств.

3. Постулат одобрения: минимизируй число отрицательных оце-нок, стремись к максимально положительной оценке других.

4. Постулат скромности: минимально одобряй себя и макси-мально критикуй себя. Исходи всегда из допущения, что ты не прав.

5. Постулат согласия: стремись к максимальному согласию с дру-гими, устраняй возможные разногласия.

6. Постулат симпатии: проявляй к другим максимум доброжела-тельности.

Можно добавить к перечисленным рекомендациям еще три, на-зовем их «правилами»:

1. Правило приоритета: старайся аргументировать не качествамиили сложившимся в общественном сознании образом того или ино-го человека, а его поступками, действиями.

2. Правило конкретности: старайся говорить не о действиях вооб-ще, а о конкретном поступке в конкретной ситуации.

3. Правило положительной мотивации: старайся искать в первуюочередь позитивные движущие силы поступка («Хотели как лучше, аполучилось как всегда»).

Эти рекомендации (максимы, постулаты и правила) на первыйвзгляд кажутся очень абстрактными. На самом деле они вполне кон-кретны и даже операциональны и ими нетрудно руководствоватьсяна практике. Например, постулат великодушия требует от журнали-ста, чтобы он в самом сообщении привел и аргументированно отбро-сил трактовки события, противоречащие его собственной трактовке.А правило приоритета действия запрещает политическому деятелюговорить о «мальчиках в розовых штанах».

Помимо изложенных выше рекомендаций в лингвистической праг-матике есть концепция так называемых стратегий позитивной вежли-вости, стратегий негативной вежливости и стратегий вуалирования.Они разработаны для целей оптимизации диалогического взаимодей-ствия, но часть из них применима и к ситуации социально-ориентиро-ванного общения, в частности к деятельности журналиста.


62


Стратегии позитивной вежливости (П. Браун и С. Стивенсон)включают в себя, в частности, следующие приемы:

1. Демонстрация интереса к собеседнику (аудитории). 2. Создание атмосферы внутригрупповой идентичности: «мы с

вами». 3. Стремление к согласию с собеседником или аудиторией, под-

черкивание общих позиций. 4. Избегание несогласия. Авторы считают, что «Да, но...» всегда

лучше, чем «Нет». Применительно к деятельности журналиста этоозначает, в частности, что он показывает, что в чем-то его потенци-альный или реальный оппонент прав, хотя в главном и ошибается.

Стоит обратить внимание, как эти и другие стратегии позитивнойвежливости использует В.В. Познер в своих телепередачах.

Стратегии негативной вежливости в основном ориентированы наобщение с конкретным собеседником. Применительно к СМИ ониактуальны прежде всего для интервью и передач с участием непро-фессионалов (типа только что упомянутых передач Познера):

1. Избегание прямых просьб и тем более требований, их «объек-тивизация».

2. Формулирование высказываний в «модальной упаковке»: не«Вы говорили...», а «Насколько я помню, Вы говорили...».

3. Выражение «пессимизма» в просьбе, сомнение в том, что онавыполнима: «Вы едва ли согласитесь рассказать нам все, что Вам из-вестно ...».

4. Возвышение адресата и принижение самого себя: «Я не знаюэтого, но Вы-то не можете не знать».

5. Готовность извиниться: «Конечно, Вам трудно... но я вынуж-ден...».

6. «Имперсонализация» собеседников: не «Я» и «Вы», а: «Допус-тим, кто-то...», «человек Вашего возраста и образования» и пр.

7. Генерализация требований: не «Не делайте так», а «Так обычноне делается».

8. Номинализация утверждений, перевод конкретных событий вразряд более общих явлений.

Стратегии вуалирования состоят в том, чтобы избежать навязы-вания своей позиции реципиентам (собеседнику или аудитории).Они близки к стратегиям негативной вежливости, но имеют задачейне только не задеть собеседника, но и подчеркнуть свою значимость,«сохранить лицо». Большая часть таких стратегий ориентирована намежличностное общение. Приведем некоторые из них:

1. Намеки через ассоциации: «Следующий министр обороны опятьбудет штатским» — имеется в виду одно из двух конкретных лиц.


63


2. Многозначная метафоризация: «Н. — настоящая рыба» (пьет?плавает? скользкий?).

3. Неопределенность: «Кто голодает и кто кому помогает — непредмет дискуссии» (В. Лукин в «Известиях» о Северной и ЮжнойКорее).

4. Двусмысленность: «Инвестор нас не поймет...» («Неделя»). 5. Замещение адресата (обращение в тексте к одному адресату, ре-

ально текст рассчитан на другого). В целом можно заметить, что в текстах опытных и талантливых

журналистов реализуются все указанные и не перечисленные здесьстратегии. В то же время нередки журналистские тексты, где автор«лезет напролом». Например, политическая кампания в поддержкусоюза России и Белоруссии на страницах «Российской газеты» пора-жала своим непрофессионализмом и прямолинейностью, перерас-тавшей в психологическое давление на читателя.

Еще одним способом «смысловой защиты» является аккуратное ипродуманное употребление так называемой инвективной («обвини-тельной») лексики и фразеологии. Ей и другим собственно лингвис-тическим вопросам, связанным с предметом нашей работы, будетпосвящена следующая, четвертая глава.


64


Глава 4.ОЦЕНКА И НЕНОРМАТИВНОСТЬ

В МАТЕРИАЛАХ СРЕДСТВМАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

Обсуждение проблемы использования так называемой ненор-мативной лексики в современных средствах массовой информа-ции — и прежде всего в связи с такими правовыми понятиями,как оскорбление и клевета, — обусловлено в конечном счете на-чавшимися с середины 80-х годов ХХ века процессами развала со-ветской тоталитарной системы и последствиями этих процессов впостсоветское время.

Оскорбление и клевета, особенно оскорбления, воспринимае-мые как таковые их «адресатами» в результате анализа содержаниясоответствующих письменных и устных текстов, высказываний,реплик, могут сопровождаться — и часто сопровождаются — сло-вами, выражениями, речевыми оборотами инвективного характе-ра, недопустимыми с точки зрения общественной морали, нередкозаключающими в себе резко негативную оценку адресата в непри-стойной, циничной форме (см. в связи с этим главу 2). Оскорбле-нием представляются и сами такие лексико-фразеологическиеединицы.

Указанные слова и выражения, используемые, в том числе и вСМИ, в целях нанесения оскорбления адресату речи (а также друго-му лицу, становящемуся объектом оценки или характеристики состороны говорящего или пишущего) или клеветы на него, в юриди-ческой литературе и правоохранительной практике обычно и обо-значаются как «ненормативная лексика».

При обсуждении вопроса об использовании ненормативной лек-сики в СМИ в целях оскорбления адресата (или третьего лица) илибез такой сознательной цели, но в ситуации, трактуемой адресатом(третьим лицом) как оскорбление, необходимо уточнить некоторыепонятия и термины.

Понятие ненормативной лексики Требует уточнения сам термин (и соответствующее ему понятие)

«ненормативная лексика». Термин «ненормативная лексика» (под «лексикой» в составе этого

и аналогичных терминологических словосочетаний: «бранная, разго-ворная, инвективная лексика» подразумеваются и лексика, и фразео-логия, т.е. и слова, и словосочетания) можно понимать двояко:

Глава 4. Оценка и ненормативность в материалах СМИ

65


Как обозначение того слоя, разряда слов и выражений, употреб-ление которых в речи (устных и печатных текстах) нарушает нормыобщественной морали, общепринятые в данном социуме представ-ления о приличии/неприличии.

В этот разряд слов и выражений входят, с одной стороны, лекси-ко-фразеологические единицы из «внелитературной» сферы русско-го национального языка (т.е. они находятся вне сферы действиянорм литературного языка): из просторечия, жаргонов, территори-альных диалектов, например: растащиловка, козел, вертухай..., сдругой стороны, слова и выражения, принадлежащие литературномуязыку, т.е. нормированные, например: негодяй, подлец, мерзавец,врун...

Уже из такой обобщенной характеристики ненормативной лек-сики ясно, что и в самой этой лексике, и в соответствующей областисловоупотребления много неопределенного:

В реальной повседневной речевой коммуникации отражаетсядробная дифференциация социально-культурных групп населения,микрогрупп, разного рода социальных коллективов. Соответственнонаблюдается пестрая мозаика речевых манер, способов выражениямыслей и эмоций, тактик и стратегий диалогов, построения пись-менных и устных текстов, употребления слов... Во всем этом океанеречи находят в свою очередь отражение специфические, «свои» узу-альные нормы речевого поведения каждой из социально-культурныхгрупп населения и микрогрупп, в том числе и способы выраженияпредставлений о приличном и неприличном. Очевидно при этом,что эти нормы зачастую резко расходятся (в силу расхождения с об-щепринятыми в данном обществе нормами речевого поведения) снормами литературного языка. Так, известны своей «оригинальнос-тью» речевого поведения и общения армейский быт, лагерно-тюрем-ный быт, микрогруппы исключительно мужских (или исключитель-но женских) производственных коллективов и т.п.

В связи с отмеченным социокультурным разнообразием повсед-невной речевой коммуникации важно для обсуждаемой проблемыобратить внимание вообще на характер процессов, происходящих всовременной русской речевой коммуникации примерно с конца80-х годов ХХ века.

В последние годы наблюдается значительное количественное икачественное усложнение таких сфер русской речевой коммуника-ции, как устная публичная речь, язык радио и телевидения, газетно-журнальная публицистика.

Дело в том, что в последние годы в силу известных исторических,экономических, политических, культурно-идеологических причин,


66


порожденных распадом тоталитарной системы на территории быв-шего СССР, в сферу книжной речи (письменных и устных текстов)литературного языка — речи нормированной, неспонтанной, со-вершающейся в условиях официальности — мощным потоком вли-вается (не будет преувеличением сказать — врывается) значитель-ная масса речевых явлений (в том числе, конечно, и инвективногохарактера), традиционно — до примерно 80-х годов ХХ века —функционировавших на периферии русской речевой коммуника-ции, исключительно в ее устной сфере: в рамках городского просто-речия, в узких рамках таких жаргонов, как лагерно-тюремный и жар-гон уголовников, в территориальных рамках диалектов, а также врамках достаточно распространенного так называемого «молодеж-ного жаргона». Обычно отдельные элементы этих речевых сфер эпи-зодически попадали в тексты детективов, художественных произве-дений о молодежи, звучали с экранов опять-таки детективных и мо-лодежных фильмов, немного чаще фигурировали в прессе, в основ-ном молодежной, и достаточно широко — в авторской песне. Этипроцессы берут начало в 60-х годы ХХ века, они связаны с публика-цией в годы хрущевской «оттепели» художественных произведенийи мемуарной литературы, посвященной сталинским лагерям.

Широкая экспансия ненормированной русской речевой стихии,наблюдаемая в годы перестройки и в постсоветское время, да еще вусловиях фактической монополизации в языковой жизни обществазвучащей радио- и телевизионной речи, представляет серьезнуюопасность для стабильности литературного языка, расшатывает сло-жившуюся систему литературных норм.

Данная здесь (по необходимости суммарная) оценка ситуации,сложившейся в современном русском языке, в современной речевойкоммуникации, убеждает в том, что проблема квалификации упо-требления слов и выражений инвективного характера как оскорбле-ния, с одной стороны, значительно осложняется:

а) в связи с усиливающейся размытостью границ и состава самойинвективной лексики в силу:

• расширения социокультурного состава соответствующих рече-вых единиц, то есть проникновения в сферу обычного общенияжаргонных, просторечных, вообще маргинальных, внелитера-турных слов и выражений,

• неустойчивости, известной неопределенности негативно-оце-ночных коннотаций таких единиц в (по существу) новых дляних контекстах употребления в иной (тоже новой для них)функциональной сфере употребления (из устной неформаль-ной сферы жаргона, городского просторечия и пр. они перехо-


67


дят в официальную сферу массовой коммуникации или пуб-личного выступления),

• быстрого, резкого расширения ситуаций общения, измененияхарактера речевых ситуаций (от межличностной к массовойкоммуникации, к прямому переносу бытовых ситуаций в сферуофициальных отношений);

б) в связи с процессами детабуизации обсценной (инвективной)лексики, наблюдаемыми в последние годы в печати, в электронныхСМИ, на страницах художественной литературы. Эти процессы бы-ли обусловлены в конечном счете эпохой гласности, снятием запре-та на публикации эротической продукции (изобразительной и вер-бальной), на обсуждение интимной жизни популярных людей (в ос-новном певцов, артистов, «новых русских» и т.п.), а также, и в нема-лой степени, обострением политической борьбы в постсоветскойРоссии. Это последнее тоже привело к резкой активизации инвек-тивной лексики, откровенной брани, особенно в прессе, оппозици-онной нынешним властям.

С другой стороны, в связи с только что изложенным серьезно воз-растает актуальность проблемы для общества в целом и для юриди-ческой практики в частности.

В состав инвективной лексики входят известные разряды слов ивыражений, относящиеся к литературному языку, т.е. вполне соот-ветствующие литературным нормам.

1-й разряд составляют констатирующие номинации лица, обо-значающие негативную с точки зрения интересов общества (илиего большинства) деятельность, занятия, поступки, поведение ко-го-либо, например: бандит, вор, мошенник, педераст, проститут-ка, фашист, шпион... Такие слова к тому же нередко имеют четкуююридическую квалификацию — ср., например, о словах-понятияхвор, мошенник, взяточник, сутенер, шулер в Комментарии к УКРСФСР.

Подобные слова в силу логико-понятийной природы их денота-тов (обозначаемых ими лиц) в самом номинативном (основном) зна-чении имеют уже негативную оценку, оставаясь все же в рамках кон-статирующей семантики. См., например, толкование некоторых та-ких слов в современных словарях: Бандит... — участник банды, во-оруженный грабитель...; Бандитизм... — вид преступной деятельнос-ти, заключающийся в создании вооруженных банд, с участием в них и ворганизуемых ими нападениях с целью грабежа, насилия, убийств, раз-рушений чего-либо и т.п. (Словарь русского языка под ред. А.П. Евге-ньевой, т. I, с. 60); Жулик... — вор, занимающийся мелкими кражами(там же, с. 488); Проститутка... — женщина, занимающаяся прости-


68


туцией; публичная женщина (там же, т. III, с. 525); Педераст... —тот, кто занимается педерастией (там же, с. 37); Шпион... — тот,кто занимается шпионажем; ср. Шпионаж... — преступная деятель-ность, состоящая в секретном собирании сведений или материалов, со-ставляющих государственную тайну, с целью передачи их другому госу-дарству (там же, т. IV, с. 728); Фашист... — сторонник и последова-тель фашизма, член фашистской партии (С.И. Ожегов. Словарь рус-ского языка/ Изд. 23-е, испр. М., 1991, с. 847).

При переносном, метафорическом употреблении такого родаслова приобретают пейоративную (осуждающую), инвективирован-ную экспрессию и явно негативную оценку, общественно осознава-емую и реально воспринимаемую адресатом как оскорбительная иликлеветническая характеристика. Негативная оценка таких слов приих метафорическом употреблении значительно усиливается. См.,например: Проститутка... — разг. О продажном, крайне беспринцип-ном человеке (Словарь... под ред. А.П. Евгеньевой, т. III, с. 525); ср.:Политическая проститутка... — презр. Беспринципный и продажныйполитик (Ожегов, с. 620).

2-й разряд образуют слова и словосочетания, в самом значениикоторых при констатирующем характере семантики содержится не-гативная оценка деятельности, занятий, поведения кого-либо, со-провождаемая экспрессивной окраской публицистического характе-ра. Например: антисемит, двурушник, изменник, предатель, расист,ренегат, русофоб, юдофоб... Ср. враг народа. В отличие от слов 1-горазряда эти слова переносного употребления не имеют (видимо, всилу присутствующей уже в номинативном употреблении яркой экс-прессивной окраски). Такого рода слова, обращенные к какому-ли-бо лицу без достаточного основания и доказательства, воспринима-ются и расцениваются им как клевета.

3-й разряд — это нейтральные номинации лица по его профес-сии, роду занятий, например: бюрократ, коновал, мясник, чинов-ник.., которые в переносных значениях приобретают резко нега-тивную оценку, обычно сопровождаемую экспрессией неодобре-ния, презрения и т.п. Например: Бюрократ... — 2. Неодобр. Долж-ностное лицо, выполняющее свои обязанности формально, в ущерб де-лу; формалист, буквоед... (Словарь... под ред. А.П. Евгеньевой, т. I,с. 131); Коновал... — 2. Разг., пренебр. О плохом, невежественномвраче (там же, т. II, с. 91); Мясник... — Перен., предикат. О жесто-ком, склонном убивать человеке. Помню, выслушав историю царство-вания Ивана Грозного.., Изот сказал: — Скушный царь! — Мясник, —добавил Кукушкин (Словарь автобиографической трилогии М. Горь-кого. Вып. IV. Л., 1984, с. 247); Палач... — 2. Перен. Жестокий мучи-


69


тель, угнетатель (Ожегов, с. 487); Чиновник... — 2. Перен. Человек,который ведет свою работу равнодушно, без интереса, бюрократиче-ски (Ожегов, с. 882); Чинуша... — Презр. То же, что чиновник (2-езнач.) (там же).

4-й разряд — зоосемантические метафоры, содержащие, какправило, негативные оценки адресата речи и грубую экспрессию не-одобрения, презрения, пренебрежения и т.п.; многие из таких мета-фор относятся к бранной (инвективной) лексике, оставаясь, впро-чем, в рамках литературного языка. См., например: быдло, кобель, ко-была, рыло, свинья, свиное рыло, сука, сукин сын...

5-й разряд — слова, обозначающие действия или качества,свойства кого-либо или чего-либо. Среди таких слов есть словаконстатирующей семантики (украсть, убить, мучить, издеваться,насиловать, хулиганить, врать, воровать...) и слова оценочные, сяркой экспрессивной окраской (хапнуть, двурушничать, лицеме-рить, лихоимствовать, прикарманить...). Очень часто подобная ха-рактеристика действия переносится на самого деятеля. Одно дело,если мы говорим, что N лицемерит (с этим можно не соглашаться,но здесь нет оснований для правового вмешательства), но совсемдругое, если утверждается, что N — лицемер (то есть лицемерие —его постоянный признак).

6-й разряд образуют слова и словосочетания, в самом значениикоторых заключена негативная (бранная) оценка кого-либо какличности, с достаточно сильной негативной же экспрессией. На-пример: дурак, гадина, гнусный... (все они — в рамках литератур-ного языка).

7-й разряд составляют в основном словосочетания, представляю-щиеся эвфемизмами по отношению к словам-номинациям 1-го раз-ряда. Тем не менее в эмоционально напряженной речи эти эвфемиз-мы в не меньшей степени оценочны, чем соответствующие «прямые»обозначения адресата. Например: женщина легкого поведения, падшеесоздание, стоять на панели, агент иностранных спецслужб. Важноподчеркнуть, что словосочетания этого разряда относятся преимуще-ственно к книжной речи.

8-й разряд составляют окказиональные образования (часто по-строенные на игре слов, каламбурах), создаваемые с целью оскор-бить, унизить адресата, подчеркнуть со стороны говорящего (пи-шущего) активное неприятие адресата, его деятельности, поступ-ков, презрение к нему и т.п. Имеются в виду окказионализмы, со-здаваемые, с одной стороны, на базе словообразования, как, на-пример, коммуняки (аффективный суффикс -як-), иудокоммунисты(словосложение), дембанда (сложносокращенное слово), с другой


70


— на основе каламбурного звукового сходства окказионализма суже существующим словом, обычно дающего негативную оценкуили возбуждающего оскорбительный намек. Например: дерьмокра-ты (дерьмокрады), серреализм (ср. серый), прихватизация; сюда жеотносятся аббревиатуры, омонимичные негативно оценочным сло-вам, например: ВОР — временный оккупационный режим («День»,1993, № 9), БиДе — Белый Дом (МК, 12.10.1993). Наконец, возмож-на сознательная деформация имени собственного с оскорбитель-ным (по крайней мере, в глазах говорящего или пишущего) наме-ком: Ельцин — Эльцин.

В лингвистике ненормативной называют лексику, которая не от-носится к литературному языку. Это слова из просторечия, жарго-нов, диалектов. На них не распространяется действие норм литера-турного языка, литературной речи.

Таким образом, термин «ненормативная лексика» некорректен,так как при его употреблении в юридических контекстах наблюдает-ся контаминация (смешение, объединение) терминов (и понятий) изразных областей человеческой деятельности: контаминируют юри-дическое, имеющее весьма обобщенный характер, и лингвистичес-кое, которое предполагает недопустимость (или допустимость пристрого определенных условиях контекста, речевой ситуации) ис-пользования данной речевой единицы в рамках литературного язы-ка официального (профессиональная, деловая сфера, тексты СМИ)общения и в речи интеллигентных людей.

Обсценная («запретная») лексика Необходимо внести определенность в восприятие и обществен-

ную оценку понятия и употребления термина «обсценная» и «табуи-рованная» лексика. Речь идет о так называемом мате.

Оставляя в стороне вопрос о лингвистическом и культурно-исто-рическом генезисе русского мата, подчеркнем, что жесткий запретна публичное употребление обсценной лексики и фразеологии, иде-ографически и семантически связанный с запретной темой секса,сексуальной сферы, вообще «телесного низа», сложился у восточныхславян — предков русских, украинцев, белорусов — еще в язычес-кую эпоху как прочная традиция народной культуры и строго под-держивался и поддерживается православной церковью на протяже-нии 1000 лет. Так что данное табу имеет в русском народе давнюютрадицию, освященную не одним тысячелетием.

И в настоящее время — при всех отрицательных идеологическихи технологических влияниях цивилизации ХХ века на национальныекультуры, на шкалу национальных духовных ценностей — для рус-


71


ского народа, носителя и хранителя таких ценностей, для его мента-литета и языка как продукта и выразителя многовековой культурыданный пласт лексики и фразеологии (и связанные с ним ассоциа-ции) остается табуистически маркированным явлением АНТИкуль-туры (как и построенные на этой лексике и фразеологии или с ееучастием обсценированные тексты: анекдоты, юморески, прибауткии т.д.), абсолютно неприемлемым в современной русской общест-венной речевой коммуникации (при всей «привлекательности» какзапретного плода для известных социально-культурных групп и со-циально-речевых ситуаций). Академик О.Н. Трубачев писал в связис изъятием из текста русского перевода «Этимологического словарярусского языка» М. Фасмера, изданного в Германии, непристойныхслов, слов половой сферы: «Наша общепринятая культура речи иязыка принципиально исключает неприличную лексику. Понять этоможно. Слова, ничего не говорящие немецкому читателю, лишен-ные каких-либо социальных и чисто человеческих акцентов, толку-емые и этимологизируемые по-немецки, немедленно приобреталимаркированный характер, как только попадали в русский литератур-ный контекст, да еще двадцатитысячным тиражом. Наш читатель кэтому не привык... Негативный заряд этих слов и понятий былслишком велик. Вопрос этот отнюдь не только научный, он связан страдициями культуры и этики».

В последние годы серьезно возросла активность обсценнойлексики и фразеологии в разговорной речи, в условиях межлично-стной коммуникации при неформальном общении (речевая мане-ра, присущая так называемому нонстандарту, сопровождаемая ак-туализацией мата, охватывает все более широкие, так сказать, не-традиционные группы населения, включая женщин и школьниц-подростков, наиболее консервативных до недавнего времени поотношению к обсценной, вообще бранной лексике и фразеоло-гии), а также и в речи книжной, преимущественно в СМИ (в печа-ти и в электронных СМИ, в кинофильмах), в устной публичнойречи политического характера, в художественной (и околохудоже-ственной) литературе постмодернистского направления, в частно-сти в новой волне драматургии и соответственно в театральныхспектаклях. Как с горечью заключает Виктор Астафьев по поводуширочайшего распространения в современной речи мата, «мер-зость теперь окружает нас почти повсеместно. С ней встречаешьсяуже не только в подворотнях, но порой и на высоких собраниях»(В. Астафьев. Черемуховые холода /Правда, 1991, 7 дек.). Исследо-ватель современной бранной лексики профессор В.М. Мокиенкоконстатирует: «Депутаты Верховного Совета, президенты, мэры


72


городов и главы администраций не гнушаются «простым русскимсловом» или, в крайнем случае, его эвфемизмами. Мат, как и жар-гон, стал своего рода модой — как, впрочем, и популизм в его са-мом обнаженном варианте».

Что касается СМИ, то обсценная и вообще грубая, бранная лек-сика и фразеология (включая грубопросторечную лексику сферысоциальных отношений) получают сравнительно широкое распро-странение прежде всего в оппозиционной прессе (см., например,аббревиатуру Е.Б.Н. (День, 1993, № 9) — из инициалов Ельцина;см. также окказионализмы — дерьмократы, демпроститутка), впублицистических комментариях радио и ТВ, в интервью с извест-ными людьми (актерами, писателями...). Здесь популярно слово«блядь» и его производные в получивших широкое распростране-ние эротических изданиях. Активизации обсценной лексики в зна-чительной мере способствуют переиздания эротической и откро-венно непристойной поэзии, появление на книжном рынке сбор-ников анекдотов советского времени, «заветных» сказок А.Н. Афа-насьева и Н.Е. Ончукова и других аналогичных фольклорных мате-риалов, словарей русского мата и т.д. Как точно констатировала не-мецкая исследовательница З. Кёстер-Тома, «непечатное слово сталопечатным» (указ. соч., с. 26).

Происходит, таким образом, детабуизация обсценной лексики.Это отмечается в специальной научной литературе.

Между тем известное снижение «порога допустимости» в литера-турных текстах, письменных и устных, отнюдь не снимает характеранепристойности, крайней грубости и цинизма, заключенного в се-мантике, экспрессии, остро негативной оценке, присутствующей вобсценных словах и выражениях, и соответствующих ассоциаций,вызываемых ими, т.е. всего того, что считается неприемлемым в об-щении между людьми в цивилизованной среде.

В научной литературе обсценный текст нередко рассматриваетсяв контексте игры. С этой точки зрения «формирование в процессеигры иного, альтернативного реальному, мира ослабляет культурныйзапрет на использование бранных выражений. Иллокутивная (воз-действенная. — Ред.) сила брани в игровом контексте оказываетсянаправленной на другой мир, на воображаемых, а не на реальныхучастников общения. Игра, по крайней мере отчасти, позволяетснять с говорящего возможные обвинения в нарушении табу на об-сценные выражения» (Василий Буй. Русская заветная идиоматика, с.298). Все же и игровое употребление обсценных слов и выражений,как справедливо считает Б.А. Успенский, не снижает степени их та-буированности.


73


Поэтому в какой бы функции (о функциях мата см. далее) ни вы-ступала обсценная лексика и фразеология (за исключением художе-ственного произведения — и то при условии достаточно основа-тельной эстетической и коммуникативной мотивированности дан-ных лексико-фразеологических единиц в художественном тексте),такого рода слова и выражения, равно как публичное использованиеих, являются нарушением норм общественной морали в особо гру-бой и циничной форме. Будучи обращены к конкретному адресату,они суть оскорбление словом — также в особо грубой и циничнойформе — с целью унизить, опорочить, обесчестить адресата (или от-сутствующее третье лицо). Ведь факт распространенности и усиле-ния преступности не делает сами преступления менее опасными иболее приемлемыми для общества!

Известную детабуизацию обсценной лексики следует рассматри-вать в контексте общей тенденции к огрублению речи, которая ха-рактерна для современной русской речевой коммуникации (см. Л.П.Крысин. Эвфемизмы в современной русской речи, с. 484).

В таком контексте процесс детабуизации мата четко соотноситсяс идущими параллельно и во многом перекрещивающимися процес-сами своеобразного «раскрепощения» жаргонной и арготическойлексики и фразеологии или одновременно с широкой экспансиейэтого фрагмента устной ненормированной речевой стихии не тольков область разговорно-литературной речи, но и в сферу строго коди-фицированной книжной речи, в такие влиятельные сейчас ее разно-видности, как СМИ, устная публичная речь политического характе-ра, язык газеты. «Свобода слова, — подчеркивает Л.К. Граудина, —вывела жаргон из подполья... В 80–90-е годы ХХ века происходитновое нашествие арготических слов, так называемая третья волна посравнению с первой (1910–1920-е гг.) и второй (1940–1950-е гг.)».

Лексика и фразеология из (главным образом) лагерно-тюремно-го и уголовного жаргона, а также из так называемого молодежногожаргона широко используется в текстах самой различной тематики,принадлежащих СМИ, устной политической речи; она фигурирует вофициальной и неофициальной речи людей разного социальногостатуса, возраста, культурного уровня. См., например, сообщениегазеты «Коммерсантъ» со ссылкой на народного депутата РСФСР В.Лысенко о том, что М.С. Горбачев назвал приехавших к нему в Фо-рос членов ГКЧП мудаками. Президент не опроверг это, но уточнил,что «послал их туда, куда обычно посылают русские люди» (см. Е.Н.Ширяев. Культура речи.., с. 38).

Вместе с присущими жаргонной речи, особенно лагерно-тю-ремному и уголовному жаргону, грубостью выражения, интеллек-


74


туальным и эмоциональным примитивизмом многочисленныежаргонизмы привносят в современные литературные тексты нега-тивное восприятие жизни, грубые, натуралистические номина-ции и оценки, примитивное, приземленное выражение мысли иэмоций.

Эта лексика и фразеология, сама речевая манера носителей жар-гона, переносимые в литературные тексты, и мат, связанные с нимгрубо натуралистические, непристойные номинации, оценки и ас-социации, дополняя друг друга, представляются достаточно полнойматериализацией указанной выше одной из ведущих тенденций со-временной устной речевой коммуникации — огрубления литератур-ной речи, письменной и особенно устной, как неофициальной, так иофициальной.

Инвективная лексика и фразеология Для целей изучения проблемы идентификации слов и выраже-

ний, которые являются оскорбительными и/или клеветническими, атакже могут быть квалифицированы как таковые в ситуациях, суще-ствующих или создаваемых в современных СМИ и в устной публич-ной речи, целесообразно ввести понятие и термин инвективная лек-сика и фразеология.

Прилагательное «инвективный» — производное от существи-тельного «инвектива». Это существительное, означающее «резкоевыступление против кого-, чего-либо; оскорбительная речь; брань,выпад», восходит к лат. invectiva oratio (бранная речь).

Инвективную лексику и фразеологию составляют слова и выра-жения, заключающие в своей семантике, экспрессивной окраске иоценке оскорбление личности адресата, интенцию говорящегоили пишущего унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адре-сата своей речи (или объекта оскорбления), обычно сопровождае-мую намерением сделать это в как можно более уничижительной,резкой, грубой или циничной форме (реже прибегают к «прилич-ной» форме — эвфемизмам, вполне литературным). См., напри-мер, из писем читателей: «Поганые твари, погань, сволочи, вместес Ельциным вас, как гнид, надо уничтожать!» (газ. «Не дай Бог!»,1996, № 9).

Основная часть инвективной лексики и фразеологии составляетсяиз лексики бранной, относящейся отчасти к диалектам, но главнымобразом к просторечию, а также к жаргонам, и характеризуется грубовульгарной экспрессивной окраской, резко негативной оценкой, чащевсего циничного характера. Например: говнюк, гад ползучий, дерьмо, за-сранец, лахудра (из сибирских диалектов), падла, обалдуй, сука сраная...


75


Значительное место в инвективной лексике занимает та частьбранной лексики, которая относится к табуированным словам и сло-восочетаниям, к мату. Например: блядь (-ища), долбоёб, ёбарь, жопа(перен.), курва, манда, мандавошка, мудак, мудила, мудаёб, пизда (пе-рен.), пиздюк и другие производные, хер (перен.), хуй (перен.) и про-изводные, хуй на палочке, хуй (хер) моржовый...

Среди инвективной лексики есть и известная часть бранных слови словосочетаний, входящих в литературный язык. Они относятся кразговорной речи, к разным ее пластам. В основном это слова и сло-восочетания, принадлежащие периферийным пластам разговорнойречи, граничащим с просторечием и жаргонами. Такого рода слова исловосочетания в своем большинстве образуют так называемую гру-бопросторечную лексику. Например: девка (о распутной женщине,проститутке), гад (перен.), гаденыш (перен.), гадина, гнида (перен.),подлый, подлюга, сволочь, скотина (перен.), стерва, сукин сын, старыйхрен, хамово отродье... Все эти и подобные слова в современных тол-ковых словарях характеризуются как «бранные», «грубые» или «пре-зрительные».

Есть и слова, относящиеся к разговорно-обиходной лексике, на-пример грабеж (перен.), мерзавец (-ка), поганый, сброд, свинья (пе-рен.), хам, хамье, ханжа...

Следует признать, что бранная лексика весьма подвижна в своемсоставе. Из нее могут выходить некоторые лексемы и целые темати-ческие разряды слов, как, например, барин, барыня, господин, бур-жуй, буржуйский, белый, белогвардеец, кулак, тухлый интеллигент,актуальные в 20-е годы ХХ века, а потом во многом или почти утра-тившие негативную оценку и негативную экспрессию. В то же времяв последние годы приобрели явную негативную оценку прилагатель-ное «номенклатурный» и слова, производные от слова «номенклату-ра»: партноменклатура, номенклатурщик, прилагательное «красный»в составе субстантива красно-коричневые. В целом эту лексику отли-чает диффузность ее значений, которая обусловлена экспрессивнымхарактером слов и выражений, составляющих этот лексико-фразео-логический разряд. Данное обстоятельство (см., например, В.М.Мокиенко. Русская бранная лексика.., с. 59) создает известные труд-ности в определении границы между собственно бранными, в томчисле и инвективными, единицами и эмоционально-экспрессивны-ми образованиями, передающими определенное состояние говоря-щего без особых агрессивных интенций, например: баба (о робком,слабохарактерном мужчине), балбес, оболтус (о подростке, парне),босяк, балаболка, гоп-компания, горлопан, горлодер, хлыщ, шушера, ша-ромыжник...


76


В состав инвективной лексики входят также слова и словосочета-ния, находящиеся за рамками бранной лексики. Имеются в видулексико-фразеологические единицы 1, 2, 3, 5-го разрядов в разделе о«ненормативной лексике» (см. выше).

Входя значительной своей частью в состав бранной лексики, ин-вективная лексика, в свою очередь, состоит в основной массе из лек-сики «внелитературной» сферы современного русского языка: слов ифразеологии просторечия, жаргонов, отчасти диалектов.

Из сферы литературного языка в ее состав включаются лексико-фразеологические единицы преимущественно разговорной речи,главным образом лексики «грубопросторечной» (или «грубофамиль-ярной», «вульгарной»), а также из сферы обиходно-бытовой речи.

В состав инвективной лексики (и фразеологии) входит и извест-ная часть обсценной лексики (и фразеологии), целиком находящей-ся за рамками литературного языка.

Обсценная лексика наделена в русской речевой коммуникациирядом функций, из которых в рамках инвективной лексики реализу-ется по крайней мере одна — оскорбить, унизить, опорочить адреса-та речи.

В этом случае коммуникация является всегда адресной, имеет ме-сто персонализация обсценной и вообще инвективной лексики ифразеологии. Эта функция мата реализуется и в публичной сфере ре-чевой коммуникации, в том числе может фигурировать в СМИ (впрессе и в электронных СМИ).

Другие функции обсценной лексики в речевой коммуникациисвязаны с безадресностью этой коммуникации, они не предполага-ют обращенность на конкретное лицо. Назовем наряду с только чтоуказанной следующие:

а) эта лексика выступает в качестве идентифицирующего кода-сигнала окружающим, что говорящий, органично употребляющийматерную лексику и фразеологию, — «свой»;

б) использование мата в устной бытовой речи, в основном в рече-вом обиходе интеллигенции, как реакция на систему тоталитарныхзапретов в сфере духовной культуры, общественно-политическойдеятельности;

в) тесно связанное с предыдущим использование мата как свое-образная бравада вседозволенностью;

г) как достаточно сильное экспрессивное (стилистическое) сред-ство оживить, сделать более эмоциональной речь говорящего (реже —пишущего), с одной стороны, в дружеской беседе, в застолье, а с дру-гой — в обстановке публичности: на митинге, во время встречи с ау-диторией, часто в популистских целях;


77


д) как средство разрядки психологического напряжения индивида; е) как реализация эстетической функции «неканонизированной

речи» в художественном тексте; ж) как языковая игра, свойственная фамильярной речи, преиму-

щественно городской речи (к пунктам е) и ж) см., например, Г.О. Ви-нокур. Маяковский — новатор языка/ О языке художественной ли-тературы. М.,1990, с. 397–401);

з) известная часть обсценной лексики выступает в функции меж-дометных ситуативных обозначений предмета разговора или адреса-та речи (при этом такие слова имеют аморфную семантику, обуслов-ленную данной ситуацией общения) и слов — заполнителей рече-вых пауз — и тоже в неофициальном общении или в производствен-ной ситуации в речи человека низкой культуры.

В этих случаях употребление обсценной лексики, как правило, непредполагает интенции оскорбления со стороны говорящего.

Таким образом, обсценная лексика и фразеология включаются винвективную лексику лишь в той функции, которая имеет в виду ос-корбить, унизить, опорочить адресата речи или объект характерис-тики со стороны говорящего или пишущего.

Инвективная лексика относится к сфере речи эмоционально по-вышенной, аффективной. Для такой речи исключительное значениеимеют:

а) ситуация конкретного речевого акта, в котором фигурируютэкспрессивно окрашенные слова и выражения или лексико-фразео-логические единицы, наделяемые экспрессией под влиянием кон-текста эмоционально напряженной речи или аналогичной речевойситуации;

б) намерения (интенции) говорящего (пишущего). Эти интенциимогут быть самыми разнообразными: от дружески-грубофамильяр-ных (амикошонских) до явно оскорбительных. Ср., например: Экнаяривает, собака! — с восхищением об игре музыканта. Но: Я тебя,собаку, пристукну, если еще раз появишься здесь! — с презрением, гне-вом, угрозой;

в) социальное положение и социальные роли адресата (или объ-екта инвективы) и говорящего (пишущего).

Эмоциональность такой речи ориентирована на данную ситуа-цию, поэтому анализ как самих высказываний, так и их лексико-фразеологического состава возможен только в тесной связи с кон-текстом, ситуацией речевого акта, в том числе в СМИ.

Экспрессивно окрашенная лексика и фразеология, наделеннаяэмоционально-оценочной коннотацией (дополнительным значени-ем), — именно такие лексико-фразеологические единицы представ-


78


лены в аффективной, эмоционально напряженной речи (сюда отно-сятся и публицистические тексты, письменные и устные). Они ха-рактеризуются известной аморфностью значения, подвижностьюего оценочных рамок, вплоть до противоположных оценок. Такоезначение в сильной степени окрашено субъективным отношениемговорящего (пишущего) к адресату речи, к его поведению, действи-ям и т.п.

Субъективность значения лексико-фразеологических единиц вконтексте аффективной речи (или аффективной, эмоционально на-пряженной ситуации, а также в условиях яркого публицистическогоконтекста) обусловливается тем обстоятельством, что «предмет речиоценивается эмоционально-отрицательно не потому, что он беспо-лезен, неморален, антиэстетичен, а исключительно потому, чтосубъект речи в данный момент с их помощью выражает свое отрица-тельное эмоциональное состояние или, очень часто, соответствую-щее отношение к собеседнику» (Т.В. Матвеева. Лексическая экс-прессивность в языке, с. 22).

Только контекст или анализ ситуации речи может помочь в рас-шифровке экспрессивной окраски, вернее — эмоционально-оце-ночного содержания высказывания, экспрессивно окрашенных,оценочных слов этого высказывания (или текста в целом), по-скольку такие слова как словарные единицы могут заключать всвоей семантике лишь обобщенное значение отрицательной оцен-ки. Например: Ну что ты за оболтус у меня такой, не можешьсдать экзамен, — говорит мать сыну-школьнику; или: Мой обол-тус учиться не хочет; Иду в магазин купить своему оболтусу курт-ку — мать о сыне-подростке. Ср.: Что он — оболтус, что ли? Си-туацию не сечет, говорит такую чушь! — о политике, участвую-щем в телепередаче.

Выводы Итак, при решении вопроса об оскорблении или клевете целесо-

образно исходить из квалификации вербальной стороны оскорбле-ния, состава лексики и фразеологии соответствующих текстов наследующей понятийно-терминологической основе.

1. Различаются лексика инвективная и неинвективная. 2. Внутри инвективной лексики целесообразно различать едини-

цы, относящиеся к: а) литературному языку (пусть и представляю-щиеся резко негативными, оскорбительными оценками); б) «внели-тературной» сфере русского языка, где сосредоточены наиболее гру-бые, натуралистические, циничные лексико-фразеологические еди-ницы, в первую очередь обсценная лексика и грубые жаргонизмы, и


79


функционирующие как негативная, бранная оценка человека, егоповедения, действий и т.п.

3. К инвективной лексике, относящейся к сфере литературногоязыка, тоже целесообразен дифференцированный подход:

а. Книжная лексика констатирующей семантики, а также эвфе-мизмы таких слов, «щадящие» адресата. В таких случаях речь, види-мо, должна идти о клевете, если для негативных оценок такого роданет достаточно веских аргументов и оснований.

б. Переносное, метафорическое использование книжных словконстатирующей семантики. Здесь важно строго учитывать:

• макро- и микроконтекст или речевую ситуацию употребленияконкретного слова в переносном смысле;

• внутреннее содержание самого переносного, метафорическогоупотребления;

• достаточную степень обоснованности конкретной оценки ад-ресата (иначе встает вопрос о клевете).

в. Среди инвективных лексико-фразеологических средств в рам-ках литературного языка есть и такие, которые — при всей приемле-мости их как речевой нормы — являются неприемлемыми с точкизрения общественной морали, прямым резким оскорблением илиругательством. Например: сволочь, стерва, подлец, мерзавец, подоноки т.п.

Однако, имея дело с такими словами и выражениями, необходи-мо строго учитывать и ситуацию, контекст, в которых данное словоупотребляется, и оценку и эмоциональную окраску, которую вкла-дывает в данном случае в такое слово говорящий (пишущий), и егоинтенцию, и возможные иные варианты восприятия и осмысленияконкретного высказывания, реплики и реакции со стороны адресатаи др.

Конкретнее: само по себе употребление инвективных, даже об-сценных слов и выражений еще не дает оснований для правовоговмешательства. Вмешательство возможно и правомерно только в техслучаях, когда:

а) прямо адресовано конкретному лицу или группе лиц; б) при этом имеет место прямой умысел на оскорбление; в) инвективная лексика характеризует не отдельные поступки

или слова данного человека, а в целом его как личность, то есть даетобобщенную оценку его личности.

4. В заключение укажем основные литературные источники порассмотренным нами вопросам, частично процитированные втексте.


80


О.А. Лаптева. Живая русская речь с телеэкрана (Разговорный пласт телеви-

зионной речи в нормативном аспекте). Сегед, 1990; В.Г. Костомаров. Языко-

вый вкус эпохи. М., 1994; Л. Ферм. Особенности развития русской лексики

в новейший период (на материале газет). Uppsala, 1994; «Русский язык кон-

ца ХХ столетия (1985–1986)». М., 1996; «Культура русской речи и эффектив-

ность общения». М., 1996.

Уголовный кодекс РСФСР. Практический комментарий. Преступления

против личности. М., 1924, с. 56–57. Ср. Уложение о наказаниях уголовных

и исправительных 1885 г. Изд. 14-е. СПб., 1909, с. 876.

В.Н. Топоров. Петербургские тексты и петербургские мифы/ Сборник ста-

тей к 70-летию профессора Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992; T. Helberg-Hirn. За-

претные темы и устное слово/ Studia slavica finlandensia. Т. ХI. Helsinki, 1994;

Е.Н. Ширяев. Культура речи как особая теоретическая дисциплина / Куль-

тура русской речи и эффективность общения. М., 1996.

О.Н. Трубачев. Из работы над русским Фасмером. К вопросам теории и

практики перевода/ Вопросы языкознания, 1978, № 6.

З. Кёстер-Тома. Стандарт, субстандарт, нонстандарт/ Русистика — Russistik,

1993, № 2, с. 26–27; Л.К. Граудина. О современной концепции отечествен-

ной риторики и культуры речи/ Культура русской речи и эффективность об-

щения. М., 1996, с. 171–173. Ср. призыв А. Макашова к захвату мэрии 4 ок-

тября 1993 г.: «...чтобы никогда на русской земле не было ни мэров, ни пэ-

ров, ни херов» («Русский язык конца ХХ столетия...», с. 70).

Пьесы М. Волохова «Игра в жмурки», «Непорочное зачатие», Е. Сабурова

«Двойное дежурство в любовном угаре» и др. См. также сборник «Восемь не-

хороших пьес» (М., 1990).

В.М. Мокиенко. Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное/Русис-

тика — Russistik, 1994, № 1–2.

Основные публикации эротической литературы: И. Барков. «Девичья иг-

рушка» (М., 1992, СПб., 1992). См. также «Три века поэзии русского Эроса»

(М. — Тарту, 1992); «Летите, грусти и печали. Неподцензурная русская по-

эзия XVIII–XIX вв.» (М., 1992); «Русская куртуазная муза. Поэтический

сборник. XVIII–XIX вв. «Езда в остров любви» (М.,1993); «Русский Декаме-

рон» (М., 1993) и др.

Ю. Борев. Сталиниада (М., 1990); Фарисея (М., 1992); Русские заветные

сказки А.Н. Афанасьева (М. — Париж, 1992); Международный словарь не-

пристойностей. Путеводитель по скабрезным словам и неприличным выра-

жениям в русском, итальянском, французском, немецком и английском

языках (М., 1992); Василий Буй. Русская заветная идиоматика. Веселый сло-

варь крылатых выражений (М., 1995); Русский мат. Толковый словарь (М.,

1996).

Л.П. Крысин. Эвфемизмы в современной русской речи/ «Русский язык кон-

ца ХХ столетия...», с. 384–385.


81


С.В. Потапенко, А.В. Осташевский. Диффамация в СМИ: Проблемы права

и журналистики. — Краснодар, 2001.

Б.А. Успенский. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеоло-

гии/ Избранные труды. Т. II. М., 1994.

Л.К. Граудина. О современной концепции.., с. 173–174. Ср.: М.А. Грачев.

Третья волна/ Русская речь, 1992, № 4.

В.С. Елистратов. Арго и культура/ Словарь московского арго. М., 1994; Е.В.

Какорина. Трансформация лексической семантики и сочетаемости/ «Рус-

ский язык конца ХХ столетия...», с. 79–84.

Т.В. Матвеева. Лексическая экспрессивность в языке. Свердловск, 1986.

Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судеб-

ных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации/ Под ред.

проф. М.В. Горбаневского. — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Галерия, 2002.

Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экс-

пертизах и информационных спорах: Сборник материалов научно-практи-

ческого семинара. Москва, 7–8 декабря 2002 г. Часть 2/ Под ред. проф. М.В.

Горбаневского. — М.: Галерия, 2003.

Е.И. Галяшина. Основы судебного речеведения. — М.: СТЭНСИ, 2003.

Памятка по вопросам назначения судебной лингвистической экспертизы:

Для судей, следователей, дознавателей, прокуроров, экспертов, адвокатов и

юрисконсультов/ Под ред. проф. М.В. Горбаневского. — М.: Медея, 2004.


82


Глава 5.НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ТЕОРИИ РЕЧЕВЫХ АКТОВ

Факт и суждение С позиции современной — последней четверти нынешнего ве-

ка — лингвистики факт соотнесен с суждением о событии, а не снепосредственным положением дел в мире. Иными словами, зна-чение отдельного высказывания носит фактический, а не собы-тийный (ситуативный) характер. В нем всегда выражено нашесуждение о мире и происходящих в нем событиях.

Ошибочно связывать значение (смысл, семантику высказыва-ния в целом и отдельных его частей) с событием как таковым. Вы-сказывание или суждение соотносимо лишь с фактом. Причем вы-сказывание можно рассматривать трояко. Во-первых, значениепредложения сводится к самому суждению — это линия пропози-тивной семантики (в узком смысле); она позволяет выявить ТО-ЧТО-ЗНАЧЕНИЕ:

Иван уехал — То, что Иван уехал (этот факт), расстроило все моипланы.

Ср. Когда узнал, что чуть ли не в самом центре цивилизованного го-рода Нью-Йорка в упор расстреляли экс-чемпиона Европы по боксу Оле-га Каратаева, решил: мафиозные разборки, и нет дыма без огня, в чем-то Олег был замешан (Все мы — жертвы. Открытое письмо И. ФейнаА. Лебедю /Антенна. № 9. 15.09.96, с. 22).

Во-вторых, высказывание понимается как совокупность преди-кативных сказуемостных значений, выражаемых событийнымиименами (девербативами — отглагольными именами и деадъекти-вами — именами, образованным от прилагательных): Иван уехал —Отъезд Ивана был печальным событием.

В-третьих, предложение понимается как «ментальный» знак: Иван уехал — Твое предположение, что Иван уехал, необоснован-

но (Твое подозрение, что Иван уехал, недостойно). Факт не может иметь в качестве своего референта (обозначае-

мого) события и ситуации действительности. Представление отом, что факты первичны, а суждения, сделанные о них, вторич-ны, ошибочно. Суждение структурирует действительность такимобразом, чтобы возможно было установить, истинно оно или лож-но. Это наглядно показывает концепция истинности А. Тарского,согласно которой суждение Снег бел истинно, если и только еслиснег бел. Факты не существуют безотносительно к суждениям. Вэтом смысле суждение задает факт, а не факт — суждение. Реаль-ность существует независимо от человека, а факт — нет. Человек

Глава 5. Некоторые аспекты теории речевых актов

83


вычленяет фрагмент действительности, а в нем определенный ас-пект, осмысливает его, структурирует по модели суждения (т.е.вводит значение истинности), верифицирует, и тогда возникаетфакт. Возможно, именно это имел в виду Л. Витгенштейн, когдаписал о необходимости аналогии в структуре мыслимого образа ифакта: «Факты в логическом пространстве суть мир». Иными сло-вами, речь идет о мире в той мере, в которой он может быть вос-принят и познан человеком; ср. следующее утверждение З. Венд-лера: «Если нам дан язык и мир, то нам тем самым даны все фак-ты». Суждение есть форма человеческой мысли, а не форма дейст-вительности. Его конституирующий компонент — связка. Этоткомпонент «наследуется» фактом. Вместе с ним «наследуется» испособность факта принимать отрицание. Факты могут быть «от-рицательными», а события — нет.

Из такого понимания факта и суждения следует неудачностьпопытки «разведения суждения и факта» так, как это предлагаетЛеонид Ганкин, т.е. факта как истинного события, а суждения какверифицированной истинной оценки (положительной или отри-цательной) этого факта, а вместе с тем и возможность постановкивопроса: насколько оправданно разведение «фактических сведе-ний» и «оценочных суждений» в Гражданском кодексе РФ (ст.152)? Тем более что в сферу языкового употребления вводится, по-мимо указанных, и «оценка политическая». Ср. у Л. Ганкина: «Од-нако демократическое общество не может существовать в услови-ях запрета на политические оценки» (МН, 1995, № 73).

При определении истинности суждения правильное обозначе-ние отношений между элементами события играет ту же роль, чтои правильное обозначение самих элементов. Это лишь предвари-тельное требование, которое должно быть удовлетворено перед ак-том верификации (установления истинности). Факт и элементар-ное событие различны: первый образуется значением истинности,второе — нечеткими актантными отношениями (отношениямимежду элементами события), вставленными в пространственно-временную рамку.

Сказанное свидетельствует о том, что ключ к пониманию «фак-та» следует искать не в независимой от языка действительности, нев «реальном» положении дел или в событиях, а в суждениях о дей-ствительности.

Факт — это не всякое суждение, а только верифицированное иполучившее оценку «истинно». Из этого ограничения проистека-ют основные семантические различия между суждениями и факта-ми.


84


Проблема верификации и верифицируемости событийного ифактообразующего феноменов ведет к необходимости хотя быкратко остановиться на факторе истинности и ложности высказы-вания, обмана, веры, понимания и языковой игры.

Лингвистика постулирует относительность понятий истиннос-ти/ ложности в применении к высказыванию/ факту. Приведемлишь один пример.

Глагол «уйти» — непереходный. Тем не менее в выражении «егоушли», использовавшемся в разговорной речи интеллигенции в60–70-х годах ХХ века, этот глагол становится переходным (тран-зитивируется). Образуется своего рода каузатив (глагол со значени-ем «сделать так, чтобы совершилось другое действие»: «его ушли» =«сделали так, что он ушел»). Возникает словосочетание, основан-ное на аналогии, на внутренних возможностях языка, далеко неслучайное и в семантическом плане. «Он не сам ушел с работы, аего ушли» или «Его ушли» не полностью синонимично фразе «Егоуволили», содержащей лишь формальную констатацию факта. Ка-узативная семантика глагола и его переходность, т.е. наличие объ-екта в каузативе, безличная конструкция — все это подчеркиваетбессилие и зависимое положение человека, о котором идет речь.Кроме того, ситуация описывается лишь косвенно — создается не-что вроде эвфемизма, т.е. замены нежелательного слова другим.

Выражения такого рода появились в России (в русском языке)вскоре после гражданской войны. Ср. отзыв неких «пролетарскихпоэтов» о В. Маяковском: «Эх, было бы в девятнадцатом году, раз-ве мы так стали бы с вами разговаривать, мы бы вас прямо за это«ушли»» (приведено в выступлении Маяковского на собрании Фе-дерации советских писателей 22 декабря 1928 г.).

Сложнее обстоит дело с семантическим уровнем в языке. Ут-верждение «Груши растут на сосне» с трудом поддается объектив-ной оценке.

Еще труднее поддаются объективной верификации описаниятипа: «... Далее Хазанова рассказывает о речи генерала Макашова,прибывшего на митинг с Собора. Он «сразу заявил, что, увы, ему оченьне повезло, так как его угораздило родиться 12 июня, в день нацио-нального позора России. Толпа начала скандировать «Ельцин Бушупродал душу», а потом «Долой Ельцина!» и «Да здравствует Мака-шов!» (А.Л. Янов. После Ельцина / «Веймарская Россия». М., 1995,с. 246).

В каждом обществе формируется набор некоторых заведомоложных пропозиций, которые превращаются в мифологемы (вер-бальные). Дж. Остин писал:


85


«В реальной жизни в отличие от простых ситуаций, предусмат-риваемых в логической теории, не всегда просто ответить на во-прос, истинно ли что-либо или ложно». В качестве примеров вы-сказываний, истинность или ложность которых сомнительна, онприводит следующие: «Франция шестиугольна», «Лорд Раглан вы-играл битву на Альме». Первое высказывание является приблизи-тельным: «речь идет о грубом, а не об истинном или ложном опи-сании» (территория Франции действительно напоминает шести-угольник). Для рассмотрения второго высказывания нужно, какутверждает Остин, иметь в виду, что «это было военное сражение,если таковое вообще было, и что приказы лорда Раглана ни разу недоходили до его подчиненных. Он пишет: «Так как же, выиграллорд Раглан битву на Альме или нет? Конечно, в определенныхконтекстах, в учебниках, быть может, некоторое преувеличениевполне оправданно, хотя никто не собирается награждать Рагланаза победу. Подобно тому как высказывание «Франция шестиуголь-на» приблизительно, высказывание «Лорд Раглан выиграл битвуна Альме» — преувеличение, пригодное в одних контекстах и не-пригодное в других; было бы бессмысленно настаивать на его ис-тинности или ложности». Остин приходит к важному для нас вы-воду: «На истинность или ложность утверждений влияет то содер-жание, которое в них включается или, наоборот, оставляется за ихпределами, и их способность вводить в заблуждение и т.п.» И да-лее: «Истинность или ложность утверждения зависит не только отзначения слов, но и от того, какой вы осуществляете акт и при ка-ких обстоятельствах» (Слово как действие/ Новое в зарубежнойлингвистике. Вып. XVII. М., 1986, с. 114). Таким образом, для рас-смотрения интересующего нас вопроса необходимо принимать вовнимание не только текст, но и речевой акт. Под ним следует по-нимать словесный (вербальный) обман-пропозицию, т.е. выска-зывание заведомо ложных с точки зрения адресанта высказыва-ний, которые, однако, адресат должен, по его мнению, принять заистинные. Извлекая из этого какую-либо пользу, адресант прини-мает во внимание не только текст, но и речевой акт.

«Языковые игры» и проблема верификации Человек вынужден участвовать в социальной игре: в «игру» иг-

рает и политический лидер, и тот, кто читает его текстовые произ-ведения.

Концепция «языковых игр» сложилась у Л. Витгенштейна в хо-де наблюдения над функционированием языка в естественных ус-ловиях коммуникации. Л. Витгенштейн рассматривал речь как


86


компонент целенаправленной и регламентированной деятельнос-ти человека, характеризующейся множественностью целей. Язык(речевые высказывания и входящие в них языковые формы) — этоорудие, служащее выполнению определенной задачи. Соединениеречи и действия Л. Витгенштейн считал «языковой игрой». Каждая«языковая игра» как законченная система коммуникации отвечаетнекоторой «форме жизни». Таким образом, Л. Витгенштейн вы-двигает на первый план не столько когнитивную (связанную с мы-шлением), сколько инструментальную (связанную с действием ивоздействием) функцию языка. Ее объект — язык в действии.

Иными словами, социально значимый текст должен соответст-вовать требуемому шаблону и по содержанию, и по языковому вы-ражению. Соотношение такого текста с действительностью отходитна второй план для участников дискурса. Тексты, представленные всредствах массовой информации, являются особыми типами дис-курсов, предполагающими взаимодействие обеих сторон (общаю-щихся), ибо это такой вид ритуального поведения, несоблюдениекоторого ведет к сбою/ нарушению социально значимого ритуала.

По мнению Х. Вайнриха, истинность-ложность градуальны:«Существует полуложь, и существуют небольшие отклонения отистины, которые, может быть, потому так опасны, что их трудноопознать. Существует, наконец, тысяча видов дипломатическойлжи, и не только у дипломатов» (H. Weinrich. Linguistik der Luge,Heidelberg, 1974, S. 58). Во многих случаях градуальной величинойоказывается и вера в истинность высказывания (см. ниже).

Истинность пропозиции предполагает ее верифицированность(доказанную истинность). Верификация может быть осуществле-на, только если есть возможность сопоставить утверждение с дей-ствительностью. Такая возможность представляется тогда, когдаречь идет об актуальном положении дел или о свершившихся со-бытиях. Факты бывают чаще всего свершившимися, локализован-ными в прошлом (лат. factum и значит «сделанный», «свершен-ный»), они не относятся к «проблематичному» будущему, имею-щему гипотетическую модальность.

Факт должен быть установлен, и тогда он станет достоверным.Факт противопоставляется домыслу, догадке, шутке, выдумке,клевете, неправде — словом, небылице или предположению. Нодаже в тех случаях, когда речь идет о существующем положениидел или известном событии, высказывание не всегда может бытьверифицировано.

Верификации препятствуют идущие от говорящего субъекта«субъективные оценки» и эмоциональные коннотации. Факт тре-


87


бует, чтобы вещи были названы своими именами. Если требованиетакой «прозрачности» не соблюдено, то говорят об искажениифактов, в чем обычно упрекают друг друга полемисты. Но по сути«виноваты» не факты, а суждения. Ср. у Достоевского в «Дневни-ке писателя»: «Я смеялся над фактом, переданным во всеуслыша-нье корреспондентом «С.-Петербургских ведомостей», — и неприбавил от себя ни одного слова, которое могло бы исказить этотфакт. А клеветою называется только искажение факта, лживая вы-думка, а никак не суждение о том или другом». Но суждения такжене соотносятся непосредственно с объективной действительнос-тью. Следовательно, и они «невиновны» и «неподсудны».

Будучи величиной объективной, факт должен «выбирать выра-жения», отбрасывая все то, что обнаруживает связь с личностьюговорящего: его оценки, комментарии, дополнения, разъясненияи т.п. — словом, все, что затрудняет верификацию или вносит по-бочные субъектно-предикатные связи.

Факт «требует», чтобы высказывание могло быть верифициро-вано простым и прямым сличением с действительностью. Всякогорода отвлеченные построения (теории, концепции, общие сужде-ния) не подводятся под категорию фактов, даже если они могутбыть проверены и апробированы. Факт в отличие от концепций нетребует доказательств. Факт нуждается в установлении, а не факт— в обосновании, развитии, понимании, интерпретации. Инте-ресно, что в классической эпистемологии (науке о познании) су-ществует утверждение, что факты способны фальсифицироватьтеории и мнения, но сами факты фальсифицированы быть не мо-гут (К. Поппер). Это обусловлено тем, что факты сами по себе ли-шены пространственно-временной локализации. Речь может идтитолько о том, что пространственные и временные локализаторывходят во внутреннюю семантическую структуру факта. Семанти-ческий объем факта предопределен синтаксическим объемом про-стого конкретного предложения (нижний предел) и сложнымпредложением (или сверхфразовым единством) (верхний предел).Факты не являются онтологическими (бытийными, сущностны-ми) единицами. Поэтому их границы устанавливаются с помощьюне физических, а семантических параметров. Сколько бы мы нинастаивали на соответствии факта действительности, он не можетоторваться от смысла и логической структуры того суждения/ вы-сказывания, в котором берет свое начало. Именно высказываниеочерчивает границы факта, причем эксплицитность или неэк-сплицитность его элементов не влияет на идентичность факта, ес-ли не изменяется его логическая структура.


88


Нижеприводимая цитата из книги В.В. Жириновского иллюст-рирует именно этот семантический процесс: суждение (нейтраль-ное по своей эмоциональной характеристике) структурирует фактсвоего восприятия и оценки, но не сам факт существования суж-дения как такового. Выход за пределы пропозиции позволяет со-относить не первичное суждение и порождаемый им факт, а собст-венное суждение и порождаемый им факт эмоционального отно-шения с измененной структурой: «Выход русских к Индийскому оке-ану — логическое завершение формирования Русской империи, прово-дившегося столетиями и превратившего ее в мощную сверхдержаву.Выход к Индийскому океану — это «окно на юго-восток» — в про-тивоположном направлении «окна на северо-запад», «прорубленного»Петром Великим. Это даст ток свежего воздуха, постоянное дви-жение — это гарантия от застоя. Выход к Индийскому океану —это не захват территорий: России хватает своих. Это миротворче-ская миссия России. Это гарантия от уничтожения для малых наро-дов восточного региона. Это стабилизация положения на БлижнемВостоке: гарантия безопасной торговли, создание новых торговыхпутей, традиционно пролагавшихся через Россию к выгоде всех тор-гующих сторон». Ср. с этой цитатой возражение Егора Гайдара:

— Я не буду долго комментировать абсолютно бредовые цели вой-ны в формулировке Жириновского: на юге вечно беспокойно, междо-усобицы, коррупция и т.д. — поэтому... давайте присоединим этотрегион к России! ... Конечно, геополитические галлюцинации г-на Жи-риновского большого практического значения не имеют (пока!), новнутри страны он представляет большую опасность. Вот в этом ивопрос: как человек, открыто проповедующий весь этот человеконе-навистнический бред, добивается успеха на выборах? Что, мы — на-ция сумасшедших, самоубийц, мечтающих отдать ему на закланиесыновей, мечтающих, чтобы он залил кровью отнюдь не «берега Ин-дийского океана», а наши улицы?

Факт «наследует» от суждения/ высказывания не только грани-цы (объем), но и семантическую глубину, то есть уровень возмож-ного и допустимого погружения в количество сообщаемой инфор-мации. А отсюда следуют ограничения на «семантическую глуби-ну» его понимания и интерпретации. Эта «глубина» определяется«арифметикой мысли», а не действительности, так как обозначае-мыми высказывания и факта не являются ни ситуация, ни событиедействительности. Отсюда и возможность формулировки претен-зий к суду в «Жалобе» адвоката Г.М. Резника:

— На каком основании суд посчитал слова «Паша-Мерседес» и«вор» образующими криминально неприличную форму, из приго-


89


вора уяснить невозможно. Ссылки на обстоятельство, обосновы-вающее такой вывод, в нем отсутствуют.

Логически и лингвистически некорректным выглядит требова-ние обосновать суждение и факт через перечисление обстоя-тельств. Хотя Б. Рассел и утверждал: «... Если я что-нибудь утверж-даю, то акт моего утверждения есть факт, и если это утверждениеистинно, то имеется факт, в силу которого оно является истин-ным, однако этого факта нет, если оно ложно». Нужно помнить,однако, что, став истинным и тем самым освободившись от своегоавтора, утверждение становится фактом, но не может превратить-ся в событие, в то событие, которому оно обязано своим существо-ванием. Утверждение может трансформироваться в факт, но ни ут-верждение, ни факт не могут превратиться в событие.

Фактом является показание (утверждение) П.С. Грачева, «чтоавтомашины приобретены по его инициативе, и ему был известенпротивозаконный механизм их оплаты, но такая покупка была имсогласована с Президентом России». Но действительная событий-ная структура (реальное событие) отсюда истинно выведена бытьне может.

Мысль о том, что благодаря фактам утверждения обладают ис-тинностью или ложностью, имеет, по-видимому, своим источникомнекоторые типы смещенного словоупотребления. Например, гово-рят: «Утверждение соответствует фактам (подтверждено фактами,находится в согласии с фактами)», — и в этом не было бы ошибки,если бы речь шла об эмпирических законах или общих суждениях(например: Волга впадает в Каспийское море), а применительно кконкретным высказываниям использовалось бы только выражение«утверждение соответствует (не соответствует) действительности».В реальном словоупотреблении граница между этими двумя спосо-бами констатации истинности смещается в пользу высказыванийпервого типа. Комментируя этот вид смещенного употребления, З.Вендлер писал: «Утверждаемое может соответствовать фактам, нооно не есть факт. Однако в некотором смысле то, что мы утвержда-ем, может быть фактом. Ведь люди констатируют факты. Здесь име-ет место та же двусмысленность, которая наблюдается в выражениитого, что рисует художник. Когда он пишет картину розы, он пишетрозу. Так, в некотором смысле то, что он пишет, есть роза, но егокартина не есть роза».

Другой вид смещения значения факта представлен такими тек-стами, как «были открыты новые факты», «ведутся поиски новыхфактов». Однако и в этом случае смещение иллюзорно. Факт неотождествляется с действительностью. Прилагательное новый оз-


90


начает лишь «ранее неизвестный» (это значение отмечается слова-рями). Речь идет о новизне в кругу знания, а не в кругу реальнос-ти. Новые факты могут относиться к давнему прошлому. Смеше-ние фактов и событий еще более характерно для бытовой речи.

Если близкая связь факта с действительностью ведет к смеше-нию фактов и событий, то соотнесенность факта со значением вы-сказывания и их тесное взаимодействие ведут к смешению фактов иутверждений, подрывая этим истинность и объективность фактов ивосстанавливая их связь с автором речи. Изложение факта переста-ет быть достоверным и завершившимся. Аксиологическая (ценно-стная) проблематика ставит любого исследователя, будь он логик,философ или лингвист, в ситуацию с двумя неизвестными: однимнеизвестным является природа объекта оценки, другим — природатого свойства, которое обозначается оценочным предикатом.

Когда речь идет о среде, в которой живет и действует человек,то оценка может быть дифференцирована в зависимости от спосо-ба восприятия объекта. Если имеются в виду интенсиональные(соответствующие представлению о предмете, событии и пр.) объ-екты (факты или пропозиции), то оценка опирается на иныепринципы (нормативность, утилитарность, причинно-следствен-ные отношения и т.п.) и имеет рациональный характер. Проблемасостоит в том, что оба вида оценки могут быть выражены одинако-во, т.е. неразличимым становится, что оценивается: событие илифакт и суждение/ высказывание. Разные оценки могут обозначатьодно и то же событие и факт/ высказывание. Это ведет к парадок-сальной ситуации, а именно к тому, что разные оценки одного итого же явления, рассматриваемого либо как событие, либо какфакт, совместимы в одном высказывании: «Хорошо, что даже пло-хо жить на этом свете хорошо».

Из оценки события может вытекать любая оценка соответству-ющего ему факта. Но верно и обратное: каждый вид оценки имеетсвои нормативные признаки. Оценка событий выражается либонаречием, либо предикативом, либо словами категории состоя-ния. Оценка фактов выражается аксиологическим оператором(синтаксической конструкцией, отражающей определенные дей-ствия) и соотносимыми с ним предикатами второго порядка (тоесть с тем, что высказывается о субъекте, в том числе и о событий-ном субъекте).

Высказывание: «Плохи были бы дела нового национал-больше-вистского мифа, если бы его творили только люди вроде Стерли-гова» (А.Л. Янов. После Ельцина, с. 175) не предполагает плохогоотношения ни к мифу, ни к Стерлигову. Оно может предполагать


91


даже сочувствие по поводу сложной ситуации в этом деле. Извле-чение из оценки факта характеристики события может иметь иироничное назначение.

Виды оценок Следует учитывать, что в естественном языке исходными явля-

ются абсолютные оценки, что в свою очередь создает видимость ихокончательности и доказательности (отсюда выражения «демонст-ративное пренебрежение», «явное неуважение», «исключительныйцинизм», рассматриваемые в качестве вполне доказательных ха-рактеристик). Не менее важную роль играет и спецификация оце-нок: оценка de dicto характеризует высказывание (суждение) в це-лом, а оценка de re — объект как таковой. Применяя это разграни-чение оценок к конкретному событию (процессу по обвинениюгазеты «Мать» в злостном хулиганстве), можно указать, что обви-нения в адрес газеты следует считать оценками первого (оценкамиde dicto: «Необходимо, что Р» = «Необходимо, что газета»), а невторого типа (оценками de re: «Х необходимо имеет свойство Y» =«Газета необходимо имеет свойство(-ва)»).

Говоря иначе, оценки первого типа характеризуют (квалифици-руют) объект в качестве представителя некоторого класса, а оцен-ки второго — приписывают объекту определенные признаки.Оценки первого типа можно было бы назвать (опираясь на разгра-ничение атрибутивной и референтной дескрипции, предложенноеК.С. Доннеланом) референтными: «...это лишь одно из возможныхсредств для привлечения внимания к лицу или предмету, причемможет быть использовано любое другое средство, позволяющеедостичь ту же цель, то есть другая дескрипция или... имя» (К.С.Доннелан. Референция и определенные дескрипции/ Новое в за-рубежной лингвистике. Вып. XVIII. М., 1982, с. 139), а оценки вто-рого типа — атрибутивными: «...говорящий утверждает нечто от-носительно того объекта (или лица), который удовлетворяет дес-крипции, каков бы он ни был...».

Структура события При идентификации фактов следует принимать во внимание

семантический и логический аспекты номинализации, т.е. количе-ство сообщаемой информации и ее структурную организацию. Обакритерия являются не константными, но вариативными (граду-альными): первый определяется коммуникативной целью сообще-ния и контекстом, второй — интенсиональным (и только) кон-текстом.


92


Попробуем операционально исчислить оценочные характерис-тики:

Оценка события: • дается относительно субъекта (субъективно истинна); • не нуждается в мотивировке; • не вводится глаголами мнения и знания; • указывает на события, входящие в один класс; • сравнение не предполагает дизъюнкции (разведения) сопос-

тавляемых событий; • логически не импликативна (не выводима); • противоположные оценки не объединяются в единую струк-

туру, содержащую антонимы (антонимический комплекс); • вариантом ее является эстетическая оценка; • она не соотнесена с понятием нормы. Оценка фактов: • по существу сопоставительна (компаративна); • сопоставляет факт и возможность его неосуществления, ре-

альное и гипотетическое положение дел, утверждение и от-рицание;

• антонимический комплекс, лежащий в основе сравнения,достаточно ясно разделен на области положительной и отри-цательной оценки;

• оценки взаимно предполагают друг друга: из положительнойоценки некоторого факта вытекает отрицательная оценка со-ответствующего негативного факта, и наоборот;

• мотивирована на рациональном уровне; • оценочные суждения вводятся модусом полагания; • положение вне оценки определяется невхождением в область

интересов человека; • вариантом ее является этическая оценка; • она соотнесена с понятием нормы. Если рассматривать концепт нормы безотносительно к харак-

теру отклонений, то он варьируется по следующим основным при-знакам:

• возможность/ невозможность отклонений (абсолютность/относительность норм);

• социальность/ естественность (соотнесенность с видами пра-ва);

• позитивность/ негативность (рекомендательные/ запрещаю-щие правила);

• растяжимость (вариативность)/ стандартность (среднестати-стические/ точные нормы);


93


• диахронность/синхронность (закономерности эволюции/пра-вила функционирования);

• престижность/непрестижность (для социальных норм). Применительно к нашему случаю критерии оценки возможно

установить лишь в отнесенности к норме, опредмеченной/отре-флектированной «говорящим большинством» нормативным про-явлением лжи, клеветы и обмана. Под нормой в данном случае мыпонимаем институциональную поведенческую/событийную нор-му и норму используемую, выработанную сообществом на уровнеобыденного (естественно-правового) сознания (отрефлектирован-ную в языке-тексте).

В юриспруденции существует своя норма относительно клеве-ты и оскорбления как вербального материала, в котором намерен-но наносят ущерб другому лицу. Сведения, наносящие вред чьей-либо чести или репутации, вызывающие ненависть, неуважениеили насмешку, рассматриваются как подрывающие престиж (со-циальный, профессиональный и пр.) этого лица в глазах здраво-мыслящих людей.

Сравнительный анализ, проведенный С. Коливер, показывает,что честь и достоинство защищаются конституционно, но правообщества знать о чьих-либо различных мнениях не предоставляетпреимуществ истцам в таких делах.

Клевета и оскорбление в большинстве стран являются одновре-менно и уголовным преступлением, и гражданским правонаруше-нием, причем различается клевета, подтверждаемая фактом, иклевета, основанная на критическом мнении. Законодательство оклевете в большинстве случаев носит, по определению самих юри-стов, «охлаждающий характер». «Обыденная норма» может бытьдостаточно четко реконструирована, исходя из некоторой сово-купности речевых актов. Например:

Поэт Карповский изощренно лгал. Говорил, например, что его вы-гнали за творческое хулиганство из международного Пен-клуба (С.Довлатов).

С ним же тогда страшно считались, это уж после на него нагово-рили, оскорбили, вышвырнули на пенсию, в отставку, его, заслужен-ного инфекциониста! (Т. Толстая).

Он был артист, а я наговаривал на него бог весть что. Чуть не вжульничестве обвинял (Р. Киреев).

Все обозначенные речевые акты нарушают условие искреннос-ти. Общая их цель — сознательно ввести адресата в заблуждение.Все глаголы содержат отрицательную оценку языкового поведе-ния: в одних случаях дается неверная информация о фактах (цель


94


— исказить знание адресата); в других цель речевого акта — со-здание неверного мнения об объекте речи у адресата.

Значимыми для анализа наличия/ отсутствия факта клеветы,оскорбления и пр. оказываются также и такие «нормативные рече-вые акты», как сообщения-доносы, уверения-подтверждения, во-просы, угрозы, осуждения-упреки, оправдания, шутки-насмешки,воспроизведение сказанных слов. Иными словами, право опред-мечивает норму на событийном уровне, а язык — на текстовом(суждение/ высказывание — факт).

Наличие нормы, однако, лишь первый этап на пути созданияоценивания.

Второй этап — истолкование событий-суждений/ высказыва-ний и фактов. В теории речевых актов разработана, например,процедура толкования мотивировок.

Мотивировки, ориентированные на конкретного адресата: со-общать — «Х говорит это, потому что хочет, чтобы Y имел инфор-мацию Р»; просить — «Х говорит это, потому что хочет, чтобы Yсделал Р»; убеждать — «Х говорит об этом, потому что хочет, что-бы Y считал, что Р».

Мотивировки, ориентированные на самого субъекта речевогоакта: сознаваться — «Х говорит это потому, что по внешним иливнутренним причинам не может не сказать, что Р»; причитать —«Х говорит это, чтобы выразить свои чувства».

Существуют мотивировки, объясняющие, почему речевой актосуществляется именно таким — а не иным — способом, напри-мер почему умоляют, а не просят. В глаголе умолять представленамотивировка: «Х говорит это так, чтобы Y представил себе, какважно для Х-а Р, или сжалился над Х-ом»; а в приказывать — «Х го-ворит это так, чтобы Y понимал, что он должен сделать Р». Моти-вировки, вводящие способ осуществления речевого акта, обяза-тельно сочетаются с мотивировкой первого или второго типа. На-пример, в глаголе умолять представлена еще мотивировка «Х гово-рит это, потому что хочет, чтобы Y сделал Р».

Следует различать адресата речевого акта и аудиторию (ср. по-нятие косвенного участника речевого акта).

Адресаты — всегда конкретные лица. На таких адресатов и на-правлено большинство речевых актов. Но некоторые из них рас-считаны и на более широкий круг. Такие речевые акты, как проро-чества, ориентированы на людей вообще; речевые акты предатьогласке, разглашать, разболтать — на многих. Отрекаться, отка-зываться — это публичные речевые акты, причем публикой явля-ются люди, имеющие какое-то отношение к субъекту речевого ак-


95


та или к содержанию речевого акта, т.е. имеющие представление отом, от чего отрекается субъект. Такие речевые акты, как бесчес-тить, клеймить, ославлять, пропечатывать, срамить, рассчитанына людей, которым известен объект осуждения, или на присутст-вующих, или на потребителей текстов средств массовой информа-ции. Речевой акт воспрещается относить к тем людям, которыеоказываются в данном месте. Шутки, формально ориентирован-ные на конкретного адресата, обычно рассчитаны на присутствую-щих третьих лиц. Остроты — на любых людей, которые могут ихоценить.

Разные речевые акты могут воздействовать на различные сто-роны личности адресата — разум, чувства, волю, физические ре-флексы.

На разум адресата рассчитаны сообщения, доносы, подтверж-дения, признания, предупреждения, объяснения и поучения, обе-щания и обязательства, отказы и отречения, просьбы (но не моль-бы), вопросы, советы и предложения, угрозы, запреты, разреше-ния, требования и приказы, одобрения (кроме прославлений и за-хваливаний), осуждения (рассчитанные на исправление адресатаили на его информирование), оправдания, шутки. К эмоциям ад-ресата апеллируют уверения (заверять и клясться), прорицания,пророчества и предсказания, жалобы (ныть, плакаться, скулить,хныкать), мольбы, уговоры (успокаивать, утешать), прославленияи захваливания. На волю адресата воздействуют приказы, запреты,уговоры (отговаривать, уговаривать, уламывать). На физическиерефлексы рассчитаны речевые акты командовать, понукать, цык-нуть, прикрикнуть. Призывы могут воздействовать на все стороныличности адресата.

Некоторые речевые акты отражают более высокое положениеговорящего в социальной, возрастной и др. иерархии: приказы-вать, велеть, командовать, распоряжаться, подписывать, уполно-мочивать, запрещать, распекать, выговаривать, отчитывать, при-крикнуть, увольнять, отлучать.

При функционировании глаголов в качестве перформативов(высказываний, эквивалентных поступку) нередки случаи непол-ной реализации их значения, когда опускаются наиболее специ-фические компоненты. Это относится к таким маркированнымречевым актам, как умолять, клясться и др. Используясь в обыден-ной речи, они могут обозначать не настоящую мольбу или клятву,а близкий к ним по значению, но более нейтральный речевой акт,лишь несколько усиленный. Например, умоляю может означатьусиленную просьбу, клянусь — усиленное уверение или обещание.


96


Диапазон такого редуцированного употребления может быть до-статочно широк.

Событие и текст Целесообразно, с одной стороны, операционально измерять

соотнесенность события и текста, а с другой стороны, соотнесен-ность языка и текста, но в том и другом случае важно определениесемантических расстояний. Чем оно — семантическое расстояние— меньше, тем выше вероятность адекватного понимания того,что же происходит и насколько адекватно текст (пропозиция ->факт), опредмеченный в языке, выражает событие. Эти три аспек-та соотнесенности операционализируются с достаточной досто-верностью. Причем первый из них — соотнесение события и тек-ста — может описываться, исходя из концептуального и инстру-ментального инвентаря, предложенного В.Я. Шабесом.

Текст является дискретным (расчлененным) материальным об-разованием, состоящим из дискретных элементов членораздель-ной речи. В речемыслительной деятельности читатель (слушатель)сопоставляет содержания компонентов текста с фоновыми знани-ями, являющимися дискретно-континуальными, многомерными,обобщенными «слепками» опыта. Континуальность (нерасчленен-ность, непрерывность) фоновых знаний и, в частности, событийпозволяет интегрировать в единое содержательное целое не толькокомпоненты текста, но и разорванные «куски» действительностина уровне предметной деятельности. Текст, описывающий собы-тие, есть совокупность сверхфразовых единств, как развертки «эн-дособытия» — упорядоченной совокупности семантических при-знаков и их связей, указывающих на внутреннюю предметнуюструктуру события с позиции внешнего интерпретатора. Инымисловами, содержательная интерпретация предметной деятельнос-ти участника события дается не им самим, а внешним по отноше-нию к событию интерпретатором, не связанным непосредственнос событием (т.е. не равным «наблюдателю»). Событие отграничи-вается от смежных с ним за счет следующих операциональныхкритериев:

• цикличности, интервальности; • наличия микрособытийной структуры; • времени реализации (длительности); • места («внутреннее» или «внешнее» пространство); • потенциальности vs. реализованности vs. результативности; • размерности (многомерность события vs. линейности текста); • предельности текстовой вербализации.


97


В связи с этим имеет смысл рассмотреть одну операцию —

(сверх)обобщение. Люди описывают фрагменты лишь единичного

опыта, но, чтобы усилить весомость и познавательную полезность

оценок по признаку этнической принадлежности, склонны ее

обобщать (генерализировать). Свойства индивидуальных участни-

ков ситуации или событий принимаются за свойства всех членов

группы или всех однотипных ситуаций. Может наблюдаться и об-

ратное. Общие свойства, приписанные группе или типичному

представителю группы, «превращаются» в частные для отдельного

индивида или какого-либо события. Однако это касается только

отрицательных свойств. Для предубежденного мышления типично

то, что такие обобщения и приведения примеров не используются

для характеристики, например, положительных свойств этничес-

ких меньшинств.

Можно также выделить операции расширения, или транспози-

ции, при которых отрицательный характер опыта в одной познава-

тельной области переносится на опыт в другой области. Напри-

мер, негативная оценка культурных привычек может распростра-

няться на такие области, как гигиена или поведение в целом. В ди-

алоге это «приведение в действие» отрицательной этнической ин-

формации выражается в смене топиков (тем разговора), при дру-

гих обстоятельствах нежелательной. Такое расширение — част-

ный случай того, что можно назвать «распространением» отрица-

тельного отношения. Если в модели или схеме представлена ка-

кая-либо негативная деталь, «отрицательной» может оказаться вся

модель, как в направлении сверху вниз, так и в обратном направ-

лении — снизу вверх. Познавательная согласованность достигает-

ся объединением отрицательных качеств, приписываемых кому-

либо. Например, отрицательные качества всего района прожива-

ния относят на счет проживающих в нем групп меньшинств и их

действий, даже если имеются другие правдоподобные объяснения.

Стратегия этих познавательных операций и их речевое выражение

нацелены, очевидно, на то, чтобы эффективно построить новые,

или скорее активизировать старые модели этнически соотнесен-

ных ситуаций и увязать эти модели с негативными схемами чуж-

дых говорящему групп. В процессе взаимодействия эта стратегия

становится более операциональной: или ищут сходную модель по-

ведения или по меньшей мере стараются превратить личностные

модели или схемы в достоверные и оправданные.

Кроме этих стратегий, приводящих к созданию негативных мо-

делей, представители группы большинства, разумеется, нуждают-


98


ся в дополнительной стратегии, направленной на создание поло-

жительного образа говорящего. При анализе речевых стратегий мы

видели, что основные используемые ходы блокируют негативные

выводы относительно оценочных выражений (имеются в виду по-

правка, смягчение, уступка и т.п.). На самом деле эти ходы указы-

вают на операции, предназначенные для блокировки операций ти-

па «не обобщайте», «возьмите этот положительный пример», «не

соглашайтесь с моим мнением относительно этнических мень-

шинств вообще» и т.д. И негативные описания чуждых говоряще-

му групп, и положительная «самоподача» приводят к созданию ар-

гументированных последовательностей, придающих оценкам ви-

димость достоверности и социальной приемлемости.

Рекомендуемая литератураО понятии события см.: Н.Д. Арутюнова. Типы языковых значений. Оценка.

Событие. Факт. М., 1988; В.З. Демьянов. Событие в семантике, прагматике

и в координатах интерпретации текста/ Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1983, № 4;

Т.М. Николаева. Событие как категория текста и его грамматические харак-

теристики/ Структура текста. М., 1980.

Важнейшая литература общего характера: Дж.Л. Остин. Слово как действие/

Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. М., 1986; З. Вендлер. Факты в

языке/ Философия. Логика. Язык. М., 1987; Л. Витгенштейн. Философские

исследования/ Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. М., 1985; А.

Греймас. Договор вердикции/ Язык. Культура. Философия. Вильнюс, 1986;

Б. Рассел. Человеческое познание. М., 1954; Б. Рассел. Дескрипции/ Новое

в лингвистике. Вып. XIII. М., 1982; В.Я. Шабес. Событие и текст. М., 1989;

Т.А. ван Дейк. Язык, познание, коммуникация. М., 1989.

О лжи и обмане см.: H. Weinzich. Linguistik der Luge. Heidelberg, 1974; М.А.

Блюменкранц. Введение в философию подмены. М., 1994; Д.М. Дубров-

ский. Обман. Философско-психологический анализ. М., 1994; В.В. Знаков.

Правда и ложь в сознании русского народа и современной психологии по-

нимания. М., 1993; Доказательство и понимание. Отв. ред. М.В. Попович.

Киев, 1981.

Об оценке, кроме указанных ранее работ, см.: Е.М. Вольф. Функциональная

семантика оценки. М., 1985; Г.Е. Крейдлин. Таксономия, норма, оценка/

Знак. Сборник статей по лингвистике, семантике и поэтике. М., 1994; А.А.

Ивин. Основания логики оценок. М., 1970; А.А. Ивин. Логика норм. М.,

1973.

А также дополнительная литератураА.Л. Анисимов. Честь, достоинство, деловая репутация, гражданско-пра-

вовая защита. М., 1994.


99


Н.Д. Арутюнова. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.,

1988.

Дело № 1. Грачев против В. Поэгли. Ст. 131 УК РСФСР. М., 1996.

В.И. Жельвис. Психологическая интерпретация инвективного воздейст-

вия. AДД. М., 1992.

В.Е. Жеребкин. Логический анализ понятий права. Киев, 1976.

Законы и практика СМИ в Европе, Америке и Австралии. М., 1995.

Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996.

Логический анализ языка: знание и мнение. М., 1988.

Новое в зарубежной лингвистике/ Вып. XVII. М., 1986.

Русский язык конца ХХ столетия (1985–1995). М., 1996.

И. Симльдмяэ. Знания (когитология). Таллин, 1987.

А.М. Эрделевский. Компенсация морального вреда. М., 1996.

Юридическая энциклопедия. М., 1997.

Е.Р. Россинская. Комментарий к Федеральному закону «О государствен-

ной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». — М.,

2002.


100


Глава 6.ПОСЛЕСЛОВИЕ ЮРИСТА

Доктор юридических наукпрофессор А.Р. Ратинов

Когда не стесняются в выражениях... Наше послесловие отнюдь не комментарий юриста к исследова-

нию, проведенному группой видных ученых в области языкознанияи сопредельных наук. Это пока еще некоторые размышления на «за-данную тему», по поводу использования этих специальных позна-ний в практике правоприменения по делам, связанным с деятельно-стью средств массовой информации.

Необходимость привлечения неюридических знаний для реше-ния сугубо юридических вопросов обусловлена не только тем, чтопорой весьма продуктивным бывает «свежий взгляд со стороны», неотягощенный профессиональными установками и стереотипами. (Впсихологии мышления даже высказывается полушутливая мысль,будто иногда невежды решают творческие задачи более успешно,чем «зацикленные» мастера своего дела).

Дело же в том, что юриспруденция (как и любая наука) в принци-пе не способна решать свои задачи, замыкаясь только и исключи-тельно в рамках своих собственных представлений, понятий и кате-горий. Она неизбежно опирается на данные других отраслей знанияи общественной практики. Спускаясь с этих науковедческих высот нанашу проблематику, отметим несколько существенных положений.

Прежде всего напомним, что законы пишутся и издаются не дляюристов, а в первую очередь для граждан и других участников право-отношений. Поэтому используемые в правовых нормах понятия,термины, словесные конструкции должны трактоваться, понимать-ся и применяться однозначно, адекватно смысловому содержаниюнормы в точном соответствии с намерением и волей законодателя.

И здесь-то, как показано в работе авторского коллектива под ру-ководством А.А. Леонтьева, не все обстоит благополучно. С логико-грамматических позиций (и с точки зрения законодательной техни-ки) интересующие нас правовые акты, как и многие другие законы,весьма уязвимы. А это рождает разноголосицу, субъективизм, произ-вол, ошибки и нарушения как со стороны исполнителей — в нашемслучае работников СМИ, — так и со стороны контролирующих, ре-гистрирующих, правоохранительных и судебных органов. Наш мо-ниторинг правонарушений, связанных с деятельностью СМИ, пред-ставляет по этому поводу обильную и неутешительную статистику.

Глава 6. Послесловие юриста

101


Не спасают и поспешно изданные за последнее время научно-практические комментарии к новому гражданскому и уголовномузаконодательству. Содержащиеся в них разъяснения мало чем облег-чают понимание комментируемых норм, зачастую просто повторяютиспользуемые в них термины, не операционализируя их, не указываяна отличительные признаки, определяющие объем и содержание то-го или иного понятия. Это хорошо иллюстрируют авторы предлага-емого исследования.

Особенно затруднительно и нетерпимо положение при использо-вании в законодательной норме так называемых «оценочных» тер-минов (признаков), допускающих многозначное, а значит, и произ-вольное толкование. Такова, например, пресловутая «неприличнаяформа» оскорбления.

Имеющиеся на этот счет руководящие разъяснения ПленумаВерховного Суда РФ, призванные дать недвусмысленные, точные ипригодные для практического применения толкования закона, так-же оказываются недостаточными, что убедительно демонстрируютавторы исследования.

Доказано, что в чисто правовом поле найти критерии допустимо-сти и правомерности, равно как недопустимости и неправомерноститех или иных способов или форм передачи информации, оказывает-ся абсолютно невозможным. Уяснение этих вопросов предполагаетвыход за пределы собственно правовой проблематики и обращениек лингвистическим, психологическим и другим научным понятиями критериям.

При толковании законов (как и при их создании) использованиеданных филологии, семиотики, психолингвистики, прагматики ре-чи, с позиции которых ведется анализ в настоящей работе, представ-ляется насущно необходимым. Как видно, юристы (и журналисты всвою очередь) подчас самоуверенно и незаслуженно пренебрегаютэтим, допуская невнятицу, ошибки, злоупотребление словом.

Между тем правильное толкование правовых норм, то есть уясне-ние и разъяснение их подлинного смысла, — непременное условиесоблюдения законности, единообразного и правильного их испол-нения и применения.

Более того, в теории права разработано специальное учение отолковании закона, где определены его виды, способы, приемы, сре-ди которых на первое место традиционно и вполне оправданно вы-носится так называемое грамматическое толкование как совокуп-ность методов анализа речевых форм законодательного текста.

В то же время известен ряд других способов и видов толкования(логическое, систематическое, историческое, телеологическое, техни-


102


ко-юридическое и пр.), лишь в совокупности обеспечивающих адек-ватное понимание правовой нормы. Кроме того, в языке юриспруден-ции (как и всякой профессиональной деятельности) используютсяспециальные термины, существуют и обыкновения речевой практи-ки, в которой закрепились определенные значения тех или иных по-нятий, не всегда совпадающие с обычным словоупотреблением.

Заметим, что даже нашим специалистам-филологам не так-топросто было перевести свои мысли с «языка языкознания» на язык,понятный представителям других профессий.

И вот тут с учетом сказанного мы должны перейти от оценки про-дуктивности «свежего взгляда» на юридическую материю со стороныспециалистов другого профиля к признанию их некоторой профес-сиональной ограниченности. Все-таки прав бессмертный КозьмаПрутков: «Специалист подобен флюсу».

Отдельные рассуждения, оценки и выводы авторов, может быть,покажутся чрезмерно категоричными, сомнительными, а главное,не всегда учитывающими правовую природу обсуждаемого предме-та, выходящими при этом за границы профессиональной компетен-ции авторов.

Например, справедливая мысль об опасности так называемых«оценочных», то есть строго неопределяемых понятий и терминовможет быть воспринята как ригористическое требование полногоизгнания их из языка законов, что далеко не всегда возможно и при-емлемо с точки зрения потребностей правового регулирования. Не-которые другие высказывания для юристов могут выглядеть наивны-ми. И тут возможно проявление профессиональной зашоренноститой и другой стороны.

Говорится все это не в укор авторам, а в подтверждение необходи-мости дальнейшего обсуждения представленного материала, разви-тия высказанных идей и решения дискуссионных вопросов на осно-ве межпрофессионального сотрудничества.

Зоны общих интересов юриспруденции, языкознания и журна-листики таким образом обозначаются с достаточной определеннос-тью. Но это еще не все. Есть и другой круг проблем, требующих меж-дисциплинарной интеграции.

Речь пойдет о специфике деяний, обычно инкриминируемыхСМИ, которая принципиально отличает их от любых иных видовправонарушений. В новом уголовном и гражданском законодатель-стве РФ теперь уже насчитывается около трех десятков таких типич-но «журналистских» правонарушений: унижение чести, достоинстваи деловой репутации, оскорбление, клевета, распространение мате-риалов противоправного содержания, пропагандирующих расовое и


103


национальное превосходство или неполноценность, призывающихк насильственному изменению конституционного строя, массовымбеспорядкам и пр.

Их особенность состоит в том, что совершаются они посредствомвербального поведения, путем использования продуктов речевой де-ятельности, то есть текстов, распространяемых в средствах массовойинформации.

В самом тексте опубликованного или переданного в эфир материа-ла (и только в нем) заключен сам Corpus delicti, все объективные при-знаки судимого деяния. Никаких других источников доказательстваправонарушений по делам этой категории не существует, и только текстявляется главным предметом исследования и юридической оценки.

В информационном споре должны быть выявлены словесныеконструкции и смысловые единицы текста, подпадающие под при-знаки конкретного правонарушения, предусмотренного соответст-вующей законодательной нормой.

Таким образом, если раньше говорилось о грамматическом тол-ковании достаточно упорядоченного законодательного текста, тоздесь сверх того необходимы содержательно-смысловой анализ фор-мально не регламентированной журналистской продукции и соотне-сение результатов этого языкового исследования, то есть выявлен-ных юридически значимых элементов информационно-публицис-тического произведения, с зафиксированными в законе признакамисостава данного правонарушения.

Задача, как мы видим и как это показано в исследовании, много-кратно усложняется, требуя значительной языковой культуры участ-ников информационного спора. Она не может решаться на основесубъективного усмотрения или смутных воспоминаний о школьныхуроках русского языка.

В простых случаях бывает достаточно общераспространенных иобщедоступных познаний, обращения к справочной и учебной лите-ратуре, консультации специалиста. Когда же одиозные идеи и мате-риалы противоправного содержания поданы в изощренно закамуф-лированной форме и выражены не открыто, а заложены в контекстеи подтексте с использованием специальных языковых приемов ма-нипулирования сознанием респондентов (способы введения в за-блуждение здесь также рассмотрены), то для аргументированной икомпетентной оценки такого текста нужна научная экспертиза.

Это убедительно подтверждает предлагаемая работа, которая нампредставляется первым шагом в формировании нового направлениятеории и практики — назовем ее юридической герменевтикой, ноне в теологическом и философском значении, а как систему научных


104


методов и приемов информационно-целевого исследования норма-тивных и иных юридически значимых текстов.

В связи со стремительным ростом информационных конфликтовпотребность в этом все острее ощущается журналистской и юриди-ческой практикой.

По делам этой категории участники конфликтов, следствие и судвсе чаще прибегают к производству судебной экспертизы. Только приэтом сплошь и рядом неправильно определяется область специальныхпознаний, необходимых для решения возникших по делу вопросов. Вкачестве экспертов привлекают не специалистов в области исследова-ния массовых коммуникаций и языкознания, а философов, истори-ков, искусствоведов, политологов и представителей самых экзотичес-ких профессий. На них возлагается решение чисто правовых вопро-сов, что недопустимо, так как это является прерогативой лиц, осуще-ствляющих производство по делу (следователь, прокурор, судья).

Поэтому вместо выявления объективных характеристик и содер-жательно смысловой направленности спорного текста требуемое позакону экспертное исследование подменяется политическими, исто-рическими, антропологическими, религиоведческими и иными рас-суждениями, далекими от существа дела, а иногда и просто сводится кголословному выводу о наличии или отсутствии в тексте признаковсостава правонарушения, что вообще не относится к компетенции су-дебной экспертизы (производство таковой по юридическим вопросамне допускается). Нужно различать экспертизу как использование мне-ний сведущих лиц по тем или иным вопросам в различных областяхпрактической деятельности и судебную экспертизу как способ дока-зывания, строго регламентированный в гражданском и уголовномпроцессе.

Представленная работа открывает перспективу развития этогонового вида судебной экспертизы. Будем называть ее психолингвис-тической1.

Переходя от общего обзора к отдельным положениям данного ис-следования, мы вынуждены ограничиться только некоторыми изних, по которым удается высказаться «с ходу», поскольку в полномобъеме работа требует более обстоятельного коллективного осмыс-ления и обсуждения.

Центральной проблемой, от решения которой зависит судьба де-ла и ответственность публикатора, можно считать постоянно диску-тируемый вопрос о различении факта и мнения в текстах средствмассовой информации. От правильного определения информацион-

1 Ряд других специалистов, например проф. Е.Р. Россинская, высказывают сомне-

ние в целесообразности использования этого термина (отв. ред.).


105


ной природы опубликованного или переданного в эфир материалазависят его юридическая оценка, квалификация и правовые послед-ствия для редакции или автора.

Понимание этого различия почти недоступно сотрудникам пра-воохранительных органов и работникам СМИ.

Имеющиеся на этот счет рекомендации отдельных авторов и со-стоявшиеся судебные решения не внесли необходимой ясности вэтот вопрос. Как известно, Конституционный суд РФ по жалобе А.Козырева не нашел возможным высказаться по данному поводу, со-чтя это обязанностью Пленума Верховного Суда РФ. Однако ника-ких разъяснений с его стороны до сих пор не последовало.

Поэтому особый интерес для журналистской и юридическойпрактики имеет разработка в данном исследовании проблемы соот-ношения факта и мнения в текстах СМИ.

Авторы приходят к выводу, что сама постановка вопроса о разве-дении факта и мнения является некорректной. Различать следует нефакты и мнения, а события и оценки. Само понятие факта весьмамногозначно и употребляется в словесном обиходе довольно беспо-рядочно. В связи с этим вспоминается парадоксальное на первыйвзгляд заявление одного из героев пьесы К. Тренева: «Это, товари-щи, не факт. Это на самом деле так было!»

Строго говоря, факт — это знание о чем-либо, достоверность ко-торого доказана. В текстах СМИ мы прежде всего имеем дело не сфактами, а с сообщениями, известиями, высказываниями о каком-либо событии, явлении, предмете. Но это еще не факт, а лишь «стро-ительный материал» для него, или, как называют авторы, «фактооб-разующая» (фактуальная) информация, последующая проверка ко-торой либо создает факт (истинное знание о чем-то), либо отверга-ется как недостоверная, ложная.

Но в материалах СМИ, разъясняют далее авторы, содержитсятакже информация иного рода. Это мнения, оценки, интерпрета-ции, которые по своей природе недоступны непосредственной про-верке (верификации) путем сопоставления с действительностью илидоказыванию посредством свидетельств и документов.

Это так называемая оценочная информация. Ее содержание во-обще не способно образовать факта. Хотя фактом может быть самопубличное выступление или публикация, подтвержденные надлежа-щим образом.

Закон о СМИ (ст. 43) и Гражданский кодекс РФ (ст. 152) говорятоб ответственности за распространение сведений, не соответствую-щих действительности, однако понятие «сведения» может иметьдвоякий смысл.


106


Сведения как сообщения о каком-либо событии, процессе, явле-нии, происшедшем в прошлом или происходящем сейчас, в кон-кретных условиях места и времени, могут быть или истинными, илиложными (истина всегда конкретна). Такая фактуальная, событий-ная (бытийная) информация либо соответствует, либо не соответст-вует действительности. За это несоответствие публикатор несет от-ветственность.

Иначе обстоит дело с оценочной информацией. Выраженные вней мнения, оценки, убеждения, так же, как идеологии, теории,концепции, гипотезы, программы, планы, прогнозы и пр., по своейсущности не могут быть истинными или ложными, не могут соответ-ствовать или не соответствовать действительности. Они могут бытьценными или вредными, правильными или неправильными, обос-нованными или необоснованными, убедительными или спорными,прогрессивными или реакционными и т.п.

За высказанные идеи и мнения, оценочные суждения публикаторне несет ответственности, ибо по Конституции РФ каждый имеетправо на свободу самовыражения, на свободу мнений и убежденийза исключением случаев, когда их распространение прямо запреще-но законом (см. ст. 4 Закона о СМИ).

Поэтому идеи, мнения, оценки не могут быть опровергнуты порешению суда как не соответствующие действительности. Они оспа-риваются в порядке полемики, то есть ответа (реплики, коммента-рия) в том же средстве массовой информации, как это предусмотре-но ст. 46 Закона о СМИ.

На практике же по делам о защите чести, достоинства и деловойрепутации нередко происходит подмена предмета спора. Суды,вместо возложения на СМИ обязанности опубликовать ответ ист-ца, обязывают опровергнуть высказанные оценки и мнения, вы-платив компенсацию за моральный вред. Идеи же не опровержи-мы, а оспоримы.

Поэтому многочисленные дела по искам общественных деятелейи организаций, обиженных оценкой исповедуемых ими взглядов какфашистских, принципиально неверно разрешены судами в пользуистцов.

Мы полагаем, что иски о защите чести и достоинства лиц, на-званных фашистами (равно как коммунистами, анархистами, мо-нархистами и пр.), и требования об опровержении высказанных вСМИ критических оценок той или иной идеологии либо политикине подлежат удовлетворению и, может быть, вообще не должны при-ниматься к судебному рассмотрению. Ибо таким путем ограничива-ется свобода слова, критики, свобода политических дискуссий и


107


средств массовой информации, что противоречит Конституции РФи международно-правовым актам.

Описание события и изложение мнений в текстах чаще всего бы-вают слитны, взаимосвязанны, на первый взгляд, неразличимы. По-этому дифференциация фактуальной и оценочной информации внекоторых случаях — дело очень непростое, требует квалифициро-ванного анализа и надлежащей подготовки. Методика такого «текс-тологического» анализа нуждается в специальной разработке, длякоторой в настоящем исследовании предложены исходные рекомен-дации, полезные для вдумчивого читателя и пригодные для давноожидаемых руководящих разъяснений Верховного Суда РФ.

Как показывает изучение судебной практики по делам рассмат-риваемой категории, многие претензии к СМИ вызваны невернымтолкованием таких ключевых понятий, как честь, достоинство и де-ловая репутация. Иными словами, требует уяснения вопрос, кто яв-ляется обладателем этих нематериальных благ и вправе претендоватьна судебную защиту в случае их нарушения.

Проведенное авторами семантическое исследование этих зако-нодательных терминов позволяет более адекватно решить указан-ный вопрос и сформулировать ряд связанных с ним юридическизначимых положений.

В частности, в соответствии со смыслом ст. 150, 152 ГК РФ обла-дателем чести и достоинства, а следовательно, и права на судебнуюзащиту может быть только физическое лицо, гражданин. Государст-венный орган, общественное объединение, коллектив или группалиц не являются субъектами этого права.

Исключения составляют только случаи, когда обнародованныйматериал позволяет персонифицировать (идентифицировать) кон-кретное лицо, чьи честь и достоинство при этом были унижены. Од-нако сказанное вовсе не означает, что незаслуженная критика дея-тельности какого-либо учреждения автоматически порочит честь идостоинство его руководителя, как иногда пытаются утверждать не-которые истцы.

Такие понятия, как «честь завода», «честь мундира», «честь трудо-вого коллектива», «честь города» и т.п., на поругание которых публи-кациями СМИ сетуют некоторые заявители, носят характер метафо-ры, выражающей нравственно-психологические категории. Здесьречь должна идти о престиже или общественном авторитете органа,учреждения, ведомства, объединения, что не имеет гражданско-пра-вового значения.

Если распространенные сведения подобного рода не соответству-ют действительности, то заинтересованные лица не вправе претен-


108


довать на судебную защиту чести и достоинства, а могут требоватьопровержения сведений в порядке ст. 43 Закона о СМИ. Это разли-чие оказывается довольно существенным по своим последствиямдля работников СМИ.

Более сложным и слабее освещенным в настоящем исследованииоказалось понятие деловой репутации. Недостаточная четкость рег-ламентации этого нового института в ст. 152 ГК РФ создает иллюзию(и необоснованные притязания), будто деловой репутацией облада-ют любой гражданин и любое юридическое лицо.

За защитой деловой репутации, и подчас небезуспешно, обраща-ются в суд государственные органы, должностные лица, обществен-ные организации и отдельные граждане, которые не осуществляюткоммерческой, предпринимательской деятельности. Между тем по-нятие деловой репутации в гражданско-правовом смысле примени-мо только к физическим и юридическим лицам, участвующим в де-ловом обороте. Это понятие не равнозначно, не синонимично поня-тию служебной или профессиональной репутации либо упомянуто-му понятию престижа.

Государственные и муниципальные органы, осуществляющиевластные и управленческие функции, и общественные объединения,выполняющие уставные задачи, не являются участниками граждан-ского оборота, не являются носителями деловой репутации в смыс-ле гражданского законодательства и потому не могут требовать ее су-дебной защиты.

Авторы подтверждают, что наше законодательство рассматриваетчесть, достоинство и деловую репутацию как личные блага, защища-емые в индивидуальном порядке, и не предусматривает защиты не-материальных благ каких-либо общностей и групп.

Можно понять болезненную реакцию заинтересованных лиц накритические выступления прессы. Однако если обнародованныесведения не соответствуют действительности, то в описанных случа-ях возникает право требовать опровержения без тех тяжких послед-ствий для редакций и журналистов, которые предусмотрены в случа-ях унижения чести, достоинства и деловой репутации.

Здесь мы подошли еще к одному правовому понятию, рассмот-ренному в настоящем исследовании, — компенсации моральноговреда, нанесенного распространением в СМИ неверных порочащихсведений.

Закон (ст. 151 ГК РФ) недвусмысленно определяет понятие мо-рального вреда как причинение физических и нравственных стра-даний. Казалось бы, ясно, что телесные и психические страданияспособен переживать только человек. Несомненно, и это отмеча-


109


ют авторы исследования, юридическое лицо есть искусственноеобразование. Оно, как поручик Киже, «тела не имеет», сознаниемне обладает, испытывать какие-либо мучения не способно «по оп-ределению».

Однако на практике руководители разного ранга от имени юри-дических лиц (ведомства, местной администрации, правоохрани-тельных органов, общественных организаций) предъявляют и дажевыигрывают иски о защите чести, достоинства и деловой репутации(каковых, как сказано, они не имеют), добиваясь не только опровер-жения опубликованных сведений, но и компенсации моральноговреда, иногда в астрономических, удушающих редакцию размерах.

Провоцирует этот юридический абсурд неудачная формулировкап. 5 и 7 ст. 152 ГК РФ. Там говорится, что лица, в отношении кото-рых распространены сведения, порочащие честь, достоинство илиделовую репутацию, «вправе требовать возмещения убытков и мо-рального вреда». Неточность состоит в том, что моральный вред в от-личие от материального не возмещается в объеме понесенных убыт-ков, а компенсируется в порядке «утешения», имея другую природу,иной порядок доказывания и принципы исчисления размеров взыс-кания.

Но еще хуже предписание, согласно которому правила, установ-ленные этой нормой, применяются к защите деловой репутации нетолько гражданина, но и юридического лица. Отсюда как бы следу-ет, что и юридические лица также имеют право на компенсацию мо-рального вреда, что, как сказано, невозможно.

Пленуму Верховного Суда РФ давно бы следовало указать на не-допустимость такого понимания и устранить неточность своегопрежнего толкования по данному вопросу в постановлении от 20 де-кабря 1994 года.

Для правильного толкования ст. 152 ГК РФ и без ее законода-тельной корректировки возможность имеется, поскольку текст гла-сит, что «правила настоящей статьи о защите деловой репутациигражданина соответственно (выделено мною. — А.Р.) применяются кзащите деловой репутации юридического лица». Термин «соответ-ственно» в данном контексте означает применимость только тех по-ложений нормы, которые соответствуют правовой природе юриди-ческого лица.

Неспособные испытывать физические и нравственные страданияюридические лица не могут и не должны рассчитывать на их ком-пенсацию.

И еще пара замечаний относительно компенсации моральноговреда.


110


Наши исследователи утверждают, что «все эти нравственныестрадания и нравственные переживания неуловимы, доказатьследственным или судебным путем наступление морального вре-да, кроме отдельных случаев, невозможно. Так же неопределеннасвязь упомянутых нравственных переживаний с унижением честии достоинства... Соответственно, и компенсация морального вре-да должна производиться по логике возможного, а не наступивше-го вреда».

Действительно, так и происходит во всех без исключения случа-ях, хотя с правовой точки зрения это представляется абсолютно не-нормальным.

Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 20 декабря 1994года определил предмет доказывания по спорам, связанным с ком-пенсацией морального вреда, указав, что «суду необходимо выяс-нить, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравст-венных или физических страданий».

Понятие «причинение» предполагает наличие причинной свя-зи между действием и наступившим результатом. Однако суды неисследуют и не требуют доказывания этой связи, руководствуясьлогически порочным суждением «после того — значит вследствиетого».

Внятное указание по данным вопросам позволит устранить этоизвращение практики. Должны быть исключены попытки чиновни-ков и других заинтересованных лиц таким путем поживиться за счетредакции, усмирить неугодную газету, «приструнить» независимыхжурналистов.

И, наконец, последнее. Не пора ли предусмотреть компенсациюработникам СМИ за нервотрепку и потерю времени, вызванные не-добросовестными исками и необоснованными претензиями люби-телей сутяжничать? Этот риторический вопрос означает положи-тельное категорическое утверждение.

Отчасти закон и сейчас допускает такую возможность. Страдая отнеобоснованных исков, работники СМИ имеют право (но не ис-пользуют его) возложения на недобросовестного истца материаль-ной ответственности и компенсации за потерю времени в соответст-вии со ст. 92 и возмещения расходов по оплате помощи адвоката впорядке ст. 91 ГПК РСФСР.

Практическая значимость настоящей работы определяется и еенаправленностью на обеспечение «техники профессиональной безо-пасности» журналистов.

В этом плане трудно переоценить представленные авторами ори-гинальные рекомендации по «смысловой защите текста» и миними-


111


зации риска нежелательных последствий (исключить их полностью,как отмечалось, невозможно).

В работе высказаны ценные соображения о том, как журналиступри подготовке материала «не подставиться», сделать свой текстюридически неуязвимым, где «подстелить соломку», чтобы впослед-ствии не пострадать, а при необходимости и парировать возникшиепретензии.

Этим целям служит система соответствующих предписаний ипредостережений: максимы, постулаты, стратегии, которые толькона первый взгляд кажутся довольно абстрактными, но на самом делевполне операциональны и прагматичны. Хотя, конечно, они требу-ют от журналиста творческого осмысления и конкретизации приме-нительно к особенностям создаваемого им материала.

Как бы нам ни хотелось иметь своего рода катехизис, кодекс кон-кретных норм, буквальное соблюдение которых гарантировало бы«защищенность» текста, авторы резонно замечают, что это невоз-можно. Руководствуясь подобным наставлением, журналист попалбы в положение знаменитой сороконожки, которую спросили, какона переставляет ноги, после чего, задумавшись, она не смогла сде-лать ни шагу.

Видимо, при высоком профессионализме журналист вряд ликаждый раз сверяет свой материал с приведенными выше идеями,принципами, постулатами.

По словам Б. Окуджавы, «каждый пишет, как он слышит. Каждыйслышит, как он дышит. Как он дышит, так и пишет, не стараясь уго-дить».

Как можно понять, здесь срабатывают творческие механизмы:языковая интуиция, чувство меры, литературный вкус и пр. Лишькогда автор чувствует, что его начинает «заносить», «включается сиг-нал тревоги», требующий рефлексивного анализа и критической пе-реоценки созданного произведения.

В Центре защиты прав прессы, изучая дела и тексты конфликт-ных публикаций, мы постоянно убеждались, что журналистские«проколы» и нарушения в массе своей не вызваны злонамереннос-тью автора, а являются результатом легкомысленного, небрежногообращения с языком, низкого профессионального уровня публика-тора, неспособности найти юридически и морально безупречнуюформу выражения нужной мысли и ее эмоциональной окраски. По-истине: «Птичка ходит весело по тропинке бедствий, не предвидя отсего никаких последствий».

И потому справедлива (особенно для редактора) рекомендациянаших исследователей: «Прежде чем дать тексту ход, осуществите


112


своего рода самоцензуру, по возможности выявив и устранив все то,что в этом тексте выводит его в “зону высокого риска”».

Важнейшим способом «смысловой защиты» является осторож-ное, аккуратное и продуманное употребление так называемой не-нормативной и инвективной лексики и фразеологии. Рассмотрениюэтих пластов русского языка и речевой прагматики посвящен специ-альный раздел настоящей работы. Это очень интересный научныйочерк.

В нем обстоятельно освещается феноменология так называемойненормативной, обсценной (нецензурной), бранной, инвективной,обличающей, оскорбительной лексики и фразеологии; рассмотреныих виды и смысловые функции, источники заимствования, путивнедрения и ситуации применения в практике общения, в разныхтипах коммуникаций.

На ярких примерах из выступлений средств массовой информа-ции демонстрируются и разъясняются способы смысловой оценкиразличных слов, словообразований и словесных конструкций, ис-пользуемых с целью уничижительной оценки и отрицательной ха-рактеристики личности и поведения адресата высказывания. Всерассказанное очень поучительно. Читая этот материал, действитель-но поражаешься, как «велик и могуч русский язык».

Однако соотнести эти данные с правовыми нормами об униже-нии чести, достоинства, деловой репутации, оскорблении и клеветепока еще не всегда удается. И вряд ли это по силам одним авторамисследования или автору этого послесловия.

Исследователи констатируют, что в законодательстве и практикеего применения продолжает существовать давно отвергнутое линг-вистикой и социальной психологией представление о том, что в об-ществе существует всего одна общепринятая и всеми признаннаяманера общения (поведения, культуры речи), которую нельзя нару-шать под угрозой юридической ответственности.

На самом деле таких норм множество, они варьируются в зависи-мости от ситуации общения, отношений между участниками, их со-циального статуса, пола, возраста и многих других факторов.

Добавим от себя социологическое соображение о существованиив обществе множества субкультурных образований (профессиональ-ных, молодежных, досуговых, криминальных), каждое из которыхимеет свою систему символов и норм, свой язык, свой стиль и мане-ру общения.

В современных условиях тотального правового нигилизма инравственного плюрализма произошло вавилонское смешение язы-ков. Общественные деятели, официальные лица и пресса зачастую


113


говорят и пишут, используя воровской жаргон и не стесняясь в выра-жениях.

Ситуацию усугубляют страстная политизация, безудержная«война компроматов», когда они уже не умещаются в отдельных со-общениях, а подаются общественности «коробками» и «чемодана-ми»; некоторые выступления СМИ смахивают на «журналистику вТеннесси».

Когда границы между нормами речевого взаимодействия сдвину-ты и размыты, формально и четко определить различие между нару-шением этикета, бестактностью, хамством и гражданским или уго-ловным правонарушением становится нередко задачей крайне за-труднительной или вовсе нерешаемой.

В жизни возникает бесчисленное множество ситуаций и вопро-сов, для обоснованного юридического разрешения которых простоне хватает имеющихся доктринальных толкований, научных коммен-тариев и руководящих разъяснений действующего законодательства.

Из этого множества выделим один аспект, по которому уже сей-час можно высказать некоторые предварительные суждения. Допус-тимо ли в средствах массовой информации обличать кого-либо в со-вершении уголовно наказуемых деяний при отсутствии судебногопризнания данного лица виновным, а его действий — преступны-ми? Можно ли назвать его преступником при наличии у журналистаданных о событиях и действиях такого рода?

Не нарушается ли при этом провозглашенный Конституцией РФи уголовно-процессуальным законодательством принцип презумп-ции невиновности, согласно которому каждый обвиняемый счита-ется невиновным, пока его виновность не доказана в установленномпорядке вступившим в законную силу приговором суда?

Не является ли, наконец, клеймение кого-либо вором, мошенни-ком, взяточником и т.п., независимо от фактических обстоятельств иимеющихся данных, унижением чести и достоинства, выраженнымв неприличной форме, т.е. уголовно наказуемым оскорблением?(Вспомним дело В. Поэгли.)

Прежде всего отметим, что конституционная норма о презумп-ции невиновности (ст. 49) помещена в том блоке статей, которые оп-ределяют положение личности в уголовном судопроизводстве (ст.47–54 Конституции РФ). Используемый при этом термин «обвиняе-мый в совершении преступления» имеет сугубо правовое значение,разъясняемое в ст. 46 УПК РФ. Презумпция невиновности — этоуголовно-процессуальный институт.

В теории права она считается опровержимой презумпцией, кото-рая постоянно подвергается сомнению и опровержению в ходе про-


114


цесса, при возбуждении уголовного преследования, избрании мерыпресечения и иных мер процессуального принуждения, предъявле-нии обвинения, предании суду — и так вплоть до вступления обви-нительного приговора в законную силу.

Иными словами, при всей кардинальной важности этого демо-кратического института даже в уголовном процессе презумпцияневиновности не имеет абсолютного и неоспоримого значения (вотличие, например, от презумпции неспособности быть субъектомпреступления при недостижении возраста уголовной ответствен-ности).

При ином понимании раскрытие преступления, наказание ви-новного и вообще уголовное судопроизводство были бы невоз-можны.

Что же касается внепроцессуальных отношений, то ссылка напринцип презумпции невиновности представляется неуместной ине может служить основанием для запрета средствам массовой ин-формации сообщать сведения об известных им преступлениях и ли-цах, их совершивших, как об общественно значимых событиях.

Более того, это гражданский и профессиональный долг журнали-стов. Поскольку такие сообщения средств массовой информацииявляются поводом к возбуждению уголовного дела.

Разумеется, за достоверность таких сведений работники СМИнесут ответственность: в случае заведомой ложности — в уголовномпорядке за клевету, а при добросовестном заблуждении — в граж-данском порядке за унижение чести и достоинства.

Несомненно также, что степень доказанности обличающих вы-ступлений прессы (мы здесь не пользуемся правовым термином «об-винение») не может быть столь же высокой и, к счастью, не можетвлечь за собой тех же правовых последствий, как предъявление об-винения в уголовном процессе.

Для этого необходимо и достаточно наличия подтвержденныхнадлежащим образом только признаков преступления. Даже длявозбуждения уголовного дела закон ограничивается требованием«достаточных данных, указывающих на признаки преступления», аотнюдь не абсолютной доказанности всего состава уголовного дея-ния (это достижимо лишь к окончанию расследования).

Итак, презумпция невиновности не препятствует журналист-скому расследованию и праву журналиста выражать свое мнениеоб установленных при этом противозаконных действиях и винов-ных лицах.

И, наконец, снова насчет пресловутой неприличной формы ос-корбления. Скандальный приговор по делу В. Поэгли чуть было не


115


создал опасный прецедент признания неприличным и уголовно на-казуемым употребление слов типа «вор». Один журналист по этомуповоду ехидно заметил, что суд придумал «новое неприличное словоиз трех букв».

Правы наши исследователи, заявив по поводу трактовки крими-нального неприличия как противоречащего принятой в обществеманере общения, что лучше бы такого разъяснения не было.

Выше уже была показана его полная непригодность. Вызываютсомнение и совершенство самой уголовно-правовой нормы (ст. 130УК РФ), и вообще целесообразность криминализации оскорбления,для защиты от которого могут быть более эффективны гражданско-правовые меры.

Таковы лишь некоторые соображения, вызванные «первым чте-нием» настоящей работы. Они, что называется, «не претендуют» и«не обязывают». Это, как и вся работа, повод для размышления иприглашение к разговору, на что мы и рассчитываем, выпуская дан-ную книгу в свет.


116


Часть II.Год 1997. «Честь и доброе имя.

Конфликт журналистики и юриспруденции»Материалы научно-практической конференции

СПИСОК УЧАСТНИКОВ КОНФЕРЕНЦИИ

Москва, 8–9 декабря 1997 года

1. Авдеев Владимир Викторович, Фонд защиты гласности

2. Алексеев Александр Николаевич, судья Ленинградского област-ного суда

3. Анисимова Вера Ивановна, судья Верховного Суда Удмуртии

4. Арапова Галина Юрьевна, Центр защиты СМИ, Воронеж

5. Беренсон Марк, «Дом Свободы», Киев — Вашингтон

6. Болоний Александр Николаевич, военный суд

7. Болотовский Виктор Иосифович, адвокат Московской коллегииадвокатов

8. Васягин Анатолий Алексеевич, военный суд

9. Гаджиева Светлана Адольфовна, Суд Ольского райсуда, Магадан

10. Гайдуков Дмитрий Александрович, Фонд правовых реформ

11. Галкин Сергей Анатольевич, и. о. председателя Пенежского рай-суда, Архангельск

12. Гастелло Николай, пресс-секретарь Председателя ВерховногоСуда

13. Глушков Михаил Васильевич, зам. председателя Воркутинскогорайсуда Республики Коми

14. Голубчикова Валентина Давыдовна, главный редактор журнала«Северные просторы», Москва

15. Гордиевская Ирина Игоревна, Центр защиты гласности, Санкт-Петербург

16. Довнар Наталья, редактор бюллетеня «Журналистика и право»,Минск

Список участников конференции

117


17. Еремин Игорь Юрьевич, Судебная палата по информационнымспорам при Президенте РФ

18. Ефимов Анатолий Федорович, зам. председателя Мособлсуда

19. Ефремова Вера Константиновна, зав. отделом НИИ Генпрокура-туры

20. Ефремова Ольга Анатольевна, редактор отдела «Мораль и пра-во», Салехард

21. Засурский Ясен Николаевич, декан факультета журналистикиМГУ

22. Исаков Владимир Борисович, Начальник правового управленияГосударственной Думы РФ

23. Казаков Юрий Венедиктович, Комиссия по свободе доступа кинформации

24. Калинин Евгений Дмитриевич, Центр защиты прав прессы, Вол-гоград

25. Калинина Наталия Алексеевна, начальник отдела лингвистичес-кой экспертизы законопроектов правового управления

26. Капустин Владимир Иванович, судья Кировского райсуда г. Уфы

27. Капустина Надежда Ивановна, судья Оренбургского облсуда

28. Клкжин Сергей Иванович, зам. председателя суда, Нижний Нов-город

29. Колычева Галина Алексеевна, Верховный Суд РФ

30. Копейка Александр Константинович, Судебная палата по ин-формационным спорам при Президенте РФ

31. Крец Виталий, телекомпания «ТВ-2», Томск

32. Кузнецов Валентин Васильевич, член президиума ВерховногоСуда РФ

33. Леонтьев Алексей Алексеевич, профессор, руководитель автор-ского коллектива исследования

34. Маркина Татьяна Ивановна, судья Самарского облсуда

35. Маркова Дарья Владимировна, Фонд защиты гласности

36. Машаева Ольга Владимировна, судья Элистинского горсуда,Калмыкия


118


37. Монахов Виктор Николаевич, Судебная палата по информаци-онным спорам при Президенте РФ

38. Новикова Наталья Николаевна, судья арбитражного суда,Н.Новгород

39. Осташевский Александр Васильевич, преподаватель Кубанскогогосуниверситета, Краснодар

40. Островский Александр Леонидович, адвокат Коллегии адвокатов«Канон»

41. Пантелеев Борис Николаевич, Фонд поддержки правовых ре-форм, Казань

42. Пермяков Александр Андреевич, Общество защиты гласности,Екатеринбург

43. Прохоров Вадим Юрьевич, служба общественных связей Гиль-дии российских адвокатов

44. Птицын Геннадий Сергеевич, руководитель пресс-центра Колле-гии адвокатов «Мосюрцентр»

45. Ратинов Александр Рувимович, главный научный сотрудникНИИ Генпрокуратуры

46. Резник Генри Маркович, компания «Резник, Гагарин и партне-ры»

47. Рихтер Андрей Георгиевич, Центр права и СМИ

48. Романенков Николай Семенович, заместитель председателяМосгорсуда

49. Руднев Валерий Николаевич, редактор журнала «Российская юс-тиция»

50. Симонов Алексей Кириллович, Фонд защиты гласности

51. Столповских Василий Александрович, судья Челябинского обл-суда

52. Сударькова Елена Владимировна, судья Центрального райсуда г.Красноярска

53. Сутулова Маргарита Анатольевна, судья Елизовского райсудаКамчатской области

54. Сухова Галина Иосифовна, член президиума Высшего Арбитраж-ного суда

Список участников конференции

119


55. Тихомиров Георгий Александрович, судья Приозерского горсудаЛенинградской области

56. Уколова Жанна Павловна, судья Фрунзенского нарсуда г. Влади-мира

57. Феофанов Юрий Васильевич, редактор журнала «Закон»

58. Хавкина София Семеновна, Центр защиты прав прессы, Н.Нов-город

59. Хазин Марк Григорьевич, юрист, «Известия»

60. Халип Ирина, заместитель главного редактора еженедельника«Имя», Минск

61. Шашкова Алла Петровна, журнал «Адвокат»

62. Юрин Михаил Викторович, Правовая академия


120


КОНФЕРЕНЦИЯ«ЧЕСТЬ И ДОБРОЕ ИМЯ.

КОНФЛИКТ ЖУРНАЛИСТИКИИ ЮРИСПРУДЕНЦИИ»

Симонов (Фонд защиты гласности): Необходимо договориться, чтоэто не читательская конференция, а встреча экспертов. Работа, ко-торую проделали профессор Леонтьев со товарищи, — это попыткапосмотреть под иным, непривычным ракурсом на правовую базу ипрактику конфликтов в информационной сфере. Так она задумана итак исполнена. И не надо на них обижаться или осуждать их, рассма-тривая эту работу как посягательство на основы или вторжение юри-дических образованцев в священное таинство права.

С одной стороны, нам предлагают ключ к дверям, за которыми,мы предполагаем, находится истина, и грех им не воспользоваться. Сдругой стороны, лингвисты изложили свежий взгляд на понятия, за-мусоленные от постоянного употребления, они задают вопросы, мо-жет быть, иногда наивные, но всегда небанальные. И задача этойконференции — установить, можно ли этим ключом открыть допол-нительные пути к истине? Можно ли по-новому оценить имеющий-ся в нашем распоряжении юридический инструментарий? А главное— сформулировать уже не наивные, а сугубо профессиональные во-просы и поставить их перед законодателями и законотолкователямив надежде получить вместо минного поля, которое мы имеем, полеправовое, на которое не страшно вступать в поисках истины.

Необходимость в этом назрела.«Сегодня факт и мнение переплелись: комментарии присутству-

ют в новостях, редакционные статьи напичканы фактами. Конеч-ный продукт от этого не становится лучше, и никогда прежде про-фессия журналиста не несла в себе столько опасностей. Невольныеили умышленные ошибки, злонамеренные манипуляции или ядови-тые искажения превращают новость в серьезное оружие. Ссылки на«информированные источники» и «правительственных чиновни-ков», которые пожелали остаться неизвестными, или наблюдателей,всезнающих, но никому неведомых, прикрывают все нарушения, иони остаются безнаказанными». Это сказал журналист и великийписатель, нобелевский лауреат Габриэль Гарсия Маркес. С другойстороны, в том же номере только что вышедшего журнала «Досье нацензуру», откуда взята эта цитата, напечатана статья вашего покор-ного слуги «Иски о защите чести и достоинства как инструмент дав-ления на средства массовой информации». Упаси меня бог сравни-вать свое сочинение с текстом великого писателя, но там изложена

Конференция «Честь и доброе имя: конфликт журналистики и юриспруденции»

121


оборотная сторона царящей в этой сфере правовой неразберихи.Действительно, иски по этой категории дел составляют сегодня око-ло 40% всех фиксируемых нашим Фондом конфликтов со СМИ, иэтот процент неуклонно растет.

Что касается абсолютных цифр, то, по сведениям Верховного Су-да РФ, только за 1996 год зафиксировано более 3500 подобных дел. Аесли учесть, что одной из сторон конфликта выступает газета или те-лекомпания, а другой — в девяти случаях из десяти — ответствен-ный работник, депутат, судья, деятель культуры или шоу-бизнеса, тоесть тот, кого в западном законодательстве называют public figure, тои резонанс они имеют соответствующий. Настолько он велик, что умало подготовленного наблюдателя может сегодня возникнуть ощу-щение, что проблема сохранения чести и достоинства в российскомобществе чуть ли не главная.

Ну а какова же законодательная база, на которой зиждутся ре-шения судов всех инстанций, подводящие итоги конфликтам вэтой сфере? Приведу лишь один пример: прямо на задней облож-ке исследования — текст статьи 129 УК РФ: «Клевета, то есть рас-пространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и до-стоинство другого лица или подрывающих его репутацию...». Объ-яснение неизвестного через неопределенное, да еще и неточное.Ну, скажем, подорвать достоинство просто невозможно, ибо этоощущение или, точнее, самоощущение конкретной личности. По-нятие репутации вообще отсутствует в текстах законодательства.Можно ли построить на этом зыбком основании справедливыйприговор?

Не могу удержаться и не привести в укор нашим законодателямформулировку, почерпнутую мною из неюридической литературы.Поэт и философ Владимир Соловьев в статье «О значении поэзии встихотворениях Пушкина» дает разъяснение термину не толькоюридическое, но и житейское, что делает его особенно ценным, ибозакон, а тем более такой неспецифический, трактующий понятияобщественно важные, обязан быть легкодоступным не только длясуда, но и для тех, кто в него пришел.

«Клевета — ...заведомо ложное, следовательно, злоумышленноеприписывание кому-нибудь дурных свойств, ему не принадлежа-щих, или постыдных деяний, им не совершенных».

Может быть, все дело в том, что законы у нас пишут в основномполитики? А юристы их только редактируют? И поэтому в текстахзакона просматривается скорее баланс политических сил, чем сба-лансированность юридических истин?


122


Взвешенность и внятность положений закона, совершенство егоюридического инструментария, очевидность концепции и соответ-ствие конституционным нормам — только они позволяют пользо-ваться законом как орудием правосудия и принимать решения, ко-торые осознаются обществом как акт справедливости и становятсяпутеводными знаками на пути к правовому обществу.

И в таких законах нуждаемся все мы, здесь собравшиеся: судьи ижурналисты, правоведы и адвокаты, прокуроры и правозащитники.Все мы заинтересованы в том, чтобы на перекрестках города, где мыживем, горели ясные, красные и зеленые фонари истин, а не туск-лый желтый свет неопределенных понятий. В этом заинтересованывсе граждане — пассажиры и пешеходы, водители и вагоновожатые.

Два, всего два серьезных достижения у рождающейся российскойдемократии: свободная пресса и независимый суд. Пусть и то и дру-гое звучит сегодня преувеличением, и то и другое сейчас находитсяна переломе и того и гляди повернет вспять. И мы чрезвычайно за-интересованы в поддержке друг друга. Я призываю не к сговору, а квыработке правил игры, играя по которым мы поможем друг другуизбежать главных опасностей нашей сегодняшней жизни: безнака-занности лжи и беззащитности правды. Честная пресса и честныйсуд заинтересованы в этом больше, чем кто-либо. И пусть эта конфе-ренция, где мы будем трудиться рука об руку, станет шагом навстре-чу друг другу, доказательством обоюдной устремленности к построе-нию правового государства.

И последнее.Конференцию эту мы готовили долго и вложили в нее немало сил.

Мы рассчитываем, что результаты ее окажут реальное, ощутимое воз-действие на состояние законодательства в информационной сфере.Судя по тем проектам новых законов и по поправкам к уже приня-тым, которые ныне рассматриваются в Думе, легкая жизнь ни вам, нинам не грозит. Давайте попробуем направить энергию наших законо-дателей на усовершенствование поспешно принятых законов вместопоспешного принятия новых. И, полемизируя друг с другом, будемпомнить, что собрались мы не для того, чтобы устроить сечу на рубе-жах истины, а дабы совместными усилиями расширить территориюправа за счет соседнего с ним поля конфликтов и скандалов.

Спасибо за внимание.Теперь я открываю первый раунд и передаю слово ведущей пер-

вой темы Вере Константиновне Ефремовой.Ефремова (НИИ Генеральной Прокуратуры): Мониторингом, кото-

рый осуществляет Фонд защиты гласности, установлено, что 60–70процентов нарушений, инкриминируемых журналистам и СМИ,


123


связаны с защитой чести и достоинства. Следует подчеркнуть, что ко-личество дел этой категории растет повсеместно с каждым годом, скаждым месяцем, с каждым днем. Решение, которое выносит суд, за-частую вызывает многочисленные споры. Алексей Кириллович ужеговорил о том, что многие решения и не могут быть бесспорными, по-скольку не определены принципиальные понятия, принципиальныевопросы, которые должны быть решены в законодательном порядке.

Не ясно до сих пор, какое содержание должно вкладываться и ка-кое вкладывается в понятия «честь», «достоинство», «деловая репута-ция», «престиж», «доброе имя». Кто может быть обладателем этих не-материальных благ и вправе претендовать на судебную защиту в слу-чае их нарушения? Могут ли государственные органы, организации,общественные объединения быть субъектами этого права, обладате-лями, носителями деловой репутации? Когда, в каких случаях? В чемразличие между репутацией и деловой репутацией и кто имеет правона компенсацию морального вреда? Физические лица? Юридическиелица? Все эти вопросы имеют не терминологический характер, отних зависит практика. Как и в каких случаях — должен решать суд.

Приведу один маленький пример: информационный конфликт,который был предметом рассмотрения заседания Судебной палаты.Речь идет о том, что прокурор города Лангепаса Тюменской облас-ти предъявил иск к газете «Звезда Лангепаса». Что же так заделопрокурора? Автор написал, что «господа или товарищи, глава адми-нистрации и прокурор, хватит сидеть в своих мягких креслах. Доко-ле будут твориться эти безобразия?» Речь шла о невыплатах заработ-ной платы и положении населения. «Может быть, вы выйдете в на-род, поговорите с ним, послушаете его и наконец наведете порядокво вверенном вам регионе?» Этого было достаточно для того, чтобыпрокурор предъявил иск о защите своей чести, достоинства и дело-вой репутации, причем не только собственной, но и прокуратуры вцелом. Надо сказать, что суд рассмотрел и удовлетворил этот иск.Естественно, это решение вызывает множество споров. И я наде-юсь, что в сегодняшней дискуссии будут рассмотрены многие из техвопросов, которые возникают и с которыми каждый день сталкива-ются судебные органы и журналисты. А сейчас я бы хотела для за-травки и панорамного представления проблемы представить слововеликолепному профессионалу, прирожденному оратору РезникуГенри Марковичу.

Резник (Московская коллегия адвокатов): Добрый день, коллеги.Прошу поверить: приглашение на трибуну для меня неожиданность.Я предпочел бы быть модератором по второй теме «Факт и мнение.События и оценки». Говорю об этом не случайно, ибо строгость де-


124


финиций понятий чести и достоинства мне представляется не слиш-ком важной для правоприменительной практики. Еще в прошлыевека правоведы сетовали на то, что и общая литература, и филосо-фия, и юриспруденция дают вопросу о чести самые разнообразные,не совпадающие между собой определения и ответы.

Комментируя статью 152 Гражданского кодекса — речь идет о на-учно-практическом комментарии части первой Российского ГК,подготовленном Институтом государства и права, — я счел возмож-ным ограничиться констатацией, что понятия «честь», «достоинст-во», «репутация» по существу совпадают, определяя моральный ста-тус личности, ее самооценку и положение в обществе. Важно приэтом отметить: честь и достоинство не есть свойства, объективноприсущие каждому конкретному индивиду, могущие быть у него об-наружены эмпирическим путем (точно так же, как, например, свобо-да воли), тем более стать предметом судебного исследования. В силуутвердившегося ныне в мировом сообществе, закрепленного в меж-дународно-правовых актах и национальных конституциях философ-ско-правового образа человека наличие таких качеств презюмирует-ся, они признаются основными естественными правами, принадле-жащими каждому от рождения, и посягательство на них преследуетсяпо закону. По какому закону должна наступать ответственность заопорочение доброго имени — самостоятельный вопрос, и, полагаю,он станет предметом оживленных дискуссий на нашей встрече.

Понятие репутации введено в наше законодательство — причемне только гражданское, но и уголовное — совсем недавно и требуетболее обстоятельного анализа. Статья 129 Уголовного кодекса, пре-дусматривающая ответственность за клевету, говорит о заведомоложных сведениях, подрывающих репутацию; в статью 152 Граждан-ского кодекса введено понятие деловой репутации, которая поро-чится наряду с честью и достоинством. Что касается подрыва репу-тации по уголовному закону, то нужно дождаться разъяснений наэтот счет Пленума Верховного Суда.

Мне крайне любопытно, как будут разграничены понятия чести ирепутации. Я не усматриваю между ними никакой разницы, это посути синонимы. А вот дефиницию понятия «деловая репутация» да-вать необходимо. Мне очень хотелось бы разделить точку зрения, со-гласно которой деловая репутация должна истолковываться в граж-данско-правовом смысле и распространяться на физических и юри-дических лиц — субъектов коммерческой, предпринимательскойдеятельности участников делового, торгового оборота. Но в нормезакона говорится все же о деловой репутации гражданина. Как бытьв случаях, когда гражданин порочится как работник, специалист,


125


когда дается отрицательный отзыв о его профессиональных качест-вах, служебной деятельности? Истолковывать такие сведения какпорочащие профессиональную честь, но не деловую репутацию? Ос-тавить служебную или профессиональную репутацию без судебнойзащиты? Вопрос требует прояснения.

Нет полной ясности и в вопросе о субъектах права на защиту че-сти и достоинства. По Гражданскому кодексу права и законные ин-тересы недееспособных и ограниченно дееспособных граждан отста-ивают в суде их законные представители. Пленум Верховного СудаРоссийской Федерации в своем постановлении от 18 августа 1992года, посвященном рассмотрению судебных дел интересующей наскатегории, разъяснил, что при распространении порочащих сведе-ний в отношении несовершеннолетних или недееспособных ихчесть и достоинство отстаивают законные представители. Такоеразъяснение покоится на признании, что доброе имя — благо есте-ственное в силу малолетства либо психического расстройства.

Признав таким образом малыша маленьким человеком, в отно-шении умершего Пленум, очевидно, исходил из того, что «мертвыесраму не имут», ибо иначе нельзя понять разъяснение, согласно ко-торому в случаях, когда порочащие сведения распространены обумершем, заинтересованные лица защищают в суде не его, а своичесть и достоинство. И хотя затем Пленум изменил редакцию данно-го пункта, продублировав текст нового ГК и уклонившись от егоразъяснения, мнение, по которому третьи лица могут осуществлятьзащиту умершего лишь в случае, если они действуют в своем интере-се, укоренилось в литературе.

Нуждается в определении и понятие «заинтересованные лица».Круг таких лиц покуда точно не очерчен. Судебная практика проти-воречива. Известны случаи обращения в суд с иском о защите честии достоинства известных исторических фигур. Разрешаются такиетребования no-разному. Например, иск о защите чести и достоинст-ва Карла Маркса не был принят к рассмотрению, поскольку истец несмог доказать родство с основоположником. А вот обращение о за-щите И.В. Сталина, заявленное одним из его почитателей, было рас-смотрено по существу, и доказательств родственных отношений с«вождем всех народов» суд от истца не потребовал.

Решение поставленных вопросов имеет непосредственное отно-шение к проблеме морального вреда.

Итак, моральный вред. Статья 151 Гражданского кодекса опреде-ляет его как физические или нравственные страдания. Понятно, чтотаковые может испытывать только живой человек, по выражениюклассика, «одушевленное имя существительное». И в названной


126


норме закона действительно сказано о праве только гражданина накомпенсацию морального вреда. Но пункт 7 следующей, 152-й ста-тьи ГК говорит о том, что (цитирую) «правила о защите деловой ре-путации гражданина соответственно применяются к защите деловойрепутации юридического лица». Коллизия двух норм очевидна. Всвоем великолепном послесловии к труду психолингвистов Алек-сандр Рувимович Ратинов попытался устранить противоречие, трак-туя термин «соответственно» в смысле применимости только тех по-ложений нормы, которые соответствуют правовой природе юриди-ческого лица. Такое истолкование действительно могло бы явитьсяхотя и искусственным (все же наречие «соответственно» употребля-ется чаще всего в значении союза «так же, как; а равно»), но одно-временно изящным выходом из нормативного разлада.

Только время, боюсь, упущено. Ранее действовавшие союзно-ре-спубликанские Основы гражданского законодательства с абсолют-ной определенностью закрепляли право юридического лица на ком-пенсацию морального вреда. Такова же позиция Пленума Верховно-го Суда, признающего тем самым способность предприятий и орга-низаций страдать физически и нравственно. Но ситуация много за-бавнее. У нас сейчас существуют две системы: судов общей юрис-дикции и судов арбитражных. Для арбитражных судов разъясненияПленума Верховного Суда обязательны. Там конфликт ст. 151 и 152ГК разрешен в пользу первой и моральный вред юридическому лицуне компенсируется.

Итак, одна и та же норма материального права трактуется иприменяется прямо противоположно общими и арбитражными су-дами. Как-то раз я воспользовался представившейся возможностьюи побеседовал на данную тему с представителями «верхних» судовЛебедевым и Яковлевым: «У нас ведь были совместные постановле-ния пленумов, почему вопрос о компенсации морального вреда непрояснили?» Я получил ответ: «Это единственная проблема, по ко-торой мы не пришли к согласию, поэтому решили: пусть ситуацияостается какой есть». Можно подытожить. В общем суде при рассмо-трении иска по авторским публикациям юридическое лицо нравст-венно страдает, в арбитражном суде, где единственный ответчик —редакция СМИ, мучения отсутствуют. Согласитесь, ситуация до-вольно пикантная.

Размеры компенсации. Здесь наш закон устроен аналогично за-конодательству большинства других стран. Критерии самые общие— характер и содержание публикации, масштаб распространенияпорочащих сведений, степень вины причинителей вреда; в итогеопределение размера отдается на усмотрение суда, руководствующе-


127


гося требованиями разумности и справедливости. Привлекаю вни-мание к новелле нашего законодательства. Часть вторая Граждан-ского кодекса отнесла опорочение чести и достоинства к невинов-ным деликтам, т.е. компенсация морального вреда производится ны-не независимо от вины редакции и журналиста. Спешу успокоитьприсутствующих: статья 57 Закона о СМИ не отменена, она продол-жает действовать. Но все же отнесение распространения порочащихсведений к невиновным правонарушениям мне представляетсякрупным просчетом законодателя. На размер компенсации, безус-ловно, должна влиять степень нарушения норм Закона о СМИ, рег-ламентирующих обязанности журналиста и редакции, запрещаю-щих им злоупотреблять своими правами. Но поскольку размер ком-пенсации зависит от степени вины лишь тогда, когда вина являетсяоснованием возмещения вреда, то теперь степень нарушений ответ-чиками своих профессиональных обязанностей из предмета судеб-ного исследования исключена, грубейшие злоупотребления и неиз-бежные в журналистике добросовестные заблуждения полностьюуравниваются. Куда как привлекательнее американское законода-тельство со своим «злым умыслом».

На практике наблюдается неизбежный разброс взыскиваемыхсумм, хотя преобладают умеренные размеры, не превышающие, какправило, нескольких миллионов рублей. В то же время зафиксиро-ваны случаи присуждения явно несоразмерных компенсаций — гре-шат этим преимущественно провинциальные суды в угоду местнымудельным князькам, стремящимся поставить на колени независи-мые издания. Нельзя, однако, и впадать в противоположную край-ность, настаивая на взыскании во всех случаях лишь мелких, чистосимволических сумм. Угроза компенсации морального вреда —единственное средство, способное реально повлиять на любителейразносить ложь, остановить отравленное перо авторов заказных пуб-ликаций. Размер компенсации морального вреда должен быть чувст-вителен для злостных нарушителей закона и определяться в том чис-ле в зависимости от имущественного положения редакции СМИ иавтора.

Судебная практика подбросила еще одну проблему. Неожиданно— во всяком случае, для меня — предметом жарких дискуссий сталвопрос: может ли иск о компенсации морального вреда обеспечи-ваться имущественным арестом? В конце 80–начале 90-х годов ХХвека я пару-тройку раз сталкивался с тем, что по искам к СМИ о за-щите чести и достоинства накладывался арест на банковские счетагазет и журналов. По моим заявлениям арест тут же отменялся сами-ми районными судьями, а в беседах они откровенно признавались,


128


что использовали такие действия в качестве способа давления на от-ветчиков, для того чтобы заставить их наконец-то явиться в судебноезаседание. Но затем по одному делу был арестован счет фонда «От-крытое общество» (Фонд Сороса), издавшего книгу, в которой одинлитератор узрел опорочение своей репутации и заявил требование овыплате ему ста миллионов рублей. Неожиданно мне пришлось дол-го убеждать судью в неправомерности обеспечения имущественнымарестом требований компенсации морального вреда. Убедил. Одна-ко вскоре столкнулся с новым фактом из той же оперы: районныйсудья наложила арест на все (?!) имущество всемирно известного пи-аниста Николая Петрова в обеспечение требования о выплате полу-тора миллиарда рублей по иску двух американских бизнесменов, по-считавших опороченной свою репутацию в открытом письме группыроссийских музыкантов. Сама судья неправомерность своих дейст-вий признавать не захотела, и пришлось добиваться отмены позор-ного постановления в Московском городском суде. Тот арест снят,но история на этом не закончилась. Вмешался один из руководите-лей Верховного Суда, посчитавший допустимым арестовать имуще-ство в обеспечение требования о компенсации морального вреда, идело вновь закрутилось аж в трех высших судебных инстанциях. Витоге дебатов на страницах печати и в залах судебных заседанийарест имущества пианиста был признан незаконным, но сама про-блема принципиально не разрешена.

Президиум Московского городского суда совершенно опреде-ленно высказался о неправомерности обеспечивать имущественнымарестом требование о компенсации морального вреда. Суть позициисудебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда такова:вообще не рекомендуется, но если очень хочется, то можно. Опас-ность произвола существует. Со всей решительностью заявляю:обеспечивать иски о защите чести и достоинства, сопряженные стребованием компенсации морального вреда, имущественным арес-том недопустимо. Моральный вред — это вред неимущественный.Он не высчитывается как убытки и не возмещается, а именно ком-пенсируется. Согласно закону может обеспечиваться конкретнаясумма иска, составляющая его цену. Но в отличие от имущественно-го у неимущественного иска нет цены, ибо нравственные страданияне имеют стоимости. Все суммы, фигурирующие в исковых заявле-ниях, никакого юридического значения не имеют и пропорциональ-ной госпошлиной не оплачиваются. Размер компенсации морально-го вреда определяется только решением суда. До завершения рас-смотрения дела никакой суммы, пригодной для обеспечения, простоне существует. Если допустить возможность обеспечивать иски и


129


компенсации морального вреда, сумму обеспечения неоткуда брать,кроме исковых заявлений. А там многомиллионные претензии — ине всегда в рублях, все чаще в долларах, — взятые с потолка, ничем,кроме индивидуальных соображений истца и его стремления «полу-чить побольше», не регулируемые: гуляй как хочешь, пошлина всеедино десять процентов от минимального размера оплаты труда. Совсеми изложенными аргументами я обратился к Пленуму Верховно-го Суда: дайте четкое и внятное разъяснение о неправомерностиобеспечения имущественным арестом неимущественного иска. По-ка молчание.

Последнее. Границы политических дискуссий. Рамки дозволен-ного. Полагаю, они должны быть достаточно широки. Если во вза-имных обвинениях содержатся сведения, не соответствующие дей-ствительности, они не должны влечь судебного разбирательства. Нопрямые оскорбления недопустимы. В разных странах практика неодинакова. В Америке, например, враждебные выступления (hatespeech) или оскорбительные слова ненаказуемы. Во Франции изве-стный национал-скандалист Ле Пен был приговорен к крупномуштрафу, когда он назвал своего политического противника, выходцаиз Алжира, толстым, грязным зебу. Я, как и Александр РувимовичРатинов, все больше склоняюсь к декриминализации оскорбления,к тому, чтобы защита от него осуществлялась гражданско-правовы-ми мерами или в порядке административного производства. Благо-дарю вас.

Ефремова: Дорогие коллеги, дамы и господа! Теперь мне бы хоте-лось предоставить слово представителю судебной власти. Я полагаю,что не буду просто так «выдергивать». Может быть, кто-то из судейсам пожелает высказаться? Я знаю, что на нашей конференции онихорошо представлены. Пожалуйста, дорогие коллеги. Только однапросьба. Пожалуйста, придерживайтесь единого принципа. Обяза-тельно представляться, чтобы у нас потом при расшифровке не бы-ло анонимных высказываний. Спасибо.

Ефимов (Московский областной суд): По своему положению я за-нимаюсь разрешением жалоб в порядке надзора на решения район-ных, народных судов, которые вступили в законную силу. Через моируки проходит в год примерно около 6 тысяч жалоб и дел. Я под-тверждаю, что действительно в последнее время произошел всплескдел данной категории и появились даже люди, которые специализи-руются на предъявлении таких исков. Они как бы утверждают себя.Эти дела становятся орудием сведения счетов и политической борь-бы. Есть такой Самсонов, издатель или журналист в г. Клину, кото-рый завалил суд этими исками, он судится с администрацией, редак-


130


циями, депутатами, со всеми, кто с ним так или иначе соприкасает-ся. Нередко в орбиту этих споров втягиваются журналисты, редак-ции и авторы публикаций, и принимаемое решение не всегда пони-мается журналистами: происходит то, что названо на нашей конфе-ренции конфликтом журналистики и юриспруденции.

Самый главный вопрос — это, во-первых, о предмете ст. 152Гражданского кодекса, или ст. 7 старого Гражданского кодекса. Речьидет, собственно, о том, что понимать под сведениями, распростра-нение которых порочит честь и достоинство. Если обратиться ксборнику, который я считаю очень интересным и полезным, то тамправильно подчеркивается, что под сведениями в самом широкомсмысле понимается информация, информация о событии, о лично-сти, оценка тех и других. Эта неопределенность в законодательстве,в правовой литературе порождает массу вопросов. Я бы даже сказал,что конфликт существует не только между журналистикой и юрис-пруденцией, непонимание существует и в самих судах. У нас разнаяпрактика в районах и области, разная практика в городе Москве иМосковской области.

Приведу несколько примеров. В Долгопрудненский городскойсуд Московской области поступил иск к местной газете, где в отно-шении истца были допущены такие выражения: «скуластый», «оз-лобленный», «с желтой шеей» и т.д. Народный суд удовлетворил иски указал, что само название статьи и описание внешности истца по-рочат его честь и достоинство. Действительно, статья оскорбитель-ная, неприятная, но как суд определял, озлобленный или не озлоб-ленный, цвет шеи и т.д.? Решение вступило в законную силу.

По другому делу, как установил суд, я прошу прощения, во времяпедсовета поднялась учительница и, обращаясь к директору школы,сказала: «Петр Иванович, вы сволочь, каких свет не знал». На этомпедсовет закончил свою работу, а далее последовало ее увольнение зааморальный поступок и предъявление иска о защите чести и досто-инства. Народный суд по всем пунктам с директором школы согла-сился, однако Московский областной суд занял иную позицию. Онуказал, что оскорбление и распространение сведений — это различ-ные категории. Распространение сведений предполагает изложениекаких-то критических обстоятельств, которые можно либо подтвер-дить в суде, либо опровергнуть. Можно привести и другие слова, неменее обидные, чем сволочь, которые иногда употребляются, напри-мер, сравнить кого-то с животными: козел, гаденыш и т.д. Я думаю,никто не возьмет на себя ответственность определить, соответствуетэто название или соответствует действительности применительно ктому или иному человеку.


131


Я думаю, эта позиция Московского областного суда является пра-вильной. И вот почему. Если мы обратимся все-таки к Уголовному ко-дексу, то там имеются два состава преступления — клевета и оскорб-ление. Клевета — это распространение сведений, заведомо ложных,порочащих честь и достоинство. Оскорбление — это унижение честии достоинства, это негативная оценка, выраженная в самой общей и ктому же неприличной форме. Если мы сравниваем ст. 152 и статью оклевете в Уголовном кодексе, то они внешне совпадают. Их разницатолько в субъективной стороне. Для клеветы должен быть прямойумысел, человек понимает, что он распространяет ложные сведения, ижелает их распространения. Для ст. 152 это совсем необязательно. По-этому оскорбления все-таки не относятся к сведениям, они обидны,это оценка — и не более. Поэтому когда за этой оценкой не следуетболее ничего, видимо, в удовлетворении исков следует отказывать.Если оскорбление не относится к числу сведений, к предмету, так ска-жем, ст. 152, то, видимо, нет никаких оснований для удовлетворенияиска, когда оценка дается вполне в приличной форме.

Недавно я прочитал в газетах, как Гайдар выиграл процесс у На-здратенко, который дал ему отрицательную оценку как политичес-кому деятелю и как бывшему руководителю правительства. Я незнаю, как мог суд удовлетворить такой иск, ответа и у журналистов яне нашел. Можно спросить: а как же все-таки быть, ведь надо как-тобороться, когда человека оскорбляют и порочат его честь и достоин-ство? Я думаю, что, во-первых, это ст. 130 Уголовного кодекса РФ,это ответственность за оскорбление, что случается довольно редко, идумаю, применять ее практически невозможно, но есть другая ста-тья, ст. 151 Гражданского кодекса, где речь идет о возмещении мо-рального вреда, когда при оскорблении или оценке могут быть за-тронуты честь и достоинство, человек может испытывать нравствен-ные страдания, и, видимо, ничего другого мы не можем, как в случаеобращения в суд не опровергать, а присуждать компенсацию мо-рального вреда в таких случаях. Благодарю вас за внимание. Я бы мограссказать и о других проблемах, но, видимо, вы могли бы предоста-вить мне еще возможность. Это очень сложная и спорная тема, я бывыразил вам благодарность за организацию и приглашение практи-ков для работы здесь.

Ефремова: Спасибо большое. Уважаемые коллеги, пожалуйста,кто хочет продолжить дискуссию и высказать свои соображения.

Хазин (юрист, газета «Известия»): Как славно, что сегодня мыздесь вместе собрались. Я уверен, что большинство из нас получитнескрываемое удовольствие от общения друг с другом. Но мы будемобщаться сами по себе, а юстиция на местах будет выносить по делам


132


этой категории свои решения, подобные тому, о котором рассказалсейчас Ефимов из областного суда, и они никогда не узнают то, очем мы здесь говорили.

Представьте себе, наше собрание напоминает мне собрание му-зыкальных виртуозов Москвы, а мы здесь тоже все виртуозы по сво-ей профессии, которые собрались в комнате, прекраснейшим обра-зом сыграли то, что им нравится, насладились этой игрой и разо-шлись. Но повлияет ли как-нибудь этот поистине неоценимыйвклад в искусство на репертуар попсы, на то, что исполняет МашаРаспутина или какие-то другие идиотские поп-группы? Нет. Они всебудут сами по себе, каждый будет сам по себе, то же самое происхо-дит и с нами. Это не первая конференция, на которой я присутст-вую, действительно великолепная, и книжка великолепная, и вседругие книги, которые выпускает Симонов в этом Фонде защитыгласности с помощью Рихтера, Центра права, но до судей они не до-ходят, юстиция на местах буквально проституирована, я ни в коеймере не отношу этот термин к тем уважаемым судьям, которые при-сутствуют здесь, и уверен, что никто них не причастен к вынесениюнезаконных решений. Но как только истцом является представительвласти, человек, от которого что-то зависит, судьи буквально смот-рят ему в рот и выносят самое нелепое, самое незаконное решение,лишь бы его удовлетворить.

Мне приходится и самому бывать на периферии, выступать поделам, в том числе и по поручению Фонда защиты гласности, а про-винциальные журналисты нередко приезжают в «Известия» поде-литься. Вы не представляете, до чего доходит дело на местах. Недав-но один из народных судов Ульяновска (а ульяновский губернаторизвестен своей любовью к судебным процессам, судится беспрерыв-но) пытался судиться с «Известиями» здесь, но на чужой территорииничего не выходит, а на своей территории — пожалуйста, все, чтоугодно. На днях народный суд удовлетворил его иск, признав недо-стоверной такую фразу, эта фраза была названием статьи «Куда дева-лись сельскохозяйственные кредиты?» Этот вопрос журналист задалгубернатору на основании проверки Счетной палаты, которая при-знала, что кредиты расходуются неправильно. Губернатор немедлен-но предъявил иск, а суд немедленно удовлетворил этот иск. Это нашизвестинский журналист! Но что они делают? Это беспрецедентныйслучай, я думаю, в мировой судебной практике: они исключили изчисла соответчиков редакцию, мы настаивали на том, что мы ответ-чики, мы хотим отвечать по этому иску, нас они исключили, а жур-налиста оставили один на один с губернатором. Мы, конечно, всеравно обжаловали этот иск.


133


Хуже всего, когда они назначают, провинциальные суды, размерыкомпенсации морального вреда. Уверяю вас, что ни у одного самогоуважаемого в мире человека честь и достоинство не стоят столько,сколько у провинциального губернатора. Недавно приезжали ко мнедругие ульяновские журналисты. Пустяковый иск, не буду вдаватьсяв подробности, удовлетворен. Иск этого же губернатора, и взысканос провинциальной газеты 80 миллионов рублей. Можете себе пред-ставить, что такое 80 миллионов рублей для провинциальной газеты?Это гибель. Это просто гибель, они не выдерживают такого. Област-ной суд оставил решение в силе. В Липецке народный суд призналпорочащими честь и достоинство губернатора, естественно, местно-го, Наролина, то, что он оказал Ельцину помощь в период предвы-борной кампании, когда Ельцина выбирали в президенты. Наролинне согласился с формулировкой, как это было изложено в газете, иоспорил. И суд удовлетворил. И что вы думаете? Дело дошло до Вер-ховного Суда, и Верховный Суд подтвердил, что да, это порочит честьи достоинство. Не надо было оказывать поддержку президенту или ненужно было об этом писать, если он не оказывал эту поддержку.

Я это рассказываю не для того, чтобы вас позабавить, это не слу-чайные эпизоды в судебной практике, это явление с целью погасить,заглушить критику местных властей со стороны газет, и поэтому суважаемым председательствующим в одной только части его вы-ступления я не соглашусь, что мы добились независимости суда. Ка-кая же это независимость, если в угоду местному властителю выно-сятся решения но только противозаконные, но нелепые и все то, очем мы здесь говорим, все эти нюансы в защите чести и достоинст-ва, можно ли честь и достоинство унизить или можно ли его опоро-чить, — все это никем не воспринимается при рассмотрении кон-кретных дел. Выносится такое решение, какое надо вынести.

Вы не представляете, какое удовольствие я получил от выступле-ния заместителя председателя областного суда Ефимова, которыйвосстановил справедливость и добился отмены решения народногосуда, удовлетворившего иск человека, которого коллега назвала сво-лочью. Правильно, сволочь — какая же это информация? Ведьпредметом рассмотрения таких дел является недостоверная инфор-мация, а сволочь — это в некотором роде диагноз. Я участвовал в де-ле, где фигурировала та же «сволочь», мы в свое время в «Известиях»написали заметку, где процитировали пресс-секретаря Брынцалова,не надо вам говорить, кто это такой, который отозвался об Алексан-дре Невзорове как о сволочи. Мы его процитировали. Невзоровпредъявил иск, я в суде изложил ту же позицию, которая ясна вамвсем и о которой говорил вам сейчас, что сволочь, может быть, —


134


это и оскорбление, но не недостоверная информация, не говоря ужео том, что еще до суда мы написали заметку «Александр Невзоров несволочь». Потому что он признался, этот человек, который назвалего так, что он назвал его не сволочью, а, извините, гнидой. Но мы ислово «гнида» не стали вставлять к заметку, мы сказали, что он несволочь, а, прошу прощения у дам, личинка вши. Казалось бы, ситу-ация ясна до предела. Нет. Суд удовлетворяет иск, то есть признаетнедостоверным то, что Александр Невзоров является сволочью, ноединственно, правда, не обязывает нас написать опровержение, по-скольку оно уже написано, о чем я уже пожалел к тому времени, ду-мал, не нужно было писать эту заметку, что Александр Невзоров несволочь. Как бы выглядела эта часть решения суда? Обязать редак-цию газеты опубликовать опровержение, что Александр Невзоровне сволочь. Видимо, оно бы выглядело так. Таким образом, прости-туированием грешит не только провинциальная юстиция, а в техслучаях, когда это необходимо, не нам с вами, конечно, а кому-тодругому, то и юстиция столичная.

К чему все это я говорю? То, о чем мы здесь говорим, то, к какимвыводам мы приходим, должно быть донесено до широких круговсудейской общественности, и не только судейской, а общественнос-ти вообще, через средства массовой информации, чтобы сложиласькакая-то позиция общества, чтобы люди знали и оценивали резуль-таты судебной деятельности по делам этой категории. Только в этомслучае свобода слова будет неограниченной, как ей и положенобыть, за исключением нарушений закона, а суды станут действи-тельно независимыми. Благодарю вас за внимание.

Ефремова: Спасибо большое. Теперь, может быть, представителисудебной власти в регионах расскажут о том, как они преодолеваютпроблемы, о которых говорил в своем выступлении Марк Григорье-вич. Пожалуйста.

Руднев (журнал «Российская юстиция»): Боюсь, что сейчас пригла-шение включиться в нашу дискуссию судьям из регионов, из райо-нов после выступления Марка Хазина принято не будет. Уж оченьрезко и уничижительно, на грани фола высказался М. Хазин в адресместной юстиции.

Боюсь, что жесткая формулировка коллеги Симонова о «свето-форном» (красном и зеленом) режиме регулирования общественныхотношений заведет нас в тупик.

Боюсь, что абсолютизация суждений членов вышестоящих судеб-ных инстанций в отношении решений местных судов, прозвучавшаяв словах уважаемого коллеги Ефимова, не улучшит взаимопонима-ния среди участников дискуссии.


135


При таком настроении велика опасность того, что наша конку-ренция самозванно присвоит себе роль «виртуозов Москвы», вы-ступление которых остальные, в частности районные, суды должныпринять за истину в последней инстанции. И если мы опустим мест-ную юстицию до уровня недоучек или злоумышленников, а себявозвысим до вершин виртуозов, то диалога у нас скорее всего не по-лучится. Суды в лучшем случае промолчат и уйдут с чувством глубо-кого неудовлетворения.

Ефремова: Я очень благодарна Валерию Рудневу за это выступле-ние или реплику, очень своевременную и очень уместную.

Перерыв

Исаков (Правовое управление Государственной Думы РФ): Уважае-мые коллеги, я хотел бы представить взгляд на обсуждаемую пробле-му с точки зрения законодательной власти.

Прежде всего я хотел бы сказать, что чрезвычайно высоко оцени-ваю инициативу организаторов конференции и их подход к делу. Смоей точки зрения, только такой подход, то есть соединение науки ипрактики путем цепочки последовательных шагов организационно-го характера, может дать в конечном итоге положительный резуль-тат. Со своей стороны я предлагаю организаторам конференции рас-пространить ее материалы в парламенте. Я думаю, что депутатам бу-дет полезно с ними познакомиться. Поэтому не разделяю пессимис-тическую оценку Марка Хазина, что все произнесенное здесь, как вконсервной банке, все и останется. Наверное, кое-что все-таки «вы-течет наружу».

На этом с комплиментами позвольте закончить и поговорить отом, с чем я не согласен в тех материалах, которые были предвари-тельно распространены.

Прежде всего у меня вызвало возражение само название конфе-ренции «Честь и доброе имя: конфликт журналистики и юриспру-денции». На мой взгляд, в данном случае фигуры на шахматной дос-ке расставлены неправильно, потому что журналистика конфликту-ет не с юриспруденцией. Журналист конфликтует с государством, собществом, с какой-то группой лиц. А закон является арбитром вэтом конфликте. Либо он на стороне журналиста, либо на сторонелиц, с которыми журналист конфликтует. На мой взгляд, психологи-чески очень важно принять именно ту точку зрения, что закон невраг журналисту, а в ряде случаев — помощник и защитник. Тогдамногое станет на свои места и будет понятно, что во многих случаяхжурналист может пользоваться защитой закона, если знает, как уст-


136


роен закон и как им воспользоваться. Очень важно учить молодыхжурналистов не видеть в законе обязательно врага.

Второй момент. Я не согласился бы с предложением, высказан-ным в заключительной статье Александра Рувимовича Ратинова, ко-торого я глубоко уважаю, считаю своим учителем, потому что студен-том учился по его книгам, но я не согласился бы с его утверждением,что надо избегать в законе использования оценочных понятий приопределении таких сложных понятий, как «защита чести и достоин-ства», как «неприличная форма», «тяжкие последствия» и т.д. и т.п.

Так уж случилось, что и докторскую, и кандидатскую диссерта-ции я защищал по юридическим фактам, то есть по теме, котораяочень близка к обсуждаемой проблеме. И я отчетливо вижу, что вданном случае предметом правового регулирования является слож-ная и многовариантная область ситуаций, очень многовариантная.И без оценочных понятий, без использования оценочных понятий,эту область юридических ситуаций законодательно не охватить. Узаконодателя нет других средств, чтобы охватить эту область, кромеоценочных понятий.

Я бы использовал такой зрительный образ: если представить себеюридически значимые ситуации в виде темного, черного пятна, аситуации, которые не имеют юридического значения, в виде белойкаймы вокруг него, то между этим черным пятном и светлой каймойидет «серая зона», где это черное пятно постепенно переходит в свет-лую область. И граница юридически значимых ситуаций проходиткак раз по этой «серой зоне». В результате та или иная ситуация мо-жет оказаться и за этой зоной, и внутри нее, в зависимости от оченьмногих факторов, в том числе подчас субъективных. Есть ситуацииюридически совершенно однозначные, которые в центре черногопятна окажутся, и есть масса спорных ситуаций, которые погранич-ны. И в основном спор идет вокруг них: являются ли они юридичес-ки значимыми или не являются юридически значимыми в каждомконкретном случае?

Я бы не согласился также с утверждением уважаемых авторов, чтоунижение чести и достоинства осуществляется только посредствомтекста и только текст является предметом исследования и юридиче-ской оценки. К сожалению, можно привести огромное количествопримеров, когда честь и достоинство унижаются без использованиятекста, например путем видеоряда. Приведу конкретный пример,который действительно имел место: несколько лет назад портретылидеров оппозиции были показаны в одной из передач на фоне иг-рающих, пляшущих голых задниц, приклеены оператором прямо наэти задницы. Судебного дела из этого не возникло, но один из лю-


137


дей, который был там показан, человек глубоко верующий, до сихпор вздрагивает, когда ему напоминают об этой телепередаче, хотяни единого слова не было произнесено.

Другой пример, абстрактный. Вы отлично понимаете, что путеммонтажа можно показать событие, но можно его и сконструировать.Скажем, можно врезать портрет политического лидера, аплодирую-щего выступлению, совсем не в том месте, в котором он аплодиро-вал. Ему потом придется долго объясняться со своими сторонника-ми, что он ничего подобного не делал, аплодировал не этим словам,а совсем другим. Тоже ни одного слова не произнесено, но честь идостоинство человека пострадали, человек вполне может обратитьсяза судебной защитой.

Я бы даже больше сказал: с моей точки зрения, сам по себе текстничего не значит вне контекста, вне общей ситуации, в которой этоттекст произнесен, напечатан и т.д. Приведу такой пример. Человекасудят ведь не за выстрел из пистолета: преступлением не являетсявыстрел, а убийство или покушение на убийство. Выстрел из писто-лета может быть юридически не значимым событием, если он произ-веден на соревнованиях, он может быть даже юридически полезнооцениваемым событием, если он произведен при самообороне, призадержании правонарушителя.

То есть действие всегда оценивается в контексте, точно так жетекст, с моей точки зрения, — это вербальный поступок, которыйдолжен оцениваться в системе всех признаков этого поступка, тоесть субъекта поступка, объекта, на который этот поступок нацелен,субъективной стороны (умышленно или неумышленно он совер-шен, какие цели преследовал журналист, публикуя этот текст) и, на-конец, объективной стороны — то, какие средства были использо-ваны для осуществления этой акции, этого вербального поступка.Только в системе всех этих признаков можно понять и оценить юри-дическое значение вербального акта в каждом конкретном случае.

Я позволю себе не согласиться также с жестким разведением фак-та и оценки, с тем положением, что факты и фактические суждениямогут опровергаться, а оценки и оценочные суждения могут бытьпредметом только встречной дискуссии, то есть предметом ответалица, которое подверглось этой оценке. С моей точки зрения, этосовершенно неправильно.

Во-первых, сама по себе оценка может быть фактом, событием,может выступать как факт.

Во-вторых, оценку и факт можно развести однозначно в сравни-тельно простых ситуациях, когда говорится, допустим, что гражда-нин там был, а на самом деле его не было, что лицо это нечто сказа-


138


ло, на самом деле оно этого не говорило, а говорило другое лицо.Здесь, действительно, факт и оценка распадаются очень жестко. Ноесть масса ситуаций, когда разграничить их таким образом невоз-можно. Например, суждение «в экономике России наблюдается тен-денция к подъему». Что это такое? Это фактическое суждение илиоценка? По форме это вроде бы фактическое суждение, но ясно, чтооно основано на целом ряде оценок, которые сами по себе не бес-спорны. И когда речь идет о сложных социальных событиях, неодно-значных, текучих, которые глазу не очевидны, разграничить факт иоценку не так-то просто. Это может быть очень сложной проблемой.

Я полагаю, что во многих случаях оценки могут быть не толькопредметом ответа, но и предметом опровержения, здесь такого родасуждения прозвучали. Например, обвинение в фашизме. Это, конеч-но, оценка, но одновременно обвинение в совершении действий,которые являются преступными. Я считаю, что такого рода оценкимогут быть предметом не только ответа, но и опровержения.

Резник: Как быть тогда с обвинением в коммунизме, в либерализ-ме? Тоже опровергать?

Исаков: А почему нет? Я считаю, что лицо вполне может считатьдля себя дискредитирующим обвинение его в коммунизме. Обвине-ния в либерализме не столь дискредитирующие, с моей точки зре-ния, но и они в ряде случаев могут быть обвинением. Хотя все это,безусловно, оценки, тем не менее данного рода оценки, особеннооценки уголовно-правового характера, могут и должны быть пред-метом опровержения, поскольку критерий для такой оценки в прин-ципе существует: размытый, неясный, но все же существует.

Кстати, несколько слов в связи с тем, что Генри Маркович поста-вил вопрос: может ли неимущественный вред обеспечиваться защи-той в виде наложения ареста на имущество? Я считаю, что в принци-пе такие ситуации могут быть, когда печатный орган, предвидя не-благоприятный для себя исход процесса, самоликвидируется и сни-мает деньги со счета, чтобы не отвечать за свои действия. Я считаю,что в таких случаях вполне может возникнуть вопрос о том, что судобязан обеспечить свое решение, в том числе и путем наложенияареста на имущество и расчетный счет. Но, повторяю, в очень узкомкруге ситуаций, когда имеют место такого рода действия. Как общееправило это использоваться не может и не должно.

Резник: На какую сумму должен быть иск, чтобы суд наложиларест на имущество: рубль? десять? миллион?

Исаков: Выкладывайте конкретную ситуацию, тогда я вам скажуо сумме. Я вам обрисовал в общих чертах ситуацию, когда, на мойвзгляд, такие меры могут быть использованы судом.


139


Теперь о том, с чем я согласен.Я согласен с тем, что решение проблемы защиты чести и досто-

инства не исчерпывается только законодательными актами. Я ду-маю, что эта проблема должна решаться по трем направлениям: во-первых, путем совершенствования законодательства и уточнениянекоторых понятий, которые используются в законодательстве, —это первый путь, и о нем здесь говорилось. Второй путь — это совер-шенствование юридической практики: здесь должны использовать-ся те механизмы, которые есть для совершенствования и обеспече-ния единства юридической практики. И третий путь, он тоже чрез-вычайно важен, — это развитие доктрины, то есть развитие научно-го и практического понимания этих проблем. То есть то, чем мы сей-час занимаемся, это относится как раз к третьей части: мы пытаемсяразвить свое понимание данной проблемы.

Я полностью согласен с тем, что мы живем в обществе с чрезвы-чайно искаженными нравственными нормами и критериями. Когдапрокуратура задерживает человека с коробкой долларов, а потомоказывается, что виновных нет, состава и события преступления то-же нет и вообще эта коробка ничья, то в этом обществе нет ни зако-на, ни прокуратуры и все нравственные и правовые критерии отно-сительны.

Несколько лет назад мне пришлось защищать в суде газету«День»: истец, который обратился к этой газете, привел целый ряддоказательств — очень резких выражений со стороны этой газеты,которые послужили причиной обращения в суд. В ответ мне при-шлось, со своей стороны, привести такой же и даже еще большийсписок высказываний их оппонентов и показать суду, что дело не втом, что газета «День» себя плохо ведет. Дискуссия с обеих сторон ве-дется на недопустимо низком культурном уровне. И пока наше об-щество будет жить на таком недопустимо низком уровне, говорить имыслить на таком уровне, защищать честь и достоинство всегда бу-дет сложно. Но тот факт, что эти иски есть, что они существуют, бу-доражат юридическую практику и общественную мысль, на мойвзгляд, свидетельствует о том, что мы постепенно выходим из этогонетерпимого положения. Спасибо.

Ефремова: Теперь разрешите предоставить слово Леонтьеву Алек-сею Алексеевичу, автору работы, ректору Института языков и куль-тур им. Л.Н. Толстого.

Леонтьев: Дорогие коллеги! Во-первых, уже несколько раз звуча-ло, что я автор; я не автор, я один из авторов, руководитель авторско-го коллектива, и я бы не хотел, чтобы принижалась та роль, которуюсыграли в подготовке этой книги, хороша она или плоха, все осталь-


140


ные. Кстати, еще один из наших коллег завтра, надеюсь, будет — про-фессор Юлий Абрамович Бельчиков. Как сказал Алексей Кирилло-вич, какие-то люди, очень, наверное, уважаемые люди, то есть мы,вторглись в зону, которая полностью занята, с одной стороны, журна-листами, с другой — юристами. Я хотел бы подчеркнуть, что вторже-ния никакого нет. Так получилось, что все мы, авторы этой книги(есть и многие другие, которые к этой книге не имеют отношения),по 20–30 лет, решая те или иные проблемы, активно участвовали вдеятельности средств массовой информации, в деятельности журна-листов, в деятельности телевидения как института и т.д.

Я вспоминаю, как в начале 70-годов ХХ века, например, я читалкурс на факультете психологии МГУ, который в силу терминологи-ческих ограничений назывался тогда «Психология общения в боль-ших системах», — имелась в виду как раз та самая система, в кото-рой мы все сейчас находимся. Кстати, тогда нам очень много прихо-дилось говорить о том, какая плохая буржуазная пропаганда, буржу-азная журналистика, какими недопустимыми средствами она поль-зуется, и показывать, какие это средства. И это печальное наблюде-ние: то же самое, о чем мы тогда писали применительно, допустим,к американской журналистике, те же средства — не всегда, прямоскажем, очень честные, не всегда очень объективные — эти же сред-ства начинают применяться, они расцветают в нашей журналистике,в нашей прессе. И надо было бы, наверное, и это тоже очень важнаязадача, проанализировать, что ж происходит, не только в каких ситу-ациях и какие возникают противоречия, но и какими средствами мыпользуемся. Мне кажется, об этом надо было бы подумать всем орга-низаторам нашей сегодняшней конференции. Может, об этом когда-нибудь тоже надо поговорить.

Кстати, мы, профессионалы, психологи, лингвисты, психолинг-висты, мы ведь занимались не только общими словами, но и даваликонкретные рекомендации, в частности, телевидению, я имею в ви-ду чисто профессиональные. Многое из того, что мы сделали, так иосталось никем не востребованным. Например, была такая исследо-вательская работа, в результате которой была разработана методика,позволяющая взять лист газеты и прочертить на этом листе с указа-нием времени, как ее читает читатель газеты, чем он заинтересовы-вается, где он останавливается, где он явно видит, что что-то не идет,переводит глаз. Я просто привел это в качестве одного из примеров,я могу и несколько привести.

Что касается той наивности, о которой вы говорили, имея в видунас, Алексей Кириллович, то наивность бывает разная. Бывает наив-ность, бывает некоторое наивничанье. Мы в некоторых случаях со-


141


знательно наивничали, потому что нашу задачу мы видели в том,чтобы разобраться. Владимир Борисович говорил о «серой зоне» и отом, что она образуется множеством факторов. Правильно. Мы этопрекрасно понимаем. Но мы-то как раз и ставили себе задачу разо-браться, какие это факторы, как они взаимодействуют. Конечно, этоневозможно было сделать в такой короткий срок в одной краткойкниге, но хоть по крайней мере начать эту работу. Я не знаю, на-сколько нам удалось, но, судя по тем оценкам, что я слышал, в ка-кой-то степени удалось.

И последнее. Мы совсем не думаем, что на этом наше с вами вза-имодействие будет кончаться. Я хотел бы поставить вас в извест-ность, что Институт языков и культур имени Л.Н. Толстого, кото-рый я возглавляю, начиная с 1998 года вместе с пресс-службой Ми-нистерства общего и профессионального образования намерен от-крыть семинар для журналистов под условным названием «Школажурналистской культуры» и попытаться в этой школе журналист-ской культуры дать журналистам то, что обычно им не дается: датьиностранный язык, дать страноведение России, которое мы тожезнаем не так уж хорошо, представление о культурах и народах Рос-сии и зарубежных стран, о психологии восприятия средств массо-вой информации и масскоммуникационного общения, о пабликрилейшнз, — то есть о проблемах, которые не банальны для повы-шения квалификации.

Ефремова: Теперь слово предоставляется Осташевскому Алексан-дру Васильевичу.

Осташевский (Кубанский госуниверситет, Краснодар, отделениежурналистики): За первые шесть месяцев 1997 года в районных и го-родских судах Краснодарского края рассмотрено 84 иска по защитечести и достоинства. Практически каждая выходящая в крае газетабыла ответчиком в суде. Защита чести и достоинства — статья 152Гражданского кодекса РФ — по уровню популярности соперничаетс мелким хулиганством, кражами и восстановлением на работе.

На сегодняшней конференции мы, на мой взгляд, суживаем рам-ки, поле проблемы, рассматривая ее только в плоскостях журналис-тики и правоведения. А проблема шире и многограннее. Даже длячастичного ее решения требуется привлечение психологии, психо-лингвистики, социолингвистики, философии, этики, истории.

Но поскольку у нас задача иная, я не буду расширять поле рас-смотрения проблемы. Я хотел бы предложить одно из направлений:газетный текст, эксплицитный (открытый) и имплицитный (скры-тый) смысл текста, офактирование языка газеты в плоскости языкаюриспруденции. Основным объектом конфликта, который разбира-


142


ется в суде, является слово. Но слово само по себе всегда нейтраль-но, безразлично. Статичен только смысл, заложенный в слове, ак-тивна вербальная конструкция характеристики, которую впоследст-вии выстраивает истец и которая в диалогическом конфликте (газет-ный текст — исковое заявление) наполняется новыми смыслами попринципу ассоциативных связей. В суде сталкиваются три отноше-ния к слову: истца, ответчика и судьи — и, как следствие, три отно-шения к описываемому событию и к оценкам этого события (явле-ния, личности).

Не секрет, что статья 152 ГК РФ имеет характер гуттаперчевой нор-мы и конечное решение зависит в немалой степени от отношения су-дьи к СМИ, от его языковой культуры. И здесь возникает нескольковопросов. Небезопасно ли для журналистики употребление слов, кото-рые имеют широкое хождение в быту, но в суде рассматриваются какоскорбляющие, порочащие личность? Правомерно ли переложениеответственности на журналиста за распространение порочащих сведе-ний, если он цитировал или не удалил из текста слова, оцененныевпоследствии как порочащие? Что должен оценивать суд: идеологиче-ские смыслы, предложенные истцом, или фактологическое соответст-вие; правильность общего или невольную неточность частного? Впро-чем, вопросов можно поставить много, но ограничусь этими и в каче-стве иллюстрации возможных ответов приведу несколько примеров.

В одном из судов г. Краснодара рассматривается иск к региональ-ному изданию газеты «Аргументы и Факты на Кубани» по статье«Мафиозо из Васюринской». Журналист в речи одного из героевпубликации дает слово «путается», которым определяются отноше-ния между двумя персонажами статьи. Для кубанской станицы упо-требление экспрессивной лексики довольно характерно. Имела липраво журналистка снижать эмоциональную нагрузку речи героя,вычищая текст? К тому же отношения между П. и М. (будущие ист-цы) действительно не были оформлены в загсе и, по понятию мест-ных жителей, они «путались». Истцы же утверждают, что такое опре-деление их отношений оскорбительно для них, они не «путаются», алюбят друг друга (М. — 73 года, П. — 39 лет).

Истцы были возмущены сниженной, вульгаризированной оцен-кой их отношений. Как видно из приведенного примера, здесьстолкнулись идеологические смыслы. Что делать в этом случае су-дье? Разбираться в смыслах — скрытых и открытых — или пойтиформальным путем: открыть словарь и посмотреть, отмечено ли сло-во «путаться» пометкой «бранное, оскорбительное и т.д.?»

Любой материал отражает психологические особенности автора.Описывая событие, явление, героя своей публикации, он, безуслов-


143


но, отражает в тексте и себя подбором тех лексических средств, ко-торые ему ближе, соответствуют его языковой, нравственной культу-ре, определяют психологические мотивы написания статьи. Затемавтор (ответчик) вступает в конфликт с истцом, который пишет ис-ковое заявление, в частности обоснование своих претензий языкомдругого уровня, или, как говорят лингвисты, метаязыком, конструи-руя собственное видение конфликтной ситуации. В суде язык статьисталкивается с метаязыком искового заявления, и рассмотрение двухтекстов идет на мета-метаязыке.

А это и порождает во многих случаях судебные ошибки. Впрочем,это только часть, сюда нужно добавить политическую, мировоззрен-ческую ориентацию судьи, заседателей и ущербность статьи 152Гражданского кодекса РФ.

Поэтому в судах нередко используется анализ не публикации, апресуппозитивной (затекстовой) и подтекстовой форм. Небольшойпример. В газете «Брюховецкие новости» журналист Власько опуб-ликовал свое журналистское расследование о работе местной ГАИ, одорожно-транспортных происшествиях, которые или недобросове-стно расследовались, или «замазывались». В череде таких случаев онпривел пример, весьма показательный, с дочерью бывшего первогосекретаря райкома КПСС, а ныне депутата Госдумы. Дочь на маши-не сбила подростка, ехавшего на велосипеде. Местные Очумеловы иЕлдырины (вспомним чеховского «Хамелеона») всячески пыталисьскрыть, «замазать» этот случай. ДТП произошло в 1994 году, но по-скольку статья 152 ГК РФ срока давности не имеет, то секретарскаядочка воспользовалась случаем вчинить иск газете и автору, когда ейэтого захотелось. Судья и прокурор, участвующие в деле, проигно-рировали всех свидетелей, заключение судмедэксперта, что такуютравму подросток мог получить при столкновении с движущейся ав-томашиной (показания судмедэксперта были в протоколе судебногозаседания искажены). Адвокат истицы, прокурор и судья основыва-ли свои выводы на том, что машина якобы стояла, а подросток нале-тел на нее сам, а потому сам и виноват, что есть гаишное постанов-ление о прекращении уголовного дела по факту ДТП. Ко всему про-чему, и прокурор, и судья (заключительное слово и решение) усмот-рели в журналистском расследовании политическую направлен-ность и желание дискредитировать бывшего первого секретаря.

Решение, при явной абсурдности иска, было суровым — 16 млн.руб. с газеты и 2 млн. с автора в качестве возмещения моральноговреда. При этом никто не выяснял степень нравственных страданийистицы (сейчас живет в Москве). Суд полностью абстрагировался отвыяснения вопроса: где и каким образом была опорочена личность


144


истицы, пострадали ли ее честь и достоинство? Словом, суд удовле-творил амбиции истицы и придушил финансово районную газету.

Это был пример широчайшего трактования статьи 152 ГК РФ.Приведу еще одну судебную новеллу. В краевой газете «Кубанскиеновости» было опубликовано письмо жителей Белоглинского райо-на, возмущенных тем, что глава администрации района назначилсвоим заместителем по работе с молодежью человека, отсидевшего 5лет за растление малолетней. Зам передает иск в суд, требует ком-пенсации опровержения, так как он отсидел (за растление) не 5, авсего 3 года. Судья строго стоял на букве закона и за публикациюсведений, не соответствующих действительности, «наказал» газетуна полмиллиона рублей, компенсировал истцу моральные страда-ния. Я думаю, что здесь нет смысла анализировать глубоко и подроб-но этот случай. Все понимают абсурдность судейского решения. Новедь он действовал в соответствии с законом. Вывод напрашиваетсябезальтернативный: закон у нас такой.

Исследование соответствия действительности нередко, если несказать всегда, подменяется исследованием оценок, данных в публика-ции. В судах почти никогда не рассматриваются семантика и прагма-тика текста и мотивы написания: чьи интересы отстаивает журналист,был ли умысел унизить и опорочить объект журналистского внимания.

Лингвистический анализ текста, на мой взгляд, — необходимоеусловие при рассмотрении исков о защите чести и достоинства.

Следует отметить, что журналисты в пылу борьбы за справедли-вость (я исключу политическую ангажированность) забывают о «за-конах риска», переходят границы в работе со словом и, разумеется,нарушают и Конституцию, и ст. 152 ГК РФ. Поэтому серьезным под-спорьем для журналистов может служить книга «Понятия чести идостоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права исредств массовой информации».

Ефремова: Спасибо. Я предоставляю слово Араповой ГалинеЮрьевне. Приготовиться Островскому Александру Леонидовичу.

Арапова (Центр защиты СМИ, Воронеж): Я очень рада, что нако-нец-то собрался форум, задачей которого будет обсуждение вопро-сов защиты чести, достоинства и деловой репутации и применениянорм законодательства о данной категории дел на практике.

В своем выступлении я хотела бы остановиться на несколькихмоментах, которые наиболее часто встречаются на практике в нашемрегионе. Я думаю, что это, скорее всего, характерно и для всей Рос-сии. Проблема состоит в том, что требуются разъяснения ПленумаВерховного Суда, Генеральной Прокуратуры по многим моментамправоприменительной практики для того, чтобы судьи на местах


145


применяли нормы единообразно. Огромное число исков о защитечести и достоинства, предъявляемых к редакциям СМИ и журнали-стам, превратилось в инструмент финансового давления на редак-ции СМИ. И, к огромному сожалению, большинство судей априорисчитают журналистов виновными, не стараются разобраться в слож-ных вопросах фактической и оценочной информации в публикаци-ях, что приводит к вынесению весьма формальных решений.

Максимум, чего добиваются редакции и журналисты, — это уве-личение количества мировых соглашений по этим искам. Исследо-вание авторского коллектива под руководством профессора Леонть-ева на меня произвело очень большое впечатление. Если честно, по-сле прочтения данного труда почему-то у меня не возникло ощуще-ния, что оно быстро изменит ситуацию в понимании терминологи-ческого аппарата. Неточность определений, формулировок законо-дательства вносит определенную сумятицу в мою голову. Я отчетли-во поняла, что многообразие понимания данных определений прак-тикующими юристами и судьями еще долго не изменится. А если этоисследование все-таки прочтут региональные судьи, то очень хочет-ся надеяться, что они отнесутся к нему как к руководству для осмыс-ления и применения на практике, а не только как к научному труду.

К сожалению, это из моего личного опыта, региональные судьи,как правило, останавливаются на той формулировке закона, котораяим удобна в данный конкретный момент с данным конкретным ист-цом (в особенности, когда истец — высокопоставленное лицо).

Итак, сложный момент правоприменительной практики, на ко-тором я хотела бы остановиться — это субъекты права на защиту че-сти, достоинства и деловой репутации. Если попытаться проанали-зировать, действительно ли данный истец обладает правом на пода-чу искового заявления о защите чести, достоинства и деловой репу-тации, иными словами, имеет ли он эту самую честь, достоинство иделовую репутацию, то, я думаю, по большинству исков возникнеттакое количество вопросов, что скорее всего судебные процессы ли-бо никогда не начнутся, либо будут продолжаться в спорах годами.

Я приведу несколько примеров, которые наиболее ярко характе-ризуют все то разнообразие по этой категории дел, которые сейчас уменя встречаются. Насколько я понимаю положения законодатель-ства о защите чести и достоинства, субъектом права на защиту своейчести и достоинства является гражданин. В отношении защиты де-ловой репутации правом на судебную защиту обладают и юридичес-кие лица. Однако во многих случаях суды принимают иски от чинов-ников о защите чести, достоинства и деловой репутации организа-ции, которую они возглавляют!


146


Совсем свежий пример. В сентябре этого года Лискинский рай-онный суд вынес решение. Истцом по этому делу был священнослу-житель Дивногорьевского мужского монастыря, который счел пуб-ликацию в местной прессе порочащей свою честь, достоинство и де-ловую репутацию как священнослужителя русской православнойцеркви, также честь и достоинство самой Русской Православнойцеркви. Так является ли священнослужитель субъектом на подачуподобного искового заявления в защиту интересов церкви и вправели был суд принимать иск к рассмотрению? Думается, что нет. Одна-ко иск рассмотрен, частично удовлетворен и на данный момент яв-ляется по Воронежской области наиболее крупным по возмещениюморального вреда — 30 миллионов газета должна выплатить по это-му решению.

Более того, и это тоже наиболее часто встречающаяся, по моемумнению, ошибка, потому что такой ответственности я не видела нив одном нормативном акте, — принесение извинений. Притомприведенное в качестве примера решение формулирует ответствен-ность в таком виде: «Принести извинения несколько раз во всехрайонных газетах». Потому что истец считает, что Дивногорьевскиймонастырь обслуживает территорию не одного района области, анескольких, и эту заметку могли прочесть жители разных районов.Поэтому он считает, что в обязанность редакции необходимо вме-нить опубликование публичного извинения по этому делу. Я счи-таю, что подобные иски вообще не должны приниматься судом. Од-нако ни мое мнение, ни мнения других практикующих юристов су-дьями не будут приниматься во внимание, так как есть квалифици-рованное разъяснение Верховного Суда. Возможно и разъяснениеГенеральной Прокуратуры, поскольку я считаю, что в данной ситу-ации местные прокуроры должны обязательно реагировать, ведь на-лицо нарушение законодательства о средствах массовой информа-ции, гражданского законодательства. Кстати, зачастую с ЗакономРФ «О СМИ» незнакомы ни представители местной прокуратуры,ни судьи, потому что из десяти дел, как правило, в 6–7 случаях су-дьи просят принести Закон РФ «О СМИ» перед началом судебногозаседания, чтобы они его посмотрели. Эту ситуацию в здоровомсмысле принять как нормальную нельзя.

Еще один из примеров достаточно странного рассмотрения искао защите чести и достоинства. Это иск, предъявленный Белгород-ской области. Истец — отбывающий наказание по делу о дорожно-транспортном происшествии, повлекшем смерть. Была опубликова-на заметка под названием «Убийца за рулем», в которой журналистсовместно со следователем РОВД рассказал о ситуации уже после


147


вынесения приговора. Сотрудник милиции, находившийся в нетрез-вом состоянии за рулем, сбил человека, человек от полученныхтравм скончался. Характеризуя состояние виновника происшест-вия, в статье журналист употребил такое словосочетание, как «заливза воротник». Человек, отбывающий наказание по этому делу,предъявляет иск о защите чести, достоинства и деловой репутации,естественно, с возмещением морального ущерба. Суд принимаетэтот иск к рассмотрению и удовлетворяет его. Признаются пороча-щими честь и достоинство два словосочетания: первое — «убийца зарулем», само название публикации, второе — «залив за воротник».Удивляет сам факт, что в гражданском процессе, после того как фак-ты доказаны и констатированы во вступившем в законную силу при-говоре суда, они вновь ставятся под сомнение и признаются не соот-ветствующими действительности. Как, например, факт нахожденияв нетрезвом состоянии (фраза «залив за воротник»), хотя есть соот-ветствующее заключение судебно-медицинской экспертизы о том,что действительно обвиняемый в момент совершения преступлениянаходился в нетрезвом состоянии. Подобные иски, к сожалению,только кажутся казусом и нелепицей, но когда с этим сталкиваешь-ся на практике, остается только удивляться.

В последнее время наблюдается шквал исковых заявлений, посы-павшихся на районные, местные суды. Причиной подачи иска в суд,как правило, является публикация в прессе. К сожалению, большоеколичество рассматриваемых дел данной категории не перетекает вкачество судебных решений и не двигает судебную практику в поло-жительную, прогрессивную сторону, скорее наоборот. Неоднознач-ное понимание законодательства, его терминологического аппаратаприводит к нарушениям прав редакций и журналистов на свободуслова, так как судами редко принимаются во внимание положения о«невозможности судебного опровержения мнения журналиста». Иошибки, как правило, начинаются с нарушений процессуального за-конодательства, когда суд принимает к рассмотрению иски от истца,не являющегося субъектом права на судебную защиту по данной ка-тегории дел.

Еще один вопрос, который я хотела бы с вами обсудить, и это однаиз наиболее сложных проблем данной категории дел. Кто являетсясубъектом ответственности по делам о защите чести и достоинства?

Сейчас в нашем регионе несколько исков было предъявлено попубликациям, которые выстроены в форме интервью. Оспаривае-мые сведения — это информация, поступившая из уст интервьюи-руемого. В данной ситуации всегда привлекается журналист, но невсегда суд принимает в качестве соответчика человека, который да-


148


вал интервью (в особенности когда это известное должностное ли-цо). И что в этой ситуации делать? Редакция, безусловно, берет насебя ответственность, потому что, как правило, люди, которые дава-ли интервью, — это какие-то большие чиновники, которые позволя-ют себе в интервью говорить и с уверенностью утверждать опреде-ленную информацию, сведения, факты. Журналист не может с уве-ренностью утверждать, что эти факты истинны. В общем-то, на негои не возлагается обязанность проверять истинность этих фактов, онне следственный орган. Он может проверить достоверность настоль-ко, насколько он может это сделать, но не всегда он вообще можетэто сделать. И поэтому в данной ситуации необходимо однозначнопривлекать к ответственности человека, который давал интервью,он автор этих слов. Он утверждает, что это было так, это событие бы-ло, имело место, и именно таким образом. Но почему суды это игно-рируют, непонятный для меня вопрос.

Есть очень сложные моменты, когда предъявляются иски о защи-те чести и достоинства к журналистам и редакциям СМИ, а непонят-но, кто же должен нести в этой ситуации ответственность. Во всехслучаях, когда предъявляется иск журналисту, в соответчики привле-кается и редакция, но не всегда наоборот. Подобная ситуация возни-кает, когда публикуется письмо, пришедшее в редакцию. Это пись-мо, как правило, дается какому-то журналисту, который работает всоответствующем отделе редакции, он обрабатывает литературнымобразом это письмо, письмо публикуется за подписью автора, кото-рый прислал это письмо. И, скажем, подается иск о защите чести идостоинства. Журналист выпадает в данной ситуации из субъектовответственности, потому что законом такая ответственность не пре-дусмотрена. И в редакции нет никаких соответствующих внутреннихактов, которые предусматривали бы ответственность журналистапри литературной обработке материала, пришедшего в редакцию.Таких исков тоже очень много, и редакции, как правило, берут всюответственность на себя. Может быть, с моральной точки зрения этои правильно, но, с другой стороны, непрофессионализм журналис-тов очень часто дает повод для обращения в суд с иском о защите че-сти и достоинства, это тоже очень большая проблема.

Я думаю, что завтра мы будем обсуждать необходимость повыше-ния профессиональной грамотности журналистов, в том числе иправовой грамотности. Текст, который выходит в печать, долженбыть неуязвимым с точки зрения закона, как можно более неуязви-мым, потому что он не может быть однозначно неуязвимым от пер-вой до последней буквы. По одному и тому же факту могут быть со-вершенно разные мнения, и один человек может воспринять, ска-


149


жем, слово «админхозактив» в качестве просто какого-то термина,другой воспримет это слово как порочащее его честь и достоинство.Конкретный случай, Марк Григорьевич Хазин, юрист газеты «Изве-стия», говорил об этом деле. Исковое заявление было подано губер-натором Липецкой области Наролиным к собкору газеты «Извес-тия» Миролевичу, и суд своим решением признал термин «админхо-зактив» (губернатор созвал админхозактив для того, чтобы провоз-гласить его «штабом в поддержку нынешнего президента») пороча-щим честь и достоинство губернатора.

Надеюсь, что работа нашей конференции поможет всем нам нетолько более подробно разобраться в сложностях, возникающих прирассмотрении данной категории дел, но и реально изменить ситуа-цию на практике.

Спасибо.Ефремова: Пожалуйста, Островский Александр Леонидович.Островский (Московская коллегия адвокатов «Канон»): Прежде

всего мне хотелось бы сказать, что если раньше образцом оператив-ной работы являлась крылатая фраза «утром в газете, вечером в куп-лете», то сегодня практикующим адвокатам, в том числе практикую-щим и в сфере средств массовой информации, этого уже недостаточ-но. Приходится работать на опережение и формировать обществен-ное мнение не после появления публикации, а до, то есть в периодподачи информации журналисту, в период появления первых публи-каций.

Приведу простейший пример. В прошлую субботу самое громкоепреступление, которое обошло все средства массовой информации:убийство налоговым полицейским милиционера. Столкнулись пья-ный милиционер и пьяный налоговый полицейский, приехали запроститутками. Я вам даю усредненную версию прессы, усреднен-ную версию того, что вышло в эфир. Мне пришлось в этой ситуацииработать на опережение, заранее стараясь, чтобы нужная для защи-ты моего клиента версия попала в прессу, нужная в интонациях, вподборе фактов, в тех деталях, которые формируют общественноемнение.

Формально история очень неприглядна. Два выпивших налого-вых полицейских поехали за проститутками, их машина задела бам-пером другую машину, из которой вышел гражданин в штатском,стал требовать деньги, один из налоговых полицейских, который на-ходился на дежурстве, взял табельное оружие, вышел с ним разо-браться и пристрелил его. Их тут же забрали. Эту ситуацию прессаподавала многообразно. Второй налоговый полицейский, которыйсидел за рулем и попал в эту историю как кур в ощип, — человек с


150


безупречной репутацией, отработавший в органах безопасности по-ложенное количество лет и перешедший с тремя медалями в налого-вую полицию, когда она образовалась, он и не предполагал, что по-падет в такую историю. Он был не на дежурстве, он был без табель-ного оружия, он не предполагал, что оружие есть у его партнера. По-этому мне с позиции его защиты, давая уже первую информацию в«Московский комсомолец» и в еще какие-то издания, пришлось ак-центировать внимание на тех деталях, которые в дальнейшем будутиграть на руку клиенту, и эти детали не вымышленные, они подлин-ные, просто можно что-то подчеркнуть, а что-то затенить. В частно-сти, пришлось обратить внимание журналистов на то, что в карманеубитого милиционера из управления охраны правительственныхзданий, капитана милиции, почему-то лежали 1200 долларов. Однаиз позиций защиты, которую, возможно, придется использовать, —это вероятность того, что этот милиционер был сутенером, являлсякрышей этих проституток. Эта версия тоже активно может разраба-тываться.

Далее. Очень важна положительная информация о втором чело-веке, который вначале был задержан в качестве соучастника. Благо-даря тому что его истинная роль была быстро высвечена, что убийст-во было эксцессом его партнера, на третий день он был отпущен и изкатегории подозреваемых переведен в свидетели. Это один из при-меров, почему надо работать на опережение с прессой.

Далее. Говоря о защите деловой репутации, я хочу вам привеститакой парадоксальный пример, когда мне полгода назад пришлосьзащищать деловую репутацию стриптиз-клуба, самого лучшегостриптиз-клуба, самого дорогого заведения Москвы, где, по словамего бывшего хозяина, не был только Борис Николаевич Ельцин изнаших видных деятелей. Появилась эта ситуация в связи со сканда-лом вокруг министра юстиции Ковалева: как всегда бывает, паны де-рутся, а у хлопцев чубы трещат. Когда все мы стали созерцать кадрыфильма о личной жизни министра юстиции, а может, и не его, а егодвойника, как он утверждает, ряд конкурентов из других стриптиз-клубов решили, конечно, эту громкую скандальную ситуацию ис-пользовать в своих маленьких корыстных интересах. И тут же «Мос-ковский комсомолец» написал коротеньких три строчечки, что естьпредположение, что это произошло в клубе «Долз», что бывший по-койный хозяин этого клуба Иосиф Глоцер (тут же идет реплика о егокриминальном прошлом) грешил этим, т.е. дается намек потенци-альным посетителям этого клуба, что им ходить туда небезопасно.

Этот вопрос удалось решить в досудебной подготовке, принеслиизвинения. В том числе я должен отметить роль газеты «Правда»,


151


редакция которой заинтересовалась этой темой, дали большой мате-риал, поместили фотографии сауны, журналисты обошли полно-стью помещение этого клуба, провели полное журналистское рас-следование, три журналиста пришли, я их тоже сопровождал, и убе-дились, что сауны нет, негде было снимать. Проблема была снята.

И последнее, на что я хотел бы обратить внимание. Мне приятно,что здесь есть высокопоставленные чиновники судебной системы; небудучи номенклатурным адвокатом, я иногда вынужден приходитсязаранее готовить ловушки нашим судебным органам, не полагаясь наих объективность и непредвзятость. О чем я хочу рассказать? К сожа-лению, несмотря на все просьбы практикующих адвокатов, до сихпор судебные органы не выработали единых рекомендаций по разме-рам возмещения морального вреда, и на сегодня ситуация такова,что, имея знакомого судью, можно разорить любое средство массо-вой информации, заявив иск на миллиарды долларов, и иск будетудовлетворен, формально это не будет противоречить закону. Жерт-вой этой ситуации могло бы стать и стало бы, если бы я не расставилловушку Московскому городскому суду, одно из самых популярныхполубульварных изданий «Мегаполис-Экспресс». Ему были предъяв-лены иски на сотни миллионов рублей компанией Бари Алибасова инанайцев и одновременно семьей Вертинских. Я совершенно не по-лагался на то, что наши судьи будут руководствоваться общеприня-той практикой, хотя, встретившись с Генри Марковичем в суде, мы сним переговорили и решили, что 3–5 миллионов, и я был в этом уве-рен, и вдруг судебная коллегия по гражданским делам оставляет в си-ле 40 миллионов, 50 миллионов, а в сумме 150 по одному делу и 130миллионов по другому делу. Значит, самое массовое издание должнозакрыться, если бы я был стандартно мыслящим адвокатом.

Но, подчеркиваю, не питая иллюзий относительно добросовест-ности судейского корпуса, я вам раскрою маленькую хитрость, бла-годаря которой было спасено это, может быть, не авторитетное, мо-жет быть, не уважаемое, но читаемое и раскупаемое издание. Хит-рость тут очень простая, но эту хитрость пришлось заранее проду-мать. Ни один из судей народного суда (дела рассматривали два на-родных суда), ни члены городского суда, ни рассматривавший этодело в надзоре президиум городского суда и Верховного Суда не по-интересовались, а кто является юридическим лицом ответчика. Онипопались в примитивно расставленную ловушку, а именно, когдабыли предъявлены эти многомиллионные иски, я тут же велел глав-ному редактору, поскольку иск предъявлен редакции, а юридичес-ким лицом в то время было издательство, выписать мне доверен-ность от лица редакции, ответчик — редакция, доверенность — от


152


редакции, а как быть с номером регистрационного удостоверения врегистрационной палате? В печати указан регистрационный номер,но... — министерства печати. Никто на это не посмотрел. Регистра-ционный номер — такой-то. Доверенность была выписана по фор-ме главным редактором, действующим на основании устава редак-ции, но никто из наших высших судей на это не обратил внимания,настолько им хотелось заклеймить это издание, что проштамповали150 миллионов, 130 миллионов. Очень хорошо. Когда все было про-играно, я велел быстренько зарегистрировать юридическое лицо —редакцию «Мегаполис-Экспресс», и теперь, выстроив в очередь всехобладателей исполнительных листов, с бедной, нищей редакции онибудут до скончания века получать свои деньги. Они давно поняли, вочто они вляпались благодаря непрофессионализму, к сожалению,своего адвоката, но и, к сожалению, всей судебной системы. Никтони на одной ступени, включая Верховный Суд и Прокуратуру, не по-интересовался этим принципиальным вопросом.

Я уже заканчиваю. Благодарю вас всех за внимание. Если будутвопросы, с удовольствием отвечу.

Ефремова: Следующий, пожалуйста. Пермяков Александр Андре-евич.

Пермяков (Общество защиты гласности, Екатеринбург): ПермяковАлександр Андреевич, я представляю одновременно наш уральскийрегиональный центр защиты прав прессы и вместе с тем руковожууральским региональным управлением Роскомпечати, то есть чи-новник и правозащитник одновременно. Прежде всего я хотел бысказать вот о чем. Насколько мы правы, когда мы говорим об эпиде-мии исков о защите чести и достоинства и деловой репутации, когдамы говорим о всплеске, значительном росте и т.д.

Передо мной две таблицы, мы получили информацию из судов,прокуратур, органов юстиции всего нашего Уральского региона, это9 субъектов Федерации, об исках в 1996 и в первой половине 1997 го-да о защите чести, достоинства и деловой репутации к журналистами редакциям.

В прошлом, 1996, году в нашем регионе находилось в производ-стве 451 дело к журналистам и СМИ. Много это или мало? Еслибрать середину года, то на учете в нашем региональном управлениисостояло примерно 1800 средств массовой информации. Есть опре-деленное количество мертвых душ. Их примерно 500. Тогда средствмассовой информации остается 1300 на этот период. Если мы сопо-ставим эти две цифры, то мы увидим, что каждая третья редакцияполучала иск, но, разумеется, есть какие-то более конфликтные ре-дакции, есть какие-то менее конфликтные, об этом я буду говорить


153


в своем выступлении. Самая конфликтная область — это Свердлов-ская область, было здесь 172 иска, менее конфликтны Ханты-Ман-сийский и Ямало-Ненецкий автономные округа, также в это числопопадает Курганская область.

Очень четкая тенденция: две трети исков удовлетворяются, однатреть — нет. Если мы говорим о тенденции, сравниваем 1996 год спервой половиной 1997 года, картина здесь такая: в первой полови-не 1997 года только за шесть, а не за двенадцать месяцев в производ-стве находилось уже 397 дел, цифра ненамного меньше, чем целикомза 1996 год. На самом деле достаточно значительный рост. Если мыбудем говорить о такой позиции, как компенсация морального вре-да, это очень важная категория, и я собираюсь на ней остановиться,то взыскана была огромная сумма в 1996 году с редакций судами —11 миллиардов 2 миллиона 69 тысяч рублей. Цифра в первой полови-не 1997 года значительно меньше — 390 миллионов 732 тысячи руб-лей, но это обманчивая сумма. Дело в том, что из 11 миллиардов 2миллионов 69 тысяч рублей львиная доля, а именно 10 миллиардов237 миллионов,— это сумма, взысканная только с одного изданияТюменской области, на этом случае я остановлюсь дальше, это газе-та «Тюмень-2000», по трем искам с нее было взыскано свыше 10млрд. рублей. А если этот исключительный случай оставим пока встороне, то стоимость проигранного иска средствами массовой ин-формации, если мы сравниваем ситуацию в 1996 и 1997 годах, значи-тельно выросла. Если в целом каждый проигранный редакцией илижурналистом иск в 1996 году стоил в среднем 2 млн., то в первой по-ловине 1997 года он стоит 5,5 млн. рублей — значительный рост.Подтверждаются также наблюдения, которые были высказаны спе-циалистами, работниками Фонда защиты гласности.

Уважаемый господин Ефимов из Мособлсуда сегодня выступал иговорил о том, что появляются люди, которые специализируются наисках к средствам массовой информации, называлась вполне кон-кретная фамилия, я тоже могу назвать целый ряд фамилий в нашемрегионе, в частности я назову только одну фамилию: г-н ВикторБейбулатов из города Полепсково Свердловской области завалилсвой Полепской городской суд исками к СМИ, и не только к СМИ,он подал иски ко всем, кто находится в его видимости. Видимо, вближайшее время будет иск на меня, поскольку помимо того, что оннаправляет в отношении редакций и СМИ иски, он стал действоватьтаким образом. Он целый ворох бумаг прислал нам в региональноеуправление, чтобы мы собрали по его личному запросу компроматна те СМИ, с которыми он судится, причем судьи (я обратился законсультацией в суды) сказали, что эта информация для решения


154


вопроса по конкретным публикациям, где, как считает г-н Бейбула-тов, о нем обидное что-то было сказано, не имеет никакого значе-ния, например сведения о том, какие в нем ошибки, есть ли устав,правильно ли указаны выходные данные, но нас попросили по всемпозициям, которые есть в Законе о СМИ, дать компромат для Бей-булатова, чтобы он в дальнейшем мог это использовать. Такие фигу-ры не редкость. Я могу примерно полтора десятка человек назвать, скоторыми нам приходится иметь дело.

Очень по-разному на самом деле понимаются основные понятия,такие, как «честь», «достоинство», «деловая репутация». Прежде все-го, они вообще не различаются, юридическое лицо подает иск илифизическое лицо, в равной степени эти все три категории употреб-ляются. «Мне это читать просто обидно», или «меня обидели чем-то». Никак не различается истцами этот нюанс, и неясно, в чем жесостоит нанесенная эта обида. В этом смысле думаю, что материалыкниги, при том, что многие главы и места очень сложно восприни-маются, но если адаптировать (а этой работой непременно нужно за-ниматься), они могут дать аргументацию тем, кто защищает те илииные позиции в суде, и могут быть приняты во внимание и исполь-зованы судьями, разумеется, при необходимой адаптации.

Я приведу такой пример. Когда выступала Галина Юрьевна Ара-пова, она говорила о случае, когда иск был подан священником. Унас до иска пока дело не дошло, но я сейчас слежу за одним такимконфликтом. На севере Свердловской области один священникпредъявил претензии к редакции и журналисту по поводу того, чтоженщина (редактор и журналист), восхищаясь иконами, которыеона видела в одном из монастырей, сказала об изображении на ико-не Девы Марии: «Прекрасный лик женщины». Редакции грозит иск,потому что Дева Мария — это дева, а не женщина. Это доказываетсвященник со священными текстами в руках и грозит иском в суд.Как тут применять основные категории, основные понятия, я не бу-ду сейчас об этом говорить, Галина Юрьевна останавливалась наэтой проблеме.

Другой конкретный случай. Недавно глава администрации Орд-жоникидзевского района г. Екатеринбурга Сергей Черкасов подалиск в суде о защите чести, достоинства и деловой репутации. Исксвязан с одной фразой журналистов из газеты «Московский комсо-молец-Урал», они ездили в ночной рейд с гаишниками, и журналистпозволил себе такое выражение, я тоже считаю, что его не стоилоупотреблять. Он назвал два района нашего города — Уралмаш (Орд-жоникидзевский район) и Эльмаш — «страной непуганых идиотов».И глава администрации района подает иск в суд о защите коллектив-


155


ной чести, достоинства от имени жителей всего района, посколькуон избран на выборах главой администрации района. Он называетточную сумму компенсации морального вреда, по его расчетам полу-чается 10 тысяч на каждого жителя района.

Очень серьезной проблемой является компенсация моральноговреда, которой я только что коснулся. Я тоже приведу два конкрет-ных примера. Плохо, когда судьи по-разному относятся к этой про-блеме, исходят из разных оснований и, самое главное, если для раз-личных подходов дает основание само законодательство: Граждан-ский кодекс, ст. 151 и 152. В этом году наш Свердловский арбитраж-ный суд рассматривал иск индивидуального частного предприятия«Большой Урал» к газете «Уральский рабочий». Там было сообщено,что руководитель этого предприятия в нетрезвом виде был задержанв магазине при попытке грабежа. Об этом уважаемая газета сообщи-ла по материалам, представленным пресс-службой УВД, последовалиск в суд, который этот гражданин подписал не как физическое ли-цо, а именно от лица предприятия. Суд арбитражный иск принял,рассматривал его, но в удовлетворении отказал. Был дан очень гра-мотный ответ в решении суда, в частности, было указано, что юри-дическое лицо не может требовать компенсации морального вреда.

На этом опыте нужно учиться, нужно распространять такого ро-да решения и показывать судьям, что такие решения принимаются.Потому что просто не имеют организации права требовать компен-сации, исходя из того определения морального вреда, которое содер-жится в ст. 151. Вместе с тем Тюменский арбитражный суд, я возвра-щаюсь к тому случаю с газетой «Тюмень-2000», о котором я уже го-ворил, принял решение по трем искам и взыскал с этой газеты 10 слишним млрд. рублей, несмотря на то что истцами были на самомделе юридические лица: предпринимательская фирма «Ника-центр», профессорская ассоциация г. Тюмени, это тоже юридичес-кое лицо в подлинном смысле слова, и администрация Тюменскойобласти. Конкретно 10 млрд. было решено в пользу администрацииТюменской области.

К вопросу о независимости и зависимости судей, это как раз те-ма, которой сегодня уже касались, Тюменская областная админист-рация запросила 20 млрд., в два раза снизили сумму, но 10 млрд. все-таки взыскали с газеты. Газета вышла из положения очень просто.Она тут же сделала совершенно пустым свой счет, тем более что пе-чатается она уже давно в Свердловской области, выходит раз в неде-лю, и раз в неделю появляется то или иное физическое лицо, кото-рое необходимую сумму для производства недельного тиража газетывыплачивает, поэтому на самом деле эти деньги взыскать никак не


156


могут. Здесь сразу две проблемы возникают в связи с этими решени-ями. Первая — юридические лица могут ли, вообще говоря, требо-вать компенсацию морального вреда; вторая — является ли юриди-ческим лицом в подлинном смысле слова областная администрация,поскольку по ст. 2 и 124 ГК РФ субъекты Федерации приравнены кюридическим лицам, но это не юридические лица в собственномсмысле слова, они всего лишь участники делового оборота, об этомсегодня уже говорилось.

Но самое главное, я хотел бы обратить внимание, что для такогорешения арбитражного Тюменского суда тоже есть свои основания,своя логика, так что здесь несовершенство именно закона, когда этидве статьи сталкиваются между собой, ст. 151 и 152. Особенно еслипренебречь словом «соответственно», на которое обратил вниманиеАлександр Рувимович Ратинов в своем послесловии, если оставитьэто «соответственно» в стороне.

Наконец, я хотел бы коснуться проблемы «Факты. Суждения».Здесь тоже есть определенный судебный опыт. Есть такое средствомассовой информации «Телевизионное агентство Урала» (ТАУ), ко-торое возглавляет Иннокентий Шеремет, у нас в Екатеринбурге всборниках ФЗГ это СМИ упоминается часто, потому что оно весьмаконфликтно. На последнем семинаре, а мы провели 4 семинара поправовым аспектам деятельности СМИ у себя в регионе, на один изпоследних семинаров мы пригласили Шеремета на обсуждение темы«Пределы дозволенного в журналистике», и он сказал, что за времяих деятельности, за 3,5 года, им грозили исками более 50 раз. На са-мом деле до суда дело доходило лишь в каждом пятом случае, а то именьше, к ним было подано меньше 10 исков, они умело ведут защи-ту, отстреливаются они, как он сказал, не очередью, а одиночнымипатронами и всегда что-то держат про запас. И когда к ним обраща-ются и говорят, что подадут на них в суд, они отвечают, что у нас естьтакой, еще такой и вот такой отснятый материал о вас, если вы пода-ете иск, то мы это пустим в эфир. В подавляющем большинстве слу-чаев это действует, люди не без греха, поэтому прекращают любыеконфликты.

Но я хочу сказать не об этом, а о том, что есть, на мой взгляд, поч-ти уникальный случай, когда при очередном конфликте ТАУ иСвердловской ГТРК от ГТРК был подан иск к ТАУ о защите чести,достоинства и деловой репутации, у нас в регионе впервые судьи на-шего арбитражного суда очень, на мой взгляд, компетентно и квали-фицированно стали решать эту проблему: различение сведений иоценки, сведений и суждений, строя свои рассуждения с привлече-нием соответствующих статей Конституции РФ, и отказали в удов-


157


летворении этого иска. По моему личному мнению, тем более чтоздесь судились два средства массовой информации и две телекомпа-нии, я бы, может быть, сделал вывод, что вообще Шеремета следова-ло бы наказать, но сам по себе такой судебный опыт представляетсямне интересным.

Я думаю, что такие встречи, конференции, как наша, нужно пла-нировать. Сейчас я знаю, что новым проектом ФЗГ стал «Массмедиаи судебная власть», нужно работать с судьями, видимо, не в такой жеформе, как, допустим, мы активно работали с прокурорскими работ-никами, но такую работу необходимо проводить, встречаться, зна-комить их с решением собственных коллег и осуществлять их даль-нейшее правовое образование, правовое воспитание. Я думаю, чтона этом я закончу, поскольку вопросы правового просвещения и об-разования переносятся у нас на следующий день, я готов еще раз вы-ступить.

Ефремова: Сейчас выступит Романенков Николай Семенович.Романенков (Московский городской суд): Начать свое выступле-

ние мне хочется с самой темы нашей конференции «Честь и доброеимя: конфликт журналистики и юриспруденции». И сразу встает во-прос: в чем видится конфликт между журналистами и юристами насегодняшний день? В росте числа дел гражданских, которые посту-пают в суды, я имею в виду суды общей юрисдикции и арбитражныесуды, о защите чести, достоинства и деловой репутации в количест-ве удовлетворенных исков данной категории или в суммах мораль-ного вреда? Если в этих моментах, то я не думаю, что можно гово-рить о конфликте юриспруденции и журналистики.

Если мы с вами обратимся к недавнему прошлому, еще несколь-ко лет тому назад в судебной практике практически не было исков озащите чести, достоинства и деловой репутации. Редко когда встре-чалась какая-то публикация в журнале «Крокодил», это все понима-ли: раз пресса выступила, значит, это все правда, значит, так оно иесть, и никому из граждан, тем более чиновнику, организации в го-лову не приходило обратиться в суд с иском и защищать свое имя,честь, достоинство. Не было такого.

Я уже не говорю о моральном вреде. Наше законодательство непредусматривало возможности компенсации морального вреда,только с 1992 года стали появляться в судебной практике иски, гдеграждане наряду с защитой своей чести, достоинства, своего имениставили вопрос о возмещении, компенсации морального вреда. На-ше недавнее прошлое было такое хорошее, тогда не было конфликтамежду журналистами и юристами, когда исков не было, значит, мыжили хорошо? Я думаю, что мы вряд ли будем говорить о том, что


158


тогда мы были все счастливы. Наверное, те преобразования, кото-рые произошли в стране, та свобода, свобода мнений, гласность —они породили то многообразие проявлений, которые мы встречаемна сегодняшний день в нашей жизни и встречаем в судах.

Сегодня здесь были выступления о том, что, наверное, судам нестоит принимать какие-то заявления от граждан, иски о защите чес-ти, достоинства, какие-то надуманные иски, искусственные, чего ихвообще принимать, слушать и отвлекать СМИ от своей работы. Я ду-маю, это совершенно неправильный подход. Ведь у нас с вами естьКонституция РФ, и ст. 46 прямо говорит, что каждый гражданинимеет право на судебную защиту. Безусловно, мне как судье иногдане очень-то хочется заниматься многочисленными исками граждан.Но гражданин имеет право, потому что нет другого органа в государ-стве, который может его защитить. Мне, может, его иск кажется аб-сурдным, нелепым, а для него это важный иск, допустим, его где-тооскорбил сосед на участке, я даже не говорю о средствах массовойинформации. На собрании членов кооператива обсуждали какую-топроблему, и там его оскорбили. Для него это личная проблема, оченьважная и серьезная, он идет в суд и защищает свою честь и достоин-ство. Хотя в масштабах страны это дело такое неинтересное.

Мне, например, как судье совершенно не хотелось бы занимать-ся таким делом, оно склочное, но тем не менее гражданин обраща-ется, и я должен его рассмотреть и разрешить. А уж как разрешить: впользу заявителя или отказать ему — это уже другой момент. Следу-ет сказать, что иски о защите чести и достоинства наиболее сложныев судебной практике. Сегодня я здесь слушал выступления предста-вителей СМИ других регионов. Практика показала, как видно из ихвыступлений, что совершенно разные подходы у юристов к реше-нию этих проблем. Где-то иски удовлетворяются, где-то в них отка-зывают. Мне очень понравился случай, когда назвали «край непуга-ных идиотов». Наверное, на эту тему можно роман написать по по-воду такого дела. И как его решить? Если взять двух судей, наверня-ка они его по-разному решат. Это различные подходы. Когда слуша-ются дела такой категории, здесь судье приходится обращаться к ря-ду дополнительных материалов, не только нужно знать закон. Законмы с вами взяли, открыли статью, все ясно и понятно. А как решитьтакое дело, если кого-то, допустим, обозвали фашистом, монархис-том или приклеили иной ярлык? Здесь подходить односторонне иговорить, что раз его обозвали фашистом, значит его иск нужноудовлетворять, я не думаю, что обязательно это нужно делать.

Я в свое время, в 1994 году, когда только начинала складываться су-дебная практика по искам к СМИ о возмещении морального вреда,


159


тоже занимался этим вопросом, анализировал судебную практику,подготовил небольшую публикацию по данному вопросу, и я считаю,что здесь должны быть очень разумные и осторожные, взвешенныеподходы к решению этого вопроса. Почему я так об этом говорю? Ведьиногда СМИ, да и судебные заседания используются в качестве три-буны для пропаганды своих взглядов, для привлечения общественно-сти к своей персоне, особенно это касается исков, которые у нас по-дают политические деятели, члены правительства, кандидаты в мэры,депутаты и другие граждане, которые хотят, чтобы к их персоне былоприковано внимание. От этой категории дел мы никуда не денемся.

Мы недавно делали выборочное исследование по г. Москве.Москва очень своеобразный регион в отличие от других регионов,потому что масса СМИ, очень много видных фигур, в том числе иполитических деятелей, и, кроме того, разнообразные и сложные си-туации. Что показала такая выборочная проверка? Мы просмотрели87 дел, это центральные районы по г. Москве, и оказалось, что в 25случаях иски к СМИ предъявляли юридические лица, в остальныхслучаях иски предъявляли депутаты обоих уровней, дальше предъяв-ляли министры, затем кандидаты в мэры, практически простыхграждан, рабочих, врачей нет, они почему-то иски к СМИ не предъ-являют. Что, у них другая честь, у них другие понятия о достоинстве?Я не думаю. Иногда пишут, но в суд почему-то не обращаются. Еслимы будем говорить об этой категории дел, об этой категории субъек-тов, которые обращаются за защитой своих прав, — ведь это люди,которые у нас находятся на виду у всего общества; когда человекидет в политику, он, безусловно, надеется на то, что он будет заме-чен, что к нему будут привлечены СМИ, к его позиции, к его вы-ступлениям, и поэтому, когда, допустим, появляется на радио или нателевидении, в печати какая-то критическая статья в отношении то-го или иного политика, а он сразу бежит в суд, я думаю, что это его,конечно, личное право, но обязательно ли нужно суду удовлетворятьтакой иск — я в этом очень глубоко сомневаюсь. По Москве прошелряд таких дел, когда предъявлялись иски и они удовлетворялись, ноя думаю, что вряд ли можно было бы всегда согласиться с правиль-ностью этих судебных решений. Конечно, если на сегодняшнийдень они вступили в законную силу, они не отменены, они являютсядля нас обязательными. Но сами подходы к удовлетворению такихисков у меня вызывают сомнения. И поэтому в отношении такой ка-тегории заявителей, я думаю, судам нужно подходить более разумно,а СМИ, когда они отстаивают свою позицию в отношении этих ка-тегорий граждан, я думаю, нужно преподнести суду такой материал,который бы раскрывал существо данного политического или госу-


160


дарственного деятеля, его взгляды, не просто сказать, что он фа-шист, и все. Вы проанализируйте его выступления, предположим, напротяжении какого-то периода времени, покажите это в суде, дока-жите, что эти выступления носили такой характер, и тогда, можетбыть, будет принято совсем другое решение по конкретному делу.

Теперь несколько слов по поводу компенсации и размера мораль-ного вреда. Здесь говорилось, что нужно выработать какую-то шка-лу и говорить, что за доброе имя тебе такую-то сумму, за поруганнуючесть тебе столько-то денег. Здесь очень трудно выработать какие-топозиции, я думаю, что никакие высшие судебные инстанции такуюрекомендацию никогда не дадут. Есть, правда, в настоящее времяизыскания в среде юристов, которые часто практикуют в областиуголовного права, там есть рекомендации по градациям, скольконужно взыскивать за изнасилование, убийство и т.д. Я не специалиств области уголовного права, я не могу давать оценку этому.

Что же касается гражданских отношений по защите чести, досто-инства, я допускаю, что уже сам иск о защите чести и достоинства вслучае его удовлетворения свидетельствует о том, что это нарушен-ное право защищено и восстановлено. Поэтому говорить о каких-тоогромных суммах, тут прозвучали суммы в 10 млрд., у меня вызыва-ет просто ужас, я по Москве еще таких случаев не слышал, чтобы соСМИ взыскать 10 млрд., мы должны будем разорить СМИ и закрытьего руками судебной власти. У меня это вызывает ужас. Если мыпойдем по такому пути, мы через полгода можем все СМИ закрыть исказать: хватит свободы, хватит гласности, давайте будем все писатьо хорошем и дружить все вместе. Ничего тогда у нас не получится.Наверное, все-таки я допускаю, что в отдельных случаях размер ком-пенсации морального вреда может быть определен судом по его ус-мотрению, но это должно быть каждое конкретное дело в зависимо-сти, будем так говорить, от обстоятельств причинения этого вреда.

Я, когда сегодня шел, посмотрел старую брошюру по моральномувреду, которая была издана в России еще до революции, в 1913 году.Ведь мы 70 лет вообще не признавали возмещение морального вреда,нас учили, что моральный вред, денежная компенсация — это всечуждое, буржуазное, нам это ничего не нужно взыскивать, и мое по-коление юристов выросло на том, что моральный вред — это необос-нованное обогащение и нечего его взыскивать и удовлетворять. Од-нако практика не только показала, что вред нужно компенсировать,его нужно удовлетворять не только в наших судах, но и в судах другихгосударств, но к этому надо подходить очень разумно и очень осто-рожно. Я хочу повторить то, что говорил юрист еще в начале нашеговека, ведя речь о моральном вреде. Говорил, что право на возмещение


161


морального вреда есть право униженных и оскорбленных, я хочу под-черкнуть, действительно униженных и оскорбленных, не тех, ктоидет в суд для того, чтобы получить рекламу, получить голоса, а изу-веченных, обездоленных и соблазненных, право эксплуатируемыхписателей, артистов и служащих. Такие были подходы у русских юри-стов к разрешению вопросов возмещения морального вреда.

Безусловно, сейчас у нас ситуация другая, за эти годы мы впередочень продвинулись, наверное, ориентироваться на начало ХХ векане надо, но, думаю, хорошо бы иметь в виду, что моральный вреддолжен взыскиваться в значительных суммах применительно к уни-женным и оскорбленным, обездоленным, эти критерии должныприменяться в судебной практике в отношении этих граждан, а нетак огульно, если он губернатор, значит, ему 5 млн., если он район-ный начальник, ему 2 млн., такие подходы будут совершенно непра-вильны при решении этого вопроса. Это все, что я хотел сказать.Спасибо.

Ефремова: Мне думается, что чрезвычайно интересный аспект за-тронул в своем выступлении Николай Семенович — это мотивацияобращения истцов за судебной защитой. Мы проанализировали зна-чительное количество нарушений в этой сфере, при этом пытаясьнайти рядового гражданина, который бы обратился за защитой сво-ей чести и достоинства. За весь год нашли только один такой «казус».Вы понимаете, конечно, в нашей стране очень много и обиженных,и униженных, но тем не менее люди при нарушении их законныхправ, при оскорблениях и всяческих унижениях не обращаются в судза защитой. Научно-исследовательский институт Генеральной Про-куратуры РФ проводил многочисленные широкомасштабные опро-сы общественного мнения многие годы.

Результаты опросов показали, что люди не обращаются за защи-той в правоохранительные органы, не только в судебные, но и в дру-гие, потому что не верят в справедливость, не верят в то, что илипрокурор, или суд будет защищать и отстаивать их права, а многиепросто не хотят терять время и силы на то, что вообще потом не при-несет никакого результата. Это очень тревожные результаты, ониподтверждаются многочисленными исследованиями, да и опыт по-вседневной жизни говорит об этом же. Между тем обращение рядо-вых граждан за судебной защитой чести и достоинства является од-ной из важнейших характеристик состояния общества, показателемего демократического развития.

Если посмотреть зарубежную практику, то она свидетельствует,что суды во многих странах проявляют более высокую степень тер-пимости в отношении жестких выражений, если они высказаны в


162


адрес политиков правительства или органов государственной влас-ти. Там должностные лица, высокие чины редко могут рассчитыватьна удовлетворение исковых требований. Во многих случаях эти искипросто не принимаются. Каждый публичный деятель должен бытьготов к повышенному, пристальному, а нередко и пристрастномувниманию со стороны средств массовой информации и обществен-ного мнения. Поэтому, когда должностные лица обращаются с ис-ком в суд, то зачастую такие требования просто не принимаются.Это маленькое отступление. Я хотела бы предоставить слово желаю-щим высказаться.

Болотовский (Московская коллегия адвокатов): Как сказал ГенриМаркович, я не неофит, но по крайней мере занимаюсь этой катего-рией дел не постоянно, поэтому многое здесь мне очень интересно илюбопытно. Могу сказать, что один алгоритм я вывел: чем меньше встране чести и достоинства, тем больше исков об их защите. Это какбазис.

Но меня крайне тревожит, именно как профессионала, следую-щая ситуация. Среди моих клиентов очень много достаточно круп-ных коммерческих структур. И сейчас мы столкнулись с конкретнойпарой дел, не буду о них говорить, поскольку они находятся в стадииработы, где меня поразило спокойное отношение СМИ к такойочень любопытной проблеме. СМИ делает предположение о том илиином событии и заявляет, что этот товарищ — взяточник, эта фирма— мошенническая, то-то, то-то и то-то. Не знаю, по старой практи-ке, по уголовным делам я всегда считал, не вдаваясь, простите меняради Бога, в лингвистику, что обвинение в уголовно наказуемом де-янии, мне так кажется, по-разному трактуется — и как клевета, икак ложный донос, и т.д., и т.п. Но ведь самое интересное, что мысталкиваемся с двумя видами предположений, и если первое из них,когда журналист излагает определенную фактологию и заявляет сполной ответственностью, понимая возможную ответственность,что, по его мнению, это взятка, по его мнению, это уголовно наказу-емое деяние, — это одно.

Но ведь очень часто СМИ допускают предположения, абсолютноне давая фактической стороны вопроса. И как мне представляется,права на такое предположение у него нет, потому что если делаетсявывод, что нападение на бывшего сотрудника фирмы с небольшимоборотом (10 трлн. рублей в год) было организовано его бывшими ра-ботодателями, и единственной основой для такого предположенияявляется заявление пострадавшего, что у него больше на свете враговвроде бы и нет, то мне кажется это несколько смелым. Поэтому я пре-красно понимаю, что здесь существует какая-то постоянная граница,


163


постоянный вопрос: есть ли право общественности знать, что проис-ходит в стране, коридорах власти, и в коммерческих структурах, в ча-стности, и где же все-таки начинается ответственность? Мне как про-сто юристу представляется, что надо отвечать за такие вещи. ЗдесьНиколай Семенович очень хорошо сказал о желании определенных,чаще всего политических фигур использовать суд как дополнитель-ную трибуну для популярности. А когда представители СМИ говорят,ради Бога, вы быстрее подавайте иск, у нас подписная кампания, унас рейтинг передачи падает, это что? Это не желание пользоватьсяжареным материалом для повышения тиража и соответственно уве-личения рекламных расценок? Что такое телевизионный рейтинг, этовещь туманная, но тем не менее может быть и для этого. И здесь воз-никает вопрос об ответственности за подобные вещи.

Кстати, должен поделиться своими наблюдениями. Я сейчас сво-им клиентам рекомендую не обращаться с исками в общие суды о за-щите чести, достоинства и деловой репутации. И если у меня полу-чится то, чем сейчас я занимаюсь, то, возможно, в ближайшее времяв арбитражный суд будет предъявлен иск о возмещении убытков.Нет, не просто с публикацией, а с конкретными письмами контра-гентов, как российских, так и западных, что после появления подоб-ных публикаций они считают невозможным продолжать сотрудни-чество с такими-то фирмами, что они разрывают переговоры, отзы-вают свои подписи под протоколами намерений и даже требуют рас-торжения контрактов. И мне будет очень интересно посмотреть наситуацию, в которой окажется пресса. Если мои коллеги будут под-держивать подобную практику и не защищать трудно определяемоев ГК понятие чести и достоинства, не будут дискутировать по вопро-сам, что же является сведениями порочащими, а при полной недока-занности серьезнейших обвинений станут ставить вопросы в арбит-ражных судах о возмещении убытков, реально доказанных, реальнопросчитанных, мне представляется, что подобная вещь поставитпрессу в тяжелейшее положение, и не дай Бог, чтобы это случилось.Ведь, как я понимаю, одна из целей сегодняшней конференции —это именно то, что СМИ должны как-то аккуратнее обращаться сфактами, в то же время прояснить для СМИ и юристов какие-то оп-ределенные понятия и составы, это очень полезная вещь. Но, доро-гие мои, вы же все-таки должны понять. Тут прозвучало опять у Ни-колая Семеновича, я на него ссылаюсь как на выступавшего послед-ним, что в России привыкли верить печатному слову и ничто, дажесумасшедшие скандалы с МММ, ничего не изменили. Все едино —печатная статья воспринимается совсем по-другому, чем, допустим,выступление в эфире. Это ведь тоже надо учитывать. И появились


164


структуры в российской экономике, структуры, которые уже сейчасреально могут пострадать и уже страдают от ущерба, причиняемогоих деловой репутации. Но не в плане, повторяю, такого абстрактно-го разговора. Когда работаешь с очень серьезными западными кон-трагентами, которые проверяют своего контрагента по полной про-грамме, идиотские публикации о связях с мафией, коррупции, окоррумпированных всяких сделках являются конкретными и реаль-ными факторами для отказа от огромных контрактов с конкретнымифирмами и конкретными банками. Ни в коем случае, поймите меняправильно, я не говорю, что большой бизнес или что-то еще должныбыть вне зоны критики, избави Бог, более того, там часто такое тво-рится, необходимо, чтобы СМИ отражали эти процессы.

Но, друзья мои, вы посмотрите, что происходит. Ведь понятие«русская мафия» введено нашими СМИ, нет ни одной страны мира,включая Италию, страну классической мафии, где бы так кричали орусской мафии. Да нет таких слов «русская мафия», кроме двух-трехидиотских боевиков. Это термин русской советской прессы. Так воти возникает вопрос: когда затрагиваются интересы личности, необ-ходимо быть предельно осторожным, потому что неосторожно опуб-ликованное слово может смертельно ранить человека, нанести емуогромную травму. Когда дело касается серьезных коммерческихструктур, я подчеркиваю, серьезных, ведь это вы публиковали рекла-му всевозможных компаний, вы, уже имея уголовное дело в отноше-нии Мавроди, простите, это не относится ни к кому конкретно, этовы продолжали рекламу на телевидении МММ, даже когда Мавродинаходился в камере. Либо одно, либо другое. Есть и серьезные эко-номические статьи, есть и серьезный анализ, есть вскрытие серьез-ных недостатков, кто против? Если появляются огульные обвине-ния, если открытые выступления журналистов на стороне той илииной финансовой группировки, то, товарищи, давайте действитель-но готовиться к серьезным арбитражным делам, не к тому, к чему мыпривыкли в судах общей юрисдикции, а с четкими доказательствамиущерба, с арестами счетов, потому что иски будут миллионные, и нев рублях.

Опять же встает вопрос об ответственности журналистов, ответ-ственности СМИ. И мне бы очень хотелось, чтобы у меня и моихколлег было как можно меньше дел, связанных со спорами с вами.Не на этом, что называется, делать себе заработок, работу и все ос-тальное. Нам нужно жить дружно и вместе. Те, кто представляетСМИ, я обращаюсь уже здесь к юристам, и те, кто представляет ис-ки к СМИ, — кстати, часто это бывают одни и те же люди, — и по-этому я призываю вас к элементарному анализу, к чему может привести


165


та или иная публикация. Ради Бога, никаких вопросов нет, все, чтонадо, должно быть опубликовано, но вы посмотрите сами: когда де-ло касается серьезных экономических вопросов, у нас практическиосталось считанное количество журналистов, читая которых, трудноопределить, кого они поддерживают в экономической сфере. Изда-ния четко поделились, программы телевидения четко поделились, иущерб, приносимый подобными публикациями, на мой взгляд, вы-ходит далеко за рамки.

В том, что сегодня в отдельных случаях нашей промышленноститрудно выйти на определенные западные рынки, виноваты мы все, по-скольку стоит постоянный крик о русской мафии, о коррумпирован-ности. Да, мы коррумпированы, но, кстати, намного меньше Италии,намного менее, чем в Польше коррумпированы, я уже не говорю проАзию. Кстати, уровень коррупции в Штатах колоссальный, другое де-ло, там коррупция культурная. Мы же не привыкли к этому. Мы кри-чим: коррупция, коррупция, а доказать не можем. Докажите. Понима-ете, у нас уровень следствия сейчас очень слабый, и они не могут дока-зать ничего, ведь коррупция — понятие очень тонкое. Так давайте ува-жать всех, и себя в этой ситуации, и экономику, и журналистов.

И действительно, товарищи журналисты, давайте быть поакку-ратнее. Лучше предъявить иск от СМИ к какому-то финансовомугиганту, который его задавливает, чем представлять интересы этогофинансового гиганта, споря с какой-то газетой, которая опублико-вала идиотскую статью.

Петросян (Институт США и Канады): Я занимаюсь сравнитель-ным правоведением, то есть изучаю, как одни и те же проблемы ре-шаются в разных странах и разных правовых системах.

Мне хотелось бы подчеркнуть, что те же «проклятые вопросы»,которые мы сегодня обсуждаем, встают — или вставали — перед су-дами и в других странах. Это касается и разграничения фактическихсведений и оценочных суждений, и определения подлежащего воз-мещению морального вреда, и нахождения баланса между интере-сом индивида, состоящим в неприкосновенности его доброго имении репутации, и общественным интересом в свободе информации. Ноу нас свободная от цензуры (во всяком случае, формально) прессасуществует менее десяти лет, а это очень малый срок, между тем какв стабильных демократических обществах в течение десятилетийскладывались определенная правовая традиция, единообразныйподход к решению подобных дел. Поэтому накопленный в таких об-ществах опыт рассмотрения конфликтов между индивидом и СМИочень важен для нас — если не как руководство к действию, то покрайней мере как информация к размышлению.


166


Например, в распоряжении американских судов имеется широ-кий набор критериев и ориентиров, применяемых при рассмотрениидел о диффамации, выработанных судебной практикой, правда, аме-риканская система гражданского права облегчает «кристаллизацию»таких критериев. Там суды руководствуются прецедентами, т.е. ре-шениями, ранее вынесенными по аналогичным делам; если те кон-кретные обстоятельства дела «не укладываются» в прецедент, судьяобосновывает и формулирует иное решение, создавая таким образомновый прецедент. С течением времени, по мере накопления реше-ний, в судебной практике складывается единообразный, но, так ска-зать, детализированный подход, который идет «от жизни». Меняет-ся жизнь, т.е. социальный контекст, в котором действует право, —меняется и судебная практика.

В нашей правовой системе судья при решении дела применяет за-конодательную норму, а это слишком абстрактная, слишком обоб-щенная форма регулирования отношений, особенно таких «нети-пичных» (в отличие, например, от имущественных) отношений, ка-ковыми являются отношения рассматриваемой нами категории.Здесь необходим более тонкий инструментарий, который у нас покаотсутствует. Следовательно, судам придется самим создать такой ин-струментарий, самим выработать необходимые критерии. Но этосложная задача, требующая от судьи определенной вдумчивости итворческого подхода к применению закона, а также смелости, по-скольку названные качества в нашей судебной системе раньше непоощрялись, и я не уверена, что поощряются сейчас.

Мне хотелось бы обратить ваше внимание на некоторую проти-воречивость самого законодательного текста (я имею в виду статью152 ГК). Статья озаглавлена «Защита чести, достоинства и деловойрепутации». Между тем содержание статьи значительно уже, по-скольку речь в ней идет только о распространении фактических све-дений, не соответствующих действительности, т.е. диффамации. Та-ким образом, заголовок статьи создает у потенциальных истцов, аиногда и у судей ложное представление о том, что и оценочные суж-дения подпадают под ее действие, поскольку они также (а можетбыть, и в большей степени) задевают честь и достоинство лица илиорганизации. Но в подобных случаях нет возможности предъявле-ния гражданского иска. Единственное средство, к которому можетприбегнуть лицо, — это возбуждение уголовного дела по ст. 129 и130 УК РФ, а это весьма проблематично, поскольку возбуждение де-ла зависит от прокуратуры, и, таким образом, ситуация уходит из-под непосредственного контроля лица, считающего себя оскорблен-ным. В результате в некоторых случаях честь и достоинство лица ос-


167


таются незащищенными. Разумеется, это несправедливо; тем не ме-нее, как мне представляется, решение этой проблемы не может бытьнайдено за счет расширительного толкования ст. 152 ГК.

Что касается «оценочных суждений», то мне хотелось бы напом-нить представителям СМИ, для их же пользы, что существуют такиенеправовые понятия, как профессионализм и вкус. Тут было рассказа-но о том, как Невзоров предъявил иск к газете, которая процитирова-ла кого-то, кто назвал его сволочью. Я думаю, что нет необходимостиоценивать личность Невзорова. И тем не менее уверяю вас, что благо-родная задача обличения Невзорова могла бы быть выполнена — и сбольшим эффектом — без применения столь сильных (и примитив-ных) методов, если бы журналист обладал достаточным профессиона-лизмом и хорошим вкусом. А повода для иска не было бы.

Еще одно замечание — по поводу компенсации морального вредаи жалоб на ее размеры. Хочу напомнить, что суды никоим образом несвязаны суммами, указанными в исковых заявлениях, и определяютразмер компенсации в зависимости от характера причиненных потер-певшему физических и нравственных страданий (а не от того, как оноценивает свою честь или репутацию), с учетом требований разумнос-ти и справедливости. Поэтому полагаю, что несоблюдение этих требо-ваний является основанием для кассационного пересмотра решения.

И последнее. Тут вскользь была брошена реплика относительнотого, имеет ли осужденное лицо право на защиту чести и достоинст-ва в той же мере, что и все прочие граждане. Имеет — вне всяких со-мнений. И это не просто мое личное мнение, это твердая позицияПалаты по информационным спорам, заявленная ею по громкомуделу, в котором фигурировал тот же Невзоров. Кажется, это дело неимело судебного продолжения — а жаль. Спасибо за внимание.

II-е заседание

Симонов: Следующую часть нашей конференции ведет у нас Ан-дрей Георгиевич Рихтер, ему слово.

Рихтер (Центр права и СМИ): Я бы хотел еще раз напомнить, чтоу нас четыре темы и поэтому мы просили бы выступающих говоритьтолько по темам, чтобы завтра не пережевывать то, что сказано сего-дня, это будет не так интересно. Тема наша «Факт и мнение. Собы-тие и оценка. Фактуальная и оценочная информация в СМИ и линг-вистический и правовой аспекты». Сегодня уже говорилось на этутему на утреннем заседании, к сожалению, опять-таки, и многиемысли были высказаны, которые нужно либо апробировать, либоопровергнуть. В том числе было сказано, что мнение является фак-


168


том. Мне кажется, что, если мы согласимся с тем, что мнение — этотоже факт, дальше говорить будет не о чем, потому что тогда никакойзащиты у мнения не будет. Хотя ясно, конечно, что не существуетчистого факта, любая фактическая информация все равно несет эле-мент какой-то оценки. Я не знаю журналиста, который мог бы изло-жить факт так, чтобы сознательно или несознательно не высказатьсвое отношение к нему. И в то же время в большинстве случаев мне-ние, конечно же, должно быть основано на фактах и не может бытьголым мнением, не основанным ни на чем.

Мы договаривались с организаторами, что я скажу несколькослов о том, как решать проблемы, которые изложены во второмпункте нашей повестки. На Западе, и, видимо, лучший пример —США, где права журналистов в какой-то степени возведены в абсо-лют или по крайней мере ставятся выше, чем другие права граждан— тем не менее и в США существуют серьезные ограничения воз-можности журналистов манипулировать фактами либо злоупотреб-лять своим собственным мнением. Главный элемент при изложениифактов и при исках к этим журналистам и СМИ в связи с фактамизаключается в том, что защитой СМИ является правдивость этихфактов, причем правдивость не должна быть абсолютной, главное,чтобы по существу факт был изложен верно.

И яркий пример, который характеризует ситуацию в американ-ском законодательстве в связи с этим, — это случай, когда одна изамериканских газет изложила выступление на парламентских слуша-ниях в Конгрессе США. В этом выступлении прозвучала фраза, кото-рую можно услышать и на российских парламентских слушаниях, онапримерно такова: один из выступающих обвинил политических заго-ворщиков — сионистов — в наличии плана захватить власть во всеммире и передать ее в руки мирового правительства. Газета просто на-писала, что г-н такой-то выступил с нападками на евреев. Г-н подалиск против газеты, и суд отклонил этот иск в связи с тем, что по суще-ству газета изложила факт правдиво. Тем не менее правдивое сообще-ние ложных обвинений не может служить защитой по американскомузаконодательству, за исключением случаев достаточно ограниченногоряда, на федеральном уровне или по крайней мере на уровне всех 50штатов, — это использование стенограмм судебных заседаний и ис-пользование документов либо стенограмм правительственных орга-нов как исполнительной, так и законодательной власти.

В некоторых штатах считается, что использование документовполицейских управлений, полицейских участков, книг записи, в ко-торых написано, кто и в чем обвинен, предположим, при аресте, яв-ляется также защитой. Но в принципе любой журналист не может


169


ограничиться просто правдивым цитированием ложного обвиненияили ложных высказываний, так же, как и в российском законода-тельстве, он должен доказать или по крайней мере получить какие-то доказательства правдивости того или иного утверждения. Причемтак же, как и у нас, сделать это достаточно сложно, опираясь толькона свидетелей, потому что свидетели, как правило, либо испаряют-ся, либо начинают менять свои показания, поэтому документальноеподтверждение тех или иных утверждений журналист должен полу-чить, если он собирается использовать возможное ложное обвине-ние либо ложную интерпретацию в своем репортаже. Личной убеж-денности репортера в правдивости недостаточно.

Что касается мнений и различий между мнением и фактом, тоздесь на основе прецедентного решения Верховного суда США тожесоздана достаточно четкая градация, которая позволяет с большейили меньшей, пусть не стопроцентной ясностью отделить факт отмнения — эта градация была изложена судьей Паулом в деле Герца,достаточно знаменитом. Судья тогда сказал, и это выражение ис-пользуется во всех последующих судах, как правило, там, где речьидет о факте и мнении, судья сказал, что не существует понятия лож-ной идеи. Сколь бы вздорным ни казалось мнение, не дело суда по-правлять это мнение, оно может быть оспорено лишь в конкуренциис другими мнениями. То есть здесь подчеркивается, что необходимрынок идей, и на этом рынке идей, мнений должна проходить кон-куренция, и ее нельзя ограничивать. И в этом ценность американ-ской и западной демократии.

В этом деле, деле Герца и деле Эванса и Новака против Кольмана,где журналисты-комментаторы Эванс и Новак обвинили профессо-ра Кольмана, который получил назначение в Массачусетском уни-верситете на должность руководителя кафедры политологии, в том,что он является марксистом и собирается использовать университетдля того, чтобы организовать революцию, в том, что он является не-квалифицированным и неграмотным специалистом. После этогоКольман подал иск против журналистов.

В суде были определены четыре основных отличия факта от мне-ния. Первое — по критерию языка: используется ли в журналист-ском материале точный язык либо туманные выражения и напы-щенный слог. В случае, если речь идет о точных выражениях, кото-рые говорят о точных вещах, то статью можно охарактеризовать какстатью, наполненную фактами. Если же речь идет о напыщенномязыке или туманных выражениях, то это, скорее всего, будет мнение.

Второй критерий — проверяемость. Если факт можно прове-рить, соответствует он истине или нет, ложен или верен, то мнение


170


можно охарактеризовать по принципу «справедливое или неспра-ведливое мнение», то есть насколько это мнение можно считатьсправедливым. И опять-таки если речь идет о справедливости илинесправедливости мнений, то не суд должен решать, насколько тоили иное мнение может быть справедливо.

Третий критерий — это критерий контекста, то есть, как прави-ло, того, где помещена статья. Если она помещена на странице ново-стей, то, скорее всего, в ней должны быть изложены факты, а если настранице с комментариями, скажем, на странице, где публикуюткнижное обозрение, ресторанное обозрение и т.д., то читатель, ско-рее всего, будет воспринимать это как мнение: восприятие читателяво многом зависит от страницы, на которой опубликована та илииная статья.

Четвертый критерий также имеет отношение к языку, и здесь суддолжен поставить вопрос; ясно ли читателю, что в материале исполь-зованы такие стилистические приемы, как метафоры, гиперболы идругие формы, присущие именно выражению мнения, а не факта. Ес-ли в статье сказано, что г-н такой-то изнасиловал свою дочь, то это,видимо, факт, — если написано, что он изнасиловал землю-мать, то,естественно, это гипербола, и ни о каком факте здесь речи быть не мо-жет, а этот материал будет характеризоваться как выражение мнений.Или как случай, который более или менее верно изложен в фильме«Народ против Лaрри Флинта», когда иск был подан в связи с тем, чтожурнал «Хастлер» утверждал, что Пауэл, руководитель моральногобольшинства, переспал со своей матерью в состоянии алкогольногоопьянения в туалете во дворе своего собственного дома. Здесь по це-лому ряду параметров было ясно, что это гипербола, не имеющая ни-какого отношения к факту.

Позднее был добавлен пятый критерий, связанный с тем, что ес-ли в журналистском материале наличествуют политические обвине-ния, то в любом случае это будет выражение мнений, и этот матери-ал находится под той же защитой, как выражение мнений в другихслучаях. Политические обвинения, как правило, примерно такие же,как в нашей стране: это «неонацисты, Аль Капоне, мафиози» или бо-лее мягкие, такие, как «бездарный политик» и т.д.

Сегодня мы также будем говорить о слухах. Я помню, как лет пятьназад в США было опубликовано блестящее исследование «Слухикак средство массовой информации», которое, правда, не совсемимело отношение к праву, но слухи, безусловно, присутствуют в аме-риканских СМИ. Кстати, материал послужил основой для очень хо-рошей диссертации, которая у нас была написана Виктором Хрулем,некоторые здесь его знают, «Анекдот как средство массовой инфор-


171


мации», так что я рекомендую тем, кто интересуется анекдотами ислухами, посмотреть эти два материала. Достоверность является до-статочно важным элементом и в западной журналистике, и нейт-ральность репортажа является хорошей защитой в тех случаях, когдапытаются опровергнуть достоверность того или иного материала.

Характерный пример связан с делом, которое было около 15 летназад в США, когда публично были обвинены ученые, работавшие вряде химических компаний и утверждавшие, что химикаты являют-ся безвредными для людей. Они были обвинены людьми, которыеборолись за охрану окружающей среды, в том, что они высказываюттакое свое мнение только потому, что получают деньги от этих хими-ческих компаний. Газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала большойматериал об этом, где изложила мнение противников ДТТ, журнали-сты взяли интервью у специалистов, которые были обвинены, и, на-конец, был опубликован краткий комментарий научного обозрева-теля «Нью-Йорк Таймс». Несмотря на кажущийся баланс, ученые,обвиненные в том, что высказывают свое мнение только потому, чтополучили деньги от химических компаний, подали иск против«Нью-Йорк Таймс», и здесь впервые возник критерий нейтральногорепортажа. Судья отклонил иск на основании того, что журналистыне высказывали свою точку зрения при написании этой статьи, чтоони сами не проводили исследование, что они не брали чью-либо изсторон, и так как обвинения против ученых имели отношение к об-щественным интересам, имели отношение к новостям, то журнали-сты здесь ни при чем.

Проверка фактов важна для американских журналистов, но и уних, как и у нас, не имеется следственного аппарата и они не могутудостовериться на 100% в том, что то или иное заявление или обви-нение соответствует действительности. Но я хотел бы обратить вашевнимание на то, что в нашей ст. 49 Закона «О СМИ» говорится обобязанности журналиста проверять, а не поверить достоверности со-общаемой им информации, что тоже может говорить о том, что нетзавершенности этого процесса. Видимо, необходимо просто дока-зать, что журналист принял какие-то меры для того, чтобы удостове-риться в истинности либо ложности тех или иных фактов. Это введе-ние, которое я хотел бы сделать, начиная наше вечернее заседание, ивновь предоставить слово профессору Алексею Леонтьеву.

Леонтьев: Строго говоря, большая часть того, что я мог бы ска-зать, описана в нашей книге, поэтому я просто хочу некоторые вещиподчеркнуть.

Все время вопрос ставится так: факт — мнение, факт — оценка,фактологическая и оценочная информация, то есть весь процесс,


172


который мы с вами исследуем, оказывается где-то между реальнымфактом (или реальным событием, если хотите) и текстом журналис-та. На самом деле, если попытаться разобраться, — а это мы и попы-тались сделать в нашей книге, — здесь несколько звеньев, целая це-почка, и в каждом из звеньев этой цепочки возможен сбой, созна-тельный или бессознательный.

Возьмем то, что мы называем образом события в сознании жур-налиста: он может выделить в сознании несущественное, он можетувидеть не главное, он может увидеть такое, что, будучи подано втексте, по существу противоречит сути того, о чем он пишет. И не-адекватность того, что воспринимает зритель, читатель, слушатель,может корениться в разных звеньях этой цепочки — в том, как фор-мируется у журналиста образ события, в том, как он воплощается втекст, в особенностях восприятия текста зрителем или читателем.Если вы видите своими глазами событие на телевизионном экране,то у вас возникает подсознательное убеждение, что, раз вы это види-те своими глазами, так оно и есть. Но мы-то с вами знаем хорошо,что это совсем не так, что можно сделать так, что вы увидите совсемне то, что есть, хотя вы увидите действительные кадры, реально сня-тые на месте событий. Между образом события и текстом можетбыть сбой. Может быть сбой на следующем этапе, потому что текстсуществует и функционирует только тогда, когда читатели или зри-тели этот текст увидят, телевизионный, визуальный прежде всего.Может быть разный читатель, и может быть разный зритель, и можетбыть ситуация, при которой я, журналист, пишу в расчете на одногочитателя, а читает этот текст совсем другой, с другими установками,другим сознанием. И здесь сбой будет, неадекватность. У каждогочитателя или зрителя есть свой специфический жизненный опыт,свои убеждения, свои социальные установки. Возможна даже специ-альная ориентация на определенного читателя, и мы это видим по-стоянно вокруг нас в сильно ангажированных органах печати, ска-жем так.

Может быть сбой не намеренный, а просто по недостаточнойпрофессиональной компетентности журналиста, а может быть со-знательный, то есть, скажем, в силу определенной (опять будем го-ворить мягкими выражениями) ангажированности журналиста. Мыэто называем в нашей книге механизмом введения в заблуждение.Этот механизм введения в заблуждение — это проблема не работы стекстом и не отношения текста только к реальному событию, — это,если хотите, проблема психологии общения и массовой коммуника-ции и деятельности прессы и телевидения как вида такого общения.Поэтому я бы начал раскручивать всю эту нашу проблему, не начи-


173


ная с соотношения факта и мнения, события и оценки. Я бы начал,как мы здесь и сделали, с попытки раскрытия всего этого механизмаво всей его сложности. Мне кажется, что иначе мы все время будемкрутиться в рамках, заранее нам самим себе заданных. А действи-тельность, как чаще бывает, гораздо богаче.

Рихтер: Спасибо, Алексей Алексеевич. Следующий выступаю-щий — Генри Маркович Резник, компания «Резник, Гагарин и парт-неры».

Резник: Я старался быть дисциплинированным, когда выступал вроли модератора, и не выходить за рамки очерченной программы те-мы. Но многие выступавшие конвенцию не соблюдали и переходи-ли на обсуждение вопроса о факте и оценках. Буквально минуту уде-лю внимание первой проблеме. Многое из того, что здесь говори-лось, изумляет и удручает. Мы собрались для того, чтобы освоитьправовую алгебру, а вынуждены были обсуждать нарушения элемен-тарных правил арифметики. Так давайте называть вещи своими име-нами. Если судья способен вынести решение, обязывающее опро-вергнуть слово «сволочь», «мразь», «идиотизм», его нужно гнать с ра-боты к чертовой матери. Когда удовлетворяется иск и предлагаетсяопровергнуть то, что регион — «край непуганых идиотов», несоот-ветствие судьи занимаемой должности не вызывает сомнений. Тог-да, когда взыскиваются десятки миллиардов за причинение мораль-ного вреда, ясно, что никакого отношения к праву это не имеет, про-сто-напросто творится откровенный произвол. Так давайте отделимэти вопиющие, дикие случаи от серьезного обсуждения проблемы.

Не могу не вспомнить бессмертное решение суда по делу СашиМинкина. Он назвал героиню своего очерка «яшкиной внучкой»(Яшка — слуга из «Вишневого сада») и «дочкой Шарикова». Судпризнал это сведениями, не соответствующими действительности,обязал опровергнуть. Я в кассационной жалобе написал, что с точкизрения констатации факта решение неколебимо, то есть живой чело-век не может быть близким родственником литературных персона-жей. Смешно, но больше грустно. Эти вопиющие, дикие решения —не предмет рассмотрения на конференциях, хотя рассказанные ис-тории безусловно оживляют общение, это материал для работы ква-лификационных коллегий судей.

Теперь собственно к проблеме. Факт и мнение. Я признателен ав-торам исследования за точную постановку проблемы. Вообще наука,она чем хороша? Она делает более сложной и непонятной такую, ка-залось бы, знакомую проблему. Строго говоря, говорить надо не офакте и мнении, а о разного рода понятиях и суждениях. В филосо-фии и логике выделяются три типа высказываний: дескриптивное


174


(описательное), оценочное и нормативное. Очень соблазнительноутверждать, что опровергаться могут только описательные понятия исуждения. Рад бы согласиться с теми, кто так считает, но, увы, не мо-гу. В языковой практике картина сложнее. Воспользуясь образом ли-нии, как и Владимир Борисович Исаков. Окажется, что по краямконтинуума располагаются чисто описательные и чисто оценочныесловесные конструкции.

Да, чистые оценки «хороший-плохой», «худший-лучший», «доб-рый-злой» не могут быть предметом опровержения, поскольку неподдаются проверке на истинность. Оценочное суждение говорит необ объекте, а об отношении субъекта к объекту. Конечно, можноспросить человека, почему он считает кого-то хорошим (отцом, по-литиком, бизнесменом и т.д.), и привести обоснования «хорошести»или «плохости». Но наполняться эти оценки могут любым содержа-нием. Например, мы можем узнать, что хороший отец — тот, кто бьетсына, поскольку жизнь сурова и надо воспитывать бойца, готовитьего к жесткому противостоянию неблагоприятной среде. Или злымсчитают человека, подающего милостыню нищим, ибо тем самым онплодит дармоедов. Мы в сфере вкусовых субъективных предпочтенийи не имеем возможности мерить их объективными обстоятельствами.Но между чисто описательными и чисто оценочными высказывани-ями находится широкий языковой слой оценочных выражений сфактической ссылкой. Нечестный, ненадежный, лживый, цинич-ный, безграмотный, антиобщественный — перечень можно длитьдолго. Такие слова, будучи оценочными, все же дают описание, в це-лом, конечно, подчиненное оценке. Введение в норму о распростра-нении порочащих сведений понятия деловой репутации, на мойвзгляд, дает ответ на вопрос об опровержимости оценок. Опорочениеделовой репутации чаще всего происходит в форме оценок.

Например, о предпринимателе распространены сведения, что онненадежный партнер. Ничего себе оценочка — миллиарды можнопотерять. А согласно позиции радикально настроенных коллег идтив суд за опровержением такой оценки и думать не моги. Нет, такие«привязанные» к действительности оценки могут служить предме-том исследования и опровержения. Но вот все ли негативные оцен-ки являются порочащими? Целесообразно разграничить оценки напять видов: правовые, нравственные, деловые, идеологические и по-литические. Для меня очевидно, что последние две разновидностиоценок не являются порочащими с точки зрения ст. 152 ГК, они неозначают утверждений о нарушении закона или моральных принци-пов. Давайте все-таки опираться хотя бы на те критерии, какие есть.Конституция гарантирует политическое и идеологическое многооб-


175


разие. И это принципиально неверно, когда какого-либо деятеляоценивают как политика-фашиста, т.е. понятие «фашист» употреб-ляется не в бытовом значении, как синоним палача, человеконена-вистника и изувера, а в сугубо политическом смысле, — тут же сле-дует окрик суда: не смейте порочить. Полный абсурд. Характеристи-ка политика в качестве фашиста, значит, порочит, а в качестве ком-муниста, равно как либерал-демократа, кого там еще, монархиста,державника — нет?! Все это не порочащие оценки, в отличие отприведенных выше нравственных и деловых?

Теперь о слухах. В Законе о СМИ сказано: не допускается распро-странение слухов под видом достоверных сообщений. А распростра-нять слухи как таковые допустимо? Например, пишется: по слухам,такой-то чиновник коррумпирован. Разнесены слухи как ... слухи.Закон о СМИ на сей счет молчит. Значит, можно? Ведь диффамациястановится все изощреннее. Прикормленные и щедро оплаченныеотравленные перья прямо не выводят: «Такой-то — коррупционер».Ссылаются на слухи, оперативные источники, мнения безымянныхэкспертов, информацию, полученную от кругов, близких к ... . Мояпозиция такова: сослался на слухи и источники — докажи, что тако-вые действительно имели место. Представить доказательства слуховпрактически невозможно. Вряд ли придет в суд свидетель и скажет,что слышал что-то на базаре. Так что распускание слухов — во всехслучаях наверняка проигранный иск, если не указан источник ин-формации.

Ратинов (НИИ Генеральной Прокуратуры): Тогда мы будем счи-тать, что информация, представленная таким образом, является не-достоверной, если не будет представлен другой источник.

Резник: В уголовном процессе недопустимы показания свидетеля,если он не может назвать источник осведомленности. В гражданскомпроцессе такое ограничение прямо не прописано. К сожалению.

Кратко о возможности использования экспертных заключений.Совершенно определенно заявляю: те, какие сейчас фигурируют всуде, требованиям, предъявляемым к экспертизам, не удовлетворя-ют. Так называемые специалисты-психологи, реже — лингвисты от-вечают на вопросы: являются ли распространенные сведения поро-чащими, разжигают ли они межнациональную рознь, унижают личесть и достоинство, т.е. вторгаются в область права, подменяя собойследователя и судью. Я в принципе против проведения каких-либосоциально-психологических и психолингвистических экспертиз поавторским текстам, в частности по делам о разжигании националь-ной розни. Предлагаю задуматься над простым обстоятельством: че-ловек обвиняется в том, что стремится разжечь ненависть у широкой


176


массы читателей-непрофессионалов какого-либо издания. А следо-ватель или судья заявляет: нужно заключение специалиста, пусть онразъяснит содержание статьи. Как же можно обвинять автора встремлении умышленно посеять вражду, оскорбить, унизить нацио-нальное достоинство? Полагаю, само привлечение эксперта устра-няет возможность уголовного обвинения.

Рихтер: Есть ли вопросы к Генри Марковичу?Петросян: Считаете ли вы, что суды могут руководствоваться ка-

кими-либо объективными критериями, что-то типа американскогокритерия среднего человека, оправдан ли этот критерий, когда ре-шается вопрос о том, насколько неприлично или оскорбительно,или должен приниматься во внимание? Я понимаю, что это скореетеоретический вопрос.

Резник: Ваш вопрос об оскорблении. Что касается оскорбления,то его надо переводить в гражданско-правовую либо административ-ную плоскость или вообще удалить из законодательства. В Америкеречи ненависти ненаказуемы. Там, когда кого-то называют задни-цей, то в суд с этим не пойдешь. Да и их политики не столь трепет-ны, как наши, видимо, еще не получившие должной закалки.

Рихтер: Генри Маркович, если позволите вернуться на одну ми-нуту к слухам. Вы упомянули статью 51 о том, что журналист невправе распространять слухи под видом достоверной информации.Стало быть, он может, видимо, распространять слухи под видом слу-хов, и, видимо, у него есть такое право. И ограничение на это правоне имеет отношения к этой статье и имеет отношение к случаям уни-жения чести и достоинства. Скажем, слух о том, что президент рас-пустит Думу или что Дума будет распущена. В данном случае напи-сано, что это слух и опубликовано под видом слуха.

Резник: Слух, что президент распустит Думу, главу государства непорочит. Имеет право распустить.

Рихтер: Стало быть, можно распространять слухи под видом слухов?Резник: Прямого запрета в Законе о СМИ нет. Важно, чтобы этот

слух не был выдуман самим журналистом. Такая форма, пожалуй,уводит журналиста от судебной ответственности, как, кстати, и неограниченный во времени прогноз. Я не вижу в нашем законода-тельстве возможности с ним разобраться. Только в Судебной Палатепо информационным спорам.

Симонов: То есть перевести журналистов из расследователей-ана-литиков в футурологи, и это единственное спасение для всей журна-листики?

Резник: Прогноз ведь всегда неопределен. Футурологическоесуждение о будущем проблематично, вероятностно. Но если журна-


177


лист напишет о свежеиспеченном чиновнике так: «Не пройдет и го-да, как будет брать взятки», тогда тому надо подождать год и идти всуд. Если взятки не взял, то выиграет дело.

Рихтер: Спасибо. Кто хотел бы следующим выступить? Несколь-ко раз вспоминали Судебную палату. Виктор Николаевич, вы по-мните дело, связанное с фактом и мнением, или необходимо напом-нить?

Монахов (Судебная палата по информационным спорам при Прези-денте РФ): Мне представляется, что многое из наработанного наши-ми американскими коллегами, об опыте которых столь интересноговорил А.Г. Рихтер, применимо и на нашей грешной земле. Напом-ню, что, говоря о российских судьях, М.Е. Петросян сказала, чтомногим из них не хватает смелости, нетрадиционных подходов к ре-шению проблем реформирующегося «на ходу» из тоталитарного вдемократическое качество российского права. Я думаю, что у моихколлег — членов Судебной палаты (а это четыре юриста и три жур-налиста) — эти качества присутствуют. И достаточная смелость ре-шений. И готовность к применению новых подходов при решениистоль вызывающе нетрадиционных для классической судебной сис-темы споров и иных дел, попадающих к нам в производство. Так чтопо крайней мере в практике Судебной палаты мы попробуем в под-ходящих случаях эти американские наработки испытать на предметих применимости к нашим российским условиям. Это первое, о чемя хотел сказать.

Второй мой тезис связан с проблемой правоприменения некото-рых норм ст. 152 ГК России. Я согласен с уже высказанным здесь ут-верждением, что мы собрались сюда не арифметикой юридическойзаниматься, а скорее алгеброй или юридическим сопроматом. А ко-ли так, то придется признать, что многие проблемы, что мы здесь об-суждаем, так и останутся (может быть, даже на длительное время)проблемами. Но тем не менее, а вернее, тем более обсуждать мы ихдолжны. И, возможно, предметнее и глубже.

Что имеется в виду в данном случае? Прежде всего речь идет о не-совершенстве формы и содержания ст. 152 Гражданского кодексаРоссии. В этом несовершенстве есть несколько аспектов. Один изних упомянула М.Е. Петросян, отметив, что название этой статьи, аона называется «Защита чести, достоинства и деловой репутации»,шире, чем ее фактическое содержание. Кроме того, достаточно мно-го вопросов возникает по поводу оценки содержания и характера техсведений, о которых говорится в этой статье. Важнее всего то обсто-ятельство, что на сегодняшний день отсутствуют достаточно объек-тивные критерии оценки такого рода сведений как «порочащих».


178


Считать в качестве таковых те, что приводятся в известном поста-новлении № 11 Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопро-сах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и до-стоинства граждан и организаций»: «Порочащими являются такиене соответствующие действительности сведения, содержащие ут-верждения о нарушении гражданином или организацией действую-щего законодательства или моральных принципов, о совершениинечестного поступка, неправильном (?!!!— В.М.) поведении в трудо-вом коллективе, быту и другие сведения, порочащие производствен-но-хозяйственную и общественную деятельность, репутацию и т.п.,которые умаляют их честь и достоинство», — при всем уважении ксудьям, составляющим Пленум Верховного Суда России, уже непредставляется возможным.

На прошлогодних, 1997 года, слушаниях «СМИ: критика власти ивласть критики», проведенных Судебной палатой по информацион-ным спорам, Главным контрольным управлением Президента РФ иСоюзом журналистов России, в качестве центральной обсуждаласьпроблема создания новых отношений между органами государст-венной власти и прессой при публикации критических материалов вадрес власть предержащих.

Так вот, одним из главных элементов уже существующих отноше-ний между этими социальными субъектами (элементом, кстати, то-же относительно новым) многими участниками слушаний называ-лась распространенная практика искового, с использованием имен-но 152-й статьи ГК, реагирования на критику власти со стороныпрежде всего печатной прессы и их читателей. При этом отмечалось,что зачастую роль «не соответствующих действительности» отводит-ся отдельным неточностям, содержащимся в этих критических мате-риалах.

Вот несколько утрированных, но сохраняющих смысловую на-грузку примеров такого рода: «Удои в нашем районе снизились не на150%, как утверждает газета «X», а всего на 120%». Или: «ДиректорУ. в рабочее время употреблял не коньяк, как писала газета, а водку».Придав с помощью такого нехитрого приема статус «не соответству-ющих действительности» всему комплексу печатных критическихзамечаний в свой адрес, среднестатистический российский началь-ник, освоивший подобную исковую технологию защиты от критики,уже вполне уверенно трактует в качестве порочащих и другие сведе-ния о своей производственно-хозяйственной и общественной дея-тельности, изложенные в той или иной критической публикации.

В качестве конкретного примера такого рода отношений «власть— пресса» можно привести позицию липецкого губернатора М. На-


179


ролина, многократно судившегося с «Известиями» по ст. 152 ГК, таккак он считает, как пишет газета, что «любое критическое замечаниео его епархии, будь то комитет по охране природы или сельхозуправ-ление, порочит его личную честь и личное же достоинство, ибо он завсе в ответе» («Известия» № 126 от 11. 07. 96 г.). В этот же ряд приме-ров хорошо «ложится» и ставшая почти знаменитой комичная исто-рия, о которой я уже рассказывал в ходе нашей первой встречи попроблемам защиты чести и достоинства (см. «Защита чести и досто-инства. Теоретические и практические вопросы. М.: изд-во «Шаг»,1997, с. 26–27).

Напомню вкратце ее суть. Судебная палата осенью 1996 годавстала на защиту права журналистов из газеты «Красное Знамя» (Ре-спублика Коми) критиковать действия чиновников администрацииглавы Республики Коми в подзабытом теперь жанре фельетона. (См.решение СПИС от 26.09.96 № 17 (100) «Об обращении Клуба глав-ных редакторов региональных газет России в связи с ситуацией во-круг газеты «Красное Знамя» (Республика Коми)»).

К сожалению, наше решение, признавшее действия руководи-теля администрации главы Республики Коми А.Ф. Гришина, выра-зившиеся в направлении служебного письма главам местной ад-министрации с «подсказкой» именно исковой реакции на фелье-тонную критику в свой адрес, неправомерными, представляющи-ми собой форму давления на редакцию газеты, не остановило «го-рячих чиновных парней» из Республики Коми в их судебных при-тязаниях.

Сыктывкарскому городскому суду 30 мая 1997 года все же при-шлось слушать дело «О нанесении ущерба деловой репутации» 18-тиглавам администраций городов и районов Республики Коми со сто-роны опального в республике СМИ. К чести суда, он, так же, как имы, не нашел в фельетоне «Красного Знамени» состава правонару-шения по нанесению ущерба деловой репутации представителей ис-полнительной власти Республики Коми. Я говорю: к чести, ибо нидля кого не секрет, что при достаточном желании начальства все-та-ки можно было увидеть черную кошку «ущерба деловой репутации»в темной комнате, даже в условиях ее полного отсутствия там. Сык-тывкарский горсуд, а вслед за ним и Верховный суд Республики Ко-ми (чиновники обратились туда с кассационной жалобой) этого несделали, и это многое говорит об уровне реальной независимости су-дебной власти в этой отдельно взятой республике.

В итоге можно констатировать, что с точки зрения правовыхнорм ст. 152 Гражданского кодекса, что называется, de jure в граж-данско-правовом смысле, деловая репутация 18-ти чиновников из


180


Республики Коми от публикации того апрельского 1996 года фелье-тона в газете «Красное Знамя» не пострадала. Но так ли это очевид-но с точки зрения политического или морального de facto?!

Этот же вопрос встает и по поводу другого казуса, также бывшегопредметом рассмотрения как в рамках судебной системы России(суд в г. Кандалакша, кассация в Мурманском облсуде, обращение вВерховный Суд РФ), так и у нас в Судебной палате (см. Экспертноезаключение СПИС от 28.02.97 «Об обращении Фонда защиты глас-ности по вопросам, возникшим в связи с информационным спороммежду редакцией газеты «Нива» (гор. Кандалакша Мурманской об-ласти) и Бутусовым В.А.» в сб. «Судебная палата по информацион-ным спорам при Президенте РФ 1996–1997», центр «Право и СМИ».М.: изд-во «Прогресс», 1997, с. 109–111).

Фактология казуса предельно проста. Районная газета в Мурман-ской области опубликовала в 1994 году небольшой материал с выра-зительным названием «Защитники с протянутой рукой». Речь тамшла о «трудной судьбе» горотдела милиции в г. Кандалакша, которо-му-де хронически не хватает скудных бюджетных ассигнований наобеспечение надлежащего уровня защиты горожан от преступныхпосягательств. Заместитель начальника горотдела В.А. Бутусов, де-лясь с журналистом своими бедами, рассказал ему и о приятном.Вот, мол, нашлись добрые дяди из фракции ЛДПР в Госдуме, кото-рые выделили нам 3 млн. рублей на техническое оснащение отдела.В конце материала приводилось обращение В.А. Бутусова к «состоя-тельным людям города» с просьбой поддержать этот «партийный по-чин» и указывался номер расчетного счета ГОВД, на который следо-вало перечислять действительно потребные милиции деньги.

Месяц спустя газета «Нива» под рубрикой «Резонанс» публикуетодно из читательских писем, полученных в ответ на этот милицей-ский зов о денежных вспомоществованиях от «состоятельных» лю-дей. С точки зрения О.П. Лопинцева, автора этого письма — рядо-вого читателя «районки», такого рода обращения высоких милицей-ских чинов «есть не что иное, как попытка легализации коррупции,противоречащая служебной этике, кодексу чести милиционера». От-вет же «высокого» милицейского чиновника районного уровня наэту читательскую оценку своей инициативы был направлен не в га-зету, а в Кандалакшский горнарсуд, а его содержанием было обвине-ние и газеты, и ее читателя в гражданском правонарушении, предус-мотренном ст. 152 ГК, — распространение сведений, не соответст-вующих... и порочащих...

Далее уже известная цепочка действий. Согласие суда с доводамиистца и наказание «провинившихся» в виде возмещения морального


181


вреда г-ну В.А. Бутусову. С редакции в размере — 1 млн. руб., а с еечитателя — в размере 0,5 млн. руб. Кассационное обжалование. Вотличие от КОМИчной судебной истории, у их соседей-мурманчансуды единодушно взяли сторону чиновника. Не помогло и обраще-ние Судебной палаты в Генеральную Прокуратуру РФ с просьбойрассмотреть возможность возбуждения протеста на решения судовпо данному делу. Начальник управления по надзору за законностьюпостановлений судов по гражданским делам Генпрокуратуры РоссииВ.В. Тараненко ответил, что наши доводы о том, что решение Канда-лакшского горнарсуда нарушает свободу слова, гарантированную ст.29 Конституции РФ, представляются ему неубедительными. В слу-чае с публикацией письма читателя О.П. Лопинцева газета «Нива»допустила злоупотребление свободой слова, констатировал он. Исделал вывод: «При таких обстоятельствах оснований для опротесто-вания судебных постановлений не усматривается».

Таким образом, оценочные в своей основе суждения читателя га-зеты «Нива» по бесспорному факту получения финансовой под-держки Кандалакшским ГОВД от партийной структуры, факту, име-ющему явно общественное значение, вполне могущему быть расце-ненным в качестве нарушения требований действующего россий-ского законодательства о внепартийности государственной службы(см. ст. 20 Закона РФ «О милиции», ст. 5 п. 11 и ст. 11 п. 12 Федераль-ного Закона «Об основах государственной службы Российской Фе-дерации»), так и остались на сегодняшний день признанными суда-ми общей юрисдикции РФ в качестве сведений, не соответствующихдействительности и порочащих честь и достоинство милицейскогочиновника из гор. Кандалакши.

И опять встает тот же вопрос о явном несоответствии оценкипроисшедшего с точки зрения гражданско-правового de jure и поли-тического de facto. Участники упомянутых мною слушаний 1997 годапо проблеме «СМИ: критика власти и власть критики», как это отра-жено в соответствующих Рекомендациях по их итогам (см. в выше-указанном сб. с. 103–108), «были едины во мнении, что надо неза-медлительно принять ряд организационных и правовых мер, чтобыналадить принципиально новые отношения руководителей органоввласти и прессы, выступающей с критическими материалами».

Мне представляется, что в ряду этих мер должны быть и нашипредложения по совершенствованию как формы, так и содержанияст. 152 ГК России, с тем, чтобы имеющийся, судя по приведенным и,несть им числа, другим примерам, солидный зазор между граждан-ско-правовой и политико-правовой, конституционно-правовойоценкой правомерных критических высказываний российской


182


прессы («четвертой» власти?!) в адрес любой из властей был быуменьшен до минимально возможного.

Вариантов тут, как мне представляется, два. Либо осуществить«ремонт» ст. 152 ГК России силами наших парламентариев, либопойти по пути ее надлежащей трактовки — разъяснения в форме но-вой редакции постановления № 11 Пленума Верховного Суда Рос-сии. Последнее, на мой взгляд, предпочтительнее. Прежде всего покритерию большей оперативности и, смею надеяться, большей про-фессиональности «ремонтников». Собственно, той же позиции, ви-димо, придерживался и Конституционный Суд РФ, когда в своемизвестном определении 1995 года «Об отказе в принятии к рассмот-рению жалобы гражданина Козырева А.В.» записал, что именно «су-ды общей юрисдикции вправе и обязаны обеспечивать должное рав-новесие при использовании конституционных прав на защиту честии достоинства, с одной стороны, и свободу слова — с другой».

В качестве определенных ориентиров при обеспечении такогорода равновесия нашим судьям будет полезен учет соответствующе-го опыта их ближних и дальних зарубежных коллег.

Вначале о ближнем. В Республике Беларусь — союзном нам го-сударстве — в постановлении № 14 Пленума их Верховного суда от18.12.92 «О практике применения судами ст. 7 ГК Республики Бела-русь о защите чести и достоинства граждан и организаций» в соот-ветствующем пункте № 7, определяющем, какие именно сведения вРеспублике Беларусь считаются порочащими, содержится очень не-плохая мысль, отсутствующая в нашем российском аналогичном оп-ределении такого рода сведений. А именно: «... не могут признавать-ся обоснованными требования об опровержении сведений, содержа-щих соответствующую действительности критику недостатков в ра-боте, поведении в общественном месте, коллективе, быту». Формавыражения этой мысли, видимо, потребует редактирования, но со-держащийся в ней «намек» вполне годится для того, чтобы послу-жить нашим судейским «добрым молодцам» в качестве хорошего«урока».

Что же касается опыта дальнего зарубежья, то тут интересны сво-им несходством европейский и американский подходы к правовомурегулированию отношений по поводу критики власти в СМИ. ВСША с середины их «перестроечных» 60-х годов ХХ века действуетзнаменитое Правило, или Принцип Салливана. Салливан — это ре-альное выборное должностное лицо тамошнего самоуправления, от-вечавшее в те годы за департамент полиции в столице штата Алаба-ма г. Монтгомери. Прочитал он в газете «Нью-Йорк Таймс» за29.03.60 правозащитную по содержанию публикацию «Прислушай-


183


тесь к их усиливающимся голосам», в которой шла речь о трудностяхборьбы за гражданские права негритянских студентов в южных шта-тах Америки. В нескольких строчках этой статьи критиковались дей-ствия полиции по отношению к темнокожим студентам и МартинуЛютеру Кингу. И хотя его фамилия там не упоминалась, Салливанпринял эту критику на себя. Вчинил иск газете на сумму $ 0,5 млн.«за клевету». В этом «праведном» исковом предприятии его поддер-жал губернатор Алабамы и «другие официальные лица» чиновничь-его истэблишмента этого штата. В этом смысле описанная вышекомичная история может считаться неким римейком истории ала-бамской. Иски чиновничьей поддержки довели сумму штрафныхвыплат со стороны газеты до $ 3 млн. Газета, конечно же, сложа рукине сидела, а обращалась в вышестоящие судебные органы. Долгих 4года длилась эта «алабамская газетная история», а завершилась вер-диктом Верховного суда США, взявшего сторону газеты. Вот с техпор в Америке критика СМИ в адрес властей с точки зрения возмож-ной обратной реакции в виде исковых заявлений «о клевете» почтибезопасна. Чиновник, если он захочет судиться со СМИ по этомуповоду, должен доказать (именно он, а не ответчик — СМИ), чтокритические утверждения в его адрес были сделаны с заведомымзнанием их ложности или с очевидным игнорированием их правди-вости или ложности. Доказать же это, сами понимаете, практическиневозможно. Лишь один пример. В 1983 году в американском журна-ле «Тайм» появилась публикация, в которой говорилось, что тогдаш-ний министр обороны Израиля А. Шарон занимался подстрекатель-ством, призывая ливанцев-христиан уничтожать палестинцев. Изра-ильский министр предъявил «Тайму» иск, обвинив его в преднаме-ренной клевете, и потребовал в качестве компенсации $ 50 млн.Ошибочность обвинений в подстрекательстве в суде была доказана,но ожидаемых миллионов Шарон так и не получил, ибо не сумел до-казать преднамеренности ложных обвинений в свой адрес.

Европейский же подход к такого рода делам не столь однозначен,как в Новом Свете. Одну из столиц Старого Света — Лондон — да-же называют в этой связи мировой столицей клеветы. Столицей втом смысле, что именно лондонские суды являются рекордсменамикак по числу удовлетворенных не в пользу СМИ исков, так и по раз-мерам присуждаемых при этом сумм компенсации. Недавняя 1995года история с бывшим полковником КГБ О. Гордиевским — зри-мое тому подтверждение. Как известно, он опубликовал на страни-цах лондонской консервативной «Санди таймс» две свои статьи:«КГБ: Майкл Фут был нашим агентом» и «С улыбкой и деньгами:как КГБ разрабатывал лейбористских лидеров». М. Фут, лидер лей-


184


бористов с 1979 по 1983 год, конечно же, возмутился и вчинил газе-те иск на 30 тыс. фунтов стерлингов. В ходе судебного разбиратель-ства газете предстояло доказать истинность предъявленных М. Футуобвинений в связях с КГБ. Этого ей не удалось, а посему пришлосьрасстаться с вышеназванной суммой (тамошние суды редко умень-шают запрашиваемые истцами суммы). Именно в лондонском коро-левском суде не так давно выиграл свой иск против нью-йоркскойгазеты «Уолл-стрит джорнэл» наш медиамагнат господин Гусинский.И именно в лондонский суд обратился с иском к нью-йоркскомужурналу «Форбс» господин Березовский.

На другом берегу Ла-Манша, в континентальной Европе, по обще-му правилу не действует прецедентное право, но зато действует доста-точно большое количество законодательных норм, оберегающихчесть и достоинство официальных лиц от излишне горячей критики вСМИ. Так, патриарх законодательных источников европейского пра-ва СМИ — закон Франции «О свободе печати», принятый 29 июля1881 года, в ряде своих статей (26, 36, 37 и др.) содержит правовой ре-жим особой защиты «от оскорблений в СМИ» целого ряда официаль-ных лиц, определяемых по критерию важности выполняемых имифункций. Перечень особо защищенных начинается с президента рес-публики, а заканчивается «полномочными посланниками и другимиаккредитованными дипломатами». Причем у президента степень за-щиты повышенная. Так, по отношению к нему не принимается вовнимание даже наличие доказательств правоты обвинений. А проку-ратуре предоставлено право возбуждать по такого рода делам судебноепреследование, «не дожидаясь иска со стороны главы государства».

Помните господина Ильюшенко с его иском к НТВ по «Кук-лам»?! Кстати, и критерии оскорбительности утверждений в адреспрезидента Франции, наработанные тамошней судебной практикой,не очень отличаются от наших критериев «порочащих» сведений, окоторых я уже говорил. Судите сами. Оскорбление президента всмысле ст. 26 французского Закона «О свободе печати» заключаетсяв «оскорбительном или презрительном выражении, а также в клевет-ническом утверждении, которые относятся либо к выполнению обя-занностей первого лица государства, либо к частной жизни Прези-дента Республики и способны нанести ущерб его чести и достоинст-ву» (См. Cass. Crim. 31.V. 1965 г.).

В Австрии ст. 111 УК предусматривает штраф «за нанесениеущерба чести и достоинству политика». В ФРГ в соответствии со ст.187а в случае оскорбления или распространения ложных утвержде-ний о «персоне политической жизни ФРГ» предусматривается болеесерьезное наказание (до пяти лет), чем о персоне жизни иной.


185


Практика же Европейского Суда по правам человека примени-тельно к такого рода казусам пока что неоднозначна. С одной сторо-ны, существует прецедент дела «Лингенс против Австрии» (1986 г.). Врамках этого дела Суд заключил, что «свобода печати... предоставля-ет публике одно из лучших средств узнавать и оценивать идеи и дей-ствия политических руководителей. Исходя из этого, пределы при-емлемой критики шире в отношении политического деятеля, чем вотношении частного лица. В отличие от частного лица политичес-кий деятель неизбежно и сознательно отдает себя на суд в отноше-нии каждого своего слова и действия как журналистов, так и широ-кой публики... Пункт 2 статьи 10 Европейской конвенции о правахчеловека гарантирует, что репутация всех лиц... будет защищена. Этазащита распространяется и на политических деятелей... но в этихслучаях требования такой защиты должны быть соотнесены с инте-ресами открытого обсуждения политических вопросов». «При этомсоотнесении, — продолжил Суд, — необходимо проводить четкоеразличие между фактами и оценочными суждениями. Если наличиефактов можно доказать, то мнения не могут быть подтверждены до-казательствами». Суд также указал на то, что применение властямиАвстрии юридических санкций к журналисту, который подверг кри-тике канцлера Австрии, «...равнозначно своего рода цензуре, кото-рая, скорее всего, лишит его желания выступать с критикой в буду-щем. В контексте политических обсуждений подобный приговор ри-скует отвратить журналистов от участия в публичных дебатах обще-ственно значимых вопросов. Тем самым подобные наказания по су-ществу являются препятствием для прессы в осуществлении ее зада-чи по распространению информации и осуществлению обществен-ного контроля». Казалось бы, все ясно. Позиция достаточно четкаяи демократически ориентированная.

Однако в деле «Барфод против Дании» (1988 г.) суд фактическиприменил противоположный подход к оценке критики власти вСМИ. В рамках этого дела датский журналист Барфод был наказандатским правосудием за критические выражения в адрес двух, при-меняя нашу терминологию, народных заседателей, принявших вме-сте с профессиональным судьей неправосудное, с точки зрения жур-налиста, решение по конкретному делу, о котором он делал журна-листское сообщение. Барфод обратился с жалобой на эти решениядатских судов в Европейский Суд по правам человека, но высшая ев-ропейская судебная инстанция не усмотрела во всем этом наруше-ния ст. 10 Европейской Конвенции о правах человека. Это решениепоказало, что Европейский Суд может снижать уровень защитыпрессы в ее критике властей в том случае, если такая критика затра-


186


гивает защиту репутации других лиц и, косвенным образом, поддер-жание авторитета «третьей» власти — судебных органов.

С учетом сказанного дальнейший поиск личностно и социальноэффективно работающих судебно-правовых критериев оценки кри-тики власти в СМИ с точки зрения обеспечения правомерного уров-ня защиты чести, достоинства и деловой репутации различных субъ-ектов власти должен вестись, с моей точки зрения, на основе следу-ющих подходов.

Во-первых, значима оценка цели появления в СМИ того илииного критического материала. Ради чего он появился? В общест-венных ли интересах или какая-то личная корысть замешана? Вто-рой подход связан с оценкой точности фактуры критического мате-риала. Причем в двух аспектах: оценка точности используемых фак-тов (если они есть), а также оценка фактологической базы, приводи-мых в материале мнений, комментариев. Последнее очень важно,ибо и мнение, и комментарий вырастают из определенной подборкифактов. И это тоже надо оценить. Наконец, в рамках третьего подхо-да предметом судебно-правовой оценки могут выступить специфи-ческие особенности лексики материала — то, что на Западе называ-ется политкорректностью, а у нас — умением стесняться или нестесняться в выражениях. Мера этого стеснения также очень важна.

Рихтер: Спасибо, Виктор Николаевич. Я хотел бы обратить вни-мание на то, что я принес бюллетень «Законодательство и практикасредств массовой информации», там, по-моему, довольно любопыт-ный комментарий к положениям Гражданского кодекса РеспубликиКазахстан и нескольких постановлений Верховного суда Республи-ки Казахстан о применении статей, связанных с защитой чести и до-стоинства и возмещении морального вреда, поэтому, если желающиенайдутся, вы можете взять эти бюллетени. Следующим выступаетБорис Николаевич Пантелеев из Казани, региональный представи-тель Фонда защиты гласности.

Пантелеев (Фонд поддержки правовых реформ, г. Казань): На кон-ференции было высказано такое мнение, что конфликта между жур-налистикой и юриспруденцией не существует. Поскольку этот кон-фликт прошел, как говорят, лично через мое сердце, я шесть лет ра-ботал судьей и занимался именно этими делами, то я не могу согла-ситься с этим. В чем же суть конфликта? В двух моментах, на кото-рых я чуть-чуть остановлюсь.

Во-первых, в том, что «четвертая» власть реально осознала и по-чувствовала себя властью и активно заявляет об этом как в центре,так и на местах, а «третья» власть стыдливо или беспомощно стоит встороне от проблем и пытается их не видеть, не замечать. Уже звучал


187


здесь термин «журналистское расследование». У нас в газетах публи-куются объявления с приглашениями на работу отставных работни-ков КГБ и МВД в редакции газет для того, чтобы они занималисьспециальными журналистскими расследованиями. То есть это ужестановится модным, если каждая порядочная газета или причисляю-щая себя к таковой считает необходимым для себя иметь на постоян-ной основе сотрудника, занимающегося журналистским расследова-нием. Сейчас мы стали свидетелями того, что у нас уже проходятжурналистские суды, отдельные журналисты уже исполняют приго-воры этих судов публично, то есть фактически «четвертая» властьвершит правосудие. Я к такому выводу все больше и больше прихо-жу. Выполняя функции, не свойственные ей, но по нужде выполняя,понимаете, в чем проблема. В то же время на многочисленные жало-бы, которые готовим мы и заинтересованные стороны по поводупрактики применения этого законодательства, судебные инстанции,например у нас Верховный суд Республики Татарстан, хранят гордоемолчание, то есть вообще никак не реагируют и не комментируютто, чему, казалось бы, следовало бы дать оценку. Мы внимательноизучили обсуждаемую сегодня книгу и считаем, что в этом планеочень важно начать дискуссию. Эта книга помогает начать такуюдискуссию и аргументированно ее вести.

Еще такой момент. Возможно, у вас здесь в центре действительноввиду масштабности могут не замечать отдельных высказываний,отдельных предложений, но на местах порой охотно вступают в дис-куссию органы власти, министерство юстиции, прокуратура Респуб-лики Татарстан, Верховный суд РТ в принципе готовы вести обсуж-дение этих вопросов, но, поскольку там нет ни кадров, ни времени,они отмалчиваются, скажем так. В этом плане книга должна сыгратьсвою роль. Уже имеется поднятая нами тема, я сейчас объясню, ка-ким образом она может быть использована. Цепочка, предлагаемаявами, по поводу факта и суждения звучит следующим образом, чтофакты существуют в объективности, но они становятся доступныминам обязательно в форме суждения. Суждения или высказыванияподразделяются в вашем варианте (и я считаю это совершенно пра-вильным) на утвердительные и гипотетические. Утверждения — этото, что является предметом сведений, которые могут порочить честьи достоинство человека. Именно так, во всяком случае, утверждает-ся в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федера-ции, о котором мы сейчас говорим. Дословно формулировка такая:«Порочащими являются также не соответствующие действительнос-ти сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданиномили юридическим лицом действующего законодательства или мо-


188


ральных принципов». То есть из текста разъяснения самого законаследует, что факты, высказанные в форме суждения и содержащиеутверждение, не предположения, не догадки, а утверждения. В на-шем конкретном случае суждение высказано в форме гипотезы. Ги-потеза, предположение, а на языке следствия это называется версия.

Было дело, когда совершено покушение на предпринимателя, онявлялся президентом федерации бокса, то есть уже известно, какаярепутация у такого рода деятелей, и дело до настоящего времени нераскрыто, приостановлено следствие по нему; журналист получилофициальный доступ к материалам дела, исследовал эти материалыи нашел, что там фигурируют некие лица, которым должен былденьги этот руководитель, потерпевший по делу, которому поджига-ли дверь в квартире. Журналист выдвинул свою версию, которуюопубликовал. Почему органы следствия не интересуются граждани-ном таким-то, который состоял в неприязненных отношениях, ко-торому должны деньги, от имени которого поджигали дверь и т.д.? Иэта статья была предметом судебного разбирательства. Она былаопубликована под заголовком «Журналистское расследование». Висковом заявлении лицо, которое было названо заинтересованным вубийстве, вернее, там было не так, там прямого такого не было ука-зания, почему он оказался вне поля зрения правоохранительных ор-ганов, указывается только, что «я не согласен с этой версией, она по-рочит мои честь и достоинство». Слово «версия» присутствует у са-мого истца. Судья не приостановил разбирательства дела, рассмот-рел по существу и в решении указал, что версия, которая была изло-жена в данной публикации, не соответствует действительности, по-рочит честь и достоинство, вынесено решение о взыскании денеж-ной компенсации в размере 5 млн. рублей с редакции и журналистаи обязательство с редакции опубликовать извинения и опроверже-ние. Это решение было обжаловано в Верховный Суд уже с нашейформулировкой, то есть мы изначально ставили вопрос, поскольку ктому времени книгу уже прочитали, она совпадает с нашими пред-ставлениями о том, что не могут быть опровергнуты предположения,основанные на конкретных фактах, нужно дождаться, либо прове-рить их, либо пусть он опубликует свой ответ, что он действительнонепричастен, в качестве ответа на данную статью. Верховный Судпошел по пути наименьшего сопротивления, оставив полностью ре-золютивную часть без изменения, он снизил размер компенсации до1 млн., считая, что таким образом дальнейшее обжалование будетпрекращено. Вывод был такой: поскольку вы виновны по сути, то иприносите извинения. Мы ставим вопрос о том, что с таким же успе-хом Верховный Суд или любой другой суд мог бы обязать носить бе-


189


лье определенного цвета или совершать другие действия, которыенаходятся не в правовом поле, но этот довод пока не возымел дейст-вия. Ко времени публикации была подана надзорная жалоба, сейчасмы получили ответ на надзорную жалобу от Президиума Верховногосуда Татарстана, где вообще все доводы по существу не рассматрива-ются, а дается ответ примерно такого содержания: «С ранее выне-сенным решением по существу дела следует согласиться».

Что делать? Мы полагаем, что следует избрать тактику малых ша-гов. Если мы сегодня, например, придем к консенсусу по поводу не-законности вынесения решения судом о возложении обязанностиизвиниться на СМИ и журналиста, давайте дожмем эту тему до ло-гического завершения, поставим ее в Верховном Суде РФ и получимкакой-то прецедент. Потому что все, о чем сейчас говорили, — этонегативный опыт, он возмутительный, он шокирует, но на местах, иэто было совершенно правильно подмечено, для судьи бюллетеньтекущего законодательства, вестник юстиции, бюллетень Верховно-го Суда РФ — это очень существенный документ.

Если бы мы смогли популяризовать положительный пример раз-решения какого-либо конфликта, то действительно, возможно бы,дело сдвинулось с мертвой точки. Я предлагаю сосредоточиться наконкретном деле и это дело, что называется, додавить. Это первое.Второе — это диалоговый режим, то, с чего мы начали, что все пло-хо, все безнадежно, нет возможности для изменений. Реально еслимы войдем с такими предложениями, то, в частности, у нас я вижутакие возможности для совершенствования работы. То есть важно,чтобы эта поддержка была со стороны наших безоговорочных авто-ритетов. Спасибо.

Рихтер: Спасибо, Борис Николаевич. Не знаю, обратили ли вывнимание, но Центр публиковал разъяснения по поводу извинений,это действительно важная проблема, и тогда, когда мы это публико-вали два месяца назад, публикация прошла незамеченной, никто неоткликнулся на нее, хотя на другие наши позиции откликались. Дей-ствительно, это важная проблема, может быть, ее стоит обсудить се-годня или завтра. Кто еще хотел бы выступить по второй теме? Мо-жет быть, кто-нибудь знает или вел дела, в которых пытались прове-сти грань между фактом и мнением, где пытались опровергнуть слу-хи или что-нибудь подобное?

Ефремова Ольга (газета «Красный Север», Ямало-Ненецкий авто-номный округ): Так получилось, что год назад мы опубликовали ста-тью под названием «Кормушка анти-СПИД», по которой получилицелых четыре исковых заявления и весь год судились. Тут действи-тельно разница между фактом и мнением. Дело было так, что в ре-


190


дакцию обратился коллектив лаборатории центра анти-СПИД, рас-сказал о крайне неблаговидных делах, которые там происходят, иподтвердил это свое заявление справкой компетентной комиссии изобластного комитета профсоюзов, где действительно специалистывсе это подтверждали. В статье были изложены конкретные факты,подтвержденные многочисленными свидетелями и этой самой ко-миссией, но вместе с тем название «Кормушка анти-СПИД» вызва-ла бурю со стороны отрицательных героев статьи. По первому иско-вому заявлению решением суда нас заставили опровергнуть такиесведения: «Да, денежки, отпускаемые на выполнение государствен-ной программы, не издают запаха неизлечимой болезни, страданияи горя, а пахнет эта кормушка аппетитно и настолько сильно, чтопри ближайшей перспективе переезда центра в другой город не ис-ключено, что последует за ней Зверев, уже не являющийся началь-ником окружного управления здравоохранения...». Зверев — этонаш начальник управления здравоохранения, бывший, правда, номы действительно так и опровергали, что, поскольку суд нас проситопровергнуть, то мы так и опровергаем: не кормушка, не пахнет, ис-ключено, Зверев не последует. Как здесь еще можно это опровергать!

Еще такой вопрос. Можно ли несколько раз в одном и том же из-дании опровергать одни и те же так называемые сведения, потомучто это звучало в каждом исковом заявлении, каждый раз мы опро-вергали и извинялись до тех пор, пока недавно не прочитали, чтоможно и не извиняться, последний раз не извинились. Могут ли су-дить журналиста за то, что он что-то подразумевает, потому что на-звание «кормушка» предполагает место, где можно чем-то незакон-но поживиться, в принципе это только одно из толкований. Судьякаждый раз спрашивала, есть ли у нас сведения, что он незаконночем-то поживился, мы отвечали, что таких сведений у нас нет, но мыоб этом и не писали. Мы подразумевали. И в решение суда тоже бы-ло вынесено, что редакция подразумевала и из-за этого так осужде-на. Заплатили мы им в общей сложности 60 млн. по всем искам.Можно ли принимать исковые заявления, если не было попытки до-судебного разбирательства?

Вы говорите об алгебре. Может быть, вам смешно слышать этуарифметику, но у нас там, честно говоря, наш округ — это тундра, унас совершенно не готовы к таким делам, у нас нет адвокатов, кото-рые специализируются на таких делах, суд в этом тоже абсолютнонекомпетентен, против нас предубежден. Кончилось все это тем,может быть, кого-то это заинтересует, мы написали фельетон, кото-рый действительно отражает конфликт между прессой и судом, подназванием «Суд во время чумы», где СПИД сравнили с чумой, а суд,


191


соответственно, с инквизицией, они сделали вид, что это все не проних, деньги мы заплатили, на этом все и кончилось.

Еще такой вопрос: мы использовали эту справку комиссии из Тю-мени, в результате всю комиссию в полном составе привлекли вмес-те с нами к ответу. Редакции тогда вчинили иск в 200 млн., а каждо-му из членов комиссии по 20 млн. В конце концов комиссия все аб-солютно подтвердила, действительно образованные люди, у них всеуказы, законы по здравоохранению отлетали от зубов, они блестящевсе доказали, каждое положение своей справки, которая цитирова-лась в газете. Единственное, там судья не согласилась с выводом, чтоглавный врач практически не занимался работой центра, он принескакие-то счета покупки стеклотары, какие-то квитанции об отправ-ке методичек и доказал, что он все-таки что-то делал, хотя к деятель-ности главного врача это не имело отношения. В результате членыкомиссии платили по 200 тысяч, а редакция — 30 млн. В принципевсе, что было в статье по этой справке, подтвердилось. Должна лиредакция нести за это ответственность, если ни один из свидетелейне отказался от своих слов, если комиссия все доказала? Просто та-кое ощущение, что суд глухой на одно ухо, причем на то ухо, котороеобращено к прессе. Как поступать в таких случаях?

Рихтер: Спасибо. Виктор Николаевич, у вас есть ответ?Монахов: Нет, у меня нет ответа, есть некая информация, которая

будет небезынтересна не только для представителя газеты «КрасныйСевер», но и для всех остальных тоже с тем, чтобы не забылось. Я го-ворил, оценка была насчет глухоты на одно ухо со стороны судов, на-до попытаться всем вместе это ухо прочистить. Как это сделать? Вы,кстати, обращались к нам в свое время, рассказав о своей беде, спросьбой помочь, получив этот иск. Такого рода обращений к нампоступает все больше и больше, счет их идет уже на десятки. Газетыи иные СМИ, получая такого рода иски, очень часто как утопающиехватаются за соломинку, иногда даже без самого искового заявления,вернее, его копии, сообщают, что происходит такой факт, просят унас защиты.

Чтобы все было совершенно ясно, тут очень сложная ситуация,связанная с нашим не очень ясным правовым положением, поэтомуесли уже возбуждено дело, исковое производство, возьмем граждан-ско-правовой деликт, то нас можно включить, но грамотно построивсхему нашего включения. Почему я решил это сказать? Нужно будетв рамках гражданского процесса заявить ходатайство судье о том,чтобы, самим сформулировав вопросы, которые могли бы, с вашейточки зрения, быть решены в жанре экспертного заключения, обра-титься в СПИС.


192


Такого рода обращения надо стараться заявлять во всех инстан-циях, и в первой, и в последующих, мотивировать их и ожидать со-ответствующей реакции. Соответствующая реакция в данном слу-чае, наверное, была бы отрицательной, то есть они бы не обратилиськ нам, хотя, когда я выступал, уже говорил о том, что вектор стал ме-няться, суды уже довольно часто к нам стали обращаться, но покрайней мере это даст вам, даже если они не обратятся, в последую-щей инстанции, при апелляции, кассации и прочее, лишнюю ссыл-ку на то, что они вам немотивированно отказали в таком ходатайст-ве. Это уже некая соломинка, которая может помочь делу на после-дующих стадиях. А в большом количестве случаев такого рода хода-тайства удовлетворяются, и, естественно, мы с той степенью компе-тентности, которая нам присуща, даем соответствующие экспертныезаключения, и очень часто они помогают. Спасибо.

Рихтер: Спасибо. Кто еще хотел бы выступить?Глушков (Федеральный районный суд, Воркута): Я представитель

тех, кто смотрит в рот главам администраций и чиновникам админи-страций. Поэтому хотелось бы, может быть, не совсем по теме, нонемножечко изъясниться с виртуозами, сидящими здесь. Вы себятак сами назвали, я думаю, вы не обидитесь. К сожалению, говоря осудах на местах, я подчеркну, федеральных, журналисты часто не го-ворят о том, что государство не обеспечивает деятельность судов вцелом. Поэтому я вполне допускаю ситуацию, когда некоторые су-дьи, а в большинстве это лица, занимающие должность председате-ля или заместителя председателя, вынуждены смотреть в рот, как выговорите, главе администрации или чиновнику администрации, по-скольку нужно решать свои проблемы: содержание суда, освещение,связь, почта, поскольку казна не выделяет средства для того, чтобысуд вершил правосудие и был всем обеспечен. Это одна сторона, иона очень важна.

В свое время было обращение Совета судей РФ о невозможностизащищать права граждан в нашем государстве. Конкретно, наш судстоял, мы не принимали заявления граждан в связи с тем, что мы немогли, почта отказалась нас обслуживать из-за задолженности, и мыне могли посылать корреспонденцию, назначать судебные заседа-ния. Это факт. Но люди у нас очень умные, они через почту нам всеприсылали, мы заводили производство, и в принципе суд не стоял.Находили возможность назначать судебные заседания. Это одна изпроблем, которую в принципе журналисты мало освещают. Почему-то смотрят на конкретные дела и не смотрят на ситуацию в общем. Ав какой каше мы варимся и тем более внизу, непосредственно! По-этому, когда уважаемый журналист, известный журналист не согла-


193


шается с определенным решением, которое, отметьте, вступило в за-конную силу, он выражает свое субъективное мнение.

Это право гражданина — не согласиться с любым решением, норешение вступило в законную силу. А мы говорим о том, что мыидем к правовому государству, где должно быть верховенство закона.Дальше, когда выступает журналист и говорит, зачем судьи прини-мают эти заявления. Непонятно. Мы говорим: «Не принимайте», аони принимают. Но здесь коллега из Московского городского судаотвечал, что есть статья Конституции, по которой гражданин имеетправо на судебную защиту. Но мы же тоже понимаем, мы читаемконкретное заявление, мы обязаны его принять, но мы же на этойстадии не можем его вернуть, поскольку у нас есть нормы граждан-ско-процессуального законодательства, которые требуют основа-ний, есть перечень, когда можно вернуть данное заявление — и все.Мы должны рассмотреть его по существу. Другое дело, какое вынес-ти решение. Здесь оценка доказательств.

Я приведу конкретный случай, связанный с нашей темой. Было уменя в производстве дело о защите чести и достоинства. Суть такова.У нас есть женские общественные организации города, между нимибыла война. Как-то так получилось, что городская газета вступила наодну из сторон и оказалась крайней. В своей редакционной статье взащиту одного из лидеров гражданской организации были такие сло-ва, что другие общественные организации допустили гонения и трав-лю, и в скобочках указали конкретные фамилии. Естественно, те ли-ца обращаются в суд за защитой чести и достоинства. Сами прекрас-но понимаете, что это такое, открыли словарь Ожегова, нашли, почи-тали. Но это еще не все. Мы попросили доказательств. Там былиссылки на конкретные обстоятельства, вроде как бы в их защиту и вто же время о том, что данные лица устроили травлю и гонения дру-гого лица. А нам представитель газеты говорит (я у него спросил каксудья: «А вы достали доказательства, что такие были высказыва-ния?»): «А это, — говорит, — тайна журналистского расследования».Я это к тому, как бы нас ни ругали, какой бы ни была ситуация, впринципе каждый из нас имеет свою честь, имеет достоинство и вы-носит решение исходя из закона и своего правосознания.

Мы здесь послушали сегодня выступления известных адвокатов,известных журналистов, конечно, мы кое-что взяли для себя, кое-что записали, для нас это станет безусловно таким определеннымтолчком, но если мы хотим вместе, я не говорю о прямом союзе,просто вместе хотим создать правовое государство у нас в России,необходимо освещать не только конкретные жареные факты (изви-ните, но в большинстве случаев так и бывает), но если освещать те-


194


му, то освещать ее полностью и объективно. Мы заполняли анкету вАкадемии, сверились по этим анкетам, в принципе на 90% у нас оди-наковые взгляды на поставленные вопросы, я имею в виду районныесуды, поскольку у нас здесь присутствуют как районные суды, так исуды областей, и Верховные суды республик субъектов Федерации.Единственное пожелание (мы заполняли анкеты, и там говорилось,что по возможности нам будут направляться ваши информационныематериалы). Мы на местах испытываем информационный голод, унас не хватает информации, не все публикации успеваешь прочитатьи не все успеваешь просмотреть, некогда, я не хочу сказать, что мыцелыми днями работаем, но на самом деле загрузка очень большаяна местах. И с этой стороны на нас тоже не хочет никто посмотреть.Поэтому, если будет конкретная возможность давать информацион-ные листки районным судам, все районные суды известны, я думаю,что каждый мой здравомыслящий коллега, судья, ответит и пришлетвам ответ, и вы будете знать точку зрения судейского корпуса, в томчисле и с мест.

Рихтер: Это верно, хотя адреса районных судов выяснить оченьсложно и вряд ли кто-то будет заниматься рассылкой во все район-ные суды, поэтому районным судам желательно подписываться наконкретные издания, хотя бы на те, которые рассылаются бесплатно.

Завтра утреннее заседание будет вести Валерий Руднев, редакторжурнала «Российская юстиция».

9 ДЕКАБРЯ

Руднев: Вчера я выступил, похоже, больше эмоционально, неже-ли аргументированно.

Мне показался весьма спорным тезис коллеги Симонова о том,что на дорогах общественного развития надо включить лишь двасигнала: красный — запрещающий и зеленый — разрешающий.Формула красивая, но, кажется мне, слишком искусственная, чтобывместить все оттенки реальной жизни.

Общественно опасна ли, скажем, нецензурная брань? И какойцвет — красный или зеленый — включить для этого распространен-ного в жизни явления? Понятно, что двухцветный режим не решитэтот вопрос. В жизни все гораздо сложнее, и общественную опас-ность нецензурной брани характеризуют скорее не сами слова, а об-стоятельства, при которых они произнесены. Поэтому законодательвынужден был прибегнуть к многоцветному решению: нецензурнаябрань лишь в общественных местах влекла ответственность, да и то


195


сначала административную, а повторное употребление ненорматив-ной лексики в течение года — уже уголовную ответственность.

Мне кажется, математической формулы типа 2 × 2 = 4, котораярегулировала бы общественные отношения, тем более в такой слож-ной сфере, как правопорядок, просто не существует. Что и следует,на мой взгляд, учесть в нашей дискуссии.

О позиции заместителя председателя Московского областногосуда Ефимова. Я бы не стал абсолютизировать суждения членов вы-шестоящих судов по отношению к решениям нижестоящих, в част-ности, районных. Верное судебное решение рождается не сразу и невсегда только в головах членов Верховного Суда. Оно вызревает сна-чала на уровне конкретных решений районных судов, потом прове-ряется на прочность в кассационной или надзорной инстанции, на-ходит свою совершенную форму, может быть, на Пленуме Верховно-го Суда. Поэтому не надо, мне кажется, давить на районных судейавторитетом вышестоящих инстанций. Чем свободнее будет район-ный судья в своих суждениях, тем совершеннее будет его решение.

А теперь перейдем к сегодняшней теме нашей дискуссии —«Клевета и оскорбление. Ненормативная и инвективная лексика».Юристу здесь более привычно говорить о нецензурной брани. У фи-лологов свой понятийный аппарат — ненормативная и инвективнаялексика. Поэтому давайте договариваться о терминах. Слово предо-ставляется доктору филологии профессору Юлию Абрамовичу Бель-чикову.

Бельчиков (МГУ им. М.В. Ломоносова, кафедра словесности): Яхотел бы начать с несколько лирического отступления, посколькуэтот дом, где мы сейчас заседаем, посещал совсем юный Пастернак,когда был гимназистом старшего курса и приходил сюда в семью од-ного коммерсанта, Филиппа, где давал частные репетиторские уро-ки его детям. Поэтому совершенно закономерно, что сейчас мы бу-дем говорить именно о языке. Может быть, это несколько неудачноевступление, но я как раз хотел бы начать с уточнения терминов и по-нятий. Дело в том, что, как я пытался изложить в четвертой главеэтой книги, ненормативная лексика мне представляется некоррект-ным термином. Если чисто в лингвистическом плане, то ненорма-тивная лексика — это та лексика, которая находится за рамками ли-тературного языка, литературной нормы. Я не юрист, может быть,вам ясно, какие нормы здесь нарушаются, но я бы все-таки предло-жил ввести понятие инвективной лексики.

Этот термин был предложен профессором Жельвисом в его док-торской диссертации, и этот термин чем хорош: инвектива — эторечь, построенная с целью оскорбить человека, или оскорбительная


196


речь, бранная речь, но инвектива и бранная речь не сводятся к ис-пользованию матерной лексики, или ее еще называют обсценной,лексики. Скажем, «ты предатель» или «вы предатель». Предатель —это слово совершенно литературное, относится к книжной речи идаже считается словом повышенной экспрессии. Предатель, измен-ник. Но если человека так называют где-нибудь в приличном местеи в официальной ситуации, он вправе подать в суд за оскорбление иклевету. Мне кажется, что я бы отказался от этого термина «ненорма-тивная» лексика. Он ничего не дает ни юристу, ни с лингвистическойточки зрения. Это вообще неправильно.

Во-первых, невозможно доказать, что это слово бранное. Поче-му? Потому что речь, всякое высказывание всегда совершаются в ка-кой-то ситуации, и сколько есть таких ситуаций, когда где-нибудь всельском клубе или на какой-нибудь деревенской гулянке гармо-нист прекрасно играет, виртуозно исполняет на гармошке какие-томелодии, песни, аккомпанирует и т.д. и в восторге кто-то из его од-носельчан говорит: «Вот стервец, как дает», «Вот сукин сын», «Вотсволочь, как играет». Или еще крепче, так как здесь присутствуютдамы, я не хочу, чтобы меня привлекли за мелкое хулиганство. Такчто при решении вопроса о том, оскорбление это или мелкое хули-ганство, мне кажется, что крайне необходимо (и это вам как юрис-там яснее ясного) учитывать ситуацию. Сколько таких моментов бы-вает. Идет какая-то компания, один говорит через каждое слово«блин» или еще что-то покруче. Вдруг появляется женщина и гово-рит: «Что ты ругаешься?». «Я не ругаюсь, я рассказываю». Потомнужно сказать, что, и вы тоже это прекрасно знаете, социальное рас-слоение, особенно социально-речевое расслоение современного об-щества, если брать русское общество, оно чрезвычайно дискретно,очень много разных социальных манер говорения.

Очень часто человек использует матерную лексику не с целью как-то фраппировать общество, вызвать какое-то возмущение, это простоспособ изложения им мысли, к этому тоже нужно относиться диффе-ренцированно. Я не хочу сказать, что нет критериев, критерии есть.Критерии определены в связи с работой над этим разделом так назы-ваемой ненормативной лексики, я ознакомился с некоторыми юри-дическими нормами, и, конечно, есть определенные нормы. Но в тоже время нет закона, запрещающего пользоваться матерной лекси-кой в общественных местах, поэтому я знаю, есть некоторые моиколлеги, которые считают, что раз это не запрещено, значит, это мож-но. Значит, можно говорить только лишь о нарушении общественнойморали, а не юридической нормы. Поэтому прежде всего, мне кажет-ся, надо договориться о том, что понимать под ненормативной лек-


197


сикой или, вернее, тем кругом слов и выражений, которые адресатречи или отсутствующий человек, о котором говорят, мог бы воспри-нять как оскорбление чести и достоинства или как клевету.

Все это очень ситуативно и должно рассматриваться в зависимо-сти от конкретных обстоятельств, причем необходимо учитывать исоциокультурный уровень, или социокультурный облик произнося-щего эти слова. Еще раз хочу сказать, что есть целый ряд социальныхгрупп или социально-речевых манер высказывания, выражения сво-их мыслей и эмоций, в составе которых есть инвективная лексика,матерная лексика, но пользователи этой лексики не предполагаютоскорбить присутствующих. Может быть, я бы этим и ограничился.Еще раз хочу подчеркнуть, что главное — нужно договориться илучше не пользоваться ненормативной лексикой, второе — учиты-вать ситуации, а также учитывать тот социокультурный слой, к кото-рому принадлежит произносящий эти выражения человек, обвиняе-мый или к которому предъявляются претензии.

Теперь что касается самого термина инвективная лексика: мнекажется, этот термин удачен не только потому, что я им воспользо-вался, а потому что, если мы скажем так, бранная лексика предпо-лагает сниженную экспрессию, это слова, в которых не столькоконстатация факта, сколько оценка присутствующих: «стерва»,«сволочь». Но вместо слова «сволочь» можно сказать, что у челове-ка сложный характер. Можно так сказать? Или, скажем, «дурак». Аведь можно сказать «недалекий человек»? Или вообще можно ска-зать так, что человек, который совершенно не ориентируется в си-туации, не догадается, что его обозвали дураком. В английскомпарламенте нельзя сказать: «Госпожа Тэтчер, вы врете». Так нельзясказать. Говорят: «Госпожа Тэтчер уклоняется от истины», но ведьэто значит — врет. Юристы ведь вникают не только во внешниестороны выражений, но и во внутренние. Почему я и говорю, чтовсе зависит от ситуации.

Поэтому инвективная лексика объединяет все: и бранные слова,и слова, в которых заключена оценка, именно негативная оценка,причем с тенденцией оскорбить человека. Потом нужно сказать,что все-таки эти оценки меняются. Если в 20-е годы ХХ века слово«барыня» или «мадам» было оскорбительным, или «господин», раз-ве можно было бы в советское время назвать кого-то господином,ведь тоже можно было бы подать в суд на то, что кого-то оскорби-ли. А сейчас «господа» и даже, как мне кажется, неправильно, гово-рят «уважаемые господа», потому что в самом слове «господин»предполагается уважение, потому что «господин» в буквальномсмысле означает «хозяин коров», «богатый скотовладелец». С древ-


198


них времен предполагалось, что это уважаемый человек. Так чтослова меняют свои оценки.

В заключение я хочу сказать, что необходимо пересмотреть тер-минологию и отказаться в юридической практике от некорректногосмысла термина «ненормативная лексика», может быть, принятьтермин «инвективная лексика», поскольку он объединяет и бранныеслова, и нецензурные слова, и слова вполне литературные, книжно-го характера. Главное — при рассмотрении конкретного вопросаучитывать ситуацию, в которой было допущено это высказывание,и, конечно, учитывать социокультурный облик произносившего.Это три момента, на которые мне хотелось бы обратить ваше внима-ние. Спасибо.

Руднев: Какие будут вопросы?Симонов: У меня есть, если позволите, вопрос. Вы все время упо-

требляете термин «лексика», но говорите о словоупотреблении, а нео терминологии. Я не могу понять, о чем все-таки речь идет: о кругеслов или о контексте их употребления. Термином «инвективная лек-сика» заменить термин «ненормативная лексика» — это, как гово-рится, заменить название «горшок» на название «Венера», но иметьв виду при этом каменный топор, потому что речь все-таки идет ословоупотреблении, а не о некоем круге слов. Это чрезвычайно важ-но, потому что, если речь идет о некоем круге слов, тогда я вообщене понимаю, о чем мы говорим, потому что мы только что убеди-лись, что эти слова в одном контексте могут звучать оскорбительно,а в другом контексте могут звучать нормально. Значит, речь идет нео круге слов, а о способе словоупотребления. А при чем тут лексика?Лексика — это некий набор слов, а не способ их употребления, на-сколько я понимаю русский язык. Тогда, может быть, вообще вестиречь не об инвективной лексике, а об оскорбительной речи? Тогданадо быть радикальным и делать выводы из собственных посыловболее радикальные.

Леонтьев: Дело в том, что, насколько я знаю, вам виднее, конеч-но, но если возникают судебные дела, то они возникают не по пово-ду употребления, а по поводу лексики и фразеологии.

Симонов: С вашей точки зрения, для того, чтобы нынешнюю си-туацию, скажем, несовершенства законодательства привести в болееподобающий вид, надо ли вести речь о круге слов или о способахсловоупотребления?

Бельчиков: Как мне представляется, можно вести речь и о спосо-бе словоупотребления, и о круге слов, потому что в данном случаемы ведем речь о словах, в значении которых уже заключена оценка.Как ни крути, сволочь остается сволочью. Стерва есть стерва. Или


199


какие-то матерные слова. Это все слова, в значение, семантику кото-рых уже включены определенная негативная оценка и оскорбляю-щая оценка, поэтому когда человека называют сволочью, то тогдапрежде всего встает вопрос о том, оскорбительно слово или нет. По-том уже юристы начинают разбираться, в какой ситуации это былосказано, в каком смысле это было сказано. Ведь есть такой анекдот.Один другого обозвал сволочью публично, тот потребовал извине-ния. Собрались люди и обидчик говорит: «Иван Иванович. Ты несволочь? Извиняюсь». Как это понять? Поэтому речь идет и о сло-вах, и о словоупотреблении.

Симонов: Если я скажу: «Ну профессор, ну гад, ну завернул», таквы меня привлечете или нет?

Бельчиков: Вас нет. Симонов: Почему?Бельчиков: Потому что я вас очень давно знаю. Вы меня не знае-

те, хотя я вас знаю еще со студенческих лет. Когда я работал над этойтемой, я извел свою жену, она даже жаловалась моим товарищам. Яей говорил, что будет, если я ее вот так назову. Она говорила: «Еслиты назовешь — я не обижусь, а если кто другой — в морду дам».

Авдеев (Фонд защиты гласности): В том, что вы сейчас сказали, выне видите противоречий с тем, что вы говорили раньше про гармо-ниста: «Ну, сволочь, ну, наяривает». Я думаю, что гармонист при этихсловах должен заулыбаться, потому что в той ситуации это похвала.Почему же вы сейчас говорите о слове «сволочь» как о безусловнооскорбительной оценке?

Бельчиков: Сволочь — это, безусловно, оскорбительная оценка,но слова живут в речи. Слово может применяться в самых различныхситуациях, и лингвисты даже различают употребление слова в соот-ветствии с его значением, оценкой и применением слова. Это оскор-бительное слово «сволочь» может быть применено человеком в каче-стве положительной оценки, в качестве похвалы. Поэтому я и при-зываю юристов не только смотреть на то, какое это слово по словар-ной оценке, но и в какой ситуации это сказано и с какой целью этобыло сказано. Противоречий здесь нет.

Гудкова (Фонд защиты гласности): Вы сказали, что некоторые ка-тегории населения имеют в своем лексиконе инвективную лексикукак часть речи, для связки слов в предложении. Следовательно, онивроде как бы не виноваты, когда в присутствии посторонних изъяс-няются такими словами. Если я в свой адрес услышу от грузчика, неимеющего никакого образования, кроме двух классов, что я, ска-жем, нехорошее слово из матерной речи, должна ли я на это обидеть-ся или же подумать, что это часть его лексикона?


200


Бельчиков: Если он зол и вы что-то помешали ему грузить, еслион действительно хотел вас оскорбить, то, конечно, вы можете по-дать на него в суд. Но если вы просто проходите мимо... Поэтому всезависит от ситуации. Когда я говорил о том, что есть определенныекатегории людей, которые только этими словами и пользуются, яимел в виду конкретный случай, которому я был свидетелем. Одинстарый рабочий, ему было 72 года, он кузнецом проработал на заво-де Сталина, из бывалых людей. У него в лексиконе было меньшеслов, чем у Эллочки-людоедочки. И мимика была богатой. 10, мак-симум 12 слов, причем коренных слов было 5 или 6, все остальныебыли производные. Он прекрасно рассказывал, жестикулировал. Ядаже экспериментировал, я прикрывал глаза и почти все понимал, акогда я видел, то я все понимал. А он из круга обсценной, матернойлексики не выходил, только предлоги были. И он все прекрасно рас-сказывал, правда, только в мужской аудитории. Что же теперь де-лать, его привлекать за мелкое хулиганство? Нет, просто это его ма-нера говорить, поэтому, мне кажется, необходимо учитывать ситуа-цию и намерения.

А что касается матерных слов, то они имеют самое безобидноепроисхождение. Я мог бы рассказать этимологию этих слов. Или,скажем, выражение: «Посылают на хутор бабочек ловить». Самоенейтральное выражение, это результат развития русского языка. Ес-ли вдаваться в этимологию этих слов, то вообще никогда никогопривлечь к ответственности нельзя. А именно нужно учитывать си-туацию, в которой все это произносится.

Шишков (Юридическая академия): Скажите, пожалуйста, вы го-ворили о том, что основным критерием нецензурности являетсястремление оскорбить окружающих, если я правильно понял. Но вКодексе об административных правонарушениях с опорой на буквузакона прямо говорится, что нецензурная брань является мелким ху-лиганством. Таким образом, если у человека не было стремления ос-корбить кого-то из окружающих, то он не может быть привлечен кответственности? И второй вопрос: стоит ли учитывать интеллекту-альный уровень человека в случаях употребления нецензурной лек-сики? Спасибо.

Бельчиков: То, о чем сейчас юный коллега или оппонент меняспросил, мне кажется, это есть подмена тезиса. Дело в том, что не-цензурная брань, нецензурные слова сами по себе являются наруше-нием общественной морали. Почему? Потому что это так называе-мая табуированная лексика, а табу на сферу, как говорили в древно-сти, телесного низа, оно сложилось еще в языческие времена, и пра-вославная церковь поддержала и поддерживает это табу, поэтому ис-


201


пользование нецензурной лексики в публичном месте представляет-ся неприемлемым в любом случае, в любом случае это есть наруше-ние общественной морали. И это касается русского языка. Потомучто если мы возьмем испанский язык, там совершенно другая ситу-ация, и там лексика так называемого телесного низа занимает сов-сем другое место в речи и языке.

Мы сейчас говорим про русский язык. Поэтому в любом случаеиспользование нецензурных слов является нарушением обществен-ной морали, и это должно быть наказуемо. Я же говорю о другом. Отом, оскорбление это или не оскорбление. Как это расценивается.Оскорбление это, когда в высшей степени восторга от игры гармо-ниста кто-то из его слушателей говорит: «Мать его так, как здоровоиграет». Нецензурная лексика остается за рамками общественнойморали, это в любом случае неприемлемо. А когда мы решаем во-прос, оскорбление это или нет, то нарушение общественного поряд-ка — это одна линия, а другое дело — это оскорбление или не ос-корбление. Когда мы решаем вопрос, оскорбление это или не оскор-бление, клевета или не клевета, то тут мы должны учитывать все этиобстоятельства. Но все равно нецензурная лексика остается непри-емлемой для общественного мнения.

Руднев: Коллеги, одну секунду. По мнению профессора Ратинова,не очень корректно был задан вопрос. Молодой человек, профессорРатинов хотел обратиться персонально к вам, что вы не очень кор-ректно задали вопрос. Но я думаю, что нашего молодого коллегу из-виняет то, что он еще учится, поэтому мы продолжим еще обучениездесь. Хочу предоставить слово профессору Ратинову, который тожехочет высказаться по этому поводу.

Ратинов: Дело в том, когда мы пытаемся соотнести ненорматив-ную лексику с юридическими нормами, мне думается, мы должныиметь в виду достаточную строгость юридических норм. В данномслучае постановка вопроса некорректна: применение нецензурнойбрани в публичном месте вовсе не означает мелкое хулиганство, какбыло сказано в вопросе. Несмотря на то что хулиганство — достаточ-но определенное понятие, зачастую хулиганством называют любоенарушение, и хулиганский мотив, как правило — это мусорная кор-зинка, куда сваливают все, что непонятно. Но закон определяет ху-лиганство как проявление неуважения к обществу. Поэтому не вся-кая нецензурная брань является проявлением неуважения к общест-ву, даже если эта брань имела место в публичном месте.

Здесь мне хотелось бы еще раз напомнить вполне резонное разъ-яснение, которое нам дали относительно намерения, интенции ли-ца, употребляющего эту нецензурную брань. Когда это используется


202


не для того, чтобы оскорбить присутствующих, не для того, чтобывыразить неуважение к обществу, то употребление нецензурной бра-ни либо в виде эмоциональной разрядки, выражения восторга и т.п.само по себе, хотя я согласен, что это лежит за пределами всех при-нятых в обществе правил поведения, все-таки юридически не можетрассматриваться в качестве правонарушения. Это все, что я хотелсказать по поводу так называемого хулиганства. Спасибо.

Казаков (Комиссия по свободе доступа к информации): Я сожалею,что на дискуссии, которая начинается, нет замечательной газеты«Мать». Это был бы повод для экспертной оценки, чтобы можно бы-ло выйти за рамки чисто филологической дискуссии, она, в общем,необходима, и перейти в сферу массовой информации. Мы говоримоб этой сфере. Здесь я очень рад, что прозвучало несколько ключе-вых понятий: общественная мораль, табу, общественное место. Чтотакое сфера массовой информации? Для меня это такое гиперобще-ственное место, и мы должны немедленно поддержать версию, кото-рая здесь прозвучала. В любом случае это должно быть наказуемо.Но давайте, говоря об уважении к обществу, все-таки помнить, что ужурналиста достаточно специфическая роль в общественных отно-шениях, и уважение к обществу, как мне кажется, иногда может бытькатегорически не связано с уважением к конкретным чиновникам, кконкретной ситуации. В связи с этим мне представляется, что некоенарушение табу может выступать — я категорически это не привет-ствую — но может выступать в роли единственно возможного спосо-ба преодоления абсолютно тупой общественной ситуации, способавзрыва ситуации, который задевает общественную нравственность,задевает ухо гражданина, берущего в руки газету.

Когда мы с вами говорим о некоем бытовом употреблении слов,всегда есть интонация. Пресса в этом смысле лишена интонациизвуковой, но всегда есть интонация контекста. Говоря о той же са-мой газете «Мать», простите меня, это достаточно старая ситуация,но она ведь должна быть у нас на слуху, как ситуация, когда мы, несогласившись внутренне, что это хорошо, но ведь, в общем-то, побольшей своей части оправдали такой способ выражения мненияжурналиста по отношению к конкретной ситуации. Есть (я незнаю, это абсолютно некорректно с точки зрения правовой), ноесть ситуации, о которых можно говорить как о некоей виктимно-сти, если это угодно власти или той функции, которую выполняетчиновник, наступает ситуация — виктимность, и наступает некаяреакция на это журналиста. Я бы хотел обсудить эту часть. Где на-ша с вами гражданская в этом смысле возможность допустить илине допустить ту же самую ненормативную лексику? Можем ли мы


203


рекомендовать журналисту что-то не говорить: если можешь, неупотребляй тех или иных слов? Можем ли мы рассмотреть какие-токонкретные критические ситуации, когда это может быть в томчисле оправдано и судом? Как нам научиться работать с судьей вэтой ситуации? Это в качестве таких, может быть, безответных во-просов, но с внутренним пожеланием что-то услышать, имея в ви-ду специфическую сферу средств массовой информации и специ-фическую функцию журналиста сегодня, а не позавчера и не по-слезавтра. Спасибо.

Руднев: Спасибо.Пермяков: Юрий Венедиктович Казаков обозначил тему, на ко-

торую мне тоже хотелось бы высказаться. Мы говорим о средствахмассовой информации, и ту ситуацию, о которой говорил наш ува-жаемый докладчик, представим и перенесем сюда. Есть средствамассовой информации у нас в провинции, которые общаются по-средством ненормативной лексики. Они не вкладывают в это ка-кой-то бранный смысл, но нередки случаи, когда к нам в Центр за-щиты прав прессы обращались не СМИ, а как раз те люди, которыесчитают себя пострадавшими от таких СМИ, они не желают пони-мать, что использование такого рода лексики журналистами в этихСМИ — это для них норма, и они ничего оскорбительного туда невкладывают. У них другой подход, другое понимание языка, поэто-му они обижаются и подают иски в суд.

Имеет основание в данном случае обида, есть основания для та-кого отношения или нет, поскольку две стороны конфликта совер-шенно по-разному относятся к тем терминам, которые используют-ся, и, самое главное, как себя вести в такой ситуации бедным судь-ям? Из каких критериев они должны исходить в данном случае?При разрешении нами таких ситуаций я стараюсь придерживатьсяобщеупотребительных правил, общих норм морали, общих принци-пов, из которых следует исходить. Но в таком случае начинают оби-жаться журналисты, говоря, что это нарушение принципа свободымассовой информации. В данном случае я хотел бы обозначить са-му проблему.

Руднев: Спасибо. Приглашаю к нашей дискуссии федеральныхсудей, которые здесь присутствуют. А сейчас предоставляю словоАлексею Кирилловичу Симонову.

Симонов: Меня очень заинтересовал вопрос Александра Андрее-вича Пермякова. Дело заключается в том, как мне кажется, что по-добного рода иски связаны с инерцией чистой совковости, котораясвойственна нашему народонаселению повсеместно. В чем суть? Пе-риодически на стендах мы с вами видим серию книжек с яркими по-


204


луголыми барышнями на обложках, на которых написано «Крутаяэротика». Спрашивается: человек, купивший эту книжку, имеет липраво подать в суд на издателей или авторов этой книги по поводуоскорбления собственной нравственности? А внутри нее, смею васзаверить, никакая не инвектива, все зачастую названо своими слова-ми, как говорится, вплоть аж до самых последних. Точно та же про-блема, с моей точки зрения, возникает. Ты эту газету больше не по-купай. Нет, я ее хочу покупать, потому что в ней много интересного,но некоторые вещи в ней меня оскорбляют. Тогда, извини, пожалуй-ста, ты с этим примирись, то есть не решай это нормативно за газе-ту. С моей точки зрения, тут желание получить, но получить в томвиде, в котором «я» считаю правильным это получать.

Такая норма мышления, которая у нас существует, я бы сказал,навязывание этой нормативности СМИ является главной базой длятакого рода конфликтов. Во всяком случае, точно по такой схеме па-триархия, не глядя, возводила невероятные обвинения, создавалаистерию по поводу фильма Скорсезе, которого она не видела, ибольшинство выступавших от ее имени в этом признавались. Это та-кое же навязывание некоей собственной истины вместо нормально-го разделения по интересам. Если все идут на субботник, то все пьютпиво. Почему? Некоторые хотят пить газированную воду, а некото-рые — водку, это при том, что все могут идти на субботник. Почемувсе обязаны делать все одинаково? Это остатки отечественного сов-кового мышления, или, если хотите, оно, может быть, еще и досов-ковое, потому что общинное российское мышление тоже в извест-ной степени здесь сказывается.

Но я не хочу уже так глубоко в историю погружаться. Мне кажет-ся, что здесь у нас на самом деле в юридическом материале, как нистранно, нет ясного предела этому, потому что и наши юридическиедокументы, и законы несут в себе следы той же самой психологии,которую несет законопослушный или закононепослушный, но сов-сем недавно советский гражданин. Спасибо.

Ратинов: Не смешиваете ли в своем заявлении два разных поло-жения: это оскорбление или нарушение прав личности человека инарушение общественной морали?

Симонов: Безусловно, смешиваю. Потому что, во-первых, на са-мом деле я считаю, что богохульство и общественная мораль — ве-щи, находящиеся в одной плоскости, это действительно так и есть, ибогохульство как некую отдельную инвективу я бы не выделял, пото-му что она, с моей точки зрения, введена во все остальные инвекти-вы. А антисемитизм — это не того же порядка явление, что и бого-хульство, если он публично выражен? А постановления по поводу


205


черненьких? С моей точки зрения, тут различия нет. А что касаетсяиндивидуальной вины, это уже действительно индивидуально зави-сит от момента словоупотребления или от конкретной фактическойситуации, в которой это было произнесено.

Ратинов: Я говорю об адресате оскорбления.Симонов: Адресат оскорбления — это тот, кто почувствовал себя

оскорбленным. Здесь я как раз и хотел бы, чтобы была проведенаграница разумности права считать себя адресатом оскорбления.

Калинина (Отдел лингвистической экспертизы законопроектовПравового управления аппарата Государственной Думы РФ): Уважае-мые коллеги! Теперь я совершенно уверена, что правильно употреб-ляю это выражение, благодарю за предоставленную мне возмож-ность поговорить с вами, выступить перед вами. Мне очень понра-вилось, как на недавнем совещании один юрист сказал: «Так пишут,что чем больше читаешь, тем больше запутываешься». Мы, очевид-но, нужны юристам и для того, чтобы помочь распутаться в запутан-ной правовой ситуации, в запутанной формулировке, а иногда по-мочь распутаться и автору, который формулирует данную норму,прекрасно понимая, что он хочет сказать, и именно из-за этого зача-стую не прочитывая внимательно то, что получилось.

Я хочу привести, может быть, не очень приличный пример. До-кумент был практически подписан, поступил ко мне, я очень вни-мательно стараюсь прочитывать все, что принимает Государствен-ная Дума. Как вы думаете, какой вопрос надо задать разработчику,документ очень важный: «Под действия настоящего постановленияподпадают члены незаконных вооруженных формирований, группграждан и отдельных граждан». Мнусь. По телефону звоню, прочи-тываю, меня не слышат, опять прочитываю фрагмент, не слышатменя, и тогда спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, у нас что, теперьграждане по частям амнистируются?» Как вы думаете? Это по пово-ду того, как контекст влияет на инвективность, неинвективность,смысл тех слов, которые употребляются в том или ином контексте.Или еще. Однажды мне пришлось писать заключение. Однаждыоговорилась и сказала «злоключение», но это, пожалуй, правда ино-гда. Предложение всего-навсего на 15 строчек, формулируетсяочень ответственная норма. Имеются в виду самые высокие долж-ностные лица, начиная с самых-самых, которые установлены Кон-ституцией. И что же там говорится? Если я уберу лишние строчки,то смысловая фабула заключается в том, что указанным лицам за-прещается заниматься деятельностью, если она не наносит ущербгосударству, то есть с точностью до наоборот. Всего-навсего самисебя не прочитывают.


206


У нас в управлении была очень интересная встреча с известней-шим специалистом из Германии, автором книги «Как готовить зако-ны», и знаете, что она мне сказала прямо в зале и потом еще пару разнапомнила об этом: самое главное — сбивайте спесь с юристов. Имочень повезло, что рядом с ними есть вы, редакторы, потому что ес-ли юристов оставить наедине с самими собой, они начнут изъяс-няться друг с другом посредством химических формул. И что мнебыло очень приятно? Она познакомилась с нашим отделом, мы ейрассказали о тех сложностях, с которыми мы встречаемся в нашейработе, я не буду злоупотреблять вашим вниманием, могу говоритьоб этом бесконечно, я думаю, вы прекрасно понимаете, что редакторв издательстве может, вправе и обязан отклонить рукопись, которуюон считает просто некачественной, а мы обязаны работать с текстом,постольку поскольку он есть выражение воли субъекта права зако-нодательной инициативы, хотя обязаны изначально дать професси-ональную качественную характеристику этому тексту. Мы повязаныособенностью законодательного процесса. Когда я ей рассказала обэтом, мне она сказала, что теперь она будет несколько иного мненияо тех работниках аппарата, которые занимаются таким непростымтрудом, трудом, который возможен только на пути к компромиссу,на том пути, когда ты пытаешься достучаться до человека, порой из-начально не обремененного излишней грамотностью.

Как вы знаете, здесь присутствуют профессионалы, и некоторыхиз вас я знаю, со всеми остальными рада познакомиться, не было унас в России особого социального заказа на грамотного человека, иэтим во многом вызвано далеко не самое высокое качество прини-маемых законопроектов. До сих пор нет системной подготовки кад-ров-юристов, кадров-редакторов, лингвистов, которые могли бы ра-ботать над законопроектами. Нет таких программ пока еще. Хотя обэтой проблеме я, например, говорю с 1990 года, потому что, когда япришла работать как редактор в Верховный Совет, тогда еще СССР,я столкнулась с этой проблемой.

Еще в чем проблема? Перспективы особо радужной я тоже не ви-жу, потому что из чего мы строим правовое государство? Знаете, с ка-ким огромным интересом я буквально набросилась на федеральнуюцелевую программу «Русский язык», которую правительство утвер-дило летом прошлого года? Правда, сейчас эту программу из Инсти-тута русского языка отозвали по понятным причинам — денег нет,на русский язык у нас денег нет. Прочитала и уяснила для себя: тампредусматривались некие статьи расходов, ассигнования на повы-шение общей правовой грамотности, общей лингвистической гра-мотности работников аппаратов федеральных органов государствен-


207


ной власти, хотя мне представляется, для того, чтобы пойти на рабо-ту в соответствующие органы, для того, чтобы быть принятым на ра-боту, уже этим самым уровнем нужно обладать. При всем при том,что на это предусматривались деньги, на исследование языка в обла-сти законодательства деньги не предусматривались.

И во многом это объясняет ситуацию, что у нас до сих пор не точто не исследован язык права, есть отдельные работы, интересныеработы, вы знаете, но нет исследования специфического стиляфункционального стиля речи совершенно определенного, офици-ально-делового. Не было официального заказа на то, чтобы исследо-вать его. Вы знаете, что это связано с определенной критической, ре-альной конъюнктурой, потому что были определенные субъекты,которые занимались тем, что писали законы, это были опытныеюристы, а чисто языковая часть оказалась неизученной, даже те пол-торы структуры, или, может быть, две, это в зависимости от того, каксчитать, которые готовят профессиональных редакторов, не занима-лись этим. Редактирование требует все-таки профессионализма, этогалерная работа; юрист, когда читает текст, он вникает прежде всегов материю. Поэтому такие мелочи, как «Казнить нельзя помило-вать», очень часто выпадают из поля его зрения.

Мы из-за того, что не изучен стиль законодательства, не имеемвозможности получить квалифицированного редактора, квалифи-цированного лингвиста, готового прийти в федеральный орган го-сударственной власти и работать с документом. Когда я создавалаотдел лингвистической экспертизы, он начинался не с нуля, а, по-жалуй, с минусовой величины, я очень рада, что мне удалось при-влечь, заинтересовать в этой работе редакторов, квалифицирован-ных редакторов, в частности из бывшего Политиздата, но должнасказать, на практике приходят эти люди с большим опытом работы,в частности с большим опытом работы с документами, и что? Немогут. Год, полтора требуется для адаптации. Сейчас у нас отделсформировался.

Можно я как женщина позволю себе некоторую непоследова-тельность? Недавно я с огромным удовольствием посмотрела ещераз пьесу Чехова «Свадьба». И я поняла, что пьеса эта и о россий-ском законодательстве, и о нашей действительности, и о сегодняш-нем человеке. Я себе сделала некоторые выписки. «Мы люди темныеи ничего не понимаем.» — «Конечно, не понимаете, потому что тер-мины.» Это ответ капитана второго ранга некоего Ревунова-Карау-лова, которого приняли за генерала, а потом с позором выпроводи-ли. И еще. Одна вроде бы совсем бытовая фраза: «Где дверь? Куда ид-ти? Человек, выведи меня отсюда». Когда законы пишутся, очень ча-


208


сто забывают те, кто их пишет, для чего они пишутся. Для того, что-бы человеку дверь указать из запутанного жизненного лабиринта,для того, чтобы человеку понять, чтобы человек понял волю законо-дателя, что законы пишутся юристами не для юристов, но мы оченьстараемся как редакторы в силу нашей чисто профессиональной за-калки, закваски, выучки быть проводником между замыслом автора,между волей законодателя и между тем человеком, на которого эторассчитано. Что не всегда просто. Благодарю вас за внимание.

Руднев: Вопросы есть к Наталье Алексеевне?Островский: У меня практической плоскости вопрос. Вы для су-

дебных органов проводите экспертизы, а если нет, то можете липроводить, и как это практически сделать, потому что это всегдапроблема?

Калинина: У нас в отделе 22 человека, а функций столько, что намбы плодиться и размножаться. Отдел наш называется отдел лингви-стической экспертизы законопроектов, то есть мы занимаемся всемтем, что принимает Государственная Дума, и еще многим другим. Поэтим вопросам вы можете обращаться к Сафоновой Юлии Алексан-дровне, в Институт русского языка РАН. К ней такие вопросы посту-пают, это человек, который совершенно бескорыстно занимаетсяпроблемой законодательства. Я очень рада, что в ее лице, в лице та-ких бескорыстных тружеников, прекрасных специалистов мы увиде-ли поддержку, причем не так уж давно, со стороны науки. У нас боль-шие совместные планы.

Симонов: Технологически когда, на каком этапе поступает к вамзаконопроект?

Калинина: В соответствии с регламентом предусматривается про-цедура прохождения законопроектов через три чтения. Перед пер-вым чтением, скажу откровенно, поступает болванка, которую оце-нивают юристы с точки зрения правового качества, на этой стадиинам пытались направлять материалы, причем в регламенте эта нор-ма пока еще не изменена, хотя в изменениях регламента это учтено,мы готовы. Но в чем заключается задача редакторов? Оценить един-ство плана выражения и плана содержания. Плана содержания нет,потому что в первом чтении, как правило, принимаются основнаяконцепция и основные положения законопроектов, и взмолилисьсами разработчики, не нужно. Поэтому практика такова, что к намприходит текст перед вторым чтением, когда высказали свое мнениев форме поправок другие субъекты правозаконодательной инициа-тивы, когда комитет сформировал из них очень мозаичный, оченьпротиворечивый текст, и выносится этот текст одновременно с таб-лицей поправок, которые комитет рекомендует принять или откло-


209


нить на обсуждении Государственной Думы. Над этим контекстоммы работаем. Нам приходится больше заниматься антиредактирова-нием, очень часто хочется переписать текст, мы не вправе, и этоочень сложно для специалиста. Потом к нам приходит текст передтретьим чтением с учетом принятых поправок, и опять мы смотрим,не нарушены ли какие-то связи в контексте, а затем занимаемся тем,что совершенно не предусмотрено регламентом, мы еще раз смот-рим после принятия, та ли версия поступила, какие-то техническиепогрешности не исправились.

После перерыва

Руднев: Давайте мы на уровне практики попробуем разобрать теили иные ситуации. Для затравки я хотел бы предоставить слово ад-вокату Островскому. Пожалуйста. Если у вас есть какие-то практиче-ские истории, которые требуют компетентного мнения федеральныхсудей или компетентного мнения Генри Марковича Резника, боль-шого специалиста по кругу тех проблем, которые мы здесь обсужда-ем, — давайте мы сейчас набросаем эти истории, а потом начнем ихобсуждать. Спасибо.

Островский: Большое спасибо, что вы вторично предоставилимне слово. Я на суд слушателей хочу вынести две проблемы, с кото-рыми я не совсем теоретически сам справился, они возникают изочень реальных практических ситуаций. Надеюсь, что это кого-тозаинтересует и, может быть, будут какие-то идеи, интересные длявсех.

Первая проблема: ее передо мной поставил пресненский проку-рор по делу, о котором я вчера рассказывал. Просто сегодня я воз-вращаюсь к этой теме, поскольку у нас сегодня криминальный ас-пект: клевета как уголовное преступление. По делу, где объектомклеветы явился покойный, убитый хозяин этого стриптиз-клуба, окотором писал «Московский комсомолец», о нем, о покойном, бы-ла распространена информация, что он практиковал съемки скры-той камерой сексуальных забав высокопоставленных посетителейклуба и потом продавал им эти кассеты, то есть занимался шанта-жом, рэкетом, вымогательством. Объект клеветы — покойник. Ког-да я, представляя интересы брата и владельца этого заведения послесмерти старшего брата с доверенностью от младшего, нынешнеговладельца в тот период, пришел к прокурору с заявлением о возбуж-дении уголовного дела, первое, какую проблему г-н Юнин поставилпередо мной, а заодно и перед собой: а кто потерпевший от этой кле-веты? Я не нашел, что сразу ответить. Мы стали вместе с ним обсуж-


210


дать этот вопрос. Я говорю, убивают бомжа. Кто потерпевший? Онсам и потерпевший, родственников у бомжа нет. Здесь есть родст-венники, есть наследники. Давайте родственников признаем потер-певшими от клеветы на покойного. Но так твердо мы этот вопрос ине решили. Может быть, у кого-то будут какие-то мнения на этотсчет, но проблема в практике такая возникла.

И второй, гораздо более важный вопрос: мотивы клеветы. Поочень громкому скандальному делу, которое получило развитие вгражданском порядке, у нас с Генри Марковичем 22 декабря процессв Пресненском суде, где я защищаю свою честь и достоинство отНТВ, Киселева и Ленского. Когда обо мне программа «Итоги» 8 ми-нут распространяла порочащие сведения, заведомо вымышленные изаведомо не соответствующие действительности, предварительно яобращался в прокуратуру с заявлением о возбуждении уголовногодела по клевете в средствах массовой информации. Поручили прес-ненскому отделу дознание, шло с пробуксовкой, в итоге под моимнажимом стала проводиться активная проверка, два раза бралисьобъяснения у Киселева, Ленского опрашивали в ходе проверки. Витоге читаю постановление дознавателя об отказе в возбужденииуголовного дела, оно приобщено к гражданскому делу, если кого-тозаинтересует, я приглашу на процесс, причем там два интересных де-ла, одно за другим. Одно — мое с НТВ, а сразу через два часа я защи-щаю Володю Мукусева против Лесневской. В постановлении дозна-вателя признаются доказанными факты распространения клеветни-ческих сведений, заведомо вымышленных в отношении меня: не на-шло своего подтверждения, что я выбил шантажом и угрозами 15 ты-сяч долларов у известной американской фирмы, что я защищал газе-ту «Завтра» и т.д., что я был исключен из МГУ с юрфака. Следовательпризнает это заведомо вымышленным, но отказывает в возбужденииуголовного дела по причине того, что он не установил мотивов кле-веты. Я ему говорю: «А что же вы меня-то не опросили по этому во-просу? Если у вас возникли сомнения, в чем мотив клеветы?» Жур-налист Ленский пишет в объяснении, что информацию обо мне из-лагал он, Киселев там сказал только одну заключительную фразу.Киселев пишет: «Я никогда не был знаком с Островским, никакихличных неприязненных мотивов к нему не испытываю». Это правда.

Как правило, журналисты бывают незнакомы с героями в кавыч-ках или без кавычек, но, как правило, в кавычках, публикаций, с те-ми, о ком они критически пишут. В чем же мотив? Я, например, на-писал заявление, к сожалению, оно не сыграло своей роли, что я со-вершенно четко усматриваю мотив в следующем: я просил истребо-вать контракт журналиста Ленского с НТВ, где он обязался, иного-


211


родний мальчик, окончивший журфак, которого оставили в Москве,купили ему по контракту квартиру, за которую он и обязался отраба-тывать десять лет. Условия таких контрактов не разглашаются, я посвоим оперативным каналам, хотя их формально не имею, ознако-мился с подобным контрактом. То есть я это расцениваю так, что емукупили квартиру, взяли на престижную работу — и он обязан выпол-нять любой заказ на неугодных лиц. Он меня не знает, он не испы-тывает ко мне негативного, неприязненного отношения.

Я в заявлении указал, что мотив тот же самый, как и у наемногокиллера. Как правило, киллеры не знают своих жертв. Они получа-ют деньги, какое-то вознаграждение, какую-то выгоду. Он получилквартиру, за которую десять лет должен верой и правдой служить,чтобы эту квартиру у него не отобрали. Вариант лимитчика-дворни-ка, который за квартиру работает. В прошлую субботу показали по«Скандалам недели» милиционера-участкового, который 19 лет от-служил в милиции, и его выписали из Москвы и при наличии кон-тракта на квартиру квартиру ему не предоставили. Я защищаю егоинтересы. Здесь ситуация наоборот. Квартиру дали, но, заглотивэтот крючок, журналист вынужден писать все то, что ему прикажут.Это очень важный, мне кажется, момент. Мотив клеветы, когда лю-ди формально незнакомы и никакой неприязни не могут испыты-вать друг к другу. Спасибо. Выношу эту ситуацию на ваш суд.

Резник: Я приношу извинения аудитории за то, что уже третий разпоявляюсь на этой трибуне. Объясняется такая назойливость тем,что буквально все обсуждаемые проблемы составляют предмет моихинтересов — не только практических, адвокатских, но и научных.Профессор Бельчиков зафиксировал очень важное обстоятельство,что ненормативность является не правовой, а скорее лингвистичес-кой, культурной проблемой. Я хочу с еще большей уверенностью по-ставить под сомнение нахождение в Уголовном кодексе в нынешнемвиде не только нормы об оскорблении, но и нормы о клевете.

Норма об оскорблении настолько проблемна, что не поддаетсякоррекции. Как не может быть коммунизма с человеческим ли-цом, так и нельзя дать определения, пригодного для непротиворе-чивого правоприменения. Рудольф Иеринг, выдающийся норма-тивист прошлого века, как-то заметил: если не удалось найти длякакого-то понятия четкого определения, ему не хватает того, чегокуску металла для обращения в качестве монеты, — чеканки. Та-ково оскорбление. В довольно чахлом постановлении ПленумаВерховного Суда, кстати, единственном за послевоенные годы,разъясняется: оскорбление — это обобщенная оценка лица, сде-ланная в неприличной форме.


212


Во всех комментариях отмечается: наказуема сама неприличнаяформа, вне зависимости от того, правдива информация, стоящая занепристойным обхождением, или нет. Но что такое неприличнаяформа? Это только ненормативная лексика, мат, брань или такжевыражения вполне литературные, но очевидно позорящие, ставящиена человеке клеймо. Например, слова мерзавец, подлец, негодяй. Ду-маю, все согласятся, что оскорбление налицо. Но представим себе,что в газете написано: мерзавец такой-то растлил ребенка. Не под-нимается рука как у юриста привлечь журналиста к ответственности,хотя дана безусловно обобщенная оценка личности. Конечно, нуж-но стремиться к окультуриванию языка, но, может быть, все же некрайними мерами уголовной репрессии?

Нужна ли статья об оскорблении в уголовном законе? Уголовнонаказуемыми должны признаваться общественно опасные деяния.Понятие общественной опасности ведь тоже оценочное. На какуюпозицию встать? Нужно крепко задуматься: не должно ли оскорбле-ние покинуть Уголовный кодекс, как, например, в законодательст-ве США. Абсолютно непристойная, воспользуюсь этим выражени-ем, ситуация, когда в нашем законе оскорбление в СМИ — не част-ное, а публичное обвинение. Вспомните: никто из персонажей «Ку-кол» не подал заявления о привлечении к ответственности, а быв-ший Генеральный прокурор, несчастный Илюшенко, возбуждаетдело об оскорблении, то есть он сам решает за человека, оскорблентот или нет, причем поступает так на основе Уголовно-процессуаль-ного кодекса.

По всей видимости, надо перенести оскорбление в Админист-ративный или Гражданский кодекс. Норма об оскорблении сталасейчас источником злоупотреблений. Это и привлечение к ответ-ственности поэта из Беларуси за оскорбление его величества Пре-зидента Лукашенко, это осуждение Вадима Поэгли — целый годушел на то, чтобы отменить неправомерный приговор. Я бы даль-ше пошел.

Мне представляется, что норма о клевете, во всяком случае пер-вые две части ст. 129, должна уйти в гражданское законодательство,и в зависимости от степени вины, от степени нарушения обязаннос-ти журналиста, если спор идет о СМИ, определяться гражданско-правовая ответственность. В Уголовном кодексе оставить толькотретью часть, когда клевета соединена с обвинением в тяжком пре-ступлении. Всегда перед нами стоит выбор. Есть нормы настольконесовершенные, насколько каучуковые, что издержки от их приме-нения перевешивают пользу, получаемую от изобличения действи-тельно виновных. Думается, наша конференция должна сформули-


213


ровать предложения, направленные на совершенствование действу-ющего законодательства. Спасибо.

Руднев: Я думаю, законодательное предложение Генри Резникамы можем принять в первом чтении и дальше обсуждать проблему.Валентин Васильевич Кузнецов, судья Верховного Суда РоссийскойФедерации.

Кузнецов (Верховный суд РФ): Я не хотел бы останавливаться навопросах, связанных с судебной деятельностью, которые здесь ужеосвещались, вчера я присутствовал на обсуждении судебной практи-ки по существу, когда высказывались мнения. Есть соображения отом, что такое клевета, что такое оскорбление, но я не стал бы сей-час давать какие-то комментарии. Я думаю, суд разберется, являетсяли группа Маши Распутиной идиотской группой, о чем вчера былосказано, или нет, является ли слово «осел» оскорблением или нет.Наверное, все-таки это вопросы, связанные непосредственно с су-дебной деятельностью.

Хотя есть один пример, он сам по себе достаточно интересный,когда встал вопрос о том, что в судебном заседании одна из сторонобвинила судью в предвзятом ведении процесса и назвала его своло-чью. Вы знаете, что есть уголовная ответственность за оскорблениесудьи. Дело было возбуждено, дошло до Президиума Верховного Су-да, был подготовлен проект постановления Президиума, где уважае-мый судья Верховного Суда написал проект, чтобы отменить это ре-шение, то есть приговор, и дело прекратить, со ссылкой на то, чтоосел — это трудолюбивое животное, и дальше в таком же ракурсе.Президиум не стал обсуждать умственные способности докладчикаПрезидиума и принял решение, что приговор является законным иобоснованным.

Я бы хотел поговорить здесь немножко о другом, о взаимоотноше-ниях между прессой и судебной системой, потому что один из вопро-сов, поставленных здесь, — конфликт между журналистикой и юри-спруденцией. Я бы хотел немножко коснуться вопросов, связанных сзащитой чести и достоинства судей, и с тем, как пресса помогает ре-шать эти вопросы. Вы знаете, что по положениям квалификацион-ной коллегии, по закону о статусе судей квалификационная коллегиявправе приостановить полномочия судьи, если он совершает поступ-ки, порочащие честь и достоинство судьи. За прошлый год коллегияпрекратила полномочия 96 судей по этим негативным основаниям,по сведениям за первое полугодие этого года — 45 судей. Мы борем-ся за чистоту судейских кадров и будем дальше продолжать в том женаправлении, потому что от этого зависит, какую наши граждане мо-гут иметь защиту в судах своих прав и законных интересов.


214


Но вернемся к вопросу о том, как пресса нам помогает в этойпроблеме. Любая информация, которая содержится в публикации,подлежит обсуждению, и при ее подтверждении полномочия судьимогут быть прекращены. Не так давно, 19 ноября этого года, заседа-ла высшая квалификационная коллегия и рассматривала один извопросов, связанных с постановкой проблемы о приостановленииполномочий судьи Соколовой, судьи Кирово-Чепецкого районногосуда Кировской области. Проблема такова. Главный редактор газе-ты «Вести Чепецка», некий Серкин, обратился с просьбой прекра-тить полномочия судьи в связи с тем, что судья в процессе судебно-го заседания вела себя грубо и допускала оскорбления участниковпроцесса. Если бы такая информация подтвердилась, наверное,полномочия судьи были бы прекращены согласно пп. 9 п. 1 ст. 14 за-кона о статусе судей в связи с тем, что Соколовой были совершеныдействия, позорящие честь и достоинства судьи. Факт этот был про-верен, и установлено, что главный редактор и он же автор статьи«Храни меня, Боже, от кирово-чепецкого правосудия» на заседаниисуда не присутствовал, с кем-либо из участников процесса не бесе-довал, а написал эту весьма нелестную статью о действиях судьи сослов ответчицы, которая, естественно, была недовольна принятымрешением судьи Соколовой.

Как дальше быть? Как защитить честь судьи, если учесть, что га-зета «Вести Чепецка» самоликвидировалась? Каким образом в дан-ном случае может быть восстановлена честь судьи? К кому обра-щаться, и кто будет обращаться? Вчера предложили, что не нужнопревращать конференцию в китайский клуб; дискуссию по этомувопросу, наверное, не следовало поднимать, но мы все, в том числе исудьи, читатели этой газеты, но если судьи — ладно, но газеты у насчитают все более или менее грамотные, и юристы, и неюристы, и ка-кое-то суждение о судьях складывается исходя из этих публикаций,которые существуют. Если коснуться вчерашней проблемы о фактахи мнениях, давайте обратимся к газете «Человек и право», называет-ся почему-то международной газетой, где сказано, что в Санкт-Пе-тербурге проведено социологическое исследование и оно показало,что 30% должностных лиц судебных и правоохранительных органов— взяточники. Потребовать опровержения, поскольку за три годабыло возбуждено только одно дело в отношении судьи, доведено досуда по получению взятки? Потребовать опровержения? Хорошо, за-втра газета напишет, что 30% судей не являются взяточниками, такчто выходит, что остается 70% взяточников. По логике корреспон-дента, выходит так. Весьма часто говорится о презумпции невинов-ности, о том, что суды мало выносят оправдательных решений, ста-


215


раются дело вернуть на доследование и т.д. Был такой период, хотя ив советские времена, когда сажали за взятку, и эта процедура весьманеприятна.

У меня на памяти дело, когда мне пришлось посадить председа-теля народного суда на 8 лет за получение взятки. Это дело запомни-лось на всю жизнь, потому что весьма неприятно судить своих кол-лег и весьма неприятно прекращать полномочия судей, которые недолжны носить судейскую мантию и не должны заниматься вопро-сами правосудия. Зачем тогда публиковать статью? Буквально наднях было напечатано, что судья якобы получила взятку за конкрет-ное рассмотрение дела. Но потом почему-то умалчивается об оправ-дательном приговоре в отношении этой судьи. Да, мы дали согласиена возбуждение уголовного дела, мы дали согласие на привлечениеее к уголовной ответственности, я разговаривал потом с судьей, ко-торый рассматривал дело в первой инстанции. Он сказал, что мысделали правильно, что дали суду возможность разобраться в этомделе и восстановить доброе имя судьи. Есть оправдательный приго-вор, и он не отменен, он вступил в законную силу. Зачем умалчиватьоб этом? Зачем писать о том, что судьи освобождают тех или иныхлиц из-под стражи? Это предусмотрено законом, это порядок, ре-зультат обжалования в суд, законности и обоснованности ареста исодержания под стражей. Зачем писать о том, что принцип несменя-емости доведен у нас в стране до абсурда и что он развязал судьям-взяточникам руки, со ссылкой на то, что судьи освобождают из-подстражи тех или иных лиц, которые содержались под стражей? Это кчему ведет? Это ведет к тому, что престиж судебной профессии под-рывается до такого низкого уровня, что и говорить нечего.

У меня все-таки просьба к вам, давайте посмотрим на проблемусудопроизводства немножко с другой стороны. Понимаю, когда судпринял решение и взыскал с редакции газеты или с конкретногожурналиста за необоснованную публикацию или за допущенное ос-корбление в статье определенную сумму, я это прекрасно понимаю.Но давайте будем объективными в той информации, которую вы до-водите до населения, до общества, ведь между судом и обществом выявляетесь посредниками. Не нужно работать в форме испорченноготелефона. Я просто призываю, и не только я, все судьи, ведь судьи необижаются на то, что вы написали где-то правду.

Проводили мы не так давно совещание, семинар с представите-лями квалификационной коллегии, где и Валерий Руднев, и Алек-сей Кириллович Симонов участвовали, и никто из судей не выска-зал обиду, что публикация была необоснованной. Все призывалитолько к одному: будьте объективны. Вопрос о несменяемости су-


216


дей пресса тоже обходит молчанием, но есть попытки вернуться кстарому с тем, чтобы вопрос о назначении судей на определенныйсрок решался и теми органами, которые могли бы потом руково-дить и управлять судами, — это может привести к тому, что судьибудут карманными.

Вчера высказывалось мнение, что судьи в угоду властям выносятрешения. Я не исключаю этого, возможно и такое. Но давайте обра-тимся к другой ситуации. Я не так давно разговаривал с председате-лем Верховного Суда Калмыкии, который рассказал о молодом, гра-мотном судье, впервые избранном в соответствии с законом на пятьлет, и после этого должен стоять вопрос о том, что он должен бытьназначен судьей без ограничения срока полномочий. Судья прини-мал принципиальные решения, неугодные местным властителям, повопросам, связанным с выборами. По Конституции, вы знаете, во-просы о назначении судьи решаются по согласованию с местным за-конодательным, представительным органом власти, однако ясно,что этот судья уже не получит согласия на продолжение исполнениясвоих обязанностей судьи. Что будет дальше? Узнав об этом, другойсудья подумает, стоит ли ему принимать объективные и правильныерешения. Если мы вернемся к тому, что будем избирать судей черезпять, шесть, десять лет? Можно ли в этом случае говорить о непри-косновенности судей? Уже, наверное, нет, потому что, если в совет-ские времена, насколько я помню, члены дисциплинарной коллегиилишали полномочий пять-шесть человек в год, сейчас мы говорим осовершенно других цифрах. Это 90–100 человек в год. Это о чем го-ворит? О том, что повысилась требовательность самих судей к своимколлегам, судьи не могут оставаться и не остаются без контроля надсвоей профессиональной деятельностью и в отношении своей лич-ной жизни со стороны самого судейского сообщества. Да, плохо,когда прекращаются полномочия судей в таком большом количест-ве, но с чем это связано? С одной стороны, да, есть требования, сдругой стороны, кто идет в суды? Является ли работа судьи престиж-ной сейчас у нас в РФ? Наверное, никто не скажет, что да. Если быобратились к уважаемому Генри Резнику и предложили бы прийтиему на работу в суд, он же, наверное, сразу отказался бы пойти рабо-тать в суд. Я не буду продолжать обсуждение этой темы. Я от именивсех судей попросил бы журналистов внимательно относиться к темфактам, которые вы доводите до сведения читателей, к тем мнениям,которые вы излагаете в печатном органе, с тем чтобы все-таки вашипубликации были объективными. Спасибо.

Резник: Прежде всего, пользуясь случаем, я хотел бы выразитьсвое уважение к Верховному Суду РФ. Сейчас он принимает очень


217


важные решения, содействующие становлению правового государ-ства. Также у меня нет никаких сомнений в том, что судьи должныбыть несменяемы. Другое дело, что квалификационные коллегиидолжны работать более интенсивно и принципиальнее реагироватьна прегрешения служителей Фемиды. Вопрос у меня такого плана.Затронув проблему оскорбления, вы поделились курьезом, когда вВерховном Суде возникли расхождения по поводу того, является линазвание кого-либо ослом оскорбительным или нет. Я просил бы васпрокомментировать другой пример, ставший достоянием широкойобщественности. В I-ом номере Бюллетеня Верховного Суда за этотгод опубликовано определение судебной коллегии по гражданскимделам, которая оставила в силе приговор суда, осудившего адвокатаза оскорбление судьи. Адвокат назвал судью, отклонившего не-сколько его ходатайств, преступником. С каких пор слово «преступ-ник» стало неприличным выражением?

Кузнецов: Я об этом деле не знаю. Даже если оно опубликовано,для того, чтобы комментировать, нужно знать по меньшей мере са-мо дело, мне так представляется. Поскольку здесь вопрос, не связан-ный с дискуссией, что является, а что не является оскорблением вданном конкретном случае, все-таки та оценка, которая дана судомпервой инстанции, вы говорите, что она осталась без внимания Вер-ховного Суда, но как же, вы же сами сказали, что приговор вступилв законную силу, видимо, была кассационная жалоба. Поэтому ска-зать, что Верховный Суд остался здесь в стороне, наверное, не сов-сем точно, поскольку есть решение судебной коллегии по уголов-ным делам, по данному конкретному делу.

Вы весьма лестно отозвались о деятельности Верховного Суда,спасибо, но я, допустим, отношусь к ней немного по-другому. И хо-тя являюсь членом Президиума Верховного Суда, я не всегда согла-сен и с теми решениями, которые принимает и Президиум Верхов-ного Суда, и, наверное, если бы был Верховный Суд Союза, гдераньше эти постановления можно было рассмотреть на ПленумахВерховного Суда Союза, мне кажется, раньше Верховный Суд дейст-вовал более осторожно, чем сейчас он поступает, поскольку он явля-ется истиной в последней инстанции, но не всегда, на мой взгляд,это правильно. Я не буду дальше развивать эту мысль, опираться наконкретные факты или на конкретные примеры. На мой взгляд, какюрист я, например, этот приговор считаю неправосудным. Почему?Потому что для того, чтобы признать оскорбление уголовно наказу-емым деянием, нужно иметь в том числе в виду и ту форму, в кото-рой это было выражено, произнесено. Этого требует закон, это немнение какого-то юриста. В законе прямо сказано, что должно быть


218


выражено в неприличной форме. Да, является оскорблением, но неуголовно наказуемым. Это мой ответ на ваш вопрос. Есть оскорбле-ние, не наказуемое в уголовном порядке. Разве не так?

Руднев: Спасибо, коллеги. Я только хотел обратить ваше внима-ние вот на что. Постарайтесь задавать вопросы, осознавая то, что су-дьи в сложном положении, особенно судьи Верховного Суда. Отно-сительно конкретных дел, конкретных положений, на мой взгляд,они не могут давать оценок.

Островский: У меня два вопроса. В Конституционном Суде суще-ствует предельный возраст, после которого уходят на заслуженныйотдых, а нагрузка в Конституционном Суде в сто раз меньше, чем увас. К ним не стоят ночами в очереди, чтобы записаться на прием.Почему не ставится вопрос о предельном возрасте судей, ведь ситу-ация, когда 80-летняя Зоя Ивановна Корнева продолжает нести тя-желейшую ношу как председатель Мосгорсуда, нельзя сравнить спредседательством Туманова, ведущего заседания Конституционно-го Суда. Планируете ли вы этот вопрос как-то решить?

Кузнецов: Понятно. Насчет того, что мы планируем, я не могусказать. Но мое личное мнение, оно было тогда и остается сейчас,что возраст судьи должен быть ограничен законом, как это сущест-вует во всех цивилизованных странах, 65, максимум 70 годами, по-жалуйста, но не далее и не более. При всем уважении и к Зое Ива-новне Корневой, поскольку я все-таки и Москву курирую уже около12 лет и знаю, что это за работа и какую она несет на себе нагрузку. Ядумаю, что, если законодатель поступит таким образом, он поступитабсолютно правильно.

Симонов: Скажите, пожалуйста, нет ли у вас ощущения, что мыбезосновательно рассчитываем на то, что изменилось время, изме-нилась несколько юриспруденция? Вы говорите: где мне взять гото-вых судей, которые соответствовали бы тем стандартам, которыетребуются от них сегодня? Не кажется ли вам, что в обратную сторо-ну ваши претензии к журналистике связаны практически с тем жесамым? Я вам могу сказать: а где я вам возьму журналистов, которыев достаточной степени понимали бы юридические вопросы, когда,как вы сами говорите, не всегда даже вы, юристы, стопроцентно со-ответствуете уровню проблемы?

Кузнецов: Где взять судей — это вопрос очень больной. Вы пре-красно знаете, дефицит судебных кадров, который существует, притом, что уже есть разработки и уже сказано, что количество судейдолжно быть увеличено по меньшей мере в два раза. Сейчас есть указпрезидента об увеличении количества судей в Москве и Московскойобласти на 600 человек, хороший указ, но, вы меня извините, когда


219


в городском суде уже на протяжении ряда лет количество судей, ко-торых не хватает, колеблется от 25 до 40. Где их взять? Мы сейчас ду-маем. Вы говорите: как взять и где учить? Есть решение президентао том, что должен быть создан институт правосудия Верховного Су-да РФ, уже в принципе и здание определено.

Сейчас решается вопрос о том, каким образом использовать пра-вовую академию российскую с тем, чтобы привлечь кадры и пока напереходный период решить эту проблему. Есть возможность учитьюристов, получать государственное образование, они потом будутработать на контрактной основе пять или сколько будет определенолет в судебной системе; переподготовка и обучение судей, которыеуже работают; ведется научная работа. Мы можем решить эту про-блему, и я надеюсь, что мы найдем на это деньги.

Симонов: А еще одного факультета вы там не предусмотрели, что-бы там могли проходить стажировку журналисты, которые бы моглидействительно освещать работу судов, проходить хотя бы переподго-товку, хотя бы дополнительно? Вы об этом не подумали?

Кузнецов: Я думаю, что, если будут такие курсы, не институт, акурсы или по меньшей мере семинары или конференции, аналогич-ные проводимой нами сегодня, было бы, конечно, неплохо. Идеямне нравится.

Хавкина (Центр защиты прав прессы, Н.Новгород): Вчера мымного говорили о проблеме защиты чести и достоинства и возме-щении морального вреда. В частности, меня как человека, кото-рый занимается защитой прав журналистов, волнует вопрос о том,планирует ли Верховный Суд внести изменения или принять но-вое постановление Пленума по вопросам о возмещении морально-го вреда, потому что то постановление, которое действует сейчас,вводит многих, и журналистов в том числе, в заблуждение там, гдеречь идет о том, что на юридические лица в возмещении мораль-ного вреда распространяются те же правила, что и на физическихлиц? К сожалению, наша судебная практика, и вы это вчера услы-шали, не имеет единообразия. Мне повезло, что наши судьи пони-мают эту ситуацию. Но коллега из Екатеринбурга говорит об об-ратной ситуации.

Кузнецов: В принципе я согласен, что вопрос должен быть обсуж-ден на Пленуме Верховного Суда, но в настоящее время, насколькомне известно, эта тема не планируется. Сейчас решается другая про-блема — это обсуждение законопроекта, который вносится от име-ни судов высших, Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда,об органах судейского сообщества. Это первый вопрос. А те идеи,которые вчера прозвучали, я доведу до сведения председателя Вер-


220


ховного Суда, и в его возможностях включить в план обсуждения этивопросы, это решение за Лебедевым.

Руднев: Уважаемые коллеги! Если вы обратили внимание, мы ужеплавно переходим к четвертому вопросу. Он звучит так: как преодо-леть конфликт журналистики и юриспруденции? Если позволите, ярасскажу о некотором опыте взаимоотношения журналистов с су-дебной властью. В мае 1997 года была создана Гильдия судебных ре-портеров, куда вошли 15 московских журналистов. Наши принципыбыли опубликованы в журнале «Российская юстиция», они оченьпросты: мы отвечаем друг за друга своим именем, мы не связаны ни-какими обязательствами перед судом, мы можем критиковать и су-дебную систему в целом, и конкретных судей. Но мы берем на себяобязательство, что наша критика должна быть доказательной, а до-казательства абсолютно проверенными. Мы взяли на себя обяза-тельство не участвовать в войне компроматов. Мы обязались предо-ставлять слово обеим сторонам в споре.

В числе попечителей нашей Гильдии находится и Совет судей PФ.Первые деловые контакты у нас завязались как раз с Высшей квали-фикационной коллегией судей РФ, которую здесь представляет фе-деральный судья Кузнецов.

Двери Гильдии открыты, в феврале мы собираемся провести се-минар с журналистами из регионов, пишущими на правовые темы.Сейчас как раз ведем переговоры с редакторами газет, судьями, про-курорами. Мне кажется, что такая организация будет способствоватьустановлению делового контакта между юристами и журналистами.

Пантелеев: Валерий Николаевич, как раз в продолжение вашеговыступления. Эта тема уже известна и действительно уже с мая меся-ца обсуждается. У нас в Казанском университете на кафедре журна-листики была конференция, в ходе которой мы предложили этуидею к осуществлению у нас и получили поддержку. Хотелось быконкретно, чтобы пояснили, намерены ли вы создавать представи-тельства своей организации в регионах, и если да, то как это реальноосуществлять. Согласовывать ли это с нашим судейским корпусомили непосредственно выходить на вас?

Руднев: Скорее это будет не форма представительств, а личноечленство: журналистов, которые работают в регионах, мы будемпринимать в члены Гильдии судебных репортеров. Учить мы никогоне собираемся. Ни сил, ни средств у нас просто нет. Поэтому есличеловек разделяет наши принципы, если его творчество соответству-ет критериям, которые мы выработали, то он вполне может статьчленом Гильдии судебных репортеров. Правила тут предельно про-сты: нужно получить три рекомендации действительных членов


221


Гильдии, а среди них такие мэтры, как Юрий Васильевич Феофанов,Александр Борисович Борин, Леонид Никитинский, КонстантинКатанян, и Совет Гильдии решит вопрос о приеме.

Еремин (Судебная палата по информационным спорам при Прези-денте РФ): Устроители конференции попросили меня выступить вкачестве модератора по теме, к которой мы сейчас плавно перешли.Я по этому поводу постараюсь в течение небольшого времени выска-зать свои суждения по тем вопросам, которые обозначены в теме, отом, как преодолеть конфликт журналистики и юриспруденции. Яхочу поделиться с вами фразой, которая мне очень понравилась, янедавно ее услышал от человека, который долгое время занималсяпрактической журналистикой, а теперь является достаточно круп-ным правительственным чиновником, он сказал: «Мы все когда-тобыли журналистами, но не до такой же степени».

К вопросу о качестве современной отечественной журналистики:те суждения и комментарии, которые сейчас сделал Валерий Нико-лаевич, они меня во многом избавляют от необходимости давать ка-кие-то оценки информационному продукту, который подчас произ-водят наши уважаемые и не вполне уважаемые коллеги, но мне ка-жется, что все присутствующие согласятся со мной в том, что сего-дня проблема качества современной российской журналистики на-столько остра, что впору бить в колокола и действительно искать ка-кие-то пути выхода из положения. Мы в нашей практике тоже доста-точно часто встречаемся с такими ситуациями, когда распростра-ненной практикой стало опубликование в прессе записи телефон-ных переговоров совершенно непонятного, а порой откровеннокриминального происхождения.

Поневоле задаешься вопросом: следствием чего является такого ро-да откровенное пренебрежение нормами права и этики? Или это про-истекает от искреннего заблуждения, от незнания, непонимания нормзакона, или это является сознательной линией поведения, таким по-ниманием особенностей профессии журналиста? И то и другое доста-точно тревожно. Поэтому конфликт, который обозначен в теме конфе-ренции, он действительно присутствует, может быть, это конфликт немежду журналистикой и юриспруденцией, а конфликт между отдель-ными представителями уважаемой журналистской корпорации и темиправовыми нормами, которые действуют в нашем обществе. Если про-бежаться по тем вопросам, которые заявлены для обсуждения, то мнекажется, что первый вопрос не может стать предметом какой-либо се-рьезной дискуссии, потому что он изначально недискуссионен. Никтоне будет оспаривать необходимость правовой грамотности журналис-тов, другое дело — каким образом этой грамотности достигать.


222


Я недавно имел возможность прочитать курс лекций по правамСМИ в одном из провинциальных университетов на факультетежурналистики. И я понял две вещи: с одной стороны, молодые ре-бята, с которыми я общался, испытывают вполне ощутимую по-требность знать и понимать эту непростую правовую материю; сдругой стороны, того уровня, на каком им преподаются правовыеаспекты деятельности СМИ, совершенно недостаточно. 36 часовна третьем курсе, галопом по Европам, к моменту получения дип-лома все это напрочь забывается и вылетает из головы, мне кажет-ся, это совершенно немыслимо сегодня, когда журналист, с однойстороны, имеет колоссальные права и колоссальные возможностидоносить свои суждения до миллионной аудитории, а с другой сто-роны, он очень слабо представляет себе, в каких формах он вправеэто делать.

Можно достаточно много говорить о том, какие есть способы,методы воспитания правовой культуры наших журналистов, но я ду-маю, что это достаточно понятно и очевидно, и такого рода семина-рами, и тем, чем занимается Центр права и СМИ под руководствомуважаемого Андрея Рихтера, такими конкретными делами, конкрет-ными шагами, конкретными публикациями, сборниками, конфе-ренциями, я думаю, что мы должны последовательно осуществлятьэту очень важную миссию.

Более дискуссионен второй вопрос, заявленный для обсуждения.Это вопрос о соотношении нравственной и правовой ответственно-сти журналистов. Эта проблема, как мне представляется, не имееткакого-то однозначного отношения среди тех, кто работает какпрактический журналист, для тех, кто занимается вопросами теорииправа СМИ, и для других людей, так или иначе причастных к этойпроблеме. Я полагаю, что речь может и должна идти о некоей корпо-ративной морали, корпоративной ответственности журналиста. Ес-ли исходить из тезиса о том, что журналистика — это особеннаяпрофессия, это особый род публичной службы и сам закон о СМИпредставляет собой своеобразный общественный договор, санкцио-нированный государством, по которому журналисту передаются до-статочно серьезные полномочия, то, с другой стороны, обществовправе требовать от журналиста выполнять некие правовые предпи-сания для защиты информационной, общественной безопасности,общественной морали и т.д. Но специфика журналистской профес-сии такова, что далеко не все можно описать нормами права, поэто-му, как мне кажется, должны быть вещи, которые имеют смыслименно с точки зрения профессиональной этики, корпоративнойответственности.


223


Существует кодекс профессиональной этики журналиста, кото-рый был одобрен конгрессом российских журналистов в 1994 году,но это мертворожденный ребенок, к большому сожалению, и я ду-маю, что очень немного практикующих журналистов вообще знаюто его существовании и уж еще меньше, я думаю, используют его в ка-честве какого-то пособия, в качестве настольной книги. Мне кажет-ся, здесь тому как минимум две причины. Причина первая и, на мойвзгляд, самая главная состоит в том, что журналистское сообществов целом, за некоторым исключением, которое представляет, напри-мер, уважаемая Гильдия судебных репортеров, всерьез не задумыва-ется об этих проблемах. Я совершенно не вижу какого-либо серьез-ного, осмысленного желания, какой-то политической воли, преждевсего со стороны руководства Союза журналистов, говорить об этихвещах. С другой стороны, сам текст этого кодекса профессиональ-ной этики российского журналиста достаточно беспомощен. С од-ной стороны, он содержит перепевы норм Закона о СМИ, с другойстороны, содержит некие декларации, какие-то благие пожелания ив силу такого своего качества он, как мне кажется, не может статьтой основой, вокруг которой должна складываться корпоративнаяответственность, корпоративная этика, корпоративная мораль. А втом, что таковая должна быть, для меня нет никакого сомнения, хо-тя бы по аналогии с судейским корпусом, где все возведено в рамкизакона.

Существуют законодательные положения, которые определяютпрофессиональные и нравственные качества судьи, существует ква-лификационная коллегия судей. Нечто подобное, как мне представ-ляется, должно присутствовать и в журналистской корпорации. Ядумаю, что есть нужда и есть самое главное — возможность и осно-ва для того, чтобы подготовить новый документ, который можно бы-ло бы назвать сводом практических правил российского журналиста.Этот документ должен состоять именно из набора практическихнорм поведения, не повторяющих нормы права и не являющихсяблагими пожеланиями.

О чем, на мой взгляд, может идти речь? Это документ, которыйстал бы своего рода учебным пособием для журналиста, помог быему сориентироваться в достаточно непростых ситуациях, с которы-ми ему приходится сталкиваться. При отсутствии достаточно разра-ботанного законодательства о неприкосновенности частной жизниэтот кодекс мог бы содержать некие дефиниции из этой сферы, оп-ределить, что такое частная жизнь, каков ее объектный состав,каковы территориальные пределы, пределы журналистского вмеша-тельства в эту частную жизнь.


224


Я думаю, что в этом кодексе практических правил, своде практи-ческих правил можно было бы оговорить порядок правил отделенияфакта от комментария, порядок работы с анонимными источника-ми, источниками, которые имеют неизвестное, а порой явное про-тивоправное происхождение, можно было бы оговорить проблемыдобросовестной конкуренции или то, что в аналогичном английскомдокументе называется финансовой журналистикой, то есть парамет-ры журналистского освещения деятельности тех или иных коммер-ческих структур, в успехе которых данный журналист или данноеСМИ имеет какой-то непосредственный интерес.

Что касается последнего подвопроса о необходимости совершен-ствования законодательства, я все-таки полагаю, что, если продол-жать разговор о частной жизни, нам необходим такой закон, без не-го сейчас уже очень сложно обходиться. Я думаю, что такой закондолжен содержать как минимум три блока: во-первых, установить,что является объектом частной жизни, каковы ее территориальные ииные границы, это как бы общее правило, но из каждого правиладолжны быть разумные исключения, поэтому в этом законе можнобыло бы сформулировать, дать определение таким понятиям, какобщественный интерес, в целях защиты которого можно поступить-ся общими правилами и продвинуться несколько дальше в сферу ча-стной жизни ради защиты общественного интереса. Можно было быпопытаться сформулировать понятия «общественный деятель»,«публичный политик» и т.д., то есть круг тех субъектов, чья профес-сиональная деятельность и даже какие-то аспекты частной жизнидолжны быть более открыты для общества, а стало быть, и для жур-налистов, или, наоборот, в силу их социального статуса.

Что касается Закона о СМИ, который вчера обсуждался, и обсуж-дался достаточно критически, я все-таки думаю, что этот закон невыработал своего ресурса, и те поправки, которые сейчас обсужда-ются в Государственной Думе, как мне кажется, они не только не бу-дут способствовать совершенствованию этого закона, а, напротив,окончательно все запутают, потому что их смысл состоит в том, что-бы определить понятия собственника СМИ и возложить на него всюответственность за содержание публикаций и иные аспекты деятель-ности СМИ. Мне кажется, неверен сам посыл, нельзя все свеститолько к отношениям собственности, нельзя все свести только кгражданскому обороту, потому что СМИ — это очень сложный пра-вовой институт, и, как в свое время очень справедливо заметил Ми-хаил Александрович Федотов, если бы это было так и если бы всеможно было бы описать в других законодательных актах, если бы небыло никакой специфики в деятельности такого института, как


225


СМИ, тогда не надо было бы и огород городить и не нужен был бытакой законодательный акт.

В то же время, на мой взгляд, есть вещи, которые уже назрели идаже перезрели. Я имею в виду поправки к действующему закону оСМИ, которые вполне очевидны и которые могли бы, с одной сто-роны, защитить права и законные интересы журналистов, а с другойстороны, поставить дополнительный барьер журналистике некаче-ственной, недобросовестной, на пути злоупотребления свободоймассовой информации; та самая пресловутая статья 57, которая в ря-де случаев освобождает редакцию и журналистов от ответственностиза распространение недостоверных и порочащих сведений.

К большому сожалению, это совершенно неверно. Из перечняоснований для освобождения от подобной ответственности выпалтакой распространенный журналистский жанр, как интервью. Сего-дня, если следовать букве закона, то редакция или журналист,получая интервью, несет такую же ответственность за содержащиесяв этом интервью недостоверные и оскорбительные, порочащие вы-сказывания. Это совершенно неразумно. В этом перечне, например,отсутствуют такие вещи, как выступление в зале суда, то есть еслижурналист добросовестно цитирует выступающих в ходе какого-тосудебного процесса, он также несет ответственность за содержаниеэтих выступлений.

Тут есть над чем подумать. Можно и нужно усовершенствоватьстатьи, которые связаны с защитой жизни, здоровья, чести, досто-инства, имущества журналистов, которые работают в экстремальныхситуациях, в зонах аварий, катастроф и иных специально охраняе-мых зонах, в зонах чрезвычайных происшествий и т.д. Вполне назре-ли и очевидны некоторые поправки к статьям, посвященным аккре-дитации журналистов и т.д. С одной стороны, Закон о СМИ, безус-ловно, не священная корова, которую нельзя трогать, там есть гдепоработать, но с другой стороны, то, что сегодня под лозунгом осо-временивания этого закона пытается делать Государственная Дума,— это мне кажется совершенно невозможным. Я так, тезисно, поде-лился своими соображениями и готов ответить на вопросы.

Симонов: Сначала непосредственно по теме: как преодолеть кон-фликт журналистики и юриспруденции? Я, к сожалению, ВалентинуВасильевичу Кузнецову невнятно задал вопрос. Суть моего вопросасводилась к тому, не хотели бы сегодня судьи принять участие в лик-видации правовой безграмотности журналистов, которые о них пи-шут? Вот в чем на самом деле заключалась суть моего вопроса. Сего-дня журналисту, который пишет о суде, учиться этому практическинегде. То есть правовое образование на факультетах журналистики


226


нулевое. Правовое образование в области информационного праваимеется на 20 факультетах из 75, и там это в лучшем случае спецкурс,и даже не везде это включено в основную обязательную сетку. Назаре ХХ века, когда начали учить журналистов, я недавно это с удив-лением и радостью обнаружил, когда не было профессиональныхжурналистов, зато было много профессиональных юристов, журна-листов учили из юристов. Это чрезвычайно симптоматично.

На сегодняшний день, поскольку две дисциплины разошлись,один из возможных путей преодоления противостояния между жур-налистикой и юриспруденцией заключается в том, чтобы правовоеобразование журналистов проводить на куда более серьезной осно-ве. С другой стороны, если всем журналистам предположительно не-обходимы знания в области права СМИ и информационной сфере,то трудно поставить вопрос, что всем журналистам необходимо зна-ние Уголовного кодекса, гражданского законодательства, историиюриспруденции и т.д. и т.п., хотя, наверное, это бы им и не помеша-ло. Мы предпринимаем такие попытки, и достаточно успешный вы-пуск несколькомесячного курса молодых юристов и молодых журна-листов, обучавшихся вместе в Центре «Право и СМИ», об этом пря-мо свидетельствует.

Но проблема освещения деятельности судов имеет еще и совер-шенно отчетливую специфику. Прочитываем по своему мониторин-гу: наиболее часто факты неполучения журналистами информациииз органов, в той или иной степени занимающихся правом, связаныс неполучением информации из судов. Суды оказались самой закры-той организацией для журналистики и, следовательно, для общест-венного мнения. Меня чрезвычайно радует идея несменяемости су-дьи, но это совершенно не значит, что его несменяемость должна со-провождаться созданием некоего мифологического ореола вокругего профессии. Он должен объяснять свои действия, он должен объ-яснять свои мотивы, может быть, не буквально, но тем не менеетолько тогда его замечательное, правильно принятое судебное реше-ние может оказать влияние и на общественное мнение, и на системуразвития правового государства. Находящееся в вакууме, оно не за-разительно как пример, а если журналист не имеет возможности обэтом написать, то каким образом об этом может узнать и другой су-дья, и общественность того города, где это судебное решение былопринято, и т.д.?

Мы сейчас пытаемся продемонстрировать судьям, чем чревататакая закрытость. В связи с этим Фонд защиты гласности проводитбольшое исследование, которое так и называется «Судебная власть иСМИ», состоящее из 4 разных исследований, которые мы в конеч-


227


ном счете собираемся суммировать. Первое — это контент-анализпрессы за полгода на территории 11 субъектов РФ в основных газе-тах. Мы хотим посмотреть, как выглядят суд и судьи в зеркале прес-сы. Какие оценки, какая степень компетентности и т.д. и т.п. Даль-ше. Второй этап — 200–250 судей проанкетированы, и это анкети-рование продолжается, мнение суда и судей о прессе и журналистах.Третий — мнение журналистов о суде и судьях. И, наконец, четвер-тый аспект этого исследования — Фонд «Общественное мнение»должен провести по нашему заказу небольшое исследование, а чемже это чревато с точки зрения общественного мнения, то есть каковрезультат, как эта ситуация влияет на читателей, слушателей, зрите-лей? Результаты этого исследования мы намереваемся положить воснову своих дальнейших программ для возможных контактов с су-дьями, мы хотим положить это на стол в каждый областной суд, этокак минимум для того, чтобы, взглянув на это, суд убедился в необ-ходимости контакта с общественностью, а она невозможна для судьив сегодняшних условиях иначе, чем через СМИ. Такую длинную до-рогу мы проложили, казалось бы, к простому выводу, мы хотим бытьубедительными, мы хотим быть доказательными, мы хотим, чтобысудьи увидели это не из наших деклараций, а из материалов прове-денного исследования.

Вторая проблема. Ответственность журналистов, вопросы про-фессиональной этики в условиях конкуренции. Проблема, становя-щаяся чрезвычайно сложной, проблема, становящаяся почти нере-шаемой. С этой точки зрения мы находимся в предкризисном или вуже кризисном состоянии, потому что ситуация как в области зако-нодательства о СМИ, так и в области внутреннего состояния СМИблизка к катастрофе. Есть две тенденции, которые очень усилилисьза последнее время и привели к потере СМИ той относительной, нонезависимости, которую они имели до 1996 года. Первая — всем по-нятная — покупка прессы концернами, создание сильных прессовпротив прессы различными финансовыми и другими экономичес-кими структурами, — это одна тенденция. И вторая тенденция, какбы противостоящая ей, — это грядущее и уже происходящее огосу-дарствление прессы, то есть попытка вернуть прессу к большей уп-равляемости со стороны государства в лице городской или даже му-ниципальной власти. Это две тенденции, которые складываются водну. И СМИ, по сути дела, большей частью с этим смирились. Ониустали от свободы. Они думали, что это будет свобода свершения,исполнения собственного долга и красивого блеска на фоне общест-ва. Оказалось, что это свобода выживать, а не просто жить. Тенден-ции мирового рынка прессы, где пресса должна свободно рождаться


228


и свободно умирать, были восприняты только в первой ее половине,то есть пресса с удовольствием свободно рождалась, но дальше про-цесс свободного умирания вызвал у нее дикий перепуг, и, соответст-венно, от этого испуга пресса стала более уступчива как в отношениифинансовых корпораций, так и в отношении государственной влас-ти. И то и другое чрезвычайно опасно, потому что, не имея корпора-тивной этики, пресса обретает этику ведомственную, связанную сэтикой владельца, что совершенно невозможно, потому что по опре-делению пресса должна противостоять любой власти, ибо она естьцепной пес, хватающий власть за икры, будь это финансовая власть,будь это власть бюрократическая, государственная, административ-ная и т.д.

С моей точки зрения, ситуация чрезвычайно тревожная и, увы,малоуправляемая. Я не знаю, как сейчас с этим бороться, потомучто вывести сегодня журналистов на разговор о корпоративнойэтике, я это говорю с полной ответственностью, очень трудно. Тригода назад, проводя исследование, которое называлось «Дух сво-бодной корпорации. Правила честной игры в журналистике», мылегко находили отклик у самых разных категорий журналистов. Се-годня в той форме, в которой мы провели это исследование три го-да назад, мы провести его просто физически не можем. Мы в этомотдаем себе отчет, с нами на эту тему разговаривать не хотят те са-мые люди, которые три года назад разговаривали с огромным инте-ресом и удовольствием.

Следующая проблема: не можем пробиться в одиночку, давайтепробиваться вместе к профессиональному образованию юристов вобласти информационного права. Нет такого спецкурса, он в каче-стве факультатива читается сегодня в двух, мне лично неизвестных,юридических вузах, оба частные. Ни в одном государственном вузеэтой специализации нет вообще. Практически это означает, что унас в сфере, которая все расширяется, количество законов все увели-чивается, у нас нет специалистов, которые всерьез могли бы помочьСМИ реально в этой сфере существовать. Стыдно сказать, что един-ственным специализированным долгоиграющим проектом так и ос-талась школа права массмедиа, образованная ФЗГ с директором Си-моновым и главным преподавателем Батуриным, которая просуще-ствовала два года. Количество выпущенных юристов — 8 человек.Все. Катастрофа. Мы очень хотим, чтобы результаты этой конферен-ции дошли до как можно более широкого круга читателей. Мы хо-тим сделать это следующим образом: в окончательный сборниквключить саму работу группы Леонтьева, материалы этой конферен-ции, на что просим у вас разрешения. В-третьих, материалы тех, кто


229


неудовлетворен своим выступлением или считает, что отдельные ас-пекты так и остались пустыми, и имеет что сказать по этому поводу,мы готовы в ближайшие 1,5 месяца принять в письменном виде ивключить туда же. Наконец, мы хотим включить в эту книгу в каче-стве приложения несколько судебных решений по интересующимнас вопросам как по образцовым делам, так и по наиболее одиознымделам. Мы их комментировать не будем, а может быть, и откоммен-тируем, не знаю. Во всяком случае, мы их туда включим для того,чтобы было видно, что же в конечном счете проистекает из той не-разберихи в законодательстве, о которой мы здесь достаточно многои подробно говорили. Приглашаю вас к участию в издании книги.

Кравченко (Центр права и СМИ): Поскольку не один раз был за-тронут вопрос по поводу школы права СМИ, судя по всему, он инте-ресует аудиторию, я кратко выскажу свое мнение по этому поводу.Действительно, Центр права и СМИ совместно с ФЗГ под руковод-ством Юрия Михайловича Батурина организовал в 1996 году школу,которую закончили чуть больше 10 человек, она называлась «Школаправа СМИ», и те, кто закончил эту школу, в принципе должны ин-тересоваться этой новой отраслью права, если она есть. Предыдущаяшкола была несколько лет назад и также под руководством г-на Ба-турина; некоторые из ее выпускников достаточно успешно трудятсяи стали хорошими специалистами в этой области. Я разделяю ту точ-ку зрения, что за 18 часов в академии или в каком-то другом учебномзаведении невозможно воспитать юриста или журналиста, грамот-ного в правовом отношении, и поэтому я не знаю, правильно ли это,я хотел бы высказать сомнение по поводу того, какие задачи стоятперед этой школой. Видимо, все-таки не образовать журналиста илиюриста, а создать каких-то пассионариев, пусть их будет очень не-много, которым это было бы интересно и которые могли бы продол-жать эту цепную реакцию.

Пять лет назад были несколько человек, которые смогли про-явить инициативу и попытаться изменить ситуацию со свободойслова. Тогда это были единицы, и их задачей было как-то взломатьэтот лед. Если количество этих специалистов будет оставаться на томже уровне, то есть единицы или десятки, видимо, ситуацию в гло-бальных масштабах изменить не удастся. Видимо, вторым эшелономпосле этой школы права СМИ должны идти специализированныекурсы.

Что касается темы конференции, Валерий Николаевич предоста-вил мне здесь очень широкую свободу, за что я ему благодарен. Еслиможно, пройдусь по некоторым пунктам. Мой любимый тезис со-стоит в том, что то, что не может отрегулировать право, или то, что


230


ему не очень хорошо удается отрегулировать, может быть подконт-рольно каким-то этическим, моральным принципам. Видимо, вомногом это относится и к теме сегодняшней конференции: ненор-мативная лексика, ее употребление в журналистике и вообще в оби-ходе. Можно ли за это наказывать? Я думаю, что по этому поводуможно найти очень много интересных положений в международно-правовых актах. Человек может использовать те средства, которыеему необходимы для выражения своих чувств, своих эмоций, доста-точно свободно.

Недавняя постановка «Игра в жмурики» в уважаемом театре «Са-тирикон» состояла в основном из матерных слов. Не далее как в суб-боту я был в театре Моссовета на «Объекте константы», где переводтитрами также шел с использованием мата, и люди шли туда доста-точно осознанно, достаточно уважаемая публика. Видимо, ненорма-тивная лексика не может служить четким критерием того, что, разчеловек говорит, это оскорбление и подлежит какому-то запреще-нию. Другое дело, что использование этих слов и каких-то инвективжурналистами должно регулироваться больше этическими нормами.Спасибо.

Руднев: После выступления молодого, начинающего журналистапришло время предоставить слово мэтру, поэтому я хочу предоста-вить слово профессору Засурскому.

Засурский (МГУ им. М.В. Ломоносова, факультет журналистики):Уважаемые дамы и господа! Я рад присутствовать на этой конферен-ции, сожалею, что не мог присутствовать на всех дискуссиях, но мнекажется, что само издание этой книги — очень полезное дело и, ко-нечно, ее нужно обсудить вместе с лингвистами, есть проблемыюридические и проблемы лингвистические. И они не всегда совпа-дают. Здесь выдвигается ряд важных положений, которые полезнознать и журналистам, и юристам. И в этом смысле книга должна быстать настольной для редакторов газет. Конечно, мы стремимся датьнашим студентам определенную правовую подготовку. Андрей Геор-гиевич Рихтер читает курс права и российского, и международного,и многие вопросы в нем рассматриваются. Мы не претендуем на то,чтобы готовить юристов, они должны иметь специальную подготов-ку. Мне кажется, что в этой брошюре справедливо выдвигается тезисо том, что должны материалы газетные просматривать юристы. ВАнглии именно так и делается. Там каждая газета имеет юриста, ко-торый как бы проверяет газетный материал с точки зрения возмож-ности возбуждения исков. В наших газетах этого не делают, видимо,штрафы и судебные издержки ниже, чем затраты на штатного юрис-та. Когда эти штрафы и наказания будут достаточно ощутимы для га-


231


зет, они, видимо, возьмут на вооружение юристов, и тогда будетменьше всякого рода процессов.

История журналистики 20–30-х годов ХХ века, когда на Западебыло очень много процессов о защите чести и достоинства, показы-вает, что чем больше этих процессов, тем сильнее защита, в частнос-ти юридическая защита. Я думаю, что с этой точки зрения, конечно,нам следует готовить наших журналистов более тщательно. АлексейКириллович внес предложение, не здесь, значительно раньше, о раз-работке своего рода техники безопасности для журналиста, котораявключает защиту его в конфликтных ситуациях. Видимо, здесь естьлингвистический аспект техники безопасности, и он должен бытьусвоен нашими студентами, хотя они получают достаточно значи-тельный курс русского языка, где разные слои русской речи получа-ют характеристику, достаточную для того, чтобы студенты не пользо-вались теми словами, которые могут привести к судебным последст-виям, если они будут употребляться на страницах газет, в телевиде-нии и радиовещании.

Мне кажется, что эта конференция поставила очень важные, се-рьезные проблемы, связанные с защитой чести и достоинства и чи-тателей, и слушателей, и зрителей и чести и достоинства самих жур-налистов. Но главная проблема, которая здесь возникает, и, я ду-маю, здесь я с Алексеем Кирилловичем соглашусь, — это проблемакорпоративности, которая отсутствует в нашей журналистике. Этоне дает возможности выработать общие этические нормы действийжурналистов, которые позволили бы их воплотить и в определен-ные принципы поведения, и, в частности, в употребление лексикии определенных выражений, которые не были бы оскорбительнымии для уха слушателя, и для глаза читателей, и не служили бы для воз-буждения всякого рода судебных процессов. Я думаю, что некото-рые газеты намеренно пользуются такого рода лексикой, мало сму-щаясь этим, потому что не каждый гражданин не по каждому пово-ду будет подавать в суд. У нас нет ни омбудсмена, ни какой-нибудьдругой организации, кроме Судебной палаты, но у нее и так слиш-ком много дел, и я думаю, что сегодняшнее заседание будет способ-ствовать выработке той корпоративной этики, того чувства корпо-ративизма, которого нашим журналистам не хватает. Мы на факуль-тете готовы в этом смысле содействовать этому развитию и содейст-вовать лучшему обучению студентов и праву, и правилам русскойречи. Спасибо.

Казаков: Спасибо, коллеги. Я начну тогда с корпорации и ее духа.Не «Дух свободной корпорации», а «Становление духа корпорации.Правила честной игры в сообществе журналистов», я не убежден,


232


что все эту книгу знают, действительно, три года назад такое иссле-дование было. Тут я должен с печалью констатировать, что три дняназад, когда мы собирались с профессором Бакштановским обсуж-дать, будем ли мы возвращаться к этому исследованию или простопойдем с чистого листа, я очень печально пошутил, что наше иссле-дование сейчас можно было бы именовать «Становление духа кор-порации». Печально, но здесь есть следы, которые мы тогда не заме-тили, к сожалению. Три года назад какие-то явления, какие-то тен-денции прошли мимо нас, когда мы собирали сорок наших эксперт-ных опросов.

Возвращаюсь к одной из главных тем. Все-таки что нас большебеспокоит: становление правового государства или становлениеправового общества? Я все-таки склонен думать, что общества. И вэтом плане журналиста мы неизбежно обязаны рассматривать какчлена этого правового общества, а не как подданного государства ине как подданного некоего королевства. Такая тенденция в послед-ние годы была очень серьезной. Почему я так это рассматриваю? По-тому что на самом деле проблема доверия общества к журналисту —это не профессиональная и не корпоративная проблема. Это оченьсерьезная проблема. И здесь (я буду говорить об этом немножкодальше, как о конкретном пункте) есть такой институт, как рассле-дование. Видимо, оно должно быть в центре нашего внимания, по-тому что в принципе это некая бочка с ядом, которая сейчас на по-верхности. Уже ясно, что это такое: хлебнув из нее, наша журналис-тика может выйти обновленной из такого нового своего состояния,может стать общественно доверенной журналистикой или можетвсю жизнь делить первенство с совсем другой профессией, древней-шей, и вечно спорить на эту тему.

Болевая точка — это саморегулирование, о котором мы столь-ко говорим и на которое мы так много раз пытаемся с разных кон-цов выйти, и попытка понять, что же это такое. Когда заниматьсясаморегулированием и где им заниматься? Что, некая определен-ная профессиональная среда ученых должна об этом думать? Илисама корпорация, или протокорпорации, или кусочки корпора-ции, которые должны об этом начинать думать просто потому, чтовремя пришло, иначе завтра журналистики не останется? Нампредставляется, что есть некая базовая ответственность, о которойсейчас корпорация все-таки говорит, причем говорит после каж-дого скандала, но как бы по отношению к другому, а не примени-тельно к себе. Фиксируя некое нарушение нормы и говоря, чтонорма нарушена, но не возвращаясь к осмыслению нормы, к тому,что это такое сегодня.


233


Здесь мне кажется, что снова актуальной или навсегда актуаль-ной остается проблема выхода журналистики на правила честной иг-ры. Как к этому приближаться? По практическим полочкам я быразложил ее на несколько возможных компонентов. Первый — этовсе-таки то, что сегодня было обозначено в лице гильдии. Это про-блема образования небольших пассионарных сообществ, они есть.Мы четыре или три года назад обращались к Московской хартиижурналистов. Сейчас есть Гильдия как новая хартия, новое образова-ние, и с ней надо очень тщательно работать. Мне кажется, что этоочень продуктивно и очень интересно: те требования, которые онипредъявляют сами к себе, заодно внося совершенно новые законы впрофессиональное сообщество или требуя уважения к определен-ным законам.

Второе — это расширение образования, самообразование, обэтом достаточно говорилось, и здесь межпрофессиональные семина-ры, которые ведет ФЗГ, в частности семинары с прокурорами, мнекажется, что это очень продуктивная форма. Сосредоточение внима-ния на расследовании — это я сейчас называю болевую точку и счи-таю, что корпорация или протокорпорации могут сейчас, зафикси-ровавшись на этой точке, очень многое понять про самих себя, прообщество. Там действительно сейчас очень много фокусируется лу-чей, это линза. Надо начинать смотреть, а что же в итоге, то есть какбы естественным путем собирающаяся структура для исследованияи постоянного понимания того, что компромат — это что такое? Этоспособ доступа к информации и доступа информации к журналисту?Это некая система, которая требует дополнительных страховок отвсего общества и от того, кто этим занимается? Что это за зона и засфера риска?

И наконец, еще одна, как-то выговаривать это не очень хочется,и тем не менее я очень рад, что здесь присутствуют коллеги из Су-дебной палаты, поэтому выговорю. Нам надо постоянно занимать-ся анализом регулирования конфликтов институтов досудебногоили квазисудебного характера. Я не стал бы сейчас об этом гово-рить, я когда-то давал себе слово больше не говорить в этом смыс-ле о Судебной палате, но то, что вчера Минкин заявил в «Новой га-зете» о том, что он «не пойдет» на заседание Судебной палаты, ку-да приглашен в том числе и Алексей Кириллович Симонов, мнепредставляется, что Минкин прав, как это ни печально. Это тот са-мый случай, когда Судебная палата при Президенте действительнопо первому свистку чиновника (я понимаю, что по какому-то вну-треннему долгу и по профессиональному зову), призвала к себежурналиста разбираться до суда. Извините меня, пожалуйста, но,


234


на мой взгляд, это тот самый случай, когда Судебная палата долж-на была отказаться заниматься этим делом, найти способ укло-ниться от этого дела. Нельзя заменять собой суд, если есть второеисковое обращение. Мне кажется, что здесь определенная глухота,определенная рыхлость сработали, не только институциональная уСудебной палаты, это существует, но еще и такая определеннаянравственная рыхлость.

Ну и, наконец, еще один пункт: пора профессионально и кол-лективно заниматься самим чиновником, который использует ин-ститут обращения в суд не только как способ обогащения за счетСМИ, хотя часто кончается и этим тоже, потому что речь идет омиллионах, но и использовать эту возможность как способ пода-вить конкретную недружественную «огневую точку», сровнять слицом земли некое СМИ просто по предъявлении иска, после ко-торого в кассе ничего не остается! Мне представляется, что сейчаснаступил момент, когда мы должны зафиксировать (это очень важ-но) в своем отношении к этике межпрофессиональной корпорациии профессиональной корпорации несколько болевых точек. Я на-звал основные.

Я категорически не настаиваю на том, что это самая актуальная,это самая обязательная и самая, кстати, на мой взгляд, простая вещь,которая существует до всяких обращений к сложным институтам, —это элементарный институт личной, человеческой, нравственнойэтики: не подавать руки человеку, который не рукопожатен в сооб-ществе. Мы все время об этом забываем. Мы готовы обращаться всуд, мы готовы прибегать к некоей экспертизе коллег, но есть всегдаличное. Я не подаю ему руки, я не подаю руки папарацци, если онговорит, что он принадлежит к какой-то определенной корпорации,независимо от того, журналист ли он или он тот человек, которыйотдал деньги на такую, а не другую журналистику. Мне кажется, чтовсе это очень просто. Сама фиксация момента, видимо, время при-шло. Об этом постоянно мы говорим.

Последнее самое, в качестве рекомендации моей, хотя она некра-сивая рекомендация, меня Алексей Кириллович не спрашивал, но ябы, честно говоря, на месте Алексея Кирилловича на заседание, ес-ли оно все-таки будет в Судебной палате, не пошел. И, более того,спровоцировал бы 10 других уважаемых экспертов проигнорироватьзаседание Судебной палаты по данному минкинскому случаю с на-писанием специальных писем в Судебную палату, с мотивацией сво-ей позиции, почему я не могу принять участие, я найду другую фор-му обсуждения этой ситуации. Но в данном случае в Судебную пала-ту не пойду. На этом я бы и закончил. Хотя с точки зрения продол-


235


жения исследования, я думаю, нет у меня такого отношения, как уАлексея Кирилловича, я думаю, что с теми людьми, которые явля-ются носителями духа корпорации, надо все равно разговаривать, имы к ним придем, и они, я вас уверяю, будут с нами разговаривать.Потому что тема профессиональной этики, проблема ощущения се-бя внутри корпорации — болевая.

Гудкова: Мне очень хотелось бы задать вопрос, возможно он бу-дет невпопад. Вы говорили о журналистской этике и т.д. Как вы от-носитесь к разработанному Московским союзом журналистов про-екту кодекса профессионального журналиста, в частности к первойего статье, в которой сказано, что в части своей профессиональнойдеятельности журналист руководствуется только мнением своихколлег и только к этому мнению прислушивается? При этом прямоуказывается, что законность он соблюдает, но до своих профессио-нальных обязанностей?

Казаков: Я на самом деле не считаю этот разработанный законмосковским, это существует и обязательно для всех членов Союзажурналистов, к сожалению, профессиональный кодекс этики рос-сийского журналиста уже 2,5 года как введен в действие, я плохо от-ношусь к этой статье, она вторая в этом кодексе, я к ней отношусьдействительно плохо, потому что это кодекс, который говорит, чтожурналист уважает законы своей страны до определенного времени.Но не должно быть такого в кодексе. Я понимаю, что они хотели ска-зать, но так формулировать нельзя. Это не единственная дыра в ко-дексе. Это действительно мертвый кодекс. Я единственное, о чем за-был упомянуть и в чем я категорически хотел поддержать ИгоряЮрьевича: нам нужно сейчас приходить к нормам, к элементарнымпрофессиональным нормам. До кодекса, до корпораций нужно до-растать. А нормы существуют, и для нас сейчас это действительно са-мое реальное разрешение ситуации. Промежуточное? Да. Но реаль-ное разрешение. Спасибо.

Пермяков: Я думаю, что выступления Алексея Кирилловича,Ясена Николаевича и Юрия Венедиктовича стали прекраснымокончанием нашего семинара. Я не хочу подниматься на трибуну, ас места скажу по вопросу, который, как мне кажется, тоже важно вконце озвучить. Четвертый раздел начинается с проблемы необхо-димости правовой грамотности журналиста. Мы попытались наУрале сформировать систему создания правовой грамотности дляжурналистов, она включает в себя несколько элементов, это и чте-ние в двух вузах специальных курсов для журналистов. Я читаюкурс на факультете журналистики Уральского госуниверситета,другой преподаватель, который, кстати, обучался у Рихтера в шко-


236


ле, он читает курс на факультете телерадиожурналистики гумани-тарного частного университета. Мы, разумеется, проводим семина-ры и благодарны ФЗГ за разработанную методику семинаров, мыпровели 4 таких семинара с участием работников прокуратуры,пресс-служб, УВД разных уровней, и сначала мы хотели охватитьвсе области региона, в каждой области провести такой семинар. Нов итоге получается, что, скажем, в Пермскую область нам придетсявыезжать 4 раза, то есть такова потребность в этих семинарах, что-бы провести такой семинар не только в Перми. Там есть системажурналистских клубов, и нас просят, чтобы мы в каждый клуб при-ехали и провели 2–3-дневный семинар.

Наконец, публикации. Об этом я хотел бы сказать особо. Мы ча-сто выступаем перед теми журналистами, которые уже вышли изстен вузов, работают. У меня была публикация в журнале «Студия»под названием «Если подан иск в суд: кто виноват и что делать?» иво многих других изданиях. Декан факультета журналистики и ру-ководитель нашей областной журналистской организации БорисЛозовский написал десять правил техники безопасности журналис-тов. Когда мы этот материал печатали, я этот материал просматри-вал, дал некоторые замечания, мы преследовали две цели, мы не хо-тели, чтобы этим ограничивался разговор, это только самое начало,потому что пришло довольно большое количество писем, замеча-ний, суждений. Лозовский писал о том, что делать, чтобы иск небыл подан, как максимально снизить этот риск. Я написал уже отом, что делать, если иск все-таки подан, каким образом защищать-ся без адвоката, поскольку многие редакции не могут себе позво-лить нанять адвоката.

Руднев: Судья Верховного Суда РФ, судебная коллегия по граж-данским делам Колычева Галина Алексеевна.

Колычева (читает): Уважаемые участники конференции. В связи срядом выступлений, в которых весьма негативно была освещена де-ятельность судов. Это имело место и вчера. И как представительВерховного Суда я не могла оставить без внимания этот вопрос. Яхотела бы сделать сначала небольшое отступление от темы проводи-мой конференции. Стоит напомнить, что через несколько дней бу-дет 4 года, как была принята Конституция РФ. Особенностью дейст-вующей Конституции является то, что в ней очень много места отве-дено правам человека, причем таким важным, как право на жизнь,труд, жилище, образование, право свободно передвигаться, выби-рать место пребывания и жительства, избирать и быть избранным,иметь собственность, имущество и землю, право на социальноеобеспечение и многое другое. И в этом большом ряду конституцион-


237


ных прав находится и право на защиту своей чести и доброго имени.Все названные права не только провозглашаются, но и обеспечива-ются судебной защитой.

В силу ст. 46 Конституции каждый, кто считает свое право нару-шенным, может обратиться в суд за его защитой, — не имеет значе-ния, кто это. Священник, который посчитал себя как человек уни-женным или обиженным. Или заключенный, о котором в газетенаписали, что он осужден на пять лет, когда он фактически осуж-ден на меньший срок. Каждый гражданин вправе обратиться в суд,и суд обязан рассмотреть его требования. Таким образом, под су-дебную защиту поставлены все конституционные права граждан.Характер дел, рассматриваемых судами общей юрисдикции, самыйразнообразный. И разнообразие это велико, как велико и количе-ство дел, разрешаемых судами. Достаточно сказать, что только в1996 году количество дел, оконченных производством, составило 3миллиона. И дела о защите чести и достоинства — это лишь ма-ленькая-маленькая толика той работы, которую проводят суды.

Осуществляя правосудие от имени государства, суды, в частнос-ти, рассматривают дела и трудовые, и жилищные, и по спорам о пра-ве собственности, и по жалобам на неправомерные действия и реше-ния, нарушающие права и свободы граждан, и по жалобам на непра-вомерность административных взысканий, и многое другое, в томчисле и дела о защите чести и достоинства. И то огромное количест-во дел, которое поступает в суды, свидетельствует о доступностиправосудия в нашем государстве и доверии граждан нашего государ-ства к судебной власти. Я еще раз подчеркиваю это обстоятельство,что это свидетельствует о доверии граждан к нашему государству, ибыло очень обидно слышать, когда представитель весьма уважаемойгазеты дал очень отрицательную характеристику. Это доверие впол-не оправданно, поскольку в судах граждане находят реальную защи-ту своих нарушенных прав.

О том, в какой мере суды защищают права человека, можно су-дить хотя бы по результатам рассмотрения гражданских дел. В сред-нем судами удовлетворяется 90% заявленных гражданских исков вгод, в связи с чем имеются все основания утверждать о достаточновысоком уровне защиты прав граждан в судах РФ. Вместе с тем этоявляется убедительным доказательством того, что нарушение правграждан в нашей стране не стало исключительным явлением, а поканосит распространенный характер. И для искоренения такого поло-жения важным обстоятельством являются дальнейшее совершенст-вование работы судов и успешное взаимодействие судебных органовс другими органами и, конечно же, со СМИ.


238


Демократическое Российское государство в настоящее время на-ходится в стадии становления, и важной задачей на данном этапестановления государства является проведение правовой реформы,которая должна охватить 4 основных направления: развитие и совер-шенствование российского законодательства, реформа судебной си-стемы и судопроизводства, совершенствование системы исполни-тельной власти на федеральном уровне и уровне субъектов Россий-ской Федерации и развитие правового сознания людей. Можно из-дать много новых законов, добиваться изменения функционирова-ния судебной системы, но нельзя думать, что правовая культура об-щества, правосознание поддаются быстрому реформированию. Идля того, чтобы мы смогли построить правовое государство, необхо-димо вести большую работу по воспитанию людей в духе уважения кзакону и необходимости его безусловного исполнения.

Данная проблема должна быть в центре внимания не только судов,но и СМИ. У судов и прессы должны быть одни общие цели в делепросвещения и воспитания людей. И при этом не имеет значения, чтоспособы решения этой проблемы у них разные. Если суды могут ре-шать важную задачу воспитания граждан путем вынесения законныхи обоснованных решений, которые можно рассматривать как акты ре-ализации судебной власти, то СМИ могут это делать посредством пуб-ликации статей, репортажей, проведением телевизионных передач.

И хотелось бы, чтобы журналисты более тесно взаимодействова-ли с судебными органами, в распоряжении которых имеются мате-риалы дел, по которым выявлены грубые нарушения законов, изуча-ли такие материалы и освещали их на страницах прессы с целью пра-вового воспитания тех, кто нарушает законы.

Я остановлюсь и на тех проблемах, которые затрагивались вчера.Я хочу сказать о том, что авторы обсуждаемой книги совершенносправедливо отметили возрастание количества дел о защите чести идостоинства, по которым ответчиками выступали СМИ. В главепервой, блок № 40, делается важный вывод, который, кстати, под-держан и многими выступающими. О чем этот вывод? Сказано так,что при сегодняшнем положении вероятность того, что конкретноерешение по делу об унижении чести и достоинства будет субъектив-ным, спорным, юридически уязвимым, чрезвычайно высока. Этосвязывают авторы с тем, что основные понятия права не имеют объ-ективного определения и, по мнению авторов, это не позволяет вы-носить правосудные решения. Полностью поддерживая вывод авто-ров о необходимости дальнейшего совершенствования законода-тельства и регулирования его правоприменения, не могу, однако, со-гласиться с тем, что сегодня не могут быть вынесены законные су-


239


дебные решения. Я думаю, что и на сегодняшний день имеется до-статочная правовая законная база для принятия законных решенийпо делам о защите чести, достоинства и деловой репутации, что и де-лается судами в подавляющем большинстве случаев.

Прежде всего обращаю внимание на то, что у нас есть Конституция,обращаю внимание на специальную правовую норму, ст. 152 Граждан-ского кодекса, есть и постановление Пленума Верховного Суда и, на-конец, процессуальный закон, который позволит в том случае, есливынесено незаконное, неправосудное решение, добиться его отмены вустановленном законом порядке. Я не совсем могу согласиться с текс-том обращения, которое сейчас нам раздали, где сказано о том, что на-ша конференция, обсудив порядок и практику разрешения конфлик-тов и обсудив практику решения дел, считает, что не в полной мере со-ответствует конституционным принципам эта судебная практика. Cэтим я согласиться не могу. Я не буду задерживать внимание, если такмы все заторопились. Я хочу поблагодарить организаторов конферен-ции за приглашение для участия в ней Верховного Суда, со своей сто-роны обещаю обязательно довести до сведения руководства Верховно-го Суда те пожелания, которые были высказаны в адрес ВерховногоСуда, как положительные, так и негативные.

Руднев: Спасибо. Последнее слово предоставляется Алексею Ки-рилловичу Симонову.

Симонов: Уважаемые дамы и господа. Спасибо большое за то, чтомы с вами провели здесь в общей сложности полтора, на мой взгляд,весьма содержательных дня. Последнее выступление передо мнойнаглядно засвидетельствовало вам, что мы не пришли к реальномусоглашению относительно оценки той ситуации, в которой мы нахо-димся. Однако мы на ПУТИ к такому соглашению. Это тоже суще-ственный, на мой взгляд, диагноз сегодняшней ситуации, и давайтедвигаться дальше. Я всячески предлагаю, мы постараемся разослатьвсем участникам конференции в первую очередь тексты этой конфе-ренции. Кстати говоря, буду очень просить, во всяком случае тех, докого сможем дозвониться: или поручить нам редактуру собственно-го текста, или, если кто-то желает по своему тексту пройтись, чтобыу вас не заняло это большого количества времени, потому что доро-го яичко к Христову дню. Спасибо большое всем, особенно предсе-дательствующим, Александру Рувимовичу Ратинову, который, надоему отдать должное, практически не произнес вслух ни одного сло-ва, но на самом деле был главной движущей силой этой конферен-ции, который довел ее — скажу — «до ума», потому что не посягаюсказать, что «до успеха». Спасибо всем.


240


КОРОТКО ОБ ОРГАНИЗАТОРАХ КОНФЕРЕНЦИИ

В организации и проведении конференции принимали участие:Фонд защиты гласности, Центр права и СМИ и правозащитная ор-ганизация «Дом свободы» (Киев). Мы хотим выразить благодар-ность нашим партнерам, помощникам, единомышленникам и спон-сорам и хотим рассказать о себе и о них более подробно.

Фонд защиты гласности (1991 года рождения) — организация,считающая своей основной задачей помощь СМИ и журналистам исоздание правового пространства для деятельности средств массо-вой информации. Выполнению этих задач подчинена деятельностьвсех основных служб Фонда — мониторинга, юридической, изда-тельской и образовательной. В активе Фонда — участие в многочис-ленных мероприятиях в защиту свободы слова, постоянное отслежи-вание нарушений прав журналистов на территории России и СНГ,конкретная юридическая и материальная помощь журналистам,консультирование и просвещение, издание книг по правовому обу-чению журналистов, экспертиза законов и проектов в области регу-лирования СМИ.

На конференции Фонд был представлен рядом сотрудников.Президент Фонда — Алексей Симонов.

Мы открыты для контактов и готовы к сотрудничеству.Наши координаты:119021, Москва, Зубовский бульвар, 4, комн. 432.Тел. — 201-4974 (юридическая служба),201-3242 (группа мониторинга).Факс — 201-4947.Электронная почта: [email protected]

Центр права и СМИ существует с 1995 года и располагается на фа-культете журналистики Московского государственного университе-та. Деятельность Центра призвана способствовать развитию свободыи независимости российских массмедиа. Центр способствует созда-нию на факультетах и отделениях журналистики и права российскихвузов благоприятных условий для преподавания будущим журнали-стам и юристам учебного курса «Право и СМИ», издает ежемесяч-ный бюллетень «Законодательство и практика средств массовой ин-формации», в котором публикуются проекты законов, регулирую-щих деятельность массмедиа, мониторинг конфликтов с участиемСМИ, подготовленный сотрудниками Фонда защиты гласности,анализ законодательства в области СМИ республик СНГ.

Коротко об организаторах конференции

241


На конференции Центр представлял его директор Андрей Рихтер.Центр располагается по адресу:Москва, Моховая, 9, факультет журналистики МГУ, комн. 338.Тел./факс 203-6571.Электронная почта: [email protected]

Правозащитную организацию «Дом свободы» (Киев) представлял наконференции Марк Беренсон, рассказавший о деятельности этойамериканской некоммерческой организации. «Дом свободы» следитза соблюдением прав человека и проведением демократических вы-боров, оказывает поддержку независимым средствам массовой ин-формации. Цель программы «Закон в действии», которой руководитМарк Беренсон, — защита прав человека и диалог Востока и Западапо правовым вопросам. «Дом свободы» интересуют различные ас-пекты переходного периода в странах СНГ, в частности взаимоотно-шения судейской и журналистской корпораций, поэтому появлениеМарка на конференции случайностью назвать нельзя.

Координаты «Дома свободы» в Киеве:Тел./факс — (044) 2284334.Электронная почта — [email protected]

Наша особая благодарность спонсору конференции — Агентствумеждународного развития США — USAID.


242


ВЫСТУПЛЕНИЯ,ПРИСЛАННЫЕ ПО ПОЧТЕ

Генеральная Прокуратура Президенту Фонда Российской Федерации защиты гласности103793 ГСП, Москва, г-ну Симонову А.К.ул. Б. Дмитровка, 15а

05.02.98. №40/22-1-98

Уважаемый Алексей Кириллович!

Ваше приглашение откликнуться на новую публикацию Фондаполучил в канун Нового года и, хотя, скорее всего, мой ответ Выполучите уже в 1998 году, пользуюсь случаем, чтобы поздравить Васи Ваших коллег по Фонду с Новым годом. Я с уважением отношуськ инициативам Фонда, направленным на поиск взаимопониманиямежду журналистами и юристами, представителями массмедиа иофициальных юридических институций. Высказать в Ваш адрес и вадрес возглавляемого Вами Фонда эти лестные слова мне предоста-вила возможность присланная Вами книга «Понятия чести и досто-инства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средствмассовой информации», подготовленная авторским коллективомпод руководством профессора, доктора филологических и психо-логических наук, академика Российской академии образования,ректора Института языков и культур им. Л.Н. Толстого А.А. Леон-тьева.

Вопрос совершенствования законодательства о защите чести,достоинства, деловой репутации — один из серьезнейших. В ре-зультате неразработанности этих аспектов в юридической практи-ке сплошь и рядом возникают ситуации, в которых нередко и юри-сты выглядят не с лучшей стороны, будучи не в состоянии датьправовую оценку возникшего казуса. Участники же судебногопроцесса нередко не находят общего языка, ибо по-разному трак-туют те или иные термины. Убежден, если бы и юристы, и журна-листы, втянутые в результате взламывания информационного пра-вового поля в судебные разбирательства, лучше владели понятий-но-терминологическим аппаратом законодательства и с большейкорректностью относились к употреблению оценочных терминов,не было бы многих «громких» уголовных и гражданских дел о за-щите чести и достоинства. Меньше было бы скандалов в прессе —

Выступления, присланные по почте

243


выиграли бы, убежден, и репутация журналистов, и «имидж» юри-стов, зачастую вынужденных искать компромиссы уже в зале суда.

Я далек от мысли винить лишь ту или другую сторону, участвую-щую в конфликте. Нельзя не признать, что законы допускают неред-ко многозначное толкование одних и тех же понятий. И авторы рас-сматриваемого исследования убедительно показывают, что ни в за-конах, ни в комментариях к ним нередко нет ни ясности, ни единст-ва в оценке правомерности употребления тех или иных способов иформ передачи информации.

На практике мы давно столкнулись с проблемой дефицита язы-ковой культуры, отсутствием навыков цивилизованной дискуссии уучастников информационных споров, носителей той или иной оце-ночной информации. Но в рассматриваемом исследовании это нашеаприорное, практическое знание, возможно, впервые получилостоль серьезное лингвистическое и психологическое объяснение. Иэтот факт трудно переоценить. Я не сомневаюсь, что при всей специ-фичности исследования, язык, аргументы, выводы которого в боль-шей степени обращены к коллегам по научному цеху, оно имеет ибесспорное практическое значение. В дальнейшей работе Фонда за-щиты гласности и авторского коллектива по адаптации результатовисследования для журналистской и юридической практики, убеж-ден, удастся достигнуть гармонии научной глубины и простоты из-ложения наблюдений и выводов авторов.

В настоящее время в связи с рассмотрением информационныхконфликтов и необходимостью дать им правовую оценку и следст-вие, и суд редко прибегают к судебной экспертизе. Проведенная ав-торским коллективом работа дает нам, практикам, основание наде-яться на скорое появление нового вида экспертизы при рассмотре-нии правовых аспектов информационных споров (используя терминпрофессора А. Ратинова) — психолингвистической экспертизы.

Но, полагаю, и в том виде, в каком результаты исследованияпредставлены в рассматриваемом издании, они смогут помочь юри-стам-практикам, занимающимся рассмотрением одной из деликат-нейших категорий — дел о защите чести, достоинства, деловой репу-тации.

Анализ докладных записок наших прокуроров, участвовавших вработе проводимых Центром защиты гласности семинаров, рядауголовных процессов, рассматривавших тексты конфликтных пуб-ликаций, дает основание полагать, что большинство нарушений,имевших место со стороны журналистов, объяснялись не целевойустановкой авторов публикаций на нанесение морального ущербагероям публикаций, а отсутствием и элементарной юридической


244


грамотности, и достаточной правовой культуры, неумением найтиюридически неуязвимую формулировку, не теряя при том образнос-ти и метафоричности, присущих данному автору. Небрежное обра-щение с языковыми построениями приводило и к естественнымобидам объектов публикаций, и к неожиданному нередко для жур-налистов обращению их «героев» в суд за защитой чести и достоин-ства. Особенно это касается ненормативной лексики. Как журнали-стам сохранить возможность обращения к разным языковым плас-там национальной культуры без нарушения закона, как юристам на-учиться разбираться в тонкостях инвективной фразеологии, с темчтобы, с одной стороны, защищать нарушенные права граждан, а сдругой — не влезать, гремя статьями закона, в творческую лаборато-рию журналиста? На эти вопросы читатель также находит ответы водном из специальных разделов рассматриваемой работы.

При отсутствии цензуры в обществе, претендующем именоватьсяправовым, очень важно, как мне представляется, дать возможность июристам, и журналистам увидеть разницу между бестактностью ихамством, не украшающими ни объект публикации, ни ее автора, ноне являющимися криминалом, и гражданским или уголовным пра-вонарушением. Без помощи ученых, прежде всего лингвистов и пси-хологов или, точнее, представителей психолингвистики, ни журна-листам, ни юристам в будущем не обойтись.

Как Ваш коллега и как юрист, постоянно сталкивающийся с тео-ретическими и практическими аспектами этой проблемы, я убежден:журналисты имеют право на свой стиль, свой язык, на поиск метафори сравнений, на яркие заголовки, привлекающие читателя, даже наязвительность, тем более — на иронию и сарказм, на самые остро-критические оценки любого лица, вне зависимости от должности иположения. И я абсолютно согласен с Вашей, Алексей Кириллович,мыслью, высказанной в предисловии к рассматриваемому труду: всеэто должно быть высказано «в форме такой степени корректности,которая исключала бы или по крайней мере делала весьма сомни-тельной возможность обращения героев публикаций в суд».

Вот когда такой же правовой культурой будут обладать все актив-но работающие в СМИ журналисты, у следователей и судей работыпоубавится и отпадет необходимость в создании исследований, ана-логичных проведенному под руководством профессора А. Леонтьева.

Но поскольку это мечта или по крайней мере дело далекого буду-щего, рассматриваемое исследование, несмотря на его пока еще ма-лую адаптированность к восприятию юристами-практиками, непросто имеет право на жизнь, но является крайне современным инеобходимым.


245


Примите, уважаемый Алексей Кириллович, мои заверения в го-товности Генеральной Прокуратуры и в дальнейшем плодотворносотрудничать с руководимым Вами Фондом защиты гласности.

Начальник Центра информациии общественных связей

Генеральной Прокуратуры РФА.Г. Звягинцев

Комментарий профессора Питера Круга к книге«Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности

в текстах права и средств массовой информации»

Сравнительные замечанияПрочтение «Послесловия юриста» профессора Ратинова и рабо-

ты коллектива авторов в первую очередь дает понять, что юридичес-кая практика существенно выиграет благодаря психолингвистичес-кому анализу текстов российских законов о клевете и оскорблении(законодательных актов; постановлений Верховного Суда Россий-ской Федерации), а также от применения результатов этого анализасудами и правоохранительными органами. В подобной попытке пре-следуются по крайней мере четыре цели: (1) убедить законодателейизменить неточности или другие несоответствия в языке используе-мых текстов; (2) убедить суды и исполнительные органы принять вовнимание психолингвистические доводы в использовании сущест-вующих текстов; (3) способствовать в качестве специалистов (экс-пертов) поиску доказательств в конкретных судебных процессах, ка-сающихся клеветы; (4) помогать журналистам придавать более со-вершенную языковую форму своим публикациям и передачам.

I. Закон о клевете: проблема факта/мнения. Один из наиболеесложных вопросов, затронутых профессором Ратиновым и коллек-тивом авторов, которому они справедливо уделяют много внимания— это, как пишет профессор Ратинов (цитирую), «центральная про-блема» в законодательстве по вопросам клеветы: сложность в разгра-ничении факта и мнения. Это является сложной проблемой во мно-гих правовых системах.

Попытка отличить факт от мнения основывается на предположе-нии, что закон признает юридическую категорию, которая опреде-ляет параметры сферы неприкосновенности для тех суждений (мне-ний), которые в нее попадают. Сложность при данном подходе свя-зана не с последствиями признания подобной категории, а с попыт-


246


кой набросать эффективный ряд определений, который может с лег-костью применяться в будущих конкретных делах с их собственнымнеповторимым контекстом.

Как показывает профессор Ратинов, члены авторского коллекти-ва делают свой вклад новым подходом к лингвистическому анализуэтой проблемы. Например, они рекомендуют юристам использоватьновую терминологию, особо уделяя внимание скорее «событиям» и«оценкам», чем «фактам» и «мнениям».

Однако позвольте мне поднять следующий вопрос: при настоя-щих российских законах каково будет практическое воздействие со-здания более эффективных категориальных определений? Призна-ют ли российские законы существование категории «выражение» —назовите ее «мнением», или «оценкой», или как-нибудь иначе, —которая имела бы юридическое значение при освобождении некото-рого утверждения от судебного процесса по вопросу о клевете? Про-фессор Ратинов заявляет, что подобная категория должна существо-вать: что мнения или оценки не должны быть предметом юридичес-кого рассмотрения (стр. 119–120). Но где в используемых текстахили в юридической практике написано или произнесено, что ут-верждение, если оно является мнением, должно рассматриватьсяименно таким образом?

Одним из ответов на этот вопрос может быть то, что заявлениепрофессора Ратинова является нормативным: законодательные ор-ганы должны изменить существующие тексты гражданских и уго-ловных законов, уточняя их так, чтобы исключить оценочные суж-дения. Но пока этого не произойдет, как еще можно использоватькатегориальное разграничение между фактом и мнением?

Одно из возможных применений может быть основано на бук-вальном истолковании части 3 ст. 29 Конституции Российской Фе-дерации, согласно которой никто не должен принуждаться выражатьили опровергать свои мнения или убеждения. Однако нет примеров,чтобы часть 3 ст. 29 применялась таким образом в судах в каких-ли-бо конкретных случаях. На самом же деле в одном из случаев ее при-менение было опровергнуто Верховным Судом Российской Федера-ции. В качестве же более общего наблюдения можно сказать, чтороссийские суды, кажется, очень неохотно применяют какие-либоположения части 3 ст. 29 Конституции Российской Федерации.

Возможно также, что это категориальное различение могло быбыть применено в судебной системе существующего законодатель-ства. Например, может ли термин «сведения» в части 1 ст. 152 и час-ти 5 ст. 152 ГК РФ и в части I ст. 129 УК РФ истолковываться так,чтобы он включал только утверждения о фактах? Если так, то это оз-


247


начало бы, что истец представляет подходящий для юридическогорассмотрения случай только тогда, когда речь идет об утверждениях,основанных на фактах: такой подход обременит истца задачей про-демонстрировать суду в качестве отправного пункта, что утвержде-ние ответчика, по крайней мере отчасти, содержит в себе информа-цию, поддающуюся юридическим методам доказательства.

Однако кажется, что подобный подход принят не был. Напротив,многочисленные решения суда в законе о клевете являются отраже-нием противоположного подхода: «сведения» включают в себя всеутверждения, независимо от того, являются ли они суждениями офактах или мнениями. Более того, это также и заключение, сделан-ное коллективом авторов книги (см. стр. 15, 37 и 46 книги).

При обобщении судебная практика в России обнаруживает не-много сторонников правового различения категорий факта и мне-ния. Однако, возможно, есть и другой подход к этой проблеме: черезанализ вопроса о бремени доказывания, который трактует проблемуфакта и мнения как по своей сути доказательный вопрос. В некото-рых системах законодательства, таких, как австрийская (в граждан-ских судебных процессах), именно закон возлагает на истца бремядоказывания ложности утверждения, по поводу которого ведется об-суждение. В других системах это происходит по решению суда. В Со-единенных Штатах, например, суды многие годы боролись за то,чтобы четко сформулировать эффективный категориальный тест дляразличения факта и мнения. Однако в результате в 1990 году в делеМилкович против Лорэйн Джорнал Компани Верховный Суд Соеди-ненных Штатов отверг абстрактные попытки провести яркую чертумежду утверждениями о фактах и о мнениях и вместо этого поло-жился на то, чтобы эти вопросы разрешило распределение бременидоказательства. Суд сослался на принцип, установленный в его ре-шении от 1986 года в деле Филадельфия Ньюспэйперс, Инк. противХэппса, в котором он постановил, что Первая Поправка к Конститу-ции США требует возложить бремя доказывания на истца; а не дока-зывания ложности утверждаемого, когда оно касается общественно-го интереса. Таким образом, в Соединенных Штатах, кроме тех слу-чаев, когда обсуждаемое утверждение включает в себя утверждение оверифицируемых фактах или основано на фактах, истцу очень труд-но выполнить условия этого бремени, так как другие типы утвержде-ний (такие, как мнение) не поддаются юридическим методам дока-зательства.

Несколько другой подход, который, однако, тоже сосредоточенна бремени доказательства, можно найти в решениях ЕвропейскогоСуда по правам человека, где используется ст. 10 Европейской кон-


248


венции по правам человека. В нескольких случаях Европейский Судпостановил, что в делах о защите чести и достоинства возложениебремени доказывания истинности оценочного суждения не согласу-ется со ст. 10, так как его «невозможно выполнить».

Какие темы поднимаются в российском законодательстве прирассмотрении отношений между проблемой факта и мнения и бре-менем доказательства в делах о защите чести и достоинства россий-ское законодательство возводит высокую преграду, по крайней мерев гражданских делах, перед всяким ответчиком, который заявляет,что он невиновен в распространении сведений, порочащих честь идостоинство, аргументируя это тем, что его утверждение было мне-нием. Так происходит, потому что, как утверждалось выше, судебнаяпрактика толкует «сведения» в части 1 ст. 151 и части 5 ст. 152 ГК РФкак включающие в себя все утверждения без исключений, а такжепотому, что ней истинность утверждения, которое должно быть до-казано ответчиком, является скорее оправданием, которое должнобыть доказано ответчиком (часть 1 ст. 152 ГК РФ), а не одним изпризнаков ущемления чести и достоинства. Другими словами, ст.152 предполагает, что все клеветнические утверждения ложны, еслиответчик не предоставит убедительные основания противного, чтоявляется почти непосильным бременем в том случае, когда утверж-дение касается мнения и, следовательно, не поддается юридическимметодам доказательства.

Одним словом, российское гражданское законодательство невозлагает бремя предоставления доказательств на истца. Так как ис-тина должна быть доказана ответчиком, предмет доказывания невключает ложность утверждения, являющегося предметом обсужде-ния; на самом же деле от истца требуется лишь доказать, что утверж-дение, являющееся предметом обсуждения, было распространено покрайней мере на еще одного человека. Это отсутствие каких-либотребований от истца предоставить доказательства отражает зависи-мость от судебно-центристской модели — от «объективного поискаистины». При этой модели именно судья несет первостепенную от-ветственность не только за окончательную оценку доказательств, нотакже и за их сбор и предоставление. Однако этот подход не согласу-ется с недавними изменениями в российских гражданско-процессу-альных принципах. Видимо, заимствуя изменения, которые былисделаны в немецкой процедуре за последние два десятка лет, россий-ская система законодательства сместилась ближе к «диспозитивной»модели, в которой сбор и предоставление доказательств по большейчасти находятся под контролем сторон и под их ответственностью.Следовательно, по поправкам к ныне действующему Гражданскому


249


Процессуальному кодексу от 1995 года, стороны несут на себе бремяпредоставления доказательств.

В уголовных делах должно быть очевидным, что бремя предостав-ления доказательства, касающегося истинности или ложности,должно быть возложено на прокурора, а не на обвиняемого, соглас-но презумпции невиновности, о которой говорится в ст. 49 Россий-ской Конституции. По стандартам, установленным далее в ст. 49,распределение бремени доказывания таково, что от обвиняемого неможет быть потребовано предоставление никаких доказательств;вместо этого это бремя полностью ложится на власти, чтобы дока-зать каждый элемент состава преступления (таких, как преднаме-ренная ложь, по ст. 129 УК РФ).

Решение от 10 февраля 1997 года, принятое Коллегией по граж-данским делам Верховного Суда Российской Федерации, иллюстри-рует исключительную важность распределения бремени доказыванияпо вопросу об истинности и ложности. В этом деле, гражданском су-дебном процессе о защите чести и достоинства, истец, заместительглавы администрации Вологодской области, возбудил дело противгубернатора, областной государственной телерадиокомпании и мест-ной газеты за утверждения, сделанные губернатором 20 ноября 1995года на пресс-конференции, которые впоследствии были распрост-ранены ответчиками — средствами массовой информации. Утверж-дения губернатора были ответом на вопрос о причинах, по которымон назначил истца на пост заместителя главы администрации:

Я его глубоко ведь не знал раньше. Ну, он был известен вам та-кими делами, что все-таки, как говорится, там, сын алкоголи-ка, и на этом он вышел, и народ его, как говорится, превознес...Истец заявил, что это утверждение опорочило его во время изби-

рательной кампании в Государственную Думу.Областной суд решил дело по первой инстанции в пользу истца,

обязывая ответчиков опубликовать опровержение и налагая на нихвыплату в размере 500 000 рублей за нанесенный ущерб. Суд поста-новил, что ответчикам не удалось доказать, что отец истца был алко-голиком. По этому вопросу суд заключил, что доказательства, предо-ставленные ответчиками, — репортаж в газете и показания двух сви-детелей о том, что сам истец и его сторонники на избирательнойкампании 1989 года сказали избирателям, что отец истца был алко-голиком, бросившим семью, — были недостаточны, чтобы исчер-пать бремя предоставления доказательств, возложенное на ответчи-ка. Истец, в соответствии с опубликованным постановлением суда,не был обязан предоставить доказательства истинности/ложностиобвинения.


250


В кассационной инстанции — коллегии по гражданским деламобластного суда Вологды — отменили решение суда и постановилизакрыть дело. Кассационная инстанция заключила, что обсуждаемоеутверждение было оценочным суждением и, следовательно, было за-щищено ст. 29 Конституции. Это решение было поддержано прези-диумом Вологодского областного суда вопреки протесту прокурораВологодской области.

Решения Вологодской областной кассационной инстанции ипрезидиума были предметом протеста, поданного заместителемпредседателя Верховного Суда России. Коллегия по гражданскимделам Верховного Суда поддержала протест, отменила решения кас-сационной инстанции и президиума и восстановила решение судапервой инстанции. Решением палаты по гражданским делам былоподдержано решение местного суда относительно того, что ответчи-кам не удалось доказать истинность утверждения, являющегосяпредметом обсуждения. Этим решением Верховный Суд отверг при-менение ст. 29 Конституции: эта свобода, заявил суд, не дает никомуправа распространять клевету и ложную информацию.

В отклонении постановления кассационной инстанции и прези-диума областного суда Верховный Суд полностью сосредоточил своевнимание на достаточности доказательств, предоставленных ответ-чиками. Таким образом, он отверг различение факта и мнения, про-веденное кассационной инстанцией и президиумом областного су-да. Отчасти это связано с тем, что Верховный Суд узко сформулиро-вал вопрос: был ли отец алкоголиком? Возможно, используя болееэффективный анализ, подобный тому, что предложили профессорРатинов и коллектив авторов, Верховный Суд мог бы решить, что ут-верждение, являющееся предметом обсуждения, содержало в себемнение. Но также, если бы распределение бремени доказывания бы-ло другим, то и исход дела мог бы быть иным. Если бы истца обяза-ли предоставить доказательства ложности утверждения, являющего-ся предметом обсуждения, то это, помимо всего прочего, вынудилобы истца столкнуться с проблемой, как охарактеризовать напечатан-ное: было ли в утверждении ложью, на которую ссылается истец, то,(I) что его отец был алкоголиком, (2) что в области «говорили», чтоего отец был алкоголиком, или (3) что причиной популярности ист-ца было то мнение, что его отец был алкоголиком? Какие доказа-тельства предоставил бы истец по этим вопросам?

Во всякой правовой системе распределение бремени доказыва-ния основано на политических соображениях и решениях, касаю-щихся иерархии конкурирующих юридических интересов, и играетрешающую роль. В законе о защите чести и достоинства в тех систе-


251


мах, которые категориально не отделяют суждения-мнения, та сто-рона, которая несет это бремя, стоит перед лицом почти невыполни-мой задачи: доказать существование определенных фактуальныхэлементов (либо истины, либо ложности) в том утверждении, кото-рое по своей природе не содержит в себе верифицируемых фактов.Конечно, было бы несправедливо возлагать все бремя доказательст-ва на истца. Но должен ли истец по крайней мере нести бремя пре-доставления некоторого заслуживающего доверия доказательства(бремя предоставления), которое вызвало бы необходимость для от-ветчика либо также предоставить уравновешивающие доказательст-ва (бремя убеждения), либо положиться на суд, который оценит(взвесит) показания?

Мы не ждем, что подобные изменения будут с легкостью прове-дены. Это возможно в результате одного или обоих следующих об-стоятельств: (1) принятие судебного решения о том, что ст. 29 Кон-ституции требует перераспределения бремени доказательства в час-ти 2 ст. 151 ГК РФ; и/или (2) когда Россия присоединится к Евро-пейской Конвенции прав человека, применение ст. 10 так, как онаприменяется Европейским Судом по правам человека в делах типадела Лингенса.

II. Оскорбление. В отличие от клеветы рекомендации (анализ)коллектива авторов и профессора Ратинова могут иметь немедлен-ный эффект без существенного пересмотра правовых стандартов.Это так, потому что статье 130 Уголовного кодекса, в отличие от ста-тей 129 Уголовного кодекса и 151 Гражданского кодекса, недостаетпредмета доказывания в вопросах объективной оценки, как, напри-мер, проблема истинности и ложности. Были ли умалены честь и до-стоинство истца обсуждаемым утверждением — это субъективноесуждение, не поддающееся юридическим методам доказательства.Также элемент «неприличной формы» по своей сути является оце-ночным суждением. Эти вопросы поддаются психолингвистическо-му анализу, который лежит вне сферы методов юридического дока-зательства, определенных статьей 69 Уголовно-процессуального ко-декса РФ.

Это может быть особенно важно, потому что, по моему мнению,статья 130 несет в себе угрозу, которая выходит за рамки ее собствен-ного конкретного применения. Оценки, которые она отражает, так-же применяются, возможно, неосознанно, в делах о клевете с инвер-сией ответственности. То есть проблема заключается в том, что чембольше утверждение похоже на «мнение», тем легче его подвести подопределение, что оно сводится к «оскорблению», а не к ложномуклеветническому утверждению. В результате проведенное коллекти-


252


вом авторов исследование при применении психолингвистическойэкспертизы может быть полезным в определении сферы «оскорбля-ющих» выражений в «неприличной форме».

III. Права обвиняемых. Профессор Ратинов обсуждает также,можно ли применять закон о клевете при защите прав подозреваемыхи обвиняемых в уголовных судебных разбирательствах. Мне труднопонять, почему необходимы особые правила для этой ситуации. Еслиопубликовано ложное утверждение, то оно будет действенным в томслучае, если оно посягает на репутацию жертвы безотносительно ктому, является ли жертва подозреваемым или обвиняемым в уголов-ном процессе. Присутствуют ли элементы уголовного процесса приэтом или не присутствуют, не влияет на вышесказанное.

В действительности это скорее спор о том, что происходит за пре-делами закона о защите чести и достоинства, свидетельствующий ожелании уменьшить или запретить комментарии к незаконченнымуголовным разбирательствам из опасения повлиять на суд. Если этотак, то здесь преследуются две цели: сохранить презумпцию неви-новности и защитить целостность судебного процесса. Эти вопросырассматривались в недавнем деле, по которому было принято реше-ние Европейского Суда по правам человека, Вормз против Австрии(решение принято 20 августа 1997 г.). Однако Европейский Суд поправам человека не принял во внимание первую цель, так как ре-шил, что защита целостности судебного процесса есть законная ос-нова для наложения санкций на кого-либо, кто комментирует неза-конченные судебные разбирательства.

В отличие от России в Австрии существует законодательный акт,который четко регулирует сообщения о незаконченных судебныхразбирательствах. Статья 23 Австрийского акта о прессе, озаглавлен-ная «Запрещенное влияние на уголовные судебные разбирательст-ва», гласит, что всякий, кто обсуждает возможный исход незакон-ченного судебного разбирательства или «ценность доказательствтак, что это может повлиять на исход судебного разбирательства»,станет объектом уголовного преследования. В деле Вормз противАвстрии Европейский Суд поддержал наложение санкций на журна-листа, который написал критические комментарии по поводу свиде-тельства ответчика в деле об уклонении от уплаты налогов. Для рос-сийских законов значительность этого дела в том, что статья 23 Ав-стрийского акта о прессе, у которой нет аналога в российском праве,не содержит элементов обвинения в клевете или оскорблении.

IV. Заключение. Внимание авторского коллектива книги и про-фессора Ратинова сосредоточено главным образом на том, чтобысделать текст более поддающимся рациональному текстуальному


253


толкованию судами и правоохранительными органами. Такие во-просы, как реформа всех гражданских и уголовных законов путемвведения новых политических приоритетов, как смещение центраобщественного внимания с защиты интересов личности на защитусвободы выражения или общественную потребность получать ин-формацию, не входят в сферу обсуждаемых в книге вопросов. Такимобразом, там, где выводы коллектива авторов и комментарий про-фессора Ратинова адресованы законодательству, они кажутся побольшей части принадлежащими скорее к области технических на-бросков, чем к фундаментальным переменам в подходе к обществен-ным или правовым интересам.

Это наблюдение нисколько не умаляет важности поставленных вкниге задач. Результаты исследования, проведенного профессоромРатиновым и коллективом авторов, принесут значительную пользуроссийской правовой системе и всем тем, кто связан с системой пра-вовых норм о защите чести и достоинства и оскорблении: истцам,ответчикам, журналистам, законодателям, судьям, правоохрани-тельным органам, адвокатам и обществу в целом, способствуя посте-пенному развитию рационального, систематизированного свода за-конов скорее, чем попытке стремительных перемен (которые не уде-ляют достаточного внимания лингвистическим вопросам). В общем,степень успешности этой попытки, вероятно, отразит важностьлингвистической точности и применения логики в юридическихтекстах, а также в работе всей системы права.

19 декабря 1997 годаПитер Круг, профессор

Юридического колледжаУниверситета Оклахомы


254


Часть IIIГод 2004. «А воз и ныне там?»

Сборник статей

ЦЕННЫ НАРЯДУ С ЖИЗНЬЮ

Право на честь, достоинство и деловую репутацию является неотъ-емлемым правом лица. Его нарушение причиняет существенный вредсвободе действий и общественному положению гражданина, а такжеобществу в целом. Поэтому государство обязано защищать это личноенеимущественное право. О некоторых особенностях защиты чести, до-стоинства и деловой репутации личности рассказывает статья.

Владимир СОЛОВЬЕВ,судья Верховного Суда России

ЧестьПонятия чести, достоинства известны человечеству с древней-

ших времен. Честь играла видную роль в этике многих великих мыс-лителей, политиков, философов разных эпох и народов, порой опре-деляя их общественные взгляды и направления деятельности.

В России честь, достоинство, доброе имя и деловая репутациятрадиционно защищались правом. Так, еще «Русская Правда» преду-сматривала защиту от посягательств на честь и достоинство личнос-ти. По отношению к подобным деяниям «Русская Правда» применя-ла термин «обида»1.

Защита чести, достоинства и других личных неимущественныхблаг обычно предусматривалась в рамках уголовного права.

Наибольший интерес в этой связи представляет Артикул воинский1715 года, принятый Петром I. Ст. 149, 151, гл. 18 — о поносительныхписьмах, бранных и ругательных словах Артикула воинского содержа-ли в себе практически все признаки диффамационного деликта: пись-менное распространение ложных, порочащих доброе имя и честь све-дений, — а также предусматривали меру защиты от такого деликта:«пред судом обличать свои слова и сказать, что он солгал...». Фактиче-ски речь идет об опровержении ложных, порочащих сведений2.

Несмотря на то что в конце XIX века российские цивилисты се-рьезно занимались решением проблемы гражданско-правовой за-щиты личных неимущественных благ и почти вплотную подошли кее решению, российское гражданское право в целом этот вопрос нерассматривало и своего механизма защиты таких прав не создало.


255

1 Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 1995. С. 311.2 Потапенко С.В. Судебная защита от диффамации в СМИ//АКД. 2002. С. 30.


Советское право первоначально также пошло по пути уголовно-правовой защиты чести и достоинства граждан. И лишь в Основахгражданского законодательства Союза ССР и союзных республик1961 года и затем в Гражданском кодексе РСФСР 1964 года впервыеполучили защиту некоторые личные неимущественные права, несвязанные с имущественными правами и интересами.

Личные неимущественные права охранялись советским граждан-ским правом лишь в случаях, особо предусмотренных законом (ст. 1Основ, ст. 1 ГК РСФСР). К ним относились право на честь и досто-инство (ст. 7 Основ, ст. 7 ГК РСФСР) и право на собственное изоб-ражение (ст. 514 ГК РСФСР).

Право на честь и достоинство было предоставлено не толькогражданам, но и организациям (ст. 7 Основ).

При переходе от социалистической законности к современномуправопорядку возникло немало неприятностей, вызванных устаре-ванием нормативной базы.

Обобщение судебной практики по вопросам защиты чести и до-стоинства в 1991 году позволяет видеть, насколько невысоким былуровень правосознания граждан в этой области, и выделить ряд про-блем, подлежавших разрешению в первую очередь:

— граждане обращались в суд с иском об опровержении порочащихсведений, содержащихся в характеристиках делового порядка, аттес-тационных, — а этот вопрос не подведомствен суду;

— не существовало законодательно установленного положения осистеме ссылок на источник информации, в соответствии с которы-ми можно было бы обнаружить реального ответчика (так, приходи-лось отдельно разъяснять, что не является оскорблением изложениесведений, основанных на материалах уголовных или гражданских дел,и т.п.);

— судьи отказывали в возбуждении иска без законных на то основа-ний (например, в случае имевшего место предварительного обсужденияданного конкретного дела в общественной организации);

— в суд обращались представители администрации субъектовФедерации с исками о защите деловой репутации, но в силу того, чтоадминистрация города не является юридическим лицом и не можетиметь деловой репутации, такого рода иски не могли быть удовле-творены;

— возникало множество вопросов, связанных с тем, что закон пре-дусматривал опровержение самих сведений, а не домыслов, складываю-щихся у граждан по прочтении ложной информации;

— остро стояла теоретическая проблема степени конкретизацииобъекта критики (использование в статье обозначений, позволяющих


256


догадаться о реальном их прототипе, не есть основание для отказа виске лицу, пострадавшему от завуалированной критики);

— ряд осложнений был вызван тем, что компенсация моральноговреда нередко не оправдывала судебных издержек, и многие, вместо то-го чтобы воспользоваться своим правом и подать иск, предпочиталииспользовать самозащиту;

— проблемой было неисполнение или ненадлежащее исполнение су-дебных решений3.

Создатели нового ГК РФ 1994 года попытались учесть все назван-ные проблемы и разработать нормативную базу, оптимально соот-ветствующую современным общественным потребностям.

Понятия «честь», «достоинство» и «репутация» по смыслу весьмаблизки друг другу и часто используются в составе единого словосоче-тания: защита чести и достоинства, унижение чести и достоинства.

Честь представляет собой общественную оценку личности, опре-деленную меру духовных, социальных качеств личности и являетсяважнейшим нематериальным благом человека наряду с его жизнью,свободой, здоровьем4.

По определению А.М. Эрделевского, «честь — это сопровождаю-щееся положительной оценкой общества отражение качеств лица в об-щественном сознании»5.

В своей книге «Честь, достоинство, деловая репутация: граждан-ско-правовая защита» А. Л. Анисимов выделяет три аспекта понятия«честь»:

1) характеристика самой личности (качества лица). Данная сто-рона понятия чести наиболее ярко выступает в словарных определе-ниях, в особенности в «Толковом словаре живого великорусскогоязыка» В.И. Даля: «Внутреннее нравственное достоинство челове-ка, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть»;

2) общественная оценка личности (отражение качеств лица в об-щественном сознании). Понятие чести изначально предполагает,что эта оценка положительная;

3) общественная оценка, принятая самой личностью, «способ-ность человека оценивать свои поступки, действовать в нравствен-ной жизни в соответствии с принятыми в... обществе моральныминормами, правилами и требованиями»6.


257

3 Бродская И. Современное состояние законодательства РФ о защите чести и до-

стоинства// Законодательство и практика средств массовой информации. 1999. № 5.

С. 57.4 Анисимов А.Л. Честь, достоинство, деловая репутация: гражданско-правовая за-

щита, М., 1994. С. 9.5 Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда. М., 1996. С. 16.6 Анисимов А.Л. Указ. соч. С. 8.



258

Впоследствии указанные аспекты понятия «честь» А.Л. Аниси-мов подразделил на две части — объективную и субъективную.Оценка деятельности индивида обществом относится к объективно-му аспекту анализируемого понятия и представляет собой некое эти-ческое благо, «направленное от общества к личности». Напротив,субъективная сторона понятия «заключается в способности челове-ка оценивать свои поступки, подавлять в себе эгоистические, без-нравственные стремления и намерения, действовать в нравственнойжизни в соответствии с принятыми в этом обществе моральныминормами, правилами и требованиями»7.

В качестве примера защиты чести может служить дело, рассмот-ренное в Пресненском суде г. Москвы.

Истцом выступал известный литератор Евгений Митько, авторсценариев таких эпохальных картин, как «Республика ШКИД» и«Бумбараш», в качестве ответчика — руководство магазина «Дело-вой оборот-2000».

Суть дела. Е. Митько зашел в магазин посмотреть недавно посту-пившую коллекцию одежды. Ничего не выбрав, клиент направилсяк выходу, как вдруг позади него пронзительно зазвенел металлоиска-тель. Литератора обступили охранники и обвинили в краже куртки.Демисезонную ветровку Е. Митько действительно купил в этом ма-газине еще зимой, но «зазвенела» она почему-то спустя несколькомесяцев. От ареста кинодеятеля спасло лишь то, что он сохранил то-варный чек на куртку.

Но прежде чем мужчине удалось убедить стражников и прибыв-ших по их вызову милиционеров заехать к нему домой, он испыталневыносимые унижения: его оскорбляли, называли вором, пыталисьнадеть наручники, обращались как с преступником. Даже когда не-доразумение выяснилось, сотрудники магазина не удосужились из-виниться перед заслуженным человеком.

Суд признал, что охранники вели себя некорректно и причини-ли истцу нравственные страдания. По решению суда руководствомагазина обязано выплатить Е. Митько в качестве компенсацииморального вреда 30 тыс. руб., а также сообщить в районное отде-ление милиции, что их клиент — честный и порядочный человек.Сообщение должно быть оглашено и на общем собрании коллек-тива магазина.

7 Анисимов А.Л. Гражданско-правовая защита чести, достоинства и деловой репу-

тации по законодательству Российской Федерации: Учеб. пособ. для студ. высш. учеб.

заведений. М., 2001. С. 10.


ДостоинствоВ органическом единстве с понятием «честь» находится катего-

рия «достоинство». Достоинство — это «сопровождающееся поло-жительной оценкой лица отражение его качеств в собственном созна-нии»8.

В отличие от чести достоинство — это не просто оценка соответ-ствия своей личности и своих поступков социальным или мораль-ным нормам, но прежде всего ощущение своей ценности как челове-ка вообще (человеческое достоинство), как конкретной личности(личное достоинство), как представителя определенной социальнойгруппы или общности (например, профессиональное достоинство),ценности самой этой общности (например, национальное достоин-ство).

Именно достоинство (но не честь) фигурирует в ст. 1 Конститу-ции РФ как абсолютно неотъемлемая и охраняемая государствомценность.

В связи с чем может возникнуть казус, когда сам человек не облада-ет чувством собственного достоинства (положительной самооцен-кой), общество оценивает его негативно, но в то же время государст-во и общество охраняют его достоинство и заботятся о том, чтобыоно не подверглось умалению, унижению.

В целом, если трактовать честь как общественное мнение о по-ложительных качествах человека, то достоинство есть положитель-ное мнение человека о самом себе как отражение его социальнойоценки.

Дискредитация человека в общественном мнении и есть унижениечести. Но вряд ли можно дискредитировать человека в собственныхглазах.

Возможно, именно поэтому в Конституции РФ говорится «обумалении» (ст. 210), законодатель, по-видимому, имеет в виду такоевоздействие на общественное мнение, которое противоречит досто-инству личности как ее неотъемлемому праву.

Таким образом, более правильно было бы в правовом контекстеговорить об унижении чести и умалении достоинства.

РепутацияПонятие репутации как таковой непопулярно в правовых текстах

и редко возникает в правоохранительной практике. По содержаниюоно очень близко к чести, однако не содержит апелляции к самой


259

8 Эрделевский А.М. Указ. соч. С. 16.


личности и касается лишь ее оценки в общественном сознании илиобщественном мнении.

Другое дело — деловая репутация. Это сочетание возникло какправовое понятие уже в постсоветское время и отражает новые соци-альные и социально-психологические реалии. Именно поэтому вюридической литературе деловая репутация связывается прежде все-го (хотя и не исключительно) с предпринимательской деятельностью.

Деловая репутация — это «сопровождающееся положительной оцен-кой общества отражение деловых качеств в общественном сознании»9.

Деловая репутация представляет собой набор качеств и оценок, скоторыми их носитель ассоциируется в глазах своих контрагентов,клиентов, потребителей, коллег по работе, поклонников (для шоу-биз-неса), избирателей (для выборных должностей) и персонифицируетсясреди других профессионалов в этой области деятельности10. Важно,что это лицо может быть и физическим, и юридическим. В принципе улица может быть и негативная репутация, но чаще этот термин упо-требляется с положительным значением.

Унижение или умаление деловой репутации может происходитьнезависимо от истинности или неистинности распространяемых осоответствующем лице сведений (п. 3 ст. 152 ГК РФ)11.

В некоторых случаях деловую репутацию отождествляют с авто-ритетом. Однако данные понятия имеют весьма существенное раз-личие. Так, понятие «деловая репутация» не предполагает той «вла-стной окраски», которая соотносится с понятием «авторитет».

Честь, достоинство, деловая репутация лица неразрывно связаны справом, «ибо их ущемление или утрата влекут за собой потерю нор-мальных общественных связей, а значит, и утрату определенного ста-туса в правоотношениях с другими субъектами. Поэтому честь, до-стоинство, деловая репутация являются важной социально-правовойценностью и потребностью для любого государства и общества и нуж-даются в соответствующей законодательной защите12.

Часть 1 ст. 21 Конституции РФ гласит: «Достоинство личностиохраняется государством. Ничто не может быть основанием для егоумаления». Конституционная норма нашла свое отражение и разви-тие в отраслевом законодательстве.

В новом Гражданском кодексе РФ честь, достоинство и деловаярепутация определены как нематериальные блага, отличные от пра-ва на их защиту, вытекающего из ч. 1 ст. 11 ГК РФ.


260

9 Бродская И. Указ. соч. С. 57.10 Малеина М.Н. Защита чести, достоинства, деловой репутации предпринимате-

ля// Законодательство и экономика. 1993. № 5. С. 18–20.11 Эрделевский А. М. Указ. соч. С. 18. 12 Анисимов А. Л. Указ. соч. С. 18.


Права на достоинство, на честь и доброе имя, на деловую репута-цию и на защиту этих нематериальных благ получили наконец пол-ное признание в качестве гражданских прав.

Гражданский кодекс РФ в п. 1 ст. 150 относит право на достоинстволичности, честь и доброе имя, деловую репутацию к числу наиболееважных личных неимущественных прав.

Российское государство охраняет честь, достоинство и деловуюрепутацию граждан и организаций установлением всеобщей обязан-ности воздерживаться от посягательства на эти личные блага и пре-доставлением судебной защиты в случаях их нарушения. Право Рос-сийской Федерации исходит из того, что для каждого субъекта важ-но его доброе имя, престиж, уважение окружающих.

Право на честь, достоинство, деловую репутацию — это права, су-ществующие постоянно, независимо от того, будут ли они нарушены. Вмомент нарушения возникает лишь необходимость защиты, а не са-мо право. Следует отметить, однако, что судебной практике извест-но немало случаев предъявления необоснованных исков о защитечести и достоинства личности.

В качестве примера можно рассмотреть решение Люблинскогомежмуниципального (районного) народного суда г. Москвы от 31мая 2000 года по иску О.Н. к ответчику Л.В.

19 февраля 1999 года О. Н. обратился в суд и просил признать не-соответствующими действительности сведения, содержащиеся вобъяснении Л.В., данном им 15 мая 1995 года в одном из отделов ми-лиции г. Москвы. О.Н. утверждал, что Л.В. в его адрес выразился не-цензурной бранью и угрожал лишить его жизни. Отделом милициизаявление О.Н. было проверено и в действиях Л.В. правонарушениене установлено.

Л.В. обратился в Таганский межмуниципальный суд г. Москвыс иском к О.Н. о защите чести, достоинства и компенсации мо-рального вреда в связи с оскорбительными действиями со стороныО.Н.

Таганским межмуниципальным судом 26 июля 1996 года быловынесено решение: суд признал заявления О.Н. в милицию не соот-ветствующими действительности, порочащими честь и достоинствоЛ.В., обязав О.Н. в установленный судом срок принести Л.В. изви-нения и взыскать с него в пользу Л.В. в порядке компенсации мо-рального вреда 50 тыс. руб. В удовлетворении встречного иска О.Н.о компенсации морального вреда было отказано. Определением су-дебной коллегии по гражданским делам Мосгорсуда от 12 ноября1996 года указанное решение Таганского межмуниципального судабыло оставлено без изменения.


261


При новом рассмотрении иска О.Н. Люблинский межмуници-пальный (районный) суд в своем решении от 31 мая 2000 года счелиск необоснованным и не подлежащим удовлетворению по основа-ниям ст. 151, 152 ГК РФ и ст. 50 действовавшего на тот момент ГПКРСФСР. При этом суд сослался на то, что изложенные истцом обсто-ятельства уже были предметом разбирательства в Таганском межму-ниципальном суде и новые факты, имеющие доказательственноезначение, истцом не представлены, а судом не добыты13.

Право на честь, достоинство и деловую репутацию является абсо-лютным субъективным правом ввиду того, что субъективному правууправомоченного лица корреспондируется обязанность неопреде-ленного круга лиц. Основная обязанность состоит в том, чтобы непрепятствовать управомоченному лицу (обладателю субъективногоправа) осуществлять свое субъективное право. Право на честь и до-стоинство обладает отрицательным (негативным) содержанием, и вэтом смысле в нем преобладает охранительная, а не регулятивнаяфункция14.

Можно согласиться с мнением Б.Б. Черепахина о том, что «честьи достоинство различных граждан неодинаковы, поскольку неоди-наковы их заслуги перед обществом; содержание чести и достоинст-ва любого человека постоянно обогащается, меняется по мере разви-тия его общественной деятельности»15. Однако уточнение содержа-ния чести и достоинства конкретного лица может иметь значениетолько для признания порочащего характера сообщенных о нем све-дений.

Каждому гражданину независимо от возраста и его личных осо-бенностей предоставлено право на честь и достоинство.

Существует мнение, что это право возникает у человека не с мо-мента рождения, а с момента появления способности к совершениюсоциально значимых поступков и в их результате. То есть пока нетеще чести и достоинства, нет и права на честь и достоинство.

С этим мнением трудно согласиться. Общественная ценность че-ловека, уважение к нему определяются не только его социально зна-чимыми, сознательными поступками.

Человек с момента рождения приобретает моральную ценность и об-щественную значимость уже в силу того, что является человеком.Именно поэтому субъективное право на честь возникает у гражданина с


262

13 Архив Мосгорсуда, дело № 2-149-00-12. Цит по: Анисимов А.Л. Гражданско-

правовая защита чести, достоинства и деловой репутации по законодательству Рос-

сийской Федерации. М., 2001. С. 112–113.14 Малеина М.Н. Указ. соч. С. 1415 Черепахин Б.Б. Охрана личных прав граждан, не связанных с имущественными

правами/ Гражданско-правовая охрана интересов личности. М., 1969. С. 61.


момента рождения, и, следовательно, юридическим фактом, приводя-щим к его возникновению, является факт рождения.

С момента рождения не осознаются и многие другие блага. Меж-ду тем это обстоятельство не влияет на существование таких прав иобязанностей. «То обстоятельство, что с момента рождения нет са-мосознания чести, не может поколебать отстаиваемую позицию, по-скольку в раннем возрасте не осознаются и другие права, принад-лежность которых ребенку не отрицается»16.

Даже прямохождение представляет собой результат воздействиясоциального развития на биологические свойства человека. «Посте-пенное расширение социально-экономических возможностей жиз-ни человека увеличивает объем и разнообразие потребностей, а спо-соб их удовлетворения все более приобретает социальный характер,социально оценивается и контролируется»17.

Второе возражение заключается в том, что с фактом рождениягражданина связано возникновение у него правоспособности, а несубъективных прав.

Но «ниоткуда не явствует, что с тем же фактом рождения не мо-жет быть связано возникновение субъективных гражданских прав,что и имеет место в данном случае, а также при возникновении дру-гих личных неимущественных прав, например права на имя»18.

В связи с вышеизложенными соображениями встает вопрос о наде-лении несовершеннолетних правом самостоятельно защищать в судесвои личные права.

Суд обязанЛичные права несовершеннолетних защищаются в суде их роди-

телями, усыновителями и попечителями, однако суд обязан привле-кать к участию в этих делах самих несовершеннолетних.

Таким образом, «роль несовершеннолетних в делах о защите лич-ных прав сводится к присутствию в суде и даче объяснений и, в сущ-ности, мало чем отличается от роли, например, свидетеля. Данноеположение вряд ли можно считать нормальным. Так, юноши и де-вушки, уезжающие на работу или учебу в другую местность, в случаепосягательства на их честь вынуждены обращаться за содействием вправовой защите к своим родителям»19.

Бесспорна возможность защиты чести и достоинства душевно-больных, признанных в установленном порядке недееспособными.


263

16 Чефранова Е.А. Охрана личных прав несовершеннолетних. Вопросы граждан-

ского права и процесса., М., 1977. С. 65.17 Орзих М.Ф. Указ. соч. С. 33.18 Черепахин Б.Б. Указ соч. С. 61.19 Чефранова Е.А. Указ. соч. С. 65.


Недееспособное лицо защищает свои права через представителя (п.2 ст. 29 ГК РФ). Право на защиту чести и достоинства в отличие от од-ноименных нематериальных благ неотчуждаемым не является и перехо-дит к законному представителю.

Как субъективное гражданское право право на честь и достоинст-во прекращается со смертью своего носителя. Но по требованию за-интересованных лиц допускается защита чести и достоинства граж-данина и после его смерти (п. 1 ст. 152 ГК РФ). Хотя, как представ-ляется, в данном случае речь может идти только о защите доброгоимени, так как понятие оскорбления вряд ли применимо к умерше-му лицу.

Право на честь, достоинство и деловую репутацию является не-отъемлемым правом лица. Его нарушение причиняет существенныйвред свободе действий и общественному положению потерпевшего,обществу в целом. И защищать это личное неимущественное право— обязанность государства.

Газета «Юрист», № 33, август 2003 г.


264


ИНСТАНЦИЯ ИСТИНЫ:О СООТНОШЕНИИ НОРМ ЯЗЫКА И ПРАВА

В ОБЩЕСТВЕННОЙ КОММУНИКАЦИИ

В.Д. Мансурова,профессор, декан факультета журналистики

Алтайского госуниверситета (Барнаул)

Полотна классиков оживают в суде. По всем канонам реализмаразыгрываются сюжеты то «Кающейся Магдалины», то «БоярыниМорозовой». Ответчики — журналисты, авторы скандальных пуб-ликаций — с воодушевлением пытаются доказать, что в названиистатьи «Траектория падения» нет ни одного обидного для истцанамека, а выражение «заплечных дел мастера» и вовсе может бытьрассмотрено в ряду синонимов к слову «мастер».

Судьи, и без того замотанные тяжбами уголовного характера,просят уточнить, что такое... «синоним». Гражданский иск о защи-те чести, достоинства и деловой репутации гражданина по фактураспространения в печати сведений, не соответствующих действи-тельности, вступает в лингвистическую фазу своего марафона.

Она, эта фаза перевода «с русского народного на русский лите-ратурный», нередко является самой проблематичной в ходе судеб-ного разбирательства. Автор, подаривший миру замысловатый об-разец словотворчества, претендует на истину в последней инстан-ции. Истец же, наоборот, апеллирует то к здравому смыслу, то кспециалистам: пусть, мол, они разбираются.

Автору этих строк, специально изучавшему судебные дела поискам к средствам массовой информации, рассмотренные судамиАлтайского края в 1995–1998 годы (проект по гранту Института«Открытое общество» — Фонд Сороса), приходилось держать вруках заключения экспертов самого различного свойства: от скру-пулезного лексико-стилистического анализа, сделанного ученымиместных вузов, до безапелляционных реляций адвокатов, толкую-щих лингвистический казус по школьному словарю. И — удиви-тельно! — суды приняли все эти, мягко говоря, экспертные за-ключения во внимание при вынесении своих вердиктов. «Слово«охлократия», — говорится в одном из таких решений, — не явля-ется ругательным, следовательно...»

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется», — не отакой ситуации сказано, но относится к ней в полной мере. Смыс-ловая многозначность слова, становясь причиной конфликта, всечаще и чаще заставляет Фемиду углубляться в тонкости лингвис-

Инстанция истины: О соотношении норм языка и права

265


тических исследований. Демократизация общественной жизни, ееправовая регламентация как никогда остро поставили проблемуценности человеческой личности, защиту от посягательств на еечесть и достоинство. По данным Фонда защиты гласности (Зако-нодательство, с. 277), в 1995 году редакциям СМИ было предъяв-лено 2827 исков о защите чести, достоинства и деловой репутацииграждан. Не снизилось это количество и в последующие годы. Бо-лее того, вступление России в Совет Европы, ратификация Евро-пейской конвенции о правах человека с особенной настойчивос-тью выдвигают проблему законодательного разрешения любогопротиворечия, связанного с правами личности.

Увеличение количества исков по делам о диффамации — пря-мое подтверждение того, что в стране начался процесс складыва-ния правового пространства. Субъектами правоотношений стано-вятся «отдельно взятые личности» в совокупности присущих имдостоинств и недостатков. Реализовать свои притязания на местов системе общественных отношений они могут не иначе, как заяв-ляя о себе публично. Стремительное развитие средств массовойинформации, обогащение ее достижениями современных инфор-мационных технологий сделали ее не только доступной, но исверхдоступной огромной массе. Потребитель, наконец, получилвозможность смотреться не в одно гигантское, правильной фор-мы, «зеркало народной жизни», а выбирать любое — даже темноеи кривое... Журналистика как способ творческой деятельности от-ветила на родовую сущность людей — потребность в рефлексии,самопознании и самовыражении.

Современное общество, лицом к которому повернулась и Рос-сия, создает совершенно новые ценности, основанные на ради-кальной индивидуализации социума, нивелировании и атомиза-ции общественной жизни. Демократические завоевания в нашейстране также способствовали утверждению самосознающей инди-видуальности, культивирующей свою отличность и автономностькак ключевые жизненные ценности. Творчество, сотворчество(для аудитории) в сфере информации моментально отразило по-пытки таких рефлексирующих личностей увидеть мир в индивиду-альном измерении.

Утверждение, что индивидуальное есть «живое зеркало универ-сума» (В. Лейбниц) поляризует ряды не только потребителей, но исамих создателей информации. И если последователи незыблемо-сти евклидовых измерений действительности придерживаются ох-ранительных позиций и не отступают от традиций общезначимос-ти фактов, то радикальные сторонники индивидуалистических


266


прорывов к истине не стесняются в способах саморефлексии, не-отличимых порой от самораздевания.

С одной стороны, почвой для буйного расцвета диких побеговиндивидуализма послужило современное социальное пространст-во, отличающееся неопределенностью и нестабильностью. С дру-гой стороны, фигуры демонстративного поведения мастеров эпа-тажной журналистики с четкой графической определенностью вы-являют «разрешающие возможности сознания и мышления». Эпа-таж нередко соседствует с грубым хулиганством и попранием правдругих личностей. Как быть в таком случае?

Информационная картина мира все основательнее фрагменти-руется изысками мыслительных концепций, не столько отражаю-щих, сколько выражающих человеческое бытие. Это одно из про-явлений свободы информационной деятельности и в конечномитоге — творчества личности. Следовательно, должны склады-ваться новые коммуникативные конвенции человеческой авто-номности и общности в опытах «публичной рефлексии» — в эфи-ре или на страницах печати.

Сфера публичного, общественного опредмечивается различны-ми семиотическими системами, важнейшей из которых являетсяязык — речь устная и письменная. Следовательно, заявить о себепублично — значит найти словесно-образную форму, адекватнуюсуществующей в данный момент социокультурной и правовойнорме. Но у этой проблемы есть по крайней мере два обстоятель-ства, делающих ее «перпетуум мобиле» для вновь и вновь возника-ющих противоречий. Во-первых, какой должна быть соотнесен-ность норм языка и права, чтобы публичный характер личныхпритязаний не посягал на права других — в том числе общества игосударства? И во-вторых, какие инстанции и на основе какихшкал и методик могли бы «уравновешивать» на весах Фемиды лег-кость слова с грузом ответственности за него? Толковый словарьрусского языка есть далеко не у всех судей...

О том, что правовая и языковая нормы нуждаются в квалифи-цированном осмыслении специалистов, первыми заговорилипрактики — юристы и журналисты. В функции Судебной палатыпо информационным спорам при Президенте РФ входит и оказа-ние экспертной помощи средствам массовой информации, орга-нам правосудия при возникновении проблем «лингво-текстоло-гического характера» (Законодательство, с. 290). Многообещаю-щим в отношениях журналистики и права оказался опыт «специ-ального комплексного научного исследования... допустимости иправомерности использования тех или иных языковых средств в


267


текстах СМИ» (Понятие чести и достоинства, с. 8), предпринятыйФондом защиты гласности при поддержке Центра права и средствмассовой информации. Речь идет об издании пособия «Понятиячести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстахправа и средств массовой информации». Журналисты из «первыхуст» специалистов-лингвистов получили рекомендации по «смыс-ловой защите» текстов, разъяснения по характеру лингвистичес-кого статуса инвективной, ругательной, обсценной лексики ифразеологии.

Но возможно ли выдать подробные инструкции на все случаижизни? Возникали и будут возникать разночтения и нестыковкисмыслов написанного журналистами и воспринятого читателями.Более того, развитие социальной коммуникации, основанной насовременных информационных технологиях, не только не предпо-лагает, но и тысячекратно усиливает «синдром публичности» лю-бого высказывания. Электронные версии печатных изданий, ги-пертекстовые сайты телевизионных и радиоканалов не только де-лают достоянием публики конечный продукт творчества, но и поз-воляют приобщиться к особенностям его создания и оформления.Интерактивные методы создания социокультурного пространства,сотворчество в рамках массмедиа выносят на публику поток «чер-новых», ранее не предназначавшихся для всеобщего обозрения на-бросков коммуникативных актов. Все становится достоянием всехи почти мгновенно.

Современные интенсифицированные коммуникативные пото-ки не только преображают социокультурное пространство СМИ,но и, подобно взрывной волне, сметают опознавательные маяки —когнитивные коды информации, обеспечивающие общественноевзаимопонимание. Детерминантами этих процессов становятся иновые коммуникативные стратегии, взятые на вооружение журна-листами. Тенденция к преобладанию фактографичности, а вместес ней и редуцированных форм интериоризации социальной жиз-ни, вестернизация журналистики, опредмечивание новых, ранеенеявных реалий (насилие, секс, катастрофы и т.п.) привели к та-ким потрясениям в социокультурном пространстве массмедиа, ко-торые исследователи определяют как «шизосемиозис» (Суслова,1996, с. 42). Информационная «агрессия» не могла не вызвать по-трясений конвенциональных основ общественного взаимопони-мания. Смена полюсов положительного и отрицательного, шоко-терапия натуралистически представленными фактами породилиоснову сокрушительного для российского самосознания конвен-ционального кризиса.


268


По результатам кросскультурного исследования, проведенногоучеными Института психологии РАН, на современном этапе «пре-обладание морального сознания является первой характеристикойроссийского менталитета» (Абульханова, 1997, с. 23). Деструктив-ная коммуникативная стратегия СМИ подрывает основу ментали-тета, построенного на доминанте морали, на соотнесенности в на-родном представлении идей правды и справедливости. Конвенци-ональный кризис выражается в том, что современный контекстэтико-правовой культуры, широко представляемый СМИ в каче-стве демократических социальных преобразований, резко контра-стирует с еще живыми нормами и традициями коллективистской(социалистической — в лучшем своем проявлении) морали. От-сюда склонность масс рассматривать все происходящее в терминахморали.

В конвенциональном кризисе «моральных устоев» кроются ис-токи многих конфликтных ситуаций постперестроечного общест-ва, ставших поводом для судебных исков. В народных судах Алтая— районном, а потом краевом — два года разрешалось дело о за-щите чести, достоинства и деловой репутации «первых лиц» края:губернатора, его замов и председателя Законодательного собра-ния. Ответчиком выступал Совет Алтайской организации партии«Демократический выбор России», который в своей политическойлистовке назвал бывших «товарищей» «героями капиталистичес-кого труда». В рамках предусмотренной судебной процедурой от-крытой состязательности истцы и ответчики занимались «дискур-сивным» анализом оскорбительного для одной стороны и утверди-тельного для другой — словосочетания. Доводы носили в основ-ном умозрительный характер и сводились к чисто моральным оп-ределениям. Суд согласился в конечном итоге с доводами истцов отом, что присвоение им звания «героев капиталистического труда»носит оскорбительный характер. При этом решающую роль сыгра-ли представления о том, что в обществе господствует мнение оботрицательном характере капиталистического труда.

Отечественные психологи выяснили, что «социальные пред-ставления, являясь ведущими на современном этапе развития Рос-сии, выполняют реальную жизненную и социальную функцию»,но именно сегодня «...в обществе произошла дифференциация покомплексу социальных представлений, в каждом из которых обра-зовались разные смысловые и функциональные «гештальты»(Абульханова, 1997, с. 34).

Поскольку социальные взаимоотношения носят публичный ха-рактер, то и конвенциональный кризис, несовпадение представле-


269


ний той или иной «конвенциональной морали», постоянно выра-жается в рассогласовании «гештальтов» в самых неожиданных мо-ментах коммуникации. Причем рассогласование происходит какпо социальному, интеллектуальному, так и по чисто психологичес-кому признаку. Слишком настойчивое, порой агрессивное утверж-дение одного из участвующих в публичной коммуникации можетнеожиданно вылиться в затяжной кризис.

Краевая газета «Алтайская правда» в течение года в трех публи-кациях обличала алчных хозяев приватизированной квартиры, ко-торые улучшили свои жилищные условия в ущерб соседям по до-му. Судя по заголовкам публикаций: «Атланты держат хаты насобственных ушах» («Алтайская правда», 1997, 15 февр.), «Атлантывсе еще держатся» («Алтайская правда», 1997, 6 марта), «Куда онклюнул вас, петух эркера?» («Алтайская правда», 1998, 2 февр.), —авторы публикаций были абсолютно уверены в истинности своихпредставлений о сути происходящего. Но стоило одному из «геро-ев» газетных статей пригрозить судебным иском о защите чести,достоинства и деловой репутации, как редколлегия в официаль-ном опровержении добровольно, без судебного решения, принес-ла свои извинения. За что же расшаркивалась перед «умаленным»ею гражданином одна из крупнейших региональных газет страны?Вот как сообщает об этом сама редколлегия в тексте опроверже-ния:

«Как объяснил Заславский, оскорбительными, на его взгляд,являются выражения «новые русские», «творец нового быта» иследующая цитата: «...в один прекрасный момент ванна могла пожа-ловать на обед к Хановичам (или на завтрак, ужин). Как шутилидрузья Валентина Евсеевича, хорошо, если с хозяйкой, все же зрели-ще...». Приносим свои извинения, особо — нотариусу ЕвгенииИконниковой, в отношении которой автор высказал столь неле-пое предположение» (Вокруг эркера).

Явная ирония, которой сопровождается акт публичного покая-ния газеты, в данном случае лишь прикрывает досаду по поводутого, что приходится «посыпать голову пеплом». Не потому, чтосуд, обратись туда истец с иском на газету, возьмет да истолкуетвыражение «новые русские» как оскорбительное для приличногочеловека. (Хотя и это возможно при нынешнем состоянии лингви-стической экспертизы). Вариант досудебного разрешения кон-фликта был выбран скорее потому, что в предыдущих публикаци-ях были упущены некоторые факты, в совокупности своей, помнению истца, носящие оскорбительный характер. Признаваясь вупущениях, газета вновь иронизирует:


270


«Как утверждает Заславский, стены эркера, не предусмотренныепервоначальным проектом, сложены в полкирпича, а не в кирпич, какнаписано в репортаже. Кроме того, в заявлении содержатся ут-верждения, что ванна и унитаз новых хозяев имеют не европейскоепроисхождение, а пол покрыт не ламинатом. Нет слов — ошиблись.Приносим извинения за неточность».

Между тем у слова «неточность» есть синонимы: «неправиль-ность», «ошибка» (Александрова, 1969, с. 281). Именно в этом зна-чении «неточность» выступает в качестве юридического термина«распространение фактов, не соответствующих действительнос-ти». На уровне здравого смысла неточность сообщенной информа-ции как раз и воспринимается человеком как умаление его чести идостоинства, поскольку это неправда, ложь, полуправда, ложьумолчанием.

Судебные тяжбы по поводу защиты чести, достоинства и дело-вой репутации растягиваются на месяцы, а то и годы в большинст-ве случаев именно по причине сложности лингвоюридическоготолкования преднамеренности или случайности появления в пуб-личной коммуникации таких семантических фигур, как умолча-ние и полуправда.

Когда в судебном заседании разбирается ситуация, вызванная«фигурой умолчания» в публичном тексте, стороны напоминаютгероев платоновского «Чевенгура»: каждый понимает свое, род-ное, не понимая... того, что все это значит. Нет единства и у квали-фицированных исследователей. Всесторонне рассматривая такиеявления, как «ложь умолчанием» и «полуправда», В. Свинцов, на-пример, отмечает определенные затруднения в их определении(Свинцов, 1994, с. 36). Одни ученые «ложь умолчанием» прирав-нивают к обычной лжи, другие квалифицируют ее как диссимуля-ционную дезинформацию (в отличие от элементарных ложных со-общений — симуляционной дезинформации). Парадоксально ужесамо по себе сочетание терминов «ложь» и «замалчивание» в однойречевой конструкции. Ведь ложь (дезинформация) содержится ввысказываниях, не соответствующих действительности. То есть,как и истина, ложь предполагает продуцирование высказываний.Но можно ли считать дезинформацией, ложью ситуацию, в кото-рой высказывание как таковое отсутствует и вместо него имеетсянекий «атом молчания»? Каким образом некая «информационнаяпустота» принимает на себя дезинформационную функцию?

Исследователь В. Свинцов предлагает в качестве одного из ва-риантов разрешения этого парадокса ввести понятие о нормахкоммуникации. В общем виде эти нормы можно выразить в следу-


271


ющем: из множества всех фактов, потенциально доступных пере-даче, выделяется подмножество, образующее поле облигативнойинформации — информации, обязательной для передачи. Есликакой-либо факт, входящий в поле облигативной информации,имеет место, то коммуникатор обязан сообщить об этом реципи-енту. Совокупность подобных информационных установок и обра-зует систему коммуникационных норм.

В нарушении коммуникационных норм и заключается сущ-ность феномена «ложь умолчанием». В чистом виде она встречает-ся редко: в тех случаях, когда отсутствует не только информация оданном факте, но и вообще какое бы то ни было сообщение, кото-рое коммуникатор направил реципиенту. Гораздо чаще встречают-ся сообщения, которые содержат набор (и подчас большой) досто-верных сведений, однако данные о каком-то факте, входящем вполе облигативной информации, отсутствуют. Таким образом,«ложь умолчанием» образует как бы глубинную основу полуправ-ды, которая включает в себя сообщения или группы сообщений. Вних отсутствуют элементы облигативной информации, вследствиечего у реципиента возникает ошибочное, ложное представление окаком-либо объекте.

Но что значит «коммуникатор должен информировать реципи-ента о некоем факте», если последний не входит в поле облигатив-ной информации? Понятие долженствования может охватыватьразные по своей природе и силе действия нормы коммуникации. Взависимости от этого можно говорить о разнообразных коммуни-кативных конвенциях (метаинформационных). Главное различиемежду ними состоит в степени строгости, определенности (фикси-рованности) двух нормативных элементов — информационногостатуса коммуникантов и поля облигативной информации. С этойточки зрения, по мнению В. Свинцова, могут быть выделены 3 ти-па коммуникационных конвенций:

1. В некоторых социально-информационных конвенциях обавышеуказанных элемента зафиксированы с оптимальной степеньюстрогости. Это конвенции, в которых официально (юридическиили административно) определены позиции коммуникантов истоль же четко обозначено поле облигативной информации. Здесьобычно действуют так называемые сильные нормы, нарушение ко-торых влечет за собой применение соответствующих санкций. Речьидет о ситуациях, обязанность сообщать всю полноту информациио которых возлагается соответствующими законами на лиц, отвеча-ющих за ту или иную сферу общественной жизни. Это работникиАЭС, санэпидемслужб, МЧС и других инстанций, напрямую свя-


272


занных с жизнью, здоровьем и безопасностью общества. Журнали-сты освобождены законами от ответственности за достоверностьсообщенной ими информации, но свободны в форме ее обнародо-вания, способах верстки на газетных полосах и монтажа в выпускахтеле- и радиопередач. Вот здесь-то и возникают разногласия, свя-занные с поводом для возбуждения иска о защите деловой репута-ции организации, фирмы, учреждения. Подобные дела в граждан-ских судах относятся к категории самых «долгоиграющих»: попро-буй определи «по закону» степень вины редакции газеты, ненаро-ком поместившей публикацию «не в том» содержательном контек-сте! Так, в народном суде Центрального района г. Барнаула два годарассматривается иск о защите деловой репутации газеты «Купи-продай» к управлению по антимонопольной политике, обвинив-шему редакцию в корыстном использовании данных об одной ком-мерческой фирме. В традиционных методах анализа конфликтапросматриваются некие намеки, намерения, аллюзии — те интен-циональные эффекты, которые как раз и задевают за живое. Но какпредставить их в прокрустовом ложе объективных доказательств?

2. Существуют явные (официально зафиксированные) комму-никативные конвенции, в которых точно определенные позициикоммуникантов сочетаются с размытыми представлениями об об-лигативной информации. Такие конвенции широко распростране-ны в различных информационных каналах, где циркулируют «вос-ходящие» и «нисходящие» отчеты, сводки и прочая официальнаядокументация. Так как в данном случае поле облигативной инфор-мации не определено с должной степенью точности, создаютсявозможности манипулировать благоприятной и неблагоприятнойдля коммуникатора информацией. В рамках этой явной коммуни-кативной конвенции в основном и вершится авторский произвол,называемый (в судебных заседаниях особенно пафосно) свободойинтерпретации и правом на использование информации. Судьи,далекие от проблем интерпретации смысла и структурированиятекста, ищут хоть малейшую зацепку из мира привычных критери-ев. И — неудивительно! — находят их. Так, иск следователя про-куратуры Железнодорожного района г. Барнаула к газете «Вечер-ний Барнаул» после долгих разбирательств был направлен в руслотрадиционного умаления чести и достоинства путем распростра-нения недостоверной информации. На самом же деле автор пуб-ликации нарушил норму, определенную процессуальным кодек-сом, — норму работы с информацией по делу, находящемуся нарасследовании, — и самовольно вынес на страницы газеты «рабо-чую», не имеющую окончательной силы версию.


273


3. Существуют некие неявные коммуникативные конвенции, вкоторых не только статус коммуникантов не может быть точно за-фиксирован, но и граница между облигативной и факультативнойинформацией, по сути дела, всегда размыта. Конвенции этого ти-па реализуются в большинстве публицистических и даже инфор-мационных материалов массмедиа, открывая широкие границыкак для творчества, так и для нарушения законов о защите чести идостоинства, защите информации и т.п. Разбирая подобные кон-фликтные ситуации, судьи не сразу могут определить, можно лисчитать оценку журналиста «сведениями, не соответствующимидействительности». Как правило, за попытку «свое суждениеиметь» редакциям приходится расплачиваться морально и матери-ально. Но по-настоящему проведенная экспертиза может дать со-вершенно нетипичные для нынешней судебной практики резуль-таты. Так, Арбитражный суд Свердловской области, рассмотрев всудебном заседании дело по иску Свердловской государственнойтелерадиовещательной компании к ИЧП И.В. Шеремета «Телеви-зионное агентство Урала», пришел к выводу, что передачи, кото-рые стали поводом для искового заявления, действительно содер-жат резкие и недостаточно корректные высказывания в адресСГТРК, но эти высказывания носят оценочный характер, выража-ют позицию и отношение ответчика к работе СГТРК, конкретныхфактов или сведений, порочащих деловую репутацию истца, в сво-их текстах не имеют. То есть содержание этих передач не подпада-ет под признаки распространения сведений, не соответствующихдействительности и порочащих деловую репутацию СГТРК («Рукиразвязаны», 1997, с. 1). Случай нечастый, так как право журналис-та «излагать свои личные суждения и мнения», нормированноестатьей 47 Закона РФ о СМИ, признается «де-юре» только при са-мом квалифицированном анализе характера оценочности в тексте.

Таким образом, знание норм коммуникации, умение грамотнопровести текстологическую экспертизу может обеспечить анализсамой каверзной ситуации в соответствии с буквой и духом зако-на. Пока же журналист в ходе судебного заседания упорно доказы-вает свое право отбирать и интерпретировать факты, истец жеапеллирует к статьям 49 и 51 «Законодательства РФ о СМИ», обя-зывающим давать исчерпывающую и достоверную информацию.Адвокаты и судьи тщательно следят за состязательностью сторон всудебном заседании, не вмешиваясь активно в «урок правописа-ния». Разбирательство, грозящее зайти в тупик, на какое-то времяпроясняет заключение эксперта. Иногда лингвиста, но чаще всегоработника сферы, приближенной к объекту конфликтной ситуа-


274


ции. Так, в судебном иске к районной газете «Тальменская жизнь»экспертом выступил безымянный отдел информации комитета попечати и информации администрации края. По иску к Рубцовскойтелекомпании «ТВ-3» экспертное заключение выдано заместите-лем редактора городской газеты «Местное время». Об уровне экс-пертизы можно судить хотя бы по последнему из них: «В своем соб-ственном кратком комментарии в репортаже из зала суда журна-лист Л. Жовнир использовала только нормативную лексику русскоголитературного языка, нет в нем слов и выражений грубой эмоцио-нальной окраски».

Мольеровский господин Журден не знал, что говорит прозой...Ни о каком анализе нарушения норм языка, стиля, коммуника-тивных конвенций речи, конечно, не ведется. Суды принимаютрешения на основе формализованных признаков соответствия об-щеупотребительным нормам права, языка и морали. Но, как выяс-няется, все эти области претерпевают сокрушительные измене-ния, будучи включенными в процессы современной публичнойкоммуникации. Следовательно, приближением к истине должнызаниматься специалисты подобающей квалификации.

Создание института экспертов юрислингвистической и линг-воюридической специализаций актуально для практики судебногоразрешения споров, связанных с функционированием массмедиа.Процесс складывания правового пространства уже не может обой-тись без специального — постоянно действующего при судах иливременно создаваемого — экспертного совета по проблемам кор-ректности вербальных видов коммуникации. Судебная палата поинформационным спорам при Президенте РФ, Фонд защитыгласности и Центр права и СМИ, зарекомендовавшие себя в каче-стве профессиональных арбитров и посредников, могли бы разра-ботать и предложить в качестве обязательных рекомендации по со-ставу и уровню компетенции экспертов, которым позволительнодоверять лингво-текстологическую экспертизу в судах различнойинстанции.

...Чем черт не шутит, пока бог спит! Как сообщили интернет-источники, казаки Войска Донского, явно не доверяя суду, приня-ли решение высечь плетьми корреспондента газеты «Комсомоль-ская правда» за умаление чести и достоинства своего атамана. Смомента написания письма турецкому султану казаки, как извест-но, слывут крупными знатоками слова. Значит, они поняли бы за-ключение профессионального эксперта, не прибегая к публичнойпорке.


275


Литература

Абульханова К.А. Российский менталитет: кросскультурный и типологичес-

кий подходы// Российский менталитет: вопросы психологической теории и

практики. М., Институт психологии РАН, 1997.

Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка. М., 1969.

Вокруг эркера// Алтайская правда. 1998, 23 июня.

Законодательство Российской Федерации о средствах массовой информа-

ции. М., Гардарика, 1996.

Понятие чести и достоинства, оскорбления и нормативности в текстах пра-

ва и средств массовой информации. М., 1997.

Руки развязаны?// Факс. Журнал уральских журналистов. 1997. № 4.

Свинцов В. Правда, которая не является правдой// Свободная мысль. 1994.

№ 2/3. С. 30–38.

Суслова О.Ю. Шизосемиозис коммуникативного пространства в постсовре-

менности// Коммуникации в культуре. Петрозаводск, 1996.

Текст предоставленАссоциацией «Лексис»


276


СПОРНАЯ ЧАСТЬ ТЕКСТА:АНАЛИЗ ИМПЛИЦИТНЫХ КОМПОНЕНТОВ

СОДЕРЖАНИЯ

С.А. Кузнецов доктор филологических наук,

ученый секретарь Институталингвистических исследований РАН

(Санкт-Петербург)

В моей практике лингвистических экспертиз (из трех десятков

дел) был только один бесспорный случай, когда истца оскорбили

словом «мудак» в газетной публикации1. Другие судебные споры,

связанные с защитой чести, достоинства и деловой репутации, не

были столь очевидными. Природа большинства спорных мест в

текстах, вызывающих судебное рассмотрение, на мой взгляд, за-

ключается в разных трактовках языковых фактов, порождаемых

речевой деятельностью.

Мне неоднократно приходилось бывать в ситуации, когда на

вопросы по поводу одного и того же текста лингвисты давали

противоречащие друг другу ответы. В одном случае я даже делал

экспертизу текста уже после того, как два доцента одной и той же

кафедры представили в суд два прямо противоположных заклю-

чения.

Я полагаю, что лингвисты склонны подходить к анализу любо-

го текста с позиций общей теории и типологии значимых элемен-

тов системы языка. Ведь принципы и методы такого анализа хоро-

шо разработаны и подробно описаны в научной литературе. Меж-

ду тем экспертные исследования, которые лингвистам приходится

делать в суде, должны не только понятно объяснять конкретную

речевую ситуацию, но и учитывать смысловую перспективу выска-

зывания, именно там семасиология языка преобразуется в семаси-

ологию речи, а значения слов приобретают уникальные смыслы,

обогащенные знанием соответствующей внеязыковой ситуации и

определенным суждением о ней. Это даст возможность объектив-

но оценить не только фиксированные «словарные» языковые зна-

чения, но и те значения, которые возникают в потоке речи.

Спорная часть текста: анализ имплицитных компонентов содержания

277

1 Например, за английское слово того же ряда (moron), тихо произнесенное в адрес

выступавшего президента Дж. Буша-младшего, пресс-секретарь канадского премьер-

министра Франсуаза Дюкро была немедленно уволена. Этот случай ясно показывает,

что негативная оценка личности ни при каких обстоятельствах не может быть принята.


В центре внимания этого доклада находятся такие имплицит-

ные компоненты содержания, которые являются составной час-

тью авторской интенции, входят в авторский замысел текста. Им-

плицитный смысл, вложенный в текст осознанно, называется под-

текстом. Подтекст может быть простым и сложным, дополняю-

щим или даже вытесняющим эксплицитное значение текста.

В качестве иллюстрации случая вытеснения эксплицитных язы-

ковых значений скрытым смыслом приведу пример. В газете «Пе-

тербургский калейдоскоп» в 1997 году была опубликована статья

«Валерий Мандрыкин был «смотрящим» от «тамбовцев»?». В преам-

буле говорилось, что в статье собраны различные слухи и мнения

по поводу убийства вице-президента ЗАО «Несте Санкт-Петер-

бург» Мандрыкина, доказать которые невозможно. Первый же аб-

зац статьи содержал слова: «...считается, например, что «тамбов-скому» сообществу принадлежат такие предприятия, как «Балтий-ская финансово-промышленная группа» ... «Балт-трейд» и некоторыедругие предприятия».

Полагая, что статья содержит сведения, порочащие деловую ре-

путацию, руководства АОЗТ «Балтийская ФПГ» и АОЗТ «Балт-

трейд» обратились в арбитражный суд с иском к газете.

Для экспертной оценки текста ключевыми были несколько об-

стоятельств:

1. Автор статьи использовал выражения «существует устойчи-вое мнение», «существует мнение», «считается», «также ходят слу-хи» для распространения голословных утверждений, связанных с

обстоятельствами гибели В. Мандрыкина.

2. Статья, строго говоря, не содержала ссылок на какие-либо

сведения, полученные из компетентных источников, и не была

подкреплена какими-либо проверяемыми доказательствами. Хотя

в качестве единственной причины смерти Мандрыкина указыва-

лась борьба за передел рынка нефтепродуктов между двумя враж-

дующими на этой почве криминальными группировками.

3. Поскольку статья была написана в жанре журналистского

расследования, а текст не содержал фактических сведений или

ссылок на чьи-либо мнения, то читатель неизбежно делал вывод,

что оговорки типа «существует мнение» или «ходят слухи» на са-

мом деле должны прочитываться как авторское «считаю доказан-ным», «мне достоверно известно». Поэтому пересказ слухов, содер-

жащийся в статье, должен был восприниматься как авторская

оценка личных моральных качеств руководителей указанных

предприятий («члены тамбовского преступного сообщества»).


278


Суд первой инстанции признал статью порочащей деловую ре-

путацию истцов и обязал газету опубликовать опровержение. Од-

нако апелляционная инстанция, указав на то, что не было самого

факта распространения порочащих сведений, это решение отме-

нила и в иске отказала2. Вероятно, с правовой точки зрения реше-

ние апелляционной инстанции было правильным, поскольку

«слухи», не обладая свойством достоверности и доказуемости не-

зависимо от способа их распространения, действительно не могут

быть ни доказаны, ни опровергнуты. Само их существование не

поддается объективной проверке.

С точки зрения лингвиста, содержание статьи порочило дело-

вую репутацию истцов, так как указание на наличие слухов и мне-

ний в тексте подавалось читателю как скрытое утверждение о на-

личии сведений (фактов), которых эти слухи касаются.

Как известно, вместе с кодифицированной знаковой информа-

цией употребление слова в речи несет и разнообразные дополни-

тельные сведения, обусловленные не языковыми значениями, а

знанием мира, т.е. естественных связей — причинно-следствен-

ных, временных, пространственных, ассоциативных, коннотатив-

ных и т.п., знание которых является естественным для слушателя.

В тексте эти связи обычно никак не проявляются, хотя часто такое

знание становится основой тех умозаключений (дедуктивных и

индуктивных), которые делаются слушателем под воздействием

воспринимаемого им текста. Такая связь между двумя фактами,

возникающая в соответствии с логической операцией «если...,

то...», «Если А, то В» называется импликацией. В этом случае один

факт, имеющий формальное языковое выражение, актуализирует в

сознании мысль, не имеющую формального выражения, о другом

факте. Такие скрытые значения текста могут быть неосознанны-

ми, непроизвольными и осознанными, намеренными.

Статья о Валерии Мандрыкине была написана таким образом,

что сведения о порочащих слухах воспринимались читателем как

сведения о порочащих фактах. Заявленная цель статьи — расска-

зать читателям о слухах и мнениях — была фактически подменена

изложением авторского мнения. В качестве импликации читатель

делал заключение, что упомянутые в статье фирмы являются бан-

дитскими. Такая импликация, подтверждаемая формально выра-

женными языковыми значениями, вне зависимости от истинного

положения дел нанесла явный ущерб деловой репутации. Если за-


279

2 Защита деловой репутации. Судебная практика. Постановление от 17 марта 1998 г.

// Арбитражные споры № 3–4, 1998. С. 111–112.


кон о защите чести, достоинства и деловой репутации призван за-

щищать личность от оскорбительных оценок, то именно этот слу-

чай можно, на мой взгляд, рассматривать как один из ясных.

Менее ясной представляется ситуация, когда негативно оцени-

вается не сама личность, не личностные свойства человека, а дей-

ствия, которые совершил человек, или сведения, связанные с дей-

ствиями человека. Свобода авторской оценки фактов (сведений)

гарантируется принципом свободы слова, который ограничен

только запретом на искажение фактов. Казалось бы, свобода вы-

сказывания своего мнения по поводу фактов ограничена уголов-

ной статьей о клевете и объективно не может подпадать под дейст-

вие закона о защите чести, достоинства и деловой репутации. Од-

нако на практике негативная оценка чьих-либо действий часто

воспринимается как оскорбительная оценка личности. В этих слу-

чаях, несмотря на то, что суды принимают к рассмотрению дело о

защите чести, подспудно все равно возникает вопрос: являются ли

сведения, изложенные в тексте, ложными, т.е. являются ли ут-

верждения, содержащиеся в тексте, клеветой или нет. Такое иссле-

дование, на мой взгляд, находится вне компетенции лингвистов.

Объектом лингвистической экспертизы должно быть слово, а

не факт, поэтому необходимо строго разграничивать мнение авто-

ра о самом человеке, о его личности и мнение автора о фактах, ко-

торые связаны с личностью. Я считаю, что любое мнение о челове-

ке всегда является оценкой личности: хорошее мнение — хорошая

оценка, плохое мнение — плохая оценка. Но если текст содержит

авторское мнение о фактах, то вопрос о том, содержится ли в тек-

сте мнение автора о личности, необходимо исследовать специаль-

но. В качестве примера приведу представленную на экспертизу за-

метку «Бизнес на пеньках», опубликованную в газете «Аргументы и

факты — Петербург»3.

Автор заметки иронически описывал деятельность одного из ру-

ководителей местного отделения партии зеленых Владимира Гущи-

на, который впоследствии обратился в суд с иском о защите деловой

репутации.

Как показал анализ текста, общий смысл заметки сводится к

утверждению, что Гущин создает первичные организации для того,

чтобы с их помощью получать деньги из западных благотворитель-

ных фондов. Это утверждение составляет исходную базу силлогиз-

ма, которую можно сформулировать таким образом: если Гущин

руководит несколькими экологическими организациями, то это


280

3 Бизнес на пеньках // АиФ-Петербург, № 36 (159) 1996. С. 4.


должно приносить кому-то пользу. Импликация, которую читате-

ли могли сделать при чтении статьи, проясняла, кому именно вы-

годна подобная деятельность. В отличие от предыдущего текста о

слухах и устойчивом мнении про «тамбовцев» в этой статье приво-

дились фактические сведения (после их перечисления в скобках

приводится часть текста, относящаяся к выделенным сведениям):

1. В рабочем кабинете Гущина зарегистрированы 11 экологиче-

ских организаций.

2. Эти организации имеют один и тот же контактный телефон

— телефон кабинета Гущина.

3. Гущин является сопредседателем «Партии зеленых Санкт-

Петербурга и Ленинградской области».

Эти факты содержатся в начале заметки (В тесном кабинете наБольшой Конюшенной, дом 8-а (Дом природы) зарегистрировано... 11экологических организаций. Все они откликаются на один и тот жетелефон сопредседателя «Партии зеленых Санкт-Петербурга и Ле-нинградской области» Владимира Гущина).

4. Гущин руководит организациями, у которых его кабинет ука-

зан в качестве юридического адреса.

(Неутомимый Владимир Александрович денно и нощно руководиттакими мощными формированиями, как «Общественный комитет поборьбе с организованной экологической преступностью», «Зеленый со-юз Санкт-Петербурга и Ленинградской области», «Молодежная ин-спекция по охране природы», «Группа спецконтроля за памятникамиприроды» и некоторыми другими).

5. Результаты работы этих организаций трудно проверить.

6. Некоторые из этих организаций получают финансовую по-

мощь от западных коллег.

(Трудно увидеть воочию результаты работы и актив всех этихгрупп и союзов, но Гущина это волнует мало. Главная его страсть —гранты. Да, да, элементарная финансовая помощь с Запада, котораянет-нет да и капнет то в одну, то в другую дутую организацию. Воти весь секрет титанической работоспособности Владимира).

7. Для получения финансовой помощи используется методиче-

ская брошюра «Как обеспечить грант».

8. Существует организация по использованию экстрасенсорики

в целях охраны папоротников.

9. После проведения вновь зарегистрированной организацией

какого-либо общественно значимого действия на ее дальнейшую

деятельность у западных коллег (экологические фонды Швеции,

Франции, Финляндии и др.) запрашиваются деньги.


281


10. Эти деньги иногда поступают на счета таких организаций.

(Никакой тайны здесь нет. Среди наших доморощенных экологов ужедавно в ходу методическая брошюра-распечатка под заголовком: «Какобеспечить грант». С помпой создается, скажем, организация по использо-ванию экстрасенсорики в целях охраны... папоротников (и такая зарегис-трирована в рабочем кабинете Гущина). О ней объявляется через информа-ционное агентство, выдумывается пара акций, затем следуют заявки наматпомощь в экологические фонды Швеции, Франции, Финляндии и т.п.Иногда это срабатывает, доверчивые иностранцы присылают круглень-кую сумму в долларах, и сумма эта позволяет «крутить динамо» дальше).

11. Петербургские члены партии «зеленых» перестают призна-

вать Гущина в качестве сопредседателя своей партии.

12. Одной из организаций, созданных при участии Гущина, яв-

ляется «Лига защиты городской крапивы».

(Слов нет, Владимир — талантливый человек. Настолько та-лантливый, что питерская партия «зеленых» уже начинает откре-щиваться от своего слишком предприимчивого сопредседателя. Мол,с живыми браконьерами надо бороться, а не «первичные организации»плодить. Но ведь кому что ближе. Так что если добрый Запад скоровыделит грант для «Лиги защиты городской крапивы», не удивляй-тесь — это еще одно детище предприимчивого эколога).

Изложенные факты подвергаются автором оценочной характе-

ристике, тем самым он добивается прагматической цели — убе-

дить читателей в том, что приведенные факты соответствуют исти-

не, а их трактовка является объективной.

Важным смысловым элементом заметки является аллюзия во

вступительном абзаце, который задает иронический тон всему ос-

тальному тексту. Литературная аллюзия на одного из героев «Золо-

того теленка» негативно окрашивает все перечисляемые дальше

факты, становясь бо’льшей посылкой полисиллогизма, являюще-

гося каркасом всего текста.

(Когда Александр Иванович Корейко основал в жилой комнате хи-мическую артель «Реванш» и с большим портфелем отправился соби-рать кредиты, он не знал, что у него найдутся последователи кудаболее изобретательные).

Логико-смысловое содержание любого текста предполагает «ре-

шение уравнений», то есть построение модели того коммуникатив-

ного процесса, в ходе которого сообщение возникло. Анализ есте-

ственного языка показывает, что, помимо удивительного многооб-

разия форм реализации умозаключений, в обычных текстах пре-

суппозиции (презумпции), как правило, опускаются. С формаль-


282


ной точки зрения, эти своего рода лакуны в тексте должны воспри-

ниматься как отклонение от стандартов полной передачи смыслов,

совершающихся по определенным логическим образцам, однако

этого не происходит в силу привычности таких про’пусков. Хотя

опущенное суждение — всегда общеизвестная, априорная истина,

не требующая доказательств, однако в естественном языке говоря-

щий сам часто устанавливает свои «истины», которые не всегда

совпадают с общепринятыми или научно доказанными. Поэтому

при общей оценке текста важную роль играет критерий истиннос-

ти предъявляемых в тексте фактов. Проверка этого критерия не мо-

жет быть частью лингвистической экспертизы. Поэтому основной

вывод этой экспертизы текста о действиях руководителей экологов

был такой: если перечисленные в заметке факты соответствуют

действительности, то их трактовка отражает существо дела, по-

скольку логическая линия рассуждений восстанавливается полно-

стью, без пробелов, является с языковой точки зрения закономер-

ной и не наносит ущерба чести и достоинству истца.

Довольно часто случается так, что текст не содержит признаков

оскорбительной оценки личности, но является тем не менее для

человека обидным. В качестве иллюстрации приведу экспертизу,

проведенную по решению Петрозаводского суда. Истец обратился

в суд с просьбой о компенсации морального вреда, нанесенного

ему публикацией в газете «Столица Карелии» статьи «Петроза-

водскмаш» в позе лотоса»4 и статьи «Распальцовка в виде лотоса»5.

Истец утверждал, что выражение «...выполняют лишь роль шир-

мы» означает «его нечестность, недобросовестность по отношениюк третьим лицам, его желание прикрыть своими действиями намере-ния и действия другого лица», а слово «распальцовка» автор статей

использует для того, чтобы указать на криминальный характер

действий истца.

В экспертном заключении указывалось, что выражение «...вы-полняют лишь роль ширмы» означает «служат прикрытием для кого-,чего-л.», однако оно не является самодостаточным. Анализируемое

выражение должно быть дополнено предложением, определяю-

щим в статье существительное «ширма». Установление точного со-

ответствия между подлежащим основного предложения и подле-

жащими второстепенных предложений рассматриваемого фраг-

мента текста позволяет утверждать, что выражение «...выполняютлишь роль ширмы» автор соотносит не с личностями, а с именами


283

4 «Петрозаводскмаш» в позе лотоса»// Столица Карелии, № 5 от 1.02.2001.5 Распальцовка в виде лотоса// Столица Карелии, № 17 от 26.04.2001.


супругов Ситяшенко, так как за ширмой скрывается имя истинноговладельца. Иными словами, автор газетной статьи на самом деле

утверждает, что «имена четы Ситяшенко являются лишь прикрыти-ем для имени истинного владельца акций». Речь в исследуемом от-

рывке идет только об именах, журналист избегает каких бы то ни

было оценок личности Ситяшенко и вместе с тем опосредованно

(не нанося ущерба чести и достоинству супругов) высказывает

свое мнение о степени самостоятельности владения ими акциями

завода6. Никаких иных смыслов исследуемый текст не содержит,

хотя, возможно, дает почву для его произвольных трактовок. На-

пример, упрек Л.Ситяшенко, высказанный в его письме, опубли-

кованном газетой, — «ширма» — такую роль в семье определил дляменя и моей жены Анатолий Брусилов7, — является необоснован-

ным. Таким образом, выражение «...выполняют лишь роль ширмы»не означает и не может означать оценки личных качеств истца.

Кстати сказать, мнение, высказываемое автором статьи, отно-

сительно несамостоятельного владения акциями подкреплялось в

тексте несколькими аргументами, истинность или ложность кото-

рых невозможно проверить лингвистическими методами.

По поводу слова «распальцовка» в экспертизе было дано разъ-

яснение, что оно, находясь на дальней периферии русского лите-

ратурного языка, используется в молодежном жаргоне для харак-

теристики так называемых «новых русских» (разнородной соци-

альной группы быстро разбогатевших людей). Слово «распальцов-

ка» указывает на те жесты рукой, сопровождающие речь «нового

русского», которыми он пытается подчеркнуть собственную зна-

чимость, авторитетность, солидность. Слово входит в один смыс-

ловой ряд со словом «понт» и означает: «внушительный вид; важни-чанье; апломб, гонор; заносчивость, спесь». Это слово — результат

стяжения фразеологизма «делать пальцы веером» (имеющего тот

же смысл, что и «держаться с понтом», понтить).

С одной стороны, заголовок «Распальцовка в виде лотоса»

структурно объединяет всю подборку материалов: вводную ста-

тью, пересказывающую суть предыдущей публикации, письмо Си-

тяшенко в редакцию и подробный ответ на него. Думается, что та-

ким образом автор определял смысловой стержень всей подборки.

Слово «лотос» здесь использовалось, по всей видимости, лишь для

указания на предыдущую публикацию.


284

6 Автор статьи считал, что истинным владельцем акций завода является муж доче-

ри пенсионеров Ситяшенко.7 Распальцовка в виде Лотоса // Столица Карелии № 17 от 26 апреля 2001.


С другой стороны, содержание заголовка газетной полосы от-

носится прежде всего к письму Ситяшенко, так как оценивает его

общий смысл. Поэтому заголовок означает: «заносчивость, важни-чанье нового русского», а высказываемое в ответе редакции мнение

о содержании письма Ситяшенко совпадает с общей оценкой

письма, данной в заголовке.

Несмотря на то что смысл заголовка «Распальцовка в виде ло-

тоса» не поддается однозначному толкованию, можно со всей оп-

ределенностью утверждать, что заголовок отражает мнение журна-

листа о содержании письма Ситяшенко, а не о нем самом. Этим

заголовком журналист утверждает, что письмо Ситяшенко в газету

есть «распальцовка в виде лотоса». В тексте редакционной статьи

приводятся факты, подтверждающие это мнение.

В экспертизе делался общий вывод, что текст публикаций со-

держит ясно выраженное мнение журналиста о фактах, событиях,

отношениях, а не о личностях. С точки зрения эксперта, честь, до-

стоинство и деловая репутация истца задеты не были, хотя смыс-

ловые импликации, которые неизбежно делал читатель, вполне

возможно, показались истцу обидными и потому вызвали его до-

саду и раздражение.

Это судебное дело подтверждает насущность вопроса: может ли

текст, который содержит авторскую оценку действий человека, ос-

мысляться экспертом как содержащий скрытую оценку самой

этой личности. Я думаю, что, рассуждая об ответе на этот вопрос,

необходимо учесть тонкую грань, отделяющую действия, прямо

характеризующие личность, от всех других действий человека. В

качестве актуального примера здесь можно вспомнить недавний

пассаж В.В. Путина, касающийся процедуры обрезания. Слова

президента не содержали скрытых оценок личности корреспон-

дента, но ироничное приглашение в Москву на обрезание, в ре-

зультате которого «ничего не вырастет», вызвало резкий эмоцио-

нальный протест. Продолжая примеры, можно заметить, что, если

бы автор заметки о действиях эколога Гущина вместо использова-

ния аллюзии на персонажа из «Золотого теленка» прямо указал,

что Гущин является последователем Корейко или действует, как

Корейко, — это можно было бы рассматривать как оскорбление.

Если бы автор статей о владельце акций завода заявил, что Ситя-

шенко является ширмой, за которой скрывается другой человек, —

это, на мой взгляд, порочило бы репутацию истца, поскольку оце-

нивало бы самого человека.


285


Оборотная сторона этой проблемы, на мой взгляд, заключается

в вопросе: может ли эксперт проводить содержательный анализ

текста для определения логических противоречий между вывода-

ми и исходными посылками?

При ответе на этот вопрос я исхожу из того, что импликацион-

ные процессы, возникающие под воздействием полученной зна-

ковой информации, являются производными от нее. Они лежат в

сфере мыслительных процессов, порождаемых текстом, и являют-

ся фактом сознания, а не языка. В этом состоит принципиальное

различие между языковыми и импликационными значениями.

Лингвистическая экспертиза должна опираться прежде всего на

языковые значения, порождаемые в речи. Исследование языковых

значений ограничивает глубину интерпретации анализируемого

текста и очерчивает объективные границы, отделяющие лингвис-

тический анализ текста от порождения собственного смысла, при-

писываемого тексту.

В качестве примера приведу экспертное заключение, в котором

использовался логико-содержательный анализ текста. Исследова-

лась заметка, опубликованная в журнале «Телеман», «НикакихProdigy в Петербурге не ожидается». Истцы утверждали, что в ней

содержался призыв не ходить на концерт, поэтому выступления

группы прошли в полупустом зале.

Экспертизой было установлено, что в тексте делалось три ут-

верждения о предстоящем концерте группы «Джилтед джене-

рейшн»:

Утверждение 1. В Петербурге висят афиши, рекламирующие кон-

церт ансамбля «Продиджи». (Этим утверждением начинается текст:

«Вы наверняка обратили внимание на афиши, расклеенные по Петер-бургу и рекламирующие концерт в ДС «Юбилейный» 25 сентября»).

Утверждение 2. На самом деле в ДС «Юбилейный» будет высту-

пать другой ансамбль. (Это утверждение содержится во втором

предложении: «Если у вас еще остались сомнения, то сообщаем —это не Prodigy»).

Утверждение 3. Организаторы концерта не дают ясных ответов

на вопросы, связанные с предстоящим концертом. (Это утвержде-

ние содержат фразы предпоследнего абзаца статьи: «На все эти во-просы организаторы дают уклончивые ответы, ссылаясь на неточ-ность условий контракта и нерадивость исполнителей. Мол, кто-токого-то не так понял»).

Утверждение о том, что «организаторы концерта дают уклончи-вые ответы», основывается на общем недоверии автора заметки


286


Грицай к действиям организаторов концерта («Учитывая обманчи-вое оформление афиши, и в остальное верится с трудом», т.е. автор с

трудом верит в то, что сообщают о концерте его организаторы).

Действия организаторов, по мнению Грицай, направлены на об-

ман зрителей. Обман ей видится и в оформлении афиши, и в тех

пояснениях, которые дают организаторы концерта. Тем самым все

слова и действия организаторов концерта оказываются неправо-

мерными, т.е. не имеющими законных оснований и совершающи-

мися неправильно.

Из текста заметки становится ясно, что фоном для афиши по-

служила обложка альбома Prodigy 1994 года Music for the Jilted

Generation. На самой афише было по-русски указано: «25 сентяб-ря в 20.00 в ДС «Юбилейный» 2 часа безумной энергии». Кроме этого

на афише была изображена символика ряда фирм. Никаких других

указаний афиша не содержит.

Слова организаторов концерта были введены в текст статьи по-

сле союза «якобы», так автор выразил свое неверие в правдивость

сообщаемых сведений: «По словам организаторов, едет английскаягруппа Jilted Generation, в которой якобы играет Лиэм Хаулетт, ли-дер легендарных Prodigy. Коллектив должен исполнить как свои, таки хиты Prodigy — отсюда и красноречивые афиши. Полуторачасовуювечеринку будет вести диджей Цветкофф, а посетить ее обещает вкачестве гостя сам Кейт Флинт».

Будущий концерт, по мнению автора, без сомнения должен

подтвердить ту негативную оценку, которая дается в статье дейст-

виям организаторов концерта. «Вы, конечно, можете во всем разо-браться сами, купив билет на концерт за 100 или 300 рублей».

Таким образом, в качестве вывода автор предложил читателям

задуматься: стоит ли читателю статьи, заплатив от 100 до 300 руб-

лей, на собственном опыте убеждаться в том, что его обманули.

Следуя за авторской оценкой фактов, читатель должен сделать

следующую импликацию: раз организаторы меня пытаются обма-

нуть, то ходить на этот концерт не стоит.

Экспертиза показала, исходя из логики изложения фактичес-

кой стороны дела, авторский вывод должен быть другим, а имен-

но: организаторы пытаются привлечь публику на концерт, где бу-

дет исполняться музыка ансамбля «Продиджи», но читатель дол-

жен сам решать, нужно ли ему идти туда, где собственно «Проди-

джи» выступать не будет.

Для того чтобы анализировать подобные тексты, необходим

строгий и последовательный контроль процедуры выявления свя-

зей формально выраженных языковых значений с совокупными


287


условиями их реализации. Определение таких контекстных связей

и есть интерпретация текста. Основу лингвистической интерпре-

тации текста должны составлять материально выраженные едини-

цы языка. Такой подход к анализу текста должен способствовать

верификации экспертных выводов. Он сделает затруднительным

использование таких интерпретаций текста, которые порождают

собственные смыслы.

Текст предоставлен ГЛЭДИС


288


СЛОВО И ДЕЛО:ЮРИДИЧЕСКИЙ АСПЕКТ СКВЕРНОСЛОВИЯ

В.И. Жельвис,доктор филологических наук,

профессор (Ярославль)

Общеизвестно, что в настоящее время в России наблюдается бур-ный количественный всплеск дел, связанных с покушением на честь идостоинство граждан. Сам по себе этот факт можно только приветство-вать, потому что он свидетельствует о возросшем самоуважении лю-дей, что в свою очередь является признаком совершенствования и зре-лости общественного самосознания. Может быть, впервые в историинашего государства личность начинает приобретать те вес и значение,которые она уже приобрела в развитых западных странах.

Однако указанный процесс естественным образом сопровождаетсянеобходимостью более точного формулирования основных понятий,связанных с честью и достоинством личности. Опыт ведения соответ-ствующих дел показал, что здесь много неясного и что органы право-судия нередко вынуждены произвольно толковать весь набор необхо-димых терминов.

Проблема эта характерна не только для России, она существует да-же в такой стране, как США, где на данный вопрос уже давно обраще-но самое серьезное внимание. Однако именно по этой последней при-чине в США уже наработан значительный материал, что дает основа-ние внимательно изучить американский опыт. В частности, в США су-ществуют особые законы о непристойностях, которые направлены назащиту слушающего от непристойных выражений, оскорбляющих егослух и представление о чести и достоинстве.

В УК РФ есть только одна статья 130 («Оскорбление»). В даннойстатье содержатся только два термина — «оскорбление» и «непри-личная форма», причем если первый термин еще как-то объяснен,второй дан без всяких объяснений, что порождает немало вопросов.Представляется, что и само «оскорбление» определено в слишком об-щем виде, и вдобавок недостает еще целого ряда необходимых дефи-ниций.

Автор настоящей статьи не является юристом и видит свою задачу втом, чтобы помочь российским специалистам найти правильное реше-ние их задач с помощью психо- и социолингвистического анализа вы-ражений, с использованием которых обычно и совершается покуше-ние на честь и достоинство. Значительная часть приводимых нижепримеров заимствована из статьи журналиста А. Новикова в ярослав-ской газете «Золотое кольцо», содержащей нападки на местного поли-


289


тического деятеля и послужившей основанием для обращения этогопоследнего в суд для защиты его чести и достоинства.

Прежде всего отметим, что в США в настоящее время разработа-на целая система наказаний за различные вербальные проступки,т.е. за оскорбление словом. Например, телефонное хулиганство, не-пристойные оскорбления по телефону рассматриваются как насто-ящее преступление, наказываемое тюремным заключением. За сек-суальное домогательство полагается штраф. Накладываются огра-ничения на то, что можно и чего нельзя писать, например, на май-ках (точнее, писать можно что угодно, но нельзя в майках с непри-стойными надписями разгуливать в общественном месте), на бам-перах автомашин, на досках объявлений; непристойности запреща-ется передавать по электронной почте. Наказания в данном случаемогут быть самыми различными: в одних случаях — общественноеосуждение, насмешка, осуждающие взгляды и т.д., в других случаях— дело передается в суд. Слова, оскорбляющие национальную илирасовую принадлежность типа рус. «жид», объявлены вне закона имогут привести к судебному преследованию как посягающие насвятая святых американца — его гражданские права. Равным обра-зом американцы имеют право возбудить судебное преследование зарассказанный непристойный анекдот, грубые комментарии в адресчьей-то внешности или сексуального поведения, а также выпады вадрес противоположного пола. Соответствующие наказания могутбыть очень суровыми.

Однако для того чтобы в процессе оценки поведения исключитьвозможность произвола, необходимо создать систему точных форму-лировок того, что нужно соблюдать и чего нельзя нарушать. Эти фор-мулировки призваны определить, что подсудно и что неподсудно всвязи с психо-социо-этнолингвистическими обстоятельствами, т.е.учитывать общую психологию человека, его место в обществе, нацио-нальные особенности народа, к которому он принадлежит, и, наконец,его языковые особенности и личные возможности.

Прежде всего определим основные термины. Все виды словеснойагрессии удобно объединить словом инвектива. Словарь русского языка1957 года определяет инвективу как «резкое выступление против к-л., ч-л.; оскорбительная речь; брань, выпад». Целесообразно отличать инвек-тиву в узком смысле от инвективы в широком смысле. Ср. в статье А.Новикова: «Вас ждет хороший ошейник» — инвектива в широкомсмысле. «Выкидыш олигархии», «кукушонок», «хищник», «выкормыш (но-менклатуры)», «(комсомольская) псина» — инвектива в узком смысле.

Инвективу в узком смысле слова можно определить как способ суще-ствования словесной агрессии, воспринимаемый в данной социальной(под)группе как резкий или табуированный. В несколько ином ракурсе ин-


290


вективой можно назвать вербальное (словесное) нарушение этического та-бу, осуществленное некодифицированными (запрещенными) средствами.

Другие названия инвективы в узком смысле: ненормативная, неко-дифицированная, табуированная, непристойная, непечатная, нецен-зурная лексика. В настоящее время в России цензура отсутствует, нослово «нецензурный» продолжает существовать в прежнем значении:лексика, запрещенная к произношению в общественном месте или копубликованию в любом виде.

Сила эмоциональной заряженности той или иной ситуации пря-мо пропорциональна значимости этой ситуации для участниковэмоционального общения. Естественно потому, что эффект инвек-тивы возрастает с ростом ее оскорбительности. Эта оскорбитель-ность может быть достигнута разнообразными способами, и один изсамых распространенных — придание инвективе непристойного ха-рактера.

Понятие непристойности поддается определению с большимтрудом. Особая трудность заключается здесь в том, что это поня-тие, во-первых, сильно менялось с течением времени, а во-вторых,носит национально-специфический характер. Филолог А.С. Аран-го пишет:

«Что такое «непристойное» (у автора — «обсценное», obscene. —В.Ж.)? Вероятно, это искаженное или измененное латинское словоscene, означающее «вне сцены». Следовательно, обсценное — это то, чтодолжно находиться вне сцены, иными словами, вне театральных подмо-стков нашей жизни. «Грязное» или обсценное слово — это такое, кото-рое нарушает правила поведения на общественной сцене, такое, кото-рое осмеливается озвучить то, что не следует видеть или слышать. Об-сценность — это понятие родовое, порнография — один из его видов»(Arango, 1989, с. 9).

К сожалению, это определение мало помогает делу именно потому,что трудно определить, что может и должно находиться на «обществен-ной сцене», а что нет. Непристойное в одну эпоху обозначалось тем жесловом, что пристойное — в другую, причем и совершаемое действие,и называемый предмет и т.п. оставались теми же самыми.

Не существует ничего непристойного для всего человечества. Не-пристойным может быть только то, что в данной национальной куль-туре и в данный момент определено как непристойное.

Такой авторитетный справочник, как Британская энциклопедия,предлагает следующее определение непристойности (Obscenity):

«Это то, что оскорбляет общественное представление о приличиях».Как видим, перед нами типичная тавтология: непристойное — это

то, что непристойно. Понимая уязвимость этого определения, авторсловарной статьи добавляет:


291


«Подобно красоте, понятие непристойности зависит от личных при-страстий, что видно из невозможности дать ей удовлетворительное оп-ределение».

Далее в словарной статье говорится, что пятьдесят стран мира под-писали международное соглашение о контроле за непристойнымипубликациями, однако действует это соглашение без определения, чтоэто такое. Страны-подписанты договорились, что это понятие носитнационально-специфический характер.

Специально изучавший проблему А.У. Рид определяет непристой-ность как такой способ упоминания о некоторых телесных функциях,который вызывает в адресате шок испуга или стыда, обычно возника-ющий, когда мы видим, делаем или говорим что-то «грязное». Длясравнения: нормальной реакцией на простое («пристойное») упомина-ние о грязи, экскрементах или телесных функциях является безразли-чие или отвращение. Реакция же на инвективу, все это называющую(«говно», «срать» и т.п.), выглядит как «щекочущее нервы возбужде-ние» (titilating thrill) (Read, 1934, c. 264). Как видим, исследователь по-пытался объяснить непонятное слово «непристойность» через столь женеобъяснимое понятие «грязное», но все же показал, что реакция на«непристойную» инвективу в основном эмоциональная, по силе на-много превосходящая ту, которая могла бы возникнуть от буквальногопонимания смысла сказанного.

Оставляя в стороне ученые споры, будем считать, что «непристой-ность» в газетной статье в России конца XX века — это употреблениеслов, которые в момент опубликования статьи большинством читателейсчитаются неприличными, недостойными того, чтобы быть напечатанны-ми, хотя, возможно, и могущими быть произнесенными в определеннойситуации. В российской практике непристойность связана прежде всего ссексуальными понятиями — грубыми названиями гениталий, половогоакта, половых отклонений и проч. Иногда вся эта группа слов не вполнеточно называется матом, хотя мат во многих случаях там может и нефигурировать.

Непристойность — это, естественно, то, что «не пристойно», т.е. непристало произносить в компании уважающих себя людей. В русскомязыке основных слов этого ряда всего несколько, но зато имеются ты-сячи производных от них.

В цитируемой статье А. Новикова непристойных выражений прак-тически нет. Правда, есть одно выражение «полный писец», представля-ющее слишком прозрачный намек на очень грубое выражение «пол-ный пиздец», чтобы его можно было счесть эвфемизмом (см. ниже).Думается, что перед нами непристойность.

Понятие неприличности родственно понятию непристойности, новсе же отличается от него. Детальный рассказ о своих сексуальных про-


292


блемах или анекдот на сексуальную тему может не содержать ни одно-го табуированного слова; тогда он может рассматриваться слушателемкак неприличный, но вряд ли будет непристойным. Можно, вероятно,сказать, что непристойное — всегда неприличное, но не всегда непри-личное — это непристойное.

Разберем теперь понятие оскорбительности. Стоит различать дваамериканские понятия, offensiveness и offendedness — см. многочис-ленные ссылки (Jay, 1992, 1999). Offensiveness можно перевести как «ос-корбительность» в смысле содержания в слове отрицательного или вы-зывающего отвращение значения. Чем оскорбительнее слово, темсильнее оно табуируется, запрещается к употреблению. Таким обра-зом, «оскорбительность» есть свойство самого слова, изначально при-сущий ему оскорбительный смысл. Русский мат в компании воспитан-ных людей оскорбителен сам по себе, кто бы его ни произносил илислушал.

Offendedness же есть реакция слушающего на оскорбление в его ад-рес, ощущение обиды или оскорбленности. Как видим, разница тут зна-чительная, потому что объективная оскорбительность слова еще необязательно вызывает субъективную оскорбленность: за тот же самыймат кто-то оскорбится и подаст в суд, а кто-то презрительно или рав-нодушно отмахнется: «Собака лает, а ветер носит». Ср. презрительнуюреплику: «Ты меня оскорбить не можешь!»

Кроме того, известны многочисленные случаи, когда оскорбитель-ные клички и прозвища охотно принимались их адресатами и станови-лись буквально терминами. Все следующие слова — бывшие обидныеобзывания: импрессионисты, фовисты, санкюлоты, гезы. Определен-ная группа уголовников спокойно называет себя суками. А. Блок с гор-достью писал: «Да, скифы — мы, да, азиаты — мы/ С раскосыми ижадными очами!»

Не совсем простой вопрос о, так сказать, бранном весе слов: какиеслова следует считать очень оскорбительными и заслуживающими су-дебного разбирательства, а какие — нет. Как уже было сказано выше,понятие оскорбительности ориентировано на слушающего, поэтомуему и предстоит решить эту проблему. Юная девушка вправе оскор-биться, если в ее присутствии употребят слова типа «говно» или «жо-па», а завсегдатая пивной может не задеть и самый грубый мат или на-иболее грубое слово современного русского языка — «пизда». Есть со-циальные подгруппы, где слово «блядь» гораздо грубее, чем мат; пер-вое считается «бранью по-черному», второе — простым мало что зна-чащим восклицанием. В уголовном мире «Блядь!» или даже какое-ни-будь другое слово женского рода типа «Швабра!», обращенное к муж-чине, — смертельное оскорбление, так как содержит намек на то, чтооппонент — презираемый пассивный гомосексуалист.


293


В американской практике существует список наиболее грубых слов,подлежащих полному и абсолютному запрещению. Сообщая о выходесоответствующего постановления, газеты отказались процитироватьэти слова, настолько резко они воспринимались.

Возможно, что такой список может сыграть и отрицательную роль,потому что заранее как бы извиняет слова, в него не включенные, нокоторые в определенной ситуации могут звучать исключительно грубо(«Козел!»). Ср. также цитату из статьи А. Новикова: «(Имя оппонента)— странный политический сперматозоид с головкой Наполеона, уси-ками Джугашвили и бегающим взглядом провинциального комсо-мольского работника».

Чем оскорбление отличается от обиды? В словаре Даля читаем: ОБИДА. Всякая неправда, тому, кто должен переносить ее; все, что

оскорбляет, бесчестит и порицает, причиняет боль, убыток или поноше-нье. Кривосуд; брань, побои; насмешка, дурной отзыв о ком; лишение когодостояния, имущества, барышей.

В словаре русского языка 1957 года: ОБИДА. Несправедливость, несправедливый поступок, поведение по

отношению к к-л., незаслуженное оскорбление. В Толковом словаре The American Heritage Dictionary of the English

Language (1970): ОБИДА. 1) Процесс нанесения обиды или вызывание гнева, негодования,

неудовольствия и т.п. 2) а. Любое нарушение или несоблюдение морально-го или общественного правила; проступок, грех; б. нарушение закона; пре-ступление.

Как видим, эти определения весьма широки и, главное, не помо-гают отличить обиду от оскорбления, которые в русских источникахзвучат почти синонимично. Однако в юридическом смысле разницаочевидна: оскорбление может быть подсудно, но одной обиды как ос-нования для рассмотрения дела в судебном порядке недостаточно.Обидеться можно на любой намек — например, А. Новиков пишет освоем оппоненте: «Человек (...) в идейном отношении совершенно не-адекватный». Перед нами выпад, инвектива в общем смысле, вполнедопустимая в любом тексте, хотя ее объект может испытать серьезнуюобиду. Другие же цитаты из той же статьи — типа «Вас ждет хорошийошейник» или «Идите в будку, Сергей Алексеевич!» — тоже инвективыи тоже в широком смысле, потому что не содержат ни одного грубо-го слова, но они не просто обидны, но уже и оскорбительны, так какавтор фактически называет автора собакой, хотя и в слегка завуали-рованной форме.

В этом же ряду выпадов А. Новикова — инвектива в узком смысле:«В. — это комсомольская псина, почувствовавшая в себе волю к власти».Здесь обзывание собакой предстает в «чистом» виде.


294


Таким образом, можно определить обиду как поношение в любойформе, тогда как обида в оскорбительной форме с применением не-цензурной или просто грубой лексики или с очевидным намеком нанее превращает обиду в оскорбление.

Выше уже упоминался термин «табуированность» — от слова «та-бу» — древний запрет. Табуированность — синоним запрещенности.Табуированное слово — слово, запрещенное к употреблению в обще-ственном месте. Чаще всего под ним понимается грубое, вульгарноеслово типа матерного, но в обществе, как правило, табуируются целыетемы. Ср. пословицу «В доме повешенного не говорят о веревке», т.е.запрещается говорить о каких-то вещах, которые могут вызвать слиш-ком бурную реакцию окружающих (смерть или тяжелая болезнь близ-ких, интимные отношения, венерические болезни и проч.). Разумеет-ся, иногда такое табу приходится нарушать, но каждый раз это наруше-ние диктуется чрезвычайными обстоятельствами.

Очень важно, что понятие табуированности ориентировано на говоря-щего: говорящий сам решает, следовать ли запрещению на употребле-ние этого слова, можно или нельзя в этом конкретном случае нару-шить табу. Вся ответственность, таким образом, ложится здесь на авто-ра высказывания.

В отличие от табуированности понятие непристойности ориентирова-но на слушающего: здесь уже реципиент решает, пристойно или непри-стойно то, что он сейчас услышал. Матерная брань может не воспри-ниматься как непристойная в пивном баре и безусловно вызовет воз-мущение на свадебной церемонии.

На юридическом уровне необходимо различать следующие по-нятия:

1) Проклятие: «Чтоб ты сдох!» 2) Оскорбительное упоминание священных понятий, богохульство.

Здесь полезно различать настоящее богохульство, когда человек созна-тельно оскорбляет чувства верующих, и то, что можно назвать профа-низмом, — это когда говорящий превращает сакральное (священное)понятие в профанное, земное, обыденное, когда он просто снижаетвозвышенное понятие. Большинство современных матерных выраже-ний исторически восходит к древним священным формулам, но теперьих происхождение прочно забыто, так что исторически перед нами —явное богохульство, но ни один матерщинник об этом не подозревает,так что мат надо считать профанизмом. Здесь нет оскорбления верую-щего, но есть оскорбление общественного вкуса, явная непристой-ность. Прямые богохульства, сегодня осознаваемые как таковые, длярусской культуры нехарактерны.

В эту же группу можно отнести малоосмысленную брань, на сего-дняшний день не имеющую к религии отношения, часто имеющую


295


сексуальное происхождение: «Блядь!», «Иди на хуй!» Такая брань мо-жет не быть обращена на конкретного человека и просто присутство-вать в речи в качестве эмоционального усилителя («Я туда, на хуй, непойду»). Она безусловно может рассматриваться как оскорбительная,если звучит в присутствии человека, которому это неприятно. В пись-менном виде она производит еще более резкое впечатление, ибо даженазывается иногда «непечатной», т.е. неприемлемой в печатном виде.

Для судебных органов важно знать, что в основном, когда в запад-ных странах разрабатывались первые законы по борьбе со скверносло-вием, под этим последним имелись в виду прежде всего богохульства.Именно за хулу на Бога в Средние века протыкали языки раскаленнымшомполом, выставляли у позорного столба и др. Так что сегодня, по су-ществу, законы, принятые против богохульства, действуют против упо-требления слов из совсем других сфер: это скатологизмы («Говно!»), зо-ологизмы («Козел!»), сексуальная брань (мат) и т.п. Как к этому отно-ситься? С одной стороны, налицо явный анахронизм. Однако, с другойстороны, перед нами простая замена одной сферы жизни общества надругую при, по существу, полном сохранении «взрывчатой силы» вы-ражения. Если сегодня отношение к небогохульной ругани такое же,как когда-то к богохульной, то ограничения, накладываемые на нее ввиде морального осуждения или статей УК, могут сохраняться в том жеобъеме.

3) Эвфемизм: это когда, желая назвать какой-то предмет или дейст-вие, человек стремится избежать непристойного названия и подбираетчто-то не такое грубое. Противоположное намерение осуществляется спомощью так называемого дисфемизма. «Ягодицы» — это нейтраль-ный или медицинский термин, «попа» — слово детского языка, «пятаяточка» — эвфемизм, «жопа» — дисфемизм. «Умер» — нейтрально,«ушел от нас» — эвфемизм, «откинул копыта» — дисфемизм.

Юристам совершенно необходимо различать понятия непристой-ности и вульгаризма. Те же слова «говно» или «жопа» могут употреб-ляться в любом из этих смыслов. «Чтоб я из-за такого говна, как ты,расстраивался!» или «Жопа ты после этого!» — оскорбительные не-пристойности, но те же слова в выражении «Я наступил на коровьеговно!» или «Тут на лавке вода пролита, не замочи жопу-то!» — вульга-ризмы. Вульгаризм — грубое название предмета или действия, не пре-следующее никакой агрессивной цели. Говорящий в принципе можетдаже не знать никакого другого слова для названия некоего предмета,а может просто не придавать выбору слова большого значения. «Брю-хо» — нормальное слово для обозначения части тела лошади. Если жеоно обращено к человеку, то может расцениваться как вульгаризм, ес-ли сказано относительно доброжелательным тоном («Голодное брюхок ученью глухо»), или как оскорбление («Ишь, брюхо какое наел!»).


296


Оскорбительность в последнем случае достигается тем, что человечес-кая часть тела воспринимается как часть тела животного, и, таким об-разом, сам обладатель этой части тела приравнивается к животному.

Безусловная непристойность — уподобление человека какому-ни-будь животному, обычно отрицательно воспринимаемому. «Орел!»,«Голубка моя!», «Кисонька!» — ласковые и доброжелательные обраще-ния (конечно, если они не произносятся ироническим тоном). «Пес!»,«Сука!», «Корова!», «Жеребец!» — оскорбления.

4) Существует еще жаргон, который может быть очень эмоциональ-ным и выразительным, но вряд ли делом подсудным. Прежде всего,речь здесь идет о профессиональном жаргоне («лабух»), в том числе во-ровском.

5) Наконец, стоит назвать оскорбительные ксенофобские прозви-ща и клички, т.е. брань, оскорбляющую чужую нацию. В русскоязыч-ной практике это прежде всего «жид», «чурка», «черный», «армяшка» идругие. В наше время обострившихся межнациональных конфликтовименно эта группа оскорблений заслуживает самого пристальноговнимания юристов как разжигающая межнациональную рознь.

В юридической практике полезно учитывать, что часть оскорбле-ний может время от времени использоваться в прямо противополож-ном смысле, как выражение восхищения или дружеского расположе-ния: «Как он, собака, хорошо танцует!», «Что-то тебя, ебаный-в-рот,давно не было видно!» Отличить такое употребление от брани доволь-но легко: для него характерна особая дружественная интонация ипрактически обязательная улыбка; без двух этих последних слушаю-щий вправе рассматривать эти слова как обидные.

Равным образом имеет смысл при определении степени вины гово-рящего учитывать, кто и в адрес кого эти слова произносит. Непри-стойности из уст пожилой женщины воспринимаются обществом го-раздо острее, чем исходящие от нетрезвого парня; верно и обратное:оскорбления одним парнем другого совсем не то, что оскорбление пар-нем беспомощного инвалида.

В настоящее время очень многие грубые русские слова, еще недав-но считавшиеся «непечатными», «вышли в печать», но часть не печата-ется ни под каким видом, даже при передаче речи уголовников. На се-годняшний день самое непристойное слово русского языка — «пизда».Производные типа «спиздить», «пиздец», «надавать пиздюлей» и т.п.ощущаются как гораздо более мягкие. Слова «говно» и «жопа» ужепрактически получили «права гражданства» и не вызывают такого воз-мущения, как еще совсем недавно. Ср. появившийся ряд лет тому на-зад в «Литературной газете» юмористический рассказ, где человек, ко-торого его сослуживец обозвал «хитрожопым коммунистом», пожало-вался в товарищеский суд; суд решил, что «коммунист» — это оскорб-


297


ление, так как жалобщик никогда не состоял в Коммунистическойпартии, а «хитрожопый» — простая констатация реального факта.

В то же время ряд не столько грубых, сколько «неприличных» словприобрел полные права гражданства в связи с резкими изменениями вжизни российского общества, нашествием СПИДа, широчайшим рас-пространением венерических заболеваний, половым воспитанием вшколе и т.п. Это, например, «презерватив», «импотенция», «соитие» идругие. Совсем недавно соответствующие темы разговора безогово-рочно табуировались за пределами кабинета врача. Сегодня все этислова допускаются практически в любой компании и неприличнымисчитаться уже не могут.

В США, в отличие от России, свободно произносится и печатаетсягораздо больше слов, многими американцами считающихся непри-стойными и оскорбительными для слуха. Однако учителю, который ссамыми достохвальными целями попробует объяснить ученикам словатипа fuck или motherfucker, грозит увольнение. Правда, если дело дой-дет до суда, его, судя по прецедентам, оправдают. Простое же употреб-ление американским школьным учителем грубого слова в процессепреподавания, в разговоре с учениками и прочее вызвало бы едино-душное осуждение общественности. По мнению американского обще-ства, речь учителя должна служить примером для учеников.

Данная статья, естественно, не может претендовать на полноту ос-вещения вопроса. Автор надеется, однако, что она послужит основа-нием для дальнейшего анализа и уточнения терминологии.

Литература

Arango A.C. Dirty Words: Psychoanalytic Insights. Northvale, N.J., London. 1989.

Jay Т. Why We Curse. A Neuro-Psycho-Social Theory of Speech. John BenjaminsPublishing Company: Philadelphia / Amsterdam. 1999.

Jay Т. Cursing in America. A psycholinguistic study of dirty language in the courts, inthe movies, in the schoolyards and on the streets. John Benjamins PublishingCompany: Philadelphia / Amsterdam. 1992.

Read A.W. An Obscenity Simbol // American Speech. 1934. Vol. IX # 4.

Уголовный кодекс России (с постатейными материалами).

Текст предоставленАссоциацией «Лексис»


298


БУДЬ ОСТОРОЖЕН, ВЫБИРАЯ СЛОВО!

М.В. Горбаневский,доктор филологических наук, профессор,

председатель правления ГЛЭДИС

У одного из советских поэтов есть строки:

Словом можно убить. Словом можно спасти. Слово может полки за собой повести. Словом можно продать, и предать, и купить. Слово можно в разящий свинец перелить.

Строки эти, написанные в прошлом веке, в начале нынешнего ста-ли еще злободневней. Согласитесь: нынешние печатные и эфирныеСМИ переполнены жаргонной, блатной лексикой, хамскими выраже-ниями и оборотами. Редакции не гнушаются использовать и откровен-ные ругательства. Иногда создается впечатление, что к началу XXI ве-ка мы разучились нормально говорить и писать по-русски. С языкомобращаются варварски, начиная от средней школы и кончая ОхотнымРядом (имею в виду господ депутатов Государственной Думы). Авспомните о том «языке», на котором общались между собой персона-жи печально запомнившегося телевизионного шоу «За стеклом», ка-кую «русскую речь» навязывал телеканал ТВС. В косноязычной бол-товне «застекольных» киборгов то и дело мелькало словечко «фиолето-во» (то есть все равно, на все наплевать). Вот и бывшим руководителямбывшего ТВС было «фиолетово». Ради денег от рекламы и удовлетво-рения претензий на ведущую якобы свою роль в отечественном ТВ ониявили нам образчик нравственного беспредела и оскудения речевойкультуры...

Надо признать: и в советские времена над нашим языком произво-дилось насилие. Он пропитался духом коммунистической пропаганды(«вместе со всем народом», «по зову партии», «к великим свершени-ям», «неуклонно повышая удойность»...). Он обозначал реалии эконо-мики тотального дефицита («просим больше не занимать», «большедвух в одни руки не давать»...). Вспоминается давний монолог М. Жва-нецкого: «Наши беды непереводимы... Что такое «вы здесь не стояли,а я здесь стоял»; что такое «товарищи, вы сами себя задерживаете»; чтотакое «быть хозяином на земле»... Наш язык перестал быть языком, ко-торый можно выучить».

Насилие над «великим и могучим» продолжается и сегодня, в эпо-ху первоначального накопления капитала. Эта эпоха в любой странемира не была украшением ее истории. Известно, что первые личные


299


состояния многих богатейших семей планеты зачастую создавалисьпреступным путем. То же видим и в России. Допустимо предположить,что лишь по прошествии некоторого времени, когда наше государствопреодолеет глубочайший кризис и сумеет укрепить свою экономику,когда в нашей стране сложится гражданское общество, когда в Россиивозникнет наконец-то социально-ориентированный бизнес, социаль-но-ориентированный рынок, — пресса претерпит качественные изме-нения, избавится от многих напастей.

А пока, помимо тех из них, которые обозначены выше, тревожитеще одна: к сожалению, наш язык сегодня используется как инстру-мент сознательных (а потому особенно позорных) и неосознанных на-рушений этических норм и традиций, закрепленных статьями соответ-ствующих кодексов РФ. Ныне в судах количество гражданских исков кСМИ и журналистам о защите чести, достоинства и деловой репутацииувеличивается в геометрической прогрессии. Увеличивается — пусть ине так стремительно — количество уголовных дел против СМИ, воз-бужденных по статьям «Клевета» и «Оскорбление»1. Именно это обсто-ятельство и побудило меня и моих единомышленников (опытных уче-ных-русистов и юристов-практиков) создать Гильдию лингвистов-экс-пертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭ-ДИС). Это общественное объединение было зарегистрировано в 2001году Министерством юстиции РФ и вскоре стало оказывать действен-ную помощь судьям, адвокатам, следователям, юрисконсультам, сту-дентам и преподавателям вузов. Начиная это нужное, но весьма хло-потное дело, мы рассчитывали, естественно, и на особое внимание техжурналистов, кто готов подняться над уровнем корпоративного, фи-нансового и бытового эгоизма, тех, кто готов бороться со злом, бороть-ся — и победить. Но победить честно и достойно, не преступая Закон,не превращая тексты СМИ в гремучую смесь анекдота, примитивногожаргона и непристойных выражений, в помойное ведро компромата.«Будь осторожен, выбирая слово!» — напоминаем мы каждый раз пи-шущим и готовящим передачи для теле- и радиоэфира.

С юридической точки зрения, Гильдия — абсолютно независимоепрофессиональное сообщество, поскольку ее учредителями выступилине какие-либо организации, а физические лица. В научную элиту Гиль-


300

1 Между прочим, наказание за нарушения «лингвистической безопасности» чело-

века и общества — дело далеко не новое, как не новы и судебные реформы в России.

В 1864 году на всей территории без каких-либо колебаний и оговорок Александром II

был введен суд присяжных. Приведу лишь один близкий к нашей теме судебный при-

говор, вынесенный в 1865 году за словесное оскорбление и опубликованный тогда в

газетах: «Московский окружной суд признал доктора медицины Ельцинского винов-

ным в оскорблении частного пристава Врубеля неприличным словом «безобразия».

На основании ст. 104, 110 Уложения о наказаниях Ельцинский подвергнут денежному

взысканию трех рублей серебром»... — Авт.


дии входят ученые, имеющие в своем деле огромный опыт: создательинтернет-портала «Русский язык» (www.gramota.ru) кандидат филоло-гических наук, доцент Юлия Сафонова, выступавшая экспертом по та-ким громким делам, которые условно можно назвать «Лужков противжурналиста Доренко», «ФСБ против генерала Макашова», «Прокура-тура против журналиста Гордона» (экспертизы по ним опубликованы вкниге Гильдии «Цена слова»); ведущий российский специалист по фо-носкопическим экспертизам из МВД России, доктор юридических на-ук и одновременно доктор филологических наук, полковник милицииЕлена Галяшина; один из наиболее компетентных российских специа-листов по языку рекламы, доцент факультета журналистики МГУ Еле-на Кара-Мурза; признанный авторитет в области лингвокультуроло-гии, профессор Института русского языка им. А.С. Пушкина, докторфилологических наук Александр Мамонтов; патриарх российскойлингвостилистики, обучивший добрую половину выпускников фа-культета журналистики МГУ, доктор филологических наук, профессорЮлий Бельчиков; заведующий кафедрой русского языка и методикиего преподавания Российского университета дружбы народов, докторфилологических наук, профессор Виктор Шаклеин и другие известныеисследователи-русисты.

Наша практика показывает, что специальные лингвистические по-знания необходимы уже для установления самого факта преступногодеяния по многим видам преступлений (оскорбление, клевета, нару-шение авторских и смежных прав, вымогательство, преступления про-тив собственности, против основ конституционного строя и безопас-ности государства, публичные призывы к насильственному измене-нию конституционного строя РФ, возбуждение национальной, расо-вой или религиозной вражды и т.д.). Заключения, сделанные лингвис-тами-экспертами, не имеют никаких преимуществ перед другими до-казательствами и по общему правилу должны оцениваться в совокуп-ности с ними, но во многих делах играют значительную роль.

Да, мы в Гильдии постоянно говорим об ответственности журнали-стов за сказанное и написанное слово, об их неосознанных или умыш-ленных ошибках. Но согласитесь, часто бывает и так, когда с журнали-стом, пишущим правду, просто сводят счеты за его критические вы-ступления. Поэтому нередки случаи, когда по результатам нашей экс-пертизы суды выявляют необоснованность претензий и исков к работ-никам СМИ.

Общеполитический контекст попыток расправиться с журналис-том за конструктивную и справедливую критику, обвинения его черезсуд или прокуратуру в некорректном использовании тех или иных словили словосочетаний нам с вами вполне понятен. Наш российскийстрой образца 2003 года один современный российский публицист


301


метко назвал «подмороженной демократией», подчеркнув, что мыимеем демократию с ленинским мавзолеем, сталинским гимном, саморфной массой завхозов в парламенте и военными в гражданскойадминистрации. База этой демократии — увы, не малый бизнес и сво-бодный предприниматель, но чиновник, столоначальник, не регули-рующий рыночные отношения, а косвенно или напрямую участвую-щий в них. Так что честным и неравнодушным журналистам (коих по-ка меньшинство в этой профессии — таково мое личное мнение!) в на-шей стране живется весьма несладко.

Приведу пример. В. Красуля, редактор газеты «Новый Граждан-ский мир» (Ставропольский край), издающейся Союзом правых сил,обратился в нашу Гильдию с таким запросом (этот запрос был повто-рен также поддерживающими В. Красулю депутатами Государствен-ной Думы и руководством Союза журналистов России): «Являетсяли наказуемым в газетном материале слово «недееспособный»? В од-ной из своих критических публикаций я это слово использовал. По-сле этого у меня начались серьезные неприятности, закончившиесяуголовным делом по статье «Клевета». Вот что я писал: «Печальнопризнавать, но пока черногоровская команда имеет все основанияликовать. Чудом избежав поражения на губернаторских выборахтолько потому, что краевые элиты не смогли договориться и выста-вить проходного кандидата, избежав по этой же причине созданиямощной оппозиции внутри краевой Думы, наш шумный и амбици-озный, но абсолютно недееспособный губернатор вот-вот приберетк рукам и краевой центр».

Проведенный экспертами ГЛЭДИС анализ показал следующее.Слово недееспособный в современном русском языке имеет следующиезначения: 1. Неспособный к действию, к деятельности; 2. Не обладаю-щий дееспособностью, не имеющий права на совершение действийюридического характера и не несущий ответственности за свои по-ступки (юрид.). Ср. также: недееспособность — отсутствие у какого-ли-бо лица права на совершение юридических действий в силу неспособ-ности нести ответственность за свои поступки.

Первое значение слова недееспособный — общеупотребительное,имеет книжный оттенок. Второе ограничено сферой употребления —текстами юридического содержания, это значение терминологическое.

В анализируемом фрагменте заметки слово недееспособный употреб-лено в первом значении, так как анализируемое высказывание —фрагмент газетной статьи, и, судя даже по фрагменту, статья критичес-кая, стиль статьи (и фрагмента) — публицистический. Кроме того (иэто обстоятельство следует признать самым главным), в анализируе-мом фрагменте слово недееспособный распространено обстоятельствоммеры и степени, выраженным наречием абсолютно (абсолютно недее-


302


способный). Терминологическая лексика, как правило, не может иметьтаких распространителей: дееспособность в юридическом пониманииили существует, или отсутствует (или есть, или ее нет), так же, как и не-дееспособность. Иными словами, понятие недееспособности не пред-полагает меру и степень. Сравните: терминологическое — ограничен-но дееспособный, но невозможное — ограниченно недееспособный.Нельзя в терминологическом употреблении сказать: гражданин Н. от-части недееспособен (ср. невозможное в русском языке отчасти слепой,абсолютно хромой). Если бы это было иначе, то применять критерийнедееспособности было бы нельзя. Кроме того, известно, что сущест-вует понятийный ряд: дееспособный — ограниченно дееспособный — не-дееспособный.

Из контекста очевидно, что речь идет о недостаточной, с точки зре-ния автора статьи, активности политического деятеля. Кроме того, длявторого значения слова недееспособный типичны употребления: при-знан недееспособным, не может совершать таких-то действий как не-дееспособный, признание кого-либо недееспособным, недееспособныйвследствие болезни, психического расстройства. Сравните примеры изпублицистических текстов: демократия недееспособна, вы как физик не-дееспособны.

Таким образом, наш эксперт убедительно доказал уместность ис-пользования слова недееспособный в статье В. Красули и тем самым по-мог суду отклонить чиновный иск в его адрес о клевете.

Вполне очевидны и некоторые общие уроки, которые дает наш экс-пертный опыт:

1) всякий журналистский материал, публичное выступление —цельное речевое воспроизведение.

Следовательно, 2) составляющие его языковые средства, приемы,способы их использования, организации внутри данного речевогопроизведения, то есть текста, взаимосвязаны и соотнесены друг с дру-гом, а речевая структура в целом, отдельные ее компоненты тесно увя-заны с композицией текста.

Поэтому 3) каждая языковая деталь текста воспринимается (и оце-нивается) в контексте целого текста, а также в рамках микротекста (не-посредственного фразового, абзацного окружения слова, конкретногопредложения, словосочетания, грамматической формы).

Все это важно учитывать при создании (и анализе!) текста, потомучто языковые единицы (особенно слова, выражения) в контексте сдругими языковыми средствами данного текста приобретают, могутприобретать дополнительные осмысления и стилистические оттенки(коннотации) под влиянием микро- и макроконтекста данного рече-вого произведения в развитие тех смысловых и стилистических значе-ний, которые они имеют в языке. Такие значения отражены в словарях


303


(в первую очередь — в толковых), в академической грамматике, в раз-ного рода филологических справочниках.

Вот почему и в работе над текстом, и в ходе его стилистическогоанализа 4) при особом, необычном употреблении грамматическойформы, фонетического варианта слова, словоформы (слова в падеж-ной форме с предлогом или без предлога), при оригинальном постро-ении фразы и т.п. архиважно всегда иметь в виду общий контекст (илиречевую ситуацию) всего журналистского материала (текста) и уж не-пременно — микроконтекст употребления языковой единицы илиособого стилистического приема.

Наш опыт по проведению судебных лингвистических экспертизубеждает, что журналисту жизненно необходимо — и примите это какодно из фундаментальных условий профессионализма! — задумывать-ся над словом, над взаимным соединением слов во фразе, в тексте,вникать в их словарные значения и те дополнительные осмысления(«созначения», как говорят лингвисты), которые они могут приобре-тать в том или ином контексте, когда они соотносятся с другими сло-вами, употребленными в данном тексте и не употребленными, но по-тенциально подразумеваемыми в силу смыслового содержания и экс-прессии слова — сказанного или написанного.

И еще об одном аспекте журналистской деятельности заставляютзадуматься наши лингвистические экспертизы. Многие конфликты,ставшие предметом судебных споров, убеждают в том, какое громад-ное, принципиальное значение для доброкачественности журналист-ского материала (а также и устного публичного выступления) имеетэтическая установка создателя текста.

«Как слово наше отзовется» — это исходный принцип всякой речи,любого пишущего, говорящего (даже в бытовой ситуации), а тем болеепрофессионального литератора. А он предполагает не только заботу оморальном, нравственном комфорте адресата речи, текста (за исклю-чением, конечно, филиппики, создаваемой с действительно благород-ными целями), но и в не меньшей степени — элементарную порядоч-ность, гражданскую честность журналиста. Лозунг «Газету надо делатьчистыми руками», родившийся на факультете журналистики МГУ вконце 50-х годов ХХ века, остается в силе при всех обстоятельствах!

Журнал «Журналист», № 9, 2003 г.


304


ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1.НОРМАТИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Извлечения из Уголовного кодекса Российской Федерации Статья 129. Клевета 1. Клевета, то есть распространение заведомо ложных сведе-

ний, порочащих честь и достоинство другого лица или подрываю-

щих его репутацию, — наказывается штрафом в размере от пяти-

десяти до ста минимальных размеров оплаты труда или в размере

заработной платы или иного дохода осужденного за период до од-

ного месяца, либо обязательными работами на срок от ста двадца-

ти до ста восьмидесяти часов, либо исправительными работами на

срок до одного года.

2. Клевета, содержащаяся в публичном выступлении, публич-

но демонстрирующемся произведении или средствах массовой

информации, — наказывается штрафом в размере от ста до двух-

сот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработ-

ной платы или иного дохода осужденного за период от одного до

двух месяцев, либо обязательными работами на срок от ста вось-

мидесяти до двухсот сорока часов, либо исправительными работа-

ми на срок от одного года до двух лет, либо арестом на срок от трех

до шести месяцев.

3. Клевета, соединенная с обвинением лица в совершении тяж-

кого или особо тяжкого преступления, — наказывается ограниче-

нием свободы на срок до трех лет, либо арестом на срок от четырех

до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до трех лет.

Статья 130. Оскорбление 1. Оскорбление, то есть унижение чести и достоинства другого

лица, выраженное в неприличной форме, — наказывается штра-

фом в размере до ста минимальных размеров оплаты труда или в

размере заработной платы или иного дохода осужденного за пери-

од до одного месяца, либо обязательными работами на срок до ста

двадцати часов, либо исправительными работами на срок до шес-

ти месяцев.

2. Оскорбление, содержащееся в публичном выступлении,

публично демонстрирующемся произведении или средствах мас-

совой информации, — наказывается штрафом в размере до двух-

Приложение 1. Нормативные материалы

305


сот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработ-

ной платы или иного дохода осужденного за период до двух меся-

цев, либо обязательными работами на срок до ста восьмидесяти

часов, либо исправительными работами на срок до одного года.

Извлечения из Гражданского кодекса Российской Федерации Статья 150. Нематериальные блага 1. Жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкос-

новенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосно-

венность частной жизни, личная и семейная тайна, право свобод-

ного передвижения, выбора места пребывания и жительства, пра-

во на имя, право авторства, иные личные неимущественные пра-

ва и другие нематериальные блага, принадлежащие гражданину от

рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы

иным способом. В случаях и в порядке, предусмотренных зако-

ном, личные неимущественные права и другие нематериальные

блага, принадлежавшие умершему, могут осуществляться и защи-

щаться другими лицами, в том числе наследниками правооблада-

теля.

2. Нематериальные блага защищаются в соответствии с насто-

ящим Кодексом и другими законами в случаях и в порядке, ими

предусмотренными, а также в тех случаях и тех пределах, в каких

использование способов защиты гражданских прав (статья 12)

вытекает из существа нарушенного нематериального права и ха-

рактера последствий этого нарушения.

Статья 151. Компенсация морального вреда Если гражданину причинен моральный вред (физические или

нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные

неимущественные права либо посягающими на принадлежащие

гражданину другие нематериальные блага, а также в других случа-

ях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушите-

ля обязанность денежной компенсации указанного вреда.

При определении размеров компенсации морального вреда суд

принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслу-

живающие внимания обстоятельства. Суд должен также учиты-

вать степень физических и нравственных страданий, связанных с

индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред.


306


Статья 152. Защита чести, достоинства и деловой репутации 1. Гражданин вправе требовать по суду опровержения пороча-

щих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, ес-

ли распространивший такие сведения не докажет, что они соот-

ветствуют действительности.

По требованию заинтересованных лиц допускается защита че-

сти и достоинства гражданина и после его смерти.

2. Если сведения, порочащие честь, достоинство или деловую

репутацию гражданина, распространены в средствах массовой

информации, они должны быть опровергнуты в тех же средствах

массовой информации.

Если указанные сведения содержатся в документе, исходящем

от организации, такой документ подлежит замене или отзыву.

Порядок опровержения в иных случаях устанавливается судом.

3. Гражданин, в отношении которого средствами массовой ин-

формации опубликованы сведения, ущемляющие его права или

охраняемые законом интересы, имеет право на опубликование

своего ответа в тех же средствах массовой информации.

4. Если решение суда не выполнено, суд вправе наложить на

нарушителя штраф, взыскиваемый в размере и в порядке, предус-

мотренных процессуальным законодательством, в доход Россий-

ской Федерации. Уплата штрафа не освобождает нарушителя от

обязанности выполнить предусмотренное решением суда дейст-

вие.

5. Гражданин, в отношении которого распространены сведе-

ния, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию,

вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возме-

щения убытков и морального вреда, причиненных их распростра-

нением.

6. Если установить лицо, распространившее сведения, пороча-

щие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, не-

возможно, лицо, в отношении которого такие сведения распрост-

ранены, вправе обратиться в суд с заявлением о признании распро-

страненных сведений не соответствующими действительности.

7. Правила настоящей статьи о защите деловой репутации

гражданина соответственно применяются к защите деловой репу-

тации юридического лица.


307


Постановление Пленума Верховного Суда РФ

от 18 августа 1992 года № 11

«О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дело защите чести и достоинства граждан,

а также деловой репутации граждан и юридических лиц»(в редакции от 21 декабря 1993 г. № 11)

(с изменениями от 25 апреля 1995 г.)

Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 25 апреля

1995 года № 6 в названии и в преамбулярной части настоящего

постановления слова «чести и достоинства граждан и организа-

ций» заменены словами «чести и достоинства граждан, а также де-

ловой репутации граждан и юридических лиц».

Обсудив материалы проведенного совместно с Генеральной

Прокуратурой Российской Федерации изучения судебной прак-

тики по делам о защите чести и достоинства граждан, а также де-

ловой репутации граждан и юридических лиц, Пленум Верховно-

го Суда Российской Федерации в целях обеспечения правильного

и единообразного применения законодательства, регулирующего

данные правоотношения, постановляет дать судам следующие

разъяснения:

1. Обратить внимание судов на то, что право граждан на защи-

ту чести, достоинства, деловой репутации является их конститу-

ционным правом, а деловая репутация юридических лиц — од-

ним из условий их успешной деятельности. Это обязывает суды

при рассмотрении споров о защите чести и достоинства граждан,

а также деловой репутации граждан и юридических лиц глубоко

анализировать все обстоятельства каждого дела данной катего-

рии.

2. Под распространением сведений, порочащих честь и досто-

инство граждан или деловую репутацию граждан и юридических

лиц, о котором указывается в статье 152 первой части Граждан-

ского кодекса Российской Федерации, следует понимать опубли-

кование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телеви-

деопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах

и других средствах массовой информации, изложение в служеб-

ных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, ад-

ресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том

числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу. Сооб-

щение таких сведений лицу, которого они касаются, не может

признаваться их распространением.


308


Порочащими являются также не соответствующие действи-

тельности сведения, содержащие утверждения о нарушении граж-

данином или юридическим лицом действующего законодательст-

ва или моральных принципов (о совершении нечестного поступ-

ка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и дру-

гие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и об-

щественную деятельность, деловую репутацию и т.п.), которые

умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репута-

цию гражданина или юридического лица.

3. В порядке, определенном ст. 152 первой части Гражданского

кодекса Российской Федерации, не могут рассматриваться требо-

вания об опровержении сведений, содержащихся в судебных ре-

шениях и приговорах, постановлениях органов предварительного

следствия и других официальных документах, для обжалования

которых предусмотрен иной установленный законами порядок.

4. Иски по делам данной категории вправе предъявить юриди-

ческие лица и граждане, которые считают, что о них распростране-

ны не соответствующие действительности порочащие сведения.

При распространении порочащих сведений в отношении несо-

вершеннолетних или недееспособных иски о защите их чести и

достоинства в соответствии со ст. 48 ГПК РСФСР могут предъя-

вить законные представители. По требованию заинтересованных

лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после

его смерти (ч. 2 п. 1 ст. 152 первой части Гражданского кодекса

Российской Федерации).

5. Пунктами 1 и 7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса

Российской Федерации установлено, что гражданин вправе тре-

бовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство

или деловую репутацию сведений, а юридическое лицо — сведе-

ний, порочащих его деловую репутацию.

При этом законом не предусмотрено обязательного предвари-

тельного обращения с таким требованием к ответчику, в том чис-

ле и в случае, когда иск предъявлен к средству массовой информа-

ции, распространившему указанные выше сведения.

Гражданин, в отношении которого средствами массовой ин-

формации опубликованы сведения, ущемляющие его права или

охраняемые законом интересы, а также юридическое лицо, если

опубликованные сведения порочат его деловую репутацию, име-

ют право на опубликование своего ответа в тех же средствах мас-

совой информации (пп. 3, 7 ст. 152 первой части Гражданского ко-

декса Российской Федерации).


309


6. Ответчиками по искам об опровержении сведений, пороча-

щих честь и достоинство или деловую репутацию, являются лица,

распространившие эти сведения.

Если иск содержит требование об опровержении сведений,

распространенных в средствах массовой информации, в качестве

ответчиков привлекаются автор и редакция соответствующего

средства массовой информации. При опубликовании или ином

распространении таких сведений без обозначения имени автора

(например, в редакционной статье) ответчиком по делу является

редакция соответствующего средства массовой информации. В

случае, если редакция средства массовой информации не являет-

ся юридическим лицом, к участию в деле в качестве ответчика

должен быть привлечен учредитель данного средства массовой

информации.

По искам об опровержении порочащих сведений, изложенных

в служебных характеристиках, ответчиками являются лица, их

подписавшие, и предприятие, учреждение, организация, от име-

ни которых выдана характеристика.

7. В силу ст. 152 первой части Гражданского кодекса Россий-

ской Федерации обязанность доказывать соответствие действи-

тельности распространенных сведений лежит на ответчике неза-

висимо от того, предъявлен ли иск о защите чести, достоинства,

деловой репутации либо о возложении на средство массовой ин-

формации обязанности опубликовать ответ истца на публикацию.

Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведений

лицом, к которому предъявлен иск.

8. В случае, когда действия лица, распространившего пороча-

щие другое лицо сведения, содержат признаки преступления,

предусмотренного ч. 1 ст. 130 или ст. 131 УК РСФСР, потерпев-

ший вправе обратиться в суд с заявлением о привлечении винов-

ного к уголовной ответственности, а также предъявить иск о за-

щите чести и достоинства или деловой репутации в порядке граж-

данского судопроизводства.

Отказ в возбуждении уголовного дела по ч. 1 ст. 130 и ст. 131 УК

РСФСР, прекращение возбужденного уголовного дела, а также

вынесение приговора не исключают возможности предъявления

иска о защите чести и достоинства либо деловой репутации в по-

рядке гражданского судопроизводства.

9. Наличие обстоятельств, которые в силу ст. 57 Закона Рос-

сийской Федерации «О средствах массовой информации» могут

служить основанием для освобождения от ответственности редак-


310


ции, главного редактора, журналиста за распространение сведе-

ний, не соответствующих действительности и порочащих честь и

достоинство граждан, а также деловую репутацию граждан и юри-

дических лиц, не исключает возможности рассмотрения судом

иска юридического лица или гражданина об опровержении таких

сведений.

При этом к участию в деле должны быть привлечены граждане

и организации, от которых поступили такие сведения и которые

должны доказать, что они соответствуют действительности. На

редакцию средства массовой информации в случае удовлетворе-

ния иска может быть возложена обязанность сообщить о решении

суда и в случае, если имеются основания, исключающие ее ответ-

ственность.

10. На требование о защите чести, достоинства, деловой репу-

тации, заявленное в порядке пп. 1–3, 5–7 ст. 152 первой части

Гражданского кодекса Российской Федерации, исковая давность

в силу ст. 208 первой части этого же Кодекса не распространяется.

11. В силу пп. 5, 7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса

Российской Федерации гражданин, в отношении которого рас-

пространены сведения, порочащие честь, достоинство или дело-

вую репутацию, а также юридическое лицо, в отношении которо-

го распространены сведения, порочащие его деловую репутацию,

вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возме-

щения убытков и морального вреда, причиненных их распростра-

нением. Компенсация морального вреда виновным должностным

лицом или гражданином либо средством массовой информации

определяется судом при вынесении решения в денежном выраже-

нии.

При определении размера такой компенсации суд принимает

во внимание обстоятельства, указанные в ч. 2 ст. 151 первой части

Гражданского кодекса Российской Федерации.

Если не соответствующие действительности порочащие сведе-

ния были распространены в средствах массовой информации,

суд, определяя размер компенсации морального вреда, вправе

также учесть характер и содержание публикации, степень распро-

странения недостоверных сведений и другие заслуживающие вни-

мания обстоятельства.

При этом следует иметь в виду, что моральный вред, хотя он и

определяется судом в конкретной денежной сумме, признается

законом вредом неимущественным и, следовательно, государст-

венная пошлина должна взиматься на основании п. 1 ст. 3 Закона


311


Российской Федерации «О государственной пошлине», а не в

процентном отношении к сумме, определенной судом в качестве

возмещения понесенного истцом морального вреда. Требование о

возмещении морального вреда может быть заявлено самостоя-

тельно, если, например, редакция средства массовой информа-

ции добровольно опубликовала опровержение, удовлетворяющее

истца.

12. В случае, когда вместе с просьбой о защите чести, достоин-

ства гражданина либо деловой репутации гражданина или юриди-

ческого лица заявлено требование о возмещении убытков, причи-

ненных распространением порочащих сведений, суд разрешает

это требование в соответствии с пп. 5, 7 ст. 152 первой части Граж-

данского кодекса Российской Федерации.

13. При удовлетворении иска суд в резолютивной части реше-

ния обязан указать способ опровержения порочащих сведений,

признанных не соответствующими действительности, и при необ-

ходимости изложить текст такого опровержения, где должно быть

указано, какие сведения не соответствуют действительности, ког-

да и как они были распространены, а также определить срок (при-

менительно к установленному ст. 44 Закона Российской Федера-

ции «О средствах массовой информации»), в течение которого

оно должно последовать.

14. При неисполнении решения по делу о защите чести и до-

стоинства, а также деловой репутации в установленный судом

срок он в соответствии со ст. 406 ГПК РСФСР вправе наложить на

нарушителя штраф, взыскиваемый в доход государства. При по-

вторном и последующих нарушениях сроков, устанавливаемых

судом для исполнения решения, штраф может быть применен не-

однократно, причем уплата штрафа не освобождает должника от

обязанности выполнить решение суда об опровержении пороча-

щих истца сведений.

15. В связи с принятием данного постановления постановле-

ние Пленума Верховного Суда СССР от 2 марта 1989 года «О при-

менении в судебной практике статьи 7 Основ гражданского зако-

нодательства Союза ССР и союзных республик о защите чести и

достоинства граждан и организаций» с последующими изменени-

ями и дополнениями на территории Российской Федерации не

действует.


312


Постановление Пленума Верховного Суда РФ

от 20 декабря 1994 года № 10

«Некоторые вопросы применения законодательствао компенсации морального вреда»

(с изменениями от 25 октября 1996 г.)

Обсудив материалы проведенного изучения судебной практики

по делам о компенсации за нанесенный моральный вред, Пленум

Верховного Суда Российской Федерации отмечает, что многообра-

зие законодательных актов, регулирующих отношения, связанные

с причинением морального вреда, различные сроки введения их в

действие, а также принятие первой части Гражданского кодекса

Российской Федерации, которая вводится в действие с 1 января

1995 года, порождают вопросы, требующие разрешения.

В целях обеспечения правильного и единообразного примене-

ния законодательства, регулирующего компенсацию морального

вреда, наиболее полной и быстрой защиты интересов потерпев-

ших при рассмотрении судами дел этой категории Пленум Вер-

ховного Суда Российской Федерации постановляет дать следую-

щие разъяснения:

1. Учитывая, что вопросы компенсации морального вреда в

сфере гражданских правоотношений регулируются рядом законо-

дательных актов, введенных в действие в разные сроки, суду в це-

лях обеспечения правильного и своевременного разрешения воз-

никшего спора необходимо по каждому делу выяснять характер

взаимоотношений сторон и какими правовыми нормами они ре-

гулируются, допускает ли законодательство возможность компен-

сации морального вреда по данному виду правоотношений и, ес-

ли такая ответственность установлена, когда вступил в силу зако-

нодательный акт, предусматривающий условия и порядок ком-

пенсации вреда в этих случаях, а также когда были совершены

действия, повлекшие причинение морального вреда.

Суду необходимо также выяснить, чем подтверждается факт

причинения потерпевшему нравственных или физических стра-

даний, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездей-

ствием) они нанесены, степень вины причинителя, какие нравст-

венные или физические страдания перенесены потерпевшим, в

какой сумме или иной материальной форме он оценивает их ком-

пенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разре-

шения конкретного спора.


313


2. Под моральным вредом понимаются нравственные или фи-

зические страдания, причиненные действиями (бездействием),

посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в

силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство

личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жиз-

ни, личная и семейная тайна и т.п.), или нарушающими его лич-

ные неимущественные права (право на пользование своим име-

нем, право авторства и другие неимущественные права в соответ-

ствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной

деятельности), либо нарушающими имущественные права граж-

данина.

Моральный вред, в частности, может заключаться в нравствен-

ных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможно-

стью продолжать активную общественную жизнь, потерей рабо-

ты, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением

не соответствующих действительности сведений, порочащих

честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, времен-

ным ограничением или лишением каких-либо прав, физической

болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением

здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результа-

те нравственных страданий и др.

При этом следует учитывать, что статьей 131 Основ граждан-

ского законодательства Союза ССР и республик установлена от-

ветственность за моральный вред, причиненный гражданину не-

правомерными действиями, и в том случае, когда в законе отсут-

ствует специальное указание о возможности его компенсации.

Статьей 151 первой части Гражданского кодекса Российской

Федерации, которая введена в действие с 1 января 1995 года, ука-

занное положение сохранено лишь для случаев причинения граж-

данину морального вреда действиями, нарушающими его личные

неимущественные права либо посягающими на принадлежащие

гражданину другие нематериальные блага. В иных случаях ком-

пенсация морального вреда может иметь место при наличии ука-

зания об этом в законе.

3. В соответствии с действующим законодательством одним из

обязательных условий наступления ответственности за причине-

ние морального вреда является вина причинителя. Исключение

составляют случаи, прямо предусмотренные законом. Например,

когда:

• вред причинен жизни или здоровью гражданина источником

повышенной опасности;


314


• вред причинен гражданину в результате его незаконного

осуждения, незаконного применения в качестве меры пресе-

чения заключения под стражу или подписки о невыезде, не-

законного наложения административного взыскания в виде

ареста или исправительных работ;

• вред причинен распространением сведений, порочащих

честь, достоинство и деловую репутацию (ст. 1100 второй ча-

сти Гражданского кодекса Российской Федерации, введен-

ной в действие с 1 марта 1996 г.).

4. Рассматривая требования потерпевшего о компенсации пе-

ренесенных им нравственных или физических страданий, следует

иметь в виду, что вопросы возмещения морального вреда, в част-

ности, регулируются: частью 7 статьи 7 Гражданского кодекса

РСФСР (в редакции Закона от 21 марта 1991 г.); статьей 62 Закона

Российской Федерации от 27 декабря 1991 года «О средствах мас-

совой информации», введенного в действие с 8 февраля 1992 года

(с 1 августа 1990 г. действовала статья 39 Закона СССР от 12 июня

1990 г. «О печати и других средствах массовой информации»); ста-

тьей 89 Закона Российской Федерации от 19 декабря 1991 года

«Об охране окружающей природной среды», введенного в дейст-

вие с 3 марта 1992 года; статьей 13 Закона Российской Федерации

от 7 февраля 1992 года «О защите прав потребителей», введенного

в действие с 7 апреля 1992 года (ст. 15 того же Закона, действую-

щей с 16 января 1996 г.); статьями 7, 131 Основ гражданского за-

конодательства Союза ССР и республик, принятых 31 мая 1991

года, действие которых распространено на территории Россий-

ской Федерации с 3 августа 1992 года; статьями 25, 30 «Правил

возмещения работодателями вреда, причиненного работникам

увечьем, профессиональным заболеванием либо иным поврежде-

нием здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязан-

ностей», принятых 24 декабря 1992 года и введенных в действие с

1 декабря 1992 года; частью 5 статьи 18 Закона Российской Феде-

рации от 22 января 1993 года «О статусе военнослужащих», вве-

денного в действие с 1 января 1993 года; статьями 12, 150–152

первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, вве-

денными в действие с 1 января 1995 года; статьями 1099–1101 вто-

рой части Гражданского кодекса Российской Федерации, введен-

ной в действие с 1 марта 1996 года.

Однако отсутствие в законодательном акте прямого указания

на возможность компенсации причиненных нравственных или

физических страданий по конкретным правоотношениям не все-


315


гда означает, что потерпевший не имеет права на возмещение мо-

рального вреда. Например, в соответствии с пунктом 3 статьи 1

Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик к

трудовым отношениям, возникшим после 3 августа 1992 года, мо-

жет быть применена статья 131 названных Основ, регулирующая

ответственность за нанесение морального вреда по обязательст-

вам, возникающим вследствие причинения вреда, поскольку от-

ношения, связанные с компенсацией морального вреда, не урегу-

лированы трудовым законодательством. В частности, суд вправе

обязать работодателя компенсировать причиненные работнику

нравственные, физические страдания в связи с незаконными

увольнением, переводом на другую работу, необоснованным при-

менением дисциплинарного взыскания, отказом в переводе на

другую работу в соответствии с медицинскими рекомендациями и

т.п.

Указанное положение применимо и к трудовым отношениям,

возникшим после 1 января 1995 года, так как названными выше

незаконными действиями работодателя нарушаются личные не-

имущественные права работника и другие нематериальные блага

(статья 151 первой части Гражданского кодекса Российской Феде-

рации).

5. Правила, регулирующие компенсацию морального вреда в

связи с распространением сведений, порочащих деловую репута-

цию гражданина, применяются и в случаях распространения та-

ких сведений в отношении юридического лица (пункт 6 статьи 7

Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик по

правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., пункт 7

статьи 152 первой части Гражданского кодекса Российской Феде-

рации по правоотношениям, возникшим после 1 января 1995 г.).

6. Если моральный вред причинен до введения в действие за-

конодательного акта, предусматривающего право потерпевшего

на его компенсацию, требования истца не подлежат удовлетворе-

нию, в том числе и в случае, когда истец после вступления этого

акта в законную силу испытывает нравственные или физические

страдания, поскольку на время причинения вреда такой вид от-

ветственности не был установлен и по общему правилу действия

закона во времени закон, усиливающий ответственность по срав-

нению с действовавшим на время совершения противоправных

действий, не может иметь обратной силы (пункт 1 статьи 54 Кон-

ституции Российской Федерации).


316


Однако если противоправные действия (бездействие) ответчи-

ка, причиняющие истцу нравственные или физические страда-

ния, начались до вступления в силу закона, устанавливающего от-

ветственность за причинение морального вреда, и продолжаются

после введения этого закона в действие, то моральный вред в ука-

занном случае подлежит компенсации.

7. На требования о компенсации морального вреда исковая

давность не распространяется, поскольку они вытекают из нару-

шения личных неимущественных прав и других нематериальных

благ (пункт 2 статьи 43 Основ гражданского законодательства Со-

юза ССР и республик по правоотношениям, возникшим после 3

августа 1992 г., пункт 1 статьи 208 первой части Гражданского ко-

декса Российской Федерации по правоотношениям, возникшим

после 1 января 1995 г.).

8. При рассмотрении требований о компенсации причиненно-

го гражданину морального вреда необходимо учитывать, что по

правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 года, компен-

сация определяется судом в денежной или иной материальной

форме, а по правоотношениям, возникшим после 1 января 1995

года, — только в денежной форме, независимо от подлежащего

возмещению имущественного вреда. Исходя из этого, размер

компенсации зависит от характера и объема причиненных истцу

нравственных или физических страданий, степени вины ответчи-

ка в каждом конкретном случае, иных заслуживающих внимания

обстоятельств и не может быть поставлен в зависимость от разме-

ра удовлетворенного иска о возмещении материального вреда,

убытков и других материальных требований. При определении

размера компенсации вреда должны учитываться требования ра-

зумности и справедливости.

Степень нравственных или физических страданий оценивает-

ся судом с учетом фактических обстоятельств причинения мо-

рального вреда, индивидуальных особенностей потерпевшего и

других конкретных обстоятельств, свидетельствующих о тяжести

перенесенных им страданий.

9. Суд вправе рассмотреть самостоятельно предъявленный иск

о компенсации причиненных истцу нравственных или физичес-

ких страданий, поскольку в силу действующего законодательства

ответственность за причиненный моральный вред не находится в

прямой зависимости от наличия имущественного ущерба и может

применяться как наряду с имущественной ответственностью, так

и самостоятельно.


317


Применительно к статье 29 УПК РСФСР потерпевший, то есть

лицо, которому преступлением причинен моральный, физичес-

кий или имущественный вред (статья 53 УПК РСФСР), вправе

предъявить гражданский иск о компенсации морального вреда

при производстве по уголовному делу.

10. При рассмотрении дел о компенсации причиненных нрав-

ственных или физических страданий необходимо учитывать, что

моральный вред признается законом вредом неимущественным,

несмотря на то, что он компенсируется в денежной или иной ма-

териальной форме. Учитывая это, государственная пошлина по

таким делам должна взиматься на основании подпункта «д» пунк-

та 1 статьи 3 Закона РСФСР «О государственной пошлине», пре-

дусматривающего оплату исковых заявлений неимущественного

характера.

При этом следует также иметь в виду, что в предусмотренных

законом случаях истцы освобождаются от уплаты государствен-

ной пошлины (например, пункты 4, 8 статьи 80 ГПК РСФСР,

часть 3 статьи 16 Закона Российской Федерации «О защите прав

потребителей»).

Председатель Верховного СудаРоссийской Федерации В.М. Лебедев

Секретарь Пленума, судья Верховного СудаРоссийской Федерации В.В. Демидов


318


Приложение 2.ГИЛЬДИЯ ЛИНГВИСТОВ-ЭКСПЕРТОВ

ПО ДОКУМЕНТАЦИОННЫМИ ИНФОРМАЦИОННЫМ СПОРАМ (ГЛЭДИС)

Свидетельство №14127 о регистрации общественного объединениявыдано Главным управлением Министерства юстиции РФ

по г. Москве 15.02.2001 г.ИНН 7717118908

Противоречивая общественно-политическая и экономическая ситу-ация, сложившаяся в России к началу XXI века, вызвала большую по-требность в получении российскими СМИ, адвокатами, судами всехуровней, следователями и дознавателями правоохранительных органовспецифической юридически-лингвистической помощи. Основная цельГЛЭДИС — содействие через экспертную и просветительскую деятель-ность профессиональных российских лингвистов повышению качествапубликаций СМИ и ответственности журналистов за сказанное слово.Члены Гильдии посвятили себя служению науке и закону во имя полно-ценного развития в России гражданского общества.

ГИЛЬДИЯ оказывает помощь в проведении экспертиз лексичес-ких единиц и любых текстов — истцам и ответчикам по гражданскими уголовным делам, участникам арбитражных споров, сотрудникамредакций СМИ, работникам правоохранительных органов, адвока-там.

ГИЛЬДИЯ участвует в формировании в регионах России квали-фицированного корпуса экспертов-лингвистов, действующих приподдержке ГЛЭДИС на основе единой научной базы и современнойметодики.

ГИЛЬДИЯ содействует защите культуры речи и улучшению кор-поративной репутации российских СМИ.

Приложение 2. Гильдия лингвистов-экспертов

319


ГИЛЬДИЯ содействует комплектованию библиотек администра-

тивных, учебных и научных учреждений, редакций СМИ своими ме-

тодическими и справочными изданиями по лингвистическим экс-

пертизам.

ГИЛЬДИЯ разрабатывает основы спецкурсов по лингвистичес-

кой безопасности для студентов факультетов и отделений филоло-

гии, журналистики и юриспруденции.

ГЛЭДИС — ЭТО ВЫСОКАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ

И НЕЗАВИСИМОСТЬ!Председатель правления ГЛЭДИС —

доктор филологических наук,

профессор Михаил Викторович ГОРБАНЕВСКИЙ.

Финансовый директор ГЛЭДИС —

Наталия Юрьевна МАКСИМОВА.

Ученый секретарь —

Екатерина Александровна МАКСИМОВА.

Веб-дизайнер и администратор сайта —

Владимир Николаевич ЕФРЕМОВ.

Члены и консультанты Гильдии работают в 25 городах России:Москве, Санкт-Петербурге, Барнауле, Великом Новгороде,

Владивостоке, Волгограде, Екатеринбурге, Иванове, Йошкар-Оле,Казани, Кирове, Краснодаре, Красноярске, Нальчике,

Нижнем Новгороде, Омске, Орле, Перми, Самаре, Саратове,Твери, Тольятти, Томске, Уфе.

Гильдия осуществляет эффективное партнерство с Государст-

венным институтом русского языка им. А.С. Пушкина, Фондом

защиты гласности, Российским союзом «Деловой мир и безопас-

ность», Союзом журналистов России, Интернет-порталом «Рус-

ский язык», филологическим факультетом Российского универси-

тета дружбы народов, НИИ Генпрокуратуры РФ, ГУ «Экспертно-

криминалистический центр МВД Российской Федерации», фа-

культетом журналистики Московского государственного универ-

ситета им. М.В. Ломоносова, десятками российских вузов, обще-

ственных, научных организаций, коллегиями адвокатов и юриди-

ческими консультациями.


320


Экспертизы выполняются на договорной основепо официальным запросам судов, следственных органов,

адвокатов, редакций СМИ, любых юридических и физических лиц.

Телефон: (095) 201-32-42. Факс: (095) 201-49-47, 283-10-90.

E-mail: [email protected]Веб-сайт: www.rusexpert.ru

Почтовый адрес для корреспонденции:129164 Москва, а/я 110, ГЛЭДИС

Наши экспертные заключения всегда подробно аргументированыи полностью беспристрастны!

Приложение 2. Гильдия лингвистов-экспертов

321


Приложение 3.ЛАБОРАТОРИЯ ЮРИСЛИНГВИСТИКИ

И РАЗВИТИЯ РЕЧИ АлтГУИ ЕЕ НАУЧНЫЕ СБОРНИКИ

Лаборатория юрислингвистики и развития речи в Алтайском

государственном университете (г. Барнаул) была создана в 1999 го-

ду как реакция на практические потребности в прикладных иссле-

дованиях лингвистов в разных сферах, в том числе правовой. С са-

мого начала мы, члены Лаборатории, рассматривали судебную

экспертизу как языковедческое исследование конфликтных текс-

тов, требующее профессиональной лингвистической выучки и до-

статочной компетентности в юридической сфере, которую данная

экспертиза обслуживает. Неоценимую помощь работе Лаборато-

рии оказала первая теоретическая работа в этой области — книга

«Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в

текстах права и средств массовой информации»», написанная из-

вестными российскими лингвистами и опубликованная Фондом

защиты гласности в 1997 году в Москве. Она до сих пор не потеря-

ла своей значимости для юрислингвистики. Накопленный преце-

дентный опыт в области юридико-лингвистической экспертизы (и

здесь нельзя не отметить публикаций экспертиз в трех выпусках

книги «Цена слова», подготовленных ГЛЭДИС) ставит перед

юрислингвистами задачу теоретических обобщений на этой эмпи-

рической базе. И здесь снова возникает потребность возвращения

к первому опыту разработки фундаментальных для юрислингвис-

тики понятий: оскорбления, обиды, ненормативности, неприлич-

ной формы, утверждения и мнения и многих других, — представ-

ленному в книге 1997 года.

Лаборатория юрислингвистики и развития речи также ставит

своей задачей аккумулировать опыт по разработке теоретических

основ юрислингвистики как отрасли научных знаний, предметом

которых является зона пересечения языка и права. Первые резуль-

таты нашей работы в этом направлении представлены в четырех

выпусках сборника «Юрислингвистика», выпускаемого Алтай-

ским государственным университетом. Его авторы — лингвисты,

юристы и журналисты, имеющие опыт работы на стыке языка,

права и СМИ.


322


В сборнике «Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы»

(1999) представлены первые опыты осмысления специфики дан-

ного «стыка» и практической работы на нем. К ним можно отнес-

ти статьи Н.Д. Голева «Юридический аспект языка в лингвистиче-

ском освещении», «Герой капиталистического труда — оскорби-

тельно ли это звание?», А.Н. Сперанской «Оскорбление словом в

обыденном и правовом сознании носителей русского языка», В.Д.

Мансуровой «Инстанция истины (о соотношении норм языка и

права в общественном сознании)», О.С. Иссерс «Свобода слова:

две стороны медали (оскорбление в зеркале юриспруденции и

лингвистики)» и др.

Основной проблемой сборника «Юрислингвистика-2: русский

язык в его естественном и юридическом бытии» стала проблема

взаимодействия двух сфер функционирования русского языка: об-

щенародной и юридической. Ее наиболее полно и ярко представ-

ляют статьи: Н.Д. Голева «Юридизация естественного языка как

юрислингвистическая проблема», Н.Б. Лебедевой «О метаязыко-

вом сознании юристов и предмете юрислингвистики», В.Б. Исако-

ва «Язык права», В.С. Третьяковой «Конфликт глазами лингвис-

та», Б.Я. Шарифуллина «Языковая политика в городе», Б.И. Оси-

пова «Речевое мошенничество — вид уголовного преступления?»,

Е.Ю Булыгиной, Т.И Стексовой «Проявление языковой агрессии в

СМИ», В.И. Жельвиса «Слово и дело: юридический аспект сквер-

нословия», Т.В. Чернышовой «Стилистический анализ как основа

лингвистической экспертизы конфликтных текстов», Ю.А. Соро-

кина «Статус факта (события) и оценки в текстах СМИ» и др.

Сборник «Юрислингвистика-3: проблемы юрислингвистичес-

кой экспертизы» включил статьи, обобщающие опыт юридико-

лингвистической экспертной деятельности. Его авторы — Н.Д.

Голев и Н.Б. Лебедева («Три лингвистические экспертизы по одно-

му делу»), Т.В. Чернышова («Юрислингвистическая экспертиза га-

зетно-публицистических текстов»), С.В. Доронина («Инвективная

функция насмешки»), Т.А. Гридина и В.С. Третьякова («Принципы

лингво-когнитивного анализа конфликтного высказывания»),

В.М. Баранов и А.С. Александров («Риторика и право»), Т.В. Губа-

ева и Д.И. Шакирова («Принцип определенности правовой нормы

и лингвистическая экспертиза законопроектов») и др.

Сборник «Юрислингвистика-4» посвящен проблемам юриди-

ко-лингвистического образования в России. В него вошли про-

граммы и учебные курсы многочисленных спецкурсов по пробле-

Приложение 3. Лаборатория юрислингвистики и развития речи АлтГУ

323


мам на стыке языке и права в различных вузах и школах России.

Уместно заметить, что при активном участии Лаборатории в Бар-

наульском педуниверситете открыта дополнительная специализа-

ция для студентов-филологов «Учитель права и лингвист-экс-

перт».

В 2002 году вокруг Лаборатории по образу и подобию ГЛЭДИС

и при активном взаимодействии с ней в Барнауле сформировалась

региональная общественная организация — Ассоциация лингвис-

тов-экспертов и преподавателей «Лексис». О ее деятельности мож-

но подробно узнать на сайте lexis-asu.narod.ru.


324


Приложение 4.ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

ПЕЧАТНЫХ И ЭЛЕКТРОННЫХ СМИПрограмма спецкурса

(ф-т журналистики Московского Независимогоэколого-политологического университета

(д. филол.н., проф. М.В. Горбаневский)

ОСНОВНЫЕ ТЕМАТИЧЕСКИЕ РАЗДЕЛЫ КУРСА

1. Вводная лекция. Язык СМИ как один из главных факторов

формирования культуры речи и правовой культуры граждан России.

Русский язык и корпоративная репутация журналистики.

2. Жаровое и стилистическое многообразие текстов СМИ. Ресур-

сы русской речи — один из основных инструментов журналиста.

Профессиональная этика журналиста и русский язык.

3. Критерии литературной нормы. Норма в языке: императивная

и диспозитивная, грамматическая, лексическая, орфоэпическая,

стилистическая. Консервативность нормы и сохранение литератур-

ного языка.

4. Факторы, определяющие изменения литературной нормы.

Культура речи и средства массовой информации: основные пробле-

мы. Типология нарушений орфоэпических, грамматических, лекси-

ческих и иных норм в СМИ.

5. Лингвистическая конфликтология (общие положения). Вари-

анты и пути разрешения языковых конфликтов. СМИ как катализа-

тор конфликтов.

6. Речевая агрессия в СМИ и обществе. Суггестия. Нейролингви-

стическое программирование (НЛП).

7. «Язык вражды» в СМИ и межэтнические, межнациональные,

межконфессиональные конфликты: статистика и тенденции.

8. Языковое манипулирование и рекламная деятельность. Недоб-

рокачественная, опасная реклама: типология и тенденции.

9. Лингвистика и юриспруденция — эффективное содружество

наук в анализе текстов СМИ в начале XXI века. Обзор законов, рег-

ламентирующих деятельность СМИ и устанавливающих ответствен-

ность за нарушения, связанные с созданием и распространением ин-

формационных текстов.

Приложение 4. Лингвистическая безопасность печатных и электронных СМИ

325


10. Экспертизы текстов СМИ: использование специальных линг-

вистических знаний в судопроизводстве. Законы и подзаконные ак-

ты. Статус эксперта. Права и обязанности эксперта.

11. Цели, задачи, предмет и объекты судебной лингвистической

экспертизы. Порядок назначения судебной лингвистической экс-

пертизы и ее оформление.

12. Гражданские иски к СМИ и журналистам по защите чести, до-

стоинства и деловой репутации: лингвистическая типология. Про-

филактика правонарушений.

13. Уголовные иски к СМИ и журналистам: дела по оскорблению

и клевете — лингвистическая типология. Профилактика правонару-

шений.

14. Уголовные иски к СМИ: дела по разжиганию межнациональ-

ной и межконфессиональной вражды. Тексты СМИ в контексте

борьбы государства и общества с экстремизмом. Профилактика пра-

вонарушений.

15. Автороведческая экспертиза. Фоноскопическая экспертиза.

16. Русская речь в интернет-изданиях. Специфика и особенности

функционирования русского языка в сети Интернет. Специфика

проведения и оформления лингвистических экспертиз контента ин-

тернет-изданий.

17. Актуальность допечатного (доэфирного) мониторинга текс-

тов: грань между критикой и оскорблением. Квалификация иронии

в текстах СМИ.

18. Оценка визуальной информации в текстах СМИ, ее связь с ре-

чевой коммуникацией: типология правонарушений и их предупреж-

дение.

19. Оценка сюжетного построения теле- и радиопередач, их му-

зыкального оформления и сопровождения, приемов монтажа, исто-

рико-литературных ассоциаций, их связь с речевой коммуникацией:

типология правонарушений и их предупреждение.

20. Деятельность Гильдии лингвистов-экспертов по документа-

ционным и информационным спорам (ГЛЭДИС), веб-сайт Гильдии

(www.rusexpert.ru), его использование редакциями, журналистами,

юристами СМИ для решения возможных или возникших конкрет-

ных проблем лингвистической безопасности печатных и электрон-

ных СМИ.


326


Примечание:Объем спецкурса — 32 учебных часа, осенний семестр (занятия

проводятся 1 раз в неделю по 2 часа).Студенты обеспечиваются ксерокопиями необходимых для заня-

тий разнообразных изданий по практической стилистике и культуреречи, гражданскому и уголовному законодательству, по лингвисти-ческим экспертизам спорных текстов СМИ.

Форма проверки знаний — зачет по курсу (в конце семестра).В ходе занятий по спецкурсу «Лингвистическая безопасность пе-

чатных и электронных СМИ» студенты выполняют 4 лабораторныеработы и пишут по 2 реферата.

Приложение 4. Лингвистическая безопасность печатных и электронных СМИ


Научно-методическое издание

ПОНЯТИЯ ЧЕСТИ, ДОСТОИНСТВАИ ДЕЛОВОЙ РЕПУТАЦИИ

Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценкиюристами и лингвистами

Ответственные редакторы — А.К. Симонов,М.В. Горбаневский

Издательские программы ФЗГ —[email protected]

Компьютерная верстка — М.В. СеменоваМакет обложки — И.Н. Панфилов

Корректор — К.Б. Бабаева

Подготовка к печати и печать — Издательский Дом «Медея»

Подписано в печать 25.02.2004 г. Формат 60х90/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Ньютон.

Усл. печ.л. 20,5. Тираж 1500 экз. Заказ 000

ФОНД ЗАЩИТЫ ГЛАСНОСТИПрезидент — А.К. Симонов

Адрес для контактов: Москва, Зубовский бульв., 4, к. 432.

Адрес для писем: 119021, Москва, а/я 536.

Факс: (095) 201-49-47.

Телефоны: (095) 201-44-20 (приемная президента ФЗГ

и исполнительного директора);

(095) 201-32-42 (службы мониторинга);

(095) 201-49-74 (юридическая служба).

E-mail: [email protected] Интернет: www.gdf.ru

Банковские реквизиты:

ИНН 7704146560

Рублевый счет: р/с 40703810900000000030 в АКБ «МАССМЕДИА БАНК»

корр.счет 30101810200000000739 БИК 044583739

Валютный счет: р/с 407038409000009000030 в АКБ «МАССМЕДИА БАНК»

корр.счет 30101810200000000739 для USD

Фонд будет признателен вам за любую финансовую помощь


Фонд Защиты Гласности - Понятия Чести, Достоинста И...

Documents