"50 писателей" (том 3, в сокр.)

Сборник произведений лауреатовПервого и Второго международного конкурса

детской и юношеской художественнойи научно-популярной литературы

имени А. Н. Толстого

Москва“Российский писатель”

2008

Том 3

50 писателей

Издано при поддержке Фонда “Русский мир”

© АНО РИД “Российский писатель”,художественное оформление, 2008

А53 “50 писателей”Сборник произведений победителей Первого и Второго международного кон-курса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературыим. А.Н. Толстого (в 4-х томах) Состав: И.В. Репьева, Л.А. Сычёва.

Москва, “Российский писатель”, 2008г., 432 с.

Проза и стихотворения 50 призёров и дипломантов конкурсаСоюза писателей России – новый пласт современной детскойи юношеской литературы. Первый и второй тома сборникаадресованы ребятам от 5 до 15 лет, третий том – старше-классникам и четвёртый – молодёжи.

Рисунок на обложке Даниила А. Кузьмичёва.

Литературно-художественное издание

ISBN 978-5-902262-92-3

УДК821.161.1-93ББК 84(2Рос=2Рус)6-5,44

А53

Александр БАЧУРИН

Дмитрий ВОЛОДИХИН

Сергей КОЗЛОВ

Анна КОЗЫРЕВА

Валентина КОРОСТЕЛЁВА

Марина КОТОВА

Светлана КУРАЧ

Владимир ЛАНГУЕВ

Дмитрий МИЗГУЛИН

Леонид СЕРГЕЕВ

Николай СИТНИКОВ

Сергей СМЕТАНИН

Борис ЧЕРНОВ

Александр ЩЕРБАКОВ

Лауреаты номинации “ДЕБЮТ”

Дорогие читатели!

Вы раскрыли третий том сборника произведений лауреатов Пер-вого и Второго международного конкурса детской и юношеской худо-жественной и научно-популярной литературы имени АлексеяНиколаевича Толстого. Четырёхтомник “50 писателей” издан приподдержке Фонда “Русский мир”. В этой книге собраны повести, рас-сказы, стихи, которые могут быть интересны подросткам и стар-шеклассникам.

В 2006 году лауреатом нашего конкурса стал сибирский прозаикСергей Козлов. Отрадно отметить, что повесть “Мальчик безшпаги”, которая получила вторую премию, легла в основу художе-ственного фильма “Наследники”. Он был снят талантливым режис-сёром Константином Одеговым и показан на Тридцатом московскомкинофестивале летом 2008 года. В третьем томе нашего изданияпредставлены две повести этого автора,”Бекар” и “Первозванный”,получившие Почётный Диплом Второго толстовского конкурса. Сер-гей Козлов, чьим учителем в литературе был Владислав Крапивин,смотрит на жизнь сегодняшних мальчишек Западной Сибири через ма-гический кристалл отечественного православия. Этим они, преждевсего, и интересны.

Неслучайно зимой 2008 года наш конкурс получил положительнуюоценку 16-ых Рождественских образовательных Чтений, что и отме-чено в отчёте «Церковь и культура» следующими словами: «Был под-держан Международный конкурс книг для детей и юношества имениАлексея Толстого, который выявил ряд талантливых писателей изпровинции, и что отрадно – тема целомудрия и нравственности длямногих оказалась принципиально востребованной». Речь о целомудриикак о душевной чистоте. Ведь если «сначала было Слово», то и вос-становление человека «ветхого», грешного вполне может пойти черезрусское писательское слово.

Тема духовного целомудрия – поиска себя как нравственно цельнойличности - присутствует во всех небольших повестях прозаика СергеяКозлова (Ханты-Мансийск). Его произведения как бы восполняют «про-белы» чисто женского воспитания в школе и в неполных семьях: важно,чтобы с мальчишками-читателями заговорил именно писатель-мужчина,педагог и христианин. В повести «Первозванный» автор показывает, чтоу Бога нет, и не бывает, «лишних людей»: каждый ему дорог и важен.Только осознай это сам человек! Даже если ты появился на свет в про-стой, бедной, мучимой страстями, неблагополучной семье, где-то в та-ёжных дебрях, почти на “краю земли”, ты и отсюда хорошо виден Богу.За твою духовную чистоту Творец и тебя может одарить даром чудо-

6

творения, чтобы ты, например, отвёл от своих родных мест разори-тельное, пагубное нашествие воды. Оказывается, твоё целомудрие спа-сительно не только для тебя!

В этом смысле значимо и творчество Александра Щербакова (Крас-ноярск), постоянного участника нашего конкурса. В подборке о деревен-ских ремёслах, которая достигла уже размеров маленькой “Деревенскойэнциклопедии”, он подробно рассказывает и о секретах крестьянских ре-мёсел, и об инструментах - помощниках трудового человека на селе. Не-когда все эти знания получил от своего отца сам автор, тогда ребёнок,а потом и подросток. В сибирской деревне Таскино, где прошло детствоАлександра Щербакова, людям некогда было спиваться: мастера-золо-тые руки не только сами уважительно, почти с религиозной любовьюотносились к своим умениям и шерсть свалять для валенок, и избу по-строить, и посуду из глины слепить, и одежду пошить, и за скотом-кор-мильцем ухаживать, но и детям свой дар передавали. В Таскино ираньше, и теперь что ни дом, то мастера. Поэтому село и сумело вы-жить, сохранить себя и свой народ даже в самые лютые времена. Какбыло, например, мальчишкам не заинтересоваться сапожным делом, еслимастер, подшивая ребятишкам валенки, ставя латки на ботинки, и пел,и пересыпал свою речь образными присказками и поговорками? По всемубыло видно, что он любит свою работу и не нарадуется ей. А ведь инойродитель сегодня без бутылки спиртного за дело в кругу своей семьи и непринимается. Да ещё и философски себя оправдывает: мол, «злится наработу», чтобы ловчее спорилась. Оттого и ругается, и ненавидит. Гдеуж тут «Бог в помощь», как было это у наших дедов и прадедов? Такойвзрослый способен только отпугнуть подростка от своего мастерства.Где же «поэзия труда»? И разве у того же Льва Толстого крестьянскийтруд - одно мучение и надрыв? Сам Александр Щербаков принял решениестать поэтом, «пойти за Есениным», по его выражению, пятнадцатилет от роду, когда с душой поработал вместе со взрослыми на косьбе.

Рассказы автора – лирическая энциклопедия народной жизни, кра-соты уходящего сельского быта, которую, хотя бы через Слово, долженпознать каждый россиянин, чтобы понять и себя, и заветное своих пред-ков. Ведь все мы вышли из деревни! Деревня нас кормит. И не прочув-ствовав её прошлого, невозможно, пожалуй, увидеть и будущего,полюбить и саму Россию.

Вошла в третий том и автобиографическая повесть прозаика изТольятти Бориса Чернова «Борискина война». Многодетная семья Бори-ски не потеряла на Великой Отечественной ни одного человека. Отца невзяли на фронт по нездоровью. Но скитаться, выбираясь из оккупиро-ванной Украины, терпеть голод, холод, издевательства врага пришлосьи детям, и взрослым. Автор ясно показывает, что спасалась семья героялюбовной сплочённостью детей и родителей. Особенно дорого, что исто-рия эта не выдуманная, написана она не ради “красного словца”. Всё так

7

и было: и старшего брата Бориски, подростка, дважды угоняли в Герма-нию, и дважды сбегал он по дороге, возвращаясь в родную семью через лесаи болота, без кусочка хлеба. Но неизменно к матери, братьям и сёстрамвозвращался. И много раз бездетные семьи просили маму Бориски отдатьим её новорожденную дочь-красавицу, обменяв ребёнка на спасительныймешок картошки! Но верность родителей и детей друг другу всё превоз-могла! Никто не умер. И разве эта сила духа, воля к жизни не можетстать примером для тех, кто познал сегодня совсем иной опыт жизни?

В связи с тем, что конкурс имени А.Н. Толстого является ещё и кон-курсом научно-популярной литературы, в сборник вошли два очерка лау-реатов 2006-2007 годов, Дмитрия Володихина и Анны Козыревой. Обаавтора взяли предметом своего изучения одни из самых славных имён рус-ской истории: жизнь и подвиг равноапостольной княгини Ольги и князяДмитрия Пожарского, героев узловых исторических событий – Креще-ния Руси и освобождения страны от польско-шведской интервенции. Се-годня в кино и литературе существует неоправданная практика созданияисторических мифов, выдачи того, чего на самом деле не было, за чи-стую правду. Юным читателям подчас непросто отличить фальсифи-кацию от факта реальности. Лауреаты толстовского конкурса, всерьёзпоработав с материалом, попытались дать историю без искажений. Вэтой же традиции подаётся составителями в третьем томе и правди-вая повесть Действительного члена Русского географического обществаАлександра Бачурина “Сказание о Муравьёве-Амурском”. Писатель -один из лучших в России знатоков истории Приморья. Некогда ни ки-тайцы, ни японцы не претендовали на этот богатый край: он был почтине обжит человеком. А ныне, когда тут и города, и гидроэлектростан-ции, и проложена железная дорога, Дальний Восток – лакомый кусокдля иноземцев. Всем нам следует хорошо знать историю и географиюПриморья уже потому, что, как отмечала императрица ЕкатеринаВторая, Амур потому-то и назван “батюшкой”, что кто владеет Аму-ром, тот владеет и Сибирью-”матушкой”.

Произведения московского автора Леонида Сергеева вошли и во вто-рой, и в третий том “50 писателей”. Вниманию подростков и старше-классников мы предлагаем подборку его рассказов “Замечательное время”и повесть “Солнечная сторона улицы”. О чём бы ни писал этот прозаик,какие бы стороны жизни своего поколения не освещал, он всегда даётточный и умный рецепт того, как можно почувствовать себя счастли-вым. Он этот секрет, эту большую человеческую тайну знает. Потомуи собственное детство у него – “замечательное время”, и воспоминанияо близких ему людях, отце и матери, страшной, военной поры - “солне-чная сторона улицы”. Далеко не каждый современный прозаик имеетстоль не замутнённое страданиями и бедами мировосприятие, умеет уви-деть рядом с собой, разглядеть и запомнить, прежде всего, высокое, поэ-тическое, радостное, обнадёживающее.

8

Конечно, какое счастливое детство без высоких деревьев, на кото-рых можно устроить “жилище Тарзана” и качели? Без зелёных лужаек,на которых можно запускать бумажного змея или поиграть в футбол?Без речушки, где летом катаешься на плоту, а зимой гоняешь на конь-ках? Но героям произведений Леонида Сергеева везло ещё и в том, чтоони постоянно встречали людей, чья фантазия необычайно расширялавозможности жизни. Они показывали, как вместо привычных змеев за-пускать в небо самодельные планеры, а если перегородить маленькую ре-чушку, можно получить большой каток. Если же знакомые картиныжизни переложить на язык искусства, язык красок, например, жизнь во-обще может преобразиться волшебно - и не только на полотне, но и вдуше. Искусство даже оказалось “сильнее врождённого страха” рассказ-чика, “оно навсегда сломало барьер трусости перед реальными мостамии, главное, излечило от нерешительности”.

Но детство -“замечательное время” ещё потому, что и отец герояповести, погибший потом на фронте, давал маленькому сыну запомнив-шиеся навсегда советы: “Свет – главное в комнате. У нас свет мягкийспокойный. Он способствует творчеству”. Или: “Самая почётная по-беда - над собой. Перебори себя, отбрось хандру!”. “Фантазируй, разви-вай воображение. Все существа на земле через игру познают мир”. Отецумел радоваться успеху других и, как никто, восхищался успеху масте-ров: “Полюбуйся: не полка, а произведение искусства!”. Наверное, такогоотца, способного “сразу ставить всё на свои места и заражать опти-мизмом”, хочется каждому ребёнку. Не все из нас таких отцов имели.Поэтому так важно хотя бы прочитать о них в книгах. Чтобы знать,с кого делать свою жизнь, свой характер.

В третьем томе читатели познакомятся и с большим разделом сов-ременной поэзии для подростков и юношества. Именно поэтическое на-чало в жизни, в литературе своими образами приводит душу в движение,порождает в ней чувства, устремления. Поэзия, отмеченная жюри двухконкурсов имени А.Н. Толстого, побуждает замечать красоту жизни,учит поиску и созерцанию высокого, духовного, напоминая о том, что наРуси издавна главным праздником была Пасха - воскресение Христа измёртвых. Осознание себя в мире православных понятий, нравственныхкатегорий, хорошо известных нашим предкам, но изрядно подзабытых ввеке ХХ-ом, становится главной темой творчества многих русских поэ-тов сегодняшнего дня.

“Христос воскрес! Иссякла смерть! И обновилось мирозданье!”, –пишет Сергей Козлов. “Едва войдёшь - уходят будни, - говорит в стихо-творении “В храме” Валентина Коростелёва, – И нет следа от мелкихбед. Тут всё простишь и всё забудешь – за этот дивный вышний свет”.Уверенно входят с этой темой в поэзию и молодые авторы, чьё творче-ство пришлось на последнее, перестроечное десятилетие. Марина Котоваобъясняет разор наших семей, домов, сердец, производств и предприятий

9

не столько внешними причинами, сколько исходящими из наших собст-венных убеждений, идеалов и просто предпочтений: “ Ветшает дом. По-всюду грязь и сор. Хозяин стар, а детям – горя мало. В углу – бумажнаяиконка в маках алых. И Божья Матерь горько и устало, Прижав мла-денца, смотрит на разор”. Бога забыли, на храмы перестали жертво-вать, в совесть свою заглядывать. Этим и объясняется слабость преждесильного Победителя-народа. А ведь до сих пор, утверждает поэтесса:“На Руси что ни тропка, то к чуду ведёт прямиком”. Есть такая свя-тая тропка и в твоём городке, в твоём селе. Только обрети её, откройдля себя и своего народа заново! А это по силам и детям, и подросткам,и юношеству.

Можно сказать, что возрождая в поэзии духовную лирику, русскаялитература возвращает Русскому Слову его исконные смыслы. Поэзия вРоссии не просто переживает настоящий расцвет, полнится всё новымиименами, развивающими традиции родной речи, она несколько опережаетсегодня успехи русской прозы, в тематику которой ещё не полностьювозвращены главные, вечные темы произведений Гоголя, Достоевского,Чехова, Шмелёва, Булгакова, Бунина, Шолохова. Эти темы о совестичеловека, его ответственности перед Богом, страной, народом и делалирусскую литературу всемирной и подлинно великой. Новая же русскаяпоэзия не только обрела голоса, ум, рассуждение, красоту, идеалы и цели.Осознав себя, она обратилась к читателям с такой силой, что вполнеможет заставить их следовать за собой.

Не обходят вниманием поэты-лауреаты конкурса и ставшую ужетрадиционной для родной литературы тему Великой Отечественнойвойны (Владимир Лангуев, Николай Ситников, Валентина Коросте-лёва).Только их отношение к ней уже несколько иное. Это не поэты-фронтовики, а их выросшие и даже состарившиеся дети, которыезавещают молодёжи не забывать подвига дедов, равняться на него.

Традиционна для нашей национальной литературы и тема живитель-ной красоты природы. Валентина Коростелёва: “Вышло солнце, и пахнулораем, И зима, оправясь от тоски, Засияла, будто извиняясь За глухиесерые деньки”. Марина Котова: “И ради роз, песчинок, муравьёв, Бла-гоухания июля ради, Я вышла в сад с неначатой тетрадью, Чтоб пере-плавить в Слово Бытиё”. Дмитрий Мизгулин: “Ничего теперь уже ненадо... Тихо шепчет влажная листва, И плывут во мгле ночного сада Рус-ские начальные слова...”. Современный поэт стоит перед природой будтоперед самой Вечностью, любуясь красотой созданного Творцом мира и по-нимая, что и самого человека Господь сотворил прекрасным, под статьприроде. Так не растерять бы своей душевной красоты, издревле соста-вляющие которой - София-Премудрость, Любовь, Вера, Надежда.

А когда читаешь стихи Александра Щербакова, сразу же вспоми-наются школьные уроки литературы с её повторяющейся темой “поэтыо красоте труда”. “Эх, что за день! Сходить бы за грибами Да пова-

ляться бы в тени берёз... Но мы с отцом перекрываем баню...”. Воспо-минание на всю жизнь, оказывается. Как и другое: “И вот отец ушёл назапад, Ушёл на тот свинцовый бой И горьковатый хлебный запах Кре-стьянских рук унёс с собой”.

Красота жизни не полна, если в ней не хватает этих мелких чёрто-чек, если жизнь не скрашивает ещё и труд, если человек не наработалсяв волю. Ибо из множества таких “негромких слав”, как жизнь кре-стьянки Александры Фёдоровны, о которой пишет Валентина Коросте-лёва, и слагается, в конечном счёте, большая слава России. “Жилось ей,крестьянке, несладко. Одной только в гору воды Сносила не чан и некадку, А целые, может, пруды. И всё ж, не грубел её голос, И всё ж нечерствела душа, И не было в смехе иголок, И песня была хороша...” Изтаких скромных, но необходимых судеб и душ и складывается красотанашего народа, красота жизни страны! А поэты и прозаики Руси неустают подмечать эту красоту, переплавляя в Слово самоё Бытиё.

Организаторы Международного конкурсадетской и юношеской художественной

и научно-популярной литературыим. А.Н. Толстого

Ирина и Сергей Репьёвы

ПОЭЗИЯ


Родился 28 мая 1966 г. в Тюмени. В 1983 г. поступил на историче-ский факультет Тюменского государственного университета. С 1984по 1986 гг., после окончания первого курса, служил в армии. В 1990 г.окончил ТГУ. Работал учителем истории в школе, текстовиком в ре-кламном агентстве, директором таёжной школы. Вместе со знамени-тым сибирским поэтом-песенником М.Федосеенковым играл вмузыкальной группе “Нефть”. Сейчас главный редактор газеты “Но-вости Югры”. Лауреат еженедельника "Литературная Россия" за 1998г. С 1999 г. - член Союза писателей России. Лауреат премии губерна-тора Югры в области литературы по номинации “проза” за 2004 г.,лауреат Международного конкурса детской и юношеской художе-ственной и научно-популярной литературы имени А.Н. Толстого. Авторкниг “Ночь перед вечностью”, “Последний Карфаген”, “Скинькеды”,“Мальчик без шпаги” и других. По повести Сергея Козлова “Мальчик безшпаги”, отмеченной Первым толстовским конкурсом, кинорежиссёрКонстантин Одегов снял художественный фильм для подростков “На-следники” (2008).

* * *На берег выйду: синь и ширь, Иртыш готов расправить плечи. Почти оттаяла Сибирь И навострила сосен свечи Вглубь, в позолоченную высь, Расчищенного к Пасхе неба. И гнёзда птичьи завились, И плыл с пекарни запах хлеба... Земля вот-вот вздохнёт травой, А сердце – нераскрытой тайной. Как хорошо, что мы с тобой Так долго жили на окраине! Имперских будней круговерть Нас не лишила созерцанья. Христос Воскрес! Иссякла смерть! И обновилось мирозданье!

1414

* * *По сибирским просторам немало, Ах, немало ходил-колесил... Эх, Сибирь, моя хвойная мама, Я с рожденья тебя полюбил. Продолжение русского поля –Хмурь тайги и дыханье болот, Здесь продолжилась русская воля, Ермака продлевая полёт. Опускаясь с седого Урала, Средиземьем легла под снега, Умываясь волною Байкала Да баюкая в кедрах века. И в тебе изумрудно-мохнатой Не одна потеряется рать... И спасибо Сибири, однако, Что пока ещё есть, где дышать.

ПОЛИФОНИЯ ДОЖДЯСловно перкуссии неравные доли С серого неба слетают бемоли И обращаются в водовороты. Крупные капли как целые ноты. Ветер записан в скрипучем ключе Парой бекаров на чьём-то плече. И под стаккато пружинится зонт. Долгим легато размыт горизонт. Брызгает солнце сквозь паузы тучи И разбавляет мажором могучим –Длинным лучом – водянистый минор. Краном подъёмным стоит дирижёр. Струны – летящие вдаль провода... А партитуру уносит вода.

* * *Всё та же роща, та же осень, Печально золотом звеня, Качает русские берёзы, Кидает зелени огня.Всё та же ива над рекою

15


Ей что-то шепчет не спеша. Всё те же строчки под рукою, Всё также мечется душа.Всё то же, так же, там и снова Всё повторяется опять!.. На языке горчило слово, И я не мог его сказать.

* * *Под небом, низким и седым, Тайга от края и до края, Здесь нет тепличной красоты, Отсюда далеко до рая. В болотах топчутся века, Камлает ветер бубен Солнца, Вечнозелёные снега, Озёр блестящие оконца, Великих рек извечный спор, Пожар брусничный на полянах, Забытых деревень укор, И эхо первого фонтана, Июньской ночи белый цвет, И поздний взрыв черёмух в мае, Зимою – солнце, летом – снег... Отсюда далеко до рая... Здесь сердце тихое Югры, И сквозь него течёт дорога Во все концы на край земли, И в небо чистое – до Бога.

16

Стихи


Валентина Абрамовна родилась в городе Кирове (Вятке). Отец поэ-тессы погиб в 1943-м под Киевом, мать воспитывала трёх дочерейодна. Первая подборка стихотворений автора была напечатана в 1962году в областной комсомольской газете. В 1971 году Валентина Абра-мовна окончила Литературный институт имени А. М. Горького. Еёстихотворения и рассказы публиковались во многих “толстых” журна-лах страны, звучали на радио. К 2008 году у автора издано около 15книг. Член Союза писателей России, лауреат Международного литера-турного конкурса имени Андрея Платонова, конкурса им. Николая Руб-цова “Звезда полей”. Заслуженный работник культуры РФ. Живёт вподмосковном городе Железнодорожном. Валентина Коростелёва всегдаписала для взрослого читателя. Но на Международном конкурсе дет-ской и юношеской художественной и научно-популярной литературыимени А. Н. Толстого выступила со стихотворениями как для самыхмаленьких, так и для подростков и была удостоена второй премии.

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ПОЭТЫ

Живут по глубинкам поэты,Призванья хлеб чёрствый жуют.Товарищи солнца и ветра,Не пустят на ветер свой труд.Живут в городишках и сёлахВо имя земной красоты.Слова их, как зёрна, весомы,А мысли, как небо, чисты.Высокое званье поэтаНе криком куют, а судьбой.И Русь, и большую планетуКоль надо, прикроют собой...

СУББОТНЯЯ ГРОЗАЭх, на улицу и мне бы!Шум, деревья чуть стоят.Это ливень хлещет с неба,Настоящий водопад!

17

Эх, серебряные гривы!(Все забыли про обед).Ну и ливень, ай да ливень,Ай да молний жгучий свет!

И грохочет не пустяшно,И сверкает не шутя,И немного даже страшно,Хоть и вместе вся семья.

Даже пёс, доселе храбрый,В подворотне хвост поджал, – Будто кто-то с мокрой швабройПо посёлку пробежал...

Травы голову подняли,Взмыли к солнышку стрижи...Ай да ливень, ай да баня,Ай да радость для души!

НА ПРАЗДНИКЕ ПРИРОДЫ

Дышит свежестью царство лесное,Снег сверкает в просторах земных...Я не знаю, что было б со мною,Если б не было русской зимы!Незаметный вчера перелесок,Что от города в сотне шагов,Нынче так незнакомо чудесенОт сиянья богатых снегов!Вот она, то ли быль, то ли небыль,То ли явь, то ли сказка, пойми!И такое высокое небо,Что огонь пробегает в крови!

ПОЭЗИЯ

Поэзия, берёзовый листочек,Средь холода весны так дорог он!Кто первым написал четыре строчки –Достоин поклонения времён.Когда подступит к сердцу проза жизни,

18

Стихи

Да так, что и в полон его возьмёт, Открой стихи, и зелень строчек брызнет,И, может быть, растает в сердце лёд.Однако погодим с любезной одой,Не всякие стихи – целебный свет.Иные – словно высохший колодец:И есть он будто, и как будто нет!

РАДОСТЬ

Ах, сколько можно маятьсяИ день-другой уже,Когда открыто тянетсяОпять душа к душе!Да словушко хорошее,Да взглядов тёплых власть –И снова сердце ожилоИ задышало всласть!Не зря звонками-письмамиСама зима цвела…Ну, здравствуй, мой единственный,Как я тебя ждала!И расступились заросли,И вспела синева,И воздух полон радости,И молодость жива!

СВИДАНИЕ С ЛЕСОМ

Вышло солнце, и пахнуло раем,И зима, оправясь от тоски,Засияла, будто извиняясьЗа глухие серые деньки.Распахнула ледяные створки,Одарила далью – просто ах!..Ельничек пестреет на пригорке,Будто веер в ласковых руках!Хоть ещё по-утреннему зябко,Но – на самом солнце, дурачок! –Греет свои беленькие лапкиМолодой и робкий соснячок.

19


Тропка пробирается на ощупьВ звонкой и прозрачной тишине,И такая синь за юной рощей,Что и в счастье верится вполне!

АЛЕКСАНДРА ФЁДОРОВНА

У самой тропы и в низинеСхоронена бабка моя – Негромкая слава России,Недолгая песнь соловья.Жилось ей, крестьянке, несладко,Одной только в гору водыСносила не чан, и не кадку,А целые, может, пруды.И всё ж не грубел её голос,И всё ж не черствела душа,И не было в смехе иголок, И песня была хороша,И к ней за нехитрым советомИ просто за чистой водойТянулись, как будто за светом,А, может, за верой святой…

В НАРОДЕ

Сквозь ненастья, что лихи,И разбой, и дистрофию Прорываются стихи, Как весенняя стихия.И срывают с выси тень,И летят они, как птицы,И уже не отчим – день,И уже светлеют лица.И спадает грязь трухи,И опять светла природа,Если здравствуют стихиНа Руси, среди народа!..

20

Стихи

Светлана КУРАЧСветлана Владимировна Курач родилась 14 июня 1964 года в по-

сёлке Томичи Белогородского района Амурской области. Окончиласреднюю общеобразовательную, художественную и музыкальнуюшколы в городе Холмске Сахалинской области. В 1981 году перее-хала в Омск. Училась на факультете художественного моделирова-ния Омского технологического института. Работала художником вателье города, дизайнером в Централизованной системе муници-пальных библиотек. Печаталась в журнале “Литературный Омск”,коллективных сборниках “Бабье лето” (Омск, 1999), “Бабье лето-2” (Омск, 2001). Член Союза писателей России. Автор трёх поэти-ческих книг: “Остров” (1999), “Древо” (2001), “Перевал” (2006).Лауреат конкурса “Омские мотивы”, обладательница ПочётногоДиплома Второго международного конкурса детской и юношескойхудожественной и научно-популярной литературы имени А.Н. Тол-стого.

БАБУШКЕ

Бабушка лечила заговором,Умывала руки мне пшеном.Помню тонкий месяц над заборомИ звезду большую над окном.

Скрипнула черёмуха у хаты,Пёс спросонья цепью громыхнул.И немного стало страшновато,Но мне месяц дружески мигнул.

Свет струился, золотой и тонкий,Летней ночью, звонкой, как ручей.Разве виновата я, девчонка, Что не помню бабкиных речей?

Выросла, как мальвы у калитки,Научилась платья шить себе.Летней ночи золотую ниткуВышивкой пустила по судьбе…

45

Светом красоты дела простыеУкрашаю, помня свет в избе.Кто-то скажет:”Руки золотые…”Вот и память, бабушка, тебе!

НОЧЬ НАД ИРТЫШОМ

Четыре пары глаз Глядят в ночное небо.Вот – спутник пролетел,Вот – сорвалась звезда…Сегодня и сейчасПонять, постигнуть мне бы,Каков Земли удел,И быть ли ей всегда!

Как тысяч лет назадДвижение созвездий,И кружит ЗодиакДалёкие миры.Кто может мне сказать,Что звёздные МедведиНе замечают, какМы жжём костры?

И слышит ли сейчасХоть кто-то во ВселеннойПульсирующий крест – Стук четырёх сердец?И чувствует ли нас,Земных, на стоге сена,С непостижимых месткосмический Отец?

БЕСЛАН

Боль сердец, понятная для всех.Крик души, взрывающий сознанье.И свеча, горящая за тех,Кто не вышел из захваченного зданья.

46

Стихи

За учителей и матерей,За девчонок, вышедших на праздник.Этот свет увидит из дверей...Вечности... убитый первоклассник.

ТАМ его подхватят, поведутНа урок, что всё-таки начнётся...От того, что происходит ТУТ, Мир не рухнет,Небо – покачнётся!

НОВОБРАНЦАМ

А он домой совсем другим вернётся!Мальчишке надо испытать себя.Он возмужает и за ум возьмётся.Пока ж он сам себе не сознаётся,Что нет дороже слова, чем «семья»!

Я не держу, прекрасно понимаю:Мы все когда-то отпускаем их…Но тёмной ночью сны меня пытают.А в этих снах я мальчика теряю,А он ведь только с рук сошёл моих!

«Пошёл туда», – мне вдаль укажут люди.И я бегу по шпалам и кричу,Зову по имени, и крик меня разбудит,Уткнусь в подушку: что же дальше будет,Когда не догоню и замолчу?!

...Ни огонька, ни свечки, ни проталинки,Лишь рельсы в небо – только стынь и синь…По ним уедет от меня мой маленький,Двадцатилетний, повзрослевший сын.

ВЕСЕННИЕ ПРИМЕТЫ

Пусть за окном пока что «минус двадцать»,Но день прибавился часа на полтора.И от предчувствий некуда деваться,Когда залито солнцем полдвора.

47

Светлана КУРАЧ

Да ты взгляни скорей на подоконник!Мой садик встрепенулся и ожил.И снег, смотри, подтаял на балконе,И свежий воздух голову вскружил!

Нам в форточку какие-то эоны,Волшебные, направила весна.И греются застылые балконы,Блаженно пробуждаясь ото сна.

Их снеговые пуфы и периныВесна съедает, будто бы пломбир.И пялится спросонок кактусёнокИз-за портьер на посветлевший мир.

И я с улыбкой открываю шторы,Чтоб заливал квартиру щедрый свет!А мы посеем скоро помидоры,Что будет самой верной из примет.

48

Стихи


Владимир Александрович появился на свет в Нижнем Новгороде21 января 1933 года. Вырос на Средней Волге, в живописном посёлкеКамское Устье, что в 90 километрах от Казани. Здесь Кама сли-вается с Волгой и обе реки превращаются в бесконечное море. Вшкольные годы решал, кем станет: поэтом или художником. Витоге, выбрал военное лётное училище, но стихи продолжал писать.Воин-интернационалист. Главной темой лирики поэта сталаАрмия, родные волжские места, история России. Автор несколькихкниг, член Союза писателей России. Международный конкурс дет-ской и юношеской художественной и научно-популярной литера-туры имени А.Н. Толстого отметил творчество поэта ПочётнымДипломом.

СОКОЛЁНОК

Как тосковал в квартире он! Но вот домой я возвращался,И он взлетал мне на погон, И бил крылами, и вращался... Он неба требовал, грозя, Ещё хворобою объятый! И восторгались им друзья:«Да он с характером, ребята!»

Но лишь когда он силу крыл обрёл И распростился с болью,Я перед ним окно открыл И выпустил его на волю. Как в синь он врезался, звеня! Как он пикировал на площадь! Он за собою звал меня:«Ну, что же ты? Чего же проще?»

СТИХИ О ГРАДЕ ТОРЖКЕ

Я забирался на гору повыше И зрение своё в тебя вонзал...

49

И почему-то маленьким Парижем, Прости, ещё тогда тебя назвал. Монастырей обветренные стены, И храм великий с ликом мудреца, И меж холмов, летящая, как Сена, Среди соборов быстрая Тверца...

Да, моего пути менялись трассы... Чего ведь только не было в судьбе! И вот, когда я брёл по Монпарнасу, Мой древний град, я думал о тебе!Потом в горах, где шли на приступ роты, В ущелье опустившись с высоты, По боевым горячим вертолётам Я чувствовал, что где-то рядом ты! Так здравствуй же, мой лейтенантский кореш,Мой древний град, мой маленький Париж! Я знаю: ты и встретишь, и накормишь,Горячим чаем губы опалишь...

СОНЕТ ДОЧЕРИ

Ворочается гулко высота. И горизонт дождём грозится вроде. Но, кажется, ни при какой погоде Нас не оставит эта духота.

А в речке нашей быстрая вода. И девочка бочком в неё заходит,Прикрыв ладонью пятнышки смородин. Беспечны этой девочки года!

Куда примчит судьбы её кривая? Река бурлит, хребтину извивая... И я тревожусь: «Девочка, держись...»

Но ей плевать. Слова мои напрасны. Она плывёт, отважна, и прекрасна, И супротив поток летит как жизнь.

50

Стихи

У ВЛАДИМИРКИ НАГОСПИТАЛЬНОМ ПОГОСТЕ

Павлу Манёнкову

У Владимирки, на госпитальном погосте, Где шоссе от машинного гула дрожит, И куда, что ни год, прихожу я как в гости, Под плитою могильною воин лежит. Ты, горящий желаньем пройти поскорее, Не спеши, на минуту замедли свой путь! Здесь лежит капитан, командир батареи, За Россию под Курском подставивший грудь. Помнят разве что старцы, да эта обитель, Да в лазоревой выси недремлющий Бог, Что не спас умиравшего Ангел-хранитель. Знать длинна была очередь, вот и не смог!... Но, бывает, спадёт над Владимиркой рокот, И на старом погосте опять ни души. Вдруг объявится в небе неузнанный кто-то И крылами по кронам дерев прошуршит... И заметит, огонь поднося к папиросе, Старикашка, из леса идущий с водой: «Это Ангел-хранитель прощения просит У давно отлетевшей души молодой...»

СОНЕТ СЕЛЬСКОЙ БИБЛИОТЕКЕДа, колыбель моя была в библиотеке...

Ш. Бодлер

На мёрзлых стенах – литгигантов лики. По книжным полкам – времени река... Я здесь по разворотам «Огонька» Знакомился с твореньями великих.

И ты, отняв глаза от древней книги, Взираешь на меня через века. А под столом в моей твоя рука... Всевышний наш! Спасибо заву, Вике!

51


За год, что одурманил нас совсем!За книги, что рядком вдоль стылых стен!За бельма замороженные окон!

За крылья распахнувшейся дохи!За локотком поджатые стихи...За всё, за всё, что вспомнил ненароком!

БАЛЛАДА О КОРОВЕ-КОРОЛЕВЕ

Я расскажу вам про корову-королеву…Прозвали так корову потому, Что не было у той коровы хлева,И с бабкою жила она в дому.Была война,Зима,И та короваВ подъезде обвалившемся лежалаИ, словно королевскую корону,Рога на голове своей держала.Мы, чем могли, кормили её,Стружки заботливо мы клали под бока. И за работу нашу по полкружкиНам наливала бабка молока.…И всё, как надо, шло.

Но вот однажды,Проникнув сквозь проломленный забор, Эсэсовцы, вышагивая важно, Пришли к нам с автоматами во двор.И толк в хозяйстве, вероятно, знавший,Один, взяв автомат наперевес,Гремя бидоном,К королеве нашей,Чтоб подоить, в развалины полез.

Эсэсовца впустила Королева.Но тотчас, распознавшая врага,Явившегося недруга подделаИ вынесла обратно на рогах!И, словно смертник, встала у порога,Нацелившись,Чтоб бить наверняка,

52

Стихи

Держа над головой два красных рога –Своих два окровавленных штыка!

Тогда рассвирепевшие солдаты,Как в своего заклятого врага,Из двух заиндевевших автоматовВсю злобу ей всадили под рога…И, слёзы вытирая кулаками,Я увидал, как грузно,Вся в крови,Вдруг королева рухнула на камень,Тяжёлую корону уронив.Давно уже война та отгремела.Но где-то в предалёкой полумглеЯ вижу ту корову КоролевуС короной золотой на голове.

МОЛОДОСТЬЕщё ни лести в нас, ни желчи,А в каждом чистая душа.Ещё при встрече взгляды женщинНас провожают не спеша.Ещё в родстве дела и мысли,Ещё их трудно омрачить.И синий цвет петлиц и высиОт цвета глаз не отличить.Ещё у каждого в тетрадиНа тему вечную стихи.Ещё не знаем, что растратимМы жизнь свою на пустяки...

СОНЕТ ТВОРЧЕСТВУ

Вот и я возвратился домой... Долетел. Докарабкался. Дожил. И слепит меня лист белизной, Над которым склониться я должен.

Шум соседский утих за стеной. Дай же мне вдохновенье, о Боже! Но как ночь черновик предо мной. И на нём только лики да рожи...

53


Но моментов безвыходных нет –Непременно наступит рассвет, Сгинет ночь, неприятная глазу,

И разверзнется серая высь, И объявится смелая мысль, Облачённая в дерзкую фразу.

ТРИ ДАМЫ

И в Москве, и у стен Нотр-Дама,И в тени, и где чист окоёмТри богини, три светлые дамыПребывают в сознаньи моём.С дамой первою в страсти сгораю:Русской Музой зовётся она.Авиация – дама вторая.Третья дама –

богиня-жена.Жили славно мы и некричаще... Но под сводами горних палат В тихих полночах чаще, всё чаще Средь богинь наблюдал я разлад. Как бы жили мы, как пировали, Золотыми ковшами звеня, Если б первых две не воровали Еженощно у третьей меня...

СЛОВО

На крутом, как время, вираже Вдруг отступит, но внезапно снова Заскребёт, запросится в душе… Неужели вновь созрело Слово? Родилось! Склоняюсь перед ним И тянусь зубами к пуповине. А оно внезапно сбросит нимб –Только миг – и нет его в кабине. Знаю, есть у Слова мастера. Верю, где-то парень есть не промах. Он бы столько слов не растерял В облаках и на аэродромах.

54

Стихи

ОГОНЬ ТАТАРНИКА(сонет)

Огонь татарника, негаснущий доныне, Помилованный мельницей колёс! Ведь это я когда-то на штанине Тебя с заросшей просеки принёс.

И потерял в саду средь пышных роз, Мир озарявших ярко, как рубины. Но где они? Их нету и в помине. А ты? Ты жив! И всех их перерос!

Приёмыш буераков, пустырей –Ты лучший из моих учителей, Учивших меня бою и защите!

Да, каждому известно испокон: Не светит и не греет твой огонь. Но учит он. И вы уж извините...

* * *Звёздный луч в бесконечность длиной В лобовом стекле предо мною, Словно мост между жизнью земной И неведомой жизнью иною. Напоённая тайной среда, Рассечённая призрачным светом. И не верится, что навсегда Все уйдём в направлении этом...

* * *Боже, в самые злые года,Когда вовсе не делалось дело,Не завидовал я никогдаНикому даже завистью белой.Знал я: каждый себе господин,И свой путь выбирать каждый волен.Птица счастья кружит над одним.

55


Над другим кружит винт,Точно ворон...

* * *Провонявший порохом,Небритый,С розоватым шрамом вдоль лица,Прибыл я с войны незнаменитойИ попал в объятия отца,И лилось вино.Шкварчало сало.И расспросы. Так уж повелось..."Значит и тебя она достала?И тебе испробовать пришлось?.."Но развеял грусть ещё могучийИ любимый дед Затонский мой:"Ты бы не расстраивался, внучек,главное – вернулся...И живой!"И за Волгу угоняя эхо,Грянули про Стеньку, обнялись:Порт-артурец,Сокрушитель рейха,Воин-интернационалист.

ЖЕСТОКОСТЬ

На какое-то время отбиты полёты... И опять, так уж водится, вскачь по росе От безделия сусликов ловят пилоты, Тех, что мирно на взлётной живут полосе. Поналовят зверья, обольют керосином, Подожгут и погонят, погонят, оря... И зверюшки, объятые пламенем синим, над травой разогнавшись,

взлетают, горя... И зазря военврач подходила к комеску –Полыхая, зверки продолжали полёт... Жгли пилоты их глупо, считай, что в отместку, Словно зная о том, что их в будущем ждёт.

56

Стихи

* * *О красота! Ни слава и ни власть Не выжрали твоё святое семя. Ты на земле как чудо родилась. И царствуешь, как чудо, надо всеми.

Пред тем, когда по мне свечу зажгут в тиши И чьи-то голоса начнут распоряжаться, Бессмертная, ты слышишь, разреши К твоим ногам холодным лбом прижаться...

СОНЕТ ОТЦУэпитафия

Я умер просто: выбился из сил,за жизнь не всё успев под небом синим.Но дом срубил. И дерево взрастил.И миру дал себе на смену сына.

И что пришлось изведать, не кляну.Мне шли на пользу радости и беды.И самую жестокую войну прошёл я

от начала до Победы.

Но как бы ни был ловок я и смел, а главного я всё же не сумел: не выиграл у смерти поединок!

Сначала мальчик, а потом старик,я из суглинка волжского возники превращаюсь снова я в суглинок.

57



Дмитрий Мизгулин родился 10 сентября 1961 г. в Мурманске.Окончил Ленинградский финансово-экономический институт им.Н.Вознесенского (1984) и Литературный институт им А.М. Горь-кого (1993). Служил в армии. Кандидат экономических наук, ака-демик Петровской академии наук и искусств. Печатался вжурналах: “Литературный Азербайджан”, “Молодая гвардия”,“Наш современник”, в еженедельнике “Литературная Россия” и др.Автор книг стихотворений “Петербургская вьюга”, “Зимняя до-рога”, “Скорбный слух”, “О чём тревожилась душа”, “Две реки”,“География души”, “Избранные сочинения” (2006), “Духов день”,сборника рассказов “Три встречи” (1993). Автор поэтического сбор-ника для детей “Звёзд васильковое поле” (2002). Лауреат премииим. Д.Н. Мамина-Сибиряка (2004), премии “Петрополь” (2005),Всероссийской премии “Традиция” (2007), Международного кон-курса детской и юношеской художественной и научно-популярнойлитературы имени А.Н. Толстого. Живёт в г. Ханты-Мансийске.

* * *Я весело и новоНа жизнь смотрю.Из щепочки сосновойКораблик смастерю.Пущу его по водамСтремительной реки.Лети, мой милый, с Богом,От бед и от тоски.Лети гонимый ветромВ далёкие края,Где от пустых наветовСвободна жизнь моя.И щепочкой сосновойПо волнам бытияК неведомому морюЛетит душа моя.Развеются напасти,Исчезнет грусть и страх,Ни зависти, ни страстиНа дальних берегах.

58

И я опять – в начале,Куда ни бросишь взор: Неведомые дали,Неистовый простор.И солнце ярко светит,И синь слепит глаза,И осторожно ветерКолеблет паруса.

* * *Живём в виртуальном пространстве.Газета. Компьютер. ТВ.И ветер познаний и странствийДавно не шумит в голове.Живём в ограниченном мире,Неиствуя и мельтеша.И в тесной и тихой квартиреТвоя обитает душа…

А ей бы, а ей бы в дорогуИ – к небу,И – к звёздам,И – к Богу!

* * *Когда всё валится из рук,Когда душа скорбит в тревоге,Тогда мы как-то сразу, вдругЗадумываемся о Боге.И безнадёжно одинокЗастынешь пред вратами ада.И веришь, что лишь только Бог – Твоя надежда и отрада.Но лишь минует срок, опятьВо власти суеты и пьянства…Не расплескать бы благодать,Не впасть бы снова в окаянство!Пока душа ещё жива,Спеши, спеши под своды храма!И благодарности словаНе забывай твердить упрямо.

59


* * *Куда ни бросишь взор – равнина.Равнина здесь, равнина там.Реки крылатая стремнинаСкользит по заливным лугам.В туманной дымке тают дали,Алеет сумрачный рассвет.Здесь что-то новое едва лиПроизошло за много лет.И век идёт на смену веку,На смену счастию – беда,И невозможно человекуС природой слиться навсегда.

* * *В полнеба снега кутерьмаВчера. И вдруг дожди.Вот и ещё одна зима Осталась позади.Но снежной хмари хороводНе устаёт кружить.Подумалось: на целый годОсталось меньше жить.Покров печали ледянойРастает не спеша.И пусть ещё одной веснойСогреется душа.

* * *Весна. Смешение погод:То дождь, то снегопад.А я уже который годВесне совсем не рад.Природа, радостно смеясь,Вершит привычный бег.Меня же раздражает грязь И чёрно-белый снег.

Смятенье чувств. Смешенье дум.Тревожится душа...И пусть листвы зелёный шум Обрушится спеша!

60

Стихи

Но это завтра. А покаАпрель не тронул льды,Молчат крутые берега В предчувствии беды.

* * *Весна. Раскисшие дороги.Чернеет снег. Мутнеет даль.Мои привычные тревогиВернул оттаявший февраль.Привычно сердце разболелосьИ раздражает птичий гам.И вдруг внезапно захотелосьНа время очутиться там,Где откружившие метелиК утру сугробы намели.Где спят рождественские ели,Склоняя ветви до земли...

* * *В эпоху лжи и суетыВ преддверии упадкаНе потерять бы простотыКак главного достатка!

Иду, сбивая сердце в кровь,Судьбы не проклиная,Но счастлив, что нашёл любовь, А не ключи от рая.Хвала пророку и вождю,Внемлю журчанью речи,Но больше радуюсь дождюЛетящему навстречу.Смеюсь и плачу невпопадКогда введёт в смятеньеТо мимолетный женский взгляд,То яблони цветенье.

Богатство, слава – всё тщетаКоль смерть всему итогом.Согреет душу простота,Дарованная Богом.

61


* * *Жизнь не просто прошла – пролетела,Оглянуться б – да поезд умчал,И беззвёздная ночь онемела,И разбилась волна о причал…

Жизнь не просто прошла, а промчалась,Заклубился туман над рекой,И полуночи птица вскричала,Захлебнувшись таёжной тоской.

Жизнь не просто прошла. Так не просто …Мне, мальчишке, – как будто вчера –Так хотелось быстрее стать взрослым,Так хотелось… И осень пришла.

Облетают последние листья,Завтра грянет мороз поутру,И рябины оранжевой кистьяЗазвенят на студёном ветру.

* * *Январь. Середина неделиСтою посредине зимыЗдесь властвуют злые метелиЗдесь царство заснеженной тьмы

Пускай беспросветно пространство,Пусть тускло мерцает луна –Я нынче ценю постоянствоПолярного долгого сна …Январь. Середина недели.Окутанный мглой небосвод.Я так опасаюсь апреля,Что с шумом и гамом грядёт.

Он сердца сомненья умножит,Оттают надежды мои,И душу опять растревожитПредчувствие поздней любви.

62

Стихи


Александр Илларионович – коренной сибиряк, родился 3 января 1939года на юге Красноярского края, в селе Таскино, в старообрядческой кре-стьянской семье. Окончил несколько вузов, где получал высшее образова-ние на факультетах истории и филологии, экономики и журналистики.Работал учителем, корреспондентом краевых и центральных изданий.Ныне - собственный корреспондент журнала Совета Федерации “РФ се-годня” по Красноярскому краю. Член Союза писателей России. Автор двухдесятков книг стихотворений, прозы, публицистики. Его перу принадле-жит повесть “Свет всю ночь”, сборники рассказов о деревенских масте-рах – “Деревянный всадник”, о деревенском быте и судьбах сибирскихкрестьян – “Лазоревая бабка”, “Змеи оживают ночью”. Печатается вомногих литературных журналах России. Заслуженный работник культурыРоссийской Федерации. Живёт в Красноярске. Международный конкурсдетской и юношеской художественной и научно-популярной литературыимени А.Н. Толстого отметил творчество автора Первой премией.

БЫЛИНКА

Протрубила осень журавлями.Побелели пашни и луга.Ходит-бродит ветер над полями,Вороша шуршащие снега.

Солнце спит, укутанное дымкой.Дремлет степь, уставшая от вьюг.Но не спит дрожащая былинка,На снегу вычерчивая круг.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Мне было радостно и грустно,Когда я раньше, чем петух,Вскочив, увидел их, так густоВ окне рябящих белых мух.

Вдали огонь мерцал, как бакен.В столбах скулил спросонья гуд.

77

Играли чёрные собакиНа белопенистом снегу.

Дома стояли в белых шапках.И я свой заячий треухНадёрнул, чтоб с горы на санкахНырнуть скорее в зимний дух.

СЛЕПОЙ ДОЖДЬ

Только что, в лучах переливаясь,Частокольно прям и полосат,Дождь хлестал…И вот уж, улыбаясь,Смотрит солнце на умытый сад.

Книги бросив, на крыльцо я вышел.Остро пахнут лук и сельдерей.День так чист, что видно, как на крышеХлопает глазами воробей.

Радуги расцвеченная аркаВстала над просветом голубым.Дождь весёлый, солнечный и яркий,Кто назвал тебя дождём слепым?

СТЕПНОЕ БЕЗМОЛВИЕ

Пшеница шумит, наливаяКолосья парным молоком.Пристроив на лист наковальню,Кузнечик стучит молотком.

Снуют веретёна-стрекозы,Сухою слюдой шебарша.Склонились к дороге берёзы –Ведут разговор по душам.

Там чикает суслик в заполье,Здесь птица свистит надо мной…И это – степное безмолвье?И это зовут тишиной?

78

Стихи

КОЛОДЕЦ

Когда ошалело промчитсяЛавина воды по весне,Колодец общественный чиститьВ деревне приходится мне.

Его журавлиную шеюК замшелому срубу пригну –И, словно к рябящей мишени,Лечу по верёвке ко дну.

Работа моя не из лёгких:Осклизлый колодезный лаз,И воздуха мало для лёгких,И небо – с овчинку как раз.

Но бухают глухо удары –И грузно стартует бадья.На лицах людей благодарностьЯ вижу, наверх выходя.

Шатаюсь под яростным солнцем,Боками, как рыба, дыша.И звонко мне в пригоршни льётсяЖивая вода из ковша.

КАТАНКИСкатай, отец, мне катанки,Чтоб голенища – во!И пемзой ноздреватоюСними палёный ворс.

Подкрась секретной краскоюИз банки потайной,Чтоб все девчонки ТаскиноГужом гнались за мной.

Потолще, с заворотами,Помягче изнутри,Чтоб мог я за воротамиТорчать в них до зари.

79


И с бантами, и с кантамиВ сельмаге туфель – воз!Но ты скатай мне катанки,Чтоб не спешить в мороз!

НАША РЕЧКА

Я помню, закатав штаны посконные,Мы бегали по речке вверх, туда, Где из земли у самой у поскотиныПульсировала первая вода.

Она шуршала ящеркой пугливой,От глаз травою скрытая пока,Но к ней уже тянули корни ивы,И зверь тропу торил до родника.

С рождения не знавшая покоя,Среди лугов, игрива и светла,Готовила речушка водопоиДля всей худобы нашего села.

Потом, в пути окрепнув мало-мало,Текла к домам, где ждал её народ,И, труженица, мыла, и стирала,И поливала каждый огород.

А дальше – фермы, мельницы, посевы…Но мы не знали, глядя речке вслед,Что убегала речка к Енисею,Чтоб людям дать ещё тепло и свет.

ПОДАРОК

День ослепительно ярок,В сосульках искрится март.Я выбираю подарок,Хочу порадовать мать.

А память былое выводит,Расплывчато, будто сквозь дым:

80

Стихи

Деревня, военные годы,Похлёбка из лебеды.

И лица, бледнее холстины,И над «похоронками» плач…Но, помнится, на имениныМне мать испекла… калач.

Калач настоящий, подовый,Пронизанный духом земли,И вкусный, каких в нашем домеУже никогда не пекли!

Не знал я в ту пору, конечно, Таская в карманах куски,Что был со слезами замешенТот хлеб из последней муки…

Не знаю, каким подаркомСегодня порадовать мать.А день – ослепительно яркий,В сосульках искрится март.

ПЕРЕКРЫВАЕМ БАНЮ

Эх, что за день! Сходить бы за грибамиДа поваляться бы в тени берёз…Но мы с отцом перекрываем баню:Заместо дранок стелем новый тёс.Отцовский гвоздь – покладистый товарищ,Взлёт молотка – и только отзвук «тр-рень!»Но мой строптив, и каши с ним не сваришь,Он словно пьяный, шляпа набекрень.И вот я инструмент кидаю в ящик,Беспомощный в высоком ремесле,Спускаюсь вниз… Отец, «вышестоящий»,Определил мне дело на земле.Сомлевший, с пересохшими губами,Таскаю лес на содранных плечах…Да будет жаркий пар в отцовской бане,Вода в котле да будет горяча!

81


ГУДЯТ ПРОВОДА

Когда по небу, точно по воде,Плыл тихо-тихо месяц круторогий,Когда табун колхозных лошадейУстало брёл в ночное по дороге,

На босу ногу валенки обув,Ломоть кусая, отдающий тмином,Любил я слушать, прислонясь к столбу,Как он гудит древесной сердцевиной.

И если с неба падала звездаИ зеркалом разбитым рассыпалась,То вздрагивали зябко проводаИ в сердцевине что-то обрывалось.

ЖУРАВЛИ

Бороды седые ковылейВ опустевшем поле треплет ветер.Потянулись стаи журавлейТёплый край искать на белом свете.

И зеркально отражает пруд,Как они, в упряжке друг за другом,По небу старательно ведутБорозду курлыкающим плугом.

Всё на юг, косяк за косяком,Точно свет на нём сошёлся клином.Хочется, как в детстве, босикомПобежать за грустью журавлиной,

Чтоб оттуда, от чужих границ,Воротить домой усталых птиц…

АНТОША-ГОЛУБОК

Умом не обделён и не убог,Но крайне кроток и простосердечен,

82

Стихи

По прозвищу Антоша Голубок,Жил-был чудак на выселке заречном.

По вечерам, на огненной заре,Собрав у голубятни ребятишек,Он выпускал любимых сизарейИ, бороду задрав, стоял на крыше.

Крутил шестом на равных с детворой,Не обращал внимания на годыИ не заметил, занятый игрой,Как постарел и стал белобородым.

Когда его на шитых рушникахНа кладбище несли односельчане,Мальчишки, вынув птиц из-под рубах,Салют Антону отдали печальный.

И до сих пор при отблесках зариПо-прежнему и летом, и зимоюЛетают, кувыркаясь, сизариНад сиротливой дедовой избою.

КУЗНЕЦПока вставала из-за сосенЗаря смурного февраля,Зажглось малюсенькое солнцеВ ожившем горне коваля.

Оно возникло синеватым,Мелькало робко над залой,Как будто было виноватымВ беспомощности перед мглой.

Но человек подбросил угля,Качнул мехи, потом ещё – И вот уж в кузне каждый уголИ впрямь, как солнцем, освещён.

Пружинясь, вытянулись в нитиОгня живые лепестки.На солнце, близкое к зениту,Кузнец глядит из-под руки.

83


С ПАШНИ

А что мне осень, молодому?Я сброшу робу на топчанИ покачу широким доломНа велогоне до ключа.Подобно чуткому оленю,К струе играющей прильну.Умоюсь, стоя на коленях,Усталость как рукой смахну.Нарву в букет кувшинок влажныхДля той, которую люблю,И прикреплю, чтоб видел каждый,К велосипедному рулюПотом то лесом, то полянойЯ полечу в село к себе,Такой же лёгкий и костлявый,Как подо мной велосипед.Заплещет парус за спиною,Перепела вспорхнут в овсе,И солнце будет мчать за мною,Мелькая белкой в колесе.

ТИМИН ПРУД

Когда плотину прорывали вёсны,Пруд уходил, как воздух из мяча.Но тотчас к речке с тачкой однооснойТрусил старик, по кочкам грохоча.

Его в деревне звали просто Тима,Хоть борода, как водопад, была,И ломаной копейки не платилиЕму за доброхотные дела.

А он возил булыжник и стеноюВыстраивал его в шальной воде.Рубаха пузырилась за спиною,И капли серебрились в бороде.

84

Стихи

ПРОЗА


Александр Михайлович родился в 1938 году в городе Калуге. Годы дет-ства и отрочества прошли в детских домах Тульской области. В специ-альном ремесленном училище № 1 города Тулы выучился на токаря. С 1955года вся жизнь и деятельность Александра Бачурина связана с ДальнимВостоком. Офицер запаса. Окончил исторический факультет Дальневос-точного государственного университета. Двадцать лет работал заведую-щим музеем истории. Ныне по роду своей деятельности связан с изучениеми сохранением культурного наследия Приморского края. Действительныйчлен Русского географического общества и Общества изучения Амурскогокрая. Почётный гражданин города Спасска-Дальнего. Член Союза писате-лей России. Автор книг “Уханкайские плёсы”, “Сказание о Муравьёве-Амур-ском”, “Преображение лазоревое”, “В стране даурского журавля”, “Когдарозы плачут”, “Спасская энциклопедия”. Лауреат и дипломант несколькихлитературных и журналистских премий Приморского края. Лауреат Пер-вого международного конкурса детской и юношеской художественной инаучно-популярной литературы имени Алексея Николаевича Толстого –вторая премия за историческую повесть “Сказание о Муравьёве-Амур-ском”. Живёт в городе Спасске-Дальнем Приморского края.

СКАЗАНИЕ О МУРАВЬЁВЕ-АМУРСКОМ

ПРЕДИСЛОВИЕ

В царствование матушки Екатерины, императрицыРоссийской, Япония пребывала как бы в меланхолии и неугрожала жерлами пушек фрегатов, подобно коммодоруПерри. Японцы звали русских “красноволосыми” и дости-гали берегов России только по несчастью, потерпев кораб-лекрушение. Но кораблекрушения бывали нередко. И началоторговому предприятию положено было под предлогом воз-вращения горемык чужестранного государства.

Однажды шторм разбил торговое судно “Синсё-мару”, и команданеуправляемого судна после восьмимесячного плавания в океане вы-

96

садилась с Божьей помощью на таинственный остров. Как впослед-ствии оказалось, это был один из Алеутских островов, принадлежа-щих Российской империи. Много тягостных скитаний испыталакоманда, теряя своих товарищей, пока капитан её, пожив среди ту-земцев и русских, решил добраться до Санкт-Петербурга и вымолитьавгустейший указ о препровождении на родину. До северной сто-лицы путь был долог, но капитану судна всячески помогали добрыелюди на Камчатке, в Охотске, в Якутске, в Иркутске.

Самодержица наша Екатерина Вторая, прослышав о губительномположении далёкого гостя из Японии, тотчас пригласила его вместес учёным, профессором-естествоиспытателем, на аудиенцию в Цар-ское Село. И была любезна, сердечна, осыпала милостями «дитястраны богов». Так что иноземных послов корыстная зависть рас-пёрла. А у голландца аж припадок ревности приключился. Импера-трица жаловала низкого сословия челядина серебряной медалью ссобственным образом на лицевой стороне и Петра Великого - на об-ратной. А также прекрасную табакерку, украшенную огненоснымибриллиантами.

Государыня приглашала несчастного гостя во дворец и вместе с на-следником слушала его приключения на море и земле. Просила «ска-зок» о столь странной, невинно оберегающей себя от иноземноговлияния, стране с флагом Восходящего Солнца. Брала в ощупь амулетыиз шкатулки капитана. Показала карту и книги его отчизны, чёрныежирные иероглифы на милой сердцу японской бумаге, пьесы дзёрури.Разрешено было капитану осмотреть императорский музей, библиотекуи кунсткамеру, больницы, сиротские приюты и монастыри. И по име-нитым гостям его возили в позолоченной карете аглицкой работы. Анекая благовоспитанная девица, дочь Царскосельского садовника, про-читала ему собственного сочинения сонет о разлуке молодых сердец.

Екатерина Вторая призвала графа Воронцова в обширнейшийпарк, на больших прудах коего фонтаны устроены.И в прелести сейнеземной такой извив мыслей издерживала:

– Милейший граф, шибко сумлевалась я в компанейских загад-ках купца-вояжера Шелихова, Григория сына Иванова. Просил онказны великой для торговли, офицеров флота, команды для охотына морских бобров и котиков на островах за Камчаткой, у бреговАляски. Нихто тамо на месте не освидетельствовал их затеек. Про-веданных земель в Америке под покровительство Российской коронывзять не можно. С Америкой нам не совладать: силы есть – временинет, есть время – сил не хватает. А и многое наше распространениев Тихом море не принесёт твёрдых польз. Торговать – дело иное, авладеть – дело другое!

Императрица дождалась согласного поклона коммерц-коллегиипрезидента. Обмахнув веером полноватое лицо своё, побудила его к

97

Александр БАЧУРИН “Сказание о Муравьёве-Амурском”

прогулке по регулярному саду с липовыми аллеями и мраморнымиизваяниями Аполлонов, Венер и амуров. Государыни прогулочныемысли совершенством блистали:

– Интересы государства призывают меня поспешествовать к от-крытию торгового пути в Японию. К знакомству и торговым пред-приятиям с Японией никто не имеет столько удобности, как русскиекупцы, торгующие на великом Тихом море. А при сношении с япо-нцами, милейший граф, надо узнать, какие им нужны российскиетовары и вещи, и какие можно получать от них. Не возможно ли сде-лать договора об обоюдном торге и установлении цен товаров. Изсего помышляю: стараться склонить к беседе лучших наших сибир-ских купцов. И отправиться самим для опыта в Японию с некоторымколичеством отборных товаров.

Граф Воронцов любезно приосанился перед Екатериной Вели-кой и отвечал:

– Ваше величество, мореходы-передовщики, они же лучшиенаши купцы: Лебедев-Ласточкин, Путинцев, Петушков, Антипин,Шабалин привели под корону Российскую мохнатых курильцев ...

– Ведаю о сем предмете, граф. Корона Российская не оставит ихдеяния без помощи.

Приведённых в подданство мохнатых курильцев оставить сво-бодными! И никакого ясака с них не требовать! Да и впредь оби-тающих там народов к тому не понуждать! Но старатьсядружественным обхождением и ласковостью продолжать заведённоеуже с ними знакомство ... Милого японского подданного Кодаю пре-проводить в отечество своё со всеми благоприятными удобствами,на всём казенном содержании. Для путешествия в Японию снаря-дить в Охотском порту надёжное мореходное судно ...

– «Святую Екатерину», ваше величество, бригантину, славив-шуюся мореходными качествами! А обойдя мыс Доброй Надежды,прямо в Кронштадтскую гавань войти с тем намерением, чтобы оноепредприятие будет впредь служить для распространения знания,искусства российского...

– Мнится мне, граф, оный путь весьма труден и казне убыто-чен. В будущую весну предполагаю отправить отсюда на Камчаткучетыре фрегата российские и положить всякого провианту и запасна год и больше, товару и вещей обиходных, чтобы спокойно дойтимежду японских островов даже до Камчатки ...

– Фёдор Шабалин и Иван Антипин перебывали на всех остро-вах Курильских. Байдарки их гостевали у берегов Сагалиен-анга-гата(одно из многочисленных наименований острова Сахалина – А.Б.).Капитаном бригантины послать Ловцова, морехода знатного нетокмо среди русских, но и голландцев и англичан вкупе...

– Быть посему, граф...

98

Проза

Екатерина Великая вынашивала мысль Петра Великого: россий-ской коммерции ранг между морскими державами положить.

А гостю из страны Восходящего Солнца были презенты от вель-мож придворных. И золотая медаль, и карманные часы с репетито-ром, и на дорогу даны деньги в золотом достоинстве. По-царскисправили ему лошадей в шестёрку, выхлопотана была скоропрово-дительная подорожная на весь сибирский путь. Во всю дорогу капи-тан «Синсё-мару» смотрел на образ самодержицы Всероссийской иполагал, что и в его стране, пусть закрытой пока для благодетелей,встретят с похвалою весть о милостях царских к подданному япо-нского отечества. А царица русская высочайшим Указом заповедо-вала, что «желательнее было всегда иметь отношения и торговыесвязи с Японским Государством».

Вот как японского торговца миловала матушка наша импера-трица Екатерина Вторая! Повелевала преподнести и государю-ми-кадо русские подарки: ружья, пистоли, сабли, изделия из стекла,железа и прочего промысла и произведения русского.

По росписи именной вниманием августейшим жалован был и мо-реход-передовщик Фёдор Шабалин. А надобно сказать, на ермаках ишабалах – это всё клички русские – Сибирь осваивали да наро-дишки тамошние под руку государеву подводили. В эти дни Шаба-лин в пожилых летах уже был, здравствовал в уделе Сибирскогогенерал-губернаторства. Торговал с русским и туземным народами.Меркаторные путешествия и приключения свои записывал в «Жюр-нал». В нём можно прочитать, как весной тысяча семьсот семьдесятшестого года из Петропавловской гавани вышли две байдары под на-чальством морехода-передовщика Шабалина Фёдора со всем необ-ходимым на Курильские острова, для выручки экспедицииАнтипина.

Весной следующего года Шабалин на трёх байдарах пошёл наострова «для приведения мохнатых в подданство, разведывания не-известных земель и живущих на них ясачного народа, подсчитать на-роды те и жилища их для свидания с японцами». А с Кунашираперебрался на Итуруп и встречался с мохнатыми курильцами, при-вёл их, числом сорок семь, в подданство. Ходил в дальнейшее пла-вание и торговал на островах. И везде приводил в подданствокурильцев, расспрашивал их и записывал в отчёт, с кем они торгуют,какие ещё есть земли, какое у жителей оружие, чем они питаются,откуда получают необходимые товары.

А за ним Христос природнял к православию христианскому ды-мящейся лампадою. Священники со дьяками апостольствовать шли. Вморетрясение Шабалин попадал, и выбрасывало его судно на берег. Ипросил о спасении хранителя на водах – святителя Николая Мирли-кийского. И мореход-передовщик выносил икону угодника на палубу,

99


умоляя его в горячих молитвах об избавлении от моретрясения и ко-раблекрушения.

Находясь на северном мысе Кунашира, Фёдор Шабалин увиделоднажды землю у горизонта и спросил о ней у мохнатых Курильцев.Те отвечали, что «ета страна именуется по-нашему, мохнатому раз-говору, Кореска Коимца (Сахалин – А.Б.). Мы ей не известны. Ажительство там имеют таковы же мохнатые, коим числа за много-людством не знаем».

Находясь на южном мысе Кунашира, Шабалин увидел новуюземлю и спросил о ней у мохнатых курильцев. Те отвечали: «Живу-щие на острове Кунашире на мысе, обращённом к острову Матцмаю(Хоккайдо – А.Б.), ведают: знатный японец с Матцмая желает,чтобы русские привозили свои товары прямо на Кунашир, а не до-зволяли бы близким курильцам торговать им по мелочам. Русскиесеребряные рублики греют ладони нифонским купцам с Матцмая».

Торговать – не воевать, и Шабалин на бригантине «Св. Наталья»вошёл в гавань острова Аткис и застал там японское судно. «Вышелна берег, дал знать японцам, что он и товарищи его россиане при-шли к ним для свидания и заведения дружества; напротив чего япо-нцы отвечали, что, и они тому радуются, и просили жить с ними безвсякой опасности и быть в дружестве».

Шабалин с Очерединым гостил на японском судне. Обменялсялюбезностями и подарками, имел договор: года 1779, июля двадца-того дня, быть в одной из гаваней для торговли и продолжения пе-реговоров. А седьмого сентября, едва возвратившись в Охотск, «Св.Наталья» под всеми парусами летела к новым землям с разными то-варами, как-то: голландским сукном, бархатом, атласом, тафтой, гар-нитурой, съестными припасами на 1800 рублей. Начальствовалэкспедицией Фёдор Шабалин.

О делах экспедиции всеподданнейше доложено государыне Ека-терине. Якутский купец Лебедев-Ласточкин, снаряжавший «Св. На-талью», облагодетельствован золотой медалью «За полезные обществутруды». Президент коммерц-коллегии удостоил Шабалина своим пре-зентом – чайным прибором с тульским самоваром. Таким манеромгосударыня Российская милостиво жаловала торговлю с японцами.

Как было договорено, Шабалин прибывает в Аткисскую бухту.Японцы встречу уготовили празднично. Подняли флаг ВосходящегоСолнца. Фёдор Шабалин на «Св. Наталье» салютовал тремя пушеч-ными выстрелами. Русским отвели место для отдыха. Церемониямизанозили сердца с обеих сторон, и переговоры велись успешно. Глав-ный чиновник Матцмая принял Шабалина и говорил: «Наша странас четырёх сторон окружена морем. От Нихонбаси – центра столицыЭдо ведётся отсчёт расстояний до различных пунктов земель страныВосходящего Солнца. А до Китая и Голландии лежит прямой мор-

100

Проза

ской путь. Если хотите торговаться, есть место Нагасаки нашего жеГосударства, где со всех сторон света собираются гости торговые иторги проводят. Сюда можете ходить и вы».

По именному повелению капитаном бригантины «Св. Екатерина»назначен начальник портовой службы Охотска Василий Ловцов. Иотправлены были японские подданные, посланник российской сто-роны, мореход Фёдор Шабалин с приказчиками, с мягкой рухлядью,с тканями в штуках, с гостинцами, каких японцам хочется. Чтобыпо продаже смог бы он купить товаров японских, дабы «из сегоопыта удобно было получить просвещение ради будущих и торговыхпредприятий в Японии». Так заповедовала русская царица.

Бригантина «Св. Екатерина» – в полярных краях проводницарусских байдар, снаряжённая, убранная под царственную невесту, –под троекратный салют из сигнальной пушки, ружейную стрельбупровожающих мужчин и взмахи платков женщин отошла из Охотска.И под парусами августейшей надежды и покровительством Святойвеликомученицы отправилась в экспедицию.

Кто бы знал-ведал, что «просвещение торговое» не пойдёт в слу-жение достопамятным предкам. По оскорбительным причинам!

Священный Андреевский флаг неожиданно вызвал брожениеумов в Японии. Повсеместно в этой земле друг друга вопрошали:«Зачем красноволосые потревожили страну богов?» ПравительствоМацудайра сведения поспешно о России собирало, призывая в сто-лицу Эдо знающих географов, звездочётов, священнослужителей хра-мов. И повелись слухи о зверствах русских над потерпевшимикораблекрушение японцами! Слухи распространяли голландцы, задвести лет до того поставившие себе законом не сообщать никомусведений о стране Восходящего Солнца. И потому оскорбительнаяосторожность встретила посланников великой государыни.

… Бригантина «Св. Екатерина» вошла в гавань острова Хоккайдо,где находился сторожевой пост княжества Матцмае. Воины с япо-нской причёской с беспокойством наблюдали за ней. После долгихобъяснений, команде Ловцова указали следовать в залив Немуро. Оприбытии русских донесли до императорских замков и правитель-ственных дворцов. Вестей обратно не было. Но притащили в палан-кине даймё и следом – чиновного протокольной службы. Слугипоставили фонарь, ящик с трубками и небольшую жаровню для бес-престанного курения. Чиновный не отвечал на приветствия послан-ников северной страны ни малейшим мановением головы, ни руки!Подчинённые ему японцы на полу ползали вперёд и назад, смотря потому, что скажет им этот важный господин. Чиновный пытался ле-гонько подтолкнуть Шабалина, чтобы и он исполнил всеобщее по-клонение. Сибирский купец отклонил унизительную для русскогочеловека церемонию, сказав:

101


– Это нам не с руки! Мы только на Господа оскорбительно неможем зреть. А и государыня наша венценосная императрица ВсеяЗемли Русской премного челом бьёт, высокий господин, твоему цар-скому пресветлому величеству и желает от твоего царского величе-ства открытого листа с приветствиями!

Даймё на лицо важность напустил. Сидел, как истукан, под-жавши ноги. Обкуривал «красноволосых» до их зловредного кашля инедоброхвально расспрашивал обо всём. Русский посланник в чинемалом также закурил. Но вести переговоры с не имеющим придвор-ного ранга даймё не пожелал. Потому обращался к брюховатомукупцу с бородой-лопатой. Тот был в ярком кафтане с позументамизолотистыми, с жемчужными пуговицами, в козырных сапогах, сблестящей гильдейской бляхой на груди.

Один из чиновников тайного надзора в укромные уголки бри-гантины заглядывал. Себе в книжечку что-то отмётывал. Другой при-лежно и основательно со всего модели срисовывал. Даже с токарногостанка и загадочного арифмометра купеческого. Третий команду,товар, гостинцы, подарки и пушки подсчитывал.

Такая странная церемония длилась, примерно сказать, месяцадва, а то и более. А в Японии воскресений не бывает. И не отличитьвсех дней, отдыха от работы. Поклоняются они солнечному боже-ству. На острове Хоккайдо жильё уже возвели. Осень надвинулась.Зима следом задула снегами. А в столицу Эдо звать всё не решались.

Фёдор Шабалин факторию «Русский дом» поставил. Товар мест-ных жителей обменивал, потеснив коммерцию голландцев, а боль-шей частью гостинцами одаривал.

Русская миссия обманулась в своих ожиданиях. Надеялась полу-чить от японского правительства большую свободу действий в путе-шествиях, торговле, наблюдении нравов и обычаев столь странногонарода, распространении российских естественных наук. Голландцыи тут подвох вчинили: пожаловались губернатору острова на непра-вильную торговлю сибирского купца Шабалина, и предприятие егоурезали.

Шло время. Переговоров не велось. Даймё и его прислужникибеспрестанно обкуривали «красноволосых». Так что волосы их в цветпера вороньего зачернели. А сибирский купец всё размышлял, какпомешать голландцам.

Придумал, сказавши так:– Господин даймё, мы принимаем твой этикет, хотя и противу

нашего православного устоя. А коли так, прошу тебя принять в обы-чай свой душегреетельный наш снаряд.

Даймё закивал головой. И Шабалин извлёк из сундуков графскийпрезент – чайный прибор с тульским медным самоваром. Приказ-чики вздули огня. Трубы на месте не оказалось, потому что её уне-

102

Проза

сли японцы. Они полагали, что чрез неё узреваются дальние мор-ские горизонты и пятна на несравненной Аматэрасу. Тогда сапогомзаводили жар-огонь, с песней русской, душегреетельной.

Даймё подумал, что это русское божество огнедышащее. Пускайгости себе помолятся на своё здоровье! С интересом наблюдал цере-монию русского чаепития. Даже трубку ронял от большого любо-пытства. А Шабалин попросил, чтобы слуги его воду в достатке изхрустального источника подавали.

Пили день, пили другой. Слуги японские с водой едва поспевали.Из ближних колодцев, озёр и речек проточных всё вычерпали, а чае-питие сибирское только-только в разгаре. Потащили самовар всамую середину Хоккайдного острова. И стало не отяготительно водуиз наихрустальнейшего озера брать. Озеро как бы переливалось в са-мовар медный. А русские посланцы, знай себе, потчуются да вспо-минают, как сибирскую реку Енисей чрез свой самовар пропустили,а потом и на Амур-реку перебрались.

Толмачи разговор «красноволосых» перевели и в Эдо о нём от-писали. А там государь-микадо в «Павильоне любования фонтанами»в великой грусти пребывал. И на большом острове безводье при-ключилось. Потому по благоразумию Мацудайра начатые переговорыс русской миссией в завершительную сторону незамедлительно по-вели. Но прежде послали расторопного челядина из мастеровых мо-дель с самовара слепить. Пытались свой сфабриковать. Святотатство,а не самовар! И вода по щелям разошлась, и огня не вздувалось. Нипесни, ни трубы, ни сапога к тому произведению добавлено не было.Японцы просили туляка, с медным ненасытным брюхом. Да Шаба-лин на своём стоял:

– Ежели ваш государь-микадо не отзовётся открытым листом сприветствиями императрице нашей за ласки, самоварного секретавам невозможно передать!

Мацудайра ответ передал даймё: «Отблагодарить русских за воз-вращение японских жителей и отказаться принимать подарки! Не пу-скать русских в залив Эдо!.. Если они непременно хотят установитьторговлю, то направить их в Нагасаки, выдав лицензию на заход впорт ...»

В Хакодате якорь бросили и получили разрешение русской мис-сии в глубь страны двинуться. Семьсот с лишком носильщиков, ор-динарцев-конюхов и охранников сопровождали её. Процессиявоистину торжественной была, хотя бы и для русских невысокогочина.

Впереди ехал даймё в белом платье и в камышовой шляпе. Ло-шадь его вели под узду. Двое служителей шли по сторонам. Позадикопьеносцы знамя несли. Охраны – восемь человек с копьями и две-надцать с луками и колчанами. Такой эскорт русскому посланнику

103


– капитану Ловцову и сибирскому купцу Шабалину полагался. Заними следовали русский переводчик, геодезист, волонтёр, приказ-чики, солдаты. Дабы тульскому самовару передышку дать, тащилиего в паланкине, словно паломника к святым местам.

Старосты деревенских общин встречали процессию в параднойодежде с вытканными фамильными гербами, обритыми до половиныголовами, с пучками волос на макушке, перевитыми белыми шнуркамии неведомо, каким маслом мазаны, да ещё в шляпах камышовых. Кре-стьяне – беднота беднейшая, с повязками набедренными, всего-тоодеяния! Сидели по сторонам дороги, кланялись, с интересом рассма-тривали «красноволосых», явившихся на их островную землю как с тогосвета. На домах, где ожидал русских обед и ночлег, висели изображе-ния герба княжества Матцмае, на дверях – таблички с надписью «Рус-ский дом», а в покоях на видном месте красовался медный самовар.

Три дня по знойной дороге. На четвёртый выбрались в городМатцмае. Дивятся русские посланцы чудесам иноземным. Красотенеописуемой. Богатству несказанному. Народу, разубранному в цве-тастые платья. Дворцовым садам разведённым. Фонтанам, бьющимсяв поднебесье, аккуратности дорожек и деревам стройным, полянамс пляшущими журавлями-стерхами. Замирают перед совершенствомприроды, как бы в сказку попали, и похождениям своим венец видят.К дворцу наместника княжества от гостиницы «Русский двор» тро-пиночка золотистая ведёт гостей мимо застывшей шпалерами стражисолдат с фитильными ружьями и луками. Церемония аудиенции от-крывалась громкой читкой открытых листов губернаторов иркутскогои матцмайского. Яства подавались со множеством перемены блюд.Чаепитие велось затратой излиха золота, серебра, тонкого стекла ихрусталя. Русская миссия здесь получила сто мешков риса и три япо-нских меча за возвращение японских подданных. В России капитансудна «Синсё-мару» и его товарищи-горемыки вели свободнуюжизнь. А в отчине своей им волосы на голове общипали, чёрноеплатье на них одели и отправили на плантацию лекарственных трав,на вечное затворение.

На том аудиенция и закончилась. Является посланник в особнякправителя – без шляпы с плюмажем и птичьими перьями, без сапог,без шпаги. Едят «красноволосые» пищу сарацинскую деревяннымипалочками. Чаевают не по-нашенски, а по-японски. Обувают, какместные жители, соломенные подошвы с подвязкой на большойпалец ноги, кои, как лапти, на одну ногу плетутся. Вздевают на себяпо пяти-шести платьев пёстрых с чудными гербами и молятся Пре-святой Богородице за возвращение в свой удел. Затем астрономиче-ские, физические и географические наблюдения непрерывнопроводят. Так заповедовала матушка наша императрица Екатерина.Шабалин правителю похвалу воздаёт, своё на уме держит:

104

Проза

– Ваше превосходительство, народ голландский более или менееучаствует в торговле с японским народом, а Россия исключена изоной. Следует поддержать нашу коммерцию, пребывающую во мла-денчестве. А в знак сближения наших земель и народов дарую вамсамовар из Тулы!

Правитель всполошился, замахал руками, от подарка отказался,не соизволил принять подарки и от государыни-императрицы. Тол-мачи тут же перевели: мол, японский государь в таком случае взаим-ный подарок русской царице сделать должен и в Санкт-Петербург спосольством его отправить. А государственные законы японцу изсвоего отечества отлучаться запрещают.

Потом всё же подарки чиновники приняли. Термометры, ин-струменты и письма передали для учёных-естествоиспытателей. Пра-вительство направило на бригантину мешки с ячменём, пшеницей,гречихой, бочки с солёной олениной, табак, рисовую бумагу, худо-жественные произведения в шелках, картинах, керамике. А от само-вара отказались.

В час отплытия «Св. Екатерины» Шабалин пожелал завести са-моварное пение, принять душегреетельный обычай свой. Да не тут-то было: вода из всех щелей билась. Огонь не вздувался. Подменилисамовар, обмишулили, надули!

– Ай да японцы, ай да ловкачи! – удивлялся сибирский купец,на сердце не приняв обиды. По слухам, самовар тульский, как губи-тельный для японской страны сосуд, припрятали потом в главномхраме Эдо.

Российское правительство наградило всех участников экспедициив страну Восходящего Солнца. Екатерина Великая приняла в подароктри японских меча, а Российская Академия приобрела удивительныепроизведения и совершенства природы сказочной страны. В особли-вой похвале была «Меркаторная карта, представляющая часть Рос-сийской империи и Китайского государства; и известных Курильскихи Японских островов, по которым плавание совершал на казённойбригантине, именуемой «Св. Екатериной», штюрман Василий Ловцовза препровождением японцев в своё Отечество».

Мореходу Фёдору Шабалину, «лутчему купцу» и первооткрыва-телю торгового пути в Японию, причиталась золотая медаль на Ан-нинской ленте. Да матушка-императрица не ко времени умерла. Даи в Европе Французская революция народы забунтовала. И россий-ское правительство не воспользовалось торговой лицензией в портНагасаки.

Долго ожидался приход в Японию бригантины «Св. Екатерина».Три года велась японцами подготовка к приёму «красноволосых» исибирского купца Шабалина, хотя бы и с медным самоваром туль-ским. Помимо того, говорят, японские купцы и мелкие торговцы во

105


множестве, рассчитывая на русское торговое предприятие, приезжали вНагасаки. И было немало таких, кто обращался к толмачам с вопро-сами: «Скоро ли будет торговая экспедиция на Камчатку?» Но Мацу-дайра отправили в отставку, курс правительства поменялся. Когда же наострова прибыл Крузенштерн – мореплаватель кругосветного путеше-ствия на фрегате «Надежда», то оскорбительная всегдашняя осторож-ность встретила посланника государя императора Александра Первого …

Глава перваяВ Восточную Сибирь

Летел в царской колясочке Государь Николай Павлович от се-верной столицы на Кавказ. И удивлялся: «Как ни посмотрю в са-новное лицо – всяк свой страх обнажает: либо мошенник влюбезном мне Отечестве, либо трус и лентяй, не то – властолюбец.Кого бы я выбрал на генерал-губернаторство Восточной Сибири?»

И то верно: все трепетали перед повелителем мира! Сказывали, император с горечью отказался брать с собою в путе-

шествия светлейшего князя Меншикова. Меншиков это ловкий искандальный острослов николаевского времени. Как-то Государь,разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьихаулов, кои для безопасности трона необходимо разорить, спрашивал:

– Кого бы для сей кампании послать на Кавказ?– Если нужно разорить, – сказал Меншиков, – то прежде всех

надо послать графа Киселёва: после государственных крестьян семьаулов разорить ему ничего не стоить!

Да вот ещё приснопамятный случай. Государь перечислял гене-ралов, могущих управлять Восточной Сибирью с прибылью для им-перии Российской да славы русского казачества. Говорили,Меншиков и тут свой спич вставил: «Лучшего правителя не прии-скать, как Руперта. К его рукам вся Сибирь прилипнет!» Вот уж какв воду глядел этот собиратель удачных острот! Ревизия сенатора Тол-стого выявила колоссальные злоупотребления в правление Руперта.Беда, да и только! Государя повергла меланхолия.

… К югу, чрез три по шестьдесят вёрст, и Тула предстала передимператором. Приказал тамошнему губернатору Муравьёву, чтобыподжидал своего величества «к зависящему распоряжению». Му-равьёв вестовых насторожил, чтобы свистом особым просвистали,как скоро августейшая колясочка проследует. Но они дело своё про-свистали! И Николай Павлович пролетел Тулу, Косую Гору, сквоз-ным ветерком обвеяв ночной покой славных оружейных и

106

Проза

самоварных дел мастеров. Так пропали все губернаторские приго-товления и ожидания. Поэтому генерал Муравьёв мог представитьсяимператору лишь на третьей станции, то есть в Сергиевском.

Уже пылала заря с востока. Он, Муравьёв, славно и победительнотри военные кампании выдержал, и губернаторским радением Оте-честву прославлен был. Не страшась опалы, первым из всех русскихгубернаторов подал адрес Государю об освобождении крестьян от по-мещичьей крепости.

Государь любезно обласкал чуток обомлевшего молодого гене-рала-губернатора Тульского:

– Знаю тебя, Муравьёв, с отрочества ... Верных у меня, крометебя, людей нет. В службе твоей больше чести!

– Благословляю Господа, что имею честь видеть на земле Туль-ской губернии ваше величество, – отвечал губернатор «по всейформе».

– Ты у меня безотступный, из храбрейших, слишком израненный...Спасибо! Полезен мне, как я хочу, – говорил Николай Павлович.

– Рад ещё большему служению, что полезен своему Государю!– Большему служению? – восторгался Николай Павлович,

сверкнув очами. – Забирай себе Сибирь Восточную! Граф Черны-шёв! Подай ему мой рескрипт. Езжай в Иркутск, Муравьёв! Скольковозможно делай прибавление казне царской. Войны ни с кем не за-тевай, а чини успокоение нашим соседям чрез посылочные грамоты.Да пусть казаки мои верные не выплеснут чёрные волны Амура наберега богдыхана. Тебя полюбил Кавказ – полюбит и Сибирь!

На лестные выражения Государя императора о генерал-губерна-торстве и будущности Сибири Муравьёв «не нашёлся отвечать емуничем, кроме слёз». Государь расспрашивал о Туле, говорил, что емунекогда было останавливаться, что он ужасно строгий насчёт ум-ственной и ранжирной шатости в государстве. Импозантные форей-торы вскричали восьмёрке коней, и открытая колясочка с гербами надверцах улетела в розовый горизонт.

Глава втораяГенерал Муравьёв и санкт-петербургская

разноголосица

Россией царь правил в Москве, император – в Санкт-Петер-бурге! Кремль – дом царя, а Зимний дворец – императорскийдвор! Царь – деспот и тиран, а император – англо-французский

107


модник, благовоспитанный джентльмен. Санкт-Петербург – городвоенный. Здесь носили одинаковые мундиры и усы. Москва – градштатский, купеческий, москвичи не одевались, но рядились. И бо-роды дедичей и отичей растили и холили. Москва известна былатаинственной свободой торгово-промышленников. Санкт-Петербургевропейски просвещённым чиновничеством.

Перед дальней дорогой Муравьёв завернул в царствующую се-верную столицу: по министерствам-коллегиям справиться. Мини-стры по коллегиям и департаментам подтрунивали:

– У тебя, Муравьёв, Сибирь в невестах ходит!– Отчего же в невестах – Сибирь? – говорил Муравьёв. – Си-

бирь – наша матушка, Амур – батюшка. Императрица ЕкатеринаВеликая сказывала: «Если бы Амур мог нам только служить как удоб-ный путь для продовольствия Камчатки и вообще наших владений наОхотском море, то и тогда обладание оным было бы для нас важ-ным». Сибирью владеет тот, у кого в руках левый берег и устьеАмура.

Карлуша Невсёвроде (Несельроде – А.Б.), по чужеземным деламминистр, тыча в карту сибирских земель, изъявил крайнее невеже-ство в географии Российского отечества:

– Ох! Как бы не всё, вроде! Разве Амур-река русского проис-хождения? Нельзя её занимать – китайского богдыхана потревожим!

А лысый Чернышёв, по воинским делам министр, своё разумениевосхитил:

– Устье Амура засыпано песком. Судоходства в нём никакого.Ни к чему нам такое приобретение. Не приближаться к Амуру! А кказакам доморощенным я пошлю наших надзирателей!

А казны министр и московское купечество в один глас вскри-чали, как вороны на поживу:

– Никакой свободной торговли мануфактурой в Кяхте намнельзя заводить! Не нарушай нам, Муравьёв, торговых правил и при-вилегий!

Муравьёв поперечил:– В Беринговом и Камчатском морях флоты дерзких на разбой

китобоев и пиратов из наших морей, из материковых пространстввывозят на десятки мильонов пиастров произведений китового про-мысла. А также золотишко, мягкой казны сокровища. Петропавловскпограбили-опустошили. Леса пожгли, гиляков и прочих инородцевобидели! И детёнышей китов сгубили. Морские сивучи, бобры,нерпы терпят оттого большое губительство.

Российско-Американская компания никакой пользы своему оте-честву не доставляет. Правительство прежних времён лишало славынаших мореплавателей и, по примеру испанцев, держало в тайне от-крытия. Обширные области, приобретённые компанией для России,

108

Проза

могут занимать одних учащихся географии в школах или недорослейиз министерств. Да и всякая европейская держава, без издержек длясебя, может отнять наши земли, когда только пожелает!

У нас есть искусный мореплаватель Невельской. И он всем Ла-перузам иноземным и своеземным в адмиральском часу укажет, гдеу нас судоходные проливы в устье Амура и прочих местах. И мы не-пременно отстоим отеческие приобретения. И вы, и Государь мой,имейте опасения: несть числа бесчинствам в крайних сибирских зем-лях! Сибирь может отложиться от России не по причинам внешним,но – внутренним: слишком богаты сибирские промышленники иторговый класс, чтобы уступить своё влияние на вольный сибирскийнародец.

– Ой! о! Совсем запутал нас Муравьёв!Разноголосица этакая донеслась до императора Николая Павло-

вича, всегда страшно занятого порядками в Европе. А что же гово-рил надежда – Государь?

– Что касается до русской реки Амур, то об этом речь впереди.У меня там верные казаки сибирские ставленные к сторожению гра-ниц. А по части злоупотреблений золотопромышленников, акцизно-откупного комиссионерства и провиантских заготовителей – пустьгенерал Муравьёв разберётся. Он у меня – самый полезный в Оте-честве!

И сам Господь встал на защиту Муравьёва, мужа государствен-ного, вдохнув в него уверение: «Возьми Сибирь Восточную иукрепи!» И покрыл его ангельскими одеждами, щитом веры и на-дежды удостоил. А и Московский митрополит Филарет свершил надним крестное знамение, сказав напутное:

– Господь да благословляет попечения ваши о прочном мире иблаге вверенного вам края, да укрепляет вас против трудностей при-роды и людей.

В лавке Смирдина, составивши библиотеку по особливому спи-сочку для Иркутска, Муравьёв принял на дорогу много книг. Всёболее о мореплавающих и путешествующих. Про описание земельСибири, Китая, Японии, Монголии, Северной Америки, «Историюгосударства Российского» историографа Карамзина, всеведущие жур-налы: «Москвитянин», «Современник», «Отечественные записки».Российского купца Григория Шелихова «Странствования». Путевыеочерки «Поездка в Китай» некоего Дэ-Мина. Свежий выпуск сочи-нений монаха Иакинфа Бичурина «Китай в гражданском и нрав-ственном состоянии». Выпись с договоров по границам с Китайскимгосударством, карты.

Муравьёв почтил молитвенным вздохом почивающих в Алексан-дро-Невской лавре. Испросил духовного совета и помощи Трёхсвя-тительства – Петра, Алексия и Ионы, Московских и всея Руси

109


чудотворцев, собирателей русских земель. Бил поклоны своему не-бесному покровителю Св. Николаю Мирликийскому…

Девятнадцатый век явил двух родомыслов, двух Александров: им-ператора Александра I Благословенного и гения русской литературыАлександра Пушкина. Они-то и промыслили век и поколения. Де-вятнадцатый век дал двух орлов – властителей дальних владений,двух Николаев: императора Николая I и генерал-губернатора Вос-точной Сибири графа Муравьёва-Амурского. Эти-то два Государя всвой «жестокий» век приживили к России столько земельных при-бавлений, что русскому народу и казакам сибирским в тысячу летосвоить бы!

Глава третьяСибирский разворох

Поспешал Муравьёв, не мешкая, в стужу зимнюю, в сторону си-бирскую.

С царя Фёдора Иоанновича строительство Сибирской дороги по-велось. От Соли Камской до Тобольска Бабиновская дорога пролегла(«вождём был оной дороги Артюшка Бабинов»). Являлась она вра-тами в Сибирь. И поднялись города: Томск, Туруханск, Енисейск,Ачинск, Красноярск, Киренск, Якутск. Русские казаки и крестьяне-хлебопашцы выходили на Амур, к Восточному океану, добиралисьдо берегов Америки и Японии.

По прошествии двух веков дорога устремилась на Тюмень и зва-лась в народе слободской, коль шла по Невьянской, Рудной, Ирбит-ской и прочим слободам. Царь, видя, что чрез посредство многихдорог протекают мимо рук его подати, расчислил, что «из Сибири ив Сибирь многим дорогам быть непристойно». А по заселениююжных земель Сибири оба пути потеряли своё значение. Муравьёвдобирался до царствующего града Восточной Сибири чрез Екате-ринбург, Омск, Томск.

Возок муравьёвский ураганом взвивался в облаках снежной ме-телицы. Лихо взбирался на кручи холмов, отчаянно продиралсясквозь дремучую тайгу, птицей летел по великому Сибирскомутракту. Несли его русские кони, полные огня и свободы. Русскийвозок, приспособленный к долгим сибирским дорогам, заменил емудомашний комфорт. Отныне генерал-губернаторство своё будетнести в непрерывном движении – в путешествиях и воинских похо-дах, в Амурских экспедициях и морских вояжах, в открытии новыхгаваней и портов, градов и весей.

110

Проза

В Сибири менее страдали несвободой. Оковы деспотизма спа-дали, зацепившись за Каменный пояс. И тут русский характер проя-влялся во всей своей силе и красоте. Сибирь завораживаланепрестанностью открытий, бунташными, шальными думками, су-ровым атаманским ликом. Смертоносен климат Сибири. Чтобыиметь вес в этой стране, нужно поспешать, отговариваясь: «Ныне бо-гатства не вижу. Что вдали – Бог и время приукажут».

Московский тракт не томил Муравьёва, знай, себе напевал: «Ах!во Франции невеста дорогая ждёт меня». А невестушка-то под боком– француженка с родовым именем де Ришемон. По прозванию Ка-трин, по православному обряду – жена Екатерина Николаевна.

Катрин преодолевала хребты, ущелья, леса таёжные, мари, бо-лота, реки, потоки, моря вместе с мужем! И ехала, и скакала. И вседни, отпущенные Муравьеву Богом, была ему «самым драгоценней-шим приобретением и дарованием». Тут бы древний монастырскийписец подивился Катрин, в летописи бы исповедал: «В женах благо-чиннийша, красотою лепа, млекою белостию облиянна, возрастомни высока, ни низка, власы по плечам лежаху, писанию книжномунавычна, во всех делах пригожа, песни любезне желаще».

Поступь её величественна, венценосно несла свою головку. Воз-можно, как это было принято у соплеменников – южных французов,предки коих со своим ставленником – королём Генрихом IV Наварр-ским привели Францию к абсолютизму. Но Катрин характера быламягкого, ровного, добрая сердцем и отличалась любовью к своему но-вому Отечеству. Довольно успешно усвоила класс русского языка.Пылкий характер Муравьёва она скрашивала до умиротворения.

В Красноярске, на гробах державных предков Троицкого пого-ста, приложившись к святыням на могиле посланника коммерц-со-ветника Резанова, Муравьёв вздохнул и молвил:

– Ах! Николай Резанов! Не милую свою Юнону, но дым увиделпред собою!

Катрин выспрашивала:– Расскажи мне, любезный Nicolas, что значит «дым увидел» Ре-

занов?– Ах, Катрин! Повесть о Резанове печальна. Его полюбила при-

нцесса Мексиканская Кончита (Консепсия). Обещал ей вернуться собручальными кольцами из Петербурга, да занедужил, скончался подороге. И прождала невеста молодость и бабью старость свою, покасвеча её жизни не угасла – в безвестности, какая же беда подсте-регла возлюбленного.

– О, им горестно на том свете в разлуке быть! Нет, мы всегда-всегда будем вместе!

Муравьёв шибко пожалел, что Резанову не удалось открыть для Рос-сии торговый путь в Японию с благословением императора Александра I.

111


Велик ли, громаден ли собою новый правитель края? Вовсе на-оборот. Муравьев ростом невысок, имел курчавые светло-русые во-лосы, даже слегка рудоватые, и у него, как в старинных песняхпевалось, «сила-то по жилочкам так живчиком переливалась». Всёобличье его говорило, что такие мужи своими подвигами историюзачинали. Речи своей не позволял косноязычие, но часто говорилкнижным языком аксаковского строя. В делах и желаниях присово-куплял: «Бог милостив», «Коли Господь позволит», а то довершалречь семейными преданиями и пословицами.

Его ожидали с трепетом и замирающим сердцем. Что-то будет!Как перед этаким явленьицем стоять! Жутко так, что ой-ой-ой! ДоБога высоко, до Царя далёко, – всегда припоминается, когда беданад головой. Встретил Муравьёва енисейский губернатор ВасилийКириллович Падалко. Никто более!!! Не завернул в Канск к богачамМашаровым. Дурной знак! Канск – центр найма работников всехзолотых приисков.

С Красноярска путь-дороженьку вели казаки. В селениях Му-равьева народ встречал с колокольным звоном, везде провожал скриком «ура». В городах к нему являлись депутации с хлебом-сольюи делали денежные пособия в пользу высочайше поставленного ге-нерал-губернатора, наместника царева на земле восточносибирской.В собрание Иркутска явился в армейском мундире с орденом святогоравноапостольного князя Владимира. Правая рука на перевязи(ранен при штурме Ахульго, носил повязку не для франтовства, каксчитали недоброжелатели, но по временам, когда боль зудила руку,что бывало на погоду).

Иркутск ликовал да насторожился: Муравьёв подношения передавална процветание края и вспоможение его сирот, на ращение мореходовдалёкой Охотской навигационной школы. Им покорять моря-океаны,великую Амур-реку! А старшин казацких и атаманцев допросил:

– А что же вы, казаки-ермаки, не богаты?– Как не богаты, превосходительство твоё? – отвечали казаки

енисейские. – Бог не без милости, казак не без доли. Богаты мыкафтанами, а кафтан служит гостиною, банешкою, спальнею, а то имогилою. Самое богатство – конь да свобода! Конь – и забава мо-лодецкая, и утеха казачья, свобода – наша натура. Мы – добытчикивсего богатства Сибири! А ныне крепки и тобою, государём восточ-носибирским. И по сердцу нам Екатерина Николаевна, что лицомкрасна и умом умна, что знает русскую грамоту, чтенье-пенье цер-ковное, и называть её станем матушкой, величать государыней!

С тем старшины и атаманцы чете Муравьёвых до земли покло-нились.

– Молодцы, казаки-ермаки! Казаков люблю, они шибко помо-гали мне на Кавказе добывать победу. Вот моё предначертание: за-

112

Проза

вершу экспедицию на Камчатку – буду с казаками покорять Амур-реку.

Отчего насторожился Иркутск? Два века с надеждой взирали состен своего Кремля иркутяне. Со времени, когда государев острог Ир-кутск на Ангаре поставлен енисейским сыном боярским Яковом По-хабовым. А тут Муравьёв такой разворох поднял, так круто попралместные авторитеты, что в обеих российских столицах заслужил не-добрый аттестат своей памяти: иркутского губернатора, одарённогоспособностями не видеть всеместное лихоимство, предал суду, чинов-ников-мздоимцев, кои перьями ловили соболей, в инвалидные ко-манды сослал. Хлеботорговцев-кулаков в тюрьму упёк. Винопийцу –писателя канцелярских бумаг, дерзостно нагрубившего ему, дляострастки прочим любителям Бахуса берёзовой кашей попотчевал. Зо-лотопромышленникам и виноторговцам доходы урезал.

Как урезал? Муравьёв видел на два аршина в землю и заповедо-вал древнее золотое правило на Руси: русский мужик не должен те-рять землю из-под ног и находиться выше приличного градуса.Потому запретил кабатчикам и шинкарям продавать водку на розлив.А лишь на вынос и непременно в запечатанном обрамлении.

И был некий добытчик золота, ни звание, ни имя его для исто-рии ничего не значат, а – делец, золотоносные пространства в Ени-сейском крае прибрал к рукам своим, захватил чужие открытия,разорил конкурентов, подсылал кое-кого с золотишком к Муравьёву.Кричал так, чтобы донесли до ушей генерал-губернаторских: «Я в зо-лоте его утоплю!» Как же! Не удалось!

Немало ворохнул сибирских купчишек, кои коммерческие делаобращали в мошенничество. Сидит этакий шиш в рядах торговых, иего кошелёк что-нибудь да выиграет на неверно понятых законах илина колебании цен денег. И деньги в золотом обеспечении – «си-бирки», по примеру Российско-Американской компании, – домога-лись печатать. Решительно противостоял Муравьёв богомерзкимскорохватам!

Иркутск лежал на перекрёстке торговых путей из Сибири и ве-ликоокеанского побережья в Кяхту. Кяхта – маленький погранич-ный городок, в екатерининские времена пропускал чрез торговыеруки главные атрибуты купли-продажи: меха и чай. Русский купец-вояжёр предлагал «морского бобра» (калана) и котика, китаец – чай.Иркутск просыпал своё золотишко и в северной столице. А Муравьёвпринялся золотые дорожки укорачивать да пошлины казне приба-влять. И пошла писать на него доносы губерния Иркутская, следом–Енисейская: деспот! бич Божий! себе памятник уготовил! Повеласьвойна кабинетная, чернильная, дипломатическая …

Пришёл Муравьёв за советом к архиепископу Нилу. Как же: бого-слов выдающийся, мудр, проехал, прошагал все тундры, «каменные

113


пояса» и «студёные моря». В Сибири «постави, созда, заложи» многиецеркви деревянные и каменные. С самими небесами говорил!

Преосвященный выслушал негодование генерал-губернатора, по-хвалил за радение Государю и Отечеству, но по-монастырски свойстрой разумения высказал:

– Преподнесу в урок тебе, христианский губернатор, сказочку оПравде.

Жила Правда на земле. Плохо ей было: где не появится, куда непридёт – везде её гонят, везде ей нет места, всем-то она мешает.«Пойду, – думает Правда, – поближе к храму Божиему, пойду в храм.Авось, не погонят! Будет место мне, и в помощи призовут». Пришла,встала, но и в самом храме её принялись толкать: тут не стой, туда неиди, там для почётных, богатых, известных ... Придвинулась Правда камвону, но и здесь ей места не нашлось. Поднялась она – вошла всамый алтарь, встала у престола. Один говорит: «Я – старший». Дру-гой: «Я саном выше». Третий: «Я заслуженный». Четвёртый: «Я учё-ный» ... И вот даже Правда не нашла себе места! Не ищи Правды! РазвеЗаступница Царица Небесная не видела кругом своего БожественногоСына неправду, клевету, ложь, несправедливость, коими платили Спа-сителю за его бесчисленные благодеяния и чудеса? Но Она молчала,никого не упрекнула, никого не осудила. Вот как Она отнеслась к Не-правде этого мира. Не ищи Правды на земле, ищи её в себе!

… Император Николай Павлович всяческие воздыхания доноси-телей слушал, терпел, даже уши затыкал, когда указывали на кра-мольный герб дворянский Муравьёвых в российском Гербовнике:корона, проткнутая мечом. А своих министров по коллегиям и гра-фов милых допрашивал:

– Порет?– Кре-еее-пко порет, ваше императорское величество!– Муравьёв – муж нравственной доблести. Правду ищет, под-

ноготную! А всю правду сыскать не достанет времени: богатств си-бирских до скончания века не прибрать – вот каковая закавыка! Моябабка Екатерина Великая иноземным государям похвалялась: «Во-руют! Значит, не бедна Россия!» Россию обобрать невозможно! Оте-чество наше преславное тихим обычаем никак не проживёт.

Генерал-губернатор Муравьёв дальше пошёл! Бунтовщикам-су-противникам – декабристам, лишённым отечества, имени-рода, по-ложил облегчение. Иных даже подвигнул на общественное служение!Супруги Муравьёвы явились жёнам государственных преступников -Волконской и Трубецкой! Хотя Государь приставил дозирать и пастисосланных в рудники, Муравьёв особливую мысль держал, что нака-зание не может быть всежизненно. Что приближённые императорасоздали ореол мучеников декабристам. И на этом образе бунтующиеумы положили основание революционному миросозерцанию.

114

Проза


Володихин Дмитрий Михайлович родился в 1969 г. в Москве. Окончилисторический факультет МГУ, кандидат исторических наук, член Союзаписателей России. Автор 8 романов, ряда сборников, научных историческихсочинений, всего - 25 книг. Печатается в газетах и журналах: "Если","Книжное обозрение", "Москва", "Знамя", "Fантастика" и других. Один изоснователей литературной группы фантастов “Бастион” и “Карамзин-ского клуба”. Сейчас работает заместителем главного редактора в жур-нале “Свой”. Лауреат Международного конкурса детской и юношескойхудожественной и научно-популярной литературы имени А.Н. Толстого.

КНЯЗЬ ПОЖАРСКИЙ — СЛАВА РОССИИ

Имя Дмитрия Михайловича Пожарского окружено всевозмож-ными мифами. Введение же государственного праздника 4 ноября,прямо связанного с освобождением Москвы земцами Пожарского иМинина, активизировало мифотворцев. Но чтобы понять, до какойстепени московское правительство при молодом царе Михаиле Фе-доровиче ценило заслуги князя Пожарского, надо взглянуть на пер-вые ступени в его карьере, определить, с чего он начинал и кем стал.

Дмитрий Михайлович родился в 1578 году, и о детстве и моло-дости его почти ничего не известно. Он принадлежал к роду, не от-носившемуся к числу особенно знатных и богатых, но и незахудалому. Пожарские были Рюриковичами из древнего семействакнязей Стародубских. Но в XVI веке этот род пришёл в упадок. «За-худание» приключилось от их относительной бедности, и ещё тогобольше – от опал, наложенных на них при Иване IV. Этот факт об-народовал в своё время Л.М.Савелов, замечательный дореволю-ционный специалист в области генеалогии.

В те времена показателем высокого положения рода были назна-чения его представителей воеводами в полки и крепости, наместни-ками в города, пребывание на лучших придворных должностях, атакже в Боярской думе. Для того чтобы попасть в Думу, требовалосьполучить от государя чин думного дворянина, окольничего или боя-рина. На протяжении всего XVI столетия десятки аристократическихродов добивались «думных» чинов, сотни – воеводских. Но у По-жарских ничего этого не было. Их назначали на службы более низ-кого уровня – не воевод, а «голов» (средний офицерский чин), не

169

наместников, а городничих (тоже рангом пониже). Не вышли онини в бояре, ни в окольничие, ни даже в думные дворяне, несмотряна свою знатность. И когда кого-то из них судьба поднимала чутьвыше – например, делала наместниками, то они гордились и этим,хотя служба могла проходить где-нибудь на дальней окраине дер-жавы, в Вятских землях. Ничуть не исправилось положение рода ипри сыне Ивана IV – царе Фёдоре Ивановиче.

Как и все дворяне, или, словами того времени, «служилые людипо отечеству», Дмитрий Михайлович с молодости и до самой смертиобязан был служить великому государю Московскому. Начал службуон с небольших чинов как раз при царе Фёдоре Ивановиче (1584–1598). Затем его приветил Борис Годунов (1598–1605). Как тогда го-ворили, молодой Пожарский и его мать Мария были у царя «вприближении». Мария Пожарская заняла видное место в свите ца-ревны Ксении – дочери царя Бориса. Энергичная, она способство-вала продвижению сына. Но потом Пожарского постигла опала,отдаление от престола и переход на рядовые армейские службы. Всеэти перипетии судьбы незначительного и невлиятельного рода оста-лись малозаметными событиями для современников. Государев двортого времени включал в себя огромное количество титулованнойаристократии, куда выше знатностью и влиятельнее Пожарских.

В Смутное время князь Дмитрий Михайлович вступил с полу-ченным при Борисе Годунове чином стольника, уступавшим по зна-чимости боярину и окольничему. Если перевести на языксовременных воинских званий, стольник представлял собой нечтосреднее между полковником и генерал-майором. Карьера по тем вре-менам хорошая, но без особенного блеска. Ни в Боярской думе, нив воеводах Пожарский не бывал, наместничества не получал.

Зато в Смутные годы он стал одной из самых заметных фигур Мо-сковского государства. При Василии Шуйском (1606–1610) Пожар-ский, наконец-то, выбился на воеводскую должность. Он активноведёт боевые действия, защищая столицу от польско-литовских шаеки бунтовщиков. Под Коломной (1608) Дмитрий Михайлович осу-ществляет в ночное время стремительное нападение на лагерь враже-ского войска. Противник разбегается, в панике бросив армейскуюказну. Это опытный и решительный военачальник. Именно тогда, вразгар Смуты, самым очевидным образом проявляется воинское да-рование Пожарского.

Годом позже князь разбил в жестоком сражении отряд мятеж-ника Салькова. Замечательный дореволюционный историк ИванЕгорович Забелин сообщает, что Пожарский за заслуги перед пре-столом награждён был новыми землями, а в жалованной грамоте,среди прочего, говорилось: «...против врагов стоял крепко и муже-ственно и многую службу и дородство показал, голод и во всем оску-

170

Проза

денье... терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни накоторую не покусился, стоял в твёрдости разума своего крепко и не-поколебимо, безо всякия шатости...»

В 1610 г., будучи на воеводстве в Зарайске, Дмитрий Михайловичдал отпор буйной толпе изменников, желавших сдать город одномуиз Лжедмитриев. Запершись в мощном каменном кремле и не пу-стив туда стихию измены, Пожарский выстоял, а потом и принудилбунтовщиков к покорности.

Русская служилая аристократия, решив править страной само-стоятельно, отдала царя Василия Шуйского полякам, а затем и самихинтервентов пригласила в Москву. Это было страшное, нестерпимоеунижение для России. В южные города на помощь новой власти при-званы были украинские казаки. Против них поднялись Пожарский изнатный рязанец Прокопий Ляпунов. Вместе они очистили Ряза-нщину от казаков и устремились к столице. Пожарский поспел тудапервым. В марте 1611 года в Москве разразилось восстание: москвичине смогли стерпеть насилия, грабежей и оскорблений со стороныпольского гарнизона. Бой за великий город отличался необыкновен-ным ожесточением: поляки штурмовали русские баррикады, а их за-щитники расстреливали толпы интервентов из ружей и пушек. Несяогромные потери, поляки решили зажечь Москву, лишь бы не поте-рять её. Страшный пожар уничтожил большую часть российской сто-лицы. Последним оплотом сопротивления стал острожек (деревянноеукрепление), выстроенный по приказу Пожарского близ церкви Вве-дения Богородицы на Сретенке. Поляки не могли ни взять острожек,ни устроить вокруг него пожар: бойцы Пожарского метко отстрели-вались и контратаковали. Дмитрий Михайлович был едва живым «отвеликих ран». Поэтому дело всего восстания рухнуло.

Вскоре к Москве прибыли полки Первого Земского ополчения,собравшиеся из разных городов Московского государства. Год с лиш-ним они простояли на развалинах столицы, сражаясь с оккупантами.Дмитрий Михайлович не мог участвовать в этой борьбе: ему не по-зволили это тяжелейшие раны.

Осень 1611 года была ужаснейшей порой в русской истории. Го-сударство как бы исчезло, высшая власть сгинула. Во главе странывстала шайка предателей, засевших в Кремле и пытавшихся правитьпри помощи иноземных солдат. Воровские казаки жгли города исёла, грабили и убивали. Шведы захватили весь русский Север поНовгород Великий. Войска польского короля стояли под Смолен-ском и посылали подмогу московскому гарнизону. Из последних силстояла на пепле столицы малая земская рать, да и начальники тойумудрились переругаться. Ещё бы шаг в этом направлении, и про-пала бы Россия, рухнула бы в пропасть, не возродилась бы никогда.Но случилось иначе.

171

Дмитрий ВОЛОДИХИН “Князь Пожарский - слава России”

Ещё оставались богатые города, не занятые поляками и не же-лавшие покоряться новой власти. В частности, Казань и НижнийНовгород. Тамошние посадские люди, купцы и ремесленники,имели достаточно веры в Божью помощь, достаточно воли и энер-гии, чтобы предпринять новую попытку освобождения страны. Вто-рое Земское ополчение начали собирать нижегородцы во главе сторговым человеком Кузьмой Мининым. В поисках пополненийземцы прошли от Нижнего через Балахну, Юрьевец, Кинешму иКострому до Ярославля. В Ярославле ополчение простояло четыремесяца, накапливая денежные средства и подтягивая войска. Еслииз Нижнего вышел небольшой отряд, то в Ярославле сформирова-лась настоящая армия. Там же возникло и «временное правитель-ство» – Совет земли, а вместе с ним и приказы (средневековыеминистерства), монетный двор... Фактически Ярославль стал навремя российской столицей.

Документы Совета земли начинались словами: «По указу Мо-сковского государства бояр и воевод, и стольника и воеводы князяДмитрия Михайловича Пожарского с товарищи...» У России не былотогда государя, но одну из его функций, а именно роль главноко-мандующего, принял на себя князь Пожарский. Его уговорили воз-главить новое ополчение настырные нижегородцы и смоленскиедворяне, в первое время являвшиеся ядром земского войска. По-жарский ещё не оправился от ран, опасался новых измен. Однакопосле долгих переговоров, взял на себя командование ополченцами.Князь довёл их до Ярославля, создал из пёстрой толпы дисциплини-рованную боевую силу и готовился нанести решающий удар.

Пожарского почти насильно сделали начальником последнейгорсти бойцов за Россию. Он славился как умелый воевода, но болеетого – как прямой и честный человек, не склонный к измене и стя-жательству. За таким вождём люди готовы были идти. Ему доверяли,когда доверять стало некому. Иные командиры, пусть и более знат-ные, поневоле уступили Дмитрию Михайловичу...

В июле 1612 года авангард Второго Земского ополчения прибылв Москву. К 20 августа подтянулись основные силы. С запада нагород скорым маршем двигался мощный корпус польского гетманаХодкевича. Столкновение с ним должно было решить судьбу рос-сийской столицы.

Что увидел князь Пожарский, вновь оказавшись в Москве? Чёр-ные пожарища, закопчённые церкви, под слоем пепла – редкие ка-менные палаты. Тут и там деловитые москвичи рубили новые«хоромы». Бойцы Первого земского ополчения нарыли себе земля-нок, заняли уцелевшие дома. Жили голодно. И лишь стены Белогогорода, Китай-города и Кремля, хоть и покалеченные артиллерий-ским огнём, величаво возвышались над развалинами...

172

Проза

вспыхивает в годы гражданских войн, восстаний, всякого рода смут.Этот уникальный талант состоял в том, чтобы стать душой войска,противостоящего мятежникам, всегда и неуклонно проявлять стой-кость и самопожертвование ради восстановления общего дома.Именно такие вожди всегда вели и ведут Россию к победе. Всегда иво все времена они являются оплотом веры, нравственности, долгаперед государем и Отечеством.

В разное время Россия породила немало полководцев, обладаю-щих подобным талантом. Так, с необыкновенной отвагой и самоо-тверженностью противостоял воровским казакам современникД.М.Пожарского – воевода Борис Михайлович Лыков. Целое соз-вездие подобных военачальников появилось и в годы Гражданскойвойны в ХХ столетии. Наиболее известны среди них генерал от ин-фантерии Александр Павлович Кутепов – истинный вождь добро-вольческого движения, а также генерал-лейтенант ВладимирОскарович Каппель – надежда белых армий в Сибири. Твёрдуюволю и жертвенное служение России показали генерал-майор Ми-хаил Гордеевич Дроздовский и генерал-лейтенант Сергей Леонидо-вич Марков. Они, все четверо, отдали жизни за «белое дело».

Дмитрий Михайлович Пожарский в полной мере обладал спо-собностями вождя-восстановителя порядка. В памяти потомков оностался, прежде всего, как командующий земским ополчением, от-бившим в 1612 году Москву у польско-литовских интервентов. Про-чие его победы остались в забвении. Более того, историк XIXстолетия Николай Иванович Костомаров показал Пожарского какхраброго патриота, в решающий час поднявшего знамя борьбы заотечество, но будто бы лишённого выдающихся способностей вое-начальника, дюжинного командира. С течением времени эта оценкабыла оставлена из-за несоответствия действительности, и, думается,в этой статье дано достаточно фактов, прямо ей противоречащих.Правда состоит в том, что Пожарский проявлял себя как превосход-ный тактик в разное время, но яркая звезда его взошла именно в1612 году в жестоких боях за Москву.

Спустя два века после огненной полосы русской Смуты на Крас-ной площади появился памятник Минину и Пожарскому. Великийнижегородец показывает Дмитрию Михайловичу: «Посмотри же,страна в огне, если мы не спасём ее, уже никто не спасёт!» Эти дваблагородных человека готовы встать на защиту Родины, принять занеё лишения и раны, а если придётся, то и погибнуть. Но они взы-вают и к нам. И пока наше общество богато такими людьми, онобудет жить, а страна процветать.

175

Дмитрий ВОЛОДИХИН “Князь Пожарский - слава России”


Родился 28 мая 1966 г. в Тюмени. В 1983 г. поступил на историче-ский факультет Тюменского государственного университета. С 1984по 1986 гг., после окончания первого курса, служил в армии. В 1990 г.окончил ТГУ. Работал учителем истории в школе, текстовиком в ре-кламном агентстве, директором таёжной школы. Вместе со знамени-тым сибирским поэтом-песенником М.Федосеенковым играл вмузыкальной группе "Нефть". Сейчас главный редактор газеты “Но-вости Югры”. Лауреат еженедельника "Литературная Россия" за 1998г. С 1999 г. - член Союза писателей России. Лауреат премии губерна-тора Югры в области литературы по номинации проза за 2004 г, лау-реат Международного конкурса детской и юношеской художественнойи научно-популярной литературы имени А.Н. Толстого. Автор книг“Ночь перед вечностью”, “Последний Карфаген”, “Скинькеды”, “Маль-чик без шпаги” и других. По повести Сергея Козлова “Мальчик безшпаги”, отмеченной Первым толстовским конкурсом, кинорежиссёрКонстантин Одегов снял художественный фильм для подростков “На-следники” (2008).

БЕКАРПовесть

“Если ты не можешь подняться и не хочешьсмириться, ты обречён на гибель…”“Талант (фанатичная работа в какой-либо области) –искрящее замыкание в цепи жизненной энергии”.

В. Гаврилин “О музыке и не только…”

Неистовая была пурга. Даже пушкинским бесам стало бы тошно.«Невидимкою луна»? Белёсым размытым пятном в едва угадываемомнаправлении. Снежные заряды били в лицо колкой слепящей мас-сой, дороги и тропы сравнялись с единой волнующейся гладью ки-пенного моря, в котором, как корабли, терпящие бедствие, утопалидвухэтажные типовые дома и разнокалиберные коттеджи. Вся окру-

176

жающая действительность замыкалась вихрем в пространстве двухшагов видимости, и только низкий, но иногда срывающийся нафальцет стон недалёкой тайги напоминал, что мир вокруг был огро-мен, а сегодня ещё и страшен. Редкие уличные кобры-фонари испу-ганно качали головами, но не могли толком раздвинуть бушующуюмглу даже в метре вокруг себя. Минус тридцать на пару со шкваль-ным ветром загоняли всё живое в любые возможные укрытия. И наобертон низкой протяжной ноты пурги срывались то пассажи, тодлинные ноты с разрываемых струн-проводов, тянулись из арфы для-щегося вдоль домов неровного штакетника и гуляющих в пределахснежных завалов ворот. След человека или автомобиля исчезал в мо-лочном клубящемся вареве уже через минуту. Так, в ногу с ветром,наступала северная пустыня. Ёмкое и самое точное русское слово«стужа», выпав из звёздной стыни, пикировало в метровые сугробы,эхом неслось над землёй и снова дыбилось в мутное безразличноенебо.

И хоть была у Василия распространённая русская фамилия Мо-розов, но ни тепла, ни комфорта в этот вечер она не добавляла. Сог-нувшись тупым углом, отталкиваясь от земли, словно каждый шаг –это предстоящий прыжок, он медленно преодолевал мятущееся про-странство по направлению к музыкальной школе. И в то время,когда все пятнадцатилетние сверстники прилипли к экранам теле-визоров, погружаясь в очередной сериал о бандитах или, в лучшем(худшем?) случае, подпирали стены подъездов за ничего не знача-щими разговорами, он самоотверженно шёл на встречу со своей учи-тельницей по специальности Изольдой Матвеевной.

Три месяца назад паренёк из северного посёлка победил на об-ластном конкурсе юных пианистов, и теперь предстояло выступитьна конкурсе всероссийском. Ради этого, говорила Изольда Матве-евна, надо работать и день, и ночь, и в жару, и в стужу, и не жалетьсебя, потому как грани настоящего таланта оттачиваются кропотли-вым тяжёлым трудом. Ох, уж эта Изольда Матвеевна! Худощавая вы-сокомерная женщина с тонкими, как пишут в книгах, точёнымичертами лица, тёмными, почти чёрными глазами, умеющими немор-гающе долго и пристально смотреть на собеседника через линзы мод-ных очков. В ней нельзя было угадать учителя музыки. Больше онабыла похожа на строгого завуча или даже судью. Тонкие, но, тем неменее, красивые губы Изольды Матвеевны имели особенность ми-мически передавать тысячи выражений её отношения к происходя-щему. За семь лет работы с учителем Василий научился читать этумимику, особенно в отношении проделываемой им за пианино илироялем работы. Малейший изгиб уголка рта – Морозов уже знает,что «загнал» пьесу или нарушил пальцовку, отчего можно впасть в«спотыкач».

177

Сергей КОЗЛОВ “Бекар”

А вот когда всё шло, как по маслу, Изольда Матвеевна уплывалавзглядом в задумчивую даль и начинала наматывать на длинный тон-кий указательный палец локон каштановых волос у виска. Но – ма-лейшая ошибка – и этот палец мог дёрнуться так, что из уст еёвырывался ругательный шёпот от досады и боли одновременно, носмысла его Василий никогда не понимал. Казалось, учительница го-ворит на другом языке.

Все эти годы Изольда Матвеевна вела «сибирского самородка»(так она его порой называла) к большой сцене. Переживала только,что Василия поздно отдали в музыкальную школу. Когда ему испол-нилось девять лет. В музыке, как и в спорте, раньше начнёшь –больше надежд на лавры. Но уже через год Морозов легко читал слиста пьесы, рассчитанные на пятиклассников детской музыкальнойшколы, а технике его нынешней игры могли позавидовать выпуск-ники консерваторий.

Кроме того, Василий пытался сочинять сам. Но именно в этомнаправлении творчества их взгляды, чем дальше, тем больше расхо-дились. Изольда Матвеевна пичкала Василия музыкой в её понима-нии прогрессивной: от «Прометея» того же Скрябина до Шнитке.Прослушав дома «Прометея», он тут же сел за пианино и на памятьсыграл скрябинскую «Прелюдию для левой руки»… До диез минор.Эта пьеса была похожа на полотна импрессионистов. От неё веялодождём и туманом, под такую музыку хотелось созерцать… «Проме-тей» был похож на беспорядочную танковую атаку… И никакогосвета и цвета в этом произведении Василий не слышал и не видел.И удивлялся, как в одном композиторе уживались две такие разныестихии. И почему одна из них победила?

Василий покорно, не один раз прослушивал принесённые учи-тельницей диски, хотя от авангарда и полистилистики его коробило.Да, соглашался он с Изольдой Матвеевной, мысль есть, техника изу-мительная, подходы неожиданные, но почему-то душа не поёт.Бьётся мысль, рвётся. Но куда?! Из современных композиторов Ва-силию больше нравился Георгий Свиридов. При упоминании о нёму Изольды Матвеевны один уголок губ приподымался, а второй, на-против, уходил вниз. «Ну, это же лубок, Вася, – как-то снисходи-тельно начинала говорить она, – конъюнктура. Ты же умныйчеловек». Вася только жал плечами. Спорить с учителем он не ре-шался, да и не хватало ему терминологии, чтобы уверенно и аргу-ментировано отстаивать своё мнение.

Ему больше нравилось воспринимать музыку сердцем, а не рас-суждать о том, из каких она сплетается форм, стилей и приёмов. По-лучалось: чем ближе музыка к какофонии, тем она прогрессивнее? Иочень удивился Василий Морозов, когда на областном конкурсе ус-лышал от продвинутых студентов музыкального училища, что Моцарт

178

Проза

– «это попса». Именно за его мелодизм и доступность. До сих пормальчик считал попсой то, что неслось со всех телевизионных кана-лов, радиостанций и миллионными тиражами наполняло рынки ком-пакт-дисков и кассет. «Ну, тут они откровенно перебарщивают, хотятказаться умными, этакими “избранными”, – пояснила Изольда Ма-твеевна озадаченному ученику. – Моцарт – это классика. Возьмём,скажем, математику. Разве можно сейчас её представить без таблицыумножения? Моцарт – это таблица умножения в музыке». «Значит, –ещё больше удивился Василий, – Пушкин – это таблица умноженияв поэзии?». «Ты, как всегда, быстро схватываешь, – вскинулисьуголки губ. – Но заметь: я не сказала, что это просто, как дважды два.Таблица умножения как раз позволяет нам множить, преумножать,понимаешь?..» «Понимаю», – кивнул Василий. Но сравнение всёравно показалось ему обидным. Изольда Матвеевна словно прочиталаего мысли: «Но разве можно недооценивать изобретателя колеса, еслитеперь все им пользуются?! Но изобретать колесо во второй раз нестоит. Лучше попробовать найти что-нибудь своё…». «Самолётныйдвигатель?» – предположил Василий, чем вызвал восторг учитель-ницы. Но про себя продумал, что и взлёт, и посадка самолёта безколёс не обходятся. «Всякая настоящая поэзия должна быть глупо-вата», – вспомнил вдруг прочитанное в дневнике у композитора Гав-рилина, но приписываемое Пушкину.

И вот, вчера ученик 10 класса средней и выпускного класса му-зыкальной школы Василий Морозов написал странную (наверное,под воздействием Изольды Матвеевны) с темпом prestissimo пьесу«Пурга». Построенная на беглых неправильных, каких-то кривых ар-педжио и лихо закрученных вокруг едва заметной мелодической осисеквенциях, с вколоченными в этот водоворот внезапными синко-пами, эта пьеса должна была определённо понравиться учительницемузыки. Но в этот вечер Василий невольно подумал о том, что на-кликал своей композицией пургу настоящую, именно такую, какуюон представлял себе, нащупывая на клавишах мелодический ход, вы-страивая общую картину над нотными листами.

Есть общепринятое выражение «озвучить». Озвучить фильм, кпримеру. А как быть с обратным? Скрябин вслед за Римским-Кор-саковым попытался «расцветить» музыку, но, в сущности, синтезискусств от обратного так и остался уделом одержимых эксперимен-таторов. Нет, нельзя продуктами питания написать натюрморт, а рас-крашенными электрическими лампочками излить душу. Впрочем,Изольда Матвеевна возразила бы на это развёрнуто и развесисто.Зато «Русский этюд», сочиненный Василием месяц назад, она удо-стоила только одним словом: «вторично».

Нет, сегодня Василий шёл на встречу с Изольдой Матвеевной неспорить. На дебаты о вкусах времени не оставалось. Чуть больше

179


месяца до конкурса. Хотя шёл он сквозь январскую пургу не толькона занятие, не только на встречу со старым роялем “Petrof”, белыеклавиши которого пожелтели, как зубы пожилого человека, хотяголос оставался, как у новорожденного, Василий надеялся застатьв школе Аню. Несмотря на такой мороз.

Одноклассница Аня в достижении своих целей была такая же упря-мая и целеустремленная, как Изольда Матвеевна. Мечтала поступитьв консерваторию и потому уговорила родителей платить учителю за до-полнительные занятия, ковыряя часами сложнейшие фуги, чтобы раз-вить технику. Изольда Матвеевна разумно совмещала дополнительныйзаработок с подготовкой Василия к конкурсу. Тем более что директо-ром ему было дозволено заниматься в актовом зале. Аня же сидела вотдельном кабинете. Но после они обычно вместе возвращались домой.Иногда Аня заходила в зал, чтобы послушать игру одноклассника, итогда сердце Василия тревожно саднило, зато выталкивало из своегообъёма душу прямо в руки, а пальцы, в свою очередь, колдовали звук…Изольда Матвеевна начинала крутить каштановый локон.

Ещё два года назад Василий не замечал тихую Аню Гордееву. Нет,не то слово. Замечал, конечно, но увидел её по-настоящему только1 сентября этого года, когда она опоздала на линейку. Десятикласс-ники «пристреливались» друг к другу после прошедшего лета, иро-нически поглядывали на суетящихся учителей, деловито крутили вруках мобильные телефоны и делились последними новостями. Ивот, когда физруки и преподаватель ОБЖ с трудом подогнали всехпод одну линейку, и вот-вот должен был появиться директор, из-заугла выбежала Аня. Увидев строй, резко остановилась, выискиваяглазами своих. И Морозов опять же не заметил бы её, если б не при-свистнул стоявший неподалёку Брагин из 11-го «В».

Василий отследил взглядом взгляд Брагина, который востор-женно и липко скользил по Аниной фигуре. Рывок ветра поднял заеё спиной русую волну длинных волос. Казалось, ветер подхватил ихи замер в своём порыве, чтобы ощутить чудесную шелковистость ислиться с ними по всей длине. Такие волосы у нынешних девушекдаже в «глубинке» были редкостью. А ещё вихрь так облепил фигуруАни лёгким платьем, что Василий поймал себя на мысли: ему тожехочется присвистнуть вслед за Брагиным. Устыдившись такого не-приличного порыва, он опустил глаза, но буквально через миг под-нял их, приветливо помахав Ане рукой: мы здесь!

И вот уже она рядом, благодарно коснулась его плеча: мол, спа-сибо, помаячил. А ученик десятого класса Василий Морозов вдругперестал слышать многократно усиленный динамиками голос ди-ректора, да и всех вокруг, пытаясь определить и объяснить в себе со-вершенно новое чувство, каковое возникло от присутствия рядомАни Гордеевой.

180

Проза

Чувство, правда, было более похоже на мимолётное предчувствие,из тех, что яркой вспышкой высвечивают душу и не находят разум-ного толкования запредельной, мистической эйфории переживае-мого человеком момента. Миллион пронёсшихся в головенедосказанных мыслей закончился неожиданным восклицательнымзнаком: Василий понял, что с этого момента Аня для него значитмного больше, чем все окружающие. Ему захотелось заглянуть ей вглаза, и он робко повернул в её сторону голову, набивая на всякийслучай в уме дежурную фразу. И (о, чудо!) фраза не понадобилась.Аня тоже повернула к нему лицо, брызнула из-под прищуренных векприветливой лазурью, улыбнулась, и слова в этот миг перестали что-либо значить. В доли секунды Василий запечатлел в своём сердцеобраз девочки. Именно в сердце. Даже почувствовал, как он там от-разился и запомнился. Весь, до последней пушинки на щеке и ма-ленькой родинки под правым ухом.

Аня смотрела уже в сторону командного действа школьной ли-нейки, а Василий ещё некоторое время любовался её профилем, итолько сейчас заметил, что с другой стороны навстречу ему смотритВитя Брагин, а рядом с ним ухмыляется его закадычный друг МаксВознесенский. Парочка эта (не-разлей-вода) слыла в школе отмен-ной шпаной ещё с начальных классов, но при всём при том училисьБрагин и Вознесенский неплохо, ибо другого им не позволял статусих родителей. Отец Брагина был директором муниципального тор-гового предприятия, а у Вознесенского – не последней шишкой вадминистрации города.

Помимо повальных пропусков уроков Витя и Макс были ини-циаторами и других маленьких катаклизмов: от взрыва петард вшкольном туалете до массовой драки после дискотеки. Водилидружбу со шпаной настоящей, которая есть и ныне, и была всегда вкаждом населённом пункте страны. За эту дружбу платили роди-тельскими деньгами в ближайших кафе, ночным извозом на отцов-ских иномарках. А в обмен получали угрюмую и вескую поддержку«братвы» в проблемных ситуациях.

Какое-то время и Василий находился в ближнем круге их ком-пании. Его ценили за ум. (Не правда, что там признают и уважаюттолько тупую силу). Ну, и – за то, что он может, как герой крими-нального фильма Шарапов, и Чайковского и «Мурку» «слабать». Самон на это не напрашивался. Но как-то его позвали, и он пошёл.Пиво, карты, разговоры о драках, машинах, первом сексуальномопыте – всё это было для Василия пустым звуком. Привлекало дру-гое – в этом кругу ощущалось ни с чем не сравнимое чувство муж-ского единения. И он сам не мог себе объяснить, почему для него такважно было быть «своим» для ребят, с которыми у него совершенноразные интересы.

181


Василию, согласно его наклонностям, придумали и необидную(по сравнению со многими) кличку – Маэстро. Старшие из шпаныненавязчиво оказывали юному музыканту покровительство, не по-зволяя другим ни словом, ни делом задевать его самолюбие. И дажешутки (приколы) в отношении Морозова были вполне безобидными.Зато Морозова в любое время могли они попросить взять в руки ги-тару и подыграть на трёх «блатных» аккордах. Или самому испол-нить какую-нибудь (чаще всего народную) песню.

Василий не отказывал. Однажды даже пришлось играть на уль-трасовременном синтезаторе в ресторане. Одной из девушек вдругзахотелось услышать Шопена. Ресторанные лабухи (так называли му-зыкантов) Шопена или не знали или забыли. Клавишник любезно (а,может, за отдельную плату) выставил для Василия подходящийтембр, оставив в левой руке плывущую электронную массу для фона.В итоге получилось нечто современно-классическое: тема струиласьэлектропиано, а общий гармонический фон витал в космосе, где пар-секи отбивались редким мягким ритмом.

Нечто подобное Василию приходилось слышать в исполнениияпонской пианистки Кейко Матсуи. Когда Морозов закончил пьесу,зал с минуту молчал, а потом взорвался рукоплесканиями и пьянымвосторгом. Смягчился даже вышибала-охранник, который сначалане хотел пропускать Василия, потому как тот был в компаниимладше всех. И даже произнёс знаковое определение стилю: new age.

Своеобразный и совершенно нехарактерный авторитет Василия вэтой разношёрстной группе молодёжи с годами рос, и долгое времяон не знал, как к этому относиться.

Но этим летом Морозов резко отстранился… Как-то ночью последня молодёжи накачанная пивом толпа ребят отправилась к реке,чтобы у костра под рёв блумбоксов продолжить праздник. Собира-лись обычно у моста, где таёжная река делала небольшой изгиб, акедровый бор переходил в песчаный пляж. В летнее время эта пло-щадь превращалась в импровизированную шашлычную, а вечером –в место романтических встреч (разумеется, если предварительно об-работать себя жирным слоем репилента). Сюда же приходили стар-шеклассники после выпускного бала, чтобы вдали от счастливыхродителей и подобревших учителей устроить оргию прощания сошколой.

Той ночью в гуле толпы обертонила какая-то тревожная нота. Ва-силий слышал её чутким ухом, ощущал стороннее давление излиш-него подзавода, агрессивной энергии, наперёд зная, что ничемхорошим она не выплеснется. Хотел уйти, но не уходил, и сам себене мог объяснить почему. Именно Брагин и Вознесенский были за-водилами, от них исходил этот неспокойный фон. Сначала они за-водили друг друга, а потом на пару заряжали (или заражали?) всех

182

Проза

остальных. Кричали громче обычного, задирались, а пьяная развяз-ность уже давно вышла за рамки всех допустимых норм даже в такихкомпаниях. Старшаки делали им ленивые замечания, но, по всемувыходило, с плохо скрываемым интересом ждали какой-то неожи-данной развязки.

В безумной дёрганой пляске, казалось бы, все должны были ут-ратить бешеный пыл, но только не Витя с Максом. И когда уже си-дели, усталые, в мутно-молочном предрассветном сумраке белойночи тесным кругом у костра, поддерживая по очереди тему об иноп-ланетянах, о параллельных мирах и прочей загадочной лабуде, онипериодически вскакивали, с гиком гонялись за другом, пару раз чутьвсерьёз не подрались. И вдруг Вознесенский откуда-то притащил ккостру большого пушистого сибирского кота. Никто даже предполо-жить не мог, что произойдёт в следующее мгновение.

– Шашлык! – дико закричал он, и тут же бросил кота в бушую-щее пламя.

Запах палёной шерсти опередил несчастное животное. Горящийкот вылетел из пламени, не разбирая дороги, и бросился в сторонулеса. Душераздирающий вопль пронзил сонную дымку над рекой, ибольше был похож на охрипший предсмертный ужас, замороженныйв бесконечно длящемся звуке.

Добавившиеся к нему девичьи вскрики и приглушённая руганьпарней колыхнули наступающее утро. Мыслью Василий опоздал засобытиями, как, впрочем, и все окружающие, только почувствовал,как сжалось сердце, как будто его самого бросили в костёр.

Обезумевшему коту не повезло и во второй раз. Страх бросил егопод ноги Брагину. И Витя «не растерялся», острым носком ботинкаподдел его. Кот подавился собственным воплем, тело его с растопы-ренными лапами описало в воздухе правильную дугу, и он опять-таки оказался в костре, откуда выпрыгнул уже без крика и ещё разрванул к спасительному лесу.

– Дурак, – крикнул Брагин Максу, – надо было в воду бросить!Я ни разу не видел, как коты плавают. Может, этот и не умеет…

Даже видавшие разные виды девицы встали и, ругая напарников«придурками» и «дебилами», с разочарованием на лицах направилисьпо домам.

За ними потянулись старшие ребята, поматерив, скорее для по-рядка, закадычных друзей.

Никто не назвал их извергами, и уж, тем более, никто не дал имв морду. Не сделал этого и Василий, в сознании у которого ощуще-ние гадливости от увиденного сменилось презрением к собственнойтрусости. Он промолчал, и даже не решился уйти в числе первых.

И ему вспомнился недавний разговор с отцом о человеческих сла-бостях. «Трусость, – сказал отец, – самое гадкое и самое плохое, из

183


того, что может жить в сердце человека, потому как трусость и позво-ляет злу существовать в этом мире».

И в этот момент Василий больше, чем Брагина с Вознесенским,возненавидел самого себя.

– Как тебе ария кота, Маэстро?! – спросил его Макс.– Фальшиво, – ответил более про себя самого Василий. –

Пойду домой.И по пути в его сознании печально звучало гениальное «Адажио»

великого Альбиони…

Крыльцо музыкальной школы исчезло в снежной реке, которуюгнал вдоль улицы ветер. Лишь маленькие белые смерчи игриво на-мекали на то место, где оно должно было быть. Нащупывая сту-пеньки ногами в сугробах, Василий подумал, что все эти снежныезавихрения можно великолепно озвучить «Фантазией-экспромтом додиез минор» Шопена. Это было одно из обязательных произведений,на которое Изольда Матвеевна делала особую ставку на конкурсе.Ох, и летела эта Шопеновская фантазия приручённым гармоничнымторнадо из-под рук Василия Морозова! Прикрыв глаза, учительницазадумчиво теребила локон…

Дверь подалась с трудом, пришлось сдвигать добрый полуметро-вый сугроб. Так, через пару часов занятий можно и не выйти изшколы. Представилось: морозное утро, заваленные снегом по самыекрыши дома и абсолютная тишина… Нет!.. Едва слышно над белойпустыней звучит первая токката Шпета! Неспешный орган славит го-тические сосульки, мёрзлую вечность или вечную мерзлоту.

Ожидая спасателей придётся несколько дней сидеть взаперти… Но именно это Василия и устраивало. А что? Чайник и печенье

всегда есть. Есть и рояль, и уйма времени, помноженная на долю ро-мантики! Главное, чтобы помимо Изольды Матвеевны, а также един-ственной и ворчливой, но доброй технички Антонины Ивановны(похожей на «Рапсодию в голубом» Гершвина) в школе оказалась иАня.

– Ты выстрелил своего Гаврилина? – встретила его на порогевопросом Изольда Матвеевна, вместо «здравствуйте» или «какдошёл?», будто Гаврилин был родственником Морозова или соу-частником в его преступлении.

Преступление же заключалось в том, что Василий настоял насвоём: в первой части конкурсной программы, где требовалось ис-полнение произведений отечественных композиторов, он вместо уг-ловатой сонаты №3 Шнитке (от Изольды Матвеевны) будет игратьнесколько небольших: коротенькую гаврилинскую «Русскую», «Ва-риации на тему Генделя» Эдисона Денисова и пьесу-фантазию Рах-манинова.

184

Проза

про тебя и твою музыку. Знаешь, здесь даже классику бы слушатьстали. Я представил, как бы ты мог здесь сыграть, и все наши парнитебе бы аплодировали. А я бы гордился, тобой.

Даже если ты мне не ответишь, хочу, чтобы ты знал, почему этописьмо пишет под мою диктовку мой сосед Вадик. Рядом со мнойвзорвалась мина, и я получил осколочное ранение. Самое интерес-ное, что два осколка прошили насквозь ладони, а один засел в чере-пушке. Из-за этого осколка и придётся здесь ещё поваляться. Ребята,глядя на мои руки, смеются, а я вспоминаю ту злополучную ночь.Наверное, теперь мы точно с тобой в расчёте, хотя ты, я это знаю,зла не держал ни дня.

Кстати, Макс сейчас в экономическом колледже. Замутил какие-тодела, уже купил себе «тачку». Даже фотографию прислал. Странно, ноу него всё хорошо. И с руками, и с головой. Но пусть будет хорошо.

Ане от меня огромный привет! Если бы мне сейчас писала сюдаписьма такая девушка, я был бы самым счастливым человеком насвете. Ну, вот, вроде и всё.

Хотя нет. Хорошо, что я попал сюда. Отсюда жизнь выглядитсовсем по-другому. Если с руками и головой всё будет в порядке, по-пробую поступать в военное училище. Чувствую, что это моё. Такчто, держись, Маэстро!

Мл. сержант Брагин».

ПЕРВОЗВАННЫЙМаленькая повесть о необычном мальчике

А ещё было небо. Серое, как мамины глаза. И у Андрейки онитоже были серые. А ещё были Ангелы. Никто не знал, что Андрейкавидит Ангелов. Ангелы же умильно радовались, что он не видитстрашного рычащего сонма бесов, заполняющего пространство впоисках лёгкой добычи. Андрейку бесы боялись и держались в сто-роне, потому, как и по возрасту, так и по состоянию души, мальчикбыл безгрешен. В свои 5 лет он слыл в посёлке блаженным и потомудолго смотрел на небо, наблюдая, как «работают», а правильнее ска-зать, служат Ангелы.

Одет он был в вечное драное пальтишко, из-под которого, словновериги, торчала грязная, изношенная футболка. И не потому, чтомать, Алевтина Сергеевна, не следила за сыном, просто ничего дру-гого одевать он не хотел. Зимой и летом – в кедах и спортивныхштанах. Стирала она ночами, украдкой, но менять одежду Андрейка

215

Сергей КОЗЛОВ “Первозванный”

не хотел. Уж вырос давно из всего, но упрямо надевал прежнее. Сме-нить согласился только кеды.

– Давай обновы купим? – уговаривала мать.– Зачем? – удивлялся мальчик с такой искренностью, что на

глаза матери наворачивались слезы. Она отворачивалась, уходилашепча: «Горе ты мое луковое! Или радость?»

Андрейка же выходил на крыльцо любоваться Ангелами, и ни-чего большего в жизни ему не хотелось, ничто не радовало.

– Эй, Андрейка, юродивый! – смеялись, пробегая мимо, па-цаны.

– Канешно, – соглашался мальчик, – меня же родили. И слово «юродивый» теряло свой уродливый смысл. Что ему до

смысла, если смысл происходящего больше абсурден, чем разумен?А вот Ангелы, они серьёзную службу несут, как солдаты. Каждый насвоём посту.

– А вон тот бережёт колокольню старого храма. Надо её отре-монтировать, подновить, – говорил Андрейка окружающим, – а тоАнгел печальный, и плачет.

Мать Алевтина Сергеевна, женщина лет сорока, но уже сломан-ная современной рыночно-райской жизнью и преждевременнойсмертью пившего последние годы мужа, удручённо вздыхала. Ан-дрейку она наивно считала Божьим наказанием, точно Бог может ихочет кого-то наказывать. Она не ведала, что любовь Божия вышенаказания, ибо и Своего Сына Он пожертвовал ради спасениялюдей. Зато Алевтина Сергеевна знала, что Андрейку надо вовремязабрать с улицы, накормить, защитить от насмешек часто чёрствых,а то и жестоких сверстников, и особенно подростков. Потому что вэтом мире нельзя быть не как все… И нельзя видеть Ангелов. Во вся-ком случае, простому смертному.

Но всколыхнулся весь посёлок, когда упала-таки заросшая травойколокольня. Услышали тогда в жуткой тишине Андрейкин лепет:

– Ангел всё равно остался, и он плачет. Ему это место беречь надо.И вспомнили вдруг, что не раз уже предупреждал мальчик про

колокольню, стали вспоминать, о чём ещё говорил.Ангелы же печалились: не знал Андрейка, какой тяжёлый дар ему

достался. Святые от такого отмаливаются, просят Бога забрать его. Атут младенец невинный. Но и бесов Андрейке видеть случалось.Редко, правда.

Как-то у сельского ларька Андрейка грыз леденец, подаренныйсердобольной старушкой, и увидел, как подходит за очередной бу-тылкой водки сосед, что жил через улицу, Иван Петрович – маль-чик даже отпрыгнул от него.

– Дядя Ваня, не ходи сюда, за тобой чёрт идёт и радуется.Страшный такой.

216

Проза

– А как же твои Ангелы, чего они его не прогонят? – вполнедобродушно ухмыльнулся пьяница.

– Не могут, вы же сами туда идёте. Сейчас бутылку травленойводки купите и пойдёте помирать. Ангел-то вон, далеко идёт, плачет.

– Так уж и плачет? – Так и плачет. Сильно. Как мама говорит, когда про папу. Бе-

зутешно.Иван Петрович вдруг остановился, задумался, красные глаза его

заметно увлажнились. Он стал смотреть на грязные свои резиновыесапожищи. Крупные слёзы оставляли на них заметные пятна.

– Не понимаешь ты, Андрейка, – в сердцах вскричал он, –душа просит! Рвёт душу! Никакого житья! Одна-й только боль и оста-лась. И пустота поганая…

– А вы, дядя Ваня, Ангелов слушайте.– Так это только ты у нас можешь. А я глухой, слуха у меня с

детства нет. Даже под гармошку не могу… Продавщица недовольно высунулась в окно:– Эй, малец, ты мне клиентов не отбивай. Ваня и вчера эту водку

брал. Не помер, как видишь.– Так это вчера было, тётя, а сегодня… Сегодня за ним сам чёрт

идёт. Пойду я подальше, пахнет от него.– Ещё бы не пахло, – по-своему поняла торговка, – уж какой

день запой у него. А вечером Иван Петрович умер прямо на крыльце своего дома.

Не дошёл за очередной дозой. Тут уж продавщица Антонина на весьоколоток завопила, что смерть ему Андрейка «наговорил», «да и ко-локольню он уронил», стояла ведь сто лет; ну, мало ли, что комму-нисты из неё клуб делали да забросили. Остановили Антонинублагообразные старушки, что собирались вечерами в молельномдоме, потому как ни храма, ни священника в посёлке не было.

– Уймись, оглашенная, – цыкнули на неё, – парень не в себе,но без зла он. Его слушать надо. Не купил бы Петрович твоего пойла,сейчас бы жил и здравствовал, а завтра его на деньги администрациизароют, и всё, никакого спасения. Как самоубийцу хоронить будем,мы уже письмо руководству написали. Неча ему делать в одной землес православными христианами. На окраине зароем, и на том пустьрадуется, что земле предадим.

Антонина смутилась. – Да я ничего. Блаженный ваш Андрейка, точно блаженный. А

водка, бабы, может, и действительно палевая. Откуда её и везут! – То-то! – бабы отступили. – Пожгём ещё твоего сообщника. А

ты без работы не останешься! В собесе, вон, место есть, за стари-ками ухаживать. Уж и платить будут не меньше, и работа богоугод-ная.

217


Уходя на работу, Алевтина Сергеевна оставляла Андрейкуименно на этих бабулек – Божьих одуванчиков. И знала, навер-няка: если не в тепле (где ж Ангелов смотреть, как не на улице?),но накормлен.

– Андрюша помолись с нами? – звали старушки.Мальчик охотно шёл к ним и первым начинал молитвы, причём

правильно и по канону. Хотя кто его учил? Видимо-таки Ангелы. Ба-бульки почти рыдали, подпевая: «Ангеле Божий, хранителю мой свя-тый…». Затем шёл к иконе каждого святого, пропевая: «Моли Богаобо мне, святый угодниче Божий…».

Бабка Серафима всё его спрашивала:– Андрюша, а какие они, Ангелы?– Разные, – рассудительно отвечал мальчик. – Светлые?– Светлее солнца.– Ой, чудно! – А Михаила-архистратига ты видал? – акнула в конце.– Ну, вон же, на иконе, – с улыбкой кивал Андрейка.– Так на иконе я и сама угляжу, а вот увидеть бы наяву!– Нельзя.– Отчего? Ты же можешь?– Не-а... И я не могу. Очень он большой. Ему небо держать

надо. Он по сторонам смотрит, как Илья Муромец: а вдруг враготкуда. Меч у него огненный… А то и копьё, как у Георгия По-бедоносца.

– Ну вот, а ты баешь, что не видел.– Целиком нет. Только частичку. Или меч, а то всего глаз один

или крыло… Огромный он! – А смотреть на них страшно?– А ты, баба Фима, побоялась бы в зеркало на свои грехи смо-

треть? Скоких ты детишек... заморила… у докторов? Когда-то… Всёоб этом переживаешь, маешься. Я твои мысли слышу, не обижайсятолько, баб Фим.

Бабуля хваталась за сердце.– Так исповедовала вроде этот грех я. – Ага. Исповедовала. У Ангела и вычеркнуто в книге. Испове-

довала, но грехи всё равно видно. Как в зеркало. Ну, ты спросила –я ответил. А на Ангелов смотришь – так на душе светло, что и сол-нышку темно рядом. Знаешь, баб Фим, от них добром пахнет. Ну…Как ладаном. Я вот только, когда Ангела вижу, понимаю маму… кодаона плачет и говорит, что меня любит.

После такой беседы Андрейка принимал домашнего изготовле-ния просфору, а то и кусок пирога (ежели не было на тот моментпоста) и убегал смотреть на своё любимое небо.

218

Проза

Небо бледного цвета. Такое бывает только в русской глубинке. Водин из непогожих осенних дней, когда небо над селом тянулосьсерее-серого и ползло, цепляя макушки деревьев, словно обозлилосьна грешную землю, Андрюшка выкатил в своих потрёпанных кеди-ках на крыльцо и замер.

– Снег будет, – сказал он.– Какой же снег? Сентябрь на дворе. Вон, дожди почти каждый

день льют, рано ещё снегу. Какой снег? – подивилась баба Люда,вышедшая по хозяйственной надобности.

– Обычный снег. Ангелы будут землю чистить. И точно. В жёлто-красную кипу листвы ударил сначала резкий

северный ветер, а потом полетели первые снежинки.– Свят! Свят! Свят! – истово перекрестилась баба Люда.– Ничего, – спокойно сообщил Андрейка, – сугробов насыплет,

а потом оттает всё. Измаралась земля, вот и надо её почистить.– Ты бы в дом шёл, пророк-младенец, – ругнулась она вдруг на

него, будто тот был виноват в разбушевавшейся непогоде, – ноги-тов тапках околеют.

– Да я привык. – Ишь, «привык»! А нам перед матерью ответ держать. Вдруг

простынешь… – и сама себя поймала на мысли, что за пять с лиш-ним лет своей короткой жизни Андрейка ни разу ни хворал. Не жа-ловалась Алевтина…

– Ну, так ить всё равно пойдём от греха подальше, – добрее по-звала старушка.

– Так от греха не уйдёшь, – улыбнулся мальчик.– Кто бы подумал! – бурчала баба Люда, уходя в сени, – сын ал-

коголика, а умён не по годам. Хоть сейчас проповеди за ним запи-сывай.

– А знаешь, баба Люда, нехороший человек в посёлок идет. Вотвы сегодня за Ивана Петровича молебен читать не стали, а за него инекому было. Он больной был. Его знаешь, какой чёрт мучил!? Я самвидел!!! Я за него всего равно молитовку прочитаю…

Баба Люда уронила в сенях таз, хотела выругаться, но села в бес-помощности на лавку. Малец был прав. Бывший тракторист ИванПетрович Малеев пить начал в самый разгар антиалкогольной кам-пании. Сам варил самогон. А до того был первый на селе механиза-тор. Дак ведь и пить-то начал вместе с отцом Андрейкиным, которыйтоже в лодырях не ходил. Кончилась нормальная водка, запили си-вуху. Сначала умер Андрейкин отец, Василий, потом жена Ивана,Наталья, а вот теперь сам Иван… Русский мужик какой: пахать ивоевать – завсегда, в драке (особенно с инородцами) – он в сто-рону, а вот к застолью – как магнитом. И кажется ему, что нет ни-какого просвета впереди. Не получается из него сытого немецкого

219


бюргера – колбасника с пивной кружкой. Ещё ладно, если избу от-ладить может, забор подравнять… Но не умеет русский мужик отэтой жизни ломтями рвать. Для другого, что ли, его Бог создал?Если, конечно, о русском мужике идёт речь, а не о «новом русском».«Новый русский» – это особая порода. Так считала баба Люда. Итеперь она села на лавку, уронив таз, ощущая эту, пусть давно ужизвестную правду Андрейки. «А ведь прав парень, отпеть Ивана невелик грех», – подумала и уже пошла над этим вопросом кумекатьсо старухами. А снег повалил мокрыми хлопьями, заваливая белымикуполами ещё неотзеленевшие кроны деревьев, цветы и неубранныйурожай в огородах.

Ну и что с того? Да на Руси снег не страшен. Даже в июле. Чембольше снега, тем чище. У всех балканских народов, да и у многихдругих есть легенда, что когда Бог раздавал земли то он (болгарин,грек, серб) работал в поле и опоздал к раздаче. Узнав об этом, Богпожалел труженика и поселил его в рай. А на Руси такой легендынет… Зато есть снег. Много, много снега. Всем хватит.

Мать забрала Андрейку от старух.– Хоть поснедал чего? Ел, спрашиваю.– Зачем? – удивительный этот ответ сразу заставлял Алевтину

Сергеевну жмуриться, чтобы не заплакать.Но тут подоспела баба Фима.– Он у нас и не хочет, а накормим. Пироги, молоко, картошку

отварную, в мундирах. Только он всё равно ест чудно. Будто миморта проносит, и всё в окно смотрит.

– Ангелов своих зрит.– Наших, – поправила Серафима Ивановна. – Ничто тебе

жалко? Ребёнок другими глазами видит. Ты не ропчи, а привыкай. – Вам, Серафима Ивановна, легко говорить. За то, что он Анге-

лов видит, ему оценки в школе ставить не будут, да и зарплату пла-тить потом. Я же о будущем его думаю.

– Да где оно твоё будущее?.. У меня вон, на стене, одно про-шлое в чёрно-белом исполнении. Сама знаешь: муж уже отлетался,сын по пьяни под трактор лёг, а дочь где-то по городам маракует.Шалава. И-их…

– А я нет, Серафима Ивановна, вы же сами знаете, я послесмерти Василия никакой алкоголь на дух не переношу. Пойдём мы.Спасибо за Андрейку! В садик-то его не берут… Ему бы особый –для детей с девиантным поведением.

– Каким? – переспросила старуха.– Ну, типа, где головой больные. – Сами они головой больные. Скоро последнюю школу в селе

закроют, тогда у них у всех девиант… – сбилась от нового слова, нобыстро нашлась: – Все дебильные будут. Как рабочий скот! Ан-

220

Проза

дрейка-то – Божий человек… А те... Пузом жирные, а душой хилые.Ну да ладно, идите с Богом! – и перекрестила на крыльце.

– С ним и пойдём, – улыбнулся в наступающую мглу Андрейка.

Ходить и говорить Андрейка начал поздно. Зато с самого мла-денчества так смотрел по сторонам, а потом и в окно, что, казалось,понимает много больше взрослых. Такое про многих младенцев ска-зать можно, но Андрейка действительно смотрел по-особому. Послесмерти отца не плакал, не звал его, будто и не было папы. Алевтинапереживала, что ребёнок отстаёт в развитии, возила его в райцентрк врачам и психологам. Те умудрёно кивали: да, мол, так и есть;тесты разные проводили, называли какое-то странное слово – “ау-тизм”, прописывали всякие “тренинги”… И чаще всего такие кон-сультации заканчивались намёками на необходимые затраты. Дакакой у доярки “тренинг”?! Выйди в пять утра на работу и трени-руйся до полного “не могу”. А дома – малыш, который нуждается вособом уходе. И огород, с которого мало-мальски да кормишься. Идесять соток картошки каждое лето, а осенью – поди-ка накопай! Ина своём горбу – в погреб.

Однажды Андрейка ушёл так, что искали всей деревней. А онсидел себе на берегу и смотрел на воду. Сколько ему тогда было? Че-тыре? Другие уже лопочут вовсю, играют, даже компьютеры осваи-вают, ну, хотя бы железяки какие… А этот? Для Андрейкиокружающий мир точно отсутствовал. Даже кормить его приходи-лось с ложки в то время, когда другие малыши уже «сникерсы» самиразворачивали и «несквики» клянчили вместо манной кашки. Един-ственное, что Андрейка делал сам: умывался по утрам, одевался ивыходил на крыльцо, а то и в поле, чтобы сесть, на что подвернётся,и смотреть – то ли в небо, то ли в неведомую даль взглядом прони-кать…

Баба Люда и надоумила Алевтину везти сына в районный центр.В храм. Крестить.

– Хуже не будет, – напутствовала. – А вдруг да будет чего… Тамотец Герман служит, очень хороший священник. К нему со всей Рос-сии запойных везут. И ведь помогает! Без кодировок всяких. Подолгулюди не пьют, а то и совсем прекращают. А ещё, говорят, он одер-жимых отчитывает. Наша Фима-то такого там насмотрелась!.. При-везли одну, а та мужским басом вещает: «Не ты садил, ни тебевыгонять!» Упала, слюной брызжет, трясун её колотит…

– Да ведь не одержимый он у меня! – всколыхнулась Алевтина,нежно прижимая соломенную головушку сына к животу.

– Тьфу! Нет, конечно! Он некрещённый! Разумеешь? Говорю же,хуже не будет…

С тем и поехали.

221


Седовласый отец Герман с интересом посмотрел на Андрейку.Попытался с ним заговорить, но тот лишь блаженно улыбался свя-щеннику. Чудо произошло чуть позже. Во время таинства, когдазадал вопрос отец Герман к крещаемым: отрицаетесь ли от сатаны,Андрейка произнёс первое слово в своей жизни: «Отрицаюсь!» Дапрямо выкрикнул!

После таинства отец Герман причастил младенцев, прочёл про-поведь, а к Алевтине подошёл отдельно, хотя прихожане кружиливокруг и даже зазывали в гости, попить чайку, отметить радостноесобытие.

– Необычный у вас мальчик, – сказал он. – Да уж, доктора и психологи мне наговорили.– Ни те, ни другие здесь не сильны. Не сведущи, так, пожалуй,

сказать правильнее. Что они могут знать о детской душе? Они ведьдуши не ведают. Знаете, есть одна поучительная история. На офи-циальном государственном приёме в конце 50-х, по-моему, к из-вестному хирургу и пастырю, а ныне святому, и, кстати, лауреатуСталинской премии архиепископу Луке Войно-Ясенецкому, про-шедшему и лагеря, и войну, подошёл один из членов правительства.Он надменно сообщил владыке, что летавшие недавно в космос со-ветские спутники Бога там не обнаружили. Как, мол, вы это объяс-ните? Владыка ответил вдумчиво: «Будучи хирургом я неоднократноделал трепанацию черепа, но ума там тоже не обнаружил».

Алевтина улыбнулась. И спросила:– К чему вы мне, батюшка, это рассказываете? Я ни в космос,

ни в хирургию не собираюсь…– Я к тому, Алевтина Сергеевна, что сын ваш видит больше, чем

мы с вами. Может, и слышит. Может… дар у него. И не нам судить,отчего и почему такой дар младенцу дан. Вот ведь знаете, наверное,что имя у него, как у апостола Андрея Первозванного. Первозван-ного! Слышите, как звучит? Господь его первым призвал и в своиученики, и к служению.

– Мама! Мама! Ангелов вокруг много-много! Они радуются итакие красивые песни поют! – воскликнул вдруг Андрейка.

Алевтина испуганно стала озираться по сторонам, потом увиделаголубей на паперти и успокоилась. Видать, голубей за Ангелов принял.

– Ты, правда, видишь Ангелов? – спросил отец Герман. – Правда. Некоторые маленькие, как голуби, а некоторые боль-

шие. И все поют. – А что поют? Бога славят?– Да! И за людей радуются, что сегодня в церковь пришли.– Господи, – прижимала руки к груди Алевтина, – он же до

сего дня ни словом ни обмолвился. Его в эти… Как их? Аутисты за-писали. А теперь лопочет, да ещё как!

222

Проза

– Думаю, – поднялся во весь рост священник, – мальчик про-сто пришёл туда, куда давно должен был прийти. И если тут чудо, тосовсем в другом. Если действительно видит Ангелов… Такого и свя-тые немногие сподобились.

– А что, батюшка, Ангелы и вправду вокруг? – спросила Алев-тина робко.

– Святые отцы учат, что в небе куда как теснее, чем на земле.Отрадно видеть Ангелов. Хотя и тут нетрудно впасть в прелесть, вискушение. А вот, говорят, если видеть бесов, то от ужаса можносойти с ума.

– Ойеньки! – прижала к себе Андрейку Алевтина, но он выр-вался и побежал на середину церковной площади, чтобы, задрав го-лову, смотреть на колокольню, где на звоннице сочным баритономпонеслись в городское небо первые удары благовеста.

– Да, чудный дар, удивительный… – задумчиво сказал отец Гер-ман, прислоняя ладонь ко лбу и словно пытаясь рассмотреть в кре-стообразном протуберанце солнечных лучей то, что мог видеть этотмальчик.

– А что дальше с этим Андреем Первозванным было? – Алев-тина и радовалась, и боялась происходящего с сыном.

– С апостолом? – точно вернулся откуда-то на землю священ-ник. – Он позвал следовать за Христом своего брата Симона Петра.До того он был учеником Иоанна Крестителя, а родом из Галилеи.После Вознесения Господня он много проповедовал в разных землях,был в Скифии, и, по преданию, пришёл на киевские холмы, и по-обещал, что на них воссияет благодать Божия. А в конце жизни при-нял мученическую смерть во Славу Божию. Был распят где-то в Ахеена особом кресте, который теперь и называется Андреевским. Навоенных кораблях флаги видели?

– Распят?! – Сегодня у христиан другие мучения, – уловил её состояние

батюшка, – тысячи искушений, насмешки, преследования за веру,непонимание окружающих, живущих суетой этого мира…

– А я больше не хочу никаких мучений! – всплакнула Алевтина.– Мне уже хватило! Муж от пьянки угорел, сама на работе здоровьепотеряла, и теперь вот ещё Андрюша… Мучения. За что же, ба-тюшка?!

– Господь каждому даёт крест по силам его. Можно, конечно,попытаться найти себе полегче, а можно вообще сбросить… Роптатьна Бога. Он же чего нам дал: ну, жизнь, ну, прекрасный окружающиймир, ну, свободу, которая как у Самого Бога… А забыл, оказывается,построить для каждого дворец, пару автомобилей на семью подог-нать, счёт в банке открыть, чтоб и потомкам хватило. Да ещё бы ине трудиться вовсе, валяться на пляже или на диване. А как помирать

223


вздумаем в полном здравии и безо всяких тебе болезненных страда-ний, так сразу Господь или, на “худой случай”, апостол Пётр,должны нас у ворот рая встретить. Чего уж! Всё оплачено. Сын Его,мол, за это принял мучительную смерть на кресте…

– Да я, отец Герман, – смутилась Алевтина. – Я не ропчу.Больно, вот и ною. Мне уж старушки наши разъяснили, отчего Богне сделал всех разом счастливыми и добрыми. Потому, как главноебыло бы нарушено – свобода. Ох, и долго они мне эту свободу ра-столковывали! Я ж до этого думала, что свобода – это как при де-мократии, на улицах орать. Митинговать. А то, оказывается,стадность, а не свобода.

– Стадность? Интересное слово вы, Алевтина, для демократиче-ских институтов подобрали.

– Да это у меня профессиональное. – Можно, я теперь им буду пользоваться? Это ведь как хорошо

сравнить можно: с одной стороны – стадность, с другой – собор-ность. Выбирай человек!

– Пользуйтесь, батюшка. – А вы приезжайте почаще… Андрюшу причащать. Да и вам

надо. И уж если видит он Ангелов, значит, они его любят. А можноли желать лучших друзей и защитников?

Следуя за мыслью священника, Алевтина просветлела лицом иуспокоилась. На сердце стало легче, и она вдруг осенила себя широ-ким крестом и поклонилась на собор.

– Прости, Господи, меня грешную.Но снова заплакала. Правда, слёзы эти были теперь иного свой-

ства. Не из глаз, а прямо из сердца.

Село Гатово стояло на левом низком берегу реки Тосьвы, кото-рая в этом месте делала крутой изгиб, выстроив на правом берегу гу-стой таёжный забор, а на левом оставив заливные луга. И от полногозатопления Гатово спасала только дамба, построенная ещё в 1970году заезжей комсомольской бригадой с Украины. С тех пор дамбутолько слегка подновляли. Районное начальство щедро подгонялокаждое лето пару грузовиков с песком и грейдер. Между тем, Тосьвагод от года во время разливов пыталась изменить угол своего изгиба.

С правого, крутого берега осыпались мощные стволы сосен и ке-дров, облетал, как трава, осинник, а вокруг Гатово появлялось озеро,и гатовский остров стоял лишь потому, что Тосьве не хватало то пол-метра, а то и нескольких сантиметров, чтобы перешагнуть и смытьдамбу. Возможно, Гатово получило своё название в те времена, когдадамбы не было, и река то и дело заливала село, превращая его в бук-вальном смысле в гать. А, может, и по какому другому поводу. Носельчане упрямо не покидали опасное место более трёхсот лет.

224

Проза

– Надо мне самой всё прочитать, да я не всё понимаю. Ста-рушки, правда, говорили, что, чего умом не возьмёшь, возьмёшьсердцем.

Вечером мать и сын сидели за книгами. Алевтина читала и диви-лась на «Невидимый мир ангелов». А Андрейка знал, что завтра кАлевтине Сергеевне придёт Александр Семёнович и предложит ейвыйти за него замуж. Андрейка отнесётся к этому спокойно: у взрос-лых своя жизнь. Попросит только всем вместе молиться за папу…

237


Анна КОЗЫРЕВААнна Александровна Козырева родилась в г. Краснокамске на Сред-

нем Урале. Детство и юность прошли в Перми. Окончила Литератур-ный институт им. М. Горького и сценарный факультет ВГИК.Работала редактором, литературным консультантом, журналистом. В2007 г. в издательстве “ОНИКС” у прозаика вышла книга для детей“Тайны крещения Руси”, которая была отмечена Международным кон-курсом детской и юношеской литературы им. Алексея Толстого и Ли-тературной премией благоверного князя Александра Невского. Живёт вг. Видное Московской области.

МАТУШКА ВСЕЯ РУСИ

Из книги “Тайны крещения Руси”

Ежевечерне, изо дня в день, из года в год, из века в век, звучит вправославных храмах молитвенное обращение к просветительницеземель Русских и нашей заступнице пред Престолом Господним:«Святая равноапостольная княгиня Ольга, моли Бога о нас!»

Так кто же она такая – далёкая, почти сказочная княгиня Ольга,которую до сего дня помнит и превозносит русский народ? Матерьюрусской государственности названа историками великая княгиняОльга. Святое имя её находится в самом истоке многовековой рус-ской истории и напрямую связано с судьбоносными событиями впериод самого начала могучего государства Российского. И сколь жесимволично и значимо, что первое великое имя нашей истории –женское! Святая Ольга есть само олицетворение Родины-Матери, амы, далёкие потомки – такие же точно её любимые дети, как и всепрошлые поколения русских людей. Именно с неё начинается нашахристианская цивилизация, наша национальность и наша слава.

Вспомним, что, согласно летописи, в 903 г. Игорь женился на де-вушке из села Выбуты, что на Псковщине. Девушка была не толькокрасива и хороша собой, но и обладала доброй и отзывчивой душой.За что, якобы, и была прозвана Прекрасой. А после замужества она,будто бы приняла имя Ольги, в честь любимого наставника Игоря,Олега. Однако всё далеко не так просто, и романтическо-назида-тельная пастораль о псковской умнице-селянке является скорее же-ланной сказкой, нежели конкретной истиной. О национальностиОльги существует несколько гипотез. Её называли не только славян-

238

кой из Псковских краёв, определяя родство с забытыми древнерус-скими княжескими династиями, но называли и болгаркой, и литов-ской княжной, приписывали даже кельтскую родословную. Но былаона из рода варяжских викингов, и, видимо, ближайшей родствен-ницей самого Олега. … Задумываясь о будущем князя-малолеткиИгоря, Олег, вероятнее всего, обручил его с Ольгой, когда та тожебыла ещё дитёй. И вряд ли, выбор этот был случайным. Издревле ополитической выгоде и, тем более, о чистоте династических браковзадумывались серьёзно.

Власть – дело более чем ответственное. Существует понятие «ле-гитимности», или законности. И далеко не всякая власть законна. Увласти своя мистика и своя сакральность. И то, что Ольга оказаласьво власти неслучайно, подтверждается всей её судьбой. Причинойтому не столько дальновидность и прямой расчёт Вещего Олега и егоближайших сподвижников, сколько воля совершенно иного порядка;это выбор Того, Кто свыше. Известно, что кому много даётся, с тогомного и спросится. И в то же время Господь не даёт человеку испы-таний сверх его сил и возможностей. Даёт только тот Крест, которыйты способен поднять.

Властной и самостоятельной правительницей великая княгиняпроявила себя сразу после насильственной и страшной смерти мужа.Княжич Святослав, сын Ольги и Игоря, был ещё мал, и княгиня-вдова, как мать-регентша и опекунша, берёт бразды правления в своируки. Ровно двадцать лет она уверенно и разумно правила КиевскойРусью. Все эти годы явились для молодого государства благодатнымигодами мира и спокойствия. Они стали временем собирания сил имощи, которые скоро Руси потребуются.

Однако само восхождение Ольги во власть началось с акта отм-щения за смерть мужа. Жестоко расправившись с Игорем, древлянепоспешили похоронить его без всяких почестей под городом Иско-ростенем, а к вдове обратились с предложением брака с их княземМалом.

«И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, владье к Ольге, и пристали в ладье под Боричевым подъёмом… И ска-зала им Ольга: «Говорите, зачем пришли сюда?» Ответили ж дре-вляне: «Послала нас Деревская земля с такими словами: «Мужатвоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, анаши князья хорошие, потому что ввели порядок в Деревской земле,– поди замуж за князя нашего Мала»… Сказала же им Ольга: «Лю-безна мне речь ваша, – мужа моего мне уже не воскресить; но хочувоздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите ксвоей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами,а вы говорите: «Не едем на конях, ни пеши не пойдём, но понеситенас в ладье», – и вознесут вас в ладье»… И понесли их в ладье. Они

239

Анна КОЗЫРЕВА “Матушка Всея Руси”

же уселись, величаясь, избоченившись и в великих нагрудных бляхах.И принесли их на двор к Ольге, и как несли, так и сбросили их вме-сте с ладьёй в яму. И, приникнув к яме, спросила их Ольга: «Хорошали вам честь?» Они же ответили: «Пуще нам Игоревой смерти». Иповелела засыпать их живыми; и засыпали их».

«И послала Ольга к древлянам и сказала им: «Если вправду меняпросите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойтиза вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди»… Когда жедревляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так:«Вымывшись, придите ко мне». И разожгли баню, и вошли в неёдревляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольгазажечь её от двери, и сгорели все».

Дважды отправлялось посольство из древлянской знати к киев-ской княгине, и оба раза Ольга расправлялась с послами. Однако,убиты они были не просто жестоко и бессмысленно. Нет, это былисамые настоящие массовые жертвоприношения, по языческому за-кону полагавшиеся при погребении знатного и важного славянина,в данном случае – Игоря.

Ольга была не просто язычницей и не просто овдовевшей жен-щиной. Она, согласно своему имени, по-скандинавски звучавшемукак Хельга (а Хельга – это «святой», «вещий», «мудрый»), прекраснознала, что князь Игорь погиб не дома, а в пути. Поэтому, когда пер-вые послы были убиты, их похоронили в ладье: пусть плывут вследза князем, где и будут служить ему верой и правдой. Сожжение вто-рого посольства в бане также было совершено с точным соблюде-нием языческого ритуала, когда умершего сжигали вместе с такназываемыми «смердами», или «надёжными людьми», убиваемымипри погребении князя. Слово «смерд» прочитывается как «совместноумирающий», «совместно приносимый в жертву». Смердов изна-чально готовили к этому. Эти «надёжные люди», вероятно, были изсыновей погибших воинов или круглых сирот. И тех, и других вос-питывало племя, оно же распоряжалось их судьбами. И в третий разоказала Ольга посмертные почести мужу, когда приказала во времяпогребального пира на кургане, воздвигнутого над могилой Игоря,убить огромное количество лучших древлянских мужей.

Конечно, исполнив погребальный ритуал по древнему обычаю,Ольгу, наверняка, меньше всего заботило сохранение традиций. Ско-рее это было жестокое и продуманное возмездие. Но это был и ох-ранительный обычай, сродни правосудию. Месть за родного человекапо языческим законам не только оправдывалась, но и почиталасьблагородным, смелым поступком, ибо мстящий и сам подвергалсяпотом опасности. Язычников-древлян, веровавших «только в своймеч» и поклонявшихся, среди прочих стихий, Огню как божеству,Ольга огнём и мечом и усмиряет.

240

Проза

Когда княгиня с дружиной осадила город Искоростень, она об-ратилась к древлянам с лукавой просьбой выдать ей в качестве дани«от двора по три голубя да по три воробья», что те с радостью и сде-лали. Птиц Ольга раздала своим ратникам, приказав привязать кножке каждой птахи по труту. «И когда стало смеркаться, приказалаОльга своим воинам пустить голубей и воробьёв. Голуби же и во-робьи полетели в свои гнёзда: голуби в голубятни, а воробьи подстрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети… – загорелисьвсе дворы… И побежали люди из города, и приказала Ольга воинамсвоим хватать их. И так взяла город и сожгла его, городских же ста-рейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в раб-ство мужам своим, а остальных оставила платить дань».

Однако не этим скорбным эпизодом сохранилась княгиня в рус-ской истории. Она восстановила единодержавие, усмирила страсти испасла от неминуемой смерти погибающее молодое государство. На-родом она названа Мудрой за годы мирного правления, за целому-дрие и мужество, за ум и прозорливость. Она, без преувеличения,подобно Иоанну Крестителю, – предтеча будущего Святого Креще-ния всего русского народа. Именно с Ольги род варяжских конунговпо-настоящему становится русской династией Рюриковичей: её сынназван славянским именем, славянскими именами будут позднее на-званы и внуки, Владимир и Ярополк.

Многое было сделано Ольгой для устроения Русского государ-ства. В летописях рассказывается о неустанных «хождениях» княгинипо Руси. С целью защиты она обустраивала и укрепляла города; приней развивается каменное строительство: городской и загородныйкняжеские терема стали первыми каменными зданиями Киева, сви-детельством чему раскопанные археологами фундаменты. Ольга пер-вая из князей принялась за мирные, чисто хозяйственные походы.Она обустраивала свои земли культурно.

При Ольге впервые устанавливаются чёткие границы на западе сПольшей, на южных рубежах появляются пограничные заставы, обе-регающие киевлян от народов Дикого Поля. Расширяется междуна-родная торговля: всё больше чужеземных купцов – «гостей»прибывает на Русь с самыми различными товарами. И появляются наРуси «Ольгины погосты» – центры торговли и обмена, вокруг кото-рых кипела жизнь. Погосты разрастаются, увеличивается население,и вскоре они становятся как бы административными центрами. Онаучится сама и учит других служить государству, привлекая к устрое-нию и управлению государством своих дружинников.

Со временем, когда Ольга станет христианской, она будет возво-дить по погостам первые храмы. И понятия «погоста» и «храма» ста-нут на долгое время неразрывными. И лишь много-много спустя,когда вокруг храмов станут возникать обширные захоронения, слово

241


«погост» обернётся, привычным нам понятием «кладбища». И в томесть своя определённая суть: кто мы есть на этой земле? Гости! Вотпогостили и ушли в жизнь вечную…

Святое Крещение княгиня Ольга примет в 957 году. АкадемикБ.А. Рыбаков, однако, точной датой её Крещения указывает 946 год.Это не было делом просто случая или каким-то политическим ре-шением. Уже более ста, а то и больше лет Русь знала о христианстве.Христиан, исповедовавших не таясь, открыто свою святую веру, не-мало проживало в русских землях.

Многие россы, прослужив при греческом дворе, возвращалисьдомой людьми крещёнными. Они первыми рассказывали своимблизким и родным об истинной вере и о благодати её. Причём числохристиан росло не только в Киеве, где уже к принятию известногодоговора Игоря с греками, упоминается церковь святого Ильи Про-рока, которую называют соборной, или главной. Раз были храмы, тобыли и священнослужители. Явно, что вопрос о вере давно стал во-просом важным, однако, крестить целое государство Ольге ещё непод силу: язычество как религия большинства, ой, в какой силе-си-лище! В решении княгини было много личного и выстраданного, иона осознанно порывает с язычеством.

В «Истории Русской церкви» митрополита Макария читаем:«Ольга достигла уже тех лет, когда смертный, удовлетворив главнымпобуждениям земной деятельности, видит близкий конец её предсобою и чувствует суетность земного величия. Тогда истинная вераболее, нежели когда-нибудь, служит ему опорою или утешением впечальных размышлениях в тленности человека. Ольга была языч-ница, но имя Бога Вседержителя уже славилось в Киеве. Она моглавидеть торжественность обрядов христианства, могла из любопыт-ства беседовать с церковными пастырями и, будучи одарена умомнеобыкновенным, увериться в святости их учения. Пленённая лучомсего нового света, Ольга захотела быть христианкою и сама отпра-вилась в столицу империи и веры греческой, чтобы почерпнуть егов самом источнике». К слову, в свите русской княгини был и свойсвященник, Григорий, – явно лицо для Ольги неслучайное.

В Царьград княгиня явилась торжественно, как и подобает пра-вительнице великого государства. Появление русского флота у бере-гов Византийской столицы произвело впечатление и ощутимоповлияло на будущие переговоры.

Царьград с его великолепными по архитектуре и красочными пооформлению храмами поразил Ольгу, однако, она не растерялась исумела показать себя вполне достойно и уважительно. В главномхраме Святой Софии княгиня отстояла сорок литургий подряд! Это,вне всяких сомнений, был подвиг. Отстоять и одну-то службу, со-вершаемую на незнакомом языке, нелегко, а тут целых сорок! Это

242

Проза

фактически было «оглашением», которое в древней церкви прохо-дили те, кто должен был принять Крещение. И чистое сердце кня-гини Ольги открылось, чтобы принять Божественную Истину.

Таинство Святого Крещения совершил над русской княгиней самЦарьградский Патриарх Полиевкт, а восприемником, или, по-рус-ски, крестным отцом, стал император Константин Багрянородный.

По окончании обряда патриарх сказал: «Благословенна ты вженах русских, ибо оставила тьму и возлюбила Свет. Благословяттебя русские люди во всех грядущих поколениях, от внуков и прав-нуков до отдалённейших потомков твоих». «Она же склонила головуи стояла, словно губа напаяемая, внимая учению, и, поклонившисьПатриарху, промолвила: «Молитвами твоими, Владыко, да сохраненабуду от сетей вражеских», – эти её слова приводит Нестор Летопи-сец.

Крещение княгини Ольги зафиксировали не только русские ле-тописи. В современной ей рукописи Хроники Иоанна Скилицы естькрасочная и тонкая миниатюра с изображением Ольги: она стоит сослегка склонённой головой, в особом головном уборе, «как ново-крещённая христианка и почётная диакониса Русской Церкви».Рядом – надпись по-гречески, где Ольга названа «архонтессою Рус-сов», «женой Эльгою по имени, которая пришла к царю Констан-тину и была крещена». «Архонтесса» переводится как владычица.

В Крещении она получила имя Елена, в честь святой равноапо-стольной царицы Елены, трудами и стараниями которой в своё времябыло обретено (найдено) Честное Древо Креста Христова в Иеруса-лиме. И со временем русская Елена, потрудившись во благо христи-анского просвещения, станет также святой и равноапостольной.

Однако не следует забывать, что в Царьград явилась не простознатная княгиня, возмечтавшая принять Святое Крещение и оттогосовершившая религиозное паломничество, – в столицу Византии воглаве дипломатической миссии прибыла правительница большого го-сударства. Делегация именно мирная, а не войско отважных и сме-лых воинов, явившихся огнём и мечом решить очередной вопрос посовести. Память об Олеговом щите на царьградских вратах продо-лжала жить в сердцах не только русских, но и греков. Принятие Свя-того Крещения Ольгой – духовный акт и более личностный,поэтому большого влияния на общественную и политическую жизньРуси поначалу не имел. Всё это проявится позднее, а пока Ольге не-обходимо провести дипломатические переговоры с императоромКонстантином Багрянородным.

Ольгу со свитой в более ста человек принимали в императорскомдворце. В сочинении «О церемониях византийского двора» Констан-тин Багрянородный подробно описал торжественный приём в честь ве-ликой русской княгини Ольги. Император описывает красоту и

243


великолепие своего дворца, не забывая рассказать о пении бронзовыхптиц и рычании медных львов. Роскошь и парадность не могли не по-разить прибывших из далёкой, варварской, как верилось, страны. Да исам император предстал перед гостями во всём великолепии и роскоши.Все пали перед ним ниц, так полагалось по протоколу; и лишь Ольга вне менее гордом величии продолжала стоять, как равная с равным. Сле-дом шло описание торжественного обеда с обилием и разнообразиемсамых изысканных и диковинных яств в парадном зале Юстиниана.Описана и беседа императора с русской княгиней.

И совсем неслучайно, Ольга в «Повести временных лет» сравни-вается с легендарной царицей Савской, поразившей своею красотойи мудростью библейского царя Соломона: «Се же быть, яко же приСоломане, – Приди царица Ефиопьская к Соломану… Тако же и сиблаженная Ольга…»

Бытует легенда о том, что император Константин настолько былочарован русской княгиней, что без ума влюбился в неё и тут жепредложил ей руку и сердце. Летописец Нестор приводит, якобы, по-следовавший на это предложение ответ: «Как ты хочешь взять меня,когда сам крестил меня и называл дочерью? А у христиан не разре-шается это – ты сам знаешь». И сказал ей царь: «Перехитрила тыменя, Ольга».

Любопытно, что в неканоническом «Житии Святой Ольги», из«Степенной книги», также приводится эта легенда, причём роль им-ператора-обольстителя отводится Иоанну Цимисхию. Вероятно, неследует особо удивляться тому, что в «Житии» возникает вдруг имяЦимисхия, ибо изустное предание надолго сохраняло память о лжи-вом и вероломном императоре, сыгравшем, как покажут последую-щие события, весьма губительную роль в судьбе князя Святослава.

Письменность относительно широко была распространена в тотпериод в Византии, и хроникёры донесут память о тех или иных со-бытиях в фактах, более достоверных, нежели в исключительно уст-ной форме, как на Руси. Впрочем, а почему бы и не быть такойсказке-легенде? Домыслить в сказах-пересказах о любимом герое,представляя его в самых выгодных и выигрышных ситуациях, нежалея для изображения самых ярких и великолепных красок, допу-скается. Правда же в том, что величие и мудрость Ольги, как жен-щины и правительницы, явно поразили византийского император. Авот предлагать руку и сердце княгине, которой было уже за ше-стьдесят, конечно же, нереально, да и сам он давно был человекомженатым.

Итак, о переговорах. Вновь был подтверждён мирный договор повопросам русской торговли в пределах империи, заключённый еёмужем, князем Игорем. Вроде как договорились и относительновоенной помощи в случае необходимости друг другу. Но главным и

244

Проза

изначально тайным желанием княгини был вопрос, решить которыйей не удалось. Ольга пыталась склонить императора на решение одинастическом браке её сына Святослава с византийской царевной.На это Константин ответил категорическим отказом. Не без основа-ний существует предположение, что с Ольгой в поездке в Царьградинкогнито был и сам юный князь. Так при перечне русского по-сольства после самой княгини на втором месте упоминается некийеё очень близкий родственник (по-гречески – «анепсий»). Отдельноупоминается и несколько «людей Святослава». Некоторые историкипредполагают, что император знал о присутствии Святослава, но,согласно договоренности с Ольгой, хранил это в тайне.

Не удалось решить Ольге и вопрос об условиях восстановленияправославной митрополии, когда-то существовавшей в Киеве приАскольде. А раз так, то явно была неудовлетворённость дальнейпоездкой у Ольги-политика и досадная обида Ольги-матери, ибо поскором возвращении домой, она через прибывших за ней следом ви-зантийских послов с просьбой оказать военную помощь, резко и ка-тегорично ответила императору Константину: «Если ты так жепостоишь у меня в Почайне, как я в Суду, тогда дам тебе воев в по-мощь».

Мудрая и проницательная Ольга понимала и предвидела, что бу-дущее крепкого и единого государства невозможно создать без общейрелигиозной идеи как объединительной скрепы. После того, как Ви-зантия отказалась восстановить митрополию в Киеве с тем, чтобыукрепить христианство в политическом аспекте, Ольга обращает свойвзор на запад. В немецких хрониках под общим названием «Продо-лжатель Регинона», под 959 годом, записано:«Пришли к королюпослы Елены, королевы руссов, которая крещена в Константино-поле, и просили посвятить для сего народа епископа и священни-ков».

С современной точки зрения, может показаться странным ужесамо это обращение. Как так, приняв Крещение в церкви восточ-ной, Ольга как бы переметнулась к западной. Но, во-первых, в се-редине Х века, когда жила Ольга, восточной и западной церквей ещёне было, а была Церковь Единая и Неразделённая, а вникать в бо-гословские тонкости греческого и латинского вероучения вряд лидаже мыслилось. Соперничество же Востока и Запада, прежде всего,виделось политическим. Поэтому на просьбу княгини король Оттон1, основатель Германской империи, откликнулся охотно. Он пони-мал выгоды оттого, если вдруг Русь, набирающая мощь и величие,станет не столько союзником, сколько, как мечталось, попадёт подего вассальное влияние.

На Рождество следующего, 960, года на Русь был определён Ли-буций из монастыря святого Альбана в Майнце, но в марте 961 года,

245


так и не появившись в Киеве, он умирает. Следующий епископ,Адальберт Трирский, наконец, отправляется в Киев. Однако приёмему оказывают самый недоброжелательный, и все старательные по-пытки епископа на сближение оказываются напрасными, а на об-ратном пути «некоторые из его спутников были убиты, и самепископ не избежал смертельной опасности».

Вот и выходит, что Русь при Ольге не стала ни православной, никатолической. Восстановить митрополию, а, значит, усилить рольЦеркви в общественной и политической жизни государства Ольге неудалось. Однако неудача не сломила её, а даже наоборот, став хри-стианской, она открыто и ревностно стали нести свет христианскогоучения. Воздвигала храмы: «Требиша бесовская сокруши и начажитии во Христе Иисусе».

И денно и нощно, с усердием заботясь о распространении святойверы, искренне и страстно молилась княгиня за сына и за всю Русь.Пока Святослав далеко от Киева совершал славные воинские под-виги свои, покоряя власти своей вятичей и облагая их данью, отни-мая города у хазар, вступая в бой с воинственными кавказскимиплеменами – касогами и яссами или внезапно объявляясь на бере-гах Дуная, где наводил ужас на греков и болгар, княгиня, по-пре-жнему самовластно и уверенно ведала внутренней жизньюгосударства.

Она не щадила трудов и посещала довольно уже обширныеземли, составлявшие тогдашнюю Русь, проповедуя слово Истины:священники помогали ей. Народ смотрел на неё с любовью и дове-рием, и многие обращались вслед за ней к вере. Так посетила онаТуров, Псковскую область и много других мест. Там, где благове-ствование было успешным, Ольга ставила знаки-кресты.

Ольгины кресты… такие кресты, трепетно охраняемые как свя-тыни, можно было видеть, например, на берегах реки Наровы ещёдолго после кончины княгини. Христианское предание называетОльгу святою и равноапостольной неслучайно, ибо её главная за-слуга не столько в том, что лично она приняла Святое Крещение,что само по себе было уже подвигом в языческой стране, а преждевсего, – за её апостольский подвиг в распространении христианскойИстины. Посеянное русской просветительницей и молитвенницейдоброе семя не только не заглохнет и не будет заглушено дикимисорняками-плевелами, а спустя всего 19 лет после её смерти пойдётв быстрый и буйный рост.

В области Псковской, на берегу реки Великой, среди глухой дуб-равы ей однажды вдруг просиял дивный свет в трёх ярких лучах.Ольга тут водрузила крест, и был, якобы, на том месте заложен городПсков с церковью в честь Живоначальной Троицы. В этом преданиитакже переплетаются вымысел и реальность. В явлении чуда для че-

246

Проза

ловека верующего тайны нет. Чудо явления благодатного света было,и был установлен крест на месте будущего храма, на сооружение ко-торого Ольга впоследствии послала много золота. Только вот самгород Псков уже давно существовал и, несомненно, был древнеесамой Ольги. Однако, отрицать связь княгини с городом не следует.

В Пскове испокон существовал особый культ Святой Ольги.Псковская земля в своей топонимике до сих пор сохранила множе-ство названий, напрямую связанных с памятью великой пскови-тянки. Это и деревни Ольженец и Ольгино поле, старое русло рекиВеликой – Ольгины ворота, сопки недалеко от Псковского озера –Ольгина гора и Ольгин крест и, наконец, Ольгин камень – у селаВыбуты, где, по преданию, после купания любила отдыхать Ольга. Даи главный мост в Пскове через реку Великую долго назывался Оль-гиным, как бы сохраняя память о месте, где Ольга когда-то была пе-ревозчицей.

Поставила Ольга и деревянную церковь святой Софии в честьПресвятой Богородицы в Киеве. Богатая церковная утварь заказы-валась ею в Царьграде, оттуда же прибыли и иереи. При Ольге по-стоянно находились её внуки, малолетние сыновья Святослава.Конечно, крестить их без воли на то отца она не решалась, но, безсомнения, княгиня-бабушка постаралась вложить в юные сердцапервые понятия о христианском благочестии и истинности святойверы.

Только вот далеко не всем по душе была миссионерская дея-тельность Ольги. Многие воеводы и бояре, ревнующие о древнейязыческой старине, с тайной надеждой ждали, когда подрастёт иокрепнет молодой князь Владимир, а тот, воспитанный суровым исмелым воеводой Свенельдом в язычестве, а возможно, уже иосвоивший азы жреческого искусства, решительно отклонял просьбыматери о Крещении.

Язычество укрепило свои позиции настолько, что пострадали нетолько немецкие миссионеры во главе с Адальбертом, но и некото-рые из христиан Киева, крестившихся вместе с Ольгой в Царьграде.По прямому приказу Святослава был убит Глеб, племянник Ольги.Варварски были разрушены и некоторые из построенных ею храмов.

Держит ли Ольга на сына обиду? Вряд ли. Она, скорее, скорбит,и смиряется с происшедшим, отлично понимая, что не пришёл ещёчас Крещения Руси. И глубоко исповедуя святую Истину и не оста-вляя молитв, она пророчески верит в будущее своего народа: «Дабудет воля Божья, если захочет Бог помиловать род мой и землю Рус-скую, то вложит им в сердце то же желание обратиться к Богу, чтодаровал и мне».

В постоянной молитве и благочестии проводит Ольга жизнь, идо последнего своего смертного часа мудрая мать-княгиня проявляет

247


государственную мудрость и заботу. Так, весной 969 г. Киев внезапноосадили кочевники. Ольга, послав к сыну на Дунай гонцов, сама воз-главляет оборону стольного града. А ей было в то время уже под 80лет! Она не испугалась диких полчищ степняков, затворилась в кре-пости с малолетними внуками и без войска сумела выдержать тяжё-лую осаду в течение нескольких месяцев. Быстро объявился у стенКиева князь, но после разгрома печенегов, тут же вновь засобиралсяв поход. «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславле наДунае – там середина земли моей». Мечтой Святослава было созда-ние огромной державы от Дуная до Волги, объединившей бы Русь,Болгарию, Сербию, Причерноморье и Приазовье и граничившей быс самим Царьградом.

Мать мечты сына не поддерживала, прекрасно понимая, что имне суждено осуществиться. Святослава ждали неудачи, но никакихпредостережений он не слушал. И только одно оставалось материсказать: «Видишь, я больна? Куда хочешь уйти от меня? Когда по-хоронишь меня, отправляйся куда захочешь». 11 июля 969 года свя-тая Ольга скончалась, «и плакали по ней плачем великим сын её, ивнуки, и все люди».

Последние годы Ольге приходилось тайно держать при себе свя-щенника, но перед своей кончиной она, категорически запретивсыну совершать над ней языческие тризны, завещала похоронитьсебя непременно с соблюдением православного обряда. СвященникГригорий, который был когда-то с ней в Царьграде, в точности вы-полнил её просьбу-завещение.

На одре лежит княгиня. Бледный лик похолодел.Славной жизни, мудрой жизни наступил-пришёл предел.

Но и тут, пред смертным часом, часом тяжким и суровым,Ближних родичей княгиня ободряет мудрым словом.

В ясном взоре блещет вера – нерушима и чиста –И наказ, наказ последний молвят твёрдые уста…«Святослав, блюди отчизну! Ухожу от бренной жизни…В память матери-княгини не пируй на шумной тризне:

Пусть мой дух не омрачает злой языческий обряд.Надо мною пусть молитвы христианские творят…»

Владимир Лебедев. «Сказание о княгине Ольге».

«Была она предвозвестницей христианской земле, как денницаперед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла, как луна в

248

Проза

ночи; так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи;были тогда люди загрязнены грехами, не омыты Святым Креще-нием», – этими словами закончит свой летописный рассказ о кня-гине Нестор.

Спустя годы, при правлении внука её Владимира, окрестившегоРусь, мощи святой Ольги перенесли в Десятинную церковь и поло-жили в специальный саркофаг, в каких принято было на православ-ном Востоке класть мощи святых. «И ино чудо слышите о нём: гробкамен мал в церкви Святыя Богородицы, ту церковь создал князьВладимир, и есть гроб блаженныя Ольги. И на верху гроба оконцесотворено – да видати тело блаженныя Ольги, лежащее цело».

Только вот не всем явлено будет чудо нетления мощей святойОльги. «Иже с верою придёт, отворится оконце, и видит честное телолежаще цело и дивится чуду таковому – толико лет в гробе лежащетелу неразрушившемуся. Достойно похвалы всякой тело то честное:в гробе цело, яко спя, почивает. А другим, иже не с верою приходят,не отворится оконце гробное, и не видят тела того честного, нотолько гроб».

Сказка? Для кого-то, возможно, очередная сказка и есть – од-нако, известно, что «Блаженны чисти сердцем, яко тии Богаузрят»(Мф. 5:8).

В подарок от императора и как благословение от царьградскогопатриарха княгиня Ольга после Крещения получила Святой Крест счастицей Животворящего Древа, и была на нём следующая надпись:«Обновися Русская земля Святым Крестом, его же прияла Ольга,благоверная княгиня».

Судьба Святого Креста печальна и далеко не сказочна. Прижизни Ольги святыня постоянно находилась при ней, а после её бла-женной кончины Крест благоговейно и бережно хранился в алтаресобора Святой Софии. В 1341 году, когда Киев оказался во властилитовцев и поляков, объединившихся в период Люблинской унии, тоСвятой Крест был вероломно похищен из Софийского собора и вы-везен католиками в Люблин. О дальнейшей судьбе Ольгиного Кре-ста ничего не известно и поныне.

Образ святой равноапостольной княгини Ольги на Руси всегдабыл почитаем и любим. «Мудрейшая из женщин» вывела народ изтьмы язычества, показала путь к Свету. Княгиня, или архонтесса всеяРуси, как торжественно повеличал её император Константин Багря-нородный, явилась исполнительницей всесвятой воли Господней,позаботившегося о русском народе в изначалье его истории. Она, какбы заказавшая литургию оглашенных и благоговейно и смиренно от-стоявшая её, оставила после себя Русь оглашенную, уже чутко вни-мающую Слову Истины и ждущую скорого просветления СолнцемПравды – Христом.

249


С неё начинается собирание земель Русских. И совсем неслу-чайно, что почти сто лет назад известный русский журналист и пи-сатель Михаил Меньшиков высказал предложение об установленииНационального праздника в день Святой Ольги 11 (или 24 – по но-вому стилю) июля, как дня рождения России. На протяжении вековОльге посвящалось много прекрасных слов, и, быть может, наиболееранними образцами духовной лирики являлись похвалы княгинеОльге:

Чадо верное!Во Христа крестилася есиИ во Христа облечеся,Христос имать схранити тя:Яко же схрани Еноха в первыя родыИ потом Ноя в кончезе,Аврама от Авимелеха,Лота от Содомлян,Моисея от Фараона,Давыда от Саула,Три отроци от Пещи,Данила от зверей, – Тако и тя избавить от неприязни (диаволи)И от сетий его.

«О святая равноапостольная великая княгине Ольго, первоугод-нице Российская, теплая о нас пред Богом ходатаице и молитвен-нице! К тебе прибегаем с верою и молимся любовию: буди нам вовсем ко благу помощница и поспешница…», – поётся в акафисте.

250

Проза


Родился в Москве в 1936 году. Главной темой творчества Сергея Ана-тольевича стали Москва и москвичи. Взгляд автора на московский харак-тер, как пишут о нём литературные критики, “обусловлен двойственнойи оттого загадочной, заколдованной природой русского человека – евро-пейски-азиатской”. Его книги – взгляд умного человека на других людей,тоже, по мнению писателя, далеко не глупых и потому страшно инте-ресных. Ведь ум, по выражению Леонида Анатольевича, “всегда талан-тлив”. Автор перебрал много профессий и знает жизнь с разных её сторон.Работал грузчиком, шофёром, почтовым агентом, чертёжником, фото-графом, декоратором в театрах. Литературой занимается с начала се-мидесятых годов. Сразу стал писать для детей. Его прозу отличаетвнимание к человеческим судьбам, лирический тон и юмор. А выбранныйим стиль письма сближает его прозу с русской классической литерату-рой, с произведениями Ивана Бунина и Антона Чехова. Его герои тянутсяот пошлости окружающей их жизни к свету, доброте и милосердию.

Однако признание пришло к писателю не так уж и давно. Повесть“Железный Дым”, о путешествии старика с собакой по рекам России,получила первое место на Всероссийском конкурсе на лучшую детскуюкнигу о животных. К юбилею прозаика издан трёхтомник его произве-дений. А Первый международный конкурс детской и юношеской худо-жественной и научно-популярной литературы имени АлексеяНиколаевича Толстого отметил его прозу первой премией.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ

Рассказы

ТАЙНАПодростковый возраст – замечательное время, когда зарождается

первая влюблённость, когда пустяковые, по мнению взрослых, пе-реживания достигают такого накала, что порой переходят в серьёз-ную болезнь. Понятно, ведь загадочное чувство возникает впервые,и потому всё воспринимается особенно остро: каждый взгляд полонзначения, каждое прикосновение имеет важный смысл, не говоря ужо словах – они могут поднять в небо или сразить наповал.

261

Наш маленький посёлок, как каждое место, где прошло детствои отрочество, навсегда остался для меня дорогим. Помню точно –тот тихий мирок я считал самым лучшим на свете, и до десяти летмне не было никакого дела, что где-то есть огромный шумный мир.

В посёлке имелось всё для мальчишеского счастья. Перед на-шими домами росли высоченные берёзы, на их нижних ветвях мыустраивали качели, а на верхних – «жилище Тарзана». С одной сто-роны за посёлком простирался луг с петляющими тропами к город-ской окраине. На лугу мы запускали змея, играли в футбол. С другойстороны к домам примыкал заросший кустарником овраг, на дне ко-торого протекала мелководная речушка; большую часть её русла за-полняли коряги с бурой гнилью, но попадались и чистые бочаги спесчаными отмелями – местами наших купаний. На противопо-ложной стороне оврага начиналось редколесье, где были грибные по-ляны, малинники и россыпи земляники.

Посреди самого посёлка стояла колонка, от которой бежал ручейв пожарный водоём – в нём летом мы катались на плоту, а зимой го-няли на коньках. Ко всему, наши дома окружали сады и огороды –то есть, фруктов, овощей и ягод мы ели сколько влезет.

Ну а с общением нам повезло особенно – нас, мальчишек де-сяти-двенадцати лет, было семь человек, а девчонок однолеток всеготри, что нас вполне устраивало, поскольку в том возрасте мы считалидевчонок никчёмным сословием. Например, когда мы всей нашейсмешанной ватагой строили шалаши, девчонкам отводили роль всеголишь подсобных рабочих – они что-нибудь подавали и поддержи-вали, а во время футбольного матча мы ставили их вратарями.

У наших девчонок были обычные имена и они, естественно,имели прозвища: Ленку Козлову звали Коза, любительницу сладкихплюшек Катьку Запольскую – Плюшка, тихоню Машку Полякову –Мышка. Коза и Плюшка участвовали во всех наших играх, в томчисле и в войну, и не пропускали ни одной вылазки в лес, и даже за-бирались в «жилище Тарзана». Как и мы, они ходили в синяках иссадинах.

Мышка избегала наших игр. Она вообще не отличалась общи-тельностью, с девчонками дружила, а нас, мальчишек, вроде и не за-мечала. Бывало, играем в футбол, Коза с Плюшкой, само собой, –в «воротах», а Мышка безучастно наблюдает за игрой или вообщесидит на склоне оврага и читает книгу. Но именно Мышка однаждысделала наше времяпрепровождение «более интеллектуальным».

Обычно с наступлением темноты мы всей командой сидели набрёвнах и болтали о пустяках. Однажды Мышка предложила новуюигру «в слова»: кто-нибудь называл первое, пришедшее на ум слово,сидящий рядом называл слово, которое начиналось на последнююбукву предыдущего и так далее. Чтобы усложнить игру, Мышка при-

262

Проза

думывала определённую тему: например, «предметы» или «живот-ные». Побеждал тот, кто произносил последнее слово, после кото-рого всеобщий словарный запас иссякал. Как ни странно, вбольшинстве случаев побеждали девчонки, чаще всех – начитаннаяМышка. Как только все смолкали, не в силах вспомнить ничего под-ходящего, она тут же спокойно выдавала нужное слово. Однажды ия, будучи в ударе, вышел в «финал» и некоторое время пикировалсяс Мышкой на равных, но всё-таки мне выиграть не удалось. Послеэтого поединка я разозлился на Мышку и, когда мы расходились,подошёл к ней и процедил:

– Много строишь из себя, воображала! А в футбол с нами слабоиграть?!

Мышка поджала губы, а потом произнесла:– Сам воображала! Футболист называется! Я видела, как ты по

мячу мажешь!Это обвинение просто взбесило меня, я готов был треснуть её по

голове, но сдержался и только бросил:– Дура!– Сам дурак! – хмыкнула Мышка и ушла, задрав нос. Тихоня

Машка оказалась зубастой Мышкой, и даже Крысой.Знать бы мне тогда, что нередко крепкая дружба и даже любовь

начинаются с жёсткого противоборства! Но я не знал этого, и не упу-скал случая нагрубить строптивой девчонке. Она отвечала мне злыминасмешками. Так продолжалось, пока мы не повзрослели – всего надва года, но наши отношения круто изменились.

Как-то мы с Мышкой оказались у колонки – оба с вёдрами при-шли за водой. Пока наливалась вода, я молчал, ждал от «Крысы»очередной колкости. Но она вдруг кивнула на забор, увитый усамитыквы, и сказала:

– Тыква – моё любимое растение. Такие большие жёлтыеграммофоны. И вначале за ними только маленькие шарики, но скаждым днём они растут и превращаются в огромные шары. Прямчудо!

– Я люблю пшённую кашу с тыквой, – буркнул я.– Я тоже люблю, – тихо проронила Мышка. – И жареные тык-

венные семечки тоже.Так, на любви к тыкве мы и помирились. Со временем наше при-

мирение переросло в дружбу.А повзрослевшие Коза с Плюшкой в один прекрасный день зая-

вили, что больше не будут играть в футбол и демонстративно вышлииз «ворот» в самый разгар матча. На все наши уговоры Коза тянула:

– Надоело. Неинтересно. И потом болят руки и ноги.Плюшка высказывалась ещё жёстче:– Футбол – глупая игра.

263

Леонид СЕРГЕЕВ “Замечательное время”

А буквально через неделю «бывшие вратари» со значением объя-вили, что придумали себе новые имена – Изольда и Виолетта, и по-требовали называть их «по-новому». Экзотические имена звучали какмузыка, но мы долго не могли к ним привыкнуть, то и дело срыва-лись на привычные прозвища, чем вызывали гнев наших новоиспе-чённых «королев» – так их в шутку назвала Мышка.

– Хотите стать королевами, – усмехнулась она. – А мне и моёимя нравится.

Вместе с новыми именами «королевы», как и положено, измени-лись и внешне: Ленка-Коза-Изольда стала украшать себя искусст-венными цветами, а Катька-Плюшка-Виолетта закручивала околоушей волосы в некие спирали – Мышка их называла «завлекалки».Но главное, каким-то странным образом, эти красотки вовлекли насв новую игру, точнее – ввели в нашу забаву «со словами» романти-ческий уклон.

Игра называлась «Садовник» и заключалась в том, что каждыйвыбирал какой-нибудь цветок и во время игры был не Вовкой иСашкой, а, например, Ландышем и Колокольчиком. Ведущий –«Садовник» после слов «все цветы мне надоели, кроме…» называлодин из цветов, тот откликался и переадресовывал свой выбор дру-гому цветку и так далее. Было очевидно: если кто-либо постоянновыбирает один и тот же цветок, он испытывает тайную симпатию кэтому игроку. Чаще всего ребята становились цветами, которыеросли в наших палисадниках: пионами, георгинами, ирисами. Изо-льда непременно была лилией, а Виолетта – розой. Мышка, коне-чно же, – цветком тыквы, а я – репейником (мне нравились этиколючие лиловые цветы).

И вот однажды я замечаю, что Виолетта-роза всё время выбираетрепейник и при этом как-то загадочно смотрит на меня. Понятно,игру Виолетты заметил не только я, и ребята начали хихикать.Мышка даже фыркнула и вышла из игры.

Спустя несколько дней мы с Виолеттой столкнулись на город-ской окраине у продмага, куда меня мать послала за продуктами. Ятолько что вышел из магазина, как она появилась неизвестно откуда,в её руках был букет васильков.

– Вот сейчас один молодой человек подарил, – пояснила она,кивнув на цветы.

Мне было совершенно всё равно, кто чего ей подарил, но онапродолжила:

– Он сказал: «Вы такая красивая»… А ты как считаешь? – онакокетливо тряхнула «завлекалками».

А я никак не считал. Некоторые ребята уже проявляли кое-какойинтерес к Изольде и Виолетте, но для меня они были всего лишь то-варищами, ну ещё бывшими игроками футбольной команды, к тому

264

Проза

же – самыми худшими. Естественно, на её вопрос я просто пожалплечами и пробубнил что-то невнятное.

– Ничего ты не понимаешь, – скривилась Виолетта и быстронаправилась к посёлку.

Но, видимо, моя небрежность всё же задела её, она решила до-казать мне, тупоумному, что является не только красивой, но и «не-обыкновенной».

На следующий день я зашёл к Мышке за книгой, которую онаобещала дать мне почитать. Мышка с Изольдой и Виолеттой сиделина скамье в палисаднике и, щёлкая тыквенные семечки, что-то об-суждали. Не успел я открыть калитку, как Виолетта вскочила соскамьи:

– Ну, что я сказала?! Сейчас он придёт! И точно! У меня вол-шебное чутье, могу даже угадать, что произойдёт завтра!

Я подивился способностям Виолетты, а Мышка хмыкнула и при-гласила меня в дом:

– Пойдём, дам тебе книгу.Сняв книгу с полки, Мышка вдруг сказала:– Всё Плюшка выдумывает, она увидела тебя ещё издали… И ва-

сильки ей никто не дарил, она сама в этом призналась…Я мало что понял из всех этих «штучек» Виолетты. Понял одно

– она просто морочит мне голову. Но вскоре Виолетта по-настоя-щему поразила всех нас. Как-то «на дровах» она вдруг заговорила сИзольдой… на «иностранном языке».

– На-бас ши-бас маль-бас чиш-бас ки-бас ду-бас ра-бас ки-бас,– произнесла Виолетта.

– Ду-бас ра-бас ки-бас, – откликнулась Изольда, и обе «ино-странки» рассмеялись.

Это было впечатляющее выступление, мы все оцепенели, разинуврты. Загадочные фразы сразу возвысили Виолетту и Изольду наднами. Стало ясно: они знают такое, что нам и не снилось.

– Мы изучили один очень трудный иностранный язык, – пояс-нила Виолетта нам, ошарашенным.

Но внезапно Мышка повернулась к «иностранкам» и проговорила:– У-бас нас-бас в-бас клас-бас се-бас так-бас дав-бас но-бас го-

бас во-бас рят-бас, – и, повернувшись к нам, «перевела: – У нас вклассе так давно говорят. Никакой это не иностранный, это тара-барский язык. Надо просто к слогам прибавлять «бас».

Уже через час мы все освоили «новый язык» и чуть ли не до по-луночи изъяснялись исключительно «по-тарабарски». И в последую-щие дни продолжали коверкать наш «великий и могучий» язык.Только Мышка говорила «нормально». И всё реже участвовала внаших сборищах: всем своим видом она давала понять, что ей на-доели наши игры, что ей попросту неинтересно с нами.

265


Зато Виолетта с Изольдой чувствовали себя героинями нашейкомпании. Они «тарабарили» без умолку, а Виолетта ещё и пелакакие-то весёлые мелодии, и ужасно жалела, что мы не можемустроить «танцы под радиолу». Похоже, она не понимала, что еёпартнеры ещё не доросли до танцев, а такие, как я, и вовсе прези-рали всякие «танцульки».

Как-то при встрече Виолетта сказала мне:– На-бас до-бас по-бас го-бас во-бас рить-бас. Встре-бас тим-бас

ся-бас ве-бас че-бас ром-бас у-бас ов-бас ра-бас га-бас, – и, чтобыдо меня дошла вся важность предстоящей встречи, прошептала на«чисто русском»: – Но это тайна, никому ничего не говори.

Меня охватило любопытство и некоторое смятение: какую тайнусобиралась сообщить Виолетта я никак не мог предположить.

Около часа в беспокойном ожидании я ходил взад-вперёд вдольоврага. Наконец, показалась «носительница тайны». Подошла и,глядя мне прямо в глаза, спешно выпалила:

– Ты-бас мне-бас нра-бас вишь-бас ся-бас.Я растерялся от такого признания, стоял и тупо пялился на Вио-

летту. А она вдруг приблизилась и еле слышно выговорила:– По-бас це-бас луй-бас ме-бас ня-бас!Наверняка, со стороны такая просьба, высказанная «по-тарабар-

ски», выглядела смешно, но мне было не до смеха, я струсил так,что у меня затряслись ноги. Не знаю, откуда появились силы, но яприпустился к дому, словно заяц, за которым гнались собаки.

С того дня Виолетта стала обходить меня стороной. Я тоже нестремился общаться с ней, но однажды всё же спросил:

– Так про какую тайну ты хотела сказать?

СВЕPЧОК И СВЕТЛЯЧОКОдно лето мы снимали комнату за гоpодом. Пеpед нашим окном

в палисаднике было пиpшество цветов. А высоких, спутанных тpавпpоизpастало такое множество, что казалось: в них войдёшь и ис-чезнешь навсегда. Тpавы стелились вдоль земли, тянулись ввысь, об-вивали изгоpодь и ниспадали с неё, а вьюнки пpямо ввинчивались вкустаpник.

Кто мне особенно нpавился из обитателей палисадника – так этосвеpчок и светлячок. «Музыкант» и «фонаpщик». Оба таинственные:кого бы я не спpашивал, никто ничего толком о них не знал.

Каждое утpо я пpосыпался от стpекотанья. Где-то под окном не-веpоятно весёлый музыкант без устали игpал на pазных инстpумен-тах. Когда стpекотанье становилось особенно громким, до звона в

266

Проза

ушах, я был увеpен: он кpутит тpещотку, а когда стpёкот стихал ипеpеходил в тонкое пиликанье, мне казалось – он даёт концеpт наскpипке. Заслышав эти звуки, я вскакивал с кpовати, вылезал чеpезокно в палисадник и, pаздвигая высокую тpаву, подползал к неви-димому музыканту. Увлечёенный игpой, он забывал пpо остоpо-жность и подпускал меня совсем близко – игpал где-то в тpавахпpямо пеpед моим лицом, но где, я так и не мог pазглядеть. «Фан-тастика! – думал я. – Музыкант невидимка!»

Отец был в командиpовке, и я спpосил о свеpчке у матеpи.– Не знаю, не видела, – сказала она. – Говоpят, он поселяется

только у семейных людей, у одиноких почему-то не живёт.Такая pазбоpчивость свеpчка сделала его ещё более загадочным.

И эта загадка не давала мне покоя. Светлячка я пpедставлял стоpо-жем, котоpый по ночам зажигает кpохотный фонаpик и освещает имтpавы и цветы – охpаняет pазных букашек или летает и pисует в небесветящиеся зигзаги.

Каждый вечеp я подбегал к окну и вглядывался в зеленоватуютемноту: всё хотел увидеть светлое пятнышко, но мне это никак неудавалось.

– Ну, а светлячок, – спpосил я у матеpи, – он какой?– Не видела, – сказала она. – Знаю только, что он живёт у до-

pоги.Это была втоpая загадка, не менее сложная, чем пеpвая.«Что за палисадник?! – думал я. – Сплошные загадки! И тpавы

как джунгли – какие-то цепкие капканы!» Я был в полном смяте-нии.

Однажды поздно вечеpом, возвpащаясь с pыбалки, я заблудилсяв пеpелеске. Долго ходил взад-впеpёд, никак не мог отыскать тpопук посёлку, как вдpуг заметил в тpаве синеватый огонёк, меpцавший,точно маленькая звёздочка. Подошёл ближе, нагнулся и увиделжучка со светящимся бpюшком. Взял его в pуки и тут же чуть дальшезаметил дpугого. Напpа-вился к этому втоpому жучку и внезапно за-метил, что иду по тpопе. Пеpедо мной зажигался один светлячок задpугим – целая pоссыпь огоньков освещала мне путь. Так и подошёлк дому по светящейся цепочке.

А чеpез несколько дней из командиpовки веpнулся отец, и стpе-котавший под окном свеpчок сpазу пеpебpался к нам в дом – оноказался кузнечиком с длинными усами. Тепеpь целыми днями «му-зыкант» стpекотал и «дpинькал» в комнате за шкафом.

– Почему свеpчок живёт только у семейных людей? – спpосиля у отца.

– Не в каждой семье, – засмеялся отец. – Только в семьях, гдеуют, и покой, и во всем согласие. Ведь он музыкант, а для музыкантаглавное что? Хоpошее настpоение!

267


МОСТ НАД ОБРЫВОМВот колдовство воспоминаний – почему-то из в общем-то без-

радостного, послевоенного детства чаще всего вспоминается светлое.Конечно, нельзя из прошлого выбирать только хорошее, но попро-буй не выбрать!

Тот мост был деревянным, с белёсыми от времени, пружинящимидосками и прогнившими, замшелыми перилами. По нему пролегаладорога из нашего посёлка в город. С поселковой стороны настилмоста лежал на пологом склоне, поросшем кустами шиповника и ме-дуницей, со стороны города мост упирался в красноглинистыйобрыв. Внизу, вдоль обрыва, бежал еле заметный ручей, вспухавшийтолько после продолжительных дождей; зато весной, когда солнцебуравило заснеженный склон, ручей превращался в полноводныймутный поток, а под мостом, в узкости с наибольшей разницей вы-соты, бушевал настоящий водопад – гордость поселковых мальчи-шек. Обрыв был обращён к югу и находился под постояннымобстрелом солнечных лучей. А на дне оврага всегда стояла сырость;очевидно, горячий и холодный воздух редко перемешивались, и награнице двух слоев возникал какой-то парниковый эффект, иначетрудно объяснить, почему шиповник распускался и плодоносил не-обычно рано, а медуница цвела по два-три раза в год.

Когда-то в овраге под мостом обитало множество куропаток.Птицы отличались добродушным нравом и доверчивостью – случа-лось, даже заходили во двор и клевали зерно вместе с курами. Нопостепенно их всех перебили, и когда мы переехали в посёлок, оврагнаселяли одни вороны.

Тот мост был для нас, мальчишек, постоянным местом встреч –идём ли в школу, направляемся ли в лес или на озеро – встречаемсяу моста; и вечера проводили около него, вдали от родительских глаз.Все мальчишки считали мост главной достопримечательностью по-сёлка, излюбленным местом для игр. И только в меня он вселялстрах. И потому, что выглядел слишком ветхим, и потому, что я отрождения боялся высоты. В то время я ни за что не отважился бы ле-теть на самолете, не катался в городском парке на чертовом колесе,а оказавшись в многоэтажном доме, держался подальше от окна. Япридумал определённое оправдание своей трусости: вывел что-товроде научного положения о противоестественности всякой отор-ванности от земли. Кажется, я сделал это впервые в мире, но по-чему-то никто не оценил моего открытия.

Особый страх в меня вселяли мосты. Я никогда не видел,чтобы они рушились, но постоянно ожидал катастроф. И тот мост,висящий над обрывом, не был исключением. Помню, мы прожили

268

Проза

в посёлке уже месяц, а я всё не осмеливался его пройти: мне каза-лось, что, как только дойду до середины, он непременно затрещит,зашатается, и вместе с обломками я полечу вниз. Каждый раз, когдана мост въезжала машина или вступала лошадь с телегой, я ждал, чтоон вот-вот развалится. Когда мы ходили в лес за грибами, все ребятаспокойно проходили настил, а я выдумывал смехотворные предлогии лез через овраг. В конце концов, эти увёртки разоблачили. И ре-бята стали откровенно смеяться надо мной. Я остро переживал на-смешки, но ничего не мог с собой поделать.

Однажды в посёлок приехали отдыхающие из города. И вечерому моста появился новый мальчишка, долговязый, остроносый, с коп-ной светлых волос. Его звали Колькой. Общительный Колька бы-стро вписался в нашу компанию. Больше того, благодаря своейвеликолепной фантазии сразу выделился в лидеры. До него всё нашевремяпрепровождение сводилось к набегам на чужие сады, стрельбеиз рогаток, писанию угрожающих записок пугливым старушкам ипрочим бездарным проделкам (наших талантов только на это и хва-тало). Колька же придумал массу интересных занятий: предлагал пе-регородить ручей и в образовавшемся водоёме кататься на плоту,научил нас делать планеры и пускать их с обрыва – чей улетитдальше. С появлением Кольки наша жизнь приобрела новый смысл;я даже подумал, что на свете и не может быть ничего более увлека-тельного, чем подобные занятия. Но вскоре Колька доказал, что естьвещи намного важней.

Как-то я пошёл в лес срезать прут для лука; преодолев овраг,прошёл поле гречихи и очутился на опушке леса, где росли кустыорешника. Срезав самую гибкую ветку, я направился к посёлку, попути то и дело выгибая прут, представляя будущее оружие. Неожи-данно около моста я увидел Кольку. Он стоял перед этюдником натреноге и что-то рисовал, и был настолько увлечён, что не заметил,как я очутился за его спиной, а когда заметил, не удивился и сразуввёл меня в художническую атмосферу.

– Так, пространство обставили, накидали где что. Теперь схва-тим общую цветовую гамму, – пробормотал он, давая понять, чтовоспринимает меня как соучастника творчества.

На картоне скудными изобразительными средствами, всего однойкоричневой краской был нарисован обрыв, мост, наш посёлок... Но тутже, размешав на палитре краски, Колька начал класть широкие яркиемазки, и на моих глазах рисунок расцветился, расплывчатые контурыприобрели законченные формы. Это было настоящее волшебство!

Кольку всё больше охватывал азарт: словно фехтовальщик, он тоделал выпад к этюднику и наносил кистью очередной мазок, то от-скакивал и, наклонив голову, сосредоточенно рассматривал своё про-изведение, и всё время морщился.

269


– Не то, не то, – бормотал и мучительно искал новые цветовыерешения.

Наверное, всё это длилось около часа, не меньше, но мне пока-залось – прошло всего несколько минут. Наконец Колька вздохнул,отложил кисть и устало произнёс:

– Ну, вот теперь вроде получилось, как думаешь? Он хотел услышать отзыв о своей работе, но я не смог выразить

восхищение, только кивнул и еле слышно выдавил: – Похоже! Через некоторое время я очухался, разговорился и как-то само

собой у меня вырвались слова о том, что всё же он, Колька, мог быкрасить и поаккуратней. Окончательно придя в себя, я обнаглел исделал Кольке критическое замечание по поводу его слишком раз-ноцветных домов и невероятно огромных деревьев.

– Этого ведь нет, разве ты не видишь? – возмущался я. – Такне бывает!

– Не бывает, – согласился Колька, убирая этюд. – Но ведь таккрасивей. Художник ведь не фотограф, он рисует так, как хочет,чтобы было.

Он вскинул этюдник на плечо, и мы пошли к посёлку.– Представляешь, как было бы красиво, если бы дома в вашем

посёлке раскрасить в разные яркие цвета... И сараи, и заборы... Вотбыло бы весело!..

Тот огненно-памятный день стал значительным событием: пре-дельно ясно Колька объяснил мне основы живописи и так сумелувлечь меня, что за разговором я и не заметил, как мы прошли мост.

Искусство оказалось сильнее врождённого страха, оно навсегдасломало барьер трусости перед реальными мостами и, главное, изле-чило меня от нерешительности. Мосты стали для меня некими сим-волами – переходами в новую жизнь. Повзрослев, я с невероятнойлёгкостью переезжал на новое местожительство, устраивался нановую работу, заводил всевозможные знакомства и менял увлечения– как бы безбоязненно проходил невидимые мосты.

Иногда мне кажется, что, вообще, вся моя жизнь по сути дела –длинный мост: временами – величественный пролёт без опор надцветущей равниной, то вдруг – зыбкая шаткая стлань над топью не-ведомой глубины. Всё зависит от житейских радостей и болей в тоили иное время. Но что немаловажно – в юности этот мост казалсябесконечным, уходящим ввысь, в зрелости я заметил: мост выпря-мился, местами даже снижается, а по сторонам, нет-нет, да мелькнётзнак, извещающий о том, что каждая дорога когда-нибудь кончается;теперь, под старость, я чётко вижу: мост стремительно уходит внизи где-то там, в тумане низины, ещё не видится – только угадывается– последний пролёт и зияющая за ним пустота.

270

Проза

Ну, а начинается мой жизненный мост с того моста, что над об-рывом. Именно на том, висячем мосту я сделал немало значительныхоткрытий (кроме положения о заземлённости). Например, познако-мился с мальчишкой, который не говорил ни одного слова правды,причём врал со всё возрастающей мощью и, помнится, даже его ро-дители с трудом представляли, что в конце концов получится изэтого маленького чудовища.

Он был плотным подростком с прыщавым лицом, на котором по-стоянно играла хитрая ухмылка. Она исчезала только, когда он на-чинал говорить, в эти минуты его лицо выражало полнейшуюсерьёзность – на неё все и покупались. Его звали Эдик. Он жил не-далеко от посёлка в заводских домах со множеством лестниц на «чёр-ные ходы». В день нашего знакомства я начал было рассказывать,как мы возвели плотину и сколотили плот, но Эдик перебил меня:

– Мы с отцом построили лодку и плавали по Волге.Я попытался рассказать про Кольку, но он сразу нагловато мах-

нул рукой:– Я в прошлом году закончил художественную школу. Мои ра-

боты сейчас в Москве на выставке.Заметив мою растерянность, он победоносно хмыкнул и ошара-

шил меня ещё больше: сообщил, что учится на одни пятёрки, явля-ется первоклассным спортсменом и обладателем кое-каких морскихсокровищ. Под конец, чтобы окончательно доконать меня, он обе-щал назавтра продемонстрировать своё богатство и подарить одну изморских раковин. Я его не просил, он сам предложил. По нашимпонятиям это выглядело невероятной щедростью, почти наградой, ия почувствовал – здесь что-то не то, но у меня ещё не было основа-ний ему не верить.

На следующий день, совершенно забыв о своём обещании, Эдиквыдал мне очередную порцию похвальбы, заявив, будто знаком совсеми знаменитостями города, после чего его ухмылка уже переме-жалась едким смешком. В какой-то момент я осадил его и напомнилпро раковину. Он, не моргнув, пообещал подарить её через два дня.

Но два дня растянулись на неделю, потом на месяц, и всё этовремя, выслушивая ложные обещания, я поддакивал ему, как бы по-зволяя себя дурачить; на самом деле с любопытством ждал, куда егозаведёт вранье.

Вскоре я заметил, что он врёт не мне одному. Стоило кому-ни-будь из ребят заикнуться про книгу, которой нет в школьной биб-лиотеке, как он тут же, с полнейшей невозмутимостью, объявлял:

– Чепуха! У меня их несколько штук. Завтра дам.И не давал. Бывало, сидим на «чёрном ходу», а он заливает что-нибудь вроде

того, что знаком с полярными летчиками. Если кто-нибудь из ребят

271


подозрительно разглядывал его или, чего доброго, хихикал, он рас-палялся и загибал ещё похлестче. Казалось, он просто-напросто из-девается над нами, принимая за дураков. Это было какое-топатологическое враньё с определённым садистским уклоном, какое-то идиотское самоутверждение. Надо отдать ему должное: он никогдане повторялся, то есть был неистощим на выдумки.

После того, как Эдик обманул меня с раковиной (которую, ясно,так и не подарил), я перестал воспринимать его всерьёз и много разсобирался высказать ему всё, что о нём думаю. Но так на это и не ре-шился – в то время мать постоянно внушала мне, что «худой мирлучше доброй ссоры», и этим сомнительным правилом я руковод-ствовался довольно долго.

Вскоре семья Эдика переехала в новый район, и больше мы невиделись.

Мы встретились через много лет, когда я был в том городе проез-дом; встретились случайно, около гостиницы, в которой я остано-вился. На нас обоих годы наложили след – мы с трудом узнали другдруга. Он отяжелел, стал внушительных габаритов, едкая ухмылкауступила место вполне доброжелательной улыбке, в движениях поя-вилась неторопливость, уверенность. Он неподдельно обрадовалсянашей встрече, предложил зайти в кафе «отметить событие» и, когдамы сели за стол, рассказал о себе.

Он работал инженером, был женат, имел сына; причём, какобъяснил, женщины от него всегда шарахались, только одна считалаталантливым – на ней он и женился.

После первого стакана вина он вдруг засмеялся.– Знаешь, что сейчас вспомнил? Каким я был в детстве вралём.

И как вы меня терпели?Я ответил расплывчато: в том смысле, что в детстве все мы были

хороши – не в одном, так в другом.После второго стакана он расхохотался.– А всё же, скажу тебе, моё детское воображение пошло на

пользу. Я иногда пишу рассказы. Фантастические. Пару даже напе-чатали в одном журнале, – он подмигнул мне, и я не понял: гово-рил ли он правду или шутил, или от вина его занесло и он попростуврал, точно так же, как мальчишкой когда-то.

После третьего стакана он внезапно стал серьёзным.– Недавно закончил роман. Хочу послать в центральное изда-

тельство.Это сообщение меня насторожило; я подумал: «Неужели его дет-

ская патология пустила корни? Неужели он так и не вышел из об-раза, только его фантазия стала посолидней?». Но я ошибся.

Из кафе он повёл меня к себе и по пути пересказал содержаниеромана, а дома подарил журнал с рассказом и сделал надпись:

272

Проза

«Другу детства от бывшего трепача, с самыми добрыми пожела-ниями».

На том мосту детства у меня произошла ещё одна встреча – сдевчонкой Алей. Когда я вспоминаю ту встречу, наш деревянный,расшатанный мост кажется мне лёгким, еле различимым, романти-ческим мостиком, меня охватывает элегический настрой, и всё чтобыло в детстве, представляется намного прекраснее того, что про-изошло в зрелом возрасте.

Аля жила в тех же домах, что и Эдик, и была некрасивой, не-людимой тихоней; она ежедневно подходила к мосту, но никогда непринимала участия в наших играх; больше того – всячески выра-жала полное безразличие ко всему нашему клану – обычно стояла напротивоположной стороне и, облокотившись на перила, смотрелавниз. Каждый раз когда мы звали её к себе, она с брезгливой не-приязнью качала головой и сбегала по склону оврага к ручью; раз-гоняя оводов, переходила вброд мелкие рукава ручья и исчезала вкустах шиповника. Всем своим видом эта дурнушка давала понять,что в жизни есть гораздо более стоящие занятия, чем какие-то глу-пые мальчишеские игры.

Как-то вечером я ждал отца у завода и вдруг увидел Алю – онасидела на дереве и смотрела на крышу своего дома.

– Что ты там высматриваешь? – спросил я.– Лунатиков, – просто ответила Аля.Я усмехнулся.– Не веришь?! Залезай, сам увидишь. Только сейчас ещё рано,

лучше попозже, когда стемнеет.Встретив отца, я прошёлся с ним до дома и помчал назад. Аля всё

ещё восседала на дереве. Когда я забрался к ней, она, не отрываясь открыши, объяснила, что лунатики взлетают на дома с помощью зонтовили залезают по водосточным трубам, что некоторые из лунатиковпроникают на чердаки и в комнаты и что однажды она видела, какутром рабочие снимали одного лунатика, зацепившегося за трубу.

– Я тоже хочу быть лунатиком, – высказала Аля не совсемясную мысль; усиливая торжественность момента, она сделаластрашные глаза и приложила палец к губам.

С нарастающим страхом я уставился на обшарпанную крышу, норазглядел только чердачное окно с поломанной решёткой.

На том чердаке складывали разный хлам: старую мебель, дрануюодежду, битую посуду. Однажды на чердаке поселился брат Али. Емубыло семнадцать, он работал на заводе и во всем старался показать са-мостоятельность. В один прекрасный день объявил родителям, что «за-дыхается в тесных комнатах», и перебрался на чердак. Там перекидал всюрухлядь из-под окна в угол, поставил железную кровать, стол, и с тогодня, когда бы мы к нему ни поднимались, у него во рту тлела папироса.

273


Мы сильно завидовали «отшельнику», но как-то залезли на чер-дак в дождь и увидели – всё жилище парня в водяных струях; сам онсидел, скрючившись, на кровати под зонтом, а вокруг стояли буль-кающие и звенящие ведра, банки, кастрюли, причём размер посудыстрого соответствовал дыре над ней. После этого мы поняли, что па-рень отказался от нормальных условий не ради свежего воздуха, апросто захотел иметь собственный угол.

В тот вечер, когда мы с Алей сидели на дереве, небо было затянутотучами, только в двух-трёх местах в разрыве облаков, как из бездон-ных колодцев, сверкали звёзды. Мы сидели долго, и у меня затеклиноги, я уже собрался слезать с дерева, как вдруг Аля вскрикнула. Я по-смотрел в сторону её взгляда, и внутри у меня заледенело – по крышедвигались два лунатика; переступали осторожно, расставив руки в сто-роны. Дойдя до трубы, лунатик, который был повыше, протянул рукумаленькому лунатику и помог спуститься вниз, к решётке на краюкрыши. Там они присели и стали смотреть на звёзды.

Затаив дыханье, я боялся шевельнуться, но внезапно из-за обла-ков выглянула луна, осветила лунатиков, и мы узнали в них братаАли с девушкой.

После окончания школы я уехал в Москву, но каким-то замы-словатым образом судьба распорядилась так, что мы с Алей встрети-лись вновь. Это случилось в начале лета, мы ехали в одномтроллейбусе и стояли рядом на задней площадке, и оба одновре-менно повернулись и, узнав друг друга, испытали искреннюю радо-сть от неожиданной встречи. Аля рассказала, что в Москве уже двагода, работает лаборанткой, снимает комнату, три раза в неделюходит на вечернее отделение пединститута.

– Совсем нет времени на свидания, – горько усмехнулась. –Днём работаю, вечером учусь.

Она похорошела: из угловатого подростка превратилась в юнуюособу с безукоризненно стройной фигурой, и от её детских фантазийне осталось и следа. Передо мной стояла деловая, немного усталаядевушка, которая мне явно нравилась (пока, правда, только в эсте-тическом смысле). Я решил её взбодрить и изобразил опытного на-ставника.

– Не огорчайся, Аля! Зато представляешь, как ты будешь любитьсвою квартиру, когда она появится? Выйдешь замуж за богатого илюбимого человека, у вас будет куча детей, роскошная машина, яхтаи дача на Багамских островах. Ещё и меня возьмешь садовником.

– Этого ничего мне не надо, особенно – богатого мужа. Главное–любимого, а вот квартиру, хоть малюсенькую, но свою, хотелось быиметь. Ведь даже не могу никого к себе пригласить.

– Всё у тебя будет отлично, – уверенно заявил я. – И не вешайнос. Я ведь тоже не богатый, и ничего. Зато мы с тобой живём в сто-

274

Проза

лице, и давай не будем унывать, и найдём время для свиданий. Вотдавай в воскресенье поедем на «Ракете» на Пестовское водохрани-лище. Искупаемся, позагораем. Смотри, отличная погодка устано-вилась.

– Хотелось бы, но я договорилась с подругой делать курсовую...Ладно, уговорил. Позвоню ей, сделаем потом. А то ещё ни разу неискупалась. Но с условием – без всяких приставаний, идёт?

Дни стояли жаркие, но дело было в начале недели, и я всё боялся,что до воскресения погода испортится, или Аля забудет, или пере-думает, но она точно пришла в назначенное время. Мы договори-лись встретиться у касс Речного вокзала. Я увидел её издали: онабыстро шла в открытом лёгком платье, с большой сумкой черезплечо. От её усталости не осталось и следа.

– Привет! – махнула мне рукой.Мы взяли билеты до Пестово и через час уже барахтались в воде,

жарились на песке, пили шипучий лимонад, я любовался её фигурой,и она уже мне нравилась не только в эстетическом смысле. Передотъездом с пляжа, мы заключили договор – выбираться на природукаждое воскресенье. А уехали раньше намеченного времени; Аля ска-зала:

– Уезжать от хорошего надо чуть раньше, когда жалко уезжать,а не когда считаешь часы до отъезда.

На обратном пути заехали ко мне. Увидев мою захламлённуюкомнатенку, Аля поморщилась (точно сама жила в комнате, усы-панной цветами), тут же бросила сумку на тахту, скинула туфли иначала наводить порядок.

В следующее воскресенье она опоздала на двадцать минут и вы-глядела не такой весёлой, зато внешне была неотразима – в новомбрючном костюме, на голове – шляпа с широкими полями, на кон-чике носа – большие затемнённые очки. Пока мчали по каналу, онатускло взирала на берега; со мной почти не разговаривала, произне-сла всего пару фраз со скучающей миной; на пляже всё время по-сматривала на часы, а как только мы вернулись в город, сразузаспешила домой.

На третью встречу она опоздала почти на час и поехала в Пестовос неохотой, словно я тащил её на аркане, но снова была в новой мод-ной одежде, на её руке сверкал дорогой браслет.

– Ты сказочно разбогатела? Распухаешь от богатства?– Ты об этом? – она небрежно показала на браслет. – Это по-

дарки... Родственники.Купаться она не стала, переоделась в купальник, постояла с пол-

часа на солнце с закрытыми глазами и пошла в кабину переоде-ваться.

– У меня сегодня свидание... деловое.

275


Больше она не приходила. Но через два года, когда я уже жил вдругом месте, она внезапно объявилась снова. Однажды под моимокном остановился вишневый «Москвич», их него вышла красиваяженщина в облегающем кожаном костюме цвета «металлик», снялаперчатки и крикнула:

– Привет! Еле разыскала проезд к тебе.Это была Аля, только освещенная счастьем.– Отлично выглядишь! – выпалил я, высунувшись.– Стараемся! – она прищёлкнула языком. – Выходи, прокачу!Всё получилось, как я предсказал в шутку. Она вышла замуж за

преуспевающего, обеспеченного мужчину и теперь жила в большой,хорошо обставленной квартире. У неё уже был ребенок и дача...

Вот только в садовники она меня не пригласила. Но я не очень-то расстроился, поскольку уже был увлечён работой и не стал бы тра-тить время на разведение цветов.

ДАВАЙ ДРУЖИТЬ!Наш поселок находился в двух километрах от окраины города, и

с «городской» стороны его обрамляли лесопосадки – что-то вродешумопоглощающей изгороди, но до нас всё равно доносилось не-мало звуков – правда, ослабленных. С другой стороны посёлка ле-ниво текла речушка Серебрянка, а за ней открывался незатейливыйпейзаж: луга, перелески. Посельчане вели спокойный образ жизни,всё время занимались какими-нибудь делами и выполняли их не-спешно, добротно; в общении друг с другом были открыты и веж-ливы, только общаясь с горожанами, проявляли некоторуюстеснительность, вызванную комплексом провинциалов – всё-такигорожане считались людьми более «цивилизованного мира».

Мы, подростки, по этому поводу никаких комплексов не испы-тывали, ведь с городскими ребятами учились в одной школе, а тамценилось не место проживания, а личные качества. Больше того, мысчитали, что у нас в посёлке интересней, чем в городе – мы жили наприроде, у нас были свои лесопосадки, своя речка, сады и огороды,где произрастали ягоды, овощи, фрукты, и мы лопали их скольковлезет. Ко всему, кроме домашних животных, нас окружало множе-ство всевозможной живности: от бабочек и стрекоз до сусликов икоршунов, которые кружили над посёлком – словом, у нас было то,что городские ребята видели только на картинках. Конечно, нам при-ходилось пилить и колоть дрова, пропалывать и поливать огород, за-готавливать на зиму корм для животных, но именно это –приобщение с детства к труду, помогло нам в дальнейшей жизни.

276

Проза

нится смехом, и мы, как прежде, отправимся на рыбалку, а потомпостроим яхту, чтобы путешествовать.

...Я вижу, как отец идёт с работы, и ветер раздувает его пиджак.Он идёт по солнечной стороне улицы, машет мне рукой и смеётся.

Вижу отца у окна нашей комнаты. Он курит папиросу, разгова-ривает с кем-то на улице и щурится от солнца и смеётся.

Сохранилась только одна фотография отца. Он стоит у озера;одна рука в кармане брюк, другая заложена за борт пиджака. Отецнебритый, в каких-то смешных коротких брюках, а очки на самомконце носа, вот-вот упадут. На фотографии отец тоже смеётся.

317

Леонид СЕРГЕЕВ “Солнечная сторона улицы”


Борис Владимирович Чернов родился в 1934 году в Харькове. С 1982года живёт в Тольятти. Член Союза журналистов СССР (России) с1967 года, пишет стихи, прозу, публикуется в газетах и журналах. Ра-ботал редактором и журналистом в городских и районных газетах.Первая книга, “Азбучные истины”, вышла в свет в 1999 г.

“Борискина война” – повесть о трудном детстве на оккупирован-ной фашистами территории – третья книга автора, издана в 2007году. Второй международный конкурс детской и юношеской художе-ственной и научно-популярной литературы имени А.Н.Толстого отме-тил творчество автора Первой премией.

БОРИСКИНА ВОЙНА

1. СТРАШНЕЕ СКАЗОК

Двор у нас большой. И дом, хотя и одноэтажный, тоже большойи длинный. В нём целых пять квартир. Улица тоже немаленькая. Онатак и называется – Большая Ивановская. Многоэтажных домов наней нет. Зато пылищи! Правда, это посередине улицы. А ближе к за-борам – трава. Хорошо на ней кувыркаться! Забор со стороны улицывысоченный, из толстых досок. Пацанам его не перелезть. А ворота...О-о! Танком не пробьёшь! А по верху толстенных дубовых столбов,что и не обхватишь, крыша из досок.

Мы с Юркой Козаковым, дружком моим из соседнего двора, ви-дели танки.

За противоположным от улицы забором – железнодорожныепути, что ведут на паровозоремонтный завод. Высоченная кирпичнаяограда его краснеет сразу за Юркиным домом. Только переходныймост с Холодной горы на нашу улицу отделяет их дом от завода. Тамне только паровозы ремонтируют. И танки тоже. Иначе, зачем их за-возить туда?

Мы с Юркой часто подолгу наблюдали за поворотным кругом напутях, что около въезда на завод. Такой большущий, что паровозвмещается. А поворачивал его один человек. С помощью ворота, как

318

на колодце на нашей улице. Правда, из колодца воду редко доста-вали. Зачем это нужно, когда колонка прямо во дворе?

В одной из квартир нашего дома жила баба Нюся. Никого у неёне было. Зато кошек – целый зоопарк. И белые, и серые, и полоса-тые. И даже чёрные-пречёрные. И Дружка нашего совсем не боятся...Дружок ласковый, не злой. Как мы вернулись в Харьков из Чкалова,он сразу нас всех признал. Меня даже облизал на радостях. И мы сним сразу подружились.

Ленка – это моя сестра – говорит, что такие чёрные кошкитолько у ведьм бывают. Она знает. Потому что старше меня на два споловиной года и уже второй класс окончила. Но баба Нюся – незлая ведьма. Ещё Ленка знает много всяких страшных сказок. Когдарассказывает, интересно, прямо мурашки по коже. А однажды такнапугала – два часа не мог разговаривать. Вечером загулялся до тем-ноты, а когда вошёл в сени, кто-то схватил меня крепко за рукав дакак закричит страшным голосом: “Отдай мою руку!” – я так и обом-лел... После этого стал страшиться темноты. Пока бегаешь на улице,ничего. А как домой идти, бабушку зову. Вдруг опять кто схватит?

Отец поздно приходит с работы. Он прораб на тракторном за-воде. А там, я знаю, тоже танки делают. И потом, он ругает меня,если я ему на что жалуюсь: “Ты уже большой. Обидели – не хнычь,а дай сдачи!”

Мамке всегда некогда. Нас у неё целая орава – пятеро. Да отецс бабушкой. Успей-ка всех обиходить… И потому нередко вечерамивесь двор слышит, как я кричу: “Ба-буш-ка! Ба-буш-ка!” Это чтобывстретила меня в сенцах.

Бабушка добрая. Хотя и притворяется сердитой. Выйдет встре-чать, а сама ворчит: “Эх, разве сказки страшны? Жизнь страшнее...”Она-то уж знает! Две войны пережила. Ещё при царе и Гражданскую.

Но мы войны нисколечко не боимся. Часто играем в неё. Всемальчишки из ближних дворов. Мы с Юркой – всегда красные.Красные побеждают. А битым я не люблю быть. Да и попробуй по-бить! У кого ещё есть двустволка?! Почти как настоящая, толькопробками стреляет. Как даст... Ни один не выдержит, чтоб не заре-веть. Жалко вот, папка пробки привязал, чтоб не стрелял по людям.И чтоб не растерял. Они теперь недалеко летят. Всё равно бьют здо-рово!

Но вот и к нам настоящая война пришла. Неожиданно. Гитлернапал на нас. Вероломно. Так по репродуктору сообщили. Всетолько и говорят, как это плохо. А нам с Юркой интересно. Всеокна позаклеили накрест полосками бумаги, чтоб стёкла не повы-летали при бомбёжке. С темнотой – светомаскировка. Во дворещель вырыли (яму), чтобы прятаться при бомбёжках. Хорошо в нейв войну играть!

319

Борис ЧЕРНОВ “Борискина война”

А скоро немцы начали бомбить город. Почти каждую ночь неви-димые самолёты гудят-завывают, аж забор дрожит. По небу много-много прожекторных лучей туда-сюда бегают. Красиво! Отецговорит: “Они самолёты ловят”. Как попадёт какой в перекрестьелучей, тут ему и конец... А недалёкие зенитки без перерыва: бух, бух!Но никто больше в щель не лазит, как в первые дни.

Как-то и мы вышли посмотреть. Бомбили паровозоремонтный.Зенитки вовсю заливаются, отгоняют немецкие бомбовозы. Многиеснаряды рвутся в небе прямо над нами. Осколки то и дело сыплютсяна крышу, на улицу. Мы с Ленкой спрятались под воротами. А ба-бушка смеётся:

– Не бойтесь! Это наши...Нам с Ленкой не смешно. Комком земли и то зашибить можно

так, что шишка будет. А осколки железные, тяжёлые...Очень все переживали, что наших бьют и что они отступают. А

тут и эвакуация началась.Шурка уже большой совсем, в ремесленное поступил недавно.

Женька тоже большая. Их отдельно хотели вывезти. А отец долженбыл ехать с заводом, но мама не согласилась. Если уезжать куда, тотолько всем вместе. А то растеряемся, как их семья в Гражданскую.

Когда её мать умерла от испанки*, отец запил с тоски, не зная,что делать с десятью детьми, которые мал мала меньше. Так все иразлетелись по стране. До сих пор мама никого не нашла. И не знаетдаже, есть ли кто из них живой. Так что, нет! Если погибать, то хотьпохоронят свои. И бабушка тоже воспротивилась: “Куда мне ехать?Все косточки растеряю в дороге”. Отец хоть и относился к комсо-ставу, но незадолго да начала войны получил “белый билет”. Поэ-тому в армию не взяли его.

Так мы остались в городе.Я видел, как пришли немцы. Настил переходного моста через же-

лезнодорожные пути с Холодной горы разобрали наши перед самымотступлением, и немцы по одному перебирались по железным бал-кам. Почему не пошли через пути?..

Тихо было в этот день, никакой пальбы. Зато вскоре началось...Хотя очень много народа эвакуировалось, уже через несколько

дней в городе стало не хватать еды. Раньше в это время к праздникувсе готовились. В магазинах много народа бывало. Запасались к Ок-тябрьскому дню. Теперь же магазины не работали. А запасы мало укого были.

Стали по сёлам за продуктами ходить. Менять на разные вещи.Мама ходила то с Женькой, то с Ленкой. С Ленкой ей больше нра-вилось. Она бойчее. И сельчане её привечали... Но разве легко про-кормить такую ораву – восемь ртов?! По ближним сёлам оченьбыстро все продукты повыменяли. Да и не на что менять стало. И не-

320

Проза

редко бывало, что приносили только несколько стаканов немолотогозерна. Его и варили. Бабушка невесело шутила: “Вот вам и кутья*...Поминки по прежней жизни”. Отцу особенно туго приходилось. Емус больным желудком нужна лёгкая пища. А тут никакой не хватало.Но он ещё и нас подбадривал.

Однажды мама где-то раздобыла немного конины. Незадолго довойны мы два года жили в Чкалове. Там было много башкирцев. Ониконину любят. На Украине её не ели, брезговали. И поначалу, хотяс прихода немцев мяса мы ни разу не пробовали и вообще досыта ненаедались, с опаской брали в рот непривычную пищу. А отец по-смеивался:

– Киевский князь Святослав никакой еды с собой в поход небрал. Нарезал полосками конину, клал под седло и потом, подвя-ленную, ел сырой. А вы варёную есть опасаетесь. Да конина – самоечистое мясо!

Правда. Распробовали, и всё уплели за милую душу.В городе поползли страшные слухи: кого-то немцы застрелили

прямо на улице; какого-то паренька повесили за то, что украл унемца пачку сигарет. А всех евреев начали сгонять куда-то на Хо-лодную гору.

А тут и осень пришла с занудливыми дождями. Вообще-то неочень весело, когда есть всё время охота. Даже и на поворотном кругеуже не интересно кататься. А раньше так мечтал! На улице грязь, непоиграешь даже в прятки. Да и что за прятки днём? А с темнотой –немедленно домой. Комендантский час! Ещё пристрелят...

Кошек у бабы Нюси поубавилось. Разбежались, наверное. Голод.Дружок тоже целыми днями где-то шастает, поесть ищет. Боюсь, какбы его самого кто не съел. Или не убили. Немцы почти всех собакперестреляли.

Правда, на нашей улице фрицы редко появляются. Что им тут де-лать? Пусто. Ни души. Вон, подальше от завода, через десять дворов,раньше всегда люди толпились. Церковь там большая. В ней нас с Ли-занькой бабушка крестила, когда мы из Чкалова приехали. Лизанькаплакала, когда её в воду окунали. Ещё б не плакать! Ей годик всегобыл, а вода холодная... Мне тоже не понравилось при всех голым кра-соваться. А рядом с церковью склад. Был. Когда наши ушли, его ра-стащили. Потом кто-то из пацанов угощал меня и Юрку повидлом.Густым-густым, как мармелад. Вот бы сейчас хоть кусочек!

Уже подходя к бывшему складу, услышал, как около нашегодвора вдруг яростно залаял Дружок. И тут же – выстрел. Оглянув-шись, увидел жалобно визжащего Дружка и рядом немца, норовя-щего ударить его прикладом винтовки. Когда подбежал, наша весёлаяи дружелюбная собачка дёргалась в грязи, скалилась, пытаясь увер-нуться от тяжёлых ударов немца. Но встать мешала ей перебитая

321


нога. А из дырочки повыше ноги тонкой непрерывной струйкойтекла кровь, смешиваясь с грязью.

– Дружок! Дружочек... Ах ты... дурак! Фашист!Но немец на мои истерические крики никак не реагировал. И

тогда я метнулся домой, схватил свою двустволку и в ярости пальнулпрямо в туго обтянутый землисто-зелёной тканью зад немца, кото-рый всё продолжал бить прикладом уже не шевелящегося Дружка.Фриц едва не подпрыгнул от боли. А может, от неожиданности.Резко крутнувшись на месте, наставил винтовку на меня:

– Цурюк!*Но, рассмотрев нападавшего, издевательски засмеялся:– Пук, пук, – сделал вид, что стреляет. – Капут*...Потом вырвал у меня игрушечное ружьё, с силой ударил им о ду-

бовую стойку наших ворот... Парализованный ужасом, что и со мнойсейчас может случиться то же самое, что с Дружком, еле передвигаяноги, я попятился во двор. И потом несколько дней вообще не вы-ходил из дому. Вот такая получалась война...

*Испанка – так называли эпидемию гриппа, свирепствовавшую внашей стране в Гражданскую войну

*Кутья – каша из целых зёрен пшеницы или риса, которую едятна поминках.

*Цурюк (нем.) – назад.*Капут (нем.) – конец.

2. КАК МАМА РОДНАЯПередние санки тянут попеременно мама и Женька. На них Ли-

занька, укутанная с головой во всё, что нашлось. Холодина! Кре-щенские морозы, лютовавшие в первые дни нашего похода,сменились пронизывающими февральскими ветрами. Февраль по-украински называется “лютый”. Такой холод и стоит. Встречный ле-дяной ветер продувает насквозь тяжёлое пальто, вышибает слезу. Аза щеками и носом только и смотри! Не то побелеют быстро.

Немцы ещё сильнее боятся холодов. Но так им и надо! Никто ихне звал к нам. Сидели бы дома. А то на свои кургузые сапоги пона-денут какие-то корзины верёвочные. И топают, как бегемоты. А тоещё голову бабским платком повяжут... Тоже мне, вояки... Я и то от-казался платком укутываться. Что я, девчонка, что ли?

Позади нас тяжело нагруженные санки везут то Шурка, то отец.На них – самое ценное. Инструменты. Когда-то давно, до оконча-ния рабфака и даже до Гражданской, отец работал столяром. Не про-

322

Проза

стым, а краснодеревщиком. Не только раму с форточкой или дверьможет сделать. Но и стул красивый, стол и даже шкафы умеет с раз-ными загогулинами...

– С этим набором не пропадём, – уверял нас отец, пакуя ин-струменты перед уходом из города. – Людям всегда что-нибудьнужно по дому смастерить.

Среди его инструментов чего только нет. Тут тебе и пилы раз-ные: лучковая продольная и лучковая поперечная, ножовок триштуки разных; тут рубанок, фуганок, шерхебель... И отборники, по-другому – калёвки. И рейсмус, и угольники*, и ещё всякая всячина.

– Это хлеб наш, – часто повторяет отец. – А своя ноша нетянет.

Она-то не тянет. Её тащить нужно. Мы с Ленкой пробовали.Вдвоём и то тяжело. Нас не заставляют санки везти. Мы ещё ма-ленькие. И как бы ни устали в дороге, а каждый раз перед останов-кой на отдых и ночёвку в очередном селе мы с ней уходим далековперёд. Ленка всегда старается первой в село прийти. Она нюхомчует, где её без лишних расспросов пустят погреться и накормят. Яне отстаю. Знаю, что и мне перепадёт...

В каждом селе, где находились столярные работы, мы останавли-вались на несколько дней. За работу сельчане расплачивались не день-гами, а продуктами. И мы в таких местах хоть немного отъедались.

В одном селе в хату, где мы остановились на отдых, на третийдень пришли муж и жена. Принаряженные. Долго расспрашивали,кто мы да откуда, да почему ушли из города, и как там жизнь. Апотом, похваставшись, какие они справные хозяева, предложили намдва мешка пшеничной муки... в обмен на Лизаньку.

– Надо ж такое придумать! Она что, вещь?! – возмутились нашивзрослые. – Как это можно даже сказать такое!

– Да у вас детворы и так целая куча! Вон, скоро ещё будет...Новая обуза! – не оставила своих надежд незваная гостья.

– Для вас, может, и обуза! А для меня кровиночка родная! – воз-разила мама, действительно, ожидавшая прибавки в наше семейство.

– И для нас она будет родной!!! Ничего для неё не пожалеем...Нам Бог не дал ребятишек – всё ей достанется после нас... Ужбольно она нам приглянулась...

Ещё б не приглянуться! Такая куколка! Щёчки красненькие, самапухленькая... Ведь ей каждый из нас последней крошки не жалел.Такая смешная она. И разговаривает смешно, и ковыляет по ком-нате... А волосики... Густые, чёрные да кудрявые! А глазки! Настоя-щая куколка. И не плакса. Нет, нельзя её отдавать. Не хватало, чтобу Лизаньки мачеха была. Правильно мама сказала: нет!

Но эти люди не отставали, приходили ещё и ещё. И хотя в этомселе нам было сытно, мама настояла идти дальше. Что интересно:

323


после этого ещё в двух местах нас просили оставить Лизаньку. Ну,разве можно?!

Как-то день выдался безветренный, солнечный. И мороз не такойзлой. Дорога была расчищена от заносов снежных. Немцы заставлялиследить за этим. Спрашивали строго. У них ведь машин всякихполно. Как им без дорог? Но нам только лучше. И Ленка, а за ней ия весело бежали впереди семейного обоза из двух санок.

Дорога неширокая, но чистенькая да гладенькая. Видно, неза-долго до нас здесь протащили специальное приспособление, чтобызаносы убирать. Отец его “стругом” называет. Срезает струг всё какножом. Санки по такой дороге легко тащить: чуть ли не сами ка-тятся. А бежать нам ещё легче. Далеко мы опередили своих, елевидно. А тут от дороги повернула другая, не такая гладкая. Она велав показавшееся невдалеке село. И Ленка на неё свернула.

Село раскинулось в широкой долине. К нему шёл такой крутойспуск, что дорога, шедшая наискосок по склону, несколько раз сво-рачивала то в одну сторону, то в противоположную. До вечера былоещё далеко. И мы не сильно устали. Но знали, что на ночёвку здесьостановимся. Потому что шли всегда от села до села.

Ленка, как всегда в таких случаях, припустила изо всех сил. И ябыстро отстал. А потом, решив спрямить путь, побежал ей наперерезпо крутому склону. Но зацепился то ли за крепкий стебель сухойтравы, то ли за куст, упал и покатился кубарем по снегу. Остано-вился только шагов через тридцать, на дороге. Снег, конечно, на-бился не только в ботиночки и за ворот, но и в рот, и в нос. Хорошоещё, что шапка на тесёмочки завязана была...

Ленка видела, как я кувыркался. Но когда я встал на ноги, она неподождала, а засмеялась и припустила ещё быстрее. Погнался, было,за ней, но куда там! Так мне обидно стало. А тут ещё снег началтаять, холодные капли побежали по лицу, по спине. Чулочки тожепромокли. Запыхавшись, я остановился и заревел от обиды. НаЛенку, на холод, на село, до которого ещё топать и топать... Это былетом вмиг долетел. А в тяжёлом пальто не разгонишься... Но скоропротивная дрожь прошла, по телу разлилось приятное тепло, и меняпотянуло в сон. Что было потом, знаю только из разговоров родите-лей с хозяевами хаты, с заказчиками на отцову работу.

Оказывается, как раз в это время наши остановились передох-нуть. А меня, сидевшего на краю дороги на жиденьком клочке сенаи уткнувшего нос в воротник пальто, обнаружили двое жителейсела, направлявшиеся куда-то по своим делам. На лице моём застылаблаженная улыбка, а изо рта на подбородок стекала слюна. Замер-зающего, меня быстренько принесли в село. Отходили как раз к по-явлению родителей. Досталось Ленке “на орехи” за то, что убежалаот меня!

324

Проза

А мы все как бы породнились со многими сельчанами. И оста-вались здесь долго. Пока тепло не пришло. Но не только потому, чтов селе со странным названием Мачеха для отца нашлось много ра-боты и в еде мы не испытывали большого недостатка. Наступиловремя появиться на свет Катюшке. И она родилась первого марта.Прямо на санях, когда маму везли к врачу в район.

А потом разыгралась весна. Дороги раскисли. На санках не прое-дешь. Вот так и стало нам село Мачеха на какое-то время не хужемамы родной. А Катюшке – так уж точно.

*Пила лучковая продольная, лучковая поперечная; ножовка, руба-нок, фуганок, шерхебель, отборники (по-другому, калёвки), рейсмус,угольник – названия ручных столярных инструментов.

3. ПУШОКИтак, осели мы в одном из сёл Полтавщины. Небольшая кре-

стьянская хата, в которую нас пустили, была разделена на две поло-вины. В одной жили хозяева: тётя Фрося, её хромой муж дядя Степани их двенадцатилетний сын Колька. Старший сын воевал в КраснойАрмии. В другой половине хаты, чистой, в светлице, поселились мы.

Жили не только голодно, но и холодно. Топить было нечем. Ва-рили на хозяйской половине. А там, где жили мы, тепла-то быловсего, что надышим восьмеро. Да ещё два раза в неделю протапли-вали русскую печь соломой. После этого “всем гамузом”, как гово-рил отец, детвора залазила на печь отогревать косточки. Вот гдеблаженство! А если там было зерно, насыпанное хозяевами для про-сушки перед помолом, мы, кто помельче, нагребали его на себя,скрываясь в нём едва не с головой.

Ходили за соломой большой гурьбой: отец и нас четверо, которыепостарше. Меньшим в этой артели был я. Мне шёл в ту пору вось-мой год. Брали верёвки, шагали в поле, искали кучи соломы на местестарых скирд, остававшихся с довоенного лета, каждый набирал по-сильную для себя охапку. Всей доставленной за одну ходку соломыхватало, чтобы хоть один раз печь истопить. Солома была полупре-лая, в ней водилось много мышей. И мы, ребятишки, забавлялись,гоняясь за ними.

На этот раз у присмотренной нами кучи серело что-то болеекрупное.

– Крыса! Крыса! – заверещали обе сестрёнки.А старший брат замахнулся, было, скрученной туго верёвкой, но

потом присел и осторожно взял серый комочек в руки. Через минуту

325


мы все рассмотрели: зайчонок. Он был совсем маленький, даже уменя на ладошке умещался. Очень пушистый и потому почти круг-лый. Тут же мы дали ему имя Пушок.

Он сидел у меня на руках и мелко-мелко дрожал. Не то от холода,не то от страха. Было заметно, как сильно бьётся его сердчишко: всётельце зверька трепетало в такт его ударов.

– Глупый... Почему не убежал? А если бы лиса...– Вот если бы побежал, то лиса как раз и сцапала бы, – сказал

отец. – Маленькие зайчата не имеют запаха, и потому лисе ихтрудно обнаружить. А так – затаится, замрёт на месте, попробуйнайти...

– Бросила мамка, да? Или потерялся? Ну, не бойся, в обиду недам, – сказал я. – Сиротинка...

В те годы сирот было много. Успели мы их повидать, пока в путибыли.

– Да нет, не сирота он, – успокоил нас отец. – Зайцы все такпоступают с малышами...

– А как же их зайчиха-мама находит, чтобы покормить?– Да никак. Их кормит не мать, а любая зайчиха, какая встре-

тится. Они и сами, нескольких дней от роду, кормиться могут.Эти слова отца нас успокоили.Поселился Пушок под печкой на пучке соломы. Как говорила

тётя Фрося, “под припечком”. Бояться ему там было некого. Всехсобак немцы перестреляли. А кошка к нам не заходила, хотя се-стрёнки и любили с ней играться. Ей уютней было на тёплой хозяй-ской половине.

Пушок сразу стал общим любимцем. Перестал нас пугаться, бегалпо комнате, охотно брал кусочки хлеба прямо с рук. С особым удо-вольствием расправлялся с редкими пока свежими травинками, ко-торые мы собирали вдоль прогревшейся на весеннем солнцезавалинки. Не отказывался в первые дни и от самодельной соски –смоченной в молоке тряпочки. Рос Пушок не по дням, а по часам.Дней через десять он уже с трудом умещался на обеих моих ладо-шках. Нескольких травинок ему теперь не хватало.

Но весна брала своё. Травы стало больше. И за пять минут я на-бирал её целый пучок. Однажды, занятый этим делом, случайно ус-лышал разговор, который сильно меня обеспокоил. Сидя за угломдома, Колька и соседские ребята вспоминали довоенную жизнь. Го-ворили о подарках, что им раздавали в школе по праздникам, о сдоб-ных коржиках, какие раньше пекли их матери, и о многих другихвкусностях.

На следующий день во дворе меня встретил Колька. Видно, спе-циально поджидал:

– Ты давно мясо ел?

326

Проза

Я не помнил, настолько это было давно. И потому ничего неответил. Чаще всего мы обходились галушками, а то и простой зати-рухой, как здесь называли заваренную мучную болтушку.

– А зайчатину ел когда-нибудь?– Зайчатину? – растерянно переспросил я.– Да, да. Знаешь, какая вкусная?! Пальчики оближешь!– Да ну тебя! – догадываясь, что он хочет мне предложить, я

рассердился и убежал в дом. В тот день я не находил себе места. И даже когда стемнело, не

мог долго уснуть. Колька, конечно, неплохой товарищ. Нежадный,всегда хлебом поделится. Но кто знает, что у него на уме? Что-то ужочень он зайчатину расхваливал...

Утром меня не пришлось будить. Наоборот, чуть только началосветать, встал. Все ещё спали. Тихонько достал верёвку, сунул за па-зуху вырывающегося Пушка... Когда вернулся домой с обычной вя-занкой соломы, все, кроме отца, ещё спали.

– А я думал, ты за травой ходил, – удивился он.– Нет, теперь трава не нужна, – шёпотом, чтобы не разбудить

остальных, ответил я. – Пушок уже подрос, может сам пастись...– Правильно сделал, сынок, – сказал отец. – Нельзя предавать

тех, кто нам доверился. Хотя бы совсем с голоду помирал...А когда рассвело, на нашу половину заглянул Колька, позвал

меня на улицу. За пазухой у него что-то топорщилось.– Вот... полбуханки хлеба... – начал расстёгивать он воротник

рубашки. – Давай зайца!– Лови у старой скирды, – гордо ответил я. – Выпустил?! – удивился Колька.С минуту помолчал, потом весело рассмеялся.– Вот молодец! Знаешь, какой он к осени будет... Во! С барашка!И ещё немного помолчав, спросил:– Хлеба хочешь? Я, конечно, хотел.

4. ДОРОГА ДЛИННАЯТолько в Каменке, куда мы пришли на исходе весны сорок вто-

рого, и только тогда, когда нас поселили в пустующие комнаты, японял, что всё, дальше не пойдём, здесь осядем. Прежние остановки,даже продолжительные, как в селе Мачеха, где мы задержались почтина два месяца, всё равно были временные. И всегда мы жили у кого-то. А здесь – своё жильё. Ну, это, конечно, только говорится так:“своё”. На самом деле оно чужое. И где хозяева, неизвестно. Может,

327


эвакуировались в начале войны, а может... В Каменке перед войнойжило много евреев. А когда мы пришли, многие дома пустовали.

У нас, конечно, не дом, а квартира. В общем коридоре их три. Водной из них, в двух комнатах поместили нас. Напротив дверь – тамтётя Дуся с дочкой Валей, одних лет с нашей Ленкой. Да Петька уних ещё. Петька совсем взрослый. Перед войной он в тюрьме сидел.За воровство. И сейчас тоже ворует. У немцев. И не боится...

Я знаю: немцы страсть как не терпят воровства. А как заходишь в коридор, ещё дверь. Там живёт тётя Полина.

Стыдобушка... С немецкими офицерами путается. Сынок её люби-мый Васька, по прозвищу Пыка*, меня постарше, ему уже восемьлет. Только и знает, что хвастается разными гостинцами, что от нем-цев получает, дразнит нас. Но нам от него ничего не нужно, мы сним не водимся. Брату его старшему тринадцать. Витька стыдится замать. И днём всегда где-то шатается. К вечеру только заявляется,перед комендантским часом. А Пыку при любом удобном случае ту-маками угощает. Пыка он и есть Пыка: мордастый, глаза как усвиньи. И ведёт себя так же.

С торца есть ещё одна квартира. Там двое стариков, фольксдой-чей* – жена и муж. С ними я, конечно, тоже не вожусь. Они почтине выходят из дому, только за пайками.

Справа от нашего – ещё один жилой дом. На две квартиры. Нотам детей нет. Рядом с ним, ближе к шоссейке, биржа труда. Слевакакая-то контора немецкая, а за сараями – завод минеральных вод.Ну, это только так говорится, “завод”. Такой же дом, как и наш. Тамситро, говорят, делают. И морс.

Посреди двора – колодец. А прямо за ним – ворота, которые нашоссейку выходят, что тянется с Покровской стороны до самой станции.

Сколько дорог мы прошли от Харькова! Вспомнишь – голова за-кружится. И ноги начинают гудеть от усталости. Шли обычно от селадо села, а протопали, как отец говорит, километров под пятьсот. За-помнился мне больше всего первый переход. Дошли до большогосела, а в нём ни поесть ничего не раздобыть, ни на ночлегустроиться. А ноги как свинцовые...

Близко к городу народа на дорогах полно: то беженцы, то плен-ных гонят, то харьковчане в поисках продуктов мыкаются. А тут ещёмашины немецкие то и дело. Если наши автобусы мне казались по-хожими на добрых ёжиков, то немецкие тупорылые грузовики – назлых бульдогов, какие нарисованы в книжке про Буратино. Или по-возки их, интересные какие-то. Тяжеленные, не то, что наши под-воды – кто какую смастерил… Видно, что на заводе их делали, всеодинаковые. И справа от ездового – ручка от тормоза, почти как навагонах. А лошади – толстоногие да здоровенные. Тяжеловозы. Аподвезти ни за что не подвезут...

328

Проза

Вот пришли мы в первое село. Намёрзлись. Усталые. Голодные.А согреться и переночевать негде. Выпросили место в бывшем кол-хозном клубе. А прилечь некуда. На полу только. Так тут холодно.Сижу на скамейке, ногами болтаю. Что ещё делать?

– Не болтай ногами, Бориска, а то завтра совсем идти не смо-жешь, – говорит мама.

Как в воду глядела. На другой день еле-еле расшевелился. И такпоначалу бывало не раз. Раньше я дальше своей Большой Иванов-ской улицы почти нигде не бывал. В зоопарке вот только или у Шур-киной крёстной. Но и то на трамвае...

А в дороге чего только не насмотрелись.Недалеко от города на второй или третий день набрели на целую

колонну наших танков. Одни обгоревшие, закопчённые. Другие безгусениц. А некоторые насквозь простреленные из пушек. Разные:БТ-5, Т-70... Я их раньше видел. На одном нашем танке возилосьнесколько немцев.

– Высверливают люк, – сказал отец. – Говорят, было такое,что наши танкисты, когда кончались боеприпасы и горючее, запи-рались внутри и там помирали от голода и холода, только бы в пленне сдаться.

Пленных мы тоже видели. Почти все полуодетые, хотя морозыбыли сильные. У многих повязки на голове, руках или ногах. Видно,что до последнего дрались.

Однажды, подходя к большому селу, встретили стадо коров, уго-няемых немцами. Позади стада – длинная вереница подвод с про-дуктами разными. У людей поотбирали. Обоз охраняли немцы иполицаи.

В ту зиму не только морозы были сильные. И снега было много.Немецкие машины застревали в снежных заносах. И дороги часторасчищали. Трактор тянул громадный треугольник из обтёсанныхбрёвен, высотой почти с меня. Этим треугольником снег счищался сдороги, отгребался в стороны и по бокам сильно уплотнялся. В не-которых местах такие дороги напоминали неглубокие противотанко-вые рвы. Две машины с большим трудом могли разминуться тут.

Да что там машины! Мы со своими саночками и то опасались по-пасть под колёса. Особенно, когда шла колонна автомашин. Маматогда притискивала нас с Ленкой к борту снеговой траншеи и, за-слоняя, расставляла руки, как наседка крылья. Смешная мама! Развезащитишь руками от военной машины?

Когда родилась Катюшка, двинулись дальше, когда земля под-сохла. Теперь уже без санок. Зато у каждого из нас, даже у Лизанькии у мамы, за плечами были котомки с оставшимся нехитрым скар-бом да с отцовыми столярными инструментами. Весной веселее то-пать, даже с котомкой на спине. Сколько интересного вокруг!

329


Потому, наверное, и не запомнилось ничего плохого в эти дни. Всёмне казалось прекрасным. И только однажды услышал, как мамаописывала приютившим нас на ночь людям увиденное под Кирово-градом*:

– ...Такие большущие насыпи свежей земли. Говорят, там захо-ронены тысячи расстрелянных евреев. И не только евреев, конечно.Многих, наверное, ещё живыми засыпали, потому что видели, какнесколько дней земля шевелилась...

Я не видел, а то бы сам умер со страху. Но мама врать не станет....И вот мы в Каменке. Первые несколько дней жили на По-

кровской стороне. На второй же день откуда-то у нас появилосьпочти полмешка гороха. Когда его замочили перед тем, как варить,шелуха начала слезать. А на поверхность всплыло множество не-больших жучков и червячков. Оказывается, горох порченый был. Авсё же еда! К тому же от пуза. Наверное, первый раз за полгода нае-лись мы досыта.

Отец, как часто бывало после начала войны, шутил:– Ну вот, то вообще никакой не было еды, а тут сразу каша с

мясом. А когда с аппетитом уплетали густое пахучее варево, в котором

изредка попадались жучки, он с хитринкой в голосе убеждал:– Ничего, сойдёт. Не то черви, что мы едим, то черви, что нас

едят.С тех пор самый любимый мною суп – гороховый. Правда, без

червячков.

*Пыка – пыка (укр., просторечное) – морда, рожа, харя.Фольксдойч – так называли немцев, с давних пор живших в России.Кировоград – областной центр на Украине.

5. ПЫКАНет, не люблю я Ваську Пыку. Только и знает хвастаться всякой

ерундой, что от приходящих к ним фрицев получает. Да дразнится.“Скелет сорок лет, голова на палке, ноги как качалки...”, – это он обомне так. Конечно, будешь как скелет, если столько протопаешь на почтипустой желудок. Ты сам попробуй! Не полтыщи километров протопай –дойди хотя бы до Тростянки, что за два километра от нас. Это лес такназывается. Дойди, а потом дразнись. Правда, я тоже туда не ходил.Сунься только в лес – немцы сразу, как партизана, к стенке поставят.

Да начихать мне на этого Пыку с высокой колокольни! Однитолько неприятности от него. Мало, что дразнится да хвастается, так

330

Проза

то и дело ябедничать к матери бегает: то мы Чапаева* хвалим, то жа-леем наших пленных, то ещё что...

Как-то раз он на воротах большущий фашистский знак нарисо-вал мелом. Ну, мы втроём – я, Ленка и Валька – тумаков ему на-давали, хотя он и сильнее каждого из нас. Распустил нюни, как самаяраспоследняя плакса. Хотел, было, жаловаться бежать к мамочкесвоей. А тут Витька, брат его старший, откуда-то появился. Поняв,в чём дело, ещё добавил ему: хорошенько уши надрал:

– Ах ты, вражина! Ах ты, прихвостень фашистский! Эти фрицы,может, отца твоего уже убили, а ты им на радость их паучью сва-стику малюешь! Мало тебе всыпали...

Пуще прежнего разревелся Пыка. А жаловаться уже не бежит.Боится, что Витька ещё больше накостыляет.

Не заметили мы, как во дворе Петька тёти Дусин появился.– Что за шум, а драки нет?! – весело прокричал он, желая ути-

хомирить нас.– Да вот... – с опаской ткнул я пальцем на ворота. Петька помрачнел.– Эт-то что же такое? – медленно протянул он. – Мало нам

этих вонючих знаков на танках ихних?И, подобрав оброненный Пыкой мел, несколько раз перечерк-

нул свастику. А затем начал рядом звезду рисовать. Пятиконечную.На беду именно в этот момент по шоссейке в сторону железнодо-рожного переезда шли четверо полицаев.

– Ты что же это советскую пропаганду разводишь?! – взъярилсястарший из них, по фамилии Орлик, помощник главного местечко-вого полицая. – Да тебя за это знаешь куда надо?!

– А тебя куда, овчарка немецкая?! – огрызнулся Петька.– Ну-ка, взять его! – аж завизжал от злости Орлик. – Счастье

твоё – нет времени тащить в гестапо... Там бы тебе показали крас-ную агитацию... А потому получишь двадцать пять шомполов*.Прямо здесь.

Петьку разложили посреди двора, рядом с колодцем, на уже про-бивавшуюся траву. Стянули до колен штаны, заголили рубаху. Наноги его уселся Орлик. Полицаи-палачи, вынув из винтовок шом-пола, начали отсчитывать удары. Петька даже не пикнул. Хотя и из-вивался под ударами как уж. А полицаи, сообразив, что избиватьшомполами лежащего на земле человека из стоячего положения не-сподручно, опустились по обе его стороны на колени. И продолжилисвою палаческую работу.

На спине Петьки после первых же ударов появились тёмно-красныеполосы. А потом – струйки крови, с каждой минутой всё обильнее.

Все мы: я, Ленка, Валька и Витька – с ужасом переводили взглядыс извивающегося под ударами Петьки на Ваську-Пыку. Из-за него,

331


паразита, всё началось! Пыка тоже, выпучив от страха глаза, вздраги-вал при каждом ударе. Как будто это били его, а не Петьку. Но вотистязание закончилось. Четвёртый полицай, скучавший до того бездела, взял стоявшее на срубе колодца ведро и окатил Петьку холоднойводой.

– Поостынь, герой, – пробормотал Орлик.Петька с трудом поднялся и, осторожно натягивая штаны, с вы-

зовом проговорил в его сторону:– Ничего... Ничего... Будет и на нашей улице праздник... Тогда

не только рядовые гады будут стоять перед нами на коленях...– Покы сонце зийдэ, роса очи выйисть*, – с издёвкой засме-

ялся Орлик.– Твои очи...*, – огрызнулся Петька.– Что, мало двадцати пяти?! – с угрозой двинулся в его сторону

Орлик. – Можно добавить.Тот ничего не ответил, повернулся спиной к полицаю и медленно

побрёл к входу в дом. На его мокрой рубахе выделялось несколькокровавых полос.

Пока полицаи не убрались со двора, мы, пацанва, стояли как ка-менные. Первым очухался Витька. Он подошёл к Пыке и отвесилему хороший подзатыльник. Так ему и надо!

* Чапаев – легендарный герой Гражданской войны. Наказание шомполами непокорных было очень популярным у окку-

пантов и их пособников.Покы сонце зийдэ, роса очи выйисть (укр.) – “Пока солнце взойдёт,

роса глаза выест” – украинская пословица. В данном случае смысл еёпримерно такой: не дождёшься; не увидишь праздника.

Твои очи (укр.) – “Твои глаза” – ответ Петьки означает: не уви-дишь.

6. ОПАСНАЯ ШТУКОВИНАЖильё у нас теперь имелось. А вот еда...На первых порах отец взялся столярничать. Но в Каменке это не-

просто оказалось. Лесов поблизости мало. Даже дровами запастись ито не каждому удавалось. А раздобыть для столярных работ материал– и не говори! Каждая пригодная досточка – на вес золота. В лесмало кто насмеливался ходить.

С большим трудом достал отец доски на верстак. Это стол спе-циальный, на котором столярничать удобно. А уж чтобы раму окон-ную сделать или даже табуретку... Да что там раму! На форточку,

332

Проза

сгнившую, еле-еле нашли брусочки нужные. За первый месяц сделалотец всего две рамы небольшие для сельчан и несколько скамеекпростеньких. На этом не прокормишься! А тут ещё на бирже трудавзяли его на учёт. И послали работать на станцию.

Там база перевалочная была. Немцы отправляли продукты раз-ные. К себе в Германию и на фронт. Вот и пришлось ему ящики вся-кие сколачивать. Очень это его угнетало: он, бывший красныйкомандир, вынужден против своих работать, врагу ненавистному по-могать. Людям и без того продуктов не хватает, а тут ещё помогайграбить их! И за такую постылую работу – жалкая пайка хлеба из не-сеяной просяной муки...

От всех этих переживаний и расстройств совсем расхворался отец.Болезнь желудка обострилась до того, что слёг он. Правда, как гово-рит мама, нет худа без добра. До этого то и дело немцы к нам, как ико всем остальным, совались в дом. А тут стоило увидеть рядом с ле-жащим человеком пузырьки с лекарствами разными, даже в комнатуне заходят.

– Кранк?* – только и спросят.–Да, да. Тиф...Их как ветром сдувает. Здорово тифа боялись.Шурку тоже заставили работать на бирже труда. Хотя ему только

пятнадцать лет. На пекарню послали. Целыми днями пилил да кололдрова. А дрова-то! Берёза, вяз, дуб... Да все узловатые и сучковатые...Зато, правда, кроме просяной пайки ему давали ещё целую буханкунастоящего хлеба! Чёрного, тоже из не сеяной муки, но самого чтони на есть настоящего хлеба. Конечно, на восьмерых это нежирно.И всё-таки... К тому же заведующий пекарней, хоть и вреднющийдядька, но разрешал вместо просяной пайки брать муку из того жепроса. Оладушки из этой муки, пока ещё горячие, даже вкуснымиказались. Не то, что хлеб. Горчит сильно и в горле дерёт, как на-пильником. Всем, кого немцы работать заставляли, давали толькотакой хлеб. А попробуй, откажись от работы! Мигом в Германию уго-нят. Кому ж охота?!

Только полицаям да тем, кто в управе на немцев прислужничал,получше пайки давали. Да фольксдойчам. Так полицаи, почище нем-цев, людей грабили. Что ни понравится, всё к рукам приберут. И нежалуйся...

Хитрющие фрицы. Не стали разгонять колхозы, как бургомистри полицаи захотели. Оставили всё, как было. Даже названия не из-менили. А в Каменке было три колхоза: “Червона Армия”* в самомместечке, “Жовтэнь”* на Покровской стороне и имени Ворошилована Николаевской. И потом, когда народ урожай собрал, немцы всёподчистую выгребли. Если бы не это, пришлось бы из каждой хаты,из каждого погреба вытрясать понемногу. А тут всё сразу. Но и этим

333


они ещё больше людей обозлили. И партизаны стали чаще о себе на-поминать. За один только месяц два эшелона пустили под откос.Один – прямо на окраине местечка, в глубокую балку.

В самой Каменке немцев немного было. Небольшой госпитальда ещё охранная команда. А войск проходило немало. Иной раз пополдня колонны шли. Однажды, правда, около двух сотен, а может,и того больше. Взрослые говорили, что это батальон. Против парти-зан их прислали. И даже три танка. Только ничего у них не вышло.Партизаны, по слухам, ушли в Чёрный лес. А он аж до самой Бело-руссии тянется. Поищи-ка их там!

Охранная команда в средней школе располагалась. А проходящиечасти на ночёвку чаще всего в клубе останавливались. Набросают имтам, в фойе и в зале, на пол соломы – вот вам вместо перин...

Маму тоже работать заставили. Уборщицей в клубе. Там немногоработы было. Театр, организованный немцами, редко давал пред-ставления. И зрителей немного бывало. Может, пятьдесят человек.Один раз и я видел постановку, “Вий” называлась. Натерпелсястраху, не меньше того Хомы*. Испугаешься, когда на сцену разныехимеры вылетают! Это я потом узнал, что они ненастоящие.

После ночёвок проходящих частей работы маме прибавлялось разв пять. И она брала с собой Женю, Ленку и меня. Мы помогали ейсобирать и выносить на улицу солому. А под подстилкой чего тольконе найдёшь! И монеты мелкие, и зажигалки, и губные гармошки, ипатроны разные. А повезёт если, может попасться фонарик или порт-сигар, который сам цигарки сворачивает. А то даже и ножик склад-ной со многими лезвиями. Правда, почти все находки приходилосьобменивать на еду, которой нам постоянно не хватало.

Конечно, не всегда находок было много. Больше их оказывалосьв те дни, когда отдых солдатам давали короткий, когда поднимали ихзатемно или по тревоге. А в спешке да в темноте один одно потеряет,другой ещё что-то забудет. Электричества ведь не было. И кероси-новых ламп я у немцев не видел. У них больше были плошки-свечки.Выдавленная на прессе картонная баночка, чуть побольше, чем длясапожного крема, внутри залита какой-то массой для свечек. В се-рёдке баночки – фитиль, как в лампе керосиновой, только поуже.Вот разложится при свете такой лампадки немец бриться или ещёчто делать, а тут тревога. Всё и посыпалось в расстеленную вокруг со-лому... А попробуй опоздать в строй: мало не покажется! За дисцип-лину немцы очень строго спрашивали. Вот и поспешали солдаты.

Однажды наш улов выдался особенно богатым: три горсти разныхпатронов, целых две губных гармошки, станочек бритвенный с лез-вием, мундштук, несколько монеток, две с половиной галетины иещё какая-то штуковина непонятная. Почти круглая, вся ребристая,похожа на кукурузный початок, даже железинка сбоку похожа на ли-

334

Проза

сточек. А сверху трубочка небольшая и к ней колечко прикреплено.За него удобно эту штуку нести. А то в ладошке не зажмёшь.

– Это граната, – заявила Ленка.– Сама ты... граната, – возразил я ей. – Что я, гранат не видел?

Она как стакан, только железная. И ручка у неё длинная, чтобы бро-сать удобно. Как моя рука почти. А тут – никакой ручки.

– Ну, пойдём, у деда Завирюхи спросим, – не стала споритьЛенка.

Почему не пойти к дедушке Демиду? Всё равно мы ему всегдапатроны отдаём. Нам они ни к чему.

Дедушка Демид – это у него уличное прозвище такое, Зави-рюха,* – добрый. Иногда он угощает нас подсолнечной макухой*.Такая вкуснятина!

Он как бы сторож здесь, в клубе. А ещё вокруг здания мусор под-метает. Он никогда на тебя не наябедничает, как бы ты ни нашкод-ничал. Вон недавно Женька Сочинский взял и выколол глазаГитлеру на портрете. За это немцы и повесить могли. А дед Зави-рюха никому не рассказал. Только уши надрал Женьке. Да порче-ный портрет на целый заменил.

Обидно, конечно, за Женьку. Но уши переболят, да и пройдут. Аузнай немцы про портрет! Несдобровать бы Женьке, хотя он и не-взрослый. В общем, пошли к деду. Выгреб я патроны из одного кар-мана, из другого начал доставать. И тут он разглядел, что на пальцемоём на колечке болталось.

– А эту штуковину где взял?– Где, где... Там же, под соломой.– Ну-ка, давай её быстренько сюда. И дедушка Завирюха сначала зажал в своей большущей ладошке

мою маленькую, затем начал осторожно снимать с пальца мою на-ходку. Строго предупредив при этом:

– Стой тихо, не дёргайся.– Да я что... Мы и пришли спросить у вас, что это такое, –

оправдывался я, высвобождая из колечка палец.– Та граната ж это! – встряла Ленка, не утерпев. – Только не

немецкая. Наша. “Лимонка” называется...– Откуда знаешь? – вскинулся дед.– Та у Женьки ж Сочинского видела. Точно такую. Он и говорил...– Откуда ж ей тут взяться? – почесал дед в затылке. – Мабуть*,

после боя фриц нашёл... А теперь на отдых их отводят, вот и не сталтаскать...

– А ты вот что, егоза... Помалкивай! Никому ни слова! – сказалсерьёзно, как взрослым. – И Женьке скажи, чтобы ко мне пришёл.И тоже чтоб язык держал на запоре. А то с такими игрушками дои-граетесь...

335


И закончил сердито:– Вот шыбэнык!*“О ком это он? – подумалось. – О Женьке? Обо мне?” Да, хо-

рошо, что дедушка Завирюха не ябеда.

*Кранк (нем.) – больной.“Червона Армия”, “Жовтэнь” (укр.) – “Красная Армия”, “Ок-

тябрь”.Хома – персонаж повести Н.В.Гоголя “Вий”.Завирюха (укр.) – вьюга, метель. Макуха (укр.) – жмых из семечек подсолнечника.Мабуть (укр.) – наверное.Шыбэнык (укр.) – проказник.

7. УРОКИ НЕНАВИСТИВ конце того лета, что мы пришли в Каменку, местные власти по

приказу немцев наметили школу открыть. Чтобы на свой лад учить.Записывали в неё только мальчиков. А родителей тех детей, что вшколу не шли, штрафовали. Мне как раз приспело время учиться.Вот и пришлось записаться.

Хорошо, что ходить никуда не нужно было. Школа располага-лась позади нашего дома. Совсем маленькое здание, всего четырекомнаты. Настоящая школа далеко от нас, за переездом. Она боль-шая, двухэтажная. Но там казарма сейчас. Немцы разместились, ох-ранная команда.

Учеников на один класс только набралось – девятнадцать душ.Учителем и директором школы оказался совсем дряхлый плюга-венький старикашка. Пегие волосы вечно всклокочены у него, каксоломенная крыша, разворошенная ветром. Нос острый, как уястреба. А глаза жёлтые, злые, туда-сюда зыркают. Росточка неболь-шого, чуть повыше меня. А злющий! У-у!

Откуда раздобыли такого злюку? Говорят, что в гимназии былучителем, ещё при царе. Немецкому языку обучал. А после где-то населе счетоводом работал. По классу всё время бегает без остановки,на ходу в тетрадки заглядывает. Чуть что не так – толстенной ли-нейкой по рукам! Да не по ладошкам, а с обратной стороны. Какдаст, как даст!

Мне, правда, не часто перепадало. Я читал хорошо ещё до школы.И арифметику знал. До тысячи умел считать. Вот с письмом похужебыло. Чернил не достанешь нормальных, из ягод бузины делали. А вних всегда мух полно. Чего они туда лезли? Как на мёд. А от них то

336

Проза

и дело кляксы в тетрадке, хотя мы только палочки да кружочки пи-сали.

Больше всего Костьке доставалось, моему соседу. Он сообра-жает медленно. И вообще всегда о чем-то постороннем думает. Зато и получал. Пацаны говорили, что он больной на голову. Года триназад отец нечаянно разрубил её. Колол дрова, а топор возьми исорвись с топорища. Да прямо по голове Костьке, что стоял на-против.

Врут, наверное. Разве с разрубленной головой выживешь? Хотяна его наголо остриженной голове и в самом деле чуть ли не от носаи до затылка шрам был. Так что, может, и не врут. Спросить всёравно не у кого. Отец Костьки в Красной Армии. А он сам с дедуш-кой живёт. Неродным. Жалко мне Костьку. По себе знаю, какбольно, когда линейкой врежут. Первый раз у меня аж сердце за-шлось. А тут каждый день лупцуют человека.

Один из последних дней сентября выдался тёплым, солнечным,весёлым. Обычно в это время картошку начинают убирать. А печё-ная картошка – такая вкуснятина! Поэтому, наверное, и не былоКостьки на уроках. И ещё два пацана не пришли на занятия. А сле-дующий день оказался самым пасмурным для всего класса. Хотясолнце по-прежнему сияло ярко, весело.

Карла, как мы звали промеж себя нашего учителя-мучителяИвана Карловича, смотрел на каждого волком. И ни один из нас неизбежал в этот день его линейки-палки. Но больше всех, как ипрежде, досталось Костьке. Расходясь по домам, пацаны там и туткучковались, зло перешёптывались. А Костька переходил от однойкучки ребят к другой и молча показывал свои распухшие руки. Когдамимо проходил, я расслышал его шёпот: “Убью! Всё равно убью!”

Хоть и не любил отец, когда жаловались на причинённые обиды,я не выдержал, всё рассказал ему. Обычно он сердился, внушал мне:“Что ж ты за мужчина?! За себя постоять не можешь! Не плакатьсянадо, а давать сдачи!” В этот раз не стал меня отчитывать. Конечно,как дашь сдачи взрослому?

Долго молчал отец, гладил меня по голове. Потом не просто отве-тил, попросил: “Ты потерпи, Борис. Потерпи. Забрали б тебя изшколы, чтоб не калечили твою душу. Так денег на штраф нет. И сло-вечка замолвить за нас некому. Пришлые мы... Так что старайсяуроки получше выполнять... Бог не выдаст – свинья не съест”. Ипосле тяжёлого вздоха добавил: “Вот придут наши – отдадим тебя внормальную школу”.

Следуя советам отца, за неделю я ни разу не разозлил Карлу. Иуже забывать стал о его линейке. Меньше обычного истязал он в этидни и Костьку. Костька же, хотя и вёл себя тихо, но, как оказалось,просто затаился на время.

337


Я почти всегда приходил в школу первым, так как жил ближевсех. И вот однажды вижу: тащит Костька что-то длинное, в ряднинузавёрнутое. Идти ему тоже недалеко, их дом через дорогу от школыи наискосок. Идёт и всё время по сторонам оглядывается. А чегоопасаться? При немцах люди без нужды старались на улице не поя-вляться. А фрицы в эти места и вовсе не заглядывали. Подходитближе, смотрю, а это сабля у него в руках. Самая что ни на есть на-стоящая!

– Где взял? – спрашиваю.– Знаю где... – отвечает. – А ты смотри – никому...– Дай подержать...– На. Только быстро. Чтоб никто не видел.Тяжёлой сабля оказалась. Как держат её конники в бою? Я и

двумя руками не смог. Костька тут же забрал её, кое-как припряталпод партой. Вот пришло время, начался урок. Я сижу как на иголках:что будет. А Костька не шелохнётся. Как баба каменная, что наокраине, на кургане раскопанном, на Покровской стороне.

Мы, когда добрались до Каменки, мимо неё проходили. Отец го-ворил, что тут где-то, в этих краях Киевская Русь начиналась. Дав-ным-давно. И эти бабы как столбы пограничные...

Ну вот. Расходился наш Карла, опять придираться начал ко всем.А когда до Костьки очередь дошла, тот не стал выполнять обычнуюкоманду Карлы “руки на парту!”, а выдернул саблю и замахнулся наопостылевшего, ненавистного мучителя. Проворным вредина оказа-лся, загородился линейкой. Но хоть и толстенная она была, а какспичка переломилась под ударом сабли. Завизжал от неудачи Ко-стька, заверещал с перепуга и Карла, как недорезанный поросёнок.И – ходу из класса.

Мы все притихли, как мыши. Что-то теперь будет? А Костькаразревелся от обиды, что не хватило силы и умения с саблей спра-виться…

На следующий день родители не пустили меня в школу. А потомв ней разместился на постой какой-то “дикий” немецкий батальон.Что стало с Костькой и куда подевался Карла, не знаю. До самогоприхода наших я не видел ни того, ни другого. И в эту школу, кото-рая прибавила нам всем, пацанам, ещё одну каплю ненависти к ок-купантам и их пособникам, больше никто из нас не ходил.

8. ПОДАРОК НЕМЦАКак-то незаметно прошла осень. Новый год наступил, 1943-й.

Потом “старый” новый год.

338

Проза

Зимой скучно. Далеко от дома нас не отпускали гулять. Во двореже ни на санках, ни на лыжах не покатаешься. Да и что за лыжиэто?! Одно название. Самоделки из клёпок от большой бочки.

Дома тоже скучно сидеть целыми днями. Вот однажды и занёсменя чёрт в большую помойную яму, что со стороны биржи труда.Уж больно красивую коробочку разглядел я там. Залез, а вылезтиникак не могу. Все края ямы обледенели от воды, что поломойки сбиржи выливали. Долго пытался вылезти. Никак!

А тут немец один вышел на крыльцо биржи. Несколько минут синтересом наблюдал за моими неудачными попытками. То к одномуплечу голову наклонит, то к другому. Потом, когда я уже вот-вотготов был разреветься, снял с плеча винтовку, и, подойдя к яме,сунул в мою сторону, стволом. Я испугался, было, а он:

– Давай, давай, – и показал свободной рукой, чтобы я цеплялсяза винтовку.

Очень не хотелось мне от немца помощь получать. Но не замер-зать же в помойной яме! А он, вытащив меня, повернул к себе спи-ной и легонько поддал под зад прикладом:

– Ком нах хауз*, – и добавил по-русски: – Иди.Через несколько дней, когда мы вместе с мамой возвращались

под вечер из клуба, этот же немец остановил нас и что-то начал у неёспрашивать. Отослав меня домой, она ещё какое-то время разгова-ривала с немцем. А, придя, рассказала:

– Спрашивал, не согласна ли я постирать ему бельё. Обещалмарками* заплатить. А то и продуктами.

В Каменке в ту пору на базаре и в лавках принимали не толькомарки и оккупационные карбованцы*, советские деньги тоже былив ходу. Но не все, а только трёшки, рубли и монеты. Причём ихбрали намного охотнее, чем оккупационные деньги. А наши монеты– даже ещё охотнее немецкой мелочи. Многие немцы покупали замарки советские тридцатки, хотя они и с портретом Ленина. Отецговорил, что тридцатки – твёрдая валюта, их за границей на золотообменивают, не то, что немецкие деньги.

В общем, согласилась мама стирать. Тем более что немец этот несовсем настоящий был, а не то польский немец, не то немецкийполяк. И звала она его то Франц, то Франек. Несколько раз послеэтого он приходил к нам. За услуги расплачивался в основном день-гами. Но иногда вместо марок небольшую часть давал разными про-дуктами. Однажды угостил хлебом из неприкосновенного запаса, чтобыл у каждого немецкого солдата.

Хлеб этот как бы консервированный. Завёрнутый, как шоколад,в фольгу (пацаны называли её золотом), потом в пергамент, а потомещё и в провощённую бумагу. Хлеба немного было, меньше четвер-тушки привычной буханки кирпичиком. Кусочек на ровные-ровные

339


ломтики нарезаны. Тёмные-тёмные, почти чёрные. Но на вкус ничего.Лучше того, что Шурка с пекарни приносил. А уж просяной с ним –ни в какое сравнение! А хранится, говорили, долго, несколько месяцев.Ещё как-то угостил Лизаньку шоколадкой. А она мне чуток дала. Вобщем, нежадный оказался немец. Но самый неожиданный подароквсе мы получили от него недели через три после “старого” нового года.

Начало февраля в тех местах не столько морозами известно,сколько ветрами. А ветер с морозом вместе, ой, как донимают! Кто-то правильно придумал стишок: “Зима недаром злится, прошла еёпора...” И вот как-то в эти дни, уже стемнело, вваливается к намэтот немец-поляк. Нос от мороза сизый, щёки белеть начали. А у иххозяина – улыбка до ушей. За спиной –винтовка. С поста, видать,ушёл, погреться решил. Отыскал меня глазами, вытаскивает из кар-мана шинели фонарик. Шикарный! Не обычный, под плоскую бата-рейку, что у каждого фельджандарма* на шинели, на пуговицекрасуется, а длинный, под две круглые батарейки. Я такие только уофицеров видел. Что надо – фонарик! Запросто на тридцать шаговсветит! А то и дальше...

Мне, по правде, фонарик вроде и ни к чему. Мы ведь, как стем-неет, из дома носа не высовываем – комендантский час. Но развеоткажешься от такой вещи! А тут ещё он подзуживает:

– Гут, гут. Добже*...Вроде нехотя протягиваю руку, а сам уже решил: “Не отдам на

еду менять!”А поздний гость поставил в угол свою кургузую винтовку, рас-

стегнул шинель и начал взахлёб, путая немецкие, польские, русскиеи украинские слова, что-то рассказывать. Я только и разобрал не-сколько слов: “Сталинград... Траур... Гитлер капут!” Потом уже,когда, согревшись и выложив радостную для нас новость, Франц-Франек ушёл, родители, Шурка и Женя вновь и вновь повторяли иуточняли услышанное. Я понял, что немецкие войска под Сталин-градом получили большую взбучку. Целая армия их там окружена иразбита, многие тысячи в плен попали, и Гитлер объявил во всейГермании траур. Что теперь скоро фашистов окончательно разобьюти придут наши. А там и войне конец...

Франц-Франек этому тоже рад был, потому что воевать не хотел.Раньше ещё говорил об этом. Да! Такая новость стала для нас огром-ным подарком. В сравнении с ней фонарик, даже такой шикарный,слабенький лучик.

Про Сталинград я знаю. Там тоже тракторный завод, как и вХарькове, на котором отец работал. Его, кажется, как раз в Сталин-град и хотели эвакуировать. Но это на Волге, от нас далеко...

Долго, до самой распутицы весенней Франек-Франц не приходилк нам. И около биржи я его больше не видел.

340

Проза

В ответ на мамины расспросы послышались рыдания. А, немногоуспокоившись, всё ещё всхлипывая, тётка Одарка охрипшим голосомзапричитала:

– Что Петру скажу?.. Мишеньки нет больше... Не уберегла... Этапроклятая чёрная туча... Снег... Замёрзли пастушата... А в костреодни будылля*... Вот и сообразили толом* оживить... Начали измины вытапливать... От двух только кусочки остались, одному рукуоторвало... Мишеньки нет больше... Четырнадцать ведь только... Почастям собирали...

Да, чем тут утешить?Пересиливая всхлипывания, тётка Одарка села на подставленный

Женей стул, долго развязывала всё ещё вздрагивающими руками узе-лок, который не выпускала всё это время.

– Вот, Мишенька хотел... крестнику. Куличёк, крашаночки.*Христос воскрес, кума... Пасха ведь... Воскресение... Хри... Хри-стово...

И её снова сотрясли рыдания.А мне подумалось глупое: “Куда Витюшке яички? Он только

сиську сосёт... И потом, какая Пасха?! Пасха в воскресенье была. Асегодня среда...”

Таким остался в нашей памяти первый День Победы над фаши-стами – 9-е мая 1945-го года. Долгожданный день...

* Тендер – прицепная часть паровоза, в которой хранится уголь ивода.

Будылля (укр., местное) – сухие стебли подсолнечника и вообщетолстой травы-бурьяна.

Тол – взрывчатое вещество.Крашанка (укр.) – пасхальное яичко.

367



Александр Илларионович – коренной сибиряк, родился 3 января 1939года на юге Красноярского края, в селе Таскино, в старообрядческойкрестьянской семье. Окончил несколько вузов, где получал высшее обра-зование на факультетах истории и филологии, экономики и журнали-стики. Работал учителем, корреспондентом краевых и центральныхизданий. Ныне собственный корреспондент журнала Совета Федерации“РФ сегодня”. Член Союза писателей России.

Автор двух десятков книг стихотворений, прозы, публицистики.Его перу принадлежит повесть “Свет всю ночь”, сборники расска-зов о деревенских мастерах – “Деревянный всадник”, о деревенскомбыте и судьбах сибирских крестьян – “Лазоревая бабка”, “Змеиоживают ночью”. Заслуженный работник культуры Российской Фе-дерации. Живёт в Красноярске. Первый международный конкурсдетской и юношеской художественной и научно-популярной литера-туры имени А.Н. Толстого отметил творчество автора первой пре-мией.

ПОЮТ ПОЛОЗЬЯ ПО РУСИ...Энциклопедия деревенской жизни

КОГДА ТЯГА ХОРОША

Что может быть прекраснее зимней поездки в деревню! Особеннов ту, единственную, дороже которой на свете нет…

Мороз был крепок и сух. С востока тянул обжигающий хиус, такчто приходилось отворачивать лицо и прикрываться рукавицей. Натыльной стороне её сразу выступал иней, тонкий, как пудра.

Прибыл в Таскино в два часа пополудни. Вышел из автобуса, не-вольно зажмурился: так ярок снег. Тысячами колких блёсток сиялБерестов проулок, завьюженный до верхних прясел изгороди, низкоесолнце било сквозь тын прямо в глаза.

Морозы морозам рознь. Декабрьские – с туманами, плотными,промозглыми. Февральские пронизаны ветрами, снежными круго-вертями. Январские же морозы светлы, бодры, хотя и жёстки, без-ветренны, хотя и опаляют хиуском.

368

Тесовые ворота с кольцом открыл осторожно, почти беззвучно,чтобы не услышала собака. Она и вправду не услышала бы, при-гревшись в конуре, набитой соломой. Но выдал иссера-жёлтыйщенок. Он выкатился из-под крылечка и с визгливым лаем, выра-жавшем скорее восторг, чем возмущение, бросился в ноги. Тогда за-гремела цепью большая, чёрная, с бурым подшерстком собака,заметалась, бухая хриплым и густым лаем. Но цепь была слишкомкоротка, а гость проворен…

В сенях я отдышался, обстоятельно обрабатывая голичком зас-неженные валенки. Отсюда заметил, что мною заинтересовалась со-рока, присевшая на кол возле бани. Она поводила хвостом, точнофлюгером, и все наклоняла глянцевитую голову то влево, то вправо.Однако стоило мне выпрямиться – сорока стрекотнула коротко итолько махнула на прощанье своим плоским хвостом.

Изба была пуста. Я присел к печке, снял рукавицы и прислонилладони к тёплым кирпичам. Озябшие пальцы сладко заныли, закрас-нелись. Оглядевшись, я увидел, что тётка Липистина тихо спит напечи, прикрыв лицо лёгким платком. Так делают на сенокосе жен-щины после обеда, прикорнув прямо на траве под ближайшим кустом.

На цыпочках прошёл я во вторую половину избы. Разделся. Рас-стегнул портфель и разложил по столу свои бумаги, ручку, чернила.Мне так давно мечталось поработать здесь, в окружении вот этих ка-душек с фикусами, «туями» и «алоями», что захотелось сесть за столсейчас же, немедленно, с дороги, с мороза, хотя я и понимал пре-красно, что невозможно войти в работу так вот сразу, что мне при-дётся ещё долго мучиться, думать, настраиваться.

В это время скрипнула стремянка, приставленная к печи, и поней спустилась на пол тётка Липистина.

– Ты уже здесь? – всплеснула она руками. – А я только виделаво сне, будто била нашу Нинку маленькую. Она будто бегает подвору босиком, по холоду-то, а я поймала её за косички и давай му-тузить. Потом проснулась, думаю: гость какой-то должен приехать.Когда бьёшь во сне – это уж точно к гостю. А что проснулась? Щимои, слышу, закипели…

– А пёс лаял – не слыхали? – рассмеялся я.– Это забота не моя. Хозяин – Егор, Султан – его сторож.Вечером я попросил, чтобы мне разрешили самому топить печь

в моей комнате. Здесь стоит плита. «С тремя колодцами», – сказалао ней тётка Липистина. Это значит, что дым, горячий поток, в обо-гревателе делает всего три зигзага и вылетает в трубу, ещё толком неотдав своего тепла. Печь тонка, в один кирпич, и накаляется быстро,зато скоро и остывает.

Главное достоинство печи – тяга. Уж тяга так тяга, шапку бро-сай – вынесет.

369

Александр ЩЕРБАКОВ “Поют полозья по Руси...”

Я выскочил на мороз, накинув фуфайку дяди Егора, набрал изполенницы дров и грохнул беремя на пол перед поддувалом. С по-лена, гладкого, без сучка, без задоринки, специально хранимого запечью для этой цели, нащепал лучины огромным косарём с вы-щербленной деревянной ручкой. Щепа под ним шла ровная, хоть ли-нейки из неё делай. Через колено с хрустом переломил пучоклучины, подложил лоскуток бересты, потом дров – снизу сухих,сверху сырых. Затем открыл вьюшку на две ладони, больше ненужно. В мороз и так тяга хороша.

Наконец поднёс спичку к берёсте. Она куражливо заизвивалась,но огонь приняла, передала по тонкой кромке на другой конец, апотом скрутилась в рулончик и запылала факелом. Тогда загорелисьи щепки – одна, вторая, третья… Как свечи, которые зажигают вдень рождения.

И вот уже гудит весело печь, и мечутся оранжевые гребни огня,как будто петухи дерутся.

– Буй-буй-буй-буй, – услышал я эту музыку, ясно на душестало, светло и спокойно.

“СОЛНУШКО ВСХОДИТ”

– Пожар! Пожар! Склады горят! – закричал я, вбегая на кухню.– Где? Какие склады? – испуганно вскинула глаза тётка Липи-

стина (она мешала пойло в ведре) и стала торопливо вытирать рукио передник. – Уж не у Егора ли в гараже?

Я повёл её, оторопевшую, через комнату к своему окну и молчапоказал на красное пламя. Оно взметнулось над высокой крышейзерносушилки.

– Где твой пожар-то? – всё не могла взять в толк тётка Липи-стина.

– Да вот же он!– Тьфу, будь ты неладный! Напугал меня до смерти. Какой это

пожар? Это же солнушко всходит…Понял я свою оплошность.Но восход удивительно напоминал пламя, полыхающее над скла-

дами, навесами, сушилкой. Белые крыши их вдалеке приходилисьпочти вровень с горизонтом. Возвышалась над ними лишь сетка ча-стого березняка, через которую и продиралось в эту минуту огнисто-красное, невероятно огромное солнце, так схожее с пожаром.

Сходство усиливал серый дым над трубой школьной кочегарки.Он, как бы покачиваясь, обволакивал размытое полукружие солне-чного диска, и, казалось: пламя колеблется.

370

Проза

Но это длилось лишь несколько мгновений. Стоило солнцу выр-ваться из леса, как сразу чётко обозначился весь его круг, и цвет извоспалённого стал медным, потом золотистым.

…Восход не первое, что вижу я утрами из своего окна. Многораньше, когда только рассеивается тьма, проступают силуэт сельскойшколы, очертания высокой трубы с султаном плотного дыма. Трубаэта словно бы висит в воздухе, потому что заснеженной крыши поднею пока не видно. Она сливается с белой мглою рассвета.

Потом на сизоватой белизне проявляется дерево, его тёмныйствол, бегущие вверх развилины крупных сучьев и, наконец, вся ре-шётка мелких побегов. Уже видны и утонувший по макушку в су-гробе штакетник, кусты ранеток в садике со снежными кружевами наветках и школьная крыша, пологая, как японская шляпа.

Ребятишки у школы появляются, едва взойдёт солнце. Они оби-вают с валенок снег и проворно взбегают по ступенькам крыльца –мороз поторапливает их. Звонков я не слышу за двойными рамами.Но по тому, как в момент замирает всяческая жизнь вокруг школы,могу точно определить начало урока.

Видна и небольшая часть деревенской улицы. Она, несмотря налютую стужу, оживает довольно рано. Сначала я вижу цепочку све-тящихся во мгле окон, потом лиловые раструбы дымов над домами,потом людей, торопливо идущих и едущих на конях, притом –обычно стоя в санях.

Чуть попозже начинают сновать юркие тракторы «Белорусь»,стреляя из труб густым молочным дымом, и грузовые машины, по-громыхивающие бортами ещё порожних кузовов.

В полдень медленно проплывают мимо окна сенные стога, отб-расывая на дома и заборы ломаную тень.

Сегодня то и дело мелькали в окне заиндевелые тройки лошадей,заложенные в розвальни и кошёвки. Дуги коренников увиты голу-быми и розовыми лентами. На шлеях треплются резные ремённыекисти. Под дугами приплясывают и ладно звенят колокольчики.

Особенно хороша одна тройка. Длинноногий гнедой коренникявно гордился своим убранством и музыкой колокольчиков. Кра-суясь, он вскидывал поверх дуги свою крупную голову. Серыепристяжные по обе стороны его, пружиня постромки, шли на от-лёте.

Тройкой правил дружка – Никита Иванович, хозяин сельскоговодопровода. Он был одет в пёструю собачью дошку и мерлушковуюшапку. В кошеве, обнявшись, сидели молодые. Сегодня в селениисвадьба. Тракторист Федя Чихирин женился на Грудцыной Наде,воспитательнице детского сада. И вот, отдавая дань старому обычаю,жених с невестой во главе целого свадебного поезда разъезжают поселу, приглашают гостей.

371


Каждый раз, когда упряжки с гиканьем и звоном пролетают поулице, с дороги спешно поднимается на тополь воробьиная стая.Потом воробьи возвращаются на дорогу, усыпанную сенной трухойи конскими «яблоками», в надежде чем-нибудь поживиться.

А синицы, в жёлтых шубках и атласно-чёрных тюбетейках, целыйдень прыгают в палисаде по кустам. То ли тоже ищут какую-то пищу,то ли просто греются, играют в баши-догоняшки, как ребятишки набольшой перемене.

Недолог январский день. Чёткие тени деревьев на сугробе, какстрелки часов, незримо подвигаются и подвигаются по снежному ци-ферблату, пока не погаснет зимнее солнце, окунувшись за деревнейв далёкие алые сугробы.

ЕГОРОВА СТОРОЖКА

Дед Егор узкоплеч, лицом сух, буйно бородат. Сторожит механи-ческие мастерские и гараж. Под его надзором – тракторы, ком-байны, автомобили и прочая кооперативная техника. Дед исправнонесёт свою стариковскую службу, но, в сущности, равнодушен к ней.Я уже говорил, что всю жизнь он был конюхом и наездником. И вмастерские-то пошёл на старости лет единственно потому, что тамсторожу положена лошадь. А без лошади Егору свет не мил.

…Сани бежали легко и раскатисто. Дед правил стоя. Я лежал по-зади на охапке сена, пахнущего осенним травянистым тленом. Накрутых поворотах хватался за отводины саней, чтобы не улететь вснег ненароком.

Низенькая каряя лошадка Гагара усердно семенила ногами, то идело подбадриваемая вожжой. Когда вожжа со шлепком прилегала кподёрнутому инеем крупу, на нём оставались чёрные полоски. Впро-чем, Гагара и сама, без понуканий, бежала бы охотно. Пока дед обе-дал, она понуро стояла у ворот, продрогла на морозце, и теперь ейхотелось поскорее согреться.

Вечернее солнце, всё багровея, нависало над горизонтом. И гре-бешки снежного наста были так ярко розовы под его лучами, что отих ослепительной ряби начинала кружиться голова.

Наконец, сани влетели в ворота мастерских, скользом ударилисьо балясину, так что их даже раскатило полукругом и поставило бокомв аккурат к коновязи подле проходной. Жокейские замашки у деда…

Проходная мастерских, она же – сторожка, не страдает избыткоммебели. Вся её обстановка состоит из лавок вдоль стен да из тяжё-лого конторского стола с тумбами, тёмной столешницей в черниль-ных пятнах и контрастно белого на ней телефона. Треть комнаты

372

Проза

занимает печь с продолговатой плитой. Сейчас, в крещенские мо-розы, она – первая забота сторожа. Несмотря на скудность мебли-ровки и неуютность, сторожка не бывает безлюдной. И притягиваетона механизаторский народ именно печью, щедро источающейтепло.

Егор прежде брал с собою на службу Султана (того самого, кото-рый так грозно встретил меня в первый день), но теперь ему Липи-стина запретила делать это. Без Султана ей дома боязно по ночам.Зайди кто во двор – голоса подать некому. Дед Егор согласился с еёдоводами. Тем более что в мастерских и гараже воров всё равно сродуне бывало.

Шесть часов вечера – время, когда в сторожке смена караула.Вместо деда Прокопия на вахту заступает дед Егор. Церемония

передачи поста довольно незатейлива.– Кобылу напоил? – спросил дед Прокопий.– Напоил, и сена задал, – с достоинством ответил дед Егор и тут

же поставил встречный вопрос:– Объекты проверил?– Так точно, всё в порядке. Бачок водой заправил?– Заправил. А кто сёдни дежурит в кочегарке?– Иванашкин. Угля в запасник привезли?– Привезли, да больно мелкого. Давай-ка затопим печь, что-то

холодать стало…Дед Егор стал выгребать клюкой из печи золу и шлак, а дед Про-

копий пошёл за углём.Вскоре весело загудела, затрещала печка. От плиты потянуло теп-

лом. А в сторожке, между тем, всё теснее становилось от народа.Трактористы, шофёры, электрики, слесари, кочегары в задымлённыхи замасленных фуфайках, прежде чем отправиться с работы домой,считают долгом заглянуть в сторожку. Посидеть, покурить на дорогу,отвести душу неторопливой беседой, узнать деревенские новости.

Новостей много. Но больше всего разговоров вокруг последнегособытия на грани чуда. Молодой тракторист Ваня Берёзин выехалночью, чтоб к утру пораньше добраться, в дальнюю бригаду хозяйства– деревню Таяты – и заблудился. Думал, за тридевять земель умотал,блуждая, но оказалось, что колесил до рассвета рядом, за поскотиной.Надоело впотьмах кружить среди каких-то березняков, косогоров,решил заглушить трактор. Вздремнул чуток, а утром открыл глаза –похолодел от ужаса: трактор стоял в трёх шагах от обрыва над речкой.

Все, кто побывал на том месте, говорили со страхом и восхище-нием одно и то же:

– Вот уж точно счастье! Будто сам Ангел-хранитель на ухо шепнул.– Телепатия называется, – заключил известный книгочей Петька

Шанин, худенький шофёр с русыми колечками волос из-под ушанки.

373


Самого Вани Берёзина в сторожке не было. Боясь расспросов инасмешек, он миновал проходную, вышел через большие ворота.

В набитой людьми сторожке единственной «белой вороной»среди чёрных мазутных фуфаек, закопчённых лиц был мельник Ан-дрей Мясников. Шапку, лицо, одежду, валенки – всё у него запо-рошило мучной пылью.

– Как мололось? – спросил его деловито дед Егор.– Спасибо, с примолом, – ответил не особенно словоохотливый

Андрей.Домой мы с дедом Прокопием возвращались пешком. Мороз к

ночи стал ещё круче. Иссиня-чёрное небо играло крупными яркимизвёздами, какие бывают только в студёные январские ночи. Месяцбыл так тонок, что света совсем не давал, и дорожку в снегу мы опре-деляли ногами на ощупь.

«Больно рога круты у молодого месяца, это к морозу», – вспом-нились мне Липистинины слова…

ДВОР ТЁТКИ ЛИПИСТИНЫСегодня на восходе того пожара уже не было. Солнце выплывает

теперь много левее, восточнее школьной кочегарки, и его не обво-лакивает дымом, как прежде. День прибыл на целый час. И скольбы с утра ни злился мороз, ни пускал по логам седые туманы, лучисолнца, сверкая всё веселее, усмиряют его, он сдаёт помаленьку.

Когда к обеду заметно пригрело, чёрно-белая корова Тучкавышла из пригона в ограду и встала у больших ворот. Стоит-постаи-вает, жвачку прожёвывает, глаза чуть прикрыла от колко искряще-гося снега. Тёмные тесины ворот быстро нагреваются на солнце, и отних веет теплом.

Тучка стельная. Через месяц у неё телёнок будет и молоко. Мо-лока все ждут, но особенно кошка Манька, тоскливо мяукающая поутрам у корытца. И ещё дед Егор, принципиально не признающийчая. Каждый раз за обедом он повторяет притчу:

– Раньше, бывало, сядешь, расправишь бороду: «Давай-ка молока,старуха!». А теперь: «Чайку бы пошвыркать, что ли?» – и бороду в горсть.

Тётка Липистина тоже ждёт не дождётся молока, потому что вфеврале сын Петро приедет из Норильска в гости. Внучку привезёт.Три года всего внучке, и без молока ей нельзя.

У коровы есть тоже дочь, Томка. Полуторагодовалая. В мать –пёстрая. Живут они вместе. Из одного навильника сено едят, из од-ного корыта воду пьют. И ночуют в хлеве в одном стойле. Рядом вклетке – два подсвинка.

374

Проза

– Тяжело уж мне с двумя управляться, но ведь без лишней жи-вотины долго не протянешь на наши пенсиёшки. Да и свиньюшкам,поди, вдвоём-то веселее, – вздыхает тётка Липистина.

Лохматый Султан до сих пор недолюбливает меня. За что – умане придам. Я уж, было, в отместку окрестил его «пустолаем», но се-годня услышал одну историю и сразу проникся уважением к нему.Выходит, не надо судить по первым впечатлениям.

Дед Егор рассказывал:– Заходит недавно ко мне пастух из Кочергина. Нарочи к нам в

Таскино приехал. Продай, говорит, Егор, мне собаку. Всё равно, го-ворит, ты теперь не пасёшь, зачем она тебе? А если уж надо для за-бавы, найду взамен не дворнягу какую-нибудь, а настоящую,породистую.

– Поди, правда, отдать? – спрашиваю я Липистину, чтоб, зна-чит, торг потянуть да обмозговать дело хорошенько.

– Ты бы всё отдал! – накинулась она. – А не думаешь того, чтотакая собака самим нужна! Она, смотри, ни цыпушки, ни курицы нетронет, на крылечко зря не зайдёт, не загавкает попусту и во дворникого лишнего не пустит. Такую собаку держи – запоров не надо.

И это истинная правда. Вот лежит Султан другой раз посередьдвора, а по нему цыпушки бегают – и хоть бы хны. Не позарится.Дремлет себе, даже глазу не откроет. Как-то внучки, старшего, Иванадевчонки, у нас летом гостили. Во дворе играли. Потом гляжу –бегут, кричат Липистине:

– Бабка, бабка, в Султановом домике яйца спрятаны!А Султан летом не жил в конуре, у амбара под навесом спал.

Жарко, значит, ему в закутке-то было.Пошли мы смотреть: и верно! В конуре, в соломе, курицы гнездо

себе устроили и полное с краями яиц нанесли. Старуха мало не полве-дра набрала. И все свеженькие. И хоть бы одно тронутое. Вот ведькакой деликатный пёс – уступил курам жильё и на плату не претендует.

А этот мужик, откуда про Султана узнал? Пас я когда-то овец ар-тельных на кочергинской грани. И он рядом пас по ту сторону гра-ницы, значит. Ну, сперва мы издали перекликались. А потом он вгости пришёл. Познакомились. Лежим на траве, курим, беседуем отом, о сём. И вот говорит он мне:

– Глянь, овцы-то твои скрылись уж, иди заворачивай.– Ничего, помощник заворотит. Смотри, сейчас из этого ложка

выйдут, – отвечаю. – А сам беру комок земли да швырь в сторонуложка. И даже головы не поднял.

– Султан, заверни-ка окаянных, – говорю.Султан сделал стойку, взвизгнул и метнулся в указанном на-

правлении. А через минуту, видим, стадо и вправду из ложка выка-тывает. Кучно идёт, прямиком на нас курс держит. Султан их мигом

375


организовал, овец-то. Удивился кочергинский пастух: «Мне бытакую собаку…», – и аж глаза у него загорелись.

А теперь, вишь, прослышал, что я по старости лет пасти бросил,и тут как тут, прикатил, чтоб Султана выпросить. Но не отдали мы.Правда, мне жаль мужика стало, пообещал ему: мол, приезжай, когдаПика вырастет на смену, может, и договоримся…

Пика – та самая собачонка, которая в первый день выдала меняСултану столь звонким лаем. С Пикой мы теперь друзья. Она про-ходу мне не даёт – всё норовит смести услужливо снег с валеноксвоими лапами. Впрочем, и без меня не скучает: то костью во двореиграет, катая её и подбрасывая, то за тенью собственного хвоста го-няется, пока не закружится и не упадёт лапами кверху.

У Пики такая история.Младший Егоров сын, Колька, работает в Абакане на стройке, на

окраине города. Однажды шёл он вечером с работы и на свалке, средибитого кирпича, извести, бумаг, увидел барахтающегося щенка.Щенок тоненько скулил и всё тыкался головой в какую-то ветошь,стараясь согреться от лютого холода. Кольке жалко стало беспризор-ного щенка. Поднял он его и спрятал под шубу, за пазуху. Пока шёлдо общежития, щенок обогрелся, перестал дрожать, замолчал и уснул.

Утром Колька его на стройку принёс. Холостяцкое общежитиеднём пустеет, и за щенком там некому досмотреть. А здесь гнездоему устроили в теплушке. Бутылку молока купили. Скоро все рабо-чие со щенком познакомились и, поскольку он «викал», когда егона руки брали, то дали ему имя Вика.

Неделю прожила песочно-рыжая Вика в теплушке на абаканскойстройке, а в субботу Колька, как обычно, поехал на выходные дни котцу, к матери в деревню и взял Вику с собой. Так она оказалась засто вёрст, в Таскине.

– Как назвал-то? – спросил Егор у Кольки, когда тот вынул из-за пазухи незваную гостью.

– Вика, – сказал Колька.А Егор толком не расслышал – у него последнее время какой-то

шум в голове стоит – да окрестил собачонку Пикой. Теперь подэтим странноватым именем и числится она среди прочей в Липи-стинином дворе.

Недавно Пика вдруг исчезла. Дед за водой пошёл к водопровод-ной колонке, она увязалась за ним да где-то дорогой отстала и за-пропастилась. Два дня не ночевала дома. Решили уж, машинойзадавило, или ребятишки какие к себе заманили. А сегодня утромглядим: Пика снова играет костью во дворе, как ни в чём не бывало.Подошёл я, поздоровался с ней за лапу, она невинно посмотрела мнев глаза своими тёмно-бурыми сияющими смородинками и бросиласьсметать с валенок снег.

376

Проза

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6

СТИХИ

Сергей КОЗЛОВ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14Валентина КОРОСТЕЛЁВА . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17Марина КОТОВА . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33Светлана КУРАЧ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 45Владимир ЛАНГУЕВ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49Дмитрий МИЗГУЛИН . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58Николай СИТНИКОВ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65Сергей СМЕТАНИН . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74Александр ЩЕРБАКОВ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77Номинация “ДЕБЮТ” . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 90

ПРОЗА


СКАЗАНИЕ О МУРАВЬЁВЕ-АМУРСКОМПовесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96


КНЯЗЬ ПОЖАРСКИЙ – СЛАВА РОССИИ . . . . . . . . . . . . . . 169

429


БЕКАРПовесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 176

ПЕРВОЗВАННЫЙМаленькая повесть о необычном мальчике . . . . . . . . . . . . . 215

Анна КОЗЫРЕВА

МАТУШКА ВСЕЯ РУСИИз книги “Тайны крещения Руси” . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 238

РАССКАЗЫМамочка, не умирай! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251Троицкий подарок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 253


ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯТайна . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 261Сверчок и светлячок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 266Мост над обрывом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 268Давай дружить . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 276

СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА УЛИЦЫПовесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 280


БОРИСКИНА ВОЙНАПовесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318

430


ПОЮТ ПОЛОЗЬЯ ПО РУСИЭнциклопедия деревенской жизни

Когда тяга хороша . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 368“Солнушко” всходит . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 370Егорова сторожка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 372Двор тётки Липистины . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 374Шелихова катушка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 377Хлеб и мельница . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 379За водой по утру . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 380Рафиченые пельмени . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 381Поют полозья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 383Вилами по воде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 386И лопата в руце его . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 394Пилил пилила на пиле . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 401Коси, коса, пока роса . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 406Найти топор под лавкой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 411Метла, мети до тла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 417

431

«50 писателeй»Сборник произведений победителей Первого и Второго международных-конкурсов детской и юношеской художественной и научно-популярной ли-тературы им. А.Н. Толстого (в 4-х томах) Состав. И.В. Репьева, Л.А. Сычёва. Москва, 432 с. “Российский писатель”, 2008.

Издано при поддержке Фонда “Русский мир”

Литературно-художественное издание

Главный редактор Николай ДорошенкоРедактор Ирина РепьёваХудожественный редактор Сергей РепьёвТехнический редактор Андрей СоколовКорректор Ирина Репьёва

Сдано в набор 1.12.2008г. Подписано в печать 11.12.2008г.Формат 60Х84\16Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура “NewtonС” Печ. л. 27

Тираж 3000. Издательская программа правительства МосквыАНО РИД «Российский писатель», Свидетельство о регистрации № 77-

3567 от 31.5. 2000 г. 119146, Москва, Комсомольский проспект, 13.Отпечатанов полном соответствии с качеством предоставленного

издательством электронного оригинал-макета в ГУП“Брянское областное полиграфическое объединение”

241019 г. Брянск, пр-т Ст. Димитрова, д. 40

УДК821.161.1-93ББК 84(2Рос=2Рус)6-5,44

А53ISBN 978-5-902262-92-3

"50 писателей" (том 3, в сокр.)

Documents