1

КОМИТЕТ ПО ДЕЛАМ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

РОСИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

НАУЧНЫЙ СОВЕТ ПО КРИОЛОГИИ ЗЕМЛИ

МЕЖДУНАРОДНАЯ АССОЦИАЦИЯ ПО МЕРЗЛОТОВЕДЕНИЮ

ИНСТИТУТ КРИОСФЕРЫ ЗЕМЛИ СО РАН

ТЮМЕНСКИЙ ГОСУНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

РЕГИОНАЛЬНАЯ НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ АВТОНОМИЯ РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ

ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

«AUS SIBIRIEN – 2008»

научно-информационный сборник

«КоЛеСо» Тюмень

2008

2

УДК 947(=3) БКК 63.3(29=Нем)Я431 А 92 ISBN

«Aus Sibirien – 2008»: научно-информационный сборник. – Тюмень: «КоЛеСо», 2008. – _______с.

Редакционная коллегия: Ярков А. П. (гл. ред.), Гоголев Д. А., Кох О. О., Полищук В. В., Христель А. В.

Научно-информационный сборник включает материалы IV Международной научно-практической конференции «Стелеровские чтения», прошедшей в Тюмени 21-24 апреля 2008 г.

Рекомендовано к печати решением Ученого совета Института гуманитарных исследований ТюмГУ © Институт гуманитарных исследований ТюмГУ, 2008

3

СОДЕРЖАНИЕ

Христель А. В., Ярков А. П. К 300-летию Сибирской губернии: о вкладе российских немцев в укрепление российской государственности

Алексеева Е. К. Традиционное питание народов Севера: сохранность и трансформации (на материалах эвенов Якутии) Антуфьева Н. Л., Копылов В. Е. Ю. И. Кушелевский – исследователь Тюменского севера Арефьев С. П. Новые находки редких грибов на территории Тюменской области Белькова А. Е. Наименование лица в метрической книге XIX в. Беркутенко А. Н. Естественноисторические коллекции К. Линнея в Линнеевском обществе в Лондоне Беркутенко А. Н. Этноботанические наблюдения Стеллера и современная этномедицина Чукотки Бондарев И. Э., Лугаськов А. В., Силивров С. П., Цурихин Е. А. Состояние популяций тайменя Hucho taimen (Pallas) и сибирского хариуса Thymallus arcticus (Pallas) в бассейне реки Лозьвы и возможности повышения их численности путем искусственного воспроизводства Борисенко А. Ю., Худяков Ю. С. История формирования и атрибуции сибирской коллекции Н. К. Витзена Борисенко А. Ю., Худяков Ю. С. Проникновение западноевропейцев в Сибирь в XII-XIII веках в Северном Приуралье Бучек А. А. Психологический портрет коренного жителя приполярных территорий (на примере коренных народов Камчатки) Валитов А. А. Участие пленных иностранцев в общественной жизни г. Тобольска (1914-1920 гг.) Варавина Г. Н. Погребения шаманов у эвенов Якутии (конец XIX - начало XX вв.) Гашев С. Н. Роль К. Линнея и других натуралистов из Западной Европы в описании видов позвоночных животных территории Тюменской области Гашева Н. А. Salix-флора Тюменской области в контексте исследований и методологии К. Линнея Годовых Т. В. Трансформации адаптивных перестроек углеводного обмена детской популяции Чукотки в процессе онтогенетического развития и сезонности Гришанин П. И. Проблема структуризации советской исторической науки на примере изучения историографии гражданской войны и белого движения (19171922 гг.) Гуков А. Ю, Стручкова О. Н., Олешкевич И. И., Карлова А. В., Шумилов Е. А., Вишневский А. Н. Овцебыки на севере Якутии Евдокимова Т. В., Канев В. А., Кузнецова Е. Г. Биологическое разнообразие растительности ландшафтов междуречья рек Правый и Левый Фома-Ю (Республика Коми) Jäger E. J. Die ersten Listen und Aufsammlungen von Pflanzen aus Alaska – Georg Wilhelm Stellers botanische Arbeiten in Amerika // Feddes Repertorium. – 2000. – Vol. 111/5-6. – S. 321 – 368. Загребельный С. В. Динамика численности и некоторые аспекты демографии группировки каланов острова Беринга (Командорский архипелаг) Занина О. Г., Губин С. В., Максимович С. В. Экология длиннохвостого суслика Spermophilus (Citellus) undulatus Pallas (по результатам изучения современных и ископаемых нор) Зенкова Л. В. Каменские пушки в экспедиции Беринга Зубова И. Н. Функциональные типы и разновидности высказываний в русском и немецком языках

4

Казанцева М. Н. Биоразнообразие растительного покрова темнохвойных лесов северной и средней тайги Западно-Сибирской равнины Карелин В. Г. Тобольский край в записках немецкого офицера (середина XVII в.) Климов И. П. Уральские транспортники в революциях 1917 г. Козлова В. Л., Коновалова Е. Н. Быт и нравы сургутского казачества в восприятии Ф. К. Зобнина Конев Е. В. «Немецкая проблема» местных партийных органов власти Западной Сибири в 1970-1980-е гг. (на материалах Кемеровской, Новосибирской и Томской областей) Коновалова Е. Н., Рощевская Л. П., Загороднюк Н. И. Картографические и астрономические исследования в Северном Приуралье в XIX в. – нач. XX вв. Кораблина М. В. К вопросу об экологии культуры северных народов Кузьмин И. В. Карл Линней: князь ботаники Кузьмин И. В., Драчёв Н. С. Сибирская флора и К. Линней Ленденев В. С. Наш пращур Якоб Иоганн Линденау – участник Великой Северной экспедиции В. Беринга Маркдорф Н. М. Проблема охраны иностранных военнопленных в лагерях Западной Сбири (1945-1950 гг.) Маркдорф Н. М. Трудовое использование и содержание интернированных Германии и Польши в отдельном рабочем батальоне № 1104 на территории Западной Сибири Масалова С.В. Север Западной Сибири в путевых очерках Альбера Русси Медведева Н. В. О немцах моего города Митрофанов В. В. С. В. Бахрушин о функциях воевод Тобольского разряда в XVII в. Митрофанов В. В. «Сибирский листок» об иностранных путешественниках и исследователях Зауралья конца XIX века Молявина Е. Ю. Топонимы «Тюмень» и «Сибирь» на западноевропейских картах XVI в. (к вопросу о формировании представлений о Сибири в Европе) Нанзатов Б. З., Содномпилова М. М. Монгольские оленеводы: культура жизнеобеспечения в современных условиях. Николаев А. Н. Дендрохронологические исследования роста лиственницы на территории Якутии в условиях криолитозоны Останина Л. В. К характеристике сибирского купечества (по отзывам иностранцев) Полежаев А. Н. ГИС для мониторинга биоразнообразия и состояния биоресурсов Полищук В. В. Распутин-Новый и новая тайна императорского дома Романовых Попова О. А. «Вновь открытая Сибирь…» глазами немецкого журналиста и путешественника Георга Адама Шлейссингера (1660-1694) Попова О. А., Короткова Д. С. Перевод статьи Е. И. Егера «Первые сборы растений с Аляски – ботанические работы Георга Вильгельма Стеллера в Америке» Рещикова И. П. Дом и Путь как нарративные модели конструирования истории жизни алтайского крестьянина (1930-е годы) Рыкова В. В., Шевцова Э. Ю. База данных собственной генерации ГНПНБ СО РАН «Коренные малочисленные народы Севера» Рябкова А. В. Историческая динамика языковых норм эпохи Стеллера Рянская Э. М., Рянский Ф. Н. Этнокультурное взаимодействие в Среднеобском регионе Рянский Ф. Н., Середовских Б. А. Пространственно-временные аспекты заселения севера Западно-Сибирской равнины в позднем плейстоцене – раннем голоцене в связи с крупными ландшафтно-климатическими перестройками севера Западной Сибири Силивров С. П. Изменчивость показателей плодовитости щуки Esox lucius L. В разнотипных водоемах Среднего Урала Солодкин Я. Г. Взятие ермаковцами Самарова городка в трактовке ученых последних десятилетий Солодкин Я. Г. Г.Ф. Миллер как историк раннего сибирского летописания

5

Солодкина Е. Н. Известия английских путешественников второй половины XVI в. о севере Западной Сибири в оценках отечественных ученых последних десятилетий Сулимов В. С. Подготовительный этап отправки в Сибирь пленных поляков в 1813 году Татаренкова Н. А. Использование моллюсков алеутами Командорских островов Ташкалова В. С. Свадебный обряд российских немцев Филиппова В. В. Историко-культурное наследие эвенков с. Иенгра Фирсов Г. А. Ботанический сад Петербургской академии наук и Георг Стеллер Фирсов Г. А. Приезд Ивана Фалька в Тюмень Хмырова С.Р. К вопросу о влиянии революций 1917 г. на трансформацию исторического сознания русского населения Сибири Хозяинова Н. В. Распространение Caltha Natans Pallas ex Georgi в Тюменской области Hoffmann P. Müllers Schrift «Schreiben eines russischen Offiziers von der Flotte» als frühe offiziöse Mitteilung über die Ergebnisse der Großen Nordischen Expedition Чибилёва В. П., Савинова Т. Н. Исследовательская деятельность Иоганна Бларамберга в Оренбургском крае Шадрин В. И. Исследователи XVIII в. об этногенезе юкагиров Шарапова Т.А. Моллюски перифитона континентальных водоемов Шитова М. Г., Загребельный С. В. Сравнительный анализ горбуши Оncorhynchus gorbuscha (Walbaum) о. Беринга (Командорский архипелаг) четного и нечетного года с различных участков острова Eichelberg E. Wichtige Internetseiten ueber Steller im Ueberblick Ярков А. П. Немецкие исследователи ХVII–ХVIII вв. об исламе в Западной Сибири

6

Христель А. В., Ярков А. П.

К 300-летию Сибирской губернии: о вкладе российских немцев в укрепление российской государственности

Исторический опыт укрепления российской государственности в крае не утратил своего значения и в ХХI в. Тем более что руководствуясь не всегда благими идеями, иные люди пытаются если не возродить идеи сибирского сепаратизма, то использовать в корыстных целях ущемленную этничность и региональный провинциализм. В Кургане недавно обсуждалась идея «Создания правового государственного управления, основанного на национальном приоритете русского народа», а в Иркутске увидел свет новый «Манифест областничества».

Подобное уже неоднократно случалось в истории региона уже после его присоединения к России: 1663 г. – попытка создать хантыйское государство; во второй половине ХIХ вв. – идея областников о «сибирской государственности» по типу США; после революции 1917 г. – требование государственной самостоятельности Сибири; конец 1980-х гг. – попытка создать государственность сибирских татар в форме территориальной или национально-культурной автономии; 1992 г. – разработанный проект закона России «Об образовании Уральской республики» и призывы «сибиророжденных людей» о необходимости создания независимой Сибирской Республики (Эсерии) с вооруженными силами; 1993 г. – заявки на Мансийскую республику. И почти всякий раз за иными лозунгами сохранения «самости» просматривались попытки разделения сибирской территории и обособления по этническому, религиозному, расовому признаку.

Между тем в истории Сибири есть примеры беззаветного служения идее целостности России, которую продемонстрировали, например, российские немцы, занимавшие всю служебную лесенку в местной администрации, немало потрудились на благо Сибири, считая этот край своей «второй родиной».

С началом процесса присоединения к России в конце XVI в., находившиеся в стране иностранцы (обобщенно назывались «немцами») стали активно привлекаться на службу для освоения Сибири. Так, Д. А. Фаренсбах поступил на российскую службу в 1613 г. и был даже послом России в Швеции, служил Вятским воеводой, а в 1648 г. был назначен воеводой в Якутск. Именно он организовал походы служилых людей для приобретения «новых ясачных землиц» и добычи «рыбьего зуба»; снарядил на собственные средства отряд Е. Хабарова в поход на Амур, в ходе которого была присоединена Даурия.

В соответствии с идеями Петра I усилились централистские тенденции в государственном управлении и с 1708 г. начались административно-территориальные реформы, коснувшиеся всей Азиатской части России. Тогда некий Д. А. Трауэрних служил стольником в Сибири, но деятельность его на этом посту неизвестна.

Тобольск еще 10 лет оставался центром крупнейшей в стране губернии, простиравшейся от Вятки до Камчатки. Именно тогда Д. Бухгольц основал Омск. Возглавляя отряд, направленный Петром I в Сибирь на поиски песочного золота, он в 1716 г. в устье Оми заложил крепость.

Спустя три года Сибирская губерния была поделена на провинции: Вятскую, Соликамскую (в 1727 г. перечислены в Казанскую губернию) и Тобольскую. К Тобольской провинции в 1726 г. были приписаны Томск, Кузнецк и Нарым из Енисейской провинции. Иногда административные образования были сложно построены. Так, созданный в 1747 г. Колывано-Воскресенский горный округ входил в Тобольскую провинцию Сибирской губернии, переименованной в 1764 г. в «Сибирское царство», подразделявшееся на Тобольское и Иркутское генерал-губернаторства. Тогда И. И. Шпрингер (?–1771) – был

7

назначен командиром войск Сибирского корпуса (1763), но не ограничился исполнением только служебных функций. Он построил вторую Омскую крепость (1768), где учредил «оперный дом» для «полирования» молодых офицеров – первый омский театр.

В результате преобразований в 1779–1783 гг. Колывано-Воскресенский горный округ стал Колыванской областью (затем губернией), куда отошли: Бийский, Колыванский, Кузнецкий, Семипалатинский и Красноярский уезды и часть поселений Томского уезда. В тот период пастор Э. Лаксман (1737–1796) стал обер-берг-мейстером Нерчинских рудников, а позже академиком экономии и химии, первооткрывателем целебных растений и горных руд Алтая.

В 1796 г. Колыванская губерния была упразднена, а ее территория вошла в состав Иркутской и Тобольской губерний, а после восстановления в 1803 г. сибирских генерал-губернаторств «первым лицом Сибири» в 1806–1819 (?) был И. Б. Пестель (1765–1843), позднее – член Государственного Совета. Пестель провел реорганизацию Сибирского казачьего войска и пересмотрел вопрос о винных откупах, дав немалый доход государственной казне.

Когда Тобольская губерния была разделена на Тобольскую и Томскую, то в тот сложный период (1802–1806) Тобольским губернатором был Б. А. Гермес (1758/59–1839), затем действительный тайный советник, сенатор. При его участии рассматривалась идея об открытии в Тобольске университета. В 1810–1821 гг. тобольским губернатором являлся Ф. А. фон Брин (1761–1844), затем – тайный советник. Особое внимание Брин уделял «заботам о народном продовольствии» (реализация указа о разведении картофеля в Сибири) и обеспечивал организацию рекрутского набора во время Отечественной войны 1812 г. Границы Российского государства расширялись, включали и земли казахских родов, принимавших подданство. Одно время командующий Сибирским военным округом (1814) и губернатором был генерал от кавалерии Е. О. Шмидт. Время его пребывания в должности совпало с периодом Отечественной войны 1812 г. и поэтому Шмидт организовал резерв, лечение раненых, снабжение армии. В бытность губернатором достроил в Омске: архиерейское подворье, консисторию, епархиальное училище, ансамбль Чернавинского проспекта, и др.

В соответствии с административным разделение на два генерал-губернаторства – Тобольское (с 1822 г. – Западно-Сибирское с центром в Тобольске) и Иркутское (с 1822 г. – Восточно-Сибирское с центром в Иркутске) – устанавливалась и многоуровневая система сибирского управления: главное, губернское, городское, волостное и, что немаловажно, инородное. Поскольку при подготовке служебных документов тобольским губернатором тайно использовался участник Отечественной войны 1812 г., отставной полковник, ссыльный декабрист В. И. Штейнгель (1783–1863), то возможно, что в сложении системы управления есть вклад этого человека. К тому же Штейнгель имел опыт сибирского администрирования: командовал Иркутской морской командой (1807–1810), был чиновником по особым поручениям при Сибирском генерал-губернаторе (1810–1812).

В 1839 г. резиденция генерал-губернатора Западной Сибири была перенесена из Тобольска в Омск. А несколько позже должность Генерал-губернатора (1850–1861), командующий Отдельным Сибирским корпусом (1851) исполнял участник Отечественной войны 1812 г. Г. Х. Гасфорд (1794–1874), ставший впоследствии членом Государственного Совета. В годы его правления к Российской империи были присоединены Заилийский край, и при непосредственном участии на Иртыше получило развитие пароходство; была разрешена продажа казенных земель, положившая начало поземельной собственности в Западной Сибири. По ходатайству Гасфорда рядовой Сибирского линейного батальона Ф. М. Достоевский был произведен в унтер-офицеры, а покровительством губернатора пользовался Ч. Ч. Валиханов. Не чужд был Гасфорд и научных изысканий, за что избран Почетным членом Академии наук, действительным членом Вольно-экономического и РГО.

8

Судьба администратора не раз сводила Гасфорда с действительным тайным советником К. Ф. Энгельке (1787–?). Будучи Тобольским губернатором (1845–1852) Энгельке внес предложение о соединении некоторых инородческих и русских волостей, образовал комитеты попечительства о тюрьмах. Короткий период – в 1852 г. исполнял должность Тобольского губернатора И. И. фон Шиллинг – председатель Тобольского административно-статистического комитета (1844–1847) и председатель Тобольского губернского суда (1850–1854), который составил проект «Правильной квартирной повинности». Шиллинг был известен также как активный член РГО.

Генерал от инфантерии А. О. Дюгамель (1801–1880) в бытность Генерал-губернатором Западной Сибири (1861–1866), принимал активное участие в присоединении к России новых – среднеазиатских территорий. Благодаря его начинаниям в 1867 г. на территории Киргизской степи была образована Акмолинская область, куда входили все казачьи поселения на юге региона: Ишимский, Курганский, Омский округа.

В 1882 г. Западно-Сибирское генерал-губернаторство было упразднено, а вновь созданное Степное генерал-губернаторство (неофициальное название – Степной край) в своем подчинении имело обширное пространство Акмолинской и Семипалатинской (а до 1898 г. и Семиреченской) областей. Тогда Тобольская губерния составляла самое крупное территориальное образование края, а статский советник Д. Ф. фон Гагман (1862–?) – был ее губернатором (1908–1912). Гагман успешно справился с угрозой эпидемии холеры, был координатором проекта переселения крестьян из центральных регионов России. В подчинении у Тобольского губернатора находился начальник Тобольского губернского жандармского управления (1909–1913), позднее генерал-лейтенант А. К. Вельк (1856–1913?), активно боровшийся с политическим террором и региональным сепаратизмом.

Не идеализируя названных администраторов, каждый из которых был «заложником» существующего политического строя и общественных отношений, заметим, в подавляющем большинстве российские немцы были патриотами России, искренними сторонниками ее государственности, отстаивая эти принципы по должности и по убеждениям.

Алексеева Е. К.

ТРАДИЦИОННОЕ ПИТАНИЕ НАРОДОВ СЕВЕРА: СОХРАННОСТЬ И ТРАНСФОРМАЦИИ (НА МАТЕРИАЛАХ ЭВЕНОВ ЯКУТИИ)

Отправляясь в I Академическую экспедицию, ученые получали, наряду с прочими, и задание по выявлению особенностей питания населения, т. к. этническая пища, как часть культуры, представляет важный источник при изучении этнографической характеристики этноса. Культура питания часто характеризуется как стабильное и устойчивое явление, но, вместе с тем, с течением времени она подвержена изменениям, связанным с окружающей природной и социальной средой. Поэтому важно выявить в динамике то, что было отмечено в XVIII в., и на современном материале изучить трансформационные изменения в пищевом рационе, которые обусловлены, прежде всего, аккультурационными и ассимилиационными процессами, где немаловажную роль сыграли социально-экономические преобразования, произошедшие в течение XX в. (коллективизация, советизация, переход на оседлость и поселкование и т. д.) Эти преобразования привели к существенному изменению образа жизни [1].

В традиционной культуре эвенов главными занятиями были оленеводство и охота, дополняемые рыболовством, которые и обусловили формирование особого, кочевого уклада жизни и самобытной национальной специфики, соответственно, их пищевой комплекс отражает охотничье-оленеводческую культуру, а на его становление оказали влияние природно-географические, социально-исторические, хозяйственно-экономические, религиозные и другие факторы.

9

В современных условиях глобализации многие этносы и этнические группы подвергаются сильным испытаниям в языковом и в культурном отношении, но, тем не менее, необходимо отметить устойчивость традиционных занятий у исследуемого этноса – охоты и оленеводства. Так, до сих пор у локальных групп эвенов (ламунхинские, момские, томпонские и др.) ведущей отраслью остается оленеводство. Именно с данной традиционной хозяйственной деятельностью, подчеркивающей национальную особенность эвенского этноса, связана сохранность некоторых элементов их традиционной культуры (транспорт, хозяйственные постройки, одежда, орудия труда, традиционное питание), а также языка.

В силу своей хозяйственной деятельности, основу питания эвенов издревле составляли мясные и рыбные продукты, но их потребление у локальных групп различалось. Это зависело, прежде всего, от рода деятельности. У эвенов, занимающихся охотой и оленеводством, в пище преобладали мясные продукты. Некоторое разнообразие в мясном рационе вносила рыба, добываемая в определенные сезоны года. Рыболовство, будучи подсобным промыслом, имело значительный удельный вес лишь в хозяйственной деятельности отдельных эвенских родов, кочевавших в низовьях Лены, Яны и Индигирки. С XVII–XVIII вв. благодаря русской и якутской торговле стали проникать такие продукты, как мука, соль, крупы, чай, сахар [2]. Но употребление их было не столь значительным из-за дороговизны, как для состоятельных, так и для малообеспеченных семей.

К концу XIX–началу XX вв. основой питания эвенов являлись продукты, добытые и изготовленные в собственном хозяйстве: мясо, рыба, оленье молоко, дикорастущие съедобные растения. И этот традиционный способ жизнеобеспечения сохранял свое определяющее значение весьма длительное время, включая и советский период. К примеру, березовские эвены до конца 1960-х гг. почти не ели хлеба, не запасались мукой [3].

В XX в. неизбежный процесс трансформации традиционных культур КМНС оказал влияние и на культуру питания эвенов и эвенков. Данные наших полевых материалов свидетельствуют, что до сих пор среди эвенов предпочтение отдается мясным и рыбным блюдам. В качестве добавки к супам широко используют макаронные изделия, различные приправы, а готовка жаркого из оленьего мяса уже не обходится без растительного масла. Сейчас еще сохраняются традиционные особенности приготовления и потребления национальных блюд. Эвены-оленеводы до сих пор широко употребляют оленье молоко, отличающееся питательными свойствами. Им отбеливают чай, готовят такие молочные блюда, как кэбэл (сгущенное молоко), куорчэх (взбитое молоко). Без некоторых привозных продуктов: мука, хлеб, масло, сахар, соль, чай – сегодня не может обходиться ни одна семья, и к середине XX в. они приобретают статус традиционных.

Таким образом, основная часть компонентов традиционного питания эвенов Якутии сохраняется до наших дней, что напрямую связано с сохранением основного вида хозяйственной деятельности – оленеводством. В виду отдаленности проживания некоторых локальных групп эвенов на территории Якутии традиционный комплекс пищевого рациона остается, в основном, неизменным.

1. Алексеева Е. К. Очерки по материальной культуре эвенов Якутии (конец XIX–нач. XX вв.) – Новосибирск, 2003. 2. История Якутской АССР. – Т. 2 – М., 1957. 3. История и культура эвенов. Историко-этнографические очерки. – СПб., 1997.

Антуфьева Н. Л., Копылов В. Е.

Ю. И. КУШЕЛЕВСКИЙ – ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ТЮМЕНСКОГО СЕВЕРА

Дело участников экспедиции В. Беринга–Г. Стеллера было продолжено и XIX в. Отважным пионером-землепроходцем, занимавшимся изучением природы, экономики, этнографии, Тюменского Севера был Юрий Иванович Кушелевский. В истории освоения Севера Западной Сибири и Восточного склона Урала это имя появилось в связи с

10

деятельностью энтузиаста освоения природных богатств Сибири крупным красноярским купцом М. К. Сидоровым (1823–1887).

В июне 1862 г. Сидоров со своим тестем В. Н. Латкиным – путешественником и самоотверженным поборником преобразования Севера, находился в Лондоне во время проходившей там Всемирной выставки. Они представили для обозрения печорскую лиственницу и сибирский графит. В том же году Сидоров предложил Русскому географическому обществу учредить за его счет премию в 14 тыс. руб. для поощрения первого русского моряка, который согласился бы пройти морем из Европы в устье Енисея. Пока вопрос решался, Сидоров решил проложить транспортный путь от Енисея до Оби и далее – до Печоры.

По рекомендации Латкина, Сидоров приглашает для совместных рекогносцировочных работ в качестве своего доверенного лица – Кушелевского. Приняв приглашение для изучения транспортных путей на севере Сибири, Кушелевский писал: «Я очень хорошо понимал, что другой кто-то, менее знакомый с местностью, не скоро решился бы обречь себя тяжелым трудам и лишениям, сопряженным с моим предприятием, если б я отказался от них. Наконец, признаюсь, что мне хотелось сделать хотя бы одно истинное дело в жизни и заслужить спасибо от благомыслящих людей» [1]. Действительно, прожив более десяти лет в Тобольской губернии, а пять из них на Крайнем Севере, он знал о трудностях, которые предстоят.

Кушелевский родился в 1825 г. в г. Ямбург (ныне г. Кингисепп Ленинградской обл.). По происхождению – дворянин. Учился в Белостокской гимназии. С юных лет мечтал стать этнографом. Окончив гимназию, с 1848 г. был определен на службу в Тобольскую губернию сначала писцом, затем помощником столоначальника по третьему уголовному отделению суда.

На основании «Устава о службе по определению от Правительства», поступающие на службу молодые дворяне поручались особому надзору и попечению начальников губернии. В «Ведомости о молодых дворянах, состоящих на службе в Тобольском губернском суде» о Кушелевском сказано: поведения хорошего, «способности вполне соответствуют выполняемой должности» [7]. Скоро последовало и повышение в должности: в марте 1850 г. двадцатипятилетний Кушелевский определен исправляющим должность пограничного начальника в штат управления Сибирскими киргизами. Спустя два года назначен обдорским отдельным заседателем [6. – С. 201].

24 июля 1859 г. участковый заседатель Тобольского земского суда Кушелевский за выслугу лет получает последующий чин. Впоследствии он уезжает в Петербург. Часто бывает в доме Латкина – одного из основателей «Печорской компании», организованной для экспорта леса из устья Печоры. По его предложению переезжает в Петрозаводск, чтобы принять участие в экспедициях П. Н. Рыбникова – собирателя образцов народного творчества. До июня 1862 г. Кушелевский оставался в Петрозаводске на должности чиновника для особых поручений [5. – С. 137–138].

В Тобольск Кушелевский прибыл из Петрозаводска 27 июля 1862 г. Рекой добрался до Обдорска и с обозом, состоявшем из проводников, рабочих, 650 оленей, на 96 нартах тронулись в путь. Пролагая путь по компасу, двигались на восток: пересекли речки: Ваксарку, Надым, Пиуву, Сандибей, Ныду, Тобьюган, Пур, а 22 декабря вышли на Таз, «к часовне Василия убиенного» (бывшей Мангазее). Переход в 800 верст занял 42 дня, за которое учреждено 26 «станций». В феврале 1863 г. по этой дороге в Обдорск было доставлено 20 т. графита из Туруханска для дальнейшей транспортировки к Печоре.

Вторая экспедиция началась 17 июля 1863 г. Кушелевский отправился из Тобольска в плавание на шхуне «Таз». Местная газета «Тобольские губернские ведомости» и жители северных поселков стремились содействовать путешественникам. Обдорский заседатель Мицкевич распорядился помочь экспедиции, и до юрт Хэ, через самые опасные места Обской губы, были расставлены вехи. Встречавшиеся остяки показывали фарватер на знакомом им пути.

11

Путешественники шли, держась правого берега Оби и Обской губы. За мысом Круглым подул ветер, и их несло по Обской губе к Ледовитому морю, в котором совсем не было льда. Этому обстоятельству Кушелевский, несмотря на опасность, был рад, т.ак как увиденное море, свободное ото льдов, опровергало утверждение авторитетного адмирала Ф. Литке о недоступности Карского моря для морского плавания. Опасно было так же перевалить через Надымский залив. 28 июля увидели Ныдский мыс. Когда достигли его, Кушелевский начал описание местности. В августе у мыса Кочующего встретили каслающих самоедов. 17 августа шхуна бросила якорь у городища Мангазея.

Кушелевский первым описал этот памятник Позднего Средневековья [3. – С. 6] и даже укрепил обрушения, не разрушая древнего поселения. Только в 1926–1927 гг. там работала Тазовская экспедиция РГО, возглавляемая Р. Е. Кольсом, а еще позже интереснейшие данные получены комплексной историко-географической экспедицией Арктического и Антарктического НИИ под руководством М. И. Белова – в 1968–1970 гг. Все исследователи отмечали, что Кушелевский «производил здесь рекогносцировку».

Кушелевский, поднявшись немного выше по р. Таз, распорядился строить пристань для Сидорова (впоследствии здесь вырос пос. Сидоровск), а отдельная пристань так же способствовала сохранению остатков Мангазеи. Отсюда путешественник отправился к Тазовской церкви, отстоящей от часовни на 300 верст. Наняв 5 чел. из местных инородцев и лодку, он отправился в Красноярск. Путь лежал в верховья р. Таз. Отъехав 20 верст по правому берегу Таза, повернули в каменистую Худосею. Маршрут, описываемый Кушелевским, на современных картах установить сложно из-за смены наименований рек и изменений очертаний местности после научных исследований, проведенных последующими картографами. Кушелевский шел по Покольке и ее притоку, по двум болотным волокам, по большому озеру, покрытому первым льдом.

Эта дорога называлась Енисейским волоком. Им издавна пользовались и торгующий люд, и казаки еще в ХVII вв. Его описание есть в послании тобольских воевод в Сибирский приказ и в последующих подорожных. Две реки Волочайки, которые упоминаются в старинных документах, есть не что иное, как р. Покалькы и Покотылькы, обозначенные на современных картах. Их истоки располагаются почти рядом, но отделены водоразделом. Они – притоки р. Худосей и Верхняя Баиха соответственно. Последняя – приток Турухана. Эти водные системы соединяют бассейны Таза и Енисея.

Это был один путь, о котором Кушелевский получил явное представление и рекомендовал его Сидорову. Два волока – Сухой и Мокрый находятся почти у самой границы с Красноярским краем, по ним-то шли путешественники до озер, находящихся на самой границе двух обширных административных территорий. В районе описанной дороги в 1986 г. красноселькупским исследователем В. Рудольфом были обнаружены деревянные рельсы, служившие для перевозки грузов. Можно предположить, что это техническое нововведение было подсказано Кушелевским и проложено купцом Сидоровым в начале 1870-х гг. Енисейский волок, соединяющий Обский Север через р. Таз с Енисейским краем, продолжал существовать еще долгие годы и даже технически совершенствовался для перевозки больших партий графита в любое время года. Недаром на картах Красноярского края волок, в отличие от общепринятого Енисейского, зовется Сидоровским.

Дважды в своих путешествиях Кушелевский обращался к имеющимся в середине ХIХ в. картам: Меркаторской и Стражевского. Оба раза на местности карты пригодиться не могли из-за своего несовершенства и ошибочности обозначений.

Путешествие вокруг Тазовского полуострова на парусной шхуне «Таз», построенной в Тобольске, позволило Кушелевскому уточнить имеющиеся карты, нанести на них новые и до него безымянные элементы рельефа берегов. Благодаря Кушелевскому на карте появились названия полуострова Находка, мысов Досады, Осетрового, Поворотного, Преображения и Последнего, а также Круглого и Парусного. Наконец, на карту на широте шестьдесят седьмой параллели был нанесен мыс Ямбург.

12

Нельзя сказать, что до Кушелевского здесь, да и в соседнем Ямале, не было созвучного названия места. Сам мыс местные самоеды звали Ямбуром. Достаточно также вспомнить такие имена, как Ямбу-то (Длинное озеро), Юмбор-Саля, вариант – Ямбур-Саля (Торфяной мыс) или деревня Ямбура близ устья Оби. Учтем, что самоедский язык принадлежит к одной из ветвей финно-угорской группы. Отсюда и совпадение звучания названий к западу и к востоку от Уральского хребта.

Шхуна Кушелевского прошла сквозь бури, ветры и льды, а сам капитан, тоскуя, уже немало лет был лишен возможности посетить Ямбург. И вдруг слышит название мыса, звучащее почти так же, как родной город. Невольно, нанося мыс на карту, к имеющемуся названию добавляется одна единственная буква «Г» [3. – С. 64]. Так и родился, сохранившись на карте до наших дней, знаменитый приполярный Ямбург. Исчезли, смытые морем, мысы Досада, Круглый и Парусный, и даже мыс, названный в свое время именем Кушелевского. Мыс Ямбург дожил до времен, когда он стал известен всему миру как неповторимая кладовая подземного газа.

Кушелевский был автором многих публикаций, являясь корреспондентом столичной газеты «Биржевые ведомости», «Тобольских губернских ведомостей».

Результатом трудов Кушелевского стали две книги, к которым обращались последующие исследователи как в ХIХ, так и в ХХ вв. Одна из них назвалась «Северный полюс и Земля Ялмал». Книга Кушелевского – великолепный источник по этнографии ненцев середины ХIХ в., где имеется и «Русско-самоедский словарь» из 1 824 слов.

Об этом словаре, не потерявшем научного значения до сих пор, сам Кушелевский писал: «Самоедское племя, постоянно уменьшаясь, клонится к уничтожению. Такой судьбы его в недалеком будущем нельзя не заметить. Убеждаясь все более и более в этом факте... я предпринял этот труд по составлению возможно полного словаря самоедского языка, который до настоящего времени нигде издаваем не был, на тот конец, чтобы тем доставить услугу не только филологам, но и потомству, для которого сохранность памяти о народе, обитающем на берегах Ледовитого моря в глубоком Севере, дело немаловажное»[1. – С. 123].

Ценность книги состоит еще и в том, что она проиллюстрирована 18 рисунками тобольского художника М. С. Знаменского – знатока Севера и быта коренных его жителей. Здесь же можно встретить сюжеты из жизни экспедиции Кушелевского, быт самоедов и виды Обдорска. Немаловажно также, что художник не единожды изобразил самого Кушелевского.

Этнографические и исторические исследования ко времени выхода книги были опубликованы лишь в некоторых работах. Это книги М. А. Кастрена «Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, Северной России и Сибири» и Ф. Белявского «Поездка к Ледовитому морю»; статьи Н. А. Абрамова «Описание Березовского края» и К. Губарева.

Книга Кушелевского, описывая путешествие, заинтересовывала читателей и приближала последующие открытия. По губерниям распространялись «Записки РГО». В частности, этим занимался тобольский губернатор Б. А. Гермес. В одной из современных фундаментальных работ по Ямалу, выполненных Московским университетом под названием «Полуостров Ямал (инженерно-геологический очерк, 1975)», выдающаяся роль Кушелевского как исследователя отражена в следующих словах: «Наиболее интересные сведения о природе Ямала и, в частности, о четвертичных отложениях в многолетнемерзлых породах, приведены в работах Кушелевского (1868), Б. М. Житкова (1913), Ф. Нансена (1915) и других ученых».

Известный знаток геологии Западной Сибири и собиратель метеоритов П. Л. Драверт писал, что Полярный Урал «приведет к ряду находок и к ряду полезных ископаемых, которые относятся к драгоценным металлам. Специальных поисков в этом направлении до сих пор не производилось… В редкой теперь книге Ю. И. Кушелевского мы встречаем

13

соответствующие указания, относящиеся к верховьям рек Вокара, Щучьей и Лорючана» [10. – С. 64].

В. Г. Утков писал: «Поездки Латкина по Печорскому краю и Северному Уралу, Кушелевского – по междуречью Оби и Енисея и Приполярному Уралу составили бы славу иному зарубежному исследователю. Их имена стали бы широко известны, они, вероятно, вошли бы в когорту знаменитых путешественников. В России же они были обречены на равнодушие и забвение, как было с Кушелевским, или на преследования и насмешки, как случилось с Латкиным. И если бы не то счастливое обстоятельство, что и Латкин, и Кушелевский оставили после себя книги с описанием своих путешествий, мы с трудом бы нашли материалы о них в газетных заметках, в журнальной полемике прошлых лет» [11. – С. 100].

В путешествии через Урал Кушелевский производил геогностические исследования. Во время прохождения по Адану «магнитная стрелка уклонялась в разные стороны от компасного полюса, что было несомненным признаком присутствия в этих горах обильного количества металлов». Он находил здесь красную железную руду, магнитный железняк, бурый железняк, серный колчедан. «В гранитных горах, – писал он, – очень часто попадаются погреба, в которых самоеды и остяки, ведущие пастушескую жизнь, прячут свои богатства. В погребах я находил топазы, аквамарины, аметисты и даже хризобериллы; последний мною найден величиною в старую медную копейку, а что важнее, без трещины. Стены погребов изредка украшены призмами кристаллов топаза и бледного аметиста».

Разбираясь в геологии и минералах, зная их сопутствие одного другому, Кушелевский обратил внимание на сообщение Золотилова, также доверенного лица купца Сидорова, о присутствии на р. Ухте нефти и доманика. В 1864 г. Кушелевский советовал лесничему Гладышеву сообщить об этом Сидорову и Палате государственных имуществ. В 1865 г. Сидоров «заявил для разработки три участка по квадратной версте каждый» [2. – С. 12].

Дальнейшие сведения о его жизни отрывочны, хотя известно, что 6 ноября 1869 г. «отставной коллежский секретарь» Кушелевский определен на должность секретаря Курского губернского статистического комитета, но в августе 1873 г. Кушелевский выбыл из Курска [8].

Кушелевскому выпала трудная роль первооткрывателя отдаленных мест России, и он с ней справился с достоинством. Им изучены особенности этнографии ненцев и ханты, составлен русско-самоедский словарь, описаны природа и экономика края, изучены и нанесены на карту и проложены транспортные пути до Печоры, от устья Таза до Туруханского зимовья через Енисейский волок, произведено уточнение карты побережья Обской и Тазовской губ, установлено нахождение интересного памятника ХVII в. – городка Мангазеи, обнаружены и сделаны геологические открытия на Урале. Результатом исследований устья Печоры представителями Печорской компании, куда транспортировался лес и графит, стало создание пристани, где сейчас расположен Нарьян-Мар.

1. Кушелевский Ю. И. Северный полюс и Земля Ялмал. Путевые записки Ю. И. Кушелевского. – СПб., 1868.

2. Сидоров М. К. О нефти на Севере России. – СПб., 1882. 3. Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. Мангезея. Мангазейский ход. – Ч. 1. – Л., 1980. 4. Матвеев А. Юмбура-Ямбура-Ямбург // Уральский следопыт. – 1987. – № 10. – С. 64–65. 5. Липатова Л. Ямальские экспедиции Кушелевского // Лукич. – 1998. – Ч. 2. 6. Шемановский И. С. Избранные труды / сост. Л. Ф. Филатова; авт. вступ. ст. Л. Ф. Филатова. – М., 2005. 7. Государственный архив Тюменской области. Ф. 152. Оп. 31. Д. 103. Л. 13. Ведомость о молодых

дворянах, состоящих на службе в штате Тобольского губернского правления за 1848 г. 8. Государственный архив Курской области. Ф. 4. Оп. 1. Д. 66. Л. 2 об. 9. Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области. Ф. 152. Оп. 31. Д. 103. Л. 13.

Ведомость о молодых дворянах, состоящих на службе в штате Тобольского губернского правления за 1848 г. ГУТО ГАТО в г. Тобольске.

14

10. Драверт П. Л. Драгоценные и цветные камни в Омской области // Омская область. – 1939. – № 4. 11. Утков В. Г. Предвестники: Связь времен. – М., 1982. – 188 с.

Арефьев С. П.

НОВЫЕ НАХОДКИ РЕДКИХ ГРИБОВ НА ТЕРРИТОРИИ ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

Из всех царств живой природы грибное остается наименее изученным, хотя, предполагаем, участники Великой Северной экспедиции не могли не обратить внимание на это сибирское чудо.

Первые сведения о грибах, распространенных на территории современной Тюменской области, были получены в 1909 г. В. Н. Сукачевым, тогда еще ассистентом кафедры ботаники Лесного института в Санкт-Петербурге – в ходе экспедиции братьев Н. Г. и Г. Г. Кузнецовых, прошедших путь от Тобольска до Полярного Урала и Байдарацкой губы.

Новый этап в исследовании темы был ознаменован серией работ В. А. Мухина в 1980-х гг., проведшего широкомасштабное изучение дереворазрушающих грибов в западной ее части (Мухин, 1993). Изучение этой группы грибов было продолжено С.П. Арефьевым (1990, 2006), И.В. Ставишенко (1993, 2001), начаты исследования шляпочных (Тарчевская, 1990; Быков, 2004), а также клавариоидных грибов (Ширяев, 2002) и миксомицетов (Фефелов, 2002). Еще один качественный этап в изучении – включение разделов по грибам в Красную книгу Тюменской области (2004) и предшествовавшие ей Красные книги Ямало-Ненецкого (1997) и Ханты-Мансийского (2003) автономных округов. Всего же в Красную книгу Тюменского региона вошел 31 вид грибов. В настоящее время работа продолжается, и значительный интерес представляют находки, сделанные на территории региона после выхода ее первого издания: Порядок Кориолальные – Coriolales. Семействоем: Кориоловые – Coriolaceae. Вид: Траметес олений – Trametes cervina (Schwein.) Bres. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Сургутский р-н, пойма среднего течения р. Оби у протоки Материковый Пасл (близ переправы на Сургутский заказник), 05.08.2005; у пересечения автодороги Лянтор–Карымкары с р. Лямин близ пос. Дарко-Горшковский, 28.06.2006; Березовский р-н, Приполярный Урал на северо-запад от оз. Балбанты на территории проектируемого природного парка «Маньинский», 24.07.2007. Вид: Траметес душистый – Trametes suaveolens L.: Fr. Статус: редкий на севере вид. Место нахождения: Сургутский р-н, у пересечения автодороги Лянтор–Карымкары с р. Лямин близ пос. Дарко-Горшковский, 28.06.2006. Порядок: Гифодермальные – Hyphodermataceae. Семейство: Бьеркандеровые – Bjerkanderaceae. Вид: Лептопорус мягкий – Leptoporus mollis (Pers.: Fr.) Pilát. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Ханты-Мансийский р-н, у пересечения р. Назым с автодорогой Лянтор–Карымкары в 35 км от п. Горнореченск Октябрьского р-на, 29.06.2006. Вид: Тиромицес дымчато-шляпочный – Tyromyces fumidiceps G.F. Atk. Статус: редкий вид, впервые найден на территории области. Место нахождения: Ярковский р-н, Иевлевский заказник, берег р. Нерда, 27.07.03. Порядок: Фомитопсидальные – Fomitopsidales. Семейство: Фомитопсисовые – Fomitopsidaceae. Вид: Лиственничная губка – Laricifomes officinalis (Vill.:Fr.) Kotl. et Pouzar. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Красноселькупский р-н, Верхне-Тазовская возвышенность, бассейн р. Варга-Чатылькы, 19.07.2005; Пуровский р-н, территория месторождения «Холмистое» южнее п. Толька, 25.07.2005; территория месторождения «Новогоднее», 10.09.2005; Березовский р-н, Приполярный Урал, 40-50 км к западу от п. Саранпауль на территории проектируемого природного парка «Маньинский», 02.08.2007. Семейство: Феоловые – Pheolaceae. Вид: Пикнопореллус блистательный – Pycnoporellus fulgens (Fr.) Donk. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Октябрьский р-н, бассейн р. Обь, близ. пос. Карымкары, 01.07.2006.

15

Вид: Серно-желтый трутовик – Laetiporus sulphureus (Bull.: Fr.) Murrill. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Красноселькупский р-н, территория месторождения «Чатылькинское», 18.07.2005. Вид: Постия персиковая (?) – «Postia persicina» Niemelä. Статус: редкий вид, описан в Финляндии [Ниемеля, 2001], на территории России впервые. Образец выслан автору вида для подтверждения. Место нахождения: Октябрьский р-н, северо-восточное побережье Леушинского сора, бассейн р. Обь близ. пос. Большие Леуши, 30.06.2006. Порядок: Переннипориальные – Perenniporiales. Семейство: Переннипориевые – Perenniporiaceae. Вид: Переннипория тонкая – Perenniporia tenuis (Schwein.) Ryvarden. Статус: редкий вид, впервые найден на территории области. Место нахождения: Сургутский р-н, у пересечения автодороги Лянтор–Карымкары с р. Лямин близ пос. Дарко-Горшковский, 28.06.2006; пойма среднего течения р. Оби у слияния проток Материковый Пасл и Покомас на территории Сургутского заказника, 07.08.2005. Порядок: Полипоральные – Polyporales. Семейство: Полипоровые – Polyporaceae. Вид: Полипорус каштановый – Polyporus badius (Pers.) Schwein. Статус: редкий вид, впервые найден на территории области. Место нахождения: Ханты-Мансийский р-н, Елизаровский заказник, 22.06.2003; Октябрьский р-н, бассейн р. Оби, в 10 км южнее пос. Карымкары (Петров лог), 05.07.2006. Вид: Полипорус чешуйчатый – Polyporus squamosus (Huds.: Fr.). Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Сургутский р-н, пойма среднего течения р. Оби у слияния проток Материковый Пасл и Покомас на территории Сургутского заказника, 07.08.2005. Порядок: Гифодермальные – Hyphodermataceae. Семейство: Хетопорелловые – Chaetoporellaceae. Вид: Стекхеринум Мурашкинского – Steccherinum murashkinskyi (Burt) Maas G. Статус: редкий на севере вид. Место нахождения: Сургутский р-н, пойма среднего течения р. Оби у слияния проток Материковый Пасл и Покомас на территории Сургутского заказника, 07.08.2005; Октябрьский р-н, бассейн р. Оби, в 10 км южнее пос. Карымкары (Петров лог), 05.07.2006. Порядок Ганодерматальные – Ganodermatales. Семейство Ганодермовые – Ganodermataceae. Вид: Ганодерма лакированная – Ganoderma lucidum (Fr.) P. Karst. Место нахождения: Нефтеюганский р-н, территория месторождения «Ваделыпское», 10.09.2005; Уватский р-н, долина р. Демьянки в 150 км от устья, 10.08.2006. Порядок: Герициальные – Hericiales. Семейство: Герициевые – Hericiaceae. Вид: Гериций коралловидный – Hericium coralloides (Scop.et Fr.) S.F.Gray). Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО, ЯНАО. Место нахождения: Сургутский р-н, пойма среднего течения р. Оби у слияния проток Материковый Пасл и Покомас на территории Сургутского заказника, 05.07.2006. Вид: Креолофус кудрявый – Creolophus cirrhatus (Pers.: Fr.) P. Karst. Статус: редкий для области вид, характерный для широколиственных лесов. Место нахождения: Сургутский р-н, пойма среднего течения р. Оби у слияния проток Материковый Пасл и Покомас на территории Сургутского заказника, 07.08.2005. Семейство: Эхинодонциевые – Echinodontiaceae. Вид: Лаурилия лиственничная – Laurilia sulcata (Burt. in Peck) Pouzar. Статус: редкий в лесной зоне области вид. Место нахождения: Октябрьский р-н, бассейн р. Оби, в 5 км южнее пос. Карымкары, 05.07.2006. Порядок: Гименохетальные – Hymenochaetales. Семейство: Инонотовые – Inonotaceae. Вид: Онния треугольная – Onnia triquetra (Lenz) Imazeki. Статус: повсеместно редкий вид, впервые найден на территории области. Место нахождения: Березовский р-н, Приполярный Урал, 50 км к западу от п. Саранпауль, западный склон плато Собаколай на территории проектируемого природного парка «Маньинский», 02.08.2007. Порядок: Агарикальные – Agaricales. Семейство: Паутинниковые – Cortinariaceae. Вид: Паутинник фиолетовый – Cortinarius violaceus (Fr.) Fr. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО.

16

Место нахождения: Сургутский р-н, пойма среднего течения р. Оби у слияния проток Материковый Пасл и Покомас на территории Сургутского заказника, 07.08.2005; Березовский р-н, Приполярный Урал, долина р. Манья в 40 км к западу от п. Саранпауль, 30.07.2007. Порядок: Болетальные – Boletales. Семейство: Болетовые – Boletaceae. Вид: Осиновик белый – Leccinium percandidum (Vassilk.) Watl. Статус: редкий вид, в Красных книгах Тюменской области, ХМАО. Место нахождения: Березовский р-н, долина в среднем течении р. Хулга, 22.07.2007.

Белькова А. Е.

НАИМЕНОВАНИЕ ЛИЦА В МЕТРИЧЕCКОЙ КНИГЕ XIX В.

Исследовательские интересы последних десятилетий в области метрических данных касаются социальной истории сельского населения в целом и отдельных регионов в частности: появились работы по некоторым источниковедческим проблемам, комплексные исследования, а также направления, связанные с развитием просопографических (историко-биографических), фамилистических исследований. В большей части работ представлена характеристика определенных типов и видов источников, включая материалы ревизского и церковного учета, прошений и приговоров сельских обществ, раздельных актов, рекрутских списков. Это работы таких исследователей, как Н. А. Миненко, Н. Л. Юрченко, Д. Н. и И. А. Антонова. В ряде трудов А. А. Лебедевой, В. А. Зверева, А. Д. Колесникова приведены описания и перечни источников по истории и демографии Сибири XIX–начала XX в. Внимание исследователей в большинстве случаев направлено на делопроизводственную документацию, отражающую сводную официальную статистику.

Языку деловой письменности посвящено достаточно много научных исследований. В. Я. Дерягин вывел особенности русской деловой речи двинских купчих XV–XVII вв., важских денежных отписей XVI–XVII вв., севернорусских порядных XVII в. С. С. Волков подробно проанализировал челобитные XVII в., В. В. Юрасова – десятни XVI–XVII вв., К. К. Абрамова – расспросные речи, И. Б. Токмачева – поручные записи. Л. Ю. Астахина посвятила свою работу анализу русских сельскохозяйственных книг XVI–XVII вв . , А. В. Волынская – хозяйственным книгам севернорусских монастырей XVI–XVII вв., Л. Ю. Мазилова – разрядным книгам, отказные книги проанализированы С. И. Котковым и Г. Ф. Ващенко, книги городового дела – С. И. Котковым и Н. H. Бражниковой, книги денежного стола – Н. С. Котковой, кабальные книги – Т. Ф. Ващенко, вотчинные хозяйственные книги XVI в. – Г. А. Христосенко, монастырские приходо-расходные книги – Л. Ф. Колосовым. О. В. Баракова подвергла глубокому и всестороннему исследованию жанр таможенных книг. Метрические книги и метрические записи как отдельная разновидность актовой письменности комплексному анализу не подвергались.

Известно, что церковный учет православного населения начал осуществляться в конце первой четверти XVIII в. Введение метрических книг предусматривалось Духовным регламентом 1722 г.: «Фактически это означало государственную регистрацию актов гражданского состояния (рождения, браки и смерти; точнее, соответствующие церковные обряды – крещение, венчание, отпевание). На основе метрических книг ежегодно составлялись ведомости по епархиям, которые поступали в Синод, где данные обобщались. Сведения церковного учета дополнялись клировыми ведомостями, в которых содержались списки прихожан с указанием пола, возраста и сословной принадлежности и отмечалось исполнение церковных обрядов (исповедь и причастие)» [1].

Анализ метрических данных создает возможность установления дифференцирующих признаков метрической книги Тюменского духовного правления XIX в. как лингвистического источника (жанр, содержание, структура). Для этой цели мы провели поформульный анализ клаузул в пределах формуляра источника, проследили порядок следования формул, их позиционную устойчивость. Материалом исследования являются документы, хранящиеся в фонде И-254, опись 1, дело № 27. Это Метрическая книга

17

Тюменского Духовного правления, Градо-Тюменской Знаменской церкви для записи родившихся за 1860 г. (302 листа) [3]. В предлагаемой работе будут рассмотрены записи о родителях родившихся с точки зрения структуры и лексико-семантического содержания.

Составление записей МК о родителях свидетельствует о том, что в их структуре выделяется единое организующее начало. Можно говорить об общей инвариантной схеме (модели), состоящей из двух микросхем (микромоделей). Все микромодели объединяются в составе одного предложения и составляют стандартную запись: I [звание родителей + имя родителей + отчество родителей + фамилия родителей] отца и матери отца и матери отца и матери отца и матери I I + [указывается вероисповедание родителей] I Ср.: Тюменской инвалидной Команды рядовой Василий Семенов Кудрин и законная I I жена его Александра Иванова + оба православного вероисповедания (л.190. об.)

Итак, общее содержание записей МК о родителях сводится к сообщению звания, имени, отчества и фамилии родителей, их вероисповедания:

Туринского округа Калужской волости почтмейстер Федор Васильев Васильев и законная жена его Елена Николаева, оба Православного исповедания (л. 190 об.).

Первая формула, в которой сообщаются данные родителей, имеет свои конструктивные особенности: центр – антропонимическая модель – дополняется апеллятивами, идентифицирующими личность (указаниями на местожительство, на социальное положение, профессию): [[географическое наименование] + [трехчленная антропонимическая] округ+волость модель именования отца и [законная жена [его] двухчленная антропонимическая]+ [оба] + вероисповедание] модель именования матери Ср.: Тюменской Инвалидной Команды рядовой Борис Иванов Седельников и законная жена его Анна Алексеева, оба Православного вероисповедания (л. 191 об.).

Говоря о личном имени, отметим преимущественное употребление календарных личных имен (100%): Федор (л. 190 об.), Василей (л.190 об.), Борис (л. 191 об.), Валентин (л. 192 об.), Роман (л. 193 об.), Стефанида (л.193 об.), Александра (л. 194 об.) и т.п. Некалендарные личные имена не отмечены. Из моделей наименования лица в МК Тюмени самая активная – трехчленная (75%), менее активная – двухчленная (25%). В запись МК (1 часть, о родившихся) вводилась трехчленная антропонимическая формула отца, в которой назывались имя, полуотчество с суффиксами ОВ / ЕВ и фамильное прозвание на ОВ / ИН / ЕВ, и двучленная формула матери, где назывались имя и полуотчество с суффиксами ОВ / ЕВ.

Содержание метрических записей о родителях (полные семьи) включает следующую антропонимическую формулу именования отца: [личное имя + патроним на ОВ / ЕВ + фамильное прозвание на ОВ / ИН / ЕВ]. Ср.: Иван Григорьев Чмутин (л. 191 об.), Бордирий Сергеев Воложенин (л. 192 об.). Именование матери: [личное имя + патроним на ОВ / ЕВ]. Ср.: Александра Федорова (л. 192 об.), Евгения Артымьева (л. 194 об.).

Именования лица отца и матери на –ин– [ личное имя + отчество на –ин] не отмечены. Фамильные прозвания, образованные от имени отца (в форме субстантивированного прилагательного на –ого / –ово, в именованиях лиц не отмечены.

Место жительства в МК Тюмени обозначено с помощью географических названий, состоящих из топонима и географического термина. Выделим основные разновидности такого типа характеристик: 1. [топоним + административно-территориальный термин: уезд, волость, село, городок, округ, погост, губерния (в форме родительного падежа)]. Ср.: У крестьянки, волости Тавдинской, вдовы Стефаниды Стефановой Матюшиной незаконнорожденный православного вероисповедания (л. 190 об.). Вятской губернии Уржумский мещанин Алексей Алексеев Власьев… (л. 195 об.). 2. [составное географическое название] Ср.: Туринского округа Калужской волости почтмейстер Федор Васильев Васильев и законная жена его Елена Николаева, оба Православного исповедания (л. 190 об.). Владимирской губернии и того же уезда,

18

Села Ставрова крестьянин Иван Терентьев Тимофеев и законная жена его Маремьяна Васильева (л. 193 об.). 3. [апеллятив + географическое название] Ср.: Тюменский мещанин из поселенцев Франц Францович Мановецкий Римско-католического исповедания… (л. 192 об.).

Наличие как топонимов, так и составных географических названий разных структур – свидетельство неупорядоченности в обозначении лица по месту жительства. Появление бессистемности в деловой письменности МК объясняется лингвистическим и экстралингвистическим факторами.

В МК Тюмени, составляющейся церковными священниками, стандартный трафарет требовал дополнительные социальные характеристики отца или матери (названия профессии, чина или воинского звания): У крестьянки, волости Тавдинской, вдовы… (л. 190 об.); Тюменский купецкий сын… (л. 191 об.); Тюменский мещанин из поселенцев… (л. 192 об.); Тюменский отставной казак… (л. 195 об.); …крестьянин Иван Терентьев Тимофеев… (л. 193 об.).

В МК Тюмени отмечены именования женщин (вдов, жен, девок): У крестьянки, волости Тавдинской, вдовы Стефаниды Стефановой Матюшиной… (л. 190

об.). У крестьянской девки Багандинской волости Агрипины Михайловой Сирюлёвой… (л. 193 об.). Тюменский мещанин Бордирий Сергеев Воложенин и законная жена его Александра Федорова… (л. 192 об.).

Вторая формула – название вероисповедания – в МК Тюмени представлена конструкцией [оба + вероисповедание]. Данная конструкция включена в состав двусоставного простого предложения и встречается в записях МК Тюмени.

Выделим основные разновидности такого типа характеристик: 1. […[местоимение оба] + […вероисповедание]] Ср.: Туринского округа Калужской волости Федор Васильев Васильев и законная жена его Елена Николаева, оба Православного вероисповедания (л. 190 об.). 2. […[он …вероисповедание] + [она …вероисповедание]] Ср.: Тюменский мещанин из поселенцев Франц Францович Мановецкий Римско-католического исповедания и законная жена его Анфиса Иванова Православного исповедания (л. 192 об.). Тюменского Уездного Училища учитель Губернский Секретарь Николай Иванов Яковлев, православного исповедания и законная жена его Евгения Артемьева Лютеранского вероисповедания (л. 194 об.). 3. [[вероисповедание в родительном падеже с предлогом ИЗ] + [обращен к православию]] Ср.: Из Магометан обращен к Православию башкир Кантона 12 юрты, деревни Кизимбаевой Ряхмин-жан Камипенбрдинов (л. 194 об.).

В анализируемой МК не прослеживается строгого порядка в записях о вероисповедании лиц. В конструкции предложений встречаются такие особенности, как усечение слова «исповедание», а также полное отсутствие записей о вере.

Тюменский мещанин Бордирий Сергеевич Воложенин и законная жена его Александра Федорова оба православного (л. 192 об.). Владимирской губернии и того же уезда, села Ставрова крестьянин Иван Терентеев Тимофеев и законная жена его Маремьяна Васильева (л. 193 об.).

Рассмотрение особенностей состава МК дает возможность говорить о том, что в тюменском духовном делопроизводстве именование лиц проводилось по образцу. В именовании отца и матери родившихся имеются свои конструктивные особенности. В именовании отца центром является антропонимическая модель, характеризующаяся как трехчленная модель, которая дополняется апеллятивами, идентифицирующими личность (указывающими на местожительство, на социальное положение, профессию, вероисповедание). В именовании матери используется двухчленная модель. Однако полного единообразия в ведении МК не обнаружено. Записи о родителях различны по своему объему и содержанию. Здесь сказалось влияние творческой манеры церковных священников.

1. Старорусская деловая письменность: таможенные книги (к проблеме жанровой специфики лингвистического источника). – М., 2000. – С. 5. 2. Королева И. А. Происхождение фамилий и отчеств на Руси: монография. – Смоленск, 1999. – C. 112. 3. Государственный архив Тюменской области. Ф. И-254. Оп 1. Д. 27. Л. 190–212.

4.

19

Беркутенко А.Н.

ЕСТЕСТВЕННОИСТОРИЧЕСКИЕ КОЛЛЕКЦИИ К. ЛИННЕЯ В ЛИННЕЕВСКОМ ОБЩЕСТВЕ В ЛОНДОНЕ

Первое знакомство с гербарием Линнея состоялось в Гербарии Ботанического института им. В. Л. Комарова во время подготовки обработки семейства Cruciferae для восьмитомного издания «Сосудистые растения советского Дальнего Востока». Это были микрофиши, предоставленные мне в секторе Сибири и Дальнего Востока БИНа. Первый микрофильм гербария, хранившегося в Линнеевском обществе, был сделан в 1941 г. благодаря гранту корпорации Карнеги. На основе этого микрофильма С. Саваж [1] в трудных военных условиях, используя лишь лупу с восьмикратным увеличением, в течение двух лет готовил каталог; он не мог использовать собственно гербарий, который из соображений безопасности был вывезен за пределы Лондона. Однако микрофильм военного периода не давал увеличения деталей, необходимого для критического изучения.

Изготовленный в 1959 г. Линнеевским обществом совместно с Международным центром документации комплект из 856 микрофиш сделал известным содержание этого гербария в мировом масштабе [2]. Однако в том, что ничто не может заменить гербарный образец, хорошо убедило изучение запутанной ситуации с Alyssum hyperboreum L. Представленный на микрофише Alyssum hyperboreum L. совсем не походил на Draba hyperborea (L.) Desv., а именно Alyssum hyperboreum L. на протяжении более ста лет считался базионимом Draba hyperborea. Чтобы понять, что понимал Линней под Alyssum hyperboreum, надо было изучить типовой образец, хранящийся в Линнеевском обществе, более того – надо было заглянуть внутрь цветка, чтобы убедиться в существовании придатков при основании тычинок, наличие которых сразу бы показало неправомерность отнесения исследуемого образца к роду Draba. О. Е. Шульц [3] был уверен, что придатки при основании тычинок были указаны Линнеем ошибочно.

В 1992 г. сбылась моя мечта поработать с гербарием Линнея. Вместе с Ч. Джарвисом нами был отпрепарирован, размочен и изучен под микроскопом один цветок из соцветия растения, которое описывал сам Линней. В результате установлено, что к роду Draba в современных сводках Alyssum hyperboreum L. был отнесен совершенно ошибочно: в руках Линнея и почти через два с половиной столетия в наших руках был вид из рода, описанного уже после Линнея – Schivereckia Andrz. с присущими для этого рода придатками при основании тычинок, на основании чего и была сделана комбинация Schivereckia hyperborea (L.) Berkut [4]. Не вызывает сомнения, что слова ученого, обращенные к жене о том, что ценность его гербария с течением времени будет только возрастать (Sage, Stearn, l c.), никто не возьмется оспорить, несмотря на все достижения цифровых технологий и молекулярной биологии.

Естественноисторические коллекции Линнея включают, помимо растений, также насекомых, раковины, рыб и другие зоологические объекты, свидетельствующие о поразительной разносторонности ученого-натуралиста.

1. Savage S. A catalogue of the Linnean herbarium. – London, 1945. 2. Gage A. T., Stearn W. T. A bicentenary history of the Linnean Society of London. – Academic Press. St Edmundsbury Press, Suffolk, 2001. 3. Schulz O. E. Cruciferae – Draba et Erophila // Das Pflanzenreich. – IV-105. Heft 89. – 1927. – P. 1–395. 4. Berkutenko A. N. Detective story about one Linneaen species of Cruciferae // Linzer Biol. Beitr. – 27/2. – 1995. – P. 1115–1122.

Беркутенко А. Н.

ЭТНОБОТАНИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ СТЕЛЛЕРА И СОВРЕМЕННАЯ ЭТНОМЕДИЦИНА ЧУКОТКИ

В отличие от своего метра – И. Г. Гмелина, путешествовавшего в течение 10 лет (1733–1743) по просторам Западной и Восточной Сибири, но так и не полюбившего

20

живущих там людей, (отзывался очень нелестно), Г. В. Стеллер писал об аборигенах Камчатки – ительменах, или камчадалах с теплотой и большой симпатией. Особенно его восхищало, что «не оставляют без внимания ни одного из сухопутных растений, а также проявляют интерес ко всем морским растениям, выбрасываемым прибоем на берег» (цит. по 1). Он писал: «Обычно местным жителям известны все туземные растения как по их именам, так и по свойствам….Любой ительмен имеет здесь то преимущество перед всяким иным человеком, что он повсюду и в любое время умеет найти пропитание на родной почве и что нельзя ему причинить вред или его лечить никаким ядовитым или лечебным растением, в его стране водящимся, которого бы он не знал».

Использованию растений для лечебных целей Стеллер посвятил главу 6 «О здоровье жителей, равно как об их болезнях и целебных средствах» и главу 35 «Об ительменских медикаментозах». Эти сведения дополнены С. П. Крашенинниковым (2). Примечательно, что вопреки бытующему мнению о широком распространении в прошлом цинги, Стеллер утверждал, что «цинга поражает, в сущности, людей, впервые прибывших на Камчатку, а дети же казаков и ительмены этой болезни вовсе не подвержены, что объясняется употреблением ими в пищу смеси из кореньев, трав и древесной коры, равно как и мороженой и в таком сыром виде поедаемой рыбы, употреблением дикого чеснока, именуемого черемшой.., морошки, шикши и свежей рыбы». И как следствие, в преклонном возрасте ительмены жизнедеятельны и «сохраняют зубы свои такими же здоровыми и целыми, какие они были у них в среднем возрасте», а «об эпидемических и заразных болезнях там никто не имеет ни малейшего понятия». Стеллер не нашел на Камчатке никого, кто страдал бы зобом. Это можно объяснить широким вовлечением в рацион камчадалов рыбы и диких растительных ресурсов, а также морским климатом.

Ранее нами проводилось сравнение этноботанических традиций на Чукотке, Аляске и Камчатке (3, 4, 5, 6). Ниже приводятся этноботанические наблюдения Стеллера при сравнении с традициями по использованию растений, которые донесла до нас чукотская хранительница знаний Т. И. Тынены (7). Ввиду того, что ее сведения были напечатаны в книге, ставшей сразу библиографической редкостью (тираж 100 экз.), они приводятся довольно близко к тексту (Таблица 1).

1. Стеллер Г. В. Описание земли Камчатки. – Петропавловск-Камчатский, 1994. 2. Крашенниников С. П. Описание земли Камчатки. – СПб.; Петропавловск-Камчатский, 1994.

Факсимильное издание 1755 г. – Т. 1–2. 3. Беркутенко А. Н., Вирек Э. Лекарственные и пищевые растения Аляски и Дальнего Востока России. –

Владивосток, 1995. 4. Berkutenko A. N. Ethnobotany of Chukotka, Kamchatka and Alaska: paralells and differences // “Impatience

and Despaire” Georg Wilhellm Steller and the Scientific Exploration of Siberia and Alaska. Conference, Germany. – Halle, 1996. – Р. 25–26.

5. Berkutenko A. N., Polezhaev A. N. Experience in the usage of edible and medicinal plants by Natives and Newcomers in Chukotka and Kamchatka // IX International Congress on Circumpolar Health. – Reykiavik, 1993. – Р. D I-1.

6. Berkutenko A. N., Polezhaev A. N, Baldwin R. Ethnobotany of Russian North Far East and Alaska: parallels and differences // Bridges of the Science between N. America and Russian Far East. 45-th Arctic Conference. Аbstracts. – B. 2. – Vladivostok, 1994. – Р. 47.

7. Годовых Т. В., Дохнова Л. И., Тынены Т. И. Растения в этномедицине Чукотки. – Магадан, 2005.

Болезнь или болезненное состояние

Целебное растение/растения и их органы, используемые для лечения

Данные из современной этномедицины Чукотки

21

Резь в желудке, боли от простуды Резаные раны, нагноение и выделение вместе с гноем обломков стрел Поносы Сухость в горле, родовые боли, для ускорения родов, для присыпки пупка новорожденным, разные раны Ожоги Зубная боль Головная боль Кровохарканье, для усиления плодовитости во время беременности и как противоабортивное Цинга Нарывы

Курильский чай Pentaphylloides fruticosa, листья Кедровый стланик Pinus pumila, кора Шеломайник камчатский Filipendula kamtshcatica, корни; Горец эллиптический Polygonum ellipticum, корни, водоросль фукус Fucus vesiculosus (отвар) Кипрей, или Иван-чай узколистный Chamerion angustifolium – отвары из наземной высушенной части, для присыпок – сухой порошок Давленые листья и и стебли шеломайника Теплый отвар шеломайника с ухой, корень на больной зуб. Отвар из плодов восковницы пушистой Myrica tomentosa (полоскание) Компресс из мороженой брусники Щитовник пахучий Dryopteris fragrans отвар Отвар офелии четырехлепестковой Ophelia tetrapetala, отвар из хвои и коры кедрового стланика, отвар куропаточьей травы Dryas, почки ольхи шерстистой Alnus hirsuta, черемша Allium victorialis, ягоды шикши и морошки. В отваре из вяленой рыбы варят восковник пушистый Myrica tomentosa и дают пить, накладывают после

Оленные чукчи - саакэн – отвары сушеных цветков, листьев, корней курильского чая использовали от поносов, кровотечений, при гнойных ранах, коньюктивитах, болезнях верхних дыхательных путей. Жевали веточки для укрепления зубов и десен. Хвоя кедрового стланика в виде свежего отвара при заболеваниях десен и зубов (полоскание). Настой корней горца эллиптического при различных опухолях и поносах, свежие листья при различных кровотечениях, прикладывали их к ране или порошок на урине. Корень иван-чая в виде отвара при поносах, листья и цветки как очистительное средство для людей пожилого возраста, при заболеваниях рук, ног, позвоночника, головных болях. Использовался для питания. На Чукотке шеломайник не растет На Чукотке восковница не растет Листья, собранные до цветения, и плоды как мочегонное. Чай из листьев для промывания гнойных ран, инфицированых глаз. При поносах и отравлении растениями, туберкулезе легких (при соблюдении диеты – исключение жирной пищи, мясных и рыбных блюд). Растение ядовито! Настои из листьев дриады как вяжущее при поносах. При маточных кровотечениях использовали отвар ольхи вагинально в виде тампонов, охотники и оленеводы брали с собой мешочки с перетертой в порошок сухой корой и использовали при ранах настой на собственной урине как кровоостанавливающее.

22

Противозачаточное и против ломоты Снотворное Желтуха Боли в спине

брожения борщевик шерстистый Heracleum lanatum Дудник коленчатый Angelica genuflexa - отвар Плоды триллиума камчатского – Trillium camtschatsence Клизмы из корней Iris setosa, толченых в кипятке и размешанных до эмульсии молочного цвета Корнем веха ядовитого Cicuta virosa натирают перед огнем спину, кроме позвоночника

Дудник коленчатый на Чукотке не растет. Корни дудника Гмелина Angelica gmelinii сушили, растирали в порошок, смешивали с чистой уриной больного, делали лепешки и прикладывали к больным суставам. Листья в свежем виде заваривали и пили при туберкулезе. Настоем цветов промывали глаза и гнойные раны. На Чукотке триллиум не растет. Чай из цветков использовали для промывания глаз, горла, ран. Порошок корневища на урине использовали при кожных заболеваниях. Для лечения туберкулеза и сифилиса наружно и внутрь, что не может рекомендоваться без наблюдения врача-фитотерапевта в силу смертельно ядовитых свойств растения.

Бондарев И. Э., Лугаськов А. В., Силивров С. П., Цурихин Е. А.

СОСТОЯНИЕ ПОПУЛЯЦИЙ ТАЙМЕНЯ Hucho taimen (Pallas) И СИБИРСКОГО ХАРИУСА Thymallus arcticus (Pallas)

В БАССЕЙНЕ Р. ЛОЗЬВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ ПОВЫШЕНИЯ ИХ ЧИСЛЕННОСТИ ПУТЕМ ИСКУССТВЕННОГО ВОСПРОИЗВОДСТВА

В реках Северного Урала, относящихся к бассейну р. Тавда, отряд лососеобразных представлен такими видами, как тугун, нельма, таймень, сибирский хариус. Сведения по распространению и биологии тайменя и сибирского хариуса в этом регионе немногочисленны [1, 2, 4]. В р. Лозьва, которая является одним из двух основных притоков р. Тавда, эти виды встречаются на участке протяженностью около 500 км, однако наиболее высокая численность их отмечается в верхней части бассейна, где река имеет горный и полугорный характер и преобладают типичные для их обитания биотопы. Экосистема бассейна р. Лозьва, как и других речных систем Урала, в течение нескольких десятилетий подвергалась сильной антропогенной нагрузке, главным образом, за счет сброса в реку неочищенных промышленных стоков, функционирования предприятий лесопромышленного комплекса, молевого сплава. Влияние этих негативных факторов отрицательно сказалось, в первую очередь, на состоянии популяций обитающих в бассейне р. Лозьва ценных лососеобразных видов рыб, наиболее требовательных к условиям среды. Большой ущерб запасам этих видов наносил и наносит также их почти бесконтрольный браконьерский вылов промысловыми орудиями на всем протяжении реки.

Негативное влияние указанных выше факторов в полной мере отразилось и на состоянии популяций тайменя и хариуса. Однако в течение последних десяти-пятнадцати лет главным фактором, существенно повлиявшим на снижении численности их популяций, оказалось любительское и спортивное рыболовство, сопутствующие водному туризму. Этому способствовало то обстоятельство, что в связи с обеспеченностью в

23

настоящее время рыболовов-любителей высокопроходимым автотранспортом возросла посещаемость верховий реки, где обитало наиболее многочисленное маточное поголовье тайменя и хариуса. В последние годы, согласно проведенным наблюдениям и опросным данным, в массе вылавливаются преимущественно неполовозрелые особи тайменя массой 1–3 кг. Взрослые половозрелые особи в уловах редки в связи с их низкой численностью. Снизилась и средняя масса вылавливаемых хариусов. Зачастую в уловах преобладают рыбы с навеской не более 200 г.

В последние полтора десятилетия в связи с прекращением молевого сплава и значительным уменьшением количества сбрасываемых в реку промышленных отходов наблюдается снижение техногенного загрязнения р. Лозьва. Последнее обстоятельство позволяет рассчитывать на улучшение условий обитания представителей лососеобразных. Однако, несомненно, что в настоящее время репродукционная способность популяции тайменя не сможет обеспечить восстановление его численности только за счет естественного воспроизводства: при низкой численности производителей эффективность его невысокая вследствие выедания икры рыбами и беспозвоночными. У хариуса, как более короткоциклового вида, имеется больше шансов на восстановление численности популяции, но не в границах всего прежнего ареала обитания.

В связи с этим в 2004 и в 2005 гг. сотрудниками Уральского филиала ФГУП «Госрыбцентр» были проведены экспериментальные работы по воспроизводству тайменя и сибирского хариуса в бассейне р. Лозьва. В период со второй декады мая по первую декаду июля в верхнем течении реки на участке между впадением притоков Северная Тошемка и Большая Манья изучались особенности сезонного распределения, условий воспроизводства тайменя и хариуса, возможность получения икры от диких производителей. При проведении работ отрабатывались различные варианты по отлову и выдерживанию производителей, отбору и оплодотворению икры, ее транспортировке и инкубации.

Производители тайменя отлавливались в период их нерестовой миграции с ниже расположенных участков реки. Всего было отловлено в 2004 г. 7 производителей: 5 самцов и 2 самки, в 2005 г. также 7: 4 самца и 3 самки. Разнополых особей выдерживали отдельно, в делевых и деревянных садках в устье р. Котлия (приток р. Лозьва), при температуре воды 7–90С в 2004 г. и 5–9,50С в 2005 г. В делевых садках производители сильно травмировались, в то время как в деревянных травматизма практически не было отмечено.

В 2004 г. икра была получена от одной самки (масса тела 6 300 гр.) 29 мая в количестве около 8 тыс. шт. и дополнительно 30 мая в количестве 0,4 тыс. шт. Оплодотворение икры произвели сухим способом молоками от двух самцов (масса тела 5 500–6 500 гр.), оплодотворенной оказалось 85% полученной икры [3]. В 2005 г. икра взята у двух самок: 26 мая у самки массой тела 4 800 гр. в количестве около 12 тыс. шт. и 29 мая у самки массой 7500 г в количестве около 8 тыс. шт. Оплодотворение икры также произвели сухим способом молоками от трех самцов (масса тела 3 500-8 800 гр.). Оплодотворенной оказалось у первой самки 55%, у второй самки 90% полученной икры. Применяемая технология позволила сохранить производителей и выпустить их в реку после отбора половых продуктов.

Инкубация икры проводилась в 2004 г. тремя партиями. Одна партия инкубировалась в аппаратах Вейса на Аракульском рыборазводном заводе и погибла на 10–12 сутки инкубации при повышении температуры воды до 180С. Две партии были размещены на деревянных рамках размером 50х30 см, обтянутых делью (3 мм), и установлены в р. Талица (приток р. Лозьва) и в протоке самой р. Лозьва. Наиболее успешно инкубацию прошла икра на рамках, установленных в протоке р. Лозьва. Продолжительность инкубации составила около 28–32 суток. Температура воды в реке в этот период повышалась от 60С в момент закладки икры до 160С в момент выклева. Выклев основной части личинок произошел 28–29 июня, выход составил около 50% от

24

количества полученной икры. В р. Талица, где температура воды в течение периода инкубации составляла 4–120С, развитие икры протекало с заметной задержкой. У части эмбрионов отмечены нарушения в развитии. Выход личинок в этой партии икры составил около 20%. Все полученные личинки тайменя в количестве 3 тыс. шт. на стадии смешанного питания были выпущены в реку, вблизи от места инкубации икры.

В 2005 г. всю полученную икру разместили на рамки, аналогичные описанным выше, закрепленные на дне жесткого деревянного каркаса. Конструкцию разместили в протоке р. Лозьва, вблизи места прошлогодней инкубации икры. Продолжительность инкубации составила 31 сутки. Температура воды в этот период изменялась от 50С до 130С. Выклев большинства личинок был отмечен 26 и 29 июня, выход составил около 40% от количества полученной икры. Через трое суток после выклева все личинки в количестве приблизительно 7 тыс. шт. перешли на стадию смешанного питания и были выпущены в р. Лозьва.

Зрелые производители сибирского хариуса встречались в уловах как в 2004 г., так и в 2005 г. довольно продолжительное время – всю вторую половину мая. Икра была получена частично от текучих самок непосредственно после их вылова, частично от самок, дозревших в делевых садках. Температура воды в р. Лозьва в этот период варьировалась от 40С до 90С.

Всего в 2004 и 2005 гг. в нересте было использовано 18 самок и 16 самцов хариуса массой от 200 до 550 г. Общее количество полученной икры составило в 2004 г. 29 тыс. шт., в 2005 г. – 24 тыс. шт. Отцеженную икру оплодотворяли сухим способом молоками, полученными как минимум от двух самцов. Процент оплодотворения в 2004 г. в среднем составил 72 (от 0 до 90%). В 2005 г. оплодотворенной оказалось в среднем 77% икры при колебаниях от 32 до 96%. Инкубацию икры проводили на деревянных рамках, обтянутых капроновой сеткой с ячеей 2 мм и установленных в протоке р. Лозьва, вблизи от места инкубации икры тайменя.

Условия инкубации икры хариуса и икры тайменя были сходными, но продолжительность инкубации икры хариуса оказалась заметно короче и составила в среднем 21 сутки. Выклев личинок хариуса наблюдался во второй декаде июня. Число выклюнувшихся личинок в 2004 г. составляло 56% от количества заложенных на инкубацию икринок, а в 2005 г. этот показатель возрос до 70%. Общее количество личинок хариуса, выпущенных в р. Лозьву на стадии смешанного питания, составило: в 2004 г. – 12 тыс. шт., в 2005 г. – 15 тыс. шт.

Таким образом, проведенные экспериментальные работы показали реальную возможность прижизненного получения половых продуктов от производителей тайменя и сибирского хариуса. Проведенная в протоке р. Лозьва инкубация икры этих рыб может быть признана вполне успешной. Полученные результаты позволяют рассчитывать в дальнейшем на повышение численности популяций тайменя и хариуса за счет искусственного воспроизводства, а также на возможность расширения ареалов обитания этих рыб до прежних границ.

1. Лугаськов А. В. Ихтиофауна водоемов бассейна р. Сосьва в заповеднике «Денежкин камень» и на сопредельной территории // Тр. гос. заповедника «Денежкин камень». – Вып. 2. – Екатеринбург, 2003. – С. 114–121. 2. Ревнивых А. И. О питании тайменя Hucho taimen (Pal.) в реке Лозьве // Тр. Уральского отделения ВНИОРХ. – Т. 1. – Свердловск, 1939. – С. 248–260. 3. Силивров С. П., Лугаськов А. В., Цурихин Е. А. Состояние популяции тайменя Hucho taimen (Pallas) бассейна р. Лозьвы и возможности повышения его численности путем искусственного воспроизводства // Александр фон Гумбольдт и проблемы устойчивого развития Урало-Сибирского региона: Материалы российско-германской конференции. – Тюмень, 2004. – С. 363–363. 4. Характеристика экосистемы реки Северной Сосьвы. – Свердловск, 1990.

Борисенко А. Ю., Худяков Ю. С.

ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ И АТРИБУЦИИ СИБИРСКОЙ КОЛЛЕКЦИИ Н. К. ВИТЗЕНА

25

В истории изучения сибирских древностей в XVII–XVIII вв. большое значение имела коллекция археологических находок из раскопок бугровщиков на территории Западной Сибири, собранная голландским ученым, предпринимателем и администратором Н. К. Витзеном. Он происходил из купеческой семьи из г. Амстердама и еще в молодости заинтересовался географией и природными ресурсами Сибири, историей и культурой населяющих этот регион народов с целью проторить новый торговый путь в Китай и Индию вокруг Северной Азии. В 1664 г. он приехал в Москву в составе голландского посольства, которое возглавлял Я. Борель. Официальной должности в составе посольства Витзен не занимал. Поэтому можно предположить, что он руководствовался в поездке научными и коммерческими интересами.

В Москве Витсен пробыл несколько месяцев, собирая материалы, знакомился с многими известными русскими и иностранцами, жившими в России. Среди них были люди, которые существенно помогли в сборе сведений о Сибири [1]. В последующие два десятилетия он продолжал переписываться со знакомыми в России, получая материалы по географии, истории, этнографии Сибири, посылки с записями, чертежами и рисунками, находками из раскопанных бугровщиками древних и средневековых курганов и могил.

В результате многолетней собирательской и исследовательской деятельности Витзен собрал значительное количество материалов, включая описание присоединения этого региона к России, сведения об особенностях культуры и быта коренных сибирских народов, весьма ценную коллекцию сибирских древностей, состоявшую из ювелирных украшений, монет, предметов торевтики. Все собранные сведения Витзен обобщил и систематизировал в сочинении «Северная и Восточная Татария», который был опубликован в 1692 г. в Амстердаме, а коллекция собранных в Сибири археологических находок хранилась в созданном им домашнем музее. В 1698 г., во время пребывания «Великого посольства» в Голландии Витзена посетил Петр I.

Вероятно, после личного знакомства с голландским ученым и осмотра коллекции царь заинтересовался сибирскими древностями. В последующие годы он издал знаменитые указы о запрете грабительских раскопок и создании первого в России музея. По его распоряжению была отправлена первая экспедиция во главе с Д. Г. Мессершмидтом для научного изучения Сибири и сбора «куриозных вещей» для Кунсткамеры. Именно Витзен порекомендовал одному из приближенных царя Ф. Лефорту взять на российскую службу молодого голландского специалиста Г. В. Де Геннина, который в бытность управляющим уральскими и сибирскими горными заводами собрал значительную коллекцию древностей и составил описание некоторых «чудских могил», раскопанных в Прииртышье.

В 1705 г. книга «Северная и Восточная Татария» была переиздана. В этом издании были впервые помещены рисунки с изображением Ирбитской писаницы и археологических находок из коллекции, собранной к тому времени Витзеном. Однако и после того ученый продолжал собирать материалы сибирской коллекции. Ему по-прежнему присылали предметы из раскопанных бугровщиками курганов. Особо ценными были посылки, присланные в 1714 и 1717 гг. В них находились около сорока золотых предметов, среди которых были разнообразные украшения с изображениями животных. Вероятно, последняя посылка была получена наследниками Витзена, поскольку в 1716 г. он умер.

Все годы, последовавшие за «Великим посольством», Петр I поддерживал переписку с Витзеном, по его распоряжению ученому отправляли посылки с различными редкостями для их научного определения. Царь обращался к Витзену и его наследникам с предложением продать коллекцию сибирских древностей, но оно не было принято. Коллекция была продана на аукционе и в дальнейшем утрачена, хотя осталась доступной для научного изучения благодаря описанию отдельных предметов и рисункам вещей, помещенным во втором и последующих изданиях книги.

26

Археологические материалы из Сибири, опубликованные Витзеном, вызвали интерес среди ученых и послужили важным стимулом для дальнейшего изучения сибирских древностей. В XVIII в. к анализу наскальных изображений Ирбитской писаницы обращались Ф. И. Страленберг и Г. Ф. Миллер. Описание археологических памятников и находок из книги Витзена публиковали В. В. Радлов и Э. П. Зиннер, а изучением материалов, изображенных в «Северной и Восточной Татарии», в разные годы занимались С. И. Руденко, А. А. Формозов, Э. Б. Вадецкая, М. П. Завитухина, К. Йеттмар, Г. Коссак и др. Однако исследователи, как правило, касались этой темы в свете истории формирования археологической науки в России или атрибуции отдельных археологических находок [2].

В сочинении Витзена приводится описание некоторых видов археологических памятников и находок из Сибири и обстоятельства их нахождения и появления в составе коллекции. Он приводит сведения, полученные от информаторов, о том, что «в Сибири в некоторых местах можно увидеть пришедшие в упадок старые стены и развалины бывших там, по-видимому, городов». По оценке Витзена, «в более древнее время страну эту населяли народы более высокого развития, нежели ныне, потому что теперь подобных построек там вовсе не знают». По сведениям, полученным им от русских сибиряков, «народы, когда-то соорудившие эти города и постройки, совсем выселились оттуда по направлению к юго-востоку». Вероятно, Витзену стали известны легенды о древнем мифическом народе «чудь», который будто бы обитал в Сибири до прихода русских. Ученый отметил, что «недалеко от Тобола встречаются под горами особого рода весьма древние могилы, в которых, кроме костей покойников, находили металлическую утварь из серебра, меди и железа». Археологические находки, попадавшие в руки бугровщиков в ходе грабительских раскопок, нередко разрубались на части при разделе добычи, переплавлялись и фактически уничтожались. В этом деле участвовали и представители царской администрации. В книге ученого приведен конкретный случай, когда воевода Г. Салтыков приказал изготовить для него саблю из награбленных в древних могилах серебряных вещей.

Наиболее подробно Витзеном описаны обстоятельства нахождения серебряной чаши сибирским воеводой Ф. А. Головиным в средневековом захоронении в местности Самаров Ям близ устья Иртыша [3]. Эта чаша с барельефным изображением людей и оленей в центральном медальоне и боковой ручкой в виде «колечка очень изящной работы» представлена на одном из рисунков в книге «Северная и Восточная Татария». Правда, на этом рисунке чаша показана в таком ракурсе, при котором изображения в центральном медальоне не видны. По сведениям, приведенным ученым, сибирский воевода приказал «вызолотить» эту чашу, что затруднило анализ изображения в центральном медальоне. В данном случае Витзен не только дал описание предмета и обстоятельств его нахождения, но и сообщил, каким образом эта находка попала к нему в коллекцию. Дело в том, что Головин был участником «великого посольства». Он сам привез эту чашу в Голландию и подарил ее Витзену. Описание погребения, которое представляло собой «гроб с костями человека» и сопроводительного инвентаря, включавшего, помимо чаши, серебряные браслеты и ожерелье, дало основание отнести эти находки к числу привозных изделий эпохи развитого средневековья из Волжской Булгарии. Других своих корреспондентов и отправителей сибирских древностей Витзен в сочинении не указал.

Среди людей, помогавших ему в сборе материалов, были европейцы, жившие в России, иностранцы, находившиеся на российской службе в Сибири, и российские подданные. Как правило, Витзен отмечал, что приводимые им сведения получены от людей, живших в Москве, Архангельске, Тобольске и других сибирских городах. Отсутствие упоминаний информаторов, скорее всего, объясняется существовавшими в России запретами на распространение такой информации. Считается, что одним из них был российский подданный, предки которого происходили из голландской провинции Фрисландия, думный дьяк А. А. Виниус, который возглавлял Сибирский приказ и

27

управлял этим огромным краем в конце XVII–начале XVIII вв. Как считают некоторые современные ученые, он был торговым партнером и, возможно, даже родственником Витзена [4]. Вероятно через Виниуса, который обладал значительными административными возможностями и некоторое время был посредником между Витзеном и Петром I, к голландскому ученому могли попасть некоторые картографические и иллюстративные материалы. Вероятно, к Виниусу как главе сибирской администрации могли попадать и некоторые предметы, награбленные бугровщиками в сибирских курганах. Среди корреспондентов Витзена был «московский живописец» С. А. Лопуцкий, от которого ученый мог получить картографические данные.

Среди вещей, собранных в коллекции Витзена, выделяется серия предметов искусства скифо-сибирского звериного стиля. В их числе – бляшки, изображающие оленя в «летучем галопе», кошачьего хищника, двугорбого верблюда, лежащего горного козла, фигуры крылатого коня и «сфинкса» –кошачьего хищника с человеческой головой и крыльями [5]. Часть находок (ажурные поясные бляха и пряжка с изображением грифонов, бляха со сценой борьбы волка и змеи, бляшка с лежащим кошачьим хищником, гривны и браслеты с головами драконов) выполнена с использованием техники зерни и полихромного стиля. Вероятно, большая часть этих предметов попала в коллекцию Витзена из курганов скифского времени и саргатской культуры, разграбленных бугровщиками в Прииртышье. Из этих вещей в его книге упомянута только фигурка сфинкса. Кроме нее, ученый описал находку, обнаруженную в коллективном захоронении по обряду ингумации в «деревянном вместилище под большим холмом», раскопанным в окрестностях Верхотурья. Она «изображает птицу вроде курицы или индюка с распущенными крыльями и головою мужчины с распущенными волосами и острым носом». Вероятно, имеется в виду фантастическая птица-феникс с антропоморфными чертами. К этому же времени должны относиться серьги, украшенные зернью. Среди находок из Сибири он описал «зеркало из стали, имеющее в диаметре одну пядь; оборотная сторона его украшена изображениями и старинными буквами». Скорее всего, это было китайское зеркало эпохи Хань. Такие зеркала обнаружены в материалах саргатской культуры в Прииртышье. К хуннскому времени должны относиться ложечковидные застежки с орнаментом, изображенные на одном из рисунков в книге Витзена. К эпохе средневековья в составе коллекции могут относиться орнаментированные бляхи с вставками из цветных камней, перстни и подвески, характерные для культуры монгольских кочевников эпохи позднего средневековья [6]. Вероятно, эти предметы происходят из Прииртышья, которое в рассматриваемый период входило в состав Джунгарского ханства.

Имеющиеся данные об источниках и составе коллекции Витзена свидетельствуют, что она формировалась из предметов, полученных бугровщиками из археологических памятников скифского, хуннского и средневекового времени из лесостепных и степных районов Зауралья и Прииртышья. В составе собранной им коллекции были очень ценные предметы, изучение которых позволит дополнить имеющиеся представления о культурах кочевых народов этих районов в древности и средневековье.

1. Витзен Н. Путешествие в Московию, 1664-1665: Дневник. – СПб., 1996. – С. 109. 2. Борисенко А. Ю., Худяков Ю. С. Изучение древностей Южной Сибири немецкими учеными XVIII–XIX вв. – Новосибирск, 2005. – С. 49. 3. Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII в. – Иркутск, 1968. – С. 30-31. 4. Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус 1641–1716 гг. – М., 2007. – С. 402. 5. Борисенко А. Ю., Худяков Ю. С. Находки предметов искусства звериного стиля в коллекции Н.К. Витзена // Вестник археологии, антропологии и этнографии. – Вып. 3. – Тюмень, 2001. – С. 124–128. 6. Борисенко А. Ю., Худяков Ю. С. Средневековые материалы в коллекции Н.К. Витзена из Сибири // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. – Вып. 2. Горизонты Евразии. – Новосибирск, 1999. – С. 171–173.

28

А. Ю. Борисенко, Ю. С. Худяков

ПРОНИКНОВЕНИЕ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙЦЕВ В СИБИРЬ В XII–XIII ВВ.

В эпоху развитого средневековья в Западной Европе существовал устойчивый интерес к Северной и Центральной Азии. В середине XII в. получили широкое распространение легендарные истории о христианах, населяющих Центральную Азию, о государстве пресвитора Иоанна. Огромный резонанс в Европе вызвали монгольские завоевания в XIII в. Все это подстегивало стремление проникнуть европейцев в далекие земли, стимулировало поиск новых путей в восточные страны. Свидетельствами былых торговых и культурных контактов являются находки западноевропейских вещей в странах Востока. В XII–XIII вв. из различных областей Германии, Франции, Скандинавских стран в Восточную Европу вывозились ремесленные изделия. Отдельные предметы, изготовленные ремесленниками в Нижней Саксонии, Рейнской области, Лотарингии, Аквитании были обнаружены на территории Западной Сибири. В начале XVIII в. в Приобье и Прииртышье было найдено несколько бронзовых водолеев-акваманилов (сосудов для омовения рук) западноевропейского производства. Большинство этих находок было доставлено в Санкт-Петербург и хранилось в Кунсткамере. Однако до настоящего времени многие из них не сохранились. Вероятно, эти вещи погибли во время пожара в Кунсткамере в 1747 г. и известны только по рисункам, сделанным в XVIII в. В XVIII–XIX вв. в Западной Сибири были найдены западноевропейские серебряные сосуды, хранящиеся в Метрополитэн Музее и Эрмитаже. Отдельные предметы средневекового западноевропейского ремесленного производства находили на территории Западной Сибири и в XX в. В 1975 г. при раскопках андроновского могильника у с. Преображенка в Барабинской лесостепи В. И. Молодиным был обнаружен меч с латинской надписью. В 1979 г. в устье р. Кеть в Приобье была найдена западноевропейская бронзовая чаша. В 1980 г. Ю. А. Плотниковым был атрибутирован западноевропейский меч, найденный на г. Кызыл-Тас в Верхнем Прииртышье.

Западноевропейские водолеи представляют особый интерес для изучения торговых и культурных связей, поскольку, в отличие от оружия и дорогой посуды, они не использовались в быту и ритуалах коренным населением Сибири. Один из водолеев в виде полой бронзовой статуэтки конного рыцаря был доставлен в 1720 г. в Санкт-Петербург Петру I вместе с другими бронзовыми статуэтками и буддийскими рукописями майором И. М. Лихаревым. По его сведениям, статуэтки были найдены местными крестьянами при ограблении древних могил в окрестностях Аблай-кита. Петр I проявил большой интерес к этим находкам, и они были зарисованы, кратко описаны, а затем отправлены И. Д. Шумахером для определения французскому ученому Б. Монфокону, который их опубликовал с комментариями. По сведениям Шумахера находки происходят из земель калмыков, которые обитают «между Сибирью и Каспийским морем, восточнее Волги», а Монфокон дал собственное описание этих находок, однако скульптура рыцаря, видимо, не привлекла его специального внимания, поскольку он привел описание Шумахера без изменения. Как отметил позднее А. А. Формозов, это была первая публикация русских археологических коллекций. После смерти Петра I водолей был передан на хранение в Кунсткамеру. В 1730-х гг. этот акваманил в числе других аблайкитских находок был зарисован художниками рисовальной палаты. Водолей погиб во время пожара Кунсткамеры в 1747 г., но сохранился его рисунок, который позволяет атрибутировать редкую находку. Водолей представляет собой полую бронзовую скульптуру конного рыцаря. Рыцарь сидит верхом в седле без передней и задней лук. Правая рука согнута в локте и поднята вверх, левая согнута и направлена к гриве. Ступни ног свисают ниже брюха коня. На голове у рыцаря сферический шлем с бармицей и окантовкой. Корпус прикрыт цельнометаллической кирасой и ламинарной юбкой с разрезом спереди. На плечах – оплечья, руки ниже локтей – в рыцарских перчатках. Ноги – в металлических набедренниках и сапогах, колени прикрыты металлическими

29

наколенниками. Лошадь с крупной головой, короткой шеей, массивным туловищем на коротких толстых ногах. У нее коротко подстрижена грива и отрезан хвост. На голове у лошади – узда с нащечными, наносным, налобным и затылочным ремнями и двойным поводом. Седло укреплено на теле лошади нагрудным и подпружным ремнями. У него не выделены передняя и задняя луки. В задней части седла имеются боковые, полукруглые выступы.

В 1902 г. Я. И. Смирнов определил эту находку в качестве западноевропейского водолея-акваманила и отнес к XV в. В 1965 г. рисунок этого водолея был опубликован Т. К. Шафрановской, которая назвала его статуэткой «всадника скифской эпохи», происходящей из Семипалатинска. В 1966 г. рисунок всадника был вновь переиздан В. П. Даркевичем. Буквально восприняв указание Шумахера о том, что она происходит «из земель калмыков, обитающих между Сибирью и Каспийским морем, к востоку от Волги», он определил местом ее нахождения – Южный Урал. Даркевич привел ряд соображений в пользу того, что вещь родом из Франции XV в. В 1989 г. статуэтка всадника в числе других аблайкитских находок была описана в работе Е. А. Княжецкой. Ею было установлено, что эта находка была привезена в 1720 г. руководителем военной экспедиции в Яркенд майором И. М. Лихаревым в Санкт-Петербург Петру I. По сведениям, она происходит из могил «вблизи покинутого монастыря Аблай-кит», раскопанных «местными крестьянами». Княжецкая полагала, что водолей мог попасть «в этот отдаленный край» в результате торговли «по древним караванным путям», а А. П. Терентьев-Катанский определил, что она изображает иранского катафрактария V–VI вв.

Еще один бронзовый водолей, изображающий скульптуру кентавра с кувшином в руке и ручкой в виде изогнутой человеческой фигуры, в 1720-е гг. хранился у воеводы г. Нарым. Вероятно, на поиски этого «идола» Д. Г. Мессершмидт отправил в 1721 г. Ф. И. Страленберга. Однако, нарымский воевода не разрешил не только зарисовать, но и не показал предмет Страленбергу. Позже этот водолей был передан в Кунсткамеру, где, видимо, погиб во время пожара 1747 г. Судить о нем можно только по сохранившемуся рисунку. Этот акваманил представлял собой полую скульптуру кентавра с человеческой головой, торсом, руками и туловищем четвероного копытного животного, видимо, лошади. У кентавра изображена прическа с коротко постриженными волосами, лицо с подчеркнутыми европеоидными чертами, большими глазами, выступающим носом и короткой бородкой. Правой рукой кентавр поддерживает за днище, а левой – за ручку небольшой кувшин с плоским дном, выпуклым туловом, высокой горловиной, сливом, боковой ручкой и крышкой. На плечах у кентавра показаны орнаментированные оплечья в виде трех параллельных полос, направленных углом вниз. Нижняя часть тела кентавра напоминает туловище лошади на четырех коротких массивных ногах с копытами. Хвост закинут на спину. На левом боку туловища, на груди и крупе кентавра изображены округлые медальоны с рисунками волка и слона. На противоположной стороне фигуры кентавра, в медальонах, показаны сенмурвы. На спине у кентавра имеется цельнолитая скульптурная ручка, изображающая небольшую фигурку человека, упершегося головой, пуками и ногами в тело кентавра и выгнувшегося дугой. Атрибуцией данной находки занимался Даркевич. Согласно его изысканиям, этот акваманил был изготовлен в г. Гильдесгейм в Нижней Саксонии в первой половине XIII в. Им отмечены некоторые детали у нарымской находки, которые характерны для гильдесгейских водолеев и подсвечников, например, орнаментированные оплечья, медальоны, изображение ручки в виде выгнутой человеческой фигурки.

Находка еще одного бронзового водолея была также связана с экспедицией Мессершмидта. Он был найден в начале XVIII в. в Западной Сибири. Вероятно, он был привезен в Санкт-Петербург Мессершмидтом, поскольку воспроизведен в его альбоме «Сибирские куриозы». Он хранился в Кунсткамере, где, судя по всему, погиб при пожаре 1747 г., и судить о нем можно только по имеющемуся рисунку. Этот водолей представлял

30

собой полную скульптуру коленопреклоненного мужчины. Он изображал человека с характерной европеоидной внешностью, узким лицом, большими глазами, длинным носом, с длинными распущенными волосами, с усами и бородой. Он изображен опустившимся на одно колено. Человек одет в свободную, длиннополую, нераспашную, наплечную одежду с короткими, до локтей рукавами и подолом ниже колен. На плечах изображены оплечья с фестончатым краем, украшенные сетчатым орнаментом. На груди изображены овальные гнезда для инкрустации со вставками. Обшлага рукавов и край подола верхней одежды орнаментированы. Одежда перетянута на талии поясом. На руках видны орнаментированные рукава нижней рубахи, на ногах – обтягивающие чулки. Кисть левой руки человека обломана. Правой рукой он поддерживает на плече небольшую, стилизованную фигурку льва с открытой пастью. За спиной у человека изображена изогнутая ручка, как у кувшина, за которую держали водолей. По авторитетному определению О Фальке и Э. Мейера, данный акваманил был изготовлен в первой половине XIII в. в мастерской г. Гильдесгейм в Нижней Саксонии. Фигура коленопреклоненного человека представляет собой аллегорию одной из рек, омывающей библейский Эдем. Возможно, как полагает Даркевич, эта скульптура изображала р. Тигр, которую символизировал евангелист Марк. Исследователи отметили ряд элементов скульптуры, характерных для гильдесгеймской школы художественного бронзового литья в XIII в. Точных сведений о месте нахождения данного водолея нет. Считается, что он был приобретен Мессершмидтом где-то в Приобье.

Вероятно, во время проведения экспедиционных маршрутов по Западной Сибири Мессершмидтом в 1720-е гг. был приобретен еще один водолей. Он также воспроизведен в альбоме «Сибирские куриозы». Данный акваманил представлял собой полую скульптуру конного рыцаря. Всадник изображен в рыцарском длиннополом плаще без рукавов. Он расписан цветами, растительными и геометрическими узорами. На ногах у рыцаря имеются латные поножи со шпорами. Над воротом изображена пластинчатая бармица. Из под плаща видны кольчужный ворот и рукава. Шлем и голова воина на рисунке не изображены. На левой руке всадника показана кольчужная рукавица. Кисть правой руки, отведенной назад и поднятой вверх, обломана. Левой рукой всадник держит повод. Рыцарь сидит в седле, его ноги уперты в стремена. Конь изображен с массивной головой, шеей и туловищем, на коротких ногах. Грива и хвост коротко пострижены. На лошади показана узда с широкими нащечными, налобным, затылочным, подшейным ремнями и поводом. Почему-то не изображен наносный ремень, без которого узда не могла бы крепиться на голове лошади. В местах соединения ремней узды изображены бляхи-розетки. Рыцарское седло с высокими передней и задней луками укреплено на теле коня с помощью нагрудного и подпружного ремней. Под седлом изображен короткий потник с орнаментацией по краю. Все сбруйные ремни орнаментированы. По оценке Б. Брентьеса и Р. С. Васильевского, этот акваманил был изготовлен в начале XIII в. в г. Гильдесгейм в Нижней Саксонии. Вероятно, он был приобретен Мессершмидтом где-то на территории Западной Сибири и привезен в г. Санкт-Петербург, где погиб во время пожара Кунсткамеры в 1747 г.

Пятый, бронзовый, водолей был обнаружен в 1730-х гг. экспедицией Г. Ф. Миллера и зарисован художником И. Х. Люрсениусом. Акваманил представляет собой полую скульптурную композицию, изображающую дракона в борьбе с рыцарем-драконоборцем. Фигура дракона с большой головой, широко раскрытой зубастой пастью, с рогами и конической шапочкой на голове, с узкими миндалевидными глазами, с короткой шеей, мощными когтистыми передними лапами, продолговатым туловищем, крыльями за плечами и крупом, заканчивающимся двойным загнутым на спину хвостом. По спине и шее дракона проходит рельефный орнамент в виде побега виноградной лозы с завитками листьев и гроздьев. По бокам шеи, туловища, лап и хвоста имеется орнамент в виде прямоугольных выступов, округлых точек и косых линий. Перья на крыльях показаны резной гравировкой. В широко раскрытой пасти дракона голова рыцаря-драконоборца.

31

Наружу выступает только две толстых, заплетенных косы, заканчивающихся накосниками. Двумя лапами дракон ухватился за бедра рыцаря и притянул его к своей груди. Фигура драконоборца изображена стоящей на коленях, обеими руками он ухватился за рога дракона. Воин изображен в обтягивающей верхней одежде с орнаментированным воротником, оплечьями и обшлагами. Подол короткополой верхней одежды изображен в многочисленных складках. На ногах воина – обтягивающие чулки. Это единственная находка западноевропейского водолея, привезенная в XVIII в. из Западной Сибири, которая сохранилась в до настоящего времени. При издании коллекций из собрания Эрмитажа и музейных собраний из разных городов Западной Сибири этот акваманил был включен в круг «сокровищ Приобья». При атрибуции М. Крыжановская высказала предположение, что она могла быть изготовлена в Англии или Франции. Точной аналогии данному акваманилу в материалах из Европы нет. Однако имеются водолеи в виде скульптуры дракона. Близкая по форме находка происходит из Восточной Европы. Подобные акваманилы, изображающие схватку драконоборца с драконом, изготавливались в художественных мастерских Лотарингии в XII–XIII вв.

Вероятно, находки водолеев могут свидетельствовать о проникновении европейцев, миссионеров или купцов в Западную Сибирь в эпоху развитого средневековья. В эпоху чингизидов в Приуралье, Центральную и Восточную Азию было совершено несколько посольств монахами Юлианом, Д. Дель Плано Карпини, Г. Рубруком, купцом М. Поло. В крупнейших центрах Монгольской империи, Каракоруме и Ханбалыке, в этот период проживали европейские купцы и ремесленники. При дворе монгольских ханов работали знаменитые мастера, в том числе ювелир Вильгельм Бушер из Лотарингии. Южные районы Западной Сибири в XIII–XIV вв. входили в состав Золотой Орды, которую неоднократно посещали европейцы. Находки западноевропейских акваманилов свидетельствуют о возможном посещении Западной Сибири европейцами в период развитого средневековья.

Бучек А. А.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ КОРЕННОГО ЖИТЕЛЯ ПРИПОЛЯРНЫХ ТЕРРИТОРИЙ

(НА ПРИМЕРЕ КОРЕННЫХ НАРОДОВ КАМЧАТКИ) В психологической науке проблеме этнических авто- и гетеростереотипов посвящено

немалое количество исследований, включающих, в частности, анализ этнических стереотипов отдельных народов, населяющих Россию (Богомолова Н.Н., Стефаненко Т.Г., 1991; Петренко В.Ф., Сурманидзе Л.Д., 1991; Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е., 1993; Бороноев А.О., Смирнов П.И., 1995; Кобозоева И.М., 1995; Солдатова Г.У., 1998; Белинская Е.П., Стефаненко Т.Г., 2000; Солдатенков А. Н., 2002).

Значительно менее представлены исследования стереотипов восприятия малочисленных народов (Егорова А.И., 1997; Трутнева И. В., 2004; Шабурова И.К., 2005; Новикова И.И., 2007).

Между тем учеными неоднократно отмечалось, что этнические стереотипы как образы этнических общностей отражают объективную реальность: свойства двух взаимодействующих групп и отношения между ними. Справедливо подмечено, что «если автостереотип – это наш образ «для других», а гетеростереотип – «образ других для нас», то совпадения семантических структур этих образований отражают реальный компонент этнического образа» [цит. по 4]. Исследователи подчеркивают, что именно «от характера межэтнических отношений – сотрудничества или соперничества, доминирования или подчинения – зависят основные измерения стереотипов – содержание, направленность и степень благоприятности, а, в конечном счете, - степень их истинности» [1].

Недостаточная изученность этнических стереотипов малочисленных народов в целом и народов Камчатки, в частности, а также объективная необходимость учета

32

степени межкультурного взаимопонимания между народами в социальной практике определили актуальность нашего исследования.

В задачи исследования входило: 1. Выявить содержание автостереотипа коренных народов Камчатки. 2. Выявить содержание стереотипного образа коренного жителя Севера в восприятии камчатской молодежи. 3. Сопоставить выявленный стереотипный образ с автостереотипом представителей коренных народов Камчатки. 4. Определить степень межкультурного взаимопонимания (меру согласованности авто- и гетеростереотипа).

Процедура и методы исследования. Наше исследование проводилось в 2005-2007 гг. и осуществлялось в два этапа.

На первом этапе выявлялись автостереотипы представителей коренных народов Севера (ительменов, коряков, чукчей, эвенов). Изучение осознания личностных качеств осуществлялось с помощью контент-анализа описаний типичного представителя своей национальности и самоописаний представителей коренных народов Камчатки. Всего было рассмотрено 98 самоописаний.

На втором этапе для выявления гетеростереотипов этнической группы коренных жителей Севера среди камчатских студентов и аспирантов был проведен опрос, в котором использовались дополняющие друг друга методы свободных описаний и шкалирования, групповой ассоциативный эксперимент. В качестве испытуемых выступили участники экспедиций в национальные поселки и стойбища Камчатки, реализуемых в рамках международного профильного этнологического лагеря-экспедиции «Наследие». Всего в опросе приняли участие 22 камчатских студента и аспиранта (средний возраст 23,2 лет).

Кроме того, на втором этапе исследования для получения более структурированной информации в качестве основной методики использовалась модификация семантического дифференциала Ч. Осгуда: испытуемым предлагалось охарактеризовать типичного представителя коренных народов Севера, оценив по 6-балльной шкале выраженность у них 30 личностных черт. Полученные индивидуальные матрицы оценок суммировались в общегрупповую, которая далее подвергалась процедуре факторного анализа с целью описания семантического пространства этнических гетеростереотипов.

Результаты исследования. Изучение автостереотипов представителей коренных народов Камчатки (ительменов,

коряков, чукчей, эвенов) позволило выявить специфические сочетания психологических черт народов Севера, отмеченные респондентами как характерные для представителей данных этносов. В самоописаниях коренных жителей Камчатки отражаются характеристики личности, выражающие отношение к себе и представителям своего народа. Анализ полученного списка качеств позволяет выявить определенные установочные тенденции: этнические характеристики представляют собой целостный набор качеств этносубъекта, не противоречащих друг другу. Образ - автостереотип «коренной житель Камчатки» можно описать как честный, доброжелательный, легко доверяющий другим, открытый для общения, искренний, дружелюбный, всегда готовый помочь другим, ему свойственно терпение, он трудолюбив и настойчив в достижении целей, хорошо знает и понимает окружающую природу, наблюдателен и приметлив. Всегда спокоен, уравновешен, скромен, немногословен, с манерой говорить неторопливо, с особой «тишиной в душе». Характерными свойствами человека на Севере являются гостеприимство, щедрость, любовь к детям, чувствительность к шутке, юмору. Интересно, что в целом данный современный автопортрет соответствует тем описаниям характера жителей Севера, которые мы находим в этнографических и историко-культурологических исследованиях коренных народов, сделанных еще несколько столетий назад (Крашенинников С.П., Линденау Я.И., Стеллер Г.В. и др.). Подобное соответствие нередко отмечается в исследованиях этнических стереотипов: «субъективные стереотипные суждения являются в целом скорее согласованными, чем рассогласованными с другими более объективными источниками информации о

33

национальном характере (аналитическими выводами этнографов, данными объективных тестов и интервью и т.п.)» [2]. Причем авторами подчеркивается, что суждения представителей «внутренней» группы отличаются от суждений представителей «внешних» групп в сторону большей согласованности с объективной информацией.

Как уже отмечалось, признаком истинности стереотипных черт считают согласованность между восприятием группы самой себя и ее восприятием другой группой. Обратимся к анализу данных, полученных при изучении гетеростереотипов представителей коренных народов Камчатки.

Восприятие камчатской молодежью качеств, характерных для коренных народов Камчатки, включает в себя развернутый перечень характеристик, причем, на первый взгляд, достаточно противоречивый. Так, большинство испытуемых отмечают скрытность, а порой даже замкнутость, сдержанность и немногословность человека Севера, но одновременно с этим характерными называются общительность, открытость, приветливость, дружелюбие, жизнерадостность, а также внимательность к собеседнику, готовность помочь, доброжелательность и гостеприимство. Учитывая, что «гетеростереотип» определяется как «образ другой этнической группы, построенный в соответствии с ожиданиями, связанными с этой группой, а также один из способов демонстрации своего отношения» [3], необходимо отметить достаточно высокую степень согласованности ожиданий по отношению к группе коренных народов. Кроме того интерес вызывает мера согласованности авто- и гетеростереотипов: многие характеристики повторяются в самоописаниях коренных народов Камчатки, что может рассматриваться как показатель высокой степени межкультурного взаимопонимания между народами, населяющими Камчатку.

По представлению Г.У. Солдатовой, в структуре этнического стереотипа есть группа атрибуций, которые приписываются не этнической группе в целом, а ее отдельным «не-типичным» представителям. Автор отмечает: «На уровне обыденного сознания эти атрибуции интегрируются в «контрстереотип» на основе принципа «исключение из правил», он оттеняет автостереотип и гетеростереотипы и как бы подтверждает их достоверность» [4]. В связи с этим интерес представляют следующие ассоциации, встречающиеся у отдельных испытуемых, однако добавляющие существенные черты в описание психологического портрета человека Севера: «забота о близких», «богатство духовного мира», «талантливость», «танцеватость», «природолюбие», «уважительное отношение друг к другу, почитание старших», «любовь к детям», «недоверие чужим».

Тенденция приписывать коренным народам Камчатки противоречивые черты в некоторой степени проявляется и в описании нехарактерных для них качеств. Анализ семантического поля стимула «Качества, нехарактерные для коренных народов Камчатки» позволил прийти к заключению о достаточно устойчивом представлении о чертах характера народов Камчатки, за исключением двух качеств - «Открытость» и «Скрытность». Эти противоречивые характеристики называются респондентами как в ряду характерных, так и нехарактерных качеств народов Севера.

Среди качеств, составляющих семантическое поле стимула «Привлекательные для меня качества коренных народов Камчатки», особенно интересными нам показались «Традиционность (уважение своей культуры, попытка ее сохранения)», «Интересный собеседник (умение объяснять явления, давать им оригинальные интерпретации, желание делиться опытом, рассказывать о своей культуре)», а также «Пластичность, чувство ритма». Остальные привлекательные качества входят в общечеловеческие ценности взаимодействия: доброжелательность, общительность, веселый нрав, оптимистичность, умение радоваться малому, отзывчивость, уважительное отношение к другому, доброта.

Следует особо отметить, что для камчатской молодежи характерно позитивное восприятие и высокая толерантность в отношении коренных народов Севера: испытуемые в основном использовали положительные характеристики, описывали преимущественно

34

привлекательные черты человека Севера, хотя встретились наряду с позитивными, и негативные свойства (высокомерие, неаккуратность, неопрятность, лень).

Результаты анализа факторной структуры характеристик личности типичного представителя коренных народов Камчатки в основном согласуются с данными, полученными по другим методикам.

При факторизации матриц (критический вес – 0,5; минимальное количество шкал в факторе – 3, метод главных компонент) результатов психологического портрета коренного жителя были выделены шесть значимых факторов, совместно объясняющих 70,6% дисперсии: «человеколюбие», «эмоциональная уязвимость», «трудолюбие», «уверенность», «устойчивость», «закрытость». Описанные при помощи факторного анализа семантические особенности восприятия психологического портрета коренного жителя у камчатской молодежи согласуются с результатами анализа описаний типичного представителя и самоописаний представителей коренных народов Камчатки.

Исследование этнических стереотипов позволило выявить когнитивно-аффективные представления респондентов о чужой этнической группе и отношение к ним. В результате анализа полученных данных были составлены списки самых распространенных характеристик ауто- и гетеростереотипов. Оказалось, что представления коренных жителей о себе и представления членов других этнических общностей о них имеют некоторые отличия. Так, камчатские юноши и девушки воспринимают членов коренных народов сдержанными, спокойными, медлительными, недоверчивыми, хотя и достаточно общительными, отзывчивыми, миролюбивыми. Сами же представители коренных народов считают себя более дружелюбными и разговорчивыми, о чем свидетельствует рейтинг выбранных ими качеств. В целом, члены обеих групп демонстрируют высокую степень межкультурного взаимопонимания и проницаемость психологических границ, что отражается в выборе описательных характеристик для создания образа чужой этнической группы камчатской молодежью. При этом автостереотипы представителей коренных народов Камчатки в значительной мере схожи с представлениями о них русских респондентов. У коренного жителя Севера обнаружен позитивный образ собственной национальной общности в сочетании с позитивным ценностным отношением к данным народам со стороны представителей других этнических групп, населяющих Камчатку. 1. Белинская Е.П., Стефаненко Т.Г. Этнические стереотипы и процесс стереотипизации // Этническая

социализация подростка. – М., 2000. – С. 117. 2. Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е. Психосемантический анализ стереотипов

русского характера: кросскультурный аспект//Вопросы психологии. – М., 1993. – № 3. – С. 103. 3. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. – М., 1998. – C. 76. 4. Там же. – C. 71.

Валитов А.А.

УЧАСТИЕ ПЛЕННЫХ ИНОСТРАНЦЕВ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ТОБОЛЬСКА В ПЕРИОД 1914–1920 ГГ.

В годы Первой мировой войны в России в плену находились миллионы военнопленных солдат и мирных граждан Тройственного союза. К 1917 г. в российском плену было «около 5 млн. иностранцев, в т. ч. около 2,2 млн военнопленных: германцев (около 190 тыс.), турок (свыше 50 тыс.) и австро-венгров (около 1,9 млн.), среди которых примерно 450 тыс. составляли австрийцы, около 500 тыс. – венгры, около 250 тыс. – чехи и словаки, свыше 200 тыс. – югославы, свыше 120 тыс. – румыны, много галицийских украинцев, поляков, итальянцев и др.

На территории Омского Военного округа, куда входила и Тобольская губерния – военнопленных было около 190 тысяч. Пленные были распределены по городам губернии, на территории г. Тобольска проживали в период 1914–1919 гг. до 10 тыс. военнопленных. Они внесли определенный вклад в развитие общественно-культурной жизни. В Тобольске начался расцвет музыкального искусства как раз в те годы, когда из Польши, Австрии,

35

Германии прибыли сюда талантливые музыканты. Чех Г. Лукинич организовал симфонический оркестр, получивший право разъезжать с гастролями по России. Ими устраивались концерты в залах городского театра и общественного собрания с участием пианиста-виртуоза Тадеуша. Их концерты привлекали тоболяков, главным образом, учащуюся молодежь. Из воспоминаний Е. Г. Чекмезовой: «купив за 40 коп. ученический билет, мы с упоением слушали сонеты Грига, симфонии Бетховена, знакомились с музыкой Скрябина и Армского» [1]. «Послушав в воскресенье концерт, я ходила всю неделю как в тумане» [2]. Позднее ее учителем музыки был австриец А. А. Гро.

Много военнообязанных, судя по объявлениям, давали платные уроки музыки [3]. Обладая эстетической культурой, военнопленные и гражданскопленные еженедельно посещали богослужения: немецкую кирху и католический костел, в последнем был организован хор из военнопленных во главе с регентом И. Чирки [4]. Появление иностранцев оживило и деятельность Тобольского отделения Русского музыкального общества. Так, упомянутый Лукинич, войдя в члены общества, смог организовать оркестр. Длительный период был членом Тобольского отделения Русского музыкального общества Гро. С его учениками устраивались музыкальные вечера в Общественном собрании и для горожан.

Военнообязанные приняли участие в организации и работе Тобольского музыкального училища. Идея об открытии такого училища уже более десятка лет витала в умах, а благодаря настойчивости военнопленных Тобольское музыкальное училище было открыто 30 декабря (12 ст.) 1918 г. Один месяц временно исполняющим обязанности директора был Гро, который был и преподавателем по классу рояля. Еще одним преподавателем по классу рояля был приглашен в декабре 1918 г. германский подданный О. К. Гершельшан. Для «полной гармонии» перевели из Новониколаевска Ч. Л. Линне – первоклассного скрипача, не имевшего профессионального образования, но талантливого самоучку.

Можно признать, что у истоков будущего музыкального образования Тобольска стояли иностранцы, воспитывая и передавая свои профессиональные знания и навыки. В городе не было больше таких специалистов и когда летом 1919 г. Гро и Гершельшан решили оставить город, их некем было заменить и были сорваны занятия в училище [5].

С 1916 по 1918 гг. в г. Тобольске проживал австрийский подданный Г. Курфюст – инженер, специалист по керамике. В ссылке он занимался изучением качеств местной глины, был автором проекта строительства завода по производству огнеупорного кирпича, а также кирпича для мостовых [6]. Военнопленные, находившиеся в Тобольске, в короткие сроки благоустроили и преобразили внешний вид города. Был приведен в порядок городской сад Ермака, дорожка усыпана песком, лопух выкошен, вокзал поправлен. Тобольская публика с восторгом отзывалась о работах, проведенных пленными [7].

Санитары из военнопленных работали в губернской больнице, оказывая помощь горожанам, а затем и в советской больнице. Их отъезд тоже вызвал много шума, т. к. их некем было заменить – военнопленные показывали примеры гражданского мужества. Так, в 1920 г. в Тобольском уезде была вспышка тифа, с которой боролся медицинский летучий отряд, санитаром там служил Г. Мадьяш. Оказывая помощь больным, он сам заразился и умер от сыпного тифа в больнице с. Абалак [8].

Не прошла мимо военнопленных и та идейная борьба, что развернулась в Тобольске. В 1917–1918 гг. была организована Социал-демократическая иностранных пролетариев секция, председателем был Ф. Винтерштейн, а секретарем – Шрикиганзер, где состояло в качестве членов несколько десятков чел. [9]. В марте 1918 г. только в Тобольске вступило в Красную Гвардию 13 бывших военнопленных [10].

Трагична судьба бывшего военнопленного австро-венгерской армии Ф. Лихнера, отказавшегося ехать после окончания войны на родину. Он поступил на службу в районную милицию и был принят кандидатом в партию РКП /б/. В 1921 г. для борьбы с

36

вооруженными выступлениями уездные военкоматы отправляли в деревни небольшие вооруженные отряды, которые часто попадали в засаду и погибали, а оружие попадало в руки бандитов. Так был убит с несколькими милиционерами в деревне Тоболтуринской помощник начальника 1-го района уездной милиции мадьяр Лихнер. «Был раздет донага, привязан к саням и при 30-35°С морозе его возили по деревне, кололи ножами, вилами. Так и замучили» [11].

В августе 1918 г. в г. Тобольске пала советская власть. В ночь на 5 августа по распоряжению начальника прибывшего в Тобольск белочехословацкого отряда поручика Вольмана были арестованы все социал-демократы, среди которых были и иностранцы [12]. Позже в город прибыла сербская рота с командиром подпоручиком Иовичем. В конце декабря из Тобольска отряд белочехов уехал в Тюмень [13].

После восстановления советской власти в 1919 г. стали появляться партийные организации, а уже в декабре партийный комитет Тобольска провел собрание бывших австро-германских военнопленных, а вслед за этим была создана немецкая коммунистическая группа в составе секции иностранных коммунистов. Секцию возглавляло бюро, при ней были созданы библиотека и курсы русского языка [14]. Просветительная работа велась в виде бесед и лекций на немецком языке. Всего в Тобольской ячейке коммунистов на 11 января 1920 г. было зарегистрировано 25 чел. иностранных граждан. Заседание комитета проходило по субботам в 7 час. вечера. Организованная библиотека при ячейке была открыта по будням с 5 до 7 час. вечера, по праздникам – с 3 до 5. Председателем был избран Р. Гросс, секретарем – О. Хийль, казначем – Р. Шрефль, членом – Г. Реш. В январе проходило заседание, в котором приняли участие делегаты: из Тюмени – Гоща, из Екатеринбурга – Шрейбер [15].

7 июня 1918 г. в Тобольск прибыли пароходы, на которых из Томска отступали партийные и советские работники, с ними находился отряд венгерских интернационалистов, возглавляемый Ф. Мюннихом. Представители отряда провели митинг в лагере военнопленных, в результате к ним присоединились 45 чел. венгров.

С Тобольском и Тюменью связана судьба известного интернационалиста К. Лигети, признанного вожака военнопленных Омска. После взятия белыми Омска отряд Лигети вынужден был отойти по Иртышу, но там его окружили каратели. В неравной схватке около села Карташево красные бойцы почти все погибли. Тяжело раненный К. Лигети попал в плен, его отвезли в Тобольск, в тюрьме продержали два дня, а затем перевезли в Омск [16].

В дальнейшем происходила эвакуация бывших военнопленных, иностранные секции ликвидировались.

Были и такие, кто остался жить в Тобольске и Тобольском уезде и добросовестно трудился на благо новой Родины – прожив несколько лет в плену, они привыкли к местным условиям, завели хозяйство и обзавелись семьями и после окончания Первой мировой войны не пожелали вернуться на родину. Так, известна судьба бывшего австро-венгерского пленного солдата. И И. Миклош (Миклуш) – венгр по национальности, родился в Венгрии. В годы Первой мировой войны призван в армию, воевал рядовым на Восточном фронте. 19 февраля 1916 г. попал в плен под г. Барановичем и был этапирован в конце 1916 г. в Тобольскую губернию. Первоначально находился на сельскохозяйственных работах в Кызылбатских юртах у местного муллы. Позже переведен в Абалакскую волость д. Вахрушево, где занимался хлебопашеством. Здесь он встретил свою будущую жену – М. И. Вахрушеву, крестьянскую дочь. Жили счастливо, родили 10 детей. Впоследствии Миклош работал конюхом в колхозе Ламбина, а затем в колхозе «XXII партсъезда» [17].

1. ТГМИАЗ. Вспоминание Чекмезовой Е.Г., ТМ. КП. 13483. – № 47. – С. 6. 2. Там же. 3. Сибирский листок. – 1918. – № 48. – С. 1. 4. Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1145. Л. 84, 84 об, 85,

85 об.

37

5. Там же. Ф. 672. Оп. 1.Д. Л .73, 74, 79, 88, 107. 6. Загорднюк Н. И. Депортации населения в Тобольскую губернию в годы Первой мировой войны //

«Словцовские чтения-96». – Тюмень, 1996. – С. 78. 7. Сибирский листок. – 1915. – № 65. – С. 2. 8. Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области. Ф. 317. Оп. 3 Д. 6 Л. 42. 9. Тобольский рабочий.– 1918. – № 50. – С. 4. 10. Данилов В. А. Иностранные интернационалисты в Тобольске // Тезисы областной научной конференции,

посвященной 400-летию Тобольска «Роль Тобольска в освоении Сибири». – Тобольск, 1987. – С. 94. 11. Воспоминание о Ф. Лихнере, полученные от внучатой племянницы Н.Г. Третьяковой в феврале 2003 г. 12. Тобольский рабочий. – 1918. – № 73. – С. 3. 13. Тобольское народное слово. – 1918. – № 134. – С. 1. 14. Тобольский коммунар. – 1920. – № 7. – С. 2. 15. Тобольский коммунар. – 1920. – № 7. – С. 2. 16. Данилов В. А. Венгерские интернационалисты на территории Тобольской (Тюменской) губернии в 1917–

1918 гг. // Коммунисты Западной Сибири (1917–1967 гг.). – Тюмень, 1967. – С. 40-41. 17. Воспоминание Анны Ивановны Миклуш об отце Миклуше И.И, записанные в марте 2003 г. в г.

Тобольске.

Варавина Г. Н.

ПОГРЕБЕНИЯ ШАМАНОВ У ЭВЕНОВ ЯКУТИИ (КОНЕЦ XIX–НАЧАЛО XX ВВ.)

Эвенский шаманизм остается неизученным до сих пор. Специальных исследований по шаманизму эвенов нет. Имеются отдельные фрагменты по этой проблеме в работах этнографов Я. И. Линденау, И. А. Худякова, А. Б. Спеваковского, С. И. Николаева, У. Г. Поповой, А. А. Алексеева, С. А. Алексеевой, М. Х. Белянской. Но в этих работах не освещен вопрос, касающийся нашей проблемы – погребения шаманов, кроме работы Поповой «Пережитки шаманизма у эвенов». В своей работе она пишет, что в прошлом умерших шаманов эвены хоронили с таким же почетом, как глав и вождей рода, а затем – как старост официальных административных родов. Среди тауйских эвенов еще живы воспоминания о том, как в прошлом веке умерших «заслуженных» шаманов и старейшин хоронили, согласно древним погребальным обрядам, воздушным способом (урадан): на специальных площадках, устраиваемых на четырех сваях-столбах. [7]. По этому поводу Р. И. Бравина отмечает, что вплоть до середины XIX в. шаманов хоронили на арангасах (лабазах), «легковерно мысля, будто бы он, не быв на земле, прямо пойдет к своему дьяволу, которому в жертву вешают на дерево с убитой на сем месте жирной скотины кожу с головою и ногами…» [1].

Среди трудов ученых-этнографов XVIII-XIX вв. следует отметить работу И. Г. Георги, в которой отмечается, что «шаманы (тунгусские) и другие хотят истлеть на чистом воздухе, почему и покрывают их только камнями и хворостом, у первых же вешают еще и барабан (бубен)» [2]. Здесь можно отметить, что наземный и воздушный способы погребений в это время были доминирующими, особенно при погребении шаманов.

Также среди материалов, относящихся к XVIII в., можно отметить сведения И. Э. Фишера об особом обращении с умершими шаманами среди юкагиров. «Когда шаман чувствует, что он скоро умрет, то завещает свои кости лучшему другу или друзьям. После смерти последние приходят и делят его тело, каждый берет свою долю; режет и скоблит мясо с костей. Мясо сжигают, а золу собирают в горшок. Горшок вместе с костями укладывают на оленей и везут с собой. На оленя, который вез кости шамана, в дальнейшем нельзя ничего нагружать, кроме этих священных костей. В юртах эти кости зашивали в мешки, а в места, где должны были быть глаза, рот, шея и т.д., пришивали бусины» [11].

Также Я. И. Линденау отмечает интересный факт у юкагиров. Он пишет, что «бубен у них совершенно особый. Он сделан из кожи шаманов, которую они сдирают после их смерти и натягивают на деревянную основу. С костей соскабливают мясо и кости собирают в скелет, одевают в платье как человека и почитают скелет как божество» [5].

38

В своей работе К. М. Рычков пишет, что тунгусы «шаманов и шаманок хоронят и теперь на лабазах. В гроб кладут шайтанов (идолов) шамана, а шаманское одеяние складывают в кучу, недалеко от лабаза, на западной стороне и закрывают лесом» [8]. По этому поводу А. И. Мазин отмечает, что шаманскую атрибутику на долгое хранение обычно оставляли в специально срубленном и крытом сверху лабазе. После смерти шамана его атрибуты развешивали на сухой лиственнице мукдыкен в глухом, редко посещаемом месте. Автор также утверждает, что по наследству они (шаманские атрибуты) не передавались [6].

К. М. Рычков отмечает, что «лабазы шаманов отличаются от обыкновенных большим количеством зажимающих колоду шестов, на концах которых прикрепляются деревянные изображения птиц. Как общее правило, при похоронах шамана родственники приготовляют из гнилого дерева следующие изображения духов, которые служили ему при жизни: 16 лебедей, 8 волков, 2 медведя, одну собаку и человекообразное изображение, олицетворяющее собой духа предка шамана, причем все упомянутые изображения бросают около лабаза головами на запад. Стойки лабаза обычно оскабливаются и обмазываются кровью убитого оленя [8].

И. С. Гурвич отмечает, что «до недавнего времени в верховьях Омолон, по Бытантаю (Саккырырский район Якутии), еще стояли арангасы – погребения на столбах». Он, по словам своих информаторов-тюгясиров (ламунхинская группа эвенов), пишет, что на лабазах хоронили до того, как эвены были крещены, т. е. до середины XIX в. «Шаманов хоронили и позже не в земле, а в сайбах – наземных срубах в виде небольшого ящика с крышей, внутри сруба помещали гроб. Около поселка Тюгясирского наслега сохранилась разрушенная сайба. При покойнике были копье, лук, стрелы, посох» [3].

Я. И. Линденау, по представлениям ламутов, отмечает, что «когда умирает шаман, то его место занимает сын, если он толковый, или близкий родственник. К тому, который избирается в шаманы как достаточно способный, умерший шаман посылает своих дьяволов, которые являются избранному во сне. Души шаманов не переходят к дьяволам, а находятся отдельно от них. Те шаманы, которые при жизни считались сильными в своих действиях, после смерти якобы делаются слабыми; те же, которые при жизни были незначительными, после смерти делаются сильными» [5].

Интересные факты мы находим также в монографии Р.И. Бравиной, где автор объясняет представления якутов о покойном шамане. Она пишет, по представлениям якутов, что «шаманы не умирают естественной смертью, т.е. их не съедает абасы (злой дух): шаманы умирают в борьбе с другими шаманами. Смерть шамана сопровождалась несчастием для его сородичей: за умершего шамана духи брали в качестве жертвы кого-нибудь из родственников» [1]. Здесь можно отметить, что именно поэтому страх перед умершими шаманами у якутов и других народов Якутии был чрезвычайно велик. По этому поводу И. А. Худяков пишет, что «всякий шаман – страшный человек; простые якуты не только боятся подходить к нему близко или дотронуться до его бубна, они страшатся даже смотреть» [10].

Шамана хоронили по его предсмертному завещанию, любое отклонение от этого, как указывает Р. И. Бравина, могло вызвать месть со стороны умершего шамана. «…Похороните меня в праздничной одежде, – говорил знаменитый шаман Жохсогон, – не в дупле дерева или в лабазе, а в земле в сидячем положении, на коне…» [1]. Далее Бравина отмечает, что в старину черных шаманов «хоронили ничком, притом в согнутом положении. Делалось это для того, чтобы шаман не мог встать. В руки вкладывали землю, чтобы она также не позволяла встать, была бы для умершего «якорем»… При этом некоторых особенно опасных шаманов хоронили ничком без гроба в могиле, заполненной золой с углями. В рот таких шаманов иногда клали камень, ориентируя их на восток» [1].

Аналогичные сведения мы находим у А. А. Саввина, который исследовал погребальный обряд северных якутов Верхоянского района. Автор отмечает, что известного черного шамана хоронили лицом вниз, а на затылок клали черный камень,

39

чтобы он не возвращался в мир людей, и таким образом предотвращали возможные негативные действия от него [9].

Другой особенностью похорон шаманов был обычай их повторного захоронения. Могущественных шаманов, как отмечает Р. И. Бравина, якуты перехоранивали трижды. «Родственники по мере обветшания и разрушения могилы шамана должны были трижды «поднимать его кости», т.е. трижды повторить похороны. Согласно преданиям, при этом обновлялись арангас и одежда, приносились в жертву кони определенной масти. Обряд проводился при посредстве трех, шести и девяти шаманов. Такой обряд сохранился у якутов до XX в., даже известны единичные случаи повторного захоронения шамана, совершенные в 30-х гг. После третьего поднятия останки шамана хоронили в землю» [1].

Аранас (лабаз) шаманов сооружали парни, которые еще не имели полового сношения с женщинами [4].

У. Г. Попова пишет, что «позднее умерших шаманов хоронили, как и всех крещеных, погребением в земле. Исключения делались для особо заслуженных из них и в случае завещания умершего. Имеются предания о том, что обряд погребения покойного шамана совершался и должен был совершаться людьми чужими, неродными, относившимися по происхождению к экзогамному роду, противоположному тому, к которому принадлежал шаман. Места для могил вообще выбирались на возвышенных местах. Для умершего шамана могилу копали глубокую. Существовали правила, определяющие глубину могил для захоронений покойников: для умерших молодых людей и детей глубина могилы должна быть по пояс взрослому человеку, для старых – по плечо, для «высокопоставленных» – выше роста человека. В отличие от других, рядовых похорон гроб с телом умершего шамана, прежде чем быть опущенным в могилу, ставился на небольшой помост, специально устраиваемый рядом с могилой, с правой стороны. Он своими размерами соответствовал гробу. Вслед за гробом, после покрытия его частью покрышки чума шамана, опускался и этот помост, и затем могила засыпалась землей. После заполнения могилы до половины в ногах умершего ставился православный крест (кирэс), после чего могилу закапывали полностью, до образования холмика. Надмогильные христианские кресты, как правило, эвены делали семиконечными (похожими на старообрядческие), первые две перекладины ставились прямо, параллельно друг другу, а третья – наискось. На верху основной стойки креста вырезали фигурку птички в стилизованном резном изображении – символ отлетевшей души умершего. Нередко такие вырезанные из дерева фигурки птицы прикреплялись на обоих концах первой перекладины креста» [7].

Могила шамана была запретна для посещения, особенно после трех лет со дня смерти. Мимо нее в сумерках и ночью ходить было нельзя, так как злые духи мертвых – аринкал – могли напугать, наделать вреда. Проходя днем мимо могилы, надо было принести дар духам, чтобы их отвлечь: кинуть монету, посыпать табачком, побрызгать водой, вином, повесить на крест красивую ленточку, ткань и т.д. [7].

Таким образом, погребения шаманов отличались от рядовых погребений. Похоронам шаманов уделялось больше внимания, так как люди очень боялись шаманов. Главная функция этих обрядов – не допустить «возвращения» умершего шамана в образе злого духа в мир людей. Таким образом, можно сказать, что погребальные обряды эвенов и других народов Якутии были довольно сложные. В них входили представления о душе, посмертном существовании, жизни и смерти и т.д.

1. Бравина Р. И. Погребальный обряд якутов. – Якутск, 1996. 2. Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских

обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей. – Ч.3. – СПб., 1777. 3. Гурвич И. С. Предварительный отчет о работе этногр. экспедиции ИЯЛИ в Верхоянском,

Саккырырском, Усть-Янском, Булунском, Жиганском районах. 1954. – Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 5. Оп. 1. Д. 258.

4. Кондаков В. А. Тайны сферы шаманизма. – Ч. 3. – Якутск, 1999.

40

5. Линденау Я. И. Описание народов Сибири (1 пол. XVIII в.): Историко-этногр. материалы о народах Сибири и Северо-востока. – Магадан, 1983.

6. Мазин А. И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов (конец XIX–началоXX вв.). – Новосибирск, 1984.

7. Попова У. Г. Пережитки шаманизма у эвенов // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири (по материалам 2 пол. XIX–нач.XX вв.). – Л., 1981.

8. Рычков К. М. Енисейские тунгусы// Землеведение. Кн. 1-2 / Под ред. Д. Н. Анучина, А. А. Крубера. – М., 1922.

9. Саввин А. А. Погребальные обычаи якутов Севера: Рукопись. 1936–1941. – Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 12. Д. 19.

10. Худяков И. А. Краткое описание Верхоянского округа. – Л., 1969. 11. Шишигина А. Н. Научное изучение Якутии в XVIII в. – Якутск, 2005.

Гашев С.Н.

РОЛЬ К. ЛИННЕЯ И ДРУГИХ НАТУРАЛИСТОВ ИЗ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ В ОПИСАННИИ ВИДОВ ПОЗВОНОЧНЫХ ЖИВОТНЫХ ТЕРРИТОРИИ ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

Фауна позвоночных этой территории (тогда еще Тобольской губернии) начала описываться давно (еще до академических экспедиций 1771, 1786 и 1788 гг., которыми руководил П. С. Паллас). Это описание в поном объеме не закончилось и до настоящего времени: так, например, лишь в начале XXI века здесь описано обитание нового вида барсука – барсук азиатский (Meles leucurus Hodgson, 1847), заменившего на этой территории обыкновенного барсука (Meles meles Linnaeus, 1758). И таких примеров много, процесс описания фауны идет постоянно. Тем не менее, к концу XX–началу XXI вв., после опубликования сводных статей по отдельным группам (Гашев, 1998; Шамшурина, Гашев, 1999; Селюков, Гашев, 2000; Гашев и др., 2006 и др.), основной фаунистический список позвоночных Тюменской области можно считать составленным.

Если проанализировать современный список позвоночных животных Тюменской области (см. табл.), то можно обнаружить, что он включает 566 видов из Классов Круглоротых и Рыб (Рыбообразные), Земноводных, Пресмыкающихся, Птиц и Млекопитающих.

В научном описании этих видов приняли участие 113 ученых-натуралистов. Подавляющая их часть представлена выходцами из Западной Европы (иногда впоследствие обрусевших), и лишь 15 (13,3 %) из них представлены русскими или представителями Восточной Европы. Нисколько не умаляя вклад отечественных ученых, мы должны признать роль европейской науки в описании нашей фауны в силу существующих в XVII–XIX вв. научных традиций весьма значительной. Но и среди европейских натуралистов по количеству описанных ими видов позвоночных животных выделяется группа из четырех человек: это знаменитый шведский естествоиспытатель Карл фон Линней (13. 05. 1707 г.–10. 01. 1778г.), немецкий естествоиспытатель, географ и путешественник Петр Симон Паллас (22.09.1741г.–8.09.1811г.), путешественник-натуралист Иоганн Георг Гмелин старший (1709–1749гг.) и голландский натуралист Конрад Темминк (Coenrad J.Temminck, 1778–1858гг.).

Около 47% видов позвоночных рассматриваемой нами территории были описаны К. Линнеем (см. рис.). Это 271 вид, из которых 202 – птицы. Еще 13 процентов (73 вида) описал Петр Паллас. Таким образом, этими двумя натуралистами описано 60% всех видов позвоночных Тюменской области. На долю И. Гмелина и К. Темминка вместе приходится еще 26 видов (5%).

Таблица Авторы, принявшие участие в описании позвоночных животных, обитающих на

территории нынешней Тюменской области Автор Рыбо

-образные Амф

ибии Рептил

ии Пт

ицы Зве

ри ВС

ЕГО Anikin 1 1

41

Baillon 1 1 Baldenstein 1 1 Bechstein 7 7 Berkenhout 1 1 Blasius 1 1 Bloch , Bloch et

Schneider 4 4

Blyth 5 5 Boddaert 5 5 Boie 1 1 Bonaparte 1 1 Borkhausen 1 1 Boulenger 1 1 Brandt 2 3 2 7 Bree 1 1 Brehm 2 2 Bruch 1 1 Brunnich 3 3 Cabanis 2 2 Collet 2 2 Danois 1 1 Dybowski 4 1 5 Erxleben 2 2 Essipov 1 1 Eversmann 1 1 Fabricius 1 1 Fleischer 1 1 Forster 2 2 Fries 1 1 Frivaldszky 1 1 Georgi 2 2 Gilbert et Burke 1 1 Girard 1 1 Gladkov 1 1 Gmelin 2 13 1 16 Gray 2 1 3 Guldenstadt 2 2 Gunnerus 2 2 Hablizl 1 1 Heckel 2 2 Hodgson 1 1 Holboell 1 1 Hollister 1 1 Jacq 1 1 Jarocki 1 1 Jensen 4 4 Jerdon 1 1 Kerr 1 1 Kessler 2 2 Keyserl 1 1 Knipowitsch 3 3 Kroyer 1 1 Kuhl 2 2 Latham 7 7 Laur 1 1 2 Lavrov 1 1 Laxmann 2 2 Leisler 2 2 Lepechin 1 1 Lesson 1 1

42

Lichtenstein 1 1 Lilljeborg 1 1 Linnaeus 23 3 4 202 39 271 Lutken 1 1 MacGillivray 1 1 Malmgren 1 1 Martens 1 1 Martin 1 1 Merriam 1 1 Meyer 1 1 Middendorff 1 1 Montin 1 1 Muller 1 1 2 Nikolsky 1 1 Nilsson 1 1 Nordmann 1 1 Oghev 1 1 Pallas 13 1 36 23 73 Parr 1 1 Pennant 1 1 Phipps 1 1 2 Poljakov 1 1 Pontoppidan 7 7 Popov 1 1 Rabinerson 1 1 Radde 1 1 Reinhardt 7 7 Richmond 1 1 Sabinae 1 1 Sabine 1 1 Savigny 2 2 Schreber 3 3 Scopoli 4 4 Serebrennicov 1 1 Severtzov 1 1 Soldatov 1 1 Steindachner 1 1 Sundevall 1 1 2 Suvurov 1 1 Swinhoe 3 3 Taranetz 1 1 Temminck ,Temminсk

et Schlegel 1 9 10

Thomas 1 1 Tunstall 2 2 Turov 1 1 Vallenciennes 3 3 Vieillot 7 7 Walbaum 1 1 Wolf 1 1 Yarrell 1 1 Zimmermann 2 2 Итого: 95 8 6 358 99 566 Известно, что в те далекие времена описания видов растений и животных часто

делались по коллекциям, привезенным другими натуралистами из различных уголков мира, причем сам описатель мог никогда не бывать в районе обитания описываемых им видов. Насколько тесны были связи указанных выше исследователей с Россией?

43

3%

47%

13%2%

35%

Гмелин

ЛиннейПаллас

ТемминкДругие

Рис. Удельный вклад отдельных ученых-натуралистов в описании позвоночных животных территории Тюменской области Так, К. Линней, родившийся в шведской деревеньке Розгульт, в 1754 г. стал

почётным членом Петербургской академии наук, однако в России никогда так не был, умерев в Упсале в Швеции. Коллекционные экземпляры животных из Сибири он мог получать для описания от И.Г. Гмелина, а также ряда русских натуралистов.

И. Г. Гмелин родился в немецком городке Тюбинген, в 1731 г. был приглашен в Санкт-Петербург, в 1733 г. предпринял по поручению академии наук совместно с историком Мюллером и географом де ля Кроаером под общим руководством знаменитого Беринга путешествие по Сибири, задуманное и организованное еще Петром I. Незадолго перед своей смертью И. Гмелин вернулся в родной Тюбинген.

П. С. Паллас родился в Берлине. Во второй половине XVIII в. приглашен императрицей Екатериной Великой в Санкт-Петербург в качестве адъюнкта Академии Наук и коллегии асессора. По ее же указу предпринял путешествие на Кавказ и в Закаспийский край с Соколовым, Зуевым и Рычковым (с 21 июня 1768 г. по 30 июня 1774 г.). Осуществлял общее руководство экспедициями в Сибирь 1771, 1786 и 1788 гг. Только в 1810 г. вернулся в Берлин, где и умер.

К. Темминк родился в Голландии, в Лейдене, и до своей смерти состоял там директором правительственного музея, изучая естественную историю позвоночных животных и описывая виды в основном из привозимых ему коллекций.

Таким образом, в описании фауны региона значительный вклад был внесен исследованиями Гмелиным, Гюльденштедтом, Мессершмидтом, Палласом, Фальком и др. Почти 87% видов позвоночных животных Тюменской области описаны учеными-зоологами из Западной Европы. Наибольший вклад в описание видов, которые входят в список позвоночных животных Тюменской области, внёс К. Линней, а в изучениие их в природе, в том числе и на территории Сибири – И. Г. Гмелин и П. С. Паллас.

1. Гашев С. Н. Герпетофауна Тюменской области. Ежегодник ТОКМ: 1995. – Тюмень, 1998. – С. 112–127. 2. Гашев С. Н., Сорокина Н. В., Хританько О. А. Каталог четвертичной (плейстоцен-голоценовой) фауны

млекопитающих Тюменской области. – Тюмень, 2006. 3. Селюков А. Г., Гашев С. Н. Ихтиофауна Тюменской области (аннотированный список). // Ежегодник

ТОКМ: 1999. – Тюмень, 2000. – С. 202–215. 4. Шамшурина Л. Н., Гашев С. Н. Орнитофауна Тюменской области // Ежегодник ТОКМ. 1997. –

Тюмень,1999. – С. 179–188.

Гашева Н. А.

44

SALIX-ФЛОРА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ В КОНТЕКСТЕ ИССЛЕДОВАНИЙ И МЕТОДОЛОГИИ К. ЛИННЕЯ

Род Salix (Ивы) cо времён Карла Линнея пользуется репутацией трудного для систематики. Именно К. Линнею принадлежит высказывание: «Species huius generic difficilime exstricantur» – «Виды этого рода крайне трудны для выяснения» [1].

Если проанализировать список ив Тюменской области (см. табл. 1), то можно обнаружить, что около 57% видов определены К. Линнеем в 1753 г. Причём все эти виды есть и в Скандинавии (кроме Salix triandra и S. rosmarinifolia, которые, впрочем, также не сибирские виды). Таким образом, 20 видов из списка ив Тюменской области, скорее всего, описаны К. Линнеем по экземплярам собственных европейских сборов.

Таблица 1 Список видов ив Тюменской области

Латинское название Латинское название Виды, описанные К.

Линнеем в труде «Species plantarum»

Виды, «открытые» другими учёными в конце XVIII века

Salix triandra L. (1753) 1

S. arctica Pallas (1788)

S. pentandra L. (1753) 2

S. myrsinifolia Salisb. (1796)

S. alba L. (1753) S. fragilis L. (1753) в XIX веке S. hastata L. (1753)

3 S. acutifolia Willd. (1806)

S. rosmarinifolia L. (1753) 4

S. polaris Wahlenb. (1812)

S. caprea L. (1753) 5

S. pulchra Cham. (1831)

S. aurita L. (1753) 6

S. pyrolifolia Ledeb. (1833)

0 S. cinerea L. (1753)

7 S. reptans Rupr. (1845)

1 S. arbuscula L. (1753)

8 S. dasyclados Wimmer (1848)

2 S. phylicifolia L. (1753)

9 S. fuscescens Anderss. (1867)

3 S. viminalis L. (1753)

0 S. nummularia Anderss. (1868)

4 S. lapponum L. (1753)

1 S. bebbiana Sarg. (1895)

5 S. lanata L. (1753)

6 S. reticulala L. (1753) в XX веке

7 S. glauca L. (1753)

2 S. jenisseensis (Fr. Schmidt) B. Flod. (1936)

8 S. myrtilloides L. (1753)

3 S. recurvigemmis A. Skvortsov (1957)

9 S. myrsinites L. (1753)

4 S. vinogradovii A. Skvortsov (1966)

0 S. herbacea L. (1753)

5 S. uralicola I. Beljaeva (2002)

Была ли у Линнея возможность знакомиться с растениями из России, в частности, с

ивами территории, которая сейчас входит в состав Тюменской области? Линней в 1754 г. стал почётным членом Петербургской АН, однако в России он

никогда не был; растения же из России знал и использовал при составлении своего знаменитого труда «Species plantarum» (1753 г.). Так, после участия во Второй Камчатской

45

экспедиции, Георг Вильгельм Стеллер отправил в Упсалу к Линнею собранные растения с просьбой определить их и прислать список, а Стеллер многие растения собирал в виде семян, т.к. в экспедиции не хватало бумаги. Русский ученик Линнея, натуралист и химик-металлург, Александр Матвеевич Карамышев (1744–1791) указывает, что в ботаническом саду Линнея произрастало 118 видов растений сибирской флоры. Учениками Линнея были также братья Демидовы – Григорий, Павел и Петр, – которые снабжали Линнея растениями из России, а после смерти Стеллера позаботились о его коллекции, из которой 80 экзотов прижилось в их ботаническом саду в Соликамске. Известно, что Линней был знаком с ещё двумя членами Второй Камчатской экспедиции – Степаном Петровичем Крашенинниковым и Иоганном Георгом Гмелиным [2]. С Крашенинниковым Линней поддерживал отношения, когда тот, вернувшись из Второй Камчатской экспедиции (в которой участвовал как подающий большие надежды студент), стал руководить ботаническим садом в Санкт-Петербурге. Наиболее часто Линней в своей работе цитирует «Flora Sibirica» Гмелина, которого называл «отцом ботаники». Между этими учёными была оживлённая переписка: всего сохранилось около 16 писем Линнея к Гмелину. Известно, что Гмелин выделил Линнею по экземпляру каждого из растений своей коллекции, которая, в основном, была собрана в Сибири в период участия его во Второй Камчатской экспедиции, которая «стартовала» с Тобольска и Ишима [3].

Линней и Гмелин были почти ровесниками. В 1725 г. шестнадцатилетний Гмелин, сын профессора химии, закончил знаменитый в Европе Тюбингенский университет; в это же время 18-летний Линней продолжал обучаться в гимназии в глухом уголке Швеции; в России в феврале этого же года начинается Первая Камчатская экспедиция под командованием В. Беринга, а 24 декабря была открыта учреждённая Петром I Петербургская Академия наук. Во Второй Камчатской экспедиции уже принимает участие Гмелин. 8 августа 1733 г. научный отряд в составе академиков Гмелина (ему в это время было 24 года), Г. Ф. Миллера, Л. де ля Кроера, шести студентов (в их числе был Крашенинников) и др. выехал из Петербурга в Сибирь. 3 марта 1734 г. отряд прибыл в Тобольск. Именно здесь были ими собраны первые новые растения. 19 мая 1734 г. экспедиция направилась вверх по Иртышу и 27 мая была уже в Ишиме. Десять лет продолжалось путешествие этой группы. Достигнув Якутска, исследователи повернули в обратный путь (до Камчатки эта группа экспедиции так и не добралась); в Тобольск они вернулись в 1742 г., затем через Верхотурье – в Санкт-Петербург [4]. Путь группы Гмелина ещё называют Великой Сибирской экспедицией. Стеллер включился во Вторую Камчатскую экспедицию на шесть лет позже, но ему действительно удалось достичь Тихого океана. С Гмелиным и Миллером он «пересёкся» лишь 20 января 1739 г. в Енисейске, и пути их далее разошлись. Гмелин и Стеллер, эти два европейских вундеркинда, были одногодками, однако Гмелину удалось вернуться в Германию знаменитым, а Стеллер на тюменской земле завершил свои исследования и свою жизнь (12 ноября 1746 г.).

В 1741 г., когда Гмелин и Стеллер были ещё в экспедиции, а Линней продолжал читать лекции в Упсальском университете, в семье военного хирурга в Берлине родился ребёнок по имени Пётр Симон Паллас, судьба которого будет навечно связана с судьбой русской ботаники – летом 1770 г. началась его экспедиция на Алтай, а вернулся в Германию он за год до своей смерти – 8 сентября 1811 г.

За всё время своей деятельности Линней установил 31 вид ив. Из этого количества семь видов в настоящее время относят к синонимам, хотя в своё время К. Линней очень тщательно подходил к вопросам описания новых видов и признавал их с большой осторожностью. Так, из видов ив, отсутствующих в Скандинавии, которые он сам не наблюдал в природе, Линней признавал только восемь, шесть из них: Salix triandra, S. babylonica, S. helix, S. rosmarinifolia, S. aegyptiaca, S. retusa. Поэтому и виды ив, установленные Гмелиным, Линней признавал частично. Гмелин описал 15 видов ив, из этого числа Линней цитирует семь, причём только те, которые известны и для Европы.

46

Фактически, Линней не признал ни одной чисто сибирской ивы. Даже такой резко своеобразный вид, как S. berberifolia, не вошёл в «Species plantarum». Важнейший труд по флоре России, появившийся в линнеевскую эпоху, – «Flora Rossica» Палласа (1788). В этой работе приводится 35 видов ив, из них 26 – линнеевских (в настоящее время для территории, охваченной исследованием Палласом, известно не менее 65–70 видов ив, из них 21 вид – линнеевский). Паллас в своих путешествиях почти не обращал внимания на ивы, лишь небольшую часть из описанных им ив он собрал сам. Большинство ив, в том числе почти все сибирские виды, были собраны для Палласа другими лицами (в том числе, он пользовался сборами Гмелина). Все вновь установленные им новые виды ив очень долгое время оставались неясными и спорными, т.к. у Палласа было много путаницы в описаниях и указаниях на местообитание [5]. Из списка ив Тюменской области им определена и описана только ива арктическая (S. arctica Pallas, 1788 г.).

Состав Salix-флоры на территории Тюменской области определяется хорошо выраженной широтной зональностью (от тундры до лесостепи). Вхождение в состав Тюменской области части Полярного, Приполярного и северной части Северного Урала дополняет природное зонирование Тюменской области особенностями высотной зональности. В этих условиях произрастает около 35 видов ив (см. табл. 1), из которых 20 видов были описаны Линнеем в 1753 г. в его знаменитом труде «Species plantarum». С конца XVIII в. и в течении XIX в. десятью исследователями было описано ещё 11 (31%) видов ив из ныне признаваемых. Остальные 4 вида (11%) описаны в XX в. тремя учёными (см. табл. 1). С некоторыми авторами видов ив, «открытых» в постлиннеевскую эпоху, связаны определённые вехи в истории применения методологии К. Линнея.

Карл Людвиг Вильденов, давший описание S. acutifolia в 1806 г., был после Линнея основным ботаническим авторитетом для большинства европейских ботаников начала XIX века, «на которого даже как бы перешло само авторство «Species plantarum»» [6]. Авторитет Линнея среди европейских ботаников был высок лишь до конца XVIII в., затем начался отход от его норм и представлений. Число видов ив почти не прибавлялось до последней трети XVIII в., хотя эта эпоха была временем бурного развёртывания ботанических исследований. Основу видового набора различных Salix-флор в это время составляли линнеевские виды. Эпоха ослабления авторитета Линнея совпадает со стремлением к максимальному выявлению многообразия ив. В это время морфологические различия одновременно воспринимались как таксономические, отсюда и возникло движение массового описания новых видов. В эпоху Вильденова виды начинают увеличиваться с колоссальной быстротой, при этом вовсе исчезают разновидности [7].

Георг Валенберг, впервые описавший вид S. polaris Wahlenb. (1812 г.), также «создал» немало новых видов, но «одновременно эти работы важны и тем, что зафиксировали определённым образом понимание линнеевских видов» [8].

Л. Виммер, «автор» вида S. dasyclados Wimmer (1848 г.), завершил этап восстановления линнеевских принципов (о том, что не всякое различие знаменует собой вид). Последняя публикация Виммера «Salices Europaeae» (1866 г.) по своей детальности, тщательности и фундаментальности превзошла все предыдущие работы по ивам и подвела итоговую черту под столетним периодом изучения европейских ив после Линнея. Количество европейских ив он сократил до 34, а при их описании давал подробную характеристику всех органов растения, характеристику местообитаний, географическое распространение. Большое внимание Л. Виммер уделял внутривидовой изменчивости, которую не только описывал, но и подчёркивал выделением разновидностей; ему же принадлежит и заслуга выяснения гибридной природы многих ранее признававшихся видов ив – в «Salices Europaeae» содержится описание 57 гибридов.

Современнику Виммера, шведу Нильсу-Иоанну Андерсону, принадлежит честь «открытия» двух видов ив, встречающихся в Тюменской области – S. fuscescens Anderss. (1867 г.) и S. nummularia Anderss. (1868). Наряду с российскими исследователями, он внёс

47

существенный вклад в изучение ив нашей страны: им были обработаны материалы, накопившиеся к 1850–1855 гг. в Петербургском ботаническом саду. Однако считается, что его работы «не имеют такой точности, глубины и основательности, как у Виммера, хотя в последних монографических изданиях (1867, 1868) влияние взглядов Виммера очень заметно» [9].

Б. Флодерус, «автор» вида S. jenisseensis (Fr. Schmidt) B. Flod. (1936), издал много работ, в том числе и по сибирским видам, но в начале своей исследовательской карьеры был представителем ашерсоновско-гибридологического направления в изучении ив [10]. Это направление возникло после Л. Виммера и превратило его отношение к внутривидовой систематике и межвидовой гибридизации до крайнего выражения. Несмотря на то, что в это время в Западной Европе и в России происходило становление «морфолого-географического» направления, когда вид понимался не только как совокупность особей со сходными морфологическими признаками, но и занимающий определённое место в природе, школа П. Ашерсона продолжала смотреть на все таксономические единицы с формально-описательной точки зрения. Б. Флодерус также начал (1912) с описания бесчисленной массы гибридов, однако в работах последнего десятилетия жизни он отходит от гибридомании и проявляет себя последовательным сторонником линнеевской методологии, опытным и проницательным исследователем, внёсшим, например, существенный вклад в таксономическую историю вида S. jenisseensis (Fr. Schmidt) B. Flod. (1936), которая является одной из наиболее запутанных в роде Salix. Роль Б. Флодеруса в этой истории такова. В 1872 г. Ф. Шмидт описал с низовьев Енисея S. nigricans var. jenisseensis F. Schm. Позже это растение было забыто, и лишь немногие исследователи (П. Лакшевиц и Б. Городков) определяли этим именем некоторые гербарные образцы с Северного Урала. Б. Флодерус, изучая материалы шведской енисейской экспедиции 1876 г. и сборы Нильсона-Эле из Якутии, доказал, что эта ива – отдельный, чётко очерченный вид.

Таким образом, наибольший вклад в определении видов, которые входят в список ив Тюменской области, внёс Линней, а в изучениие их в природе (в линнеевскую эпоху) –Гмелин. Однако Гмелин, будучи последователем Джоя Рэя (1628–1705), не владел методом Линнея и введённой им бинарной номенклатурой, поэтому его имени нет в авторстве видов ив, которые произрастают в Тюменской области. Большинство (57%) видов ив Тюменской области были известны Линнею по европейским сборам и определены им в 1753 г. без признания сибирских видов, описанных Гмелиным.

1. Скворцов А. К. Ивы СССР. – Москва, 1968. – C. 5. 2. Куприянов А. Н. Арабески ботаники. – Кемерово, 2003. 3. Скворцов А. К. Ивы СССР. – Москва, 1968; Куприянов А. Н. Арабески ботаники. – Кемерово, 2003. 4. Тихомиров В. В., Софиано Г. А. 200 лет со дня смерти академика И.Г. Гмелина // Известия АН СССР.

Серия геологическая. – № 2. – 1955; Куприянов А. Н. Арабески ботаники. – Кемерово, 2003. 5. Скворцов А. К. Ивы СССР. – Москва, 1968. 6. Там же. – С. 11. 7. Там же. 8. Там же. – С. 12. 9. Там же. – С. 14. 10. Там же.

Годовых Т. В.

ТРАНСФОРМАЦИИ АДАПТИВНЫХ ПЕРЕСТРОЕК УГЛЕВОДНОГО ОБМЕНА ДЕТСКОЙ ПОПУЛЯЦИИ ЧУКОТКИ В ПРОЦЕССЕ ОНТОГЕНЕТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ И СЕЗОННОСТИ

Работа выполнена при поддержке Программы Президиума РАН «Адаптация народов и культур к природным, социальным и техногенным трансформациям».

Основой для развертывания адаптационных перестроек организма человека на Севере является специфическая перестройка метаболических процессов, приводящая к изменениям на уровне тканей, органов и целого организма [1]. Растущий организм

48

проходит через определенные возрастные периоды, приводящие к новому уровню гомеостаза организма, для поддержания необходимого уровня существования в социальной и экологической среде. Чукотка характеризуется наличием большого числа экстремальных факторов, а также полиморфностью социально-экономических изменений [3]. Все факторы окружающего экологического пространства вызывают «стрессирование» детского организма, что отражается на формировании определенной модели метаболического функционирования [4]. Воздействие холода на организм северян необходимо оценивать с учетом длительности, поскольку разворачивающиеся в ответ адаптационные реакции приводят к трансформации гормональных и ферментных систем, которые, в свою очередь, вызывают метаболические перестройки [2]. Нами были изучены трансформации основных показателей углеводного обмена в процессе онтогенетического развития детской популяции Чукотки.

Обследованы практически здоровые дети – добровольцы в возрасте 6–17 лет на протяжении 2004–2005 гг., проживающие в условиях Чукотки, родившиеся от матерей мигрантов (257 чел.) и аборигенов (288 чел.). Дети были разделены на 3 группы в зависимости от возраста: 6–9 лет – 1 группа (47 чел.); 10–14 лет – 2 группа (217 чел.); 15–17 лет – 3 группа (281 чел.).

Аналитическое определение глюкозы (Г), лактата (Л), пирувата (П) выполнялось в лаборатории биологической и неорганической химии отдела экологической эндокринологии Института физиологии природных адаптаций УрО РАН г. Архангельск. Обработка полученного материала производилась на компьютере типа «IPM Pentium IV» с помощью стандартных методов математической статистики, с использованием пакета программ «STATISTICA 5.0.», достоверность различий оценивали по t-критерию Стьюдента. Учитывая, что трансформации метаболизма зависят от длительности воздействия раздражающих факторов, состояния растущего организма, анализировали показатели в зависимости от возраста, пола, этнической принадлежности, сезона года (весна–осень).

В динамике онтогенетического развития у детей Чукотки происходила трансформация углеводного обмена, характеризующаяся достоверным снижением уровня Г всех исследуемых групп детей независимо от этнической принадлежности и пола. В то же время исследования показали, что метаболизм углеводов имеет различия в процессе онтогенетического развития у мигрантов и аборигенов Чукотки. Среднегодовой уровень Г в процессе онтогенетического развития у мигрантов 1–3 групп Чукотки достоверно снижался, составив у мальчиков динамику показателя от 5,02±0,22 до 3,74±0,1, а у девочек от 4,78±0,19 до 3,58±0,07 ммоль/л (р<0,01). Достоверных половых отличий среднегодового уровня Г у мигрантов в процессе роста и развития не выявлено.

У аборигенов-мальчиков Чукотки достоверное снижение среднегодового уровня Г отмечено только в возрастном промежутке от 2 к 3 группе, а у девочек достоверных отличий в процессе роста и развития не выявлено, хотя характерно недостоверное плавное снижение уровня Г. Признаков полового диморфизма по уровню Г у аборигенов также не было. Выявлены этнические различия: мальчики-аборигены имеют достоверно меньший уровень Г во всех 3 возрастных группах по сравнению с мигрантами, а девочки – только в 1 и 2 группах.

Среднегодовой уровень Л у мигрантов Чукотки в процессе онтогенеза имеет достоверное снижение показателя только у девочек 2 группы по отношению к 3, составив от 2,91±0,16 до 2,45±0,1 ммоль/л (р<0,05). У мальчиков отмечается флуктуация среднегодового уровня Л в процессе роста и развития без достоверных различий. Выявлены признаки полового диморфизма, проявляющиеся тенденцией увеличения Л у девочек 2 группы по сравнению с мальчиками (р<0,1). Аборигены-девочки не имеют достоверных различий среднегодового уровня Л в процессе роста и развития, а у мальчиков отмечено достоверное снижение уровня Л от 1 к 3 возрастной группе от 2,72±0,19 до 2,33±0,09 ммоль/л (р<0,05).

49

Среднегодовой уровень П у мигрантов Чукотки в отличие от предыдущих показателей, наоборот, имеет достоверное увеличение у мальчиков 2 группы относительно 3, составляя от 0,026±0,001 до 0,031±0,001 ммоль/л (р<0,01). У мигрантов-девочек увеличение показателя более выражено от 1 группы до 3, составляя 0,025±0,001 и 0,030±0,001 ммоль/л (р<0,01). Признаков полового диморфизма не выявлено. Аборигены не имеют достоверных различий среднегодового уровня П в процессе роста и развития, однако мальчики 3 группы имеют тенденцию увеличения относительно своих сверстниц по уровню П.

Таким образом, впервые выявлены признаки, присущие генотипическим (аборигены) и фенотипическим (мигранты) метаболическим адаптивным трансформациям углеводного обмена в процессе онтогенетического развития детской популяции Чукотки.

Генотипические трансформации углеводного обмена в процессе роста и развития характеризуются:

– более плавными флуктуациями уровня Г в процессе роста и развития, его низкими значениями, незначительными подъемами в период гормональных перестроек подросткового периода, ростом гипогликемий;

– стабильным уровнем Л у девочек и снижением от 6 к 17 годам у мальчиков; – отсутствием флуктуаций уровня П в процессе роста и развития на фоне более

высокого его уровня, наличием признаков полового диморфизма по уровню П в возрасте 15–17 лет.

Фенотипические трансформации углеводного обмена в процессе онтогенеза характеризуются:

– более высоким среднегодовым уровнем сывороточной Г, дальнейшим его снижением в процессе созревания и развития, а в возрасте 15–17 лет сглаживанием различий генотипических и фенотипических реакций у девочек, ростом гипогликемий;

– снижением уровня Л у девочек от 10 к 17 годам, наличием полового диморфизма в периоде полового созревания (у девочек – более высоким уровнем); превышением среднеширотных норм сывороточного лактата более чем в 50% случаев;

– увеличением П в процессе полового созревания, наиболее выраженным у девочек; низкие уровни сывороточного П в 6–9 и 15–17 лет.

Генотипические и фенотипические виды трансформаций углеводного обмена в процессе онтогенеза характеризуют долговременные перестройки, в то время как изменение сезонов года (переходные периоды весной апрель–май, а осенью – сентябрь–октябрь), связанное с переходом светового и температурного периодов, определяют среднесрочные перестройки метаболизма.

Изучали уровни Г, Л и П у детей в весеннее и осеннее время года. Сезонность не оказывает влияние на углеводный обмен аборигенов, а у мигрантов происходят неоднозначные изменения в зависимости от пола, возраста, характеризующие преобладание анаэробных процессов, в том числе увеличение весной уровня глюкозы во всех возрастных группах, а в 3 группе – увеличение уровня лактата и пирувата.

Генотипические трансформации углеводного обмена с учетом смены сезонов года (весна-осень) характеризуются:

– отсутствием флуктуаций уровня Г, Л и П в сравнении весна–-осень; – у аборигенов по сравнению с мигрантами низкий уровень Г весной у детей

независимо от пола и возраста, а осенью, наоборот, увеличение Г в возрасте 10–14 лет у мальчиков;

– у аборигенов по сравнению с мигрантами низкий уровень Л весной у мальчиков 15–19 лет, у девочек – от 6 до 14 лет; осенью – только у девочек 10–14 лет;

– у аборигенов по сравнению с мигрантами низкий уровень П весной у девочек 6–9 лет, а осенью – от 15 до 17 лет.

Фенотипические трансформации углеводного обмена с учетом смены сезонов года (весна–осень) характеризуются:

50

– весной увеличением уровня Г у детей от 10 до 17 лет независимо от пола; – весной увеличением уровня Л у детей от 15 лет независимо от пола; – увеличением уровня П осенью у мальчиков от 10 до 17 лет относительно весны; у

девочек различия менее выражены и имеется только тенденция к увеличению П в осеннее время относительно весны с 15 лет.

Таким образом, среднесрочные перестройки метаболизма углеводов детской популяции Чукотки подчиняются долговременным адаптивным перестройкам, поскольку у аборигенов изменение сезонов года весна–осень не сопряжено с трансформациями основных показателей углеводного обмена. Механизмы среднесрочных перестроек детской популяции мигрантов ждут своего дальнейшего изучения с учетом гормональных и ферментных трансформаций.

1. Агаджанян Н. А. Критерии адаптации и экопортрет человека // Бюлл. СО АМН СССР. – 1981. – № 6. – С. 35–40.

2. Бойко Е. Р. Физиолого-биохимические основы жизнедеятельности человека на Севере. – Екатеринбург, 2005.

3. Годовых Т. В., Годовых В.В. Здоровье детей Чукотки. – Магадан, 2006. 4. Панин Л. Е. Биохимические механизмы стресса. – Новосибиpск, 1983.

Гришанин П. И.

ПРОБЛЕМА СТРУКТУРИЗАЦИИ СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ НА ПРИМЕРЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИОГРАФИИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ И БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ

(1917–1922 гг.)

Кризис социальных структур России начала ХХ в., начавшийся под влиянием Первой мировой войны и политических событий 1917 г., явился необратимым процессом распада сознания всех слоев населения российского общества. Он активизировал поиски новых жизненных ориентиров, разрушив устои господствовавшей ранее идеологии «официальной народности». В эти сложные и крайне противоречивые процессы крушения традиционных представлений включалось социальное, гражданское, профессиональное, историческое осмысление свершившегося [1].

Так, для исторической науки начала ХХ в. характерно усиление тенденций к фактологическому описанию, к отказу от общих схем исторического процесса и обобщающих концепций. Теоретико-методологические споры отечественных историков об общественном прогрессе все больше соприкасались с исследованиями по теории исторического познания с акцентированием внимания на изучении способов познания исторического процесса. Заметен был гносеологический подход к пониманию исторического факта и его места в историческом познании. Политические и философские убеждения историков находили отражение в собственно исторических концепциях. Исследователи, испытывавшие на себе влияние позитивизма (П. Н. Милюков), сомневались в возможности проникновения в сущность исторических явлений и выяснения причин возникновения тех или иных исторических тенденций. Последователи же эмпириокритицизма (Р. Ю. Виппер) не признавали, что исторические факты отражают действительность, и отдавали предпочтение собственным представлениям и ощущениям. А представители риккертианства (А. С. Лаппо-Данилевский) отрицали за наукой всякую возможность раскрывать общие законы исторического развития [2].

Все это свидетельствовало о трансформации исторической науки начала ХХ в. с учетом социально-политических запросов изменявшегося российского общества. Саму же постановку проблемы о кризисе исторической науки в обозначенный период ряд современных исследователей, в том числе, например, и А. А. Искандеров считает искусственной [3]. Кризисность так называемой буржуазной историографии начала ХХ в., о которой так много в свое время писали советские исследователи, была идеологически придуманной.

51

Несмотря на сохраняющуюся дискуссионную напряженность, современные исследователи все больше склоняются к мысли о том, что историческая наука на рубеже ХIХ–ХХ вв. переживала период согласования научных идей и концепций. С. П. Рамазанов в своей работе называет его «методологическим кризисом», который не столь широко охватывал научное сообщество [4]. Известный отечественный историограф В. П. Корзун считает, что «кризис науки – это явление не только закономерное, но и плодотворное, отмеченное небывалым интеллектуальным напряжением». В основе развития исторической науки в обозначенный период лежали онтологические (изменение физического и антропологического бытия), гносеологические (многообразие инновационных исторических концепций), аксиологические и мировоззренческие изменение идеала научного знания и возрождение мировоззренческих религиозных основ процессы трансформации научного знания, происходившие под влиянием социокультурных реалий этого периода [5].

Поддерживая позиции авторов коллективной монографии «Наука и кризисы. Историко-сравнительные очерки» под редакцией Э. И. Колчинского [6], Корзун убеждена в том, что кризис историзма рубежа ХIХ–ХХ вв. был внутренним кризисом исторической науки и совпал с социальными потрясениями, которые привели к серьезной трансформации как научного сообщества, так и образа исторической науки в целом [7].

Важнейшим фактором воздействия на историческую науку после 1917 г. становится новая формирующаяся коммунистическая идеология с особенно популярными в России начала ХХ в. идеями социальной справедливости и равенства, товарищества и коллективизма, взаимопомощи и общинности, равенства и дружбы народов. Они удачно коррелировались с основными догмами православия, общинного крестьянского сознания, многообразия социалистических течений в дореволюционной России.

Дореволюционные концепции о неминуемом крахе российской империи сменялись социалистическими идеями различного толка о роли и месте в историческом процессе революции, классовой борьбы, политического противостояния различных политических сил и т.п.

19 ноября 1920 г. В. И. Ленин подписал декрет СНК РСФСР «О реорганизации преподавания общественных наук в высших учебных заведениях РСФСР». 5 февраля 1921 г. в «Правде» были опубликованы «Директивы ЦК коммунистам – работникам систем Наркомпроса», написанные Лениным. В этом же месяце появился еще один декрет СНК «Об учреждении института по подготовке красной профессуры». Спустя месяц был принят декрет СНК «Об установлении общего научного минимума, обязательного для преподавания во всех высших школах РСФСР». В число предметов этого минимума входили исторический материализм и история пролетарской революции.

Тем самым, мероприятия в области реформирования высшей школы, по организации новых марксистских исследовательских и учебных центров, по созданию всевозможных научных обществ (например, «Научное общество марксистов» в Петрограде) дополнялись открытием новых марксистских изданий («Пролетарская революция», «Историк-марксист», «Спутник коммуниста», «Под знаменем марксизма» и др.). Иначе говоря, свободное развитие общественных наук становилось проблематичным [8].

Научные дискуссии 20-х гг. все более превращались в политические баталии между историками марксистского крыла историографии их оппонентами из числа сторонников меньшевистской и эсеровской парадигм развития революционного процесса. Многочисленные дебаты преследовали чисто идеологические и политические цели, которые были тесно связаны с задачами высшей и средней школы по марксистскому воспитанию. Доминирующим становился принцип изложения фактического материала, способствовавший приобщению широкого круга читателей к историческому знанию. Отсюда условность граней между научными, профессиональными и популярными формами презентации полученных наукой знаний по истории. Это обстоятельство, по мнению Г. Д. Алексеевой, отрицательно влияло на весь процесс развития исторической

52

науки, ее продвижения по пути философского, теоретического объяснения важных исторических проблем [9].

Поскольку государство накладывало на историков обязательство корректирования своих научных позиций с «генеральной линией» партии, в советской историографии наблюдалась тенденция постоянной борьбы между откровенным цитатничеством и схематизмом, с одной стороны, и сугубо научным знанием, с другой. Историки-марксисты стремились опровергнуть положения о незрелости и отсталости России, ее неготовности к социалистической революции и строительству социализма. Важно было выявить исторические закономерности Октябрьской революции и роль пролетариата как ее авангарда [10]. При этом наиболее распространенным стало обращение к ближайшим событиям, связанным, в первую очередь, со становлением и укреплением советской политической системы. Это своеобразное «хронологическое сжатие», о котором немало написали современные исследователи С. П. Бычков и А. В. Свешников, делалось сквозь призму классовой борьбы и революционного процесса [11].

Современное осмысление становления отечественной исторической науки в советский период идет по нескольким направлениям. Одни исследователи рассматривают феномен «советская историография» исключительно в контексте «наука и власть» [12], другие же – как взаимоотношение и взаимодействие домарксистской и марксистской школ отечественной историографии [13]. Ряд историографов полагает, что речь идет о «социальном, историографическом проекте», характерными чертами которого выступает классовый подход как заданная ценность и нацеленность на борьбу с буржуазной историографией [14]. Существует и так называемая «компромиссная» позиция. Ее сторонники утверждают, что советская историография сформировалась как сочетание «факторов внешнего и внутреннего влияния» и потому отличалась активным участием историков в политической жизни страны и постоянством борьбы с позитивизмом [15].

С учетом многообразия оценочных позиций вряд ли можно отрицать, что советская историография формировалась и развивалась как сложный и уникальный исторический феномен, многообразный и многоплановый, ускользающий от однозначной оценки. Поэтому в современных условиях социализации науки исследование проблемы феномена советской историографии невозможно без специальных компаратистских разработок различных национальных историографий в реалиях рубежа ХХ–ХХI вв.

В этой связи обсуждаемой продолжает оставаться проблема периодизации советской исторической науки, несмотря на то, что, начиная с середины 60-х гг., историки предпринимали многочисленные попытки к определению основных вех ее развития, тесно связанных с переменами в господствующей идеологии. Сама по себе подобного рода взаимозависимость способствует пониманию многих советских оценок тех или иных исторических событий, в том числе и Белого движения. Поэтому структуризация советской историография Гражданской войны может быть представлена тремя этапами ее развития, определяемыми самими советскими исследователями: первый период – с 1917 г. до начала 1930-х гг.; второй период – с начала 1930-х гг. до второй половины 1950-х гг.; третий период – со второй половины 1950-х гг. до середины 1990-х гг. [16]. Внутри последнего уже современные исследователи выделяют три диалектически взаимосвязанных периода: первый – вторая половина 1950-х гг. – первая половина 1960-х гг.; второй – вторая половина 1960-х гг. – первая половина 1980-х гг.; третий – вторая половина 1980-х гг. – середина 1990-х гг. [17].

Стоит отметить, что не исключались и т. н. дискуссионные всплески. В 1960–1970-е гг. советские исследователи пытались рассматривать постановление ЦК ВКП (б) от 30 июня 1931 г. об издании многотомной «Истории Гражданской войны» в качестве рубежа между первым и вторым историографическими этапами [18]. В контексте последнего до сих пор продолжаются дискуссии вокруг 1929 г., который в советской историографии упоминался как дата начала проникновения культа личности в отечественную историографию Гражданской войны [19]. Немало пишется и о Совместном постановлении

53

ЦК ВКП (б) и СНК СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР» от 15 мая 1934 г., с которым связывается завершение поворота к новой большевистской политике по отношению к исторической науке и преподаванию истории [20].

В последнее время этот процесс схематизации советской историографии продолжается, особенно с учетом специфики изучаемого процесса или явления. Ряд исследователей полагает, что от решения вопроса, например, о начале Гражданской войны, по существу зависит сама концепция данного процесса. По мнению Н. Н. Греховой, активно занимающейся поисками виновника развязывания Гражданской войны, только таким образом можно исследовать проблему ответственности за произошедшие трагические события [21]. Советская историография формировалась на установках, что сама российская революция 1917 г. являлась по существу Гражданской войной, поскольку революционная борьба за власть принимала вооруженный характер. Именно так понимал гражданскую войну В. И. Ленин, рассматривая ее как самую острую форму классовой борьбы и выдвигая лозунг превращения империалистической войны в гражданскую. В сталинском «Кратком курсе истории ВКП (б)» революция была уже отсечена от Гражданской войны, начало которой стали относить к лету 1918 г.

Однако дискуссии по поводу «привязки» нового историографического этапа к тому или иному событию вряд ли являются плодотворными. Как известно, в структуре процесса исторического познания можно выделить несколько последовательных фаз развития: от научной гипотезы через ее утверждение и зрелость до кризиса и так называемого реликтового состояния [22]. Эти этапы исследовательского процесса невозможно объяснить ни историческим, ни историографическим фактами. В ходе самого исследования они трансформируются соответственно в историческое и историографическое знание. Кроме того, сама историческая наука предстает в форме реконструкции прошлого на основе той или иной концепции. Последняя же определяется содержанием источников, но испытывая при своем оформлении воздействие множества факторов. В силу этого, по мнению современного исследователя А. М. Дубровского, она может быть представлена как форма общественной мысли, охватывающей собой прошлое, и сближаться с идеологией [23].

Следовательно, можно сделать предположение, что периодизация советской историографии Гражданской войны выступает как аналог периодизации советской историографии Белого движения. В рамках данной периодизации Белое движение изучалось только в контексте революционных завоеваний пролетариата. Господствующей была идеологема, что Белое движение представляло собой внутреннюю контрреволюцию, победу над которой революционный пролетариат в союзе с крестьянством одержали благодаря мудрости коммунистической партии. Поэтому изучение советской традиции историографического осмысления Белого движения может идти только по пути хронологической группировки колоссального количества историографических фактов, касавшихся истории Гражданской войны в целом с учетом ее регионального многообразия. Собственно таким же образом исследовалась историография Белого движения и в советский период [24].

1. См.: Алексеева Г. Д. Октябрьская революция и историческая наука // Историческая наука России в ХХ веке. – М., 1997. – С. 13–14.

2. См.: Шапиро А. Л. Русская историография с древнейших времен до 1917 г. – М., 1993. – С. 673–686. 3. Искендеров А. А. Историческая наука на пороге ХХI века // Вопросы истории. – 1996. – № 4. – С. 11, 30. 4. Рамазанов С. П. Кризис российской историографии начала ХХ века: В 2 ч. – Волгоград, 1999. – Ч. 2. –

С. 123–139. 5. См.: Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века / под ред. В. П. Корзун. – Омск, 2005.

– С. 32. 6. См.: Наука и кризисы: Историко-сравнительные очерки / под ред. Э. И. Колчинского. – СПб., 2003. 7. Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века / под ред. В. П. Корзун. – Омск, 2005. – С.

33. 8. См.: Сахаров А. Н. Дискуссии в советской историографии: убитая душа науки // Советская

историография. – М., 1996. – С.126–128.

54

9. Алексеева Г. Д. Октябрьская революция и историческая наука // Историческая наука России в ХХ веке. – М., 1997. – С. 29.

10. См.: Алаторцева А.И. Советская историческая периодика: 1917–середина 1930-х гг. – М., 1989. – С. 173. 11. Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века / под ред. В.П. Корзун. – С. 313. 12. См.: Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Советская историография. – М., 1996. – С.

7–42. 13. См.: Дмитриев А.А. Марксизм без пролетариата: Георг Лукач и ранняя Франкфуртская школа 1920–

1930-е гг. – СПб., 2004. 14. См.: Образы истории / под ред. А. П.Логунова. – М., 2001. – С. 29. 15. Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века / под ред. В. П. Корзун. – Омск, 2005. – С.

307–308. 16. См.: Наумов В.П. Летопись героической борьбы: Советская историография Гражданской войны и

империалистической интервенции в СССР. – М., 1972. – С. 6; Шерман И. Л. Советская историография войны в СССР (1920 - 1931). – Харьков, 1964. – С. 49.

17. См.: Юдин С.С. Моральный дух Добровольческой армии и его укрепление (ноябрь 1917–январь 1919 гг.). Историческое исследование: автореф. дис. ... к. истор. н. – М., 2006.

18. См.: Зимина В.Д. Белое движение и российская государственность в период Гражданской войны. – Волгоград, 1997. – С. 85.

19. См.: Соловей В.Д. Процесс становления советской исторической науки (1917–30-х гг.) в освещении американской и английской историографии // История СССР. – 1988. – № 4. – С.200–215; Ушаков А.И. История Гражданской войны в литературе русского зарубежья: Опыт изучения. – М., 1993 – С. З; Шерман И. Л. Советская историография войны в СССР (1920 - 1931). – Харьков, 1964. – С. 50.

20. Дубровский А. М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930–1950- е гг.). – Брянск, 2005. – С. 205.

21. Грехова Н.Н. Гражданская война в России: новые подходы к изучению // Дискуссионные вопросы российской истории. Материалы конференции. – Арзамас, 2000. – С. 185.

22. См.: Яковцев Ю.В. Формирование постиндустриальной парадигмы: Истоки и перспективы // Вопросы философии. – 1997. – № 1. – С. 4.

23. Дубровский А. М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930–1950- е гг.). – Брянск, 2005. – С. 315.

24. См.: Городецкий Е.Н. Советская историография Великого Октября. 1917–середина 30-х гг. Очерки. – М., 1981; Его же. Историографические и источниковедческие проблемы Великого Октября. 1930–1960 гг. М., 1982; Жаровский Н.П. Историография гражданской войны в СССР (по материалам советских военных журналов 20–х годов): автореф. дисс… к. ист. нк. – Харьков, 1972; Кривошеенкова Е.Ф. Гражданская война и военная интервенция (историко-партийные историографические аспекты. – М., 1989; Литвин А.Л. Советская историография Гражданской войны в Поволжье.– Казань, 1988; Найда С.Ф. О некоторых вопросах истории гражданской войны в СССР. – М., 1966; Шелестов С.Н. Новейшая историография гражданской войны в СССР // Вопросы истории. – 1968. – № 11. – С. 152–162; Очерки советской военной историографии. – М., 1974; Плотникова М.Е., Разгон И.М. Некоторые итоги и задачи изучения основных проблем истории борьбы с колчаковщиной в Сибири // Вопросы истории Сибири. – Томск, 1972. – С. 5–15; Плотникова М.Е. Советская историография Гражданской войны в Сибири (1918 г.–первая половина 1930-х гг.). – Томск, 1974; Поликарпов В.Д. Начальный этап Гражданской войны (История изучения). – М., 1980; Он же. Калединщина в свете ленинской концепции истории гражданской войны в России // Актуальные вопросы историографии Октября на Дону и Северном Кавказе. – Ростов н/Д., 1986. – С. 27–60 и др.

Гуков А. Ю, Стручкова О. Н., Олешкевич И. И., Карлова А. В., Шумилов Е. А.,

Вишневский А. Н.

ОВЦЕБЫКИ НА СЕВЕРЕ ЯКУТИИ

Когда-то эти удивительные лохматые «глыбообразные» животные обитали на гигантских просторах северной Евразии. В ледниковые эпохи Азия и Америка соединялись за счет понижения уровня океана до 100 м, образуя гигантскую сушу – Берингию. По сухопутному мосту из Сибири на Аляску мигрировали мамонты, бизоны, лошади и северные олени. В плейстоцене, начавшемся 2 миллиона лет назад, обычными животными, обитавшими вдоль кромки ледников в Евразии и на просторах тундростепей Сибири, были мускусные быки или овцебыки. Как и многие другие животные они здесь исчезли с завершением последнего оледенения. Эти общественные животные великолепно переносили суровые плейстоценовые зимы. На равнинах осушенного шельфа арктических

55

морей и севера Сибири снега выпадало мало ,поэтому неприхотливые овцебыки имели возможность питаться сухой травой и ветками. Исчезновению овцебыков в Евразии несколько тысяч лет назад (на Таймыре – около 2 тыс. лет назад) способствовал и человек, который использовал их калорийное мясо, теплую шкуру и хорошо поддающиеся обработке рога. В экспозиции музея природы Усть-Ленского заповедника среди обширной палеонтологической коллекции плейстоценовой фауны 4 черепа и различные кости скелета овцебыков, найденных в дельте Лены и на Новосибирских островах.

При опасности стадо смыкается в плотное каре бок о бок, ощетинившись рогами в сторону нападающих. Когда волки или медведи или росомахи подходят слишком близко, каре овцебыков на миг размыкается и один из быков стремительно атакует противника, рассеивая к примеру, стаю волков. Затем бык начинает медленно пятится назад, каре приоткрывается и запускает его внутрь строя.

В рацион овцебыка входят различные травы, злаки, камнеломки, мхи ,лишайники, побеги карликовых деревьев (ив и березки). Ареал овцебыков в историческое время ограничивался Северной Америкой, обитали они к северу от 60о с.ш. на островах Канадского Арктического Архипелага и Гренландии [1]. Овцебыков в ХХ в. пробовали акклиматизировать в Норвегии и Исландии, но выпущенные в условия дикой природы животные погибли. Более успешными были попытки акклиматизировать овцебыков на Аляске, в Швеции и Шпицбергене, где часть их выжила. В последующем в Норвегии все-таки удалось после неудачных попыток акклиматизировать животных.

В Советском Союзе овцебыки появились в 1974 г., в качестве подарка президента США Р. Никсона советскому правительству. Из сорока переселенцев 20 попали на о. Врангеля, а 20 на Таймыр. В это время там уже находилось 10 молодых овцебыков обоего пола, завезенных в долину реки Бикады (на берегу озера Таймыр) с канадского острова Банкс. На острове Врангеля овцебыки сразу же разбрелись, образовав несколько стад. На Таймыре животные прижились и размножились, общая численность их составляет сейчас порядка 3000 особей. Успех этого эксперимента расселения был определен заповедностью огромных тундровых территорий Таймырского заповедника, и острова Врангеля, также государственного заповедника. Интересная закономерность - на Таймыре и острове Врангеля самки приносят потомство ежегодно, в то время, как на севере Канады и в Гренландии не чаще, чем раз в два года. Это свидетельствует о благоприятности кормовых и климатических условий новых для них мест.

В Якутию первые животные в количестве 24 голов были завезены в октябре 1996 году. В Усть-Ленский заповедник в устье реки Тыылах завозились в основном полугодовалые животные, первые телята появились в заповеднике уже через три года. В 1999 г. в дельте было отмечено появление двух телят и четверых - в другом стаде, обитавшем в горах. Следовательно, за это время 11 самок принесли 14 телят.

В среднем за 4 года приплод составил 33,3 % от общей численности взрослых животных, что на полтора процента выше максимально известного в мировой практике. В 2002 г. их число в дельте составило уже 54 , в 2007-70. В дальнейшем стада продолжали увеличивать свою численность. Время от времени стада, представляющие из себя гаремы, покидают самцы, которые разбредаются по огромной (32 тыс. кв. км) дельте Лены, больше которой в мире только дельта Миссисиппи. Время от времени у края дельты, как на севере, востоке, так и на юго-западе рыбаки встречают одиночных самцов.

Последние факты говорят о благополучном состоянии двух основных стад овцебыков. 10 сентября 2005 г. на о. Балаган-Арыта (Малая Туматская протока дельты Лены) обнаружено стадо из 32 голов, в т. ч. 10 телят нынешнего отела. 7 октября 2005 г. на восточном склоне горы Содуом-Хая выпасалось стадо численностью 22 особи. За год до этого в районе г. Туорур-Таса были замечены 30 голов. На протоке Кубалах-Тебюлеге летом 2007 г. встречено 13 особей овцебыков, державшихся одним стадом.

Первые две зимы пребывания переселенцев были морозными, но малоснежными. В районе дельты снежные надувы образуются рядом с пригорками, под обрывами в то

56

время, как с ровной поверхности снег сдувается постоянно. Овцебыки плохо переносят зимние оттепели и не могут добывать корм из под глубокого снега. Природные условия и климатическая ситуация двух первых зим благоприятствовала выживанию переселенцев. Первая группа их благополучно перезимовала, животные окрепли, подросли и освоили местные пастбища. В тундрах дельты и горах Приморского кряжа произрастает более 60 видов растений, которые используют в пищу овцебыки из 427 видов высших растений заповедника [2]. По наблюдениям, накопленным на о. Врангеля и Таймыре, базовый список растений, поедаемых этими животными составляет примерно 20 видов.

Для обитания овцебыков наиболее благоприятен север Сибири, где звери могут успешно обжить и равнины и горы. Влияние Атлантики со снежными и неустойчивыми зимами, толстым снежным покровом и частыми оттепелями и гололедом делает наименее благоприятными климатические условия севера Европы для овцебыков.

Усть-Ленский государственный природный заповедник должен стать центром расселения мускусных быков в Якутии. В пользу этого говорят несколько факторов. Во-первых - огромная охраняемая территория может являться гарантом безопасности, где животные смогут обитать и размножаться в естественных условиях. Во-вторых, центральное положение дельты и заповедника на карте Арктической зоны Якутии. Именно отсюда животные могут беспрепятственно распространяться как на восток, так и на запад, навстречу животным из других групп, завезенных с Таймыра и выпущенных на волю в бассейне Анабара и Индигирки. Переселенцы в тундрах дельты Лены заняли пустующую экологическую нишу, что будет способствовать в будущем вовлечению в хозяйственный оборот обширных по площади, но скудных и не используемых сейчас пастбищ. Известно, что исчезновение с лица планеты какого-либо вида животных ведет к перестройке структуры экосистемы, усугубляет ее неустойчивость. Наиболее ранима и трудно восстановима природа в Арктике, поэтому возвращение овцебыков должно укрепить хрупкий каркас тундровой экосистемы. Овцебыки не являются конкурентами диким северным оленям, а в горных местообитаниях - снежным баранам и могут жить в гораздо более суровых условиях, чем другие парнокопытные, довольствоваться более скудными пастбищами. Волки им не страшны, какие-либо опасные болезни и паразиты им несвойственны. Овцебык спокоен, не боится кожного овода и гнуса и способен жить на ограниченном пространстве. В пределах Приморского кряжа стадо освоило горный участок длиной 40 и шириной 30 км и не проявляет рвения покинуть знакомую им, уже обжитую территорию.

Сотрудники заповедника совместно со специалистами Департамента биологических ресурсов Министерства охраны природы Республики Саха (Якутия) регулярно ведут наблюдение за овцебыками. Наблюдения осуществляются как с воздуха, во время авиаучетов, так и с земли.

В свое время В. Стефансон, автор книги «Гостеприимная Арктика» сказал: «Я убежден, что в течение ближайшего столетия главным домашним животным в северной половине Канады и в северной трети Азии будет овцебык, а не олень». Он считал это животное в случае его приручения более полезным также, чем корова или овца. В дальнейшем разведение овцебыков может стать одним из перспективных направлений развития сельского хозяйства в Якутии и Северной Азии. Действительно, ни одно домашнее животное не сравнится с овцебыком по прибыльности. При содержании этих животных на ферме самцу на год необходимо запасти 1.5 тонны сена, а для самки- 1 тонну, так как первый съедает 3-4 кг сена в день, а самка-2,5 [3]. Только продажа очень дорогой шерсти может оправдать разведение этих животных.

Другой вид использования этих животных - охота. В США лицензия на отстрел овцебыка стоит 500 долларов, труд егеря-проводника за проведение охоты - 6000. По расчетам специалистов заповедника поголовье мускусных быков к XXII в. можно увеличить на просторах Якутии до 150 тысяч голов.

57

1. Шер А. В. Млекопитающие и стратиграфия плейстоцена Крайнего Северо-востока СССР и Северной Америки. – М.: Наука,1971. – С. 310.

2. Тихомиров Б. А. К характеристике растительного покрова эпохи мамонта на севере Сибири. - Ботан. журн. – М., 1950. – Т. 35. – № 5. – С. 482-497.

3. Томская А. И. Кормовая база мамонта в позднем плейстоцене Якутии. – Якутск, 2000. – 59 с.

Евдокимова Т. В., Канев В. А., Кузнецова Е. Г.

БИОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗНООБРАЗИЕ РАСТИТЕЛЬНОСТИ ЛАНДШАФТОВ МЕЖДУРЕЧЬЯ РЕК ПРАВЫЙ И ЛЕВЫЙ ФОМА-Ю (РЕСПУБЛИКА КОМИ)

В последнее десятилетие возобновились работы по разведке и освоению нефтегазовых ресурсов в северных районах европейской части России, в частности в Большеземельской тундре, ландшафты которой до настоящего времени довольно слабо изучены. К числу наименее изученных компонентов ландшафта относится растительный покров, его структура, видовой состав растительных сообществ, распространение редких видов растений.

Первые ботанические сведения о данном районе были опубликованы А.Г. Шренком в 1837 г., который совершил путешествие через Большеземельскую тундру до пролива Югорский Шар и обратно. Список зафиксированных им высших растений состоит из 265 видов. Последующие сведения о флоре и растительности были получены С.В. Керцелли в 1909 г., который прошел по р. Адьзва от ее устья до р. Изьяшор [3]. Исследования флоры востока Большеземельской тундры проведены О. В. Ребристой. При землеустройстве оленьих пастбищ с середины до конца XX в. на территории Большеземельской тундры проводилась систематическая аэровизуальная оценка оленеемкости пастбищ, на ключевых участках определялся видовой состав кормовых растений.

Бассейн р. Фома-Ю – малого левого притока р. Адьзва, образующегося при слиянии рек Прав. и Лев. Фома-Ю, имеет площадь около 200 км2,расположен на юге восточной части Большеземельской тундры в левобережной части бассейна среднего течения р. Адьзва (гидрографическая система р. Печора). Рельеф территории представлен сочетанием плоской террасированной аллювиальной (речные долины), волнисто-увалистой и холмистой моренной (водораздельное плато) равнин с небольшими участками флювиогляциальной равнины. Доминирует волнисто-грядовая поверхность увала Воргамусюр (структурная часть гряды Чернышева, выполняющая роль местного водораздела бассейнов рек Адьзва и Мал. Роговая) с отметками рельефа 180–205 м в гребневой части и 140–150 м – вдоль подножия. Основная часть поверхности (без увала Воргамусюр) имеет денудационный генезис, высоты – 100–150 м. Поверхность сложена алеврито-суглинистыми и суглинистыми, местами – песчаными и песчано-галечниковыми отложениями, подстилаемыми суглинками. Распространены торфяно-болотные отложения.

Междуречная равнина рек Прав. и Лев. Фома-Ю характеризуется довольно высоким разнообразием ландшафтов. Результаты полевых работ позволили разработать схему ландшафтного районирования для данной территории в масштабе 1:100000. Согласно полученным данным, здесь представлены два вида субарктических южно-тундровых и один вид субарктических лесотундровых ландшафтов:

1. Южно-тундровый ландшафт дренированной ледниковой аккумулятивной холмисто-грядовой, холмисто-увалистой и мелко-холмистой водораздельной верхнечетвертичной равнины увала Воргамусюр с солифлюкционными террасами, редкими термокарстовыми озерами, с ивняково-крупноерниковыми кустарничково-моховыми бугорковыми тундрами. Выделено 4 группы урочищ, по площади доминируют урочища с ивняково-крупноерниковыми кустарничково-моховыми бугорковыми тундрами, ивняковыми и мелкоерниковыми кустарничковыми травяно-моховыми и лишайниковыми сообществами, а также с ивняково-мелкоерниковыми

58

кустарничково-зеленомошными сообществами на болотно-тундровых торфяно-глеевых почвах, представленных в сочетании с тундровыми поверхностно-глеевыми почвами.

2. Южно-тундровый ландшафт ледниковой и водно-ледниковой аккумулятивной плоской и волнистой, местами – грядовой верхнечетвертичной равнины с редкими термокарстовыми и ледниковыми озерами, занимающий часть водораздельных равнин бассейнов рек Прав. и Лев. Фома-Ю и рек Адзьва–Фома-Ю. Выделено пять групп урочищ. В целом доминируют урочища с ивняково-крупноерниковыми кустарничково-моховыми бугорковыми тундрами, формирующимися на тундровых иллювиально-гумусовых оподзоленных почвах в сочетании с болотно-тундровыми иллювиально-гумусовыми торфяно-глеевыми почвами, местами представлены крупнобугристые болота с травяно-лишайниково-моховыми сообществами по буграм и травяно-сфагновыми – в мочажинах и межбугорьях. Нижние ярусы рельефа отличаются более высокой заболоченностью, обилием термокарстовых котловин и мелких водоемов, активным развитием процессов солифлюкции и пучения в пределах ландшафта в целом и в наиболее распространенных урочищах ивняково-кустарничковых и кустарничково-моховых мелкобугорковых тундр, формирующихся на болотно-тундровых почвах. На средних уровнях рельефа на пологих склонах и плоских террасах преобладают сочетания урочищ ивняково-мелкоерниковых кустарничково-моховых тундр с бугристыми болотами.

3. Лесотундровый ландшафт ледниковой и водно-ледниковой аккумулятивной плоской, волнистой и полого-холмисто-увалистой среднечетвертичной равнины с редкими озерами и болотами, с еловыми кустарничково-моховыми и травяно-кустарничковыми редкостойными низкорослыми лесами на глее-подзолистых пропитанно-гумусовых почвах с участками крупноерниковых травяно-кустарничково-моховых тундр на тундровых иллювиально-гумусовых оподзоленных почвах в сочетании с болотно-тундровыми.

Разнообразие биотопов, представленных на данной территории, определило довольно высокий уровень биоразнообразия растительности. В соответствии со схемой геоботанического районирования, изученная территория входит в Адзьвинский лесотундровый округ подзоны северной лесотундры [4], по обновленной схеме районирования относится к округу равнинных лесотундр Восточно-Европейской равнинной провинции [2].

В результате флористических исследований авторами зафиксирован 231 вид высших сосудистых растений, относящихся к 143 родам и 52 семействам. В составе флоры к споровым растениям принадлежат 11 видов (4,7% от общего числа видов), которые представлены папоротниками, хвощами, плаунами. Остальные виды (218) относятся к покрытосеменным или цветковым растениям, из них 58 видов – однодольные, а 160 – двудольные.

Наибольшим разнообразием отличаются семейства астровые (Asteraceae) с 29 видами, мятликовые (Poaceae) и осоковые (Cyperaceae) с 23 видами каждое, лютиковые (Ranunculaceae) и розоцветные (Rosaceae) с 13 видами каждое. Десять ведущих семейств включают более половины всех видов. Среди ведущих родов наибольшим числом видов представлены Carex и Salix (с 18 и 12 видами соответственно).

Географический анализ флоры по составу широтных групп показал преобладание бореальных видов, к их числу принадлежат более 50% видов выявленных сосудистых растений. Суммарное участие северных широтных групп составило почти 40%: арктических – 6,5%, аркто-альпийских – 16,5%, гипоарктических – 16,9%. Большинство видов, относящихся к северным широтным группам, обитают в тундровых урочищах или на скальных местообитаниях. Всего один вид относится к южной широтной группе (лесостепной) – ветреница лесная (Anemone sylvestris), которая встречена на скалах. К полизональным видам относятся 8,2% видов, большая их часть принадлежит к сорным, которые обнаружены около дорог, на местах стоянок оленеводов и близ площадок старых разведочных буровых скважин.

59

В составе флоры среди долготных групп преобладают виды с широкими евроазиатскими и голарктическими ареалами (соответственно 32,9 и 46,7 %), которые обычны во всех сообществах и нередко являются доминантами и содоминантами. К азиатским и европейским видам относятся по 8,2%. Космополитных видов всего 4%, в большинстве случаев это сорные растения.

На изученной территории обнаружено десять видов охраняемых и редких растений, которые включены в «Красную Книгу Республики Коми» [1]. Один вид – Арника Ильина (Arnica iljinii (Maguire) Iljin) – принадлежит к третьей (R) группе охраны, обнаружен на скальных обнажениях. Остальные девять видов относятся к пятой категории (Сd). Среди них: дриада восьмилепестная (Dryas octopetala L.), диапенсия лапландская (Diapensia lapponica L.), луазелерия лежачая (Loiseleuria procumbens (L.) Desv.), кизильник одноцветковый (Cotoneaster uniflorus Bunge), василистник альпийский (Thalictrum alpinum L.), крупка серая (Draba cinerea Adams), вудсия гладкая (Woodsia glabella R. Br.), копеечник арктический (Hedysarum arcticum B. Fedtsch.), ветреница лесная (Anemone sylvestris L.). Первые три вида отмечены в кустарничково-лишайниковых тундрах, остальные – на скальных обнажениях.

В целом показатели систематической и географической структуры флоры ландшафтов междуречья рек Лев. и Прав. Фома-Ю соответствуют подзоне северной (субарктической) лесотундры, отличаются относительным богатством и своеобразием. Опыт показывает, что в результате освоения нефтяных месторождений (создания производственной, транспортной и хозяйственно-бытовой инфраструктуры, более частого посещения людьми) резко увеличивается риск утраты редких, красивоцветущих и лекарственных видов растений. Результаты проведенных работ подтверждают настоятельную необходимость изучения состава растительности квалифицированными специалистами до начала промышленного освоения территории, которое сопряжено с утратой биоразнообразия, в первую очередь – редких видов.

1. Красная книга Республики Коми. – М., 1998. – 527 с. 2. Леса Республики Коми / под. Ред. Г. М. Козубова, А. И. Таскаева – М., 1999. 3. Ребристая О. В. Флора востока Большеземельской тундры. – Л., 1977. 4. Юдин Ю. П. Геоботаническое районирование Коми АССР // Производительные силы Коми АССР. – М.,

1954. – Т. 3. – С. 323-360.

Jäger E. J. Die ersten Listen und Aufsammlungen von Pflanzen aus Alaska – Georg Wilhelm Stellers

botanische Arbeiten in Amerika

Ботаника начала XVIII в. фактически зашла в тупик усилиями самих же ботаников. Известные к тому времени виды растений – порядка 6000 – не имели названий, их заменяли описания, иногда точные, иногда путанные. Такие многословные описательные названия назывались полиномиалами. Отсутствовала и упорядоченная ботаническая терминология: один и тот же орган растения у разных авторов мог называться разными латинскими терминами. Все это серьезно затрудняло (и затрудняет до сих пор) идентификацию растений, описанных в ботанических сочинениях того времени.

Огромнейшая заслуга Карла Линнея как раз и состояла в упорядочении ботанической номенклатуры и внедрении своих идей в широкую повседневную практику учёных-ботаников. Он разработал краткую, точную и ясную терминологию, простую и понятную (пусть искусственную) систему растительного мира и ввёл бинарную номенклатуру, согласно которой каждый вид растений имеет название, состоящее всего из двух слов: родового и видового эпитетов. Все подробности уходят в отдельное описание (диагноз) растения, которое приводится отдельно автором латинского названия.

Во время утверждения новых принципов бинарной номенклатуры Гмелин и Стеллер как раз путешествовали по Сибири, и невольно оставались на устаревших позициях систематики, прогрессивных ещё лет 10-15 назад. По современным правилам

60

номенклатуры, все полиномиальные названия являются недействительными, поэтому приоритет российских учёных в описании многих видов растений был утрачен. Но собранные ими сведения не пропали, а, напротив, весьма обогатили мировую науку. Данные академических путешествий с каждым годом приобретают все большую ценность, так как позволяют сравнивать современное состояние тех же местностей с тем, которое было описано около 300 лет назад.

Однако многие уникальные материалы до сих пор пылились в архивах и не были введены в научный оборот. Большая заслуга российских учёных в том, что на протяжении нескольких столетий эти бесценные рукописи были сохранены. Не меньшая заслуга учёных немецких в том, что эти рукописи наконец-то начинают вводиться в научный оборот. Огромная роль в этом важном деле принадлежит, несомненно, доктору Виланду Хинтцше (Wieland Hintzsche). Рукописи Стеллера из архивов Петербургской Академии наук, посвящённые ботаническому изучению Аляски, обработаны Э.Егером. Его заслуга не только в расшифровке этих рукописей, но и в идентификации описанных в них растений, установлении для каждого из полиномиалов точного современного научного бинарного названия. Ниже следует перевод статьи: Jäger E. J., Die ersten Listen und Aufsammlungen von Pflanzen aus Alaska – Georg Wilhelm Stellers botanische Arbeiten in Amerika // Feddes Repertorium. – 2000. – Vol. 111/5-6. – S. 321 – 368, выполненный О.А.Поповой и Д.С.Коротковой.

ПЕРВЫЕ СБОРЫ РАСТЕНИЙ С АЛЯСКИ – БОТАНИЧЕСКИЕ РАБОТЫ ГЕОРГА ВИЛЬГЕЛЬМА

СТЕЛЛЕРА В АМЕРИКЕ

1. Введение. Экскурсия Стеллера на острова Каяк и Нагай и существующая до сих пор оценка его записей оттуда.

20 июля 1741 г. (31 июля н.с.) Георг Вильгельм Стеллер, который участвовал во Второй Камчатской экспедиции как ученый и врач на корабле Витуса Беринга, мог пробыть на острове Каяк, на западном побережье Аляски 10 часов, слишком короткое время, по сравнению с очень длительной подготовкой этого путешествия. Его главным интересом была ботаника, наряду с этим, этнография, петрография и зоология. После шестинедельного плавания от Петропавловска до Камчатки он смог пронаблюдать в ботаническом смысле еще совершенно неисследованную Аляску и сделать на ней сборы. Можно себе представить, с каким усердием он использовал этот случай. Результатом этой короткой экспедиции и дальнейшей короткой стоянки на о. Нагай на Юго-Западной Аляске (карта 1, 2) 30 и 31 августа (в обработанном здесь манускрипте стоит 1-2 сентября, по сегодняшнему времяисчислению 10 и 11 сентября) 1741г. было 3 рукописи: «Catalogus plantarum intra sex horas…» (перечень около 135 видов растений и 9 сортов, Abb. 1, Abschn. 3.2.); «Catalogus seminum anno 1741 in America septemtrionali…» (список 25 собранных образцов семян, где некоторые растения описаны подробнее, Abb 2, Abschn. 3.3.) и «Mantissa plantarum minus aut plane incognitarum» (Abb. 3, Abschn. 3.4., обозначенное как приложение к «Catalogus plantarum», подробное описание 12 совсем или мало знакомых видов растений). Упомянутый Гмелиным (1769:89) каталог «Catalogus plantarum Americae» с таким же подробным описанием еще не найден до сих пор. Самым простым объяснением того, что речь идет о другом названии названных указателей (Catalogus seminum и Catalogus plantarum), явлются отклонения в номерном списке, и тот факт, что там, по Гмелину (1747 – 1769), под № 16 найдено описание Limnanthemum, который в других манускриптах отсутствует.

Первый рукописный оригинал (обозначаемый далее Cat. plant., а другие как Cat. sem. и Mantissa) задает много загадок и вызывает дискуссии. В то время как Стейнегер (1936) безгранично восхищался огромной работой, выполненной Стеллером, Тилениус (1982, 1992) и Фрост (1997, 1999) выразили оправданное сомнение в возможности наблюдать так много растений за такое короткое время, не говоря уже о сборе и записи. Особенно Тилениус (1992) при попытке перевести долинеевские названия в этом каталоге на современную научную номенклатуру, критически обработал данные этого указателя: из 143 перечисленных видов и сортов 14 имеются на юге центральной Аляски, но не на Каяке, 17 видов, вероятно, происходят с Аляски, но не со среднего и южного побережья и с Каяка, 15 привезены из Евразии на Аляску, но отсутствует на Каяке, 31 вид занесен из Евразии в Северную Америку, на Аляске, напротив, полностью отсутствуют; у 9 родина в Америке, а не на Аляске, 13 полностью отсутствуют в Северной Америке, 9 встречаются на Нагае и 13 названий видов растений не удалось соотнести с современными видами. Остаются еще 14 видов, которые Стеллер действительно наблюдал на Каяке или же мог собрать. Этот результат должен быть в данной работе перепроверен. Для этого кроме «Catalogus plantarum» переводят также каталоги «Catalogus seminum» и «Mantissa» и названия толкуют заново.

Тилениус сам посетил остров 5 июля 1981 г. (Тилениус 1982), чтобы попытаться воссоздать возможный маршрут экскурсии Стеллера и при этом исправил старые данные (Стейнегер 1936), согласно

61

которым Стеллер, вероятно, прошел 16 км. На 6-м км Стеллер (согласно Тилениусу, карта 2) продвинулся на его первом пути по направлению к востоку. Через 1 км (не более версты = 1, 07 км) он нашел кострище, еще через 3 км вдоль побережья в густом, темном хвойном лесу он обнаружил погреб с запасами, из которого он взял для своей этнографической коллекции несколько вещей. Наконец, на расстоянии в 6 км от причала он пришел к крутой скале, взобрался по ее крутой восточной стороне, ставшей для него преградой в дальнейшем продвижении. Пересечение острова оказалось отнимающим много времени и рискованным делом. Тогда он в большой спешке повернул назад к причалу, и передал с людьми, которые хотели вернуться к кораблю со свежей водой, просьбу капитану Берингу, дать ему в распоряжение маленькую лодку и немного людей на несколько часов. Между тем он приготовил себе чай и записывал признаки самых интересных растений, потому что они могли завянуть. Около 17 часов он вернулся на лодку к пристани. Стеллеру было приказано немедленно вернуться на корабль, иначе он останется на острове. Но, несмотря на это, он предпринял еще одну экскурсию на Запад, о длительности которой ничего не известно. Этот отрезок времени согласно Тилениусу (1982) соответствовал собственным показаниям Стеллера, а также его записям о 10-часовом пребывании и 6-часовой ботанической экскурсии (Стеллер 1793; Станюкович 1995).

Остров носит имя из-за схожести с индейской лодкой «каяк». Он 32 км в длину и 2,5-3 км в ширину (карта 2). В то время и до сих пор он большей частью покрыт непроходимыми лесами из ситхинской ели и тсуги. Нелегко было продвигаться и по берегу, где были рыхлый песок, заросли тростника, болото и водная гладь с ущельем вперемешку со скалистыми береговыми грядами из ежевики. Густые заросли карликовых ив и высокие кустарники распространялись далеко за верхнюю границу леса, которая благодаря северному местоположению и высокоокеаническому климату располагается уже на высоте 400 м. Во время своего визита Стеллер встретил множество видов растений в полном цвету. Заросли кустарников были наполнены разнообразными красными цветами на кипрей, голубыми люпинами и желтыми крестовниками, с другой стороны были плоды красные плоды брусники и малины, почти или полностью спелой. Остров Каяк находится на той же самой географической широте, что и Стокгольм, но там в 5 раз дождливее и холоднее летом, около 4 градусов.

Вторая высадка на Аляску у о. Нагай произошла 30-31 августа, как и первая, с целью набрать воды. Там был похоронен матрос Шумагин, ставший первой жертвой цинги. После чего в его честь назвали группу островов. Здесь растительность уже находилась в позднеосеннем состоянии. Немногие растения несли свои последние цветы, было больше плодов, и листва была либо окрашена либо полностью увядшей. Стеллер использовал высадку на берег, чтобы собрать семена. Несмотря на влияние более теплого течения Аляски и высокоокеанического положения, лето здесь более холодное (Таб. 1), и из-за этого безлесный о. Нагай имел только кустарниковую и скалистую тундру.

2. К объяснению наименований растений у Г. В. Стеллера и о возникновении 3 манускриптов. При толковании стеллеровских наименований растений Тилениус (1992) опирался на “Codex

Linnaeanus” (Рихтер 1835). Названия, использованные различными авторами до Линнея, переведены на номенклатуру Линнея, но только те, которые уже публиковали. Названия в списках Стеллера были, большей частью, рабочими названиями для растений, которые он открыл впервые. В его работе на немецком языке «Beschreibung von dem Lande Kamtschatka» («Описание земли Камчатки») (Стеллер 1774, цитата по J.B.S.) в восьмой главе написано: «сообщи, что половина растений на Камчатке нигде-либо в другом месте не встречается и совершенно неизвестна». Такие неопубликованные названия Тилениус, должно быть, в «Codex Linnaeanus» либо напрасно искал, либо толковал их неправильно. Это для автора было поводом в рамках научного заседания, посвященному Георгу Вильгельму Стеллеру (1709 – 1746) и исследованию Сибири и Аляски в ноябре 1996 г. вновь затронуть вопрос о значении ценности записей Стеллера и интерпретировании его наименования растений. Благодаря множеству перекрёстных ссылок, были привлечены «Cat. Sem» и «Mantissa», т.к. в них более точно описаны некоторые виды. Копии трех названных манускриптов Стеллера были предоставлены моим другом и ученым, доктором Виландом Хинтцше. Я обязан ему также за копирование этих манускриптов и за их корректировку.

Особо счастливым обстоятельством для этой работы явилось четырехнедельное путешествие У. Ваннхоффа на о. Каяк в августе 1998 г. и то, что он собрал там гербарий почти из 100 видов растений, разнообразных цветных фотографий, из которых 14 однозначно были опознаны. Тилениус не публиковал списки растений со своей экскурсии, проходившей в июне 1981 и в 1984 гг., правда, в ее публикации (1992) указал 51 вид из “endemic Kayak I”, имеется в виду, что он их там собрал. Так как во «Флоре Аляски» (1968) Хультена на о. Каяк только в небольших исключениях был внесен 1 пункт (например, Tiarella trifoliata, которое Линней описал по собранию Стеллера с о. Каяк, причем он дал ошибочное происхождение ее из Азии), то эти растения, 51 вид, и собрание У. Ваннхоффа означают дополнение к флоре Аляски и послужили поводом для сравнения указателя Стеллера со свежими находками. Список собранных Ваннхофом видов поэтому публикуется здесь (за определение мха я благодарен господину П. Шутце, из Галле, а лишайника – госпоже доктору Р. Штордер, из Галле).

Чтобы правильно оценить записи Стеллера с Аляски, необходимы знания ботанической литературы того времени, особенно тех произведений, которые он мог использовать во время своего студенчества и времени преподавания в г.Галле (1731-1734), а также в экспедиции. Местная флора г.Галле была составлена, прежде всего, Кнаутом (1687), Рефельдтом (1717) и Буксбаумом (1721). Стеллер в своем «Catalogus plantarum» часто ссылается на «Pinax» и «Prodromes» (1620,1623, 41 цитата) Каспара Баухина,

62

«Instutiones rei herbaricae» (1700, 39 цитат), Турнефора и «Theatrum botanicum» (1640, лит. данные Abschn. 3.2.) Паркинсона. Эти книги, по крайней мере «Instutiones», сопровождали его в путешествии, кроме того, он взял с собой копии различных работ Гмелина, важным был, прежде всего, труд Гмелина «Index vegetabilium ad Lenam fluvium nascentium» (58 листов манускрипта постранично с другими в большинстве своем не ботанических рукописей в документе 0228 G-26). Ему были высланы Гмелином только что опубликованные результаты Аммана. Такие цитатные данные служили предпосылкой для понимания типичных для того времени полиномиалов. Стеллер часто привлекал эти названия только для сравнения, например, когда он начинал название с «An». («An Plantago angustifolia albida», №10, см. также № 66, 73, 81, 97; цифры соответствуют нумерации «Cat. plant.» Тилениуса 1992 г.). У очень многих видов не указывается цитата. Здесь речь частично идет об очень меняющихся названиях, например, «Bursa pastoris vulgaris» [Capsella bursa–pastoris (L.) Medik. Hirtentäschel, №20]. Но большей частью это собственные указания Стеллера, которые нельзя интерпретировать с «Codex Linnaeanus» (Рихтер 1835), но составлены они как рабочие названия и короткие описания. При этом он часто ссылался на более ранние наблюдения в Сибири (например, 80: «Idem, quod circa lacum Baikal», также № 10,12, 18, 29, 41, 55), на Камчатке и в Охотской области (например, № 34, 42, 98), особенно часто он ссылается на свою «Flora Ircutiensis», обработка которой почти закончена Х. Хеклау и В. Хинтцше (№ 46,66, 83, 87, 104, 143) и могла быть сравнима.

Только у № 62 «Agrimonia florum petalis…» запись ясно заканчивается на «mihi», обычное предложение для нового описанного автором вида. Кроме того, только у № 106 указано, что речь явно идет о новом виде.

Некоторые ложные истолкования у Тилениуса (1992) могут быть объяснены тем, что автор не располагал старой литературой. Так, под «Campanula pratensis flore conglomerate C.B.P.» нужно понимать не Gentiana pneumonanthe L., а однозначно Campanula glomerata, тем более, что этот вид у Стеллера приводится меж другими Campanelaccen (№ 4-6). Кнаут (1687, с. 74) называет их (виды) тем же полиномом. Leucojum в то время не был Marzenbecher, как считал Тилениус, а был из рода крестовиков, среди которых их Стеллер приводит (см. немецкое название «levkoje»). Стеллер преподносит это лучше, чем Тилениус. Также по данным Фроста (1997 г. с. 533), Стеллер, якобы, собрал только важные 9-11 растений на Каяке, что не является фактом, т.к. к видам «Mantissa» могут относиться, по крайней мере, еще № 89, 139 и 140 «Cat. plant.», вероятно, также и № 2, 3 и 8 «Cat. sem.», описание которого было, очевидно предусмотрено.

Несомненно, что «Catalogus plantarum», как уже правильно пишет Фрост (1997), написан не во время часового отдыха на Каяке. Против этого свидетельствует объем 11 плотно написанных страниц, а также приведение 12 видов, которые даны Стеллером с о. Нагай (островная группа Шумагина) («In Insula d.1. Sept.») и которые он мог наблюдать только спустя 6 недель (по сегодняшнему календарю 10-11 сентября № 2, 19а, 19b, 55, 56, 91, 93, 100, 106, 118). По данным места находки в «Cat. sem.» (17) № 9 происходит оттуда. Возможно, дальнейшие сведения о Нагае внесены в лист без особых сведений о месте находки, например № 90 и 86, которые отсутствуют на южном побережье Аляски, но встречаются на Нагае. Когда и на каком основании была написана эта длинная рукопись и как можно объяснить ошибочные данные? Могли ли они попасть через другие работы из Азии (ведь манускрипты лежат не в рукописи Стеллера)? Ответ на этот вопрос получаем при сравнении с часто цитируемым Стеллером трудом Турнефорта «Instutiones rei herbaricae» (1700). Здесь находятся все указанные Стеллером виды с цитатниками (также как из «Pinax» Баухина) почти в той же самой последовательности как и в «Cat. plant.», также внутри страницы следующий далее вид растения. Стеллер пролистал также труд Турнефорта при составлении списка с самого начала, записывал собранные ранее виды растений в последовательности и письменной манере, характерной для Турнефорта. Эта работа, требующая много часов, несомненно, была выполнена после высадки на о. Нагай, либо на корабле, либо после кораблекрушения во время хлопотной зимовки на о. Беринга. Только после пребывания на о. Нагай был, вероятнее всего, составлен также список семян на Камчатке по более ранним записям, благодаря датам в заголовках. Каталог «Mantissa», напротив, был начат непосредственно после возвращения с Каяка на корабль. Этот вывод можно сделать по записи в конце описания «Arum foliis maximus…» (№1), которая гласила: «если растения на корабле при постоянно плохой погоде смогут высохнуть, то они будут посланы высушенными…».

Некоторые места (№ 2, 14, 16, 20), на которые в «Cat. sem.» делается ссылка, напрасно искать в «Mantissa», вероятно потому, что описания этих видов по какой-то причине не были готовы, и только растения с о. Нагай (№12) были описаны в каталоге «Mantissa». Напротив, в 4-м томе Гмелина (1769) «Flora Sibiria» на странице 89 под № 2 Limnanthemum имеется полное описание этого вида Стеллером.

Стеллер использовал при определении и описании собранных и наблюдаемых растений прежде, всего труд, Турнефорта, благодаря рисункам во 2-м и 3-м томах он имел возможность, по крайней мере, собрать упорядоченный ряд по видам (в охвате того времени). Описаний видов он нашел там очень мало, как и в «Pinax» Баухина. Единственно, на основе данных описаний в полиномиалах он мог проверить схожесть растений.

Мы не знаем, записал ли сразу Стеллер что-нибудь о наблюдаемых им видах во время стоянки, или сначала взял с собой образец каждого растения, чтобы записать на корабле. Из собственного опыта я знаю практику «Rupf-Aufnahme» («дергай-составляй») во время экскурсии под давлением времени, т.е. взять с собой как можно больше видов растений для более поздней оценки.

63

Похоже, что Стеллер шел впереди, так после возвращения на стоянку за 1 час он зафиксировал признаки растений, которые уже начали вянуть. При составлении «Cat. plant.», которое последовало после посещения Нагая, он, очевидно, использовал не только записи из коллекции «Rupf-Aufnahme» («дергай-составляй») с о. Каяк, но некоторые виды, которые он считал найденными, дополняя их по памяти. Возможно, что некоторая путаница произошла уже при записи на суше или при быстром просмотре коллекции. В любом случае, «Cat. plant.» в данном виде был составлен на одном дыхании, так что ничья чужая рука не могла это сделать.

Сколько видов (или растений без указания вида) действительно насчитал Стеллер на о. Каяк? Тилениус (1992) дает растениям в «Cat. plant.» 143 номера, которые я, благодаря сравнению, сохранил. Впрочем, у него также как и у Стейнегера не хватает (1936) № 105а из моего листа - (Lapathum folio acuto crispo C.B.P.), с другой стороны Стеллер под №19 называет 2 вида Cochlearia, так что остался бы еще номер 143, если бы Тилениус не разделил ошибочно № 2 (Cerinthe folio angustiore …) от № 3, который, однозначно, судя по наклоненной строке и разбегающемуся тексту относится сюда и обозначает один и тот же вид. Тилениус полагает, что растение под № 43 a и b (Juncago palustris et vulgaris) относится к 2 видам, но это не так: Турнефорт (1700, т.1, с. 266) обозначает этими качествами единственный вид семейства, который он знает («Juncaginis species unicam novi»). Это ничего не меняет в общем числе, так как они нумеруются под a и b. Два вида обозначают согласно Тилениусу единицу под № 77 («Lilium reflexum и другая, что была собрана на о. Белая»). Так в результате получилось снова 143 наименования записей. Из них 14 видов найдены однозначно на о. Нагай (№ 2/3, 19а, 19b, 22 (дата!), 35 (Parallele in «Cat. sem.»!), 55, 56, 59, 91, 93, 100, 106, 118, 137) найдены однозначно на о. Нагай, кроме того, по данным местоположения в «Cat. sem.» (тут №17) также № 9 (Plantago angustifolia? Spica crassion…), возможно также № 85 (соответствующий Cat. sem. 21?), и, наконец, без указания особых данных места нахождения № 90 (Cypripedium guttatum) и №86 (Corydalis pauciflora) могут быть не с Каяка, а с Нагая, потому что только там были эти виды. 16-17 видов, таким образом, можно удалить, кроме того, есть еще 4 места, которые указывают, что растения не с о. Каяк: № 128 и 132 (кора сосны и березы в подвале с запасами), №129 (сплавной лес Cupressus = Thuja) и №121 (только заметка, что наблюдалась не шляпка гриба, и что под мхом и лишайником ничего особенного не наблюдалось). Об оставшихся 122 положениях (местах) 7 не указывают конкретных видов, а только названия (№34, 74, 83, 123, 124, 125, 130), как таковые настоящие. Теперь из 115 остающихся мест, 15 однозначно неправильны (№5 Campanula glomerata, №15 Lamium album, 36 Hypericum perforatum, 40 Filipendula ulmaria, 41 Filipendula palmata, 44 Trollius europaeus, 46 Veratrum nigrum, 52 Clematis alpina, 76 Trillium camtschatcense, 80 Allium victorialis, 82 Lathyrus с желтыми цветrами, 87 Aconitum с желтыми цветrами, 103 Achillea sibirica, 109 Fagopyrum esculentum, 141 Cuscuta), 7 следующих были бы поразительны, но возможны новые находки на острове (№10 Plantago canescens, 13 Adoxa moschatellina, 26 Descurainia Sophia, 57 Potentilla fruticosa, 59 Allium schoenoprasum, 114 Pteridium aquilinum, 117 Matteuccia struthiopteris, все они отсутствуют в гербарии Ваннхоффа). Но так как Тилениус нашел Lonicera involucrata и Rubus parviflorus в 250 км западнее от известного до этого ареала на Каяке, то и другие точки ареала не являются нереальными. Некоторые виды, особенно, Brassicaceae, Cariophyllaceae и Apiaceae, интерпретируются однозначно, около 80 видов и сортов действительно с Каяка и это вполне точно.

Таким образом, работу Стеллера нужно оценить очень высоко. Он имел в распоряжении только именные листы с названиями до того времени известных растений, даже если труд Турнефорта с короткими надписями и изображениями отличительных признаков видов смог ему в дальнейшем оказать помощь. Но так как, например, у трав в сорте «Gramen» («Грусть») у Турнефорта были перечислены 200 видов без вполне достаточных данных диакритических признаков, то было бы неправильно вид этой группы признать новым. Описания видов Стеллером (не только для того времени) необычайны точны и детализированы. Они выдают острый дар наблюдателя и очень хорошие ботанические знания. Всегда правильное упорядочение незнакомых растений по родам или семействам свидетельствует о его отличных ботанических знаниях. Так, например, Senecio pseudoarnica, которое позднее Линней ошибочно отнесёт к роду Arnica, Стеллер уже правильно именует Senecio. Наряду с хорошим описанием морфологии, необыкновенно хороши его описания места стоянки, потому как он регулярно записывал вид почвы, степень сырости и положение склона.

В целом количество растений, которые пронаблюдал Стеллер на о. Каяк, составляет около 70-100 видов. В до- и послеобеденное время наши студенты в Германии пришли на ботаническую практику с заданием зафиксировать как можно больше видов растений, и обнаружили 100-150 видов, при этом центральноевропейские области почти вдвое богаче видами чем южное побережье Аляски, а Стеллеру для выкопки растений и для зоологических, этнографических и петрографических наблюдений было необходимо дополнительное время. В общем, на острове площадью в 75 кв. км., с его разнообразными местами стоянок и северным полярным положением можно было насчитать около 250 видов сосудистых растений (см. дополнение с. 368)

Травы и осоки Стеллер поместил в «Catalogus graminum», который, возможно никогда не был написан – очевидно, как это исходит из «Beschreibung von dem Lande Kamtschatka» («Описания земли Камчатки»), в этих семействах он не был осведомлен. Чаще всего он указывает траву «Panicum» (№124), трава-просо, которая, однако, совершенно отсутствовала на острове (см. также с. 348).

64

Поражает в его листе-списке отсутствие наиболее часто встречающихся и хорошо заметных видов, которые в коллекции У. Ваннхоффа представлены как Cakile edentula, Honckenya peploides и Potentilla agedii (на морском берегу), Rubus pedatus, Actaea rubra и Tsuda heterophylla в лесу, Geranium anthum, Rhinanthus minor и Prunella vulgaris на лугах и т.д. Cakile могли быть под одним из полиномов Brassicaceae, Honckenya могла скрываться под видами Alsine. Другие виды, вероятно, ускользнули от его внимания или были забыты при записи.

С о. Нагай в 3-х рукописях в целом даны только 25 видов, что в это время года не удивительно. Их них можно определить минимум 19 видов. Фальшивых данных здесь не значилось.

Эти первые данные с Аляски интересны не только в историческом плане. Они существенно обогащают знания о флоре о. Каяк, т.к. до 1968 г. с этого острова было известно только едва 24 вида. В указанном атласе лесного массива «Vieresk & Little» (1975) указаны также около 25 небольших лесов и только у 4-х из них имеется пометка с о. Каяк. Некоторые данные, по сравнению со знаниями, существующими до сегодняшнего дня, означают существенное расширение ареала соответствующих видов (см. Тилениус 1992). Но, прежде всего, они важны для обсуждения изменений флоры. Так, например, из Европы на этот сравнительно уединенный остров были уже занесены Capsella bursa-pastoris, Thlaspi arvense, Plantago major и Stellaria media, напротив отсутствовали Matricaria discoidea – аборигенное растение, которое, вероятно, попадалось Стеллеру (но отсутствовало в гербарии Ваннхоффа). Это подтверждает гипотезу раннего занесения Mantricaria. Во времена Стеллера оказано значительно сильное антропогенное влияние на флору необитаемого на сегодня о. Каяк.

Линней, который получил некоторые растения из стеллеровских материалов гербария несколько при сомнительных обстоятельствах (Savage, 1945), очевидно, описал, по этим экземплярам виды Tiarella trifoliata L. и Claytonia sibirica L. из Сибири, хотя они там отсутствуют. Locus classicus (классическое местонахождение) в этом случае, наверняка, о. Каяк. Также Leptarhena pyrolifolia Д. Дона (Cat. Sem. 6) ошибочно была описана как из Сибири, вероятнее всего, locus classicus в данном случае является о. Нагай.

3. Три манускрипта Стеллера о флоре Аляски. 3.1. К критике текста. Единственная рукопись «Cat. Plant» (11 страниц написаны той же рукой как и рукописи «A Cat. sem.»,

и этой же рукой сделаны пометки на полях в «Cat.plant.» и «Mantissa»), была как «Фотостат» использована Стейнегером (1936). Одна ее копия находится в Библиотеке Конгресса, 2-я копия - в книгохранилище географического общества в университете Висконсина. Стейнегер (1936) опубликовал ее как приложение E на стр. 554-561. При этом вкралась ошибка (нумерация как у Тилениуса 1992 и в отрывке 3.2.): 42: frequentisima, 57: fructicosum, 105a: полностью отсутствует (опасность в том, что первые 3 слова совпадают со словами следующей фразы), 106: suspicior, 113: urens (в оригинале с большими заглавными буквами), 114: pinniculis (в оригинале Pinnulis), 137: Norvegicum (в оригинале Norwegicum), кроме того забыты несколько знаков пунктуации и, возможно, неправильно прочитанные числа 1 (7 вместо 2, в рукописи нечетко, но иначе чем 2 в заголовке) в №22 и 25.

Тилениус (1992), очевидно, использовал этот напечатанный документ, а не оригинал, потому как названные ошибки нашлись и у него, при этом вкрались еще и собственные: («особые ошибки» согласно Маасу 1960): 2: minor (оригинал minore), 10: Platago, 15: Chamnaeium, 139: muce, promontrium, varum.

Сам манускрипт содержит мало узнаваемых ошибок (рассматривая от исправленных): 137: Chamaenericlymemum (вместо Chamaepericlymenum), 140: audoxia (вместо autopsia) и fruticus (вместо fruticis). Нанесенные на полях дополнения сделаны, вероятно, той же самой рукой.

«Mantissa» и «Cat. sem.» находятся в двух рукописях, одна из которых, обозначенная под A, совпадает с названным манускриптом «Cat. plant.» (рис. 2а, 3а). Обе другие записи (В. Рис. 2b, 3b) на основе современного шрифта, вероятно, с более ранней датировкой.

В рукописи «A. Cat. sem.» (7 страниц, рис. 2а) мне бросились в глаза некоторые неясности. В № 8: Ochotir и в №14: 20 Aug. (собственно, июль). В №2,14, 16 и 20 сделана ссылка на «Mantissa», но там нет соответствующей пометки для Limnanthemum, вероятно упорядоченный Geum, Caryophyllata и Gmelina Catifolia. Имеется описание Limnanthemum Гмелина (см. перевод «Cat. sem.» №2, с. 352). Очевидно, Стеллер отправил Гмелину лист-список о наблюдаемых им в Америке видах, которые до этого момента не были найдены. Gmelina («Cat. sem.» 20) не содержалась также во «Флоре Сибири» Гмелина. В №18 указывается растение Polygonatum ramosum, при этом делается ссылка на «Mantissa», там называется как Polygonatum praealtum. У № 23 отсутствует ссылка на «Mantissa».

Рукопись «B. Cat. sem.» написана плотнее (3 страницы). Она содержит множество ошибок, большая часть которых была откорректирована уже в самой рукописи, так что создается впечатление, что здесь помогал переводчик. Автор плохо знал латинский язык, потому что допускал ошибочные знаки сокращения (dei вместо die, связующая ае рукописи А часто не указывается). Часто а и u читаются как о (subtos orgenteo вместо subtus argenteo, см. рис. 2b). Обе ошибки Ochotir и 20 Aug. рукописи А повторяются. Переписанная с рукописи A, а затем откорректированная без умышленно сделанных изменений рукопись B позволяет нам сделать вывод, что неясные места зачастую были написаны неправильно (например, №13 Schumagina вместо Schumagini).

Рукопись «А Mantissa» (14 стр., рис 3) найдена уже в 1917 г. перед Октябрьской революцией историком Франком Гольдером при сборе материала об истории Америки в Санкт-Петербурге (Фрост,

65

1999). Он сделал с каждой рукописи фотокопии в Библиотеке Конгресса и библиотеке Географического общества (теперь университет Висконсина, Милуоки). Ошибки в этой рукописи мне не встретились. В №6 и 12 есть ссылка на иллюстрации, которые мне не знакомы.

Рукопись «В Mantissa» (6 стр., рис.3) происходит от того же автора, что и «Cat. sem. В» и имеет точно такие же ошибки, и здесь имеется не одна, а множество корректив как в вышеупомянутых рукописях, тем самым понимание местами очень затруднено (см. рис. 5b: hoc вместо haec, et вместо 3, foliae вместо folia, qui вместо 3, цифра 2 отсутствует, Canae вместо Cannae, lote вместо laete). Эта рукопись была переписана по образцу рукописи под буквой «А», на основе этих ошибок можно сделать вывод, что частично это связано с путаницей корней (kürzeln) (№7, цифра 8:eque вместо ex). Можно признать за ошибку также в рукописи под буквой «А» под № 4 mihus (вместо minus), из-за перекрытой нижней строки можно объяснить под №7 «poterara» вместо poteram, из-за которой появилась надпись «bucophois» вместо leucophaeis в фальце под №10.

Обе рукописи под буквой «В» также могли быть элиминированы по способу, предложенному Маасом (1960) .

Загребельный С.В.

ДИНАМИКА ЧИСЛЕННОСТИ И НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ДЕМОГРАФИИ ГРУППИРОВКИ КАЛАНОВ О. БЕРИНГА (КОМАНДОРСКИЙ АРХИПЕЛАГ)

Калан является одним из самых мелких морских млекопитающих, а также видом, термоизоляция которого полностью зависит от густого мехового покрова и воздушной прослойки в нем. Из-за своего роскошного меха вид в конце XIX–начале XX вв. был на грани исчезновения, и только решительные меры ряда государств (России, США, Японии, Англии) помогли остановить жестокое уничтожение морских млекопитающих Северной Пацифики. К 1911 г., году заключения Международной конвенции по ограничению промысла морских млекопитающих в Северной Пацифике, численность каланов сократилась с 300 тысяч до нескольких тысяч особей. Из некогда громадного ареала (от Японии и Курильских островов до Калифорнии) животные сохранились лишь в 13 местах, и одно из них – изолированная от других местообитаний группировка каланов на о. Медном (Командорский архипелаг). На о. Беринга из этой же группы островов каланы исчезли одними из первых (к концу XVIII в.), т.к. освоение богатств Русской Америки началось именно с этого острова. По различным источникам [Мымрин, 1975; Севостьянов, Бурдин, 1987; Годовые отчеты Командорской инспекции Севвострыбвода], заселение каланами о. Беринга началось с 1970-х гг. путем миграции части медновской группировки, где ее численность достигла той величины, при которой возникли предпосылки к расселению животных. Демографические изменения внутри популяции на период роста, а также на период стабилизации численности и поло-возрастного состава достаточно подробно описаны в ряде работ [Bodkin, Burdin et al., 2000; Загребельный, Фомин, 2001; Бурдин, Рязанов и др., 2002; Загребельный, 2004; Рязанов, Вертянкин и др., 2002]. В настоящих тезисах мы постарались вкратце описать динамику восстановления группировки каланов о. Беринга, а также дать оценку ее популяционным процессам.

Материалом для работы послужили данные морских учетов численности беринговской популяции каланов с начала 1970-х гг. по настоящий период, проводимых сотрудниками Командорской инспекции Севвострыбвода и Командорского заповедника (граф.1), а также данные по смертности животных. За начало годового цикла принимали первые числа октября, когда основная масса погибших за зиму собрана и начинают поступать сведения о недавно умерших животных. Их возраст и пол определялся с помощью общепринятых методик применительно к местной популяции [Schneider, 1973; Клевезаль, 1988; Рязанов, Маминов, 1996].

Ранее нами было установлено, что на этапе роста резких колебаний численности возрастной и половой состав популяции также нестабилен, причем резко возрастает смертность самцов и животных младшего и среднего репродуктивного возраста (до 8 лет), а общая смертность достигает 20-22% от общей численности популяции (граф.2). При стабильном состоянии популяции смертность животных минимальна и не превышает 10-15% от общей численности, хотя умерших самцов все равно несколько больше, чем самок

66

(граф.2). В этот период в основном гибнут животные старших возрастных классов – от 8-10 лет и старше [Загребельный, 2004; Загребельный и др., 2008]. По мнению А. М. Бурдина с соавторами [2002], повышенная смертность самцов по отношению к самкам является платой, связанной с размножением и увеличением конкурентных отношений между самцами при ограниченности кормовых ресурсов и возможностей для территориальной дисперсии.

Также ранее нами было установлено, что: 1) показатели ежегодной смертности могут являться критерием оценки степени благополучия командорской группировки каланов; 2) о плотности распределения каланов в акватории острова можно судить, исходя из данных сборов останков умерших животных на различных участках острова, т.к. в течение года плотность распределения изменяется незначительно при условии регулярных сборов останков; 3) поло-возрастная структура популяции каланов на различных участках акватории в различные сезоны года непостоянна, поэтому по данным, полученным в ходе сбора умерших животных (погибших в основном в зимне-весенний период), нельзя судить о поло-возрастной структуре популяции в целом.

Отмечаются два периода, когда поло-возрастной состав умерших животных значительно меняется: в 1989–1992 гг. и 1996–1998 гг., и в эти же периоды численность островной группировки каланов была максимальная. В зимние сезоны 1990–1991 и 1996–1997 гг. резко возрастает уровень смертности животных, в основном самцов (граф.2). В течение двух последующих сезонов после пика смертности поло-возрастная структура популяции приходит в состояние относительного равновесия. В 2006–2007 гг. выявлено значительное увеличение численности беринговской и медновской группировок каланов, и эти данные превосходят пиковые показатели численности 1990–1991 гг., за которым последовало резкое сокращение беринговской популяции. В зимний сезон 2006–2007 гг. отмечается увеличение общей смертности, однако, исходя из анализа регистрирующих структур, возрастная структура умерших соответствуют нормальному состоянию островной группировки (гибли в основном животные старших возрастных классов – старше 10 лет). Элиминации подверглись самцы на участках их массовых скоплений вдоль северного побережья. Смертность на других участках острова не превышала нормальных показателей.

Развитие процессов в островной группировке каланов о. Беринга подтверждается данными по другим популяциям этого вида (Аляска, Алеутские о-ва): при возрастании уровня сезонной смертности (например, массовая гибель животных после аварии танкера в заливе Принца Вильяма в 1991 г. на Аляске) увеличивается смертность молодых животных и животных среднего репродуктивного возраста (до 8 лет), при стабилизации уровня смертности падеж в основном приходится на животных старших возрастных классов (от 8 лет и старше) [Бурдин и др., 2002; Kenyon, 1969; Ballachey et. al, 1994]. Можно утверждать, что исследуемые нами процессы в изолированной группировке каланов о. Беринга подчиняются общим демографическим законам, а сама островная группировка находится в стабильно-равновесном состоянии. В отличие от группировок каланов Аляски и Алеутских о-ов, где численность местных популяций сократилась на 80-95% [Southwest Alaska ..., 2002], состояние командорской группировки на данный момент не вызывает беспокойства.

Автор благодарит Вертянкина В. В. (Севвострыбвод), Фомина В. В. (Россельхознадзор), Шитова Д. В. (Севвострыбвод), Бурдина А. М. (КФ ТИГ ДВО РАН) за помощь в проведении работ и в сборе материала.

1. Бурдин А. М., Рязанов Д. А., Бодкин Д. Л. Механизмы формирования внутрипопуляционной структуры и соотношения полов в популяциях калана (Enhydra lutris). Морские млекопитающие (результаты исследований, проведенных в 1995-1998 г.г.). – М., 2002. – С. 107-110.

2. Годовые отчеты Командорской инспекции СВРВ. – 1988-2003. 3. Загребельный С. В. Возрастно-половой состав павших и пространственное распределение каланов

Enhydra lutris L. острова Беринга (Командорский архипелаг) // Экология. – 2004. – № 6. – С. 1-8.

67

4. Загребельный С. В., Фомин В. В. Некоторые показатели смертности каланов на острове Беринга в 1995-1999 гг. и основные тенденции развития их популяции в 1980-99 гг. // Результаты исследований морских млекопитающих Дальнего Востока в 1991-2000 гг. – М., 2001. – С. 186-190.

5. Загребельный С. В., Фомин В. В., Бурдин А. М. Динамика численности, структуры популяции каланов Enhydra lutrus L. на Командорский островах и оценка их миграционной активности между островами архипелага // Экология. – 2008. – № 1.

6. Клевезаль Г. А. Регистрирующие структуры млекопитающих в зоологических исследованиях. М., 1988. 7. Мымрин Н. И. К экологии калана о. Беринга // Морские млекопитающие: Материалы VI Всесоюз.

совещ. – Ч. 2. – Киев, 1975. – С. 23-25. 8. Рязанов Д. А., Вертянкин В. В., Никулин В. С., Фомин В. В. Изучение смертности каланов (Enhydra lutris)

на Командорских островах при проведении популяционного мониторинга // Зоол. журнал. – 2002. – Т. 81. – Вып. 8. – С. 999-1007.

9. Рязанов Д. А., Маминов М. К. Определение пола и возраста по клыкам у калана (Enhydra lutris) // Зоол. журнал. –1996. – Т. 75. – Вып. 4. – С. 593-601.

10. Севостьянов В. Ф., Бурдин А. М. Перспективы роста беринговской группы командорской популяции калана // Каланы и котики Командорских островов. ВНИРО. – Петропавловск-Камчатский, 1987. – С. 15-18.

11. Ballachey B. E., Bodkin J. L., DeGange A. R. An overview of sea otter studies // Marine Mammals and the Exxon Valdez. – Academic Press, 1994. – P. 47-59.

12. Bodkin J. L., Burdin A. M., Ryazanov D. A. Age- and sex-specific mortality and population structure in sea otters // Marine Mammal Science. – 2000. – V. 16. – № 1. – P. 201-219.

13. Kenyon K. W. The sea otter in the eastern Pacific Ocean // North American Fauna. – 1969. – № 68. – 352 pр. 14. Schneider K. B. Age determination of sea otter // Final report research Feder. Aid in Wild. Resterat. Proj. W-

17-4 and W-17-5. Job 8.1 OR. – 1973. – Р. 1-22. .

График 1. Колебания численности беринговской (1) и медновской (2) группировок каланов с 1963 по 2007 гг.

0

500

1000

1500

2000

2500

3000

3500

4000

4500

1963

1969

1974

1976

1978

1980

1982

1984

1986

1988

1991

1993

1995

1997

1999

2001

2003

2005

2007

График 2.

Смертность животных разного пола, общая годовая смертность каланов о. Беринга за период с 1989 по 2007 гг. включительно

1

2

68

0

100

200

300

400

500

600

700

800

1988

/89

1989

/90

1990

/91

1991

/92

1995

/96

1996

/97

1997

/98

1998

/99

1999

/00

2000

/01

2001

/02

2002

/03

2003

/04

2004

/05

2005

/06

2006

/07

особ

ей

Самцы

Самки

общий уровень

Занина О. Г., Губин С. В., Максимович С. В.

ЭКОЛОГИЯ ДЛИННОХВОСТОГО СУСЛИКА SPERMOPHILUS (CITELLUS) UNDULATUS PALLAS

(ПО РЕЗУЛЬТАТАМ ИЗУЧЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ И ИСКОПАЕМЫХ НОР)

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (01-05-64496, 04-05-64748)

На Колымской низменности в пределах севера таежной зоны и в тундре на территориях с близким залеганием многолетней мерзлоты было исследовано около двух десятков современных нор длиннохвостого суслика Spermophilus (Citellus) undulatus Pallas. Норы сусликов имеют обширную систему глубоких подземных ходов. Они используются многими поколениями животных в течение десятков и сотен лет. За время своего существования эти постройки накапливают значительное количество органических остатков, изучение которых представляет интерес для реконструкции условий природной среды. В позднеплейстоценовых толщах ледового комплекса Колымской низменности Севера Якутии изучены строение и содержимое ископаемых нор длиннохвостых сусликов возраста 28–32 тыс. лет. Сопоставление строения и содержимого ископаемых и современных нор сусликов дало возможность детализировать отличия природных условий локальных мест обитаний на Колымской низменности в голоцене и плейстоцене.

Современные длиннохвостые суслики строят сложно устроенные убежища, которые изобилуют ходами и отнорками, содержат несколько жилых и заброшенных камер и существуют на отдельных участках длительное время (десятки лет). Много лет используемые норы суслика с системой извилистых ходов, отнорков, камер имеют несколько выходов на поверхность (рис. 1). Выходы из нор обращены в разные стороны, многие ходы сквозные, не сообщающиеся с камерами. В сооружениях доминируют ходы округлой формы, диаметром до 15 см. От основного магистрального хода отходят отнорки, часть из них заполнена помётом (уборные). Гнездовая камера округлой формы, 40 см в диаметре, располагается в одном из отнорков. Она имеет несколько выходов, один из которых ведет к поверхности, изнутри часто выстлана сухой травой. В длительно используемых норах наряду с функционирующей гнездовой камерой существует несколько заброшенных (3–8), содержащих измельчённую полусгнившую подстилку, перемешанную с помётом сусликов и мелких мышевидных грызунов.

69

Ископаемые норы сусликов являлись, по-видимому, убежищами недлительного пользования, на что указывает их простое устройство по сравнению с современными. Ископаемые жилища представляют собой двухкамерные или однокамерные сооружения с

одним или двумя ходами (рис. 2). Наиболее часто камеры имеют округлую форму, достигают 40 см в поперечном диаметре и 15–20 см в высоту. Норы большего размера – единичны. В случае двухкамерного строения они соединены коротким (до 10 см) ходом. Регулярные наблюдения на протяжении ряда лет за отступающей 7-км стенкой обнажения Дуванный Яр, обследование сотен байджерахов (останцов минерального материала, возникающих вследствие вытаивания ледяных жил) в термокарстовых цирках этого и других обнажений показывает устойчивое отсутствие значительных скоплений нор и ходов сусликов в одновозрастных слоях. Это обстоятельство ставит под сомнение существование их крупных колоний в периоды накопления рассматриваемых осадочных толщ.

Проведённые исследования строения 15 нор современных сусликов в зоне близкого залегания многолетнемерзлых пород на Колымской низменности подтвердили, что днища их гнездовых камер лежат на 10–20 см выше границы сезонноталого слоя. Этот факт позволил оценить мощность сезонноталого слоя периодов сооружения нор в позднем плейстоцене в случае обнаружения хода из них на дневную поверхность. Подобный факт был зафиксирован в трех случаях. Мощность сезонноталого слоя для норы из обнажения Дуванный яр определена в 80–85 см. Два других определения проведены по ископаемым норам, расположенным в обнажениях у пос. Зеленый Мыс и Станчиковский яр. Мощности древнего СТС составляли здесь около 65 см [1].

Рис. 1. Схематический план строения современных сложно устроенных нор сусликов

А Б

В

70

Условные обозначения: А, Б – в стенках байджерахов в обнажении у пос. Зеленый Мыс. В – на склоне коренного берега в устье р. Колымы (заимка Курьишка). Условные обозначения:1 – камера с подстилкой, 2 – камера без подстилки, 3 – уборная, 4 – выход на поверхность, 5 – ход.

Рис. 2. Строение ископаемых нор сусликов Условные обозначения: 1 – подстилка; 2 – скопление семян; 3 – пылеватый материал, заполняющий ход; 4 – ядро сублимационного льда; 5 – помет.

Ископаемые норы сусликов делятся на гнездовые, кормовые (кладовые) и уборные [2]. Гнездовые камеры ископаемых сусликов по периферии выстланы подстилкой из остатков стеблей злаков и осок, реже встречаются веточки и листья кустарничков, фрагменты мхов. Внутренние части жилищ содержат шерсть крупных животных, которая может составлять до половины объема камеры, в отдельных случаях – скорлупу яиц и перья птиц, костные остатки грызунов и даже их мягкие ткани. В уборных преобладает помёт, перемешанный с растительными остатками. Ходы заполнены хорошо сохранившимся пометом, иногда с подстилкой, содержат сублимационный лед или плотно закупорены пробкой пылеватого материала.

Кормовые камеры преимущественно заполнены семенами. Численность семян и плодов в крупных камерах отдельных нор может достигать 600 – 800 тыс. шт. [3], но чаще не превышает десятков тысяч штук (50 – 100 г воздушно-сухого веса). Слой растительной подстилки в кладовых малой мощности часто измельчен грызунами, по составу почти не отличается от подстилки гнездовых камер. В материале содержимого кормовых камер было определенно около 50 видов растений. Деревья и кустарники представлены лиственницей и видами ив, остальные растения – травянистые, диагностирована так же группа мхов и лишайников. Ботанический анализ содержимого нор позволил диагностировать растительный покров участков, расположенных вблизи норы, как тундровый с участием нарушенных местообитаний, занятых пионерной и степной растительностью [1,4].

Из 20 исследованных современных нор сусликов, кладовые камеры были отмечены лишь в двух. Запасы семян и плодов в них в конце августа – начале сентября как в тундровой, так и в таёжной зонах не превышали 1,0–2,0 г (воздушно-сухой вес) и представлены единичными семенами осок, злаков и некоторых травянистых растений. Кормовыми эти запасы назвать сложно. В составе подстилки нор преобладали травянистые остатки осок, злаков, мхов, единично – обломки древесины. В таежной зоне – это остатки стеблей злаков, хвоща, иван-чая, листья ивы, обрывки мхов. В тундровой – наряду с типичными тундровыми видами встречены остатки злаковой растительности, заселяющей нарушенные хорошо дренированные местообитания – обрывы, старые байджерахи. В подстилке действующих камер, при наличии вблизи норы трупов павших животных

71

(северный олень), в значительных количествах (~ 50%) обнаружена их шерсть. Состав подстилки отражает видовое разнообразие растительного покрова прилегающей к норе территории.

Ископаемые и современные норы сусликов обладают большим сходством строения: форма, размеры камер и ходов, функциональное назначение камер, их устройство. В отличие от современных, ископаемые норы не имеют большого количества ходов, отнорков, камер, что может указывать на короткое время их использования. Кормовые камеры в современных норах не содержат сколь-либо значительных запасов семян и отнесение их к кормовым или кладовым часто является условным.

Обнаруженные особенности строения, пространственного распределения нор и объёмов содержащихся в них кормовых запасов могут быть отнесены к существенным отличиям экологической обстановки плейстоцена и голоцена и реакцию на неё грызунов.

1. Губин С. В., Максимович С. В., Занина О. Г. Анализ состава семян растений из ископаемых нор сусликов лессово-ледовых отложений обнажения Зеленый Мыс как показатель местных условий обитания. Криосфера Земли. 2001. – Т. V. – № 2. – С. 76–82.

2. Занина О. Г. Ископаемые норы грызунов из мёрзлых позднеплейстоценовых отложений Колымской низменности // Зоологический журнал, 2005. – Т. 84. – № 6. – С. 728 – 736.

3. Губин С. В., Хасанов Б. Ф. Ископаемые норы млекопитающих из лессово-ледовых толщ Колымско-Индигирской низменности. Докл. РАН. 1996. – Т. 346. – № 2. – С. 278–279.

4. Лопатина Д. А. Занина О. Г. Палеоботанический анализ материала ископаемых нор сусликов и вмещающих их верхнеплейстоценовых отложений низовий р. Колымы. Стратиграфия и геологическая корреляция, 2006. – Т. 14. – № 3. – С. 94–107.

Зенкова Л. В.

КАМЕНСКИЕ ПУШКИ В ЭКСПЕДИЦИИ БЕРИНГА

Первая домница, принадлежащая Далматовскому успенскому монастырю, и первое поселение на р. Каменке, возникшее в 1682 г., предопределили появление Каменского казенного чугуноплавильного, чугунолитейного, железоделательного завода, который был не только первым металлургическим заводом, но и первым военным заводом России на Урале. Первые пушки и снаряды были отлиты на Каменском заводе. Сто пятьдесят лет «железные караваны» доставляли каменские артиллерийские орудия в Москву, С-Петербург и другие города России. Вторая Камчатская экспедиция В. Беринга была оснащена каменскими пушками.

Каменский «водяной железный завод» (в отличие от «ручного» монастырского) был построен на левом берегу р. Каменки. 15 октября 1701 г. из каменской домны был получен первый чугун. Первые три пушки и две мортиры были отлиты в декабре 1701 г. А в феврале 1702 г. в Москву повезли уже 45 орудий общим весом 682 пуда и 210 пудов металла. Пушки эти были успешно испытаны в Москве. В 1703 г. завод выпускает рекордное количество орудий – 522. За первые три года работы Каменский завод отлил 854 орудия, из которых в Москву отправил 567. Однако при испытаниях многие пушки разрывались. Сказалась спешка в организации производства, отсутствие опыта, нехватка специалистов, а также то, что техника производства чугунных пушек стояла еще на низком уровне. Еще в декабре 1701 г. тобольский воевода князь М. Я. Черкасский, в ведении которого был завод, писал Петру I, что «для литья пушек, мортир, гранат и бомб нужны мастера искусные, такие, как Ян Бигин», и перечислил еще ряд имен. «И без них де на сибирских заводах быть не возможно, и делу де всякому без них будет остановка», что «знающих» мастеров на заводе нет и лить бомбы никто не умеет, а присланный в 1701 г. на Каменку «тюменский сын боярский А. Колокольников для дела пушечных и мозжерных болванов бежал [1]. В ноябре 1705 г. производство орудий на заводе было прекращено. Известно, что к этому времени каменскими пушками было оснащено более 20 уральских крепостей, острогов и слобод.

После десятилетнего перерыва литье орудий на Каменском заводе возобновилось. Например, в 1719 г. по указу из Тобольска «к Ямышевскому полковому походу» было

72

изготовлено 24 пушки, 4 мортиры и 2 гаубицы [2]. Большая партия пушек была отлита в 1723–1725 гг.[3]. В октябре 1724 г. на Каменский завод пришел указ главного командира уральских горных казенных заводов В. Геннина: «…пушки лить в артиллерию с великим поспешением днем и ночью…» [4]. В этом же году с завода в Астрахань «для посылки в Персию в новопостроенные крепости» было отправлено 20 мортир двух- и трехпудовых и 317 бомб к ним [5].

Как видим, накопленный опыт отливки артиллерийских орудий на заводе сохранился. И неслучайно судьбе было угодно, чтобы пушки для Второй Камчатской экспедиции В. Беринга были изготовлены именно на Каменском заводе. Хотя первоначально 12 четырехфунтовых пушек предполагалось отлить на Демидовских заводах. Впоследствии было решено отлить не 12, а больше и не четырех-, а трехфунтовые, и на других заводах – казенных, подведомственных Сибирскому обер-бергамту во главе с Гениным [6].

16 мая 1733 г. Геннину пришел указ из Тобольской губернской канцелярии «…оные потребные к Камчатской экспедиции припасы велеть зделать немедленно на здешних заводах» с приложенным «реэстром», в котором говорилось о 24 трехфунтовых и 48 двухфунтовых пушках «на вертлюгах» [7]. Местом изготовления пушек Геннин избирает Уктусский завод, т.к. Каменский сильно пострадал от паводка. Заводской управитель прапорщик Л. Прокофьев известил его, что с 1 по 4 мая «вода была великая», завод буквально смыло и его «спасти от оной большой воды никако было не возможно» [8].

К 28 июня на Уктусском заводе была изготовлена пробная партия из четырех пушек, при испытании три разорвались [9]. Тогда Геннин решил отливать пушки на Каменском заводе. Он поторапливает с ремонтом, проявляет недовольство и считает, что столь губительных последствий от весеннего паводка можно было избежать, если бы «управитель был не такой, как имеетца» [10]. По словам Генина, Прокофьев плохо разбирался как в заводских, так и в конторских делах. Приехав на завод в начале июля и увидев, как много еще не сделано, Геннин дает команду лить пушки на Екатеринбургском заводе, а обтачивать на Уктусском.

В конце июля Каменский завод был восстановлен. «28 июля в начале 5 часа доменная печь пущена», – рапортовал Прокофьев [11]. На заводе имелись отлитые в прежние годы орудия – 31 пушка двухфунтового калибра. В начале августа К. Гордеев, горный офицер, порученец Геннина, сообщает ему, что он «опробовал» их «большим зарядом», все они «устояли» [12].

3 августа Геннин принимает окончательное решение: т.к. «на здешнем заводе (Екатеринбургском) руда к литью пушек не такова угодна, как на Каменском», то лить пушки там [13]. В тот же день с Уктусского завода на Каменку был послан фурмовой мастер П. Ефтифеев «с литейщики». 14 августа Геннин дает распоряжение об отливке свинцовой доски для печатания надписей на пушках управителю Екатеринбургского завода Бекетову. И на этой доске «вырезать словами тако: Каменской завод и год 1733. А как зделана будет отослать на Каменский завод и велеть на тех пушках помянутые надписи выливать…» [14]. Указанная доска была сделана быстро и 15 августа доставлена на Каменский завод, о чем сообщил Прокофьев. Спешка в изготовлении доски, очевидно, объясняет ошибку – «КАМЕНЪСКО» вместо «КАМЕНЪСКОЙ» [15]. В помощь П. Ефтифееву по его просьбе из Екатеринбурга на Каменский завод командируют трех фурмовых учеников: А. Сатина, С. Бормотова и Ф. Устинова с приказом прислать их обратно, как только литье пушек закончится [16].

Из Сибирской губернской канцелярии в Сибирский обербергамт Геннину идут промемории: поспешить отлить пушки и послать их по первому зимнему пути [17].

21 сентября решено было послать на Каменский завод солдата Енисейского полка И. Гашева с инструкцией и чертежами для отливки ядер и дроби. К каждой пушке необходимо было вылить 200 ядер и 300 пудов дроби. Согласно инструкции, каменский управитель должен был рапортовать о сделанных пушках «понедельно» [18]. Прокофьев,

73

в свою очередь, обещает Геннину, что к 1 октября на заводе будут вылиты все необходимые пушки: 24 трехфунтовые и 48 двухфунтовых, просит еще одного «свирельщика» и 20 «лошек» для литья ядер и дроби [19]. С Уктусского завода посылают свирельщика О. Фомина. Указанное число пушек лить в срок не успевают. Кроме того, выясняется, что двухфунтовые пушки разрываются, т.к. стенки их тонкие. В связи с этим Геннин посылает чертеж «с прибавкою в стенах толщины» и приказывает лить пушки по новому чертежу [20].

В октябре, по указу Генина, на Каменские заводы выезжает его помощник и горный специалист Н. Клеопин для проведения испытаний готовых пушек [21]. В начале ноября он докладывает, что в результате проб из 56 двухфунтовых пушек, которые сделаны по старому чертежу с тонкими стенами, разорвались со второго заряда 3 пушки, а у одной «крюк отшибло». Сделанные же по новому чертежу 9 пушек устояли все [22]. Отливка орудий продолжается, но к концу года все равно не успевают изготовить нужное количество. Наконец, 10 января Прокофьев рапортует Геннину, что просверлены и опилованы последние пушки. В итоге к экспедиции было отлито 28 пушек трехфунтовых, весом каждая по 20 п. 35 ф., и 92 пушки двухфунтовые, из них 51 с тонкими стенками весом 8 пуд, остальные «в стенах толше» по 9 п. 20 ф. Годными на вооружение после испытаний оказались 22 трехфунтовые и 83 двухфунтовые пушки [23].

2 февраля 1734 г. капитан «Сибирского гарнизона Енисейского полка» П. Шарыгин получил на Каменском заводе 21 трехфунтовую пушку «длиною 20 калибров», 48 пушек двухфунтовых «длиною 16 калибров» и 3 двухфунтовые пушки отливки 1724 г., весом каждая 17 пуд 15 фунтов, а также ядер в общей сложности 2880 штук и дроби 130 пудов [24]. Общий вес груза был 1230 п. Чтобы довезти его из Каменска до Тобольска, потребовалось 49 подвод [25]. В конце марта 1734 г. А. И. Чириков из Тобольска сообщил Геннину, что «два фальконета явились с великими раковинами внутри», и просил замену [26]. Н. Клеопин опять едет на Каменский завод, выбирает две двухфунтовые пушки 1724 г. выпуска весом каждая по 34 п. 30 ф. и их отсылают в Тобольск с конторским служащим Л. Харчевниковым на двух подводах [27].

На пушках 1724 г. выпуска имелось клеймо «SIBIR: КВ 1724». Рисунок клейма сделал сам Геннин еще в 1723 г. и приказал: «…на каждой пушке между ушами лить латинскими литерми…токмо литеры надлежат быть большие и зрачные» [28]. Аббревиатура КВ означает: К – КАМЕНСКИЙ, В – BETRIEB, что в переводе с немецкого – предприятие, завод. Пушки отливали фурмовой мастер Я. Дейхман и подмастерье П. Ефтифеев.

Как известно, на пакетботе «Св. Петр» находились 14 каменских пушек двух типов: пять двухфунтовых 1724 г. и девять трехфунтовых 1733 г. выпуска. В 1741 г. после высадки команды на остров они были сняты с пакетбота и сложены штабелем на берегу, где пролежали почти 200 лет. В 1935 г. их удалось сфотографировать корреспонденту «Комсомольской правды» Г. Санько. В 1940 г. одну двухфунтовую пушку вывез на материк сотрудник Камчатского областного краеведческого музея Н. И. Моргалев [29]. В 1946 г. две пушки двух- и трехфунтовые были вывезены в село Никольское жителями острова С. А. Яковлевым и Тимошенко. Несколько лет они находились у памятника В. Берингу, а в 1956 г. по решению правительства были переданы в дар родине В. Беринга – Дании [30]. В 1981 г. экспедиции Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВНЦ АН СССР удалось обнаружить и поднять 7 пушек, залегавших на глубине трех метров. Шесть были трехфунтовыми, одна – двухфунтовая. Летом 1991 г. на о. Беринга прибыла совместная российско-датская экспедиция «Беринг-91», которая подняла из толщи береговых отложений последние 4 орудия. В результате этих экспедиций каменские пушки с пакетбота «Св. Петр» сейчас находятся в музеях г. Владивостока – 2, г. Петропавловска-Камчатского – 3, села Никольского – 7, г. Хорсенс – 2. В краеведческом музее г. К-Уральского хранятся два орудийных ствола 1733 г. выпуска, не взятые в экспедицию.

74

Эти пушки – славные реликвии эпохи великих географических открытий и дань памяти нашим уральским мастерам.

1. РГАДА. Ф. 151. Д. 47. Л. 241. 2. Струмилин С. Г. История черной металлургии в СССР. – Т. 1. – М., 1954. – С. 449. 3. ГАСО. Ф. 24. Оп. 1 Д. 46. Л. 210. 4. Д. 48. Л. 390 5. Там же. Л. 352–354. 6. Леньков В. Д., Силантьев Г. Л., Станюкович А. К. К истории артиллерийского вооружения пакетбота

«Св. Петр». – С. 7. 7. Д. 464-а. Л. 2 об.-3. 8. Д. 424. Л. 1245. 9. Д. 464-а. Л. 18–20 10. Д. 425. Л. 73. 11. Там же. – Л. 243. 12. Там же. – Л. 29 об. 13. Д. 464-а. Л. 23. 14. Там же. – Л. 27 15. Там же. – Л. 29. 16. Там же. Л. 31. 17. Там же. – Л. 35–35 об. 18. Там же. – Л. 38–38 об. 19. Там же. – Л. 43, 58 20. Д. 425. Л. 503. 21. Там же. – Л. 506. 22. Там же. – Л. 508 23. Д. 464-а. Л. 144. 24. Там же. – Л. 149 25. Там же. – Л. 127–128. 26. Там же. – Л. 209. 27. Там же. – Л. 216. 28. Д. 22. Лл. 1046-1047. 29. Леньков В. Д., Силантьев Г. Л., Станюкович А. К. К истории артиллерийского вооружения пакетбота

«Св. Петр». С.3. 30. Там же.

Зубова И.Н.

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ТИПЫ И РАЗНОВИДНОСТИ ВЫСКАЗЫВАНИЙ В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ

Перемещаясь в эпоху Г. В. Стелера, его сподвижников и соплеменников, для лингвистов сразу выявляются две системы соотношений, с которыми приходилось считаться немцам, состоящим на службе Российского государства. С точки зрения целевого назначения, устанавливаемого говорящим (пишущим), высказывания в любом языке делятся на два основных функциональных типа: повествовательный и вопросительный [Валимова, 1967] . Повествовательный тип имеет коммуникативной целью сообщение какой-либо информации, а коммуникативная цель вопросительного типа – запрос говорящего на получение информации.

Что касается побудительных предложений, то «они по своей предназначенности в акте речевого общения представляют собой лишь одну из разновидностей повествовательных предложений: говорящий использует их также с целью передать собеседнику некоторую содержательную информацию, но при этом рассчитывает еще на специфическую реакцию со стороны собеседника. [Распопов, 1973; Вафеев, 1982].

Аналогично следует квалифицировать так называемые оптативные предложения, предназначенные для сообщения о каком-либо желании (пожелании) говорящего.

Данная функциональная типология высказываний, основанная на учете их целевой установки, носит общий характер . Задача системного анализа

75

актуально-коммуникативной структуры высказываний с неизбежностью приводит к изучению и описанию функциональных (коммуникативных) разновидностей в рамках каждого из названных типов. Изучение указанных раз-новидностей может иметь разную теоретическую основу (в зависимости от того, какие средства их формирования учитываются при описании), в частности, учет способа выражения актуального членения и местоположения ремы. При этом в ту или иную функциональную разновидность высказывания включаются те его актуально-коммуникативные структуры, которые характеризуются одинаковым способом выражения актуального членения и одинаковой позицией ремы в линейной структуре высказывания. Способ выражения актуального членения определяется в зависимости от того, какой речевой акцент – фразовый или логический – применяется для актуализации ремы (или ее смыслового центра – непосредственного носителя речевого акцента).

Таким образом, учитывая способ выражения актуального членения, получаем функциональные разновидности повествовательных высказываний, в которых: 1) рема сигнализируется фразовым ударением; 2) для сигнализации ремы применяется логический акцент. Высказывания первой разновидности мы называем констатирующими (далее KB), второй – выделительно-констатирующими (далее ВКВ). Примеры: 1) Муж Насти // работал до войны на цементном заводе (К. Паустовский); Nastya’s Mann // arbeitete vor dem Krieg auf dem Zementbetrieb – КВ; 2) Донести он хочет на меня (М. Горький); Denunzieren will er auf mich – ВКВ.

КВ в сопоставляемых языках характеризуются следующими существенными общими признаками: 1) общим значением «неэмоциональной констатации фактов»; 2) наличием фразового ударения и отсутствием ударения логического; 3) постпозитивным по отношению к теме расположением ремы; 4) относительно высокой степенью автосемантии. Специфическими признаками КВ являются: наличие второго варианта порядка Т – Р + тематическое сказуемое в немецком и отсутствие этого варианта в русском.

Перечисленные признаки KB обусловливают их функционирование в соответствующих конситуациях, предполагающих относительную автосемантию в условиях стилистически нейтрального эмоционального покоя. Поэтому КВ в русском и немецком языках в основном употребляются: а) в качестве высказываний-коммуникатов — 15 декабря // состоится вечер отдыха; Am 15. Dezember // findet der Erholungsabend statt. б) в абсолютном начале повествования — Санька Журавлев / / рассказал диковинную историю (В . Шукшин); Sanka Shurawljow // erzählte eine seltsame Geschichte.

в) в описаниях и повествованиях с так называемыми параллельной или цепной связью между высказываниями [Солганик, 1973] – Родительские собрания // проводятся не реже одного раза в четверть. Они всегда проходят // вечером или в субботу утром. (М. А. Денисова . Лингвострановедческий словарь);

Die Elternabende // finden nicht seltener, als einmal pro Vierteljahr statt. Sie werden // am Abend oder am Sonnabend am Morgen abgehalten.

г) сравнительно редко в качестве ответных реплик вопросо-ответного единства, когда по каким-либо, подчас субъективным, причинам говорящий (отвечающий) предпочитает полную форму ответной реплики редуцированной: [Твои родители рабочие?] – Да, мои родители // рабочие (вместо: Да, рабочие.); [Sind deine Eltern Arbeiter?] – Ja? Meine Eltern sind Arbeiter (вместо: Ja, Arbeiter).

Нетрудно заметить, что степень автосемантии KB уменьшается в направлении от высказываний-коммуникатов (наивысшая степень) к ответным репликам диалога (наименьшая степень).

Выделительно-констатирующие высказывания в сопоставляемых языках существенно отличаются от КВ. Эти различия сводятся к следующему:

76

1. На общее значение констатации, свойственное и КВ, накладывается, сверх того, «эмфатическое выделение «нового» с противопоставлением интеллектуальных и эмоциональных контрастов и с выражением дополнительных экспрессивно-эмоциональных наслоений, обусловленных ситуативно» [Цахер, 1072; Вафеев, 1982].

2. Рема в ВКВ сигнализируется логическим акцентом и в принципе может занимать любую возможную позицию (абсолютное начало, интерпозицию, абсолютный конец высказывания).

3. ВКB характеризуется синсемантичностью, т.е. жёсткой обусловленностью своей актуально-коммуникативной структуры, подтекстом или ситуацией.

4. ВКВ могут иметь в своем составе одно слово с логическим акцентом и два или более (обозначим их ВКВ1 и ВКВ2). ВКВ1 можно разделить на группы в зависимости от места ремы:

а) с начальной ремой— Отец придёт вечером; Der Vater kommt am Abend; б) с интерпозитивной ремой – Отец придёт вечером; Der Vater kommt am Abend; с) с конечной ремой – Отец придёт вечером; Der Vater kommt am Abend. Поскольку логическое ударение выполняет в высказывании выделительную функцию,

ВКВ1 применяются в конситуациях, предполагающих смысловое (при уточнении) или эмфатическое (эмоционально-экспрессивное) выделение ремы. ВКВ2 задаются конситуацией, предполагающей противопоставление (контраст). Они могут быть заданы:

а) двухэлементным контрастом: [Мать придет утром] Отец // придет вечером; [Die Mutter kommt am Morgen] Der Vater // kommt am Abend;

б) трехэлементным контрастом: [Мать прилетит утром] Отец // приедет // вечером; [Die Mutter fliegt am Morgen heran] Der Vater // kommt // am Abend.

Именно в подобных (сравнительно редко употребляющихся) высказываниях, в первую очередь, и можно надежно говорить о так называемом ступенчатом актуальном членении, при котором каждый предшествующий элемент является те-мой по отношению к последующему и каждый последующий — ремой по отношению к предшествующему. В ВКВ2 контрастируемые элементы актуализируются посредством логических акцентов.

Совершенно особое место среди функциональных разновидностей повествовательного типа занимают высказывания, содержащие «экстренное введение в ситуацию» [Николаева, 1981]. Речь идет о высказываниях типа [Встать!] Суд идет!; [Steht auf!] Das Gericht geht! [Осторожно!] Соседи проснутся! [Vorsicht!] Die Nachbarren werden wach! и т. п., в которых элементы суд и соседи (das Gericht и die Nachbarren) «ни новы, ни контрастивны, ни неопределенны, ни важны, ни рематичны, но — акцентированы» [Николаева, 1981] с целью привлечь внимание собеседника и вызвать его быструю реакцию. Назовем эти высказывания ВКВ3.

Актуально-коммуникативная структура функциональных разновидностей вопросительных высказываний в русском и немецком языках в значительной мере определяется их непосредственной связью с предтекстом (или ситуацией) и в целом в своих модификациях аналогична соответствующим функциональным разновидностям высказываний повествовательного типа.

Вопросительные высказывания с вопросительными словами делятся на две группы: 1) высказывания, в которых актуальная связь с предтекстом (или ситуацией) осуществляется только с помощью логически акцентированного вопросительного слова (вопросительного местоимения или местоименного наречия) – Когда ты зайдешь ко мне?; Wann besuchst du mich? 2) высказывания, которые связаны с предтекстом двойной связью – посредством вопросительного слова и повторяющейся в данном вопросительном высказывании логически акценти-

77

рованной ремы предтекстового высказывания или ее коррелята – Когда ты зайдешь ко мне?; Wann besuchst du mich?

Как видно из примеров, высказывания второй группы могут иметь ( п о аналогии с ВКВ1) разную актуально -коммуникативную структуру в зависимости от позиции предтекстовой, или субъективной, ремы.

Вопросительные высказывания без вопросительного слова и вопросительные высказывания, связанные с предтекстом посредством вопросительного слова и предтекстовой ремы, назовем выделительно-вопросительными высказываниями (ВВВ).

Вопросительные высказывания без вопросительного слова — ВВВ1 — по аналогии с ВКВ1 делятся на группы в зависимости от расположения ремы: а) с начальной потенциальной ремой — Завтра пойдем в кино? Gehen wir morgen ins Kino? б) со срединной потенциальной ремой — Завтра пойдем в кино? Gehen wir morgen ins Kino? в) с конечной потенциальной ремой — Завтра пойдем в кино? Gehen wir morgen ins Kino?

Так же подразделяются высказывания, которые связаны с предтекстом с помощью вопросительного слова и предтекстовой ремы , – ВВВ2: Когда ты зайдешь ко мне? Wann besuchst du mich?; Когда ты зайдешь ко мне? Wann besuchst du mich?; Когда зайдешь ко мне? Wann besuchst du mich?

Актуально-коммуникативным аналогом ВКВ2 (с той же, в основном, конситуативной заданностью) являются ВВВ3 типа Ты —// зайдешь ко мне? Besuchst –// du mich? Ты —// зайдешь ко мне? Besuchst du –// mich?, а также ВВВ4 типа Когда ты — // зайдешь ко мне? Wann besuchst –// du mich? Когда ты —// зайдешь ко мне? Wann besuchst du –// mich? и под.

Среди высказываний без вопросительного слова следует выделить ВВВ5, являющиеся актуально-просодическим аналогом ВКВ3. ВВВ5, в отличие от ВКВ3, содержат вопрос, который предполагает в посттексте утверждение (подтверждение) или же отрицание «экстренного введения в ситуацию», в сущности, уже намеченного в ВВВ5: Что случилось? Отец приехал?; Was ist passiert? Ist der Vater gekommen? Примеры показывают, что обычным для ВВВ5 является употребление их вместе с так называемыми полными диктальными (Ш. Балли) вопросами.

Очевидно, что особенности лексико-грамматического состава разных предложений накладывают свои ограничения на возможности образования отдельных членов их коммуникативных парадигм или отдельных функциональных разновидностей [Золотова, 1978].

Казанцева М. Н.

БИОРАЗНООБРАЗИЕ РАСТИТЕЛЬНОГО ПОКРОВА ТЕМНОХВОЙНЫХ ЛЕСОВ СЕВЕРНОЙ И СРЕДНЕЙ ТАЙГИ ЗАПАДНО-СИБИРСКОЙ РАВНИНЫ

Биоразнообразие – один из основных показателей, характеризующих экологические системы различного ранга. Он позволяет дать оценку таких важнейших свойств природных сообществ, как продуктивность, устойчивость к внешним воздействиям, способность к саморегуляции. Сохранение и поддержание биологического разнообразия природных экосистем – одно из основных положений Экологической доктрины РФ (2002).

Темнохвойная тайга – коренной тип растительности бореальной зоны Западно-Сибирской равнины. Ареал темнохвойных лесов здесь очень обширен. Он охватывает площадь между Уралом и Енисеем, а на севере выходит за пределы Полярного круга. Выраженная широтная биоклиматическая зональность равнины обуславливает особенности и в характере растительного покрова отдельных таежных подзон. Основные темнохвойные формации северной и средней тайги представлены еловыми и кедровыми

78

лесами. Большая часть коренных темнохвойных лесов претерпела влияние пожаров и в настоящее время представлена производными сообществами, находящимися на различных стадиях послепожарной сукцессии. Типологические особенности лесов, их таксационные характеристики, показатели продуктивности, определяемые широтной зональностью Западно-Сибирской равнины, исследуются в достаточно обширной литературе, в основном лесоведческого направления. Но работ, непосредственно направленных на изучение биологического разнообразия растительного покрова темнохвойно-таежных лесов, сравнительно немного.

Настоящее исследование построено на оригинальном материале геоботанических описаний темнохвойно-таежных фитоценозов, полученных в подзонах северной и средней тайги Западно-Сибирской равнины в пределах административных границ Тюменской области. Общее количество использованных в работе описаний – 70, из них 30 получены в северной тайге, 40 – в средней. Выборки включают участки спелых кедровых и еловых лесов и отражают соотношение основных групп типов леса, характерных для районов исследования: зеленомошной, долгомошной, травяной и сфагновой.

В ходе исследований в общей сложности было отмечено 196 видов сосудистых растений из 53 семейств. Распределение их по подзонам, формациям и группам растительности представлено в таблице 1.

Таблица 1 Видовое богатство и насыщенность сосудистых растений темнохвойных фитоценозов северной и средней тайги

(в скобках указано количество геоботанических описаний)

Северная тайга Средняя тайга Группы растительности (число видов)

Кедровники

(14)

Ельники

(16)

Всего

(30)

Кедровники

(25)

Ельники

(15)

Всего

(40)

Древесная 6 7 7 7 6 7 Кустарниковая 6 10 10 12 6 13 Травянистая 29 60 69 78 52 90 Вместе 41 77 86 97 64 11

0 Насыщенность, вид/участок

15,4 25,2 19,4

26,7 19,4 24,8

Полученные данные соответствуют общим закономерностям географического широтного градиента в отношении видового богатства – нарастание от высоких широт к низким [3], от северной тайги к средней. Видовая насыщенность – количество видов, в среднем приходящееся на один описываемый участок, проявляет аналогичную закономерность. По абсолютным показателям ее значения близки к приводимым для хвойных лесов средней полосы России [1].

Формационные отличия достаточно отчетливо просматриваются только в отношении травянистой растительности. Более высокое видовое богатство растений нижнего яруса в северной тайге характерно для еловых лесов, в средней – для кедровых. Среднетаежные ельники отличаются по этому показателю от северной тайги в 1,2 раза, кедровники – в 2,7 раза. Значительные подзональные отличия, демонстрируемые кедровниками, очевидно связаны с более оптимальными биоклиматическими условиями для их развития в среднетаежной подзоне.

Сходство общего флористического состава темнохвойных сообществ различных подзон без учета формационных и типологических особенностей конкретных участков, оцененное с помощью коэффициента общности Жаккара (Jaccard), составляет всего 43,1%. Это свидетельствует о наличии значительного количества специфичных видов, имеющих распространение в пределах только одной из подзон. Этот же коэффициент для кедровников составляет 26,6%, для ельников – 41,0%, что указывает на более высокую общность подзональных флор еловых лесов по сравнению с кедровыми.

79

Помимо общего набора видов, для оценки биологического разнообразия используют также показатели, отражающие роль в сообществе отдельных видов растений: индексы доминирования-разнообразия, а также индекс выравненности, характеризующий относительное распределение особей среди видов (табл.2). Из двух обобщенных индексов разнообразия, представленных в таблице, индекс Симпсона придает больший вес обычным видам, индекс Шеннона – редким.

Таблица 2 Показатели видового разнообразия травянистой растительности различных формаций темнохвойных лесов

северной и средней тайги

Северная тайга Средняя тайга Индексы Кедровники Ельники Кедровники Ельники

Доминирования (Симпсона)

0,16 0,06 0,10 0,13

Разнообразия (Симпсона)

0,84 0,94 0,90 0,87

Разнообразия (Шеннона)

0,37 0,40 0,37 0,39

Выравненности (Пиелу)

0,11 0,10 0,08 0,10

Анализ таблицы позволяет судить об относительно слабом доминирующем влиянии отдельных видов растений на уровне формаций и природных подзон. Это является следствием сложной типологической структуры лесов, разнообразием конкретных растительных ассоциаций со своим специфическим набором видов. В то же время имеется целый ряд «верных» видов, характерных для темнохвойных лесов разных формаций и связанных с ними как со средой обитания [2]. Это прежде всего обширная группа собственно бореальных видов, имеющих широкий экологический ареал и являющихся доминантами многих таежных сообществ. Среди них особенно типичны бореальные кустарнички – брусника (Vaccinium vitis-idaea), черника (Vaccinium myrtilis), линнея северная (Linnaea borealis), багульник (Ledum palustre), а также представители таежного мелкотравья – майник (Majanthemum bifolium), седмичник (Trientalis europaea), кислица (Oxalis acetosella), голокучник трехраздельный (Gymnocarpium dryopteris), грушанка (Pyrola rotundifolia) и др.

1. Миркин Б. М., Наумова Л. Г., Соломец А. И. Современная наука о растительности. – М., 2001. 2. Растительный покров Западно-Сибирской равнины / Ильина И.С., Лапшина Е.И., Лавренко Н.Н. и др. –

Новосибирск, 1985. 3. Уиттикер Р. Сообщества и экосистемы. – М., 1980.

Карелин В. Г.

ТОБОЛЬСКИЙ КРАЙ В ЗАПИСКАХ НЕМЕЦКОГО ОФИЦЕРА (СЕРЕДИНА XVII В. А)

Среди небольшого количества описаний Тобольска и его окрестностей, сделанных иностранцами в XVII в., наиболее обширными и содержательными, на наш взгляд, являются записки, сделанные немецким офицером в 1666 г. Личность его до сих пор не установлена. Колбас В. С. и Зиновьев А. П. сообщили [1], что имя автора этого описания раскрыто в статье Черняка Е. В. [2]. Однако последний в названии своей статьи имя иностранца считает неизвестным, а в тексте статьи также не приводит конкретное имя немецкого офицера, составившего это описание. Черняк в устном разговоре подтвердил, что имя «неизвестного» иностранца пока остается не установленным.

Текст описания немецкого офицера на русском языке был опубликован в 1936 г. Алексеевым М. П. [3] с солидной вступительной статьей и многочисленными примечаниями. Название рассматриваемой рукописи – многословно: «Правдивое описание нашего далекого путешествия из Москвы через город Тобольск, главный город

80

Сибири, которое я сам совершил, прилежно наблюдая, в 1666 году, в обществе 46 офицеров, для полного осведомления любителей, как это ниже следует».

Рукопись «Описания путешествия иностранца»* хранится в Копенгагене (Дания) в королевской библиотеке. В «старом королевском собрании» она числится под номером 2323. Алексеев [3] изложил некоторые свои соображения по поводу происхождения рукописи. В каталоге Копенгагенской библиотеки имеется запись: «по приписке Граммия», т. е. Ганса Грама (Hans Gram) – директора библиотеки в 1740–1748 гг. На обложке рукописи рукою Hans Gram сделана помета: «Hn Friedrich von Gabel». Как убедительно показал Алексеев, датский дипломат Friedrich Gabel не мог быть автором рукописи, так как он первый раз был в Москве только в 1676 г. и не выезжал из Москвы. Представляется достоверным и предположение, сделанное Алексеевым., о том, что рукопись Friedrich Gabel получил от Юрия Крижанича, который провел в Тобольске 15 лет (с 1661 по 1676 гг.) и находился там в тот период, когда группа офицеров приехала в Тобольск в 1666 г. Такое предположение подтверждается и тем фактом, что именно Friedrich Gabel увез с собой Крижанич из России в 1676 г.

По сути, «Описание путешествия иностранца» представляет собою дневник переезда офицеров из Москвы в Тобольск в период с 5 января по 3 марта 1666 г. В нем имеются краткие записи о городах и местностях, через которые проезжала офицерская команда. Указываются расстояния (в верстах) между пунктами. Отмечаются места смены подвод – от Москвы до Тобольска подводы сменялись 16 раз. Характерным является тот факт, что на левом поле от текста автор рукописи указывал общее направление передвижения: на север, на крайний север, на северо-восток, на юго-восток, на восток и др., что говорит о некоторых географических познаниях автора рукописи и пользовании компасом. Следует особо отметить описание переезда через Уральские горы с подробностями характеристик гор. Рассматриваемое «Описание путешествия иностранца» позволяет уточнить маршрут Соликамско-Верхотурской дороги. В середине XVII в. она на участке пересечения Уральского хребта проходила из верховьев р. Кырья (на западном склоне) непосредственно в верховьях р. Ляля (на восточном склоне). И лишь позднее чрезуральский тракт был проложен в истоки реки Павда на восточном склоне [4]. Описание переезда из Москвы в Тобольск дополнено материалом, имеющим отдельный подзаголовок «Описание города Тобольска, а также его окрестностей и особенностей».

Говоря об описании города, прежде всего рассмотрим текст, касающийся характеристики «города на горе». Автор «Описания путешествия иностранца» сообщает, что деревянный острог имел девять башен и трое ворот. Эта информация подтверждается и в сибирских летописях. Однако некоторые моменты следует уточнить. Автор описания отмечает, что в дождливое время путь на верхний город становится настолько скользким, что для подъема требуется палка с железным наконечником. Сибирские летописи сообщают информацию о том, что в 1671 г. в Тобольске на Базарном (Прямском) взводе была построена лестница [5]. Так как автор описания не упоминает о такой лестнице, то, судя по всему, рукопись была составлена ранее 1671 г. Такой вывод подтверждается ещё одним фактом. В 1672 г. сгорела Вознесенская церковь и восточная стена города. И сразу же построили новую Вознесенскую церковь на месте угловой башни, а восточную городскую стену восстановили без башен. В итоге, в городской стене осталось всего 7 башен. Так как немецкий офицер упоминает о 9 башнях, то, следовательно, свое описание он составил ранее 1672 г.

Автор описания приводит ряд характеристик, которые он зафиксировал при личных наблюдениях. Например, он отметил, что острог сделан из бревен, лежащих друг на друге, «как строят избы». Наверху деревянной стены «находится крытая галерея, в которой вырублены бойницы». Он описывает способ перевозки соколов «благородным образом» в ящике, изнутри и снаружи обитым войлоком или сукном. Описывая нижний город, он сообщает, что весною во время половодья дома в нижнем городе стоят глубоко в воде, а «по всем улицам от дома к дому приходится ездить на лодке».

81

Немецкий офицер дал довольно обширное описание быта татар и бухарцев, живущих в Тобольске. Он описывает их жилища: у татар – юрты (в юрте он сам жил), у бухарцев – деревянные дома с большими окнами и дверями. Рассказывает об отопительных устройствах в домах, одежде, еде и т.п. (в этом его наблюдения имеют определенную ценность даже для современного этнографа). Следует также отметить и тот факт, что автор описания приводит небольшие списки слов: пермяцкие – 25 и татарские – 66 штук.

Подробно описывает он торговлю в Тобольске, упоминая не только местные товары и продукты (особенно восхищаясь продажей ещё живой рыбы из бочек с водой), но и товары, привозимые из далеких стран, в частности, рассказывая о том, как бухарцы привозят в Тобольск Китайские товары.

Большой интерес представляют краткие записи о реках и местностях Тобольского края и Сибири. Приведем некоторые из них: – река Тобол течет с юго-запада, с гор в Калмыцкую землю, течет через степь в Сибирь…; –… река Иртыш вытекает также с гор в Калмыцкую землю с юга, также течет степь до самой Сибири… и затем очень криво течет на северо-запад…; возле Тобольска соединяется с р. Тобол и течет на север, впадая в реку Обь около Березова; –… река Обь, которая… имеет исток неподалеку от Китая и затем впадает в Мангазею, которая имеет свой выход в Вайгач, неподалеку от Новой Земли…; –… есть ещё одна провинция и город Лена… для того, чтобы проехать в Лену из Тобольска, нужно быть в пути целыми годами…; –.. на востоке Сибирь граничит с государством Китайским…

Рассматривая географическую информацию, представленную в «описании путешествия иностранца», особенно относящуюся к Сибири, невольно возникает вопрос об источнике такой информации. Автор описания отметил, что «страна Сибирская очень велика, простирается на север и северо-восток». Направления течения крупных рек (Тобол, Иртыш, Обь и др.), зафиксированные в описании, по результатам нашего анализа оказались полностью соответствующими данным карты Сибири 1667 г, обычно именуемой картой Годунова тобольского стольника и воеводы, тщанием которого и была составлена эта карта. Карта Сибири 1667 г. известна только по копиям: трем – шведским, одной – немецкой и двум – русским. Обе русские копии были сделаны С.У. Ремезовым на рубеже XVII–XVIII вв. [6]. В целом, все эти копии показывают идентичность за немногими незначительными отличиями, в основном, транскрипционного характера. Карта Сибири 1667 г. давала общее представление о Сибирских землях, включая крупные реки. Именно взаимонаправленность крупных рек и находит отражение в «описании путешествия иностранца». Создается твердое убеждение, что тексты в его описании писались именно с этой карты, глядя на неё. В текстах, описывающих Сибирь в целом, немецкий офицер записал около полутора десятков топонимов (р. Обь, г. Томск, г. Березов, Китайская земля, р. Лена, о. Новая Земля, р. Мангазея и др.). И, за исключением трех топонимов, все другие имеются на карте Сибири 1667 г. Два топонима – г. Тара и Даурия – не надписаны непосредственно на карте Сибири 1667 г., но имеют к ней непосредственное отношение. Дело в том, что на оригинале карты Сибири 1667 г. имелась описательная часть чертежа, которая отсутствует на известных копиях чертежа Сибири 1667 г. Такое чертежное описание 1667 г. сохранилось [7]. И в оригинале его указано: «А околь того чертежу писано в клеймах, что и в сей росписи слово в слово». Вокруг чертежа Сибири 1667 г. было расположено 22 клейма. В каждом из них был написан текст, соответствующий 22 статьям росписи чертежа. В статье 12 упоминается интересующий нас топоним – Даурский городок, Даурский волок. А в статье 19 несколько раз фигурирует и другой топоним – г. Тара. Кстати, следует отметить, что г. Тара значком города показан на сохранившихся копиях чертежа Сибири 1667 г., но только надпись с названием города по какой-то случайности отсутствует на карте. Таким образом, автор «описания путешествия иностранца» при написании своих географических данных пользовался чертежом Сибири 1667 г. с текстовой его частью. И лишь один топоним – остров Вайгач – не фигурирует ни на карте Сибири 1667 г., ни в его описании. Однако, учитывая определенную эрудицию немецкого офицера в области географии и его интерес

82

к географическим картам, можно предположить, что он мог быть знаком с картой Московии, составленной Антонием Дженкинсоном ещё в 1562 г., на которой нанесены надписи острова Новая Земля и Вайгач. Новая Земля показана на карте Сибири 1667 г. с четко записанной надписью. Поэтому немецкому офицеру не составило труда использовать в своих записях тандем топонимов – Новая Земля и Вайгач, расположенных по соседству.

Автор «описания путешествия иностранца» упоминает в тексте 13 народов. О четырех из них он мог получить сведения при проезде по маршруту следования (пермяки, зыряне, кунгурцы, вогулы). Ещё о трех народах он собрал информацию, непосредственно проживая в Тобольске (остяки, татары и бухарцы). А ещё шесть народов (киргизы, башкиры, самоеды, калмыки, монголы, китайцы) фигурируют в надписях на карте Сибири 1667 г. Следует отметить, что наиболее подробно немецкий офицер дал описание калмыков, информацию о которых он получил от еврея, сделавшегося калмыцким священником.

В завершении, остановимся на вопросе о том, где побывал в Сибири (кроме Тобольска) немецкий офицер. В заголовке описания он указал, что дает «описание нашего далекого путешествия из Москвы через город Тобольск». Судя по этой фразе, он после прибытия в Тобольск, спустя некоторое время, ездил ещё в какие-то местности Сибири. В самом конце описания он перечисляет «главнейшие реки этого путешествия». В таком списке находится 13 названий рек. Из них 11 – относятся к районам на маршруте от Москвы до Тобольска. И только на Обь и Мангазею можно было попасть после посещения Тобольска. Поэтому можно предположить, что немецкий офицер из Тобольска совершил ещё поездку по р. Обь до Мангазея. Такое предположение весьма справедливо, так как автор «описания путешествия иностранца» в своих записках об этих районах приводит большое количество сведений, которые можно получить при личных наблюдениях, например, о вогульских зарубках на девере на месте добычи зверя, о подстригании волос у остяков на два пальца над ушами, о покраске женщинами ногтей в красный цвет и др.

Таким образом, наш анализ «описания путешествия иностранца» позволяет характеризовать немецкого офицера, автора описания как высокообразованного по тем временам человека, знакомого с географией и географическими картами, любознательного и наблюдательного, сохранившего в своих записях немалое количество сведений о сибирских народах и уровне географических представлений о Сибири того времени. В своем описании немецкий офицер отразил знания, зафиксированные в русском чертеже Сибири 1667 г., тем самым передал эту информацию в Европу.

1. Колбас В. С., Зиновьев А. П. «Сказания» иностранцев XVI–XVII веков об Урале. – Пермь, 1998. 2. Черняк Е. В. Новые сведения о дневнике путешествия в Сибирь неизвестного иностранного автора в

1666 г. // Российское государство XVII–начало XX вв. Экономика, политика, культура. – Екатеринбург, 1993.

3. Алексеев М. П. Неизвестное описание путешествия в Сибирь иностранца в XVII веке // Исторический архив. – M., 1936. – Т. 1. – С. 97–194.

4. Карелин В. Г. Бабиновская дорога глазами иностранца середины XVII века // Верхотурский край в истории России. – Екатеринбург, 1997. – C. 38–44.

5. Сибирский летописный свод // Полное собрание русских летописей. – Т. 36. Сибирские летописи. – М., 1987. – С. 208.

6. Гольденберг Л. А. Изограф земли Сибирской. – Магадан, 1990. 7. Гольденберг Л. А. Подлинная роспись чертежа Сибири 1667 г. Труды института истории естествознания

и техники АН СССР, 1962. – Т. 62. – Вып. 3. – C. 252–271. * Так для краткости далее будем называть описание неизвестного иностранца.

Климов И. П.

УРАЛЬСКИЕ ТРАНСПОРТНИКИ В РЕВОЛЮЦИЯХ 1917 ГОДА

83

Вопрос о позиции транспортников в политической жизни Российского общества в революционный 1917 год нуждается в дальнейшем изучении и обстоятельном анализе. Имеющиеся сведения по нему в опубликованной литературе крайне скудны и противоречивы. В исследованиях советского периода доминировала точка зрения, что широкие массы работников железнодорожного и водного транспорта принимали активное участие в Февральской и Октябрьской революциях, играли опорную роль в формировании рабочих депутатов, а после установления советской власти решительно ее поддержали [1]. В работах 1990-х гг. высказывалась мысль, что рабочие в период войн и революций (1914–1920) были расколоты по сословному, религиозному, национальным признакам и что их отношение к происходящим в России переменам было далеко неодинаковым [2].

Рассмотрим данную проблему в региональном аспекте на примере одного из крупнейших в России Уральского экономического района. В 1917 г., по нашим подсчетам, во всех отраслях уральского транспорта было занято 35,5 тыс. чел. Доля транспортников составляла примерно 10% к общей численности рабочих Урала. Февральскую революцию 1917 г. уральские транспортники в большинстве своем поддержали. Их привлекало заявление Временного правительства о намерении предоставить населению широкие демократические свободы, отменить все сословные ограничения, начать немедленную подготовку к созыву на началах всеобщего, равного и прямого голосования Учредительного собрания, которое должно было принять конституцию страны, а также решить злободневные экономические и социальные вопросы [3]. Им импонировало заверение министра путей сообщения Н. В. Некрасова, что Временное правительство пересмотрит материальное и пенсионное обеспечение транспортников, устав железнодорожной службы, признает за всеми железнодорожниками гражданские права, обеспечит их участие в органах управления и реализацию других демократических требований [4].

За политическое влияние на транспортников развернулась борьба между политическими партиями. Заметим, что освещение вопроса о партийной принадлежности транспортников представляет значительные трудности. Попытка реконструировать состав уральских партийных организаций осложняется тем, что делопроизводство местных партийных комитетов не сохранилось, списки членов большинства организаций отсутствуют, а в тех списках, которые обнаружены, социальная принадлежность лиц, в них входивших, часто не указывалась. Есть лишь разрозненные сведения об отдельных транспортниках и некоторых партийных ячейках. Они касаются, в основном, социал-демократических организаций, придерживавшихся большевистской программы. Да и они не дают полной картины, касаясь, в основном, наиболее крупных транспортных предприятий (железнодорожных узлов, затонов). Из очерков истории партийных организаций Екатеринбурга следует, что большевистская организация екатеринбургского железнодорожного депо к октябрю 1917 г. насчитывала в своих рядах около 1000 коммунистов. Коммунисты-железнодорожники составляли треть партийной организации Екатеринбурга. В июне 1917 г. в Железнодорожной районной большевистской организации Перми на учете состояло 150 коммунистов [5]. В Челябинской большевистской организации в декабре 1917 г. коммунисты-железнодорожники составляли 70% (1022 человека), ячейка РСДРП(б) станции Зуевка объединяла 60 чел. [6]. В исследовании И. В. Нарского «Русская провинциальная партийность. Политические объединения на Урале до 1917 года» содержатся факты о вхождении транспортников в организации «Союз русского народа», эсеров и другие политические партии [7]. В политическом противоборстве за транспортников больше преуспели эсеры. Им удалось, по данным Н. Хрулева, И. Альфа, привлечь на свою сторону «значительное число железнодорожников» [8].

Проведенный нами анализ позиции уральских транспортников показывает, что основная масса рабочих и служащих транспортных предприятий отдавала предпочтение созданию профессиональных объединений, призванным защищать их материальные и

84

бытовые интересы. Это подтверждается и тем, что профессиональные объединения транспортников на Урале возникли, в основном, после Февральской революции. Так, профсоюз водников (судовые рабочие) организовался в марте, профсоюз железнодорожников – в июне, профсоюз работников местного транспорта (ломовые рабочие) – в мае 1917 г. По нашим подсчетам, в октябре 1917 г. в них состояло 13 439 членов [9].

1 июля 1917 г. на втором делегатском съезде Пермской дороги был избран Главный дорожный комитет (ГДК), который стал исполнительным органом профсоюза магистрали. В состав ГДК вошли слесарь депо Ю. В. Рудый, старший дорожный мастер 9-го участка службы пути Тагильцев, табельщик Екатеринбургских мастерских Щепочкин, помощник начальника 3-го участка службы пути Крылов, машинист холодильного резерва Квятковский и другие [10]. Подобные съезды состоялись на других железных дорогах России, что создало предпосылки для созыва в августе 1917 г. учредительного железнодорожного съезда в Москве, где был избран Всероссийский исполнительный комитет союза железнодорожных рабочих и служащих (Викжель), ставший руководящим центром, объединившим профессиональные организации железнодорожников страны [11].

Основной особенностью политического положения в стране было своеобразное переплетение властей. Наряду с Временным правительством, которое опиралось на местах на губернских уездных комиссаров, земские управы и городские думы как в центре, так и регионах, шел процесс формирования Советов рабочих и солдатских депутатов, в который были вовлечены и транспортники. В Совет рабочих депутатов г. Оренбурга железнодорожники делегировали 29 депутатов. Председателем Совета был избран токарь Оренбургских железнодорожных мастерских А. А. Коростелев [12]. Судоремонтные рабочие Тюмени вместе с металлистами, деревообделочниками участвовали в формировании Тюменского Совета рабочих депутатов [13]. В марте 1917 г. железнодорожники Ишима сформировали на железнодорожном узле самостоятельный Совет железнодорожных депутатов (Совжелдеп) [14]. Советы рабочих депутатов водного транспорта были образованы на пристани Левшино и в Заозерском затоне Камского речного бассейна [15]. Поскольку большая часть транспортных предприятий раньше принадлежала государству и после свержения самодержавия оказалась без руководящего центра, в обстановке двоевластия Советы транспортных депутатов стали одним из организаторов транспортного хозяйства.

Опираясь на профсоюзные организации и Советы, транспортники добивались установления 8-ми часового рабочего дня, повышения заработной платы, введения оплаты за сверхурочные работы и двойной оплаты в праздничные дни. По мере роста политической активности стали формироваться органы рабочего контроля. В ряде мест их деятельность выходила за рамки осведомительного контроля. Были зафиксированы случаи отстранения администрации от управления. Так, особое совещание Пермской железной дороги, сформированное на представительной основе 14 марта 1917 г., признало начальника дороги А. Н. Тихомирова «не соответствующим в переживаемое время своему назначению» и путем закрытой баллотировки избрало на эту должность на альтернативной основе инженера путей сообщения Н. И. Бобина [16].

Тем временем, экономическая обстановка на транспорте все больше ухудшалась. Сказывалась нестабильность политической ситуации. Временное правительство многих своих обещаний не выполнило. Отсутствие конкретных практических действий не могло не сказаться на состоянии экономики. К осени 1917 г. Россия оказалась на грани экономической катастрофы. Состояние транспорта в 1917 г. исследователями оценивается как переходное от «кризиса к хаосу» [17]. Этот вывод подтверждается и уральскими данными. Начиная с весны наблюдается резкое понижение объема грузоперевозок на Пермкой и Самаро-Златоустовской железных дорогах [18]. Из-за нехватки топлива многие уральские предприятия работали с перебоями. В тяжелом положении оказались

85

Лысьвенский, Невьянский, Нижне-Тагильский и Алапаевский заводы. Из-за расстройства работы железнодорожного транспорта заводы не могли осуществить перевозки даже имевшегося топлива. В апреле 1917 г. для перевозки дров требовалось 5 685 вагонов, а было выделено только 1 590, что составляло 28% от потребностей [19]. На Самаро-Златоустовской железной дороге к октябрю 1917 г. удельный вес неисправных паровозов достиг 35–40% [20]. Расстройство работы транспорта ухудшило материальное положение рабочих, усилилась социальная напряженность. В сентябре 1917 г. по стране прокатилась всеобщая железнодорожная забастовка, которая захватила и Урал [21]. Нам представляется оправданной точка зрения историка В.П. Булдакова, считающего, что кризисное состояние транспорта во многом предопределило революционный взрыв в России в октябре 1917 г. [22].

Октябрьские события 1917 г. в Петрограде вызвали у транспортников региона неоднозначную реакцию. По отношению к советской власти рабочих и служащих транспорта можно подразделить на три группы. Первая группа – старшие служащие аппарата управления железных дорог и пароходных компаний, руководители транспортных служб и отделов – встретила известия о социалистической революции враждебно. Она не признала легитимность произошедших политических перемен и откровенно саботировала принимаемые органами советской власти решения [23]. Вторая группа, которая состояла, главным образом, из малоквалифицированных и полуквалифицированных рабочих, недавно пополнивших ряды пролетариата, в наибольшей мере испытавших на себе тяготы Первой мировой войны и негативные последствия непопулярной социальной политики Временного правительства, сразу же восприняла большевистские лозунги и высказалась за решительную поддержку советской власти. В этой группе под воздействием революционных лозунгов оказалась и часть квалифицированных рабочих [24]. Так, рабочие Пермского судомеханического завода «Товарищества Ф. и Г. Каменские и Н. Мешков» в решении, принятом на общем собрании 27 октября 1917 г., записали: «Приветствуем товарищей петроградцев, сумевших вырвать власть из рук правительства Керенского и буржуазии. Мы обещаем новому революционному правительству свою полную поддержку» [25]. В третью группу входили управленцы среднего звена, инженерно-технические работники, основная масса квалифицированных рабочих и служащих. Они поддержали позицию Викжеля, который, угрожая всеобщей железнодорожной забастовкой, потребовал прекратить гражданскую войну, выдвинул идею создания однородного социалистического правительства и настаивал на передаче ему управления железнодорожным хозяйством [26].

Позицию Викжеля по основным вопросам текущего момента поддерживал Главный дорожный комитет Пермской железной дороги. Он не согласился лишь с предложением о проведении всероссийской железнодорожной забастовки. В ответе ГДК на телеграмму Викжеля говорилось: «признать правильным требование Викжеля об установлении твердой революционно-социалистической власти, представляющей все социалистические партии, но сам ультиматизм, базирующийся на всеобщей забастовке, считать в данный момент недопустимым» [27]. Свое несогласие с проведением всеобщей забастовки ГДК мотивировал тем, что: 1) всеобщая забастовка неминуемо вовлечет в гражданскую войну всю страну; 2) забастовка приведет к расколу в среде самих железнодорожников.

Бойкот старого административно-управленческого аппарата на транспорте советская власть преодолевала, опираясь на революционные комитеты, которые первоначально формировались на местах как временные органы до создания постоянных властных структур. В Уральском регионе были учреждены губернские, уездные, городские ревкомы, на железных дорогах и крупных железнодорожных узлах были сформированы самостоятельные транспортные ревкомы. В состав ревкома Пермской дороги вошли Ю. В. Рудый (председатель), А. И. Емшанов (товарищ председателя), Сыренщиков* (секретарь), Рихтер*, Щепочкин* (члены) [28]. Используя волевые методы, ревком предпринял попытку немедленно взять работу транспортных предприятий, а также оперативное

86

руководство движением поездов под свой контроль. Он назначил комиссаров в службы движения, тяги, на телеграф [29].

В противостоянии старого аппарата управления дороги и ревкома многое зависело от позиции рабочих организаций и, прежде всего, от Главного дорожного комитета. Но политическая позиция ГДК в оценке сложившейся политической ситуации оказалась раздвоенной между его правым и левым крылом. Правое крыло ГДК, представленное меньшевиками и эсерами, не согласное с захватом власти большевиками, стремилось всячески торпедировать решения ревкома. По основным вопросам, затрагивавшим оценку текущего момента, оно разделяло позицию Викжеля. Противоборство между партийными функционерами ГДК не ослабело и после того, как требования Викжеля были отвергнуты Совнаркомом. Правое крыло ГДК искало удобный случай, чтобы придать Главному дорожному комитету необходимую для него «политическую физиономию». Проявляли невыдержанность и большевики. Они применяли методы давления, отставок, проволочек. По свидетельству очевидцев, беспартийные члены комитета колебались, поддерживая то правую, то левую сторону [30].

Лишь к январю 1918 г. советской власти удалось склонить на свою сторону Главный дорожный комитет и основную массу железнодорожников. Деятельность аппарата управления Пермской железной дороги, созданного при Временном правительстве, была полностью прекращена и началось формирование советской системы управления. Аналогичные процессы происходили на речном транспорте региона.

Таким образом, позиция транспортников в революционных событиях 1917 г. адекватно отражала полигранную политическую конъюнктуру переживаемого страной и обществом периода.

1. Орлов Б. П. Развитие транспорта СССР 1917–1962. – М., 1963. – С. 12–13; Из истории Урала. Сборник ст. – Свердловск, 1960. – С. 285.

2. Фельдман М. А. Рабочий класс Урала в контексте модернизации в 1900–1940 гг. // Урал индустриальный: Третья региональная научная конференция. – Екатеринбург, 1999. – С. 353.

3. Вестник Временного правительства 1917. – 5 марта. – № 1. 4. Пушкарева И. М. Железнодорожники России в буржуазно-демократических революциях. – М., 1975. –

С. 337. 5. Пермская областная организация КПСС: Хроника. – Пермь, 1983. – С. 45. 6. Малафеев Л. Ф. К вопросу о численности партийных организаций Урала в период с октября 1917 года

до июня 1918 года // Победа Октябрьской революции на Урале и успехи социалистического строительства за 50 лет советской власти. – Свердловск, 1968. – С. 60, 69.

7. Нарский И. В. Указ. соч. – Ч. 2.– Челябинск, 1995. – Приложения № 9, 10, 13. 8. Хрулев Н., Альф И. Железнодорожники в революционном движении // Железнодорожник. 1927. – № 12.

– С. 23. 9. Подсчитано по: Рабочий класс Урала в годы войны и революции. В докум. и материалах. – Т. 3. – С. 33. 10. ГАСО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 463. Л. 96. 11. Большой энциклопедический словарь. – Т. 1. – М., 1991. – С. 218. 12. Дударь В. И. Борьба за установление и упрочение Советской власти в Оренбуржье. – Оренбург, 1967. –

С. 12. 13. Рощевский П. И. Октябрь в Зауралье. – Тюмень, 1959. – С. 22. 14. Ашкиназе Д. Железнодорожники Ишима в борьбе за власть Советов (1917–1919 гг.). – Тюмень, 1961. –

С. 13. 15. Дубилет Н., Золотов А., Ремезов В. Кама – река-труженица. – Пермь, 1972. – С. 32–33. 16. ГАСО. Ф. Р–65. Оп. 1. Д. 463. Л. 7–9. 17. Сенин А. С. Железные дороги в марте – октябре 1917 г.: от кризиса к хаосу // Вопросы истории. – M.,

2004. – № 3. – С. 32-54. 18. Известия ИКСЖД Пермской дороги. 1918. – 7 ноября. – № 55. 19. Запарий В. В. Черная металлургия Урала XVIII–XX вв. – С. 135. 20. Метельков П. Ф. Железнодорожники в революции. Февраль 1917 – июнь 1918. – М., 1970. – С. 154. 21. Большевики Урала в борьбе за победу Октябрьской социалистической революции. – Свердловск, 1957. –

С. 180–181; Борьба за власть Советов в Тобольской (Тюменской) губернии (1917–1920). – Свердловск, 1967. – С. 81–82.

22. Булдаков В. П. У истоков советской истории: путь к Октябрю // Вопросы истории. – M., 1989. – № 10. – С. 67.

23. ГАСО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 32. Л. 65 об. – 66.

87

24. Рабочий класс Урала в годы войны и революции. В документах и материалах. – Т. 3. – С. 5. 25. Пролетарское знамя (Пермь). 1917. – 1 ноября. – № 3. 26. Декреты Советской власти. – Т. 1. – М., 1957. – С. 131, 132; Минц И. И. История Великого Октября. – Т.

3. – С. 157–158 27. ГАСО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 463. Л. 163. 28. ГАСО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 463. Л. 178–178 об. 29. Там же. 30. Чащихин А. Краткие очерки по истории профессионального союза на Пермской железной дороге. –

Свердловск, 1927. – С. 45–47.

Козлова В. Л., Коновалова Е. Н.

БЫТ И НРАВЫ СУРГУТСКОГО КАЗАЧЕСТВА В ВОСПРИЯТИИ Ф. К. ЗОБНИНА

Научное открытие Сибири началось с глубокого и устойчивого интереса к культурам экзотических народов, о которых с древности на Руси ходили легенды. Между тем и формировавшиеся здесь со времен похода Ермака русское население на новых для него пространствах утверждало свою культуру, принесенную с материнской европейской территории. Сохраняя свои традиционные черты, культура русских в новых для нее условиях в то же время получила импульс к развитию под влиянием местных факторов, таких, как природно-климатические условия, малонаселенность, этническое окружение.

Между тем по инерции долгое время культура русских в Сибири продолжала восприниматься как «обыкновенная» и поэтому не привлекала к себе внимание исследователей. Лишь в XIX в., особенно со второй его половины, случился своего рода прорыв: общественный интерес повернулся лицом к феномену по имени «традиционная культура русского населения Сибири».

Особые испытания выпали на долю русского человека, выходца с европейской прародины, в северных регионах Сибири. Масштабность слабозаселенных пространств, особая суровость климата, самодийское (ненцы, селькупы) и угро-финское (ханты, манси) этническое окружение – все это учило гибкости, стойкости, мужеству, выносливости.

Более или менее глубоко проникнуть в жизнь русских людей на сибирском Севере могли прежде всего те исследователи, которые оказывались на достаточно продолжительное время в этих же условиях и, следовательно, имели возможность изучить эту жизнь стационарно в процессе личного наблюдения. Это либо уроженцы Сибири, такие, как Х. Лопарев (с. Самарово) [1], либо ссыльные, такие, как В. В. Бартенев (Обдорский край) [2], К. В. Гамолецкий (Демьянская волость) [3], И. Я. Неклепаев [4] и С. П. Швецов (Сургутский край и г. Сургут) [5]. Довольно скромное место в этом ряду принадлежит известному исследователю быта русского населения Сибири Ф. К. Зобнину.

Зобнин Филипп Кузьмич родился 5 октября 1868 г. в крестьянской семье (с. Усть-Ницинское Усть-Ницинской волости Тюменского округа) Тобольской губернии «Это старинное крестьянское селение находится в Сибири при слиянии р. Ниццы с Турой. Жители Усть-Ницы, старожилы-крестьяне, вели свой род от предков, поселенных здесь еще в первой половине XVII в. в качестве монастырских крестьян архиепископом Тобольским и Сибирским Киприаном [6]. В июне 1888 г. Зобнин окончил учительскую семинарию и был назначен учителем в Сургутское мужское приходское училище, а в 1891 г. – переведен в Курганское училище учителем старшего отделения, где проработал до 1895 г. С 16 января1895 г. по 13 октября 1918 г. Ф. Зобнин служил по Управлению акцизными сборами, до августа 1900 г. – в Западной Сибири и Семипалатинской области, занимая должности старшего контролера, делопроизводителя, младшего и старшего помощника надзирателя и бухгалтера Томско-Семипалатинского губернского акцизного управления. Затем он работал в Институте исследования Сибири (г. Томск) в должности младшего помощника заведующего библиографическим бюро. Кроме того, Ф. Зобнин учительствовал в школах г. Томска. В 1927 г.он вышел на пенсию. Умер Ф. К. Зобнин 8 ноября 1930 г.

88

С 1888 г. Зобнин по заданию РГО изучал крестьянский быт и историю Западной Сибири, климат Сургутского края, собирал другие материалы краеведческого содержания, собирал и записывал сказки, поговорки, песни, стихи, которые составили три тетради [7]. Научной деятельностью Зобнин начал заниматься, будучи еще молодым человеком, во время работы учителем Сургутского приходского училища. Он являлся одним из основателей Семипалатинского подотдела Русского географического общества. В число членов-сотрудников РГО Зобнин был избран 15 декабря 1897 г., а 8 ноября 1900 г. – в действительные члены. За работу «Наблюдения и замечания о народном быте Томской губернии» в 1891 г. РГО удостоило его серебряной медали. Многие работы Зобнина были опубликованы в журнале «Живая старина»: «Игры в слободе Усть-Ницынской Тюменского уезда» (1896), «Усть-Ницинская слобода Тюменского уезда» [8] (1899). Работа Зобнина «Из года в год. Описание круговорота крестьянской жизни в селе Усть-Ницынском Тюменского уезда» [9] (1894) в 1895 г. была удостоена РГО второй серебряной медали «За полезные труды». Редакция журнала “Живая старина” выразила «глубокую благодарность даровитому автору» за «прекрасную, столь же художественную, сколько и научную статью» [10].

Свои статьи Зобнин помещал также на страницах сибирских газет и журналов «Тобольские губернские ведомости», «Сибирский листок» (Тобольск); «Сибирская газета», «Сибирская жизнь», «Сибирский наблюдатель» (Томск); «Восточное обозрение» (Иркутск); «Степной листок», «Степной край», «Записки Семипалатинского подотдела Русского географического отдела», «Алтайская жизнь», «Голос Алтая» (Барнаул); «Народная летопись», «Обская жизнь» (Ново-Николаевск), «Сибирские записки» (Петербург). Тяготение к публицистике было сильной чертой его натуры. В статьях он помещал материалы, освещающие крестьянскую жизнь, явления природы и быта, почерпнутые автором из соприкосновения с народной жизнью Сибири. Многие статьи он подписывал псевдонимами. Самый ранний из многих литературных псевдонимов Ф. В. Зобнина – «К. Мирович». Так он подписывался в рукописном журнале «Семинарист», который редактировал в годы учебы в Омской учительской семинарии [11].

Филипп Кузьмич был дружен со знаменитым сибирским ученым и общественным деятелем Г. Н. Потаниным [12]. В журнале «Живая старина» в 1899 г. (Вып. 4. С. 487-518.) была опубликована их совместная работа «Список тобольских слов и выражений, записанных в Тобольском и Тюменском, в Курганском, Тарском и Сургутском округах (в двух первых – д. чл. Паткановым, в трех последних – чл. сотр. Зобниным) и приведена в алфавитный порядок студ. и. Спб. унив. Николаевым». Представленный в «Списке» лексикон русского населения Западной Сибири и Южного Зауралья содержит большое количество заимствований из хантыйского, мансийского и татарского языков. Сегодня этот труд не утратил своей историко-культурной ценности. С конца 1925 по 1926 г. Зобнин состоял сотрудником газеты «Советская Сибирь» и был зарегистрирован редакцией «Советской Сибирской энциклопедии» в качестве сибирского деятеля, достойного быть отмеченным в названной энциклопедии.

К теме нашего исследования имеют отношение те материалы, которые собрал и представил Зобнин в РГО по Сургутскому краю в результате нескольких лет жизни и работы в качестве учителя приходского училища. Это записанная им в Сургуте сказка «О трех братьях [13]», «Заметки о климате Сургутского края (Летучая заметка) [14]»,. «Вскрытие и замерзание реки Оби около г. Сургута (61°17' сев. шир.) [15], (147-14 Особ9.), а также опубликованные на сей день статьи «Краткие заметки относительно домашнего быта жителей Сургута» [16] и «Умственное и нравственное развитие жителей г. Сургута» [17]. Две последние работы и являются предметом нашего анализа.

В «Кратких заметках относительно домашнего быта жителей Сургута» автор начинает описание с определения типов жилья, распространенных в русской среде сургутян конца XIX в., в том числе и среде казачества. Зобнин называет два типа жилых построек: пятистенок и связной дом. Эти же два типа жилищ сургутян описаны также С.

89

П. Швецовым, который отбывал здесь ссылку приблизительно в то же время [18]. Преимущество материалов Зобнина в этом отношении состоит в том, что он подробно, достаточно скрупулезно дает описание жилья с приложением двух планов усадьбы и детальным представлением не только внутреннего устройства жилых помещений, но и их интерьера и всей усадьбы с хозяйственными постройками.

Далее предлагаем «расшифровку» содержания выполненных Зобниным планов [19]. Первый вариант (тип) представляет собой план пятистенного небольшого, т.е. типичного для г.

Сургута, пятистенного дома. Здесь обозначены две половины, разделенные капитальной стеной. В большей половине («чистой комнате») дощатой перегородкой разделены «казёнка» и комната без названия (она просторнее казёнки). В этой последней 4 окна (2 из них выходят на улицу, 2 – во двор), печка, диван, 2 стола (один из них – угловой). Все это позволяет предположить, что помещение выполняло роль горницы. В казёнке размещены печка (общая с горницей, но топка выходит в казёнку), кровать, 3 ящика, 2 стола. Одно из двух окон выходит на улицу. Меньшая половина состоит из кухни («курни», «стряпки») и прихожей. В кухне господствующее положение занимает печь. Её размеры внушительны. Кроме того, здесь обозначены 2 стола и 3 лавки, одна из которых традиционно примыкает к печи. В прихожей располагаются диван и ящик. К прихожей примыкает не названное автором помещение, скорее всего, сени, совмещенные с кладовкой (она и обозначена, и названа). В плане обозначены и другие помещения крестьянской усадьбы: два смежных амбара и баня. За ними находится огород. Наибольшее внимание автор уделяет бане. В ней обозначены предбанник (не назван), а в основном помещении – печка, полок, лавка и место для емкости с холодной водой.

Второй вариант (тип) представляет более внушительный тип усадьбы (дом, сторонняя, хозяйственные постройки, двор с поленницами дров, но почему-то без бани).

Принципиально новым здесь является то, что кухня представляет собой отдельное строение, отстоящее от жилого помещения на не обозначенное автором расстояние. Отсюда её вполне мотивированное название – сторонняя. Сторонняя разделена капитальной стеной на две части. В основном помещении располагается кухня, где центральное положение занимает печь с примыкающей к ней лавкой. Слева от печи по углам – два стола и еще одна лавка (напротив топки). Вход в кухню – из сеней (не названы) с примыкающей к ним кладовой. Стороннюю, как замечает Ф. Зобнин, имеет большая часть жителей Сургута. Именно там выполняется вся черная работа по хозяйству (печение хлеба, приготовление пищи для семьи и пойла – для скота.) К «сторонней» примыкает амбар, названный в плане новым. Далее по периметру - 3 хлева (для телят; для коров; для овец). Вся эта часть двора, которую можно назвать хозяйственной, отделена от остальной его части воротами («большие ворота»). Слева в хозяйственной части двора – огород.

Жилой дом, скорее всего, тоже является пятистенным, но капитальная разделяющая стена здесь не обозначена. Основная половина дощатой перегородкой разделена на две неравные части. В большей из них обозначен мягкий диван и 4 стола, причем один из них – угловой. Одной из сторон сюда выходит печь для обогрева смежной комнаты. Над столом в левом простенке – зеркало, рядом с диваном – лампа на стене. Два дивана, причем один из них – мягкий, а также лампа в «горнице» - свидетельства определенного достатка.

Казёнка вмещает в себя кровать с «занавесью», 3 ящика, шкаф и печь, большую по размерам, чем в смежной комнате. К казёнке примыкает еще одна комната с диваном, тремя столами и рукомойником. В эту комнату выходит дверь из прихожей (она здесь обозначена, но не названа) В прихожей – большой ящик. К прихожей примыкают сени с кладовой.

Из последующего повествования можно предположить, что в Сургуте были и другие типы жилого помещения. Так, по свидетельству Зобнина, если предвиделось заранее «сожительство» двух семей (родных братьев с семьями или чужих друг другу «бедных обывателей», то каждая половина жилого дома имела отдельный вход [20].

При описании интерьера дома автор обращает внимание на обилие икон независимо от материального положения сургутян. Комната, увешанная иконами, обычно в доме одна – так называемая «чистая», и иконы в ней, начинаясь от переднего угла, где находится особенно чтимая или особенная ценная икона, занимают часто обе стены до порога [21]. Свидетельством набожности сургутян являются и многие ритуальные действа. Так, автор отмечает стремление перед каждым образом повешать лампаду, а перед праздником – отслужить молебен или всенощную перед главной иконой в доме [22]. Кроме того, об определенном пиетете перед иконой говорит и обычай, оберегающий ритуальную комнату от обыденности. Так, считалось предосудительным «вносить в эту комнату самовар, постоянно жить в ней, обедать, ужинать, готовить кушанье» [23].

Другие источники отмечают уважительное отношение сургутян к церкви, к духовенству [24]. С. П. Швецов также свидетельствует, что они сургутяне придавали

90

большое значение обрядовой стороне религиозной жизни: «…они усердно посещают церковь, строго соблюдают посты…» [25]. Все это – свидетельства того, что вера православная в Сибири за прошедшие столетия пустила глубокие корни, в том числе и в казацкой среде Сургута.

Таким образом, жилища русского населения Сургута отличались пространностью и многокамерностью. Этому, несомненно, способствовали благоприятные природные условия: строевой лес «самого высокого качества» был расположен близко к поселению [26]. Между тем на других территориях русского Севера наряду с двухкамерными были и однокамерные жилища. Так, по свидетельству Гамолецкого, в Демьянской волости, расположенной гораздо южнее Сургута, «…у многих жилье состоит из одной избы с сенями…» [27]. Как человек, родившийся и выросший в среде пашенных крестьян, Зобнин не мог не обратить внимание на отсутствие во дворах «летних колесных экипажей» (видимо, телег) [28], поскольку летом, в условиях длительного разлива, основным и единственным видом транспорта там была лодка [29]. И даже появление сухопутной дороги не могло повлиять на силу этой привычки [30].

Несомненную ценность представляет в этом разделе материал, описывающий виды лодок (каюк, лодка средней величины и облас), их функциональные различия и устройство. Значимость этой информации – в том, что она отсутствует, в частности, у Швецова, который в целом более подробно и широко характеризует хозяйственную жизнь сургутян. Не скрывая определенной досады, Зобнин отмечает почти полное отсутствие огородничества, между тем как культивируемый здесь картофель «дает блестящие урожаи» [31]. Что касается скотоводства, то и оно, в том числе у казаков, развито слабо [32].

В статье «Умственное и нравственное развитие жителей г. Сургута» Зобнин имеет в виду прежде всего казацкую часть населения города. Что касается «умственного развития», то автор отмечает в достаточной степени развитую грамотность: «безграмотный казак представляет собой исключительное явление» [33]. Для казацких детей, с одной стороны, существует «домашнее обучение», кроме того, большая часть детей поступает в казенное училище [34]. В Сургуте два училища – мужское и женское, однако девочек, по словам автора, казаки учат менее охотно, впрочем, так же, как и крестьяне.

Большая часть материала этого раздела посвящена вопросам «нравственного развития» казака. Предварительно заметим, что не все качества сургутского казачества, на которых в этом разделе Зобнин сосредоточил свое внимание, заслуживает нравственной оценки. Разговор на эту тему автор начинает с «важнейшей черты характера жителей Сургута – упорства и стойкости их в раз выработанных убеждениях» [35]. Обратимся к словарю В. И. Даля, современника Зобнина. Среди прочих значений слова «стойкий» находим там значение «настойчивый» [36]. Для слова «упорство» - строптивость, тупое упрямство [37]. Видимо, это последнее значение слова «упорство» автор и имел в виду, именно оно вызывает негативную оценку автора, поскольку казаки при этом, по убеждению автора, руководствуются соображениями выгоды [38], стремлением сохранить материальные привилегии («государево жалованье»). Этим и объясняет Зобнин протест казаков против причисления их к мещанскому сословию [39]. Однако попытаемся подойти к этому вопросу конкретно-исторически.

С самого основания Сургута (1594 г.) казаки были основной частью служилого люда. Они по праву считали себя продолжателями дела Ермака. Казацкая городовая команда с тех далеких пор бережно хранила память о подвигах предков и гордилась ими, осознавая и свою историческую миссию как миссию служения Отечеству. Важнейшим приобретением казачества как в Сибири вообще, так и в Сургуте были их особые права. В частности, оно пользовалось некоторой независимостью от местной администрации; у казаков была возможность за заслуги оказаться в боярских детях или сибирских дворянах; они имели право выходить в отставку [40]. С самого начала своего пребывания в Сибири

91

именно казаки выполняли множество функций, связанных с риском для жизни, длительными отлучками от дома, от семьи [41]. Служба их была и трудной, и опасной. Наверное, не случайно государство с самого начала взяло на себя материальное содержание служилых людей, в том числе – казаков: жалованье им было определено «и деньгами, и мукой, и крупой» из государевого хлебного запаса» [42]. В принципе этот порядок по инерции сохранялся на протяжении трех столетий вплоть до 1880-х гг., когда была упразднена казацкая команда и казаки были определены в мещанское сословие [43]. Между тем за столетия сибирской жизни казаки сформировались как субэтнос русского народа, важнейшим признаком которого явилось особое самосознание, вошедшее в генетическую память, обладающее большей силой консерватизма. О том, насколько глубоким было осознание своей исторической роли у казаков Сургута, говорит здесь Зобнин их же устами: «Не может быть, чтобы потомки Ермака были лишены своего звания» [44]. В этом, наверное, и надо видеть главную причину того, почему «мещанское звание казакам было ненавистно» [45].

Явный упрек Зобнина сургутские казаки заслужили и за то, что они «от всех прибывающих… разного звания и состояния лиц ничему не научились, не переняли никакого мастерства» [46]. Еще более откровенное осуждение сургутян (сословия не указываются) мы находим у другого очевидца, проведшего в сургутской ссылке несколько лет – Швецова: «Коренной сургутянин не чувствует никакой склонности к ремесленной работе…, хотя этого рода работа оплачивается хорошо» [47]. В частности, как уточняет автор, никто из местных жителей не занимается плотничеством. Все это дает основание Швецову говорить о таких «несимпатичных» чертах характера сургутян, как леность, презрение к труду и др. [48]. Однако следует заметить, что слабое развитие ремесел, было характерно и для других северных территорий региона. Так, например, в Демьянской волости, по свидетельству Гамолецкого, слабо развиты были кузнецкое, столярное, кадочное, горшечное ремесла [49]. И причина здесь, надо думать, общая для этих территорий: преобладание другого рода промыслов: охотничьего и рыбодобывающего. Однако применительно к сургутскому казачеству немалую роль в процессе отчуждения его не только от земли, но и от ремесел сыграл образ жизни – жизни «более или менее покойной, без обременительных трудов и забот о куске насущного хлеба» [50], жизни служилой.

Явно с позиций православной нравственности и нравственности крестьянской Зобнин осуждает сургутское казачество за его отрыв от земли–кормилицы: «… предки нынешних казаков, без сомнения, знали приемы земледелия и пр., между тем как в настоящее время сургутская казачка не имеет понятия о том, как изготовляется такой существенно необходимый для нее предмет, как холст» [51]. Автору материала, выходцу из традиционной крестьянской среды, трудно смириться с этим фактом, и он находит причину отчуждения казачества от земли в той же бывшей служилой жизни. Однако не только гарантированное содержание было тому причиной. Причинными факторами были особая суровость климата (Сургут был самым северным уездом в Зауралье) и поздний сход паводка (почти до конца июля). Все эти обстоятельства способствовали тому, что на северных территориях Сибири хозяйственно-культурный тип жизненного уклада русского населения принял по преимуществу промысловое направление (охота, рыболовство, собирательство). Кроме того, развитие получила торговля, в том числе, с появлением регулярного судоходства, - торговля дровами. Известно, что именно сургутские казаки активно занимались торговлей [52]. Процесс этот имел объективный характер. Он и сформировал за три века соответствующую психологию – психологию иждивенчества и сравнительно легкого заработка. А социальная психология, как известно, обладает большой силой инерции. Отчуждение от тяжелого и грязного крестьянского труда, в свою очередь, породило в казацкой среде высокомерие «по отношению к деревенским жителям и остякам» [53], к чему Зобнин относится с явным осуждением. Кстати, замечание автора о том, что казаки «передразнивали» говор крестьян из земледельческих округов [54],

92

позволяет думать, что казацкая среда была консервативной и в отношении к унаследованной от предков речи.

И, наконец, такие качества, как живость и горячность темперамента, не имеющие отношения к характеристике нравственности казачества, но замеченные автором, говорят, скорее, об особенностях его этнического характера, которая имеет биологическую природу. Эти качества могли быть заложены в казацкой натуре задолго до похода Ермака – в эпоху рождения казачества как русского субэтноса, в природе которого оставили свой след не только славянские корни, но и восточная горячая кровь, разноплеменные степняки – в том числе.

Таким образом, к концу XIX в., как следует из материалов, представленных Зобниным в РГО, сургутское казачество представляло собой часть особого субэтноса русского народа. В условиях Тобольского Севера казачество развило и ревностно сохраняло свою этническую идентичность, которая проявлялась в настойчивой борьбе за сохранение самоназвания «казак», в специфике самосознания, в особенностях этнического характера и, как можно догадываться, в языке. Эти качества проявлялись в каждодневном поведении и в образе жизни казаков. Поведенческая сторона жизни казачества и стала, на наш взгляд, главным предметом исследования Зобнина. При этом автор не мог не обнаружить себя как личность.

1. Лопарев Х. Самарово, село Тобольской губернии и округа: хроника, воспоминания и материалы о его прошлом. – СПб., 1896.

2. Бартенев В. В. На крайнем Северо-Западе Сибири. Очерки Обдорского края // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 112-217.

3. Гамолецкий К. В. Демьянская волость // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 218-299.

4. Неклепаев И. Я. Народная медицина в Сургутском крае // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 300-329; Он же, Поверья и обычаи Сургутского края: обряды, обычаи, поверья: сб. ст. / сост. Ю.Л. Мандрика. – Тюмень, 1997.

5. Швецов С. П. Очерки Сургутского края // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 34-111.

6. Зобнин Б. Б. Воспоминание об отце // Подорожник: краевед. альманах. – Вып. 6. – Тюмень, 2005. – С. 237.

7. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2, № 3, № 5. 8. Данная работа в настоящее время опубликована. См.: Лукич. – Тюмень, 2000. – № 3. – С. 59-85. 9. Эта работа Ф. Зобнина также опубликована. См.: Лукич. – Тюмень, 1999. – № 4 – С. 86-124. 10. Зобнин Ф. К. Из года в год (описание круговорота крестьянской жизни в с. Усть-Ницинском

Тюменского округа) // Живая старина. – Вып. 1. – 1894. – С. 37. 11. Белобородов В. Берегите семейные архивы // Подорожник: краевед. альманах. – Вып. 6. – Тюмень, 2005.

– С. 253. 12. Там же. 13. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 110-114. 14. Там же. – Л. 63-73. 15. Там же. – Л. 147-149. 16. Там же. – Л. 126-135; Портреты городов Тобольской губернии и ее обитателей XVII–нач. XX вв.:

истор.-краеведч. альбом. Гравюра. Акварель. Фотографии. Почтовые открытки. Документы. – Тюмень, 2006. – С. 382.

17. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л.74-80; Портреты городов Тобольской губернии и ее обитателей XVII – нач. XX вв.: истор.-краеведч. альбом. Гравюра. Акварель. Фотографии. Почтовые открытки. Документы. – Тюмень, 2006. – С. 383.

18. Швецов С. П. Очерки Сургутского края // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 89-90.

19. Ф. Зобнин делает предварительную оговорку о том, что планы им сделаны от руки и без масштаба. 20. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 130. 21. Там же. 22. Там же. 23. Там же. – Л. 131. 24. Древний город на Оби: История Сургута. – Екатеринбург, 1994. – С. 185-186. 25. Швецов С. П. Очерки Сургутского края // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX –

начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 102. 26. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 126.

93

27. Гамолецкий К. В. Демьянская волость // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 287.

28. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 131. 29. Там же. 30. Там же. – Л. 133. 31. Там же. – Л. 134. 32. Там же. – Л. 135. 33. Там же. – Л. 78. 34. Там же. 35. Там же. – Л. 74. 36. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. – Т. 4. – М., 1980. – С. 354. 37. Там же. – С. 502. 38. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 74. 39. Там же. 40. Древний город на Оби: История Сургута. – Екатеринбург, 1994. – С. 143. 41. Там же. – С. 152. 42. Там же. – С. 96. 43. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 74. 44. Там же. – Л. 75. 45. Там же. – Л. 74. 46. Там же. – Л. 77. 47. Швецов С. П. Очерки Сургутского края // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX –

начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 68. 48. Там же. – С. 109. 49. Демьянская волость // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX – начала XX. –

Екатеринбург, 1998. – С. 243. 50. РГО. Архив. Р. 61. Оп. 1. Д. 37. Сборник (тетрадь) № 2. Л. 88. 51. Там же. – Л. 77. 52. Швецов С. П. Очерки Сургутского края // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX –

начала XX. – Екатеринбург, 1998. – С. 71. 53. Там же. – Л. 71. 54. Там же. – Л. 79.

Конев Е. В.

«НЕМЕЦКАЯ ПРОБЛЕМА» МЕСТНЫХ ПАРТИЙНЫХ ОРГАНОВ ВЛАСТИ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В 1970–1980-е гг.

(НА МАТЕРИАЛАХ КЕМЕРОВСКОЙ, НОВОСИБИРСКОЙ И ТОМСКОЙ ОБЛАСТЕЙ)

Политика Советского государства по отношению к немецкой национальной группе во многом зависела от отношений СССР со странами Запада. Не случайно в результате разрядки международной напряженности и советско-западногерманского договора 1970 г. в Москве Советское правительство активно занялось немецкой проблемой, издало ряд постановлений. Постановления были разосланы в областные комитеты партии Западной Сибири. Местные партийные органы направляли в ЦК, Совет Министров справки о работе с немецким населением, различные статистические данные. Протоколы заседаний бюро Кемеровского, Новосибирского и Томского обкомов КПСС позволяют проследить процесс обсуждения и выработки партийных решений по «немецкой проблеме» в регионе. Решения парторганов областного уровня были для райкомов и горкомов обязательными для исполнения.

Двадцать шестого октября 1972 г. было принято постановление ЦК КПСС «Об отдельных категориях граждан, переселенных в прошлом из мест их проживания в другие районы страны». Областные комитеты отмечали, что партийные органы проводили работу по закреплению немецкого населения на новых местах жительства, привлечению к активному участию в общественно-политической жизни, в хозяйственном и культурном строительстве [1]. Но главным результатом московского договора явился указ Президиума Верховного Совета СССР от 3 ноября 1972 г. «О снятии ограничений в выборе места жительства, предусмотренного в прошлом для отдельных категорий граждан» [2]. Несмотря на этот указ, для региональных органов власти по-прежнему главными

94

проблемами оставались эмиграционные настроения, особенно бывших репатриированных немцев. Например, за 1970–1973 гг. Управлением внутренних дел Новосибирского облисполкома было рассмотрено 912 ходатайств граждан немецкой национальности о выезде за границу, из них в ФРГ – 847, ГДР – 52, Канаду – 13. В результате, в связи с решением выехать в ФРГ, из рядов КПСС было исключено 2 чел., из ВЛКСМ – 14 [3]. Уже 1 февраля 1974 г. бюро Новосибирского обкома КПСС приняло постановление «Об эмиграционных настроениях у некоторой части граждан немецкой национальности». Обком обязывал горкомы, райкомы, горрайисполкомы, руководителей хозяйственных, научно-исследовательских и учебных заведений усилить работу по искоренению эмиграционных настроений среди граждан различных национальностей [4]. Спустя месяц, 11 марта 1974 г., Новосибирский горком принял постановление «Об усилении воспитательной работы среди граждан немецкой национальности» [5]. В течение марта райкомы Новосибирска предоставили горкому справки о коммунистах-немцах.

В конце этого же месяца горком направил обкому информацию «О состоянии работы с гражданами немецкой национальности». На основе ее выводов и предложений было указано, что горком КПСС совместно с УВД Новосибирского облисполкома должен отрабатывать более четкую и оперативную систему информации руководителей предприятий и общественных организаций о лицах, подавших заявления с ходатайством о выезде за границу. Новосибирскому КГБ и уполномоченному Совета по делам религий предлагалось информировать о деятельности религиозных объединений, состоявших полностью или частично из немцев. Советским и профсоюзным органам было предложено более тщательно подходить к распределению жилья, чтобы исключить возможность появления национальных жилых микрорайонов. Органы связи с марта 1974 г. вели учет количества писем и других сообщений, поступавших из ФРГ, и периодически информировали партийные комитеты. Облсовпроф и отделение «Интурист» более активно влияли на формирование групп для выезда за границу и приема иностранцев в городе с целью ограничения контактов и связи немецкого населения с туристами из ФРГ. На основе более полной информации партийных комитетов со стороны органов МВД, КГБ, связи, «Интуриста» и других ведомств предписывалось значительно улучшить индивидуальную воспитательную работу среди граждан немецкой национальности, привлекать их к более активной общественно-политической деятельности, повысить роль трудовых коллективов в использовании общественных форм воздействия [6].

В свою очередь, 26 июня 1974 г. секретариат ЦК КПСС принял постановление «О мерах по улучшению работы среди граждан СССР немецкой национальности», которое явилось основой национальной политики советского правительства по отношению к немцам до второй половины 1980-х гг. В постановлении ЦК КПСС указывалось, что многие партийные организации еще не в полной мере учитывали особенности работы среди лиц немецкой национальности, не всегда проявляли должную заботу о повышении их активности в хозяйственной, общественно-политической и культурной жизни. В городах и районах, имевших значительный удельный вес немецкого населения, местные власти не уделяли необходимого внимания вопросам роста и выдвижения кадров. Девятого июля 1974 г. бюро Новосибирского обкома КПСС, 16 июля бюро Кемеровского обкома и 29 ноября того же года бюро Томского обкома приняли соответствующие постановления [7]. Областные комитеты предложили горкомам, райкомам, райгорисполкомам, первичным партийным организациям глубоко и всесторонне разобраться с состоянием работы среди граждан немецкой национальности. Горкомы и райкомы наметили планы работы с немецким населением. Уже 22 июля 1974 г. на заседании бюро Новосибирского горкома КПСС были выработаны мероприятия по выполнению постановления ЦК КПСС от 26 июня 1974 г. [8]. Подобные мероприятия проводились и в других регионах СССР, где проживало немецкое население [9].

В течение лета–осени 1974 г. специальные комиссии обкомов КПСС изучали структуру немецкого населения. На основе этого изучения райкомы и горкомы партии

95

предоставили статистические отчеты о проделанной работе среди немецкого населения. Местные органы власти учитывали партийный и социальный состав немецкого меньшинства, образовательный уровень, количество награждений медалями и орденами. В процессе работы комиссии анализировали взаимоотношения немцев с местным населением, эмиграционные и автономистские настроения. Например, в областных отчетах указывалось, что по-прежнему оставались низкий образовательный уровень и малая численность членов и кандидатов КПСС среди немецкого населения. В 1974 г. в Томской области 983 представителя немецкой национальности в возрасте до 30 лет не имели среднего образования [10].

В целях снижения эмиграционных настроений немцев советские органы власти в середине 1970-х гг. усилили пропагандистскую работу. Сотрудники отделов пропаганды и агитации обкомов КПСС проводили идейно-воспитательную деятельность по месту работы, учебы, жительства немецкого меньшинства. Партийные органы широко привлекали к этой деятельности коммунистов, передовиков производства из числа немцев. Среди трудящихся немецкой национальности проводились лекции, беседы, политинформации, тематические вечера патриотического и интернационального воспитания. Рабочие до 30 лет, не имевшие среднего образования, привлекались в школы рабочей молодежи. Таким образом, в результате принятия и реализации постановления ЦК КПСС отделы организационно-партийной работы и пропаганды и агитации обкомов КПСС, горкомы и райкомы партии, первичные партийные организации, советские, комсомольские, хозяйственные и общественные органы приняли меры по улучшению работы среди граждан СССР немецкой национальности. Выдвижение передовых рабочих на руководящие должности, награждение и поощрение их частично нейтрализовали эмиграционные настроения.

В начале 1980-х гг. бюро Кемеровского обкома КПСС продолжило политику «улучшения работы среди граждан СССР немецкой национальности», издав 30 мая 1980 г. соответствующее постановление [11]. Год спустя в Кемеровской области горкомы и райкомы предоставили отчеты о ходе выполнения постановления [12]. Управление КГБ совместно с партийными властями принимали профилактические меры по предотвращению эмиграционных намерений. В частности, использовалось такое обстоятельство: некоторые выехавшие из СССР в Западную Германию лица немецкой национальности в письмах к родственникам сообщали о том, что не могут привыкнуть к новым условиям жизни. По письмам эмигрантов в областных, районных и городских газетах публиковались статьи. Например, были напечатаны статьи в Томском «Красном знамени» («На Рейне туман», март 1977 г.), в «Шахтерской правде» г. Прокопьевска («Запоздалое раскаяние» в 1980 г.) [13]. Под воздействием жесткой идеологической кампании многие лица немецкой национальности, желавшие эмигрировать в ФРГ, были вынуждены отказаться от выезда.

Таким образом, в 1970–1980-е гг. немецкое население находилось под постоянным контролем партийных и государственных органов. В течение этих десятилетий местные власти проводили политику «улучшения работы с немецким населением». В отчетах, докладах, справках о немцах секретари горкомов и райкомов, отделы пропаганды и агитации старались давать информацию в излишне оптимистичном виде.

1. ГАНО. Ф. П-4. Оп. 33. Д. 4224. Л. 10, ГАКО. Ф. П-75. Оп. 1. Д. 47. Л. 56, ЦДНИТО. Ф. 607. Оп. 1. Д. 4504. Л. 75.

2. История российских немцев в документах 1763–1992. – Кн. 1. – М., 1993. – С. 179. 3. ГАНО. Ф. П-22. Оп. 26. Д. 41. Л. 39 4. Там же. – Ф. П-4. Оп. 33. Д. 4184. Л. 17–18. 5. Там же. – Ф. П-22. Оп. 26. Д. 12. Л. 75. 6. Там же. – Ф. П-22. Оп. 26. Д. 41. Л. 43–44. 7. Там же. – Ф. П-4. Оп. 33. Д. 4224. Л. 10-12, ГАКО. Ф. П-75. Оп. 1. Д. 47. Л. 56-58, ЦДНИТО. Ф. 607. Оп.

1. Д. 4504. Л. 75-77. 8. ГАНО. Ф. П-22. Оп. 26. Д. 18. Л. 36–38

96

9. См., напр.: Из истории немцев Казахстана: сборник докум. и материалов. – Алматы; Москва, 1997. – С. 258–291; Из истории Оренбургских немцев. Сборник докум. (1817-1974). – Оренбург, Москва, 2000. – С. 251–252.

10. ЦДНИТО. Ф. 607. Оп. 1. Д. 4506. Л. 123. 11. ГАКО. Ф. П-75. Оп. 39. Д. 48. Л. 52–54. 12. Там же. – Ф. П-75. Оп. 42. Д. 139. Л. 1–74. 13. ЦДНИТО. Ф. 607. Оп. 1. Д. 4506. Л. 115, ГАКО. Ф. П-75. Оп. 42. Д. 139. Л. 3.

Коновалова Е. Н., Рощевская Л. П., Загороднюк Н. И.

КАРТОГРАФИЧЕСКИЕ И АСТРОНОМИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В СЕВЕРНОМ ПРИУРАЛЬЕ В XIX– НАЧАЛЕ ХХ ВВ.

Северное Приуралье – географический район на стыке двух материков – Европы и Азии, включающий сопредельные территории северо-востока Европейского Севера и севера Западной Сибири. Географически это район бассейнов Печоры, Вычегды, среднего и нижнего течения Оби и Иртыша. Под Северным Пиуральем авторы понимают территорию современных Республики Коми (северная часть), Ненецкого автономного округа Архангелькой области, Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов, Вагайского, Тобольского и Уватского районов Тюменской области, т.е. территорию к северу 59° с.ш.

Северное Приуралье на протяжении веков претерпело ряд административно-территориальных преобразований. В конце XVI–начале XVII в. на территории современной Республики Коми были образованы Пустозерский, Яренский и Чердынский уезды, которые находились в подчинении Новгородского приказа. К началу XVIII в. в регионе было четыре уезда – Яренский, Пустозерский, Сольвычегодский и Хлыновский. В 1706 г. Яренский, Чердынский, Соликамский и Койгородский уезды были подчинены Сибирскому приказу. Этот государственный шаг объясняется, в первую очередь, желанием создать экономические условия для колонизации Сибири.

Губернская реформа 1708 г. «расколола» территорию на две части. Пустозерский и Сольвычегодский уезды вошли в Архангельскую, а Яренский, Хлыновский и Чердынский уезды – в Сибирскую губернии. В 1719 г. были проведены новые территориальные реформы. Губернии разделили на провинции, вместо уездов учредили дистрикты. От Сибирской губернии отошел Яренский дистрикт и стал частью Великоустюжской провинции Архангельской губернии. Хлыновский дистрикт вошел в состав Вятской, а Чердынский – в Соликамскую провинцию Сибирской губернии. Третьей провинцией Сибирской губернии стала Тобольская. Указом 1727 г. Вятская и Соликамская провинции были переданы из Сибирской губернии в Казанскую. Дальнейшие административно-территориальные преобразования разделили Северное Приуралье.

Новая административно-территориальная реформа 1775 г. упразднила территории прежних губерний. В 1780 г. образовано Вологодское наместничество, состоявшее из трех губерний: Архангельской, Вологодской и Великоустюжской. Часть Яренского и вновь созданный Усть-Сысольский уезд с центром в г. Усть-Сысольске вошли в состав Вологодской губернии. С конца XVIII до начале ХХ в. Северное Приуралье охватывало территории на стыке Архангельской, Вологодской, Вятской, Пермской и Сибирской (Тобольской) губерний. Административно-территориальное подчинение Северного Приуралья в первой половине XIX в. не изменилось. Это были уезды северной части Тобольской и Вологодской губерний и восточные уезды Архангельской губернии. До конца 1830-х гг. Тобольск воспринимался как столица Сибири, так как в нем располагались учреждения генерал-губернаторства.

В дроблении единого географического пространства сыграли ряд объективных и субъективных факторов, в первую очередь природно-географический. Уральские горы стали главным препятствием к экономической, политической и культурной интеграции. Основным коммуникационным пространством были и остаются крупные северные европейские и сибирские реки, бассейны которых не пересекаются и создают

97

самостоятельные гео-экономические зоны. Водный и сухопутные пути из северо-восточной Европы в северо-западную Азию были сопряжены со значительными трудностями. Освоение Северного морского пути затянулось на долгие столетия и сегодня составляет одну из важных экономических проблем. Этим объясняется в последующем самостоятельное административно-политическое и социокультурное устройство названных выше субъектов Северного Приуралья. Несмотря на то, что в современной историографии Северное Приуралье считается разделенным на самостоятельные и административно изолированные территории, авторы рассматривают этот район как единое целое. Эта целостность определяется природно-географическими факторами, полиэтничностью с преобладанием финно-угорского населения, единым процессом освоения, близостью проблем экономического и социокультурного характера.

Особую роль в научном познании Северного Приуралья сыграли города Тобольск и Усть-Сысольск (Сыктывкар). Основанный в 1587 г., Тобольск уже в XVII в. стал крупным административным, социально-политическим и культурным центром Сибири. В XVIII в. это был центр Сибирской, затем Тобольской губернии. Почти полтора столетия воспринимался как интеллектуальный центр Сибири.

Крупным научным центром северо-востока Европейской России является столица Республики Коми г. Сыктывкар. Основанный в 1780 г. на месте бывшего погоста Усть-Сысола. Он стал городом Усть-Сысольском и воспринимался местным населением как столица Зырянского края.

Таким образом, Тобольск и Сыктывкар являлись с давних времен центрами исследований Северного Приуралья. Здесь концентрировались интеллектуальные силы общества, возникали научные общества и организации, которые преследовали единые цели и задачи изучения региона.

Государственная заинтересованность в изучении Северного Приуралья выражалась главным образом в решении задач, поставленных центральными военными ведомствами. Как и в XVIII в., первичными были астрономические определения. Более верные астрономические определения и на их основе проводить уточненную топографическую съемку в России XIX века могли делать только военные. Это объяснялось спецификой подготовки кадров в России. Гидрологические изыскания также содействовали созданию новых, более верных, полных и достоверных карт, но гидрологические наблюдения также вели преимущественно морские офицеры.

Астрономические исследования в Северном Приуралье не проводились со времени академика В. К. Вишневского. К 1840-м гг. на карты уже наносили сетку географических координат, но описания объектов были приблизительными и искаженными. Точно определить положение и очертания объектов было невозможно. Стояла задача согласовать разрозненные астрономические и географические сведения и получить более точные карты. По выражению А.А. Кейзерлинга, «Печорский край представлял совершенно загадочную землю, подобную внутренней Африке».

В 1820-1850-е гг. съемки производились в соответствии с планами Генерального штаба. Инструкции военно-топографического депо Генерального штаба были обязательными для исполнения. Все съемки вели полуинструментально, в двухверстном масштабе, только по главным дорогам и рекам, где сосредотачивались поселения; на остальном пространстве местность рисовали на глаз, в том же масштабе. Такой подход объяснялся картографическими соображениями, которыми руководствовался директор военно-топографического депо. В депо планировали геодезические работы только на тех территориях, о которых не имелось никаких сведений. Поэтому топографы и морские офицеры отправлялись в командировки к берегам Карского моря. Однако эти специалисты при съемке местности не учитывали задачи и потребности административного управления. Указанными установками руководствовались топографы нижнего звания под начальством офицеров Дьяконова, Бутовского и барона Г. К. Сильвергельма. Съемки стали осуществляться с учетом запросов администрации

98

только с 1832 г. Топографы проводили полуинструментальные съемки по р. Обь, ее притоку Вах и в северной части Березовского округа лишь в 1849-1850 гг.

Астрономические работы на территории Северного Приуралья оставались прерогативой военных и во второй половине XIX в. По р. Оби работу выполняли полковник геодезист военно-топографического отдела Омского военного округа С. Т. Мирошниченко (1879), астроном Кронштадтской обсерватории В. Е. Фусс (1881); топографы гидрографической экспедиции под руководством А. И. Вилькицкого. Они определили географические координаты новых населенных пунктов, в т. ч. с. Самарово, Сургут, Березово, Кушеват, 230 точек абсолютных высот между р. Ивдель и Тотемка. Астроном-геодезист В. В. Ахматов, используя более усовершенствованные инструменты, в 1904 г. в составе гидрографической экспедиции определил несколько пунктов на побережье полуострова Ямал (Мересале, Харосовей, Пайндте, мыс Хаэсале) и на северо-западном побережье острова Белый.

В 1884-1889 гг. Горный департамент проводил топографические и геологические работы под руководством горного инженера, впоследствии академика Е.С. Федорова [1]. Съемка и рекогносцировка по восточному склону Северного Урала выполнена топографом П. П. Ивановым с коллегами, приписанными к разведочной партии на золото [2]. Маршрутную съемку производили в трехверстном масштабе, с проведением горизонталей через 10 сажень. Использование новейшего оборудования военно-топографического отдела позволило определить абсолютные высоты. Было пройдено 540 верст между р. Ивдель и Тотемка, притоками р. Лозьвы, снято 5000 кв. верст. На этой территории было определено 230 точек [3].

На территории Северного Приуралья в 1909 и 1913 гг. топографические съемки проводили астроном О. О. Баклунд и топограф В. Н. Сукачев, геологи Н. А. Кулик и В. Д. Иевлев по поручению Минералогического общества (р. Уса, Большая Роговая), описал теплые источники [4].

Наибольшее значение в картографическом отношении получили работы на Печоре члена-корреспондента Академии наук геолога А. А. Кейзерлинга (1815-1891) и капитан-лейтенанта П. И. Крузенштерна. Русский геолог и путешественник Александр Андреевич Кейзерлинг окончил Берлинский университет и был одним из соавторов капитального двухтомного труда «Геологическое описание Европейской России и хребта Уральского» [5]. А.А. Кейзерлинг профессионально занимался в 1843-1846 гг. геолого-географическим изучением Северного Приуралья. В 1858 г. он избран членом-корреспондентом по разряду физики и химии, а в 1887 г. – почетным членом Академии наук.

Экспедиции под руководством Кейзерлинга и Крузенштерна были организованы на средства Министерства финансов и корпуса горных инженеров и продолжались с перерывами несколько лет. Задачей исследователей было составление точной карты на основе астрономических определений широт и долгот. На карте Печорского бассейна с использованием географических координат обозначены 47 новых пунктов, определенных с помощью астрономических методов Крузенштерном. Впервые был четко обозначен Тиманский кряж, до того неизвестный географам. В гидрографическом отношении обстоятельно изучена Тиманская тундра. На карты нанесены озера, реки и основные притоки, указаны их протяженность, расстояния между ними, минеральные и соляные источники. Ученые выяснили, в какие бухты могут заходить морские суда, где можно укрыться от бури. Авторы собрали сведения о том, какой лес растет на берегах, какую рыбу ловят, какую торговлю ведет местное население. Кейзерлинг и Крузенштерн также описали запасы медной руды на р. Мутная и кремня на притоках р. Вычегда.

Результаты экспедиции были обобщены Кейзерлингом и Крузенштерном в специальном труде [6]. К книге была приложена геолого-географическая карта в масштабе 1:3000000 с прямоугольной географической сеткой. Это была первая точная карта Северного Приуралья, составленная на основе астрономических наблюдений географических объектов. Работа Кейзерлинга и Крузенштерна была удостоена

99

Демидовской премии. И все-таки многие подробности были нанесены на карту с ошибками. Поэтому Крузенштерн впоследствии уточнял некоторые детали карты.

Следующая экспедиция Крузенштерна (1852) была организована при поддержке военно-морского министра и попечителя РГО вел. кн. Константина. Был исследован фарватер Печоры, определено 165 географических широт и 172 долготы разных пунктов [7]. Крузенштерн выполнял определения широт и долгот многих пунктов на побережье, вел нивелировку волока и почтового тракта от Усть-Цильмы на Мезень исследовал фарватер Печоры, устанавливал навигационные знаки для подхода кораблей к устью Печоры. Его многогранную деятельность прервала Крымская война. Морское министерство в 1870 г. по результатам его работ издало «Руководство для плавания к устью Печоры» [8]. Необходимо добавить, что он представил в правительство проект плавания к Северному полюсу, но не получил поддержки. На собственные средства Крузенштерн построил судно «Ермак» и спустил его на воду в Белом море. На этом корабле он исследовал берега Белого и Баренцева морей, устья рек Мезень и Индига, сделал детальную съемку и промеры глубин рукавов и фарватера Печоры. Его исследования явились началом службы предвычислений приливов и отливов некоторых пунктов Ледовитого океана. Не менее значимой в топографическом и картографическом отношении была Уральская экспедиция под руководством Э. К. Гофмана, организованная корпусом горных инженеров по рекомендации РГО. Поездки в Северное Приуралье Гофман предпринял в 1847-1848 и 1850 гг. для определения географических координат пунктов и высот Урала, бассейна Печоры и Оби, производства топографических съемок и изучения природы края. Его помощниками были астроном М. А. Ковальский, майор Н. И. Стражевский и два опытных топографа. В экспедиции действовало два отряда, которые обследовали обширную территорию. Отряды несколько раз пересекли Северный Урал, проходили в бассейн Оби, на побережье океана, исследовали хребет Пай-Хой. Ковальский определил географические координаты 186 пунктов, из них 167 - на Урале, и высоту 72 пунктов над уровнем моря [9]. Участники экспедиции сняли и нанесли на топографическую карту 23530 кв. верст совершенно не исследованной территории Северного, Приполярного и Полярного Урала (масштаб 1:126000). Большая часть съемки была маршрутная, однако там, где позволяло время, производились измерения базисов с помощью мерительной цепи. Современники отмечали, что «съемка была сделана с большой точностью: при составлении карты на пространстве в 30 верст оказалась ошибка на одну только версту» [10].

В результате проделанной работы Северный Урал получил подробное и весьма правильное отражение. На русском и немецком языках в 1852 г. издана «карта Северного Урала и берегового хребта Пай-Хой». Карта представляла большой научный интерес. Она охватывала области Печорского бассейна, западного Предуралья, Северного Урала (от 61º с. ш.) и территории к востоку до Оби. На карте Урал принял верное изображение. Крайнюю точку Полярного Урала Гофман назвал Константиновым Камнем. От Константинова Камня был показан протягивающийся к проливу Югорский шар хребет Пай-Хой. Э.К. Гофман выявил геоморфологические особенности Пай-Хоя, что позволило сделать новаторский вывод: «Самостоятельность этого хребта и его особенное название оправдываются его направлением – внешнею формою гор, хотя он не отличается своим геологическим строением от Урала» [11]. Названия местностей и рек на карте даны те, которые употребляли «как природные обитатели этой страны» остяки и зыряне. За составленную карту топографы получили офицерские награды [12]. Карты гравировали в Военно-топографическом депо под руководством члена РГО Максимова. Внешний вид карты соответствовал «внутреннему ее достоинству».

Уральские экспедиции 1847-1848 и 1850 гг. под руководством Гофмана обобщили огромный материал по географии Северного Урала и Севера Европейской России. Карта Северного Урала, опубликованная Гофманом, в совокупности с картами Крузенштерна до начала ХХ в. являлись основой для создания последующих карт Северного Приуралья.

100

Были получены математические данные для составления карт побережья Северного Ледовитого океана, значительно увеличилось число определенных астрономических пунктов. Астрономическая полуинструментальная съемка Северного Приуралья в 1820-1850-х гг. нашла практическое применение при создании карт, которые уверенно можно считать уникальными.

Генеральный штаб в 1836 г. силами офицеров начал составление военно-статистических обозрений губерний и областей империи, в том числе Северного Приуралья. «Статистическое описание губерний и областей Российской империи» включало 18 томов и к середине XIX в. было трижды переиздано (1848-1858). В описании имеется обозрение 69 губерний и областей, в том числе Архангельской, Вологодской и Тобольской. Материал систематизирован по двум разделам: сведения общие и специальные. Общие сведения включали обзор губернии в военно-статистическом отношении: характеристику местности (границы, управление губернии, пространство, поверхность и почва, гидрография, сухопутные сообщения, климат); хозяйства (сельское хозяйство, лесоводство, рыбная ловля, звероловство, птицеводство, фабрики, заводы, торговля); сведения о населении, образованности жителей; описание городов. Описание Тобольской губернии составлено по рекогносцировочным материалам, собранным на месте под руководством полковника отдельного Сибирского корпуса Г. К. Сильвергельма [13]. Составители подчеркивали, что обширные пространства долгое время «не будут иметь подробных карт, ибо огромные издержки на съемку пустых не населенных мест, как например Березовского округа» результатов не дают. «Землемерские планы, по медленности работ в большом масштабе (200 сажень в 1 дюйме) долго еще не представят своих результатов, тогда как военно-топографическая съемка (в масштабе 2 версты в 1 дюйме) уже доставила подробнейшие карты почти всего населенного пространства Западной Сибири)». Аналогичную характеристику топографических работ можно дать и для территории всего Северного Приуралья.

В обзоре приведены интересные конкретные статистические географо-экономические сведения об уездах и городах. В состав Тобольской губернии входило 9 округов, в том числе Березовский. Округ делился на 4 волости, имел 19 инородческих управ, 46 селений, 488 дворов. В уездном городе Березове находились две каменные церкви, пять лавок, шесть казенных домов, провиантский магазин для казачьей команды, пороховой погреб и 140 обывательских домов. В городе проживало 900 жителей обоего пола. Во время ярмарок собирается до 2000 чел. На ярмарке сбывали преимущественно продукты добывающих промыслов: мягкую рухлядь, рыбу, кедровые орехи, лосиные (оленьи) кожи и шкуры, мамонтовые кости. Инородцам продавали порох и свинец, железные и чугунные изделия (ножи, топоры, литовки, посуду), ткани (холст, сукно, грубые ситцы), одежду, обувь и хлеб. Тайно шла продажа водки и вина.

Описание Архангельской губернии было опубликовано в 1865 г., но оно не содержит сведений по Северному Приуралью, в силу отсутствия в первой половине XIX в. на этой территории военно-стратегических объектов [14].

Большое значение обзоров Генерального штаба заключается в том, что материалы для них собирали на местах. В целом обзоры представляли собой справочные издания. Устные и письменные рекомендации офицерам для получения необходимых данных подтолкнули местных чиновников отдельных уездов к составлению аналогичных обзоров как самостоятельных сочинений. В 1858 г. березовский военно-окружной начальник Колпаков составил описание Обдорской ярмарки. Описание являлось результатом не поверхностного наблюдения, а глубокого знакомства с местной жизнью. Основательная информированность автора, широко привлекавшего имевшиеся в его распоряжении документы, отчасти компенсировала недостаточно высокий профессионализм. Автор беспокоился по поводу разорения лисьих гнезд. Представители коренного населения «вынимают из гнезд лисят и [вы]кармливают их дома для продажи». «Если не

101

воспрепятствовать инородцам […], – считал автор, – со временем зверь этот совершенно истребится подобно тому, как и бобры, водившиеся прежде в Березовском округе» [15].

К концу XIX в. картографическая работа приобрела новый характер. Составной частью астрономических работ на территории Северного Приуралья было создание точных мелкомасштабных карт [16]. Данные задачи требовали уточнения и топографических сведений. Основные этапы съемки поверхности, научное использование астрономических данных и инструментальной съемки позволили создать более точные, полные и разномасштабные карты Северного Приуралья. Пользуясь математическими приемами и такими точными картами великий русский ученый Д. И. Менделеев вычислил центр Российской империи, который находился на территории современного Красноселькупского района Ямало-Ненецкого округа [17]. Специалисты знали, что с. Обдорск – единственное в мире поселение на Полярном круге.

Топографические работы на территории Северного Приуралья, как и в других регионах России, наряду с военной картографической службой вели разные ведомства: Министерство земледелия и государственных имуществ, лесное и горное ведомства, Гидрографический департамент. Включалось в эту работу и Русское географическое общество с Западно-Сибирским отделом. Однако топографические съемки проводили без какой-либо связи между собой, без геодезического обоснования и учета запросов государственной картографии.

В 1860-1870-е гг. большая часть топографических работ в Северном Приуралье была связана с изучением арктических районов, Северного морского пути и развитием торговых связей Европы и Сибири через Печорский край. Вовлечение Северного Приуралья в торговый оборот способствовало проведению специальных картографических работ для изучения полезных ископаемых, обеспечения потребностей транспорта, промышленности, сельского хозяйства. В этот период составляли карты весьма многообразной тематики: геологические, лесные, лоцманские. Получили распространение административные, межевые, дорожные (почтовые) карты. Большинство из них дошли до наших дней в рукописном виде.

Картографическое изучение Северного Приуралья в начале ХХ в. приобретало специфические формы, так как научное сообщество больше всего нуждалось в создании узко профессиональных карт для исследований в разных отраслях науки. По мере необходимости исследователи использовали существующие карты или составляли собственные, касающиеся обследованных ими районов. В начале ХХ в. появился «Атлас географических карт, статистических таблиц, видов и типов Тобольской губернии» [18]. В атласе представлены: карта Тобольской губернии в масштабе 200 верст в английском дюйме; 10 уездных карт, в т. ч. Тобольского, Сургутского, Березовского, Туринского уездов, выполненных в масштабе 30, 40, 80, 100 и 200 верст в дюйме; фотографии с видами уездных городов, изображений и описаний гербов губернии. На картах обозначены волости, населенные пункты; нанесены губернская, уездные и волостные границы, реки, озера, населенные пункты; железная, почтовые и земские дороги. Тираж атласа, видимо был небольшим. Начавшаяся гражданская война затруднила распространение атласа, к тому же имеющаяся в нем информация в связи с изменением государственного устройства страны быстро устарела. Необходимо признать, что атлас был составлен согласно традициям середины XIX в. и не содержал новых конструктивных знаний.

Для развития картографии очень важны были гидрологические исследования речной, озерной систем и морского побережья. В 1882-1892 гг. исследовал речные системы северного Урала К. Д. Носилов. Его наблюдения носили глубоко профессиональный характер. Организация регулярных морских сообщений с Сибирью требовала проведения подробных, не эпизодических, гидрографических исследований. Несовершенные карты не могли обеспечить безопасность судоходства, что признавали специалисты Морского министерства [19].

102

В 1894-1896 гг. организована экспедиция под начальством А. И. Вилькицкого для гидрографического изучения устьев рек Обь, Енисей и части Карского моря. Экспедиция Вилькицкого представила подробные гидрографические описания Обской губы, низовьев р. Обь, Енисейского залива и характеристику условий плавания от Югорского шара на восток до устья р. Енисея а также в Обской губе [20]. Глазомерная съемка с судна правого берега Оби и ее дельты не удовлетворяла мореплавателей, так как не давала точного очертания береговой полосы и рельефа, а опорных пунктов для карт было мало. На основе гидрографической экспедиции 1894-1896 гг. Вилькицкого Главное гидрографическое управление в 1910 г. издало карту Обь-Енисейского района [21]. Новые руководители экспедиция к 1904 г. осуществили 98 глубоководных гидрологических исследований в основном к югу от 70° с. ш. [22]. В различных пунктах побережья и островов Северного Ледовитого океана велись систематические метеорологические наблюдения, обзоры которых ежегодно публиковало Главное гидрографическое управление [23]. Другие экспедиции во время обследования дельты р. Печора обнаружили удобный фарватер для входа в реку. Гидрографы нанесли на карты устье р. Индиги и Индигскую губу, провели топографические съемки островов Долгий, Матвеева, Зеленецкий и др.

Таким образом, астрономические и геодезические исследования Северного Приуралья явились теоретической базой и практической основой для разработки самых разнообразных тематических карт региона. В свою очередь, карты являются одним из важнейших показателей формирования исследовательского процесса. В связи с прогрессом естествознания исследование территории России приобрело более разнообразный характер. В изучении Северного Приуралья рекогносцировочные цели в основном были решены. Еще предпринимали научные командировки в определенные пункты для конкретных научных задач отдельных лиц или небольших групп экспертизы или сбора материалов.

1. Федоров Е. С. Геологические исследования на северном Урале в 1884-1886 гг. // Горн. журн. – 1889. – Т. 2. Вып. 4, 5, 6; Он же Новые данные по геологии северного Урала // Изв. Геолог. ком. – 1889. – Вып. 1. № 8. – С. 7-20; Федоров Е. С., Иванов П. П. Сведения о северном Урале (с картой). Геодезические и картографические работы членов корпуса военных топографов в 1885 г. // Изв. РГО. – 1886. – Т. 22. Вып. 3. – С. 255-289.

2. Отчет о геодезических, астрономических, топографических и картографических работах, произведенных чинами корпуса военных топографов 1883 г. // Зап. военно-топограф. отд. Главного штаба. – 1885. – Т. 41. – С. 40.

3. Отчет о геодезических, астрономических, топографических и картографических работах, произведенных чинами корпуса военных топографов 1886 г. // Зап. военно-топограф. отд. Главного штаба. – СПб., 1888. – Т. 42. – С. 14.

4. Кулик Н. А. Поездка в Большеземельскую тундру в 1910 г. // Тр. о-ва землеведения при С.-Петербург. ун-те. – 1914. – Т. 3. – С. 78-98; Иевлев В. Д. Отчет о работах Печоро-Обской экспедиции в районе верховьев р. Усы и Северного Урала // Ежегодник геологии и минералогии России. – 1914. – Вып. 6. – № 1. – С. 31.

5. Мурчисон Р .И. Геологическое описаник Европейской России и хребта Уральского: В 2 ч. – Ч. 1-2 / сост. С.Р.B. Мурчисоном, на основании наблюдений, произведенных им самим, Э. Вернейлем, графом А. Кезерлингом; пер. А. Озерского. [- Б.м.], 1849.

6. Keyserling A., Krusenstern P. Wissenschaftliche Beobachtungen auf einer Reise in das Petschora-Land, im Jahre 1843. – St.-Petersburg, 1846. – S. 3-148, 409-465; Кейзерлинг А. А., Крузенштерн П. И. Извлечения из путешествия экспедиции гр. Кейзерлинга и г. Крузенштерна в 1843 г. в Печорскую страну // Зап. Военно-топограф. департамента. – 1848. – Ч. 12. – С. 17-20.

7. Экспедиция кап. Крузенштерна в Печорский край // Вестн. РГО. – 1853. – № 7. – С. 57-61; Кейзерлинг А., Крузенштерн П. Печорский край в географическом и гидрографическом отношениях. Из путевых наблюдений // Журн. М-ва внутрен. дел. – 1851. – № 6. – С. 421-455; № 8. – С. 71-101, 235-251; № 9. – С. 361-392.

8. Сухогузов П. Г. Легенды и действительность. Очерки развития географических знаний о Севере и Коми крае с древнейших времен до начала ХХ века. – Сыктывкар, 2000. – С. 59.

9. Ковальский М. А. Географические определения и магнитные наблюдения // Труды Уральской экспедиции: В 2 т. – Т. 1. – СПб., 1853.

10. Картографические предприятия общества // Отчет ИРГО за 1852 год. – СПб., 1853. – С. 335. 11. Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой. – Т. 1. – СПб., 1856. – С. 197.

103

12. Геодезические и топографические работы в России // Магазин землеведения и путешествий: географ. сборник. – Т. 3. – М., 1854. – С. 72.

13. Военно-статистическое обозрение Российской империи, издаваемое по высочайшему повелению при 1-ом отделении Департамента Генерального штаба. – Т. XVII. Ч. 1: Тобольская губерния. – СПб., 1849. – 87 с. + карты.

14. Материалы для географии и статистики России. Архангельская губерния. – СПб., 1865. 15. ГУТО «ГАТО в г. Тобольске». Ф. 417. Оп. 1. Д. 638. 16. Сухогузов П. Г. Астрономо-геодезические исследования в Коми крае в XIX – начале ХХ вв. // Научные

экспедиции и исследования Коми края: тез. докл. V науч. краеведч. конф. Республики Коми. – Ч. 1. – Сыктывкар, 1993. – С. 9-12.

17. Ямал. Грань веков и тысячелетий. – Салехард; СПб., 2000. – С. 68. 18. Атлас географических карт, статистических таблиц, видов и типов Тобольской губернии. – Тобольск,

1917. 19. Отчет о действиях Главного гидрографического управления Морского министерства за 1893 год. –

СПб., 1895. – С. 12. 20. Материалы для изучения Обской губы и Енисейского залива, собранные в 1894, 1895 и 1896 годах

гидрографической экспедицией под начальством полковника А. Вилькицкого. – СПб., 1899. 21. Сергеевский Б. А. К картографии восточной части Карского моря. Астрономо-геодезическое основание

съемок в Обь-Енисейском заливе // Изв. ЗСОРГО. – Омск, 1930. – С. 5. 22. Варнек А. Распределение льдов и условия плавания на морском пути в Сибирь. – СПб., 1901; Он же. Об

условиях образования льдов в водах, омывающих северное побережье Европейской России и в Карском море // Русское судоходство. – 1901. – № 231-235.

23. Метеорологические и гидрологические наблюдения, произведенные летом 1902 года экспедицией Северного Ледовитого океана под начальством капитана 2 ранга Варнека. – СПб., 1903.

Кораблина М. В.

К ВОПРОСУ ОБ ЭКОЛОГИИ КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНЫХ НАРОДОВ

Модная ныне метафора культуры – экологическая. Полвека назад произошло то, что навсегда разрушило органичную жизнь северных народов. Гигантский индустриальный проект cделал «хозяев» тайги её приживалами: «Проблемы глобального характера словно фокусируются в тех местах планеты, где баланс между Человеком и Природой легко может быть нарушен изменением содержания и масштабов человеческой деятельности. …. В этом отношении районы интенсивного индустриального освоения перестают быть чисто географическим понятием и превращаются в Полюс Культуры, предельное состояние, символизирующее гибельность безудержного распространения индустриальной экспансии» (2; 65).

Что принесла этим народам цивилизация? Как прочитывается «экологический дискурс» в многообразии современных культурных практик в отношении народов Севера? По мнению Генисаретского О. И., именно благодаря экологической (средовой) метафоре «культура была опознана как антропогенная природа. Из своей онтологически положенной ей воспроизводственности была постулирована правомочность «хранительного» к ней, природе, отношения».

В наличное тело культуры малых народов Севера вошли «новые ценностно-значимые образования … персонажи, сюжеты, образы, символические и энергийные комплексы». У нас есть основания утверждать вслед за О. И. Генисаретским, что «ни памятники культуры (в их материальном выражении), ни элементы традиционной бытовой или психологической культуры (при нынешней ориентации средств массовой информации на процесс модернизации), ни актуально проживаемые ценностные структуры образа жизни, изменяющиеся под воздействием интенсивного потока социальных и коммуникационных новаций, сегодня не имеют шансов на выживание или возрождение без большого объёма исследовательской, проектной и социально-коммуникационной работы».

Когда-то они были «естественными» людьми, «дикарями, лишенными культурного «знакового» окружения (Кассирер Э.). Сегодня последние из них продолжают как могут, как помнят сохранять своё когда-то хорошо «сбалансированное единство с первозданным

104

миром природы». Независимо от давления цивилизации, индивидуального сознания и выбора структура мышления «естественного» человека другая. У него «более гармоничный внутренний, а следовательно, и культурный мир», он «не менее, если не более умный и способный, чем самый утончённый европеец». У нас «психобиологическое равноправие и равноценность» (К. Леви-Стросс).

Нужно сохранить «все, большие и малые национально-культурные индивидуальности в общем и неповторимом симфоническом единстве мировой культуры» (Н. И. Бердяев).

Тянущийся за экологией культуры длинный шлейф намерений и ожиданий, которые квалифицируются как «гуманистический софт», включает в себя в частности: «сохранение для будущих поколений самобытных этнических культур, образов жизни локальных сообществ, различных культурных, религиозных и психологических практик, которым в условиях современной технологической цивилизации и наступающего миропорядка угрожает исчезновение или необратимые трансформации»; а также «участие в их защите и спасении, причем не только через обращение к заинтересованным в том волонтерским сообществам или благотворительным организациям, но и путем предоставления «поставленным на защиту» сообществам современных коммуникационных, образовательных и психокультурных технологий»; и ещё «отстаивание ценностей своего рода глобального культурно-экологического экуменизма, практики взаимопредставления народами, различными сообществами своих образов мира и образов человечности, кодируемых в культуре прежде всего символическими ритуалами и психопрактиками духовной жизни» (1; 17).

1. Генисаретский О. И. Поворот в культурно-экологическом дискурсе: от экологической метафоры культуры – к креативной антропологии и автопоэзису. Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. – Вып. 8. – М., 2001.

2. Ганопольский М. Г. Региональный этос: истоки, становление, развитие. – Тюмень, 1998.

Кузьмин И. В.

КАРЛ ЛИННЕЙ: КНЯЗЬ БОТАНИКИ

К. Линней – наиболее известный ученый XVIII в. В том или ином ключе о Линнее говорится почти в каждом руководстве по биологии. Тем не менее, в отечественной литературе крайне мало изданий, специально посвящённых непосредственно Карлу Линнею и его научной деятельности. Именно в связи с этим к исполняющемуся ныне трёхсотлетию со дня рождения Линнея нами предпринята попытка обобщения разрозненных сведений о сибирских связях Линнея, которая не может обойтись без краткого изложения его биографии и научной деятельности. Наше изложение базируется в основном на книге профессионального ботаника Е. Г. Боброва «Карл Линней» [1]. К сожалению, эта книга, сташая библиографической редкостью, пока остаётся единственным полным источником о жизни и деятельности Линнея на русском языке.

Карл появился на свет 23 мая 1707 г. в семье лютеранского священника Нильса Линнея в селе Росхульте, провинции Смоланд, южной Швеции. В скромном доме сельского пастора был сад, который считался одним из лучших в этой провинции. Маленький Карл проводил в саду много времени. «Именно здесь вместе с молоком матери зажглась в моём сердце неугасимая любовь к растениям», – писал Линней. В семилетнем возрасте мальчика стали обучать домашние учителя, а в девять лет он был отдан в школу ближайшего городка Векшьё, где проучился до четырнадцати лет. Всё свободное и не только свободное время Линней проводил в окрестностях города за наблюдением растений. Результаты его невнимания к школьным наукам обнаружились при переходе в среднюю школу, когда Линне оказался по успеваемости в конце списка учеников (на 11 месте из 15). С переходом в 1724 г. в среднюю школу Линней не стал учиться лучше. Пренебрегая изучением богословия и языков, он с большим интересом

105

читал ботанические и зоологические сочинения. Важно, что сочинения авторов того времени были трудны и мало понятны из-за неразработанности научного языка, почти полного отсутствия терминологии и номенклатуры.

В судьбе молодого Линней большую роль сыграл официальный врач провинции – доктор Ротман, который давал Карлу уроки по медицине, физиологии и ботанике и всячески поддерживал его стремление к изучению растений. Репутация Линнея в школе была двойственной: отсутсвие подвижек в изучении богословия компенсировались успехами в ботанике, добронравием юноши и его неутомимой энергией. Несмотря на протесты родителей, желавших видеть в Линнее священника, для дальнейшего учения Карл в итоге выбрал ближайший университетский город Лунд, где Линней рассчитывал на поддержку своего дальнего родственника, профессора Гумеруса. Прибыв 14 августа 1727 г. в Лунд, Линней встретил похоронную процессию – в последний путь провожали декана Гумеруса. Казалось, дорога в университет – закрыта навсегда. Тем не менее, в Лунде Линней встретил своего бывшего учителя Габриеля Гёка, ставшего здесь магистром философии. Он помог юноше стать студентом. При этом, по университетскому обычаю, он получил латинизированное имя Каролюс Линнеус (Carolus Linnaeus), которое и осталось за ним в науке. Там же Линней, двадцатилетний первокурсник, собирал растения в природе и написал свои первые ботанические работы – «De Ingressu botaniam» («О началах ботаники»), «Catalogus Plantarum rariorum Scaniae et Smolandiae» («"Каталог редких растений Скании и Смоландии»).

В сентябре 1728 г. Линней переехал в Упсалу и был зачислен в местный университет. В этом городе юноша познакомился и подружился с Петром Артеди, увлекавшемся изучением рыб. Вместе они с упоением занимались наукой, разделив между собой области исследований. Карл, помимо ботаники, взялся за изучение птиц и насекомых, а Пётр амфибий и рыб. Кроме того, Пётр сохранил за собой право изучения зонтичных растений, планируя исследовать их своим особым методом. В Упсале, как и в Лунде, Линней не нашел больших возможностей для продолжения своего естественноисторического образования и продолжал жить в крайней нужде. Однако весной 1729 г. Линней познакомился с профессором и священиком Олафом Цельзием. Цельзий, образованный и состоятельный человек, интересовался естественными науками, имел свой сад, изучал растения северной Швеции. Случайно встретившись в заброшенном университетском саду с молодым студентом и разговорившись с ним, Цельзий убедился в познаниях юноши и пригласил Линнея к себе для ознакомления с гербарием. Затем, убедившись в крайней нужде Линнея, Цельзий предложил поселиться в его доме и даже пользоваться его столом. Именно в это время Линней приходит к выводу о том, что наиболее существенными частями цветка, играющими решающую роль в размножении, служат тычинки и пестики (а не лепестки, как считалось ранее):

Лепесток цветка сам ничего не вносит в воспроизведение, но служит только брачным ложем, которое Великий Творец устроил так прекрасно и украсил таким драгоценным пологом, наполнив благоуханием для того, чтобы жених со своей невестой могли отпраздновать в нём свою свадьбу с величайшей торжественностью. Когда ложе готово, наступает время жениху обнять свою дорогую невесту и излиться в неё.

Рукопись Линнея с этими мыслями была опубликована только в 1908 г. под названием «Praeludio Sponsaliorum Plantarum" ("Введение к помолвкам у растений»). В марте 1731 г. профессор Рудбек назначил Линнея своим ассистентом. Лекции Линнея привлекали в аудиторию до 400 слушателей, в то время как с самим профессорам редко собиралось более 80 человек. Это, естественно, вызывало зависть профессоров (особенно Роберга) и появление всевозможных интриг. Так, Роберг не дал Линнею занять место старшего садовника университета. Как позднее писал сам Линней, дни его в это время проходили в занятиях со студентами, а ночи – в разработке новой системы и в начатой им работе по реформе ботаники. В это время он начал работу над книгами «Bibliotheca Botanica», «Classes Plantarum», «Critica Botanica», «Genera Plantarum» и др.

106

Во время пребывания в Упсале Линней несколько раз получал небольшие субсидии для экспедиций по прилегающим районам Швеции. Самым значительным из них было путешествие в Лапландию в 1732 г. «с детальным изучением животного, растительного и минерального царств природы». Лапландия в те годы была совершенно неизвестной дикой страной с бездорожьем, горными лесами, тундрами, быстрыми реками и топкими болотами при почти полном безлюдье. Описание лапландского путешествия Линнея очень напоминает по характеру изложения и пестроте материала описания путешествий по России, совершённых через 30–40 лет экспедициями Академии наук. По итогам путешествия Линнею удалось опубликовать «Florula Lapponica» («Краткая Лапландская флора»), в которой автор впервые расположил описываемые виды по разрабатываемой им половой системе.

Известно описание упсальского музея Линнея, оставленное одним из его друзей: Его музей был доступен для всех его слушателей, посещавших его с удивлением, удовольствием и

даже с любовью к его жилищу. Потолок он украсил птичьими крыльями; на одной стене висели лапландская одежда и другие диковины; на другой стене были помещены крупные объекты растительного царства и раковины; две другие стены заставлены медицинскими книгами, приборами по физике и химии и камнями. Один угол высокой комнаты был занят ветками дерева, на которых было расположено около 30 различных пород домашних птиц, а в оконной нише стоял большой кувшин, наполненный землёй для посадки редкостных растений. По соседству можно было посмотреть с громадным удовольствием его коллекцию спрессованных растений, наклеенных на листы бумаги… все собраны в Швеции, содержащую более 3000 диких или культвированных видов, к которым должны быть прибавлены редчайшие растения лапландской флоры, также спрессованные. Сверх того, здесь было более 1000 видов шведских насекомых, а также много образцов шведских камней, помещённых в просторные коробочки, расположенные самым изящным образом, по совершенно новой системе, основанной на его собственных наблюдениях.

В 1734 г. Линнею исполнилось 27 лет. Он фактически уже вёл преподавательскую работу, но положение его было неопределённо, т.к. преподавать в университете официально могли лишь лица, имеющие докторскую степень. В Швеции того времени было традицией ездить для защиты диссертации в голландские университеты. Чтобы заработать денег на поездку, Линней взялся за исследование природы провинции Даларна по поручению её губернатора. Там же, в городе Фалун, Линней встретил девушку (дочь гордского врача Сару Лизу Морея), с которой обвенчался. Её отец и другие покровители помогли Линнею с финансированием заграничной поездки.

20 февраля 1735 г. началась поездка Линнея, принёсшая ему европейскую известность, а позднее и мировую славу. Маршрут поездки был таков: Эльсинор (посещение Королевского ботанического сада) – Любек – Гамбург (в местных журналах печатаются похвальные отзывы о работах Линнея) – Амстердам – Гардервик (защита Линнеем своей диссертации на медицинскую тему: «Hypothesis nova de Febrium intermittentium causa» – «О причинах перемежающейся лихорадки»). После защиты, получив диплом и знаки учёного достоинства (шёлковую шляпу и золотое кольцо), Линней вернулся в Амстердам. Голландия XVIII в. была процветающей и передовой во многих отношениях страной, вела обширную колониальную деятельность. В стране было несколько университетов с богатыми библиотеками и несколько ботанических садов, работало немало профессиональных ботаников, были значительные коллекции живых и засушенных растений заморских территорий. С голландскими учёными у Линнея быстро установились самые хорошие отношения. Он познакомился с молодым ботаником Гроновиусом, которого ознакомил со своей рукописью «Systema Naturae» («Система природы»). Рукопись произвела на Гроновиуса такое яркое впечатление, что он тут же напечатал её за собственный счёт (книга из 14 стр. вышла в 1735 г.). «Система природы» являлась схемой классификации, позволяющей ориентироваться в многообразии трёх царств природы: животных, растений и минералов. Книга выдержала 13 изданий. Последнее, подготовленое И. Ф. Гмелиным (вышло в 1788–1793 гг. в трёх томах) – содержало 6 257 стр. Это сочинение явилось революционным для своего времени и до сих пор лежит в основе биологического мировоззрения. Именно в этом труде Линней поместил человека в отряд Приматов наравне с обезьянами (при этом, большую часть

107

жизни Линней придерживался креационисткой теории сотворения мира и человека). Линнеевская классификация растений была очень проста и красива. Растения были разделены на 24 класса, из которых первые 13 выделены по числу тычинок в цветке (1–13), классы 14–20 выделены по соотношению длины тычинок, расположению и срастанию их, классы 20 и 21 представляют однополые цветки (соответственно, однодомные и двудомные), класс 23 включает растения с частично обоеполыми, а частично – раздельнополыми цветками, в 24 класс помещены «тайнобрачные» растения без видимых глазом органов размножения (мхи, водоросли, грибы и т.п.). Эта классификация приводила к тому, что близкородственные растения оказывались в разных классах, но зато давала возможность быстро и легко определить их. Можно сказать, что «Система природы» – это первый определитель растений. Линней вполне отчётливо понимал искуственность созданной им системы, на что указывали её критики. Однако с внедрением системы в науке прекратился хаос.

Следующей книгой, изданной в Голландии, стала «Fundamenta Botanica» («Основы ботаники»). Текст её состоит из 365 (по числу дней в году) афоризмов, в которых отображены все основные принципы и идеи Линнея. Позднее на основе этого материала Линнеем была создана знаменитая «Philosophia Botanica» («Философия ботаники»). В Лейдене Линней познакомился в Г. Клиффортом, директором Ост-Индской компании и бургомистром Амстердама. Клиффорт, богатейший человек и страстный любитель природы, создал сад, в котором в открытом грунте и оранжереях было собрано множество заморских растений со всего мира, музей с коллекцией засушенных растений и научная библиотека. Линней поразил хозяина сада своей осведомлённостью, указав на еще не описанное южноафриканское растение из коллекции. Клиффорт предложил Линнею жилье, стол и жалование 1000 флоринов в год за его помощь в обработке коллекций. От такого невозможно было отказаться.

В июле 1736 г. Линней совершает английское путешествие, в ходе которого знакомится со знаменитыми английскими ботаниками (Г.Слоан, Ф.Миллер, Диллениус) и с американскими растениями. Благодаря колониям Англия была лидером в интродукции североамериканской флоры. Прибыв из Англии, Линней узнал, что его избрали в члены саксонского научного общества. Это было первое официальное признание его заслуг. В 1737 г. в Амстердаме было напечатано итоговое голландское сочинение Линнея «Hortus Cliffortianus» («Сад Клиффорта»), в котором содержалось 507 страниц текста, 37 гравюр растений и гравюра-фронтиспис. На этой гравюре изображен термометр как один из инструментов, применяемых в садовой практике. Это «обычный» стоградусный термометр с нулевой точкой на его середине. Этот рисунок послужил доказательством того, что широко распространённый градусник Цельзия на самом деле создан Линнем. Подлинная шкала Цельзия также была стоградусной, но нуль её находился в точке кипения воды, а 100 – у точки замерзания. Обозначение «С» при указании градусов является, на самом деле, не именем Цельзия, а делением шкалы на 100 отрезков («centigrade» – «стоградусник»). Старый товарищ Линнея, П.Артеди, также приехал в Голландию для издания своей книги о рыбах. Однако он неожиданно утонул в канале, и Линней в память о друге взял на себя труд довести книгу до печати. За это издание Артеди позднее признали «отцом ихтиологии». Уже известный нам ботаник Гроновиус установил род Linnaea, придав это название скромному ползучему растению северных хвойных лесов. Впервые это название появилось в изданной в Голландии «Flora Lapponica» («Лапландская флора») Линнея.

В 1737 г. Линней переезжает в Лейден, где опубликовал некоторые свои работы и «Ихтиологию» Артеди. Там же ему становится известно, что петербургский ботаник, профессор Сигизбек, написал критическую диссертацию против половой системы растений Линнея. Там, в частности, система Линнея осуждалась как безнравственная, и преподавание её молодым людям считалось поэтому недопустимым. Сигизбек доказывал, что никогда Бог не допустил бы такого отвратительного порока в растительном царстве,

108

чтобы несколько мужчин имели одну общую жену или чтобы муж, кроме жены, имел ещё и любовниц. Этот инцидент в дальнейшем несколько осложнил отношения Линнея с петербургскими ботаниками.

В 1738 г. Линней отъезжает в Швецию. По пути он посещает парижский Королевский ботанический сад, где знакомится с братьями Антуаном и Лораном Жюссье и избирается иностранным корреспондентом французской Академии наук. Предполагают, что названия месяцев календаря французской революции: Брюмер, Фример, Жерминаль, Прэриаль, Фруктидор, Мессидор, Нивоз, могли быть заимствованы из разделения четырёх времён года на месяцы, которым Линней дал названия, отчевающие развитию растений, в работе «Calendarium Florae» («Календарь флоры», 1756 г.). Молодой шведский натуралист возвращается черз три года на родину европейским известным учёным, получившим неофициальный титул «князя ботаников» (Princeps Botanicorum).

В Швеции Линнею ради поддержания достатка пришлось вернуться к занятиям медициной, скоро он стал известным в Стокгольме врачом. В 1738 г. была основана Королевская академия наук, и Линней стал её первым президентом. В 1740 г. у Линнея родился сын, также ставший ботаником. С 1741 г. Линней получил профессорскую должность в родном университете Упсалы, в которой пробыл последующие 35 лет. За эти годы он подготовил множество учеников («апостолов»), которых отправил в далёкие экспедиции: Соландер (участник путешествия капитана Кука), Форсколь (исследователь Аравии), И.Фальк (академический путешественник по России), Кальм (исследователь Северной Америки), Тунберг (флорист Южной Африки и Японии) и др. В эти же годы выходят и важнейшие сочинения Линнея: «Philosophia Botanica» (1751 г.) и «Species Plantarum» («Виды растений», 1753 г.). Последняя книга стала основой современной номенклатуры растений, она содержала краткий и доступный обзор всех известных к тому времени растений и названий-синонимов. Научное значение этого труда исключительно велико и в настоящее время.

Весной 1753 г. Линней был избран в члены Королевского общества в Лондоне. В 1758 г. вышло в свет десятое издание «Systema Naturae», сделавшее этот год исходной точкой для современной зоологической номенклатуры. В этом же году Линней купил небольшое имение Хаммарбю близ Упсалы, где жил потом в летние месяцы. В 1762 г. сейм утвердил Линнея в дворянстве, и ему был присвоен герб. На гербе, проект которого Линней разработал собственноручно, были изображены яйцо, растение Linnaea и девиз «Famam extendere factis». В последующие годы Линней занимался преподавательской работой, подготовкой очередных томов «Systema Naturae», постройкой в усадьбе специального каменного музея для защиты своих коллекций от пожара. 10 января 1778 г. Линней умер. Похороны прошли, согласно завещанию, по простому обряду. На месте погребения в 1798 г. установлен монумент с надписью: «Carolo a Linne Botanicorum Principi. Amici et discipuli. MDCCXCVIII» («Карлу Линнею, князю ботаников. Друзья и ученики. 1798»).

После смерти Линнея его вдова, опасаясь того, что университет будет стремиться получить библиотеку, архив и коллекции возможно дешевле, продала их молодому английскому ботанику Смиту за 1000 гиней. В 1784 г. коллекции были доставлены в Лондон. По легенде, шведское правительство послало вдогонку за коллекциями военный фрегат, но он догнал английский корабль только в самом устье Темзы. Коллекции Линнея и в наше время сохраняют огромное научное значение, так как содержат тысячи автентичных образцов, по которым были описаны линнеевские виды. Для изучения этих коллекций и распространения научных знаний в 1788 г. в Лондоне было создано Линнеевское общество, активно работающее и по настоящее время и являющееся одной из крупнейших научных организаций в мире. При этом, подлинные коллекции Линнея доступны для свободного научного изучения.

1. Бобров Е. Г. Карл Линней (1707–1778). – Л., 1970. – 284 с. 2. Linnaeus C. Critica botanica. – Lugduni batavorum, 1737.

109

3. Linnaeus C. Classes Plantarum. – Lugduni batavorum, 1738. 4. Linnaeus C. Pan Suecicus. – Uppsaliae, 1749. 5. Linnaeus C. Philosophia Botanica. – Stockholmiae, 1751. 6. Linnaeus C. Species Plantarum. – Stockholmiae, 1753. 7. Linnaeus C. Genera Plantarum. Ed. 5. – Holmiae, 1754. 8. Linnaeus C. Systema Naturae. – Holmiae, 1758.

Кузьмин И. В., Драчёв Н. С.

СИБИРСКАЯ ФЛОРА И К. ЛИННЕЙ

В отечественной литературе крайне мало изданий, специально посвящённых как непосредственно К. Линнею [1], так и его научной деятельности [2]. Ничтожно мало известно о роли Линнея в изучении Сибири, где никогда не бывавший, но своими трудами положивший начало проникновению подлинно научных знаний о крае в западноевропейскую культуру, долгое время питавшуюся легендами о таинственных северных землях. Именно в связи с этим к исполняющемуся ныне трёхсотлетию со дня рождения Линнея предпринята попытка обобщения разрозненных сведений о сибирских связях Линнея.

Начало ботанических исследований в России, относящееся к 1725–1775 гг., совпало по времени с научной деятельностью Линнея. Его переписка с петербургскими ботаниками продолжалась почти 40 лет и была вызвана, прежде всего, его интересом к растительному миру России – настоящей terra incognita того времени. Был налажен обмен растениями между Упсалой (Швеция) и Петербургом. В 1754 г. Петербургская академия наук избрала Линнея своим почетным членом.

Первые исследователи российской флоры были знакомы Линнею только заочно, по их работам. К их числу относятся Готтлиб Шобер (лейб-медик Петра I), Иоганн Яков Лерхе, Иоган Готфрид Гейнцельман и Трауготт Гербер. Непосредственными учениками Линнея состояло несколько россиян – петербуржцев и москвичей. Среди них были как русские, так и этнические немцы и шведы. Александр Матвеевич Карамышев (Karamyschew A., de, 1744–1791 гг.) – «русско-сибирский дворянин и императорского Московского университета студент», 16 мая 1766 г. защитил в Упсале у Линнея «Диссертацию, показывающую необходимость развития естественной истории в России». В тексте, занимающем 34 страницы, особый интерес представляет XIX параграф «Flora Sibirica», содержащий систематический перечень 351 вида растений. Список этот, как показано Е. Г. Бобровым [3], содержит не только сибирские растения. Все они указываются в первом издании «Species Plantarum» для России вообще. Сибирская флора Карамышева была, фактически, первой «Флорой России». Матвей Иванович Афонин (Aphonin Matheus, 1739–1810), 17 мая 1766 г. защитил «Академическую диссертацию, показывающую пользу естественной истории в обыденной жизни». Речь в работе шла о прикладных аспектах ботаники. В отдельном разделе ставился вопрос о возможности культивирования в районах с суровым климатом «американского риса» (Zizania aquatica) как ценного кормового растения. Петербуржцы Б. Горнборг (Hornborg Bogislaus) и И. Горнборг (Hornborg Johannes) защитили диссертации, соответственно, в 1757 и 1774 гг. Последним по времени российским учеником Линнея стал П. С. Паллас (Peter Simon Pallas, 1741–1811).

Самыми известными русскими учениками Линнея, несомненно, были купцы Демидовы – члены семьи богатейших промышленников, интересовавшиеся естественной историей. Григорий Демидов имел под Соликамском частный ботанический сад. Первые сведения об этом саде поступили в Академию наук от Г.-В. Стеллера в 1746 г. Позднее, в июне 1771 г., сад посетил академик И. Лепёхин, отметивший, в т. ч., и тепличные редкости: пальмы, кактусы, лавры, кофе. В саду выращивали и многие сибирские растения, полученные от путешественников: Гмелина, Крашенинникова и Стелера.

110

Интересно, что в единственном отечественном описании путешествий И. Лепёхина [4] не упоминается о посещении им этого весьма примечательного заведения.

Стеллер, перевозивший многие древесные растения с мёрзлым комом земли у корней, с наступлением тёплого времени года вынужден был, не поехав до Петербурга, оставить их в Соликамске. В последнем донесении в Сенат Стеллер писал: «Великое множество редких моих растущих вещей и кустов, которые я по указы с великим трудом собирал на дороге, растаяли, и я весною принуждён был их либо всё выбросить, либо в Соликамске оставить». В Соликамске прижилось 86 экзотов [Куприянов, 2006]. Когда Стеллер скончался в Тюмени, Гр. Демидов сохранил оставленные у него коллекции и растения, по крайней мере, частично. Дубликаты сборов Стеллера Демидов отправил Линнею в Упсалу с просьбой определить их и прислать названия. По другим данным, это сделал сам Стеллер. Линней всегда сильнейшим образом интересовался сборами Стеллера и стремился их получить. К сожалению, большинство образцов из коллекций Демидова сгорело во время пожара Москвы 1812 г. Небольшая часть чудом уцелевших листов хранится в Гербарии Московского университета. Вообще в Гербарии МГУ хранится более 60 образцов, так или иначе связанных с Линнеем, в том числе имеющих его автографы. Один линнеевский лист обнаружен недавно в Санкт-Петербурге (LE) [Караваев, Губанов, 1981; Соколов и др., 2001; Растения.., 2003; Баландин, 2007].

В 1750 г. один из учеников Линнея, И. Галениус (Johas P. Halenius), защитил диссертацию «Plantae rarioris Camschatenses» («Редкие растения Камчатки») – в ней описывалось 26 растений, половина из которых были истинно сибирскими (присланными Г. Демидовым в гербарии или семенами), а часть в действительности происходила с низовьев Волги и из Америки.

Известен список растений, написанный Линнеем собственноручно и названный «Plantae Sibiriae in Horto Upsaliense». В списке 100 названий, в т. ч. 20 общих с каталогом демидовского сада в Соликамске. Причём у Линнея в Швеции сибирских растений было больше, чем у Демидова: Карамышев насчитал в саду 118 сибирских видов. Многие сибирские растения отправляли в Швецию непосредственно из Петербурга. Этот список был передан Линнеем своему ученику Павлу Демидову (сыну Григория Демидова) и сохранился в архиве. Павел Демидов прославился как меценат и благотворитель просветительских программ. Так, он пожертвовал большие суммы на учреждение университетов в Киеве и Тобольске. Средства, предназначенные на строительство последнего, были израсходованы на создание Томского университета. Дядя Павла, Прокопий Демидов, также оставил большой след в ботанике. Около 1776 г. он устроил в Москве огромный Ботанический парк, насчитывающий 4 363 вида.

Линней, как уже было сказано, чрезвычайно интересовался материалами Второй Камчатской экспедиции. Немало трудов в помощь ему приложил в 1744 г. барон Стен Карл Бьёлке (S. K. Bjelke), один из деятелей шведской Академии наук. Через него Линней получил копии рукописных «Флор» Гербера, Гейнцельмана и Лерхе, множество посылок с семенами.

И. Г. Гмелин, вернувшись в 1743 г. в Петербург из Второй Камчатской экспедиции, принялся за обработку коллекций и составление «Flora Sibirica», закончил которую уже на родине, в Германии, прервав контракт с Петербургом. Четырёхтомный труд содержал описание 1 178 видов растений с почти 300 таблицами рисунков и охватывал, в том числе, и сибирские сборы Мессершмидта [7], Крашенинникова, Стеллера, Гмелина. Заканчивал труд уже племянник последнего, Гмелин-младший (Самул Готлиб, 1744–1774 гг.). К сожалению, во «Flora Sibirica» были последовательно проведены полиномиальные (многословные) названия, передовую линнеевскую систему в ней решили не использовать. Во время утверждения новых принципов бинарной номенклатуры Гмелин как раз путешествовал по Сибири, и невольно остался на устаревших позициях систематики, прогрессивных ещё десять-пятнадцать лет назад [8]. По современным правилам номенклатуры, все подобные названия являются недействительными, поэтому

111

приоритет русских учёных в описании многих видов растений был утрачен. Но фактические данные этого труда были включены Карлом Ледебуром в первую российскую флору – «Flora Rossica». Ещё раньше Ледебур перевел «Flora Sibirica» на линнеевскую номенклатуру [9].

Линней переписывался и с С. П. Крашенинниковым, продолжившим дело Гмелина после отъезда последнего в Германию и фактически возглавлявшим академический Ботанический сад. Именно Крашенинников ещё в 1750 г. предложил избрать Линнея академиком Петербургской академии. Академик Миллер посылает Линнею «Флору Ингерии» Крашенинникова, изданную уже после смерти последнего. Миллер же, будучи секретарём Академии наук, часто играл роль посредника между Линнеем и петербургскими учёными, особенно Палласом.

Одним из активнейших учеников-корреспондентов Линнея был швед Эрик Лаксманн (Laxmann Erik), занимавший место пастора Колывано-Воскресенских рудников в Барнауле. В письме к Лаксманну от 12 августа 1764 г. Линней писал:

Сочинения Мессершмидта, Стеллера, Гмелина, Гербера и Гейнцельмана есть у меня в рукописях. Из сибирских растений у меня едва сотня живых в саду. Никакие другие растения так хорошо не растут в наших садах, как эти. Англичане и французы посредством многих и редких дерев и растений, привозимых ими из Северной Америки, превращают сады и замки свои в рай, но у нас эти североамериканские растения не принимаются так хорошо и редко достигают зрелости. А сибирские придали бы садам нашим новое великолепие, и вы, государь мой, можете укарсить отечество наше и сделаться бессмертным в потомстве, если будете высылать мне семена трав, растущих в Сибири в диком состоянии... Каждое из них было бы драгоценным укарашением. Бесконечно обяжете меня собиранием трав да насекомых».

Лаксманн стал очень активным исследователем природы Сибири и постоянным корреспондентом европейских учёных. Во время путешествия из Петербурга на Дальний Восток, в январе 1796 г., Лаксманн умер под Тюменью.

Жизнь и деятельность Карла Линнея, без сомнения, стали поворотным пунктом в развитии мировой науки. Линней, несомненно, изучил лишь малую долю из 4 587 видов и подвидов, известных к настоящему времени из Сибири [10]. Вместе с тем, даже относительно скромное сотрудничество чрезвычайно обогатило российскую науку благодаря сотрудничеству с великим шведом. И весомую роль в этом сыграли, пусть немногочисленные, сибирские коллекции, изученные великим учёным.

1. Бобров Е. Г. Двухсотлетие «Species Plantarum» Карла Линнея (1753–1953 гг.) // Комаровские чтения. – Вып. VIII. – Л., 1954; Он же. Линней, его жизнь и труды. – М.; Л., 1957; Он же. Карл Линней (1707–1778 гг.). – Л., 1970.

2. Байков К. С. Фрагменты естественного метода К. Линнея и их значение для современной состематики растений // Материалы конф. по морфологии и систематике растений, посвящённой 300-летию со дня рождения Карла Линнея. – М., 2007. – С.19–20.

3. Бобров Е. Г. Двухсотлетие «Species Plantarum» Карла Линнея (1753–1953 гг.) // Комаровские чтения. – Вып. VIII. – Л., 1954.

4. Фрадкин Н. Г. Академик И. И. Лепёхин и его путешествия по России в 1768–1773 гг. – М., 1950. 5. Куприянов А. Н. Арабески ботаники. – Кемерово, 2003 6. Баландин С.А. Карл Линней и его гербарные коллекции // Материалы конф. по морфологии и

систематике растений, посвящённой 300-летию со дня рождения Карла Линнея. – М., 2007. – С.21–23; Караваев М. Н., Губанов И. А. Реликвии Карла Линнея в Гербарии Московского университета // Бюл. МОИП. Отд. биол. – 1981. – Т. 86. – № 3. – С.79-85; Растения из коллекции Карла Линнея в Гербарии Московского университета: история и научное значение / Баландин С.А., Губанов И.А., Джарвис Ч.Э. и др. – М., 2003. – 128 с.; Соколов Д. Д., Баландин С. А., Губанов И. А., Джарвис Ч. Э., Майоров С. Р., Симонов С С., Сухов С. В. Образцы растений, имеющие отношение к Карлу Линнею, в гербарии Московского университета (MW) // Бюл. МОИП. Отд. биол. – 2001. – Т. 106. – № 1. – С.38–48.

7. Новлянская М. Г. Даниил Готтлиб Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. – Л., 1970. 8. Куприянов А. Н. Арабески ботаники. – Кемерово, 2003. 9. Бобров Е. Г. Линней, его жизнь и труды. – М.; Л., 1957; Бобров Е. Г. Карл Линней (1707–1778 гг.). – Л.,

1970. 10. Конспект флоры Сибири: Сосудистые растения / Малышев Л.И., Пешкова Г.А., Байков К.С. и др. –

Новосибирск, 2005.

Ленденев В. С.

112

НАШ ПРАЩУР ЯКОБ ИОГАНН ЛИНДЕНАУ – УЧАСТНИК ВЕЛИКОЙ СЕВЕРНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ В. БЕРИНГА

Давно занимаюсь историей происхождения нашей фамилии. Впервые о Линденау узнал из книги С. Маркова «Земной круг», в которой есть глава «Ангарский отшельник Якоб Линденау» [1]. Соратник В. Беринга в его походе к берегам Америки Линденау, переводчик и этнограф, по завершению экспедиции в 1747 г. остался на постоянную жизнь именно в тех местах, где родились я, мой отец, дед, прадед, братья, сестры ...

Три года назад в газете «Подробности» был опубликован материал И. Подшивалова «Загадка одной фамилии», где рассказывалось как директор районного краеведческого музея р.ц. Залари Иркутской области Г. Н. Макагон, готовясь к 300-летию со дня основания Заларинской Слободы, нашла в архивах множество записей о людях с фамилией Линденау-Ленденау-Линденевы-Ленденевы. Обратившись к ученым, узнала, что это, вероятно, потомки Я. И. Линденау [2]. Учитывая, что по данным переписи 1743 г. населения всей Иркутской провинции составляло всего-то 35 тыс. чел. а Заларинской Слободы – 302 чел., какие-то совпадения (однофамильцы) здесь исключены. Тогда в Иркутской провинции жителей с такими или похожими фамилиями не было вообще. Фамилия Линденау появилась после 1750 г. В процессе последующих исследований прародителей и потомков Линденау обозначились четыре основных направления: 1. Какой национальности был Линденау? К какому сословию он принадлежал? 2. Деятельность Я.И. Линденау со дня переезда семьи из Москвы в Перново (Пярну) в 1719 г. до поступления его на службу в СПАН на должность переводчика 2-й Камчатской экспедиции В.Беринга в 1739 году и далее. 3. Исследование метрических книг Заларинской Никольской церкви (ЗНЦ) и Балаганской Спасской церкви (БСЦ) в Иркутском отделении РГАДА за XVIII-XIX вв. с целью установления фактов наличия детей у Я.И.Линденау в период его проживания в Прибайкалье с 1747 по 1795 годы. 4. Установление родственных связей ныне живущих (расчетно – до 1000 чел.) в России и вне ее потомков Я. И. Линденау, которые с первой трети XIX века по известным данным носят фамилии Линденау, Ленденау, Ленденевы, Линденевы и т.п.

В опубликованных трудах, например, З. Д. Титовой, говорится, что Линденау родился в Москве в семье обрусевшего шведа [3] ориентировочно в 1699 г., но Л. Гольденберг по данным послужного списка прапорщика Я. И. Линденау установил, что в 1754 г. тому было 45 лет, то есть –1709 г.р. Фридрих Брокгауз (1772-1823), который был современником детей Я. Линденау, в известной энциклопедии «Брокгауз и Эфрон» дату рождения его называет – 1706 г. Учитывая некоторые известные факты из жизни Линденау, больше склонен доверять Гольденбергу.

В энциклопедическом словаре «Иркутск» записано, что семья Линденау переехала в Лифляндию из Москвы в 1719 г. и поселилась в г. Перново (Пярну) [4]. К тому времени «петровская» война со шведами практически закончилась. Ребенком Якоб обучался в школе и изучал арифметику, латынь, нотную грамоту, черчение и т.д. Затем он окончил училище по счетоводству и в 1729-1730 гг. работал бухгалтером управы бургомистра Перново [5].

По поводу национальности Линденау возник вопрос: почему же шведская (?) семья, когда Перново владели шведы, проживала в Москве, а когда шведов оттуда выбили русские – вернулась в Перново? Впоследствии, работая в Сенате, Линденау в «анкете» докладывал, что знает шесть европейских языков. Шведского в том перечне нет, а родными языками он считал немецкий и русский (но научные труды писал по-немецки). Более того, российский генеалог Г. В. Гассельблат (сам по национальности швед) убежден, что фамилия Линденау не может принадлежать шведу, поскольку эта фамилия явно немецкого происхождения. В Прибалтике, начиная с Х-ХI вв. проживало много немцев, в т. ч. и в Ливонии (Лифляндии). Отец Я. Линденау, вероятно, был немец шведского подданства. Известно, что в 1700 г. Петр I в союзе с Саксонией, Речью Посполитой и Данией начал войну против Швеции, и отец Я. Линденау, будучи, вероятно, саксонцем, после поражения Саксонии в 1702 г. по каким-то серьезным причинам покинул шведскую Ливонию и перебрался в Москву, где, известно, Петр I приютил

113

немало союзников. В Саксонии известен с 1453 г. знатный дворянский род Линденау [6] - коневодов.

Например, на собственные средства граф Генрих фон Линденау (1723-1789) и граф Карл фон Линденау (1755-1842) построили ветеринарные факультеты при университетах в Лейпциге и Берлине. Династия ветеринарв, оберландшталмейстеров возглавляла королевские службы по всем коневодческим делам в Пруссии и Саксонии [7]. З.Д. Титова, М. О. Косвен, С. Н. Марков отмечали, что Я. И. Линденау называл себя «ветеринарным прапорщиком», а В. Лагус прямо говорил, что Линденау был собственно ветеринар, но называемый прапорщик [8], но сам Я. Линденау никогда не работал ветеринаром. Какое этому объяснение? Он был лишь потомственным ветеренаром, гордясь подобным отличием рода.

Несколько больше известно о внуке Я. Линденау, сыне Андрея Яковлевича Линденау - Иване Андрееве Линденау, который 21 февраля 1804 г. женился. Вот запись из метрической книги БСЦ. Ф. 50. Оп. 3. Д. 238: Венчен брак в Усть-Осинской деревне из дворян немецкой нации не бывший в службе Иван Андреев Линденау 20 лет казацкого десятника Андрея Клепикова дочерью девицей Матреной 20 лет первым браком.

В. Хинтцше допускал, что отец Якоба мог быть представителем одной из ветвей саксонского рода Линденау, поэтому, возможно, необходимо начать поиски в архивах «Байер-Тома» в Мюнхене, где сосредоточена информация более чем о 100 тыс. немцев, работавших в XVII-XIX вв. вне Германии, в т. ч. в России.

В 1730 г. Линденау ездил в Германию: «был «за морем» в Любеке и Гамбурге и «в иных местах» [9], но где и чему он обучался – не известно. Можно предположить, основываясь на фактах его последующей деятельности, что первая поездка его состоялась в Гамбург. Поскольку ранее работал бухгалтером, то мог изучать сметное дело при строительстве кораблей, поэтому не случайно в 1741 г. он контролировал строительство корабля «Св. Петр» на верфях в Охотске, на котором командор Беринг отправился к берегам Северо-Западной Америки [10]. Он мог здесь постигать искусство картографии (известна карта Линденау «Северо-восток Азии» [11]) и науку о строительстве кораблей, ведь в детстве жил и работал в портовом городе. Вторая морская поездка его в Германию была в Любек. Далее он мог, конечно, направиться на конные заводы Саксонии, которыми руководили представители рода Линденау. Но более вероятна другая версия: он направился в Галле.

В самом начале XVIII в. плоды трудов Августа Германа Франке сделали этот город «исходным пунктом немецкой славистики». Основанный им школьный городок и практиковавшиеся там системы образования и воспитания получили международное признание. По всему миру разъехались миссионеры и учителя, воспитанные в духе пиетизма – духовного течения, вобравшего в себя многие идеи самого Франке; они помогали экономическому развитию и научному обмену между учеными разных стран. Франке особенно интересовали связи с восточноевропейскими странами и, в первую очередь, с Россией. Между городом Галле и Россией довольно рано начался обмен учащимися школ и студентами; в Галле печатались русские книги; медикаменты из местной аптеки при доме призрения посылались в Россию. Педагоги, получившие образование в Галле, участвовали в создании новой школьной системы в России [12]. Как раз в те годы в школьном центре работал помощником учителя студент университета Галле Г. В. Стеллер [13], который в 1742-1746 гг. стал руководителем Я. Линденау в Великой Северной экспедиции. Вероятно, Линденау прошел курс подготовки в этом школьном центре, т. к., вернувшись из Германии, он в 1732 г. переехал в Санкт-Петербург и основал здесь школу для обучения детей наукам, где и работал по 1737 г. [14].

В 1737 г. Линденау был принят в канцелярию Сената переводчиком [15]. Интересно, что в это же время Стеллер был принят адъюнктом Академию наук для работы в составе Второй Камчатской экспедиции [16] и вскоре написал прошение в Академию наук о зачислении его в экспедицию. Ппросьбу удовлетворили и в марте 1739 г. он был принят переводчиком с немецкого языка и латыни в группу И. Э. Фишера [17].

114

В конце 1742 г. Я. Линденау обратился с просьбой к Г. Ф. Миллеру и Г. В. Стеллеру, чтобы ему разрешили перейти под руководство Стеллера. Ему разрешили, и Стеллер руководил им вплоть до 1745 г., когда они встретились в Иркутске [18]. Именно в годы работы со Стеллером Линденау написал основные работы по этнографии народов Сибири, которые вошли в его книгу «Описание народов Сибири. Первая половина XVIII века», хотя ее стали готовить к изданию лишь через 230 лет после экспедиции [19].

В книге есть карта Линденау «Северо-восточная Азия», нотные записи обрядовых песен, многочисленные рисунки, собственноручно им выполненные. Всего известно 13 трудов («Описаний») Линденау по этнографии и более 10 – по географии. Многие из них хранятся и по сей день в «портфелях Миллера» в РГАДА. В октябре 2007 г. В. Хинтцше (Галле) и А. Элерт (Новосибирск), проведя экспертизу рукописей, пришли к мнению, что статья «Собрание исторических сведений о юкагирах» написана не Линденау, а Стеллером. Почему же она попала в состав книги? 1. С результатами экспедиции: описаниями, отчетами, записками, письмами и т.д., хранившимся в архивах более 200 лет, пока глобально никто не работал. Все материалы хранятся в общих объемных делах-папках. Стояла (и сегодня стоит) задача – все это необходимо издавать, чтобы люди знали историю Великой Северной экспедиции, в том числе историю ее участников. 2. Этнографические описания участники экспедиции обязаны были осуществить по утвержденному макету-плану. Поэтому структурно все подобные труды не могли значительно отличаться друг от друга. 3. Линденау зарекомендовал себя именно как этнограф, труды его в основном по этнографии. 4. Г. Стеллер известен как ученый естествоиспытатель и врач. Его этнографические труды – это эпизоды его многогранной деятельности. 5. Сдавая в Академию наук свои отчеты, Линденау, наверное, передал что-либо и от имени Стеллера, но все это могло оказаться в одном деле.

Эту гипотезу подтверждает и Л. Гольдейберг: Высоко оценив значение трудов Линденау, Соймонов настойчиво добивался (через Миллера) получения их копий и оригиналов, хранившихся в Академии наук. В письме 5 апреля 1764 г. он прямо указал «Я за полезное признаю иметь описание рекам и местам следующего из Иркутска в Охоцк переводчика Линденау с 741 по 745 год, который ныне мне здесь объявил, что от него во те обстоятельства поданы на немецком языке в Академию наук в 746 году.

Как оказалось впоследствии, Миллер, взявший все материалы Линденау из академического архива, не вернул их в Академию, они и поныне хранятся в т. н. «портфелях Миллера» в ЦГАДА. Из переписки Ф. И. Соймонова с Миллером видно, что сенатор несколько месяцев занимался тщательным изучением материалов, составленных Линденау по истории, географии и этнографии Восточной Сибири и Дальнего Востока. Соймонов, как Миллер (а позднее и Э. Лаксман) сумел по достоинству оценить вклад Линденау в исследования Севера. Вместе с тем отметим, что ценнейшие материалы и трагическая судьба их скромного автора и поныне изучены недостаточно, а биографические сведения о Линденау до сих пор имеют существенные пробелы» [20].

Поскольку в те времена издание книги было делом непростым и редким, Линденау, конечно же, не мог и предполагать, что когда-то будет издана книга его трудов.

Профессор А. Золотарев писал: 21 августа 1746 г. Линденау появился в Петербурге и привез с собою «учиненные им разным городам, путям, рекам и народам описания», которые были приняты в конференцархив и «с прочими камчатскими делами положены» [21]. Стеллер из-за доноса на него задержался для разбирательства в Сибири [22]. Он, вероятно, передал с Линденау в Петербург некоторые свои работы, письма и документы.

В 1747 г. Якоб Иоганн был произведен в прапорщики и направлен по его просьбе в «Сибирский приказ», где его назначили управителем Балаганского дистрикта, в т. ч. Балаганской крепости, за 250 км от Иркутска [23]. Балаганск – это портовый город на Ангаре, вдали от больших дорог, а позже потомки Я. Линденау переселились в Заларинскую слободу на Московском тракте, который начал обустраиваться с 1727 г. В 1749 г. Я. Линденау направил на имя императрицы Елизаветы Петровны прошение об отводе ему в вечное пользование земли для устройства жизни с женой и детьми в Усть-Осе. Анализируя данные метрических книг, можно предположить, что у него в 1749 г. было не менее двух детей. Ответ на его прошение пришел уже от императрицы Екатерины

115

II в 1764 г. Землю ему эту отвели и последние 30 лет своей жизни он прожил в месте впадения р. Осы в Ангару.

С 1753 по 1765 гг. Я. И. Линденау занимал высокие административные должности в канцелярии генерал-губернатора Иркутской губернии, в которую входили тогда и вся Восточная Сибирь и Дальний Восток. Он ведал делами ревизии и счетоводства, а с 1762 г. – соляными делами [24]. Необходимо сказать, что в те времена соляные дела не уступали по значимости делам золотым. К тому же старики из нашей родовы рассказывали, что некоторые Линденау-Ленденевы имели лицензии (так это называется сегодня) на право добычи, варки и поставок пищевой соли, а некоторые имели право на добычу золота для государевой казны. Это, конечно, реально, если учесть, что эти места давно известны залежами соли, и дети Линденау вполне могли заняться соляными промыслом, используя знания отца, ну а золото в Сибири мыли все, кому не лень... Мой прадед Николай, например, держал извоз и постоялый двор. Однако он регулярно с артелью ходил «по золото». Мой дед Кузьма был известный пимокат, катал тонкие белые чесанки. Но и он хаживал в верховье Лены за золотишком. Про него говорили, что он был «фартовый» старатель.

Якоб Иоганн имел большое потомство. По известным данным у него была дочь Елена и шестеро сыновей: Иоанн, Стахий, Спиридон, Анфилофий, Андрей, Василий. Достоверно известно, что ветви Анфилофия и Андрея – это казацкое сословье (линии их сохранились до настоящего времени, хотя в 1920-е гг. многие казаки и их семьи были репрессированы). Стахий и Василий взяли землю около Заларинской слободы и стали крестьянами. Их линии прослеживаются по настоящее время. Елена и Иоанн (по устным воспоминаниям) осели в Иркутске, хотя в метрических книгах ЗНЦ и БСЦ они упоминаются. Один раз – Иоанн: в 1773 г., когда у него родилась и умерла дочь Варвара (ЗНЦ). Можно утверждать, что он был старшим из братьев Линденау. Во-первых, запись эта самая ранняя из всех найденных. Запись о рождении сына Николая у Стахия датирована 1774 г., а по остальным братьям значительно позже. Учитывая, что Иоанн назван в память деда Иоганна, можно быть уверенным, что старший брат именно он.

Записи в метрических книгах БСЦ о рождении детей у Андрея дают некоторую информацию о Елене. Она дважды была крестной матерью у внуков Якоба Иоганна, детей Андрея – Константина (1788) и Андрея (1789). Первая запись гласит, что она жена умершего цехового В. Шмалева. Вторая – что она сестра Андрея Линденау, а значит, дочь Я. И. Линденау. В «цехи» тогда входили люди, имевшие какие-то доходные промыслы. Братья Шмалевы были известны в Сибири как грамотные люди, собравшие все данные о временах освоения Сибири русскими. Тимофей был заметной личностью в деле колонизации Чукотки. Это были люди из круга «Русско-Американской компании», которая была учреждена в 1757 году. В. Шмалев мог заниматься «соляными делами». К 1788 г. он умер. Расчетно он был рождения 1737 г. (?). Если допустить, что Елена была моложе его лет на 10-15, то дата ее рождения ориентировочно 1747-1752 гг.

Иоанн, Стахий и Елена – старшие дети. Стахий был женат на Е. С. Борисовой, из богатого кержацкого рода. У Андрея и Анфилофия жены были из казацких семей. В метрических книгах БСЦ имеется не один десяток записей, касающихся их и их семей. Например: а) В уже упомянутых записях о рождении у Андрея сыновей изложено: 1788 (1789 г.): прапорщика Якоба Ленденау у сына его Андрея родился сын Константин (Андрей)…. б) 14/III 1832 г.: у прапорщикова сына Анфилофия Яковлева Линденау умерла жена Пелагея 71 года (т.е. она рождения 1760-1761 гг.) в) 1810 г. 30/XII. У служащего Анфилофия Ленденау умер приемный сын Алексей. Учитывая, что сын Андрея Иван родился в 1784 г., можно предположить, что Андрей сам с 1757-1762 гг. года рождения, Анфилофий с 1755-1760 гг. рождения. О Спиридоне информация не полная, не просматривается линия.

Василий – это бесспорно младший их брат. Многодетный – более 10 детей по неполному комплекту метрических книг. Дети рождены с 1792 года (Михаил) по 1825 гг. Сам он родился в году ≈ 1768.

116

Семья Василия - это самая многодетная и многолюдная линия российской ветви рода Линденау. У сына Михаила – Николая (моего прадеда 1823 г.р.) было более десяти детей. От последней молодой жены у него было двое детей: Кузьма (1879 г.р.), мой дедушка и Анна – моя двоюродная бабушка.

В период с 1820 по 1830 гг. в линиях Стахия, Василия и Спиридона фамилия Ленденау была изменена на Ленденевы. Прямой потомок Я. Линденау И. Ю Иванова (урожденная Ленденева) в Госархиве Иркутской области нашла записи, отражающие моменты трансформации фамилии Линденау в Ленденевы и Линденевы. Например: I. За 1823 г. в ГАИО оказалось две копии одной книги (фонд 50, опись 3 дела №367 и №368), где записи совершенно дублированы, но фамилии указаны разные: 1. а) Дело №367, 22 июля. Крестьянин Григорий Ленденау был восприемником у крестьянина Исаака Ленденева при рождении сына Дементия. б) Дело №368, 22 июля. Крестьянин Григорий Ленденев был восприемником у крестьянина Исаака Ленденева при рождении сына Дементия. в) Дело № 367, стр. 137, 18 августа. Помре умершего прапорщика внука Исаака Ленденау в Осинской деревне жена Параскева Федуловна 29 лет чахоткой. 2. а) Дело № 367, 12 октября. Крестьянин Николай Ленденау был восприемником у ясашного Тагнинской деревни Родиона Сухарева при рождении сына Григория б) Дело № 368, 12 октября. Крестьянин Николай Ленденев был восприемником у ясашного Тагнинской деревни Родиона Сухарева при рождении сына Григория. II. Логически можно вычислить, что у одного и того же человека при рождении была фамилия Линденау, а при рождении его сына указана уже фамилия Линденев Заларинская Никольская церковь 1) 1815 год; фонд 50, опись 3, дело № 319, стр. 81 3 октября. У Заларинского крестьянина Василия Линденау родился сын Иаков. 2) 1835 год, дело № 465, Заларинская Никольская церковь 1 декабря. У крестьянина Иакова Васильева Линденева и его законной жены Феклы Митрево родился сын Михаил от первого брака

Частично изменили фамилию на Ленденевы представители казацкой линии Анфилофия. Люди из линии Андрея, храня память о своем дворянском происхождении, фамилии не меняли, и сохранили ее до настоящего времени. Почему изменялась фамилия? Версий немало. Возможно, что крестьянские линии Линденау пожелали как-то отличаться от казачьих офицеров Линденау, оберегавших свое право называться дворянами немецкой нации. Может, просто из-за неудобства пользоваться несклоняемой иностранной фамилией? У Линденау было много заимок. А заимки всегда называлась в родительном падеже: Распутин – заимка Распутина; Минеев – заимка Минеева; Линденау - заимка Линденева...

14 декабря 2007 г. потомки ученого и администратора: Линденау, Ленденау, Ленденевы, Линденевы, собравшись в Иркутске, провели конференцию, где каждый рассказал: что им сделано для ускорения общей задачи по увековечиванию памяти нашего замечательного пращура. Избрали совет (рабочую группу) по разработке проекта памятника, по согласованию с властями места установки памятника, по сбору денег и т.д.

Следующая встреча намечена на июль 2008 г.

1. Марков С. Н. Земной круг. – М., 1971. – С. 358. 2. Подшивалов И. Загадка одной фамилии // Подробности. – Ангарск, 2005. – 1 сентября. 3. Косвен М. О. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции 1733-1743 гг. // Сибирский

этнографический сборник. – М.; Л., 1961. – Вып. III. – С. 202. 4. Энциклопедический словарь «Иркутск». – Иркутск, 2006. – С. 204. 5. Гольденберг Л. А. Каторжанин - Сибирский губернатор: жизнь и труды Ф.И. Соймонова. – Магадан,

1979. – С. 245. 6. Die Lindenaus als adlige Ritter gustbesi tzez in Machern (1). Die altere und die jungere Machernsche Linie.

Machern, 30.12.2000/von Prof. Dr. Heinz Mielke mit Zuarbeit von Kathrin Franz. 7. http//www.uni-Leipzig.de/~ mielke /Lindenau/ Lindenau 6. htm «Graf Carl von Lindenau vor 250 Jahren in

Machern geboren» Machern, 11.04.2004/Prof. Dr Heinz Mielke 8. Лагус В. Эрик Лаксман. Его жизнь, путешествия, исследования и переписка. – СПб., 1890. – С. 185. 9. Гольденберг Л. А. Каторжанин - Сибирский губернатор: жизнь и труды Ф. И. Соймонова. – Магадан,

1979. – С. 245.

117

10. Кочешков Н. В. Этнографические труды Якова Ивановича Линденау – Иркутск, 2002. – № 1. – С. 3. 11. Орлова Е. П. Чертежи Чукотки Якоба Линденау и Тимофея Перевалова // Вопросы географии Дальнего

Востока. – Хабаровск, 1957. – Сб. 3. – С. 120-123; Андреев А.И. Заметки по исторической географии Сибири XVI-XVIII вв. // Известия Всесоюзного географического общества. – М., 1940. – № 2. – С. 17.

12. Хинтцше В., Николь Т., Новохатко О. В. Георг Вильгельм Штеллер. Письма и докум. 1740 г. – М., 1998. – С. 5.

13. Там же. С. 6. 14. Гольденберг Л. А. Каторжанин - Сибирский губернатор: жизнь и труды Ф.И. Соймонова. – Магадан,

1979. – С. 245. 15. Там же. 16. Хинтцше В., Николь Т., Новохатко О. В. Георг Вильгельм Штеллер. Письма и докум. 1740 г. – М., 1998.

– С. 8. 17. Гольденберг Л. А. Каторжанин - Сибирский губернатор: жизнь и труды Ф. И. Соймонова. – Магадан,

1979. – С. 246. 18. Линденау Я. И. Описания народов Сибири. Первая половина XVIII века. – Магадан, 1983. – С. 9. 19. Там же. С. 4. 20. Гольденберг Л. А. Каторжанин - Сибирский губернатор: жизнь и труды Ф.И. Соймонова. – Магадан,

1979. – С. 245-246. 21. Золотарев А. М. Новые данные о тунгусах и ламутах XVIII века // Историк-марксист. – Кн. 2. – М.,1938.

– С. 67. 22. Хинтцше В., Николь Т., Новохатко О. В. Георг Вильгельм Штеллер. Письма и докум. 1740 г. – М., 1998.

– С. 9. 23. Иванов В. Ф. Историко-этнографическое изучение Якутии. – М., 1974. – С. 107. 24. Линденау Я. И. Описания народов Сибири. Первая половина XVIII века. – Магадан, 1983. – С. 10.

Маркдорф Н. М.

ПРОБЛЕМА ОХРАНЫ ИНОСТРАННЫХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В ЛАГЕРЯХ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ (1945–1950 гг.)

Проблемы охраны военнопленных, находившихся в сибирских лагерях, рассматривались и решались как на государственном, так и региональном уровнях. Режим охраны регулировался целой серией государственных приказов, инструкций и предписаний. Так, в 1946 г. руководством ГУПВИ был составлен и опубликован «Сборник приказов и директив НКВД-МВД СССР по вопросам режима и охраны военнопленных в лагерях МВД», содержащий нормативные документы, изданные в 1941–1946 гг. На Отдел режима и охраны управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных были возложены: проверка состояния режима внутренней охраны контингента лагерей; разработка инструкций и правил по поддержанию внутреннего распорядка, программ по улучшению боевой, служебной и политической подготовки конвойных войск; решение вопросов вооружения лагерей; проведение оперативных мероприятий по ликвидации побегов; осуществление административного расследования правонарушений работниками лагерей [1]. Контроль за соблюдением правил охраны военнопленных и интернированных в батальонах Народного комиссариата обороны СССР (НКО) выполняли народные комиссары внутренних дел союзных и автономных республик, начальники УНКВД краев и областей, начальники отделов НКВД по делам о военнопленных при Управлении тыла (УТ) групп войск [2]. В свою очередь, командиры батальонов обязаны были своевременно предоставлять донесения в НКВД-УНКВД о чрезвычайных происшествиях в батальонах.

Наружная охрана лагеря и конвоирование при этапировании военнопленных осуществлялись частями конвойных войск НКВД, которые формировались офицерскими кадрами из запаса вооруженных сил СССР; участниками Великой Отечественной войны, состоящими на учете в местных районных и городских военкоматах; вольнонаемными гражданми, а также вахтерскими подразделениями. Вольнонаемная охрана (ВОХР) нанималась из числа проверенных, физически крепких, идеологически грамотных лиц, предпочтительно прошедших службу в частях НКВД и РККА. Прием на службу в вольнонаемную охрану производился директорами промышленных предприятий при участии командира части НКВД на срок не менее одного года. Количество и дислокация

118

постов вольнонаемных вахтеров для охраны военнопленных и других режимных элементов устанавливались дирекцией предприятий совместно с командиром части НКВД.

Сотрудники лагерей, как мобилизованные, так и принятые по вольному найму или по командировкам УНКВД и Управления НКВД СССР по делам о военнопленных и интернированных, сохраняли присвоенные им персональные воинские и специальные звания и подчинялись дисциплинарному уставу Советской Армии. Все Кузбасские, Алтайские и Новосибирский лагеря для военнопленных охранялись в зоне и на производстве боесоставом 234 и 415 конвойных полков 72 дивизии КВ [3]. Военнопленные Тюменского лагеря № 93 охранялись на объектах хозорганов солдатами гарнизона 239 конвойного полка войск МВД СССР. Контингент спецгоспиталя 1407 и ОРБ-1107 – вахтерским составом. Конвойные полки № 234, 239, 415 имели большой недокомплект боесостава (примерно 25–30%) на протяжении всего периода существования западносибирских лагерей [4].

Зоны лаготделений для военнопленных строились хозорганами в соответствии с приказом МВД СССР № 059 от 1945 г. Большинство зон изначально были огорожены тесовым забором от 2,5 до 3 м высотой с надстройкой козырька в три ряда колючей проволокой, с наружным и внутренним предзонниками, которые также были обнесены колючей проволокой или рейкой в один ряд. По периметру устанавливалось необходимое количество постовых вышек. Связь дежурного офицера с проходной и часовыми была, в основном, сигнальная и осуществлялась путем ударов в рельс; связь конвойных войск с гарнизоном была телефонизирована. Территория вокруг лагерей объявлялась запретной зоной, находиться в которой гражданскому населению строго запрещалось. Внешняя охрана лагеря велась круглосуточно. Предусматривалась полная изоляция контингента лагерей, недопущение каких-либо контактов с местным населением, вольнонаемными рабочими на производстве и иными категориями спецконтингента. На основании действующих документов и инструкций производилось разделение пленных по национальному признаку. Например, немецкие военнопленные содержались отдельно от японцев, контакты между ними в лагере не допускались.

Проблема охраны военнопленных на промышленных объектах и в лагерях неоднократно обсуждалась на партийных собраниях и заседаниях партбюро обкомов сибирских областей. На уровне областных администраций были разработаны меры по упорядочению кадровой политики. Начальники лагерей и гарнизонов проводили тщательный инструктаж дежурных по гарнизонам, вахмистров и нарядов конвойных войск. Требования сводились к безукоризненному выполнению своих служебных обязанностей, определяемых инструкциями по охране военнопленных.

В свою очередь, предполагались регулярные проверки боевой и политической подготовки охранявшего спецконтингент личного состава конвойных войск, вольнонаемного и вахтенного состава. Судя по сохранившимся данным отчета начальника лагеря № 525, их результаты были неутешительными. Так, в 1947 г. очередной инспекторской проверкой было охвачено 76% офицерского состава, в 1948 г. – 80%, в 1949 г. только 53%. В графе «сданы зачеты по боевой и служебной подготовке с общей оценкой» все испытуемые отмечены результатом «плохо» (1947 г., 1948 г.) и «удовлетворительно» (1949 г.). Начиная с 1947 г., командование, партийные организации лагерей, а также руководство промышленных предприятий, в ведение которых входил спецконтингент, принимают серьезные меры, направленные на укрепление воинской дисциплины и боевой подготовки личного состава в соответствии с инструкциями и директивами ГУПВИ МВД СССР. Однако вплоть до 1949 г. руководство лагерей и промышленных объектов продолжали испытывать серьезные трудности при подборе кадров. Начальники лагерей постоянно жаловались на недостаток финансовых средств, отсутствие учебных наглядных пособий, литературы, опытных инструкторов, а также на

119

несознательность, уклонение от учебы под любым благовидным предлогом, а то и на нежелание части контингента конвойных войск охранять врагов отечества.

Так, служебная подготовка офицерского, сержантского и рядового состава в 1945 г. не проводилась вовсе. Боевая подготовка была начата только в 1946 г. с укомплектованием отдела режима и охраны Управления лагерей, и только с 1947 г. политическая и боевая подготовка в лагерях становится неотъемлемой частью воспитательной работы с кадрами. Серьезную роль в этом деле сыграл Политотдел лагерей, организованный в каждой из западносибирских областей, который стал строго контролировать руководство лагерей в деле подготовки личного состава.

Не обладавшему опытом работы в лагерях с военнопленными руководству, партийным организациям лагеря и хозорганам потребовалось немало усилий и времени для того, чтобы сформировать коллективы личного состава лагерей и добиться их полной работоспособности. При спешном наборе кадров имели место случаи проникновения в лагерь так называемых «враждебных» элементов [5]. В отчетах начальников сибирских лагерей о политико-моральном состоянии гарнизона конвойных войск и вахтерского состава приводятся сведения о случаях пьянства, разгильдяйства, безответственности, мародерства, посягательства на личное имущество, оскорбления чести и достоинства, хищения социалистической собственности, морально-бытового разложения, недовольства службой, связи с контингентом, а порою и убийства охраняемого контингента лагерей, иногда местных жителей. Тем не менее, все факты злоупотребления своим служебным положением не оставались без внимания как руководства лагерей, так и управления УПВИ МВД СССР. К лицам, допускавшим нарушения трудовой и воинской дисциплины, применялась дисциплинарная практика, а за совершение преступлений виновные привлекались к уголовной ответственности [6].

Как отмечали начальники сибирских лагерей, большинство «аморальных проявлений было допущено на почве употребления спиртных напитков». Большая часть из них совершена офицерским составом. Приведем лишь некоторые примеры. Весной 1947 г. офицер лаготделения № 4 лагеря № 503 МВД ССР, лейтенант Синельников, будучи дежурным по лаготделению, пьяный зашел в комнату к интернированным женщинам и стал склонять к сожительству двух из них. Они бежали и укрылись от домогательства в лагерной зоне. За действия, порочащие честь советского офицера, лейтенант Синельников был снят с работы и исключен из комсомола. Однако из охраны конвойных войск Синельников все же отчислен не был. О чем свидетельствует следующий факт. В момент проведения денежной реформы ему была доверена охрана ценностей и перевозка достаточно крупной суммы денег. Во время рейда лейтенант вновь напился и, как указывается в документе, открыл бесцельную стрельбу и палил до тех пор, пока не расстрелял все патроны. После этого он был арестован всего на 10 суток [7]. Вахтер 4 лаготделения, старшина Транлин, в 1948 г. самовольно ушел с дежурства. В его отсутствие начался пожар в сушилке, где сгорело 24 комплекта белья. Предотвратить пожар оказалось некому. Стоимость сгоревшего лагерного имущества на сумму 1300 руб. Транлин возместил, отбыв перед этим на гауптвахте 5 суток [8].

Имели место и просто курьезные случаи, повлекшие за собой, тем не менее, не просто служебное разбирательство, но и осложнения в служебной карьере отдельных офицеров гарнизона конвойных войск. Обратимся вновь к документу. Первого мая 1947 г. в лагере № 525 инспектор по учету, младший лейтенант Попов, находясь около штаба отделения, остановил интернированную Гунчач, которая шла в штаб, и разговорился с ней. Проходившая мимо жена Попова его приревновала и «злостно» избила Гунчач. В результате данного инцидента младший лейтенант Попов получил строгое взыскание за то, что «вел плохую разъяснительную политику со своей женой» [9].

Тем не менее, факты злоупотреблений персонала и охраны лагерей порою меркли по сравнению с «громкими делами» руководящих кадров. В справке «О преступной деятельности бывшего начальника Управления лагеря № 526, майора Н. С. Сипкина»

120

начальник ОПВИ, капитан Христус, и начальник оперотдела ОПВИ УМВД, младший лейтенант Пришич, докладывают о его «преступной деятельности, злоупотреблении своим служебным положением». Так, майор Сипкин с июля 1945 г. по май 1946 г. заключил без ведома администрации УПВИ ряд хозяйственных договоров с председателями колхозов, предоставляя им для сельхозработ подведомственных лагерю военнопленных, труд которых в документах не учитывался. В результате, военнопленные отработали более 16 тыс. чел.-дней. Таким образом, в счет работы военнопленных для руководства лагеря в указанный период было получено 42 кг мяса и 900 л молока. Возможно, голодный год, а может и определенная безнаказанность толкали Сипкина на дальнейшие злоупотребления. Весной 1946 г. им было присвоено 10 кг меда, 1 кг сливочного масла и 400 шт. яиц из колхозов «Красная нива», «Берлин», «Им. 17 партийного съезда». Более того, Сипкин по сомнительным документам смог получить из кассы лаготделения более 4000 руб., которые после вскрытия факта хищения ему пришлось возмещать колхозам своими личными вещами. В ноябре 1945 г. с ведома руководства завода № 75 Сипкиным под видом временного использования вещевого имущества из лагеря были изъяты 580 полушубков, 300 пар валенок, 500 ватных брюк, 300 фуфаек, 500 шлемов. Об использовании данного вещевого имущества в тяжелейшие для страны годы умалчивалось. Способствовать ревизии и возвращению вещевого имущества на склад лагеря Сипкин стал только после заведения уголовного дела, т.е. в апреле 1945 г. Кроме того, он достаточно продолжительное время получал по личным запискам продукты питания. Ущерб лагерю составил 1 00 000 руб. Впоследствии выяснилось, что начальник управления лагеря № 526 присвоил себе звание майора, тогда как в действительности он был в звании старшины. Боясь ответственности, Сипкин дезертировал из лагеря, после чего был снят с работы и передан суду военного трибунала [10].

За убийство человека был приговорен к 5 годам ИТЛ заместитель начальника лаготделения № 4, лагеря № 503 – старший лейтенант Дорохин [11]. Начато служебное расследование с заведением уголовных дел 10 сентября 1948 г. на сотрудников лагеря МВД № 128 [12]. К уголовной и дисциплинарной ответственности в лагерях МВД СССР для военнопленных только в одной Кемеровской области за период 1945–1949 гг. привлечены 1110 человек военнослужащих гарнизона конвойных войск и вахтерского состава, допустивших нарушения трудовой и воинской дисциплины [13]. Уволены в результате «невозможности дальнейшего использования» 496 офицеров и вольнонаемной охраны, что составило 18,7% от общего количества вновь принятых на службу [14].

Плохо поставленный учет вещевого имущества в лаготделениях и в Управлении лагерей, отсутствие опыта у руководства обозно-вещевых служб, а часто и просто недобросовестное отношение к делу со стороны управленческого и снабженческого аппаратов создавали весьма благоприятную почву для хищений. Так, за разбазаривание продовольствия, хищения и невыполнение своих служебных обязанностей был привлечен к уголовной ответственности и снят с работы заместитель начальника Управления лагеря № 511 по снабжению Галицкий, который «разбазарил 24 т угля путем выдачи его в целях всевозможных хозяйственных махинаций различным хозорганам» [15]. Крупная сумма денег была присвоена предприимчивыми начальником лаготделения № 7, лагеря № 511, майором Бажиным, и его заместителем в результате махинаций с выведением на работы военнопленных [16]. В июле 1946 г. был снят с работы начальник Управления лагеря № 511 старший лейтенант Фатеев, «за необеспечение руководства работой лагеря, допущение хищения продуктов питания, разбазаривания топлива и присвоение денег, полученных от использование труда военнопленных» [17].

Начиная с 1947 г. усилился контроль за работой лагерных хозаппаратов, для чего МВД проводило регулярные и внеплановые проверки порядка, учета, расходования, хранения продуктов питания и материальных ценностей. Начальники оперчекистских отделений обязаны были усилить агентурно-оперативную работу, направленную на

121

выявление и раскрытие служебных преступлений среди лагерного персонала. Впрочем, имели место и иные случаи. В своих воспоминаниях бывшие узники

сибирских лагерей приводят факты, когда их конвоиры и охрана были достаточно человечны, несмотря на фронтовую обстановку (подбадривали, позволяли оставить личные вещи, утешали, были снисходительными). Несомненно, в деле охраны лагерей имелось немало трудностей, но самой острой за весь период существования лагерей являлась кадровая проблема.

1. РГВА. Ф. 1 п. Оп. 37 а. Д. 3, Л. 25 об.-30. 2. Там же. – Оп. 5 е. Д. 2. Л. 117-118 а. 3. Там же. – Оп 15 а. Д. 354. Л. 16; Д. 331. Л. 7. 4. Там же. – Д.331. Л. 8. 5. Там же. – Д. 352. Л. 90. 6. Там же. – Д. 331. Л. 35. 7. Там же. – Д. 345. Л. 70. 8. Там же. – Л. 71. 9. Там же. – Д. 352. Л. 97. 10. Там же. – Д. 354. Л. 88-89; Д. 331. Л. 33. 11. Там же. – Д. 331. Л. 34; Д. 352. Л. 95. 12. Там же. – Д. 126. Л. 2. 13. Подсчитано по: РГВА. Ф. 1 п. Оп. 15 а. Д. 331. Л. 35, 36. 14. Подсчитано: Там же. – Л. 33, 34. 15. Там же. – Д. 347. Л. 27. 16. Там же. – Л. 30. 17. Там же. – Л. 34.

Маркдорф Н. М.

ТРУДОВОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ И СОДЕРЖАНИЕ ИНТЕРНИРОВАННЫХ ГЕРМАНИИ И ПОЛЬШИ В ОТДЕЛЬНОМ РАБОЧЕМ БАТАЛЬОНЕ № 1104

НА ТЕРРИТОРИИ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ

Временная инструкция об охране и режиме содержания интернированных и мобилизованных немцев, поляков, украинцев, белорусов и русских в рабочих батальонах была принята на основании приказа Наркома внутренних дел СССР № 038 от 3 марта 1945 г. На основании данного документа интернированные и мобилизованные иностранцы, используемые в качестве рабочей силы хозорганами различных наркоматов, были сведены в рабочие батальоны - ОРБ (с численностью от 750 до 1200 чел. в каждом) и размещены на изолированных от местного населения площадях [1].

После окончания войны в Западной Сибири был сформирован отдельный рабочий батальон, который дислоцировался на территории Кемеровской области. ОРБ № 1104, образованный в августе 1945 г., действовал на основании распоряжения ГУПВИ МВД СССР № 25/3-974 от 30 июня 1945 г. Лимитная численность на период создания ОРБ № 1104 устанавливалась в 800 чел. Штаб ОРБ находился в областном центре Кузбасса – в г. Кемерово. В его составе было организовано четыре роты интернированных гражданских лиц из Германии и Польши. Из них: 1-я и 2-я роты задействовались в основных и вспомогательных цехах на заводе № 510 Министерства химической промышленности СССР, Миннефтепрома, а также при заводе № 652 Министерства электропромышленности СССР в гг. Кемерово и Топки. Рабочий контингент третьей роты дислоцировался и задействовался на заводе № 1 УИЖТ при Совете Министров СССР в г. Ленинске-Кузнецком. Четвертая рота размещалась в г. Анжеро-Судженске Кемеровской области и использовалась на работах Анжеро-Судженского стекольного завода Министерства местной промышленности РСФСР. Кроме того, труд III, IV групп трудоспособности и оздоровительных команд интернированных отдельного рабочего батальона широко использовался на сельскохозяйственных работах в различных колхозах и совхозах Кузбасса. С августа 1945 г. по октябрь 1949 г. в ОРБ № 1104 прибыло 1471 чел. интернированных гражданских лиц из лагерей и тюрем Германии и Польши. В указанный

122

период происходили большие подвижки контингента. Так, количество убывших составило: репатриированных на родину – 1086 чел.; отправленных в лагеря МВД для военнопленных – 172 чел.; переданных в спецгоспитали - 19 чел.; умерших – 140 чел. [5].

Лимит дислоцируемого на территории Кемеровской области отдельного рабочего батальона № 1104 был существенно превышен. Это объяснялось, во-первых, необходимостью использования дополнительной рабочей силы в индустриально развитой области, во-вторых, значительной удаленностью региона от государственных границ. Нужно отметить, что и в других районах Западной Сибири нужда в дополнительной рабочей силе имела место. Но размещение ОРБ № 1104 именно на территории Кузбасса было обусловлено, прежде всего, тем, что потребность в рабочей силе в военное и послевоенное время здесь была особенно велика.

Для содержания интернированных лиц на территории области строились специальные зоны, которые по примеру лагерей для военнопленных, огораживались деревянным забором или ограждением из колючей проволоки высотой 2,5 м. С внешней и внутренней стороны ограждения на расстоянии 3-5 м устанавливались предупредительные зоны, которые также были обозначены на местности колючей проволокой в 3-5 нитей. С целью лучшего просмотра зона ограждения по периметру строилась в форме прямоугольника или квадрата с вышками на углах для часовых. Суточные посты имели техническую связь с вахтерской командой и дежурными по батальону. Для прохода и проезда на территорию батальона имелись проездные ворота и контрольно-пропускные будки, где выставлялся суточный вахтерский пост. Служба охраны интернированных и мобилизованных осуществлялась в соответствии с требованиями устава гарнизонной службы Красной армии [1].

Временная инструкция об охране и режиме интернированных граждан Германии и Польши регулировала их порядок размещения и содержания на территории хозорганов. По прибытии в батальон все интернированные и мобилизованные тщательно обыскивались, их личные вещи просматривались на предмет изъятия запрещенных к хранению предметов. Затем после санитарной обработки рекомендовалось раздельное размещение контингента в лагерных отделениях в зависимости от национальности и от пола. Проживание в зоне вольнонаемному составу, а интернированным и мобилизованным вне зоны батальона, категорически запрещалось. Внутренний распорядок в батальоне устанавливался командиром батальона по согласованию с администрацией предприятия. Однако, как свидетельствуют архивные документы, это правило соблюдалось не всегда. Так, на основании донесений начальника рабочего батальона и администрации кузбасских лагерей, интернированные немки могли находиться в одних бараках с военнопленными немцами. Документы доносят до нас следующее, «интернированные немки содержатся вместе с военнопленными немцами. Живут в одних бараках. На заборах имеются надписи: «Люблю фрау Зенке…». После отбоя можно видеть парочки, гуляющих под руку военнопленных немцев и интернированных гражданских немок» [8].

Правила поведения интернированных и мобилизованных, их права и обязанности должны были быть вывешены во всех бараках и жилых зонах, где размещался данный спецконтингент. Так же как и в лагерях для военнопленных командир батальона не реже двух раз в месяц обязан был проводить внезапные обыски интернированных и осмотр из личных вещей, а также помещений на предмет изъятия неположенных к хранению предметов. С этой целью привлекался офицерский, вольнонаемный и вахтерский состав аппарата батальона. При этом обыск женщин рекомендовалось производить только женщинами – сотрудницами аппарата. Интернированные немцы и поляки были обязаны соблюдать установленный в ОРБ-1104 распорядок, содержать в чистоте помещения, иметь опрятный внешний вид, выполнять нормы выработки на производстве, установленные для рабочих данной категории, сдавать на хранение в финансовую часть хозоргана деньги более 200 рублей и другие ценные вещи. Строго пресекались: самовольный уход с работы,

123

хранение запрещенных предметов, обмен, продажа обмундирования и обуви, нелегальная отправка писем на родину без соответствующей проверки. Как и в лагерях для военнопленных имелось немало нарушений лагерного режима контингентом – игра в карты, промот лагерного имущества, самовольный уход с работы. Виновные наказывались в дисциплинарном порядке и в зависимости от тяжести проступка водворялись в штрафную роту на срок от 5 до 10 дней. Имели место также – выговор перед строем и препровождение на гауптвахту до 20 суток, направление в режимный лагерь. За порчу или утерю лагерного имущества интернированные обязаны были возместить материальный ущерб, если данный проступок не носил преднамеренного характера. Возмещение ущерба путем удержания из заработной платы обычно производилось по письменному распоряжению командира батальона или администрации предприятия. Причем ежемесячные удержания не превышали 25 % от заработной платы. Если ущерб был нанесен государству преднамеренно, то виновные привлекались к уголовной ответственности по действующим в СССР законам. В случае побега интернированных немцев из зоны или места работы командир батальона был обязан выслать оперативную группу для розыска в наиболее вероятных направлениях и сообщить в НКВД-УНКВД о принимаемых мерах [9].

Приказом Народного комиссара внутренних дел СССР № 00839 «О мероприятиях по улучшению содержания и трудового использования интернированных и мобилизованных немцев, находящихся в рабочих батальонах» от 13 июля 1945 года, оговаривались порядок охраны и создание вспомогательных команд (численность от 10 до 20 человек) из положительно проявивших себя на работе и в быту интернированных гражданских лиц с целью оказания помощи вахтерским подразделениям и руководству хозорганов для предотвращения побегов [3]. Данный документ регламентировал также организацию штрафных подразделений при ОРБ, рекомендовал командирам рабочих батальонов усилить контроль за деятельностью администрации предприятий в деле выделения для интернированных самостоятельных участков работ. Было запрещено выводить интернированных на отдаленные объекты, расположенные на расстоянии свыше 3-4 км. Для доставки контингента на большие расстояния необходимо было выделять автотранспорт [4]. Командирам отдельных рабочих батальонов категорически воспрещалось переводить подневольных рабочих на другие предприятия и в другие области без соответствующих санкций НКВД СССР или НКВД-УНКВД [10]. Положения и инструкции оговаривали и порядок подачи жалоб и заявлений интернированными в случае нарушения законности или несправедливости со стороны администрации хозорганов и руководящего состава батальона. Однако, документов, подтверждающих их наличие, в данный момент не обнаружено.

На основании приказа НКВД СССР № 0014-1945 г. контингент интернированных находился на полном обеспечении и распределении по объектам деятельности тех хозорганов, на балансе которых он числился. В компетенции УМВД по Кемеровской области входили также организация контроля за материально-техническим обеспечением интернированных, их трудоиспользованием, бытовыми условиями, режимом содержания и охраной. Контроль, консультирование руководителей хозяйственных объектов и практическая помощь в деятельности ОРБ № 1104 осуществлялась работниками ОПВИ, специально направляемыми в подразделения для наилучшего трудоиспользования данного спецконтингента [6].

На работы контингент выводился побригадно в сопровождении офицеров батальона, вахтеров или ответственных лиц из административных хозорганов. На производстве интернированные немцы, украинцы и поляки работали без охраны, под руководством и наблюдением своих бригадиров и инженерно-технического персонала предприятия, колхоза или совхоза. По окончанию работ возвращение интернированных и мобилизованных в зону также производилось побригадно в сопровождении конвоя и вахтерского состава. Продолжительность рабочего времени и дни отдыха для контингента

124

были установлены на общих основаниях действующих положений для рабочих данного предприятия [2].

В деле трудового использования интернированных вплоть до 1947 г. имелось немало трудностей, в т. ч. и сокращались значительные расходы на их содержание. Только, начиная с 1948 г. повысилась заработная плата контингента, а интернированные не только стали оправдывать расходы на их содержание, но и получать деньги на руки в порядке вознаграждения. Выплата премиальных вознаграждений за выполнение производственных норм интернированным в Кемеровской области характеризуется следующими данными: в 1947 г. выплачено путем вознаграждений 85408 руб.; в 1948 г. – 145155 руб.; в 1949 г. (за 9 месяцев) – 267177 руб. Заработок контингента интернированных на один человеко-день составил: в 1947 г. выработано на один человеко-день – 13 руб. 86 коп.; в 1948 г. – 17 руб. 84 коп.; в 1949 г. – 20 руб. 02 коп. [7].

Вещевым имуществом и продуктами питания интернированные были обеспечены по нормам рабочих СССР, работающих на промышленных предприятиях. Кроме того, данный спецконтингент имел возможность приобретать дополнительные продукты питания и одежду через торгующие организации. Питание интернированных осуществлялось через специализированные столовые. При каждой роте ОРБ № 1104 были оборудованы амбулатории и стационары для лечения больных. Тяжелобольным медицинская помощь оказывалась через лечебные учреждения Министерства здравоохранения СССР. Так же как и в лагерях для военнопленных МВД СССР устанавливались четыре группы трудоспособности контингента, в зависимости от которых производилось их распределение по участкам и объектам работ. Нужно отметить, что поступавший в Западную Сибирь на протяжении 1946-1947 гг. контингент был ослаблен и составлял, в основном третью и четвертую группы трудоспособности. Уже в первые месяцы трудового использования произошло резкое ухудшение физического состояния людей ввиду их размещения в неприспособленных для жилья, недостроенных помещениях, не оборудованных нарами, а главное очень холодных. Работа амбулаторий ОРБ № 1104 характеризуется следующими данными [7].

Таблица 1 Деятельность амбулаторий для интернированных Германии и Польши ОРБ № 1104 с 1945-1949 гг.

1945 г. 1946 г. 1947 г. 1948 г. 1949 г. итого Всего посетило амбулаторий

интернированными ОРБ 800 710 619 501 450 2680

Количество человек, освобожденных по болезни от работы

512 470 262 215 200 1659

Количество дней, проведенных больными, освобожденными от работы в амбулаториях

2002 1205 641 193 140 4181

Итого: 3314 2385 1522 909 790 8920

Как видно из таблицы, достаточно высокий процент заболеваемости среди интернированных, занятых на промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве Кемеровской области, наблюдался зимой 1945-1946 гг. ввиду прибытия в Сибирь ослабленных людей. В результате мероприятий, проведенных по оздоровлению контингента, а также благодаря репатриации на родину больных и нетрудоспособных и завозу здоровых молодых мужчин и женщин из лагерей и тюрем Германии и Польши, процент заболеваемости и соответственно смертности снизился существенно. Данные смертности в ОРБ № 1104 характеризует следующая таблица [12].

Таблица 2 Смертность интернированных гражданских лиц в ОРБ № 1104 за весь период его существования

Дата Количество умерших в ОРБ № 1104

Смертность от алиментарной дистрофии

Процент смертности к общему числу контингента

1945 68 52 17,8

125

1946 48 22 17 1947 12 3 1,5 1948 9 1 1,1 1949 3 - 0,3 Итого 140 78 37,2

На территории Кемеровской области в настоящее время удалось определить места восьми компактных захоронений интернированных немцев, украинцев, поляков и русских ОРБ № 1104. Это: 1) захоронения интернированных немцев (подданство Германия) при совхозе № 209, расположенные на северо-западной окраине гражданского сельского кладбища совхоза «Краснинский» (село Краснинское) Промышленновского района; 2) кладбище на территории свиносовхоза «Заря» в поселке Плотниково Промышленновского района; 3) кладбище при совхозе № 316, находящееся в березовой роще в 120 м от поселка Верхняя Падунка (совхоз «Тыхинский») Топкинского района; 4) кладбище при совхозе № 319, расположенное в березовой роще с. Раздолье (совхоза «Хорошеборский) Топкинского района; 5) кладбище при совхозе № 322, расположенное в 1,7 км от пос. Зеленовский, совхоза Уньгинский Крапивинского района; 6) погребения интернированных 3-й роты, находящиеся на территории гражданского кладбища г. Ленинска-Кузнецкого; 7) захоронения интернированных на территории гражданского кладбища при тресте № 25 в поселке Юргинский, станция Юрга-1; 8) захоронения 1-й и 2-й рот ОРБ № 1104, находящиеся на территории поселка Тепличный г. Кемерово.

По данным кладбищенских книг основной возраст погибших – от 18 до 45 лет, в основном немцы подданства Германии, но имеется и значительное количество поляков и украинцев подданства Польши. Из числа погибших 35 % составляют женщин. Однако точное количество умерших и захороненных интернированных лиц на территории Кемеровской области установить невозможно. Во-первых, большая часть погребений не сохранилась, во-вторых, по сообщениям местных жителей часть захоронений были уничтожены в результате распашки занятых под кладбища территорий уже на следующий год после того, как ОРБ № 1104 прекратил свое существование.

В соответствии с приказом МВД СССР № 00770 от 13 августа 1949 г. контингент интернированных, подлежащий репатриации, в октябре 1949 г. отправлен на родину. Оставшиеся интернированные иностранные граждане, требующие оперативной фильтрации, в ноябре 1949 г. были переданы в лагерь № 27 МВД СССР (Московская область). В связи с вывозом контингента интернированных отдельный рабочий батальон № 1104 на основании приказа МВД СССР за № 00967 от 25 октября 1949 г. в декабре 1949 г. был расформирован [7].

1. Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф. 9401. Оп. 1. Д. 2665. Л. 265-271. 2. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 205. Т. 13. Л. 343. 3. Там же. – Т. 14. Л. 310. 4. Там же. – Л. 263-263 об. 5. Российский государственный военный архив (далее РГВА) Ф. 1 п. Оп. 15 а. Д. 331. Л. 47. 6. Там же. – Л. 48. 7. Подсчитано по: РГВА. Ф. 1 п. Оп. 15 а. Д. 331. Л. 50, 51. 8. Там же. – Оп. 21 а. Д. 5. Л. 92-113. 9. Там же. – Оп. 23 а. Д. 3. Л. 186-187. 10. Там же. – Д. 5. Л. 114-115. 11. Там же. – Оп. 3 г. Д. 9. Л. 1-30. 12. Там же. – Оп. 10 з. Д. 153. Л. 180-181.

Масалова С.В.

СЕВЕР ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В ПУТЕВЫХ ОЧЕРКАХ АЛЬБЕРА РУССИ

В 1887 году с 12 по 27 мая в швейцарской газете «Журналь де Женев»

публиковались рассказы о путешествии по Сибири Альбера Русси. С 1883 по 1886 год он

126

работал домашним учителем в семье известного мецената, основателя Иркутской картинной галереи Ивана Платоновича Сукачёва. В конце XIX - нач.XX веков швейцарские учителя были в особом почете. В общей сложности Альбер Русси посвятил 24 года своей жизни работе в России, за что был награждён орденами Святого Станислава и Святой Анны III степени, а также медалью «В память царствования императора Александра III. В Швейцарии он опубликовал более 20 работ, посвящённых России, русской литературе, в том числе переводы на французский язык русских писателей, а в России - работы по изучению французского языка и литературы в русских учебных заведениях.

В 2001 году в швейцарском издательстве «Noël» было опубликовано полное издание путевых рассказов о пребывании в Сибири Альбера Русси, а затем выставлено на сайт его внуками [1]. «Путешествие в Сибирь» на русском языке никогда не издавалось, все приведенные в статье высказывания являются авторским переводом.

6 августа 1883 года молодой человек, в возрасте 19 лет, отправился в путешествие из Женевы до Иркутска, продлившееся 1,5 месяца. В его дневнике есть описания многих сибирских городов и населенных пунктов, природы, народов Сибири. В данной статье речь пойдет о городах и населенных пунктах севера Западной Сибири.

По словам Альбера Русси, ему повезло с попутчиком, из Перми до Красноярска он путешествовал с Николаем Ивановичем Раевским, бывшим в то время главным инспектором училищ в Восточной Сибири, и направлявшимся туда с инспекцией [2]. Раевский хорошо говорил по-французски, был прекрасным собеседником, кроме того, у них не было проблем в дороге, так как у того была подорожная, и им давали лошадей по первому требованию. В городах путешественники долго не задерживались, поэтому их описания не очень большие.

По сибирским рекам Альбер Русси путешествовал на пароходах, принадлежащих И. И. Игнатову «Нижегородец» (Nijni-Novgorete) и Рейтерн (Reistern) [3] . Он описывает с особой тщательностью царившую на них обстановку: «…пароход крайне переполнен. Все места первого и второго класса заняты. Пассажиры третьего класса сидят на палубе, как на пароходах, плавающих по Волге. Нет ни одного свободного места, везде день и ночь напролёт лежат люди. Кажется, что единственное их занятие – это спать и пить чай…

Вокруг меня пол усыпан скорлупками маленьких орешков. Я вам уже рассказывал об этих орешках, которые вытаскивают из плодов хиша (pommes de khiche), разновидности сибирского кедра? Думаю, что нет». Русси здесь ошибается, приняв слово «шишка» за название дерева. « Орешки эти можно купить очень дёшево, и все пассажиры, как первого, так и третьего класса щёлкают их с утра до вечера, продолжая разговаривать, а, если беседа затихает, то слышен даже хруст скорлупок на зубах. Кто-то назвал эти плоды «сибирским разговором» (la conversation sibérienne)». В словаре В. Даля находим подтверждение этих слов: «Псовых запустил руку в карман, вытащил горсть сибирского «разговора», кедровых орехов» [4].

Проплывая мимо населенных пунктов Альбер Русси делает небольшие, но живописные зарисовки этих мест: «К 8 часам вечера мы прибыли в Самарово (Samarova), великолепно расположенную деревню у подножия покрытых лесами холмов. Раньше здесь находилась столица остяцкого царства. Однако когда я сошёл на берег, я не увидел ни одного остяка, в действительности, они уже давно покинули это место. Спустя какое время, отчалив от Самарово, я заметил прелестное местечко. Это была только что построенная красивая изба (isba), окружённая лесом, очень напоминающая шале у нас горах, перед избой, - зелёная лужайка, поодаль, слева, простираются поля. Возле дома стоит девушка в национальном костюме: вышитая рубашка, синяя юбка и вышитый фартук, на голове диадема. Национальный костюм – очень нарядный… Недалеко от Самарово мы покидаем мутные воды Иртыша и входим в желтоватые воды Оби (Ob). Однако две реки соединяются не напрямую, а посредством маленьких каналов. Кажется, что пересекаешь совсем другую страну: с двух сторон равнина, степь, не так много осин и берёз, сухая трава; вот уже не избы, а бедные лачуги, удалённые друг от друга, и совсем близко к берегу магазины с продовольствием, построенные на деревянных столбах в целях предосторожности».

Швейцарский путешественник восхищается способом охоты сибиряков: «Берега Оби покрыты лесами из сосен, елей и берёз, то там, то тут виднеются осины. Иногда в лесах я замечаю огромные бреши. Это просеки, прорубленные охотниками, здесь они расставляют свои сети. Утки, увидев свободный проход, устремляются туда и попадают в сети. Это очень простой и очень успешный способ охоты».

Далее следует описание Сургута: «В полдень раздаётся гудок, мы делаем небольшую двадцатиминутную остановку в Сургуте (Sourgout), чтобы пополнить запасы дров. Эта деревня в 1200 душ

127

заинтересовала меня, поскольку это самая северная точка на моём пути. Сургут расположен на 61º 20′ северной широты. Даже, несмотря на свой жалкий вид, Сургут, по заверениям одного из пассажиров, считается столицей жителями всей округи. И это не удивительно, так как в данной местности нет ни одной деревни, только незначительные поселения, разделённые сотнями вёрст. Местность эта имеет очень грустный вид: пустошь, полностью лишённая растительности степь, или что-то в этом роде. После Самарово я не заметил ни клочка зелени, ведь мы находимся на самом севере, и здесь ничего не может расти кроме сосен и лиственниц. Эта огромная пустыня в Северной Азии от Урала до Берингова пролива называется тундрой (toundra). Господин А., путешествовавший по тундре, рассказывал мне, что встречал тут лишь мхи и лишайники. Отсюда мы плывём вниз по течению по небольшому склону. Возле Сургута очень большое количество островков затрудняют наше передвижение. Иногда нам попадаются на пути плавающие кучи травы, образующие настоящие островки, где нашли приют многочисленные парочки диких уток».

Начиная со Стеллера, не ослабевает интерес иностранцев к коренным народам Севера: «К 5 часам мы подходим к бедной остяцкой деревушке. Уже на подходе к берегу, с нами поравнялась лодка, вырубленная из ствола дерева; этой лодкой управлял низкорослый, коренастый, с круглым лицом человек: это остяк. У него ничего не выражающий взгляд, неподстриженные волосы ниспадают на шею и на уши, он крайне нечистоплотен. В общем, это существо очень напоминает лапландцев и самоедов, которых я видел в Берлине и Петербурге. Мы подходим к берегу, и я схожу на землю, дабы рассмотреть жилища этих остяков. Их дома построены в стволах деревьев, они низкие, с одной комнатой и ужасно грязные. Рядом с домом сарай, стоящий на сваях… Эти убогие люди, которых я только что видел, - потомки народа, у которого, до прихода сюда русских, была совсем другая организация, сейчас её нет. Остяки жили в городах, но завоеватели вынудили их уйти на север. Сейчас их города больше не существуют, их заменили унылые поселения. Они подчиняются своим хозяевам и платят годовой налог 4 рубля с человека. Есть и те, кто был обращён в православие, но большинство из них остались язычниками. Обратить в другую веру их не трудно, однако с отъездом священника, они снова возвращаются к своей изначальной религии…Вскоре заходим в другое остяцкое селение. Люди эти слишком уж некрасивые, но очень ловкие. Они с заметной резвостью управляют своими лодками и постоянно кружат вокруг парохода. Они продают за бесценок большую рыбу. Сразу же некоторые пассажиры берут у повара котелки, набирают воды из Оби и идут на берег варить очень вкусный рыбный суп. До нас доносится продолжительный лай, и мы спешим посмотреть, что это за зверь может так жалобно выть. Это две огромные остяцкие собаки, два настоящих волка, охраняющие вход в хижину. Хижина построена из берёзовых жердей, воткнутых в землю напротив друг друга и наверху смыкающихся. Вместо двери простая циновка, мы приподнимаем её и входим. Грязная старуха лежит на овечьих шкурах, курит очень маленькую трубку и просит у нас денег (kopeck). Получив копейки, она нас благословляет, и мы с радостью выходим на свежий воздух и ходим по высокой траве. Растительность здесь великолепная. Повсюду листья. Вернувшись на берег реки, мы собираем я годы, которые сибиряки называют яблоками, но в действительности же они размером с малину. Это pyrus baccata siberica, - говорит мне господин Раевский». Здесь Русси путает латинское название. Правильно: malus baccata siberica – яблоня ягодная или сибирка [5].

Далее пароход совершил остановку в Нарыме, «городке численностью 2000 жителей, построенном на правом берегу. Берег постоянно размывается речными водами, что приводит к обрушению домов. Недалеко отсюда устье реки Кеть (Khet), про которую говорят, что она станет очень важной со строительством канала, который соединит Обь и Енисей. Мне удалось увидеть, как ловят стерлядь (sterlet), изумительную рыбу, которую нам очень часто подают на обед… Обеды на пароходе по одной цене. Три блюда стоят 75 копеек, четыре блюда – рубль. Каждое утро в 11 часов, владелец ресторана вывешивает меню дня, что до вина, оно подаётся за отдельную плату. Пол-литровая бутылка Шабли стоит 1 рубль 40 копеек (3 франка 50 сантимов)»

До своего приезда в Сибирь Альбер Русси имел смутное о ней представление: «Сибирь, для большинства жителей европейской части России, так же как и иностранцев, - это

монстр, дракон, который уже проглотил огромное количество людей и жуткий голод которого никогда и ничем не утолить. Это огромная, малонаселённая, покрытая льдом страна. Жить здесь опасно, каждую минуту рискуешь быть убитым, или, по крайней мере, ограбленным. Это страна волков и медведей, жизнь здесь необычайно дорогая, зимой путешествуют на санях, запряжённых собаками, летом, из-за дождей, дороги все разбиты, передвигаться опасно, а весной и осенью это вообще невозможно. Добавьте к этому, что это ужасная страна, место ссылки. В общем, она хороша для убийц и бандитов, а нам добропорядочным жителям городов и деревень, туда ехать не обязательно. Так вот все эти люди ошибаются. Сибирь, это не то, что они говорят… Не только с точки зрения службы, но и во многом другом можно найти счастье в Сибири. Климат здесь превосходный, очень много богатых и гостеприимных торговцев, а иностранцы чувствуют себя вольготно. Здешние девушки, невинные создания, расцветают словно розы. Дичь бегает по улицам и попадает прямо в руки охотника. Шампанское здесь течёт рекой, а икру едят ложками. В основном, земля здесь благодатная, стоит только суметь воспользоваться её дарами. В Сибири это делать умеют».

128

В заключение Альбер Русси пишет: «Я буду очень рад, если мои рассказы о Сибири помогут заменить некоторые ошибочные суждения о ней и оценить эту прекрасную страну так, как она этого заслуживает».

1. Récits de voyage d’Albert Roussy en Sibérie. Noël, 2001. 86 c. // http :// www. cottier.org 2. Большая энциклопедия: В 62 тт. – М.: Терра, 2006. – Т.40. – С. 391. 3. Копылов В.Е. Окрик памяти. (История Тюменского края глазами инженера). – Тюмень: Слово, 2000. –

Кн.1. – С. 151. 4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Репр. воспр. изд. 1903-1909 гг. – М.: Терра,

2000. – Т. 3. – С. 1496. 5. Биологический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1986. – С. 746.

Медведева Н. В.

О НЕМЦАХ МОЕГО ГОРОДА

Немцы жили на Руси с давних пор. Сначала это были купцы, селились они, главным образом, в Новгороде. Во времена правления Ивана Грозного (1533–1584) в Россию стали приглашать различных специалистов: ремесленников, строителей, архитекторов, врачей, офицеров, служащих и др. Петр Великий, при котором начался процесс европеизации России, привлек много немцев в свое окружение. Его последователи также поручали немцам ответственные посты в дипломатии, управлении и в армии.

При Екатерине II (1762–1796 гг.), Павле I (1796–1801 гг.), Александре I (1801–1825 гг.) осуществлялось уже плановое заселение немцев на широких просторах нашей страны.

28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ о выселении немцев из Поволжья. Большинство из них оказалось в Сибири. Положение немцев радикально изменилось после войны. На их долю выпало много унижений и страданий, но они выжили в тяжелейших условиях благодаря своему упорству, трудолюбию, основательности. Мало того, они внесли весомый вклад в развитие территорий, на которых проживали. Не составляет исключения и Заводоуковск. Среди выдающихся людей нашего района много немцев.

Владимир Георг Яковлевич Пропп родился 20 января 1941 г. в Волгограде. В сентябре 1941 г. семья была эвакуирована в Тюменскую область. С 1941 г. семья живет в деревне Фомино Байкаловского района. В 1956 г. переезжают в Тюмень, где Владимир поступает учиться в школу рабочей молодежи и работает в СМП-280. Именно работая здесь, он начинает серьезно заниматься спортом. В 1964 г. принимает участие в соревнованиях по лыжным гонкам и занимает призовое место. Позже В. Пропп выступает за сборную команду коллектива физической культуры СМП-280, затем он является членом сборной команды районного совета ДСО «Локомотив» и дорожного совета ДСО «Локомотив». Принимает участие в соревнованиях по лыжным гонкам различного ранга. В 1967 г. его избирают председателем коллектива совета физкультуры. В 1970 г. поступает учиться в заочную школу тренеров при Омском государственном институте физкультуры.

Летом занимался футболом и входил в состав команды «Локомотив» г. Тюмени, которая отстаивала честь Тюменской области в первенстве Свердловской железной дороги по футболу и дважды становилась чемпионом. В 1977 г. переехал в Сургут, где работал методистом по спорту в СМП-330. Под его руководством был реконструирован стадион и построена лыжная база в поселке Юность. В 1984 г. его приглашают в с. Ярково. Здесь он работал директором спортивной школы и одновременно тренировал детей. В 1993 г. под его руководством реконструировано здание бывшего общежития под спортшколу. В 1994 г. начинает функционировать спортивно-оздоровительный лагерь «Золотой луч». Воспитанники Владимира Яковлевича занимают призовые места на различных соревнованиях. Он воспитал спортсменов, хорошо известных в Тюменской области: Краева А., Трофимова В., Дубровина А., Хримучкову О., мастера спорта международного класса Э. Маркелова. Его воспитанница Елена Шишкина в 1992 г.

129

попадает в сборную команду СНГ. Она защищает честь страны в Канаде, где завоевывает бронзовую медаль, в 1993 г. на чемпионате мира в Германии становится чемпионкой мира среди юниоров, а также в ее копилке – две бронзовые и одна серебряная медали.

С 2000 г. Пропп В.Г.Я. работает тренером-преподавателем по лыжным гонкам в ДЮСШ Заводоуковска. Его воспитанники М. Яковлева (МС), М. Боярских (МС), Е. Боярских (КМС), А. Фараносов (КМС) входят в сборную Уральского федерального округа. За добросовестную работу, вклад в развитие российского спорта он награжден медалью «Активист физической культуры» (1970, 1974), значком «Почетный член ДСО Локомотив» (1991), значком «Ветеран спорта» (1991). В 1993 г. ему присвоено звание « Заслуженный тренер России».

Александр Иосифович Миллер родился в 1939 г. в г. Баку. Раннее детство провел в Заводоуковском районе. В 1945 г. умерла мать, похоронена в с. Лыбаево. Отец был мобилизован в Трудармию. До 12 лет Александр жил с мачехой, носил фамилию Гольцман. 12-летним мальчиком под конвоем сотрудников НКВД увезен в Тюмень. Ему «повезло»: он не был сослан, остался жить у деда, также немца по национальности, который его усыновил. С тех пор Александр носит фамилию Миллер. Трудовую деятельность начал на заводе строительных машин в качестве станочника. В 1973 г. окончил Нижнетагильское училище искусств и после этого он стал работать художником-оформителем. Миллер – член Союза художников России. Не раз по рекомендации от этого Союза работал на подмосковной даче в Челюскинской. Осенью 1992 г. состоялась творческая командировка на Байкал. Результат – байкальская серия работ. Несколько раз был в Германии. Там живет его двоюродный брат. Был участником обменной выставки в Нижней Саксонии. А.И. Миллер выставлялся также в Москве, в Екатеринбурге, Кургане, Ташкенте, Петропавловске. В г. Советский имеется дача, старый деревенский дом, где художником создано много пейзажей на деревенскую тему. На многих его картинах – легко узнаваемые сельские пейзажи. Акварель. Рисунок. Неброские пастельные тона. Любовь к природе и тихая грусть художника чувствуется в его картинах: «Речка Шестаковка», «Ферма», «Слякоть». Все до боли родное и вечное.

1. Гаврилова М. Е. Александр Иосифович Миллер (информационная справка), ЗКМ, НА – 12. 2. Жумагаженова Б. Ш. Прошлое для будущего (Культура немецкого народа в Сибири), ЗКМ, НА- 09.

Митрофанов В. В.

С. В. БАХРУШИН О ФУНКЦИЯХ ВОЕВОД ТОБОЛЬСКОГО РАЗРЯДА В XVII В.

В статье «Воеводы Тобольского разряда в XVII в.» Бахрушин поставил цель – «осветить наиболее характерные стороны деятельности тобольских воевод как начальников разряда» [1]. Отметив, что до него этой проблемой исследователи практически не занимались, за исключением «формальных упоминаний» о названном разряде П. Н. Буцинским и П. Н. Милюковым [2].

Продвижение русских на Восток заставляло правительство искать новые механизмы управления вновь присоединенными территориями, по размерам во много раз превосходившим Европейскую часть России. Нужен был орган, который, по словам В.С. Бахрушина, «мог бы не только вблизи контролировать работу сибирских воевод», но и, что особенно важно с точки зрения управленческой функции, «объединять их деятельность и давать ей общее направление». Возникшие практически одновременно Тюмень (1586) и Тобольск (1587) [3] недолго спорили о первенствующем положении. Тобольск, по мнению Бахрушина, «унаследовал от бывшей татарской столицы (Кашлыка – В.М.) сложившиеся годами политические и административные отношения и связи», поэтому «Тобольск – новый град старейшинство прия и стольный наречеся град» [4]. Так или иначе, но с 1590 г. через Тобольск, как замечает знаток истории Сибири, «стали вестись все сношения Москвы» с присоединенными землями. Русское правительство

130

постепенно и целенаправленно закрепляло за городом административную власть, превращая его в столицу земель за Уралом.

Окончательное оформление Тобольского разряда Бахрушин относит к периоду после «смуты». В его подчинение вошли все крупные города: Верхотурье, Тюмень, Туринск, Тара, Пелым, Березов, Мангазея, Сургут, Нарым, Томск, остроги – Кетский, Енисейский и Кузнецкий. Такое положение сохранялось до 1629 г., когда возник особый Томский разряд, к которому отошли названные остроги и два последних города. Но даже после разделения «Тобольск оставался первым городом в Сибири и главенствовал над Томском» [5], – пишет исследователь. Тобольские воеводы выполняли, по сути, обязанности «командующего округом», а их влияние распространялось даже до Якутска и «даурской окраины».

Бахрушин на основе анализа материалов Сибирского приказа, в первую очередь наказов, который он сделал с присущей ему основательностью и добросовестностью, функции тобольских воевод разделил на две категории. К первой он относил «общую организацию уездов», ко второй – «контроль за деятельностью подведомственных воевод». А основной задачей их деятельности считал «общее руководство устройством и эксплуатацией колонизируемой окраины» [6].

К задачам тобольских воевод относились: военные дела (исследователь ставит их на «первый план»), «меры к распространению власти московского государя на новые территории», «снабжение гарнизонов» всем необходимым. Оторванность от главных хлебородных районов ставила задачу «увеличения запашки». Бахрушин обратил внимание на содержание наказов, где инструкции «по части устройства пашни особенно обширны и подробны», это дало ему основание утверждать, что правительство придавало большое значение этой стороне деятельности сибирской администрации. Важными задачами, которые возлагались на местную власть, были «сбор ясака» и «регулирование торговли». Практически все исследователи уделяли этому вопросу повышенное внимание, так как через территорию Тобольского разряда проходил магистральный путь в Европейскую часть страны и обратно в Сибирь. Именно в Тобольске формировались грузы с пушниной в Москву, здесь, отмечает исследователь, «ее пересматривали и переоценивали».

Сибирь с самого начала рассматривалась как место ссылки, Бахрушин обратил внимание, что «опальных» в зависимости от социального положения направляли либо на «государеву службу», либо «на пашню». Бахрушин называет и вмененные в обязанности воевод «очень мелкие поручения», по сути, не являвшиеся таковыми, к ним он относил «благоустройство городов», «заботы о пожарной безопасности» [7].

Значительное место в работе отведено борьбе со злоупотреблениями – они перечислялись в наказах. Например, воеводам запрещалось «покупать пушнину», заниматься винокурением, торговым людям – брать у воевод пушнину и давать им в займы. Указывает исследователь и на экстренные случаи, когда тобольские воеводы обязаны были организовать управление отдельным городом, например, со смертью воеводы. Для иллюстрации подобных случаев Бахрушин ссылается на 1644 г., когда в Тюмени умер Яков; 1670 г., когда также в Тюмени умер Алексей Беклемишев, в Сургуте кн. Козловский, а в Березове кн. Гагарин. Случались и отстранения должностных лиц от исполнения воеводских обязанностей в случаях, чтобы «избежать нежелательных осложнений» или во время «исключительно крупных неурядиц» (Бахрушин указывает на 1631 г., когда «вспыхнула рознь» в Мангазее).

В новые города, возникающие на Востоке, назначение приказных людей входило также в обязанности тобольских воевод. В заключение анализа многочисленных полномочий воевод столицы Сибири, исследователь приходит к закономерному выводу о том, что «все без исключения моменты административной жизни Сибири должны были проходить под наблюдением и руководством из Тобольска». Все распоряжения из Москвы поступали сначала в Тобольск, а затем в города разряда, а обратная информация в Москву должна поступать с «тобольским отзывом». Однако, замечает исследователь, этот

131

«довольно строгий порядок» претворялся в жизнь «далеко не последовательно» [8]. Бахрушин отмечает и «слабую сторону» деятельности Тобольского разряда – «двойственость», когда центральные власти требовали «обо всем писать» через Тобольск и прямо в Москву.

Тобольский разряд, по мнению исследователя, имел «исключительное значение». Поэтому в XVII в. в Тобольск назначались два воеводы [9], два дьяка и не менее двух письменных голов. Один из воевод был старшим, хотя выдающийся сибиревед отмечает «некоторую неясность» [10] взаимоотношений первых лиц администрации. На должность старшего воеводы могли претендовать лица «очень знатного происхождения», как пишет исследователь, часто окольничие, стольники, а с 1615 г. «большей части, даже бояре». Ученый ссылается на данные А. П. Барсукова, который подсчитал, что «с 1613 г. из 30 воевод – 16 бояр, 9 стольников, 1 кравчий». Обратил внимание историк Сибири и на другое интересное обстоятельство: воеводами в Тобольск назначались родственники как царствующей или устраненной династий, так и родня умерших царей (это касается периода смуты. – В.М.), поэтому знатность происхождения, как заметил Бахрушин, «в глазах сибиряков тобольский воевода нередко заслонял собою фигуру далекого царя на Москве». Это обстоятельство дало право Бахрушину назвать воеводу города «столном во всех городах», «всевластным тобольским государем», который смотрел «на своих младших товарищей, как на своих подданных» [11], и «проявлявшим тенденцию вмешательства во внутренне управление» городов, закрепленных за разрядом. Бахрушин обращает внимание на поддержку тобольской служилой аристократии в этом «стремлении» главных воевод. Однако исследователь указывает на то, что отдельные местные воеводы, например, Верхотурский, «упорно сопротивлялись», а иногда и пытались «конкурировать с Тобольском». Но ничто, заключал ученый, не могло изменить положения, когда «Тобольский воевода оставался главным в Западной Сибири» [12].

Современная исследовательница Н. Н. Симачкова, давая оценку роли Бахрушина в изучение становления воеводской системы управления, отмечала, что он «попутно касается полномочий первых воевод зауральских городов и их роли в реализации политики Москвы», «пишет о принципах назначения на воеводские должности», в основном, в «после смутный» период, также «попутно» рассматривает и вопрос о «развитии пашенного земледелия», а в более ранней работе она заметила, что Бахрушин касался и вопроса о «реализации ясачных функций первыми сибирскими воеводами» [13]. Поэтому трудно согласиться со всеми положениями Симачковой, тем более, что выдающийся историк Сибири ставил перед собою конкретную цель. Что касается «после смутного» периода, то заметим, что Тобольский разряд был оформлен именно в это время.

Таким образом, Бахрушин был одним из первых исследователей, обратившихся к изучению функций и роли воевод Тобольского разряда в управлении Сибирью, их места в административном аппарате Российского государства и наметил главные направления их изучения.

1. Бахрушин С. В. Воеводы Тобольского разряда в XVII в. // Научные труды. – М., 1953. – Т. 3. – С. 252. 2. Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. – Харьков, 1889; Милюков П. Н.

Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. – СПб,. 1905.

3. Исследователь сибирского летописания Я. Г. Солодкин в одной из работ последнего времени заметил: «В ранних судьбах двух первых русских городов Сибири – Тюмени и Тобольска – многое остается неясным, прежде всего по причине отрывочности и лапидарности источников» (См.: Солодкин Я. Г. К истории основания Тюмени и Тобольска // Проблемы истории Сибири XVI–XX вв.: межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Я.Г. Солодкин. – Нижневартовск, 2006. – С. 46)

4. Заметим, что сведения о времени становления Тобольска как «стольного города» расходятся. Например, в «Книге записной» указывается 1588 г., в наказе С. Ф. Сабурову назван 1598/99 г., исследователи истории сибирских городов Д.Я. Резун и Р.С. Васильевский считают этим годом 1590 г. (См.: Резун Д. Я., Васильевский Р. С. Летопись сибирских городов. – Новосибирск, 1989. – С. 251).

5. Бахрушин С. В. Воеводы Тобольского разряда в XVII в. // Научные труды. – М., 1953. – Т. 3. – С. 254. 6. Там же. – С. 255.

132

7. Там же. – С. 257. 8. Там же. – С. 260–261. 9. Этот факт в части, касающийся воевод, поддержал Я. Г. Солодкин. Он не согласился с мнением Е. М.

Главацкой и А. Т. Шашкова, утверждавших, что в каждый сибирский город направляли двух воевод. «На самом деле в города «сибирской украйны», кроме Тобольска, быстро сделавшегося «стольным», в то время посылали воеводу и голову…» (См.: Солодкин Я. Г. О становлении воеводской системы управления в Сибири: тез. докл. и сообщ. IV регион. музейной науч.– практ. конф., посвящ. 30–летию города. – Нижневартовск, 2001. – С. 67–68).

10. Бахрушин С. В. Воеводы Тобольского разряда в XVII в. // Научные труды. – М., 1953. – Т. 3. – С. 261. 11. Там же. – С. 262. – Прим. 30. – С. 263. 12. Там же. – С. 265. 13. Симачкова Н. Н. О «ясачных» функциях первых администраторов Сибири: тез. докл. и сообщ. IV

регион. музейной науч.– практ. конф., посвящ. 30–летию города. – Нижневартовск, 2001. – С. 71.

Митрофанов В. В.

«СИБИРСКИЙ ЛИСТОК» ОБ ИНОСТРАННЫХ ПУТЕШЕСТВЕННИКАХ И ИССЛЕДОВАТЕЛЯХ ЗАУРАЛЬЯ КОНЦА XIX В.

Замечательным событием конца XIX в. в развитии культурной жизни Зауралья по праву следует считать начало издания «Сибирского листка». Многие идеи культурного, просветительского характера на протяжении веков на территории Сибири связаны с ссыльными поселенцами, а позже – революционерами. Идея основания нового периодического издания Тобольской губернии принадлежит А. А. Зубковскому и относится к середине 1890 г. Он адресовал свое предложение А. А. Сыромятникову – одному из тобольских купцов, за которым утвердилась молва о «либеральных взглядах» [1]. Предпринятые в дальнейшем шаги дали, как не странно, быстрый положительный результат: в ноябре получено разрешение Главного управления МВД, а уже 20 декабря того же года отпечатан и пробный номер газеты. По всей видимости, номер готовился заранее, редактором-издателем выступил Сыромятников, на деньги которого и стала выходить газета.

На страницах «Сибирского листка» печатались многочисленные материалы по актуальным проблемам Западной Сибири, прежде всего, развития экономики, торговли, культуры, много места отводилось важным событиям региона. Особое внимание уделялось проблемам исследования сурового края, в том числе иностранными учеными и путешественниками.

В 3-х апрельских номерах газеты за 1892 г. № 30, 31 и 32 был напечатан обширный «Очерк Северного Урала», где автор дает историческую справку об исследовании Сибири и относит начало систематического изучения региона к эпохе Петра Великого, а среди первых исследователей, наравне с соотечественниками, называет Н. Г. Мессершмитда (он собирал сведения о природе, истории, экономике и этнографии по всей Сибири вплоть до Забайкалья), Витзена, побывавшего в России еще в 1664 г. Во второй половине XVIII в. по поручению Екатерины II с научными целями в Сибири побывали Паллас, Зуев, Гмелин, Штеллер, Фишер, Миллер, Крашенинников, Блазиус, продолжилась такая практика и в начале XIX в.

Активно иностранцы изучали районы Урала и Сибири в конце XIX в. «Сибирский листок» поместил описание красот Уральских гор французским путешественником Рабо: «А вот Тельпос-из – самая высокая гора этой части Урала. Это самая величественная гора, какую я когда-либо видел, со своим горным пиком и иззубренными вершинами, поднимающимися на 1600 метров над уровнем моря. При заходе солнца его скалы горят бурыми отблесками, когда внизу все уже погружено во мрак. Вершина Тельпос-из блестит, как звезда, упавшая на землю». Здесь же он сравнивает эту часть Урала с Юрой [2]. Но не только красоты природы интересовали путешественника, его занимали, прежде всего, экономические перспективы этого края. Большое впечатление на него произвела Печора. О значении реки для региона говорит ее сравнение с ролью Дуная для Западной Европы, а перспективы использования русской реки путешественнику очевидны. Она

133

будет «важнейшим торговым путем северной России, – писал Рабо, – связывая каспийско-волжский бассейн с Ледовитым океаном» [3]. Исследователя привлекли попытки А. М. Сибирякова установить «морское сообщение между портами Европы и устьем Енисея». Неудачи и крупные материальные затраты не останавливали крупного промышленника и судовладельца. Усилия частично увенчались успехом – был установлен путь через Урал от Сыгвы до деревни Усть-Щугур. Недостаток пути, по наблюдению Рабо, заключался в том, что проложить сухопутную дорогу не представлялось возможным из-за болотистой местности, он писал о «сплошной трясине», однако в зимнее время этот путь «имел значение». «В близком будущем эта дорога сделается важным торговым путем, в том числе и в Европу», – с уверенностью писал Рабо [4].

Проблема транспортных путей оставалась главной для экономического развития огромной территории. Для В. К. – автора статьи «К вопросу о морском пути», напечатанной 1894 г., – было странным, почему признание г. Енисейска на правительственном уровне морским портом не нашло должного освещения на страницах сибирской и российской прессы. По его мнению, это «знаковое событие», имеющее большее значение, оно не может сравниваться даже с морской экспедицией Бойлинга [5].

Российские купцы и меценаты много средств направляли на исследование морских путей. Так, в статье «Новые горизонты для Тобольска» сообщалось об учреждении М. К. Сидоровым (который «одержим идеей морского пути») специальной премии в 2000 руб. первому, кто «пройдет морским путем из Европы в устье Енисея». Заметим, что в 1874 г. англичанин Виггинс через Карское море достиг устья Оби и Енисея и благополучно вернулся в Англию. Оценивая этот переход, В.К. писал, что мореплаватель доказал «возможность северного морского сообщения с Сибирью». На следующий год швед Диксон на яхте «Опыт» под руководством Н. Норденшельда, а 1876 г. Норш и Виггинс также достигли Енисея. Эти походы свидетельствуют о крайней заинтересованности европейцев организовать торговлю через северные моря и проложить путь в Азию.

В результате многочисленных экспедиций было доказано, что северные моря «являются не недоступными», что и доказал переход Нильса Норденшельда (1878–1879 гг.) из Атлантического океана в Тихий, хотя и с зимовкой.

Крупные европейские научные центры, заинтересованные в новых сведениях о загадочной стране Сибири, организовывали специальные экспедиции и поездки своих сотрудников. В «Сибирском листке» упоминалось путешествие Брема Альфреда Эдмунда (немецкого зоолога) и графа Вальдбурга–Цейля, совершенное в 1876 г. по поручению Бременского полярного общества. М. С. Знаменский писал на страницах «Сибирского листка» о Бреме и Финче, правда, статьи и переводы об этом путешествии большей частью публиковались в «Тобольских губернских ведомостях» [6]. Примечательно, что сибирский мещанин А.Н. Тротгейм доставлял знаменитому полярному исследователю Нансену ездовых собак. Во время этой поездки нашего соотечественника сопровождал Герман Деккер (немецкий этнограф), собиравший геологические, ботанические и этнографические коллекции на севере Тобольской губернии [7].

Местные жители оказывали содействие путешественникам и исследователям: предоставляли кров, средства передвижения, были проводниками. Например, западноевропейские исследователи (Брем, Финш, Вальбург, Баянус) останавливались в с. Самаровском у крестьянина В. Т. Земцова [8].

Европейских этнографов и археологов привлекала своеобразная история и культура местных аборигенов. Так, «Сибирский листок» сообщал о Зиче Евгене – венгерском путешественнике. Кастрена – финского исследователя (Финляндия была частью Российской империи) – интересовала культура остяков и самоедов по всей Оби. Результаты его исследований были опубликованы в ряде работ, именно его характеризовали на страницах «Сибирского листка» «первым и самым талантливым лингвистом-этнографом». На второе же место ставили профессора Гельсинфорского университета доктора Августа Альквиста, который несколько раз побывал в Березовском

134

районе (1858, 1877 и 1880 гг.). Среди важных результатов его научной деятельности называется публикация на остяцком языке главы Евангелия.

Антон Регули – один из немногих европейцев, знающих вогульские наречия, за время своего пребывания в 1843–1845 гг. «собрал массу старинных преданий, песен, былин». Его соотечественник Бернгарт Мункачи был командирован в Березовский район в 1888–1889 гг. после смерти А. Регули для уточнения его текстов на месте. В это же время в Березовский район прибыл Мартин Папай для сбора этнографического материала об инородцах Сибири [9]. В 1890–1891 гг. Ф. Р. Мартин – шведский ученый – организовал поездку в Сибирь с целью изучения «древнего и современного искусства Востока», результаты которой были опубликованы в 1897 г.

Тюменский в «Письмах из Тюмени» рассказывал о Марсден Кет – английской путешественницы и замечательной женщины. Примечательно, что она получила аудиенцию у российской императрицы, которая пожертвовала 1000 руб. на организацию поездки к якутам, чтобы узнать секрет лечения проказы. Эта попытка достичь Верхнее-Колымска называется «тяжелою» и «опасною». Молодая англичанка из состоятельной семьи поставила перед собой цель «настойчивого искания средств к облегчению страданий нашего рода» [10].

Газета регулярно публиковала известия об экспедициях европейских исследователей, направляющихся как по собственной инициативе, так и командированных научными учреждениями. Они выполняли задачи по сбору сведений о флоре и фауне Сибири, археологических, этнографических, лингвистических сведений о жизни сибирских народов. Важным же следует считать поиск новых путей как в Западную, так и в Восточную Сибирь и дальше на Восток через северные моря. Корреспонденты писали о красоте и богатстве сурового края, пропагандировали его экономические перспективы. А большое количество экспедиций европейцев говорит о торговой и научной привлекательности Зауральских владений России для деловых кругов западноевропейских стран. Эти исследования следует рассматривать как продолжение попыток найти короткий путь в Индию, предпринятых еще во времена Ивана IV.

1. Белобородов В. Аккумулятор общественной энергии // Сибирский листок 1890–1894 / сост. В. Белобородов (при участии Ю. Мандрики). – Тюмень, 2003. – C. 5.

2. Сибирский листок 1890–1894 / сост. В. Белобородов (при участии Ю. Мандрики). – Тюмень, 2003. – С. 219.

3. Там же. – С. 211. 4. Там же. – С. 222. 5. Там же. – С. 480. 6. Там же. – С. 208, 480. 7. Там же. – С. 480. 8. Сибирский листок 1895–1900. – С. 112. 9. Там же. – С. 544–547. 10. Там же. – С. 51–52.

Молявина Е. Ю.

ТОПОНИМЫ «ТЮМЕНЬ» И «СИБИРЬ» НА ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ КАРТАХ XVI в. (К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СИБИРИ В ЕВРОПЕ)

С начала XVI в. отмечается повышение интереса европейцев к Московии, возрастает количество сведений об этой стране и сопредельных с ней территориях. Были опубликованы и получили распространение карты Московии и Тартарии, составленные по доступным авторам сведениям послов и путешественников, а также со слов русских эмигрантов. Кроме того, ряд западноевропейских карт имеет в своей основе несохранившиеся русские чертежи или сведения, полученные от русского населения [1].

Исследователи неоднократно отмечали наличие на западноевропейских картах сибирских топонимов, за редким исключением ограничивались лишь констатацией этого

135

факта [2]. Попытаемся проследить происхождение и динамику сведений о Сибирском юрте [3] на западноевропейских картах Московии и Тартарии XVI в.

В 1546 г. была опубликована карта, составленная А. Хиршфогелем по сведениям С. Герберштейна [4]. На этой карте южнее Обского городка (Obeacas) отмечены, наряду с легендарными Грустиной (Grustina) и Кумбалыком (Cumbalik), о соответствии реальности которых до сих пор идут споры, города Иером (Ierom) и Тюмень (Tumen). Иером традиционно отождествляется с городом Нером-Кар, на месте которого в 1598 г. построен острог Верхотурье [5]. На этой же карте есть и название Sibut – приток р. Сосьва. Никакого названия зауральской территории, на которой показаны города Иером и Тюмень, не предпослано. Область правобережья р. Оби севернее вышеназванных населенных пунктов названа IUHRA (Югра). Гораздо южнее означенных территорий отмечена провинция Сибирь. Картографа, очевидно, ввело в заблуждение сообщение С. Герберштейна о р. Яик, берущей начало в области Сибир и впадающей в Каспийское море. Подобное расположение области Сибир сохранится на многих картах XVI в. (см.: карту Д. Гастальдо 1550 г., а также карты, приложенные к изданиям «Записок о Московии» А. Хиршфогеля 1549 г., 1556 г. 1557 г.) [6].

Так как карта Хиршфогеля была составлена на основе сочинения Герберштейна, важно, на наш взгляд, обратиться и к самим «Запискам о Московии». В основу сведений о зауральских территориях, по словам С. Герберштейна, был положен русский дорожник, вошедший в науку под названием Югорского, возможно, часть сведений была получена от князя С. Курбского. В «Записках о Московии» говорится, что вблизи Лукоморья «находится царство Тюмень, государь которого татарин и на их родном языке называется Tumenski czar, т.е. «тюменским царем» (rex in Tumen)». Кроме того, в сочинении упоминаются область Югра, жители которой «выплачивают дань [московскому государю] мехами» и «область Сибирь», граничащая с Пермией и Вяткой. О наличии в ней городов и крепостей Герберштейн не имел сведений [7]. При описании пути к Печоре, Югре и Оби автор упоминает о двух крепостях – Ероме и Тюмени, которыми управляли князья югорские – данники московского князя. Эти слова Герберштейна породили версию о существовании двух Тюменей – югорской на Тавде и татарской на Туре [8]. На наш взгляд, данное обстоятельство может свидетельствовать или о механическом смешении разных хронологических периодов (более раннего, когда на берегах Туры проживало угорское население, и более позднего, когда на данной территории появились татары) или о недостаточной осведомлённости автора.

На карте, составленной в 1542 г. литовским боярином Антонием Видом со слов русского эмигранта И. В. Ляцкого и опубликованной в 1555 г., показаны области «Обдория», «Кондория», «вагуличь», «Югры» и наиболее крупные города – Сибир (Sybir), Великий Иером ( Wilky Ierom) и Туменъ Великий (Tumen Wilky) [9].

Чуть ранее, в 1544 г., была опубликована «Космография» С. Мюнстера. На карте Московии в этом издании, кроме идола и городов Кодори (Cŏdori) и Абдори (Abdori), нанесен город Сибир (Sybir), южнее которого, как и на карте А. Вида, показаны Казацкая и Калмыцкая Орды. На карте Мюнстера 1550 г. на притоке Оби показаны еще два безымянных населенных пункта. Академик Миддендорф в свое время отметил сходство в очертании одного из притоков р. Оби на этой карте с очертанием р. Тавды и предположил, что расположенные на данном притоке города – Сибирь и Пелым [10]. При сравнении карты Мюнстера с картой А. Вида, с которой первый был знаком, становится ясно, что безымянные города на карте Мюнстера 1550 г. полностью соответствуют по своему местоположению Великому Иерому и Великому Тумену А. Вида. Но, в силу определенных причин, автор не дал этим населенным пунктам названий.

Другие же западноевропейские карты середины – второй половины XVI в. не указывают никаких городов, отмечая лишь области расположения той или иной Орды (см., например, карты Д. Гастальдо (1549 г.) и Д. Рушелли (1561 г.), где показаны

136

Scianbani Tatari (т.е. Шибанские татары). В своей основе, вероятно, имеют сведения более ранних карт П. Иовия и Б. Аньезе [11].

На карте 1562 г. английского путешественника А. Дженкинсона, не раз бывавшего в России, отмечены области Тюмень (Tumen) и город Сибер (Siber). Города Тюмень на карте нет, а на Каспийском море отмечен город Тюменской (Tumensko). Существование Тюмени Хвалынской или Каспийской в означенный период подтверждается и летописными сведениями [12].

Постепенно сведения карт П. Иовия и Б. Аньезе начинают вытесняться новыми известиями. Скорее всего, по сходству топонимов карты Вида – Ляцкого и Герберштейна составлены по одному источнику, относящемуся к более раннему времени, возможно, к концу XV–началу XVI вв., – на них еще есть города Тюмень и Иером. В сочинении же Герберштейна, составленном на основании современных ему источников, уже фигурирует царство Тюмень, что подтверждается картой Дженкинсона, на которой отмечена обширная область с одноименным названием и отмечен главный в то время сибирский город – Сибирь. Эти сведения имеют параллели и в других письменных источниках.

Большое влияние на составление западноевропейских карт означенного времени оказали издания сочинения Герберштейна и карт, приложенных к нему, а также карта Вида–Ляцкого. Эти карты в Европе определенное время были источником представлений о Сибири.

1. Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV–начала XVI вв. – М., 1974. – С. 22. 2. Бояршинова З. Я. Население Западной Сибири до начала русской колонизации. – Томск, 1960. – С. 132–

148; Кызласов Л. Р. Письменные известия о древних городах Сибири. – М., 1992 и др. 3. Под термином «Сибирский юрт» понимаем совокупность государственных образований на территории

Сибири в XV – XVI вв., известных в историографии как Тюменское ханство, Сибирское (Искерское) княжество Тайбугидов и Сибирское ханство (см.: Исхаков Д. М. О культуре государственной жизни в Сибирском юрте в XV – XVI вв. // Сулеймановские чтения-2006: материалы IX Всерос. науч.-практ. конф. – Тюмень, 2006. – С. 38).

4. Герберштейн С. Записки о Московии. – М., 1988. – С. 135. 5. Миллер Г.Ф. История Сибири. – Т. 1. – М., 1999. – С. 367. Хотя существовали иные идентификации

этого топонима (см.: Небольсин П. И. Покорение Сибири. – СПБ., 1849. С. 13. 6. Герберштейн С. Записки о Московии. – М., 1988. – С. 139, 143, 146. 7. Там же. – С. 161-163. 8. Сибирь до эпохи Ермака по сведениям западноевропейских писателей и путешественников (1245-1578):

Извлечение из опыта исследования: «Сношения русских обывателей с обитателями северо-западной Азии до эпохи Ермака». – Б.м.и., б.г. – С. 32.

9. И. В. Ляцкий был достаточно известной фигурой своего времени. Он участвовал во многих военных походах, в т. ч. и на Казань. Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV – начала XVI вв. – М., 1974. Тюмень Великая фигурирует и в «Книге Большому Чертежу» (См.: Книга Большому Чертежу. – М.; Л., 1950. – С. 92,173).

10. Сибирь до эпохи Ермака по сведениям западноевропейских писателей и путешественников (1245-1578): Извлечение из опыта исследования: «Сношения русских обывателей с обитателями северо-западной Азии до эпохи Ермака». Б.м.и., б.г. С. 35. Описание Литвы, Сарматии, Руссии и Московии Себастиана Мюнстера (XVI века) (пер. Е. Замысловского) // Журнал министерства народного просвещения. – Ч. 2. Отд. 2. – 1880. – С. 94.

11. Gastaldi Giacomo. Moschovia Nova Tabula. – Venice, 1548. [Электронный документ]; Ruscelli Girolamo. Moschovia Nuova Tavola. – Venice,1561.[Электронный документ] // http://www.kartap.narod.ru. См.: Старков В. Ф. Русские карты XVI-XVII вв. как источник по изучению истории Севера // Междисциплинарные исследования в археологии и этнографии Западной Сибири: материалы всерос. науч. конф. – Томск, 2002. – С. 151.

12. Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV–начала XVI вв. – М., 1974; ПСРЛ. – Т. 13. Патриаршая или Никоновская летопись. – М., 1965. – С. 167, 202, 213 и др.

Нанзатов Б. З., Содномпилова М. М.

МОНГОЛЬСКИЕ ОЛЕНЕВОДЫ: КУЛЬТУРА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ В СОВРЕМЕННЫХ УСЛОВИЯХ

Публикация подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 07-01-00333а

137

Самая северная часть Монголии – высокогорье, образованное хребтами Баян нуруу, Хорьдол-Сарьдаг, Улаан тайга, крупной межгорной котловиной Дархадын Хотгор (Дархатская котловина), расположенное на высоте 1 500–2 000 м., является территорией традиционного расселения одного из малочисленных народов Монголии (в настоящее время их насчитывается около 200 человек) – цаатанов, который на основании природных и климатических условий пространства расселения, образа жизни, хозяйственных практик правомерно считать входящим в группу коренных народов Севера.

Этногенез хубсугульских цаатанов, имеющих также несколько экзо- и эндоэтнонимов, таких как, ойн соёд уряанхай, уйгур цаатан, урианхай цаатан, тува цаатан, туhа, является малоизученным. Большинство исследователей, касавшихся этого вопроса, склонны считать, что хубсугульские цаатаны входят в группу близкородственных народов Саяно-Алтая, среди которых тувинцы-тоджинцы (Тува, Тоджа), тофа (Иркутская область, Нижнеудинский район, Тофалария), сойоты (Бурятия, Окинский и Тункинский районы). Таким образом, образуется определенный географический непрерывный субрегион, расположенный в границах административных районов Монголии (Хубсугульский аймак) и России (Бурятия, Иркутская область, Тува). Помимо общего хозяйственно-культурного типа, распространенного у указанных народов, у них есть много общих черт в языке, а также в этническом составе. Однако, оказавшись разделенными границами Российской и Цзиньской империй, хубсугульские цаатаны и тувинцы-тоджинцы развивались отдельно от сойотов и тофаларов.

Сам же этноним цаатан связан с основным, идентифицирующим многие северные народы, видом хозяйственной деятельности – оленеводством, т.е., по сути, является этнонимом социального происхождения, в основе которого лежит термин, указывающий на вид деятельности. В основе соционима, легшего в основу этнонима, лежит термин «цаа», в монгольских языках имеющий значение «северный олень». Отсюда этноним цаатан репрезентируется как «обладающий оленем», «оленевод».

На большей территории пространства освоения цаатанов распространены светлохвойные лиственничные леса, местами смешанные с кедром, березой либо степными участками. В высокогорной зоне лиственница образует редколесья, там, на высокогорных пастбищах, разрастается ягель – корм для оленьих стад. Значительную часть Прихубсугулья занимают безлесные территории, редколесья.

Основными поселениями высокогорной зоны являются Цагаан Нуур (бывший Гурвансайхан) и Рэнчинлхүмбэ. Там находятся стационарные жилища семей цаатанов. В настоящее время это могут быть и деревянные жилища байшин и войлочные юрты монгол гэр, различные хозяйственные строения. Данные поселения расположены в местах традиционных зимних стойбищ цаатанов – Дархатской котловине. Территории летнего пребывания большинства семей цаатанов находятся высоко в горах, среди гольцов хребтов Улаан тайга, Баян нуруу, Хорьдол-Сарьдаг, выше линии леса. Высокогорные и альпийские луга предназначены для выпаса оленьих стад, а также используются для отгонного выпаса лошадей. Летние пастбища одновременно являются и местами охотничьего промысла. Вместе с тем, для незначительной части цаатанов местом летнего пребывания является побережье озера Хубсугул.

Специфические особенности функционирования такой отрасли животноводческого направления, как оленеводство и, в частности, совершенно иные условия содержания оленей в летний период, полярные местам летовок других скотоводческих хозяйств, обеспечили сохранение и дальнейшее развитие этой отрасли хозяйства в среде монгольских аратов. По наблюдениям Грайворонского, «самый высокий процент аратства (61, 5%) был отмечен у дархатов, занимающихся оленеводством, что позволяет сделать вывод о том, что кочевое оленеводство более консервативно по сравнению с другими видами кочевого животноводства и менее поддается внешнему влиянию» [Грайворонский, 1997. С. 46]. Вместе с тем, следует учитывать и тот факт, что, в целом,

138

все плоскогорье – изолированная от внешнего мира местность. Дорога, которая в недавнем прошлом поддерживала функционирование в 80-х годах прошлого столетия Цагаан-Нуурского рыбоперерабатывающего завода, в настоящее время разрушена и, по словам местных жителей, практически отсутствует. Возможно, что и специфика оленеводства и изолированное положение мест расселения цаатанов на плоскогорье Дархадын Хотгор позволили сохранить традиционные формы и способы ведения хозяйства, жизненный уклад.

Хозяйственные практики Поскольку большинство современных хозяйств цаатанов смешанного типа, в

указанных выше поселениях находится и часть скота, в состав которого входят крупный рогатый скот, в частности, сарлыки и лошади. Лошади используются, главным образом, как тягловые животные, а КРС обеспечивают потребности семей в молоке и молочных продуктах. И все же основную часть поголовья домашнего скота составляют северные олени цаа. Примечательно, что это слово в варианте сагаа(н) обнаруживается и в различных говорах бурят в значении «олень». Так, например, в говоре тункинских бурят сагаагаар ябаха означало «ехать верхом на олене», в говоре качугских бурят буха саган – «олень-самец», в закаменском и качугском эмэ сагаан – «самка оленя» и т.д. Поголовье северных оленей в Цагаан Нууре, по словам информатора Буузи-гуай Энхтуяа, достигает 470 голов. Роль оленеводства в современном быту цаатанов все еще сохраняет высокую значимость. Олень является незаменимым транспортным средством, в особенности для охотников, в таежной и высокогорной местности. Зимой в Дархатском крае сильные морозы (до –45) и глубокий снежный покров существенно ограничивают возможность использования лошадей. В полную силу лошади используются в теплое время года, когда олени находятся на летнем выпасе.

Оленина, помимо дичи, – один из основных мясных продуктов в рационе цаатанов в любое время года. От оленьей матки в среднем за сутки можно выдоить до 200–300 гр. молока, однако в настоящее время значимость оленей как животных, способных обеспечить семьи молоком, незначительна. Шкуры оленей широко используются в быту – из них изготавливают традиционную одежду, хубсары – меховые ковры, покрытия для чума урц гэр. Покрытия для урц гэр делают из шкур самцов, из шкур самок шьют традиционную одежду цаатанов. Летом же цаатаны, в основном, носят монгольскую одежду, так как традиционная очень теплая.

Смешанный тип хозяйства требует и особого разделения труда: с оленями в горы в летний период уходят старики, молодежь мужского пола, умеющая обращаться с огнестрельным оружием (в горных лесах множество хищников, от которых следует обороняться и дичи, на которую охотятся и в летнее время). Подобная организация труда была свойственна сойотам и рассматривалась исследователями в начале XX в. Система кочевания выработана в условиях горного рельефа местности и представляет разновидность яйлажного скотоводства с сезонными вертикальными миграциями.

Структура поселения Традиционное поселение хубсугульских оленеводов на летниках составляют

несколько урц гэр (конусообразные шалаши), сооруженные из жердей и покрытые брезентовыми полотнищами. Урц гэр, в отличие от войлочной юрты, собирается в считанные минуты. Остов чума при перекочевках с собой не возят, конструктивные детали жилища остаются на месте стоянки и пригодятся при последующем возвращении. Поблизости от жилья укладывают привязи для оленей – на землю кладут стволы деревьев, которые и служат своеобразным приспособлением для фиксации оленей. Подобные привязи широко используются и в хозяйствах других оленеводческих этносов, в частности, у тофаларов. Тофаларский вариант привязи – солбак, представляет собой жердь длиной 5–6 м с 3–4 сквозными отверстиями, которую прикрепляли к земле с помощью специальных колышков. К жерди можно было привязать 3–4 оленей [Мельникова, 1994, с.68]. В летнее время, находясь на такой привязи, олени имеют

139

возможность пастись. Дойные оленихи пасутся поблизости от стойбища, не отходя далеко от оленят хугаш (монг. «детеныш северного оленя»), которые находятся на привязи. За сутки оленей доят дважды – утром и вечером, ночью матки с детенышами уходят на пастбище.

Пространство жилища организовано по аналогии с монгольской юртой: напротив входа к жердям укрепляются объекты сакрального характера, хадаки, пол вокруг очага устилается оленьими шкурами. В почетной части жилища, т.е. за очагом, напротив входа и на правой стороне могут расположиться гости. Место хозяйки – у очага в левой женской половине, там она готовит пищу. В женской половине чума между жердей на веревках сушится нарезанная длинными пластами оленина, хранятся другие продукты питания. Мебель в урц гэр отсутствует, все вещи упакованы в мешки, коробки и распределены вдоль стен. Очаг расположен в центре жилища и представляет собой железную печь. Но на временных стоянках на месте очага, как правило, устанавливают три плоских камня. Для растопки собирают хворост, которого всегда достаточно в окружающем лесу, воду для приготовления пищи берут из ближайшего источника. Монгольские оленеводы – наиболее приспособленные к жизни в таежных условиях кочевники. Им нет необходимости возить с собой множество продуктов, они способны обходиться тем, что им может предоставить лес. В отличие от монголов, бурят, цаатаны – прекрасные знатоки пригодных к употреблению в пищу и лекарственных дикорастущих трав. Различные виды растений, травы, ветки деревьев, а также рога оленей, клыки и когти хищных животных оленеводы используют как лекарственное средство, либо в качестве охранительных амулетов.

Познания цаатанов о богатствах местной природы очень широки. Так, в частности, они оказались неплохо осведомлены о том, что таят недра их края. Речь идет о проявлениях поделочного камня. Недра Монголии сложены породами различного возраста, которые в разные эпохи неоднократно дислоцировались тектоническими движениями высокой активности. С последними связано широкое проявление вулканизма. Наиболее распространенными в Прихубсугулье являются нижнепалеозойские и кайнозойские магматические образования.

Хубсугульский район является одним из районов, где обнаруживаются проявления ювелирно-поделочных камней, скопления которых сопутствуют застывшим вулканическим лавам, в частности, россыпи агата мана чулуу. Примеси железа и его окислов придают местном агату «теплые» цвета – оранжево-красный, каштановый, бурый. Как утверждают местные жители, поиски агатов – нелегкий труд, распознать в невзрачном внешне камне прекрасный агат могут только опытные, знающие старики. Пластины агата активно используются цаатанами в медицинских целях. Изделия из агата – нехитрые подвески, изготовленные местными умельцами, пользуются спросом у туристов. Помимо агата известен местным жителям другой поделочный камень – нефрит (ногоон чулуу). Небольшое месторождение этого камня находится к северу от Цагаан-нуура.

Хозяйственные практики, реализуемые в рамках традиционного образа жизни – один из немногих вариантов адаптации сельского населения Монголии – аратства в новых экономических условиях современной Монголии. В случае с монгольскими оленеводами – цаатанами, традиционный образ жизни последних обусловливается также и физико-географической изоляцией пространства расселения цаатанов. Тем не менее, бурное развитие международного туризма в последнее десятилетие предоставило неплохие возможности для включения цаатанов в сферу туристического бизнеса, которыми смогли воспользоваться несколько семей цаатанов.

1. Бадамхатан С. Халх ястны угсаатны байдал // БНМАУ-ын угсаатны зуй. 1 боть. – Уланбаата, 1987. 2. Грайворонский В. В. Современное аратство Монголии. Социальные проблемы переходного периода

1980-1995. – М., 1997. 3. Гунгаадаш Б. Экономическая география Монголии. – М., 1984. 4. Мельникова Л. В. Тофы. – Иркутск, 1994.

140

5. Павлинская Л. Р. Кочевники голубых гор. – СПб., 2002. Информаторы:

Бузи-гуай Энхтуяа, цаатан, Хубсугульский аймак, Хатгал Карила Энхтуяа, цаатан, Хубсугульский аймак, Хатгал

Николаев А. Н.

ДЕНДРОХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ РОСТА ЛИСТВЕННИЦЫ НА ТЕРРИТОРИИ ЯКУТИИ В УСЛОВИЯХ КРИОЛИТОЗОНЫ

В течение последних 15 лет интенсивно развиваются дендрохронологические исследования на территории Якутии. Лиственница, являющаяся здесь основной лесообразующей породой, может служить хорошим инструментом для анализа влияния основных климатических факторов и условий почвогрунта на радиальный прирост деревьев в условиях криолитозоны. Систематические дендрохронологические исследования в Якутии начались с 1990-х гг. В 1991–1992 и 1994 гг. был проведен ряд экспедиций с участием российских и иностранных ученых. В результате этих экспедиций по кернам ныне живущих деревьев лиственницы Каяндера (Larix сajanderi Mayr) были построены древесно-кольцевые хронологии для всей территории Северной Якутии, некоторые имели длительность более 600 лет [1]. В 1997–1999 гг. проводилась экспедиция сотрудников Института леса (г. Красноярск) северо-восток Республики Саха (Якутия), в ходе которой были обнаружены образцы живых деревьев возрастом старше 850 лет [2]. В 1999 г. в Центральной и Южной Якутии были обнаружены лиственницы возрастом около 600 лет [3]. Все вышесказанное еще раз подтверждает уникальность природных условий Якутии и актуальность в проведении исследований радиального прироста лиственницы в условиях сурового климата и многолетней мерзлоты.

На территории Якутии были проведены исследования по определению интенсивности влияния климатических факторов на радиальный прирост деревьев. В ходе работы было выявлено, что температурные условия мая в Центральной Якутии и июня в северной части республики оказывают наибольшее влияние на годичный прирост деревьев. Таким образом, на рост древесных пород большое влияние оказывают температурные условия начала вегетационного сезона. Влияние осадков в большинстве участков было не значимо для лиственницы.

Проведен сравнительный анализ корреляции радиального прироста лиственницы с температурой воздуха и количеством атмосферных осадков по пятидневкам, с апреля до конца сентября, для северотаежных и среднетаежных участков. Проанализировано влияние климатических переменных на радиальный прирост лиственницы в Центральной Якутии на примере участка стационара «Спасская Падь» и на северо-Востоке Якутии на примере участка восточнее г. Верхоянска. Выявлено, что начало сезона вегетации деревьев на северных участках почти на две-три недели по времени отстает от лиственниц, произрастающих в Центральной Якутии.

В ходе анализа были выявлены определенные границы активного влияния температуры на прирост древесных растений. Начало положительной корреляции радиального прироста приходится на температуры, несколько превышающие 4 0С. Наиболее значимое влияние температуры на прирост наблюдается при температурах воздуха, близких к 10 0С. Предположительно в это время происходит интенсивная работа меристематических тканей. Однако при дальнейшем повышении температур до 14 0С у лиственницы корреляция между температурой воздуха и радиальным приростом снижается. Влияние осадков на прирост лиственницы незначительно.

Одними из важных факторов, влияющих на рост древесных пород, являются гидротермические условия почвогрунтов. С появлением дендрохронологических методов исследования появилась возможность исследовать рост и развитие мерзлотных лесов более детально. В лаборатории мерзлотных ландшафтов за последние десятилетия накоплен большой материал по температуре и влажности почвогрунта для разных типов

141

местности. При помощи методов дендрохронологии обнаружена связь радиального прироста древесных пород с температурой деятельного слоя на разных глубинах [4, 5]. Выявлено, что на рост деревьев влияют не только основные климатические факторы, как температура воздуха и осадки, но и гидротермические условия почвогрунов.

Исследования проводились на научных стационарах Института биологических проблем криолитозоны СО РАН «Спасская Падь», который находится в 20 км северо-западнее г. Якутска и «Тюнгюлю», который находится в 45 км северо-восточнее г. Якутска. Выбор мест исследований продиктован тем, что первый участок находится на левобережье р. Лена и отражает основные черты, свойственные лесам Центральной Якутии. В свою очередь, второй участок находится на правобережье р. Лена и является одним из наиболее засушливых районов Центральной Якутии.

Нами проводились исследования радиального прироста лиственницы с температурами почвогрунта на разных глубинах. Корреляционный анализ древесно-кольцевых хронологий лиственницы на стационаре «Спасская Падь» (рис.1а) с температурными условиями почвы на разных глубинах свидетельствует о том, что наибольшая корреляционная связь наблюдается в зимний период времени. Чем выше температура почвы зимой, тем быстрее весной идет прогревание почвы, что способствует своевременному началу активного роста деревьев в начале вегетации. Летние

температуры не лимитируют на радиальный прирост деревьев. В этот период количество тепла, необходимого для благоприятного роста, достаточно для деревьев.

Корреляционный анализ древесно-кольцевых хронологий лиственницы на стационаре Тюнгюлю с температурными условиями почвы на разных глубинах, как и в предыдущем случае, свидьетельствует о наличии большой корреляционной связи в зимний период времени (рис.1б). Этот факт еще раз указывает на необходимость раннего прогрева почвы для начала периода вегетации лиственницы. В отличие от первого участка

а б

Рисунок 1. Корреляционный анализ древесно-кольцевой хронологии SPL (а) и CHUR (б) с температурой почвы на разных глубинах

142

также выявлено, что высокие значения летних температур почв отрицательно сказываются на радиальном приросте лиственницы. Это еще раз указывает на более

засушливый климат территорий, находящихся на правобережье р. Лена в центре Якутии. Проведен корреляционный анализ древесно-кольцевых хронологий по лиственнице с

динамикой влажности почв на стационаре «Тюнгюлю» (рис. 2). Результаты показывают – хорошая корреляционная связь наблюдается в течение всего вегетационного периода [5]. Однако следует отметить, что наиболее значимые коэффициенты попадают на осенний период предыдущего сезона. Это связано с тем, что лиственница в начале вегетационного периода использует накопленный в предыдущем году запас почвенной влаги. При этом, большую корреляционную связь с радиальным приростом лиственницы показывает содержание влаги верхних слоев почвы, т.е. до 50 см, в период его сезонного промерзания. Также хорошую корреляционную связь с ежегодным приростом показывает влажность почвы сентября и октября на глубине 80–100 см. Эту связь можно объяснить тем, что в период активного роста корневая система лиственницы, в основном, использует влагу нижних горизонтов почвы, так как летом оттаивание почвы происходит постепенно и сопровождается иссушением верхних горизонтов почвы.

Таким образом, можно утверждать, что радиальный прирост лиственницы на мерзлотных почвах находится в тесной связи с температурой и влажностью деятельного слоя почв в течение вегетационного сезона.

1. Ваганов Е. А., Шиятов С. Г., Мазепа В. С. Дендроклиматологические исследования в Урало-Сибирской Субарктике. – Новосибирск, 1996.

2. Ваганов Е. А., Наурзбаев М. М., Егерь И. В. Предельный возраст деревьев лиственницы в Сибири // Лесоведение. – 1999 – № 6. – С. 66–70.

3. Николаев А. Н., Наурзбаев М. М., Егерь И. В., Силкин П. П. О возрасте лиственницы в среднетаежной подзоне Якутии // Флора и фауна особо охраняемых природных территорий республиканской системы Ытык Кэрэ Сирдэр. – Якутск, 2001. – С. 190–191.

4. Николаев А. Н., Федоров П. П. Влияние климатических факторов и термического режима мерзлотных почв Центральной Якутии на радиальный прирост лиственницы и сосны (на примере стационара «Спасская Падь») // Лесоведение. – 2004. – № 6. – С.1–11.

5. Федоров П. П., Николаев А. Н., Десяткин А. Р. Выявление влияния гидротермического режима почв на радиальный прирост лиственницы в Центральной Якутии: материалы конф. «Новые методы дендроэкологии». – Иркутск, 2007.

Останина Л. В.

Рисунок 2. Коэффициент корреляции древесно-кольцевых хронологий c влажностью почв на глубине от 10 до 50 см (а

до 100 см.

143

К ХАРАКТЕРИСТИКЕ СИБИРСКОГО КУПЕЧЕСТВА (ПО ОТЗЫВАМ ИНОСТРАНЦЕВ)

В XIX в. Сибирь привлекала к себе внимание иностранцев возможностью выгодного вложения капиталов. С целью изучения края предпринимались экспедиции, участников которых интересовали не только экономические проблемы, но и возможность сотрудничества с местным торговым сословием. Корреспондент «Тобольских губернских ведомостей» отмечал: «Мы, тоболяки, не вправе жаловаться на недостаток просвещенного и любознательного внимания к нашей родной стране разного рода исследователей как русских, так еще более иностранных. Если не ошибаюсь, то только Испания и Турция не слали к нам своих интеллигентных представителей» [1]. Оценивая значение иностранных сочинений о России XVIII в., Тихомиров М. Н. отмечал, что в связи с резким увеличением в данный период числа русских источников относительная ценность сведений иностранцев уменьшается. Степень исторической достоверности сочинения зависит, главным образом, от личности автора и нередко от степени его осведомленности [2]. Вместе с тем следует отметить, что исследование иностранных источников имеет важное значение для изучения ментальности как европейских предпринимателей, так и сибирского торгово-промышленного сословия, так как в данном случае соприкасались различные традиции культуры предпринимательства, сравнение которых позволит расширить наши представления в данной сфере. В настоящее время изучение различных аспектов отечественного предпринимательства является одним из актуальных направлений исторической науки, в том числе и современного сибиреведения. Внимание исследователей обращено на изучение социально-психологического облика сибирских предпринимателей, их менталитета, без чего невозможна полная характеристика предпринимательства.

В 1880 г. датское Общество негоциантов отправило двух своих членов – камер-юнкера Тегнера и капитана артиллерии Гаге – для ознакомления с особенностями сибирских рынков, что должно было определить выгоды прямых торговых отношений с Сибирью. Результатом поездки, после заслушанного отчета в собрании Копенгагенской биржы, явилось учреждение Общества датско-сибирской торговли. Основной капитал Общества составил 600 тыс. крон в акциях, стоимость каждой именной акции – 2500 крон [3].

За время своей поездки датчане посетили Тюмень, Омск, Томск, Барнаул, Семипалатинск и Тобольск, откуда Тегнер возвратился в Данию, а Гаге отправился в Самарово, Березов, Обдорск и далее по Оби до мыса Ям-Сале.

В 1880 г. в Копенгагене вышел отчет Гаге и Тегнера о посещении ими Западной Сибири, где рассматривались возможности иностранного участия в экономике Сибири [4]. Так, отмечая возможность «составить в Сибири значительные капиталы», Гаге и Тегнер писали, что Сибирь «не такая страна, где деньги валяются по большой дороге. Для подобных находок и на месте найдутся люди. От сношений с Сибирью нельзя ожидать ничего подобного тому, что находили первые посетители индийских берегов, где прямо загребали золото лопатами. В Сибири разбогатеть можно; но для этого, кроме любви к труду, нужно еще обладать большими знаниями, чем какими вообще обладают местные жители» [5].

Рассматривая условия установления торговых связей с краем, Гаге и Тегнер дают характеристики «явлений сибирской жизни», высказывая свое мнение и о сибирских купцах. По их мнению, успешность торговли зависит не только от экономических условий, но и «находится в тесной связи с общим характером и степенью образования торгового сословия». Как указывали авторы: «При частых посещениях сибирских купцов, нам удавалось встречаться с людьми, честность и деятельность которых мы столь же уважаем, сколько сохраняем признательность за их гостеприимный и любезный прием; но, в общих чертах, должно признать за факт, что образование сословия, как и уважение к нему со стороны общества, одинаково неудовлетворительны» [6]. Датчане отмечали, что «сибирское торговое сословие подкрепляется постоянно снизу, отчасти ловкими мужиками, с сноровкою для торговли, отчасти более сомнительными элементами. Пожалуй и преувеличивают, постоянно говоря то о том, то о другом из богатых торговцев, что он едва умеет подписать свою

144

фамилию, но несомненно верно, что практическая изворотливость, не слишком добросовестного качества, в большинстве случаев доставляет карьеру своему обладателю» [7].

Об уровне образования сибирских купцов Тегнер и Гаге писали: «Насколько было скудно образование отца, настолько же скудным оказывается оно и у сына. Если же он и получает образование, несколько выше первоначального, то лишь для того, чтобы перейти на государственную службу. Если же ему предназначается быть купцом, тогда школу его составляют прилавок, кладовая; в торговле он продолжает идти по стопам своего отца; знакомство же его с условиями европейской жизни ограничивается лишь несколькими поездками в Россию. Проехав Западную Сибирь с одного конца до другого, нам только раз удалось встретиться с купцом, который, кроме русского языка, знал и кое-что по-немецки» [8].

Вывод датских негоциантов состоял в следующем: «Из всего вышесказанного надеемся, вполне понятно, что сибирския торговыя условия никоим образом не подходят к западно-европейскому мерилу или могут быть обсуждаемы с западно-европейской точки зрения. А главное, основать прямыя торговыя сношения между европейскими и сибирскими торговыми домами, как это делается между европейскими фирмами, было бы в настоящее время предприятием более чем сомнительным» [9].

Следует отметить, что на отзывы датчан о сибирских купцах, вероятно, повлияло и отношение последних к их экспедиции. Так, коммерческий мир Тюмени встретил их «иронически и недоверчиво», как писали «Тобольские губернские ведомости»: «исходя из того предположения, что тольку и свету что в окошко и по свойственной человечеству слабости считать себя центром всего движущагося…», коммерсанты Тюмени решили, что сведения Тегнера и Гаге «не могут иметь никаких прочных оснований потому, между прочим, что во время своего однодневного пребывания в их городе они не входили в непосредственныя сношения с торговым сословием, а собирали экономический материал для своих отчетов от наших сибирских крестьян, вообще не словоохотливых в том случае, когда дело касается их насущного хлеба и весьма недоверчивых к иностранцам». Однако те же «Тобольские губернские ведомости» отмечали, что «при личных сношениях с ними [датчанами] узнали, что “несловоохотливостью” в этот раз отличались не крестьяне, а торговое сословие… Мы знаем даже, что изготовляемый г. Гаге отчет долго оставался неоконченным, в тщетной надежде получить обещанныя ему сведения от лица торговаго сословия – и как кажется, так и обошелся без него, потому что на все напоминания об обещанном был ответ: “На что ему их…”». [10]

Комментируя отношение сибирских купцов к датчанам, следует отметить, что здесь, вероятно, проявилось не столько непонимание ими выгод иностранной торговли в силу своей необразованности, сколько то настороженное отношение, которое вырабатывалось в России с тех пор, когда европейцы стали предпринимать энергичные попытки проникновения в Сибирь. С XVI в. московские власти предпринимали различные меры, препятствующие знакомству иностранцев с Сибирью. В XIX в. в среде сибирских предпринимателей существовало опасение по поводу возможного превращения края в сырьевой придаток Европы. Современные исследователи отмечают складывание у сибирских купцов в конце XIX–начале XX вв. относительно устойчивого осознания общности своих интересов, сознательного противопоставления себя как единой социальной группы внешней среде, корпоративности духа.

Нельзя отказать сибирским купцам и в прозорливости. Так, публикуя отчет Тегнера и Гаге, «Тобольские губернские ведомости» выразили надежду, что весной 1882 г. Общество датско-сибирской торговли отправит к устью Оби пароход с пробным грузом. «Тогда можно будет судить, были ли правы тюменцы, полагая, что для такого обширного и важного исследования, каково исследование торговых оборотов Сибири и выгод, могущих истечь из них при установлении прочных сношений с краем, едва ли достаточно пятимесячного путешествия по Сибири» [11]. Однако данные надежды не оправдались. Отправка кораблей из Дании не состоялась, потому что сибирские пароходовладельцы не сошлись в цене с датским уполномоченным о доставке сибирских продуктов, для обмена на заграничные товары [12].

145

1. Тобольские губернские ведомости. – 1881. – № 9. – С. 5. 2. Тихомиров М. Н. Источниковедение истории СССР. – Вып. I. С древнейших времен до конца XVIII в. – М.,

1962. – С. 482. 3. Тобольские губернские ведомости. – 1881. – № 10. – С. 5. 4. Сибирь. – 1881. – № 11. – С. 5-6; Тобольские губернские ведомости. – 1881. – № 25. – С. 4-5. 5. Тобольские губернские ведомости. – 1881. – № 10. – С. 5. 6. Там же. – № 25. – С. 5. 7. Там же. 8. Там же. 9. Там же. 10. Там же. № 10. – С. 5. 11. Там же. 12. Там же. № 25. – С. 5.

Полежаев А. Н.

ГИС ДЛЯ МОНИТОРИНГА БИОРАЗНООБРАЗИЯ И СОСТОЯНИЯ БИОРЕСУРСОВ

Природно-ресурсный потенциал северных территорий служит гарантам развития экономики России. Северные регионы мало населены, имеют слабо развитую инфраструктуру, поэтому ориентированы на добычу, в основном, минеральных и биологических ресурсов. Эти ресурсы направляются в центральные районы страны и на экспорт. Выявление, оценка, рациональное использование ресурсов, мониторинг их состояния – важная научная и практическая задача. К сожалению, за последнее время научные исследования биоразнообразия северных территорий существенно сократились. Однако накопленных сведений достаточно для обобщений и обоснования перспективных направлений дальнейшей работы. Информацию по биоразнообразию и биоресурсам содержат научные публикации, ведомственные материалы: лесоустройства, землеустройства пастбищ северных оленей, охотустройства, инвентаризации рыбных запасов и другие источники. Для целей мониторинга множество имеющейся и вновь поступающей атрибутивной и графической информации по состоянию биологических ресурсов можно эффективно анализировать только с помощью компьютеров и специализированных программ, в частности по созданию географических информационных систем (ГИС). Нами разработана методика создания проектов региональных ГИС, основу которых составляют обзорные крупномасштабные (1: 200000) цифровые карты растительности. Полигональные покрытия цифровых карт связаны с базами данных, содержащими количественные показатели, характеризующие растительные ресурсы, а также с текстовыми файлами и имиджами. Закономерности распределения этих показателей могут быть визуализированы на картах с использованием легенд, а также в диаграммах и графиках.

В результате исследований впервые получены региональные (в административных границах Магаданской области, Чукотского и Корякского автономных округов) обобщенные крупномасштабные карты растительности, включенные в проекты информационных систем, и обзорная крупномасштабная (1: 200000) геоботаническая карта Севера Дальнего Востока России [1]. Связанная с этой картой база данных содержит сведения о составе растительности для каждого из 86 тыс. обозначенных на ней полигонов, индексы принадлежности последних к единицам районирования и другие показатели. Полная легенда этой карты содержит более 200 типов комплексов растительности, тогда как для показа зональной растительности и типов поясности или высших единиц геоботанического районирования достаточно 5–10 подразделений легенды, обозначенных индексами и цветом. Следовательно, карта решает не только задачу выявления типологического разнообразия комплексов растительности, но и отображения крупных макро- и мезоструктур растительного покрова. Для наглядности расчленения растительного покрова на структуры разного уровня в легенде выделены единицы геоботанического районирования в ранге области, подобласти, провинции, подпровинции. Внутри этих подразделений перечислены основные зональные типы

146

комплексов растительности. Поэтому для отображения на карте зональных закономерностей в распределении растительности достаточно выделить в легенде цветом или штриховкой ведущие для данной зоны (подзоны) типологические категории. Типы комплексов растительности неплакорных местообитаний сгруппированы в следующих подразделениях: заросли кустарников; болота; растительность речных долин и морских побережий. Отдельно показана растительность гор. ГИС позволяет не только анализировать и наглядно отображать установленные закономерности дифференциации растительного покрова, зональные и подзональные рубежи, но и выявлять ареалы перечисленных в легенде типов комплексов растительности. На рис. 1 и 2 показаны ареалы ценозообразователей: лиственницы (Larix cajanderi Mayr.) и кедрового стланика (Pinus pumila (Pall.) Regel.) в Чукотском автономном округе при условии, что комплексы растительности с их доминированием занимают => 50% площади отображенного на карте полигона.

Рис. 1. Ареалы комплексов растительности с доминированием лиственницы

Рис. 2. Ареалы комплексов растительности с доминированием кедрового стланика

147

Проект ГИС «Карта растительности Севера Дальнего Востока России» может быть модифицирован в двух вариантах – для комплексной оценки биологических ресурсов и для мониторинга биоразнообразия. Первый вариант интересен в связи с решением проблемы выделения территорий традиционного природопользования для хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Севера. Предполагается оценить выделенные на карте растительности полигоны с учетом присутствия в них хозяйственно-полезных видов растений и животных. Второй вариант предполагает рациональное структурирование имеющейся в ГИС информации следующим образом: покрытие обзорной цифровой карты растительности будет разделено на отдельные части, соответствующие листам топографических карт масштаба 1 : 200000. Такой прием представления картографической информации применен в Атласе растительности Китая [2]. Для каждого листа будут подготовлены полигональное покрытие, отображающее распределение комплексов растительности; линейные покрытия (координатная сетка, гидрография, дороги); точечные покрытие для фиксации мест коллектирования растений и животных, производства геоботанических описаний и т.д., а также для привязки текстовых файлов и имиджей. В целом, проект ГИС «Биоразнообразие и биоресурсы Севера Дальнего Востока России» будет представлен следующим образом: – основу проекта составит обзорная крупномасштабная (1 : 200000) цифровая карта растительности в виде единого полигонального покрытия, связанного с таблицами атрибутов, включающими для каждого полигона показатели: порядковый номер, периметр, площадь, индексы принадлежности к единицам районирования, соотношение комплексов растительности (в %), запасы сезонных кормов северного оленя, численность промысловых зверей, птиц, рыб и др. Выбирая тот или иной показатель, можно через легенду отобразить на карте закономерности его распределения; – дополнительно в проект будет введено единое покрытие координатной сетки, ячейки, которой будут соответствовать листы топографических карт масштаба 1 : 200000. Это покрытие может быть наложено на покрытие обзорной крупномасштабной карты. Таким способом пользователь может найти интересующий его участок территории и выбрать его для подробного ознакомления; – выбранный участок будет представлен в границах соответствующего листа топографической карты масштаба 1: 200000. Этому листу будут приведены в соответствие полигональные, линейные и точечные покрытия, связанные с базами данных по биологически ресурсам и биоразнообразию, откуда пользователь сможет извлечь интересующую его информацию. Анализ содержащихся в базах данных показателей открывает возможность для паспортизации территории в границах листов топографической карты масштаба 1: 200000, т. е. на регулярной основе.

Поскольку проект ГИС допускает постоянное дополнение и корректировку при сохранении старых версий, в проект будет включаться текущая информация о состоянии биоразнообразия и биоресурсов в регионе, извлеченная из научных публикаций, материалов инвентаризации биологических ресурсов, полученных при их аэровизуальном обследовании, дистанционном зондировании из космоса и других источников. Исследования по созданию пилотного проекта ГИС «Биоразнообразие и биоресурсы Севера Дальнего Востока России» позволят дать рекомендации по организации мониторинга биоразнообразия и состояния биоресурсов на региональном уровне.

1. Полежаев А. Н., Подковыркина Н. Е., Бородина В .М., Глушнева М. П., Глушнев Г. В. Рациональное использование растительных ресурсов для устойчивого развития домашнего оленеводства и промысла диких оленей на Севере Дальнего Востока. – Магадан, 2006. – 22 c.

2. Vegetation Atlas of China. Beijing. – Science press, 2001. – P. 260.

Полищук В. В.

РАСПУТИН-НОВЫЙ И НОВАЯ ТАЙНА ИМПЕРАТОРСКОГО ДОМА РОМАНОВЫХ Как будто все загадки разгаданы, все ответы получены, но чувство удовлетворения почему-то не приходит. Такое ощущение, что стоишь у края пропасти: хорошо знаешь, что там, внизу, у подножия, но снова и снова, затаив дыхание, бросаешь полный страха и любопытства взгляд в туманную бездну. Словно надеешься увидеть там что-то новое или важное… Так и с Распутиным. В конце его истории приходится ставить не точку, а многоточие. Туман не рассеивается. Тайна остается…

Казакевич А.В. Звезды, как люди…

148

«Крестьянин Тобольской губернии Тюменскаго уезда села Покровскаго» Г.Е. Распутин-Новый 4 июля 1916 г. (здесь и далее: выделение слов, курсив и пр. – В.П.) из Тюмени в Царское Село Императрице Александре Федоровне отбил телеграмму: «Путешествуем (святому. – В.П.) праведному Симеону (Верхотурскому Чудотворцу. – В.П.). Святые молитвы ко Господу возрадуют путь ваш и встреча радости везде взыграет оживление» [1].

Данное сообщение представляет интерес в свете недавней находки тюменки О.А. Майоровой (Рыловой) в семейном архиве. Это письмо ее дяде Рылову Арсению, адресованное на фронт другом А. Колобовым. Обратим внимание на конец послания: «5/VII–16 Здравствуй друг Арся! … Дела идут блестяще. Вчера (т.е. 4 июля 1916 г. – В.П.) имел счастье познакомиться и проводить на вокзал, знаешь кого? Только ни гу-гу. Ее Сиятельство Великую Княгиню Ольгу Александровну [2] – сестру Императора. Она ездила в Тобольск на поклонение мощам св. Иоанна. В Тюмени останавливалась у наших знакомых Стряпчевых. Едет инкогнито…Ну… Жду в Тюмени тебя… Аркадий» [3].

Фамилия этих знакомых А. Колобова интригует. Ведь супруги Стряпчевы – лучшие друзья нашего всемирно известного земляка. Так в местной «Сибирской торговой газете» (№ 72 за 29. 03. 1914 г.) хроника под заголовком «Гр. Распутинъ въ Тюмени» извещала: «Утромъ 27 го марта въ Тюмень прибыл нашъ Покровскiй «старецъ» Гр. Распутинъ. Григорiй Ефимовичъ снялъ обычный свой костюмъ и теперь въ шубЕ [4], на дорогомъ лисьем мЕху, въ бобровой шапке производитъ впечатлЕнiе франта... Тюмень еще не признаетъ въ Гр. РаспутинЕ ни «пророка», ни дЕятеля, а потому прiЕздъ этой своеобразной знаменитости не вызываетъ здесь ни встречь, ни толковъ. День 27 марта Гр. Распутинъ провел у своего приятеля г. Стряпчихъ [5], Ездил по магазинамъ, больше по гастрономическимъ… Затюменские обыватели могли в д. Стряпчихъ видеть его пьющим чай на диванЕ… Утромъ рано «по холодку», 28 марта Гр. Ефим. на своихъ лошадкахъ (надо полагать из усадьбы Стряпчевых. – В.П.) поЕхалъ в с. Покровское, где проведетъ Пасхальную неделю…».

«Едет инкогнито…». Это почти что быть на нелегальном положении. Тем более, особе такого высокого статуса, привычной к определенному уровню комфорта и обращения. Но и «в условиях подполья» необходимо решать бытовые проблемы. К примеру, под кустиком не заночуешь, для гостиницы же требуется паспорт. А время – военное, еще и подрывные элементы не дремлют… Так что полицейская проверка не исключена, и нужны надежные люди, принимающие на «явочных квартирах»… Да вот откуда бы сестре Императора Российского ведать про неких мещан невесть какого уездного города?

Что касается «едет…». Если в Тюмени – на вокзал, то ясно, – к поезду. А как же происходила «попадка» в Тобольск и обратно? Вариантов было два. Один – «на перекладных». И тут не лишне вспомнить, что в молодости «Гр. Еф.» занимался ямщиной. Свое первое турне в наш край А.А. Вырубова [6] описала так: «Ее Величество доверяло ему (Распутину. – В.П.), но два раза она посылала меня с другими к нему на родину, чтобы посмотреть, как он живет у себя в селе Покровском… Из Тюмени до Покровского 89 верст на тарантасе. Григорий Ефимович встретил нас и сам правил сильными лошадками, которые катили нас по пыльной дороге через необъятную ширь сибирских полей…» [7]. Другой – пароходом. Тогда (по течению Туры и Тобола) это занимало 28 часов. И уже в августе данное «инкогнито» – совершило речной круиз [8] по этому же маршруту в оба конца. А формально экспедицию – видимо для отвода глаз – возглавляла Анна Александровна.

Тайну («ни гу-гу») А. Колобова рассмотрим в контексте переписки той поры «треугольника»: Царская чета – А.А. Вырубова – Г.Е. Распутин-Новый. И тут невольно возникает вопрос: «На каком уровне завершалась мистификация о путешествии инкогнито?» «27 июня 1916 г. Покровское – Царское Село (Распутин-) Вырубовой. Давай Бог светлых дней. Живу с вами» [9]. «27 июня 1916 г. Ц(ентральная) С(тавка) [Могилев]

149

Моя голубка! Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо. Конечно ты можешь привезти с собой А(ню. – В.П.), хотя было бы спокойнее, если бы мы могли провести эти несколько дней одни! ... Как было бы хорошо, если б ты приехала сюда между 3 и 11 июля! Тогда Ольгины (старшей из дочерей. – В.П.) именины… Да благославит Бог тебя и девочек!.. Навеки твой Ники» [10]. «29 июня 1916 г. (Покровское? – В.П.) – Царское Село (Распутин-) Вырубовой. Дух благо словляет Церковь, непоколебимо радует» [11]. Справка: «29 июня 1916 г. – приезд Г.Е. Распутина (ровно через два года после покушения на него) из Покровского в Тобольск рано утром [?! -– расстояние почти полтораста верст да еще с переправой через могучие Тобол, Иртыш. – В.П.]. Вместе с ним приехали его почитательницы М.Е. Головина, З.Л. Манчтет (Манштет) и др. Распутин побывал у Тобольского губернатора Н.А. Ордовского-Танаевского, у епископа Варнавы, в Иоанновском женском (? – В.П.) монастыре» [12]. «30 июня 1916 г. Ц(ентральная) С(тавка) Моя бесценная! Нежно тебя благодарю за твои два дорогих письма… Мысль о скором твоем приезде сюда все скрашивает. Бэби (цесаревич Алексей. – В.П.) постоянно спрашивает меня о дне твоего приезда… Передай привет А… Навеки, мое дорогое Солнышко, твой Ники. 30 июня 1916 г. Ц(арское) С(ело) Дорогой мой ангел! … Тетя Ольга на 10 дней уезжает в Киев, ее пригласила к себе дорогая матушка (вдовствующая императрица Мария Федоровна опекала там воинские госпитали. – В.П.)… Даст Бог, мы скоро, на будущей неделе, будем вместе – такое счастье! Мы не выедем отсюда раньше 5-го, - на сколько дней можно нам к тебе приехать?.. Навеки твоя старая Женушка» [13]. «30 июня 1916 г. Подана в 5ч. 8м. Тобольск – Царское Село. Вырубовой. Сидим соседстве собора Вла(дыки, дыкой? – В.П.). – Сноска: «Телеграмма принадлежит кому-либо из пребывавших в Тобольске с Распутиным. На бланке имеется пометка: «Податель отказался сообщить свой адрес, телеграмма принесена из Архиерейского дома» (Кто же этот аноним из «свиты» Распутина, имевший право через его голову делиться с доверенной фрейлиной царицы своими путевыми впечатлениями в отдельном послании, дистанцировавшийся от других? – В.П.). И почти одновременно следует депеша – за двумя подписями. 30 июня 1916 г. Подана в 5ч. 9м. Тобольск – Царское Село. Вырубовой. Владыка благословляет призывая Покров защиту Митрополита Иоанна Максимовича. Любовью беседуем памятуя всех. Твои труды и успехи Митрополит Иоанн Максимович записывает в книгу. Епископ Варнава Григорий 30 июня 1916 г. Тобольск – Ц. Ставка Государю Императору. Святитель Иоанн Максимович благославляет сильной святительской своей могущей рукой и ослепляет неверие и рать нечистую силу. Просветится солнце над войсками нашими благочестие. Епископ Варнава Григорий 30 июня 1916 г. Тобольск – Царское Село. Подана в 15 ч. 31 м. Государыне Императрице Александре Федоровне. Боголепно и благонравно справил торжество Губернатор и правит всем так как есть кротко и смиренно. Святитель Иоанн Максимович благославляет край и призывает к себе толпы народа и у рацы Его солнце восходит теплоты. Григорий Новый. 2.7.16 Подана в 9 ч.14 м. Тобольск – Царское Село. Срочная. Вырубовой. Причастились Святых Таин у рацы мощей. Все народ и простота, ни единого аристократа нет и народ весь в Боге и с Богом беседует. Отправляемся к Верхотурскому». (Телеграмма, хотя и приписывается «Гр. Еф.», но… – снова без подписи, что для него не характерно. Однако если обратить внимание на слог, пунктуацию и лексику, например, «аристократа», то возникает невольное сомнение в авторстве малограмотного «старца», который, конечно, слышал такое слово, но вряд ли имел его в своем лексиконе. Несвязные же и не отягощенные знаками препинания тексты его посланий практически близки классической фразе «Грузите апельсины бочках». Вместе с тем, автору почему-то было очень важно срочно сообщить, что «ни единого аристократа нет». Может потому, что он/она – инкогнито и, к счастью, отсутствуют люди своего круга, которые смогли бы узнать? До Тюмени – не менее 30 часов пути: т.е. 4 июля 1916 г. из нее можно было следовать дальше… – В.П.). 2.7.16 Ц. Село – Тобольск Епископу Варнаве. Мы все благодарим за молитвы. Верю Митрополит Иоанн предстательствует перед Господом за всю Россию. Александра» [14]. «2 июля 1916 г. Ц. С(ело). Мой голубчик!.. Нежно благодарю тебя, мой ангел, за твое дорогое письмо. Снимки… восхитительны, в особенности, где вы сняты вдвоем, мои дорогие. Как Алексей вырос… Ах как я скучаю без вас обоих. Лазарет – мое истинное спасение и утешение. У нас много тяжелораненых, ежедневно операции и много работы, которую нам надо закончить до нашего отъезда. Кахан приехал, вчера был у Ани. Сегодня она просила меня провести вечер с ней и с ним и послушать его чудные рассказы… Навеки, Ники мой, вся Твоя 3 июля 1916 г. Ц. С(тавка). Моя любимое, родное Солнышко! Очень тебя благодарю за дорогое письмо. Приехал В. Долг., и с этим же поездом проследовала (?! – В.П.) в Киев тетя Ольга. Я не успел ее повидать, потому что был занят в штабе… О как я счастлив, и Бэби тоже, что мы скоро увидимся!... Твой навеки старый Ники 3 июля 1916 г. Ц. С(тавка). Мой любимый ангел! Нежно благодарю тебя за твое милое письмо. Дай Бог, чтоб мы могли в четверг… уже быть вместе!.. Гр(игорий. – В.П.). сказал, что если я к тебе приеду, то Бог снова пошлет свою помощь

150

нашим войскам, – дай Боже!.. Аня на ночь уехала в Финляндию… Я провела вчерашний день у Ани… (т.е. была возможность ознакомиться с телеграммой за 2.07.16г. из Тобольска. – В.П.). Всяческие благопожелания и 1000 поцелуев шлет тебе твоя старая Женушка. 4 июля 1916 г. Ц. С(тавка). Моя родная, нежно любимая женушка! Горячо благодарю тебя за твое дорогое длинное письмо… Могилев напоминает огромную гостиницу, где проходит масса народа… Да хранит тебя Господь в пути… Целую крепко тебя и девочек и жду тебя страстно. Твой, Солнышко мое навеки Ники. 4 июля 1916 г. Царское Село Мой родной, милый! Горячее тебе спасибо за твое драгоценное письмо. Петя (Петр Александрович, принц Олденбургский – муж В.К. Ольги Александровны. – В.П.) у нас завтракал, он шлет тебе нежнейший привет и пожелания успеха… Сейчас еду в лазарет навестить солдат… Не нужно ли привезти тебе чего-нибудь? Навеки всецело Твоя» [15]. «6 июля 1916г. Верхотурье – Царское Село (Распутин?) Его Величеству. Встреча семейства, это событие святыни всем и вся никогда не изгладится эта встреча отражается у всех миром и гордостью победы. Симеон Праведный молится ко Господу о мудрости духовной силе ей совершится победа» [16]. (Царица с дочерьми приехала в ставку 7 июля и до 12 супруги находились вместе). «12 июля 1916 г. Ц. С(тавка). Мой любимый! Снова прощай, – слава Богу, теперь не надолго, – но все же ненавижу расставанье с тобой и Солнечным Лучом. Так тоскливо без тебя… Спасибо, мой ангел, что дал мне возможность побыть с тобой, что послал за нами – это было радостью и дало силу для дальнейшей работы… Она телеграфировала нашему Другу о погоде, и я надеюсь, что Бог пошлет солнечные дни на нашем фронте… Мы прибудем в Ц. С(ело). завтра вечером в 8… Навеки вся Твоя» [17].

В завершение – опять обратимся к вышеупомянутой газете (№ 151 за 16 июля 1916 г., суббота) и процитируем другую публикацию о завершившемся на днях пребывании Гр. Еф.а в городе: «Только и слышно в Тюмени: «Гришка» или Гр. Еф. (судя кто говоритъ), поЕхалъ туда, приЕхалъ оттуда и т.д. И теперь старецъ чуть не недЕлю расхаживалъ по городу въ ярко красной рубахЕ. А почетъ то ему здесь какой. Въ одномъ синематографЕ напримеръ, его на улице встречали, под ручки водили. Да всего и не перескажешь. А послушайте, как онъ рассказываетъ о своих успехахъ в столицахъ, поговорите съ нимъ о его поЕздкЕ въ послЕдний разъ в Тобольскъ со своими гостьями, или как провожалъ он ихъ въ Верхотурье и «гостился» там у настоятеля. Старецъ, поживъ въ Тюмени, пощеголявъ яркими цвЕтами своихъ рубахъ «навыпускъ», уЕхал вновъ въ с. Покровское…».

Таким образом, принимая во внимание их многолетнее знакомство [18], совпадение пребывания «во времени и пространстве» Тобольской и Пермской губерний, можно утверждать, что «старецъ» проявил себя не только как опытный гид. Опираясь на личные связи (включая своих протеже – губернатора, епископа), он фактически руководил «операцией прикрытия» в ходе как первого, так и второго паломнического визита инкогнито Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны в Тобольск и Верхотурье (с попутным посещением «с. Покровскаго», Тюмени, Екатеринбурга).

1. Платонов О. А. Распутин и «дети дьявола». – М., 2005. – С. 440. 2. «Великая Княгиня Ольга Александровна (Куликовская-Романова), младшая дочь Императора России

Александра III, родилась в Петергофе 1 (14) июня 1882 г. Первый брак с принцем П. А. Олденбургским (венчалась в 1901 г.) оказался неудачным. Скончалась 24.11.1960 г. в Торонто (Канада), где и похоронена на русском кладбище рядом с мужем. В I Мировую войну: сначала - сестра милосердия в действующей армии на Юго-Западном фронте, затем - начальница лазарета, оборудованного на личные средства. К рассматриваемому моменту фактически находилась в бракоразводном процессе: после семилетнего ожидания «28 октября 1916 г. получила от Брата формальное разрешение на брак с Николаем Александровичем Куликовским – ротмистром Ахтырского гусарского полка, когда Государь посетил руководимый ею лазарет с ранеными в Киеве... Они обвенчались 4 ноября 1916 г. в госпитальной церкви Святителя Николая».

3. Куликовская-Романова О. Н. Царского рода. Тихон Николаевич Куликовский-Романов 1917–1993. – М., 2004. – С. 19, 45, 47, 28, 60, 62–63, 89.

4. Куликовская-Романова О. Н. Искусство Великой Княгини. – СПб.-М.: Благотворительный фонд Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны, 2005. – С. 8.

5. Рылова-Майорова О. Тайна одного путешествия // Тюменские известия. – № 9 (4269) – 18.01.07. – С. 15. 6. Рассматривать, как попытку передачи буквы «ять» в оригинальном тексте. 7. Тюменский мещанин, владелец сундучной мастерской Стряпчев Дмитрий Дмитриевич с супругой

проживавал по ул. Никольской 8 (ныне Луначарского). Кстати, следует отметить, что Григорий

151

Ефимович, бывая в Тюмени, располагался на постой то у них, то по соседству – в Тюменском Свято-Троицком мужском монастыре. Там настоятелем был еще один его добрый знакомый - игумен Мартиниан, а в описываемое время уже другой – епископ Исидор (Колоколов). В декабре того же года он отпевал Распутина в Царском Селе.

8. Вырубова А.А. (1884-1964). Урожденная Танеева, жена (1907) лейтенанта А.В. Вырубова (1917 г. – развод), ближайший друг Царской Семьи, почитательница Г.Е. Распутина. Умерла в Финляндии.

9. «В 1915 году («забыла» точный год? – В.П.) я еще раз ездила в Сибирь. В этот раз с моей подругой Лили (Юлией. – В.П.) Ден и другими… В этот раз ехали мы на пароходе по реке Туре из Тюмени до Тобольска… На обратном пути останавливались в Покровском».

10. Вырубова А. А. Фрейлина ее величества: Дневник и восп-ния. – М., 2001. – С. 301–303. 11. Из воспоминаний губернатора Н. А. Ордовского-Танаевского: «Наконец приехала компания: …

Вырубова и ее горничная, двое неизвестных мужчин (вероятно агентов полиции), сестра милосердия Ольга, с императорской брошкой, Двуглавый Орел, на горле и, конечно Григорий Ефимович Распутин. Заботу о неизвестных… взял на себя полицмейстер, Григория Ефимовича взял к себе Варнава… Так как [в то время] шло дело о разводе Сестры Государя Ольги Александровны с Ее мужем и свадьбе с офицером модного видного полка, то я остался и поныне [в убеждении], что была именно она. Уехали на пароходе под вечер…». «Из воспоминаний Ю.А. Ден: «Когда я приехала в Петроград, то узнала, что с нами должен ехать Распутин… В Тобольске нас встретил губернатор, … чиновники и иерарх… Варнава. Затем нас отвезли в дом губернатора… Распутин ночевал у священника… два дня спустя наш визит завершился. Во время возвращения в Тюмень Распутин настоял на том, чтобы мы остановились в Покровском и познакомились с его женой».

12. Фомин С. В. Последний царский святой. Святитель ИОАНН (Максимович) митрополит Тобольский, Сибирский чудотворец. Общество святителя Василия Великого. – СПб., 2003. – С. 456–457.

13. Платонов О. А. Распутин и «дети дьявола». – М., 2005. – С. 439. 14. Платонов О. А. Николай Второй в секретной переписке. – М., 2005. – С.536–537. 15. Платонов О. А. Распутин и «дети дьявола». – М., 2005. – С. 439. 16. Фомин С. В. Последний царский святой. Святитель ИОАНН (Максимович) митрополит Тобольский,

Сибирский чудотворец. Общество святителя Василия Великого. – СПб., 2003. – С. 447–448. 17. Платонов О. А. Николай Второй в секретной переписке. – М., 2005. – С. 539–540. 18. Фомин С. В. Последний царский святой. Святитель ИОАНН (Максимович) митрополит Тобольский,

Сибирский чудотворец. Общество святителя Василия Великого. – СПб., 2003. – С. 448–450. 19. Платонов О. А. Николай Второй в секретной переписке. – М., 2005. – С. 541–543. 20. Платонов О. А. Распутин и «дети дьявола». – М., 2005. – С. 440. 21. Платонов О. А. Николай Второй в секретной переписке. – М., 2005. – С. 545. 22. «… и через десятилетия помнила во всех деталях свои впечатления от того дня, когда впервые в

Царском Дворце увидела Распутина. Нежданная для (нее. – В.П.)… встреча произошла в апреле 1908 года. «Когда я его увидела, то почувствовала, что от него исходит мягкость и доброта. Все Дети, казалось, его любили. Они чувствовали Себя с ним совершенно свободно… Я не могу этого описать, но я почувствовала в тот момент величайшую искренность этого человека. Я понимала, что Ники и Аликс надеялись, что в конце концов я полюблю Распутина. На меня, конечно, произвела сцена в детской, и я признавала искренность этого человека. Но, к сожалению, я никогда не могла заставить его себя полюбить».

23. Боханов А. Н. Распутин. Быль и небыль. – М., 2006. – С. 112–113.

Попова О. А.

«ВНОВЬ ОТКРЫТАЯ СИБИРЬ…» ГЛАЗАМИ НЕМЕЦКОГО ЖУРНАЛИСТА И ПУТЕШЕСТВЕННИКА – ГЕОРГА-АДАМА ШЛЕЙССИНГЕРА (1660–1694 ГГ.)

Георг-Адам Шлейссингер (Schleussinger), в некоторых своих сочинениях он чаще фигурирует как Шлейссинг (Schleussing), немецкий путешественник, посетивший Россию в 1684–1986 гг. Многочисленные книги о России сравнительно мало известны в специальной литературе, а сведения о нем также очень скудны. Из исследователей о Шлейссинге кратко упоминает А. Селлий [1], которому известно лишь одно его сочинение, затем историограф Г. Ф. Миллер [2], Аделунг [3] с чужих слов называет лишь две книги Шлейсинга, одну – в двух изданиях с неполными и переиначенными заглавиями, замечая об авторе: «Шлейссинг, по-видимому, сам был в России и даже Сибири; но в том, что он говорит, много неверностей, особенно касательно Сибири. Нам, к сожалению, не удалось собрать никаких дальнейших о нем сведений». Попытку восполнить этот пробел в исторической литературе, касающейся сказаний иностранцев о России, представляет статья М. Корфа [4], где собраны наиболее полные данные как о

152

сочинениях Шлейссинга, так и об их авторе. Пользуясь старыми биобиблиографическими пособиями [5], использовав отдельные намеки его современников [6], Корф многое узнал о России из рассказов Шлейссинга, который, якобы, «состоял долгое время в службе царя и, следовательно, должен быть почтен за самовидца». Корф, внимательно прочтя его сочинения, в которых нашлось немало автобиографических указаний, в указанной статье своей смог изложить биографию Шлейссинга; в ней оказалось довольно много темных мест, но, тем не менее, и собранных данных достаточно для того, чтобы иметь вполне отчетливое представление об этом заурядном журналисте своей эпохи. «Из устаревшего студента он сделался тем, что называли тогда странствующим школьником, чем-то вроде искателя приключений, без других ресурсов, кроме своего звания «литерата», кочующего из одного города в другой и живущего изо дня в день» [7]. Таким образом, о его социальном происхождении данных нет, а о роде занятий известно лишь, что он был «литератом», то есть занимался литературной деятельностью. Родился Шлейссингер в Саксонии около 1660 г., получил университетское образование (вероятно, в Йене), был магистром юриспруденции [8]. Шлейсинг много путешествовал по разным странам. В конце марта 1684 г. он прибыл в Россию [9]. О цели его путешествия ничего определенного сказать нельзя. Правда, в июне 1684 г., когда в царский дворец следовало посольство Саксонского герцогства, Шлейссинг находился в его составе и нес герцогские грамоты [10]. Из России он уехал не позднее 1686 г., как это видно из текста рукописи, где сказано, что царю Петру было около 14 лет, когда Шлейссинг возвратился в Саксонию [11]. Прибыв в Москву, Шлейссинг, по-видимому, не выезжал за ее пределы, о чем свидетельствуют его рассказы о Русском государстве того времени. Возможно, Шлейссинг приехал в Москву, чтобы поступить на царскую службу. Некоторые данные, казалось, подтверждают это предположение. На титульных листах части своих сочинений он добавляет к собственной фамилии слова «бывший капитан царской службы» (в других случаях – «капитан-лейтенант»). Однако достоверность этого указания вызывала справедливое сомнение еще в литературе прошлого века, в частности, у Корфа [12], поскольку упомянутый чин Шлейсинг прибавлял к фамилии лишь в позднейших изданиях своих трудов. В России он был только один раз. Вернувшись в Германию, Шлейссинг в течение ряда лет издавал свои записки о Русском государстве, в том числе и о Сибири. По словам М. Корфа, Шлейссинг ездил в Сибирь «ради военных дел» (Weiln nun sothanes Sieweriam en Militair Affaires gar genau in Augenschein zu nehmen... gute Gelegenheit gehabt). «Ему не посчастливилось в России; по крайней мере, он не вышел в люди и не нажился …» [13]. Вернувшись в Германию, Шлейссинг в течение ряда лет издавал свои записки о Русском государстве. В них, наряду со сведениями, собранными им как очевидцем, постепенно появлялись новые, порой явно вымышленные данные о России, особенно о Сибири. Как выяснилось, все последующие сочинения Шлейссинга представляют собой переработку рукописи «Die gantze Beschreibung Reusslandts, wie sich dieselbige anjetzo unter den beyden Regierenden Zaaren Iwan Alexewitz und Peter Alexewitz befindet» («Полное описание России, находящейся под властью двух царей-соправителей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича»), послужившей основой для всех его последующих сочинений, в частности, – «Анатомии измененной Руси …» («Anatomia Russiae deformatae, oder historische Beschreibung der Moskowiter oder Reusslandts, wie es sich anjetzo unter Regierung zweener Zaaren oder Gross-Fuersten Iwan und Peter Alexewitz eigentlich befindete anno MDCLXXXVIII)» и более позднего сочинения – «Новооткрытая Сибирь в ее современном состоянии, с ее городами и местечками» («Neu-entdecktes Sybirien, oder Slowerien, wie es anitzo mit allen Staedien und Flecken angebauet ist») или «Правящий синклит двух царей в России» («Derer beyden Zaaren... Reginients-Stab...») [14]. Независимо от названий, в каждую из указанных книг почти целиком вошли сведения, имевшиеся в первом издании, имеется в виду «Полное описание России …», а остальное представляет собой либо плод авторской фантазии, либо данные, заимствованные из иных работ, либо передачу рассказов, услышанных от других лиц [15].

153

Нужно отметить, что рукопись «Полное описание России, находящейся под властью двух царей-соправителей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича», содержащая интересные сведения об истории России 1680-х гг. и написанная по свежим впечатлениям автора, не была известна в литературе и никогда не издавалась на русском языке также, как и другие сочинения до 1970 г. [16].

Наибольший интерес для нас представляет сочинение Шлейссинга «Neu-entdecktes Sybirien, oder Slowerien, wie es anitzo mit allen Staedien und Flecken angebauet ist» или «Правящий синклит двух царей в России» («Derer beyden Zaaren... Reginients-Stab...»). Во втором издании, вышедшем два года спустя, заглавие книги несколько дополнено и распространено: «Новооткрытая Сибирь, в которой ловят соболей, в современном состоянии ее городов и населения с приложением специальной карты этой страны» и т. д. («Neu-entdecktes Sieweria, worinnen die Zobeln gefangen werden, wie es anjetzo angebauet und bewohnet, ist nebst desselbigen Landes abgefasseter Charta») [17]. Текст этой книги повторяет текст первого издания с опущением рассказа о событиях, случившихся во время пребывания Шлейсcинга в Москве, и с прибавлением новой главы о русских женщинах и обрядах русской свадьбы, заимствованной, в свою очередь, из первого сочинения Шлейсcинга. В приложении имеется карта Сибири.

В этой книге довольно запутанно и со многими ошибками рассказывается о Сибири вообще, о происхождении самого слова, о путешествии из Тобольска к кара-китаям, о находящихся в Сибири озерах и реках, городах и острогах, о самоедах или диких людях, о богатствах, климате и производительных силах страны и т. д. Полагая, что Шлейсинг сам не ездил в Сибирь, Корф полагает, что эта книга «составлена из рассказов купцов, с которыми он познакомился в Москве» [18]. Вопрос этот решить трудно: искажения собственных имен и русских слов, встречающиеся в книге, а также наличие в ней ряда погрешностей и даже грубых ошибок (таково, например, смешение Волги с Волховом) еще не могут служить доказательством того, что Шлейссинг сам не был в Сибири; вспомним аналогичные искажения в сочинении А. Доббина, прожившего в Сибири около семнадцати лет: ошибки в словопроизводстве, в объяснении русских слов и понятий были неизбежны в устах всякого иностранца XVII в.; что же касается неточности географических данных, то они могли объясняться несовершенством русских карт того времени и плохою изученностью края вообще. Поэтому у наших исследователей [19] есть все основания предполагать, что значение этого сочинения Шлейссинга Корф не оценил, говоря, что оно представляет известный интерес лишь для определения точки, с которой иностранцы смотрели на Россию, – как не оценил он и приложенной к последующим изданиям карты.

Рукопись Шлейссинга «Neu-eutdecktes Sibirien…» («Вновь открытая Сибирь…») хранится в рукописном собрании государственной библиотеки им. В. И. Ленина в Москве по составленному А. Востоковым «Catalogue Systematique du Musee Roumiantzow. Manuscrits en langues etrangeres» ( № 63, P. 69).

В тексте рукописи «Вновь открытая Сибирь…» Шлейссинга нашли отражение мировоззрение и политическая позиция немецкого журналиста, типичные в какой-то степени для его эпохи и для его западноевропейской дворянской психологии. Немалым достоинством рукописи является тот факт, что автор специально останавливается на изменениях, которые произошли в России; жизнь страны дана как бы в динамике. Это первый немецкий труд подобного рода. В рукописи имеется ряд деталей, уточняющих наши представления о России и Сибири кануна петровских преобразовании.

Сочинение Шлейссинга отражает уровень географических представлений более или менее образованного иностранца о России конца XVII в. Однако то, что известно Шлейссингу, порою бывает далеко от истины. Некоторые его данные явно почерпнуты из вторых рук. Более достоверен материал о Москве и Новгороде, нежели о Сибири. История рукописи требует более глубокого изучения и представляет собой огромный интерес для историков и филологов.

154

Ниже приводятся отрывки из этой рукописи в переводе С. П. Алексеева, текст, которой был воспроизведен по изданию «Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей» [20].

Приложение О важнейших и прочих маленьких реках и стоячих озерах, а также о построенных на них городах и

местечках во всей Сибири (Глава V)

Следует прежде всего знать, что ни одна река, не только в Сибири, но также и в России, не берет свое начало в горах, но в болотах и стоячих озерах. Знаменитейшая река всей Сибири — это Обь (Obyus), которая течет вовсе не из стоячего озера, находящегося в Китае, по совершенно ошибочному мнению некоторых географов, и не из татарской страны, называемой Тюменью, а из большого стоячего озера в Калмыцкой Татарии, пробегает всю Сибирь и, неподалеку от города Тобольска, соединяется с рекой Тоболом (Tobolie), которая также вытекает из больших болот Кузковской Татарии (der Kuzkowischen Tartarey). Обе эти реки, слившись вместе, текут через всю Сибирь к северу и, наконец, совместным натиском (summo impetu) ввергаются в пролив Вайгач (Fretum Vaigats).

Что же касается этого пролива Вайгач, то это, собственно, не Ледовитое море, как некоторые думают, но только залив Гиперборейского моря (Sinus Maris Hyperhorei), и так как с этим заливом граничат самоеды, то они на своем простодушном языке называют его лужей (Pfuetze), проистекающей из Ледовитого моря. Эти самоеды рассказывают также, что в определенное время он судоходен; по крайней мере, по моему мнению и мнению верных людей, о котором я узнал там в стране, если бы затратить [известные] издержки, то можно было бы найти и отыскать более близкий морской путь в Восточную Индию, чем тот, который уже давно надеются найти голландцы. Я оставляю этот вопрос для любопытствующих и более опытных в таких делах людей; русским же, которые все равно не умеют наладить судоходства и которые разве только могут плавать по рекам или изредка делать несколько миль по морю, вообще невозможно вбить эту идею в их глупые головы; нужно вообще удивляться, что они, имея такую прекрасную возможность морских путешествий, не производят их, охотнее предоставляя это иностранным и чужим народам. Обращаясь же опять к упомянутым обоим рекам Оби и Тоболу, следует знать, что они принимают в себя много других маленьких рек [21], как, напр., Tetschon, Rosochin, Nejeth, Iumei, Tura, Sojeba, Tabda; все они берут начало в стоячих озерах и болотах, которыми изобилует Сибирь, а также реку Skajabowej, которая вытекает из Bdjanzischen Tartarey. От этого происходит то, что около устья, при впадении в пролив Вайгач, они очень полноводны и, увлекая за собой толстый лед, производят такой шум и невероятный треск, что не слышно своих собственных слов.

На этой знаменитой Оби расположены следующие города: 1. Главный город Тобольск, 2. Городок Makrobskol, 3. Kunskol и 4. Bundsobbi. На берегах Тобола, за исключением Тобольска, нет ничего, кроме одной только пустоши; однако на реках Nejeth, Тura и Sojeba расположены следующие городки: Miter, Bokrosnoj, Wergotsustchs, Belir, Latschta.

На реке Skajabowei расположены следующие городки: 1. Kanizko, 2. Somskoi, 3. Sakoffskoi, 4. Kemskoi и, наконец, 5. Ili Здесь следует отметить, что возле последнего городка начинается ужасно гористая и большая пустынная местность (Wueldnuess) Symmoi Boejas, т. е. Зимний Пояс, а не Земной Пояс [22], как некоторые пишут еще и сейчас. Я бы очень хотел знать, почему он должен называться Земной Пояс; те, кто так называли его, конечно, не знали, что эти чудовищные горы названы так от русского слова Summoi, что значит холодный (или зима) и Bojas — Пояс, во-первых, потому, что здесь всегда очень холодно и на них лежит нетающий снег и, во-вторых, потому, что эти горы лежат замкнувшись, подобно цепи или поясу, как это видно и на карте.

Этот Зимний Пояс древние называли Pифейскими горами; эти горы имеют необыкновенную вышину, так что никто не может на них подняться; при этом, как рассказывают самоеды, живущие возле самых гор, здесь водятся только духи и белые медведи; этих медведей ловят самоеды и шкуры их продают в Архангельск. На этих горах находится большое черное озеро, которое самоеды называют Тази (Tasi), т. е. Чёртово озеро, т. к. в нем водятся и ловятся только большие черные рыбы, которых ни один человек не может употреблять в пищу по причине их страшного зловония. Существование этого озера Тази кажется мне заслуживающим такого же вероятия, как черный пруд на горах Плокских ( Plocks-Berge), неподалеку от Брауншвейга, в котором также, говорят, виднеются черные рыбы.

На реке Кровавой [23] (Krababoja), которая берет свое начало в Сибири в одном стоячем озере, пробегает всю Сибирь и Самоедию и вливается также в Вайгач, расположены следующие городки: 1. Oselinskoi, 2. Simostchik, 3. Oslimetkoi, 4, Konoja, 5. Gnisestlo, 6. Ninatschnja и 7. Tscuuogamskoi.

На большой реке Wobsthi [24], которая вытекает из болота, находящегося в Tscherlukowische Tartarey, протекает через всю Сибирь и русскую местность Двину и также впадает в пролив Вайгач, в настоящее время, вследствие неплодородия этой местности, нет ничего, кроме непрерывной пустыни, и она известна только как путь сообщения и перевозки. На реке Стлене [25] (Лене? Stlena), которая также вытекает из Сибирского болота, расположены два городка: Kaile и Lapkloi.

Есть [здесь] еще две реки: Колыма (Kelim) и Оленек (Oleneek), но так как там еще ничего не выстроено, о них нечего сообщить достопримечательного. Таковы, следовательно, известнейшие из рек и

155

выстроенные на них города и острожки, которые я нашел там во время своего там пребывания [26] (so ich zu meiner Zeit darinnen angefunden). Те же, кто не живут в городах, но имеют пребывание на берегах рек и в лесах, представляют собою бедных охотников и рыбаков, которые круглый год не видят хлеба и принуждены из-за ужасных медведей обносить свои жилища высоким длинным частоколом из бревен, заостренных вверху, чтобы по ночам и они и их скот могли быть в безопасности. Их пищу составляют рыба и дичь; меховой товар они выделывают сами, и такие товары отправляют в Архангельск на ярмарку.

Иной, вероятно, мог бы сказать: что заставляет этих людей в такой бедности проводить жизнь в этих пустынных местностях и не могли ли бы они лучше жить в других лучших краях? И далее: только воля человека является его раем; поэтому и эти люди живут

О плодородности и климатических условиях Сибири, а также об образе жизни, способах торговли и нравах ее жителей

(Глава VI) Так как в Сибири, или стране крайнего севера, климат суров и мало тепла, всякий здравомыслящий

человек легко может заключить отсюда, что в ней не может произрастать никакое из редких и благородных древесных и садовых плодов, что же касается любимых хлебных злаков, то они всходят здесь тонкими и редкими колосьями, так что если вообще иные пашни дают сам – 15, сам – 20 урожая, то сибирцы благодарят бога, если они могут собрать сам – 4 или сам – 5, причем хлеб должен быть посеян и собран в течение восьми летних недель; относительно же озимых посевов они не знают ничего. Помимо этого, ленивые обитатели этой страны не принадлежат к числу энергичных людей, которые приходят на помощь природе своим искусством и трудом, как это делают, напр., шведы, лифляндцы и другие северные народы, которые хорошо умеют пользоваться погодой, и так как их пахоты не приносят столь обильной жатвы, как в других более благодатных странах, обычно вырубают большие леса, жгут деревья и таким образом превращают почву в более плодородную, что они называют у себя Raeding, так что таким образом множество полей заменяет их недостаток, и они могут ежегодно отправлять [от себя] несколько тысяч кораблей [груженных зерном]. Подобное же делают они с огородными растениями, причем для тех из них, которые природа благодаря продолжительной зиме и суровому климату не может родить так, как в теплых странах, они заменяют тепло трудом и искусством, так что в своих садах они могут показывать и предлагать путешественникам благороднейшие плоды и цветы. Но так как всемогущий создатель не оставил своею благодатью даже самых худших стран, то и эту холодную и суровую Сибирь он все-таки наделил многими вещами, которых не имеют другие страны. Так что хотя здесь и не произрастают никакие фрукты, виноград и тому подобные плоды, но здесь зато есть так много меду, что я должен признаться, что ни в какой другой стране света (а я, говоря без всякого хвастовства, пошатался по всему свету) я не видел столько меда, собираемого пчелами в громадных диких лесах без всякого за ними ухода или наблюдения, как именно в этой холодной стране, так что там часто находят даже целые деревья, наполненные медом.

Не буду входить в пространное обсуждение причины того, отчего это возможно в столь холодной стране и предоставляю это на обсуждение физиков и естествоиспытателей; я остаюсь, однако, при том мнении, что в летнее время, когда в Сибири, как и в других северных странах, очень жарко, и эта жара стоит в течение целых восьми недель, здесь вырастают самые крепкие цветы и травы (которые, наверно, известны опытным ботаникам), а также приятный липовый цвет, которым полна вся страна, и тогда эти чудесные создания, маленькие трудолюбивые медовые птички (Honige Voglein) в это самое время должны заботливо обслуживать себя и часто вносить к себе запасы, чтобы иметь возможность существовать в течении долгой зимы.

В Сибири находится так много меду, что деревьев с сотами даже не ищут; зато огромные медведи прекрасно их находят. Из этого меда сибиряки варят хорошего качества напиток – мед, который далеко вывозится. Среди других прекрасных трав здесь находится горичавка (Entzian), которая растет лучше, чем в какой бы то ни было другой стране. Однако жители не настолько любознательны, чтобы научиться и уметь собирать такие травы: к тому же они не имеют в Сибири также и опытных врачей, как и в столичном городе Москве (Mosco) (о чем на своем месте будет сообщено), а лечатся вместо этого сами чесноком и водкой. Некоторые (если они не знают своей болезни) делают при помощи острого ножа отверстие в руке или ноге и капают затем с зажженной лучины смолу такой горячей, что начинает нарывать и напухать, что они затем по своему опять умеют изгнать и таким образом лечат пациента. Но подобное лечение годится лишь для русских и сибиряков, ни для кого другого!

Что касается скота, дичи, птиц и рыбы, то в них страна не только не терпит недостатка, но даже имеет избыток. Во время летнего времени радуются люди и животные, так как на это время приходится сенокос, посев и жатва и они должны много работать. В продолжение лета солнце в Сибири также не заходит и, как в других северных странах, поскольку оно не бросает лучей, выглядит, как круглый огненный шар, так что при нем можно писать, читать и т. п. Когда же солнцестояние проходит, то дни быстро уменьшаются, и зимой их день длится едва три часа. Также летом, как бы жарко ни было, здесь никогда нет грома, в то время как зимой, во время самого сильного холода, чаще всего происходят гром и молния.

Что касается жителей Сибири, то это почти исключительно русские, за исключением немецких офицеров, стоящих на границах со своей стражей (Milice), затем немного армян и татар, исповедующих греческую религию и подчиненных русским законам, как я уже выше упоминал. Они торгуют различными

156

соболями и мехами, юфтью, поташем, слюдой, бобровой струей, воском, вяленой рыбой и т. п., меняют их на другие товары или продают также за наличные деньги.

Поскольку Сибирь сурова и холодна, то и жители ее – люди суровые, грубые и неуклюжие по сравнению с другими народами, и я поэтому согласен со Стефаном Гваццио, который в своем небольшом трактате «De civile Conveversatitione» делает большое различие между народами и, между прочим, высказывается следующим образом: «чем милостивее и прекраснее небо, тем более вежливые и приятные люди под ним находятся; чем более сурова и дика страна, тем некультурнее и грубее люди, живущие в ней».

Это кажется весьма правдоподобным, и было бы делом, если бы путем хорошего воспитания, образования и путешествий эта грубая натура могла бы измениться. Чего, однако, в этой варварской стране не найти, т. к. она всем этим пренебрегает, и достойные хвалы философские науки считает колдовством. Как хотя бы в 1682 г., когда в Москве разразилось большое и грозное восстание, знаменитый шведский математик Фойгт [27] (Voigt) в своем календаре как раз в неделю, когда это восстание началось, поместил следующие слова: «Москва также не избежит своего несчастия!». Они покойника Фойгта объявили бесовским знамением и колдуном, который умеет вызывать тайно сокрытое и будущее, также и календарь его, который они перед тем из года в год переводили и печатали в своей типографии и на своем языке, сожгли и под страхом телесного наказания и казни запретили опять его издавать.

Поэтому и в Сибири все пороки безнаказанны, кроме убийства, которое у русских без различия личности убийцы также карается смертью. Кроме же этого всякий может совершить, что ему заблагорассудится, если у него только есть, чем заплатить. Ибо в России все зиждется на подкупках и подачках, так что можно было бы сказать: «кто побогаче, тот и сильнее», ибо у них воевода, посаженный над Сибирью и правящий всем, может изрядно стричь своих овец (я едва не сказал баранов) и наполнять этим свой кошелек, ибо действительно только это он и делает, – а каков пастух, таково и стадо.

1. Селлий А. Литературная записка (Schrediasma literarium de scriptoribus qui historiam politico-ecclesiasticam Rossiae scriptis illustrarunt. – Revaliae, 1736. – P. 33.

2. Миллер Г. Ф. Sammlung Russ. – Gesch. – VI. – S. 31. 3. Аделунг. Krit.-lit. – Uebersicht II. – 382–383. 4. Корф М. Библиографические отрывки. Некоторые немецкие сочинения о России в к. XVII и нач. XVIII

в. // Отечественные записки. – 1854. – Т. 9. Отд. II. – С. 139–148. 5. Griphius. Apparatus, sive dissert. isagogica de scriptoribus etc. – Lips., 1710. 6. Wendel-Peter Alexowitz warhafftes Bildniss etc. – Dresden, 1698. – P. 21. 7. Корф М. Библиографические отрывки. Некоторые немецкие сочинения о России в к. XVII и нач. XVIII

в. // Отечественные записки. – 1854. – Т. 9, отд. II. – С. 141–142. 8. Там же. – С. 142. 9. Там же. – С. 135–158. 10. Цветаев Д. В. Протестантство в России в правление Софьи // Русский вестник. – 1883. – Т. 169. – С. 39. 11. Корф М. Библиографические отрывки. Некоторые немецкие сочинения о России в к. XVII и нач. XVIII

в. // Отечественные записки. – 1854. – Т. 9, отд. II. – С. 141. 12. Там же. – С. 141–142. 13. Там же. – С. 141–142. 14. Schleussinger F. G. Anatomia Russiae deformatae, oder historische Beschreibung der Moskowiter oder

Reusslandts, wie es sich anjetzo unter Regierung zweener Zaaren oder Gross-Fuersten Iwan und Peter Alexewitz eigentlich befindete anno MDCLXXXVII (Анатомия измененной Руси …); Neu-entdecktes Sybirien, oder Slowerien, wie es anitzo mit allen Staedien und Flecken angebauet ist, etc. – Jena, 1690. Новооткрытая Сибирь в ее современном состоянии, с ее городами и местечками; Derer beyden Zaaren... Reginients-Stab. Правящий синклит двух царей в России. – Zittau, 1693.

15. Лаптева Л. П. Рассказ очевидца о жизни Московии конца XVII века // Вопросы истории. – М., 1970. – № 1. – С. 104. Примеч.: Первая публикация рукописи после рассмотрения на заседаниях сектора истории СССР периода феодализма Института истории СССР АН СССР, сектора славяно-германских отношений Института славяноведения и балканистики АН СССР и кафедры источниковедения истории СССР исторического факультета МГУ была напечатана в указанном выше журнале. Высказанные участниками обсуждения замечания и пожелания учтены автором при подготовке рукописи к публикации. В конце текста помещены краткие примечания.

16. Там же. – С. 104. 17. Schleussinger F. G. Neu-entdecktes Sieweria, worinnen die Zobeln gefangen werden, wie es anjetzo angebauet

und bewohnet, ist nebst desselbigen Landes abgefasseter Charta etc. [Новооткрытая Сибирь, в которой ловят соболей, в современном состоянии ее городов и населения с приложением специальной карты этой страны – Попова О.А.]. – Dantzig, 1692.

18. Корф М. Библиографические отрывки. Некоторые немецкие сочинения о России в к. XVII и нач. XVIII в. // Отечественные записки. – 1854. – Т. 9. Отд. II. – С. 139–148.

157

19. Алексеев С. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. – Иркутск, 1936. – Т. 1.– Ч. II.

20. Там же. 21. Все приведенные ниже названия притоков Оби и Тобола объясняются из Годуновской карты Сибири,

причем Шлейсинг зачастую неверно прочел их обозначения и в искаженном виде воспроизвел па своей карте. Telосhоn это р. Теча, Rosoсhin - p. Росоха, Tumei — конечно Тюмень; Туру, Сосву и Тавду легко узнать и названиях Tura. Sоjеhа и Таbdа.

22. Одна из многих, ни на чем не основанных догадок Шлейсинга. Русское название Урала было именно Земной, а не зимний пояс, что удостоверено и рядом иностранных свидетельств о происхождении этого названия (см. Т. I. Геpбеpштейн).

23. На Годуновской карте и на копии ее К. Прютца на реке Кровавой не отмечено ни одного селения. Шлейсинг, вероятно, путает ее с Енисеем; возможно, что под Gnisestlo разумеется в таком случае Енисейск.

24. Что за река имеется здесь в виду, не умею сказать; вероятно, она же на копии Прютца названа Mоloсh, однако почему она протекает «русскую местность Двину» — непонятно. М. Чечулин высказал мнение (см. выше, введение к настоящему тексту), что имя находится в связи с названием «Общий сырт».

25. Два городка Каile и Lapkloi являются, вероятно, просто недоразумением. На всех копиях Годуновской карты верховья Лены отмечены довольно близко от Амура, на котором у Прютца стоит Lарkoоr (написанное не совсем ясно). Это очевидно Лапка русской копии, то есть Лапкаев городок или Албазин. Выше у Прютца отмечен Kailar (на русской копии Кизляр). т. о. Хайлар.

26. Как показывают произведенные выше сопоставления, почти все названия взяты с Годуновской карты, прочитанной, однако, очень небрежно и неверно.

27. Календари «Ягана Гендрика Фохта» (J.H. Voigt), «королевства Свейского математика» действительно пользовались большим распространением в Московской Руси в конце XVII века. Пекарский П. Наука и литература в России при Петре Великом. – СПб., 1862. – Т. 1. – С. 285–289. Автор подробно описывает ряд этих календарей в русских списках конца XVII века и попутно приводит свидетельство Г. Корфа (1699), что календари Фохта были подвергнуты в Москве запрещению; в одном из предсказаний Фохта «Москва не избежит определенного ей несчастья», Корф видит намек на случившиеся потом стрелецкие смуты. Взял ли Корф это известие из книги Шлейссинга? В книге А. И. Соболевского «Переводная литература Московской Руси». – СПб.,1903. – С. 89, 135, 136 перечислены русские рукописные переводы календарей Фохта в списках 1684–1696 гг. Более поздние русские списки календарей Фохта и издания их описаны также в книге «Библиотека Московской Синодальной Типографии». – Ч. I. – Вып. 5. Календари и святцы. Описал Алексей Покровский. – М., 1911. – С. XV и сл. Об Иоганне Генрихе Фохте. См.: Joecher, Allg'. Gelehrten Lexicon. – Т. IV. – Leipzig, 1751. – col. 1696.

Рещикова И. П.

ДОМ И ПУТЬ КАК НАРРАТИВНЫЕ МОДЕЛИ КОНСТРУИРОВАНИЯ ИСТОРИИ ЖИЗНИ АЛТАЙСКОГО КРЕСТЬЯНИНА (1930-Е ГОДЫ)

В дореволюционной России связь человека любого сословия с Местом (усадьбой,

деревней, домом…) была фундаментальной. Революция, коллективизация и индустриализация преследовали, помимо политических и экономических целей, еще и реализацию марксистского антропологического проекта по созданию генерации «новых людей». Традиционные габитусы должны были уйти в прошлое. Переформирование человеческой материи было начато «жилищным переделом» 1918–1920 гг. и продолжилось принудительными миграциями миллионов крестьян в ходе «великого перелома». В результате произошла «номадизация» практически всего населения России. Формовка «нового» человека началась с инверсирования всех параметров Дома: он стал фрагментированным, хаотизированным, разомкнутым, незащищенным и по сути «чужим» пространством. В этом ракурсе может быть тематизирован ряд проблем 1920–1930-х гг. – и массовая беспризорность, и раскрестьянивание, и депортации, и коммунальный быт.

Обе универсальные модальности человеческого бытия – Дом и Путь – были знакомы крестьянину, но первая являлась его хабитуальной сутью, а вторая была известна ему лишь по условно-имагинативному хронотопу сказки. Поэтому крестьяне, «выброшенные» в ситуацию пути, утрачивали свой габитус, основой которого являлась земледельческая привязанность. Путь, перемещение в пространстве оборачивались для крестьянина

158

инициацией. Приходилось менять себя, размышлять о стратегиях выживания и задумываться о причинах всего происходящего.

Ситуация путника рефлексивна: ведь это модус человека, который познает мир и себя в этом мире. Вынужденные миграции задавали крестьянину вектор изменения собственной экзистенции: от себя ставшего к себе потенциальному/другому. Так «самый неподвижный, самый консервативный класс» (Ф.Энгельс) был ввергнут в пространство истории и письма. В массиве «человеческих документов», признанных современной гуманитаристикой в качестве важного исторического источника, обнаруживается множество свидетельств этого изменения. Один из документов в жанре «наивного письма» – воспоминания Петра Петровича Чешуина (1925–2002), выходца из алтайской крестьянской семьи, имевшего пять классов образования и гражданскую специальность – газоэлектросварщик. Автор воспоминаний прошел всю Великую Отечественную, после войны жил в г. Прокопьевске Кемеровской области. Его рукопись, озаглавленная «Мое детство. Воспоминание» [1], датируется 1980-ми годами и хранится в семейном архиве О.А. Илюшиной (г. Новокузнецк), внучки П.П. Чешуина.

Текст написан не искушенным в грамоте, но мудрым и добрым пожилым человеком, который оказался перед необходимостью рефлексивной «сборки» своего жизненного опыта. Для «неверного и непрочного» прожитого необходимо было найти основание. Фундаментальную осмысленность собственной жизни П.П. Чешуин обнаруживает (конструирует) в архетипическом хронотопе детства. Что есть детство в памяти автора? Это сложный вопрос, потому что его детство трудно локализовать во времени и пространстве.

До шести–семи лет образ детства – это родная деревня: «Мне просто хочится вспомнить о своей деревне, на бугре, – речка в низу… Дом унас был хороший, кругом обнесен забором, в ограде стояло четыре пихты, осенью я собирал сних шишки для игрушек, десять ульев пчел, сорай, пригон, для коровы и лошадки…» [2]. Но этот исходный «центр мира» никак не назван! В тексте достаточно топонимических маркеров, однако название родной деревни не упомянуто ни разу. Автору о ней особо нечего и сказать: «…она сщиталась небольшим населенным пунктом» [3]. В этой фразе – позиция постороннего, который описывает свою малую родину статистически и отстраненно. Фактически родному дому посвящены три предложения, и больше к этой теме автор не возвращается. Дома – средоточия и опоры бытия – у него не было, как и у большинства детей его поколения.

Материал воспоминаний позволяет выделить два главных принципа смысловой организации жизненного текста в ретроспекции рассказчика. Это сквозные и тесно связанные друг с другом мотивы пути и испытания.

1. Мотив пути вообще-то не свойствен крестьянскому мышлению в качестве нарративной модели описания собственной жизни (пожалуй, единственная «конечная область значений» крестьянского габитуса, где ситуация пути является смыслообразующей, – волшебная сказка). Но текст воспоминаний разбит на логические части, окончание одной и начало другой всегда сопряжены с пространственными перемещениями семьи.

Исходная картина мира – устойчивая, традиционная, оседлая крестьянская жизнь – раз и навсегда деформирована и для мальчика, и для его родителей ситуацией «первого пути». Дом как базисная структура бытия невозвратимо утрачен. Все временные пристанища, по которым скитаются Чешуины, в тексте определяются как «новое место жительство» – но не дом. Его место занято суррогатами: «охотничья избушка», «стойбище», «временная хата», «борак», нечто похожее на «баню», – и вплоть до «улицы», на которой тоже, оказывается, можно жить, когда тепло.

Характерно, что уже третий переезд четко обозначен как привычное, хотя и вынужденное, бродяжничество. Отсюда образ цыганской кибитки (отцу пришлось приспосабливать обычную крестьянскую телегу к частым переездам, в результате у нее

159

появилась «крыша»). Самый «первый путь» предстает как абсолютно мифологическая ситуация выпадения в пространство Хаоса: «Но вот прибыли, стояла просто охотничья избушка. Кругом тойга. – Так я спросил: здесь будем жить? да ответил отец, – а мама как заплачет. – Ничево, – промолвил отец. привезу пчел, заведем пасеку за лето обживемся… За все лето я невидел чтобы кто-то поевился посторонний человек возле нашего стойбища. Я часто спрашивал маму. – зачем отец поехал сюда? в эту тойгу, тут никто ниживет, уминя нет товарищей…» [4].

Замкнутый, ограниченный, понятный, защищенный мир крестьянской жизни потерян навсегда. В ретроспекции автора все события его детства организуются вокруг одного смыслового центра – внешнего события, которым детство и было разрушено (хотя для автора последнее не вполне очевидно). Это коллективизация. Она же – первое событие, которое зафиксировано в жизнеописании, то есть фактически первое событие индивидуальной жизни.

2. Мотив испытания – второй принцип смысловой организации памяти нарратора. Голод на Алтае, обход с братом окрестных деревень «по куски», отсутствие нормального дома – пережито многое, но все же по большей части испытания манифестированы как тяжелая работа, и для автора воспоминаний это естественная жизненная канва. Зачастую работа не по силам ребенку и потому мучительна. Воспоминания о ней пожилой Петр Чешуин, давно уже «городской житель», резюмирует так: «Сейчас я вспоминаю что это для миня было: – школа перевоспитания, или накозания, я был вощикам сам грузил, сам возил, на соломе спал, нечево не знал» [5].

Опыт пути-испытания учил крестьянина рефлексии, предметом которой становится сама крестьянская идентичность. Ее суть Петр Чешуин обнажает буквально в нескольких фразах, характеризуя жизненную позицию своего отца; последний, конечно, имел более устойчивую крестьянскую идентичность, в отличие от транзитивной у его детей. По сути эти слова фиксируют собственно крестьянский габитус: «Отец сщитал и отсибя давал оценку по своему. учится, необезательно, можно неграмотному жить, бог всему поможет. Однако не бог не черт не помогал, в этом хуторе школы не было… сестренкам и бротишкам нужно было хоть кокое-нибудь получить оброзование… работать, учится, токого знания уже не получиш, как в школе за партой, жизнь миня учила понимать другую школу – школу жизни, – школу горикого испытания. Вот эта была школа: ловить кротов, ловить зайцев, ловить рябчиков, выгонять деготь, тесать болванку, косить сено, плести лапти, быть поберушкой много и много кое-что. Токое оно было детство, и всю жизнь оно ушемляет мое сердце!» [6]. В воспоминаниях четко различимы и «инструмент» формирования идентичности крестьянского ребенка 1930-х гг., и «стадии»: это 1) постоянный тяжелый труд, в ходе которого обретаются 2) различные умения – «професии», как их называет автор.

В итоге у нового поколения, лишенного детства, дома и привычного крестьянского мира, формируются совершенно иные жизненные принципы, чем у поколения отцов. Петр Чешуин в 1947 г. еще продолжает служить в Закарпатье и приезжает в десятидневный отпуск домой (на тот момент домом была деревня Кара-Чумыш). То, что 22-летний парень, пройдя войну и плен, обрел новый социальный статус, реально ощущается им самим, и это до такой степени новая жизненная ситуация, что Петр дает наставление собственному отцу. Оно выделено в тексте как «Мой наказ отцу»: «Я скозал отцу – сестренки и бротишки уже большие им нужна работа, и учеба, здесь ее в этой каре нет… бросай все и переезжай в город типерь тибе добратся до города осталось не далеко, – вот это был мой наказ перед проводами, при возрощении из отпуска…» [7]. Отец, всю жизнь вынужденный спасать свою семью, пребывал, как пишет его сын, в «поисках нового счастья»; искал деятельно, но не знал, как его найти. Знание об этом появляется у сына: «Да: тут можно скозать ездили по деревням многие годы, – а к городу двигались очень медленно» [8]. Так предельным смыслом скитаний по белу свету, бездомности и тяжкого труда в нарративной ретроспекции становится распад

160

крестьянской идентичности и формирование новой хабитуальности – через обретение профессии и через присвоение элементов городского образа жизни.

Базовыми нарративными моделями описания трансформации идентичности являются нарратив пути и нарратив испытания. «Прошло много лет, я вспоминаю слова отца, – почему недано было богом – жить человеку так как ему вздумается? как ему хочится. Что это за проклятое счастье и где его можно найти!» [9]. Поколение Петра Чешуина нашло свой ответ на этот вопрос. Разъятая и хаотизированная внешними макроисторическими событиями, частная жизнь крестьянских детей, рожденных в 1920-е, обрела цельность в ретроспективном конструировании ее смыслообразующего вектора деревня – город.

Работа выполнена при поддержке Фонда им. Г. Бёлля (в рамках Международной программы «Поддержка молодых российских исследователей» 2007–2008 гг.).

1. При цитировании полностью сохранена оригинальная орфография и пунктуация. Все цитируемые

фрагменты выделены курсивом. 2. Чешуин П. П. Мое детство. Воспоминание: рукопись (на 48 лл.). – Лл. 2-3. – Оригинал хранится в

семейном архиве внучки П.П. Чешуина Олеси Анатольевны Илюшиной (г. Новокузнецк); мы располагаем фотокопией.

3. Там же. – Л. 2. 4. Там же. – Лл. 4-7. 5. Там же. – Л. 41. 6. Там же. – Лл. 69-70. 7. Там же. – Лл. 73-74. 8. Там же. – Л. 68. 9. Там же. – Л. 54.

Рыкова В. В., Шевцова Э. Ю.

БАЗА ДАННЫХ СОБСТВЕННОЙ ГЕНЕРАЦИИ ГНПНБ СО РАН «КОРЕННЫЕ МАЛОЧИСЛЕННЫЕ НАРОДЫ СЕВЕРА»

Целью III Международного полярного года, инициатором проведения которого в 2007–2008 гг. выступила Россия, является определение изменений климата и природной среды для выработки практических рекомендаций по устойчивому социально-экономическому развитию полярных регионов.

Одним из основных условий устойчивого развития Севера является сохранение коренных малочисленных народов (КМНС) посредством социально-экономического развития традиционных видов хозяйствования, являющихся этнообразующим фактором.

Для обеспечения информационных потребностей ученых и специалистов, занимающихся исследованием проблем коренных народов Севера и разработкой рекомендаций и программ по их преодолению, Государственная публичная научно-техническая библиотека Сибирского отделения Российской академии наук (ГПНТБ СО РАН) приступила к созданию проблемно-ориентированной базы данных «Коренные малочисленные народы Севера».

Круг потенциальных потребителей генерируемой БД весьма широк: академические институты – Институт проблем малочисленных народов Севера СО РАН (Якутск), Институт археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск), Институт проблем освоения Севера СО РАН (Тюмень), Институт этнологии и антропологии РАН (Москва); научно-исследовательские учреждения – НИИ угроведения (Ханты-Мансийск); вузы – Институт народов Севера при Герценовском университете (Санкт-Петербург), Тюменский, Якутский Новосибирский, Поморский, Петрозаводский университеты, а также государственные и общественные организации – Комитет по делам малочисленных народов Севера, Arctic Council и другие. Данная БД призвана обеспечить информационное сопровождение по широкому спектру проблем КМНС (социально-экономических, политических, этноэкологических, медико-социальных, культурно-исторических).

161

Предполагаемый объем проблемно-ориентированной базы данных (ПОБД) составит около 8000 документов за период с 1986 по 2007 гг. Географические рамки ПОБД довольно обширны: северные районы Сибири, Дальнего Востока, Европейского Севера РФ (Архангельская, Мурманская области, Республики Карелия и Коми), а также приполярные районы зарубежного Севера – Швеции, Финляндии, Норвегии, США (Аляска), Канады. В тематической структуре БД будут отражены следующие вопросы: этнический состав и происхождение; правовые основы развития; государственно-административное устройство и самоуправление; природные ресурсы и экология территорий проживания КМНС; традиционное природопользование и традиционные отрасли хозяйствования, ремесла; социальная сфера (системы расселения, демографическая ситуация, уровень жизни); культура и образование, медико-биологические проблемы.

Основой для создания документально-аналитической базы данных является обязательный экземпляр, получателем которого является ГПНТБ СО РАН (текущие поступления); региональные БД собственной генерации (формируемые с 1988 г.); текущие библиографические указатели ГПНТБ СО РАН (издающиеся с 1968 г.); зарубежные издания, получаемые по подписке и международному книгообмену и ресурсы Интернет. Каждый документ в ПОБД будет включать полное библиографическое описание, переводы к зарубежным изданиям, при необходимости более полного раскрытия содержания документа – аннотации, а также географическую, систематическую и этнографическую рубрики. Осуществление ретроспективного поиска в ПОБД возможно по предметным и географическим рубрикам, авторам, издающим организациям, ключевым словам из заглавий документов, году и месту издания, языку и виду документа. При необходимости существует возможность объединения поисковых полей и осуществления сложного поиска по нескольким параметрам одновременно. БД собственной генерации ГПНТБ СО РАН выгодно отличаются от других информационных массивов тем, что включают самые разнообразные виды документов – монографии, статьи из журналов и научных сборников, постатейно расписанные материалы конференций, симпозиумов, конгрессов, словари, справочники, энциклопедии, учебные пособия, авторефераты диссертаций, обзоры, методические рекомендации, атласы, депонированные рукописи, отчеты.

Информационное сопровождение научных исследований в отделе научной библиографии ГПНТБ СО РАН не ограничивается только созданием проблемно-ориентированных баз данных. Совершенствуя информационно-библиографическое обслуживание ученых и специалистов, создание документальных массивов сопровождается отбором и логико-статистическим (библиометрическим или наукометрическим) анализом потоков документов по отдельным остро актуальным вопросам, а состав и структура документально-информационного потока рассматриваются как модель развития того или иного направления науки [1]. Библиометрические исследования документального потока по теме позволят подтвердить актуальность проблемы, определить степень разработанности отдельных тем, получить данные о количественной и качественной структуре документальных массивов, выявить наиболее продуктивные периодические издания и научно-исследовательские учреждения, а также авторов с наиболее высокой публикационной активностью. После окончательной редакции и систематизации документов планируется проведение наукометрических исследований БД «Коренные малочисленные народы Севера». Предварительный анализ показал, что данная БД отличается высокой долей монографий и авторефератов (около 10%) в видовой структуре документов, что свидетельствует о большом количестве накопленного материала, высокой степени его обобщения, огромном интересе ученых и специалистов к данной проблематике как в России, так и за рубежом. Языковая структура потока достаточно однородна (только 5% документов на иностранных языках). Среди зарубежных периодических изданий, постоянно уделяющих внимание проблемам КМНС,

162

хочется выделить «Arctic» и «Polar records». Наиболее продуктивными российскими изданиями по данной теме являются «Гуманитарные науки в Сибири», «Археология, этнография и антропология Евразии», «Вестник археологии, антропологии и этнографии», «Генетика» и др.

БД будет доступна для пользователей Интернета на сайте библиотеки по адресу www.spsl.nsc.ru после завершения работ по ее созданию. Все документы, информация о которых представлена в наших БД, хранятся в фондах ГПНТБ СО РАН или библиотеках сети, поэтому их можно легко получить по межбиблиотечному абонементу в электронной или традиционной форме. Информацию из баз данных собственной генерации ГПНТБ СО РАН можно также получить в традиционной или машиночитаемой форме по электронной почте, обратившись по адресу onb@spsl.nsk.ru в Отдел научной библиографии.

1. Зусьман О. М. Библиометрические исследования науки / С.-Петерб. гос. ун-т культуры и искусств. – СПб., 2000.

Рябкова А. В.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА ЯЗЫКОВЫХ НОРМ ЭПОХИ СТЕЛЛЕРА

История любого государства отражается в языке и фиксируется языком. Если сделать, к примеру, экскурс в историю Германии конца XVII и начала XVIII вв., нельзя оставить без внимания факт состояния тогдашней Германии и не заметить исторические особенности того времени, оказавшие колоссальное влияние на формирование национального языка. Многообразие существующих в тот период времени диалектов как результат средневековой раздробленности затруднял развитие страны, более того, ни один из диалектов не мог занять доминирующее положение и претендовать на национальный язык. Для решения этой проблемы необходимым условием являлась как минимум неразобщенность государства. Но даже в столь сложное время человеческий интеллект развивается, прогрессирует научная мысль, в том числе, лингвистическая. Этому способствует набирающее силу просвещение, книгопечатание, появляются грамматики немецкого языка, прослеживаются едва заметные положительные тенденции в экономике после разорительной 30-летней войны, намечаются робкие шаги к интеграции немецких земель. В связи с этим начинают больше уделять внимание проблеме кодификации диалектов, которые претендовали на роль общенемецкого языка.

Стоит упомянуть в этой связи о Мартине Лютере – реформаторе гуманистической мысли немецкого национального языка. Его деятельность в закреплении и распространении восточно-средненемецкой диалектной основы немецкого национального языка является неоспоримой. «Роль Лютера велика в истории немецкого языка, он «вычистил авгиевы конюшни» не только церкви, но и немецкого языка, создал современную немецкую прозу» [1]. Так охарактеризовал лингвистический вклад Лютера Ф. Энгельс. Лютер обратился, действительно, к народному языку, т. е. к той народной основе, на которой выросла письменная канцелярская норма. Словообразование и синтаксис, стиль и словарный запас Лютера выходят за пределы канцелярского языка, что свидетельствует о народности языка, который, естественно, богаче казенного канцелярского. Просвещенческая деятельность Лютера стала основой начального образования, особенно его перевод на немецкий язык Библии и катехизиса, который продемонстрировал не только его искусство как лингвиста-литератора, но и типичность языковых явлений, языковых элементов, способствовавших языковой унификации всей Германии. Но в XVII вв. немецкий национальный язык не был окончательно сформирован, по всей стране происходит дальнейшее распространение восточно-средненемецкого варианта литературного языка. Рост его влияния как наддиалектного варианта связан, прежде всего, с деятельностью создаваемых по всей Германии языковых обществ. Эти общества, в работу которых была вовлечена передовая интеллигенция всей Германии, проводили большую созидательную работу по выработке норм немецкого

163

литературного языка, выступали инициатором движения пуризма и этим способствовали значительному подъему культуры Германии. В эти общества входили поэты, писатели, лингвисты. Самым значительным было Веймаровское языковое общество «Fruchtbringende Gesellschaft». Лингвисты не были едины, по некоторым вопросам разгорались жаркие полемики.

Одним из значительных и деятельных лингвистов был Ю. Г. Шоттель. Если грамматисты конца XVI начала XVII вв. рассматривали в качестве образца язык Лютера и язык канцелярий, представляющих различные варианты немецкого письменного языка, оставаясь, тем самым, на позициях узуальной природы нормы, то у Шоттеля наблюдается рациональный подход к языку, стремление к совершенствованию и утверждению единого немецкого языка, не связанного с диалектными особенностями.

Согласно взглядам Лютера, «должен изучаться и усваиваться с молоком матери народный разговорный язык» [2]. Для Шоттеля только лишенный диалектных различий письменный язык образованных слоев общества достоин внимания. «Наш немецкий язык обширен, необъятен, глубок, чист и прекрасен, полон художественной силы и тайны. Им нельзя овладеть сразу налету, но он требует для своего изучения прилежания и труда» [3]. Для ученого Шоттеля общенемецкая норма имеет функциональную основу – письменный язык ученых и поэтов, а не диалект. «Но восточно-средненемецкий язык не является соответственно диалектом, а есть тот немецкий язык, который, в конечном итоге, приняли и применяют ученые, мудрые и опытные мужи» [4]. Шоттель и его единомышленники полагали, что «закономерности, свойственные языку, устанавливаются разделением языка и отдельных слоев на составные элементы и рассмотрение всего языка по принципам абсолютной правильности. О языковой правильности свидетельствуют верно выделенные из всех диалектов односложные и исторически неизмененные корневые слова и использование возможностей немецкого словопроизводства и словосложения» [5].

Идея о языке как непрерывном творческом процессе и как выражении своеобразного миросозерцания народа, высказанная намного позже В. Гумбольдом, нашла выражение в трудах Шоттеля, который видел в каждом языке «соответствие духу» [6]. Другой известный грамматист XVII в. Гвейнц противостоял Шоттелю в вопросе о правилах описания языка. Это противостояние заключалось в том, что оппоненты Шоттеля строили описание языка по принципам признанного за образец употребления языка, т.е. письменного варианта одного из диалектов. Шоттель же говорил «о присущей самому языку языковой норме, о создании новых правил исходя не из языкового узуса, а из свойственных языку принципов» [7]. Таким образом, впервые рассматривался письменный литературный язык как четко отграниченный от диалектов. Не связанный с диалектами немецкий письменный язык должен стать истинно общим языком. Нормы общенационального языка должны устанавливаться с учетом самих языковых законов, а не на основе узуса. Для определения закономерностей «абсолютной правильности» следует обратиться к истории языков и их диалектов, к теории Шоттеля корневых слов и словообразования немецкого языка. Труды Шоттеля о языке во многом определили дальнейшее развитие лингвистической науки.

Ученые конца XVII-начала VXIII вв. Г. В. Лейбниц, И. К. Готтшед уже не ставили вопроса, какой из диалектов немецкого языка мог бы быть письменно-литературным языком и общим для всей Германии. Это должен быть идеальный язык, по их мнению, отражающийся лишь, в той или иной степени, в диалектах и «взращенный усилиями ученых мужей» [8].

Итак, в XVII в. в Германии сложился двоякий подход к вопросу о норме немецкого языка: рационалистический и эмпирический. Согласно первому, дедуктивным путем устанавливается структура идеального языка, не связанного с каким–либо диалектом, т.е. имеющим наддиалектный характер. Основное внимание при использовании этой модели уделяется письменному языку. При эмпирическом подходе, т.е. опоре на узус, рассматривается в качестве образца один из диалектов, а именно – восточно-

164

средненемецкий. Жившие в XVII–XVIII вв. ученые Германии, работающие в разных областях науки, общались и писали свои научные трактаты на том немецком языке, который сложился к тому времени. Например, Лейбниц, известный в свое время и по сей день философ, уделял большое внимание, кроме философии, лингвистическим проблемам и написал «Unvorgreifliche Gedanken bedreffend die Ausubung und Verbesserung der deutschen Sprache» («Размышления об употреблении и улучшении немецкого языка»). Более того, будучи человеком разносторонних интересов, он был по достоинству оценен русским царем-реформатором Петром I и приглашен для создания Петербургской академии наук. Одержимый идеей географических открытий, Лейбниц составил в 1697 г. специально для Петра I записку, которая была изложена автором на том немецком языке, за который он ратовал. Наряду с советами и указаниями убедительно и красноречиво формулировалась проблема необходимости организации научной географической экспедиции для исследования российских регионов Сибири и Севера. Записка была найдена профессором Герье в Ганноверской библиотеке и представляла собой не только содержательный интерес, но и чисто лингвистический. Ни Лейбницу, ни самому Петру I не удалось дожить до результатов осуществления своих замыслов, зато другие ученые – выходцы из далекой Германии – приняли участие в научной экспедиции и внесли неоценимый вклад в исследование и изучение северных и сибирских регионов России, среди них Г. Стеллер, имя которого известно и популярно сегодня. Он был настоящим талантливым и неутомимым ученым, оставившим яркий след в науке. Его образцовые описания флоры и фауны Сибири изложены на немецком языке, например, труд «Морские звери», изданный в Германии, а также его дневник тяжелой продолжительной северной экспедиции, впервые опубликованной лишь в 1793 г. П. С. Палласом, представляют собой образец литературного немецкого языка, его структуру и организацию стиля изложения научной мысли.

1. Энгельс Ф. Диалектика природы. – М., 1955. – С. 225. 2. Бах А. История немецкого языка. – М., 1956. – С. 102. 3. О взглядах Ю.Г. Шоттеля о диалектах, узусе, языковой норме. Teutsche Sprachkunst Braunschweig 1998.

– С. 97. 4. Там же. – С. 107. 5. Гухман М. М. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку. – М., 1954. – С. 168. 6. Гухман М. М., Семенюк Н. Н., Бабенко Н. С. История немецкого литературного языка XVI–XVIII вв. –

М., 1984. – С. 166. 7. Teutsche Sprachkunst. – Braunschweig, 1998. – С. 109. 8. Гухман М. М., Семенюк Н. Н., Бабенко Н. С. История немецкого литературного языка XVI–XVIII вв. –

М., 1984. – С. 167.

Рянская Э. М., Рянский Ф. Н.

ЭТНОКУЛЬТУРНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В СРЕДНЕОБСКОМ РЕГИОНЕ

В исследованиях последних лет заметна тенденция к изучению не только истории народов, их быта, обычаев и традиций, но и их мировоззрения и мировидения. Среди зарубежных исследований об обских уграх можно назвать исследования немецких, венгерских, финских, эстонских и японских ученых, которые уже в XIX в. давали комплексное описание жизни и языковых особенностей коренных народов. В современных работах большое внимание уделяется истории и духовной культуре манси, ханты и ненцев, особенно их фольклорному наследию [1,2]. Намечены исследования некоторых составляющих национальной «картины мира», например, пространственных представлений в традиционном мировоззрении лесных ненцев [3]. Интересен опыт описания представлений о временной цикличности в селькупском календаре [4].

Интерес к региональным исследованиям обусловлен ставшими актуальными в современную эпоху задачами межнациональной и межкультурной коммуникации. В лингвистике региональный аспект связан, прежде всего, с изучением понятий и их языковых выражений, специфических для определенных народов или территорий.

165

Регионализмы являются маркерами определенной социокультурной действительности и связаны с теми или иными реалиями, отражающими национально-культурные традиции, географические, исторические и прочие условия [5].

Источником создания слов являются впечатления, ассоциативные образы, возникающие в результате взаимодействия с окружающим миром. Регионализмы дают представления о национальных или региональных признаках его происхождения, отражают образ жизни, обычаи или специфику географического положения. Регионализмы отмечены также тем, что заключенные в них понятия значительно отличаются в разных культурных и географически удаленных пространствах. При решении задач установления связи между народами и культурами через язык основной целью является адаптация к восприятию концептов, не существующих в другой социолингвистической общности. В нашем понимании лингворегиональные исследования не должны ограничиваться изучением регионализмов в узком смысле слова. Региональный метод предполагает расширение связей лингвистических изысканий с историей, географией, этнографией, культурологией, страноведением, психологией и другими науками. В этом контексте лингвистические исследования в рамках такого региона, как север Западной Сибири, должны иметь междисциплинарную направленность.

На территории севера Западной Сибири по многим граням соприкасаются и прорастают друг в друга две различные цивилизации: одна – с глубокими общечеловеческими корнями, биогенная, выработавшая свои основные жизненные, этические, эстетические и другие установки в длительном приспособлении к сложным природно-климатическим условиям; другая – техногенная, сравнительно молодая, быстро развивающаяся, создавшая новые орудия труда, передвижения, общения, проникновения в глубины материи.

По А. Дж. Тойнби, цивилизация – это достигшая пределов самоидентификации культура, в пределе общечеловеческая или глобальная [6]. Фактически в этом определении под цивилизацией понимается определенный вид культуры в широком смысле. Нам бы хотелось отделить и сузить эти понятия. Тогда под цивилизацией понимается совокупность общественного продукта, имеющего прикладной характер: жилище, производственные строения, транспорт, связь, одежда, пища, и т.д. К ней также относится та часть науки, которая прямо или косвенно сказывается на материальной жизни. Культура – это совокупность духовных ценностей, произведенных человечеством, не имеющих прямого прикладного значения и предназначенных для психического восприятия с целью расширения и обогащения ощущений и представления о жизни и мире. К культуре относятся: искусство, гуманитарные науки, религия, мораль. На стыке этих двух понятийных полей находятся материальные объекты культуры: храмы, иконы, картины, музыкальные инструменты, интерьеры жилища и т.д. С этой точки зрения, в Северном полушарии к северу от южной границы многолетней мерзлоты в таежной, тундровой и арктической природной зонах сложилась циркумполярная цивилизация, включающая ряд этнокультурных сообществ.

На территории ХМАО-Югры проживают три этнокультурных сообщества – ханты, манси и лесные ненцы. В контрастных территориях округа эти крупные сообщества-этносы закономерно распадаются на более мелкие – субэтносы, имеющие различия не только в этнокультурных особенностях приспособления к однородным ландшафтам, физиономических, демографических, но и в языковых, что было отмечено более 80 лет назад на примере ваховских ханты [7].

Несколько веков межэтнических контактов способствовали взаимовлиянию и интеграции, формированию исторического опыта сотрудничества, общего пласта культуры, что в совокупности является определенным фактором относительной межнациональной стабильности в регионе. Соприкосновение с ценностями иной культуры, появление и развитие новых видов хозяйствования и новых орудий хозяйственной деятельности способствуют расширению знаний об окружающем мире,

166

обогащают этническую картину мира от уровня традиционных мифологических представлений до накопления некоторых научных знаний [8]. С этих позиций можно говорить о циркумполярной субцивилизации как части российской макроцивилизации.

В последнее время во французской антропологии появилось понятие mélange или bricolage, обозначающее смешение культур как одну из норм современной эволюции. При этом некоторые ученые отдают предпочтение месту, т.е. территориальному объединению, которое может включать более одного этноса, а не группе как единице культурно-антропологического анализа. В. А. Тишков вслед за российским философом А. Родиным задает вопрос: для чего нужно заботиться о сохранении культур и не допускать вытеснения одних культур другими? По его мнению, «культурное многообразие есть присущая человечеству, как и всем другим видам живой и неживой природы, необходимая характеристика существования и эволюции. Единообразие означает социальную энтропию и своего рода смерть человека как вида. Все культуры составляют общее достояние человечества, и исчезновение самой малой есть общая большая утрата, как утрата вымершего вида животных или растений» [9]. Это высказывание в полной мере может быть отнесено и к языку.

Исторические особенности воздействия друг на друга этнокультурных сообществ севера Западной Сибири лучше всего отражается во взаимных и связанных изменениях в языках этих народов. Одним из факторов, определяющих развитие и сосуществование языков в регионе, является социально-исторический. Другим важным условием, влияющим на языковые региональные особенности, является природно-хозяйственный фактор. По этому поводу французский лингвист К. Ажеж высказывает мысль о необходимости введения специального направления – «эколингвистика», отмечая, что этому разделу науки в будущем предстоит изучить, каким образом интегрируются окультуренные «естественные» ориентиры: стороны света, особенности ландшафта и жилища, космические феномены [10]. Заметим в связи с этим, что в языке отражается восприятие человеком природных явлений, объектов природно-хозяйственной деятельности, имеющих свою региональную специфику или уникальность. И, наконец, принято говорить о биосоциальном факторе, определяющем языковые (и не только) особенности, выявленные при изучении механизмов когнитивной эволюции.

Итак, лингворегионалистика является частью особого пространства (и реального, и информационного), которое представляет собой взаимодействие национально-культурных и языковых полей.

1. Ромбандеева Е. И. История народа манси (вогулов) и его духовная культура. – Сургут, 1993. 2. Волдина Т. В. Хантыйский фольклор: история изучения. – Томск, 2002. – С. 45-46. 3. Сподина В. И. Представление о пространстве в традиционном мировоззрении лесных ненцев

Нижневартовского района. – Новосибирск, 2001. – 124 с. 4. В краю селькупов: Красноселькупский район: Природа. Люди. Экономика. Экология. – Екатеринбург,

2000. – С. 90-92. 5. Санхорова Г. Н. Региональный французский язык как новая традиция разговорного французского языка

// Межкультурная коммуникация: тезисы докл. и сообщ. сибирско-французского семинара. – Иркутск, 1993. – С. 44-46.

6. Тойнби А. Постижение истины. – М., 2001. 7. Шатилов М. Б. Ваховские остяки: этнографические очерки. – Тюмень, 2000. 8. Спиридонова И. Е. Этнокультурное взаимодействие и межнациональные отношения в Якутии: Опыт

историко-социологического исследования. – Новосибирск, 1999. – С. 48. 9. Тишков В. А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. – М., 2003. – С.

254-255. 10. Ажеж К. Человек говорящий: вклад лингвистики в гуманитарные науки / Перев. с франц. – М., 2003. –

С. 233.

Рянский Ф. Н., Середовских Б. А.

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ АСПЕКТЫ ЗАСЕЛЕНИЯ СЕВЕРА ЗАПАДНО-СИБИРСКОЙ РАВНИНЫ В ПОЗДНЕМ ПЛЕЙСТОЦЕНЕ–РАННЕМ ГОЛОЦЕНЕ В СВЯЗИ С КРУПНЫМИ ЛАНДШАФТНО-КЛИМАТИЧЕСКИМИ ПЕРЕСТРОЙКАМИ

167

До недавнего времени считалось, что заселение высоких широт Северной Евразии в эпоху палеолита происходило только в конце последнего ледникового периода. Однако, как указывают Н. Роланд и Ж. Синк-Марс [12], первые попытки освоения человеком западносибирского Севера могли иметь место уже в позднем плейстоцене – в эпоху последнего каргинского межледниковья или даже до него. Проведенная авторами реконструкция палеосреды плейстоцена показывает, что обширные области оставались более или менее свободными от оледенений особенно во время последнего межледникового периода и даже в период последнего ледникового максимума и, таким образом, были пригодны для обитания человека. В представленной авторами теоретической схеме, увязывающей биогеографию человека с широким распространением биомы «мамонтовой степи» и процессами освоения этих пространств человеком, высказано предположение, что колонизация Северной Евразии проходила в виде серии формационных стадий, начиная с эпохи среднего плейстоцена. Заселение районов с экстремальной природной средой стало возможным, благодаря постепенному освоению искусственных или «культурных» (технологических, организационных, когнитивных) средств. Причем группы продвигающегося вдоль меридиональных осей населения были слабо связаны друг с другом, образуя волнообразную смещающуюся границу их распространения [12].

Появление человека в южных районах Западной Сибири до эпохи максимального оледенения подтверждается находками предметов ашельского облика из кварцевых песчаников и остатков фауны позднепалеолитического возраста из палеолитического памятника Мохово I (Беловский район, Кемеровская область). Детальный палеогеографический анализ комплекса ископаемых семян, спор и пыльцы позволил восстановить облик луговых степей с холодолюбивыми видами как место обитания древнего человека позднеашельской археологической эпохи [8].

Находки каменных изделий древнепалеолитического облика в нижней части песчано-гравийной толщи у пос. Лебяжье на р. Иртыш в Казахстане позволяют существенно удревнить датировку продвижения архантропов в пределы Северной Азии. Эти находки имеют палеомагнитную датировку, отвечающую эпизоду Олдувэй эпохи Матуяма (1,87–1,67 млн. л. н.). Данный интервал полностью перекрывается хронозоной распространения ранних Ноmo, границы которых определяются от 2 до 1,5 млн лет. По мнению Л. Л. Гайдученко [3], р. Иртыш, функционирующая в качестве транзитного водотока меридионального направления по крайней мере с миоцена, в позднем плиоцене являлась удобным путем продвижения из Центральной Азии в Западную Сибирь. Отложения пра-Иртыша и пра-Оби соответствующего возраста в северной части Западно-Сибирской равнины в настоящее время перекрыты более молодыми четвертичными отложениями, что не позволяет наблюдать их в обнажениях. Вместе с тем, наличие здесь глубоко погребенных (в пределах 100-150 м ниже современного уровня океана) долин этих пра-рек позднеплиоценового возраста позволяет допускать продвижения по ним архантропов стадии ранних Ноmo в пределы высоких широт Северной Азии по крайней мере в олдувайское время [3].

Все большее число сторонников получает точка зрения, что в Западной Сибири влажные (плювиальные) фазы приходятся по времени на межледниковья, а аридные (сухие) фазы – на ледниковые периоды [1]. Когда же после каргинского теплого межледниковья наступило быстрое и сильное всеобщее похолодание, началась аридизация климата, в связи с чем в более южных районах стада крупных травоядных животных – основа жизни палеолитического человека – стали продвигаться на север. Это послужило толчком к широкому освоению человеком бассейнов рек верхней Оби, среднего Иртыша и Тобола, а затем и более северных территорий [5].

В настоящее время археологами описано несколько поселений верхнего палеолита в южной части Западно-Сибирской равнины (стоянки Шикаевка, Волчья грива, Томская и Могочино). Самый северный палеолитический комплекс находится на восточном склоне

168

Урала на р. Сосьва в районе пос. Гари Свердловской области (59025' с.ш.). Данные палеолитические местонахождения связаны с так называемыми «кладбищами мамонтов», что характерно для всех поселений, зафиксированных на территории южного и среднего Зауралья, Приуралья и юга Западной Сибири. По всей видимости, «кладбища мамонтов» являлись своеобразными опорными точками продвижения немногочисленных групп палеолитического населения при освоении новых территорий. Как считает Ю.Б. Сериков [13], освоение северного Зауралья происходило в виде экспедиций из более южных районов Урала.

Что касается присутствия людей верхнего палеолита на территории Среднего Приобья, то пока преобладают в основном косвенные доказательства возможности эпизодического проникновения сюда человеческих коллективов. А. А. Погодин [11] указывает, что распространенные в настоящее время модели реконструкции природной обстановки в позднем плейстоцене основаны на различных трактовках происхождения геологических отложений северной части Западно-Сибирской равнины и, соответственно, распространения и характера ледников на севере равнины. Согласно модели Гросвальда[4], весь север равнины в конце плейстоцена был покрыт мощным ледниковым щитом, доходившим на юге до Сибирских Увалов и широтного течения Оби (около 62° с.ш.). Южнее ледника находилось обширное подпруженное озеро-море (названное Мансийским), имевшее при высоких гипсометрических уровнях водоема сток по Тургайской ложбине в бассейн Арало-Каспия. Существует мнение, что обнаружение памятников позднеплейстоценового возраста севернее 60º с.ш. исключается, поскольку все выявленные и исследованные на юге Западной Сибири верхнепалеолитические памятники оказались сосредоточенными у южного побережья гипотетического Мансийского озера-моря [10].

Сторонники другой модели реконструкции природной обстановки в позднем плейстоцене ставят под сомнение существование в таких размерах подпрудного озера-моря в центральной части равнины. В частности, в обзорной работе Г. В. Быковой и Н. Г. Смирнова [2] отмечен ряд обстоятельств, указывающих на доступность отдельных районов края для палеолитического населения. А. А. Погодин [11] считает, что открытие стоянок верхнего палеолита на левобережных притоках Оби и в предгорных районах северного Зауралья закономерно, поскольку маркирует путь проникновения на эту территорию человека верхнего палеолита с запада или юго-запада – из Приуралья. Данный путь заселения аргументируется тем, что в Приуралье открыто и исследовано уже более 30 стоянок, имеющих широкий хронологический диапазон в пределах верхнепалеолитического времени [9]. В. Н. Чернецов [14] считал, что поселенцы пришли в Зауралье из Средней Азии и предгорьев Урала. Действительно, найденный в Шикаевке кремневый инвентарь не имеет аналогий в позднем палеолите Сибири и обнаруживает сходство с аналогичными находками в Прикаспии [6]. Не менее важное значение имеет и то, что культура, подобная шикаевской, была исходной для следующего этапа человеческого развития – мезолита Урала, так называемой мезолитической янгельской культуры [7]. В то же время немногочисленные находки каменного инвентаря других стоянок, расположенных в самом центре южной части Западно-Сибирской равнины – Черноозерье и Волчья Грива, отмечают его поразительное сходство с кремневыми орудиями Алтая и Саян. Из этого можно сделать вывод, что существовало несколько направлений, по которым осуществлялось заселение Западной Сибири верхнепалеолитическими людьми вслед за отступающим ледником: южно-уральское, среднеазиатско-казахстанское и южно-сибирское.

1. Архипов С. А., Волков И. А., Волкова В. С. Основные проблемы палеогеографии четвертичного периода юга Западно-Сибирской низменности// Основные проблемы изучения четвертичного периода. – М.,1965. – № 3. – С. 34.

2. Быкова Г. В., Смирнов Н. Г. Очерк среды обитания древнего населения севера Западной Сибири в конце плейстоцена и голоцене // Архив Комитета археологии Уральского госуд. ун-та. – Ф. IV. – Д. 31. – Екатеринбург, 1994.

169

3. Гайдученко Л. Л. Поздненеогеновый этап продвижения древнего человека в Северную Азию // Северный археологический конгресс: тезисы докл. – Екатеринбург, 2002. – С.15-16.

4. Гросвальд М. Г. Евразийские гидросферные катастрофы и оледенение Арктики. – М., 1999. – С. 84. 5. Клапчук М. Н. Из истории климата, флоры и растительности Центрального Казахстана в нижнем и

среднем плейстоцене// Тезисы докладов научно-техн. конф. ЦКГУ. – Караганда, 1968. 6. Косарев М. Ф. Западная Сибирь в древности. – М., 1984. – С. 156. 7. Матюшин Г. Н. Ранний палеолит Урала и проблемы заселения Севера Азии // Берингия в кайнозое. –

Владивосток, 1976. – С. 63. 8. Николаев С. В. Появление человека в Западной Сибири до эпохи максимального оледенения // Северный

археологический конгресс: тез. докл. – Екатеринбург, 2002. – С. 28-29. 9. Павлов П. Ю. Древнейшие этапы заселения севера Евразии // Северный археологический конгресс: тез.

докл. – Екатеринбург, 2002. – С. 192-193. 10. Петрин В. Т. Первоначальное заселение Западной Сибирской равнины // Сургут, Сибирь, Россия: тез.

докл. конф. – Екатеринбург, 1994. – С. 163-165. 11. Погодин А. А. К проблеме первоначального заселения Западной Сибири // Древности Ямала. –

Екатеринбург; Салехард, 2000. – Вып. 1. – С. 68-78. 12. Роланд Н., Синк-Марс Ж. Освоение человеком Северной Евразии: Палеолитические вехи // Северный

археологический конгресс: тез. докл. – Екатеринбург, 2002. – С. 35-36. 13. Сериков Ю. Б. О первоначальном заселении Северного Зауралья (по материалам палеолитических

местонахождений р. Сосьва) // Северный археологический конгресс: тез. докл. – Екатеринбург, 2002. – С. 306.

14. Чернецов В. Н. Древняя история Нижнего Приобья // Материалы и исследования по археологии СССР. – М., 1953. – № 35. – С. 17-66.

Силивров С.П.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ПЛОДОВИТОСТИ

ЩУКИ Esox lucius L. В РАЗНОТИПНЫХ ВОДОЕМАХ СРЕДНЕГО УРАЛА

Величина плодовитости, наряду с возрастом наступления половой зрелости, возрастным составом и соотношением полов, характеризует воспроизводительную способность популяции рыб. Показатели абсолютной (количество икринок) и относительной (икринок на 1 г массы тела) плодовитости являются важнейшими видовыми признаками [1]. Эти показатели приспособительно меняются в связи с изменением условий обитания, в первую очередь – в зависимости от обеспеченности пищей, а их динамика может быть использована как индикатор состояния популяции. Для щуки как для облигатного хищника-ихтиофага изменения показателей плодовитости можно рассматривать как адаптацию, направленную на сохранение динамического равновесия между хищником и его кормовой базой, хотя в роли фактора, влияющего на воспроизводительную способность ее популяций, могут выступать также условия нереста предыдущего года [2]. Щука является обычным компонентом ихтиофауны разнотипных водоемов Среднего Урала, однако сведения по ее плодовитости немногочисленны [3]. Материалами для настоящей работы послужили данные, полученные в разные годы на четырех водоемах: Волчихинском и Рефтинском водохранилищах, оз. Эскалбы, р. Тавде. Все водоемы расположены на территории Свердловской области. Волчихинское водохранилище относится к бассейну р. Камы, остальные водоемы – к Обь-Иртышскому бассейну. Волчихинское водохранилище – водоем с естественным температурным режимом. При средней глубине 2,8 м и максимальной глубине 12,5 м на средних и верхних участках водохранилища складываются благоприятные условия для нагула и воспроизводства щуки. Рефтинское водохранилище является водоемом-охладителем Рефтинской ГРЭС. В результате сброса в водохранилище подогретых вод условия обитания гидробионтов в верховьях водоема и на нижнем плесе существенно различаются. Повышенная тепловая нагрузка на большей части акватории в летний период негативно сказывается на условиях нагула хищника. Оз. Эскалбы – периодически-заморный источный водоем, расположенный в зоне южной тайги среди болотных массивов. Щука, как и другие оксифильные виды рыб, обитает в озере в годы с высоким уровнем воды и повышенным содержанием кислорода в воде в подледный период.

170

Условия воспроизводства щуки в озере нестабильные. Тавда – приток первого порядка р. Тобол, крупнейшая речная артерия Среднего Урала. Характерно наличие большого количества пойменных водоемов. В бассейне р. Тавды щука более многочисленна, чем в других речных системах региона.

Материал собирался и обрабатывался согласно существующим методикам [4]. Всего показатели плодовитости были определены у 215 самок щуки. Величина индивидуальной абсолютной плодовитости (АП) щуки в исследованных популяциях в возрастных группах от 3 до 8 лет имела значения от 2,66 до 76,16 тыс. икринок. С возрастом и увеличением размеров и массы тела показатели АП закономерно увеличивались. У рыб одной возрастной группы максимальная величина абсолютной плодовитости могла в 5–7 раз превышать минимальную (табл. 1, рис. 1).

Рис. 1 Абсолютная плодовитость щуки по размерным группам

01020304050607080

30-35 35-40 40-45 45-50 50-55 55-60 60-65 65-70 70-75 75-80Длина щуки, см

Тыс.

икринок

Волчихинское в-ще Рефтинское в-ще оз. Эскалбы р. Тавда

171

Таблица 1.

Возрастная изменчивость абсолютной и относительной плодовитости щуки в разнотипных водоемах

Возраст, лет Водоемы Показа

тели 3 4 5 6 7 8 n

АП 10246 11097 3792-

21758

19027 5116-

35863

48190 43485-

54636

42876 42129-

43623 -

в-ще Волчихинское

ОП 25,05 18,13 8,20-28,55

21,97 7,40-30,99

27,65 25,33-

30,57

24,19 22,51-

25,88 -

72

АП 9939 2664-

18741

17934 7909-

39277

30081 17980-

56410

41030 34188-

46056 - -

в-ще Рефтинское

ОП 23,04 11,48-

37,04

25,46 14,54-

43,98

29,04 17,22-

58,64

25,35 23,16-

27,58 - -

29

АП - 9800 3016-

20160

21170 5856-

33600

30240 23040-

37440 76160 75200

р. Тавда

ОП - 12,06 4,55-25,29

14,69 6,0-22,34

13,09 11,21-

14,98 25,48 24,10

47

АП 25889 9775-

50825 - - - - -

оз. Эскалбы

ОП 34,79 17,11-

52,49 - - - - -

67

172

Отмечено, что между показателем АП и массой, длиной тела и возрастом щуки существует прямая положительная корреляция (табл. 2). В целом, изменения величины показателя подчинялись известной закономерности: корреляция абсолютной плодовитости с массой выше, чем с длиной, с длиной выше, чем с возрастом [5].

Таблица 2. Корреляция абсолютной плодовитости щуки с массой тела, длиной и возрастом

Коэффициент корреляции абсолютной плодовитости Водоем

с массой с длиной с возрастом в-ще Волчихинское 0,95 0,93 0,82 в-ще Рефтинское 0,79 0,77 0,74 р. Тавда 0,72 0,76 0,71 оз. Эскалбы 0,83 0,82 - Одновозрастные самки щуки из популяций, обитающих в водохранилищах, имели

более высокие показатели абсолютной плодовитости, чем речные. В тоже время данные , приведенные в таблице 1, свидетельствуют о том, что наиболее высокими показателями АП отличались щуки из популяции, обитавшей в оз. Эскалбы, представленной в водоеме исключительно особями одной генерации. У трехгодовалых самок эскалбинской щуки среднее значение показателя абсолютной плодовитости составляло порядка 26 тыс. икринок, в то время как самки из трех остальных водоемов имели такое значение признака в возрасте 5–6 лет. Значения показателя относительной плодовитости щуки в обследованных популяциях изменялись в пределах 4,55–58,64 икринок на 1 г массы тела (табл. 1). Можно отметить значительные индивидуальные отличия по величине признака внутри возрастных групп [6]. В целом, с увеличением размеров, массы тела и возраста показатель ОП изменялся ненаправленно. Общая тенденция к небольшому повышению значений показателя относительной плодовитости наблюдалась у самок из всех четырех водоемов в пределах размерной группы 35–55 см (рис. 2).

Рис. 2 Относительная плодовитость щуки по размерным группамОбозначения как на рис. 1

0

10

20

30

40

50

30-35 35-40 40-45 45-50 50-55 55-60 60-65 65-70 70-75 75-80

Длина щуки, см

Икринок

/г массы

тела

Известно, что разнокачественность самок в популяциях разных видов рыб, их

воспроизводительную способность в пределах поколения или других однородных групп можно характеризовать рядами распределения величины относительной плодовитости [7]. Согласно данным разных авторов, индивидуальное значение показателя ОП у щуки в разных популяциях колеблется от 2–29 до 51–109 икринок на 1 г массы тела [8]. Так, например, в популяции, находящейся на северной границе ареала (Хантайское в-ще), показатели относительной плодовитости и диапазон изменчивости признака минимальны 4,42– 7,91 икринок [9], а в зоне экологического оптимума (оз. Ильмень) увеличиваются до 7,0–58,0 икринок [10]. В работе В. Спановской и Л. Солониновой [11] на результатах анализа данных по плодовитости щуки из различных водоемов показано, что с возрастом

173

у самок наблюдается усиление способности продуцировать икру. При разнокачественности самок одной генерации по показателю относительной плодовитости при достижении критического значения ОП (для щуки – более 30 икринок на 1 г массы тела) ускоряется их физиологическое старение, что является одной из причин резкого повышения естественной смертности. В более старших возрастных группах среднее значение показателя ОП, как правило, снижается за счет элиминации наиболее продуктивных особей.

Анализ характера распределения значений показателя относительной плодовитости у самок щуки из рассматриваемых водоемов был проведен для особей, входящих в размерную группу 35–55 см, наиболее многочисленную в составе нерестовой части стада. Результаты анализа представлены на рисунке 3.

Рис. 3 Распределение самок щуки по показателю относительной плодовитости

Обозначения как на рис. 1

0

10

20

30

40

50

0-5 5-10 10-15 15-20 20-25 25-30 30-35 35-40 40-45 45-50 50-55 55-60

Относительная плодовитость, икринок/г массы тела

Количество особей

, %

Наиболее низкими индивидуальными значениями показателя ОП и амплитудой изменчивости признака характеризовались самки из речной популяции. Наиболее широким спектром значений показателя обладала щука Рефтинского водохранилища; у самок из этой популяции отмечено и максимальное значение признака – 58,64 икринок. Щука Волчихинского водохранилища занимала промежуточное положение между тавдинской и рефтинской как по величине изменчивости признака, так и по его крайним значениям. Заметим, что модальные значения показателя относительной плодовитости у самок из этих популяций были ниже критической величины для вида в то время, как у щуки из оз. Эскалбы кривая графика распределения показателя ОП сдвинута относительно первых трех вправо; величина относительной плодовитости у эскалбинской щуки превышала критическое значение [12].

Проведенное сравнение популяций щуки из четырех различных водоемов по величине абсолютной и относительной плодовитости, а также самок, составляющих основу нерестового стада, по спектру распределения показателя ОП выявило между ними значительные различия. Наиболее низкими показателями АП и ОП отличались самки щуки из речной популяции. Для них характерна также наиболее низкая амплитуда колебаний показателя ОП. Очевидно, это связано с достаточно высокой численностью щуки в системе р. Тавды и с более низкой, по сравнению с другими водоемами, обеспеченностью ее пищей. Последнее подтверждается тем, что при изучении пищевого спектра хищника в рассматриваемых водоемах для тавдинской щуки отмечена наиболее высокая степень потребления собственной молоди. Известно, что каннибализм наблюдается чаще всего при возрастании в водоеме численности самой щуки и ухудшении условий ее нагула [13]. Низкие показатели плодовитости щуки в речной

174

системе Обь-Иртышского бассейна при ее высокой численности были отмечены также А. И. Ефимовой [14].

Самки щуки из Волчихинского и Рефтинского водохранилищ имели близкие модальные значения показателя относительной плодовитости, однако изменчивость этого признака у рефтинской щуки значительно выше, чем у щук из других водоемов. Можно отметить, что эта популяция сформировалась в специфических условиях водоема-охладителя, характеризующегося наличием двух зон, значительно различающихся по условиям обитания, чем была обусловлена, очевидно, высокая изменчивость показателя ОП. В то же время наличие в нерестовом стаде рефтинской щуки самок с наиболее высоким показателем ОП вполне объясняется тем, что численность ее в водохранилище ко времени проведения исследований была невысокой и лимитировалась неблагоприятным уровенным и термическим режимом [15].

Средние значения показателей плодовитости щуки Волчихинского водохранилища свидетельствуют о том, что популяция обитала в наиболее стабильных условиях. Водохранилище характеризуется благоприятным для воспроизводства щуки уровенным режимом и наличием достаточного для этого вида количества нерестовых и нагульных площадей. Наиболее высокими показателями плодовитости обладала щука оз. Эскалбы. Необходимо обратить внимание на тот факт, что среди сравниваемых по спектру ОП четырех одноразмерных групп самок эскалбинская щука была представлена только впервые участвующими в нересте трехгодовиками. Выборки из трех других водоемов включали как рекрутов, так и повторно нерестящихся особей в возрасте от 3 до 5 лет. Трехгодовалые самки эскалбинской щуки относились к многочисленной генерации, которая появилась в периодически-заморном озере в результате прошедшего в сравнительно благоприятных условиях нереста небольшого количества производителей, зашедших из речной системы. Стадо щуки в озере состояло почти исключительно из представителей этого поколения, особи других возрастных групп встречались единично. В связи с большим количеством пищи и отсутствием пищевой конкуренции со стороны других возрастных групп, трехгодовики эскалбинской щуки обладали, наряду с высокими показателями темпа роста и упитанности, и наиболее высокими показателями плодовитости.

В то же время первый нерест представителей этой многочисленной генерации проходил в неблагоприятных условиях. При сравнительно низком уровне воды и ограниченности нерестовых площадей во второй и третьей декадах мая только 42,7 % самок имели шестую стадию зрелости гонад, а к концу месяца почти у половины неотнерестившихся особей была отмечена массовая резорбция икры.

Кажется очевидным, что высокие показатели плодовитости эскалбинской щуки являлись, с одной стороны, приспособительной реакцией популяции на высокую обеспеченность пищей, а с другой стороны, их можно рассматривать как адаптацию к крайне нестабильным условиям воспроизводства. Только у самок эскалбинской щуки модальное значение показателя относительной плодовитости было выше критической величины для вида. Несомненно, что в данном случае увеличение показателей плодовитости в популяции за счет усиления генеративного обмена у впервые созревающих особей направлено на кратковременное, но значительное повышение ее воспроизводительной способности [16]. К сожалению, автор не располагает материалами по возрастному составу стада щуки оз. Эскалбы за более или менее длительный период, однако данные промысловой статистики за несколько десятилетий свидетельствуют о том, что в отдельные периоды щука в уловах рыбы на водоеме не регистрировалась, в другие же годы ее уловы составляли 60–80 % от общей добычи рыбы, что было обусловлено, скорее всего, вступлением в промысел урожайных поколений.

Таким образом, приведенные данные позволяют сделать заключение: в зависимости от экологических условий в разных популяциях щуки наблюдаются значительные различия показателей плодовитости. Амплитуда изменчивости этих показателей

175

определяется степенью разнообразия условий обитания в водоеме и характеризует разнокачественность самок в популяции. Основными факторами, влияющими на величину показателей плодовитости, являются обеспеченность хищника пищей и условия воспроизводства в водоеме.

1. Алимов А. Ф., Богуцкая Н. Г. Закономерности связи плодовитости с массой тела и скоростью роста у рыб // Журн. общ. биологии. – 2003. – Т. 64. – № 2. – С. 112–127; Никольский Г. В. Теория динамики стада рыб. – М., 1974; Поляков Г. Д. Приспособительная взаимосвязь изменчивости популяций рыб с условиями питания // Материалы по изменчивости и экологии рыб: тр. Института морфологии животных им. А.Н. Северцова. – Вып. 42. – М., 1962. – С. 5–63.

2. Никольский Г. В. Теория динамики стада рыб. – М., 1974; Попова О. А. Биологические показатели щуки и окуня в водоемах с различным гидрологическим режимом и кормностью // Закономерности роста и созревания рыб. – М., 1971. – С. 102–152; Спановская В. Д., Солонинова Л. Н. О плодовитости щуки Esox lucius L. (Esocidae) в пределах ее ареала // Вопросы ихтиологии. – 1983. – Т. 23. – Вып. 5. – С. 797–804.

3. Беляев В. И. Анализ состояния популяции щуки озера Миассово // Круговорот вещества и энергии в водоемах: материалы к 6 всесоюз. лимн. совещ. – Вып. 4. – Иркутск, 1985. – С. 14–15; Лопатышкина Г. М. Рыбохозяйственное использование и мероприятия по повышению уловов Аргазинского водохранилища // Тр. Уральского отделения СибНИИРХ. – Т. 7. – Свердловск, 1966. – С. 39–70; Подкина Н. М. Биология и промысловое значение местных рыб озера Увильды // Тр. Уральского отделения СибрыбНИИпроект. – Т. 9. – Свердловск, 1975. – С. 147–161.

4. Спановская В. Д. Относительная плодовитость рыб (определение, использование как показателя разнокачественности самок) // Типовые методики исследования продуктивности видов рыб в пределах их ареалов. – Ч. 2. – Вильнюс, 1976. – С. 63–69; Спановская В. Д., Григораш В. А. К методике определения плодовитости единовременно и порционно икромечущих рыб // Типовые методики исследования продуктивности видов рыб в пределах их ареалов. – Ч. 2. – Вильнюс, 1976. – С. 54–62.

5. Алимов А. Ф., Богуцкая Н. Г. Закономерности связи плодовитости с массой тела и скоростью роста у рыб // Журн. общ. биологии. – Т. 64. – № 2. – С. 112–127; Никольский Г. В. Теория динамики стада рыб. – М., 1974; Суханова Г. И. Щука в экосистеме некоторых водоемов бассейна реки Лены: автореф. …к. б. н. – Свердловск, 1982; Федорова Г. В., Дрозжина К. С. Половое созревание и плодовитость промысловых рыб Ладожского озера // Сборник науч. тр. ГосНИОРХ. – Вып. 291. – Л., 1989. – С. 18–25.

6. Силивров С. П. Сравнительная характеристика показателя относительной плодовитости щуки в разнотипных водоемах // Сибирская зоологическая конференция: тез. докл. всерос. конф., посв. 60-летию Института систематики и экологии животных СО РАН. – Новосибирск, 2004. – С. 321–322.

7. Спановская В. Д. Относительная плодовитость рыб (определение, использование как показателя разнокачественности самок) // Типовые методики исследования продуктивности видов рыб в пределах их ареалов. – Ч. 2. – Вильнюс, 1976. – С. 63–69.

8. Спановская В. Д., Солонинова Л. Н. О плодовитости щуки Esox lucius L. (Esocidae) в пределах ее ареала // Вопросы ихтиологии. – 1983. – Т. 23. – Вып. 5. – С. 797–804.; Lenhardt M., Cakic P. Seasonal reproductive cycle of pike, Esox lucius L., from the River Danube // J. Appl. Ichthyol. – 2002, 18. – № 1. – P. 7–13.; Papadopol M., Popescu-Marinescu V., Crainiceanu Didona M. Contribution to the study of reproduction and pattern of growth in Esox lucius L. (Pisces) from the River Danube // Trav. Mus. hist. natur. Gr. Antipa. – 1984, 25. – P. 257–266; Treasurer J. W. The annual reproductive cycle of pike, Esox lucius L., intwo Scottish laces // J. Fish. Biol. – 1990, 36. – № 1. – P. 29–46.

9. Ледяев О. М. Биология щуки Esox lucius L. Хантайского водохранилища // Изучение экологии водных организмов Восточного Урала: сборник науч. тр. – Свердловск, 1992. – С. 94–102.

10. Иванников В. П. Щука (Esox lucius L.) в биоценозе оз. Ильмень и ее рациональное использование: автореф. …к. б. н. – СПб., 1992.

11. Спановская В. Д., Солонинова Л. Н. О плодовитости щуки Esox lucius L. (Esocidae) в пределах ее ареала // Вопросы ихтиологии. – 1983. – Т. 23. – Вып. 5. – С. 797–804.

12. Там же. 13. Мантейфель Б. П. и др. Суточные ритмы питания и двигательной активности некоторых пресноводных

хищных рыб // Питание хищных рыб и их взаимоотношения с кормовыми организмами. – М., 1965. – С. 3–81.; Матковский А. К. Питание и пищевые взаимоотношения хищных рыб Средней Оби в осенний период // Сборник науч. тр. ГосНИОРХ. – 1995. – Вып. 327. – С. 92–99; Понкратов С. Ф. Рост и питание щуки в Усть-Илимском водохранилище // Сборник науч. тр. ГосНИОРХ. – 1980. – Вып. 152. – С. 40–45; Grimm M. P. Regulation of biomass of small (less than 41 cm) northern pike (Esox lucius L.) with special reference to the contributions of individuals stocked as fingerlings (4-6 cm) // EIFAC Techn. Pap. – 1984, 42. – № 1. – P. 1–18.; Kipling C. A studi of perch (Perca fluviatilis L.) and pike (Esox lucius L.) in Windermere from 1941 to 1982 // J. Cons. int. explor. mer. – 1984, 41. – № 3. – P. 259–267.

14. Ефимова А. И. Щука Обь-Иртышского бассейна // Известия ВНИОРХ. – Т. 28. – 1949. –С. 114–174.

176

15. Силивров С. П. Морфоэкологическая характеристика щуки Рефтинского водохранилища // Экологическая обусловленность фенотипа рыб и структура их популяций: сборник науч. тр. – Свердловск, 1989. – С. 57–69.

16. Никольский Г. В. Теория динамики стада рыб. – М., 1974.

Солодкин Я. Г.

ВЗЯТИЕ ЕРМАКОВЦАМИ САМАРОВА ГОРОДКА В ТРАКТОВКЕ УЧЕНЫХ ПОСЛЕДНИХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ

Самаров городок (Тунг-пох-вош или Самар-вош) известен с той поры, как был захвачен «дружиной» Ермака [1], о чем рассказывается лишь в Кунгурской летописи (далее – КЛ), фрагментарно дошедшей до нас в составе «Истории Сибирской» С. У. Ремезова (далее – ИС). Соответствующее известие учеными интерпретируется отнюдь не единодушно. КЛ считается казачьей летописью или возводится к такой летописи, фольклору казаков. Нередко утверждают, что КЛ сложилась в среде ермаковцев, даже вышла из окружения прославленного атамана, «взявшего за саблею Сибирское царство», а создатель этого произведения являлся очевидцем, если не участником многих событий знаменитой экспедиции против «кучюмлян» [2].

Согласно КЛ, 20 мая 1582 г. казаки, выступившие в поход еще 5 марта, «доплыша до Самара княжца», «в сборе» с которым было восемь князцов; русских они «ждуще побити силою». Пятидесятник Богдан Брязга «с товарищи… в день недельный приплыша протокою под самой Самаръ», застали многих остяков «на карауле спящихъ твердо без опасения», убили их правителя «с родом его», после чего остяки разбежались «по своим жильям» [3]. По мнению Д. С. Лихачева и Е. И. Дергачевой-Скоп, автор этого рассказа [4] в составе отряда Брязги участвовал в походе к Демьянскому и Назымскому городкам. А. В. Матвеев и Е. Б. Заболотный думают, что приведенное свидетельство попало в КЛ со слов ермаковцев, сражавшихся возле Самаровых гор [5]. Как утверждает Н. А. Балюк, по летописи, в Белогорском городке «Самар вместе с 8 князцами в мае 1582 г. в течение трех дней успешно отражал… штурм казаков» [6]. Точнее, столько времени Брязга приступал к городку князца Демьяна, что в устье реки Демьянки [7]. КЛ не позволяет, подобно М. Б. Шатилову и Е. М. Главацкой, говорить о гибели Самара в сражении с казаками [8].

По заключению Матвеева, раз 20 мая 1582 г., когда ермаковцы овладели Самаровым городком, приходилось на воскресенье, интересующий нас рассказ вполне достоверен [9]. А.Т. Шашков же датирует «ясачный» поход к Белогорью 1583 г., а тогда 20 мая – это понедельник. С точки зрения известного сибиреведа, «указания на дни и месяцы, когда происходили те или иные события, и у Ремезова, и в Кунгурской летописи, как правило, вполне точны». «Судя по всему, кто-то из ермаковцев в ходе почти четырехлетней Сибирской эпопеи делал записи на полях святцев (молитвослова), …позднее эти записи с конкретными датами в днях недели, числах и месяцах через посредство ранних летописных источников (и прежде всего через посредство протографа Кунгурской летописи) использовал Ремезов, дополнивший их достаточно произвольной разбивкой по годам» [10]. Имеющиеся в ИС «годовые» даты большинством ученых признаются сомнительными или явно ошибочными, зато «числовые» – точными [11]. Сведения последнего рода нередко возводятся к письменным источникам либо «устной летописи» [12], что кажется маловероятным [13]. «Точные» даты, содержащиеся в ИС и КЛ, есть веские основания считать ошибочными [14]. Отметим, в частности, что, согласно ремезовской «Служебной чертежной книге», «теплота весны» наступает 9 мая. В ИС и КЛ же к этому дню приурочены многие события [15]. В произведении, о котором мы можем судить по 20 статьям «Истории» Ремезова [16], сказано, что, истребив Самара «с родом его», «Богдан … поживе неделю» и «поставив» Алача остякам «болшим князем», «поидоша на Обь на Белогорье», где провел 3 дня, и вернулся «в радости маия 29 день съ есакомъ» в город Сибирь, т. е. через 9 дней после взятия Самарова городка. Но ведь там, убив видного князца и его родственников, Брязга находился в течение недели, еще 3 дня

177

казачий пятидесятник пробыл на Белогорье. Следует также учитывать, что немало дней ермаковцы провели в пути, да и захватить Самаров городок они могли 21 мая. Стало быть, встречающееся в КЛ указание на время возвращения отряда Богдана Брязги в город Сибирь, повторяющееся и в историографии [17], должно считаться анахронизмом. Когда же этот отряд занял резиденцию Самара, еще предстоит выяснить [18]. (Мнение, что поход ермаковцев на Обь продолжался до 29 мая, а затем Брязга вернулся в «Сибирь град» [19], не отличается точностью).

1. Со времен князя Самара: В поисках исторических корней Ханты-Мансийска. – Переизд. – Ханты-Мансийск, 2007. – С. 114, 168. Р. Г. Скрынников однажды пишет про город Самар (Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – 2-е изд., испр. и доп. – Новосибирск, 1986. – С. 62. Ср.: С. 69, 71, 232).

2. Лихачев Д. С. Очерки по источниковедению Сибири // Сибирские огни. – 1941. – № 2. – С. 141; Дергачева-Скоп Е. И. Из истории литературы Урала и Сибири XVII в. – Свердловск, 1965. – С. 77, 96, 98, 143. Ср.: С. 18; Она же. Заметки о жанре «Истории Сибирской» С. У. Ремезова // Вопросы русской и советской литературы Сибири. – Новосибирск, 1971. – С. 59; Сергеев В. И. У истоков сибирского летописания // Вопросы истории. – М., 1970. – № 12. – С. 56-60; Ромодановская Е. К. Летописные источники о походе Ермака // Изв. Сибир. отделения АН СССР. – 1981. – № 11. – Вып. 3. – С. 23. Ср.: Она же. Тобольские летописцы // Родина. – М., 2004. – Спец. вып.: Тобольск – живая былина. – С. 49; Очерки русской литературы Сибири: В 2-х т. – Новосибирск, 1982. – Т. 1. – С. 98. Ср.: С. 74, 75; Преображенский А. А. Некоторые итоги и спорные вопросы изучения начала присоединения Сибири к России (По поводу книги Р. Г. Скрынникова «Сибирская экспедиция Ермака») // История СССР. – 1984. – № 1. – С. 109; Он же. «Веков связующая нить …»: Преемственность военно-патриотических традиций русского народа (XIII–начало XIX вв.). – М., 2002. – С. 87; Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – С. 65; Памятники литературы Древней Руси: XVII в. (далее – ПЛДР). – М., 1989. – Кн. 2. – С. 698, и др. Как представлялось Л.Н. Пушкареву, в передаче КЛ сохранилось «написание», врученное первому тобольскому архиепископу Киприану ветеранами «Сибирского взятия», а, на взгляд В. Г. Мирзоева, основу этого летописца составила «отписка» «ермаковых казаков» (Очерки истории СССР: Период феодализма: XVII в. – М., 1955. – С. 601; Мирзоев В. Г. Историография Сибири (Домарксистский период). – М., 1970. – С. 17). Оба эти суждения, думается, произвольны.

3. ПЛДР. – Кн. 2. – С. 580. В Ремезовской летописи поход ермаковцев в низовья Иртыша «воевать» кодские городки приурочен то к 1580–1581 гг., то к 1582–1583 гг. (Там же. С. 561, 568).

4. Д. С. Лихачев посчитал его законченным повествовательным отрывком (История русской литературы. – М.; Л., 1948. – Т. 2. – Ч. 2. – С. 91).

5. Дергачева-Скоп Е. И. Из истории литературы Урала и Сибири XVII в. – Свердловск, 1965. – С. 97–98; Со времен князя Самара: В поисках исторических корней Ханты-Мансийска. – Переизд. – Ханты-Мансийск, 2007. – С. 130, 166. Как отмечает А. В. Матвеев, в синодике «ермаковым казакам» и Погодинском летописце говорится о гибели Брязги на Абалаке 5 декабря. Точнее, в «помяннике» противоречиво сказано о смерти Богдана «под Чювашею» и на Абалаке. См.: Литературные памятники Тобольского архиерейского дома XVII в. – Новосибирск, 2001. – С. 13, 14, 356, 358. Ср.: С. 84.

6. Балюк Н. А. Крепость святого сына // Сибирский исторический журнал. – 2004. – № 1. – С. 32. Утверждение исследовательницы, будто «в начале 1582 г. князь Самар предпринимает меры по укреплению Белогорского городка и размещения здесь своей резиденции с целью противостояния русским в Приобье», лишено оснований.

7. ПЛДР. – Кн. 2. – С. 579. 8. Шатилов М. Б. Ваховские остяки (Этнографические очерки) / под ред. С. Пархимовича. – Тюмень,

2000. – С. 34; Главацкая Е. М. Ханты в составе Русского государства в XVII–XX вв. Начало колонизации // Ямал между прошлым и будущим: приоритеты развития: материалы всерос. науч. конф. «Ямал: история, историография, краеведение». – Екатеринбург; Салехард, 2005. – С. 56.

9. Со времен князя Самара: В поисках исторических корней Ханты-Мансийска. – Переизд. – Ханты-Мансийск, 2007. – С. 135, 137, 141. А. В. Матвеев, подобно Г. Ф. Миллеру и Р. Г. Скрынникову, пишет, что «казаки появились под Самаровыми горами воскресным утром 20 мая». В КЛ, однако, читаем, что Брязга и его соратники «в день недельный приплыша протокою под самой Самаръ», но когда именно, не поясняется.

10. Шашков А. Проезжая через Самарово. Из прошлого столицы Югорского края // Родина. – М., 2007. – № 10. – С. 45.

11. На взгляд Е.К. Ромодановской, КЛ очень точен в описании похода на назымские городки (Ромодановская Е. К. Летописные источники о походе Ермака // Изв. Сибир. отделения АН СССР. – 1981. – № 11. – Вып. 3. – С. 23).

12. См., напр.: Дергачева-Скоп Е. И. Из истории литературы Урала и Сибири XVII в. – Свердловск, 1965. – С. 28, 29; Она же. Генеалогия сибирского летописания: концепция, материалы. – Новосибирск, 2000. – С. 52. Примеч. 69. Ср.: Бахрушин С. В. Научные труды. – М., 1955. – Т. 3. – Ч. 1. – С. 39.

13. Бахрушин С. В. Научные труды. – Т. 3. – Ч. 1. – С. 42; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-

178

историческое значение. – М.; Л., 1947. – С. 415; История русской литературы. – Т. 2. – Ч. 2. – С. 91; Дергачева-Скоп Е. И. Из истории литературы Урала и Сибири XVII в. – Свердловск, 1965. – С. 94, 96 и др.

14. Солодкин Я. Г. С. В. Бахрушин о летописных источниках «Истории Сибирской» С. У. Ремезова (К оценке творческого наследия выдающегося ученого) // Прошлое Западной Сибири: Дискуссионные проблемы, итоги, перспективы изучения: материалы науч. конф., посвящ. 125-летию со дня рождения С. В. Бахрушина. – Нижневартовск, 2007. – С. 37-39.

15. См., напр.: Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – 2-е изд., испр. и доп. – Новосибирск, 1986. – С. 51, 171. Ср.: С. 205, 241; Солодкин Я. Г. Из наблюдений над хронологией «Истории Сибирской» С.У. Ремезова // Семен Ремезов и русская культура второй половины XVII–XIX вв. – Тобольск, 2005. – С. 125, 126; Источниковедческие и историографические аспекты сибирской истории. – Нижневартовск, 2006. – Ч. 1. – С. 14-18; Там же. Нижневартовск, 2007. – Ч. 2. – С. 21. Примеч. 56. Подобно Р. Г. Скрынникову, можно думать, что Брязга погиб за несколько месяцев до казачьей экспедиции на Обь (Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – 2-е изд., испр. и доп. – Новосибирск, 1986. – С. 70, 226).

16. Дергачева-Скоп Е. И. «Похвала Сибири» С.У. Ремезова // Тр. Отдела древнерусской литературы. – М.; Л., 1965. – Т. 21. – С. 268, 273; ПЛДР. – Кн. 2. – С. 554, 561, 567, 575, 580.

17. Сергеев В. И. У истоков сибирского летописания // Вопросы истории. – М., 1970. – № 12. – С. 56. Примеч. 74.

18. См.: Описание Сибирского Царства: Соч. Г.Ф. Миллером. – М., 1998. – Кн. 1. – С. 130, 132. Ср.: Л. 1 об.; Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий: В 5 т. – 3-е изд., перераб. и доп. – М., 1983. – С. 251 и др.

19. В. Карманов, указывая на противоречивость версий ученых насчет хронологии захвата ермаковцами Самарова городка, резонно замечает, что КЛ «можно использовать как источник с большой осторожностью» (Карманов В. Что стоит за новой датой образования окружного центра // Югра. – 2007. – № 5. – С. 64).

20. Скрынников Р. Г. Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – 2-е изд., испр. и доп. – Новосибирск, 1986. – С. 71. Ср.: С. 234.

Солодкин Я. Г.

Г.Ф. МИЛЛЕР КАК ИСТОРИК РАННЕГО СИБИРСКОГО ЛЕТОПИСАНИЯ

Один из классиков отечественной историографии XVIII в. Г.Ф. Миллер положил начало научному источниковедению в нашей стране [1], в т. ч. исследованию летописной традиции, развивавшейся в Азиатской России по меньшей мере с 1630-х гг. Миллер, которого следует считать первым настоящим собирателем сибирских летописей [2], обнаружил, в частности, «Повесть» Саввы Есипова [3] и в Распространенной редакции, т. е. доведенной посредством «росписи» городов, острогов и их администраторов до конца XVII в., и в Основной, завершающейся рассказом о гибели Кучума и учреждении Тобольской архиепископии. В знаменитых «Портфелях» выдающегося историка отложился список Есиповской летописи (далее – ЕЛ) [4] Основной редакции с синодиком «ермаковым казакам» (далее – С), дополненный перечнем соратников легендарного атамана, погибших при «взятии Сибирского царства» [5]. Встречающееся, по его словам, в любом городе на востоке России произведение владычного дьяка ученый отнес к числу общих, простых или обыкновенных сибирских летописцев, различающихся «в малых обстоятельствах». Куда заметнее, на взгляд Миллера, разница между этими сочинениями и «Историей» С.У. Ремезова («Тобольским летописцем»). Еще в 1749 г. и более позднем предисловии к «Описанию Сибирского царства» замечательный ученый предлагал опубликовать «общие» сибирские летописцы, «очистив прежде оные от басней», т. е. изложения чудесных явлений.

Автора созданного в 1636 г. сочинения «Сибирское царство и княжение, и о взятии, и о Тобольске граде» Миллер считал очевидцем и участником зауральской экспедиции Ермака. Подобно С. В. Бахрушину, это заключение следует признать ошибочным [6]. К сочинению Есипова можно возвести свидетельства Миллера (зачастую сопровождающиеся ссылками на «простые» местные летописцы) о правителях Сибирского «юрта», численности «дружины» Ермака, одной из дат (которой ученый предпочел иную) гибели соратников прославленного атамана на Абалаке, о приеме

179

ермаковцев Иваном Грозным, о том, что в устье Тавды казаки узнали от Таузана (Таузака) – придворного Кучума – о его войске и столице; по этому источнику в «Описании…» изложена «челобитная» казаков (точнее, их «скаска») о «Сибирском взятии» [7].

С точки зрения Миллера, первым предложившего схему сибирского летописания [8], основу «общих летописей», возникших в «далечайшей государевой вотчине» в XVII в., и С, их протограф, составили «письменные показания» ветеранов завоевания «Кучумова царства», переданные ими тобольскому архиепископу Киприану, – т. н. «написание» (далее – Н); из него исходит даже ремезовская «История» [9]. «Первопрестольный» сибирский владыка, пригласивший в свою резиденцию участников знаменитой экспедиции и приказавший внести в «помянник» имена атаманов и казаков, павших в боях с «погаными», стал зачинателем местного летописания [10], начальным звеном которого, как полагал Миллер, стал С [11]. Последний, хранящийся в соборном храме Тобольска, по наблюдению ученого, в отличие от летописей сохранил известия о гибели 107 ермаковцев на Чувашевом мысу 23 октября 1581 г., истреблении Карачей отряда атамана И. Кольца 17 апреля, гибели на Вагае 300 русских во главе с предводителем похода за «Камень». Стало быть, Миллер непосредственно обращался к С, а не пользовался (как предполагала Е. К. Ромодановская) сделанными для него выписками из рукописи Чина православия, имевшейся в Софийской библиотеке сибирской столицы [12].

В. Г. Мирзоеву думалось, что в глазах Миллера летописи, созданные в XVII в. на востоке России, «пошли» от сохраненных Киприаном рассказов «ермаковых казаков» [13]. Точнее, как заметил С. В. Бахрушин, протографом этих летописей автор «Истории Сибири» считал полученные первым тобольским архиепископом письменные свидетельства сподвижников прославленного атамана, т. е. Н. Заблуждением следует признать и мнение М. Н. Тихомирова, будто Миллер связывал возникновение ЕЛ с деятельностью Киприана [14]. Бахрушин справедливо находил экскурс выдающегося исследователя «Века Просвещения» в историю сибирского летописания замечательным «по тонкости научной мысли», предвосхитившим «некоторые выводы современной (1930-х гг. – Я. С.) науки» [15]. У А. П. Пронштейна сложилось впечатление, что «Повесть» Есипова, принадлежащая якобы перу современника «Ермакова взятия» «Закаменьской страны», Миллеру казалась более ценной, чем «Тобольский летописец» [16]. Последний, однако, как заметил еще С. А. Адрианов, в силу своей обстоятельности представлялся «отцу сибирской истории» самым важным из источников, раскрывающим перипетии «приведения» ханства Кучума «под Российскую державу» [17].

С точки зрения Е. И. Дергачевой-Скоп и В. Н. Алексеева, на «Историю» Ремезова, послужившую «фактической, а отчасти и концептуальной основой» главного труда Миллера, последний «как бы нанизывал собранные им документальные материалы, сведения новонайденных сибирских летописных сводов, извлечения из некоторых татарских источников» [18]. Но порой ученый XVIII в. отвергал показания знаменитого тоболяка, предпочитая им другие сообщения, в том числе «Списания» Есипова.

Явившийся, наряду с В. Н. Татищевым, основоположником изучения русских летописей, Г.Ф. Миллер внес наиболее заметный вклад в исследование тех из них, которые сложились в Сибири, начиная с ЕЛ и ее источников.

1. Сибирская советская энциклопедия. – Т. 3. – Стлб. 450. Ср.: Пронштейн А. П. Источниковедение в России: Эпоха капитализма. – Ростов-на-Дону, 1991. – С. 545.

2. Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. – 2-е изд., испр. и доп. – М.; Л., 1960. – Вып. 1. – С. 195. См. также: Элерт А. Х. Экспедиционные материалы Г.Ф. Миллера как источник по истории Сибири. – Новосибирск, 1990. – С. 76; Он же. Герард Фридрих Миллер и научное открытие Сибири // Три века академических исследований Югры: от Миллера до Штейница. – Екатеринбург, 2006. – Ч. 1: Академические исследования Северо-Западной Сибири в XVIII в.: история организации и научное наследие: материалы междунар. симпозиума. – С. 16.

3. Книги старого Урала. – Свердловск, 1989. – С. 25. 4. Вопреки мнению А.А. Преображенского, так назвал сочинение дьяка трех кряду тобольских владык не

Г. Ф. Миллер, а Н. М. Карамзин.

180

5. См.: Полное собрание русских летописей. – М., 1987. – Т. 36. – С. 16, 21, 78. Этот перечень есть основания признать первоначальным С. См.: Солодкин Я. Г. О некоторых спорных вопросах становления сибирского летописания // «Aus Sibirien–2006»: науч.-информ. сборник. – Тюмень, 2006. – С. 123 и др.

6. См.: Миллер Г. Ф. История Сибири. – 2-е изд., доп. – М., 1999. – Т. 1. – С. 48; М., 2000. – Т. 2. – С. 80, 686.

7. Описание Сибирского царства: Соч. Г.Ф. Миллером. – М., 1998. – Кн. 1. – С. 30-31, 37, 78, 91-92, 111-113, 118-119.

8. Мирзоев В. Г. Историография Сибири (XVIII в.). – Кемерово, 1963. – С. 129; Он же. Историография Сибири (Домарксистский период). – М., 1970. – С. 82; История Сибири. – Л., 1968. – Т. 2. – С. 11. Утверждение, что первая схема сибирского летописания была создана в конце XIX в. С.А. Адриановым (Яковлева А. М. Схемы сибирского летописания первой половины XVII в. в отечественной историографии 1920–1990-х гг.//Проблемы истории Сибири XVI–XX вв. – Нижневартовск, 2005. – Вып. 1. – С. 27), неверно.

9. А. М. Дубровский явно заблуждается, полагая, что упоминание о Н в ЕЛ нашел С. В. Бахрушин (Дубровский А. М. С. В. Бахрушин и его время. – М., 1992. – С. 60, 62; Он же. Сергей Владимирович Бахрушин // Портреты историков: время и судьбы. – М.; Иерусалим, 2000. – Т. 1. – С. 197).

10. Миллер Г. Ф. История Сибири. – Т. 1. – С. 159; Т. 2. – С. 80. 11. См.: Мирзоев В. Г. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века. – М., 1960.

– С. 9; Буганов В. И. Издание и изучение русских летописей в XVIII в. // Проблемы истории русского общественного движения и исторической науки. – М., 1981. – С. 332; Ромодановская Е. К. Избр. труды: Сибирь и литература: XVII в. – Новосибирск, 2002. – С. 361.

12. Ромодановская Е. К. Избр. труды: Сибирь и литература: XVII в. – Новосибирск, 2002. – С. 65. Примеч. 26. Об использовании Г. Ф. Миллером С тобольской Софии писал еще Е. В. Кузнецов. См.: Кузнецов Е. В. Сибирский летописец. – Тюмень, 1999. – С. 41.

13. Мирзоев В. Г. Историография Сибири (XVIII в.). – С. 129. 14. Тихомиров М. Н. Источниковедение истории СССР. – М., 1962. – Вып. 1. – С. 274. 15. Бахрушин С. В. Г.Ф. Миллер как историк Сибири // Политическая и социально-экономическая

литература. – 1941. – № 7. – С. 45 и др. 16. Пронштейн А. П. Источниковедение в России: Эпоха феодализма. – Ростов-на-Д., 1989. – С. 90. 17. Адрианов С. К вопросу о покорении Сибири // Журнал Министерства народного просвещения. – 1893. –

№ 4. – С. 523. 18. Дергачева-Скоп Е. И., Алексеев В. Н. Иллюстрированное повествование о походе Ермака в Сибирь и его

автор (К проблеме историко-функционального изучения древнерусских литературных памятников) // Общественно-политическая мысль и культура сибиряков в XVII–первой половине XIX вв. – Новосибирск, 1990. – С. 128-129; Они же. Ремезовская летопись: история открытия, рукописи, издания // Семен Ремезов и русская культура второй половины XVII–XIX вв. – Тобольск, 2005. – С. 46.

Солодкина Е. Н.

ИЗВЕСТИЯ АНГЛИЙСКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI В. О СЕВЕРЕ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В ОЦЕНКАХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ УЧЕНЫХ ПОСЛЕДНИХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ

Существенный вклад в изучение Северо-Западной Сибири еще во второй половине XVI в. внесли английские путешественники, на что обращали внимание многие отечественные исследователи прошлого столетия. Уже С. Ф. Платонов – автор блестящих (в оценке Д. Я. Резуна) сибиреведческих очерков [1] – отмечал, что, дабы не терять русского рынка, «Московская компания» английских купцов задумала завязать прямые торговые «сношения» с местными центрами на русском Севере и, между прочим, с Пустозерском в устье Печоры, откуда была надежда проникнуть за Урал (где добывали наиболее ценные сорта пушного товара) [2]. В оценке С. Ф. Платонова, «из многих плававших в Ледовитом океане (в XVI в. – Е.С.) англичан Борро (С. Барро. – Е.С.) был наиболее научным и точным исследователем»; на его родине главным образом благодаря ему «появился материал для хорошей карты северных берегов России» [3]. Исследования северного побережья России до Оби, да и в Сибири, позволили англичанам сделать чрезвычайно интересные описания, – указывала И. И. Любименко [4].

М. П. Алексеев писал, что с середины XVI в. наблюдается ряд настойчивых попыток англичан, как и голландцев, достигнуть Сибири, которая живо интересовала правительства и наиболее энергичные круги торговой буржуазии двух самых передовых европейских стран той эпохи. По словам Алексеева, освоившись в

181

Архангельске, англичане вскоре же начали стараться морем и сушей пробиться на восток: по поручению агента «Московской компании» А. Марша русские мореходы в 1584 г. предприняли путешествие к Оби за пушниной; вскоре Ф. Черри ездил на северо-восток, добравшись, по-видимому, до северного Урала [5]. (В Смутное время, пользуясь разрухой, безвластием и ослаблением контроля, англичане попробовали завязать непосредственные отношения с такими северными центрами, как Пустозерск, чтобы добраться оттуда и в Сибирь; об этом мы узнаем из известий Д. Логана и В. Персглоу, которые в 1611 г. смогли описать путь к Оби через Югорский шар и получить сведения об Енисее, Пясине и Хатанге, а может быть, – думается Алексееву, – даже об Амуре). Позднее ученый отмечал, что Марш, выпросив у Ивана Грозного позволение на самостоятельный торг в Астрахани и Сибири (1584), начал свою деятельность с найма русских торговых агентов и поручил им исследовать морской путь в Обь, но затем, наделав больших долгов, попался в различного рода спекуляциях, и тогда ему запретили устраивать подобные экспедиции; зато Черри в 1587 г., по-видимому, пробрался за черту строгановских владений и, предположительно, стал первым из англичан, проникших сухим путем за Урал [6]. (Ранее, повторим, исследователь считал иначе). Г. А. Новицкий писал, что некоторые английские моряки настойчиво продолжали поиски путей на русском Севере и при этом заходили далеко за о. Вайгач, а Барро сделал интересные открытия по направлению к Оби. (По признанию Барро, ряд ценных указаний относительно пути к этой реке дали ему русские моряки, а Баренцево море было хорошо известно поморам [7]).

С. В. Бахрушин и Н. В. Устюгов упомянули о том, что А. Дженкинсон (пять раз побывавший в России при Иване Грозном), пользуясь русскими источниками, на своей получившей широкую известность в Европе карте 1562 г. указал Мангазею [8]. По сведениям Бахрушина, в 1566 г. англичане Т. Соутэм и Д. Спарк исследовали на лодках водный путь от Холмогор до Новгорода по Белому морю, а С. и У. Барроу, А. Пэт и Ч. Джекмен оставили короткие заметки о туземцах Кольского полуострова и ненцах низовий Оби [9]. В глазах А. А. Севастьяновой, инструкции А. Пэта и Ч. Джекмена – первых англичанам, проникших в Карское море, – свидетельствуют о подготовке в Англии в 1580 г. новой экспедиции на поиски северо-восточного пути в Китай. (С именем и плаванием Джекмена связывают известие Дж. Горсея о гибели иностранного судна в устье Оби [10]).

М. С. Боднарский заметил, что англичане и голландцы, плававшие в XVI в. в Северном Ледовитом океане в поисках северо-восточного прохода, часто встречали наших промышленников в океане между Белым морем, островами Вайгачем и Новой Землей, и уже в то время русские достигали на судах даже Оби [11]. Академик Л. С. Берг упоминал о том, что в 1582 г. англичане стали домогаться у московского правительства привилегии на исключительное право торговли в устьях Северной Двины, Печоры, Оби и Енисея [12]. По указанию В. Н. Скалона, англичане (Марш) вели в 1584 г. и сухопутную разведку путей в Сибирь [13]. С точки зрения В. В. Мавродина, во второй половине XVI в. несколько смягчился климат в Арктике, что облегчило плавание в Ледовитом океане вдоль берегов Сибири (Черри, посетивший Пермский край около 1587 г., сообщал, что, как русские рассказывали Т. Линде, теплое море находится за Обью [14]). По заключению историка, русским поморам англичане и другие европейцы обязаны знанием и освоением европейского и азиатского побережья Ледовитого океана и омывающих его морей [15].

Многое о Сибири, – утверждал М. И. Белов, – иностранцы узнавали от русских, которые ежегодно доставляли на заграничные рынки драгоценную сибирскую пушнину. Благодаря этому, «Закаменьская страна» стала приковывать к себе всеобщее внимание. Историку кажется не случайным, что именно в 1570–1580-е гг., т. е. в период «массовых походов» русских за Урал, в Западной Европе вспыхнула экспедиционная горячка, подлинной целью которой были поиски морских путей на русский Север, в Сибирь, но под предлогом изыскания дороги в Китай. Настойчивые попытки проникнуть в Сибирь продолжались до запрещения русскими властями мореплавания на Обь (1619) [16]. С

182

точки зрения Д. М. Лебедева, имевшиеся в России сведения об Енисее к 1582 г. были настолько конкретны, что англичане уже тогда просили русское правительство о разрешении лишь им одним торговать там, как и в устьях Северной Двины, Мезени, Печоры и Оби. Лебедев обратил внимание на сообщение агента «Московской компании» Х. Холмса о русском рукописном свитке с заметкой о предпринятой А. Маршем экспедиции к Оби и упоминанием про «находящуюся за ней реку «Ислендь»», т. е. Енисей [17]. По допущению Лебедева, сообщение Черри об осетре (около 1587 г . ) если и не подтверждает факта посещения им именно бассейна Оби, то позволяет считать, что этот англичанин был где-либо в районе Северного Урала; он и Линде беседовали, очевидно, с жителями русского Севера. Во всяком случае, как признавали эти иностранцы, они из русских источников узнали о теплом море, лежащем гораздо южнее Оби.

Соответствующему известию, опубликованному и прокомментированному Алексеевым, придавалось в науке существенное значение. Под теплым морем, лежащем юго -восточнее Оби , далеко на юге Азии, Лебедев убежденно предложил подразумевать Тихий океан. Мавродин считал, что выражение «Moria Teupla» толковалось русскими весьма широко – от более или менее теплого в смысле доступности для плавания моря «Za Oby reca» до, действительно, теплых морей Тихого океана. Но слова Черри Лебедеву казались настолько определенными, что ученый категорично понимал их как сообщение именно о морях Тихого океана, омывающих восток Азии. Лебедев сделал вывод, что, слухи о Тихом океане, хотя и очень неясные, имелись у русских (вероятнее всего, сибиряков) почти за полвека до первого документально подтвержденного выхода в 1639 г. к побережью Охотского моря отряда И. Москвитина, и эти сведения, скорее всего, были получены русскими от коренного населения Сибири [18].

М. Малин называл Барро первым англичанином, который вступил в непосредственные отношения с русскими мореходами и оставил об этом известия в представляющих собой дневник его путешествия записках. Они полны благодарности отважным русским морякам за бескорыстную материальную помощь и неоценимые навигационные советы. Барро рассказывает о том содействии, которое ему оказали имевшие большой опыт плавания в северных широтах поморы, особо выделяя одного из них – Лошака, давшего ему ценные указания относительно дороги на Обь, что англичане считали очень важным. От Лошака, – пишет Малин, – Барро получил подробные сведения о самоедах (ненцах), занимающие немало места в записках английского мореплавателя, которому были не чужды и этнографические наблюдения. (Барро овладел даже в какой-то мере речью ненцев и записал несколько десятков их слов с переводом на английский язык). Вслед за Мавродиным Малин указывал на то, что в сочинении конца XVI в. «О человецах незнаемых в восточной стране и о языцах разных», ставшим известным спустя столетие и в Англии, говорится о «земле Баид», т.е. земле рода энцев бай, жившего близ Мангазеи. О дороге в «Молгомзею», как отмечали те же исследователи, рассказывал Барро и Джонсону (1556–1558) «один русский, родом из Холмогор, по имени Федор Товтыгин» – опытный мореход, бывший (и, очевидно, не раз) на Оби [19].

Как отмечено Н. Е. Прокофьевой, представление европейцев о России как о стране, населенной необычными людьми и животными, дополнялось сообщениями о Золотой бабе – идоле, которому поклоняются народы Сибири. Это предание, относящееся к этнографическим легендам, заинтересовало даже такого опытного путешественника, как Дженкинсон, но оказалось все же не так устойчиво, как история о «растительном агнце». О. Б. Гайсина, анализируя легенду о Золотой бабе, находит, что рассказы о ней Дженкинсона и Дж. Флетчера зависят от данных С. Герберштейна, основанных на русском источнике, причем эти рассказы, а также изображения таинственного обдорского идола, к примеру, на карте Дженкинсона, не могут считаться достоверными (да и Флетчер писал, что свидетельство о статуе Золотой старухи –

183

просто басня, а в действительности «в области Обдорской со стороны моря, близ устья большой реки Оби, есть скала, которая от природы... имеет вид женщины с ребенком на руках») [20].

Таким образом, в трудах отечественных ученых 1920-х гг. и последующих десятилетий нашли отражение многочисленные аспекты географических и этнографических изысканий английских путешественников на севере «Закаменьской страны» вскоре после «открытия Московии» моряками с Британских островов.

1. Резун Д. Я. О периодизации развития исторической урбанистики Сибири XVII–XX вв. // Городская культура Сибири: история и современность. – Омск, 1997. – С. 19.

2. Платонов С. Ф. Прошлое русского Севера – Пг., 1923. – С. 70. Подробнее см.: Митрофанов В. В. Проблемы проникновения западноевропейцев в Сибирь в творческом наследии С. Ф. Платонова // «Мира не узнаешь, не зная края своего»: материалы 8-х краевед. чтений. – Нижневартовск, 2004. – С. 22-25; Он же. Проблемы истории Новгорода Великого, Поморья и Сибири в творчестве С. Ф. Платонова. – Нижневартовск, 2005. – С. 142-144.

3. Платонов С. Ф. Москва и Запад: Борис Годунов. – М., 1999. – С. 28-29. Об экспедиции С. Барро 1556 г. к Оби и записях Р. Джонсона (старшего штурмана на судне Барро) о Сибири см.: Новицкий Г. А. Введение // Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. (перев. с англ. Ю.В. Готье). – М., 1938. – С. 16; Радовский М. И. Из истории англо-русских научных связей. – М.; Л., 1961. – С. 16-18; Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. – 2-е изд., испр. и доп. – Новосибирск, 1986. – С. 104-105.

4. Lubimenko I. Le rôle comparatif des différents peuples dans la découverte et la description de la Russie // Revue de synthèse historique. 1929. – T. 48. – P. 45.

5. Алексеев М. П. Англия и англичане в памятниках московской письменности XVI–XVII вв. // Уч. зап. Ленингр. гос. ун-та. – 1947. – Вып. 15. – № 95. – С. 56.

6. Там же. 7. Новицкий Г. А. Введение // Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. (перев. с

англ. Ю.В. Готье). – М., 1938. – С. 17. 8. Очерки истории СССР: Период феодализма: Конец XV в.–начало XVII в. – М., 1955. – С. 692. См. также:

Лебедев Д. М., Есаков В. А. Русские географические открытия и исследования с древних времен до 1917 г. – М., 1971. – С. 58.

9. Готье Ю., Бахрушин С. Культурные и политические связи России и Англии в XVI–XVII вв. // Исторический журнал. – 1941. – №12. – С. 66. Об экспедициях Т. Соутэма и Д. Спарка, А. Пэта и Ч. Джекмена см.: Новицкий Г. А. Введение // Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. (перев. с англ. Ю.В. Готье). – М., 1938. – С. 15-16; Боднарский М. С. Великий Северный морской путь: Историко-географический очерк открытия Северо-восточного прохода. – М.; Л., 1926. – С. 18-19; Радовский М. И. Из истории англо-русских научных связей. – М.; Л., 1961. – С. 18-19; Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий: в 5 т. – 3-е изд., перераб. и доп. – М., 1983. – Т. 2. – С. 214-217 и др.

10. Джером Горсей. Записки о России: XVI–начало XVII вв. – М., 1990. – С. 198. Ср.: Визе В. Ю. История исследования Советской Арктики: Баренцево и Карское моря. – Архангельск, 1935. – С. 37.

11. Боднарский М. С. Очерки по истории русского землеведения. – М., 1947. – Т. 1. – С. 19. 12. Берг Л. С. Очерки по истории русских географических открытий. – М.; Л., 1949. – С. 92-93. См. также:

Он же. Первые русские в Англии // Наша страна. – 1941. – № 5. – С. 20-23. 13. Скалон В. Н. Русские землепроходцы XVII в. и освоение Сибири. – Новосибирск, 2005. – С. 75. Первое

издание этой книги появилось в 1951 г. 14. Мавродин В. В. Русское полярное мореходство и открытия русских поморов на севере Европы с

древнейших времен и до XVI в. // Вопросы истории (далее – ВИ). – 1954. – № 8. – С. 103-104. 15. Там же. С. 106-107. 16. К. В. Базилевич замечал, что, понимая экономическое и политическое значение Сибирской колонии –

«златокипящей государевой вотчины», московское правительство тщательно оберегало свои зауральские владения (Базилевич К. В. Коллективные челобитья торговых людей и борьба за русский рынок в первой половине XVII в. // Изв. АН СССР, 1932. – Сер. 2: отд. общест. наук. – Вып. 12. – №2. – С. 96).

17. Лебедев Д. М. Очерки по истории географии в России в XV–XVI вв. – М., 1956. – С. 41; Лебедев Д. М., Есаков В. А. Русские географические открытия… – С. 60.

18. Лебедев Д. М. Очерки по истории географии в России в XV–XVI вв. – М., 1956. – С. 41, 47, 128. Вслед за М. П. Алексеевым В. Ю. Визе полагал, что «Теплое море» – это Тихий океан. См.: Алексеев М. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. – Иркутск, 1932. – С. 195. Примеч.; Визе В. Ю. История исследования Советской Арктики: Баренцево и Карское моря. – Архангельск, 1935. – С. 19.

184

19. По замечанию Н. Т. Накашидзе, исходя из сведений, полученных от русских, знаменитый фландрский географ Г. Меркатор, который выступил со своими картами в середине XVI в., думал, что плавание вокруг Сибири морем не только возможно, но и легко; путешествия русских Студеным морем были описаны еще в «Записках» С. Герберштейна. См.: Накашидзе Н. Т. Русско-английские отношения во второй половине XVI в. – Тбилиси, 1955. – С. 55, 57.

20. Малин М. Англо-русские культурные и научные связи (до основания Петербургской Академии наук) // Вестник истории мировой культуры. – 1957. – №3. – С. 101. О локализации земли Баид см.: Плигузов А. И. Первые русские описания Сибирской земли//ВИ. – 1987. – № 5. – С. 45 -46.

21. Гайсина О. Б. Легенда о Золотой бабе в сочинениях иностранцев и на европейских картах России XVI–начала XVII вв. // Зеркало истории. Двадцать лет кружку истории древности и средневековья. – М., 1992. – С. 87; Прокофьева Н. Е. География Московии в записках английских путешественников конца XVI в. : тез. докл. XIV всерос. конф. «Писцовые книги и другие историко-географические источники XVI–XX вв.», посвященной 70-летию Исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. – СПб, 2004. – С. 47-49.

СулимовВ. С.

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП ОТПРАВКИ В СИБИРЬ ПЛЕННЫХ ПОЛЯКОВ В 1813 Г.

В начале 1813 г. юг Тобольской губернии был взбудоражен вестью о скором прибытии в край пленных поляков, воевавших на стороне Наполеона. Губерния до этого момента находилась вдалеке от грозных событий Отечественной войны 1812 г. 2 марта 1813 г. Ишимский городничий отправил рапорт Тобольскому гражданскому губернатору, действительному статскому советнику и кавалеру Ф. А. фон Брину, сообщив о том, что командир 29 дивизии генерал-лейтенант Г. Глазенап, находящийся в г. Омске, уведомил его о воле государя. По решению Александра I, пленных поляков из 18 губерний России нужно было направить в г. Ишим для укомплектования войск на Сибирской линии.

Партии пленных с конвойными командами был назначен принимать и распределять по полкам и батальонам плац-майор Шевнин. На первое время от Ишимского городничего требовалось подготовить квартиры для Шевнина, 2 офицеров и 44 рядовых [1]. Губернатор уже знал о высочайшем повелении и попросил в марте командующего 29 дивизией разъяснить некоторые вопросы. Глазенап ответил фон Брину, что не ведает о количестве направляемых поляков и ничего кроме копии повеления из Военного министерства от князя А. И. Горчакова не имеет. Без уточнений начальства генерал не мог разместить поляков по подразделениям дивизии. Не знал он – за чей счет будут снабжать продовольствием пленных до прибытия в г. Ишим. Одно было ясно – после поступления в ведение приемщика пленные должны были «довольствоваться провиантом от казны наравне с военнослужащими» [2]. Генерал прилагал к письму копию с указа царя. В ней говорилось: «По высочайшему государя императора соизволению предположено поляков, какие находятся в числе пленных по разным губерниям, обратить на укомплектование войск на Кавказе, в Грузии и на Сибирской линии расположенные» [3].

Высылкой пленных в г. Ишим занимались гражданские губернаторы. Перед отсылкой каждой партии они обязывались предупреждать Глазенапа об отправке пленных. Генерал в свою очередь должен был докладывать военному министру о времени прибытия партий и их количестве. Пленных поляков планировалось отправлять в Ишим из следующих губерний: Виленской, Витебской, Владимирской, Вологодской, Вятской¸ Казанской, Костромской, Курляндской Лифляндской, Московской, Нижегородской, Новгородской, Пермской, Псковской, Санкт-Петербургской, Тверской, Эстляндской, Ярославской [4]. Из остальных губерний поляков следовало отправлять на Кавказскую линию в Георгиевск. Более детально разобравшись в ситуации, Тобольский губернатор 8 марта распорядился выделить квартиры в Ишиме не только плац-майору Шевнину, его команде, но и пленным из расчета, что в каждой партии будет не менее 150 человек [5].

Ишимский городничий 14 марта отрапортовал в г. Тобольск о выделении квартир Шевнину, подпоручику Ершову и 22 нижним чинам. Ожидалось также прибытие солдат из Петропавловской крепости. Для них и пленных поляков планировалось изыскать нужное количество квартир [6].

185

Подготовка к встрече поляков шла полным ходом. В конце марта в г. Ишим вступили две воинские команды из Тобольского и Семипалатинского гарнизонных полков в составе 2 обер-офицеров, 4 унтер-офицеров, 40 рядовых для отправки поляков по сибирским гарнизонам [7].

Тобольский губернатор тем временем вступил в переписку с соседними губерниями, из которых предполагалось направлять пленных. Пермский губернатор в ответе фон Брину сослался на циркулярное предписание главнокомандующего из Санкт-Петербурга от 29 августа 1812 г. о пленных французах. В циркуляре говорилось об одобрении царем инициативы Комитета министров по поводу укомплектования поляками полков на Кавказе, в Грузии и на Сибирской линии. На основании этих решений Пермский губернатор отправил в столицу именной список всех, находящихся в его губернии поляков. Всего в Пермской губернии насчитывалось 88 пленных из Польши. После разрешения из Санкт-Петербурга пленных из Перми предполагалось направить через Шадринск и Ялуторовск в Ишим [8].

К посланию Пермского губернатора прилагалась копия циркуляра министра полиции от 29 августа 1812 г. Документ был призван упорядочить отправку, размещение и содержание пленных. До этого времени военные начальники распределяли пленных во внутренние губернии России по своему усмотрению. Положениями данного нормативного акта руководствовались губернаторы, войсковые начальники, конвойные команды применительно к пленным полякам и в следующем – 1813 году.

Первоначально для проживания пленных были назначены Астраханская, Вятская, Оренбургская, Пермская и Саратовская губернии. В 1813 г. взгляд в столице, как на роль пленных, так и на место их пребывания меняется. Затем был расширен и список губерний, посылающих поляков в г. Ишим. Распределение пленных на службу по границам России, было продиктовано интересами государства.

Для сопровождения пленных по разным трактам командирами частей назначался военный конвой. На местах конвой мог меняться на внутреннюю стражу. По пути следования поляков до пункта назначения на гражданских губернаторов возлагалась обязанность снабжать пленных одеждой и обувью с учетом времени года. В случае болезни пленных предписывалось отправлять в городские больницы, и после выздоровления отсылать с помощью полиции вслед за партией. На 12 человек конвоя и пленных необходимо было выделять по одной «обывательской» подводе, также по одной подводе на двух тяжелобольных. Для двух пленных офицеров предусматривалась одна «пароконная» подвода [9].

Пленным генералам выдавалось по 3 руб. в сутки, полковникам и подполковникам по 1 руб. 50 коп., майорам по 1 руб., обер-офицерам по 50 коп., унтер-офицерам, рядовым и нижним нестроевым чинам по 5 коп. Деньги выдавались на 7 дней вперед.

При смене военного конвоя на внутреннюю стражу, офицеров, отвечающих далее за партию пленных, нужно было снабдить достаточным количеством денег и тетрадью для записей, провести инструктаж с доведением правил конвоирования.

Конвою строжайше запрещалось притеснять пленных. От побежденных в свою очередь требовалось скромное и послушное поведение. За дерзость одного пленника отвечала вся партия. Конвой обязывался пресекать попытки побега и отлучки пленных. Офицеры, отвечающие за партии пленных, обязаны были просить у губернаторов по пути следования свидетельства о том, что проходили они через губернии «мирно и добропорядочно» [10].

Конвойным командам оказывалась помощь со стороны земских и гражданских властей. При недостатке денег конвой снабжался средствами из казенных палат.

Гражданским губернаторам предписывалось размещать пленных не только в губернских, а также в уездных городах. Применительно к пленным полякам в 1813 г. это положение циркуляра потеряло силу в связи с отправкой их в пограничные крепости и редуты.

186

Полякам запрещалась переписка, как офицерам, так и нижним чинам. По месту жительства пленным следовало вести себя скромно и послушно, не делая попыток к побегу.

В конце апреля гражданский губернатор направил Курганскому, Ялуторовскому, Ишимскому земским судам, городничим Ялуторовска и Ишима предписание об ожидаемой из Оренбургской губернии крупной партии пленных в 450 чел. В документе содержалась инструкция фон Брина, составленная для подчиненных на основе циркуляра 1812 г. о пленных [11].

В инструкции, в первую очередь, указывалось на снабжение партий деньгами в случае их отсутствия у офицеров конвоя. Далее акцентировалось внимание на снабжении подводами по установленной норме. Содержание пленных не должно было отличаться на месте и в походе. Если в пути на офицера конвоя поступила бы жалоба от пленных, то следовало оповестить об этом губернатора, отправившего партию, и фон Брина [12].

В пути требовалось размещать пленных отдельно «в очищенных» от обывателей квартирах, не позволяя общаться с местным населением для избегания распространения болезней. Городские и земские полиции должны были принимать больных из партий и направлять их в больницы, обязывая уездных медиков иметь за ними «должный присмотр и рачительное врачевание» [13]. После выздоровления пленных полиция отсылала их вслед за партией.

На поляков предполагалось тратить казенные деньги. 22 мая губернатор получил из Экспедиции о государственных доходах сообщение о предписании Тобольской казенной палате по требованию фон Брина отпускать в его распоряжение нужные суммы на содержание и отправку пленных. Распоряжение касалось и уездных казначейств. Средства могли выделяться на одежду и обувь для поляков в соответствии со временем года [14].

На подготовительном этапе к отправке пленных в Сибирь была определена нормативная база для выполнения повеления царя. В известность о высылке поляков поставлены все заинтересованные лица. Были прописаны обязанности конвоя, внутренней стражи по сопровождению пленных. Городские и земские чиновники получили инструкцию из Тобольска по приему и размещению поляков.

1. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 329. Оп. 13. Д. 605. Л. 3–3об 2. Там же. Л.8. 3. Там же. Л. 9. 4. Там же. Л.10. 5. Там же. Л. 4. 6. Там же. Л. 11. 7. Там же. Л.19. 8. Там же. Л.12–12об. 9. Там же. Л.13–13об. 10. Там же. Л.14. 11. Там же. Л. 22. 12. Там же. Л. 22–22об. 13. Там же. Л. 23. 14. Там же. Л. 79.

Татаренкова Н.А.

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МОЛЛЮСКОВ АЛЕУТАМИ КОМАНДОРСКИХ

ОСТРОВОВ Историческая справка. С конца 1960-х гг. о. Беринга Командорского архипелага

является единственным местом компактного проживания данной народности на территории России. Современная численность жителей острова колеблется около 800 человек, из них около 300 – алеуты. Первые группы алеутов были завезены на Командоры в 1821–1828 гг. с Ближних и Андреяновских островов Алеутской гряды для ведения

187

промысла каланов. Прежде на протяжении 78 лет здесь промышляли русские промысловые компании, в состав которых на правах рабочих входили алеуты и «креолы» (потомки от смешанных браков). Далее население пополнялось за счет служащих и пенсионеров РАК, а с первой половины ХХ в. – за счет приезжих русских, украинцев, белорусов и т.д. Взаимопроникновение культур происходило с момента первых контактов. Однако, несмотря на малочисленность и сильную степень ассимиляции со славяноязычным населением, командорские алеуты сохранили многочисленные черты традиционного природопользования и национальной кухни. Этому способствовала изолированность островов, усугублявшаяся в 20-х гг. ХХ в., годы Великой Отечественной войны и экономического кризиса 1990-х гг. Интерес к традиционной кухне, стремительно угасавший в 1970-1980-е гг. изобилия советского периода, значительно возрос в конце ХХ в. С распадом отлаженной социалистической системы правления оборвались экономические связи, прекратился централизованный завоз продуктов питания, а то немногое, что все-таки завозилось, имело баснословные цены и низкое качество. Брошенные на произвол судьбы островитяне были вынуждены выживать, как могли. Основным источником пропитания вновь стали море и тундра. Управляющий островами с 1877 по 1907 гг. Николай Гребницкий в свое время писал, что регулярное употребление в пищу морепродуктов в конце XIX в. спасло население от вымирания. Сто лет спустя ситуация была не столь драматична, но морепродукты вновь сыграли свою роль в выживании и поддержании здоровья населения.

Однако за последние двадцать лет произошли столь разительные перемены в видовом составе и облике литоральной зоны, что жители поневоле были вынуждены изменить спектр питания. Еще жива в памяти среднего поколения картина, описанная Гурьяновой в 1930 г.: «Вся литораль, начиная от верхней границы и до нуля глубин, густо заселена, животные иногда сидят друг на друге в несколько слоев, образуя сплошной толстый живой покров на скалах». Описанные ею же выбросные «валы» из живых Mactromeris и Seliqua имели место до середины 1970-х гг., в короткий срок первый вид полностью исчез из сублиторальных выбросов, второй жители собирали еще до конца 70-х. В настоящий момент молодые особи Seliqua можно изредка найти в нижнем горизонте литорали, а молодых Mactromeris – крайне редко в выбросах, лишь регулярно выбрасываемые штормами крупные потертые створки обоих видов говорят о недавнем обилии. Одновременно с Mactromeris пропали крупные брюхоногие – Argobuccinum и Cryptonatica (молодые особи последней жители вновь стали находить на противоположной от поселка стороне с 2005 г.). Приблизительно в то же время исчезли ранее употребляемые в пищу Cryptochiton stelleri, Cucumaria japonica, сложные асцидии. Mytilus trossulus, заселявшая средний горизонт литорали, наряду с другими видами (Testudinalia, Alaria angusta, красные водоросли и др.), в 1970-х гг. переместилась в нижний, ее численность сократилась. В конце 1980-х гг. из нижнего горизонта литорали и верхнего уровня сублиторали стремительно исчез морской еж Strongylocentrotus polyacanthus (последние 2–3 года стали изредка попадаться молодые особи). Средний и верхний горизонты заселили фукоиды, ранее представленные слабо. Таким образом, описанное многими авторами командорское вертикальное смещение видов в направлении верхних горизонтов стало сходить на нет, а жители оказались очевидцами стремительного исчезновения пищевых видов. Командорцы и сейчас с удовольствием разнообразили бы свой рацион блюдами из моллюсков, голотурий, осьминогов и столь любимых всеми морских ежей, если бы было, что собирать.

Методика. Старшее поколение с первых дней создания делилось своим опытом и знаниями с Алеутским музеем. Теперь к собранным во время встреч и приватных бесед материалам было решено приобщить данные, полученные путем узко-направленного опроса. Опрос проводился с марта 2007 г. по февраль 2008 г. по следующим критериям: охватывались все основные семейные кланы; опрашиваемые хорошо разбирались в моллюсках и водорослях, т.к. являлись в прошлом и настоящем либо только в прошлом

188

активными сборщиками (в основном это были женщины); были вовлечены все возрастные группы в интервале от 85 до 25. Опрашиваемым предлагалось рассмотреть створки моллюсков и в случае необходимости – снимки водорослей; опознать их и назвать теми названиями, которые бытовали в их детстве; рассказать, что из предложенного собиралось ранее и что собирается в последние годы; обозначить сроки и продолжительность сбора; вспомнить годы, когда последний раз видели исчезнувшие из супралиторали виды, и попытаться назвать причину исчезновения; сформулировать свое отношение к использованию данных видов и определить их степень значимости в своем пищевом рационе. Были предложены следующие виды брюхоногих: Argobuccinum oregonensis, Buccinum percrassum, Colisella cassis, Cryptonatica sp. (предположительно, janthostoma), Litorina sitkana, Nucella lima, Testudinalia scutum, Turrivolutopsius stejnegeri. Двустворчатых: Clinocardium nutallii, Mactromeris polynyma, Megangulus luteus, Mya uzensis, Prothotaca staminea, Seliqua alta, Mytilus trossulus, к сожалению, створки Modiolus kurilensis отсутствовали, но описание позволяло его точно идентифицировать, ровно как и упоминаемые Monia macrochisma, Penitella penita, Astarte sp. и Macoma sp.

Результаты. При отборе респондентов не учитывалось место рождения, однако сразу обратил на себя внимание такой момент: из 23 опрошенных в возрасте старше 45 лет, т.е. рожденных в период, когда еще существовало два села – Преображенское на о. Медном и Никольское на о. Беринга, и способных воспроизвести детские воспоминания, 16 были уроженцами Медного или происходили из семей переселенцев. Да и сами жители подтверждают тот факт, что медновская субкультура в силу своей изолированности и специфики условий проживания сохранила больше черт традиционного природопользования, нежели более ассимилированная беринговская.

Наиболее полную и ценную информацию предоставили жители в возрасте от 60 до 85 лет (а также более молодые представители «клана Григорьевых»). Они рассказывали о применении «зеленой водоросли иклух (икла)», указывая на Ulva fenestrate, Ulvaria splendens и (или) Porphyra sp. (Кардакова указывает 2 названия – «икклу» для порфиры и «каллахм-инклу» для ульвы), и разделяли Acmaea на «чикичи» – Colisella cassis и «какуках» («какуки») – Testudinalia scutum, наряду с этими, приводили и «русские» названия «чикичей» – шляпки, кокарды.

Все без исключения назвали Mactromeris polynyma «мамаями» и сообщили, что их в изобилии выбрасывало весенними штормами на песчаный берег между селом Никольским и речкой Ладыгинкой. Моллюсков собирали и готовили всевозможными способами от хранения в живом состоянии в бочках, засолки и маринования до начинки в пирожки и сырования. Однако сроки сбора указывались разные: старшее поколение называло март, среднее – май, даже давали трактовку названию «мамаи» – потому что в мае, младшее их вообще живыми не видело. Этот факт интересен и требует дальнейшего изучения, т.к., судя по имеющимся данным, в литоральной зоне имеет место запаздывание фенопроцессов по сравнению с началом и серединой ХХ в.

Многие помнили об использовании Seliqua alta, моллюска собирали вместе с Mactromeris. Старшее и среднее поколения назвали его «устрицы», младшее – «мамаи». После исчезновения «настоящих мамаев» еще около 5–7 лет можно было собирать менее ценившихся «длинных мамаев».

Абсолютно все узнали Litorina sitkana и назвали «чимиги», их до сих пор варят, реже – сыруют, но из-за небольших размеров моллюск редко употребляется в составе более сложных блюд. Гораздо чаще употребляют упоминавшихся ранее Colisella и Testudinalia – их тушат с морской капустой (г.о. спорофиллами Alaria angusta – «бениками», «веничками»), добавляют в салаты и другие блюда, сыруют.

Интересно отношение к Buccinum и Nucella – эти часто встречающиеся брюхоногие не имеют своего названия! Их называют «улитки», «большие чимиги», «береговушки», «глазки», многие знают об их слабительном свойстве, некоторые употребляют наряду со «шляпками».

189

Мидии и модиолусы в значительном количестве собирались в прежние годы на о. Медном, на о. Беринга они «не выдерживали конкуренции» с более крупными и сладкими «мамаями». На о. Беринга их «вновь открыли» в середине 1990-х гг. и стали собирать преимущественно в бухте Китовой. Местного названия моллюски не имеют, их называют «мидии», «миди», «меди».

Все остальные виды были узнаны и определены как редко встречающиеся. Так, живых Clinocardium и Megangulus собирали только в 1930-х гг., вероятно, то же касается Mya. Prothotaca. Также жители вспомнили и описали не применявшихся в пищу Monia, Penitella, Astarte, Macoma и даже Lymnaea. Молодых Cryptonatica в случае обнаружения в последние годы некоторые варили, некоторые опасались – следует заметить, что алеуты очень осторожно относятся к «новым» видам и новым местам сбора, предпочитают проверенные и те, которым их «учили».

Наряду с использованием моллюсков, вспоминали о собираемых до 1970-х гг. трепангах (Cucumaria japonica), осьминогах и даже сложных асцидиях (предп. Synoicum или Aplidium). Все сокрушались об исчезновении ежей, т.к. расценивали их не только как пищевой продукт, но как биостимулятор и лекарственное средство. Опрошенные были солидарны в одном – если бы «вернулись» ежи и моллюски, они бы вновь прочно вошли в их рацион.

Таким образом, основная причина снижения потребления гидробионтов лежит не в угасании интереса к традиционному природопользованию, а в недоступности последних. Большинство жителей желали бы видеть у себя на столе половину местных и половину привозных продуктов питания.

1. Барабаш-Никифоров И.И. В стране ветров и туманов (Два года на Командорах). – М.; Л., 1934. 2. Буяновский А.И. К фауне и экологии двустворчатых моллюсков мелководной зоны шельфа

Командорских островов// Донная флора и фауна шельфа Командорских островов. – Владивосток, 1997. – С. 242-254.

3. Головко Е.В. Словарь алеутско-русский, русско-алеутский. – СПб, 1994. 4. Гребницкий Н.А. Записка о Командорских островах// Сб. главнейших официальных документов по

управлению Восточной Сибирью. – Т.3. – Вып. 2. – Иркутск, 1882. 5. Гребницкий Н.А. Командорские острова. – СПб., 1902. 6. Гурьянова Е.Ф. Командорские острова и их морская прибрежная фауна и флора// Природа. – 1935. – №

11. – С. 64-72. 7. Забродина Л.В., Сазонова О.М.: Рукопись АКМ ГИ 920. – 1985. – (Основной фонд Алеутского

краеведческого музея). 8. Зинова B.C. Морские водоросли Командорских островов// Тр. Тихоокеан. Комитета. – 1940. – Т.5. – С.

165-243. 9. Иванюшина Е.А., Ржавский А.В., Селиванова О.Н., Ошурков В.В. Структура и распределение

сообществ бентоса мелководий Командорских островов// Природные ресурсы Командорских островов. – М., 1991. – С. 155-171.

10. Кардакова-Преженцова Е.А. Водорослевая растительность Командорских островов// Изв. ТИНРО, 1938. – Т.14. – С.77-108.

11. Кулагин К. Алеуты // Экономическая жизнь ДВ. –1927. – № 6-7. 12. Ляпунова Р.Г. К этнической истории Командорских алеутов// Краеведческие записки. – 1989. 13. Меновщиков Г.А. Алеутско-русский словарь. – Л., 1967. – (ИЭ Л 66651). 14. Мокиевский В.О. Морские беспозвоночные и хозяйственное освоение прибрежной зоны Командорских

островов// Рациональное природопользование на Командорских островах. – М., 1987. – С.108-113. 15. Морские и солоноватоводные брюхоногие моллюски России. – М., 2006. 16. Ошурков В.В., Бажин А.Г., Лукин В.И. Изменение структуры бентоса Командорских островов под

влиянием хищничества калана// Природные ресурсы Командорских островов. – М., 1991. – С. 171-185. 17. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. – Л., 1979. 18. Селиванова О.Н., Жигадлова Г.Г. Макрофиты Командорских островов// Донная флора и фауна шельфа

Командорский островов. – Владивосток, 1997. – С.11-59. 19. Суворов Е. К. Командорские острова и пушной промысел на них. – СПб., 1912. 20. Татаренкова Н.А. К вопросу о возможной дате празднования юбилея села Никольского,

административного центра Алеутского района (Командорские о-ва)// О Камчатской земле написано: Крашенинниковские чтения. – 2006. – № 23.

190

Автор благодарит за помощь жителей села: Аксенова М.М., Бадаева Г.И., Бадаеву В.И., Белоброву В.В., Березина Д.С., Буланникова С.П., Буланникову М.В., Вожикова И.И., Вожикову Л.Н., Голодову Л.А., Григорьеву Т.С., Добрынину А.А., Квитка М.П., Кияйкину В.М., Кияйкину Н.А., Климову Е.С., Королеву Г.Л., Королеву Т.П., Ладыгину К.Т., Новикову С.А., Попкову Т.В., Попову Н.С., Рогожникову Н.И., Синицыну В.С., Строганова В.И., Сушкова С.И., Тимошенко А.А., Тимошенко В.Т., Удачину И.Н., Федосееву Л.А., Хорошева С.И., Шляхтицкую С.В. Яковлева Г.М., Яськиных П.М. и Е.А., и бывшего сотрудника музея и учителя географии Иванову З.А.

Ташкалова В.С.

СВАДЕБНЫЙ ОБРЯД РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ

Важнейшей составляющей национальной культуры любого этноса является знание

им своих обрядов и обычаев. Это касается и семейно-бытового комплекса: обрядов рождения ребенка, свадебных и похоронных ритуалов. К числу самых ранних проявлений культурной жизни человечества принадлежит, без сомнения, институт брака. Семья является звеном, связующим индивидуальную и общественную жизнь человека, она служит для него первым источником социальных идеалов и критериев поведения. Семья не только передает накопленные народом в предыдущих поколениях духовные ценности, но и сама создает новые ценности, носящие более частный характер: супружеская и родительская любовь, почитание младшими старших, семейная солидарность.

Созидание семейных ценностей – процесс постоянный, он и лежит в основе семейной обрядности – системы коллективных действий, являющихся механизмом наследования и передачи социального и культурного опыта и общественных отношений. Свадебный ритуал – один из наиболее сложных комплексов традиционной бытовой культуры. Он формируется из большого количества разнохарактерных компонентов – ритуальных действий символического, магического и игрового характера, элементов материальной культуры, словесного и музыкального фольклора. Свадебный обряд связан с целым комплексом обычаев, социальных и правовых представлений, имущественных и семейных отношений и верований.

В свадебном обряде отражались и морально-этические взгляды, и развитие устного поэтического творчества, и, наконец, многие черты материальной культуры. Свадебный цикл – мероприятие, ведущее к созданию семьи, представляет собой главное звено семейной обрядности. Традиционный свадебный цикл состоит из трех последовательных этапов: досвадебный, свадебный и послесвадебный, каждый из которых связан с определенным обычаем. Свадьба – это способ передачи в игровой форме навыков и норм семейного быта, его идеалов и принципов.

Немецкий свадебный обряд представляет собой специфический обрядовый комплекс, насыщенный различными фольклорными жанрами: песнями прощальных обрядов невесты, религиозными песнями, танцевальной музыкой, играми ряженых и другими действами. Постоянными в данном обряде являются следующие этапы: сватовство, подготовительный период, первый день свадьбы, второй день свадьбы и послесвадебные обряды. Сватовство – важный начальный фрагмент ритуала, оно проходит в несколько этапов: сватовство «Freierei», помолвка «Verlobung» и рукобитие «Handschiag», сговор, церковное оглашение «Verspruch». Сватовство осуществлялось сватами – опытными, обладающими красноречием, хорошо знающими людей и обычаи. На сватовство отправлялись обычно после полуночи кто-то из мужчин, из близких родственников жениха: названый отец, дяди, старшие братья. Но в первый день сватовства считалось неприличным давать согласие. После того, как оно было получено, молодых приглашали, они обменивались поцелуем, в это время впервые звучала первая свадебная песня «Когда с тобой впервые повстречалась». В том случае, если жених

191

получал отказ, про него говорили, что он «получил корзину». После обряда сватовства следовала помолвка, которая проводилась при родителях с обеих сторон, в течение которой жених и невеста обменивались дарами, она могла иметь расширенный характер с приглашением ближайших родственников и молодежи. Важным элементом помолвки был обряд «рукобитие», при котором родители жениха и невесты обговаривали все вопросы предстоящей свадьбы и устанавливали день ее проведения, иногда при рукобитии жених давал невесте кольцо.

Сразу после обрядов сватовства и рукобития происходил сговор, который сопровождался выстрелами из пистолета или ружья, после следовало церковное оглашение, на которое жених и невеста приходили в молельный дом в сопровождении родителей или опекуна, иногда после обручения делали несколько выстрелов из пистолета или ружья. Жених и невеста отвечали пастору на некоторые вопросы из катехизиса, пока они это не сделали, оглашение о вступлении в брак откладывалось. Само оглашение в церкви происходило трижды, после чего назначались «смотрины хозяйства жениха», когда невеста наносила визит своим будущим свекру и свекрови и осматривала дом, кухню, хлев.

Существовало поверье, что в период между обручением и свадьбой жениху и особенно невесте угрожала опасность, поэтому она ходила в платке, старалась по вечерам не выходить на улицу, носила с собой «волшебные защитные» травы, за один день до свадьбы принимала очистительную ванну. Накануне свадьбы устраивался шумный девичник и мальчишник. На этих вечерах выставлялось для всеобщего обозрения приданое, гостями билась посуда на счастье.

Запоминающимся событием немецкого свадебного обряда было приглашение на торжество, как правило, хорошо отрепетированное театрализованное представление, его главными действующими лицами являлись приглашающие на свадьбу, их обычно было двое, реже – один или трое. Символом, который указывал на то, что человек имеет право говорить от лица родителей и молодоженов, являлся шест длиной в рост человека. В знак принятия приглашения все привязывали к шестам разноцветные ленты, красочные носовые платки и головные платки или даже яркие куски материй. Первый поход приводил приглашающих в дом невесты, так как ее вместе с родителями просили прийти на торжество, как и остальных гостей. Они со списком гостей шли затем от дома к дому и, когда они обходили всех, напоследок приглашали и жениха с членами его семьи.

Между сватовством и свадьбой проходило две недели, которые являлись подготовительным периодом, включающим в себя разнообразные обрядовые действия: ношение женихом и невестой обручальных колец, смотрины хозяйства жениха, прощание жениха с товарищами, посещение пастора, подбор шаферов и музыкантов, изготовление венка невесты, фаты и платья, приготовление свадебного обеда, приглашение на свадьбу гостей. Обязательными накануне свадьбы были следующие обряды: представление невесты, вечеринка шума. Обряд представления невесты в случае, если невеста была из другого населенного пункта, требовал в день перед свадьбой съездить за ней и привезти в деревню жениха. За невестой ехали на трех повозках, в каждую повозку было запряжено по тройке лошадей: первая тройка была черная, вторая – белая, а третья – лошади рыжей масти. Лошади и повозки были украшены лентами и цветами: на первой повозке ехали музыканты, на второй – жених и невеста с ее подружками, а на третьей – родственники и прочие гости со стороны невесты.

Прибыв к деревне, где должна была состояться свадьба, ее объезжали кругом и проезжали по всем улицам, как бы «показывая» невесту жителям, а с другой стороны – невеста рассматривала место своего будущего проживания, во время проезда уже полагались «препятствия» или «задержки» – это называлось «натянуть ленты». Натягивались через улицу полоски материи красного или голубого цвета, проезжающие не могли продолжать путь. Процессия останавливалась, музыканты играли на скрипках и

192

гармонях, пели народные песни и свадебные частушки, и только тогда их пропускали дальше, а потом все повторялось сначала.

Обряд «Вечеринка шума или грохота» – это вечеринка накануне свадьбы, небольшое предварительное торжество с приглашенными гостями. Вечеринка могла происходить раздельно в домах жениха и невесты, при этом исполнялись обрядовые песни, невеста плакала, а каждый из гостей считал своим долгом принести что-нибудь, что можно было разбить. Невеста садилась у стола с караваем и веточкой ели, ее подруги пели свадебные обрядовые песни, например, «Ich sah die Tränen». На вечеринке могли появиться жених с друзьями. В некоторых селах Сибири обряд праздновался только в доме жениха, собирались дружки жениха, невеста с подружками, ближайшие родственники с обеих сторон, они беседовали, пели песни и украшали помещение, в котором должна была проходить свадьба.

Первый день свадьбы делился на два этапа, где границей был обряд передачи невесты жениху. Соответственно, первый этап проходил в доме невесты, а второй – в доме жениха. Во время первого этапа – ожидание жениха невестой в родном доме – кульминацией являлось прощание невесты с родителями, когда жених приходил за невестой в дом ее родителей. При этом невеста с женихом благословлялись родителями невесты, звучали прощальные песни, стихи, речи. Во время второго этапа происходил перевоз невесты в дом жениха и свадебный обед, а самым ярким событием было снятие венка невесты (это называлось «вытанцевать невесту»). Данный обряд назывался «Kranzabtanzen», «Brautkranz». Действие в нем начинало разворачиваться только после привоза подушки (обряд «Brautgoetkissen») около полуночи перед уводом молодых в постель.

В день свадьбы гости приходили в дом, где должна была проходить свадьба, на «утренний суп» или, как его еще называли, «суп невесты». В церковь шли пешком, сначала шествовали мужчины, за ними – женщины с невестой. Венчание обычно происходило до полудня, считалось, что это будет способствовать счастью молодоженов. Когда свадебная процессия приближалась к церкви, колокола переставали звонить. У немцев Сибири существовало большое число примет и суеверий, связанных с этим днем: если в день свадьбы идет дождь – к несчастью в браке, если дует сильный ветер – к бурной жизни. По ходу следования невесте нельзя было оглядываться – это могло привести ко второму браку. При выходе из церкви молодых после венчания устраивались соревнования парней, называвшиеся «Бег невесты» или «Бег за ключом». Молодой человек, который выигрывал соревнования в беге, получал деревянный позолоченный ключ, прибежавший последним – шляпу, украшенную свиными хвостиками. При возвращении молодых людей из церкви в дом на крыльце им предлагали бокал вина. Жених, попробовав его, передавал бокал невесте, а та, допив вино, бросала бокал за спину. Разбитый бокал предсказывал счастливый брак, иногда невеста разливала остатки вина вокруг жениха, чтобы «крепче привязать его к себе».

Представителей обеих родов принимали равное участие при совершении отмеченных важных обрядовых действий. Кульминация перехода невесты – ее переезд в дом жениха – была строго закреплена в обряде по времени и обстоятельствам его свершения. Переезд сопровождался четырьмя свадебными процессиями, которые сложностью своей организации, торжественностью и разнообразием обрядовых деталей подчеркивают всю значимость и важность этого обрядового действия. Следует выделить четыре разновидности процессий: вход жениха в дом невесты за молодой, шествие жениха и невесты из ее дома в дом жениха перед венчанием, процессия жениха и невесты из дома молодого в церковь, шествие жениха и невесты из церкви в дом жениха.

Переход невесты в дом жениха маркировался обрядовыми действиями: перевоз приданого невесты, обряды выкупа туфли невесты на свадебном обеде в первый день свадьбы, свадебные угощения в доме жениха, обряды одаривания невесты как до свадьбы, так и в первый день свадьбы женихом и родственниками, обряды брачной ночи. Приданое

193

невесты перевозили на телеге, которую красили в яркий цвет, иногда на повозке с приданым везли петуха, привязанного к метле и напоенного водкой, чтобы он кукарекал, эти символы должны были отпугивать злых духов. Экипаж невесты, на котором везли приданое, назывался или «Повозка невесты» «Brautwagen», или «Brautschlitten». Все предметы аккуратно складывали в сундук, устанавливали на телегу или сани и торжественной процессией привозили в новый дом невесты. Впереди шли музыканты, играя марши, за ними следовали дружки и подружки невесты, каждая из которых несла на голове подушку. Далее следовала телега с сундуком, на котором сидели новобрачные, а в остальных подводах находились гости.

Свадебный обед обычно славился изобилием – гостям предлагалось не менее 20 блюд. Гости съедали, как правило, только те из подаваемых блюд, которые трудно было унести с собой, куски мяса и пироги заворачивались в салфетку или их клали в принесенный с собой горшочек и уносили домой на счастье. Стол, за которым сидели молодожены, покрывали ковром, на него ставили тарелку, покрытую салфеткой. Свадебное торжество многократно прерывалось песнями, танцами, играми. Традиционным являлся обряд кражи невесты или хотя бы какой-то принадлежности ее одежды. Похититель невесты имел право протанцевать с ней три тура. В заключение свадебного торжества новобрачных одаривали различными подарками. Гости подходили по очереди и передавали молодоженам подарок и деньги. Жених и невеста пожимали дарителям руки, при этом запоминали, кто что дарит и сколько дает, чтобы впоследствии одарить равнозначно. В это время производились пожертвования бедным и больным. Затем гости провожали новобрачных до спальни. Брачную постель должна была стелить девушка или молодая женщина – это было хорошим предзнаменованием.

Второй день свадьбы и послесвадебные обряды носили во многом карнавальный характер. Обязательными во второй день свадьбы были: обед, катание по улицам на украшенных быках, ужин, танцы, различные игрища, в основном с переживанием всех участников, шуточное передразнивание некоторых обрядовых компонентов первого свадебного дня: церковного венчания, выкупа туфли невесты, вручения даров, снятия венка. Наиболее распространенными играми второго дня были «Мытье гостей» и танец «Ган-Якоб». Популярной являлась игра «Мытье гостей», которая проходила следующим образом: прибывающих на свадьбу гостей встречали у дверей кухарки, которые были вооружены большими мисками с водой, мылом и полотенцем и преисполнены готовности помыть новоприбывшего гостя, за это усердие они вознаграждались монетами. А танец «Ган-Якоб» представлял собой следующее действо: в круг вступали муж со своею женой, оба были одеты довольно неряшливо и совершали глупые поступки – если играли вальс, то они танцевали польку, и наоборот. Затем, когда в круг вступала вторая женщина, Ган-Якоб покидал свою жену и целовал другую, как свою возлюбленную, а жена Ган-Якоба видела это, начинала плакать и жаловаться на свою судьбу. Ган-Якоб снова подходил к ней и целовал ее, жена вновь смеялась, но тут повторялся выход «любовницы». Тогда он исчезал вместе с ней и в круг вступал другой мужчина, целовал жену Ган-Якоба и тоже исчезал с нею.

Обряд «выметание гостей» происходил в конце второго дня свадьбы и был обязательным. Поздно вечером внезапно раздавался крик: «A Hochzig un koa Fressa!», но все спокойно танцевали дальше. Через некоторое время было слышно: «Выметай, выметай из всех углов!», тогда гости спешили распрощаться и одеться. Музыканты играли, все гости пели и танцевали, во время пения в танцевальный зал приходила баба с метлой и выметала гостей: из комнаты в кухню, из кухни в сени, из сеней во двор, со двора на улицу – это и было финалом свадебного цикла.

Этапы свадебной обрядности немцев Сибири отразили сложное переплетение магических и религиозных обрядовых действ. Свадебный обряд дает яркое представление о народном семейном быте, сложившемся в далеком прошлом. Вместе с тем, показывает талант, фантазию и сноровку, благодаря которым такое реальное событие, как свадьба,

194

могло превратиться в увлекательное театрализованное представление, производившее неотразимые впечатления своей красочностью, жизненностью и искренностью психологических эмоций. Именно это обусловило то, что свадебный обряд российских немцев так долго жил в народе, переходя от поколения к поколению, и, таким образом, стал традиционным.

1. Рублевская С.А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX–XX вв. – М.: Готика,

1999. – 136 с. 2. Филимонова Т.Д. Немцы. Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. М., 1987. – С.

151. 3. Шишкина-Фишер Е.М. Немецкие народные календарные обряды, обычаи, танцы и песни. – М.: Готика,

2000. – 208 с.

Филиппова В.В.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ ЭВЕНКОВ С. ИЕНГРА При поддержке гранта РГНФ проект № 07-01-79102 а/Т Успешность социально-экономического развития любой территории в определенной

мере зависит от культурно-духовных ценностей общества. Важнейшим показателем морально-этического здоровья общества является отношение к прошлому, к сохранению исторической памяти в материальной и духовной форме. Для сохранения культурного и природного наследия по инициативе академика Д.С. Лихачева в соответствии с Конвенцией ЮНЕСКО был создан Российский институт культурного и природного наследия, а в 2002 г. принят Федеральный закон «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации».

В настоящее время определение понятия «наследие» является дискуссионным, но большая часть исследователей использует следующее определение, предложенное сотрудниками Российского института культурного и природного наследия: «Культурное наследие – часть материальной и духовной культуры, созданная прошлыми поколениями, выдержавшая испытание временем и передающаяся следующим поколениям как нечто ценное и почитаемое» [2].

Согласно Федеральному закону «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации», выделяются следующие виды культурного наследия: памятники, ансамбли, достопримечательные места. В свою очередь, объекты культурного наследия подразделяются на три категории по историко-культурному значению: федерального значения, регионального значения и местного (муниципального) значения. В Российской Федерации ведется единый реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов РФ, содержащий сведения об объектах культурного наследия.

В Республике Саха (Якутия) с ее богатой историей и культурой при наличии Министерства культуры и духовности, Академии духовности, Института гуманитарных исследований АН РС (Я) отсутствуют устоявшиеся взгляды на сущность и состав наследия, несмотря на принятые законодательные акты. Так, для сохранения культурных наследий 3 марта 1993 г. постановлением правительства Республики Саха (Якутия) была создана Государственная инспекция охраны культурного наследия народов Республики Саха при Министерстве культуры. 6 апреля 1994 г. вышло новое постановление о положении Госинспекции охраны культурного наследия народов Республики Саха (Якутия), основной задачей которой являлось обеспечение выполнения всеми министерствами, госкомитетами, районными администрациями, ведомствами, предприятиями, организациями и другими юридическими, а также физическими лицами основ действующего законодательства об охране и использовании памятников истории и культуры. По сокращению, которое так часто делали в правительстве, данная организация просуществовала до 1995 г., хотя никакой документации о прекращении ее работы

195

официально не вышло. Позднее, 6 февраля 1997 г., № 156-I постановлением Палаты представителей государственного собрания (Ил Тумэн) Республики Саха (Якутия) был принят закон «О государственной охране памятников истории и культуры Республики Саха (Якутия)».

Первый список памятников истории и культуры Якутской АССР, подлежащий государственной охране как памятники местного значения, был утвержден постановлением Совета Министров Якутской АССР от 31 декабря 1976 г. № 484. Согласно этому списку, на территории Якутии было зафиксировано 297 памятников истории, 68 памятников архитектуры, 7 памятников искусства, 118 памятников археологии [1]. В начале XXI в. на территории республики были: 571 памятник истории, 121 памятников архитектуры, 13 памятников искусства и 236 памятников археологии. Данный список включает только исторические памятники, в нем не даны памятники природы [5] .

В обоих приведенных списках в районе исследования (Нерюнгринском р-не) расположено 2 памятника историко-культурного наследия: братская могила борцов за Советскую власть, расстрелянных в 1922 г. в пос. Золотинка, и памятник воинам-землякам, погибшим в годы Великой Отечественной войны (1941–1945) в пос. Чульман. Нерюнгринский район является одним из молодых районов Якутии, образование которого приходится на 1970-е гг. ХХ в.

Коренными жителями данного района являются эвенки, компактно проживающие в с. Иенгра. Село Иенгра расположено по обе стороны железнодорожной трассы Амуро-Байкальской магистрали. Точных архивных данных об образовании села не обнаружено. Самые ранние сведения о пос. Золотинка имеются в книге «Список населенных зимних пунктов», выпущенной статистическим управлением ЯАССР в 1938 г. по материалам Всесоюзной демографической переписи населения 1926 г. [4].

Иенгринские эвенки раньше были известны как тимптонские эвенки, затем – как эвенки колхоза «Дружба» Алданского района. С образованием г. Нерюнгри (1975 г.) в начале 1976 г. село перешло в подчинение городского Совета народных депутатов, как и рабочие поселки Чульман, Нагорный и Беркакит [3]. Президиум Верховного Совета РСФСР Указом от 3 августа 1977 г. утвердил Постановление Президиума Верховного Совета ЯАССР о переименовании пригородной зоны г. Нерюнгри села Золотинка в село Иенгра. Село Иенгра свое название получило от эвенкийского слова, означающего «ветвистые рога».

По состоянию на начало 2007 г., в с. Иенгра проживалио 1230 чел., из них около 800 – эвенки. Эвенки, живущие в данном селе, являются одной из тех малочисленных групп, сохранивших язык и уникальную культуру. Первоосновой жизни эвенков, как и для других северных народов, определяющей специфику их хозяйственно-бытового уклада, обычаев, ценностей, мировосприятия, норм поведения, является природа. Природные ландшафты Нерюнгринского района, основного промышленного района Якутии, за прошлое столетие подвергались антропогенному влиянию вследствие интенсивного промышленного освоения южной Якутии. Тем не менее, история хозяйственной деятельности человека оставила здесь значительный след, в т.ч. и коренных жителей этих мест – эвенков.

На данном этапе исследования на основе собранных материалов по истории, культуре, современной жизни эвенков на территории с. Иенгра можно выделить следующие объекты культурного наследия: «памятные» места, связанные с историческими событиями, места, связанные с верованиями коренного населения, объекты традиционной культуры. Иенгринские старожилы в качестве объектов историко-культурного наследия назвали следующие необычные по форме горы и скалы: 1. Гора Спящая красавица – находится около с. Иенгра, похожа на спящую девушку. 2. Шаман-гора – находится на речке Иенгра. 3. «Чоночох» –- отдельная скала, похожая на человека, в 3 км от п. Суон-Тит;

196

4. Круглая скала Ойуу (Оньоон) – 7 км от п. Суон-Тит. 5. Сурэх – большой камень на речке Гектанда, похожий на сердце человека.

Среди перечисленных объектов – памятников природы – к сакральным объектам иенгринские эвенки относят Шаман-гору. По рассказам старожилов, на том месте, где находится гора, лежит камень, который никто не может поднять. По поверьям местных жителей, когда проезжаешь данное место, нужно обязательно почтить его и оставить какую-нибудь вещь на память, если проехать, не почтив данное место, то что-нибудь случается. Преобладающее большинство среди выявленных памятников природы у эвенков занимают горы и скалы в виду местонахождения исследуемой территории на Алданском нагорье.

Объекты традиционной культуры – это традиционные жилые и хозяйственные постройки, культовые и памятные места. В окрестностях села сохранились традиционные хозяйственные и жилые постройки, промысловые и культовые объекты эвенков, в частности, лабазы. Сегодня в тайге проживают несколько семей, ведущих традиционное хозяйство и сохранивших национальный уклад жизни.

На территории исследуемого села не выявлены археологические памятники, что связано с недостаточной археологической исследованностью данной территории, которая привлекала внимание, в первую очередь, геологов в связи с интенсивным промышленным освоением территории.

Следующий вид культурного наследия с. Иенгра – это его достопримечательные места. В качестве достопримечательных мест данного села можно назвать музей и местность, где местные жители проводят праздник «Икэнипкэ». Музей богат не только историческими экспонатами, но и надворными постройками, характерными для хозяйственной деятельности эвенков.

Выявленные объекты историко-культурного наследия иенгринских эвенков по историко-культурному значению относятся к местным. Следует отметить, что памятники историко-культурного наследия эвенков с. Иенгра изучены недостаточно. Список выявленных объектов является неполным и требует дополнений.

1. Архипов И.Д., Антонова Т.А. Памятники истории и культуры Якутской АССР. – Якутск, 1980. 2. Веденин Ю.А., Лютый А.А., Ельчанинов А.И., Свешников В.В. Культурное и природное наследие

России (Концепция и программа комплексного атласа). – М.: Российский НИИ культурного и природного наследия, 1995. – 6 с. ???

3. Максимов П.С., Леханов Б.И., Румянцев Н.А. Эвенки юга Якутии: история и современность. – Якутск: Изд-во Якутского госуниверситета, 2001. – С. 58.

4. Национальный архив Республики Саха (Якутия). Ф. 1470. Оп.1. Д.14. Л.109. 5. Энциклопедия Якутии / Под ред. Ф.Г. Софронова. – М., 2000.

Фирсов Г.А.

БОТАНИЧЕСКИЙ САД ПЕТЕРБУРГСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

И ГЕОРГ СТЕЛЛЕР Сразу после открытия учрежденной Петром I в 1725 г. Академии наук была осознана

необходимость иметь свой ботанический сад. Уже весной 1726 г. Академия обратилась к главному архитектору Санкт-Петербурга с заявлением о том, что «Академии наук на Васильевском острове для ботаники необходимо иметь огород» [1]. Несмотря на неоднократные обращения и проводившуюся значительную ботаническую работу, территория для ботанического сада тогда так и не была отведена. Он был заложен уже при царице Анне Иоанновне по настойчивому ходатайству академика Аммана. Для этого на Второй линии Васильевского острова был нанят дом с участком действительного статского советника фон Бреверна. Дом и участок Академия арендовала уже с 1732 г., чтобы поселять своих служащих. А ботанический сад (тогда – «Академический огород») был разбит в 1735–1736 гг. Первым его директором стал крупный ботаник, академик И.

197

Амман (1707–1741). В этом доме после возвращения из Германии отвели квартиру М.В. Ломоносову, здесь была его первая в России химическая лаборатория. Изучение этого уже не существующего сада (он просуществовал 77 лет и был закрыт в 1812 г.) заслуживает пристального внимания еще и потому, что это был первый настоящий ботанический сад в России, служивший разнообразным целям ботанической науки, а не только разведению и изучению лекарственных растений, что тогда было задачей аптекарских садов или огородов [2].

При Аммане Ботанический сад стал быстро развиваться. В нем стали выращивать многие российские и зарубежные растения. Начиная с 1736 г., Амман составлял рукописные каталоги разводившихся в саду растений (хранятся в Санкт-Петербургском филиале архива Российской академии наук). Уже тогда, в середине 1730-х гг., здесь выращивали жимолость татарскую, можжевельник казацкий, дерен белый, дрок красильный, многочисленные астрагалы, виды вишни, абрикоса и боярышника. Сад на Васильевском острове получал семена и растения со всех концов необъятной Российской империи и был сосредоточением ботанических работ. Его блестящие руководители лично выращивали растения и описали много новых видов. Сюда поступали сборы первых академических экспедиций по России [2, 3]. Многие виды российской флоры именно здесь впервые были введены в мировую культуру [4].

Кроме Ботанического сада на Васильевском острове, существовал Аптекарский огород на Аптекарском острове, ныне известный Ботанический сад Ботанического института им. В.Л. Комарова Российской академии наук (их называли «hortus botanicus» и «hortus medicus»). В этих двух учреждениях в 1730–1740 гг. выращивалось примерно одинаковое число видов растений, в каталогах приводится 1100–1275 названий [5]. Между ними был постоянный контакт, они обменивались семенами и растениями. Бывало, что одно и то же лицо возглавляло одновременно оба учреждения [6].

В те времена путешественники привозили и присылали в столицу из неизведанных земель Российской империи и сопредельных стран семена многих новых растений. Каждый ботаник был связан с тем или иным садом или имел свой собственный. Тогда, в долиннеевский период, описания растений были неясными и противоречивыми, номенклатура и терминология были слабо разработаны, по описаниям растений их трудно было узнать. Главной задачей ботанических садов было выращивание как можно большего количества растений. Если сейчас выращиваемые в ботанических садах растения подразделяются на культурные (сорта, культивары, садовые формы) и образцы природной флоры, то тогда практически все были дикорастущие. Было обычной практикой, когда неизвестные растения выращивались в таком саду и лишь потом научно описывались. Ряд таких описаний включено И. Гмелиным в его «Флору Сибири».

Великий путешественник и натуралист Г. Стеллер присылал сюда семена, собранные им в Сибири и на Дальнем Востоке. Когда Стеллер возвращался из Камчатской экспедиции, он вез много живых растений для Ботанического сада на Васильевском острове. Весной 1746 г. они «проснулись» после зимнего покоя и начали вегетацию. Чтобы они не пропали, Стеллеру пришлось оставить их в Соликамске в ботаническом саду Г. Демидова. Стеллер писал в Академию наук: «…я весной 1746 г. в Петербург прибыть не мог. Великое множество редких моих растущих вещей и кустов, которые я по указу с великим трудом собирал, по дороге растаяли, и я весною принужден был их либо все бросить, либо в Соликамске остаться, к чему мне сад Г. Демидова и прилежное надзирание сего саду способными показались. И таким образом выбрал я сие последнее, яко полезное дело для сада академического» [7]. Стеллер был первым, кто сообщил сведения о саде Г. Демидова в Петербургскую академию наук. Тогда это был один из лучших садов России [8]. А тремя годами раньше, в 1743 г., И. Сигезбек, заведовавший после Аммана академическим садом, подал список из 109 сибирских растений, которых не хватало в саду, чтобы Стеллер, находившийся в то время в экспедиции, собрал их [9].

198

Г.В. Стеллер приехал в Петербург в 1734 г. искать счастья «с несколькими копейками в кармане» и сразу же отправился в Медицинский сад на Аптекарском острове. Здесь ему встретился немец-садовник, который, узнав о его бедственном положении, помог ему и рекомендовал его Ф. Прокоповичу, архиепископу новгородскому, одному из иерархов Русской Православной церкви, образованнейшему человеку своего времени, который жил недалеко от сада. Тот пригласил и взял Стеллера к себе в дом [10].

Уже в 1735 г. императрица Анна разрешила послать сверх отправленных прежде трех академиков еще двух ученых для исследования и описания Сибири. 28 июля 1736 г. конференц-секретарь Академии наук Крафт писал к Шумахеру: «некто медик, по имени Стеллер, бывший у его преосвященства архиепископа новгородского, выразил желание г. камергеру (барону Корфу), чтобы его послали в Камчатку в качестве ботаника, и ему отвечено, что если не выписан на это место кто другой, то он будет принят во внимание к рекомендации архиепископа» [11]. Контракт был заключен только 7 февраля 1737 г. Стеллер был принят на службу в Академию адъюнктом натуральной истории при Камчатской экспедиции с жалованьем 600 рублей в год. Из приложенного при контракте свидетельства академика Аммана видно, что Стеллер не только хорошо знал основы ботаники и других отделов натуральной истории, но и выказал необыкновенное прилежание в исследовании растений, встречавшихся ему в окрестностях Петербурга. Разрешение Сенат предоставил 8 августа 1737 г. и в конце этого года натуралист выехал из Петербурга по дороге на Москву в Сибирь. Незадолго до отъезда из Санкт-Петербурга Стеллер женился на Бригите Елене, урожденной Блеклер, вдове Д. Мессершмидта, совершившего первое ученое путешествие по Сибири. Стеллер вступил в брак в надежде, что жена будет сопровождать его в путешествии, однако она осталась дома. Но бумаги и карты Мессершмидта были в руках Стеллера.

Осенью 1738 г. он достиг Томска, а 20 января 1739 г. – Енисейска, где тогда зимовали академики Гмелин и Миллер. И. Гмелин оставил описание оригинала-натуралиста. Стеллер был очень неприхотлив, его нисколько не огорчали лишения в жизни. Он всегда был в хорошем настроении. Пищу готовил себе сам. У него была одна посудина, из которой ел и в которой готовились все его кушанья. Всякий сапог и башмак был ему впору. Несмотря на всю беспорядочность, выказываемую им в его образе жизни, он, однако, при производстве наблюдений был чрезвычайно точен и неутомим в своих предприятиях… Ему было нипочем голодать целый день, когда он мог совершить что-нибудь на пользу науки [12]. Он был первым ботаником, ступившим на землю Аляски и сделавшим там сборы растений в то время, когда мир еще не знал о ее существовании [13].

И.Г. Гмелин возвратился из экспедиции в 1743 г. Вернувшись в Петербург, он подбирал для Г. Стеллера, остававшегося еще в далеких краях, некоторые сочинения Линнея. Он написал Стеллеру в Большерецкий острог письмо, где, сообщая академические новости, подробно рассказал о спорах вокруг системы Линнея, которые велись в то время в ученом мире [14]. Гмелин занялся выращиванием сибирских и других растений, привезенных как им самим, так и Стеллером, Крашенинниковым, а также Гербером, в академическом, аптекарском и собственном садах [15].

Флористические работы самого И.Г. Гмелина были продуктивны и обширны. В 1728 г. он уже работал в Петербургской академии наук, а в 1731 г. стал академиком в возрасте 22 лет. Гмелин входил в состав Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга. На Камчатку он, однако, не поехал, а отправил туда своего помощника С.П. Крашенинникова. Гмелин остался в Сибири, где путешествовал с 1734 г. по 1742 г. Его основной труд – четырехтомная «Флора Сибири», которая содержит описание 1178 видов растений, из которых новых – около 500, к ней приложено 300 рисунков. Кроме описания растений, во введении к первому тому Гмелин дал первый ботанико-географический очерк Сибири. Карл Линней (1744 г.) отмечал в своем письме в Академию, что Гмелин открыл столько растений, сколько другие ботаники вместе взятые. В 1747 г. до своего

199

отъезда на родину в Германию он официально руководил Ботаническим садом Академии наук [15].

Донесение Стеллера в Академию наук от 18 августа 1746 г. было последним, которое получили только 29 марта 1747 г. через четыре с половиной месяца после смерти этого замечательного ученого. Часть его рукописей, перечисленных в том же донесении, не дошли до Санкт-Петербурга и были утеряны. Стеллер писал о том, что не смог прибыть в Санкт-Петербург весной 1746 г. Великое множество живых растений, которые он с великим трудом собрал, по дороге «растаяли» (то есть начали вегетацию). «У г. Демидова в саду стоит около 80 редких кустов и плант, но которые без меня с трудом возрасти могут, особливо, что некоторые от езды прошлогодней в болезненном состоянии находятся, но ежели оные там еще зиму простоят, то без всякого сомнения возрастут» [16].

После безвременной кончины Г. Стеллера в ноябре 1746 г. «чернь взяла его коллекции и продала их Демидову (ученику Линнея), который потом прислал мне все, чтобы я написал названия, с позволением взять от всех дублеты» (собственноручная заметка Линнея) [17]. Удалось спасти часть коллекций. Г. Демидов любил науки и был учеником К. Линнея. Сам Линней чрезвычайно интересовался сборами Стеллера и еще раньше стремился их получить. Как писал ему из Санкт-Петербурга Стен Бьелке (один из основателей Шведской академии наук и деятельнейших ее членов) в письме от 16 мая 1745 г., «что касается Сигезбека… нам в Швеции важно быть с ним в дружбе, по крайней мере до тех пор, пока профессор Стеллер не вернется из Камчатки и Америки. Он уже без задержки едет обратно, нагруженный коллекциями и семенами. Сигезбек единственный человек, через которого мы можем получить долю в том, что Стеллер привезет»[18]. Немногим позже, в 1750 г., один из учеников Линнея Иона Галениус защитил диссертацию о редких растениях Камчатки и Сибири, в которой описывалось 26 видов из сборов Г.В. Стеллера, И.Г. Гмелина, С.П. Крашенинникова [19].

П.С. Паллас при написании своей «Flora rossica…» пользовался многими сочинениями Стеллера, хранящимися в архиве Академии наук. К сожалению, в то время важность сбора гербария не была оценена в достаточной мере. Преимущественное внимание обращалось на сбор семян и, отчасти, на зарисовки растений. Но выращивание семян – дело не всегда надежное. По этой причине даже Гмелин, не говоря о последующих авторах, знакомых с рукописями Стеллера, мог воспользоваться лишь немногим. Если имя Стеллера нередко упоминается на страницах «Flora sibirica» Гмелина и «Flora rossica» Палласа, то это оттого, что Стеллер бывал в таких местах, куда не проникли эти флористы [20].

После знаменитой Второй Камчатской экспедиции, длившейся более 10 лет, с 1733 по 1743 гг., ассортимент растений флоры Сибири и Дальнего Востока, выращиваемых в Санкт-Петербурге, значительно расширился. По-видимому, благодаря байкальским сборам Стеллера, были введены в мировую культуру Spiraea salicifolia L. и Sorbaria sorbifolia (L.) A. Br. [21].

Из переписки С.П. Крашенинникова и К. Линнея известно, что последний интересовался растениями стеллеровских сборов. Линней писал С.П. Крашенинникову 24 октября 1750 г. из Упсалы: «Все ли стеллеровы травы в целости…?» [22]. Из ответа Крашенинникова, датированного 7 декабря 1750 г., известно, что большинство из интересующих Линнея растений, включая те, которые Стеллер собрал в Уральских горах, культивируются в Ботаническом саду Академии наук [23].

В 1750 г. С.П. Крашенинников опубликовал статью, в которой он охарактеризовал 4 вида, культивируемых в Ботаническом саду Академии наук [24]. Все растения изображены на рисунках. Два из них (Thalictrum petaloideum L. и Alyssum hyperboreum L.) были выращены из семян, собранных Г.В. Стеллером. Alyssum hyperboreum отсутствует во флоре России, и это может служить еще одним подтверждением того, что Стеллер действительно посещал Америку и собирал там семена [25].

200

Как писал академик Брандт, «…все эти труды были результатом немногих лет. Чего бы не был в состоянии выполнить такой человек, если бы ему суждена лучшая судьба?» [26].

1. Баранов П.А. Ботаника в Аптекарском огороде и в Академии наук (XVIII в.) // От Аптекарского огорода

до Ботанического института. – М..Л.: Изд-во АН СССР, 1957. – С. 17. 2. Некрасова В.Л. К истории Ботанического сада Академии наук (на Васильевском острове, 1735–1812) //

Советская ботаника, 1945. – Т. XIII (13). – № 2. – С. 13–37. 3. Гнучева В.Ф. Материалы для истории экспедиций Академии наук в XVIII и XIX вв. // Труды архива АН.

– Вып. 4. – Л.: Изд-во АН СССР, 1940. 4. Булыгин Н.Е., Фирсов Г.А. Малоизвестные материалы И. Фалька о времени введения в культуру

некоторых древесных видов флоры России // Ботан. журн. – 1998.– Т. 83. – № 8. – С. 85–89.; Булыгин Н.Е., Фирсов Г.А. К истории интродукции древесных растений в Санкт-Петербурге // Бюллетень Глав. Ботан. сада. – 2001. – Вып. 182. – С. 44–46.

5. Siegesbeck I.G. Primitiae Florae Petropolitanae sive Catalogus Plantarum tam indigenarum qaum exoticarum, quibus instructus suit Hortus Medicus Petriburgensis per annum MDCCXXXVI. – Rigae, 1736. – 111 p.; Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – 412 с.

6. Бобров Е.Г. Сад в Горенках и последние годы сада Академии наук // От Аптекарского огорода до Ботанического института. – М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1957. – С. 25–31.

7. Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге Петра Пекарского. – Т.1. – СПб, 1870. – С. 602.

8. Л. Баньковский. Сад XVIII в. – Соликамск, 2001. – 112 с. 9. Некрасова В.Л. К истории Ботанического сада Академии наук (на Васильевском острове, 1735–1812) //

Советская ботаника, 1945. – Т. XIII (13). – № 2. – С. 13–37 . 10. Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге Петра Пекарского. – Т.1. – СПб,

1870. – 774 с.; Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – 412 с.

11. Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге Петра Пекарского. – Т.1. – СПб, 1870. – С. 589.

12. 12 Там же. 13. Stejneger L. Georg Wilhelm Steller. The Pioneer of Alaskan Natural History. Cambridge, Massachusetts,

Harvard University Press, 1936. 14. Карл Линней: Сборник статей. – М.: Изд-во АН СССР, 1958. – 260 с. 15. Некрасова В.Л. К истории Ботанического сада Академии наук (на Васильевском острове, 1735–1812) //

Советская ботаника, 1945. – Т. XIII (13). – № 2. – С. 13–37 . 16. 16 Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге Петра Пекарского. – Т.1. – СПб,

1870. – С. 604. 17. Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–

1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – С. 111. 18. Там же. С. 110. 19. Бобров Е.Г. Карл Линней. – Л.: Наука, 1970. – С. 602. 20. Литвинов Д.И. Библиография флоры Сибири // Тр. Ботан. музея Имп. Акад. наук. – Вып. 5. – СПб., 1909. 21. Булыгин Н.Е., Фирсов Г.А. Малоизвестные материалы И. Фалька о времени введения в культуру

некоторых древесных видов флоры России // Ботан. журн. – 1998. – Т. 83. – № 8. – С. 85–89. 22. Карл Линней: Сборник статей. – М.: Изд-во АН СССР, 1958. – С. 237. 23. Там же. 24. Krascheninnikow S. Descriptiones rariorum plantarum // Novi Comm. Ac. Sc. Petrop. Vol. 1. – 1750. – P. 375-

384. 25. Фирсов Г.А., Смирнов Ю.С. Первые шаги целенаправленной интродукции растений в Санкт-Петербурге

//Тезисы докл. Второй международ. научн. конф. «Биологическое разнообразие. Интродукция растений». – СПб., 1999. – С. 302–305.

Фирсов Г.А.

ПРИЕЗД ИВАНА ФАЛЬКА В ТЮМЕНЬ

После ухода И. Сигезбека в 1742 г. в Аптекарском огороде (сейчас – Ботанический

сад Ботанического института им. В.Л. Комарова, РАН) в Санкт-Петербурге долго не было ученого ботаника-доктора. Садом правили провизор и садовник, которые

201

непосредственно сносились с Медицинской канцелярией. Так продолжалось до 1760-х гг., когда главой сада стал Юхан Петер Фальк или, как он себя называл сам, Иван Фальк, попавший на это место благодаря рекомендации Карла Линнея, который снабдил его и деньгами при отправлении в Россию. Близкое участие Линнея сыграло большую роль в дальнейшей судьбе Фалька. Фальк был учеником Линнея, он слушал его лекции, жил в доме в качестве репетитора сына Линнея [1]. Как отмечает Г. Бруберг [2], харизматичный Линней имел особое влияние на узкий круг своих учеников, так называемых апостолов. К их числу относился и Фальк. Многие из них приняли смерть мучеников во время экспедиций по всему земному шару, принеся себя в жертву науке и учителю.

В России Фальк сначала заведовал естественно-историческим кабинетом Крузе, лейб-медика императрицы Екатерины. В 1765 г. Медицинской канцелярией он был назначен профессором медицины и ботаники и заведующим Медицинским садом (так стал называться Аптекарский огород) и был в этой должности с 1765 по 1768 г. Сад под управлением Фалька изобиловал редкими, особенно российскими, растениями. Его ботанические и медицинские лекции снискали общую похвалу [3]. Линней нашел в лице Фалька преданного ученика, который писал ему обо всем, что делалось тогда в России в области ботаники. Он посылал в Швецию не только письма, но также семена и растения. Благодаря частой корреспонденции Фалька, в его письмах накопился значительный материал, очень важный для истории ботаники в России. Линней, который прежде сам получил приглашение переехать в Россию, интересовался ее флорой. Когда Фальк уезжал в Россию, он взял с него слово доставлять ему различные сведения, а также растения, семена и т.д. Фальк все это отправлял, многие из этих растений Линней потом описал.

Из этой переписки мы знаем [4], что растения в петербургском климате развивались пышно и достигали такой высоты, что их трудно было узнать. Фальк сообщает сведения о нашем саде, о том, что некоторые растения росли здесь с давних пор (Amygdalus nana, Sorbaria sorbifolia, Acer tataricum). Рассказывал Фальк в своей корреспонденции и о Ботаническом саде Академии наук, который существовал на Васильевском острове с 1735 г. и был упразднен в 1812 г. Его постоянные трудности объяснялись малой территорией, чрезвычайно ограниченными средствами, хроническим хозяйственным неустройством [5]. Если рассматривать историю ботанических исследований, проводившихся Академией наук в XVIII в., то становится ясно, что и организация первого гербария в Кунсткамере, и создание Ботанического сада Академии наук имели второстепенное значение. Первое место среди ботанических исследований, бесспорно, занимали знаменитые академические экспедиции, маршрутами которых были покрыты значительные пространства России [6].

Фальк родился в 1727 г. (по другим данным – в 1725 или 1733 г.). Он обучался в Упсальском университете, где защитил диссертацию «De Planta Alstromeria», посвященную новому перуанскому роду из семейства Амариллисовых. 1 октября 1763 г. он приехал в Россию. Имя Фалька стало известным благодаря тому, что он принял участие в тех знаменитых экспедициях, которые были организованы при Екатерине II для всестороннего изучения и описания Российской империи. Во главу всех этих экспедиций был поставлен натуралист П.С. Паллас (1741–1811), который проводил в жизнь идеи и методы Линнея в России, был автором первой флоры России (1784–1788). Иван Фальк стал во главе одной из этих экспедиций, исследовавших юго-восток России. Ее работы распространялись до Туркестана (республики Средней Азии), Западной Сибири и Алтая. Фальк был назначен по Указу Екатерины II и путешествовал до 1774 г., когда он, будучи больным, застрелился в Казани 21 марта 1774 г.

Относительно его больших путешествий на шведском языке почти ничего не опубликовано. Зато Российская академия наук при посредстве его друга и спутника И.Г. Георги (с которым он был слушателем Линнея в Упсале), сохранившего после его смерти все записки и коллекции Фалька, издала в Санкт-Петербурге труд в трех томах с картами и таблицами [7]. Кроме того, на русском языке в 1818–1825 гг. был издан многотомный труд, содержащий описание научных путешествий Фалька и других исследователей-

202

путешественников. Также в Германии вышло «Falck, Reisen in Russland, in einem Auszuge mit Anmerkungen von J.A. Martyni-Laguna» (Berlin, 1794). В архиве Российской академии наук в Санкт-Петербурге имеется значительное собрание сделанных Фальком заметок, заслуживающих обработки. Он писал Линнею, например, что профессору Кальму, бывшему студенту Линнея, было сделано предложение Петербургской академией наук переехать для работы в Россию, «но он, предпочитая свое чухонское спокойствие петербургскому блеску, отказался от этого». Из переписки мы узнаем, что известный путешественник доктор Лерхе передавал для Линнея астраханские и сибирские семена. Некоторые из них уже были в Упсальском саду (Rheum palmatum). Зато из других, когда они взошли в Упсале, Линней выделил новый вид рода Cucurbita, чем Лерхе был очень польщен. Кроме того, Фальк сообщает, что был готов охотно наблюдать распускание деревьев (то есть проводить фенологические наблюдения). В Санкт-Петербурге в это время (1763–1765) жил Иоганн Бекман, преподавая в евангелической гимназии. С ним Фальк отправлял в Швецию растения Amygdalus nana и Sorbaria sorbifolia. Когда Фальк стал работать в Аптекарском огороде, были посланы приказы через Медицинскую канцелярию относительно доставки семян из Сибири и других мест в Санкт-Петербург. Мнение Линнея о Фальке можно узнать из письма русскому астроному, члену Петербургской академии наук А.И. Лекселю: «Я знаю, что он не любит писать, так как во время его пребывания на Готланде он не написал мне ни одного слова, но когда вернулся, он доказал, что он более прилежен и более точен, чем любой другой из тех, которые там были» [8]. Из переписки Фалька с Линнеем известно, что не только Упсальский сад получал растения из Петербургского, но и наоборот. Фальк отмечал, что довольно позорно для Петербурга доставать себе сибирские семена из Упсалы. Это его высказывание очень актуально для практической деятельности Ботанического сада БИН РАН и других отечественных садов и в настоящее время, более чем 230 лет спустя. Линней определял вид растений Фальку, когда тот затруднялся.

В то время, когда Фальк правил Аптекарским огородом, была предпринята серия научных путешествий. Среди отправившихся в дальние странствия был и Иван Фальк. Таким образом, участие Ботанического сада БИН РАН в исследовании России было начато более 200 лет назад. Когда мысль о таких путешествиях созрела в Академии наук, она обратилась в Медицинскую коллегию с предложением по сбору растений. При этом приложены были маршруты предлагаемых экспедиций. Медицинская коллегия ответила, что во всем полагается на посылаемых господ профессоров. Начиная с 1768 г., Фальк в течение шести лет собрал много материалов по флоре степей, естественной истории и этнографии. Маршрут его в общих чертах был такой: Москва, Пенза, Самара, Саратов, Царицын, Астрахань, Уральск, Оренбург, Челябинск, Тобольск, Омск, Барнаул, Томск. В 1772 г. он отправился обратно через Обь и Иртыш на Тару, Тобольск, Тюмень и Екатеринбург; обозрел Уральские горные заводы и прибыл в Казань. «Не доверяя своей памяти, записывал он все не в журналах, но на особых листках, на шведском, немецком или латинском языке, со своими примечаниями, везде заводил он знакомство с путешествовавшими, учеными мужами и правителями разных народов, описывал естественные произведения, делал, когда мог, особенные объезды и проч.» [9]. Глава XXII в этой книге [10] называется «Нижняя Тура и Тюмень», а глава XXVI [11] – «Тобольскъ». Был Фальк и на Кавказе, куда ему было разрешено поехать для лечения. В единственном сохранившемся письме Линнея к Фальку тот пишет: «Вспомните меня, дорогой, чем-нибудь хорошеньким, вы, который совершили такое длинное путешествие. При последней промоции, когда я был промотором 15 прошлого июня, я возвел Вас в доктора медицины pro honoris causa, и тогда Вы были из девяти первым» [12]. В этом же письме Линней просил Фалька достать ему семян Ulmus pumila, Morus tatarica, Spiraea altensis Laxmanni.

Из карты, опубликованной И. Георги [13], видно, что из всех экспедиций Академии наук (Мессершмидт, Паллас, Гмелин, Стеллер, Лепехин, Георги, Гильденштедт), путешествовавших по России в 1720–1781 гг., экспедиция Фалька дальше других

203

продвинулась на юг в Среднюю и Центральную Азию. Здесь была возможность собрать коллекцию интересных киргизских растений. Фальк получил инструкцию, согласно которой он сносился с местными властями: «По указу Ея И.В. Самодержицы Всероссийской дана сия инструкция из учрежденной при Императорской Академии Наук Комиссии отправленному от оной господину профессору Фалку в Оренбургскую экспедицию для изследования касающихся до натуральной истории вещей» [14]. «В 1773 г. отправился по Волге в Астрахань и чрез Куманскую степь на Терские теплицы. Наконец, тою же дорогою возвратился в Казань, где в 1774 г. деятельная и болезненная жизнь его прекратилась нещастною кончиною…» [15].

Ботанические коллекции, собранные экспедицией Фалька, были значительны. Хотя ее результаты не пропали и были опубликованы в извлечениях его спутником и другом Георги, но собственно ботаническая часть (гербарий) не сохранилась. А точнее, не сохранилось сведений, что эти растения принадлежат именно Фальку: в то время не считалось нужным фиксировать свои сборы точными этикетками. Тем не менее, сборы экспедиции Фалька использовались в ботанической науке России даже в ХХ в. при написании таких фундаментальных работ, как «Флора юго-востока Европейской части СССР», которая вошла составной частью и во «Флору СССР». Во введении к только что вышедшему из печати первому тому «Флоры нижнего Поволжья» имя И.П. Фалька названо среди десяти других выдающихся исследователей флоры этого региона XVIII в. [16]. Вообще же все коллекции Фалька поступили в Академию наук, в том числе и в Кунсткамеру. Есть литературные указания, что при разборе вещей, оставшихся после его смерти, семена растений поступили в Ботанический сад Академии на Васильевском острове. Архивный материал, оставшийся после Фалька, богат. Часть издана и на русском языке уже в XIX в., но значительная часть архива не использована до сих пор. Он состоит, в основном, из различных набросков, заметок, черновиков самого Фалька; его переписки с главным помощником Христофором Барданесом; всевозможных справок и описаний, даваемых разными лицами; множества паспортов, отчетов, расходов и т.д.; писем его брата Андреа Фалька из Упсалы.

Будучи в Тюмени 11 августа 1772 г., Иван Фальк посетил могилу другого великого путешественника, ботаника и натуралиста Георга Стеллера, спустя 26 лет после его смерти. Стеллер был лютеранин, его не могли похоронить на обычном кладбище. Место погребения было выбрано на правом, высоком и обрывистом берегу реки Туры недалеко от города, где реку пересекала дорога на Тобольск. По свидетельству Л. Стейнегера [17], возможно, предчувствуя свой близкий трагический конец двумя годами позже, Фальк написал в своем дневнике: «Steller, of Kamchatka Expedition fame, on his way back ended here his toilsome pilgrimage, and I myself, a tired wanderer, visited with great emotion his humble grave» (Стеллер, слава и гордость Камчатской экспедиции, на своем пути назад окончил здесь свое утомительное странствование, и я сам, усталый скиталец, посетил с великим волнением его бедную могилу) [18].

Петер Симон Паллас, чье имя – одно из самых великих имен в анналах Петербургской академии наук, посетил могилу Стеллера за два года до Фалька в декабре 1770 г. (Палласу было тогда всего 29 лет). Могила, – говорит Паллас, – еще стояла на вершине обрыва. В своем письме от 27 июля 1777 г. профессору Бекману Паллас повторяет свое высказывание, что он видел могилу с камнем на ней: «which will be seen until the Tura has eaten away the high bank to the spot on which it stands, when Steller’s bones will be mingled with the mammoth bones on its father shores» [19] (которая будет видна до тех пор, пока Тура не подмоет высокий берег, на котором она находится, и тогда кости Стеллера смешаются с костями мамонтов на дальних берегах).

Свидетельство Фалька – очевидно последнее упоминание о месте упокоения Георга Стеллера: «Since then we hear no more of Steller’s last resting place» [20]. Пророчество Палласа сбылось.

204

В те годы Петербургская академия была главным коллегой Шведской академии [21]. Связи между ними значили гораздо больше, чем обязательный обмен книгами и членством. «Они сблизились, поскольку были примерно одного возраста и находились на передовом посту по охране науки от варварства; их позиция объяснялась стремлением руководящей верхушки модернизировать общество и использовать природные ресурсы» [22].

Многие столетия между Россией и Швецией шла борьба за господство на берегах Балтики. Однако военные конфликты с неизбежностью сменялись периодами сближений. Особенно тесные контакты установились после основания Санкт-Петербурга, и в XVIII в. отношения между двумя соседними странами во многом стали определяющими для жизни Северной Европы.

В России на протяжении всего XVIII столетия все реформы, научные исследования, путешествия осуществлялись при помощи иностранцев и при деятельном их участии. Сам Петр I считал это временной мерой, о чем свидетельствуют его слова «Я предчувствую, что Россияне когда-нибудь, а может быть при жизни нашей, пристыдят самые просвещенные народы, успехами своими в науках, неутомимостью в трудах, и величеством твердой и громкой славы» [23]. Многие затем возвращались обратно домой, другие навсегда оставались в России, найдя здесь вторую родину. Многие были забыты в своих родных странах, но зато они остались в памяти россиян, которые с благодарностью вспоминают, сколько они сделали для России. Несмотря на бушевавшие войны на окраинах Российской империи, русские монархи проявляли большую терпимость к национальности и вере иностранных специалистов, которые путешествовали под русским флагом.

Литература:

1. Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–1913). – Ч. 1. – СПб., 1913. – 412 с.

2. Бруберг Г. Карл фон Линней. Шведский институт. – Стокгольм, 2006. – 44 с. 3. Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорскою Академиею Наук по

предложению ее президента. – Т. 1–7. – СПб., при Имп. Акад. наук, 1818–1825; Записки Путешествия Академика Фалька. – Т. 6. – 1824. – 546 с.; Том седьмый, заключающий в себе дополнительные статьи к Запискам Путешествия Академика Фалька. – Т.7. – 1825. – 224 с.

4. Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – 412 с.

5. Некрасова В.Л. К истории Ботанического сада Академии наук (на Васильевском острове, 1735–1812) // Советская ботаника, 1945. – Т. XIII (13). – № 2. – С. 13–37.

6. Баранов П.А. Ботаника в Аптекарском огороде и в Академии наук (XVIII в.) // От Аптекарского огорода до Ботанического института. – М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1957. – С. 7-24.

7. Georgi J.G. Herrn Johann Peter Falk. Beitrage zur topographischen Kenntniss des Russischen Reichs (Bearb. von J.G. Georgi). Bd. 1-3. – St. Petersburg, 1785–1786.

8. Карл Линней: Сборник статей. – М.: Изд-во АН СССР, 1958. – С. 226–227. 9. Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорскою Академиею Наук по

предложению ее президента. – Т. 1–7. – СПб., при Имп. Акад. наук, 1818–1825; Записки Путешествия Академика Фалька. – Т. 6. – 1824.

10. Там же С.344–348 11. 11.Там же С.397–415 12. Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–

1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – С. 195. 13. Georgi J.G. Herrn Johann Peter Falk. Beitrage zur topographischen Kenntniss des Russischen Reichs (Bearb.

von J.G. Georgi). Bd. 1-3. – St. Petersburg, 1785–1786. 14. Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–

1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – С.196. 15. Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорскою Академиею Наук по

предложению ее президента. – Т. 1–7. – СПб., при Имп. Акад. наук, 1818–1825; Записки Путешествия Академика Фалька. – Т. 6. – 1824.

16. Скворцов А.К. Флора Нижнего Поволжья. – Т. 1. – М.: Т-во научных изданий КМК, 2006. – 435 с. 17. Stejneger L. Georg Wilhelm Steller. The Pioneer of Alaskan Natural History. – Cambridge, Massachusetts:

Harvard University Press, 1936. – P.488.

205

18. Firsov G., Firsova L. A golden age of botany // Lustgarden 1999. Lidingo. The Swedish Society for Dendrology and Park Culture. – P. 57-60.

19. Stejneger L. Georg Wilhelm Steller. The Pioneer of Alaskan Natural History. – Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1936. – P.488.

20. Там же. 21. Бруберг Г. Шведско-российские научные связи в XVIII в. // Шведы на берегах Невы: Сборник статей.

Шведский институт. – Стокгольм, 1998. – С. 251–259. 22. Там же С.258–259 23. Липский В.И. Императорский С.-Петербургский Ботанический Сад за 200 лет его существования (1713–

1913). – Ч.1. – СПб., 1913. – С.60 24. Pallas P.S. Flora rossica seu stripium imperii rossici per Europam et Asiam indigenarum descriptiones et icones.

Jussu et auspiciis Catharinae II Augustae. Fol. Petrop.T. 1, Pars 1. 1784, VIII +80 p. T. 1, pars 2. 1788. 114 p.

Хмырова С.Р.

К ВОПРОСУ О ВЛИЯНИИ РЕВОЛЮЦИЙ 1917 Г. НА ТРАНСФОРМАЦИЮ ИСТОРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ СИБИРИ

Историческое сознание – это специфическая форма духовной деятельности человека,

характеризующаяся способностью к самоопределению в историческом времени и социальном пространстве.

В дореволюционной России сложилась достаточно четкая система включения человека в социальное пространство. Его место в нем определялось и закреплялось сословной и этнической принадлежностью, профессиональной деятельностью, вероисповеданием, местом жительства. Для большинства подданных Российской империи оно было наследственным и не менялось на протяжении жизни. Неслучайно в памяти жителей сибирских городов надолго закрепились такие названия, как «мещанская слобода» (Барнаул), «татарская слобода» (Бийск) и тому подобные. Историческая память хранила сведения о том, как осваивалось семьей, социальной группой, этносом, конфессией то или иное социальное пространство.

При этом была не менее стройная система вписывания человека в историческое время. Правда, русскому этносу довелось пережить неоднократную ломку временных ориентиров (принятие христианства и соответствующей ему картины мира, раскол русской православной церкви, реформы Петра I), но к 1917 г. они обрели достаточную устойчивость. Вся совокупность религиозных и светских праздников и торжеств всероссийского и местного значения, упорядоченная семейная родословная обеспечивали условия для самоопределения человека в историческом времени.

Можно говорить о нескольких уровнях осознания прошлого: локальном, общероссийском (или общерусском), мировом, трансцендентальном. Единство всех уровней было особенно важным для русских сибиряков, тех, кто связал свою судьбу с отдаленным от центра государства регионом, населенным древними аборигенными народами. Сохранение и передача местной истории способствовали укреплению человека на том пространстве, где он жил. Целостность русского этноса и Российского государства поддерживалась общей исторической памятью. Через знание о других странах, народах и их прошлом формировалось представление о своем месте в социальном пространстве. Для русского сибиряка земной путь как отдельного человека, так и целого народа был немыслим без промысла божьего, без христианского провиденциализма.

Традиционными институтами, обеспечивающими сохранение и передачу последующим поколениям исторической памяти в дореволюционной России, были семья, община, церковь, государство.

Революционный 1917 г. коренным образом изменил условия, в которых происходило становление исторического сознания, разрушил институты, обеспечивающие передачу памяти о прошлом. Общество пережило глубокий психологический стресс, разрушительно подействовавший на сознание человека.

206

Первые послереволюционные десятилетия проходили под лозунгом разрушения «старого мира» и скорейшего построения нового социалистического мира. Все наследие прошлого и сама память о нем были подвергнуты тотальной ревизии. Многое из того, на чем формировалось историческое сознание, например, монархизм, православная вера, общинный коллективизм, было признано враждебным новому строю. Полного отрицания семьи не произошло, но отношение к ней как к пережитку прошлого, которому не будет места при коммунизме, распространилось достаточно широко, особенно среди городской интеллигенции и молодежи. Таким образом, разрушение государства, преследование церкви, ликвидация общины, негативное отношение к семье привело к распаду системы хранения и передачи исторической памяти. Политические вожди Советской России, выдвигая требование разрыва с прошлым, только к концу 20-х гг. пришли к пониманию необходимости создания условий для обеспечения преемственности поколений, хотя бы для сохранения революционно-освободительных традиций. Эта ниша была узурпирована партией, делегировавшей часть функций системе образования.

Реализация классового подхода во всех сферах жизни общества, политика ужесточения и преследования «бывших» приводили к тому, что определенная часть людей стремилась переписать, вычеркнуть из памяти историю своей семьи. Во многих случаях исходили из элементарного инстинкта самосохранения или из необходимости обеспечить детям возможность найти место в новом обществе. В населенных пунктах Сибири сохранилось немало домов, магазинов, предприятий, далекие потомки владельцев которых живут где-то поблизости, но даже не догадываются о прошлой принадлежности зданий. Основной причиной этого является сознательное сокрытие таких фактов от детей и внуков. Это только один из множества примеров. В условиях, когда допускались искажения реальной истории, легко возникали семейные легенды, содержание которых соответствовало героическим образцам и идеалам, пропагандируемым советской властью. Среди предков находили участников крестьянских восстаний и войн, движения декабристов, политкаторжан и ссыльных, героев революций и гражданской войны. Обыденное историческое сознание во все эпохи имело тенденцию к мифологизации, но в послереволюционный период произошло усиление этого процесса.

Еще до революции 1917 г. большевики неоднократно говорили о необходимости перестройки духовной жизни общества на основе классового подхода и принципов партийности, народности, светскости. Программные положения, изложенные в работах и речах В.И. Ленина, А.В. Луначарского и других, нашли свое практическое воплощение в политике культурной революции, которая выполнила несколько задач. Она способствовала становлению индустриально-урбанистического общества, т.к. сопровождалась интенсивным внедрением в повседневную жизнь людей различных элементов массовой культуры, в том числе кино, СМИ, научно-популярной литературы. Можно согласиться с теми исследователями, которые рассматривают культурную революцию как этап модернизации российского общества.

В то же время для большевиков важнее было выполнить другую задачу, а именно – приведение в соответствие образа духовной жизни типу политического режима. Для этого культура подменялась идеологией, отрицавшей плюрализм, мирное сосуществование различных социальных групп и принятых в них способов духовного взаимодействия.

Основным объектом воздействия новой революционной идеологии была молодежь. В.И. Ленин писал: «...именно молодежи предстоит настоящая задача создания коммунистического общества» [1]. Основные надежды связывались с тем, что, во-первых, молодое поколение в процессе самоопределения вступает в классический конфликт «отцов и детей», во-вторых, оно не обладает собственным социальным опытом, легче адаптируется к новым условиям и больше поддается внешним влияниям.

После распада традиционной системы формирования исторического сознания сохранился единственный социальный институт, способный выполнять эту функцию, – это школа. Преобразования, проведенные большевиками в сфере образования, с одной

207

стороны, открыли дорогу педагогическим экспериментам (например, педологии), с другой – превратили школу в служанку идеологии. «Мы не мыслим и не должны мыслить никакой формы просвещения, которая не имела бы прямого отношения к задачам коммунистического строительства и не была бы поэтому прямо или косвенно проникнута коммунистическим духом», – утверждал руководитель Народного комиссариата просвещения А.В. Луначарский [2]. Школа должна была формировать сознание «нового человека» – строителя коммунизма, сконцентрированного на настоящем, осененным лучами «светлого будущего». Скорее всего, исходя, в том числе из этих задач, в первое десятилетие после революции из школьных программ был исключен предмет «история». Сведения о прошлом стали простой иллюстрацией к схеме развития классовой борьбы как пролога Октябрьской революции, которая изучалась в курсе обществознания.

Незнание и непонимание фактов и явлений прошлого способствовало складыванию в детской психике его негативного образа. У ребенка формировался синкретический образ тех, кто «вредный», кто «мучает», в котором слились воедино такие понятия, как «царь», «буржуй», «барин», «дворянин», «генерал», «белые» и тому подобные. Это безотчетное чувство неприязни к тому, что лежит за пределами привычной действительности, складывающееся в период становления сознания, было важнее и прочнее всего приобретенного позднее жизненного опыта. Оно было надежной опорой для новой идеологии.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что процесс разрушения традиционного исторического сознания был активизирован революциями 1917 г. и на определенное время общество сконцентрировалось на настоящем и будущем. К вопросу о том, кто и как хранил и передавал память о прошлом в сложных условиях, мы предполагаем обратиться в других статьях.

1. Ленин В.И. Собрание сочинений: В 4-х т. – Т.4. – М., 1985. – С. 179. 2. Луначарский А.В. Переписка, доклады, документы // Литературное наследство. – Т. 80. – М., 1971. – С.

98.

Хозяинова Н.В.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ CALTHA NATANS PALLAS EX GEORGI В ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

Карл Линней (1707–1778) – шведский естествоиспытатель, современник Георга

Вильгельма Стеллера, создатель бинарной номенклатуры и первой «Системы природы» – назвал и описал около 10 тысяч видов растений, разработал их классификацию, включающую классы, отряды, роды. Многие современные виды растений носят названия, данные великим шведом. Среди сосудистых растений административного юга Тюменской области таковых более половины. Назван К. Линнеем и род Caltha L. – калужница.

В Тюменской области произрастает три вида этого рода: Caltha arctica R. Br. (Полярный Урал, полуострова Ямал, Тазовский, Гыданский), C. palustris L. (во всех природных зонах области) и C. natans Pallas ex Georgi [1]. Распространение последнего вида на территории Тюменского региона вызывает определенный интерес.

Впервые калужница плавающая была описана Петром Симоном Палласом в 1776 г. и названа Caltha natans Pall. Позднее вид был выделен в отдельный род и переименован в Thacla natans (Pall. ex Georgi) Deyl et Soják – такла плавающая [2]. В настоящее время принято название вида Caltha natans Pallas ex Georgi [1], которого мы и будем придерживаться в данном сообщении.

Калужница плавающая – многолетнее травянистое водное растение с плавающими листьями. Цветет белыми цветками, чем заметно отличается от близкородственных видов Caltha arctica и C. palustris, у которых лепестки желтые. Вид широко распространен в озерах, реках, старицах, прудах и болотах Восточной Сибири, Дальнего Востока,

208

Северной Монголии, Маньчжурии, Северной Америки; реже встречается в Средней и Западной Сибири [3, 4].

При подготовке к изданию Красной Книги Тюменской области [5] Caltha natans была отнесена в группу видов с неопределенным статусом (категория 4). Это виды, информация о которых неполная или противоречивая, имеющие единичные местонахождения на территории области, не подтвержденные сборами последних 50 лет, вызывающие сомнение в правильности определения и т.д., т.е. требующие дополнительных исследований.

В пределах Тюменской области произрастание калужницы плавающей до настоящего времени обнаружено не было и указывалось ошибочно [6]. Но в литературе имеются указания на произрастание вида на сопредельных территориях.

По данным П.Н. Крылова [7], Caltha natans найдена между пос. Кыльинским и Тангутским (по р. Тавде) и у с. Воздвиженка на территории современной Екатеринбургской области. Позднее вид указывался для восточной части среднего Урала [8], но севернее не отмечался [9].

В Курганской области калужница плавающая обнаружена у с. Ушаковское и близ д. Чусовая. Вид включен в Красную Книгу Курганской области как бореальный сибирско-североамериканский вид с дизъюнктивным ареалом, уязвимый, находящийся на юго-западном пределе зауральского фрагмента ареала [10].

Нами Caltha natans впервые была найдена на территории Тюменской области в 2004 г. за Полярным кругом, а затем отмечалась ежегодно в водоемах подзоны кустарниковых тундр. Самое южное местонахождение вида – окрестности ж/д станции Ныда (северная тайга). Ниже приводим перечень местонахождений калужницы плавающей с указанием даты сбора и фамилий коллекторов.

– Надымский р-н, 25 км на юго-запад от пос. Юрхарово, безымянный зарастающий ручей, 18.07.2004, Е. Баянов.

– Надымский р-н, 37,5 км на восток от пос. Ныда, р. Хусьяха (приток р. Ныда), старица, 12.09.2005, Е. Баянов.

– Надымский р-н, окрестности ж/д станции Ныда, придорожный водоем, 31.08.2005, В. Жмудин.

– Надымский р-н, 100 км на северо-запад от г. Новый Уренгой, междуречье Яраяхи и Енъяхамал-Тарки, придорожный водоем, 12.09.2005, Н. Хозяинова.

– Надымский р-н, 150 км на северо-запад от г. Новый Уренгой, бассейн р. Емояха (приток р. Хадуттэ), берег озера, 19.07.2006, И. Цибарт.

– Тазовский р-н, окрестности пос. Тазовский, обводненный зарастающий карьер, 30.07.2005, Е. Баянов.

– Тазовский р-н, п-ов Гыданский, бассейн р. Индикъяха, шламовый амбар на территории разведочной скважины, 11.08.2006, Е. Баянов.

– Тазовский р-н, п-ов Гыданский, бассейн р. Индикъяха, 800 м от разведочной скважины, водоем, 15.08.2006, И. Цибарт.

– Тазовский р-н, пойма р. Индикъяха, пересыхающая старица, 18.08.2006, И. Цибарт. Калужница плавающая в северных районах Тюменской области часто встречается в

водоемах антропогенного происхождения (карьеры, шламовые амбары) или в мелководных, зарастающих, иногда пересыхающих старицах. Как правило, вид образует многочисленные полночленные популяции с преобладанием генеративных особей. Цветет и плодоносит Caltha natans за Полярным кругом с июля и в зиму уходит цветущей, так как самые поздние наши находки датируются 12 сентября (фото), а водотоки в тундре замерзают в середине октября.

В таких же северных широтах калужница плавающая произрастает в Республике Саха (Якутия) – Оленекско-Нижнеленский флористический район [11]. Можно предположить, что в связи с освоением северных территорий в настоящее время происходит расширение ареала Caltha natans в северо-западном направлении.

209

Произрастание крупных популяций калужницы в водоемах антропогенного происхождения подтверждает влияние на распространение вида хозяйственной деятельности человека.

Популяция Caltha natans в придорожном водоеме междуречья Яраяхи и Енъяхамал-

Тарки. Фото И. Солохненко. В связи с нахождением Caltha natans на территории Тюменской области

исследователям флоры и растительности региона необходимо обратить пристальное внимание на этот вид с целью выявления новых мест произрастания и уточнения западной границы ареала калужницы плавающей.

1. Конспект флоры Сибири: Сосудистые растения / Сост. Л.И. Малышев, Г.А. Пешкова, К.С. Байков и др.

– Новосибирск: Наука, 2005. 2. Черепанов С.К. Сосудистые растения России и сопредельных государств. – М., 1995. 3. Арктическая Флора СССР. Семейства Caryophyllaceae–Ranunculaceae / Под. ред. А.И. Толмачева. – Л.:

Изд-во «Наука», Ленингр. отд., 1971. – Вып. VI. 4. Фризен Н.В. Род Caltha–Aconitum // Флора Сибири. Portulacaceae–Ranunculaceae. – Новосибирск:

Наука, 1993. – Т.6. 5. Красная Книга Тюменской области: Животные, растения, грибы / Отв. ред. О.А. Петрова. –

Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2004. 6. Хозяинова Н.В., Глазунов В.А., Лиховидова Т.Ф., Маракулина О.И., Воронова О.Г., Мельникова М.Ф.

Виды растений 4 категории в Красной Книге Тюменской области / Земля Тюменская: Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея / Под ред. В.П. Петровой. – Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2004. – Вып. 17. – С. 293-311.

7. Крылов П.Н. Флора Западной Сибири. Руководство к определению западно-сибирских растений.– Томск, 1958. – Вып. 5.

8. Определитель сосудистых растений Среднего Урала / П.Л. Горчаковский, Е.А. Шурова, М.С. Князев и др.– М.: Наука, 1994.

9. Растительный покров и растительные ресурсы Полярного Урала / Л.М. Морозова, М.А. Магомедова, С.Н. Эктова, А.П. Дьяченко, М.С. Князев и др. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006. – 796 с.

10. Красная Книга Курганской области. – Курган: Зауралье, 2002. 11. Фризен Н.В. Род Caltha–Aconitum // Флора Сибири. Portulacaceae–Ranunculaceae. – Новосибирск:

Наука, 1993. – Т.6.

210

Hoffmann P.

MÜLLERS SCHRIFT „SCHREIBEN EINES RUSSISCHEN OFFIZIERS VON DER FLOTTE“ ALS FRÜHE OFFIZIÖSE MITTEILUNG ÜBER DIE ERGEBNISSE DER

GROßEN NORDISCHEN EXPEDITION 1753 wurde in Berlin in französischer Sprache und in deutscher Übersetzung im Verlag

Haude und Spener eine kleine Schrift ohne Nennung des Autors veröffentlicht, deren deutschsprachiger Titel lautet vollständig: „Schreiben eines russischen Offiziers von der Flotte an einen Herrn des Hofes, die Charte der neuen Entdeckungen gegen Norden des Südermeers und die Abhandlung, die zur Erläuterung derselben dient, betreffend, welche von dem Herrn von L’Isle im Jahre 1752 zu Paris herausgegeben worden sind. Aus dem Russischen in das Französische gebracht und hernach in das Deutsche übersetzt von Joh. Victor Krause.“ Im darauffolgenden Jahr wurde diese Schrift zusammen mit der Schrift Delisles von Arthur Dobbs in London in englischer Übersetzung veröffentlicht. Außerdem erschien der französische Text in der Nouvelle Bibliothèque Germanique [1].

Autor dieses „Schreibens“ war der Petersburger Historiker, Geograph, Ethnograph und Sibirienforscher Gerhard Friedrich Müller, [2] der selbst an der Großen Nordexpedition teilgenommen hatte. Diese Schrift ist in verschiedener Hinsicht bemerkenswert. Zum einen bietet sie, das ist ihre wissenschaftsgeschichtliche Bedeutung, die erste offiziöse Stellungnahme Rußlands zu den Ergebnissen der Großen Nordischen Expedition 1733 bis 1743, zum anderen läßt sich, was buchgeschichtlich von Interesse ist, das Entstehen dieser Schrift sehr detailliert verfolgen.

Beide Aspekte sind miteinander verflochten, wir werden in unseren Ausführungen den an zweiter Stelle genannten Gedanken vorerst in den Vordergrund rücken.

Zur Vorgeschichte des „Schreibens“ sind einige Bemerkungen notwendig. Noch von Peter I. war der Pariser Geograph und Astronom Joseph Nicolas Delisle (1688-1768) nach Petersburg an die zu gründende Akademie der Wissenschaften eingeladen worden. Delisle gehörte zu den Wissenschaftlern, die nicht Russisch lernten, er ließ sich alle für seine Arbeiten notwendigen Materialien ins Französische übersetzen. Seit dem Ausgang der dreißiger Jahre des 18. Jahrhunderts kam es zu Differenzen zwischen Delisle und der Akademieleitung, seit Beginn der vierziger Jahre hatte er alle Kontakte zur Akademie abgebrochen, nahm nicht mehr an den Akademiesitzungen teil. 1747 erhielt er die Erlaubnis, nach Paris zurückzukehren. Vor seiner Abreise hatte er einen Vertrag unterzeichnet mit dem er sich verpflichtete, weiterhin Verbindungen zur Akademie aufrecht zu halten, zugleich wurde er zum Ehrenmitglied der Petersburger Akademie ernannt. Aber auf Schreiben des Sekretärs der akademischen Kanzlei, Grigorij Teplov, antwortete er nicht, sondern erklärte, er wolle keinerlei Verbindungen zur akademischen Kanzlei halten, er werde nur mit einzelnen Professoren direkte Kontakte pflegen. Es kam zum Skandal – 1748 wurde Delisle als Ehrenmitglied der Petersburger Akademie der Wissenschaften ausgeschlossen [3].

In meiner 2005 zu seinem 300. Geburtstag erschienenen Biographie Gerhard Friedrich Müllers bin ich auf die Schrift „Schreiben eines russischen Offiziers von der Flotte“ kurz eingegangen. Ich verweise auf die Ausführungen bei Aleksandr Ignat’evič Andreev, daß der Präsident der Petersburger Akademie Kiril Grigor’revič Razumovskij vom russischen Botschafter in Wien, dem ehemaligen Akademiepräsidenten Grafen Hermann Karl Keyserling, auf diese Schrift aufmerksam gemacht worden war. Razumovskij gab daraufhin die Weisung, eine Entgegnung zu verfassen, [4] die von der Kanzlei der Akademie an das Geographische Departement weitergeben wurde. Dieses Departement wurde damals von Müller gemeinsam mit dem Astronomen Augustin Nathanael Grischow geleitet. Über eine Mitwirkung Grischows an der uns interessierenden Schrift ist nichts bekannt. Müller legte schon nach vier Wochen seine Ausarbeitung vor [5].

211

Beachtenswert ist die Geschichte der Veröffentlichung: Am 30. März/10. April 1753 schrieb Johann Daniel Schumacher, der Leiter der Kanzlei der Petersburger Akademie, an Leonhard Euler in Berlin. Schumacher verweist auf die Euler sicherlich schon bekannte in Paris erschienene Karte und Erklärung Delisles und fährt dann fort: „Um das Publikum diesfalls zu desabusieren, so hat ein gewisser Seeofficier vor gut befunden, seine Gedanken darüber zu entwerfen.“ Weiter berichtet Schumacher: Der Präsident der Akademie, Razumovskij, habe diese Schrift ins Französische übersetzen lassen und angeordnet, „beigehende Piece in denen Journaux insgeheim, ohne zu melden, von wannen sie communicirt worden“, zu veröffentlichen. Schumacher äußert den Wunsch, daß Formey diese Schrift in der Nouvelle Bibliothèque Germanique veröffentlichen möge [6].

In seiner Antwort bestätigt Euler nicht nur den Empfang der Schrift, sondern teilt zugleich mit, welche zusätzlichen Maßnahmen er bereits zu ihrer Verbreitung ergriffen hat: „Da des Herrn Praesidenten hochgräfl. Excellenz Absicht dahin gehet, daß diese Schrift durch gantz Europa bekannt werden soll, so habe ich schon Anstalt gemacht, daß dieselbe sowohl frantzösich als teutsch auf bevorstehende Leipziger Meß herauskommen wird. Ich habe einen geschickten Frantzosen aus Geneve im Hauß, [7] welcher das Frantzösische in dieser Schrifft verbessert, woraus sogleich die Übersetzung ins Teutsche gemacht wird. Hierrauf werde ich aber auch sorgen, daß eben diese Schrifft in einigen Journalen, als der Bibliothèque Germanique, eingerückt werde.“ [8]. Und wirklich ist diese Schrift in der Nouvelle Bibliothèque Germanique im Band XIII, 1753 veröffentlicht worden. Im Berliner Verlag Haude und Spener erschien sowohl die französische als auch die deutsche Ausgabe. Der russische Text ist nach den Vorlagen im Archiv erst in unseren Tagen von Simon Semenovič Ilizarov in der Ausgabe der Werke Müllers „Избранные труды“ erstmals veröffentlicht worden [9].

Nachdem die Editionsgeschichte dargelegt worden ist, sei auf den Inhalt und auf die um diese Schrift geführte Diskussion etwas ausführlicher eingegangen. Mit dieser Fragestellung gehen wir allgemein auf die Bedeutung der Großen Nordischen Expedition ein.

Delisle hatte 1747 in Unfrieden die Petersburger Akademie verlassen. Schon längere Zeit hatte er die geographischen Arbeiten der Petersburger Akademie blockiert, der russische Atlas 1745 konnte erst veröffentlicht werden, nachdem Delisle als Leiter des Geographischen Departements abgelöst worden war. Obwohl sich Delisle in Petersburg nicht mehr aktiv an der geographischen Arbeit beteiligte, hatte er doch auch weiterhin systematisch entsprechendes Material gesammelt.

Mit der von ihm in Paris herausgegebenen Karte und dem die Karte begleitenden Memoire schrieb sich Delisle das wesentliche Verdienst an den Erfolgen der russischen Expeditionen im Pazifischen Ozean zu. Das rief in Rußland Verärgerung hervor. Nur aus dieser Situation heraus ist zu verstehen, daß Müller in dem „Schreiben eines russischen Offiziers“ mit Nennung des Namens deutlich gegen Delisle Stellung nahm. Müller gab eine recht detaillierte Schilderung der beiden Bering-Expeditionen und analysierte die russischen Forschungsergebnisse. Besonderes Augenmerk richtete Müller auf die Chronologie der Ereignisse. Delisle hatte geschrieben, daß eine Karte und ein Memoire, die er der Kaiserin Anna vorgelegt hatte, den Anstoß zur zweiten Expedition gegeben hätten. Müller stellt richtig: Es gab eine Weisung der Kaiserin, die vom Senat an die Akademie weitergeleitet worden war. Von der Akademie hatte Delisle den Auftrag erhalten, auf Grund der Ergebnisse der ersten Bering-Expedition Vorschläge für eine neue Expedition vorzulegen. Delisle hat also, wie Müller betont, mit den der Kaiserin vorgelegten Materialien, Karte und Memoire, keine von ihm ausgehende Initiative gezeigt, sondern eine zentrale Weisung erfüllt [10]. Und auf Grund der Ergebnisse der beiden von Bering geleiteten Expeditionen kommt Müller zu dem Schluß, daß die Angaben Delisles diese Forschungen eher behindert als gefördert hätten, da damit die Fahrten im nördlichen Teil des Pazifik viel zu sehr nach Süden gelenkt worden wären wo die von Delisle angegebenen Inseln und Kontinente – Gamaland und Kompanieland – sich als nichtexistente Phantasiegebilde erwiesen.

Mit vielen Details schildert Müller die Fahrten von Bering und Čirikov vom Kamtschatka aus nach Osten bis an die Küsten Amerikas sowie die Fahrten von Spanberg von Kamtschatka

212

aus nach Süden in Richtung Japan. Aus den Schilderungen Müllers erfuhr die wissenschaftliche Welt vom Tode Berings auf der Bering-Insel.

Und dann berichtigt Müller einen weiteren Fehler Delisles, der behauptet hatte, seine Karte zeige die Nordküste Asiens von Archangelsk bis zur Mündung der Kolyma in das Eismeer nach den neuesten russischen Entdeckungen, in der Realität hatte Delisle jedoch die Angaben des russischen Atlas von 1745 bis in das kleinste Detail übernommen [11]. Und im letzten Teil seines „Schreibens eines russischen Offiziers“ zählt Müller viele Fehler in den Darlegungen Delisles auf, so heißt es, daß Hudson in den ersten Jahren der Regierung des englischen Königs Karls I. seine Entdeckungsreise angetreten habe – Hudson war 1610 gestorben, Karl I. bestieg 1625 den Thron [12]. Ähnliche Fehler zählt Müller mehrere auf. Seine Schlußfolgerung lautet: „Sehr täuschen sich jene, die in Frankreich von Herrn Delisle eine genaure Karte erwartet haben, als wir sie herausgeben können.“ [13].

Der aggressive Ton und die einseitige Darlegung in der Schrift Delisles war unter anderem in Frankreich selbst und auch in England auf Ablehnung gestoßen. Unter diesen Umständen bedeutete das „Schreiben eines russischen Offiziers von der Flotte“ für alle Gegner Delisles eine wesentliche Unterstützung. In England wurde von Arthur Dobbs die Schrift Müllers 1754 in englischer Übersetzung veröffentlicht, wobei als Anhang auch die Schrift Delisles in englischer Übersetzung beigefügt war [14]. Dobbs erwartete, wie er im Kommentar schreibt, viel von den weiteren Forschungen der Russen: Sie „verdienen wirklich schon durch die Entdeckungen, welche sie bereits gemacht haben, große Lobsprüche.“ [15].

Abschließen sei auf die Diskussion hingewiesen, die in England, Frankreich, der Schweiz, Holland und Deutschland über die Schrift Delisles und die russischen Entdeckungen im Pazifikraum geführt worden ist. Grundlagen für diese Diskussionen boten zwei in Rußland erschienene Publikationen. Das war Krašeninnikovs Werk „Beschreibung Kamtschatkas“ von 1755 (1764 wurde die englische, 1766 die deutsche, 1767 die französische und 1770 die holländische Ausgabe veröffentlicht) und dann Müllers „Nachrichten von Seereisen“ (1758 im 3. Band der „Sammlung Russischer Geschichte“ veröffentlicht), von denen 1761 eine englische (Zweitauflage 1764) und 1766 in Amsterdam eine französische Übersetzung erschienen ist. In den „Nachrichten von Seereisen“ geht Müller auf die Diskussion mit Delisle ein und schreibt, daß Delisle „sehr unzulängliche Nachrichten gehabt habe“ und daß er sich und seinem Bruder Delisle de la Croyère „unbegründet [...] die Ehre dieser Entdeckungen zueignen wollen.“ [16].

Etwa zehn Jahre spätern griff Stellers „Beschreibung von dem Lande Kamtschatka“ (Frankfurt am Main/Leipzig 1774; Reprint Stuttgart 1974, Neuausgabe Bonn 1996) in diese Diskussion ein.

Diese Diskussionen habe ich ausführlich in meiner ungedruckten Dissertation dokumentiert [17]. Hier möchte ich mich auf einige zusammenfassende Bemerkungen beschränken. Die Stellungnahme von Dobbs hatte Euler gleich nach Erscheinen als selbständige Broschüre ins Deutsche übersetzen lassen. Zusammenfassend hatte Dobbs geschrieben: „Ich würde mich ungemein freuen zu vernehmen, daß man den sinnreichen Verfasser der Anmerkungen über die Abhandlung und über die Karte des de l’Isle bei einem so wichtigen Versuche gebrauchte, weil dessen große Erfahrung auf das gründlichste verspricht, daß er solche zu seiner eigenen Ehre wie auch zum Ruhme der Kaiserin von Rußland und des gesamten Reichs glücklich zu Stande bringen würde.“ [18].

Deslisles Schüler Philippe Buache verteidigte seinen Lehrer in dem dreibändigen Werk „Considerations géographiques et physiques sur les nouvelles découvertes au Nord de la grand mer, appellée vulgairement la mer du Sud“, Paris 1753-1755.

1755 erschien in der von Formey herausgegebenen Nouvelle Bibliothèque Germanique ein anonymer Aufsatz, in dem die Angaben über die russischen Entdeckungen im Raum des Pazifik kritisch analysiert werden. Der Verfasser verbirgt sich hinter den Buchstaben M.S.E.B.d.A., was als Mr. Samuel Engel, Baille d’Aarberg [19] aufzulösen ist. Hier legt Engel erstmals seine These dar, die er dann in verschiedenen umfangreichen Veröffentlichungen weiterentwickelt hat, daß

213

Rußland auf seinen Karten aus politischen Gründen sein Territorium um 30 Breitengrade zu weit nach Osten ausgedehnt darstelle.

Auf die weiteren Diskussionen kann ich hier nicht eingehen, es waren viele Publikationen, viele Autoren, die sich in dieser Diskussion zu Wort meldeten. Nur soviel sei abschließen angemerkt, daß James Cook, der auf seiner dritten Weltumseglung 1779 auch in die Bering-Straße eingefahren ist, die russischen Angaben weitgehend bestätigt hat – das Ostkap Asiens war auf den russischen Karten, nicht wie Engels behauptet hatte, um 300 zu weit nach Osten vorgeschoben worden, sondern noch um weitere 40 nach Osten zu verschieben, also Asien reichte noch 4 Breitengrade weiter nach Osten als auf den russischen Karten angegeben war. Mit der dritten Weltumseglung Cooks enden die in der zweiten Hälfte des 18. Jahrhunderts um die russischen Entdeckungen im Pazifik geführten internationalen Diskussionen.

1775 schrieb Müller im „Opisanie moich služb“ (Punkt 27): „Als 1752 Herr Delisle in Paris eine Nachricht und eine Karte über die während der Kamtschatka-Expedition von den Russen nach Amerika geführten Seereisen veröffentlichte, die mit der Realität wenig Gemeinsames zeigten, wurde der Akademie aus Moskau der Ukas zugesandt, daß dieses Werk durch die Herausgabe eines anderen widerlegt werde, das besser begründet sei. Aus diesem Anlaß verfaßte ich in französischer Sprache den ‚Lettre d’un Officier de la Marine Russienne’, der 1753 in Berlin gedruckt worden ist. Diese Schrift wurde von Ausländern ins Deutsche und Englische übersetzt.“ [20].

Daß Müller sich selbst als Autor dieser Schrift bekannt hat, wurde nur zum Teil zur Kenntnis genommen – und noch Leonid Stejneger hält in seiner Biographie Stellers (Cambridge/Mass. 1936) Sven Waxell, einen Offizier aus der Begleitung Berings, für den Autor dieses Schreibens [21]. Diese These ist durchaus nicht so abseitig, wie sie auf den ersten Blick erscheinen mag, denn zu den im Moskauer Archiv im Fond Müllers aufbewahrten Materialien gehört auch das Tagebuch Waxells [22]. Und offensichtlich hat sich Müller bei der Abfassung seines „Schreibens“ an die Aufzeichnungen Waxells gehalten.

1. Nouvelle Bibliothèque Germanique, Band XIII, 1753, S. 46-87. 2. Vgl. zur Biographie Müllers u. a. Büsching, Anton Friedrich: G. F. Müller. In: Beyträge zu der

Lebensgeschichte denkwürdiger Personen, insonderheit gelehrter Männer, Teil 3, Halle 1785, S. 1-160; Pekarskij, Petr Petrovič: Istorija imp. Akademi nauk v Peterburge, Band I, S. Petersburg 1870, S. 308-430 (Reprint Leipzig 1977); J. L. Black: G. F. Müller and the Imperial Russian Academy of Sciences, Kingston/Montreal 1986; Hoffmann, P.: Gerhard Friedrich Müller (1705-1783). Historiker, Geograph, Archivar im Dienste Rußlands, Frankfurt am Main u.a. 2005; Илизаров, С. С.: Герард Фридрих Миллер 1705 – 1783, Moskau 2005.

3. Ausführlich bin ich auf diese Vorgänge in meiner ungedruckten Dissertation Gerhard Friedrich Müller – Die Bedeutung seiner geographischen Arbeiten für das Russlandbild des 18. Jahrhunderts, Humboldt-Universität Berlin 1959 (Maschinenschrift), S. 195 f. eingegangen.

4. Hoffmann: Gerhard Friedrich Müller, S. 227 f. 5. Андреев, А. И.: Труды Г. Ф. Миллера о Сибири. In: Миллер, Г. Ф.: История Сибири, Band I, Moskau

1937, S. 103. 6. Die Berliner und die Petersburger Akademie der Wissenschaften im Briefwechsel Leonhard Eulers, Teil 2

(Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, Band III/2), Berlin 1961, Brief 225, S. 307. 7. Louis Bertrand, später Prof. Der Mathematik in Genf und auswärtiges Mitglied der Berliner Akademie der

Wissenschaften. 8. Ebenda, Brief 226. 9. Миллер, Г. Ф.: Избранные труды, Moskau 2006, S. 648-662, Kommentar S. 784-786. 10. Ebenda, S. 652 f. 11. Ebenda, S. 658. 12. Ebenda, S. 659. 13. Ebenda, S. 662. 14. A letter from a Russian Sea-officer … together with some observations on the letter by Arthur Dobbs … to

which is added Mr. de l’Isles explanatory, London 1754. 15. Dobbs, Betrachtungen über die russischen Entdeckungen, deren in dem Schreiben eines Offiziers von der

russischen Flotte an einem Herrn des Hofes zu St. Petersburg gedacht wird ..., Berlin 1754, S. 8. 16. Sammlung Russischer Geschichte, Band 3, S. 272 17. Hoffmann: Gerhard Friedrich Müller – die Bedeutung seiner geographischen Arbeiten, S. 200 ff.

214

18. Dobbs, Betrachtungen über die russischen Entdeckungen, S. 30. 19. Vgl. über Engel: M. Stuber: Forschungsreisen im Studierzimmer. Zur Rezeption der Großen Nordischen

Expedition bei Albrecht von Haller und Samuel Engel. In: Europa in der frühen Neuzeit. Festschrift für Günter Mühlpfordt, Band 6: Mittel-, Nord- und Osteuropa, Köln-Weimar-Wien 2002, S. 983 ff.

20. Голичын, Н. В. (Hrsg.): Портфели Г. Ф. Миллера, Moskau 1899, S. 141. 21. L. Stejneger, Georg Wilhelm Steller. The pioneer of Alaskan natural history, Cambridge (Mass.) 1936,

Bibliographie unter Waxell, Sven. 22. Выписки из примечаний Свен Вакселя, бывшего при Камчатской экспедиции. Vgl. Голицын: Портфели

Г. Ф. Миллера, S. 59, Nr. 426.

Чибилева В.П., Савинова Т.Н.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИОГАННА БЛАРАМБЕРГА В ОРЕНБУРГСКОМ КРАЕ

И.Ф. Бларамберг 17 января 1841 г. (1801–1878) в чине поручика прибыл в г.

Оренбург. 14 лет, вплоть до 1855 г., он находился на службе в Отдельном Оренбургском корпусе.

Иоганн Бларамберг родился в 1801 г. во Франкфурте-на-Майне, учился в Гессенском университете, где слушал лекции по математике, статистике, юридическим дисциплинам: правоведению, естественному, полицейскому праву и др. В 1824 г. он приехал в Россию, принял российское подданство. В Москве он продолжил образование в Институте корпуса инженеров путей сообщения, который считался привилегированным учебным заведением, где изучал русский язык, историю и географию, а также совершенствовался во французской литературе, математике и рисовании – как показала жизнь, все это ему очень пригодилось в дальнейшем. В 1828 г. он окончил его в чине поручика.

Первое его знакомство с Оренбургским краем произошло еще в 1836 г. во время подготовки к третьей Каспийской экспедиции, возглавлявшейся талантливым исследователем Г.С. Карелиным.

Экспедиция на восточные и южные берега Каспийского моря оказалась очень плодотворной. Были проведены новые съемки берегов моря и уточнены имевшиеся карты восточного побережья Каспия, впервые обследованы заливы юго-восточного Каспия и древнего устья Амударьи–Узбоя. Экспедиция побывала в Астрабадском заливе Ирана с целью установки торговых отношений. Живописная природа иранского побережья после унылых пейзажей пустынного северного и восточного Прикаспия поразила путешественников. Выдающимся достижением экспедиции было обследование залива Кара-Богаз-Гол (залив Черной Пасти). Также экспедиция впервые изучает острова Челекен и Огурчинский, отмечая обилие там нефти и соли.

И. Бларамбергом были собраны важные статистические, физико-географические и топографические данные, а также этнографические сведения о туркменском населении прибрежной территории.

Деятельность И. Бларамберга постепенно выходила за ведомственные рамки. Не будучи профессиональным ученым, он, тем не менее, пишет первые, но весьма основательные труды: «Журнал, веденный во время экспедиции для обозрения восточных берегов Каспийского моря в 1836 году», а также «Топографическое и статистическое описание восточного берега Каспийского моря от Астрабадского залива до мыса Тюб-Караган», которые были напечатаны в 1850 г. в издании Русского географического общества

В Оренбурге ему поручили охранять на опасном отрезке пути до реки Сырдарьи сразу две дипломатические миссии – К. Бутенева, следовавшую в Бухару, и П. Никифорова, направлявшуюся в Хиву (май-июль 1841 г.).

С этим заданием И. Ф. Бларамберг не только успешно справился, но и приступил на пути следования к сбору материалов о безбрежных степях Казахстана и их населении, а также о смежных с ними собственно российских губерниях.

215

В 1840-е гг. Бларамберг по своим служебным обязанностям непрерывно разъезжает по землям Оренбуржья и Казахстана (Киргизской степи).

В своих «Воспоминаниях», изданных на русском языке в 1878 г. и содержащих впечатляющее описание Оренбургского периода жизни и деятельности, он пишет: «…каждый раз, когда я возвращался из степного похода в свой дом в Оренбурге, я чувствовал себя стесненным; казалось, мне не хватает воздуха. Это чувство, которое со временем проходит, охватывает каждого, кто долгое время дышал чистым, степным воздухом, спал в кибитке или прямо на земле и кому горизонтом служила необозримая степь. Только постепенно привыкаешь снова к спертому, комнатному воздуху» [7].

В многочисленных разъездах он осматривает и дает описание берегов рек Тобола, Большого Аята, Иргиза, Темира, Эмбы, а также притоков р. Урала: «степных рек много, но они несудоходны. Притоки, исключая Илек, впадающий в Урал, теряются в озерах или песках и камыше; даже главная река, Эмба, не достигает Каспийского моря. Другие летом пересыхают или образуют маленькие, очень богатые рыбой озера…» [7]. Определяет места для возведения укреплений, проводит топографические съемки и описывает Мугоджарские горы и самую высокую ее вершину – Айрук.

И. Бларамберг изучает быт и нравы населения, а также собирает и другие сведения самого различного характера, которые пригодятся ему для будущих исследований. И такие исследования он систематически подготавливает к печати. Еще в 1848 г. в большой серии «Военно-статистического обозрения Российской империи» выходит составленное им совместно с офицерами Герном и Васильевым «Военно-статистическое обозрение Оренбургской губернии» [Военно-статистическое обозрение Российской империи. – Т. XIV. – Ч. 2. – СПб., 1848], также он осуществляет аналогичный труд по Вятской и Казанской губерниям.

7 октября 1845 г. Бларамберг был принят в действительные члены Русского географического общества по рекомендации Ф.П. Литке и Ф.П. Врангеля, и с этого времени его научная деятельность была тесно связана с этим объединением отечественных географов.

Летом 1852 г. И.Ф. Бларамберг командовал отрядом, перед которым формально ставились лишь «рекогносцировочные» цели, а фактически он должен был овладеть кокандской крепостью Ак-Мечеть. Обстоятельства сложились неблагоприятно. В итоге отряд под командой Бларамберга смог лишь разрушить некоторые укрепления, а также две мелкие соседние крепости и вернулся в Оренбург. Но привезенные Бларамбергом разведывательные данные позволили Перовскому, лично возглавившему в следующем, 1853 г., новый поход на Ак-Мечеть, захватить ее и открыть царским войскам дорогу для широкого продвижения в дальнейшем в глубь Средней Азии.

В декабре 1855 г. И.Ф. Бларамберга перевели в Петербург.

1. Бларамберг И. Воспоминания. – М.: Гл. ред. восточ. лит., 1978. – 357 с. 2. Огородников Н.М. Оренбург пограничный. – Оренбург: ДиМур, 1995. – 94 с. 3. Чибилев А.А. В глубь степей: очерки об естествоиспытателях Оренбургского края. – Екатеринбург:

УИФ «Наука», 1993. – 19 с.

Шадрин В.И.

ИССЛЕДОВАТЕЛИ XVIII В. ОБ ЭТНОГЕНЕЗЕ ЮКАГИРОВ Проблема этногенеза этноса – одна из самых сложных в исторической науке. В

настоящее время накоплен большой фактический материал по этногенезу юкагиров, разбросанный по многочисленным книгам, брошюрам, статьям, остающимся преимущественно достоянием специалистов узкого профиля – лингвистов, археологов, этнографов, антропологов и т.д. В этих условиях становится актуальным появление обобщающей комплексной работы, в которой бы этот вопрос рассматривался на основе

216

появившихся в последние годы новых данных и переосмысления старых материалов. Попытки подобного рода начали предприниматься с начала 90-х гг. ХХ в. (Кирьяк М.А., Гоголев А.И.), но они пока носят, в основном, вспомогательный характер.

Необходимо отметить, что решение проблемы этногенеза юкагиров тесно связано с проблемой этногенеза других народов Сибири и Дальнего Востока, а также сложнейшей проблемой этнической идентификации археологических культур данного региона.

В этой связи представляется интересным рассмотреть историю накопления научных знаний о юкагирах и постановки вопроса об их этногенезе. В рамках статьи ограничимся рассмотрением исследований XVIII в., в котором началось научное изучение народов Сибири.

В 20-х гг. XVIII в. в Восточной Сибири впервые действовала научная академическая экспедиция Д.Г. Мессершмидта (1720–1727), которая обследовала низовья Енисея, Нижнюю Тунгуску и верховья Лены, косвенно вторглась в описание таких народов, как якуты, эвенки, юкагиры и коряки [4]. Автором этого «вторжения» стал участник экс-педиции Ф.И. Табберт-Страленберг, выпустивший книгу «Северная и восточная части Европы и Азии...» в 1730 г. в Стокгольме.

Филипп Иоганн Табберт фон Страленберг (1676–1747), капитан шведской армии, попавший в плен после кровопролитного сражения под Полтавой 27 июня 1709 г., прожил в Сибири 13 лет. Проживая в Тобольске и позднее находясь в экспедиции Д.Г. Мессершмидта, Ф.И. Страленберг постоянно собирал материалы по географии, этнографии и истории края. В Тобольске он завязал полезные знакомства: лично виделся с Л. Ланге, В.Н. Татищевым, знал Г. Новицкого, познакомился с С.У. Ремезовым. Через два года полученных знаний ему хватило, чтобы составить карту Сибири. Но в 1715 г. она была украдена, вновь составлена в 1717 г. и отобрана губернатором М.П. Гагариным с угрозой ссылки еще дальше.

Вскоре Ф.И. Страленбергу представился удобный случай непосредственно познакомиться с северными и южными районами Западной Сибири в качестве члена экспедиции Д. Г. Мессершмидта, целью которой было изучение флоры и фауны этого края. Как член экспедиции Страленберг посетил Надым, Абакан, Красноярск, Енисейск.

После заключения Ништадтского мира в 1723 г. он выехал на родину. Здесь напечатал книгу «Татария...» в 1730 г., тогда же он опубликовал свою работу, получившую широкое распространение в Западной Европе [5].

Для нас эта работа важна тем, что, помимо сообщения этнографических сведений, автор делает попытку классифицировать народы северо-востока Азии на основе их языка. В созданной таблице даны сведения о 32 языках, которые он делит на 6 классов: финно-угорские, северотюркские, самоедские, колымско-маньжурские, тунгусско-палеоазиатские и горские Кавказа. Страленберг в пятый класс включает языки тунгусские, палеоазиатские и угорские, понятно, что в этот класс включен и юкагирский язык. Возможно, что именно этот исследователь ввел термин «палеоазиатские» языки в научный оборот. Более того, свою классификацию и свой языковой материал Страленберг связывает с решением вопроса этногенеза народов. Изучив локализацию языков и проследив пути переселения их носителей, он впервые в литературе опроверг существовавшее тогда мнение, что северная часть Азии была заселена исключительно народами «татарского» происхождения [4]. Таким образом, Страленберг стал первым ученым, поставившим вопрос о происхождении юкагиров, указав на их отличие от якутов и отнеся их к палеоазиатским народам. Стоит отметить, что он, рассказывая о соседях юкагиров – коряках и чукчах, указывал на парал-лели в культуре северо-восточных азиатов и североамериканцев, подтверждая тезис Витзена о возможности перехода человека из Азии в Америку. Правда, вскоре, не умаляя его заслуг, В.Н. Татищев дал развернутую критику допущенных Страленбергом ошибок: «В Страленбергове книге описания Татарии со избытком видимо, что он, не зная нужных языков, странные и несогласные с истинною имен произвождения

217

наклал». Конечно, отнесение в один класс языков палеоазиатов и тунгусов свидетельствует о незрелости представлений автора относительно родства включенных им в один класс языков [1]. С начала XVIII в. в процесс научного изучения народов Сибири включаются и русские ученые. Естественно, что таким мощным двигателем стали петровские преобразования, которые дали результаты уже в первые годы реформ. Так, С.У. Ремезов (ок. 1642–1720) в своей «Хорографической чертежной книге» (1711 г.) делает попытку классифицировать сибирские народы [3], но основой его классификации является географический принцип, по которому юкагиры отнесены к группе «В Якутском родов розных числам». Изучал народы Сибири и И.К. Кирилов (1695–1737), обер-секретарь Сената, видный государственный деятель эпохи Петра I. Ранние годы жизни И.К. Кирилова малоизвестны. Он происходил из народных низов. Вначале работал подьячим в Сенатской канцелярии в Москве. В апреле 1715 г. был переведен на постоянную службу в Петербург.18 февраля был назначен канцеляристом приказного стола Сената, а спустя год стал регистратором того же стола. Находясь здесь, И.К. Кирилов мог получать ценнейшие материалы, ко-торые он позднее и использовал. В конце 1721 г. он становится сенатским секретарем, а 12 октября 1727 г. утверждается в должности обер-секретаря. Умер от туберкулеза в Оренбурге, находясь во главе задуманной им экспедиции [5]. В 1727 г. он опубликовал труд «Цветущее состояние Всероссийской империи», где была дана характеристика занятий и верований юкагиров. Большой шаг в научном изучении и обобщении знаний сделал В.Н. Татищев (1686–1750), видный государственный деятель, сподвижник Петра I, организатор исторических исследований в России. Он своевременно и глубоко понял экономическое, политическое и историческое значение новой окраины, лично побывав там два раза (1720–1723 и 1734–1737) [4]. В объяснении происхождения народов В.Н. Татищев развил дальше новый принцип - лингвистический. В этом состоит одна из его заслуг, так как в то время господствовала церковно-библейская интерпретация проблем этногенеза. В.Н. Татищев, отвергнув этот подход, продолжил поиски Страленберга и обосновал плодотворность нового пути объяснения «произшедствия народов» – сравнения языков, предполагающего выяснения их «разности и согласия». В результате он выдвигает новое положение о семьях родственных языков, в основе каждой из которых лежат первоначальные народы и языки: «славянские», «сарматские», «татарские» и «странноязычные». «Странноязычные» народы он называет по-другому – гиперборейские народы Азии, относя к ним юкагиров, ламутов, камчадалов, курилов (айнов), коряков, чукчей [1]. Кстати, его положения близки к теории полигенеза в языкознании, появившейся намного позже. Конечно, В.Н. Татищев в отношении юкагиров только повторил формулировки Страленберга, но именно ему в русской науке принадлежит приоритет постановки вопроса об этногенезе северных народов и о важной роли языкового материала в решении этого вопроса. Огромную роль в дальнейшем изучении юкагиров сыграла Великая северная экспедиция (1725–1743), особенно Вторая Камчатская экспедиция. Указ об организации этой экспедиции под начальством В. Беринга был издан 17 апреля 1732 г. Но разработка программы ее деятельности и составление инструкций, в которых участвовали Сенат, Адмиралтейств-коллегия и Академия наук, затянулись на год. Только 16 марта 1733 г. на специальном заседании Сената был утвержден указ, состоящий в целом и каждого ее подразделения. Экспедиция включала в себя восемь отрядов. Для нас интерес представляет деятельность только одного – академического. Академический (или сухопутный) отряд состоял из профессора истории и географии Г.Ф. Миллера, натуралиста И.Г. Гмелина, профессора астрономии Л.Д. де ла Кройера. Помощниками у последнего были студенты А.Д. Красильников и Ф. Попов. Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин впоследствии были заменены И.Э. Фишером и Г.В. Стеллером. В работе отряда принимали участие студенты С.П. Крашенинников, А. Горланов, Л. Иванов, В. Третьяков, И. Яхонтов, переводчик Я.И.

218

Линденау, художники И.В. Люрсениус, И. Беркан и Деккер. Кроме того, в состав отряда входили 5 геодезистов, 1 инструментальный мастер, 1 лекарь, 12 солдат, несколько рабочих и ремесленников. Поскольку отряд был командирован Академией наук, то она и руководила его работой. Поэтому отряд носит название академического. В его руководстве принимали участие Сенат и Адмиралтейств-коллегия [5]. Историко-этнографический материал о юкагирах был собран Я.И. Линденау, оставившим ценную монографию о народах Сибири, которая была опубликована в Магадане только в 1983 г. Я.И. Линденау (ок. 1700–1795), швед по национальности, прожил сложную и трудную жизнь. С 1737 г. служил переводчиком в Петербурге в воеводской канцелярии Сената. 8 июня 1739 г. был принят в Академию наук в качестве переводчика и переписчика с латинского и немецкого языков. В октябре того же года был послан в экспедицию с И.Э. Фишером по договору сроком на пять лет. Доехал с ним до Сургута, затем с 5 июля по 27 сентября 1740 г. находился у Г.Ф. Миллера, с которым совершил поездку из Тобольска в Березов и обратно. Затем выехал из Тобольска опять к И.Э. Фишеру, с которым поехал до Якутска, куда они прибыли в 1741 г. В рапорте в канцелярию Академии наук И.Э. Фишер писал: «Я.И. Линденау из Якутска был отправлен мною в том же 1741 г. наперед в Охоцк для требования от канцелярии Охоцкого порта морского судна, на котором бы я мог через море на Камчатку переехать». В сентябре 1741 г. Линденау прибыл в Охотск, где пробыл до июля 1743 г. Там он наблюдал за постройкой судна для участников экспедиции и одновременно занимался географическими и этнографическими исследованиями. Летом 1743 г. вернулся в Якутск, где его ожидало предписание Г.В. Стеллера следовать в Удский острог «для описания тамошних мест». По-видимому, Линденау уехал в Удский острог в том же 1743 г. и вернулся оттуда в Якутск только в апреле 1745 г. Неизвестно, когда он выехал из Якутска, но 21 августа 1746 г. появился в Петербурге, привезя с собой «учиненные им разным городам, путям, рекам и народам описания», которые затем были сданы в архив Академии наук. В 1747 г. Сенат наградил Я.И. Линденау за труды его в Сибири чином прапорщика [5]. Дальнейшая его жизнь драматична – полна взлетов и падений, свою жизнь он окончил нищим, сгорев в своем жилище со всеми бумагами и записями [6]. В основу своих сведений о народах Я.И. Линденау положил отдельные архивные документы (ясачные книги, ведомости), личные наблюдения, расспросы местных жителей, языковой и фольклорный материал. Линденау впервые в этнографической науке подразделяет юкагиров на три группы, в основе этого им положен географический принцип. Так, он выделяет индигирскую, колымскую и анадырскую группы, при этом он все же замечает, что среди юкагиров есть различные типы хозяйства и что они разли-чаются и языками. Он дает подробное географическое описание мест обитания юкагирских племен и характеристику окружающих племен. Много внимания Линденау отводит описанию религиозных представлений юкагиров. В целом, необходимо отметить, что материалы, собранные Я.И. Линденау, являются первыми более или менее полными сведениями о юкагирах и оставались такими вплоть до исследований В.И. Иохельсона в конце XIX в. [7]. Особое место в развитии историко-географической науки XVIII в. о народах северо-востока Азии занимал И.Г. Георги (1729–1802). И.Г. Георги родился в Померании, сын пастора. Через некоторое время после окончания Упсальского университета (Швеция) был приглашен для работы в Россию. В 1770 г. был назначен помощником профессора И.П. Фалька, ездил сначала с ним, потом с академиком П.С. Палласом и самостоятельно. За четыре года И.Г. Георги объехал ряд восточных областей России: Поволжье, среднее и южное Приуралье, Западную Сибирь, Прибайкалье. В 1774 г. после возвращения в Петербург был награжден золотой медалью и деньгами за успешное путешествие, результатом которого было большое количество естественнонаучного и этнографического материала, а также коллекция изображений различных народов. Материалы своего путешествия он обобщил в «Описании всех в Российском государстве обитающих

219

народов», изданном в 1776–1780-х гг. в Петербурге. В последующие годы И.Г. Георги работал в Академии наук. Умер в Петербурге 27 октября 1783 г. [5]. «Описание всех в Российском государстве обитающих народов» содержало довольно пространное обозрение народов России, став обобщающим трудом, подобного которому нигде в мире до этого не было. Руководящим принципом описания народов И.Г. Георги избрал историко-лингвистический, к тому времени получившим широкое признание [4]. По данному принципу, юкагиры были включены в состав «восточно-сибирских» народов вместе с ительменами, коряками и чукчами. Поразительно, что данная И.Г. Георги классификация народов «за отдельными исключениями, может считаться правильной и не противоречит нашим современным представлениям». В своей работе Георги дает точное количество юкагиров (3856) на основании материалов ясачного сбора 1766 г. Достаточно осторожно он говорит о происхождении юкагиров, ссылаясь, что об этом сказано подробно у Г.Ф. Миллера, и отмечая, что «все знание об них основано на изустных преданиях» и что «без точнейших до происхождения их касающихся известий или рачительных испытаний не можно ничего положительно сказать о их единоплеменстве и породе относительно к их предкам». Но, тем не менее, Георги твердо заявил, что юкагиры – «особый и отдельный народ, живущий отщетясь и не имея никакого обращения с другими народами». Кстати, исследователь стал предтечей теории «американоидности палеоазиатов», когда, описывая чукчей и коряков, заявил: «статься может, что все эти народы есть больше ни что, как американские поселения» [2]. В целом, видно, что И.Г. Георги исследовал различные источники, но в вопросе о юкагирах он, в основном, базировался на данных Я.И. Линденау. Однако ему удалось дать первое удачное обобщенное изложение данных о юкагирах, их хозяйстве, образе жизни, духовной жизни. Следующий крупный шаг в изучении юкагиров был сделан в конце XVIII в., когда была снаряжена Северо-Восточная географическая и астрономическая экспедиция (1785–1792) под начальством И.И. Биллингса и его помощника Г.А. Сарычева. В задачу экспедиции входило описание берегов Северного Ледовитого океана от Колымы до Берингова пролива, изучение морей, находящихся между землями Восточной Сибири и противоположными берегами Америки. Экспедиции поручалось также объехать землю, которую «видел» еще сержант С. Андреев к северу от Медвежьих островов. В пределах Якутии экспедиция работала в 1786–1789 гг. Деятельность ее была подробно описана Г.А. Сарычевым в книге «"Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану». Книга Г.А. Сарычева построена в форме дневника, подробно отражающего деятельность экспедиции в хронологической последовательности. В ней большое внимание уделено этнографическому наблюдению над образом жизни, обыча-ями, нравами юкагиров. По-видимому, Г.А. Сарычев обладал определенной подготовкой по истории. Об этом говорит тот факт, что он является первым достоверно известным исследователем, производившим археологические раскопки на северо-востоке России. 22 июля 1787 г. он недалеко от устья р. Колыма, возле Большого Баранова мыса, обследовал обвалившиеся «земляные юрты», собрав коллекцию из обломков керамики и двух каменных ножей, которые залегали с костями северного оленя и морского зверя. Характеризуя эти раскопки, Окладников писал: «Раскопки Сарычева представляют собой замечательную страницу в истории мировой археологической науки. Они явились первыми раскопками древних памятников Арктики, предпринятые с научной целью, и положили начало полярной археологии как науке» [9]. Большой интерес представляет журнал И.И. Биллингса, в котором дается подробное описание юкагиров, обитавших в районе слияния рек Нелемной и Ясачной, их одежды, жилища, народных промыслов, обрядов, приводится юкагирский месяцеслов. Не менее важны и рукописи другого участника экспедиции – доктора К. Мерка, принятого в состав экспедиции в 1786 г. в Иркутске. Среди его материалов о народах северо-востока есть

220

краткие сведения о юкагирском роде чуванцев, переселившихся с Анадыря на Большой Анюй, и о оседлых юкагирах в низовьях Большого и Сухого Анюев [10]. Наше особое внимание привлекает «Краткий словарь двенадцати наречий разных народов, обитающих в северо-восточной части Сибири и на Алеутских островах»; который был составлен еще одним участником этой масштабной экспедиции Робеком, получившим инструкцию от академика П.С. Палласа: «По приложенному, но и по наречиям их, причем следует как можно точнее означать произношение русскими и немецкими буквами». На основании этой инструкции Робек составил русско-якутско-ламутско-юкагирский словарь, представляющий большой интерес тем, что, изучая языковые данные того времени, мы можем судить о конкретном влиянии эвенов (ламутов) на юкагиров и установить степень «оламучивания» последних в бассейне Колымы в конце XVIII в. [1].

Таким образом, в течение XVIII в. шло накопление научных знаний и была поставлена проблема этногенеза юкагиров.

1. Вдовин И.С. История изучения палеоазиатских языков. – М.; Л., 1954. – 165 с. 2. Георги И.Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. – Ч. II. – СПб, 1776. 3. Гольденберг Л.А. Семен Ульянович Ремезов. Сибирский картограф и этнограф. – М., 1965. 4. Иванов В.Н. Русские ученые о народах Северо-Восточной Азии. – Якутск, 1978. – 320 с. 5. Иванов В.Ф. Историко-этнографическое изучение Якутии: (XVII–XVIII вв.). – М., 1974. – 288 с. 6. Косвен М.О. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции 1733–1743 гг.// Сибирский

этнографический сборник. – III. - М.; Л., 1961. 7. Линденау Я.И. Описание народов Сибири (I пол. XVIII в.). –Магадан, 1983. – 176 с. 8. Мирзоев В.Г. Историография Сибири (XVIII в.). – Кемерово, 1963. 9. Сарычев Г.А. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану.

– М., 1952. 10. Этнографические материалы Северо-Восточной географической экспедиции (1785–1795). – Магадан,

1978. – 174 с.

Шарапова Т.А.

МОЛЛЮСКИ ПЕРИФИТОНА КОНТИНЕНТАЛЬНЫХ ВОДОЕМОВ СЕВЕРА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ

Моллюски перифитона Западной Сибири представлены двумя классами: брюхоногие

и двустворчатые, всего найдено 38 видов, большая часть (89%) – брюхоногие моллюски. По сравнению с зооперифитоном европейской территории – Волжского бассейна и водоемами Украины и Беларуси – фауна моллюсков Западной Сибири обеднена как в отношении двустворчатых, так и брюхоногих моллюсков, здесь отсутствует ряд родов, играющих ключевую роль в перифитоне европейской территории. Это, в первую очередь, касается рода Dreissena, не обнаружены здесь представители родов Theodoxus и Litogliphus. Значительная доля в малакофауне Западной Сибири европейских, евроазиатских и европейско-сибирских видов свидетельствует о том, что причиной отсутствия видов родов Dreissena, Theodoxus и Litogliphus является не водораздел, образованный Уральскими горами, а экологический барьер – низкая минерализация воды и дефицит кислорода в конце зимнего периода – замор. Успешно адаптировавшиеся [Девятков, 2004] в Бухтарминском водохранилище 3 европейских вида моллюсков (Unio pictorum (L.), Viviparus viviparus (L.), Lithoglyphus naticoides C.Pf.) не распространились ниже по течению в Иртыше в таежной зоне с пониженной минерализацией.

Максимальное разнообразие наблюдается среди брюхоногих моллюсков, они обычно встречаются в озерах и малых реках, наибольшую роль играют прудовики (Lymnaeidae) и битинии (Bithynidae), реже – катушки (Planorbidae), в проточных водоемах – семейство Valvatidae, хотя виды этого семейство более характерны для бентоса. Предпочтение моллюски отдают озерам, так, в бассейне р. Демьянка из семи обнаруженных в

221

перифитоне видов только один найден в малом притоке и семь видов – в озерах-старицах. В зооперифитоне крупных рек брюхоногие моллюски встречаются редко, за

исключением преддельтового участка р. Оби, где они являются доминантами по биомассе – L. lagotis (Schranck) (58,1–66,5% биомассы) и Ch. rossmaessleri (Schmidt) (37,7%). На арктических полуостровах наиболее часто встречаются в перифитоне виды рода Anisus. Небольшую плотность имеет Acroloxis lacustris (L.), единичные экземпляры его найдены в озерах и малых реках. Редко встречалась в пробах перифитона Physa phontinalis (L.), найденная в малых реках и озерах.

Впервые найдены на территории Сибири, в водоеме-охладителе тюменской ТЭЦ-1, четыре вида-вселенца: Costatella (Physella) integra (Hald.) – вид североамериканского происхождения, распространенный в водоемах-охладителях и ряде южных регионов России, Physa acuta (Drap.) – моллюск, встречающийся наиболее часто в зоне умеренного подогрева в осенний период, найден также единично в зоне сброса теплых вод и в канале, соединяющем озеро с р. Тура, а также моллюск Borysthenia naticina (Menke), обитающий преимущественно в бассейнах Днепра, Днестра, Немана, Вислы [Определитель.., 2004], в водоеме-охладителе редок, наибольшая плотность отмечена для другого вида-вселенца – Ferrissia wautieri Mirolli, вид аквариумный, предположительно австралийского происхождения.

Из двустворчатых моллюсков отмечены виды родов Sphaerium и Euglesa, они редко встречаются в обрастаниях и имеют низкую численность, прикрепляются биссусными нитями к каменистым субстратам. Моллюски имеют низкое разнообразие и редко встречаются в протоках, не найдены в зооперифитоне временных водоемов. Наибольшее видовое богатство отмечено в озерах (66%) и реках (58%), преимущественно малых.

Шитова М.Г., Загребельный С.В.

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ГОРБУШИ ОNCORHYNCHUS GORBUSCHA

(WALBAUM) О. БЕРИНГА (КОМАНДОРСКИЙ АРХИПЕЛАГ) ЧЕТНОГО И НЕЧЕТНОГО ГОДА С РАЗЛИЧНЫХ УЧАСТКОВ ОСТРОВА

Ихтиофауна Командорских о-ов на сегодняшний день изучена недостаточно хорошо.

На островах обитает четыре пресноводных вида рыб, относящихся к семейству лососевых (Salmonidae) – тихоокеанские лососи рода Oncorhynchus: нерка (O. Nerka), кижуч (O. Кisutch), горбуша (O.gorbuscha), голец (Salvelinus malma) [5].

Рыбные ресурсы в прилегающей к Командорским островам акватории являются незаменимым источником белка в питании местного населения, особенно лососи. Наиболее массовыми и доступными видами из них являются горбуша и нерка: с 2000 по 2007 гг. на о. Беринга вылавливалось от 55408 до186470 (в среднем 112250) тонн горбуши и от 36940 до 100926 (в среднем 71600) тонн нерки. Наша заинтересованность в проведении исследований лососевых вызвана повышением интереса администрации Алеутского района к более рациональному использованию местных ресурсов.

Горбуша – самый массовый вид лосося, заходящий на Командорские острова, занимает заметное место в рыбном промысле и питании местного населения. Ее подход в водоемы островов скоротечен. Сроки подхода по водоемам отличаются незначительно, а по продолжительности массовый ход составляет не более 2,5–3 недель. Согласно промысловому мониторингу, наиболее обильными годами по подходу горбуши к берегам островов являются четные года. Таковым был 2006 г. – горбуша заходила в большом количестве практически во все реки и ручьи острова.

На Командорских о-вах исследований по горбуше не проводилось, поэтому на начальном этапе наших работ мы хотим выявить различия по некоторым морфологическим параметрам рыбы двух побережий о. Беринга – восточного и западного. В связи с наличием у горбуши двух линий поколений – четных и нечетных лет, которые в

222

природе практически не перекрываются, являются репродуктивно изолированными и обычно отличаются по численности [2] мы хотим также проанализировать морфометрические показатели горбуши о. Беринга в четные и нечетные года, чтобы выявить тенденции в подходах этого вида лососей для более точного прогнозирования подходов и рационального использования рыбных ресурсов.

Для анализа морфологических характеристик горбуши был проведен биостатистический анализ рыб из основных водоемов о. Беринга. Измерения проводились по стандартной методике [3].

Материал собран во время нерестового хода производителей горбуши на восточном (бухта Буян) и западном побережьях (бухты Гладковская, Подутесная) в 2006 и 2007 гг. с 27 июля по 3 августа, что соответствует началу хода. В связи с тем, что по сравнению с другими видами тихоокеанских лососей хоминг горбуши выражен в наименьшей степени [2], анализ морфологических показателей рыбы четного и нечетного года проводился без разделения по участкам. Измерялись следующие параметры: длина промысловая, длина рыбы по Смиту, масса рыбы, масса гонад. Результаты исследований обработаны с помощью программы «Statistika». Достоверность различий оценивали при помощи критерия Стьюдента. Сведения о различиях в морфологических параметрах горбуши четных и нечетных лет приведены в таблице 1.

Как видно из таблицы 1, имеются статистически достоверные различия по массе рыбы и гонадам у самок и по длине и массе гонад у самцов: самки четного года мельче, однако вес гонад больше; самцы же четного года крупнее, а вес гонад меньше. Подобные различия мы пока объяснить не можем. Вполне вероятно, что такая ситуация сложилась из-за того, что в 2006 г. горбуша шла на обоих побережьях, а в 2007 г. горбуша шла в основном на восточном побережье и показатели, приведенные в таблице 1, в основном характерны для рыбы с этого участка. Дальнейшие исследования помогут прояснить эту ситуацию.

Таблица 1 Морфометрические показатели горбуши о. Беринга четного и нечетного года

2006 2007 Параметры Самки (n=150; 95)

Длина по Смиту 50,77+2,60 51,09+2,38 Длина пром. 47,64+2,73 47,99+2,33 Масса рыбы 1480,99+241,13* 1598,78+237,99* Масса гонад 240,88+55,95* 199,58+42,91* Самцы (n=150; 94) Длина по Смиту 53,95+4,38* 52,2+4,75* Длина пром. 50,73+3,88* 49,09+4,47* Масса рыбы 1782,80+425,54 1737,84+496,96 Масса гонад 130,75+41,26* 141,55+38,54* (* - p < 0,05) В ходе дальнейшего анализа выявлены достоверные статистические различия

между производителями горбуши восточного и западного побережья острова почти по всем показателям: рыба восточного побережья несколько крупнее, чем западного. Особенно это заметно для горбуши четного (2006 г.) года (табл.2). Для нечетного года размерные показатели рыбы восточного побережья также выше, но статистически недостоверны. Вполне вероятно, что подобная дифференциация является подтверждением существования у горбуши экологических внутривидовых группировок (экотипов, локальных популяций), различающихся между собой как по генетическим, так и морфологическим признакам [1, 4].

Таблица 2

223

Морфометрические показатели горбуши с восточного и западного побережья о. Беринга в 2006 и 2007 гг.

2006 Самки Самцы Параметры

Восточное (n=28)

Западное (n=67)

Восточное (n=21)

Западное (n=73)

Длина по Смиту

51,77+2,03* 50,55+2,67* 56,81+5,17* 53,37+3,99*

Длина пром.

49,12+3,24 47,32+2,51 52,91+3,65* 50,28+3,79*

Масса рыбы

1610,12+217,9*

1452,85+237,9* 2115,5+481,6* 1714,55+381,8*

Масса гонад

263,53+46,60 235,95+56,86 174,38+47,13* 121,80+33,86*

2007 Самки Самцы Параметры

Восточное (n=50)

Западное (n=100)

Восточное (n=52)

Западное (n=100)

Длина по Смиту

51,76+2,30 51,11+2,50 53,49+4,12 52,47+5,01

Длина пром.

48,55+2,29 48,04+2,41 50,29+3,83 49,38+4,73

Масса рыбы

1642,56+211,3*

1551,83+225,1* 1797,33+424,2 1714,15+494,8

Масса гонад

237,18+18* 195,75+44,08* 132,21+37,03 137,38+39,96

(* - p < 0,05) Наши исследования являются начальным этапом работ, которые мы предполагаем

проводить регулярно. В связи с тем, что результаты исследований достаточно противоречивы, мы не можем дать им адекватную оценку. При накоплении материала за достаточно длительный период мы надеемся подтвердить (или опровергнуть) вывод о том, что горбуша восточного побережья о. Беринга крупнее рыбы западного побережья, а значит, рыба с различных побережий нагуливается в разных районах Северной Пацифики.

1. Агапова Г.А. Фенетическое разнообразие горбуши Оncorhynchus gorbuscha (walbaum) из некоторых рек

Камчатки. // Сохранение биоразнообразия Камчатки и прилегающих морей: Материалы III научной конференции (27-28 ноября 2002 г.). – Петропавловск-Камчатский: КамчатНИРО, 2002. – C. 18-21.

2. Бугаев В.Ф. Рыбы бассейна реки Камчатка. – Петропавловск-Камчатский: Камчатпресс, 2007. – 192 с. 3. Инструкция о порядке проведения обязательных наблюдений за дальневосточными лососевыми на КНС

и КНП бассейновых управлений рыбоохраны и стационарах ТИНРО. – Владивосток: ТИНРО, 1987. – 23 с.

4. Пустовойт С.П. Есть ли расы у горбуши. // Сохранение биоразнообразия Камчатки и прилегающих морей: Материалы V научной конференции (22-24 ноября 2004 г.). – Петропавловск-Камчатский: Камчатпресс, 2004. – C. 136-139.

5. Савваитова К.А., Максимов В.А. Современное состояние ихтиофауны Командорских островов // Рациональное природопользование на Командорских островах. – М: МГУ, 1987. – C. 76-84.

Eichelberg E.

WICHTIGE INTERNETSEITEN UEBER STELLER IM UEBERBLICK

Seit einigen Jahren werden die Werke und der Lebenslauf von Georg Wilhelm Steller auch

im Internet vielfaeltig praesentiert. Trotz umfangreicher Online-Informationen sind diese bisher nicht aufbereitet oder katalogisiert worden. In der Beamerpraesentation werden die zahlreichen

224

deutschen und russischen Webseiten ueber Steller gezeigt und analysiert. Ziel der Praesentation ist es, ueber entsprechende Web-Seiten ueber Steller zu informieren und zu analysieren.

Die Suchmaschine Google liefert im Web 876 Treffer für „georg steller sibirien“ und 802 für Georg Wilhelm Steller. Es werden auch 681 Bilder für Georg Wilhelm Steller gezeigt, von denen viele von seinem Leben preisgeben. Google liefert auch 300 Treffer in Russisch für „Стеллер Георг Вильгельм“. Die russische Suchmaschine Yandex liefert 288 Quellen für „Стеллер Георг Вильгельм“, Rambler - 184 Quellen, Nigma – 143, Aport - 125 (Stand: 28.01.2008). Die wichtigsten Quellen werden aber in allen o.g. Suchmaschinen angebracht.

Zu einer der renommiertesten Quellen gehoert die Online-Enzyklopaedie Wikipedia, die einen Bericht ueber den Lebenslauf, Literatur und Weblinks vom weltbekannten deutschen Arzt und Naturwissenschaftler in allen Sprachen der Welt zusammenstellt. Die wichtigste und weltbekannte Entdeckung - Stellersche Seekuh, die von ihm erstmals wissenschaftlich beschrieben wurde, wird auch in Wikipedia vorgestellt. Für die Stellersche Seekuh liefert Google 218 Treffer. Es werden auch 160 Bilder für das ausgestorbene Tier angezeigt, (aber nur einige stellen diese wirklich dar).

Einige Werke von Steller werden im Internet auf Deutsch („Beschreibung von dem Lande Kamtschatka von Georg Wilhelm Steller. Neudruck der Ausgabe von 1774. Bonn: Holos Verlag, 1996“ in: http://www.siberian-studies.org/publications/PDF/Steller.pdf) und auf Russisch veroeffentlicht („Описание Земли Камчатки“ in: http://vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/reisen.htm - 28.01.2008).

Das Leben von Steller und die Stadt Тюмень (Tyumen) sind eng miteinander verknüpft. Dies wird auch im Internet widerspiegelt: die Suchmaschine Google liefert 86 Treffer für „Georg Wilhelm Steller tyumen“ und 116 für „Сте́ллер Тюмень“. Dabei ist eine Auswahl der belletristischen Beschreibungen des Lebens vom deutschen Naturwissenschaftler vertreten. Es werden ausserdem 88 Bilder für „Сте́ллер Тюмень“ angezeigt, von denen viele von seinem Leben preisgeben.

Im Internet gibt es viele Informationen zu diesem Thema. Die Rolle des Internets und ihre Bedeutung für die Forschung und Kultur werden auch in diesem Bezug eher unterschaetzt. Die Web-Seiten koennen von Forschern und sachkundigen Bürgern zu informationellen und Forschungszwecken intensiver genutzt werden, um die vielseitigen Moeglichkeiten der neuen Medien mehr zu benutzen. Hierbei sind Web-Seiten aus Tyumen immer von groesster Bedeutung.

Аннотация

Е. Эйхельберг, сетуя на то, что в работах о Стеллере слабо используется интернет ресурс, что материалы сети не систематизированы и не каталогизированы, дает их краткий обзор.

В частности он дает частотные показатели некоторых поисковых машин. Так, в Google имеется 876 упоминаний по адресу georg steller sibirien и 802 по Georg Wilhelm Steller, в т. ч. 681 изображений. В Google имеются также 300 материалов на русском языке в «Стеллер Георг Вильгелм». Русская поисковая машина Yandex дает 288 источников в «Стеллер Георг Вильгельм», Rambler – 184, Nigma – 143, Aport – 125.

Автор дает высокую оценку Wikipedia, где составляется обширный материал о биографии и литературе о Стеллере на всех языках мира. Googl в «Georg Wilhelm Steller Tyumen» содержит 86 наименований, и 116 в «Стеллер Тюмень», в т. ч. 88 изображений. Имеется также выборка беллетристических материалов.

Автор обращает внимание и на сайты в Тюмени, не давая их адреса. Кох О. О.

Ярков А. П.

НЕМЕЦКИЕ ИССЛЕДОВАТЕЛИ ХVII–ХVIII ВВ. ОБ ИСЛАМЕ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ

Каждый регион мира уникален. И это своеобразие сложилось под влиянием многих факторов, а чтобы понять причинно-следственную связь, необходимо пройти путь от

225

сбора (или даже систематизации) эмпирического материала до анализа социокультурной ориентации человека (групп людей) в мире.

Историография как наука, изучающая историю накопления знаний об объекте исторического процесса – человеке и социальных группах, объединенных различными социальными связями (в нашем случае религиозными), предполагает определенный уровень объективизации знаний. В вопросе об изучении истории аккумуляции знаний об исламе он, конечно, зависим от отношения индивида, социума, государств к этой религии, как и к ее вероучительным основам и региональным особенностям, состоянию и направленностью в развитии коллективной памяти.

На рубеже ХVII–ХVIII вв. благодаря активному включению европейцев (и европейского типа мышления) в процесс познания края, происходили качественные изменение, в т. ч. связанные с возможностью в печатной форме на разных языках донести знания до читателя. К тому времени Западная Европа, пройдя период Возрождения, уже вступила в эпоху Просвещения, изменив и логико-теоретические принципы мышления ее жителей. Но при этом, как справедливо заметил А. Каппелер, идеология Просвещения позволяла признать равным европейцам только оседлых мусульман, а остальных еще нужно цивилизировать [1]. Естественно, что кочевники (казахи и барабинские татары), или исторически недавно ставшие оседлыми другие группы сибирских татар европейцами ставились на низкую ступень цивилизационного развития.

Но в условия Западной Сибири западноевропейское мышление могло измениться, если видело в рядом живущем человека равного себе. Людьми Нового времени в Западной Сибири, кардинально отличавшимися от «человека Средневековья» представлениями о мире и причинно-следственных связях, были немногочисленные европейцы, оказавшиеся здесь: служащие, путешественники, ссыльные. Их статус мог существенно меняться под влиянием обстоятельств и местных потребностей. Например, еще с ХVII в. к Тобольскому и Тюменскому гарнизонам «причисляли и пленных немцев, сосланных в Сибирь и поверстанных там на службу» [2]. Парадокс состоял в том, что к немцам русское традиционное мышление относило тогда почти всех европейцев, а «путешественником поневоле» оказался и сосланный в Тобольск как иноземец-католик хорват Ю. Крижанич. Но, и до Крижанича, и при нем, в Сибири жило немало иностранцев, судя по их статусу – образованных дворян и буржуа (крестьяне, как в Европе, так и в России оставались в массе безграмотными), не чуждавшиеся на чужбине и «писательства». Точно известно, что в 1666 г., когда Крижанич жил в Тобольске, в крае уже служило 46 иностранных офицеров, посланных для организации сибирских полков, но не все ограничивались исполнением прямых обязанностей. Воспитанные в Западной Европе и вне устоявшейся среди русских сибиряков «конфигурации коллективного опыта» – при анализе прошлого Сибири, они смогли непредвзято посмотреть на жизнь местных мусульман, а по возвращении на родину, не боясь наказания, обнародовать впечатления. Например, один из офицеров в том же (1666) году составил подробные этнографические наблюдения о сибирских татарах и бухарцах. Автор хранящейся в публичной библиотеке Копенгагена рукописи на немецком языке неизвестен, но, по всей вероятности, он был немцем или проезжавшим через немецкие земли, поскольку отметил, что прекрасно построенные деревянные дома бухарцев имеют большие окна и двери «на немецкий образец». Неизвестный автор относительно православных коллег более беспристрастно и, заметим, подробно описал жизнь здешних татар и бухарцев, зафиксировав, что в Тобольске в то время не было разделения по конфессиям: «Нижний город совсем открыт <…> и населен русскими, бухарцами и татарами». Отдельное упоминание есть о воззрениях мусульман: богослужении, культовых учреждениях, одежде служителей культа, порядке совершения молитв и т. п. [3]. В работе не содержалось объяснительных схем ислама и региональных отличий, но она все же являлась «прорывом» в объективизации знаний, хотя и поздно дошла до читателя.

226

Живший в крае в 1661–1673 гг. другой офицер – А. Доббинс (Доббин) составил рукопись «Генеральное описание Сибири», переданную в Москву в 1673 г. И.-А. фон Бранду, который (что значимо!) и напечатал ее в 1697 г. [4] Доббинс оценил культуру сибирских татар, следовавших требованиям ислама и знавших арабское письмо. Эта работа, отметим, стала известным в Западной Европе печатным словом о мусульманах края [5].

Сочинения Г.-А. Шлейссингера, вряд ли бывавшего в Сибири, представляют собой переработку рукописи «Die gantze Beschreibung Reusslandts, wie sich dieselbige anjetzo unter den beyden Regierenden Zaaren Iwan Alexewitz und Peter Alexewitz befindet» («Полное описание России, находящейся под властью двух царей-соправителей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича», послужившей основой для всех его последующих сочинений, в частности, «Anatomia Russiae deformatae, oder historische Beschreibung der Moskowiter oder Reusslandts, wie es sich anjetzo unter Regierung zweener Zaaren oder Gross-Fuersten Iwan und Peter Alexewitz eigentlich befindete anno MDCLXXXVIII)» и более позднего сочинения – «Neu-entdecktes Sybirien, oder Slowerien, wie es anitzo mit allen Staedien und Flecken angebauet ist)» и др. [6]. Независимо от названий, в каждую из указанных книг почти целиком вошли сведения, имевшиеся в первом издании, имеется в виду «Полное описание России», а остальное представляет собой либо плод авторской фантазии, либо данные, заимствованные из иных работ, либо передачу рассказов, услышанных от других лиц [7]. Отсюда и весьма поверхностное суждение Шлейссингера: «Что касается жителей Сибири, то это почти исключительно русские, за исключением немецких офицеров, стоящих на границах со своей стражей (Milice), затем немного армян и татар, исповедующих греческую религию [?! – прим. ред.] и подчиненных русским законам, как я уже выше упоминал». И хотя в тексте рукописи «Вновь открытая Сибирь» нашли отражение мировоззрение и политическая позиция немецкого журналиста (типичные для его эпохи и среды), стоит заметить: автор специально остановился на изменениях, что произошли в России накануне петровских реформ.

Да и среди православных, по происхождению ученых, прорыв по части научного познания предмета исследования произошел только в Петровскую эпоху, которая иногда воспринимается как время вестернизации отечественной науки, но, на самом деле был связан с западноевропейской рационалистической традицией Нового времени, «добравшейся» и до изучения истории религий. Причина кроется во внутренних и внешних обстоятельствах, обусловивших расширение тематики, создание ячеек и учреждений науки и их кадрового потенциала, расширение методологии исследований. И здесь очень точно заметил В. Г. Мирзоев: «Наука перестала быть областью бесплодных схоластическим мудрствований. От нее стали требовать ответов, выдвигаемых жизнью» [8].

В этой связи отметим ошибочность позиции В. Г. Мирзоева, утверждавшего уже названием первой главы своей монографии «″Отписки″ и ″скаски″ землепроходцев как исходная основа сибирской историографии» о приоритете в объективизации знаний о Сибири и его населении за носителями православного мировоззрения из числа крестьян, казаков, чиновников. Но их познания (что подтверждал и сам Мирзоев) не выходили за пределы примитивно утилитарных потребностей, хранились в секрете и лишь «постепенно (хотя и медленно) становились достоянием значительного круга людей» [9]. Это «постепенно», заметим, заняло два столетия – после их публикации и тогда, когда появилась значительная масса их потребителей – грамотных людей из простолюдинов, способных непредвзято смотреть на другую культуру (природа Сибири уже стала своя).

Западная Сибирь к началу ХVIII в., по мнению ряда ученых, стала мощным геополитическим градиентом продвижения России в районы Средней Азии, который значительно облегчался фактическим «демонтажем» тюркско-мусульманского геополитического «центра силы» и поэтапной интеграцией его разрозненных фрагментов в административно-политическую систему Российской империи [10].

227

Петровская эпоха, как известно, отмечена и интересом к Востоку. Это определялось, безусловно, амбициозными (во многом нереализованными) планами Петра I по расширению российской территории в Азии и политическому влиянию. В 1710–1730-е гг. начинают давать результаты преобразования, проведенные царем в области культуры и образования, в связи с чем наметилась определенная рационализация сознания под влиянием секуляризации общества. Именно тогда и делает первые шаги российское религиоведение, в рамках которого и развивалось отечественное исламоведение.

Существенный вклад в исламоведение внесла группа европейских ученых и путешественников (вольных или невольных) по региону. Важно и то обстоятельство, что эти уроженцы Западной Европы выполняли в России культуртрегерские функции, внедряя инновационные технологии, европейский образ мышления и иную трудовую этику. Немаловажно, что в основном это были жители тех земель, где протестантская религия (и соответствующий тип морали) в борьбе с католицизмом уже «отвоевала место под солнцем», внедряя в умы верующих идею построения «рая» не только на небесах, но и на Земле. Отсюда и новый характер деятельности протестанта, стремившегося расширить границы познаваемого мира. Поэтому логично, что немало протестантов оказывалось среди тех, кто стремился «Drang nach Osten».

Будучи разносторонне образованными людьми, они внесли существенный вклад в развитие российской науки, которая «создавалась не только корифеями, но и тысячами людей – историками и неисториками, писателями и учеными, лицами гражданского, военного и духовного звания <…> разрабатывались в Москве и Петербурге, Оренбурге, Архангельске, Казани, Астрахани, в Сибири» [11]. Города региона, очевидно, стали в тот период мощными аккумуляторами различных культурных ценностей, импульсами в развитии образования и изменений в поведенческой культуре, как и города Европейской части России.

Уже в 1720–1730 гг. Сибирь активно включается в сферу интересов российских (как правило, иностранцев по происхождению) ученых. Они существенно расширили источниковую базу за счет использования таких методов, как сбор письменных (в т. ч. архивных) источников, опрос местного населения, послов, купцов, полевое обследование. Но вряд ли стоит соотносить эти попытки объективизации знаний о регионе (не говоря уже о культуре его коренного и аборигенного населения) с той классификацией историографии, которую предложил В. Г. Мирзоев «народная, официальная и зарождающаяся буржуазная», даже говоря о ХVIII в., а не об историографии ХVII в. [12].

Первой с научными целями ушла в 1720–1727 гг. за Урал экспедиция Д. Г. Мессершмидта, которого (согласно заключенному с правительством договору) обязали «изучить географию страны, ее естественные произведения, этнографию, исторические памятники и древности». Заметим особо, что Мессершмидту принадлежит первенство в исследовании древнетюркской письменности, которую он назвал «рунической» по сходству с рунами Скандинавии. Результаты работы зафиксированы в его дневниках, хранящихся в архивах [13], и публикациях.

Спутником Мессершмидта в 1721–1722 гг. был пленный офицер, уроженец Померании Ф. И. фон Страленберг (Таберт) [14], еще до экспедиции собравший значительный материал – в 1719 г. он самостоятельно составил «Карту путешествия от Москвы до главного города Сибири Тобольска и всего того, что лежит по обе стороны дороги» с соответствующими описаниями и комментариями. Таберт отметил миссионерскую деятельность РПЦ по распространению «греческой веры» в крае, но заметил: «Коренные народы – естественные, искренние и благочестивые люди, которые мало знают о ложных клятвах, воровстве, блуде, чревоугодии, обмане и тому подобных пороках». В Тобольске в 1720 г. Страленберг познакомился с В. Н. Татищевым, а встречаясь с ним в Швеции в 1724–1726 гг. [15] подарил ему свои труды. К тому моменту собранный в Сибири материал Таберт уже опубликовал в изданной (первоначально в Нюрнберге, а затем в Стокгольмe [16]) книге, вызвав такой интерес в Европе, что вскоре

228

она была переведена на английский [17], французский и испанский языки [18]. Таберт таким путем ввел в научный оборот средневековое зеркало и амулет с арабскими надписями (а их атрибутировал ориенталист Г. Я. Кеер), которые могли относиться к периоду существования Сибирского ханства.

Заслугой Таберта-Страленберга является и приобретение у ахуна Тобольска Азбакевича (с которым он состоял в дружеских отношениях) и введение в научный оборот сочинения ХVII в, написанного Абу-л-Гази Бахадур-ханом «Шаджара-и турки». Рукопись, якобы привезенная в Тобольск бухарским купцом, принадлежала Азбакевичу, который по словам Страленберга «показал мне, кроме всех других документов, которые у него имелись, две рукописи. Одна из них касалась Персии, а другая Татарии, причем эту последнюю он называл Чингиз Китап, т. е. ″Книга Чингиза″» [19]. Первоначально она была переведена на русский язык пленными шведами с помощью знакомого татарина.

Носителям европейского типа мышления и представителям европейской науки (где уже складывались школы ориенталистики) оказалась «по плечу» сложная задача объективного анализа региональной истории ислама. Не случайно, что и «...для миссионерской исламистики главными врагами из стана немусульман были западные ориенталисты» [20], поскольку применяемые ими методики и техники исследования сибирского ислама прямо свидетельствовали о региональных отличиях, иногда вступавших в острые противоречия с формами этой религии, присущими, например, Ближнему Востоку или Средней Азии.

Иногда трудно определить степень достоверности тех или иных источников, если принимать во внимание дистанцию текста и интерпретатора, особенно из числа немусульман по отношению к текстам с мусульманской составляющей во времена, когда господствовало православие в качестве официальной идеологии. В данном случае перевод татарских источников на русский язык можно рассматривать как важный показатель развития культурных связей, поскольку это не было технической работой. На этом фоне материалы Г.-Ф. Миллера более научно доказательны, поскольку подтверждаются иными сведениями, а не только полученными по рассказам тобольских татар и бухарцев:

Один старый шейх, признававшийся ими святым, пришел во времена Кучума из Бухары в Сибирь и стал рассказывать: господь ему открыл, что в Сибири покоится много святых, которые мученически покончили свою жизнь за распространение истинного учения о боге, и что они заслуживают того, чтобы ежегодно в их память устраивали поминовения. Он ходил по всем мазаретам, или кладбищам, и в разных местах показал могилы семи таких святых, называя их по именам. Они были с этих пор признаны таковыми, и их память еще до сих пор почитается татарами [21].

Это сообщение Миллер сравнивал с натурными ощущениями, находя подтверждение в предании о загадочном культе «семи святых братьев» – етти-огайни, широко распространенном как в изустных версиях, так и в письменных сочинениях («семь святых чудотворцев» – хавтан, или «семь Мухаммедов») по всей Средней Азии и за ее пределами (Северный Афганистан, Пакистан, Индия, Синьцзян), выполняющем, как и в Западной Сибири, примерно одну и ту же функцию – «сакральными средствами объединять (и, добавим, охранять) эту землю» [22].

Именно с Г.-Ф. Миллера [23] в сибиреведческой литературе утвердилось мнение, что т. н. татарские летописи, упоминавшиеся авторами Сибирских (Строгановской, Есиповской, Ремезовской) исторических сочинений, являлись устными преданиями сибирских татар, которые слушались, фиксировались и использовались русскими летописцами [24].

До наших дней остаются актуальными слова К. Н. Бестужева-Рюмина: «Неутомимый собиратель, строгий и точный в своих ученых работах, Миллер был настоящим отцом русской исторической науки, которая до сих пор еще не исчерпала своего богатства собранного им материала» [25]. Подчеркнем, что Миллер был прекрастным методологом, используя различные приемы (как принято было называть – внешней и внутренней)

229

критики источников, к которым он обращался, внимательной их дифференциации. Важно отметить, что как Миллер, так и впоследствии другие зарубежные путешественники и участники экспедиций, кроме прямых наблюдений, при составлении дневников, записок, учитывали сведения первых летописей, высказав свое мнение по спорным вопросам. Стало понятным, что описание таких источников возможно и «снаружи», но «адекватной» трактовки событий ждать от них трудно. «Изнутри» же они не представляют строго-научное сочинение.

Столь же очевидно, что оценочным критерием для него была принадлежность той или иной группы населения к религии или этносу. Допускаем, что идентификация мусульманин – всякий другой, была не собственной позицией Миллера (остававшегося лютеранином), а отражением мощной идеологемы, основанной на противопоставлении русского иноверцам (куда включали и собственных инородцев) [26]. В то время для русских по происхождению татарин – всегда бусурманин, а для дворян – еще и олицетворение азиатчины.

Не будем заблуждаться, утверждая, что европейские путешественники и исследователи уже в начале ХVIII в. были объективны при анализе мусульманских «страниц» – все-таки они были христианами (католиками, протестантами) по воспитанию (большинство и по убеждениям) и ислам оценивали как совсем чужой, культивируя в трудах европейский повествовательный исторический шаблон, лишь в деталях и формах отличавшийся от православной интерпретации. К тому же не все материалы являются результатом глубокого и цельного изучения, а некоторые дают довольно случайные, разрозненные, а порой и противоречивые сведения об исламе. У многих авторов не было соответствующей научной подготовки, они мало знали об особенностях уклада жизни сибиряков. К тому же иностранцы не всегда могли отделить мусульман от «язычников». Так, пройдя по регионам, населенным мусульманами, В. Беринг по возвращении в 1730 г. в Санкт-Петербург из экспедиции причислил и якутов к тем, кто «веру имели от старины махаметцкую» [27]. Не только отсутствие необходимой базы исследования, но и труднодоступность отдельных районов способствовали необъективности и неполноте их наблюдений. Но собранные сведения и материалы (в т. ч. археологические, нумизматические, археографические) аккумулировались в созданной по указу Петра I Кунсткамере [28], а затем и в Азиатском музее.

Г. В. Стеллер не писал об исламе в Западной Сибири (хотя и проводил здесь исследования), но, как справедливо отметил В. Г. Мирзоев, его заслугой являются прогрессивные воззрения на этнографию: для него население края было не только объектом этнографического исследования, но и субъектом культурно-исторического развития [29].

1. Каппелер А. Две традиции в отношении Рос. к мусуль. народам Рос. // Отеч. история. – 2003. – № 2. –

С. 132. 2. Гезенвинкель К. Б. Книги разрядныя в официальных списках как материал для истории Сибири XVII в. –

Казань, 1892. 3. Алексеев М. П. Сибирь в изв. западноевроп. путешественников и писателей ХIII–ХVII вв. – Иркутск,

1941. – С. 349–351. 4. Эйхельберг Е. А. Немцы в Тюм. обл. : история и совр. положение. – Тюмень, 1999. – С. 7; Ямал : энцикл.

Ямало-Ненец. авт. окр. : [в 3 т.] Т. 1. – Салехард; Тюмень, 2004. – С. 271. 5. Eine seltsame und sehr anmerkliche Beschreibung von Siberien // Brand J.-A. Reysen durch die Marck

Brandenburg, Preussen, Churland, Liefland, Plescovien, Gross Naugardien, Tweeren und Moscovien etc. – Wesel, 1702.

6. Schleussinger G.-А. Anatomia Russiae deformatae, oder historische Beschreibung der Moskowiter oder Reusslandts, wie es sich anjetzo unter Regierung zweener Zaaren oder Gross-Fuersten Iwan und Peter Alexewitz eigentlich befindete anno MDCLXXXVII ; Neu-entdecktes Sybirien, oder Slowerien, wie es anitzo mit allen Staedien und Flecken angebauet ist, etc. – Jena. 1690; Die gantze Beschreibung Reusslandts, wie sich dieselbige anjetzo unter den beyden Regierenden Zaaren Iwan Alexewitz und Peter Alexewitz befindet. – Zittau, 1693.

230

7. Лаптева Л. П. Рассказ очевидца о жизни Московии кон. XVII в. // Вопросы истории. – 1970. – № 1. – С. 104.

8. Мирзоев В. Г. Историография Сибири (ХVIII в.) – Кемерово, 1963. – С. 8. 9. Мирзоев В. Г. Историография Сибири : (домарксист. период). – М., 1970. – С. 11, 15. 10. Алексеев В. В., Алексеева Е. В., Зубков К. И., Побережников И. В. Азиатская Россия в геополит. и

цивилизационной динамике ХVI–ХХ вв. – М., 2004. – С. 40. 11. Пештич С. Л. Русс. историография ХVIII в. Т. 3. – Л., 1971. – С. 77. 12. Мирзоев В. Г. Историография Сибири : (домарксист. период). – М., 1970. – С. 16. 13. Архив РАН Ф. 98. Оп. 1, № 1, (Т. 1, 1721; № 2, (Т. 2, 1723), – № 3, (Т. 3, 1724); № 21. Л. 102–108. 14. На протяжении всех 13 лет плена проводил науч. работу. – см. : Катанов Н. Ф. Швед Филипп Иоганн

Страленберг // Изв. Общества археологии, истории и этнографии. Т. 19. – Вып. 2. – Казань, 1903. – С. 105–128.

15. Шольц Б. Варяжский вопрос в зап. Филиппа Иоганна Страленберга об истории и географии Рос. // Скандинавские чт. 1998 года. – СПб., 1999. – С. 195–196.

16. Stralenberg. Das Nord und Ostliche Theil von Europa und Asia. – Stokholm, 1730. 17. An historical, geographikal descripton, of the North and Eastern parts of Europa and Asia, but more particulary

of Russia, Sibirie and Great Tatary. Transl, Into English. – London, 1738. 18. Последнее по времени издание на русс. яз.: Страленберг Ф. И. Записки капитана Филиппа Иоганна

Страленберга об истории и географии Рос. империи Петра Великого : северная и восточ. часть Европы и Азии / сост. Е. А. Савельева, Ю. Н. Беспятных, В. Е. Возгрин. – Вып. 1–2. – М.; Л., 1985–1986.

19. Кононов А. Н. История приобретения, переводов, изданий и изучения соч. Абу-л-Гази «Родословная тюрок» // Сов. тюркология. – Баку, 1971. – С. 3–12.

20. Батунский М. А. Россия и ислам. Т. 3. – М., 2003. – С. 10. 21. Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1. – М.; Л., 1937. – С. 198–199. 22. Абашин С. Н. «Семь святых братьев» // Подвижники ислама : культ святых и суфизм в Средней Азии и

на Кавказе. – М., 2003. – С. 27–28. 23. Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. I. – М.; Л., 1937. – С. 161. 24. см. : Бахрушин С. В. Туземные легенды в «Сиб. истории» С. Ремезова // Истор. изв., издаваемые истор.

обществом при Имп. Моск. универ. – 1916. – Вып. III–IV; Белич И. В. Легенда о «Ташатканском камне» // Аборигены Сибири : Проблемы изучения исчезающих яз. и культур. – Новосибирск, 1995 – Т. II; Belich I. The folklore of the siberian tatar in «The History of Siberia» by Remezov S. and relics of shamanism // The International conference on shamanizm. – Nara, 1995; Окладников А. П. Туземные легенды о Ермаке // Сиб. огни. – 1981. – № 12.

25. Бестужев-Рюмин К. Н. Русс. исторiя от древнЬйших времен. – М., 1986. 26. Д. Г. Мессершмидт, П. С. Паллас, Г. В. Стеллер получили образование в протестантской Franckesche

Stiftungen и в универ. в Галле, который стал центром россиеведения, но при этом издержки правосл. воспитания (характерные для рос. образования того времени) учащихся «не задели».

27. Вторая Камчатская эксп. Докум. 1730–1733. Ч. 1: морские отряды / сост. Н. Охотина-Линд, П.-У. Меллер. – М., 2001. – С. 19, 90.

28. Palas des wissens. Die Kunst- und Wunderkammer Zar Peters des GroBen. – B. 1–2. – Munchen, 2003. 29. Мирзоев В. Г. Историография Сибири : (домарксист. период). – М., 1970. – С. 50.

231

НАШИ АТОРЫ Алексеева Евдокия Кимовна, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института проблем малочисленных народов Севера СО РАН, e-mail: Aeks07@mail.ru Антуфьева Надежда Леонидовна, старший научный сотрудник НИИ Истории науки и техники Зауралья Тюменского государственного нефиегазового университета, e-mail: Арефьев Станислав Павлович, доктор биологических наук, заведующий лабораторией Института проблем освоения Севера СО РАН, e-mail: sp_arefyev@mail.ru Белькова Анна Евгеньевна, научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории прикладной дидактики Нижневартовского государственного гуманитарного университета, e-mail: bae14@mail.ru Беркутенко Александра Наумовна, доктор биологических наук, заведующая лабораторией Института биологических проблем Севера ДВО РАН, e-mail: berkutenko@yandex.ru Бондарев Илья Эдуардович, директор Уральского филиала ФГУП «Госрыбцентр» Борисенко Алиса Юрьевна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института археологии и этнографии СО РАН, e-mail: aborisenko2@mail.ru Бучек Альбина Александровна, кандидат психологических наук, доцент, декан психолого-педагогического факультета Камчатского государственного университета имени Витуса Беринга, e-mail: buchek@mail.ru Валитов Александр Александрович, кандидат исторических наук, старший преподаватель Тобольского государственного педагогического института им. Д.И. Менделеева, e-mail: aladin26@yandex.ru Варавина Галина Николаевна, лаборант-исследователь Института проблем малочисленных народов Севера СО РАН Вишневский Александр Николаевич, научный сотрудник, Государственный природный заповедник «Усть-Ленский», Республика Саха (Якутия), e-mail: Sweetrulez@rambler.ru Гашев Сергей Николаевич, доктор биологических наук, профессор, заведующий кафедрой зоологии и ихтиологии Тюменского государственного университета, e-mail: GSN-61@mail.ru Гашева Наталья Александровна, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института проблем освоения Севера СО РАН, e-mail: nhob@mail.ru Годовых Татьяна Владимировна, кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник Тюменского научного центра СО РАН, e-mail: tgog@mail.ru Гришанин Петр И., кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры отечественной и зарубежной истории Пятигорского государственного лингвистического университета, e-mail: grishaninp@mail.ru Губин Станислав Владиславович, доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник Института физико-химических и биологических проблем почвоведения РАН Гуков Александр Юрьевич, кандидат биологических наук, директор Государственного природного заповедника «Усть-Ленский», Республика Саха (Якутия), e-mail: sgukov@mail.ru Драчёв Никита Сергеевич, аспирант Центрального Сибирского ботанического сада СО РАН, e-mail: nikoneo@list.ru Евдокимова Татьяна Васильевна, старший научный сотрудник Института биологии Коми НЦ УрО РАН, отдел почвоведения, e-mail: tevdokimova@ib.komisc.ru Егер Экехарт, профессор, доктор, Институт биологии, университет им. Мартина Лютера, Галле-Виттенберг (Германия), e-mail: eckehart.jaeger@botanik.uni-halle.de Загороднюк Надежда Ивановна, кандидат исторических наук, доцент, заместитель директора по внеучебной и воспитательной работе филиала Тюменского государственного архитектурно-строительного университета в г. Тобольске

232

Загребельный Сергей Владимирович, кандидат биологических наук, заместитель директора по науке ФГУ «Государственный природный биосферный заповедник «Командорский» (Камчатский край), e-mail: bering_afox@mail.kamchatka.ru Занина Оксана Геннадиевна, кандидат географических наук, научный сотрудник Института физико-химических и биологических проблем почвоведения РАН, e-mail: oksana@ibbp.psn.ru Зенкова Любовь Васильевна, старший научный сотрудник Каменск-Уральского краеведческого музея им. И.Я. Стяжкина Зубова Ирина Николаевна, преподаватель кафедры иностранных языков Югорского государствнного университета, e-mail: norddin@rambler Казанцева Мария Николаевна, кандидат биологических наук, ведущий научный сотрудник Института проблем освоения Севера СО РАН, e-mail: MNKazantseva@yandex.ru Канев Владимир Алексеевич, кандидат биологических наук, научный сотрудник Института биологии Коми НЦ УрО РАН, отдел флоры и растительности Севера, e-mail: kanev@ib.komisc.ru Карелин Владимир Георгиевич, кандидат технических наук, старший научный сотрудник, заведующий лабораторией НИИ метталургической теплотехники, e-mail: karelin@lab62.vniimt.ru Карлова Анна Вячеславовна, научный сотрудник, Государственный природный заповедник «Усть-Ленский», Республика Саха (Якутия) Климов Иван Петрович, доктор исторических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Института государства и права Тюменского государственного университета Козлова Валентина Леонтьевна, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник НИИ Исследования общества Тюменского государственного нефиегазового университета Конев Евгений Викторович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории филолого-исторического факультета Дальневосточной государственной социально-гуманитарной академии, e-mail: konev1020@mail.ru Коновалова Елена Никифоровна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник НИИ Истории науки и техники Зауралья Тюменского государственного нефиегазового университета, e-mail: konowali@tsogu.ru Копылов Виктор Ефимович, доктор технических наук, профессор, директор НИИ Истории науки и техники Зауралья Тюменского государственного нефиегазового университета Кораблина Марина Викторовна, старший преподаватель кафедры иностранных языков Тюменской государственной академии культуры и искусств, e-mail: marinakorablina@yahoo.com Короткова Дарья Сергеевна, студентка V курса Института истории и политических наук Тюменского государственного университета Кузнецова Елена Геннадиевна, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института биологии Коми НЦ УрО РАН, отдел почвоведения, e-mail: kuznecova@ib.komisc.ru Кузьмин Игорь Владимирович, заведующий Фондовой оранжереей биологического факультета Тюменского государственного университета, e-mail: ivkuzmintgu@yandex.ru Ленденев Валерий Сергеевич, главный редактор издания «Наша городская газета» (г. Новоуральск), e-mail: ngg@novotec.ru Лугаськов Александр Викторович, старший научный сотрудник Уральского филиала ФГУП «Госрыбцентр» Максимович Станислав Владиславович, старший научный сотрудник Института физико-химических и биологических проблем почвоведения РАН

233

Маркдорф Наталья Михайловна, кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой истории Новокузнецкого филиала-института Кемеровского государственного университета, e-mail: nmmark@mail.ru Масалова Светлана Владимировна, ассистент кафедры иностранных языков Института истории и политических наук Тюменского государственного университета Медведева Наталья Валерьевна, художник-оформитель Заводоуковского краеведческого музея Митрофанов Виктор Владимирович, кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных и естественнонаучных дисциплин Западно-Сибирского Института финансов и права, e-mail: zsifip_uch_upr@mail.ru Молявина Елена Юрьевна, аспирант кафедры отечественной истории Института истории и политических наук Тюменского государственного университета, e-mail: lena2005_84@mail.ru Нанзатов Баир Зориктоевич, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, e-mail: nanzatov@yandex.ru Николаев Анатолий Николаевич, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института мерзлотоведения им. П.И. Мельникова СО РАН Олешкевич Илья Игоревич, научный сотрудник, Государственный природный заповедник «Усть-Ленский», Республика Саха (Якутия), e-mail: stargamer@bk.ru Останина Людмила Васильевна, кандидат исторических наук, доцент, декан исторического факультета Тобольского государственного педагогического института им. Д.И. Менделеева, e-mail: ostan2003@mail.ru Полежаев Алексей Николаевич, доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник Института биологических проблем Севера ДВО РАН, e-mail: berkuten@online.magadan.su Полищук Владимир Владимирович, заместитель генерального директора по связям с общественностью делового журнала «Директор-Урал», e-mail: Попова Ольга Андреевна, кандидат исторических наук, доцент кафедры иностранных языков Института истории и политических наук Тюменского государственного университета, e-mail: popovauni@rambler.ru Рещикова Ирина Петровна, старший преподаватель кафедры истории, Новокузнецкий филиал-институт, Кемеровский государственный университет, e-mail: isapan@yandex.ru Рощевская Лариса Павловна, доктор исторических наук, профессор Рыкова Валентина Викторовна, старший научный сотрудник Государственной публичной научно-технической библиотеки СО РАН, e-mail: onbryk@spsl.nsc.ru Рябкова Алла Викторовна, кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафедрой иностранных языков Института истории и политических наук Тюменского государственного университета Рянская Эльвира Михайловна, доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой романо-германской филологии Нижневартовского государственного гуманитарного университета, e-mail: arseny@intramail.ru Рянский Феликс Николаевич, доктор географических наук, профессор, заведущий кафедрой географии и безопасности жизнедеятельности Нижневартовского государственного гуманитарного университета, e-mail: arseny@intramail.ru Савинова Татьяна Николаевна, инженер-исследователь, Институ степи УрО РАН, e-mail: orensteppe@mail.ru Середовских Борис Анатольевич, старший преподаватель кафедры географии и безопасности жизнедеятельности Нижневартовского государственного гуманитарного университета, e-mail: arseny@intramail.ru Силивров Сергей Павлович, заведующий лабораторией озерного хозяйства Уральского филиала ФГУП «Госрыбцентр»

234

Содномпилова Марина Михайловна, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, e-mail: sodnompilova@yandex.ru Солодкин Яков Григорьевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Нижневартовского государственного гуманитарного университета, e-mail hist2@yandex.ru Солодкина Елена Николаевна, библиотекарь, Нижневартовский государственный гуманитарный университет, e-mail: tentative@yandex.ru Стручкова Ольга Николаевна, научный сотрудник, Государственный природный заповедник «Усть-Ленский», Республика Саха (Якутия), e-mail: Smert_91@inbox.ru Сулимов Вадим Сергеевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры права и отечественной истории Тобольского государственного педагогического инститтуа им. Д.И. Менделеева, e-mail: vsulimov@km.ru Татаренкова Наталья Александровна, хранитель фондов, научный сотрудник Алеутского краеведческого музея (о. Беринга, Командорские о-ва), e-mail: Nata_island@mail.ru Ташкалова Валима Сагитовна, доцент Тюменской государственной акажемии культуры и искусств Филиппова Виктория Викторовна, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института проблем малочисленных народов Севера СО РАН, e-mail: Filippovav@mail.ru Фирсов Геннадий Афанасьевич, кандидат биологических наук, куратор парка-дендрария Ботанического сада БИН РАН, старший научный сотрудник Ботанического института им. В.Л. Комарова РАН, mail: gennady_firsov@mail.ru Хмырова Светлана Рудольфовна, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры педагогики Алтайского государственного университета, e-mail: senko@mc.asu.ru Хозяинова Наталья Владимировна, кандидат биологических наук, отдел охраны окружающей природной среды ООО «ТюменНИИгипрогаз», e-mail: hozainovaNV@mail.ru Хофман Петер, профессор, свободный исследователь, Нассенхайде (Германия) Христель Артур Владимирович, заслуженный учитель России, председатель совета региональной нацианально-культурной Автономии российских немцев Тюменской области Худяков Юлий Сергеевич, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии СО РАН, e-mail: khudjakov@mail.ru Цурихин Евгений Анатольевич, заведующий сектором рыбоводства Уральского филиала ФГУП «Госрыбцентр» Чибилёва Валентина Петровна, кандидат географических наук, ученый секретарь, Институт степи УрО РАН, e-mail: orensteppe@mail.ru Шадрин Вячеслав Иванович, научный сотрудник Института проблем малочисленных народов Севера СО РАН, e-mail: odul_shadrin@mail.ru Шарапова Татьяна Александровна, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института проблем освоения Севера СО РАН, e-mail: tshar@km.ru Шевцова Элла Юрьевна, старший научный сотрудник Государственной публичной научно-технической библиотеки СО РАН Шитова Марина Геннадиевна, научный сотрудник ФГУ «Государственный природный биосферный заповедник «Командорский» (Камчатский край), e-mail: bering_afox@mail.kamchatka.ru Шумилов Ефим Александрович, научный сотрудник, Государственный природный заповедник «Усть-Ленский», Республика Саха (Якутия) Эйхельберг Евгений, свободный исследователь, Дюссельдорф (Германия), e-mail: eichelbe@freenet.de

235

Ярков Александр Павлович, доктор исторических наук, профессор, заведующий сектором изучения этноконфессиональных отношений Института гуманитарных исследований Тюменского государтсвенного университета, e-mail: ayarkov@rambler.ru