100-я ГвардейскаяСвирская

Краснознаменнаявоздушно-десантная

дивизия

Горохов А.М. Мы из XX века. Воспоминания гражданина, воина-десант-ника о жизни, труде и войне. – М.: Издательский дом «Финансы и Кредит», 2007. – 224 с., ил.

Ответственный редактор О.А. Павлова

Автор выражает искреннюю признательность и благодарность Изда-тельскому дому «Финансы и Кредит» и лично генеральному директору В.А. Гороховой и ответственному редактору О.А. Павловой за содействие в издании этой книги.

ББК 63.3(2)622.78(84)

ISBN 978-5-8024-0021-0

© А.М. Горохов, 2007© ООО ИД «Финансы и Кредит», 2007

�

Мы из XX века

Дорогой читатель!

Перед Вами книга солдатских мемуаров. Это волнующие, искренние, простые и правдивые рассказы опаленного войной защитника Отечества, воина-десантника.

В военной мемуарной литературе преобладают воспоминания пол-ководцев и видных военачальников. Крайне редко издаются солдатские мемуары рядовых, сержантов, старшин.

Не бывает армий без солдат, а боя без бойцов. Лицом к лицу встречаются они с врагом, смерть ходит всегда рядом.

Они – носители и первоисточники самой подробной, детальной, объек-тивной и достоверной информации.

Большинство из них в силу ряда причин не могли воспользоваться печатными средствами информации, чтобы поделиться с потомками воспо-минаниями о суровых буднях, проведенных на полях сражений, о мужестве и героизме друзей-однополчан, о радостях побед и горечи поражений.

Перед Вами мемуары солдата – Алексея Михайловича Горохова. Он родился 3 марта 1925 года. Служил в 10-й бригаде 100-й Гвардейской Свир-ской Краснознаменной воздушно-десантной дивизии. Участвовал в боях на Карельском, 2-м и 3-м Украинских фронтах. Освобождал Карелию, Венгрию, Австрию (штурм Вены) и Чехословакию. Это и про него поется в песне:

Пол-Европы прошагали, полземли.День Победы приближали, как могли.Алексей Михайлович награжден многими орденами и медалями. Член

Совета ветеранов 100-й Воздушно-десантной дивизии.После войны, в 1955 году, он с отличием окончил Московский областной

педагогический институт. Более двадцати лет был директором школы. Так что ему есть, что рассказать ветеранам, молодым воинам и школьникам.

Воспоминания Алексея Михайловича с большой пользой прочтут мно-гие другие.

Председатель Совета ветеранов100-й ВДД, генерал-майор в отставке Н. Г. Голышев

Посвящаетсявеликому подвигу солдата

Великой Отечественной войны

�

Мы из XX века

Вместо предислоВия

В очередной раз в городе Раменское Московской области прохо-дит встреча ветеранов 100-й Гвардейской Свирской Краснозна-менной воздушно-десантной дивизии в связи с празднованием

61-й годовщины Великой Победы советского народа над фашистской Германией.

Восьмого и девятого мая 2006 года участники боевых походов 1944 – 1945 годов, встречаясь в общежитии, во дворце культуры «Сатурн», на улице, с глубоким чувством священного братства, рожденного и закаленного в годы суровых испытаний, обнимают друг друга, целуют, заводят разговоры о пережитой войне, о прожитых годах, о семьях и, конечно, о здоровье. А ведь когда формировались десантные бри-гады в городе Раменское (лето 1943 года), многим из нас не было и восемнадцати лет, а сейчас – всем за восемьдесят. Вот и получается – хочешь не хочешь, а без разговоров долгих не обойтись. На этот праздник собралось немногим более тридцати человек; и с каждым годом наша колонна становится все малочисленней. Законы природы неумолимы…

Когда тебе за восемьдесят, совершенно естественно, что ты вспоми-наешь всю свою жизнь - с детских лет и до сегодняшних дней. А время это – бурный, тревожный, порою драматический и даже трагический XX век, в котором мы были не только свидетелями многих событий в нашей стране и в мире, но и их активными участниками. Во время этих событий мы вкладывали все свои силы, не жалели здоровья, а многие из нашего поколения отдали свои жизни, защищая свою Родину от врагов, или по другим каким-то причинам ушли из жизни.

Самым важным делом нашего поколения в этом XX веке была защита нашего Отечества от внешних врагов, Великая Победа над

�

А.М. Горохов самым коварным врагом человечества – фашизмом, восстановление разрушенных городов, сел, строительство новых, современных пред-приятий, развитие науки и искусства, образования и здравоохране-ния, культуры. С чувством выполненного долга оставшиеся в живых люди нашего поколения могут жить спокойно, гордиться великими свершениями и передавать эстафету любви к Родине своим детям, внукам и правнукам, воспитывать их на боевых и трудовых подвигах нашего народа.

В праздничный день 9 Мая нам, ветеранам Великой Отечествен-ной войны, приятно слышать теплые поздравления с Днем Победы и пожелания благополучия от руководства города Раменское и всего населения Раменского района. Слова искренней признательности были сказаны не только в адрес ветеранов Великой Отечественной войны, но и участников всех горячих точек, где приходилось или приходится выполнять воинский долг по защите целостности нашей Родины, защите интересов нашего государства. Речь идет прежде всего об афганцах, участниках боевых операций в Чечне, операций против всяких террористических группировок.

Нам, ветеранам войны и труда, хочется верить в то, что, несмотря на многие сложности в стране в области экономического и социально-го развития, сегодняшнее поколение людей, вооруженное великолеп-ными знаниями современного производства и новейших технологий, сделает все, чтобы наша Россия всегда оставалась великой державой, а народ жил бы в материальном благополучии, гармоничном согласии и духовном единстве.

В течение многих веков мировой истории Россия всегда была в первых рядах прогрессивно развивающихся стран. Нашей стране принадлежат многие выдающиеся достижения как в области про-изводства, так и в области литературы, искусства, науки, открытий во всех областях человеческой деятельности. Весь мир знает многих наших гениев и пользуется их открытиями, восторгается героизмом всего нашего многонационального народа. Среди них Толстой и Пушкин, Крамской и Репин, Менделеев и Попов, Сахаров, Курчатов и Королев, Чайковский и Рахманинов, Суворов, Кутузов и Ушаков, Жуков и Василевский и многие-многие другие наши выдающиеся соотечественники. Это гордость нашего народа.

Я не писатель и не поэт. В своем повествовании хочется описать свою жизнь, как жизнь и многих моих сверстников, таких же обык-новенных, рядовых граждан нашей Родины – России. Думаю, эта

�

Мы из XX века жизнь типична для поколения двадцатых - тридцатых годов прошед-шего столетия. Возможно, читатель более молодой найдет для себя что-то интересное и полезное. Я был бы этому рад. Еще лучше, если он найдет какие-то изъяны в нашем жизненном опыте и определит на уровне современного мышления пути и способы решения тех проблем, которые нам (мне) не удалось решить или которые решали мы не самым рациональным способом.

Я буду рад, если мое жизнеописание кому-то принесет хотя бы малую толику пользы.

В книгу я включил некоторые стихи и воспоминания ветеранов 100-й Гвардейской Свирской Краснознаменной воздушно-десантной дивизии.

10

А.М. Горохов

Глава I

Ж изнь поколения людей, рожденных в двадцатых годах прошлого столетия, не была легкой. Читая статьи мно-гих однополчан-ветеранов 100-й Воздушно-десантной

дивизии, ощущаешь большое сходство своей биографии с судьбами большинства из них.

Многие родились и жили в деревне, где так же когда-то родились и жили наши отцы и матери, дедушки и бабушки. Мы мало знаем, как жили наши деды, а вот жизнь наших родителей (значительная часть ее) протекала на наших глазах.

В то время, когда мы начинали подрастать, нередко можно было услышать от отца или матери, что народ раньше, до революции 1917 года, жил материально лучше (богаче) и свободнее.

Родился я 3 марта 1925 года в крестьянской семье в деревне Ко-робовской Шатурского района Московской области. Фактически до 1958 года район наш назывался Коробовским (в честь нашей деревни, поскольку она была самой большой и располагалась в центре райо-на). В период укрупнения районов, в 1958 году, Коробовский район был объединен с Шатурским и стал называться, соответственно, Шатурским.

Отец мой, Горохов Михаил Евдокимович, окончивший пять классов церковно-приходской школы, работал всегда по бухгалтер-ской части. Для того времени он был достаточно грамотным, имел прекрасный почерк, читал регулярно газеты, журналы, разбирался в политике, в законодательстве. Поскольку в то время значительная часть населения была малограмотной, а многие женщины были и вовсе безграмотными, то к моему отцу очень часто обращались с просьбами написать в какие-либо органы (организации) заявление

11

Мы из XX века или жалобу по поводу несогласия с решением суда. То время (1920-, 1930-, 1940-е годы) было насыще-но многочисленными событиями в социальных и экономических преобразованиях: несвоевременная уплата налога, растрата, халатность, кражи, опоздания на работу, факты неподчинения властям, неува-жительное отношение к колхозу, «незаконное» сооружение в доме жерновов и т. д. Многим жителям района отец оказывал помощь. Некоторые приходили по судеб-ным вопросам – и тогда он в свой выходной с этим клиентом сидел за столом целый день: изучал его дело, решение суда, перечитывал соответствующие статьи гражданского или уголовного кодекса, процессуального кодекса, затем писал жалобу в более высокую судебную инстанцию.

Часто исход этого дела был положительным для ходатая.Для семьи нашей проку от его работы в занимаемой должности и его

работы с населением было мало. Люди, конечно, относились к нему уважительно, но… уходил он на работу рано, а возвращался очень поз-дно (часов в одиннадцать-двенадцать вечера) и к тому же очень часто являлся пьяным. Да еще приводил с собой еще такого же приятеля.

Мать часто по утрам из-за этого ссорилась с ним, плакала, а он каждый день повторял одно и то же; его не трогало, что мы были часто без хлеба, сахара, масла. И по хозяйству помощь его была незначительной.

В период коллективизации семья наша вместе с другими (всего семь семей) вступила в колхоз. Это были в 1929 году первые колхоз-ники. Лошади и весь сельскохозяйственный инвентарь были сданы в колхоз. Я помню, как вечерами на площадке напротив сельского сове-та собиралось все население деревни на собрание, где представители района агитировали всех вступать в колхоз. Споры были горячими: крики и рыдания, общий гул и шум.

Думаю, мне несколько трудно восстановить в памяти все то, что проходило в 1929 – 1934 годах. Я был еще мал. Тем не менее в созна-нии кое-что осталось.

Мои родители Гороховы:Михаил Евдокимович (1886 – 1962 гг.)Лидия Никитична (1891 – 1961) гг.

12

А.М. Горохов В колхозе работала моя мать, отец же работал по бухгалтерской части

в разных организациях. По воскресеньям часто были воскресники в колхозе. В один из таких воскресников при работе на силосорезке отцу перерезало почти всю ладонь правой руки. Перерезаны были сухожилия трех пальцев, действующими остались большой и указательный пальцы. Вот этими двумя пальцами он держал ручку или карандаш – и писал, тем не менее, красивым почерком. С успехом этими двумя пальцами он работал, когда брал в руки пилу, топор, молоток или косу…

Родителей отца я не помню, и о них отец, кажется, ничего не рас-сказывал. Мать моя говорила, что семья моего дедушки по отцу была большая. Сам дед был хорошим столяром…

Больше всего помню и знаю родителей моей матери. Отец ее – Артемов Никита Артемович, мать – Матрена Ивановна. Бабушка Матрена родила всего двенадцать детей, шестеро из которых умерли в младенчестве. Моя мать была среди всех рожденных самой старшей. Дедушка Никита помимо работы в сельском хозяйстве еще и сапож-ничал. За свое честное и добросовестное отношение к делу, за качество пошитой обуви он пользовался большим уважением среди односель-чан, и потому у него было всегда много заказов, – тем более, что шил он обувь и в кредит, заказчиков не торопил с расплатой. При нем был и ученик-подросток, который обучался сапожному ремеслу.

Бабушка Матрена занималась домашним хозяйством и воспитыва-ла детей (четыре дочери и два сына). Односельчане всегда отзывались об этой семье как об образцовой.

Мать моя, Лидия Никитична, окончила три класса церковно-при-ходской школы в селе Дмитровский погост (там же, где учился и мой отец). Девятерых детей родила моя мать, из них выросли шестеро: три сына и три дочери.

Все мои сестры получили семилетнее образование, затем – курсы (у двух старших) и медицинское училище – у младшей (работала она меди-цинской сестрой в Коробовской больнице, а потом – в Подмосковье).

Работая в колхозе, мать часто на разные работы брала и нас: сушить и убирать сено, возить снопы ржи на колхозный ток; а после пятого класса я ходил вместе с женщинами косить траву. Когда же подрос, то я ходил со своими сверстниками косить на настоящих лугах, косили также овес, гречиху.

Все это было до самой войны. Все это было…Нельзя забыть о том, в какой нужде жили мы, да и большинство

сельчан, в конце 1920-х и все 1930-е годы. Колхоз не давал того ми-

13

Мы из XX века нимума дохода, чтобы можно было нормально питаться, одеваться, ремонтировать жилье. Хлеб в каждом доме пекли сами, общей пе-карни не было. Из-за недостатка зерна хлеб выпекали с добавлением картошки, мякины или еще каких-то суррогатов. Люди голодали. С подворья и приусадебных участков платили налоги и отдавали боль-шую часть молока, мяса, шерсти, картофеля государству. Самим же оставались крохи. Потому-то и была такая большая смертность среди детей в начале 1930-х годов.

Обстановка стала несколько улучшаться примерно с 1937 – 1938 годов. В нашей семье на иждивении отца и матери оставались мы, самые младшие, я и Сергей.

Была определенная помощь от старшего брата Ивана. Он работал в то время заведующим начальной школой. Сестра Мария, окончив медучилище в городе Егорьевске, начала работать в больнице села Дмитровский погост (Коробовская больница). Она тоже оказывала ощутимую поддержку семье. Старшие сестры Александра и Антонина тоже, в меру своих возможностей, оказывали нам помощь.

Трудно было с промтоварами. За тканями всегда были огромные очереди. Люди ссорились, спорили, вплоть до драки, чтобы подойти к прилавку и получить несколько метров ситца.

Чтобы одевать нас (особенно младших), мать обычно перешивала свои платья, овечьи шубы, приобретенные еще до революции 1917 года – благо, у нее была ручная швейная машинка. Все мои сестры тоже умели шить на машинке; с детства мать приучала дочерей вя-зать кружева, носки, рукавицы. Да и мы, мальчики, умели благодаря матери пришить пуговицу, вешалку, зашить прохудившиеся штаны или рубашку. Мать постоянно воспитывала в нас бережливость, акку-ратность, умение ценить каждую копейку. Поскольку из-за пьянства отца семья всегда испытывала нужду в питании и одежде, мать часто говорила: «Вот отец выпил водки поллитра, такую гадость, получил удовольствие – а нам бы тех денег, что потрачены на водку, хватило бы пропитаться целый день всей семье. Вот и подумайте, как надо жить. Вино пить, табак курить научиться легко – а вот отучаются от этого лишь немногие. А сколько неприятностей от этого в семьях, сколько бед и несчастий! Как тяжело нам, женщинам-матерям, растить вас, выводить в люди…»

Я видел, как страдала мать из-за пьянства нашего отца. Все мы глубоко сочувствовали ей, осуждали отца и в душе своей давали клят-ву не увлекаться никогда вином, не курить. Я полностью выполнил

14

А.М. Горохов свою клятву, и мои дети не видели меня никогда пьяным. Я никогда не курил, даже тогда, когда обстановка, казалось бы, располагала за компанию и курить, и выпивать. Во мне утвердилась неприязнь к этому злу. Мне неприятно смотреть на пьяных мужчин (а тем более на пьющих и курящих женщин), их беспорядочные разговоры, споры, кураж, доходящий до скандалов и драк. А как много сейчас детей при живых родителях становятся беспризорными, несчастными… Это большая боль для нашего общества, для всего государства. Потому-то и важно каждому взрослому человеку осознать ответственность за будущее своих детей: важно для нас, кем они станут, а еще важнее – какими они будут. Какое образование человек ни получил бы, какой профессией он бы ни овладел, любой специалист должен быть прежде всего человеком, о котором бы многие могли сказать: «Вот он – по-рядочный человек, он достоин большого уважения, с ним приятно общаться, он многому может научить, он бескорыстно может оказать в трудную минуту помощь и поддержку».

Когда мы, ветераны, были в июне 2004 года в Карелии, в городе Олонце (по случаю 60-летия освобождения Олонецкого района от фа-шистских захватчиков), одной молодой женщиной, работницей дома культуры, были сказаны такие слова: «Мы любим Россию, русских людей; я за Россию жизнь готова отдать. Мой муж – дальнобойщик (работающий на тяжелой грузовой машине и совершающий дальние рейсы), воевал в Афганистане. Он настоящий человек, надежный друг. Вот с ним я готова пойти в любую разведку, он никогда не предаст; он честен, знает свое дело, дорожит своим именем, гордится тем, что его труд приносит пользу не только его семье, но и всем людям».

Приятно было слышать такое откровение нам, ветеранам 100-й Гвардейской Свирской Краснознаменной воздушно-десантной диви-зии, освободившим Олонецкий край в 1944 году от финских захватчи-ков. Не забыть нам того восторженного приема бывших участников жестоких и кровопролитных боев в Карелии со стороны руководства района и всей Карелии, со стороны всех жителей края. Нам приятно было видеть очень уважительные и дружественные отношения между карелами и русскими, населяющими этот край.

Мы уезжали из Карелии домой с теплым чувством огромного ува-жения к людям Олонецкого края, помнящим и высоко ценящим вклад нашей дивизии в борьбу за освобождение от финских захватчиков.

1�

Мы из XX века

Глава II

Описав свои воспоминания о своей семье и жизни деревни Ко-робовской в конце 1920-х годов и в 1930-е годы, хочу вернуться к началу моей биографии.

Как я уже говорил, родился я 3 марта 1925 года в деревне Коро-бовской бывшего Коробовского района (если точнее, то это был Его-рьевский уезд, входивший в Рязанскую губернию до 1929 года). В то время я у родителей был уже восьмым ребенком. Правда, трое из них умерли в 1914 – 1924 годах, когда были первые трудности в стране в связи с началом Первой мировой войны, революцией и Гражданской войной. Семья наша выезжала в город Самару и там жила несколько лет. Для отца в городе была работа. После меня в 1927 году был рожден последний ребенок, брат мой, Сергей. Таким образом, семья наша состояла из отца, матери, трех дочерей и трех сыновей. Старшая моя сестра, Александра, родилась в 1909 году; средняя сестра, Антонина, – в 1914 году, а младшая, Мария, – в 1920 году.

У нас был свой дом в три окна по улице, покрыт он был железом. В передней части дома было примерно двадцать два квадратных метра, в задней (кухне) – шестнадцать – семнадцать. Кроме того, была холодная пристройка (сени) – пятнадцать квадратных метров, во дворе – хлев для коровы; там же где-то было место для лошади. Я очень плохо помню всю картину единоличного хозяйства. Помню все же, как взрослые выкиды-вали из хлева навоз, грузили на телегу и вывозили в поле на свои делянки. Поскольку нас с младшим братом Сережей не с кем было оставить дома, то нас сажали на телегу, подстелив для удобства сено. Помню, как однажды, ближе к осени, нас взяли в поле, где брали (убирали) лен. Взрослые брали лен, а мы сидели где-нибудь в меже на подстеленной одежде.

Помнится также, как свозили снопы ржи, складывали их особым образом – так, чтобы дожди не пролили зерно. Здесь же был ток,

16

А.М. Горохов который заранее чистили, подметали; поверхность его была гладкой. Снопы раскладывали на току и обмолачивали цепами сразу два, три или четыре человека. Здесь же приучали к этой работе и подрастающих сыновей и дочерей.

Зерно затем веяли (очищали от мякины путем подбрасывания вверх, чтобы весь мусор ветер сносил в сторону). Кроме того, для очистки зерна использовали решета. Очищенное зерно хорошо просушивали и в мешках везли на ветряную мельницу. Кстати, за деревней Коробовс-кой и деревней Наумовской были две ветряные мельницы. Как же был вкусен свежеиспеченный ржаной хлеб из муки нового урожая!..

Солома скирдовалась и использовалась на подстилки в хлевах. На этих же токах обмолачивались и снопы льна.

В эту пору – август и начало сентября – на гумнах деревни в хорошую солнечную погоду издалека еще была слышна веселая дробь цепов или вальков вдоль всей деревни. И стар и мал – все были на гумнах; слышно только, как соседи изредка перекликались между собой. Да, пора была напряженная и веселая. Веселая – потому что дождались нового урожая ржи, гречихи, проса, льна. В это же время свозилось с лугов из стогов сено, металось в сараи и на сушилах во дворах.

В августе и сентябре в лесу обильно росли грибы. Подростки и дети начиная с шестилетнего возраста вставали утром в пять-шесть часов и гурьбой отправлялись в лес. Эхо от множества голосов наполняло лес, оно отчетливо было слышно в деревне. Уставшие, но радостные мы возвращались домой из леса с полными лукошками маслят, рыжиков, белых, подосиновиков и других грибов.

Все время августа, сентября, октября солили, мариновали, квасили, сушили – в общем, основательно готовили сытую зиму.

Глядя на взрослых, мы, еще совсем маленькие, настойчиво уп-рашивали их взять нас в лес. А взрослые, в свою очередь, шутили: «Грибы-то растут на деревьях, а эти деревья большие, высокие, вам их не достать…»

С детства я полюбил лес. Ходил вначале с отцом, матерью, а потом уже с товарищами. А с двенадцати-тринадцати лет любил ходить и один. Я хорошо изучил все леса, окружавшие нашу деревню: знал места, где растут белые, где – подосиновики, а где – рыжики или другие осенние грибы.

Когда я вспоминаю тяжелые 1920-е и 1930-е годы, одновременно в голове всплывают картины нашего детства, проведенного на реке, пруду, в лесу или поле. Все это безвозвратно ушло, сейчас современным детям трудно представить наши радости и горести первой половины XX века.

1�

Мы из XX века

Глава III

Еще в пяти-шестилетнем возрасте я с завистью смотрел на школьников. Я сам любил слушать сказки, знал уже все буквы, а в шесть лет я уже читал. Любил рисовать. Как я плакал, ког-

да меня родители не пустили в школу в семь лет! Мне было обидно, что мои товарищи (им было уже по восемь лет) пошли, а я остался дожидаться следующего года.

В 1933 году я поступил в первый класс. В первом и втором классах я был отличником; учила нас тогда Полина Сергеевна Зайцева. С тре-тьего класса нас стал учить другой учитель, и из-за отсутствия у него такта, подхода к ученикам я потерял охоту к учебе. Учился я хорошо, но круглым отличником не был.

В школе я жаждал, когда, наконец, мне можно будет заниматься в кружках по подготовке к сдаче на значки отличия ГТО («Готов к труду и обороне»), ГСО («Готов к санитарной обороне»), ПВХО («Готов к про-тивовоздушной и химической обороне»), «Ворошиловский стрелок». Пришло время – и я все эти кружки прошел. С пятого класса я также занимался в физкультурном кружке. В этом кружке мы готовили про-граммы с физкультурными номерами для выступлений на праздниках – эти выступления всегда восторженно встречались школьниками и на-шими родителями. Интерес к ним у меня и у других моих сверстников пробудил учитель математики Николай Иванович Маслов. Сам он был невысокого роста, но физически крепко сложенным. Он первым создал такой кружок, а потом это уже вошло в традицию. Выступления физкультурников (пирамиды) были неотъемлемой частью каждого праздничного концерта с 1936 до 1947 года.

Николай Иванович прививал интерес у ребят к бегу. Никто из взрослых (из учителей) не мог с ним сравниться в беге на сто метров.

1�

А.М. Горохов (Оговорюсь: в 1930 – 1940-х годах Коробовская школа была неполной средней, т. е. семилетней.)

Несколько слов о школе. В селе Дмитровский погост были пос-троены деревянные здания для церковно-приходской школы еще в 1871 году. Она в то время делилась на две ступени: в первой дети по-лучали трехклассное образование, во второй ступени дети учились в четвертом и пятом классах. Пятиклассное образование получали лишь немногие, но и это было для деревни очень большим благом. В школе учились не только мои родители, но и даже дедушки и бабушки. Отец мой окончил пять классов, мать окончила три класса. С пятиклас-сным образованием отец до революции справлялся с обязанностями волостного писаря. Он имел прекрасный почерк и обладал вполне хорошей грамотностью.

Где-то с начала XX века школа именовалась как Министерское образцовое двухклассное училище (первый класс – это, по современ-ным понятиям, первый – третий классы); второй класс – это теперь четвертый и пятый классы).

В школе долгое время работал учителем и заведующим Федор Ива-нович Фокин, там же работала и его жена. Перестали они работать примерно в 1930 – 1932 годах. Федор Иванович обладал большим педагогическим опытом, был хорошим методистом. В военные 1941 – 1945 годы и до 1946 года включительно он организовал курсы под-готовки учителей начальных классов из числа учащихся десятого класса, так что многие выпускники средней школы (1943, 1944, 1945 и 1946 годов) стали учителями в районе вместо ушедших на фронт учителей-мужчин.

Две дочери Федора Ивановича – Анна Федоровна и Елизавета Фе-доровна – тоже стали учителями и работали в Коробовской средней школе до выхода на пенсию.

В конце 1920-х годов школа стала называться школой колхозной молодежи (ШКМ) с семилетним обучением. Правда, пятые – седь-мые классы размещались в здании кроликофермы (в лесу, недалеко от деревни Марковской, от села Дмитровский погост примерно в трех километрах).

В 1930/31 учебном году напротив старых зданий школы села Дмитровский погост (через дорогу) вошло в строй новое деревянное двухэтажное здание школы для пятых – седьмых классов. Директором школы был Горячев Иван Павлович. Он работал примерно до 1937 года. В 1960 – 1970-е годы я его встречал дважды в Москве. Работал

1�

Мы из XX века он в то время в Министерстве просвещения РСФСР. Приезжал он однажды и в Коробово, но, к сожалению, встреча была недолгой.

В 1938 году, весной, двухэтажное здание школы сгорело, и учащи-еся ютились в старом здании, учились в три смены. В этом же году на месте сгоревшей школы началось строительство нового двухэтажного кирпичного здания, которое вошло в строй в 1940 году. В этом же году был открыт восьмой класс. Школа стала называться средней общеоб-разовательной. Я и мои сверстники как раз пошли учиться в нее.

Так как до 1937 года по закону было обязательным начальное (четы-рехклассное) обучение, то в пятый класс из других школ района при-нимали со вступительными экзаменами. Учились ребята из деревень, расположенных за десять – двадцать километров от школы, жили на частных квартирах. Надо сказать, что довольно большое количество детей, не окончивших четырех классов, отставали от второго или третьего классов. Причины заключались в тяжелом материальном положении семей. Вообще все эти годы (вплоть до войны 1941 года) были трудными. К тому же, в семьях было по пять – восемь детей, и прокормить такую семью было не по силам родителям-колхозникам. Некоторые дети отставали по причине замедленного умственного развития.

Моя первая учительница – Полина Сергеевна Зайцева, внима-тельная и строгая, любящая детей. Мы, ученики, ее очень любили. Впоследствии она долгое время работала деректором Дерзсковской семилетней, а потом восьмилетней школы.

Из других учителей мне более всего запомнились Николай Ивано-вич Маслов – учитель математики, Иван Павлович Горячев – учитель истории, директор школы, Вера Алексеевна Тихонова – учитель не-мецкого языка и биологии, Ольга Александровна Вернахаева – учитель русского языка и литературы, Александр Дмитриевич Саломасов – учитель физики, Зоя Александровна Флоринская – учитель русского языка и литературы, Мария Алексеевна Бородулина – учитель био-логии и химии.

За период с 1930 по 1940 год в жизни нашей деревни Коробовской произошло одно событие, которое сильно отразилось на судьбе до-вольно многих жителей, – это пожар 1935 года. Этот пожар сильно врезался в мою память. Он остался на всю жизнь в памяти не только тех, чьи дома и имущество сгорели, но и в памяти жителей ближайших деревень и оставшейся части деревни Коробовской.

20

А.М. Горохов

Глава IV

Шел к завершению 1934/35 учебный год. Ранняя теплая весна. Я помню, 9 апреля земля кругом была освобождена от снега. Было необычайно тепло. На дорогах не только

высохли все лужи, но и местами поднималась пыль от проезжающих повозок из-под копыт лошадей. На кустах сирени, смородины, мали-ны набухали почки, ивы были покрыты белыми и желтыми комочками соцветий. Большинство людей с трепетом готовились к празднованию Святой Пасхи. Школьники готовились к празднованию Дня между-народной солидарности трудящихся – 1 Мая, предвкушали близость летних каникул. В предпасхальную неделю деревенские жители с особым усердием чистили дворы, подметали улицы и особенно тща-тельную уборку проводили в домах. Стены, потолки, полы отмывали щелоком, оттирая можжевелом или кирпичной крошкой. На столы готовились новые, чистые скатерти, развешивались у зеркал, икон полотенца, расшитые девушками разноцветными орнаментами, с кружевами. Сами иконы украшались самодельными бумажными цветами, ветками вербы.

К субботе, 28 апреля, в каждом доме были приготовлены пасхальные куличи с раскрашенными яйцами, разложенными в мисках с творогом.

В этот день у школьников шли обычные занятия. Я учился во втором классе. Неожиданно в конце четвертого урока мы услышали многоголосый крик, доносившийся со школьного двора: «Пожар!!! Коробовская горит!»

Спешно мы выбежали на улицу. Сразу я увидел черный дым, языки пламени, поднимавшиеся вверх. Мне показалось, что горят дома где-то ближе к деревне Федоровской. По улице, со стороны села Дмитровский погост, бежали взрослые и дети. Все устремились в сторону пожара. В

21

Мы из XX века первый момент у меня подкосились ноги: надо бежать, а ноги не слу-шаются. Лишь опомнившись немного, я тоже побежал. Вот и деревня. Я вижу, что пожар где-то далеко от моего дома. Но, пробежав метров триста, я увидел, как быстро начали воспламеняться два дома, распо-ложенные напротив нашего. Пламя вместе с клубами черного и серого дыма бешено крутилось в вихре и с угрожающим гулом поднималось, взметая пепел, комья горящих тряпок и каких-то других предметов.

Огонь неистовствовал, вспыхнув где-то в пятистах-шестистах метрах от нашего дома, буквально через двадцать-тридцать минут достиг уже многих строений недалеко от нашего дома. Я видел, что люди бегут не только в сторону начавшегося пожара, но и назад. Бежать мне к дому по улице стало страшно – я свернул в прогон и уже по задам добежал до своего сарая. Сюда, за двести-двести пятьдесят метров, стаскивали все свое имущество, выводили скот. Бегали мать, моя сестра Мария, брат Ваня. Мне сказади оставаться там и в дом не ходить.

И вот на моих глазах вспыхнул и наш дом, два дома соседних. Зре-лище становилось все более и более ужасающим. Кругом рыдания жен-щин, крики и плач малых детей, мычание коров, телят, блеяние овец, визг поросят, ржание лошадей, стук, грохот от падающих крыш и треск взлетающих огненных искр – деревня вся в огне; со стороны церковной колокольни беспрерывно гудит набатом большой колокол.

Обстановка была такой, что люди, бежавшие с ведрами, топорами, баграми с одного конца деревни на пожар за пятьсот-тысячу метров, затем оказывались отрезанными от своих домов огненным смерчем, плясавшим по всей деревне.

Ветер дул вдоль деревни, а во время пожара он усилился, и потому огонь перекидывало через десять-двадцать домов. (Надо сказать: дома были построены зачастую вплотную друг к другу, дворы у многих были покрыты соломой, а сами дома покрыты в основном тесом или щепой).

Неслучайно, что многие бежавшие на пожар, чтобы его тушить, затем сами не могли войти в свои дома и спасти свое имущество, животных.

Из двухсот двадцати пяти дворов огнем было охвачено буквально в течение одного-полутора часов сто пятьдесят. Сгорели не только дома, сгорели бани, амбары, сады. Прибывшая из Кривандино пожарная машина не могла пробиться к пруду посредине деревни до тех пор, пока пожар сам по себе не начал утихать: дома уже были развалены, догорали, торчали только печи и их трубы. К вечеру машина подошла к пруду, и пожарные начали заливать уже догоравшие останки домов.

22

А.М. Горохов Люди начали подходить к своим дымящимся местам, где два-три

часа назад были их дома, плакали, рыдали, пытались разгребать кое-где еще горящее пепелище, надеясь найти что-нибудь из того иму-щества, которое оставалось дома. Кругом разносился запах жженой картошки, сгоревших животных, тлеющего навоза и тряпья.

К вечеру прилетел и приземлился возле сгоревшей деревни самолет, доставивший кого-то из представителей власти области.

Постепенно все начали расселяться: кто в уцелевшие бани, кто по домам знакомых и родственников в оставшихся домах Коробовской или соседних деревень (Наумовской, Федоровской, в селе Дмитров-ский погост).

Государством была оказана помощь всем погорельцам: для нового строительства выделялся строевой лес на льготных условиях, каждой семье в течение месяца выдавалось из расчета на одного человека бесплатно по полкилограмма черного хлеба.

Получив страховку, многие стали закупать готовые дома в деревнях, расположенных в пяти-десяти километрах от Коробовской, другие рубили срубы из нового строевого леса. Однако из ста пятидесяти семейств, дома которых сгорели, около половины разъехались по различным районам Московской и других областей.

Летом 1935 года работы хватало на всех – и старым, и малым. Расчищались от пожара площади для строительства, со всех концов свозились разобранные постройки домов, дворов. Планировка ули-цы изменилась. Решено было расширить улицу на десять метров. Если раньше дома располагались вплотную друг к другу (с редкими прогонами), то теперь расстояние между домами увеличивалось до тридцати-сорока метров. Не всем пришлось строить новые дома на прежнем месте. Нашей семье выделили участок в четверть гектара на противоположной стороне улицы, в трехстах метрах от прежнего места. Нам было очень жаль расставаться и с бывшей усадьбой с садом, который сильно обгорел, и с прежними соседями.

Помимо большой работы, связанной со строительством, надо было засадить огород, засеять, обработать и колхозные поля. Работа вся проводилась только с помощью уцелевших лошадей. Автомашин в то время почти совсем не было.

Ребятишки расчищали завалы от обожженного кирпича, обгорелых бревен, выравнивали площадки для домов, вытаскивали из старых досок, теса кровельного гвозди, выпрямляли их, в лесах заготавливали мох – в общем, помогали родителям в меру своих сил. Они же успе-

23

Мы из XX века вали ходить в лес за грибами, за ягодами, а уже в оставшееся время – покупаться в своем пруду.

Осенью того же 1935 года в основном все семьи вселились в новые дома, хотя до настоящего благоустройства было еще далеко. У многих домов не было холодных пристроек, крылец или сеней, настоящего укрытия для скота, птицы. Все делалось на ходу: лишь бы как-нибудь перезимовать. Из полусгоревших бревен, досок собирали кое-какие коробки, накрывали принесенными из леса жердями, хвойными вет-ками, сверху еще укладывали слой картофельной ботвы или соломы и загоняли туда коров, кур, овец. Крыши, естественно, протекали. Лишь следующим летом (1936 год) в основном устраивали, кто как мог, постройки для скотины, укрытия для дров, огораживали огороды.

Лето 1936 года выдалось жарким и сухим. Кругом горели леса, торфяники, в отдельных районах Московской и Рязанской областей с лесами сгорали и целые деревни, люди спасались кто как мог. Пруды, колодцы, речки пересохли. Вдобавок в августе пронесся еще и силь-ный пыльный ураган, без единой капли дождя. Количество пожаров в районе увеличилось. Мобилизованы были многие рабочие и служащие из разных организаций и предприятий района. Люди днем и ночью боролись с огнем, отдыхать приходилось также под открытым небом. Пожары стали стихать только в конце сентября и в октябре.

Засуха 1936 года серьезно отразилась на урожае сельскохозяйствен-ных культур. Плохо было с зерновыми; неурожай картофеля, большой недобор с приусадебных участков: капусты, огурцов, помидоров и т. д. К тому же из-за отсутствия дождей в лесу не росли грибы, не было совсем почти ягод. Зима 1936 – 1937 года была голодной: каждая картофелина, каждый огурчик были на строгом учете, от колхоза работники ничего не получали. Травы посохли, потому и сена заготовили для скота не-достаточно, косить было негде и нечего. Корову мы вынуждены были сдать на мясозаготовку. За хлебом в магазине всегда большие очереди, а у нас и денег часто не было – так и жили впроголодь.

Последующие годы до войны было чуть получше благодаря тому, что сестра Мария окончила медицинский техникум и стала работать в Коробовской больнице медсестрой. К тому же, в эти годы погодные условия складывались более благоприятно, хотя в 1939 году в августе и сентябре из-за сухости тоже были большие пожары в лесах и на торфяных болотах. Сестра Мария была мобилизована на пожары на торфяниках и там оказывала помощь пострадавшим от огня – прожила там, в лесах, недели две. С наступлением осенних дождей пожары стали затихать.

24

А.М. Горохов

Глава V перед большой Войной

Начался 1939/40 учебный год. Мы были уже в седьмом классе. Среди взрослых и школьников часто заводились разговоры о событиях на озере Хасан и сопке Заозерной, прошедших

в 1938 году, о военных действиях на реке Халхин-Гол в Монголии, где Красная Армия дала должный отпор японским милитаристам летом 1939 года. В нас росла гордость за нашу армию, утверждалась уверенность в том, что мы действительно чужой земли не хотим – но и своей ни пяди не отдадим, что мы готовы ответить ударом на удар и сокрушить любого врага.

Еще в конце августа для нас стало неожиданностью, что советское правительство заключило пакт о ненападении с фашистской Герма-нией на десять лет, а с началом сентября немецкие войска вторглись на территорию Польши, авиация бомбила города; вслед за этим со-ветское правительство дало приказ нашим войскам перейти границу СССР и Польши с целью освобождения от польских панов территории западной Украины и западной Белоруссии. Через некоторое время наши войска освобождают Бессарабию (Молдавию) как незаконно отторгнутую Румынией в 1918 году.

В школе регулярно проводились беседы о происходящих в мире событиях. Все шире и активнее работал Осоавиахим; школьники начиная с пятого-шестого класса готовятся по программам ПВХО, ГТО, БГТО, ГСО, «Ворошиловский стрелок».

Не утихли еще разговоры о наших достижениях на востоке и за-паде, как появилось новое сообщение: наши войска начали войну с Финляндией. В газетах бойко писали о героизме советских солдат

2�

Мы из XX века (пехотинцев, танкистов и летчиков, артиллеристов), их находчивости, умных решениях командиров. Оборонительная линия Маннергейма, сооруженная по последнему слову военной техники, преодолевалась с трудом. А тут еще сильнейшие морозы!

Теперь, много лет спустя после этой операции, нам известно, что эта война была проведена нашими полководцами бездарно, Советский Союз обнажил перед Германией слабость наших Вооруженных Сил в современной войне. Гитлер и генеральный штаб Вермахта сделали по результатам этой войны определенные выводы. К тому же нам известно теперь, какой урон нашей военной мощи был нанесен ста-линскими репрессиями в отношении крупных военачальников. Были расстреляны Блюхер, Тухачевский, Якир и многие другие. Общеоб-разовательный и профессиональный уровень командования Красной Армии был в 1940 году гораздо ниже, чем в 1933 году. Был расстрелян в 1938 году и дядя моей жены, Синицын Василий Андреянович, под-полковник, первый военком в Коробковском военкомате в двадцатые годы. В 1950-е годы он был реабилитирован. Репрессии касались не только командного состава, но и просто рядовых. Так был расстрелян товарищ моего старшего брата Иван Певунов. Многое, конечно, за-быто, и сейчас только приходится вспоминать по книгам, мемуарам тех, кто прошел в лютые тридцатые годы через тюрьмы и ссылки.

Все это было, и это трагически сказалось на первом этапе Великой Отечественной войны, в 1941 году.

Несмотря на заключенный между СССР и Германией пакт о нена-падении, в людях жила постоянная тревога: ведь газеты пестрели со-общениями о войне в Европе, Африке, Азии в милитаристских планах сколоченного военного блока Германия – Италия – Япония. Советское правительство ущемляло производство товаров народного потребления и направляло большие средства на производство военной техники. По-этому у людей было постоянное предчувствие неизбежности войны.

В 1940-е годы мы окончили седьмой класс – многие из нас все лето проработали в колхозе, некоторые с сентября поступили в техникумы, ремесленные училища. Я пошел 1 сентября в только что открывшийся восьмой класс (строительство нового здания Коробовской средней школы как раз завершалось). Было укомплектовано два класса – это со всего Коробовского района, тогда как в предыдущем учебном году седьмых классов только у нас было пять. В то время среднее образова-ние было необязательным. Так что в восьмой класс пошли в основном лучшие выпускники неполной средней школы.

26

А.М. Горохов В школе восьмиклассники чувствовали себя старшими по отно-

шению ко всем школьникам и потому понимали ответственность за весь порядок в жизни школы, были добрыми помощниками учителям. Из наиболее активных школьников пятых – восьмых классов был избран учком (ученический комитет), который руководил учебно-воспитательной внеклассной работой среди учащихся. Учком ру-ководил организацией дежурства по школе, регулярным выпуском школьной стенгазеты, привлечением учащихся в художественную самодеятельность, организацией праздников; совместно с первичной организацией Осоавиахим вовлекал в кружки военно-спортивного направления: ГТО, ГСО, ПВХО и «Ворошиловский стрелок. В зимнее время 1940 – 1941 года было проведено несколько лыжных соревнова-ний с массовым участием школьников всех возрастов, соревнования по стрельбе из малоколиберной винтовки со сдачей норм на значок «Ворошиловский стрелок». Группа восьмиклассников (в том числе и я) была подготовлена на звание инструкторов ПВХО. Весной 1941 года все учащиеся начиная с пятого класса были нами подготовлены по программе противовоздушной и химической обороны.

В апреле – мае развернулись тренировки и соревнования по бегу, прыжкам в длину и высоту, подтягиванию, метанию гранат (болванок), преодолению полосы препятствий и т. д.

Наиболее активными в организации этих мероприятий были Котуранов (председатель учкома), Шабанов Андрей (председатель первичной организации Осоавиахим), Паночкин Василий, Абрамов Александр (впоследствии – десантник 100-й Гвардейской Свирской Краснознаменной воздушно-десантной дивизии), Володин Петр, Мазелкин Николай, Хрущев Владимир, Капранов Владимир, Брагин Александр и многие другие. Я тоже не отставал от них. Вся эта работа регулярно, раз в неделю, освещалась в школьной стенгазете, которой поручено было руководить мне.

Начиная с февраля 1941 года между нами, восьмиклассниками, все чаще заводились разговоры о том, в каком направлении каждому из нас хотелось бы продолжать образование. Одни пока не задумывались, и ими было решено закончить вначале среднюю школу. У других были иные пожелания – ведь обучение было в средней школе платным (сто пятьдесят рублей за учебный год). Казалось бы, плата не так уж велика, но для некоторых и эту плату обеспечить было нелегко. В колхозе доходы были мизерными, а рабочие и служащие получали зарплату небольшую.

2�

Мы из XX века Наша семья едва сводила концы с концами. Я уже говорил, как мы

питались, как мы одевались, что можно тогда было купить в магазине. Даже имея деньги – и то нелегко было купить то, что нужно.

Котуранов мечтал стать юристом, меня же интересовала физика, мечтал я и об авиации; некоторые пожелали учиться в станкострои-тельном техникуме (г. Егорьевск), в школах ФЗО, химико-техноло-гическом техникуме (г. Рошаль), кто-то решил после восьмого класса устраиваться на работу (где-нибудь в городе или в колхозе).

В нашей семье в начале апреля месяца состоялся совет: отец, мать, старший брат Иван и я. Отец работал в то время в организации «Плодо-овощ» (по заготовке и хранению овощей). Он сказал, что мог бы меня устроить на какую-нибудь работу – но все равно, надо еще учиться и получить какую-либо профессию, и это важно в любом случае. Брат Иван предложил мне поступить учиться на заочное отделение Его-рьевского педучилища, а с сентября могла появиться возможность устроиться учителем начальных классов. Понимая тяжелое матери-альное положение в семье и учитывая свои физические и умственные способности, я согласился со вторым предложением.

Весна 1941 года была поздняя. Снег начал таять лишь со второй половины апреля. Долго тепла не было, даже 2 июня ночью выпал снег сантиметров на пять-восемь. Растаял он в тот же день. С этого дня и стало тепло набирать силу. Это так, о своих впечатлениях о погоде того года как года исключительного.

Но вернусь к главному. Решено: быть мне учителем. Начиная с середины апреля и весь май я усиленно готовился к экзаменам за восьмой класс и к вступительным экзаменам в педучилище, заявление в которое я уже к тому времени отослал. Из училища мне прислали приглашение на экзамены, которые по времени почти совпадали с экзаменами за восьмой класс. Я написал письмо с просьбой при-нять у меня экзамены в один день (четыре экзамена: русский язык письменно и устно, математика и Конституция СССР). Ответ был положительный.

И вот, примерно 20 мая, я сдал письменный экзамен (сочине-ние) по литературе в школе и поспешил домой; пообедал и, собрав необходимые документы, пошел пешком десять километров до села Середниково, где мой брат Иван работал директором семилетней школы. Пообщавшись с ним, я вышел на середину села (к чайной) и сел на попутную грузовую машину, с которой и доехал до города Егорьевска (пятьдесят километров).

2�

А.М. Горохов Ночевал я у сестры Антонины, а наутро пошел в педучилище. В

этот же день (21 мая) я сдал успешно четыре экзамена, еще одну ночь провел у сестры; а 22 мая с утра пошел на окраину города (примерно пять километров) с расчетом сесть на попутную машину. Но машин попутных, как на грех, не было, и я вынужден был пойти пешком. Лишь последние десять-двенадцать километров удалось проехать на полуторке.

А с 24 мая я продолжил сдачу школьных экзаменов.Итак, в начале июня я закончил восьмой класс, и мне пришло

письмо из Егорьевска о том, что я зачислен студентом на заочное от-деление на первый курс. Одновременно сообщалось о сроках летней учебной сессии, которая должна начаться примерно с конца июня и продолжаться целый месяц.

2�

Мы из XX века

Глава VI Война

Двадцать второго июня с утра в селе Дмитровский погост со-стоялась ярмарка. Мы с отцом и матерью пошли на ярмарку с намерением купить что-нибудь из одежды для меня (будущего

учителя). Был куплен коричневый суконный костюм сорок восьмого размера за двести пятьдесят шесть рублей. Отец покупал с условием, что я ему отдам, как только начну работать. (А мне тогда только что испонилось шестнадцать лет!)

Итак, идем мы по деревне Коробовской с покупкой, а навстречу нам идет мой товарищ Вася Паночкин и встревоженно говорит: «Леня, война! Сегодня ночью Германия напала на нашу страну, немецкая авиация бомбила многие города на Украине, в Белоруссии!». (У Васи дома был детекторный приемник — вот он и узнал раньше других о таком страшном известии.)

Начались охи и вздохи, дома — разговоры только о войне. Выска-зывалась надежда, что мы их быстро разобьем, так же, как и японцев у озера Хасан, на Халхин-Голе. В середине дня я сходил в село Дмит-ровский погост, чтобы послушать сообщения по радио (там был на площади установлен громкоговоритель). Все с волнением слушали речь Молотова. А к вечеру по деревне ходили бригадиры колхоза и объявляли о необходимости срочно затемнить на ночь все окна в домах, стекла оклеить полосками бумаги или марли.

Война… Тревога охватила всех: и старых, и малых. Старые хорошо все понимали, какая беда нагрянула на страну. Многие из них при-нимали участие в Первой мировой войне, в Гражданской. Это смерть

30

А.М. Горохов близких, разрушения, голод, скорбь матерей и жен, страдания детей. До того момента о войне думали, ее ждали — и в то же время она обрушилась как-то внезапно, в первые же дни из газет и по радио до людей доходили нерадостные сообщения. Огромное количество бомб и снарядов рвалось среди мирных городов и сел. Немецкие танковые соединения быстро продвигались вглубь нашей территории, охваты-вая в клещи отступающие советские войска.

Люди в тылу заметались в поисках хлеба, сахара, соли, спичек, мыла. С введением карточной системы снабжения продовольствием жизнь приобретала какой-то порядок.

С первых дней началась мобилизация резервистов. Поскольку Ко-робовский районный военкомат располагался в небольшом здании, то он развернул свою деятельность в здании нашей средней школы.

Каждый день возле школы толпилось большое количество людей: мужчины с рюкзаками, их жены, матери и другие родственники. Слышны были плач, рыдания — а в другом конце этой же толпы слышна задорная гармошка, пляс, песни-прибаутки, шутки и смех. От школы партия за партией отправлялись мужчины на грузовиках до ближайшей железнодорожной станции Кривандино.

Не забыть этих дней расставания женщин, стариков и детей со своими кормильцами. Ведь многим не суждено вернуться к своим семьям. Самые малые дети так никогда и не увидят отца, каким он был. У детей постарше на всю жизнь останутся в памяти те минуты драматического расставания.

...Уже позже начали поступать в разные семьи похоронки. Плач и рыдания. Люди, как могли, поддерживали друг друга. Тем временем поля, животноводческие фермы требовали рабочих рук. Все лето я со своими сверстниками, да и со взрослыми колхозниками, работал по уходу за по-севами, мы косили траву, сушили сено, укладывали его в стога. Женщины жали серпами рожь. Снопы ржи мы свозили на колхозный ток.

Кроме того, нас послали готовить площадку под кирпичный завод (возле хутора Аровина) — мы снимали слой дерна, укладывали его куски в штабеля. А потом нас перебросили рыть траншеи (щели-бомбоубежища).

В июле-августе иногда взвывала сирена в связи с воздушным нападением на Москву. Гуляющая молодежь мгновенно покидала площадь села..

В августе я устроился в организацию «Плодоовощ», где работал бухгалтером мой отец. Оформили меня агентом по заготовке овощей,

31

Мы из XX века хлеба — и я, шестнадцатилетний мальчик, ходил по колхозам района и убеждал председателей колхозов, их правления о необходимости дополнительной поставки государству зерна, картофеля и другой продукции.

С первого октября меня назначили учителем начальных классов в Середниковскую неполную среднюю школу. В одной классной комнате передо мной сидели ученики второго и четвертого классов — всего около тридцати человек. Урок строился так, чтобы один класс работал самостоятельно под руководством учителя, а другой получал объяснения учителя. Потом роли между классами менялись.

Жил я на квартире у одной старушки. На этой же квартире жила и жена моего брата с двумя детьми (брат был мобилизован на трудовой фронт). Кроме нас в избе площадью примерно двадцать квадратных метров жила дочь этой старушки с тремя детьми — так вот и ютились в доме девять человек.

Осень 1941 года была очень тревожной. Бои тяжелые и кровопро-литные шли на ближних подступах к Москве. Через село Середниково проходит дорога на Касимов, Муром. Тогда она была обыкновенной грунтовой дорогой, с большим количеством ухабов, промоин — ведь наш район является частью Мещерской низины. Песчаные участки сменяются суглинистыми, местами дорога проходила через заболо-ченные низины — это гати с липкой грязью и торфяной жижей.

В середниковской семилетней школе в один из дней октября не явилась на уроки учительница русского языка и литературы, недавно принятая на работу. Не явилась в школу и ее дочь, ученица пятого класса. Когда сходили на квартиру, где проживала эта учительница, то от хозяйки узнали, что она собралась спешно ночью и ушла пешком, не сказав, в каком направлении она уходит.

В октябре — ноябре я часто ходил ночевать в свой дом, в деревню Коробовскую. На следующий день рано утром я торопился прийти на уроки в школу за десять километров от дома. Выйдя за деревню в поле, среди утренней сельской тишины я отчетливо слышал артилле-рийскую канонаду в северо-западном направлении (в направлении на Москву) и юго-западном (в направлении на Тулу). Люди испытывали страх: что будет, если немцы возьмут Москву, придут и сюда?!

Почти каждую ночь объявлялась воздушная тревога, и на открытых участках местности можно было наблюдать над горизонтом разрывы зенитных снарядов над Москвой. Однажды как-то вечером, часов в десять, я вышел на улицу. Где-то севернее села в вышине прогудел

32

А.М. Горохов самолет. Буквально не прошло и минуты, как в том направлении, куда летел самолет, прогремел гулкий взрыв, от которого содрогну-лись дома, хотя расстояние от взорванной бомбы было немалым — километров восемь-десять. После этого в другом направлении было сброшено еще шесть или семь бомб. Все они упали на болота и потому никакого вреда они не причинили.

К юго-западу от деревни Коробовской была подготовлена на поле площадь для прифронтового аэродрома. На остальных полях в шахматном порядке были вкопаны столбы против возможного при-земления немецких самолетов.

Вот в такой обстановке закончились наше беззаботное детство и юность. Война страшная, жестокая и беспощадная, пришла в каждый дом нашей страны.

Зимой 1941 — 1942 года все юноши шестнадцати и семнадцати лет были обязаны проходить начальную военную подготовку по сто-десятичасовой программе без отрыва от основной работы. Изучали винтовку, автомат, разборку и сборку их, строевую и тактическую под-готовку, ходьбу на лыжах, оказание первой помощи при ранениях или поражении от химического оружия, ориентирование на местности, военные уставы и наставления.

Настроение у людей резко поднялось после разгрома немецких войск под Москвой, освобождения значительной территории к западу от столицы. Народ стал понимать, что у нас достаточно сил, чтобы одолеть врага.

В феврале 1942 года в деревне Коробовской, селе Дмитровский погост и других деревнях вокруг села был расквартирован кавале-рийский полк. До конца зимы, всю весну и лето 1942 года в полку проходили регулярные учения. В то время складывалась очень тяжелая обстановка на сталинградском направлении и на Северном Кавказе. На Сталинград немцы делали до двух тысяч самолетовылетов в сутки. И тем не менее, им не удалось полностью захватить город. Верховное главнокомандование Советской Армии подготовило и провело опера-цию по окружению армейской группировки войск в составе двадцати двух дивизий. Значительная часть немецких войск была вынуждена сдаться в плен во главе с командующим группировкой фельдмаршалом фон Паулюсом. Советские войска погнали немецких захватчиков и с Северного Кавказа.

33

Мы из XX века

Глава VII

Т яжело было нашим солдатам, тяжело было и в тылу рабочим, колхозникам, тем кто был мобилизован на трудовой фронт. Не хватало хлеба, другого продовольствия. В стране с первых же

дней была установлена карточная система по расходованию всех видов продуктов питания. Многие жители Коробовского района зимой 1941 – 1942 года ездили в Рязанскую, Тамбовскую, Воронежскую области за хлебом, получая его (зерно) от местных жителей в обмен на ткани или обувь. Ездила за хлебом несколько раз в эти области и моя мать.

Мой старший брат Иван, мобилизованный на трудовой фронт (в город Нижний Тагил), рассказывал позднее, как трудно было всем, кто там работал на танковом заводе. От недоедания люди падали в обморок, иногда умирали на ходу, прямо на улице. И невзирая на такие условия, люди работали по двенадцать-четырнадцать часов в сутки.

Первое время, когда было установлено оборудование эвакуирован-ного с запада страны танкового завода, выпускалось три танка в сутки, затем производительность быстро начала нарастать, и выпускалось уже тридцать и более танков каждые сутки.

Колхозники, рабочие и служащие и до войны жили небогато, но, тем не менее, находили силы и время вязать теплые рукавицы, носки. Все это отсылали на фронт.

Кавалерийский полк, располагавшийся на территории Коробов-ского района, был в ноябре 1942 года отправлен на Сталинградский фронт.

С сентября 1942 года я и мои сверстники снова начали заниматься военной подготовкой. Руководил тогда занятиями работник райво-енкомата лейтенант Рехинкин Яков Моисеевич. Он прибыл в воен-

34

А.М. Горохов комат после лечения в госпитале; повоевал уже на фронте. Это был хороший человек, умный командир, общительный и активный среди товарищей. Принимая участие в художественной самодеятельности, часто выступал на сцене Коробовского клуба.

3�

Мы из XX века

Глава VIII телаВское Военно-пехотное училище.

Город скопин

Важно быть участником событий!Именно из этого потомВозникают молнии открытий,Дерзкий стих и достоверный том.Пусть художник тот, для всех безвестный,Для себя, конечно, в том числе,Сам пройдет по снежной и железной,Круто перемешанной земле.Может он считать себя счастливым,Если задыхался он в дыму,Если глина, поднятая взрывом,Сыпалась за шиворот ему.Важно быть участником событья!А потом, в какой-то новый час,Тайна вдохновенья и наитьяНизойдет при случае на нас.

Константин Ваншенкин

С сентября 1942 года и до призыва в армию я работал учителем начальных классов в Пестовской начальной школе. Заведующим шко-лой был Иван Яковлевич Певцов. Замечательный человек, отличный учитель, методист. В то время он был болен, но работал, не зная того, что болезнь его неизлечима, к тому же он плохо видел и читал только через лупу. Я помогал ему проверять ученические тетради. По возрасту

36

А.М. Горохов он был ровесником моему отцу. Один сын его был уже на фронте.

Тринадцатого января 1943 года я со своим товарищем был призван в армию. Накануне Иван Яковлевич мне написал хорошую характерис-тику для военного училища. При расставании он всплакнул и просил писать письма. В армию готовился и второй его сын.

Еще в конце декабря 1942 года я получил из Егорьевского педучи-лища вызов на зимнюю учебную сессию. Об этом я доложил военкому, который предупредил меня, что отъезжать от дома сейчас нельзя, так как мы можем быть призваны в любой день. Числа одиннадцатого января я получил повестку о необходимости явиться в военкомат с вещами 13 января к 10.00.

Наступил день 13 января. С утра я распрощался с отцом, сестрой Марией, младшим братом Сергеем и явился в военкомат, где, как и все мои товарищи, сдал имевшиеся у меня документы для военного училища. Со мной шли из деревни Коробовской еще четыре моих сверстника: Бобков Дмитрий (мой сосед), Сапожников Сергей, Голо-ванов Дмитрий и Конуреев Алексей; из деревни Наумовской –Сурков Алексей; из деревни Митинской – Кукушкин Михаил. А всего из района было призвано около тридцати пяти человек. Многие из них были моими одноклассниками.

Нам предстояло идти пешком до железнодорожной станции го-рода Егорьевска (шестьдесят пять километров) под руководством лейтенанта от военкомата, который должен был сопровождать нас до самого училища города Скопина Рязанской области. Колхозы нам выделили повозки с лошадьми для погрузки вещей. Они должны нас сопровождать до Егорьевска. От дома по дороге в сторону Егорьевска нас проводили матери, сестры. На пятом километре мы расстались с ними. У многих родных, да и у нас на глаза навернулись слезы: каждый понимал, куда и в какой обстановке мы идем – суждено ли вернуться в родной дом? Мы знали только одно: мы должны, мы обязаны идти защищать свою Родину, мы должны изгнать немецких захватчиков с нашей земли, мы обязаны разгромить фашистскую Германию. Это наш святой долг!

Председатель Коробовского колхоза Чугунов Семен Андреяно-вич выдал нам по двести рублей на дорогу и в напутствие сказал: «Сынки, вы идете защищать свою землю, свой народ. Мы, старики и женщины, оставшиеся в деревне, будем ждать от вас только хороших вестей. Вам будет трудно. Терпите. Без преодоления этих трудностей нам не одолеть такого коварного и сильного врага. На вас – наша

3�

Мы из XX века надежда!». После этих слов Семен Андреянович заплакал – ведь его сын уже воевал на фронте, и, к сожалению, от него давно не было никаких вестей.

Радио и газеты сообщали о зверствах, чинимых фашистами на оккупированных территориях: в душегубках, концентрационных лагерях фашисты планомерно истребляли советских людей, вешали и сжигали заживо беззащитных стариков, женщин, детей. Они гра-били наши города и села. Они откровенно заявляли о превосходстве немецкой (арийской) расы над другими и намеревались сделать ра-бами славянские народы. Получая такие известия, с каждым днем в нашем народе росла ненависть к фашистам, укреплялась готовность всеми силами (за станком ли, на колхозном поле или с винтовкой в руках) разгромить зарвавшихся фашистов, уничтожить немецкую военную машину, не дать им устанавливать свой пресловутый «новый порядок».

Мы понимали, что наш народ ведет справедливую, освободитель-ную войну. Правда должна одолеть звериные посягательства на честь и независимость нашего народа. И поэтому эта война стала всена-родной, отечественной. А когда на войну поднимается весь народ – победить его невозможно...

Прибыли мы в военное училище города Скопина утром 15 января. В этот же день наши документы были рассмотрены специальной ко-миссией, мы прошли и проверку через медицинскую комиссию. Нас распределили по батальонам и ротам. Многие коробовские попали в батальон майора Стуруа. Поскольку официально это училище назы-валось Телавским, стало быть, оно появилось в Скопине в результате его эвакуации из Грузии. Многие офицеры были грузинами. Я, Са-пожников Сергей, Голованов Дмитрий, Ермаков Василий, Абрамов Александр, Сурков Алексей были зачислены в двадцатую минометную роту. Первоначально мы разместились в казармах с бетонным полом, нары в два яруса. Помещение плохо отапливалось, а на улице стояли морозы за тридцать. Нары были совершенно голыми, спали на досках и укрывались своей же одеждой.

В гражданской одежде мы ходили недели две-три. Занятия про-должались по десять часов. Подъем – в 6.00, отбой – в 23.00. По воскресеньям подъем был на час позже. Более половины учебного времени проходило на улице, в поле, среди оврагов. В помещении были занятия по изучению уставов, наставлений, по топографии, по изучению материальной части оружия. Все мы были в домашних ва-

3�

А.М. Горохов ленках, которые отсырели, а просушить было негде, поэтому у многих моих товарищей были обморожения пальцев ног. Я тоже обморозил большие пальцы ног, но несколько позже, когда нас обмундировали, а ботинки мне достались тесные. Гимнастерка и шаровары хлопчатобу-мажные, тонкое нательное белье, простые тонкие портянки. Правда, где-то во второй половине февраля нижнее белье и портянки стали выдавать фланелевые.

Питание, официально, должно было быть вполне приличным, фак-тически же было скверным. Хлеб – непропеченный, суп – с клецками или просто в кипяток замешанная ржаная мука (в небольшом коли-честве), на второе – клецки или галушки, на третье – стакан кипятка с изюмом. Вместо мяса иногда в супы добавляли кусочки колбасы. Нам этого было, конечно, мало, еда была плохой и в количественном, и в качественном отношении. Ужин иногда состоял из куска хлеба (сто- сто пятьдесят граммов) и кусочка сельди (пятьдесят-семьдесят грам-мов), стакана чая. Мы же были молоды: всем по семнадцать лет. Организм еще растущий и неокрепший, да к тому же, весь день на воздухе, на морозе, и нам всегда хотелось есть, хотелось и выспаться. Но этого удовольствия нам не предоставлялось. Зима 1942 – 1943 года была очень холодная. Морозы стояли в январе-феврале по тридцать-тридцать пять градусов. К тому же, степь, сильные ветры…

В училище мы изучили несколько видов минометов, батальонный и полковой минометы. Тщательно изучали корректировку мино-метного огня, провели учебные стрельбы из ротного миномета (но, к сожалению, этих стрельб было явно недостаточно; все это дорого стоило). Регулярно обучали строю, умению ходить с песней, строевым шагом с винтовкой «на плечо», «на руку». Научились поведению в бою при наступлении и обороне, тренировались в рукопашном бою, в умении отбивать конницу и стрельбе по самолетам. Знакомились с тактикой боевых действий танковых подразделений, с действиями противотанковых артиллерийских подразделений. Учились кара-ульной службе, стоять на посту часовым, нести патрульную службу и т. д. В роте регулярно проводились политзанятия с информацией о новостях на фронте и в тылу.

В феврале мы были переведены в здания городской поликлиники. Здесь было несколько уютней.

В конце февраля были проведены полевые учения с маршем на тридцать – сорок километров в одну сторону. Вышли из расположе-ния училища – и пошел мокрый снег. Шинели все намокли. Дошли

3�

Мы из XX века до одной деревни и устроились на ночлег. Спали на полу (земляном), подостлав немного соломы. В ночь ударил сильный мороз. На поле среди оврагов были расставлены секреты (часовые по наблюдению за «врагом»). Я не успел заснуть, как мне была дана команда идти на смену на один из постов. Пришел вместе с разводящим на пост на краю оврага, сменил товарища – а мороз все крепчает, и ветер уси-ливается. Мокрая шинель замерзает, рукава едва сгибаются. Ведь так можно замерзнуть, а чтобы этого не случилось, я стал копать себе в снегу окоп на склоне оврага. Снегу намело много, и я выкопал окоп в полный рост и до земли не докопался. Но это важно – работа, дви-жение согревали меня, и время (два часа) прошло с благополучным исходом, меня сменил новый боец. Я ушел спать, хотя до подъема оставалось всего два-три часа. Только начало рассветать – нас под-няли, построили, каждый командир роты получил боевую задачу. Наша рота должна была оборонять указанный нам рубеж. Вышли в открытое поле, заняли линию обороны (мы действовали как стрелки, для винтовок были выданы холостые патроны). Ждем «противника» – а его все нет и нет; мы замерзали, лежа в окопах.

Когда же «противник» начал свою атаку на наши позиции, мы дружно открыли беглый огонь из своего оружия. А главное, мы были рады тому, что «противник» наконец-то начал действовать, и теперь можно было побегать, чтобы не замерзнуть.

Учения кончились, и мы разошлись на некоторое время по домам. Я разулся и обнаружил, что большой палец правой ноги стал как ка-мень. Осторожно я начал растирать его портянкой. Долго пришлось тереть, пока не начал розоветь мой палец. Был обморожен большой палец и на левой ноге.

Построение на улице. Один из командиров провел разбор про-веденного учения. Сделаны были замечания как атакующим, так и обороняющимся.

В конце апреля большая часть училища опять вышла в поход, в сторону реки Дон, в район Куликова поля, где князь Дмитрий Донс-кой разгромил татарские полчища. Расстояние в одну сторону – около шестидесяти километров. Поход вместе с учениями продолжался в течение четырех-пяти дней. В то время (весна 1943 года) складывалась довольно тяжелая ситуация в районе Орловской дуги (конфигурация фронта). Немцы накапливали там огромные силы для нового удара по Красной Армии с последующей задачей выйти к Москве с юга, взять так называемый реванш за тяжелое поражение гитлеровских войск под

40

А.М. Горохов Сталинградом. Поэтому, отправляясь в поход, мы были предупрежде-ны, что не исключено, что нам, может, придется вступить в настоящие боевые операции. Все прошло нормально. Мы отправились в обратный путь. И вот, на одном из привалов нам объявляют, что предстоит пройти тридцать пять километров форсированным маршем.

Это было для нас первым и очень тяжелым испытанием. Один час идем чуть ли не бегом, пять минут привал, затем – то же самое. Ноги избиты – казалось, после такого марша и возникших болей в ногах дома бы отлеживался неделю. Форсированный марш окончен. Тридцать пять километров прошли за пять часов; до расположения училища оставалось еще двадцать километров. Это расстояние мы шли уже со скоростью четыре-пять километров в час. Дорога вся была покрыта вязкой грязью (ведь там чернозем). Толстым слоем прилипала эта грязь к обуви, что еще более затрудняло ходьбу.

А перед самым городом, поздним вечером – команда: «Подтянуться! Подравняться! Идти в ногу и с песней!». Так, с боевыми песнями мы вошли в расположение нашего училища. А на следующий день мы празд-новали Международный праздник солидарности трудящихся – 1 Мая.

Хочется сказать еще несколько слов о том, как я привыкал к во-инской дисциплине.

Однажды в зимнее время командир роты проверял состояние оружия всех курсантов. Казалось, я добросовестно каждый раз чистил свою винтовку – и вдруг он обнаруживает ржавчину на железной накладке у приклада. Перед строем роты он объявляет мне один наряд вне оче-реди (мыть полы). Я попытался возразить, что, мол, проверка была без меня, и не может быть, чтобы у меня приклад был ржавый. Ротный отреагировал немедленно: «Три наряда вне очереди за пререкание с командиром!». Так и пришлось мне три ночи, после отбоя, мыть полы ротной казармы. А спать оставалось всего по три – четыре часа.

Первый раз я встал на пост дневального по роте. Как-то неожи-данно открывается дверь, и входит группа офицеров во главе с ко-мандиром батальона майором Стуруа. Я растерялся и забыл, что надо было делать в таких случаях (подать роте команду «Встать! Смирно! Дежурный по роте к выходу!»). Опять постигла меня неприятность: я был снят с поста и удостоен еще одного наряда вне очереди.

Однажды я был часовым у караульного помещения на улице, пе-ред входом. И вот, в направлении караульного помещения твердым шагом идет майор – заместитель командира батальона по строевой подготовке. Я даю команду: «Стой! Кто идет?» Он же напористо

41

Мы из XX века направляется к двери караульного помещения. Тогда я вскидываю винтовку и упираюсь штыком ему в живот. От неожиданности он оторопел, подался назад, говоря: «Спокойно, спокойно, часовой. Вызови начальника караула!» Я вызываю начальника караула. У них состоялся какой-то разговор, и майор ушел. По окончании наряда на другие сутки командир роты мне объявляет от имени командира батальона благодарность за правильное несение службы.

Так вот постепенно я осваивался с армейскими порядками, при-выкал подчиняться, привыкал и давать команды.

В мае мы уже начали готовиться к экзаменам. Обучение в училище должно было закончиться где-то в конце июня. Май прошел в тех же занятиях и учениях. Вдруг в первых числах июня значительную часть курсантов училища подвергают медицинскому обследованию. Про-шел слух, что отбирают этих курсантов для направления на фронт. В числе отобранных оказались и я, и мои товарищи из Коробовского района: Голованов Дмитрий, Кнуриев Алексей, Ермаков Василий, Кукушкин Михаил, Морозов Александр, Абрамов Александр, Жа-риков Иван, Кротов Василий, Ивкин Владимир, Собакин Василий. По существу, половина личного состава училища была погружена в военный эшелон и отправилась в путь…

Через два или три дня мы оказались в подмосковном городе Ра-менское.

42

А.М. Горохов

Глава IX Город раменское.

десятая Воздушно-десантная бриГада

Числа пятого июня 1943 года мы, теперь уже бывшие курсанты Телавского военно-пехотного училища, высадились из воин-ского эшелона на станции города Раменское. Как-то сразу

почувствовалось что-то близкое, родное – это ведь совсем недалеко от Москвы. Все так же, как и в Скопине: стекла окон оклеены полосками бумаги, стены крупных домов замаскированы разводами зеленой и коричневой краски. В районе вокзала – большое количество людей; часто приходят сюда из Москвы и уходят обратно электрички. На пер-роне всегда люди, большинство из которых проживают в Раменском, а работают в Москве, Люберцах и других местах вокруг Москвы.

Строем мы дошли по одной из главных улиц до западной окраины города, где среди высоких сосен находилось несколько домов. В одном из них располагался штаб воинской части.

Пока начальство разбиралось внутри помещения с тем, как рас-пределить личный состав прибывших курсантов по подразделениям в соответствии с их уже полученной (хотя и неаттестованной) специ-альностью, мы осматривали близлежащие улицы и дома. И неожи-данно, глядя поверх домов, заметили в воздухе, где-то за городом, аэростат, который поднимался вверх. Достигнув заданной высоты, он остановился, слегка пошевелился из стороны в сторону, а потом из его гондолы стали выскакивать вниз один за другим парашютисты. Глядя на эту картину и представляя себя на месте тех парашютистов, становилось как-то не по себе. Неужели нам тоже придется прыгать? А наверное, мы сюда для этого и приехали. Не случайно в училище нас отбирала медицинская комиссия!..

43

Мы из XX века Тем временем из помещения штаба выходят офицеры и начина-

ют по спискам называть роты, в которые должны мы направляться. Нашу группу (более ста человек) повел младший лейтенант Бобырев. Прошли километра два с половиной-три и остановились на опушке соснового леса, напротив деревни Заболотье. Здесь мы увидели го-товые землянки, в которых нам предстояло жить (скорее, ночевать, а жизнь шла каждый день на улице).

Гвардии младший лейтенант имел полевые погоны с голубой окантовкой, на груди – гвардейский значок и значок парашютиста, желтая ленточка, обозначавшая легкое ранение; кроме того, висела медаль «За боевые заслуги».

Понятно, это уже бывший фронтовик. Он довольно грамотно, достаточно доброжелательным тоном, иногда с шуткой, рассказал, куда мы прибыли, кого будут из нас готовить, объяснил, как будем здесь жить, каков распорядок дня, какова норма питания. Сказал, что землянок на всех не хватит и потому придется потрудиться, чтобы для всех было место построить еще дополнительные землянки.

Сам младший лейтенант временно замещал должность командира роты. Когда кто-то из нас спросил, насколько страшно прыгать с парашютом, то он ответил: «Страшно, но надо убедить себя в том, что парашют раскроется – а с раскрытым парашютом солдат начи-нает песни петь. Вот увидите, как это интересно и романтично! Для этого надо еще хорошо изучить парашют, хорошо усвоить правила поведения в гондоле аэростата или в самолете. Бывают в воздухе и неприятные сюрпризы с большими опасностями. Но, ничего, голова парашютиста в воздухе работает как хороший сельсовет…»

Время было уже под вечер, а мы были голодны, начальство учили-ща почему-то посчитало, что нас двое суток, пока мы были в дороге, кормить необязательно.

Здесь же мы получили котелки (один на двоих), на кухне нам нало-жили хорошие порции пшенной, хорошо заправленной каши, выдали за весь день по восемьсот граммов отличного хлеба. Все это благополучно было поглощено нашими желудками – мы были очень довольны.

Я и мои товарищи – Кукушкин Михаил, Абрамов Александр, Мо-розов Александр, Палишкин Василий, Галушкин Александр – были зачислены в роту ПТР (противотанковых ружей). В роте было всего по списку сто десять человек. Рота входит в состав второго батальона 10-й Гвардейской воздушно-десантной бригады. Командиром батальона был назначен гвардии капитан Щукин Иван Федерович.

44

А.М. Горохов Ночью мы сладко спали – свежий воздух, сосновый бор. Новый

день, как обычно в армии, начинается с шумного подъема, физзаряд-ки, туалета, завтрака и занятий по новой программе – десять часов каждый день.

Командиром взвода у нас был гвардии лейтенант Елисеев.На общеротной линейке нам объяснили все, что нужно знать

парашютисту-десантнику, в чем особенности воздушно-десантных войск, какие задачи они должны выполнять.

В первые же дни мы изучили парашют, начали прыгать с трамп-линов (три – три с половиной метра высоты). Некоторым казалось страшно прыгнуть. Мы же, деревенские ребята, привыкли еще дома к подобным прыжкам. Важно было особенно отработать технику при-земления. Изучили парашюты ПД-41 и ПД-6. Научились укладывать и тот, и другой парашюты, надевать их на себя, укреплять караби-нами. Надевали на себя кроме парашюта и все боевое снаряжение, необходимое в бою.

Много времени (даже свободное от занятий) мы отдавали трени-ровке на тренажере по развертыванию по ветру, по устранению качки, по порядку действий в воздухе, когда летишь в полном боевом. Напри-мер, ты выпрыгнул из самолета с парашютом ПД-6. Раскрывается он быстро: происходит довольно резкий динамический удар, и ты пови-саешь под куполом парашюта. Надо учесть, что падение происходит довольно быстро – пять-семь метров в секунду, а ты качаешься под куполом, как на качелях. Эту качку надо устранить, ибо приземление с такой качкой может плохо кончиться. Качка устраняется довольно быстро при наличии хороших навыков у солдата: путем подтягивания попеременно то за передние лямки, то за задние. Качка устранена. У тебя с правой стороны укреплен на ремне стволом вниз карабин или ручной пулемет – при приземлении с таким положением оружия можно вывернуть плечо (вывих, перелом, растяжение связок и т. д.). Ты быстро развязываешь обрывок стропы, которой ствол оружия прикреплен к лямкам напротив бедра, переводишь его в горизон-тальное положение, кладешь на запасной парашют. Теперь (земля уже близко) разворачивайся по ветру и принимай пружинистую позу: ноги вместе, в полусогнутом, полунапряженном состоянии. Приземлился нормально!

Обучались мы и тому, как выходить из положения, когда при рас-крытии парашюта происходит перехлестывание купола одной или несколькими стропами; как приземляться, если ты видишь под собой

4�

Мы из XX века водное пространство, лес. В отдельных случаях необходимо применить скольжение (для ускорения приземления или по другим причинам) путем подтягивания нескольких строп на некоторое время.

Помимо непосредственной парашютной подготовки мы занима-лись строевой подготовкой, проводили довольно часто стрельбы; были учения со стрельбами из орудий, минометов и стрельбами боевыми патронами из стрелкового оружия, с действиями легких танков. Были частые походы по всему Раменскому району. Проведена была трени-ровка по форсированию реки Москвы…

Необходимые занятия по парашютно-десантной подготовке прошли. Следующим вечером мы должны были идти на полигон за деревней Дергаево, чтобы совершить первый прыжок с аэростата. На-кануне мы уложили под присмотром инструкторов свои парашюты. А еще, дней пять-семь назад, мы присутствовали на показных прыжках с разной высоты. Выполнялись и затяжные прыжки. Была психоло-гическая подготовка. Страшно – нестрашно – прыгать придется.

И вот, в один из вечеров конца июля 1943 года мы вышли из своего «городка», дошли до склада с парашютами (он размещался в старой церкви, сейчас это сооружение украшает площадь Победы города Раменское, как великолепный храм). Разобрали все парашюты, на-вьючили их на свои спины и пошли на полигон…

Там же, в поле, мы ночевали, а с началом рассвета начались прыж-ки. Волнение нарастало, но, тем не менее, про себя твердили: «Все пройдет как у всех, нормально».

Подошла моя очередь. Проверено все снаряжение инструкторами, мы (три человека) заходим и садимся на сиденье в гондоле. Здесь же сидит инструктор (как прозвали его мы, «вышибала»). Я вошел пер-вым, значит, прыгать придется последним. Аэростат быстро пошел вверх. Мы в воздухе. Все меньше становятся предметы, люди на зем-ле, постепенно все тает в утреннем легком тумане, а из-за горизонта поднимается солнце.

Аэростат повис на месте, развернулся по ветру – а утро стояло тихое, ласковое.

Инструктор подает команду первому солдату: «Подготовиться!». Первый встал, подошел к порожку, ухватился за перила. Инструктор скомандовал: «Пошел!» – солдат перевел свои руки на запасной пара-шют и оттолкнулся, исчез где-то внизу, и через несколько мгновений я увидел озаренный восходящим солнцем купол его парашюта уже в стороне от аэростата.

46

А.М. Горохов Такие же команды последовали для второго солдата, и точно так

же, как и первый, он покинул гондолу.«Приготовиться!» – это команда уже мне. Я встал и подошел к

порожку. От отталкивания от гондолы первых двух солдат гондола качнулась вперед, а меня потянуло назад. Я вовремя ухватился (на секунду) за поручни и по команде «Пошел!» взглянул вдаль, где взошло уже солнце – и отвалился от гондолы. До раскрытия парашюта лететь метров пятьдесят-семьдесят, и я успел проконтролировать себя: лечу правильно, руки на запасном парашюте, причем запястье правой руки касается вытяжного кольца. И вот сравнительно плавно надо мной раскрывается купол моего ПД-41. Какая же радость охватила всего меня! Я вижу деревни, несколько дальше – сам город Раменское; подо мной ленты кустарника, тропинки и дорожки, поодаль сверкает водная гладь пруда, шевелятся внизу люди. Вот видно, как первые два мои приятеля убирают свои парашюты. Так и хочется петь! Но… земля близко, начинаешь немного волноваться: подбираешь ноги, проверя-ешь направление своего движения, дополнительная корректировка по ветру. Не разъединять ноги! Удар о землю – я легко повалился вперед, подтянул нижние стропы, парашют погашен…

Сколько восторгов слышишь от тех, кто уже совершил первый прыжок! Все высказывают готовность сейчас же совершить еще один! Но… хорошего понемногу. Всем теперь хочется прыгать и прыгать, а это для государства чего-то стоит. Весь личный состав роты совершил первый парашютный прыжок. Никаких чрезвычайных происшествий не произошло. Все довольны. Довольны инструкторы, довольны командиры, а больше всех в восторге и удовлетворении были мы, вчерашние курсанты Телавского военно-пехотного училища. Многим из нас к этому времени исполнилось восемнадцать лет. Вот оно – совершеннолетие!

Мне нравился весь коллектив (личный состав) нашего взвода. Ко-мандир взвода гвардии лейтенант Елисеев Иван Ильич был старше нас лет на пять-семь, был строгим, но внимательным и справедливым. Он не чуждался довольно искреннего и откровенного разговора с нами, но и не допускал панибратства, наказывал каждого, кто нарушал дисциплину или относился недобросовестно к своим обязанностям, к выполнению приказа, воспитывал в нас уважение не только к стар-шим, командирам, но и друг к другу; доводил до сознания каждого понимание ответственности не только за себя, но и за товарища, за весь взвод. Честь взвода, его успехи – это и честь каждого и успех

4�

Мы из XX века каждого солдата. Только крепкая сплоченность в подразделении, глубокое понимание каждым своего воинского долга, хорошее знание оружия, своего дела, своего места в строю могут обеспечить успех выполнения любой операции.

Помощником командира взвода был гвардии старший сержант Степаненко, сибиряк, уже побывавший в боях под Сталинградом и на-гражденный медалью «За боевые заслуги». Значительная часть занятий по строевой и тактической подготовке проводилась непосредственно им. Его уважали и командиры отделений, и рядовые солдаты за его простоту и принципиальность во всех вопросах как военной службы, так и в вопросах обыденного общения с людьми.

Командиром нашего отделения был гвардии сержант Ляшенко, тоже сибиряк, года на два-три старше нас. Он пунктуально выполнял свои обязанности, обладал хорошими организаторскими способностями, был хорошим и чутким товарищем, физически крепким и выносливым.

В этом же взводе служили со мной вместе мои земляки: Кукушкин Михаил, Морозов Александр, Палишкин Василий, Абрамов Александр, Ковров Александр. На комсомольском собрании роты Михаил Кукуш-кин был избран комсоргом роты, а спустя несколько месяцев его взяли в редакцию дивизионной газеты, где он работал до конца войны.

Планомерно, день за днем, шли занятия по парашютно-десантной подготовке, периодически проводились стрельбы, нередко подни-мался батальон ночью по тревоге с задачей быстрого построения и выработки навыков готовности к проведению боевой операции. Часто по тревоге мы совершали ночной марш-бросок на десять-двадцать километров, а затем возвращались в расположение части.

Назначен был день второго прыжка с парашютом с аэростата. Если после первого прыжка в тот же день от восторга благополуч-ного приземления у нас было желание тут же снова взлететь ввысь и прыгнуть, то сейчас, с приближением дня прыжков, снова нарастало внутреннее волнение. Хотя сознание нам и твердит беспрестанно, что все нормально, даже очень хорошо, когда ты с высоты птичьего по-лета любуешься своей землей, ее красотами; это все наше: засеянные квадраты полей, ленты дорог и речушек, город, тихие деревни, море лесной зелени и большое количество наших сверстников, готовых так же взмыть под облака и ринуться вниз со своим парашютом.

Итак, парашюты уложены. Через день – наши прыжки. К назна-ченному часу мы явились на полигон, где уже шли прыжки у других подразделений…

4�

А.М. Горохов Волнения у нас, пожалуй, были такими же, как и в первый раз.

Уверенности, конечно, было больше. Все прошло так же благопо-лучно – душевный подъем нарастал. Мы мужали, чувствовали в себе все больше уверенности, да и умение преодолевать чувство страха вызывало у нас ощущение удовлетворения и гордости за то, что мы ста-новимся парашютистами-десантниками, мы принадлежим войскам резерва Верховного главного командования Советской Армии…

Проведены были стрельбы из противотанковых ружей, стрельбы из автоматов, винтовок (карабинов) по мишеням. Если я, находясь в учи-лище города Скопина и стреляя из боевой винтовки первый раз, вообще не попал в мишень, то здесь я показывал отличные результаты.

Через небольшие промежутки времени мы совершили с аэростата по третьему и четвертому прыжку. Теперь нам предстояло прыгать с самолета группой по двадцать пять и более человек. С самолета мы должны были прыгать с парашютом ПД-6 (купол круглый с полюс-ным отверстием). Этот парашют, как я уже говорил, сильно качает, и поэтому парашютист не должен забывать, что устранение качки в воздухе должно быть, можно сказать, первым непременным делом.

Раскрытие парашютов было принудительным как в первом, так и во втором случае. Парашютист, прежде чем покинуть гондолу (при прыжке с аэростата) или самолет (при прыжке с самолета), должен зацепить за перекладину (или стальной тросс) карабином фал – ве-ревку длиной примерно три с половиной метра. У другого конца фалы привязана так называемая обрывная стропа длиной тридцать-сорок сантиметров, а другой конец стропы уже привязан к полюсной части купола парашюта. При выпрыгивании из самолета (гондолы аэро-стата) фал (веревка) вытягивает из ранца весь парашют, и так как обрывная стропа является самым слабым звеном этой связки, то она под действием веса и скорости падения парашютиста обрывается, встречный поток воздуха раскрывает весь купол парашюта, а там – можешь и песни петь: «Широка страна моя родная…» или «Легко на сердце от песни веселой…». Можешь по порядку, спокойно, совершать все уже описанные мною манипуляции, необходимые для благопо-лучного приземления.

Для совершения прыжков с самолета мы ходили на Раменский аэро-дром, а прыжки совершали или на Дергаевском поле, или на поле между деревней Заболотье и деревней Рыбаки, недалеко от Москвы-реки.

В отличие от прыжков с аэростата, которые проходят довольно спокойно, не спеша, из самолета через два дверных проема двадцать

4�

Мы из XX века пять – тридцать человек должны выпрыгнуть за шесть – восемь се-кунд. Причем, когда только ты подходишь к проему, ты ощущаешь мощный поток воздуха, в который ты прыгаешь головой вперед. По инерции движения самолета ты летишь за самолетом, опускаясь одновременно вниз. Весь парашют под струей воздуха откидывается назад с большой скоростью, и потому, когда обрывается обрывная стропа, и мгновенно наполняется купол парашюта, то происходит сильный динамический удар – и ты начинаешь покачиваться уже под раскрытым куполом.

С самолета мы совершили по три прыжка, два из которых мы со-вершили с полным боевым снаряжением. Большинству из нас больше понравилось прыгать с самолета. С аэростата мы прыгали с высоты четырехсот – пятисот метров, с самолета – тысячи-тысячи двухсот метров. Конечно, разные солдаты по-разному переживали и перено-сили эти прыжки. Были и такие, которые приземлялись в обморочном состоянии, но таких было мало. Хуже обстояло дело, когда по своей нерадивости или безответственности кто-то неправильно укладывал парашют – а инструктор не заметил этого – и прыжок оканчивался трагически. Мог не раскрыться главный парашют – тогда, если ты в полном сознании, можно раскрыть запасной парашют (если, конечно, он в полном порядке). Тут нельзя полагаться на авось, нужно быть очень внимательным при укладке парашюта, а в воздухе – не терять головы. Как говорил младший лейтенант Бобырев, голова должна работать, как хороший сельсовет, ибо время полета только от самолета и до земли ограничено. Нельзя остановить время, нельзя и самому где-то остано-виться для раздумий. Каждая секунда должна быть на учете и подчинена одному: сделать все возможное, чтобы приземлиться благополучно.

Один из прыжков с самолета я опишу, он совершался в неблаго-приятных погодных условиях. Это было где-то в конце августа или начале сентября. Мы пришли на аэродром. Самолет с десантниками сделал несколько вылетов, выбросив парашютистов над Дергаевским полем. Тем временем усиливался ветер, и много ребят приземлялось в лесу – а это дополнительные сложности. Бывало и так, что купол зацеплялся за вершины двух-трех высоких сосен, и парашютист не всегда мог самостоятельно выпутаться. Хорошо, если в результате раскачивания ему удастся ухватиться за одно дерево и на время за-крепиться, чтобы освободиться от парашюта. А далее – сползай вниз как сумеешь. Бывает, купол зацепился несильно, но остановил на какое-то время движение, и парашютист висит на высоте десяти –

�0

А.М. Горохов пятнадцати метров от земли – вдруг, наконец, купол отрывается от вершины дерева, но он уже не в силах обеспечить плавный спуск. Парашютист может получить травмы, а то и хуже. К тому же здесь могут быть пни, которые тоже опасны…

Поскольку приземление некоторого количества десантников было не совсем благоприятным, то начальство приказало отложить прыжки на следующий день. Мы ушли с аэродрома, оставив там же под охраной свои парашюты.

Рано утром следующего дня мы снова на аэродроме. Работают два самолета. Но надо пропустить пятьсот – семьсот человек. Прыжки были с полным боевым снаряжением.

Пока дошла очередь до нас (а это уже где-то около тринадцати часов), ветер снова усилился.

Мы поднялись в самолет, расселись вдоль бортов. Над нами по обеим сторонам фюзеляжа натянуты от кабины пилотов до хвосто-вой части два стальных троса – так что мы сразу все зацепили свои карабины за трос. (В предыдущих случаях обычно была недлинная труба над дверью; за эту трубу одновременно можно было зацепиться четырем – пяти парашютистам, остальные цепляются по мере вы-прыгивания первых.)

Самолет в зоне выброса десанта. Сигнал «Приготовиться!» – все встали. Сигнал «Пошел!» – двери раскрыты, и мы друг за другом очень быстро покинули самолет. Парашюты раскрыты, но нас сильно качает, и почему-то мы летаем из стороны в сторону (под действием, видимо, таких потоков воздуха). Я пытался устранить качку, как вдруг почувс-твовал, что мои ноги проскользнули словно по туго набитой подушке. Земля-то еще далеко. Я посмотрел вниз: подо мной парит в воздухе мой товарищ Дмитрий Голованов, которого струя воздуха потянула куда-то в сторону. Я продолжал устранять качку, как вдруг задом я врезался в стропы Дмитрия. Мгновенно его стропы зацепились за мой карабин, за ноги, купола перехлестнулись и превратились в какую-то бесформенную кучу большого полотна. Я почувствовал, как мы ускорили падение (воздух засвистел). Дмитрий вскрикнул: «Леша!» Я все понял. Летели мгновения. Я ухватился было за запасной парашют, хотя на правой руке тоже были стропы парашюта Дмитрия, и тут же понял, что этим я еще больше спутаю парашюты. Это рискованно, я ведь как в паутине. Тогда осторожно (по возможности быстро) я отод-винул стропы Дмитрия от правой руки (левой придерживаю запасной парашют), снял несколько строп со своего карабина, с правой ноги –

�1

Мы из XX века и наши купола разъединились и по-тащили нас в разные стороны. Земля уже близко. Я быстро освободил ка-рабин от завязки у ствола, переложил его в горизонтальное положение на запасной парашют, быстро сделал разворот по ветру – и земля! Я уда-ряюсь в пашню, парашют меня тянет вперед, я гашу его подтягиванием нижних строп. Все. Я совершил мяг-кую посадку, Дмитрий также благопо-лучно приземлился. А все ведь могло завершиться трагически – даже при том, что парашюты у нас уложены правильно. По окончании прыжков командиром роты нам обоим была объявлена благодарность.

Итак, нами совершено всего по семь парашютных прыжков…

В декабре, по решению, видимо, высшего командования, наша 10-я Гвардейская воздушно-десантная бригада преобразовывается в 301-й Гвардейский стрелковый полк. Со-став полка значительно изменился, и по численности личного состава он стал меньше. Вместе с дислоциро-вавшейся на сорок втором километре 9-й Гвардейской воздушно-десантной бригадой (преобразованной в 298-й гвардейский стрелковый полк) и 12-й Гвардейской воздушно-десантной бри-гадой (г. Звенигорода, преобразован-ной в 304-й Гвардейский стрелковый полк) наш полк вошел в состав 100-й Гвардейской стрелковой дивизии.

В связи с этим произошло пе-реформирование всех стрелковых рот, минометной роты, роты ПТР,

Гвардии рядовой Горохов А.М.5-я стрелковая рота 2-го батальона10 ГВДБ. Г. Раменское, 1943 г.

Гвардии рядовой Голованов Дмитрий Никитич. Г. Раменсакое, 1943 г.После ранения в Карелии и лечения в госпитале направлен был в другую часть. Погиб при штурме Берлина 28.04.1945. До ранения был рядовым 2-го батальона 10 ГВДБ

�2

А.М. Горохов саперного подразделения и т. д. Я и некоторые мои товарищи были переведены в стрелковые роты. Соответственно вместо карабинов нам дали винтовки, остальное стрелковое вооружение в основном осталось прежним.

Полевые учения продолжались. Часто на учения уходили ночью и на несколько дней. Были выходы и на лыжах. За зиму мы исходили весь Раменский район.

В период с июня 1943 года и с начала 1944 года на фронтах ини-циатива твердо держалась в руках советских войск. Наши войска все в большей степени оснащались техникой: прекрасными танками «Т-34», самоходными артиллерийскими установками, бомбардиров-щиками (в том числе «ТБ-7» – летающими крепостями), штурмови-ками (летающими танками, немцы их называли «черной смертью»), истребителями; увеличивалось количество реактивных установок («катюши»). Наши военные заводы, эвакуированные на восток, на-чали производить не только больше разной военной техники, но и качественно наша техника стала значительно лучше немецкой. Если в результате внезапного нападения Германии наши вооруженные силы понесли на первом этапе войны большие потери и в авиации, и в танках, и в артиллерии, то теперь наша армия была оснащена всей этой техникой не хуже немецких войск, а значительно лучше. Вторая половина 1943 года и начало 1944 года ознаменовались крупными наступательными операциями на всех фронтах.

Немцы потерпели летом 1943 года сокрушительное поражение на Курско-Орловской дуге, где произошло самое крупное за весь период войны танковое сражение. Большие успехи наши войска имели на Харьковском направлении, на Днепре, в Белоруссии и на Северном Кавказе; была прорвана блокада Ленинграда. В конечном итоге 1944 год ознаменовался полным изгнанием немецких оккупантов с советс-кой земли. Перед нами встала задача освободить западноевропейские государства и добить фашистского зверя в его собственной берлоге.

Я немного забежал вперед. Чтобы эти итоги 1944 года стали явью, Верховное Главнокомандование, Генеральный штаб Советской Армии еще в 1943 году разработали грандиозный план проведения в 1944 году мощнейших стратегических операций. Ведь второй фронт не был открыт ни в 1942, ни в 1943 году. Началась зима 1943 – 1944 года, а мы, солдаты, довольствовались «вторым фронтом» в виде свиной тушенки, сала, шпика, ну и, конечно, некоторыми видами военной техники: самолетами, танками, автомашинами. Что касается этой

�3

Мы из XX века техники в качественном отношении, то надо сказать, что грузовые машины «студебеккеры» были хорошими, сильными и выносливы-ми для наших дорог. Ну а о самолетах (пикирующих «Бостон») надо сказать, что они сильно уступали нашим «ПЕ-2». Танки американские были значительно хуже наших «Т-34». Я своими глазами видел, как они горели от немецких фаустпатронов и при обстреле их немецкими «хейнкелями».

Наша промышленность высокими темпами уже с начала 1943 года наращивала производство всей этой техники, и поэтому к боль-шим стратегическим операциям 1944 года в наши войска поступало достаточное количество вооружения, необходимого для успешного решения поставленных задач.

Каждым солдатом, каждым гражданином страны в тот период осознавался возросший полководческий талант наших маршалов и генералов. Командиры и солдаты в ходе войны постигали все премуд-рости ведения боевых операций в современной войне.

Во многих областях страны, как и у нас в Подмосковье, плано-мерно готовились главные резервы войск для решающих сражений по разгрому фашистской Германии.

Нашими войсками командовали в то время прославленные пол-ководцы: Жуков Г. К., Василевский А. М., Рокоссовский К. К., Конев И. С., Мерецков К. А., Толбухин Ф. П., Малиновский Р. Я., Черня-ховский И. Д., Ватутин Н. Ф., Баграмян И. Х., Чуйков В. И., Катуков М. Е. и многие-многие другие.

Итоги 1943 года показали всему миру, что Советская Армия в со-стоянии и без второго фронта разгромить фашистскую Германию и ее союзников. Многие государственные и военные деятели в мире, даже и некоторые немецкие генералы считали, что война Германией проиграна.

Тем не менее военная мощь гитлеровской армии была еще велика, и поэтому так тщательно разрабатывалась каждая военная операция наших фронтов, чтобы в течение 1944 года полностью изгнать с нашей территории немецких захватчиков.

Поскольку предложения советского правительства правительству Финляндии о добровольном выводе их войск с территории Карелии было проигнорировано, то Верховным командованием Советской Ар-мии было решено нанести мощный удар по финской группировке войск с форсированием реки Свирь, освобождением части Ленинградской области севернее реки и освобождением южной части Карелии.

�4

А.М. Горохов Для решения этой задачи был на фронт направлен 37-й Гвардейский

стрелковый корпус под командованием генерал-лейтенанта Миро- нова П. В. Этот корпус фактически состоял из парашютно-десантных войск: 98-я, 99-я, 100-я гвардейские дивизии. Нашей 100-й Гвардейской стрелковой дивизией командовал генерал-майор Лещинин В. А.

В апреле 1944 года во всех подразделениях проходили с особой активностью полевые учения с боевыми стрельбами. Выходили непосредственно в город Раменское, проводили строевой смотр по улицам вокруг текстильной фабрики. Строй был отработан хорошо. Все солдаты были в хорошей боевой форме. Оно и немудрено: учениям и тренировкам было отдано немало времени как в военных училищах, так и непосредственно в Раменском. Одеты были мы нешикарно, но настрой был боевой. Мы все чувствовали, что все эти смотры и учения – это подготовка к фронту. Мы были на финишной прямой перед отправкой на фронт. Все это понимали не только мы, но по-нимали и жители города, которые не могли не остановиться на тро-туарах города, чтобы, может быть, последний раз увидеть этих четко марширующих молодых парней с оружием «на руку» или «на плечо». С особым вниманием вслушивались они в песни, которые звучали бодрыми голосами молодых солдат стрелковых рот, проходящих по улицам города. А роты пели:

«Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бойС фашистской силой темною,С проклятою ордой…»

«Наверх вы, товарищи, все по местам,Последний парад наступает,Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,Пощады никто не желает!»

А люди на тротуарах стоят, любуются выправкой солдат: одни с ободряющей улыбкой смотрят на строгий строй солдат, другие – ук-радкой утирают накатившуюся слезу; в глазах третьих просматривает-ся радость и надежда на победу этих юных солдат в грядущих боях…

В такой обстановке прошел и май. Ко мне, да и ко многим моим товарищам, приезжали на свидание родители, сестры, младшие бра-тья. За это время я успел повидаться раза два со своей старшей сестрой Шурой, жившей в то время в Быкове, с ее сыном (моим племянником) Виктором, учеником пятого класса, с младшим братом Сергеем, кото-рый готовился после девятого класса поступить в военное училище.

��

Мы из XX века

Глава X дороГами Войны

В конце мая или в начале июня 1944 года нам уже сказали, что мы едем на фронт. В какой день точно, на какой фронт – нам никакого ответа не было.

Но… настал день – это было 5 или 6 июня 1944 года. Нам всем вы-дали боевое снаряжение: патроны, гранаты, сухой паек питания на три дня; на головы мы надели стальные каски. Марш на железнодорожную станцию города Раменское, погрузка по вагонам. Воинский состав с солдатами, артиллерией, кухней, лошадьми, замаскированный ветка-ми берез, простоял всю ночь. Еще к вечеру ко мне приехала моя мать. Сейчас я в полную силу своих чувств думаю, как же она переживала, тревожилась за меня, за мою жизнь. Но в то время мне это свидание казалось обычным, и казалось, оно может повториться много раз… А если это последнее свидание матери с сыном?! Ой, как тяжело было расставаться родителям с нами, идущими «на смертный бой». Это теперь ты все больше осознаешь материнскую и отцовскую любовь и верность, тревогу за тебя, когда сам вырастил своих детей, внуков.

Как же упрекаешь себя за то, что вовремя не оказал должного вни-мания им, не сказал многих и многих ласковых слов! Теперь наших родителей давно уже нет в живых. Пусть нашей благодарной памятью им будет то, что мы честно отдали свой долг Родине на поле брани и в своих трудах по восстановлению разрушенного войной хозяйства.

Вечная память нашим отцам и матерям, взрастившим и воспитав-шим нас! Ведь они тоже большую часть своей жизни отдали беспо-койному и драматическому XX веку.

При их жизни проходили тревожные дни, связанные с войной с Японией. При их жизни погибли на Дальнем Востоке многие корабли

�6

А.М. Горохов Российской эскадры. Прошумели месяцы и годы, связанные с рево-люцией 1905 года. Они помнили экономический подъем в России и особенно в сельском хозяйстве – во времена Столыпина.

Наши родители принимали участие в начавшейся Первой мировой войне. Они были свидетелями и участниками Гражданской войны – войны, спровоцированной большевиками… Как бы среагировала государственная советская власть, если бы кто-то начал призывать превратить войну империалистическую в гражданскую?!…

Прогремела война гражданская. Итог: голод, разруха с постепен-ным и кратковременным периодом экономического подъема. Затем раскулачивание (раскрестьянивание), колхозы – и снова голод конца 1920-х и начала 1930-х годов. Индустриализация шла главным образом за счет разорения деревни.

Всюду лозунги: «Мы чужой земли не хотим, но и своей и пяди не отдадим!», «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы!», «Ответим сокрушительным ударом на удар любого агрессора». И так далее, примерно в таком духе. А люди в то время часами и целыми днями стояли в очередях за хлебом, за другими продуктами, за мануфактурой.

Так вот и жили до самого начала Великой Отечественной войны, которая легла тяжелейшим бременем на плечи советских людей – от мала до велика.

* * *Утром наш эшелон тронулся в направлении на Москву. А там наш

поезд долго «катался» по окружной дороге. Лишь к вечеру мы выехали на заданное нам направление. Заснули. Предыдущую ночь в связи с расставаниями никто почти не спал.

Я проснулся в середине ночи и обнаружил, что было намного свет-лее, чем в эту пору было в Подмосковье. Заря не сходила с горизонта, и я понял, что мы едем на север. Труда не составило мне в такую ночь написать короткое письмо родным.

…Эшелон замедлил ход, затормозил, застучали и заскрежетали буфера. Кругом сосново-еловый лес. Раннее утро. Впереди показалось несколько почерневших деревянных строений, скорее напоминав-ших старые деревянные сараи. Поезд остановился. Станция Оять. «Выгружайсь!» – прозвучала как-то неожиданно среди притихшего леса команда. До этого момента лишь пыхтевший паровоз нарушал утреннюю тишину леса.

��

Мы из XX века Застучали со скрежетом раздвигающиеся двери вагонов. Все

пришло в движение. Солдаты со всем своим снаряжением быстро выпрыгивали из вагонов, выводили лошадей; начали выгрузку ма-шин, повозок, артиллерии, боеприпасов и всего прочего снаряжения, которое необходимо на войне. Разгрузка много времени не заняла. Слышны лишь отдельные негромкие разговоры между солдатами, короткие команды командиров рот и взводов. «А ну, хлопцы, не мешкайте! Помогайте артиллеристам и минометчикам выгружать материальную часть. Не создавать лишнего шума – передовая здесь недалеко», – негромко призывал и советовал командир нашего второ-го батальона 301-го Гвардейского стрелкового полка гвардии капитан Щукин Иван Федерович. Он быстрыми шагами вместе со связными проходил вдоль всего шевелящегося эшелона.

«Батальон! В походную колонну, поротно, становись! Командирам рот и взводов проверить личный состав своих подразделений… Шагом марш!» – подал команду наш батальонный командир.

Войско двинулось в путь. Дорога с глубокими ухабами, местами заболочена, пересекаем многочисленные быстрые ручьи и речки. Через каждые пятьдесят-шестьдесят минут – привал. На одном из привалов был организован завтрак. Повара полевой кухни вовремя приготовили его, используя в изобилии валявшиеся в лесу вдоль до-роги дрова (сучья, бревна от высохшего валежника).

Каждый солдат помимо своего снаряжения нес дополнительно коробки, диски для пулеметов. Так что вес боевой ноши у каждого составлял двадцать-двадцать пять килограммов. В начале пути этот груз не казался таким тяжелым, но вместе с увеличением числа прой-денных километров он все больше ощущался в руках, плечах. Ступни ног все больше ощущали боль от наминов.

В походе мы и пообедали, а в конце дня остановились и располо-жились на ночлег. Погода стояла довольно теплая, а в условиях леса и болот нас сильно донимали комары, и лишь большая усталость быстро сваливала нас в сон, оставались без внимания их нудный и заунывный писк и укусы.

На следующий день нам достаточно подробно объяснили, где мы находимся, какова обстановка на передовой: впереди город Лодейное Поле, а за городом быстрая и глубокая река Свирь шириной двести пятьдесят-триста метров. На нашем берегу оборону держат воинские части так называемого укрепрайона. Окопы, траншеи, блиндажи, дзо-ты, проволочные заграждения. На противоположном берегу сильно ук-

��

А.М. Горохов репились финские части. Личный состав финнов – мужчины двадцати пяти – двадцати семи лет. Их берег заминирован, имеет проволочные заграждения, противотанковые надолбы, сплошь занят дотами, дзотами и бронеколпаками; глубина обороны до тридцати километров.

Нам предстоит здесь сменить обороняющиеся части укрепрайо-на, форсировать реку Свирь и освободить южную часть Карелии от финских захватчиков.

Мы простояли здесь, под Лодейным Полем, несколько дней. За это время было проведено учение с форсированием реки (Оять) с использованием спасательных жилетов, плотов и другого подручно-го материала. В один из поздних вечеров через лес мы проделывали проходы (проезды) для рассредоточения боевой техники.

Все эти дни беспрерывным потоком в сторону реки шли танки, самоходные орудия, «катюши», машины с боеприпасами, продо-вольствием…

Нам еще раз разъяснили порядок и способы форсирования реки: поведение на воде, выход на противоположный берег и атака всей обороны финнов.

* * *

Это было как будто вчера…Неужели это было с нами?

Как мы смогли это вынести?!

Прошел уже шестьдесят один год, как закончилась Великая Оте-чественная война с фашистской Германией. Война кровопролитная, которая унесла десятки миллионов человеческих жизней с той и дру-гой стороны. Она была тяжелейшим испытанием для всего нашего народа. И более всего она опалила своим пламенем Украину, Бело-руссию, Россию. На плечи прежде всего русского народа легли задачи не только защитить себя, отстоять независимость нашего огромного государства, но и разгромить врага, помочь народам Центральной и Западной Европы избавиться от чумы двадцатого века – немецкого фашизма.

Мне уже восемьдесят один год. Я, как и мои сверстники, прошел через фронтовые дороги, когда мне было девятнадцать-двадцать лет. А многие из моих товарищей испытали себя на фронтах в еще более молодом возрасте – в семнадцать-восемнадцать.

��

Мы из XX века Много друзей не вернулось домой

после окончания войны. До сих пор иногда снятся бои в Карелии. Я прошел с боями как рядовой-стрелок (с вин-товкой-трехлинейкой) всю Карелию, от города Лодейное Поле, реки Свири и на северо-запад до старой (1939 год) советско-финляндской границы, как сержант – командир отделения – от города Кечкемет (Венгрия) до Австрий-ских Альп, далее – до западной части Чехословакии.

И почему-то чаще всего вспо-минаешь Карелию. Я был рядовым солдатом, стрелком. Я не мог видеть всего поля боя так, как его мог обоз-ревать командир полка или командир дивизии. У меня не было топографи-ческой карты районов наших боевых действий. Я не мог вести дневника с описанием всех событий. Такие возможности в той или иной степени были у штабов частей и соеди-нений. Мы вели бои за те или иные населенные пункты, не зная часто их названия. Часто мы не могли себе представить, какими силами мы выполняем ту или иную боевую операцию. Поэтому я не могу не оговориться, что в моем описании могут быть некоторые неточности в упоминании фамилий солдат, сержантов и офицеров, названий на-селенных пунктов и прочих явлений. Главное – я постараюсь описать свое видение некоторых событий, свои ощущения и переживания, а также дать свою, солдатскую, оценку событиям. Это мое откровение не будет, возможно, выражением общего мнения, чему я был бы рад; это мой субъективный взгляд на давно минувшие события.

Двадцать первого июня 1944 года из района г. Лодейное Поле на-чалась операция по освобождению от финнов Карелии. Наша 100-я Гвардейская воздушно-десантная дивизия в составе 37-го корпуса была сосредоточена здесь для форсирования реки Свирь, прорыва глубокой финской обороны и наступления в общем на северо-запад. Начало операции хорошо описано в книге мемуаров нашего бывшего командира полка гвардии генерал-лейтенанта Харазия Х. Л.«Дорогами мужества». Ощущения от артиллерийской подготовки и действий на-

Гвардии сержант Горохов А.М.Август 1945 г., г. Кечкемет (Венгрия)

60

А.М. Горохов ших штурмовиков, продолжавшихся более трех часов, были потрясающими. Это – не на учениях, это на настоящей войне. Мощь удара артиллерии и авиации нас вдохновляла, вселяла веру в себя, в наши успехи. После такого удара трудно себе представить что-либо живое на противо-положном берегу. Наш второй батальон 301-го Гвардейского стрелкового полка переходил на северный берег Свири уже 22 июня утром. Причем, помимо своего боево-го снаряжения (около двадцати – двадцати пяти килограммов), мы несли к берегу доски, бревна. Перешли вместе с танками и самоходками (76-мм) по наведенному понтонному мосту. К сожалению, многие танки на северном берегу увязли в болоте. Северный берег предстал перед нами, как после страшного землетрясения. Вся земля была изрыта от разрывов снарядов, мин. Насколько хватало глаз – все деревья леса были искорежены, торчали одни стволы, без ветвей и сучьев. На дороге, на которую мы вышли, лежали беспорядочно проти-вотанковые мины, обезвреженные уже на-шими саперами. Интервал между минами был три-четыре метра.

К середине дня мы дошли до какого-то населенного пункта, расположенного на возвышении. Остановились. Командир ба-тальона гвардии майор Щукин И. Ф. собрал всех командиров рот и поставил боевую задачу.

Я хорошо помню: с этого места откры-вался вид на лес, расположенный в низине, а за лесом виднелась на холме деревня (а может быть, и две деревни). Нам приказа-ли: развернуться сразу в цепь и двигаться на север, несколько левее этой деревни.

Ломбах Юрий Владимирович.Генерал-майор, зам. началь-ника штаба 301-го Стрелкового полка (Карельский фронт), начальник штаба301-го Стрелкового полка (3-й и 2-й Украинские фронты)

Харазия Хасан Лагустанович.Генерал-лейтенант, командир 301-го стрелкового полка (Ка-рельский фронт, зам. команди-ра 100-й гвардейской дивизии (3-й и 2-й Украинские фронты)

61

Мы из XX века Там якобы есть еще деревня, которую мы должны атаковать и взять. А видневшаяся деревня якобы наша, оттуда пришли наши разведчики и доложили об этом.

Запомнился один совет И. Ф. Щукина: «Хлопцы, будьте внимательны, но не лю-бопытничайте». Он подал мысль: погиб-нуть, умереть в бою проще простого – а надо выполнить боевую задачу и остаться живым, победить с наименьшими поте-рями. Эта мысль мне понравилась. Это нужно помнить каждому бойцу, но еще больше это нужно знать и этим руководс-твоваться офицерам, командирам, кото-рые принимают решения, отдают приказы непосредственным исполнителям.

К сожалению, по опыту всех боев при-ходится констатировать то, что нередко отдельные бойцы, проявляя определенное ухарство, нарушая воин-ские уставы и наставления, погибали или оказывались ранеными именно по своей халатности. К тому же и задачи не всегда могли быть правильно решены. Это мои рассуждения.

Итак, наш второй батальон получил задачу развернуться в боевой порядок, спуститься с возвышения, на котором располагалась де-ревня, и идти точно на север через лес, обходя деревню N (в которой были наши разведчики) слева.

Кругом было тихо за исключением слабо слышных отдельных пулеметно-ружейных перестрелок где-то справа. Мирно светило сол-нце. Время где-то около тринадцати-четырнадцати часов. Поскольку с раннего утра мы были на ногах и совершили марш километров в двенадцать, чувствовалась усталость, да и хотелось есть.

Но вот цепь нашей пятой роты вышла на довольно широкую поляну, вытянувшуюся с запада на восток. Отсюда очень хорошо стала видна та деревня, которую мы видели из деревни N. Она была расположена действительно на холме несколько справа и спереди от нас. Ее я хорошо запомнил. Расстояние до нее было примерно трис-та пятьдесят-четыреста метров. Не успели мы пересечь и половины ширины этой поляны, как из-за деревни послышались выстрелы ми-нометов – пах-пах-паа… В воздухе послышался нарастающий шелест

Миронов П.В. Генерал-лейтенант командующий 37 гвардейским стрелковым корпусомКарельский фронт

62

А.М. Горохов летящих мин. Целая серия мин, одна за другой, начали рваться справа от меня, в двадцати пяти – пятидесяти шагах. Большинство бойцов успело залечь. Послышались призывные стоны раненых. Старший сержант, помкомвзвода (фамилии не помню), скомандовал; быстрым броском перебежать вперед в лес.

И куда девалась усталость?! Мы вскочили, и через пятнадцать – двадцать секунд уже оказались под покровом сосен, елей, берез. Од-нако, не успев остановиться, мы были накрыты новой серией мин.

Бежавший в пяти метрах от меня мой товарищ Вилявин (имени не помню) упал и застонал. Ранение в живот. Помощник командира взвода начал звать санитара. Мы же продолжали движение перебежками вперед. Впереди, справа и слева началась стрельба – короткие и длинные очереди автоматов и пулеметов, одиночные выстрелы винтовок. Беспрестанно из-за деревни взлетал рой мин, угрожающе шелестел в воздухе и падал в наших боевых порядках – то справа, то слева от нас или среди нас. Не-которые мины взрывались при попадании в стволы деревьев, и потому их осколки могли поразить любого (лежащего или стоящего).

Вели огонь по нашим порядкам и откуда-то издалека мортиры и тяжелые минометы (это из Сумбатуксы).

В голове забегали в смятении мысли: как могло оказаться, что из деревни, которая наша, ведется мощный минометный и ружейно-пу-леметный огонь? Поражало и то, что финны вели сразу беглый огонь на поражение, без какой-либо пристрелки. Стреляли точно, хотя, казалось бы, они еще не могли видеть нас. Одновременно я обратил внимание на то, что некоторые автоматчики финнов вели необычную стрельбу, с художественным оформлением: тах, тах, та-та, тах, та-та… Я успел подумать: или они издеваются над нами и хотят тем самым подействовать на нашу психику, или такой стрельбой передают кому-то определенные сигналы, и это является своего рода средством связи между отдельными подразделениями.

Такие «концерты» повторялись и во многих других боях.Меж тем мы достигли опушки леса, деревья крупные разредились,

появились молодые в один – полтора метра высотой сосенки, впереди виднелось возвышение. Мы выскочили из плотного леса вперед, пе-ремахнули через какую-то изгородь из жердей, рассчитывали выйти к возвышенности. Однако напоролись на сильный пулеметный огонь. Было ясно: на возвышении находился дзот; он-то и прижал нас к земле. Летели ветки молодых сосенок, щепки от стволов старых сосен, срезанные пулеметными и автоматными очередями.

63

Мы из XX века Мы открыли огонь из своего оружия. Но что это? Среди нас не

оказалось ни одного пулеметчика: один или два автоматчика, ос-тальные – с винтовками. Было в нашей группе всего пять или шесть человек, остальные бойцы взвода были где-то справа и сзади. Не слышим никаких команд. Минометный огонь финнов сильно рассеял весь личный состав 5-й роты 2-го батальона. Чувствовалась потеря управления боем со стороны командира роты.

Наша перестрелка с финнами ничего не дала. Досадно было: фин-ны поливают нас минометным огнем, а с нашей стороны не слышно ни минометов, ни пушек. Неужели наши артиллеристы и миномет-чики не засекли ни минометных и артиллерийских батарей, ни других огневых позиций противника?! Может быть, они где-то отстали?! Как же мы сунулись в бой с одним стрелковым оружием?!

Неужели нашим командирам неизвестен опыт войны с финнами 1939 – 1940 годов?

Как же было опрометчиво то, что мы вышли на возвышение у де-ревни N и хорошо видели деревню, которую мы должны атаковать, но посчитали, что N – наша. Из этой нашей деревни весь наш батальон, а может быть, и полк, легко просматривались финнами через бинокль. Мне кажется, никто не удосужился понаблюдать (скрытно) с помо-щью бинокля из деревни N за деревней, которую надо было атаковать. Возможно, я не прав, но мысли в то время у меня были такими.

К вечеру этого дня (22 июня 1944 года) до нас дошла все-таки ко-манда отойти назад. Не помню, на сколько метров мы отошли. К нам пришла кухня. Был сварен крутой и вкусный борщ. В середине дня я очень хотел есть – а тут с трудом проглотил две-три ложки борща: в горле образовался ком, есть не могу, пришлось борщ выбросить. Такое вот было боевое крещение.

Только вечером наша артиллерия открыла огонь по позициям финнов. Это была деревня Карельская, как мы узнали на следующий день. Вслед за артиллерийским налетом нам удалось ворваться в за-падную часть деревни.

Ночевали мы уже в оставленных финнами окопах и блиндажах. Окопы и ходы сообщения проходили по самой возвышенной части в районе деревни. Обложены стены их были накатом, жердями.

Проверен был весь личный состав. Из нашей пятой роты из ста сорока человек вышли из строя ровно семьдесят, из них одиннадцать человек были убиты. Наибольшие потери в батальоне понесла наша рота. В соседней, шестой, роте погиб мой друг, земляк (из моей же

64

А.М. Горохов деревни) Алексей Конуреев, о чем я узнал только спустя три-четыре дня от ребят из его роты.

Ночь после первого боя была тревожной, то ли от пережитого в бою и его последствий, то ли от того, что финны в разных направлениях продолжали стрельбу, скорее просто беспокоящую. Несколько тише стало под утро, но ненадолго.

…Правее нашей роты вдруг началась беспорядочная стрельба. Ра-ботали финские автоматчики, работал и наш ручной пулемет, слыш-ны были разрывы гранат; мы были подняты по тревоге. Часть роты осталась в обороне, а мы быстрыми перебежками достигли окраины деревни, залегли и открыли дружный огонь по кустам, где, очевидно, скрылись финны.

Произошло вот что, как мне рассказал мой земляк и товарищ Митя Голованов. Во второй половине ночи он с товарищем находился в боевом охранении (на северо-западной окраине деревни Карельской). Были у них ручной пулемет и винтовка. Ждали они смену. Вдруг заметили они на опушке леса передвижение каких-то людей (кстати, лес подступал к деревне довольно близко). Наши ребята заинтересовались. Ясно: шли солдаты, но чьи? Шли осторожно, иногда перебежками. Расстояние до них сокращалось. Совсем недалеко, метрах в пятидесяти – семидесяти стоял старый сарай. Кто-то из приближающихся закричал: «Ребята, не стреляйте, мы – свои», и солдаты поодиночке стали перебегать в сторону этого сарая – и вдруг открыли огонь в нашу сторону. Потом полетели гранаты. Это были финны. Товарищ Дмитрия открыл было огонь из ручного пулемета, но тут же был ранен. Митя быстро перехватил пулемет, отполз в сторону и застрочил. Финны залегли, не прекращая своего огня. Митя менял позиции и продолжал пулеметными очередями прижимать финнов к земле. Вот к этому моменту подоспели и мы. Финны быстро исчезли под пологом леса, оставив около десятка убитыми.

С Митей Головановым мы встречались нечасто: он был в другой роте. (Теперь просто не могу вспомнить, в какой роте был он в это время. В составе 10-й Гвардейской бригады мы были вместе – в роте ПТР, а после преобразования бригады в 301-й Гвардейский полк мы попали в разные подразделения.)

Встретились мы с ним последний раз в лесу. Мы прочесывали лес перед рекой Видлицей. Перед лесом, еще в деревне, нам сказали два старика о том, что финны в количестве примерно восемнадцати чело-век только что ушли в лес. Мы их и преследовали. Надо сказать, отход они вели вполне организованно. Они скрытно и бесшумно меняли

6�

Мы из XX века свои позиции и постоянно держали нас под автоматным огнем. При встрече мы с Митей перекинулись несколькими фразами и разошлись, а буквально через пятнадцать-двадцать минут мне ребята сказали, что Митя ранен в ногу (в районе колена).

К сожалению, после госпиталя он был направлен в другую часть. Уже после войны, после возвращения домой я узнал, что он погиб под Берлином 28 апреля 1945 года.

После деревни Карельской мы начали наступление на укрепленный узел Самбатуксы, Пипелицы, Пустоши. За эти населенные пункты бой был не менее тяжелым, чем под Карельской. В памяти вырисовывает-ся вся картина боя. Мы несли немалые потери от губительного огня артиллерийских и минометных батарей противника. Это длилось в течение всего дня. Мы вынуждены окопаться перед их противотан-ковыми надолбами (гранитными) и проволочными заграждениями. Как я оцениваю, исход боя был решен благодаря помощи девяти наших штурмовиков и двух истребителей. Я внимательно следил за их «работой», которую они начали после нашей сигнальной ракеты. Несмотря на плотный заградительный огонь пулеметов и других ви-дов оружия (видны были сплошные росчерки трассирующих пуль), наши штурмовики пикировали почти до земли (не знаю, как они не зацепляли верхушек деревьев леса). Вели яростный огонь из пушек и пулеметов. Порой казалось, что штурмовик, наверное, врезался в землю. Но через несколько секунд снова взмывал вверх, крутой ви-раж – и снова атака. Так «молотили» позиции финнов штурмовики в течение примерно двадцати-тридцати минут.

При первом появлении наших штурмовиков в небе сразу пре-кратили огонь финские минометы и пушки. После этого они уже не возобновляли своих попыток отстоять свой оборонительный узел. Финны начали отход. Этому еще способствовал и огонь наших артил-лерийских батарей и минометов, занявших позиции на опушке леса. Были там и четыре наших танка «Т-34». К сожалению, все четыре были подбиты болванками, выпущенными из пушек дота, расположенного на самом высоком месте Самбатуксы.

На следующий день мы двинулись дальше. Наверное, лучше было бы сказать, что мы постоянно двигались: не тихим ходом – так, пол-зком – но двигались. Так продолжался весь период наступательной операции. Специального времени для сна, отдыха не выделялось. Отдыхали в любое благоприятное время: и когда затишье на финских батареях, и во время их методического обстрела. Засыпали часто на

66

А.М. Горохов ходу. Вспоминая каждый раз о карельских боях, всегда поражаешься тому, насколько же у нас в девятнадцать лет хватало выносливости и терпения. Физических сил требовалось немало.

Очевидно, все же сказывалась в то время та физическая, нравс-твенная, идейная и психологическая подготовка, которую мы имели еще мальчишками в школах: подготовка по программам ГСО, ГТО, ПВХО, «Ворошиловский стрелок». Еще в школах в сознание детей и подростков внедрялась мысль о возможной войне, о том, что мы обязательно должны победить. Для этого необходимо каждодневно тренировать свое тело, закалять его, выработать в себе навыки про-тивовоздушной и противохимической защиты, по оказанию первой помощи при ранениях и других поражениях, которые имеют место на войне. Нужно было знать хорошо оружие, уметь метко стрелять, метать гранаты. Да и вообще, нужно как можно лучше овладеть теми знаниями, которые дают нам учителя, книги; нужно постоянно вы-рабатывать в себе навыки дисциплинированности, организованнос-ти, выковывать в себе чувство высокого долга и ответственности за порученное дело.

Многое нам было дано и в военном училище, куда мы были на-правлены по призыву из девятого – десятого классов школы в январе 1943 года. Многие из наших однополчан (301-й Стрелковый полк) пришли из Телавского военно-пехотного училища, готовившего из нас будущих офицеров стрелковых, минометных, артиллерийских, саперных и других подразделений. Мы недоучились всего один месяц. Видимо, обстановка на фронтах потребовала направить значительную часть курсантов училища в воздушно-десантную бригаду в город Ра-менское. Так что 10-я Гвардейская воздушно-десантная бригада была укомплектована довольно грамотными бойцами.

Парашютно-десантная подготовка, прыжки с парашютом с аэро-стата, с самолета, частые походы и днем, и ночью, учения с боевыми стрельбами – все это не могло не формировать в нас настоящих воинов.

Очевидно, нет надобности описывать каждый километр нашего пути в Карелии, да и трудно это сделать, так как многое стерлось в памяти, а дневника солдат не вел. Лишь немногие ориентиры (как Ка-рельская, Пустошь, Пипелица, Самбатукса, Видлица) хорошо запом-нились. А вообще-то мы видели населенных пунктов мало; кругом – леса, болота, холмы, бараньи лбы, рассеянные повсюду валуны, озера, быстрые речки и ручьи.

6�

Мы из XX века Да и те деревни, которые нам встречались, мы проходили, не зная

их названий. Это у офицеров были топографические карты, у солдат же их не было.

Итак, Видлица. Как я узнал уже позже, будучи дома, Видлица – это река, которая впадает в Ладожское озеро. Берет же она свое начало из одного из озер, расположенного между Ладожским и Онежским озе-рами. Местами она расширяется и образует большие плесы – озера.

В один из дней, где-то примерно в полдень, мы проходили по де-ревне, уцелевшей от разгрома. На окраине на скамеечке сидели два старика. Мы спросили, были ли здесь финны. Они ответили, что финны только что покинули деревню, ушли по дороге в лес. Их было человек восемнадцать, автоматчики. Лес начинался тут же за деревней.

Не успели мы войти в лес, как нас обстреляли с разных направле-ний. Мы быстро развернулись в цепь, открыли свой ружейно-пуле-метный огонь. С нами шли 76-миллиметровые самоходки.

К сожалению, огонь из орудий в лесу был малоэффективен. Часто снаряды попадали в стволы деревьев совсем недалеко от самоходки. Двигались мы медленно. Нас было два батальона. Конечно, численность батальонов была уже не та, что перед наступлением в Лодейном Поле.

До конца дня мы прошли весь этот лес. Я так полагаю, что от пре-дыдущей деревни нами пройдено километров шесть-восемь. Остано-вились недалеко от опушки леса. Так я говорю только на основании того, что мы увидели на следующий день. А вечером непосредственно опушки леса я еще не видел. Ночь была прохладной, мы залегли в боевом порядке, в любой момент были готовы к бою. Финны вели минометный огонь. Большого урона он нам не приносил.

Наутро, часов в восемьдевять, всем боевым порядком нам было приказано идти вперед и форсировать реку Видлицу, взять на проти-воположном берегу деревни. Как только мы прошли метров двести-триста, финны открыли бешеный минометный огонь. Снова убитые, раненые. Не мешкая, нам было приказано отойти метров на триста назад и окопаться.

Вот тут у меня получился интересный казус. Я не стал окапываться, нашел два рядом лежащих больших валуна и залег возле них.

Солнце поднялось довольно высоко и очень приятно согревало. Так как за ночь я озяб, то на солнечном припеке под музыку разрывов мин я заснул…

И снится мне сон. Я дома. Вместе с отцом и матерью за огородом сушим сено: ворошим, cгребаем в валы. Сон быстро оборвался – и

6�

А.М. Горохов оборвался он не от грохота разрывов мин и снарядов, не от трескот-ни пулеметов и автоматов, а наоборот, от какой-то неожиданной тишины.

Я встревожился. Где наша рота? Где батальон? Впереди? Ушли и меня теперь будут считать за дезертира?! А может быть, наоборот? Все отошли назад, и теперь здесь могут оказаться финны?

На всякий случай, я проверил и приготовил винтовку, осмотрел готовность двух гранат. Тихо поднялся и пошел вперед. Пройдя мет-ров сто, в лесу я обнаружил залегших нескольких солдат. Спросил, из какого они батальона. А они, оказывается, даже не из нашего полка. Где находятся наш полк, батальон, они не знают. Я пошел дальше. Гляжу – тянется телефонный провод, пошел по нему. Вышел на не-большую поляну. Там орудуют санитары с довольно большим коли-чеством раненых. Обошел их справа – и вдруг меж стволами сосен и елей заблестела водная гладь озера (или плеса). Я очень хотел пить. Очень осторожно стал подходить к озеру. Снял с головы каску, быстро спустился к воде, зачерпнул и тут же скрылся за деревьями. Удиви-тельно: в меня никто не стрелял. Я напился и немного понаблюдал за противоположным берегом. Вправо от меня озеро вытянулось метров на триста-четыреста. Ширина была метров сто пятьдесят. По берегам сосново-еловый лес. Влево озеро сужается, а на противоположном берегу – поляна, на небольшом возвышении недалеко от воды стоит дом с дворовыми постройками. И вот – чудо! Войны как будто нет. Недалеко от дома старик и старуха мирно и спокойно ворошат сено. Эта картина как-то непонятно тронула душу. В любую секунду все вокруг может взорваться грохотом пушек, разрывами мин и снаря-дов, сплошным треском ружейно-пулеметного огня с обеих сторон, а тут люди занимаются такой обыденной работой. Можно было бы и подождать с сеном день-другой, пока бои здесь не кончатся. Ан нет. Война – войной, а у крестьянина каждый погожий час летом на учете. Хоть и старики, а все же жить сытым лучше, чем голодным. Какая-никакая скотина, наверное, есть, и ее надо кормить; а стало быть, и людям будет молоко, мясо.

Но об этом в тот момент некогда было философствовать. Надо поскорее найти своих товарищей. Иду, от дерева к дереву стараюсь проскочить возможно быстрее, а уж какие встречаются поляны – так я их обхожу стороной.

И вот за деревьями показалось поле. Подхожу ближе, прячусь за толстой березой, стоявшей обособленно от сосен и елей. Оглядываю

6�

Мы из XX века поле. Если его пересечь, то на это потребуется шагов двести. Поле за-нято поспевающей рожью. Влево оно вытянулось метров на пятьсот – шестьсот, кое-где среди поля куртинки кустарника. Осматривал-ся недолго, с минуту. И вдруг над головой вскользь ствола березы прочертила пуля. Выстрела я почти не слышал. Был какой-то сухой треск, как будто кто сучок переломил. Я присел. Оказывается, прямо передо мной за полем был редкий лесок, спускавшийся куда-то вниз. А за этим леском на возвышении деревня. Вот из этой деревни и был выстрел. Пока я все это усваивал, недалеко от меня, впереди за рожью среди кустарника, на мгновение показалась голова нашего солдата, который резкими взмахами руки показал мне, чтобы я быстро, пере-бежками, перебрался к нему. Я это и сделал.

Оказывается, он из минометной роты нашего батальона и тоже, как и я, ищет свою роту, несет солдатам продукты. Договорились, что вместе будем искать. Где-то батальон находится здесь, недалеко.

Но решили вначале поесть. У него были банки со свиной тушен-кой. А вот хлеба ни у него, ни у меня не было. Не было и сухарей. Зато был у меня в вещмешке концентрат гречневой каши. Я по знакомому направлению осторожно снова дошел до озера (метров двести пятьде-сят – триста), зачерпнул в каску воды и вернулся к своему товарищу. (Не помню, почему я черпал воду каской. Очевидно, у меня не было котелка.) Положили концентрат каши в воду, чтобы хоть немного был помягче, вскрыли банку с тушенкой и стали заправляться. Одновре-менно он мне рассказал, что из деревни бьют снайперы, поэтому надо пробираться осторожнее, используя все ложбинки, кустарник. По его предположению, батальон должен находиться где-то слева. Действи-тельно, там, за ржаным полем, метрах в трехстах, начинался довольно густой лес (сосново-елово-березовый). Лес также спускался вниз, как потом выяснилось, к реке. Как только мы спустились от ржаного поля к этому лесу, нам навстречу поднялись ребята из нашей роты; среди них я запомнил Уткина (имени не помню). «Горохов, вот это чудо! А мы думали, что ты убит. Давай, сейчас будем есть кашу, как раз дова-ривается», – сказал как раз он. Кругом горели небольшие костры, и готовились обеды. Снова пришлось есть. Пища-то горячая! Лес этот небольшой. Наверное, было так: на возвышении среди леса ржаное поле шириной метров двести-двести пятьдесят, затем, пониже, этот лес шириной метров сто, не больше; далее – низкий заболоченный берег реки (пойма) шириной метров семьдесят-восемьдесят. Река Видлица шириной метров пятьдесят-шестьдесят.

�0

А.М. Горохов Вдоль опушки леса спрятались несколько танков и самоходок.

Ребята мне сказали, что отправлено несколько человек в разведку. Некоторые разведгруппы не вернулись.

Нашими командирами (в основном, батальонными) было объявле-но, что якобы один из батальонов нашего полка пошел в обход вправо, чтобы там скрытно форсировать реку, углубиться в лес и выйти к дороге, шедшей из деревни, расположенной за рекой, против нас. Отсечь путь отступления финнам. А нам, в тот момент, когда этот батальон должен выходить на дорогу, форсировать реку перед собой под прикрытием пятиминутного артиллерийского налета из танков и самоходок.

Мы вышли ближе к опушке леса. Танки и самоходки готовы к бою. Но то тут, то там финские снайперы выбивают из наших рядов дорогих нам в эти минуты стрелков-автоматчиков, пулеметчиков.

Команда: огонь! Пехота – вперед! Мы по одному, по два быстро вскакиваем и бежим уже по открытому заболоченному участку перед рекой. Сзади нас открыт ружейно-пулеметный и артиллерийский огонь по противоположному берегу. Мы тоже на бегу стреляем, хотя противник и не виден. Перед самой рекой стоял какой-то сруб (на не-большом возвышении, где сухо). Наша группа, человек шесть-восемь, на несколько секунд задержалась за этим срубом. Сзади нам кричат: «Не задерживаться, вперед!» Выбегает из-за сруба из соседней роты пулеметчик с ручным пулеметом, открывает огонь, бежит к воде. За ним его второй номер, а тут и я. Бежим, стреляем.

Я ожидал, что теперь придется вплавь переправляться на другой берег. А может быть, и река неглубока – перейдем так.

Но что за чудо: за кустами, прямо на воде, а скорее, в воде, дощатый мостик шириной в один-полтора метра. Бежим по нему. Напряжение таково, что оглянуться назад уже невозможно.

Сколько человек бежит за нами, все ли уцелеют и добегут до берега?Но вот и он - берег правый, река позади.Быстро поднялись по склону берега метра на три-четыре. Открыли

дружный огонь по деревне, расположенной справа от нас, по всем подозрительным местам, где мог прятаться противник. Но лежать на месте нельзя. Сзади опять раздаются команды: «Вперед! Не за-держиваться! Быстрее выйти на дорогу!» Углубились в правобережье, выходим к дороге, оседлали ее. Команда: «Окопаться!» Где-то недалеко замечены якобы финские танки. В голове вроде бы и не укладывалось, откуда танки. До сих пор мы их нигде не видели. Да и не слышно было, чтобы где-то действовали финские танки.

�1

Мы из XX века Неохотно некоторые начали копать себе ячейки. Но вдруг впереди,

километрах в двух-трех, началась яростная стрельба. Дело было к ночи (хотя ночь в это время в Карелии светлая). Вначале подумалось, что финны решили контратаковать нас.

Но нам передали, что впереди действует с тыла тот батальон нашего полка, который был направлен в обход финнов. (Много лет спустя я узнал, что там действовал не батальон нашего полка, а подразделе-ния 298-го Гвардейского полка. Это из книги Х. Л. Харазия, нашего бывшего командира полка.)

Мы поднялись и быстро пошли по дороге вперед. Где-то через два с половиной-три километра перед нами открылась картина только что прошедшего боя: на дороге, в кюветах валялись брошенные финнами велосипеды, трупы убитых. Неприятель, очевидно, не ожидал такого удара; в панике солдаты побросали велосипеды и разбежались по лесу.

Мы подобрали велосипеды (их хватило на весь наш второй баталь-он) и покатили вперед. Вот опушка леса: впереди, метрах в трехстах, на возвышенности виднеются дома карельской деревни. Прямо и несколько левее местность поднимается. Мы приостановились. Ко-мандир батальона гвардии майор Щукин И. Ф. говорит: «Нас сейчас должна сменить другая часть (он назвал ее номер, но я забыл). Хлопцы, давайте возьмем еще вот эту деревню, а затем будем двигаться во вто-ром эшелоне». Отдал приказ командирам рот; батальон развернулся в цепь поротно. Наша пятая рота была на правом фланге.

Помню, как я со своими товарищами Николаем Кузнецовым и Ушковым выскочили вперед в направлении крайнего дома, стоявшего справа от всего населенного пункта. Двигаться пришлось короткими перебежками, местами просто переползали от одного укрытия к дру-гому (благо, что кругом было большое количество валунов, лежащих как в одиночку, так и отдельными кучами).

По нам финны вели огонь из автоматов, винтовок и пулеметов. Спустя минуту – две они открыли беглый огонь из минометов, в том числе и из тяжелых. Среди мин, свистящих роев пуль нам удалось добежать до первого дома. Мы сами вначале сосредоточили свой огонь по окружению этого строения. Справа от меня был Ушков, он ближе всего находился по отношению к дому, спрятался за стволом раскидистой толстой березы, вел огонь из своего автомата ППС. Я поднялся на небольшой пригорок метрах в двадцати от него, стрелял из своей винтовки. Слева от меня, также на возвышении, залег Нико-лай Кузнецов. «Работал» и он. Из-за дома по нам стрелять перестали,

�2

А.М. Горохов но зато с возвышения, расположенного прямо перед нами, финны открыли яростный ружейно-пулеметный огонь. Откуда-то из-за холма летели на нас с угрожающим шелестом мины. Они рвались среди нас, сзади, справа, слева. Вот выпущена целая серия мин намного правее леса. А там, по всей видимости, было болото. И я обратил внимание, что мин пять или шесть кряду не разорвались – слышны были только шлепки.

И вот среди этой кутерьмы со стороны финской обороны скачет в нашу сторону взбешенная лошадь с повозкой на резиновом ходу. Когда она поровнялась с Николаем Кузнецовым, тот неожиданно вскочил и прямо в несколько прыжков наперерез лошади вцепился за ее узду, выхватил поводья (седока не было), прыгнул в повозку и также галопом поскакал в наш тыл.

Эта лошадь, помню, долго еще возила нашу батальонную кухню.Тем временем я попытался окопаться, двигаться было невозможно.

Весь батальон залег. Но и окапываться мне противник не дает. Авто-матные очереди не дают совершенно приподнять сколько-нибудь саперную лопатку – сплошными струями прижали меня плотно к земле. Единственное, что я мог сделать, – отползти на полтора-два метра назад, пониже от этого возвышения.

После очередного минометного шквала позади меня, примерно в ста метрах, послышался крик о помощи: «Помогите! Ляшенко, Степа-ненко, помогите!» Вначале я думал, что кто-то там поможет человеку (кто поближе к нему). Но крик о помощи не прекращался. Голос же был моего земляка, Василия Дмитриевича Полишкина. Мы с ним из одного района (Коробовского Московской области). Были мы только в разных ротах. Я решил ползти к нему, наметил себе весь путь, как должен до него добраться: спуститься с пригорка вправо к изгороди, идущей от дома, и затем под прикрытием этого же дома буду двигаться вдоль изгороди, используя воронки от мин и валуны.

Для этой операции мне потребовалось минут пятнадцать. Мины и автоматные очереди беспрестанно прижимали меня к земле.

Но вот я добрался до Полишкина. Он лежал в выкопанной ячейке на спине. Оказывается, ячейка была тесновата, и правая нога не уме-щалась там и была перебита крупным осколком посередине голени. Перебиты были обе кости. Даже финский нож, заткнутый за обмотки ботинок, был перебит пополам. Старшие сержанты Ляшенко и Степа-ненко лежали в пяти-семи шагах за Полишкиным мертвыми. У обоих были небольшие раны в головах. Лежал без движения еще один солдат

�3

Мы из XX века сбоку от Полишкина. Я считал его мертвым. Все они были поражены осколками тяжелой мины, ударившейся о груду валунов в пяти – шести метрах от бойцов. Поэтому осколки разлетелись так, что от них невозможно было спастись без укрытия (стелющийся разлет).

Я размотал разорванные обмотки, положил бинты и вату на ог-ромную рану, наложил две найденные палки по обе стороны голени (рядом было какое-то крупное дерево); все это забинтовал оставшимся бинтом и обмотками. Самому пришлось выкопать ячейку и ждать момента, когда можно было бы вытащить Василия Полишкина с поля боя. Финны продолжали яростный обстрел из минометов.

Только к утру, спустя часа три, с опушки леса, расположенной поза-ди нас, ударили наша артиллерия и минометы. Огонь велся мощный; финны, очевидно, почувствовали свою обреченность и быстро начали отходить. К нам подошла группа бойцов из роты Полишкина, в том числе мой земляк Александр Абрамов. Они-то и положили раненого на самодельные носилки и унесли в тыл. А я должен был вернуться в свою роту.

Всюду было большое количество раненых, были убитые. Были случаи прямого попадания мины в лежащего солдата. Но было немало и убитых финнов. Хотя они всегда старались увозить своих раненых и убитых, чтобы не показывать нам своих потерь, однако наша утренняя атака под прикрытием артиллерии была настолько стремительной, что им уже было не до убитых, лишь бы унести свои ноги.

В 1963 году Василия Дмитриевича Полишкина я встретил в ис-полкоме Егорьевского районного совета депутатов трудящихся, куда он и я приехали на совещание руководителей школ и председателей сельских советов. Он был в то время председателем тельминского сельского совета, я был директором коробовской средней школы. Мы входили в 1963 – 1964 годах в состав Егорьевского района. До этого и после мы – в составе Шатурского района Московской области.

Встретились, вспомнили Карелию: бои за деревню Карельская, Пустошь, Пипелицу и Самбатуксу, форсирование Видлицы и тот злосчастный бой после форсирования, в котором он получил тяжелое ранение. Оказывается, он до этого момента не знал, что его друзья, старшие сержанты Ляшенко и Степаненко, погибли от той же мины, которая искалечила на всю жизнь его.

Да, я забыл сказать еще об одном моменте. Я сказал, что после взры-ва мины недалеко от Полишкина лежал еще один солдат, которого я посчитал мертвым. Когда за Полишкиным пришли его друзья из его же

�4

А.М. Горохов роты, я обнаружил, что того солдата, «мертвого», нет. Я сказал ребятам, что здесь кроме Ляшенко и Степаненко лежал еще один убитый. Тогда один солдат, стоявший поодаль, и говорит: «Это был, наверное, я».

Очевидно, он был сильно оглушен, наверное, у него осталась контузия – только в тот момент он сам не мог понять, что с ним про-изошло. Больше я его не видел. Во всяком случае, не было времени поближе познакомиться с ним. Надо было идти в свою роту.

Итак, наш поход вглубь Карелии продолжается. Путь в основном на северо-запад. Мне пришлось со своим полком дойти до старой советско-финляндской границы. Там мы остановились перед новым крупным оборонительным рубежом типа линии Манергейма.

До солдат стали доходить слухи, якобы Финляндия просит мира, начинаются правительственные переговоры. Возможно, что было не совсем так.

Теперь мы знаем, что в результате Карельской операции уже в начале августа 1944 года Финляндия была выведена из войны. Зна-чительная часть войск Карельского фронта высвобождалась для использования их на других фронтах.

Но до этого мы еще вели наступление. В каждой стрелковой роте второго батальона оставалось по пятнадцать-двадцать бойцов, а в самом конце наших боев в нашей роте осталось всего восемь человек, в их числе был и я. Большие потери мы имели не только от огня их миноме-тов, артиллерии и стрелкового оружия, но и от многочисленных мин, расставленных на дорогах, на флангах оборонительных укреплений, перед мостами и вокруг них. Мины противопехотные, противотанко-вые. Иногда закладывались целые фугасы. Так, впервые я увидел где-то в районе деревни Карельской подорвавшийся на фугасе танк «Т-34» с десантом бойцов. Зрелище ужасающее. Кругом разбросаны куски тел – на земле, на деревьях; некоторые куски брони свернуты в спираль, танк весь разворочен так, что трудно до этого было представить себе, как это такая глыба брони может превратиться в бесформенную кучу развороченного металла. Все это место дымилось. В другом месте мне довелось увидеть танк, с которого была сорвана взрывом и отброшена башня вместе с орудием метров на десять-пятнадцать.

Многим из нас было знакомо сообщение о том, что в одном месте оказалась пораженной большая группа солдат (человек семьдесят) в результате взрыва противопехотной мины-сюрприза. Из земли, обыч-но среди травы, торчат три черных усика. Когда кто-нибудь наступает на это место, то мина выскакивает вверх и на высоте одного – полутора

��

Мы из XX века метров взрывается. Осколков образуется очень много, и они разлета-ются на двести-триста метров, поражая все живое вокруг.

В одном месте мы не успели захватить мост через неширокую речку – финны на наших глазах взорвали его. Мы не дошли до него метров триста, когда над лесом взлетели вверх бревна и щепки моста. Впе-ред была выслана группа бойцов из пяти или шести человек. Среди них был и я. Наша задача – найти подходящее место для перехода на другой берег. Сзади шел весь батальон. Когда мы подошли к месту взорванного моста, нас обстреляли автоматчики с противоположного берега. К счастью, никого из нас не зацепило. Так как батальон следо-вал за нами недалеко, то с нашей стороны был открыт более мощный ружейно-пулеметный и автоматный огонь.

Финны бежали. По развалинам развороченного моста переходить было очень неудобно, зато перед бывшим мостом с дороги вправо уходила тропинка, и там берега были менее крутыми, и перейти можно по разбросанным в русле валунам.

Так вот, тут-то мы и решили провести батальон. Ребята пошли вперед по тропинке. Не помню точно, сколько прошло передо мной, но я внимательно смотрел себе под ноги, и вдруг – среди травинок торчат три черных усика. Это была как раз такая вот страшная мина. Как хорошо, что впереди прошедшие мои товарищи не зацепили ее и не наступили!

Я предупредил об этом кого-то из командиров. Были вызваны саперы, а батальон благополучно прошел мимо прыгающей смерти и продолжал преследование врага на противоположном берегу.

Ближе к советско-финляндской границе наш второй батальон был направлен с основной дороги вправо (примерно на восток) с зада-чей обойти озеро и уже с северной его стороны развернуться в цепь и прочесать весь лес, двигаясь на запад, в направлении к основной дороге.

Мы прошли примерно восемь километров, дорога повернула на север, появилась поляна, и слева от нас недалеко внизу засверкало большое озеро. Дорожка, по которой мы шли, не была наезженной: местами она была покрыта мелкой травкой. Впереди, справа от дорож-ки, стоял старый сарайчик, слева за изгородью из жердей – небольшая делянка растущей картошки. Наша рота шла впереди батальона. Мы поравнялись с сараем, как вдруг буквально в одном метре от меня – взрыв. Меня сбило с ног, я как-то неуклюже опрокинулся назад, вин-товка слетела с плеча. Первая мысль – мне разорвало живот, разорван

�6

А.М. Горохов ремень винтовки. Тут же за этим взрывом последовало уже сзади еще пять взрывов. Мысль бешено стучит: это не минометный обстрел (летящую мину слышно еще задолго до ее разрыва).

«Мы попали в засаду. Финны бросают гранаты. Сейчас застрочат в нашу сторону автоматы, и всех нас на этой поляне расстреляют», – такая мысль промелькнула в голове. Поскольку я чувствую себя жи-вым (прощупал живот: все в порядке), то быстро сполз с дорожки под изгородью в картофельную межу, подтянул к себе винтовку (кстати, и ремень ее оказался целым), перезарядил ее, одновременно приготовил две гранаты. Долго описываю это все, а событие само происходило фактически в течение нескольких секунд. Но что это? Тишина. Никто не стреляет, оглянулся на дорожку вперед – ребята замерли на дороге, никто не двигается. Тут я понял: мы попали на минное поле. Сзади раздаются стоны, кричат о помощи подорвавшиеся.

Я встал и пошел по меже, среди картошки, назад к парню, кото-рый сильнее всех кричал. Перелез через изгородь, подхожу к нему. Одновременно навстречу подходит батальонный фельдшер, лей-тенант (кажется, его фамилия была Раппопорт, а может, это было прозвище?..).

У парня была оторвана ступня одной ноги, а у другой ноги были перебиты обе кости голени. Лейтенант склонился к нему и приступил к перевязке, а мне приказал идти к тому, первому, что подорвался передо мной.

Он до сих пор молчал. Это был Уткин, тот, кто первым меня встре-тил перед Видлицей и пригласил к обеду. Он полулежал, полусидел и как-то спокойно, но грустно проговорил: «Горохов, помоги мне». Я направился к нему. Всматриваюсь тщательно в каждый метр своего пути. Как выглядят мины? Как они замаскированы? Ничего не об-наружил.

Подошел к раненому. У него оторвана ступня одной ноги, а у другой – изрешечена мелкими осколками (а может, просто песком, мелкими камешками) задняя часть бедра. Была небольшая царапина наружной части кисти одной руки. Я опустился на колени, достал у него пакет первой помощи и стал перевязывать рану на месте отор-ванной ступни. Предварительно снял обмотку и остаток ботинка. Бинт израсходовал весь, а нужно бинтовать и вторую ногу. Я сходил к фельдшеру, взял дополнительно бинты и снова, стараясь пройти по своим следам, пришел на то же место, опустился на колени и закончил свою работу по оказанию первой помощи. Когда я вспо-

��

Мы из XX века минаю этот эпизод, мне порой кажется, что я ходил за бинтами не один раз, а два, так как бинтов требовалось много. Но каждый раз я интуитивно опускался на колени в одном и том же месте. Пока я перевязывал, группа ребят так и оставалась стоять на том месте, где их застали взрывы.

Поднимаясь, я решил тщательно осмотреть место вокруг себя и ближе к раненому – ведь его надо вытаскивать, а для этого должны подойти сюда ребята. Всматриваясь внимательно себе под ноги, об-наружил впереди носка правой ноги вырезанный и аккуратно снова уложенный квадратик дерновины (примерно 10 × 10 сантиметров). Оказывается, я сидел над миной. К моему счастью, я ее не касался, опирался на носок и колено. Каждый раз, когда вспоминаю этот слу-чай, волосы становятся дыбом, мурашки пробегают по всему телу. А в тот момент просто некогда было задумываться над этим.

Так вот они какие, мины?! Я уже смелее стал осматривать все кру-гом. На семи-десяти квадратных метрах я обнаружил около десятка таких мин. Рядом с сараем была изгородь, на ней висели какие-то тряпки. Так возле этих тряпок было три или четыре мины.

Я сказал об этом ребятам, они тоже обнаружили несколько мин. Мы наломали с кустов палок и воткнули их возле мин, повесили на них клочки бумаги. Об этом предупредили всех остальных бойцов, следовавших за нами.

Таким образом, на минах в этом месте подорвались сразу шесть человек. Выходит так, что мы уже прошли все минное поле, и только в конце него один из нас подорвался, остальные пять человек подор-вались позади нас.

Нам было приказано выносить раненых, снова возвращаться к большой дороге, а остальная часть батальона пошла дальше выпол-нять полученный от командира полка приказ на прочесывание леса за озером.

Мы вынесли раненых, сдали в медпункт, распрощались с ними и пошли на соединение со своим батальоном.

Поскольку в строю нас оставалось совсем мало, а надо было еще идти вперед, выполнять новые задания, то были в строй направлены почти все ездовые из обоза.

Но тут уж фактически сама государственная граница. Мы попы-тались было пройти дальше, но в лесу снова нарвались на мины (с одновременным обстрелом со стороны финнов, в том числе снай-перов). Мины были другие, натяжного действия, цилиндрической

��

А.М. Горохов формы, граненые, черного цвета. Они были привязаны к нижней части стволов сосен, когда-то слегка обожженных огнем. Кора черная, несколько обугленная, и мины черные. От мин тянулись тоненькие проволочки и прикреплены к другим деревьям. Среди травинок все это было трудно обнаружить. Поэтому сходу у нас в первый день подорвались несколько человек. Страдал не только тот, кто зацепил растяжку, но и другие бойцы.

Нам приказано остановиться и окопаться, переждать ночь, в тече-ние которой саперы должны разминировать проход.

Наутро поступила команда – вперед! Мы поодиночке, перебежка-ми начали движение по указанному нам проходу. Однако сзади меня – снова взрыв. Очевидно, кто-то уклонился от указанного направления и подорвался: осколком ему прошило горло.

Продвинулись мы всего метров на пятьдесят-семьдесят. С разных направлений нашу группу прошивали струи автоматных очередей – редкие, но смертоносные пули снайперов.

Снова окопались. Один из бойцов прятался за валуном – так снай-пер не давал ему никакой возможности шевелиться. Оказалось, у этого бойца в поле зрения снайпера его ступня – так он прострелил ее.

Прошу прощения. Я немного забежал вперед. До команды «вперед» было дано предупреждение, что наши «катюши» должны дать залп по обороне финнов, поэтому всем надо было основательно укрыться в окопах, так как последний снаряд «катюши» часто не долетает до цели и может разорваться на нашей территории.

Так оно и получилось: рой снарядов опустился в обороне финнов и начал там «молотьбу», а последний снаряд не долетел метров на двадцать пять даже до нас. Взрыв был какой-то особый: с визгом и свистом, осколки сыпались по земле, как бы нащупывая, кого бы причесать.

После этого залпа мы и пошли вперед. Но, как я уже сказал, далеко мы не продвинулись, пришлось снова окопаться. Финны были совсем рядом и не собирались сдавать нам своих позиций.

К вечеру поступил новый приказ: отойти назад метров на триста, закрепиться на возвышении, находящемся за болотцем, в редколесье. Отход начать с наступлением сумерек (это было где-то к концу июля – и ночи становились темнее, чем в июне).

Отход прошел в основном организованно, но, тем не менее, кто-то снова зацепил мину. Хорошо, что все перебегали поодиночке, и взры-вом лишь слегка зацепило бедро нашего командира роты, накануне

��

Мы из XX века пришедшего к нам из другой роты (по-моему, из роты минометчиков). Всего и покомандовал один-два дня.

Поскольку я отходил последним, то не мог не обратить внимания, как уходили ребята с этой позиции. Те кто прошли уже через все бои, не суетились, придерживались значительной дистанции между собой, поднимались и бежали только тогда, когда впереди идущий боец уже залег. А вот боец, который пришел к нам из обоза, не бывавший ни разу в настоящем бою – тот торопился, как бы не отстать от своих, стремился поближе идти за товарищем, не соблюдая дистанции. Передо мной только что побежал этот боец. О, ужас! Я увидел натя-нутую струну – он бежал на нее. Я не успел ему крикнуть, но он уже проскочил это место, на какой-нибудь сантиметр или два не коснулся пяткой ботинка. Ну, слава Богу. Я с осторожностью быстро прошел этот путь. На болотце собрались все и направились к указанной нам высоте.

Остановились. Командиром батальона приказано организовать оборону. Выкопать хорошие окопы. Но так как людей было мало, а ли-ния обороны должна быть довольно протяженной, то интервал между бойцами должен быть сто пятьдесят-двести метров. У нас оставалось только легкое стрелковое оружие, пулеметов почти не было.

Не помню точно, сколько времени мы здесь простояли. Наверное, дня два-три. К вечеру какого-то дня к нам пришла воинская часть укрепрайона. Пожилые воины. Подразделения в полном комплекте. Неплохо вооружены. Мы сдали им свои позиции, а сами пошли в тыл, километров за двадцать. Там мы помылись в бане, сменили белье. И все же было приказано организовать оборону.

Ночью я проснулся от призывного сигнала трубача: тревога! Где-то не-далеко от нас начался небольшой шум поднимающихся подразделений.

Утром нам сказали, что финны, узнав, что гвардейцы ушли, пошли занимать те позиции, на которых мы остановились. Уровцев они не боятся. Так вот, соседний полк нашей дивизии вынужден был снова навести надлежащий порядок на оставленных нами позициях.

Итак, мы на отдыхе. Несколько дней прошло в ожидании нового приказа. Отсыпались, нормально питались, друг другу рассказывали о разных эпизодах, свидетелями и участниками которых являлись. Увидел и пережил каждый из нас за это лето так много, что в памяти останется надолго, на всю жизнь. Иногда думаешь, что вот окончится война – хорошо, если останешься живым, и когда-нибудь будешь рассказывать обо всем пройденном и пережитом своим родителям,

�0

А.М. Горохов знакомым. И как было бы здорово жить без войны: строить, растить хлеба, сады, разводить скот, производить разные машины, все то, что нужно для человеческого счастья.

Не будет страха и слез за своих близких, любимых. Мысли людей будут направлены на то, чтобы больше и лучше производить, изоб-ретать, находить решение многих социальных проблем. Не все у нас было хорошо. Страна большая, многонациональная, потому и пробле-мы были большие и сложные. Каждый из нас носил в себе надежду: после войны будем жить лучше; думалось, что наши руководители государства многое в жизни людей сделают лучше.

Мы же – все молодые, придем с войны и прежде всего будем работать и работать, залечим все раны, нанесенные войной. Будем работать – и обязательно учиться. Многие из нас не окончили средней школы, мечтали еще в школе об институте.

Я мечтал окончить заочное отделение педучилища, затем поступить в институт. Конечно, учиться и в институте придется заочно. Мне было известно материальное положение моих родителей. Нужно не только себя кормить, но и помогать престарелым отцу и матери. А ведь у многих моих однополчан дома остались младшие братья и сестры, а отцы тоже были на фронте, многие из них погибли. Так что нам надо было и растить своих младших братьев и сестер.

Но это все – в будущем…Пришел приказ – скорым маршем двигаться на юг или юго-восток.

Это спустя несколько дней нам стало ясно, что мы направляемся в тыл, в город Лодейное Поле, откуда начинали свой боевой поход.

А тогда, когда мы двинулись в путь, у нас рождались разные предположения: больше всего мы думали, что нас направляют для совершения какого-то глубокого обхода противника, тем более, что на следующий день нас начали перегонять тягачи с тяжелыми (штур-мовыми) орудиями. Но на второй или третий день нам сказали, что двигаемся до города Олонца, затем путь лежит до Лодейного Поля.

Запомнилась дорога… На обочинах через каждые двести-триста метров на шестах были установлены предупреждающие таблички: «Дорога разминирована на 25 метров по обе стороны», или «Дорога разминирована на 5 метров по обе стороны» или «С дороги не сходить – мины». И вот на протяжении многих десятков километров были такие предупреждения. А в стороне от дороги, примерно в десяти метрах, лежали обычно штабеля обезвреженных мин – противотанковых, противопехотных.

�1

Мы из XX века Были нередко и такие таблички: «Бейте фашистов так, как их бьют

гвардейцы генерала Миронова». Это уже звучало как похвала в наш адрес, как благодарность за исполненный нами долг перед своей Роди-ной. Несмотря на неимоверную усталость, видя такую оценку нашего ратного труда, сердце наполнялось теплой радостью, гордостью за то, что это сделали мы. Мы победили. Мы оставили здесь навечно многих своих товарищей, но мы до конца выполнили свой долг. Гвардейцы генерала Миронова, как и бойцы других соединений, внесли свою лепту в разгром фашистских захватчиков.

В Лодейном Поле, сильно разрушенном войной, мы были недолго. Нас посадили в воинские эшелоны, и мы покатили на юг.

�2

А.М. Горохов

Глава XI Город калинин. сноВа парашюты

Примерно в конце первой или в начале второй декады августа 1944 года мы оказались на Калининской земле. Теперь этой земле возвращено старое название – Тверская. Четырнадца-

тый километр к северу по Ленинградскому шоссе.В сосново-еловом лесу в больших землянках мы и расположились.

Одна землянка могла вместить целую роту солдат. Командир роты и командиры взводов жили в отдельной землянке.

И вот в этой обстановке в свободное от караульной службы время мы могли с наслаждением отоспаться… Но, к сожалению, я не мог заснуть. Хорошо помню: пятеро суток я не засыпал. Если в Карелии мы засыпали на ходу, и тем более, на привале (особого времени для сна не было), то здесь, в мирной, спокойной обстановке, сон, казалось бы, навсегда покинул нас.

Такое происходило не только со мной, но и с некоторыми другими моими товарищами. Из головы не выходили картины тяжелых боев, навсегда потерянные в Карелии наши товарищи, стоны раненых, виды искореженных от мин и фугасов танков и самоходок. В ушах еще гремела артиллерийская канонада, угрожающий шелест падаю-щих мин. Во всем теле надолго поселилось физическое напряжение. Весь организм человека не мог никак еще освоиться с тем, что все, что было, – позади, пора расслабиться, пора переходить на обычный ритм жизни.

Вот так это было. Приходили мы в себя постепенно, по мере того, насколько реже стремились пересказывать друг другу эпизоды из пережитого за последние два месяца.

�3

Мы из XX века Но так или иначе, время лечит человека. К нам прибыло попол-

нение – ребята-украинцы 1926 года рождения; стали возвращаться в строй из госпиталей многие наши товарищи.

Среди украинцев были ребята с отличными голосами. Так, сол-дат Рева (имя не помню) был впоследствии ротным запевалой, пел замечательно.

Меня особенно тронуло исполнение песни «Вечерний звон», без музыкального сопровождения, – но как пели ребята! Как жаль, что Рева погиб под Веной…

* * *

Здесь, под Калинином, у нас снова началась парашютно-десантная подготовка.

Я был избран на одном из комсомольских собраний комсоргом роты. В строю я был первым номером ручного пулемета.

Как выйдешь из землянки, то сразу увидишь сравнительно недалеко, за лесом, поднимающийся аэростат. Вот отделяется от гондолы один парашютист, за ним – второй, третий… Если в Раменском (на поле деревни Дергаево), помню, дух захватывало при виде того, как чело-век падает вниз, то здесь мне стало казаться – как же это красиво, как здорово ощущать себя в свободном падении, а затем – в падении под куполом парашюта! Я старался это внушать себе, зная, что это может очень хорошо сказаться на моих последующих прыжках. Психологи-ческий настрой – это серьезный фактор во всей солдатской службе.

Перед землянками, как и в Раменском (в лесу, напротив деревни Заболотье), была сделана в одну прямую линию дорожка, которая всегда тщательно подметалась… А за этой дорожкой обычно выклады-вались битыми осколками кирпича различные лозунги или изречения патриотического характера.

Перед нашей пятой ротой второго батальона мне самому пришлось выложить одно такое «сочинение»: «Русские прусских всегда бивали, русские в Берлине бывали, русские будут в Берлине опять…» (далее слов я не помню и не знаю, кто так мудро сказал). Слова пророческие.

В конце всего учебного дня, насыщенного тренировками, строевой и огневой подготовкой, стрельбами, походами и политической подго-товкой (кстати, всех украинцев мы приняли в комсомол), в свободное время в землянке проходили импровизированные концерты русских и украинских песен.

�4

А.М. Горохов Седьмого ноября 1944 года меня вместе с нашим командиром роты,

старшим лейтенантом Микулинским Иваном Васильевичем и еще одним сержантом, Гуськовым, сфотографировали у штаба бригады под гвардейскими нашими знаменами – 10-й Гвардейской воздушно-десантной бригады и 301-го Гвардейского стрелкового полка. Такой чести мы были удостоены как отличники боевой и политической подготовки. С соответствующей записью на обороте фотокарточек и росписью заместителя командира бригады гвардии подполковника Зубкова они были посланы нашим родителям.

Где-то в ноябре мне было присвоено звание «младший сержант», и я был назначен командиром стрелкового отделения.

Дни пролетали быстро – вот уже и декабрь, отметили Новый, 1945 год. Все чувствовали, что это последний год войны. В 1944 году фашистам было нанесено десять мощных ударов, в результате чего вся советская территория была освобождена от оккупантов. Боевые действия были перенесены уже за пределы нашей государственной границы.

Скоро и мы поедем на фронт, на нас возлагается почетная, хотя и нелегкая, миссия – разгромить врага в его собственном логове.

Все мы чувствовали: победа близка. Все чаще по вечерам заводи-лись разговоры между солдатами и сержантами о будущей мирной жизни. Какой она будет?

Заканчивая описание нашего пребывания в Калинине, хочется обратить внимание на одну примечательную деталь нашей службы, боевой и парашютно-десантной подготовки. Более половины личного состава нашей части составляли уже ребята 1926 года рождения (с Украины – украинцы и русские). Это те, которые фактически только начинали военную службу; они были призваны после освобождения Украины от немецко-фашистских оккупантов. Всю парашютно-десан-тную подготовку эти ребята получили, главным образом, с помощью нас, уже имевших в этом деле определенный опыт. Укладка парашютов происходила в основном под нашим руководством и контролем. Мы были для них инструкторами. Настоящие инструкторы осуществляли общее руководство. В Раменском же, я помню, они очень тщательно следили за всем процессом укладки парашютов.

И вот характерно: я не помню ни одного случая в нашей бригаде, чтобы кто-либо разбился из-за грубых ошибок при укладке парашю-тов. А мы сделали в Калинине по шесть прыжков (три с аэростата и три с самолета).

��

Мы из XX века В Раменском же такие слу-

чаи были, особенно при прыж-ках с самолета. Так или иначе, очевидно, инструкторы были не в состоянии за всем уследить.

Об одном досадном и траги-ческом случае, имевшем место в Раменском, хочется вспом-нить.

Прыжки с самолета делали за деревней Заболотье, в сторо-ну деревни Рыбаки, недалеко от Москвы-реки. Я только что бла-гополучно приземлился и начал собирать парашют и укладывать его в чехол, как послышался в воздухе душераздирающий крик. Оглянувшись, я увидел недалеко от меня падающего солдата, за которым вверху тянулся в виде хвоста нераскры-тый парашют. Солдат в воздухе сильно дергался, пытался что-то сделать, но… удар о землю – и все кончено. Солдат погиб.

В чем же была причина этой трагедии? Оказывается: у самого ос-нования купола парашюта стропы были связаны обрывком стропы, что делать категорически запрещалось. Рекомендовалось стропы временно (во время ветреной погоды) застегивать чехлом. Во время укладки парашюта в ранец ты чехол не оставишь на стропах, так как в него надо затем сложить главный и запасный парашюты. Солдат же, в силу своей недисциплинированности, пренебрег рекомендациями и связал стропы обрывком стропы, а затем при укладке их и купола в ранец забыл ее развязать. Мало того, и запасный парашют был подготовлен неправильно: резинки были пристегнуты к клапанам так, что они при выдергивании кольца не способствовали быстрому открытию клапанов, а наоборот, их стягивали. Парашютист на лету пытался сорвать их, но где тут – резинки бьши очень крепкими, а времени не было. Парень только сорвал все ногти на пальцах, но так и ничего сделать не смог.

Отличники боевой и политической подготовки.Слева направо: гвардии рядовой Горохов А.М.,гвардии старший лейтенант Микулинский И.В.,гвардии сержант Гуськов А.У знамени части. 7 ноября 1944 г., г. Калинин

�6

А.М. Горохов Здесь, очевидно, перед посадкой в самолет инструкторы были

недостаточно внимательны и не заметили такой грубой ошибки, хотя это было нетрудно обнаружить.

Не знаю, были ли в то время по этому случаю сделаны необходимые выводы… Во всяком случае, мы, солдаты, в то время серьезно обсужда-ли все вопросы, связанные с укладкой парашюта и непосредственным поведением десантника при прыжке.

К нашему счастью, подобных случаев в Калинине не было.Прыжки с парашютом оставили в памяти моей какие-то прият-

ные воспоминания. Отделение от гондолы аэростата или прыжок из люка самолета в свистящий поток воздуха, динамический удар при раскрытии купола над головой, завораживающий вид полей, лесов, дорог и тропинок, селений, речек и озер – все это вызывает чувство гордости за твою способность преодолеть страх и получить потом счастье увидеть свою родную землю с высоты птичьего полета.

Итак, прыжки окончены, проведены все учения и походы, встре-тили Новый, 1945 год.

Эшелон идет на запад

Была середина января 1945 года. Сводки Совинформбюро каждый день сообщали о новых победах советских войск на всех участках советско-германского фронта. Освобождена Варшава, идут бои в Восточной Пруссии, вышла из войны Румыния, выбиты фашистские полчища в Югославии, Болгарии, идут бои в восточной части Чехос-ловакии, в Венгрии – на подступах к Будапешту.

В один из дней января нам объявили: «Едем на фронт».Сборы были недолгими. Много ли времени нужно солдату, чтобы

одеться, взять все свое снаряжение – и в строй? Марш до станции – и вечером (примерно 15 января) мы погрузились в эшелон.

В середине ночи эшелон двинулся в путь. В голове проносятся мысли: где нам придется воевать? Все ли вернемся назад?

Знаем, что войны без потерь не бывает. Но как хочется каждому из нас дожить до победы! Как хочется окунуться в мирную жизнь: учиться, работать, строить, восстановить все разрушенное, любить, познать цену великого семейного счастья!

Как бы то ни было, но под мерный стук колес мы скоро заснули.Проснулись по сигналу готовиться к завтраку. Эшелон стоял. Я вы-

глянул через открытую дверь вагона. Где-то я увидел табличку «Ржев».

��

Мы из XX века Значит, город Ржев. Всходило солнце, и в его золотистых лучах от-крылась страшная картина разрушений. Я не увидел ни одного целого дома, невдалеке стояла лишь колокольня какой-то небольшой церкви. Многие дома, очевидно, были деревянными. Все они сожжены, торчали лишь отдельные печи да их трубы. Людей почти не было.

Вот такая картина напомнила нам о кровопролитной битве за Москву. А сколько таких вот городов к западу от Москвы?! И мно-гиехиз них постигла такая же участь. Сердце сжимается от боли, душа наполняется чувством ненависти к тем, кто принес нам такие страдания. Видя такие разрушения, думаешь, сколько женщин, де-тей, стариков, наших матерей и отцов страдают теперь без нужного жилья, от недостатка в питании. И при всем этом они должны много работать на заводах, в колхозах, у себя на небольших участках земли, где обычно выращивали «второй хлеб» – картофель.

Не менее тяжелые картины возникали перед нами, когда проезжали Брянщину. Кругом – сожженные деревни, разрушенные города; пря-мо, недалеко от железной дороги, видны землянки с поднимающимся дымком из труб, неизвестно из чего сделанных. Часто на станциях и полустанках можно было видеть немалое количество детей и под-ростков, просящих у солдат хлеба или еще чего-нибудь из съестного. Часть своего пайка солдаты отдавали этим обездоленным детям и при этом говорили: «Скоро закончим мы эту проклятую войну. Будет и на нашей улице праздник. А пока немного потерпите. Не придут больше никогда на нашу землю фашисты. Они нам заплатят за все».

Всю дорогу по территории России, Украины и Молдавии картины увиденных разрушений, следы бывших бомбежек и боев вызывали у нас размышления о масштабах будущих восстановительных работ, о том, как же все это будет трудно. Ведь сколько осталось и еще останет-ся вдов в окружении своих детей, сколько матерей и отцов, к которым уже никогда не вернутся их сыновья! Такую войну забыть невозможно. Но добиться прочного мира можно лишь путем огромного, честного труда всего народа. Только труд, трудолюбие, бережливое отношение ко всему сделанному и построенному могут сделать страну сильной и богатой, а людей – счастливыми.

Стучат мерно колеса вагона, проплывают над составом клубы дыма и пара, выбрасываемые мощным локомотивом, изредка слышны гудки паровозов. Навстречу идут другие эшелоны: едут раненые в госпитали, едут тяжелые составы с разбитыми или сожженными немецкими и нашими танками, самоходками и другой техникой. Вдоль всего пути

��

А.М. Горохов нашего следования – огромное количество сброшенных с рельсов под откос целых составов. Кто их сбросил? Очевидно, это результат бомбежек немецкими самолетами наших эшелонов, советскими самолетами – немецких составов. Здесь, видимо, была и большая «работа» наших партизан.

На длительное время остановки были редкими. Запомнилась оста-новка в Кишиневе. Это было примерно 2 февраля. Меня удивила теплая погода. Не то, что в России. С крыш весело стекали ручейки-бусинки весенней капели, светило ласково солнце. Чувствовалось приближение весны. Она уже идет. Скоро она придет и в Подмосковье.

Женщины стояли рядом с вокзалом, а многие подходили прямо к нашему составу и продавали вино, фрукты, орехи. Вино, на наше удивление, было очень дешевым. У солдат же денег тоже немного. Любители, конечно, покупали и угощались. Здесь разрушений было меньше, чем в центральной части России. Радовало то, что населенные пункты утопали в садах. Легко было вообразить, что собой представля-ют эти села и деревни, когда расцветают яблони, абрикосы, черешни, когда оживают виноградники.

Но вот и Румыния. Состав наш тянет обычно не один, а два-три, а то и четыре паровоза. Эти паровозы значительно слабее наших.

Дорога становится все более трудной: тоннели, мосты в Карпатах – все напоминало о недавно прошедших здесь боях. Проехали по рав-нинной части Румынии мимо большого количества нефтяных вышек, и опять – горы. Двигались медленно.

Небольшая остановка на югославской земле. Люди на станции веселые, собраны в группы, о чем-то разговаривают, смеются. Уж очень похоже на нашу действительность, наш коллективистский быт. Многие мужчины зрелых лет, особенно пожилые, подходят к нашим вагонам, приветствуют нас, начинают разговор о войне. Скоро Гитлеру конец! Особенно они подчеркивали мысль: «Славяне должны быть всегда вместе, все мы друзья, братья».

Венгерская территория началась как-то неожиданно, и ехали мы по ней недолго. Город Кечкемет. Команда «Выгружайтесь!». Это было 13 февраля 1945 года – день, когда Совинформбюро сообщило о полном освобождении города Будапешта от немецко-фашистских войск. Кечкемет же находится примерно в восьмидесяти километрах от Будапешта. Бои за столицу Венгрии продолжались в течение целого месяца. Немцы отчаянно сопротивлялись, не хотели пропустить наши войска на западный (правый) берег Дуная.

��

Мы из XX века Чтобы закончить описание дороги от Калинина до Венгрии, хо-

чется вспомнить о том, что я прочитал в одной из центральных наших газет (не помню, какая это была газета).

Я был командиром стрелкового отделения и одновременно – ком-соргом роты. В силу своего положения я должен был информировать своих товарищей обо всех новостях с фронтов Великой Отечественной войны.

Две или даже три целых полосы газеты были посвящены работе советской комиссии по расследованию злодеяний фашистов в районе города Львова.

Здесь располагались концлагеря советских военнопленных и граж-данских лиц. Были там и русские, и украинцы, и белорусы, и люди других национальностей Советского Союза. Были там и французы.

Так вот, до освобождения Львовской области советскими войсками в этих лагерях было уничтожено шестьсот тысяч пленных. Их расстре-ливали, сжигали больных живьем. Круглые сутки работали печи-крема-тории. Немцы не хотели оставлять следов от своих злодеяний. С убитых стригли волосы, сдирали кожу – все это отправлялось в Германию на переработку. У пленных (некоторых гражданских) были украшения, вставные зубы из золота. За весь период всех этих расправ немцы по-лучили за счет зубов и украшений сто десять килограммов золота.

Трупы, как правило, сжигали, а те, которые не успели сжечь, зака-пывали в глубокие рвы. Пепел от сожженных рассеивали на опреде-ленной для этого площади, а затем рассаживали там сосенки…

Об этом я рассказывал своим товарищам, хотя и без этого многое было известно – как фашисты внедряли в Европе «новый порядок».

В общем, завершили мы свой путь от Калинина до Кечкемета бла-гополучно. Мы рассчитывали, что немцы будут пытаться разбомбить эшелон, но такого, к счастью, не случилось. Воздушное пространство было целиком под контролем нашей авиации.

балатон

После отступления из Будапешта немецкие и частично венгерские войска создали мощную оборону в районе венгерского озера Балатон и города Секешфехервар. Здесь была сосредоточена половина всех танков, которыми в тот момент располагала Германия. Немецкое ко-мандование принимало все меры, чтобы остановить войска Третьего и Второго Украинских фронтов на Дунае. Мало того, немцы намерены

�0

А.М. Горохов

были сбросить в Дунай все наши части и соединения, закрепившиеся на правом берегу. Плацдарм наших войск здесь был еще невелик, и потому немцы беспрестанно атаковывали наши позиции, бросая в бой большое количество танков.

Примерно 25 февраля, вечером, когда было совсем темно, наш 301-й Гвардейский стрелковый полк выстроился для совершения марша в сторону передовой. Накануне мы закупили у венгров лошадей с повозками, и потому каждая рота имела возможность погрузить свой хозяйственный скарб и снаряжение на повозки.

В городе было тихо; так же тихо, без лишнего шума, мы покинули город под напутствие командира нашей 100-й Гвардейской стрелковой дивизии гвардии генерал-майора Макаренко И. А.

Генерал лично обошел все подразделения, проверил готовность к походу, поблагодарил многих офицеров и солдат за смекалку и наход-чивость при подготовке к маршу.

Двигались мы по ночам. Первую ночь мы прошли немного, ки-лометров двадцать. Остановились в каком-то селе на отдых. К концу второй ночи мы подошли к пригороду Будапешта. Отдохнули – и снова в путь. Не помню, сколько ночей и дней мы шли в сторону фронта. Казалось, что передовая близко. Однако мы двигались, похоже, какими-то зигзагами. Наша дивизия была в тот момент в

Малеев П.Ф. Гвардии пол-ковник, командир301-го Стрелкового полка. 1945 г.

Тихонов М.Ф. Генерал-лейтенант, командующий 39-м Гвардейским стрел-ковым корпусом. 3-й и 2-й Украинские фронты (Венг-рия, Австрия, Чехословакия) 1945 г.

Макаренко И.А. Генерал-майор, командир 100-й Гвардейской стрелковой дивизии. 3-й и 2-й Украин-ские фронты. 1945 г.

�1

Мы из XX века резерве армии, поэтому мы шли не только ночью, но иногда и днем – и причем форсированным маршем. Один раз за сутки мы прошли около восьмидесяти километров.

Ночевали часто и под открытым небом, прямо на земле – благо, что снегу не было.

В одну из ночей мы подошли к Дунаю, где наведен понтонный мост – переправа на правый берег. Когда подошли, я изумился тому, сколько людей, техники скопилось на левом берегу и ждали своей очереди переходить реку. Мне стало страшно от того, что я понимал опасность такого огромного скопления войск. Ведь немцы наверняка знают об этой переправе. Достаточно одного самолета, чтобы здесь сделать месиво из людей, техники и всего понтонного моста. Я только позже узнал: оказывается, наши истребители днем и ночью барражи-ровали над мостом, и, кроме того, в разных местах были расставлены зенитные подразделения.

Светила луна. Волны Дуная тревожно поблескивали. Мы идем по мосту. Противоположного берега не видно, казалось, что ему нет конца. Но вот и правый берег. Команда: «Двигаться быстрее!», чтобы дать возможность скорее переправиться другим. Кроме того, более высокий темп марша диктовался осложнениями на передовой. Тя-желые бои идут под городом Секешфехервар.

Прошли несколько населенных пунктов и остановились на одном из возвышений. Раздаются отдельные артиллерийские выстрелы и взрывы, над передовой – зарево от пожарищ.

Командир нашего второго батальона гвардии майор Щукин опре-делил каждой роте место для организации обороны. Командиры рот отдали свои приказания всем командирам взводов – и так далее, до каждого солдата.

Мы выкопали ячейки стрелковые во весь рост, оставили боевое охранение и ушли в ближайшие дома спать. Однако вряд ли кто из нас успел заснуть, как послышалась команда: «Батальон, в ружье!», и мы – бегом на свои позиции.

Здесь нам сообщили, что немцы прорвали оборону и захватили город Секешфехервар. Он и раньше переходил из рук в руки, а теперь якобы наши части спешно отступили из города.

Нам было приказано копать ходы сообщения между всеми ячей-ками, и мы до утра это сделали. Утром же подошли к нам несколько самоходок (с 76-миллиметровыми пушками), другая артиллерия, и все это мы вместе с артиллеристами закапывали в землю.

�2

А.М. Горохов Каждое стрелковое отделение выкапывало для себя еще блиндаж

с деревянным и земляным покрытием (материалы изыскивали в со-седней деревне). Так что теперь мы от своих окопов не отлучались. Каждый командир отделения составил четкую стрелковую карточку с показом характера окружающей местности, указанием основных ориентиров в своем секторе обороны. Каждый солдат-стрелок знал свою зону наблюдений и обороны.

В течение дня вдоль наших окопов проходил начальник политотдела дивизии полковник (фамилии, к сожалению, не знаю). Он проинфор-мировал нас о том, что произошло на передовой. Немцы с танками ворвались в город Секешфехервар, и наши части отступили спешно, так что в городе остались без защиты госпитали с большим количеством раненых. Немцы, и особенно мадьяры (венгры) перебили всех врачей, медсестер, санитаров, всех раненых, проявив при этом самые изощрен-ные методы физического истребления беззащитных людей. Полковник призывал стойко держать оборону. Говорил, что наше командование каждый день наращивает на этом участке фронта силы.

«За надругательство над нашими людьми отомстим!» – так закон-чил свою беседу с нами полковник.

Наши окопы находились на возвышении, прямо перед нами про-ходила грунтовая дорога. Она вела в сторону озера Балатон. Справа от нас, в трехстах метрах, находилась деревня, вытянувшаяся пер-пендикулярно нашим позициям. Через нее со стороны Дуная тяну-лась шоссейная (с твердым покрытием) дорога. И вот по ней, днем и ночью, беспрерывным потоком шли танки, самоходки, грузовики с боеприпасами, пехота. Все двигались в сторону передовой. Наши позиции, очевидно, были не второй, а, скорее, третьей или четвертой линией обороны. Точнее об этом знали командиры частей, занявших здесь оборону.

Шестнадцатого марта часов в десять утра командиров взводов и отделений вызвал к себе командир нашей пятой роты гвардии старший лейтенант Микулинский И. В. Разговор шел о том, как лучше органи-зовать оборону в случае прорыва немцев к нашим позициям, о связи между взводами, отделениями, о необходимости держать наготове противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной смесью, ручные гранаты и вообще все оружие. Часовым вести беспрестанное наблю-дение за всей территорией, расположенной перед нашим фронтом.

Получив последние напутствия командира роты, мы пошли в свои взводы и отделения. Не дойдя до своих окопов, мы услышали вдруг

�3

Мы из XX века шипящие залпы «катюш». Тут же грянули залпы мощных орудий в стороне передовой. Залпы слились в протяжный вой.

Времени было примерно одиннадцать часов дня. Над нами в сто-рону передовой пошли эскадрильями, звеньями пикирующие бом-бардировщики «Пе-2», штурмовики в сопровождении истребителей. Одни идут в сторону передовой, другие, отбомбившись, возвращаются назад и потом снова летят на запад.

Артиллерийская подготовка под аккомпанемент воздушных атак продолжалась более трех часов. Примерно в пять часов вечера нам сообщили, что наши танки прорвали оборону немцев и углубились в их территорию на тридцать километров.

Вечером этого дня наш батальон, да и, видимо, весь полк, покинул свои позиции и двинулся в сторону передовой. Помню хорошо утро следующего дня, 17 марта. Перед нами раскинулось огромное ровное поле, которое километрах в пяти-шести заканчивалось холмом, пок-рытым лесом. Впереди, слева, виднелся город. На всем этом ровном пространстве в разных позах застыли горы разбитых и сожженных танков. Танки были и немецкие, и наши, чьих было больше – солдату в бою и в походе считать некогда. Все поле было изрыто воронками от разрывов снарядов, оно было как будто небрежно перепахано нера-дивым трактористом-пахарем. Всюду, прямо на поверхности земли, валялись самых различных форм и величин осколки от снарядов и мин. Запечатлелась особенно одна картина: сожженный немецкий танк, и перед ним в пяти шагах лежит убитый наш сержант. Он ле-жал не в окопе, нет – просто на ровном месте поля. Спастись ему от танка было невозможно. Танк был уже рядом, и сержант, очевидно, бросил противотанковую гранату, которая попала в уязвимое место танка – танк был подбит и загорелся, а сержант погиб от осколка собственной гранаты. Мог быть и другой вариант действий в сражении сержанта с танком.

Подходим к одной из деревень. Под прямым углом от середины деревни в нашу сторону идет грунтовая дорога, обсаженная рядами деревьев. И вот здесь, при выезде из деревни, шесть немецких танков получили в свои левые борты смертельные пробоины бронебойными снарядами. Похоже, где-то в стороне, в засаде, стоял наш танк (или самоходка) и по очереди расправился с этими танками. Уж очень были похожи друг на друга «автографы» на немецких танках от метких выстрелов наших танкистов-артиллеристов.

А вот при выходе из деревни немецкая пехота, развернутая в цепь,

�4

А.М. Горохов была накрыта залпом «катюш». Тридцать пять-сорок солдат и офице-ров так и остались лежать на поле.

Кругом – следы «работы» нашей авиации, артиллерии и танков. Немецкие войска получили сокрушительный удар, вынуждены со своими оставшимися танками и самоходками отступать. Для нас же открывалась дорога на Вену, столицу Австрии.

Мы двигались и днем, и ночью. Немцы отчаянно сопротивляются. Мадьяры (венгры) уже сдаются в плен целыми полками и дивизиями, идут строем нам навстречу, обезоруженные, без нашего конвоя, во главе со своими офицерами.

В дневное время нередко приходилось наблюдать воздушные бои между нашими истребителями и немецкими. Но, как правило, в воз-духе – полное господство нашей авиации. Чувствуется, выдыхается фашистская армия, выдыхается и промышленность Германии, которая раньше давала в большом количестве самолеты, танки, пушки. А союз-ников у Германии уже не остается. А какие были – те присмирели.

Однажды, во время очередного перехода нашего полка, в небе пока-зались девять или одиннадцать немецких самолетов. Мы шли строем. Место открытое, впереди в километрах двух виднелся какой-то горо-док. Самолеты начинают разворачиваться для атаки на нашу пехоту. Вот, думаю, попали в какую ситуацию: укрыться негде. Тем не менее мы моментально рассыпаемся по всему полю готовые отбивать атаку всем имеющимся оружием. Но… свершилось чудо. Справа, слева, сзади нас, где-то за кустами и редким перелеском захлопали наши зенитки. Разрывы снарядов в воздухе были настолько плотными, что немецкие самолеты вновь взмывали ввысь, не сбросив ни одной бомбы.

Они начали поворачивать на обратный курс, но потом, как бы опомнившись, снова решили атаковать. Наши зенитчики и на этот раз обеспечили нам надежное прикрытие. Так ни с чем и улетели восвояси, не солоно хлебавши, немецкие асы.

Немецкая авиация теперь совершала отдельные налеты в ночное время. Так, в одну из ночей в двадцатых числах марта мы совершали новый переход. Светила луна. Мы шли колонной, лошади тянули пушки, тут же шли и машины с артиллерией. Слева от нашей колонны послышался гул самолета. Он летел, как нам представлялось, на не-большой высоте – метров триста – триста пятьдесят. Мы сразу поняли, что это не наш самолет, а скорее всего, немецкий самолет-разведчик. Мне казалось, что летчику было хорошо видно наше движение. Са-молет делает разворот прямо над нами – мы его не различаем, однако

��

Мы из XX века на душе как-то тревожно. После разворота он полетел вперед вдоль нашей колонны. И вдруг впереди взметнулось пламя огня от мощного взрыва, через две – три секунды донесся до нас его грохот. Самолета больше не было слышно.

Через десять-двенадцать минут мы вошли в небольшой город, вернее на его окраину; сам город простирался где-то справа, а здесь был перекресток дорог. Тут скопилось большое количество людей, были машины, пушки на конной тяге. И вот бомба упала прямо на середину дороги. Когда мы подошли, солдаты выносили раненых, убитых, разбирали повозки, собирались убирать убитых лошадей – и вообще убирать с дороги все, что мешало двигаться колонне пехоты. Мы спросили, много ли убитых и раненых. Нам ответили, что убито восемнадцать человек и тридцать два человека ранены. Кстати, это было в городе Папа.

Очевидно, трудно было нам всем что-либо сделать, чтобы избе-жать такого несчастья: немецкий «коршун» налетел по-воровски, совершил свое дело «из-за угла». Мне кажется, виной всему этому была лунная, довольно светлая ночь, да и с нашей стороны не было проявлено должной бдительности и расторопности. Правда, задним числом всегда легче судить.

* * *

Вот совсем близко и австрийская граница. Мы должны вступить в бой. Переходим в первый эшелон, каждый из нас становится серь-езнее, сосредоточеннее.

Многие написали письма домой, своим любимым. С большим волнением каждый из нас ждал писем с родины, получал их, делился с другом, о чем пишут родители, девушки, младшие братья и сестры.

Но нам расслабляться нельзя. Идти вперед, только вперед! Разгро-мить окончательно черную свору. Мы знали: нас дома ждут с победой. Мы оправдаем надежды наших родных и близких, мы выполним свой патриотический долг перед Родиной. Наш поход – это часть истории Великой Отечественной войны, ее победного завершения. Нам трудно, тяжело, страшно, но сознание неизбежности и горячей необходимости скорее завершить навязанную нам войну придает нам силы и твердую уверенность в нашей победе.

�6

А.М. Горохов

на подступах к Вене

В конце марта или в самом начале апреля 1945 года мы перешли австрийскую границу.

Сразу бросилась в глаза большая разница между деревнями и села-ми, городами Австрии и Венгрии. Все селения более благоустроены, дома преимущественно каменные, добротные, покрыты исключитель-но красной черепицей, тогда как в венгерских селениях мы видели большое количество домов, покрытых тростником. Садов, конечно, одинаково много в обеих странах.

Дороги неплохие были в Венгрии, но тут они еще лучше: бетон, брусчатка, асфальт. Погода заметно становилась все теплее и теплее. Второго апреля, примерно в середине дня, нашей пятой роте второго батальона 301-го Гвардейского стрелкового полка приказано выдви-нуться вперед и идти в головной походной заставе.

Намечен маршрут и пункты, где мы должны быть к вечеру этого дня. Первой вступает в бой наша рота. Какие конкретно были постав-лены задачи перед командиром роты гвардии старшим лейтенантом Микулинским И. В., я или не знал, или теперь не помню.

Шли мы вначале по шоссе, примерно через полчаса свернули налево и пошли по какой-то дорожке, похожей на тропинку. Просто казалось, что идем по полю. Судя по положению солнца над горизон-том, по моей ориентации, направление было примерно на юго-запад. Впереди показались какие-то дома, к которым и шла эта тропинка. Слева, параллельно тропе, была небольшая канава, заросшая редким кустарником. Она тоже шла к домам. Шли довольно свободно, строя настоящего не было – по одному, по два. Не дойдя до первого дома метров восемьдесят – сто, мы были обстреляны из автоматов и вин-товок из этих домов. Мы моментально, без команды рассыпались в цепь.

Мне показалось странным, как это немцы могли подпустить нас на такое малое расстояние. Я подумал, что, очевидно, они нас вооб-ще не ждали. Может быть, и ждали, но с другой стороны и потому прозевали наше внезапное появление. Оттого-то стрельба их была беспорядочной – они растерялись. С такого близкого расстояния, стреляя вдоль колонны, они не поразили ни одного человека. Мы же, развернувшись в цепь, короткими перебежками – а где и по-плас-тунски – приближались, ведя одновременно интенсивный огонь по домам и их окружению. Вот командир одного из отделений нашего

��

Мы из XX века взвода, сержант Олег Иванов, оказался уже рядом с домом. Из окна тут же летит граната, падает совсем рядом с ним, завертелась на месте – и Олег моментально бросился на землю, прижался к ней – раздался взрыв. Осколок от гранаты прочертил Олегу по коже тыльной стороны ладони. Царапина неопасная. Он быстро выхватывает противотанко-вую гранату и бросает в открытое окно. Страшный взрыв – полетели стекла, сорвались рамы с окон, но из дома уже никто не стрелял и не бросал гранаты.

Мы оказались все на линии этих домов, а под нами в выемке про-ходила железная дорога; немцы спешно, даже невидимыми для нас путями, бежали, и мы их увидели только на расстоянии восьмисот- тысячи метров, когда они там оказались на открытой местности перед новым населенным пунктом. Оттуда они открыли по нам миномет-ный огонь. Пришлось быстро искать места укрытия вдоль железной дороги, чтобы избежать поражений от мин.

Железнодорожная станция была взята, дорога оседлана.Несколько минут спустя сзади нас вправо пошли восемь наших

танков в сторону видневшегося там села. Сами танки были американ-ского производства, сильно отличались от наших «Т-34». Они были довольно высокие и неуклюжие.

Мы видели, как первый танк подошел близко к селу (оставалось каких-нибудь сто – сто пятьдесят метров), как он оказался в объятиях огненного взрыва. Танк загорелся, танкисты начали выпрыгивать из танка; такая же участь постигла и второй танк – это действовали не-мецкие фаустпатронники. Остальные шесть танков остановились.

Тем временем, откуда ни возьмись, появились четыре «юнкерса». Они по одному заходили со стороны солнца и пикировали на танки, сбрасывая бомбы и стреляя из пушек и пулеметов по ним прямо в упор. Загорелся третий танк, четвертый, пятый – и так все восемь танков пылали. Трудно сказать, кто из танкистов спасся из этого огня.

К сожалению, и мы ничем не могли помочь танкистам. Соот-ветствующего оружия у нас не было, к тому же мы сами на открытой местности могли быть легкой мишенью для немецких бронированных пикировщиков.

Для меня непонятно, какую задачу решали эти танки и почему они были без поддержки пехоты.

Может быть, я не прав, но мне кажется, тактика танкистов была неудачной (мягко говоря). Машины просто были выстроены, как на полигоне – под расстрел. Прошло уже столько времени после войны,

��

А.М. Горохов а меня терзает до сих пор эта трагедия с танками и танкистами. Ведь танкистам, безусловно, было известно, что в обороне у немцев возле населенных пунктов, да и в самих населенных пунктах, всегда были фаустпатронники, от которых танки наши горели.

Наверное, были какие-то контрмеры для защиты танков?! Непо-нятно также, почему не было взаимодействия с нашей ротой, ведь они прошли мимо нас.

Что ж, что потеряли – вернуть уже невозможно. Командование, видимо, сделало из этого выводы.

Итак, вернемся к действиям нашей роты. Солнце село за горизонт. Стемнело. Мы не знаем, где находится наш батальон. Покидаем эту станцию и идем куда-то вправо (на северо-запад). В темноте наткнулись на какой-то хутор из двух-трех домов. Решили ночью спать. Выставили дозоры кругом, определили время их смены и устроились на ночлег.

Рано утром – подъем. Те кто был в дозоре, говорят, что за ночь пятеро немецких солдат пришли сюда на хутор и без боя сдались, побросав оружие. Что было с ними дальше, я не знаю. Мы двинулись в путь по шоссейной дороге.

Не прошли и километра, как нас нагнала легковая машина, оста-новилась; выходит из машины генерал-майор (как после нам стало известно, начальник политотдела 39-го Гвардейского стрелкового корпуса, в который входила и наша 100-я Гвардейская стрелковая дивизия), обращается к нам, спрашивает, кто мы такие.

Командир роты докладывает: пятая рота второго батальона 301-го Стрелкового полка идет на соединение со своей частью после выполнения боевого задания. Генерал уточнил, в каком районе мы действовали, затем, обращаясь уже ко всем нам, сказал: «Вы вчера решили для всего корпуса очень важную задачу: взяли важный узел железнодорожных коммуникаций. Неподалеку в наших руках в ре-зультате этого оказался аэродром со складами авиабомб и других бое-припасов». Обращаясь к командиру роты, спросил: «Какие потери?» – «Потерь нет», – ответил старший лейтенант. И снова генерал-майор обращается к нам: «От имени командующего тридцать девятым кор-пусом объявляю всему личному составу роты благодарность».

Потом просит командира роты достать карту района боевых действий и говорит: «Сейчас идете до ближайшего населенного пункта, накормите солдат – и три часа отдыха. К 17.00 вы должны прийти вот к этому пункту, – (указывает на карте), – и вместе со своей частью вступите в бой. До сви-дания! Желаю новых побед!» – сел в машину и уехал вперед.

��

Мы из XX века Рота выполнила распоряжения генерала и через три часа двинулась

в путь.Пройдя примерно восемь километров, мы вышли на довольно ровное

поле, в километре от нас виднелось какое-то село или городишко. Впереди слева и дальше этого населенного пункта виднелось довольно значитель-ное возвышение, покрытое в своей верхней части негустым лесом.

Мы не успели пройти по дороге и двухсот метров, как по нам ударили крупнокалиберными пулеметами и автоматическими зенит-ными орудиями с этого возвышения. Мы разбежались в цепь и уже короткими перебежками, а где и по-пластунски, добирались до этого селения. Потерь не было. Прибыли раньше назначенного срока.

В нашем батальоне, как и во всем полку, шла подготовка к бою. Выдвигались на исходные рубежи тяжелые танки «ИС» со стомилли-метровыми длинными пушками, занимала свои позиции артиллерия, минометные подразделения.

Поставлена задача перед полком: взять в четырех километрах отсюда село (названия его не знаю), а затем овладеть высотой 366.0, которая очень сильно мешала продвижению наших войск к пригоро-дам Вены. Эта высота по своему положению господствовала над всей окружающей местностью.

Высота 366.0

Батальоны 301-го Гвардейского стрелкового полка к 16 часам 3 апреля рассредоточились в крупном населенном пункте (скорее, это был небольшой город). Здесь были и приданные танковые подразделения, артиллерия. Командиры получили конкретные задачи, которые тут же были доведены до каждого солдата. В 17.00 полк должен выйти в боевом порядке из этого населенного пункта и выбить немцев из следующего села, что находилось примерно в трех километрах от нас, а затем штурмовать высоту 366.0. Между тем населенным пунктом, в котором мы сосредоточились, и тем, который мы должны взять, было ровное, совершенно открытое поле с редкими полосками кустарника. Высота 366.0 находилась левее нас и того населенного пункта.

Как только наши батальоны начали движение в сторону окраины села для выхода на исходные рубежи, немцы это заметили и открыли артиллерийский и минометный огонь. Заработала и наша артиллерия. Танки «ИС» двинулись тоже к окраине села.

100

А.М. Горохов Дан сигнал к началу атаки. Пехота, развернутая в широкую цепь,

вместе с танками двинулась в открытое поле. С высоты тут же яростно забили минометы, полевые орудия, зенитные автоматические пушки, крупнокалиберные пулеметы.

Прикрываясь танками, мы продвинулись всего метров на двести – триста. Танки остановились, так как весь огонь немецкой артиллерии был сосредоточен на них – а потому и нам от этого стало жарко. Пе-хота залегла. Дальше двигаться бессмысленно. Так, очевидно, поняло наше командование и поэтому приказало и пехоте, и танкам отойти назад под укрытие домов селения.

Атака не удалась. Мы вернулись на исходные позиции. Нам сооб-щили, что ночевать будем в этом селе, а наступление начнем перед рассветом. Все были предупреждены о необходимости соблюдать ти-шину, не демаскировать свое присутствие здесь и во время движения перед рассветом в сторону немецких позиций.

Не заходя в дома, мы расположились под их прикрытием на тро-туарах, во дворах, скверах, чтобы немного соснуть.

Предрассветный холодок начал проникать под шинели – солдаты ежатся, прижимаются плотнее друг к другу. Но нежиться некогда.

Командиры рот, взводов поднимают людей без крика, без шума, только шепотом.

Поднявшись, солдат поднимает и своего соседа. Все происходит тихо. Никто не курит, не стучит, не топает.

До рассвета оставалось часа полтора. Все солдаты тщательно про-верили свою амуницию: ничто не должно издавать шума.

Снова выходим на окраину села, разворачиваемся в цепь. Я ока-зался самым правофланговым. Весь батальон шел левее меня. Чувс-твовалось предрассветное время. Небольшой туман, и его прохладная влага обдает лица, руки, прохлада чувствуется всем телом.

О танках в такой момент говорить нельзя. Они своими моторами и лязгом гусениц быстро разбудили бы немцев.

Идем тихо. Кажется, прошли километра три. Начинается рассвет. Впереди я вижу какое-то возвышение, наподобие дорожной насыпи. До этой насыпи оставалось метров двести, как вдруг она ожила: «за-говорили» пулеметы и автоматы, винтовки. Очереди трассирующих пуль прочертили все пространство, по которому идет батальон. Все залегли на какой-то момент – потом по одному вскакиваем, делаем длинную перебежку до следующей очереди пулемета. Начинаем ока-пываться. В момент, когда строчил пулемет в сторону несколько левее

101

Мы из XX века меня, я успел разглядеть, откуда он бьет. Это было заметно не только по росчеркам трассирующих (светящихся) пуль, но и по тому столбу пыли, который поднимался от содрогания воздуха под пулеметом.

Я сделал несколько длинных и коротких очередей из автомата, один диск расстрелял, поставил новый. Вдруг по мне застрочили автоматы откуда-то слева (там стали видны несколько двухэтажных домов), потом – справа, со стороны цепочки кустов, растущих вдоль канавы. За канавой виднелся стог сена.

Мне было не очень приятно. Я оказался в зоне перекрестного огня, ячейка для укрытия была еще недостаточной. Я, прижавшись к земле, поторопился ее докопать. Но немцы не дают мне такой возможности, нельзя поднять сколько-нибудь руки с саперной лопаткой. Остались незащищенными ноги. Думаю: ведь прострелят мне ступни. Вспомнил случай, который был в Карелии, когда финский снайпер несколько раз прострелил ступни ног одному из наших солдат, который не смог для них отыскать место укрытия.

Вот и мне немцы не дают возможности докопать ячейку. Тогда я переворачиваюсь на спину и начинаю каблуками выцарапывать в земле ложбинку для ног. Земля же, как на грех, крепкая, наподобие слежавшегося тяжелого суглинка, только цветом была похожа на чернозем.

Пока я таким образом докапывал свою ячейку, немцы открыли минометный огонь. Мины рвались и сзади меня, и впереди. Через несколько минут мины начали рваться где-то слева сзади, метрах в двухстах – трехстах от меня. Позже я узнал, что от этих мин сильно пострадала четвертая рота. Правда, в этом бою погиб и наш командир взвода – лейтенант Григорьев.

Закончив выкопку своей ячейки, я осторожно, по нескольку се-кунд, начал выглядывать из своего окопа, чтобы лучше ознакомиться с обстановкой вокруг себя. Вижу залегших и окапывающихся своих товарищей слева. Сзади, метрах в пятидесяти от меня и несколько левее, лежал без окопа помощник командира взвода старший сержант Недорезов Николай. Я подумал, что он убит, потому что не было видно с его стороны никакого шевеления.

Немецкий пулемет давал короткие очереди (его положение я уже засек раньше), стреляли автоматчики, наша рота тоже вела огонь.

Послышались залпы наших тяжелых минометов. Мины проше-лестели в вышине в сторону немецких позиций. Это приободрило меня, потому что без артиллерии и наших минометчиков нам дальше

102

А.М. Горохов не продвинуться. Я решил получше разглядеть, куда падают наши мины. Вижу, что мины рвутся значительно дальше немецких окопов (метров на двести – триста). Я в уме прикидывал, что где-то нахо-дится наблюдатель-корректировщик, и он наверняка наведет наши минометные батареи на нужные цели.

Вижу: новые мины начали рваться ближе к немецким окопам – но вдруг пуля ударилась в бруствер моего окопа буквально в пятнадцати-двадцати сантиметрах от моего носа. Услышал тут же сухой щелчок одиночного выстрела. Как будто бы надломился какой-нибудь сучок.

Первая, молниеносная реакция – я убит; головой ткнулся в землю, через секунду-две потряс ею, чувствую: жив. Лишь какая-то песчинка ударила в щеку. Несколько минут я не выглядывал из окопа (пусть немец думает, что я убит). Стрелял, можно сказать, снайперски второй номер пулеметного расчета. Стрелял прямо в лоб, но куда подевалась пуля?! Наверное, ударившись о бруствер моего окопа, она срикоше-тила и ушла мимо меня.

Вот снова я начал оглядываться (наши минометы били). Справа от меня за кустами перебегают вперед и заходят таким образом во фланг немцам наши солдаты. Я от радости делаю несколько прицельных очередей по пулеметному гнезду; благо, что, пока лежал в окопе, я перезарядил три пустых автоматных магазина (диска). Оглянулся назад и влево. Наши все лежат. Кричу старшему сержанту Недоре-зову (может быть, все-таки живой!): «Недорезов, Недорезов! – (Он поднимает голову – жив!) – Наши атакуют немцев справа, пошли в наступление».

Недорезов командует: «Взвод, встать, вперед!»Мы поднялись и, стреляя на ходу, бегом двинулись в сторону не-

мецких позиций. Я с двумя бойцами из моего отделения бегу в сторону немецкого пулеметного гнезда. Огонь ведем беспрерывный. Вот и та насыпь, с которой стрелял пулемет по мне, по всему нашему взводу. Оставалось метров десять, как вдруг из окопа показывается голова в каком-то натянутом шлеме, рука солдата потянулась к гранатам, ко-торые лежали у бруствера. Раздумывать некогда – я приостановился и дал короткую очередь прямо в голову неприятеля. Он вздрогнул, захрапел и тут же осел в окоп. Мы поднялись на эту насыпь. Тут находилось пулеметное гнездо, ячейка в полный рост на двоих, но самого пулеметчика уже не было. Значит, успел как-то выскочить из окопа и убежать. А второй номер, видимо, прижатый нашим огнем, не сумел этого сделать.

103

Мы из XX века С этой насыпи хорошо была видна цепь какого-то подразделения,

зашедшая немцам во фланг. Солдаты двигались перебежками. Огонь со стороны неприятеля ослаб. Впереди, примерно в полкилометре, виднелось довольно большое село. Удивительно: немцы перестали вести огонь по нам со стороны высоты 366.0. Причина оказалась в том, что мы фактически смешались с немцами. Пробежав еще метров двадцать пять, видим: валяется убитый немецкий пулеметчик, рядом – его пулемет. Один из моих солдат, Зарудный, взял этот пулемет (и долгое время им пользовался, в том числе и в боях в Вене).

Вот противотанковый ров, который немцы полностью откопать не успели. Из этого рва поодиночке с поднятыми руками поднимаются немецкие солдаты и гражданские, принимавшие участие в сооруже-нии всей обороны немцев. В плен сдалось около сорока человек.

В этом месте произошел следующий эпизод. Командир отделения сержант Олег Иванов вдруг заметил, что в его сторону летит ручная граната. Он метнулся сразу в сторону и упал на землю. Взрыв не за-цепил его. Это было рядом с противотанковым рвом, и граната была брошена оттуда. В ответ Олег тут же метнул свою лимонку в этот ров – каждый солдат знает эффективность этой гранаты. Прогремел взрыв, Олег начал стрелять короткими очередями надо рвом, крича при этом: «Hende hoch! Auf Feld!» Тут же подбежал Недорезов, кото-рый тоже открыл огонь поверх рва. Долго не пришлось ждать: вдруг русские еще такую гранату бросят – во рву тогда никому не спастись; показались руки с белыми платками, и немцы один за другим начали выползать изо рва с поднятыми руками.

Итак, пленные с конвоем были немедля отправлены в штаб ба-тальона.

Все это происходило в считанные минуты. Батальон быстро достиг села. Идем по его улице. Я и четверо солдат из моего отделения пе-редвигаемся по тротуару, прижимаясь к стенам домов, а промежутки между домами минуем бегом. Впереди, метрах в тридцати, прямо по середине дороги идет группа солдат, человек восемь. Идут браво. Один из моих солдат говорит: «Давайте мы их нагоним и пойдем вместе?!» – и хотел было уже вырваться к ним. Я сказал: «Не сметь, идти только как шли до этого». То есть двигаться по одному, перебегая от дома к дому. Не успел я ничего другого сказать, предупредить об опасности передвижения скученным порядком и посередине улицы, как в этой толпе раздался взрыв от снаряда, выпущенного с высоты 366.0. Ведь эта высота находилась слева от нас, примерно в двух километрах.

104

А.М. Горохов Немцы прекрасно видели с этой высоты, что происходит в этом селе. И когда толпа наших солдат оказалась в промежутке между домами, она была уже на прицеле; и оставалось артиллеристу лишь произвести выстрел. Двое тяжелораненых и трое легкораненых. Пять человек вышли из строя только благодаря своей браваде, пренебрежительному отношению к уставам и наставлениям по ведению боя в населенных пунктах.

Село было взято. День еще не кончался. Подразделения размести-лись с учетом необходимости круговой обороны и маскировки. Поо-бедали. Нас предупредили, что наступление на высоту 366.0 начнем вечером с наступлением полной темноты (около 22.00).

После ужина мы начали готовиться к выступлению на высоту. Вы-ход из села должен быть для противника незамеченным. Строжайшая тишина, маскировка. В случае выстрелов немцев осветительными ракетами – моментально и бесшумно ложиться; на обстрелы из пу-леметов не отвечать. Подойти к противнику нужно как можно ближе. Штурм – на рассвете. Немцев забросать гранатами. Удар должен быть для них неожиданным и дерзким.

Стемнело. Мы тихо выходим из села. Переговоры только шепотом. Вот подножие злополучного холма – высоты 366.0. Начинаем подъем, идем между рядами виноградника, прикрываемся в отдельных местах небольшими куртинками кустарника, ложбинками и уступами. Не-мцы, очевидно, напряжены, нервничают: то и дело взлетают освети-тельные ракеты, просверливают пространство над головой молниями трассирующих пуль от коротких и длинных очередей пулеметов. Но, похоже, эти очереди пулеметов больше для поднятия бодрости духа своих солдат, настоящей же опасности они еще не замечают.

Вот сделан еще один короткий переход. Мы находимся совсем близ-ко от немецких позиций. Солдату, конечно, очень трудно определить, где и как построена вся оборона противника. Мы предупреждены, что атака на рассвете, а сейчас – всем замереть по своим местам.

Хочется спать, но как заснуть, когда рядом противник? Каждый офицер и солдат продумывает свои действия в предстоящем бою.

Немцы еще не знают, что перед носом у них сосредоточились подразделения наших гвардейцев-десантников, и потому не очень-то нас беспокоят в оставшуюся часть ночи своими ракетами и очередями пулеметов.

Наступает медленно рассвет, мы так же тихо перебегаем от куста к какому-нибудь уступу.

10�

Мы из XX века Первые пулеметные очереди немцев – и мы открываем дружный

массированный огонь из своих автоматов, пулеметов, винтовок. Вот загрохотали взрывы от наших гранат. Недалеко от нас, впереди за кустами, перебегают двое немцев – пулеметный расчет. Кто-то из наших кричит: «Вон они!» – делает одиночный выстрел из винтовки. Мы заметили их, и одновременно в сторону пулеметчиков – сплошной дождь наших пуль. Пулемет выпал из рук пулеметчика, он взмахнул руками, упал. Не знаю только, куда скрылся второй номер.

Пулеметчик с ручным пулеметом из нашего взвода, Николай Куз-нецов, достиг вершины холма. С ним уже большое количество других бойцов; я занял позицию недалеко на склоне, возле куч камней и ленты кустарника, идущей от вершины вниз.

Грохот кругом страшный. Бьют откуда-то крупнокалиберные пу-леметы немецких бронетранспортеров, пушки; еще дружнее ударяют наши пятидесятисемимиллиметровые пушки, успевшие в последние моменты подтянуться в ряды пехоты.

От этого грохота я, да и многие мои товарищи, оглохли. Уши зало-жило так, что почти не слышишь выстрелов своего автомата.

Немцы бежали. Но… через пятнадцать – двадцать минут они опом-нились, и уже по противоположному склону на нас двинулись четыре танка с десантом. Но у нас вышло недоразумение. Кто-то сзади нам передал команду: «По танкам и десанту не стрелять. Это наши».

На наших глазах эти танки движутся к нам. Не дойдя метров сто пятьдесят, останавливаются. С них спрыгивают солдаты. Они у нас как на ладони. Но, к сожалению, мы не могли различить, что это танки немецкие и солдаты тоже. А они, в свою очередь, довольно вальяжно начали заходить в траншеи, которых мы раньше не замечали. Если бы кто-нибудь из наших командиров, имея бинокль, дал бы нам сигнал, что это немцы, – мы бы легко могли их всех перестрелять.

Первым сказал, кто есть кто, один из танков. Он открыл огонь из своего пулемета по нашей цепи длинными очередями. Пули заплясали по камням, рассыпая веера огненных искр. Один из солдатов нашего взвода, лежавший в пяти метрах левее меня, вскрикнул. Ранен в руку. Тут же начал отползать назад вниз. Но вот в левый борт немецкого танка ударил снаряд. Весь танк на несколько секунд был окутан об-лаком дыма и пыли. Я думал, что он вот-вот сейчас загорится. Но нет, этого не произошло.

Дым над танком рассеялся – и я увидел, как медленно поворачи-вается башня его с пушкой, затем на мгновение замирает – и орудие

106

А.М. Горохов выплескивает из своего жерла огонь. Очевидно, немецкие танкисты все же засекли место, откуда по ним сделан выстрел. Позже мне то-варищи говорили, что танковым снарядом полностью был уничтожен наш артиллерийский расчет вместе с орудием. К счастью нашему, больше танковые орудия в нашу сторону не стреляли. Вполне воз-можно, что немцы мало что видели на вершине и склонах холма – они сами находились значительно ниже нас. И в то же время они не решились подниматься вверх. Если бы и стали подниматься, то вряд ли они имели бы успех.

Время клонилось к вечеру, стрельба стала понемногу стихать и с нашей стороны, и со стороны немцев. Я оставался на своем месте. Наблюдая за танками немцев и их окопами, я взглянул несколько выше них, то есть на пространство, простирающееся за подножием этой высоты. С моего места отчетливо была видна уходящая вдаль дорога, по которой в двух километрах сплошной лентой медленно двигалась в нашу сторону огромная колонна пехоты вместе с тан-ками, автомашинами. Я почему-то был уверен, что это двигалась какая-то наша часть. В то же время думалось, что это отступающие немецкие части, а высота 366.0 должна была их прикрывать. В общем, мне, солдату, было трудно оценить всю обстановку. Я только оценил значение этой высоты для всех коммуникаций немцев. Ведь отсюда был прекрасный обзор в три стороны (на юг, восток и запад). Только с северной стороны высота была закрыта сплошным лесом.

Стемнело. Мы рассчитывали здесь провести ночь, но неожиданно для нас поступил приказ покинуть высоту и двигаться по ее северо-западному, покрытому лесом склону в общем западном направлении (командиры знали, куда). Мне только было непонятно: кому остав-ляем эту высоту? Скорее всего, там был оставлен один из батальонов нашего 301-го Гвардейского стрелкового полка. Не оставлять же ее немцам?!

протиВник на что-то надеется

Высота 366.0 была нами взята 5 апреля 1945 года. Взята она срав-нительно легко благодаря правильной тактике ночного подхода к позициям немцев. Противник не выдерживал, когда перед его носом оказывались роты и батальоны наших гвардейцев, и потому ничего ему не оставалось, как бежать. Вполне можно предположить и такой фактор, как падение боевого духа немецких солдат и офицеров. До

10�

Мы из XX века них наверняка доходила информация об обстановке на всех участках советско-германского фронта. На западе все сильнее начинают тес-нить немецких оккупантов англо-американские и французские вой-ска. Всем было ясно: война немцами проиграна. Рядовые, офицеры и генералы вермахта все больше стали думать о том, кто виноват во всех поражениях, кто виноват вообще в развязывании этой кровоп-ролитной и бессмысленной войны.

Но вернемся к описанию дальнейшего нашего боевого пути.Итак, главная наша ближайшая задача – взять Вену, столицу

Австрии.Покинув высоту 366.0, мы двинулись под покровом темноты и

леса в западном направлении. Шли опять тихо, разговаривали ше-потом. Вглубь леса нас вела узкая грунтовая (ненаезженная) дорога. По этой дорожке австрийцы ходили, наверное, за грибами, если они там росли.

Прошли сравнительно немного: километров пять-шесть, не боль-ше. Остановились. Кругом – лес из лиственных пород, кое-где сосны, ели. Приказано отдыхать. Выставлены часовые. Располагаемся прямо на земле, благо, что она густо была прикрыта прошлогодней листвой. Улеглись, довольно плотно прижавшись друг к другу спинами. Не знаю, сколько времени нам удалось поспать, но все же соснули. Так же тихо, как и раньше, нас будят ударом сапога в ступни ног.

Проснувшись, каждый будит своего соседа. Вот и я поднялся, а сосед мой, к кому я прижимался спиной, лежит, не шевелится. Я ударил своим ботинком ему по ступням – он не двигается. Когда же я наклонился, чтобы рассмотреть его, то оказалось, что это лежит мер-твый немец. Как он здесь очутился? Можно лишь предполагать…

Начинаем движение по той же дорожке. На небе явные признаки наступающего рассвета. Лес начинает редеть – вот и просматривается его опушка. Останавливаемся. Командир батальона гвардии майор Щукин И. Ф. и его заместитель гвардии майор Ленков, начальник штаба, разговаривают с командирами рот.

Стало вполне светло. После небольшого наблюдения с опушки леса нашими разведчиками мы двинулись в путь почти строем.

За лесом сразу начинается город. Дорожка выводит нас прямо на одну из улиц города.

Многие жители уже проснулись и ходят по улице с ведрами, кор-зинками, сумками, выполняют свои хозяйственные обязанности. Увидев нас, некоторые останавливаются, смотрят удивленно и ис-

10�

А.М. Горохов пуганно, затем шарахаются к домам; другие встречают нас заранее заготовленными фразами: «Камерад! Гитлер капут!»

Мы дошли до центральной площади города – и только тут нас встретили немецкие минометчики. Мины начали рваться на улицах, на площади, мы неплохо укрывались от них в часто встречающихся подвалах, под арками дворов.

Батальон рассредоточился в расположенном рядом с площадью парке. Командиры начали прояснять всю обстановку. Немецкая обо-рона организована с другой стороны города. Они ждали нас, наверное, а мы, «нерадивые гости», взяли да и пришли не с парадного входа.

Кстати, я не знал, в какой же город мы вошли. Потом уже кто-то сказал, что это город Медлинг. Фактически это пригород самой сто-лицы Австрии, города-красавца Вены.

Весь день ушел на обдумывание и подготовку штурма немецкой обороны в конце города.

На следующий день с утра небольшими группами мы двинулись к окраине города с задачей выбить обороняющихся.

Нас было тринадцать человек. Мы не пошли по улице, а пошли по задворкам, перелезая через заборы или делая в них лазы. Пройдя метров триста, мы зашли во двор одного одноэтажного дома. Я и мой товарищ Бакурский идем к калитке, ведущей на улицу. Открыв ее, я осмотрел улицу. Напротив стояли двухэтажные дома. Кругом тихо. Я закрыл калитку и встал во дворе возле стены дома, а Бакурский оказался теперь впереди меня, вплотную к дощатому забору возле калитки. Под забором была достаточная щель, чтобы с улицы видеть наши ноги.

Произошло все внезапно. Мы не простояли и десяти-двадцати секунд, обдумывая дальнейшие действия, как раздался выстрел, и Бакурский сразу припал. Я схватил его за руки, туловище и потащил в дом. Он и сам вгорячах старался скорее передвигать ноги, чтобы попасть в дом. Тут же, прямо на полу, я его уложил и начал осмат-ривать ранение: пуля прошла через верхнюю часть живота навылет. Похоже, внутренние органы не задеты, повреждены мышцы живота. Я перевязал его.

В подвале дома прятались три женщины: пожилая женщина лет пятидесяти и две девушки.

Ребята, которые по задворкам хотели продвигаться дальше, были встречены пулеметно-ружейным огнем немцев, позиции которых располагались буквально в восьмидесяти-ста метрах от нас. Немцы

10�

Мы из XX века стреляли разрывными пулями. В первые же минуты был ранен боец Лапченко. Пуля попала в область левой ключицы, и несколько оскол-ков от нее вышли над лопаткой. Ранение непростое. Он был перевязан, и сам ушел в тыл без сопровождения.

Почти тут же был ранен еще один солдат. Пуля попала в верхнюю часть стопы и сильно ее раздробила своими осколками. Он тоже был перевязан и отправлен в тыл в сопровождении одного солдата.

Обстановка сложилась так, что мы оказались как бы в мешке. Нас становилось меньше, немцы стреляют и с фронта, и слева, и справа. Они хорошо сориентировались, сколько человек оказалось во дворе дома, и потому постоянно держали нас на прицеле. Мы вынуждены были перейти к обороне. Организовали огневые точки возле пере-дней части дома (автоматчики и стрелки) и на задворках (станковый пулемет Горюнова).

Прошло часа два, как мы пришли сюда. Бакурский, раненный в живот и лежавший на полу дома, говорит мне: «Горохов, посмотри, что у меня с правой рукой. Мне больно». Я взглянул на руку: оказа-лось, пуля, прошедшая через живот навылет, вошла в руку чуть ниже локтя и там застряла. Получается так, что его рука защитила меня от этой пули. Если бы рука его занимала в тот момент другое положение, пуля оказалась бы в моем животе. Рану ему я перевязал. Кстати, раны живота и руки не сильно кровоточили.

Поскольку обстановка у нас не изменялась и надежд на то, что наши где-нибудь слева или справа обойдут немцев, не оставалось, то мы решили эвакуировать Бакурского в тыл. Сделали из плащ-палатки носилки, и двое солдат унесли его из дома задворками под прикрытием огня станкового пулемета и автоматчиков.

Перестрелка, таким образом, продолжалась часов до пяти – шести вечера.

Солдат Ефремов заметил в одном месте немца, но с этого места посчитал, что ему стрелять неудобно, и решил выйти через калитку на улицу, залечь между деревом и углом дома и таким образом расправиться с немецким солдатом. Мы его пытались отговорить, убеждая в том, что это место тоже простреливается, и не одним стрелком. Он же настоял на своем. Такая у него была уверенность, что он будет победителем.

Выбежав со двора через калитку, через несколько прыжков он ока-зался между деревом и углом дома, лег и начал стрелять из винтовки. Я не помню, сколько он сделал выстрелов, но в него одна за другой впились две, три, четыре, пять пуль. Мы быстро выкатили с заднего

110

А.М. Горохов двора прямо на тротуар улицы станковый пулемет. Под прикрытием длинных очередей пулемета сержант Рощин, крепкий здоровый па-рень, быстро подбежал к Ефремову, схватил его и притащил во двор. Затем мы его перенесли в дом, уложили прямо на кровать и стали пе-ревязывать. Пули попали в спину, грудь; он же был в полном сознании и твердым голосом говорил своему другу: «Березовский! Напиши моим родителям обо мне. Я умру». Мы, в свою очередь, успокаивали его: «Ничего страшного, сейчас перевяжем и вынесем к своим, в госпитале тебя вылечат». – «Что вы меня уговариваете? Я лучше знаю».

После перевязки еще двое наших солдат на плащпалатке уносят тяжелораненого.

Стало смеркаться. Нам пришел приказ: отойти назад.Первым мы отправили пулеметчика: он один выкатил станковый

пулемет на улицу и дал несколько очередей по позициям немцев, затем быстро покатил его до соседнего дома под нашим прикрытием и скрыл-ся во дворе его, затем задворками – до исходных наших рубежей.

Нас теперь двое. Сержант Фесик и я. Решили по одному отходить по тротуару, вдоль домов. Выбежал Фесик – я даю несколько коротких очередей в сторону немцев. Через две – три секунды мимо меня вдоль тротуара прочертила светящаяся струя пуль немецкого пулемета. Я отшатнулся и подумал: «Мне дорога закрыта». Немцы активизировали огонь и наблюдение за домом и двором, где мы находились целый день. Они поняли, что мы отходим, и старались не выпустить нас оттуда живыми.

Пришлось выбрать мне другой путь отхода: тот же путь, которым мы пришли сюда. Для этого мне надо пересечь обстреливаемую часть заднего двора (около двадцати пяти метров), пролезть через лаз в дощатом заборе, сооруженном на каменном фундаменте высотой в один метр. Весь путь мной обдуман, я хорошенько подогнал свою амуницию, чтобы ничем нигде не зацепиться. Напряг все свои силы и быстро побежал к лазу в заборе. Немцы не сразу среагировали, они выстрелили только тогда, когда я вспрыгнул на фундамент забора. Две или три пули ударили в доски совсем рядом со мной. Я же не стал переставлять ноги на фундаменте, а, навалившись всем туловищем на него, быстро свалился вниз головой по другую сторону забора. Вско-чил на ноги и, пригнувшись низко, побежал мимо кустов и разных дворовых построек в сторону нашего батальона.

Не дойдя еще до того парка, откуда мы вышли утром, я услышал, как из-за парка ударили наши минометы. Мины прошелестели в вы-

111

Мы из XX века шине, а потом начали рваться примерно там, где мы встретили доволь-но отчаянную оборону немцев. После первых залпов послышались из расположения немцев крики раненых. Ближе к нам один солдат кричал особенно громко и умоляюще: «Hans! Hans! Hans! Helfe mir!..» Кричал очень долго, а наши минометчики продолжали свое дело…

Ночь мы отдыхали в этом парке.Утром получили приказ о необходимости сломить сопротивление

немцев в этом районе, выйти на окраину города и преследовать про-тивника дальше. После нам стало известно, что следующим пунктом нашего «внимания» был город Лизинг.

Построившись в боевые порядки, все роты нашего второго бата-льона двинулись вперед несколько левее вчерашнего рейда (кстати, неудачного).

Через несколько минут, несмотря на минометный огонь немцев, мы достигли линии вчерашнего рубежа. Я опять был самым право-фланговым в роте. Вот то возвышение, откуда немцы вели по нашей группе огонь вчера. Окопы, ячейки. Дальше – глубокая выемка, где проходила двухколейная железная дорога. Мы быстро спустились вниз, пересекли две колеи железной дороги. Поднимаемся по откосу вверх. И тут встречаем огонь из пулеметов, автоматов, винтовок со стороны расположенных впереди и несколько справа двух- и трех-этажных домов. На миг мы залегли. Я вскакиваю, перемахиваю через ленту кустарника и на ходу замечаю впереди несколько воронок от снарядов. Пробежав под обстрелом метров пятнадцать, я прыгаю в воронку прежде, чем по мне был открыт огонь. Освоившись на этом месте, я дал несколько очередей по окнам домов.

К сожалению, после первых немецких очередей все бойцы, дви-гавшиеся со мной в одной цепи, подались влево по железнодорожной выемке. Наверное, и мне надо было сделать то же самое.

Немцы не дают мне поднять головы, а тут еще заурчали своими двигателями и залязгали гусеницами немецкие танки. Они шли где-то недалеко справа, за домами. Шли в мою сторону. Вот показались из-за дома два танка. До меня оставалось метров восемьдесят. Но они тут же остановились, сделали по одному выстрелу из пушек и задом ушли за дом.

Я заволновался. Но делать нечего. Приготовил свою противотан-ковую гранату, бутылку с зажигательной смесью…

Танки опять выходят из-за дома, строчат из пулеметов, ворочают своими башнями, но не успевают сделать выстрелы из своих орудий –

112

А.М. Горохов по ним открыт откуда-то слева (совсем близко от меня) огонь из авто-матического зенитного орудия. Танки спешно опять отходят назад.

Такие заходы и отходы танки сделали несколько раз.Просидев в воронке минут тридцать, я услышал позади себя шорох

от пробирающегося сквозь кусты человека. Оказалось, что это солдат из соседней роты. Я приподнял голову и негромко кричу ему: «Давай, скорее ко мне! Здесь все простреливается!» Он же или не понял меня, или вообще был слишком медлительным, не торопясь миновал кусты и оказался на со-вершенно голом месте, хотя и полз по-пластунски. Пуля ударила его в бок. Я кричу ему: «Скорее назад!» – он понял и тут же скрылся за откосом.

Поскольку я здесь оказался один и не знаю, где находится наша рота, я должен отсюда уходить и найти свой взвод и свою роту. При-готовился к отходу. Вскочил – и в несколько прыжков достиг откоса. Немцы не успели начать вести по мне прицельный огонь. Пройдя по откосу влево метров сто, пошел вперед. Нагнал свою роту. Немцы вели минометный огонь. Осколком от мины был легко ранен в щеку командир роты гвардии старший лейтенант Микулинский И. В., ко-торый после перевязки продолжал командовать ротой.

В тот момент, когда мы должны были сделать новый бросок впе-ред, разорвалась новая серия мин. От этих разрывов получил ранение помкомвзвода гвардии старший сержант Николай Недорезов. Ранение нетяжелое, но двигаться было ему уже трудно (ранен в бедро), поэтому он тут же ушел в тыл.

Мы же шли по задворкам, садам, перегороженным заборами из проволочной сетки. Это была окраина города. Из-за деревьев про-сматривалось небольшое поле. И вот в конце этого поля в сторону возвышения двигалась немецкая грузовая автомашина с солдатами. Артиллеристы, двигавшиеся вместе с нами в одной цепи, начали быс-тро готовить орудие (45-миллиметровую пушку). Немцы уже достигли леса, артиллеристы сделали два выстрела по ним. Не знаю, достигли ли наши снаряды цели.

В это же время несколько правее меня командир роты гвардии старший лейтенант Микулинский поднял к глазам бинокль, чтобы ознакомиться с обстановкой впереди роты. Внезапно откуда-то застрочил немецкий пулемет, и наш командир оказался буквально перерезан очередью пуль по груди.

Командир роты погиб. Вышел из строя помощник командира нашего взвода, который последние дни исполнял обязанности ко-мандира взвода.

113

Мы из XX века Командир одного из взводов нашей роты, гвардии лейтенант Фо-

миных, назначается командиром роты, а мне приказано командовать взводом вместо гвардии старшего сержанта Николая Недорезова.

* * *

Описывая все эти события, невольно ловлю себя на мысли, что некоторые действия мною частично забыты, и боюсь, что, возможно, я не совсем в точной последовательности о них веду рассказ. Одно только хочу сказать: действия эти были, они абсолютно правдивы, без преувеличения и преуменьшения.

У меня есть сомнения в отношении названий городов. Я называю тут только Медлинг и Лизинг. Фактически их было больше. Все они входили в пригород Вены.

Не закончив, как мне показалось, боя на окраине этого города, нашу роту и еще четвертую или шестую берет под свое общее командо-вание заместитель командира батальона по политчасти гвардии майор Ленков. Он ведет нас куда-то влево (проходим всего с километр), потом поворачиваем примерно под прямым углом направо. В одном месте нас обстреливают с левой стороны, со стороны отдельных домов, автоматными очередями (бьют нам во фланг). Мы было рассыпались и залегли на несколько секунд. Гвардии майор резко скомандовал: «Встать, бегом марш!» – и повел нас в небольшую лощину. Из лощи-ны затем поднимались на пригорок – и все быстрым ходом. Так мы миновали несколько лощин и пригорков.

А вот с последнего, более высокого, пригорка мы увидели перед собой (в трехстах метрах) город. Дома многие скрывались за деревья-ми, хотя они и были еще голыми, и часть из них располагалась внизу нового холма.

Сам город располагался на этом холме и за ним. Майор командует: «Цепью бегом в город, остановиться в районе ближайших домов и улиц. Не рассеиваться!» Мы это сделали без единого выстрела. Время было уже на закате солнца.

Я с группой своих солдат зашел в один дом, в котором были двое пожилых супругов. Женщина встретила нас испуганно. Мужчина за-говорил на русском языке. Первое, что он сказал: «Войне скоро конец! Гитлера надо казнить, он во всем виноват». Мы спросили, откуда он знает русский язык. От ответил, что еще во время Первой мировой войны был в России в плену.

114

А.М. Горохов Он же рассказал о том, какие слухи ходили среди населения:

«“Придут коммунисты, они с рогами, и будут непременно всех ве-шать и расстреливать. Поэтому всем надо уходить на запад, сдаваться американцам”. А я им говорю: коммунисты – такие же люди, как и мы. Никаких рогов у них нет. Почему они непременно должны нас вешать? Разве мы виноваты? Виновата Германия, в первую очередь Гитлер. Это Гитлера и его сообщников надо вешать».

Я спросил его: «А кто-нибудь уходит из населения?» – «Уходят. Главным образом, уходят нацисты, некоторые молодые».

Через командира роты мы получили приказ рассредоточиться вок-руг ближайших домов, замаскироваться. На улицах не показываться. Могут ходить по улицам и немецкие подразделения. В общем, до утра нам о своем присутствии молчать.

В восточной части города, сравнительно недалеко от нас, шел бой: слышны ружейно-автоматные очереди, залпы орудий и минометов. Эта стрельба несколько стала затихать в середине ночи. Мы с моими ребятами, выйдя из дома, где разговаривали со стариками, поднялись вверх по склону холма и решили устроить круговую оборону вокруг одного коттеджа.

Мы вначале вошли в дом – никого не было. В доме все аккурат-но убрано: кровать, комод с часами-будильником, стол, накрытый скатертью, шкаф-гардероб. Все вещи в порядке. Не мешкая больше, вышли на улицу и расположились вокруг дома так, чтобы видеть друг друга. Вокруг нас все тихо, только слышен грохот от стрельбы в восточной части города.

Через некоторое время меня стала одолевать дремота. Вдруг в доме раздаются один за другим семь выстрелов. Я было плотнее прижался к земле, делаю знак руками своему соседу. Итак, все ребята уже на-готове. Чувствую, что по мне не стреляют. После семи выстрелов все смолкло, и стало опять тихо.

Но дремота уже слетела со всех нас. Взошло солнце, я беру с со-бой двоих солдат и иду со взведенным оружием снова в дом. В доме все тот же порядок. Но вот лестница на мансарду. Вчера вечером мы не удосужились туда подняться. Идем по лестнице вверх, готовые к любому повороту событий. Напряжение до предела. Моя голова поравнялась с полом мансарды. Гляжу: на полу лежат убитые шесть женщин и один мужчина. Возраст всех примерно от тридцати до со-рока лет. Мужчина лежал, раскинув руки, недалеко от правой руки на полу лежал пистолет «парабеллум».

11�

Мы из XX века Как все происходило – нетрудно представить. На смерть все они

пошли добровольно (как мне кажется). Мужчина вначале застрелил по очереди всех женщин, потом застрелился сам. А вот почему они так поступили – на этот вопрос можно ответить, исходя из беседы со стариком. Вполне возможно, это были особые люди, которые чувс-твовали свою вину перед советским народом. Не они ли и были теми нацистами, о которых только вчера говорил старик? Вероятнее всего, они были из тех фанатиков, которые исповедовали гитлеровскую идеологию о немецкой (арийской) расе.

Вот какой страх перед Советской Армией испытывали те, кто при-нес на нашу землю столько страданий, слез, разрушений, кто лишил многих детей отцов, матерей, и многих отцов – сыновей. Ну так пусть виновные трепещут.

Подумав тогда о произошедшем, мы пришли к выводу: надо тщатель-но просматривать объект, куда мы приходим. А ведь мы утром могли и вообще больше не заходить в дом, и эти нацисты могли затем просто рас-твориться и затеряться среди массы обывателей. Страх их был настолько велик, что нервы не выдержали, и они решили покончить с собой.

Очевидно, это был не единственный случай, когда некоторые пред-ставители фашистской когорты прибегали к подобным методам ухода от ответственности. Были люди и сильно запуганные геббельсовской пропагандой, рисующей советских солдат как кровожадных зверей.

В большинстве же случаев в Австрии люди встречали нас с доста-точной доброжелательностью. Они обижались, когда мы их называли немцами. «Мы австрийцы», – говорили они и давали понять, что они сами пострадали от Германии. И все же мы чувствовали, что австрийцы осознавали и свою вину перед Советским Союзом. Так или иначе, на германо-советском фронте против советского народа воевали и авс-трийские солдаты, офицеры и генералы; заводы Австрии производили для вермахта большое количество разного вооружения.

…Эта ночь на окраине города Медлинга не прошла все же без по-терь в нашей роте: погиб один из моих хороших товарищей – Рева. Он прибыл в нашу часть вместе со своими земляками-украинцами еще в августе 1944 года в город Калинин. Был он хорошим запевалой в роте. А погиб он в результате некоторой неосторожности.

Я уже говорил, что нас предупредили о необходимости сохранять скрытность на эту ночь в городе, так как нас было мало, а немецких войск много. Рева – связной командира нашей роты – шел вместе со связным из другой роты в вечерних сумерках по тротуару улицы на

116

А.М. Горохов окраине этого города. Шел он от командира батальона к командиру роты. Навстречу двум нашим связным марширует прямо по середине улицы взвод солдат во главе с офицером. Наши ребята не разглядели по своей наивности, что это идут немцы. Один из немецких солдат дал очередь из автомата. Рева был убит, товарищ же его успел быстро перемахнуть через забор и скрыться между домами.

Утром мне как комсоргу роты принесли комсомольский билет Рева, который я затем передал комсоргу батальона. А вот фотокарточку, ко-торую я нашел в билете, оставил себе на память. Она и сейчас хранится у меня. На фотографии двое: Рева со своей девушкой в украинском национальном костюме. Два красивых человека. Счастью такой пары не суждено было осуществиться…

* * *

В августе 2000 года я вместе с женой, Матреной Ивановной, со-вершил туристическую поездку на теплоходе «Дунай» по маршруту Будапешт – Вена – Братислава – Пассау (Германия) и обратно. На экскурсии по столице Австрии, городу Вене, я узнал, что Медлинг – это не самостоятельный город, а район Вены. Так что фактически после взятия высоты 366.0 мы уже вели бои в пригороде столицы и в самой Вене. Это было в период с 7 по 13 апреля 1945 года.

Несмотря на постоянные угрозы для жизни в боях, я все же обратил внимание (не обратить внимания было невозможно!) на окружающие пейзажи. Пригороды Вены утопали в садах, к тому же начинали цвести абрикосы. Все дома на окраинах утопали в розовом цветении деревьев.

Нельзя было не заметить капитальностьи и красоты всех построек. Вспоминая в то время свои города и села, становилось обидно за нашу нищету и серость. И тогда приходили в голову мысли: сколько нам надо трудиться, чтобы жить по-человечески? Многому нам надо учиться у за-падных стран. Надо только дать людям поверить в свои силы, разбудить в них творческое начало и не глушить его, а, наоборот, поощрять. Нам нуж-на только мирная жизнь. Войны у нас и так слишком много отняли.

Вена

Освободив от гитлеровцев Лизинг, Медлинг и другие населенные пункты, входящие в пригород столицы Австрии, мы 7 апреля вечером оказались где-то в юго-западной части Вены. Подразделения второго

11�

Мы из XX века батальона 301-го Стрелкового полка были рассредоточены для боевых действий начиная с утра следующего дня.

Мы были предупреждены командиром батальона гвардии майором Щукиным И. Ф. и командиром роты гвардии лейтенантом Фоминых о необходимости соблюдать особую бдительность в условиях города, где есть не только дороги, но и такие коммуникации, как канализа-ционные каналы, подвалы, подземные бункеры и другие сооружения, которые могут быть использованы противником не только для своей обороны, но и для организации отдельных вылазок против нас (осо-бенно в ночное время). Нас проинформировали, что еще в период боев за Будапешт гитлеровцы нападали в ночное время на спящие роты наших солдат и вырезали их ножами или закалывали штыками.

Стрельба в городе, в разных его местах, велась интенсивно в дневное время и несколько ослабевала ночью. Отдых был с большим волнением. Не шутка – мы в столице Австрии, в одном из краси-вейших городов Европы. Наша миссия – освободить этот город от фашистской нечисти.

Утром мы двинулись в направлении к центру. Во многих местах перебегали не только от дома к дому, но и приходилось использовать дворы, скверы, парки, где можно в какой-то степени найти защиту, укрытие от артиллерийского, минометного и ружейно-пулеметного огня противника.

Запомнился один неприятный эпизод. Мы пересекали какой-то сквер, немцы вели минометный огонь по нашим наступающим под-разделениям. Впереди нашей группы разорвалась мина, ее осколками сразу был убит один из наших бойцов.

Бежим по тротуару. Впереди идет не спеша худой высокий старик. Голова совершенно седая. В руках его ведро с картошкой. Один из наших солдат выскочил со стороны сквера на тротуар, по которому шел этот старик, и побежал дальше. Все дальнейшее происходило очень быстро, на ходу. Когда тот солдат повернулся спиной к этому «беззащитному» старику, последний свободной (правой) рукой достал из кармана пистолет и выстрелил в него. Хорошо, что промахнулся. Зато один боец из нашей группы, бежавший ближе всего по отно-шению к старику, тут же дал по нему короткую очередь из автомата; тот приостановился, ноги его подкосились – и он рухнул на асфальт тротуара, выронив и пистолет, и ведро картошки. Об этом случае всегда вспоминаешь с каким-то сожалением. В то же время поступить иначе было нельзя.

11�

А.М. Горохов Пришлось выбивать из одного дома нескольких стрелков-немцев,

которые обстреливали из окон пятиэтажного дома две улицы, пере-секающиеся здесь.

Нам пришлось найти со двора отдельный (черный) ход. По узким переходам мы медленно поднимаемся до пятого этажа. Заходим в одну квартиру – там одна перепуганная женщина, больше никого нет. Слышим, автоматные очереди ведутся где-то рядом за стеной. Пройти же туда было невозможно. Пришлось спускаться вниз и искать новый выход к пятому этажу. Кажется, нашли. Нас три человека: я и двое с автоматами из моего взвода. Осторожно поднимаемся. Оказывается, стрельба ведется из угловой комнаты. Мы подождали немного, пока они начнут снова стрелять… За дверью раздалась длинная автоматная очередь. Мы были уже готовы к броску в комнату. Открываем дверь, которая отворилась со скрипом. Двое немецких автоматчиков так были увлечены боем на улице, что скрипа двери не расслышали. Приговор им был один. Дали две автоматные очереди – и фашисты распластались на полу комнаты.

Мы не стали здесь задерживаться. Спускаясь вниз, мы зашли еще в одну квартиру. В доме двое пожилых супругов интеллигентного вида. Женщина говорит: «Гитлер капут! Гитлер ист хунд», – и показывает на небольшую собачку, лежащую под столом.

Подобные возгласы от жителей Вены мы слышали нередко. Кро-ме того, надо заметить, во многих местах, где позволяла обстановка, жители не только вывешивали белые флаги из окон, но и откровенно приветствовали нас. Были даже и цветы, и искренние улыбки, которы-ми они одаривали нас, своих освободителей. Из отдельных открытых окон даже звучала очень приятная, красивая музыка. Играли на рояле или фортепиано.

Однако, по всему можно было видеть большую нужду жителей в продовольствии. Хлеб увидеть можно было исключительно редко. В магазинах я больше видел вина. Так что любители из наших солдат нередко угощались им.

В один из дней боев в Вене мы попали на перекрестке двух улиц под огонь минометов. Нам всем удалось укрыться во дворах, на ниж-них этажах домов; а вот лошади, впряженные в повозки с пушками, пострадали. Две из них были убиты. Как только кончился обстрел, изо всех домов выбежали жители – кто с ножом, кто с топориком. В течение нескольких минут туши лошадей были полностью разделаны и унесены по домам.

11�

Мы из XX века В другом месте пришлось наблюдать, как жители растаскивали

все содержимое продовольственных магазинов. Забирали с полок все, что там было…

В общем же, город поражал нас своей красотой: дворцы, театры, храмы, оформление отдельных государственных зданий. Сейчас этот город стал еще красивее. Жители свято чтут памятники архитектуры и всей старины. Недалеко от центра города в послевоенные годы воздвигнут памятник гражданам, замученным фашистами в конц-лагерях…

Прошу прощения у читателя – я уклонился несколько от темы своего повествования.

Бои в Вене шли на улицах, в домах, в подвалах. Отдельные подвалы соединяли между собой несколько домов. Как правило, пулеметчики, снайперы вели огонь с верхних этажей, откуда был хороший обзор. Часто там устраивали свои огневые точки смертники, люди-фанатики, отчаявшиеся в бесконечных сражениях и потерявшие надежду на воз-можность помилования их со стороны противника. Ходил слух среди солдат, что среди таких смертников были выходцы из Советского Союза: это власовцы. Да, такие были. Потом мы их встречали среди пленных. Как правило, конечно, они отрицали, что воевали против своих соотечественников.

Миновав центральную часть города, мы вышли к Дунайскому ка-налу. Вплотную мы не могли еще подойти, а сосредоточились метрах в ста, ста пятидесяти, двухстах.

В один из дней с утра на прямую наводку были выставлены ору-дия самых разных калибров. Нам указаны главные направления, где мы должны перейти канал по мостам. Я со своими ребятами должен найти переход на левом фланге роты. Остальная часть роты двигалась большой группой правее, примерно в трехстах метрах (там должен быть мост).

В назначенный момент артиллерия наша открыла огонь по про-тивоположному берегу, главным образом, по многоэтажным домам. Рядом со мной оглушительно дала залп 152-миллиметровая самоходка. Я видел, как снаряд разорвался в простенке между окон дома, и думал, что он от такого снаряда рассыпется. Но нет. Простенок выдержал. Я еще тогда подумал, как же добротно построены дома…

Под прикрытием артиллерийского обстрела мы сделали несколько перебежек вперед, очутились в магазине, расположенном внизу мно-гоэтажного дома, окна которого с другой стороны выходят на канал.

120

А.М. Горохов Не задерживаясь в магазине, выбегаем из него и вскакиваем в окна первого этажа в одну из квартир дома. Я иду по залу большой комнаты, слева на стене висит огромное зеркало; справа – окна, через которые видны метрах в пятидесяти-шестидесяти канал и многоэтажные дома на противоположном берегу. Проходя мимо зеркала, я неволь-но вздрогнул: пуля ударила прямо в него. Окна были все раскрыты, некоторые были наполовину заложены мешками с песком, забиты фанерой, в которой были сделаны небольшие окошечки.

Сзади нам передали команду: «Вперед, к каналу!» Через окно я уже видел, куда нам надо выйти. В доме мы оставили двух человек: пулеметчика и стрелка с винтовкой, чтобы они прикрыли наш выход к каналу.

Я скомандовал ребятам: «За мной!» – и выпрыгнул из бокового окна на землю и быстро побежал в сторону видневшихся больших бетонных тумб, которые стояли по обоим берегам канала и означали границы моста. Немцы открыли огонь. Особенно оказались опасными одиночные винтовочные выстрелы. Я не помню, залегал ли я на своем пути. Думаю, что нет, потому что залегать бесполезно: площадка со-вершенно открытая, а немцы стреляют с верхних этажей, хорошо видя всю широкую открытую полосу между домами и каналом. Добежал до бетонной тумбы и залег за ней. Две тумбы с огромными белыми шарами стояли на нашем берегу и две такие же – на противоположном. Собственно, у моей тумбы шара уже не было – его сбил снаряд…

Огляделся: по другую сторону дороги, шедшей на мост, залегло еще раньше меня пять бойцов из какой-то другой части. Они были значительно старше нас – лет по сорок-сорок пять. Было на их сто-роне и трое убитых (тоже, скорее всего, из их же части). Они вели огонь из автоматов и винтовок по окнам верхних этажей домов на противоположном берегу.

Осмотрел осторожно сам канал и разрушенный мост. Ширина канала примерно двадцать-двадцать пять метров. Берега отвесные, выложены плоскими плитами из какого-то камня, возвышаются над водой на два с половиной-три метра. Сам мост взорван посередине. Взрыв, очевидно, был достаточно мощным, и потому обе половины моста рухнули в воду так, что между ними осталась прогалина метров десять. К тому же эти половины моста располагались почти верти-кально.

Пока я осматривал, одновременно дал несколько очередей в сто-рону противника, чтобы помочь нашим ребятам сделать последнюю

121

Мы из XX века перебежку ко мне. Ко мне прибежали Охотников и Филатов, которые спустились по ступеням почти до воды. Вместе мы оценили обстанов-ку: мостом воспользоваться практически нельзя (слишком сложно соединить между собой остатки моста какими-либо подручными материалами), переправиться вплавь со снаряжением – тоже сомни-тельно. Предположим, в воду можно прыгнуть, можно и доплыть до берега – но вот выбраться на берег по отвесной стене невозможно. К тому же у нас подручных материалов никаких не было. Может быть, саперы что-нибудь и придумали бы, но и то, все это можно было бы сделать под прикрытием темноты.

О положении дел мы сообщили командованию (прокричали в дом своим товарищам, а те объяснили командиру роты и т. д.).

После полудня бойцам, которые были здесь до нас, приказали отойти. Вслед за этим и нам поступила команда отходить назад.

Первыми начали отход пожилые бойцы. Перебегали под прикры-тием нашего огня. Тем не менее из пяти бойцов двое получили ранения от винтовочных выстрелов снайперов.

Теперь очередь за нами. Первым побежал Филатов. Надо было про-бежать открытое пространство метров в двадцать пять, а там – глубо-кая яма, оставшаяся возле дома после начатого ремонта водопровода и канализации. Только Филатов добежал до середины пути – как пуля чиркнула рядом с его головой и ударила в стену. От неожиданности он как-то хотел было упасть, на миг появилась растерянность. Я же понял, что стреляет кто-то один, и кричу ему: «Беги быстрее! Не останавливайся!» Он благополучно добежал до ямы и прыгнул в нее. Вслед за ним побежал Охотников, который добежал до ямы и не был обстрелян вовсе. Ну, думаю, теперь для меня немец уже перезарядил свою винтовку. Но делать нечего – надо уходить отсюда. Я подот-кнул полы шинели под ремень, чтобы они мне не мешали бежать, приподнялся за тумбой на корточки, сделал несколько пружинящих движений (проверял свои ноги) и затем что есть силы побежал. Посе-редине пути пуля чиркнула у меня между ног по бетонной площадке, полетели искры, я так же, как и Филатов, качнулся, прибавил ходу и прыгнул в яму.

От этой ямы шла траншея к дому – а там она на несколько метров расходилась вдоль стены. В верхней части траншеи торчала труба, из которой текла небольшой струйкой вода. Я как раз очень хотел пить. Нашел здесь небольшой лист картона, сложил его в виде воронки, налил воды и начал пить. В этот момент пуля пробила мой картон,

122

А.М. Горохов пройдя между моей ладонью и лицом, и ударилась в бревно, лежав-шее несколько правее меня. На какой-то момент я оторопел – откуда стреляют? Но взглянув влево, я увидел верхние этажи все тех же домов по другую сторону канала и тут же пригнулся.

Из дома над нами наш товарищ, пулеметчик Зарудный, через свою амбразуру в окне сделал несколько очередей из немецкого пулемета. Буквально через одну-две секунды после последней очереди пуля из винтовки фашиста ударила в фанеру под пулеметом. Мы подумали: «Ну, все – Зарудный убит». Кричим, тем не менее, с надеждой: «За-рудный, Зарудный!..» Он не отзывается. Мы несколько раз пытались докричаться до него. В ответ – ни звука. Прошло минут пятнадцать-двадцать, снова вызываем его. Наконец, слышим: «Вы чего?» Мы ему объясняем, что после его пулеметной очереди пуля фашиста сделала под его пулеметом дырку, так что он тоже мог оказаться с пулей в груди.

Все обошлось для него благополучно. Вот что значит правило: как можно чаще и быстрее надо менять свою огневую позицию. К сожа-лению, не все из нас и не всегда следуют такой солдатской тактике, отсюда и потери (от лени)…

Нам приказано перейти от данного дома на место нового исходного рубежа для форсирования канала. Это было на триста метров южнее.

Под прикрытием наступающей темноты мы ушли с места перво-начально возможного форсирования канала и прибыли на новое. Там уже собирались все роты батальона. Днем в этом месте тоже делалась попытка перейти канал, однако шквальный огонь с противополож-ного берега не позволил этого сделать. Здесь погиб один из хороших наших товарищей, грамотный и выдержанный помощник командира взвода нашей роты, старший сержант Гущин.

В назначенное время, когда стало достаточно темно, мы подобрали найденные заранее доски и пошли с ними к разрушенному мосту. Мост здесь тоже был взорван, но его половины отлого спускались к воде, и между их концами водное пространство было всего три-четыре метра, может быть, немного больше. Мы набросали туда досок, скрепили с остатками моста и по одному перешли на противоположный берег.

Не мешкая, мы бросились вперед, в дома, из которых противник вел огонь по нашим ротам. В разных местах вспыхивала ожесточен-ная стрельба, но продолжалась она недолго. Вскоре вообще все стало стихать. Мы расположились довольно широким фронтом по разным улицам и домам на отдых.

123

Мы из XX века Утром – это было уже 13 апреля – мы двинулись на восток города,

к Дунаю. Немцы уже не оказывали такого яростного сопротивления, за исключением тех обстрелов с чердаков домов, которые серьезного урона нам не причиняли. Примерно через час мы уже были на берегу самой большой реки западной Европы – Дуная. Здесь, на Дунае, мы встретили советские катера Дунайской военной флотилии, которая своей атакой со стороны реки способствовала быстрому освобожде-нию Вены от гитлеровцев.

В этом месте мы услышали от своих командиров объявленный Вер-ховным Главнокомандующим Сталиным приказ в связи с освобождением столицы Австрии Вены, разгромом войсками Третьего и Второго Укра-инских фронтов большой группировки войск гитлеровской Германии.

В честь этой большой победы Москва салютовала из трехсот двад-цати четырех орудий двадцатью четырьмя залпами.

Долго мы в Вене не задерживались. Получен новый приказ: по-кинуть Вену и двигаться на запад в австрийские Альпы, добить там эсэсовскую воздушно-десантную дивизию, которая была направлена Гитлером как подкрепление к тому немалому количеству дивизий, оборонявших Вену. Теперь же она с боями отходила в Альпы.

рейд В аВстрийские альпы

Налюбовавшись восточной окраиной Вены, рекой Дунай, дивизия двинулась на запад. Теперь уже без боев мы шли по притихшим ули-цам города. Нам представилась возможность спокойно рассмотреть отдельные достопримечательности столицы – одного из красивей-ших в Европе города. Прошли мимо оперного театра, мимо собора Святого Стефана с его высоченными шпилями. Его готический стиль архитектуры контрастно отличается от наших обычных форм храмов, которые также красивы.

Дунайский канал пересекли по единственному уцелевшему мосту. Спасли его от разрушения наши солдаты.

А вот, справа от нас, роскошный дворец с величественными скуль-птурными группами перед фасадом. Фигуры все позолочены. Слева ак-куратный сквер. Нам сказали, чтобы мы постарались соблюсти хороший строй: равнение, интервалы и дистанции. С середины улицы нас снимают кинокамерами (для истории). Это было здание венской ратуши.

Как хорошо, что самые значительные объекты оказались нетро-нутыми. Это тоже наша заслуга.

124

А.М. Горохов После привала путь наш лежал через западную часть города. И тут мы

изумились огромным разрушениям. Были превращены в руины не только какие-то промышленные объекты, но и целые кварталы многоэтажных жилых домов. Эти разрушения могли быть не от артиллерийского об-стрела. Когда мы вели бои за Вену, наша артиллерия так не могла неис-товствовать. Через командиров до нас дошла информация: Вену сильно бомбили американские бомбардировщики. Было видно, что здесь были применены бомбы в сотни килограммов. Поэтому многие огромные дома были разрушены до основания: бомбы, пробив многие перекрытия, рвались внизу, приводя к полному разрушению построек.

Думается, что это было далеко не гуманное решение по освобож-дению Вены. Но эти методы привели к изгнанию из города немецко-фашистских войск.

Не помню точно, сколько мы шли без боев. Знаю только, что это было в конце второй декады апреля. Остановились в одном селе, расположенном недалеко от берега Дуная. Нас предупредили, что на противоположном, северном берегу находятся немцы. Мы скрытно подошли поближе к берегу и на всякий случай окопались, соблюдая необходимые правила маскировки.

На следующий день утром мы увидели на противоположном берегу реки выходящих из леса немцев. Они набирали воду, уносили ее в лес – очевидно, готовили себе еду. Некоторые занимались стиркой. В нашу сто-рону они не стреляли, да и мы не желали поднимать лишнего шума.

Пришлось ознакомиться и с селом. Дома хорошо благоустроены. Капитальные дворовые постройки. Во дворах немало было скота, птицы. В свинарниках – поросята. В каждом доме – большой под-вал, все каменное. В подвалах висят целые свиные туши, окорока (в основном, в копченом виде). По всему было видно, что люди здесь не бедствовали, не голодали. Не сравнить с бедствиями жителей Вены.

Оставив это село, двинулись дальше на запад. Местность гористая, впереди виднеются довольно далеко целые хребты и скопления гор. Перед нами прошло, видимо, какое-то подразделение нашей дивизии. Был бой. Мы проходим по какому-то городку, горят некоторые дома. Среди обрушившихся фрагментов одного сгоревшего дома я заметил много обгорелых трупов людей.

Погода сильно испортилась. Шел дождь вперемежку со снегом. Снег валил иногда крупными хлопьями, покрывая целиком землю. Некоторые из наших солдат находили в разных местах немецкие черные непромокаемые плащи и ими укрывались от непогоды. В

12�

Мы из XX века одном месте мы было остановились на хуторе из двух-трех домов с хозяйственными постройками. Хутор находился в глубокой ложбине, огражденной со всех сторон небольшими хребтами высотой в сто-сто пятьдесят метров. Группа эсэсовцев только что покинула хутор, ушла в горы. Наш взвод должен был проверить, свободен ли перевал в юго-западном направлении.

Мы вышли из хутора и стали подниматься вверх. Поднялись до самого верха хребта. Он тянулся с северо-запада на юго-восток, при-чем слева от нас он становился выше. Склоны его до самого верха были покрыты негустым лесом (сосна, липа, береза). Как только мы остановились на перевале, слева застрочили несколько автоматчиков. Мы быстро залегли за деревьями. Щепки от сосен и берез полетели в разные стороны. Мы тут же хотели ответить своим огнем, к тому же с нами был станковый пулемет Горюнова.

К сожалению, наши автоматы, винтовки и пулеметы сделали по одному-два выстрела и замолчали. Оружие не работает: заржавело под дождем и снегом за последние двое суток. Было досадно, пришлось нам тут же потихоньку ретироваться обратно на хутор. Отходили с досадой, но и одновременно шутили и смеялись: вот к чему может привести наша лень и неосмотрительность!

На хуторе тут же взялись чистить оружие. Хорошо, что немцы не погнались за нами. Возможно, они рассудили по-своему: русские решили обойти их и взять в плен… Оружие было быстро приведено в боевое состояние, и мы тут же снова пошли вверх, строча из автоматов и пулемета. Немцев же и след простыл.

Все дальше вглубь гор проникает наш батальон. Очевидно, где-то па-раллельно нам двигаются и другие подразделения полка и дивизии.

Горы становятся выше. Больших групп немцев мы не встречали. Как правило, небольшими группами они встречают нас огнем из автоматов на перевалах. Сделают несколько коротких очередей – и убегают, боя не принимают.

В одной межгорной долине (можно сказать – ущелье) мы оказались свидетелями только что совершившейся трагедии.

Спустившись с перевала вниз, мы видим несколько дощатых домиков-бараков. Я вместе со своими ребятами осторожно подхожу к одному из этих домиков. Открываем наружную дверь и видим на пороге и на полу трех убитых девушек. Справа дверь в комнату была открыта, и там лежали в разных позах трупы еще многих девушек. Мы насчитали их всего восемнадцать. Стали искать по карманам их

126

А.М. Горохов одежды, нет ли каких-либо документов. Оказалось, девушки эти из Украины: из Винницкой, Житомирской и других областей.

Скорее всего, эти девушки где-то здесь работали. Нам трудно было да и некогда определить, где именно они работали.

Вот так: с советскими солдатами эсэсовцы были воевать уже не в си-лах, но зато всю свою злость от безысходности вымещали на безоружных советских людях, насильно угнанных с Родины в немецкое рабство!

Вспомнился тогда случай, свидетелями которого мы были на под-ступах к Вене. Тогда в доме, вокруг которого мы организовали свою оборону, ночью застрелились шесть или семь человек. Мне думается, что это были такие же военные преступники, которые были убеждены, что их русские непременно будут казнить. Все мерили по себе.

В двадцатых числах апреля мы остановились в одной межгорной долине, где было несколько небольших домиков. Жили там в основ-ном пожилые люди. В домике, где остановились мы, жили старик и старуха лет семидесяти. Была у них кое-какая скотина на дворе. В доме же был электрический свет: рядом пробегал небольшой ручей, на нем сделаны небольшая плотинка, водяное колесо и генератор – вот и электрификация целого дома. Вокруг возвышались горы до тысячи метров над уровнем долины.

На следующий день после нашей остановки в этой долине были организованы две группы солдат во главе с командирами отделений или помощниками командира взвода для разведки двух гор, возвы-шающихся над долиной. Старшим одной группы был назначен я (как командир отделения, комсорг пятой роты второго батальона). Стар-шим второй группы был назначен помкомвзвода, комсорг четвертой роты (фамилии его я не помню).

Мне было поручено обследовать высоту 996.0. Вторая группа об-следовала соседнюю высоту, примерно такую же.

Войдя в лес у подножия высоты, я решил свою группу разделить на две подгруппы. Два человека пошли со мной, старшим второй под-группы я назначил одного из солдат. Договорились: четверо идут вверх правее нас метров на триста-четыреста. Встреча - на вершине. Первые, кто достигнет вершины, должны дать сигнал – три короткие очереди из автомата. Ответ – длинный свист. В случае встречи с неприятелем сигнал подается двумя длинными очередями, и тогда вторая подгруппа идет во фланг предполагаемого расположения врага.

Разойдясь на необходимый интервал, развернувшись двумя це-почками, мы начали подъем. Склоны были покрыты лесом из липы,

12�

Мы из XX века сосны и березы. Во многих местах наш путь преграждался скалами, выходящими на поверхность. Двигались осторожно: один поднимает-ся метров на двадцать-двадцать пять, двое ведут наблюдение и всегда готовы прикрыть огнем первого.

Вдруг впереди послышался шорох, треск сломанных сучьев – мы еще осторожнее поднимаемся и выходим к большой скале, перед которой была небольшая ровная площадка. И тут разбросаны одеяла, кое-какая одежда, остатки пищи, пустая консервная банка и еще ды-мящаяся недокуренная папироса. Внимательно осмотрелись вокруг, прислушались – ничего подозрительного.

Кто здесь был? Конечно, не гражданские люди: зачем им надо было прятаться в лесу на склонах гор? Мы ведь никого из жителей этого ущелья не трогали, и потому у них не было оснований нас бояться. Скорее всего, это были немецкие солдаты, которые наконец поняли бесполезность кровопролития, – война кончается. Поэтому они и не стреляли. А сдаться в плен для них было рискованно: кто знает, как с ними обойдутся русские? Фашистская пропаганда о непременных казнях всех немецких солдат и офицеров глубоко изуродовала их сознание. Лучше тихо уйти и не принять боя…

К сожалению, так думали и поступали далеко не все. Подтвержде-нием этого являлся вчерашний случай, когда эсэсовские автоматчики расстреляли восемнадцать ни в чем не повинных украинских девушек в одном из бараков здесь же, в горах…

Дальнейший подъем на вершину горы ничего нового для наблюде-ния не дал. Благополучно выйдя на самый гребень этой горы, мы внима-тельно осмотрелись вокруг себя, осмотрели склон напротив, который, в противоположность нашему, покрытому лесом, был более открыт и занят кучками какого-то кустарника. Этот кустарник покрывал и большую часть обращенного к нам склона соседней горы. Было там и немало плешин. А вот правее ее и дальше возвышалась гора не меньше нашей, и на ее вершине стоял какой-то старинный замок, обнесенный каменными стенами. Напрямую до этого замка было примерно пять или шесть километров. Видны вокруг замка и внутри него разрывы мин или гранат, слышна сильная стрельба. Там шел бой. Наверное, это действовали какие-либо другие подразделения нашей дивизии…

Мы дали три коротких очереди из автомата, и длинный посвист наших товарищей ответил нам: у них все в порядке. Продолжили наблюдение за окружающей местностью: тщательно всматривались в глубину долины, расположенной по другую сторону нашей горы. Внизу

12�

А.М. Горохов было много лесной растительности. В западной стороне виднелись сквозь воздушную синеву нагромождения более высоких гор. И все же у меня осталась в памяти красота горы с возвышающимся там замком. В сознании как-то начали возникать образы событий средневековья.

Время, отведенное нам на все это мероприятие, близилось к кон-цу, и мы, не дожидаясь своих товарищей, решили спускаться к ним навстречу. Довольно скоро мы их встретили и с ними благополучно вернулись в расположение нашего батальона. Там я подробно доложил о результатах обследования высоты 996.0.

Через некоторое время вернулась из разведки и вторая группа, из четвертой роты. К нашему прискорбию, в этой группе погиб их коман-дир, комсорг роты. Он был убит из засады, сделанной эсэсовцами.

Теперь, спустя уже столько десятилетий после событий последних дней войны, не могу точно вспомнить, сколько времени мы находи-лись в Альпах. Знаю только, что наше пребывание там было недолгим. Получен был приказ: двигаться обратно в сторону Вены.

приказ: «через Вену – под праГу»

Где-то на перепутье к Вене мы встречали праздник Первомая. Помню, наша рота расположилась в каком-то большом особняке. Был довольно просторный зал – скорее, застекленная веранда. Поставлены в длинный ряд столы. Каждому солдату было налито в кружки красное сухое вино. Было очень весело и радостно: нам сообщили, что наши войска ведут бои в самом Берлине. Не было сомнений, что волчье ло-гово будет взято и очень скоро. Мы являемся свидетелями последних дней долгой и кровопролитной войны, войны, завершающейся нашей победой. Ощущение близкого конца войны наполняло наши сердца великой радостью, в сознании нашем укреплялось чувство огромной гордости за то, что в этой Победе есть и немалый вклад каждого из нас, нашей дивизии, всей нашей армии, всего нашего народа, огромного и родного государства.

Я вспомнил тот день сентября 1944 года, когда мне пришлось на линейке перед землянкой нашей роты выкладывать из кусочков крас-ного кирпича такие слова: «Русские прусских всегда бивали, русские в Берлине бывали, русские будут в Берлине опять…». Сбываются эти предначертания!

Итак, снова столица Австрии Вена. Вновь проходим по ее улицам и направляемся на север. Нам сообщили, что мы переданы в подчи-

12�

Мы из XX века нение Второго Украинского фронта, ведущего бои в северной части Австрии и в Чехословакии.

Седьмого мая 1945 года мы остановились в четырех километрах от передовой. Был уже вечер. Нас предупредили, что утром мы вступа-ем в бой, должны прорвать оборону гитлеровцев и далее двигаться в сторону Праги. Возможно, что в бой пойдем и ночью, поэтому надо быть готовыми ко всему.

Поужинали и улеглись спать где-то за окраиной одного села в низине, среди деревьев и кустарников.

Небо было безоблачным, и потому ночью было очень холодно. По тревоге нас не поднимали, мы сами один за другим начали вставать, собирать хворост и разжигать костры, чтобы согреться. Солнце уже взошло, и туман, образовавшийся за ночь, начал постепенно рассеи-ваться. Посидели у костров, потолковали о предстоящем бое.

Время прошло незаметно, на полевой кухне приготовлен завтрак, кругом незаметно никакой суеты. Говорят, что командир батальона ушел на рекогносцировку местности предстоящего боя.

Позавтракали. Комсорг батальона собрал на совещание всех нас, ротных комсоргов, чтобы поделиться опытом комсомольской работы в боевой обстановке, определить содержание дальнейшей работы. За мои боевые листки и разъяснительную работу в роте я был удостоен похвалы со стороны комсорга батальона и поставлен в пример всем остальным комсоргам рот. Жаль, что я забыл фамилию и имя комсорга батальона.

Совещание закончено, и мы направились все по своим ротам.Подходя к своей роте, я заметил слева от себя встретившихся друг

с другом заместителя командира батальона по политчасти гвардии майора Ленкова и одного из командиров рот. У них был короткий разговор. Ленков подает руку командиру роты и говорит: «Ну, до свидания, не знаю, придется ли еще когда-нибудь с вами встретиться. Уезжаю в другую часть». (Очевидно, по приказу свыше его переводили куда-то.) Командир роты в ответ сказал: «Что вы, товарищ гвардии майор, в такое время покидаете нас – война закончилась…»

У меня в голове мелькнула радостная мысль: «Война кончилась?! Неужели обстановка такова? Немцы капитулируют?! Что нам пред-стоит сегодня делать?»

Не более минуты я размышлял над сказанными командиром роты словами, не успел даже поделиться услышанным со своими товарища-ми, как со стороны дороги кто-то из офицеров штаба батальона подал зычную команду: «Батальон, в ружье! Выходи строиться на дорогу!»

130

А.М. Горохов Моментально накинув за плечи свои вещмешки, взяв оружие, мы

выбежали на дорогу и построились поротно в походную колонну. Впереди нас стояли четыре машины – «студебеккеры».

Вдоль колонны быстрым шагом проходит командир батальона гвардии майор И. Ф. Щукин и говорит громким голосом: «Хлопцы! Садитесь все по машинам. Будем догонять немцев. Они убежали из обороны».

Не мешкая, мы расселись все на этих «студебеккерах» и помча-лись вперед; выехали на шоссейную дорогу. Вот и линия обороны немцев. Окопы, разбитые орудия, повозки, машины – и ни одного солдата. Кругом тишина. Мы быстро минуем одну деревню за дру-гой – неприятеля не видим. Выехав в открытое поле, мы видим, как параллельно нам, в том же направлении, так же по дорогам мчатся машины с солдатами. «Вот он, триумф завершения войны», – так думал каждый из нас, хотя чувства свои мы не могли еще выразить так точно и так глубоко. В голове роились воспоминания о начале войны, недолгой еще юношеской жизни дома, об армии, прыжках с парашю-том, учениях, о жестоких сражениях под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге, о нашем походе по Карелии – все это смешивалось в голове в сплошную тревожную и торжественную музыку. Между нами то вспыхивали горячие разговоры о видимом окончании войны, то вдруг устанавливалась тишина – каждый думал о своем…

Проехали около девяноста километров, остановились в каком-то селе. Водители машин сказали, что дальше ехать не могут, так как у них горючего осталось только на то, чтобы вернуться до своей базы.

Я со своими ребятами зашел в один сельский дом. Там жили ста-рик со старухой. Не были они дряхлыми, а напротив, были довольно шустрыми и общительными. К тому же старик хорошо говорил по-русски. Оказывается, он был в плену в России и жил и работал там три года после Первой мировой войны. Такое явление мне пришлось встретить не впервые.

Австрийских граждан более всего беспокоило то, как сложится их судьба после войны. Ведь они, естественно, ожидали мести со стороны советской армии за те разрушения, бедствия, которые по-нес советский народ в жестокой войне с гитлеровской Германией. Хотя австрийцы всегда пытались в разговоре с нами отмежеваться от Германии (они упорно говорили: «Мы не немцы, мы австрийцы»), в то же время они отлично знали о том, что и их солдаты сражались плечом к плечу вместе с немцами против нашей страны. На их за-

131

Мы из XX века водах производились пушки, снаряды, боевые самолеты, которые использовались против советского народа. На эти заводы и другие предприятия фашисты привозили в качестве рабочей силы молодых советских парней и девушек.

Несмотря ни на что, мы разъясняли людям, что мы воюем не про-тив простого населения; наша задача – уничтожить фашизм, освобо-дить их от засилья германского нацизма, от его идеологии. Простым людям незачем бояться советских солдат.

Пока мы беседовали с этими стариками, на улице скопилось боль-шое количество жителей села. Все взволнованно разговаривали между собой, с помощью рук и разных жестов говорили с нашими солдатами. И вот к этой толпе бегут с противоположного конца улицы девушки. Их было больше десяти. Они бегут, спотыкаются, смеются, плачут, кричат. Это были девушки-украинки. Они подбегают к нам, наперебой целуют каждого солдата, торопятся скорее высказать свою радость и благодарность по поводу прихода сюда советской армии. Все это очень тронуло и наши души. Мы также были рады тому, что эти девушки дожили до нашей победы, теперь они свободно могут вернуться на Родину, к своим родителям и близким. Наверняка у каждой из них был и любимый, о судьбе которого им еще надо было узнать.

Эти девушки рассказали нам, что еще три дня назад им и всему населению военными было приказано сидеть в подвалах или в домах, а окна закрыть ставнями. Никто не должен был высовываться на улицу. «Мы из домов, из подвалов слышали, как день и ночь по улице громыхали тяжелые машины. Немецкие войска куда-то уходили».

Нам было ясно: гитлеровцы поняли бесполезность дальнейшего сопротивления, но сдаваться советской армии не хотят и уходят, чтобы сдаться англо-американским войскам…

Наш отдых в этом селе закончен. Мы пробыли здесь часа три. Командир батальона дает команду на построение и движение дальше в пешем строю.

Не прошли мы и пяти километров, как нас догоняют машины с 76-миллиметровыми пушками. Головная машина, пройдя мимо нашего строя вперед, останавливается. Офицер, сидевший в машине, дает приказ: «Всем командирам расчетов рассадить, где только можно, всю пехоту». Мы начали рассаживаться: кто в машины, потеснив немного артиллеристов, кто на станины орудий, кто верхом на их стволы. И мы покатили с большой скоростью вперед, благо, что дорога была бетонная, ровная.

132

А.М. Горохов Такое решение артиллеристов было вполне разумным. Как знать,

везде ли свободен проезд, а не устроена ли где засада? Без пехоты здесь не обойтись.

Солнце клонилось к закату, а мы на бешеной скорости мчимся вперед. Проехали немало сел и деревень.

Стемнело, и мы останавливаемся в каком-то селе. Я со своими ре-бятами вхожу в довольно большой дом на окраине села. В доме хозяев нет. Во всех помещениях полный разгром: открыты шкафы, комоды, на полу раскиданы некоторые вещи, бумаги, большое количество фотографий. Среди фотокарточек преобладали портреты Гитлера.

Один из моих солдат откуда-то приносит бутылку водки, да не какой-нибудь, а «Московской особой», с белой головкой. Откуда она взялась в этом доме?

Ну, не будем гадать, откуда она взялась, а попала она вовремя и нужным людям.

Нас было человек десять – один из нас аккуратно, поровну разлил по кружкам, каждый достал из своего вещмешка свои продуктовые запасы, и мы выпили за нашу победу, за окончание войны (хотя офи-циально мы и ничего еще не знали).

Утром следующего дня – это было 9 мая 1945 года – мы позав-тракали. Каждый закусил тем, что бог послал. Да и в селе кое-что оказалось, чем можно было тело наше подкрепить.

Около девяти часов утра батальон выстраивается для продолжения движения на северо-запад. Построение не было еще закончено, как к нам подъезжает легковая машина, останавливается. Из машины выхо-дит генерал-майор. Командир батальона командует: «Батальон, смир-но!» – и докладывает о выполнении поставленной перед ним задачи и дальнейших намерениях. Генерал не дал возможности закончить доклад и без предисловий обращается ко всем нам: «Гвардейцы! Поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны!»

В ответ мы тут же несколько раз кричим: «Ура-а-а!» Кто начал под-кидывать свою пилотку, кто поднял вверх винтовку, автомат – а один командир отделения дал длинную очередь из автомата в воздух.

Генерал улыбался, затем поднял руку вверх, все стихли, и он расска-зал, как сегодняшней ночью под Берлином был подписан акт о безого-ворочной капитуляции Германии. «Ваша задача, – сказал генерал, – как можно скорее двигаться на запад навстречу американским войскам».

Каждый из нас глубоко переживал в тот момент: свидетелем и участником какого исторического события он являлся! Душа ликова-

133

Мы из XX века ла, нам казалось, что у нас выросли крылья, и мы полетим над миром и будем сообщать всем: «Победа! Война окончена! Пусть всегда будет мир!»

«Батальон! Прямо, шагом – марш!» – скомандовал гвардии майор И. Ф. Щукин. Команду повторили командиры рот, и мы двинулись вновь по австрийской дороге в сторону Чехословакии. Шли, весело перего-вариваясь друг с другом.

После первого привала я заметил, что в батальоне в некоторых ротах появились хоро-шие лошади с повозками. Лошади запряжены парами, и солдаты сидят в повозках. И ско-рость движения у них куда выше, чем у нас. На втором привале нам тоже пришлось уговорить хозяев одного из сельских домов дать нам на пару дней лошадей с повозкой. «Цвай таге унд цурюк», – говорили мы. Австрийцы поспешно согласились. Так сделали и другие солдаты.

И вот уже весь батальон едет в повозках. Лошади тяжелые, грузные, но бегут рысью дружно: их вовсе не требовалось подгонять. К вечеру мы пересекаем границу Австрии и уже движемся по территории Чехослова-кии. Останавливаемся в одном селе, на его окраине. Тут же сюда сбежалось множество жителей села. Объятия, поцелуи, цветы – жители с восторгом встречают советских во-инов. Устраивается митинг. Выступают чехи (кто постарше), наши офицеры. Разговор чаще ведется жестами, улыбками – при-знаемся друг другу в любви и дружбе. Наше командование решило в знак дружбы наро-дов СССР и Чехословакии всех австрийских лошадей с повозками передать в дар чехам, пострадавшим от немецкой оккупации.

На следующий день мы двигались на грузовых машинах. Когда мы проезжали по Щукин И.Ф.

Калоев Г.А.

Карданов М.А.

134

А.М. Горохов улицам сел и городов, нас забрасывали тол-пы чехов цветами, девушки посылали нам воздушные поцелуи, кругом – восторжен-ные возгласы с благодарностью советским воинам, здравицы Советскому Союзу.

Остановились мы в окрестностях города Водняни, который расположен западнее Праги.

Где-то неподалеку расположились амери-канские войска. Мы раскинули палаточный лагерь. Нам объявили, что через несколько дней здесь будет проведен строевой смотр нашего 39-го Гвардейского корпуса и аме-риканских частей – совместно. Мы начали приводить в порядок свое обмундирование, каждый день занимались по шесть часов строевой подготовкой…

Но вот однажды наш батальон был на рассвете поднят по тревоге. Неприятные мысли мелькнули у солдат. Нас рассадили на конские повозки, и мы рысью двинулись в путь. В голове рождались тревожные мыс-ли: неужели где-то появились недобитые немецкие части?!

Остановились возле одного лесного остров-ка. На опушке нам было приказано поставить свои палатки и одновременно объяснили, что мы здесь должны принять от американцев не-

сколько тысяч пленных немцев. Пленные должны затем переправиться в Советский Союз на восстановление разрушенных городов.

Ночь проспали спокойно. Конечно, на дороге и вокруг нашего лагеря были расставлены часовые, ходили патрули. Приказано было останавливать все машины, проверять, кто едет. При подозрении, что это немецкие солдаты или офицеры, задерживать.

Наступил новый день – день, когда к нам должна поступить пер-вая партия немецких военнопленных под конвоем американцев. Нас предупредили, чтобы мы держались по отношению к американским солдатам и офицерам достойно, без заискивания, с надлежащим видом победителей.

Кузаков С.А.

Хабеков У.Х.

13�

Мы из XX века В середине дня к нашему лагерю подъехала большая колонна гру-

зовых машин, заполненных немецкими солдатами. Среди них было немало лиц гражданских.

Все формальности передачи военнопленных совершали офицеры – наши и американские. Нам было мало что известно о всех процедурах с военнопленными. Мы обязаны были только обеспечить их охрану, не допустить побега. Кстати, такой случай попытки побега пришлось предотвратить мне лично. В этом мне помогли два подростка-чеха – брат с сестрой (лет четырнадцати-шестнадцати), которые обнаружи-ли одного немецкого солдата, прятавшегося под кучей хвороста. При-шлось вернуть пленного в расположение его соотечественников.

Обходя весь лагерь немцев со стороны леса, я со своим напарником наткнулся на труп пожилого немца. Ему было лет шестьдесят, голова седая, на шее след от веревки, хотя признаков того, что он повесился, не было. Похоже, что его прикончили сами же немцы. Разбираться с этим было не наше дело, мы только доложили командиру роты.

Среди пленных были и русские; скорее всего, это были солдаты из власовской армии. В ответ на наши вопросы, как они оказались там, они отрицали всякое участие в военных действиях против советской армии, утверждали, что их немцы насильно вывезли из России.

Было здесь и большое количество очень молодых солдат. Так, с одним из них мне пришлось немного побеседовать. Солдат неплохо разговаривал по-русски. «Как ты научился говорить по-русски?» – спросил я. «У нас в хозяйстве работал один русский парень, который был привезен из России. Мы с ним и работали, и дружили. Ему у нас было неплохо. У него я и научился говорить по-русски», – ответил солдат. «А сколько тебе лет? И много ли среди солдат вашей части таких молодых?» – продолжаю интересоваться я. Он сказал: «Мне только что исполнилось семнадцать лет. И вся наша часть была из таких парней. Некоторые среди моих товарищей моложе меня. А скажите, пожалуй-ста, куда теперь нас отправят? В Сибирь?!» – «Нет, вас отправят не в Сибирь. Вы теперь нужны на восстановлении Сталинграда и других городов». – «Это хорошо. А то мы все боимся того, что нас отправят в Сибирь. Там мы все померзнем. А так – это уже не страшно…»

Приходилось нам находить и оружие (пистолеты), которого по-чему-то не нашли американцы. Эти пистолеты чаще находили под кочками, под хворостом.

Нами было принято, таким образом, всего около восемнадцати тысяч военнопленных. Все они были немедленно отправлены в Россию.

136

А.М. Горохов Выполнив поставленную перед батальоном задачу по приему

пленных немецких солдат, мы затем совершаем небольшой марш в расположение нашего 301-го Гвардейского стрелкового полка. На опушке одного леса, недалеко от какой-то деревни, мы раскинули свой лагерь. В то время было обращено особое внимание на культуру и порядок в лагере в целом и в каждой палатке в отдельности, так как ожидался приезд из штаба корпуса большого начальства.

Через день или два, действительно, по всему лагерю полка прохо-дил в сопровождении командира полка и штабных офицеров генерал-майор. Не знаю – а может быть, скорее, забыл – какую должность он занимал в корпусе. По всему было видно, что он остался доволен встречей с нами.

Несколько дней жили мы в этом лагере, занимались строевой, тактической подготовкой. В один из дней нам объявили, что мы ухо-дим из Чехословакии, совершаем марш в Венгрию, город Кечкемет. К тому времени у меня разболелась правая нога – абсцесс коленного сустава. В день выхода всего полка в поход меня полковая санчасть направляет в медсанбат.

Вот так. Прошел весь Карельский фронт, прошел с боями Венгрию, Австрию, Чехословакию, закончилась война – и я оказался в руках медиков.

Весь переход из Чехословакии в Венгрию я совершил на санитар-ной машине медсанбата. Поскольку заболевание было нелегким, я практически не мог ходить. И вот, когда мы, проезжая по Вене, оста-новились возле музея великого австрийского композитора Штрауса, была возможность посетить его. Каково же было огорчение от того, что я не мог даже сойти с машины!

И вот мы снова в Кечкемете. Нога у меня к тому времени зажила. Наш полк тоже через несколько дней пришел туда же. Я был выпи-сан из медсанбата и вернулся в свою пятую роту второго батальона. За городом, в лесу, мы раскинули свой палаточный лагерь. Началась обычная армейская учеба.

13�

Мы из XX века

Глава XII

Окончив повествование о своем участии в Великой Отечествен-ной войне, о боевом пути моей родной 100-й воздушно-десант-ной дивизии, хотел бы еще раз оговориться: я не писатель и не

поэт, и тем более не стратег, и поэтому прошу прощения у читателя за то, что где-то в моем описании, возможно, нет должного согласования или логики; нет, возможно, того, что надо было обрисовать в первую очередь, или, наоборот, кое-что второстепенное стоило выбросить. Может быть, если побольше времени повосстанавливать в памяти все происходившее с нами в годы войны да немного овладеть азами журналистики, то получилось бы, наверное, нечто получше.

Я был солдатом, сержантом, мне многого было не дано видеть и слы-шать, я был лишен какой-либо квалифицированной информации воен-ных специалистов более высокого ранга, чем я. Поэтому мое описание – это мои личные воспоминания, в какой-то степени обработанные моим жизненным опытом, образованием (я учитель-географ). Здесь и мои размышления о боевых действиях солдат, о последующих этапах нашей жизни, жизни страны в послевоенный период.

В порядке дополнения к моему повествованию я привожу неко-торые произведения наших ветеранов в виде поэм, песен, стихов. Среди авторов этих произведений – мой однополчанин, знаменитый писатель, поэт, публицист Владимир Иванович Федоров, который посвятил значительную часть своего творчества ветеранам-десант-никам. К великому сожалению, он рано ушел из жизни.

В светлую память о нем я включаю в эту книгу и его отдельные произведения (поэму «Сказание о свирцах», песни и стихи).

Включены также и стихи других наших ветеранов. Они написаны от души.

13�

А.М. Горохов

1

Я помню: В берег била,Била крутаяСвирская волна.Я помню:Это было,Было.

В лесу таиласьНаша сила.Ночь.Сосны.Глыбы валуна.Светло как днем.Сталь автомата.Тревожный шепотокБерез.У пушки сладко спят ребята,А мох седойОзяб от рос.

поЭмы, песни, стихи ВетераноВ 100-й ГВардейской сВирской краснознаменной Воздушно-десантной диВизии, ВетераноВ ВдВ «об оГнях, пожарищах, о друзьях, тоВарищах»,

о слаВных победах и слаВном братстВе десантникоВ

Владимир Иванович ФЕДОРОВ

СКАЗАНИЕ О СВИРЦАХ(поэма)

Мы молоды,В нас столько силы!Под синью Боевых знамен Всех на полянеПодкосил он,Могучий сон,Десантный сон.Спят москвичи,Спят украинцы,К сибирякамПлывет Сибирь.А за березамиСтруитсяЕще неведомая Свирь.

А в памятиМелькают тени.И тишь.Не слышно голосов.А в памяти –Толпа виденийСредь глухо шепчущихЛесов.

13�

Мы из XX века Волна несетМеня куда-тоВ немую топьДремучих чащ...Нам было столько лет,Ребята,Как вам сейчас,Как вам сейчас.

2

Вещее сердцеСтучит беспокойно:Помни, все помни.Тебя не убьют. Помни упавшихВ чащобе хвойной, Кто не услышалПобедный салют.

Помни гремучий Удар богатырский,Пустошь в огне, Под Карельской бои.Где вы, ребятаИз Сотой Свирской,Парни мои, побратимы мои?

Берег.ПостСторожевой.Отзовитесь,Кто живой!Глыбы.Обелиски.– Мы из Сотой Свирской...

3

Скажите, Леса дремучие, скажите,

Озера синие: Кого тутВраги замучили? Кого они Не осилили?

МолчатЗамшелые глыбы,Угрюмые валуны.В воде,Где осока дыбом,Железные Ржавые рыбы Навеки погребены.

Скажите, болота свирские,Скажите,Туманы низкие:ЧейУ березы унылойБелеет во мхах скелет?КомуИз камней могилыСложили на тысячу лет?

4

Травы, травы,Горькие на вкус вы.Земляника – алая, Что кровь. Мы тебя штурмуем,Самбатукса, Сквозь золуЧудовищных костров.

Тут сам чертЗавязнет в этом грунте!Враг в бетонных норахСмерть таит,И в раздумье,

140

А.М. Горохов На командном пункте,Наш Хасан ХаразияСтоит.

Отыграли Ярые «катюши», И рванулись парни.Нет, не зряСтервенеют вражеские души! Так и лупят мины:«Кря» да «кря». Раненые стонут.Бьет проклятый,МетитВ медсанротовский сарай.ВсталМурат Карданов.Где же граната?Ротный умер...Хлопцев поднимай.

5

Я помню:В берег била,БилаКрутаяСвирская волна.Я помню:Это было,Было.Не откатиласьНаша сила,А зазвенела,Как струна,СтрунаНатянутого лука,ГотовогоПослать стрелу.

Суров Харазия: – А ну-ка!Где мой Калоев? Где мой Щукин? Где мой Хабеков?Знай науку: Пора взлететь Тебе, орлу!

Перед полковникомКомбаты,На все готовые,Стоят.И вдругСурово-хитроватыйИх всех пронизываетВзгляд.

Торжественно-твердаОсанка.– Ну, «маршалы» мои:Салам!Вы, Щукин и Калоев –С флангов,А ты, Хабеков – По тылам.

6

Из непролазной топи,Где валуны да мох,Встань,Кто упал в окопе,Кто доползти не смог...

Где вы, бойцы лесные?СлышитеПтичий гам?Ровесники,И понынеПо восемнадцать вам.Отчаянные ребята.

141

Мы из XX века Не солнце их грело –Тол.Встань,Кто с последней гранатойНапропалую шел .

7

Чем, друзья, утешитьМатерей, невест? Память взрывом режетГромкий наш отъезд.

Милые ткачихи!Не поминайте лихом...Горе – пополам.До последней плошки,До последней ложкиОтдавали нам.

Душевные, простые,Смотрят виновато.Родные Святые Русские девчата..Взоры помутнели.Ладонью – по глазам.– Мы еще вернемся!... –Подмигнул Хасан.– Мы еще вернемся... _Прошептал Иван.

8

Гулко на вокзале В ткацком городкеМы салютовали.Автомат в руке.

Пусть мыК черту в зубы едем –

Грянь же,Грянь же,Гром победы!

Те, что провожали,Не скрывали слез.Салюты, ребята! По спине мороз:Бить из автомата В мае,В сорок пятом, Многим не пришлось.

9

До чего жДушою разныеВы, три «маршала» Харазия…

Три джигита, Три комбата! ...Курит ЩукинХмуроватый, Как всегда,Неторопливый, Как всегда, В бою счастливый.

Ночь.Снаряды землю рвут.Мины бьютВ командный пункт.Он не прост,Наш Иван, –Не гляди на простоту! Не Иван,А капкан –Так вцепился в высоту.

Разведчик,Золотой умелец,

142

А.М. Горохов Мой друг,Испытанный москвич,Бывал с Хабековым Ты в деле. Ты помнишь Тот гортанный клич?

– Вперед, братва!Мои гвардейцы!За мной!.. –И мчится впереди.Друг,На Хабекова надейся!О нем по ростуНе суди.

Шел по топи,По лесам,Словно дух возмездья.УмиралИ воскресалС батальоном вместе.

10

– Вперед, славяне!– Шпарьте налегке!.. –Стоит комбатУ Венского канала.БлеститТрофейный маузер в руке -Гу-ух!..Гу-ух!..Шатнулся,Охнул,Застонал он.

Хабеков рухнулВ огненную тьму.Друг Севка,Что ж ты медлишь,

Как приклеенный?Скорей к нему,Скорей нагнись к нему!Неужто твой подарокНи к чему?В щебенке краснойМаузер трофейный.

11

Ни к чему,Ни к чему...Бредя, завещал онГрозный маузерТому,Кто станет генералом...

Не от горя ли И злобы ЗатуманилсяТвой взор, Юрка, Юрка,Юрий Ломбах,БудущийГенерал-майор?Нет комбата. Нет чудес. У святого храма Наш Хабеков Не воскрес. Есть лишь Черный мрамор.

Где там Свирь?Где Оять?В центре Вены старойБудет памятникСтоятьНашему Умару.

143

Мы из XX века 12

Притихшая ВенаПылала.Над сизою зыбьюКаналаЗиялиКалеки-мосты.Там шалая смертьДышала,А в АльпахЦвели цветы.

Ты в Альпах Ни разу не был, С любимой Не плел венков.Прищурясь, Глядел на небо Сапер Степан Кузаков.

У смерти Надежду вырвать! С тобоюСаперов горсть. Приказ: Под огнемРазминироватьНевзорванныйГлавный мост!

Степан,Проползи на брюхе В опасную, Чуткую брешь, И жалоСмерти-старухиНожницамиОбрежь!

Проклятое Тонкое жало... И ножницы звонко –Щелк!...Шли танки,Пехота бежала,РванулсяРодимый полк.

ОчнулсяСтепан удивленный,Смешались и кровь,И пот.«...СотаяСвирскаяКраснознаменнаяПрошлаГвардейской поступьюВперед».

13

Щебень весьПокрыт золою.МчитсяКапитан Калоев,Обоженный,Грязный,Пылкий, СтиснувГорлышко бутылки.

А в бутылке Не виноКоролевской пробы, Но егоПьянит давноЭтот дарОсобый.

144

А.М. Горохов А в бутылке –Вот оказия! –Голубело чудо.Вскрикнул,Изумлен Харазия:– Где ты взял?ОткудаЗдесь дунайская вода? –С потеплевшим взором Встал Харазия:– Звезда!Поздравляю, Жора!..Батальон твой –Так и знай! – Первым вышел на Дунай.

14

Где ты нынче, Наш заряжающийКолька Зайчиков,Тихий коми? На двоих котелокОстывающий В чадной Вене, В разбитом доме...

И махоркой, Двоим положенной, Ты один дымил Что есть силы.Мы с тобою Совсем несхожие.Что же все-такиНас сроднило?

Степь полынная,Лапы хвойные И багровая рябь Канала,

Только как-то С тобой спокойнее,Колька Зайчиков,Добрый малый.

От подушек отвыкли – Скатками Не кололись Под небом синим. И простреленной Плащ-палаткоюУкрывала нас Мать-Россия.

15

Он стоит среди грозы,Капитан отчаянный.Неказистые усы, А душа Чапаева.

Мы, как черти, Все в золе.– Хлопцы! Пушки двигай...– И повис на стволе Друг, незримый В едкой мгле,Юркий Гаев Игорь.

Взводный пал. Недолго жил. Рядом крови лужа.Тянем из последних силГрозной пушкиТушу.Песня та,Что я сложил,БродитВ наших душах:

14�

Мы из XX века «...Мы истребители.Всегда нас видели Лишь впереди, Там,Где грохот и дым.Работой четкою,Прямой наводкою Мы вражьи танки В костры превратим!»

16

Снятся нам ночьюОхапки сирени.Мчимся в апрельПри погашенных фарах.Тени товарищей,Чуткие тениВ Венском лесу,На знакомых бульварах.

Тени товарищей Бродят по улицам,Смотрят в Дунай У альпийских расселин:– Сделали в жизни Вы, кто вернулся, То, что мы сделать Еще не успели?

17

Нас с каждым годомУбывает.Нет, нас не пулиУбивают,А сны с кошмарами Да раны старые.

Нас с каждым годомУбывает.

Фронтовики не забываютСтраду военную,Все сокровенное...

Как передать Резцом и кистью Конец войны, Последний выстрел,Радость пьянящую, Боль бередящую?

Ты с головы Срываешь каску,Глядишь на мир В весенних красках, На флаги красные, На небо ясное.

Мой друг,Да это ж юность наша!Где котелок Горелой каши, Ложка ядреная, Тобой дареная?

Мой друг,Не прячь свои медали.Давай споем:«Мы Вену взяли...»Шла в глушь АльпийскуюСотая Свирская.Мы за врагом Гнались по следу. Да, мы дрались После Победы. Там, под пригорками,Утраты горькие. Каких ребятМы там теряли!

146

А.М. Горохов Как бытьС седыми матерями,И с их отчаяньем,И с их молчанием?

Как передать Резцом и кистьюКонец войны,Последний выстрел,Радость пьянящую,Боль бередящую?

Нет, не дымокГорелой каши, А думы наши,Чувства наши, Дух поколенияВсех нас нетленнее.

18

Парни надежные,Где вы ныне? Вас я зову Через тридцать лет,Вас, на кого Я писал наградные,Но не как писарь, А как поэт.

В сбитых ботинках,И линялых пилотках,В серых халатах, На костылях, Вы убегали В родную «Сотку»,Лежать не желали В госпиталях.

Вспомним гремучийУдар богатырский,

Пустошь в огне,Под Карельской бои...Где вы, ребятаИз Сотой Свирской,Парни мои,Побратимы мои?

А в памятиМелькают тени.И тишь.Не слышно голосов.А в памяти –Толпа виденийСредь глухо шепчущихЛесов.

Волна несетМеня куда-тоВ немую топьДремучих чащ.Нам было столько лет,Ребята,Как вам сейчас,Как вам сейчас.

На насТопорщились шинели.Мы возмужалиК двадцати.Любить хотели,Жить хотели,Хотели Родину спасти.

20

Танковый десант,Танковый десант,Позабудь о минахИ о бомбах.Было пятьдесят,Было пятьдесят,

14�

Мы из XX века А остались Котиков да Ломбах.

Танковый десант,Танковый десант,Золотые парни, Все герои... Было пятьдесят,Было пятьдесят, А остались Севка с Юркой –Двое.

Годы, годы,Что они таят?Так глядите в даль,Что режет очи.Вам на Красной площадиСтоять,Сорок восемьВспоминать ребят,Генерал-майорИ друг-рабочий...

21

Травы, травы, Горькие на вкус вы.Земляника – алая, Что кровь. Самбатукса, Слышишь, Самбатукса, Где зола Чудовищных костров?Есть в музее Гильза от снаряда Да в мешочкеГорсточка земли,Той, что кровьюПолили ребята.

Побратимы, Вы в нее легли...

22

Годы растаяли,Словно ракеты....Щеки влажнели от слез.Наш запевала Виталий Извеков Знамя дивизии нес.

Шел моложавый, Кудрявый полковник,Знамя гвардейское нес. Где, побратимы, Товарищ мой кровный?Сколько друзей собралось?Вот коренастый, С улыбкой широкой. Друг мой Андрюша Попков,Тот, что вел ночью По памятным тропамПритихших учеников.

Юрий Калашников,Зоркий и ловкий,Слышишь шум леса?Юность зови...Помнишь, как спас тыДавыдова Левку И положил На повозку в крови?

23

– Трогай!.. –И повозку скрыли елки.Многих лошадь юркаяСпасла.Вспомним

14�

А.М. Горохов Неказистую «монголку»,Ту, что всю КарелиюПрошла.

Ей в трясине Памятны маршруты.Жми, лошадка! Не ее вина,Что, как друг-ездовый,С парашютом Прямо в стог Не прыгала она. Вспомним, братцы, Гулкий мост над Волгой. Чем не пьедестал? Так не зевай! Нашу легендарную «Монголку» Взводный жаждал Посадить в трамвай.

Если б не кургузая «монголка» –Многих занесло быНа тот свет.Так скажи нам, Свирь,Скажите, елки:Жалко,Что ей памятника нет.

24

Глазами невольноВолненье выдав, В тумане не видяВокруг ничего,КалашниковаОбнимает ДавыдовУ памятника, Где имя его.А рядом, скромен

И непараден,От дрожи не в силахДрузей обнять,ПотупилсяНаш военврачЗабрадин,Но брызнувших слезНе может унять.

25

Смерть, исчезни!Сгинь-ка,Сгинь-ка!С дробью русской –Дробь лезгинки.Дрожи, стол! Трещи, пол! Сам Харазия Пошел! Глядь: в зубах Десантный нож.– Во даешь!– Ну даешь!..

Был в Европе,Видел Азию – Все прошел Хасан Харазия.

Шрамы есть,Спеси нет.Слышим мудрыйТвой совет:

– Выпьешь бочкуХорошо.Выпьешь рог –Хорошо.Выпьешь рюмку –

14�

Мы из XX века Хорошо.И не выпьешь –Хорошо.

Все равно Орлом гляди.Честь десантника Блюди!

За мирПлатили кровью. За десантное Здоровье!..

26

Пусть здоровье – Слякоть, Здоровье -–Не очень.Нам бы надо Плакать, Только мы Хохочем.

Мы, победившиеСудьбу,СкрутившиеРога болезни,Со старымиРанами,Со шрамамиНа лбу, –Всю жизнь,Всю жизньМы в пекло лезли.Молодые,Седые,Искалеченные,Мы хохочем,Живые,Пулей меченные.

27

Где ты,Дымкой отдаленныйБор забытый,Бор зеленый?В гильзе догорал огарок.Прятали мы,Как подарок,Летные погоны.Пели мыНа хвойных нарахНа мотив знакомый:

«Прощай, земля Большая!Десант наш улетает.И в дальнем краюЗа землю своюДесантник не дрогнет в бою!»

О, лесных певцов усилья,Без пера и без чернил!Ну скажи, сержант Васильев,Ты льКонструктор дерзких крыльев,Эти строки сочинил?

Свирь и Вена, Быль и небыль... Досталось по горло нам.Плыли мы, Но не по небу, А по свирским, По дунайским По волнам...

28

Шепчутся у школы Не девушки-подростки –Свирские березки,Дальние березки.

1�0

А.М. Горохов Где они шумели –Мы в штыки ходили.Нынче возле школыРощу посадили.

Белые, лучистые... Глянул –Содрогнулся: Будто бы невестыТех, кто не вернулся.

29

Венки,Венки несут герои.Могилы. Белые стволы. Суров Карданов,Хмур Калоев,Печальны Горные орлы.

Седые женщиныСредь улицСтоят,Косынки теребя.Скажи, Калоев,Может, юностьСейчас окликнулаТебя?

Да будет легендарнымВремя,Что поступь свирцевСохранит!ДесантноеРодное племяНавеки врезаноВ гранит.

Со всей страны Орлы слетелись – Все, все: кто мог И кто не мог, Есть в мире честь,Есть в мире смелость!Здесь песня юностиПропелась, Родимый Ткацкий городок.

Пусть, наши дети,Будет святоВам то гнездовье,Наша Честь!Нам было столько лет,Ребята,Как вам сейчас,Как вам сейчас.

Не тополя стоят Над лугом – За взводом взвод, За взводом взвод. Так передайте Нашим внукам Боль, что быльем Не зарастет!

Застенчивый нашДядя Ваня,Неторопливый наш ИванСтоитВ торжественном молчанье,Звездой ГерояОсиян.

Священный факелВзял ты, Щукин,И в онемевшем городкеЗажег Огонь.

1�1

Мы из XX века Не пламень,Внуки,В его протянутой руке -А сердце,Сердце человека,Что светит намИз мертвой тьмы.Мне чудитсяЖивой Хабеков,Живой Умар.Безмолвны мы.

30

Ай, мечта-лезгинка, Ой, огонь-лезгинка! Где Умар Хабеков,Гибкий, что лозинка?Вспыльчивый Хабеков,Влюбчивый Хабеков, Озорной Хабеков, Огневой Хабеков...

Танцевал лезгинку На фанерных нарах. Кто же перепляшетНашего Умара?

Горы, горы,Кто стреляет метче?– Эге-гей!... Хабеков!.. - позови.Почему же гнутся наши плечи? Почему твой маузер в крови?

Горы, горы, синие, что тучи, Венский лес, багровый, что пожар, Древний Стефан, Стрельчатый, летучий, Где он, где Бесстрашный наш Умар?

32

Взгляд быстрый,Что кинжал чеканный,Всем души чуткие обжег.Мне руку сжал Мурат Карданов,Земляк Хабекова, дружок.

Умар... В бою его, Мурата, Он с полуслова понимал. Не раз гортанный клич комбатаПарней в атаку поднимал.

Умар... Он спитВ далекой Вене,А сердцеВ Раменском горит.На юге рвется Терек в пене,Бурлит и бьется о гранит.

А далеко от той могилыШумит лесная сторона.Война о скалы била, била.Ночь. Сосны. Глыбы валуна.Я помню:Это было, было.

Мужайтесь, свирцы!Нас вспоилаКрутая свирская волна.

1�2

А.М. Горохов Слова В. И. ФЕДОРОВА

Музыка Ю. Е. БИРЮКОВА

ПЕСНЯ ВЕТЕРАНОВ 100-й СВИРСКОЙ

Друг, напиши, позвони, загляни –Сила проснется в груди богатырская.Вспомни далекие грозные дни,Сотая Свирская.

Вспомним объятья студеной волны.Вспомним леса, где враги наши рыскали.Белою ночью темны валуны,Сотая Свирская.

Здесь твоя кровь, здесь девчонка найдетТвой пулемет с порыжелыми дисками.Под Самбатуксой морошка цветет,Сотая Свирская.

Вспомним, товарищ, альпийский рассвет,Дымную Вену и скалы альпийские.Вспомним ровесников, тех, кого нет,Сотая Свирская.

Надо упавшего друга поднятьИ дошагать до ночлега неблизкого.Нам уже поздно характер менять,Сотая Свирская.

Где-то в горах эдельвейсы цветут,Зори встают над лугами альпийскими,Путь твой победный нелегок и крут,Сотая Свирская.

1�3

Мы из XX века Владимир Иванович ФЕДОРОВ

В ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Несется в Раменское электричка,Где воздух от черемух пьян,Такая уж у нас привычка –Встречать в пути однополчан.

Там, в сорок пятом, наши души,Где смерть, где гром, где крик, где стон.– А помнишь Будапешт! Послушай…– А помнишь хмурый Балатон?

– А нас «скрипуха» доконала…– А Стефан-Кирхе, край чудес…– А рябь Дунайского канала…– А помнишь дымный Венский лес?

И все мы рядом на скамейкеК плечу плечо, к плечу плечо.Гудит десантная скамейкаИ дышит в лица горячо.

– А помнишь, как мчались к Праге?Какой чудесный майский день!Повсюду флаги, флаги, флаги,Везде сирень, сирень, сирень.

В ответ на чешские букеты,Что мы ловили на лету,Трофейной марки сигаретыЛетели в гулкую толпу.

А кто-то плакал и смеялся,Мотоциклиста целовал,И по-ребячьи улыбался,И бочку пива разливал.

Колючка лагерей, окопыПусты: отхлынула беда.Такого праздника, Европа,Ты не видала никогда.

1�4

А.М. Горохов МЕЧТА СОЛДАТА

Солдаты родные, мои друзья,Костры, презиравшие тленье!Вас много сгорело. Терниста стезя.Уходит мое поколение.

Уходят седые фронтовики,Тепло оставляя детям.А нам еще помирать не с руки,А мы пока еще светим.

Уходят упрямые пушкари,Подводники и саперы,Уходят при свете последней зари,Я вижу прямые взоры.

Все в ранах, шрамах, горящих рубцах.Всю жизнь не ныли – шутили.Вспомнят ли внуки о нас, бойцах?Поймут ли, какой ценой мы светили?

Что ж, если не вспомнят – немой, смолчу.До звезд у них дел. И все же,До боли, до дрожи, до слез хочу,Чтоб были хоть малость, хотя бы чуть-чутьНа нас, десантников из Раменского, похожи.

Константин ВАНШЕНКИН

НАШЕ ПОКОЛЕНИЕПамяти павших

Одна в пути катила нас волна,Одни и те же званья нас венчали.Мы – те, кого взяла еще войнаПеред войной или в ее начале.

Двадцатый год и двадцать первый год,Что встали по тревоге на рассвете.А следом бодро выступил в походДвадцать второй.И сразу – двадцать третий.

1��

Мы из XX века Чтобы Россию вызволить свою,Чтоб не увидеть Родину распятой,Безусые, стояли мы в строю –Двадцать четвертый год и двадцать пятый.

Рожденный в Гражданскую войну,Или чуть раньше, или чуть позднее…Слились дороги разные – в одну,И все отныне связывалось с нею.

… Откуда мы? Мы вышли из войны.В дыму за нами стелется дорога.Мы нынче как-то ближе быть должны,Ведь нас осталось в мире так немного.

Шли по войне, шли по великой всей,И в сорок первом шли, и в сорок третьем,И после. И теряли мы друзей,Не зная, что таких уже не встретим.

Но навсегда нам памятью даноИх видеть сквозь разрывы, в отдаленье.Мои друзья, которых нет давно,Они и нынче – наше поколенье.

Все в жизни с ними было пополам.Мы все – одно! И нет прочнее сплава.И с песнею далекой по полям –Прислушайся! – проходит наша слава.

1965

1�6

А.М. Горохов ДЕСАНТНАЯ ПЕСНЯ

Мы надели свои парашютыИ в огромном летим корабле.Не забудутся эти минуты,Хоть сто лет проживи на земле.

Бесконечного неба глубины.Кровь отчаянно в сердце стучит.И уже из пилотской кабины Приглушенно сирена звучит.

И по правилам нашей наукиНад мозаикой пашен и селОткрываются медленно люки,Раздается команда: «Пошел!»

Начинается наша работа,Начинается наша пора,И в распахнутый люк самолетаМы кидаемся с криком «Ура!»

Мы кидаемся в эту пучину,Нас жестокие ветры секут,Но, как надо, нашу машинуПокидаем за тридцать секунд.

Мы не верим – и в том наша сила –Что откажет нам вдруг парашют,И потом нас дорогой унылойБоевые друзья понесут.

Дорогая, мы заняты делом.Только жаль, что не видела ты,Как спокойно под куполом белымОпускаемся мы с высоты.

И опять, уложив парашюты,Мы в огромном летим корабле.Не забудутся эти минуты,Хоть сто лет проживи на земле.

1��

Мы из XX века Виктор Александрович БЕРСЕНЕВ

КАРЕЛЬСКИЙ ФРОНТ

Моим дорогим однополчанам,гвардейцам-десантникам

37-го Гвардейского воздушно-десантного корпусап о с в я щ а ю

Леса, озера, гиблые болота,Огнем кинжальным щерится гранит.Штурмует топь крылатая пехота,Вчера лишь покорявшая зенит.

Застряли на опушке наши пушки,Бессилен бог войны своим помочь.Ни днем покоя не дает «кукушка»,Ни белая тебя не скроет ночь.

А в зарослях манит красна малина,Не сбритые осколками грибы.И не ступи! – повсюду мины, мины…В глазах стоят их страшные столбы.

Здесь танк тяжелый не промчится с хрустом,Где снова враг укрыт со всех сторон.Чего нам стоила одна та Пустошь!А сколько их таких, возьми, за фронт?!

И этот камень чудится мне стоном,Среди болот быльем поросший он.Тут бился до последнего патронаРогинского десантный батальон.

И пали все – с комбата до солдата.За нас с тобой они отдали жизнь.И если ты придешь сюда когда-то,От всей земли им низко поклонись.

Нет, не сдержать гвардейцев вражьим дотом!Туда, за даль поверженных преград,В бессмертие свое уходят роты,Еще не надевавшие наград.

1��

А.М. Горохов Свезли с войны орудия и танки,Но хмур, суров Карельский старый бор:Сынов своих священные останки,Ты, мать-земля, не примешь до сих пор.

И свирцу не дает душа покоя:Пока не захоронен павший воин,Не кончен бой! – Суворова закон.Увы, молчит былое поле боя,В историю ушел Карельский фронт.

1992

Слова Евгения Михайловича ДОЛЖЕНСКОГОс участием С.Е. ПЛОТНИКОВА и А.А. ЮРКОВА

ПЕСНЯ ВЕТЕРАНОВ-ДЕСАНТНИКОВСОТОЙ СВИРСКОЙ ДИВИЗИИ

Вспомни, десантник, бои на заре,Вспомни холодные свирские воды!Карельская, Пустошь запомнились мне,Их не сотрут в нашей памяти годы!

ПрипевСотая Свирская нам дорога,С ней мы прошли по дорогам Европы!Родина в бой нас вела,Сотая Свирская – мы патриоты!

Болота Карелии, мины свистят,Бьет пулемет с высоты Самбатукса,На помошь десантникам танки спешат,Штурмом взята высота Самбатуксы.

Припев

Вспомним, десантники, в Вене бои!Дунайский канал и гранитные стены.Много погибло друзей боевых,Город спасая для жителей Вены!

Припев

1��

Мы из XX века Вновь собрались боевые друзьяВспомнить былые военные годы!Десантников павших забыть нам нельзя,Скрыли которых Дунайские воды!

Припев

А. Г. ЖуковВ КАРЕЛИИ

Однополчан толпа седая,Как будто рота запасная,Стоит у прежних рубежейСредь обвалившихся траншей.И вспоминают дни былые,И в мыслях снова молодые.Среди берез карельских тихо.Но молодость гуляет лихоПо олонецким валунам,По берегам озер болотным,По Альпам мокрым и холодным,По венским паркам и лесам,По чешским селам, городам.Хотя осталось жить немного,Но впереди еще дорога.НЗ поделен пополам.

* * *

Ты помнишь, друг, карельский лес,Болота хлипкие и камень,Ночную светлоту небес,И мины свист как раз над нами?

Мы прижимались все к земле,Вернее, в жижу головами.А жизнь была на волоске,И смерть ходила между нами.

Осколки стригли все подряд,Лишь чудом нас не задевало.И эта оторопь солдатНаверно, душу очищала.

160

А.М. Горохов Ты помнишь, друг, на запад шлиВ районе где-то Балатона.Шли сквозь туман в ночную мутьПод звуки фронтового грома.

Распили флягу всю тогдаМы пересохшими губами.Так мы не пили никогда,Делясь последними глотками.

Быть с другом честным мы стремились.И как теперь определить,Тогда мы, может быть, училисьВсе с другом поровну делить?

А помнишь ты другую ночь,Когда в окопе вместе прели?Померкло, все исчезло прочь.Чужие звезды лишь глядели.

Лишь иногда ракеты жуть,Как столбовой фонарь, светила,И телеграфно строчка пульПо темноте ночи чертила.

Я постелил тогда шинель,И мы легли, обняв друг друга.И вмиг уснули под шрапнель,Не слыша никакого звука.

Так спали мы по-братски в точь,По-фронтовому, как водилось.И не тогда ли, в эту ночь,Вся наша дружба зародилась?

Бои, походы и ночлег,Чужие реки, городаНас уровняли всех навек,И породнили навсегда.

В РАМЕНСКОМ

Опять среди однополчанВ любимом мною городеВесной в зеленой молоди.Я благодарен этим днямЗа разговор среди друзейО нашем прошлом боевом,

161

Мы из XX века За теплый раменцев прием,За встречу с памятью моей.Мы вместе много прошагали.Под звук сирены, словно зверь,Бросались в бездну, как в купель.Тогда страну мы защищали.Нас взрывы пылью пеленали,Нас пули свистом окрестили,Ракеты, падая, светили,Дожди и ветры обнимали,Ошметки грязи целовали.Но мы сражались, как могли.Всю чистоту своей душиМы сохранили с той войныИ в этот город принесли.

СЧАСТЬЕ

О счастье мы всегда мечталиВ далекой юности своей.Теперь, когда мы старше сталиИ дни становятся серей,Мы вспоминаем миги счастья.Наверно, детства времена,Иль той весны безмерной страсти,Когда окончилась война,Иль наше первое свиданьеС такою чистою душой,Иль наше первое признаньеВ любви весеннею порой.А может, счастье это рядом,А может, счастье наше в том,Что не задело нас снарядом,Что мы пока еще живем.Что на столе стакан воды,Что ты читаешь за столом,Что на окне стоят цветы,Что солнце светит за окном.Не в деньгах счастье, не в богатстве.Ведь счастье есть души полет.Кто любит всех, со всеми в братстве –Оно всегда тебя найдет.

162

А.М. Горохов Александр Кочкин

ПОСВЯЩЕНИЕ В ДЕСАНТНИКИ

В крылатую пехоту посвященьеПроизводилось в теплый ясный день.Прыжок тот первый был для нас крещеньем.Аэростат с корзинкою – купель.

Впервые небом испытанье проходили мыНа взлет, и наша очередь настала.Взошли в корзинку мы без суеты.Нас трое и четвертый – «вышибала».

Он должен был проверить наш настройИ поддержать, чтоб сердце в пятки не упало.Нам, новичкам, он был отец родной,Он только назывался «вышибала».

И вот зависли на предельной высоте,Внизу земля раменская под нами,И мы в корзинке, как на малом островкеВо всем великом пятом океане.

Я вспомнил перед стартом разговорО том, как мужество в десантнике ценилось,Тому, кто струсит, – несмываемый позор,Решаю прыгать, что бы ни случилось!

Ушли ребята. Мы наедине.Теперь в корзинке – я и «вышибала»,И он спросил – нужна ли помощь мне,И я ответил: «Помощи не надо!»

К порожку подошел. У края бездны стал,Шагнул в нее, когда команда прозвучала.Не испугался. Что делать надо – знал.Но сердце сжалось в ожидании удара.

Раскрылся купол, земля бежит ко мне, –И на душе в тот миг ни капельки тревоги.Чтоб мне не поломаться на земле,Предупреждая, кто-то крикнул: «Ноги».

Я вновь с тобой, раменская земля,Свидетель ты, что это было чудо.К тебе с небес сейчас спустился я –И пусть не Бог, но все-таки оттуда.

163

Мы из XX века Ко мне стрелой парнишка подбежалЛет десяти, проворный, словно бес,Мне так старательно и ловко помогал,Как будто я действительно с небес.

Когда собрали парашют, я пожелал ему,Чтоб рос десантником, здоровым, смелым был.И на прощанье от души парнишке этомуОт парашюта две резинки подарил.

МАРШ

В Раменском – под самою Москвою,Ты родилась в суровый год войны.Служить тебе и быть всегда с тобоюСо всей страны слетелись мы – твои сыны.

И нас не зря зовут крылатою пехотой,С небес спускаясь, на земле врага громим,Десантники Гвардейской Свирской СотойПод знаменем развернутым твоим. (2 раза)

Ты край Карельский от врагов освобождала,От взрывов Свирь кипела, дыбилась земля.За подвиг тот Гвардейской Свирской стала,Родная сотая дивизия моя.

И нас не зря зовут крылатою пехотой –С небес спускаясь, на земле врага громим,Десантники Гвардейской Свирской сотойПод знаменем простреленным твоим. (2 раза)

Салюты в честь твоих побед не раз сияли,Ты ж покорила славы высший пьедестал,Когда сыны твои в апреле Вену взяли,И наш Гвардейский корпус Венским стал.

И нас не зря зовут крылатою пехотой –С небес спускаясь, на земле врага громим,Десантники Гвардейской Свирской сотойШли к Победе под знаменем твоим. (2 раза)

Преодолев все трудности и беды,Спасая мир и Родину свою,Весенним днем великою ПобедойВ Чехословакии закончили войну.

164

А.М. Горохов И звали нас не зря крылатою пехотой,Врага громили мы и с неба, и с земли,Мы не считали, сколько пролетели,Но по Европе с боем сотни верст прошли. (2 раза)

Закончив службы срок, как с матерью, простились,Путями разными по жизни мы прошли,Но в сердце братство фронтовое сохранилиИ верность Родине сквозь годы пронесли.

И звали нас не зря крылатою пехотой,В Раменское, на встречу, как и прежде, мы летим,На благо Родины и нашего народаЖивем и трудимся под знаменем твоим. (2 раза)

Мы разлетелись по Европе и по Азии,Но кто б из нас сейчас в каком краю ни жил.Благодарим судьбу, что генерал ХаразияВ одну семью десантников сплотил.

Ведь звали нас не зря крылатою пехотой,К друзьям на помощь, как и прежде, мы летим,И у десантников Гвардейской Свирской сотойПроходит жизнь под знаменем твоим! (2 раза)

УРОК МУЖЕСТВА

Ко Дню Победы в нужный срокВ восьмой школе мужества урок…И знающие все на светеМне так о нем сказали дети:

«Урок у нас не в первый раз,Мы знаем многое о вас.Вам выпало немало бед…Вам было восемнадцать лет,

Когда венчались вы с огнем.Мы дань почтенья отдаемТем грозным памятным годам.Скажите, было ль страшно вам?»

Война для всей страны роднойБыла суровою бедой.Война была бедой вдвойнеНам, самым юным на войне!

16�

Мы из XX века Огнем сбивало нас в пути.Мы поднимались. Дальше шли...Под залпы грозных батарей,Сквозь пламя яростных огней!

За край родной! За отчий дом!За цвет черемух под окном.За боль истерзанных полей.Так было в юности моей...

И возвращаясь к тем годам,Не скрою, страшно было нам.Но шли в атаку под огнемИ забывали мы о нем!

* * *

В крылатую пехоту посвящениеМы проходили в Раменском в тот день.Прыжок тот первый был для нас крещением,Аэростат с корзинкою – купель.

Так небом испытанье проходили мы.На взлет и наша очередь настала.Вошли в корзинку мы без суеты,Нас трое и четвертый – «вышибала».

Затем подъем… И мы на высоте.Внизу земля качается под нами.И мы в корзинке, как на островкеВ лазурном необъятном океане.

И мне пришел на память разговор,Как мужество в десантнике ценилось.За трусость – несмываемый позор.Решаю прыгать, что бы ни случилось!

И встал над бездной… Солнце светит мне,А горизонт как будто бы в тумане.Звучит команда. Я «пошел» к земле,И потонул в воздушном океане!

Удар!.. И белый купол надо мной,И на душе ни капельки тревоги.И я парю, как птица над землей,И плавно приземляюсь у дороги.

166

А.М. Горохов Земля моя! Ты дом чудесный мой!А в небе я познал полета чудо!И защищать тебя отныне будуДесантником, бросаясь с неба в бой!

* * *

Сегодня вновь слетелись мы сюдаНа юбилей. Здесь в юности когда-тоНас всех сроднила общая бедаИ сделала из каждого солдата.

Здесь, в Раменском, в суровый год войны,Придя в десант с отчаянной охотой,В дивизию сформировались мы,Чтоб стать в боях Краснознаменной сотой.

В семнадцать лет мы прибыли сюда,И нам родного дома не хватало.Здесь как родных нас встретили тогда,И это наши души согревало.

И с той поры я раменцев люблю,И с той поры пленен их добротою.И Раменское в жизнь вошел мою,Как дом родной, как добрый город мой.

И вновь я здесь. И сердце вновь горит.Оно теперь навеки сохранитОчарованье этих дивных дней,Дней встречи с трудной юностью моей!

ПАМЯТЬ О КАРЕЛИИ(К 40-летию освобождения)

Нас боль неотступно терзала и жгла,Когда ты в неволе фашистской была.За муки неволи. За слезы твоиМы в сорок четвертом вступили в бои!

За нивы твои. И твои города.Чтоб прочь отступила лихая беда.Мы славных друзей хоронили тогда, И нам этих дней не забыть никогда!

16�

Мы из XX века Карельская Пустошь и Пуску – Сельга.Огонь Самбатукса. И Свири вода.Мы яростно бились. Победы добились.И вновь над тобой засияла звезда!

И люди сегодня творят чудеса…Чисты и лазурны твои небеса.Леса и озер голубая вода…Карелии нам не забыть никогда!

РОВЕСНИКИ

В шестнадцать лет война вас опалила,Когда бедой на Родину легла.С родимым домом рано разлучила,Дорогой слез и горя повела.

Тем страшным днем и той жестокой болиВы отдали молодость свою.И в восемнадцать в грозный бой вступилиИ в двадцать лет закончили войну!

Добив врага весною сорок пятого, У стен Кремля в строю парада шли.Ровесники, рожденья двадцать пятого,Друзья мои, соратники мои!

Но быстро годы мирные летят…Теперь собрал нас доброй дружбы свет,Ровесникам – отметить шестьдесятИ Празднику Победы – сорок лет!

Я вам желаю мирной тишины,Чтоб в жизнь вела счастливая дорога,И чтоб с друзьями ближе были вы,Ведь их осталось так немного.

16�

А.М. Горохов Александр Панащук

ВЕСНА 1945 ГОДА

Весна над Европой парила,Но здесь продолжалась война.Клика фашистов свое получила:Без сателлитов осталась одна!

На танках десант по Вене –Столицу Австрии освобождал.Это влекло к большой перемене:Здесь Штрауса вальс зазвучал!

Раменское, Подмосковья святого.Через Тверь десанты катил,Сквозь Венский лес, вальса такого,Вену-красавицу освободил!

Полыхали дома у Большого канала,От бомбежки в разрухе дома.Вена затем на ноги встала,Для нее ушла в вечность война!

Десантники сотой воздушнойЖизни отдали красавице Вене.Атмосфере не быть фашистской,Нет страха о плене!

На вершины Альп «взлетели»,Как Суворова богатыри.Фашистских десантников гнали,Чтоб долго помнить могли!

Семен Гудзенко

МАЛЬЧИШКАМ

На вас смотрел,Смерть изрыгая, автомат?Вам приходилось поднимать,Как это делает солдат,Израненное тело,Пришитое к земле насквозь,Припаянное будто?

16�

Мы из XX века Не приведи, чтоб довелось.Я говорю по буквам:«Н-е-п-р-и-в-е-д-и!»…А у меня в семнадцатьМосква и Раменское стояли позади.И нужно было драться:За дом родной, в котором мать,За дом, в котором детиМои родятся. И за васЯ был тогда в ответе.За тех, которые потом,Потом только родятся!А рядом кто-то с животомРазорванным валяется.Убитый. Намертво. Совсем.Всего-то лет семнадцати.В семнадцать лет!Он не хотел,Но надо было драться.Но надо было! Чтобы вы,Сегодняшние мальчики,Не знали, как судьбу поютОсколки днями майскими!

Степан Щипачев

СВИРСКИЕ ВОЛНЫ

Лодейное поле у края реки,Солдаты к винтовкам примкнули штыки.И тихо в землянке играет гармонь,Из гильзы снарядной чуть светит огонь.

Свирские волны катит, и катит, и катит река.Суровы в молчанье ее берега…Там доты и дзоты, там берег другой,Мундир там чужой и солдат там – чужой.

Дивизия сотая – наша семья,В ней парни-десантники, дружба сильна.Гранаты, патроны в подсумках лежат,Готов для атаки родной автомат…

1�0

А.М. Горохов Свирские волны бегут, и бегут, и бегут.Тихо десантники песню поют:О славе своей, про отвагу в бою,О долге своем, про родную страну.

Нам завтра в атаку, мы завтра в бою.И может, судьбу кто найдет там свою…А может, минует – и снова в строюМы будем в боях за отчизну свою.

Свирские волны бегут, и бегут, и бегут,Тихо десантники песню поют:О славе своей, про отвагу в бою,О долге своем, про родную страну.

Не нужно нам в жизни дороги иной –Вернуться с победой и только домой.Врагов из Карелии выгнать пора…Такой мы приказ получили вчера!

Свирские волны бегут, и бегут, и бегут,Тихо десантники песню поют:О славе своей, про отвагу в бою,О долге своем, про родную страну.

В ночи перед боем летит самолет.Мы знаем лишь только команду «Вперед!»Лодейное Поле, передний наш край,Мы верим в победу – салютом встречай!

Свирские волны бегут, и бегут, и бегут,Тихо десантники песню поют:О славе своей, про отвагу в бою,О долге своем, про родную страну.

Нас мало осталось живыми, друзья.Была в нашей жизни такая пора…По Альпам мы шли, мы прошли Балатон…Вперед и вперед! Наш железный закон!

Свирские волны бегут, и бегут, и бегут,В Раменском на встрече гвардейцы поют:О славе своей, про отвагу в бою,О долге своем, про родную страну.

1�1

Мы из XX века Виктор Грядин

ВЕТЕРАНЫ

Бывает – вдруг тоска нагрянет,И от нее спасенья нет.На встречу, в Раменское, тянет –К товарищам военных лет.

В былые дни здесь жизнь бурлила,Здесь в бездну прыгали с небес.В ребятах наших зрела силаПеред броском в Карельский лес.

И не забудет Свирь и Вена,Где в очистительном огнеНароды вырвались из плена,Провозгласив конец войне.

Года не ждут. Седая ратьУже глядится слишком скромно.Но не врагов своих каратьС оркестром встанет под знамена.

Здесь наше братство родилось,Гвардейским духом вновь воспрянем!И как на встречах повелось,Мы павших чаркою помянем.

1�2

А.М. Горохов У ВЕЧНОГО ОГНЯ В РАМЕНСКОМ

Друзья! Для нас места святыеВот здесь. У вечного огня.Так пусть звучат слова простые,Свои традиции храня.

Здесь наш десант на День ПобедыВ места родные приземлен.Пускай в строю седые деды,И нас осталось с батальон.

Здесь храм вознесся над горою.Здесь вспомнят ратные дела…Здесь победителю-героюВдруг грянут все колокола.

И содрогнется грудь впервые,И в сердце хлынет благовест.Под звуки эти позывныеЗдесь огласится все окрест.

Нам город стал родным приютом.И каждый тут теплом согрет.Тут в память вечную салютомПомянут тех, кого уж нет.

Николай Родионов

КЛЯТВА

Мы – десантники дружно, по ротам,Немало с боями прошлиПо Карельским лесам и болотам,А потом за границей, вдали.

Опалялись в боях на венгерской земле,На австрийской – бои продолжали;И на чешской земле шли уже,Шли к победе – войну завершали.

Победили врага, возвратилисьНа Отчизну, к себе в отчий дом…Много лет потрудились –И сейчас, созидая, живем.

1�3

Мы из XX века На встрече в Раменском бывалиНа День Победы в каждом году.На торжестве там клятву дали,Какими быть в родном краю.

Тем морщинам и белым сединамНе отнять ни за что, никогдаКомсомольскую юность… при жизниБыть десантником всюду, всегда.

Никогда зазнаваться не будем,Шутовать, да и жить – лишь бы как,А о лени – и в мыслях забудем...Пусть же судят, что если не так!

Бюрократство противно и ложь.Жить по правде – девиз наш сильнее.Нам же надо растить молодежьИ детей, да и внуков, вернее.

Чтобы сильными телом и духом они…Отличались своею новизной,И чтоб честно служили народу они,Всей душой бы любили Отчизну.

В ВДВ мы лучше и краше,Все прочувствовали в те времена:От друзей и товарищей нашихКак поддержка и помощь нужна.

Еще клянемся в памяти оставитьДни службы в ВДВ и на фронтах.Хранить в душе святую память –Наших братьев, погибших в боях!

1�4

А.М. Горохов Стихи М. ЯСЕНЯ

Музыка И. ЛУЧЕНКА

МАЙСКИЙ ВАЛЬС

Весна сорок пятого года…Так ждал тебя синий Дунай!Народам Европы свободуПринес жаркий, солнечный май.На площади Вены спасеннойСобрался народ стар и млад.На старой, израненной в битвах гармониВальс русский играл наш солдат.

ПрипевПомнят Вена, помнят Альпы и ДунайТот цветущий и поющий яркий май.Вихри венцев в русском вальсе сквозь годаПомнит сердце, не забудет никогда!

Легко, вдохновенно и смелоСолдатский вальс этот звучал.И Вена кружила и пела,Как будто сам Штраус играл.А парень с улыбкой счастливойГармонь свою к сердцу прижал,Как будто он волжские видел разливы,Как будто Россию обнял.

Припев.

Над Веной, седой и прекрасной, Плыл вальс, полон грез и огня. Звучал он то нежно, то страстно, И всех опьяняла весна. Весна сорок пятого года. Как долго Дунай тебя ждал!Вальс русский на площадиВены спасеннойСолдат на гармони играл.

Припев

1��

Мы из XX века

Глава XIII демобилизация

Война отгремела, а все армейские части и подразделения должны продолжать совершенствовать свои знания и умения в боевой обстановке. В ротах систематически проводятся политзанятия,

где вскрываются главные факторы нашей великой победы, показы-вается превосходство нашей идеологии над фашистской, рисуются перспективы восстановления и развития нашего народного хозяйства. Одновременно много говорилось и о завершении войны на востоке (с Японией).

Говорили и об огромном опыте, который приобрели в этой страш-ной войне и солдаты, и командиры – от сержанта до генерала, марша-ла. В каждом батальоне создаются ленинские комнаты, где наглядно демонстрируется боевой путь части, дивизии, описываются отдельные эпизоды из недавних отгремевших боев. Работают уже коллективы художественной самодеятельности. Выступления проводятся прямо на открытой площадке, на сооруженной солдатами сцене.

Во время работы такого клуба проводились и торжественные собра-ния, где командир полка гвардии полковник П. Ф. Малеев вручал ордена и медали отличившимся в боях солдатам, сержантам и офицерам. Во время таких собраний получил награды и я. Я был награжден орденом Славы III степени и медалью «За отвагу». Впереди нас еще ожидали ме-дали «За взятие Вены» и «За победу над Германией 1941 – 1945 гг.».

Некоторые из моих товарищей получали краткосрочные отпуска до-мой. Были и такие, которые вообще демобилизовывались по возрасту.

Запомнились стрельбы – соревнования между стрелковыми от-делениями. На большом поле были вырыты траншеи, из которых

1�6

А.М. Горохов высовывали на короткое время мишени, передвигали их, а мы долж-ны были их поразить, предварительно сделав несколько перебежек с соответствующей маскировкой. На этом учении мое отделение оказа-лось одним из лучших, и все солдаты (и конечно, я) были удостоены благодарности командира полка.

Двадцать пятого сентября 1945 года Президиумом Верховного Со-вета СССР был издан Указ о демобилизации некоторых специалистов народного хозяйства. В одну из категорий этих специалистов входил и я. До призыва в армию я работал полтора года учителем начальных классов, одновременно учился заочно в Егорьевском педучилище.

Заместитель командира батальона по политчасти мне предложил остаться в армии, поступить в военное училище. Я же в то время мечтал закончить педучилище и поступить в институт, решил окончательно заниматься педагогическим трудом, воспитанием и обучением детей.

В октябре 1945 года на меня, как и на других специалистов народного хозяйства, были оформлены необходимые документы, и мы отправились на сборный пункт, где собирались демобилизованные из всех частей и подразделений. В конце октября или начале ноября мы погрузились в воинский эшелон и поехали на Родину, в Россию, в Москву.

Снова проехали тем же путем, которым мы двигались на Третий Ук-раинский фронт в январе-феврале того же года. Опять за окном вагона проплывали все те же разрушенные войной города, села. Однажды утром, когда всходило солнце, после морозной ночи, мы проезжали Брянщину. Эшелон сделал небольшую остановку, из открытых дверей мы увидели среди покореженного леса землянки из труб которых поднимался дым. Вдоль вагонов бежит гурьба ребятишек. Они оста-навливаются у открытых дверей вагонов, худые, оборванные, в одежде, явно не детской, и просят у солдат чего-нибудь поесть.

У солдат на глазах наворачиваются слезы, и каждый развязывает свой вещмешок и подает детям. Да… Как же тяжело им из-за этой войны, которая смерчем прокатилась по этой земле дважды: когда наша армия должна была отходить под страшным натиском фашистских полчищ и когда снова гнала этих извергов на запад. Города, деревни и села неоднократно подвергались пожарам и разорениям. Каково этим лю-дям сейчас?! Во многих семьях не осталось мужчин. Женщины-вдовы должны теперь пахать, строить и растить своих детей. А семьи в то время были, как правило, большие: по пять – восемь ребятишек. Старшие из них вместе со своими матерями также таскали на себе плуги, бороны, ухаживали за скотом, заготавливали дрова… Да мало ли что приходилось

1��

Мы из XX века в то время делать? Надо же жить. А те-перь… война окончилась. Справимся, все преодолеем – лишь бы был мир. Такие рассуждения были обычными для большинства наших людей. К тому же людям будет легче, когда с отгре-мевших фронтов начнут возвращаться оставшиеся в живых отцы и братья, истосковавшиеся по земле, по дому, по мирному созидательному труду…

В середине дня эшелон остановился в Москве. Киевский вокзал. Это было 13 ноября 1945 г. Я распрощался со все-ми знакомыми своими однополчанами, вошел в метро и доехал до Казанского вокзала. Спустя два часа я уже был в Быкове, у своей старшей сестры Алек-сандры, жившей в то время со своими двумя сыновьями (одному было пят-надцать, другому –шесть лет).

Долгие, восторженные разговоры… Оказалось, что у нее на квартире живет мой друг Иван Матвеевич Синицын, демобилизованный по ранению еще в 1944 году. Он уже учится в институте сельскохозяйственного машиностроения. С занятий он приезжает только в середине ночи.

Действительно, около двенадцати часов ночи он приехал. Мы обнялись, долго еще рассказывали друг другу о своих приключениях за время разлуки.

На следующий день я вместе со своим племянником Виктором съездил снова в Москву и навестил своего младшего брата Сергея, обучавшегося в военном авиационном училище связи. Он поступил в это училище после окончания девятого класса.

Пятнадцатого ноября с утра я выехал в сторону родного дома. Заехал в город Егорьевск, ко второй сестре – Антонине, а затем на попутной грузовой машине доехал до села Середниково, откуда со своим попутчиком, лейтенантом, пешком прошли одиннадцать ки-лометров до моей родной деревни – Коробовской. Лейтенант ехал к своей жене, которая жила в соседней деревне (Денисьево).

Младший брат Сергей (род. 1927 г.). Окончил Московское авиационное училище связи. Принимал участие в войне в Карее в начале 50-х годов в составе «китайских добровольцев». После демобилизации работал на во-енном заводе в г. Жуковский, затем – в Министерстве авиационной про-мышленности г. Москвы.Умер в 1994 году. Фото 1965 г.

1��

А.М. Горохов И вот я дома. Слезы радости у моей дорогой мамы, восклицания

двух моих маленьких племянниц (дочек моего старшего брата). Ве-чером с работы пришли брат Иван и сестра Мария, немного позже – отец Михаил Евдокимович.

Возвращение с войны было отмечено скромным ужином в семье.На следующий день я был уже в военкомате, оформлял необхо-

димые документы, встретился с некоторыми офицерами, которые отправляли меня в армию, в Теловское военно-пехотное училище (г. Скопин Рязанской области). Встретился в этот же день и со своими друзьями – Сапожниковым Сергеем Тимофеевичем, Бобковым Дмит-рием Федоровичем и Родиным Дмитрием Васильевичем. Вечером был в кино и на танцах в клубе, встретил хорошо знакомых мне девушек Паню Кряжнову и Мотю Васинкину. Кстати, эти девушки работали в то время в военкомате.

Жизнь пошла своим чередом. Первым делом я решил восстановить свою учебу на заочном отделении Егорьевского педучилища и потому немедленно отправил заявление на имя заведующего отделением с просьбой поставить меня на учет заочников второго курса. Скорее надо решить вопрос и о месте моей работы.

Итак, впереди – учеба, работа; впереди – проблемы, проблемы жизни на «гражданке».

проза дереВенской жизни

Район наш, в котором я жил до войны и продолжал жить после, находится в ста пятидесяти километрах от Москвы и входит в состав Московской области. До 1958 года он назывался Коробовским. На-звание было связано с самой большой деревней – Коробовской. В этой деревне я родился и жил.

Районным центром было село Дмитровский погост, расположен-ное рядом с указанной деревней.

А вот осенью 1959 года происходило укрупнение районов, и наш район вошел в состав Шатурского. На территории бывшего Коробов-ского района было несколько десятков колхозов. Большинство кол-хозов было бедными, а сами колхозники жили в нищете. На трудодни (колхозники называли их «крючки да палочки») по окончании всех весенне-летне-осенних работ выдавали по двести-триста граммов ржи, два-четыре килограмма картофеля на трудодень. А больше в колхозах ничего не производилось. Хозяйственные постройки колхозов (конные

1��

Мы из XX века дворы, сараи, склады) были ветхими. Большая часть их была покрыта соломой. Сельскохозяйственный инвентарь – телеги, сани, сбруя для лошадей – был не в лучшем состоянии. Одним словом – разруха.

Вот и выживали семьи колхозников только за счет приусадебных участков, да кое-какого скота на подворье (корова или коза, овцы, поросенок, куры). К сожалению, корова или козы были не в каждом хозяйстве. Не у всех были и овцы, поросята. На приусадебных участ-ках выращивали картошку, капусту и другие овощи, подспорьем были грибы и ягоды – благо, в то время в наших лесах было их изобилие. Садов ни у кого не было: они все вымерзли в суровую зиму 1939 – 1940 гг. Во время войны и после нее, до 1947 года, в стране была карточная система обеспечения населения продовольствием. Служащие получа-ли по четыреста-пятьсот граммов хлеба, а их иждивенцы получали по двести. Выдавали также по карточкам сахар, соль, мыло, спички. Про-мышленные товары (ткани, обувь) выдавали только по специальным талонам. Всеми этими благами пользовались далеко не все. Колхозники, например, вообще ничего не получали. Зато они должны были ежегодно со своего подворья сдавать государству мясо, яйца, молоко, картофель.

Приусадебные участки обрабатывали лопатой да вилами, да плу-гом, в который впрягались по шесть-восемь человек. Сегодня пашем у одного хозяина, завтра у другого – и так по очереди. Лошадей в кол-хозе в 1945 – 1947 годах было мало. А когда они были, и председатель колхоза давал их на пахоту, то надо было еще найти плуг…

Как бы ни было трудно жить деревенским жителям, но, несмотря на то, что с фронтов великой войны не вернулся каждый второй мужчина, деревня была все-таки полна людьми. В каждом доме жили пять – восемь человек, а иногда и больше. Было много детей. После войны играли много свадеб, и потому в конце сороковых и в пятидесятые годы рождаемость была высокой. Если сравнить численность населения деревни Наумовской сороковых – пятидесятых годов с состоянием дел на 2000 год, то получится очень печальная картина. В той деревне в 1952 году жили примерно триста пятьдесят – триста семьдесят человек. В настоящее время в ней проживает сорок человек, и притом это люди, возраст которых составляет более семидесяти лет. Деревня умерла. Работать на земле, со скотом стало некому. Картина более чем удруча-ющая. И такое положение почти во всех деревнях. Несколько лучше положение в бывшем районном центре – селе Дмитровский погост.

О причинах умирания деревни в Московской области разговор должен быть особый. Этому следует посвятить целую повесть…

1�0

А.М. Горохов Вот так на этом фоне складывалась жизнь каждого вчерашнего

фронтовика…Через восемнадцать дней после возвращения домой я приказом

по Коробовскому районному отделу народного образования был назначен преподавателем физкультуры и военного дела в Коробов-скую среднюю школу. Кстати, в этой школе я учился до 1941 года, окончил восемь классов, после чего поступил на заочное отделение Егорьевского педучилища.

Каково было наше материальное положение, бывших фронтовиков 1923 – 1925 годов рождения? Два-три года мы все ходили в солдат-ских шинелях, солдатских ботинках или сапогах, носили хлопчато-бумажные гимнастерки и брюки. Мы были, как говорится, голы как соколы. Зарплата у учителей была низкой (она и до сих пор остается невысокой). Работаешь год, экономишь деньги – и купишь на рынке в Москве подержанный костюм или сапоги, что-нибудь из белья.

В Егорьевском педучилище я проучился три года (в 1947 году программа была увеличена еще на один курс: вместо трехлетнего обучения было установлено четырехлетнее). Хотя я имел право до-сдать два экзамена за второй курс и перейти на третий еще в январе 1946 года, я все же решил повторить снова весь второй курс. Поэтому у меня срок обучения несколько затянулся в сравнении с тем, что я планировал вначале.

В 1948 году я успешно закончил педучилище и стал готовиться к поступлению в пединститут.

В 1946/47 учебном году я работал военруком школы с обязаннос-тями заместителя директора школы.

Во все эти годы, вплоть до 1952 года, я был одновременно сек-ретарем комсомольской организации школы, вместе с другими своими товарищами принимал активное участие в художественной самодеятельности местного клуба. В 1947 году я женился на Моте Васинкиной и стал жить в доме с ее родителями. Дружба с ней у меня завязалась вскоре после возвращения из армии.

Учащиеся школы, особенно из девятого, десятого классов, живо интересовались тем, как и где воевал тот или иной учитель-фронтовик. Многие юноши после получения аттестата зрелости поступали в военные училища, в Егорьевское училище гражданского воздушного флота.

Один из бывших выпускников коробовской средней школы – Зай-цев Алексей – стал генералом, другой – Борис Панюков – долгое время был министром гражданской авиации СССР.

1�1

Мы из XX века Во все послевоенные годы у выпускников коробовской средней

школы была большая тяга к получению высшего образования. В разных краях и областях, в различных отраслях народного хозяйства трудятся выпускники школы инженерами, врачами, учителями, орга-низаторами производства, деятелями науки, культуры и искусства…

К 1952 году у нас с женой было уже три дочки: Вера, Таня и На-таша. Материально было нам нелегко, и потому для обеспечения сносной жизни семьи мы долгое время вынуждены были вести не-малое подсобное хозяйство: надо было обрабатывать тридцать соток земли, выращивать на целый год картофель и другие овощи; держали корову, овец, поросят. Посадили сад (яблони, вишни, сливы, малину, смородину, крыжовник). Вспоминаю, как я переживал, когда в 1935 году (мне было десять лет) сгорел наш дом и погиб в этом пожаре весь сад. Поэтому, обзаведясь детьми, я думал о том, чтобы они были обес-печены фруктами и ягодами. Как хорошо, когда дети растут вместе с цветущими яблонями и вишнями! Мне очень хотелось, чтобы они полюбили сад, полюбили работу в саду, в огороде.

Училась и работала и моя жена. Она также заочно училась в Его-рьевском педучилище и закончила его в 1951 году.

В 1949 году я поступил в Московский областной педагогический институт им. Н. К. Крупской, на географический факультет. С этого года я работал учителем географии и изобразительного искусства, приходилось временно замещать учителей начальных классов, вести биологию, русский язык в пятом – седьмом классах, и даже немец-кий язык в тех же классах. В то время школа работала в две смены, а вечером работала вечерняя школа, где мне приходилось тоже вести уроки географии в седьмом, восьмом и девятом классах.

В 1955 году я окончил институт с отличием. Мне было предложено поступить в аспирантуру. Я вынужден был отказаться, так как моя семья без моей материальной и физической поддержки не могла бы нормально жить.

Все пятидесятые годы мне приходилось на общественных началах работать то секретарем комсомольской организации, то председателем месткома профсоюза, то председателем райкома профсоюза работни-ков просвещения. Кроме того, за каждым учителем была закреплена десятидворка в какой-нибудь деревне. Здесь мы должны были вести пропагандистскую работу среди населения по вопросам внутренней и внешней политики нашей партии и правительства. Эта работа особенно активизировалась в периоды предвыборной компании по

1�2

А.М. Горохов выборам в высшие и местные органы власти, в связи с подпиской на государственный заем. Эти государственные займы обновлялись каждый год. Так что каждый служащий, учитель или врач должен был подписаться не менее чем на сумму месячной зарплаты. Мы ходили по домам колхозников и настойчиво убеждали их тоже подписаться на заем – на двести-четыреста рублей. Колхозники обычно со слезами на глазах говорили: «У нас денег нет. Платили бы нам хотя бы по двад-цать копеек в день, тогда был бы и разговор другой». Тем не менее,мы убеждали, как важно помочь государству для восстановления разру-шенного войной хозяйства. И все-таки колхозники подписывались с расчетом, что продадут сколько-нибудь картошки и вырученные деньги внесут государству в счет займа.

Никогда не забуду одну семью колхозников, в дом которой я пришел в связи с подпиской на государственный заем. Это семья Лепениных в деревне Коробовской. Когда я вошел в дом, меня поразил ужасный запах, который исходил от обеденного стола. Семья готовилась обедать. Глава семьи, дядя Гриша, резал ковригу «хлеба», его жена подавала на стол суп или щи. За столом сидели еще дочь лет шестнадцати и сын, который в то время заканчивал десятый класс. Кстати, один их сын, 1926 года рождения, погиб на фронте, другой – 1922 года рождения – служил во флоте (на Балтийском или Баренцевом море).

Так вот, запах этот в доме меня сшибал с ног. Взглянув на стол, я не мог понять, что это за хлеб, из чего он испечен. Эта коврига была похожа больше на кучу грязи. Я сообразил, из чего же она была ис-печена. В двадцати километрах был крахмало-паточный завод. Так вот, всю труху, выжимки от переработанного картофеля выкидывали в местную речку. Голодные колхозники ходили туда и вылавливали эту грязь из речки, приносили домой, просушивали, а затем добав-ляли сколько-нибудь ржаной муки или картошки и выпекали такой вот «хлеб».

Преодолев ужас, я все-таки набрался «смелости» убеждать их под-писаться на заем, оказать помощь государству в эти тяжелые годы…

Карточная система на продовольствие была отменена в декабре 1947 года. В последующие годы происходило снижение цен на про-дукты питания. Однако облегчение в жизни почувствовали лишь те, кто имел постоянную зарплату в деньгах. Колхозникам же легче не становилось. Урожаи зерновых и картофеля были низкими. Почвы на полях были истощены. Даже небольшое количество навоза, образую-щееся возле конных дворов, не всегда вывозилось. Правда, в помощь

1�3

Мы из XX века колхозам каждый год школьники ходили по домам и собирали золу и куриный помет. После уборки зерновых комбайнами школьники подбирали потерянные колоски.

Каждое лето для оказания помощи колхозам выходили на поле и луга служащие. Мужчины-учителя выходили на покос трав, заготовку сена. В то время было принято постановление правительства о борьбе с воровством в колхозе, об обязанности каждого колхозника выработать минимум трудодней. Случалось, что женщина-колхозница (к тому же и вдова – мать трех-четырех детей) попадалась с двумя или тремя килограммами картофеля, взятыми с поля, и она привлекалась к суду. Обычно суд приговаривал к двум-трем годам лишения свободы. А вот мужчина – отец четырех детей (еще несовершеннолетних) – Петр Дворнов – за невыработку минимума трудодней был выслан неизвес-тно куда. Так и не знает семья, какова его судьба, где он погиб.

Судили еще одного мужчину – отца моего друга детства, однопол-чанина Дмитрия Голованова. Напомню, что Дмитрий воевал вместе со мной в Карелии, был ранен в ногу, после лечения в госпитале попал в другую часть и погиб при штурме Берлина. В этой семье были еще трое несовершеннолетних сыновей.

Судили, как правило, на общих собраниях колхозников с активным участием представителей от райкома партии и исполкома райсовета. И вот, эти представители настаивали на том, чтобы Голованова Никиту Михайловича, отца четырех детей, выселить из деревни и сослать на какое-то поселение за пределы Московской области. К счастью этой семьи, колхозники оправдали его, и он остался в деревне. Такие события происходили в 1949 – 1951 годах.

Почему мужчины иногда не вырабатывали минимума трудодней? Да потому, что на эти трудодни семью не прокормишь, хоть работай изо дня в день по двенадцать-четырнадцать часов и до седьмого пота. Большинство мужчин в нашем краю – плотники и столяры, и они жили в колхозе мало, уходили на заработки в Москву и другие города Московской области. Тем вот и кормили свои семьи. Не шиковали, а мало-мальски сводили концы с концами.

Хоть карточная система была отменена и цены в 1950 – 1954 годах снижались, но купить в магазинах, кроме хлеба, было нечего. Да и за хлебом постоянные большие очереди. Сахар, растительное масло, кру-пы бывали редко – и за ними тоже очереди. В магазинах отпускали на руки по одному-два килограмма. Поэтому люди становились в очередь по нескольку раз. Постоянно сохранялся страх – а вдруг больше этих

1�4

А.М. Горохов продуктов не будет – и потому покупали (если это было возможно) в запас. Властями такие тенденции всегда резко осуждались.

После смерти Сталина в 1953 году торговля стала посвободнее, и тем не менее, ассортимент товаров и продуктов в сельской местности был очень беден. Приходилось ездить в Москву за крупами, макаронными изделиями, сахаром, сливочным маслом, колбасой, сыром. Часто и в Москве за всем этим надо отстоять в очереди. Некоторые москвичи на-брасывались на людей из деревни с бранью: «Понаехали сюда мешочни-ки! Работать надо, а вы здесь в очередях толчетесь, мешки набиваете!»

И невдомек горожанам, что люди из деревни едут в город, ис-пытывая там унижение и оскорбление, не от жиру. Они производят хлеб, молоко, масло, мясо – а на своем столе всего этого не видят. Госпоставки колхозов всей этой продукции были таковыми, что кол-хозникам ничего не оставалось. Деревни кормили Москву. Обидная для сельчан была политика. К сожалению, нет должного внимания к деревне и до сих пор. Вот и получается: деревни умирают, работать на земле становится некому.

Как видно из всего сказанного, работа школы протекала на фоне пос-тепенной деградации села, хотя и принимались многочисленные поста-новления по «дальнейшему росту сельскохозяйственного производства». Конечно, определенные успехи в промышленности, на транспорте, в строительстве, в науке и технике были положительным фактором для патриотического воспитания подрастающего поколения.

До 1954 года все дороги в районе были грунтовыми. Кому известна природа Мещерской низины, тот хорошо представляет, что это за до-роги – между деревней Коробовской и деревней Самойлихой (девять километров) машины в весеннее или осеннее время ехали по три-пять часов, а то и совсем застревали в каком-нибудь ухабе на целый день. К 1955 году дорогу от села Дмитровский погост до города Егорьевска сделали с твердым покрытием, такую же дорогу сделали к 1958 году от нашего села до города Шатура. Это было для нас большим достижением. Если раньше на поездку в Москву затрачивалось примерно десять- двенадцать часов, то теперь можно доехать за три-четыре часа.

В 1959 году почти все колхозы района были преобразованы в пять совхозов. Оставался еще один колхоз – тот, в котором дела шли лучше других.

С тех пор дела в сельском хозяйстве стали несколько налаживаться, бывшие колхозники стали рабочими совхозов и получали регулярно зарплату. И тем не менее, без помощи со стороны рабочих и служащих

1��

Мы из XX века разных предприятий и учреждений совхозы не обходились. На полях работали и школьники, и студенты, военнослужащие, работники лесничеств, строительных и промышленных предприятий, торфораз-работок, мебельного комбината и т. д. Себестоимость сельскохозяйс-твенной продукции оставалась высокой. Многие работы выполнялись вручную и на низком агротехническом и зоотехническом уровне.

Все это я описываю потому, что школа жила и работала именно на таком фоне. Она не могла быть оторванной от окружающей действи-тельности. На результатах учебно-воспитательной работы с детьми не могли не отражаться события в стране вообще и в деревне в частности. И потому у большинства выпускников школы было желание уехать из деревни, выучиться и получить специальность для работы в городе. Все последующие годы, начиная с пятидесятых, численность насе-ления в селе, а стало быть, и численность учащихся в школах стала систематически сокращаться.

на ниВе просВещения

Говоря об общей картине жизни страны, и особенно села, хочу несколько подробнее описать свою личную жизнь, протекавшую в условиях неспокойного мира после Великой Отечественной войны.

Я уже упоминал, что еще до призыва в армию мне пришлось один год работать учителем начальных классов в середниковской семи-летней школе Коробовского района и первое учебное полугодие в пестовской начальной школе.

Я уже описывал свою учебу и работу в период с 1945 года и до конца пятидесятых годов. Все пятидесятые годы я работал учителем географии и рисования в коробовской средней школе Шатурского района.

Если в конце сороковых и начале пятидесятых годов численность учащихся в школе достигала тысячи-тысячи ста восьмидесяти чело-век, то в последующие годы она стала сокращаться. Так что во второй половине пятидесятых годов численность учащихся колебалась уже в пределах семисот-восьмисот человек.

Учительский коллектив насчитывал тридцать пять-сорок человек. Большинство учителей – это местные жители, получившие высшее педа-гогическое образование в послевоенное время через заочное обучение.

Характерной чертой школьной жизни являлось постоянное совер-шенствование методов обучения и воспитания, борьба за глубокие и прочные знания учащихся.

1�6

А.М. Горохов Были частые совещания, собрания, заседания методических объ-

единений. Через эти мероприятия учитель обогащал свой педагоги-ческий опыт или подвергался нередко жесткой критике со стороны директора или завуча школы, инспекторов районного или област-ного отделов народного образования. В школах изменялись учебные программы в сторону сближения всей школы с постоянно растущим уровнем достижений науки и техники в стране.

Во второй половине пятидесятых годов было введено трудовое обу-чение. Начали создаваться в школах столярные и слесарные мастерс-кие, кабинеты по машиноведению и электротехнике, по домоводству. Значительная часть работы по оснащению всех этих кабинетов велась на голом энтузиазме учителей. Финансовых и материальных средств для создания достойной технической базы для школ вьделялось не-достаточно. Трудно было и с педагогическими кадрами для трудового обучения. Часто учителя математики или физики, физкультуры или каких-либо других предметов вынуждены были учить детей столяр-ному или слесарному делу, не имея при этом достаточных знаний и

В музее Вооруженных Сил, г. Москва, 8 мая 1980 г.Слева направо: Горохов А.М., Ермаков В.М., Абрамов А.П., Кукушкин М.Е.

У знамени Победы

1��

Мы из XX века

Товарищи и однополчане из Шатурского района Московской областиСлева направо: Морозов А.Я., Абрамов А.П., Ермаков В.М., Горохов А.М., Кукушкин М.Е.

Город Раменское, 9 мая 1980 г.

опыта. Правда, создавались при институтах краткосрочные курсы усовершенствования учителей. В городах в этом отношении было лег-че; школам помогали предприятия-шефы: они выделяли и технику, и материалы, и направляли для работы своих специалистов. В сельской же местности колхозы ничем школам помочь не могли.

Начиная с 1959 – 1960 годов средние школы страны стали име-новаться «средние общеобразовательные политехнические школы с производственным обучением». В сельских школах ориентация была на подготовку трактористов-машинистов третьего класса и мастеров машинного доения. И опять, с созданием учебно-технической базы и обеспечением преподавательскими кадрами этого дела были немалые проблемы.

Одновременно было введено всеобщее обязательное среднее обучение. Всеми мерами пытались направлять выпускников школ на работу в колхозы и совхозы. Тем не менее по воле родителей, да и самих ребят, большинство из них уходило в город.

1��

А.М. Горохов В 1960 году с сентября месяца я был назначен на должность дирек-

тора коробовской средней школы. Все последующие одиннадцать лет очень много сил было вложено в решение многих хозяйственных, и особенно учебно-воспитательных, проблем.

Школа работала в старых зданиях в две смены. Вечером еще рабо-тала в этих зданиях вечерняя школа рабочей молодежи. Была очевид-ная необходимость в строительстве нового современного школьного здания или, по крайней мере, в сооружении пристройки. Однако ,несмотря на все потуги администрации школы и местных органов власти, денег на это дело так и не выделили. Новый учебный корпус был простроен только в 1985 году.

В 1971 году в силу ряда обстоятельств, в связи с ухудшением здо-ровья, по моей просьбе я был переведен директором в голыгинскую восьмилетнюю школу, которая в то время была одной из самых боль-ших восьмилеток.

Первого сентября 1981 года коллектив учителей и учащихся праз-дновал новоселье в новом двухэтажном школьном здании. В течение 1981 – 1982 учебного года от учителей и директора школы потребо-валось немало сил по организации, оборудованию и оформлению учебных кабинетов.

В связи с резко ухудшившимся состоянием здоровья в сентябре 1983 года я вынужден был уйти на пенсию. А первого сентября 1985 года я принял участие в празднике новоселья в коробовской средней школе.

Находясь на пенсии, я работал на общественных началах председа-телем товарищеского суда при Дмитровском сельском совете, затем – председателем совета ветеранов Великой Отечественной войны мик-рорайона того же совета…

Описывая свою биографию, не могу не сказать и о своей семье. У нас с женой, Матреной Ивановной, три дочери: Вера, Таня и Наташа. Все они учились в коробовской средней школе, Вера – генеральный директор Издательского дома «Финансы и Кредит», Таня – кандидат технических наук, долгое время работала в НПО «Криогенмаш», На-таша работает в Вычислительном центре Каширской ГРЭС. Выросло четверо внуков (Михаил, Алексей, Ольга и Ольга), трое из них имеют высшее образование (одна внучка окончила даже второй институт; другая также получает второе высшее образование), еще один внук учится в вузе, хотя и взялся за это несколько поздновато.

1��

Мы из XX века

Появились на свет правнуки Сергей и Майя. Пусть в наших детях и внуках всегда крепнут и высокие человеческие качества: честность, трудолюбие, бережливость, уважение и любовь к людям, принципи-альность, постоянная потребность и стремление к новым знаниям, терпимость и большая любовь к своим предкам, к великой Родине – России!

Мы с женой довольны своими детьми и внуками и гордимся ими. Они – наша честь и продолжение.

Читая в книге «Сотая воздушно-десантная» воспоминания вете-ранов этой дивизии, нельзя не заметить того, что большинство этих ветеранов имеют очень много схожего в своих биографиях. Все они родились в 1925 году. Правда, после Карельского фронта дивизия пополнилась ребятами 1926 года рождения из освобожденных райо-нов Украины. Но первоначальное формирование дивизии в городе Раменское происходило из молодых ребят 1925 года рождения.

Все они пришли сюда из разных военных училищ Москвы, Рязанс-кой, Горьковской областей. Кроме того, нам известно, что и весь 37-й

У мемориальной стены Героев Советского Союза, г. Раменское, 9 мая 2002 г.Горохов А.М. с женой Матреной Ивановной (слева) и дочерью Татьяной.

В центре: мемориальная доска в честь Щукина И.В.,командира 2-го батальона 10-й ГВДБ

1�0

А.М. Горохов

Гвардейский корпус состоял из таких вот воинов, а в дальнейшем, в 1945 году, была из таких гвардейцев целая армия.

Верховным Главнокомандованием была возложена на эти диви-зии задача не только по освобождению оккупированных территорий СССР, но и по полному разгрому гитлеровской Германии и ее союз-ников.

Конечно, в полном разгроме агрессора принимали участие и другие армии, корпуса и дивизии. Мы же с гордостью сознаем тот факт, что на воздушно-десантные дивизии были возложены одни из самых трудных задач борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. И задачи эти мы с честью выполнили.

Я не хочу умалять заслуг тех дивизий, которые первыми вступили в схватку с вероломными врагами и в силу многих причин и обстоя-тельств отступали вглубь страны, а многие попали и в плен. Все они, как те, так и другие, проявили большой героизм и любовь к Родине, перенесли огромные физические и моральные страдания и достой-ны всенародного уважения. Осуждения и презрения достойны лишь предатели и изменники Родины. Все они получили в свое время по заслугам.

Однополчане. Город Раменское, 9 мая 2002 г.Слева направо: Фролов М.С., Горохов А.М., Скурихин Н.Н.

1�1

Мы из XX века В целом поколение людей 1920-х годов – это поколение победите-

лей. Эти люди ковали победу на фронтах войны и внесли огромный вклад в дело восстановления всего народного хозяйства, его дальней-шего развития, развития науки, культуры и искусства.

Во многом сходны мои сверстники. Детство их проходило в тя-желые и далеко не сытые 1920 – 1930-е годы. Одни жили в деревнях (колхозах), другие – в городах, зачастую – в бараках. Заработки как в колхозах, так и на предприятиях в городах были невысокими. Снаб-жение продовольствием и промтоварами было далеко до удовлетвори-тельного. Все мы учились в школах, в ремесленных и фабрично-завод-ских училищах. Большинство было призвано в армию из девятого – десятого класса. Нам было по семнадцать-семнадцать с половиной лет, и все мы прошли до поступления в воздушно-десантные войска обучение в военных училищах (более пяти месяцев). Для периода 1940-х годов это было самым грамотным пополнением армии.

После окончания войны большинство продолжало служить в Воору-женных Силах до 1949 – 1950-х годов. Много наших однополчан посту-пило в военные училища, академии, получило воинские звания майоров, подполковников, полковников. Все они посвятили свои трудоспособные годы укреплению наших Вооруженных Сил, а уйдя в отставку по возрасту, много сил и времени отдавали делу патриотического воспитания моло-дежи, формированию у них духа созидания, бережливости, глубокого уважения к ветеранам войны и труда. Трудолюбие, развитие творческих начал в любой отрасли нашего народного хозяйства, науки, культуры, дисциплинированность, организованность и высокая ответственность в любом деле – это то, что нужно нашему обществу, всему народу, чтобы наша Родина была всегда великой державой мира.

Я не буду описывать гражданские и военные подвиги всех своих сверстников и однополчан, хотя это описание представляло бы боль-шой интерес для наших потомков. Хочу остановиться на отдельных наших товарищах.

* * *

Полковник в отставке Кулаков Федор Яковлевич. В Карелии и на Третьем и Втором Украинских фронтах командовал ротой, первым вышел со своей ротой к реке Дунай после форсирования Дунайского канала в Вене. Много учился, отдал армии несколько десятков лет, сам обучал новые офицерские кадры. Стал прекрасным семьянином.

1�2

А.М. Горохов У него два сына: Владимир Федорович (ныне – генерал-полковник, председатель одной из комиссий Совета Федерации), младший сын Александр Федорович – полковник Генерального штаба. Сам Федор Яковлевич, будучи в отставке, много сил вложил в дело воспитания молодежи и школьников.

размышления самоГо Федора якоВлеВича: «дети – смысл жизни, источник счастья»

Сыновья – гордость нашей семьи: старший сын Владимир – гене-рал-полковник, доктор военных наук, председатель одной из комис-сий Совета Федерации; младший сын Александр – полковник Гене-рального штаба, трудится на военно-дипломатическом поприще.

Есть в известной песне слова: «Будут внуки потом, все опять повто-рится сначала». Сегодня наш внук Сережа и внучки Оленька и Аннуш-ка – люди взрослые. Они получили высшее образование, обзавелись

семьями, живут и трудятся в Москве. Мы понимаем, внуки – это начало новой жизни бабушек и дедушек. Ведь человеческая жизнь рассчитана природой так, чтобы успеть взрастить два поколения – детей и вну-ков. Их воспитанию мы с Ольгой Трофимовной, как и воспитанию сыно-вей, отдали душу и сердце. Думаю о своих внуках – и сам себе улыбаюсь. Просто так. От ощущения полноты и радости жизни. А жизнь продолжается, жизнь не останавливается – и в марте этого года мы в третий раз отметили день рождения правнука Никит-ки. Не прерывается род

Офицеры Кулаковы. 1992 г.Слева Владимир Федорович (ныне – генерал-полковник).Справа Александр Федорович (полковник)

1�3

Мы из XX века Кулаковых! Гляжу на сыновей и их боевых подруг – и мне становит-ся легко и радостно, и эта радость действует на меня как кислород. Смотрю на внуков и правнука и думаю – нет, не умирает, не исчезает жизнь. Вижу всех за праздничным столом – и для меня сияет солнце. Как хорошо на свете жить!

* * *

Все в мире от женщины, все от матери. Нет более высокого звания на Земле, чем звание Матери. Вот уже пятьдесят седьмой год вместе со мной шагает по жизни мой верный товарищ, родная подруга – Ольга Трофимовна – офицерская жена и генеральская мать. Сколько же раз за эти годы она провожала меня, ожидала и встречала, сколько жила по частным и казенным квартирам, моталась по базарам с сумкой, пе-реезжала с места на место в вагонах поездов, на кораблях и самолетах! Всю жизнь как хозяйка дома она вставала раньше и ложилась позже всех. Всегда была на посту. Заботливая мать и беспокойная бабушка. Ей все по плечу. Она посвятила свою жизнь сначала мужу и детям, а потом – внукам. Низкий поклон ей за это!

* * *

С каждым годом редеют ряды фронтовиков – героев дней далеких. Один за другим уходят ветераны, и скоро уже никто не расскажет новому поколению о том, как воевали они в Великую Отечественную войну, как жили, страдали, любили. Да. Прожитое, пережитое, как пролитое, не воротишь, но как щемит сердце при каждом воспоми-нании о нем и как необыкновенно молодеют лицом и душой люди, приникая к своему славному прошлому!

Время не имеет власти над величием всего,Что мы пережили в войну. (Г. К. Жуков)

* * *

Вышла из печати книга «Сотая воздушно-десантная». Огромная благодарность авторскому коллективу: Н. Г. Голышеву, Ю. В. Ломбаху, Н. И. Жорину, А. Д. Калганову, Е. Ф. Кузмичеву и сердечная признатель-

1�4

А.М. Горохов ность генеральному директору Издательского дома «Финансы и Кредит» В. А. Гороховой за финансовую помощь в издании этой книги.

Дорогая Вера Алексеевна! В далеком 1940 году я одел солдатскую шинель, прошел в ней суровыми дорогами Великой Отечественной войны и почти тридцать семь лет прошагал в армейском строю. Скажу Вам как активный участник той кровавой войны, как отец – Вы совершили подвиг, и мои друзья-товарищи, наши дети, внуки и правнуки всегда будут вспоминать с благодарностью о Вашем благо-родном патриотическом поступке.

* * *

Самая большая радость в моей жизни – это то, что я прошел войну и остался жив. Самый великий праздник – День Победы. Родина высоко подняла меня – бывшего крестьянского парня – щедро отметила мои ратные заслуги и скромный труд четырьмя орденами и двадцатью медалями, за что я ей бесконечно признателен. И когда отмечали мое восьмидесятилетие, я подумал – вот бы встретить во здравии шестиде-сятую годовщину Великой Победы. Рано же еще ставить последнюю точку. Ведь мой дед Василий не раз говорил: «Трудно человеку первую сотню лет. а потом жизнь легче идет». Надо бы проверить!

* * *

В 1945 году мы победили всех врагов. И все бывшие враги, можно сказать, живут ныне припеваючи. Мы же продолжаем воевать. Сами с собой! Причем всеми имеющимися средствами – и оружием, и поли-тизированной болтовней, и, главное, отсутствием той сплоченности людей, которая помогла выиграть войну с врагами. Ведь самая великая любовь, проявившаяся в те 1418 дней и ночей, – это любовь к Родине! Велик был патриотизм и энтузиазм моего поколения!

* * *

Жизнь – ничто не может остановить ее стремительно несущего-ся поезда. Годы. Берут они свое. Укатали сивку крутые горки. Оно и понятно: девятый десяток – это тебе не шутка! Прямо скажу, как у природы нет плохой погоды, так и у меня не было плохого возраста. Любой из них по-своему хорош и незабываем.

1��

Мы из XX века * * *

Всю жизнь пересказать невозможно, но я старался восстановить в своей памяти и изложить на бумаге картину событий и моих ощуще-ний за прожитые годы, понимая, что все, что написано пером – не вырубишь и топором, а то, что никем не написано, того как бы и не было. Это живое слово участника и очевидца событий. Так я видел. Так я запомнил. Так было.

Нет, мы не забыли, как молоды были,Как шли сквозь огонь. Как друзей хоронили.Как в битве с врагами себя не щадили,Как радость и горе по-братски делили. (А. Конкин)

Свои воспоминания я заканчиваю словами А. С. Пушкина: «Гор-диться славою своих предков не только можно, но и должно. Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости».

* * *

Голышев Николай Герасимович многие годы с момента вошедших в традицию встреч ветеранов 100-й Гвардейской Свирской воздушно-десантной дивизии принимал самое активное участие в работе создан-ного Совета ветеранов дивизии, а с 1999 года он возглавляет его.

Родился Николай Герасимович в деревне Хворощевка Скопинского района Рязанской области. В начале войны шестнадцатилетний юноша поступает на работу на оборонный завод им. Орджоникидзе города Подольска. В 1943 году был призван в армию и направлен в военное училище, а оттуда – в воздушно-десантные войска, где был назначен помощником командира взвода восьмой роты 9-й Гвардейской ВДД.

В составе воздушно-десантных войск участвовал в освобождении Карелии, потом Венгрии, Австрии и Чехословакии. Был ранен. После войны оставался в рядах советских войск. С 1953 по 1958 год учился в Военно-инженерной академии им. Куйбышева и служил на Даль-нем Востоке, в 1964 – 1982 годах – в Генеральном штабе МО СССР. Заслуги Николая Герасимовича перед Родиной отмечены более чем тридцатью орденами и медалями, в том числе орденами Болгарии, Чехословакии, Монголии.

1�6

А.М. Горохов После ухода в отставку работал до 1998 года в Министерстве стро-

ительства предприятий нефтяной и газовой промышленности.С 1975 года много сил отдает работе в Совете ветеранов 100-й Гвар-

дейской воздушно-десантной дивизии. По его инициативе и под его руководством ведется большая военно-патриотическая работа среди молодежи и школьников Москвы и города Раменское. При его непос-редственном участии создан музей дивизии в Раменской школе № 8, установлен памятник воинам-десантникам в городе Раменское.

Благодаря его организационным способностям изданы две книги о 100-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии и вручены вете-ранам дивизии бесплатно. Ежегодно в городе Раменское проводятся в День Победы встречи ветеранов дивизии, в чем Совету оказывает постоянную помощь администрация города во главе с Деминым Владимиром Федоровичем. Эти встречи являются ярким украшением всего праздника для жителей города, придают ему глубокий эмоци-ональный настрой.

Николай Герасимович – один из тех представителей поколения двадцатых годов, чья жизнь была наполнена постоянным трудом, ратными свершениями, поисками путей и средств для воспитания нового поколения людей, способных быть достойной сменой стар-шему поколению, способных двигать жизнь вперед, опираясь на современные достижения науки и техники.

Отрадно сознавать, что среди наших детей и внуков на наших глазах вырастают порядочные граждане, талантливые, умные деятели культуры и производства.

То, что нам теперь не под силу – они способны решить, многие задачи производственного и социального порядка.

* * *

Финогеев Владимир Ильич в 1943 – 1944 годах был в 301-м Гвар-дейском стрелковом полку (10-я Гвардейская воздушно-десантная бригада) сыном полка. Прошел с боями вместе с полком Карельский фронт. Он пришел в полк четырнадцатилетним мальчиком. Сам он из большой семьи. Таких семей на Рязанщине было немало, где по шесть, восемь, десять детей. Много учился после 1944 года, служил в воен-но-морском флоте. Работал методистом по специальной физической подготовке летчиков-испытателей в ЛИИ города Жуковский. Заочно окончил Институт физической культуры и философский факультет

1��

Мы из XX века

университета. Преподавал в Центральной школе тренеров РСФСР. Он автор системы утренней гимнастики, транслирующейся по ТВ и радио. Спортивные достижения: мастер спорта СССР, судья между-народной категории по спортивной гимнастике, заслуженный тренер ПНР. Владимир Ильич с 1986 года является членом Совета ветеранов 100-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии.

Он много работает и с музеем 100-й Воздушно-десантной дивизии в раменской школе № 8, организует слеты следопытов-свирцев в городе Лодейное Поле. Последний слет был посвящен в 2004 году 60-летию освобождения Олонецкого края Карелии. Все встречи ветеранов ди-визии 8 – 9 мая проходят под его непосредственным руководством.

* * *

Наша 100-я Гвардейская воздушно-десантная дивизия, как и воздушно-десантные войска в целом, была укомплектована более грамотными и образованными солдатами и офицерами в сравнении с другими частями. Поэтому-то и поручались в боевых операциях десан-тникам наиболее сложные и ответственные задачи. После окончания войны и демобилизации значительной части личного состава многие

Финогеев В.И. и Горохов А.М. Г. Раменское, 9 мая 2004 г.

1��

А.М. Горохов из боевых солдат, сержантов и офицеров сразу включились в учебу (по завершению среднего образования). Учились в техникумах, вузах, чаще всего на заочных отделениях. Заочно учились потому, что в стра-не не хватало рабочих кадров, специалистов. Учиться и одновременно работать, конечно, нелегко. Было нелегко и потому, что постепенно все обзаводились семьями, экономическое положение в стране было тяжелым. В сельской местности, для того чтобы прокормить семью, работали на приусадебных участках, разводили и содержали скот. И это все – кроме основной работы. Я сам после демобилизации заочно три года учился в педучилище и в 1948 году его закончил. Затем пять лет учился в пединституте, закончил его с отличием. Предлагали мне учиться в аспирантуре, но я уже не мог согласиться, слишком устал. В семье трое детей, и кроме нас с женой на нашем бюджете были престарелые родители.

Так жили, учились и работали, восстанавливая разрушенное войной.Много солдат, сержантов и офицеров остались в армии и избрали

себе различные специальности военной службы, пошли учиться в военные училища, академии.

Среди ветеранов нашей дивизии оказалось много талантливых и целеустремленных деятелей в промышленности, сельском хозяйстве, в культуре, просвещении и других отраслях народного хозяйства.

Бывший в 298-м полку старший оружейный пулеметный мастер Еремеев В. И., прошедший боевой путь 100-й Гвардейской воздуш-но-десантной дивизии в Карелии, на Втором и Третьем Украинских фронтах, после демобилизации много учился и прошел большой тру-довой путь от шахтера, горного мастера в угольной промышленности до начальника Всесоюзного промышленного объединения (ВПО) «Союзремонттрубопроводтехника».

При его непосредственном участии были построены сотни и тысячи километров газопроводов в Западной Сибири, Средней Азии (Бухара – Урал), Игрим – Серов, Газли – Челябинск, «Дружба», газопровод Иран – СССР (протяженность – более 1 000 км из труб диаметром 1 020 мм). В качестве управляющего трестом «Союзпроводмеханиза-ция» он работал в разных уголках нашей страны. За огромные успехи в строительстве важнейших газопроводов трест был награжден орденом Трудового Красного Знамени и занесен на Доску почета ВДНХ. Тресту было вручено переходящее Красное знамя.

Еремеев В. И. – замечательный семьянин. Он вместе со своей женой Ниной Филипповной вырастил и воспитал дочь и сына. Дочь

1��

Мы из XX века Ольга – инженер, окончила Губкинский институт. Сын Александр – доктор технических наук.

В системе Миннефтегазстроя Еремеев В. И. проработал с 1960 по 1998 год, т. е. тридцать восемь лет. Родина высоко оценила его труд: наградила орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, присвоила звание «Заслуженный стро-итель РФ».

Боевой путь 100-й воздушно-десантной дивизии прошел и Жорин Николай Ильич. Начинал свою трудовую жизнь учеником токаря, а затем, как человек умный, целеустремленный и неравнодушный ко всему окружающему, быстро начал продвигаться в сфере обществен-ной и партийной работы. Работал несколько лет первым секретарем Раменского ГК КПСС. Значительная часть трудовой деятельности Николая Ильича была связана с работой легкой промышленности РСФСР (заместитель начальника управления легкой промышленнос-ти РСФСР, секретарь парткома Министерства легкой промышлен-ности РСФСР, начальник управления руководящих кадров и учебных заведений Минлегпрома РСФСР).

Будучи на пенсии, он принимал активное участие в общественной жизни страны. Он работал во многих ветеранских организациях, он – первый заместитель председателя Совета ветеранов 100-й воздуш-но-десантной дивизии, секретарь Совета. За свою бескорыстную и активную работу ему присвоены звания «Почетный гражданин города Раменское», «Почетный гражданин города Олонец».

Несмотря на тяжелое состояние здоровья, в 2004 году он многое сделал для того, чтобы группа ветеранов 100-й Воздушно-десантной дивизии побывала на праздновании 60-летия освобождения Олонец-кого края Карелии.

К сожалению, к тому времени, когда были написаны эти строки, Николай Ильич в июне 2006 года ушел из жизни. Умер он после тяже-лой и длительной болезни, до конца оставаясь настоящим человеком, достойным гражданином своего Отечества.

Многим ветеранам 100-й Гвардейской воздушно-десантной ди-визии известно имя А. Г. Жукова. Его стихи во всех изданиях книг о нашей дивизии образно и эмоционально дополняют описание боевого пути дивизии, переживания бывших солдат и офицеров как в бою, так и в созидательных буднях мирного строительства.

Это человек, неравнодушный ко всему окружающему, человек пытливого ума, ответственный работник (какую бы должность он ни

200

А.М. Горохов занимал), рационализатор в производстве, любитель искусства. Каж-дый год, каждый день этого человека заполнены трудом в различных областях общественной жизни.

В городе Раменское в 1943 году и на фронтах Карельском, Третьем и Втором Украинских (1944 – 1945 годы) он – минометчик, он же активный участник художественной самодеятельности; находясь на военной службе до 1949 года, он не упускает возможности повышать свое образование, готовясь включиться в серьезную учебу после де-мобилизации. Вернувшись домой, он закончил общеобразовательную среднюю школу, Всесоюзный заочный политехнический институт. Работает лаборантом, научным сотрудником, учится одновременно в аспирантуре, защищает диссертацию, становится кандидатом тех-нических наук.

В соответствии с занимаемыми должностями он объездил всю страну, бывал в командировках в Польше, встречал приезжавшие делегации из Польши, Венгрии, Чехословакии и Болгарии.

А. Г. Жуков все послевоенное время поддерживал постоянные связи со многими ветеранами дивизии: Харазия Х. Л.(бывшим нашим ко-мандиром бригады (полка) , Щукиным И. Ф. (бывшим командиром второго батальона 301-го Гвардейского стрелкового полка) , дружил с писателем В. И. Федоровым, со своим ротным командиром Тишковым И. Д. и многими другими.

А.Г. Жуков регулярно приезжает на встречу однополчан в город Раменское.

201

Мы из XX века

Глава XIV

По инициативе группы ветеранов 100-й Гвардейской воздуш-но-десантной дивизии в составе восьми человек во главе с Мирошниченко Б. П. в 1970 году в связи с 25-летием Победы

над фашистской Германией в городе Раменское было проведено общее собрание ветеранов, которое избрало первый Совет ветеранов диви-зии. В течение последующих лет Советом ветеранов дивизии были организованы поиски всех тех, кто воевал в составе «сотки».

Численность ветеранов с мая 1972 года в 126 человек достигла в 1980 году 1 528 человек, в силу разных болезней и увеличения возраста численность ветеранов стала сокращаться. В 2005 году (год 60-летия Победы) большинству ветеранов исполнилось восемьдесят лет – это солидный юбилей. И конечно, наши ряды неуклонно редеют. Тем не менее каждый год 8 и 9 мая ветераны съезжаются на встречу в город Раменское. Каждый год ветераны с нетерпением ждут следующей встречи, воскрешающей в их памяти юные годы, прошедшие в друж-ной семье десантников-парашютистов, бойцов дивизии, прошедшей с тяжелыми боями по болотам и лесам Карелии, теряя там навсегда многих своих товарищей. Эти встречи заставляют нас вспомнить Тре-тий и Второй Украинские фронты: сражения в районе озера Балатон и города Секешфехервар, бои за столицу Австрии, поход в Альпы и разгром последних эсэсовских дивизий и, наконец, поход в Чехос-ловакию под Прагу. Мы вспоминаем те волнующие минуты и часы, когда до нашего сознания доходили столь желанные слова: «Война кончается, немцы бегут из обороны!», «Война победоносно завершена! Фашистская Германия разгромлена! Мы победили!». Наши родители, братья и сестры в тылу в значительной степени освободятся от страха за нашу жизнь. У всех нас появляется надежда на прочный мир, на

202

А.М. Горохов счастливое будущее. Государственные деятели всех стран сделают все возможное, чтобы предотвратить подобные войны в будущем, чтобы между народами устанавливались отношения дружбы, согласия, вза-имного уважения и взаимопомощи.

Все это мы помним…Мы помним и жителей города Раменское военной поры 1943 –

1944 годов, их великодушие и уважение к нам, мальчишкам-десант-никам, их добрые пожелания нам, уезжающим на фронт. Мы высоко ценим то внимание, то гостеприимство, которое чувствуем со стороны руководства города и всех его жителей. Мы благодарны всему городу за огромную честь, которую он нам оказал, назвав пять улиц в честь десантников, три из которых – непосредственно в честь 100-й Гвар-дейской Свирской Краснознаменной воздушно-десантной дивизии. Мы любим этот город. Хоть и прожили мы здесь всего один год, а связь с ним осталась на всю жизнь.

С городом Раменское были связаны многие годы жизнь и актив-ная деятельность наших бывших командиров: генерал-лейтенанта Харазия Хасана Лагустановича, полковника, Героя Советского Союза Щукина Ивана Федоровича (ныне покойного), бывшего первого секретаря Раменского ГК партии Жорина Николая Ильича, ныне тоже покойного, заместителя председателя Совета ветеранов дивизии Финогеева Владимира Ильича, много сделавшего в области военно-патриотического воспитания молодежи и школьников, вложившего большой труд в разработку физической подготовки космонавтов.

Благодаря энергичной работе Совета ветеранов и его председателей (Харазия Х. Л., Ломбах Ю. В., Голышева Н. Г. ) группы представителей ветеранов дивизии могли несколько раз посетить Карелию, места бывших боев, столицу Австрии Вену. С помощью Совета ветеранов дивизии открыты музеи дивизии в селе Мегрега (Карелия), в Москве (школа № 782), в городе Раменское (школа № 8), в городе Казани (средняя школа № 82).

В июне 2004 года мне посчастливилось участвовать в поездке в составе группы из четырнадцати человек на празднование 60-летия ос-вобождения Олонецкого края Карелии от фашистских захватчиков.

Какое приятное чувство охватывало нас, когда мы увидели самые теплые отношения карелов и русских по отношению к нам, освобо-дивших их край в 1944 году. Слова благодарности в наш адрес были и от руководства района, от жителей – молодых и старых. Каким благодарным взором смотрели на нас мальчишки и девчонки! Жители

203

Мы из XX века Олонии свято чтут братские могилы, обелиски и памятники, нахо-дящиеся на карельской земле. Спасибо им, что они вместе с нами, десантниками, всегда помнят тех, кто сложил свои головы в жестоких боях по освобождению Карелии от фашистских захватчиков.

В разговоре с отдельными гражданами города Олонца звучали слова верности дружбе карельского народа со всей Россией. И очень радует нас, ветеранов битвы за Карелию, что наш ратный труд в 1944 году принес людям радость освобождения, укрепил их любовь и пре-данность к нашей многонациональной Родине – России.

* * *

Да… Много времени прошло после самого значительного события XX века – Второй мировой войны. События послевоенного времени были связаны прежде всего с необходимостью борьбы за укрепление мира во всем мире. Прошедшая война одновременно дала огромный импульс развитию науки, ускоренному развитию производства во всех отраслях народного хозяйства. К сожалению, она в еще больших масштабах активизировала научные изыскания в области изобретения мощнейших видов оружия. Началась гонка вооружений. Надо было не только изобретать новые виды оружия, но и производить его все в большем и большем количестве. Надо было бороться за рынки сбыта этого оружия.

Соединенные Штаты Америки и Советский Союз в соревнова-нии друг с другом в экономической сфере, и особенно в военной, фактически не только работали над укреплением своей обороноспо-собности, но и способствовали накоплению разных видов оружия во всех странах мира.

В результате борьбы двух идеологий мир в XX веке (после окон-чания Второй мировой войны) не стал спокойнее: в разных концах земного шара возникали и возникают военные конфликты.

Вот эта проблема мира, которую мы считали с завершением Вели-кой Отечественной войны решенной, фактически осталась решенной не до конца. Эту проблему наше поколение оставляет новому поко-лению – нашим внукам и правнукам.

Хотелось бы оговориться. Я не политик и не политолог, я рядовой гражданин своей страны, и тем не менее, как и многим моим сверс-тникам, мне видны многие изъяны в жизни нашего государства, в состоянии морально-политического климата в обществе.

204

А.М. Горохов Взять хотя бы такой вопрос: за счет чего мы создали такое количес-

тво оружия? Конечно, наша страна может гордиться достижениями в производстве лучших танков, лучших сверхточных ракет, прекрасных истребителей и бомбардировщиков и другой техники. Но за счет чего это делалось? Зарплата у рабочих не обеспечивала того уровня жизни людей, которого достигли зарубежные страны. Если производство военной техники преуспевало – то производство товаров народного потребления и по количеству, и по качеству сильно отставало. Жители нашей страны предпочитали (да и сейчас предпочитают) покупать импортные вещи. В стране в 1970-е, и особенно в 1980-е годы нарас-тали огромные диспропорции в народном хозяйстве. По существу, никакого принципа пропорциональности в развитии разных отраслей хозяйства не было, и это тяжело отразилось на дальнейшем развитии нашей экономики в целом.

Взять хотя бы сельское хозяйство. После конца 1950-х и начала 1960-х годов колхозы и совхозы начали несколько подниматься на ноги. Однако своего продовольствия в стране по-прежнему не хва-тало. В 1990 – 1991 годах полки в магазинах были пусты. Цены на сельхозпродукты, по которым государство закупало их у колхозов и совхозов, были несправедливо низкими. Государство покупает у колхозов и совхозов продукцию по самым низким ценам – а продает им сельхозтехнику, удобрения по высоким, часто недоступным.

Так до сих пор сельское хозяйство у нас и остается бедной сиротой. А после 1990-х годов многие совхозы и колхозы вообще разорились. Попробуйте проехать из нашего села Дмитровский погост (Коробово) в Москву – хоть через Егорьевск, хоть через Шатуру и Павловский посад – вы увидите поля, сплошь заросшие чертополохом. Редкое поле увидишь засеянным.

Не удались у нас многие колхозы и совхозы, не прижились боль-шей частью и фермеры (я об этом сужу по Московской области). В черноземных областях центральной России, в Краснодарском и Ставропольском краях – там обстановка лучше, но ведь и в Мос-ковской области имеются неплохие условия для животноводства и растениеводства.

Потому-то и деревни в Московской области вымирают. Они не-сколько оживают в летний период, когда туда приезжают молодые. Но они – дачники, а не производители на земле. В зимнее время деревни (подальше от Москвы) почти пусты, живут там только пенсионеры, кому уже по семьдесят – восемьдесят лет.

20�

Мы из XX века Вот эта проблема – тяжелая, и, выходит, решать ее мы оставляем

внукам и правнукам. А эти внуки и правнуки живут в основном в Москве или других городах. Страшно то, что многие из них жили в деревне, но заниматься сельским хозяйством они не хотят. Печально и то, что даже те, которые всю жизнь прожили в деревне, проработали в колхозах и совхозах, теперь, выйдя только вчера на пенсию, не хотят больше иметь дело с землей и скотом. А состояние здоровья многим еще могло бы позволить работать.

Не буду глубоко уходить в дебри сельскохозяйственной проблемы, вынужден лишь сказать: вся история нашей жизни в XX веке отлучила людей от земли во многих районах России.

Работая учителем и директором школы, еще в середине 1960-х годов я заметил, что почти все учащиеся, оканчивающие восьмой или десятый класс, уходили учиться или работать в город (вот такое у нас было «сближение» города с деревней). Деревни старели, молодежи оставалось мало. Я уже отмечал: в коробовской средней школе в начале 1950-х годов (когда еще не было обязательного среднего образования) насчитывалось до 1 100 – 1 180 учащихся. А теперь, после того, как построено новое типовое здание на 660 мест, в школе учится всего около 300 человек. А большинство начальных и восьмилетних школ в микрорайоне коробовской средней школы уже ликвидировано.

Рожать в деревне стало некому. Молодежи совсем мало.Один существенный показатель нашего общества я хотел бы от-

метить. Период 1960 – 1970-х и первой половины 1980-х годов харак-теризовался чрезмерным увлечением самовосхвалением. Мы жили в обстановке постоянных встречных планов и обязательств перевыпол-нить государственное задание, бойких рапортов о досрочном вводе в строй новой ГЭС или АЭС, о высоких урожаях (невиданных) хлопка, зерна. Причем было видно, что все это показуха, очковтирательство, демонстрация успехов там, где их фактически не было. Люди некото-рые продвигались в своей карьере не по заслугам, а по услугам. Мы, в школах, «научились» добиваться стопроцентной успеваемости, хотя иной выпускник десятого класса забывал даже таблицу умножения. А школа, между прочим, – зеркало состояния общества. Такая обста-новка порождала безответственное отношение к делу, иждивенчество, нежелание дорожить своим рабочим местом. Рабочие на предприятиях часто воровали детали, вещи, изделия, а затем перепродавали. Один коммунист в своем выступлении на предвыборном собрании жителей села Дмитровский погост даже высказал такое откровение: «Негде

206

А.М. Горохов

работать. Куда я пойду – там украсть нечего. Раньше в совхозе было хоть что украсть!»

Вот и дети в таких условиях соответственно воспитывались. Ко-нечно, в тех семьях, где мать и отец – здравомыслящие люди, честные труженники, там и дети становились порядочными людьми, хоро-шими, ответственными работниками. Но очень часто нерадивость или слабые умственные способности одних детей отрицательно действовали на их товарищей, которые могли бы учиться лучше, но глядя на сверстников-лентяев, получавших тройки, переставали интересоваться учебой.

В то время у меня появилась мысль: если происходит нравствен-ное и духовное падение во всех – от уборщицы до министров, то нам страну поднимать будет очень трудно. Без духовного и нравственного

Выпускники 10-го класса Коробовской средней школы. 1967 год.Крайний слева (первый ряд) – директор школы Горохов А.М., 4-я слева направо – классный

руководитель Беликова Н.Л., 5-я – Горохова Таня. Крайний справа – управляющийЦентральным отделением совхоза «Коробовский» Тренин Н.И., левее него – выпускницаДворнова Тамара, следующая – учитель литературы Киселева З.Д. В заднем ряду, слева

направо: завуч школы Беликов В.К., секретарь парткома совхоза Митюров Ф.А.

20�

Мы из XX века совершенствования людей мы не можем рассчитывать на успехи в социально-экономическом и культурном развитии.

А сейчас мы убеждаемся в том, какое значение для общественного развития имеет духовный и нравственный уровень каждого члена общества. Бандитизм, убийства, поджоги, грабежи, желание жить богато и красиво, не утруждая себя общественно-полезным трудом. Иждивенчество и праздный образ жизни – это все отражение низкого уровня моральной зрелости определенной категории людей, это от-ражение серьезных пробелов в семейном воспитании, работе школы, культучреждений и других инстанций, ответственных за воспитание детей и молодежи и вообще гражданина.

Совершенно недопустимо появление явно вредных и опасных идеологических течений, вплоть до фашистских и националисти-ческих. Наше поколение боролось и проливало кровь в борьбе с фа-шизмом не для того, чтобы он снова возрождался. Я не могу сказать, откуда появляются такие течения и движения. Но мне кажется, что они появляются в результате безделия определенной части молодежи, проникновения в ее среду настроений праздности, иждивенчества, барства, отсутствия понимания того, что ценность любого гражданина определяется не его национальностью, цветом кожи, профессией, вероисповеданием, а тем, как он живет, как трудится, какую пользу он приносит не только своей семье, но и окружающим людям, всему обществу, в котором он живет. Приносит ли он радость, какую-либо пользу другим людям – вот то, что мы как нормальные граждане учитываем, когда даем характеристику тому или иному гражданину, молодому или старому, белому или черному, верующему или неверу-ющему.

Конечно, все пороки, существующие в молодых людях сейчас, они не свалились с неба – это результат опять-таки ошибок, недоработок нашего поколения.

Всем изложенным мною в отношении духовно-нравственного состояния нашего общества я ни в коем случае не хочу очернить все сделанное нашим поколением, поколением XX столетия. Проблемы подобные существовали, существуют и будут существовать во все ис-торические периоды развития человечества, как и проблемы, которые существуют, на мой взгляд, между отцами и детьми. Это, очевидно, явление закономерное. И тем не менее, нельзя старшему поколению взирать равнодушно на появление у детей и молодежи взглядов и убеждений, противоречащих общепринятым, вечным принципам

20�

А.М. Горохов гуманизма, человеколюбия, уважения к людям труда. Человек, чтобы жить ему самому и его семье, должен трудиться, должен рационально строить свой бюджет, должен беречь нажитое и воспитывать такие качества в детях.

Все это необходимо усвоить нашим детям, внукам и правнукам. Только таким образом мы можем совершенствовать, оздоравливать наше общество. Если нашему поколению приходилось отстаивать нашу страну с оружием в руках, положить на алтарь справедливой войны миллионы человеческих душ, восстанавливать народное хозяйство в труднейших условиях, то нашим преемникам, детям и внукам, предстоит уже в лучших условиях дальше двигать производс-тво (на основе последних достижений науки и техники) и очищать наше общество от пороков, которые тормозят общегосударственное развитие, мешают людям обеспечить благополучную и счастливую жизнь. Это честь и святой долг каждого гражданина!

Сейчас уже много людей из молодежи, которые энергично и пос-ледовательно изучают все новое в производстве, в науке, искусстве, овладевают новыми технологиями и успешно работают в разных отраслях народного хозяйства. Похвально то, что молодые люди, встретившись со многими проблемами, связанными с перестройкой, настойчиво ищут пути к применению своих сил и способностей в многообразной трудовой деятельности, они не ограничиваются одним высшим образованием, оканчивают по два-три института, изучают иностранные языки и находят место в жизни общества. Такие люди нужны в государстве, как в хозяйственной, так и в политической жизни. Им двигать страну к благополучию и процветанию!

20�

Мы из XX века

Глава XV

Я уже говорил, что многие ребята 1925 года рождения из Коробов-ского района Московской области служили и воевали в составе нашей 10-й Гвардейской воздушно-десантной бригады (301-й

Стрелковый полк). Все они обучались в свои детские и юношеские годы в Коробовской средней школе. Призваны они в армию из девято-го, десятого классов. Некоторые после седьмого или восьмого класса уже работали разнорабочими в колхозах или служащими в отдельных учреждениях района. Поэтому мне хочется немного осветить школу с точки зрения ее кадров – учителей и директоров в разные годы ее работы (насколько я помню).

В коробовской школе долгое время, примерно с 1895 года и до 1935 года работали учителями Фокины Федор Иванович и его жена. По их учительской тропе шли и их дети Анна Федоровна (учитель начальных классов) и Елизавета Федоровна (учитель математики пятых – седь-мых классов), а затем и внучка Ирина Григорьевна Басова (учитель истории Середниковской средней школы).

Многие бывшие ученики помнят учительницу биологии и немец-кого языка Тихонову Веру Алексеевну за ее благородное обаяние, внимание к школьникам и хорошее знание предмета, Вернахаеву Ольгу Александровну – прекрасного учителя русского языка и ли-тературы, Соломасова Александра Дмитриевича – учителя физики. Все они работали в 30-е годы XX столетия. Александр Дмитриевич прекрасно владел предметом, умел доходчиво изложить учебный ма-териал, будил любознательность и интерес к предмету. Жаль только, война рано оборвала его жизнь…

С 1933 и до 1937 года работал директором школы Горячев Иван Павлович, он же учитель истории. Навсегда запомнилась песня, ко-торую он спел на своем уроке перед нашим пятым классом:

210

А.М. Горохов

«Шумел, гудел пожар московский,Дым расстилался по реке,А на стенах вдали кремлевскихСтоял он в сером сюртуке…»

Эта песня ярче, чем обычный рассказ, нарисовала в нашем созна-нии картину Отечественной войны 1812 года. Впоследствии, где-то в 1960-е годы, я встречался с Иваном Павловичем в Москве. Он работал в Министерстве просвещения РСФСР.

С 1944 и до 1953 года директором уже средней школы работал Надоров Анатолий Спиридонович (преподавал уроки истории и обществоведения). Его жена Заболоцкая Нина Павловна также преподавала историю. Оба учителя отличались большой эрудицией, хорошим педагогическим опытом, пользовались большим уважением и авторитетом среди учителей, учащихся и их родителей.

В военное время (с 1944 года) Анатолий Спиридонович вместе с бывшим уже на пенсии Фокиным Федором Ивановичем организовали

Встреча учителей – ветеранов Великой Отечественной войны в г. Шатура в честь 30-летияПобеды над гитлеровской Германией. На снимке – учителя бывшего Коробовского района,

среди них учителя Коробовской средней школы, слева направо: 2-й – Сапожников С.Т.,4-й – Мотылев И.Д., 5-й – Семигин Н.Н., 6-й Галкин Н.В., 8-й – Филькин А.М.,

13-й – Горохов А.М.

211

Мы из XX века из числа десятиклассников курсы подготовки учителей начальных классов. В то время была большая нехватка учителей, и потому эти курсы в значительной степени помогли решить кадровую проблему с учителями в Коробовском районе.

После Надорова А. С. два года проработал Николай Алексеевич Лебедев. К сожалению, он рано умер во время операции на глазах. Но и за эти два года он сумел внести в педагогическую практику школы (особенно в области преподавания русского языка и литературы) новые идеи, которые оказали большую помощь учителям. Он много сделал по кардинальному улучшению работы пришкольного учебно-опытного участка. Он любил свое дело. Но не всякому начальству нравилась его независимость. Вполне возможно, что его эмоциональное состояние из-за некоторых несправедливых упреков со стороны заведующего районным отделом народного образования усугубило его болезнь.

Надо особо отметить учителей начальных классов, которые работа-ли в период с 1945 и до 1978 года. Это Максимова (Сазонова) Антонина Александровна, Сапожникова Клавдия Андреевна, Павлухина Мария Алексеевна, Горохова Матрена Ивановна, Семигин Николай Ники-тич, Зинина Александра Ефимовна, Зуева Александра Титовна. Все они отличались хорошей теоретической и методической подготовкой, высокой ответственностью во всей педагогической деятельности.

Долгое время завучем школы и учителем математики работал Василий Кузьмич Беликов, исполнительный дисциплинированный и честный преподаватель. Начиная с окончания института и до пен-сии работала его жена Нина Леонидовна Беликова, учитель химии и биологии. Эта пара учителей всегда была поборником за прочные и глубокие знания учащихся.

В 1950-е годы работала в школе чета Базюкиных. Александр Ни-колаевич преподавал географию, Галина Евстигнеевна – географию и биологию. Александр Николаевич с 1959 года работал в должности ди-ректора в Пышлицкой средней школе, Новосидоровской восьмилет-ней школе, в школах города Рошали, в детском доме-интернате. Оба эти учителя оставили о себе добрую память в Шатурском районе.

Сапожников Сергей Тимофеевич в 1944 году был демобилизован из армии после ранения и лечения в госпитале. В 1943 году из десятого класса он был призван в армию вместе со мной. Мы были направле-ны в военно-пехотное училище города Скопина Рязанской области. В училище мы были с ним всегда вместе, лежали на нарах спинка к спинке. Летом же 1943 года я был направлен в 10-ю Гвардейскую

212

А.М. Горохов

воздушно-десантную бригаду в город Раменское, а он был направлен в воинскую часть во время Орловско-Курской операции. В бою под Прохоровкой он был ранен в руку (сильно пострадало плечо).

Прибыв в 1944 году домой, он устроился работать учителем на-чальных классов и начал учебу заочно в Егорьевском педучилище. В 1945 году он его закончил, так как до армии он уже проучился одно полугодие в десятом классе. Затем он поступил учиться на заочное отделение Московского городского педагогического института (ис-торический факультет) и в 1953 году его закончил. С 1950 года работал учителем истории.

Большую часть своей жизни проработали в школе Иван Михай-лович Тюков (математика, география, работал и завучем, и директо-ром школы), его жена Зинаида Васильевна Галкина (русский язык и литература), Нина Григорьевна Родина (математика), Евстолия Константиновна Горбушина (физика), Анна Алексеевна Тренина (математика), Елизавета Никитична Кротова (биология), Елизавета Васильевна Мараева (биология, география), Александр Матвеевич

Выпускники 11-го класса Коробовской средней школы. 1966 год.Слева вторая – Горохова Вера. Крайняя справа – классный руководитель

Горбушкина Евстолия Константиновна

213

Мы из XX века

Филькин (география), Александра Матвеевна Мотылева (русский язык и математика), Иван Дмитриевич Мотылев (физкультура и военное дело).

Что особенно характерно для нашего поколения? Мы вернулись домой с фронтов Отечественной войны. Кругом разруха. Надо про-кормиться самим, помочь родителям, одеться, привести в порядок жилье, надо работать, работать и учиться.

Создавали свои семьи – а их надо тоже обеспечить всем необходи-мым – питанием, одеждой. До декабря 1947 года обеспечение населе-ния продовольствием было через карточную систему, да и с отменой карточной системы далеко не все можно было купить в магазинах. Мы ездили в Москву за крупами, сахаром, растительным и сливочным маслом, колбасой, белым хлебом, одеждой, обувью.

Зарплата у учителей, да и у многих служащих, была всегда низкой. Поэтому мы вынуждены были содержать скот (корову или коз, овец, поросят, кур), на приусадебных участках выращивать картофель, огурцы, капусту, свеклу, морковь, помидоры. Лес нас обеспечивал ягодами и грибами. При всем этом служащие и рабочие, имеющие свое

Группа ветеранов Великой Отечественной войны села Дмитровский погост. 9 мая 1985 г.

214

А.М. Горохов подворье, обязаны были сдавать часть своих доходов государству. Так что, чтобы жить сытыми в деревне, надо было работать без выходных: ведение приусадебного хозяйства требовало постоянного труда всех членов семьи. Кроме того, очень слабые колхозы часто призывали всех рабочих и служащих на воскресники и субботники: на прополку посевов, сенокос, заготовку кормов для колхозного скота.

Вот так мы жили в конце 1940-х, все 1950-е и часть 1960-х годов. Жили экономно, бережливо относились к приобретаемым вещам. Мы стремились к тому, чтобы наши дети были сыты, обуты и одеты. Мы приучали их к труду, прививали любовь к окружающей их природе, развивали любознательность и интерес к знаниям, воспитывали в них чувство гордости за свою Родину, за героическое прошлое в истории нашего народа.

В 1985 году в Коробове вступило в строй новое школьное здание, в результате чего занятия стали проводиться в одну смену. С начала 1980-х годов и по настоящее время успешно работает школа под ру-ководством Виктора Фроловича Кислова. Завучем школы работает Татьяна Анатольевна Толбусова с 1971 года; а до этого она проработала два года учителем математики (после окончания института).

В школе создан краеведческий музей. Заслуга главная в органи-зации этого музея принадлежит по праву учительнице начальных классов Татьяне Александровне Барановой, вложившей в это дело свою любовь и талант. Вообще Татьяна Александровна и во время работы методистом в доме пионеров, и во время работы учителем начальных классов показала себя как творческий и влюбленный в свое дело учитель и организатор. Она умело развивает у детей интерес к общественной деятельности, активность в жизни коллектива.

Начиная с 1960-х годов и по настоящее время трудятся в школе бывшие ее выпускники Георгий Дмитриевич Лукичев и Дмитрий Филиппович Евтеев. Георгий Дмитриевич многие годы преподавал русский язык и литературу, а после 1980 года преподает историю. Он умело развивает у учащихся способности глубокого аналитического изучения разных исторических событий, их связи с жизнью, с инфор-мацией о жизненном опыте, получаемой от родителей или из средств массовой информации (газет, журналов, радио, телевидения).

Дмитрий Филиппович Евтеев уже несколько десятков лет обучает старшеклассников владению сельскохозяйственной техникой. Ребята охотно овладевают знаниями о тракторе, умением работать на нем (вождением по дорогам и работе в поле).

21�

Мы из XX века В настоящее время в школе работает

большая группа более молодых учителей, представителей уже нового поколения. Харак-терно то, что в течение всей истории школы учителями ее становились те, кто учился ранее в ней и жил в ее окружении.

В декабре 2000 года школа праздновала свой юбилей – 125 лет со дня ее рождения. В связи с этим я привожу здесь стихотворение, написанное моей дочерью Татьяной.

учителю коробовской средней школы посвящается

Вот и приблизился день юбилея известной нам школы,Светом учения славной и кадрами крепкой своими!Сами же лейтесь, заздравные речи, сегодняУчеников благодарных, высоких и мудрыхВ честь заслуживших почет всех наставников школьных!Пусть восхищение наше дарует цветущую радостьВсем, кто работал в сей школе, всех нас просвещая!

Вы же, виновники этих речей, не сердитесь и скромно,Взоры потупив, внимайте словам чистосердным!Голосу правды внимайте и к сердцу ее примите.Пусть же Вам будет любезно труды свои вспомнить!Легкий Вы путь не искали, хоть их – изобилье...Труд положили в поте лицаИ далекий к ней путь по крутому подъему..

Помним, как трудно боролись ВыС нашим незнаньем и ленью,К новым вершинам ведя нас в две смены и больше!Чести Учителя Вы никогда не роняли,Искореняя упрямство, внедряя упорство,Гневом своим нерадивых клеймя, забывая усталость!Пусть обойдет стороной Вас она и отныне!

Помним, как Вы на борьбу с шелкопрядомНас поднимали, лесные посадки спасая…

216

А.М. Горохов Рощицы помним, что с Вами вокруг насажали,Липки и тополи шепчут об этом все лето...Помним походы на речку с привалом веселымС дымом костра и печеной картошкой горячей,Грядки и борозды, что пропололи в совхозе,Азы земледелья освоив на школьном участке.

Помним линейки, и слет пионерский, и песни,Дробь барабана и горна призывные звуки,Что нас на сбор созывали металла и банок.Мы не забыли и ведра золы и пометаДля удобренья пришкольного сада и луга,Что украшали округу и школу своим разноцветьем душистым.

Вашим наукам внимая, пред Вами учились прилежноТысячи юношей дерзких, активных и славных,Столько же точно прелестнейших дев, любомудрых и гордых...Сколько сердец трепетало, взгляд встретив Ваш строгий!И справедливость упреков мы помним доныне,В сердце своем сохранив лишь одну благодарность!

Все, кто находится здесь перед Вами сегодня,С честью несут в себе знанья, что Вы заложили,В разных науках, искусствах, ремеслах стяжая успехи,Курс свой сверяя по целям, что Вы начертали.Много из них уж известно в кругах поднебесныхОпытом, силой, уменьем и знаньем отменным:Здесь и гражданской министр авиации Панюков,Доктор наук и профессор Папенов,А кандидатов различных наук и не счесть нам сегодня.

Главный редактор журналов финансовых тут же,Та, что фамилию носит Горохова Вера.Братья Смирновы – ну как же о них нам не вспомнить!Коневы братья, и Беликов с однофамильцами,Зорко следит за порядком звезда Соколовых,Мир и покой охраняя от разных напастей.Много средь нас есть врачей, бизнесменов и судей,Всех не назвать нам. Вы помните сами,С кем поделиться пришлось Вам уменьем и знаньем,И, повзрослевших, отправить в большую дорогу…

21�

Мы из XX века Добрые наши наставники!

Скупо Вы в бытность свою раздавали медали…Золотом знанья за них мы сполна заплатили,В разных служа отраслях неустанно и верно.

Низкий поклон Вам за Ваше терпенье,Школу создавшие, труд свой неся ежедневный.Школу как жизнь Вы любили – без корысти, просто,Школа вела Вас по жизни,Семейным став делом и совестью...

Семьи Гороховых, Тюковых, Родиных, Филькиных,Галкиных и Мотылевых, Смирновых-Горбушиных...С ними Матвеевы, Зинины, Кротовы,И Алексахина с дочерью младшею...Долго работал с женой завуч Беликов...С той же фамилией знатной трудилась династияС давних времен увлеченно, без продыха,Многих трудом заразивши учительским…Долгие годы учили детей и Семигины,И Киселевы, Синицыны, Коневы.Добрую память оставил с женою Сапожников...

Светлая память всем тем, кого нет уже…

Многих сельчан наших – мудрых наставников –Мы не смогли здесь назвать. Пусть простят они нас.Мы же хотим педагогам в отставке и нынешним –Всем пожелать от души – будьте счастливы!

Пусть же и долее слава о Ваших делах не увянет!Будут плоды Ваших дел видны всем еще долго.Зерна, что бросили Вы во взрыхленную почву,Потом и кровью полив,Пусть дадут урожай превеликий и знатный.Боги ж бессмертные Вам в этом деле помогут,Смертные ж люди легенды об этом пусть сложат!

Выпускница Коробовской средней школы 1967 г.Кандидат технических наук

Т.А. Агупова (урожд. Горохова)

21�

А.М. Горохов Мы с женой Матреной Ивановной давно уже на пенсии, и возраст

наш вполне приличный: мы перешагнули восьмидесятилетний рубеж. А чем старше человек становится – тем чаще и больше он оглядывается на прожитые годы. Так вот и мы: вся жизнь в трудах. Век двадцатый – век больших потрясений, драматических и трагических событий, век огромного всплеска науки и техники. И в этом веке жили наши родители (хотя некоторые из них родились еще в XIX столетии), жили мы, и теперь живут и трудятся наши дети, внуки, рождаются и растут правнуки. Все закономерно. Счастливы мы, что рожденные и воспитанные нами дети и внуки продолжают нас.

Мы вырастили и воспитали троих детей. Все трое окончили сред-нюю школу (Вера – с серебряной медалью, Татьяна – с золотой). Все трое получили высшее образование. Татьяна – кандидат технических наук.

Вера, окончив Государственный институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова (вечернее отделение), работала бухгалтером, главным бухгалтером в разных московских организациях. Более де-сяти лет она является генеральным директором Издательского дома «Финансы и Кредит». С ней работает сплоченный коллектив, сложив-шийся в основном из полковников и подполковников (в отставке). Коллектив за большие успехи награжден Международным орденом общественного признания «Слава России» и многими медалями. С ней работают сейчас и сестра Татьяна, племянник Алексей Смирнов. Вера принимает активное участие в общественном движении меце-натов и благотворительных мероприятий.

Мы с женой довольны своими дочерьми и внуками. В них наше продолжение. Это наша честь, совесть и гордость – подтверждение того, что мы с достоинством выполнили свой родительский долг как перед детьми, так и перед государством.

О моих дочерях рассказано в статье председателя совета ветеранов 100-й ВДД Голышева Николай Герасимовича

блаГородный поступок дочери Ветерана

Горохова Вера Алексеевна родилась 18 августа 1948 года в деревне Наумовская Московской области Шатурского района в семье учителей. Отец, Горохов Алексей Михайлович, 1925 года рождения, участник ВОВ, ветеран 100-й ВДД, более 40 лет проработал в школе, был учителем географии, рисования, долгие годы работал директором школы.

21�

Мы из XX века Мать, Горохова Матрена

Ивановна, 1925 года рож-дения, участник ВОВ, тоже работала в школе (учитель начальных классов, учитель русского языка и литературы, учитель домоводства), в на-стоящее время на пенсии.

В 1955 году Вера посту-пила и в 1966 году закончи-ла 11 классов Коробовской средней школы, в 1973 году закончила МИНХ имени Г. В. Плеханова по специальности «Финансы и кредит». Рабо-тала в различных отраслях (Торговая палата СССР, ТЗБ 1812 МО СССР, Райздравотдел Октябрь-ского района города Москвы, ВНИИ системы Минэлектротехпро-ма-Информэлектро, ВНИИ кабельной промышленности – научный сотрудник, заведующая лабораторией, с 1989 года – главный бухгалтер, директор ТПКО «Русский сувенир», далее директор ТПКО «Инкомсер-вис», президент финансовой инновационной компании «Фининнова», генеральный директор Издательского дома «Финансы и Кредит»).

У нее две сестры: Татьяна, 1950 года рождения, кандидат техни-ческих наук, около двадцати лет проработавшая в «Криогенмаше», Наталья, 1952 года рождения – ведущий специалист Вычислительного центра Каширской ГРЭС. У Веры Алексеевны четыре племянника (трое из них получили высшее образование, один – получает) и два внучатых племянника.

Жизнь продолжается.Вера Алексеевна через отца, Горохова Алексея Михайловича, ветерана

100-ой ВДД, известила наш Совет о возможности издания книги «Сотая воздушно-десантная» Издательским домом «Финансы и Кредит».

Мы эту возможность использовали. Книга была издана вторым дополнительным тиражом в количестве 1 500 экземпляров. Первый тираж книги «Сотая воздушно-десантная» был издан за счет средств, выделенных главой администрации города Раменское Деминым В. Ф. тиражом 800 экземпляров.

Все книги рассылались и вручались ветеранам бесплатно.

На презентации книги «Сотая Воздушно-десантная»Слева направо: Голышев Н.Г., Горохова ВераАлексеевна – генеральный директор Издательского дома«Финансы и Кредит» (дочь Горохова А.М.),Кузьмичев Е.Ф.

220

А.М. Горохов В 2003 году Вера Алексеевна издала книгу «Фронтовики Сотой

десантной – потомкам».Совет ветеранов дивизии сердечно признателен Вере Алексеевне

за финансовую помощь в издании книг и от имени всех ветеранов 100-й ВДД искренне ее благодарит за благородный поступок в наше непростое время.

Советом получено много писем с благодарностью в ее адрес. Мы публикуем одно из них.

221

Мы из XX века Посвящается Вере Алексеевне Гороховой с сердечной благодарностью

за издание книг о 100-й ВДД

А.Г. ЖуковМы благодарны

Как быстро мчатся наши годы!Прошли давно войны невзгоды.И время нас совсем не ждет.А мы все где-то у Европы,Солдат ведь памятью живет.Не поддаваясь жизни бегу,Мы благодарны человеку,Кто сердце воина познал.Познал потери, муки, бедыИ глубины души подвал.На перекрестках современныхНабрести непросто, откровенно,На душу светлую в пути.Таких, как Вера Алексеевна,Непросто ведь теперь найти.При жизненном укладе новомОна скрепила память словом –И вбросив в книжный океанДля поколенья молодого,Всю юность сохранила нам.Как друг в окопе на войне –Так отдает она вполнеТепла частичку для других.Ведь родилась она в семьеУчителей Гороховых.

Листая книгу «Сотая воздушно-десантная»

Листаю том о бывшей сотой.Всплывают наши дни былые.И снова я с моею ротой,Когда мы были молодые.И каждая страница – памятьО наших боевых делах.

222

А.М. Горохов И фотографии на памятьПри всех армейских орденах.И все – сержант и генерал,Ефрейтор, маршал, рядовой –Прошли кровавый карнавалИ связаны одной судьбой.И эпизоды прежних дней –Тяжелых, грустных иль смешных –Всплывают в памяти моей,Не может жизнь идти без них.Иду по полю с парашютомСвоим я подвигом объятый,Иду известным мне маршрутом,И вьется ветерок приятный.Когда в окопах дождик пляшет,И гул разрывов замирает,Есть котелок горячей кашиДля нас, солдат, – минута рая.И помню я салют победный,Безмерной радости обвал.Как лучших братьев благодарныйНарод Европы нас встречал.Прошла война, ушли невзгоды,И ветер молодость унес.Я ж возвращаюсь в эти годы,Как будто к ним навек прирос.И мне порой совсем не спитсяИль снится грохот батарей,Я будто не успел проститьсяС ушедшей юностью моей.

Время неумолимо идет вперед, его невозможно остановить. Завер-шен XX век, человечество живет и трудится уже в XXI веке. Каждый год люди празднуют наступление Нового года. И в каждый Новый год мы выражаем радости успешно свершенных дел в прошедшем году и надежды на еще лучшие успехи в Новом году, мы надеемся на прочный мир, на установление в мире обстановки согласия, взаимоуважения и готовности к взаимопомощи в случаях природных или техногенных катастроф. Все это является уже международным правилом – помогать тем, кто терпит бедствие.

223

Мы из XX века …Я описал свою жизнь, жизнь своей семьи, жизнь своих сверстни-

ков. И надо заметить: сквозь годы XX века прошло несколько поко-лений людей, которые были не только свидетелями, но и прямыми участниками грандиозных исторических событий, огромных успехов в науке, культуре, производстве. Наши родители были свидетелями и участниками Первой мировой войны, Октябрьской революции 1917 года, Гражданской войны, а вместе с нами они воевали и на фронтах Великой Отечественной. Они же были свидетелями и успехов наше-го поколения: открытия ядерной энергии, развития электроники и лазерной техники, освоения космоса и многого другого.

И все же, самым значительным событием была Великая Отечес-твенная война. Ее участников становится все меньше и меньше. Уходят из жизни ветераны войны. У сегодняшней молодежи остается все меньше возможностей узнать о войне от оставшихся в живых непосредственных участников боевых сражений и походов. Сведе-ния о войне, ее эпизодах молодые люди будут находить в мемуарах маршалов, генералов, адмиралов, старших офицеров. К сожалению, информация о военных действиях, написанная до 1960 – 1980-х годов ,не всегда раскрывает истинный ход событий. Приукрашать наши успехи (победы) – было у нас непременным условием для того, чтобы это было напечатано в средствах массовой информации.

Я хотел бы выделить одну мысль, которая кажется достаточно правдивой. Войну встретили парни 1919 – 1922 годов рождения. На них пришелся самый мощный удар немецкой армии. Их постигла тяжелая участь отступления, разгрома и пленения огромного коли-чества наших войск. Тем не менее они не пустили немцев в Москву, остановили их, а потом они же начали изгонять оккупантов с нашей земли. Призванные в армию ребята 1923 – 1926 годов рождения завер-шили полный разгром гитлеровской Германии. На фронтах воевали и мужчины более старшего возраста, но основой ударных сил были именно молодые люди, рожденные с 1918 по 1926 год. Старшие воз-расты были призваны на трудовой фронт (на строительство, военные заводы и пр.).

Всем им слава!В тылу работали женщины, старики, дети. Особенно тяжело было

овдовевшим женщинам, у которых на руках оставались по трое – пяте-ро детей. Сейчас для некоторых трудно представить, как же выживали такие семьи. Вот поэтому я и прошу молодежь (и парней и девушек): поговорите со стариками, вы узнаете много, чего раньше не знали.

224

А.М. Горохов Хочу добавить: это поколение советских людей, вернувшись с

фронтов домой, страстно училось в разных учебных заведениях, часто без отрыва от производства (учились на заочных и вечерних отделе-ниях учебных заведений).

На плечи бывших фронтовиков были возложены задачи по восста-новлению разрушенных городов, деревень, промышленных предпри-ятий, восстановлению и развитию сельского хозяйства, транспорта. Эти бывшие фронтовики стали руководителями многих научных лабораторий, центров по развитию новых технологий.

Выросли дети этих фронтовиков, и многие из них успели отработать по тридцать пять-сорок лет. Наши дети, а теперь и внуки, совершенно естественно, превзошли нас по своим знаниям и профессионализму, что, безусловно, доставляет радость нам, и мы по праву можем наде-яться на хорошее будущее нашей страны, создание достойных условий для жизни будущих поколений россиян.