2

СБОРНИКИ МАСТЕРСКОЙ

ЗВЕЗДНЫЕ ГОРИЗОНТЫ

Над сборником работали

Гл. редактор:

Анакина Анна

Редакторы:

Тигра Тиа

Радуга

Берман Евгений

Корректоры:

leto

Анна Пан

Аривенн

Зауэр Ирина

Argentum Agata

Художники:

Лев Елена

Моргенштерн Мадам

Алекс Рэльдо

Nissa Taelya

Мария

Верстальщик:

ОВА Юля

Обложка:

Лев Елена

ФАНТАСТИКА

© 2016, Мастерская писателей

СОДЕРЖАНИЕ

Берман Евгений Хронотень............................................................................................ 5Мааэринн Божья воля на все.............................................................................. 17Мааэринн и Чудовище Джет Полет тунца над раскаленной палубой.......................................... 29Фомальгаут Мария Нервы Вселенной............................................................................... 37Ворон Ольга Путь в невесомости.......................................................................... 45Юррик Пёс...................................................................................................... 69Карнавал............................................................................................. 79Табакерка То тут, то там................................................................................. 87bbg Борис Богданов Первичные половые признаки............................................................ 97Вместо кожи — червивая шкура.................................................... 107Пьяные вишни Эльдорадо................................................................ 125suelinn Суэлинн Первые влюбленные на Луне........................................................... 137Book Harry Особенности жителей некоторых планет................................... 147На отдельно взятой планете......................................................... 158Джинн из кувшина Джонни, милый!............................................................................... 183Тафано Барт................................................................................................... 199Чужого не надо ................................................................................. 216Yarks Бизнес такой бизнес......................................................................... 235Стефан Джекобович Радзивон, более известный как табакера Посольство Зуламуры...................................................................... 245

3

БЕРМАН ЕВГЕНИЙ

Берман Евгений (настоящее имя: Евгений Борисович Окаев) родился в 1969 году в городе Львове. По образованию химик, кандидат наук, преподавал в различных белорусских вузах. Писать начал в зрелом возрасте, после сорока лет, и долгое время не относился к этому серьёзно — как, впрочем, не относится и сейчас. Впервые принял участие в литературном конкурсе в 2012 году: рассказ «Хронотень» вошёл в десятку лучших работ на конкурсе «Затерянные во времени» портала fantasts.ru. В основном пишет прозаические миниатюры и небольшие рассказы в различных жанрах, от реализма до сказок и детективов. И, конечно, научной фантастики, которая была и остаётся его любимым жанром.

4

Евгений Берман ХРОНОТЕНЬ

— Засланцев, где квартальный отчет по ООО «Лирудан»? Было же

русским языком сказано, что это задание поручается вам. Уже конец рабочего дня, а у вас конь не валялся, хотя крайний срок — сегодня!

— Подождите, как сегодня? Вы же говорили — в следующую среду, вот у меня и в ежедневнике запи…

— Мало ли что вы там в своей книжечке накарябали! Мне пять минут назад позвонил заказчик — нужно срочно представить отчет ему на подпись, потом он улетает по делам на Бали до конца месяца. Шевелитесь, у вас сорок три… нет, уже сорок две минуты!..

— Но это же нереально!— Чтоб я от вас не слышал этого слова! Не успеваете — значит,

будете доделывать столько, сколько нужно, а потом сами после работы повезёте ему документы на квартиру! Учитесь тайм-менеджменту, чёрт бы вас побрал.

…Нет, с этим нужно что-то делать! Иначе у него, единственного из всей фирмы, опять срежут премию. В самом деле, не Веронике же и не Анечке поручать заведомо невыполнимые задания. У них ножки, бюст и длинные ресницы со стразиками, а у него — только очки да сутулая фигура. Поэтому именно ему нужен этот… как его… тайм-менеджмент, а им и так неплохо.

С этой малоприятной мыслью Василий Засланцев, сотрудник бухгалтерской компании «Голопупенко и Ко», открыл дверь своей холостяцкой квартиры, доставшейся в наследство от покойной бабушки, и пристроил на вешалку мокрый, тяжелый от холодного октябрьского дождя плащ. Не переодеваясь, он плюхнулся на диван в гостиной и открыл найденную в почтовом ящике рекламную газетку. Первые её страницы занимали объявления о вакансиях. Требовались уборщики, мерчендайзеры, специалисты по продажам — все как один «с высшим образованим, без в/п, опыт работы в аналогичной должности не менее 5 лет», везде обещали «гарантированный минимум заработной платы и полный соцпакет». Иногда попадались, в п р оч е м , и б ол е е н е с т а н д а рт н ы е з ап р о с ы — н ап р и м е р , «газонокосильщик 6 разряда, работа в 3 смены».

5

6

При виде цифры, обозначающей будущую зарплату косильщика лужаек, у Василия сладко заныло под ложечкой. «А может, ну её, эту бухгалтерию?» — непроизвольно подумал он. Немного смущали, правда, «предусмотренные законом доплаты за вредность». Какая такая вредность может быть у газонокосильщика? Душевные травмы при виде закошенных насмерть ужат и ежат? Страдания, вызванные сенной лихорадкой? И потом, что за срочность такая — искать косильщика в октябре? Если только лужайки находятся где-нибудь в Новой Зеландии… Василий протер запотевшие в тепле квартиры очки, перечитал объявление еще раз и понял – не видать ему в ближайшее время ни сладко пахнущей свежескошенной травы, ни доплат за вредность — в газете шла речь о вакансии газоэлектро-сварщика. Вздохнув, он начал листать дальше.

Половину центрального разворота занимал огромный рекламный модуль фирмы «Окна в Европу», на котором была изображена вполоборота девица в раздельном купальном костюме. Нижне-задняя часть ее тела скрывалась за широким трёхстворчатым окном — как гласил текст рекламы, «тройные стеклопакеты, алюминиевый профиль, гарантия 3 года». Левой рукой девица, держась за ручку, приоткрывала означенное окно, как бы намекая читающему, куда именно пойдут его сбережения, стоит только ему поддаться незамысловатой магии «продающего текста» и позвонить по указанному телефону.

Засланцев еще раз перевернул страницу. Потом ещё и ещё раз. Добравшись наконец до раздела «Образование», подраздел «Курсы», он начал искать словосочетание «тайм-менеджмент». Да-да, тайм-менеджмент — это именно то, чего ему не хватает. Он станет самым добросовестным учеником, лучше всех овладеет этой новомодной фишкой и будет всё и всегда успевать вовремя. Но курсов по тайм-менеджменту никто не предлагал. Многочисленные конторы обучали кройке, шитью и валянию (не уточняя, правда, чего или кого), зазывали на тренинги по личностному росту и гармонизации интимных отношений (« Было бы что гармонизировать», — грустно подумал Засланцев), предлагали научить работе на компьютере «с нуля и для продвинутых пользователей», игре на гитаре и вязанию

крючком. Не хватало только того, что нужно.Василий снова вздохнул, отложил газету и пошел на кухню заварить

чай. Разогрев бутерброд с сыром в микроволновке, он в третий раз залил кипятком пакетик «Липтона» («Черт, опять забыл купить...») и понес чашку и блюдце в гостиную, к телевизору — через пять минут начинался его любимый фильм «Кин-дза-дза». При мысли об этом настроение Засланцева немедленно поднялось. Напевая: «Ма-ма, ма-ма, что я буду де-лать...» — изобразить положенное «ку» с чашкой в одной руке и блюдцем в другой он всё же не рискнул, — Василий опять присел на диван. Газета, открытая на том же месте, по-прежнему лежала на столике. Он лениво скользнул взглядом по странице, и тут его внимание привлек коротенький текст в рамке, почти ровно по центру. «Странно, и как это я его раньше не заметил», — удивлённо подумал Засланцев. Заглавными буквами, обычным жирным шрифтом без особых изысков были напечатаны всего две строчки.

ТАЙМ-МЕНЕДЖМЕНТ ПО-НОВОМУ!УПРАВЛЯЙТЕ ВРЕМЕНЕМ ВРУЧНУЮ!И ниже, как положено, адрес и городской номер телефона. По

телефону Василий звонить не стал — всё равно наверняка никто уже не снимет трубку, рабочий день давно кончился, — но адрес запомнил. Совсем рядом с его конторой, он даже знает это здание. В том доме, где обувной магазин «Золушка», с этой монструозной «хрустальной туфелькой» в витрине. Где они там располагаются, интересно? Сколько ходил мимо, а кроме обувного, ничего в том доме не видел.

На следующий день, воспользовавшись обеденным перерывом, он подошел ко входу в «Золушку». То же крыльцо со ступеньками, та же урна в форме пингвина… и тут слева от витрины он заметил то, чего раньше не видел. Новенькая стальная дверь в стене, окаймлённая пятнами свежего бетона, с изящной гравированной табличкой, на которой было написано «ХРОНОТЕНЬ». А ниже: «Общество с дополнительной ответственностью». И номер телефона, тот же, что в объявлении — что-что, а память на цифры Василия никогда не подводила. Немного помявшись, он нажал ручку двери.

Внутри оказалось сумрачно и гулко. За стеклами стендов, с левой и правой стороны от входа, красовались всевозможные часы: песочные, солнечные, архаичного вида клепсидры, обычные ходики с кукушкой.

7

Была даже парочка внушительных корабельных хронометров. А посреди всего этого, за невысокой стойкой, стоял пожилой невысокий мужчина с густой кучерявой седой шевелюрой, глубоко посаженными карими глазами и впечатляющих размеров носом.

— Здравствуйте. Чем могу служить? — Он протянул Василию визитную карточку (оформленную сдержанно, без вычурности, но очень стильно), на которой значилось: «Попандос Хронопуло. Старший продавец-консультант». И название организации, как положено.

— Вы обучаете тайм-менеджменту? — без предисловий спросил Василий.

— Обучаем? Зачем же? Разве я похож на шарлатана? Как можно научить кого-то управлять Временем? Это Время само управляет нами. Нашими поступками, нашими жизнями, нашим счастьем и несчастьем. Всё, что мы можем, — это облегчить страннику навигацию в бурных водах Времени.

— Да, но как же объявление? Вот тут сказано… — Василий достал газету, загодя открытую на нужной странице, и удивлённо замер. Текста в рамочке не было.

— И правильно сказано… было, — улыбнулся продавец, — но где вы там увидели, что мы чему-то обучаем? Мы, можно сказать, вручаем инструмент и благословляем в путь. А всё остальное — сами, сами…

Он достал из-под стойки маленькую гофрированную коробочку и откинул крышку. Больше всего предмет походил бы на компас, если бы не рычажки по бокам.

— Вот этим переключателем устанавливаете направление сдвига. Вперед — будущее, назад — прошлое. Но не будьте дураком, не крутите вперёд, если вы в своем времени, как сейчас — сработает блокировка. Настоящее отбрасывает на прошлое свою длинную хронотень, каковой принцип и используется в данном приборе. А у будущего никакой хронотени пока ещё нет. В будущее можно попасть только из прошлого. Ну в смысле, в то будущее, которое будущее для этого прошлого, а для настоящего оно такое же прошлое, как и то. Не делайте такой вид, как будто не поняли — вы же умный человек, я по очкам вижу, что вам не надо объяснять два раза. Теперь дальше слушайте сюда. Вот этими штуками выставляете дальность

8

перемещения. Минуты, часы, дни… больше не советую.— А это что такое? — Василий, осмелев, прикоснулся к зубчатому

колёсику.— О, это самое интересное. И небезопасное. Это боковой сдвиг.

Параллельные потоки времени, альтернативная реальность. Применять только в крайних случаях — я не шучу, молодой человек, нет-нет! Чем больше угол поворота, тем дальше уходим от основного потока бытия. И вполне может оказаться, что в новой реальности вы станете пуделем вашей любимой девушки, а вовсе не её молодым человеком. Шучу-шучу… я же вижу — никакой девушки у вас нет. Ну что? Берёте?

— А гарантии? Или на чудо гарантий не дают?.. — Василий уже понял, что дед его разыгрывает, а сам магазинчик — обычная антикварная часовая лавка, но валять дурака — так уж до конца.

— Обижаете, мой юный друг. Вот гарантийный талон, по всей форме. Возврат и деньги назад в течение 30 календарных дней, при условии технически исправного состояния. Впрочем, эта штука практически неубиваема.

От стоимости чудо-коробочки Василия чуть не хватил удар, но отступать было поздно. Он расплатился и вышел. И только придя к себе на работу, вспомнил, что ничего не спросил про возможность аварийного возвращения в своё время. Но обеденный перерыв уже кончился, а звонить из офиса не хотелось.

***В конторе всё было по-прежнему. Вероника с Анечкой пили чай с

пирожными, при этом Анечка жаловалась подруге, что совершенно не похудела, хотя уже месяц сидит на новой низкоуглеводной диете. Вероника сочувствовала и в ответ рассказывала, какой жлоб и козёл ее очередной приятель. Анечка поддакивала и вздыхала в нужных местах, отчего ее грудь томно вздымалась. Завидев вошедшего Засланцева, она поправила юбку, переведя её разрез в рабочее положение, и сделала вид, что совершенно его не замечает. Василий отвернулся к компьютеру и углубился в работу.

Босс, по своему обыкновению, стремительно вбежал в комнату, подняв вихрь бумаг. Пробежав мимо девушек, он направился сразу к Засланцеву.

9

— Срочно! Уточнённую декларацию по ЗАО «Ирыдол» к трем сдать мне. Вы обработали дополнительные документы, которые они вчера прислали?

— Какие документы? — Василий решительно ничего не понимал.— Те, что Аня еще вчера передала вам, конечно.— Аня мне ничего не… — начал было Засланцев, но натолкнулся на

умоляющий, полный невыплаканных девичьих слёз небесно-голубой взгляд под густой сенью переливающихся стразами ресниц. И тут же умолк, нащупав в кармане гофрированную коробочку.

— Будет сделано, не беспокойтесь! — И он повернул второй рычажок. Пяти часов должно было хватить.

***Комната осталась той же самой, но по лучам рассветного солнца,

окрашивающим полуоткрытые жалюзи в нежно-розовые тона, Василий сразу же понял: сработало! И точно: часы на стене показывали четверть десятого. В дверь вбежала запыхавшаяся и вечно опаздывающая Анечка, держа под мышкой какой-то конверт.— Засланцев, завидуй: мне Лёша на Стаса Михайлова билеты взял. В вип-ложу, между прочим, — выпалила она вместо приветствия, помахивая конвертиком.

По этому поводу хотело сь скорее по сочувствовать , чем позавидовать, но Василий сразу перешёл к делу.

— Аня, документы по «Ирыдолу» у тебя?— Какие ещё?— Те, что тебе вчера босс для меня передавал.— А, эти? Я их вон на тот стол сложила. Ой, здесь ничего уже нет…У Василия потемнело в глазах. Он-то прекрасно помнил, как

Вероника вчера отправила без разбора всё, что лежало на том столе, в уничтожитель бумаг. Опомнившись, он передвинул второй рычажок ещё на несколько делений назад. Вчера, минут за десять до полудня, когда в офис приносят почту…

***…Он буквально вырвал из рук у оторопевшей почтальонши

толстый конверт. Работа заняла часа два. Ещё раз всё перепроверить — и, как там это говорят? «Назад в будущее».

— И вот, представляешь, я его накрываю с этой стервой, а она мне и

10

Автор иллюстрации: Моргенштерн Мадам

говорит… — прочувствованно рассказывала подруге Вероника. Влетевший метеором босс пронёсся к столу Василия. Сейчас, сейчас он это скажет…

— Засланцев, вы уже выполнили моё срочное поручение?— По ЗАО «Ирыдол»? Да, конечно же, — хотелось добавить: «Ещё

вчера», но здоровый инстинкт самосохранения удержал от этого.— Какой к чертям собачьим «Ирыдол»? Мы их декларацию давно

уже отослали. Где документы по ОДО «Лефуф»?— Сейчас… погодите, с минуты на минуту закончу, — пришлось

отвернуться к компьютеру, чтобы шеф не увидел, как он покраснел. Конечно же! Эффект бабочки, так его растак! Перемена в прошлом вызывает перемены в будущем. Ну и вот что теперь делать? Решил проблему, называется.

Палец скользнул по боковой поверхности коробочки, нащупал

11

зубчатое колёсико. Всего одно деление. Влево или вправо? А, всё равно, главное — в параллельный поток. И будь что будет.

***Ничего. Та же обстановка, те же столы, та же Аннушка, красящая в

углу ногти, то же солнце… Стоп! Какое ещё солнце? Он же помнит, как днём натянуло тучи и пошёл мерзкий дробный дождик. Значит, приборчик снова не подвёл — это параллельное время. Об остальном Василий решил пока не думать. Разберёмся. Надеюсь, компьютер в этой реальности работает так же, как в нашей…

— Засланцев, вы сегодня опять опоздали! На целых семь минут! Пока обойдётесь без премии, но если повторится — уволю!

— Я еще никогда не опазды… — уверенным тоном начал было возражать Засланцев. И осёкся, осознав, что говорит Вероника. Вероника?!!! Это получается, ему теперь работать под началом этой стервозины? Час от часу не легче! А где босс?

— Где-где, я же ясно сказала — в Караганде! Перевели в другой филиал. Плановая ротация кадров, — сказала в этот момент кому-то по телефону Анечка. Вероника тем временем гордо прошествовала к столу начальства и уселась за монитор. По издаваемым динамиком характерным звукам Василий без труда узнал Angry Birds. Нет уж, ну ее в пень, такую параллельную реальность. Два деления, в противоположную сторону…

***— Вот, подпишите, шеф! — перед ним стояла Анечка, сияющая, как

будто у нее внутри включили лампочку. — Квартальный отчёт для учредителей.

Шеф? В этом потоке времени он над всеми начальник? Интересно-интересно… Напуская на себя безразлично-покровительственный вид, он подмахнул бумагу, добавив в конце своей обычной подписи роскошную, почти царственную завитушку — подпись начальника не должна быть похожа на закорючку рядового бухгалтера.

— Что-нибудь еще, Анна Анатольевна?Девушка покраснела.— Я вчера тест сделала. Две полоски…«И кто же будущий отец?» — Василий чуть было не задал этот

вопрос, но, подняв глаза на Аннушку, понял, что он неуместен.

12

— Вася, мы же его оставим, правда? Очень хочется ребёночка…И тут Василий всерьёз солгал впервые в жизни.— Конечно, оставим, милая. Пусть это будет девочка.Он обнял Анюту за талию, прижал к себе и поцеловал её в губы. И

нащупал в кармане колёсико. Ещё одно деление, в ту же сторону…***

— По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем!!! Офис был украшен цветами и воздушными шариками. Вероника,

шеф и еще несколько незнакомых молодых парней и девушек стояли перед его столом и держали торт с зажженными свечами, в одну из которых он от неожиданности чуть не ткнулся носом.

— Здоровья, семейного счастья и много-много денег! — подобострастно произнёс шеф… впрочем, какой шеф — в этой реальности они явно поменялись ролями. Василий снисходительно улыбнулся.

Дверь офиса распахнулась, и в комнату ввалилось пятеро спецназовцев в масках, с автоматами наперевес.

— Всем стоять, не двигаться, руки за голову! Кто здесь Засланцев?— Я Засланцев, — натянув на лицо обезоруживающе-искреннюю

улыбку (Господи, где он этому успел научиться? И когда?), самым дружелюбным тоном произнес Василий. Он встал из-за стола, заложил руки за голову и вдруг одним махом, не обращая внимания на оторопевших сослуживцев и группу захвата, вскочил на подоконник. Окно было открыто. Колёсико он повернул в тот момент, когда летел со второго этажа. На сколько делений и куда, было уже неважно…

***Он стоял на улице. У того самого дома, в который он входил каждое

утро, спеша на работу. Вот только на месте привычной красно-чёрной таблички его родной бухгалтерской конторы висела необъятных размеров вывеска, на небесно-голубом фоне которой золотыми кириллическими буквами, стилизованными под старославянскую вязь, было выведено: «КУРУЛГЭН ЕЛБАЛДЫ». И, чтобы сомнений уж вовсе не оставалось, надпись чуть пониже, сделанная более мелким «рубленым» шрифтом, гласила «Булдойкермен холдойсан кирдык».

— Сэлем, пахан-елды! — окликнул его идущий по улице человек

13

неопределённой расовой принадлежности, в шапке-малахае и изрядно поношенной дублёнке с короткими, по локоть, рукавами. — Дурдыбай тырмайсы? Надралгын, есалан ермандыр мурда!

Василий промямлил что-то неопределённое. С секунду незнакомец вглядывался в него, а потом кинулся бежать, крича на всю улицу: « Б а л ы к д ж а н ! Б а л ы к д ж а н ! » С п и н н ы м м о з гом З а с л а н ц е в почувствовал, что дело вновь пахнет керосином, и рука сама потянулась к заветной коробочке и колёсику. Но вместо привычного уже лёгкого щелчка при переключении на одно деление он не ощутил ничего. Колёсико вращалось совершенно свободно — наверное, в механизме что-то сломалось. Пейзаж вокруг начал меняться с калейдоскопической быстротой, а с организмом Василия стало происходить что-то странное. От ужаса он закрыл глаза…

***…Хвост был длинный, почти вдвое длиннее тела. Листья под

лапами хрустели от первого мороза. Одежда исчезла. Зато появилась шерсть, густая и лоснящаяся. Судя по всему, внешне он теперь выглядел как гигантская крыса, килограммов на пятьдесят. Василий огляделся. Коробочки нигде не было видно. И тут один из дальних утёсов зашевелился, вытянул хобот и пошел в его направлении, открыв широкую, полную зубов-кинжалов пасть, в которой болтался красный раздвоенный язык. Повинуясь внезапно возникшему инстинкту, Василий плюхнулся на землю, притворившись мёртвым. И скорее ощутил, чем услышал, как под ним хрустнуло что-то твёрдое.

***— Да я на вашу дрянную контору в суд подам! Гори он огнём, такой

тайм-менеджмент! Забирайте свою игрушку и развлекайтесь сами! Ей-Богу, проще работу найти нормальную! Где не будет придурочного начальства, нереальных сроков и безмозглых девок в качестве коллег!

— Ну вот, молодой человек, а говорите — обманули. Сколько бы вы ещё раздумывали над этим очевидным решением, если бы не наша небольшая помощь? А сейчас вы, наконец, перестанете считать себя виноватым в чужой дури, прекратите комплексовать, начнёте искать себе подходящую работу — и рано или поздно найдёте. Думаю, и с девушками у вас пойдёт теперь полегче, а? — он как-то слишком уж заговорщически подмигнул. — Так что никакого обмана. А теперь

14

извините, у меня сегодня короткий рабочий день — как-никак пятница, завтра Шаббат. Таки да, молодой человек, а что вы думали? Разве стали бы вы покупать этот приборчик у человека по имени Мордехай Цигельцайт? А вот Попандос Хронопуло — совсем же другое дело, верно? Так что будьте здоровы и всяческих вам успехов.

Перейдя на противоположную сторону улицы, Василий остановился и оглянулся. Всё выглядело как и прежде: оранжево-красный свет диковинного фонаря, стальная урна в форме голодного пингвина, крыльцо со ступеньками, витрина обувного магазина, в которой переливчато сияла громадная туфелька на шпильке. И ровная поверхность свежеоштукатуренной стены слева от нее.

15

МААЭРИНН

16

Мааэринн БОЖЬЯ ВОЛЯ НА ВСЕ

Перспектива вселенского фрактала замерла, натянулась, с

беззвучным звоном лопнула, разлетаясь острыми осколками радуги… а прямо напротив окон пляжного домика, где прошло мое детство, солнечный диск, красный, как перезрелый сицилийский апельсин, медленно погрузился в море.

***Сигнал вызова застал Дана с Максом в тренажерном зале. Умывание

и переодевание заняло несколько минут, поэтому, когда они вошли в рубку, вся команда была уже там: Аделаида в кресле пилота — как раз только заступила на вахту, Витюшка с Макаром за ее спиной и командир корабля Сергей Иванович, а попросту Дед, необычно насупленный и озадаченный. Все как один смотрели на панорамный экран, где прямо по центру висел объект, никак не поддающийся определению. Штука эта была продолговатой, веретенообразной, с шершавой на вид поверхностью, похожей на ореховую скорлупу. Она плавно вращалась вокруг своей оси, периодически открывая большую пробоину, через которую можно было заглянуть внутрь. Внутри что-то светилось и ярко переливалось, но что именно, разглядеть было сложно.

Аделаида откинулась на спинку и взволнованно забарабанила пальцами по подлокотнику.

— Ну и как, есть версии, что бы это могло быть? — спросила она.— Похоже на разбитый транспорт, — предположил Дан, а потом

усмехнулся, — или на останки куколки насекомого.— Чужие, похоже, — поддержал Макар.— Ага, останки куколки чужого, — театрально-таинственным

тоном прошептал Витюшка, — а сам чужой — гигантская моль, порхающая по космосу.

Обычно к Витькиной клоунаде относились благосклонно, но тут и Аделаида, и Макс недовольно скривились, и даже Дед оторвался от экрана:

— Виктор, давай-ка без шуток.— Да что такого-то? Подумаешь — шутки! Все равно узнать надо

17

наверняка, а не гадать на пальцах. Слетаем туда, зацепим, затащим в грузовой отсек, а там и посмотрим. Оно же небольшое, кажется?

— Небольшое… — Аделаида пробежалась пальцами по клавиатуре. — Почти три с половиной метра и массой около шести тонн. Радиации нет, магнитного и электрического поля нет. Может, и правда, затащим?

Тут все оживились:— Тяжеленькое…— Ага! Из чего, интересно?— Вот поднимем на борт — разберемся.— А кто пойдет? Дед, давай я сделаю, а?— Да ладно тебе, Макарка, у меня выходов больше, и вообще я в

открытом космосе как дома…Дан в открытом космосе, в отличие от Витьки, был чужаком,

поэтому стоял в сторонке и помалкивал, а ведь тоже ох как хотелось прикоснуться к тайне первым!

Полет к ближайшей звезде с планетарной системой хоть и назывался исследовательским, но по сути оказался для Дана довольно скучным: три газовых гиганта, два пояса астероидов и всего одна планетка земного класса, с кислородом, углекислым газом и водяным паром в атмосфере. Однако жизни они там не обнаружили, как ни искали… И если его товарищи, в основном инженеры и физики, находили для себя изрядно интересного, невзирая на этот, закономерный, в общем-то, факт, то ему, физиологу, вот уже третий год оставалось только наблюдать за самочувствием команды и в который раз убеждаться, насколько хорошо изучено поведение человеческого организма в космосе.

И вот наконец такая удача! Даже если это не машина и не органические останки, даже если находка никакого отношения ни к какой инопланетной жизни не имеет, все равно это что-то невиданное, что-то принципиально новое, непознанное! От азарта даже голова кружилась, а руки чесались так, что вот хоть сейчас бы сорвался и сам полез буксировать находку к шлюзу.

Дед еще раз глянул на экран, пробежался по отчету сенсоров и кивнул:

— Хорошо, так и сделаем: поднимем в грузовой отсек, возьмем

18

пробы, а там — посмотрим, что это за зверь такой. Даниил и Максим, готовьте лабораторию. Макар, Виктор, надевайте скафандры, Аделаида будет вас направлять.

***Мир… пустота, мрак и безмолвие. Падаю в пустоту, лечу.

Захватывает дух, замирает сердце. Пустота звенит и распахивается навстречу.

Вселенской беспредельностью…Облаками и спиралями галактик…Калейдоскопом звезд и планетарных систем…На дно.Пляжный домик на берегу моря, мы с отцом берем удочки и

выходим на самый край волнореза. А лиловое предрассветное небо опрокидывается в черную с ночи воду.

И все исчезает.***

Ребята и правда в открытом космосе чувствовали себя как дома. Деловито подтянули тросы, обвязали объект. Витюшка взялся проверять прочность захватов и, не то случайно, не то умышленно, склонился над проломом.

— Тащи, — скомандовал Макар и для верности качнул рукой. — Подожди… а тут что-то, похоже, жидкое… или это отсвечивает

так? Не понять. Щас я!— Витька, не лезь, мало ли что там светится, — одернул его

напарник, но было уже поздно.Витюшка оттолкнулся от края и плавно вполз в «куколку» почти на

половину корпуса.— Вот циркач-то, — в искаженном микрофоном голосе Макара

угадывалась досада, — не наигрался еще…Не успел он закончить фразу, как Витюшка выскочил наружу.

Именно выскочил, а не медленно выдвинулся, как положено опытному инженеру, привычному к работе в невесомости.

— Детишки, вы не представляете, что это! — заорал он в микрофон и расхохотался.

Дед среагировал мгновенно:— Тащи, быстро!

19

Одновременно с ним вскочил Дан и крикнул:— Забирай их оттуда!И кинулся готовить реанимационный набор.В следующие три часа все забыли о находке. Витюшку и Макара

втащили в шлюз, помогли снять скафандры и тут же начали обследование. Виктор так и продолжал нервно, со всхлипами, подхохатывать и бормотать всякие несуразности о том, что «жалкие людишки не представляют». В конце концов его все же пришлось связать и уколоть седативным, сильнейшим из тех, что нашлись в аптечке корабля. Дан предположил гипоксию из-за нарушения тока воздуха между баллонами и маской гермошлема, кислородное отравление и даже такую дикость, как разгерметизация, но диагностическое оборудование никаких физиологических нарушений не обнаружило.

— Ну и что там Витюха, а, Дан? — Макар свесился с кровати, пытаясь заглянуть к другу за перегородку.

Дан все еще перечитывал отчеты об анализах, вместо него ответил Макс:

— Спит, что еще ему делать после такой дозы?— Мне тоже как-то нехорошо. Может, это вирус? А что? Какой-

нибудь инопланетный. Не может быть, скажешь?— Сквозь скафандр?— Так инопланетный же, кто его знает? — пожал плечами Макар, —

Вообще, это я так, к слову. Чувствую просто себя неважно — тревожно очень.

— Нет у вас вирусов, — оторвался от монитора Дан. — Ни вирусов, ни гипоксии, вообще ничего нет. Разве что адреналина многовато, а так — здоровы оба. Как при последнем обследовании. Одно только: энцефалограммы странные — активность мозга повышена. Но, может, это тоже от стресса, как и твоя тревога. Так что Витюха пусть пока отсыпается, а ты можешь продолжать работать.

— Тогда надо со штуковиной этой закончить. Она ж там прицеплена уже, только втащить. Макс, поможешь?

— Не вопрос, идем.Дан вернулся в рубку, когда находка была уже внутри. Теперь и

Аделаида, и Дед смотрели не в большой панорамный, а в маленький

20

монитор справа от пульта, давая последние указания:— Макар, спереди проверь, кажется, провисает. Хорошо, теперь

опускай и крепи — как раз на месте.— Держите, мальчики, ставлю…Объект был установлен и закреплен, началось закрытие шлюза,

когда Макар, проронив в микрофон невнятное «нет, не могу», вдруг направился точно к светящемуся пролому и, перегнувшись через оболочку, сунулся в самую его глубину.

— Ух ты, красотища-то какая! — прозвучал в рубке его полный восторга голос, и в следующий миг тело дернулось и обмякло, повиснув на краю пробоины.

Макс даже не успел оглянуться.***

Помню, мне было лет шесть, мы гуляли по берегу и мама показывала звезды.

— Смотри, Данечка, вон там — четыре звезды ковшиком и три как будто ручка — Большая Медведица. Если от крайней звезды в ковше подняться вверх и немного вправо — во-о-он та, яркая звезда — это Полярная. А вот тут, повернись, Кассиопея, как буква М, только перевернутая. Или еще Орион, видишь? Четыре звезды как крест и в пересечении линий — три рядом. Пояс Ориона.

Медведицы, Кассиопея и Орион, Гончие Псы, Кентавр и Плеяды… разновеликие, разнодалекие, видимые, слышимые и осязаемые сейчас, в один миг — все сразу.

Это есть.И это невозможно.

***Макар не просыпался четвертый день. Витюха просыпался, но это

не радовало: проснувшись, он шептал или выкрикивал бессвязные фразы, смеялся, плакал, рвался куда-то бежать, а потом снова засыпал или впадал в полную апатию. Дан трижды в день делал анализы, снимал все возможные показатели — ничего. Давление, пульс, температура в норме, состав крови, слюны, мочи без изменений. И только мозговая активность с каждым часом росла.

Дед хмурился и спрашивал:— Чем это грозит?

21

22

— Не знаю, — искренне отвечал Дан. Может быть, инсультом, может быть, необратимыми изменениями. А может быть, и ничем. Я никогда раньше ничего подобного не видел. Даже не читал о таком.

Аделаида заходила по утрам, стояла в сторонке несколько минут, качала головой, потом уходила. Макс чуть не каждый час справлялся о здоровье товарищей по дистанционной связи, а к вечеру четвертого дня пришел сам. Лицо его было серым и осунувшимся, глаза ввалились и покраснели.

— Данко, я не могу больше. Не могу, понимаешь? Все время думаю про эту штуку внизу, про свет или воду… ну, что там у нее внутри? Оно мне снится, понимаешь? Оно мне даже наяву снится, целыми днями, стоит только глаза закрыть — и вижу этот пролом. Тянет туда.

— Макс, ты главное не психуй, мы сейчас все взвинчены. Выспаться тебе надо как следует, да и всем нам — тоже. А завтра поговорим. Соберемся вместе, вчетвером, может, что и надумаем про эту штуку. Хочешь, тут оставайся, снотворного дам, а?

— Нет, Дан, — Максим поднялся и устало улыбнулся. — Спасибо, друг, но нет. Вот рассказал тебе — легче стало, теперь, может, засну. А таблетки — не мое это, я лучше водки.

Закончив с очередной серией тестов и анализов, Дан собрался спать и по пути заглянул в каюту Макса. Каюта оказалась пустой. Разбуженные поздним вызовом Дед и Аделаида прибежали в рубку. На мониторе грузового отсека они увидели Макса. Он сидел, прислонившись спиной к объекту и, сложив на колени расслабленные руки, бессмысленно смотрел перед собой. Из угла рта вязко стекала слюна и капала прямо в ладонь.

***— Надо избавиться от этой штуки! — сказала Аделаида и сжала

маленькие крепкие кулаки.Аделаида была человеком дела. Строгая, уверенная, порой резкая и

излишне прямолинейная, она никогда не терялась, не впадала в панику, а предлагала план действий. Вот и сегодня, после нескольких бессонных ночей, стоя посреди медицинского отсека, где уже не осталось свободных мест, она не просто сочувствовала или злилась — она думала, что лучше всего предпринять.

— Пойдем к Деду, пропросим уничтожить объект, он поймет.

Должен понять.Собрались в кают-компании, сели, взяли по чашке кофе —

взбодриться. Дед тоже выглядел усталым и измученным, словно постарел разом лет на десять. Дан его понимал: с одной стороны, находка — такая, что ради нее одной стоило снарядить не одну экспедицию, а с другой — его команда, больше половины которой уже приковано к больничным койкам. Выбор непрост, ох как не прост. Но Аделаиду он внимательно выслушал, задумался ненадолго, потом ответил, словно сам себя попытался уговорить:

Автор иллюстрации: Nissa Taelya

— Уничтожить — это правильно, тащить такое на Землю, не разобравшись, никак нельзя. А разбираться — неизвестно еще скольких потерять можно. И что будет с пострадавшими? Жаль, военных поблизости нет — попросили бы пару раз из пушек пальнуть… Есть какие-то предложения?

Аделаида кивнула.— Предлагаю взять аварийные заряды.На корабле была пара зарядов малой мощности для возможных

23

подрывных работ. Что они понадобятся, особо не рассчитывали, но с собой все равно взяли. И вот — пригодились. Надо было только их заложить.

— Подходить к объекту опасно, но без этого все равно не получится — крепления снять надо и вытолкнуть подальше, иначе и корабль взорвем, поэтому спуститься к нему надо мне. Может быть, на женщин он иначе действует? Во всяком случае, е сть такая вероятность.

Дед поднялся, обошел вокруг стола, теребя подбородок. Видно было, что предложенный вариант ему не по душе — слишком много допущений, слишком неполный результат.

— А если штуковина выдержит? — наконец спросил он.— Не должна, я считала. Правда, данных очень мало, так что

точности, сами понимаете, обещать не могу.— Хорошо, попробуем. Только пойдешь не ты. И не ты, — указал он

на подскочившего было Дана, — я пойду. Как хотите, а рисковать молодыми я не буду, тем более женщинами. Завтра сделаем, а сегодня — свободны, отдыхайте. Мне нужно все обдумать.

Перед самым началом операции Дед зашел в медотсек — знал, что Дан там и не спит. Последнее время на корабле никто не спал нормальным здоровым сном. Дан, дремавший за монитором, проснулся, вскинулся навстречу, но Дед остановил его жестом, сам вошел, уселся в свободное кресло.

— Поговорить надо, Даниил. Ты не вставай и не суетись, просто послушай. Хочешь вместо меня вниз, к объекту, да?

— Вы — командир, Сергей Иванович, не должны рисковать. Без вас мы не справимся.

— Справитесь. Надо справиться, а как — я скажу. Если вдруг у меня ничего не выйдет и эта штука останется на корабле — больше не геройствуйте, передавайте сигнал бедствия, эвакуируйтесь и взрывайте весь корабль к чертям.

Спросонья Дан не сразу понял, происходит ли это наяву или все еще продолжается один из странных снов, тягучих, ярких и таких реальных.

— Но…— Никаких «но». Ты не спишь, никто не спит. Сколько, думаешь, мы

24

все еще протянем? В чрезвычайных обстоятельствах даже на гражданском флоте демократия кончается и начинается строгое подчинение. Это приказ.

И усмехнулся напоследок:— Я лучше обращаюсь со скафандром, а ты — с криогенной

камерой, так кому завтра туда лезть?***

Как рождается мир? Первым словом? Первым криком ребенка? Или, может быть, первым, изначальным взрывом?

Отличается ли первый крик от взрыва? Будет ли кричать новорожденная вселенная? Та самая, что лежит у меня на ладони.

Спасательная шлюпка — шесть криогенных камер. Две уже активированы и герметизированы, осталось еще три. А шестая так и будет пустовать.

Как и было запланировано, Дед спустился к объекту в скафандре, снял крепеж, заложил взрывные снаряды — один сверху, второй сначала закрепил снизу, а потом снял и перевесил внутрь, за край пролома. Поначалу изменений в его поведении не заметили ни Дан, ни Аделаида, но только открылся шлюз — командир отстегнул страховочные тросы, как одержимый, кинулся в поток и пропал.

А объект, словно приросший, так и остался внутри корабля.— Как такое может быть? Как такое! Может быть?.. — шептала

Аделаида.А Дан уже ничему не удивлялся. Невозможно найти трехметровый

предмет во вселенной, но они нашли, подобрали. Невозможно, чтобы свечение было, а сенсоры не воспринимали никакой энергии, но это он тоже видел. Невозможно, чтобы корабль, только вчера полностью исправный, сегодня словно сошел с ума, дрожал, вибрировал и был готов развалиться без команды к самоуничтожению.

Витюшка не спал. Он сидел, поджав ноги, и как будто ждал Дана.— Дан! — обрадовался он, как только тот вошел. — Ты же умный

парень, Дан, не то, что эти все… Вот, смотри!Он показал мизинец, самый его кончик.— Вить, давай потом. Сейчас нам идти надо.— Нет, ты смотри, смотри! Людишки… песчинки в пространстве,

прах! Одна микросекунда вселенской жизни. И я, Витюшка Логинов

25

— прах, а вот смотри, вот они у меня где, все галактики, все миры…Витюшка снова засмеялся, и корабль задрожал еще сильнее, вторя

его смеху.Последней была Аделаида. Она уже стояла у капсулы, ждала.— Дан, что-то неладное с кораблем творится: сенсоры отказали,

приборы зашкаливают, словно с ума посходили, как ребята… — Она шмыгнула носом совсем как девчонка-старшеклассница и утерла набежавшую слезу.

Видеть Аделаиду, гордую, холодную и всегда разумную Аделаиду, которую даже коротким именем никто никогда не звал, такой — испуганной, растерянной и плачущей — было больно.

— Я передала SOS, но не знаю… вдруг никто не услышит? Вдруг сигнала вообще нет?

— Обязательно услышат, — Дан обнял ее за плечи крепко и уверенно, хотя сам никакой уверенности не чувствовал. — Ты уснешь, а проснешься уже на Земле, дома.

***Последняя камера загерметизирована. Остались еще две — но они

так и останутся пустыми — я для себя уже все решил, спасибо Витюшке. Нельзя полагаться на корабль, нельзя полагаться на технику. Нельзя полагаться на случай. Вселенная на кончике мизинца, говоришь?

Как только спасательная шлюпка покинула корабль, я спускаюсь в грузовой отсек, к нашей находке. Шлюз закрыт, и отсек снова наполнен воздухом. Бегу, задыхаюсь, словно тороплюсь жить.

Поверхность шершавая, как орех, и теплая, а в глубине — текучий живой свет. Он обволакивает мои руки, ноги, голову, поглощает меня всего… Как прекрасно!

Планетарные системы, галактики, вселенные… все мироздание — насквозь, до самых глубин. Подобное в подобном и каждый раз иное, совершенное. Мир — на кончике пальца, на кончике пылинки из пылинок.

Живи!Я распахиваю ладони и выпускаю сотни, тысячи, миллионы миров.Живите. Воля моя на все.И на то, чтобы маленькая спасательная шлюпка увидела землю.

26

Скорее, скорее…А теперь осталось только взорвать заложенные снаряды.

***Перспектива вселенского фрактала замерла, натянулась, с

беззвучным звоном лопнула, разлетаясь острыми осколками радуги… а прямо напротив окон пляжного домика, где прошло мое детство, солнечный диск, красный, как перезрелый сицилийский апельсин, медленно погрузился в море.

27

ЧУДОВИЩЕ ДЖЕТ

28

Мааэрин в сооавторстве с Чудовище Джет ПОЛЕТ ТУНЦА НАД РАСКАЛЕННОЙ ПАЛУБОЙ

Какой-то придурок однажды сказал, что жизнь — это полет. Вроде

как потом он помолчал минуту и добавил: полет тунца после умелой подсечки.

Обычно я не слушаю всяких придурков, но это запомнил. Уж очень ярко представил, как летит выдернутая из воды рыба, летит в никуда, в пустоте, по ее рыбьему мнению, разевает рот, извивается и дергается, чтобы в итоге шлепнуться на палубу, разбившись в кровь.

Ошибся тот придурок. Когда после удара ты лежишь на раскаленной под солнцем металлической палубе, как на сковороде, — ты все еще живешь.

Но я так удачно сохранял видимость полета, что меня к нему снова допустили — и даже повысили в звании. Капитан космофлота Дерек Ривв — если у тунца может быть имя…

Нас тогда подсекли всем дивизионом: отправили на околосветовых в сектор «В-13», «Вулкан», горячее местечко, ничем не хуже адской сковородки. Славное, то, что надо: основной центр военного производства — гордость повстанцев — на самой планете и наша «Немезида-4» сверху.

Поначалу мы и не поняли, что это за полет, радовались. Как же, настоящее дело: хренова туча вражеских истребителей против космической крепости и нас, едва обстрелянных сопляков, наивно считавших себя ветеранами.

Помню, мы отмечали назначение. Бриана, румяная и шумная от возбуждения, прыгнула на стол, подняла бутылку — смешно сказать: мы ведь, строго по уставу, крепче пива-то и не пили ничего — и провозгласила:

— Мы — меч «Немезиды»! Мы — идем! И пусть небо над Вулканом горит и плачет! За нас!

— За нас, за меч «Немезиды»! — орали парни, и я тоже… Ничего не соображал тогда. А она была так хороша, моя Бри… … Потом я смотрел, как символическая капсула лейтенанта Брианы

Рейн, обернутая сине-красным знаменем конфедерации, плывет мимо станции к звездам. Думал: почему? Почему она, а не я? И, если уж так, почему из четверых ведомых она успела первой?..

И летящий на леске тунец шмякнулся на жесть палубы. А двумя днями позже я нашел в ее вещах этот чертов файл: море,

солнце, поцелуи на песке. «Ангел мой Бриана, возвращайся! Ты будешь самой красивой невестой во Вселенной… Мы будем

29

счастливы, как тем летом… Я смогу для тебя… твой Габи». Патока и розовые сопли. И это — Бри?! Та самая отчаянная Бри, которая?..

Зачем только дернуло сунуть туда нос? Вот тогда меня расквасило окончательно.

Да… год назад на самые рубежи отправляли только обстрелянных пилотов. Теперь все изменилось: пополнение состояло сплошь из вчерашних выпускников академии. Я, глотнув обычную утреннюю порцию дешевого бренди, бегло просматривал личные файлы новичков: родился… учился… полетов на тренажере… полетов в открытом космосе… Рутина. Мне было скучно и хотелось бросить, когда на экране появился он: совсем пацан, какой-то щуплый, бесцветный и жалкий… Неужели так может повезти — тут, у черта в заднице, встретить щенка, умыкнувшего мою девушку! Нет, не почудилось: точно, он — с теми же девичьими локонами по плечам и дурацкими цацками на шее… Габриэль Вилмер. И имя такое же дурацкое: Габи… как раз для сопливого курсантика. И что только Бри нашла…

Да пошло оно все! Я взял бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, не утруждая себя

стаканом. Мальчишка на экране слегка улыбался, словно потешался надо мной, неудачником и горьким пьяницей.

Перешел дорогу в рай, и в ад перейти хочешь? Что ж, это устроить можно… это даже очень просто устроить, лейтенант Габриэль Вилмер.

Разведчики, наконец, выдали новую карту расположения подземных цехов и оружейных складов, и мы готовились к вылету: пилоты, как обычно, собрались в кают-компании на вводную.

«Молодые орлы академии, вам выпала честь служить щитом законности конфедерации, бла-бла-бла...»

Адмирал вещал патриотическую чепуху в честь первого боевого вылета пополнения, а я пытался не уснуть, чтобы не прослушать, и все же задремал, благо кто-то из ребят позаботился ткнуть в бок.

— … капитан Ривв проведет вводный инструктаж, — закончил адмирал.

Я поднялся, повернулся к аудитории, едва различая отдельные лица. Хотелось спать.

— Ну, в общем, так, парни, — начал я, — как обычно: звено истребителей ведет и прикрывает бомбардировщик. Подходим, целимся, поражаем цель и уходим. Никто не геройствует и без нужды в

30

драку не лезет. Всем все понятно? — Я слышал, что истребители «Немезиды» гордятся «огнями» на

бортах, а не красой задних сопел. Я повернулся на голос: — Кто тут у нас самый умный? Вроде и не поняли, что отвечать надо, особенно молодые: некоторые

лишь отвели глаза, другие же так и смотрели с наглым вызовом прямо на меня.

— Хорошо, детки. Тогда спросите у вон того здоровяка справа… Дэн, расскажи, как вы с Лу спорили о том, кто первым получит седьмую отметину на борт? И, главное, упомяни, о судьбе Лу. Или, может, кому интересно где теперь непобедимый Рокки? Или что случилось с Джул, которая любила высовываться?

— Лучше расскажите, что бывает с ведомыми, когда ведущий накануне вылета надирается в стельку…

… Вот же черти, заметили! Я еще не дослушал, когда в груди все заледенело от злости. Хмель испарился мгновенно.

— Кто это сказал? — Я, капитан Ривв, — новобранец вскочил и вытянулся по стойке

смирно, — лейтенант Габриэль Вилмер, сэр. В форме он казался еще более щуплым и нелепым, чем в

гражданской одежде: белесые волосы, стянутые в тугую косицу, бледная кожа, бескровные губы делали его вид болезненным. Но серые глаза мальчишки сверкали сатанинской гордостью и страстью.

— Ах, малыш Габи… — Габриэль, сэр. — Так вот, Габи, — повторил я с нажимом, — когда сепаратисты — а

у них есть очень опытные пилоты — поджарят твой бледный зад… — Я не покажу им зад, сэр. Ни свой, ни зад своего ведущего. Сопляк! Я сжал кулаки и даже успел в подробностях представить,

как с хрустом ломаю тонкую переносицу, как кровавые сопли текут по губам… но сдержался. Только усмехнулся как можно язвительнее:

— Лейтенант Вилмер, вы отстраняетесь от полетов. — Нет, капитан, — адмирал, как оказалось, все это время был в

каюте, сидел в кресле в углу за моей спиной и наблюдал. — Лейтенант Вилмер полетит в твоем звене первым ведомым. Драться можете отлично, хочется увидеть, как получится сотрудничать. — И сразу отсек: — Не обсуждается.

Я до вечера не притрагивался к выпивке и вскоре понял, что не могу

31

уснуть. Я думал о Бриане, и ее образ все ярче и полнее возвращался ко мне: вот ее лицо, лучистый взгляд карих глаз, улыбка, ироничная на людях и нежная, светлая наедине. Вот солнечно-пряный запах ее волос… он был именно таким, солнечным, даже через много месяцев после того, как мы в последний раз видели солнце. Вот ощущение кожи под пальцами… и голос. Мягкий чуть хриплый шепот, только для меня: «Здравствуй, мой хороший». — «Бри… зачем ты это сделала, любимая? Я не отдавал такого приказа!» — Она, конечно, ничего не ответит — она считает, что сделала все правильно. — «Бри, знаешь, кто к нам пожаловал сегодня? Твой блондинчик Габи. Кажется, малыш хочет сдохнуть, а я хочу ему помочь. Прости, любимая, но я очень хочу… Знаю, если бы ты могла — стала бы просить, чтобы я его поберег, чтобы позаботился. Но не могу я! Не могу простить ему того лета у моря, объятий и поцелуев, твоего счастливого смеха… знаешь, ему так и надо было оставаться мармеладной картинкой из райских кущ, а не являться сюда, в мой мир. Потому что тут он чужой… Сопляк же, хлюпик, раздавил и забыл. А жалко. Как подумаю, что ты его обнимала, что ты бы по нему плакала — и убить хочется, и жалко».

С утра я сам себе казался рассеянным, от этого злился на всех и вся, а больше всего — на себя и белобрысого лейтенантика. Мы с ребятами уже пару месяцев летали вместе: доверяли друг другу, научились понимать с полуслова, с тени движения, а этот мальчишка… словом, я постоянно помнил о том, что за правым плечом у меня Габи Вилмер, пилот-недоучка, вчера из академии, несостоявшийся муж моей погибшей девушки.

Впрочем, вылет проходил успешно. Мы дружно встретили боевым кличем черный гриб, выросший точно над указанной целью, и уже были на полпути к базе, когда появился он: особенные обводы корабля, неповторимый стиль ведения боя. Беркутом называли его повстанцы, я звал убийцей Бри.

Он казался легкой добычей, уводил, заманивал. И мы купились. Все. Как наивные дети бросились в погоню. Уже окружили, почти настигли, уже поймали в прицелы… Как вдруг он пропал.

И вынырнул сзади и сбоку, мгновенно превращаясь из добычи в удачливого охотника.

— Дерек, держись, я прикрою… — последние слова Бри, которые я успел услышать…

И безмолвная вспышка на краю видимости.

Как и тогда, Беркут вел свою, одному ему понятную игру, а вся стая

32

Автор иллюстрации: Алекс Рэльдо

вражеских перехватчиков, как шакалы за крупным зверем, носилась следом в поисках легкой поживы. И вот уже третье звено, наполовину укомплектованное новобранцами, уничтожено, второе — разбито и рассеяно, четвертое ведет бой.

Пятое в полном составе благополучно вернулось под защиту «Немезиды». Следом — наш бомбардировщик.

Я опять жив, здоров — словно заговорен. Как в тот раз, как много раз после…

— Звено один, слушать приказ: все — на базу. Не сметь следовать за мной, ясно?

— Дерек, брось. Его не одолеть… Это Калеб. К нему присоединились и другие, но я уже не слушал —

по дуге вокруг станции возвращался к Вулкану. Я несся на предельной скорости — сердце как бешеное перегоняло

адреналин — и не сразу заметил, что не один. За правым плечом по-прежнему был злополучный мальчишка.

— Назад, щенок! — заорал я. — Под трибунал отдам! На дисплее видеосвязи сопляк был бледен, как покойник, но взгляд!

Взгляд одержимого. Наверное, точно такой, как и у меня. — Я же сказал, капитан, что не покажу врагу зад ведущего,

помните? — прошептал он и злобно оскалился.

Беркут был дьявольски хитер, а меня, видно, и правда хранил бог. Или, может, я просто стал старше и опытнее. Но ни божья помощь, ни опыт, ни вся моя безграничная ненависть к ублюдку не приносили победы.

Мальчишка по-прежнему висел на хвосте, как приклеенный, и, хоть не создавал помех, помочь тоже ничем не мог. Цел, и ладно — думал я.

Это была безумная гонка, и я по-прежнему чувствовал, что враг опережает.

Как ему это удавалось? Он играл со мной, всегда знал, что произойдет в следующий миг, словно его обучали наши инструкторы, словно сам он нас учил. Я вновь и вновь ловил его в перекрестье прицела, стрелял. И каждый раз мимо.

Последняя ракета опалила пустоту. «Нет! Сегодня ты сдохнешь, гад!» — я направил свою машину прямо на Беркута и рванул скорость. И он опять понял меня, решил поддержать.

Я уже не помнил ничего, кроме летящего навстречу врага, когда вдруг услышал:

— Капитан, прячьтесь. За меня! Я собью.

34

35

Вот дурак! И правда решил сдохнуть? Как Бри? Нет! — Нет! — приказал я. — Она хотела, чтобы ты жил. — Капитан, я знаю, что делаю! Он был в отчаянии, но вдруг успокоился. — Дерек, верь мне. И я поверил. Внезапно. Необъяснимо. Резко ушел вниз под нос

Беркута. В следующий миг меня подхватило ударной волной, ослепило,

закрутило и отбросило. — Габи… герой сопливый… Холодный пот градом покатил по спине, по лицу, закапал с волос. И тут связь ожила: — Вышло, капитан. Мы победили.

Нас встречали как героев. Только я чувствовал себя паршиво. Так паршиво мне не было с того самого дня, когда сидел в каюте Бри перед монитором и тупо смотрел, как на экране моя любимая плещется в волнах вместе с ангельского вида мальчишкой. И смех ее казался таким счастливым, каким никогда не был со мной.

А теперь мальчишка растерял всю свою ангельскую невинность. Хмурый и злой, сидел за соседним столом, исправно подставлял свой хайболл и опрокидывал, не задумываясь. По всем признакам пора бы мертвецки пьяным свалиться под стол, но он вдруг поднялся и подошел ко мне.

— Выпьешь со мной, капитан? — голос казался на удивление трезвым.

Несколько мгновений я просто смотрел на него, не в состоянии сообразить, что же мне теперь делать? Он отнял у меня любовь, отнял веру в то, что я и в самом деле был кому-то дорог. А теперь отнял последнее, ради чего я еще жил — мое священное право мести.

Но вообще-то, если вся наша жизнь — лишь полет подсеченного тунца, то, может быть, я поторопился упасть? Может быть, моя р а с ка л е н н а я п а л уб а е щ е д а л е ко ? И п ол е т в п у с тот е е щ е продолжается…

Я взял бутылку и ответил: — Давай стакан, лейтенант. За твою победу. — За нашу победу.

ФОМАЛЬГАУТ МАРИЯ

Англичане называли Фомальгаут одинокой осенней звездой, а средневековые ведьмы — падшим ангелом. Одна из самых ярких звезд ночного неба.

Член Российского Союза Писателей. Печаталась в альманахах «Полдень, ХХI век», «Союз писателей», «Спутник +», «Современная литература России», «Белая скрижаль», «Страна озарение», «ЛитОгранка». Опубликовала книги: «Миры о мирах», «Смешная тварь», «Продам Май», «Сказание о челе», «Реалити-шоу Властелин мира» , «Крылопатка в сметоусе» , «Время неме стное» По произведению «В дом пробралась легенда» в 2014 году снят одноименный мультфильм.

36

Мария Фомальгаут НЕРВЫ ВСЕЛЕННОЙ

«Требуются танцовщицы в Персию»……Да не дай бог.«Требуется ассенизатор»Вот-вот, в ассенизаторы пойду, только бы подальше отсюда…— А я слышал, еще штуки сейчас такие появились… Они на кабель

цепляются, так если кабель оборвется, штуки сами скажут, где оборвался…

Смотрю на Дёмку. С ненавистью. Вот ей-богу, еще чего скажет — убью насмерть.

— Шту-уки… Зарплату за два месяца выдать не могут, а ты «штуки»…

— Так выгодно же…— Выгодно… Всю систему на новую менять надо, это ж какие бабки

нужны…Молчим. Вот люблю Дёмку, когда он молчит. Скотчем его залепить,

что ли. Прощупываю кабель, километр за километром, килопарсек за килопарсеком. Ну же, ну…

Ничего. Кабель по-прежнему говорит, что он цел, никаких следов разрыва. Черт возьми, почему не идет сигнал? Почему-почему-почему? Чувствуешь себя беспомощным, как по молодости, когда сунет тебе мастер кабель — ищи поломку, ищи, и смотришь на него, как баран сами знаете на что — не знаю, не могу — а ты моги…

Вот, блин… самое обидное будет, если уже прошли место обрыва, пролетели, прощелкали, и теперь возвращаться надо, отматывать еще сколько-то килопарсек назад…

— А еще, говорят, сейчас кабели какие-то есть, которые сами восстанавливаются…

Дёмка, мать его за ногу.— Говорят, что кур доят.— Да не, правда есть!— Оч хорошо, значит, всю сеть на них поменяем… за твой счет.Дёмка смотрит на меня, глаза круглые.— А чего за мой?— А того… раз умный такой выискался. У конторы-то денег нет…

37

— Да ну тебя…— Это тебя ну тебя, если из-за тебя обрыв прощелкаю, не знаю, чего

с тобой сделаю!Что я с ним сделаю… Ничего я с ним не сделаю. Я с кабелем-то

ничего сделать не могу, а тут Дёмка… Снова потихоньку открываю вакансии: «требуется бухгалтер». Ну да, мне только в бухгалтера. Цифры и я — понятия несовместимые…

Сеть окружает нас, мерцает, тусклая, недобрая, зловещая. Что мы вообще знаем про сеть? Ничего мы не знаем про сеть. Прошли времена, когда сети было хрен да маленько, вся как на ладони… Перебираю пункты назначения: Антарес-Ригель — работает, Ригель-Сириус — работает, Сириус-Фомальгаут…

НЕТ СИГНАЛА

Вот-вот. Только обычно еще высвечивается — обрыв сети, а тут ничего. Будто что-то мешает кабелю, что-то…

Черт…Уйду я отсюда на хрен…Щелкаю вакансии: в детский парк требуется ёжик, ростовая кукла.

Как раз для меня. Ежик, блин, резиновый… с дырочкой с правом боку.— А еще, говорят, сейчас кабели какие-то умные появились…

сигнал искажают. То есть, они пока сигнал от звезды к звезде ведут, они еще подумать успевают, и эти вот мысли ихние сигнал искажают…

— Лучше бы ты подумать успевал, чучелко гороховое… Вот где вот обрыв искать прикажешь?

— Там где-то…— Ты мне пальцем в небо не тычь. Там… А если тут? А если здесь?Дёмка смеется. Я тоже вымученно растягиваю губы. Навязала мне

Наташка Дёмку. В жизни не поверю, что мой сын. Быть не может, чтобы у меня такие гены дебильные были. «Всю жизнь ребенком не занимался, теперь хоть на работу устрой». Ага, можно подумать, меня кто-то на работу устраивал… Чтоб я так жил…

НЕТ СИГНАЛА

38

Бью по клавишам. Почему так дрожат пальцы?

ПОДТВЕРДИТЕ НАЛИЧИЕ ОБРЫВА СЕТИ

ОБРЫВ СЕТИ НЕ ПОДТВЕРЖДЕН

Вот так. И понимай, как хочешь.Сеть окружает нас, большая, холодная, мерцающая. Пытаюсь

представить себе, как выглядела сеть, когда ещё не была сетью, — разрозненные звезды в черном небе. Не могу. Не представляется. Слишком я привык к сети, сам стал сетью…

Щелкаю вакансии. Требуется сетевой администратор… О-о, вот это по мне… Чтобы чинить Сеть. Нет, спасибо, увольте, я уже здесь работаю…

Черт.Дёмка трогает меня за плечо.— А я видел…Взрываюсь.— Дём, ты уймешься вообще или нет?Обиделся парень, ушел. Потом его мамаша мне голову проломит…— Ну, чего ты хотел?— Да это… там на кабеле дрянь какая-то…— Где дрянь?— Пролетели уже.— Вот, блин, а ты чего молчал?— Да не молчал я…Разворачиваю челнок. Ах ты ж мать же ж твою, пока развернется,

сто лет пройдет… Одно утешение — на Земле сто лет пройдет, у нас — три минуты…

— Да где же?— Да вон, впереди…Смотрю вперед, хоть убей, ничего не вижу. Совсем. Что-то темное,

чернее самой Вселенной, чернее самой пустоты, насаженное на кабель, как бусина…

Начинаю понимать.— В карты глянь.— А?

39

— В карты глянь, кому сказал… чего там?— На этом месте?— Ну а то.— Это… Экс — сто десять. Это чего?Черная дыра, чего, чему тебя в универе учили? Хочу добавить что-

нибудь обидное, что в универ, наверное, тоже мамочка запихала, к ректору привела, заявила: это твой сын, ребенком не занимался, хоть сейчас для него что-нибудь сделай…

Не добавляю.— Это она сигнал поглощает, — не унимается Дёмка, — а я слышал,

надо антиматерию туда пустить, чтобы черный карлик агини… анилиги…

Взрываюсь.— Аннигилировался, чучело ты гороховое. Раз умный такой, вон,

зарядник с антимой, вон, сзади тебя, костюмчик надел — и вперед.— Чего?— И вперед.— Так… нельзя же.— Чего нельзя, я тебе за что плачу? Чтобы мне на мозги капал или

как? Чего, трусишка зайка серенький, струхнул?Дёмка тоже взрывается, хлопает дверью. Ты полегче, челнок

развалишь — на чем домой добираться будем? Смотрю в вакансии: требуется оператор ТПКИА. Это еще что за тапки такие… Пойти к ним, что ли? Не боги горшки обжигают…

РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ

Ни больше ни меньше. Как в страшном сне, когда холодеют руки, и только одна мыслишка: это не про меня, это не я, это не со мной, не со мной, не со мной…

Дёмка.

РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ ОСТАНОВЛЕНА.

Перевожу дух. Такое впечатление, что вышел в открытый космос и поминай как звали. Ладно, что я себе накручиваю. Да тут посреди Сети еще и не так накручивать начнешь. Что мы вообще знаем про Сеть?

40

Автор иллюстрации: Nissa Taelya

Ничего мы не знаем про Сеть. Каждый знает маленький участок Сети, а вот что такое сама Сеть… Породили на свою голову. Что вообще эта Сеть про нас знает? Живет по своим законам и правилам, которые сама себе же и установила…

Не сразу понимаю, что вижу там, снаружи, что-то между челноком и кабелем, что-то…

Дёмка.Вот так.

Внезапно.Пошел-таки кабель чинить. Ну-ну, посмотрим-посмотрим. Технику

только жалко, а так-то ничего, пусть парень на своих ошибках поучится…

Черный карлик совсем рядом, Дёмка будто бы не видит, не замечает, разматывает новый призрачный кабель, подцепляет к старому кабелю. Молодец, парень, решил в обход кабель пустить…

41

— В дыру стреляй! Стре-ляй-в-ды-ру-и-ди-о-ти-ще!Не слышит. Или делает вид, что не слышит. Ведет кабель, соединяет

кабель в обход дыры…

КАБЕЛЬ ПОДКЛЮЧЕН, СКОРОСТЬ 100 ТБ/С

Только сейчас чувствую, как трясутся руки.— Старый кабель обрывай! Старый обрывай!Опять не слышит. Или делает вид, что не слышит. Так и оставляет.

Черный карлик, как бусина, нанизанная на кабель. Па-а-арень, у тебя на плечах что, голова или черная дыра, блин…

Капают минуты.Не замечаю, как Дёмка возвращается. Ты бы хоть разделся, что ли?

Что ты тут на меня радиацию свою трясешь…— У тебя вообще мозгов нет?— А что? Я же исправил.— Чего исправил? А дыру кому оставил? Тете Фросе?— Да что она, мешает кому? Дыра… а не тетя Фрося…— А как не мешает, опять кабель перехватит и пиши пропало.— Не перехватит. Ей одного достаточно.— Чего?— Одного достаточно… Сеть нашу подсматривать, подслушивать.— Ты что, говорил с ней?— Еще нет.— Еще что тебе приснилось?— Да ну вас, не верите…Вот теперь вижу, обиделся. По-настоящему обиделся. Ушел куда-то

в отсеки. Ты бы хоть радиацию с себя снял, чучелко…«Требуется горничная…»Не то.Ладно, повременим еще, еще жить можно. Годика два. Три. Десять.

Пятьдесят. Без Дёмки сразу как-то тоскливо, никто не говорит, что видел, что слышал, что читал.

Смотрю на кабель. Теперь вместо одного кабеля два, на одном скорость потока сто терабайт, на втором сигнал уходит в дыру и…

…и лучше бы он там и оставался.Как же. Выходит сигнал, сла-а-а-абеньким потоком, один бит в

42

секунду, но все-таки идет…Ладно, не до того… отбрехаться, что работу сработали, и домой…

У ВАС НОВОЕ СООБЩЕНИЕ

Это еще что…

ОБРАТНЫЙ АДРЕС: НЕ ОПРЕДЕЛЕН

Это новенькое что-то…

СКОРОСТЬ ПЕРЕДАЧИ — 1 БИТ/С

2014 г.

43

ВОРОН ОЛЬГА

Инструктор восточных единоборств. Педагог-методолог. Сочинительством занималась с детства, но только в последние десять лет стало получаться что-то такое, что самой не стыдно прочесть. С гордостью называю себя выкормышем ЭФа — именно там ковался мой стиль. Пишу, в основном, фантастику, не брезгую фентези, но везде, в первую очередь, вижу крепкие узы дружбы и сильные характеры. Об этом и пишу.

44

Ольга Ворон ПУТЬ В НЕВЕСОМОСТИ

Пророк

Холодным Стиксом под солнцем плывут тела. Медленно и плавно. Выплывают из-под сводов Миссии силиконовые саркофаги и над силовой тропой плывут до люка корабля. В морщинах жирных полупрозрачных саванов скрываются бледные пентаграммы людей. Кто-то одет — как правило, офицеры; с кого-то сняли последнее – наверняка это волонтёры из отрядов увеселения; большинство – в исподнем, начальном слое защиты. Мародерство не пресекается светскими властями, только духовенство выступает против. А значит, грабить или нет — дело совести каждого.

Пророк появился со стороны ангаров и широким шагом двинулся к процессии. Он далеко вперёд выкидывал посох и нервно размахивал свободной рукой. Словно готовился к проповеди. Только перед кем бы? Мёртвым уже поздно вещать о том, как нужно жить. Мне – тем более. А больше здесь никого нет. Не бывает желающих наблюдать за тем, как автоматика передаёт и принимает груз для корабля-катафалка.

Подойдя к силовой тропе, Пророк остановился и стал вглядываться в торжественно плывущие саркофаги. Потом простёр руку над п ото ком и з а го в о р и л . П о с т а вл е н н ы й гол о с п о н ё с с я н а д металлопластиком стартовой площадки, срикошетил от стены военного космопорта, растёкся струями меж кораблей и разлетелся брызгами, ударившись о пирамиду Храма Миссии.

— И ждёт дорога! Дорога в колыбель нового рождения! Между звёзд! Между бездушия! Дорога к Земле Начальной! Только там! Только там дух невольный скинет тяжесть оболочек бытия и вознесётся к божествам! Там обретёт покой и силу, и объединится с духами предков, и станет созвучен молитвам потомков! Ждёт дорога! Летите! Летите!

Выкрикивая, Пророк приближался, широко ступая рядом с плывущими телами. Солнце играло бликами на тончайшей паутинке трещин стекловидной поверхности стартовой площадки. Словно набросили вуаль с вплетённым бисером. В каждой бусине – белое пламя.

— Жарковато сегодня…Пророк на меня не смотрел. Он вглядывался в лица проплывающих

45

рядом и скрывающихся в зеве трюма. Искал кого-то? Или это последствие долговременной обработки сознания – необходимость видеть и чувствовать смерть рядом? Скованную, связанную по рукам и ногам, безопасную смерть.

Я не ответил. Велеречивый оратор не тратил на меня взгляда, я на него – выдоха.

— Кандидатов повезёшь.Пророк продолжал разглядывать покойников, являющих все виды

военной смерти. Один подорвался на мине, другого сжарило разрядом, этот раздавлен роботанком, а того попросту освежевали воинственные аборигены. Большинству же повезло – они погибли от пуль, лазера или силовой струи…

— Пять человек. Солдаты-вольники и десятник. – Голос Пророка стал сух и безличен, а фразы отрывисты и просты. Теперь он не оратор. Да и я не один из толпы — на мне искусство словоплетения не отточишь.

Пророк не торопился. Смотрел на силиконовые брикеты и молчал. И не похоже, что наслаждался… Время идёт, тела плывут, солнце нещадно плюётся огнём, стремясь растопить чужеродные сооружения посреди пустыни.

— Отряд «Барсы». Они держали оборону шестого форпоста на Порше. В самом месиве. Осталось в живых только пятеро… Четыре солдата и декан, принявший командование осиротевшей центурией. Я знал их… в прежней жизни… Я хотел бы просить о милости…

Взгляд Пророка уже не провожал саркофаги, он остановился и стал безгранично пуст.

— Не в моей компетенции, – наконец, отзываюсь я. Голос сух и жёсток, как и пустыня вокруг. — Обратитесь к Куратору по обычной или экстренной связи.

Лицо Пророка перекашивает трудной, больной усмешкой. Обычная связь – рассмотрение дела не меньше полугода, экстренная – две недели. Он выбрасывает посох, отворачивается и, уже уходя, желает через плечо:

— Легкого скольжения в невесомости, Харон!

ДеканОни хорошо держались. Топтались возле входа и едва слышно

переговаривались. Анатомические скафандры обрисовывали налитые

46

мышцы, щитки брони соответствовали рельефу мускулатуры, а трубки системы жизнеобеспечения выглядели как напряжённые вены. Скафандры специально для планет с населением гуманоидного типа. В них солдаты Империи казались богами — грация и красота тел сохранялись и усиливались за счёт гибкости и пластичности бронеткани, а сила и выносливость добавлялись мощностью псевдометаллов. Геркулесы. Атланты. Титаны. Просто — пехота.

Декан хмуро рассматривал корабль. «Белый снег» на этой планете выглядел чудовищем – сверкающая громада, пульсирующая отражениями солнца. Подобен глыбе льда на вершине. Так же холоден и опасен.

На мои шаги офицер обернулся.Глаза у десятника оказались цвета виванских болот. Помнится,

открылся люк, дохнуло в лицо разряженным холодом, а внизу заколыхалась равнина живой тёмно-зелёной тины. Вот и его глаза такие: пока смотришь, не задевая – спокойная гладь, тронешь – всколыхнутся яростью, забурлят и поглотят.

Десятник привычно сложил руки на груди, но замер, не довершив приветствия духовному лицу. Солдаты тоже не закончили движения. Меж складок моей черной хламиды сверкнул нагрудный щиток со знаком песьих голов.

Монах в доспехе.Пауза затягивалась.— Полагаю, декан, — медленно заговорил я, — воинский салют

будет уместен.Он задумчиво кивнул и, распрямившись, вскинул руку к солнцу.

Солдаты повторили жест. А я неторопливо свёл руки на груди:— И вам мира, живущие!..Бойцы растерялись, услышав монашеский ответ на только что

оговорённое приветствие, и лишь декан, закаменев лицом, шагнул вперёд и подал письмо. Проявившиеся на карте строчки сложились в прошение трибуна о доставке пяти героев в ставку.

— Доставить героев… — задумчиво повторил я.Десятник не отозвался. Ответить даже кратким «да», значит не

только подтвердить прошение, но и согласиться со званием героя. Назваться героем – проявить гордыню, недостойную офицера. Впрочем, не ответить – проявить неуважение. Значит – квиты.

— По слухам, Император наградит вас орденами мужества. И

47

пожалует дома на Земле.Слух, который повторяет духовная особа, сродни разведданным.

Солдаты возвёли очи к небу в благодарственной молитве. Лишь декан спокойно отозвался:

— Воля Императора священна. Путь Императора неисповедим.Да. Теперь не сложно поверить в то, что он командовал центурией и

удерживал форпост два дня до прилёта роботанков. Награды Империи заслужены. И награда Миссии – тоже.

— Декан, вы понимаете, на каком корабле полетите?— На катафалке, – равнодушно ответил он. – Бывшем десантном

легион-каре модели «Белый Снег», снятом с вооружения в начале века из-за недоработки в механизме десантного портала.

Я отвёл глаза первым. Мало кто может узнать крейсер флагманского типа в изменённых конфигурациях моего корабля. За одно это декан достоин шанса.

— Большая часть умерших, – неторопливо начал я, – это те, кто погиб под Поршом. Ваши товарищи… Их собрали уже в фазе разложения. Вне родного мира души прикованы к телам и нестерпимо страдают. Только на родине они могут вознестись к небу или снизойти в ад. Они измучены тленом. И злы на жизнь, так далеко забросившую их от возможности быстрой смерти. — Помолчал и добавил, посмотрев прямо: — Вряд ли этот рейс будет спокойным…

Белое солнце. Белая пустыня. Белый катафалк. Белые лица. И тишина.

— Мы не можем не лететь, – медленно проговорил декан. – У нас приказ. Если только вы откажетесь везти… как неподвластные трибуну?.. – теперь уже глаза отвёл он.

Миссии нужны герои. Миссии нужны воины. Миссии нужны люди…

Значит, не судьба тебе, декан «Барсов», герой Порша. Не судьба.— Входите!

БарсыПредоставленные сами себе, они занялись изучением корабля.

Вбитые на уровень рефлексов защитные процедуры работали даже в мирных условиях. А сейчас воины не ждали увеселительной прогулки. Скафандры на максимуме защиты, оружие в руках, разбивка на пары.

48

— Никогда не видел раньше, чтобы Харон был и Цербером…— Много чего мы не видели, Скир! А уж что творится в Миссии –

дело не нашего ума. О том безопаснее помолчать.— Да ладно тебе, Киф! Думаешь, храмовникам есть дело до моего

изумления? Или – до твоего? Это же естественно – удивиться невозможному соединению в одном лице обязанностей Перевозчика и Инквизитора – милосердного исповедника и воина! Это как увеселительной девочке быть монашкой!

— Может и так, Скир, может и так… Но я бы не употреблял слова «невозможно» и «увеселительная девочка» применительно к Миссии. Из благоразумия. И потому, что хочу жить и умереть спокойно…

— Киф! Это – катафалк, понимаешь? Ка-та-фалк! Здесь нет и не может быть слежки! Кого здесь подслушивать? Мёртвых?

Мёртвых? Чтобы их подслушивать, не надо иметь развитую сеть сенсоров во всех секторах корабля. Мёртвые лежат спокойными силиконовыми брикетами в десантном отсеке. Там для удобства погрузки тел силовой тропой пропахан коридор – разломаны переборки и горизонты. Никто не позаботился о приведении этого шрама во чреве корабля в порядок. Так и висят с разломов лоскуты обшивки, вьются оголённые провода и осколками завален пол.

Закрывая глаза, я вижу перед собой этот ров и десять ярусов отсека, в которых покачиваются брикеты, отливающие в тусклых лучах жирным блеском. Там воздух подвижен, а темнота – вязка. Там на карнизе верхнего яруса стоят два пехотинца и смотрят вниз. Они нервничают. Этого не скажешь по лицам, наиграно равнодушным, но доспехи в боевой готовности и оружие под рукой, пальцы беспокойны, а глаза насторожены. Они осматривают тьму, останавливаясь взглядами на контурах дрожащих упаковок и странно двоящихся линиях стен.

— Скир, Киф! Вы чего тут?— А они, Ал, знакомятся с местными! Ищут кого-нибудь для

увеселения!— Неудачная шутка, Тир! Рядом с павшими. Извинись или…— Я? Извиняться? Да пошёл ты!— Ты!— Стоп, ребята, Командир!Двое, только что готовые к сшибке, демонстративно отвернулись

друг от друга. Подошедший декан посмотрел на солдат с досадой. И

49

один за другим бойцы отвели взгляды.Десятник кивнул на шахту:— Видели? Их там тысячи! А сколько соберут с других планет? Я

вот думаю…Он подошёл к обрыву и схватился за свешивающийся лоскут

перекрытия. Посмотрел вниз. Темнота оскалилась. Закачались жирные саркофаги. Девять ярусов вниз. Почти тридцать метров. Заполнены смертью и обидой.

— Я думаю, что очень много умерших. Больше, чем по сводкам.Ты прав, декан. Но так было всегда. Преуменьшая опасности, мы

унижаем смерть и делаем страх пороком. Иначе женщины не будут рожать, опасаясь за судьбу детей, а мужи не станут, захлёбываясь в крике, рваться в атаку. Всего лишь цифры. Цифры, изменяющие суть. Они абстрактны, как разломы в стене или палки в руках. Единицы, нули… Замажь одну трещинку слева или справа, подложи одну ветку к уже лежащим – тут же поменяются взгляды и идеи станут иными. Люди зависят от абстракций. Независимые от них – распоряжаются. Этот мир — уменьшение одних цифр и увеличение других.

— Война затягивается, командир…— Нет, Ал. Думаю, что война затягивает…Я с трудом открыл глаза и посмотрел в центр мостика. Шар

управления мягко пульсировал.— Проверка контура слежения прошла успешно, Даяр, – сообщил

корабль.— Спасибо, Снег. Замкни его на мне.Вспышка в глазах, яркая пульсация в висках и мир обретает

многослойность.Оскаливаюсь. Теперь боль станет постоянной. Плата за то, чтобы

слышать самый тихий шёпот и самую громкую мысль. Немую молитву и оборванный стон.

УжинЯ вошёл в кают-компанию, когда приборы уже легли на стол.

Четверо пехотинцев взломали код «погребка» и теперь с нетерпением заказывали вина. Декан в обсуждении марок не участвовал. Он сидел за столом и мрачно рассматривал экран персонального офицерского анализатора. Несложно сосредоточиться на контуре слежения и узнать, что его заинтересовало, но я не стал этого делать.

50

— Вечер добрый.Солдаты спешно вытянулись, закрывая спинами панель «раздатки».

Декан поднялся из-за стола. Стремительно выключил анализатор – гибкие пластины экрана и клавиатуры втянулись в потёртый, опалённый пенал прибора. Правильно. Офицер не должен давать заглядывать себе через плечо.

— На ужин присоединюсь к вам, – оповестил я до того, как декан успел поприветствовать и предложить разделить трапезу. До хруста стиснув зубы, офицер сделал приглашающий жест. Я опустился на предложенное место и, замерев, стал ждать начала. Он также молча сел и застыл изваянием. Суетились, раскладывая тарелки, только бойцы.

Выставив блюда и сев по местам, солдаты напряглись. Декан молча взял с раздатки бутылку и поставил на стол. Я оставался безучастен. Окружающие вздохнули свободнее.

Над тарелками витал пряный пар, в бокалах дрожало вино, салфетки сминались в нервных руках.

Декан не выдержал:— Отец причастный, снизойдите к грешникам и помолитесь с нами.Глаз он так и не поднял. И хорошо. Полагаю, что болото кипело,

подогреваемое пробуждающимся вулканом. Я вздохнул, откинул капюшон и свёл кончики пальцев. Солдаты с готовностью сложили руки в молитвенные жесты. Взгляды их, натолкнувшись на мою обезображенную голову, тут же разбежались. Только декан не взглянул и не прянул.

— Бог мой! Жизнь хороша! Пусть будет так! И подольше, – провозгласил я, подобрал рукава и принялся за еду.

Солдаты переглянулись, осмысляя странную молитву. Декан поднял глаза. Увидел, вздрогнул, но взгляда не отвёл. Видимо, моя голова-головёшка не настолько уродлива для него. Мне же до сих пор противны случайные отражения черепа, из-за шрамов и ожогов подобного грецкому ореху. Офицер подумал, кивнул и взялся за вилку. Солдаты тоже не замешкались.

— Вы лаконичны, отец причастный.Конечно, хоть кто-то из них не смог удержаться от попытки завести

разговор. Кто же это? Ах, да. Киф. Лоялен к Миссии. Верующий секты Золотого Догмата. Потомственный военный. Вот уже два года – принцип. Вероятно, после награждения переведут в ряд ветеранов.

51

Я пожал плечами:— Бог не дебил, ему можно не разжёвывать.Солдаты снова переглянулись. Тайком ухмыльнулись.— Вы служили? – спросил Киф о том, что наверняка сейчас

интересует всех.— Легион «Орёл», – отозвался я и потянулся к ближайшему бокалу.

Забрал прямо из-под протянутой руки берсерка Тира. Забрал, как кажется, неторопливо, но его ладонь впустую хватанула воздух. Декан неуловимо усмехнулся. Боец насуплено полез за следующей бутылкой.

Вино сурово. В вине – полынь. Таким только поминать. И мне — есть кого.

Ужин тянется, словно церемония посвящения, так же муторно и долго. Пустеют бокалы и блюда. И теперь, после того, как главное сказано, моя цель — уйти до того, как они поймут. До того, как протянется меж нами связующая нить родства душ. До того, как почувствую боль будущей ампутации…

— Добро пожаловать на кладбище! – рывком поднялся я из-за стола.Кивнул и ушёл. Контур свербит в висках при усилии восприятия охватить мир корабля одним чувством присутствия. За спиной остаются молчание и напряжение.

— Легион «Орёл», – задумчиво покрутил вилку декан. – Уничтожен пять лет назад в мясорубке на Виване. Живых не осталось.

— Видимо, осталось, – флегматично ответил Ал.

Приближение«Белый снег», созданный для планетных легионов, огромен для

пяти человек, тысяч трупов и одного Харона. И – слишком тесен.Образ Хиевы дрожит в капсуле света над столом. Она улыбается и

жеманно поводит плечами. Тогда она не хотела делать слайд, полагая, что выглядит несовершенно. Глупая… Красота женщины не в том, как она выглядит, а в том, как любит.

«Миссия с прискорбием сообщает всем причастным, что бывший центурион легиона «Орёл» Кир Сот, героически погиб при...».

Речь не складывается. Не достаёт сил набрать зёрна слов так, чтобы рассказать о себе тем, кто не знает, и промолчать тем, кто помнит. Мешает постоянное жужжание в ушах разговоров и излишне громких мыслей «барсов». Возможно, я смог бы настроиться, если бы они не

52

трепали моё имя. Раздвоенность сознания ограничивает возможности. Поморщившись, полностью перевожу внимание на контур. Настало время…

— Представляешь, какая здесь система заглушки допотопная?! Внутренняя связь просто ушла! Сколько не бился, чтобы хоть маркировку скафандров видеть – глушит, зараза!

— Не горячись, Киф. Либо мы сдуреем от шума движков, либо недельку не будем чуять и слышать друг друга. Тяжело без связи, но я предпочту остаться разумным.

— Ага, Скир, но декан мне таких горячих всыпет, если к вечеру связи не будет! Он и так весь на нервах здесь. Катафалк – та ещё задница! Говорят, в неспокойные рейсы и Хароны на базу прилетают свихнувшимися…

— Ты поменьше слушай, что трепят! И спать спокойнее будешь!— Ага , а ты помнишь, что вообще-то рекомендует ся не

пользоваться катафалком для перевозок пассажиров? И что даже Пророки с катушек слетают, когда приходится сопровождать грузы?

— Пророки – люди с особым даром, Киф. Один на миллион. А мы с тобой – нормальные люди. Не дрейфь.

… Б р а во , К и ф и С к и р ! Д о с то й н а я о с м от р и т е л ь н о с т ь и неторопливость суждений.

Контур задрожал, перенося внимание на каюту декана…— Разрешите?— Входи, Ал.— Мы с Тиром проверили отсеки. Сканирование жизни не выявило.

Кроме нас и Харона, тут только мёртвые.— Но тебя что-то напрягает.— Больше десяти тысяч трупов, декан! Три планетарных десантных

легиона. А под Поршем официально был только «Барс».— Возможно, сперва катафалк забрал павших с других планет

системы.— Позвольте откровенно, декан! «Белый Снег» шёл от Империи

вместе с «Барсом». И всё время прождал в порту. До самого Порша! Наши потери, конечно, занижены в сводках, но не до такой степени! Два варианта. Либо на планете проходило несколько параллельных высадок, либо «Снег» давно летает с телами на борту.

…Браво, Ал! Стратег-статист третьего класса. А нужно – высшего! Заслужено. Нетрудно сделать вывод, имея данные. Сложно их

53

собирать. Шляться по отсекам и считать силиконовые брикеты, чувствуя взгляд в спину…

— Хорошо, Ал. Отдыхай.— Императору слава!…На экране анализатора – цифры, маршруты, карты… Декану

Трипту есть о чём думать. Но вот стоит ли? Команда на контур — и анализатор теряет контакт с информационной базой. Несколько мгновений декан хмуро смотрит на пустой экран. И жмёт клавишу отключения.

А где Тир?Колебания контура регистрируют присутствие в выделенном ему

отсеке.— Давай, детка, давай! Да… Да…Погружённый в электро-нейронное опьянение, Тир бредит

мечтами. Бег от реальности. Что ж. Боец-берсерк, способный в одиночку удерживать становой арт-пост, не может не бежать. И когда нет к чему, стоит бежать от чего-то.

Браво, «Барсы». Рукоплещу. Выбор Императора справедлив. И Миссии тоже.

Скир«Погребок» сломался. Дверцы ходили туда-сюда, но поднос в шахте

так и не появлялся.Скир, дежурный по обеспечению, ругнулся, помянув все чёрные

дыры сектора, и направился на технический ярус. Короткая дорога пролегала через десантный отсек. Тот, в котором тянулся грузовой ров и качались саркофаги.

Выйдя на неровный карниз яруса, солдат включил фоновый фонарь на груди и замер. Темно. Только из жилых коридоров идёт свет. И едва заметное освещение дают плато индикаторов безопасности на потолках всех помещений. И их тусклый красноватый свет выхватывает из тьмы контуры ближайших саркофагов. Жирный блеск и едва уловимое движение воздуха создают ощущение притихшей жизни. Скир сжал кулаки, заставляя себя двигаться. С рыком мотнул головой. И пошёл. По краю карниза вдоль дверей до угла, полного густой темноты. В тусклом свете фонаря нашарил оставшийся когда-то нетронутым столб экстренного спуска. Встал на лифтовый диск. Активизировал систему, и диск плавно заскользил вниз. Ярус. Второй.

54

Третий. Ничего не видно. Только чувствует кожа, как мимо проносятся белые зубы каркаса пролётов.

Дёрнуло. Диск заскрежетал и резко застопорился между пятым и шестым ярусом.

— Чёрт!Скир наугад потыкал в кнопки управления. Ни вниз, ни вверх.

Оставалось только одно. Боец набрал побольше воздуха, прошептал краткую молитву и прыгнул на пятый ярус. Упал. Одёрнулся от бездны за спиной и оказался прямо над саркофагом. Свет фонаря, казавшийся тусклым наверху, здесь, в полной темноте, хорошо освещал всё окружающее. Достаточно, чтобы лучи проникали сквозь жирную оболочку и оттеняли контур тела. Размазанные в неопределяемое месиво ноги и…

Не свет стал ярок, не мир красок поменялся, но что-то случилось такое, что образ проявился. Саркофаг стал прозрачен и почти невидим. А тело…

— Сотри меня чёрное горнило! — Скир вздрогнул, узнав товарища. – Даси, дружище! Как же тебя размазало-то…

Скир шагнул ближе, заворожено всматриваясь в знакомое лицо. Анатомический скафандр не скрывал навсегда сведённых судорогой черт. Казалось, что голову Даси запекли, и теперь она стала прозрачнее, морщинистее и одутловатее. Открытый рот перекосило так, что сразу не понять – то ли челюсть вывихнута, то ли умерший застывал, лёжа на боку.

Фонарь мигнул.И мёртвый в силиконовом саркофаге дёрнулся.— Твою мать!Скир отскочил к краю. Реагирующий на гормоны в крови скафандр

активизировался. По рукам заструились трубки. Жерла портативных фаертонов застыли у указательных пальцев – укажи цель, и оружие начнёт плеваться гремучей смесью. Подтянувшись из аппаратного рюкзака на живот, раскрылась кобура лучемёта. Скир облизал губы и, не отрывая взгляда от мертвеца, начал обходить покачивающийся саркофаг.

— …священное солнце и земля ждут тебя, спящий в невесомости меж жизнью и смертью, и душу твою упокоят, когда…

Справа почудилось движение. Скир резко обернулся.Раздетый до исподнего пехотинец стоял в двух шагах от него. С

55

голубоватого тела стекала кусками расплавленная жирная оболочка.— Скир, — позвал он знакомым голосом, — Мы ждали…— А-а-а-а-а!..…У меня засвербело в висках – сквозь сосредоточенность на контуре

прорывался вызов «Снега»:— Даяр, тревога четыре-ноль. Нападение на груз. Информация

обрабатывается. Статистика: десять выстрелов фаертоном и двадцать два лучемётом. Поправка: десять фаертоном, двадцать два лучемётом по саркофагам и один…

Противостояние«Снег» зажег прожектора на нижнем ярусе десантного отсека.

Только это позволило добраться до центра завала.— Не понимаю… Зачем он пошёл в мертвецкую? – Ал привычно

сунул в рот ментоловую палочку и стал нервно рассасывать. Аромат мяты необычно сильно ударил по ноздрям, сбив запах пыли.

— Снимите его оттуда, — сухо приказал декан.Бойцы, страхуя друг друга, начали карабкаться на гору мусора. У

подножья остались только я и десятник. Одинаково скупые на движения и эмоции.

Наверху на прогнувшихся листах обшивки застыл Скир. Скафандр в ожидании погребальной команды исправно трассировал красным – «мёртвый!». Крови не было. Вся стекла в завал. Только оставила ветвистые следы на пыльных глянцевых листах.

— Святое Солнце! Он покончил собой! – закричал наверху Тир.Декан стиснул зубы и спрятал взгляд цвета пробуждающихся болот

Виваны.Бойцы с трудом спустили тело вниз.Я наклонился, всматриваясь в раскуроченный подбородок бойца с

ввалившимся в рану дулом с силой прижатого лучемёта. Смотреть дыру на затылке необходимости не было. Стянув перчатку, тронул сенсорное табло скафандра. Красный маяк погас. С этого момента мертвец учтён Миссией.

— Снег, подготовь крематорий.Бойцы, молчаливо стоящие рядом с мертвым, вскинулись.— Да вы что?! – заорал Киф.— Горнило тебе в…! – начал и сбился Тир.

56

— Вы спятили?! – стиснул кулаки Ал.Скафандры автоматически активизировались, определяя опасность

как человека, не принадлежащего отряду. Я выпрямился и сощурился, прикидывая дистанцию. Снег должен был успеть зафиксировать опасность, но всё-таки…

Декан поднял кулак, призывая к порядку и отстраняя. Встал перед отступившими солдатами, спиной оттесняя их дальше. Закрыл. Как и положено командиру. Покатав напряжение по скулам, медленно спросил:

— Харон, почему Вы отказываете Скифу в возможно сти возродиться?

— Я — Цербер. Защитник павших, — я ненавязчиво прикоснулся к блестящему нагруднику меж складок хламиды.

— Цербер, — повторил декан, чуть склонив голову, словно заново знакомясь.

— Нарушение кодекса Миссии. Причинение вреда телам погибших, могущее повлечь невозможность их захоронения на земле. Карается рассеиванием.

Он поднял взгляд, и я почувствовал ветер в лицо и колыхание зелёного пространства. Словно вновь планировал вниз, в объятия живых болот. Терял товарищей и смысл существования.

— Харон, — покачал он головой. – Я не дам кремировать своего бойца на основе непроверенной информации.

— Три саркофага повреждено. Два тела расчленены лучемётом, – скупо отозвался я.

— Мы не знаем достоверно, почему он стрелял. Возможно, он оборонялся…

— Для того, чтобы принять решение по проступку, мне не нужно знать его причины.

Декан оглядел пространство десантного отсека. Над нами на десять ярусов качались в жирных брикетах умершие. Немые свидетели развернувшейся трагедии. Я тоже на миг поднял взгляд, осматривая владения. А опустив глаза, замер.

Скафандр декана так и остался неактивизированным. Но в руке прочно сидел лучемёт. И направление выстрела угадывалось легко.

— Я требую расследования, — безучастно сказал декан.Дуло переместилось ниже, грозя пропалить моё бедро. Умереть – не

умру, а, значит, обвинить в смерти духовника Миссии будет нельзя,

57

но…— Снег, подготовь тело к обволакиванию, — помолчав, ответил я.— Да, Даяр.Декан убрал оружие и, скупо попрощавшись кивками, мы

разошлись.

Напряжение— Если я буду убивать себя, то пальну в сердце, — процедил Киф,

затягивая плечи покойного на силовую тропу. Голова Скира застыла запрокинутой, и бойцу волей-неволей приходилось заглядывать в развороченный рот.

— Когда потребуется, брат, тебе будет не до эстетики, — отозвался Ал, закидывая ноги покойника на невидимую полку. – Есть!

— Тоже есть.Отпустили тело. Оно застыло над удерживающим в воздухе

активным полем.— Держи! – Ал из обоймы на плече вытащил ментоловую палочку и

протянул товарищу. Взял и себе.— Ты что-то частить ст а л , — покача л головой Киф, но

предложенную капсулу сунул в рот. Мятный аромат перебивал запах крови, а входящий в состав легкий наркотик освежал сознание.

— Будешь тут частить! — сплюнул под ноги Ал. – Сканировал корабль, так убодался считать. Вглядываешься в гроб, а оттуда прямо на тебя смотрит. Им же даже гляделки не закрыли в Миссии! Суки! Смотреть тошно… Ты да Скир вдвоём с манипулы остались, а я один! И Тир – один.

— Я теперь тоже… — Киф бросил взгляд на застывшее раскорякой над силовой тропой тело.

Ал стиснул губы. Запах ментола острее шибанул по ноздрям. Помолчали, исподлобья разглядывая темноту над головами. Там, выше – десять ярусов мертвецкой. За спинами над силовой тропой колыхается тело Скира, но корабль всё ещё не включает режим движения.

— Что-то долго он обволакиватель готовит, — сплюнул Киф.— Пока расчехлит, пока тестовую серию прогонит… Это ж

катафалк! На него тела уже в оболочках грузят. Установка и не используется десятилетиями.

— Всё равно – долго. Мне тут и пять минут не в радость!

58

Автор иллюстрации: Мария

Снова замолчали.— Занесла судьба… — покачал головой Киф. – Вроде никогда

покойников не боялся, тем более своих, а тут… Веришь-нет, по ночам сниться стала всякая жуть. Вроде и не кошмар, а всё равно просыпаешься, словно сквозь стекло толчённое пробираешься! Будто планета какая, а на ней по всей поверхности люди стоят. Кто во что одет, кто как изувечен, но стоят одинаково навытяжку и в одну сторону смотрят. Солнца ждут. А оно вроде из-за края появилось и – ни в какую не поднимается. Только так, посверкивает красным. И тоска такая. Хоть сам себе башку отпиливай!

Ал стиснул зубы, перекусив ментоловую палочку. Скривился от ударившей в рот волны свежести и горечи и выплюнул на пол испорченную капсулу.

— Дьявол, Киф! Мне та же муть снится! Я думал – передознулся…Взглянули друг на друга насторожено. Ал вытянул из обоймы на

плече новую палочку. Задумчиво сунул в рот.— Скир признавался вчера, — понизил голос Киф, — что, как на

катафалк поднялись, ему голоса чудиться стали. Будто зовут по имени. Голос незнакомый, но ясный такой… И всегда – из-за приоткрытой двери. Где бы ни был. Выйдешь – никого нет. Стал двери запирать.

Ал перекинул палочку в другой уголок рта и хмуро сплюнул:— Можно, конечно, списать на неустойчивость сознаний после

Порша…Тропа зашипела. Бойцы слаженно развернулись на звук, поднимая

руки, вооруженные фаертонами. Тело Скира, плавно покачиваясь в пологих волнах поля, медленно поплыло на выход из отсека.

Киф встряхнулся:— Пойду, прослежу. А то не верю я этой суке в рясе…— Это правильно, — задумчиво одобрил Ал. – А я ребят позову.— Давай. Подтягивайтесь.Киф пошёл за уплывающим телом товарища, а Ал, ещё раз хмуро

оглядев заваленный строительным мусором отсек, споро двинулся в противоположном направлении.

— И было у чёрта три рога, — сквозь сжатые губы, напевал он. — Три рога – такая подмога! Два от чертихи гулящей, а третий — не часто стоящий – для прочих чертих и чертей…

60

Столкновение— И были у чёрта копыта. Копыта — бежать до корыта. Четыре

копыта — вскидывать и два запасных — откидывать, когда до «немогу» припрёт! — голос Ала зажат. Звуки цедятся через сомкнутые на палочке губы. Не так поют неофициальный гимн планетарного десанта. Впрочем, никто до него, наверное, и не пел его на катафалке.

Перед входом на лифтовую площадку тянулся тесный туннель-дозатор, регулирующий движение только в одну сторону. Вошёл. Впереди, заходя за угол, мелькнул человек.

— Тир!Нет ответа. Ал чертыхнулся, выплюнув на пол капсулу. Скафандр

подал напряжение в каркасные псевдо-мышцы, и боец в пару скачков преодолел коридор и вылетел на площадку.

И почти упёрся в спину. Боец с эмблемой «Барса» между лопаток стоял, вжавшись лбом в дверь лифта. Инстинктивно Ал отшагнул и поднял лучемёт.

— Тир? – снова позвал он.Человек не ответил, и Ал двинулся обойти его сбоку.Шаг. Второй. Двигался, не отводя взгляда от головы.Третий шаг – и стал виден край шлема.Четвёртый — и человек повернул к нему обезображенное лицо.— Скир!А тот шагнул к нему, раззявив раскуроченный рот, зашипел, силясь

говорить. Потянулся.— Отринь, тьма! Я – в свете! – закричал Ал, отшатываясь и

складывая свободную ладонь в отвращающем жесте. Мёртвого это не задержало. — Уходи, Скир! Не вынуждай! — Ал повёл дулом.

Скир приостановился, тщась вспомнить значения услышанных слов. И снова двинулся.

— Чёрт! – зарычал Ал и надавил курок. Ствол дрогнул, но выстрела не последовало: оружие, определяя цель «свой», запрашивало подтверждение.

Мёртвый встряхнулся и двинулся быстрее. Спекшийся в красное месиво рот туго растягивался, безуспешно стремясь сложить шипящие звуки в слова.

Ал плечами вжался в косяк закрывшегося прохода туннеля. Мысли тщетно суетились в голове. Выхода боец не видел. Вытащил из обоймы ментоловую палочку и сунул в рот. Затянул дозу. И стало

61

хорошо. Свежесть и лёгкость охватили тело и сознание. Стало всё равно.

Внезапная мысль потрясла. Он нашёл решение! Сунул руку под нагрудник и вытянул амулет – знак всебожьего веленья. Мазнул взглядом по затёртой пентаграмме и рванул талисман с шеи. Накинул концы оборвавшейся серебряной цепочки на ствол лучемёта. Стиснул на цевье.

— И был у чёрта хвостище, — запел Ал. — В вонище, в грязище, в кровище!

Индикатор мигнул зелёным, ещё раз и – ровно загорелся красным. Оружие видело цель.

— Хвост для ворожбы, божбы да борьбы, Чтоб других определить в гробы, а сам останься цел! — Лучемёт дрогнул в руке. Невидимый луч ударил в Скира, пробив грудину. Мёртвое тело сложилось и, вопреки опыту, испарилось, будто затянувшись в образовавшуюся дыру.

Ал криво усмехнулся. Рот дрожал, лоб заливало потом. Ментол шибал в ноздри, сознание казалось белым и чистым, словно прошедший обработку отсек. Выплюнув смятую зубами капсулу, боец пристроил на губах новую. И пошёл в лифт.

Тренькнул звонок, указывая на десятый ярус, двери поползли в сторону и на Ала двинулся ещё один мертвец в знакомой форме. Боец вскинул лучемёт и выстрелил. Тело растворилось в воздухе прямо на пороге, и Ал без сантиментов шагнул вперёд. Для него снова началась война.

Третий мертвец ждал у поворота на меридианный коридор яруса. Выстрел.

Четвёртый бросился из внезапно раскрывшейся двери отсека. Выстрел.

Пятый напал сзади. Выстрел.Шестой стоял на повороте рядом с каютой декана.— Врёшь! Не доберёшься, сука! – процедил Ал, влепляя заряд в

оскаленную морду барса на широкой спине. «Шестой» всплеснул руками, заваливаясь, и с грохотом рухнул на спину.

Ал замер. Внезапный запах жжёного мяса перебила новая порция ментоловой смеси.

— Тир, дружище… как же так… — Ал медленно опустился на колени. Глаза берсерка уже остановились, навсегда запечатлев изумление. Так быстро, как свои в спину, – никто не убивает.

62

— Какого чёрта?! – на грохот выглянул из каюты декан.Ал поднял глаза на командира. Холодные, пустые. Привычно

поправил ворот. И сунул ствол в рот. Выстрел.

БуйствоДекан замер. Два трупа у ног — остановившиеся глаза и уже не

бурлящие красным дырки в телах.Зелёные болота непокорной Виваны клокотали, расплёскивая

холодную ярость на всю Вселенную. Всего мгновение и — десятник побежал. По тёмному коридору к ближайшему спуску. К лифтовому диску.

Я дёрнулся, на ощупь трогая сферу управления. Отключить!Декан добежал, сориентировался в темноте и встал на диск. Нажал

«вниз». Нет результата. Сорвал щиток и прянул, вскидывая оружие – вывалившаяся радуга обесточенных проводов всплеснула и безжизненно обвисла. Декан стиснул зубы. Огляделся затравленно. Присел, взялся за диск и – спрыгнул вниз, повиснув на руках. Раскачался, зацепился ногой за ствол лифта.

«Ловок чёрт! — я усмехнулся. – Значит, не вся молодёжь забыла о спусковых столбах».

Декан перебрался на трубу и, зацепившись, скользнул вниз – скафандр, хранящий в памяти типовые ситуации, без замедления нарастил прокладки и включил магнит.

Спрыгнув, рванул в сторону обволакивателя, к последнему из своих бойцов. Добежал, ударил плечом в двери — обесточенный зал с зачехлённой аппаратурой. Бешено оглядевшись, вылетел в коридор и бросился в основной сектор.

…Киф сопровождал тело друга и, тихо чертыхаясь, огибал с аркофаги . Силовая т ропа петляла по мертвецкой. От с ек обволакивания так и не появился. Барахлил свет, и вспышки накладывали блеск на жирные складки.

На внезапное шипение Киф обернулся. Скир сидел на силовой тропе, прикрываясь руками.

— Тьма, — прошептал Киф отступая.Труп спрыгнул с тропы и двинулся на товарища. Киф сделал шаг,

ещё — ткнулся ногами в саркофаг, заставив его заколыхаться, и замер – ни туда ни сюда. Мертвый друг подходил ближе, и тело немело от нереальности происходящего.

63

— Скир. Дружище… — глаза стали влажными, а руки сами собой подняли оружие. – Не надо.

Мёртвый остановился в шаге, взглянул на направленный в него ствол и покачал головой. Потянулся, положил руку на дуло лучемёта. И Киф бессильно опустил руки.

…Декан нашёл его на звук.Киф орал, рассылая импульсы фаертона по разным направлениям и

отступая вглубь темноты. Белые слепящие сгустки, несущееся от его рук, стремительными шаровыми молниями расчёркивали пространство. Но врагов декан не видел.

— Киф! – Десятник активизировал все боевые системы, вплоть до офицерского энертона.

— Справа! – крикнул Киф.Декан перенёс внимание, включил сканирование – нет объектов! Ни

для аппарата, ни для человеческого зрения. Киф ругнулся и двинулся навстречу, выдавая очереди по саркофагам, качающимся возле командира. Силикон вспыхивал и тут же гас, оплавляясь с тел. Удушливый тяжёлый запах плыл по отсеку.

— Их тут сотни, командир! – крикнул Киф, встав спина к спине. – Если бы Скир не предупредил – хана бы была! Скир, дружище, ещё с нами, он ещё нас помнит! А твари неупокоенные озверели – всех хотят с собой забрать! Слышишь — всех! Я знаю! Знаю, почему! На заклание, слышишь? На заклание нас отдавали там, на Порше! И никого, слышишь? Никого не должно было оставаться в живых!

Декан молчаливо водил стволом энертона, оглядывая свободное пространство. Киф стрелял – он видел, в кого. Двигались слаженно, отступая из темноты на свет.

— Это всё Харон! Харон – сука! Он их на нас науськивает, я знаю! – рычал Киф, стреляя в темноту по мирно покачивающимся трупам. – Понимаешь, командир?!

— Да, Киф, — отозвался он и, опустив энертон, резко развернулся. Кулак вошёл под скулу солдата, вышибая сознание. Боец оплыл и рухнул на пол.

Опустив руки, декан стоял в темноте и прислушивался к тихому колыханию саркофагов. Почувствовав внезапное холодное дуновение, поднял глаза:

— Я готов говорить с вами. Выходите!И первым вышел Скир.

64

КонецДекан поднял взгляд от анализатора, на экране которого

кодировались символы дневниковой записи:— Я закончил, Харон. Вы можете войти.— Благодарю. — Команда «Снегу» — и квадрат ранее запертой

двери отъехал в сторону.— Руки, — лаконично напомнил декан.Я откинул хламиду и развёл руки для сканирования.Удостоверившись в отсутствии боевого скафандра, десятник указал

глазами на стул:— Поговорим, Харон.Я с е л и н е то р о п л и во о п у с т и л кап ю ш о н . П ол у ч и л о с ь и

торжественно, и осторожно.— Под Поршем положили три легиона, — начал декан. Глаза его

спокойны, как виванское болото, знающее, что ты шагнул в топь, и пути обратно нет – ни для тебя, ни для него. – И это не ошибка, а заказ Миссии. Бойня ради создания призраков. Саркофаги, в которые они помещены, не позволяют душам спать…

Он замолчал, давая мне возможно сть опровергнуть или подтвердить. Но я играю по иным правилам:

— Смерть погружает сознание в невесомость, где отсутствие ориентиров сводит его с ума и медленно убивает, — неторопливо начал я. — На Земле ориентиров много – дольмены, храмы, святые места, — а в космосе маяки есть только в ближайшей зоне. Души страдают. Сумасшествие чистого сознания подобно гниению живого тела — мучительно и страшно…

Декан сощурился, умиряя зелёный поток, и процедил:— Армия призраков будет хорошим подспорьем Миссии! Ещё одно

доказательства вашей необходимости! У Миссии настолько плохи дела со взносами на упокоение? Или зажрались?!

Я сложил руки на груди и, одобрительно покачав головой, продолжил:

— Без маяка страдающие души мечутся, не способные найти дорогу в иной мир. Для облегчения их участи существуют Хароны – люди-маяки, способные говорить с мёртвыми. Люди, перешагнувшие страх и боль, веру и сомнения, надежду и любовь. Вне религии и вне жизни. Корабль несёт тела, а Харон призывает души.

— Харон призывает души, — повторил декан и сжал кулаки, — и

65

принуждает их к страшному! За провоз требуя оплату кровью живых!— Обязанности Харона сложны и многолики, — я склонился,

соглашаясь. — И потому на эту роль ведут строгий отбор среди одарённых воинов. Им предлагается испытание. Прошедшего увозят в святой дольмен, где он учится чувству гармонии и пониманию мира у предков. И, став просвещенным, новый Харон улетает на поиски страдальцев, чья вина лишь в том, что гордыня несёт человечество всё дальше от звезды к звезде.

Всё! Сказано довольно, чтоб разумному сделать вывод.Декан открыл рот, но не заговорил. Сглотнул, затравленно оглядев

каюту, наполняющуюся бесплотными фигурами, в беспокойстве пронзающими друг друга.

Я поднялся, торжественно оправляя хламиду:— Декан «Барсов» Трипт Хар! Миссия призывает тебя для

служения не живым и не мёртвым – человечеству! Служения надеждой и указующим перстом. Выбор за тобой!

О с о з н а н и е з а в о л о к л о т у м а н ом в и в а н с к и е б о л о т а . Д о сострадательной боли знакомое мне чувство понимания. Но он не способен ещё до конца понять, что значит быть Хароном!

Тысяча глаз, видящих твоё нутро и днём, и ночью…Лица друзей и товарищей, смотрящие с мольбой и ненавистью…Вечность вне дома, вне собственной жизни, вне веры…Декан тяжело поднялся с места. Рот скривился от сдержанного

бешенства:— Десять тысяч человек! Десять тысяч ради одного перевозчика!Не только… Ещё есть Киф. Хароном ему не стать, но Пророк

получится.— В основе любой религии лежит смерть основателей, — отмёл я.

— В основе любого Храма – кровь надеющихся. В основе святости – шаг через смерть. И Харон – святой, ведущий за собой души!

— Вы решили сделать себя Богами! Но вы – дьяволы!Дуло лучёмёта вскидывается на уровень моего лба. Чёрная дыра

антиреальности…Но я помню, что лежит в основе святости…— Ни богов, ни дьяволов нет! Есть живые и их трепет перед

смертью! – распрямляюсь я. — И веру, способную победить людской страх, создаёт воля того, кто сам отринул его!

— Вы создаёте не веру, а религию на костях! – рычит декан.

66

Глаза цвета самого мучительного момента моего прошлого горят бешеным пламенем – зелёным, страшным.

Чёрная дыра лучемёта плюётся смертью.Смерть летит со скоростью света, но всё ж – так медленно для

свободного духа!Тело привычно уходит, размазываясь в пространстве и времени.Скрытый в наруче энертон, пробуждаясь, заставляет руку

вздрогнуть.Я вижу, как плещется зелёная вода виванского болота. Тёплая.

Солёная. Живая.Трипт Хар! Не став Хароном, ты погубил надежду миллионов

с к и т а ю щ и хс я д у ш . Н о с во и м от ка зом п о ка з а л с и л у д у ха перешагнувшего через страх и сомнения! Такие, как ты, существуют, чтоб учить жить. Своей жизнью. И смертью.

Миссии нужны Хароны… Но Миссии нужны и Святые.Выстрел.Твоя судьба, декан «Барсов», герой Порша. Твоя судьба.

67

ЮРРИК

68

Юррик ПЁС

Шутники в департаменте внешней разведки не перевелись — Квэйси ощутил это на себе. Самая безобидная из шуточек — очередной умник с дебильной ухмылкой хлопал себя по бедру и командовал: «К ноге!» Или протягивал ладонь с воображаемым угощением: «На, возьми!»

Вначале это бесило и он угрожающе скалил зубы — срабатывал рефлекс, но в конце концов однообразные подколки перестали задевать. Пусть резвятся, недолго осталось.

Задание, для которого его преобразовали, было непростым. Не каждого младшего офицера удостаивал аудиенции сам босс — глава департамента. Инструктировал, как обычно, непосредственный шеф Квэйси — кэп Пиньковски, а босс внимательно слушал.

— Станешь псом! — Пиньковски не шутил. Вообще, если посмотреть на кэпа, как-то не возникало мысли, что этот человек способен на шутки. Не возникло такой мысли и у Квэйси. Он продолжал серьезно внимать.

— Костоправы освоили методику пересадок, удачных исходов уже почти девяносто процентов. Так что пора, Корпорация долго ждать не может, — кэп обернулся на босса и после его важного кивка посмотрел в глаза Квэйси с надеждой и гордостью.

— Твоя голова останется здесь, в бан… в хранилище. Гарантируют полную сохранность. Говорят, станет даже лучше, чем была. А тебе пересадят голову пса с Доггера — наши ребята все-таки смогли одного вывезти…

Квэйси знал эту историю, известную всему департаменту. Планета собакоголовых давно привлекала Корпорацию — атмосфера и климат идеальны для колонизации, цивилизация отсутствует, из более-менее развитых существ — только своры прямоходящих собакоголовых приматов — псов, как метко прозвали их космодесантники. Эти псы имели вполне человекоподобное безволосое тело, пятипалые конечности, даже хвост отсутствовал, но строение черепа у них было как у павиана или собаки — плоский лоб, вытянутые мощные челюсти, двигающиеся уши… И повадки вполне соответствовали этой милой внешности. В отличие от наших обычных собак, псы на

69

физиологическом уровне терпеть не могли людей — набрасывались сразу всей стаей. Видимо, что-то у них в историческом развитии пошло не так… Разумными они еще не стали, в человеческом понимании, однако при нападении использовали примитивные дубины, ну и, конечно, свои страшные зубы. Так что первая высадка на Доггер закончилась позорным отступлением — не устраивать же там сразу кровавое побоище. Но одного пса удалось взять в плен.

Космический Десант никогда не отступает, проиграть битву — не значит проиграть войну. Эксперты изучили пса буквально на атомарном уровне, и, когда начальство ознакомилось с отчетом, у кого-то возникла идея — провести глубокую агентурную разведку под прикрытием. Тело пса ничем бы не отличалось от человеческого, если бы не собачья голова. Была выдвинута гениальная идея — временно пересадить голову пленного на подходящее тело агента-разведчика. Кто бы сомневался, что «повезло» именно Квэйси…

Подобные операции производили и раньше — «костоправы», как их именовал кэп, или трансплантологи отдела медико-физиологической поддержки, могли неограниченное время сохранять отделенную от тела голову, правда, в состоянии искусственного сна. Полноценно мозг мог функционировать, лишь имея поток нервных импульсов от органов тела или хотя бы имитацию такого потока. В Десанте было несколько случаев, когда искалеченные тела невозможно было вернуть в нормальное состояние, а голова человека оставалась невредимой — пересадки на донорское тело этих «законсерви-рованных» голов прошли успешно. Но тут все было немного иначе — на его родное тело будет пришита псиная голова…

Квэйси невольно передернулся.— …ты, то есть твое сознание, останется здесь, в твоей голове, пока

тело будет выполнять миссию, — кэп отечески положил руку на плечо Квэйси, — Ты ничем не рискуешь, сынок!

«Да… действительно, пока моя голова будет спать в банке с физраствором, мое несчастное тело с чужой (псиной!) головой на плечах будет находиться среди своры диких прямоходящих сородичей… Вполне безопасно».

Сарказм был неотделим от Квэйси, в отличие от головы.— Можно вопрос, кэп?— Валяй!

70

— А в чем, собственно, идея? Каким образом я смогу вести разведку, если…

— Молодец! — кэп жестом прервал его тираду, и снова обернулся к боссу, как бы хвалясь сообразительностью своего сотрудника. — Смысл в том, лейтенант, что, несмотря на полную физиологическую совместимость твоего тела с телом пса, — Квэйси опять передернуло, — ты все-таки умнее…

— Спасибо, кэп! Но…— Да подожди, понял я тебя, — повисла многозначительна пауза. —

Твое тело необходимо для полноценного функционирования чипа, копирующего твой интеллект, — аналога твоего мозга, только без лирики и всякого там лишнего… Он идеально настроен на твое тело, обладает твоим сознанием, соответственно, боевым опытом и так далее, но это не ты, а только копия. Ты всю миссию будешь потом вспоминать, как сон. Но лавры успеха достанутся лично тебе. И запомни, провала быть не должно.

Пока кэп излагал эту запутанную концепцию, Джо загрустил — видимо, ампутации избежать не удастся, и что там будет вытворять его физиологическая копия под управлением копии его сознания, ему может только присниться… Черт, служба в Космодесанте не даст соскучиться!

После вечеринки для самых близких друзей, на которой Квэйси все время казалось, что это его собственные поминки, и где все в конце концов упились вусмерть, он отдался в руки костоправов. Последнее, что он запомнил — стерильно белый хирургический бокс, краткую напутственную речь самого босса по видео и нахлынувшую волну гипноанестезии, унесшую его из этого мира…

К счастью, результаты операции уложились в девяносто процентов успешных, и после реабилитации Квэйси-пес получил разрешение на прогулки по внутренней режимной зоне департамента, где и стал объектом дурацких шуток коллег, поотрывать бы им головы…

Идея, конечно, была нестандартна. Не вербовать же пса, тут нужен агент, способный на адекватное общение с начальством — как минимум, офицер разведки с соответствующей подготовкой. Но такой человек никак не сойдет за своего на Доггере… С другой стороны, в псиную башку невозможно было бы всунуть мозг агента-человека, он

71

бы не вошел физически… В общем, как ни крути, а принятое командованием решение было единственно правильным.

Квэйси-пес даже воодушевился своей миссией — судьба новой колонии была вручена в его ла… черт, руки! Естественно, на орбите будет болтаться группа поддержки, с командованием будет обеспечена постоянная связь, на самой планете создан резерв оборудования, снаряжения и продуктов. Но все-таки основная и самая сложная задача по внедрению в социум доминирующих существ для сбора интересующей информации будет решаться именно им — скромным агентом Джо Квэйси, преобразованным в местного обитателя, прямоходящего человекоподобного пса.

Первое время Квэйси-пес не мог себя заставить посмотреться в зеркало — казалось, человеческая психика неспособна спокойно реагировать на такие радикальные изменения внешности. Однако, когда через пару дней он мельком увидел свое отражение в стеклянной двери, ему даже понравилась эта статная мужская фигура в спортивном костюме, увенчанная изящной мордой дикого животного — это напомнило культовые изображения каких-то древних богов, когда-то почитавшихся одной из исчезнувших цивилизаций старушки Геи.

«Все не так плохо, они же вернут меня потом в исходное состояние...» — утешал он себя.

И вообще, это было необычно и интересно — понимать, что это не ты, и в то же самое время чувствовать все по настоящему — такое бывает только в снах… И еще в Космическом десанте, конечно.

Адаптация к псиному поведению затруднений не вызывала — тело безошибочно подчинялось командам чипа, в котором все было уже зафиксировано — и манеры приема пищи (слава богу, этого ужаса не видела Кэт, она бы больше не смогла ходить с ним в рестораны...), и примитивные способы общения с соплеменниками, и позы тела во сне, и все остальное, от чего человек разумный давно отвык, а псы Доггера использовали безо всяких моральных сомнений. «Нет, если бы это был настоящий Квэйси, то...» — думал Квэйси-пес. Да, хорошо, что ему это все только снится!

Пиньковски, стараясь не смотреть в псиные глаза, давал последние

72

наставления.— …По данным спутникового наблюдения, их численность

достигает нескольких миллионов. Популяция стабильна, масштабных внутривидовых конфликтов не происходит. Живут, как в раю, соба… — он осекся. — В общем, нет у них причин вымирать. А для колонистов они будут представлять несомненную опасность…

Действующие законы не давали Корпорации возможность «стерилизовать» подходящую для колонизации планету не только от примитивных цивилизаций, но и от высших животных, даже в случае агрессивности и враждебности последних. А псы были уж очень агрессивны по отношению к людям. Просто непонятно, почему…

— …установить причину такого их поведения, а сверхзадача — найти вариант воздействия, чтобы… Ну, ты понимаешь!

Естественно, Квэйси-пес все «знал» и без этих откровений кэпа — чип был запрограммирован добротно. Просто Пиньковски хотелось сквозь чужую личину и электронную душу увидеть того славного лейтенанта, к которому он успел привязаться и — что там кривить душой? — полюбил, как родного сына.

— Ну, сынок, — кэп пару раз моргнул, — с богом!— Есть, сэр! — Квэйси-пес, вытаращив горящие желтые глаза,

щелкнул каблуками. Чип, заменяющий сознание Квэйси , действительно был лишен лирики.

Способ высадки стал предметом обсуждения. Космодесантники, «сошедшие с неба», пленили пса на глазах сородичей — пусть и не отличавшихся особой сообразительностью, но событие это для них было явно не стандартное , т акое наверняка отложило сь в коллективной памяти. Времени с тех пор прошло совсем немного, забыть своего, судя по его активности в стычке с десантниками, выдающегося воина, племя еще не успело, поэтому решено было разыграть «возвращение пленника с небес».

Высадка была запланирована как элемент общей легенды — «похищенный высшими существами (богами) Великий Воин был удостоен Высшего Знания». Которым, естественно, должен поделиться со своими сородичами. Под таким соусом легко можно было навязать псам необходимую лояльность по отношению к

73

будущим колонистам.

Крейсер «Стэмпи» скинул сторожевик с группой поддержки на орбите Доггера и исчез в межгалактическом скачке. Миссия началась.

После снаряжения спусковой капсулы ребята, хоть и с некоторым замешательством, но почти по-дружески пожелали Квэйси-псу удачи. Они все-таки чувствовали — частично это был настоящий Квэйси, отважный молодой офицер, уже успевший стать любимчиком всего Десанта. Упаковав псиную морду в специально изготовленный нестандартный шлем штурмового комби-скафандра, новоявленный мессия занял место в капсуле и устремился навстречу своему «воскресению».

После торможения, когда термозащита капсулы была сброшена и быстрое падение сменилось неспешным парением на парашютах, в иллюминаторе открылся чудесный вид — желтовато-серое небо и сиреневая поверхность внизу, затянутая таинственной дымкой.

«Ну, вот и дома...» — Квэйси-пес мог поклясться, что это была не его мысль, но именно она прозвучала в… неизвестно где!

Ранцевый вертолет — как раз то, что нужно для эффектного появления «просветленного» среди своей дикой паствы. От места приземления капсулы до точки пленения было всего пятнадцать-двадцать минут полета со средней скоростью, и уже через несколько минут над горизонтом появился купол мегагриба, под которым жило племя. Эти гигантские, по несколько десятков метров в высоту, «грибы» служили псам и кровом, и частично пищей, и сырьем для изготовления грубых подстилок, на которых они спали. Вообще планета была идеально удобна для песьих племен — здесь не существовало ни крупных хищников, ни других конкурентов, а между собой они не враждовали, в отличие от наших предков.

П оя вл е н и е К в э й с и - п с а п р о и з ве л о ож и д а е м ы й эфф е кт. Исчезнувший на глазах всего племени много дней назад в утробе п р и л е т е в ш е й с н е б а с ка л ы , с х в ач е н н ы й н е н а в и с т н ы м и круглоголовыми чужаками в блестящих панцирях, которые невозможно было ни прокусить , ни разбить дубинами, их соплеменник, отважный Хрраин, теперь сам прилетел с неба на чудесных крыльях, одетый в такой же панцирь! Наверное, небесные

74

Автор иллюстрации: Моргенштерн Мадам

боги наградили его за отвагу своей великой силой и могуществом, и он теперь защитит их от круглоголовых чудовищ…

— Хрраин вернулся с неба. Хрраин могучий воин. Хрраин знает Слово небесных богов!

Племя в позах повиновения внимало его откровениям, отрежисси-рованным аналитиками департамента.

— Круглоголовые — слуги небесных богов. Они не враги нам.«Ну, пожалуй, и хватит для начала» — вроде бы бенефис удался.

Еще бы, такое вживание в образ…Удивительно, но на следующее утро (выгрызенная в грибе

специально для Хрраина уютная пещерка была достаточно удобна для ночлега и приятно пахла) появились гонцы из других стай, чтобы услышать Слово небесных богов.

Вообще-то, псы находились на таком этапе развития, когда стая безусловно подчинялась лидирующей о соби, обладающей наибольшей физической силой. Потрясенные мудреной речью, состоящей из немыслимого количества «фраз», да еще и содержащей столько новых, непостижимых идей, соплеменники Хрраина начали смутно догадываться, что настают новые времена, когда все будет решать не одна исключительная сила вожака, но и его способность договариваться с богами. Квэйси был безоговорочно признан лидером не только своей стаи, но и вождем всех стай, обитавших вокруг на расстоянии дня пути. И это всего на вторые сутки пребывания в роли мессии!

Босс был доволен докладом. Миссия на Доггере демонстрировала быстрый и абсолютный успех. В лице Квэйси-пса департамент имел теперь не просто «глаза и уши» в псиной среде, а мощное средство тотального контроля над популяцией и возможность управлять направлением ее развития . Теперь можно планировать и полномасштабную колонизацию…

— Готовьте документы на награждение майора Квэйси, посмертно. Пиньковски чуть не прикусил язык и непонимающе уставился на босса.

— Корпорация не может лишать себя такого агента, даже после начала колонизации. Тем более после ее начала. Кому, как не вам, лучше знать! — босс стальным взглядом просверлил во лбу у кэпа

76

дырку.— Но настоящий Квэйси тут, в банке… То есть я хотел сказать,

неужели из-за паршивой планеты мы должны терять хорошего парня? — Пиньковски было не так просто заткнуть рот.

— Лирика, Пиньковски, лирика! Корпорация не раз платила гораздо большую цену за гораздо менее выгодные объекты, чем Доггер. Вы и сами должны это помнить. А Квэйси станет легендой Десанта и будет примером для молодежи. Не каждый лейтенант становится сразу майором и Героем Космоса.

Поднявшись, босс дал понять, что разговор закончен.

Квэйси приснился ужасный сон. Сначала ему отрезали голову, и он смотрел этой отрезанной головой, как на его молодое прекрасное тело пришили отвратительную собачью башку с горящими желтым огнем глазами. Потом вроде бы уже он сам оказался внутри этой башки и наблюдал ее глазами свою настоящую голову, которую люди в белых масках поместили в прозрачный куб и залили голубоватой жидкостью, а в ней периодически вспыхивали маленькие электрические разряды. От этих разрядов его тело била приятная дрожь, а потом он провалился в небытие, как при межгалактическом скачке…

— Лейтенант! — голос шефа вывел его из небытия. — Как себя чувствуешь, лейтенант?

В голосе Пиньковски звучали нотки не то чтобы жалости, но, во всяком случае, участия.

«Черт, неужели ранен?» Было немного страшно открывать глаза — а вдруг это был не сон, и ему действительно заменили голову?

Все таки пришлось открыть.Он находился на борту космолета. Судя по размерам отсека —

крейсера, не меньше.Джо невольно пощупал шею и с ужасом обнаружил под пальцами

бугорок шрама. Он был совсем свеж — кожа еще не возобновила чувствительность.

— Вообще-то ты уже майор и Герой Космоса. Правда, посмертно, — здесь действительно находился кэп Пиньковски собственной персоной.

— Зато не пес! — редчайший случай, но кэп улыбнулся.— А?.. — Квэйси начал смутно вспоминать, с чего все началось…

77

— Десант своих не бросает, сынок. Даже если ты временно станешь царем летучих обезьян, это еще не будет означать, что ты больше не пригодишься, как человек. С возвращением!

На прекрасном Доггере, несравненной жемчужине туристических маршрутов, одним из самых оригинальных и интересных развлечений считается дикий отдых в племени местных собакоголовых приматов — мирных дружелюбных существ, буквально боготворящих людей. Вождем племени уже много циклов является некий Хрраин, которого, по местным преданиям, вначале вознесли на небо слуги небесных богов, где ему даровали Великое Знание, а потом вернули, чтобы он стал вождем собакоголовых. И затем, за заслуги перед небесными богами, ему даровали Сияющий Панцирь, который он больше никогда не снимал. Самое удивительное, что этот вождь охотно общается с туристами и действительно создает впечатление очень умного собеседника, что никаким объяснениям не поддается, поскольку умственное развитие этого вида приматов сильно уступает человеческому. И панцирь тоже имеется. Хотя никто никогда не видел, чтобы собакоголовые делали что-то сложнее обычной дубины. Загадка…

78

Юррик КАРНАВАЛ

Стенки ячейки приятно вибрировали. Статусный носитель, как и

положено, идеально вписывался в предназначенный ему объём, так что каждый нейроволосок нежился внутри отдельной поры, сбрасывая накопившееся за последнее время напряжение.

«Всё-таки лучше родного дома ничего не бывает...» – Таут, уже с новым индексом С327, расслабленно релаксировал по сле изматывающего рейда по окраинам Империи.

Его операцию против цивилизации черепоносцев высоко оценил Совет Старейшин. И хотя пока ещё никакой угрозы со стороны Межгалактической Корпорации (он мысленно ухмыльнулся: «Какая примитивная напыщенность – межгалактическая») не предвиделось, безучастно наблюдать за их растущими возможностями тоже не следовало. Как оказалось, они вплотную подбирались к решению проблемы Переноса. А овладев Переносом, черепоносцы сразу станут представлять потенциальную угрозу Империи…

Он ещё раз с удовольствием проиграл нейрограмму церемонии повышения индекса и погрузился в неторопливые размышления.

***Вот он и генерал! Несмотря на искреннее равнодушие к своему

продвижению по карьерной лестнице и вообще довольно прохладное отношение к различным чинам и регалиям, на этот раз Квэйси всё-таки не мог собой не гордиться. Не так уж много в Звездном Десанте генералов, да еще таких моложавых. Причём его карьера отнюдь не заканчивалась – наоборот, ему было поручено курировать перспективнейшую секретную разработку ЦСИ…

Не в силах думать ни о чём, кроме нового проекта, Джо сразу после завершения всех бюрократических процедур поспешно отбыл на Сафру, к месту нового назначения…

*** Руководителю Центра Системных Исследований Межгалак-

тической Корпорации.Секретно.… генерал Дж. Квэйси в расчётное время не прибыл. Транспортный

портал абсолютно исправен…

79

( из шифровки начальника полигона «Катарина»)***

По давней традиции Среднесумеречный Бал-карнавал проводился в честь наиболее отличившихся кавалеров высших индексов, в знак особого признания их заслуг перед Империей. На этот раз в числе признанных героев был и Таут С327, что обязывало его соблюдать определённые условности.

Одной из них был «карнавальный костюм». Разумеется, он должен был быть оригинальным и элегантным – не может же выдающийся герой транссистемного Переноса затеряться в толпе жалких бездарностей, у которых не хватает фантазии на нечто большее, чем копировать каких-нибудь тирродзилл, соревнуясь в гламурности их масти. Таута просто бесили эти бесчисленные неповоротливые твари, на каждом балу тупо мерцающие во всех закоулках бального лабиринта всевозможными кричащими оттенками. Как будто во всей вселенной не было существ поинтересней. Нет, ему обязательно надо всех удивить!

В соответствии с повышенным индексом, Таут получил в качестве «материального поощрения» и новую энергокапсулу. Теперь его возможности ограничивались, пожалуй, только лишь собственным воображением. То есть были практически неограниченными…

***На первый взгляд бросок прошел как обычно. Небольшая

перегрузка, кратковременная потеря сознания, и вот вместо голубого неба за окнами штаб-квартиры на Гее – угрюмый фиолетово-серый защитный купол в окне приемного модуля. Полигон «Катарина», Сафра.

Видимо, что-то случилось или Квэйси только показалось, что бросок уже закончен, потому что сознание вновь померкло…

… Необычно тепло, скорее даже жарко. Но это не от окружающего воздуха, жар будто идёт изнутри. Квэйси вспомнил похожие ощущения – так было во время первого эксперимента с «Черепахой», когда её сознание попыталось отвергнуть его проникновение. И это закончилось длительным восстановлением в клинике ЦСИ. Значит, он всё-таки на Сафре? Но каким образом «Черепаха» смогла добраться до него без стандартного интерфейса, или он всё-таки не полностью восстановился и появились провалы в памяти?

Тем временем перед глазами проявилась картинка. Лучше бы он

80

этого не видел…***

Да, настолько экзотических существ на имперских балах, пожалуй, ещё не бывало! Во всяком случае, на памяти Таута. К тому же, это будет логичным продолжением его блестящей операции. Релаксация уже начинала тяготить, пора приниматься за работу.

Таут активировал энергокапсулу – костюм надо было еще успеть доставить и как следует подогнать…

«Империя» существовала с незапамятных времён. Сам Таут С327, как следовало из его индекса, пережил уже более трёх сотен циклов сингулярности, причём это был ещё довольно «юношеский» возраст – Старейшины, например, обладали шестизначными индексами. Но даже они не помнили, когда произошёл тот самый «отрыв» самоопределяющихся энергоинформационных структур – собственно менталов от биологических организмов – носителей индивидуального сознания, их пращуров. Какие катаклизмы пережили те далёкие предки – уже неизвестно, скорее всего, они были бесследно уничтожены очередной сингулярностью. Менталы же стали практически вечными. Их способность адаптировать для своих нужд любое физическое тело, начиная от сгустка межзвёздного газа и заканчивая целой планетой (Таут смутно догадывался, что Старейшины могли контролировать даже небольшие звёздные скопления), и подчинять себе биологические существа любой степени сложности, позволяла им быть абсолютно свободными и успешно преодолевать переходы через точки сингулярности. Разумеется, приходилось сворачивать пространственно-временную активность в периоды Сумерек – вся материальная инфраструктура необратимо деградировала, а сами менталы капсулировались в нуль-сферах смыслового поля, ожидая нового витка материализации и появления хотя бы элементарных энергофизических структур. Цикл повторялся – менталы воплощались в новом пространственно-временном континууме, обустраивали очередную инфраструктуру Империи и т.д. Калейдоскоп превращений безостановочно крутился, каждый раз порождая иную, неповторимую картину сущего.

Но традиции есть традиции. И Среднесумеречный Бал – одна из самых главных. По сути, это была своеобразная демонстрация достижений Вселенной на вершине своего цикла. Ну и конечно, наиболее развитые менталы, по мере собственного желания и

81

фантазии, иногда экспериментировали… Вечностью ведь надо было как-то пользоваться!

Вот и Таут С327 завёл, ради забавы, на одной периферийной планете популяцию «камнеедов» – весьма приспособленных к местным условиям, абсолютно неприхотливых существ. Разумеется, законы Империи он соблюдал – это была тупиковая ветвь, изначально лишённая возможности какого-либо серьёзного интеллектуального развития. Они даже не могли размножаться – скудная ресурсная база планеты этого все равно бы не допустила. Таут просто отрабатывал на этих существах одну свою идею – возможность автономного, низкоуровневого , бе з вмешательства ведущего мент а ла , краткосрочного Переноса. Это оказалось вполне реальным – он даже собрался продемонстрировать такого камнееда на Балу и… Но тут появились черепоносцы.

Видимо, это была одна из тех случайно возникающих и редко доживающих до «совершеннолетия» цивилизаций, к появлению которых менталы не имели абсолютно никакого отношения. Подобные уже попадались Тауту в некоторых циклах. Но на этот раз его удивило, во-первых, крайне несовершенное биомеханическое устройство их организма – например, орган мышления, носитель примитивного индивидуального сознания, размещался в так называемом черепе, слабозащищённом образовании из костной ткани, размещённом в верхней части тела, и никак не дублировался! Хотя он и состоял из двух частей, они не были полностью независимы. И вообще , эти суще ства словно иллюст рирова ли какую-то патологическую склонность к би-симметрии. Тело их перемещалось на двух суставчатых ногах и имело всего две манипулирующие конечности по бокам туловища. Наружных органов зрения и слуха тоже было по паре, а вот ротовое, как и анальное, отверстие – одно!

Во-вторых, метаболизм этих существ действовал в очень узком диапазоне допустимых параметров внешней среды. Для поддержки существования они постоянно нуждались во множестве довольно сложных органических соединений и неорганических веществ, вдыхали многокомпонентный газ… Их родная планета, видимо, обеспечивала такие уникально стабильные параметры достаточно долго, чтобы черепоносцы смогли достичь уровня освоения дальнего космоса. Планета, на которой Таут исследовал камнеедов, однозначно была для них смертельна. Только благодаря специальной защите они

82

Автор иллюстрации: Моргенштерн Мадам

могли здесь выжить. Может, именно поэтому их так привлекли камнееды.

Черепоносцы даже соорудили здесь исследовательскую базу и занялись подробным изучением «черепах», как они их назвали.

Ну а Таут, тогда ещё с индексом М327, занялся изучением черепоносцев.

***Боже, это что за бред? Квэйси пытался хоть как-то логически

объяснить наблюдаемую реальность. И дело было даже не в картинке. Он ощущал себя как помещённого внутри себя самого, как пассажира внутри какого-то хитроумного действующего макета. Именно пассажира, потому что управлял макетом явно другой пилот. Да, он был и оставался Джо Квэйси, новоиспечённым стотридцатилетним генералом Звёздного Десанта, главным специалистом сегмента «К» Центра Системных Исследований Межгалактической Корпорации, куратором нового секретного проекта, чёрт возьми! И в то же самое время он ясно понимал, что всё происходящее с ним здесь и сейчас – н е во зм ож н о . О н д ол же н н а ход и т ь с я в п р и ё м н ом м од ул е транспортного портала полигона «Катарина» на Сафре, а не… Чёрт знает где.

Не то тоннель, не то пещера. Округлый коридор, довольно высокий – метров шести или семи в диаметре, влево и вправо плавно изгибается, скрывая перспективу. Упругие и тёплые на ощупь, слегка пульсирующие стенки подсвечены изнутри мягким фиолетово-серым светом, кажется, что они принадлежат живому организму.

Совершенно отсутствует чувство верха и низа – как на орбитальных сторожевиках в режиме отключенной гравитации. При этом, однако, вес тела ощущался нормально и можно было ходить как обычно, только по любой поверхности – по «полу», «стенам» и «потолку». Квэйси попробовал прошагать и сделал полный «оборот». Интересно.

«Приветствую, мой генерал!» – прозвучало в мозгу. Ну точно, бред. Наверное, ему всё это только мерещится, а на самом деле он так и находится в клинике Центра на Гее…

«Да, и прошу извинить за ущерб, нанесённый вашему здоровью. Неудобно получилось».

– Кто это? – Джо машинально задал вопро с невидимому собеседнику вслух.

«Извините, дружище. Конечно же, надо было сразу представиться. 84

Таут С327, ментал высшего индекса, Империи, ммм… просто – Империи».

– А… Где… Вы?«Я здесь, Джо! В некотором роде сейчас я – это вы. Как в сеансе с „Черепахой“, помните? Не бойтесь, вам это больше не повредит, я просто познакомлю вас со своими друзьями. Уж извините, что без вашего предварительного согласия». – Таут, чёрт побери! Почему вы решили, что я захочу с кем-то знакомиться в таком виде, голым?!

Так и есть, без «черепахи» тут не обошлось… Но дело, оказывается, даже не в ней!

«Вам не надо беспокоиться, Джо, вы вернётесь обратно, на Сафру. И никто никогда не узнает, где вы побывали, да вы и сами всё забудете, как сон».

Действительно, это же только сон. Это всё нервы… В его возрасте надо уже спокойнее относиться к работе, в самом деле. Квэйси вновь забылся.

***Руководителю Центра Системных Исследований Межгалакти-

ческой Корпорации.Секретно.… генерал Дж. Квэйси приступил к работе. В таймере транспорт-

ного портала произошёл небольшой сбой предустановки. Неполадки устранены…

( из шифровки начальника полигона «Катарина»)***

Бал удался. «Костюм» Таута произвёл ожидаемое впечатление.

85

ТАБАКЕРКА

86

ТабакеркаТО ТУТ, ТО ТАМ

Станция— У меня такое в первый раз, понимаешь ты? В первый раз! Я же

для нее на всё готов был!— Да понимаю, понимаю. А я недавно в портал тестер уронил.

Представляешь, сколько вычли?— Что тестер, что зарплата! Мне три года осталось, всего три года

подождать, и я бы с этой проклятой станции фьють — и нет меня. Понимаешь?

— Ага, с деньжатами да с привилегиями.— А то! Исследование альтернативок — это тебе не… не это! И

каждый отпуск летел же, страдал, ждал! Стихи писал, голову ломал, чтоб романтично, чтоб как в старину — на настоящей бумаге. А она… эх.

— Бабы — дурр-р-ры! И бюрократы эти — тоже. Наливай.

Где-то далеко…Юный собиратель карабкался сквозь кроны в поисках кладок

хвосторогов. Сезон светлого неба только начинался, и шумные пернатые без устали лепили на кору россыпи шероховатых икринок. По-умному лепили: не слишком высоко, чтобы не иссушило солнце, но и не слишком низко, иначе доберется вечно голодное лесное зверье. Мелкие обитатели ле са все равно умудрялись лакомиться питательными шариками, рискуя попасть под рог разъяренной матери.

Цепкие ступни с детскими присосками крепко держались за ствол, оставляя ладони свободными. Нападения он не боялся. Внимательно читал каждую кладку и брал только неоплодотворенные пустышки, которые хитрая птица раскладывала на самом видном месте, отвлекая внимание от настоящих. Родители обеспокоенно следили из листвы, изредка строго покрикивая, но в бой не бросались.

Собиратель поправил полупустую сумку, ремни крепления уже успели больно натереть кожу, но к концу сезона в этих местах будет слой толстых чешуек. С легким треском оборвав корешки, снял очередную икринку и, прежде чем перебраться на следующее дерево,

87

внимательно изучил ветви еще раз — не пропустил ли парочку. Заглянул в основное гнездо, иногда по ошибке хвостороги и там оставляли обманки.

Из-под сухих листьев и трухи отчетливо виднелось что-то светлое. Собиратель заинтересованно протянул руку и тут же отдернул — птица пронеслась мимо, почти задев щеку краем крыла. Втянул шею в плечи и покосился наверх: стая взволнованно заклекотала, готовая защитить свое потомство, нагрудные мешки предостерегающе вздувались и опадали, острое хвостовое оперение сомкнулось в лезвиеобразный «рог».

Угрозы будущим птенцам стая не потерпит. Стоит ли рисковать? А вдруг это что-то ценное? Перепонка ветровика или кусок ядогриба. Крылатые стаскивали в гнезда всякий мусор, бывало, там попадались и полезные вещи. Собиратель попытался прочитать находку. Хорошо читать он умел пока только икру, но уже давно тренировался разбирать растения и животных. Когда с ладоней и ступней сойдут детские присоски и его назовут взрослым именем, он хотел попроситься в лесные добытчики.

На первом уровне считывалось дерево, много деревьев, и все вперемешку. Цветок? Лист? Собиратель попытался глубже посмотреть отпечатки — и чуть не впал в созерцательность. В глазах вспыхнула радуга, в голове заворочались спутанные мысли с острыми краями, царапающие череп изнутри. Успел заметить только боль гибнущих лесных гигантов, образы огромных металлических зверей, долгое падение. И что-то, что не может быть написанным.

Очнулся уже без сумки — вся дневная добыча пропала. Руки и ноги судорожно обхватывали ветку, удерживая тело. Он потряс головой, прогоняя транс, и поднялся.

«Надо забирать, отдам жрецу, — решил собиратель, — мое дело — икринки и мелочь всякую искать. А за эту штуковину, может, и замолвит словечко перед взрослым распределением».

Станция— И ведь как мальчишка! Как юнец безусый, а мне уже сорок.

Светило, итить…— Да-а-а, уважают тебя.— И бумагу тайком тащил. Знаешь, как с планеты сложно сюда

лишний грамм груза провезти? А как письма эти проклятые 88

передавал, знаешь?— Ну-у-у-у…— И чего мы в них влюбляемся? Одни мучения…— Согласен. Будем?

Где-то далеко…Жрец Давади уже третий день не мог отправить бусину с отчетом.

Поля он обошел еще в конце серебряного неба, стада просмотрел сразу после этого, родильные площадки тоже готовы — все в порядке, выбраковка в пределах нормы. Осталось только наведаться в детскую рощу с вылупившимся в этом году младенцами, а читать вертлявую непоседливую малышню Давади не любил. Поди сними их с верхушек ясельных зарослей, стар уже по сучьям карабкаться. И наставников в помощь брать не любил. Сами видят: без способностей ребенок, прямая дорога в пастухи или камнерезы. Нет, ходят следом хвостом, упрашивают: «Может, плохо прочитал? Посмотри еще раз, это же сестры первенец, нельзя его в навоз». Тьфу! И знают ведь, что правильно, и все равно обижаются.

Давади ругался на липнущих наставников и тянул время. И самому хочется, чтоб все уродились талантливые да умненькие: строители, ученые, лекари, а то и с задатками мудрого хаша. Только не будет такого, родильные норы в прошлом году предварительно изучал: самое большее — пара целителей. Хотя он всего лишь жрец. Может, старательный, но бесталанный ребенок усердием пробьет себе лучшую судьбу. Всякое бывает.

Вот жрец и занимал себя другими делами. Погоду читал дольше, с раздорами разбирался усерднее, внимательнее выслушивал подростков, которые приходили советоваться о выборе пути и показывали свои умения.

На огне ароматно булькал котелок с похлебкой. В чане с поднесенной «на пробу» свежей брагой оставалось еще кружек на пять. А что ее изучать, и так видно — удалась брага. Так он варильщикам вчера и сказал.

Жрец подвинул поближе кружку, отломил лепешку, начиненную жирным сворочьим сыром, и удовлетворенно откинулся на лавку: «Все равно уже не успею, отдохну. А вот завтра с самого утра в рощу пойду».

У входа кто-то вежливо поскребся.89

— Что еще?В проем заглянула большеглазая голова. Чешуйки на щеках

отливали нежно-зеленым, но макушка уже серела, как у взрослого мужчины.

— Чего тебе? Про выбор имени еще рано говорить, через год приходи. Или ты уже мое задание выполнил? Новое дать?

Детеныш-собиратель замялся у порога и молча протянул туго перевязанный лианой сверток.

— Если что полезное нашел, лучше наставникам отдай или целителю. Нет? Клади на стол да ступай, дел невпроворот.

Юнец осторожно опустил сверток на край стола и замялся:— А можно мне…— Сказал же уже. Научишься лес читать как следует, будешь

добытчиком. Пока вижу только собирателя. Старайся. Паучника уже узнал, как я советовал? Вот, узнавай.

Собиратель с огорченно взъерошенным загривком выскользнул из дома.

Что там может быть любопытного? Наверняка придется сейчас целителю нести. Жрецу все эти лесные находки не нужны.

Давади развернул лист и на мгновение прикрыл глаза мембранами.Внутри толкался и щекотал исследовательский азарт, совсем как в

молодости, в школе жрецов, когда все было новым и интересным, а каждое прочитанное явление — открытием.

В свертке лежал небольшой грязно-белый лоскут, покрытый синими черточками и линиями, будто личинки оставили свои следы. Предмет был похож на сброшенную в первой линьке детскую кожу — такой же тонкий и мягкий.

Н а в е щ е с т в е н н ом с л о е ч ё т ко ч и т а л о с ь р а с т и т е л ь н о е происхождение. На событийном проглядывала история с собирателем и несколько дней, пока лоскут лежал в расселине между камней и в гнезде. А дальше начинался сумбур: незнакомые чувства, события. Жрец попытался разобраться, но тут же плюнул на бесполезное дело: слишком чужие были образы и существа, оставившие их — все смазывалось в неразборчивую кашу.

Был и третий слой — смысловой. Словно кто-то записал на лоскут сообщение, как делал сам жрец с глиняными или каменными бусинами. Но кому придет на ум сохранять послание на столь

90

недолговечной вещи?В этот слой Давади слишком глубоко лезть не стал, лишь мазнул по

поверхности, но и этого хватило. Противоречивые смыслы взрезали мозг и принялись кроить его на свой лад. Какое-то эфемерное мелькание, будто лоскут вобрал в себя несколько одновременностей, вывернутых наизнанку. Сознание остановилось, пытаясь постигнуть значение, а его не было. Начинался смертельный цикл.

Давади отпрянул, накрыл находку блюдом и потянулся за кружкой.Вот он, настоящий парадокс хаша Оритиса. Как записать то, что не

существует и существовать неспособно? Как записать ложь, чтобы она звучала как правда? В школе жрецов учили, что это невозможно. Но доказательство лежит перед глазами. Мальцу повезло, что выбрался. Давно хотел порекомендовать его, способный. Другой бы третьего уровня просто не увидел. Хотя и сглупил: нечего соваться, куда не следует.

Давади прошелся по комнате, приподнял блюдо и снова опустил: «Опасная вещь, чужая. По-хорошему, в огонь ее нужно, — да не моего ума это дело. Пусть в обители ломают зубы», — и спрятал лоскут в ларец.

Станция— Вот, читай! Последнее, гори оно огнем.— Дурость какая-то.— Сам дурак, это метафора. Ме-та-фо-ра! Понял?— А чего ж не понять.— Знаешь, а зачем мне такая жизнь? Без нее.— Хр-р-р… что?— Пойду и сброшусь в портал! И пусть она потом рыдает и локти

кусает. А меня нет!— Не сбросишься, смена не пустит.— Сегодня я — смена. И ты, вроде бы. Ты сегодня в смену?— Я? Я — да. Я — тоже.— Пошли?— Ага, только давай уж напоследок еще по одной.

Где-то далеко…Сначала запечатанный ларец оказался в одной из обителей низшей

91

ступени. Глава обители, мудрый хаш Ахторг, собрал группу чтецов, пытаясь разобраться в записях таинственного артефакта. То, что предмет явно прибыл извне, выяснилось практически сразу.

— Отправим в Дом Покоя? — с сомнением предложил советник. — В тайне держать такую вещь долго не сможем, все равно затребуют.

— Пока время позволяет — сами поработаем, — отрезал мудрый Ахторг. — Представь, сколько полезного можно из нее вытрясти хотя бы за неделю?

Советник согласно прикрыл глаза ладонью:— Ваша власть, ваша ответственность.Младшие хаши занялись событийным слоем, день и ночь

прощупывали лоскут, искусно лавируя между знакомыми образами, и аккуратно, шаг за шагом, исследовали мир чужаков.

За расшифровку смысловых отпечатков взялся круг старших хашей, опытных и осторожных.

— Этого не может быть. Про одно и то же явление тут сказано, что оно и истина, и ложь.

— Но это есть! Давайте начнем с икры. Если я внесу на табличку «у этого мужчины четыре конечности», это будет истина, и табличка покажет информацию с окрасом правды. Если я попытаюсь внести «у этого мужчины пять конечностей», то информация попросту не запишется или, если я очень постараюсь убедить себя, запишется с окрасом обмана. Так? Нельзя одновременно и верить, и не верить. Это же основы!

— Парадокс Оритиса?— Он самый. Ну что, рискнем заглянуть глубже?И они заглянули глубже, потом еще глубже, и еще… Пока одного из

исследователей не захватила созерцательность. Он умер от истощения в считанные часы, разум буквально сжег тело, пытаясь подогнать прочитанное под свой опыт реального мира.

Только тогда испуганный глава передал лоскут совету хашей — в Дом Покоя.

Совет в полном составе собрался в главном зале. В центре каменного стола лежала злополучная находка. Наимудрейшие не вчитывались — одного взгляда было достаточно, чтобы понять опасность парадокса. Для тех, кому хватит песчинки, чтобы про следить судьбу скалы, даже краткое изучение грозило смертельным трансом. Дом Покоя был возведен высоко в горах, где

92

Автор иллюстрации: Лев Елена

круглый год дул ветер с ледников. Но даже этот холод не спас бы попавшего в ловушку противоречий, только продлил агонию.

Решалась судьба артефакта.— Ты действительно хочешь сознательно уйти в глубокую

созерцательность? Если твоя теория ошибочна, ты погибнешь.— Подумайте, а если я прав? Если это описание процесса, своего

рода инструкция? Я считаю, нужно понять ее, выполнить все шаги, и тогда ложь станет истиной.

— Глупый риск и ребячество.— Мне уже не много сезонов осталось, пожалуй, рискну. Не

получится — так тому и быть. Уничтожьте и забудьте. А вдруг получится, кто знает?..

В пещере у самой вершины старый хаш снял теплую одежду, укутывающую его в несколько слоев, сел у входа в позу раздумий и погрузился в чтение.

Тело быстро остыло. Снежная крошка била в побелевшую кожу, но мозг продолжал работать.

Утро превращалось в вечер, солнце сменяло звезды, а разум упорно сражался с загадкой.

Тонкая корка льда покрыла старика, но его сознание выворачивало себя наизнанку, пытаясь подчинить реальность написанному. И реальность начала меняться. Неохотно, медленно, с разрывающей болью.

Когда ложь стала истиной, преображенный хаш расправил крылья и с восторгом почувствовал упругой перепонкой скольжение ветра. Изогнул шею, взглянул на сверкающие в лучах чешуйки хвоста. Горячая сила наполнила грудь и вырвалась жарким пламенем, превращая лед в пар.

«Я смог, я исполнил! — билась внутри яркая радость. — Полет прекрасен!»

Новорожденный дракон сделал круг над вершиной и направился в Дом Покоя, неся миру добытое знание.

Тонкий, тоньше сброшенной детской кожи, лоскут с синими линиями остался в пещере. Ждать следующего смельчака.

Космическая станция исследования альтернативных реальностей.— Ну, что?

94

— Что, что. Допрыгались. Меня до лаборанта понизили, все запасы отобрали. Контрабандный алкоголь, видите ли.

— А меня премии… того… на два года. И к психиатру, регулярно.— Мало, я бы добавил. Погибать в бездне он пошел! Разбитое

сердце у него! Если б не я…И никто не вспомнил жалкий листок бумаги, смятый, потрепанный.

Брошенный нетвердой рукой в окно чужого мира. С наивными и смешными, искренними строками:

Мягким шагом катастрофыТы вошла в мой быт унылый,Прошептала: «Здравствуй, милый», —И осталась навсегда.Из меня полезли строфыНепонятного мотива,Изменилась перспектива,Воспылал костёр в душе.Взглядом трепетно-стыдливымТы меня заворожила,Прокляла неуловимо:Появился зуд в спине.А вчера, когда я брился,Я увидел два нарыва:Расцарапала игривоТы мне кожу коготком.То, я чую, лезут крыльяИз огня души счастливой.Подхвачу тебя игриво,Воспарим под облака.Там я стану диким зверем,Поменяю свою сущность.Забери её в подарок,На бессмертье поменяй.

(Особая благодарность Джин за подаренное стихотворение)

95

bbg БОРИС

Богданов Борис Геннадьевич о себе:

«Родился в ГСВГ (Группа советских войск в Германии). В нежном несознательном возрасте поездил вместе с родителями по стране. В 1972 году транзитом через Воркуту мы приехали в Тверь. Здесь я окончил школу и университет, здесь живу и работаю.

Сколько себя помню, хотел сочинять о том, что случалось со мной лично: о годах весёлого студенчества, о спортивной жизни, о профессиональных перипетиях. Но боялся, так как убедил себя, что писатели — существа со специальной и очень редкой нервной организацией.

В 2 0 1 0 г оду н а Ф а н т л а б е з а дум а л и п р о в ес т и ко н к ур с фантастического рассказа. Я решил: почему бы и нет? И сделал первые два рассказа, которые провалились, но без треска. С тех пор мучаюсь сам и мучаю читателей и собратьев-конкурсантов.

Женат.

Есть сын 1993 года рождения».

96

bbg Борис Богданов ПЕРВИЧНЫЕ ПОЛОВЫЕ ПРИЗНАКИ

Вампира умирала неохотно. Приклеенное молекулярной сетью к

стене рядом с иллюминатором тело конвульсивно подёргивалось. Даже сейчас она пыталась вырваться, несмотря на толстый арбалетный болт, вошедший под левую ключицу. Совсем молодая самочка, почти девочка. Лицо её плыло, она лихорадочно пыталась подобрать самый привлекательный для Сержа облик. Немного вытянулся и заострился нос, припухли губы, начала темнеть радужка глаз. Теперь от неё пахло надеждой и чуть-чуть вожделением. Совсем незнакомая девушка всё более напоминала Эльзу. То же самое, наверное, происходило сейчас с телом вампиры. Странный, неизученный пока механизм. «Так они ловят нас, на живца», — Серж отвернулся.

Внизу, за толстым стеклом иллюминатора, в кудряшках облаков плыла Земля. Ушёл вверх и влево Апеннинский полуостров, весело замерцали солнечные блики в зеркале Средиземного моря, выплыла неровная кромка африканского берега. Гигантская станция медленно вращалась, создавая комфортную силу тяжести.

Они были с Эльзой там, в Египте, незадолго до её ухода. «Побега, — поправил он себя, — гнусного, предательского побега! Ненавижу». С кем она сбежала, с тем смазливым проверяющим снизу? Или с кем-то из местных? Неважно. Попытки вампиры понравиться — и тем спастись — были глупы. Прошлое умерло.

Пришёл запах смерти. Подождав для верности еще несколько минут, Серж вынул инструменты. Несмотря на богатый опыт, на кровь и дерьмо последних лет, он не любил резать живое. Плевать на методички! Скорость важна, когда нет времени ждать. Только лишь. Организм вампира исключительно стоек, смерть мозга — ещё не смерть тела. В запасе не меньше часа. Вокруг пусто, и здесь его никто не потревожит.

Срезав ткань вокруг болта, он вогнал длинную иглу рядом с раной, в сердце. Пара минут, и литр ярко-алой артериальной крови заполнил контейнер. Непрозрачный, зеркальный контейнер с универсальным лекарством от всех известных болезней. Кроме глупости, разумеется. В вытяжке из крови вампира содержалась, помимо прочих полезных

97

ингредиентов, А-часть бинарного вируса. Большие деньги на чёрном рынке, между прочим! Серж усмехнулся: последний глупец пойдёт с таким товаром налево. Служба защищает только легальных охотников. Пусть в Офисе заплатят вполовину меньше, но никто не придёт и не спросит — откуда деньги, брат? Правда, как уже сказано, от глупости лекарства нет…

В другую ёмкость, с герметичной крышкой и электронным замком, он уложил подчелюстные железы. Редкая гадость — зомби-яд! Вместилище Б-части бинарного вируса. Будь его воля, Серж сжигал бы эту пакость вместе с телом. Но Офис не принимает кровь отдельно, исключительно в комплекте. Причём только от одного «донора». Для исследований по обратному процессу — гласят официальные документы. Вернуть зомби к нормальной жизни, стало быть. Исследования, говорите? За пять лет он не видел ни одного возвращённого! Зато новые зомби появляются регулярно… К чёрту!

Метаморфоза почти завершилась. Перед ним лежала Эльза. Ну, почти Эльза… Только уродливые разрезы, сделанные при изъятии желёз, портили ненавистный и любимый образ. Если оставить тело как есть, за ближайший час они затянутся. «К чёрту!» — повторил Серж и достал огнемёт. Весело запахло будущим огнём.

(для верстальщиков: здесь должна быть пустая строка отбивки)— Путаница какая-то с этим сырьём, — сказал Джок в тот раз,

наливая. — Вздрогнули!— Прозт, — кивнул Серж, опрокидывая рюмку. Передёрнуло… Он

был при деньгах, неделя выдалась удачной. «Пошли в кабак! Я плачу», — заявил он Джоку. — «Нет, дружище, отвык я от тонких напитков. Спирт — лучшее лекарство от окружающего дерьма! Посидим тут», — отказался Джок, и Серж не стал спорить.

В лаборатории было пусто, персонал давно разошёлся по домам. Оставался только Джок — как начальник и главный специалист. Помещение заливал мертвенный свет потолочных плафонов, гудел в углу автоклав, отсвечивая красным глазком таймера. Пахло химией и покойником. На каталке рядом, укрытое серой в разводах простынёй, лежало тело. Серж равнодушно скользнул взглядом по торчащей наружу пятке и тонкой щиколотке. Наверное, когда-то это была женщина.

На пошарпанный, прожженный химикатами рабочий стол Джок

98

выставил литровую колбу пойла и пару захватанных рюмок. Одну, с отбитым краем, он деликатно взял себе. «Ерунда, — ответил на брезгливую мину Сержа, — спирт — лучшая дезинфекция от … дерьма!» Серж пожал плечами и снова согласился. Спорить с Джоком — зачем? Тем более он прав.

— Так вот, — продолжил приятель, закидывая в рот кусочек копчёной рыбки; к закуске Джок относился куда придирчивей. Предполагая, чем кончится, Серж захватил её с собой, — ммм… хороша, зараза!

— Так что? — спросил Серж, старательно заедая жидкий огонь. — Ты начал про сырьё.

— Да! — Джок оживился, взмахнул вилкой. Капли жира заляпали и без того несвежий халат. Щёки покраснели, стали видны прожилки сосудов. Спирт. — Цифры не бьют, понимаешь? Из каждой партии готового продукта — приняли! — следующая пошла легче, растеклась теплом, вступила в плечи приятной слабостью, — пропадает э… несколько комплектов. По бумагам, — Джок загремел ящиком стола, вытащил пухлую сиреневую пачку: накладные, акты, — всё сходится! Но реально… Я же проверял! Сдаю сто штук, потребители, — он захихикал, — получают девяносто. Где десять, Серж?

— Чёрный рынок?— Кто?! Даже я не могу… Я! Командир мензурок и скальпелей, не

могу взять даже чуточку, капельку для частного исследования! Как оно пролезет на рынок?

Серж помнил этот случай. Джок раздобыл мышей и химичил что-то. Был скандал, вызов наверх. Недели две Джок ходил трезвый и злой, срывался на подчинённых. Пытался рычать на Сержа.

— Я не учёный теперь, Серж, — продолжал Джок, — я главный лаборант! Загрузил сырьё, нажал кнопку, вынул продукт, запаковал, сдал! Всё. Это в силах делать самый последний зомби. Заодно и спирту, — он опрокинул не в очередь рюмку, — экономия!

— А что твои мыши? — неожиданно Сержу стало интересно.— Хотел бы я знать, что мои мыши… С ними было странно. Изъяли!

Ретрограды и перестраховщики! — Джок опьянел, грузно ворочался на шатком стуле. — Смешал вместе А и Б, ввёл… А! — он махнул рукой. И добавил трезвым голосом: — Меняться они начали. Специфически.

99

Наступила тишина. Джок словно забыл про пьянку, сидел, таращился куда-то за спину Сержа, хмуро морщил брови.

— Слушай, — спирт действовал, и Сержу хотелось говорить умные вещи, хотелось слушать умные вещи — когда ещё приобщишься мудрости? Джок был умён, и, чтобы разговорить его, Серж решил сменить тему, — что за баба на каталке?

— Это? — встрепенулся Джок. — Это не баба, это вампира.— Самка?— Самка, — слова давались Джоку с трудом, — когда человеком,

тогда женщина была. Вампиры, чтоб ты знал, — он назидательно покачал пальцем, — бесполы!

— Врёшь! — Серж тоже поплыл. Наполнил рюмки, проливая жидкость на стол. — Взбодримся!

Выпили.— Врёшь, — засело в голове, — кому ты говоришь! Видал я

вампиров, всё при них. Что самки, что самцы!— Не спорь, умник! Вампиры, — тщательно проговаривая слова,

объявил Джок, — не размножаются! Это всё, — поднявшись со стула, он направился к каталке и стащил с неё простыню. Серж привстал, чтобы лучше видеть. Штормило, — фикция! Обман! Вторичные половые признаки. А первичных — тю-тю… Нету!

Даже после смерти, в виде холодного трупа, вампира была очень красива. Точёная фигура, узкая талия, безукоризненные линии тела. Прекрасная статуя, помещённая почему-то вместо музея на жестяной поддон. Картину портило только оперение арбалетного болта под левой грудью.

— Атрофировались, — бормотал тем временем Джок, опираясь на каталку, — яичники. Матка, функционально… — он закатал рукав, — просто продолжение… Руку — есть любители — по локоть… можно! — и показал. Сержа замутило. Плохой спирт у Джока, неочищенный.

— Мужики — то же самое! Тестикулы вырабатывают не семенную жидкость, — Джок оскалился, — а сладкий ликёр! Этакая приманка для развратных дур. И дураков… Зачем, думаешь, вампиры так красивы? Увидев такую, ты должен пустить слюни от вожделения — и прямо к ней, на зуб, да… Мои мышки тоже, — он замолчал, вытирая руку полой халата.

— Что? — тупо переспросил Серж.

100

— Ничего. Иди. Напились, ч-чёрт…Порядочно прошло с того разговора, встретиться никак не

получалось. Не проспавшись толком после памятного вечера, Серж целеустремлённо прожигал шальные деньги. Он не зря был лучший, вампиры будто сами слетались к нему, с готовностью расставаясь с кровью и железами, а также с никчёмным своим существованием. Не деньги были проблемой, но способ их истратить повеселей. Потом Джок был занят, отнекивался и откладывал встречу. Теперь Серж шёл с твёрдым желанием поговорить, объясниться. Накопились вопросы, которые он очень хотел задать. Кому же еще, если не Джоку?

Глухо стучали его башмаки по плитам верхней галереи. Внизу раскинулся огромный складской комплекс, пустой и заброшенный. Лишь кое-где раскиданы были в беспорядке битые ящики. Комплекс — граница обжитой зоны. Серж скривился. Это звучало нонсенсом, и это было нонсенсом. Орбитальная станция, рукотворный исполин, не могла содержать необжитых зон. По умолчанию, по определению. Но что поделаешь. Шла небольшая война. Война, предпочитал думать Серж, людей с вампирами. А любая, даже самая маленькая война, это всегда большой, вселенский беспорядок. Хаос. Бардак. Мутная водица, где так удобно ловить наивных карасей.

Звук шагов раздробился. Кто-то шёл навстречу. Не человек, не вампир. Шаги были тяжелы, основательны. И медленны. В сухом безвкусном воздухе возникла тонкая, едва ощутимая примесь. Запах зомби. Сверхчувствительное обоняние было секретным и главным оружием Сержа. Он изрядно потратился в свое время, при переселении на станцию, чтобы этот факт не внесли в его досье. Он всегда любил лишние козыри.

Чтобы защитить людей от нападения вампиров, от превращения в зомби, и предназначалась Служба. Человек, в кровь которого попадал зомби-яд, ураганно быстро и пока необратимо менялся. Изменения эти, кроме внешности и физиологии, затрагивали также и психику. Добрый или злой, душа компании, весельчак или унылый сноб, вспыльчивый или равнодушный — все они становились одинаковы.

Спокойны, уравновешены, невозмутимы.Индивидуальность растворялась.При сохранении навыков.Тогда исполнение обязанностей становилось смыслом «жизни».

101

Зомби — это безукоризненный профессионал, абсолютно лояльный начальству, не требующий лишнего, не задающий неудобных вопросов, не задающий вопросов вообще!

Мечта администратора.Зомби занимали множество должностей. Кладовщики и вахтёры,

бюрократы низшего звена, разнообразные приёмщики, лаборанты, техники.

Покорный, послушный автомат. Лишь раз в неделю-две они уходили, чтобы вернуться через несколько часов. Следить оказалось бесполезно. Почуяв, зомби возвращались с полдороги, а через несколько дней замирали, и ничто больше не могло заставить их двигаться. И работать.

Шаги звучали уже совсем близко, и Серж затаился за колонной. Внутри него что-то оборвалось. Мимо, с серым неподвижным лицом, шёл Джок, глядя перед собой пустыми оловянными глазами. Джок, который никогда не покидал лаборатории! Джок, который даже ночевал среди пробирок и инструментальных шкафов! Джок, встречавший вампиров только в виде безопасных трупов с вырезанными ядовитыми железами! Джок, который никому не расскажет теперь, что же случилось с его мышами.

Шаги зомби стихли, и Серж отлепился от стены. «Ты следующий», — ехидно сказал кто-то в голове. Галерея свернула, теперь он шёл вниз сумрачным пологим пандусом. Через сотню шагов начался длинный коридор административного крыла при складе. Замелькали трёхзначные номера кабинетов, свинцовые печати на закрытых дверях. Печать на двери — это надежда вернуться когда-нибудь. Призрачная надежда.

Один из дверных проёмов впереди оказался приоткрыт. Еще несколько часов назад, когда Серж выходил на охоту, кабинет был заперт, как и все остальные, а теперь в коридор выбивалась узкая полоса света. Серж почувствовал запах страха, нерешительности и похоти. А ещё рядом была вампира. Это было странно, вампиры не умеют бояться. Серж замер, остановился. Рукоятка арбалета привычно легла в правую ладонь. Левой рукой Серж вытащил пистолет и осторожно двинулся к незапертой двери.

— Зафиксировал? — раздался оттуда знакомый голос. — Да не бойся ты, там нет зубов!

102

Автор иллюстрации: Мария

— Давай первый, а? — нерешительно произнёс второй, и Серж облегчённо вздохнул. Он знал обоих. Охотники, они не раз пересекались на сдаточном пункте или в кабацких загулах. Дэвид и Стюарт, удачливо работающие в паре.

— Не стреляйте, парни! — подал голос Серж, не входя в полосу света. — Свои.

— Заходи, если свой, — отозвался Дэвид.— Серж, чертяка! — сказал, скалясь в рыжую бороду, Стюарт, когда

Серж вошёл в заброшенный кабинет. — Где ты бродишь? В офисе сбились с ног, ищут.

— Зачем? — спросил Серж, осматриваясь. В небольшой пустой комнате было пыльно. Тускло светила потолочная лампа. Стоящий в углу Дэвид со странным выражением на лице прятал оружие, весело улыбался Стюарт, подмигивал, покачивал головой. Животом на столе, лицом к стене, рядом с разложенными иглами и инструментами, была распята вампира. Парни уже стянули с неё лосины, прикрутили расставленные бёдра к ножкам стола толстым резиновым бинтом. Руки и голова вампиры были приклеены к столу молекулярной сеткой, во рту хирургический расширитель.

— Сходи, там узнаешь, — произнёс угрюмо Дэвид, провёл пальцем по ягодицам вампиры, взялся за брючный ремень.

— Не желаешь? — ухмыльнулся Стюарт, почёсываясь, шевеля плечами под толстой форменной курткой. — Незаменимая, говорят, вещь для потенции!

— Не боитесь, что вырвется? — Серж обходил вампиру кругом.Линия ног, даже обезображенная бинтом, манила. Сердце вдруг

сжалось и пропустило удар. Глаз царапнула знакомая родинка на внутренней поверхности бедра.

— Любители, — прошептал он пересохшими губами.— Не вырвется, не первый раз, — произнёс из-за спины Стюарт.Нашатырём ударило по нервам, и Серж рухнул на пол, откатился,

уходя с направления выстрела. Тонкая стрелка жалобно ткнулась в металлическую обшивку стены, рядом с его головой. Она еще не успела упасть, а Серж уже палил с двух рук.

Секунда, и схватка закончилась. Стюарт стоял у стены, скребя пальцами по тонкому серебристому листу. Болт вошёл ему в открытый рот, пробил затылок и превратил охотника в коллекционного жука.

104

Дэвид, сжимая в руках бесполезную пушку, лежал возле ног вампиры. Правым глазом он смотрел куда-то вверх, вместо левого была кровящая дыра.

— Любители, мать вашу, — повторил Серж.Дрожа от переизбытка адреналина, он поднял с пола стрелку и

раскрутил простой пластиковый цилиндрик непослушными пальцами. Внутри была стандартная ампула с надписью «Б-вирус. Осторожно! Не вскрывать!»

Если бы не звериное его чутьё, очень скоро Серж был бы похож на Джока. «Удобно. И выходить никуда не надо», — подумал он, подтащил стул и уселся напротив лица самки. Его черты прыгали и дрожали, как будто вампира страшно не хотела изменяться. Известно, почему. Инстинкты оказались сильнее, и скоро на него с ненавистью смотрело лицо Эльзы. Её собственное лицо. Взявшись за ушки расширителя, Серж сказал:

— Обещай не кричать, и я уберу это.Обжегши его взглядом, та согласно мигнула, и Серж дёрнул.— Сволочь, ты всегда был сволочью! — зашипела Эльза,

отплёвываясь. — Чего ты ждёшь, поклонник гладких попок? Ты же никогда не мог пройти мимо, пьянел сразу? А тут такой случай!

— Ты ошиба… — начал он. И замолчал.У него хватало интрижек, пока они были женаты. Какие мелочи,

рассуждал он. У неё, наверное, тоже есть связи на стороне, рассуждал он. Да и для чего хранить верность? Сначала они решили пожить для себя, не стали заводить детей. Потом они планировали переселение на станцию. Это безответственно, рассуждал он, заводить ребёнка в такой ситуации. Потом объявились вампиры. «Как можно заводить детей, когда творится такое?» — рассуждал он, и Эльза соглашалась.

— Ты всегда соглашалась со мной, — сказал Серж, доставая универсальный нож.

— Ты всегда был дурак и сволочь, Серж Семенецки, — она замолчала, разглядывая узкое воронёное лезвие.

— Да? Зачем вам нужны зомби? — он попробовал заточку ногтем; нож был острый.

— Дурак, мы их пьём! Они вкусны, — Эльза внимательно следила за его руками. — Не тяни! Обещаю не кричать. Или хочешь помучить?

— Угу, — молекулярная нить поддавалась с трудом, Серж очень

105

боялся отхватить Эльзе пальцы. Он пилил и думал: «Первичные половые признаки. Джок был прав. Это то, что делает нас людьми. Только они в голове, а не между ног». Очередная нить лопнула с тонким звоном. «Мы все становимся бесполы, когда начинаем думать гениталиями». Лопнула ещё одна нить. «Когда начинаем думать о себе и своём удовольствии, забывая о близких». Дзынь! «А если мы перестаём думать вообще, то становимся зомби». Дзынь! Левая рука Эльзы освободилась. Разрезы от сети затягивались на глазах. Эльза молчала. «Клыки вампира тут не при чём». Дзынь! «Как остаться человеком? Пройти по тонкому острию человечности? Не свалиться в любую из крайностей? Я не знаю».

— Уходи, — глухо сказал он, взводя арбалет.— Ты дурак, Семенецки!— Уматывай! Пока я не передумал, — жало болта смотрело ей точно

в грудь.Потом он остался один. Голова была пуста, и только руки

автоматически совершали привычные движения. Серж проколол пробку контейнера с кровью и набрал половину шприца. Остаток заполнил зомби-яд. Жидкости смешались и прореагировали. Теперь там была прозрачная, слегка перламутровая жидкость. Части А и Б соединились. Что его ждёт? Мгновенная смерть или долгая, бессмысленная жизнь в своё удовольствие?

Найдя вену на локтевой впадине, он точным движением вогнал в неё иглу.

Пальцы его не дрожали.

106

bbg Борис Богданов ВМЕСТО КОЖИ — ЧЕРВИВАЯ ШКУРА

Слон лоснился от капель тумана. При каждом шаге под его кожей вспухало и катилось от головы к хвосту мышечное кольцо, укачивало, нагоняло сон.

Жан выплыл из дрёмы, потянулся и выпрямился. Тело ныло от неудобной позы. Слон, почуяв движение, засопел, закинул назад хобот.

— Силоса хочет, — оскалился Аркашка. — Скотина балованная!Жан зачерпнул из жбана пахучий ком, вложил в слюнявый зев. Слон

довольно хлюпнул, втягивая лакомство, хоботом нашарил Жаново лицо, коснулся мокрыми бородавками.

— Ладно, ну тебя… — пробормотал Жан, отстраняясь.— Пожрал, целоваться полез! — засмеялся Аркашка, затряс

бородой. — Смотри, Жано, привыкнешь. Про девок забудешь… Целуешься с девками-то?

— Ещё бы! — громко ответил Жан.— Эт-ты молодец, — сказал Аркашка. — Девок не пропускай. Вот, к

примеру, Лизавета…Лизавета сидела впереди, отдельно от остальных, крепко

ухватившись руками за вибриссы. Услышав эти слова, она напряглась и ещё больше пригнулась; накидка встопорщилась на плечах. Чисто цапля под дождём. Всё равно красивая…

Жан нарочно напросился сегодня с ними, к Лизавете ближе.— Язык у тебя дурной, Аркаша… — не оборачиваясь, сказала

Лизавета.— Откуда знаешь? — удивился Аркашка. — Не пробовала ещё.

Отличный язык. Вернёмся…Жану стало неприятно. Разве можно такое говорить? При девушке-

то? Захотелось то ли уйти — а куда уйдёшь со слона? — то ли надавать Аркашке тумаков. И стыдно тоже стало, потому что понял — не побить ему Аркашку, сил не хватит, а вот наоборот — запросто.

— Ты, это… — заставил себя произнести Жан, — смотри, а то…— О как! — подмигнул ему Аркашка. — Боюсь!— Не отвлекай погонщицу, балабол, — подал сзади голос Мустафа.

— Свернём не туда — тебя ссажу, ножками домой отправишься!

107

— Холодно, командир, — покладисто сменил тему Аркашка, — мокро. Не рано для грибов?

— Не рано, — сказал Мустафа. — Промедлим — труху принесём. Самое время. На ксени бы не нарваться, они спелое чуют…

— А вдруг встретим? — спросил Жан. — Что тогда?— Драться будем, — пожал плечами Мустафа. — Что ещё?— Почему?— Потому, — сказал Аркашка. — Ксени — не люди, нелюди.

Встретил — убей!Он заговорил наизусть:— Ксени на людей похожи только. Вместо лица у них — звериное

рыло, а вместо кожи — червивая шкура. Из пасти воняет, как у скунса-падальщика. Ксени ловят человека толпой, раздирают на куски живого, пожирают мозг и сердце. Они приходят ночами и воруют наших детей!

— Тихо!.. — Лизавета натянула вибриссы.Слон булькнул, задрал голову и остановился.Лизавета крутила головой из стороны в сторону, прислушивалась.

Аркашка закрыл глаза, приложил ладони к ушам и стал похож на сову. На его лице появилось неожиданно жёсткое, даже жестокое выражение. Он кривил губы, как будто это помогало слушать. Ксени?..

Рядом потрескивало, будто кто-то не очень тяжёлый крался мимо. Полотнища тумана шевелились, открывая то замшелые валуны, то ветви деревьев, то кусок неба.

Треск стал ещё громче. Слева из сумрака выдвинулась огромная рыже-лакированная морда. Впереди и по бокам морды блестели маленькие, не больше кулака, приплюснутые глазки, глянцевые, чёрные. Под глазками, у челюстей, из хитина росли коленчатые мохнатые антенны. Существо на мгновение замерло, ощупало антеннами слоновий бок, Лизавету и двинулось дальше. Ножки поднимались и опускались, выписывали в воздухе петли, куски брони гигантской многоножки стучали друг о друга краями.

Шшш… Чок-чок-чок…Сильно запахло мятой. Аркашка шумно выдохнул:— Кивсяк!— Точно… — улыбнулась Лизавета.Ярко-красной полосой вился перед глазами ряд дыхалец-стигм,

108

вокруг них пузырился липкий секрет. Жан не удержался, нагнулся, протянул руку и зачерпнул горстью жижи. Холодящий дух усилился невероятно, стал плотным, почти осязаемым.

— Ну, ты мальчишка… — сказал Мустафа.— Люблю очень, — Жан достал фляжку с широким горлом,

осторожно заполнил маслом с ладони, закупорил и облизал пальцы, — с детства, батька приносил. Теперь я ему.

— Люби, — ответил Мустафа. — Свалишься — ждать не стану.— А вдруг ксени?Мустафа пожал плечами:— Судьба, значит.Жан удивился.— Да ты что? Разве своих бросают?!— Не отставай.— Не пугай новенького, старшой, — усмехнулся Аркашка и

добавил: — Ксени сюда не ходят, это наша земля.— А дети? Ведь у нас же воруют, прямо в посёлке?— Ну, не должны ходить, — пожал плечами Аркашка, — чего им тут

делать. Хотя… Чудовища, разве их разберёшь.— Руки помой, — сказала Жану Лизавета, — грибы пропустим.— Прямо уж!..Жан не поверил, но достал из торбы клок пакли, собрал росы и

вытер ладони, бормоча: — Не знаю я, как грибы пахнут! Вот придумала…

— Двинулись, — приказал Мустафа.Скоро внизу захлюпала низина. Слон раздвинул рылом стену

камыша и скользнул в озеро. По бокам его забурлило — ноги зверя вывернулись, расплющились и стали похожи на ласты.

Над водой чуть развиднелось. Жан крутил головой: вот скользят назад листья кувшинки, извивается среди ряски, удирая, питон. Оранжевые лягушки, растопырив лапки, меланхолично качаются на волне, пучат огромные глаза.

Водяной бугор перед мордой слона расцвёл серебром: бросилась в стороны стайка мальков. Раздался громкий шлепок — ударила хвостом большая рыба. Мелькнули посреди буруна острый плавник и полосатая спина; не выдержал соблазна большеротый окунь. Красавец! Хищник выскочил в воздух и на мгновение замер, завис во

109

всём великолепии мощного, золотисто-зелёного, длиной чуть не в рост человека, тела.

Снизу и слева стрельнули хоботы. Окунь извернулся, выгнулся дугой, уходя от удара в брюхо, но тут же справа метнулись ещё два хобота, мгновенно настигли и разорвали рыбу на куски. Слон приподнял рыло, раскрыл пасть и сглотнул добычу.

— Умничка, а? — гордо, будто это он сам поймал и съел рыбину, сказал Аркашка и похлопал слона по спине.

Туман снова сгустился, на фоне сереющего неба встала зубчатая стена кустов. Не замедляя хода, зверь вломился в эту стену и выскочил на топкий берег. Воздух наполнил влажный, сытный грибной аромат.

Прибыли.Неподалёку, шагах в двухстах, кошачьим ухом поднималась в небо

скала-гриб. Треугольная, с завёрнутыми внутрь краями. Кромка гриба поросла чем-то, похожим в сумерках на шерсть. Грибы теснились на приозёрной равнине, нависали как стены, закрывали небо. Солнце встало, и грибы на фоне рассвета стали совсем чёрными, а их контуры окрасились в золото.

Первые два Мустафа забраковал — перестояли.— Горько пахнет, неужели не слышишь? — ответил он Жану. —

Собрать сможем — домой не довезём.Жан не ощутил разницы, но как Мустафе не верить? Ни Жана, ни

Лизаветы на свете не было, а Мустафа с Аркашкой уже по грибы ходили.

Наконец остановились.Вблизи гриб не походил ни на ухо, ни на стену. Если внизу, у самых

мхов, он ещё напоминал гладкий, отполированный дождями и ветром каменный монолит, то выше — огромные пчелиные соты или рыбачью сеть, вдавленную в высоченный кусок сливочного масла. Сеть, сплетённую из очень толстой, примерно в рост человека, бечевы. Шестигранные, неправильной формы ячейки покрывали всю изнанку гриба.

— Этот — хорош, — сказал Мустафа. — Смотрите — растёт ещё!Жан нагнулся. Самая ближняя к земле сота дрогнула и поползла

вверх. Её нижняя граница набухла, затем её разрезала янтарная трещина. Края её стали расходиться, загибаясь с обоих концов раз, потом другой. Ещё немного — и вот новая ячейка!

110

— Ладно, насмотритесь ещё, — сказал Мустафа. — Лизавета — жди тут, мы пошли. Жан, не забудь мешки.

Он прорезал мясистый желеобразный лепесток, закрывший соту, и прямо со спины слона шагнул в открывшуюся трубу.

Там оказалось не так уж и темно. Свет пробивался сквозь внешнюю поверхность, сочился с потолка и стен. От запаха закружилась голова, а рот наполнился слюной.

— Не стоим, дальше идём! — скомандовал Мустафа. Мякоть гриба гасила звуки, поэтому голос Мустафы показался Жану каким-то неживым.

— Маску надень, олух! — ругнулся Аркашка.Жан опустил на лицо щиток из рыбьего пузыря. Вовремя. По

бугристому, испещрённому порами, похожему на кишку потолку пробежал спазм; на маску брызнуло соком. Жан достал ветошь, вытер, чтобы не проело. За остальное облачение он не боялся. Его мастерили из кожи червя-грибоеда, крепкой и надёжной, но непрозрачной.

Мустафа шёл впереди. Со спины он, одетый в жёсткие куртку и шаровары, выглядел как вставший на дыбы червь. Сзади тускло отсвечивал маской Аркашка, тоже одноглазый червяк с длинными лапами. Напугаться можно, если встретить в темноте. Страхолюдины, точно! И сам он не лучше.

Под ногами шуршало и чмокало. Пол пружинил, но иногда становился рыхлым, ноги проваливались, и тогда двигались медленно, с трудом.

Миновало с четверть часа, не меньше. Труба окончилась очень широкой, но низкой и неглубокой камерой, заросшей, как паутиной, множеством волокон и тяжей. Слева и справа бесконечными рядами темнели устья таких же труб, а на стене впереди теснились гроздья спор. Цель их похода, единственное, что в этой махине можно есть, не рискуя отравиться.

— Ксени, — спросил Жан, срубая шершавые, с человеческую голову, дыньки, — тоже собирают грибы?

— Да, — ответил Аркашка. — Не бойся. Ксени бояться — за грибами не ходить!

— Я не боюсь, — сказал Жан, — но вдруг? Я вот подумал, если встретим, что делать будем?

— Как обычно, — отрезал Мустафа. — Придут — драться будем, а

111

так думать… Дурь, не забивай себе голову, не трать сил.Жан хотел возразить, что мысли сил не убавляют, но тут пришла

пора тащить мешки назад, и стало не до раздумий.На воздухе Жан даже немного обиделся на Лизавету. Пока они

волокли тяжеленные мешки, Лизавета мирно спала, привалившись к спине зверя. Вытянувшись вдоль основания гриба и погрузив в мякоть сразу дюжину хоботов, слон кормился, и грибной бок там немного пожух. «У-у-у… прожора», — позавидовал Жан ездовой пиявке. Пока Мустафа с Аркашкой перегружали споры, он просто дышал, и ему почти не было стыдно. Нет ничего лучше, ничего вкуснее свежего воздуха, но короб на спине слона заполнился едва на четверть, и надо снова нырять в лаз. Мустафа молча кивнул, и всё повторилось. Назад он плёлся последним, волоча уже даже не мешок, а себя самого.

В третий заход Жан не смог тронуть ношу с места. Голова закружилась, он поскользнулся и упал лицом в волокнистый комок. В животе похолодело, а руки и ноги онемели, как будто их и не было. Мир тоже пропал, осталась только мешанина тяжей перед глазами. Каждый тяж был сплетён из нескольких ворсистых шнуров, те, в свою очередь, из тонких нитей, а они — из еле заметной паутины. Среди этой путаницы сновали мельчайшие твари, обременённые мельчайшими заботами. И знать не знали о двуногих громадинах, посетивших их мир.

Потом это насекомое мельтешение рывком ушло куда-то вниз и пропало, и перед глазами появилось серое, спрятанное под маской лицо Мустафы.

— С непривычки, — определил тот, — грибом надышался. Сиди пока, без тебя разок сходим.

Досадно! Он оказался слабым, и это видела Лизавета! Что она подумает? И что делать?

Слабость немного отступила. Жан встал и занялся делом. Когда вернулись Мустафа и Аркашка, их ждала порядочная куча спор.

— Вот, — подошедший Жан ссыпал в неё ещё несколько плодов, — не мог сидеть просто так.

— Ну, болезный! — засмеялся Аркашка. Он хлопнул Жана по плечу и начал не торопясь набивать мешок.

— Молодец, — сказал Мустафа. — Больше не надо, тут на две ходки хватит. Жди.

112

Было тихо, как зимней ночью в глубоком подвале, запертом на железный замок. Потом в дальнем конце камеры возник хруст: грумс-грумс — словно железная крыса грызла дужку замка стальными зубами. Червь-грибоед! Вот это добыча! С мачете наготове Жан встал рядом с источником звука. Плоть гриба задрожала и вспучилась, и из стены вырвалось стремительное тело. Жан не успел ударить и даже поднять оружие: червь проскочил узкую камеру и ввинтился в противоположную стену. В круглой дыре мелькнул заострённый хвост. Жан бросился вслед — настигнуть, а если выйдет, то опередить! Если удачно попасть…

Впереди закричали!Там был человек, и ему грозила опасность.Червь-грибоед притормозил. Значит, не почудилось, и впереди в

самом деле кто-то был. Длинным прыжком Жан настиг грибоеда и стал торопливо колоть его между сочленений. Главное — не пропустить, когда рассерженный червь развернётся.

Червь ворочался в тесной норе, извергал потоки лимфы и струи помёта, а Жан бил и резал, бил и резал! Пора. Он успел отпрыгнуть: червь ударил сверху! Мелькнули страшные челюсти, безглазая морда пролетела совсем близко. Раз, два… Между вторым и третьим кольцами проходила главная жила, и именно туда Жан вонзил мачете. До конца, до упора!

Не дожидаясь, пока тварь издохнет, Жан протиснулся между рыхлой стенкой и дрожащим в агонии телом. На дне небольшой полости, рядом с тёмным проходом, сидело мохнатое существо и таращило на Жана мёртвые глазищи. Вонь мокрой шерсти разбавила грибной дух.

Ксени!Жаль, грибоед убил чудовище вместо него. Зато он убил самого

червя, и возвратится домой сразу с двумя трофеями. Наверное, головы хватит? Не тащить же назад отвратительную шкуру…

Жан схватил ксени за морду и потянул, чтобы удобнее было отсечь башку, но она сама так легко отделилась от тела, что он чуть не упал. И вовсе это была не голова, а глухая шапка мехом наружу с окошками для глаз, закрытыми прозрачными колпачками. Почти как его маска, только из шкуры какого-то зверя.

— Ксени! — раздался испуганный голос.

113

Жан чуть не упал снова, теперь от удивления. Перед ним, кутаясь в меховой балахон и поджав к груди колени, сидела девушка. Смуглая, капельку горбоносая, с огромными испуганными глазами. Мокрые чёрные пряди прилипли к её лбу и щекам.

— Где? — не понял Жан и зачем-то протянул ей шапку.— Аааа!.. — завопила девушка.Суча ногами, она отдёрнулась подальше от его руки, словно от

дикого зверя. Наполовину вывернулась из одежки, но запуталась, побледнела и лишилась чувств.

Что с ней? Худенькая, будто не кормили. Шея тонкая, ключицы выпирают — пальцами переломить можно. А грудь красивая… И откуда такая взялась? Пришлая? Глупость, здесь таких не бывает… Но почему она испугалась? Грибоед мёртв, чего ещё бояться?

А… от стыда стало жарко. Грязный, вонючий, измазанный в дерьме, одетый в кожу червя! И сам-то перепутал, принял человека за ксени, а маску не вытер, не снял. Темно, в двух шагах ничего не разобрать, грибоед извивается и бьётся; и тут является он — с мачете в лапах! Конечно, девочка не выдержала. Вон она какая, нежная, гладкая, такая, такая…

Жан поспешно прикрыл незнакомку, стащил заляпанную маску и приготовился ждать. Только бы не долго, пока не вернулись Мустафа с Аркашкой. Почему-то не хотелось, чтобы застали её тут. Особенно Аркашка. Он точно скажет, что это ксени, а какая она ксени? Обычная девушка, только из чужого племени. Наверное, они переселились сюда недавно и ещё не успели ни с кем столкнуться. Значит, он встретил их первый, вот здорово! Интересно, как они себя называют? Тоже просто люди? Тогда надо придумать особенное название, чтобы не путаться. Люди гор? Люди воды? Какая ерунда лезет в голову… Откуда он может знать? Вот очнётся и сама расскажет. Если, конечно, до этого Мустафа и Аркашка не придут. Тогда придётся уходить, оставлять её здесь… Опасно, она без сознания и не сможет защищаться, а вдруг ещё один грибоед? Что же делать?

Девушка открыла глаза.— А где?.. — спросила она.— Не бойся, — Жан показал свой шлем. — Тебя как зовут?— Ой… Как ты меня напугал! Сначала ужасная гусеница, она чуть

не съела меня, потом эта морда, — девушка показала на шлем, — я

114

думала, мне конец! Меня Маринка зовут, а тебя? — спросила она без перехода.

— Жан.— Жа-ан… Ты ксени?— Разве я похож на ксени?Маринка задумалась, подняв брови и смешно сморщив нос.— Не знаю. Наверное, да. Одноглазый, и как гусеница…— Ты сама… — начал Жан, но замолчал.Кричали. Аркашка и Мустафа вернулись с пустыми мешками — и

теперь искали его. Очень скоро они найдут проделанный грибоедом тоннель, и тогда…

— Тебе надо идти, быстро! — он сунул Маринке шапку. — Где мы можем увидеться?

Девушка замялась, потом сказала решительно:— Водопад у обрыва знаешь?Жан кивнул. Быстрее, ну быстрее же!..— Когда кончится грибной сезон — приходи! — Маринка нацепила

шапку и исчезла в проходе.Откуда она знает про водопад? Там, среди скал, бьёт горячий ключ и

вода образует небольшой бассейн. Он не замерзает зимой, и его трудно найти, если не прожил в этих местах всю жизнь. Ещё там строго-настрого запрещено появляться — дальше начинаются земли ксени. Но кто из молодых уважает запреты?

— Жан! — Мустафа был уже близко.— Ого-го! — закричал Жан. — Глядите, кого я добыл!Когда Лизавета увидела, что из добытого Жан оставил себе, её

бросило в жар. Решился!Панцирь грибоеда не может принадлежать одному человеку, только

общине. Делают из него охотничьи доспехи, сапоги, разную хозяйственную утварь. А из круглого щитка над челюстями червя получается красивое и долговечное зеркало.

Лучший подарок невесте.Весь обратный путь Лизавета чувствовала спиной Жанов взгляд,

однажды не выдержала, обернулась — но он смотрел в другую сторону — успел, хитрец, отвести глаза. Да разве такое скроешь? Дрожали руки, и поэтому слон нервничал, рыскал.

Ещё несколько раз ходили они за озеро, но удача отвернулась от них,

115

словно кто сглазил. От дождей или иной причины споровые камеры покрыла липкая плесень, плоды съёжились и расползались в пальцах. Мустафа злился, а Аркашка молчал, оставив обычные шутки. Чтобы не оставлять общинные подвалы пустыми, пришлось ловить и квасить болотную капусту.

Лизавета ничего не замечала. Душа томилась, рвалась к нему! Но Жан крепился, молчал. Выдерживал обычай — до дня свадебных даров не подавать вида. Глупый. Разве это так важно? И людей бояться не надо, не узнает никто, а потом неважно уже. Но…

Утром заветного дня Жан не пришёл. Зря развевались в воздухе ленты над крыльцом. Не появился он ни в полдень, ни в обед. Без толку простыл пирог, приготовленный для сватов. Под вечер зарядил дождик, ленты намокли, потеряли цвет и обвисли.

— Причудилось тебе, дочка, — сказал отец, убирая праздничную дедову куртку. — День потеряли. Вдруг теперь неделю лить будет?

— Папа!— Ошиблась, бывает.— Лизка ошиблась, Лизка обманулась, — запел, кривляясь,

шестилетний брат Филька, — Лизка — дурочка!— Ах ты, поганец! — Лизавета выдала мальчишке затрещину, и тот

с готовностью заревел. — Чтоб тебя ксени утащили!— Не смей бить брата! — вскинулась мать.— Пусть не болтает, — Лизавета погрозила Филе кулаком. — Жан

зеркальный щиток взял!— Может, для другого чего? — спросила мать.— Какого, ну какого другого?!— Мало ли, — удивился отец.— Как вы не понимаете! Мы же вместе… и на охоту, и за грибами, и

капусту, а вы!..Ишь, переживают… Что они думают о себе, старики! Чтобы быть

подальше от их постных лиц, чтобы не возненавидеть, Лизавета схватила накидку и выскочила наружу. И этот… Едва над столом видать, а туда же! Но почему? Как она могла так перепутать? Ведь Жан так смотрел на неё, так не решался заговорить… Что с ним случилось? И что ей теперь делать?

Улица немного остудила её. В воздухе висела холодная морось, но настоящий большой дождь никак не начинался. И хорошо, тропинки

116

не успели раскиснуть. Мимо убранных огородов и садов, мимо силосных буртов, прямо к загону. Слон узнал её издалека, за много шагов, протянул сразу три или четыре хобота, обнял, прижал к тугому брюху. Лизавета закрыла глаза. От зверя приятно пахло чем-то сладким, фруктовым. Хоботы шарили по телу, как будто чьи-то руки. Захотелось плакать. Он не пришёл, и теперь её ласкает неразумная тварь. Дурак, предатель!

— Довольно, изомнёшь всё, хватит! — пробурчала Лизавета.Какая разница… Жить дальше незачем. Осталось выбрать способ,

чтобы быстро и не очень больно. И чтобы никто не увидел её мёртвой. И тогда он узнает.

Ноги привели её к водопаду. Обрыв — то, что нужно! Недолгое падение, короткий удар, и её никто никогда не найдёт. Если сказки не врут и пропасть внизу окажется бездонной, то она умрёт в полёте, от разрыва сердца. Так даже лучше.

Подул ветер и разогнал туман. Небо глянуло на Лизавету мириадами звёзд, и стали видны клубы пара над источником. Лизавета сбросила одежду, медленно, чтобы не оступиться на камнях, зашла в воду и поплыла. Над ключом горячие струи облизали тело — от пальцев на ногах и до самого верха, чуть задержавшись на груди, будто снизу был свой загон, а в нём жил свой игривый слон, охочий до девичьего тела.

Россыпь камней перед глазами закрывала полнеба. Лизавета помнила — за камнями дно поднималось, а бассейн становился шире и загибался вправо, к обрыву.

Скоро.— Какая ты красивая… — произнёс знакомый голос.Жан? Лизавета осторожно выглянула из-за крайнего валуна: на

отмели, закрытые с берега зарослями остролиста, миловались Жан и незнакомая девица. Лизавета едва не закричала. Она дёрнулась, окунулась с головой, глотнула воды и с трудом сдержала кашель.

Мысли о самоубийстве как смыло. Не чувствуя рук и ног, Лизавета вернулась к вещам, оделась и побрела домой. Перед глазами стояла одна картина: Жан держит девчонку за грудь, а бесстыжая откинула назад голову и млеет.

Родители не спали. В окошке теплился свет, а на крыльце, кутаясь в платок, стояла мать.

— Почему так долго? — спросила она бесцветным голосом.

117

— Ой, не надо, мама! — Лизавета отмахнулась и прошмыгнула в свою комнатку.

Не хотелось ни разговаривать, ни объяснять, ничего. Заперев дверь изнутри, Лизавета запалила свечу, снова разделась догола и стала перед зеркалом.

Богатое было зеркало, в рост. Отец собрал из нескольких кусков — матери к десятилетию свадьбы. Потом поставили к Лизавете — ей, решили сообща, нужнее.

Жан выбрал другую, и зеркало отказалось ответить — почему? Лизавета крутилась, оглядывала себя так и этак — и не могла понять, чем же она нехороша? Если только вот эта складочка на боку… Только откуда Жану про неё знать!

Лизавета легла, но мысли не давали заснуть: она никогда не видела ту девку, где Жан её подцепил? Что нашёл в худющей, мосластой уродке? С личиком, как крысиная мордочка? Не человек, зверёк какой-то.

Вспомнилась их одежда, брошенная на берегу. Жановы штаны, плащ из кожи грибоеда, жёсткая блестящая шляпа, а ещё… Как она могла не подумать об этом сразу? Мохнатая шкура, вся в сосульках мокрой шерсти, шапка, похожая на морду зверя… Ксени!

Её Жан силён и отважен. Чудовище не решилось напасть так, поэтому приняло облик девушки. Чтобы заморочить, а потом сожрать. Или ещё хуже, прийти по следу в посёлок и тут… Ну, дурачок!..

…Заспанный Мустафа отворил не сразу, Лизавета успела продрогнуть. Старшой выслушал её рассказ, хмуро кивнул и приказал:

— Спать иди. А завтра, ближе к полудню, бери своего зверя и жди в роще перед водопадом. Сама туда не лезь, не бабье это дело!

Наутро пропал Филимон. Когда проснулась мать, его одёжка и чуни мирно лежали на лавке, но постель уже остыла. Они излазили весь дом, Лизавета обежала округу — все братние укромные уголки, а отец достал инструмент — снимать пол в нужнике.

— Я до Мустафы, — сказала Лизавета матери, — он старшина дозорных, он поможет.

— До Мустафы, — глядя в пустоту, шевельнула мать белыми губами. — Поможет…

«Должен помочь, — повторяла Лизавета на пути к загону, — как же

118

Автор иллюстрации: Мария

иначе?».Жан забыл о времени. Вчерашний день пролетел — будто и не было!

Вылетел из головы родной посёлок, отец, что ждал его дома, даже Лизавета. Осталась одна Маринка. Это было как молния, как вспышка, как высверк в ночи! Сначала они просто обменивались взглядами, потом говорили о совершенных пустяках. Потом следили за тучами, которые вечно кружили под миром — близко, иногда почти вровень с гранью, казалось, горстью можно зачерпнуть — и о которые разбивался водопад. Потом их руки встретились, и всё остальное стало неважно.

Наутро он понял, что не сможет без Маринки жить.— У нас про ксени рассказывают такие глупости…Тысячелетия выгладили камень, и они устроились на нём, как в

кровати. Сзади переговаривались кусты, слева шуршал водопад, а вокруг звенела вода, тёплая, кисловатая, щекотала тело тысячами пузырьков.

— У нас тоже.Жан лежал на спине, а Маринка устроила голову на его животе, как

на подушке; Жан заплетал её чёрные волосы в длинные тонкие косички.

— Съем твоё сердце, — сказала девушка. — Ой, почему они тут?..Из кустов по обоим берегам вышли несколько человек, кто в

меховых куртках, а кто и в коже грибоеда, но вооружённые одинаково — длинными пиками с пучком металлических игл на конце.

— Поглядите, братья, какая рыба! Никогда не было тут рыбы, а вдруг завелась, сама на нужное место приплыла, — ехидно произнёс один из них. — Поохотимся теперь!

— Аркашка?! — Жан вскочил, закрыл собой Маринку.— Язык подбери! — рявкнул Аркашка. — Длинный больно. Для

тебя Аркадий, ксени!— Я человек!— С ксени сошёлся — сам ксени стал, — сказал незнакомый мужик

и стащил с головы косматую шапку. — Это и про тебя, девка!— Дядя Панкрат… — Маринка выглянула из-за Жанова плеча.— Кончились дядья, — отрезал Панкрат. — Здесь только люди и

ксени. Всякий знает: встретил ксени — бей! Вам теперь одна дорога — за край.

120

— Я не хочу, я не буду…Маринка сжалась за спиной Жана, спряталась от осеннего ветра и

мужицких взглядов.По тому, как они смотрели — без жестокости и похоти, а даже с

равнодушной жалостью — стало понятно, что говорить не о чем. Броситься, разметать? Эх, одного бы, да забрать у него пику, а потом!.. Жан вспомнил ножик за голенищем сапога — для червей. Как бы он сейчас оказался кстати!

— Не хочу-у-у… — тянула позади Маринка.— Но зачем? — взмолился Жан. — Мы же люди, одинаковые, мы и

вы!— А вот и отвечу! — неожиданно сказал Панкрат. — Мир наш мал,

окружён пропастью без дна, а людей — много! Не прокормит он такую толпу-то, наш мир. Вот наши предки и решили — разделиться. И чтобы…

Аркадий с досадой кусал губы. Болтает Панкрат много! К чему эти рассказы? Совесть успокоить? Парень, а девка уж точно, так и так не жильцы. Хотя Жан им подошёл бы. С девчонкой-то быстро сошёлся, не испугался ксени. И Мустафа так же думал. Они и за реку парня взяли, чтобы присмотреться. Вот девка только… Ей в братстве не место, значит — не жить. Никому со стороны не позволено знать о братстве. Уж больно их дело злое. Человеку нужен враг, без него никак — так завещали предки. Но люди глупы, дальше носа не видят. Не поймут: дети-то в самом деле пропадают. И Жану дорога заказана. Даже предлагать не стоит. Откажется. А если согласится — ещё хуже: кто ж поверит тому, что позволил любимую убить? И кто к нему спиной повернётся?

Ох, плохо вышло!Панкрат говорил и говорил, вспоминал что-то древнее и важное.

Жан ссутулился, опустил бессильно руки — и вдруг прыгнул к Мустафе, что караулил ближе всех, на левом берегу. «Молодец, не сдался парень», — ещё раз пожалел Аркадий и крепче перехватил оружие.

Жан метался из стороны в сторону, но везде его встречали пики. Охотники деловито, как зверя, отжимали его назад, к обрыву.

Нога подвернулась на мокром камне, стопа потеряла опору. Жан взмахнул руками, извернулся, пытаясь устоять на крае обрыва, но

121

сорвался. Сердце ухнуло в холодную пустоту, Жан закричал, но ставший вдруг твёрдым воздух лишил его голоса. Чистое небо вверху скачком затянула серая пелена. Засвистел в ушах ветер. Тело застыло, и даже пульс замолчал. Словно сердце ждало, как острые камни…

— Не задерживайтесь там с девкой, — сказал Панкрат. — Чего возитесь?

— Хорошая девка пропадает, — сказал Мустафа. — Может, попользуем напоследок?

— Своих пользуй, — процедил Панкрат. — Войны хочешь? Настоящей войны?

Мустафа замер, разглядывая Панкрата.— Ты прав, — сказал он. — Я — дурак, и головой не подумал.

Сейчас нам всем плохо.Панкрат дёрнул щекой.От края вернулись хмурые охотники.Аркадий остановился возле Панкрата, помолчал, выбирая слова:— Что, брат, перезимуем теперь?— Теперь — да, — ответил тот, — теперь — хватит припасов.

Расходимся!— Стой, — поднял руку Мустафа. — Мальчишку отдай!Панкрат виновато покрутил головой и полез в кусты. Вернулся,

прижимая к себе спящего ребёнка.— Конечно, — сказал, передавая мальчика Мустафе. — Прости,

забыл.— Квиты, — буркнул Мустафа и, не оборачиваясь, пошёл прочь.Лизавета увидела Мустафу с ребёнком на руках и рванула ему

навстречу, забыв, что сжимает в руках вибриссы. Обиженный слон завозился и загудел. Девушка не услышала. Она целовала и ласкала брата. Филька лупал глазами и сонно отмахивался.

— Спасибо, вот спасибо-то! — радовалась Лизавета. — Мы всё обыскали, о плохом думать начали. Он где был? А Жан?

— Нету больше Жана, — сказал Мустафа. — С ксени связался, сам ксени стал. Вот, мальчонку украл, едва отбили!

Лизавета охнула и крепче прижала Фильку к груди.— Поехали, Лизавета! — сказал подошедший Аркашка. — Для тебя

всё, ну, почти всё закончилось, а нам ещё с Жановым отцом говорить. Давай мальчишку. Не бойся, не уроню! И трогай уже.

122

…ударят в спину. Вместо этого его приняла тонкая сеть. Застонала, растянулась — и подбросила Жана вверх. Раз, другой — сеть успокоилась, и Жан повис, словно в гамаке. Сквозь мелкую ячею он увидел бесконечную, тянущуюся в обе стороны каменную стену. Ниже начинался более пологий склон, заполненный щебнем и валунами, между которыми извивалась тропинка и росли ели. Сеть была растянута между вершинами елей и вбитыми в скалу ржавыми крючьями. Вершина скалы терялась в близких облаках.

Жан завозился, пытаясь встать на ноги.— Аааа!..Чуть в стороне, не переставая визжать, упала Маринка. Жана опять

подбросило и уронило, потом девушка скатилась к нему и замерла, дрожа и всхлипывая.

Снизу задувало холодом. Надо было уходить, пока ветер не выстудил их до костей. Они кое-как поднялись и двинулись в сторону ближайшего дерева.

— Бегу-у… — внизу появился совсем седой — Жан никогда раньше не видел таких старых людей — дед. На спине он тащил ворох тряпья. — Спускайтесь скорее, там лесенка есть! И ведь всё время нагишом кидают! Одёжки жалко?

Едва спустились, старик накинул Маринке на плечи что-то тёплое:— Вот так. Мальтузианцы ваши дурные: что, детишек всех перекидали, за взрослых принялись?

— Кто? — не понял Жан, пытаясь попасть в рукава. От холода и запоздалого страха не слушались руки.

— Да эти ваши, — старик мотнул головой в сторону вершины. — Постойте-ка, сейчас обувь найдём. Не ахти, но спуститься хватит…

Федрылич — именно так или похоже назвался дед, а Жан не переспросил — был сторожем при сетке, человеком не самым важным, и за годы выжил из ума. Он рассказывал, как давным-давно люди спустились сюда на большой железной птице, а потом рассорились и разделились; половина осталась внизу, а остальные полезли на гору… А потом Жан слушал вполуха, потому что любому понятно, что железная птица летать не может и сразу упадёт. Даже ксени — Жан покосился на Маринку — летают на живых тварях. И детишек никто, конечно, не кидал. Как же это возможно — маленьких с обрыва сбрасывать? Придумал дед… Хотя… их-то сбросили, но

123

чтобы деток?За лесом потеплело, тропка стала пологой и начался луг.

Посередине луга торчала серая гора, похожая на спору, зарывшуюся одним концом в землю. Она была покрыта дырами, и к самой большой вела блестящая лесенка.

— Оставили, видишь, вход для ребятишек, — сказал Федрылич, когда они подошли вплотную. — Деревня ниже, — он махнул рукой. — А это… Пусть играют.

Изнутри, в самом деле, раздавались детские голоса.Жан не удержался, постучал по каменному боку, и гора запела!

Чистым металлическим голосом, как железо под молотом кузнеца.— Это сколько ножей сделать можно! — поразился Жан.— Что? — переспросил Федрылич. Потом зашёлся в хохоте.

Откашлявшись и вытерев рот, он помрачнел и сказал:— Ты прав, парень, хоть и не знаешь, почему. Чтобы так жить, не

стоило лететь в такую даль. А ножей и кастрюль вправду много вышло бы…

Жан оглянулся.Серая стена висела над лесом, покрытая шапкой облаков. Там его

оплакивал отец, ждала невезучая Лизавета. Там творили зло бывшие товарищи — Аркашка и Мустафа, детоубийцы, которые придумали ксени себе в оправдание. Панкрат не врал, и полоумный старик сказал правду.

Он вернётся и наведёт дома порядок, решил Жан. Позже, когда точно поймёт, что к чему.

124

bbg Борис Богданов ПЬЯНЫЕ ВИШНИ ЭЛЬДОРАДО

— Алексеи Михаловски… Можно, я буду называть вас Алекс? —

почти просительно сказал хозяин кабинета, Чезаре Каньели.— Алексей Михайловский, с вашего разрешения, — ответил гость,

худощавый русоволосый человек лет тридцати пяти. — Простое имя.— О, эти славяне, пресвятая Дева Мария! Вы смеётесь?— Хорошо, будь по-вашему. Но я не понимаю, чем вам так насолили

русские имена?— Они невозможны, они зубодробительны!— Вы расист? — удивился Михайловский.— Боже правый, Алекс! Я человек, замученный проблемами. Не

добавляйте мне ещё одну. Давайте лучше к делу. Мы терпим убытки… В штаб-квартире вам объяснили, в чём суть?

— Нет, я не состою в штате корпорации, я купил ваш лот на аукционе, синьор Каньели.

— Но вы специалист по вооружению, верно?— Нет, я ботаник.Синьор Каньели на минуту потерял дар речи. Он разевал рот, будто

от удушья, наконец, взорвался:— О, Санта Мария, порка Мадонна! Клянусь, я задушу вас

собственными руками, — он заплёл в отчаянии пальцы, — если вы сию же секунду не скажете, что пошутили!

— Я ботаник, — спокойно ответил Михайловский, — я доктор ботаники, и я не понимаю, почему вы злитесь? Я честно купил ваш лот, и вам придётся работать именно со мной.

Чезаре Каньели страдальчески закатил глаза и упал в кресло.— Ладно, Алекс. Наверное, это такое тонкое славянское

издевательство, но… Вы купили мой лот, и… Да, я буду с вами работать. Потом вы уберётесь с Эльдорадо ни с чем, а я буду ждать специалиста по вооружениям…

— Итак?..— Нападения, Алекс, — печально проговорил Каньели, — мы

теряем уже второй проходческий снаряд. Сначала грешили на несчастный случай, замыкание, взрыв топливного бака, всякое бывает.

125

Но второй случай подряд? Люди напуганы. Лишние, чёрт их дери, расходы: все эти премии за риск, которые никто не хочет брать, компенсации, выплаты родственникам! Да и техника дорогая. Знали бы вы, как пришлось постараться, чтобы купить её у военных! Танки устаревшие, но с отличной бронёй, созданные специально для работы в условиях агрессивной внешней среды. Что может угрожать им здесь?

— Но? — подбодрил его Михайловский.— Но… — вспышка гнева прошла, Каньели успокоился, или, что

вернее, смирился. — Но. В этом и дело. Что будете пить, Алекс? Водка? Ракия? Граппа?

— Бокал красного сухого, если можно.— Да? Можно, почему нет. Понимаете, мы добываем рений

полуоткрытым способом, — Каньели зашуршал бумагами. — Вот, посмотрите…

— Меня зовут Крис, — улыбчивый мужчина с военной выправкой долго тряс Алексею руку, — я тут один из старожилов, отвечаю за технику.

Они стояли у открытых ворот длинного приземистого ангара.— У вас тут порядок, — сказал Алексей, оглядывая с высоты

выездного пандуса ряды машин самого разного вида и назначения.— Я флотский, док, — пожал плечами Крис, — там хорошие

учителя. Вон они, наши кайманчики! Поглядите, как их побило…Танк высшей защиты, удлинённый, покрытый пластинами брони, с

установленной впереди универсальной насадкой, и точно напоминал рептилию. Мощные механические лапы добавляли сходства.

— Да… — протянул Алексей.На крыше танка, где усиленный броневой лист прикрывал кабину

экипажа, зияло круглое отверстие с рваными, оплавленными краями. Оттуда торчали обрывки силовых кабелей, обожжённые провода и едко тянуло гарью и какой-то химией. Оливково-зелёную краску вокруг дыры пятнали отвратительные рыжие кляксы.

— Лезьте сюда, док! — Крис ловко взобрался на крышу танка и протянул Алексею руку. — Тут ступенька откидывается, ага!

Вблизи следы атаки выглядели ничуть не лучше.— А люди? — спросил Алексей.

126

— Насмерть, — покачал головой Крис. — Хорошие были парни, упокой Господь их души! И вот что я вам скажу, док, — он ударил кулаком по обшивке, — всё это очень серьёзно. Кто-то копает не просто под синьора Чезаре, это война с нашей «Солар технолоджи»! Представляете, какую пушку надо подвесить на орбите? Замаски-ровать, обеспечить прикрытие. Я на службе насмотрелся, будьте уверены! Рениевую броню не пробить запросто.

— Почему их списали, не знаете?— Неповоротливые они, скорость не та. Говорят, их хотели

использовать вроде самоходок, но отказались от этой затеи. Умные головы в штабах решили, что проще продать.

— Понятно. А что, Крис, поработаете у меня гидом?— Конечно, док! Если управляющий не будет возражать.— Договоримся.— Держитесь, док! — Крис заложил лихой вираж. Авиетка встала

на крыло, всего в полусотне метров разминувшись с исполинским стволом, погасила скорость и мягко пустилась на песок.

— Ну вы и лихач, — Алексей заставил себя отпустить поручни. — Чезаре поручил угробить меня?

— Обижаете, — засмеялся Крис. — Я бывший военный пилот.— Вы мастер, Крис, это серьёзно.— Спасибо, хотелось показать класс. Всё с железками вожусь, в

ангаре. А так тянет в небо!Их окружала пустошь. Высокие барханы чередовались с участками

голой железисто-красной равнины, покрытой мелкими валунами и щебнем. Задувал горячий ветер, поднимал с песчаных гребней пыльную кисею. Совершенно земная пустыня, только безо всяких признаков обычной для таких мест растительности. И редкие деревья — толстенные, гладкоствольные и очень высокие, уходящие на многие десятки метров ввысь колонны. Там, в вышине, как следовало из путеводителя, стволы разделялись на несколько коротких ветвей, покрытых мелкими иглами. Гигантская вишня, эндемик Эльдорадо, одно из признанных чудес света.

— Невероятно! — Алексей подбежал к ближнему колоссу, провёл ладонью по красноватой коре, тёплой, приятной, замшевой. — Я видел их только на экране, никакого сравнения! Чувствуешь себя

127

букашкой… Они не мешают вам? Э… не мешали?— Что вы, док! — ответил Крис. — Тут пять машин в ряд пройдут.

Да и лицензия не позволяет. Док? Вы ничего не замечаете?— Ничего, — Алексей нехотя отошёл от ствола, — а что я должен

заметить?— Ещё недавно здесь был карьер!— Шутите? — Алексей огляделся. — Так не бывает!— Тотальная рекультивация, — гордо сказал техник. — Синьор

Чезаре, как скажет эти слова, становится кислый, словно лимон. Чертовски дорогая штука, наверное. Он хороший парень, наш Чезаре, только повёрнутый на экономии.

— Впечатляет… А это что?В низине между двумя ближними дюнами виднелся небольшой

полукруглый холм. Из его середины выглядывала острая сизая стрелка. Несколько сантиметров толщиной и высотой примерно полметра, она была направлена точно в зенит.

— Росток вишни.— Точно! Что ещё это может быть? Я должен был догадаться сам, —

Алексей прихватил горсть песка возле проростка, пропустил между пальцами. Пыль, сухая безжизненная пыль! — Здесь бывают дожди?

— Не застал, док.Наступило молчание. Пылевая дымка, висевшая весь день в

воздухе, осела, и пустыню расчертили титанические тени. Алексей, прищурившись, наблюдал, как Дельта Павлина готовится нырнуть в песчаное море. Небо на глазах синело, уходило в глубокий пурпур. Зажглись первые звёзды. Песок быстро остывал.

— Холодает, — заговорил Крис. — Возвращаемся. Не хочу дразнить судьбу.

— Да, я помню, — ответил Алексей, — все атаки случались ночью, когда спускался туман. Подождите одну минуту, Крис. Я всё пытаюсь найти на здешнем небе Солнце. Бывая на разных мирах, я везде ищу Солнце. Глупо, конечно, с этой широты его не видно.

— Ерунда. Я всё понимаю.

Десять суток, отведённые на лот типовым контрактом, подходили к концу. Дни Алекс проводил в лабораториях, а ночи — перед экраном

128

сетевого терминала. Решение не складывалось, не хватало какой-то мелочи, без которой всё строение разваливалось, как карточный домик от неловкого движения.

Над рудничным посёлком повисло уныние и ожидание неминуемой эвакуации. Для жизни маленькой человеческой колонии требовались деньги, которые неоткуда было взять, кроме как от продажи обогащенной руды. Но никто из рабочих не соглашался занять место в машине, стать мишенью неизвестного стрелка, повторить судьбу погибших товарищей.

Крис появился ближе к обеду, оторвал Алексея от безуспешных размышлений и потащил в авиетку:

— Каньели дал выходной. Теперь нет проблем с выходными за свой счёт. Видно, дела совсем плохи.

— Похоже, — от бессонной ночи горели глаза. «Будь что будет, — подумал Алексей, — отдых не помешает». — Зачем я вам нужен?

— Ночью был сильный ветер, натряс вишен. Только ради этого стоит пролететь двадцать световых лет!

По песку раскатились сотни красных шаров, каждый размером с небольшой арбуз, словно неведомая великанша рассыпала бесконечные бусы. Тут же ветер забавлялся длинными тонкостенными древесными трубками и грязными, рваными, похожими на вату полотнищами — остатками парашютов, которыми деревья снабдили созревшие ягоды.

— Отличная штука, — сказал Крис и кинул Алексею холодную вишню. — Главное, чтобы без жёлтых пятен, те червивые. Пятнадцать фунтов сладкой мякоти пополам со спиртом. Рождественский пунш! Алекс, хотите отметить Рождество в июне?

— По китайскому календарю?— По любому! — Крис засмеялся. — Обязательно подарите

парочку Чезаре, он их очень любит.Ягоду покрывала морщинистая кожистая плёнка. Алексей надавил

пальцем: мякоть противилась. Он убрал палец, и плод нехотя вернул прежнюю форму.

— Ловите, док, ловите! Потом станет не до того!Он ловил, принимал и складывал… Скоро вишни доверху

129

заполнили задний отсек. Алекс достал бутерброд — перекусить, но тут склон дюны метрах в пятидесяти зашевелился. Песок волной съехал к подножию, и из этого водопада высунулась плоская лягушачья морда шириной с половину авиетки, а потом вылез и сам зверь, горбатый многоногий ящер с подслеповатыми маленькими глазками, с передними конечностями, похожими на лопаты, как у медведки или крота, и коротким толстым хвостом. Всё тело твари покрывали серо-зелёные треугольные щитки, они свисали с боков, а на спине бугрились настоящими латами.

Ящер застыл на несколько секунд, только тяжело вздымались бока, под нижней челюстью надувался и опадал кожаный мешок. Потом зверь, неуклюже переставляя ковши передних лап, направился к лежащим вишням и стал поедать их, ловко орудуя широким языком.

— Чёрт… — Алексей крутил головой: повсюду из песка вылезали странные песчаные жители и деловито спешили за вишней. — Это же…

— Точно, док! — Крис радовался, словно сам устроил это нашествие. — Наши знаменитые панцирные тритоны.

— Чёрт! Я никак не ожидал… Первопроходцы были с юмором! Назвать безводную пустыню Эльдорадо, мегакактус — вишней, а зверюгу размером с грузовик — тритоном! Полетели назад, Крис, пока эти твари не сожрали нас вместо ягод. Надеюсь, управляющий ещё не ушёл домой?

В новом танке Чезаре отказал наотрез. «Маледетто! Их мало осталось, — категорически заявил он, — да и какая вам разница?»

Взяли один из атакованных, тот, у которого не выгорела схема управления. Изуродованный броневой колпак сняли, и теперь плоская крыша темнела круглой впадиной на месте кабины. Крис наскоро наладил ходовую часть. «Чёрт побери, док! И это всё?!» — удивился он, выгружая Алексея в ночной пустыне.

Сейчас агрегат расхаживал между дюнами, останавливался, ворочал насадкой, в общем, имитировал обычный рабочий цикл.

Алексей устроился неподалёку, между корнями гигантской вишни. Мёртвую тишину нарушало только тихое гудение механизмов танка и редкий шелест планирующих сверху плодов. Если и обитала здесь какая-то мелкая живность, то она не проявляла себя ни стрёкотом, ни

130

Автор иллюстрации: Алекс Рэльдо

писком.Звёзды скрыла туманная дымка. От холода ныли пальцы; Алексей

снял крышку термоса — налить очередную порцию кофе, и застыл: рядом зашуршало, заскрипел песок под весом большого существа.

Огромный, много больше тех, которых Алексей видел днём, тритон медленно прошёл мимо, чуть не задев танк. В очках тело зверя светилось нежно-сиреневым. Тритон чуть нагнул голову, слизнул с песка ягоду, другую.

Подул ветер, разорвав на мгновение покров тумана. Над зверем мелькнула чёрная тень, что-то глухо ударилось о горб.

Вспышка!Очки залило нестерпимым сиянием.Когда Алексей проморгался, тритон неподвижно стоял на том же

месте, только недоумённо водил башкой из стороны в сторону. Потом вяло ковырнул под собой землю передней лапой. Похоже, что-то было не так, и зверь, не обращая внимания на лежащие вокруг плоды, зашагал прочь. Алексей прибавил увеличение.

Достигнув широкой впадины между барханами, тритон начал быстро загребать землю всеми лапами, окапываться. Скоро там появился продолговатый холм. Он слегка дрожал, земля шевелилась; через минуту тритон успокоился и замер.

Всё стало ясно, но, чтобы зря не пугать Криса, Алексей вызвал его только под утро.

— Правильную пиццу, синьор Ми-хай-лов-ский, готовят только в дровяной печи!

Каньели гордо посмотрел на Алексея. Тот показал большой палец, и Чезаре расцвёл от удовольствия.

— Я провёз её как запасные солнечные батареи, — продолжал управляющий, — так вышло дешевле.

Каньели прикрыл крышкой пышущий жаром зев.— Да, Алекс! Угощу вас настоящей пиццей, на гречишной муке. В

ресторане такого не предложат. И снова да, готовить пиццу должен мужчина, и я умею это делать!

— Почему вы не пригласили Криса? — спросил Алексей.— Я приглашал, клянусь! — Чезаре взял с тарелки ломтик вишни.

132

— Бо-он! Я приглашал, но у Криса сейчас столько работы! А почему вы не едите вишню? Она пьяная, да, но имеем же мы право выпить и закусить?

— Спасибо, Чезаре, я не люблю сладкое.— Зря, Алекс, зря! А я ещё кусочек… Но расскажите, как вы

догадались? Подумать только, снять защитный колпак! Мне бы и в голову не пришло, я собирался уже отменять оферту!

— Я сразу понял, что конкурентами тут и не пахнет. Вас просили продать концессию?

— Нет.— Вот! Будь это торговая война, сразу появились бы разные мутные

типы с выгодными предложениями. Значит, — Алекс отхлебнул пива, — причины были природные. А дальше — просто. Я ведь ботаник. Хотя тоже чуть не ошибся. Привык, что у нас, на Земле, тритон — совсем мелкое существо.

— Да, но какая связь…— Прямая, Чезаре. Здесь очень сухая почва, вода залегает глубоко, а

семена, — Алексей постучал по тарелке с нарезанной вишней, — небольшие. Им никогда не прорасти до водоносных пластов. Не хватит запаса питательных веществ.

— И что же, чёрт побери?— Не боитесь, что испорчу вам аппетит? — спросил Алексей и

продолжил:— Вишни и тритоны развивались вместе. Коэволюция, понимаете?

Тритоны поедают ягоды, запасают в горбу излишки жира. Когда животное достаточно вырастает, оно становится мишенью для дерева.

— Дерево с глазами?!Каньели удивлённо хлопнул ладонью по столу.— Не знаю, нужно исследовать… Может быть, они реагируют на

тепло. Конечно, так получилось не сразу. Вода уходила вглубь постепенно, вот они и приспособились. Ну, так вот. Вишня выбирает подходящую жертву, сбрасывает семечко, оно прожигает панцирь — там много спирта, вы заметили? — и внедряется, минуя горб, в спинной мозг. Готово! Тритон попался. Семя заставляет его зарыться в землю, прорастает и, питаясь соками жертвы, достигает воды. Вот и всё.

133

— Но мои танки?!— Они похожи на тритонов, Чезаре, — невесело улыбнулся

Алексей. — Большие и горбатые. Все «нападения» случались ночью, когда наружу выбираются особенно крупные экземпляры. Танк без защитного колпака дереву незнаком. Вот атаки и прекратились.

— А туман, причём тут туман?— Инстинкт подсказывает зверю, что в тумане безопаснее. Дерево

слепнет.— И всё же… — недоверчиво сказал Чезаре. — В танках не было

никаких семян! Куда они делись, Алекс?— Сгорели, — ответил Алексей. — Без остатка сгорели! В горбу

тритона много жира, в нём они гаснут.— Пирла! — Каньели пьяно выругался и отбросил недоеденную

дольку. — Бррр… гадость, извращение. Чтобы ягоды жрали зверей? Это противоестественно!

— Не знаю, — Алексей открыл новую банку, — извращение или нет, а у нас говорят: хочешь жить — умей вертеться. Когда будет готова ваша пицца, Чезаре? Я голоден!

Вызов с планеты застал Алексея у входа в стартовый сектор.— Я перечитываю контракт, — сказал помятый Чезаре, — и не могу

понять, в чём ваш профит? Денег, которые я вам перечислил, не хватит даже на оплату прыжка! Где вы меня обманули?

— Я решил вашу проблему, синьор Каньели?— Да, но…— Вы погрязли в бухгалтерии, — улыбнулся Алексей. — Дебет,

кредит, экономия средств. А ведь рядом с вами богатейшее месторождение рения…

— Я знаю! Я управляю этим рудником!— Тем более, к чему этот мелочный интерес? — удивился Алексей.

— А если вас назначат заведовать лягушачьей фермой, вы станете лично проверять их рацион? Не берите в голову. Рудник работает, денежки капают! Считайте, это мой подарок. Чао!

Михайловский разорвал связь и запустил гиперпривод. Его ждала Земля.

134

В грузовом отсеке катера лежали несколько пьяных вишен и прожжённый кусок тритоньего панциря — прощальный подарок Криса. Звери и деревья жили вместе миллионы лет. За это время тритоны включили рений в обмен веществ и обзавелись щитом, как у боевой машины. А вишни…

«Спецтяжмаш Холдинг» хорошо заплатит ему за каталитический фермент из спелых ягод, перед которым пасует броня танков высшей защиты.

135

suelinn СУЭЛИНН

Татьяна Русуберг (полное имя — Татьяна Сергеевна Зорина-Русуберг), родилась в 1974 г. Уроженка Петербурга, живу и работаю в Дании с 2002 года, гражданка России. Замужем, двое детей. Закончила С а н к т - П е т е р бу р г с к и й Го с уд а р с т в е н н ы й у н и в е р с и т е т, филологический факультет в 1996 году. Кандидат филологических наук (2002). В настоящее время работаю руководителем проекта в НГО Mentornetværk i Esbjerg/Varde в социальной сфере.

Ранее издавалась в сборнике сетевой поэзии «Вдох — выдох», Москва, «Росмэн», 2002 под псевдонимом suelinn. Учавствовала в трех курсах по писательскому мастерству в Дании и в семинаре Малеевка-Интерпресскон 2012 в группе Святослава Логинова. Победитель российского конкурса фантастического рассказа «Перекрестный огонь» 2010 с рассказом «Враг внутри».

Мой первый роман «Глаза ворона» (фэнтези) вышел в издательстве «Астрель Спб» в феврале 2012. Также вышел роман «Аркан» в 2013 г. С «Астрелью» заключен договор на публикацию романа «Шестые врата» (фантастика). Ожидает очереди на публикацию роман «Мир в хорошие руки» (фантастика).

136

Суэлинн ПЕРВЫЕ ВЛЮБЛЁННЫЕ НА ЛУНЕ

Все начинается с того места, которого у меня никогда не было, —

места случайного определения.

Я родился между книжных страниц. Говорят, детей находят в капусте. А вот мама нашла меня между страницами сто восемьдесят шесть и сто восемьдесят семь. Я был плоский, высушенный и морщинистый, что неудивительно – ведь книга пролежала на сохранении девять месяцев. Вы спросите, что это за книга? Я и сам задавался таким вопросом, прозревая мистическую связь между содержанием пыльных листов и собственной судьбой. Первым делом, конечно, спросил маму. Она ткнула пальцем в среднюю полку на стеллаже, забитую цветными корешками – ни автора, ни названия не помнила. Перерыв содержимое, я обнаружил бессистемный разброс – от «Дитте, дитя человеческое» до «Женщина с Венеры, мужчина с Марса». По мнению мамы, я, впрочем, был именно оттуда – с красной планеты. Она даже хотела назвать меня Рэй[1], но вмешался папа, и я стал Романом. Это позволило исключить из списка подозреваемых «Русские народные сказки», Хармса и уголовный кодекс РФ.

В садике я впервые понял, что со мной что-то не так. Я не желал спать днем, и меня запирали в чулане, чтобы не будил других детей. Я не оправдывал надежд воспитателей и не совестился. В чулане мне нравилось – я играл в графа Монтекристо и вел подкоп под шкафом для постельного белья. В первый раз я так увлекся, что не захотел покидать замок Иф после тихого часа и укусил воспитательницу. Второй раз, когда за мной пришли, прикинулся мертвым, был разоблачен прибежавшей медсестрой и выставлен монстром перед родителями.

В школе меня быстро записали в психи. Учительница задала на дом сочинение про кошку Ю-ю. А меня Куприн уже давно не интересовал, ибо я постигал Джойса и ломал голову над тем, кем являлся человек в макинтоше. Но сдавать что-то было надо, и я сдал. Наталья Анатольевна осторожно спросила на уроке: «Русский, может ты не понял задание?» Я мотнул головой. «Почему тогда ты написал о щенке Бинго?» Класс захихикал, я молчал. Джойс содрал идею у слепого и даже названия не поменял. Я же сменил расу и пол героя, и вот – никакого понимания. В следующий раз в день сдачи сочинений я разделся догола прямо в классе – в знак протеста. Из школы меня не

137

выгнали, но оставили в покое – если не считать обязательных походов к специалисту. Когда я учился в выпускном, наше учебное заведение занимало первое место в городе по текучке психологов.

Родители не питали надежд пристроить меня в хотя бы мало-мальски приличный вуз, и я пристроился сам – сначала блоггером, потом копирайтером. Я узнал, что цена мне – два бакса за тысячу знаков, и перестал выходить из квартиры. Только мама иногда беспокоила, заглядывая ко мне в комнату сквозь паутину – ей очень хотелось внуков. Я успокаивал родительницу, демонстрируя фотографии виртуальных подружек, но она только качала головой: «Тьфу ты, господи! Что ж, теперь, с фоткой целоваться будешь?! А кого мне нянчить – пикселей?» «Не волнуйся, — успокаивал я. – Еще пару лет – и генетический материал, наверняка, по е-мейлу посылать можно будет. В отсканированном виде». «Да я тебя самого в от с ка н и р о ва н н ом в и д е ! . . » — к р и ч а л а ма ма и бе ж а л а з а подкреплением. Приходил папа, неся на лице отпечаток газеты, под которой спал, и я показывал ему, где нашел фотографии. Наконец мать разоблачила наш заговор и выставила меня за дверь.

Я строчил пятьсот тысяч знаков в месяц, чтобы платить за однокомнатную квартирку. Вместо продуктов покупал книги, которые вскоре заполонили все, так что к кровати я ходил по узкой, протоптанной между стенами корешков тропке. И вот однажды, измученный очередной работой – сочинением рекламы унитаза «Самарский» — я протиснулся на балкон, чтобы глотнуть свежего воздуха. Бензиновые пары заполнили легкие, стала легкой и голова. Я понял, что уже давно ничего не ел. Магазинчик внизу подмигивал розовой вывеской в начинающихся сумерках — «Улыбка прошлого». Я улыбнулся и пошел искать куртку.

Поначалу лавочка разочаровала. Хотелось сосисок, а тут все витрины были заполнены карамельками – на палочке и без, разноцветными и с полосками, классическими и с чудными начинками. Я уже взялся было снова за дверную ручку, когда меня окликнули:

— Не желаете попробовать леденцы?Девушка за прилавком, казалось, упиралась прямо в потолок

прямоугольной, коротко стриженной головой. Она раскатывала «р» на американский манер, но больше в ней не было ничего иностранного. В груди шевельнулась жалость к длинному нескладному телу:

— Мне не хочется сладкого. Извините.— А у нас есть несладкие, — продавщица улыбнулась из прошлого,

138

и на меня повеяло лунным бризом. – Вот, со вкусом разбитых надежд. А эти, полосатые, — обида с прослойками жалости к себе. Голубенькие там, видите? «Печаль моя светла» называются… Лайм и мята. Хотя, впрочем, вам скорее подойдут другие…

В голове у меня что-то щелкнуло, и я выпалил:— А ребенок у вас есть? Девочка?Золотистые глаза насмешливо сощурились, и я смешался:— То есть, вы меня не так поняли… Я просто люблю «Шоколад»…— Шоколада у нас нет, — усмехнулась продавщица, — а девочек

еще не подвезли. Вот, попробуйте лучше эти леденцы. «В поисках счастья». Солененькие.

— Почему, — удивился я, — солененькие?— Попробуйте и узнаете, — узкая ладошка протянулась через

прилавок. В центре, как в раковине, покоилась круглая синяя жемчужина.

Я задумчиво развернул фантик. Карамелька под ним оказалась тоже синей, приятно ущипнула язык.

— И правда, соленая, — удивленно вздохнул я, загоняя лакомство за щеку.

— Еще? – удовлетворенно кивнула девушка. – Хотите, смешаю вам разных? В кулечек?

— Давайте, — прошепелявил я и зашарил по карманам. Сосисок мне уже расхотелось.

Вышел на пустынную улицу, прижимая бумажный пакетик к груди. К унитазу возвращаться желания не было. Карамелька таяла во рту, под ребрами щекотало, будто там бились крыльями шершавые бабочки, искали выход. Из-за крыш выкатилась на небо Луна, огромная и яркая, притягивая насекомых из моего живота. За спиной щелкнул замок.

— Я закрываю магазин. Извините, — тень продавщицы вытянулась на всю улицу, и девушка смущенно улыбнулась, будто ей было неловко за поведение человека, которого все время приходилось таскать за собой.

В груди заскреблось, шум крыльев глухо отдавался в ушах, и неожиданно для себя я выпалил:

— А можно я вас провожу?Изо рта выпорхнул лазоревый мотылек и, часто трепеща, исчез на

фоне лунного диска. Девушка проводила мой вопрос взглядом:— Я живу далеко.

139

Я нервно перегнал остаток конфетки языком за другую щеку и попытался успокоить бабочек. Отказывали мне хотя бы вежливо.

— Знаете, что? – продавщица улыбнулась, тень ее встала на одну ножку и скакнула поближе к моей, низенькой и растрепанной. – Я бы не отказалась от чашечки чаю. У вас есть чай? Его хорошо с карамельками…

— Есть!Я не имел представления, что заселяло мою кухню кроме плесени,

но в тот момент готов был пустить на заварку даже баргамота, приправив гараськой. Моя тень ухватила за руку подружку-каланчу и потянула через улицу. Осмелев, я сунул кулек в карман и предложил незнакомке локоть.

— Меня зовут Роман, — выпалил я, задрав голову. Лунный свет превратил шевелюру моей спутницы в серебристый мохер. – А вас?

Ее ресницы дрогнули, как крылья бабочки.— Можешь называть меня Джу.Наши тени первыми ворвались в квартиру – просто просочились

через замочную скважину, пока я все еще возился с ключом. Мы долго искали их, играя в казаки-разбойники между книжными стенами. Негодяйки путали тропы, так что вместо кухни мы постоянно попадали на балкон. Кидались пыльными шариками из-за баррикад и стреляли жеванными цитатами и афоризмами, норовя угодить в шею.

— Ром, а давай сбежим от них? – запыхавшись от смеха, предложила Джу и примостила длинное тело на перилах.

— Куда? – глупо хихкнул я. – Разве что – в темноту?Девушка тряхнула головой:— Темнота – мать всех теней. Но я знаю место, где ее нет.— Где? – прочитав десять тысяч восемьсот тридцать шесть толстых

книг, я думал, что знаю все.— На Луне, — Джу ткнула длинным пальцем в круглую рыбу,

плывущую через небо над нашими головами.— Но как мы туда попадем? – развел я руками.— Конечно по лестнице, — девушка соскочила с перил, вошла в

комнату и тут же вернулась, волоча в руках увесистую стопку книг. Сгрузив ее мне под ноги, она снова исчезла в дверном проеме. Ничего не понимая, я взял наугад верхний томик, полистал… «И будет потомство твое, как песок земной; и распространишься к морю и к востоку, и к северу и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные...»

140

— Хватит прохлаждаться, помогай! – на Книгу Бытия плюхнулась новая стопка литературы, оттянув мне руки чуть не до пола.

— Да что ты делаешь?! – возмутился я.— Как что?! – Джу, пыхтя, выволокла на балкон собрание сочинений

Достоевского. – Лестницу строю! – и, пнув под хвост зазевавшуюся тень, снова ринулась в книжные джунгли.

Я задумчиво ткнул пальцем пирамиду разнокалиберных томов – она опасно покачнулась. Конечно, Луна висела совсем низко, казалось, вот-вот рукой дотянусь. И все-таки… Балкон-то на пятом этаже!

— Боишься? – будто прочитала мои мысли Джу. Взъерошила мне волосы, щелкнула по носу, как мальчишку. – Зря. У тебя внутри еще бабочки остались?

Я кивнул – насекомые множились в неслыханных количествах.— Ну вот, — девушка снова скрылась в комнате, оттуда глухо

донеслось: – Бабочки – почти так же хорошо, как воздушные шарики и мыльные пузыри.

— А как же ты? – спросил я, перекладывая Достоевского Диккенсом. – Ведь у тебя нет ни пузырей, ни шариков.

— А у меня ветер, — засмеялась Джу, вскакивая на верхнюю площадку лестницы и протягивая вниз руку за строительным материалом. – Ведь я – ветреная девушка.

Она оказалась права – взобраться на Луну было легко. Только уже на самом верху, когда стало тяжело дышать, меня охватил страх. Я зашатался, запнувшись о Мураками, но Джу ухватила меня за рукав:

— Растяпа! – воскликнула она, по-армстронговски глотая «р». – Чуть не забыла, держи!

В губы мне ткнулась гладкая конфетка, такую же девушка кинула себе в рот.

— Раскуси ее, там жвачка, — прочавкала моя проводница и надула огромный пузырь. Его стенки растягивались и растягивались до полной прозрачности, пока вся голова Джу не оказалась внутри. Ух ты! Теперь она и вправду похожа на астронавта! Я энергично зажевал, надул щеки – и вот уже между мной и вакуумом колыхалась кислородная прослойка. За время этого упражнения мы добрались до верхушки лестницы. Девушка спрыгнула на Луну первая.

Некоторое время я осваивался на непривычной поверхности, шевеля пальцами в пыли – на ногах у меня все еще были домашние безносые тапочки. Джу скакала вокруг, наслаждаясь приобретенной легкостью.

141

— Слушай, а как мы тут не мерзнем? – поинтересовался я, пытаясь разглядеть свой дом на боку Земли, но тени, оставшиеся без хозяев, распустились окончательно и затянули все тьмой.

— Это любовь, — рассмеялась девушка внутри карамельного пузыря.

— Как… любовь? – смутился я.— Ну, говорят же, любовь греет, — пояснила Джу голосом

учительницы начальных классов. — Пойдем, посмотрим на море.Я догнал девушку и неловко запрыгал рядом, оставляя в пыли

неровную цепочку следов рядом с ее аккуратными отпечатками. Если мне не холодно, выходит, я тоже… того?

Мы вместе пересекли Море Дождей и достигли Залив Радуги. Земля висела над нами, переливаясь изумрудом и лазурью, но меня не тянуло обратно. Лунное притяжение сейчас было сильнее.

— А давай на темную сторону? – предложила Джу. – Ты ведь ее никогда не видел?

«Ее вообще никто не видел», — подумал я, но тут же засомневался. Моя новая и единственная подруга вела себя так, будто Луна была двором, в котором она выросла.

Мы вошли во тьму держась за руки. Звезды заглянули нам в души и наполнили наши глаза. Странная музыка звучала со всех сторон: разные голоса, будто переговаривающиеся друг с другом. Чужие, холодные, но прекрасные.

— Что это? – пораженно прошептал я и попытался прижать ладони к ушам, забыв про пузырь.

— Это поют звезды, — улыбнулась Джу и уселась, хлопнув ладошкой по пыли рядом с собой. – Садись. Сегодня они дают концерт в нашу честь.

Я долго не решался поцеловать ее – из-за воздушного пузыря. Но мои опасения оказались напрасны – встретившись стенками, «шлемы» не лопнули, а сомкнулись, как сливаются иногда их мыльные собратья. Мы слушали голоса планет, пульсаров и сверхновых и целовались. Мы были первыми влюбленными на Луне.

Утром я проснулся в собственной постели, еще чувствуя карамельный вкус на губах.

— Джу! – пробормотал я, шаря рукой по простыне. И уже громче: — Джу! – суя ноги в пыльные тапочки. Но ее не было нигде. Забыв о невыключенном компьютере, я побежал в «Улыбку прошлого». Но оно перестало улыбаться мне. Вместо стеклянных витрин с

142

Автор иллюстрации: Моргенштерн Мадам

блестящими лакомствами внутри стояли унылые столики под заляпанными скатертями, на которых пылились в вазочках искусственные гвоздики.

— Ну, что стоите? Заказывать будете? – сварливо бросила полинявшая официантка, махавшая шваброй в углу.

— А… Вы не знаете, где Джу? – пробомотал я, зачем-то заглядывая под столики. – Такая высокая девушка… Она тут работала.

— Какая еще Жду? – нахмурилась официантка, облокачиваясь о швабру. – Фамилие ее как?

Я выскочил из заведения и в отчаянии заметался по улице, зачерпывая тапками в лужах – ночью, видимо, прошел дождь. Неужели мне все приснилось?! Нет, не может этого быть! Я найду тебя! Обязательно найду, ведь мне без тебя так холодно…

Проведя месяцы в поисках счастья, я понял, почему у подарка Джу был соленый вкус . Каждый шаг на моем пути был смочен невыплаканными слезами. Тропа между книжными корешками пересохла и заросла реголитом. Я больше не пытался найти любимую. Я просто хотел убедиться, что не сошел с ума.

Августовским вечером уложил тень спать и вышел на балкон. Луна низко склонилась над ним конопатым лицом – казалось, вот-вот, и дотронешься до впалой щеки. Я прислушался к себе. Внутри, разбуженные лунным притяжением, зашевелились бабочки. Если я выстрою лестницу и поднимусь по ней, то найду доказательство, которое ничто не сможет опровергнуть – наши следы в пыли. Вот только искать придется быстро – на последние деньги я купил кислородный баллончик, но надолго его не хватит, а чудесных карамелек с жвачкой внутри у меня нет…

Одному громоздить друг на друга книги оказалось почти непосильным трудом – Толстой не желал лежать на Лимонове, а Гаршин вообще свалился с балкона. Но я все-таки справился и полез, надеясь на бабочек больше, чем на вестибулярный аппарат. Следы я нашел сразу. Две цепочки, уходящие к морю, одна – легкая и прямая, вторая – сбивчивая и петляющая. И вот к ним прибавилась третья – отчаянная. Я упал на колени, и сорвав маску, принялся целовать отпечатки ног Джу, чувствуя, как замерзает на губах дыхание. Зачем мне оно, если я просто могу остаться здесь?

И тут в серой трухе под моими пальцами что-то блеснуло – неужели на Луне есть рубины? Я подхватил замерзшими пальцами гладкий круглый шарик. Это была карамелька. Наверное, она выпала из кулька, и потому мы не съели ее в ту ночь… В глазах потемнело, в ушах

144

снова зазвучали голоса звезд. Я крепко стиснул конфетку в кулаке, прижал к лицу маску и бросился к лестнице. Как ни измучило меня путешествие, я должен был найти достойное место для доказательства существования любви. Я бы не пережил, если бы, проснувшись по утру, не нашел моего сокровища.

Перебравшись через баррикаду, преграждавшую путь в кухню, я нашел в шкафу чистую тарелку.Водрузил ее на книжный завал у кровати, а в центре торжественно положил рубиновый шарик. В свете электрической лампы стали заметны выдавленные в карамели крошечные буквы. My Name is Memory. Имя мне – Память. Я глядел на таинственно светящуюся красным сферу, пока веки не сомкнулись, как занавес.

Когда утром я открыл глаза, перед ними оказалось то же самое место – похоже, я лежал всю ночь не шевелясь. Только вот конфетки на тарелке не было. Вместо нее на пыльных обложках лежало… существо. Розвое, голое, пухлое. Осторожно сев на кровати, я протянул руку и тихонько пихнул существо в пухлую ляжку. Оно распахнуло огромные голубые глазищи, разинуло рот и сказало:

— УаааААА!Я бросился искать телефон. Кричащая Память сучила ручками и

ножками, а потом описала «Парфюмера». В страхе, как бы она не свалилась на пол, я переложил ее в центр кровати. Мобильник наконец нашелся в тапке, и я судорожно выбрал мамин номер в адресной книге.

— Роман? – устало спросили в трубке.Перекрикивая детский плач, я заорал не своим голосом:— Поздравляю, ты стала бабушкой!На том конце что-то тяжело бухнуло, запричитало, наконец, глухой

от волнения мамин голос пробубнил:— Господи, кто она?!Я задумался, а потом уверенно гаркнул в неожиданной тишине –

малютка увлеченно вцепилась в мой мизинец:— Мемори.

[1] Рэй Брэдбери – автор «Марсианских хроник»

145

BOOK HARRY

146

Book Harry ОСОБЕННОСТИ ЖИТЕЛЕЙ НЕКОТОРЫХ ПЛАНЕТ

Отправляясь в путешествие, обязательно прочтите об

особенностях жителей планеты.Памятка космическому туристу

Зимуртанианин повертел фиолетовым щупальцем футляр, почавкал присосками по гладкой крышке и, наконец, решился на вопрос:

— Это оружие? Это оружие? Это оружие?— В декларации всё написано, — сказал как отрезал земной гость. И

чихнул. Специфический запах в космопорту Зимурты вызвал у прибывшего аллергию. Землянин поискал взглядом источник, но кроме нескольких местных пальм в деревянных кадках ничего не обнаружил. То ли запах исходил от гуманоида, то ли воздух на планете такой. Порывшись в сумке, приезжий принял горсть противо-аллергических капсул. Зимуртанианин терпеливо ждал.

— А что это? А что это? А что это? — второе щупальце постучало по футляру.

— В декларации всё написано, — повторил человек, достал бутылку минералки и сделал несколько глотков.

Уже минут пятнадцать Брайан Финнеган распинался перед таможенником, безуспешно пытаясь пройти досмотр. Странно, что чиновник хорошо говорил на земном лингвите, но почему-то повторял всё трижды.

Страж закона в очередной раз пробежался взглядом по декларации и вновь принялся за допрос.

— Это оружие? Это оружие? Это оружие?Финнегану захотелось взвыть, закричать, удариться головой об

стену. Такого измывательства над гостями не позволяли себе даже обезьянопитеки с планеты Оранг, по умственному развитию стоящие на много ступеней ниже землян. Здесь же, судя по сверхсовременному космопорту, ситуация иная, но жизни гостю это никак не прибавляло.

Зимуртанианин набрал воздуха, чтобы продолжить пытку, и в этот момент на пропускном пункте появилась шумная группа земных туристов.

— Эй, как дела? Эй, как дела? Эй, как дела? — прогорланил

147

рыжеволосый здоровяк.— Нормально! Нормально! Нормально! — кожа таможенника вдруг

посветлела.— Мы не везём оружие! Мы не везём оружие! Мы не везём оружие!

— хором выкрикнули прибывшие.— Проходите, проходите, проходите, — ответил чиновник,

отодвинувшись в сторону.Туристы протолкались через пропускник, обделив вниманием

невысокого ирландца. И тут Брайана осенило:— Я не везу оружие, я не везу оружие, я не везу оружие…Финнеган выхватил из щупалец фиолетового мучителя футляр и

попятился к выходу.— Проходите, проходите, проходите, — как робот отчеканил

таможенник, вращая жёлтыми глазами.— Я не везу оружие, я не везу оружие, я не везу оружие…На выходе из космопорта спина Брайана упёрлась во что-то или в

кого-то. Финнеган резко повернулся.— Первый раз на Зимурте? — щедрая улыбка во всю ширь

коричневого лица подействовала успокаивающе.— Это ужас какой-то! Это кошмар! Это форменное издевательство!

— дал волю эмоциям Брайан, потрясая кулаком.— Не расстраивайтесь, сэр, — успокоил новичка таксист, бережно

укладывая сумку гостя в багажник машины. — Я здесь три года и скажу вам, что эти фиолетовые осьминоидные — наичудеснейшие создания во Вселенной.

— Наичудеснейшие? — Финнеган устроился на переднем сиденье, на всякий случай крепко прижав к себе драгоценный футляр.

— Да, сэр. Они добрые, простые, честные. Скоро сами убедитесь. Вы на отдыхе?

Пассажир не ответил. Хотел бы он побывать на отдыхе, но не до этого. Выпускник Национальной ирландской консерватории по классу флейты Брайан Финнеган, гордость родной деревни, теперь вынужден слоняться по галактике в поисках хоть какого-нибудь заработка. Матушка Земля совершенно отвернулась от классической музыки , отдав предпочтение элект ронным уст ройствам. Компьютерные симфонии, компьютерные композиторы и такое же воспроизведение начисто вытеснили живой звук.

148

— Сэр?— Нет, не на отдыхе, — ответил Брайан. — Работу ищу.— О! Тогда вы приехали очень-очень правильно, сэр! — сверкнул

белоснежными зубами таксист. — Я тоже прикатил сюда в поисках заработка. И, как видите, очень доволен!

— Вижу.А Брайан пока не был очень доволен. Денег хватило лишь на билет в

одну сторону плюс на трое суток проживания в дешёвой гостиничке с двухразовым питанием. А потом…

— Вам есть где остановиться, сэр? — не отставал таксист.Брайан показал путёвку. Водитель затормозил.

— Это здесь, сэр. Я сразу подумал, что вы остановитесь здесь. Большинство туристов останавливаются здесь, сэр.

Взгляд собеседника вдруг стал сочувственным.— Знаете, — опомнился Финнеган, — Я забыл, что у меня совсем

нет наличных. Если подождёте, то…— Сэр, — таксист протестующе выставил ладонь. — Я очень

хорошо знаю это состояние — сам побывал. Найдёте работу, а вы её точно найдёте, тогда отдадите. Ок?

Брайан лишь кивнул, не найдя нужных слов в ответ.— Вот, — таксист протянул визитку. — Слэш, меня тут все знают.— Я Брайан, Брайан Финнеган, музыкант, — расчувствовался

пассажир, крепко пожав руку.— Удачи вам, Брайан! — Слэш хлопнул дверцей и укатил так же

быстро, как появился.Какая тут может быть удача? Ещё в школе одноклассники поклялись

стать знаменитыми. И теперь имена всех гремели не только в родной Ирландии, но и по миру. Всех, кроме Брайана.

А после окончания учёбы в консерватории фортуна стала обходить ирландца стороной, не желая даже здороваться. Не давая ни малейшего шанса или хотя бы проблеска на лучшее.

— Вы к нам? — на ступеньках гостиницы стоял пожилой землянин с бейджем на лацкане пиджака.

— Наверное, — Финнеган протянул путёвку.— О, мистер Брайан, как я рад вас видеть. А то жена позвонила,

попросила забежать домой, но я не могу отлучиться, пока не поселю всех. Вы сегодня последний из забронировавших номера. Желаете

149

что-нибудь дополнительно?Дополнительно он много чего желал, но средства истощились на

нет, поэтому Финнеган промолчал.— Понимаю, — чутко отреагировал служащий гостиницы. —

Первым делом вам нужно отдохнуть с дороги. Кстати, можете заглянуть в наш свистуарий.

— Куда?— В с в и с т у а р и й . Э т о я е го т а к н а з ы в а ю , — х и х и к н ул

администратор. — Что-то вроде… Э-э-э…— Вроде конференц-зала? — подсказал Брайан.— Что-то да. Вы знакомы с традициями и культурой зимуртаниан?

Нет? Почитайте каталог «Особенности жителей некоторых планет», у меня где-то завалялся один экземпляр, могу одолжить. Зимуртаниане не ходят в кино, на концерты…

Финнеган вздрогнул. Страшнее новости он бы и врагу не пожелал. Если они не ходят на концерты, то какой толк ему здесь искать работу? Сыграть пару раз для своих и, может быть, они из жалости скинутся, дадут немного денег на еду и обратную дорогу.

— Они не сидят в барах, у них нет футбола, — продолжал администратор. — Но они очень любят собираться в каком-нибудь уютном месте и просто поболтать. Вы любите просто поболтать?

Брайан задумался. Просто поболтать любил его одноклассник Колман, посоветовавший прилететь сюда, о чём теперь, скорее всего, придётся пожалеть. А что путного мог по советовать врач-психотерапевт? Хотя и успешный. Нет, нужно было обратиться в бюро межгалактического поиска. Финнеган не раз слышал отзывы про их чудесную осведомлённость обо всём, что есть в галактике.

— Вижу, не очень, — ответил на молчание админ. — Но это не важно. Просто загляните, посидите, послушайте, поговорите о чём-нибудь.

— Они будут свистеть на своём языке? — спросил Брайан.— Нет, что вы! Жители Зимурты очень культурные существа. И в

присутствии землян общаются только на лингвите. Вы можете им предложить что-нибудь интересненькое?

Интересненькое мог бы предложить всё тот же Колман, знающий кучу развесёлых анекдотов и просто интересных историй. Ему в удовольствие часы напролёт рассказывать, цепко приковав внимание

150

слушателей. Странно, что Колман не стал успешным комиком или политиком. А мог бы.

— Подумаю, — уклончиво ответил Финнеган, повертев в ладони ключи от номера.

— Подумайте и приходите. Свистуарий рядом со столовой, постоянно открыт, — сообщил вдогонку администратор.

Тут Брайан ощутил острое чувство голода. Но всё-таки дважды в день его здесь покормят. Целых три дня. Три дня по два раза — в итоге шесть. Шесть раз он поест, а потом… А потом он выйдёт на улицу, встанет в людном месте, сделает несчастное лицо и будет играть душераздирающие мелодии в надежде хоть на какие-нибудь гроши. Это в том случае, если будут слушать. Или осьминожки его арестуют и отправят назад на Землю.

Отшвырнув в сторону мрачные мысли, Брайан открыл номер, но на всякий случай входить не стал, внимательно изучил обстановку. К его удивлению, покои ничем не отличались от обычных земных. Задвинув сумку под кровать, музыкант решил наведаться в столовую, на всякий случай прихватив футляр с флейтой: мало ли. Как говорил отец: «Никогда не сдавайся!» А уж он-то прослыл в деревне человеком стойким и целеустремлённым. Не то что Брайан.

— Всё-таки решились? — цепкий взгляд администратора выхватил Финнегана в холле.

Брайан хотел ответить, что сначала пообедает, но промолчал.— Вот здесь, — служащий открыл дверь. — Просто пообщайтесь.Дверь закрылась, перед ирландцем предстал маленький зал с

несколькими рядами кресел. Десятка полтора осьминоидных негромко попискивали, иногда жестикулируя щупальцами. Завидев человека, перешли на лигнвит.

— Вам здесь нравится? Вам здесь нравится? Вам здесь нравится?У Брайана сразу всплыли воспоминания о таможеннике, вызвав

лёгкий приступ паники.Но ирландец взял себя в руки и решительно шагнул вперёд. За

рядами кресел чернела маленькая трибуна, совсем как в земных конференц-залах.

— Мне здесь очень нравится! Мне здесь очень нравится! Мне здесь очень нравится! — подбодрился землянин, добравшись до трибуны, и открыл футляр.

151

Стараясь не думать о том, что его слушатели далеко не жители Земли, а может быть, совсем не слушатели, Брайан поднёс флейту к губам. Как давно он не брал инструмент в руки — соскучился. Да и старинная флейта, доставшаяся от деда, истосковалась по музыке.

Финнеган вдохнул воздух, и нежная мелодия засеребрилась в зале, полетела над головами жителей Зимурты. Щебетание стихло. Краем глаза музыкант заметил, что фиолетовая кожа некоторых осьминожек посветлела. Ведь это должно что-то значить? Точно нужно будет почитать каталог. Возможно, музыка вызывает у них какие-то эмоции. И, может быть, хитрюга Колман не ошибся, посоветовав прилететь сюда. Может быть, у скромного ирландского музыканта здесь что-то получится?

Он даже не заметил, как слушателей стало вдвое больше. А на звук флейты входили всё новые и новые. Фиолетовые лица преображались, розовели. Доверчивые глаза следили за каждым движением, впитывали каждый звук.

Когда Брайан остановился передохнуть, взгляд землянина наткнулся на полный зал. Не всем хватило мест, зимуртаниане стояли у входа, а поверх фиолетовых голов выглядывала довольная физиономия администратора.

— Спасибо, — расчувствовался Финнеган. — Я… я не ожидал. У меня нет слов, чтобы выразить свою признательность.

Серые глаза ирландца наполнились слезами, но он собрался и заиграл вновь…

***Новоприбывший, в респектабельном костюме, с чемоданчиком,

подошёл к таможеннику и протянул документы:— Я не везу оружие! Я не везу оружие! Я не везу оружие!Выпуклые жёлтые глаза зимуртанианина стали ещё больше.— Проходите.Гость спрятал документы, чихнул, сделал шаг, а потом обернулся:— Я точно могу идти?— Точно, — подтвердил таможенник.— Странно, — пробурчал человек, вытирая платочком нос.— А чего странного? — спросил вдогонку осьминоидный

чиновник.— Ничего. Но прошлый раз было совсем по-другому, — мужчина

152

вышел на улицу и огляделся по сторонам.— Такси, сэр? — улыбка во всю ширь коричневого лица

облокотившегося о капот водителя сразу располагала к доверию.— Да, наверное, — подтвердил приезжий и не долго думая

Автор иллюстрации: Лев Елена

плюхнулся на переднее сиденье.— Зимурта — чудная планета, — восхитился водитель, трогаясь с

места.— Знаю, был здесь раньше.

153

— А вы на отдыхе?— Почти, — ответил приезжий и протянул визитку. Таксист в ответ

вручил свою.— Слэш? — прочёл имя на карточке пассажир.— Да, сэр. Меня тут все знают. Оу! Колман О'Нил, врач-

психотерапевт высшей категории, — таксист сунул визитку в карман. — Вы, наверное, известный человек на Земле?

— Есть немного. Я тут ненадолго, хочу проведать старого друга.— С Земли? Если с Земли, то я всех знаю, — обнадёжил таксист.— Брайан Финнеган…Слэш затормозил.— Что-то не так? — испугался Колман.— Вы друг Брайана? — водитель крепко пожал руку гостю. — Вы не

представляете…Испуг Колмана сменился натянутой улыбкой.— Нет, вам лучше самому. Лучше увидеть, потому что Финнеган —

это…Таксист тронулся, проехал немного, потом вновь остановил машину

и показал пальцем. Колман повернулся. Вышел из машины и двинулся в том направлении.

— Сэр!Пассажир, не оборачиваясь, протянул Слэшу купюру:— Сдачи не надо, спасибо.Впереди, в центре ухоженной лужайки, выделялась многометровая

голографическая скульптура. Человек с флейтой переливался радужными волнами в вечерней полутьме, раздавая нежную мелодию.

— Святой Патрик, — пробормотал Колман. Потом снял шляпу и вытер платочком выступивший от волнения пот. — Брайан, деревенщина непутёвая, тебе всё-таки подфартило!

— Сэр, вас ещё куда-нибудь отвезти? — напомнил о себе таксист.Земной гость постоял в раздумье, потом ткнул пальцем в

голограмму:— А… как его найти?Слэш не успел ответить.— Нужен билет? — рядом появился маленький осьминоидный с

пачкой светящихся карточек. На каждой выделялось простоватое улыбающееся лицо одноклассника.

154

З е м л я н и н м о л ч а п р о т я н ул д е н ь г и и в з я л б и л е т : « З а л воспоминаний», гласила надпись. О'Нил вспомнил, что это неподалёку. Психотерапевт глянул на часы: до начала выступления оставалось чуть больше двадцати минут.

— Нет, не поеду, — Колман махнул таксисту и быстрым шагом направился к цели.

Размышляя о превратностях судьбы, совершенно не обращая внимания на местные достопримечательности, ирландец несколько раз останавливался, и бормоча:

— Вот ведь, как бывает, — прикладывался к плоской бутылке виски.Ему даже пришлось выстоять небольшую очередь из шумных

осьминожек, чтобы попасть на выступление соотечественника.Изрядно пропотев, протискиваясь сквозь переполненный зал до

места, указанного в билете, знаменитый врач упал на мягкое сиденье и блаженно вытянул ноги.

— Бабушка, не волнуйся! — пропищал рядом зимуртанианин. Фиолетовая семейка «чирикала» то на своём языке, то на лингвите, иногда поглядывая на соседа.

Колман сделал ещё несколько глотков виски и решился задать вопрос:

— Скажите, а что здесь будет? Я только прилетел, знакомый пригласил, но не успел рассказать.

Осьминожки разом повернули головы в сторону землянина.— Вы не знаете? Вы не знаете? Вы не знаете? Вы не знаете? —

пропищал самый маленький из фиолетовой семейки.— Совершенно не в курсе, — соврал землянин.Зимуртанианин слегка подпрыгнул на сиденье и замахал

щупальцами, приговаривая:— Это здорово! Это здорово! Это здорово!— Бабушка, дай сказать! — пшикнул высокий зимуртанианин. Его

кожа слегка потемнела, а сам осьминоидный, изобразив подобие улыбки, обратился к врачу:

— Здесь будет выступать о-о-очень знаменитый человек с Земли. Человек, который подарил нам настоящее чудо. И мы все его очень-очень любим. Вы ведь тоже?

Колман почувствовал себя неловко: он не считал Брайана близким другом, не считал его подающим надежды, а тем более выдающейся

155

личностью. В отличие от осьминоидных жителей этой планеты.Но вслух он сказал другое:— Да, конечно. Только, я забыл, чем он так знаменит?— Как, вы не знаете? Как, вы не знаете? Как, вы не знаете? —

забеспокоилась фиолетовая старушка. Заёрзала на сиденье, вращая глазами.

— Бабушка! — повысил голос «главный». — Понимаете, только благодаря Брайану Финнегану, мы, зимуртаниане, начали, наконец, избавляться от веками мучившего нас недуга!

Ошарашенное светило земной психиатрии на миг лишилось дара речи. Помолчав с минуту, Колман всё же нашёл силы спросить:

— И какого же?Придвинувшись ближе, зимуртанианин прошептал:— От тройной рассеянной забывчивости.Более сильное впечатление на прославленного психотерапевта мог

произвести лишь заговоривший дракон с планеты Орр. Новость словно пригвоздила землянина к креслу, и до начала концерта он не шелохнулся.

Лишь когда Финнеган вышел на сцену, психотерапевт изобразил натянутую улыбку. Отметив про себя, что с момента отъезда Брайан ничуть не изменился. Такая же растрёпанная причёска, та же шаркающая деревенская походка и тот самый серый свитер, связанный мамой на дорожку.

Зато зал отреагировал взрывным шквалом писков. Земному гостю даже пришлось заткнуть уши, чтобы не оглохнуть. Фиолетовая семейка рядом пыталась что-то сказать, но психотерапевт лишь улыбался в ответ, боясь убрать ладони. Пока музыкант не открыл футляр и не взял в руки флейту.

Нежная серебристая мелодия поплыла над фиолетовыми головами, окутывая слушателей волшебным туманом земной музыки. Жёлтые глазки обитателей Зимурты заискрились, осьминожки принялись дружно раскачиваться из стороны в сторону, словно впали в транс. Чтобы не последовать их примеру, Колман встряхнулся, помассировал указательными пальцами виски и для верности сделал несколько глотков целебного напитка.

О'Нилу и раньше доводилось бывать на концертах живой музыки, но здесь, в этом зале, он получил совершенно иные ощущения.

156

Возможно, размышлял психотерапевт, виновата акустика или воздействие биополя осьминоидных. В любом случае этот феномен требует тщательного изучения.

Взгляд психотерапевта потускнел, мысли собрались в облако и толстым покрывалом окутали сознание. Опустевшая бутылка выпала из рук, О'Нил с блаженной улыбкой откинулся на спинку, так и просидев до окончания выступления.

Лишь когда Брайан второй раз вышел на поклон публике, Колман очнулся.

− Вам понравилось? − фиолетовая старушка деликатно коснулась щупальцем плеча землянина.

Психотерапевт всхлипнул, закрыл лицо ладонями и сквозь слёзы прошептал:

− Это здорово, это здорово, это здорово…

157

Book Harry НА ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ ПЛАНЕТЕ

Фёдор Светлин побрызгал из баллончика на самое ценное, что было в офисе — маленький бронзовый бюст, и тщательно протёр бархатом. Символ далёкой эпохи заблестел, засверкал в пробившихся из-за бордовой шторы лучиках солнца, распластав отражение по гладкой деревянной столешнице. Даже улыбнулся, как показалось хозяину.

Поправив галстук, Фёдор придирчиво осмотрел себя в зеркало: белая рубашка и безупречно отглаженный костюм покроя XX века в комплекте с лакированными туфлями придавали ему некоторую схожесть с политиком. Того же века.

Утренний холодок через приоткрытую форточку прогнал сонливость, привнёс в уютное помещение свежесть. Начинался новый день, а с ним и новые надежды на светлое будущее, пока мелькавшие лишь в мечтах и планах.

Звон колокольчика открывшейся двери вернул в серое настоящее: на пороге стояли два молодых человека. В обтягивающих IT-костюмах, испещрённых рекламными баннерами, бегущими строками и вызывающими 4D роликами. Оба высокого роста, оба в одинаковых кепках-хамелеонах, сдвинутых на лоб радужных кибер-очках. Гости разглядывали офис и его хозяина.

Обычно так экипировались рекламщики, флэш-торговцы и PR-агенты, снующие по густонаселённым кварталам в поисках добычи. За день их являлось не менее двух десятков, а в выходные и более. С момента открытия офиса Фёдор настолько привык к визитам этой братии, что перестал обращать хоть какое-то внимание.

— Помощь в раскрутке компании, — без всякого «здрасьте» пробубнил один, и оба переступили порог.

Светлин сделал равнодушное лицо, парни переглянулись.— Недорого, — добавил второй.Фёдор продолжал хранить молчание, терпеливо ожидая, когда

незваные гости удалятся. Но парни настроились решительно, без приглашения придвинули стулья, уселись и выложили на стол папки-панели.

— Понимаем, — доверительным тоном сообщил один. — У вас для PR-компании нет средств, но…

158

— Мне PR не нужен, — оборвал хорошо отработанную реплику агента Фёдор.

Гости вновь переглянулись.— Тогда вы не получите нужного количества голосов на выборах, —

с ка з а л вто р о й а ге н т. С ка з а л с ко р е е во п р о с и т е л ь н о , ч е м утвердительно.

— А я в выборах не участвую, — словно отрезал Светлин. Заложил руки за голову и откинулся на жёсткую спинку стула.

Оба гостя застыли, подобно бронзовому идолу на столе. Лишь реклама на одежде продолжала носиться в сумасшедшей пляске, ежесекундно опуская в электронную копилку владельцев заветные монетки. Тоже электронные.

— Ж-жаль, — искренне огорчился агент. — А какой тогда смысл в существовании вашей организации? Без PR-а вы не сможете увеличить число участников, не сможете участвовать в выборах, а значит, не попадёте во власть и не извлечёте выгоду. Для чего вам это всё?

Фёдор прикрыл веки. Эти двое и не подозревают, что попали в самое больное место…

Год назад по завещанию от дальнего родственника Светлину в наследство перешло помещеньице цокольного этажа на окраине города. Засучив рукава, Фёдор сделал ремонт и долго думал: подо что использовать нежданный подарок? Как начинать бизнес он не представлял совершенно, поэтому каждый день приезжал, просто сидел за столом, смотрел в окно на прохожих и размышлял. Пока идея не пришла сама.

Старушка, шаркая тряпичными туфлями полувековой давности, вкатила большую потёртую сумку-коляску. Этот день Фёдор запомнит навсегда. За пару часов общения гостья открыла перед ним необъятный мир светлого будущего, посвятив городского обывателя в тайны научного коммунизма. Учение основателей теории так поразило, так глубоко вошло в душу Светлина, что он в тот же вечер твёрдо решил посвятить дальнейшую жизнь реализации великих идей, не сумевших пробить себе путь в далёком XX веке.

Старушка ушла ещё быстрее, чем явилась, забыв сумку с книгами и другими непременными реквизитами учения, но не оставив никаких контактных данных о себе. Сгорая от любопытства, Фёдор перечитал

159

всю матчасть от корки до корки. Много раз. Его разум вырвался из мелкособственнической оболочки и устремился к прекрасной цели, намеченной могучими умами прошлого большой планеты, ныне погрязшей в коррупции, политических конфликтах и дележе остатков природных богатств.

Вот только последователей и продолжателей великих идей он не нашёл. Современное техногенное общество напрочь отвергало возможность бескорыстного служения идее, перестройку социума и создание новой формации. А бесценные реквизиты великой эпохи Светлин периодически предоставлял музеям для проведения историче ско-рекламных выставок. За скромное денежное вознаграждение, позволявшее ему едва-едва сводить концы с концами…

— Ж-жаль, — повторил агент. И добавил: — Без финансовых вливаний у вас ничего не получится. А кредит не пробовали взять?

— Нет, — равнодушно ответил Светлин, положив руки на стол. — Да и зачем?

Посетители, не попрощавшись, вышли, а у Фёдора на душе стало ещё тяжелее. Накануне вечером он залил грусть водкой, а сегодня? Завтра? Так и спиться недолго. Нужно взять себя в руки. Не сдаваться, искать пути выхода из тупика и с надеждой смотреть в будущее.

Словно в ответ звякнул колокольчик. Перед приверженцем великой идеи стоял среднего роста и возраста полный гражданин с большим чёрным портфелем под мышкой. В старинной шляпе и костюме того же покроя, что и у хозяина офиса.

— Доброго вам здоровьичка, — по-деревенски пробасил гость, присаживаясь на стул.

Фёдор собрался что-нибудь буркнуть в ответ, но толстяк опередил:— Слышал, у вас серьёзные финансовые проблемы, товарищ

Светлин?После «товарища» у Фёдора испарились последние остатки

сонливости.— Откуда слышали?Посетитель не ответил. Открыл портфель, выложил на стол

простенькую пластиковую визитку: «Трудоустройство на любой планете Галактики. Государственная лицензия. Гаранти-рованный высокий доход, отсутствие жалоб и нареканий. 50 лет в бизнесе».

160

— Хочу предложить вам очень интересную работу, — вкрадчиво произнёс гость, придвинувшись ближе. — Мой прапрапрадед тоже был приверженцем великой идеи, поэтому я, случайно наткнувшись на информацию о вашей партии в городском каталоге, заглянул сюда. Учтите, вакансия раритетная, в официальных списках компании на электронных стендах не числится, придержал её исключительно для вас.

По сетитель смолк, давая передышку для переваривания информации. Фёдор вспомнил, что месяц назад действительно размещал информацию в бесплатном городском киберкаталоге. Чтобы привлечь новых членов в партию. И даже выложил небольшой видеоролик с обращением.

— Работа не сложная, но ответственная. В одной из отдалённых колоний буквально вчера появилась вакансия, — ещё тише сообщил гость. — Вы человек грамотный, образованный, видный. У вас хорошо поставлены речь и жестикуляция — вы почти идеальная кандидатура. И даже…

Толстяк вынул из портфеля конверт и подвинул Фёдору.— Здесь контракт плюс авансовая карта. Как только воспользуетесь

картой — контракт с нашей компанией считается подтверждённым и вступает в силу. Завтра в 20.00 вылет с космодрома. Если решитесь — мы за вами заедем. Подумайте, товарищ Светлин.

Гость защёлкнул портфель и поднялся:— Сегодня ещё рано, а завтра может стать поздно!Посетитель, переваливаясь, мелкими шажками засеменил к выходу,

оставив Фёдора в плену размышлений.— А… — хотел сказать хозяин офиса, но дверь закрылась, звякнув

колокольчиком на прощанье.Светлин неторопливо распечатал конверт: обычный контракт

мелким шрифтом на несгораемой бумаге и карта. Фёдор несколько раз подбросил на ладони серебристый пластик, таящий в себе материально е благополучие . Конт ракт, далёкая планет а , управляющий, карта, деньги…

Деньги! Ведь деньги нужны не для личного обогащения, а для реализации идеи. Прав был тот PR-агент: ему требуются средства для расширения деятельности, для рекламы, что в свою очередь должно привлечь новых членов в партию. И если он не может заработать

161

деньги здесь, на Земле, то почему бы не попытаться сделать это там, в отдалённой колонии?

Поскольку всякая великая идея требует основательной подготовки, Фёдор решил начать осуществление грандиозного плана с похода в супермаркет. Едва войдя в торговый зал, едва вкусив дразнящих пищеварительный тракт ароматов, Светлин с маниакальной настойчивостью принялся заполнять корзину деликатесами, давно не гостившими на его обеденном столе. Не позабыв большую бутылку самой дорогой водки.

Кассир с подозрением окинула взглядом столь «толстого» клиента, но карта заставила девушку лучезарно улыбнуться:

— Покупатель жжёт, приходи ещё!Светлин лишь кивнул, мысленно предвкушая торжество после

долгих месяцев полуголодной жизни политического отшельника.И пир удался. Хотя на утро Фёдор не смог вспомнить, как

отключился. Но делать нечего, контракт подтверждён, вылет вечером, и он начал собирать вещи. Неизвестно, как долго придётся там пробыть, поэтому положил в чемодан самое ценное, самое сокровенное. То, что будет согревать душу в полёте, в далёком уголке необъятной Галактики. Дарить надежду на светлое будущее…

***Пробуждение после дальнего перелёта по галактике никогда не

бывает лёгким. Светлин полусонно шаркал туфлями по песчаному плато планеты. Сильный холодный ветер рвал из руки тяжеленный чемодан, продувал ткань костюма. Фёдор вполуха слушал высокого худого человека в длинном сером плаще и фуражке на военный манер. Сквозь завывание ветра Светлин узнал, что это главный инженер. И зовут его Януш, а фамилия Железницкий.

На планете несколько десятков колоний по добыче руды — основы для выработки чего-то, что потом превращают в горючее для позитронных реакторов. Раньше Фёдор о таких тонкостях даже не задумывался, но теперь это его хлеб, его деньги и часть его жизни. Насколько большая часть, он начал понимать после вопроса встретившего:

— А тебя за что?Вот тут Светлин окончательно проснулся. Лёгкий страх царапнул по

спине, дохнул холодком вдоль позвоночника.

162

— Это как? — не понял новенький.— Я выбрал вместо пожизненного, — инженер внимательно

разглядывал лицо Фёдора.Лёгкий страх превратился в волну ужаса, а холодок в ледяной поток.— Вместо чего?— На Марсе, на одной из шахт, случился обвал, — Железницкий

достал пачку сигарет без фильтра и предложил Светлину. Подумав, Фёдор угостился.

— Было много травмированных и несколько погибших. Крайним сделали меня и пытались впаять пожизненное. Но адвокату удалось доказать, что я не опасен для общества, ещё могу приносить пользу. Вот и попал сюда. А ты за что?

Фёдор затянулся, тут же закашлялся: табак явно не лучшего качества, отрава какая-то.

— Я ни за что, просто подписал контракт, — как можно спокойнее ответил новенький, хотя на душе скребло.

— И надо оно тебе до конца жизни здесь…Договорить инженер не успел — Фёдор выронил чемодан прямо на

ногу.— Как до конца? — новенький тёр ушибленное место.— Ты что, контракт не читал? Здесь все пожизненно. Вон там, —

Железницкий показал в сторону серо-коричневых пологих холмов, — кладбище, где все мы будем. Со временем.

Януш метнул окурок в сторону холма и засунул руки в карманы.— Рабочие — местные гримлины. Мы их так называем, потому что

выговорить научный термин крайне сложно. Мрут, как мыши. Год-два поработают — и всё. Ты же в курсе, что здесь повышенный радиационный фон?

Только сейчас Фёдор понял, что ему напоминает одежда инженера: такого же цвета была форма спецподразделения в сериале «Радиационная опасность». Только это уже не сериал, это реальная жизнь, в которую он, Фёдор Светлин, умудрился вляпаться.— А если… Я ведь по контракту, я ведь могу поработать год-два и уехать? — спросил Фёдор.

Железницкий засмеялся. И смех этот не сулил ничего хорошего.— Можешь. Были тут двое. Тоже год-два поработать хотели,

свалили через пару месяцев…

163

Инженер остановился и показал рукой: внизу, у подножия холма, тянулись ряды уныло-жёлтых бараков. Подле — несколько одноэтажных домиков с чёрными крышами.

— Здесь мы живём. Так вот, свалили они, а потом я узнал, что во время полёта произошёл несчастный случай, в результате которого погибли двое. Угадай, кто?

Светлин промолчал. Его вообще полупарализовало. Шагал, как заржавелый робот, наглотавшийся песка. Поддался сладким обещаниям, поверил и загнал себя в вечную тюрьму среди песков, радиации и местных аборигенов. Последних он ещё не видел.

— Пока поживёшь в моей комнате, кровать уже поставили. Через полгода обещают построить ещё один домик. Может, получишь собственные апартаменты.

Они спустились с холма и остановились рядом с лагерем. Ветер гонял песчаные вихри, на крышах вертелись блёклые флюгеры. Фёдор обратил внимание, что пластиковые домики без окон, крыши обшиты стальным листом.

— Бури здесь, как на Марсе. Даже похлеще, — словно прочитал мысли новенького инженер. — Поэтому на окнах сэкономили. Хоть знаешь, кем тебе придётся работать?

Фёдор промолчал. Только ещё ниже опустил голову.— Да, Фёдор Светлин, — подвёл итог Железницкий. — Хорошо тебя

развели. Но ты здесь будешь центральной фигурой — глашатаем.— Кем?Светлин поставил тяжёлый чемодан.— Глашатаем, — Януш ткнул рукой. — Вон твоя паства.Широкие двери одного из бараков открылись, наружу выползала

серо-жёлтая масса. От неожиданности у Фёдора перехватило дыхание: ростом чуть ниже человека, крупные головы с большими глазами венчали изогнутые рога. Покачиваясь на толстых лапах, аборигены издавали рык, обнажая длинные клыки. Из-под грубой ткани выпирала мощная мускулатура. Ветер донёс резкий запах.

Железницкий с улыбкой наблюдал за новеньким.— Я когда впервые увидел — чуть сердечный приступ не хватил.

Ещё те чудики. До колонизации вели кровавые междоусобные войны. Если бы не земляне, наверное, поубивали бы друг друга.

— А что они делают здесь? — глупо спросил Фёдор, продолжая

164

глазеть на увеличивающийся поток рогатых созданий.— Они здесь делают всё, — ответил инженер. — Делают они, а

командуем мы.Фёдор присел на чемодан. Мысли в голове роились, как пчёлы, но

никак не складывались в картинку.— А глашатай, то есть я, какую роль играет?— А глашатай каждое утро приходит к транслятору. Вон та вышка.Фёдор разглядел среди песчаных холмов серую конструкцию с

кабиной наверху.— И с этой вышки читает им морали, — закончил Януш.— И они им, этим моралям, внимают?— Пойдём, тебе ещё нужно расквартироваться и сходить на

передающее для пробы. Сегодня потренируешься, а с утра в бой.Железницкий решительно открыл дверь домика и шагнул внутрь.

Фёдор зашёл следом, бросив косой взгляд на гримлинов. Аборигены выстроились в ряды, чего-то ожидая.

Светлин поставил вещи рядом с кроватью. Обычной кроватью с пластиковой сеткой. Железницкий обратил внимание на чемодан:

— Чего столько приволок? Здесь наряжаться некуда. Если только в гости на соседний рудник, но там те же грабли с тем же результатом.

— Да это… — попытался отмахнуться Фёдор.— Это что? Ты не стесняйся, выкладывай. Шкаф я добуду, если

нужно.— Там книги, — признался Фёдор.— О! — обрадовался инженер. — Это хорошо, свеженького давно

не читал. Доставай.Светлину ничего не оставалось, как выложить все причиндалы на

стол. Януш с интересом разглядывал каждый атрибут, задержавшись на бронзовом бюсте.

— Умный мужик был, — заметил инженер. — Лоб у него такой высоченный. И его книги тоже есть?

Фёдор протянул одну.— Ага. Сегодня почитаю, как раз у меня выходной.Железницкий бросил толстую книжку на свою кровать. Фёдор не

стал спрашивать, а решил сам прогуляться по территории. Но Януш остановил за плечо:

— Подожди. Чтобы был в курсе: все прогулки утром, если не на

165

смене. А после десяти вечера лучше вообще из домика не выходить.Ветер снаружи усилился, прошёлся с воем по крыше. Фёдору

показалось, что этот вой промчался сквозь него.— Привыкнешь, — успокоил инженер, приметив испуг во взгляде.

— Сейчас топай на вышку. Сам доберёшься?Фёдор добрался сам. В стальной кабинке, хорошо защищённой от

внешних катаклизмов, почувствовал себя увереннее. Толстые бронированные стёкла и даже оружейный арсенал. Впрочем, доступ к оружию имел только отряд охраны.

— Мавр, — представился невысокий крепыш в коричнево-сером камуфляже. Кисть сжал так, что Светлин ойкнул.

— Это передатчик, — Мавр щёлкнул несколькими рубильниками. — Сейчас выключен.

Недолго думая, Фёдор уселся в удобное кресло.— Текст будет перед тобой на панели. Просто прочти вслух. Не

спеша и выразительно. Готов?Новичок кивнул . Мавр щёлкнул рубильником. Каждо е

произнесённое слово на экране подсвечивалось, а потом тускнело. Чем дальше Светлин читал, тем страшнее ему становилось. Зомбо-молитва — мысленно окрестил он текст. По смыслу получалось, что аборигены должны отречься от всего и вся ради каторжного труда на собственное благо. Само благо Фёдор уже видел — грязные низенькие бараки. Возникла ассоциация с рабочим скотом, с буйволами. Светлин когда-то читал про таких, в древности они использовались для вспахивания почвы.

После окончания речи на лбу выступил пот. От напряжения. Светлин глотнул кофе и приготовился ко второму заходу, соображая, как лучше выстроить интонацию. Но Мавр неожиданно поднял вверх большой палец:

— Отлично! Намного лучше, чем тот придурок, который был здесь до тебя. На сегодня достаточно.

Фёдор молча поднялся и пошёл к выходу. И, уже закрывая дверь, не выдержал:

— А что с ним, с тем придурком, стало?Мавр помолчал, пощёлкал тумблерами и нехотя ответил:— Споткнулся на ступеньках…

166

***По утрам, укутавшись в тёплый антирадиационный плащ, Фёдор

топал на вышку. На планете использовался тот же календарь, что и на Земле. Стоял декабрь, лёгкий морозец по утрам прихватывал безжизненный песчаник, сковывал редкие лужицы голубоватой ледяной коркой. Иногда мутно-серое небо посыпало плато редким снежком, сдуваемым сильными ветрами.

Выпив пару чашек крепкого кофе, Светлин произносил проповедь для очередной смены, всякий раз удивляясь, почему нельзя прокручивать аудиозапись. Но не решаясь спрашивать у Мавра.

Ответ он получил от Железницкого:— Передающее устройство — не простой транслятор. Кроме звука,

он передаёт эмоциональную составляющую, которую записать нельзя. Гримлины, несмотря на всю внешнюю свирепость, очень чувствительны и очень эмоциональны.

Для успокоения Фёдор перед сном брал книгу и читал сотню-другую страниц. Смотришь в книгу — видишь фигу, вспоминал он пословицу. Мысли были совсем о другом: как выбраться отсюда? Говорить это вслух он опасался, но Януш понимал всё по глазам.

— Пошли, поболтаем о погоде, — Железницкий сунул за пазуху свёрток и открыл дверь.

Фёдор покорно поплёлся следом. Стемнело. Светлин поднял голову: звёздное небо радовало. Крупные, яркие, разноцветные россыпи. Маленькая луна тускло-зелёным освещала холмы, нагнетая интриги в безжизненный пейзаж.

— Ты водку пьёшь? — инженер держал в руке пол-литровую бутылку. Фёдор в ответ просто кивнул. Каждые десять дней выдавали по одной бутылке, свою он ещё не заработал.

Железницкий налил по сто, протянул стакан и без церемоний выпил. Светлин последовал примеру. Целебная жидкость приятно обожгла горло, расплылась теплом в крови.

— Твой предшественник, — Януш достал пачку сигарет и прикурил, — как-то ночью пошёл подышать свежим воздухом. Прогулялся до холма, а утром… Утром нашли только окровавленные куски одежды.

Светлин взял бутылку и разлил по второй.— Иногда, по неизвестным причинам, гримлины выходят из-под

167

контроля, — продолжил Железницкий. — А ещё они очень любят мясо с кровью.

Светлина передёрнуло. Сейчас он особенно понимал свою глупость, занёсшую его в эту дыру.

— И что предлагаешь? Ты ведь не просто так это сказал.Луна светила спереди, Фёдор не мог разглядеть выражение лица

инженера. Но острый взгляд чувствовал хорошо.— Была у меня идея, только напарника не было — челнок угнать.

Но, хорошо подумав, я решил отказаться от этой авантюры. И во многом благодаря твоим книжкам.

Последняя фраза отрезвила Светлина. Что такого он нашёл в книжках?

— Мы можем сделать гораздо лучше, проще, надёжнее и масштабнее. Ты ведь о том же думаешь? — инженер разлил остатки по стаканам и выпил.

Фёдор ещё не понимал, куда гнёт Железницкий. Но думал он о том же — о свободе. Начиная с этого момента, заговорщики каждый вечер выходили на полчасика для обсуждения деталей плана, исполнение которого у обоих вызывало сильные сомнения, но ничего другого не оставалось: или загнуться в этой дыре, или…

Но чем дальше они продвигались, тем меньше оставалось энтузиазма. Всё рушилось на отсутствии корабля, оружия и людей, которые смогли бы этим пользоваться.

— Ему тоже было нелегко, — горестно вздыхал Железницкий, разглядывая исторический бюст. — Но он смог. В отдельно взятой стране. Почему мы не сможем?

Ответ на вопрос прятался где-то в книгах, которые Януш перечитывал вновь и вновь. Или в смекалке, которой явно не хватало.

Светлин думал о побеге ежесекундно. Когда шёл на смену, когда возвращался и даже когда спал. Ему снились сладостные мгновенья: корабль взмывает в небо, и он вместе с Янушем навсегда покидает проклятую планету, не зря прозванную колонистами «Песчаное кладбище». В конце сна неожиданно появлялся кто-то третий. Странный тип в маске наводил бластер на Фёдора и кричал: «Ты мёртв!» Светлин вскрикивал, будя напарника, и просыпался в холодном поту.

Этот третий явился сам, когда смена закончилась. В этот раз Фёдор

168

задержался, разглядывая покрывшиеся пылью книги в старом шкафу. Ничего интересного: пара детективов, фантастика, стопка технических руководств, пособие по ремонту. Он уже спустился с вышки и брёл по тропинке домой, когда сильная рука схватила за шиворот, а к горлу прижалась холодная сталь ножа.

— Тихо, — прошипел знакомый голос. От страха Светлин не сразу понял, кто это.

— Ваши вечерние по сиделки за бутылкой очень хорошо просматриваются и записываются одной из камер, — прошептал Мавр. — А я, как начальник службы безопасности, обязан доложить по инстанции выше. После чего с вами обоими может произойти несчастный случай.

Светлин уже пришёл в себя, но стоял не шевелясь. Раз Мавр встретил его здесь, раз сообщил, значит, у него на уме что-то своё.

— Я ведь тоже не прочь свалить отсюда, — продолжал охранник. — Одному такое провернуть невозможно, но вместе вполне. В ваших вечерних спорах есть что-то реальное, даже гениальное.

Мавр отпустил Фёдора и спрятал нож.— Условие такое: вы берёте меня в дело, а я позабочусь об оружии.

Кроме того, больше половины охраны точно примкнут к нам. И вместе подумаем, как заполучить корабль. Иди.

Охранник легонько подтолкнул Светлина.— Больше там не собирайтесь. Придёшь завтра на смену, я сообщу

где.Фёдор слово в слово передал всё Железницкому. В темноте, даже не

видя лица инженера, Светлин почувствовал интерес. Словно Януш заранее знал о наблюдении на улице.

Следующим вечером собрание заговорщиков проходило за холмом. Мавр пришёл с тремя, ещё пятеро были готовы примкнуть, но, чтобы не вызывать подозрений, остались в домиках.

— Самое трудное теперь — не оружие. И не корабль, — начал заседание Железницкий. — Самое трудное — обработка гримлинов. А для этого нужно поменять кое-что в зомбоящике.

— Это сложно? — спросил Фёдор.— Это не сложно, — ответил Мавр. — Вот только…— Только что? — перебил Януш.— Пять лет назад, когда тебя ещё здесь не было, — начал Мавр, —

169

один умник пытался перенастроить передатчик. В результате он что-то не учёл или где-то ошибся. Гримлины взбесились и сожрали его на месте, даже ботинок не осталось. Как говорил один гениальный психолог, эти рогатые здесь находятся в состоянии очень шаткого равновесия. Достаточно совсем чуть-чуть качнуть лодку и…

— …и мы все превратимся в закуску, — завершил фразу Железницкий.

Фёдор задумался. У них есть оружие, есть люди. Они смогут добыть корабль. Осталось всего ничего — правильно завести рогатых. Правильно. Не ошибиться. Не поскользнуться, иначе смерть.

Светлин потёр виски. Нужно использовать уже накопленный опыт. То, что успешно опробовано на Земле. Ведь Он же смог, у Него получилось. В отдельно взятой стране. Но там проще — там были люди. Огромная толпа, управляемая желаниями. Измотанная, голодная, жаждущая лучшей, светлой жизни. Толпа, лучшая жизнь, желания…

— Я знаю! — громко сказал Фёдор и сам испугался голоса.— Точно? — Мавр смотрел как-то по-новому. Во взгляде появилось

уважение.— Точно, — подтвердил Светлин. — И нам не понадобится

реконструкция передатчика…***

Рано утром от сильного удара дверь хлопнула, едва не соскочив с петель.

— Подъём! — заорал Мавр.Фёдор и Железницкий, как при пожаре, спрыгнули с кроватей.— Ты чего? — гаркнул Януш.— Нас сдали! — прошипел Мавр. Круглое лицо охранника

перекосило от злобы. — Какая-то сволочь записала посиделку за холмом и передала в службу безопасности главной колонии. Хорошо, что у меня там свой человек.

Мавр прислонился к стене, закрыв красное обветренное лицо ладонями.

— Значит, так, — пробормотал охранник. — У нас есть небольшой челнок с полным баком. Поместимся все. Сначала затеряемся где-нибудь среди холмов, а потом будем думать что дальше.

Фёдор открыл шкаф и вынул вешалку с безупречно отглаженным

170

костюмом:— Нет.— Что? Тебе сдохнуть захотелось? — заорал охранник, стукнув

кулаком по стене.— Я никуда не лечу, — невозмутимо ответил Светлин, повязывая

галстук. Слева на пиджак аккуратно прицепил большой красный значок с профилем вождя.

— Я тоже, — подтвердил инженер, одеваясь.— Сейчас или никогда!Железницкий достал из-под кровати длинный кухонный нож и

вышел на улицу. Следом, в чёрном костюме, сверкая лаком туфель, из домика выбрался Светлин со свёртком под мышкой. Сегодня он вдруг почувствовал мощный прилив энергии. Словно могучая невидимая сила толкала его вперёд на свершение великих дел.

— Ну что ж, — пробурчал Мавр. — Вместе — значит вместе. Охранник протянул пистолет.

— Нет, — Фёдор улыбнулся. — Мне это не нужно.Быстро и уверенно пройдя по тропинке, Светлин поднялся в

передающую. Код вводить не потребовалось — стальная дверь перед ним распахнулась. В кабинке дежурил один из людей Мавра, держа винтовку наготове. Фёдор открыл форточку: прохладный утренний воздух ворвался в кабинку. Напомнило последний день в офисе. Вернётся ли он туда когда-нибудь? Может, это уже и не нужно, потому что…

— Идут! — предупредил по громкой связи Мавр.Густая колонна гримлинов выплыла из барака и поползла по

песчаному плато. Сегодня они не стали строиться, сразу двинулись к вышке. Светлин переключил передатчик на ближние трансляторы. Сейчас он будет говорить, будет нагнетать эмоции.

Он должен взорвать сознание рогатой массы, сломать рабскую покорность, размазать по нейронам кровожадные атавизмы и вывести дремучих быков на совершенно новый интеллектуальный уровень.

Он должен это сделать!Светлин повернул регулятор мощности эмоций на максимум,

включил микрофон, набрал побольше воздуха и крикнул:— Товарищи!Серо-жёлтый поток враз остановился. Словно уткнулся в

171

невидимую бетонную стену. Светлин мельком глянул на книги, на заготовленную речь — не понадобятся. Нельзя вызвать бурю, читая по бумажке, сыпля шаблонными фразами. Пламя должно разгораться стремительно, непредсказуемо, жарко.

Всё, что накопилось у Фёдора на душе, всё, чем он дышал последний год, выплеснулось. Каждая фраза била по толпе аборигенов, перетряхивая сознание, пробуждая волны эмоций. Светлин почувствовал единство с этими внешне ужасными существами. Почувствовал жажду перемен, стремление к лучшей жизни.

Двери бараков открывались, толпа росла. Передающую окружило серо-жёлтое море рогатых созданий, внемлющих гласу пророка. Фёдор распахнул окно — теперь он стал хорошо виден гримлинам. Мозг работал в режиме турбо, слова молниеносно соединялись во фразы. Энергично жестикулируя, оратор ощущал, как шквал ответных эмоций ударяется о бронированное стекло, о стальную стену. Уносится ввысь, расходясь веером в…

Одинокий выстрел с холма прервал пламенную речь. Пуля ударила в грудь, опрокинув Светлина на пол. Толпа стихла, замерла. Противное гудение прорезало пасмурное небо — появился военный корабль.

— Фёдор, что случилось? — прокричал их динамика голос Железницкого. — Фёдор, ты слышишь?

Корабль приземлился у лагеря. Из люка вытянулась жёлто-зелёная цепочка солдат. Яркие нити лазеров ударили по баракам, по домикам. Пластиковые стены вспыхнули, толпа гримлинов уплотнялась. Загудела, местами взревела. В аборигенах забурлило подзабытое кровавое бешенство.

— Свет-лин! — отчаянно крикнул Мавр, отстреливаясь от наседающих солдат. Спецподразделение окружало заговорщиков. Ещё немного и…

…и в этот момент Фёдор открыл глаза. Потрогал рукой грудь — больно. Алый стальной значок расплющился, приняв пулю на себя, спасая жизнь хозяину. Светлин поднялся. Теперь это был не прежний наивный молодой человек, грезивший несбыточными мечтами. Из передающего центра вышел твёрдый, как гранит, вождь, двумя руками крепко сжимая древко. Красное полотнище развернулось на ветру, затрепетало.

172

Автор иллюстрации: Лев Елена

— Бра-а-а-тья! — вскричал Светлин. — Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться!

Поддержанный громом толпы, Фёдор пошёл прямо на военный корабль. Волна гримлинов двигалась ещё быстрее. Опередила, приняла огонь на себя. Не обращая внимания на обжигающие нити лазеров, на свистящие пули, перешагивая через окровавленные, обожжённые тела, Светлин приближался к своей победе. Не над рабским колониальным строем, не над смертельной хваткой корпорации и не над обманом, завлёкшим его сюда. Фёдор шёл к победе над своими сомнениями, своей неуверенностью и слабостью.

Военные не успели развернуть позитронную пушку, даже не успели поднять корабль: толпа опрокинула стальную махину. Разбросала и растоптала стреляющих. Оставшиеся в живых поспешили сдаться подоспевшему отряду Мавра и Железницкого.

— Мы победили! — Януш прыгал от радости, размахивая кухонным ножом. — По-бе-да!

Мавр сидел рядом, положив на колени винтовку, натянуто улыбался, прикидывая, что последует дальше. Как они отобьются в следующий раз.

Лишь Фёдор Светлин не переживал. Стоя на корпусе поверженного корабля, размахивая алым полотнищем, он вновь говорил. Теперь без всяких эмоциональных усилителей. И громовой ответ толпы был с а м ы м п р и я т н ы м , с а м ы м л у ч ш и м , с а м ы м п р а в и л ь н ы м подтверждением выбранного пути в светлое будущее…

***Предупредительная ракета класса «космос — космос» догнала

транспортный челнок и врезалась в борт. Корабль тряхнуло, по рубке полетел кофейник, следом чашки и навигационный справочник.

— Сволочи, — процедил сквозь зубы пилот по прозвищу Счастливчик, добавляя мощности. Силовая установка взвыла, стрелка индикатора давления топлива вплотную приблизилась к красной черте. Пилот осторожно уменьшил подачу.

Его напарник по кличке Шмыга, росточком под метр сорок, обеими руками вцепился в боковой поручень.

— Пойди, глянь повреждения, — не оборачиваясь, скомандовал пилот.

Шмыга выпустил поручень, потёр маленькие пухлые ладошки и

174

засеменил к грузовому отсеку.Второй час транспортный челнок «Улёт» безуспешно пытался

оторваться от пограничников сектора. Дежурные катера обмануть удалось, засветив фантом в стороне, но на подмогу явился хорошо вооружённый сторожевой корабль с мощными локаторами. «Какого они вообще набросились на мою малютку?» — думал Счастливчик. Столько раз возил контрабанду, никто никогда не обращал внимания. При случае откупались. Но сегодня погранцы словно взбесились. Жалованье им, что ли, не платят?

— Порядок. Обшивка цела, — Шмыга вернулся на излюбленное место у поручня. При ударе ракеты в корпус кепка слетела и теперь лысина напарника блестела аки прожектор. Счастливчик улыбнулся.

— Чё лыбишься? — прошипел карлик. — Нас чуть на тот свет не отправили, а он лыбится.

Шмыга натянул кепку, пошарил в ящике и достал бутылку с успокоительным. Приложившись, выпил добрую половину.

— Нам сообщение, — произнёс пилот. — Следующий залп боевым. На размышления дают пятнадцать минут.

— Не сдавайся, Счастливчик, не сдавайся. Я не хочу на рудники! — завизжал Шмыга, выронив бутылку. — Не хочу-у-у!

Пилот глянул на радар: расстояние между «Улётом» и сторожевиком не уменьшилось. Уже хорошо. Но как оторваться?

— Счастливчик, Счастливчик, где твоё счастье?Он произносил эту фразу только в самых крайних случаях, когда

дела шли совсем плохо.— Господи, спаси… — бормотал карлик, сидя в углу рубки,

молитвенно сложив ладони.Счастливчик внимательно разглядывал карту сектора в атласе. Звёзд

много, планет ещё больше, а спрятаться негде. Тут чудища, там хунта, расстреливающая всё, что летает. Куда, куда податься бедным контрабандистам, еле-еле сводящим концы с концами?

Он вспомнил, как ещё пару лет назад служил на пассажирском лайнере вторым пилотом. Чего не хватало? Облетал не один десяток звёздных систем, деньги не иссякали. И везде девушки, портовые кабаки. Но не хватало эдакой самостоятельности, хотелось быть первым. А первым пилотом ставили не раньше, чем через пять лет службы. И то, если безупречная репутация.

175

У него такой не было.Ждать не стал — уволился, купил подержанный катер и начал

перевозить всякую мелочь, недостойную крупнотоннажных кораблей. А там и контрабанда начала подвёртываться. Платили за неё гораздо больше, и вскоре он купил грузовик. Цель была благая — накопить денег на большую посудину, потом создать свою флотилию. Стать крупным боссом, мелькать на телеэкранах, ухмыляться на страницах газет. А Счастливчиком прозвали за то, что ни разу не попался. До сегодняшнего дня.

Каждый пилот знает — звёздные карты не врут.И каждый пилот знает, что каталоги выпускают с отставанием.

Значит, где-то поблизости могут быть неоткрытые, пригодные для жизни планеты. Где-то поблизости. Главное верить. Если веришь, обязательно сбудется. Если…

Сторожевой корабль увеличил скорость, расстояние начало сокращаться. Ещё минут пять и «Улёт» получит боевую ракету в борт. Или пошлёт сообщение о добровольной сдаче. Потом суд, лет десять на руднике и полный запрет на любые перемещения в космосе, не говоря уже о пилотском удостоверении.

Каждый пилот знает — сканер тоже никогда не врёт.Как и звёздные карты. Только сканер видит больше. Счастливчик

наугад ткнул пальцем в звезду на сенсорной панели. Если ничего не получится, то всё, конец. А если он и вправду счастливчик, то…

Пилот пощёлкал тумблерами, активируя позитронный ускоритель. Он берёг его исключительно для такого момента. Перед каждым рейсом проводил тщательное тестирование. Сейчас от этого серого ящика зависит свобода и сама жизнь.

Счастливчик дал полную мощность. Он бы дорого заплатил, чтобы увидеть вытянувшиеся морды пограничников. Вестимо ли, чтобы хилая транспортная посудина рванула со скоростью военного крейсера. Жаль только, что долго «Улёт» не выдержит. Через час точно взорвётся.

Красная точка на радаре начала отдаляться, блекнуть. Пришло сообщение, но пилот даже читать не стал. Сейчас его никакая ракета не догонит. Силовая установка надрывно гудела, отрабатывая немалые деньги, заплаченные умельцу. Золотой человек был, жалко, поймали. Коротает срок где-то.

176

Шмыга таращил глаза. То на радар, то на пилота.— А что же ты раньше так не сделал?— Не мешай, — коротко ответил Счастливчик. — А то взорвёмся.Напарник на цыпочках отошёл. Подумав, неслышно удалился в

грузовой отсек. Его за этим сюда и приткнули — следить за грузом, а в пункте прибытия передать точно в руки покупателю. Счастливчик даже не знал кому. Его дело довезти те тяжеленные ящики вместе с этим занудой и сдать по описи.

«Улёт» вошёл в планетную систему, пилот врубил торможение. Теперь самое главное — не прозевать нужную планету, если такая есть. Должно же ему повезти? Должно, обязательно должно.

Седьмая — пусто, шестая — нереально для жизни, пятая — какая-то мелочь, но нет цивилизации. Четвёртая — не годится. Третья. Третья! На орбите засветилась вереница искусственных спутников. Допотопные железки, но главное, что есть цивилизация. И вряд ли они связаны с Альянсом планет.

«Улёт» трижды обогнул орбиту, прежде чем пошёл на посадку. Сбросить скорость до нужной не удалось, обшивка сильно грелась. Охлаждение работало на полную, но в рубке температура подскочила до пятидесяти по Цельсию.

«Господи, помоги…» — успел подумать пилот, как корабль прошёлся по верхушкам плотного лесного массива. Сильные удары крон, в любую секунду корпус мог развалиться на куски. «Господи…»

Челнок влетел в воду. Погрузился и вынырнул. Внешние датчики показали пригодные для жизни землянина условия. Разница в содержании кислорода в большую сторону роли не сыграет. Окутанный паром серебристый цилиндр дотянул до берега и замер. Всё. Осталось установить контакт с местным населением.

Пошатываясь, в рубку притащился Шмыга. Карлик дружески обнял пилота и, пустив слезу, пробормотал:

— Счастливчик, как хорошо, что ты счастливчик. Как хорошо…— Самое интересное впереди, — отмахнулся пилот, доставая оружие. Маленький бластер не ахти что, но выручить может.

Он глубоко вдохнул-выдохнул и разблокировал люк. Повеяло свежестью. Пилот выбрался наружу. Лес оказался городским парком, а водоём — небольшим искусственным озером. Хорошо хоть глубины хватило.

177

Отовсюду к месту посадки спешили жители. Едва пилот их разглядел, как его разобрал смех. Приземистые, серо-жёлтые, широкие оттопыренные уши, большущие белки глаз, узкие зелёные зрачки, а головы венчали рога. С рогами оказалось совсем интересно: у каждого они имели свой неповторимый цвет. Красные, жёлтые, серебристые, золотистые. Неужели красят? А почему бы и нет. Красят же земляне волосы? А у этих рога.

Одежда рассмешила не меньше: Счастливчик видел точно такую в музее. Это носили на Земле несколько столетий назад, и называлось оно костюм. А шею обматывали яркой тряпкой по имени галстук. Музейный гид так и не смог объяснить зачем. У пилота возникло ощущение, что сейчас все аборигены разом замычат. Всем стадом, как в старых ковбойских фильмах: «Му-у-у!»

Но подошедший в чёрном костюме вдруг заговорил на чистейшем земном языке:

— Добро пожаловать на планету Радость, товарищ!Из-за широкой спины пилота осторожно выглянул Шмыга.

Счастливчик изобразил улыбку и ответил:— Спасибо за радушный приём. Приношу извинения, что немного

подпортил ландшафт вашего парка. У нас случилась небольшая авария.

Подумав, добавил:— Товарищ!И не зря — глаза сразу подобрели, а рога дружески изогнулись в

стороны.Товарищ, товарищ,… Похоже, в местном лексиконе это слово было

обязательно. Что-то знакомое промелькнуло в голове пилота. Где-то он уже такое слышал. Так обращались в древности? Нет, сейчас он не мог вспомнить.

Толпа всё увеличивалась. Десятка два рогатых в чёрных костюмах оградили место падения красной ленточкой. Толпа границу не переходила, дружески махая гостям лапами и маленькими красными флажками.

Аборигенов в чёрных костюмах пилот мысленно окрестил стражами. Один из них подошёл, и вполголоса поинтересовался, есть ли у них с собой оружие? Врать смысла не было, да и воспользоваться вряд ли получится — пилот отдал бластер. Шмыга с вздохом протянул

178

складной нож.Вскоре подъехала машина — тоже чёрная. По форме кузова она

почти в точности соответствовала земному такси лет эдак сто назад. Гостей вежливо пригласили внутрь, один из стражей уселся рядом. Благо широченные сиденья позволяли.

«Очевидно, красный и чёрный цвета здесь символизируют власть», — подумал Счастливчик, разглядывая город из окна.

— Как вам улицы? — поинтересовался абориген.— Чисто, — коротко ответил пилот. Он обратил внимание, что у

этого рогатого на пиджаке сверкал большой красный значок. Скорее всего, признак более высокого, чем у остальных, ранга.

— Вчера в городе прошёл четверговик, — как бы, между прочим, сообщил местный.

Счастливчику понравились улицы. Дома из блоков, почти как на Земле. Пять, десять, даже двенадцать этажей. Если заменить рогатых на обычных людей, то вполне себе копия земного городка с полвека назад. Машина остановилась, пассажиры выбрались наружу.

Страж со значком что-то лепетал, но пилот уже не слушал. Его поразили огромные скульптуры из чёрного камня посреди площади. Монолит запечатлел трёх землян: двое стоящих смотрели вдаль, третий сидел рядом, держа на коленях винтовку. Детали были отделаны столь хорошо, что пилот сразу определил марку оружия — лазерная винтовка ЛВ-100. Старенькая, но очень надёжная штука. Такие до сих пор на вооружении у пограничников, будь они неладны.

С т р а ж , о с к а л и в к л ы к и , н а бл юд а л з а го с т я м и . П о т о м прокомментировал:

— Слева товарищ Светлин, вождь и основатель нашего общества, указывает путь народным массам. Рядом товарищ Железницкий — карающий меч революции.

Теперь земной гость разглядел у второго в руке холодное оружие.— А который сидит? — поинтересовался Састливчик.— На камне размышляет генеральный маршал лазерных дружин

товарищ Мавр. Запечатлён ключевой момент декабрьского восстания, проложившего дорогу в будущее.

— Восстания? — переспросил Шмыга. — А чё восстали, в тюряге што ли парились?

Пилоту хотел треснуть напарника локтем, но рогатый неожиданно

179

быстро ответил:— Вы совершенно правы, товарищ! Злобные галактические

империалисты привезли их сюда, чтобы сгноить вместе с рабочим классом нашей Радости. Но товарищ Светлин с товарищем Же л е з н и ц к и м с п л от и л и н а р од н а с вя щ е н н у ю б о р ь бу. И революционная армия под руководством товарища Мавра изгнала тиранов с планеты!

Рогатый сделал передышку, давая земным гостям возможность осмыслить события вековой давности.

— Замочили , значит, козлов , — Шмыга аж сплюнул от удовольствия. Но, поймав злой взгляд пилота, тут же растёр плевок ботинком.

— Я не представился, — абориген протянул когтистую лапу. — Секретарь Всепланетной партии светлого будущего Зубоклык Фиолетович. Можете называть просто — товарищ Зубоклык.

Рогатый оскалился, что, скорее всего, означало улыбку. Но пилот в этом не был уверен.

— Шмыга, — протянул руку карлик.— Счастливчик, — буркнул пилот.— Отлично, товарищи, — секретарь пожал обоим руки и снова

показал клыки. — Сегодня у нас большая культурная программа. Сначала вы побываете в тримавзолее, потом посмотрите квадрофильм «Человек с бластером», выступите перед пионерами столицы…

— Где побываем? — у Счастливчика слегка отвисла челюсть. Он очень рассчитывал хорошо поесть, отдохнуть, а потом решить все вопросы с пребыванием на планете. Заодно узнать, насколько плотно они контактируют с Альянсом планет и выдают ли преступников по запросу.

— Потом мы вместе посетим светлинские чтения, по пути вам предстоит выучить устав партии…

Тощий длинный страж с красными рогами вручил обоим землянам по брошюрке.

— И отбудете в Светлинград, это неподалёку. Там все жители — человеки с Земли. У них тоже когда-то случилась авария, как у вас, и мы помогли им обрести новую жизнь, — протараторил рогатый секретарь.

Поселение на планете радости никак не входило в планы обоих

180

землян. Счастливчик вдруг подумал: а что если взлететь сейчас? Местная космонавтика ещё не достигла тех высот, чтобы помешать ему. Пограничники Альянса скорее всего ушли, потеряв из вида. Если они смоются сейчас, то даже успеют к сроку доставить груз.

— Простите, — как можно деликатнее начал пилот. — Товарищ Зубоклык, нам нужно попасть на свой корабль, чтобы…

— А зачем? — перебил секретарь. На этот раз рога сошлись вместе, что, скорее всего, означало удивление. — К тому же ваш корабль уже увезли в Центр космических исследований.

— Куда? — вскрикнул пилот. Лицо перекосило отчаяньем. У Счастливчика появилось острое желание сбежать, но повсюду стояли рогатые с одинаково мрачным взглядом. Эти чёрные пиджаки и мышь не выпустят, не то, что двух землян.

— В большой ангар для исследования, — подтвердил рогатый секретарь. — У нас, на Радости, нет частной собственности. Мы совершенно свободны от буржуазных предрассудков, здесь всё общее!

— Общак, что ли? — сообразил Шмыга. — Круто! А скидываться надо?

— Мы уже скинулись, — мрачно ответил Счастливчик.Зубоклык пошевелил рогами, словно в раздумье. Белки глаз

посинели, пофиолетовели, потом он сказал:— Все члены партии обеспечиваются работой, жильём и… Вы

женаты?Шмыга криво ухмыльнулся и отрицательно помотал лысой головой.— Во-о-от! — обрадовался Зубоклык. — В Светлинграде вам

выделят по жене. Не волнуйтесь, подберём самых лучших, самых надёжных, самых преданных делу партии! Здесь, на Радости, у вас появятся наследники — строители светлого будущего. Выше голову, товарищи, и помните завет вождя: «Светлое будущее изначально победит на одной, отдельно взятой планете. А уж потом…»

181

ДЖИНН ИЗ КУВШИНА

182

Джинн из кувшина ДЖОННИ, МИЛЫЙ!

Джон Донсон родился во вторник после полудня. Ровно в четверть

первого в стеклянной двери роддома отразился высокий двадцати-двухлетний мужчина атлетического телосложения. Бледная кожа, голубые глаза, иссиня-чёрные волосы. Джон с удовлетворением отметил, что он — красавчик. Необычная внешность говорила о редкой комбинации генов, которая должна была обойтись родителям в кругленькую сумму.

«Только мать, отца нет, — вспомнил Джон. — Мелисса Донсон, биологический возраст — тридцать четыре года, ментальный — двадцать. Домашний адрес…» По улице шла кошка, трёхцветная, с рыжим пятном на ухе. Она аккуратно ставила лапы, пытаясь обходить лужи на асфальте, вдруг остановилась, повернула голову и посмотрела на человека за стеклом.

Джон толкнул дверь.По краю сознания едва заметно пробежало ощущение холодной

гладкости стекла, но тут же пропало. На Джона, словно заждавшийся родственник, набросился с объятиями яркий до слёз апрельский день. Первыми откликнулись лёгкие. Они надулись, как мехи волынки, и сжались. «Запах озона», — услужливо подсказала память. По рецепторам к мозгу рванул будоражащий импульс, мозг отреагировал эндорфинами — обратно в кровь ринулось сумасшествие. Оно промчалось по венам, тихонько кольнуло печень, на миг обездвижило сердце — и вырвалось наружу, выгоняя безвкусный воздух роддома. Джон ступил в лужу, набрал в ботинок воды и идиотски улыбнулся.

С парковки ему ответил солнечным зайчиком ярко-красный кабриолет. «Маман и тут не подкачала», — подходя к машине подумал Джон, дёрнул дверцу за ручку и прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Приглушённый хлопок двери, едва слышный скрежет стартера и ответное бормотание мотора. Нежная шершавость кожаной панели. Дальше тело действовало само. Ступня без заминки отыскала педаль газа, рука точно угадала расположение кнопки магнитолы. «Дородовый навык вождения со специализацией под личный автомобиль. Неплохо, — подумал Джон и улыбнулся зеркалу заднего

183

вида. — Посмотрим, что будет дальше». Ему всё больше и больше не терпелось познакомиться с собственной матерью.

Автомобиль легко бежал по гладкой, как асфальтовое озеро, дороге, из приёмника лился жизнерадостный джаз, и Джон с любопытством рассматривал встречных людей. Солидного мужчину в костюме и с дипломатом в руках, парня в кислотно-зелёной майке и на роликах, молодую женщину в спортивном костюме. Она бежала по асфальту, весело помахивая собранными в хвост волосами, но споткнулась. Нелепо выставила перед собой руки и упала на коленки, расцарапав кожу. Обыденная картина поразила Джона. Он испытал острую жалость, сожаление за чужую оплошность и ещё одну новую эмоцию — желание исправить случившееся. Если не отмотать время назад, то хотя бы просто утешить упавшую — погладить по ушибленной коленке, чтобы снова увидеть на её лице искреннюю улыбку.

Джон почувствовал, что сознание не справляется со всеми эмоциями. Начало накатывать забытьё. Чувствуя, как окружающий мир ускользает, он всё же успел поднять руку и щёлкнуть тумблером автопилота. Автомобиль переключился на пониженную передачу, и это странным образом успокоило Джона. Он расслабился и перестал сопротивляться. В глазах потемнело.

Когда Джон пришёл в себя, он здорово испугался. В этот раз всё закончилось хорошо, но в следующий раз ситуация может сложиться трагично. Что, если он не успеет включить автопилот или будет находиться за пределами машины? Если его угораздит отключиться на пешеходном переходе? Ему следовало учиться контролировать эмоции, и как можно скорее! Новорождённый перебрал несколько закладок в памяти и нашёл нужную:

«В дородовый период в ребёнка вкладывается набор воспоминаний и ряд навыков. Интеллектуально и физически новорождённый почти не отличается от взрослого индивида. Сложнее обстоит дело с эмоциями. Их синтез ещё не реализован на промышленном уровне, в связи с чем наделить новорождённого эмоциями в роддоме нет возможности. Но не нужно бояться. Дети успешно синтезируют и воспроизводят чувства сами. Главное для них — не потеряться в потоке первых ярких откровений. Для этого разработаны перфокарты

184

отчуждения, но это только одна из защитных мер.Смягчить урон, нанесённый детской психике эмоциональным

стрессом, поможет простая техника. Малыш, ты должен тщательно и неторопливо распробовать любое новое ощущение. Затем его нужно запомнить — поместить в подходящую ячейку памяти. Научись правильно выбирать место — воспоминания нужно укладывать по принципам эмоциональной схожести и усиления. Хорошие — рядом с хорошими, грустные — к грустным, радостные — недалеко от весёлых. Систему лучше визуализировать — придумай себе шпаргалку. Часто детям нравится заполнять память по аналогии с музыкальной гаммой или цветовой палитрой, выбирая каждой новой эмоции подходящий цвет, ноту или их сочетание. Сперва тебе придётся тратить много времени на запоминание, но со временем ты привыкнешь и начнёшь пользоваться накопленными знаниями легко и с удовольствием. А пока — успехов тебе, малыш. Мы рады твоему рождению! Сотрудники корпорации «Биллингтон».

«Стало быть, по цветовой гамме», — задумался Джон. Он закрыл глаза и попытался припомнить всё, что испытал с утра. Холодный стеклянный страх перед неизвестностью, бело-рыжая насмешка, солнечная радость, спортивно-красная уверенность в себе…

Размышления прервал телефонный звонок. Послышалось негромкое треньканье, и на приборной доске замигала лампа входящего вызова. Джон перевёл выключатель в положение «вкл.». Салон автомобиля наполнился мелодичным женским голосом:— Джонни, милый, с днём рождения!

— Мама? — спросил Джон, сердце подкатило к горлу и гулко ухнуло вниз.

— Да, сын. Как ты себя чувствуешь?— О… — Джон немного растерялся. — Всё отлично, ма! Всё так

здорово! Ты представляешь, я видел кошку!— Хорошо, малыш, — перебила ма. — Расскажешь позже. Для

начала выполни мою просьбу. Положи руку на затылок… Чувствуешь полоски? Это перфокарты отчуждения… «шпильки». Когда будешь подъезжать к дому, перед дверью достань первую справа. Она самая толстая и шероховатая на ощупь…. Нет-нет, сейчас не вздумай доставать! Только перед самой дверью. Договорились?

185

— Да, мама, — ответил новорождённый.— Вот и чудно, — заметила Мелисса и отключилась. Было не очень-

то похоже, что ей на самом деле интересно, как себя чувствовал её ребёнок. Обида оказалась похожей на укол иголкой. Джон запомнил её, увязав с цветом стали. Он хотел всерьёз обидеться на мать и, может быть, даже не разговаривать с ней первое время, но быстро забыл — занялся изучением других эмоций. Таких, как ожидание встречи. Малыш решил, что оно должно быть малинового цвета — цвета крыш соседских домов, мимо которых Джон мчался к маме. А нетерпение пульсировало густо-красным, как стучащая в висках кровь. От него немного тряслись руки и пересохло во рту. С трудом справившись с замками, Джон открыл входную дверь, судорожно сглотнул и крикнул:

— Я дома, ма!И тут же испугался. Задумавшись, он забыл выполнить мамину

просьбу.Скорее, положив руку на затылок, Джон нащупал и потащил самую

большую шпильку, первую справа. Она не поддавалась, малыш обломал ноготь и едва не взвыл от досады. Мама его просила о такой малости, а он даже этого не смог. Вдруг она решит, что её сын — бестолочь? Джон поменял руку, взялся за шероховатую шляпку поудобнее, резко дёрнул — и перестал различать цвета. Мир, который до этого был карнавалом ярких красок, в одночасье превратился в бесцветный серый холст.

— Здравствуй, малыш, — откуда-то сбоку раздался тихий голос, и Джона обняли за плечи ласковые, тёплые руки. — Ты голоден? Я приготовила тебе сэндвичи с лососем.

На холст робкой зелёной лозой вползла нежность. Рядом легли лососевые штрихи признательности, между ними — глубокое синее ощущение спокойствия и домашнего уюта. Джон обнял мать в ответ и скорее представил, чем увидел, маленькую изящную женщину, ростом ему по плечо. Джон осторожно потрогал прядь волос, пропустив их между пальцами, прикрыл глаза и подумал, что жить — это просто здорово.

***Со временем ощущения стали притупляться. Джон изучил,

запомнил и классифицировал основные чувства и теперь мог

186

обходиться без цветовой шпаргалки. Ему не составляло труда мгновенно перемещаться по аккуратно выстроенной картотеке знаний, за долю секунды выискивая свободные ячейки, куда можно было бы впихнуть новую эмоцию. Правда, их становилось всё меньше и меньше. И всё чаще теперь встречались неприятные. Горькое разочарование пришло к нему, когда он понял, что разный опыт может вызывать одинаковые эмоции. Каждый раз, когда он наблюдал за игрой команды своего штата («Быки» были особенно хороши в этом сезоне), он испытывал почти такое же удовольствие, как и от красиво разыгранной карточной партии. И от этого чувствовал себя обворованным. Джон никак не мог смириться, что эмоция, испытанная второй, третий раз — это всегда лишь бледный отпечаток самого первого вкуса. Это было, как, один раз попробовав мороженое, всю жизнь довольствоваться холодной водой с сахаром.

Некоторое время помогали перфокарты. Извлечение каждой открывало новую, незнакомую Джону сторону человеческой жизни. Первая отвечала за платоническую любовь и подарила ему радость от материнской ласки. Вторая — за слух. Третья открыла мир запахов, четвёртая позволила наслаждаться вкусом. В день, когда её достали, Мелисса ухохоталась, глядя, как её двухметровый малыш тащит в рот что ни попадя, от мыла до грифелей химических карандашей. Джон стеснялся своего глупого поведения, но никак не мог совладать с любопытством. Едва только ма отворачивалась, он снова утягивал что-нибудь вкусно пахнущее и, спрятавшись за дверью, пытался съесть. Мелисса бегала за ним, пытаясь отобрать очередную парфюми-рованную отдушку, пугала желудочными коликами и грозила сдать обратно в роддом. За непослушание. Никуда она его не сдаст, думал Джон. Им чертовски весело вместе.

— Ма, а давай достанем остальные «шпильки»? Все сразу? — спрашивал Джон за завтраком, уминая сэндвичи с лососем. Мелисса не была сильна в готовке и редко баловала его чем-то новеньким. Тосты с колбасой на завтрак, куриный суп и котлеты на обед, овощная запеканка на ужин — вот и весь нехитрый рацион. Но Джон не жаловался. Разве может быть недоволен человек, которого каждое субботнее утро ждёт большая чашка кофе и два свежих сэндвича с

187

яйцом, лососем и петрушкой?— Нет. Тебе ещё рано, — в сотый раз отвечала Мелисса на вопрос о

перфокартах.— Ма, ну почему рано? Мне месяц отроду!— Мы уже об этом говорили.— Да знаю я! «Перфокарты отчуждения позволяют временно

блокировать наиболее сильные ощущения, действие которых сопровождается изменением гормонального фона», — процитировал Джон. Мелисса рассеяно кивала. Недавно она купила переносной эмограф и уделяла ему внимания не меньше, чем Джону. А то и больше.

— Нельзя понять всё сразу, — терпеливо объясняла Мелисса. — Вот представь самый вкусный обед: и сэндвичи, и мороженое, и газировку. Представил?

Джон кивнул.— А теперь перемешай всё в одном ведре и съешь. Вкусно?— Нет. Нет, — не поверил Джон. — Ощущения не могут

перемешаться. Они же разные.— Могут-могут. Они перемешаются, и ты ничего не поймёшь.

Только схлопочешь себе эмоциональный вывих.— А может быть, всё же пора? У меня осталось всего две шпильки.

И Мари, наша соседка, говорит, я уже совсем взрослый.— Ну, раз взрослый, то устройся, пожалуйста, на работу. Квартплата

сама по себе не оплачивается, а у меня на банковском счете скоро будет дырка от бублика. И убери руки от шпилек — достанешь хоть одну без разрешения — волосы на ладошках вырастут, — рассмеялась Мелисса и тут же увлеклась новой, неожиданной идеей:

— Раз тебе месяц, давай это отметим? И купим шикарный подарок! Автомобиль? Нет! Давай сходим в казино и проиграем кучу денег. Ты же ни разу не был в казино! Ах, да. Азарт — эмоция последнего порядка. Джонни, милый, ну когда ты уже повзрослеешь?!!!

— Мама, а откуда у нас деньги? — тихо спросил Джон, уже предчувствуя бурю. — Ты ведь не работаешь.

— Милый Джонни! — взорвалась Мелисса. — Я многое тебе дала, и ты мог бы хотя бы из благодарности не мучить меня бестактными вопросами! Доедай бутерброды и сходи прогуляйся. Только держись

188188

подальше от Мари. Она — дешёвка.Мать злилась всегда, когда разговор заходил о деньгах. Вспыхивала,

как спичка, и срывалась по пустякам. Такую же бурную мамину реакцию вызывала только одна вещь на свете — корпорация «Банк Памяти». Едва услышав первые ноты весёлой рекламной песенки, Мелисса переключала видеовизор на другой канал или выходила из комнаты. Джон искренне не понимал, что плохого в работе корпорации, филиалы которой располагались в каждом районе. «Мы платим деньги за ничто», — гласил слоган. Корпорация предлагала к ру гл е н ь ку ю сум м у л ю б ом у, кто з а хоч е т с т ат ь д о н о р ом воспоминаний. Современное оборудование позволяло быстро и безболезненно изъять любое воспоминание. Операция не требовала госпитализации. В качестве особого бонуса донорам давалась запись для эмографа. «Ваше воспоминание остаётся с вами, — утверждали агитки. — Мы только сделаем копию».

Однажды Джон всё же вынудил Мелиссу поговорить с ним об этой корпорации. Он долго ходил за ней следом и ныл: «Ма-а-а-а… а почему Банки Памяти – это плохо? Ну, почему? Ну, почему?» — пока та не сорвалась. «Это преступники! — кричала она. — Сначала они заманивают тебя. «Мы ничего не возьмём», — говорят они, а сами выдирают у тебя душу, швыряя взамен кредитки. А когда деньги кончаются, ты думаешь: ладно, сердце у меня большое, а душа бессмертная. Почему бы не продать ещё кусочек? И идёшь к ним снова и снова. Ты продаёшь воспоминание о прогулке с сыном за новую машину, восхищённый мужской взгляд — за новые туфли, ощущение комфорта — за возможность не платить за квартиру. Разве все эти вещи не помогут мне насобирать новых воспоминаний? — думаешь ты. Нет, Джонни, скажу тебе по секрету — они совсем не помогают. Чёртовы костоправы вместе с воспоминаниями вырезают что-то ещё. Способность быть счастливым. Но это полбеды, малыш. Со временем наступает момент, когда женщина за конторкой заявляет: ваш ментальный возраст двадцать лет. Из вас больше нельзя вырезать ни единого воспоминания без того, чтобы вы не превратились в несмышлёного ребёнка. И всё! Они тебя использовали, пережевали и выплюнули. И никого не волнует, как ты собираешься выживать

189

дальше».Выкричавшись, Мелисса убежала в свою комнату и заперлась.

Некоторое время из-за двери доносились горькие всхлипы, но быстро утихли и сменились сонным сопением. Ма умела отыскать самый приятный способ борьбы с обстоятельствами.

***Найти работу оказалось несложно. Джон прошёл собеседование в

агентстве по подбору персонала, и предложения посыпались одно за другим. Торговый агент, маклер , специалист по связям с общественностью, актёр малобюджетного сериала — на любой из этих работ были рады видеть молодого мужчину привлекательной внешности с открытой, чистой улыбкой и живой искренней мимикой. Отсутствие опыта работодателей не смущало.

— В вас есть то, что редкость в наше время. Вы наивны и чисты. Попробуйте сохранить эти качества. Жизненный опыт их погубит, обязательно погубит. Но вы всё же постарайтесь, — сказал Джону режиссёр сериала.

— Вы открыты и располагаете к себе, — шептал, возбуждённо блестя глазами, толстопузый менеджер торговой корпорации. — Люди будут тянуться к вам. Вы вызываете доверие своей неспособностью обмануть.

— Мне придётся учиться это делать? — вопрос был напрасным, но Джон не сдержался. Это было пятнадцатое собеседование за неделю, и он порядком устал от тех, кто его рассматривает, ощупывает и оценивает.

— Ну что вы! Конечно, нет! Мы всем нашим клиентам говорим только правду. Ту правду, которая написана в буклетах.

Приехав домой, Джон позвонил своему агенту и попросил дать согласие любому работодателю, какой им заинтересуется, только чтобы больше не было этих ненужных унизительных собеседований. Совершенно неожиданно для него это оказалась художественная мастерская. Должность, которую ему предложили, называлась «специалист по подбору масляных красок», и оплату предлагали далеко не лучшую, но Джон обрадовался. Эта работёнка точно была ему по зубам. В детстве он же умел раскладывать эмоции по цветам. А теперь он будет раскладывать цвета по эмоциям. Он легко станет

190

ходячей энциклопедией масляных красок. Он будет знать названия всех существующих цветов и, словно виртуозный повар, изобретать новые, ранее неведомые свету.

Мечта разбилась вдребезги на второй же день работы. Выяснилось, что Джону нельзя смешивать краски. Нельзя изобретать новые цвета. Нельзя давать им названия. Всё это — дело инженера по масляным краскам, но никак не помощника. Через два дня это стало проблемой. Наверное, кто-то другой отнесся бы к ограничению легко, но не Джон. Его мучила необходимость каждый день подбирать одни и те же цвета одним и тем же способом. Получать заявку и выдавать по ней одну часть белёсой утренней свежести, две части солнечного оранжа и добавлять к ним одну часть сумеречной синевы. Последняя так и вовсе выводила Джона из себя. Какому идиоту могло придти в голову ком п о н о ват ь у т р е н н и е а с с о ц и а ц и и с в еч е р н и м и ! Та ко е непозволительное дилетантство раздражало и мучило, как битое стекло в ботинке.

К обеду его терпение кончилось. Он пошёл к начальству. Начальство звалось «старший смены Н. Блэкстон».

— Наша палитра несовершенна. Она нуждается в оптимизации, — решительно заявил Джон сразу от двери.

Старший смены сидел за столом. Он молча указал вошедшему на стул. Так же молча налил стакан воды, протянул Джону. Когда тот отрицательно покачал головой, залпом выпил его сам. После чего задумчиво пожевал губами и, отвернувшись немного в сторону, сказал:

— Стало быть, вы — эмпат.— Кто? — такой реакции Джон ожидал меньше всего.— Эмпат. Человек с повышенным эмоциональным фоном. Любите

собирать ассоциации, раскладывать новые ощущения, верно?— Ну… да. А разве это не всем детям характерно?— Да, ребятишки — они такие… Но способностей-то куча, какая

больше других вылезет — непонятно. Вот мой младший, до чего упёртый мальчуган, представляете, что удумал… — оживился Н. Блэкстон, но наткнулся на насупленный взгляд собеседника и осёкся.

— Я не понимаю, к чему вы клоните, — Джон попытался вернуть разговор в нужное русло.

191

— Я хочу сказать, что у всех есть странности и склонности. Но в жизненных реалиях через них нужно переступать. Учиться идти на жертвы, подстраиваться под обстоятельства. В том числе и неприятные. Такие, например, как неудобная таблица.

— А почему нельзя просто оптимизировать палитру? Раз я эмпат, мне же лучше видно, как правильно. Так давайте сделаем как лучше.

— Нет. Эмпатов много, ассоциации у всех личные. Таблица одна, общая для всех. Либо вы под неё подстроитесь, либо…

— Либо?— Либо вам нужно будет найти какое-то другое место, где ваши

способности раскроются наиболее полно.Через неделю Джон уволился.Он устроился помощником торгового агента. Потом рекламным

агентом, потом ещё каким-то агентом, кодировщиком, кассиром. Он пробовал работать как с людьми, так и с техникой, но всё было безнадёжно. Ни одна из этих работ не могла наиболее полно раскрыть его способности. Через месяц Джон избегался. Про него перестали говорить «открытый» и «вызывает желание общаться». Следом пришла репутация неуживчивого, надменного человека. Поток предложений уменьшился, а вскоре и вовсе превратился в скудный ручеёк. Джон с ужасом ждал того дня, когда он откроет ящик и не увидит там ни одного письма, но беда пришла с другой стороны. Изменилась мама.

***— Мам, давай сгоняем в кино в четверг?— Да, Джон, сходим как-нибудь.— А когда ты сводишь меня в казино? Мне уже, наверное, можно.— Да, милый, попозже… — рассеянно отвечала ма, разминая виски

тонкими пальцами. Между ними струились провода. Они тянулись через весь стол к небольшой кичливо-малиновой коробке. Несмотря на проблемы Джона с работой, Мелисса не так давно купила новый переносной эмограф, и теперь ни на минуту с ним не разлучалась. Старый стационарный агрегат стоял в углу, Джон бился об него коленками, когда проходил мимо, и собирался выбросить как-нибудь втихомолку, но мать не разрешала.

— Ты хоть сэндвичи будешь? — спрашивал Джон за завтраком,

192

Автор иллюстрации: Мария

доставая хлеб, масло и отрезая от куска рыбы тонкие полупрозрачные ломти. На солнце они окрашивались в уютно-весёлый ярко-лососевый цвет, и на Джона выплёскивалось чувство, очень похожее на счастье. Джон называл его «Ма-я-дома!»

— Джонни, милый, — раздражалась тем временем Мелисса. — Мы обязательно сходим всюду, куда тебе только заблагорассудится. Только дай мне немного времени. Я занята.

И её пальцы снова приставляли к вискам присоски эмографа.Джон грустно смотрел на мать и тихонько ставил перед ней тарелку

с едой, которую та не замечала. Не заметила Мелисса и того, что сын лишился последней шпильки.

Он не хотел, не был готов, и оно как-то само вышло. Вернее, не то чтобы само. Словом, он встретил на лестнице Мари, когда та тащила тяжёлые сумки с логотипом ближайшего супермаркета. Джон, как вежливый мальчик, вызвался помочь. А когда они зашли в квартиру, в темноте коридора Мари прижалась к нему всем телом. Джон с интересом прислушался к ощущениям. Гладкая кожа, лёгкий запах духов, тепло тела через одежду — это было приятно. А вот мокрые губы — не очень. Малышу уже приходилось видеть такие ласки на улице — молодая парочка дарила их друг дружке украдкой. Тогда, со стороны, это казалось странным и не вызывало желания попробовать. Теперь, изнутри, тоже оказалось не слишком-то вкусно. Джон хотел отодвинуть Мари, но та упорствовала. Положив руку на затылок Джона, она ругнулась, повозилась немного, и, оцарапав пальцами кожу, вытащила последнюю шпильку. Малыш хотел возразить: мама ещё не разрешила, — но внезапно весь его мир встал с ног на голову. Вернее, переместился куда-то в центр тела, туда, где осторожно трепыхнулась плоть. Словно отмерли рецепторы, ухудшилось зрение, ушли запахи, а мозг перетёк в новое, непривычное место, забыв забрать с собой сознание. И вот сейчас это сознание в панике билось в пустой черепной коробке, лихорадочно пытаясь смириться с кончиной — Джон уверился, что умирает. Это было неправильно, непонятно, неконтролируемо — он хотел застонать, но вместо этого зарычал. В темноте поощрительно улыбнулась Мари.

Когда Джон вынырнул из сумасшествия эмоций, оказалось, что прошёл месяц. Большую часть этого времени он провёл с Мари.

194

Иногда поднимался к маме, кормил, спрашивал как дела. Мелисса сетовала, что Джон слишком много времени проводит с товарищами по играм и утверждала, что она без него совсем заскучала. Но стоило Джону хоть на минуту оставить её одну, как она снова утыкалась в эмограф, откуда её уже было не дозваться. Джон не слишком пытался. Он спешил вернуться в ласковые объятия Мари, где было так приятно и увлекательно. Отзывчивое тело любовницы казалось малышу целым миром, непознанным и непредсказуемым, и Джон был готов, не жалея времени и сил, заниматься его картографией. Из этого приятного времяпрепровождения его однажды и выдернул сигнал пневмопочты. Джон достал из ящика плотный коричневый пакет, и сердце ёкнуло от дурного предчувствия. Внутри пакета лежал квадратный клочок бумаги, шириной едва ли больше двух дюймов. Острым злым почерком там было написано всего лишь одно слово: уволен.

Это был крах.Джон совсем забыл, что нужно ходить на работу.Он и сам не мог понять, как так случилось. Наверное, виновата во

всём была Мари — она достала шпильку, когда Джон ещё не был готов, и, как следствие, он потерял голову. Но, возможно, часть вины лежала и на Мелисс е — она должна была заботиться о Ма лыше, поддерживать и наставлять его на верный путь. Ему ведь всего четыре месяца отроду, как эти две женщины могли всерьёз надеяться, что Джон будет их содержать?

Спустя полчаса бессмысленных сетований и обвинений, Джон принял единственное возможное в этой ситуации решение. Он оделся, взял идентификационную карточку и поехал в ближайший Банк Памяти.

Обслуживание в банке было на уровне. Джона встретила очаровательная девушка в накрахмаленной форме. К лацкану формы был приколота квадратная картонка с надписью «консультант-терапевт Натали». Усадив Малыша в огромное кожаное кресло, она п р ед л ож и л а е м у ч а ш ку ч а я , п о гл а д и л а п о ру ке и н ач а л а расспрашивать. Как-то незаметно для себя Джон выболтал милой девице всю свою нехитрую биографию, от выхода из роддома до получения злополучного конверта. Он не хотел, чтобы Натали

195

подумала, что он какой-то там неудачник и принялся объяснять ей, что попал в сложную ситуацию исключительно по причине неудачного стечения обстоятельств, но консультант прервала его:

— Мы согласны забрать у вас эти воспоминания, — с этими словами она протянула ему блокнот. На верхней странице были перечислены все самые приятные моменты из жизни Джона. Напротив каждого стояла сумма. Две или три из них были трёхзначными. Малыш прикинул: общего багажа накопленных эмоций хватало на год безбедной жизни — Джон решился. Немного красуясь перед девушкой, он размашисто написал «Ва-банк» и расписался. Восхищённая Натали звонко рассмеялась.

***«Ма, я дома», — крикнул Джон и прислушался. К дому и к

ощущениям. В доме было тихо — Мелисса не ответила. А внутри себя… Откуда-то из глубин подсознания выплыл мутно-розовый пузырь. Большой и неповоротливый, он должен был значить что-то важное, но Малыш никак не мог вспомнить что. Словно на месте пузыря должно было быть какое-то большое и тёплое чувство, которое привычно охватывало Джона всякий раз, когда он возвращался домой, а сегодня вдруг куда-то исчезло.

Малыш раздражённо отмахнулся и пошёл на кухню. Похоже, ма ждала его. На тарелке посреди стола лежали его любимые сэндвичи с рыбой. Джон налил себе кофе, откусил бутерброд и тут же выплюнул.

«Кофе с рыбой — это ведь дрянь, — подумал Малыш. — Как я мог раньше есть такую гадость?»

С ним творилось что-то странное. Он хорошо помнил, что раньше сэндвичи означали что-то большее, чем просто еда. Он любил их не за странный вкус, а за то чувство, которое они дарили. Но снова не мог вспомнить ни что это за чувство, ни почему именно сэндвичи.

Джон заглянул в комнату Мелиссы. На диване, уткнувшись в эмограф, сидела немолодая и не очень красивая женщина. Джон испугался. Он подошёл к маме, сел рядом и обнял.

— Джонни, милый, — сказала ма, — где ты был? Я тебе сэндвичи сделала. Там, на кухне.

От мамы пахло потом и чем-то ещё неопрятно-кислым. Джон обнял её и запустил руку в волосы. Странно, он раньше не замечал, что они

196

пересушены феном, сухие и будто пыльные на ощупь. Малыш вдруг отчётливо понял, что его совсем ничего не связывает с этой чужой, совсем ненужной ему женщиной. Но как же так? Это ведь была его Мелисса, с которой они столько времени были счастливы вместе. Неужто костоправы из Банка Памяти на самом деле вырезали из памяти что-то нужное? Или воспоминания значили в человеческой жизни больше, чем казалось на первый взгляд? Джон достал из кармана куртки запись проданных воспоминаний и вставил в эмограф. Похоже, ему предстояло вспомнить что-то крайне важное. Или научиться заново.

197

ТАФАНО

О.С. Сажина , доктор физ. — мат. наук, ведущий научный сотрудник отдела релятивистской астрофизики ГАИШ им. М.В. Ломоносова.

198

ТафаноБАРТ

Ранним утром понедельника бортовой радиограммер «Фотонного

мотылька» принял срочное сообщение исключительно дерзкого содержания. Мой старый приятель, еще по Школе звездных навигаторов, случайно перехватил сигнал, шедший из дальних областей Вселенной, и немедленно переслал его мне.

Почистив послание от микроволновой пыли и стянув в гармошку разъехавшиеся от долгого странствия волновые пакеты, я увидел перед собой чванливое и оскорбительное приветствие. Некто, именовавший себя «величайшим космопроходцем» и «покорителем Вселенной», слал сердечный привет всем людям. И в особенности — нет, вы только подумайте, какая наглость! — в особенности жителям планеты Земля. Не мог ведь не знать, подлец, кем бы он там ни был, что на планете Земля живу я, Радий Мирный! Что это, как не вызов моему авторитету? Ведь только я избороздил сотни галактик. На моих ботинках оседает прах сверхновых, на моих глазах рождаются звезды в пене ударных волн и гибнут миры, сожранные гигантскими черными дырами. Ни один корабль не сравнится с моим изящным и быстроходным «Фотонным мотыльком»! Наглость должна быть наказана, и я немедленно запросил у приятеля координаты сигнала.

В праведном негодовании я совершенно забыл про блинчики. Сгоревший завтрак был немедленно присовокуплен к списку грехов моего конкурента.

Ненадолго открыв форточки и проветрив кухню, я стремительно развернул корабль, стоически перенеся десятикратные перегрузки. Мой путь лежал к Луне, в ближайший филиал компании «Хамелеон-электроникс». Еще вчера мне сообщили о том, что заказ готов — как нельзя кстати перед долгим путешествием.

Об этом заказе стоит сказать подробнее. Моим давним желанием было совместить в одном устройстве как можно больше полезных фу н к ц и й . Хот е л о с ь в и ртуо з н о го п о ва р а , т и х и м гол о с ом рассказывающего анекдоты, снабженного ионным телевизором и телефоном реального времени. Годы странствий отучили меня от дурной привычки делить замкнутое помещение с людьми — всем известно, что трудно найти более истеричных, агрессивных и

199

непредсказуемых существ. Важнейший нюанс заключался в том, чтобы набор всех нужных функций устройства был синхронизирован с моим мозгом.

Новейший интерфейс «мозг-компьютер», сокращенно ИМК, создавал прямое сопряжение между мозгом и внешним техническим устройством. Его принцип действия был красив и лаконичен: спектр электромагнитных энцефалограмм в совокупности с такой простой вещью как электрокортикограмма на фоне широкополосной импульсной активности нейронов. На практике это означало воплощение древней мечты человечества — джинна довольно широкого спектра возможностей, угадывающего желания.

…В приемном зале «Хамелеон-электроникс» было пустынно. Земля в широком панорамном окне мягким зеленоватым светом сглаживала растр лунного пейзажа. В углу зала одиноко возвышалась большая коробка, перевязанная розовым бантом.

— Увы, — развел руками торговый представитель компании. — Все модели ИМКов раскуплены еще до начала официальных продаж…

И это он смеет говорить мне, Радию Мирному! Можно подумать, к нему явился не я, а президент каких-нибудь Соединенных Штатов.

— Я же оставлял вам заказ! — воскликнул я в гневе.— …но для вас, господин Мирный, имеется специальное

предложение, учитывающее все ваши пожелания, — служащий торжественно указал на коробку с бантом.

— А к чему бант? — подозрительно поинтересовался я.— Одна наша покупательница отослала назад свою модель и…— Да вы что , предлагаете мне брак? Да еще и бывший в

употреблении?!— О, что вы, господин Мирный! Модель абсолютно исправна.

Просто дама затребовала непредусмотренных услуг… интимного характера. И никакого употребления произойти не успело, уверяю вас.

— Гм…— Мы сделаем вам хорошую скидку, господин Мирный, в знак

нашего глубочайшего уважения к одному из величайших космопроходцев.

Выбора у меня не было.— А доставка?— Доставка бесплатна! Не беспокойтесь, покупка будет ожидать вас

200

на корабле. Прошу расписаться вот здесь.Прощаясь с представителем «Хамелеон-электроникс», я спросил:— Вы, кажется, сказали, «одному из величайших космопроходцев»?— Ну, — замялся торговец. — Я слышал о некой радиограмме от

неизвестного покорителя Вселенной…Не говоря ни слова, я выбежал вон. Пора, наконец, положить конец

клевете!…Оставшуюся часть дня я потратил на закупку продуктов. В этом я

знал толк не меньше, чем в искусстве навигации. Выбрал мясо, травы, фрукты и, конечно, рыбу и белое вино — все лучшее, что только можно достать на Луне. Земля уже давно закатилась, когда я, нагруженный пакетами, добрался до «Фотонного мотылька».

В маленькой кают-компании моего по-домашнему уютного корабля, в моем любимом плюшевом кресле расположился мужчина неправдоподобно атлетического телосложения, с очень бледной кожей и светлыми вьющимися волосами, длине которых позавидовал бы сам Дюрер. На мужчине были только короткие штаны. Одной рукой он гладил страницы библиографического издания Мопассана, а в другой держал большой бутерброд с копченой рыбой — по всей видимости, из моего неприкосновенного запаса. В углу стояла раскрытая пустая коробка с розовым бантом.

— Я вам очень признателен за доставку, но я попросил бы! — воскликнул я, ошеломленный таким поведением. Ну и порядки в «Хамелеон-электроникс»!

— Слушаю вас, — приятным низким голосом произнес мужчина, продолжая неспешно жевать.

— Что?!— Я вас слушаю.— Да убирайтесь же! Доставка бесплатна, и вы ничего не получите!

Какое хамство, так вот расположиться на моем корабле!Мужчина перестал жевать. Помолчал несколько секунд.— Я могу жить в кладовке, — покладисто предложил он. — Завтра

утром я буду лучше знать ваши вкусы, господин Мирный.— Вы намерены сидеть здесь до утра?!— Вы же меня купили.— Ах, вон оно что, — я начал разбираться в ситуации. — Гм… От

внешности ИМКа мне, честно говоря, хотелось бы большей

201

лаконичности. Скажем, в виде небольшого холодильника на ножках, или…

— Завтра я буду каким захотите, я ведь уже сказал. Имейте терпение, — капризно заявило мое приобретение.

Я так и сел.— Ты приучен перебивать? Ого, вот это новость!— Моя прежняя хозяйка предпочитала такое поведение.— Но мне-то что за дело? Теперь ты принадлежишь мне. Какого

черта тебя не перенастроили?— Я настраиваюсь сам. И буду полностью вам соответствовать. Но

для этого вы должны спать.— Зачем?— Да вы, боюсь, не поймете, дорогуша, — томно протянул этот

паршивец.— Так… — я принялся театрально ощупывать свои карманы в

поисках телефона. — Я тебя немедленно сдаю назад. Еще всякая бракованная жестянка меня будет учить.

Расчет оказался верным. Какими бы ни были настройки, но устройство не должно вредить бизнесу своего продавца — это нулевой закон роботехники.

— ИМКи различаются по типу регистрируемых сигналов мозга и способам их преобразования в команду управления, — тут же послушно сообщил мне дамский угодник.

— Уже лучше, — довольно хмыкнул я.— ИМКи, основанные на использовании множественной

активности вживляемых в ткань мозга электродов, называются инвазивными…

— Ты мне что, электроды в мозг собрался совать?!— Я далек от массового клинического применения, — сообщил

робот. — Я новая неинвазивная модель. Использую в качестве информационного сигнала только потенциалы мозга с поверхности головы.

— Гм…— Основная программа моих действий — это желания ,

закодированные сигналами вашего мозга, господин Мирный. Иногда они могут не совпадать с вашими словесными приказами.

— В смысле?

202

— Вы можете говорить одно, но желать совершенно другого. Я же выполняю только ваши истинные желания.

— Ты не понимаешь моих приказов? — опешил я.— Приказы слышу и понимаю. Но могу не выполнить, если они

идут вразрез с вашими мыслями.Я задумался. Надо будет внимательнее почитать инструкцию.

Особенно параграф про соответствие трем законам.— Ну, допустим… А зачем ты книгу гладил?— Я есть сложная система, — робот поднял на меня большие

глуповатые глаза. — И потому я не есть просто сумма составляющих импульсов. Например, люблю читать в свободное время. А мои глаза не функциональны, это просто декор по желанию моей предыдущей хозяйки. Считываю буквы ладонями.

— Ты испачкаешь книгу! Да, и тебя что, надо кормить? В инструкции об этом ничего не сказано!

Робот, помедлив, положил недоеденный бутерброд на журнальный столик.

— Нет. Просто я различаю вкусы и имею некие предпочтения. К примеру, люблю рыбу. Впрочем, вам, кажется, это не особенно интересно. Могу совсем не есть, если вам это окажется неприятным.

— Очень надеюсь. И вообще ты слишком много болтаешь.…Корабль двигался за орбитой Марса.Ночью я спал плохо. Мое приобретение таскалось по всему

кораблю, курило, что-то доставало из холодильника, жрало, включало музыку… На замечания робот не реагировал, скупо повторив только, что, пока у него нет карты потенциалов мозга, он не может серьезно относиться к моим словам. Законы роботехники — этот старомодный суровый домострой — всегда представлялись мне единственно правильными и надежными. Я вообще консерватор по натуре. Измучившись вконец, я заснул. Во сне мне казалось, что робот подкрадывается к кровати с целью сделать мне трепанацию.

Утром меня разбудил восхитительный запах кофе и жареных тостов. На чисто вымытой кухне молча и деловито сновал приятно преобразившийся робот — небольшой, размером с кота, аппаратик со множеством ручек и ножек. На его груди транслировались последние новости с Земли, модулированные от задержки.

— Как тебя зовут? — несколько запоздало поинтересовался я.

203

— Модели, принимающие женский облик, имеют заводское имя ИММА — сокращение от «интерфейс мозг-машина». Мужскому облику присвоено заводское имя ПРЯНИк — сокращение от «прямой нейрональный интерфейс», — хриплым баритоном сообщил робот.

— «Пряник»? — поморщился я. — Как тебя звала предыдущая хозяйка?

— Эллаонилиэль.— Ох, черт! Будешь зваться Барт, ясно?— Да.…Для полета через всю Вселенную необходимо много фотонных

двигателей, достать которые можно только на Ио. Чтобы двигаться быстрее расширяющейся Вселенной, «Фотонному мотыльку» нужно развить скорость во много раз больше световой. Как известно из теории сложения скоростей, каждый фотонный двигатель дает кораблю дополнительную скорость света.

Фотонные двигатели изготовляются в научном бункере, плавающем в метановом океане этого большого спутника Юпитера. Теорети-ческая основа для их производства — это петлевая квантовая гравитация. Двигатели выходят удобными и миниатюрными, как колокольчики, а все потому, что, согласно этой теории, наш мир обладает дискретностью на самом мельчайшем уровне. Мир — это реализация различных конфигураций элементарных кусочков пространства-времени. Умело переставляя их, можно добиваться таких результатов, по сравнению с которыми нанотехнология — это попытка слона ковыряться в муравьином ухе.

Мрачный разработчик фотонных двигателей отсчитывал мне последнюю их дюжину, а я, не теряя времени, привинчивал двигатели к специально просверленным дырам корпуса «Фотонного мотылька». Наконец, корабль стал напоминать праздничную градирню, увешанную рождественскими колокольчиками. Не питай я безграничного уважения к петлевой квантовой гравитации, сильно бы усомнился в аэродинамических свойствах такой конструкции.

— А теперь вам лучше уносить отсюда дюзы, господин Мирный! И чем скорее, тем лучше.

— Что случилось? — удивился я.— Да лучше б мы все не дожили до того дня, когда наука

претерпевает такие надругательства!

204

Вот что рассказал мне ученый. Научный процесс, как известно, дело деликатное, а уж в петлевой квантовой гравитации тем более. Сотни моделей, тысячи формул, разочарования, изнурительный подгон параметров — и долгожданный успех, воплощенный в реальном приборе! Вот тернистый и благородный путь настоящего служителя науки. Но нашлись в суровой научной братии отщепенцы, по прозвищу гуги.

Гуги были родившимися на Ио детьми научных сотрудников. Они обладали врожденным чутьем к структуре мира и могли шутя управлять ею, меняя и пространство, и время, и даже мысли, которые, как известно, тоже материальны, ибо суть частицы-переносчики от нейрона к нейрону. Но самое ужасное заключалось в том, что гуги напрочь отказывались использовать свои таланты на благо науки и занимались исключительно баловством, трансформируя помидоры в тампоны или даже превращая людей в поросят.

— Берегитесь их, господин Мирный. Для этих тварей нет ничего святого!

Посочувствовав оскорбленному жителю Ио, я поспешил продолжить свое путешествие. Честно говоря, от проблем ученых я был далек.

Пересечение границы Солнечной системы я любил отмечать торжественно. Барт, по обыкновению чутко отреагировав на мое настроение, приготовил праздничный ужин. Насладившись белой рыбой в мятном соусе и превосходным белым вином, я пошел спать. Краем глаза заметил, как Барт с вилкой пристроился к остаткам рыбы. Ох уж мне эти выверты сложных систем! Но хотя бы перестал гладить моего Мопассана.

— Брысь к розетке! — прикрикнул я на него, кинув справочником навигатора «Гироскопы для всех». Барт был приучен не увертываться от ударов и, получив тяжелой книгой по тому месту, где могла быть голова, молча отправился мыть посуду.

Основной разгон завершался, и корабль выходил за пределы Млечного Пути. Как-то утром, скромно позавтракав в постели телячьей отбивной и шоколадными пирожными, я собрался немного поработать.

— Что будет кушать ваша дочь? — вдруг спросил Барт.— Кто?! — я чуть не опрокинул на себя чашку с кофе.

205

Барт плавно указал мне за спину одной из своих ручек.Я обернулся и увидел маленькую девочку. От изумления я потерял

дар речи.— Дядь, — сказала девочка, — дай конфеточку, у тебя пижама в

клеточку.И улыбнулась, обнажив десну с двумя выпавшими передними

зубами.— Ты… кто?— Я маленькая гуга. Можно звать просто Гу. А тебя как зовут, дядя?— Гуга… — только и вымолвил я.— Не, это я гуга. А куда мы летим, дядя? Хочу далеко. И конфету

тоже хочу. Это твой робот? Он умеет мыльные пузыри? Мои портятся, вот смотри.

Гуга что-то неуловимо сделала, и внутренняя переборка корабля растеклась у меня под ногами мыльной лужей.

— Во какая фигня! — печально шмыгнула носом маленькая гуга. — Сейчас я еще попробую…

— Ты сейчас же отправишься домой! — слабо вскрикнул я, непонятно зачем бросаясь к девочке. Все-таки я всегда был героем, героем и умру. Но все же интересно, что я почувствую, когда гуга изменит мою атомарную структуру?

— Не, — сказала она.Потолок спальни вдруг стал пористым и из него полезли большие

дождевые черви.— Проедят или не проедят все стенки, как думаешь?— Прекрати! Мы же погибнем!— Так я тогда там снаружи все поменяю. Ты, дядь, не бойся. Я,

правда, не очень умею, но разберусь.Я обреченно закрыл глаза. Герой должен встретить смерть

достойно. Существу, способному менять структуру пространства-времени, мне нечего противопоставить. Кроме того, мне не разобраться сходу в детской психологии.

Мимо меня шмыгнул Барт. Я открыл глаза и впервые увидел, на что способен мой маленький тихий повар.

Началась битва, равной которой мне никогда не приходилось наблюдать. Гуга играючи меняла структуру разных предметов, включая и мой корабль. Барт же, пользуясь способностью к личной

206

трансформации, пытался ей помешать. Разумеется, он не мог остановить процесс распада переборки, взбреди такое в голову гуге, но он мог ее отвлекать, правильно распознав в ней всего лишь ребенка, не умеющего толком управлять своими желаниями. Своим же телом Барт владел виртуозно. Гуга пыталась делать дыры в корабле — Барт тут же трансформировался в какие-то удивительные игрушки-головоломки, отвлекая ее внимание. Так, конечно, он долго продержаться не мог: его быстрота и ограниченный набор функций не могли сравниться с рассеянной и детской, но безграничной мощью гуги. Еще немного, и атомарная структура корабля преобразовалась бы в охапку цветов или вазочку с мороженым…

— Хочешь трдло? — вдруг спросил Барт. — На реакторном стержне?

Гуга застыла и рьяно принялась рыться в мозгах Барта, отыскивая смысл неизвестного ей слова. Они замерли друг против друга. Тельце Барта шло рябью, раз за разом он восстанавливал свою структуру после атак гуги. А я с ужасом подумал, что было бы, окажись я на месте робота — гуга мгновенно превратила бы меня в никчемную слизь. Я похвалил себя за удачное приобретение.

Гуга, наконец, разобралась с трудным словом.— Надо тесто с сахаром и колечком печь на стержне? Не, ты гонишь!

Это ж фотонная ракета!— Так сделай реактор сама, можешь? — тут же озадачил ее новым

предложением мой находчивый робот.— Ну! А ты фартовая жестянка! Пошли играть. И пузыри сделаешь?— Спрашиваешь! — в тон гуге отозвался Барт.Они резво умчались куда-то, взявшись за руки, а я залпом допил

холодный кофе.Барт, успевая выполнять ежедневные обязанности, прекрасно

поладил с Гу. Она больше не досаждала мне. Я спокойно занимался вычерчиванием курса и мелким ремонтом.

Чем быстрее летела ракета, тем быстрее бежало снаружи время. Когда все знакомые галактики остались далеко позади, скорость «Фотонного мотылька» возросла настолько, что время стало меняться даже внутри. У меня, понятно, на такой случай давно была сделана прививка. А вот Гу начала стремительно взрослеть.

Роковая метаморфоза произошла с ней после ускорения вблизи

207

одного далекого квазара. Точнее, вблизи того места, где он должен был находиться. Квазар успел давным-давно исчезнуть, хоть его свет, с и л ь н о с м е щ е н н ы й в к р а с н у ю о бл а с т ь с п е кт р а , вс е е щ е регистрировался на Земле. Я как раз шел в рубку проверить показания приборов, и тут мимо меня продефилировала она. Гугиня. Прекрасная, как восходящая над Юпитером Ио. Мое лицо, должно быть, уподобилось красному пятну на этом самом Юпитере, а кровь забурлила с не меньшей скоростью, чем его ураганы.

В поведении Гугини произошли разительные перемены. Ее детская настырность и беспардонное любопытство сменились полным игнорированием меня, Радия Мирного. Смутное огорчение и беспокойство росли и мешали работе. Я смотрел на датчики метеоритных потоков, а видел ее гибкую фигурку в блестящем шелковом платье. Она была словно россыпь звезд ребра нашей Галактики… Проклятье! Я для нее, видимо, был как вид Фобоса с Марса. Ее способности были направлены только на собственную внешность, корабль она оставила в покое, что не могло не радовать.

Барт больше не развлекал гугу радиоактивным трдлом. Он как-то вытянулся, вырос, подобрал все торчащие металлические жгутики, которые так нравились мне в начале путешествия. Стал мягким, упитанным котом. И все больше предпочитал ходить на задних лапах, повязавшись передником. Он напоминал мне степенного английского дворецкого из старых любимых романов. Глаза Барта стали совсем человеческими. Умные, печальные, проницательные, они украшали его строгую кошачью морду.

Однажды Барт попытался подарить Гугине цветок кактуса из кашпо в спальне, но я кинул в него тяжелым справочником по сопромату. Сам не знаю почему, но такая его выходка меня возмутила несказанно.

Однако еще больше я был потрясен другим событием. Как-то корабельным утром меня разбудили звуки музыки, «Серенады Солнечной долины». В кают-компании стулья были отодвинуты к стене, а посередине под «Чаттануги-чучу» азартно отбивал чечетку Барт. На нем были лакированные ботинки с толстыми каблуками. И изящный кремовый костюм в полоску — я такой давно хотел купить в Париже. Гугиня скользила вокруг кота в легком танце. Она улыбалась! И кому?!

— Ах ты, морда кошачья! Какого дьявола здесь происходит?! — я

208

поискал было, чем швырнуть в Барта, но ничего не попалось под руку, и в сердцах выскочил вон, хлопнув дверью. Вообще, отрывисто размышлял я, Барт уже мало походил на кота. Не в ботинках, конечно, дело… Явно не кошачьи пропорции тела, уверенный разворот плеч. И улыбка. И уши потеряли пушистую кошачью «треугольность», спрятались за отросшими черными волосами.

Противоречивые чувства охватили меня. Неприятно, что она так ему улыбалась. Но одновременно я с приязнью думал, что теперь смогу сыграть с Бартом в шахматы и выпить с ним коньяку. Барт-кот в шахматы не играл и от коньяка виновато отказывался, не мог удержать в лапе пешки и рюмку — после драки с Гугой-девочкой у него стала заедать трансформация конечностей. Да и потом, не пить же мне с котом, в конце концов!

«Фотонный мотылек» миновал последнее реденькое скопление очень старых галактик, напоминающих бордовые шары, состоящие словно из капель загустевшей крови.

Мрачные мысли одолевали меня. Источник сигнала, за которым я гнался, уводил все дальше и дальше в черную мертвую пустоту. Так далеко я еще никогда не забирался. Но я, Радий Мирный, не мог повернуть назад!

Что-то плохое стало происходить со временем. Оно перестало течь равномерно. То и дело нарушалась причинность, следствия событий предшествовали самим событиям: я постоянно хотел есть после обеда, мучился бессонницей, а настенные часы с кукушкой иногда шли в обратную сторону. Однажды я стал свидетелем энтропийного чуда — разбитая Гугиней фарфоровая тарелка вновь собралась из осколков.

Гуга постарела. Она все больше сидела в моем плюшевом кресле и что-то тихонько вязала. А еще она молчаливо варила мне борщи и жарила треску с картошкой на старенькой титановой сковородке.

Барт тоже менялся. Он стал выглядеть моим ровесником. Лицо его, уже совершенно человеческое, смотрелось обрюзгшим, как от долгих лет перегрузок — болезни всех пилотов. Спина стала сутулой. Взгляд некогда блестящих зеленых глаз потускнел, выцвел. Носил Барт линялый свитер в серую полоску. Я не без удовольствия отметил, что на его фоне я еще очень даже ничего! Я теперь старался гладить рубашку каждый день и чистил ботинки до блеска. Как ни странно, эта

209

нехитрая процедура не давала мне упасть духом.Как-то после обеда Барт сел за стол и, положив голову на

скрещенные пальцы рук, некоторое время рассматривал тарелки.— Знаете, Радий, — вдруг улыбнулся он, — я только сейчас заметил,

что Гуга иногда меняет на сервизе узор — сегодня вот божьи коровки…

— Опять рыбы захотел, Барт? Сколько раз тебе говорить, что ее и так мало осталось. Она ведь не нужна тебе. Ты ж не кот, ты вообще не живой, — беззлобно пожурил я его, не отрываясь от чтения бортового журнала.

Барт промолчал. Слез со стула. Рассеянно потеребил руками уголок скатерти и потопал прочь. Я почему-то глянул ему вслед. На макушке Барта я заметил лысину. А у меня вот с волосами все в порядке, несмотря на возраст.

…Мы приближались, наверное, к краю Вселенной. Гироскопы больше не работали. С утра, вглядываясь в беспросветную тьму, я включил последний фотонный двигатель. Теперь при всем желании мы не могли лететь быстрее. И только сигнал вел нас нитью Ариадны. Я чувствовал себя одиноким рыцарем, верным данному слову, принятому решению, я стремился к важной для себя цели, несмотря ни на какие препятствия.

Время разрушалось. Теперь мой «Фотонный мотылек» был единственным островком упорядоченности посреди бесконечного хаоса, торжества энтропии, тепловой смерти Вселенной. Уж не ошибся ли мой приятель с координатами? Поворачивать было поздно. Иначе время станет сингулярным и мгновенно уничтожит даже гугу, в л а с т и т е л ь н и ц у ат ом а р н о й с т р у к т у р ы . С и н г ул я р н о с т ь могущественнее всего. Хотя, кто ее, гугу, знает…

«Властительница» опять жарила рыбу. А я поймал себя на мысли, что за все время нашего знакомства так и не расспросил ее, как она меняет эту самую структуру. Впрочем, даже не это… А как она живет с этим, обладая безграничной мощью? Зачем она вообще здесь, на моем корабле, чего хочет? Раньше я как-то боялся спрашивать. Гуга была в потертом домашнем халатике, ее морщинистые полные руки были как всегда деловиты.

Барт, перебирая длинными пальцами струны гитары, тихо запел старинную английскую балладу. Его редкие волосы спадали на худое

210

Авторская иллюстрация

лицо.«Зло есть везде,В каждом городе.Порой из-за тучУпадёт солнца луч.Но не на Ноттингем.Если бы мы могли,Давно бы ушли.Нам бы крылья,Тогда бы мы улетели в небо,Ведь никто здесь счастлив не был.Плачь, не плачь,Тюрьма нам да палач.Жестокий Ноттингем».У меня защемило сердце от непонятной тоски. Смерть меня не

пугала — я много раз смотрел ей в лицо. Нет, тут что-то другое… Я снова погружался в беспокойный сон. Мне снилась старенькая гуга в этом ее халатике. Снилось, как она проходит мимо меня, тяжело шаркая стоптанными тапочками, согнутая трудами еще одного длинного дня. Я видел это так давно, кажется, сотню жизней назад… Когда еще была жива мама.

Снился Барт-человек. Он тоже шел мимо. Молча собирал вещи. Укладывал в чемодан рубашки, кремовый костюм в полоску, электробритву, часы с кукушкой и томик Мопассана в покрытом рыбьей чешуей переплете. Он надел черные лакированные ботинки. Возле самой двери обернулся. Улыбнулся. Зеленые усталые глаза в сеточке морщин, набрякшие веки. Сказал, глядя мне в глаза: «Всего хорошего, и спасибо за рыбу». Он распахнул дверь — за ней виднелась шумная, радостная, яркая толпа. Мощеные улочки Кракова. Булочная, куда я с мамой ходил за сдобными сахарными колечками. Они, горячие, словно таяли во рту…

Разбудил меня голос Барта.«Помилуй, Боже, стариков,Их головы и руки.Я слышу стук их башмаковНа мостовых разлуки……Их каблуки, их башмаки —

212

Как призраки надежды.И пожелтевшие листы забытого романа,И золотые корешки Мюссе и Мопассана»…— Заткнись, ты, паршивая кошачья морда! — я вскочил с дивана, на

котором задремал, и с остервенением швырнул в голову Барта бронзовым подсвечником. Робот, по обыкновению, не двинулся места, острое навершие разорвало ему губу, обнажив холодный ровный металл.

— Меня зовут Барт, — медленно сказал он, глядя мне в глаза. А я вдруг вспомнил, что в инструкции ничего не было сказано о соблюдении трех законов роботехники, и не без брезгливой опаски дернулся в сторону.

С этого дня Барт больше не напоминал человека. Он перестал разговаривать и стал обычным полосатым котом. Любил спать на коленях Гуги, когда она заканчивала хлопоты с обедом.

«Наверное, в Барте что-то испортилось», — решил я. И решил отложить этот вопрос на потом. Если оно будет у меня, это «потом».

Хотелось, наконец, поговорить откровенно с Гугой.— Что вы можете делать с пространством-временем, Гуга?Она некоторое время молчала, только стучали вязальные спицы.— Была девочкой — хотелось баловства, — ее скрипучий голос

звучал монотонно и невыразительно. — Была женщиной — хотелось удовольствий для себя. Стала старухой — не хочется ничего.

— Но вы обладаете такой мощью! — не выдержал я. — Вам подвластно пространство и время!

— Нет цели для моей мощи, — вздохнула Гуга, продолжая работать спицами. — У меня нет стремления к познанию мира, которое движет учеными. Нет страсти к разрушению, которая движет фанатиками, желающими заявить о себе всей вселенной. Нет страсти к созиданию, потому что уже все давно создано в бесконечном многообразии вселенных, устроенных всеми возможными спо собами, и циклических, и замкнутых, и плоских… Я просто хочу вязать, мне это нравится. А для этого мне достаточно мотка ниток и двух спиц.

— А можете вы вернуть меня назад? — вдруг спросил я. Сильно болела и кружилась голова.

— Куда назад? — пожевала губами Гуга. — В прошлое? Захотите ли вы прошлого, Радий? Мало кто знает, как бывает безрадостно

213

повторение прошлых радостей. Или вы хотите назад, на Землю? Может, ее уж и нет давно… Довольствуйтесь тем, что есть. Баловство все эти ваши сиюминутные желания. С другой стороны, быть может, только они и имеют смысл, ведь бесконечность все равно сводит на нет все начинания, особенно те, что мудро рассчитаны на долгий срок.

— Как это, нет Земли?!От усталости и бессонницы я снова начинал грезить наяву. Римский

Колизей. Из века в век — центр Рима, место скопления народа. Каждый камень вытерт бессчетным числом ног. Каждый камень — история. Каждый правитель считал своим долгом достраивать эту громаду, привносить что-то свое, потому что знал, что построенное зде сь приобщает ся к вечно сти . К вечно сти человече ской цивилизации, как бы хрупка она ни была на фоне вечности вселенных. Наша Земля — такой же Колизей. Израненная, истоптанная, пропитанная кровью и насыщенная воплями жаждущих зрелища зрителей. И я был тут. Я, словно нищий, но гордый своей свободой римлянин, сидел в каком-то грязном закутке, жадно пожирая краюху хлеба. Пресыщенный зрелищем только что закончившихся игрищ, но ожидающий новых и новых. И ожидающий новых пиров. Я был тут свой, я был человек, как и все мы, несовершенные, слабые, но так жаждущие жизни и так любящие свою планету, свой храм, свой хлев, свою бойню… Земля не может, не имеет права исчезнуть!

В иллюминаторе что-то блеснуло. Звезда? Я бросился к приборам. В черной бездне действительно зажглась утренняя звезда. Да, было утро, часы показывали шесть… И планета. Я срочно пошел на посадку.

Н а м а л е н ь ко м ко с м о д р о м е , н а п о м и н а в ш е м с т а р у ю железнодорожную станцию, никого не было. Я ворвался в диспетчерскую. За пыльным столом сидел человек.

— Снова вы? — блеснул он на меня стеклами очков.— Могу я послать радиограмму на Землю? — выкрикнул я, с

умилением глядя на настоящего, живого человека, — она ведь есть, правда?

— Земля? Разумеется, есть, — человек деловито взял ручку. — Диктуйте.

— Я, величайший космопроходец и покоритель Вселенной, шлю сердечный привет всем людям, — последнее слово я произнес с

214

глубокой нежностью. — И в особенности жителям планеты Земля.Я выбежал из диспетчерской. Пора лететь домой! Если до Земли

доходит радиосигнал, то долечу и я, Радий Мирный! Что же до цели моего путешествия… Думаю, отправитель того наглого послания уже достаточно наказан — он ведь прошел той же страшной черной дорогой, что и я. Бог с ним, с этим самовлюбленным дурачком. Может, хоть станет настоящим человеком, преодолев такой тяжелый путь.

— Вы снова не подписались! — досадливо крикнул мне вслед диспетчер, но я уже не слышал его. «Фотонный мотылек» стартовал. Приглядевшись, я увидел в иллюминаторе Гугу. Она стояла на стартовой площадке и махала мне рукой. К ее ноге прижимался полосатый кот.

215

Тафано ЧУЖОГО НЕ НАДО

Мокрые пальцы не слушались, ключ не хотел попадать в гнездо

домофона. Назойливая дождевая взвесь была повсюду: просачивалась за воротник куртки, холодила уши, собиралась в щекотавшие нос капли.

— Как у Дойля, у Кона-а-ана, — на манер частушки выводил Николай заплетающимся языком, попеременно то тыча ключом в дверь, то пытаясь вытереть ладонью лицо. Другой рукой он придерживал выскальзывающий из-под мышки портфель. — Ваш, дескать, брат, Ватсон, расцарапал ключом все часы, как баба ногтями мужнину харю, а потом спился и умер. Братец спился, спился, да, ну и что такого? Как настоящий английский дж… джентльмен!

Николай воровато захихикал, по привычке прикрывая ладонью рот, — радуясь собственному праву равняться с настоящим английским джентльменом вечером в пятницу. Тяжелый портфель упал с мокрым шлепком, перетягивающая его веревка лопнула, и книги веером скользнули в лужу. «Закон Архимеда для всех» скрылся в грязном месиве.

— Опаньки! — театрально развел руками Николай и выронил ключ. Освободившимися руками с чувством протер глаза и огляделся. Отражения уличных фонарей беспорядочно множились в мокром асфальте, в трепещущих листьях темного парка, на крышах одинаково блестящих машин. Дождь рисовал окраину ночного города на свой вкус, только черным и золотым.

Дверь подъезда открылась.— Ой, здравствуй, Аленька!В одной руке девочка держала зонтик, а в другой — пуделя в

комбинезончике.— Я сейчас помогу, дядя Николай, — Аля юркнула назад в подъезд,

ловко заклинила дверь кусочком деревяшки, быстро привязала собачку к перилам, повесила на них зонтик и бросилась собирать рассыпавшиеся книги.

— Да не надо, маленькая, дядька сам справится, простудишься! — Николай, присев на корточки, шарил руками по грязи в поисках ключа

216

и утонувшего «Архимеда». Старенькие брюки с треском разъехались сзади по шву.

Не прислушиваясь к бормотанию Николая, девочка сложила книги в портфель, втащила в подъезд. Деловито спросила:

— Сами до квартиры дойдете?— Дядька справится, Аленька, спасибо тебе, хорошая ты девочка!Потрепав по голове пуделька, Николай зашаркал по ступенькам на

пятый — последний — этаж. Поджав губки, девочка проводила взглядом его сутулую спину и немужественную цыплячью шею, торчащую из оттопыренного воротника тяжелой кожаной куртки.

Перед квартирой стояло блюдце, на котором возвышалась горка чего-то поблескивающего. Николай зацепился за блюдце ногой, разметав по давно не стираной тряпке несколько темно-зеленых стекляшек, и нагнулся взглянуть, близоруко щурясь.

— А ну эй! — грозно гаркнул он. — Это кто тут бутылки бьет, а?Тишину нарушало только потрескивание тусклой лампочки под

потолком.— Эй! — крикнул он еще раз.Николай качнулся ниже и поднял одну стекляшку, моргнул

слезящимися глазами: круглая, размером примерно с ядрышко каштана, приятно гладкая с одного бока и немного ребристая с другого.

— Абажур кокнули, — подумав, заключил Николай. — «Билли, как убавить свет? Паф! Паф!»

Он кое-как сгреб стекляшки в обе ладони и поплелся к соседней квартире. Неуверенно потоптался, что-то бормоча себе под нос, и постучал в дверь носком ботинка.

— Да, Николай? — Александра Иннокентьевна, словно ожидая позднего вторжения, приоткрыла дверь наполовину, опираясь на косяк мощной обнаженной рукой. Туго облегающий кружевной фартук пестрел тропическими джунглями. Из ее квартиры буйно пахнуло жареным мясом и восхитительной домашней выпечкой. Она поджала пухлые губы, и эта гримаса придала ей удивительное сходство с ее дочерью Алей.

— А-александра И-и… — он часто спотыкался на ее имени, она же всегда угнетающе долго молчала, выжидательно выпятив по-мужски

217

тяжелый подбородок, —… к-кентьевна! Это не от вашего а-абажура?— Какого абажура?— Который вы хотели тут, перед квартирами повесить. Ну, на

потолке, где лампа, голая… — Николай отчего-то покраснел и прикрыл рот ладонью.

— Как все три жильца нашего этажа сдадут деньги, так куплю абажур, — она сделала многозначительное ударение на слово «все».

— Значит, э-это не ваше, не а-абажур?— Нет.— Вот, у-у меня под дверью лежало.— Мне чужого не надо.Взгляд Александры Иннокентьевны выражал вежливое презрение

— не поздним вторжением Николая, но всей его пьяненькой персоне нищего библиотекаря.

— Что же мне с э-этим делать?— Не имею понятия. Спросите профессора. Она снова поджала губы, выражая презрение теперь уже в адрес

профессора: далеко не нищий, но тоже запойный — другим пойлом, под названием «наука».

— Спасибо. И-извините, что я поздно, — Николай набрал в грудь побольше воздуха и выпалил на одном дыхании: — Доброй ночи, Александра Иннокентьевна!

— Доброй ночи, Николай.

Пьяно одержимый идеей дознаться правды, Николай героически потащил заплетающиеся ноги на два этажа вниз, к Родгеру Александровичу. «Вот баба! Своего не дам, а чужого не надо! Бабы они и есть бабы, вот то ли дело мы, мужики...» — бормотал он, досадуя, что сразу не догадался пойти к профессору.

Родгер Александрович занимал три этажа, то есть целых шесть квартир. Одно время Николай любил заходить к профессору, рассуждать о своих любимых звездах и фантастике. Все пламенные идеи Николая о революционном устройстве Вселенной, почерпнутые из художественной литературы и доведенные до нелогичного завершения его собственной фантазией, Родгер Александрович всегда уверенно опровергал. Эти разговоры постепенно вводили Николая в

218

крайнее уныние — и однажды увлекательная и романтическая наука о космосе предстала перед ним обычной сухой рутиной.

Открыв дверь, профессор не без труда сфокусировал на позднем госте большие бесцветные глаза, а тот, в свою очередь, пытался не забыть, зачем пришел. Так они неподвижно постояли некоторое время: Николай, в своей мокрой неопрятной куртке, и Родгер Александрович, в строгом костюме и накинутом поверх белом халате. За спиной профессора, в просторном зеркальном холле, едва заметно покачивалась разноцветная люстра. Наконец Родгер, вырвав себя из размышлений, хрипло бросил:

— Кофе?— Не, — удивился Николай.— Тогда что?— Это ваше? — Николай протянул ему стекляшки.Родгер взял одну, осторожно, двумя длинными пальцами, и молча

скользнул куда-то вглубь и вниз своей необъятной квартиры. На его лысой, как бильярдный шар , голове сверкнули и погасли разноцветные блики. Он довольно скоро вернулся и не без интереса спросил:

— Откуда это?— Под своей дверью, на тряпке, на блюдце нашел. Сегодня, как с

работы пришел, — выдал Николай заготовленную фразу.— На тряпке на блюдце. Интересно. Нет, это не мое, но я с

удовольствием купил бы это. Их все.— Как не ваше?— Не мое.— У вас ж таких полно!— Не мое. Так продадите?— А что это?— Изумруд.— Чего?— Это изумруд.— Опаньки… Да господь с вами, откуда?— Видимо, с тряпки с блюдца, нет?— Да! Но откуда?— Я констатирую факты, а не ищу их причины. Искать причины, —

Родгер неопределенно пошевелил пальцами в воздухе, — имеет

219

смысл, когда связанных между событий достаточно много.— Чего, п-простите?Дома у Николая была книга на немецком, одна из многих списанных

книг, которые начальник позволял ему забирать себе. Почти не знающий немецкого, Николай читал ее название как «Шверкрафт фюр думмиес» — книга была о законах Ньютона, объясненных, что называется, на пальцах, для… неискушенных читателей. И вот теперь во взгляде Родгера отчетливо виделось это «фюр думмиес».

Родгер посмотрел на Николая внимательнее, разочарованно пошевелил пальцами.

— Вы сейчас не поймете.— А, надо много изумрудов? Чтобы… чтобы искать… причины, да?

— напрягая мысли до предела, спросил Николай, как-то по-новому рассматривая лежащие на ладони «стекляшки».

— Нет. Надо, чтобы изумруды много раз появлялись на тряпке на блюдце.

— Не понял…— Надо, чтобы они много раз появлялись на тряпке на блюдце.

Тогда можно будет анализировать это событие статистическими методами.

Услышав знакомое слово, потерявший было нить рассуждения Николай снова оживился.

— Погодите… Какими еще статистическими? Просто кто-то пришел и положил их туда. Как у Буратино, помните? Некто взял два яблока…

— Возможно. Но вряд ли. Есть факт, а его причина, во-первых, сложна, поскольку касается прихотливых человеческих мотиваций, а во-вторых, в данном случае, еще и довольно абсурдна. Представьте, приходит некто и аккуратно ставит под вашей дверью блюдце с изумрудами.

Николай некоторое время помолчал, тихонько покачиваясь в такт люстре профессора.

— Но не из воздуха ж они появились, а? — уныло спросил он, несколько даже трезвея.

— Вот вы опять пытаетесь искать причину, — мягко укорил его Родгер.

220

— А как же?— Продайте мне их.— Зачем?— Это уж мое дело.— Сколько ж они стоят?Родгер назвал сумму.— Ой… — у Николая вдруг заломило затылок. — Да вы что? Куда ж

мне столько! Все, пойду хозяев искать!

Николай пошаркал наверх, кривя лицо от нарастающей головной боли — зря он просто не оставил это все лежать, где лежало. Проходя мимо единственной жилой квартиры на четвертом этаже, он все-таки заставил себя нажать кнопку звонка.

— Заходи, Коленька, — приветливо распахнула дверь Нина Никифоровна. — А я как раз чай заварила.

Он вздохнул — да этот день просто не желал заканчиваться! Старушка усадила Николая на маленькой уютной кухне, налила большую кружку крепкого травяного чая, пододвинула вазочку с вишневым вареньем, поставила карамельки. На стене — календарь с фотографией; какое-то кладбище, монахи… Николай сидел, опустив плечи. Страшно хотелось лечь, но, не желая обидеть соседку, он все-таки взялся за кружку.

— Как Валя?— Нормально, — буркнул он, поспешно отхлебнул, обжегся.Валя была студентка-художница, такая, из тихих отличниц. Часто

брала книги и подолгу сидела в читальном зале. В прошлую пятницу она сидела так долго, что дождалась, когда Николай закончит работу. Он проводил ее до дома, вдохновенно и смешно рассказывал ей про муми-троллей и почти совсем не заикался. У нее такие удивительные фиалковые глаза… С тех пор монументальная Александра Иннокентьевна в фартуке с джунглями почти перестала сниться Николаю по ночам.

— Позвал бы ее в гости как-нибудь.— Зачем? — покраснел Николай и отчего-то разозлился.— Да поглядела бы я, — тихо ответила старушка, ласково смотря на

Николая, — все ж мы с твоей мамой-покойницей подругами были.

221

— Еще не хватало! И вообще, захочу, так сам у нее останусь! — развязано заявил он, не вспоминая, что таким же точно тоном разговаривал когда-то со своей матерью. И не видя, как жалко это прозвучало. Старушка опустила глаза. Николай, ожидая упреков, демонстративно выскреб последнее варенье из вазочки.

От чая боль немного успокоилась, в голове прояснилось.— Да, — засобирался Николай, вытянул руку, разжал ладонь, — не

вы потеряли?— Нет, — покачала головой старушка, глядя на мокрые от пота

камешки, — ты, Коленька, пил бы поменьше, а? Ботинки купил бы новые.

— Да ладно уж, не учите!— И разобрался бы, хоть сам для себя, чего же ты хочешь,

Коленька…Он приостановился.— В смысле?— Чего ты от жизни хочешь?— Ой, теть Нин, а? Спать я хочу, вот чего!Спал он в эту ночь плохо. Под утро приснилось, что пришла в

читальный зал женщина, просила у него какую-то книгу и все выкладывала и выкладывала на столик перед Николаем то какие-то ложки, то бублики, то будильник. «Мне нужен только ваш читательский билет!» — повторял Николай. «У меня его нет», — едва слышно сказала женщина. «Тогда чего пришла!?» — грубо гаркнул он. Женщина положила перед ним горсть мокрой жирной земли, а он вдруг увидел, что эта женщина — его мама… И проснулся. Долго сидел на пыльном подоконнике, разглядывал необъятные шкафы с книгами, тщательно думал, какой он счастливый: есть трехкомнатная квартира, есть постоянная тихая работа. Простукал и смолк первый утренний трамвай: «То-тэ-та-тэн, то-тэ-та-тэн…» Николай включил телевизор — все казалось, что в тишине он различает дыхание родителей.

***Следующая неделя промчалась стремительно, измотав Николая

непривычным изобилием событий. Один камень он отдал на изучение знакомому-ювелиру — тот как услышал историю о странной находке,

222

так не отставал, пока не заполучил экземпляр. Второй камень Николай вынужден был продать Родгеру Александровичу, очень уж его уговаривал профессор. Денег хватило на операцию библиотечной буфетчице Нюше; все сотрудники несколько дней убеждали растерявшуюся женщину, потом провожали ее в больницу, потом Николай бегал ей за каким-то особым кефиром… Налетела пятница, завертелось чаепитие с дорогим коньяком и роскошным тортом. На оставшиеся последние две тысячи рублей Николай купил Нине Никифоровне коробку французских конфет и ушел с работы за полночь. Недалеко от дома на него внезапно наскочили, сильно ударили по голове, обыскали, ничего не нашли, кроме измятой коробки, швырнули ее в грязь и скрылись так же внезапно как и появились.

Снова, как и в прошлую пятницу, шел дождь.С трудом добредя до своей квартиры, Николай стянул липшую к

телу рубашку и долго стоял в ванной, промывая кровоточащую ссадину на лбу. Тошнота подкатывала к горлу, сильно кружилась голова. Тишину нарушал шелест дождя и одинокое тиканье часов. Мучительно терзала обида — старушка так любила шоколад, а такого, французского, дорогого, никогда не могла даже попробовать. Он вдруг представил себе ее неизменные вазочки с вареньем, простенькие карамельки, и его лицо исказила болезненная гримаса. Еще он думал, что было бы, принеси он эту коробку Александре Иннокентьевне. Она, наверное, сказала бы: «Мне чужого не надо», — и неприступно поджала губы. Впрочем, нет, ни за что — этой брутальной женщине не только коробку конфет, а просто цветочек к восьмому марта подарить страшно. Вот и живет поэтому без мужа, вдвоем с дочерью… Валя же совсем не любит шоколад, она любит маленькие сахарные плюшки из кондитерской, что около остановки трамвая. Завтра — теперь уже сегодня — они договорились встретиться пораньше. Валя уезжает на практику, она хотела сказать Николаю что-то очень важное…

Раздался звонок в дверь.— Аленька! — открыв дверь, машинально затянул Николай сладко-

гнусавым тоном, каким, по его мнению, следовало разговаривать с детьми. — Здравствуй! Дядька тут вот, маленько… — он стыдливо отступил во мрак квартиры.

223223

Девочка протянула Николаю что-то живое, пищащее, закутанное в одеяло. Аккуратно зевнула.

— Мать передать просила.— Ночью-то?Николай машинально взял протянутый кулечек, заглянул. И долго

смотрел на маленького щенка с длинной и почему-то влажной шерстью, а щенок смотрел на Николая.

— Почему он мокрый?— Мать его помыла. Он в краске перепачканный был.— В краске?— Ну да, фиолетовой. Очень плохо отмывается.Николай помолчал.— Ваша Вьюшка ощенилась?Аля чуть усмехнулась. В полумраке лестничной клетки Николаю

показалось, что он успел поймать на ее лице любимое выражение профессора…

«Фюр думмиес».Он вообще часто видел такое выражение на лицах, быть может,

потому что всегда его ждал.— Нет, у нас же пудель, дядя Николай.Девочка отступила, споткнулась обо что-то.— Не вы забыли?Николай проследил за ее взглядом и увидел под дверью пару

ботинок.— Нет, — мрачно отчеканил он. — Так откуда щеночек, говоришь?— Мать вчера под вашей дверью нашла, — вздрогнула от

непривычного тона Аля, — а нам чужого не надо.Безымянный щеночек тявкнул и сунул мокрый нос в ледяные

ладони Николая…

— У нас тут совсем дурка?! Я сам вполне могу себе позволить купить новые ботинки, если сочту нужным! — страшно орал Николай спустя каких-то полчаса. Разбуженная Нина Никифоровна только причитала вполголоса, щурилась на свет.

— Коленька, как же ты так…— Вы мне ботинки на коврик положили, спрашиваю? Вы! Больше

некому! А собака? Зачем мне чертова собака?

224

— Не я, Коленька. Твоя голова…— Все с ней в порядке, с моей головой! Идите вы к черту с вашей

благотворительностью!Новые ботинки сочного апельсинного цвета отправились в

мусорный бак. А Николай, заперев в своей квартире скулящего фиолетового щенка, решительно отправился к Родгеру, положив в карман все оставшиеся зеленые камни.

— Решили остальные мне продать? — с радостной ноткой поинтересовался профессор, отпирая дверь. Похоже, он вообще никогда не спал. На Родгере был темно-малиновый халат и тапочки на босу ногу. — А что у вас с головой?

— Что продать?— Изумруды.— Ах это, — Николай небрежно потрогал повязку. — Да так,

обычное дело, мужики кошелек попросили, ну, я не дал, да так и пошло вот. Обычное дело! Я тоже в долгу не остался, у меня удар левой…

— Так продадите?— Что?— Изумруды, — терпеливо повторил профессор.— Нет!— Неужели хозяева нашлись?— Да нет же!— Тогда что?— Ботинки, ботинки мне подкинули! И собаку! Вы что-то там

говорили про статистику — вот вам статистика! Три раза и все под мою дверь! А?

Родгер как-то судорожно дернул щекой . На его обычно невозмутимом лице появилось странное выражение — смесь удивления, радости и настороженности. Впрочем, Николай этого не заметил.

— Не кричите, — Родгер посторонился, жестом приглашая Николая войти.

Квартира профессора всегда напоминала Николаю новогодний праздник, но какой-то абсурдный, навечно затянувшийся, как

225

чаепитие мартовского зайца. И в жару, и в мороз, и днем, и ночью эта квартира была одинаковой. Комнаты с задернутыми плотными шторами освещались только узкими ленточками подсветки книжных полок, и этот свет искрился в разноцветных стеклянных шариках, как попало лежащих на книгах, а иногда и просто небрежно рассыпанных на широких чертежных столах и раскидистых креслах. О назначении шариков Родгер никогда не распространялся, а Николай и не спрашивал, полагая их чем-то вроде чудных предметов интерьера. Шарики эти занимали странную, но исключительно важную нишу в жизни Родгера Александровича — иногда профессор мог прервать разговор на полуслове, внезапно сорваться с места, схватить какой-то шарик и долго молчать, просто держа его в руке, точно череп бедного Йорика.

Спустившись вслед за профессором по внутренней лесенке вниз, Николай оказался в большом зале без окон, в центре которого на низкой бетонной плите покоился гигантский куб — больше пяти метров по ребру. В нем, в мутных разводах, сновали рои разноцветных шариков. Вдоль стен тянулись полки с наполненными шариками кубическими сосудами поменьше.

Роджер взял один куб, потряс. Крохотные блестящие шарики, как снежинки в новогодней игрушке, закружились в бесцветной жидкости и опали.

— Здесь доминирует только один закон — закон Ньютона, и поэтому все шарики ведут себя одинаково, — без всякого вступления сообщил он Николаю.

Николай тоскливо вздохнул. Никакой лекции сейчас не хотелось.Родгер взял еще куб, с зеленой полосой жидкости внутри. На этот

раз осела только часть шариков, а некоторые зависли в полосе.— Часть шариков сделана из вещества, которое взаимодействует с

этой вот зеленой жидкостью.— И что? — рискнул поторопить профессора Николай.— Это простейшая имитация понятия «цель». Для части шариков

цель стала другой — остаться в зеленой полосе.— Ага…Родгер подвел Николая к центральному гигантскому кубу.

Профессор заметно волновался, все время облизывал тонкие губы.

226

— Здесь множество жидкостей, которые взаимодействуют и которые не взаимодействуют друг с другом. Здесь множество шариков из разнообразных веществ…

Николай смотрел непонимающе. От пестрого движения шариков рябило в глазах.

— Это имитация целей для самой сложной живой системы — для человеческого общества.

— А при чем тут мои изумруды, ботинки, щенок? — оглядываясь по сторонам, он заметил большой люк в полу.

— Я сам выбираю состав шариков и жидкостей, и поэтому, казалось бы, я всегда могу совершенно точно сказать, как и куда будет двигаться каждый шарик. Казалось бы — но нет. Изредка происходит иначе. Иногда моя система ведет себя так, как если бы в моем кубе были еще ш ар и ки … кото р ых н а с амом дел е т ам н ет. Как будто э т и несуществующие на самом деле шарики как-то двигаются, как-то искажают пути других, подчиняются каким-то своим «целям», понимаете?

— Пока не очень, — промямлил Николай, подмечая, наконец, нездоровый блеск в глазах профессора.

— Просто замените шарики людьми! Каждый из нас постоянно взаимодействует с огромным количеством других людей — посредством личного общения, книг, телевизора… Все наши цели, ст ремления , желания е сть ре зульт ат этого сложнейшего взаимодействия. Изумруды, собака, ботинки — да что угодно! — появились, как если бы их кто-то принес, хотя на самом деле никого не было, понимаете? Это первое реальное подтверждение моей теории! Вы не представляете… — голос Родгера сорвался.

— Как может что-то быть принесено… никем? Сказка про Алису? — Николаю было как-то не по себе видеть профессора в таком волнении.

— А как могут звезды и галактики двигаться под влиянием невидимой темной материи?

— Не, ерунда какая-то, извините. И ваша темная материя — тоже. Зачем так сложно объяснять то, что можно объяснить проще?

— Да нельзя проще, нельзя! Тут все изначально сложно! Есть очень много шариков и очень много связей между ними — это очень сложная

Автор иллюстрации: Лев Елена

система, понимаете? Сложная система — это не просто сумма своих составляющих. Сложная система сама порождает нечто новое. Возникновение мира, невидимого, но влияющего на наш реальный мир — это следствие возрастающей сложности системы…

— Так и есть, как ты говоришь, — тихонько пробурчал Николай.—… чем больше шариков в кубе, тем чаще происходят такие вот

непредсказуемые, не укладывающиеся в начальные параметры аномалии. Человеческое общество — это очень сложная система, не так ли?

— Люди — не шарики.— Да, людей значительно больше. Особенно мертвых.— Что? — вздрогнул Николай.— Достоевский, Лем…— Книги, да, я понял.— Так вот, людей больше, а значит, с людьми такое должно

случаться еще чаще. Чаще — это означает, что статистическими методами можно легко построить закон распределения этой аномалии, — вдохновенно подытожил Родгер, посверкивая глазами. — Как только я пойму законы этой аномалии, которую пока для краткости обозначим «господь бог», я смогу однозначно предсказывать поведение любого человека.

Люк в полу вдруг показался Николаю дверью в еще более обширный зал, пол которого был точно гигантский аквариум, заполненный миллиардами миллиардов шариков, с дном, уходящим куда-то в невообразимую глубь планеты. Под фундаментом его тихой пятиэтажки помещался некий Абсолютный Оракул, рассчитывающий все колебания каждой человеческой души, все поступки, все желания…

— А что у вас там? — ткнул пальцем в люк Николай.— Банки с компотом, — упал с высоты научных рассуждений

профессор. — Послушайте, Николай, если позволите, я очень хочу быть в курсе, если еще что-нибудь такое с вами произойдет. Хорошо? А еще лучше, вы все записывайте, записывайте подробнейшим образом. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о ваших наблюдениях некоторым моим знакомым. И подумайте о ваших изумрудах — мне очень нужны такие, для новых шариков. Понимаете, их свойства…

228

Николай устало кивал. Он получил ответ на свой вопрос, но не удовлетворился им. Николай только понял, что ничего иного от профессора все равно не получит. С другой стороны, чем не ответ? Чем он плох? Тем, что не укладывается в рамки обыденного мировоззрения? В свое время теория относительности тоже не укладывалась. Да и потом, разве Родгер мог так уж сильно ошибиться в своей теории? Все-таки ведь профессор.

Родгер проводил его до двери. Суетливо замешкался у входа и смахнул с полки рукавом халата блюдце с горкой шариков. Они звонко разлетелись на осколки, упав на плитку прихожей. Николай наклонился и поднял кусочек зеленой стекляшки. Поднял и упавшее блюдце, точно такое, как нашел у себя под дверью.

— Опаньки…Они постояли некоторое время: Николай, хмуря брови, и Родгер

Александрович, переминаясь с ноги на ногу.— Хотели, значит, доказать свои теории, господин профессор? О-

обидно всю жизнь работать, а результатов иметь нуль, да? У меня, вы знаете, нет ни высшего образования, ни степени, ни званий, ни титулов, но я не и-идиот, господин профессор. Я не идиот! Да, ваши ботинки я, у-увы, не смогу вам вернуть, а вашу шавку сегодня же выкину на улицу. А стекляшечки — нате! Бесплатно! — он с силой швырнул «изумруды» под ноги профессору, они покатились в разные стороны.

До крайности изумленный Родгер не успел произнести ни слова, как Николай вылетел вон, шарахнув обитой дорогой красной кожей профессорской дверью.

«И деньги ведь, деньги еще дал мне, подлец! Как возвращать-то ему теперь...»

…Часы показывали четыре утра. Безымянный щенок встретил Николая радостным визгом и большой лужей на полу. Николай зло отпихнул его ногой, с грохотом захлопнул и запер дверь. От головной боли сводило челюсти и дергало затылок.

Раздался телефонный звонок.— Николай? Я про тот зеленый камень, что ты мне давал, —

приятель-ювелир тяжело дышал в трубку.— Да какой еще камень, — процедил Николай, — плюнь и забудь.

229

Это тут один решил со мной поиграться, сволочь интеллигентская.— Этот камень…— Оставь, а!— Это изумруд.— Да ну?— Да послушай же! Дело не в том, что это изумруд, дело в огранке.Следующие де сять минут измученный Николай силился

представить себе длинную полоску, «склеенную» из многоугольных ячеек, каждая из которых была меньше предыдущей. Полоску же затем следовало скрутить таким образом, чтобы получилась сфера без зазоров…

— А шел бы ты, а? — не выдержав, взревел разъяренный библиотекарь.

— Апельсин, апельсин ты чистил, не отрывая ножа?— Да и-иди к черту со своим а-апельсином!— Ячейки уменьшаются, до размеров кристаллической решетки, а

возможно и дальше…— Дальше? До многоугольных электронов, что ли? Перестаньте вы

все делать из меня идиота!— Послушай, я у физиков консультировался, они сказали…— Боже, вот только избавь меня от терминов!— Коротко говоря, такое невозможно, Николай, — выпалил ювелир.— В смысле?— Такую огранку невозможно сделать. Ну, нет таких технологий.

Нет теорий, нет инструментов. Послушай, а откуда ты этот изумруд взя…

Николай положил трубку. В его мозгу вся громоздкая конструкция теорий Родгера, точно тяжело нагруженная баржа, уйдя было за горизонт, начала вдруг разворачиваться назад. Каждое слово, сказанно е профе ссором, теперь надо было вспоминать и интерпретировать иначе.

У Николая не было на это сил.Щенок ласково ткнулся было в щиколотку Николая, тихонечко

заскулил.— Пшел вон!Достав с книжной полки бутылку водки и стакан, он налил и выпил.

Потом еще раз налил и выпил. Дошел до подоконника и сел в любимой

230

позе, подтянув колени к животу. Когда он был маленький, то часто прятался так от мамы. «То-тэ-та-тэн, то-тэ-та-тэн, то-тэ-та-тэн», — проехал внизу трамвай. В голове делалось пусто и приятно. Появившиеся вскоре мысли унесли Николая совсем в иную плоскость, подальше от сложных систем и многоугольных электронов.

— Вот взять ангелов-хранителей, так? — сказал он трещинке на оконной раме. — Люди верят, что они существуют. Когда происходит что-то особенно хорошее, то люди говорят, что это их ангел-хранитель постарался. Избежал человек аварии — значит, ангел-хранитель помог. Гм… А если человеку нужны ботинки, то может ли ангел-хранитель доставить их ему к дверям квартиры? — Николай озабоченно нахмурился, такое поведение не вязалось с его представлениями об ангеле-хранителе, которые он время от времени получал от Нины Никифоровны вместе с карамельками.

Он вылил в стакан остатки из бутылки.— Тогда сам всемогущий Господь Бог! — он попробовал на вкус эти

слова, но не ощутил ничего кроме горечи и тошноты. — Но не тот бог, который сидит невидимкой в родгеровых аквариумах и тихонько подпихивает разноцветные шарики.

Он снова потерял нить рассуждений и решил начать сначала.— А как все началось? Изумруды, или что там это такое на самом

деле, — в пятницу, потом щенок и ботинки — тоже в пятницу. В пятницу! О, никак Господь подает по пятницам? — Николай захихикал, поерзал. — Так, а в позапрошлую пятницу не подавали ли мне чего?

И замер.В позапрошлую пятницу он первый раз в жизни провожал до дома

девушку. Валю. Николай надолго замолчал, напряженно смотря невидящим взглядом в окно на светлеющие силуэты деревьев.

К черту родгеровы теории. Хотя бы потому к черту, что нельзя назвать случайными изумруды, ботинки, щенка. Тут налицо система, нацеленная лично на него, на Николая! Кто-то, то есть некто… Проклятье! Одним словом, тот, кто это все принес, знал о Николае достаточно много — знал, например, что ему нужны новые ботинки. Он, Николай, не смог воспользоваться ценностью — изумрудами — чтобы обратить их в деньги для собственной пользы, и тогда этот

231

некто принес ему вещи первой необходимости… в натуре. И собаку, собаку принес, «для души», что ли, когда понял что ему, Николаю, нет дела даже до вещей первой необходимости — ну как же, ведь он, Николай, даже дыру в брюках на заднице зашить не сподобился. Логичные рассуждения? Да уж не хуже, чем у профессора!

Валя… Что, неужели Валя — это «предмет первой необходимости», подсунутый ему, Николаю, неким всемогущим добреньким созданьицем, темной материей человеческого общества, внеземным мастером по огранке изумрудов…

— Все, значит, можешь, — зло забормотал вдруг Николай, — все можешь, все знаешь, знаешь, чего хочу, да? Тогда слушай, ты, пусть здесь и сейчас будут мои родители, а еще пусть я буду снова маленьким, снова будет тот Новый Год, когда мне подарили первые санки, пусть будет шоколадный торт, пусть будут мои друзья… Нет! Не смей! Я не хочу этого! Я не хочу, чтобы они увидели, во что я превратился. Хотя пусть! Пусть видят! Но нет, не надо, слышишь, не надо их сюда, слышишь… Валенька… а что Валя? Все равно она ведь скоро узнает, какое я ничтожество, и уйдет, и бросит меня. Так что зря ты старался, кто ты там ни на есть, слышишь? И не нужно мне твое сочувствие и вспомоществование. Мне ничего от тебя не нужно!

Последние слова он проорал в голос и вдруг вспомнил, что приятель-ювелир знаком с Родгером: он, Николай, сам их как-то и познакомил. Ай да профессор! Подумать только, какая сложная игра. И почти ведь добился, что Николай поверил во весь этот гадкий розыгрыш…

Скрежет поворачиваемого ключа заставил кровь прилить к голове. На мгновение Николаю стало трудно дышать от какого-то липкого ужаса. Входная дверь открылась и захлопнулась. Николай кубарем слетел с подоконника. Выбежав на лестничную клетку, он увидел промелькнувшего щенка, услышал дробный топоток маленьких лапок и, едва не полетев вниз головой с лестницы, побежал следом. Холодный воздух ударил в лицо, когда Николай распахнул дверь на улицу. Ошалело огляделся, щуря близорукие глаза. Щенок был уже далеко.

Только это уже был не щенок.Большой, выше Николая, ком чего-то пестрого быстро катился по

232

безлюдной улице вдоль ограды парка и через мгновение исчез за поворотом.

Не в силах вымолвить ни слова, Николай сжал виски ладонями и медленно поплелся домой.

На полу перед квартирой Александры Иннокентьевны стоял огромный букет нежных фиолетовых ирисов.

233

YARKS

234

Yarks БИЗНЕС ТАКОЙ БИЗНЕС

— Нежный массаж доставит радость и удовольствие вашему

организму!— Почём? — сразу уточнил индивидуум.— Та-та.— Хм-м-м, недешево… А за сколько?— Обычный срок для этой процедуры. Если пожелаете, удвоим,

утроим — со скидкой, само собой!— Все равно дороговато!— Зато наши услуги чрезвычайно качественны! Других таких не

найдете! Наша компания регулярно открывает своим клиентам новые горизонты!

— Наслышан, наслышан… Слушай, а ты ведь симулякр?— Как можно?!— То есть здешний?— Да, это принцип работы нашей фирмы! Необходимо досконально

знать специфику местных условий — иначе вылетим в трубу!— А сам массаж? Его ведь не здесь будут делать, не у нас?Агент был сама лучезарная доброжелательность. Однако же,

непроницаемая.— Но, если меня отправят куда-то, для этого виза нужна?— Никаких виз и прочих хлопот! Все перемещения — в режиме

ускоренного времени, через терминалы сквозной сети. Вы даже не успеете ничего заметить! А потом — наслаждение! Безграничное море удовольствия! Устроить подобное на нашей планете невозможно, только у быстрых! Они так и шустрят, так и снуют: топ-топ, топ-топ!

— Ах, у быстрых! Так бы сразу и сказал! Хоть на что-то эти эфемерные козявки пригодны. Ладно, уболтал, языкастый! Та-та!

***— Я понимаю, господин Фергнюгин. Но как-то всё это, мне кажется,

несколько старомодно, а? Танцевальные площадки?.. Они ведь были популярны когда-то давным-давно?..

— Новое — это почти всегда хорошо забытое старое, не правда ли, Иван Дмитриевич?

235

— Как вам сказать…— И вообще, тут во многом вопрос раскрутки! Зачем ждать, пока

появится спрос? Нужно самим его формировать! Будет предложение — будет и спрос! Требуется единственно деловой энтузиазм!

— Нет, я, разумеется, верю. Своим проектом по содержанию городских тротуаров и пешеходных дорожек ваша компания зарекомендовала себя с наилучшей стороны. Но танцевальные площадки? Это как-то уж слишком нетривиально…

— Насыщенный рынок требует нестандартных ходов, Иван Дмитриевич!

— Да-да, чего стоят эти ваши тротуары! Я был уверен, что прогорите: с виду абсолютно убыточный проект. Однако вынужден признать, что ошибался! Наши тротуары с тех пор в идеальном состоянии. Вы даже регулярно меняете покрытие! И людям нравится: такое впечатление, что пешком больше ходить стали! Просто фантастика! Может, и танцевать примутся с вашей подачи, а? Кстати, чего на самом деле стоят вам эти тротуары? Одна ведь замена покрытий, хе-хе…

Нехитрая уловка председателя комиссии по городскому благоустройству не удалась. Улыбка Фергнюгина была неподражаема в своей непробиваемой доброжелательности. Тогда Иван Дмитриевич вдруг спросил:

— А вы, господин Фергнюгин, наверное, симулякр?Вместо ответа агент извлек из нагрудного кармана типовой

индикатор человечности, показывающий ноль целых пятьдесят семь сотых. Субъектам нечеловеческой природы, несмотря на все ухищрения, не по силам превысить отметку в тридцать восемь процентов.

Председатель смутился: в их городе не практиковались ксенодискриминационные меры. Тем более что индикаторы не отличались совершенством и отдельным заведомо человеческим особям показывали чрезвычайно низкие проценты. А спросил он сугубо из любопытства.

— Необходимое условие успешной работы нашей компании, — пояснил Фергнюгин. — Локальные агенты должны быть плоть от плоти местными, чтобы не путаться в обстоятельствах на каждом шагу.

236

Иван Дмитриевич понимающе кивнул.— Так вот, возвращаясь к танцплощадкам. Выгода городу очевидна:

организованный досуг публики плюс отчисления в бюджет. И никаких затрат со стороны администрации! Речь ведь не о подряде, как с тротуарами.

***— Милый! Я точно знаю, как ты хочешь провести сегодняшний

вечер!Он напрягся в предчувствии неизбежного.— Ты хочешь разучить концовку скрюстепа! Он получается у тебя

уже вполне прилично, осталось совсем немного!«Черт бы лысый побрал скрюстеп вместе с остальными дурацкими

танцульками! Ну почему баб туда так тянет?!»— Зайка, мы танцевали и в прошлый раз, и в позапрошлый, и

вообще все свободное время только этим и занимаемся! Давай лучше намылимся в бац-клуб!

«Эти парни — такие зануды!»— Пончик, ты меня расстраиваешь! Что там делать, в этом

кошмарном бац-клубе? Опять играть в «Убей всех»? А может, ты хочешь снова втянуть меня в этот непристойный бац-по-кругу? Или затащить на мерзкий страходром?

«Еще большой вопрос, что непристойнее: анонимный кругобац или обжиматься со смазливыми педиками на проклятой танцплощадке. И где они таких понабрали? А мне опять назойливая мымра попадется — не отвяжешься! И вдобавок пол под тобой от этих плясов будто бы в такт постанывает: сплошная порнография, короче! Эх, раздобыть бы матрицы долбанных фирмачей, которые это безобразие устроили! Да запустить в «Убей всех»! То-то бы наши ребятки оторвались, то-то бы их мочили!»

— Ну, тогда давай заглянем в «Предрассветные капельки росы»? Ты, помнится, обожала их мороженое. Мы там не были сто лет!

«Нет, ну какие занудные зануды!»— Фантик, ты явно хочешь меня рассердить! От мороженого я

толстею!«Раньше, крошка, ты так не считала. Ну почему бабам принято

уступать? Какой идиот это придумал?»— Зайка, ты всегда в отличной форме! Я совсем не это имел в виду!

237

«Нет, что мне в нем все-таки нравится, так это покладистость».— Милый, не переживай! У тебя получатся эти последние па в

скрюстепе! Вот смотри: носочек упираешь — и бедром, бедром, а потом пропускаешь под рукой партнершу, переносишь вес тела на другую ногу, делаешь вот так, а затем — оп!

«Боже! Как мне надоели эти выпендрежные вихлянья! Ненавижу!»— Но в следующий раз мы пойдем куда-нибудь в другое место?— Да, да, милый, обязательно! А еще сегодня передавали, что на

некоторых площадках будут ретропрограммы! В том числе с вальсом! Вальс — ты слышал про такой жутко романтичный танец? Я давно мечтала покружиться в вихре вальса! А ты?

«О-о-о! Убить! Всех убить!»***

— Вас интересует нежный или новый, интенсивный?— Интенсивный, конечно, интенсивный! Нежный тоже отлично,

мне очень понравилось, но интенсивный — вообще сказка! Никакого другого массажа для меня теперь не существует! Эти потрясающие, такие волшебно затейливые, прикосновения! До чего же они пикантны и непредсказуемы! Обалденные ощущения! Да что это я? Вы ведь и сами наверняка пользуетесь при каждом удобном случае.

— Кхм, я на службе, между прочим.— Ах, бросьте! Стоять у врат такого удовольствия — и ни разу не отведать? Ни за что не поверю!

— Я пробовал — в свободное от работы время, разумеется. Должен признаться, с возрастом становишься консервативнее: мне больше по душе обычный нежный. Интенсивный… он как-то излишне будоражит, что ли. Эти быстрые слишком быстрые!

— А по мне — в самый раз!***

— Ну, Бучин, выкладывай: разнюхал секреты этих хитрованов? Только не говори «нет», я не перенесу такого позора, хе-хе.

— И да, и нет, Иван Дмитриевич. Их контора явно работает по принципу минимальной необходимой информации. По крайней мере, у меня сложилось впечатление, что и сам Фергнюгин не вполне в курсе всего.

— На Фергнюгина нам плевать, по большому счету. Но хоть что-то выяснить удалось?

238

— Да, Иван Дмитриевич. Вся загвоздка, по-видимому, в тех самых покрытиях, которые они используют для тротуаров. Танцплощадки вымощены точно такими же плитами, и каких-либо других сооружений нет. То есть всё крайне экономно, если забыть, что эти плиты доставляются к нам не с Земли.

— И ты, конечно, отследил процесс доставки и смены?— Обижаете, Иван Дмитриевич! Плиты поступают регулярно, раз в

пятьдесят пять дней. Откуда — выяснить не удалось, таможня, как обычно, держит язык за зубами. А замену осуществляют ночью иноземные рабочие.

— Кто именно?— Ирьегане.— Это такие уродливые каракатицы?— Да, у них инфракрасное зрение, много конечностей и изрядная

физическая сила. Все работы проводятся только вручную, а плиты тяжеленные — будь здоров! В принципе, замена покрытий не представляет ничего интересного: обычные дорожные работы, выполняемые по старинке. Разве что меняют плиты выборочно, в среднем около половины всех за один присест. А старые забирают — и прямиком на таможню.

— А меняют по какой-то схеме?— В том-то и дело, что порядок не обнаруживается. Многие плиты

остаются лежать второй, а некоторые — и третий срок, единичные — даже четвертый, но, кажется, не более. Мы ведь еще и года не следим.

— Нда-а-а, и года не прошло, а такие грандиозные успехи! Хе-хе.— Я подъехал к ирьеганам, но от них проку мало. Вроде, ребята

общительные, не упрямятся, да вот попробуй догадайся, что имеется в виду, когда они утверждают, дескать, прямо на этих плитах написано, забирать их или пока оставить. А откуда это всё, они и подавно ни бум-бум! О каких-то медленных гундосят. Что за медленные, я так и не понял.

— Но плиты хотя бы поковырял, попилил?— А то! Вот смотрите: они твердые, шоколадного цвета, с матовой

гладкой поверхностью и близкие по размеру. Состав: сложная кремнийорганика.

— Да что, я их не видел, что ли? — председатель комиссии по благоустройству раздраженно отодвинул пачку снимков. — И ходил

239

по этим тротуарам много раз, и, должен подтвердить, действительно удобно. Легкость в шаге сразу появляется и словно бы даже некоторый душевный подъем! Нет ли там каких полей?

— Что вы, Иван Дмитриевич! Мы бы их сразу за шкирку взяли. Поля разные — вещь лукавая, особенно от чужаков!

— Ладно. Надеюсь хоть, ты проводил свои изыскания достаточно скрытно? Фергнюгин не придет ругаться и сулить штрафы?

— Нет! Мы осторожно умыкнули одну из плит с краю не самой приметной дорожки и немного повозились с ней, а потом вернули назад.

— А что у них с доходами-расходами? Как концы с концами сводят?— Это сложный вопрос, Иван Дмитриевич. За содержание

тротуаров и пешеходных дорожек город им платит — весьма умеренно, как вы знаете.

— Еще бы не знать! Кабы не дешевизна, разве б мы отдали подряд какой-то сомнительной межпланетной фирме? Наши-то не больно желали браться: ни скорой, ни крупной прибыли отродясь не светит.

— Верно. А с танцплощадок они имеют побольше, даже с вычетом аренды за землю и налогов. Народ-то туда валит! Сумел Фергнюгин дело раскрутить! Но все равно, по сумме обоих проектов, особенно если принять во внимание логистические расходы, барыш слишком скромен, чтобы заинтересовать межпланетных деятелей. Что-то тут нечисто!

— Блестяще, Бучин! Ты закончил в точности тем, с чего начал. Потрясающая эффективность работы! Что-нибудь еще?

— Обождите, Иван Дмитриевич, не горячитесь. Пускай мы не все поняли, но, может быть, это не помешает кое-что поиметь.

— Вот как?— Эти покрытия похожи на шоколадки не только цветом. У них

присутствует специфическая внутренняя структура наподобие долек шоколадной плитки. И дольки также можно отламывать. Причем при отламывании они аннигилируют с выделением значительной энергии, которая спалила нам парочку славных роботов. Правда, только первая долька дает чистый энергетический выход. Начиная со второй, связи, их соединяющие, будто бы крепнут, и для отламывания требуется уже затрачивать энергию самим, хотя выделяется пока еще больше. Отламывать четвертую по счету дольку становится энергетически

240

Автор иллюстрации: Лев Елена

невыгодно. Зато первые три…— Ты намекаешь?— Да, Иван Дмитриевич. На пару-тройку частных энергозаправок с

лихвой хватит! Чем не прибавка к нашему скудному муниципальному жалованью?

— Но обломанные плиты… Они как-нибудь изменяются?— Светлеют. Однако, главное заключается в том, что эти чудесные

покрытия обладают способностью к регенерации. Двое суток с небольшим — и как не бывало! Наверное, разновидность кристаллов.

— Любопытно! Но без Фергнюгина все равно не обойтись. Иначе это форменный разбой.

— Я уже имел с ним беседу.— А ты, Бучин, прыткий… И?— Шумел, конечно, по первости. Грозил за самоуправство, как вы и

предположили. Даже в неуверенность меня вогнал, признаться.— Прыткий…— Однако через пару дней остыл: то ли прикинул, что да как, то ли

начальство его обижает. Короче, слово за вами, Иван Дмитриевич.— Соблазнительно, хе-хе.— У Фергнюгина два требования. Повторение процедуры не

допускается, и плиты будут использоваться не все, а опять же выборочно. Тем не менее, и при таком раскладе можно неплохо поживиться!

— Мудрит, однако, фирмочка, хе-хе!***

— От лица нашей компании рискну предложить вам новую услугу! Недавнее изобретение! Это нечто совершенно особенное! Для настоящих чувственных гурманов! Для тех, кто любит погорячее!

— Хм-м? — индивидуум был настроен на массаж, но агенту удалось его заинтриговать.

— Вы понимаете.— Неужели… расчлененка?!— Извольте.— Но это же!..— Услуги, естественно, будут не здесь. Нам не нужны трения с

законом. А на другой планете — никаких проблем! Быстрым никогда нас не понять.

242

— Но все равно!..— Наши постоянные клиенты уже в восторге!— Расчлененка!..— Именно.— А как же дегенеративная ламброненция?— Никаких последствий, никакой ламброненции — это возможно

только там!— Расчлененка… И без дегенеративной ламброненции! Разве так

бывает?Агент весь лучился доброжелательностью и сиюминутной

готовностью разбиться в лепешку ради клиента.— То есть, меня расчленят — и совсем-совсем без последствий?..— Абсолютно! Только ваше наслаждение!— М-м-м, до чего же заманчиво! И почём это сладкое безумство?

243

табакера

Стефан Джекобович Радзивон, более известный как табакера. Родился в 1969 году в Гданьське, Польша, живет в Луганске. Биография выглядит настолько невероятной и недостоверной, что автор ее скрывает.

Публикуется на Фикбуке, а больше нигде:

Представленный рассказ всего третий у автора.

ficbook.net/authors/700582

244

Стефан Джекобович Радзивон, более известный как табакера ПОСОЛЬСТВО ЗУЛАМУРЫ

— Борис, сходи в погреб за водкой, а заоднозаряди ту оставшуюся со Второй мировой войны

пушку старыми балалайками и выстрели по нашемуспутнику, а то у американских сценаристов проблемы

с сюжетными завязками в фильмах про космос. И радисвятого Иосифа Сталина, покорми, наконец, медведя! ©

Часть 1Обычный учебный полет. Практика у третьего курса заурядного

земного космоучилища №22. Первый у третьекурсников, восьмой гражданский у капитана, неизве стно какой у старенького пассажирского лайнера, списанного с рейсовых полетов лет десять назад. Ничего из изложенного ниже не могло, не должно было случиться.

Третий курс был очень неплох. Студенты играли в экипаж с азартом. Капитан (настоящий капитан) в который раз подумал, что надо бы таки отпустить усы, чтоб прятать в них улыбку. Ему все еще нравилось быть «взрослым» капитаном «детского» корабля. Семь предыдущих полетов прошли идеально, эта работа действительно оказалась синекурой. У студентов были свои капитан, помощники капитана, расчетчики, пилоты, механики и прочие. Олег Назарович Рудик присутствовал на мостике в «невидимом режиме», то есть он там был, но его никто «не видел». «Невидимы» были также первый помощник, штурман и врач.

«Пойду-ка я к Таньке в нарды играть, – подумал Рудик. – Скушшно. Выставлю декану претензии. Со второго курса, что ли, летать начинать? Или третьему приключения организовывать? Спрятать в трюме запасной экипаж на всякий… Не, попрятчики ж свихнутся от скуки. А так я свихнусь. Пойду все же, построю Татюне глазки».

Татьяна Александровна отнюдь не скучала. Она устроила внезапный зачет для двух своих студентов, и в данный момент наслаждалась созерцанием операции, которую ее недоврачи проводили на медицинском манекене.

Рудик тоже попытался понаслаждаться созерцанием. Зрелище было

245

неаппетитным.– Зуб пломбируют или роды принимают? – громким шепотом

спросил он у Тани.Студенты хихикнули.– Подслушивали? – хмуро спросила Таня. – Эту фразу я им уже

говорила. Придумайте что-нибудь новенькое, а то моё хамство слишком изысканно – не понимают. Приходиться материться, а я ведь леди…

– У меня фантазия еще в позапрошлом полете отказала. Танька, так я ещё не скучал. Давай мы им всем выставим по зачету, если они довезут до завтра домой.

– Не согласна. Мне весело. У меня ещё манекен почти целый. Вот когда мои его дорежут – согласна домой, носки тебе стирать. Сам придумай себе развлечение. Я вот смотри как веселюсь – два гуманоида второй час ищут воспалённый аппендикс у тарсусианина. Пациент дважды уже помер, а они даже исходный диагноз не проверили.

Студенты подняли на семейную пару потрясенные глаза.– Куда пялимся? – злобно огрызнулась корабельный врач. – Нас

здесь нет. Мы вам кажемся.Хирург принялся зашивать растерзанный манекен, анестезиолог

бросился перечитывать сопроводительные документы.– Хороший анекдот, – грустно согласился Рудик. – Придумай и для

меня.– Легко. Периодически врубай по трансляции фразу «Риэл-кэптен,

на мостик!». Ух, как они забегают! Кто звал?! Зачем звал?!«Риэл-кэптен, на мостик!», – донеслось из транслятора.– Поздно, – отметил Рудик. – Уже кто-то додумался. Зуб даю, первый

помощник. Но, знаешь, адреналин выделился. Хочется забегать.– Забегай, милый. Я сейчас наберу валерьянки в шприц, возьму

таблетку левомицетина и тоже забегу.Рудик обернулся от двери.– Валерьянку в шприц боюсь даже спрашивать, но левомицетин-то

зачем?– Шутнику под язык. Горчей таблетки нету.– Шутнику нужен будет вазелин, – зловеще пообещал риэл-кэптен.…На мостике Олега Назаровича встретила вся стьюднт-вахта во

246

главе со стьюднт-кэптеном Зауром Спокойным. Заур отдал ему честь, как видимому.

– Олег Назарович, неучтенная ситуация. Неопознанный объект на экране. Позывных нет. Это выглядит, как мертвая спасательная шлюпка.

На экранах и вправду высвечивалась одноместная спасательная шлюпка. Опознавательных знаков не было. Не было также никаких номеров и никаких излучений. Маленький серый комочек просто невозможно было встретить в огромном пространстве. Им на редкость повезло.

Это был хороший приз. Стоимость кораблика окупала этот полёт и несколько последующих – и это не учитывая прибавку к стипендиям стьюднт- и зарплатам риэл-экипажей.

Рудик молча ожидал действий Заура. Слово «капитан» произнесено пока не было. Если Спокойный оставит пост за собой, то ему это зачтется ой-ой как здорово. Если же отдаст командование риэлу, то находка добавит ощутимых плюсов лично ему, Рудику.

– Передаю командование риэл-кэптену Рудику. Стьюднт-кэптен Спокойный пост сдал.

– Пост принял. Капитан Рудик на мостике. Светова, Гулан, Захаров! Шлюпку на абордаж, проверка дейнджеров по полной, при норме – пристегнуть к третьему люку. Пилотам готовность два. Связист – дублирование камер.

Реальные первый помощник и штурман уже находились в инвизибл-зоне. Но их стьюднт-дубли посты не сдавали.

Подошла Таня со своими медиками, все трое были уже в «пузырьках» – костюмах повышенной органической защиты.

– Риэл- и стьюднт-врачи – к третьему люку.Медики слиняли.Светка Светова за своим пультом сосредоточенно касалась

джойстиков. Внимание всех было приковано к ее мониторам. Теперь стало видно, что шлюпка едва заметно вращается.

Мощные и чуткие лапы манипуляторов дотянулись до кораблика. Светова не глядя перебирала россыпь джойстиков на пульте.

Левый манипулятор бережно двумя из шести пальцев коснулся шлюпки, остановив вращение; она замерла неподвижно в ласковых сильных когтях.

247

Сложенный ковшиком правый манипулятор был медленно подведен под шлюпку и принял ее в ладонь, как мать поддерживает головку младенца. Пауза – и ладонь матери плавно подносит голову ребенка к груди – так манипулятор доставил шлюпку к люку третьего шлюза. Чуть слышный щелчок – есть контакт!

Вахта шумно выдохнула. Послышалось тихие возгласы «Светка рулит!» и «Мать, ты сильна».

– Светова, – потрясенно сказал Рудик, – от меня автоматы до самого диплома…

Светка повернулась вместе с креслом и цыкнула зубом. Хамка. Хотя… имела сейчас право.

– Спасибо, конечно, Олег Назарович. Но я уж как-нибудь и сама…Внимание вахты переключилось на другие мониторы. Захаров и

Гул а н ц е л и л и с ь в з а к р ы т ы й п о ка в ход н о й л ю к ш л ю з а и з страшненького вида аппаратов – универсальных обнаружителей излучений.

«Ноль» – пальцами показал Захаров, и Гулан хлопнул ладонью по разблокировке. Плита люка плавно отъехала. Показался борт шлюпки – яркий, блестящий. Необожженный и не битый микрометеоритами. Новьё, одним словом. Идеально круглый вход в шлюпку находился идеально по центру входного люка шлюза.

– Светова зверь, – пробормотал Гулан, отступая.Медики бросились ближе.Вежливое космическое суеверие – стук в закрытый люк мертвого

корабля. Десять секунд ожидания.– Есть! – воскликнул хирург. – Есть ответ, слышали?На мостике слышно не было, но никто не усомнился в ответном

стуке.Таня , целясь в люк уже своим аппаратом – диагно стом

биоопасности, жестом отослала из шлюза абордажную пару и жестом же велела хирургу открывать.

Медик отщелкнул крышку над кнопкой внешнего открывания. Анализатор над кнопкой одобрительно зашипел, почуяв атмосферу. Хирург нажал кнопку – люк ушел внутрь шлюпки.

Таня пять долгих минут ещё водила диагностом из стороны в сторону, потом небрежно уронила его на пол и рванула внутрь тесного пространства. Снаружи осталась торчать только аппетитная задница,

248

обтянутая блестящим белым «пузырьком».– Носилки! – скомандовала Таня.Ее студенты мгновенно разложили носилки на гравитационной

подушке.Пятясь, Таня вытащила пассажира из шлюпки. Как шаман, замахала

над ним поднятым с пола диагностом; затем, швырнув аппарат обратно (анестезиолог привычно-безропотно поднял), другим, поменьше, вытащенным из кармана.

– Зуламурийка! Живая! – во сторженно сообщила Таня в про странство, пряча гаджет обратно в карман. – Впервые сталкиваюсь! Ох, как же это будет интересно! В лазарет!

Студенты повели носилки по коридору.– Стоять! Что?.. – Таня склонилась над гостьей.– Ш л ю п … – ш е п т а л а т а н е в н я т н о . – О т с т р е л и т ь … н е

активировать… важно…От усилий корка на пересохших губах треснула. Капли крови были

настолько вязкими, что даже не стекали.– Шлюп отстрелить не активировать важно! – скороговоркой

озвучила Таня для всех. – Вперед, крошки мои, время дорого!Медики галопом убежали в лазарет, едва разминувшись с

Захаровым и Гуланом, которые устремились обследовать шлюпку.– Гулан, Захаров! Не активировать! – скомандовал Рудик. И тише

добавил: – Но и не отстреливать…

Часть 2И Томлинсон взглянул наверх и увидал в ночи

Замученной в Аду звезды кровавые лучи.И Томлинсон взглянул к ногам, и там, как страшный бред,

Горел замученной звезды молочно-белый свет.(Киплинг)

Рудик спустился в инвизибл-зону, сел в кресло около риэл-штурмана. Люция улыбнулась ему, легонько пнула кулачком в плечо.

– Адекватно, капитан.– Сам знаю, дорогая, спасибо. Хорош подкалывать. Обидно то, что

Заур и сам бы справился. С чего он? Вроде бы ответственности никогда не боялся…

249

– Позови да спроси. Вишь, как мается.– Пусть помается. Сам должен додуматься, с чего бы мне в

инвизибле сидеть. Сейчас Спокойный совсем не соответствовал фамилии. То подпирал плечом стенку, рассматривая свои ногти с явным желанием их погрызть, то ходил туда-сюда по узкому проходу между пультами и переборкой. Останавливался лицом к ней, вглядываясь в тусклый, ничего не отражающий металл, словно раздумывая: а не побиться ли башкой о стену?

Однокурсники тактично на него не смотрели.Оба стьюднт-пилота замерли над своими пультами. Команды лететь

дальше либо ложиться на обратный курс не поступало. Капитана на мостике не было никакого – риэл расслабленно сидел в инвизибле, стьюднт занимался маетой.

Рудик терпеливо ждал, пока студент поймёт намёк. Хотелось, конечно, сбегать в лазарет, или хотя бы связаться с Танькой. Но корабельному медику сейчас было пофиг – капитан там её вызывает или муж отвлекает от работы. В кои-то веки пациент, да еще такой сложный! И по связи нахамить может, а в глаза так и пошлёт, о субординации забыв… Впрочем, будет что доложить – свяжется сама. Абордажи Гулан и Захаров тоже ребята ответственные, а ещё любопытные, аккуратные и дотошные. Минут пятнадцать им дать еще на дообследование шлюпки – и только тогда можно дергать, если сами не выйдут на связь…

О, вот и Заур.Люция, подхватив риэл-первого под руку, потащила его к кофе-

машине.– Олег Назарович…– Садись.Стьюдент-кэптен присел на самый краешек кресла, вполоборота к

капитану.– Порефлексировал?Дернул плечом в неопределенном жесте. Потом кивнул.– Выводы изложишь?Заур поднял плечи, нахмурился.– Я был прав.– Капитан всегда прав, даже если лев. Я как риэл сделал что-то, чего

ты бы не смог?

250

– Нет.– Ты всё сделал бы так же?– Да.– Тогда в чём ты прав?Заур молчал.– Студент, отвечайте вашему преподавателю.– Именно студент. Если у шлюпки найдётся владелец, то мои

команды могут быть оспорены в суде. И капитанские призовые… Мне без надобности, а Вам нужны…

Рудик крепко задумался. С такой точки зрения он своего студента еще не рассматривал. Вождение на отлично, оценки высокие по всем предметам, а вот умения продумывать действия на ход вперед он и не замечал…

– Это как же это – студенту деньги не нужны?Заур недоверчиво уставился на Рудика.– Вы правда не знаете, чей я сын? Нет? Надёжный у нас ректор

какой… Хотите, скажу?– Знаешь, не хочу. Чего я хочу, так это в шахматы с тобой как-нибудь

сыграть. Хорошо ты ход с владельцем просчитал. А прецеденты были?– Да, один. «Корибант» как приз «Ред Эйнджела».– Слышал что-то, подробностей не помню. То есть ты считаешь, что

в этом полёте тебе командовать больше не стоит?– Не стоит. А жалко. Понравилось.– Через полгода пойдешь с пилотами D-курса. Я их капитану обещал

страшную месть еще в сентябре.В ухе пискнула серьга связи.– Капитаны? Медик. Кому докладывать-то? Рудик, Спокойный?– Капитан Рудик. Слушаю внимательно.– Находка наша жива и уже почти здорова. Обезвоживание,

истощение, эндемический авитаминоз, талессанемия и прочее по мелочи. Сейчас в «аквариуме». Капитан, может, зайдёте?

– Да, сейчас буду.Рудик вернулся на мостик, встал у своего кресла.– Капитанство оставляю за собой до конца полёта. Действия

стьюднт-кэптена Спокойного объявляю правильными. Команда сработала адекватно, молодцы. Риэлы о стаются в режиме невидимости. Пилоты, расслабьтесь пока. Повисим на месте до

251

полного прояснения ситуации.Татьяна Александровна сидела за своим столом над распечаткой с

большого стационарного диагноста. Кончиками пальцев держалась за виски, как в приступе мигрени. Брови домиком, вертикальные морщины на лбу, губы изломаны в трагической гримаске. Рудик ее такой давно не видел, закаленная она была во многих совместных заварухах.

– Тань, чего? Так плохо?Она расслабилась, попыталась улыбнуться. Только глаза остались

больными.– Ой, Оле-е-ж…Поднялась, шагнула, прижалась к нему в поисках защиты и

утешения.Рудик обнял ее, офигевая.Танька Рудик, в девичестве Цмань, в период их совместной службы

в погранично-боевых зонах имела кличку Мифриловая Стерва, отличалась редкостными циничностью, умом, самоуверенностью и бесстрашием. С хиханьками и пошлыми шуточками ампутировала сослуживцам обожженные конечности прямо через скафандры, в бою, под огнем противника, в периоды затишья прописывала всем подряд бром и зеленку от мирных хворей, считая таковыми и повальную влюблённость, а её личное врачебное кладбище по количеству могилко-мест занимало последнюю строку в рейтинге всех медиков земного флота.

Вряд ли три года тихой земной пенсии превратили её в этакую вот нежную принцессу. Здесь было что-то другое.

– Тань, не пугай меня. Бубни, жалуйся.Таня выдохнула коротко, села обратно, закинув ногу на ногу.

Постучала пальцами по распечатке.– Ну, в наших с диагностом терминах ты не поймешь, служака…

Танцую от печки своими словами. Вон её одёжки. Майка, юбка, гольфы, ботфорты. Белья нет. Пиджачок какой-то стрёмный, явно казённый. Все крайне ветхое, кроме пиджака. Но чистое, аж стерильное. Дальше. Обезвоживание – последние восемь дней, это время, проведенное в шлюпке. Имела мужество пить мочу, поэтому так долго продержалась в сухом воздухе. Истощение, все её анемии и авитаминоз – по накопительной с полгода. Вот читаю, что диагност

252

увидел: по три-четыре перелома на каждом пальце, сорванные ногти. Почти сразу грамотно вылечено. Пятнадцать прочих переломов, из них челюсть – два раза. Три сотрясения мозга. Вывихи плечевых и локтевых суставов – многократные. Обе почки чуть опущены. Все травмы вылечены сразу после нанесения. Многочисленные разнообразные и очень затейливые травмы кожных покровов – хорошо залеченные, едва видны следы, плюс своя регенерация на очень высоком уровне, это свойство зуламурийцев. Мораль – последние полгода её ежедневно пытали. Потом лечили – и продолжали пытать. Олег, я боюсь. Ты отстрелил шлюпку?

– Нет. Меня жаба давит.– Командуй. Если она сбежала и за ней погоня, то такой адреналин

нам нахрен не нужен, у тебя сорок детей на руках… И у меня двое, – кивнула на своих интернов, тихо спорящих у «аквариума» – регенеративного устройства.

Рудик подошёл к нему ближе.Через почти прозрачную жидкость виднелось тело гостьи. Худая,

даже истощенная, ребра можно пересчитать. Хорошо оформленная грудь, отсутствие волос на теле. Гуманоид, и разницы с землянами не видно. Молода; впрочем, у зуламурийцев не было заметно возрастных признаков. Длинная, почти в ее рост, сложно заплетенная коса цвета какао с молоком.

– Абордажная команда, здесь капитан.– Здесь Светова.– Здесь Захаров, Гулан.– Гулан, Захаров, возвращайтесь немедленно. Светова, как только

они покинут шлюз, отстреливай шлюпку.– Айе, капитан.– Айе, капитан.Рудик вернулся к Тане.– Медик, ты когда её достанешь?– Да минут двадцать ещё бы.– Ну, занимайтесь. Ты пришла в себя, Тань? Мифрил вернулся?– Да, я снова ЭмСи.– Тогда я пойду абордажей послушаю. Придет в себя – спросишь,

куда подкинуть. Такси к её услугам.Абордажи уже ждали на мостике с явным недоумением в глазах,

253

впрочем, молчаливым. Бодро вкратце доложили: без активации заметно следующее – шлюпка была в пути от восьми до десяти суток; активация автономного режима производилась, но очень недолго, только для разгона, после чего все системы были отключены, мало того, заблокированы, даже функция воспроизводства воды и кислорода. Дышала, вскрывая баллончики с жидким кислородом. Заодно охлаждала пространство. Использовано семь, в остатке один. Все время пути провела в темноте – как не свихнулась, непонятно.

– Убежать очень хотела, – пробормотал Рудик. – Светова, ты шлюпку отстрелила?

– Да, капитан.– Что там с ней, покажи.Светова переключила изображение на большой, во всю стену, экран.Отброшенная от лайнера сильным механическим щелбаном,

шлюпка неспешно кувыркалась, все больше отдаляясь. Вахта завороженно смотрела, как она постепенно уходит из поля зрения.

И не менее обалдело наблюдала, как из точки, в которой исчезла шлюпка, вырастает, приближаясь слишком быстро, боевой линкор класса «Кубик». Огромный даже по сравнению с пассажирским лайнером, неуклюжий с виду, не зря прозванный Кубиком, подавляющий тёмной мощью. Притерся вплотную к лайнеру, замер.

Кубики стояли на вооружении флота Рионейской Империи, с которой у Федерации Рукава Ориона был худой, но всё же мир. Рионея торговала оружием со всеми, кто мог платить, как с ФРО, так и с её военными противниками, но лично в конфликтах замечена не была.

– Оранжевая тревога, – объявил Рудик, опомнившись, – общая связь, предбоевая готовность, – и запнулся. Какая, к чёрту, предбоевая? Из оружия на борту были три слабеньких скорчера у него в сейфе, да еще один у Тани. Зачем учебному лайнеру в своём пространстве оружие?

Люция бросилась к посту штурмана, стьюднт-штурман, уступив ей место, замер за низкой спинкой кресла. Заур уже стоял за левым плечом Рудика. Из лифта выбежал Андрей, риэл-первый помощник; вместо своего кресла, из которого уже поднимался его дубль, остановился у сейфа. Рудик ему кивнул; Андрей набрал код, достал скорчеры, бросил один капитану, второй, чуть помедлив, отдал Зауру. Прилепив третий к бедру, занял свой пост.

Р уд и к н а а вт о м ат е п р о в е р и л з а р я д к у, п о к р и в и л с я о т

254

беспомощности.– Мин Хуэй, связь с Землёй.– Нет связи, капитан.– Здесь двигательный отсек, капитан. Падает мощность. Уже минус

двенадцать процентов и уменьшается.– Нас глушат, мальчики. Ничего не предпринимайте.– Капитан, вызов с Кубика!– Принимай, Хуэй.Изображение линкора сменилось видом на мостик потенциального

противника. По центру экрана стоял немолодой рионеец в сине-серой форме.

– Адмирал Лей-Тей Ч'Квейс, Кубик «Ч'Кан», флот Рионеи. Приветствуем, «Ч'кола двадцать два», Федерация Рукав Ориона.

– Капитан Олег Рудик, учебный лайнер «Школа двадцать два», Земля. Приветствуем, но расцениваем, как агрессию.

– Вынужденная мера, капитан Олег Рудик. У вас на борту находится лицо, совершившее преступление против Империи. Передайте его нам, либо, в случае гибели, его тело. В противном случае мы будем вынуждены вступить в военный конфликт с Федерацией: атаковать вас, добить выживших и вернуть указанную особу живой или мёртвой. Это не угроза – план действий, капитан Олег Рудик.

Часть 3Никогда не встанут на колени,

Даже если заберут их в плен,Гордые и смелые тюлени,

Ибо вовсе нет у них колен…

Первым побуждением было спалить монитор из табельного скорчера и скомандовать расчёту «Огонь!».

Жечь свой монитор было бы глупо, а командовать «Огонь!» – некому.

Рудик продолжал держать лицо, только зубы сцепил до хруста.Стандартная фраза, никогда еще не произносившаяся, уже выплыла

из глубин памяти, но в речевой центр еще не поступила. Последняя извилина, продавленная капитанской фуражкой, перестала функционировать.

255

Дилеммы не было.Сорок два студента, жена и пара коллег против одной чужачки.С усилием Рудик произнес:– Сдаемся превосходящей силе противника. Сопротивления не

будет.Адмирал молча козырнул. Не сомневался, с-сука…– Примите на борт двух офицеров Рионеи для конвоирования

преступницы.За полчаса, необходимых для перехода с корабля на корабль, Рудик

успел сделать строгое внушение экипажу не геройствовать; отобрал у Заура и Андрея скорчеры, спрятал вместе со своим в сейф; хотел объявить боевую готовность, да передумал; появился в двигательном отсеке успокоить механиков личным присутствием (мощность упала до шестнадцати процентов и остановилась на этом уровне); и, самое сложное, – побрел в медотсек.

В отсеке была только Таня. Рудик остановился на пороге, тупо глядя на пустой аквариум, не в силах сформулировать вопрос. Таня заметила его растерянность и жёстко усмехнулась:

– Она в душевой. Сейчас придёт. Интерны в своей каюте, скорчер в сейфе. Все правильно сделал, Олег. У нас нет другого выхода. Самой тошно, но… пат.

Вошла гостья в Танином махровом халате. Задержала взгляд на капитанской фуражке, чуть поклонилась.

– Спасибо за спасение, капитан. Если бы не вы, мне недолго бы лететь осталось…

Рудик козырнул.– Капитан Олег Рудик. Не стоит благодарности, тем более что

спасение не удалось.– Это побег не удался, – поправила незнакомка. – А спасение вполне.

Татьяна Александровна, мне бы волосы высушить…– Вот фен и расчески, – кивнула Таня на свой стол.Рудик почувствовал себя лишним. Неловко двинулся к выходу.– Капитан, – окликнула его гостья, – я понимаю ситуацию. Я сдамся

без сопротивления. Все будет спокойно и без истерик.Рудик снова козырнул и вышел, чувствуя себя сволочью.Когда имперцы ступили на территорию лайнера, вахта выглядела

спокойной и собранной. Рионейцы – майор и лейтенант –

256

представились, откозыряв, но в левых руках у обоих было по мощному маленькому плазменнику последней, незнакомой Рудику модели, из т е х , ко т о р ы м и Р и о н е я д а ж е н е т о р го в а л а . М а й о р с р а зу полюбопытствовал, жива ли упомянутая особа; Рудик кивнул. Лейтенант, спросив позволения, но не спрашивая кодов доступа, навис над вводами пульта управления, защёлкал клавиатурой.

Майор всё ещё не отводил глаз после вопроса о гостье, и Рудик без эмоций сказал в гарнитуру:

– Медотсек, здесь капитан…Но двери на мостик открылись, вошли Таня и чужачка.Они шли прямо на майора, не быстро и не медленно, слишком

целеустремленно, и Рудик наработанно схватил воздух у пустого левого бедра, чтобы остановить… кого из них? Он боялся, что Таня не замедлит шаг и врежется в имперца, но она замерла в трёх шагах от него, около Рудика.

Зуламурийка же сделала эти три шага, оказавшись плечом к плечу с майором, развернулась на месте, взмахнув юбкой, завела как бы случайно руки за спину. Майор мгновенно сковал их пластиковыми наручниками.

И всё замерло на лайнере: рионейцы, вахта, Таня и Рудик… Только чужой лейтенант тихо дощёлкивал команды с пульта, а свой связист ревниво бегал глазами за быстрыми пальцами…

Рудик смотрел в лицо преданной им чужачки, понимая, что будет видеть его в постоянных кошмарах всю оставшуюся жизнь.

Темно-темно серая радужка глаз неестественного для землян асфальтового цвета, оттененная слишком густыми и длинными ресницами; чуть курносый нос, тонкие, почти касающиеся висков брови, приподнятые над переносицей трагическим изломом; губы – «лук Амура», а самое сильное – взгляд. Глаза её смотрели прямо, открыто и честно. Так смотрит человек, которому нечего скрывать и нечего стыдиться. Так открытое окно освещает комнату.

Лейтенант закончил с пультом, подошел к Татьяне.– Госпожа. Позвольте посмотреть на данные медотсека.– Следуйте за мной, – сухо ответила Таня, глядя сквозь него, и

повернулась, уходя.Когда она проговорила «следуйте», Рудику стало страшно. Не то,

чтоб он не поверил словам жены «скорчер в сейфе», нет; ему

257

показалось, что она задушит рионейца голыми руками сразу за входной дверью, в коридоре между мостиком и медотсеком.

Но через длинных десять минут они вернулись, оба невредимы.Имперцы снова отдали честь, прощаясь; зуламурийка чуть

склонила голову. Люк закрылся за ними, лайнер едва заметно содрогнулся, когда вельбот рионейцев отшвартовался.

Таня рухнула в кресло в инвизибл-зоне.Рудик всё ещё был готов к гибели, как своей, так и вверенного ему

экипажа; но Кубик на мониторах удалялся, пока не исчез из поля зрения.

Рудик все еще стоял, развернув плечи и вскинув подбородок. Вахта смотрела на него – больше некуда было.

Он сбросил показушность.– Ну вот, ребятки, – сказал устало, – злой и жестокий, но тоже урок.

Вот так вот оно – старикам почтение оказывать и нежных дев спасать…

Скрипнул зубами и вдруг рявкнул в полный голос:– Риэл-кэптен Рудик пост сдал!– Стьюднт-кэптен Спокойный пост принял! – на полном автомате

ответил из-за плеча Заур.– Вот и командуй до самой Земли. А я в медотсек обтекать. И не

вызывать меня, даже если встретится пропавший «Фатмагюль» с грузом этого самого… семь его восемь…

– Гальворна, – подсказал на том же автомате охреневший стьюднт-кэптен при командовании.

– До хоть обогащённого адамантина! Пойдём, Тань, – Рудик вытащил жену за локоть из кресла и повлек к выходу.

Часть 4И вот уж кажется мне, что я бегу не туда,

И я кружу в кругу переплетенных колец,Ведь это танго – танго разбитых сердец.

Примерно через час Спокойный решился все-таки побеспокоить риэл-кэптена. Не то, чтоб сам не справлялся – больше волновался за моральное состояние Рудика.

И, стоя в дверях медотсека, долго зачарованно смотрел, как медик с

258

Автор иллюстрации: Лев Елена

капитаном в полной тишине танцуют то ли павану, то ли вольту, серьёзно глядя друг другу в глаза. Два одинарных и один двойной шаг – вперёд-назад, поклон и глубокий реверанс; касаясь кончиками пальцев, обошли друг друга – снова поклон. И хотя Татьяна была в белом, до сих пор не снятом «пузырьке», а Олег в чёрном «невидимом» капитанском кителе, глаза наблюдателя почти улавливали пышные развевающиеся придворные одежды, плащи, веера, шпаги и гребни в высокой причёске… Столько чувственности было в простых и плавных движениях пары, столько нежности в едва заметных прикосновениях пальцев, что Зауру показалось, что он подглядывает за гораздо более интимным действом, нежели танец. Смутившись, он попытался незаметно выскользнуть, но был остановлен тихим замечанием капитана:

– А папашку твоего мы прояснили, ага… Ты им гордишься, а он тобой, так?

Заур молча покивал и закрыл за собой дверь.«Павана для мертвой принцессы» – возникло в голове когда-то

услышанное название.***

Написание ничем не подтверждённых рапортов заняло у Рудиков всего-то с полдня. Двое в штатском внимательно их прочитали, задали несколько вопросов и изволили, укладывая рапорты в папочку, добавить:

– Лайнер обследовали наши специалисты. Нет никаких доказательств тому, что что-то вообще произошло. Нет даже лакун в чёрном ящике. Просто забудьте. Не нужна даже подписка о неразглашении.

***Рудики вернулись домой в том же тихом подавленном настроении, в

котором провели и всю обратную дорогу, и полдня в школе. Даже не болтали друг с другом, как обычно – обо всем и ни о чём…

Таня проторчала в душе больше двух часов, Олег все это время тупо шарился по паутине Инета, пытаясь отвлечь себя от размышлений «как стереть плевок с души?».

– Идём гулять! – объявила Таня, появляясь перед ним при полном параде, что нечасто с ней бывало – накрашенная, на трёхдюймовых шпильках и в юбке.

260

– Да чё б и не погулять? – отозвался Рудик, выключая железо. Он намеревался затащить жену в ближайший бар и научить её снимать стресс классическим мужским способом. Но Таня повлекла его не в центр города, а в парк, а уж там, на аллейках, усыпанных жёлтыми кленовыми листьями, взяв под руку и прижавшись, начала снимать стресс извечным женским способом – болтовнёй.

…То есть это так Рудику на первых словах «Знаешь, Олежка, я вот что думаю…» показалось, что болтовнёй. На слишком умной тётке он женился. На слишком деятельной.

– Мы когда зуламурийку из аквариума доставали, я заметила пятнышко на стенке. А там ведь не стекло – адамантин осветлённый! Ладно, думаю, все потом… И на всякий разный сфоткала телефоном, что за осадок такой… А потом, когда летёха имперский стёр данные диагноста и простерилизовал аквариум, я посмотрела – а пятно стало размером побольше, но другой формы. Он его шлифанул чем-то. Посмотрела я фотку свою, увеличила – два иероглифа зуламурийских там было. «Посольство Зуламуры». На адамантине – и процарапано!!! Чем?! Она голая там висела!..

– Танюсь…– протянул Рудик. – А это как возможно-то? Я, насколько знаю, в аквариуме человек без сознания. Как она могла оставить надпись?

– Не знаю как! – с отчаяньем сказала Таня. – Не было таких случаев! Да ведь и зуламурийцев никто ещё в регенераторе не лечил, чёрт их знает, как они себя там ведут… Наша вроде тихо плавала, а видишь… Сейчас парк пройдем насквозь, потом еще пол-квартала – и вот оно посольство… Я уже позвонила, еще из школы, записалась на прием к послу. Расскажем подробности, напишем, если нужно ему будет, пусть сам решает, что с этой инфой делать.

Часть 5Мы словно две половинки

одной красивой и весёлой картинки,мы две смешинки, две звезды, две снежинки,

что пролетают так легко!

Земля была столицей Федерации, Терраальмарин – столицей Земли. Квартал посольств тех планет, которые не входили в ФРО, находился

261

на окраине города и был так запутан и архитектурно разнообразен, что Рудики откровенно заблудились. Олегу пришлось включить навигатор, и уже через десять минут пара стояла перед особняком, в котором ютились сразу три посольства: Концессы, Ль'Обир-хт-Стати и нужный им Зуламуры и Зугуи.

В приемной их встретили две одинаковые, очень юные и красивые девушки, Атида и Ас ана Тарси . Они оказались не про сто секретаршами на ресепшн, а ничего себе – министер-конселлорами. Улыбчивые, веселые и простые в общении. Имя Чрезвычайного и Полномочного посла было Гран-Кракх Тарси, что наводило на размышления… Впрочем, заместительницы посла в милой беседе за кофе сообщили, что они парные племянницы главы дипмиссии.

Попивая хороший кофе, сваренный с неизвестными специями, Олег рассматривал девушек. Глаза как глаза, обычный цвет – серый с прозеленью. Ресницы да, чуть слишком длинны для земных стандартов, а уж густоты такой, что, казалось, каждому волоску тесно.

Посол представлял собой очень колоритную фигуру: огромного роста, косая сажень в плечах, роскошная грива чёрных волос, чуть сбрызнутых сединой. Буйная копна сдерживалась в рамках приличия обручем светлого металла поперек высокого лба. Складывалось впечатление, что люди видят не инопланетянина с задворок Вселенной, а своего, славянского, то ли колдуна, то ли наставника младых воев. Длинное лицо с близко посаженными глазами («Серо-зелёными, как у племянниц», – отметил Рудик) трудно было назвать красивым, но живая, подвижная мимика и открытая улыбка делали посла чертовски обаятельным.

При виде срочно прибывшего дядюшки министер-конселлоры вскочили; Олег и Таня поднялись вместе с ними.

– Чрезвычайный и Полномочный посол Зуламуры и Зугуи Гран-Кракх Тарси! – протокольно объявила одна из парных сестер; вторая же не менее торжественно представила послу Рудиков.

– Рад познакомиться, господа, – посол повел красивой ладонью, закончив длинный жест касанием к сенсорной панели, – прошу в мой кабинет.

Следуя гостеприимному жесту, Рудики первыми переступили порог кабинета. И замерли на входе, мешая послу пройти на своё же рабочее место.

262

Напротив входа висел портрет на полстены.Две девушки в парадных белых мундирах, с перекинутыми наперед

косами. На кончике каждой из кос был вплетен тяжелый шарик с лезвиями. Девы-воины выглядели величественно: абсолютно одинаковые, только одна в маленькой короне, а вторая в тонкой диадеме. Они держались за руки трогательным жестом, свободными руками опираясь на рунные клинки неизвестного металла.

И они смотрели Рудикам прямо в душу.Асфальтовыми глазами.Лукаво и понимающе улыбаясь. Обещая хоть и не скорую, но

встречу.Прощая то, что одну из них капитан Рудик без сопротивления

передал рианейцам четыре дня назад.Олег с трудом перевел дыхание. Таня прижалась к его плечу своим,

напоминая: «Я с тобой. Я тоже узнала». Над их сомкнутыми плечами раздался тихий, полный гордости, бархатистый голос посла:

– Имею честь представить вам парадный портрет правящих королевы и принцессы Зуламуры и Зугуи Их Величеств Таммилинн Джудшан и Тиннелен Джудшан.

… Через четыре дня началась Четвертая Межгалактическая война…

До новых встреч!

263