Методология научного познания

Р Е Д А К Ц И О Н НЫЙ СОВЕТ

Серии учебников по общенаучной дисциплине

«Истории и философия науки*

Академик РАО Л. А. ВербицкаяАкадемик РАН А. А. Гончар

Д-р филос. наук, проф. В. С. ДиевАкадемик РАН В. В. КозловАкадемик РАМН В. И. КулаковАкадемик РАН О. Е. КутафинАкадемик РАН Н. П. ЛаверовАкадемик РАН В. Л. МакаровАкадемик РАН Г. А. Месяц

Д-р филос. наук, проф. В. В. МироновД-рфиз.-мат. наук, проф. В. Н. НеволинАкадемик РАО Н. Д. НмкандровД-р филос. наук, проф. А. П. Огурцов(ученый секретарь Редсовеща)

Академик РАН Г. В. ОсиповАкадемик РАН Н. А. Плата

Д-р геогр. наук, проф. А. В. ПостниковАкадемик РАН В. А. СадовничийД-р филос. наук, проф. К). Н. СолонинАкадемик РАН А. С. СпиринАкадемик РАН В. С. Стенин

(председатель Редсовета)

Чл.-корр. РАН И. Б. ФедоровАкадемик РАН А. О. Чубарьян

История и философия науки

B.C. Степин

ФИЛОСОФИЯ НАУКИОбщие проблемы

Допущено Министерством образования и наукиРоссийской Федерации в качестве учебника длясистемы послевузовского профессиональногообразования

МОСКВА

ГАРДАРИКИ

2006

УДК 1:001(075.8)ББК87я73

С79

Р е ц е н з е н т ы :

доктор философских наук, профессор В. Г. Кузнецов;

доктор философских наук, профессор В. Д. Губин;

доктор философских наук, профессор Е. А. Мамчур

С79Степин, В. С.

Философия науки. Общие проблемы : учебник для аспирантови соискателей ученой степени кандидата наук / В. С. Степин. —М.: Гардарики, 2006. — 384 с.

ISBN 5-8297-0148-0 (в пер.)

Агентство С 1 Р Р Г Б

Книга написана в соответствии с программой кандидатского минимума дляаспирантов и соискателей. В ней обсуждаются обшие проблемы философии на-уки. Прослеживается, как возникла наука в ходе развития культуры и цивилиза-ции, каковы отличия науки от других форм познания. Анализируются структураи динамика научного знания, историческое изменение типов научной рацио-нальности, связи науки и философии, социокультурная обусловленность науч-ного исследования.

Книга рассчитана на аспирантов и соискателей, а также всех тех, кто инте-ресуется философскими и социальными проблемами науки и ее перспективамив развитии современной цивилизации.

УДК 1:001(075.8)

ББК 87я73

ISBN 5-8297-0148-0© «Гардарики»,2006© B.C. Степин, 2006

ВВЕДЕНИЕ

ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ НАУКИ

В современной цивилизации наука играет особую роль. Технологи-ческий прогресс XX в., приведший в развитых странах Запада и Во-стока к новому качеству жизни, основан на применении научныхдостижений. Наука не только революционизирует сферу производ-ства, но и оказывает влияние на многие другие сферы человеческойдеятельности, начиная регулировать их, перестраивая их средства иметоды.

Наука оказывает огромное влияние на формирование личности.Через систему образования, которое ориентировано прежде всего наусвоение научных знаний, она создает особый тип человеческого со-знания. Мировоззренческие образы природы, общества, человечес-кой деятельности, мышления и т.п. во многом складываются под вли-янием представлений научной картины мира, с которыми мызнакомимся в процессе обучения математике, естественным и соци-ально-гуманитарным наукам. Но этим не исчерпывается воздействиенауки на сознание людей. Образцы научного рассуждения активновлияют на логику нашего мышления, утверждая особый тип аргумен-тации и обоснования знаний. Это обстоятельство было выявлено пси-хологами и культурологами при сравнительном анализе сознания лю-дей, воспитанных в разных культурных традициях.

Так, в 30-е гг. XX в. в исследованиях известного психолога А.Р. Лу-рия, которые проводились в рамках научной экспедиции в СреднююАзию, было установлено, что большинство представителей традицио-налистских групп, незнакомых с наукой, испытывали большие за-труднения при решении задач, требующих формального рассужденияпо схеме силлогизма. Например, спрашивалось: «Берлин — город Гер-

Введение

мании, в Германии нет верблюдов, есть ли в Берлине верблюды?» Со-гласно правилам логики, правильный ответ должен быть отрицатель-ным («нет»). Но большинство испытуемых — жителей кишлаков отве-чали: «Наверное, есть». Обосновывали они свой ответ тем, что еслиБерлин большой город, то в него мог прийти туркмен или таджик сверблюдом. В их сознании доминировала логика ситуативного прак-тического рассуждения, которое предполагает постоянный контрольсо стороны обыденного опыта и не выходит за рамки этого опыта. По-казательно, что молодые люди в тех же кишлаках, которые прошликурс школьного обучения элементарной математике и началам естес-твенных наук, относительно легко решали подобные задачи.

Позднее по методике А.Р. Лурия американские психологи М. Коули С. Скрибнер провели исследования традиционалистских групп вЛиберии и получили подобные результаты1. Мы чаше всего даже непредставляем, что и опосредованно, через предметный мир, овещест-вляющий научные знания, и непосредственно, через усвоение этихзнаний, наука особым способом развивает наше мышление.

Разумеется, отсюда не следует, что познавательная деятельностьчеловека сводится к науке. Мы познаем мир в разных формах. Суще-ствует не только научное, но и обыденное познание, философское,художественное (высшим воплощением которого является искус-ство), а также религиозно-мифологическое освоение мира. Наука,как особый вид познавательной деятельности, взаимодействует с дру-гими формами этой деятельности. Это взаимодействие проявляется ив самом процессе научных открытий, и в процедурах их включения вкультуру, и, наконец, во влиянии науки на все другие формы челове-ческого познания.

По мере своего развития научное знание дифференцируется. Фор-мируются новые научные дисциплины, которые оказывают воздей-ствие на ранее сложившиеся науки, возникают интегративные связимежду науками и междисциплинарные исследования.

Новое знание является результатом как внутридисциплинарных,так и междисциплинарных взаимодействий. Философия науки изуча-ет их общие характеристики. Она ставит своей целью выявить особен-ности научного познания, его структуру, проанализировать познава-тельные процедуры и методы, обеспечивающие порождение новогознания.

Рассматривая науку как деятельность, направленную на производ-ство нового знания, важно принять во внимание историческую измен-

Предмет философии науки

чивость самой научной деятельности. Философия науки, анализируязакономерности развития научного знания, обязана учитывать исто-ризм науки. В процессе ее развития не только происходит накоплениенового знания, но и перестраиваются ранее сложившиеся представле-ния о мире. В этом процессе изменяются все компоненты научной де-ятельности: изучаемые ею объекты, средства и методы исследования,особенности научных коммуникаций, формы разделения и коопера-ции научного труда и т.п.

Даже беглое сравнение современной науки и науки предшествую-щих эпох обнаруживает разительные перемены. Ученый классичес-кой эпохи (от XVII до начала XX в.), допустим, И. Ньютон илиДж. Максвелл, вряд ли бы принял идеи и методы квантово-механиче-ского описания, поскольку он считал недопустимым включать в тео-ретическое описание и объяснение ссылки на наблюдателя и средстванаблюдения. Такие ссылки воспринимались бы в классическую эпохукак отказ от идеала объективности. Но Н. Бор и В. Гейзенберг — однииз творцов квантовой механики, — напротив, доказывали, что имен-но такой способ теоретического описания микромира гарантируетобъективность знания о новой реальности. Иная эпоха — иные идеа-лы научности.

В наше время изменился и сам характер научной деятельности посравнению с исследованиями классической эпохи. На место науки уз-ких сообществ ученых пришла современная «большая наука» с ее по-чти производственным применением сложных и дорогостоящих при-борных комплексов (типа крупных телескопов, современных системразделения химических элементов, ускорителей элементарных час-тиц), с резким увеличением количества людей, занятых в научной де-ятельности и обслуживающих ее; с крупными объединениями специ-алистов разного профиля, целенаправленным государственнымфинансированием научных программ и т.п.

Меняются от эпохи к эпохе и функции науки в жизни общества, ееместо в культуре и взаимодействие с другими областями культурноготворчества. Уже в XVII в. возникающее естествознание заявило своипретензии на формирование в культуре доминирующих мировоззрен-ческих образов. Обретая мировоззренческие функции, наука стала всеактивнее воздействовать на другие сферы социальной жизни, в томчисле и на обыденное сознание людей. Ценность образования, осно-ванного на усвоении научных знаний, стала восприниматься как не-что само собой разумеющееся.

Введение

Во второй половине XIX столетия наука получает все расширяю-щееся применение в технике и технологии. Сохраняя свою культур-но-мировоззренческую функцию, она обретает новую социальнуюфункцию — становится производительной силой общества. В XX в.наука начинает все активнее проникать в различные сферы управле-ния социальными процессами, выступая основой квалифицирован-ных экспертных оценок и принятия управленческих решений. Соеди-няясь с властью, она реально начинает воздействовать на выбор техили иных путей социального развития. Эту новую функцию наукииногда характеризуют как превращение ее в социальную силу2. Приэтом усиливаются мировоззренческие функции науки и ее роль какнепосредственной производительной силы.

Но если меняются сами стратегии научной деятельности и ее соци-альные функции, то возникают новые вопросы. Будет ли и дальше ме-няться облик науки и ее функции в жизни общества? Всегда ли научнаярациональность занимала приоритетное место в шкале ценностей илиэто характерно только для определенного типа культуры и определен-ных цивилизаций? Возможна ли утрата наукой своего прежнего ценно-стного статуса и своих прежних социальных функций? И наконец, ка-кие изменения можно ожидать в системе самой научной деятельностии в ее взаимодействии с другими сферами культуры на очередном ци-вилизационном переломе, в связи с поисками человечеством путей вы-хода из современных глобальных кризисов?

Все эти вопросы выступают как формулировки проблем, обсужда-емых в современной философии науки. Учет этой проблематики по-зволяет уточнить понимание ее предмета. Предметом философии на-уки являются общие закономерности и тенденции научного познания какособой деятельности по производству научных знаний, взятых в их раз-витии и рассмотренных в исторически изменяющемся социокультурномконтексте.

Современная философия науки рассматривает научное познаниекак социокультурный феномен. И одной из важных ее задач являетсяисследование того, как исторически меняются способы формирова-ния нового научного знания и каковы механизмы воздействия социо-культурных факторов на этот процесс.

Чтобы выявить общие закономерности развития научного позна-ния, философия науки должна опираться на материал истории раз-личных конкретных наук. Она вырабатывает определенные гипотезыи модели развития знания, проверяя их на соответствующем истори-

Предмет философии науки

ческом материале. Все это обусловливает тесную связь философиинауки с историко-научными исследованиями.

Философия науки всегда обращалась к анализу структуры и дина-мики знания конкретных научных дисциплин. Но вместе с тем онаориентирована на сравнение разных научных дисциплин, на выявле-ние общих закономерностей их развития.

Долгое время в философии науки в качестве образца для исследо-вания структуры и динамики познания выбиралась математика. Од-нако здесь отсутствует ярко выраженный слой эмпирических знаний,и поэтому, анализируя математические тексты, трудно выявить те осо-бенности строения и функционирования теорий, которые относятсяк их связям с опытом. Вот почему философия науки, особенно с кон-ца XIX в., все больше ориентируется на анализ естественнонаучногознания, которое содержит многообразие различных видов теорий иразвитый эмпирический базис.

Представления и модели динамики науки, выработанные на этомисторическом материале, могут потребовать корректировки при пере-носе их на другие науки. Но развитие познания именно так и проис-ходит: представления, выработанные и апробированные на одном ма-териале, затем переносятся на другую область и видоизменяются,если будет обнаружено их несоответствие новому материалу.

Часто можно встретить утверждение, что представления о разви-тии знаний, полученные при анализе естественных наук, нельзя пере-носить на область социального познания.

Основанием для таких запретов служит проведенное еще в XIX в.различение наук о природе и наук о духе. Но при этом необходимоотдавать себе отчет в том, что познание в социально-гуманитарныхнауках, с одной стороны, и науках о природе, с другой, имеет нетолько специфические, но и общие черты именно потому, что это на-учное познание. Их различие коренится в специфике предметной об-ласти. В социально-гуманитарных науках предмет включает в себячеловека, его сознание и часто выступает как текст, имеющий чело-веческий смысл. Фиксация такого предмета и его изучение требуютособых методов и познавательных процедур. Однако при всей слож-ности предмета социально-гуманитарных наук установка на объек-тивное его изучение и поиск законов и закономерностей являютсяобязательными характеристиками научного подхода. Это обстоя-тельство не всегда принимается во внимание сторонниками «абсо-лютной специфики» социально-гуманитарного знания. Его противо-

10 Введение

поставление естественным наукам производится подчас некоррект-но. Социально-гуманитарное знание трактуется предельно расшири-тельно: в него включают философские эссе, публицистику, художес-твенную критику, художественную литературу и т.п. Но корректнаяпостановка проблемы должна быть иной. Она требует четкого разли-чения понятий «социально-гуманитарное знание» и «научное соци-ально-гуманитарное знание». Первое включает в себя результаты на-учного исследования, но не сводится к ним, поскольку предполагаеттакже иные, вненаучные формы творчества. Второе же ограничивает-ся только рамками научного исследования, которое в данном случаеимеет, разумеется, свою специфику. Конечно, само это исследованиене изолировано от иных сфер культуры, взаимодействует с ними, ноэто не основание для отождествления науки с иными, хотя и близкосоприкасающимися с ней формами человеческого творчества.

Если исходить из сопоставления наук об обществе и человеке, содной стороны, и наук о природе, с другой, то нужно признать нали-чие в их познавательных процедурах как общего, так и специфичес-кого содержания. Методологические схемы, развитые в одной облас-ти, могут схватывать некоторые общие черты строения и динамикипознания в другой области, и тогда методология вполне может разви-вать свои концепции так, как это делается в любой другой сфере на-учного познания, в том числе и социально-гуманитарных науках.Она может переносить модели, разработанные в одной сфере позна-ния, на другую и затем корректировать их, адаптируя к спецификенового предмета.

При этом следует учитывать по меньшей мере два обстоятельства.Во-первых, философско-методологический анализ науки независимоот того, ориентирован ли он на естествознание или на социально-гу-манитарные науки, сам принадлежит к сфере социально-историчес-кого познания. Даже тогда, когда философ и методолог имеют дело соспециализированными текстами естествознания, предмет исследова-ния — это не физические поля, не элементарные частицы, не процес-сы развития организмов, а научное знание, его динамика, методы ис-следовательской деятельности, взятые в их историческом развитии.Понятно, что научное знание и его динамика являются не природ-ным, а социальным процессом, феноменом человеческой культуры, апоэтому его изучение выступает особым видом наук о духе.

Во-вторых, необходимо учитывать, что жесткая демаркация междунауками о природе и науками о духе имела свои основания для науки

в XIX в., но она во многом утрачивает силу применительно к науке по-следней трети XX в. Об этом будет сказано более подробно в дальней-шем изложении. Но предварительно зафиксируем, что в естествозна-нии наших дней все большую роль начинают играть исследованиясложных развивающихся систем, которые обладают «синергетичес-кими характеристиками» и включают в качестве своих компонентовчеловека и его деятельность. Методология исследования таких объек-тов сближает естественнонаучное познание и гуманитарное позна-ние, стирая жесткие границы между ними.

Философия науки развивается вместе с самой наукой. Она высту-пает своего рода самосознанием науки. Тесная связь философии и на-уки прослеживается на протяжении всей истории. В древности, когданаука только зарождалась, философия включала в свой состав отдель-ные научные знания. С отпочкованием от философии конкретных на-ук возникает новый тип их взаимоотношений. С одной стороны, фи-лософия, опираясь на достижения науки, развивает свои идеи,принципы и категориальный аппарат, а с другой — она активно влия-ет в качестве мировоззренчески-методологической основы на про-цессы фундаментальных научных открытий, их интерпретацию ивключение в культуру.

Тематика философских проблем науки разрабатывалась вбольшинстве философских систем и особенно активно в философииНового времени (Ф. Бэкон, Р. Декарт, Г.В. Лейбниц, Д. Дидро,И. Кант, Г.В.Ф. Гегель, И.Г. Фихте), что создало предпосылки коформлению философии науки в качестве особой области философ-ского знания.

Такое оформление произошло на относительно поздних этапахразвития науки и философии, в середине XIX в. (труды У. Уэвелла,Дж.Ст. Милля, О. Конта, Г. Спенсера). В этот же период был приме-нен термин «философия науки». Он впервые был предложен немец-ким философом Е. Дюрингом, который поставил задачу разработатьлогику познания с опорой на достижения науки. И хотя решить этузадачу Дюрингу не удалось, а его работы вызвали множество критиче-ских замечаний (в том числе и со стороны марксистов: Ф. Энгельс да-же написал книгу «Анти-Дюринг»), но сам термин оказался продук-тивным. В последующем многие философы науки использовали этоттермин, не связывая его с работами Дюринга.

В XX в. философия науки превратилась в специализированную об-ласть исследований, требующую не только собственно философских

12 Введение

и логических знаний, но и умения ориентироваться в специальномнаучном материале.

Источники и примечания

1 Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление. М., 1977.2 См., например: Фролов И. Т., Юдин Б.Г. Этика науки. М., 1986. С. 52—53.

ГЛАВА 1

ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ФИЛОСОФИИ НАУКИ

Становление философии науки в качестве относительно самостоя-тельной области исследований было обусловлено двумя взаимосвя-занными группами факторов: во-первых, изменениями в самой фило-софии, появлением в ней новых стратегий исследования; во-вторых,потребностями науки в разработке нового типа ее философско-мето-дологического обоснования.

Классическая философия была ориентирована на построение завер-шенных и всеобъемлющих систем, которые претендовали на статус аб-солютной истины. В философии Нового времени такие системы в боль-шинстве своем стремились опираться на достижения науки. Вместе стем свойственное философам классического этапа стремление созда-вать законченные философские системы, претендующие на последнююи окончательно истинную картину мироздания (природы, общества имышления), нередко навязывали науке неадекватные представления омире. Включение научных достижений в прокрустово ложе заранее по-строенной философской системы часто приводило к ложным научнымрезультатам или искаженной интерпретации достижений. Натурфило-софские построения, как отмечал Ф. Энгельс, подчас содержали гени-альные догадки, но вместе с тем в них было и немало всяческого вздора.

С середины XIX в. в философии начинают формироваться новыеподходы. Возникает критическое отношение к классическому идеа-лу последней и абсолютно истинной философской системы. Фило-софия осознает себя как развивающаяся система знания, которая,подобно науке, не заканчивается ни на одном этапе своего развитиядостижением окончательной и всеобъемлющей картины мирозда-ния. Одновременно философия в этот период все больше начинаетобращать внимание на специфику познания и знания не только внауке, но и в других областях культуры — искусстве, морали, поли-

14 Глава 1. Основные этапы развития философии науки

тическом и правовом сознании, обыденном мышлении, религиоз-ном опыте и т.п.

Проверяя свои построения путем их постоянного соотнесения среальным развитием различных сфер культуры, отдельные областифилософского знания начинают обретать относительную самостоя-тельность. Они конституируются в качестве специальных философ-ских дисциплин (онтология, теория познания, этика, эстетика, фило-софия религии, философия права, философия науки и т.п.). Этотпроцесс специализации философских исследований занял длитель-ный период. Он наметился примерно в середине XIX в. и получил от-носительно завершенную форму уже в XX столетии.

Другой процесс, обусловивший выделение философии науки вособую сферу исследований, был связан с потребностями самой на-уки. К середине XIX в. каждая научная дисциплина стала развиватьсвои представления об исследуемой реальности и свои методы. Разру-шилось прежнее единство науки, которое в XVII—XVIII вв. обеспечи-вало господство механической картины мира, идеалов и методов ме-ханистического объяснения. Возникла острая проблема состыковкиразличных представлений о реальности, вырабатываемых в различ-ных науках, воссоздания на новой основе целостной научной карти-ны мира. В свою очередь, решение этой проблемы предполагало вы-работку новых методологических подходов, в противовес принципаммеханистического редукционизма, и новых философских основанийнауки, которые должны были заменить широко распространенную внауке XVII—XVIII вв. философию механицизма.

В контексте всех этих проблем формировалась философия наукикак область философского знания, нацеленная на разработку методо-логических и мировоззренческих проблем науки.

Исторически так сложилось, что в западной философии науки вначалегосподствующее положение заняли идеи позитивизма. Как направлениев философии позитивизм прошел три этапа развития: первый позити-визм XIX в. (О. Конт, Г. Спенсер, Дж.С. Милль); второй позитивизм —эмпириокритицизм (Э. Мах, Р. Авенариус и др.); третий позитивизм —неопозитивизм или логический позитивизм (работы Б. Рассела и Л. Вит-генштейна 20—30-х гг. XX в., «Венский кружок» — М. Шлик, Р. Карнап,Ф. Франк, В. Крафт, Р. Мизес, О. Нейрат, Г. Ган, К. Гедель и другие, «Бер-линское общество эмпирической философии» — Г. Рейхенбах, В. Дубис-лав, К. Гемпель, принимавший также участие в работе «Венского круж-ка», и другие).

Через все три этапа развития позитивизма проходит общая идея, ко-торая в неопозитивизме была сформулирована как программа «рекон-

Позитивизм О. Конта, Г. Спенсера, Дж.С. Милля (первый позитивизм) 15

струкции философии». Справедливо критикуя натурфилософские по-строения, которые часто навязывали науке неадекватные умозритель-ные образы изучаемых ею объектов и процессов, позитивизм перенесэту критику на философию в целом. Так возникла идея очищения наукиот метафизики (где под метафизикой понимались фундаментальныеидеи и принципы философии). Но ускоряющееся развитие науки остроставило проблемы своего философско-методологического обоснова-ния. Наука все чаще сталкивалась с необходимостью корректироватьприменительно к новым объектам исследования ранее сложившиеся вней методологические принципы объяснения, описания, обоснованияи доказательности знания. Изменение научной картины мира под влия-нием новых фундаментальных открытий меняло прежние мировоззрен-ческие образы.

Все эти проблемы учитывались позитивизмом. Он сохранил идеюфилософии как методологии науки, но полагал, что развивать эту об-ласть знания следует без обращения к «философской метафизике»,средствами самой науки. Эта программа была сформулирована в пер-вом позитивизме и затем с небольшими модификациями выдвигаласьна всех его последующих этапах.

Позитивизм 0. Конта, Г. Спенсера, Дж.С. Милля(первый позитивизм)

Позитивистская концепция соотношения философии и науки

Родоначальник позитивизма О. Конт (1798—1857) был ученикомК. Сен-Симона (1760—1825), известного мыслителя конца XVIII —начала XIX в. (в марксистской литературе его относили к социалис-там-утопистам). Сен-Симон отстаивал идею научности как высшегоэтапа человеческого познания. Соответственно, он полагал, что сле-дует перенести точные методы на изучение общества и сформироватьсоциальную науку по образу и подобию наук о природе. О. Конт вос-принял и развил эту идею Сен-Симона. Он считается одним из пер-вых создателей социологии как науки об обществе, имеющей самос-тоятельный статус, отпочковавшейся от философии, также как в своевремя выделились из нее естественные науки.

Важным условием прогресса науки О. Конт считал переход от ме-тафизики к позитивной философии. Термин «позитивный» О. Контприменял как характеристику научного знания. Позитивное в еготрактовке — это реальное, достоверное, точное и полезное знание в


противоположность смутным, сомнительным и бесполезным утвер-ждениям и представлениям, которые часто имеют хождение в обы-денном сознании и метафизических рассуждениях.

Употребляя термины «научный», «позитивный» как синонимы,О. Конт выражал то оценочное отношение к науке, которое склады-валось в индустриальную эпоху. Именно в этот исторический периоднаука окончательно обретает статус фундаментальной ценности куль-туры. К середине XIX в. революция в образовании утвердила в качес-тве его основы изучение фундаментальных наук. В этот же период на-мечается все более интенсивное применение научных знаний впроизводстве. Возникают технические науки как основа инженернойдеятельности. Наука постепенно начинает обретать функции произ-водительной силы общества.

В культуре все большую значимость получает идея прогресса, ко-торая увязывается с верой в бесконечные возможности науки улуч-шать жизнь, делать ее все более счастливой. Примерно через сто летнаши сатирики И. Ильф и Е. Петров выскажут по поводу такого убеж-дения шутливый афоризм: «Говорили, будет радио — будет счастье,радио есть, а счастья нет». Но во времена О. Конта подобные шуткибыли не в ходу. Идеи социального прогресса, основанного на разви-тии науки и техники, все больше овладевали умами. Их разделял нетолько позитивизм. Показательно, что марксизм, возникший при-мерно в тот же исторический период, также развивал эти идеи, хотяпо ряду основных позиций, прежде всего о связи науки и философии,выступал альтернативой позитивизму. Философские концепции всег-да выражают идеалы своей эпохи, но могут по-разному их интерпре-тировать и обосновывать.

В позитивизме превращение науки в фундаментальную ценностьцивилизации было истолковано в духе абсолютной автономии науки,ее независимости от влияния других областей культуры. При такомподходе взаимодействие науки и этих областей (философии, искус-ства, морали и т.д.) стало рассматриваться только в одном аспекте —как одностороннее влияние на них науки. Собственно, в этом и состо-ял замысел построения позитивной философии, которая должна бы-ла стать особой сферой конкретно-научного знания. Позитивизмстремился создать методологию науки, которая выявила бы законыразвития научного знания, так же как это делают, допустим, физика,химия, биология, открывая законы в своей предметной области. Нопри этом полагалось, что законы развития науки можно открыть, аб-страгируясь от воздействия на научное исследование философии и,более широко, культуры, составной частью которой является наука.


Как выяснилось в дальнейшей истории позитивизма, эта установ-ка была одним из непреодолимых препятствий на пути решения по-ставленной задачи. Оказалось, что развитие науки нельзя понять, иг-норируя влияние на нее социокультурных факторов.

Идеал науки как автономной и независимой от влияния другихсфер духовной жизни нашел свое выражение в знаменитой концеп-ции О. Конта о трех стадиях истории, соответствующих трем стадиямразвития человеческого духа: 1) теологической, 2) метафизической и3) научной. Теологическая стадия, по Конту, характеризуется стремле-нием объяснить явления путем изобретения сверхприродных сил. Наметафизической стадии эти силы заменяются различными абстракт-ными сущностями (субстанциями, идеями), которые управляют явле-ниями. Научная стадия заменяет метафизические сущности открыти-ем точных законов. Именно на научной стадии, согласно Конту,должна произойти трансформация метафизики в позитивную фило-софию. Всю классическую философию Конт относил к метафизичес-кой стадии. Он не считал ее бессмысленной в отличие от представи-телей более позднего позитивизма. Ее предназначение он видел в том,что она упростила и рационализировала теологические объяснения итем самым ослабила влияние теологии, подготавливая переход к по-зитивным концепциям1.

О. Конт справедливо отмечал, что исторически наука возникает внедрах философии. Но затем, породив науку, философия, по мнениюКонта, становится для науки принципиально не нужной. Этот тезисО. Конт постулирует как некую очевидную данность. Следует отме-тить, что подобный подход находил отклик у многих естествоиспыта-телей, занятых решением задач в специализирующихся областях на-учного знания.

Влияние философских идей на формирование нового знания на-иболее отчетливо проявляется в процессе построения новых фунда-ментальных теорий, которые кардинально меняют ранее сложившие-ся принципы и представления о мире. Творцы таких теорий и впрошлом, и в современную эпоху признавали эвристическую роль фи-лософии в научном познании. Некоторые из них успешно совмещалиисследования в естествознании и математике с философскими иссле-дованиями. Классическим примером в этом отношении являетсятворчество Р. Декарта и Г. Лейбница. Создатели механики Г. Галилей,И. Ньютон также сочетали разработку механики с глубокими фило-софскими обобщениями. Творцы квантово-релятивистской физикиА. Эйнштейн, Н. Бор, В. Гейзенберг, М. Борн, Э. Шредингер неодно-кратно подчеркивали значение философских идей как для формиро-


вания новых теоретических принципов, так и для осмысления тех из-менений, которые физика XX в. вносила в научную картину мира.

Вместе с тем, когда ученый работает над решением специальныхзадач в рамках уже сложившихся фундаментальных теорий, в этом ви-де творчества он опирается на принципы таких теорий и, как прави-ло, не сомневается в их истинности. В этих ситуациях влияние фило-софских идей на развитие науки не прослеживается с достаточнойочевидностью. Возникает иллюзия, что философские знания вообщене нужны в научной деятельности.

Позитивизм всегда подпитывался такого рода иллюзиями и вмес-те с тем стремился подкрепить их своими построениями.

Поставив задачу исследовать процесс научного познания и от-крыть его законы, позитивизм вынужден был отвечать на вопросы:как понимается процесс познания, каковы его функции, как соотно-сятся чувственный опыт и научные понятия? И т.д. Иначе говоря, ондолжен был решать проблемы теории познания, которая всегда былачастью философии. И хотя позитивизм декларировал преодолениеметафизики, он принципиально не мог избежать обсуждения фило-софских проблем. Как в свое время писал Ф. Энгельс, философия,выгнанная в дверь, затем возвращается через окно.

Концепция научного познания 0. Конта, Дж.С. Милля, Г. Спенсера

Научное познание позитивизм трактовал как накопление опытныхфактов, их описание и предвидение посредством законов. Из тради-ционного набора функций науки — объяснение, описание и предви-дение — О. Конт исключил объяснение. Обычно оно интерпретиро-валось как раскрытие сущностных связей, управляющих явлениями.Но, согласно О. Конту, апелляция к сущностям была отличительнойчертой метафизической стадии познания и должна быть преодоленапозитивной философией. Поэтому трактовка законов как выражениясущностных связей вещей была отброшена. Законы определялисьтолько по признаку «быть устойчиво повторяющимся отношениемявлений». Такая трактовка познания и его законов вовсе не преодоле-вала философской метафизики, а находилась в русле уже известной вней традиции эмпиризма и феноменалистского описания.

Подобный подход был свойствен не только О. Конту, но и другимпредставителям позитивизма. Джон С. Милль (1806—1873) также по-лагал законы отношением явлений, а сами явления характеризовалкак феномены чувственного опыта, как ощущения и их комплексы.Научное познание, согласно Миллю, должно ориентироваться на эко-


номное описание ощущений, которое несовместимо с метафизичес-ким постулированием различных субстанций в качестве основы явле-ний. Материя и сознание, согласно Миллю, должны трактоваться некак субстанции, а как понятия, обозначающие особые ассоциативныесочетания ощущений, причем не только актуально данных в уже осу-ществленном опыте, но и потенциально возможных в будущем.

Многие из этих идей можно найти в предшествующем развитиифилософии, в частности у Д. Юма, традицию которого продолжал всвоей концепции познания Дж.С. Милль.

Некоторые идеи феноменалистской трактовки науки и научных зако-нов можно обнаружить и у Г. Спенсера (1829— 1903). Хотя по ряду другихвопросов концепция Г. Спенсера отличалась от взглядов Конта и Милля.Они были ближе к кантианской, а не к юмистской традиции. Спенсерразличал два уровня бытия — «непознаваемое» и «познаваемое». «Непо-знаваемое» — это аналог кантовских вещей в себе. С ним наука не имеетдела. Она изучает «познаваемое» — мир явлений, их связей, отношений,ищет законы, упорядочивающие явления. Трактовку целей научного по-знания и его законов Спенсер развивает в русле основных идей позити-визма. «Узнать законы, — пишет Спенсер, — это значит узнать отноше-ние между явлениями»2. Источник законов, их глубинные основанияотносятся к сфере «непознаваемого». Метафизические рассуждения от-носительно этой сферы из науки должны быть исключены.

Сфера «непознаваемого» — это предмет не науки, а религии. В отли-чие от О. Конта, который полагал, что наука на позитивной стадии раз-вития познания вытесняет религию и сама становится своеобразнойрелигией индустриальной эпохи, Г. Спенсер допускал сосуществованиенауки и религии. Философия же, согласно Спенсеру, должна занимать-ся «познаваемым», т.е. миром чувственных феноменов, обобщать и си-стематизировать их. Отказавшись от постижения «непознаваемого»,философия из традиционной метафизики превращается в особую об-ласть научного знания (позитивную философию). В этом смысле прин-ципиального отличия науки и философии не должно быть. Разницатолько в степени и конкретности научных и философских обобщений.В этом пункте взгляды Спенсера вполне коррелируются с той концеп-цией «позитивной философии», которую отстаивал О. Конт.

Рассматривая позитивную философию как своего рода метанаукупо отношению к специальным областям научного знания, позити-визм в качестве главных ее целей определил, во-первых, нахождениеметодов, обеспечивающих открытие новых явлений и законов, и, во-вторых, разработку принципов систематизации знаний. Здесь быливыделены действительно две главные проблемы философии науки,


которые во многом определяли дискуссии в ее последующем истори-ческом развитии.

Подход к решению первой проблемы был продиктован основнойустановкой позитивистской теории познания. Поскольку законы рас-сматривались как устойчивое отношение явлений (данных чувственно-го опыта), постольку особое внимание должно быть уделено методаминдуктивного обобщения опытных данных. Это не означает, что пози-тивизм пренебрегал исследованием дедуктивных методов и ролью ги-потез в открытии законов. О. Конт подчеркивал, что воображение ивыдвижение гипотез необходимы для открытия законов. Г. Спенсер от-мечал важность предварительно принятых теоретических идей и гипо-тез для наблюдений и получения данных чувственного опыта3. Без это-го наблюдение не может быть целенаправленным, а будет случайным.Дж.С. Милль, хотя и считал индукцию основным методом получениянового знания, признавал дедуктивные методы необходимыми для раз-вертывания теории. Он подчеркивал также, что открытие каузальныхзаконов, объясняющих явления, предполагает выдвижение гипотез(в отличие от Конта Милль допускал объяснение, но не как ссылку насущности, а как апелляцию к каузальным законам, которые трактуют-ся им как особые устойчивые отношения чувственных данных).

Вместе с тем, согласно концепциям О. Конта и Дж.С. Милля, гипоте-за и дедуктивные методы играют только вспомогательную роль в станов-лении нового научного знания. Конт формулировал это положение в ви-де принципа постоянного подчинения воображения наблюдению. В руслеэтой идеи Милль разрабатывает индуктивную логику как способ получе-ния нового знания. Методы индуктивного обобщения, описанные Мил-лем (методы сходства, различия сопутствующих изменений, метод остат-ков и др.), впоследствии вошли в учебники логики. Согласно Миллю,именно индуктивные методы переводят первичные гипотезы в ранг кау-зальных законов. Они оцениваются им как методы научного открытия.

Г. Спенсер отстаивает несколько иную и более сбалансированнуюточку зрения на роль индуктивных и дедуктивных приемов в процес-се научного познания. Он полагает, что дедукция является базой рас-ширенного применения количественных методов описания и предви-дения. Количественные методы связаны с развитием математики какдедуктивной науки и применением ее результатов в естественных на-уках. Если индукция, согласно Спенсеру, преимущественно обеспе-чивает качественные предсказания, то применение дедукцииобосновывает «количественное предвидение»4.

Г. Спенсер, как и О. Конт, учитывает, что наука и научные методывозникают в процессе исторического развития. Конт отмечал, что в


зародышевой форме метод наблюдения и дедуктивные приемы воз-никли уже на метафизической стадии познания. Но только на пози-тивной стадии начинает утверждаться принцип подчинения вообра-жения наблюдению.

Г. Спенсер полагал, что на ранних стадиях познания превалироваликачественные предсказания. Это была, по Спенсеру, неразвившаясянаука. Развитая же наука делает акцент на количественных предсказа-ниях и соответственно этому развивает и конкретизирует свои методы5.

Правильно подчеркивая идею развития применительно к станов-лению науки, позитивизм вместе с тем не распространял эту идею насформировавшуюся, развитую науку.

Уже в первом позитивизме можно обнаружить установку на поискокончательных научных методов, обеспечивающих рост научного зна-ния и отделяющих науку от метафизики. Эта установка неявно полагала,что при разработке методологии не принимается во внимание возмож-ность изменения и развития самой научной рациональности, появленияв процессе эволюции науки новых типов рациональности. Соответствен-но, на методологию науки не распространялся в полном объеме принциписторического развития. Развитие научного познания трактовалоськрайне ограниченно. Считалось, что, после того как оно возникает, в немне происходит качественных изменений, что, однако, не отменяет воз-можности открытий и приращения нового научного знания.

Эти идеи прослеживаются не только у О. Конта и Дж.С. Милля, нодаже у Г. Спенсера, который по праву считается великим эволюцио-нистом, внесшим существенный вклад в понимание особенностейразвивающихся объектов. Спенсер предвосхитил многие последую-щие направления разработки этой тематики в рамках структурно-функционального подхода. Он показал, что развитие связано с диф-ференциацией первоначальной несвязной однородности,возникновением связных в своих частях агрегатов и их интеграцией вновое целое. У Спенсера была отчетливо выражена мысль о несводи-мости целостности к сумме частей, что впоследстви, в XX в., стало од-ним из принципов системного анализа. С этих позиций Г. Спенсерначертал картину биологической и социальной эволюции, оказавшуюогромное влияние на умы его эпохи6. Некоторые аспекты этой кон-цепции он применял и при анализе проблемы дифференциации и ин-теграции науки. Но в целом его трактовку научного познания можноохарактеризовать как ограниченный историцизм. У Спенсера, каки у Конта, возникшая наука и ее методы управляются постоянными инеизменяющимися законами, открытие которых должно обеспечитьпродуктивную методологию исследований. Представление, согласно

22 Глава I. Основные этапы развития философии науки

которому позитивная философия может открыть методологическиепринципы, обеспечивающие прогресс науки на все времена, в основ-ных чертах сформировалось уже на этапе первого позитивизма. Оносохранилось и на последующих этапах развития позитивистской фи-лософии науки. Сохранялась и основа этого представления — ограни-ченное применение при анализе науки принципа историзма.

Позитивистский подход к проблеме систематизации знанияи классификации наук

Вторым важным аспектом в разработке методологических проблем на-уки было обсуждение позитивизмом вопросов систематизации научно-го знания. Важно было выявить связи между отраслями сложившейсядисциплинарной организации науки, выяснить особенности взаимо-действия и возможности интеграции различных наук. Физика сохраня-ла в эту эпоху лидирующее положение в естествознании. Вместе с темразвитие биологии и становление наук об обществе стимулировали рас-пространение эволюционных идей в науке. Развитие дисциплинарно-организованной науки выдвинуло проблему обмена концептуальнымисредствами и методами между различными дисциплинами, а это, всвою очередь, предполагало выяснение того, как соотносятся междусобой предметы различных наук. Эта проблема также возникала в свя-зи с расширяющимся внедрением науки в образование, с потребностя-ми систематизации преподаваемого корпуса научных знаний.

Первый позитивизм наметил ряд подходов к проблеме координа-ции и классификации наук. О. Конт считал, что соотношения междунауками и их классификация осуществляются с учетом последова-тельности их возникновения и по принципу простоты и общности.

Истоками контовской классификации наук были идеи Сен-Симо-на. Иерархия наук в классификации Сен-Симона и Конта выстраива-лась следующим образом: вначале математика с механикой, затем на-уки о неорганической природе (астрономия, физика, химия), потомнауки об органической природе (к которой Конт относил и обще-ство) — биология и социология.

Г. Спенсер предложил несколько иную классификацию. Он счи-тал, что важно выделить предметы наук соответственно способам ихпознания. В основе его классификации лежит разделение наук наконкретные, абстрактно-конкретные и абстрактные. Спенсер писал,что нужно различать науки, которые изучают абстрактные отноше-ния, в которых нам даны явления, и науки, которые изучают сами яв-ления. Науки, изучающие формы, в которых нам даны явления, — это


абстрактные науки, к которым принадлежит логика и математика.Науки, изучающие сами явления, в свою очередь, делятся на два под-класса — изучающие явления в их элементах и изучающие явления вцелом. По Спенсеру, каждое явление — это результат действия раз-личных сил. Под изучением явлений в их элементах Спенсер понима-ет открытие законов одного вида силы. Этим занимаются абстрактно-конкретные науки, к которым относятся механика, физика и химия.Науки, изучающие явления в целом, согласно Спенсеру, объясняютявления как результат одновременного действия нескольких видовсил. Такие науки Спенсер называл конкретными и относил к ним ас-трономию, геологию, биологию, психологию и социологию.

Классификации Сен-Симона — Конта и Спенсера выявляли неко-торые реальные черты координации наук и оказали влияние на после-дующие обсуждения этой проблематики в философии науки. Даже втех философских концепциях, которые критиковали позитивизм ипредлагали свое решение проблемы классификации наук, можно най-ти совпадающие черты с классификациями, предложенными первы-ми позитивистами.

В частности, в марксизме эту тематику разрабатывал Ф. Энгельс. Егоподход был связан с концепцией форм движения материи. Выделенныеим пять таких форм (механическая, физическая, химическая, биологи-ческая и социальная) были положены в основания классификации на-ук. Выявляя реальные особенности взаимодействия наук XIX столетия,эта классификация имела ряд сходных черт с классификацией Сен-Си-мона — Конта, хотя философские основания их были существенно раз-личными.

Первый позитивизм много сделал для пропаганды научных зна-ний. Его критика натурфилософии способствовала становлению фи-лософии науки, ориентированной на решение реальных методологи-ческих проблем, выдвигаемых развитием естествознания исоциальных наук. В какой-то степени стремление отделить науку отметафизики могло сыграть и положительную роль в процессе консти-туирования новых дисциплин, отпочковывающихся от философии.В частности, это относится к становлению социологии.

Важнейшей задачей позитивной философии Конт вслед за Сен-Симоном считал использование науки как основания для социальныхпреобразований с целью разрешить критические (кризисные) состоя-ния цивилизованных обществ7. Наука должна иметь различные прак-тические приложения в производстве, в сфере образования, в управ-лении общественными делами. Она призвана рационализироватьдеятельность, делать ее более эффективной. Но связь науки с практи-

24 Глава L. Основные этапы развития философии науки

кой позитивизм трактовал односторонне, только как влияние наукина практику. Само же научное познание он рассматривал, сохраняятрадицию феноменологического подхода, как чувственный опыт иего рациональное упорядочивание. Деятельностный подход не былраспространен на анализ научного познания.

Таким образом, позитивизм исходил из определенной идеализациинауки, которая целенаправляла его анализ научного познания и реше-ние выдвигаемых наукой методологических задач. Эта идеализацияпредполагала рассмотрение науки, во-первых, вне ее связи с филосо-фией и культурой, во-вторых, абстрагируясь от исторического развитияуже сформировавшейся научной рациональности, в-третьих, абстраги-руясь от практически-деятельностной природы научного познания.

Философия науки всегда принимает ту или иную систему идеали-зирующих допущений относительно природы научного познания.Как и всякая область знания, она имеет свой предмет, а значит, огра-ничивает поле своих исследований. Идеализирующие допущенияочерчивают границы этого поля, показывают, какие проблемы при-нимаются философией науки, а какие исключаются из рассмотрения.

Позитивизм следует критиковать не за то, что он исходил из неко-торых предварительных идеализации научного познания. Он предло-жил и отстаивал определенный идеал научности, и главные критиче-ские замечания в адрес позитивизма заключаются в том, что егопрограмма задавала крайне узкое понимание науки.

Как выяснилось в дальнейшей истории позитивизма, это понима-ние постоянно порождало многочисленные трудности и противоре-чия при обсуждении реальных методологических проблем научногопознания.

Эмпириокритицизм (второй позитивизм)

Задачи «позитивной философии» акцентировались по-разному в зави-симости от того, какие методологические проблемы выдвигались напередний план на той или иной стадии развития науки. В первом по-зитивизме основное внимание уделялось проблемам систематизациинаучного знания и классификации наук. Эта проблематика остро ста-вилась в связи с углубляющейся дифференциацией научного знания иосознанием невозможности свести все многообразие наук к механике.

На этапе второго позитивизма данная проблематика сохранялась.Вместе с тем на передний план вышли иные проблемы. Особое значе-ние приобретал вопрос об онтологическом статусе фундаментальных

Эмпириокритицизм (второй позитивизм) 25

понятий, представлений, принципов науки, т.е. проблема их отождеств-ления с самой исследуемой реальностью. Научные революции XIX сто-летия продемонстрировали, что многие из понятий и принципов, ранеевключавшихся в научную картину мира и воспринимавшихся как абсо-лютно точный портрет реальности, были лишь вспомогательными аб-стракциями, от которых пришлось отказываться при расширении обла-сти объясняемых явлений. Такова была судьба флогистона, теплорода,электрического и магнитного флюидов, которые вводились в картинумира в качестве представлений об особых невесомых субстанциях — но-сителях химических, тепловых, электрических и магнитных сил. В био-логии представления о неизменных видах сменились на противополож-ные — виды организмов рассматривались как изменяющиеся,возникающие один из другого в процессе эволюции. Развитие матема-тики в XIX столетии, связанное с открытием неевклидовых геометрий иприменением аксиоматического метода в его формальном и формали-зованном вариантах, остро поставило проблему существования фунда-ментальных математических объектов, выяснения оснований их вклю-чения в структуру науки и их соотнесения с реальностью.

Конец XIX — начало XX в. знаменовали новую эпоху революцион-ных преобразований в естествознании. Она была начата двумя важны-ми открытиями в биологии и физике — открытием генов как носите-лей наследственности, изменивших прежнюю систему представленийо живой природе, и открытием делимости и сложности атома, котороепривело к отказу от прежних представлений об атоме как неделимом ипростейшем «первокирпичике» материи.

Проблема обоснования фундаментальных понятий и принципов науки

Второй позитивизм пытался решить проблемы обоснования фунда-ментальных научных абстракций в русле уже сложившейся методоло-гической программы. Он полагал, что эти проблемы будут решены,если последовательно устранять из науки метафизические суждения.

Лидерами второго позитивизма были Эрнст Мах (1838—1916) иРихард Авенариус (1843— 1896). Особое влияние на естествоиспытате-лей оказали работы Э. Маха, который был известным и достаточно ав-торитетным в то время ученым, внесшим вклад в разработку целогоряда направлений физики (теоретической и экспериментальной ме-ханики, оптики, акустики и др.).

Р. Авенариус был профессором Цюрихского университета и заня-тия философией также тесно сочетал с разработкой конкретных на-ук — биологии и психологии.


Оба лидера второго позитивизма считали, что источником заблуж-дений и трудностей в науке является ее «нагруженность метафизикой».Чтобы не повторять ошибок, связанных с включением в фундамен-тальные представления науки различных вымышленных сущностейтипа теплорода и флогистона, нужно последовательно очистить от ме-тафизических положений не только теоретическое знание, но и науч-ный опыт. Мах отмечал, что опытные факты часто интерпретируютсяучеными с позиций неявно привлекаемой метафизики (когда ученыйрассматривает данные опыта как проявление тех или иных скрытыхсущностей). Это, по мнению Маха, приводит к заблуждениям в науке,мешает ее прогрессу. Критика опыта, нагруженного метафизикой,объявлялась важнейшей задачей «позитивной философии». В соответ-ствии с этой задачей Мах и Авенариус часто именовали свою филосо-фию эмпириокритицизмом. Данный термин впоследствии стал приме-няться для обозначения второго позитивизма.

Анализируя историю науки, Э. Мах, вслед за О. Контом, отмечал,что на ранних этапах наука была тесно связана с метафизикой. Внача-ле она развивалась в рамках теологической натурфилософии. В этотпериод складывались представления о наличии порядка в природе,установленного творцом, и о законах, которые обеспечивают этот по-рядок. Принципы неизменности количества материи, движения, не-разрушимости энергии, ньютоновские идеи об абсолютном про-странстве и времени также возникали в контексте теологическойнатурфилософии. Затем, начиная с Ньютона, в науке постепенно ут-верждается механическое воззрение на природу. Мах рассматривалмеханицизм как одну из разновидностей метафизики. Он резко кри-тиковал механицизм, и эта критика находила отклик в умах некото-рых естествоиспытателей конца XIX — начала XX в. Мах оценивалмеханицизм как «искусственную гипотезу», которая обрела метафи-зический статус и превратилась в своеобразную мифологию, основан-ную на «фантастических преувеличениях»8.

Во всех этих критических оценках, которые Мах адресовал механи-цизму, рациональные моменты переплетались с неправомерными до-пущениями. Мах справедливо отмечал ограниченность механицизма иневозможность свести к механическим движениям все изучаемые на-укой процессы. Его критика представлений механической картины ми-ра об абсолютном пространстве и времени предвосхищала последую-щие идеи теории относительности. Даже в маховской критикеатомизма имелись рациональные моменты. Они были частично спра-ведливы по отношению к представлениям механической картины ми-ра, в которой постулировалось существование неделимых атомов как


«первокирпичиков» материи. Представления о неделимых атомах былиидеализациями, и их онтологический статус (отождествление с реаль-ностью), конечно, имел свои границы. Эти представления работали дотех пор, пока наука имела дело с диапазоном энергий, в которых дей-ствительно невозможно было обнаружить делимость атома. Идеализа-ция неделимого атома была допустима и даже полезна для описанияпроцессов в этом энергетическом диапазоне. Механика и физикаXVII—XIX вв. в реальных опытах не выходила за рамки таких процес-сов. И только в конце XIX в. наука вплотную подошла к систематичес-кому исследованию взаимодействий, в которых обнаружилась дели-мость атома и его структурность. Критика Махом механистическихпредставлений об атоме в этом отношении была методологически оп-равдана. Неоправданным было распространение этой критики на самуидею атомизма. Мах считал метафизической мифологемой не толькомеханистическую концепцию атома, но и сами представления об ато-мистическом строении вещества. Убеждение в реальном, физическомсуществовании атомов, их движений и взаимодействий Мах сравнивалс верой в шабаш ведьм. Идеи атомистики он допускал только в качест-ве вспомогательного условного соглашения, позволявшего описыватьнекоторую область опыта, но не как характеристику физического мира.

В этом и состоял подход Э. Маха к проблеме обоснования фунда-ментальных научных абстракций и принципов. Он продолжал линию,уже намеченную в первом позитивизме Дж.С. Миллем и не выходив-шую за рамки юмистской традиции. Мах постулировал, что един-ственной реальностью и базой научного познания выступают элемен-ты опыта (явления). Причем явления он толковал как чувственныеданные, ощущения. Научные законы Мах интерпретировал как эко-номный способ описания ощущений, представляющих данные на-блюдения. В научном исследовании эти данные, согласно Маху, и естьэлементы чистого опыта, не нагруженного никакой метафизикой.Целью же научного познания является накопление опытных данных,а также отыскание таких понятий и законов, которые давали бы на-иболее экономное описание элементов опыта.

Теоретические законы, представления и понятия Мах рассматри-вал как сжатую сводку опытных данных, как способ их упорядочива-ния. По мере расширения опыта происходит смена теорий. Прежниетеории отбрасываются и заменяются новыми, более экономно опи-сывающими опыт. Мах сравнивал теории с сухими листьями, которыеотпадают «после того, как в течение известного времени давали воз-можность дышать организму науки»9. Если опытные факты представ-лены в науке прямыми описаниями, непосредственно фиксирующи-

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

ми наблюдения, то теории выступают косвенными описаниями на-блюдений. Они полезны постольку, поскольку мы не можем удержатьв памяти все многообразие наблюдений, их заменяют теоретическиеописания. Важно только применять такие описания, которые соотно-сятся с опытными данными. Махистская концепция теоретическихзнаний как сжатого и экономного описания опыта перекликалась сидеями Дж.С. Милля и развивала их. Э. Мах отстаивал принцип «эко-номии мышления», который выдвигал в качестве методологическогорегулятива науки. Содержание этого принципа включало два аспекта.Первый, в соответствии с позитивистской традицией, требовал ис-ключить из теоретических описаний ссылки на метафизические сущ-ности, второй — чтобы из всех возможных теоретических описанийопыта выбиралось наиболее экономное.

Принцип экономии мышления выражал феноменалистскую трак-товку теоретических знаний. Полагалось, что в теории нет никакогонового содержания по отношению к элементам опыта. Но тогда труд-но понять, почему теория обладает предсказательной силой. Даже ес-ли сослаться в духе первого позитивизма на то, что имеется в виду нетолько актуальный, но и потенциально возможный опыт, то это не ре-шает проблемы. Утверждение, что теории способны описывать потен-циально возможный опыт (опыт будущего), по смыслу тождественнотривиальной констатации, что теории способны предсказывать. Вме-сте с тем принцип экономии мышления содержал и некоторые раци-ональные моменты. Первый его аспект перекликался с принципом,получившим название «бритва Оккама». Вильям Оккам (философXIII в.) выдвинул этот принцип против схоластики, требуя не умно-жать сущности сверх необходимости. Галилей, создавая в XVII в. ос-новы механики, неоднократно использовал «бритву Оккама» в спорес идеями перипатетиков, которые канонизировали физику Аристоте-ля и космологию Птолемея.

Однако, в отличие от «бритвы Оккама», Э. Мах придал требованию«не умножать сущности сверх необходимости» экстремальную трактов-ку. Он вообще запрещал объяснение через сущность. Любую апелля-цию к сущности Мах объявлял метафизическим мифом. Такая трактов-ка резко снижала методологическую ценность принципа «экономиимышления» как средства критики вненаучных спекуляций.

Второй аспект этого принципа включал в свое содержание пробле-му выбора между разными теориями. Эта проблема стала активно об-суждаться в методологии науки XX в. Но уже в XIX в. она обозначиласьв развитии естествознания. Ее проявлениями были соперничество фе-номенологической термодинамики с молекулярно-кинетической тео-


рией тепловых процессов и соперничество электродинамики Ампера—Вебера с электродинамикой Фарадея—Максвелла.

Показательно, что в период создания теории электромагнитногополя Дж.К. Максвелл довольно длительное время переформулировалв полевых терминах уже известные в электродинамике Ампера—Вебе-ра законы. Он придал им новую математическую форму, но оба вари-анта электродинамики до поры до времени описывали одну и ту жеобласть фактов. Новые факты были обнаружены уже после формули-ровки Максвеллом системы фундаментальных уравнений электро-магнитного поля, когда были открыты предсказанные им электро-магнитные волны.

Постановка проблемы выбора теории даже в неявном виде быламетодологически перспективной. Во втором аспекте принципа «эко-номии мышления» эта проблема уже обозначилась, и был намеченвозможный подход к ее решению. Речь идет о критериях принятия те-ории, дополнительных к требованию ее эмпирической проверки.

Позднее, уже в начале XX в., А. Эйнштейн отмечал, что научная те-ория должна удовлетворять двум критериям: быть обоснованной опы-том и обладать внутренним совершенством. Критерий внутреннегосовершенства в понимании Эйнштейна означал, что нужно стремить-ся отыскать небольшое количество принципов, позволяющих объяс-нять и описывать большое разнообразие явлений. В методологии на-уки этот внеэмпирический критерий принятия теории иногдаобозначался как принцип простоты.

В концепции Э. Маха требование использовать из всех возможныхтеоретических описаний наиболее экономное включало некоторыечерты этого принципа. Но именно в этом пункте в концепции возника-ли принципиальные трудности. Внеэмпирические регулятивы постро-ения теории косвенно свидетельствовали о том, что теорию недоста-точно рассматривать как сжатую сводку опытных фактов, что в нейимеется содержание, несводимое к простой совокупности эмпиричес-ких описаний. А это, строго говоря, противоречило махистской трак-товке теории.

Критика эмпириокритицизма и проблема преодолениянаивно-реалистической гносеологии

При попытках решить реальные методологические проблемы наукипозитивизм часто сталкивался с дилеммой: либо отказываться от ра-дикального эмпиризма и феноменологизма, либо не замечать логиче-ские противоречия в своей концепции. В наибольшей мере это огно-


сится к предложенной Э. Махом концепции реальности. Она былапродолжением и обоснованием феноменалистских представлений опознании. Согласно Маху, элементы опыта (ощущения) и их функци-ональные отношения представляют собой единственную реальность,которую можно допустить, если последовательно проводить принципустранения метафизики. Элементы опыта Мах объявил элементамимира. «Не вещи (тела), а цвета, тоны, давления, пространства, време-на (что мы обыкновенно называем ощущениями) суть настоящие эле-менты мира»10. Э. Мах подчеркивает: «Для нас материя не есть первоеданное. Такими первичными данными являются, скорее, элементы(которые в известном определенном смысле являются ощущения-ми)»". Функциональные отношения между элементами мира позво-ляют сконструировать два типа процессов — физические и психичес-кие. Поскольку оба этих типа порождают комбинации одних и тех жеэлементов, постольку сами элементы не являются ни физическими,ни психическими. Они нейтральны. Э. Мах полагал, что таким путемон устраняет старые споры между материалистами и идеалистами.Первые полагали первичным материю (физическое), вторые — пси-хическое. Но поскольку и физическое и психическое построены изодних и тех же нейтральных элементов мира, постольку бессмыслен-но ставить вопрос, что из них первично, а что вторично. Эмпириокри-тицизм объявил себя новой (научной) философией, преодолевающейодносторонности как материализма, так и идеализма. Но даже пер-вичный критический анализ этой концепции обнаруживал ее внут-реннюю противоречивость. Постулировав, что реальность — это ощу-щения и их комбинации, Э. Мах воспроизводил идеи философииДж. Беркли и Д. Юма, т.е. один из вариантов той самой метафизики,которую он стремился исключить из научного познания.

В.И. Ленин и Г.В. Плеханов, критикуя махизм, особо подчеркива-ли это обстоятельство. Трактовка Махом вещей как комплексов ощу-щений почти текстуально совпадала с основным тезисом субъектив-ного идеализма Дж. Беркли.

Принцип нейтральности элементов мира Мах связывал с функци-ями ощущений и восприятий быть средством биологического при-способления организма к среде. Он отмечал, что в ощущениях и вос-приятиях нельзя отделить то, что относится к внешнему, а что квнутреннему миру организма.

Эту же точку зрения отстаивал и развивал Р. Авенариус. Он рассма-тривал познание как особый аспект жизнедеятельности, органичновключенный в нее. Авенариус трактовал жизнь как процесс накопле-ния и расходования энергии. С его точки зрения стратегия выжива-


ния связана со стремлением организмов минимизировать затратыэнергии в процессе адаптации к среде, экономно расходовать своиэнергетические запасы.

Эту характеристику жизни Авенариус определял как принцип на-именьшей траты сил. Поскольку познание выступает аспектом жиз-ни, постольку, согласно Авенариусу, этот принцип распространяетсяи на познавательные процессы. Здесь он выступает в форме принци-па экономии мышления.

Организм в своем поведении постоянно трансформирует внешнеево внутреннее, а внутреннее во внешнее. Акты поведения выступаютодновременно актами понимания мира. В человеческой жизнедея-тельности, согласно Авенариусу, интегрировано, слито то, что связа-но с внешней средой, и то, что связано с человеческой активностью.В опыте всегда есть интегральное единство субъективного и объек-тивного, физического и психического.

Такое единство Р. Авенариус характеризует как «принципиальнуюкоординацию «Я и мира». Идея принципиальной координации согла-совывалась с концепцией нейтральных элементов мира Э.Маха. Онаподчеркивала, что опыт представляет собой изначальную реальность,в которой нет расщепления на субъект и объект. Такое расщепление,согласно Авенариусу, возникает в результате некритического воспри-ятия индивидами чужого опыта. Опыт любого индивида не ограничи-вается только личным чувственным опытом, он расширяется за счетнаучения, восприятия опыта других людей. Но в этом процессе, поАвенариусу, чужой опыт, который выступает таким же единством вну-треннего и внешнего, как и собственный, воспринимается и оценива-ется как нечто внешнее. В результате возникает представление овнешнем объективном и внутреннем субъективном, которые затемпреобразуются в противопоставление субъекта и объекта, души и те-ла, материи и сознания. Чувственный опыт начинает рассматривать-ся как состояние души, как психическое. При таком подходе, подчер-кивает Авенариус, усвоение опыта других людей истолковывается каксвоеобразное вкладывание (вбрасывание) чужих ощущений и воспри-ятий в мою душу и тело. Истолкования такого рода Авенариус обозна-чает термином «интроекция» (от лат. intro — внутрь, iacere — бро-сать). Позднее этот термин стал применяться в психоанализе,обозначив включение в психику индивида взглядов, мотивов, обра-зов, установок других людей. Авенариус негативно оценивал идеюинтроекции, рассматривал ее как недопустимое расщепление интег-рального человеческого опыта на внутреннее и внешнее, субъектив-ное и объективное, духовное и телесное. Следствием интроекции, со-


гласно Авенариусу, являются мифологические и метафизические объ-яснения, начиная с традиции первобытного анимизма (который наде-лял волей, чувствами и мыслями все вещи и явления окружающегомира) и кончая метафизическими представлениями о материальных идуховных субстанциях как основе явлений. С этих позиций Авенари-ус критиковал представления о сознании как функции мозга. Он рас-ценивал эти представления в качестве недопустимого проявления ин-троекции, порождающей противопоставление духовного и телесного.

Критики эмпириокритицизма, в том числе и В.И. Ленин, справед-ливо отмечали, что принципиальная координация Р. Авенариуса, каки махистская концепция «элементов мира», вовсе не выводит эмпи-риокритицизм за рамки полемики материализма и идеализма. Утвер-ждая, что единственной реальностью выступает чувственный опыт(ощущения, восприятия), а все остальное бытие представляет собойпроизводное от ощущений, эмпириокритицизм, хотел он этого илине хотел, солидаризировался с позицией субъективного идеализма.А эта позиция, в свою очередь, приводила к противоречиям с дости-жениями науки. Ленин особо подчеркивал это обстоятельство. Исхо-дя из идей Маха и Авенариуса, нельзя без конфликта с наукой отве-тить на вопросы: «Существовала ли природа до человека?» и «Мыслитли человек при помощи мозга?» Наука давала однозначный ответ наэти вопросы. Но принципиальная координация постулировала, чтоприродная среда не может существовать вне Я, а тезис о том, чтомышление есть функция мозга, также отвергался Авенариусом.

Возникает вопрос: почему же эмпириокритицизм, ориентирован-ный на то, чтобы стать философией науки, пришел к таким выводам,и было ли нечто, заслужившее внимания в его теории познания?

Положительным в эмпириокритицизме было его критическое от-ношение к наивно-реалистической теории познания, стремлениепреодолеть возникающие в ней противоречия.

Эта теория познания постулировала, что познавательное отноше-ние субъекта к объекту выступает как зеркальное отражение в созна-нии свойств, связей и отношений внешних вещей. Считалось, что по-знание начинается с живого созерцания, которое рассматривалоськак такое воздействие вещей на органы чувств, в результате котороговозникают чувственные образы вещей (ощущения, восприятия, пред-ставления). Постулировалось, что эти компоненты чувственногоопыта зеркально отображают в сознании отдельные свойства вещей(ощущения) и вещи как целостные совокупности свойств (воспри-ятия и представления), благодаря чему человек может адекватно ори-ентироваться во внешнем мире.


Эта привычная для здравого смысла схема познания, лежащая восновании созерцательно-материалистических концепций, былаподвергнута критике еще в XVIII столетии Беркли и Юмом. Напом-ним их аргументацию.

Допустим, мы получили в чувственном опыте образ некоторогопредмета. Пусть это будет стол. Мы имеем в опыте ощущение цвета,формы, твердости и т.д. и этот комплекс ощущений обозначаем сло-вом «стол». Задача состоит в том, чтобы доказать, что этот комплексявляется копией реального предмета. Как это можно сделать? Дляэтого нужно сравнить ощущения и восприятия предмета с самимпредметом. Единственным способом такого сравнения может бытьтолько опыт. Но сколько бы раз мы ни осуществляли опыт, мы будемполучать ощущения и их комбинации. Мы будем сравнивать ощуще-ния, полученные в начальном опыте, с ощущениями в последующихопытах, т.е. сравнивать комплексы ощущений между собой, но не спредметом. Беркли, обобщая это рассуждение, подчеркивал, что идеяможет быть сравнена только с идеей, и нет такого эмпирического про-цесса, в котором идея могла быть сравнена с вещью.

Отсюда Беркли сделал вывод, что в теории познания не следует по-стулировать существование вещей как материальных образований вненашего чувственного опыта. Логичнее считать, что первичной реаль-ностью являются ощущения, а вещи — это комбинации, комплексыощущений, обозначаемые словесным знаком. В предложенной Берк-ли и Юмом концепции познания их оппоненты сразу же обнаружилимножество уязвимых мест. Эта концепция при логически последова-тельном ее развертывании приводила к солипсизму — утверждению,что реально существуют только мои ощущения, чувственный опыт Я,а все остальное, в том числе и другие познающие субъекты, есть ком-плексы моих ощущений. Но тогда как отличить истинные комплексыот ложных, от галлюцинаций и как объяснить наличие общего пред-метного содержания чувственного опыта многих людей? Это пред-метное содержание обеспечивает коммуникацию и согласованныедействия людей, их чувственный опыт является не только субъектив-ным, но и интерсубъективным.

Эмпириокритицизм воспроизводил многое из того, что уже былосказано Беркли и Юмом, и сталкивался с теми же парадоксами солип-сизма, которые возникали как следствие трактовки ощущений в каче-стве первичной реальности. На этом заострял внимание В.И. Ленин вкниге «Материализм и эмпириокритицизм» (1909). Но, критикуя по-зитивистскую гносеологию, он противопоставлял ей теорию отраже-ния, интерпретированную в духе созерцательного материализма.


Лишь в более поздних работах Ленин изменяет эту трактовку, подчер-кивая деятельностно-практическую природу познания и принципи-альную значимость для разработки гносеологии идеи К. Маркса отом, что объект дан познающему субъекту не в форме созерцания, а вформе практики. Однако в период написания своей книги, посвя-щенной критике эмпириокритицизма, он отстаивал идею познаниякак копирования, фотографирования, зеркального отражения внеш-них вещей. Очевидно, что эта точка зрения была противоположнатрадиции Беркли и Юма. Но из того факта, что берклианско-юмист-ская традиция столкнулась с серьезными трудностями, вовсе не выте-кало, что противоположная ей созерцательно-материалистическаяточка зрения абсолютно верна и не имеет изъянов. Их-то и зафикси-ровали Беркли и Юм. Они, по существу, показали, что если исходитьиз трактовки познания как созерцания вещей внешнего мира, то тог-да нельзя обосновать ни то, что ощущения и восприятия есть образывещей, ни само существование вещей вне сознания. И это был резуль-тат, который определял сдвиг проблем в теории познания. Строго го-воря, логически отсюда следовал вывод, что нужно оказаться от со-зерцательного подхода к познанию. Правда, этот вывод ни Беркли, ниЮм, ни их последователи не сделали. Они сделали другой, в общем-то, нелогичный вывод, что не следует говорить о реальности вне ощу-щений и что предметный мир следует рассматривать как комбинацииэлементов чувственного опыта.

Но проблемы, связанные с обнаружением парадоксов наивно-реа-листической теории познания, хотя в явном виде и не были зафикси-рованы, все же были обозначены. И с этим нельзя было не считаться.

Чтобы решить эти проблемы, нужно было по-новому подойти ктрактовке отношения субъекта к объекту. Чувственное созерцание и вцелом познавательное отношение субъекта к объекту необходимо бы-ло рассматривать не как первично данное, а как включенное в болееширокий контекст человеческой жизнедеятельности.

Эмпириокритицизм попытался сделать определенные шаги в этомнаправлении, когда отмечал, что чувственный опыт выступает аспек-том жизни. Было рациональное содержание и в его тезисе об интег-ральном единстве внутреннего и внешнего в элементах чувственногоопыта. Этот тезис был направлен против трактовки ощущений и вос-приятий как зеркального образа внешних объектов. И такой подходимел свои основания. Характер восприятия внешних объектов дей-ствительно определен не только свойствами этих объектов, но и осо-бенностями наших органов чувств и нервной системы, сформировав-шихся в ходе биологической и социальной эволюции. С позиций


современных научных данных это положение подкреплено многочис-ленными фактами.

Адаптация человека и высших животных к окружающей среде связа-на со способностью нервной системы моделировать внешнюю среду, по-лучать и обрабатывать идущие из нее информационные сигналы. Мыживем в мире макрообъектов и макропроцессов, и для биологическогоприспособления важно выделить их устойчивые состояния. Это достига-ется благодаря тому, что моделирование таких состояний осуществляет-ся в нервной системе посредством электронно-ионных обменов, кото-рые протекают со скоростями, намного превышающими подавляющеебольшинство изменений окружающих нас макрообъектов.

Восприятие таких объектов, их свойств и состояний строитсянервной системой так, что целый ряд их реальных изменений не фик-сируется в соответствующих чувственных образах. Допустим, мы име-ем зрительное восприятие стола. Мы видим его как предмет с жестки-ми границами. Но на уровне микропроцессов таких границ нет.Происходит диффузия молекул древесины и лакокрасочного слоястола в окружающую его воздушную среду. Солнечный свет, которыйотражается от предмета, выбивает электроны в поверхностном слоеего молекул (фотоэффект). Может происходить обмен между ионамии электронами атомов внешней среды и стола. Но все эти измененияне фиксируются в чувственном восприятии. Они протекают с такимискоростями и в таких пространственно-временных диапазонах, кото-рые не улавливает наша нервная система. Для биологической адапта-ции к среде эти изменения не имеют решающего значения. Важновоспроизводство в процессах изменения определенного, относитель-но устойчивого макрообъекта. Восприятие как образ такого объектаоказывается не копией и зеркальным отражением, а определеннойсхематизацией реальности. Информация о внешней реальности здесьсоотнесена с особенностями приспособительной активности орга-низма и особенностями исторической эволюции, породившей опре-деленное строение органов чувств и динамику нервной системы.

Схематизирующую природу восприятия и его детерминацию свой-ствами нервной системы можно проиллюстрировать посредством сле-дующего мысленного эксперимента. Представим себе человекоподоб-ное существо, у которого в отличие от нас скорость передачи иобработки сигналов в нервной системе на несколько порядков мень-ше. Идея такого мысленного эксперимента была навеяна мне расска-зом одного писателя-фантаста*. Сюжет этого рассказа состоял в следу-

; РосоховатскийЛ. Встреча в пустыне // В мире фантастики и приключений. Л., 1963.


ющем. В среднеазиатской пустыне археолог обнаружил древний, засы-паемый песками город. На центральной площади стояли две многоме-тровые скульптуры мужчины и женщины. У археолога было ощуще-ние, что это какие-то необычные, не похожие ни на что неподвижныефигуры, сделанные из неизвестного материала. Он отколол кусочекэтого материала от стопы одной из фигур. Потом вернулся в Москву,стал исследовать этот образец. В процессе химических экспериментовматериал самоуничтожился. Следующая экспедиция не смогла найтигород со странными скульптурами. Предположили, что он и егоскульптуры были засыпаны песком. Потом была война. Короче, черезмного лет археолог решил еще раз посетить эти места. Ему удалосьотыскать древний разрушенный город. Но когда он сравнил скульпту-ры на площади с их фотографией, которую он сделал много лет назад,то с ужасом убедился, что скульптуры поменяли позы. У женщины по-явилась гримаса боли, и она склонилась над поврежденным пальцемстопы. Мужчина принял угрожающую позу и начал доставать из-заспины какой-то предмет (неизвестное оружие). И тогда археолог по-нял, что это вовсе не скульптуры, а живые существа, антроподобныепришельцы из неизвестных миров.

У меня после прочтения этого рассказа возникли вопросы: а каквоспринимали бы мир эти фантастические существа, у которых пере-дача сигнала по нервной ткани идет несколько лет? Что увидело бытакое существо в окружающем его мире? Наверное, оно воспринима-ло бы движение барханов подобно тому, как мы воспринимаем волнына море, и песчаная пустыня для него была бы чем-то вроде ряда волнна поверхности воды. Саженец дерева (прутик с несколькими листья-ми) и разросшееся за несколько лет из него дерево с развесистой кро-ной не различались бы им и не воспринимались как разные предме-ты. Скорее, в его восприятии это был бы какой-то один предмет какинвариант серии состояний развивающегося дерева. Если бы такоесущество наблюдало за жизнью какой-то семьи, то за несколько лет, вкоторые его нервная система обрабатывала информацию о внешнейсреде, у отца семейства мог родиться и подрасти похожий на него сын.Существо выделило бы устойчивые генетические признаки этих двухиндивидов и могло бы воспринимать их как один объект — носительэтих признаков.

К сказанному о схематизирующей функции чувственных образовможно добавить следующее. Они у человека не только определены егобиологической активностью, но и зависят еще от социальных факто-ров. Наши восприятия формируются под воздействием предшествую-щего накопленного опыта и тех или иных ожиданий, на которые на-


страивает этот опыт. У взрослого человека формируется набор своеоб-разных эталонов распознавания объектов. Восприятие конструируетсяиз предварительной комбинации этих эталонных образов, которыепроецируются на объект, а затем конкретизируются и уточняются засчет уже непосредственного воздействия объекта на наши органычувств. Большинство людей видят тени на асфальте от деревьев, домови других предметов как серо-черные. Но художник показывает нам, чтотени многоцветные. У него более многообразные эталоны цветораспоз-навания предметов. Некоторые мастера, работающие в красильныхпроизводствах, различают в несколько сотен раз больше оттенков од-ного цвета, чем обычный человек. Профессия формирует у них болеетонкие и дифференцированные восприятия цветов. Все эти и другиемногочисленные факты психологии и физиологии восприятия свиде-тельствуют о сложном взаимодействии внутреннего и внешнего, субъ-ективного и объективного в формировании чувственного опыта.

Эмпириокритицизм акцентировал понимание чувственного опытакак единства внутреннего и внешнего, и за это его критиковать не сле-дует. Критика должна быть адресована его интерпретации взаимосвязивнутреннего и внешнего в элементах чувственного опыта. Из самогофакта этой взаимосвязи не следует вывод, который сделали Мах и Аве-нариус, что ощущения и восприятия должны рассматриваться как не-что первично данное, что не имеет смысла ставить вопрос об их отно-шении к внешним объектам. Напротив, если чувственный опытрассматривать как аспект процессов жизнедеятельности, то этот во-прос обязательно возникает. Чувственный опыт служит средством ори-ентации в среде. В нем фиксируется информация об устойчивых, по-вторяющихся состояниях среды, которые выражаются в восприятияхв форме предметных образов.

Эмпириокритицизм не смог до конца последовательно провестисвой тезис о включенности чувственного опыта в процессы человече-ской жизнедеятельности и поэтому не смог преодолеть узкие рамкиберклианско-юмистской традиции.

Аналогично обстояло дело и с идеями Авенариуса о «принципи-альной координации», и с его отказом рассматривать сознание какфункцию мозга. Здесь тоже были рациональные моменты, хотя выво-ды в целом вызывали справедливую критику.

Когда живой организм адаптируется к внешней среде, он активновыделяет в этой среде биологически полезные, биологически вредныеи нейтральные факторы. Высокоразвитые организмы в поведенческихреакциях стремятся овладеть первыми, избегая вторых и ориентируясьпо нейтральным факторам как сигналам, сопутствующим биологичес-


ки важным. Одна и та же природная среда для разных организмов мо-жет быть различной. У каждого из них имеется своя экологическая ни-ша. В этом смысле можно говорить о принципиальной координацииорганизма и среды. Но конечно же отсюда не следует, что природа несуществует объективно, до и независимо от познающего субъекта.

Бесспорно и то, что сознание является функцией мозга. Этот выводподтвержден многочисленными данными науки. Он необходим для по-нимания сознания, но недостаточен. Важно еще учитывать особеннос-ти человеческих коммуникаций, непосредственного и опосредованно-го общения, взаимодействия индивидуального и коллективного опыта,вне которых сознание не возникает. С современных позиций можно го-ворить о взаимодействии двух типов программ, в соответствии с кото-рыми развивается наше сознание, — индивидуальных, представленныхнейродинамическими кодами мозга и, более широко, нервной систе-мой каждого человека, и надындивидуальных, представленных кодамикультуры. Содержанием последних выступают программы поведения,общения и деятельности людей. В них закрепляется и передается из по-коления в поколение накапливаемый социальный опыт. Он можетбыть репрезентирован системой идей, знаний, ценностей, верований,образцов поведения и деятельности и т.п.

У человека при его рождении имеется относительно небольшойнабор генетических программ, управляющих его реакциями на среду.Но в процессе социализации, обучения и воспитания над ними над-страивается все возрастающее количество программ поведения и дея-тельности, которые человек усваивает из культуры. Эти программыявляются продуктами сознания и деятельности других людей, в томчисле и уже ушедших поколений. Усваивая их, индивид формируетсякак личность и включается в те или иные области деятельности, где онрешает соответствующие задачи. В этом процессе он может генериро-вать новые знания, новые образцы деятельности, новые ценности иидеалы. И если они соответствуют запросам общества, то они вклю-чаются в поток культурной трансляции, превращаются в феноменыкультуры и могут программировать поведение, общение и деятель-ность других людей. Идеи, знания, образцы, ценности обретают вкультуре собственную жизнь, часто уже не подвластную воле и жела-ниям их творцов. Они могут видоизменяться в процессе трансляции,при их использовании следующими поколениями.

В результате сознание людей предстает как взаимосвязь индивиду-ального и общественного сознания. И если сознание рассматривать какфункцию мозга, то его придется трактовать как функцию мозгов ог-ромного количества людей, включая людей прошлых поколений. Ней-


родинамические коды индивидов и коды культуры сложным образомвзаимодействуют в процессе функционирования сознания. Информа-ция, которая является содержанием этих кодов, не только передается,но и видоизменяется, обогащается в процессах этого взаимодействия.

Р. Авенариус в чем-то подходил к необходимости расширить пони-мание сознания, включая сюда не только биологические, но и соци-альные аспекты человеческой жизнедеятельности. Но эту проблемати-ку он четко не сформулировал и не обозначил подходов к ее решению,хотя трактовка познания как социально детерминированного процес-са открывала новые перспективы в философии науки. Но чтобы реа-лизовать эту программу, необходимо было радикально изменить уста-новки позитивизма и рассматривать науку не как сугубо автономноеобразование, а как взаимодействующую с различными формами по-знания и знания, относящихся к различным сферам культуры.

Такой подход был альтернативен позитивистским установкам.В принципе, он был представлен в работах К. Маркса. И был историче-ски важный сюжет, который мог бы открыть новые перспективы фило-софии науки. Он был связан с работами русских «эмпириокритиков»начала XX в. — А.А. Богданова, В.А. Базарова, П.С. Юшкевича,Н.В. Валентинова и других. Они выдвинули программу видоизмененияэмпириокритицизма путем его соединения с идеями К. Маркса, а имен-но с требованием рассматривать науку в контексте деятельностного под-хода как связанную с развитием практического отношения человека кмиру, включенную в социально-историческое развитие общества.

Строго говоря, эта программа уже не была вариантом эмпирио-критицизма. Те, кого вслед за Лениным называют «русскими эмпи-риокритиками», «махистами», развивали идеи Маркса. В этом отно-шении более правильно их именовать марксистами12. Развиваемыеими идеи были нацелены на применение в теории познания и методо-логии науки фундаментального принципа Маркса, согласно которомуобъект дан познающему субъекту не в форме созерцания, а в формепрактики. Этот подход преодолевал узкие рамки созерцательного ма-териализма и его концепцию познания как зеркального отражениявещей. В принципе, здесь содержался и ответ на утверждение Беркли(разделяемое и Юмом, и Махом), что в познании мы не имеем воз-можности сопоставлять идею с вешью (как подчеркивал Беркли,идею можно сравнивать только с идеей).

Любой акт практики предполагает взаимодействие субъекта и объ-екта, которые выступают аспектами, сторонами деятельности. Дея-тельность всегда целенаправлена и предполагает преобразование объ-екта как предмета деятельности в ее продукт (результат). Цель

является идеальным образом продукта, который должен быть полученв деятельности. Цель управляет действиями субъекта, и, если эти дей-ствия приводят к должному результату, цель реализуется в продуктедеятельности (опредмечивается). Практическое преобразование объ-екта и опредмечивание цели в результатах деятельности — это и естьтот процесс, в ходе которого многократно происходит переход от иде-ального образа к реальному предмету, сопоставление идеи и предмета.

Согласно марксистским установкам познание и практику необхо-димо рассматривать как целостную систему исторически развиваю-щейся деятельности людей. Хотя приведенные рассуждения не быличетко выражены в работах «русских эмпириокритиков», они неявносодержались в их исследовательской программе, ориентированной наидеи К. Маркса об общественно-исторической и практически дея-тельностной природе человеческого познания. Эта программа стави-ла целью развить марксистский подход с учетом достижений наукиконца XIX — начала XX в. и найти ответ на те методологические проб-лемы науки, которые обсуждал эмпириокритицизм.

Критикуя так называемых «русских махистов», В.И. Ленин прошелмимо этих эвристических положений их программы. Основные мотивыего критики были инициированы партийно-идеологическими интере-сами, и он сосредоточил внимание на обвинениях «русских махистов» вревизионизме и отступлениях от материализма. При этом четко не про-водилось различие между созерцательным материализмом и материа-лизмом, ориентированным на деятельностный подход к познанию (по-следнюю трактовку Ленин излагал и отстаивал только в более позднихсвоих работах). Канонизация ленинской книги «Материализм и эмпи-риокритицизм» в советское время осложняла разработку методологиче-ских проблем науки с позиций деятельностного подхода. Приходилосьапеллировать к высказываниям последних работ Ленина и интерпрети-ровать теорию отражения как теорию деятельности, при этом всяческимаскируя несовпадение такой интерпретации с многими положениями«Материализма и эмпириокритицизма». Лишь в 60—70-х гг. у нас по-явились оригинальные школы философии науки, соединившие разра-ботку уже выявленной в западной литературе проблематики с новымиметодами анализа. В этот же период кризис позитивистской программыстимулировал новые подходы в западной философии науки, многообра-зие которых обозначают часто термином «постпозитивизм».

Но все это было через полстолетие после второго позитивизма. А втечение всего этого полстолетия в западной философии науки про-должала доминировать позитивистская программа. Новым этапом ееразработки стал неопозитивизм.

Неопозитивизм (третий позитивизм) 41

Неопозитивизм (третий позитивизм)*

Становление неопозитивистской методологии. Логический атомизм

Между эмпириокритицизмом и неопозитивизмом была прямая пре-емственность. Основные программные установки предшествующегопозитивизма были полностью сохранены и на третьем этапе его раз-вития. Методологические проблемы науки, которые были выявленыэмпириокритицизмом, в период становления неопозитивизма приоб-рели особую остроту.

Наука конца XIX — первой трети XX в. переживала своеобразнуюэпоху «бури и натиска». Революция в математике, начавшаяся еще вXIX в., и революция в физике конца XIX — первой трети XX в. актуа-лизировали проблему обоснования фундаментальных понятий ипринципов науки. Критерии очевидности и наглядности, которымишироко пользовалась классическая наука, утрачивали свою ценность.Разработка неевклидовых геометрий показала, что сомнение в казав-шемся очевидным пятом постулате Евклида (о параллельных прямых)стало предпосылкой открытия неэвклидовых геометрий. Становлениетеории относительности и квантовой механики также было связано спересмотром ряда как будто бы очевидных принципов классическойфизики, таких, как принцип неизменности пространственных и вре-менных интервалов при переходе от одной инерциальной системы от-счета к другой (пересмотрен в специальной теории относительности),как постулат о принципиальной возможности одновременно опреде-лить со сколь угодно большой точностью координаты и импульсы ча-стиц и описать их движение в терминах траекторий (пересмотрен вквантовой механике) и т. п.

Неопозитивизм предложил особый подход к обоснованию фунда-ментальных понятий и принципов науки. Он сосредоточил вниманиена анализе языка науки и разработке логической техники такого ана-лиза, полагая, что применение в этих целях математической логикипозволит реализовать идеал позитивной философии — решить проб-лемы методологии науки средствами самой науки. Истоками этогоподхода были работы Б. Рассела в области обоснования математики и

* Критическому анализу неопозитивизма посвяшена обширная литература. Изотечественных исследований наиболее значимыми были работы И.С. Нарскбго,B.C. Швырева, М.С. Козловой, В.Н. Садовского, АЛ. Никифорова и др. Достаточнообстоятельно дан анализ неопозитивизма и в учебной литературе; см., например: Зо-тов А.Ф. Современная западная философия. 2-е изд. М., 2005; Котенко В.П. Концеп-ции науки в западной философии XIX—XX вв. СПб., 2002, и др.

[лава 1. Основные этапы развития философии науки

последующее развитие ряда его идей Л. Витгенштейном в знаменитом«Логико-философском трактате».

Математика в XIX — начале XX в. была своеобразным полигоном ло-гико-методологического анализа. Бурное развитие математики в этот пе-риод остро поставило проблему анализа ее оснований. Построение всеновых теорий, относящихся к высшим этажам здания математики, тре-бовало укрепления фундамента этого здания. В качестве такого фунда-мента с середины XIX в. интенсивно разрабатывалась теория множеств.Понятие множества было представлено в обобщенной форме как любаясовокупность элементов.

Особое внимание было уделено логической технике обоснованияи доказательства. Интуитивное применение логики в математическихдоказательствах в ряде случаев уже оказывалось недостаточным. Тре-бовалось совершенствование самого логического аппарата. Эти по-требности стимулировали развитие символической (математической)логики. В XIX в. были разработаны основные идеи и принципыформализации логики. В конце XIX в. были сделаны важные шаги кпостроению ее первых, простейших и вместе с тем базисных форма-лизованных систем — исчисления высказываний и исчисления пре-дикатов (в их классическом варианте).

Разработка математической логики открывала новые перспективыпостроения теорий как аксиоматических формализованных систем.При таком построении исходные (базисные) термины теории фикси-руются в виде символов. Оговариваются правила образования формулкак сочетания символов. Из исходных формул (аксиом) выводятся позаранее строго определенным правилам все другие формулы-выска-зывания теории. Такой вывод соответствует доказательству теорем.Теория в этом случае предстает как множество выводимых формул,как исчисление.

Выдающимся немецким математиком Д. Гильбертом была выдви-нута программа обоснования математики путем формализации всехее теорий. Направление в обосновании математики, связанное с этойпрограммой, получило название «формализм». В рамках этого на-правления полагалось возможным построение математики как систе-мы формализованных теорий, которые последовательно сводятся кформализованной арифметике натуральных чисел и к теории мно-жеств. Полагалось, что формализация этих теорий представит их какформальные системы с четко фиксированной логикой и откроет путиредукции математики к логике.

Идея сведения математики к логике имела давнюю традицию. Онавысказывалась еще в XVII в. великим философом и математиком


Г. Лейбницем. В конце XIX в. эта идея была возрождена в особой про-грамме обоснования математики, получившей название «логицизм».С разработкой формализма эти две программы были существенносближены.

Разумеется, формализм как направление в обосновании математи-ки не следует отождествлять с самим методом формализации. Этотметод обладал эвристической ценностью. Формализация выявляластруктуру, общую различным объектам, имеющую поле интерпрета-ций. Тем самым открывались возможности построения теорий, опи-сывающих новые объекты, для которых теории еще не были построе-ны. Но метод формализации не отменял и не заменял собой другихприемов и методов построения научных теорий, в том числе и содер-жательно аксиоматических.

Формализм же преувеличивал возможности этого метода, полагая,что всю математику можно построить как систему исчислений. Позд-нее, в начале 30-х гг. XX в., математиком К. Геделем была доказана те-орема, согласно которой непротиворечивость формализованной сис-темы нельзя доказать ее собственными средствами.

В любой достаточно богатой формализованной теории есть нефор-мализуемый остаток. И невозможно построить всю математику каксистему полностью формализованных теорий. Но это стало строго до-казуемым намного позднее выдвинутой Д. Гильбертом программы.Что же касается проблем обоснования математики, как они представ-лялись в конце XIX — начале XX в., то программы логицизма и фор-мализма находили поддержку у многих логиков и математиков.

Главные трудности обоснования математики были связаны в этотпериод с иными проблемами. Были обнаружены парадоксы в теориимножеств, которая полагалась основанием математики.

Обобщение понятия множества как произвольной совокупностиэлементов предполагало, что в качестве элементов множества могутвыступать и любые другие множества. Оперирование в математике сбесконечностями потребовало соответствующей их репрезентации втеории множеств. Так были введены понятия бесконечных множестви множества всех множеств.

В теории множеств начали различать нормальное множество, невключающее себя в качестве своего элемента, и ненормальное множес-тво, которое включает в качестве элемента самого себя. Например, мно-жество всех людей как индивидов не есть отдельный человек. Это —нормальное множество. Примерами же ненормальных множеств могутслужить список всех списков, каталог всех каталогов и т.п. Один из на-иболее впечатляющих парадоксов был обнаружен Б. Расселом и мате-


матиком Э. Цермело. Он был связан с проблемой: к какому типу отно-сится множество всех нормальных множеств? Поскольку речь шла омножестве всех нормальных множеств, то, как принадлежащее к классунормальных, оно должно входить в этот класс, т.е. само быть нормаль-ным множеством. Но тогда оно становилось своим собственным эле-ментом и по определению должно относиться к ненормальным множе-ствам. Если же предположить, что это множество ненормально, то ононе должно принадлежать множеству всех нормальных множеств, т.е. неможет включать себя в качестве своего элемента. В таком случае онодолжно быть отнесено к числу нормальных множеств. Этот парадокс,получивший наименование парадокса Рассела — Цермело, может бытьпроиллюстрирован популярным примером, который известен как пара-докс брадобрея. Житель некоего города, будучи брадобреем, долженбрить всех тех жителей города, кто не бреется сам. Бреет ли он сам себя?Любой утвердительный или отрицательный ответ на этот вопрос приво-дил к противоречиям.

Выход из парадоксов теории множеств был предложен Б. Рассе-лом, который интерпретировал их как результат логической непрояс-ненное™ языка.

Согласно Расселу, парадоксы возникают в результате смешенияуровней абстракции, когда один термин может обозначать абстрак-ции разного уровня. Эта идея была положена в основу расселовскойтеории типов, которая требовала четко разделять абстракции разныхуровней и налагала запреты на их смешение. Она требовала различатьязык, который говорит о признаках некоторого класса объектов, и ме-таязык, который говорит о классе классов. Парадоксы теории мно-жеств, согласно Расселу, являются результатом смешения языка и ме-таязыка.

В дальнейшем развитии логики и математики выяснилось, чтоподход Б. Рассела не является единственным и наилучшим, а такжепредложены другие методы устранения парадоксов. Подход Расселанаходился в русле логицизма. В качестве необходимого компонентаобоснования математики Рассел выдвинул программу логическогоанализа языка науки. Первоначально эта программа была разработа-на применительно к языку математики и логики, а затем была распро-странена на всю науку. Цель логического анализа определялась какпрояснение смыслов терминов и высказываний с применением мате-матической логики. В совместной с А. Уайтхедом знаменитой книге«Principia Mathematica» Б. Рассел развил применительно к обоснова-нию математики разработанные Г. Фреге первичные системы матема-тической логики.


Теория типов была представлена как средство логического анали-за. Другим важным его средством Рассел полагал разработанную имтеорию дескрипций (описания). В ней различались два типа отноше-ния знаков к обозначаемому объекту — имена и описания. Имена не-посредственно указывают на объект (например, Лондон, Луна). Опи-сания характеризуют предмет по некоторым выделенным признакам.Среди них Рассел различал определенные описания, относящиеся киндивидуальным предметам (Лондон — столица Англии, Луна —спутник Земли), и неопределенные описания, относящиеся к классупредметов (все четные числа делятся на два; все металлы электропро-водны).

Рассел считал, что различение имен и описаний принципиальноважно для прояснения логической структуры языка, которая не со-впадает с его грамматической структурой. Такое несовпадение можетбыть источником многих заблуждений, связанных с приписываниемлюбым смыслам языковых выражений статуса имен, обозначающихреальные объекты.

Язык обладает способностью порождать из уже известных выраже-ний новые за счет операций со словами (терминами) по правиламграмматики. Это свойственно как языку науки, так и обыденному, ес-тественному языку. Например, можно сконструировать путем сочета-ния слов «брат», «Наполеон», «старший» выражение «старший братНаполеона». Можно не знать, что был реально такой человек — Жо-зеф Бонапарт. Но могло оказаться, что Наполеон был самый старшийв семье. В этом случае выражение «старший брат Наполеона» имелобы смысл, но не имело бы значения.

Различение смысла и значения предложил известный логикГ. Фреге. Он изображал его в виде схемы так называемого семантиче-ского треугольника:

Знак

Смысл Значение

Знак может иметь смысл (концепт), который обнаруживается вего связях с другими знаками в языковых контекстах, но не обяза-тельно иметь значение (денотат), т.е. обозначать предмет или класспредметов.


Рассел уточняет эти идеи в концепции описаний. Существуютобозначающие выражения, которые функционируют как имена пред-метов, но в реальности такие предметы не существуют. Такие выраже-ния имеют смысл в некоторых языковых контекстах, но не имеют де-нотата. Например, «Пегас» имеет смысл в контексте античных мифов.Но ему не соответствуют ни данные в опыте предметы, ни свойства иотношения классов таких предметов.

Абстракции этого типа являются такими вымышленными объек-тами (гипостазами), которым нельзя приписывать реального сущест-вования. Они соответствуют пустому классу. Чтобы не порождать ги-постазированных объектов, уместно заменить их описаниями вформе «X есть Р», где признак Р приписывается некоторому предме-ту. Тогда термин «Пегас» можно заменить описанием «X — конеобраз-ный и крылатый». И путем подстановки вместо X любых реальныхобъектов установить, что «Пегас» обозначает пустой класс.

Сведение неопределенных имен, обозначающих класс, к описани-ям может облегчить выявление парадоксов. Если, например, обозна-чающее выражение «круглый квадрат» интуитивно воспринимаетсякак противоречивое, то парадоксальность «множества всех нормаль-ных множеств» отнюдь не очевидно. Но если это неопределенное имяпредставить в форме дескрипции «X — как множество всех множестввключает самого себя в качестве своего элемента и как нормальноемножество не включает самого себя в качестве своего элемента», топротиворечие становится очевидным.

Своей теории описаний Рассел придавал философскую интерпре-тацию в духе номинализма. Как известно, в противовес реализму, ко-торый наделял общие понятия статусом существования в качествеособых идеальных сущностей, номинализм полагал реально сущест-вующими только единичные предметы. В концепции Рассела поня-тия рассматривались в качестве слов, обозначающих общие признакинекоторого набора единичных предметов. Они трактовались как«символические функции», а оперирование понятиями рассматрива-лось как «словесные операции».

Истинность неопределенных описаний, которые соответствовалиобщим понятиям, устанавливалась в расселовской теории дескрип-ций путем их редукции к определенным описаниям, которые соотно-сились с индивидуальными объектами. Тем самым выстраиваласьидея уровневой иерархии. В рамках этого подхода открывались воз-можности различать высказывания об индивидах, о классах, о классахклассов и т.д. А это, в свою очередь, коррелировало с идеями теориитипов.


Развитие Расселом идей логического анализа шло рука об руку сразработкой математической логики. С одной стороны, они стимули-ровали эту разработку, а с другой — получали опору в создаваемых ло-гических исчислениях.

В «Principia Mathematica» Расселом совместно с Уайтхедом былапредпринята попытка положить в основу логического языка, обеспе-чивающего строгую точность, язык логики высказываний и логикипредикатов.

Здесь уместно сделать небольшое пояснение, касающееся основ-ных принципов построения исчислений, относящихся к этому фун-даментальному и вместе с тем исторически первому разделу символи-ческой логики1 3.

Логика высказываний (иначе — пропозициональная логика, отproposition — высказывание) основана на построении сложных вы-сказываний из простых.

Внутренняя структура простых высказываний при этом не рассма-тривается. Они принимаются как целое. Их возможными значениямиявляются истина или ложь. Из простых высказываний посредствомпропозициональных связок «и» (&) — конъюнкция, «или» (v ) — дизъ-юнкция, «если — то» (—») — импликация, «не» ( ! ) — отрицание стро-ятся сложные высказывания. Они рассматриваются как пропозицио-нальные функции, аргументами которых выступают простыевысказывания. В зависимости от того, какие значения истинностипринимают простые высказывания, будут истинными или ложнымиобразованные из них сложные высказывания.

Исчисление высказываний строится по всем канонам формализо-ванной теории. Вводятся элементарные формулы и с помощью связокконъюнкции, дизъюнкции, импликации, отрицания строятся болеесложные. Таким образом выявляется логическая структура связи од-них высказываний с другими.

В логике предикатов делается новый шаг в построении формали-зованной системы рассуждения. В ней, в отличие от логики высказы-ваний, уже учитывается внутренняя структура высказываний.

В традиционной логике эта структура была представлена как связьсубъекта и предиката, где субъект высказывания — это термин, пред-ставляющий предмет мысли, а предикат — присущее предмету свой-ство или отношение. Первоначально в аристотелевской логике пре-дикат толковался только как свойство, затем его понимание былорасширено с включением отношения как особого вида предикатов.

Г. Фреге в 1879 г. предложил обобщенную трактовку предикатовкак варианта функциональной зависимости. В этом подходе предика-

48 Плава 1, Основные этапы развития философии науки

ты рассматриваются как пропозициональные функции P(xi...xn), гдеР — предикат, а Xj...xn — переменные, «пробегающие» по некоторойсовокупности индивидов (предметной области). При подстановках наместо Х]...хп имен индивидов, относящихся к данной совокупности,мы получаем истинные высказывания, а при других подстановках —ложные. Например, предикат «столица» может дать истинные сужде-ния при подстановке имен «Москва», «Лондон», «Вашингтон» и т.п.,но подстановка имен «Новосибирск», «Манчестер», «Нью-Йорк»приведет к ложным суждениям.

Важную роль в логике предикатов играют кванторы общности V(«все») и существования 3 («некоторые», «существуют»). Они исполь-зуются дополнительно к пропозициональным связкам логики выска-зываний (отрицанию, конъюнкции и др.).

С помощью кванторов формализуются высказывания о классахобъектов: образуются общие высказывания VxPx и экзистенциальныевысказывания (высказывания существования) ЗхРх. Например, «вселюди смертны» может быть записано в виде импликации «Vx» (чело-век (х) —¥ смертен (х))», а «некоторые люди лысы» — в форме «Зх (че-ловек (х) & лысый (х))».

Общие высказывания VxPx относительно некоторого класса пред-метов считаются истинными, если истинны все простые предложе-ния, образуемые подстановкой в х имен конкретных предметов «а»,«Ь» и т.д., принадлежащих к данному классу (простые предложенияРа, РЬ и т.д.) Экзистенциальные высказывания ЗхРх считаются ис-тинными, если существует хотя бы один предмет «а», обладающийпризнаком Р, и соответственно имеется хотя бы одно простое истин-ное высказывание Ра.

Исчисления высказываний и предикатов позволяли формализо-вать процесс рассуждения, выявляли его логическую структуру. Но вних, как и во всякой формализованной системе, вводились опреде-ленные идеализации и упрощения.

Этот язык Рассел и Уайтхед использовали для целей обоснованияматематики в «Principia Mathematica» (PM). Успехи в разрешении па-радоксов теории множеств стимулировали попытки распространитьязык РМ как универсальный на другие науки. Расселовская трактовкалогического анализа языка была ориентирована на использованиесредств математической логики, с помощью которых полагалось про-яснить логическую структуру языка науки. Простые высказывания, изкоторых образуются сложные, Рассел называл атомарными, а слож-ные — молекулярными. Он придал им гносеологическую трактовку.Атомарные высказывания непосредственно фиксируют реальное «по-


ложение дел», присущие реальным предметам свойства или отноше-ния. Молекулярные высказывания опосредованно описывают реаль-ность, положение дел. Их истинность обосновывается редукцией катомарным. Эта трактовка находилась в русле традиции эмпиризма иноминализма. Рассел подчеркивал, что развиваемая им философия,названная логическим атомизмом, вводит концепцию реальности, ко-торую можно было бы назвать «абсолютным плюрализмом, посколькуона утверждает, что существует много отдельных вещей, и отрицает не-которое единство, составленное из этих вещей»14.

Идеи Рассела о придании языку РМ не только гносеологического,но и онтологического статуса разрабатывал его последователь Л. Вит-генштейн. В «Логико-философском трактате» он развил расселов-скую концепцию логического атомизма. Витгенштейн истолковалязык пропозициональной логики как модель мира, находящуюся кнему в отношении отображения.

Согласно этим идеям, существует однозначное соответствие меж-ду структурой языка РМ и структурой мира. «Граммофонная пластин-ка, музыкальная тема, нотная запись, звуковые волны, — писал Вит-генштейн, — все они находятся между собой в таком же внутреннемотношении отображения, какое существует между языком и ми-ром»15. Атомарные высказывания повествуют об элементарных собы-тиях мира, выражают атомарные факты. Атомарные факты просты,неразложимы и независимы друг от друга. Атомарные факты могутобъединяться в более сложные, молекулярные факты. Мир, согласноэтой концепции, предстает как совокупность фактов. «Мир, — считалВитгенштейн, — есть все, что происходит, мир — целокупность фак-тов, а не предметов. Мир определен фактами и тем, что это все фак-ты»16. Предложение выступает как образ факта, как его изображение.Оно по своей логической структуре должно быть картиной факта.«В предложении должно распознаваться столько же разных составля-ющих, сколько и в изображаемой им ситуации»17. Например, предло-жение «человек стоит под деревом» изображает ситуацию, в которойесть части — человек, дерево и положение человека относительно де-рева. Это отношение соответствия и позволяет понять предложениебез какого-либо дополнительного объяснения его смысла. Факт — этото, о чем говорится в предложении, это то, что делает предложениеистинным.

Но грамматическая форма языка может маскировать его логичес-кую структуру, в которой и обнаруживается соответствие языка и ми-ра. Это относится как к обыденному языку, так и к языку науки.«Язык, — писал Л. Витгенштейн, — переодевает мысли. Причем на-

4-959

50 Глава 1. Основные этапы развития философии науки Неопозитивизм (третий позитивизм) 51

столько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме об-лаченной в нее мысли»18. Поэтому нужен логический анализ, прояс-няющий логическую структуру языка, выявляющий ее природу какповествование о фактах. В этом случае язык будет показывать струк-туру мира. Он не описывает эту структуру, но демонстрирует ее. Гра-ницы языка и есть границы мира.

В языке могут фигурировать не только высказывания о фактах, нои предложения, не имеющие фактического смысла. Витгенштейн по-лагает, что к ним относятся тавтологии и противоречия. Первые изних всегда истинны, вторые никогда не истинны. Предложения логи-ки и математики он интерпретирует как тавтологии. Они не зависят отфактов. Их смысл состоит в том, что они всегда истинные высказыва-ния, например, 2 x 2 = 4, сумма углов треугольника в евклидовойгеометрии равна 2d. Тавтологии не говорят о фактах. «Например, мненичего неизвестно о погоде, если я знаю, что либо идет, либо не идетдождь»19. Но они позволяют переходить от одних высказываний офактах к другим, задают некоторую форму, структуру языка, которыйможет показывать структуру мира.

Кроме предложений о фактах, а также выражений логики и матема-тики в языке науки могут встречаться метафизические (философские)положения. Они не являются ни высказываниями о фактах, ни тавто-логиями, ни противоречиями. Поэтому, согласно Витгенштейну, ихследует считать не имеющими смысла: «Большинство предложений ивопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны.Вот почему на вопросы такого рода невозможно давать ответы, можнолишь установить их бессмысленность»20. Эта бессмысленность возни-кает как результат попыток нечто сказать о самом мире. Но цель фило-софии, согласно Витгенштейну, не высказывать нечто о мире, а зани-маться логическим прояснением мыслей, логическим анализом языка.Здесь он, продолжая идеи Рассела, конкретизирует тезис позитивизмао том, что философия должна стать позитивной наукой. В данном слу-чае она интерпретируется как деятельность, направленная на логичес-кий анализ языка науки.

«Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна оказал большоевлияние на формирование основных программных положенийнеопозитивизма. Многие его идеи были восприняты и развиты пред-ставителями «Венского кружка», основанного в 1922 г. в Венском уни-верситете Морисом Шликом. В нем принимали участие известныефилософы, логики, математики, физики: Г. Ган, Ф. Франк, О. Нейрат,Р. Мизес, В. Крафт, Р. Карнап, Г. Фейгль, К. Гедель и др. Они выдви-нули задачу реконструкции всех наук на путях логического анализа

языка науки, поставили цель выявить структуру научного знания, ре-шить проблему единства (унификации) науки, построить методоло-гию, которая бы обеспечила прогрессивный рост научного знания.

Все эти задачи предполагалось решить в русле традиционных уста-новок позитивистской программы анализа науки: 1) абстрагируясь отвлияния на ее динамику философии и культуры; 2) вне последова-тельно проводимого принципа историзма, полагая возможным отыс-кать единственно правильную и строго научную методологию; 3) внесвязи науки с практической деятельностью, ограничивая пониманиепознания только внутриязыковыми операциями.

В таком подходе резко ограничивались возможности методологи-ческого анализа. Он мог привести к выяснению некоторых особенно-стей структуры науки, но создавал серьезные препятствия при анали-зе развития науки, закономерностей ее динамики.

Неопозитивистские концепции эмпирического и теоретического.Принцип верификации

Структуру научного знания неопозитивизм определил в соответствиис уже классическим различением теории и опыта. Он сформулировалее как различие эмпирического и теоретического языка науки. Далеевозникла проблема особенностей каждого из этих уровней языка ианализа их взаимосвязи.

Идеи логического атомизма Рассела — Витгенштейна позитивисты«Венского кружка» интерпретировали, продолжая традицию эмпирио-критицизма. Они определили атомарные факты как данные непосред-ственного наблюдения, как чувственные восприятия субъекта, фиксиру-емые в языке. В качестве такого языка были выделены так называемыепротокольные предложения. В научной практике результаты наблюде-ния за изучаемым объектом или явлением фиксируются в протоколахнаблюдения (отсюда и название «протокольные предложения»). Этопредложения типа: «на экране прибора наблюдалась точечная вспыш-ка»; «зафиксировано изменение цвета раствора в пробирке» и т.п.

Вначале неопозитивизм считал, что протокольные предложениясоставляют эмпирический базис науки. И если эмпириокритицизмполагал, что таким базисом являются чувственные восприятия позна-ющего субъекта, наблюдателя, то неопозитивистами была внесенакорректировка — это чувственные данные, выраженные в языке. Язы-ковая форма обеспечивает интерсубъективность чувственных дан-ных, что позволяет избежать парадоксов солипсизма, с которыми по-стоянно сталкивался эмпириокритицизм.


Первоначально в неопозитивизме сохранялась и традиционнаядля эмпириокритицизма установка рассматривать теоретические по-ложения как сжатую сводку опытных данных. В этом подходе каждоетеоретическое высказывание могло интерпретироваться как сводимоек некоторой совокупности эмпирических данных.

Логический атомизм Рассела — Витгенштейна также ориентиро-вал на рассмотрение каждого, отдельно взятого теоретического вы-сказывания как сводимого к высказыванию об эмпирических фактах.Напомним, что язык пропозициональной логики, которому был при-дан статус универсальной структуры языка науки, был устроен такимобразом, что истинность каждого сложного высказывания определя-лась его редукцией к истинности атомарных. Эту идею неопозити-визм «Венского кружка» воспринял как характеристику теоретичес-кого уровня знаний в его отношении к опыту.

Такое видение интерпретировало теорию как простую систему, гдесвойства целого целиком определены свойствами элементов и не сущес-твует каких-либо системных качеств, несводимых к свойствам элемен-тов. Впоследствии выяснилось, что теоретическое знание нельзя уподо-бить простой механической системе, что оно организовано как сложнаясистема, где существует системная целостность. И это указывало на ог-раниченные возможности применения языка пропозициональной логи-ки к анализу структуры научного знания. Но в истоках исследований«Венского кружка» возможность редукции каждого теоретического вы-сказывания к протокольным предложениям была принята в качестве не-которого постулата. И он был положен в основу принципа верификации.

Согласно этому принципу, каждое научное высказывание должнобыть принципиально проверяемо опытом, т.е. сводимо к протокольнымвысказываниям. Истинность протокольных предложений устанавлива-ется прямым наблюдением соответствующего события. Истинность жетеоретических предложений устанавливается путем последовательноговыведения из них логических следствий, последнее из которых непо-средственно сопоставляется с протокольными предложениями.

Неопозитивизм сохранил трактовку логического атомизма, со-гласно которой высказывания математики и логики являются тавто-логиями (всегда истинными высказываниями). Принцип верифика-ции должен был отделить научные высказывания от ненаучных.Метафизические высказывания, поскольку они не могут быть вери-фицированы и не принадлежат к высказываниям логики и математи-ки, относятся к классу ненаучных. Они должны быть исключены изнауки. За философией остается только прояснение смыслов утвер-ждений науки методом логического анализа.


Идея редукционизма теоретических высказываний к эмпиричес-ким стала основой неопозитивистского подхода к проблеме единстванауки. Дифференциация науки, появление все новых дисциплин вы-ражаются в увеличении разнообразия языков теоретического описа-ния. Проблему единства науки неопозитивизм формулировал как по-иск унифицированного языка, связывающего различные научныедисциплины. Путь к решению этой проблемы определила трактовкатеоретических терминов и высказываний как своеобразной аккумуля-ции эмпирического содержания. Поскольку они в любой науке долж-ны сводиться к языку протокольных предложений, то единство языкасводится к выработке терминов протокольного языка.

В неопозитивизме была сформулирована идея, согласно которойпротокольный язык — это описание наблюдений с помощью различ-ных приборов. Работа же приборов и их показания могут быть описа-ны в терминах языка физики. Цвет, та или иная интенсивность осве-щенности, показания скорости, силового давления и т.д. — все этифеномены наблюдения легко формулируются в терминах физики.Язык физики был провозглашен унифицированным языком науки, асама программа объединения всех областей научного знания на осно-ве языка физики получила название «физикализм».

Принципы верификации и физикализма были предложены неопо-зитивизмом как средство решения двух важнейших методологическихпроблем науки: обнаружения в системе научных абстракций гипоста-зированных объектов (высказывания о таких объектах не могли бытьверифицированы) и восстановления единства науки.

Однако при дальнейшей аналитической разработке этих принци-пов обнаружились непреодолимые трудности. Первая из них касаласьконцепции протокольных предложений как эмпирического базиса на-уки. В полемике по этому вопросу на страницах журнала «Erkenntnis»выяснилось, что протокольные предложения не могут быть принятыза эмпирически истинные высказывания, поскольку они отягощеныошибками наблюдателя, возможными неточностями показаний при-боров вследствие случайных возмущений и т.д.

В дискуссиях постепенно выкристаллизовывалась идея о том, чтов эмпирическом языке кроме протокольных предложений нужновыделить язык эмпирических фактов. Эмпирические факты описы-вают явления не в терминах наблюдаемого по схеме: «N наблюдал тоили иное показание приборов», а в терминах объективного описа-ния явлений, например: «бензол кипит при температуре 80,1°С»,«звезда Арктур из созвездия Волопаса относится к классу красныхгигантов», «при вращении электрически заряженного металличес-


кого диска возникает магнитное действие» (результат опыта Г. Роу-ланда, 1877 г.).

Различение уровня наблюдений и уровня фактов было важной вехойв развитии методологии и философии науки. Выявлялось сложное стро-ение эмпирического языка науки и эмпирического уровня исследова-ния. Вместе с тем обозначилась проблема: как формируются факты наоснове протокольных высказываний. Выяснилось, что их формирова-ние предполагает применение теоретических знаний, а значит, эмпири-ческие факты теоретически нагружены. Это наносило серьезный ударпо основному принципу верификации. Ведь он требовал проверятькаждое теоретическое положение путем его редукции к чисто эмпири-ческим высказываниям, истинность которых не зависит от теории.

Другой серьезный удар по неопозитивистским идеям был связан свыяснением того обстоятельства, что невозможно в научных теорияхверифицировать все их понятия и высказывания, даже имеющие ста-тус фундаментальных в данной теории. Например, в современныхизложениях классической электродинамики ключевое понятие «век-тор-потенциал» отдельно, вне связи с другими понятиями, не редуци-руется к эмпирическим данным. Согласно требованиям верифика-ции, эта абстракция должна быть исключена как ненаучная. Но тогдаразрушилась бы и теория, обладающая предсказательной силой. Всеэто свидетельствовало о неадекватности редукционистской програм-мы неопозитивизма и лежащей в ее основании трактовке теории каксжатого описания эмпирических данных. В теории есть свое содержа-ние, несводимое к эмпирическому, и своя сложная системная органи-зация. Теоретические абстракции образуют связную сеть, имеющуюуровневую организацию. И ее проверка опытом состоит в проверкеследствий теории как целостной системы.

Вынужденный считаться со спецификой теоретического знания,неопозитивизм корректирует свои первоначальные трактовки эмпи-рического и теоретического языка. Р. Карнап констатировал, что ба-зисные принципы, лежащие в фундаменте теорий, не являются про-стым индуктивным обобщением опыта и не всегда допускают прямуюопытную проверку. Они могут приниматься научным сообществом вкачестве соглашений (конвенционализм) из соображений простоты ипрактического удобства.

Р. Карнап отметил эти особенности функционирования и развитиятеорий и сформулировал принцип толерантности, согласно которо-му научное сообщество должно с пониманием относиться к формиро-ванию различных и даже альтернативных способов теоретическогоописания при условии непротиворечивости каждого из них.


В неопозитивизме были предприняты попытки истолковать всеэти новые трактовки теоретического знания, сохраняя традицию эм-пиризма. То, что содержание теории не может быть представлено какпростая аккумуляция эмпирических знаний, интерпретировалось вдухе чисто инструментального взгляда на теорию. Она представляласьтолько вспомогательным инструментом для обработки и систематиза-ции эмпирических фактов. Но такая трактовка теоретического знанияприводила к парадоксальным выводам. К. Гемпель сформулировал ихкак «дилемму теоретика». Если теоретические термины нужны толькодля установления связей между наблюдаемыми явлениями, то этисвязи могут быть установлены эмпирическим исследованием путемобнаружения и формулировки эмпирических зависимостей. Но тогдатеоретические термины вообще не нужны.

Разрешение этого парадокса состоит в отказе от чисто инструмен-талистской трактовки теории, от тезиса, что теория нужна только дляустановления связей между данными наблюдения. Необходимо былопризнать, что теоретическое знание имеет особое содержание, кото-рое не сводимо к эмпирическому и не исчерпывается инструменталь-ными функциями.

Кризис эмпирического редукционизма и первоначальной версиипринципа верификации привел к формулировкам ослабленного вари-анта этого принципа. В нем требовалось, чтобы следствия теории под-тверждались эмпирическими фактами. Но в этом варианте принципверификации выглядел тривиальным обозначением общепринятойпроцедуры в эмпирических науках. Он уже не мог претендовать на рольметода, отделяющего научные понятия от метафизических. Произошлои своего рода обрушение принципа физикализма. Осмысление того,что эмпирическим базисом науки являются не протокольные предло-жения, а эмпирические факты, обнаружило, что формулировка фактане обязательно требует языка физики. Интеграция наук происходит нетолько и даже не столько за счет использования в различных науках об-щих методов эмпирического исследования, сколько за счет выработкиобщенаучных понятий и принципов, переноса теоретических методовиз одной науки в другую, формирования представлений о связях междупредметами различных наук в языке общенаучной картины мира.

После Второй мировой войны неопозитивизм постепенно утрачи-вал свой авторитет как ведущее направление западной философии на-уки. Все менее привлекательной становилась идея выработки некоейидеальной методологии, которая бы дала набор жестких норм и стан-дартов, обеспечивающих прогресс науки на все времена. Осознаниеисторизма науки, развития ее средств, методов и методологических


установок стимулировало соединение философии науки с анализомистории науки. Начинают преодолеваться фундаментальные установ-ки позитивизма — рассматривать науку, абстрагируясь от ее связей сфилософией и другими областями культуры, абстрагируясь от истори-ческого развития научной рациональности, абстрагируясь от связейнауки с практической деятельностью.

В проблематике философии науки на передний план выходят ис-следования исторической динамики науки с учетом влияния на неесоциокультурных факторов. Все эти процессы характеризуют разви-тие философии науки во второй половине XX в. Возникает многооб-разие концепций и подходов, которые альтернативны позитивист-ской традиции. По отношению к западной философии науки их частообозначают термином «постпозитивизм».

Развитие философии науки во второй половине XX в.

В многообразии постпозитивистских концепций западной филосо-фии науки наиболее интересными и влиятельными являются крити-ческий рационализм К. Поппера, концепция научно-исследователь-ских программ И. Лакатоса, концепция исторической динамикинауки Т. Куна, «анархистская эпистемология» П. Фейерабенда.

Критический рационализм К. Поппера

К. Поппер (1902— 1994) начиная с 30-х гг. XX в. был в оппозиции к нео-позитивизму. Он участвовал в некоторых заседаниях «Венского круж-ка», но его туда не всегда приглашали. Хотя его книга «Логика иссле-дования» вышла в серии книг участников «Венского кружка», ончетко формулировал свои разногласия с основными идеями неопози-тивизма — редукционистской трактовкой теоретического знания,принципом верификации, негативным отношением к роли философ-ских идей в развитии науки.

К. Поппер был одним из последовательных критиков индуктивизмакак метода построения научных теорий. Он справедливо отмечал, чтопростое индуктивное обобщение опыта не приводит к теориям, а тео-рии не являются только описанием и систематизацией эмпирическихданных. Законы науки всегда относятся к широкому классу явлений,который в опыте не дан целиком. Индуктивное обобщение, основан-ное на неполной индукции, не гарантирует достоверности обобщаю-щих положений. Даже если это обобщение постоянно подтверждается

Развитие философии науки во второй половине XX в. 57

опытом, нет гарантии, что оно не будет опровергнуто. Классическимпримером тому является индуктивное обобщение «Все лебеди белые»,которое было опровергнуто открытием черных лебедей.

Индуктивизм являлся своеобразной, неявной опорой для неопо-зитивистской концепции редукционизма и принципа верификации.Если верификация воспринимается как доказательство истинностиобщего положения, то никакое количество подтверждающих наблю-дений не обеспечит такого доказательства. Но чтобы опровергнутьобщее высказывание, доказать его ложность, достаточно одного слу-чая. Достаточно наблюдать одного черного лебедя, чтобы опроверг-нуть высказывание «Все лебеди белые».

Принцип верификации, как полагали неопозитивисты эпохи«Венского кружка», обеспечивал различение научных и вненаучныхвысказываний, проводил границу между наукой и метафизикой. Поп-пер проблему демаркации науки и вненаучных высказываний такжесчитал важной. Но отвергал ее решение на основе принципа верифи-кации. Он отмечал, что можно найти подтверждения наблюдениями ифантастическим гипотезам, которые впоследствии оказываются лож-ными. В истории науки есть немало фактов, когда высказывания о су-ществовании гипотетических сущностей типа флогистона, теплорода,механического эфира получали, казалось бы, множество эмпиричес-ких подтверждений, но в конечном итоге оказывались ложными.Поппер в качестве основы для решения проблемы демаркации выдви-нул принцип фальсификации (опровержения). Научные теории всег-да имеют свой предмет и свои границы, а поэтому должны быть прин-ципиально фальсифицируемы.

Согласно принципу фальсификации, к научным теориям отно-сятся только такие системы знаний, для которых можно найти«потенциальные фальсификаторы», т.е. противоречащие теориямположения, истинность которых устанавливается путем эксперимен-тальных процедур. Теории несут информацию об эмпирическом ми-ре, если они могут приходить в столкновения с опытом, если ониспособны подвергаться испытаниям, результатом которых можетбыть опровержение21. Идеи фальсификационизма Поппер связывалс представлениями о росте научного знания. Он отстаивал точку зре-ния, что наука изучает реальный мир и стремится получить истинноеописание мира. Но сразу и окончательно такое знание получить не-возможно, путь к нему лежит через выдвижение гипотез, построениетеорий, нахождение их опровержений, движения к новым теориям.Прогресс науки состоит в последовательности сменяющих друг другатеорий путем их опровержения и выдвижения новых проблем. Мо-


дель развития научного знания Поппер изображает следующим обра-зом: Р)О —> ТТ —> ЕЕ —> Р2О, где Р|О — исходная проблема, ТТ — еепредположительное решение — гипотеза, или «пробная теория» (ten-tative theory), ЕЕ — устранение ошибок (error elimination) путем кри-тики и экспериментальных проверок и Р2О — новая проблема.

Регулятивной идеей поиска истины, согласно этой схеме, являетсясознательная критика выдвигаемых гипотез, обнаружение и устране-ние ошибок и постановка новых проблем. В процессе выдвижения ги-потез участвуют не только собственно научные представления, но ифилософские идеи; на этот процесс могут оказывать влияние образытехники, искусства, обыденный язык, подсознательные идеи. Резуль-тат этого процесса почти неизбежно содержит ошибки, поэтому тре-бует жесткой критики, поиска фальсификаторов, которые могут при-вести к опровержению первоначальных гипотез, постановке новыхпроблем, выдвижению новых пробных теорий и новой критике.

Процесс развития научных знаний Поппер рассматривал как одноиз проявлений исторической эволюции. Он проводил параллель меж-ду биологической эволюцией и ростом научного знания. Изменениюбиологического организма, его мутациям аналогична научная гипоте-за. Каждая такая новая структура — это своеобразная заявка на жиз-неспособность. И подобно тому как мутирующий организм проходитчерез жесткий естественный отбор, так и гипотеза должна пройти че-рез систему жесткой критики, опровергающих положений, черезстолкновение с опытом.

Процесс роста знания Поппер включает в более широкий контекствзаимодействия человеческого сознания и мира. Он рассматриваеттри слоя реальности (три мира), взаимодействие которых определяетразвитие науки. Первый мир — это мир физических сущностей; вто-рой мир — духовные состояния человека, включающие его сознатель-ное и бессознательное; третий мир — это мир «продуктов человечес-кого духа», который включает в себя средства познания, научныетеории, научные проблемы, предания, объяснительные мифы, произ-ведения искусства и т.п. Объективированные идеи третьего мира жи-вут благодаря их материализации в книгах, скульптурах, различныхязыках. Порождение новых идей, гипотез и теорий является результа-том взаимодействия всех трех миров.

Сформулировав эти идеи, Поппер зафиксировал решительныйразрыв с позитивистской традицией, обозначил проблематику социо-культурной обусловленности научного познания и поворот от логикинауки к анализу ее исторического развития. Конечно, в предложен-ной Поппером схеме роста знания были и свои изъяны. Она скорее


феноменологически, чем структурно описывала процессы порожде-ния новых теорий. И в самих описаниях процесса роста знания Поп-пер формулировал методологические требования, которые не всегдасогласовывались с реальной историей науки. Обнаружение эмпири-ческих фактов, противоречащих выводам теории, согласно Попперу,является ее фальсификацией, а фальфицированная теория должнабыть отброшена. Но, как показывает история науки, в этом случаетеория не отбрасывается, особенно если это фундаментальная теория.Эта устойчивость фундаментальных теорий по отношению к отдель-ным фактам-фальсификаторам была учтена в концепции исследова-тельских программ, развитой И. Лакатосом.

Концепция исследовательских программ И. Лакатоса

И. Лакатос (1922—1974) был последователем К. Поппера. На началь-ном этапе своего творчества он основное внимание уделял анализуразвития математики. Он показал на конкретном историческом мате-риале, что в математике процесс становления новых теорий осущест-вляется через доказательство и опровержение. В первой его работе«Доказательства и опровержения», переведенной на русский язык в1967 г., была представлена интересная историческая реконструкцияпроцесса доказательства теоремы об отношениях числа ребер, вер-шин и сторон многогранников. Лакатос шаг за шагом прослеживал,как опровергающие положения приводили к развитию содержаниятеории и превращению опровергающих контрпримеров в примеры,подтверждающие теорию. Идея развития теории в процессе ее фаль-сификации была обобщена на втором этапе творчества И. Лакатоса вего методологии исследовательских программ.

В этой концепции, которую сам Лакатос именовал «усовершенство-ванным фальсификационизмом», развитие науки представлено как со-перничество исследовательских программ, т.е. концептуальных систем,которые включают в себя комплексы взаимодействующих и развиваю-щихся теорий, организованных вокруг некоторых фундаментальныхпроблем, идей, понятий и представлений. Эти фундаментальные идеи,понятия и представления составляют «твердое ядро» научно-исследова-тельской программы. При появлении опровергающих положений«твердое ядро» сохраняется, поскольку исследователи, реализующиепрограмму, выдвигают гипотезы, защищающие это ядро. Вспомогатель-ные гипотезы образуют «защитный пояс» ядра, функции которого со-стоят в том, чтобы обеспечить «позитивную эвристику», т.е. рост зна-ния, углубление и конкретизацию теоретических представлений,


превращения опровергающих примеров в подтверждающие и расшире-ние эмпирического базиса программы. Примером защитных гипотез,оберегающих ядро исследовательской программы, может служить исто-рия с открытием законов излучения абсолютно черного тела.

Программа исследования была основана на принципах классичес-кой термодинамики и электродинамики и представлениях об излуче-нии электромагнитных волн нагретыми телами. Теоретическое описа-ние и объяснение этих процессов было связано с построением моделиизлучения абсолютно черного тела. Адаптация этой модели к опыту (иее уточнение в процессе такой адаптации) привела к открытиюМ. Планком обобщающего закона излучения нагретых тел. Закон хо-рошо согласовывался с опытом, но из него можно было заключить отом, что электромагнитная энергия излучается и поглощается порци-ями, кратными hv. Это была идея квантов излучения. Но она проти-воречила представлениям классической электродинамики, в которыхэлектромагнитное излучение рассматривалось как непрерывные вол-ны в мировом эфире. Стремление сохранить ядро программы стиму-лировало поиск защитной гипотезы. Ее выдвинул сам М. Планк. Онпредположил, что кванты энергии характеризуют не излучение, а осо-бенности поглощающих тел. Эта гипотеза нашла своих сторонников.Появился даже разъясняющий образ-аналогия: если из бочки налива-ют пиво в кружки, то это не означает, что пиво в бочке разделено напорции, кратные объему кружек.

Решающий шаг в формировании идеи о квантах электромагнит-ного поля — фотонах принадлежал А. Эйнштейну. И это была новаяисследовательская программа, с новым ядром, которое содержалопредставление о корпускулярно-волновой природе электромагнит-ного поля.

Развитие науки, согласно Лакатосу, осуществляется как конкурен-ция исследовательских программ. Из двух конкурирующих программпобеждает та, которая обеспечивает «прогрессивный сдвиг проблем»,т.е. увеличивает способность предсказывать новые неизвестные фак-ты и объяснять все факты, которые объясняла ее соперница. Но та ис-следовательская программа, которая перестает предсказывать факты,не справляется с появлением новых фактов, не может объяснить их,вырождается. В случае с идеей квантования электромагнитного полятак получилось с классической программой, в рамках которой сделалсвое открытие М. Планк. Конкурирующая с ней эйнштейновскаяпрограмма не только естественно ассимилировала все следствия изоткрытия Планка, но и сумела объяснить новые эмпирические факты(фотоэффект, комптон-эффект), а также стимулировала новые теоре-


тические идеи, связанные с дуальной, корпускулярно-волновой при-родой частиц.

Концепция борьбы исследовательских программ выявляла многиеважные особенности развития научного знания. Но сама концепциянуждалась в более аналитичной разработке своих исходных понятий.Основное понятие концепции было многозначным. Под исследова-тельской программой И. Лакатос, например, понимал конкретную те-орию типа теории А. Зоммерфельда для атома. Он говорил также о де-картовой и ньютоновой метафизике как двух альтернативныхпрограммах построения механики, наконец, писал о науке в целомкак о глобальной исследовательской программе22.

В этой многозначности и неопределенности исходного терминаодновременно была скрыта проблема выявления иерархии исследова-тельских программ науки. Данную проблему Лакатос не решил. Дляэтого был необходим значительно более дифференцированный ана-лиз структуры научного знания, чем тот, который был проделан в за-падной философии науки.

Концепция исторической динамики науки Т. Куна

Важный вклад в разработку проблематики исторического развитиянауки внес Т. Кун (1922—1996) своей концепцией научных револю-ций. Он успешно соединял в своей деятельности анализ проблем фи-лософии науки с исследованиями истории науки. Кун обратил особоевнимание на те этапы этой истории, когда кардинально изменялисьстратегии научного исследования, формировались радикально новыефундаментальные концепции, новые представления об изучаемой ре-альности, новые методы и образцы исследовательской деятельности.Эти этапы обозначаются как научные революции. Их Кун противопо-ставил «нормальной науке», а само историческое развитие научногознания представил как поэтапное чередование периодов нормальнойнауки и научных революций.

Ключевым понятием, позволившим различить и описать эти пери-оды, стало введенное Куном понятие парадигмы. Оно обозначало не-которую систему фундаментальных знаний и образцов деятельности,получивших признание научного сообщества и целенаправляющихисследования. Понятие парадигмы включало в анализ историческойдинамики науки не только собственно методологические и эпистемо-логические характеристики роста научного знания, но и учет социаль-ных аспектов научной деятельности, выраженных в функционирова-нии научных сообществ.

62 Плава I. Основные этапы развития философии науки

Научное сообщество характеризовалось как группа ученых, имею-щих необходимую профессиональную подготовку и разделяющих па-радигму — некоторую систему фундаментальных понятий и принци-пов, образцов и норм исследовательской деятельности.

Именно парадигма, согласно Куну, объединяет ученых в сообще-ство и ориентирует их на постановку и решение конкретных исследо-вательских задач. Цель нормальной науки заключается в решении та-ких задач, в открытии новых фактов и порождении теоретическихзнаний, которые углубляют и конкретизируют парадигму.

Смена парадигмы означает научную революцию. Она вводит новуюпарадигму и по-новому организует научное сообщество. Часть ученыхпродолжает отстаивать старую парадигму, но многие объединяются во-круг новой. И если новая парадигма обеспечивает успех открытий, на-копление новых фактов и создание новых теоретических моделей,объясняющих эти факты, то она завоевывает все больше сторонников.В итоге и научное сообщество, пережив революцию, вновь вступает впериод развития, который Кун называет нормальной наукой.

Само понятие парадигмы не отличалось строгостью. Критики от-мечали многозначность этого понятия, и под влиянием критики Кунпредпринял попытку проанализировать структуру парадигмы. Он вы-делил следующие компоненты: «символические обобщения» (мате-матические формулировки законов), «образцы» (способы решенияконкретных задач), «метафизические части парадигмы» и ценности(«ценностные установки науки»)23.

Главное в парадигме, подчеркивал Кун, — это образцы исследова-тельской деятельности, ориентируясь на которые ученый решает кон-кретные задачи. Через образцы он усваивает приемы и методы дея-тельности, обеспечивающие успешные решения задач. Задаваяопределенное видение мира, парадигма определяет, какие задачи до-пустимы, а какие не имеют смысла. Одновременно она ориентируетученого на выбор средств и методов решения допустимых задач.

Решая конкретные задачи, ученый может столкнуться с новымиявлениями, которые, по замыслу, должны осваиваться парадигмой.Она допускает постановку соответствующих задач, очерчивает сред-ства и методы их решения, но в реальной практике успешно их ре-шить не удается. Полученные эмпирические факты не находят своегообъяснения. Такие факты Кун называет аномалиями. До поры до вре-мени наличие аномалий не вызывает особого беспокойства научногосообщества. Оно полагает, что аномалии будут устранены, а неудачиих объяснения носят временный характер. Например, открытие вра-щения перигея Меркурия не находило объяснения в рамках классиче-


ской теории тяготения. Это была аномалия, но она не вызвала особойтревоги за судьбы фундаментальной теории. Лишь впоследствии, пос-ле создания Эйнштейном общей теории относительности, выясни-лось, что это явление в принципе не может быть объяснено в рамкахклассической парадигмы (теории тяготения), оно находило свое объ-яснение только в рамках общей теории относительности. Но еслипроисходит накопление аномалий, если среди них появляются твердоустановленные эмпирические факты, попытки объяснения которых спозиций принятой парадигмы приводят к парадоксам, тогда начина-ется полоса кризиса. Возникает критическое отношение к имеющей-ся парадигме. Кризисы — это начало научной революции, котораяприводит к смене парадигмы.

Переход от старой парадигмы к новой Кун описывает как психоло-гический акт смены гештальтов, как гештальтпереключение. Он ил-люстрирует этот акт описанными в психологии феноменами сменыточки зрения, когда на картинке одно и то же изображение можноувидеть по-разному. Например, как кролика или утку. Аналогично нарисунке, где изображены два профиля, если сосредоточить вниманиена промежутке между ними, можно увидеть вазу.

Переход от одной парадигмы к другой определен не только внут-ринаучными факторами, например объяснением в рамках новой па-радигмы аномалий, с которыми не справлялась прежняя парадигма,но и вненаучными факторами — философскими, эстетическими и да-же религиозными, стимулирующими отказ от старого видения и пере-ход к новому видению мира.

Парадигмы, согласно Куну, несоизмеримы. Они заставляют по-разному видеть предмет исследования, заставляют говорить ученых,принявших ту или иную парадигму, на разных языках об одних и техже явлениях, определяют разные методы и образцы решения задач.Поэтому, согласно Куну, наука — это не непрерывный рост знания снакоплением истин, как это считали сторонники К. Поппера, а про-цесс дискретный, связанный с этапами революций как перерывов впостепенном, «нормальном» накоплении новых знаний.

Т. Кун очертил своими исследованиями новое поле проблем фило-софии науки, и в этом его бесспорная заслуга. Он обратил вниманиена новые аспекты проблематики научных традиций и преемственнос-ти знаний. В эпохи научных революций, когда меняется стратегия ис-следований, происходит ломка традиций. В этой связи возникает во-прос: как соотносятся новые и уже накопленные знания и какобеспечивается преемственность в развитии науки, если принять вовнимание научные революции?

64 Плава 1. Основные этапы развития философии науки

Заслуга Куна в том, что анализ такого рода проблем он пыталсяосуществить путем рассмотрения науки в качестве социокультурногофеномена, подчеркивая влияние вненаучных знаний и различных со-циальных факторов на процессы смен парадигм.

Вместе с тем в куновской концепции исторического развития наукибыло немало изъянов. Прежде всего в ней недостаточно четко былаописана структура оснований науки, которые функционируют в нор-мальные периоды в качестве парадигм и которые перестраиваются вэпохи научных революций. Даже после уточнения Куном структуры па-радигмы многие проблемы анализа оснований науки остались не про-ясненными. Во-первых, не показано, в каких связях находятся выде-ленные компоненты парадигмы, а значит, строго говоря, не выявленаее структура. Во-вторых, в парадигму, согласно Т. Куну, включены каккомпоненты, относящиеся к глубинным основаниям научного поиска,так и формы знания, которые вырастают на этих основаниях. Напри-мер, в состав «символических обобщений» входят математические фор-мулировки частных законов науки (типа формул, выражающих законДжоуля — Ленца, закон механического колебания и т.п.). Но тогда по-лучается, что открытие любого нового частного закона должно озна-чать изменение парадигмы, т.е. научную революцию. Тем самым стира-ется различие между «нормальной наукой» (эволюционным этапомроста знаний) и научной революцией. В-третьих, выделяя такие компо-ненты науки, как «метафизические части парадигмы» и ценности, Кунфиксирует их «остенсивно», через описание соответствующих приме-ров. Из приведенных Куном примеров видно, что «метафизические ча-сти парадигмы» понимаются им то как философские идеи, то какпринципы конкретно-научного характера (типа принципа близкодей-ствия в физике или принципа эволюции в биологии). Что же касаетсяценностей, то их характеристика Куном также выглядит лишь первыми весьма приблизительным наброском. По существу, здесь имеются ввиду идеалы науки, причем взятые в весьма ограниченном диапазоне —как идеалы объяснения, предсказания и применения знаний. Недоста-точно аналитическая проработка структуры парадигмальных основа-ний не позволила описать механизмы смены парадигм средствами ло-гико-методологического анализа. Описание этого процесса в терминахпсихологии гештальтпереключения недостаточно, поскольку не реша-ет проблему, а скорее снимает ее.

Нужно сказать, что данная проблематика была значительно болееаналитично проработана в отечественных исследованиях за последние30 лет. Результаты, полученные в этих исследованиях, будут изложеныниже, в частности в главе, посвященной анализу научных революций.


«Анархистская эпистемология» П. Фейерабенда

Идея несоизмеримости парадигм и влияния вненаучных факторов наих принятие сообществом по-новому ставила проблему научного от-крытия. Возникали вопросы о том, регулируются ли творческие акты,связанные с изменением фундаментальных понятий и представленийнаук, какими-либо нормами научной деятельности, если да, то какменяются эти нормы в историческом развитии науки и существуют литакие нормы вообще.

П. Фейерабенд (1924—1994) дал свою довольно экстравагантнуюверсию этой проблематики. Прежде всего он подчеркивал, что имею-щийся в распоряжении ученого эмпирический и теоретический мате-риал всегда несет на себе печать истории своего возникновения. Фак-ты не отделены от господствующей на том или ином этапе научнойидеологии, они всегда теоретически нагружены. Принятие ученымтой или иной системы теорий определяет его интерпретацию эмпири-ческого материала, организует видение эмпирически фиксируемыхявлений под определенным углом зрения и навязывает определенныйязык их описания.

По мнению Фейерабенда, кумулятивистская модель развития на-уки, основанная на идее накопления истинного знания, не соответ-ствует реальной истории науки, а представляет собой своего рода ме-тодологический предрассудок. Старые теории нельзя логическивывести из новых, а прежние теоретические термины и их смыслы немогут быть логически получены из терминов новой теории. Смысл изначение теоретических терминов определяются всеми их связями всистеме теории, а поэтому их нельзя отделить от прежнего теоретиче-ского целого и вывести из нового целого.

В данном пункте Фейерабенд справедливо подмечает особенностьсодержания теоретических понятий и терминов. В них всегда имеетсянесколько пластов смыслов, которые определены их связями с други-ми понятиями в системе теории. К этому следует добавить, что ониопределены не только системой связей отдельной теории, но и систе-мой связей всего массива взаимодействующих между собой теорети-ческих знаний научной дисциплины и их отношениями к эмпиричес-кому базису. Но отсюда следует, что выяснить, как устанавливаютсясвязи между терминами старой и новой теории, можно только тогда,когда проанализированы типы связей, которые характеризуют систе-му знаний научной дисциплины, и как они меняются в процессе раз-вития науки. В принципе, такой анализ проделать можно2 4. И он сви-детельствует, что между новыми и старыми теориями и их понятиями

5-959


(терминами) существует преемственная связь, хотя и не в форме точ-ного логического выведения всех старых смыслов из новых. Так что всвоих утверждениях против преемственности знаний Фейерабенд былправ лишь частично. Но из этой частичной правоты не следует выводо полном отсутствии преемственности. Из квантовой механики логи-чески нельзя вывести все смыслы понятий классической механики.Но связь между их понятиями все же имеется. Она фиксируется прин-ципом соответствия. Нужно принять во внимание и то обстоятельст-во, что вне применения языка классической механики (с наложенны-ми на него ограничениями), в принципе, невозможна формулировкаквантовой механики.

В процессе исторического развития научной дисциплины старыетеории не отбрасываются, а переформулируются. Причем их пере-формулировки могут осуществляться и до появления новой теории,ломающей прежнюю картину мира. Примером могут служить истори-ческие изменения языка классической механики. Первозданныйязык ньютоновской механики сегодня не используется. Используют-ся языки, введенные Л. Эллером, Ж. Лагранжем и У. Гамильтономпри переформулировках механики Ньютона. Термины языка кванто-вой механики могут сопоставляться с терминами гамильтоновскойформулировки классической механики, но не с языком, на которомописывал механическое движение создатель механики Ньютон.

Отбросив идеи преемственности, Фейерабенд сосредоточил вни-мание на идее размножения теорий, вводящих разные понятия и раз-ные способы описания реальности. Он сформулировал эту идею какпринцип пролиферации (размножения). Согласно этому принципу, ис-следователи должны постоянно изобретать теории и концепции,предлагающие новую точку зрения на факты. При этом новые теории,по мнению Фейерабенда, несоизмеримы со старыми. Они конкури-руют, и через их взаимную критику осуществляется развитие науки.Принцип несоизмеримости, утверждающий, что невозможно сравне-ние теорий, рассматривается в самом радикальном варианте как не-возможность требовать от теории, чтобы она удовлетворяла ранеепринятым методологическим стандартам.

В этом пункте Фейерабенд подметил важную особенность истори-ческого развития науки: то, что в процессе такого развития не тольковозникают новые понятия, теоретические идеи и факты, но и могутизменяться идеалы и нормы исследования. Он правильно пишет, чтовеликие открытия науки оказались возможными лишь потому, что на-ходились мыслители, которые разрывали путы сложившихся методо-логических правил и стандартов, непроизвольно нарушали их. Дея-


тельность А. Эйнштейна и Н. Бора является яркой тому иллюстраци-ей. Здесь Фейерабендом была обозначена реальная и очень важнаяпроблема философии науки, которую игнорировал позитивизм, —проблема исторического изменения научной рациональности, идеа-лов и норм научного исследования.

Однако решение этой проблемы Фейерабендом было не менееодиозным, чем ее отбрасывание позитивистами. Он заключил, что неследует стремиться к установлению каких бы то ни было методологи-ческих правил и норм исследования. Но из того факта, что меняютсятипы рациональности, вовсе не следует, что исчезают всякие нормы ирегулятивы научной деятельности. В дальнейшем мы рассмотрим этупроблему более детально, а пока зафиксируем, что отказ великих уче-ных, например Эйнштейна и Бора, от некоторых методологическихрегулятивов классической физики сопровождался формированием ипоследующим укоренением неклассического типа рациональности сновыми идеалами и нормами исследования. Причем, вопреки мне-нию Фейерабенда, можно выявить преемственность между некоторы-ми аспектами классических и неклассических регулятивов. Фейера-бенд правильно отмечает, что всякая методология имеет своипределы. Но отсюда он неправомерно заключает, что в научном ис-следовании допустимо все, что «существует лишь один принцип, ко-торый можно защищать при всех обстоятельствах... Это принцип —все дозволено»25. Тогда исчезает граница между наукой и шарлатан-ством, между доказанными и обоснованными научными знаниями илюбыми абсурдными фантазиями.

Свою позицию Фейерабенд именует эпистемологическим анар-хизмом. Эта позиция приводит к отождествлению науки и любыхформ иррационального верования. Между наукой, религией и ми-фом, по мнению Фейерабенда, нет никакой разницы. В подтвер-ждение своей позиции он ссылается на жесткую защиту ученымипринятой парадигмы, сравнивая их с фанатичными адептами рели-гии и мифа. Но при этом почему-то игнорирует то обстоятельство,что, в отличие от религии и мифа, наука самой системой своих иде-алов и норм ориентирует исследователей не на вечную консерва-цию выработанных ранее идей, а на их развитие, что она допускаетвозможность пересмотра даже самых фундаментальных понятий ипринципов под давлением новых фактов и обнаруживающихся про-тиворечий в теориях.

Фейерабенд ссылается на акции убеждения и пропаганду ученымисвоих открытий как на способ, обеспечивающий принятие этих от-крытий обществом. И в этом он тоже видит сходство науки и мифа.


Но здесь речь идет только об одном аспекте функционирования на-уки, о включении в культуру ее достижений. Отдельные механизмытакого включения могут быть общими и для науки, и для искусства, идля политических взглядов, и для мифологических, и для религиоз-ных идей. Что же касается других аспектов бытия науки и ее развития,то они имеют свою специфику. Из того факта, что наука, религия,миф, искусство — это феномены культуры, не следует их тождества,как из факта, что Земля и Юпитер — планеты Солнечной системы, неследует, что Земля и Юпитер — одно и то же небесное тело.

Проблема инноваций и преемственности в развитии науки(Дж. Холтон, М. Полани, С. Тулмин)

Подход к анализу науки как исторически развивающейся системы ос-тро поставил проблему преемственности в развитии знаний. Акцент вработах Т. Куна и П. Фейерабенда на несоизмеримость парадигм иконцептуальных систем требовал углубленного анализа данной проб-лематики. Ряд важных ее аспектов был раскрыт в работах историка ифилософа науки Дж. Холтона. Он показал, что в истории науки мож-но обнаружить сквозные тематические структуры. Они характеризу-ются чертами постоянства и непрерывности, «которые воспроизво-дятся даже в изменениях, считающихся революционными, и которыеподчас объединяют внешне несоизмеримые и конфронтирующиедруг с другом теории»26.

Тематические структуры выступают своеобразной траекторией исто-рического развития науки. Например, идея атомистического строениявещества, взятая в ее историческом развитии, является, по Холтону, ти-пичной тематической структурой. Она формируется еще в античной фи-лософии, а затем развивается в физике и химии. Тема атомизма былапредставлена в механике Ньютона, в концепции о неделимых корпуску-лах. Из механики она транслировалась в теорию электричества. Б. Фран-клин еще в эпоху, когда природа электричества связывалась с представ-лениями об особой жидкости - «электрическом флюиде», выдвинулидею мельчайшей дискретной порции электричества. Идея заряженныхатомов как элементарной порции электричества была основой электро-динамики А. Ампера, который строил свою теорию по образу и подобиюньютоновской механики. Последующие разработки темы атомистики вэлектродинамике были представлены теорией электронов Г. Лоренца,экспериментами Р. Милликена, а затем новыми пониманиями природыэлектрона в квантовой механике. Эта тематическая траектория продол-жается и в современной физике элементарных частиц.


Темы, которые диктуют разные подходы и видения реальности, неявляются абсолютно изолированными. Тема континуума и контину-альных сред, развиваемая в полевых концепциях физики, взаимодей-ствовала с темой атомистики. Они, согласно Холтону, образовывалисвоеобразную дуальную систему. В теории квантованных полей вза-имодействие этих двух тем приняло новую форму — синтеза дискрет-ного и непрерывного, выраженного в представлениях о корпускуляр-но-волновой природе частиц — квантов поля.

Таким образом, тема определяется не просто как некоторая устой-чивая структура, а как структура уточняемая и исторически развиваю-щаяся. В этом подходе изменения и новации органично увязываютсяс преемственностью. Дж. Холтон особое внимание уделяет ситуациямв развитии тематических структур, которые выступают точками ростанового знания. Он выявляет три главные составляющие этих ситуа-ций, которые должен анализировать историк науки. Первую состав-ляющую он называет «частной наукой». Она соответствует деятельно-сти отдельного ученого и выражает творческую активность еголичности. Вторая — это «публичная наука», которая фиксируется впубликуемых научных текстах и в которой как бы стираются индиви-дуальные особенности ученого, его мотивации, своеобразие его лич-ностного поиска. Эта составляющая предстает как объективное со-стояние научного знания данной эпохи. Третья составляющая — этоширокий социокультурный контекст, выступающий в качестве среды,в которой живет и развивается наука. Историко-научные реконструк-ции должны раскрыть взаимодействие этих трех аспектов.

Многоплановое рассмотрение «тематических траекторий» являетсясильной стороной концепции Дж. Холтона. Он фиксирует, что в разви-тии тематических структур науки сплавлены внутринаучные и социо-культурные факторы: методы и процедуры генерации новых эмпириче-ских и теоретических знаний и влияние философских идей,мировоззренческих смыслов, особенностей коммуникаций в научныхсообществах и т.п. Причем акцент делается на анализе содержательныхаспектов истории науки, а социальные факторы и влияние культурногоконтекста включаются как компоненты, определяющие своеобразныерамки исследовательской деятельности на каждом исторически опреде-ленном этапе развития общества. Новации здесь не противопоставля-ются традициям и не отделяются от них, а взаимодействуют с ними.

В концепции Дж. Холтона констатируется, что в реальной деятель-ности ученого могут соединяться несколько тематических структур.Например, физики, развивающие идеи атомистики, и физики, при-верженцы полевого подхода, одинаково исповедуют идею, согласно


которой формулировки законов должны быть даны в языке математи-ки. Эта идея может быть представлена как особая тематическая струк-тура в ее историческом развитии. Но тогда возникают вопросы: како-ва типология тематических структур? Каково место каждой из них всистеме развивающегося знания? Как они соотносятся друг с другом,имеется ли между ними отношение только координации или же естьи отношение субординации? Каковы их функции в науке? Ответ наэти вопросы Холтон не дает. Чтобы ответить на них, необходимо бы-ло более аналитично рассмотреть структуру научного знания, что, всвою очередь, служит необходимой предпосылкой углубленного ана-лиза исторической динамики науки.

Осознание включенности социокультурных факторов в ткань на-учного исследования привело к расширению проблематики научныхтрадиций.

Преемственность в развитии науки не ограничивается толькотрансляцией в культуре понятий, представлений и методов науки, ихразвитием, но включает в этот процесс ценности и образцы деятель-ности по производству научного знания.

На эти аспекты научной деятельности обратил особое вниманиеМ. Полани (1891 — 1976), известный ученый, специалист в областифизической химии, активно занимавшийся проблемами философиии методологии науки. Он резко критиковал неопозитивистские кон-цепции научного познания и сыграл важную роль в становлении аль-тернативных направлений, связанных с историческим анализом на-уки, взятой в ее социальном контексте.

М. Полани справедливо полагал, что социальные факторы оказы-вают влияние на само содержание научной деятельности, что научнаярациональность определяется особенностями не только исследуемыхобъектов, но и культурно-исторического контекста. Она может разви-ваться с изменениями этого контекста.

При анализе процесса человеческого познания Полани особо ак-центирует наличие в нем невербальных и неконцептуализированныхформ знания, которые передаются путем непосредственной демон-страции, подражания, остенсивных определений, основанных на не-посредственном указании на предмет и его свойства. В научном по-знании такие формы знания и его трансляции также присутствуют. ИхПолани обозначает терминами «неявное знание» или «личностноезнание». Неявное знание связано с процессами понимания, оновключено в семантическую интерпретацию теоретических терминов.Полани подчеркивал, что в реальной практике научных сообществученый постепенно вживается в ту или иную принятую сообществом


теорию, и в этом процессе важную роль играет авторитет лидеров со-общества, передаваемые ими неявные знания.

Сам процесс подготовки специалиста, работающего в той или инойобласти науки, предполагает усвоение невербализованных образцовдеятельности. М. Полани отмечает, что большое количество практиче-ских занятий студентов — химиков, физиков, биологов, медиков «сви-детельствует о важной роли, которую в этих дисциплинах имеет пере-дача практических знаний и умений от учителя к ученику»27. Такиезнания передаются непосредственно в процессе коммуникации и ненуждаются в описаниях. В научных школах лидеры оказывают влия-ние на других членов сообщества, предъявляя образцы деятельности,которым могут подражать, даже не осознавая этого, другие ученые.

Полани справедливо отмечает роль невербализуемых традиций вфункционировании и развитии научного знания. В ряде пунктов егоконцепция перекликается с концепцией Т. Куна, который особо под-черкивал роль в науке парадигмальных образцов решения задач. Но,как это часто бывает, увлеченность главной идеей своей концепцииприводила Полани к спорным выводам. Он полагал, что наличие неяв-ного знания делает малоэффективными методологические эксплика-ции норм и стандартов обоснования знания. Хотя Полани не отрицает,что многие аспекты неявно принимаемых образцов могут быть отреф-лексированы и представлены в виде методологических суждений, он непридает этим суждениям важного значения. Конечно, наличие веры иубеждения в справедливости тех или иных теорий играет свою роль впрактике научного исследования (в этом пункте позиция М. Поланиимеет много общего с позицией П. Фейерабенда). Но для науки не ме-нее важна и критико-аналитическая деятельность. Одним из ее ключе-вых аспектов являются экспликация и описание неявно принимаемыхучеными предпосылок и образцов и их критический анализ. Такой ана-лиз особенно важен в периоды, когда происходит изменение ранее сло-жившихся стандартов обоснования знаний, когда в науке формируют-ся новые идеалы и нормы объяснения и обоснования и тем самымзакладываются основы нового типа научной рациональности.

Проблема исторического изменения идеалов и норм объяснения иобоснования была одной из центральных в концепции С. Тулмина.Он анализировал ее с позиций эволюционной эпистемологии. Этонаправление в теории познания сформировалось как распростране-ние эволюционных идей, возникших в биологии, на область челове-ческого познания и знания.

В рамках этого направления можно выделить два основных подхо-да. Первый из них трактует общественную жизнь как продолжение


органической эволюции, проявление приспособительной активностиживого к окружающей среде. Подчеркивается, что биологическаяэволюция продолжается с возникновением человека, и его мышле-ние, познание, культура выступают эволюционными приобретения-ми, средствами и способами, организующими взаимоотношение че-ловека с природной средой.

Второй подход выводит за скобки онтологические аспекты эволю-ции и ограничивается только использованием биологических моде-лей и аналогий при анализе природы научного познания.

В постпозитивистской философии науки этот подход был пред-ставлен в работах К. Поппера и развит в концепции С. Тулмина.

С. Тулмин (1922—1997) был учеником Л. Витгенштейна. На негорешающее влияние оказали работы позднего Витгенштейна. В нихбыл осуществлен поворот от стремления конструировать идеальныйязык, в терминах которого должно описываться научное знание, к ис-следованию «языковых игр» естественного языка. Витгенштейн раз-вил идею, согласно которой значение слова не просто является указа-нием на некоторый объект. Это возможно только в отдельных случаях.Но в языке слова многозначны, и их значение задается их употребле-нием в определенном контексте (языковой игре) в соответствии с не-которыми языковыми правилами. С. Тулмин стремился выделить спозиций концепции языковых игр связь науки с концептуальныммышлением эпохи, с культурной традицией.

Философия науки, с его точки зрения, должна изучать структуру ифункционирование научных понятий и познавательных процедур.Понятия всегда объединены в структуры, и важно выяснить, какфункционируют концептуальные структуры в том или ином истори-ческом контексте, и проследить их историческое изменение.

Изменение концептуальных структур С. Тулмин описывает в тер-минах динамики популяций (мутаций и естественного отбора). Поня-тия изменяются не каждое отдельно, а как индивиды, включенные в«концептуальную популяцию». Научные теории, согласно Тулмину,представляют собой популяции понятий. Но в качестве популяциймогут рассматриваться и научные дисциплины, и отдельные науки.Инновации аналогичны мутациям, которые должны пройти черезпроцедуры отбора. Роль таких процедур играют критика и самокрити-ка. Тулмин подчеркивает, что процедуры отбора определяются приня-тыми в науке идеалами и нормами объяснения, которые складывают-ся под влиянием культурного климата соответствующей историческойэпохи. Эти идеалы и нормы задают некоторую традицию. Тулмин на-зывает их также программами, которые составляют ядро научной ра-


циональности. Новообразования на уровне понятийных систем оце-ниваются с позиций идеалов объяснения. Последние, согласно Тулми-ну, выступают в роли своего рода «экологических ниш», к которымадаптируются концептуальные популяции. Но сами «экологическиениши» науки тоже изменяются под воздействием как новых популя-ций, так и социокультурной среды, в которую они включены.

Идея исторического изменения идеалов и норм объяснения, стан-дартов понимания является сильной стороной концепции С. Тулми-на. Он фиксирует, что новации в системе идеалов и норм пониманияи объяснения также проходят через процедуры селекции. Они прини-маются, если вносят вклад в улучшение понимания и если вписыва-ются в более широкую социокультурную среду своей эпохи. Послеэтого могут возникать новая традиция и новая «интеллектуальная по-литика». В процедурах многоуровневой селекции понятий, теорий идисциплинарных идеалов понимания и объяснения особую роль иг-рают дискуссии в научных сообществах, влияние «научной элиты» каксвоеобразного селекционера новых понятийных популяций и новыхматриц понимания.

Социология науки. Проблема интернализма и экстериализма

Интерес к проблематике социокультурной обусловленности научногопознания постепенно выделил ее в качестве особого предмета иссле-дования. На этой почве активизировались исследования, представ-ленные социологией научного знания.

Социология науки имеет достаточно прочную традицию, пред-ставленную идеями К. Маркса, Э. Дюркгейма, М. Вебера, К. Манхей-ма. В 50—60-х гг. XX в. в работах американского социолога Р. Мерто-на была предложена социологическая модель науки, которая сыграласущественную роль в ориентации современных исследований в этойобласти. Р. Мертон исследовал влияние на рост современной наукиэкономических, технических и военных факторов. Но главной облас-тью его исследований был анализ ценностно-нормативных структур,которые определяют поведение человека науки и которые Мертонобозначил как «научный этос». В своих ранних работах он продолжили развил подход М. Вебера к анализу социальных истоков новоевро-пейской науки, важнейшим из которых он считал связь зарождаю-щейся науки с пуританской религиозной моралью. Позднее Мертонсформулировал концепцию научного этоса как набора ценностей инорм, регулирующих научную деятельность. К их числу Мертон отно-сил универсализм, коллективизм, бескорыстность и организованный


скептицизм. Эта ценностно-нормативная структура, согласно Мерто-ну, устойчиво воспроизводится в историческом развитии науки иобеспечивает ее существование. На ее основе формируется системаконкретных предпочтений, запретов, санкций и поощрений. Они, всвою очередь, конкретизируются применительно к тем или иным со-циальным ролям в рамках института науки. Система институциональ-ных ценностей и норм стимулирует научный поиск, ориентирует наоткрытие нового. Открытие поощряется признанием коллег (звания-ми, почетными наградами, присвоением имени ученого сделанномуим открытию и т.д.). Такого рода поощрения ценятся в науке больше,чем денежное вознаграждение.

Поскольку открытие является главной ценностью, значительноеместо в научных сообществах занимают приоритетные споры. Они,согласно Мертону, также регулируются научным этосом. Невыполне-ние совокупности этих норм порождает отклоняющееся (девиантное)поведение ученых (плагиат, шельмование конкурентов и т.п.).

В дальнейших исследованиях социологов науки было показано,что выделенные Мертоном ценности и нормы в реальной научной де-ятельности могут в конкретных ситуациях модифицироваться и дажезаменяться альтернативными.

Американский социолог И. Митрофф показал на конкретном ма-териале проведенных им исследований, что в коммуникациях сооб-щества в ряде конкретных ситуаций эффективными оказываются ре-гуляторы, альтернативные тем, которые обозначил Мертон. Принципуниверсализма, который предполагает оценку научных результатов всоответствии с объективными, внеличностными критериями, в ре-альной практике не соблюдается. Оценки учеными результатов своихколлег всегда личностны, эмоционально окрашены. К своим соб-ственным идеям исследователь чаще всего не относится критически,как это предполагает мертоновский принцип организованного скеп-тицизма, а отстаивает их, даже когда сообщество скептически отно-сится к получаемым результатам. Открытость исследований, полагае-мая принципом коллективизма в мертоновской характеристикенаучного этоса, часто нарушается режимом секретности.

М. Малкей, американский социолог науки, в своей книге «Наука исоциология знания», переведенной на русский язык и опубликован-ной в 1983 г., отмечал несколько возможностей интерпретации иссле-дований Мертона и Митроффа. Первый подход связан с утверждени-ем неполноты выделенных Мертоном компонентов системыинституциональных ценностей науки, второй — со скептицизмом всамом существовании таких универсальных ценностей.


Многие западные социологи науки склоняются к идее, что, по-скольку ценностная структура научного этоса исторически меняется ив конкретной практике научных сообществ могут применяться альтер-нативные ценности, сомнительно существование непреходящих, ус-тойчивых институциональных ценностей. Этот вывод, в духе идейП. Фейерабенда, хотя и с рядом оговорок, М. Малкей также склоненсчитать достаточно правдоподобным. Но тогда трудно провести разли-чие между наукой и другими формами познавательной деятельности.

Представления Мертона, бесспорно, могут уточняться. Это каса-ется не только пересмотра и дополнения выделенных им компонен-тов этоса науки. Необходимо учитывать, что институциональные цен-ности сопрягаются со структурой познавательных идеалов и норм.Причем и в институциональном, и в познавательном компонентеценностной структуры науки следует учитывать сложную структуруидеалов и норм. В них можно выявить три взаимосвязанных уровнясмыслов: смысловой уровень, выражающий отличие науки от другихформ познания, конкретизацию и дополнение этих смыслов идеями ипринципами, выражающими особенности культуры той или иной ис-торической эпохи, и, наконец, смысловые структуры, выражающиеспецифику познавательной деятельности в той или иной науке (осо-бенности физического, химического, биологического, социально-гу-манитарного исследования и соответствующие особенности регуля-тивов в научных сообществах). Эти особенности будут более детальнорассмотрены ниже (см. «Основания науки»).

Из того факта, что в ряде конкретных ситуаций отдельные уче-ные не соблюдают строго и неукоснительно общие принципы науч-ного этоса, не следует, что эти принципы не имеют регулятивнойфункции и вообще не нужны. Здесь примерно та же ситуация, как ив следовании принципам нравственности, высказанным в библей-ских заповедях. Заповедь «не убий» является идеалом, а в реальнойжизни она нарушается. Есть убийства, за которые следуют самые су-ровые уголовные наказания, и есть убийства, например на войне,при защите страны, за которые награждают. Однако отсюда не сле-дует, что идеал «не убий» не играет в общественной жизни никакойроли. Если этот запрет упразднить, то практически это означало быпоощрение убийства, и общество быстро превратилось бы в войнувсех против всех.

Социология науки центрирует внимание на функционировании иразвитии науки как социального института. В сферу ее проблематикипопадают, прежде всего, коммуникации исследователей, организациясообществ, поведение ученых и их различные роли в сообществе, от-

76 Глава 1. Основные этапы развития философии наукиРазвитие философии науки во второй половине XX в. 77

ношения между различными сообществами, влияние на науку эконо-мических, политических факторов и т.п.

Бесспорно, эти аспекты важны для понимания науки. Но здесьвозникает вопрос: достаточны ли они, чтобы выявить закономернос-ти ее развития?

Во второй половине XX в. в западной философии и социологиинауки обозначились два альтернативных подхода к исследованию ис-торического развития науки. Первый из них делал акцент на исследо-вании содержания научного познания, истории научных идей, разви-тии концептуального аппарата науки. Второй ориентировался наанализ влияния на науку социальных факторов, изучение деятельно-сти и поведения ученых в научных сообществах, их коммуникаций.

Первый подход получил название интернализма, второй — экстер-нализма. Каждый из них имел определенные модификации, пред-ставленные «сильной» и «ослабленной» версиями. В частности, силь-ная версия интернализма была представлена в позитивистскойтрадиции, которая вообще игнорировала социокультурную детерми-нацию научного познания. Ослабленная версия представлена рядомпостпозитивистских концепций философии науки, которые призна-вали влияние социокультурных факторов на научное познание. Ноони рассматривались как интегрированные в логику объективногороста знания (К. Поппер, И. Лакатос, С. Тулмин).

Экстерналистекий подход также имел свои версии. Ослабленнаяверсия была представлена в работах Р. Мертона. Он признавал, что со-циология науки должна взаимодействовать с философией и методо-логией науки. Без этого взаимодействия сама по себе она не имеетсредств анализа того, как развиваются научные идеи. Социология на-уки ставит целью выявить социальные условия и мотивы исследова-тельской деятельности. Она имеет свой особый предмет, отличный отпредмета философии науки.

Сильная же версия экстерналистского подхода полагает, что по-скольку развитие знания социально детерминировано, то социологиянауки поглощает проблематику философии и методологии науки. Ос-нованием для такой точки зрения является довольно сомнительныйтезис, что для роста научного знания решающими служат процедурыего социального конструирования в деятельности ученых в лаборато-риях, цепочки их решений и обсуждений, коммуникации исследова-телей, осуществляющих выбор той или иной концепции. Познава-тельные процедуры здесь сводятся к социальным отношениямисследователей. Эта позиция довольно четко излагается К. Кнорр-Цетиной, специалистом в области микросоциологических исследова-

ний науки. Она считает познавательное отношение «природа — науч-ное знание» внешним для науки и не раскрывающим механизмы фор-мирования знания. Главными характеристиками этих механизмов онаполагает социальные отношения исследователей в рамках научнойлаборатории.

Уязвимость подобной позиции можно проиллюстрировать следу-ющей мысленной ситуацией. Представим себе сообщество халтурщи-ков, которые, получив финансирование, устраивают диспуты, обсуж-дения, конференции, поощряют друг друга, присваивают различныепочетные титулы, а на выходе никакого нового результата не дают(сюжет, не так уж далеко отстоящий от реалий современной жизни).Микросоциолог обнаружит там все признаки отношений между ис-следователями, которые он полагает достаточными для генерации но-вого знания. Но такового знания не производится. Абстрагируясь отсодержательных аспектов научной деятельности, ориентированнойна познание исследуемых объектов, невозможно выявить механизмыроста научного знания.

Крайние версии как интернализма, так и экстернализма гипертро-фированно выделяют только один из аспектов исследовательской де-ятельности. Ослабленные версии более перспективны в том отноше-нии, что они не отрицают важности оппонирующего подхода дляпонимания исторического развития науки.

Противоположные подходы к анализу развития науки нашли своевыражение в историко-научных исследованиях. Длительное время втаких исследованиях доминировала интерналистская версия. Исто-рия науки рассматривалась как развитие идей, теорий, концепций.В XX столетии появились работы, посвященные социальной историинауки (Дж. Бернал, Б. Гессен, Дж. Ниддам), которые могли быть отне-сены к ослабленной версии экстернализма. В настоящее времяобозначенные подходы сохраняются. Вместе с тем все актуальнее ста-новится задача разработки таких концепций развития науки, которыеинтегрировали бы позитивные элементы, содержащиеся как в интер-налистских, так и в экстерналистских подходах.

Отечественная философия науки во второй половине XX в.

В 60-х гг. XX в. в нашей стране философия науки постепенно сталапревращаться в одну из наиболее престижных областей философскойдеятельности. В этой области был значительно меньший идеологиче-ский контроль, чем, например, в социальной философии. Многие ис-следователи, активно работавшие в философии науки, имели специ-


альное, чаще всего естественнонаучное, образование. К концу 60-х гг.в стране сложилось довольно многочисленное и интегрированное со-общество философов науки. Решающую роль в его формированиисыграло взаимодействие исследований по философии естествозна-ния, логике и гносеологии.

Существенным импульсом к активизации этих исследований былиработы Б.М. Кедрова, П.В. Копнина и М.Э. Омельяновского. Онибыли членами АН СССР, занимали влиятельные административныедолжности в Академии наук. Их труды сыграли важную роль в пре-одолении догматического марксизма сталинской эпохи, что было не-обходимым условием последующих продуктивных отечественных ис-следований в области философии науки.

Как известно, политические кампании 50-х гг., направленные про-тив генетики и кибернетики, нападки на теорию относительности иквантовую механику сопровождались искажением и примитивизаци-ей марксистской философии. Идеологизированные и вульгаризиро-ванные ее версии предлагались в качестве мировоззренческого обос-нования разрушительных для науки идеологических кампаний.Поэтому обращение к аутентичному марксизму было необходимойпредпосылкой становления отечественной философии науки.

В исследованиях П.В. Копнина были акцентированы деятельност-но-практические аспекты марксистской гносеологии, историческийподход к анализу процессов познания, идеи взаимного соответствияпредмета и методов познания. С этих позиций проблема интеграциинаук рассматривалась как перенос понятийных средств и методов изодной науки в другую и выработка общенаучных понятий и представ-лений об исследуемых объектах.

Проблема дифференциации и интеграции научного знания зани-мала одно из главных мест и в работах Б.М. Кедрова. Он выделилпринципы, которые определяют диалектико-материалистическийподход к решению проблем философии науки. Во-первых, анализсвязи предметов наук как особых состояний развития материи. Во-вторых, учет исторического развития самого научного познания, егометодов, представлений и понятий, определяющих то или иное виде-ние мира. Опираясь на предложенную Ф. Энгельсом концепциюформ движения материи и соответствующую ей классификацию наук,Б.М. Кедров модифицировал ее с учетом открытий XX в. Он отметил,что представление о механическом движении как одной из форм раз-вивающейся материи было пережитком механистических представле-ний о мире. Механическое движение выступает аспектом физическихпроцессов, но оно не имеет какого-то одного материального носите-


ля, а характеризует некоторые общие черты физических процессовмакромира. В микромире физические процессы характеризуются какквантово-механическое движение, которое также является аспектомфизических процессов, относящихся к целому ряду взаимодей-ствий — от взаимодействия элементарных частиц до образованияядер атомов, атомов и молекул. Поэтому физическая форма движенияматерии в микромире, согласно Б.М. Кедрову, должна рассматривать-ся как две формы - атомно-физическая и молекулярно-физическая.Между ними находится химическая форма движения, изучаемая в си-стеме химических дисциплин. Квантово-механическое описание от-носится не только к атомно-физической, но и к химической формедвижения (учитывая возникновение квантовой химии). Б.М. Кедроввыделил также геологическую форму движения, соответствующуюформированию планет в ходе космической эволюции. Система наук оЗемле, по его мнению, изучает именно эту форму движущейся мате-рии. Предложенная Б.М. Кедровым классификация породила ряд ди-скуссий по проблеме развития форм движения и соответствующихформ материи. Продуктивным аспектом этих дискуссий стала разра-ботка категорий «материя», «движение», «пространство» и «время» сучетом достижений естествознания XX в. (работы СТ. Мелюхина,Н.Ф. Овчинникова, Р.А. Аронова, Я.Ф. Аскина и др.).

Другой важной областью исследований Б.М. Кедрова были про-цессы научного открытия, развития понятий и методов научного по-знания. В этой области уже в середине 60-х гг. XX в. он продемонстри-ровал эффективность тесной связи философии и истории науки.

Анализ научного открытия Б.М. Кедров проводил на конкретномматериале истории химии, выявляя связь логико-методологических исоциально-психологических аспектов научного познания. Его рекон-струкция открытия Д.И. Менделеевым периодического закона былавариантом ставших впоследствии модными в западной философии иистории науки так называемых «кейс стадиес». В этом типе исследо-ваний определенный фрагмент истории науки изучается комплекс-но — как формирование нового знания в контексте взаимодействиялогико-методологических, психологических, социокультурных и лич-ностных факторов.

Одно из центральных мест в отечественной философии в 60-х гг.занимала проблема взаимосвязи философии и науки. Преодолениедогматического марксизма 40—50-х гг. стимулировало разработкуфундаментальных философских категорий под углом зрения дости-жений науки. Особую роль сыграло осмысление открытий квантово-релятивистской физики. В работах М.Э. Омельяновского была сфор-


мулирована исследовательская программа в форме двух взаимосвя-занных задач: во-первых, выяснения того, что дала современная фи-зика для развития философских категорий; во-вторых, анализа техметодологических идей и регулятивов, выработанных философией,которые важны для развития физики XX в. С этих позиций М.Э. Оме-льяновский проанализировал категорию реальности. Он отмечалважность различения понятий «объективная реальность», «эмпириче-ская реальность» и «абстрактная реальность». Первое понятие обоз-начает объективный мир, изучаемый в науке, второе — тот аспект ре-альности, который дан на уровне явлений в форме эмпирическихзнаний (наблюдений и фактов), третье — выражает сущностные отно-шения, системно-структурные представления об изучаемых объектах,которые определены теоретическими законами и моделями.

С учетом этих различений М.Э. Омельяновский проанализировалроль принципа наблюдаемости в современной физике. Он один изпервых в нашей литературе обратил внимание на идею А. Эйнштейнао том, что наблюдаемое и ненаблюдаемое определяются теоретичес-ким видением реальности, которое очерчивает предметную областьисследования. Принцип наблюдаемости применяется как регулятивне при выдвижении гипотез, а как метод их эмпирического обоснова-ния, установления связи теоретических величин с опытом.

Важной вехой в развитии отечественной философии науки сталиактивизация логических исследований и применение современныхлогических средств к анализу научного познания. В становлении это-го подхода особая роль принадлежала А.А. Зиновьеву. В нашей фило-софии 40—50-х гг. была своеобразная настороженность по отноше-нию к математической логике, которую рассматривали только какобласть математики. Что же касается использования ее средств прианализе познавательных процессов, то это расценивалось как уступкапозитивизму. Для этой цели полагалось применение диалектическойлогики и как вспомогательного средства традиционной формальнойлогики. Математическая логика считалась применимой только к сфе-ре сложившегося знания, но не к анализу процессов развития знаний.Решение этих задач относили к компетенции диалектической логики.

Этот подход был поставлен под сомнение еще в начале 50-х гг. XX в.в диссертации А.А. Зиновьева. Ее автор показал, что декларации о раз-витии понятий в «Капитале» через диалектическое противоречие (а нечерез формально-логическое) не соответствуют реальным фактам.Развитие знаний осуществлялось через обнаружение логических пара-доксов и их снятие путем переопределения понятий. Уже отсюда сле-довало, что разработка логических средств обнаружения парадоксов


выступает одним из важных аспектов методологии науки. Последую-щие работы А.А. Зиновьева в области логики и методологии стимули-ровали как собственно логические исследования (в том числе и в такихновых направлениях, как многозначные логики), так и использованиевыработанных логических средств при анализе научного знания.

Отечественные разработки философии науки к концу 60-х гг. обре-ли развитый и многоаспектный характер. В этой области возникли ори-гинальные школы и профессиональные сообщества исследователей.Несколько из них было в Москве. «Московский методологическийкружок», лидером которого стал Г.П. Щедровицкий, активно разраба-тывал широкий круг проблем теории деятельности. Деятельностныйподход к анализу науки органично соединялся с анализом рефлексии ис исследованиями семиотики культуры. Важную роль в этом синтезесыграли работы Г.П. Щедровицкого, Э.Г. Юдина и В.А. Лефевра.

В Институте философии АН СССР (ИФАН) активно анализиро-вались на материале конкретных областей науки философские след-ствия ее новейших достижений (Л.Б. Баженов, Ю.В. Сачков,И.А. Акчурин, Ю.Б. Молчанов, Р.С. Карпинская, В.В. Казютинский,И.К Лисеев и др.). Эти исследования были тесно связаны с разработ-ками гносеологических и логико-методологических проблем науки(В.А. Лекторский, И.В.Кузнецов, B.C. Швырев. Е.А. Мамчур,Е.П. Никитин, Л.А. Никифоров, Д.П. Горский, Г.И. Рузавин,B.C. Тюхтин, И.П. Меркулов, В.Н. Порус, И.Т. Касавин, Н.С. Авто-номова и др.). Сформировалась успешно работающая кооперациялогиков Института философии и Московского университета(В.А. Смирнов, Е.А. Сидоренко, Е.Д. Смирнова, Е.К. Войшвило,B.C. Меськов, позднее А.С.Карпенко, В.А. Бочаров, В.И. Маркин идр.). Их разработки логического инструментария анализа науки ус-пешно применялись при решении логико-методологических проб-лем математики, естественных и социальных наук.

Важную роль в развитии новых подходов в философии науки, свя-занных с синтезом науковедческих и историко-научных исследова-ний, сыграло сообщество философов и историков науки, сложившее-ся в 60—70-х гг. в Институте истории естествознания и техники(ИИЕТ) АН СССР (Б.Г. Кузнецов, СР. Микулинский, Н.И. Родный,М.Г. Ярошевский, П.П. Гайденко, М.К. Мамардашвили, А.В. Ахутин,Б.Г. Юдин, А.П. Огурцов, В.Ж. Келле, А.А. Печенкин, В.Л. Рабино-вич, И.В. Кузнецов, Ю.И. Соловьев, Г.В. Быков, В.П. Визгин,ГМ. Идлис, Вик.П. Визгин, Т.Б. Романовская, А.В. Постников,Э.Н. Мирзоян, Э.Н. Колчинский, Е.Б. Музрукова, В.Н. Гутина,Ф.О. Хайтун, Л.А. Маркова, И.С. Тимофеев, Н.И. Кузнецова).

6-959

82 Глава 1, Основные этапы развития философии науки

Интеграции философии науки с историко-научными исследовани-ями способствовала также работа научного кружка B.C. Библера, внего входили некоторые из вышеперечисленных сотрудников ИИЕТа.

Наконец, среди исследовательских сообществ, оказавших стимули-рующее воздействие на становление новых подходов к философии на-уки, следует выделить кооперацию философов, логиков и специалистовв конкретных областях науки и техники, занимавшихся системными ис-следованиями (И.Б. Блауберг, В.Н. Садовский, Э.Г. Юдин, А.А. Мали-новский, Э.М. Мирский, Ю.А. Шрейдер, Г.Н. Поваров, Ю.А. Урманцеви др.).

Московские исследовательские коллективы философов, логикови методологов наук взаимодействовали друг с другом и со школамив других городах страны. В этом взаимодействии активно участвовалии внесли существенный вклад в разработку проблем философиинауки исследователи не только ИФАН, ИИЕТа, но и МГУ, других мо-сковских вузов и академических учреждений (В.А. Готт, А.Ф. Зотов,Б.С. Грязнов, В.И. Купцов, А.И. Ракитов, Э.М. Чудинов, В.Д. Урсул,Л.М. Косарева, позднее А.Г. Барабашев, В.В. Миронов и др.).

Кроме нескольких московских научных школ и исследовательскихсообществ возникли и другие школы, успешно работавшие в областифилософии и методологии науки. Сложилась оригинальная ленин-градская школа (В.А. Штофф, В.П. Бранский, А.С. Кармин,М.С. Козлова, М.В. Мостепаненко, A.M. Мостепаненко, Ю.Н. Соло-нин, Э.В. Караваев, Б.В. Марков и др.).

Продуктивно работала киевская школа (М.В. Попович, С Б . Крым-ский, А.Т. Артюх, П.И. Дышлевый, Н.П. Депенчук, В.М. Найдыш,В.И. Кузнецов, В.Л. Храмова, B.C. Лукьянец, И.С. Добронравова и др.).

В конце 60-х — начале 70-х гг. известность приобрела новосибир-ская школа, соединявшая разработку вопросов динамики науки с со-циокультурной проблематикой (М.А. Розов, И.С. Алексеев, С.С. Ро-зова, Л.С. Сычева и др.).

Внесли свой вклад в развитие философии науки томские филосо-фы (А.К. Сухотин, В.В. Чешев, позднее И.В. Черникова и др.).

В Ростове оригинальные разработки в области философии науки инауковедения осуществила школа М.К. Петрова, там же активно про-водились исследования философских проблем естествознания(Ю.А. Жданов, Л.А. Миносян и др.).

Вклад в разработку проблем философии науки внесла и казахскаяшкола философов (Ж.М. Абдильдин, А.Н. Насанбаев, Г.А. Югайидр.).

В конце 60-х — начале 70-х гг. сложилась минская школа филосо-фии науки, лидером которой признают автора этой книги (B.C. Сте-


пин, Л.М. Томильчик, А.И. Зеленков, А.Н. Елсуков, Е.В. Петушкова,Л.Ф. Кузнецова, Я.С. Яскевич и др.). В исследованиях этой школы де-тальный анализ структуры и динамики научного знания проводилсяна конкретном материале истории науки и был связан с исторически-ми реконструкциями становления ключевых теорий и концепций фи-зики, биологии и социальных наук.

В 70-х гг. начали складываться экстерриториальные, неформаль-ные сообщества исследователей, работающие в отдельных областяхфилософии науки по принципу «незримого колледжа». Преждевсего это было сообщество логиков, ориентированных на разработ-ку методологии математики, а впоследствии и на проблемы методо-логии компьютерных наук (кроме перечисленных выше логиковИнститута философии и Московского университета, в этом сооб-ществе активно работали Ю.Л. Ершов, В.К. Финн, Е.Е. Ледников,А.И. Уемов, В.В. Целишев и др.). Возникает неформальное сообще-ство философов техники (В.Г. Горохов, В.М. Розин, Б.И. Иванов,В.В. Чешев, О.Д. Симоненко и др.).

Начали формироваться в качестве особого направления исследо-вания по философии и методологии социально-гуманитарных наук(работы А.И. Ракитова, В.Ж. Келле, В.Г. Федотовой, Л.А. Микеши-ной, М.С. Кагана, В.М. Розина, в конце 80-х гг. — Н.С. Розова,В. Г. Кузнецова и др.).

Выделились в специальную область философии и социологии на-уки исследования институциональных форм научного познания в ихисторической эволюции (Э.М. Мирский, A.M. Кулькин, Н.В. Мот-рошилова, Т.Б. Длугач, М.Г. Ярошевский, Е.З. Мирская, А.П. Огур-цов и др.).

Дифференцировались исследования по философии естествознания.Сложилось широкое неформальное сообщество исследователей фило-софских и методологических проблем физики, в котором активнуюроль играли не только философы (Ю.В. Сачков, Л.Б. Баженов, И.А. Ак-чурин, Е.М. Мамчур, И.С. Алексеев, Э.М. Чудинов, С В . Илларионов,B.C. Степин, О.С. Разумовский, А.А. Печенкин. Б.Я. Пахомов,А.С. Кравец, А.И. Панченко и др.), но и известные физики (Ф.А. Фок,В.Л. Гинзбург, Я.А. Смородинский, Е.Л. Фейнберг, М.В. Волькен-штейн, Г.Б. Жданов, B.C. Барашенков, Д.С Чернавский и др.).

В консолидации сообщества исследователей философских и мето-дологических проблем биологии важную роль сыграла кооперация, содной стороны, философов (И.Т. Фролов, Р.С. Карпинская, И.К. Ли-сеев, Н.Т. Абрамова, Э.В. Гирусов, В.Г. Борзенков, В.И. Кремянский,А.С. Мамзин и др.), а с другой — биологов и историков биологии

84 Глава 1. Основные этапы развития философии науки Развитие философии науки во второй половине XX в. 85

(К.М. Завадский, Н.П. Дубинин, СВ. Мейен, П.Ф. Рокицкий,Ю.В. Чайковский, Э.И. Колчинский и др.).

Разнообразие школ сочеталось с интегративными тенденциямисовместного обсуждения результатов исследования и установленияисследовательских коммуникаций между участниками сложивших-ся научных сообществ. В этом процессе активную роль играли жур-налы «Вопросы философии» и «Философские науки», а также науч-но-организационная деятельность созданного в 70-х гг. Совета пофилософии и социальным проблемам науки и техники АН СССР.С середины 70-х гг. Совет возглавил известный философ И.Т. Фро-лов. Его работы способствовали продуктивному расширению тема-тики философии науки. Известные исследования И.Т. Фролова пофилософским проблемам биологии были дополнены широким кон-текстом анализа этики науки и глобальных проблем современнойцивилизации. Он был одним из первых исследователей, начавшиханализировать глобальные проблемы и их влияние на характер науч-но-технического развития. Благодаря деятельности И.Т. Фроловасформировались новые исследовательские программы изучениясвязей науки и высоких технологий, тенденций синтеза естествен-нонаучного и гуманитарного знания, анализа этоса науки и новыхэтических проблем научного творчества.

Научно-организационная деятельность возглавляемого им Советабыла основополагающим фактором проведения ряда всесоюзных имеждународных конференций и конгрессов, придавших новый им-пульс исследованиям по философии науки. Это всесоюзные совеща-ния 70—80-х гг. по философским проблемам естествознания, в кото-рых наряду с философами принимали активное участие и выдающиесяестествоиспытатели страны (В.А. Фок, В.Л. Гинзбург, Н.Н. Семенов,В.А. Анохин, А.И. Берг, Вл.А. Энгельгардт, В.А. Амбарцумян,A.M. Амосов, В.М. Глушков, П.С. Симонов, А.А. Марков и др.), а так-же Международный конгресс по логике, методологии и философиинауки в Москве (1987), наконец, уже в 90-х гг. — VII Международныйфилософский конгресс, проведенный в Москве (1993).

Заметную роль в расширении и консолидации сообщества фило-софов науки сыграли школы молодых ученых, регулярно проводив-шиеся в 70—80-х гг. Ряд их участников стали впоследствии известны-ми исследователями в области философии науки (P.M. Нугаев,В.А. Бажанов, В.И. Курашов, И.В. Черникова, В.Г. Торосян и др.).В 80-х — начале 90-х гг. в ряде ведущих вузов страны создаются специ-ализированные кафедры философии и методологии науки. Сегоднянаиболее известные среди них кафедры Московского и Санкт-Петер-

бургского университетов являются центрами не только подготовкимолодых специалистов, но и разработки широкого спектра философ-ско-методологических исследований.

Таким образом, даже эскизный обзор институциональных и ком-муникационных аспектов деятельности отечественных философовнауки свидетельствует о разнообразии и широте этого течения.

В начале 90-х гг., после распада СССР, появились оценочные суж-дения, согласно которым в нашей философии не было никаких до-стижений, что она была оторвана от мировой философской мысли ивсе надо начинать с нуля. Такого рода суждения можно встретить да-же в философских учебниках и энциклопедических словарях тоговремени. Они были чисто идеологическим феноменом, возникшим врусле огульной критики мировоззрения советской эпохи. То, что в со-ветскую эпоху считалось позитивным, автоматически объявлялосьнегативным, знак «плюс» заменялся на знак «минус». Но подобныеутверждения, впрочем не требующие сколько-нибудь серьезной мыс-лительной работы, не выдерживают критики при обращении к реаль-ным фактам. Показательно, что известный американский историкнауки, профессор Массачусетс кого технологического института (Бос-тон) Лорен Грэхэм свое фундаментальное исследование историческо-го развития философии науки в СССР завершил обобщающим выво-дом о том, что данная область исследований в нашей стране является«впечатляющим интеллектуальным достижением»28, что «по универ-сальности и степени разработанности диалектико-материалистичес-кое объяснение природы не имеет равных среди современных системмысли»29.

Сопоставление отечественных и западных исследований показы-вает, что мы смогли не только провести конструктивную критику по-зитивистской и постпозитивистской философии науки, ассимилиро-вать наиболее продуктивные их достижения, но и получить новые,принципиально важные результаты. Многие из них, в том числе и по-лученные автором данной книги, будут более детально представленыв последующем изложении. Здесь же я обозначу их в общем виде30.

1. В отечественных исследованиях 60—80-х гг. значительно болееглубоко, чем в западной философии, проанализирована проблемавзаимодействия философии и науки. Доминирование позитивист-ских концепций в западной философии длительное время исключалоэту проблематику из историко-научных и философско-методологиче-ских исследований. Напротив, критическое отношение к позитивиз-му активизировало отечественную разработку данной тематики. Вна-чале на конкретном историческом материале была прослежена


эвристическая роль философских идей в становлении фундаменталь-ных научных теорий. Следующим этапом стало обоснование этой ро-ли, выяснение необходимости предварительно введенных категори-альных матриц для теоретического осмысления новых типовобъектов, осваиваемых в фундаментальных теоретических исследова-ниях. Наконец, удалось выявить механизмы формирования таких ма-триц в философской деятельности, раскрыть двоякую функцию фи-лософских знаний в научном исследовании — эвристическую,способствующую рождению новых научных идей, и функцию обосно-вания, обеспечивающую включение фундаментальных достиженийнауки в поток культурной трансляции.

2. В наших исследованиях 70-х гг. более детально, чем в аналогичныхзападных работах, проанализирована структура научного знания. Былопоказано, что представление о сети теоретических конструктов, отно-сительно которых формулируются теоретические высказывания, явля-ется лишь первым приближением описания содержательной структурытеории. Определены уровни организации теоретических конструктов,связи между этими уровнями и их связи с эмпирическими знаниями.Установлены корреляции между операциональным и объектным смыс-лами эмпирических и теоретических высказываний. Особое вниманиеуделялось анализу научной картины мира как специфической формытеоретического знания. Эта форма знания в западной философской ли-тературе длительное время вообще отсутствовала; в постпозитивизмеона в лучшем случае была лишь обозначена в отдельных работах. Чтоже касается отечественных исследований, то здесь мы значительнопродвинулись в аналитической разработке данной проблематики: по-ставлена и решена задача нахождения признаков, отличающих науч-ную картину мира от теории, выяснены содержательная структура кар-тины мира, ее связи с теориями и опытными фактами. Кроме того,выяснена типология научных картин мира, проведено различение трехих основных типов: а) специальных научных картин мира (дисципли-нарных онтологии), б) естественнонаучной и социально-научной кар-тины мира, в) общенаучной картины мира.

В отечественных исследованиях аналитически прослежены функ-ции картины мира в научном познании: ее функционирование какисследовательской программы эмпирического и теоретического по-иска, ее функции как интегратора научного знания, ее роль в объек-тивации результатов исследования и их включения в культуру.

Довольно обстоятельно выделены и проанализированы в качествекомпонентов оснований науки идеалы и нормы исследования и фи-лософские основания науки. Здесь также нами осуществлена более


глубокая проработка соответствующей проблематики, чем в западнойфилософии науки. Это касается типологии идеалов и норм и их со-держания, процессов их трансформации в историческом развитии на-уки. Важными результатами стали проведенное различение междуфилософскими основаниями науки и остальным массивом развиваю-щегося философского знания и анализ смены философских основа-ний в процессе исторического развития научного знания.

В итоге всех этих исследований структуры науки выявилась неаде-кватность традиционного подхода к анализу научного знания, когда вкачестве единицы анализа рассматривалась отдельно взятая научнаятеория и ее отношение к опыту. Такой подход, казавшийся очевид-ным, неявно предлагал образ научного знания как простой системы,свойства которой однозначно определяются свойствами ее элементов(теорий и фактов). Но теоретическое знание относится к другому, бо-лее сложному типу — исторически развивающихся систем. Адекват-ным этому системному представлению является выбор в качествеединицы методологического анализа не отдельной теории, а научнойдисциплины как системы развивающихся теорий, рассмотренныхв их взаимодействии между собой и опытом, а также включенныхв междисциплинарные взаимодействия.

3. Новые результаты были получены при логическом анализепроцедур развертывания теории. Показано, что наряду с гипотети-ко-дедуктивным методом при построении теорий применяется гене-тически-конструктивный метод, основанный на оперировании аб-страктными объектами. При развертывании теорий опытных наукэтот метод доминирует. Теория, как справедливо отмечал Т. Кун, раз-вертывается путем решения задач в соответствии с образцами, вклю-чаемыми в ее состав. Здесь возникали проблемы структуры образцови их генезиса. Генетически-конструктивный подход позволил ре-шить обе эти проблемы, и приоритет этих решений принадлежал от-ечественной философии науки.

4. Разработанные представления о структуре научного знания позво-лили выявить новые принципиально важные аспекты его роста. Преж-де всего это касается логико-методологических оснований процесса вы-движения гипотез. В позитивистской и постпозитивистской литературевыдвижение гипотезы рассматривалось с позиций преимущественнопсихологии, но не логики открытия. В нашей литературе были выясне-ны необходимые логические процедуры этого процесса, роль научнойкартины мира в постановке проблем и выборе средств построения гипо-тез, функции аналоговых моделей и трансляции абстрактных объектовкак способа формирования гипотетического ядра будущей теории.

Глава 1. Основные этапы развития философии науки

В позитивизме логика открытия и логика обоснования резко противо-поставлялись друг другу. В конечном итоге это привело к отказу от ана-лиза логики открытия. В отечественных исследованиях эти два аспектастановления теории анализировались в их взаимосвязи. Наши исследо-ватели открыли ранее неизвестную и не описанную в зарубежной фило-софии процедуру конструктивного обоснования гипотетических моде-лей. Было прослежено, как формируется благодаря многократномуприменению этой процедуры эмпирическая интерпретация математи-ческого аппарата теории, происходит переопределение ее понятий иразвитие ее концептуального аппарата.

5. Более глубоко, чем в западной философской литературе в 70—80-х гг., проанализированы ситуации научных революций, выявленатипология научных революций, а в их анализе учтены междисципли-нарные взаимодействия и роль социокультурных факторов. Тип науч-ной революции, связанный с междисциплинарными «парадигмаль-ными» прививками без возникновения предварительных «аномалий икризисов», в западной литературе практически не анализировался.Такой анализ детально проведен в отечественных исследованиях.

6. Анализ научных революций соединялся у нас с исследованиямитипов научной рациональности и их исторического развития. Иссле-дования научной рациональности осуществлялись в двух аспектах:во-первых, как анализ изменения научной деятельности в связи с ос-воением различных типов системных объектов и, во-вторых, как ана-лиз изменений широкого социокультурного контекста, фундамен-тальных ценностей, составной частью которых выступает научнаярациональность. Такой подход позволил осмыслить современные из-менения научной рациональности и зафиксировать возникновениепостнеклассической науки.

Перечисленные результаты касаются общих проблем философии на-уки. Но ими не ограничивается вклад отечественных исследователей вразвитие этой области знания. Не менее значимыми стали исследованияфилософско-методологических проблем конкретных наук — физики,химии, биологии, технических, социальных и гуманитарных наук. В по-следние годы интенсивно развивается философско-методологическийанализ междисциплинарных исследований. Этот тип исследований в со-временных ситуациях все более тесно связывается с изучением объектов,представляющих собой сложные саморазвивающиеся системы. По-скольку такие системы обладают синергетическими характеристиками, вих философско-методологическом освоении важную роль играют мето-дологические проблемы синергетики. Они выступают аспектом методо-логии постнеклассической науки. В середине 90-х гг. сложилось расши-

ряющееся сообщество философов, математиков и естествоиспытателей,ориентированных на разработку данной проблематики (СП. Курдюмов,ГГ. Малинецкий, Д.С. Чернавский, В.И. Аршинов, В.Г. Буданов,Е.Н. Князева, Л.В. Лесков, И.С. Добронравова, М.С Каган, В.П. Бран-ский и др.).

Становление постнеклассического типа научной рациональностирасширяет проблематику философии науки. В ней наряду с уже тради-ционными гносеологическими и методологическими аспектами ак-центируются аксиологические проблемы. Возникают вопросы о цен-ностном статусе науки в современной культуре, о возможныхизменениях структуры ценностей современной цивилизации и о судь-бах научной рациональности. Все эти проблемы активно обсуждаютсяна современном этапе развития отечественной философии науки.

Источники и примечания1 См.: Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1899. Т. 2. С. 15.2 Спенсер Г. Опыты научные, политические, философские. Мн., 1998.

С. 624.3 Там же. С. 611.4 Там же. С. 485-487.5 Там же.6 Показательно, что Джек Лондон в романе «Мартин Идеи» писал о том,

как герой романа, занимаясь самообразованием, испытал подлинный восторгот изучения трудов Спенсера.

7 См.: Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1899. Т. 2. С. 21.8 См.: Мах Э. Механика: Историко-критический очерк ее развития. СПб.,

1904. С. 416, 382.9 Мах Э. Принцип сохранения работы. История и корень ее. СПб., 1909.

С. 52.10 Мах Э. Механика: Историко-критический очерк ее развития. СПб.,

1909. С. 404.'' Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому.

М., 1908. С. 197.12 См.: Садовский В.Н. Эмпириокритицизм А.А. Богданова: забытая глава

философии науки // Вопросы философии. 1995. № 8.13 Такие пояснения необходимы для тех, кто недостаточно знаком с мате-

матической логикой. Они могут облегчить им понимание путей становлениянеопозитивистской философии науки.

14 RusselB. Mysticism and Logic. L., 1918. R 11.15 Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994. С. 19.


1 6 Там же. С. 5.1 7 Там же. С. 22.1 8 Там же. С. 18.1 9 Там же. С. 34.

2 0 Там же. С. 18.21 Popper К. Logic of Scientific Discovery. L, 1969. P. 313—314.22 Lacatos I. Falsification and the Metodology of Scientific Research

Programmes. P. 127-128, 132-133.23 Кун Т. Структура научных революций. М., 1975. С. 19—264.2 4 См., например: Степин B.C. Теоретическое знание. М., 2000 (2-е изд.

М., 2003).25 Феперабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.

С. 158-159.26 ХолтонДж. Тематический анализ науки. М, 1981. С. 9.27 Полани М. Личностное знание. М., 1985. С. 89.28 Грэхэм Л. Естествознание, философия и науки о человеческом поведе-

нии в Советском Союзе. М, 1991. С. 415.2 9 Там же.3 0 Подробный и обстоятельный анализ истории отечественной филосо-

фии науки и ее достижений дан в книге Е.Н. Мамчур, Н.Ф. Овчинникова,А.П. Огурцова «Отечественная философия науки: предварительные итоги»(М., 1997).

ГЛАВА 2

НАУЧНОЕ ПОЗНАНИЕВ СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ИЗМЕРЕНИИ

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации

Наука является культурно-историческим феноменом. Она возникла вконтексте исторического развития цивилизации и культуры, на опре-деленных стадиях этого развития.

Проблемы будущего современной цивилизации не могут обсуж-даться вне анализа современных тенденций развития науки и ее пер-спектив. Хотя в современном обществе существуют и антисциентист-ские движения, в целом наука воспринимается как одна из высшихценностей цивилизации и культуры.

Однако так было не всегда, и не во всех культурах наука занималастоль высокое место в шкале ценностных приоритетов. В этой связивозникает вопрос об особенностях того типа цивилизационного раз-вития, который стимулировал широкое применение в человеческойдеятельности научных знаний.

Традиционные и техногенные цивилизации

В развитии человечества, после того как оно преодолело стадию вар-варства и дикости, существовало множество цивилизаций — конкрет-ных видов общества, каждое из которых имело свою самобытную ис-торию. Известный философ и историк А. Тойнби выделил и описал21 цивилизацию. Все они могут быть разделены на два больших клас-са, соответственно типам цивилизационного развития, — на традици-онные и техногенную цивилизации.

Техногенная цивилизация является довольно поздним продуктомчеловеческой истории. Долгое время эта история протекала как вза-имодействие традиционных обществ. Лишь в XV—XVII столетиях в

92 Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении

европейском регионе сформировался особый тип развития, связан-ный с появлением техногенных обществ, их последующей экспанси-ей на остальной мир и изменением под их влиянием традиционныхобществ. Некоторые из этих традиционных обществ были просто-на-просто поглощены техногенной цивилизацией; пройдя через этапымодернизации, они превращались затем в типичные техногенные об-щества. Другие, испытав на себе прививки западной технологии икультуры, тем не менее сохраняли многие традиционные черты, пре-вратившись в своего рода гибридные образования.

Различия традиционной и техногенной цивилизаций носят ради-кальный характер.

Традиционные общества характеризуются замедленными темпамисоциальных изменений. Конечно, в них также возникают инновациикак в сфере производства, так и в сфере регуляции социальных отно-шений, но прогресс идет очень медленно по сравнению со срокамижизни индивидов и даже поколений. В традиционных обществах мо-жет смениться несколько поколений людей, заставая одни и те жеструктуры общественной жизни, воспроизводя их и передавая следую-щему поколению. Виды деятельности, их средства и цели могут столе-тиями существовать в качестве устойчивых стереотипов. Соответ-ственно, в культуре этих обществ приоритет отдается традициям,образцам и нормам, аккумулирующим опыт предков, канонизирован-ным стилям мышления. Инновационная деятельность отнюдь не вос-принимается здесь как высшая ценность, напротив, она имеет ограни-чения и допустима лишь в рамках веками апробированных традиций.Древняя Индия и Древний Китай, Египет, государства мусульманско-го Востока эпохи Средневековья и т.д. — все это традиционные обще-ства. Этот тип социальной организации сохранился и до наших дней:многие государства «третьего мира» сохраняют черты традиционногообщества, хотя их столкновение с современной западной (техноген-ной) цивилизацией рано или поздно приводит к радикальным транс-формациям традиционной культуры и образа жизни.

Что же касается техногенной цивилизации, которую часто обозна-чают расплывчатым понятием «западная цивилизация», имея в видурегион ее возникновения, то это особый тип социального развития иособый тип цивилизации, определяющие признаки которой в извест-ной степени противоположны характеристикам традиционных об-ществ. Когда техногенная цивилизация сформировалась в относи-тельно зрелом виде, то темп социальных изменений стал возрастать согромной скоростью. Можно сказать, что экстенсивное развитие ис-тории здесь заменяется интенсивным; пространственное сушествова-

Место и роль науки в культуре техногенной цивилизации 93

ние — временным. Резервы роста черпаются уже не за счет расшире-ния культурных зон, а за счет перестройки самих оснований прежнихспособов жизнедеятельности и формирования принципиально новыхвозможностей. Самое главное и действительно эпохальное, всемир-но-историческое изменение, связанное с переходом от традиционно-го общества к техногенной цивилизации, состоит в возникновенииновой системы ценностей. Ценностью считается сама инновация,оригинальность, вообще новое. В известном смысле символом техно-генного общества может считаться Книга рекордов Гиннесса, в отли-чие, скажем, от семи чудес света. Книга Гиннесса наглядно свидетель-ствует, что каждый индивид может стать единственным в своем роде,достичь чего-то необычного, и она же как бы призывает к этому; семьчудес света, напротив, призваны были подчеркнуть завершенностьмира и показать, что все грандиозное, действительно необычное ужесвершилось.

Техногенная цивилизация началась задолго до компьютеров и да-же задолго до паровой машины. Ее преддверием можно назвать раз-витие античной культуры, прежде всего культуры полисной, котораяподарила человечеству два великих открытия — демократию и теоре-тическую науку, образцом которой была евклидова геометрия. Эти дваоткрытия — в сфере регуляции социальных связей и в способе позна-ния мира — стали важными предпосылками для будущего, принципи-ально нового типа цивилизационного прогресса.

Второй и очень важной вехой стало европейское Средневековье сособым пониманием человека, созданного по образу и подобию Бога;с культом человекобога и культом любви человека к человекобогу, кХристу; с культом человеческого разума, способного понять и пости-гнуть тайну божественного творения, расшифровать те письмена, ко-торые Бог заложил в мир, когда он его создавал. Последнее обстоя-тельство необходимо отметить особо: целью познания как раз исчиталась расшифровка промысла Божьего, плана божественноготворения, реализованного в мире. Но это все — преддверие.

Впоследствии, в эпоху Ренессанса, происходит восстановлениемногих достижений античной традиции, но при этом ассимилируетсяи идея богоподобности человеческого разума. И вот с этого моментазакладывается культурная матрица техногенной цивилизации, котораяначинает свое собственное развитие в XVII в. Она проходит три ста-дии: сначала предындустриальную, потом индустриальную и наконецпостиндустриальную. Важнейшей основой ее жизнедеятельности ста-новится прежде всего развитие техники, технологии, причем не толь-ко путем стихийно протекающих инноваций в сфере самого производ-


ства, но и за счет генерации все новых научных знаний и их внедренияв технико-технологические процессы. Так возникает тип развития, ос-нованный на ускоряющемся изменении природной среды, предметно-го мира, в котором живет человек. Изменение этого мира приводит кактивным трансформациям социальных связей людей. В техногеннойцивилизации научно-технический прогресс постоянно меняет спосо-бы общения, формы коммуникации людей, типы личности и образжизни. В результате возникает отчетливо выраженная направленностьпрогресса с ориентацией на будущее. Для культуры техногенных об-ществ характерно представление о необратимом историческом време-ни, которое течет от прошлого через настоящее в будущее. Отметимдля сравнения, что в большинстве традиционных культур доминиро-вали иные понимания: время чаще всего воспринималось как цикли-ческое, когда мир периодически возвращается к исходному состоя-нию. В традиционных культурах считалось, что «золотой век» ужепройден, он позади, в далеком прошлом. Герои прошлого создали об-разцы поступков и действий, которым следует подражать. В культуретехногенных обществ иная ориентация. В них идея социального про-гресса стимулирует ожидание перемен и движение к будущему, а буду-щее полагается как рост цивилизационных завоеваний, обеспечиваю-щих все более счастливое мироустройство.

Техногенная цивилизация существует чуть более 300 лет, но оказа-лась весьма динамичной, подвижной и очень агрессивной: она подав-ляет, подчиняет себе, переворачивает, буквально поглощает традици-онные общества и их культуры — это мы видим повсеместно, исегодня этот процесс идет по всему миру. Такое активное взаимодей-ствие техногенной цивилизации и традиционных обществ, как прави-ло, оказывается столкновением, которое приводит к гибели послед-них, уничтожению многих культурных традиций, по существу, кгибели этих культур как самобытных целостностей. Традиционныекультуры не только оттесняются на периферию, но и радикальнотрансформируются при вступлении традиционных обществ на путьмодернизации и техногенного развития. Чаще всего эти культуры со-храняются только фрагментарно, в качестве исторических рудимен-тов. Так произошло и происходит с традиционными культурами вос-точных стран, осуществивших индустриальное развитие; то же можносказать и о народах Южной Америки, Африки, вставших на путь мо-дернизации, — везде культурная матрица техногенной цивилизациитрансформирует традиционные культуры, преобразуя их смысложиз-ненные установки, заменяя их новыми мировоззренческими доми-нантами.


Эти мировоззренческие доминанты складывались в культуре тех-ногенной цивилизации еще на предындустриальной стадии ее разви-тия, в эпоху Ренессанса, а затем и европейского Просвещения.

Они выражали кардинальные мировоззренческие смыслы: пони-мания человека, мира, целей и предназначения человеческой жизне-деятельности.

Человек понимался как активное существо, которое находится вдеятельностном отношении к миру. Деятельность человека должнабыть направлена вовне, на преобразование и переделку внешнего ми-ра, в первую очередь природы, которую человек должен подчинитьсебе. В свою очередь, внешний мир рассматривался как арена дея-тельности человека, как если бы мир и был предназначен для того,чтобы человек получал необходимые для себя блага, удовлетворялсвои потребности. Конечно, это не означает, что в новоевропейскойкультурной традиции не возникают другие, в том числе и альтерна-тивные, мировоззренческие идеи.

Техногенная цивилизация в самом своем бытии определена какобщество, постоянно изменяющее свои основания. Поэтому в еекультуре активно поддерживается и ценится постоянная генерацияновых образцов, идей, концепций. Лишь некоторые из них могут ре-ализовываться в сегодняшней действительности, а остальные пред-стают как возможные программы будущей жизнедеятельности, адре-сованные грядущим поколениям. В культуре техногенных обществвсегда можно обнаружить идеи и ценностные ориентации, альтерна-тивные доминирующим ценностям. Но в реальной жизнедеятельнос-ти общества они могут не играть определяющей роли, оставаясь какбы на периферии общественного сознания и не приводя в движениемассы людей.

Идея преобразования мира и подчинения человеком природы бы-ла доминантой в культуре техногенной цивилизации на всех этапах ееистории, вплоть до нашего времени. Если угодно, эта идея была важ-нейшей составляющей того «генетического кода», который определялсамо существование и эволюцию техногенных обществ. Что же каса-ется традиционных обществ, то здесь деятельностное отношение кмиру, которое выступает родовым признаком человека, понималось иоценивалось с принципиально иных позиций.

Нам долгое время казалась очевидной активистская мировоззрен-ческая установка. Однако ее трудно отыскать в традиционных культу-рах. Свойственный традиционным обществам консерватизм видовДеятельности, медленные темпы их эволюции, господство регламен-тирующих традиций постоянно ограничивали проявление деятельно-


стно-преобразуюшей активности человека. Поэтому сама эта актив-ность осмысливалась скорее не как направленная вовне, на измене-ние внешних предметов, а как ориентированная вовнутрь человека,на самосозерцание и самоконтроль, которые обеспечивают следова-ние традиции1.

Принципу преобразующего деяния, сформулированному в евро-пейской культуре в эпоху Ренессанса и Просвещения, можно проти-вопоставить в качестве альтернативного образца принцип древнеки-тайской культуры «у-вэй», предполагающий невмешательство впротекание природного процесса и адаптацию индивида к сложив-шейся социальной среде. Этот принцип исключал стремление к еецеленаправленному преобразованию, требовал самоконтроля и са-модисциплины индивида, включающегося в ту или иную корпора-тивную структуру. Принцип «у-вэй» охватывал практически все глав-ные аспекты жизнедеятельности человека. В нем было выраженоопределенное осмысление специфики и ценностей земледельческоготруда, в котором многое зависело от внешних, природных условий икоторый постоянно требовал приноравливаться к этим условиям.

Но принцип «у-вэй» был и особым способом включения индивидав сложившийся традиционный порядок общественных связей, ориен-тируя человека на такое вписывание в социальную среду, при которомсвобода и самореализация личности достигаются в основном в сфересамоизменения, но не изменения сложившихся социальных структур.

Ценности техногенной культуры задают принципиально иной век-тор человеческой активности. Преобразующая деятельность рассмат-ривается здесь как главное предназначение человека. Деятельностно-активный идеал отношения человека к природе распространяетсязатем и на сферу социальных отношений, которые также начинаютрассматриваться в качестве особых социальных объектов, которыеможет целенаправленно преобразовывать человек. С этим связанкульт борьбы, революций как локомотивов истории. Стоит отметить,что марксистская концепция классовой борьбы, социальных револю-ций и диктатуры как способа решения социальных проблем возниклав контексте ценностей техногенной культуры.

С пониманием деятельности и предназначения человека тесно свя-зан второй важный аспект ценностных и мировоззренческих ориента-ции, который характерен для культуры техногенного мира, — понима-ние природы как упорядоченного, закономерно устроенного поля, вкотором разумное существо, познавшее законы природы, способноосуществить свою власть над внешними процессами и объектами, по-ставить их под свой контроль. Надо только изобрести технологию,


чтобы искусственно изменить природный процесс и поставить его наслужбу человеку, и тогда укрощенная природа будет удовлетворять че-ловеческие потребности во все расширяющихся масштабах.

Что же касается традиционных культур, то в них мы не встретимподобных представлений о природе. Природа понимается здесь какживой организм, в который органично встроен человек. Само поня-тие закона природы, отличного от законов, которые регулируют со-циальную жизнь, было чуждо традиционным культурам.

В свое время известный философ и науковед М.К. Петров предло-жил своеобразный мысленный эксперимент: как посмотрел бы чело-век, воспитанный в системе ценностей традиционной цивилизации,на идеалы новоевропейской культуры. Ссылаясь на работу С. Поуэла«Роль теоретической науки в европейской цивилизации», он приво-дил свидетельства миссионеров о реакции китайских мудрецов наописания европейской науки. «Мудрецы нашли саму идею науки аб-сурдной, поскольку, хотя повелителю Поднебесной и дано устанавли-вать законы и требовать их исполнения под угрозой наказания, ис-полнять законы и подчиняться им дано лишь тем, кто способен этизаконы «понять», а «дерево, вода и камни», о которых толкуют мисти-фикаторы-европейцы, очевидно этим свойством «понятливости» необладают: им нельзя предписывать законы и от них нельзя требоватьих исполнения»^.

Характерный для техногенной цивилизации пафос покорения при-роды и преобразования мира порождал особое отношение к идеям гос-подства силы и власти. В традиционных культурах они понималисьпрежде всего как непосредственная власть одного человека над другим.В патриархальных обществах и азиатских деспотиях власть и господствоне только распространялись на подданных государя, но и осуществля-лись мужчиной, главой семьи над женой и детьми, которыми он владелтак же, как царь или император — телами и душами своих подданных.

В техногенном мире также можно обнаружить немало ситуаций, вкоторых господство осуществляется как сила непосредственного при-нуждения и власти одного человека над другим. Однако отношенияличной зависимости перестают здесь доминировать и подчиняютсяновым социальным связям. Их сущность определена всеобщим обме-ном результатами деятельности, приобретающими форму товара.

Власть и господство в этой системе отношений предполагают вла-дение и присвоение товаров (вещей, человеческих способностей, ин-формации как товарных ценностей, имеющих денежный эквивалент).

В результате в культуре техногенной цивилизации происходит сво-еобразное смещение акцентов в понимании предметов господства си-

7-959

Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении

лы и власти — от человека к произведенной им вещи. В свою очередь,эти новые смыслы легко соединяются с идеалом деятельностно-пре-образующего предназначения человека.

Сама преобразующая деятельность расценивается как процесс, обес-печивающий власть человека над предметом, господство над внешнимиобстоятельствами, которые человек призван подчинить себе.

Человек должен из раба природных и общественных обстоятельствпревратиться в их господина, и сам процесс этого превращения пони-мался как овладение силами природы и силами социального разви-тия. Характеристика цивилизационных достижений в терминах силы(«производительные силы», «сила знания» и т.п.) выражала установкуна обретение человеком все новых возможностей, позволяющих рас-ширять горизонт его преобразующей деятельности.

Изменяя путем приложения освоенных сил не только природную,но и социальную среду, человек реализует свое предназначение твор-ца, преобразователя мира.

Идеал творческой, суверенной, автономной личности занимаетодно из приоритетных мест в системе ценностей техногенной циви-лизации. Мы, родившиеся и живущие в мире техногенной культуры,воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся. Но человектрадиционного общества не принял бы этих ценностей. В традицион-ном обществе личность реализуется только через принадлежность ккакой-либо определенной корпорации, будучи элементом в строгоопределенной системе корпоративных связей. Если человек не вклю-чен в какую-нибудь корпорацию, он не личность.

В техногенной цивилизации возникает особый тип автономииличности: человек может менять свои корпоративные связи, он жест-ко к ним не привязан, может и способен очень гибко строить свои от-ношения с людьми, включаться в разные социальные общности, а ча-сто и в разные культурные традиции.

Как подчеркивал М.К. Петров, поскольку индивид, формирую-щийся в лоне новоевропейской культуры и социальности, жестко несвязан с семейно-корпоративной традицией передачи профессио-нального и социального опыта, то это было бы воспринято человекомтрадиционного общества как признак явной ущербности европейца,которому с детства «прививают вздорную мысль о том, что он спосо-бен стать всем, и, когда европеец взрослеет, включается в специализи-рованную деятельность, он до конца жизни остается разочарованнымчеловеком, носителем несбыточных и, естественно, несбывшихся на-дежд, озлобления и зависти к ближним, которые, по его мнению, за-няты как раз тем, чем лучше их мог бы заняться он сам. Ни в юности,


ни в зрелые годы европеец не знает ориентиров собственной жизни,не в состоянии понять ее цели, безрассудно мечется от одной специ-альности к другой, всю жизнь что-то осваивает...»3.

Этот мысленный эксперимент, предложенный М.К. Петровым,можно продолжить, но уже поменяв систему отсчета, и посмотреть насистему ценностей традиционных культур глазами человека техноген-ной культуры. Тогда привязанность человека традиционного обще-ства к строго определенным, консервативно воспроизводящимся ви-дам деятельности и его жесткая принадлежность от рождения досмерти к некой корпорации, клану или касте будет восприниматьсялюдьми, воспитанными в новоевропейской культуре, как признак не-свободы, отсутствие выбора, растворения индивидуальности в корпо-ративных отношениях, подавления в человеке творческих, индивиду-альных начал. Может быть, это отношение в несколько обостреннойформе выразил А.И. Герцен, написав о традиционных восточных об-ществах, что человек здесь не знал свободы и «не понимал своего до-стоинства: оттого он был или в прахе валяющийся раб, или необуз-данный деспот»4.

Стабильность жизни традиционных обществ с позиций системыжизненных смыслов техногенной структуры оценивается как застой иотсутствие прогресса, которым противостоит динамизм западного об-раза жизни. Вся культура техногенных обществ, ориентированная наинновации и трансформацию традиций, формирует и поддерживаетидеал творческой индивидуальности.

Обучение, воспитание и социализация индивида в новоевропей-ской культурной традиции способствуют формированию у него значи-тельно более гибкого и динамичного мышления, чем у человека тради-ционных обществ. Это проявляется и в более сильной рефлексивностиобыденного сознания, его ориентации на идеалы доказательности иобоснования суждений, и в традиции языковых игр, лежащих в осно-вании европейского юмора, и в насыщенности обыденного мышлениядогадками, прогнозами, предвосхищениями будущего как возможны-ми состояниями социальной жизни, и в его пронизанности абстракт-но-логическими структурами, организующими рассуждение.

Все эти особенности функционирования сознания в разных типахкультур детерминированы свойственными данным культурам глубин-ными жизненными смыслами и ценностями.

В культуре техногенных обществ система этих ценностей базирует-ся на идеалах креативной деятельности и творческой активности су-веренной личности. И только в этой системе ценностей научная раци-ональность и научная деятельность обретают приоритетный статус.


Особый статус научной рациональности в системе ценностей тех-ногенной цивилизации и особая значимость научно-техническоговзгляда на мир определены тем, что научное познание мира являетсяусловием для его преобразования в расширяющихся масштабах. Оносоздает уверенность в том, что человек способен, раскрыв законыприроды и социальной жизни, регулировать природные и социальныепроцессы в соответствии со своими целями.

Поэтому в новоевропейской культуре и в последующем развитиитехногенных обществ категория научности обретает своеобразныйсимволический смысл. Она воспринимается как необходимое усло-вие процветания и прогресса. Ценность научной рациональности и ееактивное влияние на другие сферы культуры становятся характернымпризнаком жизни техногенных обществ.

Глобальные кризисы и проблема ценностинаучно-технического прогресса

Престижный статус науки стимулирует развертывание большого мно-гообразия ее развитых форм. Исследуя их и анализируя, как менялисьфункции науки в социальной жизни, можно выявить основные осо-бенности научного познания, его возможности и границы.

Проблема этих возможностей в настоящее время ставится особен-но остро. Все дело в том, что само развитие техногенной цивилизацииподошло к критическим рубежам, которые обозначили границы это-го типа цивилизационного роста. Это обнаружилось во второй поло-вине XX в. в связи с возникновением глобальных кризисов и глобаль-ных проблем.

Среди многочисленных глобальных проблем, порожденных техно-генной цивилизацией и поставивших под угрозу само существованиечеловечества, можно выделить три главные.

Первая из них — это проблема выживания в условиях непрерывно-го совершенствования оружия массового уничтожения. В ядерныйвек человечество оказалось на пороге возможного самоуничтожения,и этот печальный итог был «побочным эффектом» научно-техничес-кого прогресса, открывающего все новые возможности развития во-енной техники.

Второй, пожалуй, самой острой проблемой современности стано-вится нарастание экологического кризиса в глобальных масштабах.Два аспекта человеческого существования — как части природы и какдеятельного существа, преобразующего природу, — приходят в кон-фликтное столкновение.


Старая парадигма, будто природа бесконечный резервуар ресурсовдля человеческой деятельности, оказалась неверной. Человек сфор-мировался в рамках биосферы — особой системы, возникшей в ходекосмической эволюции. Она представляет собой не просто окружаю-щую среду, которую можно рассматривать как поле для преобразую-щей деятельности человека, а выступает единым целостным организ-мом, в который включено человечество в качестве специфическойподсистемы. Деятельность человека вносит постоянные изменения вдинамику биосферы, и на современном этапе развития техногеннойцивилизации масштабы человеческой экспансии в природу таковы,что они начинают разрушать биосферу как целостную экосистему.Грозящая экологическая катастрофа требует выработки принципи-ально новых стратегий научно-технического и социального развитиячеловечества, стратегий деятельности, обеспечивающей коэволюциючеловека и природы.

И наконец, еще одна, третья по счету (но не по значению!), проб-лема — это проблема сохранения человеческой личности, человекакак биосоциальной структуры в условиях растущих и всестороннихпроцессов отчуждения. Эту глобальную проблему иногда обозначаюткак проблему выхода из современного антропологического кризиса.Человек, усложняя свой мир, все чаще вызывает к жизни такие силы,которые он уже не контролирует и которые становятся чуждыми егоприроде. Чем больше он преобразует мир, тем в большей мере он по-рождает непредвиденные социальные факторы, которые начинаютформировать структуры, радикально меняющие человеческую жизньи очевидно ухудшающие ее. Еще в 60-е гг. философ Г. Маркузе конста-тировал в качестве одного из последствий современного техногенно-го развития появление «одномерного человека» как продукта массо-вой культуры. Современная индустриальная культура действительносоздает широкие возможности для манипуляций сознанием, при ко-торых человек теряет способность рационально осмысливать бытие.При этом и манипулируемые, и сами манипуляторы становятся за-ложниками массовой культуры, превращаясь в персонажи гигантско-го кукольного театра, спектакли которого разыгрывают с человекомим же порожденные фантомы.

Ускоренное развитие техногенной цивилизации делает весьмасложной проблему социализации и формирования личности. Посто-янно меняющийся мир обрывает многие корни, традиции, заставляячеловека одновременно жить в разных традициях, в разных культурах,приспосабливаться к разным, постоянно обновляющимся обстоя-тельствам. Связи человека делаются спорадическими, они, с одной


стороны, стягивают всех индивидов в единое человечество, а с дру-гой — изолируют, атомизируют людей.

Современная техника позволяет общаться людям с различныхконтинентов. Можно по телефону побеседовать с коллегами из США,затем, включив телевизор, узнать, что делается далеко на юге Африки,но при этом не знать соседей по лестничной клетке, живя подолгу ря-дом с ними.

Проблема сохранения личности приобретает в современном мирееще одно, совершенно новое измерение. Впервые в истории челове-чества возникает реальная опасность разрушения той биогенетичес-кой основы, которая является предпосылкой индивидуального бытиячеловека и формирования его как личности, основы, с которой в про-цессе социализации соединяются разнообразные программы соци-ального поведения и ценностные ориентации, хранящиеся и выраба-тываемые в культуре.

Речь идет об угрозе существования человеческой телесности, кото-рая является результатом миллионов лет биоэволюции и которую на-чинает активно деформировать современный техногенный мир. Этотмир требует включения человека во всевозрастающее многообразиесоциальных структур, что сопряжено с гигантскими нагрузками напсихику, стрессами, разрушающими его здоровье. Обвал информа-ции, стрессовые нагрузки, канцерогены, засорение окружающей сре-ды, накопление вредных мутаций — все это проблемы сегодняшнейдействительности, ее повседневные реалии.

Цивилизация значительно продлила срок человеческой жизни,развила медицину, позволяющую лечить многие болезни, но вместе стем она устранила действие естественного отбора, который на зарестановления человечества вычеркивал носителей генетических оши-бок из цепи сменяющихся поколений. С ростом мутагенных факторовв современных условиях биологического воспроизводства человекавозникает опасность резкого ухудшения генофонда человечества.

Выход иногда видят в перспективах генной инженерии. Но здесьнас подстерегают новые опасности. Если дать возможность вмеши-ваться в генетический код человека, изменять его, то этот путь нетолько ведет к позитивным результатам лечения ряда наследствен-ных болезней, но и открывает опасные перспективы перестройкисамих основ человеческой телесности. Возникает соблазн «плано-мерного» генетического совершенствования созданного природой«антропологического материала», приспосабливая его ко все новымсоциальным нагрузкам. Об этом сегодня пишут уже не только в фан-тастической литературе. Подобную перспективу всерьез обсуждают


биологи, философы и футурологи. Несомненно, что достижения на-учно-технического прогресса дадут в руки человечества могучиесредства, позволяющие воздействовать на глубинные генетическиеструктуры, управляющие воспроизводством человеческого тела. Но,получив в свое распоряжение подобные средства, человечество обре-тет нечто, равнозначное атомной энергии по возможным послед-ствиям. При современном уровне нравственного развития всегданайдутся «экспериментаторы» и добровольцы для экспериментов,которые могут сделать лозунг совершенствования биологическойприроды человека реалиями политической борьбы и амбициозныхустремлений. Перспективы генетической перестройки человеческойтелесности сопрягаются с не менее опасными перспективами мани-пуляций психикой человека путем воздействия на его мозг. Совре-менные исследования мозга обнаруживают структуры, воздействияна которые могут порождать галлюцинации, вызывать отчетливыекартины прошлого, которые переживаются как настоящие, изменятьэмоциональные состояния человека и т.п. И уже появились добро-вольцы, применяющие на практике методику многих экспериментовв этой области: вживляют, например, в мозг десятки электродов, ко-торые позволяют слабым электрическим раздражением вызывать не-обычные психические состояния, устранять сонливость, получатьощущения бодрости и т.п.

Усиливающиеся психические нагрузки, с которыми все большесталкивается человек в современном техногенном мире, способству-ют накоплению отрицательных эмоций и часто стимулируют приме-нение искусственных средств снятия напряжения. В этих условияхвозникают опасности распространения как традиционных (транкви-лизаторы, наркотики), так и новых средств манипуляции психикой.Вообще вмешательство в человеческую телесность и особенно попыт-ки целенаправленного изменения сферы эмоций и генетических ос-нований человека, даже при самом жестком контроле и слабых изме-нениях, могут привести к непредсказуемым последствиям. Нельзяупускать из виду, что человеческая культура глубинно связана с чело-веческой телесностью и первичным эмоциональным строем, которыйею продиктован. Предположим, что известному персонажу из анти-утопии Дж. Оруэлла «1984» удалось бы реализовать мрачный план ге-нетического изменения чувства половой любви. Людей, у которых ис-чезла бы эта сфера эмоций, уже не волновало и не интересовало бытворчество ни Дж. Байрона, ни У. Шекспира, ни А.С. Пушкина, дляних выпали бы целые пласты человеческой культуры. Биологическиепредпосылки — это не просто нейтральный фон социального бытия,


это почва, на которой вырастала человеческая культура и вне которойневозможна была бы человеческая духовность.

Всё это проблемы выживания человечества, которые породилатехногенная цивилизация. Современные глобальные кризисы ставятпод сомнение тип прогресса, реализованный в предшествующем тех-ногенном развитии.

По-видимому, в 3-м тысячелетии по христианскому летосчисле-нию человечество должно осуществить радикальный поворот к ка-ким-то новым формам цивилизационного прогресса.

Некоторые философы и футурологи сравнивают современныепроцессы с изменениями, которые пережило человечество при пере-ходе от каменного к железному веку. Эта точка зрения имеет глубокиеоснования, если учесть, что решения глобальных проблем предпола-гают коренную трансформацию ранее принятых стратегий человечес-кой жизнедеятельности. Любой новый тип цивилизационного разви-тия требует выработки новых ценностей, новых мировоззренческихориентиров. Необходимы пересмотр прежнего отношения к природе,идеалов господства, ориентированных на силовое преобразованиеприродного и социального мира, выработка новых идеалов человече-ской деятельности, нового понимания перспектив человека.

В этом контексте возникает вопрос и о присущих техногенной ци-вилизации ценностях науки и научно-технического прогресса.

Существуют многочисленные антисциентистские концепции,возлагающие на науку и ее технологические применения ответствен-ность за нарастающие глобальные проблемы. Крайний антисциен-тизм с его требованиями ограничить и даже затормозить научно-тех-нический прогресс, по существу, предлагает возврат к традиционнымобществам. Но на этих путях в современных условиях невозможно ре-шить проблему обеспечения постоянно растущего населения элемен-тарными жизненными благами.

Выход состоит не в отказе от научно-технического развития, а в при-дании ему гуманистического измерения, что, в свою очередь, ставитпроблему нового типа научной рациональности, включающей в себя вявном виде гуманистические ориентиры и ценности5.

В этой связи возникает целая серия вопросов: как возможновключение в научное познание внешних для него ценностных ори-ентации? Каковы механизмы этого включения? Не приведет ли кдеформациям истины и жесткому идеологическому контролю за на-укой требование соизмерять ее с социальными ценностями? Имеют-ся ли внутренние, в самой науке вызревающие, предпосылки для ееперехода в новое состояние? И как это новое состояние скажется на

Специфика научного познания 105

судьбах теоретического знания, его относительной автономии и егосоциальной ценности?

Это действительно кардинальные вопросы современной филосо-фии науки. Ответ на них предполагает исследование особенностейнаучного познания, его генезиса, механизмов его развития, выясне-ния того, как могут исторически изменяться типы научной рацио-нальности и каковы современные тенденции такого изменения.

Очевидно, первым шагом на этом пути должен стать анализ специ-фики науки, выявление тех инвариантных признаков, которые устой-чиво сохраняются при исторической смене типов научной рациональ-ности.

В каждую конкретную историческую эпоху эти признаки могут со-единяться с особенными, свойственными именно данной эпохе ха-рактеристиками научного познания. Но если исчезнут инвариантныепризнаки науки, отличающие ее от других форм познания (искусства,обыденного познания, философии, религиозного постижения мира),то это будет означать исчезновение науки.

Специфика научного познания

Главные отличительные признаки науки

Интуитивно кажется ясным, чем отличается наука от других форм по-знавательной деятельности человека. Однако четкая экспликацияспецифических черт науки в форме признаков и определений оказы-вается довольно сложной задачей. Об этом свидетельствуют многооб-разие дефиниций науки, непрекращающиеся дискуссии по проблемедемаркации между ней и другими формами познания.

Научное познание, как и все формы духовного производства, в ко-нечном счете необходимо для того, чтобы регулировать человеческуюдеятельность. Различные виды познания по-разному выполняют этуроль, и анализ этого различия служит первым и необходимым услови-ем для выявления особенностей научного познания.

Деятельность может быть рассмотрена как сложно организованнаясеть различных актов преобразования объектов, когда продукты од-ной деятельности переходят в другую и становятся ее компонентами.Например, железная руда как продукт горнодобывающего производ-ства становится предметом, который преобразуется в деятельностисталевара, станки, произведенные на заводе из добытой сталеваромстали, служат средствами деятельности в другом производстве. Даже


субъекты деятельности — люди, осуществляющие преобразованияобъектов в соответствии с поставленными целями, могут быть в опре-деленной степени представлены как результаты деятельности обуче-ния и воспитания, которая обеспечивает усвоение субъектом необхо-димых образцов действий, знаний и навыков применения вдеятельности определенных средств.

Структурные характеристики элементарного акта деятельностиможно представить в виде следующей схемы:

Правая часть этой схемы изображает предметную (объектную)структуру деятельности — взаимодействие средств с предметом дея-тельности и превращение его в продукт благодаря осуществлению оп-ределенных операций. Левая часть представляет субъектную структуру,которая включает субъекта деятельности (с его целями, ценностями,'знаниями операций и навыками), осуществляющего целесообразныедействия и использующего для этого определенные средства деятель-ности. Средства и действия могут быть отнесены и к объектной, и ксубъектной структуре, поскольку их можно рассмотреть двояким обра-зом. С одной стороны, средства могут быть представлены в качестве ис-кусственных органов человеческой деятельности. С другой — они мо-гут рассматриваться в качестве естественных объектов, которые


взаимодействуют с другими объектами. Аналогичным образом опера-ции могут представать в разных рассмотрениях: и как действия челове-ка, и как естественные взаимодействия объектов.

Деятельность всегда регулируется определенными ценностями и це-лями. Ценность отвечает на вопрос: для чего нужна та или иная деятель-ность! Цель — на вопрос: что должно быть получено в деятельности!Цель — это идеальный образ продукта. Она воплощается, опредмечи-вается в продукте, который выступает результатом преобразованияпредмета деятельности.

Поскольку деятельность универсальна, функциями ее предметовмогут выступать не только фрагменты природы, преобразуемые впрактике, но и люди, «свойства» которых меняются при их включе-нии в различные социальные подсистемы, а также сами эти подсисте-мы, взаимодействующие в рамках общества как целостного организ-ма. Тогда в первом случае мы имеем дело с «предметной стороной»изменения человеком природы, а во втором — с «предметной сторо-ной» практики, направленной на изменение социальных объектов.Человек с этой точки зрения может выступать и как субъект, и какобъект практического действия.

На ранних стадиях развития общества субъектная и предметнаястороны практической деятельности не расчленяются в познании, аберутся как единое целое. Познание отображает способы практичес-кого изменения объектов, включая в характеристику последних цели,способности и действия человека. Такое представление об объектахдеятельности переносится на всю природу, которая рассматриваетсясквозь призму осуществляемой практики.

Известно, например, что в мифах древних народов силы природывсегда уподобляются человеческим силам, а ее процессы — человече-ским действиям. Первобытное мышление при объяснении явленийвнешнего мира неизменно прибегает к их сравнению с человечески-ми поступками и мотивами6. Лишь в процессе длительной эволюцииобщества познание начинает исключать антропоморфные факторы изхарактеристики предметных отношений. Важную роль в этом процес-се сыграло историческое развитие практики, и прежде всего совер-шенствование средств и орудий труда.

По мере усложнения орудий те операции, которые ранее непо-средственно производились человеком, начинали «овеществляться»,выступая как последовательное воздействие одного орудия на другоеи лишь затем на преобразуемый объект. Тем самым свойства и состо-яния объектов, возникающие благодаря указанным операциям, пере-ставали казаться вызванными непосредственными усилиями челове-


ка, а все больше выступали в качестве результата взаимодействия са-мих природных предметов. Так, если на ранних стадиях цивилизацииперемещение грузов требовало мускульных усилий, то с изобретени-ем рычага и блока, а затем простейших машин можно было заменитьэти усилия механическими. Например, с помощью системы блоковможно было уравновесить большой груз малым, а прибавив незначи-тельный вес к малому грузу, поднять большой груз на нужную высоту.Здесь для подъема тяжелого тела не нужно усилий человека: один грузсамостоятельно перемещает другой.

Подобная передача человеческих функций механизмам приводит кновому представлению о силах природы. Раньше силы понималисьтолько по аналогии с физическими усилиями человека, а теперь начина-ют рассматриваться как механические силы. Приведенный пример мо-жет служить аналогом того процесса «объективации» предметных отно-шений практики, который, по-видимому, начался уже в эпоху первыхгородских цивилизаций древности. В этот период познание начинаетпостепенно отделять предметную сторону практики от субъективныхфакторов и рассматривать данную сторону как особую, самостоятель-ную реальность. Такое рассмотрение практики является одним из необ-ходимых условий для возникновения научного исследования.

Наука ставит своей конечной целью предвидеть процесс преобра-зования предметов практической деятельности (объект в исходномсостоянии) в соответствующие продукты (объект в конечном состоя-нии). Это преобразование всегда определено сущностными связями,законами изменения и развития объектов, и сама деятельность можетбыть успешной только тогда, когда она согласуется с этими законами.Поэтому основная задача науки — выявить законы, в соответствии скоторыми изменяются и развиваются объекты.

Применительно к процессам преобразования природы эту функ-цию выполняют естественные и технические науки. Процессы изме-нения социальных объектов исследуются общественными науками.Поскольку в деятельности могут преобразовываться самые различныеобъекты — предметы природы, человек (и состояния его сознания),подсистемы общества, знаковые объекты, функционирующие в каче-стве феноменов культуры и т.д., постольку все они могут стать пред-метами научного исследования.

Ориентация науки на изучение объектов, которые могут бытьвключены в деятельность (либо актуально, либо потенциально каквозможные объекты будущего преобразования), и их исследованиекак подчиняющихся объективным законам функционирования и раз-вития составляют первую главную особенность научного познания.


Эта особенность отличает его от других форм познавательнойдеятельности человека. Так, например, в процессе художественного ос-воения действительности объекты, включенные в человеческую дея-тельность, не отделяются от субъективных факторов, а берутся в своеоб-разной «склейке» с ними. Любое отражение предметов объективногомира в искусстве одновременно выражает ценностное отношение чело-века к предмету. Художественный образ — это отражение объекта, со-держащее отпечаток человеческой личности, ее ценностных ориента-ции, которые вплавляются в характеристики отражаемой реальности.Исключить это взаимопроникновение — значит разрушить художест-венный образ. В науке же особенности жизнедеятельности личности,создающей знания, ее оценочные суждения не входят непосредственнов состав порождаемого знания (законы Ньютона не позволяют судить отом, что любил и что ненавидел Ньютон, тогда как, например, в портре-тах кисти Рембрандта запечатлена личность самого Рембрандта, его ми-роощущение и его личностное отношение к изображаемым социаль-ным явлениям; чей-либо портрет, написанный великим художником,всегда выступает и как своего рода его «автопортрет»).

Наука ориентирована на предметное и объективное исследованиедействительности. Сказанное, конечно, не означает, что личностныемоменты и ценностные ориентации ученого не играют роли в науч-ном творчестве и не влияют на его результаты.

Процесс научного познания обусловлен не только особенностямиизучаемого объекта, но и многочисленными факторами социокуль-турного характера.

Рассматривая науку в ее историческом развитии, можно обнару-жить, что по мере изменения типа культуры меняются стандарты из-ложения научного знания, способы видения реальности в науке, сти-ли мышления, которые формируются в контексте культуры ииспытывают воздействие самых различных ее феноменов. Это воз-действие может быть представлено как включение различных социо-культурных факторов в процесс генерации собственно научного зна-ния. Однако констатация связей объективного и субъективного влюбом познавательном процессе и необходимость комплексного ис-следования науки в ее взаимодействии с другими формами духовнойДеятельности человека не снимают вопроса о различии между наукойи этими формами (обыденным познанием, художественным мышле-нием и т.п.). Первой и необходимой характеристикой такого различияявляется признак объективности и предметности научного познания.

Наука в человеческой деятельности выделяет только ее предмет-ную структуру и все рассматривает сквозь призму этой структуры. Как


царь Мидас из известной древней легенды — к чему бы он ни прика-сался, все обращалось в золото, — так и наука, к чему бы она ни при-коснулась, все для нее предмет, который живет, функционирует и раз-вивается по объективным законам.

Здесь сразу же возникает вопрос: ну, а как тогда быть с субъектомдеятельности, с его целями, ценностями, состояниями его сознания?Все это принадлежит к компонентам субъектной структуры деятель-ности, но ведь наука способна исследовать и эти компоненты, потомучто для нее нет запретов на исследование каких-либо реально сущест-вующих феноменов. Ответ на этот вопрос довольно простой: да, наукаможет исследовать любые феномены жизни человека и его сознания,она может исследовать и деятельность, и человеческую психику, икультуру, но только под одним углом зрения — как особые предметы,которые подчиняются объективным законам. Субъектную структурудеятельности наука тоже изучает, но как особый объект. А там, где на-ука не может сконструировать предмет и представить его «естествен-ную жизнь», определяемую его сущностными связями, там и конча-ются ее притязания. Таким образом, наука может изучать все вчеловеческом мире, но в особом ракурсе и с особой точки зрения.Этот особый ракурс предметности выражает одновременно и безгра-ничность, и ограниченность науки, поскольку человек как самодея-тельное, сознательное существо обладает свободой воли и он не толь-ко объект, но еще и субъект деятельности. И в этом его субъектномбытии не все состояния могут быть исчерпаны научным знанием, да-же если предположить, что такое всеобъемлющее научное знание очеловеке, его жизнедеятельности может быть получено.

В этом утверждении о границах науки нет никакого антисциентиз-ма. Просто это констатация бесспорного факта, что наука не можетзаменить собой всех форм познания мира, всей культуры. И все, чтоускользает из ее поля зрения, компенсируют другие формы духовногопостижения мира — искусство, религия, нравственность, философия.

Изучая объекты, преобразуемые в деятельности, наука не ограни-чивается познанием только тех предметных связей, которые могутбыть освоены в рамках наличных, исторически сложившихся на дан-ном этапе развития общества типов деятельности. Цель науки заклю-чается в том, чтобы предвидеть возможные будущие изменения объ-ектов, в том числе и те, которые соответствовали бы будущим типам иформам практического изменения мира.

Как выражение этих целей в науке складываются не только иссле-дования, обслуживающие сегодняшнюю практику, но и слои исследо-ваний, результаты которых могут найти применение только в практи-


ке будущего. Движение познания в этих слоях обусловлено уже нестолько непосредственными запросами сегодняшней практики,сколько познавательными интересами, через которые проявляютсяпотребности общества в прогнозировании будущих способов и формпрактического освоения мира. Например, постановка внутринаучныхпроблем и их решение в рамках фундаментальных теоретических ис-следований физики привели к открытию законов электромагнитногополя и предсказанию электромагнитных волн, к открытию законовделения атомных ядер, квантовых законов излучения атомов при пе-реходе электронов с одного энергетического уровня на другой и т.п.Все эти теоретические открытия заложили основу для будущих спосо-бов массового практического освоения природы в производственнойдеятельности. Через несколько десятилетий они стали базой для при-кладных инженерно-технических исследований и разработок, вне-дрение которых в производство, в свою очередь, революционизирова-ло технику и технологию — появились радиоэлектронная аппаратура,атомные электростанции, лазерные установки и т.д.

Крупные ученые, создатели новых, оригинальных направлений иоткрытий, всегда обращали внимание на эту способность теорий по-тенциально содержать в себе множество будущих новых технологий инеожиданных практических приложений.

К.А. Тимирязев по этому поводу писал: «Несмотря на отсутствие всовременной науке узкоутилитарного направления, именно в своем,независимом от указки житейских мудрецов и моралистов, свободномразвитии она явилась, более чем когда, источником практических,житейских применений. То поразительное развитие техники, кото-рым ослеплены поверхностные наблюдатели, готовые признать его засамую выдающуюся черту XIX века, является только результатом недля всех видимого небывалого в истории развития именно науки, сво-бодной от всякого утилитарного гнета. Разительным доказательствомтому служит развитие химии: была она и алхимией, и ятрохимией, напослугах и у горного дела, и у аптеки, и только в XIX веке, «веке на-уки», став просто химией, т.е. чистой наукой, явилась она источникомнеисчислимых приложений и в медицине, и в технике, и в горном де-ле, пролила свет и на стоящие в научной иерархии выше ее физику идаже астрономию, и на более молодые отрасли знания, как, напри-мер, физиологию, можно сказать, сложившуюся только в течение это-го века»7.

Сходные мысли высказывал один из создателей квантовой механи-ки — французский физик Луи де Бройль. «Великие открытия, — писалон, — даже сделанные исследователями, которые не имели в виду ни-


какого практического применения и занимались исключительно тео-ретическим решением проблем, быстро находили затем себе примене-ние в технической области. Конечно, Планк, когда он впервые написалформулу, носящую теперь его имя, совсем не думал об осветительнойтехнике. Но он не сомневался, что затраченные им огромные усилиямысли позволят нам понять и предвидеть большое количество явле-ний, которые быстро и во всевозрастающем количестве будут исполь-зованы осветительной техникой. Нечто аналогичное произошло и сомной. Я был крайне удивлен, когда увидел, что разработанные мнойпредставления очень быстро находят конкретные приложения в техни-ке дифракции электронов и электронной микроскопии»8.

Нацеленность науки на изучение не только объектов, преобразуе-мых в сегодняшней практике, но и тех объектов, которые могут статьпредметом массового практического освоения в будущем, являетсявторой отличительной чертой научного познания. Эта черта позволя-ет разграничить научное и обыденное, стихийно-эмпирическое по-знание и вывести ряд конкретных определений, характеризующихприроду науки. Она позволяет понять, почему теоретическое исследо-вание выступает определяющей характеристикой развитой науки.

Научное и обыденное познание

Стремление изучать объекты реального мира и на этой основе пред-видеть результаты его практического преобразования свойственно нетолько науке, но и обыденному познанию, которое вплетено в прак-тику и развивается на ее основе. По мере того как развитие практикиопредмечивает в орудиях функции человека и создает условия дляэлиминации субъективных и антропоморфных наслоений при изуче-нии внешних объектов, в обыденном познании появляются некото-рые виды знаний о реальности, в общем-то сходные с теми, которыехарактеризуют науку.

Зародышевые формы научного познания возникли в недрах и наоснове этих видов обыденного познания, а затем отпочковались отнего (наука эпохи первых городских цивилизаций древности). С раз-витием науки и превращением ее в одну из важнейших ценностей ци-вилизации ее способ мышления начинает оказывать все более актив-ное воздействие на обыденное сознание. Это воздействие развиваетсодержащиеся в обыденном, стихийно-эмприческом познании эле-менты объективно-предметного отражения мира.

Способность стихийно-эмпирического познания порождать пред-метное и объективное знание о мире ставит вопрос о различии между


ним и научным исследованием. Признаки, отличающие науку от обы-денного познания, удобно классифицировать сообразно той катего-риальной схеме, в которой характеризуется структура деятельности(прослеживая различие науки и обыденного познания по предмету,средствам, продукту, методам и субъекту деятельности).

Тот факт, что наука обеспечивает «сверхдальнее» прогнозированиепрактики, выходя за рамки существующих стереотипов производстваи обыденного опыта, означает, что она имеет дело с особым наборомобъектов реальности, несводимых к объектам обыденного опыта. Ес-ли обыденное познание отражает только те объекты, которые в прин-ципе могут быть преобразованы в наличных исторически сложивших-ся способах и видах практического действия, то наука способнаизучать и такие фрагменты реальности, которые могут стать предме-том освоения только в практике далекого будущего. Она постоянновыходит за рамки предметных структур наличных видов и способовпрактического освоения мира и открывает человечеству новые пред-метные миры его возможной будущей деятельности.

Эти особенности объектов науки делают недостаточными для ихосвоения те средства, которые применяются в обыденном познании.Хотя наука и пользуется естественным языком, она не может только наего основе описывать и изучать свои объекты. Во-первых, обыденныйязык приспособлен для описания и предвидения объектов, вплетен-ных в наличную практику человека (наука же выходит за ее рамки); во-вторых, понятия обыденного языка нечетки и многозначны, их точ-ный смысл чаше всего обнаруживается лишь в контексте языковогообщения, контролируемого повседневным опытом. Наука же не можетположиться на такой контроль, поскольку она преимущественно име-ет дело с объектами, не освоенными в обыденной практической дея-тельности. Чтобы описать изучаемые явления, она стремится как мож-но более четко фиксировать свои понятия и определения.

Выработка наукой специального языка, пригодного для описанияею объектов, необычных с точки зрения здравого смысла, является не-обходимым условием научного исследования. Язык науки постоянноразвивается по мере ее проникновения во все новые области объектив-ного мира. Причем он оказывает обратное воздействие на повседнев-ный, естественный язык. Например, термины «электричество», «холо-дильник» когда-то были специфическими научными понятиями, азатем вошли в повседневный язык.

Наряду с искусственным, специализированным языком научноеисследование нуждается в особой системе средств практической дея-тельности, которые, воздействуя на изучаемый объект, позволяют вы-

8-959


явить возможные его состояния в условиях, контролируемых субъек-том. Средства, применяемые в производстве и в быту, как правило,непригодны для этой цели, поскольку объекты, изучаемые наукой, иобъекты, преобразуемые в производстве и повседневной практике,чаше всего отличаются по своему характеру. Отсюда необходимостьспециальной научной аппаратуры (измерительных инструментов,приборных установок), которые позволяют науке экспериментальноизучать новые типы объектов.

Научная аппаратура и язык науки выступают как выражение ужедобытых знаний. Но подобно тому как в практике ее продукты пре-вращаются в средства новых видов практической деятельности, так ив научном исследовании его продукты — научные знания, выражен-ные в языке или овеществленные в приборах, становятся средствомдальнейшего исследования. Таким образом, из особенностей предме-та науки мы получили в качестве своеобразного следствия отличия всредствах научного и обыденного познания.

Спецификой объектов научного исследования можно объяснить иосновные отличия научных знаний как продукта научной деятельно-сти от знаний, получаемых в сфере обыденного, стихийно-эмпири-ческого познания. Последние чаще всего не систематизированы; это,скорее, конгломерат сведений, предписаний, рецептур деятельностии поведения, накопленных на протяжении исторического развитияобыденного опыта. Их достоверность устанавливается благодаря не-посредственному применению в наличных ситуациях производ-ственной и повседневной практики. Что же касается научных зна-ний, то их достоверность уже не может быть обоснована толькотаким способом, поскольку в науке преимущественно исследуютсяобъекты, еще не освоенные в производстве. Поэтому нужны специ-фические способы обоснования истинности знания. Ими являютсяэкспериментальный контроль за получаемым знанием и выводи-мость одних знаний из других, истинность которых уже доказана.В свою очередь, процедуры выводимости обеспечивают перенос ис-тинности с одних фрагментов знания на другие, благодаря чему онистановятся связанными между собой, организованными в систему.Таким образом, мы получаем характеристики системности и обосно-ванности научного знания, отличающие его от продуктов обыденнойпознавательной деятельности людей.

Из главной характеристики научного исследования можно вывес-ти также и такой отличительный признак науки при ее сравнении собыденным познанием, как особенность метода познавательной де-ятельности. Объекты, на которые направлено обыденное познание,


формируются в повседневной практике. Приемы, посредством кото-рых каждый такой объект выделяется и фиксируется в качестве пред-мета познания, вплетены в обыденный опыт. Совокупность такихприемов, как правило, не осознается субъектом в качестве метода по-знания. Иначе обстоит дело в научном исследовании. Здесь уже самообнаружение объекта, свойства которого подлежат дальнейшему из-учению, составляет весьма трудоемкую задачу. Например, чтобы об-наружить короткоживушие частицы — резонансы, современная фи-зика ставит эксперименты по рассеиванию пучков частиц и затемприменяет сложные расчеты. Обычные частицы оставляют следы-треки в фотоэмульсиях или в камере Вильсона, резонансы же такихтреков не оставляют. Они живут очень короткое время (10~22 с) и Заэтот промежуток времени проходят расстояние, меньшее размероватома. В силу этого резонанс не может вызвать ионизации молекулфотоэмульсии (или газа в камере Вильсона) и оставить наблюдаемыйслед. Однако, когда резонанс распадается, возникающие при этомчастицы способны оставлять следы указанного типа. На фотографииони выглядят как набор лучей-черточек, исходящих из одного цент-ра. По характеру этих лучей, применяя математические расчеты, фи-зик определяет наличие резонанса. Таким образом, для того чтобыиметь дело с одним и тем же видом резонансов, исследователю необ-ходимо знать условия, в которых появляется соответствующий объ-ект. Он обязан четко определить метод, с помощью которого в экспе-рименте может быть обнаружена частица. Вне метода он вообще невыделит изучаемого объекта из многочисленных связей и отношенийпредметов природы. Чтобы зафиксировать объект, ученый должензнать метод такой фиксации. Поэтому в науке изучение объектов,выявление их свойств и связей всегда сопровождается осознаниемметода, посредством которого исследуется объект. Объекты всегдаданы человеку в системе определенных приемов и методов его дея-тельности. Но эти приемы в науке уже не очевидны, не являютсямногократно повторяемыми в повседневной практике приемами.И чем дальше наука отходит от привычных вещей повседневногоопыта, углубляясь в исследование «необычных» объектов, тем яснееи отчетливее проявляется необходимость в создании и разработкеособых методов, в системе которых наука может изучать объекты.Наряду со знаниями об объектах наука формирует знания о методах.Потребность в развертывании и систематизации знаний второго ти-па приводит на высших стадиях развития науки к формированию ме-тодологии как особой отрасли научного исследования, призваннойЦеленаправленно вести научный поиск.


Наконец, стремление науки к исследованию объектов относитель-но независимо от их освоения в наличных формах производства иобыденного опыта предполагает специфические характеристикисубъекта научной деятельности. Занятия наукой требуют особой под-готовки познающего субъекта, в ходе которой он осваивает историче-ски сложившиеся средства научного исследования, обучается при-емам и методам оперирования с этими средствами. Для обыденногопознания такой подготовки не нужно, вернее, она осуществляется ав-томатически, в процессе социализации индивида, когда у него фор-мируется и развивается мышление в процессе освоения культуры ивключения индивида в различные сферы деятельности. Занятия на-укой предполагают наряду с овладением средствами и методами так-же и усвоение определенной системы ценностных ориентации и целе-вых установок, специфичных для научного познания. Этиориентации должны стимулировать научный поиск, нацеленный наизучение все новых и новых объектов независимо от сегодняшнегопрактического эффекта от получаемых знаний. Иначе наука не будетосуществлять своей главной функции — выходить за рамки предмет-ных структур практики своей эпохи, раздвигая горизонты возможно-стей освоения человеком предметного мира.

Две основные установки науки обеспечивают стремление к такомупоиску: самоценность истины и ценность новизны.

Любой ученый принимает в качестве одной из основных установокнаучной деятельности поиск истины, воспринимая истину как выс-шую ценность науки. Эта установка воплощается в целом ряде идеа-лов и нормативов научного познания, выражающих его специфику: вопределенных идеалах организации знания (например, требованиилогической непротиворечивости теории и ее опытной подтверждае-мое™), в поиске объяснения явлений, исходя из законов и принци-пов, выражающих сущностные связи исследуемых объектов, и т.д.

Не менее важную роль в научном исследовании играет установкана постоянный рост знания и особую ценность новизны в науке. Этаустановка выражена в системе идеалов и нормативных принципов на-учного творчества (например, запрете на плагиат, допустимости кри-тического пересмотра оснований научного поиска как условия освое-ния все новых типов объектов и т.д.).

Ценностные ориентации науки образуют фундамент ее этоса, ко-торый должен усвоить ученый, чтобы успешно заниматься исследова-ниями. Великие ученые оставили значительный след в культуре нетолько благодаря совершенным ими открытиям, но и благодаря тому,что их деятельность была образцом новаторства и служения истине

для многих поколений людей. Всякое отступление от истины в угодуличностным, своекорыстным целям, любое проявление беспринцип-ности в науке встречало у них беспрекословный отпор.

В науке в качестве идеала провозглашается принцип, что перед ли-цом истины все исследователи равны, что никакие прошлые заслуги непринимаются во внимание, если речь идет о научных доказательствах.

Малоизвестный служащий патентного бюро А. Эйнштейн в началевека дискутировал с известным ученым Г. Лоренцем, доказывая спра-ведливость своей трактовки введенных Лоренцем преобразований.В конечном счете именно Эйнштейн выиграл этот спор. Но Лоренц иего коллеги никогда не прибегали в этой дискуссии к приемам, широ-ко применяемым в спорах обыденной жизни, — они не утверждали, на-пример, неприемлемость критики теории Лоренца на том основании,что его статус в то время был несоизмерим со статусом еще не извест-ного научному сообществу молодого физика Эйнштейна.

Не менее важным принципом научного этоса является требованиенаучной честности при изложении результатов исследования. Ученыйможет ошибаться, но не имеет права подтасовывать результаты, онможет повторить уже сделанное открытие, но не имеет права зани-маться плагиатом. Институт ссылок как обязательное условие оформ-ления научной монографии и статьи призван не только зафиксиро-вать авторство тех или иных идей и научных текстов. Он обеспечиваетчеткую селекцию уже известного в науке и новых результатов. Внеэтой селекции не было бы стимула к напряженным поискам нового, внауке возникли бы бесконечные повторы пройденного и в конечномсчете было бы подорвано ее главное качество — постоянно генериро-вать рост нового знания, выходя за рамки привычных и уже известныхпредставлений о мире.

Конечно, требование недопустимости фальсификаций и плагиатавыступает как своеобразная презумпция науки, которая в реальнойжизни может нарушаться. В различных научных сообществах можетустанавливаться различная жесткость санкций за нарушение этичес-ких принципов науки. Рассмотрим один пример из жизни современ-ной науки, который может служить образцом непримиримости сооб-щества к нарушениям этих принципов.

В середине 70-х гг. XX в. в среде биохимиков и нейрофизиологовгромкую известность приобрело так называемое дело Галлиса, моло-дого и подающего надежды биохимика, который в начале 70-х гг. ра-ботал над проблемой внутримозговых морфинов. Им была выдвинутаоригинальная гипотеза о том, что морфины растительного происхож-дения и внутримозговые морфины одинаково воздействуют на нерв-


ную ткань. Галлис провел серию трудоемких экспериментов, однаконе смог убедительно подтвердить эту гипотезу, хотя косвенные дан-ные свидетельствовали о ее перспективности. Опасаясь, что другиеисследователи его обгонят и сделают это открытие, Галлис решился нафальсификацию. Он опубликовал вымышленные данные опытов,якобы подтверждающие гипотезу.

«Открытие» Галлиса вызвало большой интерес в сообществе ней-рофизиологов и биохимиков. Однако его результаты никто не смогподтвердить, воспроизводя эксперименты по опубликованной им ме-тодике. Тогда молодому и уже ставшему известным ученому былопредложено публично провести эксперименты на специальном сим-позиуме в 1977 г. в Мюнхене, под наблюдением своих коллег. Галлис вконце концов вынужден был сознаться в фальсификации. Сообще-ство ученых отреагировало на это признание жестким бойкотом. Кол-леги Галлиса перестали поддерживать с ним научные контакты, всеего соавторы публично отказались от совместных с ним статей, и витоге Галлис опубликовал письмо, в котором он извинился перед кол-легами и заявил, что прекращает занятия наукой9.

В идеале научное сообщество всегда должно отторгать исследова-телей, уличенных в умышленном плагиате или преднамеренной фаль-сификации научных результатов в угоду каким-либо житейским бла-гам. К этому идеалу ближе всего стоят сообщества математиков иестествоиспытателей, но у гуманитариев, например, поскольку онииспытывают значительно большее давление идеологических и поли-тических структур, санкции к исследователям, отклоняющимся отидеалов научной честности, значительно смягчены.

Показательно, что для обыденного сознания соблюдение основ-ных установок научного этоса совсем не обязательно, а подчас даже инежелательно. Человеку, рассказавшему политический анекдот в не-знакомой компании, не обязательно ссылаться на источник инфор-мации, особенно если он живет в тоталитарном обществе.

В обыденной жизни люди обмениваются самыми различными зна-ниями, делятся житейским опытом, но ссылки на автора этого опытав большинстве ситуаций просто невозможны, ибо этот опыт анони-мен и часто транслируется в культуре столетиями.

Наличие специфических для науки норм и целей познавательнойдеятельности, а также специфических средств и методов, обеспечива-ющих постижение все новых объектов, требует целенаправленногоформирования ученых-специалистов. Эта потребность приводит кпоявлению «академической составляющей науки» — особых органи-заций и учреждений, обеспечивающих подготовку научных кадров.

Генезис научного познания 119

В процессе такой подготовки будущие исследователи должны ус-воить не только специальные знания, приемы и методы научной ра-боты, но и основные ценностные ориентиры науки, ее этические нор-мы и принципы.

Итак, при выяснении природы научного познания можно выде-лить систему отличительных признаков науки, среди которых глав-ными являются: а) установка на исследование законов преобразова-ния объектов и реализующая эту установку предметность иобъективность научного знания; б) выход науки за рамки предметныхструктур производства и обыденного опыта и изучение ею объектовотносительно независимо от сегодняшних возможностей их произ-водственного освоения (научные знания всегда относятся к широко-му классу практических ситуаций настоящего и будущего, которыйникогда заранее не задан). Все остальные необходимые признаки, от-личающие науку от других форм познавательной деятельности, могутбыть представлены как зависящие от указанных главных характерис-тик и обусловленные ими.

Генезис научного познания

Характеристики развитых форм научного познания во многом наме-чают пути, на которых следует искать решение проблемы генезиса те-оретического знания как феномена культуры.

Преднаука и развитая наука

В истории формирования и развития науки можно выделить две ста-дии, которые соответствуют двум различным методам построениязнаний и двум формам прогнозирования результатов деятельности.Первая стадия характеризует зарождающуюся науку (преднауку), вто-рая — науку в собственном смысле слова. Зарождающаяся наука из-учает преимущественно те вещи и способы их изменения, с которымичеловек многократно сталкивался в производстве и обыденном опы-те. Он стремился построить модели таких изменений с тем, чтобыпредвидеть результаты практического действия. Первой и необходи-мой предпосылкой для этого было изучение вещей, их свойств и от-ношений, выделенных самой практикой. Эти вещи, свойства и отно-шения фиксировались в познании в форме идеальных объектов,которыми мышление начинало оперировать как специфическимипредметами, замещающими объекты реального мира10. Эта деятель-


ность мышления формировалась на основе практики и представляласобой идеализированную схему практических преобразований мате-риальных предметов. Соединяя идеальные объекты с соответствую-щими операциями их преобразования, ранняя наука строила такимпутем схему тех изменений предметов, которые могли быть осущест-влены в производстве данной исторической эпохи. Так, например,анализируя древнеегипетские таблицы сложения и вычитания целыхчисел, нетрудно установить, что представленные в них знания образу-ют в своем содержании типичную схему практических преобразова-ний, осуществляемых над предметными совокупностями.

В таблицах сложения каждый из реальных предметов (это могутбыть животные, собираемые в стадо, камни, складываемые для по-стройки, и т.д.) замещался идеальным объектом «единица», которыйфиксировался знаком I (вертикальная черта). Набор предметов изо-бражался здесь как система единиц (для «десятков», «сотен», «тысяч»и т.д. в египетской арифметике существовали свои знаки, фиксирую-щие соответствующие идеальные объекты). Оперирование предмета-ми, объединяемыми в совокупность (сложение), и отделяемыми отсовокупности предметов или их групп (вычитание) изображалось вправилах действия над «единицами», «десятками», «сотнями» и т.д.Прибавление, допустим, к пяти единицам трех единиц производилосьследующим образом: изображался знак III (число «три»), затем подним писалось еще пять вертикальных черточек IIIII (число «пять»), азатем все эти черточки переносились в одну строку, расположеннуюпод двумя первыми. В результате получалось восемь черточек,обозначающих соответствующее число. Эти операции воспроизводи-ли процедуры образования совокупностей предметов в реальнойпрактике (реальное практическое образование и расчленение пред-метных совокупностей было основано на процедуре добавления од-них единичных предметов к другим).

Используя такого типа знания, можно было предвидеть результатыпреобразования предметов, характерные для различных практическихситуаций, связанных с объединением предметов в некоторую сово-купность.

Такую же связь с практикой можно обнаружить в первых знаниях,относящихся к геометрии. Геометрия (греч. «гео» — земля, «метрия» —измерение) в самом первичном смысле термина обнаруживает связь спрактикой измерения земельных участков. Древние греки заимство-вали первичные геометрические знания у древних египтян и вавило-нян. Земледельческая цивилизация Древнего Египта основывалась навозделывании плодородных земель в долине Нила. Участки земли,

которыми владели различные сельские общины, имели свои границы.При разливах Нила эти границы заносились речным илом. Их восста-новление было важной задачей, которую решали особые государ-ственные чиновники. Очертания участков и их размеры изобража-лись в чертежах на папирусе. Такие чертежи были моделямиземельных участков, и по ним восстанавливались их границы.

Кроме восстановления границ земельных участков существовалипрактические потребности вычисления их площадей. Это породилоновый класс задач, решение которых требовало оперирования с чер-тежами. В этом процессе были выделены основные геометрическиефигуры — треугольник, прямоугольник, трапеция, круг, через комби-нации которых можно было изображать площади земельных участковсложной конфигурации. В древнеегипетской математике были найде-ны способы вычисления площадей основных геометрических фигур,и эти знания стали применяться не только при измерении земельныхучастков, но и при решении других практических задач, в частностипри строительстве различных сооружений.

Операции с геометрическими фигурами на чертежах, связанные спостроением и преобразованиями этих фигур, осуществлялись с по-мощью двух основных инструментов — циркуля и линейки. Этот спо-соб до сих пор является фундаментальным в геометрии. Характерно,что он выступает в качестве схемы реальных практических операций.Измерение земельных участков, а также сторон и плоскостей создава-емых сооружений в строительстве осуществлялось с помощью тугонатянутой мерной веревки с узлами, обозначающими единицу длины(линейка), и мерной веревки, один конец которой закреплялся ко-лышком, а стержень (колышек) на другом ее конце прочерчивал дуги(циркуль). Перенесенные на действия с чертежами, эти операциипредстали как построения геометрических фигур с помощью циркуляи линейки.

Способ построения знаний путем абстрагирования и схематиза-ции предметных отношений наличной практики обеспечивал пред-сказание ее результатов в границах уже сложившихся способов прак-тического освоения мира. Однако по мере развития познания ипрактики наряду с отмеченным способом в науке формируется новыйспособ построения знаний. Он знаменует переход к собственно науч-ному исследованию предметных связей мира.

Если на этапе преднауки как первичные идеальные объекты, так иих отношения (соответственно, смыслы основных терминов языкаи правила оперирования с ними) выводились непосредственно изпрактики и лишь затем внутри созданной системы знания (языка)


формировались новые идеальные объекты, то теперь познание делаетследующий шаг. Оно начинает строить фундамент новой системызнания как бы «сверху» по отношению к реальной практике и лишьпосле этого, путем ряда опосредовании, проверяет созданные из иде-альных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отно-шениями практики.

При таком методе исходные идеальные объекты не черпаются ужеиз практики, а заимствуются из ранее сложившихся систем знания(языка) и применяются в качестве строительного материала при фор-мировании новых знаний. Эти объекты погружаются в особую «сеткуотношений», структуру, которая заимствуется из другой области зна-ния, где она предварительно обосновывается в качестве схематизиро-ванного образа предметных структур действительности. Соединениеисходных идеальных объектов с новой «сеткой отношений» способнопородить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отоб-ражение существенные черты ранее не изученных сторон действи-тельности. Прямое или косвенное обоснование данной системыпрактикой превращает ее в достоверное знание.

В развитой науке такой способ исследования встречается буквальнона каждом шагу. Так, например, по мере эволюции математики числаначинают рассматриваться не как прообраз предметных совокупнос-тей, которыми оперируют в практике, а как относительно самостоя-тельные математические объекты, свойства которых подлежат система-тическому изучению. С этого момента начинается собственноматематическое исследование, в ходе которого из ранее изученных на-туральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, на-пример, операцию вычитания к любым парам положительных чисел,можно было получить отрицательные числа (при вычитании из мень-шего числа большего). Открыв для себя класс отрицательных чисел,математика делает следующий шаг. Она распространяет на них все теоперации, которые были приняты для положительных чисел, и такимпутем создает новое знание, характеризующее ранее не исследованныеструктуры действительности. В дальнейшем происходит новое расши-рение класса чисел: применение операции извлечения корня к отрица-тельным числам формирует новую абстракцию — «мнимое число».И на этот класс идеальных объектов опять распространяются все теоперации, которые применялись к натуральным числам.

Описанный способ построения знаний утверждается не только вматематике. Вслед за нею он распространяется на сферу естественныхнаук. В естествознании он известен как метод выдвижения гипотети-ческих моделей с их последующим обоснованием опытом.


Благодаря новому методу построения знаний наука получает воз-можность не только изучить те предметные связи, которые могутвстретиться в сложившихся стереотипах практики, но и проанализи-ровать изменения объектов, которые в принципе могла бы освоитьразвивающаяся цивилизация. С этого момента кончается этап пред-науки и начинается наука в собственном смысле. В ней наряду с эм-пирическими правилами и зависимостями (которые знала и предна-ука) формируется особый тип знания — теория, позволяющаяполучить эмпирические зависимости как следствие из теоретическихпостулатов. Меняется и категориальный статус знаний — они могутсоотноситься уже не только с осуществленным опытом, но и с качес-твенно иной практикой будущего, а поэтому строятся в категорияхвозможного и необходимого. Знания уже не формулируются толькокак предписания для наличной практики, они выступают как знанияоб объектах реальности «самой по себе», и на их основе вырабатыва-ется рецептура будущего практического изменения объектов.

Поскольку научное познание начинает ориентироваться на поискпредметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденнойпрактике и производственной деятельности, оно уже не может разви-ваться, опираясь только на эти формы практики. Возникает потреб-ность в особой форме практики, которая обслуживает развивающеесяестествознание. Такой формой практики становится научный экспе-римент.

Поскольку демаркация между преднаукой и наукой связана с но-вым способом порождения знаний, проблема генезиса науки предста-ет как проблема предпосылок собственно научного способа исследо-вания. Эти предпосылки складываются в культуре в видеопределенных установок мышления, позволяющих возникнуть науч-ному методу. Их формирование является результатом длительногоразвития цивилизации.

Культуры многих традиционных обществ (Древней Индии, Древ-него Китая, Египта и Вавилона) не создавали таких предпосылок. Хо-тя в них возникло множество конкретных видов научного знания ирецептур решения задач, все эти знания и рецептуры не выходили зарамки преднауки.

Переход к науке в собственном смысле слова был связан с двумяпереломными состояниями развития культуры и цивилизации. Во-первых, с изменениями в культуре античного мира, которые обеспе-чили применение научного метода в математике и вывели ее на уро-вень теоретического исследования, во-вторых, с изменениями вевропейской культуре, произошедшими в эпоху Возрождения и пере-


хода к Новому времени, когда собственно научный способ мышлениястал достоянием естествознания (главным процессом здесь принятосчитать становление эксперимента как метода изучения природы, со-единение математического метода с экспериментом и формированиетеоретического естествознания).

Нетрудно увидеть, что речь идет о тех мутациях в культуре, кото-рые обеспечивали в конечном итоге становление техногенной циви-лизации. Развитая наука утвердилась именно в этой линии цивилиза-ционного развития, но исторический путь к ней не был простым ипрямолинейным. Отдельные предпосылки и пробы развертываниянаучного метода неоднократно осуществлялись в разных культурах.Некоторые из них сразу попадали в поток культурной трансляции,другие же как бы отодвигались на периферию, а затем вновь получа-ли второе дыхание, как это случилось, например, с многими идеямиАнтичности, воссозданными в эпоху Ренессанса.

Для перехода к собственно научной стадии необходим был особыйспособ мышления (видения мира), который допускал бы взгляд на су-ществующие ситуации бытия, включая ситуации социального обще-ния и деятельности, как на одно из возможных проявлений сущности(законов) мира, которая способна реализоваться в различных формах,в том числе весьма отличных от уже осуществившихся.

Такой способ мышления не мог утвердиться, например, в культурекастовых и деспотических обществ Востока эпохи первых городскихцивилизаций (где начиналась преднаука). Доминирование в культу-рах этих обществ канонизированных стилей мышления и традиций,ориентированных прежде всего на воспроизведение существующихформ и способов деятельности, накладывало серьезные ограниченияна прогностические возможности познания, мешая ему выйти за рам-ки сложившихся стереотипов социального опыта. Полученные здесьзнания о закономерных связях мира, как правило, сращивались спредставлениями об их прошлой (традиция) либо сегодняшней прак-тической реализации. Зачатки научных знаний вырабатывались и из-лагались в восточных культурах главным образом как предписаниядля практики и не обрели еще статуса знаний о естественных процес-сах, развертывающихся в соответствии с объективными законами11.

Духовная революция Античности

Для того чтобы осуществился переход к собственно научному спосо-бу порождения знаний, с его интенцией на изучение необычных, сточки зрения обыденного опыта, предметных связей, необходим был


иной тип цивилизации с иным типом культуры. Такого рода цивили-зацией, создавшей предпосылки для первого шага по пути к собствен-но науке, была демократия античной Греции. Именно здесь происхо-дит мутация традиционных культур и здесь социальная жизньнаполняется динамизмом, которого не знали земледельческие циви-лизации Востока с их застойно-патриархальным круговоротом жиз-ни. Хозяйственная и политическая жизнь античного полиса былапронизана духом состязательности12, все конкурировали между со-бой, проявляя активность и инициативу, что неизбежно стимулирова-ло инновации в различных сферах деятельности.

Нормы поведения и деятельности, определившие облик социаль-ной действительности, вырабатывались в столкновении интересовразличных социальных групп и утверждались во многом через борьбумнений равноправных свободных индивидов на народном собрании.Социальный климат полиса снимал с нормативов деятельности ореолнерушимого сверхчеловеческого установления и формировал отно-шение к ним как к изобретению людей, которое подлежит обсужде-нию и улучшению по мере необходимости13. На этой основе склады-вались представления о множестве форм действительности, овозможности других, более совершенных форм по сравнению с ужереализовавшимися. Это видение можно обозначить как идею «вариа-бельного бытия», которая получила свое рациональное оформление иразвитие в античной философии. Оно стимулировало разработку це-лого спектра философских систем, конкурирующих между собой,вводящих различные концепции мироздания и различные идеалы со-циального устройства.

Развертывая модели «возможных миров», античная философия,пожалуй, в наибольшей степени реализовала в эту эпоху эвристичес-кую функцию философского познания, что и послужило необходи-мой предпосылкой становления науки в собственном смысле слова.

Именно в философии впервые были продемонстрированы образ-цы теоретического рассуждения, способные открывать связи и отно-шения вещей, выходящие за рамки обыденного опыта и связанных сним стереотипов и архетипов обыденного сознания. Так, при обсуж-дении проблемы части и целого, единого и множественного античнаяфилософия подходит к ней теоретически, рассматривая все возмож-ные варианты ее решения: мир бесконечно делим (Анаксагор), мирделится на части до определенного предела (атомистика Демокрита иЭпикура) и, наконец, совершенно невероятное с точки зрения здра-вого смысла решение — мир вообще неделим (бытие едино и недели-мо — элеаты).


Обоснование элеатами (Парменид, Зенон) этой необычной идеипоставило ряд проблем, касающихся свойств пространства, времении движения. Из принципа неделимости бытия следовала невозмож-ность движения тел, так как тело — это часть (фрагмент) мира, а егодвижение представляет собой изменение его положения (места) впространстве в различные моменты времени. Движение тел невоз-можно, если неделим мир, неделимо пространство и время. Но этопротиворечило наблюдаемым фактам движения тел.

На эти возражения известный древнегреческий философ Зенон от-ветил рядом контраргументов, получивших название апорий Зенона.В них доказывалось, что с позиций теоретического разума представле-ние о движении тел приводит к парадоксам. Например, апория «Стре-ла» демонстрировала следующий парадокс: в каждый отдельный мо-мент времени летящая стрела может быть рассмотрена как покоящаясяв некоторой точке пространства. Но сумма покоев не дает движения, азначит, летящая стрела покоится. В других апориях Зенон выявляет па-радоксы, связанные с представлениями о бесконечной делимости про-странства. Например, в апории «Ахилл и черепаха» утверждалось, чтосамый быстрый бегун Ахилл не догонит черепаху, так как сначала емунужно пробежать половину дистанции между ним и черепахой, а она заэто время отползет на некоторое расстояние, затем Ахиллу придетсяпреодолевать половину новой дистанции, а черепаха вновь отползет наопределенное расстояние, и так до бесконечности.

Самое интересное, что в этих, на первый взгляд весьма экзотичес-ких рассуждениях были поставлены проблемы, к которым потом, напротяжении более двух тысячелетий, не раз возвращалась философ-ская и научная мысль. В преддверии возникновения механики мыс-лители позднего Средневековья обсуждали вопрос: можно ли гово-рить о движении тела в точке пространства? Если движениехарактеризуется скоростью, а скорость — это путь, деленный на вре-мя, то в точке не может быть скорости, поскольку точка — это нуле-вое расстояние, а ноль, деленный на t, дает ноль. Значит, движущеесятело в точке покоится.

После возникновения механики Галилея в процессе поисков обоб-щающей теории механических движений (завершившихся механикойНьютона) пришлось вновь решать эту проблему в связи с обосновани-ем понятия мгновенной скорости. Поставленная философией проб-лема трансформировалась в конкретно-научную. Ее решение былополучено благодаря развитию в математике теории пределов и мето-дов дифференциального и интегрального исчислений, примененныхв физике.


Показательно также, что впервые сформулированные Зеноном па-радоксы бесконечной делимости пространства были осмысленыпозднее как проблема сопоставления бесконечных множеств. В апо-рии «Ахилл и черепаха» (и других апориях), по существу, было выяв-лено, что любой путь (отрезок), если его рассмотреть как бесконечноделимый, предстает как бесконечное множество точек, а любая частьэтого пути также является бесконечным множеством точек и с этихпозиций может быть приравнена к целому. Как справедливо отмечалисторик науки А. Койре, эта проблема почти через два с половинойтысячелетия стала одной из фундаментальных в математике. Над нейразмышляли великие математики Бернард Больцано и Георг Кантор,и она в значительной степени стимулировала современную разработ-ку теории множеств.

Конечно, во времена элеатов все эти эвристические возможностифилософского познания, открывающего проблемы науки будущего,не были известны. Но важно то, что в философии того времени воз-никали образцы теоретического рассуждения, которые ориентирова-лись не столько на очевидности чувственного опыта, сколько на су-щее, данное разуму. И здесь предпочтение отдавалось как разтеоретическому размышлению, которое способно выходить за рамкиздравого смысла своего времени, стереотипов, выработанных в систе-ме ограниченной повседневной практики.

В традиционных обществах Востока такого рода теоретическиефункции философии реализовались в урезанном виде. Генерация не-стандартных представлений о мире в философских системах Индии иКитая осуществлялась спорадически, совпадая с периодами крупныхсоциальных катаклизмов (например, период «сражающихся царств»в Древнем Китае). Но в целом философия тяготела к идеологическимконструкциям, обслуживающим традицию. Например, конфуциан-ство и брахманизм были философскими системами, которые одно-временно выступали и как религиозно-идеологические учения, регу-лирующие поведение и деятельность людей. Что же касаетсяДревнего Египта и Вавилона, в которых был накоплен огромныймассив научных знаний и рецептур деятельности, относящихся к эта-пу преднауки, то в них философское знание в лучшем случае находи-лось в стадии зарождения. Оно еще не отпочковалось от религиозно-мифологических систем, которые доминировали в культуре этихобществ.

Принципиально иную картину дает социальная жизнь античногополиса. Особенности этой жизни создавали намного более благопри-ятные условия для реализации теоретических функций философии.


Античная философия продемонстрировала, как можно планомер-но развертывать представление о различных типах объектов (часто не-обычных с точки зрения наличного опыта) и способах их мысленногоосвоения. Она дала образцы построения знаний о таких объектах. Этопоиск единого основания (первоначал и причин) и выведение из негоследствий (необходимое условие теоретической организации зна-ний). Эти образцы оказали бесспорное влияние на становление тео-ретического слоя исследований в античной математике.

Идеал обоснованного и доказательного знания складывался в ан-тичной философии и науке под воздействием социальной практикиполиса. Восточные деспотии, например, не знали этого идеала. Зна-ния вырабатывались здесь кастой управителей, отделенных от осталь-ных членов общества (жрецы и писцы Древнего Египта, древнекитай-ские чиновники), и предписывались в качестве непререкаемойнормы, не подлежащей сомнению. Условием приемлемости знаний,формулируемых в виде предписаний, были авторитет их создателей иналичная практика, построенная в соответствии с предложенныминормативами. Доказательство знаний путем их выведения из некото-рого основания было излишним (требование доказанности оправданотолько тогда, когда предложенное предписание может быть подверг-нуто сомнению и когда может быть выдвинуто конкурирующее пред-писание).

Ряд знаний в математике Древнего Египта и Вавилона, по-види-мому, не мог быть получен вне процедур вывода и доказательства.Историк математики М.Я. Выгодский считал, что, например, такиесложные рецепты, как алгоритм вычисления объема усеченной пира-миды, были выведены на основе других знаний14. Однако в процессеизложения знаний этот вывод не демонстрировался. Производство итрансляция знаний в культуре Древнего Египта и Вавилона закрепля-лись за кастой жрецов и чиновников и носили авторитарный харак-тер. Обоснование знания путем демонстрации доказательства не пре-вратилось в восточных культурах в идеал построения и трансляциизнаний, что наложило серьезные ограничения на процесс превраще-ния «эмпирической математики» в теоретическую науку.

В противоположность восточным обществам, греческий полиспринимал социально значимые решения, пропуская их через фильтрконкурирующих предложений и мнений на народном собрании. Пре-имущество одного мнения перед другим выявлялось через доказа-тельство, в ходе которого ссылки на авторитет, особое социальное по-ложение индивида, предлагающего предписание для будущейдеятельности, не считались серьезной аргументацией. Диалог велся


между равноправными гражданами, и единственным критерием былаобоснованность предлагаемого норматива. Этот сложившийся в куль-туре идеал обоснованного мнения был перенесен античной филосо-фией и на научные знания. Именно в греческой математике мы встре-чаем изложение знаний в виде теорем: «дано — требуется доказать —доказательство». Но в древнеегипетской и вавилонской математикетакая форма не была принята, здесь мы находим только нормативныерецепты решения задач, излагаемые по схеме: «Делай так!»... «Смот-ри, ты сделал правильно!»

Характерно, что разработка в античной философии методов по-стижения и развертывания истины (диалектики и логики) протекалакак отражение мира сквозь призму социальной практики полиса.Первые шаги к осознанию и развитию диалектики как метода былисвязаны с анализом столкновения в споре противоположных мнений(типичная ситуация выработки нормативов деятельности на народ-ном собрании). Что же касается логики, то ее разработка в античнойфилософии началась с поиска критериев правильного рассуждения вораторском искусстве, и выработанные здесь нормативы логическогоследования были затем применены к научному рассуждению.

Применение образцов теоретического рассуждения к накоплен-ным на этапе преднауки знаниям математики постепенно выводилоее на уровень теоретического познания. Уже в истоках развития ан-тичной философии были предприняты попытки систематизироватьматематические знания, полученные в древних цивилизациях, и при-менить к ним процедуру доказательства. Так, Фалесу, одному из ран-них древнегреческих философов, приписывается доказательство тео-ремы о равенстве углов основания равнобедренного треугольника(в качестве факта это знание было получено еще в древнеегипетскойи вавилонской математике, но оно не доказывалось в качестве теоре-мы). Ученик Фалеса Анаксимандр составил систематический очеркгеометрических знаний, что также способствовало выявлению накоп-ленных рецептов решения задач, которые следовало обосновывать идоказывать в качестве теорем.

Важнейшей вехой на пути создания математики как теоретическойнауки были работы пифагорейской школы. Ею была создана картинамира, которая хотя и включала мифологические элементы, но по ос-новным своим компонентам была уже философско-рациональнымобразом мироздания. В основе этой картины лежал принцип: началомвсего является число. Пифагорейцы считали числовые отношенияключом к пониманию мироустройства. И это создавало особые пред-посылки для возникновения теоретического уровня математики. За-

9-959


дачей становилось изучение чисел и их отношений не просто как мо-делей тех или иных практических ситуаций, а самих по себе, безотно-сительно к практическому применению. Ведь познание свойств и от-ношений чисел теперь представало как познание начал и гармониикосмоса. Числа представали как особые объекты, которые нужно по-стигать разумом, изучать их свойства и связи, а затем уже, исходя иззнаний об этих свойствах и связях, объяснить наблюдаемые явления.Именно эта установка характеризует переход от чисто эмпирическогопознания количественных отношений (познания, привязанного к на-личному опыту) к теоретическому исследованию, которое, оперируяабстракциями и создавая на основе ранее полученных абстракций но-вые, осуществляет прорыв к новым формам опыта, открывая неизве-стные ранее вещи, их свойства и отношения.

В пифагорейской математике, наряду с доказательством ряда тео-рем, наиболее известной из которых является знаменитая теоремаПифагора, были осуществлены важные шаги к соединению теорети-ческого исследования свойств геометрических фигур со свойствамичисел. Связи между этими двумя областями возникающей математи-ки были двухсторонними. Пифагорейцы стремились не только ис-пользовать числовые отношения для характеристики свойств геомет-рических фигур, но и применять к исследованию совокупностейчисел геометрические образы. Так, число «10», которое рассматрива-лось как совершенное число, завершающее десятки натурального ря-да, соотносилось с треугольником, основной фигурой, к которой придоказательстве теорем стремились свести другие геометрические фи-гуры. Соотношение числа «10» и равностороннего треугольника изо-бражались следующей схемой:

I I I

I I I IЗдесь первый ряд соответствует «1», второй — «2», третий — числу

«3», четвертый — числу «4» а сумма их дает число «10» (1+2+3+4=10).Нужно сказать, что связь геометрии и теории чисел обусловила по-

становку перспективных проблем, которые стимулировали развитиематематики и привели к ряду важных открытий. Так, уже в античнойматематике при решении задачи числового выражения отношениягипотенузы к катетам были открыты иррациональные числа. Иссле-


дование «фигурных чисел», продолжающее пифагорейскую тради-цию, также получило развитие в последующей истории математики.

Разработка теоретических знаний математики проводилась в ан-тичную эпоху в тесной связи с философией и в рамках философскихсистем. Практически все крупные философы Античности — Демо-крит, Платон, Аристотель и другие — уделяли огромное внимание ма-тематическим проблемам. Они придали идеям пифагорейцев, отяго-щенным многими мистико-мифологическими наслоениями, болеестрогую, рациональную форму. И Платон, и Аристотель, хотя и в раз-ных версиях, отстаивали идею, что мир построен на математическихпринципах, что в основе мироздания лежит математический план.Эти представления стимулировали как развитие собственно матема-тики, так и ее применение в различных областях изучения окружаю-щего мира. В античную эпоху уже была сформулирована идея о том,что язык математики должен служить пониманию и описанию мира.Как подчеркивал Платон, «Демиург (Бог) постоянно геометризиру-ет», т.е. геометрические образцы выступают основой для постижениякосмоса. Развитие теоретических знаний математики в античнойкультуре достойно завершилось созданием первого образца научнойтеории — евклидовой геометрии. В принципе, ее построение, объеди-нившее в целостную систему отдельные блоки геометрических задач,решаемых в форме доказательства теорем, знаменовало превращениематематики в особую, самостоятельную науку.

Вместе с тем в Античности были получены многочисленные при-ложения математических знаний к описаниям природных объектов ипроцессов. Прежде всего это касается астрономии, где были осущест-влены вычисления положения планет, предсказания солнечных илунных затмений, предприняты смелые попытки вычислить размерыЗемли, Луны, Солнца и расстояния между ними (Аристарх Самос-ский, Эратосфен, Птолемей). В античной астрономии были созданыдве конкурирующие концепции строения мира: гелиоцентрическиепредставления Аристарха Самосского (предвосхитившие последую-щие открытия Коперника) и геоцентрическая система Гиппарха иПтолемея. И если идея Аристарха Самосского, предполагавшая кру-говые движения планет по орбитам вокруг Солнца, столкнулась струдностями при объяснении наблюдаемых перемещений планет нанебесном своде, то система Птолемея, с ее представлениями об эпи-циклах, давала весьма точные математические предсказания наблю-даемых положений планет, Луны и Солнца. Основная книга Птоле-мея «Математическое построение» была переведена на арабский языкпод названием «Аль-магисте» (великое) и затем вернулась в Европу


как «Альмагест», став господствующим трактатом средневековой аст-рономии на протяжении четырнадцати веков.

В античную эпоху были сделаны также важные шаги в примене-нии математики к описанию физических процессов. Особенно ха-рактерны в этом отношении работы великих эллинских ученых такназываемого александрийского периода — Архимеда, Евклида, Ге-рона, Паппа, Птолемея и других. В этот период возникают первыетеоретические знания механики, среди которых в первую очередьследует выделить разработку Архимедом начал статики и гидроста-тики (развитая им теория центра тяжести, теория рычага, открытиеосновного закона гидростатики и разработка проблем устойчивостии равновесия плавающих тел и т.д.). В александрийской науке былсформулирован и решен ряд задач, связанных с применением геоме-трической статики к равновесию и движению грузов по наклоннойплоскости (Герон, Папп); были доказаны теоремы об объемах телвращения (Папп), открыты основные законы геометрической опти-ки — закон прямолинейного распространения света, закон отраже-ния (Евклид, Архимед).

Все эти знания можно расценить как первые теоретические моде-ли и законы физики, полученные с применением математическогодоказательства. В александрийской науке уже встречаются изложениязнаний, не привязанные жестко к натурфилософским схемам и пре-тендующие на самостоятельную значимость.

До рождения теоретического естествознания как особой, самосто-ятельной и самоценной области человеческого познания и деятельно-сти оставался один шаг, а именно: соединить математическое описа-ние и систематическое выдвижение тех или иных теоретическихпредположений с экспериментальным исследованием природы. Ноименно этого последнего шага античная наука сделать не смогла.

Она не смогла развить теоретического естествознания и его техно-логических применений. Причину этого большинство исследовате-лей видят в рабовладении — использовании рабов в функции орудийпри решении тех или иных технических задач. Дешевый труд рабов несоздавал необходимых стимулов для развития солидной техники итехнологии, а следовательно, и обслуживающих ее естественнонауч-ных и инженерных знаний15.

Действительно, отношение к физическому труду как к низшемусорту деятельности и усиливающееся по мере развития классовогорасслоения общества отделение умственного труда от физическогопорождают в античных обществах своеобразный разрыв между аб-страктно-теоретическими исследованиями и практически-утилитар-


ными формами применения научных знаний. Известно, например,что Архимед, прославившийся не только своими математическимиработами, но и приложением их результатов к технике, считал эмпи-рические и инженерные знания «делом низким и неблагородным» илишь под давлением обстоятельств (осада Сиракуз римлянами) вы-нужден был заниматься совершенствованием военной техники и обо-ронительных сооружений. Архимед не упоминал в своих сочиненияхо возможных технических приложениях своих теоретических иссле-дований, хотя и занимался такими приложениями. По этому поводуПлутарх писал, что Архимед был человеком «возвышенного образамысли и такой глубины ума и богатства по знанию», что, «считая со-оружение машин низменным и грубым, все свое рвение обратил натакие занятия, в которых красота и совершенство пребывают не сме-шанными с потребностью жизни» ̂ .

Но не только в этих, в общем-то внешних по отношению к науке,социальных обстоятельствах заключалась причина того, что античнаянаука не смогла открыть для себя экспериментального метода и ис-пользовать его для постижения природы. Описанные социальныепредпосылки в конечном счете не прямо и непосредственно определя-ли облик античной науки, а влияли на нее опосредованно, через миро-воззрение, выражавшее глубинные менталитета античной культуры.

Возникновение естествознания

Важно зафиксировать, что сама идея экспериментального исследова-ния неявно предполагала наличие в культуре особых представлений оприроде, о деятельности и познающем субъекте, представлений, ко-торые не были свойственны античной культуре, но сформировалисьзначительно позднее, в культуре Нового времени. Идея эксперимен-тального исследования полагала субъекта в качестве активного нача-ла, противостоящего природной материи, изменяющего ее вещи пу-тем силового давления на них. Природный объект познается вэксперименте потому, что он поставлен в искусственно созданные ус-ловия и только благодаря этому проявляет для субъекта свои невиди-мые сущностные связи. Недаром в эпоху становления науки Новоговремени в европейской культуре бытовало широко распространенноесравнение эксперимента с пыткой природы, посредством которой ис-следователь должен выведать у природы ее сокровенные тайны.

Природа в этой системе представлений воспринимается как осо-бая композиция качественно различных вешей, которая обладаетсвойством однородности. Она предстает как поле действия законосо-


образных связей, в которых как бы растворяются неповторимые ин-дивидуальности вещей.

Такое понимание природы выражалось в культуре Нового време-ни категорией «натура». Но у древних греков такого понимания небыло. У них универсалия «природа» выражалась в категориях «фю-сис» и «космос». Фюсис обозначал особую, качественно отличнуюспецифику каждой вещи и каждой сущности, воплощенной в вещах.Это представление ориентировало человека на постижение вещикак качества, как оформленной материи, с учетом ее назначения,цели и функции. Космос воспринимался в этой системе мировоз-зренческих ориентации как особая самоцельная сущность со своейприродой. В нем каждое отдельное «физически сущее» имеет опре-деленное место и назначение, а весь Космос выступает в качествесовершенной завершенности17.

Как отмечал А.Ф. Лосев, нескончаемое движение Космоса пред-ставлялось античному мыслителю в качестве своеобразного вечноговозвращения, движения в определенных пределах, внутри которыхпостоянно воспроизводится гармония целого, и поэтому подвижныйи изменчивый Космос одновременно мыслился как некотороескульптурное целое, где части, дополняя друг друга, создают завер-шенную гармонию. Образ вечного движения и изменения сочетался впредставлениях греков с идеей шарообразной формы (космос почтивсеми философами уподоблялся шару)18. А.Ф. Лосев отмечал глубин-ную связь этих особых смыслов универсалии «природа» с самими ос-нованиями полисной жизни, в которой разнообразие и динамика хо-зяйственной деятельности и политических интересов различныхсоциальных групп и отдельных граждан соединялись в целое граждан-ским единством свободных жителей города-государства19. В идеалеполис представлялся как единство в многообразии, а реальностью та-кого единства полагался Космос. Природа для древнего грека не былаобезличенным, неодушевленным веществом, она представлялась жи-вым организмом, в котором отдельные части — вещи — имеют своиназначения и функции. Поэтому античному мыслителю была чуждаидея постижения мира путем насильственного препарирования егочастей и их изучения в несвободных, несвойственных их естественно-му бытию обстоятельствах. В его представлениях такой способ иссле-дования мог только нарушить гармонию Космоса, но не в состояниибыл обнаружить эту гармонию. В связи с чем постижение Космоса,задающего цели всему «физически сущему», может быть достигнутотолько в умозрительном созерцании, которое расценивалось как глав-ный способ поиска истины.

Знание о природе (фюсис) древние греки противопоставляли зна-нию об искусственном (тэхне). Античности, как и сменившему ее ев-ропейскому Средневековью, было свойственно резкое разграничениеприродного, естественного и технического, искусственного. Механи-ка в античную эпоху не считалась знанием о природе, а относиласьтолько к искусственному, созданному человеческими руками. И еслимы расцениваем опыты Архимеда и его механику как знание о зако-нах природы, то в античном мире оно относилось к «тэхне», искус-ственному, а экспериментирование не воспринималось как путь по-знания природы.

Теоретическое естествознание, опирающееся на метод экспери-мента, возникло только на этапе становления техногенной цивилиза-ции. Проблематика трансформаций культуры, которые осуществля-лись в эту эпоху, активно обсуждается в современной философской икультурологической литературе20. Не претендуя на анализ этих транс-формаций во всех аспектах, отметим лишь, что их основой стало но-вое понимание человека и человеческой деятельности, которое быловызвано процессами великих преобразований в культуре переломныхэпох — Ренессанса и перехода к Новому времени. В этот историчес-кий период в культуре складывается отношение к любой деятельнос-ти, а не только к интеллектуальному труду как к ценности и источни-ку общественного богатства.

Это создает новую систему ценностных ориентации, которая на-чинает просматриваться уже в культуре Возрождения. С одной сторо-ны, утверждается, в противовес средневековому мировоззрению, но-вая система гуманистических идей, связанная с концепцией человекакак активно противостоящего природе в качестве мыслящего и дея-тельного начала. С другой стороны, утверждается интерес к познаниюприроды, которая рассматривается как поле приложения человечес-ких сил. Уже в эпоху Возрождения начинает складываться новое по-нимание связи между природным, естественным и искусственным,создаваемым в человеческой деятельности. Традиционное христиан-ское учение о сотворении мира Богом получает здесь особое истолко-вание. По отношению к божественному разуму, который создал мир,природа рассматривается как искусственное. Деятельность же челове-ка истолковывается как своеобразное подобие в малых масштабах ак-тов творения. И основой этой деятельности полагается подражаниеприроде, распознавание в ней разумного начала (законов) и следова-ние осмысленной гармонии природы в человеческих искусствах —науке, художественном творчестве, технических изобретениях. Цен-ность искусственного и естественного уравниваются, а разумное из-


менение природы в человеческой деятельности выступает не как не-что противоречащее ей, а как согласующееся с ее естественным уст-ройством. Именно это новое отношение к природе было закреплено вкатегории «натура», что послужило предпосылкой для выработкипринципиально нового способа познания мира: возникает идея о воз-можности ставить природе теоретические вопросы и получать на нихответы путем активного преобразования природных объектов.

Новые смыслы категории «природа» были связаны с формирова-нием новых смыслов категорий «пространство» и «время», что такжебыло необходимо для становления метода эксперимента. Средневе-ковые представления о пространстве как качественной системе мест ио времени как последовательности качественно отличных друг от дру-га временных моментов, наполненных скрытым символическимсмыслом, были препятствием на этом пути.

Как известно, физический эксперимент предполагает его принци-пиальную воспроизводимость в разных точках пространства и в разныемоменты времени. Понятно, что физические эксперименты, поставлен-ные в одной лаборатории, могут быть повторены в других лабораториях,независимо от их местоположения (при прочих равных условиях). Еслибы такой воспроизводимости не существовало, то и физика как наукабыла бы невозможна. Это же касается и воспроизводимости экспери-ментов во времени. Если бы эксперимент, осуществленный в какой-ли-бо момент времени, нельзя было бы принципиально повторить в другоймомент времени, никакой опытной науки не существовало бы.

Но что означает это, казалось бы, очевидное требование воспроиз-водимости эксперимента? Оно означает, что все временные и про-странственные точки должны быть одинаковы в физическом смысле,т.е. в них законы природы должны действовать одинаковым образом.Иначе говоря, пространство и время здесь полагаются однородными.

Однако в средневековой культуре человек вовсе не мыслил про-странство и время как однородные, а полагал, что различные про-странственные места и различные моменты времени обладают разнойприродой, имеют разный смысл и значение.

Такое понимание пронизывало все сферы средневековой культуры —обыденное мышление, художественное восприятие мира, религиозно-теологические и философские концепции, средневековую физику и ко-смологию и т.п. Оно было естественным выражением системы социаль-ных отношений людей данной эпохи, образа их жизнедеятельности21.

В частности, в науке той эпохи оно нашла свое выражение в пред-ставлениях о качественном различии пространства земного и небес-ного. В мировоззренческих смыслах средневековой культуры небес-


ное всегда отождествлялось со «святым» и «духовным», а земное — с«телесным» и «греховным». Считалось, что движения небесных и зем-ных тел имеют принципиальное различие, поскольку эти тела при-надлежат к принципиально разным пространственным сферам.

Радикальная трансформация всех этих представлений началась ужев период Возрождения. Она была обусловлена многими социальнымифакторами, в том числе влиянием на общественное сознание Великихгеографических открытий, усиливающейся миграцией населения вэпоху первоначального накопления, когда разорившиеся крестьянесгонялись с земли, разрушением традиционных корпоративных свя-зей и размыванием средневекового уклада жизни, основанного нажесткой социальной иерархии.

Показательно, что новые представления о пространстве возникалии развивались с начала Возрождения в самых разных областях культу-ры: в философии (концепция бесконечности пространства Вселеннойу Дж. Бруно), в науке (система Н. Коперника, которая рассматривалаЗемлю как планету, вращающуюся вокруг Солнца, и тем самым ужестирала резкую грань между земной и небесной сферами), в областиизобразительных искусств, где возникает концепция живописи как«окна в мир» и где доминирующей формой пространственной органи-зации изображаемого становится линейная перспектива однородногоевклидова пространства.

Все эти представления, сформировавшиеся в культуре Ренессанса,утверждали идею однородности пространства и времени и тем самымсоздавали предпосылки для утверждения метода эксперимента и со-единения теоретического (математического) описания природы с ееэкспериментальным изучением. Они во многом подготовили перево-рот в науке, осуществленный в эпоху Галилея и Ньютона и завершив-шийся созданием механики как первой естественнонаучной теории.

Показательно, что одной из фундаментальных идей, приведших кее построению, была сформулированная Галилеем эвристическаяпрограмма — исследовать закономерности движения природных объ-ектов, в том числе и небесных тел, анализируя поведение механичес-ких устройств (в частности, орудий Венецианского арсенала).

В свое время Нильс Бор высказал мысль, что новая теория, котораявносит переворот в прежнюю систему представлений о мире, чаще все-го начинается с «сумасшедшей идеи». В отношении Галилеевой про-граммы это вполне подошло бы. Ведь для многих современников этобыла действительно сумасшедшая идея — изучить законы движения,которым подчиняются небесные тела, путем экспериментов с механи-ческими орудиями Венецианского арсенала. Но истоки этой идеи ле-


жали в предыдущем культурном перевороте, когда преодолевалисьпрежние представления о неоднородном пространстве мироздания,санкционировавшие противопоставление небесной и земной сфер.

Кстати, продуктивность Галилеевой программы была продемон-стрирована в последующий период развития механики. Традиция,идущая от Галилея и Гюйгенса к Гуку и Ньютону, была связана с по-пытками моделировать в мысленных экспериментах с механическимиустройствами силы взаимодействия между небесными телами. На-пример, Гук рассматривал вращение планет по аналогии с вращениемтела, закрепленного на нити, а также тела, привязанного к вращаю-щемуся колесу. Ньютон использовал аналогию между вращением Лу-ны вокруг Земли и движением шара внутри полой сферы.

Характерно, что именно на этом пути был открыт закон всемирно-го тяготения. К формулировке Ньютоном этого закона привело сопо-ставление законов Кеплера и получаемых в мысленном экспериментенад аналоговой механической моделью математических выражений,характеризующих движение шара под действием центробежных сил2 2.

Теоретическое естествознание, возникшее в ту историческую эпоху,предстало в качестве второй (после становления математики) важней-шей вехи формирования науки в собственном смысле этого слова

Формирование технических и социально-гуманитарных наук

В качестве последующих исторически значимых этапов науки, опре-деливших ее развитие и функции в культуре, можно выделить станов-ление технических и социально-гуманитарных наук. Их становлениекак особых подсистем опытной науки (наряду с естествознанием)также имело социокультурные предпосылки. Оно происходило в эпо-ху вступления техногенной цивилизации в стадию индустриализма изнаменовало обретение наукой новых функций — быть производи-тельной и социальной силой.

К концу XVIII — началу XIX столетия наука окончательно стано-вится бесспорной ценностью цивилизации. Она все активнее участву-ет в формировании мировоззрения, претендуя на достижение объек-тивно истинного знания о мире, и вместе с тем все отчетливееобнаруживает прагматическую ценность, возможность постоянного исистематического внедрения в производство своих результатов, кото-рые реализуются в виде новой техники и технологии. Примеры ис-пользования научных знаний в практике можно обнаружить и в пред-шествующие исторические периоды, что давало импульсы космыслению практической значимости науки (вспомним известное


изречение Бэкона: «Знание — сила»). И все же использование резуль-татов науки в производстве в доиндустриальные эпохи носило скорееэпизодический, чем систематический характер.

В конце XVIII — первой половине XIX в. ситуация радикально ме-няется. К. Маркс справедливо отмечал, что «научный фактор впервыесознательно и широко развивается, применяется и вызывается в та-ких масштабах, о которых предшествующие эпохи не имели никакогопонятия»23. Индустриальное развитие поставило достаточно сложнуюи многоплановую проблему: не просто спорадически использоватьотдельные результаты научных исследований в практике, но обеспе-чить научную основу технологических инноваций, систематическивключая их в систему производства.

Именно в этот исторический период начинается процесс интенсив-ного взаимодействия науки и техники и возникает особый тип соци-ального развития, который принято именовать научно-техническимпрогрессом. Потребности практики все отчетливее обозначали тенден-ции к постепенному превращению науки в непосредственную произво-дительную силу. Внедрение научных результатов в производство в рас-ширяющихся масштабах становилось основной характеристикойсоциальной динамики, а идея социального прогресса все отчетливеесвязывалась с эффективным технологическим применением науки.

Важную роль в развитии науки, в частности в формировании но-вых отраслей знания, сыграло развитие крупной машинной индуст-рии, пришедшей на смену мануфактурному производству. Не случай-но в тех странах, где капитализм приобретал более развитые формы,наука получала преимущества в развитии. Внедрение ее результатов впроизводство все чаще рассматривалось как условие получения при-были производителями, как свидетельство силы и престижа государ-ства. Ценность науки, ее практическая полезность, связанная с извле-чением дивидендов, отчетливо начинали осознаваться теми, ктовкладывал средства в проведение исследований.

Расширяющееся применение научных знаний в производствесформировало общественную потребность в появлении особого слояисследований, который бы систематически обеспечивал приложениефундаментальных естественнонаучных теорий к области техники итехнологии. Как выражение этой потребности между естественнона-учными дисциплинами и производством возникает своеобразный по-средник — научно-теоретические исследования технических наук24.

Их становление в культуре было обусловлено по меньшей мередвумя группами факторов. С одной стороны, они утверждались на ба-зе экспериментальной науки, когда для формирования технической


теории оказывалось необходимым наличие своей «базовой» естест-веннонаучной теории (во временном отношении это был периодXVIII—XIX вв.)- С другой стороны, потребность в научно-теоретиче-ском техническом знании была инициирована практической необхо-димостью, когда при решении конкретных задач инженеры уже немогли опираться только на приобретенный опыт, а нуждались в науч-но-теоретическом обосновании создания искусственных объектов,которое невозможно осуществить, не имея соответствующей техниче-ской теории, разрабатываемой в рамках технических наук25.

Технические науки не являются простым продолжением естест-вознания, прикладными исследованиями, реализующими концепту-альные разработки фундаментальных естественных наук. В развитойсистеме технических наук имеется свой слой как фундаментальных,так и прикладных знаний, и эта система имеет специфический пред-мет исследования. Таким предметом выступает техника и технологиякак особая сфера искусственного, создаваемого человеком и сущест-вующего только благодаря его деятельности.

С точки зрения современных представлений об эволюции Вселен-ной, возникновение человека и общества открывает особую линиюэволюции, в которой формируются объекты и процессы, чрезвычайномаловероятные для природы, практически не могущие в ней возник-нуть без целенаправленной человеческой активности. Природа не со-здает ни колеса, ни двигателя внутреннего сгорания, ни ЭВМ на крис-татлах — все это продукты человеческой деятельности. Вместе с тем всесозданные человеком предметы и процессы возможны только тогда,когда порождающая их деятельность соответствует законам природы.

Идея законов природы выступает тем основанием, которое, сохра-няя представление о специфике естественного и искусственного, свя-зывает их между собой. Сама же эта идея исторически сформирова-лась в качестве базисного мировоззренческого постулата и ценности вэпоху становления техногенной цивилизации. Она выражала новоепонимание природы и места человека в мире, отличное от представ-лений, свойственных большинству традиционных культур. Нераз-рывно связанное с этой мировоззренческой идеей представление оботносительности разделения искусственного и естественного былоодной из предпосылок не только становления естествознания, но ипоследующего формирования технических наук.

Первые образцы научных технических знаний, связанных с приме-нением открытых естествознанием законов при создании новых тех-нологий и технических устройств, возникли уже на ранних стадияхразвития естественных наук. Классическим примером может служить


конструирование X. Гюйгенсом механических часов. Гюйгенс опирает-ся на открытые Галилеем законы падения тел, создает теорию колеба-ния маятника, а затем воплощает эту теорию в созданном техническомустройстве26. Причем между теоретическими знаниями механики (за-коном падения тел и законом колебания идеального маятника), с од-ной стороны, и реальной конструкцией маятниковых часов, с другой,Гюйгенс создает особый слой теоретического знания, в котором зна-ния механики трансформируются с учетом технических требованийсоздаваемой конструкции. Этот слой знания (разработанная Гюйген-сом теория изохронного качания маятника как падения по циклоиде,обращенной вершиной вниз) можно интерпретировать в качестве од-ного из первых образцов локальной технической теории. Что же каса-ется систематической разработки технических теорий, то она началасьпозднее, в эпоху становления и развития индустриального машинногопроизводства. Его потребности, связанные с тиражированием и моди-фикацией различных технических устройств, конструированием ихновых видов и типов, стимулировали формирование и превращениеинженерной деятельности в особую профессию, обслуживающую про-изводство. В отличие от технического творчества в рамках ремеслен-ного труда, эта деятельность ориентировала на систематическое при-менение научных знаний при решении технических задач.

Развитие инженерной деятельности в XIX и XX вв. привело к диффе-ренциации ее функций, их выделению в относительно самостоятельныеспециализации: проектирование, конструирование, обслуживание тех-нических устройств и технологических процессов. С развитием инже-нерной деятельности усложнялось научное техническое знание. В немсформировались эмпирический и теоретический уровни; наряду с при-кладными техническими теориями возникли фундаментальные. Их ста-новление было стимулировано не только прогрессом естествознания,но прежде всего потребностями инженерной практики. Характернымпримером в этом отношении может служить формирование теории ма-шин и механизмов. Первые шаги к ее созданию были сделаны еще вэпоху первой промышленной революции и связаны с задачами констру-ирования относительно сложных машин (подъемных, паровых, ткац-ких, прядильных и т.д.). Их разработка основывалась на использованиив качестве базисных компонентов так называемых простых машин(блок, ворот, винт, рычаг и т.п.), исследование которых было важнымисходным материалом открытия законов механики (программа Гали-лея). Но в процессе конструирования выяснялось, что работа большин-ства сложных машин предполагает преобразование движения с измене-нием его характера, направления и скорости. Поэтому главная проблема

142 Diaea 2. Научное познание в социокультурном измерении

состояла не столько в выделении «простых машин» в качестве компо-нентов сложных, сколько в разработке теоретических схем их состыков-ки и преобразования присущих им типов движения27. Потребности ре-шения этой проблемы постепенно привели к созданию вначалеотдельных теоретических моделей, а затем и фундаментальной теориимашин и механизмов. Разработка последней была завершена в первойполовине XX в. (В.А. Ассур, В.В. Добровольский, И.И. Артоболев-ский)2 8. Характерной ее особенностью стало не только создание мето-дов расчета существующих типов машин и механизмов, но и предсказа-ние принципиально новых типов, еще не применявшихся в практике(подобно тому как периодическая система элементов, созданнаяД.И. Менделеевым, предсказала существование еще не открытых хими-ческих элементов, фундаментальная теория машин и механизмов пред-сказывала принципиально новые семейства механических устройств, доее создания неизвестных практическому конструированию).

Возникая на стыке естествознания и производства, техническиенауки все яснее обозначали свои специфические черты, отличающиеих от естественнонаучного знания. Они обретали свое предметное по-ле, формировали собственные средства и методы исследования, своюособую картину исследуемой реальности, т.е. все то, что позволяет го-ворить о становлении определенной научной дисциплины.

Сформировавшись, технические науки заняли прочное место в си-стеме развивающегося научного знания, а технико-технологическиеинновации в производстве все в большей мере стали основываться наприменении результатов научно-технических исследований. И еслираньше наука, как отмечал Дж. Бернал, мало что давала промышлен-ности, то с утверждением технических наук ситуация изменилась.Они стали не только обеспечивать потребности развивающейся тех-ники, но и опережать ее развитие, формируя схемы возможных буду-щих технологий и технических систем.

Технические науки вместе с техническим проектированием начи-ная с середины XIX столетия стали выступать связующим звеноммежду естественнонаучными дисциплинами, с одной стороны, и про-изводственными технологиями — с другой.

Эпоха индустриализма создала предпосылки не только для возник-новения технических дисциплин в качестве особой области научногознания. В этот же исторический период начинает складываться систе-ма социально-гуманитарных наук. Как и другие науки, они имели своиистоки еще в древности, в накапливаемых знаниях о человеке, различ-ных способах социального поведения, условиях воспроизводства техили иных социальных общностей. Но в строгом смысле слова социаль-

ные и гуманитарные науки конституировались в XIX столетии, когда вкультуре техногенной цивилизации отчетливо оформилось отношениек различным человеческим качествам и к социальным феноменам какк объектам управления и преобразования. Отношение к любым иссле-дуемым явлениям и процессам как к объектам служит одним из обяза-тельных условий научного способа познания, в том числе и социаль-но-гуманитарного. Поэтому его предпосылками было формированиепрактик и типов дискурса, в которых человек, его качества, его дея-тельность и социальные связи предстают как особые объекты целера-ционального действия. Именно в эпоху индустриализма объектно-предметное отношение к человеку и человеческим общностямстановится доминирующим в техногенной культуре. В это время окон-чательно оформляется приоритетный статус «отношений вешной за-висимости», которые подчиняют себе и ограничивают сферу «отноше-ний личной зависимости», выступавших основой организациисоциальной жизни в традиционных обществах. Главным фактором та-кой смены социально-культурных приоритетов стало всеохватыва-ющее развитие товарно-денежных отношений, когда капиталистиче-ский рынок превращал различные человеческие качества в товары,имеющие денежный эквивалент. К. Маркс одним из первых проанали-зировал процессы и социальные последствия опредмечивания челове-ческих качеств в системе отношений развитого капиталистическогохозяйства. Он интерпретировал эти процессы как отчуждение, порож-дающее неподвластные человеку социальные силы и превращающеелюдей в объекты социального манипулирования. Сходные мыслипозднее развивал Г. Зиммель. Отталкиваясь от идей Маркса, он раз-работал свою философскую концепцию денег, в которой главноевнимание уделялось социально-психологическим аспектам денеж-ных отношений, их влиянию на духовную жизнь людей. Деньги рас-сматривались Зиммелем не только как феномен экономической жиз-ни общества, но как универсальный способ обмена, определяющийхарактер отношений и общения в самых различных областях челове-ческой жизнедеятельности. Зиммелем была высказана мысль о зна-ково-символической роли денег и их функционировании как особо-го культурного феномена, опосредующего отношения людей2 9.

Комментируя книгу Г. Зиммеля «Философия денег», современныйфранцузский психолог Серж Московичи писал: «Зиммель не открылденьги. Тем не менее он первым охватил во всей полноте философиюкультуры, рожденной ими, и первым сформулировал целостную теориюих власти». Эта власть проявлялась в самых различных сферах человече-ского бытия. Она фиксировала дистанцию между предметом и потреб-


ляющим его человеком. Именно благодаря деньгам как посреднику нетолько материальные предметы, но и духовные сущности, идеи и цен-ности «становятся миром столь же автономным и объективным, как имир физический». Деньги «раздробляют и стерилизуют, как нечто ме-шающее им, тот тип человеческих связей, в основе которого лежитсмесь чувств и интересов, превращают личные отношения в безличные,при которых человек становится вещью для другого человека»30.

И еще на одно свойство денег обращает особое внимание Зиммель: наих способность превращать индивидуально неповторимые вещи, состоя-ния, человеческие качества в количественные, калькулируемые объекты;

После работ Маркса и Зиммеля эти идеи были развиты М. Веберомв рамках его концепции духа капитализма. Вебер особо подчеркивалроль идеала целерационального действия в становлении и функцио-нировании новой цивилизации, зародившейся в эпоху Ренессанса иРеформации. Этот идеал предполагал особый тип рациональности, ос-нованной на принципах объективности, законодательного регулиро-вания, планирования и расчета. Новая рациональность включалась всамые различные области человеческой жизнедеятельности, органи-зуя экономику, право, науку, искусство, повседневную жизнь людей.

Отношение к человеку как к предмету рациональной регуляции ха-рактеризовало огромное многообразие практик, сложившихся в исто-рическую эпоху становления и развития техногенной цивилизации.В знаменитых исследованиях М. Фуко, посвященных формированиюклиники, истории тюрьмы, истории сексуальности, достаточно убеди-тельно показано, что во всех этих, на первый взгляд малосвязанныхмежду собой сферах человеческой жизни реализовался некоторый об-щий принцип «знания-власти». Человек выступал здесь как предмет,который нужно исследовать и рационально регулировать. Фуко пока-зывает, как это отношение проявлялось в исторически возникающейорганизации надзора и контроля в тюрьмах, в системе обезличенногонаказания от имени закона, в правилах внутреннего распорядка тю-рем, больниц, учебных заведений, в самой их архитектуре и планиров-ке внутреннего пространства. К этому же классу феноменов, выступа-ющих в качестве своеобразных культурных символов «знания-власти»,Фуко относит практику медицинского обследования, основанную наосмотре тела, которое предстает как объект, открытый для наблюде-ния; практику тестирования и медицинской документации; публичноеобсуждение проблем сексуальности; периодические смотры-экзаменыв учебных заведениях, когда власть заставляет человека-объекта пуб-лично демонстрировать себя, и т.п. Такого рода практики и дискурсыформировали и закрепляли новое отношение к индивиду — как к объ-


екту наблюдаемому, описываемому и регулируемому определеннымиправилами. Соответствующие смыслы укоренялись в мировоззренчес-ких универсалиях культуры, в понимании человека и его социальногобытия, создавая предпосылки для возникновения социально-гумани-тарных наук. Как подчеркивает Фуко, с того момента, «когда «норма»заняла место «предка», а мера соответствия норме — место статуса, ко-гда место индивидуальности человека известного заняла индивидуаль-ность человека вычислимого, в этот момент и стало возможным фор-мирование наук о человеке, ибо именно тогда была запущена новаятехнология власти и новая политическая анатомия тела»31.

Возникновение социально-гуманитарных наук завершало форми-рование науки как системы дисциплин, охватывающей все основныесферы мироздания: природу, общество и человеческий дух. Наука об-рела привычные для нас черты универсальности, специализации имеждисциплинарных связей. Экспансия науки во все новые предмет-ные области, расширяющееся технологическое и социально-регуля-тивное применение научных знаний сопровождались изменением ин-ституционального статуса науки. В конце XVIII — первой половинеXIX столетия возникает дисциплинарная организация науки с прису-щими ей особенностями трансляции знаний, их применением и спо-собами воспроизводства субъекта научной деятельности.

Институциональная организация науки и ее историческая эволюция

Развитие естественнонаучного, технического, а вслед за ними и соци-ально-гуманитарного знания вызвало резкий рост научной информа-ции. Наука конца XVIII — первой половины XIX в. характеризоваласьувеличением объема и разнообразия научных знаний, углубляющейсядифференциацией видов исследовательской деятельности и усложне-нием их взаимосвязей. Все это приводило к изменениям институцио-нальных форм научного познания. Складывалась ситуация, при кото-рой ученому все труднее было овладевать накопленной научнойинформацией, необходимой для успешных исследований. Если вос-пользоваться терминологией М.К. Петрова, можно сказать, что дляконкретного человека достаточно отчетливо определились новые пре-делы «информационной вместимости», связанные как с физиологиче-скими, так и с ментальными ограничениями человека32.

Век энциклопедистов постепенно уходил в прошлое. Чтобы про-фессионально владеть научной информацией, необходимо было ог-раничить сферы исследования и организовать знания в соответствиис возможностями «информационной вместимости» индивида. Все

10-959


это с неизбежностью вело к специализации знания. Исследовательпостепенно становился специалистом в одной, порой достаточно уз-кой, области знания, становясь «сторонним наблюдателем» в другихсферах исследования и не претендуя на всеобъемлющее знание. На-растающая специализация способствовала оформлению предметныхобластей науки, приводила к дифференциации наук, каждая из кото-рых не претендовала на исследование мира в целом и построение не-кой обобщенной картины мира, а стремилась вычленить свой пред-мет исследования, отражающий особый фрагмент или аспектреальности.

Фрагментация мира сопровождалась своеобразным расщеплениемранее синкретической деятельности ученого-исследователя на мно-жество различных деятельностей, каждая из которых осуществляласьособым исследователем в соответствии с принципом «информацион-ной вместимости». То, что раньше осуществлял отдельный мысли-тель, теперь предполагает усилия коллективного субъекта познания.Отсюда возникала необходимость в поиске новых форм трансляциизнания в культуре, а также новом типе воспроизводства субъекта на-учной деятельности.

В науке XVII столетия главной формой закрепления и трансляциизнаний была книга (манускрипт, фолиант), в которой должны былиизлагаться основополагающие принципы и начала «природы вещей».Она выступала базисом обучения, дополняя традиционную системунепосредственных коммуникаций «учитель—ученик», обеспечиваю-щих передачу знаний и навыков исследовательской работы от учите-ля его ученикам. Одновременно книга выступала и главным сред-ством фиксации новых результатов исследования природы.

Перед ученым XVII столетия стояла весьма сложная задача. Емунедостаточно было получить какой-либо частный результат (решитьчастную задачу), в его обязанности входило построение целостнойкартины мироздания, которая должна найти свое выражение в доста-точно объемном фолианте. Ученый был обязан не просто ставить от-дельные опыты, но заниматься натурфилософией, соотносить своизнания с существующей картиной мира, внося в нее соответствующиеизменения. Так работали все выдающиеся мыслители того времени —Галилей, Ньютон, Лейбниц, Декарт и другие.

В то время считалось, что без обращения к фундаментальным осно-ваниям нельзя дать полного объяснения даже частным физическим яв-лениям. Не случайно Декарт в письме к М. Мерсенну писал: «Я охотноответил бы на Ваши вопросы, касающиеся пламени свечи и другихподобных вещей, но предвижу, что никогда не смогу достаточно удов-


летворительно сделать это до тех пор, пока Вы не ознакомитесь совсеми принципами моей философии»33.

Однако по мере развития науки и расширения поля исследователь-ской деятельности все настоятельнее формировалась потребность втакой коммуникации ученых, которая обеспечивала бы их совместноеобсуждение не только конечных, но и промежуточных результатов, нетолько «вечных» проблем, но и конечных и конкретных задач. Как от-вет на этот социальный запрос в XVII столетии возникает особая фор-ма закрепления и передачи знаний — переписка между учеными.Письма, которыми они обменивались, как правило, не только содер-жали сведения бытового характера, но и включали в себя результатыисследования и описание того пути, которым они были получены.Тем самым письма превращались в научное сообщение, излагающеерезультаты отдельных исследований, их обсуждение, аргументацию иконтраргументацию. Систематическая переписка велась на латыни,что позволяло сообщать свои результаты, идеи и размышления уче-ным, живущим в самых разных странах Европы. Так возникает осо-бый тип сообщества, которое избрало письмо в качестве средства на-учного общения и объединило исследователей Европы в такназываемую «Республику ученых» (La Republigue des Lettres). Перепи-ска между учеными не только выступала как форма трансляции зна-ния, но и служила еще основанием выработки новых средств исследо-вания. В частности, мысленный эксперимент, полагают, получил своезакрепление в качестве осмысленного исследовательского приемаименно благодаря переписке ученых, когда в процессе описания ре-ального предмета он превращался в идеализированный объект, не со-впадающий с действительным предметом34.

Способы общения между исследователями и формы трансляциизнания, возникшие в XVII столетии, обеспечивали успешное разви-тие наук этой исторической эпохи, но по мере накопления объема на-учной информации потребовалось их изменение.

Уже во второй половине XVIII столетия постепенно началось уг-лубление специализации научной деятельности. В различных странахобразуются сообщества исследователей-специалистов, часто поддер-живаемые общественным мнением и государством. Примером можетслужить сообщество немецких химиков — одно из первых националь-ных дисциплинарно ориентированных объединений исследователей,сложившееся в Германии к концу XVIII столетия. Как пишет по это-му поводу историк науки К. Хуфбауэр, «в конце XVIII столетия гер-манские химики образовали единое сообщество... Они стали отно-ситься друг к другу как к необходимым коллегам и основным


арбитрам во всем, что касается научной истины и личных достиже-ний». Коммуникации между исследователями осуществляются уже нанациональном языке (а не на латыни), и в них сочетаются как личныекоммуникации, так и обмен результатами исследований благодаряпубликации отдельных сообщений в журнале «Химические анналы».Этот журнал сыграл особую роль в объединении немецких химиков,позволив интенсивно вести обсуждения проблем на его страницах,побуждая немецких химиков «рассматривать друг друга в качестве ос-новной аудитории», все более «ощущая свою солидарность»35. При-мерно такой же процесс характеризовал формирование сообществспециалистов в других областях разрастающегося массива научногознания.

Ученые уже не ограничивались только перепиской между собой ипубликацией книг-фолиантов как основного продукта их научнойдеятельности. Переписка постепенно утрачивает свой прежний статусодного из основных объединителей исследователей, а «Республикаученых» заменяется множеством национальных дисциплинарно ори-ентированных сообществ. Внутренняя коммуникация в этих сообще-ствах протекает значительно интенсивнее, чем внешняя.

Место частных писем, выступающих как научное сообщение, за-нимает статья в научном журнале. Статья приобретает особую значи-мость: в отличие от книги она меньше по объему, в ней не требуетсяизлагать всю систему взглядов, поэтому время появления ее в свет со-кращается. Но в ней не просто фиксируется то или иное знание, онастановится необходимой формой закрепления и трансляции новогонаучного результата, определяющего приоритет исследователя. Длятого чтобы новое знание вошло в культуру, необходимо его объекти-вировать, закрепить в тексте, который был бы доступен самым раз-личным исследователям. Статья успешно решает эту задачу. В этомпроцессе все более широкое применение находят национальные язы-ки. Прежний язык научного общения — латынь — постепенно уступа-ет место общедоступному национальному языку, который благодаряспециальным терминам, особой системе научных понятий трансфор-мируется (модифицируется) в язык научной коммуникации. Он даетвозможность все более широкому кругу исследователей ознакомитьсяс полученными научными результатами и включить их в состав соб-ственных исследований.

В отличие от письма, ориентированного на конкретного человека,зачастую лично знакомого автору, статья была адресована анонимно-му читателю, что приводило к необходимости более тщательного вы-бора аргументов для обоснования выдвигаемых положений. Статья не


сразу приобрела все эти необходимые характеристики. Лишь к сере-дине XIX столетия (период интенсивного оформления дисциплинар-ной организации науки) статья обрела те функции, в которых онапредстает в современном научном сообществе: с одной стороны, онавыступает как форма трансляции знания, предполагая преемствен-ную связь с предшествующим знанием, поскольку ее написание пред-полагает указание на источники (институт ссылок), с другой, являет-ся заявкой на новое знание3 6.

Появление статьи как новой формы закрепления и трансляциизнаний было неразрывно связано с организацией и выпуском пери-одических научных журналов. Первоначально они выполняли особуюфункцию объединения исследователей, стремясь показать, что и кемделается, но затем наряду с обзорами стали публиковать сведения оновом знании, и это постепенно стало их главной функцией.

Научные журналы становились своеобразными центрами кристал-лизации новых типов научных сообществ, возникающих рядом с тра-диционными объединениями ученых. В этот исторический периодмногие ранее возникшие академические учреждения дополняютсяновыми объединениями, со своими уставами, в которых определя-лись цели науки. В отличие от «Республики ученых», где складыва-лись неформальные отношения между учеными, такие сообществабыли формально организованы, в них обязательно были предусмотре-ны еженедельные заседания, наличие уставов, определяющих жизне-деятельность данных учреждений, и т.д.

Показательно, что в уставах академий обращалось внимание нетолько на необходимость теоретических разработок, но и на практи-ческое внедрение результатов научных исследований. Это был суще-ственный аргумент, которым ученые стремились добиться поддержкисо стороны правительства37.

В конце XVIII — первой половине XIX в. в связи с увеличениемобъема научной, научно-технической информации, наряду с академи-ческими учреждениями, возникшими в XVII — начале XVIII столетия(Лондонское королевское общество — 1660 г., Парижская академиянаук — 1666 г., Берлинская академия наук — 1700 г., Петербургскаяакадемия — 1724 г. и др.), начинают складываться различного рода но-вые ассоциации ученых, такие, как «Французская консерватория (хра-нилище) технических искусств и ремесел» (1795), «Собрание немецкихестествоиспытателей» (1822), «Британская ассоциация содействияпрогрессу»(1831)и др.

Исследователи, работавшие в различных областях знания, начина-ют объединяться в научные общества (физическое, химическое, био-


логическое и т.п.). Новые формы организации науки порождали и но-вые формы научных коммуникаций. Все чаще в качестве главнойформы трансляции знания выступают научные журналы, вокруг кото-рых ученые объединялись по интересам.

Тенденция к специализации служила объективной основой, прикоторой ученый уже не ставил (или не мог поставить) задачу постро-ения целостной картины мироздания. Все чаще в его обязанностивходило решение отдельных задач, «головоломок» (Т. Кун).

Ситуация, связанная с ростом объема научной информации и пре-делами «информационной вместимости» субъекта, не только сущест-венно трансформировала формы трансляции знания, но и обострилапроблему воспроизводства субъекта науки. Возникала необходимостьв специальной подготовке ученых, когда на смену «любителям науки,вырастающим из подмастерьев, приходил новый тип ученого как типуниверситетского профессора»38.

Не случайно в данный период все более широкое распространениеприобретает целенаправленная подготовка научных кадров, когда по-всеместно создаются и развиваются новые научные и учебные учрежде-ния, в том числе и университеты. Первые университеты возникли еще вXII—XIII вв. (Парижский — 1160 г., Оксфордский — 1167 г., Кембридж-ский— 1209 г., Падуанский— 1222 г., Неапольский— 1224 г. и т.д.) на ба-зе духовных школ и создавались как центры по подготовке духовенства.Длительное время в преподавании главное внимание уделялось пробле-ме гуманитарного знания. Однако в конце XVIII — начале XIX в. ситуа-ция меняется. Начинает постепенно осознаваться необходимость в рас-ширении сети учебных предметов. Именно в этот исторический периодбольшинство существующих и возникающих университетов включаютв число преподаваемых курсов естественнонаучные и технические дис-циплины. Открывались и новые центры подготовки специалистов, та-кие, как известная политехническая школа в Париже (1795), в которойпреподавали Ж. Лагранж, П. Лаплас и др.

Растущий объем научной информации привел к изменению всейсистемы обучения. Возникают специализации по отдельным областямнаучного знания, и образование начинает строиться как преподаваниегрупп отдельных научных дисциплин, обретая ярко выраженные чер-ты дисциплинарно-организованного обучения. В свою очередь этооказало обратное влияние на развитие науки, в частности на ее диффе-ренциацию и становление конкретных научных дисциплин.

Процесс преподавания требовал не только знакомства слушателейс совокупностью отдельных сведений о достижениях в естествозна-нии, но систематического изложения и усвоения полученных знаний.


Систематизация по содержательному компоненту и совокупностиметодов, с помощью которых были получены данные знания, сталарассматриваться как основа определенной научной дисциплины, от-личающая одну совокупность знаний (научную дисциплину) от дру-гой39. Иначе говоря, систематизация знаний в процессе преподава-ния выступала как один из факторов формирования конкретныхнаучных дисциплин.

Специальная подготовка научных кадров (воспроизводство субъ-екта науки) оформляла особую профессию научного работника. На-ука постепенно утверждалась в своих правах как прочно установлен-ная профессия, требующая специфического образования, имеющаясвою структуру и организацию.

XX век принес новые перемены в институциональном статусе на-уки. В эту эпоху возникает так называемая Большая наука. Резко воз-растает число занятых в науке профессиональных исследователей.К началу XIX столетия в мире насчитывалось около 1 тыс. ученых, кначалу XX в. их численность составляла уже 100 тыс., а к концу XX сто-летия — 5 млн. После Второй мировой войны удвоение числа людей,занятых в науке, происходило в Европе за 15 лет, в США — за 10 лет, вСССР - за 7 лет.

Усиливается специализация научной деятельности. К концу XX в.в науке насчитывалось уже более 15 тыс. дисциплин. Возникают круп-ные исследовательские коллективы (НИИ, национальные лаборато-рии, исследовательские центры), которые сосредоточиваются толькона решении исследовательских задач в соответствующей области зна-ния. Время кустарей-одиночек, делающих научные открытия, давнопрошло. Это не значит, что открытия становятся анонимными и неимеют своих авторов. Речь идет о том, что самим открытиямпредшествует работа исследовательских коллективов над определен-ными задачами и проблемами, без которой открытия могли бы не со-стояться.

В Большой науке возникает разнообразие типов научных сооб-ществ. Официально функционирующие коллективы сочетаются снеформальными. Последние возникают и действуют как «незримыеколледжи» (термин, введенный американским историком наукиД. Прайсом), в которых исследователи, работающие над определен-ной проблемой по интересам, поддерживают информационные кон-такты, обмениваются результатами и обсуждают их. «Незримые кол-леджи» могут возникать как в рамках того или иного отдельногокрупного исследовательского коллектива (НИИ, университет), так ив качестве объединения исследователей, работающих в разных кол-


лективах, в разных городах и регионах. По подсчетам Д. Прайса, в«незримом колледже» благодаря большей частоте информационныхконтактов и работе по интересу производительность труда ученыхвыше, чем в формально фиксированных сообществах. Но возмож-ности неформальных объединений ограничены. Они не обладаютнеобходимой материальной базой для исследований. Поэтому ихэффективность проявляется только в их симбиозе с формально фик-сированными коллективами (НИИ, университетами, национальны-ми лабораториями и исследовательскими центрами).

Сегодня исследования в большинстве наук требуют серьезныхфинансовых затрат. Например, современные эксперименты вфизике элементарных частиц используют весьма дорогостоящиеускорители. Ускоритель ЦЕРН (европейского центра ядерных ис-следований) в Женеве установлен на 100-метровой глубине под по-верхностью Земли, в двух взаимосвязанных кольцеобразных тонне-лях длиною более 20 км. Его обслуживает особая электростанция имощная сеть компьютеров, обрабатывающая экспериментальнуюинформацию. Работа на таком экспериментальном устройстве осу-ществляется по заранее составленным планам, посменно различ-ными исследовательскими группами. Само сооружение таких уста-новок требует огромных затрат, оцениваемых в миллиардыдолларов. Аналогично обстоит дело с работой таких приборов, как,допустим, мощные телескопы, выводимые на околоземную орбитудля наблюдения за дальними галактиками и другими космическимиобъектами. Их изготовление, доставка на орбиту, компьютерная об-работка получаемых данных в соответствующих лабораториях наЗемле суммарно исчисляются уже сотнями миллионов и даже мил-лиардами долларов. В не меньшей степени это относится и к такимформам «космического эксперимента», как фотографирование по-верхности дальних планет или бомбардировка ядра кометы с цельювыяснить его состав.

Наука становится областью специального финансирования. В ры-ночной экономике в этом процессе участвуют как фирмы и корпора-ции (преимущественно инвестирующие те прикладные исследованияи разработки, которые дают технологические результаты, внедряемыев производство и сферу услуг), так и государство. Оно играет домини-рующую роль в финансировании фундаментальных исследований.Вложения в науку в технологически развитых странах постоянно рас-тут. В США расходы на науку в 1950 г. составляли 3 млрд долларов,в 1960 — 13 млрд, а в 2000 - уже 228 млрд долларов (примерно 2,5 го-довых бюджета России). «Национальные затраты человеческой энер-


гии и денег, — пишет Д. Прайс, — неожиданно превратили науку в од-ну из решающих отраслей национальной экономики»40.

Эти слова были сказаны в 1962 г. Через полвека технологическиразвитые страны продемонстрировали, что именно продукция науко-емких производств и прямая торговля высокими технологиями, во-площающими достижения науки, являются основным источникомнаращивания общественного богатства. Производительная сила на-уки обрела новые измерения в современных процессах формированияи развития экономики знаний.

Рост научного знания выступает одним из важнейших факторовдинамизма современной цивилизации, характерных для нее тенден-ций постоянного изменения и обновления.

Современная дисциплинарно-организованная наука с четырьмяосновными блоками научных дисциплин — математикой, естествозна-нием, техническими и социально-гуманитарными науками — характе-ризуется внутридисциплинарными и междисциплинарными механиз-мами порождения знаний, которые обеспечивают ее систематическиепрорывы в новые предметные миры. Эти прорывы каждый раз откры-вают новые возможности для технико-технологических инноваций всамых различных сферах человеческой жизнедеятельности. Поэтомуисследование механизмов роста знаний в их исторической эволюцииважно для понимания не только самой науки, но и цивилизационныхизменений, которые она постоянно порождает.

Источники и примечания1 В культурологических исследованиях уже отмечалось, что существует два

типа культур: ориентированные на предметно-активистский способ жизнеде-

ятельности и на автокоммуникацию, интроспекцию и созерцание (см., на-

пример: Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культу-

ры // Труды по знаковым системам. Тарту, 1973. Вып. 6). Культуры

техногенных обществ явно тяготеют к первому типу, а культуры традицион-

ных обществ — ко второму.2 Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991. С. 130.3 Там же. С. 134-135.4 Герцен А.И. Письма об изучении природы. М., 1946. С. 84.5 См. подробнее: Фролов И. Т., Юдин Б.Г. Этика науки: Проблемы и дис-

куссии. М., 1986; Фролов И. Т. О человеке и гуманизме. М., 1989.6 Подтверждением тому служит огромный этнографический материал.

Бушмены, например, объясняют возникновение огня вследствие трения та-

ким образом: «Если дерево долго тереть, оно потеет, дымится и сердится —


вспыхивает». Подробнее см.: Шахнович М.И. Первобытная мифология и фи-

лософия. Л., 1961. С. 3 1 - 3 5 .7 Тимирязев К.А. Сочинения. М., 1939. Т. VIII. С. 17.8 Брошь Л. де. По тропам науки. М., 1962. С. 223.9 Факты приведены в статье «Мимикрия в науке», опубликованной в жур-

нале «Техника и наука» (1983. № 4. С. 31—32).1 0 Идеальный объект представляет в познании реальные предметы, но не

по всем, а лишь по некоторым, жестко фиксированным признакам. Посколь-

ку такая фиксация осуществляется посредством замещения указанных при-

знаков знаками, постольку идеальный объект выступает как смысл соответ-

ствующего знака. Идеальный объект представляет собой упрощающий и

схематизированный образ реального предмета.

" См.: Нейгебауэр О. Точные науки в древности. М., 1968.12 См.: Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. М., 1985.13 См.: Keccudu Ф.Х. От мифа к логосу. М., 1972. С. 18—20.14 См.: Выгодский М.Я. Арифметика и алгебра в Древнем мире. М., 1967.

С. 237.15 См.: Doods E.K. The Greeks and the Irrational. Berkley. 1951; см. также: Ис-

тория античной диалектики. М., 1972. С. 61—63.

'6 См.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961. Т. I. С. 393.17 См.: АхутинА.В. Понятие «природа» в античности и в Новое время. М,

1988. С. 164.1 8 См.: Лосев А.Ф. Античная философия истории. М, 1977. С. 14—18.1 9 См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики. (Ранняя классика).

М, 1963. Т. I . C . 2 1 - 2 2 .2 0 Из отечественных исследований отметим работы: Ахутин А.В. История

принципов физического эксперимента. М., 1976; Библер B.C. Мышление как

творчество. М., 1978; Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII—

XVIII вв.). М., 1987; Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового

времени. М., 1989.21 См. подробнее: ГуревичА.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

С. 26; см. также: Степин B.C. О прогностической природе философского зна-

ния // Вопр. философии. 1986. № 4. С. 39—53.22 См.: Розенфельд Л. Ньютон и закон тяготения // У истоков классиче-

ской науки. М., 1968. С. 64—94.23 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 47. С. 556.24 О становлении технических наук и их месте в культуре см.: Горохов В.Г.

Методологический анализ научно-технических дисциплин. М.,1984; Ива-

нов Б. И., Чешев В.В. Становление и развитие технических наук. Л.,1977; Че-

шев В.В. Техническое знание как объект методологического анализа. Томск,

1981; и др.

25 Иванов Б.И., Чешев В.В. Становление и развитие технических наук. Л.,

1977. С. 97, 108, 126.2 6 Подробнее см.: Философия техники: история и современность.

М„ 1997. С. 128-129.2 7 Подробнее см.: Горохов В.Г. Методологический анализ научно-техниче-

ских дисциплин. М., 1984. С. 46; Философия техники: история и современ-

ность. М., 1997. С. 132—139; Степин B.C., Горохов В.Г, Розов М.А. Философия

науки и техники. М., 1996. С. 346—347.2 8 Горохов В.Г. Методологический анализ научно-технических дисциплин.

М., 1984. С. 5 1 - 5 3 .2 9 Позднее, уже во второй половине нашего столетия, эту мысль развивал

Т. Парсонс, рассматривая деньги как особый код культуры, «специализиро-

ванный язык», а обращение денег — как «отправление сообщений». (Parsons Т.

Systems Analysis; Social Systems// International Encyclopedia of the Social Science.

N.Y., 1968).30 Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998. С. 398, 423, 455.31 Цит. по: Сокулер З.А. Методология гуманитарного познания и концеп-

ция «власти-знания» Мишеля Фуко // Философия науки. Вып. 4. М., 1998.

С. 182.32 Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991. С. 73, 92.3 3 Цит. по: Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983.

С. 303.3 4 Там же. С. 296, 300-301.3 5 Hufbauer К. The formation of the German Chemical Community (1720—

1795). Berkeley, 1982. P. 1,62,95.36 Прайс Д. Малая наука, большая наука // Наука о науке. М.. 1966.

С. 339-340.3 7 Там же. С. 337.38 БерналДж. Наука в истории общества. М., 1956. С. 308.3 9 Мирский Э.М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная

организация науки. М., 1980. С. 60.40 Прайс Д. Малая наука, большая наука // Наука о науке. М., 1966. С. 285.

ГЛАВА 3

СТРУКТУРА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ

Эмпирический и теоретический уровни научного исследования

Научные знания представляют собой сложную развивающуюся систе-му, в которой по мере эволюции возникают все новые уровни органи-зации. Они оказывают обратное воздействие на ранее сложившиесяуровни знания и трансформируют их. В этом процессе постоянно воз-никают новые приемы и способы теоретического исследования, ме-няется стратегия научного поиска. Чтобы выявить закономерностиэтого процесса, необходимо предварительно раскрыть структуру на-учных знаний.

В своих развитых формах наука предстает как дисциплинарно ор-ганизованное знание, в котором отдельные отрасли — научные дис-циплины (математика; естественнонаучные дисциплины — физика,химия, биология и другие; технические и социальные науки) выступа-ют в качестве относительно автономных подсистем, взаимодействую-щих между собой.

Научные дисциплины возникают и развиваются неравномерно.В них формируются различные типы знаний, причем некоторые изнаук уже прошли достаточно длительный путь теоретизации и сфор-мировали образцы развитых и математизированных теорий, а другиетолько вступают на этот путь.

Специфика предмета каждой науки может привести и к тому, чтоопределенные типы знаний, доминирующие в одной науке, могут иг-рать подчиненную роль в другой. Они могут также существовать вней в трансформированном виде. Наконец, следует учитывать, чтопри возникновении развитых форм теоретического знания болееранние формы не исчезают, хотя и могут резко сузить сферу своегоприменения.

Эмпирический и теоретический уровни научного исследования 157

Система научного знания каждой дисциплины гетерогенна. В нейможно обнаружить различные формы знания: эмпирические факты,законы, принципы, гипотезы, теории различного типа и степениобщности и т.д.

Все эти формы могут быть отнесены к двум основным уровням ор-ганизации знания: эмпирическому и теоретическому. Соответственноможно выделить два типа познавательных процедур, порождающихэти знания.

Разумеется, для того чтобы проанализировать особенности и внут-реннюю структуру каждого из этих уровней научного исследования,необходим предварительный выбор исходного материала для анализа.В качестве такого материала выступают реальные тексты науки, взя-той в ее историческом развитии.

Обращаясь в качестве эмпирического материала к текстам развитыхв теоретическом отношении наук, методология сталкивается с пробле-мой реконструкции текста, выделения тех или иных единиц знания,связи которых позволяют выявить структуру научной деятельности.

В методологических исследованиях до середины нашего столетияпреобладал так называемый «стандартный подход», согласно которо-му в качестве исходной единицы методологического анализа выбира-лась теория и ее взаимоотношение с опытом. Но затем выяснилось,что процессы функционирования, развития и трансформации теорийне могут быть адекватно описаны, если отвлечься от их взаимодейст-вия. Выяснилось также, что эмпирическое исследование сложнымобразом переплетено с развитием теорий и нельзя представить про-верку теории фактами, не учитывая предшествующего влияния теоре-тических знаний на формирование опытных фактов науки. Но тогдапроблема взаимодействия теории с опытом предстает как проблемавзаимоотношения с эмпирией системы теорий, образующих научнуюдисциплину. В этой связи в качестве единицы методологического ана-лиза уже не могут быть взяты отдельная теория и ее эмпирическийбазис. Такой единицей выступает научная дисциплина как сложноевзаимодействие знаний эмпирического и теоретического уровней,связанная в своем развитии с интердисциплинарным окружением(другими научными дисциплинами).

Но тогда анализ структуры научного исследования целесообраз-но начать с такого выяснения особенностей теоретического и эмпи-рического уровней научной дисциплины, при котором каждый изэтих уровней рассматривается в качестве сложной системы, включа-ющей разнообразие типов знания и порождающих их познаватель-ных процедур.

158 Глава 3. Структура научного познания

Понятия эмпирического и теоретического (основные признаки)

По проблеме теоретического и эмпирического имеется обширная ме-тодологическая литература1.

Достаточно четкая фиксация этих уровней была осуществлена ужев позитивизме 30-х гг., когда анализ языка науки выявил различие всмыслах эмпирических и теоретических терминов. Такое различие ка-сается средств исследования. Но кроме этого можно провести разли-чение двух уровней научного познания, принимая во внимание спе-цифику методов и характер предмета исследования.

Рассмотрим более детально эти различия. Начнем с особенностейсредств теоретического и эмпирического исследований. Эмпириче-ское исследование базируется на непосредственном практическомвзаимодействии исследователя с изучаемым объектом. Оно предпола-гает осуществление наблюдений и экспериментальную деятельность.Поэтому средства эмпирического исследования необходимо включа-ют в себя приборы, приборные установки и другие средства реально-го наблюдения и эксперимента.

В теоретическом же исследовании отсутствует непосредственноепрактическое взаимодействие с объектами. На этом уровне объектможет изучаться только опосредованно, в мысленном эксперименте,но не в реальном.

Кроме средств, которые связаны с организацией экспериментов инаблюдений, в эмпирическом исследовании применяются и поня-тийные средства. Они функционируют как особый язык, которыйчасто называют эмпирическим языком науки. Он имеет сложную ор-ганизацию, в которой взаимодействуют собственно эмпирическиетермины и термины теоретического языка.

Смыслом эмпирических терминов являются особые абстракции,которые можно было бы назвать эмпирическими объектами. Их сле-дует отличать от объектов реальности. Эмпирические объекты — этоабстракции, выделяющие в действительности некоторый наборсвойств и отношений вещей. Реальные объекты представлены в эмпи-рическом познании в образе идеальных объектов, обладающих жест-ко фиксированным и ограниченным набором признаков. Реальномуже объекту присуще бесконечное число признаков. Любой такой объ-ект неисчерпаем в своих свойствах, связях и отношениях.

Возьмем, например, описание опытов Био и Савара, в которых бы-ло обнаружено магнитное действие электрического тока. Это дейст-вие фиксировалось по поведению магнитной стрелки, находящейсяВблИЗИ ПрЯМОЛИНеЙНОГО ПрОВОДа С ТОКОМ. И ПРОВОД С ТОКОМ, И МаГ-


нитная стрелка обладали бесконечным числом признаков. Они имелиопределенную длину, толщину, вес, конфигурацию, окраску, находи-лись на некотором расстоянии друг от друга, от стен помещения, в ко-тором проводился опыт, от Солнца, от центра Галактики и т.д.

Из этого бесконечного набора свойств и отношений в эмпиричес-ком термине «провод с током», как он используется при описанииданного опыта, были выделены только такие признаки: 1) быть на оп-ределенном расстоянии от магнитной стрелки; 2) быть прямолиней-ным; 3) проводить электрический ток определенной силы. Все ос-тальные свойства здесь не имеют значения, и от них мыабстрагируемся в эмпирическом описании. Точно так же по ограни-ченному набору признаков конструируется тот идеальный эмпириче-ский объект, который образует смысл термина «магнитная стрелка».Каждый признак эмпирического объекта можно обнаружить в реаль-ном объекте, но не наоборот.

Что же касается теоретического познания, то в нем применяютсяиные исследовательские средства. Здесь отсутствуют средства матери-ального, практического взаимодействия с изучаемым объектом. Но иязык теоретического исследования отличается от языка эмпиричес-ких описаний. В качестве его основы выступают теоретические тер-мины, смыслом которых являются теоретические идеальные объекты.Их также называют идеализированными объектами, абстрактнымиобъектами или теоретическими конструктами. Это особые абстрак-ции, которые являются логическими реконструкциями действитель-ности. Ни одна теория не строится без применения таких объектов.

Их примерами могут служить материальная точка, абсолютно чер-ное тело, идеальный товар, который обменивается на другой товарстрого в соответствии с законом стоимости (здесь происходит абстра-гирование от колебаний рыночных цен), идеализированная популяцияв биологии, по отношению к которой формулируется закон Харди —Вайнберга (бесконечная популяция, где все особи скрещиваются рав-новероятно).

Идеализированные теоретические объекты, в отличие от эмпири-ческих объектов, наделены не только теми признаками, которые мыможем обнаружить в реальном взаимодействии объектов опыта, но ипризнаками, которых нет ни у одного реального объекта. Например,материальную точку определяют как тело, лишенное размеров, но со-средоточивающее в себе всю массу тела. Таких тел в природе нет. Онивыступают как результат мысленного конструирования, когда мы аб-страгируемся от несущественных (в том или ином отношении) связейи признаков предмета и строим идеальный объект, который выступа-

160 Етава 3. Структура научного познания

ет носителем только сущностных связей. В реальности сущностьнельзя отделить от явления, одно проявляется через другое. Задача жетеоретического исследования — познание сущности в чистом виде.Введение в теорию абстрактных, идеализированных объектов как рази позволяет решать эту задачу.

Эмпирический и теоретический типы познания различаются нетолько по средствам, но и по методам исследовательской деятельнос-ти. На эмпирическом уровне в качестве основных методов применя-ются реальный эксперимент и реальное наблюдение. Важную рольтакже играют методы эмпирического описания, ориентированные намаксимально очищенную от субъективных наслоений объективнуюхарактеристику изучаемых явлений.

Что же касается теоретического исследования, то здесь применя-ются особые методы: идеализация (метод построения идеализирова-ного объекта); мысленный эксперимент с идеализированнымиобъектами, который как бы замещает реальный эксперимент с реаль-ными объектами; особые методы построения теории (восхождение отабстрактного к конкретному, аксиоматический и гипотетико-дедук-тивный методы); методы логического и исторического исследованияи др.

Все эти особенности средств и методов связаны со спецификойпредмета эмпирического и теоретического исследования. На каждомиз этих уровней исследователь может иметь дело с одной и той же объ-ективной реальностью, но он изучает ее в разных предметных срезах,в разных аспектах, а поэтому ее видение, ее представление в знанияхбудут даваться по-разному. Эмпирическое исследование в основе сво-ей ориентировано на изучение явлений и зависимостей между ними.На этом уровне познания сущностные связи не выделяются еще в чи-стом виде, но они как бы высвечиваются в явлениях, проступают че-рез их конкретную оболочку.

На уровне же теоретического познания происходит выделениесущностных связей в чистом виде. Сущность объекта представляет со-бой взаимодействие ряда законов, которым подчиняется данный объ-ект. Задача теории как раз и заключается в том, чтобы, расчленив этусложную сеть законов на компоненты, затем воссоздать шаг за шагомих взаимодействие и таким образом раскрыть сущность объекта.

Изучая явления и связи между ними, эмпирическое познание спо-собно обнаружить действие объективного закона. Но оно фиксируетэто действие, как правило, в форме эмпирических зависимостей, ко-торые следует отличать от теоретического закона как особого знания,получаемого в результате теоретического исследования объектов.


Эмпирическая зависимость является результатом индуктивногообобщения опыта и представляет собой вероятностно-истинное зна-ние. Теоретический же закон — это всегда знание достоверное. Полу-чение такого знания требует особых исследовательских процедур.

Известен, например, закон Бойля — Мариотта, описывающийкорреляцию между давлением и объемом газа: PV— const, где Р — дав-ление газа, V — его объем.

Вначале он был открыт Р. Бойлем как индуктивное обобщениеопытных данных, когда в эксперименте была обнаружена зависи-мость между объемом сжимаемого под давлением газа и величинойэтого давления.

Сама история открытия этого закона весьма интересна и поучи-тельна. Как эмпирическая зависимость он был получен во многом слу-чайно, как побочный результат спора между двумя известными физи-ками XVIII столетия — Р. Бойлем и Ф. Линнусом2. Спор шел по поводуинтерпретации опытов Бойля, обнаруживших явление барометриче-ского давления. Бойль проделал следующий опыт: трубку, запаяннуюсверху и наполненную ртутью, он погружал в чашку с ртутью. Соглас-но принципу сообщающихся сосудов следовало ожидать, что уровеньртути в трубке и в чашке будет выровнен. Но опыт показал, что лишьнекоторая часть ртути выливается в чашку, а остальная часть в видестолбика стоит над поверхностью ртути в чашке. Бойль интерпретиро-вал этот опыт следующим образом: давление воздуха на поверхностьртути в чашке удерживает столбик ртути над этой поверхностью. Вы-сота столбика является показателем величины атмосферного давле-ния. Тем самым был предложен принцип барометра — прибора, изме-ряющего давление.

Однако Ф. Линнус выдвинул следующие возражения: воздух состо-ит из легких частиц, он подобен тонкой и податливой жидкости, кото-рая не может устоять под давлением тяжелых частиц ртути. Поэтомувоздух не может удерживать столб ртути. Удерживает его притяжениертути к верхнему концу барометрической трубки. Линнус писал, что,затыкая сверху барометрическую трубку пальцем, он чувствовал нитипритяжения, когда опускал ее в чашку. Сам по себе этот историческийфакт весьма показателен. Он свидетельствует о том, что один и тот жерезультат опыта может получить различные интерпретации и исполь-зоваться для подтверждения различных концепций.

Чтобы доказать Линнусу, что воздух способен удерживать столбРтути, Бойль поставил новый опыт. Он взял изогнутую в виде сифонастеклянную трубку с запаянным коротким коленом и стал постепен-но наполнять ее ртутью. По мере увеличения столбика ртути воздух в

11-959

162 Глава 3. Структура научного познания Структура эмпирического исследования 163

колене сжимался, но не вытеснялся полностью. Бойль составил таб-лицу отношения объемов воздуха и величины столбика ртути и послалее Линнусу как доказательство правильности своей интерпретации.

Казалось бы, история с объяснением барометрического давлениязакончена. Но она получила неожиданное продолжение. У Бойля былученик, молодой человек по имени Тоунлей, которого Бойль обучалосновам физики и математики. Именно Тоунлей, изучая таблицуопытов Бойля, подметил, что объемы сжимаемого воздуха пропорци-ональны высоте давящего на воздух столбика ртути. После этогоБойль увидел свои опыты в новом ракурсе. Столбик ртути — этосвоеобразный поршень, сжимающий воздух, и вес столбика соответ-ствуют давлению. Поэтому пропорция в табличных данных означаетзависимость между величиной давления и объема газа. Так было полу-чено соотношение PV- const, которое Бойль подтвердил множествомопытов с давлениями, большими и меньшими атмосферного.

Но имела ли эта зависимость статус достоверного закона? Очевид-но, нет, хотя и выражалась математической формулой. Это была зави-симость, полученная путем индуктивного обобщения результатов опы-та и поэтому имевшая статус вероятностно-истинного высказывания, ане достоверного знания, каковым является теоретический закон.

Если бы Бойль перешел к опытам с большими давлениями, то онобнаружил бы, что эта зависимость нарушается. Физики говорят, чтозакон PV= const применим только в случае очень разреженных газов,когда система приближается к модели идеального газа и межмолеку-лярными взаимодействиями можно пренебречь. А при больших дав-лениях существенными становятся взаимодействия между молекула-ми (ван-дер-ваальсовы силы), и тогда закон Бойля нарушается.Зависимость, открытая Бойлем, была вероятностно-истинным зна-нием, обобщением такого же типа, как утверждение «все лебеди бе-лые», которое было справедливым, пока не обнаружили черных лебе-дей. Теоретический же закон РУ = const был получен позднее, когдабыла построена модель идеального газа.

Вывел этот закон физик Д. Бернулли (академик Санкт-Петербург-ской Императорской академии) в 1730 г. Он исходил из атомистичес-ких представлений о газе и представил частицы газа в качестве мате-риальных точек, соударяющихся наподобие упругих шаров.

К идеальному газу, находящемуся в идеальном сосуде под давлени-ем, Бернулли применил законы ньютоновской механики и путем рас-четов получил формулу PV= const. Это была та же самая формула, ко-торую уже ранее получил Р. Бойль. Но смысл ее был уже иной.У Бойля формула PV= const соотносилась со схемой реальных экспе-

риментов и таблицами их результатов. У Бернулли она была связана стеоретической моделью идеального газа. В этой модели были выраже-ны сущностные характеристики поведения любых газов при относи-тельно небольших давлениях. И закон, непосредственно описываю-щий эти сущностные связи, выступал уже как достоверное, истинноезнание.

Итак, выделив эмпирическое и теоретическое познание как дваособых типа исследовательской деятельности, можно сказать, чтопредмет их разный, т.е. теория и эмпирическое исследование имеютдело с разными срезами одной и той же действительности. Эмпири-ческое исследование изучает явления и их корреляции; в этих корре-ляциях, в отношениях между явлениями оно может уловить дейст-вие закона. Но в чистом виде он выявляется только в результатетеоретического исследования.

Следует подчеркнуть, что увеличение количества опытов само посебе не делает эмпирическую зависимость достоверным фактом, по-тому что индукция всегда имеет дело с незаконченным, неполнымопытом. Сколько бы мы ни проделывали опытов и ни обобщали их,простое индуктивное обобщение опытных результатов не ведет к тео-ретическому знанию. Теория не строится путем индуктивногообобщения опыта. Это обстоятельство во всей его глубине было осо-знано в науке сравнительно поздно, когда она достигла достаточновысоких ступеней теоретизации.

Итак, эмпирический и теоретический уровни познания отличают-ся по предмету, средствам и методам исследования. Однако выделе-ние и самостоятельное рассмотрение каждого из них представляютсобой абстракцию. В реальности эти два слоя познания всегда взаи-модействуют.

Структура эмпирического исследования

Выделив эмпирический и теоретический уровни, мы получили лишьпервичное и достаточно грубое представление об анатомии научногопознания. Формирование же более детализированных представленийо структуре научной деятельности предполагает анализ строения каж-дого из уровней познания и выяснение их взаимосвязей.

Как эмпирический, так и теоретический уровни имеют достаточносложную системную организацию. В них можно выявить особые слоизнания и, соответственно, порождающие эти знания познавательныеПроцедуры.


Рассмотрим вначале внутреннюю структуру эмпирического уров-ня. Его образуют по меньшей мере два подуровня: а) непосредствен-ные наблюдения и эксперименты, результатом которых являютсяданные наблюдения; б) познавательные процедуры, посредством ко-торых осуществляется переход от данных наблюдения к эмпиричес-ким зависимостям и фактам.

Эксперименты и данные наблюдения

Данные наблюдения в языке науки выражаются в форме особых вы-сказываний — записей в протоколах наблюдения. В протоколе на-блюдения указывается, кто наблюдал, время наблюдения, описыва-ются приборы, если они применялись в наблюдении, а протокольныепредложения формулируются как высказывания типа: «N наблюдал,что после включения тока стрелка на приборе показывает цифру 5»,«N наблюдал в телескоп на участке неба (с координатами л:, у) яркоесветовое пятнышко» и т.п.

Если, например, проводился социологический опрос, то в ролипротокола наблюдения выступает анкета с ответом опрашиваемого.Если же в процессе наблюдения осуществлялись измерения, то каж-дая фиксация результата измерения эквивалентна протокольномупредложению.

Протокольные предложения не только содержат информацию обизучаемых явлениях, но и, как правило, включают ошибки наблюда-теля, наслоения внешних возмущающих воздействий, систематичес-кие и случайные ошибки приборов. Но тогда данные наблюдения, Hiсилу того что они отягощены субъективными наслоениями, не могутслужить эмпирическим основанием для теоретических построений.

Такими основаниями выступают эмпирические факты. Именноони образуют эмпирический базис, на который опираются научныетеории. Факты фиксируются в языке науки в высказываниях типа:«сила тока в цепи зависит от сопротивления проводника»; «в созвез-дии Девы вспыхнула сверхновая звезда»; «более половины опрошен-ных в городе недовольны экологией городской среды» и т.п.

Уже сам характер фактофиксируюших высказываний подчеркива-ет их особый объективный статус, по сравнению с протокольнымипредложениями. Но тогда возникает новая проблема: как осуществ-ляется переход от данных наблюдения к эмпирическим фактам и чтогарантирует объективный статус научного факта?

Постановка этой проблемы была важным шагом на пути к выясне-нию структуры эмпирического познания. Эта проблема активно раз-

Структура эмпирического исследования 165

рабатывалась в методологии науки XX столетия. В конкуренции раз-личных подходов и концепций она выявила многие важные характе-ристики научной эмпирии, хотя и на сегодняшний день проблема да-лека от окончательного решения.

Определенный вклад в ее разработку был внесен и позитивизмом,хотя нелишне еще раз подчеркнуть, что его стремление ограничитьсятолько изучением внутренних связей научного знания и абстрагиро-ваться от взаимоотношения науки и практики резко сужало возмож-ности адекватного описания исследовательских процедур и приемовформирования эмпирического базиса науки.

Представляется, что деятельностиый подход открывает наилуч-шие возможности для анализа. С позиций этого подхода мы и будемрассматривать структуру и функции каждого из отмеченных слоевэмпирического уровня познания. Начнем с более детального анали-за подуровня наблюдений, который обеспечивает непосредствен-ный контакт субъекта с исследуемыми процессами. Важно сразу жеуяснить, что научное наблюдение носит деятельностный характер,предполагая не просто пассивное созерцание изучаемых процессов,а их особую предварительную организацию, обеспечивающую кон-троль за их протеканием.

Деятельностная природа эмпирического исследования на уровненаблюдений наиболее отчетливо проявляется в ситуациях, когда на-блюдение осуществляется в ходе реального эксперимента. По традицииэксперимент противопоставляется наблюдению вне эксперимента. Неотрицая специфики этих двух видов познавательной деятельности, мыхотели бы тем не менее обратить внимание на их общие родовые при-знаки.

Для этого целесообразно вначале более подробно рассмотреть, вчем заключается особенность экспериментального исследования какпрактической деятельности, структура которой реально выявляет теили иные интересующие исследователя связи и состояния действи-тельности3.

Предметная структура экспериментальной практики может бытьрассмотрена в двух аспектах: во-первых, как взаимодействие объек-тов, протекающее по естественным законам, и, во-вторых, как искус-ственное, человеком организованное действие. В первом аспекте мыможем рассматривать взаимодействие объектов как некоторую сово-купность связей действительности, где ни одна из этих связей акту-ально не выделена в качестве исследуемой. В принципе, объектом по-знания может служить любая из них. Лишь учет второго аспектапозволяет выделить ту или иную связь по отношению к целям позна-


ния и тем самым зафиксировать ее в качестве предмета исследования.Но тогда явно или неявно совокупность взаимодействующих в опытеобъектов как бы организуется в системе определенной цепочки отно-шений: целый ряд их реальных звеньев оказывается несущественным,и функционально выделяется лишь некоторая группа отношений, ха-рактеризующих изучаемый «срез» действительности.

Проиллюстрируем это на простом примере. Допустим, что в рам-ках классической механики изучается движение относительно по-верхности Земли массивного тела небольших размеров, подвешенно-го на длинной нерастягивающейся нити. Если рассматривать такоедвижение только как взаимодействие природных объектов, то онопредстает в виде суммарного итога проявления самых различных за-конов. Здесь как бы накладываются друг на друга такие связи приро-ды, как законы колебания, свободного падения, трения, аэродинами-ки (обтекание газом движущегося тела), законы движения внеинерциальной системе отсчета (наличие сил Кориолиса вследствиевращения Земли) и т.д. Но как только описанное взаимодействиеприродных объектов начинает рассматриваться в качестве экспери-мента по изучению, например, законов колебательного движения, тотем самым вычленяется определенная группа свойств и отношенийэтих объектов.

Прежде всего взаимодействующие объекты — Земля, движущеесямассивное тело и нить подвеса — рассматриваются как носителитолько определенных свойств, которые функционально, самим спо-собом «включения» их в «экспериментальное взаимодействие», выде-ляются из всех других свойств. Нить и подвешенное на ней тело пред-стают как единый предмет — маятник. Земля фиксируется в даннойэкспериментальной ситуации 1) как тело отсчета (для этого выделяет-ся направление силы тяжести, которое задает линию равновесия ма-ятника) и 2) как источник силы, приводящий в движение маятник.Последнее в свою очередь предполагает, что сила тяжести Землидолжна рассматриваться лишь в определенном аспекте. А именно, по-скольку, согласно цели эксперимента, движение маятника представ-ляется как частный случай гармонического колебания, то тем самымучитывается лишь одна составляющая силы тяжести, которая возвра-щает маятник к положению равновесия. Другая же составляющая непринимается во внимание, поскольку она компенсируется силой на-тяжения нити.

Описанные свойства взаимодействующих объектов, выступая вакте экспериментальной деятельности на передний план, тем самымвводят строго определенную группу отношений, которая функциона-


льно вычленяется из всех других отношений и связей природного вза-имодействия. По существу, описанное движение подвешенного нанити массивного тела в поле тяжести Земли предстает как процесс пе-риодического движения центра массы этого тела под действием ква-зиупругой силы, в качестве которой фигурирует одна из составляю-щих силы тяготения Земли. Эта «сетка отношений», выступающая напередний план в рассматриваемом взаимодействии природы, и есть таобъектная структура практики, в рамках которой изучаются законыколебательного движения.

Допустим, однако, что то же самое движение в поле тяжести Зем-ли тела, подвешенного на нити, выступает как эксперимент с маятни-ком Фуко. В этом случае предметом изучения становится иная при-родная связь — законы движения в инерциальной системе. Но тогдатребуется выделить совершенно иные свойства взаимодействующихфрагментов природы.

Фактически закрепленное на нити тело функционирует теперьтолько как движущаяся масса с фиксированным относительно Землинаправлением движения. Строго говоря, при этом система «тело плюснить в поле тяжести» уже не рассматривается как маятник (посколькуздесь оказывается несущественной с точки зрения изучаемой связиосновная характеристика маятника — период его колебания). Далее,Земля, относительно которой рассматривается движение тела, теперьфиксируется по иным признакам. Из всего многообразия ее свойств врамках данного эксперимента оказываются существенными направ-ление оси вращения Земли и величина угловой скорости вращения,задание которых позволяет определить кориолисовы силы. Силы жетяготения, в принципе, уже не играют существенной роли для целейэкспериментального исследования кориолисовых сил. В результатевыделяется новая «сетка отношений», которая характеризует изучае-мый в рамках данного эксперимента «срез» действительности. На пе-редний план выступает теперь движение тела с заданной скоростьювдоль радиуса равномерно вращающегося диска, роль которого игра-ет плоскость, перпендикулярная оси вращения Земли и проходящаячерез ту точку, где в момент наблюдения находится рассматриваемоетело. Это и есть структура эксперимента с маятником Фуко, позволя-ющего изучать законы движения в неинерциальной (равномерно вра-щающейся) системе отсчета.

Аналогичным образом в рамках анализируемого взаимодействияприродных объектов можно было бы выделить объектные структурыиного типа, если данное взаимодействие представить как разновид-ность экспериментальной практики по изучению, например, законов


свободного падения или, допустим, законов аэродинамики (разумеет-ся, отвлекаясь при этом от того, что в реальной экспериментальнойдеятельности такого рода опыты для данной цели не используются).Анализ таких абстрактных ситуаций хорошо иллюстрирует то обстоя-тельство, что реальное взаимодействие природных объектов можетбыть представлено как своего рода «суперпозиция» различного типа«практических структур», число которых, в принципе, может быть не-ограниченным.

В системе научного эксперимента каждая из таких структур выде-ляется благодаря фиксации взаимодействующих объектов по строгоопределенным свойствам. Эта фиксация, конечно, не означает, что уобъектов природы исчезают все другие свойства, кроме интересую-щих исследователя. В реальной практике необходимые свойства объ-ектов выделяются самим характером оперирования с ними. Для этогообъекты, приведенные во взаимодействие в ходе эксперимента, долж-ны быть предварительно выверены практическим употреблением длявыявления у них свойств, стабильно воспроизводящихся в условияхбудущей экспериментальной ситуации. Так, нетрудно видеть, что экс-перимент с колебанием маятника мог быть осуществлен лишь по-стольку, поскольку предшествующим развитием практики было стро-го выявлено, что, например сила тяжести Земли в данном местепостоянна, что любое тело, имеющее точку подвеса, будет совершатьколебания относительно положения равновесия и т.п. Важно под-черкнуть, что вычленение этих свойств стало возможным лишь благо-даря соответствующему практическому функционированию рассмат-риваемых объектов. В частности, свойство Земли быть источникомпостоянной силы тяготения многократно использовалось в человече-ской практике, например при перемещении различных предметов, за-бивании свай с помощью падающего груза и т.п. Подобные операциипозволили функционально выделить характеристическое свойствоЗемли «быть источником постоянной силы тяжести».

В этом смысле в экспериментах по изучению законов колебаниямаятника Земля выступает не просто как природное тело, а как своео-бразный «искусственно изготовленный» объект человеческой практи-ки, ибо для природного объекта «Земля» данное свойство не имеетникаких «особых привилегий» по сравнению с другими свойствами.Оно существует реально, но на передний план как особое, выделенноесвойство выступает только в системе определенной человеческойпрактики. Экспериментальная деятельность представляет собой спе-цифическую форму природного взаимодействия, и, важнейшей чер-той, определяющей эту специфику, является именно то, что взаимо-

структура эмпирического исследования 169

действующие в эксперименте фрагменты природы всегда предстаюткак объекты с функционально выделенными свойствами.

В развитых формах эксперимента такого рода объекты изготовля-ются искусственно. К ним относятся в первую очередь приборные ус-тановки, с помощью которых проводится экспериментальное иссле-дование. Например, в современной ядерной физике это могут бытьустановки, приготовляющие пучки частиц, стабилизированные поопределенным параметрам (энергия, пульс, поляризация); мишени,бомбардируемые этими пучками; приборы, регистрирующие резуль-таты взаимодействия пучка с мишенью. Для наших целей важно уяс-нить, что само изготовление, выверка и использование таких устано-вок аналогичны операциям функционального выделения свойств уобъектов природы, которыми оперирует исследователь в описанныхвыше экспериментах с маятником. В обоих случаях из всего наборасвойств, которыми обладают материальные объекты, выделяютсялишь некоторые свойства, и данные объекты функционируют в экс-перименте только как их носители.

С таких позиций вполне правомерно рассматривать объекты при-роды, включенные в экспериментальную ситуацию, как «квазипри-борные» устройства независимо от того, получены они искусствен-ным путем или естественно возникли в природе независимо отдеятельности человека. Так, в экспериментальной ситуации по изуче-нию законов колебания Земля «функционирует» как особая прибор-ная подсистема, которая как бы «приготовляет» постоянную силу тя-готения (аналогично тому, как созданный человеком ускоритель прижестко фиксированном режиме работы будет генерировать импульсызаряженных частиц с заданными параметрами). Сам маятник играетздесь роль рабочего устройства, функционирование которого даетвозможность зафиксировать характеристики колебания. В целом жесистема «Земля плюс маятник» может быть рассмотрена как своеоб-разная квазиэкспериментальная установка, «работа» которой позво-ляет исследовать законы простого колебательного движения.

В свете изложенного специфика эксперимента, отличающая его отвзаимодействий в природе «самой по себе», может быть охарактеризо-вана так, что в эксперименте взаимодействующие фрагменты приро-ды всегда выступают в функции приборных подсистем. Деятельностьпо «наделению» объектов природы функциями приборов будем вдальнейшем называть созданием приборной ситуации. Причем самуприборную ситуацию будем понимать как функционирование квази-приборных устройств, в системе которых испытывается некоторыйфрагмент природы. И поскольку характер взаимоотношений испыту-


емого фрагмента с квазиприборными устройствами функциональновыделяет у него некоторую совокупность характеристическихсвойств, наличие которых в свою очередь определяет специфику вза-имодействий в рабочей части квазиприборной установки, то испыту-емый фрагмент включается как элемент в приборную ситуацию.

В рассматриваемых выше экспериментах с колебанием маятникамы имели дело с существенно различными приборными ситуациямив зависимости от того, являлось ли целью исследования изучение за-конов колебания или законов движения в равномерно вращающейсясистеме. В первом случае маятник включен в приборную ситуацию вкачестве испытуемого фрагмента, во втором он выполняет совершен-но иные функции. Здесь он выступает как бы в трех отношениях:1) самодвижение массивного тела (испытуемый фрагмент) включенов функционирование рабочей подсистемы в качестве ее существенно-го элемента (наряду с вращением Земли); 2) периодичность же движе-ния маятника, которая в предыдущем опыте играла роль изучаемогосвойства, теперь используется только для того, чтобы обеспечить ста-бильные условия наблюдения (в этом смысле колеблющийся маятникфункционирует уже как приготовляющая приборная подсистема);3) свойство маятника сохранять плоскость колебания позволяет ис-пользовать его и в качестве части регистрирующего устройства (самаплоскость колебания здесь выступает в роли своеобразной стрелки,поворот которой относительно плоскости вращения Земли фиксиру-ет наличие кориолисовой силы). Такого рода функционирование вза-имодействующих в опыте природных фрагментов в роли приборныхподсистем или их элементов и выделяет актуально, как бы «выталки-вает» на передний план, отдельные свойства этих фрагментов. Все этоприводит к функциональному вычленению из множества потенци-ально возможных объектных структур практики именно той, котораярепрезентирует изучаемую связь природы.

Такого рода связь выступает как объект исследования, который изу-чается и на эмпирическом, и на теоретическом уровне познавательнойдеятельности. Выделение объекта исследования из совокупности всехвозможных связей природы определяется целями познания и на раз-ных уровнях последнего находит свое выражение в формулировке раз-личных познавательных задач. На уровне экспериментального иссле-дования такие задачи выступают как требование зафиксировать(измерить) наличие какого-либо характеристического свойства у испы-туемого фрагмента природы. Однако важно сразу же уяснить, что объ-ект исследования всегда представлен не отдельным элементом (вещью)внутри приборной ситуации, а всей ее структурой.


На примерах, разобранных выше, по существу, было показано, чтосоответствующий объект исследования — будь то процесс гармониче-ского колебания или движение в неинерциальной системе отсчета —может быть выявлен только через структуру отношений, участвующихв эксперименте природных фрагментов.

Аналогичным образом обстоит дело и в более сложных случаях, от-носящихся, например, к экспериментам в атомной физике. Так, в из-вестных опытах по обнаружению комптон-эффекта предмет исследо-вания — «корпускулярные свойства рентгеновского излучения,рассеянного на свободных электронах» — определялся через взаимо-действие потока рентгеновского излучения и рассеивающей его гра-фитной мишени при условии регистрации излучения особым прибо-ром. И только структура отношений всех этих объектов (включаяприбор для регистрации) репрезентирует исследуемый «срез» действи-тельности. Такого рода фрагменты реальных экспериментальных ситу-аций, использование которых задает объект исследования, будем на-зывать в дальнейшем объектами оперирования. Данное различениепозволит избежать двусмысленности при использовании термина«объект» в процессе описания познавательных операций науки. В этомразличии фиксируется тот существенный факт, что объект исследова-ния не совпадает ни с одним из отдельно взятых объектов оперирова-ния любой экспериментальной ситуации. Подчеркнем также, что объ-екты оперирования по определению не тождественны «естественным»фрагментам природы, поскольку выступают в системе экспериментакак своеобразные «носители» некоторых функционально выделенныхсвойств. Как было показано выше, объекты оперирования обычно на-деляются приборными функциями и в этом смысле, будучи реальны-ми фрагментами природы, вместе с тем выступают и как продукты«искусственной» (практической) деятельности человека.

Наблюдения выступают в этом случае не просто фиксацией неко-торых признаков испытуемого фрагмента. Они несут неявно инфор-мацию и о тех связях, которые породили наблюдаемые феномены.

Но тогда возникает вопрос: справедливо ли сказанное для любыхнаблюдений? Ведь они могут быть получены и вне эксперименталь-ного исследования объекта. Более того, наблюдения могут бытьслучайными, но, как показывает история науки, они весьма частоявляются началом новых открытий. Где во всех этих случаях практи-ческая деятельность, которая организует определенным способомвзаимодействие изучаемых объектов? Где контроль со стороны по-знающего субъекта за условиями взаимодействия, контроль, кото-рый позволяет сепарировать многообразие связей действительно-


сти, функционально выделяя именно те, проявления которых под-лежат исследованию?

Ответы на эти вопросы могут показаться неожиданными, поэтомурассмотрим их более детально.

Систематические и случайные наблюдения

Научные наблюдения всегда целенаправленны и осуществляются каксистематические, а в систематических наблюдениях субъект обязатель-но конструирует приборную ситуацию. Эти наблюдения предполагаютособое деятельностное отношение субъекта к объекту, которое можнорассматривать как своеобразную квазиэкспериментальную практику.Что же касается случайных наблюдений, то для исследования их явнонедостаточно. Случайные наблюдения могут стать импульсом к откры-тию тогда и только тогда, когда они переходят в систематические на-блюдения. А поскольку предполагается, что в любом систематическомнаблюдении можно обнаружить деятельность по конструированиюприборной ситуации, постольку проблема может быть решена в общемвиде. Несмотря на различия между экспериментом и наблюдением, обапредстают как формы практически деятельностного отношения субъ-екта к объекту. Теперь остается доказать, что систематические наблюде-ния предполагают конструирование приборной ситуации. Для этогомы специально рассмотрим такие наблюдения, где заведомо невозмож-но реальное экспериментирование с изучаемыми объектами. К ним от-носятся, например, наблюдения в астрономии.

Рассмотрим один из типичных случаев эмпирического исследова-ния в современной астрономии — наблюдение за поляризацией светазвезд в облаках межзвездной пыли, проводившееся с целью изучениямагнитного поля Галактики.

Задача состояла в том, чтобы выяснить, каковы величина и на-правление напряженности магнитного поля Галактики. При опреде-лении этих параметров в процессе наблюдения использовалось свой-ство частиц межзвездной пыли, заключающихся в их ориентациимагнитными силовыми линиями Галактики. В свою очередь об этойориентации можно было судить, изучая эффекты поляризации света,проходящего через облако пыли. Тем самым параметры поляризован-ного света, регистрируемые приборами на Земле, позволяли получитьсведения об особенностях магнитного поля Галактики.

Нетрудно видеть, что сам процесс наблюдения предполагал здесьпредварительное конструирование приборной ситуации из естествен-ных объектов природы. Звезда, излучающая свет, функционировала


как приготовляющая подсистема, частицы пыли, ориентированные вмагнитном поле Галактики, играли роль рабочей подсистемы, и лишьрегистрирующая часть была представлена приборами, искусственносозданными в практике. В результате объекты: «звезда как источникизлучения», «облако межзвездной пыли», «регистрирующие устрой-ства на Земле» образовывали своего рода гигантскую эксперимен-тальную установку, «работа» которой позволяла изучить характерис-тики магнитного поля Галактики.

В зависимости от типа исследовательских задач в астрономии кон-струируются различные типы приборных ситуаций. Они соответству-ют различным методам наблюдения и во многом определяют специ-фику каждого такого метода. Для некоторых методов приборнаяситуация выражена настолько отчетливо, что аналогия между соот-ветствующим классом астрономических наблюдений и эксперимен-тальной деятельностью прослеживается с очевидностью. Так, напри-мер, при определении угловых размеров удаленных космическихобъектов — источников излучения — широко используется метод по-крытия наблюдаемого объекта Луной. Дифракция излучения на краяхЛуны позволяет с большой точностью определить координаты соот-ветствующего источника. Таким путем были установлены радиокоор-динаты квазаров, исследован характер рентгеновского излученияКрабовидной туманности (был получен ответ на вопрос, является лиисточником радиоизлучения вся туманность либо внутри ее находит-ся точечный рентгеновский источник); этот метод широко применя-ется при определении размеров некоторых астрономических объек-тов. Во всех наблюдениях такого типа Луна используется в качествепередвижного экрана и служит своеобразной «рабочей подсистемой»в приборной ситуации соответствующих астрофизических опытов.

Довольно отчетливо обнаруживается приборная ситуация и в на-блюдениях, связанных с определением расстояния до небесных объ-ектов. Например, в задачах по определению расстояния до ближай-ших звезд методом параллакса в функции прибора используетсяЗемля; при установлении расстояний до удаленных галактик методомцефеид этот класс переменных звезд также функционирует в качествесредств наблюдения и т.д.

Правда, можно указать и на такие виды систематических наблюде-ний в астрономии, которые на первый взгляд весьма далеки от анало-гии с экспериментом. В частности, при анализе простейших форм ас-трономического наблюдения, свойственных ранним этапам развитияастрономии, нелегко установить, как конструировалась в них прибор-ная ситуация. Тем не менее здесь все происходит аналогично уже рас-


смотренным случаям. Так, уже простое визуальное наблюдение за пе-ремещением планеты на небесном своде предполагало, что наблюда-тель должен предварительно выделить линию горизонта и метки нанебесном своде (например, неподвижные звезды), на фоне которыхнаблюдается движение планеты. В основе этих операций, по сущест-ву, лежит представление о небесном своде как своеобразной програ-дуированной шкале, на которой фиксируется движение планеты каксветящейся точки (неподвижные же звезды на небесном своде играютздесь роль средств наблюдения). Причем по мере проникновения вастрономическую науку математических методов градуировка небес-ного свода становится все более точной и удобной для проведения из-мерений. Уже в IV столетии до н.э. в египетской и вавилонской астро-номии возникает зодиак, состоящий из 12 участков по 30 градусов,как стандартная шкала для описания движения Солнца и планет4.Использование созвездий зодиака в функции шкалы делает их средст-вами наблюдения, своеобразным приборным устройством, позволяю-щим точно фиксировать изменение положения Солнца и планет.

Таким образом, не только в эксперименте, но и в процессе научно-го наблюдения природа дана наблюдателю не в форме созерцания,а в форме практики. Исследователь всегда выделяет в природе (илисоздает искусственно из ее материалов) некоторый набор объектов,фиксируя каждый из них по строго определенным признакам, и ис-пользует их в качестве средств эксперимента и наблюдения (прибор-ных подсистем).

Отношение последних к изучаемому в наблюдении объекту обра-зует предметную структуру систематического наблюдения и экспери-ментальной деятельности. Эта структура характеризуется переходомот исходного состояния наблюдаемого объекта к конечному состоя-нию после взаимодействия объекта со средствами наблюдения (при-борными подсистемами).

Жесткая фиксация структуры наблюдений позволяет выделить избесконечного многообразия природных взаимодействий именно те,которые интересуют исследователя.

Конечная цель естественнонаучного исследования состоит в том,чтобы найти законы (существенные связи объектов), которые управ-ляют природными процессами, и на этой основе предсказать будущиевозможные состояния этих процессов. Поэтому если исходить из гло-бальных целей познания, то предметом исследования нужно считатьсущественные связи и отношения природных объектов.

Но на разных уровнях познания такие связи изучаются по-разно-му. На теоретическом уровне они отображаются «в чистом виде» через


систему соответствующих абстракций. На эмпирическом они изуча-ются по их проявлению в непосредственно наблюдаемых эффектах.Поэтому глобальная цель познания конкретизируется применительнок каждому из его уровней. В экспериментальном исследовании онавыступает в форме специфических задач, которые сводятся к тому,чтобы установить, как некоторое начальное состояние испытуемогофрагмента природы при фиксированных условиях порождает его ко-нечное состояние. По отношению к такой локальной познавательнойзадаче вводится особый предмет изучения. Им является объект, изме-нение состояний которого прослеживается в опыте. В отличие отпредмета познания в глобальном смысле его можно было бы называтьпредметом эмпирического знания. Между ним и предметом позна-ния, единым как для эмпирического, так и для теоретического уров-ня, имеется глубокая внутренняя связь.

Когда в эксперименте и наблюдении исследователь регистрируетконечное состояние О2 испытуемого объекта, то при наличии фикси-рованной приборной ситуации и начального состояния О[ объекта,это эквивалентно нахождению последнего недостающего звена, кото-рое позволяет охарактеризовать структуру экспериментальной дея-тельности. Определив эту структуру, исследователь тем самым неявновыделяет среди многочисленных связей природного объекта те (зако-номерности), которые управляют изменением состояний объекта эм-пирического знания. Переход объекта из состояния О] в состояние О2

не произволен, а определен законами природы. Поэтому, многократ-но зарегистрировав в эксперименте и наблюдении изменение состоя-ний объекта, исследователь неявно фиксирует самой структурой дея-тельности и соответствующий закон природы.

Объекты эмпирического знания выступают здесь в качестве свое-образного индикатора предмета исследования, общего как для эмпи-рического, так и для теоретического уровня.

Фиксация предмета исследования в рамках экспериментальнойили квазиэкспериментальной деятельности является тем признаком,по которому можно отличить эксперимент и систематические наблю-дения от случайных наблюдений. Последние суть наблюдения в усло-виях, когда приборная ситуация и изучаемый в опыте объект еще невыявлены. Регистрируется лишь конечный результат взаимодействия,который выступает в форме эффекта, доступного наблюдению. Одна-ко неизвестно, какие именно объекты участвуют во взаимодействии ичто вызывает наблюдаемый эффект. Структура ситуации наблюденияздесь не определена, а поэтому неизвестен и предмет исследования.Вот почему от случайных наблюдений сразу невозможен переход к


более высоким уровням познания, минуя стадию систематическихнаблюдений. Случайное наблюдение способно обнаружить необыч-ные явления, которые соответствуют новым характеристикам уже от-крытых объектов либо свойствам новых, еще не известных объектов.В этом смысле оно может служить началом научного открытия. Нодля этого оно должно перерасти в систематические наблюдения, осу-ществляемые в рамках эксперимента или квазиэкспериментальногоисследования природы. Такой переход предполагает построение при-борной ситуации и четкую фиксацию объекта, изменение состоянийкоторого изучается в опыте. Так, например, когда К. Янский в опытахпо изучению грозовых помех на межконтинентальные радиотелефон-ные передачи случайно натолкнулся на устойчивый радиошум, несвязываемый ни с какими земными источниками, то это случайноенаблюдение дало импульс серии систематических наблюдений, ко-нечным итогом которых было открытие радиоизлучения областиМлечного Пути. Характерным моментом в осуществлении этих на-блюдений было конструирование приборной ситуации.

Главная задача здесь состояла в том, чтобы определить источникустойчивого радиошума. После установления его внеземного проис-хождения решающим моментом явилось доказательство, что такимисточником не являются Солнце, Луна и планеты. Наблюдения, поз-волившие сделать этот вывод, были основаны на применении двух ти-пов приборной ситуации. Во-первых, использовалось вращение Зем-ли, толща которой применялась в наблюдении в функции экрана,перекрывающего в определенное время суток Солнце, Луну и плане-ты (наблюдения показали, что в моменты такого перекрытия радио-шум не исчезает). Во-вторых, в наблюдении исследовалось поведениеисточника радиошума при перемещении Солнца, Луны и планет нанебесном своде относительно линии горизонта и неподвижных звезд.Последние в этой ситуации были использованы в качестве реперныхточек (средств наблюдения), по отношению к которым фиксирова-лось возможное перемещение источника радиошума. Вся эта серияопытов позволила в конечном итоге идентифицировать положениеисточника с наблюдаемыми в каждый момент времени суток и годаположениями на небосводе Млечного Пути.

Характерно, что в последнем шаге исследований К. Янского ужебыла четко обозначена предметная структура наблюдения, в рамкахкоторой изучаемый эффект (радиошум) был представлен как ра-диоизлучение Млечного Пути. Были выделены начальное состояниеобъекта эмпирического знания — положение источника радиошумана небесном своде в момент Т1 и конечное состояние — положение

источника в момент Т2 и приборная ситуация (в качестве средств ис-следования фиксировались небесный свод с выделенным на нем рас-положением звезд, линия горизонта, Земля, вращение которой обес-печивало изменение положений радиоисточника по отношению кнаблюдателю, и, наконец, приборы — регистраторы радиоизлуче-ния). Наблюдения с жестко фиксированной структурой названноготипа позволили раскрыть природу случайно обнаруженного эффектарадиоизлучения Млечного Пути.

Таким образом, путь от случайной регистрации нового явления квыяснению основных условий его возникновения и его природы про-ходит через серию наблюдений, которые отчетливо предстают в каче-стве квазиэкспериментальной деятельности.

Важно обратить внимание на следующее обстоятельство. Самоосуществление систематических наблюдений предполагает использо-вание теоретических знаний. Они применяются и при определениицелей наблюдения, и при конструировании приборной ситуации.В примере с открытием Янского систематические наблюдения былицеленаправлены теоретическими представлениями о существованииразнообразных космических источников радиоизлучения. В примерес исследованием магнитного поля Галактики при конструированииприборной ситуации в явном виде использовались представленияклассической теории электромагнитного поля (рассмотрение полякак конфигурации силовых линий, применение законов поляризациисвета и т.п.).

Все это означает, что наблюдения не являются чистой эмпирией, анесут на себе отпечаток предшествующего развития теорий.

В еще большей мере это относится к следующему слою эмпириче-ского познания, на котором формируются эмпирические зависимос-ти и факты.

Процедуры перехода к эмпирическим зависимостям и фактам

Переход от данных наблюдения к эмпирическим зависимостям и на-учному факту предполагает элиминацию из наблюдений содержа-щихся в них субъективных моментов (связанных с возможнымиошибками наблюдателя, случайными помехами, искажающими про-текание изучаемых явлений, ошибками приборов) и получение досто-верного объективного знания о явлениях.

Такой переход предполагает довольно сложные познавательныепроцедуры. Чтобы получить эмпирический факт, необходимо осуще-ствить по меньшей мере два типа операций. Во-первых, рациональ-

12-959


ную обработку данных наблюдения и поиск в них устойчивого, инва-риантного содержания. Для формирования факта необходимо срав-нить между собой множество наблюдений, выделить в них повторяю-щиеся признаки и устранить случайные возмущения и погрешности,связанные с ошибками наблюдателя. Если в процессе наблюденияпроизводится измерение, то данные наблюдения записываются в ви-де чисел. Тогда для получения эмпирического факта требуется опре-деленная статистическая обработка результатов измерения, поисксреднестатистических величин в множестве этих данных.

Если в процессе наблюдения применялись приборные установки,то наряду с протоколами наблюдения всегда составляется протоколконтрольных испытаний приборов, в котором фиксируются их воз-можные систематические ошибки. При статистической обработкеданных наблюдения эти ошибки также учитываются, они элиминиру-ются из наблюдений в процессе поиска их инвариантного содержания.

Поиск инварианта как условия формирования эмпирическогофакта свойствен не только естественнонаучному, но и социально-ис-торическому познанию. Скажем, историк, устанавливающий хроно-логию событий прошлого, всегда стремится выявить и сопоставитьмножество независимых исторических свидетельств, выступающихдля него в функции данных наблюдения.

Во-вторых, для установления факта необходимо истолкование вы-являемого в наблюдениях инвариантного содержания. В процессе та-кого истолкования широко используются ранее полученные теорети-ческие знания.

Рассмотрим две конкретные ситуации, иллюстрирующие эту рольтеоретических знаний при переходе от наблюдений к факту.

Известно, что одним из важных физических открытий конца XIX в.было обнаружение катодных лучей, которые (как выяснилось в ходедальнейших исследований) представляют собой поток электронов.Экспериментируя с катодными лучами, У. Крукс зарегистрировал ихотклонение под воздействием магнита. Полученные в этом опытеданные наблюдения были интерпретированы им как доказательствотого, что катодные лучи являются потоком заряженных частиц. Осно-ванием такой интерпретации послужили теоретические знания о вза-имодействии заряженных частиц и поля, почерпнутые из классичес-кой электродинамики. Именно применение этих знаний привело кпереходу от инварианта наблюдений к соответствующему эмпиричес-кому факту.

Не менее показательным в этом отношении является открытие вастрономии таких необычных космических объектов, как пульсары.


Летом 1976 г. мисс Белл, аспирантка известного английского ра-диоастронома Э. Хьюиша, случайно обнаружила на небе радиоисточ-ник, который излучал короткие радиоимпульсы. Многократные сис-тематические наблюдения позволили установить, что эти импульсыповторяются строго периодически, через 1,33 с. Первая интерпрета-ция этого инварианта наблюдений была связана с гипотезой об искус-ственном происхождении сигнала, который посылает сверхцивилиза-ция. Вследствие этого наблюдения засекретили, и почти полгода оних никому не сообщалось.

Затем была выдвинута другая гипотеза — о естественном проис-хождении источника, подкрепленная новыми данными наблюдений(были обнаружены новые источники излучения подобного типа). Этагипотеза предполагала, что излучение исходит от маленького, быстровращающегося тела. Применение законов механики позволило вы-числить размеры данного тела — оказалось, что оно намного меньшеЗемли. Кроме того, было установлено, что источник пульсации нахо-дится именно в том месте, где более тысячи лет назад произошелвзрыв сверхновой звезды. В конечном итоге был установлен факт, чтосуществуют особые небесные тела — пульсары, являющиеся остаточ-ным результатом взрыва сверхновой звезды.

Установление этого эмпирического факта потребовало примене-ния целого ряда теоретических положений (это были сведения из об-ласти механики, электродинамики, астрофизики и т.д.).

В обоих рассмотренных случаях факт был получен благодаря ин-терпретации данных наблюдения. Эту процедуру не следует путать спроцессом формирования теории, которая должна дать объяснениеполученному факту.

Установление факта, что катодные лучи являются электрически за-ряженными частицами, не является еще теорией, точно так же как фактобнаружения пульсаров не означал, что построена теория пульсаров.

Самое важное, что такая теория ко времени открытия пульсаровуже была создана. Это была теория нейтронных звезд, построеннаянашим соотечественником, физиком Л.Д. Ландау. Однако пульсарыбыли обнаружены независимо от этой теории, и сами первооткрыва-тели нового астрономического объекта никак не ассоциировали своеоткрытие с теорией нейтронных звезд. Понадобилось время, чтобыотождествить пульсары с нейтронными звездами, и только после это-го новые факты получили теоретическое объяснение.

Но тогда возникает очень сложная проблема, которая дискутиру-ется сейчас в методологической литературе: получается, что для уста-новления факта нужны теории, а они, как известно, должны прове-


ряться фактами. Эта проблема решается только в том случае, если вза-имодействие теории и факта рассматривается исторически. Безуслов-но, при установлении эмпирического факта использовались многиеполученные ранее теоретические законы и положения. Для того что-бы существование пульсаров было установлено в качестве научногофакта, потребовалось принять законы Кеплера, законы термодина-мики, законы распространения света — достоверные теоретическиезнания, ранее обоснованные другими фактами. Иначе говоря, в фор-мировании нового факта участвуют теоретические знания, которыебыли ранее проверены независимо от него. Что же касается новыхфактов, то они могут служить основой для развития новых теоретиче-ских идей и представлений. В свою очередь новые теории, превратив-шиеся в достоверное знание, могут использоваться в процедурах ин-терпретации при эмпирическом исследовании других областейдействительности и формировании новых фактов.

Таким образом, при исследовании структуры эмпирического по-знания выясняется, что не существует чистой научной эмпирии, несодержащей в себе примесей теоретического. Но это является не пре-пятствием для формирования объективно истинного эмпирическогознания, а условием такого формирования.

Структура теоретического исследования

Перейдем теперь к анализу теоретического уровня познания. Здесьтоже можно выделить (с определенной долей условности) два под-уровня. Первый из них образует частные теоретические модели и за-коны, которые выступают в качестве теорий, относящихся к доста-точно ограниченной области явлений. Второй составляют развитыенаучные теории, включающие частные теоретические законы в каче-стве следствий, выводимых из фундаментальных законов теории.

Примерами знаний первого подуровня могут служить теоретичес-кие модели и законы, характеризующие отдельные виды механичес-кого движения: модель и закон колебания маятника (законы Гюйген-са), движения планет вокруг Солнца (законы Кеплера), свободногопадения тел (законы Галилея) и др. Они были получены до того, какбыла построена ньютоновская механика. Сама же эта теория, обоб-щившая все предшествующие ей теоретические знания об отдельныхаспектах механического движения, выступает типичным примеромразвитых теорий, которые относятся ко второму подуровню теорети-ческих знаний.

Структура теоретического исследования 181

Теоретические модели в структуре теории

Своеобразной клеточкой организации теоретических знаний на каж-дом из его подуровней является двухслойная конструкция — теоретиче-ская модель и формулируемый относительно нее теоретический закон.

Рассмотрим вначале, как устроены теоретические модели. В каче-стве их элементов выступают абстрактные объекты (теоретическиеконструкты), которые находятся в строго определенных связях и от-ношениях друг с другом.

Теоретические законы непосредственно формулируются относи-тельно абстрактных объектов теоретической модели. Они могут бытьприменены для описания реальных ситуаций опыта лишь в том слу-чае, если модель обоснована в качестве выражения существенныхсвязей действительности, проявляющихся в таких ситуациях.

Например, если изучаются механические колебания тел (маятник,тело на пружине и т.д.), то, чтобы выявить закон их движения, вводятпредставление о материальной точке, которая периодически отклоня-ется от положения равновесия и вновь возвращается в это положение.Само это представление имеет смысл только тогда, когда зафиксиро-вана система отсчета. А это второй теоретический конструкт, фигури-рующий в теории колебаний. Он соответствует идеализированномупредставлению физической лаборатории, снабженной часами и ли-нейками. Наконец, для выявления закона колебаний необходим ещеодин абстрактный объект — квазиупругая сила, которая вводится попризнаку: приводить в движение материальную точку, возвращая ее кположению равновесия.

Система перечисленных абстрактных объектов (материальная точ-ка, система отсчета, квазиупругая сила) образует модель малых коле-баний (называемую в физике осциллятором). Исследуя свойства этоймодели и выражая отношения образующих ее объектов на языке мате-матики, получают формулу тх + 10-х = 0, которая является закономмалых колебаний.

Этот закон непосредственно относится к теоретической модели,описывая связи и отношения образующих ее абстрактных объектов.Но поскольку модель может быть обоснована как выражение сущно-сти реальных процессов колебания тел, постольку полученный законможно применить ко всем подобным ситуациям.

В развитых в теоретическом отношении дисциплинах, применяю-щих количественные методы исследования (таких, как физика), зако-ны теории формулируются на языке математики. Признаки абстракт-ных объектов, образующих теоретическую модель, выражаются в


форме физических величин, а отношения между этими признаками -»в форме связей между величинами, входящими в уравнения. Приме-няемые в теории математические формализмы получают свою интер-претацию благодаря их связям с теоретическими моделями. Богатствосвязей и отношений, заложенное в теоретической модели, можетбыть выявлено посредством разработки математического аппарата те-ории. Решая уравнения и анализируя полученные результаты, иссле-дователь как бы развертывает содержание теоретической модели и та-ким способом получает все новые и новые знания об исследуемойреальности.

Теоретические модели не являются чем-то внешним по отношениюк теории. Они входят в ее состав. Их следует отличать от аналоговыхмоделей, которые служат средством построения теории, ее своеобраз-ными строительными лесами, но целиком не включаются в созданнуютеорию. Например, аналоговые гидродинамические модели трубок снесжимаемой жидкостью, вихрей в упругой среде и т.д., применявши-еся при построении Максвеллом теории электромагнитного поля, бы-ли «строительными лесами», но модели, характеризующие процессыэлектромагнетизма как взаимосвязи электрических и магнитных по-лей в точке, зарядов и электрических токов в точке, были составнойчастью теории Максвелла. Чтобы подчеркнуть особый статус теорети-ческих моделей, относительно которых формулируются законы и ко-торые обязательно входят в состав теории, назовем их теоретическимисхемами. Они действительно являются схемами исследуемых в теорииобъектов и процессов, выражая их существенные связи.

Можно высказать достаточно универсальный методологическийтезис: формулировки теоретических законов непосредственно отно-сятся к системе теоретических конструктов (абстрактных объектов).И лишь в той мере, в какой построенные из них теоретические схемырепрезентируют сущностные связи исследуемой реальности, соответ-ствующие законы могут быть применимы к ее описанию.

Эту особенность теоретических знаний можно проследить не толь-ко в физике, хотя здесь она проявляется в наиболее отчетливой фор-ме. Эта особенность прослеживается во всех тех областях науки, кото-рые вступили в стадию теоретизации. Возьмем, например, законХарди—Вейнберга, известный закон популяционной генетики, ха-рактеризующий условия генетической стабильности популяций. Этотзакон принадлежит к довольно немногочисленной группе биологиче-ских законов, которые получили математическую формулировку. Онбыл сформулирован относительно построенной Харди и Вейнбергомтеоретической модели (схемы) распределения в популяции мутант-


ных форм. Популяция в этой модели представляла собой типичныйидеализированный объект — это была неограниченно большая попу-ляция со свободным скрещиванием особей. Она могла быть сопостав-лена с реальными, большими по численности популяциями, еслипренебрежимо малы миграционные и мутационные процессы и мож-но отвлечься от факторов естественного отбора и от ограничений напанмиксию5.

Но именно благодаря этим идеализирующим допущениям теоре-тическая модель фиксировала сущностные связи, характеризующиеотносительную стабильность популяций, а сформулированный на ба-зе этой модели закон Харди—Вейнберга по праву занял место одногоиз важнейших законов популяционной генетики.

Здесь нетрудно увидеть прямое сходство с развитыми формами те-оретических знаний физики. Идеализированный объект, относитель-но которого формулировался закон Харди—Вейнберга, выполнял теже функции, что и, например, модель идеального маятника при от-крытии закона малых колебаний или модель идеального газа приформулировке законов поведения разреженных газов под относи-тельно небольшими давлениями.

В теориях социальных наук также можно обнаружить, что форму-лировка теоретических законов сопряжена с введением идеализиро-ванных объектов, упрощающих и схематизирующих эмпирически на-блюдаемые ситуации.

Так, в современных неоклассических экономических теориях од-ним из важных законов, который конкретизируется и модифицирует-ся в процессе развертывания этих теорий и их развития, является зна-менитый закон Л. Вальраса — швейцарского экономиста конца XIX в.Этот закон предполагает, что в масштабах хозяйства, представленногоразличными товарными рынками, включая рынок денег, сумма избы-точного спроса (величина разрыва между спросом на отдельные това-ры и их предложением) всегда равна нулю. Нетрудно установить, чтозакон Вальраса описывает идеализированную модель (схему) взаимо-отношения различных товарных рынков, когда их система находится вравновесии (спрос на товары на каждом рынке равен их предложе-нию)6. В реальности так не бывает. Но это примерно так же, как не бы-вает материальных точек, абсолютного твердого тела, идеального газа.

Разумеется, каждая теоретическая схема и сформулированный от-носительно нее закон имеют границы своей применимости. Закон иде-ального газа не подходит для ситуаций с большими давлениями. В этомслучае он сменяется уравнением (законом) Я. Ван-дер-Ваальса, учи-тывающим силы молекулярного взаимодействия, от которых абстра-


гируется модель идеального газа. Точно так же в экономической тео-рии модель и закон Вальраса требуют корректировки при описаниисложных процессов взаимодействия различных рынков, связанных снарушениями реализации товаров и не приближенных к равновес-ным процессам. Эти ситуации выражают более сложные теоретичес-кие модели (например, модель Кейнса—Викселя, усовершенствован-ная Дж. Стейном и Г. Роузом, в которой допускалось неравновесиерынков, а также предложенная американскими экономистами Д. Па-тинкиным, Д. Левхари и Г. Джонсоном в 60—70-х гг. модель неравно-весия рынков, учитывающих эффект кассовых остатков и активнуюроль денежного рынка7).

Формулировка новых теоретических законов позволяет расширитьвозможности теоретического описания исследуемой реальности. Нодля этого каждый раз нужно вводить новую систему идеализации (те-оретических конструктов), которые образуют в своих связях соответ-ствующую теоретическую схему.

Даже в самых «мягких» формах теоретического знания, к которымотносят обычно такие гуманитарные дисциплины, как литературове-дение, музыковедение, искусствознание (противопоставляя их «жест-ким» формам математизированных теорий естественных наук), можнообнаружить слой абстрактных теоретических объектов, образующихтеоретические модели исследуемой реальности. Я сошлюсь здесь наисследования В.М. Розина, применившего разработанную мною кон-цепцию теоретических знаний к техническим и гуманитарным дис-циплинам. В.М. Розиным были проанализированы тексты работМ.М. Бахтина и Б.И. Бурсова, посвященные творчеству Ф.М. Досто-евского, тексты теоретического музыковедения и текст искусствовед-ческой работы В.А. Плугина, в которой анализируется живописьАндрея Рублева. Во всех этих ситуациях автор выявляет слой теорети-ческих знаний и показывает, что движение исследовательской мысли вэтом слое основано на конструировании идеальных теоретическихобъектов и оперировании ими. В частности, основные теоретическиевыводы Бахтина, касающиеся особенностей «полифонического рома-на» Достоевского, были получены благодаря конструированию теоре-тической схемы, элементами которой выступают такие идеальныеобъекты, как «голоса героев» и «голос автора», вступающие в диалоги-ческие отношения8. Таким образом, можно заключить, что идеальныетеоретические объекты и построенные из них целостные теоретичес-кие модели (схемы) выступают существенной характеристикой струк-туры любой научной теории, независимо от того, принадлежит ли онак сфере гуманитарных, социальных или естественных наук.


Соответственно двум подуровням теоретического знания можновыделить теоретические схемы и в составе фундаментальной теории,и в составе частных теорий. В основании развитой теории это фунда-ментальная теоретическая схема, которая построена из небольшогонабора базисных абстрактных объектов, конструктивно независимыхдруг от друга, и относительно которой формулируются фундамен-тальные теоретические законы.

Например, в ньютоновской механике ее основные законы форму-лируются относительно системы абстрактных объектов: «материаль-ная точка», «сила», «инерциальная пространственно-временная сис-тема отсчета». Связи и отношения перечисленных объектов образуюттеоретическую модель механического движения, изображающую ме-ханические процессы как перемещение материальной точки по кон-тинууму точек пространства инерциальной системы отсчета с течени-ем времени и как изменение состояния движения материальнойточки под действием силы.

Аналогичным образом в классической электродинамике сущностьэлектромагнитных процессов представлена посредством теоретичес-кой модели, которая образована отношениями конструктов «электри-ческое поле в точке», «магнитное поле в точке» и «ток в точке». Выра-жением этих отношений являются фундаментальные законы теорииэлектромагнитного поля.

Кроме фундаментальной теоретической схемы и фундаменталь-ных законов в состав развитой теории входят частные теоретическиесхемы и законы.

В механике это теоретические схемы и законы колебания, враще-ния тел, соударения упругих тел, движение тела в поле центральныхсил и т.п. В классической электродинамике к слою частных моделей изаконов, включенных в состав теории, принадлежат теоретическиесхемы электростатики и магнитостатики, кулоновского взаимодей-ствия зарядов, магнитного действия тока, электромагнитной индук-ции, постоянного тока и т.д.

Когда эти частные теоретические схемы включены в состав те-ории, они подчинены фундаментальной, но по отношению друг кдругу могут иметь независимый статус. Образующие их абстрактныеобъекты специфичны. Они могут быть сконструированы на основеабстрактных объектов фундаментальной теоретической схемы и вы-ступать как их своеобразная модификация. Различию между фунда-ментальной и частными теоретическими схемами в составе развитойтеории соответствует различие между ее фундаментальными закона-ми и их следствиями.


Как уже отмечалось, частные теоретические схемы и связанные сними уравнения могут предшествовать развитой теории. Более тогокогда возникают фундаментальные теории, рядом с ними могут суще-ствовать частные теоретические схемы, описывающие эту же областьвзаимодействия, но с позиций альтернативных представлений. Так,например, обстояло дело с фарадеевскими моделями электромагнит-ной и электростатической индукции. Они возникли в период, когдасоздавался первый вариант развитой теории электричества и магне-тизма — электродинамика А. Ампера. Это была достаточно развитаяматематизированная теория, которая описывала и объясняла явленияэлектричества и магнетизма с позиций принципа дальнодействия.Что же касается теоретических схем, предложенных М. Фарадеем, тоони базировались на альтернативной идее — близкодействия.

Нелишне подчеркнуть, что законы электростатической и электро-магнитной индукции были сформулированы Фарадеем в качествен-ном виде, без применения математики. Их математическая формули-ровка найдена позднее, когда была создана теория электромагнитногополя. При построении этой теории фарадеевские модели были видо-изменены и включены в ее состав.

Это обстоятельство характерно для судеб любых частных теорети-ческих схем, ассимилируемых развитой теорией. Они редко сохраня-ются в своем первоначальном виде, а чаще всего трансформируются итолько благодаря этому становятся компонентом развитой теории.

Итак, строение развитой естественнонаучной теории можно изо-бразить как сложную, иерархически организованную систему теоре-тических схем и законов, где теоретические схемы образуют своеоб-разный внутренний скелет теории.

Особенности функционирования теорий. Математический аппарати его интерпретация

Функционирование теорий предполагает их применение к объясне-нию и предсказанию опытных фактов. Чтобы использовать фунда-ментальные законы развитой теории, из них нужно получить следст-вия, сопоставимые с результатами опыта. Вывод таких следствийхарактеризуется как развертывание теории.

Каким же образом осуществляется такое развертывание? Ответ наэтот вопрос во многом зависит от того, как понимается строение тео-рии, насколько глубоко выявлена ее содержательная структура.

Долгое время в логико-методологической литературе доминирова-ло представление о теории как гипотетико-дедуктивной системе.


Структура теории рассматривалась по аналогии со структурой форма-лизованной математической теории и изображалась как иерархичес-кая система высказываний, где из базисных утверждений верхнихярусов строго логически выводятся высказывания нижних ярусоввплоть до высказываний, непосредственно сравнимых с опытнымифактами9. Правда, затем эта версия была смягчена и несколько моди-фицирована, поскольку выяснилось, что в процессе вывода прихо-дится уточнять некоторые положения теории, вводить в нее дополни-тельные допущения.

Но в таком случае возникают вполне уместные вопросы: когда икак такие допущения вводятся, в чем их сущность, имеются ли какие-либо, пусть скрытые, нормативы, которые регулируют этот процесс, аесли имеются, в чем они заключаются?

При рассмотрении теории только с формальной стороны, как сис-темы высказываний, ответить на эти вопросы невозможно. Но еслиобратиться к анализу содержательной структуры теории, если учесть,что теоретические высказывания вводятся относительно абстрактныхобъектов, связи и отношения которых составляют смысл теоретичес-ких высказываний, то тогда обнаруживаются новые особенностистроения и функционирования теории.

Иерархической структуре высказываний соответствует иерархиявзаимосвязанных абстрактных объектов. Связи же этих объектов об-разуют теоретические схемы различного уровня. И тогда развертыва-ние теории предстает не только как оперирование высказываниями,но и как мысленные эксперименты с абстрактными объектами теоре-тических схем.

Теоретические схемы играют важную роль в развертывании теории.Вывод из фундаментальных уравнений теории их следствий (частныхтеоретических законов) осуществляется не только за счет формальныхматематических и логических операций над высказываниями, но и засчет содержательных приемов — мысленных экспериментов с аб-страктными объектами теоретических схем, позволяющих редуциро-вать фундаментальную теоретическую схему к частным.

Допустим, что из основных уравнений ньютоновской механикинеобходимо получить выражение для механического закона малыхколебаний. Вывод этого следствия осуществляется следующим обра-зом. Вначале эксплицируется фундаментальная теоретическая схема,обеспечивающая интерпретацию математических выражений дляфундаментальных законов механики. Ее редуцируют к частной теоре-тической схеме, которая представляет собой модель малых механиче-ских колебаний — осциллятор. Эту модель получают в качестве кон-


кретизации фундаментальной теоретической схемы механики путемучета в ней особенностей малых колебаний, которые обнаруживаетреальный опыт. Предполагается, что сила, меняющая состояние дви-жения материальной точки, есть квазиупругая сила. Выбирается такаясистема отсчета, в которой движение материальной точки предстаеткак ее периодическое отклонение и возвращение к положению равно-весия. В результате конструируется теоретическая схема механичес-ких колебаний, которая служит основанием для вывода уравнениямалых колебаний. К этой схеме прилагаются уравнения движения,выражающие второй закон Ньютона. Исходя из особенностей моделималых колебаний, в уравнение F = тх подставляют выражение дляквазиупругой силы F= —lex; где х — отклонение точки от положенияравновесия, а к — коэффициент упругости. В результате на основеуравнения, выражающего второй закон Ньютона, получают выраже-ние для закона малых колебаний тх + кх = 0.

Описанная процедура вывода в своих основных чертах универ-сальна и используется при развертывании различных теорий эмпири-ческих наук.

Даже весьма развитые и математизированные теории физики раз-вертываются за счет не только формально-логических и математичес-ких приемов, но и мысленных экспериментов с абстрактными объек-тами теоретических схем, экспериментов, в процессе которых на базефундаментальной теоретической схемы конструируются частные.

В свете изложенного можно уточнить представление о теории какматематическом аппарате и его интерпретации.

Во-первых, аппарат нельзя понимать как формальное исчисление,развертывающееся только в соответствии с правилами математичес-кого оперирования. Лишь отдельные фрагменты этого аппарата стро-ятся подобным способом. «Сцепление» же их осуществляется за счетобращения к теоретическим схемам, которые эксплицируются в фор-ме особых модельных представлений, что позволяет, проводя мыс-ленные эксперименты над абстрактными объектами таких схем, кор-ректировать преобразования уравнений принятого формализма.

Во-вторых, следует уточнить само понятие интерпретации. Изве-стно, что интерпретация уравнений обеспечивается их связью с тео-ретической моделью, в объектах которой выполняются уравнения, исвязью уравнений с опытом. Последний аспект называется эмпири-ческой интерпретацией.

Эмпирическая интерпретация достигается за счет особого отобра-жения теоретических схем на объекты тех экспериментально-измери-тельных ситуаций, на объяснение которых претендует модель.


Процедуры отображения состоят в установлении связей междупризнаками абстрактных объектов и отношениями эмпирическихобъектов. Описанием этих процедур выступают правила соответ-ствия. Они составляют содержание операциональных определенийвеличин, фигурирующих в уравнениях теории. Такие определенияимеют двухслойную структуру, включающую 1) описание идеализи-рованной процедуры измерения (измерение в рамках мысленногоидеализированного эксперимента) и 2) описание приемов построе-ния данной процедуры как идеализации реальных экспериментов иизмерений, обобщаемых в теории. Например, электрическая напря-женность в точке Е в классической электродинамике операциональноопределяется через описание следующего мысленного эксперимента:предполагается, что в соответствующую точку поля вносится точеч-ный пробный заряд и импульс, приобретенный данным зарядом, слу-жит мерой электрической напряженности поля в данной точке. Иде-ализации, которые используются в этом мысленном эксперименте,обосновываются в качестве выражения существенных особенностейреальных опытов электродинамики. В частности, точечный пробныйзаряд обосновывается как идеализация, опирающаяся на особеннос-ти реальных экспериментов кулоновского типа. В этих экспериментахможно уменьшать объем заряженных тел и варьировать величину за-рядов, сосредоточенных в объеме каждого тела. На этой основе мож-но добиться того, чтобы заряд, вносимый в поле действия сил другогозаряда, оказывал на него пренебрежимо малое воздействие. Идеали-зирующие допущения, что заряд, по отдаче которого обнаруживаетсяполе, сосредоточен в точке и не оказывает никакого обратного воз-действия на поле, вводит представление о точечном пробном заряде.

Фундаментальные уравнения теории приобретают физическийсмысл и статус физических законов благодаря отображению на фунда-ментальную теоретическую схему. Но было бы большим упрощениемсчитать, что таким образом обеспечивается физический смысл и тео-ретических следствий, выводимых из фундаментальных уравнений.Чтобы обеспечить такой смысл, нужно еще уметь конструировать наоснове фундаментальной теоретической схемы частные теоретическиесхемы. Нетрудно, например, установить, что математические выраже-ния для законов Ампера, Био — Савара и т.д., выведенные из уравне-ний Максвелла, уже не могут интерпретироваться посредством фунда-ментальной теоретической схемы электродинамики. Они содержат всебе специфические величины, смысл которых идентичен признакамабстрактных объектов соответствующих частных теоретических схем,в которых векторы электрической, магнитной напряженности и плот-


ности тока в точке замещаются другими конструктами: плотностью то-ка в некотором объеме, напряженностями поля, взятыми по некото-рой конечной пространственной области, и т.д.

Учитывая все эти особенности развертывания теории и ее матема-тического аппарата, можно расценить конструирование частных схеми вывод соответствующих уравнений как порождение фундаменталь-ной теорией специальных теорий (микротеорий). При этом важноразличить два типа таких теорий, отличающихся характером лежащихв их основании теоретических схем. Специальные теории первого ти-па могут целиком входить в обобщающую фундаментальную теориюна правах ее раздела (как, например, включаются в механику моделии законы малых колебаний, вращения твердых тел и т.п.). Специаль-ные теории второго типа лишь частично соотносятся с какой-либоодной фундаментальной теорией. Лежащие в их основании теорети-ческие схемы являются своего рода гибридными образованиями. Онисоздаются на основе фундаментальных теоретических схем по мень-шей мере двух теорий. Примерами такого рода гибридных образова-ний может служить классическая модель излучения абсолютно черно-го тела, построенная на базе представлений термодинамики иэлектродинамики. Гибридные теоретические схемы могут существо-вать в качестве самостоятельных теоретических образований наряду сфундаментальными теориями и негибридными частными схемами,еще не включенными в состав фундаментальной теории.

Вся эта сложная система взаимодействующих друг с другом теорийфундаментального и частного характера образует массив теоретичес-кого знания некоторой научной дисциплины.

Каждая из теорий даже специального характера имеет свою струк-туру, характеризующуюся уровневой иерархией теоретических схем.В этом смысле разделение теоретических схем на фундаментальную ичастные относительно. Оно имеет смысл только при фиксации тойили иной теории. Например, гармонический осциллятор как модельмеханических колебаний, будучи частной схемой по отношению кфундаментальной теоретической схеме механики, вместе с тем имеетбазисный фундаментальный статус по отношению к еще более специ-альным теоретическим моделям, которые конструируются для описа-ния различных конкретных ситуаций механического колебания (та-ких, например, как вырожденные колебания маятника, затухающиеколебания маятника или тела на пружине и т.д.).

При выводе следствий из базисных уравнений любой теории, какфундаментальной, так и специальной (микротеории), исследовательосуществляет мысленные эксперименты с теоретическими схемами,

Основания науки 191

используя конкретизирующие допущения и редуцируя фундамен-тальную схему соответствующей теории к той или иной частной тео-ретической схеме.

Специфика сложных форм теоретического знания, таких, как фи-зическая теория, состоит в том, что операции построения частных те-оретических схем на базе конструктов фундаментальной теоретичес-кой схемы не описываются в явном виде в постулатах и определенияхтеории. Эти операции демонстрируются на конкретных образцах, ко-торые включаются в состав теории в качестве своего рода эталонныхситуаций, показывающих, как осуществляется вывод следствий из ос-новных уравнений теории. Неформальный характер всех этих проце-дур, необходимость каждый раз обращаться к исследуемому объекту иучитывать его особенности при конструировании частных теоретиче-ских схем превращают вывод каждого очередного следствия из основ-ных уравнений теории в особую теоретическую задачу. Развертываниетеории осуществляется в форме решения таких задач. Решение неко-торых из них с самого начала предлагается в качестве образцов, в со-ответствии с которыми должны решаться остальные задачи.

Итак, эмпирический и теоретический уровни научного знанияимеют сложную структуру. Взаимодействие знаний каждого из этихуровней, их объединение в относительно самостоятельные блоки, на-личие прямых и обратных связей между ними требуют рассматриватьих как целостную, самоорганизующуюся систему. В рамках каждойнаучной дисциплины многообразие знаний организуется в единое си-стемное целое во многом благодаря основаниям, на которые они опи-раются. Основания выступают системообразующим блоком, которыйопределяет стратегию научного поиска, систематизацию полученныхзнаний и обеспечивает их включение в культуру соответствующей ис-торической эпохи.

Основания науки

Можно выделить по меньшей мере три главных компонента основа-ний научной деятельности: идеалы и нормы исследования, научнуюкартину мира и философские основания науки. Каждый из них, в своюочередь, внутренне структурирован. Охарактеризуем каждый из ука-занных компонентов и проследим, каковы их связи между собой ивозникающими на их основе эмпирическими и теоретическими зна-ниями.


Идеалы и нормы исследовательской деятельности

Как и всякая деятельность, научное познание регулируется опреде-ленными идеалами и нормативами, в которых выражены представле-ния о целях научной деятельности и способах их достижения. Средиидеалов и норм науки могут быть выявлены: а) собственно познава-тельные установки, которые регулируют процесс воспроизведенияобъекта в различных формах научного знания; б) социальные норма-тивы, которые фиксируют роль науки и ее ценность для обществен-ной жизни на определенном этапе исторического развития, управля-ют процессом коммуникации исследователей, отношениями научныхсообществ и учреждений между собой и с обществом в целом и т.д. .

Эти два аспекта идеалов и норм науки соответствуют двум аспек-там ее функционирования: как познавательной деятельности и каксоциального института.

Познавательные идеалы и нормы науки имеют достаточно слож-ную организацию, в которой можно выделить следующие основныеих формы: 1) объяснения и описания, 2) доказательности и обосно-ванности знания, 3) построения и организации знаний. В совокупно-сти они образуют своеобразную схему метода исследовательской дея-тельности, обеспечивающую освоение объектов определенного типа.

На разных этапах своего исторического развития наука создаетразные типы таких схем метода, представленных системой идеалов инорм исследования. Сравнивая их, можно выделить как общие, инва-риантные, так и особенные черты в содержании познавательных иде-алов и норм.

Если общие черты характеризуют специфику научной рациональ-ности, то особенные черты выражают ее исторические типы и их кон-кретные дисциплинарные разновидности. В содержании любой извыделенных нами форм идеалов и норм науки (объяснения и описа-ния, доказательности, обоснования и организации знаний) можно за-фиксировать по меньшей мере три взаимосвязанных уровня.

Первый уровень представлен признаками, которые отличают на-уку от других форм познания (обыденного, стихийно-эмпирическогопознания, искусства, религиозно-мифологического освоения мираи т.п.). Например, в разные исторические эпохи по-разному понима-лись природа научного знания, процедуры его обоснования и стан-дарты доказательности. Но то, что научное знание отлично от мне-ния, что оно должно быть обосновано и доказано, что наука не можетограничиваться непосредственными констатациями явлений, а дол-жна раскрыть их сущность, — все эти нормативные требования вы-


поднялись и в античной, и в средневековой науке, и в науке нашеговремени.

Второй уровень содержания идеалов и норм исследования пред-ставлен исторически изменчивыми установками, которые характери-зуют стиль мышления, доминирующий в науке на определенном ис-торическом этапе ее развития.

Так, сравнивая древнегреческую математику с математикой Древ-него Вавилона и Древнего Египта, можно обнаружить различия в иде-алах организации знания. Идеал изложения знаний как набора рецеп-тов решения задач, принятый в математике Древнего Востока, вгреческой математике заменяется идеалом организации знания какдедуктивно развертываемой системы, в которой из исходных посы-лок-аксиом выводятся следствия. Наиболее яркой реализацией этогоидеала была первая теоретическая система в истории науки — евкли-дова геометрия.

При сопоставлении способов обоснования знания, господствовав-ших в средневековой науке, с нормативами исследования, приняты-ми в науке Нового времени, обнаруживается изменение идеалов инорм доказательности и обоснованности знания. В соответствии с об-щими мировоззренческими принципами, со сложившимися в культу-ре своего времени ценностными ориентациями и познавательнымиустановками ученый Средневековья различал правильное знание,проверенное наблюдениями и приносящее практический эффект, иистинное знание, раскрывающее символический смысл вещей, поз-воляющее через чувственные вещи микрокосма увидеть макрокосм,через земные предметы соприкоснуться с миром небесных сущнос-тей. Поэтому при обосновании знания в средневековой науке ссылкина опыт как на доказательство соответствия знания свойствам вещейв лучшем случае означали выявление только одного из многих смыс-лов вещи, причем далеко не главного смысла.

Становление естествознания в конце XVI — начале XVII в. утвер-дило новые идеалы и нормы обоснованности знания. В соответствиис новыми ценностными ориентациями и мировоззренческими уста-новками главная цель познания определялась как изучение и раскры-тие природных свойств и связей предметов, обнаружение естествен-ных причин и законов природы. Отсюда в качестве главноготребования обоснованности знания о природе было сформулированотребование его экспериментальной проверки. Эксперимент стал рас-сматриваться как важнейший критерий истинности знания.

Можно показать далее, что уже после становления теоретическогоестествознания в XVII в. его идеалы и нормы претерпевали сушест-

13-959


венную перестройку. Вряд ли, например, физик XVII—XIX вв. удов-летворился бы идеалами квантово-механического описания, в кото-рых теоретические характеристики объекта даются через ссылки нахарактер приборов, а вместо целостной картины физического мирапредлагаются две дополнительные картины, где одна дает простран-ственно-временное, а другая причинно-следственное описание явле-ний. Классическая физика и квантово-релятивистская физика — эторазные типы научной рациональности, которые находят свое кон-кретное выражение в различном понимании идеалов и норм исследо-вания.

Наконец, в содержании идеалов и норм научного исследованияможно выделить третий уровень, в котором установки второго уровняконкретизируются применительно к специфике предметной областикаждой науки (математики, физики, биологии, социальных наук и т.п.).

Например, в математике отсутствует идеал экспериментальнойпроверки теории, но для опытных наук он обязателен.

В физике существуют особые нормативы обоснования ее развитыхматематизированных теорий. Они выражаются в принципах наблю-даемости, соответствия, инвариантности. Эти принципы регулируютфизическое исследование, но они избыточны для наук, только всту-пающих в стадию теоретизации и математизации.

Современная биология не может обойтись без идеи эволюции, ипоэтому методы историзма органично включаются в систему ее позна-вательных установок. Физика же пока не прибегает в явном виде к этимметодам. Если в биологии идея развития распространяется на законыживой природы (эти законы возникают вместе со становлением жиз-ни), то в физике до последнего времени вообще не ставилась проблемапроисхождения действующих во Вселенной физических законов. Лишьв последней трети XX в. благодаря развитию теории элементарных час-тиц в тесной связи с космологией, а также достижениям термодинами-ки неравновесных систем (концепция И. Пригожина) и синергетики, вфизику начинают проникать эволюционные идеи, вызывая измененияранее сложившихся дисциплинарных идеалов и норм.

Специфика исследуемых объектов непременно сказывается на ха-рактере идеалов и норм научного познания, и каждый новый тип си-стемной организации объектов, вовлекаемый в орбиту исследователь-ской деятельности, как правило, требует трансформации идеалов инорм научной дисциплины. Но не только спецификой объекта обус-ловлено их функционирование и развитие. В их системе выражен оп-ределенный образ познавательной деятельности, представление обобязательных процедурах, которые обеспечивают постижение исти-


н ы. Этот образ всегда имеет социокультурную размерность. Он фор-мируется в науке под влиянием социальных потребностей, испытываявоздействие мировоззренческих структур, лежащих в фундаментекультуры той или иной исторической эпохи. Эти влияния определяютспецифику обозначенного выше второго уровня содержания идеалови норм исследования, который выступает базисом для формированиянормативных структур, выражающих особенности различных пред-метных областей науки. Именно на этом уровне наиболее ясно про-слеживается зависимость идеалов и норм науки от культуры эпохи,доминирующих в ней мировоззренческих установок и ценностей.

Поясним вышеизложенное примером. Когда известный естество-испытатель XVIII в. Ж. Бюффон знакомился с трактатами натуралис-та эпохи Возрождения Альдрованди, он выражал крайнее недоумениепо поводу ненаучного способа описания и классификации явлений вего трактатах.

Например, в трактат о змеях Альдрованди наряду со сведениями,которые естествоиспытатели последующих эпох отнесли бы к научно-му описанию (виды змей, их размножение, действие змеиного ядаи т.д.), включил описания чудес и пророчеств, связанных с тайнымизнаками змеи, сказания о драконах, сведения об эмблемах и геральди-ческих знаках, о созвездиях Змеи, Змееносца, Дракона и связанных сними астрологических предсказаниях и т.п.11

Такие способы описания были реликтами познавательных иде-алов, характерных для культуры средневекового общества. Они былипорождены доминирующими в этой культуре мировоззренческимиустановками, которые определяли восприятие, понимание и позна-ние человеком мира. В системе таких установок познание мира трак-товалось как расшифровка смысла, вложенного в веши и события ак-том божественного творения. Вещи и явления рассматривались какдуально расщепленные — их природные свойства воспринималисьодновременно и как знаки божественного помысла, воплощенного вмире. В соответствии с этими мировоззренческими установками фор-мировались идеалы и нормы объяснения и описания, принятые всредневековой науке. Описать вещь или явление значило не толькозафиксировать признаки, которые в более поздние эпохи (в науке Но-вого времени) квалифицировались как природные свойства и качест-ва вещей, но и обнаружить «знаково-символические» признаки ве-Щей, их аналогии, «созвучия» и «перекличку» с другими вещами исобытиями Универсума.

Поскольку вещи и явления воспринимались как знаки, а мир трак-товался как своеобразная книга, написанная «божьими письменами»,


постольку словесный или письменный знак и сама обозначаемая имвещь могли быть уподоблены друг другу. Поэтому в описаниях и клас-сификациях средневековой науки реальные признаки вещи частообъединяются в единый класс с символическими обозначениями иязыковыми знаками. С этих позиций вполне допустимо, например,сгруппировать в одном описании биологические признаки змеи, ге-ральдические знаки и легенды о змеях, истолковав все это как различ-ные виды знаков, обозначающих некоторую идею (идею змеи), вло-женную в мир божественным помыслом.

Перестройка идеалов и норм средневековой науки, начатая вэпоху Возрождения, осуществлялась на протяжении довольно дли-тельного исторического периода. На первых порах новое содержа-ние облекалось в старую форму, а новые идеи и методы соседствова-ли со старыми. Поэтому в науке Возрождения мы встречаем нарядус принципиально новыми познавательными установками (требова-ние экспериментального подтверждения теоретических построений,установка на математическое описание природы) и довольно рас-пространенные приемы описания и объяснения, заимствованные изпрошлой эпохи.

Показательно, что вначале идеал математического описания приро-ды утверждался в эпоху Возрождения, исходя из традиционных длясредневековой культуры представлений о природе как книге, написан-ной «божьими письменами». Затем эта традиционная мировоззренчес-кая конструкция была наполнена новым содержанием и получила но-вую интерпретацию: «Бог написал книгу природы языком математики».

Итак, первый блок оснований науки составляют идеалы и нормыисследования. Они образуют целостную систему с достаточно слож-ной организацией. Эту систему, если воспользоваться аналогиейА. Эддингтона, можно рассмотреть как своего рода «сетку метода»,которую наука «забрасывает в мир» с тем, чтобы «выудить из него оп-ределенные типы объектов». «Сетка метода» детерминирована, с од-ной стороны, социокультурными факторами, определенными миро-воззренческими презумпциями, доминирующими в культуре той илииной исторической эпохи, с другой — характером исследуемых объек-тов. Это означает, что с трансформацией идеалов и норм меняется«сетка метода» и, следовательно, открывается возможность познанияновых типов объектов.

Определяя общую схему метода деятельности, идеалы и нормы ре-гулируют построение различных типов теорий, осуществление на-блюдений и формирование эмпирических фактов. Они как бы вплав-ляются, впечатываются во все эти процессы исследовательской


деятельности. Исследователь может не осознавать всех применяемых

в поиске нормативных структур, многие из которых ему представля-ются само собой разумеющимися. Он чаще всего усваивает их, ориен-тируясь на образцы уже проведенных исследований и на их результа-ты. В этом смысле процессы построения и функционированиянаучных знаний демонстрируют идеалы и нормы, в соответствии с ко-торыми создавались научные знания.

В системе таких знаний и способов их построения возникают свое-образные эталонные формы, на которые ориентируется исследова-тель. Так, например, для Ньютона идеалы и нормы организации тео-ретического знания были выражены евклидовой геометрией, и онсоздавал свою механику, ориентируясь на этот образец. В свою оче-редь, ньютоновская механика была своеобразным эталоном для Ам-пера, когда он поставил задачу создать обобщающую теорию электри-чества и магнетизма.

Вместе с тем историческая изменчивость идеалов и норм, необхо-димость вырабатывать новые регулятивы исследования порождаютпотребность в их осмыслении и рациональной экспликации. Резуль-татом такой рефлексии над нормативными структурами и идеаламинауки выступают методологические принципы, в системе которыхописываются идеалы и нормы исследования.

Научная картина мира

Второй блок оснований науки составляет научная картина мира.В развитии современных научных дисциплин особую роль играютобобщенные схемы — образы предмета исследования, посредствомкоторых фиксируются основные системные характеристики изуча-емой реальности. Эти образы часто именуют специальными картина-ми мира. Термин «мир» применяется здесь в специфическом смыс-ле — как обозначение некоторой сферы действительности, изучаемойв данной науке («мир физики», «мир биологии» и т.п.). Чтобы избе-жать терминологических дискуссий, имеет смысл пользоваться инымназванием — картина исследуемой реальности12. Наиболее изучен-ным ее образцом является физическая картина мира. Но подобныекартины есть в любой науке, как только она конституируется в каче-стве самостоятельной отрасли научного знания.

Обобщенная характеристика предмета исследования вводится вкартине реальности посредством представлений 1) о фундаменталь-ных объектах, из которых полагаются построенными все другие объ-екты, изучаемые соответствующей наукой, 2) о типологии изучаемых


объектов, 3) об общих закономерностях их взаимодействия, 4) о про-странственно-временной структуре реальности. Все эти представле-ния могут быть описаны в системе онтологических принципов, по-средством которых эксплицируется картина исследуемой реальностии которые выступают как основание научных теорий соответствую-щей дисциплины. Например, принципы: мир состоит из неделимыхкорпускул; их взаимодействие осуществляется как мгновенная пере-дача сил по прямой; корпускулы и образованные из них тела переме-щаются в абсолютном пространстве с течением абсолютного време-ни — описывают картину физического мира, сложившуюся во второйполовине XVII в. и получившую впоследствии название механиче-ской картины мира.

Переход от механической к электродинамической (последняя чет-верть XIX в.), а затем к квантово-релятивистской картине физическойреальности (первая половина XX в.) сопровождался изменением сис-темы онтологических принципов физики. Особенно радикальным онбыл в период становления квантово-релятивистской физики (пере-смотр принципов неделимости атомов, существования абсолютногопространства — времени, лапласовской детерминации физическихпроцессов).

По аналогии с физической картиной мира можно выделить карти-ны реальности в других науках (химии, биологии, астрономии и т.д.).Среди них также существуют исторически сменяющие друг друга ти-пы картин мира, что обнаруживается при анализе истории науки. На-пример, принятый химиками во времена Лавуазье образ мира хими-ческих процессов был мало похож на современный. В качествефундаментальных объектов полагались лишь некоторые из известныхныне химических элементов. К ним приплюсовывался ряд сложныхсоединений (например, извести), которые в то время относили к«простым химическим субстанциям». После работ Лавуазье флогис-тон был исключен из числа таких субстанций, но теплород еще чис-лился в этом ряду. Считалось, что взаимодействие всех этих «простыхсубстанций» и элементов, развертывающееся в абсолютном прост-ранстве и времени, порождает все известные типы сложных химичес-ких соединений.

Такого рода картина исследуемой реальности на определенномэтапе истории науки казалась истинной большинству химиков. Онацеленаправляла как поиск новых фактов, так и построение теоретиче-ских моделей, объясняющих эти факты.

Каждая из конкретно-исторических форм картины исследуемойреальности может реализовываться в ряде модификаций, выража-


юших основные этапы развития научных знаний. Среди таких моди-фикаций могут быть линии преемственности в развитии того илииного типа картины реальности (например, развитие ньютоновскихпредставлений о физическом мире Эйлером, развитие электродина-мической картины мира Фарадеем, Максвеллом, Герцем, Лоренцем,каждый из которых вводил в эту картину новые элементы). Но воз-можны и другие ситуации, когда один и тот же тип картины мира ре-ализуется в форме конкурирующих и альтернативных друг другу пред-ставлений о физическом мире и когда одно из них в конечном итогепобеждает в качестве «истинной» физической картины мира (приме-рами могут служить борьба Ньютоновой и Декартовой концепцийприроды как альтернативных вариантов механической картины мира,а также конкуренция двух основных направлений в развитии электро-динамической картины мира: программы Ампера — Вебера, с однойстороны, и программы Фарадея — Максвелла — с другой).

Картина реальности обеспечивает систематизацию знаний в рам-ках соответствующей науки. С ней связаны различные типы теорийнаучной дисциплины (фундаментальные и частные), а также опытныефакты, на которые опираются и с которыми должны быть согласова-ны принципы картины реальности. Одновременно она функциони-рует в качестве исследовательской программы, которая целенаправ-ляет постановку задач как эмпирического, так и теоретическогопоиска и выбор средств их решения.

Связь картины мира с ситуациями реального опыта особенно от-четливо проявляется тогда, когда наука начинает изучать объекты, длякоторых еще не создано теории и которые исследуются эмпирически-ми методами. Одной из типичных ситуаций может служить роль элек-тродинамической картины мира в экспериментальном изучении ка-тодных лучей. Случайное обнаружение их в эксперименте ставиловопрос о природе открытого физического агента. Электродинамичес-кая картина мира требовала все процессы природы рассматривать каквзаимодействие «лучистой материи» (колебаний эфира) и частиц ве-щества, которые могут быть электрически заряженными или электри-чески нейтральными. Отсюда возникали гипотезы о природе катодныхлучей: одна из них предполагала, что новые физические агенты пред-ставляют собой поток частиц, другая рассматривала эти агенты какразновидность излучения. Соответственно этим гипотезам ставилисьэкспериментальные задачи и вырабатывались планы экспериментов,посредством которых была выяснена природа катодных и рентгенов-ских лучей. Физическая картина мира целенаправляла эти экспери-менты, последние же, в свою очередь, оказывали обратное воздейст-


вие на картину мира, стимулируя ее уточнение и развитие (например,выяснение природы катодных лучей в опытах Крукса, Перрена, Том-сона было одним из оснований, благодаря которому в электродинами-ческую картину мира было введено представление об электронах как«атомах электричества», несводимых к «атомам вещества»).

Кроме непосредственной связи с опытом картина мира имеете нимопосредованные связи через основания теорий, которые образуют тео-ретические схемы и сформулированные относительно них законы.

Картину мира можно рассматривать в качестве некоторой теорети-ческой модели исследуемой реальности. Но это особая модель, отлич-ная от моделей, лежащих в основании конкретных теорий.

Во-первых, они различаются по степени общности. На одну и туже картину мира может опираться множество теорий, в том числе ифундаментальных. Например, с механической картиной мира былисвязаны механика Ньютона — Эйлера, термодинамика и электроди-намика Ампера — Вебера. С электродинамической картиной мирасвязаны не только основания максвелловской электродинамики, но иоснования механики Герца.

Во-вторых, специальную картину мира можно отличить от теорети-ческих схем, анализируя образующие их абстракции (идеальные объек-ты). Так, в механической картине мира процессы природы характеризо-вались посредством таких абстракций, как «неделимая корпускула»,«тело», «взаимодействие тел, передающееся мгновенно по прямой и ме-няющее состояние движения тел», «абсолютное пространство» и «абсо-лютное время». Что же касается теоретической схемы, лежащей в осно-вании ньютоновской механики (взятой в ее эйлеровском изложении),то в ней сущность механических процессов характеризуется посредст-вом иных абстракций, таких, как «материальная точка», «сила», «инер-циальная пространственно-временная система отсчета».

Аналогичным образом можно выявить различие между конструк-тами теоретических схем и конструктами картины мира, обращаясь ксовременным образцам теоретического знания. Так, в рамках фунда-ментальной теоретической схемы квантовой механики процессы ми-кромира характеризуются в терминах отношений вектора состояниячастицы к вектору состояния прибора. Но эти же процессы могутбыть описаны «менее строгим» образом, например в терминах корпу-скулярно-волновых свойств частиц, взаимодействия частиц с измери-тельными приборами определенного типа, корреляций свойств мик-рообъектов относительно макроусловий и т.д. И это уже несобственно язык теоретического описания, а дополняющий его и свя-занный с ним язык физической картины мира.


Идеальные объекты, образующие картину мира, и абстрактныеобъекты, образующие в своих связях теоретическую схему, имеют раз-ный статус. Последние представляют собой идеализации, и их нетож-дественность реальным объектам очевидна. Любой физик понимает,что «материальная точка» не существует в самой природе, ибо в при-роде нет тел, лишенных размеров. Но последователь Ньютона, при-нявший механическую картину мира, считал неделимые атомы реаль-но существующими «первокирпичиками» материи. От отождествлял сприродой упрощающие ее и схематизирующие абстракции, в системекоторых создается физическая картина мира. В каких именно призна-ках эти абстракции не соответствуют реальности — это исследовательвыясняет чаще всего лишь тогда, когда его наука вступает в полосуломки старой картины мира и замены ее новой.

Будучи отличными от картины мира, теоретические схемы всегдасвязаны с ней. Установление этой связи является одним из обязатель-ных условий построения теории.

Благодаря связи с картиной мира происходит объективация теоре-тических схем. Составляющая их система абстрактных объектов пред-стает как выражение сущности изучаемых процессов «в чистом виде».Важность этой процедуры можно проиллюстрировать на конкретномпримере. Когда в механике Герца вводится теоретическая схема меха-нических процессов, в рамках которой они изображаются только какизменение во времени конфигурации материальных точек, а сила пред-ставлена как вспомогательное понятие, характеризующее тип такойконфигурации, то все это воспринимается вначале как весьма искусст-венный образ механического движения. Но в механике Герца содер-жится разъяснение13, что все тела природы взаимодействуют черезмировой эфир, а передача сил представляет собой изменение простран-ственных отношений между частицами эфира. В результате теоретиче-ская схема, лежащая в основании механики Герца, предстает уже каквыражение глубинной сущности природных процессов.

Процедура отображения теоретических схем на картину мираобеспечивает ту разновидность интерпретации уравнений, выража-ющих теоретические законы, которую в логике называют концепту-альной (или семантической) интерпретацией и которая обязательнаДля построения теории. Таким образом, вне картины мира теория неможет быть построена в завершенной форме.

Картины реальности, развиваемые в отдельных научных дисципли-нах, не являются изолированными друг от друга. Они взаимодейству-ют между собой. В этой связи возникает вопрос: существуют ли болееширокие горизонты систематизации знаний, формы их систематиза-


ции, интегративные по отношению к специальным картинам реально-сти (дисциплинарным онтологиям)? В методологических исследова-ниях такие формы уже зафиксированы и описаны. К ним относитсяобщая научная картина мира, которая выступает особой формой тео-ретического знания. Она интегрирует наиболее важные достиженияестественных, гуманитарных и технических наук — это достижениятипа представлений о нестационарной Вселенной и Большом взрыве,о кварках и синергетических процессах, о генах, экосистемах и био-сфере, об обществе как целостной системе, о формациях и цивилиза-циях и т.д. Вначале они развиваются как фундаментальные идеи ипредставления соответствующих дисциплинарных онтологии, а затемвключаются в общую научную картину мира.

И если дисциплинарные онтологии (специальные научные карти-ны мира) репрезентируют предметы каждой отдельной науки (физи-ки, биологии, социальных наук и т.д.), то в общей научной картинемира представлены наиболее важные системно-структурные характе-ристики предметной области научного познания как целого, взятогона определенной стадии его исторического развития.

Революции в отдельных науках (физике, химии, биологии и т.д.),меняя видение предметной области соответствующей науки, посто-янно порождают мутации естественнонаучной и общенаучной картинмира, приводят к пересмотру ранее сложившихся в науке представле-ний о действительности. Однако связь между изменениями в карти-нах реальности и кардинальной перестройкой естественнонаучной иобщенаучной картин мира не однозначна. Нужно учитывать, что но-вые картины реальности вначале выдвигаются как гипотезы. Гипоте-тическая картина проходит этап обоснования и может весьма дли-тельное время сосуществовать рядом с прежней картиной реальности.Чаще всего она утверждается не только в результате продолжительнойпроверки опытом ее принципов, но и благодаря тому что эти принци-пы служат базой для новых фундаментальных теорий.

Вхождение новых представлений о мире, выработанных в той илииной отрасли знания, в общенаучную картину мира не исключает, апредполагает конкуренцию различных представлений об исследуемойреальности.

Картина мира строится коррелятивно схеме метода, выражаемогов идеалах и нормах науки. В наибольшей мере это относится к идеа-лам и нормам объяснения, в соответствии с которыми вводятся онто-логические постулаты науки. Выражаемый в них способ объяснения Иописания включает в снятом виде все те социальные детерминации,которые определяют возникновение и функционирование соответст-


вующих идеалов и норм научности. Вместе с тем постулаты научнойкартины мира испытывают и непосредственное влияние мировоз-зренческих установок, доминирующих в культуре некоторой эпохи.

Возьмем, например, представления об абсолютном пространствемеханической картины мира. Они возникали на базе идеи однородно-сти пространства. Напомним, что эта идея одновременно послужила иодной из предпосылок становления идеала экспериментального обос-нования научного знания, поскольку позволяла утвердиться принципувоспроизводимости эксперимента. Формирование же этой идеи и ееутверждение в науке исторически связаны с преобразованием миро-воззренческих смыслов категории пространства на переломе от Сред-невековья к Новому времени. Перестройка всех этих смыслов, начав-шаяся в эпоху Возрождения, была сопряжена с новым пониманиемчеловека, его места в мире и его отношения к природе. Причем модер-низация смыслов категории пространства происходила не только в на-уке, но и в самых различных сферах культуры. В этом отношении по-казательно, что становление концепции гомогенного, евклидовапространства в физике резонировало с процессами формирования но-вых идей в изобразительном искусстве эпохи Возрождения, когда жи-вопись стала использовать линейную перспективу евклидова прост-ранства, воспринимаемую как реальную чувственную достоверностьприроды.

Представления о мире, которые вводятся в картинах исследуемойреальности, всегда испытывают определенное воздействие аналогийи ассоциаций, почерпнутых из различных сфер культурного творчест-ва, включая обыденное сознание и производственный опыт опреде-ленной исторической эпохи.

Нетрудно, например, обнаружить, что представления об электри-ческом флюиде и теплороде, включенные в механическую картинумира в XVIII в., складывались во многом под влиянием предметныхобразов, почерпнутых из сферы повседневного опыта и производствасоответствующей эпохи. Здравому смыслу XVIII столетия легче былосогласиться с существованием немеханических сил, представляя ихпо образу и подобию механических, например представляя поток теп-ла как поток невесомой жидкости — теплорода, падающего наподо-бие водяной струи с одного уровня на другой и производящего за счетэтого работу так же, как совершает эту работу вода в гидравлическихустройствах. Но вместе с тем введение в механическую картину мирапредставлений о различных субстанциях — носителях сил — содержа-ло и момент объективного знания. Представление о качественно раз-личных типах сил было первым шагом на пути к признанию несводи-


мости всех видов взаимодействия к механическому. Оно способство-вало формированию особых, отличных от механического, представ-лений о структуре каждого из таких видов взаимодействия.

Формирование картин исследуемой реальности в каждой отраслинауки всегда протекает не только как процесс внутринаучного харак-тера, но и как взаимодействие науки с другими областями культуры.

Вместе с тем, поскольку картина реальности должна выразить глав-ные сущностные характеристики исследуемой предметной области,постольку она складывается и развивается под непосредственным воз-действием фактов и специальных теоретических моделей науки, объ-ясняющих факты. Благодаря этому в ней постоянно возникают новыеэлементы содержания, которые могут потребовать даже коренного пе-ресмотра ранее принятых онтологических принципов. Развитая наукадает множество свидетельств именно таких, преимущественно внутри-научных, импульсов эволюции картины мира. Представления об анти-частицах, кварках, нестационарной Вселенной и т.п. выступили ре-зультатом совершенно неожиданных интерпретаций математическихвыводов физических теорий и затем включались в качестве фундамен-тальных представлений в научную картину мира.

Философские основания науки

Рассмотрим теперь третий блок оснований науки. Включение научно-го знания в культуру предполагает его философское обоснование.Оно осуществляется посредством философских идей и принципов,которые обосновывают онтологические постулаты науки, а также ееидеалы и нормы. Характерным в этом отношении примером можетслужить обоснование Фарадеем материального статуса электрическихи магнитных полей ссылками на принцип единства материи и силы.

Экспериментальные исследования Фарадея подтверждали идею,что электрические и магнитные силы передаются в пространстве немгновенно по прямой, а по линиям различной конфигурации от точ-ки к точке. Эти линии, заполняя пространство вокруг зарядов и ис-точников магнетизма, воздействовали на заряженные тела, магниты ипроводники. Но силы не могут существовать в отрыве от материи. По-этому, подчеркивал Фарадей, линии сил нужно связать с материей ирассматривать их как особую субстанцию .

Не менее показательно обоснование Н. Бором нормативов кванто-во-механического описания. Решающую роль здесь сыграла аргумента-ция Н. Бора, в частности его соображения о принципиальной «макро-скопичности» познающего субъекта и применяемых им измерительных


приборов. Исходя из анализа процесса познания как деятельности, ха-рактер которой обусловлен природой и спецификой познавательныхсредств, Бор обосновывал принцип описания, получивший впоследст-вии название принципа относительности описания объекта к средст-вам наблюдения.

Как правило, в фундаментальных областях исследования развитаянаука имеет дело с объектами, еще не освоенными ни в производстве,ни в обыденном опыте (иногда практическое освоение таких объектовосуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они былиоткрыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут бытьнепривычными и непонятными. Знания о них и методы получениятаких знаний могут существенно не совпадать с нормативами и пред-ставлениями о мире обыденного познания соответствующей истори-ческой эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объекта), а так-же идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только впериод их формирования, но и в последующие периоды перестройкинуждаются в своеобразной стыковке с господствующим мировоззре-нием той или иной исторической эпохи, с категориями ее культуры.

Такую «стыковку» обеспечивают философские основания науки.В их состав входят, наряду с обосновывающими постулатами, такжеидеи и принципы, которые обеспечивают эвристику поиска. Этипринципы обычно целенаправляют перестройку нормативных струк-тур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснованияполученных результатов — новых онтологии и новых представлений ометоде. Но совпадение философской эвристики и философскогообоснования не является обязательным. Может случиться, что в про-цессе формирования новых представлений исследователь используетодни философские идеи и принципы, а затем развитые им представ-ления получают другую философскую интерпретацию, и только такони обретают признание и включаются в культуру. Таким образом,философские основания науки гетерогенны. Они допускают вари-ации философских идей и категориальных смыслов, применяемых висследовательской деятельности.

Философские основания науки не следует отождествлять с общиммассивом философского знания. Из большого поля философскойпроблематики и вариантов ее решений, возникающих в культуре каж-дой исторической эпохи, наука использует в качестве обосновываю-щих структур лишь некоторые идеи и принципы.

Формирование и трансформация философских оснований наукитребует не только философской, но и специальной научной эрудицииисследователя (понимания им особенностей предмета соответствую-


щей науки, ее традиций, ее образцов деятельности и т.п.). Оно осуще-ствляется путем выборки и последующей адаптации идей, выработан-ных в философском анализе, к потребностям определенной областинаучного познания, что приводит к конкретизации исходных фило-софских идей, их уточнению, возникновению новых категориальныхсмыслов, которые после вторичной рефлексии эксплицируются какновое содержание философских категорий. Весь этот комплекс иссле-дований на стыке между философией и конкретной наукой осуществ-ляется совместно философами и учеными-специалистами в даннойнауке. В настоящее время этот особый слой исследовательской дея-тельности обозначен как философия и методология науки. В историче-ском развитии естествознания особую роль в разработке проблемати-ки, связанной с формированием и развитием философских основанийнауки, сыграли выдающиеся естествоиспытатели, соединившие в сво-ей деятельности конкретно-научные и философские исследования (Де-карт, Ньютон, Лейбниц, Эйнштейн, Бор и др.).

Гетерогенность философских оснований не исключает их систем-ной организации. В них можно выделить по меньшей мере две взаимо-связанные подсистемы: во-первых, онтологическую, представленнуюсеткой категорий, которые служат матрицей понимания и познанияисследуемых объектов (категории «вещь», «свойство», «отношение»,«процесс», «состояние», «причинность», «необходимость», «случай-ность», «пространство», «время» и т.п.), во-вторых, эпистемологичес-кую, выраженную категориальными схемами, которую характеризуютпознавательные процедуры и их результат (понимание истины, метода,знания, объяснения, доказательства, теории, факта и т.п.).

Обе подсистемы исторически развиваются в зависимости от типовобъектов, которые осваивает наука, и от эволюции нормативныхструктур, обеспечивающих освоение таких объектов. Развитие фило-софских оснований выступает необходимой предпосылкой экспан-сии науки на новые предметные области.

Таким образом, основания науки предстают особым звеном, кото-рое одновременно принадлежит внутренней структуре науки и ее ин-фраструктуре, определяющей связь науки с культурой. Структуру на-учного знания, определяемую связями между основаниями науки,теориями и опытом, наглядно можно изобразить в следующей схеме(см. рис. 2).


КУЛЬТУРА

Эмпирические зависимости, факты

Приборные ситуации, данные наблюдений

Рис.2

Источники и примечания

' Из отечественных исследований отметим: Швырев В. С. Теоретическое и эм-пирическое в научном познании. М., 1979; Лекторский В.А. Субъект. Объект. По-знание. М., 1980; Ракитов A.M. Философские проблемы науки. М., 1977, и др.

2 См.: Розенбергер Ф. История физики. М.; Л., 1937. Ч 2. С. 136.•* В дальнейшем используются результаты анализа, проведенного B.C. Сте-

пиным и Л.М. Томильчиком и опубликованные в кн.: Степин B.C., Томиль-чикЛ.М. Практическая природа познания и методологические проблемы со-временной физики. Мн., 1970. С. 19—31.

4 См.: Нейгебауер О. Точные науки в древности. М., 1968.3 Рокищий П.Ф., Савченко В.К., Добина А.И. Генетическая структура попу-

ляций и ее изменения при отборе. Мн., 1977. С. 12.6 См.: ХаррисЛ. Денежная теория. М.. 1990. С. 139—156.7 Там же. С. 578-579, 580-595.


° Розин В.М. Специфика и формирование естественных, технических и гу-манитарных наук. Красноярск, 1989. С. 40—46, 48—65.

9 См.: Bmtwaite R.B. Scientific Explanation. N.Y., 1960. P. 12-21.10 См.: Мотрошилова Н.В. Нормы науки и ориентации ученого // Идеалы

и нормы научного исследования. Мн., 1981. С. 91.1' См.: Фуко М. Слова и вещи. М., 1977. С. 87.12 В дальнейшем термины «специальная картина мира» и «картина иссле-

дуемой реальности» применяются как синонимы.'3 См.: Герц Г. Принципы механики, изложенные в новой связи. М., 1959.

С. 41.14 См.: Фарадей М. Экспериментальные исследования по электричеству.

М.;Л., 1959. Т. 2. С. 400-401.

ГЛАВА 4

ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

Философия как рефлексия над основаниями культуры

Развитие эвристических и прогностических компонентов философ-ского осмысления мира является необходимым условием развитиянауки. Оно служит предпосылкой движения науки в поле теоретичес-кого оперирования идеальными объектами, обеспечивающего пости-жение предметных структур, еще не освоенных в практике той илииной исторической эпохи.

Постоянный выход науки за рамки предметных структур, осваива-емых в исторически сложившихся формах производства и обыденногоопыта, ставит проблему категориальных оснований научного поиска.

Любое познание мира, в том числе и научное, в каждую историче-скую эпоху осуществляется в соответствии с определенной «сеткой»категорий, которые фиксируют определенный способ членения мираи синтеза его объектов.

В процессе своего исторического развития наука изучала различ-ные типы системных объектов: от составных предметов до сложныхсаморазвивающихся систем, осваиваемых на современном этапе ци-вилизационного развития.

Каждый тип системной организации объектов требовал категори-альной «сетки», в соответствии с которой затем происходит развитиеконкретно-научных понятий, характеризующих детали строения иповедения данных объектов. Например, при освоении малых системможно считать, что части аддитивно складываются в целое, причин-ность понимать в лапласовском смысле и отождествлять с необходи-мостью, вещь и процесс рассматривать как внеположенные характе-ристики реальности, представляя вещь как относительно неизменноетело, а процесс — как движение тел.

14-959

210 Глава 4. Философия и наука

Именно это содержание вкладывалось в категории части и целогопричинности и необходимости, вещи и процесса естествознаниемXVII—XVIII вв., которое было ориентировано главным образом наописание и объяснение механических объектов, представляющих со-бой малые системы.

Но как только наука переходит к освоению больших систем, науч-ное мышление вынуждено пополнять свой категориальный аппаратПредставления о соотношении категорий части и целого должнывключить идею о несводимости целого к сумме частей. Важную рольначинает играть категория случайности, трактуемая не как нечтовнешнее по отношению к необходимости, а как форма ее проявленияи дополнения.

Предсказание поведения больших систем требует также использо-вания категорий потенциально возможного и действительного. Но-вым содержанием наполняются категории «качество», «вещь». Если,например, в период господства представлений об объектах природыкак простых механических системах вещь представлялась в виде неиз-менного тела, то теперь выясняется недостаточность такой трактовки,требуется рассматривать вещь как своеобразный процесс, воспроиз-водящий определенные устойчивые состояния и в то же время измен-чивый в ряде своих характеристик (большая система может быть по-нята только как динамический процесс, когда в массе случайныхвзаимодействий ее элементов воспроизводятся некоторые свойства,характеризующие целостность системы).

Первоначально, когда естествознание только приступило к изуче-нию больших систем, оно пыталось рассмотреть их по образу уже изу-ченных объектов, т.е. малых систем. Например, в физике долгое вре-мя пытались представить твердые тела, жидкости и газы как чистомеханическую систему молекул. Но уже с развитием термодинамикивыяснилось, что такого представления недостаточно. Постепенно на-чало формироваться убеждение, что в термодинамических системахслучайные процессы являются не чем-то внешним по отношению ксистеме, а внутренней существенной характеристикой, определяю-щей ее состояние и поведение. Но особенно ярко проявилась неадек-ватность подхода к объектам физической реальности только как к ма-лым системам с развитием квантовой физики. Оказалось, что дляописания процессов микромира и обнаружения их закономерностейнеобходим иной, более богатый категориальный аппарат, чем тот, ко-торым пользовалась классическая физика. Потребовалось диалекти-чески связать категории необходимости и случайности, наполнитьновым содержанием категорию причинности (пришлось отказаться

Философия как рефлексия над основаниями культуры

от сведения причинности к лапласовскому детерминизму), активноиспользовать при описании состояний микрообъекта категорию по-тенциально возможного.

Если в культуре не сложилась категориальная система, соответст-вующая новому типу объектов, то последние будут восприниматьсячерез неадекватную сетку категорий, что не позволит науке раскрытьих существенные характеристики. Адекватная объекту категориаль-ная структура должна быть выработана заранее, как предпосылка иусловие познания и понимания новых типов объектов. Но тогда воз-никает вопрос: как она формируется и появляется в науке? Ведь про-шлая научная традиция может не содержать категориальную матрицу,обеспечивающую исследование принципиально новых (по сравне-нию с уже познанными) предметов. Что же касается категориальногоаппарата обыденного мышления, то, поскольку он складывается поднепосредственным влиянием предметной среды, уже созданной чело-веком, он часто оказывается недостаточным для целей научного по-знания, так как изучаемые наукой объекты могут радикально отли-чаться от фрагментов освоенного в производстве и обыденном опытепредметного мира.

Задача выработки категориальных структур, обеспечивающих вы-ход за рамки традиционных способов понимания и осмысления объ-ектов, во многом решается благодаря философскому познанию.

Философия способна генерировать категориальные матрицы, не-обходимые для научного исследования, до того, как последнее начина-ет осваивать соответствующие типы объектов. Развивая свои катего-рии, философия тем самым готовит для естествознания и социальныхнаук своеобразную предварительную программу их будущего поня-тийного аппарата. Применение развитых в философии категорий вконкретно-научном поиске приводит к новому обогащению категорийи развитию их содержания. Но для фиксации этого нового содержанияопять-таки нужна философская рефлексия над наукой, выступающаякак особый аспект философского постижения действительности, в хо-де которого развивается категориальный аппарат философии.

Но тогда возникает вопрос о природе и истоках прогностическихфункций философии по отношению к специальному научному иссле-дованию. Это вопрос о возможности систематического порождения вфилософском познании мира идей, принципов и категорий, часто из-быточных для описания фрагментов уже освоенного человеком пред-метного мира, но необходимых для научного изучения и практическо-го освоения объектов, с которыми сталкивается цивилизация напоследующих этапах своего развития.


Уже простое сопоставление истории философии и истории естест-вознания дает весьма убедительные примеры прогностических функ-ций философии по отношению к специальным наукам. Достаточновспомнить, что кардинальная для естествознания идея атомистикипервоначально возникла в философских системах Древнего мира, азатем развивалась внутри различных философских школ до тех пор,пока естествознание и техника не достигли необходимого уровня, ко-торый позволил превратить предсказание философского характера вестественнонаучный факт.

Можно показать далее, что многие черты категориального аппара-та, развитого в философии Г. Лейбница, ретроспективно предстаюткак относящиеся к большим системам, хотя в практике и естествен-нонаучном познании той исторической эпохи осваивались преиму-щественно более простые объекты — малые системы (в естествозна-нии XVII столетия доминирует механическая картина мира, котораяпереносит на всю природу схему строения и функционирования ме-ханических систем).

Лейбниц в своей монадологии развивает идеи, во многом альтер-нативные механическим концепциям. Эти идеи, касающиеся пробле-мы взаимоотношения части и целого, несиловых взаимодействий,связей между причинностью, потенциальной возможностью и дейст-вительностью, обнаруживают удивительное созвучие с некоторымиконцепциями и моделями современной космологии и физики эле-ментарных частиц.

Фридмонная и планкеонная космологические модели вводят такиепредставления о соотношении части и целого, которые во многом пе-рекликаются с картиной взаимоотношения монад (каждый фридмондля внешнего наблюдателя — частица, для внутреннего — Вселенная).В плане созвучия лейбницевским идеям можно интерпретировать так-же развиваемые X. Эвертом, Дж. Уилером, Б. де Витом концепции вет-вящихся миров1, современные представления о частицах микромиракак содержащих в себе в потенциально возможном виде все другие ча-стицы, понимание микрообъектов как репрезентирующих мегамир иряд других современных физических представлений.

Высказываются вполне обоснованные мнения о том, что концепциямонадности становится одной из фундаментальных для современнойфизики, которая подошла к такому уровню исследования субстанции,когда выявляемые фундаментальные объекты оказываются «элемен-тарными» не в смысле бесструктурности, а в том смысле, что изучениеих природы обнаруживает некоторые свойства и характеристики мирав целом. Это, конечно, не означает, что современная физика при разра-

Философия как рефлексия над основаниями культуры 213

ботке таких представлений сознательно ориентировалась на филосо-фию Лейбница. Рациональные моменты последней были вплавлены всистему объективно-идеалистической концепции мира, и можно ска-зать только то, что в ней были угаданы реальные черты диалектикисложных системных объектов. Но все эти догадки Лейбница, бесспор-но, оказали влияние на последующее развитие философской мысли.Предложенные им новые трактовки содержания философских катего-рий внесли вклад в их историческое развитие, и в этом аспекте уже пра-вомерно утверждать опосредованное (через историю философии и всейкультуры) влияние лейбницевского творчества на современность.

Наконец, рассматривая проблему прогностических функций фи-лософии по отношению к специальному научному исследованию,можно обратиться к фундаментальным для нынешней науки пред-ставлениям о саморазвивающихся объектах, категориальная сетка дляосмысления которых разрабатывалась в философии задолго до того,как они стали предметом естественнонаучного исследования. Имен-но в философии первоначально были обоснованы идеи существова-ния таких объектов в природе и развиты принципы историзма, требу-ющие подходить к объекту с учетом его предшествующего развития испособности к дальнейшей эволюции.

Естествознание приступило к исследованию объектов, учитываяих эволюцию, только в XIX столетии. Эмпирически они изучались вэтот период зарождающейся палеонтологией, геологией и биологиче-скими науками. Теоретическое же исследование, направленное наизучение законов исторически развивающегося объекта, пожалуй,впервые было дано в учении Ч. Дарвина о происхождении видов. По-казательно, что в философских исследованиях к этому времени ужебыл развит категориальный аппарат, необходимый для теоретическо-го осмысления саморазвивающихся объектов. Наиболее весомыйвклад в разработку этого аппарата был внесен Гегелем.

Гегель не имел в своем распоряжении достаточного естественнонауч-ного материала для разработки общих схем развития. Но он выбрал в ка-честве исходного объекта анализа историю человеческого мышления,реализовавшуюся в таких формах культуры, как философия, искусство,правовая идеология, нравственность и т.д. Этот предмет анализа былпредставлен Гегелем как саморазвитие абсолютной идеи. Он анализиро-вал развитие этого объекта (идеи) по следующей схеме: объект порожда-ет «свое иное», которое затем начинает взаимодействовать с породив-шим его основанием и, перестраивая его, формирует новое целое.

Распространив эту схему развивающегося понятия на любые объ-екты (поскольку они трактовались как инобытие идеи), Гегель, хотя и


в спекулятивной форме, выявил некоторые особенности развиваю-щихся систем: их способность, развертывая исходное противоречие,заключенное в их первоначальном зародышевом состоянии, наращи-вать все новые уровни организации и перестраивать при появлениикаждого нового уровня сложное целое системы.

Сетка категорий, развитая в гегелевской философии на базе этогопонимания, может быть расценена как сформулированный в первомприближении категориальный аппарат, который позволял осваиватьобъекты, относящиеся к типу саморазвивающихся систем.

Итак, сопоставление истории философии и истории естествознанияпозволяет констатировать, что философия обладает прогностическимивозможностями по отношению к естественнонаучному поиску, заранеевырабатывая необходимые для него категориальные структуры.

Но тогда возникает вопрос: каковы механизмы, обеспечивающиетакую разработку категорий? Ответ на него предполагает выяснениефункций философии в динамике культуры, ее роли в перестройке ос-нований конкретно-исторических типов культуры. Эти функции свя-заны с потребностями в осмыслении и критическом анализе универ-салий культуры.

Любые крупные перемены в человеческой жизнедеятельностипредполагают изменение культуры. Внешне она предстает как слож-ная смесь взаимодействующих между собой знаний, предписаний,норм, образцов деятельности, идей, проблем, верований, обобщен-ных видений мира и т.д. Вырабатываемые в различных сферах культу-ры (науке, обыденном познании, техническом творчестве, искусстве,религиозном и нравственном сознании и т.д.), они обладают регуля-тивной функцией по отношению к различным видам деятельности,поведения и общения людей. В этом смысле можно полагать, чтокультура — сложноорганизованный набор надбиологических про-грамм человеческой жизнедеятельности, программ, в соответствии скоторыми осуществляются определенные виды деятельности, поведе-ния и общения^.

В свою очередь, воспроизводство этих видов обеспечивает воспро-изводство соответствующего типа общества. Культура хранит, транс-лирует, генерирует программы деятельности, поведения и общения,которые составляют совокупный социально-исторический опыт. Онафиксирует их в форме различных знаковых систем, имеющих смысл изначение. В качестве таких систем могут выступать любые компонен-ты человеческой деятельности (орудия труда, образцы операций, про-дукты деятельности, опредмечивающие ее цели, сами индивиды какносители некоторых социальных норм и образцов поведения и дея-


тельности, естественный язык, различные виды искусственных язы-ков и т.д.).

Динамика культуры связана с появлением одних и отмираниемдругих надбиологических программ человеческой жизнедеятельнос-ти. Все эти программы образуют сложную развивающуюся систему, вкоторой можно выделить три основных уровня. Первый из них со-ставляют реликтовые программы, представляющие своеобразные ос-колки прошлых культур, уже потерявшие ценность для общества но-вой исторической эпохи, но тем не менее воспроизводящиеопределенные виды общения и поведения людей. К ним относятсямногие обычаи, суеверия и приметы, имеющие хождение даже в нашидни, но возникшие еще в культуре первобытного общества.

Второй уровень культурных образований — программы, которыеобеспечивают воспроизводство форм и видов деятельности, жизненноважных для данного типа общества и определяющих его специфику.Наконец, можно выделить еще один (третий) уровень культурных фе-номенов, в котором вырабатываются программы будущих форм и ви-дов поведения и деятельности, соответствующих будущим ступенямсоциального развития. Генерируемые в науке теоретические знания,вызывающие перевороты в технике и технологии последующих эпох,идеалы будущего социального устройства, нравственные принципы,разрабатываемые в сфере философско-этических учений и часто опе-режающие свой век, — все это образцы программ будущей деятельнос-ти, приводящие к изменению существующих форм социальной жизни.

Такие программы появляются в результате поиска путей разреше-ния социальных противоречий. Их становление закладывает контурыновых типов и способов деятельности, а их генерация выступает какрезультат и выражение творческой активности личности.

В сложном калейдоскопе культурных феноменов каждой истори-ческой эпохи можно выявить их основания, своего рода глубинныепрограммы социальной жизнедеятельности, которые пронизываютвсе другие феномены и элементы культуры и организуют их в целост-ную систему. Реализуясь в деятельности, они обеспечивают воспроиз-водство сложного сцепления и взаимодействия различных ее форм ивидов. Основания культуры определяют тип общества на каждой кон-кретной стадии его исторического развития, они составляют миро-воззрение соответствующей исторической эпохи.

Анализ оснований культуры и их исторической динамики вплот-ную подводит к проблеме функций философии в жизни общества.В нашей литературе уже высказывалась точка зрения (М.К. Мамар-дашвили), что философия представляет собой рефлексию над основа-


ниями культуры. Правда, здесь требуется уточнение, что представляютсобой основания культуры. Предшествующие рассуждения позволяютсделать в этом направлении важные шаги. Если основания культурывыступают как предельно обобщенная система мировоззренческихпредставлений и установок, которые формируют целостный образ че-ловеческого мира, то возникает вопрос о структуре этих представле-ний, способах их бытия, формах, в которых они реализуются.

Такими формами являются категории культуры — мировоззренчес-кие универсалии, систематизирующие и аккумулирующие накапливае-мый человеческий опыт. Именно в их системе складываются характер-ный для исторически определенного типа культуры образ человека ипредставление о его месте в мире, представления о социальных отно-шениях и духовной жизни, об окружающей нас природе и строении ееобъектов и т.д. Мировоззренческие универсалии определяют способосмысления, понимания и переживания человеком мира. Социализа-ция индивида, формирование личности предполагают их усвоение, азначит и усвоение того целостного образа человеческого мира, которыйформирует своеобразную матрицу для развертывания разнообразныхконкретных образцов деятельности, знаний, предписаний, норм, идеа-лов, регулирующих социальную жизнь в рамках данного типа культуры.В этом отношении система универсалий культуры предстанет в качест-ве своеобразного генома социальной жизни.

В системе мировоззренческих универсалий можно выделить дваосновных блока. Первый из них образуют категории, в которых фик-сируются наиболее общие характеристики объектов, преобразуемых вдеятельности: «пространство», «время», «движение», «вещь», «свойст-во», «отношение», «количество», «качество», «причинность», «слу-чайность», «необходимость» и т.д. Предметами, преобразуемыми в де-ятельности, могут быть не только объекты природы, но и социальныеобъекты, сам человек и состояния его сознания. Поэтому перечислен-ные «предметные категории» имеют универсальную применимость.

Второй блок универсалий культуры составляют категории, характе-ризующие человека как субъекта деятельности, структуры его обще-ния, его отношений к другим людям и обществу в целом, к целям иценностям социальной жизни. К ним относятся категории «человек»,«общество», «я», «другие», «труд», «сознание», «добро», «красота», «ве-ра», «надежда», «долг», «совесть», «справедливость», «свобода» и т.д.

Эти категории относятся только к сфере социальных отношений.Но в жизнедеятельности человека они играют не меньшую роль, чем«объектные категории». Они фиксируют в наиболее обшей форме ис-торически накапливаемый опыт включения индивида в систему со-


циальных отношений и коммуникаций, его определенности как субъ-

екта деятельности.Развитие человеческой деятельности, появление ее новых форм и

видов выступают основанием для развития обоих типов категорий.В их составе могут возникать новые категории, а уже сложившиесяобогащаться новым содержанием. В этом развитии категориальныеструктуры, которые фиксируют наиболее общие признаки субъектадеятельности, оказываются взаимозависимыми с категориальнымиструктурами, фиксирующими атрибуты предметного мира (мира объ-ектов, на которые направлена деятельность).

В различных типах культур, которые характерны для различныхисторически сменяющих друг друга типов и видов общества, можнообнаружить как общие, инвариантные, так и особенные, специфиче-ские черты содержания категорий. В сознании человека каждой эпо-хи все эти черты сплавлены в единое целое, поскольку сознание в ре-альном его бытии — это не абстрактное сознание вообще, аразвивающееся общественное и индивидуальное сознание, имеющеев каждую эпоху свое конкретно-историческое содержание.

С этих позиций целесообразно полагать наличие в каждом типекультур специфического для них категориального строя сознания, ко-торый соединяет в своем содержании моменты абсолютного, непре-ходящего (выражающего глубинные инварианты человеческого бы-тия, его атрибуты) и моменты относительного, историческиизменчивого (выражающего особенности культуры исторически оп-ределенного типа общества, присущие ему формы и способы обще-ния и деятельности людей, хранения и передачи социального опыта,принятую в нем шкалу ценностей).

Так, категории бытия и небытия выступают как фундаментальныехарактеристики мира в самых различных культурах. Но если сравнить,например, понимание этих категорий в античной культуре и культуреДревнего Китая, то можно обнаружить ряд существенных различий.Если мышление античного мира трактовало небытие как отсутствиебытия, то в древнекитайской культурной традиции доминирует иноепонимание — небытие есть источник и полнота бытия.

В этой системе мышления мир предстает как постоянный кругово-рот превращения бытия в небытие, причем ситуации видимого, ре-ального, вещного, движущегося бытия как бы выплывают из невиди-мого, покоящегося небытия и, исчерпав себя, опять погружаются внего. Небытие выступает как отсутствие вещей и форм, но в нем какбы скрыто все возможное богатство мира, все нерожденное, нестав-шее и неоформленное.


Особый смысл в древнекитайской культуре обретает категория пус-тоты, которая выступает в качестве выражения небытия, и если в ан-тичном мире категория пустоты означала отсутствие вещей, то в вос-точных культурах она осмысливается как начало вещей, определяющееих природу. Представляя собой отсутствие всяких форм, она одновре-менно выступает как условие формы вещей. В памятнике древнекитай-ской культуры «Дао цэ цзинь» (IV—III вв. до н.э.) подчеркивается, чтоименно пустота, содержащаяся в вещи между ее частями, определяетполезность вещи и ее применимость — колесо создается благодаря осо-бому соединению спиц, но применение колеса зависит от пустоты меж-ду ними; сосуды создаются из глины, «но употребление сосудов зависитот пустоты в них»; «пробивают двери и окна, чтобы сделать дом, нопользование домом зависит от пустоты в нем»3.

Характерное для восточных культур видение мира как переходовбытия в небытие и обратно конкретизируется далее в специфическихсмыслах таких категорий, как «причинность», «необходимость», «слу-чайность», «явление», «сущность» и др. В древнекитайской и древне-индийской системах мировидения любое ситуационное событие вос-принимается как выражение становления веши или явления, их«выплывания» из небытия с последующим уходом в небытие. Поэто-му в любом событии, в их смене и становлении, в фиксации их непо-вторимости дана истина мироздания. Она раскрывается не за счетпроникновения в сущность путем ее вычленения в чистой аналитиче-ской форме, а за счет улавливания в каждом мимолетном явлении це-лостности бытия. Сущность мира не столько фиксируется в понятиях,где она отделена от явлений, сколько выражается в образах, когда че-рез индивидуальность и ситуационность явлений просвечиваются не-отделимые от них сущности.

Все эти особенности категориального членения мира в мышлениичеловека древневосточных обществ неразрывно связаны со специфиче-ским для культуры этих обществ пониманием места человека в мире.Укоренившееся в европейском мышлении и заложенное в основныхчертах еще античной культурой понимание человека как активного дея-тельностного начала, противоположного пассивности веши и проявля-ющего себя в своих действиях, весьма сильно отличается от пониманиячеловека в культурах Древнего Востока. Здесь идеалом человеческогобытия выступает не столько реализация себя в предметной деятельнос-ти, в изменении человеком внешних обстоятельств, сколько нацелен-ность человеческой активности на свой собственный внутренний мир.

Идеал углубления в себя путем отказа от активной предметной дея-тельности воспринимается как возможность достижения полной гар-


монии с миром, как выход из сферы предметного бытия, вызывающе-го страдания, в сферу, где обретается покой и отсутствуют страдания.Но покой, отсутствие реальных предметов и отсутствие страданий вы-ступают как фундаментальные признаки небытия; погружение в негопонимается как необходимое условие воспитания невозмутимости ду-ха в ситуациях сложных житейских коллизий, как способ обрести ис-тину. Тем самым «небытие» предстает не как нейтральная характерис-тика мира самого по себе, а как ценностно окрашенная категория. Ееособый статус в культуре Древнего Китая получает объяснение в ре-альных особенностях образа жизни, характерного для древнекитай-ской цивилизации, где достаточно жесткая система социального кон-троля оставляет за личностью право на свободу только в самопознаниии самоотречении. Подавление личного Я предстает здесь как условиепроявления творческих потенций личности (творчество допустимотолько в жестко регламентированных рамках традиции).

Гармония человека и Космоса в этих культурах всегда понималасьтак, что созвучие человеческих поступков космическому порядкудолжно быть связано с минимальным проявлением человеческой ак-тивности (человек найдет путь истины, если он будет придерживать-ся середины, умеренности, следовать опыту старших и т.д.). Гармониядостигается путем растворения личности в космическом целом. Еепоступки должны быть выражением космического целого, а не само-выражением.

Показательно, что античная культура также развивает в эту эпохутему гармонии человека и мира, и категория гармонии, соразмернос-ти частей в рамках целого является фундаментальной для культурыдревнегреческого полиса. Но смысловая ткань этой категории культу-ры уже иная. Гармония Космоса соразмерна гармонии самого челове-ка, но человек понимается здесь не как растворяющийся в таинствен-ном и непостижимом Космосе, а как особая выделенная его часть,выступающая мерой всех вещей. За этим принципиально иным пони-манием гармонии человека и мира стоит принципиально иной, чем ввосточных цивилизациях, образ жизни греческого полиса, античнойдемократии, в которой индивидуальная активность, стремление лич-ности к самовыражению выступают условием воспроизводства всейсистемы его социальных связей.

Для человека, сформированного соответствующей культурой,смыслы ее мировоззренческих универсалий чаще всего выступаюткак нечто само собой разумеющееся, как презумпции, в соответствиис которыми он строит свою деятельность и которые он обычно не осо-знает в качестве глубинных оснований своего миропонимания и ми-


роошущения. Типы миропонимания и мироощущения, свойственныеразным типам общества, определены различным содержанием кате-горий, лежащих в основании культуры.

Важно подчеркнуть, что категории культуры реализуются и развер-тываются не только в формах понятийно-мыслительного постиженияобъектов, но и в других формах духовного и практического освоениячеловеком мира. Именно последнее позволяет характеризовать кате-гории как квинтэссенцию накопленного опыта человечества, включаявсе формы этого опыта, а не только сферу его теоретической реализа-ции. Поэтому категориальные структуры обнаруживают себя во всехпроявлениях духовной и материальной культуры общества того илииного исторического типа (в обыденном языке, феноменах нравствен-ного сознания, художественном освоении мира, функционированиитехники и т.п.).

Универсалии не локализованы в какой-то одной области культуры,а пронизывают все ее сферы. Поэтому преобразование категориаль-ных смыслов, начавшееся под влиянием новых социальных потреб-ностей в одной или нескольких областях культурного творчества, ра-но или поздно с неизбежностью отрезонирует в других.

Таким образом, универсалии культуры одновременно выполняютпо меньшей мере три взаимосвязанные функции.

Во-первых, они обеспечивают своеобразное структурирование исортировку многообразного, исторически изменчивого социальногоопыта. Этот опыт рубрифицируется соответственно смыслам универ-салий культуры и стягивается в своеобразные кластеры. Благодаря та-кой «категориальной упаковке» он включается в процесс трансляциии передается от человека к человеку, от одного поколения к другому.

Во-вторых, универсалии культуры выступают базисной структу-рой человеческого сознания, их смыслы определяют категориальныйстрой сознания в каждую конкретную историческую эпоху.

В-третьих, взаимосвязь универсалий образует обобщенную карти-ну человеческого мира, то, что принято называть мировоззрениемэпохи. Эта картина, выражая общие представления о человеке и ми-ре, вводит определенную шкалу ценностей, принятую в данном типекультуры, и поэтому определяет не только осмысление, но и эмоцио-нальное переживание мира человеком.

Во всех этих функциях смыслы универсалий культуры должныбыть усвоены индивидом, стать внутренней канвой его индивидуаль-ного понимания мира, его поступков и действий. А это, в свою оче-редь, означает, что в иерархии смыслов, характеризующих категори-альные структуры человеческого сознания, наряду с уровнем


всеобщего, который включает определения бытия, инвариантные поотношению к различным конкретным историческим эпохам, а такженаряду с уровнем особенного, представленного смыслами универса-лий культуры каждой эпохи, существует еще и уровень единичного,который соответствует специфике группового и индивидуального со-знания. На этом уровне смыслы универсалий культуры конкретизи-руются с учетом групповых и индивидуальных ценностей. Причем вустойчивых состояниях социальной жизни универсалии культуры мо-гут допускать очень широкий спектр конкретизации, дополнятьсяценностями противоположных по интересам социальных групп и неутрачивать при этом своих основных смыслов.

Например, доминирующее в средневековой культуре представлениео страдании как неизменном атрибуте человеческого бытия по-разно-му воспринималось господствующими классами и простолюдинами.Если первые усматривали в категории «страдание» преимущественноофициальную церковно-религиозную доктрину наказания рода чело-веческого за первородное грехопадение, то вторые часто вкладывали внее еще и определенный еретический смысл, полагая необходимостьбожьего наказания своих угнетателей уже в земной жизни, за грехи иотсутствие сострадания к униженным и оскорбленным.

В свою очередь, стереотипы группового сознания специфическипреломляются в сознании каждого индивида. Люди всегда вкладываютв универсалии культуры свой личностный смысл соответственно на-копленному жизненному опыту. В результате в их сознании картина че-ловеческого мира обретает личностную окраску, выступая в качествеиндивидуального мировоззрения. С этих позиций уместно говорить обогромном множестве модификаций, которые свойственны каждой до-минирующей в культуре системе мировоззренческих установок. Базис-ные убеждения и представления могут сочетаться, и часто противоре-чивым образом, с сугубо личностными ориентациями и ценностями, авесь комплекс индивидуальных убеждений может меняться на протя-жении жизни. Так, для множества американцев эпохи рабовладениямировоззренческая презумпция «люди рождаются равными» соединя-лась с убеждением о справедливости рабовладения4; известные русскиефилософы Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк в молодости увле-кались идеями марксизма, а затем встали в оппозицию к нему.

Индивидуальная вариативность мировоззренческих установок яв-ляется важной предпосылкой для изменения и развития фундамен-тальных смыслов универсалий культуры. Однако критическое отно-шение к ним отдельных личностей само по себе еще не вызываетавтоматического изменения категориальной модели человеческого


мира, лежащей в фундаменте культуры. Оно необходимо, но недоста-точно для таких изменений. Оппозиционные идеи возникают в лю-бую эпоху, но они могут не находить резонанса в массовом сознаниии отторгаться им. И лишь на определенных стадиях социального раз-вития эти идеи становятся очагами переплавки старых смыслов, кото-рыми руководствуется большинство людей, живущих в том или иномтипе общества.

Прогностические функции философского знания

Преобразование базисных смыслов универсалий культуры и, соответ-ственно, изменение типа культуры всегда связаны с переломными эта-пами человеческой истории, ибо они означают трансформацию нетолько образа человеческого мира, но и продуцируемых им типов лич-ности, их отношения к действительности, их ценностных ориентации.

В развитии общества периодически возникают кризисные эпохи,когда прежняя исторически сложившаяся и закрепленная традицией«категориальная модель мира» перестает обеспечивать трансляциюнового опыта, взаимодействие необходимых обществу видов деятель-ности. В такие эпохи традиционные смыслы универсалий культурыутрачивают функцию мировоззренческих ориентиров для массовогосознания. Они начинают критически переоцениваться, и обществовступает в полосу интенсивного поиска новых жизненных смыслов иценностей, призванных ориентировать человека, восстановить утра-ченную «связь времен», воссоздать целостность его жизненного мира.

В деятельности по выработке этих новых ценностей и мировоззрен-ческих ориентиров философия играет особую роль. Чтобы изменитьпрежние жизненные смыслы, закрепленные традицией в универсалияхкультуры, а значит, и в категориальных структурах сознания данной ис-торической эпохи, необходимо вначале эксплицировать их, сопоста-вить с реалиями бытия и критически осмыслить их как целостную сис-тему. Из неосознанных, неявно функционирующих категориальныхструктур человеческого понимания и деятельности универсалии куль-туры должны превратиться в особые предметы критического рассмот-рения, они должны стать категориальными формами, на которые на-правлено сознание. Именно такого рода рефлексия над основаниямикультуры и составляет важнейшую задачу философского познания.

Необходимость такой рефлексии вызвана не чисто познаватель-ным интересом, а реальными потребностями в поиске новых миро-воззренческих ориентации, в выработке и обосновании новых, пре-

Прогностические функции философского знания 223

дельно общих программ человеческой жизнедеятельности. Филосо-фия, эксплицируя и анализируя смыслы универсалий культуры, вы-ступает в этой деятельности как теоретическое ядро мировоззрения.

Выявляя мировоззренческие универсалии, философия выражаетих в понятийно-логической форме, в виде философских категорий.В процессе философской экспликации и анализа происходит опреде-ленное упрощение и схематизация универсалий культуры. Когда онивыражаются посредством философских категорий, то в последних ак-цент сделан на понятийно-логическом способе постижения мира,при этом во многом элиминируются аспекты переживания мира, ос-тается в тени определенный личностный смысл, заложенный в уни-версалиях культуры.

Процесс философского осмысления мировоззренческих структур,лежащих в основании культуры, содержит несколько уровней рефлек-сии, каждому из которых соответствует свой тип знаний и свой спо-соб оформления философских категорий. Их становление в качествепонятий, где в форме дефиниций отражены наиболее общие свойст-ва, связи и отношения объектов, представляет собой результат до-вольно сложного развития философских знаний. Это как бы высшийуровень философской рационализации оснований культуры, осуще-ствляемый, как правило, в рамках профессиональной философскойдеятельности. Но прежде чем возникают такие формы категориально-го аппарата философии, философское мышление должно выделить изафиксировать в огромном многообразии культурных феноменов ихобщие категориальные смыслы.

Рациональная экспликация этих смыслов часто начинается сосвоеобразного улавливания общности в качественно различных обла-стях человеческой культуры, с понимания их единства и целостности.Поэтому первичными формами бытия философских категорий какрационализации универсалий культуры выступают не столько поня-тия, сколько смыслообразы, метафоры и аналогии.

В истоках формирования философии эта особенность прослежива-ется весьма отчетливо. Даже в относительно развитых философских си-стемах античности многие фундаментальные категории несут на себепечать символического и метафорически образного отражения мира(«огнелогос» Гераклита, «нус» Анаксагора и т.д.). В еще большей степе-ни это характерно для древнеиндийской и древнекитайской филосо-фии. Здесь в категориях, как правило, вообще не отделяется понятий-ная конструкция от смыслообразной основы. Идея выражается нестолько в понятийной, сколько в художественно-образной форме, иобраз — главный способ постижения истины бытия. «Никто не может

224 Глава 4. Философия и наука Прогностические функции философского знания 225

дать определения дхармы. Ее переводят и как «закон», и как «элементыбытия», которых насчитывают от 45 до 100. У каждого существа своядхарма — всеобщая и единичная (сущность неотделима от явления). Выне найдете двух одинаковых определений дао у Лао-цзы, двух одинако-вых толкований жень или ли у Конфуция — он определял ли в зависи-мости от того, кто из учеников обращался к нему с вопросом»5.

В процессе философского рассуждения эти символические и мета-форические смыслы категорий играли не меньшую роль, чем собст-венно понятийные структуры. Так, в гераклитовской характеристикедуши как метаморфозы огня выражена не только идея вторичностидуха по отношению к материальной субстанции, составляющей осно-ву мироздания, но и целый ряд обрамляющих эту идею конкретныхсмыслов, которые позволяли рассуждать о совершенных и несовер-шенных душах как в разной степени выражающих стихию огня. Со-гласно Гераклиту, огненный компонент души — это ее логос, поэтомуогненная (сухая) душа самая мудрая, а увлажнение души ведет к утра-те логоса (у пьяного душа увлажняется, и он теряет разумность)6.

Однако не следует думать, что по мере развития философии в нейисчезают символический и метафорический способы мышления омире и все сводится к строго понятийным формам рассуждения.И причина не только в том, что в любом человеческом познании,включая области науки, подчиненные, казалось бы, самым строгимлогическим стандартам, обязательно присутствует наглядно-образ-ная компонента, но и в том, что сама природа философии как теоре-тического ядра мировоззрения требует от нее постоянного обраще-ния к наиболее общим мировоззренческим каркасам культуры,которые необходимо уловить и выявить, чтобы сделать предметомфилософского рассуждения. Отсюда вытекает и неустраняемая нео-пределенность в использовании философской терминологии, вклю-ченность в ткань философского рассуждения образов, метафор ианалогий, посредством которых высвечиваются категориальныеструктуры, пронизывающие все многообразие культурных форм.Когда, например, Гегель в «Науке логики» пытается обосновать кате-горию «химизм» как характеристику особого типа взаимодействия,составляющего некоторую стадию развития мира, то он прибегает квесьма необычным аналогиям. Он говорит о химизме не только как овзаимодействии химических элементов, но и как о характеристикеатмосферных процессов, которые имеют «больше природу физичес-ких, чем химических элементов», об отношениях полов в живой при-роде, об отношениях любви и дружбы7. Гегель во всех этих явленияхпытается обнаружить некоторую общую схему взаимодействия, в ко-

торой взаимодействующие полюса выступают как равноправные.И чтобы обосновать всеобщность и универсальность этой схемы,представить ее в категориальной форме, он обязан был выявить еедействие в самых отдаленных и на первый взгляд не связанных меж-ду собой областях действительности.

Сложный процесс философской экспликации универсалий куль-туры в первичных формах может осуществляться не только в сферепрофессиональной философской деятельности, но и в других сферахдуховного освоения мира. Литература, искусство, художественнаякритика, политическое и нравственное сознание, обыденное мышле-ние, сталкивающееся с проблемными ситуациями мировоззренческо-го масштаба, — все это области, в которые может быть вплавлена фи-лософская рефлексия и в которых могут возникать в первичнойобразной форме философские экспликации универсалий культуры.В принципе, на этой основе могут развиваться достаточно сложные иоригинальные комплексы философских идей.

В произведениях великих писателей может быть разработана и вы-ражена в материале и языке литературного творчества даже целостнаяфилософская система, сопоставимая по своей значимости с концеп-циями великих творцов философии (известным примером в этом пла-не является литературное творчество Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоев-ского). Но, несмотря на всю значимость и важность такого родапервичных «философем», рациональное осмысление основанийкультуры в философии не ограничивается только этими формами. Наих основе философия затем вырабатывает более строгий понятийныйаппарат, где категории культуры уже определяются в своих наиболееобщих и существенных признаках.

Таким путем универсалии культуры превращаются в рамках фило-софского анализа в своеобразные идеальные объекты (связанные всистему), с которыми уже можно проводить особые мысленные экс-перименты. Тем самым открывается возможность для внутреннего те-оретического движения в поле философских проблем, результатомкоторого может стать формирование принципиально новых катего-риальных смыслов, выходящих за рамки исторически сложившихся ивпечатанных в ткань наличной социальной действительности миро-воззренческих оснований культуры.

В этой работе на двух полюсах — имманентного теоретического дви-жения и постоянной экспликации реальных смыслов предельных ос-нований культуры — реализуется основное предназначение филосо-фии в культуре: понять не только, каков в своих глубинных основанияхНаличный человеческий мир, но и каким он может и должен быть.

15-959


Показательно, что само возникновение философии как особогоспособа познания мира приходится на период одного из наиболеекрутых переломов в социальном развитии — перехода от доклассово-го общества к классовому, когда разрыв традиционных родо-племен-ных связей и крушение соответствующих мировоззренческих струк-тур, воплощенных в мифологии, потребовали формирования новыхмировоззренческих ориентации.

Философия всегда активно участвует в выработке ориентации по-добного типа. Рационализируя основания культуры, она осуществля-ет «прогнозирование» и «проектирование» возможных изменений в ееоснованиях. Уже само рациональное осмысление категорий культу-ры, которые функционируют в обыденном мышлении как неосознан-ные структуры, определяющие видение и переживание мира, — до-статочно ответственный шаг. В принципе, для того чтобы жить врамках традиционно сложившегося образа жизни, не обязательноанализировать соответствующий ему образ мира, репрезентирован-ный категориями культуры. Достаточно его просто усвоить в процес-се социализации. Осмысление же этого образа и его оценка уже ста-вят проблему возможной его модификации, а значит, и возможностидругого образа мира и образа жизни, т.е. выхода из сложившегося со-стояния культуры в иное состояние.

Философия, осуществляя свою познавательную работу, всегдапредлагает человечеству некоторые возможные варианты его жизнен-ного мира. И в этом смысле она обладает прогностическими функци-ями. Конечно, не во всякой системе философских построений этифункции реализуются с необходимой полнотой. Это зависит от соци-альной ориентации философской системы, от типа общества, кото-рый создает предпосылки для развертывания в философии моделей«возможных» миров. Такие модели формируются за счет постояннойгенерации в системе философского знания новых категориальныхструктур, которые обеспечивают новое видение как объектов, преоб-разуемых в человеческой деятельности, так и самого субъекта дея-тельности, его ценностей и целей. Эти видения часто не совпадают сфрагментами модели мира, представленной универсалиями культурысоответствующей исторической эпохи, и выходят за рамки традици-онных, лежащих в основании данной культуры способов миросозер-цания и миропонимания.

Генерация в системе философского познания новых категориаль-ных моделей мира осуществляется за счет постоянного развития фи-лософских категорий. Можно указать на два главных источника,обеспечивающих это развитие. Во-первых, рефлексия над различны-


ми феноменами культуры (материальной и духовной) и выявление ре-альных изменений, которые происходят в категориях культуры в ходеисторического развития общества. Во-вторых, установление содержа-тельно-логических связей между философскими категориями, их вза-имодействие как элементов развивающейся системы, когда измене-ние одного элемента приводит к изменению других.

Первый источник связан с обобщением опыта духовного и прак-тического освоения мира. Он позволяет не только сформировать фи-лософские категории как рационализацию универсалий человечес-кой культуры (категорий культуры), но и постоянно обогащать ихсодержание за счет философского анализа научных знаний, естест-венного языка, искусства, нравственных проблем, политического иправового сознания, феноменов предметного мира, освоенного чело-веческой деятельностью, а также рефлексии философии над собст-венной историей. Второй источник основан на применении аппараталогического оперирования с философскими категориями как с осо-быми идеальными объектами, что позволяет за счет «внутреннегодвижения» в поле философских проблем и выявления связей междукатегориями выработать их новые определения.

Развитие философского знания осуществляется во взаимодейст-вии этих двух источников. Наполнение категорий новым содержани-ем за счет рефлексии над основаниями культуры выступает предпо-сылкой для каждого последующего этапа внутритеоретическогоразвития категориального аппарата философии. Благодаря такомуразвитию во многом обеспечивается формирование в философии не-стандартных категориальных моделей мира.

Философское познание выступает как особое самосознание культу-ры, которое активно воздействует на ее развитие. Генерируя теоретичес-кое ядро нового мировоззрения, философия тем самым вводит новыепредставления о желательном образе жизни, который предлагает чело-вечеству. Обосновывая эти представления в качестве ценностей, онаФункционирует как идеология. Но вместе с тем ее постоянная интенцияна выработку новых категориальных смыслов, постановка и решениепроблем, многие из которых на данном этапе социального развития оп-равданы преимущественно имманентным теоретическим развитиемфилософии, сближают ее со способами научного мышления.

Историческое развитие философии постоянно вносит мутации вкультуру, формируя новые варианты, новые потенциально возмож-ные линии динамики культуры.

Многие выработанные философией идеи транслируются в культу-Ре как своеобразные «дрейфующие гены», которые в определенных


условиях социального развития получают свою мировоззренческуюактуализацию. В этих ситуациях они могут стимулировать разработкуновых оригинальных философских концепций, которые затем могутконкретизироваться в философской публицистике, эссеистике, лите-ратурной критике, нравственных доктринах, политических и религи-озных учениях и т.д. Таким путем философские идеи могут обрестистатус мировоззренческих оснований того или иного историческиконкретного типа культуры.

Генерируя категориальные модели возможных человеческих ми-ров, философия в этом процессе попутно вырабатывает и категори-альные схемы, способные обеспечить постижение объектов принци-пиально новой системой организации по сравнению с теми, которыеосваивает практика соответствующей исторической эпохи.

Источники и примечания1 Подробнее о физическом и философском смысле концепции «ветвя-

щихся миров» см.: Мицкевич Н.В. Космология, релятивистская астрофизика ифизика элементарных частиц // Философские проблемы астрономии XX ве-ка. М., 1976. С. 101 — 104; Крымский СБ., Кузнецов В.И. Мировоззренческиекатегории в современном естествознании. Киев, 1983. С. 88—120.

8 В жизнедеятельности людей взаимодействуют программы двух типов:биологические (инстинкты самосохранения, питания, половой инстинкт, ин-стинктивная предрасположенность к обшению, выработанная как результатприспособления человеческих предков к стадному образу жизни, и т.д.) и со-циальные, которые как бы надстраивались над биологическими в процессестановления и развития человечества (поэтому их можно назвать надбиологи-ческими программами). Если первые передаются через наследственный гене-тический код, то вторые хранятся и передаются в обществе в качестве куль-турной традиции.

3 Древнекитайская философия. М., 1972. Т. 1. С. 118.4 Холтон Дж. Что такое антинаука? // Вопросы философии. 1992. № 2.

С. 38.5 Григорьева ГА. Японская художественная традиция. М., 1979. С. 75—76.6 Фрагменты Гераклита // Материалисты Древней Греции. М., 1955. С. 48,

51-52.7 Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1972. Т. 3. С. 117—118.

ГЛАВА 5

ДИНАМИКА НАУЧНОГО ИССЛВДОВАНИЯ

Подход к научному исследованию как к исторически развивающемусяпроцессу означает, что сама структура научного знания и процедуры егоформирования должны рассматриваться как исторически изменяющи-еся. Но тогда необходимо проследить, опираясь на уже введенныепредставления о структуре науки, как в ходе ее эволюции возникаютвсе новые связи и отношения между ее компонентами, связи, которыеменяют стратегию научного поиска. Представляется целесообразнымвыделить следующие основные ситуации, характеризующие процессразвития научных знаний: взаимодействие картины мира и опытныхфактов, формирование первичных теоретических схем и законов, ста-новление развитой теории (в классическом и современном вариантах).

Взаимодействие научной картины мира и опыта

Первая ситуация может реализовываться в двух вариантах. Во-пер-вых, на этапе становления новой области научного знания (научнойдисциплины) и, во-вторых, в теоретически развитых дисциплинахпри эмпирическом обнаружении и исследовании принципиально но-вых явлений, которые не вписываются в уже имеющиеся теории.

Рассмотрим вначале, как взаимодействуют картина мира и эмпи-рические факты на этапе зарождения научной дисциплины, котораявначале проходит стадию накопления эмпирического материала обисследуемых объектах. В этих условиях эмпирическое исследованиеЦеленаправлено сложившимися идеалами науки и формирующейсяспециальной научной картиной мира (картиной исследуемой реаль-ности). Последняя образует тот специфический слой теоретическихпредставлений, который обеспечивает постановку задач эмпиричес-

230 Глава 5. Динамика научного исследования

кого исследования, видение ситуаций наблюдения и эксперимента иинтерпретацию их результатов.

Специальные картины мира как особые формы теоретических зна-ний являются продуктом длительного исторического развития наукиОни возникли в качестве относительно самостоятельных фрагментовобщенаучной картины мира на этапе формирования дисциплинарноорганизованной науки (конец XVIII — первая половина XIX в.). Но наранних стадиях развития, в эпоху становления естествознания, такойорганизации науки еще не было. Это обстоятельство не всегда адекват-но осмысливается в методологических исследованиях. В 80-х гг., когдаинтенсивно обсуждался вопрос о статусе специальных картин мира,были высказаны три точки зрения: специальных картин мира вообщене существует и их не следует выделять в качестве особых форм теоре-тического знания; специальные картины мира являются ярко выра-женными автономными образованиями; их автономия крайне относи-тельна, поскольку они выступают фрагментами общенаучной картинымира. Однако в истории науки могут найти подтверждения все три точ-ки зрения, только они относятся к разным ее стадиям: додисциплинар-ной науке XVII в., дисциплинарно организованной науке XIX — пер-вой половины XX в., современной науке с ее усиливающимисямеждисциплинарными связями. Эти стадии следует различать.

Первой из наук, которая сформировала целостную картину мира,опирающуюся на результаты экспериментальных исследований, былафизика. В своих зародышевых формах возникающая физическая кар-тина мира содержала (особенно в предгалилеевский период) множе-ство натурфилософских наслоений. Но даже в этой форме она целе-направляла процесс эмпирического исследования и накоплениеновых фактов.

В качестве характерного примера такого взаимодействия картинымира и опыта в эпоху становления естествознания можно указать наэксперименты В. Гильберта, в которых исследовались особенностиэлектричества и магнетизма.

В. Гильберт был одним из первых ученых, который противопоставилмировоззренческим установкам средневековой науки новый идеал —экспериментальное изучение природы. Однако картина мира, котораяцеленаправляла эксперименты В. Гильберта, включала ряд представле-ний, заимствованных из господствовавшей в Средневековье аристоте-левской натурфилософии. Хотя В. Гильберт и критиковал концепциюперипатетиков о четырех элементах (земли, воды, воздуха и огня) какоснове всех других тел, он использовал представления о металлах каксгущениях Земли и об электризуемых телах как о сгущениях воды. На

основе этих представлений Гильберт выдвинул ряд гипотез относитель-но электрических и магнитных явлений. Эти гипотезы не выходили зарамки натурфилософских построений, но они послужили импульсом кпостановке экспериментов, обнаруживших реальные факты. Напри-мер, представления об «электрических телах» как воплощении «стихииводы» породили гипотезу о том, что все электрические явления — ре-зультат истечения «флюидов» из наэлектризованных тел. Отсюда Гиль-берт предположил, что электрические истечения должны задерживать-ся преградами из бумаги и ткани и что огонь должен уничтожатьэлектрические действия, поскольку он испаряет истечение1. Так воз-никла идея серии экспериментов, обнаруживших факты экранированияэлектрического поля некоторыми видами материальных тел и фактывоздействия пламени на наэлектризованные тела (если использовать со-временную терминологию, то здесь было, по существу, обнаружено, чтопламя обладает свойствами проводника).

Аналогичным образом представления о магните как о сгущенииЗемли генерировали знаменитые эксперименты В. Гильберта с шаро-вым магнитом, посредством которых было доказано, что Земля явля-ется шаровым магнитом, и выяснены свойства земного магнетизма.Эксперимент с шаровым магнитом выглядит весьма изящным дажепо меркам современных физических опытов. В его основе лежала ана-логия между шаровым магнитом (террелой) и Землей. Гильберт иссле-довал поведение миниатюрной магнитной стрелки, помещаемой вразных точках террелы, и затем полученные данные сравнил с извест-ными из практики мореплавания фактами ориентации магнитнойстрелки относительно Земли. Из сравнения этих данных Гильберт за-ключил, что Земля есть шаровой магнит.

Исходная аналогия между террелой и Землей была подсказанапринятой Гильбертом картиной мира, в которой магнит как разновид-ность металлов рассматривался в качестве воплощения «природыземли». Гильберт даже в названии шарового магнита (террела — зем-ля) подчеркивает общность материи Земли и магнита и естествен-ность аналогии между земным шаром и шаровым магнитом.

Целенаправляя наблюдения и эксперименты, картина мира всегдаиспытывает их обратное воздействие. Можно констатировать, что новыефакты, полученные В. Гильбертом в процессе эмпирического исследова-ния процессов электричества и магнетизма, генерировали ряд достаточ-но существенных изменений в первоначально принятой В. Гильбертомкартине мира. По аналогии с представлениями о Земле как «большоммагните», В. Гильберт включает в картину мира представления о плане-тах как о магнитных телах. Он высказывает смелую гипотезу о том, что


планеты удерживают на их орбитах силы магнитного притяжения. Такаятрактовка, навеянная экспериментами с магнитами, радикально менялапредставление о природе сил. В это время силу рассматривали как ре-зультат соприкосновения тел (сила давления одного груза на другой, си-ла удара)2. Новая трактовка силы была преддверием будущих представ-лений механической картины мира, в которой передача сил нарасстоянии рассматривалась как источник изменений в состоянии дви-жения тел.

Полученные из наблюдения факты могут не только видоизменять сло-жившуюся картину мира, но и привести к противоречиям в ней и потре-бовать ее перестройки. Лишь пройдя длительный этап развития, картинамира очищается от натурфилософских наслоений и превращается в спе-циальную картину мира, конструкты которой (в отличие от натурфило-софских схем) вводятся по признакам, имеющим опытное обоснование.

В истории науки первой осуществила такую эволюцию физика. В кон-це XVI — первой половине XVII в. она перестроила натурфилософскуюсхему мира, господствовавшую в физике Средневековья, и создала науч-ную картину физической реальности — механическую картину мира. В еестановлении решающую роль сыграли новые мировоззренческие идеи иновые идеалы познавательной деятельности, сложившиеся в культуреэпохи Возрождения и начала Нового времени. Осмысленные в филосо-фии, они предстали в форме принципов, которые обеспечили новое ви-дение накопленных предшествующим познанием и практикой фактов обисследуемых в физике процессах и позволили создать новую системупредставлений об этих процессах. Важнейшую роль в построении меха-нической картины мира сыграли принцип материального единства мира,исключающий схоластическое разделение на земной и небесный мир,принцип причинности и закономерности природных процессов, прин-цип экспериментального обоснования знания и установка на соединениеэкспериментального исследования природы с описанием ее законов наязыке математики. Обеспечив построение механической картины мира,эти принципы превратились в ее философское обоснование.

После возникновения механической картины мира процесс форми-рования специальных картин мира протекает уже в новых условиях. Спе-циальные картины мира, возникавшие в других областях естествозна-ния, испытывали воздействие физической картины мира как лидераестествознания и, в свою очередь, оказывали на физику активное обрат-ное воздействие. В самой же физике построение каждой новой картинымира происходило не путем выдвижения натурфилософских схем с ихпоследующей адаптацией к опыту, а путем преобразования уже сложив-шихся физических картин мира, конструкты которых активно использо-

Взаимодействие научной картины мира и опыта 233

вались в последующем теоретическом синтезе (примером может служитьперенос представлений об абсолютном пространстве и времени из меха-нической в электродинамическую картину мира конца XIX столетия).

Ситуация взаимодействия картины мира и эмпирического матери-ала, характерная для ранних стадий формирования научной дисцип-лины, воспроизводится и на более поздних этапах научного познания.Даже тогда, когда наука сформировала слой конкретных теорий, экс-перимент и наблюдение способны обнаружить объекты, не объясняе-мые в рамках существующих теоретических представлений. Тогда но-вые объекты изучаются эмпирическими средствами, и картина мираначинает регулировать процесс такого исследования, испытывая об-ратное воздействие его результатов. Описанные выше примеры с ис-следованием катодных лучей могут служить достаточно хорошей ил-люстрацией взаимодействия картины мира и опыта применительно кпроцессу физического исследования.

Аналогичные ситуации можно обнаружить и в других науках. Так, всовременной астрономии, несмотря на довольно развитый слой теоре-тических моделей и законов, значительное место принадлежит исследо-ваниям, в которых картина мира непосредственно регулирует процесснаблюдения и формирования эмпирических фактов. Астрономическоенаблюдение весьма часто обнаруживает новый тип объектов или новыестороны взаимодействий, которые не могут быть сразу объяснены врамках имеющихся теорий. Тогда картина реальности активно целена-правляет все последующие систематические наблюдения, в которых по-степенно раскрываются особенности нового объекта.

Характерным примером в этом отношении может служить откры-тие и изучение квазаров. После обнаружения первого квазара — ра-диоисточника ЗС 48 — сразу же возник вопрос о том, к какому типу ко-смических объектов он относится. В картине исследуемой реальности,сложившейся ко времени открытия квазаров, наиболее «подходящи-ми» типами объектов для этой цели могли быть звезды либо очень уда-ленные галактики. Обе гипотезы целенаправленно проверялись в на-блюдениях. Именно в процессе такой проверки были обнаруженыпервые свойства квазаров. Дальнейшее исследование этих объектовэмпирическими средствами также проходило при активной корректи-ровке со стороны картины реальности. В частности, можно установитьее целенаправляющую роль в одном из ключевых моментов этого ис-следования, а именно в открытии большого красного смещения в спе-ктрах квазаров. В истоках этого открытия лежала догадка М. Шмидта,который отождествил эмиссионные линии в спектре квазаров с обыч-ной бальмеровской серией водорода, допустив большое красное сме-


щение (равное 0,158). Внешне эта догадка выглядит сугубо случайнойпоскольку к этому времени считалось повсеместно, что квазары явля-ются звездами нашей Галактики, а звезды Галактики не должны иметьтакое смещение. Поэтому, чтобы возникла сама идея указанного отож-дествления линий, нужно было уже заранее выдвинуть экстравагант-ную гипотезу. Однако эта гипотеза перестает быть столь экстравагант-ной, если принять во внимание, что общие представления о структуреи эволюции Вселенной, сложившиеся к этому периоду в астрономии,включали представления о происходящих в галактиках грандиозныхвзрывах, которые сопровождаются выбросами вещества с большимискоростями, и о расширении нашей Вселенной. Любое из этих пред-ставлений могло генерировать исходную гипотезу о возможностибольшого красного смещения в спектре квазаров.

С этих позиций за случайными элементами в рассматриваемом от-крытии уже прослеживается его внутренняя логика. Здесь выявляетсяважная сторона регулятивной функции, которую выполняла картинамира по отношению к процессу наблюдения. Эта картина помогала нетолько сформулировать первичные гипотезы, которые целенаправлялинаблюдения, но и найти правильную интерпретацию соответствующихданных, обеспечивая переход от данных наблюдения к фактам науки.

Таким образом, первичная ситуация, характеризующая взаимо-действие картины мира с наблюдениями и экспериментами, не отвер-гается с возникновением в науке конкретных теорий, а сохраняетсвои основные характеристики как особый случай развития знания вусловиях, когда исследование эмпирически обнаруживает новые объ-екты, для которых еще не создано адекватной теории.

Большинство наук значительно позже физики вступили в стадиютеоретизации, связанную с формированием конкретных теоретическихмоделей и законов, объясняющих факты. Поэтому при анализе истори-ческой динамики знания в этих науках методолог чаще всего сталки-вался с доминированием ситуаций эмпирического поиска, в которыхкартина реальности берет на себя функции теоретического программи-рования опыта и развивается под его воздействием. При этом в наукеодновременно могут соперничать альтернативные картины реальнос-ти, каждая из которых выполняет роль исследовательской программы,предлагая свою постановку исследовательских задач и интерпретациюэмпирического материала. В этой конкуренции обычно побеждает таисследовательская программа, которая лучше ассимилирует накапли-ваемый материал, обеспечивает переход к построению первых теорети-ческих моделей и которая соответствует мировоззренческим установ-кам, сложившимся в культуре определенного исторического периода.


Такой путь эмпирического познания широко распространен в науке.Он может быть прослежен не только в физике, но и в биологии. Типич-ным примером здесь является соперничество альтернативных картинбиологического мира, выдвинутых Ж. Кювье и Ж.Б. Ламарком. Каждаяиз них взаимодействовала с опытом и ставила свои задачи эмпирическо-му поиску. Представления Кювье о неизменных видах и геологическихкатастрофах стимулировали целенаправленное накопление фактов,свидетельствовавших о существовании в прошлом видов, радикальноотличающихся от современных и уже исчезнувших. Картина биологиче-ской реальности, предложенная Ламарком, ассимилировала этот эмпи-рический материал, но давала ему иную интерпретацию: разнообразиевидов истолковывалось как результат возникновения одних видов издругих в результате приспособления организмов к меняющимся услови-ям обитания и наследования приобретенных признаков. В этой картиневводилось представление о постепенном совершенствовании органиче-ского мира и появлении все более высокоорганизованных видов.

Новая картина биологического мира меняла ориентиры эмпиричес-кого поиска. Основные задачи теперь состояли в обнаружении фактов,свидетельствующих о постепенном накоплении изменений и непре-рывной линии эволюции (задачи, противоположные тем, которые ста-вились картиной органического мира, отстаиваемой Кювье и его сто-ронниками). Показательно, что по мере расширения эмпирическойбазы ламаркистская картина биологической реальности уточнялась иконкретизировалась. В ней появилось представление о ступенчатой вос-ходящей лестнице существ как результате эволюционных изменений и,соответственно, о градациях крупных таксономических групп живот-ных и растений. Подчеркнем, что и в последующем развитии биологииклассификации и типологии биологических объектов, обобщающие на-копленный эмпирический материал, чаще всего осуществлялись поднепосредственным влиянием картины биологического мира, котораяфункционировала в качестве исследовательской программы, целена-правляющей научный поиск.

Роль картины исследуемой реальности в интерпретации фактов ипостановке задач эмпирического исследования может быть обнаруженаи в других естественнонаучных дисциплинах. Например, то, что в химииназывают флогистонной теорией, не может быть рассмотрено как тео-рия в полном смысле слова, поскольку она не содержала конкретных за-конов и теоретических схем, объясняющих факты, а вводила лишьпринципы такого объяснения. Посредством таких принципов фиксиро-валась весьма общая система представлений о химических объектах и ихсвязях. Эта система представлений и образовывала картину химической


реальности. Основы указанной картины были заложены в XVII в. рабо-тами Бехера и Г. Шталя. В этой картине все химические соединения рас-сматривались как состоящие из троякого рода «земель» — особых начал(элементов), которые соединяются с водой и особой материальной суб-станцией — флогистоном. «Земли», «вода», «флогистон» выступали какпервичные сущности, а все остальные вещества (соединения, «смешан-ные тела») полагались построенными из этих сущностей.

Процессы окисления и горения связывались с действием флогис-тона, а кроме того, он считался «летучей субстанцией», которая могласообщать свою летучесть частицам вещества при соединении с ними.Поскольку в этот период ньютоновское учение о всемирном тяготе-нии только возникало, многие последователи Шталя верили, что фло-гистон не притягивается к центру Земли, но стремится вверх.

Эта картина реальности, принятая исследователями, объясняла хи-мические реакции как процесс перехода флогистона от вещества, бога-того им, к веществу, в котором флогистона содержится меньше. Онапозволяла рассматривать сами химические реакции в качестве взаимо-действия как минимум двух веществ, объединить процессы горения сявлением обжига и т.д., иначе говоря, позволяла накапливать эмпириче-ские факты и интерпретировать их. Более того, на основе этой картиныбыли получены некоторые оправдавшиеся в практике советы по улуч-шению процессов выплавки металлов3. Но по мере развития знания от-крывались и такие факты, которые не укладывались в рассматриваемуюкартину химических процессов. Так, установление Реем увеличения ве-са металлов при превращении их в окалину вступало в противоречие сфлогистонной концепцией, согласно которой считалось, что в процессегорения теряется некоторая часть горючих тел. Тем не менее один из ос-новоположников «флогистонной теории» — Г. Шталь — не придал это-му факту никакого значения, а его последователи, с целью сохранениясуществующей картины химической реальности, прибегали к представ-лениям об отрицательном весе флогистона (Гитон де Морво).

Устойчивость картины реальности по отношению к аномалиям(фактам, не укладывающимся в ее представления) — характерная осо-бенность ее функционирования в качестве исследовательской про-граммы. И. Лакатос отмечал, что ядро программы (в данном случаефундаментальные принципы и представления картины исследуемойреальности) сохраняется за счет пояса защитных гипотез, которыевыдвигаются по мере появления аномальных фактов.

Гипотеза «отрицательного веса флогистона» является типичнымпримером попытки защитить ядро исследовательской программы.Вместе с тем накопление аномалий и увеличение числа ad hoc гипотез


в «защитном поясе» картины реальности стимулируют критическоеотношение к ней и выдвижение новой картины.

В истории химии рассматриваемого исторического периода новаякартина исследуемой реальности была предложена А. Лавуазье. Она не-которое время конкурировала с прежними, основанными на флогис-тонной концепции, представлениями о химических процессах, а затемвытеснила устаревшую картину. Новая картина реальности, развитаяЛавуазье, элиминировала представления о флогистоне и ввела новоепредставление о химических элементах — как простых веществах, яв-ляющихся пределом разложимости вещества в химическом анализе, изкоторых благодаря действию «химических сил» образуются сложныевещества. Эта картина позволила дать иную интерпретацию имеющих-ся фактов, а перед исследователями, принявшими ее; возникали новыезадачи: изучение свойств химических элементов, экспериментальногодоказательства закона сохранения вещества и анализа природы «хими-ческих сил» и т.д.

Функционирование картины реальности в качестве исследователь-ской программы, целенаправляющей эмпирический поиск, можнопроследить и на материале социальных наук. Здесь также можно обна-ружить конкуренцию различных представлений о реальности, каждоеиз которых ставило свои задачи эмпирическому исследованию.

Так, в исторической науке и социологии XX столетия картины со-циальной реальности, предложенные, например, А. Тойнби, П. Соро-киным, картина общества, отстаиваемая сторонниками классическо-го марксизма, выдвигали различные типы задач при исследованииконкретных исторических ситуаций.

Тойнби основное внимание уделял фактам, которые могли бы сви-детельствовать об особенностях каждой из выделенных им цивилиза-ций и об их циклическом развитии. Он стремился проследить иерар-хию социальных ценностей и концепцию смысла жизни, которыележат в основании каждого из видов цивилизации и которые опреде-ляют ее ответы на исторические вызовы. Соответственно этим зада-чам происходил отбор фактов и их интерпретация.

Картина социально-исторической реальности, предложеннаяП. Сорокиным, также акцентировала внимание историка на иссле-довании фундаментальных ценностей, которые определяют типкультуры и соответствующий ей тип социальных связей. Здесь ос-новная задача состояла в выявлении фактов, обосновывающих ти-пологию культур, соответствующую, согласно Сорокину, трем ос-новным типам мировосприятия (чувственному, рациональному иинтуитивному).

238 Ппава 5. Динамика научного исследования

Историки и социологи, разделявшие эту систему представлений, со-средоточивали усилия на анализе того, как проявляются фундаменталь-ные ценности в различных состояниях религиозной жизни, в философ-ской и этической мысли, в политике и экономических отношениях.

Что же касается историков-марксистов, то для них главное в иссле-довании исторического процесса состояло в анализе изменений спосо-ба производства, классовой структуры общества, выяснении зависимо-сти духовной жизни от господствующих производственных отношений.

Картина социальной реальности, заданная основными принципа-ми исторического материализма, требовала рассматривать все истори-ческие события под углом зрения смены общественно-экономическихформаций. Соответственно всем этим парадигмальным установкамставились задачи поиска и истолкования исторических фактов.

Характерно, что, когда обнаруживались факты, которые не согла-совывались с исходной картиной социальной реальности, они либооставались без объяснения, либо объяснялись посредством ad hoc ги-потез. Причем сопротивление картины реальности напору «аномаль-ных» фактов было тем больше, чем активнее эта картина служилаидеологическим целям. Известно, например, что историки-марксис-ты испытывали немалые трудности при анализе традиционных циви-лизаций Востока, применяя к ним представления о пяти обществен-но-экономических формациях. В частности, не обнаруживалосьубедительных фактов, свидетельствовавших о существовании в исто-рии этих обществ рабовладельческого способа производства. Модельрабовладельческой формации в лучшем случае была применима к не-большому числу древних цивилизаций средиземноморского региона.Сложности возникали и при исследовании традиционных восточныхобществ с позиций классических марксистских представлений о фео-дальном способе производства.

Все эти факты требовали корректировки разработанной К. Марксоми Ф. Энгельсом картины социальной реальности. Показательно, что всвое время К. Маркс, обнаружив трудности согласования эмпирическо-го материала, относящегося к истории традиционных цивилизаций, спредложенной в его картине социальной реальности типологией об-ществ, предпринял попытку несколько модернизировать эту картину. Онвыдвинул гипотезу об азиатском способе производства как основаниивосточных цивилизаций. Впоследствии историки-марксисты много-кратно возвращались к этой идее. Было проведено несколько дискуссийпо проблеме азиатского способа производства. Однако по мере усиленияв СССР идеологического контроля над общественными науками и дог-матизации марксизма все больше доминировали попытки подогнать

Формирование частных теоретических схем и законов 239

факты под представления о пяти общественно-экономических форма-циях, выдвигая различные, часто искусственные, допущения.

Вообще-то попытки сохранить ядро исследовательской програм-мы путем введения защитных гипотез являются характерным призна-ком ее функционирования4. Тем более когда такое ядро представленофундаментальными принципами науки, констатирующими приня-тую в ней онтологию — картину исследуемой реальности.

Пересмотр принципов картины реальности под влиянием новыхфактов всегда предполагает обращение к философско-мировоззрен-ческим идеям. Это в равной мере относится и к естествознанию, и ксоциальным наукам.

Вместе с тем в социально-научном исследовании идеологическиеи политические аспекты мировоззрения играют особую роль. Их вли-яние может стимулировать выработку новых представлений об иссле-дуемой предметной области, но может и усилить сопротивление но-вым фактам, даже в тех ситуациях, когда принятая картинасоциальной реальности все меньше обеспечивает положительную эв-ристику эмпирического поиска.

Таким образом, анализ различных научных дисциплин позволяетсделать вывод об универсальности познавательных ситуаций, связан-ных с функционированием специальных научных картин мира (кар-тин исследуемой реальности) в качестве исследовательских про-грамм, непосредственно регулирующих эмпирический поиск, и об ихразвитии под влиянием эмпирических фактов. Такое развитие в клас-сической науке выступает одним из условий построения теоретичес-ких схем, составляющих ядро конкретных научных теорий.

Формирование частных теоретических схем и законов

Обратимся теперь к анализу второй ситуации развития теоретическихзнаний, которая связана с формированием частных теоретическихсхем и частных теоретических законов. На этом этапе объяснение ипредсказание эмпирических фактов осуществляются уже не непо-средственно на основе картины мира, а через применение создавае-мых теоретических схем и связанных с ними выражений теоретичес-ких законов, которые служат опосредующим звеном между картиноймира и опытом.

В развитой науке теоретические схемы вначале создаются как ги-потетические модели, а затем обосновываются опытом. Их построе-ние осуществляется за счет использования абстрактных объектов, ра-


нее сформированных в сфере теоретического знания и применяемыхв качестве строительного материала при создании новой модели.

Выдвижение гипотез и их предпосылки

Только на ранних стадиях научного исследования, когда осуществля-ется переход от преимущественно эмпирического изучения объектовк их теоретическому освоению, конструкты теоретических моделейсоздаются путем непосредственной схематизации опыта. Но затемони используются в функции средства для построения новых теорети-ческих моделей, и этот способ начинает доминировать в науке. Преж-ний же метод сохраняется только в рудиментарной форме, а его сфе-ра действия оказывается резко суженной. Он используется главнымобразом в тех ситуациях, когда наука сталкивается с объектами, длятеоретического освоения которых еще не выработано достаточныхсредств. Тогда объекты начинают изучаться экспериментальным пу-тем и на этой основе постепенно формируются необходимые идеали-зации как средства для построения первых теоретических моделей вновой области исследования. Примерами таких ситуаций могут слу-жить ранние стадии становления теории электричества, когда физикаформировала исходные понятия — «проводник», «изолятор», «элект-рический заряд» и т.д. и тем самым создавала условия для построенияпервых теоретических схем, объясняющих электрические явления.

Большинство теоретических схем науки конструируются не за счетсхематизации опыта, а методом трансляции абстрактных объектов,которые заимствуются из ранее сложившихся областей знания и со-единяются с новой «сеткой связей». Следы такого рода операций лег-ко обнаружить, анализируя теоретические модели классической фи-зики. Например, объекты фарадеевской модели электромагнитнойиндукции «силовые линии» и «проводящее вещество» были абстраги-рованы не прямо из опытов по обнаружению явления электромагнит-ной индукции, а заимствовались из области знаний магнитостатики(«силовая линия») и знаний о токе проводимости («проводящее веще-ство»). Аналогичным образом при создании планетарной модели ато-ма представления о центре потенциальных отталкивающих сил внут-ри атома (ядро) и электронах были почерпнуты из теоретическихзнаний механики и электродинамики.

В этой связи возникает вопрос об исходных предпосылках, которыеориентируют исследователя в выборе и синтезе основных компонентовсоздаваемой гипотезы. Хотя такой выбор и представляет собой творче-ский акт, он имеет определенные основания. Такие основания создает


принятая исследователем картина мира. Вводимые в ней представле-ния о структуре природных взаимодействий позволяют обнаружить об-щие черты у различных предметных областей, изучаемых наукой.

Тем самым картина мира «подсказывает», откуда можно заимство-вать абстрактные объекты и структуру, соединение которых приводитк построению гипотетической модели новой области взаимодействий.

Целенаправляющая функция картины мира при выдвижении ги-потез может быть прослежена на примере становления планетарноймодели атома.

Эту модель обычно связывают с именем Э. Резерфорда и часто изла-гают историю ее формирования таким образом, что она возникала какнепосредственное обобщение опытов Резерфорда по рассеянию а-час-тиц на атомах. Однако действительная история науки далека от этой ле-генды. Резерфорд осуществил свои опыты в 1912 г., а планетарная мо-дель атома впервые была выдвинута в качестве гипотезы физикомяпонского происхождения X. Нагаока значительно раньше, в 1904 г.

Здесь отчетливо проявляется логика формирования гипотетическихвариантов теоретической модели, которая создается «сверху» по отно-шению к опыту. Эскизно эта логика применительно к ситуации с плане-тарной моделью атома может быть представлена следующим образом.

Первым импульсом к ее построению, равно как и к выдвижению це-лого ряда других гипотетических моделей (например, модели Томсона),послужили изменения в физической картине мира, которые произошлиблагодаря открытию электронов и разработке Лоренцом теории электро-нов. В электродинамическую картину мира был введен, наряду с эфироми атомами вещества, новый элемент «атомы электричества». В свою оче-редь, это поставило вопрос об их соотношении с атомами вещества. Об-суждение этого вопроса привело к постановке проблемы: не входят лиэлектроны в состав атома? Конечно, сама формулировка такого вопросабыла смелым шагом, поскольку она приводила к новым изменениям вкартине мира (нужно было признать сложное строение атомов вещест-ва). Поэтому конкретизация проблемы соотношения атомов и электро-нов была связана с выходом в сферу философского анализа, что всегдапроисходит при радикальных сдвигах в картине мира (например,Дж.Дж. Томсон, который был одним их инициаторов постановки вопро-са о связи электронов и атомов вещества, искал опору в идеях атомисти-ки R Босковичи, чтобы доказать необходимость сведения в картине ми-ра «атомов вещества» к «атомам электричества»).

Последующее развитие физики подкрепило эту идею новыми экс-периментальными и теоретическими открытиями. После открытияРадиоактивности и ее объяснения как процесса спонтанного распада

'6-959


атомов в картине мира утвердилось представление о сложном строе-нии атома. Теперь уже эфир и «атомы электричества» стали рассмат-риваться как формы материи, взаимодействие которых формирует всеостальные объекты и процессы природы. В итоге возникла задача —построить «атом вещества» из положительно и отрицательно заря-женных «атомов электричества», взаимодействующих через эфир.

Постановка такой задачи подсказывала выбор исходных абстракцийдля построения гипотетических моделей атома — это должны быть аб-страктные объекты электродинамики. Что же касается структуры, в ко-торую были включены все эти абстрактные объекты, то ее выбор в ка-кой-то мере также был обоснован картиной мира. В этот период (конецXIX — начало XX в.) эфир рассматривался как единая основа сил тяго-тения и электромагнитных сил, что делало естественной аналогию меж-ду взаимодействием тяготеющих масс и взаимодействием зарядов.

Когда Нагаока предложил свою модель, то он исходил из того, чтоаналогом строения атома может служить вращение спутников и колецвокруг Сатурна: электроны должны вращаться вокруг положительнозаряженного ядра, наподобие того как в небесной механике спутникивращаются вокруг центрального тела.

Использование аналоговой модели — это способ переноса из небес-ной механики структуры, которая была соединена с новыми элемента-ми (зарядами). Подстановка зарядов на место тяготеющих масс в ана-логовую модель привела к построению планетарной модели атома.

Таким образом, в процессе выдвижения гипотетических моделейкартина мира играет роль исследовательской программы, обеспечи-вающей постановку теоретических задач и выбор средств их решения.

После того как сформирована гипотетическая модель исследуемыхвзаимодействий, начинается стадия ее обоснования. Она не сводитсятолько к проверке тех эмпирических следствий, которые можно полу-чить из закона, сформулированного относительно гипотетическоймодели. Сама модель должна получить обоснование.

Важно обратить внимание на следующее обстоятельство. Когда приформировании гипотетической модели абстрактные объекты включа-ются в новые отношения, то это, как правило, приводит к наделениюих новыми признаками. Например, при построении планетарной мо-дели атома положительный заряд был определен как атомное ядро, аэлектроны были наделены признаком «стабильно двигаться по орби-там вокруг ядра».

Предположив, что созданная таким путем гипотетическая модельвыражает существенные черты новой предметной области, исследова-тель тем самым допускает, во-первых, что новые, гипотетические при-


знаки абстрактных объектов имеют основание именно в той областиэмпирически фиксируемых явлений, на объяснение которых модельпретендует, и, во-вторых, что эти новые признаки совместимы с други-ми определяющими признаками абстрактных объектов, которые былиобоснованы предшествующим развитием познания и практики.

Понятно, что правомерность таких допущений следует доказыватьспециально. Это доказательство производится путем введения абстракт-ных объектов в качестве идеализации, опирающихся на новый опыт.Признаки абстрактных объектов, гипотетически введенные «сверху» поотношению к экспериментам новой области взаимодействий, теперь вос-станавливаются «снизу». Их получают в рамках мысленных эксперимен-тов, соответствующих типовым особенностям тех реальных эксперимен-тальных ситуаций, которые призвана объяснить теоретическая модель.После этого проверяют, согласуются ли новые свойства абстрактных объ-ектов с теми, которые оправданы предшествующим опытом.

Весь этот комплекс операций обеспечивает обоснование призна-ков абстрактных объектов гипотетической модели и превращение ее втеоретическую схему новой области взаимодействий. Будем называтьэти операции конструктивным введением объектов в теорию.

Теоретическую схему, удовлетворяющую описанным процедурам,будем называть конструктивно обоснованной.

Процедуры конструктивного обоснования теоретических схем

Конструктивное обоснование обеспечивает привязку теоретическихсхем к опыту, а значит, и связь с опытом физических величин матема-тического аппарата теории. Именно благодаря процедурам конструк-тивного обоснования в теории появляются правила соответствия.

Рассмотрим особенности процедур конструктивного обоснованияи их роль в развитии теории на разбираемом нами историческом при-мере с планетарной моделью атома.

Известно, что, после того как Нагаока предложил гипотезу планетар-ного строения атома, в его модели были обнаружены противоречия.В. Вин в 1905 г. показал, что признак электрона «двигаться по орбите во-круг ядра» противоречит другому его фундаментальному признаку —«излучать при ускоренном движении». Поскольку движение по замкну-той орбите является ускоренным, электрон должен излучать, терять своюэнергию и падать на ядро. Следовательно, атом, если бы он был устроентак, как предполагает планетарная модель, не мог быть стабильным.

Этот парадокс являлся довольно типичной иллюстрацией обнару-жения в гипотетической модели неконструктивного элемента (в дан-


ном случае это было представление об электронной орбите). Правдавопрос о конструктивности представлений об атомном ядре оставал-ся открытым. Однако модель Нагаока после критики со стороны Ви-на была забракована, и многие физики некоторое время даже не упо-минали о ней при обсуждении проблемы строения атома5.

Свою вторую жизнь она обрела после того, как Резерфорд осуще-ствил эксперименты с сс-частицами, которые доказывали существо-вание атомного ядра. Характерно, что Резерфорд еще в 1911 г. ссы-лался на идеи Нагаока6 и, судя по всему, ставил свои опыты,рассчитывая проверить самые различные модели строения атома, втом числе и забракованную планетарную модель. Во всяком случае всвоих экспериментах он особым образом размещал регистрирующуюаппаратуру, полагая возможным, что а-частицы после их взаимодей-ствия с атомами могут рассеиваться на большие углы. Обнаружив вэксперименте именно этот тип рассеяния, Резерфорд истолковал егокак свидетельство существования внутри атома положительно заря-женного ядра.

Теперь уже стало возможным ввести конструктивно те признакиатомного ядра, которые были постулированы планетарной моделью.

Ядро было определено как центр потенциальных отталкивающихсил, способный рассеивать тяжелые, положительно заряженные ча-стицы на большие углы. Характерно, что это определение можно най-ти даже в современных учебниках по физике. Нетрудно обнаружить,что оно представляет собой сжатое описание мысленного экспери-мента по рассеиванию тяжелых частиц на атоме, который, в свою оче-редь, выступает идеализацией реальных экспериментов Резерфорда.Признаки конструкта «атомное ядро», введенные гипотетически,«сверху» по отношению к опыту, теперь были получены «снизу», какидеализация реальных экспериментов в атомной области. Тем самымгипотетический объект «атомное ядро» получил конструктивноеобоснование, и ему можно было придать онтологический статус.

Доказательство существования ядра привело к восстановлению вправах планетарной модели, хотя все парадоксы неустойчивого атома,обнаруженные В. Вином, еще не были разрешены. Но теперь пробле-ма была конкретизирована: четко определено слабое звено модели —представление об электронной орбите. Этот абстрактный объект, вве-денный на этапе формирования гипотезы, не имел коррелята ни в од-ном из экспериментов в атомной области.

Показательно, что стремление локализовать, а затем и элиминиро-вать неконструктивный элемент — «электронную орбиту», опираясьна анализ специфики атомных экспериментов, было главным им-

пульсом, который целенаправлял перестройку модели Резерфорда вквантово-механическую модель атома.

Таким образом, обнаружение неконструктивных элементов нетолько выявляет неадекватность представления структуры отража-емого объекта в гипотетической модели, но и указывает на конкрет-ные пути перестройки модели.

В классической физике процедуры конструктивного обоснованияосуществлялись интуитивно. Их не эксплицировали в качестве мето-дологического требования. Лишь переход к современной физике со-провождался выявлением в рамках методологической рефлексии рядаих существенных аспектов. Последнее нашло свое выражение (хотя ине полностью адекватное) в рациональных моментах принципа на-блюдаемости, который был важным методологическим регулятивомпри построении теории относительности и квантовой механики. Эв-ристическое содержание данного принципа может быть интерпрети-ровано как требование конструктивного введения абстрактных объ-ектов в теоретические модели.

Конструктивное обоснование гипотезы приводит к постепенной пе-рестройке первоначальных вариантов теоретической схемы до тех пор,пока она не будет адаптирована к соответствующему эмпирическомуматериалу. Перестроенная и обоснованная опытом теоретическая схемазатем вновь сопоставляется с картиной мира, что приводит к уточнениюи развитию последней. Например, после обоснования Резерфордомпредставлений о ядерном строении атома такие представления вошли вфизическую картину мира, породив новый круг исследовательских за-дач — строение ядра, особенности «материи ядра» и т.д.

Таким образом, генерация нового теоретического знания осуще-ствляется в результате познавательного цикла, который заключаетсяв движении исследовательской мысли от оснований науки, и в пер-вую очередь от обоснованных опытом представлений картины мира,к гипотетическим вариантам теоретических схем. Эти схемы затемадаптируются к тому эмпирическому материалу, на объяснение кото-рого они претендуют. Теоретические схемы в процессе такой адапта-ции перестраиваются, насыщаются новым содержанием и затемвновь сопоставляются с картиной мира, оказывая на нее активноеобратное воздействие. Развитие научных понятий и представленийосуществляется благодаря многократному повторению описанногоЦикла. В этом процессе происходит взаимодействие «логики откры-тия» и «логики оправдания гипотезы», которые выступают как взаи-мосвязанные аспекты развития теории.


Логика открытия и логика оправдания гипотезы

В стандартной модели развития теории, которая разрабатывалась врамках позитивистской традиции, логика открытия и логика обосно-вания резко разделялись и противопоставлялись друг другу. Отголос-ки этого противопоставления можно найти и в современных постпо-зитивистских концепциях философии науки. Так, в концепцииразвиваемой П. Фейерабендом, подчеркивается, что генерация новыхидей не подчиняется никаким методологическим нормам и в этомсмысле не подлежит рациональной реконструкции.

В процессе творчества, как подчеркивает П. Фейерабенд, действуетпринцип «все дозволено», а поэтому необходимо идеал методологиче-ского рационализма заменить идеалом методологического анархизма.

В концепции Фейерабенда справедливо отмечается, что самые раз-личные социокультурные факторы активно влияют на процесс генера-ции научных гипотез. Но отсюда не вытекает, что нельзя выявить ника-ких внутренних для науки закономерностей формирования новых идей.

Фейерабенд, по традиции резко разделив этап формирования гипо-тезы и этап ее обоснования, во многом отрезал пути к выяснению этихзакономерностей. Между тем рассмотрение этих двух этапов во взаимо-действии и с учетом деятельностной природы научного знания позволя-ет заключить, что процесс обоснования гипотезы вносит не менее важ-ный вклад в развитие концептуального аппарата науки, чем процессгенерации гипотезы. В ходе обоснования происходит развитие содержа-ния научных понятий, что, в свою очередь, формирует концептуальныесредства для построения будущих гипотетических моделей науки.

Описанный познавательный цикл, связывающий два этапа форми-рования теории, не обязательно осуществляется одним исследователем.Более того, как свидетельствует история науки, эта деятельность, какправило, осуществляется многими исследователями, образующими на-учные сообщества. В нашем примере с историей планетарной моделиатома ключевыми фигурами, творчество которых обеспечило генера-цию и развитие этой модели, выступали Нагаока, Вин и Резерфорд.

В принципе, их можно рассматривать как некоторого коллективноготеоретика, который осуществил необходимые операции для построениятеории. Дальнейшее ее развитие, связанное с элиминацией неконструк-тивного объекта (электронная орбита) и построением квантово-механи-ческой модели атома, осуществлялось уже другими исследователями (Н-Бор, А. Зоммерфельд, В. Гейзенберг). Но их деятельность, в принципе,также может быть рассмотрена как творчество коллективного теоретика,осуществляющего познавательный цикл: движение от оснований науки


к гипотетической модели, ее конструктивному обоснованию и затемвновь к анализу и развитию оснований науки.

В этом процессе создаваемая картина исследуемой реальности разви-вается как под воздействием непосредственных экспериментов, так иопосредованно, через теоретические схемы. В принципе, развитие экс-перимента и конструктивное обоснование создаваемых теоретическихсхем уже на этапе построения частных теорий способны неявно втянутьв орбиту исследования новый тип взаимодействий, структура которых непредставлена в картине исследуемой реальности. В этом случае возника-ет рассогласование между ней и некоторыми теоретическими схемами, атакже некоторыми экспериментами. Такое рассогласование может по-требовать изменения прежней картины исследуемой реальности. Необ-ходимость такого рода изменений осознается исследователем в формепроблемных ситуаций. Однако разрешение последних и перестройкасложившейся картины мира представляются отнюдь не простым про-цессом. Этот процесс предполагает экспликацию и критический анализфилософских оснований прежней картины исследуемой реальности, атакже анализ идеалов познания с учетом накопленного наукой эмпири-ческого и теоретического материала. В результате такого анализа можетбыть создана новая, на первых порах гипотетическая картина исследуе-мой реальности, которая затем адаптируется к опыту и теоретическимзнаниям. Ее обоснование предполагает ассимиляцию накопленного эм-пирического и теоретического материала и, кроме того, предсказаниеновых фактов и генерацию новых теоретических схем. Плюс ко всемуновая картина реальности должна быть вписана в культуру соответству-ющей исторической эпохи, адаптирована к существующим ценностям инормативам познавательной деятельности. Учитывая, что процесс тако-го обоснования может занять довольно длительный период, новая систе-ма представлений о реальности не сразу выходит из гипотетической ста-дии и не сразу принимается большинством исследователей. Многие изних могут придерживаться старой картины мира, которая получила своеэмпирическое, теоретическое и философское обоснование на предшест-вующих стадиях научного развития. Рассогласование между ней и новы-ми теоретическими моделями или результатами эксперимента воспри-нимается такими исследователями как временная аномалия, котораяможет быть устранена в будущем путем коррекции теоретических схем ивыработки новых моделей, объясняющих опыт.

Так возникает конкурентная борьба между различными картинамиисследуемой реальности, каждая из которых вводит различное виде-ние изучаемых наукой объектов и взаимодействий. Типичным приме-ром такой борьбы может служить тот период развития классической


электродинамики, когда в ней соперничали исследовательская про-грамма Ампера — Вебера и исследовательская программа Фарадея.

Первая основывалась на механической картине мира, слегка мо-дифицированной применительно к открытиям теории электричества(в этой картине предполагалось, что взаимодействие тел и зарядовосуществляется путем мгновенной передачи сил в пустоте); втораявводила новую картину физической реальности (представление о по-лях сил, с которыми взаимодействуют заряды и тела, когда передачасил осуществляется с конечной скоростью от точки к точке). Фараде -евская картина физической реальности прошла длительный этапуточнения и развития и лишь к концу XIX столетия утвердилась в ка-честве электродинамической картины мира. Процесс ее превращенияв господствующую систему представлений о физической реальностибыл обусловлен как генерированными ею экспериментальными и те-оретическими открытиями, так и развитием ее философского обосно-вания, посредством которого новая физическая картина мира былавписана в культуру XIX столетия.

Развитие теоретического знания на уровне частных теоретическихсхем и законов подготавливает переход к построению развитой теории.Становление этой формы теоретического знания можно выделить кактретью ситуацию, характеризующую динамику научного познания.

Логика построения развитых теорий в классической науке

В науке классического периода развитые теории создавались путемпоследовательного обобщения и синтеза частных теоретических схеми законов.

Таким путем были построены фундаментальные теории классиче-ской физики — ньютоновская механика, термодинамика, электроди-намика. Основные особенности этого процесса можно проследить напримере истории максвелловской электродинамики7.

Создавая теорию электромагнитного поля, Максвелл опирался напредшествующие знания об электричестве и магнетизме, которые бы-ли представлены теоретическими моделями и законами, выражавши-ми существенные характеристики отдельных аспектов электро-магнитных взаимодействий (теоретические модели и законы Кулона,Ампера, Фарадея, Био и Савара и т.д.).

По отношению к основаниям будущей теории электромагнитногополя это были частные теоретические схемы и частные теоретическиезаконы.

Логика построения развитых теорий в классической науке 249

Исходную программу теоретического синтеза задавали принятыеисследователем идеалы познания и картина мира, которая определя-ла постановку задач и выбор средств их решения.

В процессе создания максвелловской электродинамики творческийпоиск целенаправляли, с одной стороны, сложившиеся в науке идеалыи нормы, которым должна была удовлетворять создаваемая теория (иде-ал объяснения различных явлений с помощью небольшого числа фун-даментальных законов, идеал организации теории как дедуктивной си-стемы, в которой законы формулируются на языке математики), а сдругой стороны, принятая Максвеллом фарадеевская картина физичес-кой реальности, которая задавала единую точку зрения на весьма разно-родный теоретический материал, подлежащий синтезу и обобщению.Эта картина ставила задачу объяснить все явления электричества и маг-нетизма как передачу электрических и магнитных сил от точки к точкев соответствии с принципом близкодействия.

Вместе с постановкой основной задачи она очерчивала круг теорети-ческих средств, обеспечивающих решение задачи. Такими средствамипослужили аналоговые модели и математические структуры механикисплошных сред. Фарадеевская картина мира обнаруживала сходствомежду передачей сил в этих качественно различных типах физическихпроцессов и тем самым создавала основу для переноса соответствующихматематических структур из механики сплошных сред в электродина-мику. Показательно, что альтернативное максвелловскому направлениеисследований, связанное с именами Ампера и Вебера, исходило из инойкартины мира при поиске обобщающей теории электромагнетизма.В соответствии с этой картиной использовались иные средства постро-ения теории (аналоговые модели и математические структуры заимст-вовались из ньютоновской механики материальных точек).

Синтез, предпринятый Максвеллом, был основан на использова-нии уже известной нам операции применения аналоговых моделей.Эти модели заимствовались из механики сплошных сред и служилисредством для переноса соответствующих гидродинамических урав-нений в создаваемую теорию электромагнитного поля. Применениеаналогий служит универсальной операцией построения новой теориикак при формировании частных теоретических схем, так и при ихобобщении в развитую теорию. Научные теории не являются изоли-рованными друг от друга, они развиваются как система, где одни тео-рии поставляют для других строительный материал.

Аналоговые модели, которые использовал Максвелл, — трубки то-ка несжимаемой жидкости, вихри в упругой среде — были теоретиче-скими схемами механики сплошных сред.


Когда связанные с ними уравнения транслировались в электроди-намику, механические величины замещались в уравнениях новымивеличинами. Такое замещение было возможным благодаря подста-новке в аналоговую модель вместо абстрактных объектов механикиновых объектов — силовых линий, зарядов, дифференциально малыхэлементов тока и т.д. Эти объекты Максвелл заимствовал из теорети-ческих схем Кулона, Фарадея, Ампера, схем, которые он обобщал всоздаваемой им новой теории. Подстановка в аналоговую модель но-вых объектов не всегда осознается исследователем, но она осуществ-ляется обязательно. Без этого уравнения не будут иметь нового физи-ческого смысла и их нельзя применять в новой области.

Еще раз подчеркнем, что эта подстановка означает, что абстракт-ные объекты, транслированные из одной системы знаний (в нашемпримере из системы знаний об электричестве и магнетизме), соеди-няются с новой структурой («сеткой отношений»), заимствованной издругой системы знаний (в данном случае из механики сплошныхсред). В результате такого соединения происходит трансформацияаналоговой модели. Она превращается в теоретическую схему новойобласти явлений, схему на первых порах гипотетическую, требующуюсвоего конструктивного обоснования.

Особенности формирования научной гипотезы

Движение от картины мира к аналоговой модели и от нее к гипотетиче-ской схеме исследуемой области взаимодействий составляет своеобраз-ную рациональную канву процесса выдвижения гипотезы. Часто этотпроцесс описывается в терминах психологии открытия и творческойинтуиции. Однако такое описание, если оно претендует на содержатель-ность, непременно должно быть сопряжено с выяснением «механиз-мов» интуиции. Показательно, что на этих путях исследователи сразу жестолкнулись с так называемым процессом гештальтпереключения, со-ставляющим основу интеллектуальной интуиции8.

Детальный анализ этого процесса показывает, что интеллектуаль-ную интуицию существенно характеризует использование некоторыхмодельных представлений, сквозь призму которых рассматриваютсяновые ситуации. Модельные представления задают образ структуры(гештальт), который переносится на новую предметную область и по-новому организует ранее накопленные элементы знаний об этой об-ласти (понятия, идеализации и т.п.)9.

Результатом этой работы творческого воображения и мышленияявляется гипотеза, позволяющая решить поставленную задачу.


Дальнейшее рассмотрение механизмов интеллектуальной интуициидостаточно четко зафиксировало, что новое видение реальности, кото-рое соответствует гештальтпереключению, формируется за счет подста-новки в исходную модель-представление (гештальт) новых элементов —идеальных объектов, и это позволяет сконструировать новую модель,задающую новое видение исследуемых процессов. Гештальт здесь явля-ется своего рода «литейной формой», по которой «отливается модель»10.

Такое описание процедур генерации гипотезы соответствует ис-следованиям по психологии открытия. Но процесс выдвижения науч-ных гипотез можно описывать и в терминах логико-методологическо-го анализа. Тогда выявляются его новые важные аспекты.

Во-первых, еще раз отметим то обстоятельство, что сам поиск ги-потезы не может быть сведен только к методу проб и ошибок; в фор-мировании гипотезы существенную роль играют принятые исследо-вателем основания (идеалы познания и картина мира), которыецеленаправляют творческий поиск, генерируя исследовательские за-дачи и очерчивая область средств их решения.

Во-вторых, подчеркнем, что операции формирования гипотезы немогут быть перемещены целиком в сферу индивидуального творчестваученого. Эти операции становятся достоянием индивида постольку, по-скольку его мышление и воображение формируются в контексте культу-ры, в которой транслируются образцы научных знаний и образцы дея-тельности по их производству. Поиск гипотезы, включающий выбораналогий и подстановку в аналоговую модель новых абстрактных объек-тов, детерминирован не только исторически сложившимися средствамитеоретического исследования. Он детерминирован также трансляцией вкультуре некоторых образцов исследовательской деятельности (опера-ций, процедур), обеспечивающих решение новых задач. Такие образцывключаются в состав научных знаний и усваиваются в процессе обуче-ния. Т. Кун справедливо отметил, что применение уже выработанных внауке теорий к описанию конкретных эмпирических ситуаций основа-но на использовании некоторых образцов мысленного эксперименти-рования с теоретическими моделями, образцов, которые составляютважнейшую часть парадигм науки.

Кун указал также на аналогию между деятельностью по решениюзадач в процессе приложения теории и исторически предшествующейей деятельностью по выработке исходных моделей, на основе которыхзатем решаются теоретические задачи".

Подмеченная Куном аналогия является внешним выражениемвесьма сложного процесса аккумуляции в наличном составе теорети-ческих знаний деятельности по производству этих знаний.


Парадигмальные образцы работы с теоретическими моделями воз-никают в процессе формирования теории и включаются в ее составкак набор некоторых решенных задач, по образу и подобию которыхдолжны решаться другие теоретические задачи. Трансляция теорети-ческих знаний в культуре означает также трансляцию в культуре об-разцов деятельности по решению задач. В этих образцах запечатленыпроцедуры и операции генерирования новых гипотез (по схеме: кар-тина мира — аналоговая модель — подстановка в модель новых абст-рактных объектов). Поэтому при усвоении уже накопленных знаний(в процессе формирования ученого как специалиста) происходит ус-воение и некоторых весьма общих схем мыслительной работы, обес-печивающих генерацию новых гипотез.

Трансляция в культуре схем мыслительной деятельности, обеспе-чивающих генерацию гипотез, позволяет рассмотреть процедуры та-кой генерации, абстрагируясь от личностных качеств и способностейтого или иного исследователя. С этой точки зрения можно говорить ологике формирования гипотетических моделей как моменте логикиформирования научной теории.

Наконец, в-третьих, резюмируя особенности процесса формиро-вания гипотетических моделей науки, мы подчеркиваем, что в основеэтого процесса лежит соединение абстрактных объектов, почерпну-тых из одной области знания, со структурой («сеткой отношений»),заимствованной из другой области знания. В новой системе отноше-ний абстрактные объекты наделяются новыми признаками, и этоприводит к появлению в гипотетической модели нового содержания,которое может соответствовать еще не исследованным связям и отно-шениям предметной области, для описания и объяснения которойпредназначается выдвигаемая гипотеза.

Отмеченная особенность гипотезы универсальна. Она проявляет-ся как на стадии формирования частных теоретических схем, так ипри построении развитой теории.

В процессе создания теории электромагнитного поля эта особен-ность формирования новых теоретических смыслов проявилась уже насамых первых этапах максвелловского исследования. Максвелл началтеоретический синтез с поиска обобщающих законов электростатики.Для этой цели он использовал гидродинамическую аналогию трубоктока идеальной, несжимаемой жидкости. Заместив эти трубки электри-ческими силовыми линиями, он сконструировал гипотетическую схе-му электростатических взаимодействий, а уравнения Эйлера предста-вил как описание поведения электрических силовых линий. Приподстановке абстрактных объектов, заимствованных из фарадеевской


модели электростатической индукции, в аналоговую модель эти объек-ты (силовые линии) включались в новую сеть связей, благодаря чемунаделялись новыми признаками — электрические силовые линиипредстали как оторванные от порождающих их зарядов. Потенциальноздесь содержалось новое, хотя на первых порах и гипотетическое, пред-ставление об электрическом поле (вводилась идеализация поля, суще-ствующего относительно независимо от порождающих его зарядов).

Представление о самостоятельном бытии электрических силовыхлиний могло превратиться из гипотезы в теоретическое утверждениетолько в случае, если новый признак силовых линий получил бы кон-структивное обоснование. Доказательство правомерности этого при-знака, в принципе, было несложным делом, если учесть возможностьследующего мысленного эксперимента с фарадеевской схемой элект-ростатической индукции. В этой схеме силовые линии изображалиськак возникающие в идеализированном диэлектрике, ограниченномидеальными заряженными пластинами, и зависели от величины заря-да на пластинах (идеальный конденсатор). Мысленное варьированиезарядов на обкладке идеального конденсатора и констатация тогофакта, что вместе с этим то убывает, то прибывает электрическаяэнергия в диэлектрике, позволяли совершить предельный переход кситуации, когда вся электрическая энергия сосредоточена в диэлект-рике. Это соответствовало представлению о наборе силовых линий,существующих и тогда, когда устранены порождающие их заряды. Те-перь уже силовые линии, «оторванные» от зарядов, оказались идеали-зацией, опирающейся на реальный опыт.

Это новое содержание теоретической схемы было объективированоблагодаря ее отображению на картину исследуемой реальности, пред-ложенную Фарадеем и принятую Максвеллом. В эту картину вошлопредставление об электрическом поле как особой самостоятельнойсубстанции, которая имеет тот же статус объективного существования,что и заряженные тела. Впоследствии эта идея самостоятельного, непривязанного к зарядам, бытия электрического поля помогла Максвел-лу в интерпретации завершающих уравнений, когда возникло пред-ставление о распространении электромагнитных волн.

Парадигмальные образцы решения задач

Взаимодействие операций выдвижения гипотезы и ее конструктивно-го обоснования является тем ключевым моментом, который позволя-ет получить ответ на вопрос о путях возникновения в составе теориипарадигмальных образцов решения задач.

254 Глава 5. Динамика научного исследования Логика построения развитых теорий в классической науке 255

Поставив проблему образцов, западная философия науки не смог-ла найти соответствующих средств ее решения, поскольку не выявилаи не проанализировала даже в первом приближении процедуры кон-структивного обоснования гипотез.

При обсуждении проблемы образцов Т. Кун и его последователиакцентируют внимание только на одной стороне вопроса — роли ана-логий как основы решения задач. Операции же формирования иобоснования возникающих в этом процессе теоретических схем вы-падают из сферы их анализа.

Весьма показательно, что в рамках этого подхода возникают прин-ципиальные трудности при попытках выяснить, каковы роль и проис-хождение правил соответствия. Т. Кун, например, полагает, что в дея-тельности научного сообщества эти правила не играют столь важнойроли, которую им традиционно приписывают методологи. Он специ-ально подчеркивает, что главным в решении задач является поисканалогий между различными физическими ситуациями и применениена этой основе уже найденных формул. Что же касается правил соот-ветствия, то они, по мнению Куна, являются результатом последую-щей методологической ретроспекции, когда методолог пытаетсяуточнить критерии, которыми пользуется научное сообщество, при-меняя те или иные аналогии. В общем-то Кун последователен в своейпозиции, поскольку вопрос о процедурах конструктивного обоснова-ния теоретических моделей не возникает в рамках его концепции.Чтобы обнаружить эту процедуру, требуется особый подход к исследо-ванию структуры и динамики научного знания. Необходимо рассмат-ривать теоретические модели, включаемые в состав теории, какпознание объекта в форме деятельности. Применительно к конкрет-ному исследованию природы и генезиса теоретических моделей фи-зики такой подход ориентирует на их особое видение: теоретическиемодели рассматриваются одновременно и как онтологическая схема,отражающая сущностные характеристики исследуемой реальности, икак своеобразная «свертка» предметно-практических процедур, врамках которых принципиально могут быть выявлены указанные ха-рактеристики. Именно это видение позволяет обнаружить и описатьоперации конструктивного обоснования теоретических схем.

При других же теоретико-познавательных установках указанныеоперации ускользают из поля зрения методолога. Но поскольку кон-структивное обоснование теоретических схем как раз и обеспечиваетпоявление в теории правил соответствия, определяя их содержание исмысл, то неудивительными становятся затруднения Куна в определе-нии путей формирования и функций этих правил.

Характерно, что Т. Кун при обсуждении проблемы образцов ссыла-ется на историю максвелловской электродинамики. Анализируя еетолько в плане применения аналоговых моделей, он полагает, что ос-новные результаты максвелловского исследования были полученыбез какого-либо конструирования правил соответствия. Но этот вы-вод весьма далек от реальных фактов истории науки. Дело в том, что впроцессе построения своей теории Максвелл на одном из этапов по-лучил уравнения поля, весьма близкие к современной математичес-кой схеме описания электромагнитных явлений. Однако он не смогна этом этапе поставить в соответствие некоторым фундаментальнымвеличинам, фигурирующим в уравнениях, реальные отношения пред-метов эмпирических ситуаций (введенная вместе с уравнениями тео-ретическая схема не находила конструктивного обоснования). И тог-да Максвелл вынужден был оставить этот в общем-то перспективныйаппарат, начав заново процесс теоретического синтеза. В его исследо-ваниях поиск математических структур, описывающих электромаг-нитные взаимодействия, постоянно подкреплялся экспликацией иобоснованием вводимых теоретических схем.

Если проследить под этим углом зрения становление классическойтеории электромагнитного поля, то обнаруживается следующая логи-ка максвелловского исследования. Максвелл поэтапно обобщал полу-ченные его предшественниками теоретические знания об отдельныхобластях электромагнитных взаимодействий. Теоретический матери-ал, который он обобщал, группировался в следующие блоки: знанияэлектростатики, магнитостатики, стационарного тока, электромаг-нитной индукции, силового и магнитного действия токов.

Используя аналоговые модели, Максвелл получал обобщающиеуравнения вначале для некоторого отдельного блока знаний. В этомже процессе он формировал обобщающую гипотетическую модель,которая должна была обеспечить интерпретацию уравнений и асси-милировать теоретические схемы соответствующего блока знаний.

После конструктивного обоснования и превращения этой моделив теоретическую схему Максвелл подключал к обобщению новыйблок знаний. Он использовал уже примененную ранее гидродинами-ческую или механическую аналогию, но усложнил и модернизировалее так, чтобы обеспечить ассимиляцию нового физического материа-ла. После этого уже известная нам процедура обоснования повторя-лась: внутри новой аналоговой модели выявлялось конструктивноесодержание, что было эквивалентно экспликации новой обобщаю-щей теоретической схемы. Доказывалось, что с помощью этой схемыассимилируются частные теоретические модели нового блока, а из


нового обобщающего уравнения выводятся соответствующие частныетеоретические законы. Но и на этом обоснование не заканчивалось.

Исследователю нужно было убедиться, что он не разрушил при но-вом обобщении прежнего конструктивного содержания. Для этогоМаксвелл заново выводил из полученных обобщающих уравненийвсе частные законы ранее синтезированных блоков. Показательно,что в процессе такого вывода осуществлялась редукция каждой новойобобщающей теоретической схемы к частным теоретическим схемам,эквивалентным ранее ассимилированным.

На заключительной стадии теоретического синтеза, когда былиполучены основные уравнения теории и завершено формированиефундаментальной теоретической модели, исследователь произвел по-следнее доказательство правомерности вводимых уравнений и их ин-терпретаций: на основе фундаментальной теоретической схемы онсконструировал соответствующие частные теоретические схемы, а изосновных уравнений получил в новой форме все обобщенные в нихчастные теоретические законы. На этой заключительной стадии фор-мирования максвелловской теории электромагнитного поля было до-казано, что на основе теоретической модели электромагнитного поляможно получить в качестве частного случая теоретические схемы эле-ктростатики, постоянного тока, электромагнитной индукции и т.д., аиз уравнений электромагнитного поля можно вывести законы Куло-на, Ампера, Био — Савара, законы электростатической и электромаг-нитной индукции, открытые Фарадеем, и т.д.

Эта заключительная стадия одновременно предстает как изложе-ние «готовой» теории. Процесс ее становления воспроизводится те-перь в обратном порядке в форме развертывания теории, вывода изосновных уравнений соответствующих теоретических следствий.Каждый такой вывод может быть расценен как изложение некоторо-го способа и результата решения теоретических задач.

Содержательные операции построения теоретических схем, вы-ступающие как необходимый аспект обоснования теории, теперьприобретают новую функцию — они становятся образцами операций,ориентируясь на которые исследователь может решать новые теорети-ческие задачи. Таким образом, образцы решения задач автоматическивключаются в теорию в процессе ее генезиса.

После того как теория построена, ее дальнейшая судьба связана сее развитием в процессе расширения области приложения теории.

Этот процесс функционирования теории неизбежно приводит кформированию в ней новых образцов решения задач. Они включают-ся в состав теории наряду с теми, которые были введены в процессе ее

Особенности построения развитых, математизированных теорий... 257

становления. Первичные образцы с развитием научных знаний и из-менением прежней формы теории также видоизменяются, но в видо-измененной форме они, как правило, сохраняются во всех дальней-ших изложениях теории. Даже самая современная формулировкаклассической электродинамики демонстрирует приемы примененияуравнений Максвелла к конкретным физическим ситуациям на при-мере вывода из этих уравнений законов Кулона, Био — Савара, Фара-дея. Теория как бы хранит в себе следы своей прошлой истории, вос-производя в качестве типовых задач и приемов их решения основныеособенности процесса своего формирования.

Особенности построения развитых, математизированных теорийв современной науке

С развитием науки меняется стратегия теоретического поиска. В част-ности, в современной физике теория создается иными путями, чем вклассической. Построение современных физических теорий осуще-ствляется методом математической гипотезы. Этот путь построениятеории может быть охарактеризован как четвертая ситуация развитиятеоретического знания. В отличие от классических образцов, в совре-менной физике построение теории начинается с формирования еематематического аппарата, а адекватная теоретическая схема, обеспе-чивающая его интерпретацию, создается уже после построения этогоаппарата. Новый метод выдвигает ряд специфических проблем, свя-занных с процессом формирования математических гипотез и проце-дурами их обоснования.

Применение метода математической гипотезы

Первый аспект этих проблем связан с поиском исходных оснований длявыдвижения гипотезы. В классической физике основную роль в процес-се выдвижения гипотезы играла картина мира. По мере формированияразвитых теорий она получала опытное обоснование не только через не-посредственное взаимодействие с экспериментом, но и косвенно, черезаккумуляцию экспериментальных фактов в теории. И когда физическиекартины мира представали в форме развитых и обоснованных опытомпостроений, они задавали такое видение исследуемой реальности, кото-Рое вводилось коррелятивно определенному типу экспериментально-измерительной деятельности. Эта деятельность всегда была основана наопределенных допущениях, в которых неявно выражались как особен-

'7-959


\ш

ности исследуемого объекта, так и предельно обобщенная схема дея-тельности, посредством которой осваивается объект.

В физике эта схема деятельности выражалась в представлениях отом, что следует учитывать в измерениях и какими взаимодействиямиизмеряемых объектов с приборами можно пренебречь. Указанные до-пущения лежат в основании абстрактной схемы измерения, котораясоответствует идеалам научного исследования и коррелятивно кото-рой вводятся развитые формы физической картины мира.

Например, когда последователи Ньютона рассматривали природукак систему тел (материальных корпускул) в абсолютном пространстве,где мгновенно распространяющиеся воздействия от одного тела к дру-гому меняют состояние каждого тела во времени и где каждое состоя-ние строго детерминировано (в лапласовском смысле) предшествую-щим состоянием, то в этой картине природы неявно присутствоваласледующая абстрактная схема измерения. Во-первых, предполагалось,что в измерениях любой объект может быть выделен как себетождест-венное тело, координаты и импульсы которого можно строго опреде-лить в любой заданный момент времени (идея детерминированного влапласовском смысле движения тел). Во-вторых, постулировалось, чтопространство и время не зависят от состояния движения материальныхтел (идея абсолютного пространства и времени). Такая концепция ос-новывалась на идеализирующем допущении, что при измерениях, по-средством которых выявляются пространственно-временные характе-ристики тел, свойства часов и линеек (жестких стержней) физическойлаборатории не меняются от присутствия самих тел (масс) и не зависятот относительного движения лаборатории (системы отсчета).

Только та реальность, которая соответствовала описанной схемеизмерений (а ей соответствовали простые динамические системы),принималась в ньютоновской картине мира за природу «саму по себе».

Показательно, что в современной физике приняты более сложныесхемы измерения. Например, в квантовой механике элиминируетсяпервое требование ньютоновской схемы, а в теории относительнос-ти — второе. В связи с этим вводятся и более сложные предметы на-учных теорий.

При столкновении с новым типом объектов, структура которых неучтена в сложившейся картине мира, познание меняло эту картину.В классической физике такие изменения осуществлялись в формевведения новых онтологических представлений. Однако последние несопровождались анализом абстрактной схемы измерения, которая со-ставляет операциональную основу вводимых онтологических струк-тур. Поэтому каждая новая картина физической реальности проходи-

ла длительное обоснование опытом и конкретными теориями, преж-де чем получала статус картины мира. Современная физика дала об-разцы иного пути построения знаний. Она строит картину физичес-кой реальности, эксплицируя схему измерения, в рамках которойбудут описываться новые объекты. Эта экспликация осуществляется вформе выдвижения принципов, фиксирующих особенности методаисследования объектов (принцип относительности, принцип допол-нительности).

Сама картина на первых порах может не иметь законченной фор-мы, но вместе с принципами, фиксирующими «операциональнуюсторону» видения реальности, она определяет поиск математическихгипотез. Новая стратегия теоретического поиска сместила акценты ив философской регуляции процесса научного открытия. В отличие отклассических ситуаций, где выдвижение физической картины мирапрежде всего было ориентировано «философской онтологией», вквантово-релятивистской физике центр тяжести был перенесен нагносеологическую проблематику. Поэтому в регулятивных принци-пах, целенаправляющих поиск математических гипотез, явно пред-ставлены (в конкретизированной применительно к физическому ис-следованию форме) положения теоретико-познавательного характера(принцип соответствия, простоты и т.д.).

В ходе математической экстраполяции исследователь создает но-вый аппарат путем перестройки некоторых уже известных уравне-ний. Физические величины, входящие в такие уравнения, переносят-ся в новый аппарат, где получают новые связи, а значит, и новыеопределения. Соответственно этому заимствуются из уже сложив-шихся областей знания абстрактные объекты, признаки которых бы-ли представлены физическими величинами. Абстрактные объектывключаются в новые отношения, благодаря чему наделяются новымипризнаками. Из этих объектов создается гипотетическая модель, ко-торая неявно вводится вместе с новым математическим аппаратом вкачестве его интерпретации.

Такая модель, как правило, содержит неконструктивные элемен-ты, а это может привести к противоречиям в теории и к рассогласова-нию с опытом даже перспективных математических аппаратов.

Таким образом, специфика современных исследований состоит нев том, что математический аппарат сначала вводится без интерпрета-ции (неинтерпретированный аппарат есть исчисление, математичес-кий формализм, который принадлежит математике, но не является ап-паратом физики). Специфика заключается в том, что математическаягипотеза чаще всего неявно формирует неадекватную интерпретацию


создаваемого аппарата, а это значительно усложняет процедуру эмпи-рической проверки выдвинутой гипотезы. Сопоставление следствийиз уравнений с опытом всегда предполагает интерпретацию величинкоторые фигурируют в уравнениях. Поэтому опытом проверяются неуравнения сами по себе, а система: уравнения плюс интерпретация.И если последняя неадекватна, то опыт может выбраковывать вместе синтерпретацией весьма продуктивные математические структуры, со-ответствующие особенностям исследуемых объектов.

Чтобы обосновать математическую гипотезу опытом, недостаточ-но просто сравнивать следствия из уравнений с опытными данными.Необходимо каждый раз эксплицировать гипотетические модели, ко-торые были введены на стадии математической экстраполяции, отде-ляя их от уравнений, обосновывать эти модели конструктивно, вновьсверять с созданным математическим формализмом и только послеэтого проверять следствия из уравнений опытом.

Длинная серия математических гипотез порождает опасность на-копления в теории неконструктивных элементов и утраты эмпиричес-кого смысла величин, фигурирующих в уравнениях. Поэтому в совре-менной физике на определенном этапе развития теории становятсянеобходимыми промежуточные интерпретации, обеспечивающиеоперациональный контроль за создаваемой теоретической конструк-цией. В системе таких промежуточных интерпретаций как раз и созда-ется конструктивно обоснованная теоретическая схема, обеспечиваю-щая адекватную семантику аппарата и его связь с опытом.

Все описанные особенности формирования современной теорииможно проиллюстрировать, обратившись к материалу истории кван-товой физики.

Квантовая электродинамика является убедительным свидетель-ством эвристичности метода математической гипотезы. Ее историяначалась с построения формализма, позволяющего описать «микро-структуру» электромагнитных взаимодействий.

Создание указанного формализма довольно отчетливо расчленяет-ся на четыре этапа. Вначале был введен аппарат квантованного элек-тромагнитного поля излучения (поле, не взаимодействующее с источ-ником). Затем на втором этапе была построена математическаятеория квантованного электронно-позитронного поля (было осуще-ствлено квантование источников поля). На третьем этапе было описа-но взаимодействие указанных полей в рамках теории возмущений впервом приближении. Наконец, на заключительном, четвертом этапебыл создан аппарат, характеризующий взаимодействие квантованныхэлектромагнитного и электронно-позитронного полей с учетом по-


следующих приближений теории возмущений (этот аппарат был свя-зан с методом перенормировок, позволяющим осуществить описаниевзаимодействующих полей в высших порядках теории возмущений).

Когда уже были пройдены первый и второй этапы построения мате-матического формализма теории и начал успешно создаваться аппарат,описывающий взаимодействие квантованных полей с источниками ме-тодами теории возмущений, в самом фундаменте квантовой электроди-намики были обнаружены парадоксы, которые поставили под сомнениеценность построенного математического аппарата. Это были так назы-ваемые парадоксы измеримости полей. В работах П. Иордана, В.А. Фо-ка и особенно в совместном исследовании Л .Д. Ландау и Р. Пайерлсабыло показано, что основные величины, которые фигурировали в аппа-рате новой теории, в частности компоненты электрической и магнит-ной напряженности в точке, не имеют физического смысла. Поля в точ-ке перестают быть эмпирически оправданными объектами, как толькоисследователь начинает учитывать квантовые эффекты12.

Источником парадоксов измеримости была неадекватная интер-претация построенного формализма. Такая интерпретация была не-явно введена в самом процессе построения аппарата методом матема-тической гипотезы.

Синтез квантово-механического формализма с уравнениями класси-ческой электродинамики сопровождался заимствованием абстрактныхобъектов из квантовой механики и электродинамики и их объединениемв рамках новой гипотетической конструкции. В ней поле характеризова-лось как система с переменным числом частиц (фотонов), возникающихс определенной вероятностью в каждом из возможных квантовых состо-яний. Среди набора идеализации, которые необходимы были для описа-ния поля как квантовой системы, важнейшее место занимали напряжен-ности полей в точке. Они появились в теоретической моделиквантованного электромагнитного поля благодаря переносу абстракт-ных объектов из классической электродинамики.

Такой перенос классических идеализации (абстрактных объектовэлектродинамики Максвелла — Лоренца) в новую теоретическую моделькак раз и породил решающие трудности при отображении ее на эмпири-ческие ситуации по исследованию квантовых процессов в релятивист-ской области. Оказалось, что нельзя отыскать рецепты связи компонен-тов поля в точке с реальными особенностями экспериментов иизмерений, в которых обнаруживаются квантово-релятивистские эффек-ты. Классические рецепты предполагали, например, что величина элект-рической напряженности в точке определяется через отдачу точечногопробного заряда (приобретенный им импульс служит мерой напряженно-


ста поля в данной точке). Но если речь идет о квантовых эффектах, то всилу соотношения неопределенностей локализация пробного заряда(точная координата) приводит к возрастающей неопределенности его им-пульса, а значит, к невозможности определить напряженность поля в точ-ке. Далее, как показали Ландау и Пайерлс, к этому добавлялись неопреде-ленности, возникающие при передаче импульса от пробного зарядаприбору-регистратору. Тем самым было показано, что гипотетически вве-денная модель квантованного электромагнитного поля утрачивала физи-ческий смысл, а значит, терял такой смысл и связанный с нею аппарат.

Особенности интерпретации математического аппарата

Математические гипотезы весьма часто формируют вначале неадекват-ную интерпретацию математического аппарата. Они «тянут за собой»старые физические образы, которые «подкладываются» под новые урав-нения, что может привести к рассогласованию теории с опытом. Поэто-му уже на промежуточных этапах математического синтеза вводимыеуравнения должны быть подкреплены анализом теоретических моделейи их конструктивным обоснованием. С этой точки зрения работы Фока,Иордана и Ландау — Пайерлса могут рассматриваться в качестве провер-ки «на конструктивность» таких абстрактных объектов теоретическоймодели квантованного поля, как «напряженности поля в точке».

Выявление неконструктивных элементов в предварительной те-оретической модели обнаруживает ее наиболее слабые звенья и созда-ет необходимую базу для ее перестройки.

В плане логики исторического развития квантовой электродинами-ки работы Ландау и Пайерлса подготовили вывод о неприменимостиидеализации поля в точке в квантово-релятивистской области и темсамым указывали пути перестройки первоначальной теоретическоймодели квантованного электромагнитного поля. Решающий шаг в по-строении адекватной интерпретации аппарата новой теории был сде-лан Бором. Он был связан с отказом от применения классических ком-понентов поля в точке в качестве наблюдаемых, характеризующихполе как квантовую систему, и заменой их новыми наблюдаемыми —компонентами поля, усредненными по конечным пространственно-временным областям. Показательно, что эта идея возникла при актив-ной роли философско-методологических размышлений Бора о прин-ципиальной макроскопичности приборов, посредством которыхнаблюдатель как макроскопическое существо получает информацию омикрообъектах. Как следствие этих размышлений возникла идея отом, что пробные тела, поскольку они являются частью приборных ус-


тройств, должны быть классическими макротелами. Отсюда следова-ло, что в квантовой теории абстракция точечного пробного зарядадолжна быть заменена другой абстракцией — заряженного пробноготела, локализованного в конечной пространственно-временной обла-сти. В свою очередь это приводило к идее компонентов квантованно-го поля, усредненных по соответствующей пространственно-времен-ной области. Включение философско-методологических рассужденийв структуру конкретно-физического поиска не случайна. Она харак-терна для этапов формирования представлений о принципиально но-вых типах объектов науки и методах их познания.

В результате всех этих процедур в квантовой электродинамике воз-никла новая теоретическая модель, которая призвана была обеспе-чить интерпретацию уже созданного математического аппарата.

Отмеченный ход исследования, при котором аппарат отчленяетсяот неадекватной модели, а затем соединяется с новой теоретическоймоделью, характерен для современного теоретического поиска. Зановоперестроенная модель сразу же сверяется с особенностями аппарата(в истории квантовой электродинамики эта операция была проведенаБором; он показал, что в аппарате классические величины полей вточке имеют только формальный смысл, тогда как однозначным физи-ческим смыслом обладают лишь классические величины полей, усред-ненных по конечной пространственно-временной области). Согласо-ванность новой модели с математическим аппаратом являетсясигналом, свидетельствующим о ее продуктивности, но тем не менее невыводит новую теоретическую конструкцию из ранга гипотезы. Дляэтого нужно еще эмпирическое обоснование модели, которое произво-дится путем конструктивного введения ее абстрактных объектов. Сред-ством, обеспечивающим такое введение, являются процедуры идеали-зированного эксперимента и измерения, в которых учитываютсяособенности реальных экспериментов и измерений, обобщаемых но-вой теорией. В истории квантовой электродинамики указанные проце-дуры были проделаны Н. Бором и Л. Розенфельдом13.

В процессе их осуществления была получена эмпирическая интер-претация уравнений теории и вместе с тем были открыты новые ас-пекты «микроструктуры» электромагнитных взаимодействий. Так,например, одним из важнейших следствий процедур Бора — Розен-Фельда было обоснование неразрывной связи между квантованнымПолем излучения и вакуумом. Известно, что идея вакуума возниклаблагодаря применению метода квантования к электромагнитному по-лю (из аппарата теории следовало, что квантованное поле обладаетэнергией в нулевом состоянии, при отсутствии фотонов).


Но все дело в том, что до обоснования измеримости поля было со-вершенно неясно, можно ли придать вакууму реальный физическийсмысл или же его следует принимать только как вспомогательный тео-ретический конструкт. Энергия квантованного поля в нулевом состоя-нии оказывалась бесконечной, и это склоняло физиков ко второму вы-воду. Считалось, что для непротиворечивой интерпретации квантовойэлектродинамики вообще следует как-то исключить «нулевое поле» из«тела» теории (такая задача выдвигалась, хотя и было неясно, как этосделать, не разрушая созданного аппарата). Кроме того, Ландау и Пай-ерлс связали идею вакуума с парадоксами измеримости, и в их анализевакуумные состояния уже фигурировали как одно из свидетельствпринципиальной неприменимости квантовых методов к описанию эле-ктромагнитного поля. Но Бор и Розенфельд в процессе анализа измери-мости поля показали, что определение точного значения компонентовполя может быть осуществлено лишь тогда, когда в такие значениявключаются как флуктуации, связанные с рождением и уничтожениемфотонов, так и неотделимые от них нулевые флуктуации поля, возника-ющие при отсутствии фотонов и связанные с нулевым энергетическимуровнем поля14. Отсюда следовало, что если убрать вакуум, то самопредставление о квантованном электромагнитном поле не будет иметьэмпирического смысла, поскольку его усредненные компоненты не бу-дут измеримы. Тем самым вакуумным состояниям поля был придан ре-альный физический смысл.

Если рассмотреть все основные вехи развертывания процедур Бо-ра — Розенфельда, то обнаруживается, что интерпретация аппаратаквантованного электромагнитного поля была лишь первым этапомтаких процедур. Затем Бор и Розенфельд проанализировали возмож-ность построения идеализированных измерений для источников(распределений заряда-тока), взаимодействующих с квантованнымполем излучения15.

Чрезвычайно характерно, что такой путь построения интерпрета-ции воспроизводил на уровне содержательного анализа основные ве-хи исторического развития математического аппарата квантовой эле-ктродинамики. При этом не была опущена ни одна существеннаяпромежуточная стадия его развития (логика построения интерпрета-ции совпадала в основных чертах с логикой исторического развитияматематического аппарата теории).

Если в классической физике каждый шаг в развитии аппарата тео-рии подкреплялся построением и конструктивным обоснованиемадекватной ему теоретической модели, то в современной физикестратегия теоретического поиска изменилась. Здесь математический


аппарат достаточно продолжительное время может строиться без эм-пирической интерпретации. Тем не менее при осуществлении такойинтерпретации исследование как бы заново в сжатом виде проходитвсе основные этапы становления аппарата теории. В процессе постро-ения квантовой электродинамики оно шаг за шагом перестраивалосложившиеся гипотетические модели и, осуществляя их конструктив-ное обоснование, вводило промежуточные интерпретации, соответст-вующие наиболее значительным вехам развития аппарата. Итогомэтого пути было прояснение физического смысла обобщающей сис-темы уравнений квантовой электродинамики.

Таким образом, метод математической гипотезы отнюдь не отме-няет необходимости содержательно-физического анализа, соответст-вующего промежуточным этапам формирования математического ап-парата теории.

Если построение классической теории происходило по схеме:уравнение] —>, промежуточная интерпретация|, уравнение2 —>, про-межуточная интерпретация2... обобщающая система уравнений —>,обобщающая интерпретация, то в современной физике построениетеории осуществляется иным образом: вначале уравнение] —>, уравне-ние2 и т.п., а затем интерпретация] —>, интерпретация2 и т.д. (но неуравнение] —>, уравнение2 -», обобщающая система уравнений и сра-зу завершающая интерпретация!). Конечно, сама смена промежуточ-ных интерпретаций в современной физике полностью не воспроизво-дит аналогичных процессов классического периода. Не следуетпредставлять дело так, что речь идет только о замене дискретного пе-рехода от одной промежуточной интерпретации к другой непрерыв-ным переходом. Меняется само количество промежуточных интер-претаций. В современной физике они как бы уплотняются, благодарячему процесс построения интерпретации и развития понятийного ап-парата теории протекает здесь в кумулятивной форме.

Таким образом, эволюция физики сохраняет на современном эта-пе некоторые основные операции построения теории, присущие еепрошлым формам (классической физике). Но наука развивает этиоперации, частично видоизменяя их, а частично воспроизводя в но-вых условиях некоторые черты построения математического аппаратаи теоретических моделей, свойственные классическим образцам.

Процесс формирования теоретического знания осуществляется наразличных стадиях эволюции науки различными способами и метода-ми, но каждая новая ситуация теоретического поиска не просто устра-няет ранее сложившиеся приемы и операции формирования теории,а включает их в более сложную систему приемов и методов.


Источники и примечания1 См.: Гильберт В. О магните, магнитных телах и о большом магните —

Земле. М., 1956. С. 82-97.2 См.: Франкфурт И.У., Френк A.M. Христиан Гюйгенс. М., 1962. С. 192.3 Соловьев Ю.И. Эволюция основных теоретических проблем химии. М,

1971. С. 35-36.4 Лакатос И. История науки и ее реконструкции //Структура и развитие

науки. М., 1978. С. 217.

5 См.: Спасский Б.И. История физики. М., 1965. С. 228.

6 См.: РезерфордЛ. Избранные научные труды. Строение атома и искусст-

венное превращение элементов. М., 1972. С. 223.

^ См.: Степин B.C., ТомияьчикЛ'.М'. Анализ истории максвелловской элек-

тродинамики в аспекте логики открытия //Труды XIII Международного кон-

гресса по истории науки. М., 1974; Степин B.C. Становление научной теории.

Мн., 1976. С. 142-170.

^ В концепции парадигмальных образцов решения задач, развитой Т. Ку-

ном, новые нестандартные решения, приводящие к перспективным гипоте-

зам, описаны в терминах гештальтпереключения (см.: Кун Т. Структура науч-

ных революций. М., 1975. С. 244—249).

9 См.: Кармин А.С, Хайкин Е.П. Творческая интуиция в науке. М., 1971.

С. 36-39.10 См.: Бранский В.П. Философские основания проблемы синтеза реляти-

вистских и квантовых принципов. Л., 1973. С. 36—39, 40—41.

" Kuhn Т. Secound Thoughts on Paradigm //The Structure of Scientific

Theories. Urbana, 1974. P. 59-82.12 См.: Ландау Л.Д., Пайерлс Р. Распространение принципа неопределен-

ности на релятивистскую квантовую теорию //Ландау Л.Д. Собр. трудов. М.,

1966. Т. 1.С. 56-70.

'^ Подробный анализ логики процедур Бора — Розенфельда см.: Сте-

пин B.C. Теоретическое знание. М., 2003. С. 418—503.14 См.: РозенфельдЛ. Квантовая электродинамика//Нильс Бор и развитие

физики. М., 1968. С. 105-106.15 См.: Бор Н., Розенфельд Л. Измерение поля и заряда в квантовой элект-

родинамике //Бор Н. Избранные труды. М., 1971. Т. 2. С. 434—445.

ГЛАВА 6

НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ И СМЕНА ТИПОВНАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

Феномен научных революций. Внутридисциплинарные революции

В динамике научного знания особую роль играют этапы развития, свя-занные с перестройкой исследовательских стратегий, задаваемых ос-нованиями науки. Эти этапы получили название научных революций.

Основания науки обеспечивают рост знания до тех пор, пока об-щие черты системной организации изучаемых объектов учтены в кар-тине мира, а методы освоения этих объектов соответствуют сложив-шимся идеалам и нормам исследования.

Но по мере развития науки она может столкнуться с принципиаль-но новыми типами объектов, требующими иного видения реальностипо сравнению с тем, которое предполагает сложившаяся картина ми-ра. Новые объекты могут потребовать и изменения схемы метода по-знавательной деятельности, представленной системой идеалов инорм исследования. В этой ситуации рост научного знания предпола-гает перестройку оснований науки. Последняя может осуществлятьсяв двух разновидностях: а) как революция, связанная с трансформаци-ей специальной картины мира без существенных изменений идеалови норм исследования, б) как революция, в период которой вместе скартиной мира радикально меняются идеалы и нормы науки.

В истории науки можно обнаружить образцы обеих ситуаций ин-тенсивного роста знаний. Примером первой из них может служитьпереход от механической к электродинамической картине мира, осу-ществленный в физике последней четверти XIX столетия в связи с по-строением классической теории электромагнитного поля. Этот пере-ход, хотя и сопровождался довольно радикальной перестройкойвидения физической реальности, существенно не менял познаватель-ных установок классической физики (сохранилось понимание объяс-

268 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности

нения как поиска субстанциональных оснований объясняемых явле-ний и жестко детерминированных связей между явлениями; из прин-ципов объяснения и обоснования элиминировались любые указанияна средства наблюдения и операциональные структуры, посредствомкоторых выявляется сущность исследуемых объектов, и т.д.).

Примером второй ситуации может служить история квантово-реля-тивистской физики, характеризовавшаяся перестройкой классическихидеалов объяснения, описания, обоснования и организации знаний.

Новая картина исследуемой реальности и новые нормы познава-тельной деятельности, утверждаясь в некоторой науке, затем могутоказать революционизирующее воздействие на другие науки. В этойсвязи можно выделить два пути перестройки оснований исследова-ния: 1) за счет внутридисциплинарного развития знаний, 2) за счетмеждисциплинарных связей, «прививки» парадигмальных установокодной науки на другую.

Оба эти пути в реальной истории науки как бы накладываются другна друга, поэтому в большинстве случаев правильнее говорить о до-минировании одного из них в каждой из наук на том или ином этапеее исторического развития.

Парадоксы и проблемные ситуации как предпосылки научной революции

Перестройка оснований научной дисциплины в результате ее внут-реннего развития обычно начинается с накопления фактов, которыене находят объяснения в рамках ранее сложившейся картины мира.Такие факты выражают характеристики новых типов объектов, кото-рые наука втягивает в орбиту исследования в процессе решения спе-циальных эмпирических и теоретических задач. К обнаружению ука-занных объектов может привести совершенствование средств иметодов исследования (например, появление новых приборов, аппа-ратуры, приемов наблюдения, новых математических средств и т.д.).

Накопление знаний о новых объектах, не получивших обоснова-ние в рамках принятой картины мира и противоречащих ей, в конеч-ном итоге приводит к радикальной перестройке ранее сложившихсяоснований науки.

Чтобы детально проанализировать особенности и механизмы это-го процесса, обратимся к исторической ситуации периода построенияспециальной теории относительности (СТО).

Если бы проводился конкурс среди научных открытий XX в., какое изних вызвало наибольшие дискуссии, удивление VMOB И ПОВЛИЯЛО на даль-нейшее развитие науки, то теория относительности А. Эйнштейна имела

Феномен научных революций. Внутридисциплинарные революции 269

бы самые серьезные шансы на успех. Эта теория открывает эпоху пере-хода от классического к неклассическому естествознанию и является од-ним из ярких образцов научной рациональности неклассического типа.

Она возникла в обстановке перемен западной культуры концаXIX—XX в. и оказала влияние не только на состояние науки, но и надругие области культуры. Ряд предварительных шагов к их созданиюсделали Г. Лоренц, А. Пуанкаре и другие известные ученые.

Путь к специальной теории относительности начался с обнаруже-ния трудностей согласования механики и электродинамики в рамкахцелостной физической картины мира. После успехов максвелловскойтеории электромагнитного поля, позволившей описать с единой точ-ки зрения огромное многообразие электрических, магнитных и опти-ческих явлений, в физике утвердилась электродинамическая картинамира. Она пришла на смену механической, и между ними была пре-емственная связь.

Механическая картина мира, господствовавшая в науке около двухс половиной столетий, предлагала довольно простой образ мирозда-ния. Считалось, что его основой являются неделимые атомы — свое-образные первокирпичики материи, из которых строятся все осталь-ные тела; взаимодействие атомов и тел рассматривалось какмгновенная передача сил (принцип дальнодействия) и подчиняюще-еся принципу лапласовской причинности; полагалось, что взаимо-действие и движение тел осуществляются в абсолютном пространствес течением абсолютного времени.

Электродинамическая картина мира внесла в эти представления рядизменений. Атомы рассматривались либо как электрически нейтраль-ные «атомы вещества», либо как несущие заряд «атомы электричества»,вводилась еще одна материальная субстанция — мировой эфир, запол-няющий все пространство, в котором движутся атомы и построенныеиз них тела. Иначе, чем в механической картине мира, рассматривалосьвзаимодействие. Оно трактовалось как передача сил от точки к точке сконечной скоростью, т.е. принцип дальнодействия сменился противо-положным ему принципом близкодействия. Что же касается представ-лений о причинности как лапласовском детерминизме и об абсолют-ном пространстве и времени, то они в неизменном виде перешли измеханической в электродинамическую картину мира.

Опираясь на эту новую картину природы, физики решали различ-ные конкретные экспериментальные и теоретические задачи. Срединих важное место заняли задачи взаимодействия движущихся элект-рически заряженных тел с электромагнитным полем. При решениитакого рода задач возникла проблема формулировки законов электро-

270 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Феномен научных революций. Внутридисциплинарные революции 271

динамики и оптики в различных инерциальных системах отсчета. Не-ожиданно выяснилось, что форма основных уравнений электродина-мики не сохраняется при переходе от одной инерциальной системыотсчета к другой, если пользоваться преобразованиями Галилея.

Неизменность уравнений, выражающих физические законы, от-носительно определенных преобразований пространственных и вре-менных координат при переходе от одной инерциальной системы от-счета к другой называется ковариантностью уравнений.

Требование ковариантности соответствует утверждению о незави-симости законов природы от выбора той или иной инерциальной сис-темы отсчета, что соответствует идее их объективного существования.Поэтому обнаружение того факта, что уравнения электродинамикине являются ковариантными, если пользоваться преобразованиямиГалилея, поставило физиков перед серьезной проблемой. Чтобы най-ти выход из нее, известный физик, создатель теории электронов Г. Ло-ренц предложил пользоваться новыми преобразованиями простран-ственных координат и времени. Их независимо от Лоренца нашелтакже физик Фогт, но применяться они стали благодаря усилиям Ло-ренца, под именем которого они и вошли в науку.

Если пользоваться преобразованиями Лоренца, то при переходе отодной инерциальной системы отсчета к другой сохранялась формауравнений, выражающих законы как механики, так и электродинами-ки. И те и другие оставались ковариантными.

Казалось, выход из трудностей был найден. Но тут возникли но-вые, еще более серьезные проблемы. Из преобразований Лоренцаследовало, что отдельно пространственный и отдельно временной ин-тервалы изменяются при переходе от одной инерциальной системы кдругой. Они перестают быть абсолютными, как считалось ранее в фи-зике, а становятся относительными. И если принять это в качествехарактеристики реального физического пространства и времени, тотогда необходимо отказаться от представлений об абсолютном прост-ранстве и времени в физической картине мира.

Иначе говоря, в системе физического знания возникал парадокс: ес-ли принять преобразования Лоренца и придать им физический смысл, тоони противоречат принципу абсолютности пространства и времени.

Парадоксы являются сигналами того, что наука включила в сферусвоего исследования новый тип процессов, существенные характери-стики которых не были отражены в картине мира. Представления обабсолютном пространстве и времени, сложившиеся в механике, поз-воляли непротиворечивым способом описывать процессы, протекаю-щие с малыми скоростями по сравнению со скоростью света. В элек-

тродинамике же исследователь имел дело с принципиально инымипроцессами, которые характеризуются околосветовыми или световойскоростями. И здесь применение старых представлений приводило кпротиворечиям в самом фундаменте физического знания.

Таким образом, специальная теоретическая задача перерастала впроблему. Система знания не могла оставаться противоречивой (не-противоречивость теории является нормой ее организации), но, длятого чтобы устранить парадоксы, требовалось изменить физическуюкартину мира, которая воспринималась исследователями как адекват-ное отражение действительности.

Путь к теории относительности был связан с доказательством, чтопреобразования Лоренца выражают реальные свойства физическогопространства и времени, с коренной перестройкой физической картинымира, отказом от представлений об абсолютном пространстве и времени.

Движение по этому пути требовало критического отношения кфундаментальным принципам и представлениям, принятым в науч-ном сообществе к началу XX в. Но занять эту критическую позициюдля многих физиков того времени было совсем не просто.

Представления об абсолютном пространстве и времени служилиосновой развития физики на протяжении трех столетий, начиная склассической механики и кончая термодинамикой и классическойэлектродинамикой. Эти представления воспринимались как полно-стью соответствующие природе, выражающие ее глубинные сущност-ные характеристики.

Лоренц также был убежден в соответствии самой природе принци-па абсолютности пространства и времени, в онтологическом статусеэтого принципа. Он опирался на него при создании теории электро-нов. Поэтому он истолковывал вывод об изменчивости пространст-венных и временных интервалов в разных системах отсчета не как ха-рактеристику реального физического пространства и времени, а какфиктивное пространство и время. Истинным же он полагал абсолют-ное пространство и время физической картины мира.

Чтобы устранить противоречие между предложенными им преобра-зованиями и картиной мира, Лоренц ввел дополнительные постулаты.Он предположил, что при движении физической лаборатории вследст-вие взаимодействия ее часов и линеек с мировым эфиром, который за-полняет абсолютное пространство, линейки сокращаются, а часы за-медляют свой ход при увеличении скорости движения. Таким образом,изменение пространственных и временных интервалов было истолко-вано Лоренцем не как свойство пространства и времени, а как побоч-ный результат взаимодействия движущихся тел с эфиром. Этим же он

272 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Феномен научных революций. Внутридисииплинарные революции 273

объяснял результаты знаменитого опыта Майкельсона, который былпоставлен с целью обнаружить движение Земли относительно эфира.Результат был отрицательным и свидетельствовал о ненаблюдаемостиэфира. Но Лоренц сохранил идею эфира путем введенного им допуще-ния о сокращении линеек и замедления хода часов как следствия их«трения» об эфир.

Такие положения, вводимые для объяснения новых фактов допол-нительно к ранее принятым принципам, получили название ad hocпостулатов. Их накопление свидетельствует о несовершенстве теории.Оно противоречит идеалу теоретического описания, согласно которо-му из небольшого количеств базисных понятий, принципов и законовдолжно объясняться большое и постоянно расширяющееся многооб-разие явлений.

Этот идеал А. Эйнштейн называл внутренним совершенством тео-рии. Анализируя состояние физики начала XX в., он оценил то, чтопредлагал Лоренц для спасения традиционных представлений о про-странстве и времени, как нарушение идеала внутреннего совершенст-ва теории. Ведь если для каждого нового факта придумывать новыйобъясняющий принцип, то в пределе множество таких принципов бу-дет расти и станет сопоставимым с множеством объясняемых явле-ний, что противоречит самой природе теоретического объяснения.

Ad hoc постулаты — нечто вроде подпорок, которые поддерживаютпадающие стены теоретической постройки, когда становится неус-тойчивым ее фундамент. Эйнштейн, в отличие от Лоренца, не сталпользоваться такими подпорками, а осуществил радикальную перест-ройку самого фундамента теоретического здания физики.

Философские предпосылки перестройки оснований науки

Путь к теории относительности потребовал постановки вопросов о том,насколько обоснованы классические представления об абсолютномпространстве и времени, всегда ли принципы картины мира сохраняют-ся при их применении к описанию новой области взаимодействий?

Постановка этих вопросов требовала особой позиции исследовате-ля. Он должен был посмотреть на состояние сложившегося физическо-го знания как бы со стороны, поставить проблему исторической измен-чивости принципов науки и их отношения к реальности. Предметомобсуждения в этой позиции становятся не столько характеристики фи-зической реальности (частиц, полей), сколько характеристики знания,описывающего реальность. А это уже проблемы, выходящие за рамкифизики и относящиеся к области философии и методологии науки.

Познавательная деятельность, направленная на перестройку основа-ний науки, всегда предполагает такого рода смену исследовательскойпозиции и обращение к философско-методологическим средствам (см.рис. 3). Философско-методологический анализ является необходимым ус-ловием перестройки научной картины мира в эпохи научных революций.

Он выполняет две взаимосвязанные функции: критическую и кон-структивно-эвристическую. Первая предполагает рассмотрение фун-даментальных понятий и представлений науки как исторически из-менчивых. Создатель теории относительности не раз подчеркивал,что понятия науки должны описывать реальность, существующую не-зависимо от нас. Мы видим реальность через систему понятий и по-этому часто отождествляем понятия с реальностью, абсолютизируемих. Между тем опыт развития науки свидетельствует, что даже наибо-лее фундаментальные понятия и представления науки «никогда не мо-гут быть окончательными». «Мы всегда должны быть готовы, — писалА. Эйнштейн, — изменить эти представления, т.е. изменить аксиома-тическую базу физики, чтобы обосновать факты восприятия логичес-ки наиболее совершенным образом»1.

Философско-методологическни анализ

Рис.3

18-959


Такого рода философская критика понятий и принципов физиче-ской картины мира служит предпосылкой ее последующей кореннойперестройки. Но роль философско-методологического анализа в пе-риод перестройки оснований науки не ограничивается только крити-ческими функциями. Этот анализ выполняет также конструктивно-эвристическую функцию, помогая выработать новые основанияисследования. Новая картина мира не может быть получена из ново-го эмпирического материала чисто индуктивным путем. Сам этот ма-териал организуется и объясняется в соответствии с некоторыми спо-собами его видения, а этот способ задает картина мира. Поэтомуэмпирический материал может лишь обнаружить несоответствие ста-рого видения новой реальности, но сам по себе он еще не указывает,как нужно изменить это видение. Формирование новой картины ми-ра требует особых идей, которые позволяют перегруппировать эле-менты старых представлений о реальности, элиминировать часть изних, включить новые элементы с тем, чтобы разрешить имеющиесяпарадоксы и ассимилировать накопленные факты. Такие идеи фор-мируются в сфере философско-методологического анализа познава-тельных ситуаций науки и играют роль весьма общей эвристики,обеспечивающей интенсивное развитие исследований.

Новый подход, с позиций которого Эйнштейн приступил к пост-роению теории относительности, был основан на требовании селек-тивного операционального контроля за понятиями и принципамифизической картины мира. Он не сводился к указанию на конкрет-ные эксперименты и измерения, которые подтверждают эту картину,а предполагал выявление существенных черт всей экспериментально-измерительной практики, в рамках которой должны обнаруживатьсяпостулированные картиной мира характеристики исследуемой реаль-ности. Хотя Эйнштейн в своих методологических экспликациях чет-ко не формулировал описанного понимания наблюдаемости, его ис-следовательская практика свидетельствовала в пользу такого родапонимания. Она была ориентирована на анализ глубинных предпо-сылок и оснований экспериментально-измерительных процедур, со-ставляющих эмпирический базис физической картины мира.

Эту сторону дела мы рассмотрим более подробно. Как уже отмеча-лось, экспериментально-измерительные процедуры физики всегдаоснованы на некоторых явно или неявно принимаемых допущенияхотносительно особенностей проводимого исследования. Эти допуще-ния имеют сложную структуру. В их состав включаются положения отом, какими возмущающими воздействиями можно пренебречь (илиучесть их) в той или иной конкретной ситуации измерения, чтобы


могли быть воспроизведены изучаемые состояния объекта (и зафик-сированы соответствующие его параметры). Допущения такого типаоснованы на использовании конкретных физических законов и, какправило, четко эксплицируются исследователем. Например, при из-мерении температуры термометром принимаются во внимание воз-можные изменения шкалы термометра при его контакте с нагретымтелом и на основе закона линейного расширения определяются по-правки, которые учитываются при градуировке шкал.

Нов состав допущений, на которых основаны измерительные про-цедуры, входят и весьма общие постулаты, которые чаще всего вос-принимаются исследователем как нечто само собой разумеющееся ине формулируются в явном виде. К числу таких постулатов относятсяглубинные основания физического измерения, выражающие саму ихприроду, то общее, что существует у различных конкретных видовэкспериментально-измерительных процедур.

Например, физика предполагает постулат воспроизводимостиэксперимента, который конкретизируется с помощью ряда принци-пов. В частности, принципов, согласно которым одни и те же опытымогут быть повторены в различных точках пространства и в различ-ные моменты времени. Такого рода утверждения представляются оче-видными: в Париже и в Москве один и тот же эксперимент даст оди-наковые результаты; опыты Гюйгенса, в которых изучалисьсоударение упругих тел и колебания маятника, могут быть воспроиз-ведены и в наше время, более чем через триста лет после первого ихосуществления.

Но за внешней очевидностью таких утверждений скрыты весьмасильные допущения относительно природы физического мира. Так,утверждение о принципиальной воспроизводимости эксперимента вразличные моменты времени означает, что во всех временных точкахфизические законы действуют одинаково. Тем самым вводится онто-логический принцип однородности времени, связанный с постулатомо неизменности физических законов. А это означает, что при исследо-вании процессов природы физика абстрагируется от идеи эволюции ирассматривает физический мир вне его исторического развития (раз-витие предполагает формирование во времени качественно различ-ных уровней организации мира и соответствующих законов, причемкаждый новый уровень, возникая на основе ранее сложившихся, за-тем оказывает на них обратное воздействие, трансформирует их: темсамым в процессе развития не только возникают новые законы функ-ционирования объектов, но и могут видоизменяться ранее сформиро-вавшиеся законы при наложении на них новых связей).

276 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рацион&тьности

Здесь мы сталкиваемся с одной из важнейших особенностей прин-ципов измерения. Их система вводит идеализированную и весьма об-щую схему экспериментально-измерительных процедур, посредствомкоторых выявляются существенные черты исследуемой реальностиНо вместе с этой схемой, а вернее, в соответствии с ней создаютсяпредставления физической картины мира.

Процессы перестройки фундаментальных представлений и прин-ципов науки в научных революциях XIX — начала XX в. остро постави-ли вопрос о критериях, в соответствии с которыми эти представления ипринципы включаются в научную картину мира и отождествляются сисследуемой реальностью.

На этапе классической науки считалось, что фундаментальные на-учные абстракции и принципы должны удовлетворять двум критери-ям: 1) быть очевидными и наглядными, 2) согласовываться сданнымиопыта. Но развитие науки продемонстрировало недостаточность этихкритериев2.

В поисках новых подходов к проблеме выбора фундаментальныхнаучных абстракций в философии науки конца XIX — начала XX в. воз-никли и получили определенное распространение в среде естествоис-пытателей конвенционализм и эмпириокритицизм. Конвенционализмрассматривал фундаментальные научные абстракции как конвенции,соглашения между членами научного сообщества, позволяющие удоб-ным способом описывать факты. Что же касается эмпириокритицизма,то уместно вспомнить, что теоретические принципы и понятия он тол-ковал как сжатую сводку опытных данных (наблюдений), подчеркивая,что эти понятия и принципы позволяют систематизировать опыт, но ихнельзя считать образами сущностей, находящихся позади наблюдений.Оба философских направления, подчеркивая условность и изменчи-вость научных абстракций, отрицали их объективное содержание, счи-тали, что фундаментальные абстракции науки есть не более чем удоб-ный и полезный в определенных рамках способ упорядочивания исистематизации опытных данных.

Взгляды сторонника конвенционализма, известного в среде есте-ствоиспытателей математика и физика А. Пуанкаре, а также лидераэмпириокритицизма Э. Маха оказали определенное влияние на твор-чество А. Эйнштейна. Однако, солидаризируясь с ними в критикепрямолинейного онтологизма, он категорически не был согласен страктовкой фундаментальных научных понятий и принципов толькокак условных соглашений, удобных для описания опытных данных.Он был убежден в объективности законов природы и цели науки ви-дел в их теоретическом описании. Отстаивая идеал объективной ис-


хинности знания, Эйнштейн вместе с тем подошел к новой трактовкеэтого идеала, отличающейся от трактовки в классической науке.

В классическую эпоху объективность знания связывалась с пред-ставлениями о своеобразном параллелизме между мышлением и по-знаваемой действительностью. Считалось, что логика разума тождест-венна логике мира и что если очистить разум от предрассудковобыденной жизни и ограничений наличных форм деятельности, то видеале понятия и представления, вырабатываемые разумом, должныточно соответствовать изучаемой действительности. Неклассическоепонимание обнаруживает, что между разумом и познаваемой действи-тельностью всегда существует промежуточное звено, посредник, кото-рый соединяет разум и познаваемый мир. Таким посредником являет-ся человеческая деятельность. Она определяет, каким способом икакими средствами мышление постигает мир. Эти способы и средстваразвиваются с развитием деятельности. Разум предстает не как дистан-цированный от мира, чистый разум, а как включенный в мир, обуслов-ленный состояниями социальной жизни, развивающийся вместе с раз-витием деятельности, формированием ее новых видов, целей и средств.

Различные аспекты этого нового понимания разума и познаниявырабатывались в философии второй половины XIX — начала XX в.(Шопенгауэр, Ницше, Кьеркегор, Маркс, Гуссерль, Вебер, Фрейд).Мах и Пуанкаре своей критикой прямолинейного онтологизма клас-сической науки также внесли определенный вклад в становление не-классической рациональности.

Одним из проявлений в науке нового способа мышления было раз-витие в конце XIX в. идей и принципа инвариантности. Инвариантно-стью в общем виде называют свойство системы сохранять некоторыесущественные для нее отношения при ее определенных преобразова-ниях. Преобразования (операции), осуществляемые над исследуемымобъектом познающим субъектом, выступают выражением связи субъ-екта и объекта посредством деятельности.

В конце XIX столетия идеи инвариантности начали все шире при-меняться в математике. Известный математик Ф. Клейн в 1872 г. вы-двинул исследовательскую программу, получившую название «Эрлан-генской программы» (Ф. Клейн работал в этот период в университетенемецкого города Эрланген) и нацеленную на построение обобщен-ной геометрии. В качестве стратегии исследования эта программапровозглашала поиск инвариантов в определенной группе преобразо-ваний математических объектов.

Принцип инвариантности затем стал использоваться в других на-Уках. Причем одной из первых его восприняла гуманитарная дисцип-


лина — лингвистика. В конце XIX столетия так называемый лингвис-тический авангард (И.А. Бодуэн де Куртенэ, Н.В. Крушевский, Ф. де

Соссюр) отстаивал видение языка как целостной и вариативной систе-мы и сосредоточил усилия на поиске инвариантных сущностей в язы-ковых вариациях. Одной из первых работ, реализовавших этот прин-цип, было исследование швейцарского лингвиста Й. Винтеллера. Онрассматривал язык как систему элементов, в которой следует разли-чать вариативные и инвариантные (устойчивые) свойства. Метод по-иска в языке существенных характеристик через обнаружение инвари-антов, сохраняющихся в системе его вариативных свойств, Винтеллерназывал принципом «конфигурационной относительности»3.

Идеи Винтеллера оказали прямое влияние на творчество А. Эйн-штейна. В его биографии существенную роль сыграл период обученияв Швейцарии, где молодой Эйнштейн познакомился с Винтеллером ипосещал его семинары.

Позднее, когда Эйнштейн включился в решение проблем элек-тродинамики движущихся тел, он использовал идеи инвариантно-сти и относительности в качестве базисного принципа построениятеории.

Подход Эйнштейна был характерен для зарождавшейся некласси-ческой науки. В классической науке построение теории начиналось споиска системы наглядных представлений о природе, составляющихнаучную картину мира. Эти представления затем проходили длитель-ную проверку опытом и принимались в качестве оснований для со-здаваемых теорий. В неклассической науке, прежде чем выдвигатьновые представления картины мира, стараются выявить условия ипринципы деятельности, проанализировать основания метода, по-средством которого обнаруживаются соответствующие характеристи-ки природы, выражаемые картиной мира.

От методологических идей к теории и новой картине мира

Первым шагом на пути к специальной теории относительности былафиксация принципа относительности в качестве одного из важней-ших операциональных оснований, коррелятивно которому должнывводиться в фундамент физического познания те или иные онтологи-ческие представления.

Такая трактовка принципа относительности была намечена ешеПуанкаре, но в наиболее отчетливой форме она выражена в работахЭйнштейна. Принцип относительности рассматривался Эйнштейномв двух аспектах.

Первый аспект рассмотрения принципа относительности характери-зует его как методологический регулятив теоретического описания ре-альности. На языке такого описания физическая лаборатория, движуща-яся равномерно и прямолинейно, обозначается как инерциальнаясистема отсчета, и «согласно принципу относительности законы приро-ды не зависят от движения системы отсчета»4. При теоретическом опи-сании в физике используется язык математики. На этом языке системаотсчета характеризуется как система координат, а законы природы выра-жаются в форме уравнений, в которых определенным образом связаныфизические величины. Независимость законов природы от движениясистемы отсчета формулируется как требование ковариантности соот-ветствующих уравнений относительно преобразования системы коорди-нат (при переходе от одной инерциальной системы отсчета к другой).

Второй аспект представлял принцип относительности в качествеглубинного постулата экспериментально-измерительной деятельнос-ти. В этом аспекте формулировка принципа относительности утверж-дает, что физические процессы протекают одинаково во всех лаборато-риях, движущихся равномерно и прямолинейно, а поэтому никакимиэкспериментами внутри физической лаборатории нельзя обнаружитьее инерциального движения.

Принцип воспроизводимости экспериментов и измерений кон-кретизируется не только посредством принципов воспроизводимостиэкспериментов в разных точках пространства и в различные моментывремени (на что указывалось выше), но и посредством принципов,фиксирующих влияние движения лаборатории на протекание физи-ческих процессов.

Физические лаборатории всегда связаны с движущимися телами, ипроблема воспроизводимости экспериментов и измерений требуетучета этого обстоятельства. Если существуют ситуации, когда движе-ние лаборатории вносит возмущения в протекание процесса, то необ-ходим способ учета этих возмущающих воздействий. Для этого следу-ет выделить некоторую эталонную ситуацию, в которой относительноедвижение двух лабораторий не изменит картины исследуемого про-цесса. Отклонения от данной ситуации уже можно рассматривать каквозмущения, которые принципиально могут быть выявлены и учтены(контроль за такими возмущениями возможен только тогда, когда из-вестна ситуация, в которой они отсутствуют). В классической физикес самого начала ее формирования в качестве эталонной ситуации рас-сматривалось инерциальное движение.

Такой подход имеет довольно глубокие основания (хотя последние невсегда осознавались в классическом естествознании). Дело в том, что


экспериментальное исследование физического процесса предполагаетчто он должен быть получен в максимально «чистом» виде. А для этогонеобходимо изолировать лабораторию от внешних воздействий, которыемогут накладываться на изучаемый процесс, искажая или затемняя его,либо компенсировать такие воздействия. В предельном случае, допускаяполную изоляцию лаборатории от внешних воздействий, мы получаемидеализированную лабораторию, которая по определению являетсяинерциальной системой отсчета (на нее не действуют внешние силы).

Экспериментально-измерительная деятельность физики предпо-лагает, что всегда возможно отыскать ситуацию, когда движение ре-альной лаборатории может с определенным допуском считаться инер-циальным. В каждой такой (локально-инерциальной) лабораториипри прочих равных условиях все процессы будут протекать одинаково(никакими экспериментами внутри лаборатории нельзя обнаружитьее относительного движения), а поэтому результаты экспериментовбудут воспроизводимы. Поскольку процессы природы протекают всоответствии с объективными законами, то возможность воспроизве-дения одного и того же процесса в различных инерциально движу-щихся лабораториях означает, что законы природы не зависят отинерциального движения системы отсчета.

Принцип относительности как раз и выражает это содержание и,таким образом, предстает как формулировка весьма важных допуще-ний, которые лежат в фундаменте экспериментально-измерительныхпроцедур физики.

Интерпретируя принцип относительности как важнейший компо-нент схемы метода, посредством которого выявляются характеристи-ки физического мира, Эйнштейн формулирует проблему онтологиче-ских постулатов физики в необычном с классической точки зрениявиде: он ставит вопрос, как будет выглядеть физическая реальность(какова будет физическая картина мира), если принцип относитель-ности распространяется на описание любых взаимодействий (в томчисле и электромагнитных)5.

Реализуя эту программу, Эйнштейн проанализировал онтологиче-ские постулаты физики конца XIX в., составляющие электродинами-ческую картину мира. Это был второй шаг на пути к специальной те-ории относительности.

В процессе анализа обнаружилось, что постулат о существовании ми-рового эфира, заполняющего абсолютное пространство, несовместим спринципом относительности, поскольку он приводит к неодинаковомуописанию электромагнитных процессов в различных инерциальных си-стемах отсчета. Это означало, что мировой эфир принципиально нена-

блюдаемый объект, так как он не укладывался в схему эксперименталь-но-измерительных процедур физики.

Подчеркнем особо это важное обстоятельство. Элиминация из фи-зической картины мира представлений о мировом эфире как о субстан-ции, передающей электромагнитные взаимодействия, обычно связыва-ется с результатами опытов А. Майкельсона, А. Физо и других, необнаруживших движения Земли относительно эфира. В своих много-численных изложениях СТО Эйнштейн также использует эту аргумен-тацию. Но в первой своей работе «К электродинамике движущихся тел»,содержащей изложение всех основных идей новой теории, Эйнштейнлишь вскользь говорит о неудавшихся попытках «обнаружить движениеЗемли» относительно «светоносной среды», но не упоминает опытаМайкельсонаб. Более того, он отмечал в одном из своих писем, что припостроении СТО опыт Майкельсона не сыграл решающей роли (это об-стоятельство тщательно проанализировал Холтон, и его анализ подтвер-дил справедливость отмеченного утверждения Эйнштейна7).

Чтобы квалифицировать постулат о мировом эфире как не соот-ветствующий принципу наблюдаемости, ссылки на результаты кон-кретных опытов, типа опыта Майкельсона, были необязательны (хо-тя сами эти опыты могли выступить в качестве подтвержденияненаблюдаемости эфира). Важно, чтобы была выявлена структураэкспериментально-измерительной практики и показано, что в ней неможет быть принципиально зафиксирован такой гипотетическийобъект, как мировой эфир. Принцип относительности как раз и ха-рактеризовал весьма существенные аспекты этой структуры. Поэтомупротиворечие постулатов картины мира принципу относительностиозначало, что данные постулаты не имеют операционального обосно-вания и должны быть пересмотрены.

С этих позиций Эйнштейн критиковал не только представление обэфире, но и постулат о существовании абсолютного пространства ивремени. Этот постулат выделял лабораторию, покоящуюся относи-тельно абсолютного пространства, в качестве привилегированной си-стемы отсчета, отличной от движущихся лабораторий, что противоре-чило принципу относительности.

После того как были выявлены «слабые точки» электродинамиче-ской картины мира, возникли новые проблемы. Элиминация пред-ставлений об эфире и абсолютном пространстве разрушала прежнююкартину физической реальности, на которую опиралось ядро электро-динамики Максвелла—Лоренца. Поэтому требовалось установить,как это скажется на электродинамике движущихся тел. Такого родаанализ лежал в основе формулировки второго (после принципа отно-


сительности) фундаментального принципа СТО — постулата посто-янства скорости света.

Эфир в теории Лоренца включал важное физическое свойство: не-зависимо от того, движется или покоится тело, излучающее свет, све-товой луч распространяется в системе, покоящейся относительноэфира, с постоянной скоростью с. Чтобы элиминация эфира не разру-шила классической электродинамики, требовалось постулировать,что существует система отсчета, в которой каждый световой луч рас-пространяется в пустоте с постоянной скоростью с независимо отдвижения источника. Но поскольку, согласно принципу относитель-ности, все инерциальные системы отсчета физически эквивалентны,то отсюда следовало, что принцип постоянства скорости света спра-ведлив для любой системы отсчета8, и это позволяло придать ему ста-тус универсального фундаментального постулата теории. Данный по-стулат включал специфическое содержание и в этом смысле былнезависим от принципа относительности. Последний, однако, позво-лял обосновать универсальность постулата о постоянстве скоростисвета, что явилось третьим важным шагом в формировании СТО.

Четвертый же, решающий шаг состоял в анализе измерительныхпроцедур, посредством которых обосновывались свойства простран-ства и времени. В соответствии с идеалом операционального обосно-вания постулатов теории Эйнштейн тщательно проанализировал про-цедуры измерения пространственных и временных интервалов. Онвыявил схему этих процедур, показав, что в их основе лежат операциис жесткими стержнями инерциальной системы отсчета и ее часами,синхронизированными с помощью световых сигналов9. Роль этихпроцедур в построении теории относительности уже отмечена в мето-дологической и историко-физической литературе. Однако не всегдаподчеркивается то важное обстоятельство, что Эйнштейн из анализасхемы измерения временных и пространственных интервалов полу-чил преобразования Лоренца (этот вывод содержится в работе Эйн-штейна «К электродинамике движущихся тел»).

Такой вывод придавал преобразованиям Лоренца и их следствиямреальный физический смысл. Характеристики пространственных ивременных интервалов, вытекающие из преобразований Лоренца,обосновывались схемой измерений, которая выявляла реальные про-странственно-временные свойства и отношения природных объек-тов. Поэтому данные характеристики следовало считать отражениемпризнаков пространства-времени самой природы.

Если все эти познавательные процедуры описать в терминах совре-менного методологического анализа, то можно сказать, что Эйнштейн

осуществил операцию конструктивного обоснования тех новых гипо-тетических свойств пространственно-временных интервалов, которыеследовали из преобразования Лоренца. И это было как раз то самое не-достающее звено, которое связывало отдельные мозаичные предполо-жения, принципы и математические выражения в целостную системуновой физической теории. Только после того как преобразования Ло-ренца получили связь с опытом, можно было считать физически кор-ректными все основные следствия из них (закон сложения скоростей,закон изменения массы с изменением скорости, связь массы и энергиии т.п.). Эти следствия также вывел и обосновал Эйнштейн.

Эйнштейн вывел преобразования Лоренца не из требований кова-риантности уравнений, а на основе анализа локальной процедурысинхронизации часов. Пуанкаре отмечал важность такой процедуры,но не показал, как можно вывести отсюда преобразования Лоренца.В методологическом отношении особо важно подчеркнуть, что подходЭйнштейна к обоснованию гипотез, связанных с новыми пространст-венно-временными преобразованиями, был тем самым методом, ко-торый фиксировал своеобразный водораздел между классическим инеклассическим построениями физической теории.

В явной форме процедура конструктивной проверки новых абст-рактных объектов, возникающих на стадии гипотезы, стала приме-няться только в неклассических исследованиях. Ее можно обнару-жить, например, в истории квантовой механики, когда знаменитыесоотношения неопределенности, в принципе выводимые в качествеследствия из применяемых в математическом аппарате теории пере-становочных соотношений, Гейзенберг получает на основе знамени-того мысленного эксперимента по наблюдению за положением элек-тронов с помощью идеального микроскопа (Гейзенберг показал, чтовзаимодействие электрона с квантом света не позволяет одновремен-но со сколь угодно большой точностью установить его координату иимпульс). Та же стратегия лежала и в основе процедур Бора — Розен-фельда в квантовой электродинамике.

Величины и их основные признаки, вводимые «сверху» на основематематической гипотезы, получают подтверждение в системе мыс-ленных экспериментов, аккумулирующих реальные особенностиопыта. Только после этого им можно приписывать реальный физиче-ский смысл. После того как Эйнштейн ввел новую интерпретациюпреобразований Лоренца, представления физической картины мираоб абсолютном пространстве и времени были заменены релятивист-скими представлениями. Правда, здесь еще не было целостного обра-за пространства-времени, но переход к нему уже обозначился. И хотя


новое понимание пространства и времени, включенное в физическуюкартину мира, противоречило стереотипам обыденного здравогосмысла, оно довольно быстро обрело признание в научном сообщест-ве и отрезонировало в других сферах культуры.

Европейская культура конца XIX — начала XX в. всем своим пред-шествующим развитием оказалась подготовленной к восприятию но-вых идей, лежащих в русле неклассического типа рациональности.Можно указать не только на своеобразную перекличку между идеямитеории относительности Эйнштейна и концепциями «лингвистичес-кого авангарда» 70—80-х гг. XIX в. (Й. Винтелер и др.), но и на их ре-зонанс с формированием новой художественной концепции мира вимпрессионизме и постимпрессионизме, а также новыми для литера-туры последней трети XIX столетия способами описания и осмысле-ния человеческих ситуаций (например, в творчестве Достоевского),когда сознание автора, его духовный мир и его мировоззренческаяконцепция не стоят над духовными мирами его героев, как бы со сто-роны, из абсолютной системы координат описывая их, а сосуществу-ют с этими мирами и вступают с ними в равноправный диалог10.

Этот своеобразный резонанс идей, развиваемых в различных сфе-рах культурного творчества в конце XIX — начале XX столетия, обна-руживал глубинные мировоззренческие основания, на которых выра-стала новая, неклассическая наука и в развитии которых онапринимала активное участие. Новые мировоззренческие смыслы, по-степенно укоренявшиеся в эту эпоху в культуре техногенной цивили-зации, во многом обеспечивали онтологизацию тех необычных дляздравого смысла представлений о пространстве и времени, которыебыли введены Эйнштейном в физическую картину мира.

Дальнейшее развитие этих представлений было связано с творчест-вом Г. Минковского, который разработал новую математическую фор-му специальной теории относительности и ввел в физическую картинумира целостный образ пространственно-временного континуума, ха-рактеризующегося абсолютностью пространственно-временных ин-тервалов при относительности их разделения на пространственные ивременные интервалы в каждой инерциальной системе отсчета.

Утверждение в физике новой картины исследуемой реальности со-провождалось дискуссиями философско-методологического характе-ра, в ходе которых осмысливались и обосновывались новые представ-ления о пространстве и времени и новые методы формированиятеории. В процессе такого анализа уточнялись и развивались фило-софские предпосылки, которые обеспечивали перестройку классиче-ских идеалов и норм исследования и электродинамической картины

Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 285

мира. Таким путем они превращались в философские основания ре-лятивистской физики, во многом способствуя ее интеграции в тканьсовременной культуры.

Таким образом, перестройка оснований науки не является актомвнезапной смены парадигмы (как это считает Т. Кун), а представляетсобой процесс, который начинается задолго до непосредственногопреобразования норм исследования и научной картины мира. На-чальной фазой этого процесса является философское осмыслениетенденций научного развития, рефлексия над основаниями культурыи движение в поле собственно философских проблем, позволяющеефилософии наметить контуры будущих идеалов научного познания ивыработать категориальные структуры, закладывающие фундаментдля построения новых научных картин мира.

Все эти предпосылки и «эскизы» будущих оснований научного по-иска конкретизируются и дорабатываются затем в процессе методо-логического анализа проблемных ситуаций науки. В ходе этого анали-за уточняется обоснование новых идеалов науки и формируютсясоответствующие им нормативы, которые целенаправляют построе-ние ядра новой теории и новой научной картины мира.

Рефлексия над уже построенной теорией, как правило, приводит куточнению и развитию методологических установок, к более адекват-ному осмыслению новых идеалов и норм, запечатленных в соответст-вующих теоретических образцах. Поэтому перестройка основанийнауки включает не только начальную, но и завершающую стадию ста-новления новой фундаментальной теории, предполагая многократ-ные переходы из сферы специально-научного в сферу философско-методологического анализа.

Научные революции и междисциплинарные взаимодействия

Научные революции возможны не только как результат внутридис-циплинарного развития, когда в сферу исследования включаются но-вые типы объектов, освоение которых требует изменения основанийнаучной дисциплины. Они возможны также благодаря междисципли-нарным взаимодействиям, основанным на «парадигмальных привив-ках» — переносе представлений специальной научной картины мира,а также идеалов и норм исследования из одной научной дисциплиныв другую. Такие трансплантации способны вызвать преобразованияоснований науки без обнаружения парадоксов и кризисных ситуаций,связанных с ее внутренним развитием. Новая картина исследуемой

286 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 287

реальности (дисциплинарная онтология) и новые нормы исследова-ния, возникающие в результате «парадигмальных прививок», откры-вают иное, чем прежде, поле научных проблем, стимулируют откры-тие явлений и законов, которые до «парадигмальной прививки»вообще не попадали в сферу научного поиска.

В принципе, этот путь научных революций не был описан с доста-точной глубиной ни Т. Куном, ни другими исследователями в запад-ной философии науки. Между тем он является ключевым для пони-мания процессов возникновения и развития многих научныхдисциплин. Более того, вне учета особенностей этого пути, основан-ного на парадигмальных трансплантациях, нельзя понять той великойнаучной революции, которая была связана с формированием дисцип-линарно организованной науки.

Большинство наук, которые мы сегодня рассматриваем в качествеклассических дисциплин, — биология, химия, технические и социаль-ные науки — имеют корни в глубокой древности. Историческое разви-тие знания накапливало факты об отдельных особенностях исследуемыхв них объектах. Но систематизация фактов и их объяснение длительноевремя осуществлялись посредством натурфилософских схем.

После того как возникла первая теоретически оформленная об-ласть научного знания — физика, а механическая картина мира при-обрела статус универсальной научной онтологии, начался особыйэтап истории наук. В большинстве из них предпринимались попыткиприменить для объяснения фактов принципы и идеи механическойкартины мира.

Механическая картина мира, хотя она и сформировалась в рамкахфизического исследования, в эту историческую эпоху функционирова-ла и как естественнонаучная, и как общенаучная картина мира. Обос-нованная философскими установками механистического материализ-ма, она задавала ориентиры не только для физиков, но и для ученых,работающих в других областях научного познания. Неудивительно, чтостратегии исследований в этих областях формировались под непосред-ственным воздействием идей механической картины мира.

Весьма показательным примером в этом отношении может слу-жить развитие химии рассматриваемого исторического периода(XVII—XVIII вв.). В середине XVII столетия, когда химия еще не кон-ституировалась в самостоятельную науку, она либо включалась в сис-тему алхимических представлений, либо выступала в качестве наборазнаний, подсобных для медицины. Начало становления химии какнауки было во многом связано с внедрением в химию атомно-курпу-скулярных представлений. Во второй половине XVII в. Р. Бойль вы-

двинул программу, которая транслировала в химию принципы и об-разцы объяснения, сформировавшиеся в механике. Бойль предлагалобъяснить все химические явления, исходя из представлений о дви-жении «малых частиц материи» (корпускул). На этом пути химия, помнению Бойля, должна была отделить себя от алхимии и медицины ипревратиться в самостоятельную науку. Исходя из универсальностидействия законов механики, он заключил, что принципы механикидолжны быть «применимы и к скрытым процессам, происходящиммежду мельчайшими частицами тел»".

Функционирование механической картины мира как исследователь-ской программы прослеживается не только на материале взаимодейст-вия химии и физики. Аналогичный механизм развития научных знанийможет быть обнаружен и при анализе отношений между физикой и био-логией на этапе становления дисциплинарной науки XVIII в.

На первый взгляд биология не имела столь тесных контактов с фи-зикой, как химия. Тем не менее механическая картина мира в ряде си-туаций оказывала довольно сильное влияние и на стратегию биологи-ческих исследований. Показательны в этом отношении исследованияЛамарка, одного из основоположников идеи биологической эволюции.

Пытаясь найти естественные причины развития организмов, Ла-марк во многом руководствовался принципами объяснения, заимст-вованными из механики. Он опирался на сложившийся в XVIII столе-тии вариант механической картины мира, включавшей идею«невесомых» носителей различных типов сил, и полагал, что именноневесомые флюиды являются источником органических движений иизменения в архитектонике живых существ.

Природа, по Ламарку, является ареной постоянного движения, пе-ремещения и циркуляции бесчисленного множества флюидов, средикоторых электрический флюид и теплород являются главными «воз-будителями жизни»1 2.

Развитие жизни, с его точки зрения, — это «нарастающее влияниедвижения флюидов», которое выступало причиной усложнения орга-низмов. «Кто не увидит, — писал он, — что именно в этом проявляетсяисторический ход явлений организации, наблюдаемой у рассматривае-мых животных, кто не увидит его в этом возрастающем усложнении их вобщем ряде при переходе от более простого к более сложному»13. Имен-но обмен флюидами между окружающей средой и организмами, возра-стание этого обмена при усилении функционирования органов приво-дило к изменению последних. Приспособление организмов к условиямобитания, по Ламарку, усиливает функционирование одних органов иослабляет функционирование других. Соответствующий обмен флюи-


дами со средой вызывает при этом мелкие изменения в каждом органеВ свою очередь, такие изменения наследуются, что, согласно Ламарку,может привести при длительном накоплении изменений к довольносильной перестройке органов и появлению новых видов.

Как видим, объяснение, которое использовал Ламарк, во многомбыло инициировано принципами, транслированными из механичес-кой картины мира.

Функционирование механической картины мира в качестве обще-научной исследовательской программы проявилось не только при изу-чении различных процессов природы, но и по отношению к знаниямо человеке и обществе, которые пыталась сформировать наукаXVIII столетия. Конечно, рассмотрение социальных объектов в каче-стве простых механических систем представляло собой огромное уп-рощение. Эти объекты принадлежат к классу сложных, развивающих-ся систем, с включенными в них человеком и его сознанием. Онитребуют особых методов исследования. Однако, чтобы выработать та-кие методы, наука должна была пройти длительный путь развития. ВXVIII в. для этого еще не было объективных предпосылок. Научныйподход в эту эпоху отождествлялся с теми его образцами, которые реа-лизовались в механике, а поэтому естественным казалось построениенауки о человеке и обществе в качестве своего рода социальной меха-ники на основе применения принципов механической картины мира.

Весьма характерным примером такого подхода были размышленияЖ. Ламетри и П. Гольбаха о природе человека и общества. Опираясьна идеи, развитые в механической картине мира, Ламетри и Гольбахактивно использовали механические аналогии при объяснении соци-альных явлений и обсуждении проблем человека как природного исоциального существа.

Рассматривая человека прежде всего как часть природы, как осо-бое природное тело, Ламетри представлял его в качестве особого родамеханической системы. Он писал, что человек может быть представ-лен как «часовой механизм», но огромных размеров и построенный стаким искусством и изощренностью, что если остановится колесо,при помощи которого в нем отмечаются секунды, то колесо, обозна-чающее минуты, будет вращаться и идти как ни в чем не бывало. Та-ким же образом засорения нескольких сосудов недостаточно для того,чтобы уничтожить или прекратить действие рычага всех движений,находящегося в сердце, которое является рабочей частью человечес-кой машины...

Ламетри указывает далее, что «человеческое тело — это заводящаясама себя машина, основное олицетворение беспрерывного движения».

Вместе с тем он отмечал особенности этой машины и ее сложность посравнению с техническими устройствами, изучаемыми в механике. «Че-ловека, — писал он, — можно считать весьма просвещенной машиной инастолько сложной машиной, что совершенно невозможно составить оней ясную идею, а следовательно, дать точное определение»14.

Солидаризируясь с Ламетри в понимании человека как машины,Гольбах акцентировал внимание на идеях универсальности механиче-ских законов, полагая возможным описать с их помощью человечес-кое общество. Для него человек есть продукт природы, подчиняю-щийся, с одной стороны, общим законам природы, а с другой —специальным законам.

Специфической особенностью человека, по Гольбаху, является егостремление к самосохранению. При этом «человек сопротивляетсяразрушению, испытывает силу инерции, тяготеет к самому себе, при-тягивается сходными с ним объектами и отталкивается противопо-ложными ему... Все, что он делает и что происходит в нем, являетсяследствием силы инерции, тяготения к самому себе, силы притяже-ния и отталкивания, стремления к самосохранению, одним словом,энергии, общей ему со всеми наблюдаемыми существами»15.

Когда Ламетри и Гольбах используют понятия машины, силы,инерции, притяжения, отталкивания для характеристики человека, тоздесь отчетливо прослеживается язык механической картины мира,которая длительное время определяла стратегию исследования при-роды, человека и общества. Эту стратегию можно довольно легко об-наружить и на более поздних этапах развития знания, например в со-циальных концепциях К.-А. Сен-Симона и Ш. Фурье. В работе «Трудо всемирном тяготении» Сен-Симон отмечал, что «прогресс челове-ческого ума дошел до того, что наиболее важные рассуждения о поли-тике могут и должны быть непосредственно выведены из познаний,приобретенных в высших науках и в области физики». По мнениюСен-Симона, закон всемирного тяготения должен стать основой новойфилософии, которая в свою очередь может стать фундаментом новойполитической науки. «Сила ученых Европы, — писал он, — объединен-ных в общую корпорацию и имеющих своей связью философию, осно-ванную на идее тяготения, будет неизмерима». Он полагал, что идеитяготения могут стать той основой, на базе которой может быть пост-роена такая наука, как история, констатировал, что «пока еще онапредставляет собой лишь собрание фактов, более или менее точно ус-тановленных, но в будущем должна стать наукой, а поскольку единст-венной наукой является классическая механика, то по своему строе-нию история должна будет приблизиться к небесной механике»16.

19-959


Сходные идеи можно найти в творчестве Ш. Фурье, который пола-гал, что принципы и подходы механики позволяют раскрыть законысоциального движения. Он писал о существовании двух типов зако-нов, которым подчиняется мир. Первый из них — это закон матери-ального притяжения, приоритет открытия которого принадлежитНьютону. Считая себя продолжателем ньютоновских идей и распро-страняя учение о тяготении на социальную жизнь, Фурье полагал, чтоможно говорить о втором типе законов, которым подчиняется соци-альное движение. Их Фурье обозначал как законы притяжения пострасти, которая в концепции Фурье занимала центральное место,выступая определяющим свойством природы человека17.

По существу, здесь проводится своего рода аналогия между сущест-вованием тяготения природных тел и тяготением людей друг к другу.И делается это во многом благодаря тому, что сам человек рассматри-вается как часть природы, хотя и имеющий некоторые отличия от дру-гих объектов природы, но все же подчиняющийся общим принципамдвижения, сформулированным в механике. Идея общей механикиприроды и человеческих отношений во многом была инициированамеханической картиной мира, которая доминировала в наукеXVIII столетия и отчасти сохранила эти свои позиции в начале XIX в.

Влияние идей механической картины мира было столь значимым,что оно не только определяло стратегию развития научных знаний, нои оказывало воздействие на политическую практику. Идея мира какупорядоченной механической системы «явно довлела над умамитворцов американской конституции, разработавших структуру госу-дарственной машины, все звенья которой должны были действовать сбезотказностью и точностью часового механизма»18.

Все это свидетельствует об особом статусе механической картинымира в культуре техногенных обществ эпохи раннего индустриализма.Механицизм был одним из важных истоков формирования соответст-вующих мировоззренческих структур, укоренившихся в культуре ивлияющих на самые различные сферы функционирования общест-венного сознания. В свою очередь, распространение механистическо-го мировоззрения подкрепляло убеждение в том, что принципы меха-нической картины мира являются универсальным средством познаниялюбых объектов.

Таким образом, можно обозначить важную особенность функцио-нирования механической картины мира в качестве фундаментальнойисследовательской программы науки XVIII в. — синтез знаний, осуще-ствляемый в ее рамках, был связан с редукцией различного рода про-цессов и явлений к механическим. Правомерность этой редукции обос-

новывалась всей системой философско-мировоззренческих основанийнауки, в которых идеи механицизма играли доминирующую роль.

Однако по мере экспансии механической картины мира во все но-вые предметные области наука все чаще сталкивалась с необходимос-тью учитывать особенности этих областей, требующих новых, немеха-нических представлений. Накапливались факты, которые все труднеебыло согласовывать с принципами механической картины мира.

К концу XVIII — началу XIX в. стала складываться новая ситуация,приведшая к становлению дисциплинарного естествознания, в рам-ках которого научная картина мира приобретала особые характерис-тики и функциональные признаки. Это была революция в науке, свя-занная с перестройкой ее оснований, появлением новых форм ееинституциональной организации и ее новых функций в динамике со-циальной жизни.

Историю химии, биологии, технических и социальных наук этогоисторического периода нельзя понять, если не учитывать «парадиг-мальных прививок», которые были связаны с экспансией механичес-кой картины мира на новые предметные области.

Проследим конкретные черты этого процесса. Как уже отмеча-лось, первые попытки применить представления и принципы меха-ники в химии были связаны с программой Р. Бойля. Анализ ее исто-рических судеб свидетельствует, что его стремление объяснитьхимические явления, исходя из представлений о движении «малыхчастиц материи» (корпускул), потребовало учета специфики химиче-ских процессов. Под давлением накопленных фактов о химическихвзаимодействиях Бойль вынужден был модифицировать переноси-мые в химию идеи механической картины мира, в результате чего на-чала постепенно выкристаллизовываться специфическая для химиикартина исследуемых процессов.

Первичные корпускулы, по Бойлю, должны рассматриваться в ка-честве элементов, замещающих прежние аристотелевские и алхимиче-ские элементы. Опираясь на факты, свидетельствовавшие о том, чтоизменение веществ позволяет как превращать одни вещества в другие,так и восстанавливать некоторые из них в первоначальном виде, Бойльзаключил, что элементарные корпускулы, определяя свойства соответ-ствующих сложных веществ, должны сохраняться в реакциях19. Этикорпускулы выступают как качественно отличные друг от друга эле-менты, из которых образуются химические соединения и смеси.

Здесь с достаточной очевидностью прослеживается, что картинахимических процессов, начертанная Бойлем, хотя и согласовываласьс механической картиной мира, но включала в себя и специфические


черты. В зародышевой форме она содержала представление о химиче-ских элементах как о корпускулах, обладающих индивидуальностьюкоторые, будучи физическими частицами, вместе с тем являлись но-сителями свойств, позволяющих им образовывать в своих соединени-ях различные виды химических веществ20.

В механике этими свойствами можно было пренебречь, рассмат-ривая корпускулы только как массы, подверженные действию сил, нов химии свойства корпускул, делающие их химическими элементами,должны стать главным предметом изучения.

В механической картине мира (если взять ее развитые формы) на-ряду с элементарными объектами — корпускулами — выделялись ти-пы построенных из них тел — жидкие, твердые, газообразные. В кар-тине же химической реальности, предложенной Бойлем, типологияхимических веществ не редуцировалась полностью к типологии фи-зических объектов: наряду с различением жидких, твердых и газооб-разных (летучих) веществ выделялись два класса сложных химичес-ких объектов — соединения и смеси — и предполагалось, что внутрикаждого из них существуют особые подклассы. Эти представления уБойля были даны в неразвитой и во многом гипотетической форме,поскольку конкретные эмпирически фиксируемые признаки, по ко-торым смеси отличались бы от соединений, еще не были определены.«Еще долгое время сложный вопрос о том, что такое химическаясмесь и что такое соединение, каковы их природа, свойства и отли-чия, порождал разнохарактерные и противоречивые суждения»21.

Программа Бойля предлагала эту картину в качестве основаниядля экспериментальной и теоретической работы в химии. В основныхчертах она предвосхитила последующие открытия Дальтона, хотя вXVII в. для ее реализации еще не было достаточно условий.

Во времена Бойля химия не располагала экспериментальнымивозможностями для определения того, какие вещества являются эле-ментами, а какие таковыми не являются. Бойлем не было определенои понятие атомного веса, как такой характеристики, которая позволя-ла бы экспериментально отличить их друг от друга.

Несмотря на то что программа Бойля не была реализована, для мето-дологического анализа она служит хорошим примером, позволяющимустановить особенности переноса принципов (в данном контексте —принципов механической картины мира) из одной науки в другую. Напримере этой программы видно, что трансляция в химию нормативныхпринципов, закрепленных в механической картине мира (типа норма-тивных принципов: все тела состоят из корпускул, все явления можнообъяснить взаимодействием неделимых корпускул, подчиняющихся

механическим законам), не устраняла особенностей химического ис-следования. Более того, чтобы принципы механики были применены вновой области, их нужно было изложить особым образом, учитываяспецифику изучаемых в химии объектов. А это приводило уже к постро-ению особой картины исследуемой реальности (в данном случае — кар-тины химической реальности), руководствуясь которой исследовательмог обнаружить в опыте и объяснить химические явления.

Обращение к материалу истории науки позволяет утверждать, чтостановление большинства новых дисциплин связано как с внутридис-циплинарным развитием знания, так и с трансляцией нормативныхпринципов из одной науки в другую. В этом смысле программа Бойляможет быть оценена как попытка осуществить революционные преоб-разования в химии путем трансплантации в нее познавательных уста-новок и принципов, заимствованных из механической картины мира.

Неудача этой попытки была связана прежде всего с тем, что карти-на химической реальности, предложенная Бойлем, не включала такихпризнаков ее ключевого объекта (химический элемент), которые мог-ли бы получить экспериментальное обоснование и стимулировать но-вые направления исследований в химии. В этой картине отсутствова-ли также экспериментально проверяемые признаки, в соответствии скоторыми можно было бы четко различать основные типы химичес-ких объектов (элемент, соединение, смесь). Через полтора столетия,когда химия накопила соответствующие знания, она повторила по-пытку Бойля в более удачном варианте.

Процесс перестройки оснований химии в XVIII—XIX вв. такжебыл обусловлен не только внутренними факторами ее развития (взаи-модействием теории и опыта). Решающую роль здесь по-прежнемуиграла механическая картина мира, господствовавшая в данный пе-риод. Она вводила в качестве универсальной схемы объяснения физи-ческих явлений представление о взаимодействии материальных кор-пускул (тел) посредством различных типов сил. По аналогии с этимподходом в химии стало утверждаться представление о «силах хими-ческого сродства»22, которые определяли взаимодействие химическихэлементов. Это представление было включено в картину химическойреальности сначала на правах гипотезы, а затем, в работах Лавуазье,уже в качестве обоснованного опытом положения.

Как отмечал Лавуазье, «быть может, однажды точность имеющихсяДанных будет доведена до такой степени, что геометр сможет рассчи-тывать в своем кабинете явления, сопровождающие любое химическоесоединение тем же, так сказать, способом, каким он рассчитывает дви-жение небесных тел. Взгляды, имеющиеся на этот счет у г. Лапласа, и


эксперименты, которые мы запроектировали на основе его идей, что-бы выразить силы сродства различных тел, уже позволяют не рассмат-ривать эту надежду как некую химеру»23.

Сам Лавуазье даже построил таблицу сродства кислорода по отно-шению к другим веществам и высказал предположение о возможнос-ти количественного измерения сродства.

Особое внимание в его работах уделено разработке представлений обосновных объектах — элементах. Он предложил связать с названиемэлементов представление о последнем пределе, достигаемом анализом.В этом отношении все вещества, которые, по его мнению, при совре-менном состоянии знаний нельзя разложить, являются элементами. «Дотех пор пока не появятся средства их разделения и опыт не докажет намобратное, — отмечал Лавуазье, — мы не можем считать их сложными»24.

Классифицируя простые элементы, Лавуазье, с одной стороны,включал в их состав явно гипотетические субстанции (как, например,теплород), с другой стороны, он гениально предвидел, что ряд кажу-щихся простыми тел в скором будущем не будет причислен к простымвеществам (такие, как земля).

Разработка Лавуазье новых представлений об элементах явиласьрешающим «сдвигом проблемы» в формировании научной картиныхимической реальности. Полученные им результаты оказались суще-ственными для доказательства закона сохранения вещества (1789),позволившего количественно изучить химические реакции. Они ока-зали влияние на исследования Дальтона, завершившего начатую Ла-вуазье программу формирования новой системы принципов химии,которые согласовывались с господствующими физическими идеями иопирались на химические эксперименты. Работы Дальтона и его по-следователей привели к построению картины химической реальнос-ти, в которой химические элементы были представлены в качествеатомов, различающихся формой и атомным весом. Последняя харак-теристика позволила объяснить не только экспериментально наблю-даемые явления, но и многие открытые в этот период и подтверждае-мые опытом законы (например, открытые И. Рихтером, Ж. Прустом иДж. Дальтоном стехиометрические законы).

Исследователи творчества Дальтона справедливо отмечают, что кформированию стехиометрических законов Дальтон пришел, опира-ясь на атомистическую гипотезу, с позиций которой он обобщилопытные факты. Эта гипотеза имела предпосылки в философскихатомистических учениях, но непосредственным ее источником былиньютоновская атомистика, представления механической картинымира о неделимых и неуничтожимых корпускулах.

Атомистическая картина Дальтона в процессе ее развития (в кото-ром решающую роль сыграли работы А. Авогадро и Ш. Жерара) былаобогащена представлениями о молекулах как о единой системе ато-мов, а также представлениями о химических процессах как взаимо-действии молекул, при котором они обмениваются атомами. В своюочередь представления об атомно-молекулярном строении веществапод влиянием успехов химии начали оказывать обратное воздействиена физические исследования. Характерно, что разработка молекуляр-но-кинетической теории теплоты, пришедшей на смену теории теп-лорода, во многом опиралась на представление, что вещество постро-ено из движущихся молекул.

Р. Клаузиус в одной из своих первых работ по кинетической теориигазов (1857) создал математическую модель теплового движения частицгазов, предпослав ей изложение идей о молекулярном строении веще-ства. Показательно, что в этом изложении он выделял кроме поступа-тельного также вращательное и внутримолекулярное колебательноедвижение, упоминание о котором, в свою очередь, имеет смысл лишьпостольку, поскольку молекула заранее представляется сложной и по-строенной из атомов (представление, которое вошло в научную карти-ну мира под влиянием развития химии). Не менее показательно, что вработе А. Кренига (1856), которая предшествовала исследованиям Кла-узиуса и с которой начинается цикл исследований, приведший к пост-роению молекулярно-кинетической теории теплоты, ключевым мо-ментом обоснования гипотезы о теплоте как кинетическом движениимолекул является вывод закона Авогадро. Этот закон, полученный в1811 г., был к этому времени настолько забыт в физике, что в физичес-ких словарях имя Авогадро даже не упоминалось25. Но в химии законАвогадро был не только известен, но и сыграл решающую роль в разви-тии атомно-молекулярных концепций. Именно из химии он был вто-рично транслирован в физику и активно использован в ней при пост-роении молекулярно-кинетической теории теплоты.

Таким образом, можно утверждать, что при трансляции принциповмеханической картины мира в химию они не просто трансплантирова-лись в «тело» химической науки, задавая собственно механическое ви-дение химических объектов, но сопоставлялись с теми признаками,которые были присущи объектам, исследуемым в химии, что стимули-ровало становление химии как науки с ее специфической предметнойсоставляющей и формирование в ней особой, уже несводимой к меха-нической, картины исследуемой реальности. И хотя исследователи всееще размышляли о преобразовании химии в отдел прикладной меха-ники или возникновении самостоятельной химической механики


(Д.И. Менделеев), фактически можно было уже утверждать, что подвлиянием механической картины мира и с учетом специфики химиче-ских объектов происходило конституирование химии в самостоятель-ную науку. И важнейшим аспектом этого процесса было становление вней специальной картины исследуемой реальности. Между физичес-кой картиной мира и картиной химической реальности устанавлива-лась связь по принципу субординации, причем эта связь не отменялаотносительной самостоятельности каждой из них.

Сходные процессы становления специальной научной картинымира и конституирования научной дисциплины можно проследить ина материале истории биологического знания.

Выше отмечалось, что при объяснении причин возникновенияжизни Ламарк использовал идеи, развитые в механической картинемира XVIII столетия, в частности представления о теплороде и элект-рическом флюиде как носителях особых сил, которые он рассматри-вал в качестве главных возбудителей жизни. Однако Ламарк не меха-нически перенес представления об этих гипотетических субстанцияхв ту область знаний, которую он развивал. Он подчеркивал, что, вхо-дя в живой организм, теплород и электрический флюид преобразуют-ся в нем в особый — нервный флюид, который свойствен только лишьживым существам. Нервный флюид, по мнению Ламарка, выступаеткак действующая сила, как своего рода орудие, производящее чувст-ва, представления, разумные акты. Именно нервный флюид «спосо-бен произвести столь изумляющие нас явления, и, отрицая его суще-ствование и его свойства, нам пришлось бы отказаться от всякогоисследования физических причин явлений и вновь обратиться к рас-плывчатым, беспочвенным представлениям для удовлетворения на-шего любопытства в отношении данного предмета»26.

Объясняя таким образом природу живых организмов, Ламарк хотяи в неявной форме, но акцентировал внимание на особенностях, при-сущих живому, что подготавливало основания для спецификации би-ологической науки и формирования в ней особой картины исследуе-мой реальности. Ламарк не только выделял специфику биологическихобъектов, но и указывал на их взаимодействие с окружающей средойкак на источник их изменений. Согласно Ламарку, эти измененияпроисходят благодаря постоянному извлечению флюидов из окружа-ющей среды и их трансформации внутри живого организма. Именнонакопление соответствующих флюидов внутри организма приводит кизменениям отдельных органов и организма в целом, и эти измененияможно наблюдать, если рассматривать цепь поколений в течение до-статочно длительного времени. «С течением времени и под влиянием

беспредельного разнообразия непрерывно изменяющихся обстоя-тельств последовательно были созданы живые тела всех классов и всехпорядков»27.

Таким образом, принципы объяснения, заимствованные из меха-нической картины мира, были трансформированы Ламарком в фун-даментальный для биологии принцип эволюционного объясненияособенностей организмов и видов.

Многообразие живых организмов, разная степень их организацииявились основанием для своеобразного расположения их в опреде-ленном порядке от простого к сложному и обоснования Ламаркомпринципа градации, положенного им в основу своей эволюционнойконцепции. И хотя, настаивая на плавных, незаметных переходахмежду видами, Ламарк пришел к выводу об отсутствии реальных гра-ниц между ними и в конечном счете к отрицанию реальности видов,его идея изменчивости и передачи по наследству приобретенных из-менений послужила той основой, в соответствии с которой в последу-ющем развитии биологического знания накапливался эмпирическийматериал, стимулировавший развитие эволюционных представлений.

Учитывая, что представления об объектах и их взаимодействияхвыступают одним из аспектов формирования картины мира, можноутверждать, что Ламарк вводил новое видение биологической реаль-ности. Эволюционные идеи Ламарка обнаружили эвристическую зна-чимость не только для развития биологического знания, но и для дру-гих естественнонаучных дисциплин, например геологии.

Ч. Лайель в развиваемой им концепции стремился решить слож-ную и актуальную для своего времени проблему о соотношении со-временных природных сил с силами прошлого. Решая эту задачу, Лай-ель обращался к тем идеям, которые уже были развиты к данномупериоду в биологической науке. И если подходы, развиваемые «ката-строфистами», его не устраивали, то в концепции Ламарка он нашелразрешение возникающих перед ним вопросов. Речь идет о принци-пах, лежащих в основе концепции Ламарка: во-первых, о принципесходства действующих сил природы с силами, которые действовали впрошлом, и, во-вторых, о принципе, согласно которому радикальныеизменения являются результатами постепенных, накапливающихсяво времени мелких изменений.

Эти принципы были использованы Ч. Лайелем в его учении о геоло-гических процессах. Он перенес нормативные принципы, сложившие-ся в биологии, в геологию, построив здесь теоретическую концепцию,которая впоследствии оказала обратное воздействие на биологию, по-служив наряду с эволюционными идеями Ламарка одной из предпосы-


лок становления научной картины биологической реальности, связан-ной с именем Ч. Дарвина.

Возникновение концепции Дарвина завершило формирование би-ологии как науки, имеющей статус самостоятельной отрасли естест-вознания. Картина биологической реальности отчетливо приобретаетв этот период автономные черты и предстает как система научныхпредставлений, выявляющих особенности живой природы.

Утверждение биологии в качестве самостоятельной отрасли зна-ния не означало, что последующее развитие этой дисциплины шлотолько за счет ее внутренних факторов. Возникновение нового знанияв дисциплинарно организованной науке всегда предстает как слож-ный и многоплановый процесс, включающий как внутридисципли-нарные, так и междисциплинарные взаимодействия. Примером томумогут служить открытия Г. Менделя, которые не только явились ре-зультатом развития биологической науки, но осуществлялись за счеттрансляции в биологию идей, развитых в других отраслях знания.В работе «Опыты над растительными гибридами» Мендель сформу-лировал идею дискретного носителя наследственности — «наследст-венного фактора» и показал, что отдельные признаки и свойства ор-ганизмов можно связать с этими «наследственными факторами»28.

Опыты Менделя стали возможными благодаря развитию гибриди-зации в биологической практике того времени. Вместе с тем эмпири-ческий материал, накопленный в исследованиях биологов и практи-ков-селекционеров, сам по себе не приводил к идее «наследственныхфакторов». Чтобы сформулировать эту идею, нужно было заранееиметь некое теоретическое видение, под которое был бы подведен на-копленный эмпирический материал.

Это теоретическое видение формировалось не только на основе раз-вивающегося биологического знания, но и под влиянием принциповобъяснения, транслированных из других областей знания, в частностииз математики. В исследованиях творчества Менделя отмечалось, чтоон «соединил методы двух наук: математики — вероятностно-статисти-ческий метод (Доплер) и биологии — гибридизационный метод(Унгер)»29.

Фактически Мендель проводил свои опыты под новую, складыва-ющуюся на этом этапе, картину биологической реальности, котораястроилась за счет взаимосвязи внутридисциплинарного и междис-циплинарного знаний. В этой картине постепенно утверждалосьпредставление о новом биологическом объекте — «наследственныхфакторах». Выявление этого объекта и включение представлений онем в картину биологической реальности, с одной стороны, позволя-

ло по-новому интерпретировать накопленные факты, а с другой —способствовало последующему обоснованию и развитию эволюцион-ной теории Дарвина и формированию новых биологических теорий(в частности, синтетической теории эволюции как соединения эво-люционной теории и популяционной генетики).

В свою очередь новые теории и факты оказывали обратное влия-ние на картину биологической реальности, которая уточнялась и раз-вивалась под воздействием разрастающегося теоретического и эмпи-рического материала. В первой трети XX в. на смену дарвиновскойпришла новая картина биологического мира: в ней основной едини-цей эволюции рассматривался не организм, а популяция, были введе-ны основные уровни организации живого — молекулярные носителинаследственности, клетка, многоклеточные организмы, популяции,биогеоценозы и биосфера (представления о двух последних уровняхбыли включены в картину биологического мира во многом благодаряработам В.Н. Сукачева и В.И. Вернадского).

Взаимодействие организмов между собой и со средой рассматрива-лось в контексте включения в это взаимодействие надорганизменныхструктур живого. Основой биологических процессов выступали воспро-изводство структур жизни в соответствии с генетическим кодом (наслед-ственность) и их изменение благодаря мутациям и естественному отбору.

Наконец, возникли новые представления о пространственно-вре-менных характеристиках биологических процессов. Уже в дарвинов-ской картине мира вводилось представление об эволюционном вре-мени (в отличие от механической картины мира, носящейвневременной характер), утверждалась идея историзма. Последующееразвитие биологии уточнило эти идеи и сформировало представлениеоб особых пространственно-временных структурах живого, несводи-мых к физическому пространству и времени. Возникло представлениео биологическом времени отдельных живых организмов и популяций,выяснилось, что понятия физической временной последовательностинедостаточно для характеристики биологических систем, что способ-ствовало в последующем введению идеи «опережающего отражения».

В результате картина биологической реальности предстала нетолько как автономное образование по отношению к физическойкартине мира, но и в определенном отношении как альтернативнаяей. Физика оставалась неэволюционной наукой, тогда как биология,начиная с утверждения дарвиновских идей, опиралась на эволюцион-ную картину изучаемых процессов.

В историческом развитии социальных наук обнаруживаются сход-ные особенности формирования дисциплинарного знания, связанные


с учетом специфики исследуемого объекта. Механическая парадигма,распространенная на область социального познания, была модифици-рована, причем в процессе такой модификации обозначился разрыв спринципами механицизма. Здесь важнейшую роль опять-таки сыгралиновые «парадигмальные прививки» в область социальных наук из био-логии (по мере развития в ней идей эволюции), а затем, уже в нашемстолетии, из теории систем, кибернетики и теории информации.

Первые шаги к конституированию социальных наук в особуюсферу дисциплинарного знания были сопряжены с модернизациейобразов, заимствованных из механической картины мира. УжеО. Конт, признанный одним из основоположников социологии,включал в создаваемую им картину социальной реальности представ-ление о ее историческом развитии, которое полагал фундаменталь-ной характеристикой общества. Далее, в его концепции общество на-чинает рассматриваться не как механизм, а как особый организм, всечасти которого образуют целостность. В этом пункте отчетливо про-слеживается влияние на контовскую социологическую концепциюбиологических представлений.

Дальнейшее развитие этих идей было связано с разработкойГ. Спенсером общей теории эволюции и представлений о развитииобщества как особой фазе эволюции мира. Спенсер не просто перено-сит на область социальных наук идеи биологической эволюции, а пы-тается выделить некоторые общие принципы эволюции и их специ-фические конкретизации применительно к биологическим исоциальным объектам30. Идея общества как целостного организма,согласно Спенсеру, должна учитывать, что люди как элементы обще-ства обладают сознанием, которое как бы разлито по всему социаль-ному агрегату, а не локализовано в некотором одном центре.

Дальнейшие шаги, связанные с перестройкой первичных парадиг-мальных образов, перенесенных из естествознания в социальные на-уки, были связаны с дискуссиями относительно методологии соци-ального познания. Эти дискуссии продолжаются и в наше время, и вцентре их стоит сформулированный В. Дильтеем тезис о принципи-альном отличии наук о духе и наук о природе. В. Дильтей, В. Виндель-банд и Р. Риккерт определяли это отличие через противопоставлениепонимания и объяснения, индивидуализации и генерализации, идео-графического метода, ориентированного на описание уникальных ис-торических событий, и номотетического метода, ставящего целью на-хождение обобщающих законов. Обозначились два крайних полюса втрактовке методов социально-гуманитарных наук: первый полагал ихидентичность естествознанию, второй — их резкое противопоставле-

ние. Но реальная научная практика развивалась между этими полюса-ми. В этом развитии выявлялись общие для естествознания и соци-ально-гуманитарных наук черты идеала научности и их специфика-ции применительно к особенностям изучаемых явлений. Рефлексиянад такого рода научной практикой порождала методологическиеподходы, снимающие резкое противопоставление объяснения и по-нимания, индивидуализации и генерализации. Например, М. Вебер,подчеркивая важность для социологии понимания мотивов и намере-ний действующих субъектов, вместе с тем развивал представление обидеальных типах как обобщающих научных понятиях, посредствомкоторых строятся объясняющие модели социальных процессов.

Нелишне отметить, что в естественнонаучном познании такжеможно проследить связи понимания и объяснения, хотя и в иной ак-центировке, чем в социальных и гуманитарных науках. В частности,понимание встроено в сами акты естественнонаучного наблюдения иформирования фактов. Когда современный астроном наблюдает све-тящиеся точки на небесном своде, он понимает, что это звезды, ог-ромные плазменные тела, аналогичные Солнцу, тогда как звездочетдревности мог понимать это же явление иначе, например как небес-ный свет, который сияет через прорези в небосводе.

Акты понимания определены культурной традицией, мировоз-зренческими установками, явно или неявно принимаемой исследова-телем картиной мира. Это общие черты понимания в любой областипознания.

В принципе, идея, согласно которой только в действиях людей ис-следователь имеет дело с включенными в нее ментальностями, а приизучении природы он сталкивается с неживыми и бездуховными объ-ектами, — это мировоззренческая установка техногенной культуры.В иных культурных традициях, например в традиционалистских куль-турах, которые признают идею перевоплощения душ, познание при-роды и познание человека не столь резко различаются, как в культуретехногенной цивилизации.

Проблема противопоставления индивидуализации и генерализа-ции, идеографического метода, с одной стороны, и номотетическогометода, с другой, также требует уточнения. Индивидуально неповто-римые события имеют место не только в истории общества, но и впроцессах исторического развития природы — истории жизни наЗемле, истории нашей Вселенной.

На уровне отдельных эмпирически фиксируемых событий и обще-ственные, и природные явления индивидуально неповторимы. Но на-ука не сводится только к эмпирическим констатациям неповторимых


событий. Если речь идет об исторических процессах, то цели науки со-стоят в обнаружении тенденций, логики их развития, законосообраз-ных связей, которые позволили бы воссоздать картину историческогопроцесса по тем «точкам-событиям», которые обнаруживает истори-ческое описание. Такое воссоздание исторических процессов пред-ставляет собой историческую реконструкцию. Каждая такая реконст-рукция лишь внешне предстает как чисто идеографическое знание. Наделе же в ней идеографические и номотетические элементы соединя-ются особым образом, что выявляет определенную логику историчес-кого процесса, но не отделенную от самой ткани его индивидуальнос-ти, а как бы вплавленную в нее. Исторические реконструкции можнорассматривать как особый тип теоретического знания об уникальных,данных в единственном экземпляре, исторических процессах. Иссле-дования Вебера, посвященные протестантской этике и зарождениюдуха капитализма, являются примером исторической реконструкции,относящейся к теоретическому осмыслению истории. То же можносказать о работах К. Маркса, посвященных анализу революционныхсобытий во Франции 1848—1852 гг. и 1871 г. Результаты соответствую-щих исследований Маркса, изложенные в его работах «Восемнадцатоебрюмера Луи Бонапарта», «Гражданская война во Франции», пред-ставляют собой реконструкции, демонстрирующие в материале исто-рического описания его теоретическое видение. В принципе, один итот же фрагмент истории может быть представлен в различных рекон-струкциях. Тогда каждая из них выступает в качестве своего рода тео-ретической модели, претендующей на описание, понимание и объяс-нение исторической реальности. Они соперничают друг с другом, чтотакже не является экстраординарной ситуацией для науки. Каждая но-вая историческая реконструкция стремится ассимилировать все боль-шее разнообразие накапливаемых фактов и предсказать новые. Пред-сказание как ретросказание (обнаружение неизвестных фактовпрошлого) в исторических исследованиях играет столь же важнуюроль, как и в любых других видах теоретического познания.

Разумеется, существует специфика исторических реконструкций вестественных и социально-гуманитарных науках. Когда исследова-тель реконструирует те или иные фрагменты духовной истории, то онсталкивается с необходимостью понять соответствующий тип куль-турной традиции, который может быть радикально иным, чем егособственная культура. В этом случае на передний план выходят про-цедуры понимания, движения по герменевтическому кругу, когда по-нимание многократно переходит от части к целому, а затем от целогок части, постигая особенности иной культурной традиции3 1.

Вместе с тем сами акты понимания и процедуры построения исто-рических реконструкций в гуманитарных науках (как, впрочем, и вестествознании) обусловлены принятой исследователем дисципли-нарной онтологией, специальной научной картиной мира, котораявводит схему-образ изучаемой предметной области. Дискуссии отно-сительно идеалов и норм исследования в «науках о духе» во многомкасаются способов построения такой картины и ее философскогообоснования. Общими принципами, относительно которых явно илинеявно уже достигнут консенсус в этих дискуссиях, выступают трифундаментальных положения. Любые представления об обществе ичеловеке должны учитывать: историческое развитие, целостность со-циальной жизни и включенность сознания в социальные процессы.Указанные принципы очерчивают границы, в которых осуществляет-ся построение картин социальной реальности.

Их становление в качестве специфических образов социального ми-ра, отличных от первоначально заимствованных из естествознания па-радигмальных образцов, происходило во второй половине XIX — нача-ле XX в. В этот исторический период Спенсером, Марксом, Дильтеем,Дюркгеймом, Зиммелем, Вебером были предложены варианты дисцип-линарных онтологии социально-гуманитарных наук. Хотя они и конку-рировали между собой, определяя область допустимых задач и средствих решения, между ними осуществлялось взаимодействие. Были общиепроблемы, обсуждавшиеся всеми исследователями, хотя и с разных по-зиций. Каждый из них развивал свои представления об обществе, соот-носясь с конкурирующими исследовательскими программами. Все этосвидетельствовало о завершающем этапе научной революции, котораяначалась переносом естественнонаучных парадигм на область социаль-ных процессов, а закончилась их перестройкой и формированием соци-ально-гуманитарных дисциплин.

После формирования дисциплинарно организованной науки каждаядисциплина обретает свои специфические основания и свой импульсвнутреннего развития. Но науки не становятся абсолютно автономны-ми. Они взаимодействуют между собой, и обмен парадигмальнымипринципами выступает важной чертой такого взаимодействия. Поэтомуреволюции, связанные с «парадигмальными прививками», меняющиестратегию развития дисциплин, прослеживаются и на этом этапе доста-точно отчетливо.

Характерным примером в этом отношении может служить переносв химию из физики фундаментального принципа, согласно которомупроцессы преобразования молекул, изучаемые в химии, могут бытьпредставлены как взаимодействие ядер и электронов, а поэтому хи-


мические системы могут быть описаны как квантовые системы, ха-рактеризующиеся определенной 4>-функцией32. Эта идея легла в ос-нову нового направления — квантовой химии, возникновение кото-рой знаменовало революцию в современной химической науке ипоявление в ней принципиально новых стратегий исследования.

Образцы трансляций парадигмальных установок можно обнару-жить в самых различных науках. Так, развитые в кибернетике и тео-рии систем представления о самоорганизации, транслированные всовременную физику, во многом стимулировали разработку идей си-нергетики и термодинамики неравновесных систем.

Не менее продуктивным оказался союз биологии и кибернетики,основанный на представлениях о биологических объектах как само-регулирующихся системах с передачей информации и обратнымисвязями.

Среди многочисленных примеров, подтверждающих эффектив-ность такого взаимодействия, можно сослаться на создание в 50—60-х гг. И.И. Шмальгаузеном теории биологической эволюции как са-морегулирующегося процесса.

Первым шагом на пути к новой теории стало рассмотрение биоло-гических объектов — организмов, популяций, биоценозов — как са-моорганизующихся систем. «Все биологические системы, — писалИ.И. Шмальгаузен, — характеризуются большей или меньшей спо-собностью к саморегуляции, т.е. гомеостазису. С помощью авторегу-ляции поддерживается само существование каждой данной системы,ее состав и структура с ее характерными внутренними связями и зако-номерные преобразования всей системы в пространстве и времени.Гомеостатическими системами являются, конечно, прежде всего от-дельная особь каждого вида организмов, затем популяция как систе-ма особей одного вида, характеризующаяся своим составом и структу-рой с особыми взаимосвязями ее элементов, и, наконец, биогеоценоз,обладающий также определенным составом и структурой со своими,подчас очень сложными взаимосвязями»33.

Трансляция из кибернетики в биологию новой парадигмы потребо-вала определенного уточнения вводимых представлений. Необходимобыло учесть специфику биологических объектов, которые принадле-жали к особому типу саморегулирующихся систем. Существенно важ-но было принять во внимание их историческую эволюцию. В резуль-тате возникала проблема: насколько применимы представления огомеостатических системах, сохраняющих свою качественную устой-чивость, к системам, исторически развивающимся, качественно изме-няющимся в процессе эволюции.

Шмальгаузен исходил из того, что основные принципы саморегуля-ции могут быть использованы и при описании исторически развиваю-щихся систем. «Механизмы контроля и регуляции, — писал он, — по-нятно, различны в разных системах. Однако общие принципырегуляции могут во всех этих случаях рассматриваться под одним угломзрения в свете учения о регулирующих устройствах»34. В принципе, этобыл нетривиальный шаг, учитывая, что систематическая разработка вестествознании представлений о механизмах самоорганизации в исто-рически развивающихся объектах началась позднее. Существеннымиаспектами здесь были исследования динамики неравновесных процес-сов И. Пригожиным, теория катастроф Р. Тома, развитие синергетики(Г. Хакен, М.Эйген, Г. Николисидр.). Идеи И.И. Шмальгаузена о про-цессах регуляции в историческом развитии биологических систем мож-но рассматривать в качестве одного из предварительных вариантовэтой, ныне активно разрабатываемой исследовательской программы.

Используя идеи самоорганизации при анализе взаимодействийбиологических систем и рассматривая эволюцию как автоматическирегулируемый процесс, И.И. Шмальгаузен тем самым включает но-вые представления в картину биологической реальности. Взаимодей-ствие основных структурных единиц живого — организмов, популя-ций и биоценозов — было рассмотрено под углом зрения передачи ипреобразования информации и процессов управления.

Применив идеи информационных кодов и обратных связей к ужесложившейся к этому времени синтетической теории эволюции(С.С. Четвериков, Дж.Б.С. Холдейн, Ф.Г. Добржанский и др.),Шмальгаузен внес в нее существенные изменения и дополнения. Онраскрыл регулирующий механизм эволюции с учетом уровней орга-низации живого, исследовал их как целостность, которая включаетпрямые и обратные связи организмов, популяций и биогеоценозов.

Рассматривая каждую особь в качестве сложного сообщения, пере-кодирующего генетическую информацию молекулярного уровня внабор фенотипических признаков, Шмальгаузен представил ее какцелостный информационный блок, а специфическую для каждойособи индивидуальную активность в биогеоценозе — как средство пе-редачи обратной информации.

Переводя теорию эволюции на язык кибернетики, он показал, что«само преобразование органических форм закономерно осуществляетсяв рамках относительно стабильного механизма, лежащего на биогенети-ческом уровне организации жизни и действующего по статистическомупринципу»35. Это был «высший синтез идеи эволюции органическихформ с идеей устойчивости вида и идеей постоянства геохимической

20-959


функции жизни в биосфере»36. Этот подход позволил сформулироватьновый для биологии принцип группового отбора, указал на роль сорев-нования целых популяций друг с другом как условия создания и поддер-жания надорганизменных систем (вида и биогеоценоза)37. ТеорияШмальгаузена объясняла также многие факты помехоустойчивости пе-редачи наследственной информации и открывала новые возможностиприменения в теории эволюции математических методов.

Другим ярким примером, демонстрирующим результативностьтрансляции в биологию представлений кибернетики, может служитьразработка межклеточного взаимодействия (А. Тьюринг, 1952;М. Цетлин, 1964; Л. Вольтерра, 1968; М. Аптер, 1970). Сопоставлениевзаимодействия клеток со взаимодействием группы автоматов, в ко-торой отсутствует единый центр, рассылающий команды, позволилообнаружить целый ряд особенностей межклеточной регуляции. Позд-нее выяснилось, что эта модель применима к описанию процессов ре-гуляции не только на уровне клеток, но и на организменном и попу-ляционном уровнях38.

Можно констатировать, что транслированные в биологию пред-ставления затем возвращались в кибернетику и теорию систем в обо-гащенном виде. Выяснение особенностей регуляции биосистем придецентрализованном управлении привело к дальнейшему развитиюмодели межклеточной регуляции и подготовило ее дальнейшее ис-пользование в других областях (применительно к системам развитойрыночной экономики, к некоторым социальным системам и др.).

В XX столетии значительно усилился обмен парадигмальными уста-новками не только между различными естественнонаучными дисцип-линами, но также между ними и социально-гуманитарными науками.

Можно, например, констатировать, что многие успехи современнойлингвистики обязаны применению в этой области образов кибернети-ки, идей теории информации и представлений генетики. Взаимосвязьлингвистики, биологии и теории информации, характерная для разви-тия этих дисциплин в XX столетии, была во многом обязана развитиюсемиотики и новой трактовке лингвистики как части семиотики.

Языкознание было своеобразным полигоном утверждения идейсемиотики как науки о знаках и знаковых коммуникациях. Дисцип-линарная онтология языкознания (картина языка как особого пред-мета исследования) была модернизирована, когда естественные язы-ки стали рассматриваться в качестве варианта семиотических систем.Тогда лингвистика предстала в качестве особой части семиотики ивключила в себя исследование не только естественных, но и искусст-венных языков.

Такая модернизация предметного поля языкознания, в свою оче-редь, открыла новые возможности его взаимодействия с другими на-уками, в которых применялись идеи и понятия семиотики.

Все эти обменные процессы парадигмальными установками, по-нятиями и методами между различными науками предполагают, чтодолжно существовать некоторое обобщенное видение предметных об-ластей каждой из наук, видение, которое позволяет сравнивать раз-личные картины исследуемой реальности, находить в них общие бло-ки и идентифицировать их, рассматривая как одну и ту же реальность.

Такое видение определяет общенаучная картина мира. Она интег-рирует представления о предметах различных наук, формируя на ос-нове их достижений целостный образ Вселенной, включающий пред-ставления о неорганическом, органическом и социальном мире и ихсвязях. Именно эта картина позволяет установить сходство предмет-ных областей различных наук, отождествить различные представле-ния как видение одного и того же объекта или связей объектов и темсамым обосновать трансляцию знаний из одной науки в другую. На-пример, применение в биологии представлений физики об атомах,перенесенных из физики в общую научную картину мира, предвари-тельно предполагало выработку общего принципа — принципа ато-мистического строения вещества.

Р. Фейнман в своих лекциях по физике писал, что если бы в резуль-тате мировой катастрофы научные знания оказались уничтоженнымии к грядущим поколениям перешла только одна фраза, несущая наи-большую информацию об исчезнувшей науке, то это была бы фраза«все тела состоят из атомов»3*5.

Однако для использования этого принципа в биологии нужно при-нять еще одно представление — рассмотреть биологические организ-мы как особый вид тел (как живое вещество). Это представление так-же принадлежит общенаучной картине мира.

Но если бы какой-либо исследователь выдвинул гипотезу, что по-средством представлений об атомах и их строении, развитых в физи-ке, можно объяснить, например, феномены духовной жизни челове-ка — смыслы художественных текстов, смыслы религиозных иэтических принципов, — то эта гипотеза не нашла бы опоры в совре-менной научной картине мира, поскольку духовные феномены она невключает в класс тел и не считает веществом.

Таким образом, общая научная картина мира может быть рассмот-рена как такая форма знания, которая регулирует постановку фунда-ментальных научных проблем и целенаправляет трансляцию пред-ставлений и принципов из одной науки в другую. Иначе говоря, она

308 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Глобальные научные революции как изменение типа рациональности 309

функционирует как глобальная исследовательская программа науки,на основе которой формируются ее более конкретные, дисциплинар-ные исследовательские программы.

По аналогии с уже рассмотренным процессом внутридисципли-нарной интеграции знаний можно предположить, что его междис-циплинарная интеграция неразрывно связана с эвристической рольюобщенаучной картины мира и обеспечивается процессами трансля-ции идей, принципов и представлений из одной науки в другую с по-следующим включением полученных здесь новых, наиболее фунда-ментальных результатов в общенаучную картину мира.

Высокая степень обобщения таких результатов и стремление пост-роить целостную систему представлений о мире, включающую чело-века, его природную и социальную жизнь, делают эту картину темособым звеном развивающегося научного знания, которое наиболеетесно контактирует со смыслами универсалий культуры и поэтому об-ладает ярко выраженным мировоззренческим статусом.

Глобальные научные революции как изменение типа рациональности

Научная революция как выбор новых стратегий исследования.Потенциальные истории науки

Перестройка оснований исследования означает изменение самойстратегии научного поиска. Однако всякая новая стратегия утвержда-ется не сразу, а в длительной борьбе с прежними установками и тради-ционными видениями реальности.

Процесс утверждения в науке ее новых оснований определен нетолько предсказанием новых фактов и генерацией конкретных теоре-тических моделей, но и причинами социокультурного характера. Но-вые познавательные установки и генерированные ими знания долж-ны быть вписаны в культуру соответствующей исторической эпохи исогласованы с лежащими в ее фундаменте ценностями и мировоз-зренческими структурами.

Перестройка оснований науки в период научной революции с этойточки зрения представляют собой выбор особых направлений ростазнаний, обеспечивающих как расширение диапазона исследованияобъектов, так и определенную скоррелированность динамики знанияс ценностями и мировоззренческими установками соответствующейисторической эпохи. В период научной революции имеются несколь-ко возможных путей роста знания, которые, однако, не все реализу-

ются в действительной истории науки. Можно выделить два аспектанелинейности роста знаний.

Первый из них связан с конкуренцией исследовательских про-грамм в рамках отдельно взятой отрасли науки. Победа одной и вы-рождение другой программы направляют развитие этой отрасли на-уки по определенному руслу, но вместе с тем закрывают какие-тоиные пути ее возможного развития.

Рассмотрим в качестве примера борьбу двух направлений в клас-сической электродинамике Ампера — Вебера, с одной стороны, и Фа-радея — Максвелла, с другой. Максвелл, создавая теорию электромаг-нитного поля, длительное время не получал новых результатов, посравнению с теми, которые давала электродинамика Ампера—Вебера.Внешне все выглядело как вывод уже известных законов в новой ма-тематической форме. Лишь на заключительном этапе создания тео-рии, открыв фундаментальные уравнения электромагнетизма, Макс-велл получил знаменитые волновые решения и предсказалсуществование электромагнитных волн. Их экспериментальное обна-ружение привело к триумфу максвелловского направления и утверди-ло представления о близкодеиствии и силовых полях как единственноверную основу физической картины мира.

Однако, в принципе, эффекты, которые интерпретировались какдоказательство электромагнитных волн, могли быть предсказаны и врамках амперовского направления. Известно, что в 1845 г. К. Гаусс вписьме к В. Веберу указывал, что для дальнейшего развития теорииАмпера — Вебера следует в дополнение к известным силам действиямежду зарядами допустить существование других сил, распространя-ющихся с конечной скоростью40. Г. Риман осуществил эту программуи вывел уравнение для потенциала, аналогичное лоренцовским урав-нениям для запаздывающих потенциалов. В принципе, это уравнениемогло бы лечь в основу предсказания тех эффектов, которые были ин-терпретированы в парадигме максвелловской электродинамики какраспространение электромагнитных волн. Но этот путь развития эле-ктродинамики предполагал физическую картину мира, в которой по-стулировалось распространение сил с различной скоростью в пустомпространстве. В такой картине мира отсутствует эфир и представле-ние об электромагнитных полях. И тогда возникает вопрос: как моглабы выглядеть в этой нереализованной линии развития физики теорияэлектронов, каков был бы путь к теории относительности?

Физическая картина мира, в которой взаимодействие зарядов изо-бражалось бы как передача сил с конечной скоростью без представле-ний о материальных полях, вполне возможна. Показательно, что


именно такой образ электромагнитных взаимодействий Р. Фейнманиспользовал как основу для новой формулировки классической элек-тродинамики, опираясь на которую он развил идею построения кван-товой электродинамики в терминах интегралов по траекториям41.В какой-то мере можно расценивать фейнмановскую переформули-ровку классической электродинамики как воспроизведение в совре-менных условиях ранее не реализованных, но потенциально возмож-ных путей исторического развития физики. Однако при этомнеобходимо учитывать, что современные представления о природеформируются уже в иной научной традиции, чем в классическуюэпоху, при наличии новых идеалов и норм объяснения физическихпроцессов. Развитие квантово-релятивистской физики, утверждаяэти нормы, «приучило» физиков к множественности различных фор-мулировок теории, каждая из которых способна выразить существен-ные характеристики исследуемой предметной области. Физик-теоре-тик XX в. относится к различным математическим описаниям однихи тех же процессов не как к аномалии, а как к норме, понимая, что од-ни и те же объекты могут быть освоены в различных языковых средст-вах и что различные формулировки одной и той же физической тео-рии являются условием прогресса исследований. В традицияхсовременной физики лежит и оценка картины мира как относительноистинной системы представлений о физическом мире, которая можетизменяться и совершенствоваться как в частях, так и в целом.

Поэтому, когда, например, Фейнман развивал идеи о взаимодейст-виях зарядов без «полевых посредников», его не смутило то обстоя-тельство, что в создаваемую теорию потребовалось ввести, наряду сзапаздывающими, опережающие потенциалы, что в физической кар-тине мира соответствовало появлению представлений о влиянии вза-имодействий настоящего не только на будущее, но и на прошлое.«К этому времени, — писал он, — я был уже в достаточной мере фи-зиком, чтобы не сказать: «Ну, нет, этого не может быть». Ведь сегодняпосле Эйнштейна и Бора все физики знают, что иногда идея, кажуща-яся с первого взгляда совершенно парадоксальной, может оказатьсяправильной после того, как мы разберемся в ней до мельчайших по-дробностей и до самого конца и найдем ее связь с экспериментом»42-Но «быть физиком» XX в. — нечто иное, чем «быть физиком» XIX сто-летия. В классический период физик не стал бы вводить «экстрава-гантных» представлений о физическом мире на том основании, что унего возникает новая и перспективная математическая форма теории,детали эмпирического обоснования которой можно разработать в бу-дущем. В классическую эпоху физическая картина мира, прежде чем

генерировать новые теоретические идеи, должна была предстать какподтверждаемый опытом «наглядный портрет» реальности, которыйпредшествовал построению теории. Формирование конкурирующихкартин исследуемой реальности предполагало жесткую их конфрон-тацию, в условиях которой каждая из них рассматривалась своимисторонниками как единственно правильная онтология.

С этих позиций следует оценивать возможности реализации про-граммы Гаусса — Римана в физике XIX столетия. Чтобы ввести в физи-ческую картину мира этой эпохи представление о силах, распространя-ющихся с различными скоростями, нужно было обосновать этопредставление в качестве наглядного образа «реального устройства при-роды». В традициях физического мышления той эпохи сила всегда свя-зывалась с материальным носителем. Поэтому ее изменения во времениот точки к точке (разные скорости распространения силы) предполага-ли введение материальной субстанции, с состоянием которой связаноизменение скорости распространения сил. Но такие представления ужележали в русле фарадеевско-максвелловской программы и были несо-вместимы с картиной Ампера — Вебера (в этой картине связь силы и ма-терии рассматривалась как взаимосвязь между электрическими силамии силами тяготения, с одной стороны, и зарядами и массами — с другой;заряды и массы представали здесь в качестве материального носителясил; принцип же мгновенной передачи сил в пространстве исключал не-обходимость введения особой субстанции, обеспечивающей передачусил от точки к точке). Таким образом, причины, по которым идея Гаус-са — Римана не оставила значительного следа в истории классическойэлектродинамики XIX столетия, коренились в стиле физического мыш-ления данной исторической эпохи. Этот стиль мышления с его интен-цией на построение окончательно истинных представлений о сущностифизического мира был одним из проявлений «классического» типа ра-циональности, реализованного в философии, науке и других феноменахсознания этой исторической эпохи. Такой тип рациональности предпо-лагает, что мышление как бы со стороны обозревает объект, постигая та-ким путем его истинную природу.

Современный же стиль физического мышления (в рамках которогобыла осуществлена нереализованная, но возможная линия развитияклассической электродинамики) предстает как проявление иного, не-классического типа рациональности, который характеризуется особымотношением мышления к объекту и самому себе. Здесь мышление вос-производит объект как вплетенный в человеческую деятельность истроит образы объекта, соотнося их с представлениями об историческисложившихся средствах его освоения. Мышление нащупывает далее и


с той или иной степенью отчетливости осознает, что оно само есть ас-пект социального развития и поэтому детерминировано этим развити-ем. В таком типе рациональности однажды полученные образы сущно-сти объекта не рассматриваются как единственно возможные (в инойсистеме языка, в иных познавательных ситуациях образ объекта можетбыть иным, причем во всех этих варьируемых представлениях об объек-те можно выразить объективно-истинное содержание).

Сам процесс формирования современного типа рациональностиобусловлен процессами исторического развития общества, изменени-ем «поля социальной механики», которая «подставляет вещи созна-нию»43. Исследование этих процессов составляет особую задачу. Но вобщей форме можно констатировать, что тип научного мышления,складывающийся в культуре некоторой исторической эпохи, всегдаскоррелирован с характером общения и деятельности людей даннойэпохи, обусловлен контекстом ее культуры. Факторы социальной де-терминации познания воздействуют на соперничество исследователь-ских программ, активизируя одни пути их развертывания и приторма-живая другие. В результате «селективной работы» этих факторов врамках каждой научной дисциплины реализуются лишь некоторые изпотенциально возможных путей научного развития, а остальные оста-ются нереализованными тенденциями.

Второй аспект нелинейности роста научного знания связан со вза-имодействием научных дисциплин, обусловленным в свою очередьособенностями как исследуемых объектов, так и социокультурнойсреды, внутри которой развивается наука.

Возникновение новых отраслей знания, смена лидеров науки, рево-люции, связанные с преобразованиями картин исследуемой реальностии нормативов научной деятельности в отдельных ее отраслях, могут ока-зывать существенное воздействие на другие отрасли знания, изменяя ихвидение реальности, их идеалы и нормы исследования. Все эти процес-сы взаимодействия наук опосредуются различными феноменами куль-туры и сами оказывают на них активное обратное воздействие.

Учитывая все эти сложные опосредования, в развитии каждой на-уки можно выделить еще один тип потенциально возможных линий вее истории, который представляет собой специфический аспект нели-нейности научного прогресса. Особенности этого аспекта можно про-иллюстрировать путем анализа истории квантовой механики.

Известно, что одним из ключевых моментов ее построения быларазработка Н. Бором новой методологической идеи, согласно кото-рой представления о физическом мире должны вводиться через экс-пликацию операциональной схемы, выявляющей характеристики ис-

следуемых объектов. В квантовой физике эта схема выражена посред-ством принципа дополнительности, согласно которому природа мик-рообъекта описывается путем двух дополнительных характеристик,коррелятивных двум типам приборов. Эта операциональная схема со-единялась с рядом онтологических представлений, например о корпу-скулярно-волновой природе мирокообъектов, существовании квантадействия, об объективной взаимосвязи динамических и статистичес-ких закономерностей физических процессов.

Однако квантовая картина физического мира не была целостнойонтологией в традиционном понимании. Она не изображала природ-ные процессы как причинно обусловленные взаимодействия некото-рых объектов в пространстве и времени. Пространственно-временноеи причинное описания рассматривались как дополнительные (в смыс-ле Бора) характеристики поведения микрообъектов.

Отнесение к микрообъекту обоих типов описания осуществлялосьтолько через экспликацию операциональной схемы, которая объединя-ла различные и внешне несовместимые фрагменты онтологическихпредставлений. Такой способ построения физической картины мира по-лучил философское обоснование, с одной стороны, посредством рядагносеологических идей (об особом месте в мире наблюдателя как макро-существа, о коррелятивности между способами объяснения и описанияобъекта и познавательными средствами), а с другой — благодаря разви-тию «категориальной сетки», в которой схватывались общие особеннос-ти предмета исследования (представление о взаимодействиях как пре-вращении возможности в действительность, понимание причинности вшироком смысле, как включающей вероятностные аспекты, и т.д.).

Таким путем была построена концептуальная интерпретация мате-матического аппарата квантовой механики. В период формированияэтой теории описанный путь был, по-видимому, единственно возмож-ным способом теоретического познания микромира. Но в дальнейшем(в частности, на современном этапе) наметилось видение квантовыхобъектов как сложных динамических самоорганизующихся систем.Как уже отмечалось, анализ языка квантовой теории показывает, что всамой ее концептуальной структуре имеются два уровня описания ре-альности: с одной стороны, понятия, описывающие целостность и ус-тойчивость системы, с другой — понятия, выражающие типично слу-чайные ее характеристики. Идея такого расчленения теоретическогоописания соответствует представлению о сложных системах, характе-ризующихся, с одной стороны, наличием подсистем со стохастичес-ким взаимодействием между элементами, с другой — некоторым «уп-равляющим» уровнем, обеспечивающим целостность системы4 4.


В пользу такого видения квантовых объектов свидетельствуют и те до-стижения теории квантованных полей, которые показывают ограни-ченность сложившихся представлений о локализации частиц.

Отмечая все эти тенденции в развитии физического знания, нельзязабывать, что само видение физических объектов как сложных дина-мических систем связано с концепцией, которая сформировалась бла-годаря развитию кибернетики, теории систем и освоению больших си-стем в технике. В период становления квантовой механики этаконцепция еще не сложилась в науке, и в обиходе физического мыш-ления не применялись представления об объектах как больших систе-мах. В этой связи уместно поставить вопрос: могла ли история кванто-вой физики протекать иными путями при условии иного научногоокружения? В принципе, допустимо (в качестве мысленного экспери-мента) предположение, что кибернетика и соответствующее освоениесамоорганизующихся систем в технике могли возникнуть до кванто-вой физики и сформировать в культуре новый тип видения объектов.В этих условиях при построении картины мира физик смог бы пред-ставить квантовые объекты как сложные динамические системы и со-ответственно этому представлению создавать теорию. Но тогда иначевыглядела бы вся последующая эволюция физики. На этом пути ееразвития, по-видимому, были бы не только приобретения, но и поте-ри, поскольку при таком движении не обязательно сразу эксплициро-вать операциональную схему видения картины мира (а значит, и небыло бы стимула к развитию принципа дополнительности). То обсто-ятельство, что квантовая физика развилась на основе концепции до-полнительности, радикально изменив классические нормы и идеалыфизического познания, направило эволюцию науки по особому руслу.Появился образец нового познавательного движения, и теперь, дажеесли физика построит новую системную онтологию (новую картинуреальности), это не будет простым возвратом к нереализованному ра-нее пути развития: онтология должна вводиться через построение опе-рациональной схемы, а новая теория может создаваться на основевключения операциональных структур в картину мира.

Развитие науки (как, впрочем, и любой другой процесс развития)осуществляется как превращение возможности в действительность, ине все возможности реализуются в ее истории. При прогнозированиитаких процессов всегда строят дерево возможностей, учитывают раз-личные варианты и направления развития. Представления о жесткодетерминированном развитии науки возникают только при ретро-спективном рассмотрении, когда мы анализируем историю, уже знаяконечный результат, и восстанавливаем логику движения идей, при-

Глобальные научные революции как изменение типа рациональности 315

водящих к этому результату. Однако были возможны и такие направ-ления, которые могли бы реализоваться при других поворотах исто-рического развития цивилизации, но они оказались «закрытыми» вуже осуществившейся реальной истории науки.

В эпоху научных революций, когда осуществляется перестройкаоснований науки, культура как бы отбирает из нескольких потенци-ально возможных линий будущей истории науки те, которые наилуч-шим образом соответствуют фундаментальным ценностям и мировоз-зренческим структурам, доминирующим в данной культуре.

Глобальные научные революции:от классической к постнеклассической науке

В развитии науки можно выделить такие периоды, когда преобразо-вывались все компоненты ее оснований. Смена научных картин мирасопровождалась коренным изменением нормативных структур иссле-дования, а также философских оснований науки. Эти периоды право-мерно рассматривать как глобальные революции, которые могут при-водить к изменению типа научной рациональности.

В истории естествознания можно обнаружить четыре такие рево-люции. Первой из них была революция XVII в., ознаменовавшая со-бой становление классического естествознания.

Его возникновение было неразрывно связано с формированиемособой системы идеалов и норм исследования, в которых, с однойстороны, выражались установки классической науки, а с другой —осуществлялась их конкретизация с учетом доминанты механики всистеме научного знания данной эпохи.

Через все классическое естествознание, начиная с XVII в., прохо-дит идея, согласно которой объективность и предметность научногознания достигаются только тогда, когда из описания и объяснения ис-ключается все, что относится к субъекту и процедурам его познава-тельной деятельности. Эти процедуры принимались как раз навсегдаданные и неизменные. Идеалом было построение абсолютно истин-ной картины природы. Главное внимание уделялось поиску очевид-ных, наглядных, «вытекающих из опыта» онтологических принципов,на базе которых можно строить теории, объясняющие и предсказыва-ющие опытные факты.

В XVII—XVIII столетиях эти идеалы и нормативы исследованиясплавлялись с целым рядом конкретизирующих положений, которыевыражали установки механического понимания природы. Объяснениеистолковывалось как поиск механических причин и субстанций — но-


сителей сил, которые детерминируют наблюдаемые явления. В пони-мание обоснования включалась идея редукции знания о природе кфундаментальным принципам и представлениям механики.

В соответствии с этими установками строилась и развивалась ме-ханическая картина природы, которая выступала одновременно и каккартина реальности, применительно к сфере физического знания, икак общенаучная картина мира.

Наконец, идеалы, нормы и онтологические принципы естество-знания XVII—XVIЛ столетий опирались на специфическую системуфилософских оснований, в которых доминирующую роль игралиидеи механицизма. В качестве эпистемологической составляющейэтой системы выступали представления о познании как наблюдениии экспериментировании с объектами природы, которые раскрываюттайны своего бытия познающему разуму. Причем сам разум наделял-ся статусом суверенности. В идеале он трактовался как дистанциро-ванный от вещей, как бы со стороны наблюдающий и исследующийих, недетерминированный никакими предпосылками, кроме свойстви характеристик изучаемых объектов.

Эта система эпистемологических идей соединялась с особымипредставлениями об изучаемых объектах. Они рассматривались пре-имущественно в качестве малых систем (механических устройств), со-ответственно этому применялась «категориальная сетка», определяю-щая понимание и познание природы. Напомним, что малая системахарактеризуется относительно небольшим количеством элементов, ихсиловыми взаимодействиями и жестко детерминированными связя-ми. Для их освоения достаточно полагать, что свойства целого полно-стью определяются состоянием и свойствами его частей, представлятьвещь как относительно устойчивое тело, а процесс — как перемеще-ние тел в пространстве с течением времени, причинность трактоватьв лапласовском смысле. Соответствующие смыслы как раз и выделя-лись в категориях «вещь», «процесс», «часть», «целое», «причин-ность», «пространство» и «время» и т.д., которые образовали онтоло-гическую составляющую философских оснований естествознанияXVII—XVIII вв. Эта категориальная матрица обеспечивала успех ме-ханики и предопределяла редукцию к ее представлениям всех другихобластей естественнонаучного исследования.

Существенные перемены в этой целостной и относительно устой-чивой системе оснований естествознания произошли в конце XVIII —первой половине XIX в. Их можно расценить как вторую глобальнуюнаучную революцию, определившую переход к новому состоянию ес-тествознания — дисциплинарно организованной науке.

В это время механическая картина мира утрачивает статус общена-учной. В биологии, химии и других областях знания формируются спе-цифические картины реальности, нередуцируемые к механической.

Одновременно происходит дифференциация дисциплинарныхидеалов и норм исследования. Например, в биологии и геологии воз-никают идеалы эволюционного объяснения, в то время как физикапродолжает строить свои знания, абстрагируясь от идеи развития. Нои в ней, с разработкой теории поля, начинают постепенно размывать-ся ранее доминировавшие нормы механического объяснения. Все этиизменения затрагивали главным образом третий слой организацииидеалов и норм исследования, выражающий специфику изучаемыхобъектов. Что же касается общих познавательных установок классиче-ской науки, то они еше сохраняются в данный исторический период.

Соответственно особенностям дисциплинарной организации на-уки видоизменяются ее философские основания. Они становятся гете-рогенными, включают довольно широкий спектр смыслов тех основ-ных категориальных схем, в соответствии с которыми осваиваютсяобъекты (от сохранения в определенных пределах механицистскойтрадиции до включения идеи развития в понимание «вещи», «состоя-ния», «процесса» и др.). В эпистемологии центральной становитсяпроблема соотношения разнообразных методов науки, синтеза знанийи классификации наук. Выдвижение ее на передний план связано с ут-ратой прежней целостности научной картины мира, а также с появле-нием специфики нормативных структур в различных областях научно-го исследования. Поиск путей единства науки, дифференциации иинтеграции знания превращается в одну из фундаментальных фило-софских проблем, сохраняя свою остроту на протяжении всего после-дующего развития науки.

Первая и вторая глобальные революции в естествознании протека-ли как формирование и развитие классической науки и ее стиля мы-шления.

Третья глобальная научная революция была связана с преобразова-нием этого стиля и становлением нового, неклассического естествозна-ния. Она охватывает период с конца XIX до середины XX столетия.В эту эпоху происходит своеобразная цепная реакция революционныхперемен в различных областях знания: в физике (открытие делимостиатома, становление релятивистской и квантовой теории), в космоло-гии (концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая хи-мия), в биологии (становление генетики). Возникают кибернетика итеория систем, сыгравшие важнейшую роль в развитии современнойнаучной картины мира.


В процессе всех этих революционных преобразований формирова-лись идеалы и нормы новой, неклассической науки. Они характеризо-вались отказом от прямолинейного онтологизма и пониманием относи-тельной истинности теорий и картины природы, выработанной на томили ином этапе развития естествознания. В противовес идеалу единст-венно истинной теории, «фотографирующей» исследуемые объекты,допускается истинность нескольких отличающихся друг от друга кон-кретных теоретических описаний одной и той же реальности, посколь-ку в каждом из них может содержаться момент объективно-истинногознания. Осмысливаются корреляции между онтологическими постула-тами науки и характеристиками метода, посредством которого осваива-ется объект. В связи с этим принимаются такие типы объяснения и опи-сания, которые в явном виде содержат ссылки на средства и операциипознавательной деятельности. Наиболее ярким образцом такого подхо-да выступали идеалы и нормы объяснения, описания и доказательностизнаний, утвердившиеся в квантово-релятивистской физике. Если вклассической физике идеал объяснения и описания предполагал харак-теристику объекта «самого по себе», без указания на средства его иссле-дования, то в квантово-релятивистской физике в качестве необходимо-го условия объективности объяснения и описания выдвигаетсятребование четкой фиксации особенностей средств наблюдения, кото-рые взаимодействуют с объектом (классический способ объяснения иописания может быть представлен как идеализация, рациональные мо-менты которой обобщаются в рамках нового подхода).

Изменяются идеалы и нормы доказательности и обоснования зна-ния. В отличие от классических образцов обоснование теорий в кванто-во-релятивистской физике предполагало экспликацию операциональ-ной основы вводимой системы понятий (принцип наблюдаемости), атакже выяснение связей между новой и предшествующими ей теориями(принцип соответствия).

Новая система познавательных идеалов и норм обеспечивала зна-чительное расширение поля исследуемых объектов, открывая пути косвоению сложных саморегулирующихся систем. В отличие от малыхсистем такие объекты характеризуются уровневой организацией, на-личием относительно автономных и вариабельных подсистем, массо-вым стохастическим взаимодействием их элементов, существованиемуправляющего уровня и обратных связей, обеспечивающих целост-ность системы.

Именно включение таких объектов в процесс научного исследова-ния вызвало резкие перестройки в картинах реальности ведущих об-ластей естествознания. Процессы интеграции этих картин и развитие

общенаучной картины мира стали осуществляться на базе представ-лений о природе как сложной динамической системе. Этому способ-ствовало открытие специфики законов микро-, макро- и мегамира вфизике и космологии, интенсивное исследование механизмов на-следственности в тесной связи с изучением надорганизменных уров-ней организации жизни, обнаружение кибернетикой общих законовуправления и обратной связи. Тем самым создавались предпосылкидля построения целостной картины природы, в которой прослежива-лась иерархическая организованность Вселенной как сложного дина-мического единства. Картины реальности, вырабатываемые в отдель-ных науках, на этом этапе еще сохраняли свою самостоятельность, нокаждая из них участвовала в формировании представлений, которыезатем включались в общенаучную картину мира. Последняя, в своюочередь, рассматривалась не как точный и окончательный портретприроды, а как постоянно уточняемая и развивающаяся система от-носительно истинного знания о мире. Все эти радикальные сдвиги впредставлениях о мире и процедурах его исследования сопровожда-лись формированием новых философских оснований науки.

Идея исторической изменчивости научного знания, относитель-ной истинности вырабатываемых в науке онтологических принциповсоединялась с новыми представлениями об активности субъекта по-знания. Он рассматривался уже не как дистанцированный от изучае-мого мира, а как находящийся внутри его, детерминированный им.Возникает понимание того обстоятельства, что ответы природы нанаши вопросы определяются не только устройством самой природы,но и способом нашей постановки вопросов, который зависит от исто-рического развития средств и методов познавательной деятельности.На этой основе вырастало новое понимание категорий истины, объ-ективности, факта, теории, объяснения и т.п.

Радикально видоизменялась и «онтологическая подсистема» фило-софских оснований науки. Развитие квантово-релятивистской физики,биологии и кибернетики было связано с включением новых смыслов вкатегории части и целого, причинности, случайности и необходимос-ти, вещи, процесса, состояния и др. В принципе, можно показать, чтоэта «категориальная сетка» вводила новый образ объекта, рассматрива-емый как сложная система. Представления о соотношении части и це-лого применительно к таким системам включают идеи несводимостисостояний целого к сумме состояний его частей. Важную роль при опи-сании динамики системы начинают играть категории случайности, по-тенциально возможного и действительного. Причинность не можетбыть сведена только к ее лапласовской формулировке — возникает по-


нятие «вероятностной причинности», которое расширяет смысл тради-ционного понимания данной категории. Новым содержанием напол-няется категория объекта: он рассматривается уже не как себетождест-венная вещь (тело), а как процесс, воспроизводящий некоторыеустойчивые состояния и изменчивый в ряде других характеристик.

Все описанные перестройки оснований науки, характеризовавшиеглобальные революции в естествознании, были вызваны не только егоэкспансией в новые предметные области и обнаружением новых ти-пов объектов, но и изменениями места и функций науки в обществен-ной жизни.

Основания естествознания в эпоху его становления (первая рево-люция) складывались в контексте рационалистического мировоззре-ния ранних буржуазных революций, формирования нового (по срав-нению с идеологией Средневековья) понимания отношений человекак природе, новых представлений о предназначении познания, истин-ности знаний и т.п.

Становление оснований дисциплинарного естествознания концаXVIII — первой половины XIX в. происходило на фоне резко усилива-ющейся производительной роли науки, превращения научных знанийв особый продукт, имеющий товарную цену и приносящий прибыльпри его производственном потреблении. В этот период начинает фор-мироваться система прикладных и инженерно-технических наук какпосредника между фундаментальными знаниями и производством.Различные сферы научной деятельности специализируются, склады-ваются соответствующие этой специализации научные сообщества.

Переход от классического к неклассическому естествознанию былподготовлен изменением структур духовного производства в европей-ской культуре второй половины XIX — начала XX в., кризисом миро-воззренческих установок классического рационализма, формирова-нием в различных сферах духовной культуры нового пониманиярациональности, когда сознание, постигающее действительность, по-стоянно наталкивается на ситуации своей погруженности в саму этудействительность, ощущая свою зависимость от социальных обстоя-тельств, которые во многом определяют установки познания, его цен-ностные и целевые ориентации.

В конце XX — начале XXI в. происходят новые радикальные изме-нения в основаниях науки. Эти изменения можно охарактеризоватькак четвертую глобальную научную революцию, в ходе которой рож-дается новая, постнеклассическая наука.

Интенсивное применение научных знаний практически во всехсферах социальной жизни, революция в средствах хранения и полу-

чения знаний меняют характер научной деятельности. Наряду с дис-циплинарными исследованиями на передний план все более выдви-гаются междисциплинарные и проблемно ориентированные формыисследовательской деятельности. Если классическая наука была ори-ентирована на постижение все более сужающегося, изолированногофрагмента действительности, выступавшего в качестве предмета тойили иной научной дисциплины, то специфику науки конца XX —начала XXI в. определяют комплексные исследовательские програм-мы, в которых принимают участие специалисты различных областейзнания. Организация таких исследований во многом зависит от оп-ределения приоритетных направлений, их финансирования, подго-товки кадров и др. В самом же процессе определения научно-иссле-довательских приоритетов наряду с собственно познавательнымицелями все большую роль начинают играть цели экономического исоциально-политического характера.

Реализация комплексных программ порождает особую ситуациюсращивания в единой системе деятельности теоретических и экспери-ментальных исследований, прикладных и фундаментальных знаний,интенсификации прямых и обратных связей между ними. В результа-те усиливаются процессы взаимодействия принципов и представле-ний картин реальности, формирующихся в различных науках. Все ча-ще изменения этих картин протекают не столько под влияниемвнутридисциплинарных факторов, сколько путем «парадигмальнойпрививки» идей, транслируемых из других наук. В этом процессе по-степенно стираются жесткие разграничительные линии между карти-нами реальности, определяющими видение предмета той или инойнауки. Они становятся взаимозависимыми и предстают в качествефрагментов целостной общенаучной картины мира.

На ее развитие оказывают влияние не только достижения фунда-ментальных наук, но и результаты междисциплинарных прикладныхисследований. В этой связи уместно, например, напомнить, что идеисинергетики, вызывающие переворот в системе наших представленийо природе, возникали и разрабатывались в ходе многочисленных при-кладных исследований, выявивших эффекты фазовых переходов иобразования диссипативных структур (структуры в жидкостях, хими-ческие волны, лазерные пучки, неустойчивости плазмы, явления вы-хлопа и флаттера).

В междисциплинарных исследованиях наука, как правило, сталкива-ется с такими сложными системными объектами, которые в отдельныхдисциплинах зачастую изучаются лишь фрагментарно, поэтому эффек-ты их системности могут быть вообще не обнаружены при узкодисцип-

21-959


линарном подходе, а выявляются только при синтезе фундаментальныхи прикладных задач в проблемно ориентированном поиске.

Объектами современных междисциплинарных исследований всечаще становятся уникальные системы, характеризующиеся открытос-тью и саморазвитием. Такого типа объекты постепенно начинают оп-ределять и характер предметных областей основных фундаменталь-ных наук, детерминируя облик современной, постнеклассическойнауки.

Исторически развивающиеся системы представляют собой болеесложный тип объекта даже по сравнению с саморегулирующимисясистемами. Последние выступают особым состоянием динамики ис-торического объекта, своеобразным срезом, устойчивой стадией егоэволюции. Сама же историческая эволюция характеризуется перехо-дом от одной относительно устойчивой системы к другой системе сновой уровневой организацией элементов и саморегуляцией. Форми-рование каждого нового уровня системы сопровождается ее прохож-дением через состояния неустойчивости (точки бифуркации), и в этимоменты небольшие случайные воздействия могут привести к появ-лению новых структур. Деятельность с такими системами требуетпринципиально новых стратегий. Саморазвивающиеся системы ха-рактеризуются кооперативными эффектами, принципиальной нео-братимостью процессов. Взаимодействие с ними человека протекаеттаким образом, что само человеческое действие не является чем-товнешним, а как бы включается в систему, видоизменяя каждый разполе ее возможных состояний. Включаясь во взаимодействие, чело-век уже имеет дело не с жесткими предметами и свойствами, а со сво-еобразными «созвездиями возможностей». Перед ним в процессе де-ятельности каждый раз возникает проблема выбора некоторой линииразвития из множества возможных путей эволюции системы. Причемсам этот выбор необратим и чаще всего не может быть однозначнопросчитан.

В естествознании первыми фундаментальными науками, столк-нувшимися с необходимостью учитывать особенности историческиразвивающихся систем, были биология, астрономия и науки о Земле.В них сформировались картины реальности, включающие идею исто-ризма и представления об уникальных развивающихся объектах (био-сфера, Метагалактика, Земля как система взаимодействия геологиче-ских, биологических и техногенных процессов). В последниедесятилетия на этот путь вступила физика. Представление об истори-ческой эволюции физических объектов постепенно входит в картинуфизической реальности, с одной стороны, через развитие современ-


ной космологии (идея Большого взрыва и становления различных ви-дов физических объектов в процессе исторического развития Метага-лактики), а с другой — благодаря разработке идей термодинамики не-равновесных процессов (И. Пригожий) и синергетики.

Именно идеи эволюции и историзма становятся основой того син-теза картин реальности, вырабатываемых в фундаментальных науках,которые сплавляют их в целостную картину исторического развитияприроды и человека и делают лишь относительно самостоятельнымифрагментами общенаучной картины мира.

Ориентация современной науки на исследование сложных исто-рически развивающихся систем существенно перестраивает идеалы инормы исследовательской деятельности. Историчность системногокомплексного объекта и вариабельность его поведения предполагаютширокое применение особых способов описания и предсказания егосостояний — построение сценариев возможных линий развития сис-темы в точках бифуркации. С идеалом строения теории как аксиома-тически-дедуктивной системы все больше конкурируют теоретичес-кие описания, основанные на применении метода аппроксимации,теоретические схемы, использующие компьютерные программы,и т.д. В естествознание начинает все шире внедряться идеал историче-ской реконструкции, которая выступает особым типом теоретическо-го знания, ранее применявшимся преимущественно в гуманитарныхнауках (истории, археологии, историческом языкознании и т.д.).

Образцы исторических реконструкций можно обнаружить не толь-ко в дисциплинах, традиционно изучающих эволюционные объекты(биология, геология), но и в современной космологии и астрофизике:современные модели, описывающие развитие Метагалактики, могутбыть расценены как исторические реконструкции, посредством кото-рых воспроизводятся основные этапы эволюции этого уникальногоисторически развивающегося объекта.

Изменяются представления и о стратегиях эмпирического иссле-дования. Идеал воспроизводимости эксперимента применительно кразвивающимся системам должен пониматься в особом смысле. Еслиэти системы типологизируются, т.е. если можно проэкспериментиро-вать над многими образцами, каждый из которых может быть выделенв качестве одного и того же начального состояния, то экспериментдаст один и тот же результат с учетом вероятностных линий эволюциисистемы.

Но кроме развивающихся систем, которые образуют определен-ные классы объектов, существуют еще и уникальные историческиразвивающиеся системы. Эксперимент, основанный на энергетичес-

324 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональностиГлобальные научные революции как изменение типа рациональности 325

ком и силовом взаимодействии с такой системой, в принципе, не поз-волит воспроизводить ее в одном и том же начальном состоянии. Самакт первичного «приготовления» этого состояния меняет систему, на-правляя ее в новое русло развития, а необратимость процессов разви-тия не позволяет вновь воссоздать начальное состояние. Поэтому дляуникальных развивающихся систем требуется особая стратегия экспе-риментального исследования. Их эмпирический анализ осуществля-ется чаще всего методом вычислительного эксперимента на ЭВМ, чтопозволяет выявить разнообразие возможных структур, которые спо-собна породить система.

Среди исторически развивающихся систем современной наукиособое место занимают природные комплексы, в которые включен вкачестве компонента сам человек. Примерами таких «человекораз-мерных» комплексов могут служить медико-биологические объекты,объекты экологии, включая биосферу в целом (глобальная экология),объекты биотехнологии (в первую очередь генетической инженерии),системы «человек — машина» (включая сложные информационныекомплексы и системы искусственного интеллекта) и т.д.

При изучении «человекоразмерных» объектов поиск истины ока-зывается связанным с определением стратегии и возможных направ-лений преобразования такого объекта, что непосредственно затраги-вает гуманистические ценности. С системами такого типа нельзясвободно экспериментировать. В процессе их исследования и практи-ческого освоения особую роль начинает играть знание запретов на не-которые стратегии взаимодействия, потенциально содержащие в себекатастрофические последствия.

В этой связи трансформируется идеал ценностно нейтральногоисследования. Объективно истинное объяснение и описание при-менительно к «человекоразмерным» объектам не только допускает,но и предполагает включение аксиологических факторов в составобъясняющих положений. Возникает необходимость экспликациисвязей фундаментальных внутринаучных ценностей (поиск истины,рост знаний) с вненаучными ценностями общесоциального харак-тера. В современных программно ориентированных исследованияхэта экспликация осуществляется при социальной экспертизе про-грамм. Вместе с тем в ходе самой исследовательской деятельности с«человекоразмерными» объектами исследователю приходится ре-шать ряд проблем этического характера, определяя границы воз-можного вмешательства в объект. Внутренняя этика науки, стиму-лирующая поиск истины и ориентацию на приращение новогознания, постоянно соотносится в этих условиях с общегуманисти-

ческими принципами и ценностями. Развитие всех этих новыхметодологических установок и представлений об исследуемых объ-ектах приводит к существенной модернизации философских осно-ваний науки.

Научное познание начинает рассматриваться в контексте социаль-ных условий его бытия и его социальных последствий как особаячасть жизни общества, детерминируемая на каждом этапе своего раз-вития общим состоянием культуры данной исторической эпохи, ееценностными ориентациями и мировоззренческими установками.Осмысливается историческая изменчивость не только онтологичес-ких постулатов, но и самих идеалов и норм познания. Соответствен-но развивается и обогащается содержание категорий «теория», «ме-тод», «факт», «обоснование», «объяснение» и т.п.

В онтологической составляющей философских оснований наукиначинает доминировать «категориальная матрица», обеспечивающаяпонимание и познание развивающихся объектов. Возникают новыепонимания категорий пространства и времени (учет историческоговремени системы, иерархии пространственно-временных форм), ка-тегорий возможности и действительности (идея множества потенци-ально возможных линий развития в точках бифуркации), категориидетерминации (предшествующая история определяет избирательноереагирование системы на внешние воздействия) и др.

Стадии исторического развития науки, каждую из которых откры-вает глобальная научная революция, можно охарактеризовать также икак становление трех исторических типов научной рациональности,возникших в истории техногенной цивилизации. Это классическая ра-циональность (соответствующая классической науке в двух ее состоя-ниях — дисциплинарном и дисциплинарно организованном); неклас-сическая рациональность (соответствующая неклассической науке) ипостнеклассическая рациональность. Между ними как этапами разви-тия науки существуют своеобразные «перекрытия», причем появлениекаждого нового типа рациональности не отбрасывало предшествую-щего, а только ограничивало сферу его действия, определяя его приме-нимость лишь к определенным типам проблем и задач.

Каждый этап характеризуется особым состоянием научной дея-тельности, направленной на постоянный рост объективно-истинногознания. Если схематично представить эту деятельность как отноше-ния «субъект—средства—объект» (включая в понимание субъектаценностно-целевые структуры деятельности, знания и навыки при-менения методов и средств), то описанные этапы эволюции науки,выступающие в качестве разных типов научной рациональности, ха-


рактеризуются различной глубиной рефлексии по отношению к са-мой научной деятельности.

Классический тип научной рациональности, центрируя внимание наобъекте, стремится при теоретическом объяснении и описании эли-минировать все, что относится к субъекту, средствам и операциям егодеятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимоеусловие получения объективно-истинного знания о мире. Цели иценности науки, определяющие стратегии исследования и способыфрагментации мира, на этом этапе, как и на всех остальных, детерми-нированы доминирующими в культуре мировоззренческими установ-ками и ценностными ориентациями. Но классическая наука не ос-мысливает этих детерминаций.

Схематично этот тип научной деятельности может быть представ-лен следующим образом.

Неклассический тип научной рациональности учитывает связи меж-ду знаниями об объекте и характером средств и операций деятельнос-ти. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объ-ективно-истинного описания и объяснения мира. Но связи междувнутринаучными и социальными ценностями и целями по-прежнемуне являются предметом научной рефлексии, хотя имплицитно ониопределяют характер знаний (определяют, что именно и каким спосо-бом мы выделяем и осмысливаем в мире).

Этот тип научной деятельности можно схематично изобразить вследующем виде.


Постнеклассический тип научной рациональности расширяет полерефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесенность получа-емых знаний об объекте не только с особенностью средств и операцийдеятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем экс-плицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальны-ми ценностями и целями.

Этот тип научного познания можно изобразить посредством сле-дующей схемы.

Каждый новый тип научной рациональности характеризуетсяособыми, свойственными ему основаниями науки, которые позволя-ют выделить в мире и исследовать соответствующие типы системныхобъектов (простые, сложные, саморазвивающиеся системы). Приэтом возникновение нового типа рациональности и нового образа


науки не следует понимать упрощенно в том смысле, что каждыйновый этап приводит к полному исчезновению представлений и ме-тодологических установок предшествующего этапа. Напротив, меж-ду ними существует преемственность. Неклассическая наука вовсе неуничтожила классическую рациональность, а только ограничиласферу ее действия. При решении ряда задач неклассические пред-ставления о мире и познании оказывались избыточными, и исследо-ватель мог ориентироваться на традиционно классические образцы(например, при решении ряда задач небесной механики не требова-лось привлекать нормы квантово-релятивистского описания, адостаточно было ограничиться классическими нормативами иссле-дования). Точно так же становление постнеклассической науки неприводит к уничтожению всех представлений и познавательных уста-новок неклассического и классического исследований. Они будутиспользоваться в некоторых познавательных ситуациях, но толькоутратят статус доминирующих и определяющих облик науки.

Когда современная наука на переднем крае своего поиска постави-ла в центр исследований уникальные, исторически развивающиесясистемы, в которые в качестве особого компонента включен сам чело-век, то требование экспликации ценностей в этой ситуации не тольконе противоречит традиционной установке на получение объективно-истинных знаний о мире, но и выступает предпосылкой реализацииэтой установки. Есть все основания полагать, что по мере развитиясовременной науки эти процессы будут усиливаться. Техногенная ци-вилизация ныне вступает в полосу особого типа прогресса, когда гу-манистические ориентиры становятся исходными в определениистратегий научного поиска.

Источники и примечания1 Эйнштейн А. Собр. науч. трудов. М., 1967. Т. 4. С. 136.2 См. более подробно гл. 1, начало разделов «Второй позитивизм» и «Тре-

тий позитивизм».3 См.: Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985. С. 307—309.4 Эйнштейн А. Собр. науч. трудов. М, 1965. Т. 1. С. 175.

^ Именно этот способ постановки проблем, как выражение новых идеалов

и нормативов обоснования теории, характеризовал эйнштейновское творче-

ство периода построения теории относительности. Отметим, что он стимули-

ровал не только создание СТО, но и переход к ОТО. Процесс такого перехода

был связан с обобщением принципа относительности: выделением глубинно-

го содержания этого принципа как презумпции физического измерения (за-

коны природы проявляются одинаково во всех системах отсчета) и распрост-

ранением принципа относительности на неинерциальные системы. Ответ на

вопрос, как будет выглядеть природа при такой новой схеме измерения, при-

водил к построению общей теории относительности (ОТО).

6 Эйнштейн А. Собр. науч. трудов. М., 1965. Т. 1. С. 7.7 Холтон Дж. Эйштейн, Майкельсон и «решающий» эксперимент// Эйн-

штейновский сборник. 1972. М., 1974.8 Эйнштейн А. Собр. науч. трудов. М., 1965. Т. 1. С. 146—179.9 Анализируя синхронизацию часов, Эйнштейн наталкивается на кажу-

щееся противоречие: чтобы измерить время, следует синхронизировать часы,

расположенные в различных точках системы отсчета, что может быть достиг-

нуто с помощью световых сигналов; но в этом случае необходимо знать точ-

ное значение скорости света при его прохождении от одних часов (в точке А)

к другим (в точке В), а измерение скорости света, в свою очередь, предпола-

гало понятие времени. Возникал логический круг (Эйнштейн А. Собр. науч.

трудов. Т. 1.С. 34, 223). Выход из него был найден за счет допущения, что ско-

рость света не зависит от направления движения светового луча (скорость из

А в В равна скорости из В в А). Такое допущение, хотя и выглядит конвенци-

ей, имеет определенные основания, если учесть ранее введенный Эйнштей-

ном постулат постоянства скорости света.10 М.М. Бахтин назвал этот способ построения художественного произве-

дения полифоническим романом, подчеркивая, что творчество Достоевского

выступает в качестве утверждения этой принципиально новой формы, разру-

шающей традицию монологического (гомофонического) романа, доминиро-

вавшего в европейской культуре (Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоев-

ского. М., 1979. С. 320).1 • Цит. по: Дорфман Я.Г. Всемирная история физики с древнейших времен

до конца XVIII в. М., 1974. С. 188.12 ЛамаркЖ.-Б. Философия зоологии. М., 1937. Ч. 2. С. 61—70.13 Ламарк Ж.-Б. Избранные произведения. М., 1959. Т. 2. С. 148.14 Ламетри Ж.О. Соч. М., 1983. С. 183, 209, 219.15 Гольбах П. Система природы. М., 1940. С. 47—48, 52.16 Сен-Симон К.-АИзбр. соч. М.; Л., 1948. Т. 1. С. 212, 288, 234.17 Фурье Ш. Избр. соч. М.;Л., 1951. Т. 1.С. 83—108.18 См.: Тоффлер О. Наука и изменение // Предисловие к кн.: Пригожий И.,

Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 14.

'9 Джуа М. История химии. М., 1975. С. 93.20 Дорфман Я.Г. Всемирная история физики с древнейших времен до кон-

ца XVIII века. М., 1974. С. 23.21 Соловьев Ю.И. Эволюция основных теоретических проблем химии. М.,

1971. С. 24.


2 2 Одним из первых эту идею выдвинул И. Ньютон, ее обосновывали

Ж. Био и П. Лаплас, а затем она стала целенаправлять исследования И. Рих-

тера, А. Лавуазье, Ж. Пруста, К. Бертолле и др. См.: Соловьев Ю.И. Эволюция

основных теоретических проблем химии. С. 90—99.2 3 Цит. по: Соловьев Ю.И., Курашов В.И. Химия на перекрестке наук.

М., 1983. С. 108.2 4 Лавуазье А. Предварительное рассуждение из «Начального учебника хи-

мии» // Успехи химии. 1943. Вып. 5. № 12. С. 362.2 5 Дорфман ЯГ. Всемирная история ф и з и к и с начала XIX в. до середины

XX в. М., 1979. С. 127.2^ Ламарк Ж.-Б. Философия зоологии. С. 249.27 Ламарк Ж.-Б. Избранные произведения. Т. 1. С. 365.2 8 Мендель Г. Опыты над растительными гибридами. М., 1929.2" См.: Пастушнып С.А. Генетика как объект философского анализа.

М., 1981. С. 17.3 0 См.: Спенсер Г. Синтетическая ф и л о с о ф и я . Киев, 1997. С. 282—299.3 1 См.: Rorty P. Historiography of Philosophy: Four Genres // Philosophy in

History. Essays on the Historiography of Philosophy. Cambridge etc, 1985. P. 67.3 2 Кузнецов В.И. Диалектика развития химии. М., 1973. С. 289—293, 295.3 3 Шмальгаузен И.И. К и б е р н е т и ч е с к и е в о п р о с ы б и о л о г и и . Н о в о с и -

бирск, 1968. С. 103.3 4 Там же.35 Берг Р.Л., Ляпунов А.А. Предисловие // Шмальгаузен И.И. Кибернетиче-

ские вопросы биологии. С. 13.3 6 Там же.3 7 Там же.38 История биологии с начала XX в. до наших дней. М., 1975. С. 591—592.39 Фейнман Р., Лейтон Р., Сэндс М. Фейнмановские лекции по физике.

М., 1976. Т. 1,2. С. 23.40 См.: Мандельштам Л.И. Введение // Из предыстории радио. М., 1948.

С. 20.41 См.: Фейнман Р. Характер физических законов. М, 1968. С. 195—196.4 2 Там же. С. 199.43 Мамардашвили М.К. Анализ сознания в работах Маркса // Вопросы фи-

лософии. 1968. № 6. С. 19.4 4 См.: Сачков Ю.В. Случайность формообразующая // Самоорганизация

и наука. М., 1994. С. 132—133.

ГЛАВА 7

СТРАТЕГИИ НАУЧНОГО ИССЛВДОВАНИЯ В ЭПОХУПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ НАУКИ

Универсальный эволюционизм-основа современнойнаучной картины мира

Переход науки к постнеклассической стадии развития создал новыепредпосылки формирования единой научной картины мира. Дли-тельное время идея этого единства существовала как идеал. Но в по-следней трети XX в. возникли реальные возможности объединенияпредставлений о трех основных сферах бытия — неживой природе,органическом мире и социальной жизни — в целостную научную кар-тину на основе базисных принципов, имеющих общенаучный статус.

Эти принципы, не отрицая специфики каждой конкретной отрас-ли знания, в то же время выступают в качестве инварианта в многооб-разии различных дисциплинарных онтологии. Формирование такихпринципов было связано с переосмыслением оснований многих на-учных дисциплин. Одновременно они составляют один из аспектоввеликой культурной трансформации, происходящей в нашу эпоху.

Если кратко охарактеризовать современные тенденции синтезанаучных знаний, то они выражаются в стремлении построить общена-учную картину мира на основе принципов универсального эволюци-онизма, объединяющих в единое целое идеи системного и эволюци-онного подходов.

Становление эволюционных идей имеет достаточно длительнуюисторию. Уже в XIX в. они нашли применение в некоторых областяхзнания, но воспринимались скорее как исключение по отношению кмиру в целом.

Принцип эволюции получил наиболее полную разработку в рам-ках биологии и стал ее фундаментальным принципом со временЧ. Дарвина. Однако вплоть до наших дней он не был доминирующим

332 [лава 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической науки

в естествознании. Во многом это было связано с тем, что длительноевремя лидирующей научной дисциплиной выступала физика, котораятранслировала свои идеалы и нормы в другие отрасли знания. Физи-ка традиционно исследовала фундаментальные структуры мирозда-ния, и поэтому она всегда была в числе наук, претендующих на фор-мирование базисных идей общенаучной картины мира. Но физика напротяжении большей части своей истории в явном виде принцип раз-вития не включала в число своих фундаментальных принципов.

Что же касается биологии, то она не достигла высокого статусатеоретически развитой науки, и только в XX в. были сделаны решаю-щие шаги на этом пути. Ее представления относились к области жи-вой природы, которая традиционно не полагалась фундаментом ми-роздания. Поэтому, участвуя в построении общенаучной картинымира, биология длительное время не претендовала на то, чтобы еефундаментальные идеи и принципы приобрели универсальный обще-научный смысл, применялись во всех других областях исследования.

Парадигмальная несовместимость классической физики и биоло-гии обнаружилась в XIX столетии как противоречие между положени-ями эволюционной теории Дарвина и второго начала термодинамики.

Согласно эволюционной теории, в мире происходит непрерывноеобразование все более сложно организованных живых систем, упоря-доченных форм и состояний живого. Второе начало термодинамикидемонстрировало, что эволюция физических систем приводит к ситу-ации, когда изолированная система целеустремленно и необратимосмещается к состоянию равновесия.

Иначе говоря, если биологическая теория исходила из созидания впроцессе эволюции все более сложных и упорядоченных живых сис-тем, то термодинамика — из разрушения и непрерывного роста энт-ропии. Эти коллизии между физикой и биологией требовали своегоразрешения, и предпосылками тому могло бы выступить эволюцион-ное рассмотрение Вселенной в целом, трансляция эволюционногоподхода в физику, приводящего к переформулировкам фундаменталь-ных физических теорий. Но эта ситуация возникла только в науке по-следней трети XX столетия.

Представления об универсальности процессов эволюции во Все-ленной реализуются в современной науке в концепции глобального(универсального) эволюционизма. Его принципы позволяют едино-образно описать огромное разнообразие процессов, протекающих внеживой природе, живом веществе, обществе.

Концепция универсального эволюционизма базируется на опреде-ленной совокупности знаний, полученных в рамках конкретных науч-

Универсальный эволюционизм—основа современной научной картины мира 333

ных дисциплин, и вместе с тем включает в свой состав ряд философ-ско-мировоззренческих установок. Она относится к тому слою зна-ния, который принято обозначать понятием «научная картина мира».

Почему же именно для современного этапа функционированиянауки идеи универсального эволюционизма оказались принципиаль-но значимыми, позволяющими выработать общую картину единогопроцесса развития природы и общества? Прежде чем ответить на этотвопрос, необходимо уточнить, что понимается под универсальнымэволюционизмом, и выяснить, что способствовало утверждению в на-уке его идей, причем не на уровне метафизических рассуждений, нокак обобщение конкретно-научных данных.

Универсальный (глобальный) эволюционизм характеризуется частокак принцип, обеспечивающий экстраполяцию эволюционных идей,получивших обоснование в биологии, а также в астрономии и геологии,на все сферы действительности и рассмотрение неживой, живой и соци-альной материи как единого универсального эволюционного процесса.

Это действительно очень важный аспект в понимании глобально-го эволюционизма. Но он не исчерпывает содержания данного прин-ципа. Важно учесть, что сам эволюционный подход в XX столетииприобрел новые черты, отличающие его от классического эволюцио-низма XIX в., который описывал скорее феноменологию развития,нежели системные характеристики развивающихся объектов.

Возникновение в 40—50-х гг. XX столетия общей теории систем истановление системного подхода внесли принципиально новое содер-жание в концепции эволюционизма. Идея системного рассмотренияобъектов оказалась весьма эвристической прежде всего в рамках биоло-гической науки, где она привела к разработке проблемы структурныхуровней организации живой материи, анализу различного рода связейкак в рамках определенной системы, так и между системами разнойстепени сложности. Системное рассмотрение объекта предполагаетпрежде всего выявление целостности исследуемой системы, ее взаимо-связей с окружающей средой, анализ в рамках целостной системысвойств составляющих ее элементов и их взаимосвязей между собой.Системный подход, развиваемый в биологии, рассматривает объектыне просто как системы, а как самоорганизующиеся системы, носящиеоткрытый характер. Причем, как отмечает Н.Н. Моисеев, сегодня мыпредставляем себе процессы эволюции, самоорганизации материи ши-ре, чем во времена Дарвина, и понятия наследственности, изменчиво-сти, отбора приобретают для нас иное, более глубокое содержание.

С его точки зрения, все, что происходит в мире, действие всех при-родных и социальных законов можно представить как постоянный

334 Глава 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической науки Универсальный эволюционизм—основа современной научной картины мира 335

отбор некоторых состояний из поля возможностей. В этом смысле всединамические системы обладают способностью «выбирать», хотяконкретные результаты «выбора», как правило, не могут быть пред-сказаны заранее.

Н.Н. Моисеев указывает, что можно выделить два типа механизмов,регулирующих такой «выбор». С одной стороны, адаптационные, поддействием которых система не приобретает принципиально новыхсвойств, а с другой — так называемые бифуркационные, связанные с ра-дикальной перестройкой системы. Но кроме этих механизмов для объяс-нения самоорганизации необходимо выделить еще одну важную харак-теристику направленности самоорганизующихся процессов, которуюН.Н. Моисеев обозначает как принцип экономии энтропии, дающейпреимущество сложным системам перед простыми. Этот принцип зву-чит так: если в данных условиях возможны несколько типов организацииматерии, не противоречащих законам сохранения и другим принципам,то реализуется и сохранит наибольшие шансы на стабильность и после-дующее развитие именно тот, который позволяет утилизировать внеш-нюю энергию в наибольших масштабах, наиболее эффективно1.

Формирование самоорганизующихся систем можно рассматриватьв качестве особой стадии развивающегося объекта, своего рода «син-хронный срез» некоторого этапа его эволюции. Сама же эволюция мо-жет быть представлена как переход от одного типа самоорганизующей-ся системы к другому («диахронный срез»). В результате анализэволюционных характеристик оказывается неразрывно связанным ссистемным рассмотрением объектов.

Универсальный эволюционизм как раз и представляет собой со-единение идеи эволюции с идеями системного подхода. В этом отно-шении универсальный эволюционизм не только распространяет раз-витие на все сферы бытия (устанавливая универсальную связь междунеживой, живой и социальной материей), но и преодолевает ограни-ченность феноменологического описания развития, связывая такоеописание с идеями и методами системного анализа.

В обоснование универсального эволюционизма внесли свою лептумногие естественнонаучные дисциплины. Но определяющее значениев его утверждении как принципа построения современной общенауч-ной картины мира сыграли три важнейших концептуальных направле-ния в науке XX в.: во-первых, теория нестационарной Вселенной; во-вторых, синергетика; в-третьих, теория биологической эволюции иразвитая на ее основе концепция биосферы и ноосферы.

Начало XX столетия ознаменовалось цепью научных революций, сре-ди которых существенное место заняла революция в космологии. Она сы-

грала важную роль в утверждении идеи эволюции в неорганической при-роде и вызвала радикальную перестройку представлений о Вселенной.

Речь идет о разработке теории расширяющейся Вселенной. Эта те-ория вводила следующие представления о космической эволюции:примерно 15—20 млрд лет назад из точки сингулярности в результатеБольшого взрыва началось расширение Вселенной, которая вначалебыла горячей и очень плотной, но по мере расширения охлаждалась,а вещество во Вселенной по мере остывания конденсировалось в га-лактики. Последние, в свою очередь, разбивались на звезды, собира-лись вместе, образуя большие скопления. В процессе рождения иумирания первых поколений звезд происходило синтезирование тя-желых элементов. После превращения звезд в красные гиганты онивыбрасывали вещество, конденсирующееся в пылевых структурах. Изгазово-пылевых облаков образовывались новые звезды и возникаломногообразие космических тел2. Теория Большого взрыва рисовалакартину эволюции Вселенной в целом. В ее истоках лежало открытиеА.А. Фридмана, которое поставило под сомнение выводы А. Эйн-штейна о пространственной конечности Вселенной и ее четырехмер-ной цилиндрической форме и постулат о стационарности Вселеннойво времени. Анализируя «мировые уравнения» Эйнштейна, описыва-ющие метрику четырехмерного искривленного пространства-време-ни, Фридман нашел нестационарные решения мировых уравнений ипредложил три возможные модели Вселенной. В двух из них радиускривизны пространства должен расти и Вселенная, соответственно,должна расширяться; третья модель предлагала картину пульсирую-щей Вселенной с периодически меняющимся радиусом кривизны3.

Модель расширяющейся Вселенной вела к трем важным предска-заниям, которые впоследствии оказалось возможным проверить путемэмпирических наблюдений. Речь идет, во-первых, о том, что по мерерасширения Вселенной галактики удаляются друг от друга со скоро-стью, пропорциональной расстоянию между ними; во-вторых, эта мо-дель предсказывала существование микроволнового фонового излуче-ния, пронизывающего всю Вселенную и являющуюся реликтовымостатком его горячего состояния в начале расширения; в-третьих, дан-ная модель предсказывала образование легких химических элементовиз протонов и нейтронов в первую минуту после начала расширения4.

Модель расширяющейся Вселенной существенно трансформиро-вала наши представления о мире. Она требовала включить в научнуюкартину мира идею космической эволюции. Тем самым создаваласьреальная возможность описать в терминах эволюции неорганическиймир, обнаруживая общие эволюционные характеристики различных

336 [лапа 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической науки Универсальный эволюционизм—основа современной научной картины мира 337

уровней его организации, и в конечном счете построить на этих осно-ваниях целостную картину мира.

В середине нашего столетия идеям эволюции Вселенной был дан но-вый импульс. Теория расширяющейся Вселенной, достаточно хорошоописывая события, которые имели место через секунду после начала рас-ширения, испытывала значительные трудности при попытках охаракте-ризовать наиболее загадочные этапы этой эволюции от первовзрыва домировой секунды после него. Ответы на эти вопросы во многом были да-ны в рамках теории раздувающейся Вселенной. Эта теория возникала настыке космологии и физики элементарных частиц. Ключевым элемен-том раздувающейся Вселенной была так называемая «инфляционная фа-за» — стадия ускоренного расширения. Она продолжалась 10~32 с, и в те-чение этого времени диаметр Вселенной увеличился в 1050 раз. Послеколоссального расширения окончательно установилась фаза с нарушен-ной симметрией, что привело к изменению состояния вакуума и рожде-нию огромного числа частиц5. В нашей Вселенной преобладает вещест-во над антивеществом, и в этом смысле мы живем в несимметричнойВселенной. Предсказание асимметрии вещества и антивещества во Все-ленной явилось результатом сочетания идей «великого объединения» втеории элементарных частиц с моделью раздувающейся Вселенной.В рамках программы «великого объединения» (унитарные калибровоч-ные теории всех фундаментальных взаимодействий) оказалось возмож-ным описать слабые, сильные и электромагнитные взаимодействия привысоких энергиях, а также достичь существенного прогресса в теориисверхплотного вещества. При изучении последнего было обнаружено,что при изменении температуры в сверхплотном веществе происходитцелый ряд фазовых переходов, во время которых резко меняются и свой-ства вещества, и свойства элементарных частиц, составляющих это ве-щество. Подобного рода фазовые переходы должны были происходитьпри охлаждении расширяющейся Вселенной вскоре после Большоговзрыва. Тем самым была установлена взаимосвязь между эволюцией Все-ленной и процессом образования элементарных частиц. Все это даваловозможность рассмотреть Вселенную как уникальную лабораторию дляпроверки современных теорий элементарных частиц6.

Теория раздувающейся Вселенной радикально меняла наше пред-ставление о мире: в частности, претерпевал изменение «взгляд на Все-ленную как на нечто однородное и изотропное и сформировалось но-вое видение Вселенной как состоящей из многих локально однородныхи изотропных мини-вселенных, в которых и свойства элементарныхчастиц, и величина энергии вакуума, и размерность пространства-вре-мени могут быть различными».

Теория раздувающейся Вселенной, трансформируя сложившуюсяфизическую картину мира, дает новый импульс формированию обще-научной картины мира на основе идей глобального эволюционизма.Она требует корректировки философско-мировоззренческих основа-ний науки, выдвигая ряд весьма важных проблем мировоззренческогохарактера. Новая теория позволяет рассматривать наблюдаемую Все-ленную лишь в качестве малой части Вселенной как целого, а это зна-чит, что вполне правомерно предположить существование достаточнобольшого числа эволюционирующих вселенных. Причем большинствоиз них в процессе эволюции не способны породить того богатства форморганизации, которые свойственны нашей Вселенной (Метагалакти-ке). Но тогда возникают вопросы: почему наша Вселенная такая, какона есть, и как в ней возможна прогрессивная эволюция материи?Можно ли считать возникновение жизни на Земле, равно как и проис-хождение человека, случайным в существующей Вселенной либо ста-новление человека является закономерным процессом в эволюциони-рующей Вселенной? Какое место занимает это событие в процессахэволюции, как сказывается оно на ходе эволюционных процессов?

Один из вариантов ответа базируется на так называемом антропномпринципе, в основе которого лежит неявное предположение о сущест-вовании множества вселенных, а жизнь возникает там, где складыва-ются для этого особые условия. Согласно одному из вариантов антроп-ного принципа, «то, что мы ожидаем наблюдать, должно бытьограничено условиями, необходимыми для нашего существования какнаблюдателей. Хотя наше положение не обязательно является цент-ральным, оно неизбежно в некотором смысле привилегированное».Эта формулировка антропного принципа позволила Б. Картеру акцен-тировать внимание в основном на двух его вариантах: «слабом» и«сильном», которые получили достаточно широкую интерпретацию.Согласно первому, наше положение во Вселенной с необходимостьюявляется привилегированным в том смысле, что оно должно быть сов-местимо с нашим существованием в качестве наблюдателей. «Силь-ный» антропный принцип утверждает, что Вселенная должна быть та-кой, чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалосьсуществование наблюдателей7. Исследователи всякий раз подчеркива-ли удивительную согласованность основных свойств Вселенной(А.Л. Зельманов, Г.М. Идлис, П. Девис и др.). Физические параметры(константы физических взаимодействий, массы элементарных частиц,размерность пространства) являются определяющими для существо-вания наличной структуры Вселенной, ибо любое нарушение одногоиз них могло бы привести к невозможности прогрессивной эволюции,


а наше существование как наблюдателей также оказалось бы невоз-можным. Антропный принцип выводит исследователей в область ми-ровоззренческих проблем, заставляя вновь задуматься над вопросом оместе человека в мире, его отношения к этому миру. Новые данные,полученные в космологии, позволяют предположить, что объектив-ные свойства Вселенной как целого создают возможность возникнове-ния жизни, разума на определенных этапах ее эволюции. Причем по-тенциальные возможности этих процессов были заложены уже вначальных стадиях развития Метагалактики, когда формировалисьчисленные значения мировых констант, определившие характер даль-нейших эволюционных изменений. Все эти научные результаты даютоснования рассмотреть их как один из факторов утверждения идеиглобального эволюционизма в современной научной картине мира.

Не менее важную роль в утверждении этих идей сыграла теория само-организации (синергетика). Термин «синергетика» (греч., содействие,сотрудничество) использовал Г. Хакен. Специфика синергетики заклю-чается в том, что основное внимание она уделяет когерентному, согласо-ванному состоянию процессов самоорганизации в сложных системахразличной природы. Она изучает любые самоорганизующиеся системы,состоящие из многих подсистем (электроны, атомы, молекулы, клетки,нейроны, органы, сложные многоклеточные организмы, люди, сообще-ства людей)8. Для того, чтобы система могла рассматриваться как само-организующаяся, она должна удовлетворять по меньшей мере четыремусловиям: 1) должна быть термодинамически открытой; 2) динамиче-ские уравнения должны быть нелинейными; 3) отклонение от равнове-сия должно превышать критические значения; 4) процессы должны про-исходить кооперативно (В. Эбелинг). Самоорганизация начинаетрассматриваться как одно из основных свойств движущейся материи ивключает все процессы самоструктурирования, саморегуляции, само-воспроизведения. Она выступает как процесс, который приводит к обра-зованию новых структур.

Довольно длительное время самоорганизация соотносилась толь-ко с живыми системами, что же касается объектов неживой природы,то считалось, что если они и эволюционируют, то лишь в сторону ха-оса и беспорядка, что обосновывалось вторым началом термодинами-ки. Однако здесь возникала кардинальная проблема — как из подоб-ного рода систем могли возникнуть объекты живой природы,способные к самоорганизации. Вставал важный в методологическомотношении вопрос о взаимоотношении неживой и живой материи.Чтобы ответить на него, требовалось изменить парадигмальные прин-ципы науки, в частности устранить разрывы между эволюционной па-

радигмой биологии и традиционным абстрагированием от эволюци-онных идей при построении физической картины мира.

Длительное время функционирование физической науки исклю-чало из ее рассмотрения «фактор времени». Классическая наука пре-имущественно уделяла внимание устойчивости, равновесности, од-нородности и порядку. Основными ее объектами были замкнутыесистемы. Как правило, это были простые системы, знание законовразвития которых позволяло, исходя из информации о состоянии си-стемы в настоящем, однозначно предсказать ее будущее и восстано-вить прошлое. Для механической картины мира характерен был вне-временной характер. Время было несущественным элементом, ононосило обратимый характер, т.е. состояния объектов в прошлом, на-стоящем и будущем были практически неразличимы. Иначе говоря,мир устроен просто и подчиняется обратимым во времени фундамен-тальным законам. Все эти принципы были конкретным выражениемнеэволюционной парадигмы классической физики. Процессы и явле-ния, которые не укладывались в эту схему, рассматривались как ис-ключение из правил, и считалось, что ими можно было пренебречь.

Постепенное размывание классической парадигмы началось уже вфизике XIX в. Первым важным шагом была формулировка второгоначала термодинамики, поставившая под вопрос вневременной ха-рактер физической картины мира. Согласно второму началу запасэнергии во Вселенной иссякает и «мировая машина фактическидолжна сбавить обороты, приближаясь к тепловой смерти. Моментывремени оказались нетождественными один другому, и ход событийневозможно повернуть вспять, чтобы воспрепятствовать возрастаниюэнтропии. В принципе события оказываются невоспроизводимыми, аэто означает, что время обладает направленностью. Возникало пред-ставление о "стреле времени"»9.

Последующее развитие физики привело к осознанию ограниченно-сти идеализации закрытых систем и описаний в терминах таких системреальных физических процессов. Подавляющее большинство природ-ных объектов являются открытыми системами, обменивающимисяэнергией, веществом и информацией с окружающим миром, а опреде-ляющую роль в радикально изменившемся мире приобретают неустой-чивые, неравновесные состояния. С необходимостью учитывать этиособенности все чаще сталкивались фундаментальные науки о нежи-вой природе — физика, химия, космология. Но для описания такихособенностей оказалась непригодной старая теория. Традиционная па-радигма не справлялась с нарастающим количеством аномалий и про-тиворечий, оставляя необъяснимыми многие открываемые явления.

340 Глава 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической наукиУниверсальный эволюционизм—основа современной научной картины мира 341

Возникала потребность в выработке принципиально иного подхо-да, адекватного вовлекаемым в орбиту исследования новым объектами процессам.

Важный вклад в разработку такого подхода был внесен школойИ. Пригожина. В экспериментальных исследованиях было продемон-стрировано, что, удаляясь от равновесия, термодинамические системыприобретают принципиально новые свойства и начинают подчинять-ся особым законам. При сильном отклонении от равновесной термо-динамической ситуации возникает новый тип динамического состоя-ния материи, названный диссипативными структурами.

Согласно Пригожину, тип диссипативной структуры в значитель-ной степени зависит от условий ее образования, при этом особую рольв отборе механизма самоорганизации могут играть внешние поля.Этот вывод имеет далеко идущие последствия, если учесть, что он при-меним ко всем открытым системам, имеющим необратимый характер.Необратимость — это как раз то, что характерно для современных не-равновесных состояний. Они «несут в себе стрелу времени» и являют-ся источником порядка, порождая высокие уровни организации10.

Особую эвристическую ценность приобретают развитые Приго-жиным и его коллегами идеи о том, что «стрела времени» проявляет-ся в сочетании со случайностью, когда случайные процессы способныпородить переход от одного уровня самоорганизации к другому, кар-динально преобразуя систему. Описывая этот механизм, Пригожийподчеркивал, что определяющее значение в данном процессе разви-тия будут иметь внутренние состояния системы, перегруппировка еекомпонентов и т.д. Для диссипативных структур характерным являет-ся ситуация, обозначаемая как возникновение порядка через флукту-ации, которые являются случайным отклонением величин от их сред-него значения. Иногда эти флуктуации могут усиливаться, и тогдасуществующая организация системы может разрушаться. В такие пе-реломные моменты (точки бифуркации) оказывается принципиальноневозможным предсказать, в каком направлении будет происходитьдальнейшее развитие, станет ли система хаотической или перейдет наболее высокий уровень упорядоченности. Случайность в данный мо-мент как бы подталкивает то, что осталось от системы, на новый путьразвития, а после выбора пути вновь в силу вступает детерминизм, итак до следующей бифуркации. При этом оказывается, что чем слож-нее система, тем большей чувствительностью она обладает по отно-шению к флуктуациям, а это значит, что даже незначительные флук-туации, усиливаясь, могут изменить структуру, и в этом смысле нашмир предстает как лишенный гарантий стабильности11.

И. Пригожий и П. Гленсдорф предприняли попытку сформулироватьуниверсальный критерий эволюции (выступающий в качестве своего ро-да правила), суть которого сводилась к следующему: термодинамика приопределенных условиях не только не вступает в противоречие с теориейэволюции, но может прямо предсказать возникновение нового. Вводяданное правило, авторы явно претендовали на создание универсальногозакона как для живой, так и для неживой материи, закона самоорганиза-ции и эволюции любой открытой системы. Практически речь шла о рас-ширении класса самоорганизующихся систем, когда явления самоорга-низации оказалось возможным применить как к неживой природе, так ик биологическим, и к социальным процессам.

Этот аспект применения идей самоорганизации нашел свое отра-жение в работе Э. Янча «Самоорганизующаяся Вселенная: научные игуманистические следствия возникающей парадигмы эволюции».

Для Янча, использовавшего результаты научных исследованийПригожина по термодинамике неравновесных процессов, самоорга-низация может быть распространена на всю совокупность природныхи социальных явлений. Исходя из того, что самоорганизация — этодинамический принцип, порождающий богатое разнообразие форм,проявляющихся во всех структурах, Янч предпринял попытку разра-ботать унифицированную парадигму, способную раскрыть всеобъем-лющий феномен эволюции1 2.

Для него все уровни как неживой, так и живой материи, равно как исостояния социальной жизни — нравственность, мораль, религия, раз-виваются как диссипативные структуры. Эволюция с этих позиций пред-ставляет собой целостный процесс, составными частями которого явля-ются физико-химический, биологический, социальный, экологический,социально-культурный процессы. При этом автор не просто вычленяетэти уровни, но стремится найти специфические особенности каждого изних. Так, для живых систем такого рода свойством выступает функция«автопоэзиса» как способность системы к самовоспроизведению и со-хранению автономности по отношению к окружающей среде.

Раскрывая механизмы космической эволюции, Янч рассматривает вкачестве ее источника нарушение симметрии. Нарушенная симметрия,преобладание вещества над антивеществом во Вселенной приводят кмногообразию различного рода сил — гравитационных, электромаг-нитных, сильных, слабых, программой исследования которых с учетомих генетического единства является идея «великого объединения».

Следующий этап в глобальной эволюции представлен у Янча воз-никновением уровня жизни, которая является «тонкой сверхструкту-рированной физической реальностью». Можно по-разному отнестись


к этой высказанной Янчем характеристике жизни. На первый взглядесть основания упрекнуть его в редукционизме, но вместе с тем выяв-ление им специфики живого дает возможность сделать и другой вы-вод, а именно здесь речь идет о генетической связи между неживым иживым. Если судить о концепции Янча в целом, то именно этот ас-пект имеется в виду и выдвигается им на передний план.

Дальнейшее усложнение первичных живых систем, которое явля-ется уже закономерным, приводит к возникновению нового уровняглобальной эволюции — коэволюции организмов и экосистем, при-ведшей впоследствии к социокультурной эволюции. На уровнесоциокультурной эволюции разум выступает как принципиально но-вое качество самоорганизующихся систем. Он способен к рефлексиинад пройденными этапами эволюции Вселенной и к предвидению еебудущих состояний. Тем самым Янч определяет место человека в са-моорганизующейся Вселенной. Включенность в нее человека делаетего причастным к тому, что в ней происходит. Согласно Янчу, сораз-мерность человеческого мира остальному миру включает в глобаль-ную эволюцию гуманистический смысл.

Развитая Янчем концепция может быть расценена как одна из до-статочно плодотворных попыток создать эскиз современной общена-учной картины мира на основе идей глобального эволюционизма.Она предлагает видение мира, в котором все уровни его организацииоказываются генетически взаимосвязанными между собой. Причемосновой этого видения выступают не только философские идеи, но иреальные достижения конкретных наук, синтезируемые а рамках це-лостного представления о самоорганизующейся Вселенной.

Современные концепции самоорганизации создают реальныепредпосылки для такого рода синтеза. Они позволяют устранить тра-диционный парадигмальный разрыв между эволюционной биологиейи физикой, абстрагирующейся в своих базисных теоретических пост-роениях от эволюционных идей, в частности разрешить противоречиемежду теорией биологической эволюции и термодинамикой.

На современном этапе эти теории уже не исключают, а предпола-гают друг друга в том случае, если классическую термодинамику рас-сматривать как своего рода частный случай более общей теории —термодинамики неравновесных процессов.

Теория самоорганизации, описанная в терминах термодинамикинеравновесных процессов, выявляет важные закономерности разви-тия мира. Впервые возникает научно обоснованная возможность пре-одолеть существовавший длительное время разрыв между представле-ниями о живой и неживой природе. Жизнь больше не выглядит как

островок сопротивления второму началу термодинамики. Она возни-кает как следствие общих законов физики с присущей ей специфиче-ской кинетикой химических реакций, протекающих в далеких от рав-новесия условиях. Не случайно исследователи, оценивающие рольпригожинской концепции, говорили, что, переоткрывая время, онаоткрывает новый диалог человека и природы.

Идеи термодинамики неравновесных систем и синергетики имеютфундаментальное мировоззренческое и методологическое значение,поскольку благодаря им оказалось возможным обосновать представ-ления о развитии физических систем и включить эти представления вфизическую картину мира. В свою очередь, это открыло новые пер-спективы для выяснения взаимосвязей между основными этажамимироздания — неживой, живой и социальной материей. Если до си-нергетики не было концепции (относящейся к классу не философ-ских, а научных теорий), которая позволяла бы свести в единое целоерезультаты, полученные в различных областях знания, то с ее возник-новением появились принципиально новые возможности формиро-вания целостной общенаучной картины мира.

Синергетика позволяет перейти от «линейного» мышления, сло-жившегося в рамках механической картины мира, к «нелинейному»,соответствующему новому этапу функционирования науки. Большин-ство изучаемых ею объектов (природные, экологические, социально-природные комплексы, экономические структуры) являются открыты-ми, неравновесными системами, управляемыми нелинейнымизаконами. Все они обнаруживают способность к самоорганизации, а ихповедение определяется предшествующей историей их эволюции13.

Представления об открытых самоорганизующихся системах нахо-дят подкрепление в самых различных областях знания, стимулируя вних разработку эволюционных идей.

Можно отметить важные в этом отношении результаты, полученныев современной химии, в частности в области эволюционного катализа.Теория эволюционного катализа внесла значительный вклад в понима-ние того, что представляет собой химическая эволюция, каковы ее при-чины и закономерности. В рамках этой теории выявляются особые хи-мические объекты с неравновесной структурной и функциональнойорганизацией, способные к прогрессивной эволюции, а сама химичес-кая эволюция рассматривается как процесс необратимых последователь-ных изменений элементарных каталитических систем. В этих химичес-ких объектах (химических системах) с неравновесной и функциональнойорганизацией порядок взаимодействующих частей и устойчивость до-стигаются за счет постоянного обмена веществом и энергией.


Синергетика создала условия для интенсивного обмена парадиг-мальными принципами между различными науками. В частности,применение идей самоорганизации в биологии позволило обобщитьряд специальных понятий теории эволюции и тем самым расширитьобласть их применения, используя биологические аналогии при опи-сании самых различных процессов самоорганизации в неживой при-роде и общественной жизни.

Характерным примером может служить применение «дарвинов-ской триады» (наследственность, изменчивость, естественный отбор)в современной космологии и космогонии. Речь идет о таких биоана-логиях, как «естественный отбор» вселенных, галактик или звезд,«каннибализм в мире галактик» и т.д.14.

Следует отметить, что концептуальный аппарат биологии тради-ционно играл особую роль в разработке эволюционных идей. Уже вклассический период осуществлялось тесное взаимодействие теориибиологической эволюции с геологией и зарождающимися социаль-ными науками.

Применение в биологии XX столетия идей кибернетики и теориисистем стимулировало процессы синтеза эволюционных представле-ний и системного подхода, что явилось существенным вкладом в раз-работку методологии универсального эволюционизма. Достижениябиологии XX столетия могут быть рассмотрены в качестве особогоблока научных знаний, который наряду с космологией и учением о са-моорганизации сыграл решающую роль в разработке новых подходовк построению целостной общенаучной картины мира.

Уже в 20-х гг. прошлого столетия в биологии начало формировать-ся новое направление эволюционного учения, которое было связанос именем В.И. Вернадского и которое называют учением об эволюциибиосферы и ноосферы. Его, несомненно, следует рассматривать какодин из существенных факторов естественнонаучного обоснованияидеи универсального эволюционизма.

Биосфера, по Вернадскому, представляет собой целостную систему,обладающую высочайшей степенью самоорганизации и способностьюк эволюции. Она является результатом «достаточно длительной эволю-ции во взаимосвязи с неорганическими условиями» и может быть рас-смотрена как закономерный этап в развитии материи. Биосфера пред-стает в качестве особого биогеологического тела, структура и функциикоторого определяются специфическими особенностями Земли и Кос-моса. Рассматривая биосферу как самовоспроизводящуюся систему,Вернадский отмечал, что в значительной мере ее функционированиеобусловливается «существованием в ней живого вещества — совокуп-

ности живых организмов, в ней живущих». Специфической особенно-стью биосферы, как и живого вещества, выступает организованность.«Организованность биосферы — организованность живого вещества —должна рассматриваться как равновесия, подвижные, все время колеб-лющиеся в историческом и в географическом времени около точно вы-ражаемого среднего. Смешения или колебания этого среднего непре-рывно проявляются не в историческом, а в геологическом времени»15.

Биосфера как живая система для поддержания своего существова-ния должна обладать динамическим равновесием. Но это особый типравновесия. Система, находящаяся в абсолютном равновесном поло-жении, не в состоянии развиваться. Биосфера же представляет собойдинамическую систему, находящуюся в развитии. Это развитие вомногом осуществляется под влиянием внутренних взаимоотношенийструктурных компонентов биосферы, и на него оказывают всевозрас-тающее влияние антропогенные факторы.

В результате саморазвития и под влиянием антропогенных факто-ров в биосфере могут возникнуть такие состояния, которые приводятк качественному изменению составляющих ее подсистем. В этомсмысле единство изменчивости и устойчивости в биосфере есть ре-зультат взаимодействия слагающих ее компонентов. Соотношение ус-тойчивости и изменчивости выступает здесь как единство постоянст-ва и развития, вследствие чего сама устойчивость есть устойчивостьпроцесса, устойчивость развития.

Рассматривая роль антропогенных факторов, В.И. Вернадский отме-чал растущее могущество человека, в результате чего его деятельностьприводит к изменению структуры биосферы. Вместе с тем сам человек ичеловечество теснейшим образом связаны с живым веществом, населяю-щим нашу планету, от которого они реально никаким физическим про-цессом не могут быть отделены. Эволюционный процесс живых веществ,охвативший биосферу, сказывается и на ее косных природных телах и по-лучает особое геологическое значение благодаря тому, что он создал но-вую геологическую силу — научную мысль социального человечества16.

Вернадский отмечал, что все отчетливее наблюдается интенсив-ный рост влияния одного вида живого вещества — цивилизованногочеловечества — на изменение биосферы. Под влиянием научной мыс-ли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние —ноосферу: «Человек становится все более мощной геологической си-лой, и с этим совпало изменение положения человека на нашей пла-нете. В XX в. он узнал и охватил всю биосферу, своей жизнью челове-чество стало единым целым». По мнению В.И. Вернадского, «мошьчеловека связана с его разумом и трудом, направленным этим разу-

346 Глава 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической науки

мом. Это должно дать основания человеку предпринять меры для со-хранения облика планеты. Одновременно сила разума позволит емувыйти за пределы своей планеты, тем более что биосфера в настоящеевремя получает новое понимание, она рассматривается как планетноеявление космического характера, и, соответственно, приходится счи-таться, что жизнь реально существует не только на нашей планете».Жизнь всегда «проявляется где-нибудь в мироздании, где существуютотвечающие ей термодинамические условия. В этом смысле можноговорить об извечности жизни и ее проявлений»17.

В концепции Вернадского жизнь предстает как целостный эволюци-онный процесс (физический, геохимический, биологический), вклю-ченный в качестве особой составляющей в космическую эволюцию.Своим учением о биосфере и ноосфере В.И. Вернадский продемонстри-ровал неразрывную связь планетарных и космических процессов.

Осознание этой целостности имеет непреходящую эвристическуюценность, поскольку во многом определяет стратегию дальнейшегоразвития человечества. От того, как человек будет строить свои взаи-моотношения с окружающим миром, зависит само его существование.Не случайно проблемы коэволюции человека и биосферы постепенностановятся доминирующими проблемами не только современной на-уки и философии, но и самой стратегии человеческой практическойдеятельности, поскольку «дальнейшее развитие вида homo sapiens,дальнейшее его благополучие требуют очень точной согласованностихарактера эволюции человеческого общества, его производительныхсил и развития природы. Но если согласованность процессов, проте-кающих в мире неживой материи, обеспечивается механизмами есте-ственной самоорганизации, то обеспечение согласованности характе-ристик природной среды и общества может быть осуществлено толькоРазумом и волей Человека»18.

Можно заключить, что эволюционная теория и созданная на ее ос-нове концепция биосферы и ноосферы вносят существенный вклад вобоснование идеи универсальной взаимосвязанности всех процессови демонстрируют необратимый характер эволюционных процессов,четко обозначая в них фактор времени.

Таким образом, можно констатировать, что в современной наукеесть все необходимые естественнонаучные данные, позволяющиеобосновать универсальный характер эволюции. Причем эволюцион-ный подход в науке второй половины XX в. оказывается тесно связан-ным с системным рассмотрением объектов. С этих позиций глобаль-ный эволюционизм, включающий в свой состав принципы эволюциии системности, предстает как характеризующий взаимосвязь самоор-


ганизуюшихся систем разной степени сложности и раскрывающиймеханизмы возникновения новых структур в процессе развития. Та-кие структуры возникают в открытых системах, находящихся в нерав-новесном состоянии, и формируются за счет флуктуации и коопера-тивных эффектов, благодаря чему осуществляется переход от одноготипа самоорганизующейся системы к другой, а эволюция в конечномсчете приобретает направленный характер.

Универсальный эволюционизм позволяет не только рассмотреть вовзаимосвязи живую и социальную материю, но и включить неорганиче-скую материю в целостный контекст развивающегося мира. Он создаетоснову для рассмотрения человека как объекта космической эволюции,закономерного и естественного этапа в развитии нашей Вселенной, от-ветственного за состояние мира, в который сам человек погружен.

Принципы универсального эволюционизма становятся доминан-той синтеза знаний в современной науке. Это та стержневая идея, ко-торая пронизывает все существующие специальные научные картинымира и является основой построения целостной общенаучной карти-ны мира, центральное место в которой начинает занимать человек.

Как базисные основания современной общенаучной картины ми-ра, принципы универсального эволюционизма демонстрируют своюэвристическую ценность именно сейчас, когда наука перешла к изуче-нию нового типа объектов — саморазвивающихся систем (в отличие отпростых и саморегулирующихся систем, которые изучались на пред-шествующих этапах функционирования науки). Включив в орбиту ис-следования новый тип объектов, наука вынуждена искать и новые ос-нования их анализа. Общенаучная картина мира, базирующаяся напринципах универсального эволюционизма, является важнейшимкомпонентом таких оснований. Она выступает глобальной исследова-тельской программой, которая определяет стратегию исследования са-моразвивающихся систем. Причем эта стратегия реализуется как надисциплинарном, так и на междисциплинарном уровне.

Общенаучная картина мира формирует предварительное видениеисследуемого объекта, активно участвуя в постановке проблем, опреде-ляя исходную стратегию исследования. Изучение комплексных, уни-кальных развивающихся объектов возможно только в системе междис-циплинарных взаимодействий. В этом случае общенаучная картинамира как глобальная исследовательская программа в состоянии «под-сказать», какие методы и принципы могут быть транслированы из од-ной науки в другую, как осуществить состыковку знаний, полученныхв различных отраслях науки, как включить это знание в культуру на со-ответствующем этапе функционирования научного знания.


Задавая стратегию исследования саморазвивающихся объектов врамках конкретных научных дисциплин и обеспечивая стратегиюмеждисциплинарных исследований, удельный вес которых возраста-ет в современной науке, общенаучная картина мира берет на себямногие функции, которые ранее выполняли специальные научныекартины мира. Последние же утрачивают свою прежнюю автономию,трансформируются под влиянием системно-эволюционных идей ивключаются в качестве фрагмента в общенаучную картину мира, непретендуя уже на особый самостоятельный статус.

На этой стороне развития современных научных знаний следуетостановиться особо. Здесь мы сталкиваемся с принципиально новы-ми (по сравнению с предшествующими состояниями науки) тенден-циями исторического развития научной картины мира.

То, что было идеалом на этапе возникновения дисциплинарно ор-ганизованной науки, становится реальностью в современных услови-ях. На месте слабо состыкующейся мозаики картин исследуемой ре-альности возникает единая научная картина мира, вбирающая в себясодержание различных дисциплинарных онтологии.

Но для этого понадобилось предшествующее развитие картин иссле-дуемой реальности различных наук, включение в их состав новых пред-ставлений о фундаментальных объектах и структурах, о взаимодействи-ях и пространстве-времени, которые соответствовали идеям системногоподхода и идеям эволюционизма. И когда эти идеи нашли опору в тео-риях и эмпирических фактах ведущих областей научного знания — вфизике, космологии, химии, геологии, биологии, технических и соци-альных науках, — тогда в них начало формироваться видение объектовкак сложных исторически развивающихся систем. Это видение посте-пенно трансформирует специальные научные картины мира, усиливаяобмен парадигмальными принципами между ними. В результате онистали естественно объединяться в целостную систему представлений оВселенной, которая по мере развития порождает все новые уровни ор-ганизации. Каждая из наук определяла место своего предмета в этой об-щей картине, связывая его либо с некоторыми уровнями организациимира, либо с общими признаками, определяющими взаимоотношенияи генетические переходы от одного уровня к другому.

В итоге относительно изолированные специальные картины мира(ситуация, характерная для развития дисциплинарной науки XIX сто-летия) начинают интегрироваться в рамках общенаучной картинымира. Специальные научные картины мира во второй половине XX в.значительно снижают уровень своей автономности и превращаются васпекты и фрагменты целостной общенаучной картины мира. Они со-


единяются в блоки этой картины, характеризующие неживую приро-ду, органический мир и социальную жизнь и реализуют (каждая в сво-ей области) идеи универсального эволюционизма.

На первый взгляд здесь как бы воспроизводится ситуация, харак-терная для ранних этапов развития новоевропейской науки, когда ме-ханическая картина мира, функционируя в качестве общенаучной,обеспечивала синтез достижений науки XVII—XVIII столетий. Но завнешней стороной сходства скрывается глубокое внутреннее разли-чие. Современная научная картина мира основана не на стремлении кунификации всех областей знания и их редукции к онтологическимпринципам какой-либо одной науки, а на единстве в многообразииразличных дисциплинарных онтологии. Каждая из них предстает час-тью более сложного целого, и каждая из них конкретизирует внутрисебя принципы глобального эволюционизма. Но в таком случае полу-чает решение проблема, сформулированная ранее при анализе функ-ций и типологии научных картин мира. Речь идет об историчности са-мих этих типологий. Выясняется, что специальные картины мира какотносительно самостоятельные формы синтеза знаний не всегда суще-ствовали в этом качестве. Их не было в период становления естество-знания. Возникая в эпоху дифференциации науки на самостоятельныедисциплины, они затем постепенно начинают утрачивать самостоя-тельность, превращаясь в аспекты или фрагменты современной обще-научной картины мира. Поэтому бессмысленно спорить о том, суще-ствуют ли специальные научные картины мира (картины исследуемойреальности) как самостоятельные формы знания либо они являютсятолько фрагментами целого — общенаучной картины мира.

Вне исторического контекста любой категорический ответ на этивопросы может оказаться столь же правильным, сколь и неправиль-ным. Все зависит от того, к какой исторической стадии развития на-уки отнести соответствующий ответ.

Судьба дисциплинарных онтологии — это одновременно и судьбадисциплинарно организованной науки на разных стадиях ее историчес-кой эволюции. Иногда высказывается мнение, что со временем усилениемеждисциплинарных связей приведет к полному исчезновению само-стоятельных дисциплин. Такая точка зрения возникает как простая экс-траполяция на будущее сегодняшней ситуации значительного увеличе-ния в науке удельного веса междисциплинарных исследований. Но онане учитывает того факта, что различные области знания имеют свою спе-цифику, не редуцируемую друг к другу. Кроме того, необходимо учиты-вать, что дисциплинарная организация науки определяется не толькоособенностями различных предметных областей исследования, но и воз-


можностями формирования субъектов научной деятельности, наличиемопределенных границ «информационной вместимости» субъекта и выте-кающей отсюда потребностью своеобразного квантования корпуса зна-ний, которые необходимо усвоить, чтобы заниматься научным поиском.

Специализация, необходимая для работы в науке, сохраняется исегодня, и ее не уничтожают даже современные возможности ком-пьютеризации научной деятельности, поскольку использование базызнаний предполагает их понимание, интерпретации и овладение ме-тодами работы с их содержанием.

Представляется, что наука будущего, по крайней мере ближайшего,скорее всего должна сочетать дисциплинарные и междисциплинарныеисследования. Другое дело, что их прямые и обратные связи могутстать значительно более интенсивными, а границы между ними менеежесткими. В этих ситуациях общая научная картина мира все более от-четливо будет осознаваться в качестве глобальной исследовательскойпрограммы и необходимого горизонта систематизации знаний.

Интенсификация связей между различными дисциплинами и воз-растание роли междисциплинарных исследований как фактор разви-тия общенаучной картины мира затрагивает не только когнитивные,но и институциональные аспекты современной науки.

Можно констатировать, что современный синтез достижений раз-личных наук протекает в условиях, когда все большую роль в научномпознании начинают играть крупные комплексные программы и про-блемно ориентированные междисциплинарные исследования.

Еще В.И. Вернадский, анализируя тенденции развития науки впервой половине XX столетия, отмечал, что их классификация осу-ществляется уже не столько по предметам, сколько по проблемам.

Эта тенденция приобрела в науке конца XX в. отчетливо выражен-ные черты, особенно в связи с появлением в качестве объектов иссле-дования сложных, часто уникальных комплексов, изучение которыхпредполагает совместную работу специалистов различного профиля.

Современная практика социальной поддержки и финансированияБольшой науки свидетельствует о приоритетности направлений, воз-никающих на стыке различных дисциплин. К ним относятся, напри-мер, информатика, экология и биотехнология, программы поисковисточников энергии, биомедицинские исследования и т.д.

Престижность такого рода направлений и программ определяетсяпрежде всего современным поиском выхода из глобальных кризисов, ккоторым привело индустриальное развитие техногенной цивилизации.

Именно в этом пункте осуществляется состыковка двух типов фак-торов, определяющих развитие современной научной картины мира.

Универсальный эволюционизм—основа современной научной картины мира

Социальные цели и ценности, меняющие облик науки как социаль-ного института, и внутринаучные, когнитивные факторы действуют водном направлении — они актуализируют междисциплинарные связии взаимодействия. Причем в этот процесс наряду с естественными ак-тивно включаются и социальные дисциплины, поскольку большинст-во современных направлений исследования имеют своим предметомсложные развивающиеся комплексы, которые включают человека иего деятельность в качестве составного компонента.

Все это, с одной стороны, усиливает роль общенаучной картинымира, обеспечивающей целостное видение сложных развивающихсячеловекоразмерных систем и понимание места каждой науки в их воз-можном освоении, а с другой — стимулирует «обменные процессы»между естественными, техническими и социальными науками, что всвою очередь ускоряет «наведение мостов» между соответствующимиспециальными научными картинами мира, их включение в общенауч-ную картину мира в качестве составных компонентов.

На современном этапе общенаучная картина мира, базирующаясяна принципах глобального эволюционизма, все отчетливее выступаетв качестве онтологического основания будущей науки, объединяюще-го науки о природе и науки о духе.

Длительное время существовавшее противопоставление между ес-тественными и гуманитарными науками приводило исследователей кмысли, что разрыв между ними все усиливается, и это в конечном сче-те может привести к их обособлению, а как следствие — даже к воз-никновению разных культур с непонятными друг для друга языками1 9.

Действительно, естествознание длительное время ориентирова-лось на постижение «природы самой по себе», безотносительно ксубъекту деятельности. Его задачей было достижение объективно ис-тинного знания, не отягощенного ценностно-смысловыми структу-рами. Отношение к природному миру представало как монологичное.Главное, что предстояло ученым, — это выявить и объяснить наличиепричинных связей, существующих в природном мире, и, раскрыв их,достичь объективно-истинного знания, установить законы природы.

Гуманитарные же науки были ориентированы на постижение чело-века, человеческого духа, культуры. Для них приоритетное значениеприобретало раскрытие смысла, не столько объяснение, сколько по-нимание. Само отношение субъекта и объекта (как любое познава-тельное отношение) представляло собой уже не монолог, а диалог. Дляполучения знания в рамках гуманитарных наук оказывалось недоста-точно только внешнего описания. Метод «объективного» или «внеш-него» изучения общества должен сочетаться с методом его изучения


«изнутри», с точки зрения людей, образовавших социальные и эконо-мические структуры и действующие в них.

М М . Бахтин довольно точно подметил эти специфические особен-ности методологии естественнонаучного и гуманитарного знания. «Точ-ные науки, — писал он, — это монологичная форма знания: интеллектсозерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект — по-знающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему про-тивостоит только безгласная вещь. Любой объект знания (в том числечеловек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект как та-ковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъектон не может, оставаясь субъектом, стать безгласным, следовательно, по-знание его может быть только диалогическим»20.

Казалось бы, действительно между естественными и гуманитар-ными науками сложилось непреодолимое противоречие. Тем болеечто в науке не была сформирована такая общенаучная картина мира,которая могла бы объединить их.

Но в настоящее время появились реальные основания для решенияэтой проблемы. Объединение естественных и гуманитарных наук можетбыть осуществлено на основе принципов глобального эволюционизма,которые имманентно включают установку на объективное изучение са-моразвивающихся объектов. Соотнесение развития таких объектов спроблематикой места человека, учет включенности человека и его дей-ствий в функционирование подавляющего большинства историческиразвивающихся систем, освоенных в человеческой деятельности, при-вносят в научное знание новый гуманистический смысл.

Необходимость соединения когнитивных и ценностных параметровестественнонаучного знания все отчетливее начинает осознаваться в са-мом естествознании. Примером может служить позиция, занимаемаяпредставителями так называемого «биологического структурализма»,которые предпринимают попытку разработки новой парадигмы в биоло-гии. Эта новая парадигма в качестве базисных оснований обращается нетолько к «точному» естествознанию, но и к гуманитарному знанию. Учи-тывая, что биология ближе всех естественных наук находится к исследо-ванию природы человека, представители «биологического структурализ-ма» во многом именно с ней связывают надежды на такие изменения внаучной картине мира, которые придадут ей человеческое измерение.

В современном естественнонаучном познании возникают новыетенденции отношения человека к природе. Природа в широком смыслеслова не представляется более как «мертвый механизм», на который на-правлена деятельность человека: человек не может относиться к ней каксудья, заранее зная, как она должна отвечать на поставленные вопросы.

Как отмечают И. Пригожий и И. Стенгерс, «он умер, тот конеч-ный, статичный и гармоничный старый мир, который разрушила ко-перниканская революция, поместив Землю в бесконечный космос.Наш мир — это не молчаливый и однообразный мир часового меха-низма... Природа создавалась не для нас, и она не подчиняется нашейволе... Наступило время ответить за старые авантюры человека, но ес-ли мы и можем это сделать, то лишь потому, что таков отныне способнашего участия в культурном и естественном становлении, таков урокприроды, когда мы даем себе труд выслушать ее. Пришло время ново-го содружества, начатого издавна, но долгое время непризнанного,между историей человека, человеческими обществами, знанием и ис-пользованием Природы в наших целях»21.

Для обеспечения своего будущего человек не может полагать, чтоон не имеет принципиальных ограничений в своих попытках изме-нять природу в соответствии со своими потребностями; он вынужденизменять свои потребности в соответствии с теми требованиями, ко-торые ставит природа.

Все это означает, что устанавливается новое отношение человека сприродой — отношение не монолога, а диалога. Ранее эти аспектыбыли характерны для гуманитарного знания. Теперь через общенауч-ную картину мира они проникают в самые различные области, стано-вясь приоритетными принципами анализа.

Вместе с тем идеи и принципы, получившие развитие в естествен-нонаучном знании, начинают постепенно внедряться в гуманитарныенауки. Идеи необратимости, вариабельности в процессе принятия ре-шений, многообразие возможных линий развития, возникающих припрохождении системы через точки бифуркации, органической связисаморегуляции и кооперативных эффектов — все эти и другие идеи,получившие обоснование в синергетике, оказываются значимымидля развития гуманитарных наук. Строя различные концепции разви-тия общества, изучая человека, его сознание, уже нельзя абстрагиро-ваться от этих методологических регулятивов, приобретающих обще-научный характер.

Освоение наукой сложных, развивающихся, человекоразмерныхсистем стирает прежние непроходимые границы между методологиейестественнонаучного и гуманитарного познания.

Можно заключить, что, приступив к исследованию «человекоразмер-ных объектов», естественные науки сближаются с «предметным полем»исследования гуманитарных наук. В этой связи уместно напомнить изве-стное высказывание К. Маркса о том, что «сама история является дейст-вительной частью истории природы, становления природы человеком.


Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой жемере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будетодна наука»22.

Таким образом, в конце XX столетия возникли принципиально но-вые тенденции развития научного знания, которые привели к воссоз-данию общенаучной картины мира как целостной системы научныхпредставлений о природе, человеке и обществе. Эта система представ-лений, формирующаяся на базе принципов глобального эволюцио-низма, становится фундаментальной исследовательской программойнауки на этапе интенсивного междисциплинарного синтеза знаний.

Вбирая в себя совокупность фундаментальных научных результа-тов и синтезируя их в рамках целостного образа развития Вселенной,живой природы, человека и общества, современная научная картинамира активно взаимодействует с мировоззренческими универсалиямикультуры, в контексте которых происходит ее развитие. С одной сто-роны, она адаптируется к ним, но с другой — она вносит кардиналь-ные мутации в сложившиеся культурные менталитеты.

Развитие современной научной картины мира выступает одним изаспектов поиска новых мировоззренческих смыслов и ответов на ис-торический вызов, стоящий перед современной цивилизацией.

Научная картина мира и новые мировоззренческие ориентирыцивилизационного развития

Современная наука развивается и функционирует в особую историче-скую эпоху. Ее общекультурный смысл определяется включенностьюв решение проблемы выбора жизненных стратегий человечества, по-иска им новых путей цивилизационного развития.

Потребности этого поиска связаны с кризисными явлениями, скоторыми столкнулась цивилизация в конце XX в. и которые привелик возникновению современных глобальных проблем. Их осмыслениетребует по-новому оценить развитие техногенной цивилизации, кото-рая существует уже на протяжении четырех веков и многие ценностикоторой, связанные с отношением к природе, человеку, пониманиемдеятельности и т.д., ранее казавшиеся незыблемым условием прогрес-са и улучшения качества жизни, сегодня ставятся под сомнение.

В настоящее время техногенная цивилизация, развивающаяся каксвоеобразный антипод традиционных обществ, приблизилась к той«точке бифуркации», за которой может последовать ее переход в но-вое качественное состояние. Какое направление эта система выберет,

Научная картина мира и новые мировоззренческие ориентиры.. 355

какой характер будет иметь ее развитие — от этого зависит не толькостатус науки в обществе, но и само существование человечества.

Культура техногенной цивилизации в качестве своего важнейшегокомпонента всегда включала научную рациональность. Именно в еерамках осуществлялось становление, функционирование и развитиенаучной картины мира как такой формы теоретического представлениязнания, которая олицетворяла собой мировоззренческий статус науки.

В техногенной цивилизации использование науки прежде всего свя-зывалось с технологиями по преобразованию предметного мира. Науч-ная картина мира ориентировала человека не только в понимании мира,но и в преобразующей деятельности, направленной на его изменение.

Фактически начиная с XVII столетия вплоть до настоящего време-ни в новоевропейской культуре утвердилась и господствовала парадиг-ма, согласно которой человек призван реализовать свои творческиевозможности, направляя свою активность вовне, на преобразованиемира и прежде всего природы.

Отношение к природе как противостоящей человеку было миро-воззренческой предпосылкой науки Нового времени. Как писалВ.И. Вернадский, «Коперник, Кеплер, Галилей, Ньютон в течение не-многих десятков лет разорвали веками установившуюся связь междучеловеком и Вселенной... Научная картина Вселенной, охваченнаязаконами Ньютона, не оставила в ней места ни одному из проявленийжизни. Не только человек, не только все живое, но и вся наша плане-та потерялась в бесконечности Космоса»23.

Идея демаркации между миром человека и миром природы, кото-рый представал чуждым человеку, имманентно включалась в научнуюкартину мира и долгое время служила мировоззренческим основани-ем ее исторического развития.

Эта идея находила опору во многих ценностях техногенной циви-лизации, в частности она коррелировала с теми интерпретациямихристианства, которые постепенно стали доминировать в культуреначиная с эпохи Реформации. Этот вариант христианства не толькофиксировал дуализм человека и природы, но и настаивал на том, чтоволя Божья такова, чтобы человек эксплуатировал природу ради сво-их целей. Он придавал психологическую уверенность в стремлениичеловека преобразовать природу в духе безразличного отношения к«самочувствию» естественных объектов. Тем самым разрушались за-преты на эксплуатацию природы.

Установка на преобразование, переделывание природы, а затем иобщества постепенно превратилась в доминирующую ценность техно-генной культуры. Исследователь, действующий в рамках данной куль-


турнои традиции и ориентирующийся на ту или иную научную карти-ну мира, осознавал себя в качестве активного творца нового, «выпыты-вающего» у природы ее тайны с тем, чтобы на этой основе расширитьвозможности подчинения природы потребностям человека.

Цивилизация, ориентированная на подобный тип научной рацио-нальности, имела свои несомненные достижения: в ней утвердиласьидея прогресса, демократии, свободы и личной инициативы. Онаобеспечивала постоянный рост производства и улучшение качестважизни людей. Вместе с тем в конце XX столетия, когда человечествостолкнулось с глобальными проблемами, с новой силой зазвучали во-просы о правильности выбора путей развития, принятых в западной(техногенной) цивилизации, и как следствие — об адекватности еемировоззренческих ориентации и идеалов.

Поиск путей развития цивилизации оказывается сопряженным спроблемой синтеза культур и формирования нового типа рациональ-ности. В этой связи возникают вопросы о месте и роли научной кар-тины мира в поисках новых мировоззренческих ориентации, обеспе-чивающих возможность выживания человечества.

Эти вопросы могут быть сформулированы в следующем виде: тре-бует ли современная научная картина мира для своего обоснованиякакой-то принципиально иной системы ценностей и мировоззренче-ских структур по сравнению с предшествующими этапами развитиянауки? Приводила ли эта картина к радикальным трансформацияммировоззренческих оснований научного познания? Каков ее кон-кретный вклад в становление мировоззренческих ориентиров, соот-ветствующих запросам нового этапа цивилизационного развития,призванного преодолеть глобальные кризисы и обеспечить выжива-ние и дальнейшее развитие человечества?

Прежде всего следует выделить те принципиально новые идеи со-временной научной картины мира, которые касаются представленийо природе и взаимодействии с ней человека. Эти идеи уже не вписы-ваются в традиционное для техногенного подхода понимание приро-ды как неорганического мира, безразличного к человеку, и пониманиеотношения к природе как к «мертвому механизму», с которым можноэкспериментировать до бесконечности и который можно осваиватьпо частям, преобразовывая его и подчиняя человеку.

В современной ситуации формируется новое видение природнойсреды, с которой человек взаимодействует в своей деятельности. Онаначинает рассматриваться не как конгломерат изолированных объек-тов и даже не как механическая система, но как целостный живой ор-ганизм, изменение которого может проходить лишь в определенных

Научная картина мира и новые мировоззренческие ориентиры... 357

границах. Нарушение этих границ приводит к изменению системы, еепереходу в качественно иное состояние, могущее вызвать необрати-мое разрушение целостности системы.

На предшествующих этапах развития науки, начиная от становле-ния естествознания вплоть до середины XX столетия, такое «организ-мическое» понимание окружающей человека природы воспринима-лось бы как своеобразный атавизм, возврат к полумифологическомусознанию, не согласующемуся с идеями и принципами научной кар-тины мира. Но после того как сформировались и вошли в научнуюкартину мира представления о живой природе как сложном взаимо-действии экосистем, после становления и развития идей Вернадскогоо биосфере как целостной системе жизни, взаимодействующей с не-органической оболочкой Земли, после развития современной эколо-гии это новое понимание непосредственной сферы человеческойжизнедеятельности как организма, а не как механической системыстало научным принципом, обоснованным многочисленными теори-ями и фактами. Экологическое знание играет особую роль в форми-ровании научной системы представлений о той сфере природныхпроцессов, с которой человек взаимодействует в своей деятельности икоторая выступает непосредственной средой его обитания как биоло-гического вида. Эта система представлений образует важнейший ком-понент современной научной картины мира, который соединяетзнания о биосфере, с одной стороны, и знания о социальных процес-сах — с другой. Она выступает своеобразным мостом между представ-лениями о развитии живой природы и о развитии человеческого об-щества. Неудивительно, что экологическое знание приобретаетособую значимость в решении проблем взаимоотношения человека иприроды, преодоления экологического кризиса и поэтому становитсяважным фактором формирования новых мировоззренческих основа-ний науки.

Вместе с тем принципы, развитые в экологии и включенные в обще-научную картину мира, обретают и более широкое мировоззренческоезвучание. Они оказывают влияние на мировоззренческие основаниявсей культуры, существенно воздействуют на духовно-интеллектуаль-ный климат современной эпохи в целом, детерминируют изменениеценностных структур мышления.

В современной культуре все более отчетливо формируются конту-ры нового взгляда на мир, в становление которого вносит существен-ный вклад научная картина мира. Этот взгляд предполагает идею вза-имосвязи и гармонического отношения между людьми, человеком иприродой, составляющими единое целостное образование.


В рамках такого подхода складывается новое видение человека —как органичной части природы, а не как ее властителя, развиваютсяидеи приоритетности сотрудничества перед конкуренцией (Э. Ласло).Становление «нового взгляда» на мир, о котором говорит Э. Ласло —это, по существу, формирование новой системы мировоззрения, вбира-ющей в себя достижения современной науки. Этому подходу созвучныидеи Ф. Капра о «едином экологическом взгляде на мир». Капра упо-требляет это понятие в смысле «углубленной экологии» в противовес«поверхностной экологии», которая антропоцентрична по своей при-роде и рассматривает человека как возвышающегося над природой, ви-дя в нем источник ценностей, отводя природе функцию вспомогатель-ного средства. В противоположность «поверхностной экологии»«углубленная экология», по мнению Капра, не выделяет человека из ес-тественной среды, но трактует мир как целостную совокупность явле-ний, связанных между собой и взаимозависимых. Она ориентированана признание ценности всех живых существ, а человека рассматриваеткак закономерную и неотъемлемую часть во всем многообразии жизни.Экология, в частности «единая экология» (А. Несс), с достаточной оче-видностью показывает ограниченность антропоцентризма, демонстри-руя, что «человек не является ни властелином, ни центром мироздания,он лишь существо, которое подчиняется законам взаимности»24.

Изменения, происходящие в современной науке и фиксируемые внаучной картине мира, коррелируют с напряженными поисками но-вых мировоззренческих идей, которые вырабатываются и шлифуютсяв самых различных сферах культуры. Это и поиски новой религии, ипереосмысление старой, как это делают Р. Атфилд и Л. Уайт, и созда-ние «новой этики», как предлагает Э. Ласло и О. Леопольд. Как отме-чал Ласло, «мы нуждаемся в новой морали, в новой этике, которая ос-новывалась бы не столько на индивидуальных ценностях, сколько нанеобходимых требованиях адаптации человечества как глобальнойсистемы к окружающей природной среде. Такая этика может быть со-здана на основе идеала почтения к естественным системам»25.

Подобные идеи развивает и О. Леопольд, предлагая различать эти-ку в философском смысле — как различие общественного и антиоб-щественного поведения, и этику в экологическом смысле — как огра-ничение свободы действий в борьбе за существование.

Новая этика Леопольда — это этика, определяющая взаимоотно-шение человека с Землей, животными и растениями. По его мнению,этика Земли должна изменить роль человека, превращая его из завое-вателя сообщества, составляющего Землю, в рядового и равноправно-го его члена.


Этика Земли, с его точки зрения, отражает существование экологиче-ской совести и тем самым убеждение в индивидуальной ответственностиза здоровье Земли. Перед человечеством стоит задача сформировать эти-ческое отношение к Земле, которое не может существовать без благого-вения перед ее ценностью. Эти идеи созвучны мыслям А. Швейцера вразвиваемой им концепции благоговения перед жизнью как основы эти-ческого миро- и жизнеутверждения. Для него идея благоговения переджизнью возникает как ответ на вопрос о том, как человек и мир соотно-сятся друг с другом. Он отмечает двоякий характер отношений человекаи мира, учитывая, что человек имеет к миру и пассивное, и активное от-ношение: с одной стороны, человек вынужден подчиняться естественно-му ходу событий, в соответствии с которыми он строит свою жизнь, а сдругой — он имеет все возможности для влияния на жизнь и ее измене-ние в определенных пределах. При этом единственным способом при-дать смысл человеческому существованию является стремление возвы-сить естественную связь с миром и сделать ее духовной.

Все эти размышления известного философа и ученого находят раз-витие в принципах так называемой биосферной этики, которая включа-ет не только взаимоотношения между людьми, но и взаимоотношениямежду человеком и природой. Эта этика включает «благоговение передвысшим (небесным миром), сострадание к равному (человеческому ми-ру), вспомоществление к низшему (растительному и животному миру)».

Новые мировоззренческие идеи возникают в качестве своеобразногорезонанса современной науки и создаваемых в ней картин мира с други-ми областями культурного творчества. Взаимное влияние этих областейускоряет процесс формирования новых смыслов универсалий культурыи, соответственно, новой системы ценностных приоритетов, предпола-гающих путь к иным, нетрадиционным стратегиям человеческой жизне-деятельности. В свою очередь новые смыслы и ценностные ориентациивсе в большей мере включаются в систему философско-мировоззренче-ских оснований науки. Ключевым моментом в их развитии являютсяпредставления научной картины мира об органичной включенности че-ловека в целостный космос и о соразмерности человека как результатакосмической эволюции породившему его миру. Возникающие на этойоснове этические идеи ответственности человека перед природой делаюткартину мира аксиологически нагруженной.

Стремление рассмотреть человека в его связи с остальным миром,полагая мир как органическую целостность, выступает важным миро-воззренческим ориентиром, способным привести к изменению тра-диционных для техногенной цивилизации представлений о пред-назначении человека и его деятельности. Новые мировоззренческие


идеалы отношения к природе, основанные на новой этике, отвергаю-щей принцип господства над природой и включающей идею ответст-венности человека, в свою очередь прокладывают путь к новому по-ниманию рациональности как диалога человека с миром.

К этим же философско-мировоззренческим идеям приводят прин-ципы открытости и саморегуляции сложных систем, развитые в синер-гетике и включенные в качестве важнейшего принципа в современнуюнаучную картину мира. Как отмечают И. Пригожий и И. Стенгерс,«науки о природе в настоящее время обнаруживают необходимость ди-алога с открытым миром. Пришло время нового содружества, завязан-ного издавна, но долгое время непризнанного, между историей чело-века, человеческими обществами, истинным знанием природы иумением его использовать»26.

Человек должен, познавая мир, не навязывать природе свой собст-венный язык, а вступать с ней в диалог. По мнению Пригожина, со-временная наука научилась с уважением относиться к изучаемой еюприроде, которую невозможно описать «извне», с позиций зрителя.Описание природы — живой диалог, коммуникация, и она подчиненаограничениям.

Диалог с природой в новом типе рациональности сопрягается сидеалом открытости сознания к разнообразию подходов, к тесномувзаимодействию (коммуникации) индивидуальных сознаний и мен-талитетов разных культур. На этот аспект открытости и коммуника-тивности как характеристику нового типа рациональности и соответ-ствующих ему стратегий деятельности обращает особое вниманиеЮ. Хабермас. Он отмечает, что «вместо того, чтобы полагаться на ра-зум производительных сил, т.е. в конечном счете на разум естество-знания и техники, я доверяю производительной силе коммуникации».Причем рамки и структуры коммуникативности, совместности, от-крытости непрерывно меняются — как «в себе, так и в отношении кдругим сферам общества как такового»27.

Онтологией этого нового типа рациональности выступают пред-ставления о целостном космосе, органично включающем человека,представление об объектах действительности как исторически разви-вающихся человекоразмерных системах, обладающих «синергетичес-кими» свойствами.

Эти идеи, конкретизированные в современной научной картинемира, приводят к новому рассмотрению субъекта и объекта познания,которые уже не выступают внеположенными друг другу, а предстаютлишь относительно автономными компонентами особой целостной,исторически развивающейся системы, встроенной в мир. В этом под-


ходе рациональность уже оказывается наделенной новыми отличи-тельными чертами. Она характеризуется открытостью, рефлексивнойэкспликацией ценностно-смысловых структур, включаемых в меха-низмы и результаты объективно-истинного постижения мира.

«Открытая рациональность» (B.C. Швырев) начинает противопо-ставляться закрытой рациональности, внутрипарадигмальной рацио-нальности, когда исследователь движется в рамках принятого им жест-кого концептуального каркаса. Открытая рациональность предполагает«внимательное и уважительное отношение к альтернативным картинаммира, возникающим в иных культурных и мировоззренческих традици-ях, нежели современная наука, она предполагает диалог и взаимообога-щение различных, но равноправных познавательных позиций»28.

С этой точки зрения следует обратить особое внимание на новые инеобычные свойства современной научной картины мира. Она вомногом воплощает в себе идеалы открытой рациональности, и ее ми-ровоззренческие следствия коррелируют с философско-мировоззрен-ческими идеями и ценностями, возникающими на почве различных идаже во многом противоположных культурных традиций.

Речь идет об удивительном соответствии современной научнойкартины мира не только тем новым менталитетам, которые посте-пенно формируются в недрах западной (техногенной) культуры кон-ца XX столетия в связи с осмыслением современных глобальныхпроблем, но и философским идеям, выросшим на почве самобытнойкультуры России и ее Серебряного века, а также философским и ми-ровоззренческим представлениям традиционных культур Востока.До настоящего времени научная картина мира развивалась на почвементалитетов техногенной культуры, воплощала свойственныйтолько этой культуре тип научной рациональности, который зани-мал одно из ведущих мест в системе ее ценностных приоритетов.Принятие науки иными типами культур требовало одновременнойтрансплантации определенных фрагментов западного опыта наиную почву. Подобные трансплантации всегда трансформировалитрадиционную культуру и осуществлялись в русле догоняющих мо-дернизаций, которые ставили целью перевести традиционные обще-ства на путь техногенного развития (например, реформы Петра I вРоссии). Показателен в этом отношении пример трансплантациинауки на традиционную российскую почву, осуществленный в эпохупетровских реформ. Он стал возможен только вместе с заимствова-нием фрагментов городской культуры, европейского образования,нового быта, который часто силой насаждался Петром I в боярскойи дворянской среде.


Довольно жесткая связь новоевропейской науки с менталитетамитехногенной культуры приводила к принципиальным рассогласова-ниям научной картины мира, ее философско-мировоззренческих ос-нований, с одной стороны, с преднаучными космологиями традици-онных обществ — с другой.

Научные знания, возникающие в традиционных культурах, были под-чинены мифокосмическим и религиозно-этическим мировоззренческимструктурам, в формировании которых эти знания не принимали сущест-венного участия. Иначе обстояло дело в культуре техногенной цивилиза-ции. Здесь научная рациональность претендовала на роль обосновываю-щего начала мировоззренческих идей — социальных, этических,религиозных (примером чему может служить философия неотомизма).

Неудивительно, что своеобразная оппозиция западной техноген-ной культуры культуре традиционных обществ проявлялась преждевсего в противопоставлении научной картины мира и ее философскихследствий «организмическим» представлениям о мире традиционныхвосточных культур.

Однако такое противопоставление вряд ли уместно по отношениюк сегодняшней науке. Произошедшие в ней перемены в конце XX в.сформировали новую картину мира, которая порождает особые фило-софско-мировоззренческие следствия. Эти следствия резонируют сфундаментальными смысложизненными ориентирами культур Вос-тока и перекликаются с оригинальными философскими идеями, воз-никшими на почве русской культурной традиции.

Данную ситуацию следует обсудить особо, поскольку здесь мысталкиваемся с принципиально важной для современного цивилиза-ционного развития проблемой диалога культур, переклички идей, по-рожденных разными культурными традициями.

Прежде всего обратим внимание на совпадение многих представ-лений современной научной картины мира с идеями философии рус-ского космизма. Эти идеи долгое время воспринимались как своеоб-разная периферия мирового потока философской мысли, хотя они,бесспорно, оказали влияние на творчество таких выдающихся естест-воиспытателей, как В.И. Вернадский.

В русском космизме выделяют по крайней мере три течения: естест-веннонаучное (Н.А. Умов, Н.Г. Холодный, В.И. Вернадский, К.Э. Циол-ковский, А.Л. Чижевский), религиозно-философское (Н.Ф. Федоров),поэтически-художественное (СП. Дьячков, В.Ф. Одоевский, А.В. Сухо-во-Кобылин).

Русский космизм возникал как своеобразная антитеза классичес-кой физикалистской парадигме мышления, основанной на жестком


разграничении человека и природы. В нем была предпринята попыткавозродить онтологию целостного видения, органично соединяющегочеловека и космос. Эта проблематика обсуждалась как в сциентист-ском, так и в религиозном направлении космизма. В религиозном на-правлении наиболее значительной была концепция Н.Ф. Федорова.Как и другие космисты, он не был удовлетворен расколом мирозданияна человека и природу как противостоящих друг другу. Такое противо-поставление, по его мнению, обрекало природу на бездумность и раз-рушительность, а людей — на подчинение существующему злу. Федо-ров отстаивал идею единства человека и природы, связи «души» икосмоса в терминах регуляции и воскрешения.

Предложенный им проект воскрешения не сводился только к ожив-лению предков, но предполагал по меньшей мере два аспекта: оживле-ние — в узком, прямом смысле и более широком — метафорическомсмысле, включающем способность природы к самовосстановлению.

Федоровский проект воскрешения связан с идеей выхода в космосчеловеческого разума. Для него «земля не граница», а «человеческаядеятельность не должна ограничиваться пределами земной планеты»,которая является лишь исходным пунктом этой деятельности.

Критически относясь к утопически-фантастическим элементамвоззрений Н.Ф. Федорова, которые содержат в себе немалую долюмистицизма, тем не менее важно выделить рациональные моментыего концепции — достаточно отчетливо прописанную идею взаимо-связи, единения человека и космоса, идею взаимного полагания ра-ционального и нравственного начал человека, идеал единства челове-чества как планетарной общности людей.

Но если религиозный космизм отличался скорее фантастически-умозрительным характером своих рассуждений, то в естественнонауч-ном направлении при решении проблемы взаимосвязи человека и ко-смоса особое внимание уделялось осмыслению научных достижений,подтверждающих эту взаимосвязь.

Н.Г. Холодный развивал эти идеи в терминах антропокосмизма,противопоставляя его антропоцентризму. «Поставив себя на место Бо-га, — отмечал он, — человек разрушил естественные связи с природойи заключил себя на продолжительное одиночное существование»29.

По мнению Холодного, антропоцентризм прошел несколько эта-пов в своем развитии: на первой стадии человек не выделял себя изприроды и не противопоставлял себя ей, скорее он «очеловечивал»природные силы — это было отношение слабого к сильному; на вто-ром этапе человек, выделяя себя из природы, начинает смотреть нанее как на объект исследования, основу своего благосостояния; на


следующей стадии человек возносит себя над природой, опираясь насилу духа, он познает Вселенную, и, наконец, на следующем этапе на-ступает кризис антропоцентрического мировоззрения, которое начи-нает разрушаться под влиянием успехов науки и философии.

Н.Г. Холодный справедливо отмечал, что антропоцентризм в своевремя сыграл позитивную роль в качестве мировоззрения, освободив-шего человека от страха перед силами природы ценой своего возвели-чивания над ней. Однако постепенно наряду с антропоцентризмомстали возникать зачатки нового взгляда — антропокосмического. Ан-тропокосмизм рассматривался Холодным как определенная линияразвития человеческого интеллекта, его воли и чувств, которые величеловека к достижению его целей. Существенным элементом в антро-покосмизме была попытка пересмотреть вопрос о месте человека вприроде и о взаимоотношении его с космосом на основе естественно-научных знаний. Человек начинал рассматриваться как одна из орга-нических частей мира, и утверждалось убеждение, что только на этомпути можно найти ключ к пониманию природы самого человека. Че-ловек должен стремиться к единству с природой, которое обогащает ирасширяет его внутреннюю жизнь.

Подобные идеи развивал и Н.А. Умов, подчеркивая, что «человекможет мыслить себя как часть, как одно из преходящих звеньев Все-ленной». Он также полагал, что антропоцентрическое миросозерца-ние разрушается, освобождая место антропокосмизму.

Идея взаимосвязи человека и космоса с особой силой звучала в ра-ботах К.Э. Циолковского, который даже называет одну из них «Кос-мическая философия». «Весь космос обусловливает нашу жизнь», —писал он, — все непрерывно и все едино». «Вселенная не имела бысмысла, если бы не была заполнена органическим, разумным, чувст-вующим миром». Циолковский не просто указывает на взаимосвязьчеловека и космоса, но подчеркивает зависимость человека от него.«...Трудно предположить, чтобы какая-нибудь его (космоса) часть неимела рано или поздно на нас влияние»30.

Эта идея — влияния как ближнего, так и дальнего космоса на жизньчеловека — достаточно подробно анализировалась А.Л. Чижевским, ко-торый полагал, что наше научное мировоззрение еще далеко от истори-ческого представления о значении для органического царства космичес-ких излучений. Однако ряд достижений науки XX в., по мнениюЧижевского, позволяет сделать вывод, что «в науках о природе идея оединстве и связанности всех явлений в мире и чувство мира как недели-мого целого достигли в наши дни особой ясности и глубины». Чижев-ский противопоставляет свою точку зрения существующему мнению,


что «жизнь есть результат случайной игры только земных сил»31. Для не-го жизнь в значительно большей степени есть явление космическое, чемземное. Она создана воздействием творческой динамики космоса наинертный материал Земли. Человек не только земное существо, отмечалон, но и космическое, связанное всей своей биологией, всеми молекула-ми, частицами своих тел с космосом, с его лучами, потоками и полями.

В этом смысле вовсе не случайным выглядит влияние солнечнойэнергии на протекание жизненных процессов. Чижевский одним изпервых исследователей обосновал эту идею конкретными научнымифактами. В частности, он проанализировал корреляции между солнеч-ной активностью и пиками эпидемических заболеваний и показал, чтосолнечная активность выступает своеобразным регулятором теченияэпидемических процессов. Это, конечно, не означает, что «состояниесолнцедеятельности является непосредственной причиной эпидемиче-ского распространения тех или иных болезней», но активность Солнца«способствует их быстрому назреванию и интенсивному течению»31а.

В сциентистской традиции русского космизма проблема единого ми-ра и единого знания о мире нашла свою наиболее значительную разра-ботку в концепции В.И. Вернадского. Как и другие космисты, Вернад-ский отмечал, что антропоцентрическое представление не совпадает стем реальным выявлением космоса, который охватывается научной ра-ботой и научной мыслью исследователя природы, что в науке нет до сихпор ясного сознания, что явления жизни и явления мертвой природы,взятые с геологической, т.е. планетарной, точки зрения, являются прояв-лением единого процесса. Вместе с тем, по его мнению, биологи недолжны забывать, что изучаемый ими мир жизни является неразрывнойчастью земной коры и оказывает на нее активное обратное влияние, из-меняя ее. Они не должны рассматривать жизнь в отрыве от эволюции це-лостного космоса. По его утверждению, такая установка явилась следст-вием того, что длительное время Вселенная казалась безжизненной.Основанием для таких настроений явилось утверждение в науке принци-па Коперника, а когда в первой половине XIX в. были получены число-вые данные о размерах Вселенной, казалось, что жизнь вообще раство-рилась в космическом пространстве, и постепенно стало утверждатьсямнение, что малое значение жизни в мироздании является выводом изнаучных исследований. Однако по мере развития науки появляются ос-нования усомниться в бесспорности такого рода заключений32.

Вернадский, как и другие космисты, противопоставляет традици-онной позиции иную точку зрения. Он показывает, что в мировойэволюции жизнь выступает не случайным, а закономерным следстви-ем, что характер космического развития жизненных процессов обус-


ловлен всем космическим целым. При таком рассмотрении жизнь вы-ступает уже как космическое явление.

В.И. Вернадский рассматривает человечество как часть биосферы,которое оказывает на эту систему активное воздействие. Возникающее впроцессе биоэволюции человеческое сознание становится особым фак-тором эволюции, значение которого возрастает с течением времени. Пе-рерастание биосферы в ноосферу является как бы логическим заверше-нием эволюции материи: все части развивающегося мира оказываютсявзаимосвязанными, и человек закономерно вписывается в этот мир.

В русском космизме достаточно отчетливо осознавалась не толькозависимость человека от космоса, но (что особенно важно) обратноевлияние человека на окружающий мир. Соразмерность человека и ос-тального мира послужила основой для развитой русскими космиста-ми идеи о необходимости соизмерять человеческую деятельность спринципами целостности этого мира.

В русском космизме обосновывались принципы нового отношениячеловека к природе. Фактически он достаточно близко подошел к осо-знанию тех проблем, которые впоследствии получили название гло-бальных. По крайней мере идея возможного экологического кризисахотя и неявно, но довольно отчетливо звучала в работах представителейэтого направления. Вовсе не случайно Н.Г. Холодный подчеркивал, чтоизменения, навязываемые человеком природе, имеют свои границы.Как существо разумное, человек должен предвидеть результаты своейдеятельности, за которую несет ответственность. Интуитивное осозна-ние русским космизмом возможных глобальных противоречий междутехнократической деятельностью человека и гармонией космоса при-водило его к поискам выхода из возможного будущего неблагоприятно-го состояния, в которое может быть ввергнуто человечество.

Практически каждый из космистов предлагал свой вариант буду-щего развития человечества. К.Э. Циолковский рисовал вполне идил-лическую картину: «...климат будет изменяться по желанию надобно-сти. Вся земля сделается обитаемой и приносящей великие плоды.Будет полный простор для развития как общественных, так и индиви-дуальных свойств человека. Техника будущего даст возможность изу-чить все планеты... несовершенные миры будут ликвидированы и за-менены собственным населением. Земля будет отдавать небеснымколониям свой избыток людей... В конечном счете мы увидим беско-нечную Вселенную с бесконечным числом совершенных существ»33.

Более реалистические сценарии рассматривались в концепцииВ.И. Вернадского. Рассмотрение человека как особой геологическойсилы, способной радикально изменить мир, в котором он живет, при-


водили к выводу о возможных негативных последствиях деятельностичеловека, что может оцениваться как предвидение возможных гло-бальных экологических кризисов. Вместе с тем Вернадский оптимис-тично рассматривал перспективы человечества, связывая его будущеес процессами перехода биосферы в ноосферу и возрастанием регули-рующей роли человеческого Разума.

Оригинальные размышления, предвосхищающие современную си-туацию глобальных кризисов, были предложены в «философии общегодела» Н.Ф. Федорова. Он гениально предостерегал от возможных по-следствий неразумного обращения с природой. «Человек сделал, по-ви-димому, все зло, какое только мог относительно и природы (истощения,опустошения, хищничество), относительно и друг друга (изобретениегубительных орудий и вообще средств для взаимного уничтожения)».Все беды нашей жизни, по мнению Федорова, происходят из-за дисгар-монии человека и природы. Довольно ярко нарисовав картину «всезем-ного кризиса», он предложил свой проект решения проблемы «общегодела». Это «общее дело» выступает как управление стихийными силамиприроды. «В регуляции, в управлении силами слепой природы и заклю-чается то великое дело, которое может и должно стать общим». В реали-зации этого проекта Федоров в большей степени полагался на нравст-венную силу человека и силу его разума. «Космос нуждается в разумедля того, чтобы быть космосом, а не хаосом, — писал он. — Космос (ка-ков он есть, но не каковым он должен быть) есть сила без разума, а че-ловек есть (пока) разум без силы. Но как же разум может стать силой, асила — разумом? Сила станет разумной тогда, когда разум станет управ-лять ею. Стало быть, все зависит от человека»34. В концепции Н.Ф. Фе-дорова «общее дело» представало как путь, ведущий человечество к еди-нению и обновлению на гуманистической, нравственной основе.

Таким образом, в философии космизма достаточно отчетливо обо-значились два аспекта взаимосвязи человека и космоса. С одной сто-роны, человек выступал как фрагмент эволюционирующего космоса,его неотъемлемая часть, зависящая во всех своих проявлениях от кос-мического целого. С другой стороны, сам человек рассматривался вкачестве фактора эволюции, развивая свои способности таким обра-зом, что, создавая новую технику и технологию, он начинал активновоздействовать на окружающий мир. И хотя на рубеже XIX—XX вв.вера в научно-технический прогресс была достаточно зримой и ещене проявлялись кризисные последствия технократического отноше-ния к миру, космисты предупреждали будущие поколения о возмож-ных негативных последствиях безудержной и ничем не ограниченнойтехнологической эксплуатации природы.


И все же космизм, несмотря на то что содержал оригинальные идеии обладал большой прогностической силой, не получил широкого рас-пространения. Фактически он повторил судьбу многих философскихконцепций, продуктивные идеи которых значительно опережали своюэпоху. Однако в современной ситуации, когда человечество в концеXX — начале XXI столетия оказалось перед лицом экологическогокризиса, поиск «общего дела» как регуляции отношений человека иостального мира приобретает уже приоритетное значение.

Можно утверждать, что космизм как особое течение философскоймысли оказывается созвучным современным исканиям новых жизнен-ных смыслов и идеалов, гармонизации человека и природы. Особо сле-дует подчеркнуть совпадение главных принципов философии космиз-ма и многих фундаментальных идей современной научной картинымира и ее мировоззренческих выводов. Космизм возвращает нас к це-лостному видению мира как единства человека и космоса. Он способенсыграть позитивную роль в синтезе идей, развиваемых в западноевро-пейской культурной традиции и в восточных философских системах,где человек изначально рассматривался как неотъемлемая часть Кос-моса. Соответственно, идеи космизма органично включаются в разра-ботку новой метафизики, которая могла бы стать философским осно-ванием постнеклассического этапа развития науки, обеспечиваядальнейшее развитие общенаучной картины мира в русле идеологииглобального эволюционизма, представлений о «человекоразмерных»,исторически развивающихся системах и идеалов антропокосмизма.

Открытый характер современной научной картины мира обнару-живает ее удивительную соразмерность не только принципам фило-софии русского космизма, но и многим мировоззренческим идеям,выработанным в традиционных восточных культурах. Наиболее от-четливо это проявляется при осмыслении в терминах синергетики иглобального эволюционизма ряда фундаментальных идей восточнойфилософии, которые долгое время не находили адекватного понима-ния в европейской культурной традиции.

Прежде всего это относится к представлениям о мире как о единоморганизме, различные части которого существуют в своеобразном ре-зонансном отношении друг к другу.

Эта онтология имманентно полагала идеал гармонии человека иприроды и их внутреннего единства. Стремление к единству нашлосвое выражение в положении «одно во всем, и все в одном», котороебыло доминирующим принципом даосизма и конфуцианства. В буд-дизме оно выражено в учении о дхарме. Все элементы дхармы являют-ся чем-то однородным и равносильным; все они между собой связаны.


Для восточных культур, в частности древнекитайских философ-ских учений, характерным является представление о мире как об ог-ромном живом организме. Он не представлялся дуально разделеннымна природный и человеческий мир, а воспринимался как органичес-кое целое, все части которого коррелятивно связаны и влияют друг надруга. Эта космология исключала противопоставление субъекта объ-екту и базировалась на признании двуединой природы вещей в соот-ветствии с моделью инь и ян. Последние представляли собой две пер-вичные силы, через которые выражалась двуполярность бытия: иньвыступало как отрицательный полюс, олицетворяющий пассивное(женское) начало, и ян — как положительное, активное, созидатель-ное — (мужское) начало. Находясь во взаимосвязи как свет и тьма, иньи ян постоянно чередуются и взаимодействуют друг с другом.

Концепция инь и ян лежала в основе понимания всеобщей взаимо-связанности явлений и их взаимного резонанса. «Все пронизываетединый путь — дао, все связано между собой. Жизнь едина, и стрем-ление каждой ее части должно совпадать со стремлением целого». Че-ловек, включенный в мир, должен ощутить мировой ритм, привестисвой разум в соответствие с «небесным ритмом», и тогда он сможетпостичь природу вещей и услышать «музыку человечества»35.

Сама идея ритмов мира, их воздействия друг на друга, включая рит-мы человеческой жизнедеятельности в процессе этого взаимодействия,для европейского ума долгое время представлялась не имеющей серьез-ной опоры в научных фактах, казалась чем-то мистическим и рацио-нально невыразимым. Однако в современной научной картине мира,ассимилирующей достижения синергетики, формируются новые пони-мания взаимодействия частей целого и согласованности их изменений.Выясняется, что в сложных системах особую роль начинают играть не-силовые взаимодействия, основанные на кооперативных эффектах.

Для открытых, самоорганизующихся систем такие взаимодействиявыступают конституирующим фактором. Именно благодаря им системаспособна переходить от одного состояния самоорганизации к другому,порождая новые структуры в процессе своей эволюции. Кооперативныесвойства прослеживаются в самых различных саморегулирующихся си-стемах, состоящих из очень большого числа элементов и подсистем. Ихможно обнаружить, например, в поведении плазмы, в когерентных из-лучениях лазеров, в морфогенезе и динамике популяций, в экономиче-ских процессах рыночного саморегулирования. Например, при опреде-ленных критических порогах энергетической накачки лазера возникаетэффект испускания световой волны атомами: они действуют строгокоррелятивным образом, каждый атом испускает чисто синусоидаль-


ную волну, как бы согласуясь с поведением другого излучающего атома,т.е. возникает эффект самоорганизации.

Сходные эффекты можно наблюдать в явлениях эмбриональногоделения клеток, когда каждая клетка, находящаяся в ткани, получаетинформацию о своем положении от окружающих клеток, и таким об-разом происходит их взаимосогласованная дифференциация. «В экс-периментах, проведенных на эмбрионах, клетка центральной частитела после пересадки в головной отдел развивалась в глаз. Эти экспе-рименты показали, что клетки не располагают информацией о своемпоследующем развитии с самого начала (например, через ДНК), а из-влекают ее из своего положения в клеточной ткани»36.

Синергетика обобщает подобные ситуации кооперативных эф-фектов взаимодействия элементов и подсистем в сложных самоорга-низующихся системах. «Резонанс» функционирования частей в такихсистемах и наличие кооперативных эффектов рассматриваются ею вкачестве одного из важных проявлений самоорганизации.

Если с этих позиций вновь обратиться к идеям восточных филосо-фий о «резонансе» различных частей единого космического целого, тоони обретают уже новое звучание, во всяком случае могут быть вос-приняты как мировоззренческая догадка, которая находит отклик всовременных представлениях научной картины мира, реализующей«синергетический» подход к описанию различных процессов приро-ды, социальной жизни и человеческого духа.

Можно привести и другие параллели между космологическимипредставлениями традиционных восточных культур и идеями синер-гетики, включенными в современную научную картину мира. В тра-диционных мировоззренческих системах Востока особую роль игралопонятие небытия, которое воспринималось как вся полнота мира. Не-бытие трактовалось как реальность, из которой бытийственные ситу-ации (предметы, процессы, явления) как бы выплывают, повинуясьстрогому ритму мирового развития, и затем, исчерпав себя, вновь воз-вращаются в небытие.

Крайне интересно сопоставить эти идеи с фундаментальнымипредставлениями синергетики о возникновении структур в нелиней-ной среде. Нелинейная среда как потенциально возможное полеструктур, в которой они возникают и пропадают, является особой ре-альностью, порождающей данные структуры. Если мысленно пред-ставить бесконечное количество потенциально возможных структур вбесконечно сложной нелинейной среде, то по отношению к уже став-шим и исчезнувшим структурам она предстает в качестве аналога не-бытия, в котором заложена вся будущая полнота бытия.


Древневосточные представления о мире как целостном организме,в который включен человек, о резонансе между различными частямиэтого организма, формировали иной, чем в западной техногеннойкультуре, идеал человеческой деятельности.

Понимание человека как демиурга, осуществляющего силовоепреобразование объектов с целью подчинения их своей власти, былочуждо восточным культурам. Как подчеркивал Г. Гессе, люди, сфор-мированные в традициях этих культур, ставили перед собой ту жецель — умение управлять законами природы, но шли они к этому со-вершенно иными путями. «Они не отделяли себя от природы и не пы-тались насильственно вторгаться в ее тайны, они никогда не противо-поставляли себя природе и не были враждебны ей, а всегда оставалисьчастью ее, всегда любили ее благоговейной любовью»37.

В китайской культурной традиции полагалось, что деятельность че-ловека по отношению к природе не должна носить характер насилия.Как отмечал Дж. Ниддам, сила в рамках данной традиции всегда при-знавалась малоперспективным образом действий. В китайской культу-ре человек ассоциировался с образом крестьянина, а не мореплавателяили скотовода (для которых характерна склонность к командованию иподчинению). «Но крестьянин, если он сделал все, что положено, вы-нужден ждать урожая. Одна из притч китайской философской литера-туры высмеивает человека из царства Сун, который проявлял нетерпе-ние и недовольство, глядя, как медленно растут злаки, и принялсятянуть растения, чтобы заставить их вырасти скорее»38.

В китайских учениях противопоставление силы ненасильственно-му действию получило развитие в терминах «вэй» и «у-вэй» (приложе-ние силы и недеяние). Недеяние (у-вэй) означало не отсутствие како-го-либо действия, а такое действие, которое позволяет природеразвиваться собственным путем. «Совершенно мудрый, совершая де-ла, предпочитает недеяние. Осуществление недеяния всегда приноситспокойствие»39.

Показательно, что принцип «у-вэй», отвергающий способ дейст-вия, основанный на постоянном силовом вмешательстве в протека-ние природных процессов, в наше время довольно неожиданно начи-нает коррелировать с представлениями синергетики о возможныхстратегиях управления сложными самоорганизующимися системами.

Выясняется, например, что такого рода система, подвергаемая на-сильственному и активному силовому давлению извне, может не по-рождать новых состояний и новых структур, а будет «сбиваться» кпрежним структурам. Но если она проходит через точку бифуркации,то небольшое энергетическое «воздействие-укол» в нужном прост-

372 Глава 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической науки Научная картина мира и новые мировоззренческие ориентиры... 373

ранственно-временном локусе оказывается достаточным, чтобы сис-тема перестроилась и возник новый тип структур40.

Как уже отмечалось выше, взаимодействие человека со сложнымиоткрытыми системами протекает таким образом, что само человечес-кое действие не является чем-то внешним, а как бы включается в си-стему, видоизменяя каждый раз поле ее возможных состояний.

Отсюда в стратегии деятельности оказывается важным определитьпороги вмешательства в протекающие процессы и обеспечить за счетминимизированного воздействия именно такие направления разви-тия системы, которые позволяют избежать катастрофических послед-ствий и обеспечивают достижение человеческих целей.

Принцип «у-вэй» ориентировал на весьма сходные стратегии пове-дения и деятельности человека. Он требовал почувствовать естествен-ные ритмы природного мира и действовать в соответствии с ними,позволяя самой природе развертывать свои внутренние потенции ивыбирать такие пути развития процессов, которые согласуются с че-ловеческими потребностями.

В древнекитайской философии подчеркивалось, что только у людей,«не осведомленных в истинных законах бытия», принцип «у-вэй» пони-мается как отсутствие действия, покорность и безропотность. Но у муд-рецов, развивших в себе понимание дао, «недеяние» означало не отсутст-вие действия, а естественное действие, соответствующее природе вещей.

В связи с обсуждением идеалов человеческой деятельности важновыделить еще один чрезвычайно важный аспект в восточных учениях,который перекликается с современными поисками новых ценностейи стратегий человеческой жизнедеятельности.

Речь идет о взаимосвязи нравственности и истины, достижениекоторой всегда провозглашалось целью научного знания.

Вопрос об их соотношении постоянно обсуждался в западной фи-лософии, но ее решение было таковым, что процесс постижения ис-тины уже сам по себе полагался нравственным деянием.

Научная революция в Европе, как подчеркивал Дж. Ниддам, обосо-била научную истину от этики, отчего мир стал более опасным, тогда какв восточных учениях такого обособления никогда не было. В них разви-валась более тонкая трактовка отношения истины и нравственности. Ис-тинное знание, с точки зрения восточных мудрецов, заключается не в ис-следовании объектов с целью овладения ими, а в достижении однобытияс миром. Познать вещь можно, только следуя дао, рассматриваемого какестественный путь вещей и одновременно как нравственный путь, кото-рый должен пройти человек. Дао открывается только нравственным лю-дям, и только оно способно привести людей к совершенству41.

Для того чтобы истина открылась человеку, ему необходимо нрав-ственное самовоспитание. Активность человека, направленная на по-стижение внешнего мира, и его активность, направленная на совер-шенствование своего внутреннего мира, должны быть согласованы ипредполагают друг друга.

Одной из древнейших и фундаментальных в китайской философиибыла идея космического значения моральных качеств человека. Размы-шляя о резонансе всех частей космоса, китайские мудрецы считали, что«от поведения человека, от его нравственности зависит порядок в космо-се, правильная смена времен года, жары и холода». Путь в образе дао, илинеба, регулирует поступки людей. Но небо «может и повернуться лицом кчеловеку, и отвернуться от него». Не случайно китайцы говорят, что «не-бо действует в зависимости от поступков людей»42. Стихийные бедствияв Древнем Китае воспринимались как свидетельства неправильногоправления, как показатель безнравственного поведения властителей.

Конечно, если эти идеи понимать буквально, то они выглядят мисти-чески. Но в них скрыт и более глубокий смысл, связанный с требовани-ем этического регулирования познавательной и технологической дея-тельности людей (включая технологии социального управления). И вэтом, более глубоком смысле они вполне созвучны современным поис-кам новых мировоззренческих ориентиров цивилизационного развития.

Таким образом, в конце XX столетия, когда человечество оказалосьперед проблемой выбора новых стратегий выживания, многие идеи,разработанные в традиционных восточных учениях, согласуются с воз-никающими в недрах современной техногенной культуры новыми цен-ностями и мировоззренческими смыслами, которые формируются вразных сферах этой культуры, включая научное познание. Развитие со-временной научной картины мира обосновывает в качестве своих ми-ровоззренческих следствий новые способы понимания мира, которыеперекликаются с забытыми достижениями традиционных культур.

Можно констатировать, что развитие современной научной картинымира органично включено в процессы формирования нового типа пла-нетарного мышления, основанного на толерантности и диалоге культури связанного с поиском выхода из современных глобальных кризисов.Приобретая открытый характер, научная картина мира вносит свойвклад в процессы синтеза различных культур. Она соединяет новые под-ходы, возникшие на почве развивающейся научной рациональности,всегда выступавшей ценностью техногенной (западной) цивилизации, сидеями, разработанными в совсем иной культурной традиции и возник-шими в восточных учениях и в «космической философии». Современ-ная научная картина мира включена в диалог культур, развитие которых


до сих пор шло как бы параллельно друг другу. Она становится важней-шим фактором кросскультурного взаимодействия Запада и Востока.

Рациональность в современной культуре. Наука и псевдонаука

Современное развитие науки все более отчетливо демонстрирует еесоциокультурную размерность. Наука взаимодействует с различнымиформами знания, получаемыми в других областях познавательной де-ятельности — в искусстве, философии, морали, правовом и полити-ческом дискурсе, в сфере обыденного познания и т.д. Такого рода зна-ния можно обозначить как вненаучные, поскольку они не являютсярезультатами собственно научного исследования, генерируются вдругих областях культуры.

В проблеме соотношения науки и вненаучных знаний имеется осо-бый аспект, который сегодня становится чрезвычайно актуальным прианализе взаимодействия науки и современного обыденного сознания,формируемого массовой культурой. Речь идет о возрождении под видомновых научных направлений различного рода псевдонаучных, эзотери-ческих знаний, а зачастую просто шарлатанства. Пропагандируемыесредствами массовой информации, они создают особые состояния мас-сового сознания, разрушая его рациональную составляющую, порождаяразличного типа нереализуемые ожидания, направления и конфликты.

Философский анализ современных отношений науки и псевдонаукитребует выяснения особенностей научного знания, критериев его отличияот вненаучных знаний, различения вненаучных знаний и псевдонауки.

У человека, занимающегося научной деятельностью, всегда есть ин-туитивные представления о том, что является научным, а что — внена-учным. Эти представления во многом определяются принятой им сис-темой идеалов и норм научности: идеалов и норм объяснения иописания, доказательности и обоснования знаний, их построения и ор-ганизации. Частично они фиксируются посредством методологическихпринципов науки, но в большей части демонстрируются на образцахзнаний. Ученый, усваивая необходимые знания и методы в процессесвоей профессиональной подготовки, одновременно усваивает образцыдоказательств, обоснований, проверок, способов получения теории ифактов. В результате у него складывается интуиция, определяющая егопонимание научности. В этом интуитивном понимании оказываютсясплавленными несколько уровней смыслов. Здесь уместно напомнить овнутренней смысловой структуре идеалов и норм науки. Во-первых, этоуровень, учитывающий специфику предмета той или иной дисципли-

Рациональность в современной культуре. Наука и псевдонаука 375

ны, особенности изучаемых ею объектов. На этом уровне возникает раз-личие в понимании идеалов научности, например, естествоиспытателейи гуманитариев. Во-вторых, уровень смыслов, выражающих общие чер-ты науки соответствующей исторической эпохи. На этом уровне можноустановить различие в понимании идеалов и норм разных историческихэтапов развития науки (например, различие норм объяснения и описа-ния в классическом и неклассическом естествознании). Наконец, в-тре-тьих, это глубинный уровень смыслов, определяющий общее, что есть внауке разных дисциплин и разных эпох. Именно на этом уровне фикси-руются характеристики, отличающие науку от других форм знания.

Но чтобы выявить их, простой интуиции ученого недостаточно.В интуиции склеены все смысловые уровни идеалов и норм научности.А их следует различать, нужен особый методологический анализ, сопо-ставляющий разные этапы исторического развития науки в различныхдисциплинах. Общие, инвариантные принципы, выражающие идеалынаучности, существуют, и их разделяют представители различных наук.Все мы отличаем знания от мнений. Все считаем, что знание должнобыть обосновано и доказано. Имея дело с процедурой доказательства,мы соглашаемся, что знание должно быть непротиворечиво. Мы допус-каем, что научные представления могут быть уточнены и пересмотрены,но при этом понимаем, что имеется преемственность в развитии знания.

Пересматривая свои представления о мире, наука не отбрасываетпрежних фундаментальных теорий, а лишь определяет границы ихприменимости. Даже обнаружив, казалось бы, целиком неверныепредставления в прежней картине мира, она выявляет в ней рацио-нальные элементы, обеспечивающие рост эмпирического и теорети-ческого знания. Все эти принципы научного исследования выступаютсвоеобразной конкретизацией двух фундаментальных характеристикнауки — установки на получение предметного и объективного знанияи установки на непрерывное приращение этого знания.

Есть такие аспекты человеческого опыта, которые необходимы длявоспроизводства и развития социальной жизни, но которые не можетвыразить наука. Их выражают вненаучные знания, и они имеют со-циокультурную ценность. В свое время Р. Фейнман — известный фи-зик, лауреат Нобелевской премии — сказал в шутку (в которой боль-шая доля правды), что не все ненаучное плохо, например любовь.Само по себе вненаучное знание, выражающее различные формы че-ловеческого опыта, не является опасностью для науки. Наука можетвзаимодействовать с этими знаниями, может анализировать их свои-ми средствами. Что же касается псевдонауки, то она мешает научномуисследованию, она вроде вируса, который чужд науке, но маскирует-


ся под нее и, внедряясь в науку, может привести к опасным деформа-циям ее исследовательской деятельности. Поэтому следует различатьвненаучное знание и псевдонауку. Понятие псевдонауки фиксируетсяпосредством множества терминов: девиантная наука, паранаука, ан-тинаука, лженаука. Что же обозначают этими терминами? Здесь уме-стно выделить два блока концепций и верований, которые не простососуществуют рядом с наукой, а претендуют на научный статус. Пер-вый из этих блоков составляют различные эзотерические и мистичес-кие учения и практики — их сегодня пытаются истолковать в качест-ве своего рода научных знаний и описать в наукоподобных терминах.Такие знания и практики всегда были в культуре, их можно и нужноизучать научными методами, но сами они не являются наукой. Одна-ко сегодня есть тенденция придать практикам магов, колдунов, экс-трасенсов статус науки (например, парапсихология, альтернативнаямедицина). Эти практики описываются в терминах биополя, воздей-ствия биополей на организм и т.п. Предлагается особая картина мира,альтернативная современной научной. При этом постоянно смешива-ются два разных подхода и класса понятий: с одной стороны, понятияэлектромагнитного воздействия на живое (клетки, организмы), с дру-гой — понятия биополя как особого поля, несводимого к известнымнауке полям. Изучение электромагнитных полей, генерируемых клет-ками и многоклеточными организмами, — это, бесспорно, областьнаучной проблематики, где сделан ряд открытий, в том числе и наши-ми учеными (исследования академика К.В. Гуляева). Но предлагае-мые концепции биополя и стремление ввести в состав науки практи-ку экстрасенсов и магов выходят за рамки науки.

Этот блок антинаучных концепций рождается как результат перено-са представлений из соседствующего с наукой обыденного знания, ма-гии и религиозного опыта в сферу науки и маскируется под науку. С чемсвязана эта маскировка? Почему религиозно-мифологический опыт на-чинает сейчас выступать в обличий научной терминологии и подаетсякак форма научного знания? Это связано с особым статусом науки вкультуре техногенной цивилизации, которая пришла на смену традици-оналистским обществам. Наука активно участвует в формировании ми-ровоззрения людей современного общества, а ее нормативные структу-ры, способы доказательства и ее знания выступают как основа принятиярешений в самых различных областях деятельности. Доминирующаяценность научной рациональности начинает оказывать влияние на дру-гие сферы культуры. Религия и миф часто модернизируются под ее вли-янием. И тогда на границе между ними и наукой возникают паранауч-ные концепции, которые пытаются найти себе место в науке.


Теперь о втором блоке антинаучных концепций. Истоки его —внутри самой науки. Часто многие ученые, увлеченные той или инойидеей, претендуют на радикальное изменение научной картины мира,не имея на то достаточных оснований. Тогда используют апелляцию квласти, обращение через СМИ к общественному мнению, которыеначинают поддерживать это «открытие». Идет борьба за престиж и пе-рераспределение денег. Но такие люди не обязательно прагматич-ны — они могут быть убеждены, что сделали переворот в науке, хотяэтого никто и не признает. В истории науки можно обнаружить нема-ло примеров такого рода неадекватных убеждений.

Так, еще в XIX — начале XX в., когда было открыто рентгеновскоеизлучение, в науке возникло целое направление поиска новых типовизлучений. Французский ученый Блондло объявил об открытии импринципиально нового типа излучения — так называемых N-лучей.По его мнению, некоторые металлы, например алюминий, излучаютN-лучи самопроизвольно, эти лучи усиливают при определенных ус-ловиях освещенность окрашенных поверхностей. Все газеты Парижаписали «о выдающемся открытии Блондло». Ему даже дали золотуюмедаль Парижской академии. А разоблачил его известный экспери-ментатор Р. Вуд, который попросил Блондло продемонстрировать егоопыты. В процессе демонстрации Вуд незаметно взял алюминиевуюпризму, которая якобы была источником N-излучений, и положил еесебе в карман — а Блондло между тем все повторял, что по-прежнемурегистрирует излучение. После разоблачения ему пришлось вернутьзолотую медаль, и от пережитого стресса он сошел с ума, окончивжизнь в психиатрической клинике. Этот пример свидетельствует, чтомногие авторы лженаучных представлений могут искренне заблуж-даться, маниакально настаивая на своих псевдооткрытиях.

К псевдонауке можно отнести не только случаи, когда непроверен-ные, экспериментально недоказанные факты начинают внедряться всознание людей и претендуют на изменение научной картины мира. Ис-тория науки знает также и примеры псевдотеоретических концепций,которые претендовали на роль фундаментальных теорий и даже пыта-лись с помощью власти монопольно доминировать в науке. Известнаяистория с «лысенковщиной», ее борьба с генетикой, запрет на примене-ние в биологии физико-химических методов исследования наследст-венности — все это достаточно яркий пример антинаучных концепций.Конечно, отсюда не следует, что все факты, которые Лысенко и его сто-ронники пытались использовать в своих построениях, также нужно от-бросить: если это были реальные факты, то они должны получать интер-претацию в рамках научных теорий. Наука не гарантирована от ошибок


и заблуждений. Поэтому критическое отношение к полученным резуль-татам, их обоснование, проверка и перепроверка обязательны для науч-ного творчества.

Антинаучные концепции, возникающие внутри самой науки, могутподпитываться некритической позицией исследователя по отношениюк собственным идеям и его недостаточной философско-методологичес-кой эрудицией. Бывает, что специалисты в узкой области пытаются вы-дать свои результаты, принесшие успех при решении частных задач, зафундаментальное знание и даже предлагают изменить сложившуюсянаучную картину мира. При этом они широко используют различныеспекуляции натурфилософского характера. Вот один из примеров.В конце 70-х — начале 80-х гг. XX в. член-корреспондент Белорусскойакадемии наук А. Вейник напечатал ряд одиозных книг, в которых изла-гал некую «общую теорию движения». Истоком его притязаний былоприменение им формул теории электрического потенциала при реше-нии ряда задач термодинамики литья. Он посчитал, что открыл универ-сальные формулы, описывающие любой вид движения. И с этих пози-ций объявил о революционных изменениях в науке. В написанном имучебном пособии по физике все прежние знания предлагалось по-ново-му сформулировать, а поскольку в эти формулировки не укладываласьпочти вся современная физика, то теория относительности, квантоваямеханика были отброшены как не соответствующие новому подходу.Характерно, что для обоснования этого подхода Вейник использовалидею Энгельса о формах движения материи. Но предложил ее обоб-щить. Кроме механической, физической, биологической и социальнойформ движения он ввел осязательную, зрительную, обонятельную, зву-ковую и предложил их описывать своей формулой. Показательно, чтона критику он отвечал примерно так: «В науке революционные идеипризнаются не сразу, но пройдет время и выяснится, что за моими иде-ями будущее».

Такого рода «аргументация» часто используется адептами различныхпсевдонаучных концепций и современными изобретателями вечногодвигателя. Совершенно очевидно, что подобные «революционеры» со-здают неадекватные образы самой науки. Все великие перевороты в на-уке начинались не с того, что кто-то заявлял, будто создал новую науку,которая все переворачивает сверху донизу и отбрасывает старое. КогдаЭйнштейн создавал свою теорию, то начал с решения реальной пробле-мы и очень скромно озаглавил статью «К электродинамике движущих-ся тел», в которой излагались основы теории относительности. Эйн-штейн вошел в науку с новыми результатами, которые вписывались внаучную традицию, хотя многое ломали в прежней картине мира. Это


очень важный критерий: если некто претендует на новое видение, от-брасывая теории, апробированные в науке, полагая, что они недействи-тельны, то это сигнал, что скорее всего мы имеем дело с антинаучнойконцепцией. Потому что можно переписать в новом языке старые тео-рии, и это так всегда делается, но при этом обязательно сохраняется ихсодержание, связанное с законами, которые объясняли и предсказыва-ли опытные факты. И конечно же предлагаемые новые теории и кон-цепции должны быть внутренне непротиворечивы.

Можно выделить две группы причин, которые в настоящее времяобостряют проблему соотношения науки и псевдонауки. Первая —это причины социального характера, связанные с поиском новыхценностей в процессе диалога культур и с определенными изменени-ями статуса науки в условиях современного постиндустриального раз-вития; вторая группа — это причины внутреннего характера самой на-уки, связанные с запаздыванием процессов интеграции все болеедифференцирующегося научного знания.

Процесс расширения поля мировоззренческих аппликаций совре-менной науки, который превращает ее в один из важных факторов ди-алога культур, вместе с тем создает опасности появления различныхмаргинальных антинаучных концепций под видом нового развития на-уки. К ним можно отнести попытки прямолинейного переноса различ-ных мистических идей древневосточных культур в современную науку.Например, древневосточные практики изменения состояния сознаниятрактуются как свидетельства существования параллельных миров,возможности прямого общения с внеземными цивилизациями и т.п.

Особое место в комплексе причин, порождающих антинаучные ипсевдонаучные знания, занимает специфика менталитета современно-го постиндустриального мира. Он все более разительно отличается отмира индустриальной эпохи. Как отмечал Дж. Холтон, в эпоху «класси-ческого модерна», т.е. в XIX — первой половине XX в., сформировалсяособый идеал деятельности, который требовал особых людей, способ-ных следовать твердому распорядку, соблюдать сложившиеся правила инормы, принимать решения на базе объективных данных и рациональ-ного анализа, подчиняться авторитету, который узаконен не сакрально,а только за счет профессиональных достижений. Таким был тип пове-дения. Его описывал еще М. Вебер. Он характеризовал его как образ«железной клетки», которая ограничивает своеволие человека. Нынеэтот «образ клетки» во многом изменен и размыт.

Э. Гелнер, известный немецкий исследователь, применил другойобраз. Сейчас на место «железной клетки» приходит «резиновая клет-ка», т.е. мягкие формы регуляции. Гелнер писал, что образ «резиновой


клетки» подходит больше к современному обществу, в котором рацио-нальная мысль и воплощающие ее виды деятельности все более сжи-маются, так как доля населения, которая занимается этими видами,постоянно уменьшается. Все большей оказывается доля населения,которая предпочитает легкие занятия. Это те, которых на Западе на-зывают «людьми потребительского общества». Они ориентированыне столько на профессиональную деятельность и достижение успеха,сколько на развлечения, личные формы досуга и не хотят подчинять-ся жестким правилам. И когда эти люди вынуждены следовать такимправилам, то жизнь для них уже далека от идеала.

Философия постмодернизма пытается представить этот образ жизнинормативом будущего. В потребительском обществе можно заработатьбольшие деньги, не занимаясь наукой, которая требует колоссальногосамоограничения. В свое время известный педагог К.Д. Ушинский пи-сал, что мыслить тяжело, а фантазировать легко. Люди, занимающиесянаукой, выпадают из сферы развлечений, поэтому наука не считаетсяныне привлекательной. Западные социологи констатируют, что людисейчас не стремятся в науку, что статус ее значительно упал по сравне-нию с тем, каким он был даже в начале XX в. Хотя в науку еще верят. Нобольше верят в технологии. К ним относятся с благоговением.

У массы людей формируется особый тип мышления, который под-держивается СМИ, обслуживающими потребительское общество.Это так называемое «клиповое сознание», когда мелькает калейдо-скоп восприятий, впечатлений, где нет четкой логики, отсутствуютрациональные основания. «Клиповое мышление» делает людей оченьвосприимчивым ко всяким чудесам, тайнам и т.д. Люди верят во чтоугодно. Дж. Холтон приводит такой пример: было опубликовано фо-то президента Буша с «пришельцем из Космоса». Это был фотомон-таж, но, когда проводился опрос, оказалось, что большинство людейверили, что Дж. Буш общается с «пришельцами». В Америке вера вНЛО стала разновидностью религии.

Существуют и внутринаучные факторы, которые ослабляют реакцииотторжения псевдонаучных концепций. Наука сейчас такова, что про-цессы дифференциации явно опережают процессы интеграции. Онаразделена на области, которые плохо стыкуются между собой. Частоученый-специалист говорит на таком языке, который не понятен егоколлеге-ученому из соседней области науки. И поэтому рецидивы деви-антной науки, типа эффекта Блондло, возникая в одной области, уче-ным из других областей знания могут приниматься на веру: Блондло жебыл специалист, он был физиком-экспериментатором, и ему вполне могповерить исследователь из совсем другой области научного знания.

Рационапьность в современной культуре. Наука и псевдонаука 381

Как же бороться с лженаукой? Можно солидаризироватьсяс Дж. Холтоном, который писал, что открытое разоблачение лженау-ки в СМ И — это важно, но не решает проблемы. А решает ее отлажен-ная система образования, основанная на преподавании фундамен-тальных наук43.

Рост паранаучного знания, как и откровенный антисциентизм,выступает одним из проявлений кризиса современной цивилизации.Без науки человечеству не справиться с нарастающими глобальнымипроблемами. Возможное изменение типа цивилизационного разви-тия предполагает не просто отбрасывание всех ценностей техноген-ной культуры, а их модернизацию и преемственность. Это в первуюочередь относится к научной рациональности как фундаментальнойценности современной культуры.

Источники и примечания1 См.: Моисеев Н.Н. Логика универсального эволюционизма и коопера-

тивность//Вопросы философии. 1989. № 3. С. 53; его же. Стратегия разума//Знание — сила. 1986. № 10.

2 Силк Дж. Большой взрыв: рождение и эволюция Вселенной. М., 1982.

С. 16-17.3 Фридман А.А. Мир как пространство и время. М.. 1965.4 Гут А. Г. Стейнхардт П.Дж. Раздувающаяся Вселенная //В мире науки.

1984. № 7 . С. 59.5 Там же. С 59.6 Линде АД. Раздувающаяся Вселенная // Успехи физ. наук. 1984. Т. 144.

Вып. 2. С. 177-214.7 Картер Б. Совпадение больших чисел и антропологический принцип в

космологии //Космология: теория и наблюдения. М., 1978. С. 370.8 Хакен Г. Синергетика. Иерархия неустойчивостей в самоорганизующих-

ся системах и устройствах. М., 1985. С. 9.9 Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 47.10 Там же. С. 54-55.11 Там же. С. 17-18,28-29,386.12 Jantsch E. The Self-organizing universe: science a human implications of the

emerging paradigm of evolution. Oxford. 1980. P. 19.13 См.: Добронравова И.С. Синергетика: становление нелинейного мышле-

ния. Киев, 1991. С. 7.14 Казютинский В.В. Концепция глобального эволюционизма в научной

картине мира // О современном статусе идеи глобального эволюционизма.М., 1986. С. 70.


15 Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Научная мысль как планет-

ное явление. М, 1977. С. 14—15.16 Там же. С. 13, 18-19.17 Вернадский В.И. Несколько слов о ноосфере // Успехи современной

биологии. 1944. Т. XVIII. Вып. 2. С. 117, 144-115; его же. Проблемы биогео-

химии. М., 1934. С. 82.18 Моисеев Н.Н. Человек во Вселенной и на Земле // Вопросы философии.

1990. № 6 . С. 4 0 - 4 1 .19 Сноу Ч. Две культуры. М., 1973. С. 21—43.

20 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1980. С. 383.21 Prigogine /., Stengers 1. La nouvelle alliance: Metamorphose de la science. P.,

1981. P. 296.22 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 124.23 Вернадский В.И. Биогеохимические очерки. М.; Л., 1940. С. 176.24 Один мир для всех. М., 1990. С. 23—33, 82.25 Laslo E. Introduction to System Philosophy. N.Y., 1972. P. 281.26 Prigogihe /., Stengers I. Op. cit. P. 173, 296.27 Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1992. С. 85, 131.28 Швырев В. С. Рациональность как ценность культуры // Вопросы фило-

софии. 1992. № 6 . С. 98.29 Холодный Н.Г. Избр. труды. Киев, 1982. С. 187.30 Циолковский К.Э. Грезы о земле и небе. Тула, 1986. С. 78, 302, 378.31 Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. М, 1976. С. 24—27.3 1 а Т а м ж е . С. 246.32 Вернадский В.И. Живое вещество. М., 1978. С. 12, 31—33, 40—43.33 Циолковский К.Э. Грезы о земле и небе. С. 287—290.3 4 Федоров Н.Ф. Соч. М., 1982. С. 55, 58—59, 535.3 5 Древнекитайская ф и л о с о ф и я . М., 1972. Т. 1. С.26.3 6 Хакен Г. Синергетика. М., 1985. С. 1 9 - 3 8 .37 Гессе Г. Игра в бисер. М., 1969. С. 445.3 8 Ниддам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке.

М., 1966. С. 159-160.3 9 Древнекитайская ф и л о с о ф и я . М., 1972. Т. 1. С. 115—116.4 0 Курдюмов СП. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем.

М , 1990.4 1 Древнекитайская ф и л о с о ф и я . Т. 1.С. 114, 119—121, 128.4 2 Го Юй. Речи царств. М., 1987. С. 298.4 3 Холтон Дж. Что такое антинаука?// Вопросы ф и л о с о ф и и . 1992. № 2.

СОДЕРЖАНИЕ

\

i

Введение. Предмет философии науки 5

Глава 1. Основные этапы развития философии науки 13




Развитие философии науки во второй половине XX в 56

Глава 2. Научное познание в социокультурном измерении 91




Глава 3. Структура научного познания 156





Глава 4. Философия и наука 209



Глава 5. Динамика научного исследования 229




Особенности построения развитых, математизированных теорий

в современной науке 257

Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности 267


Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 285

Глоб&чьные научные революции как изменение типа рациональности 308

Глава 7. Стратегии научного исследования в эпоху постнеклассической

науки 331

Универсальный эволюционизм — основа современной научной картины

мира 331

Научная картина мира и новые мировоззренческие ориентиры

цивилизационного развития 354


Учебное издание

Степин Вячеслав Семенович

Философия наукиОбщие проблемы

Учебник

Редактор В. И. ЕвсевичевКорректор В. С. Антонова

Внешнее оформление Н. Д. ГорбуновойКомпьютерная верстка С. С. Вогтриковой

Изд. лиц. № 066160 от 02.11.98.Подписано в печать 24.10.2005. Формат 60x90/16.

Печать офсетная. Гарнитура NewtonC. Усл.-печ. л. 24.Тираж 5000 экз. Заказ № 959

УИЦ «Гардарикп»101000, Москва, Лубянский пр., д. 7, стр. 1.Тел.: (095) 921-0289; факс: (095) 921-1169

E-mail: [email protected]: [email protected]

Отпечатано с готовых диапозитивовв ОАО «Можайский полиграфкомбинат»

143200, г. Можайск, ул. Мира, д. 93

Методология научного познания

Documents