Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Московский государственный лингвистический университет»

Переводческий факультет

Кафедра переводоведения и практики перевода английского языка

дипломная работа

на тему «Конструктивные особенности метафорических тропов и их учет

при переводе с английского языка на русский» (на материале отрывков из книги Р.Д. Каплана «Средиземноморская

зима. Путешествие по истории») по специальности 031202 «Перевод и переводоведение»

Автор: Ахмерова Елена Григорьевна

группа 1-10-2 а/нем

Научный руководитель:

Бузаджи Д.М.

к. филол. н., доцент кафедры переводоведения и

практики перевода английского языка

Рецензент:

Цыба Н.К.

ст. преп. кафедры переводоведения и практики

перевода английского языка

Москва, 2015

2    

Отзыв

о дипломной работе студентки 1-10-2 а/нем группы

переводческого факультета

Ахмеровой Е.Г.

Дипломная работа студентки 1-10-2 группы Ахмеровой Е.Г. на тему

«Конструктивные особенности метафорических тропов и их учет при

переводе с английского языка на русский» (на материале отрывков из

книги Р.Д. Каплана «Средиземноморская зима. Путешествие по истории»)

отвечает требованиям, предъявляемым к дипломным работам, и может

быть допущена к защите.

Научный руководитель:

к. филол. н., доцент

Бузаджи Д.М.

8 мая 2015 г.

3    

Содержание

ВВЕДЕНИЕ ......................................................................................................... 4 ГЛАВА 1. МЕТАФОРА, СРАВНЕНИЕ И МЕТАФОРИЧЕСКИЕ ЭПИТЕТ И ПЕРИФРАЗА КАК ОСОБАЯ ГРУППА ТРОПОВ ............... 7

1.1. ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ МЕТАФОРИЧЕСКИХ ТРОПОВ ........................ 7 1.2. КОНСТРУКТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МЕТАФОР И ДРУГИХ МЕТАФОРИЧЕСКИХ ТРОПОВ ............................................................................................................... 9

ГЛАВА 2. УЧЕТ СТРУКТУРНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ МЕТАФОРИЧЕСКИХ ТРОПОВ ПРИ ПЕРЕВОДЕ С АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА НА РУССКИЙ .................................................................................. 14

2.1. ОБЩИЕ ЧЕРТЫ И РАЗЛИЧИЯ В КОНТЕКСТУАЛЬНОЙ РЕАЛИЗАЦИИ МЕТАФОРИЧЕСКИХ ТРОПОВ В АНГЛИЙСКОМ ОРИГИНАЛЕ И ПОТЕНЦИАЛЬНОМ ВАРИАНТЕ РУССКОГО ПЕРЕВОДА ...................................................................... 14

2.1.1. Классификация вариантов передачи тропов по представленности их элементов в тексте оригинала и перевода ........ 17 2.1.2. Классификация вариантов передачи метафорических тропов по характеру структурных изменений ......................................................... 23

2.2. РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ПЕРЕДАЧЕ МЕТАФОРИЧЕСКИХ ТРОПОВ ..................... 36 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ............................................................................................... 40 БИБЛИОГРАФИЯ .......................................................................................... 42 ПРИЛОЖЕНИЕ 1. ТЕКСТ ПЕРЕВОДА ОТРЫВКОВ ИЗ КНИГИ Р.Д. КАПЛАНА «СРЕДИЗЕМНОМОРСКАЯ ЗИМА. ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ИСТОРИИ» ............................................................................................... 47 ПРИЛОЖЕНИЕ 2. ТЕКСТ ОРИГИНАЛА

4    

Введение  

Тема данной работы – конструктивные особенности метафор и

метафорических тропов и их учет при переводе с английского языка на

русский. Несмотря на то что проблема метафор широко освещалась в

научной литературе, исследователи до сих пор мало уделяли внимания их

структуре, в то время как учет структурных особенностей данного тропа

играет немаловажную роль при переводе. Ключевым отличием от тех

исследований, в которых все же рассматривался механизм метафоризации,

будет практическая направленность нашей работы и подход к

рассматриваемой проблеме с точки зрения перевода. Последняя

особенность данного исследования формирует его теоретическую

значимость. Поскольку в центре нашего внимания стоит логический

механизм метафоризации, лежащий в основе функционирования ряда

тропов, то мы, изучая функционирование отдельных тропов, не будем их

разграничивать на основании того, что в их формальном выражении

существуют определенные расхождения. Таким образом, нами

одновременно будут рассмотрены как метафоры и сравнения, так и

метафорические перифразы и эпитеты.

В качестве иллюстративного материала для данной работы нами

были взяты отрывки из книги Р.Д. Каплана «Средиземноморская зима.

Путешествие по истории», сочетающей в себе черты путевого очерка и

мемуаров. В тексте данного произведения широко используется описание

и повествование, также присутствуют элементы рассуждения. В

повествовательных фрагментах автор придерживается сдержанного,

безыскусного стиля, однако в описательных фрагментах и порой во

фрагментах, представляющих собой рассуждение, он широко прибегает к

образным средствам. Вследствие этого уже на стадии перевода первых

двух глав данного произведения мы убедились в том, что передача таких

5    

средств, как, например, метафоры и сравнения, может быть затруднена из-

за нарушения внутренней логики данных тропов и незнания или

игнорирования определенных законов их построения.

В данной работе мы основываемся на следующей рабочей гипотезе:

вышеперечисленные тропы функционируют в английском и русском

языках по-разному, что обусловливает различную степень

представленности в тексте элементов их структуры, и при переводе

необходимо это учитывать. При этом мы ни в коем случае не имеем в виду

несоответствие функций метафорических тропов в английском и русском

языках (их функции, наоборот, при переводе должны сохраняться), но мы

подразумеваем различную реализацию тропов в оригинале и в

потенциальном варианте функционально адекватного перевода. Кроме

того, будут рассмотрены случаи, в которых, несмотря на возможность

сохранения формальных характеристик тропа при передаче образа на язык

перевода, переводчик либо производит замену образа, либо передает его со

структурными преобразованиями. При этом на выбор варианта перевода

при передаче метафорических тропов влияют не только их структурные

особенности, но и факторы, не относящиеся к структуре тропов (контекст,

сочетаемость и пр.), однако их мы не рассматриваем.

В данной работе перед нами стоит следующая цель: выявить и

проанализировать различия в функционировании и структурных

особенностях метафорических тропов в английском и русском языках и

предложить рекомендации для преодоления трудностей, возникающих

вследствие этого при их передаче с английского языка на русский.

В связи с этим можно выделить следующие задачи:

1. проанализировать научную литературу, посвященную

соответствующей тематике, и сделать ее краткий обзор,

2. привести определения вышеперечисленных приемов, дать им

общую характеристику и сопоставить их особенности,

6    

3. предложить классификации метафор, сравнений и

метафорических эпитетов и перифраз, основанные на

особенностях их функционирования,

4. проанализировать примеры из материалов для исследования,

опираясь на данные о процессе метафоризации и на

вышеупомянутые классификации,

5. дать рекомендации по передаче метафорических тропов с

учетом особенностей их структуры.

Таким образом, практическая значимость этой работы заключается в

том, что мы на примерах покажем, как избегать переводческих ошибок

стилистического и смыслового характера, которые могут возникнуть из-за

отсутствия ясного понимания роли отдельных компонентов метафор и

сравнений при построении образа.

7    

Глава  1.  Метафора,  сравнение  и  метафорические  эпитет  и  перифраза  как  особая  группа  тропов  

1.1.  Основные  характеристики  метафорических  тропов  

В научной литературе термин «троп» принято определять как

«стилистический прием, заключающийся в употреблении слова

(словосочетания, предложения) не в прямом, а в переносном значении, т.е.

в использовании слов (словосочетаний и предложений), называющих один

объект (предмет, явление, свойство), для обозначения другого объекта,

связанного с первым тем или иным смысловым отношением» [СЭСРЯ

2003: 559]. В зависимости от того, как именно упорядочиваются данные

семантические изменения, выделяют такие тропы, как метафора,

метонимия, сравнение, эпитет, перифраза, синекдоха, гипербола и пр.

В данной работе мы рассмотрим структуру и функционирование

метафор, сравнений, эпитетов и перифраз, однако перед тем, как

обратиться к решению этой задачи, необходимо привести определения

данных тропов и дать им краткую характеристику.

Стилистический энциклопедический словарь русского языка

определяет метафору как «слово или оборот речи, употребленный в

переносном значении для определения предмета или явления на основе

какой-либо аналогии, сходства» [СЭСРЯ 2003: 458]. Соответственно

метафоричность того или иного тропа зависит от того, в прямом или

переносном значении употреблено слово или группа слов, образующая

троп.

Отдельного определения сравнения данный словарь не дает, однако

нужно отметить, что основное различие между метафорой и сравнением

представляет собой чистую формальность, а именно бо́льшую

8    

эксплицитность сравнения, выражающуюся в таких показателях, как

сравнительные союзы «точно», «словно», «как» и некоторые другие.

Под эпитетом понимают «слово, образно определяющее предмет или

действие, подчеркивающее характерное их свойство» [СЭСРЯ 2003: 460].

В отличие от простого определения эпитет выполняет особую

эстетическую функцию и нередко бывает метафорическим, что данную

функцию только усиливает.

Наконец, перифраза – это «оборот, состоящий в замене названия

предмета или явления описанием его существенных признаков или

указанием на его характерные черты» [СЭСРЯ 2003: 461]. Так, скажем,

Англию нередко называют «туманным Альбионом», а льва – «царем

зверей».

Все тропы можно поделить на метафорические и неметафорические,

причем к первой группе будут относиться не только метафоры и

сравнения, но и метафорические эпитеты и перифразы. В СЭСРЯ

предлагается, например, такой пример метафорических эпитетов: «В

ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня» (Лермонтов).

Возможность подобного деления этих тропов говорит о наличии

определенного объединяющего признака, единого механизма, по которому

они образуются. Рассмотрим данный механизм на примере метафоры.

9    

1.2.  Конструктивные  особенности  метафор  и  других  метафорических  тропов  

Несмотря на то что проблема метафор привлекала внимание ученых

со времен Аристотеля, при анализе соответствующей научной литературы

мы обнаружили, что вопрос структуры данного тропа начали освещать

относительно недавно и что ему посвящено значительно меньшее число

работ, чем, например, вопросам определения, классификации, сферы

употребления метафоры и ее значения в различных сферах коммуникации.

Предыдущие работы, посвященные этому тропу, были преимущественно

стилистического характера и лишь немногие касались трудностей при

передаче метафор в переводе. Причем в последних (Питер Ньюмарк A

Textbook of Translation [Newmark Peter 1988: 104-113], С.В. Шикалов

«Способы перевода метафор в концепции Питера Ньюмарка» [Шикалов С.

В. 2010: 156-162]) вопрос передачи метафоры с одного языка на другой

рассматривался с точки зрения различных видов метафоры, но не с точки

зрения ее структуры.

Если говорить о процессе метафоризации, отечественными и

зарубежными учеными было предложено множество теорий относительно

структуры и процесса образования метафор. Представим лишь некоторые

из них.

Так, Г. Фоконье и М. Тернер в своих работах (например, Blending as

a Central Process in Grammar [Fauconnier G., Turner M. 1996: 113-130] или

Conceptual Integration Networks [Fauconnier G., Turner M. 1998: 133-187])

писали о вводных пространствах источника (source input) и цели (target

input), которые при смешении образуют метафору (blend). Обязательным

условием для подобного смешения является наличие общей структуры

высшего уровня у вводных пространств источника и цели. Образно-

схематическая структура (image-schematic structure) проецируется из

вводного пространства источника на вводное пространство цели или

10    

переносится из первого во второе, при этом в последнем образно-

схематической нестыковки (image-schematic clash) не возникает [Fauconnier

G., Turner M. 1998: 154, 190].

В «Общей риторике» процесс метафоризации рассматривается как

двойная логическая операция – добавление и сокращение сем, или

«соположение двух синекдох» [Общая риторика 2005: 194, 198-200].

Осуществляется переход от исходного слова к результирующему через

отсутствующее в дискурсе промежуточное понятие, которое «в

зависимости от принятой точки зрения… соответствует или "предельному"

классу, или пересечению совокупности сем» [Общая риторика 2005: 197].

В результате метафора «представляет собой синтагму, где сосуществуют в

противоречивом единстве тождество двух означающих и несовпадение

соответствующих им означаемых» [Общая риторика 2005: 195].

В «Философии риторики» А. Ричардса [Ричардс А. 1990: 44-68] и

«Стилистике» И.Р. Гальперина [Гальперин И.Р. 2010: 139-144]

высказываются сходные мысли, но в терминах «оболочка» и «содержание»

и «словарное значение» и «контекстуальное значение» соответственно.

Вышеперечисленные теории можно обобщить определением, данным

метафоре Дж. Лакоффом и М. Джонсоном: «суть метафоры – это

понимание и переживание сущности (thing) одного вида в терминах

сущности другого вида» [Лакофф Дж., Джонсон М. 1990: 27].

В данной работе мы будем использовать термины «нулевая ступень»,

«общий признак» и «оболочка». Первый термин использовался в «Общей

риторике» [Общая риторика 2005: 190, 204], последний – в работе А.

Ричардса «Философия риторики» [Ричардс А. 1990: 44-68], а все три

термина одновременно употребил Д.М. Бузаджи в диссертации на

соискание ученой степени кандидата филологических наук «"Остранение"

в аспекте сопоставительной стилистики и его передача в переводе (на

материале английского и русского языков)» [Бузаджи Д.М. 2007: 54-56,

66]. В нашем выборе мы руководствовались тем, что данными терминами

11    

удобнее, на наш взгляд, пользоваться при сопоставлении структур

метафорических тропов в текстах оригинала и перевода, поскольку в

рамках этой терминологии идет отсылка к конкретным понятиям,

образующим структуру тропа, а не к полям, к которым относятся данные

понятия.

Механизм метафоризации можно описать следующим образом:

нулевая ступень –> (общий признак) –> оболочка. Нулевую ступень

образует понятие, подразумеваемое участником коммуникации, который

однако предпочитает обозначить его другим понятием, представляющим

собой оболочку. Возможность проведения подобной операции

обусловливается наличием у нулевой ступени и оболочки общего

признака. Эксплицитно могут быть выражены как все три части процесса,

так и два произвольных элемента или только один.

В предыдущем разделе мы указали на наличие общего механизма

образования вышеперечисленных тропов. В доказательство идеи их

структурного сходства рассмотрим данный процесс на примерах.

Поскольку в центре нашего внимания стоят метафорические тропы, то мы

возьмем случаи, в которых речь идет о метафоризации.

Рассмотрим пример метафоры и сравнения одновременно. В

предложениях «Он был похож на стройный кипарис» и «Посмотри, какой

стройный кипарис!», где речь идет о стройном, статном мужчине, мы

имеем дело с одним и тем же образом. В нем «стройный мужчина»

образует нулевую ступень, «правильные очертания» составляют общий

признак, а «кипарис» является оболочкой. Различие, на первый взгляд,

заключается в представленности элементов тропа в предложениях: в

первом случае присутствуют и нулевая ступень, и оболочка, во втором –

только оболочка, нулевая ступень указывается контекстом. Однако можно

представить случай, в котором степень представленности элементов обоих

тропов одинакова: «Посмотри на того мужчину. Какой стройный

кипарис!» А значит, разница между сравнением и метафорой состоит,

12    

скорее, в бо́льшей эксплицитности связи между нулевой ступенью и

оболочкой в сравнении, нежели в метафоре.

Существует и другая точка зрения на данный вопрос. По мнению С.

Глаксберга [Glucksberg S. 2008: 67-83], метафоры представляют собой

категоризирующие высказывания, иными словами, при метафоризации

происходит включение нулевой ступени (topic) в определенный класс

объектов, или категорию, названием которой служит оболочка (vehicle). В

случае традиционных метафор подобная категория уже существует, в

случае новообразованных метафор эта категория только создается. В свою

очередь, при образовании сравнения категоризации, как отмечает ученый,

не происходит, из чего следует вывод, что метафора и сравнение – разные

тропы. Однако Глаксберг признает, что существуют случаи, в которых

можно говорить о метафоре и сравнении как об одном тропе.

Эпитет также подвергается подобному разбору. Возьмем следующий

пример: «С медного открытого его лица стекал пот» (Паустовский).

Нулевой ступенью здесь, очевидно, является понятие загара, оболочкой –

понятие меди, общим признаком, объединяющим эти два понятия –

красновато-желтый цвет с блестящим отливом. Эксплицитно представлена

только оболочка, выраженная определением (с морфологической точки

зрения прилагательным).

Если говорить о различной степени представленности элементов, то

можно привести примеры любых из вышеперечисленных тропов, в

которых будет эксплицитно представлена не только оболочка. Иными

словами, возможны различные комбинации элементов тропов,

выраженных в высказывании.

Таким образом, как видно из данного примера, метафорический

эпитет состоит из тех же частей, что метафора и сравнение. Выявленные

отличия в основном носят формальный характер и относятся к плану

выражения, но не к плану содержания.

13    

Необходимо, однако, отметить, что на данном этапе метафорические

тропы рассматривались нами в рамках одного языка. Учитывая тот факт,

что и в английском, и в русском языках метафорические тропы могут быть

выражены по-разному (эксплицитно могут быть представлены как все

элементы, так и некоторые из них, а сами элементы могут быть

различными), то при переводе возможно как сохранить исходную

структуру, так и видоизменить ее. С другой стороны, РЯ и АЯ могут

обладать разными возможностями для реализации тропов, что также

следует учитывать при сопоставлении метафорических тропов с их

вариантами перевода. Данная проблема будет рассмотрена нами на

конкретных примерах в следующей главе.

14    

Глава  2.  Учет  структурных  особенностей  метафорических  тропов  при  переводе  с  английского  языка  на  русский  

2.1.  Общие  черты  и  различия  в  контекстуальной  реализации  метафорических  тропов  в  английском  оригинале  и  потенциальном  варианте  русского  перевода  

Как было указано в предыдущем разделе, эксплицитно в тексте

может быть выражено разное количество элементов метафорического

тропа. При переводе это число может как сохраняться, так и меняться,

причем если в метафорическом тропе в оригинале и в его соответствии в

переводе в тексте выражены, скажем, два элемента, то они могут быть

разными в исходном и конечном текстах. Помимо несовпадения числа

представленных в текстах структурных элементов, при сравнении данных

тропов могут быть выявлены изменения в природе их отдельных частей.

Эти изменения могут носить как семантический, так и морфологический

или морфолого-синтаксический характер.

Так, в следующем примере переводчики отказались от лексической

единицы «сердца» в пользу понятия «недра». Сразу отметим, что здесь и

далее мы будем использовать следующее выделение: жирным шрифтом

обозначается нулевая ступень, курсивом – общий признак,

подчеркиванием – оболочка. Если одно и то же слово является частью двух

образов, в которых представляет собой разные элементы, то мы применяем

соответствующее двойное выделение.

Jerome K. Jerome. Three Men in a Boat

to Say Nothing of the Dog

Перевод М. Донского и Э. Линецкой

Slowly the golden memory of the dead sun

fades from the hearts of the cold, sad

clouds.

В недрах грустных, остывающих облаков

медленно тают золотые воспоминания об

умершем солнце.

15    

В данном случае оказалось целесообразным заменить в оболочке

причастие на существительное. James Thurber. The Secret Life of

Walter Mitty

Джеймс Тербер. Тайная жизнь Уолтера

Митти

The Commander's voice was like thin ice

breaking.

… голос Командира прозвенел разломом

льдины.

В следующем примере, взятом из нашего перевода, оказавшиеся

необходимыми морфологические изменения повлекли за собой и

синтаксические. Robert D. Kaplan. Mediterranean

Winter. A Journey through History

Окончательная редакция

Reading became like surgery: a way of

dissecting the surrounding landscape and

my own motivations for being there.

За чтением я, словно хирург, препарировал

окружающую местность и вскрывал

глубинные мотивы, которые меня туда

привели.

Иными словами, переводчик нередко бывает вынужден либо

видоизменить метафорический образ (как во втором и третьем примерах из

данного раздела), либо полностью отказываться от оригинального образа и

заменить его (как в первом примере настоящего раздела).

Если проанализировать многочисленные примеры передачи метафор,

то можно составить ряд классификаций структурных соответствий тропов

в парах оригинальных и переводных текстов на английском и русском

языках на следующих основаниях:

1) по числу представленных в тексте элементов структуры

метафорических тропов;

2) по характеру структурных изменений (по точности передачи

метафорического образа).

В следующих двух разделах мы составим классификации на

указанных выше основаниях и рассмотрим в их рамках различные

примеры, чтобы выявить ряд типичных сложностей при переводе

метафорических тропов и в соответствии с этим дать методологические

16    

указания по их передаче. При этом мы будем уделять внимание причинам,

по которым переводчиком был сделан тот или иной выбор. К ним

относятся морфологические, семантические и синтаксические признаки

различных элементов структуры метафорических тропов:

а) нулевой ступени;

б) общего признака;

в) оболочки

и всей структуры в целом.

17    

2.1.1.  Классификация  вариантов  передачи  тропов  по  представленности  их  элементов  в  тексте  оригинала  и  перевода  

Как было указано ранее, метафорические тропы могут быть

классифицированы в соответствии с числом элементов, представленных в

тексте. Если сопоставлять по данному принципу оригинальные тропы и их

соответствия в переводе, то можно прийти к достаточно простой схеме,

состоящей из трех больших категорий.

К первой относятся те пары образов, в которых число выраженных в

тексте элементов структуры метафорического тропа в оригинале и в

переводе совпадает. Это число может составлять один, два или три

элемента, причем в первых двух случаях речь может идти как об одних и

тех же, так и о разных элементах.

При передаче обеих связанных друг с другом метафор в следующем

отрывке были сохранены и переданы все элементы, присутствовавшие в

оригинале. Charles Dickens. The posthumous papers

of the Pickwick Club

Перевод А.В. Кривцовой и Евгения

Ланна

That punctual servant of all work, the sun,

had just risen, and begun to strike a light on

the morning of the thirteenth of May, one

thousand eight hundred and twenty-seven,

when Mr. Samuel Pickwick burst like

another sun from his slumbers, threw open his

chamber window, and looked out upon the

world beneath.

Солнце – этот исполнительный слуга –

едва только взошло и озарило утро

тринадцатого мая тысяча восемьсот

двадцать седьмого года, когда мистер

Сэмюел Пиквик наподобие другого

солнца воспрянул ото сна, открыл окно в

комнате и воззрился на мир,

распростертый внизу.

В первой метафоре выражены нулевая ступень – the sun/«солнце» – и

оболочка – that punctual servant of all work/«этот исполнительный слуга», –

а общий признак только подразумевается. Во второй же метафоре

эксплицитно выражены все три элемента: нулевая ступень – Mr. Samuel

Pickwick/«мистер Сэмюэл Пиквик», общий признак burst from his

18    

slumbers/«воспрянул ото сна» (это основание для сравнения подкрепляется

относящимся к нулевой ступени первой метафоры глаголу had just

risen/«едва только взошло») и оболочка – like another sun/«наподобие

другого солнца».

В следующей паре оригинал – перевод в текстах представлены два

элемента структуры метафоры: нулевая ступень (his vengeance/«жажда

мести») и общий признак (bottled up… and corked it down/«спрятал в

бутылку и закупорил ее»). Charles Dickens. The posthumous papers

of the Pickwick Club

Перевод А.В. Кривцовой и Евгения

Ланна

Mr. Pickwick paused, bottled up his

vengeance, and corked it down.

Мистер Пиквик умолк, а жажду мести

спрятал в бутылку и закупорил ее.

Вероятно, жажда мести сравнивается с неким джинном, обитающим,

согласно легендам, в бутылке. Подобное сравнение достаточно легко

прочитывается, поэтому ни автор не дал разъяснений, ни переводчик не

стал добавлять дополнительный элемент.

Тем не менее даже при возможности передать образ тем же

количеством элементов его структуры, можно столкнуться с

определенными сложностями, что будет рассмотрено нами в следующем

разделе.

Ко второй категории вариантов передачи метафорических тропов

относятся случаи, в которых число выраженных в тексте элементов

структуры метафорического тропа в оригинале и в переводе не совпадает.

Несложно подсчитать, что в данной категории шесть подгрупп: в тексте

оригинала и в тексте перевода может быть выражено один и два, два и

один, один и три, три и один, два и три или три и два элемента

соответственно.

В следующем примере, взятом из нашего перевода, в оригинале обе

метафоры были представлены только нулевой ступенью (Bou Kornein,

massive Corinthian columns) и общим признаком (framed), а в переводе

19    

оказалось необходимым ввести и третий элемент – оболочку. Данная

классификация не позволяет выявить причину подобного выбора, что,

однако, будет сделано в следующем разделе. Robert D. Kaplan. Mediterranean Winter.

A Journey through History

Окончательная редакция

Across the gulf Bou Kornein lay suspended

in midday mist, framed in my line of vision

between massive Corinthian columns.

На другой стороне залива Бу-Корнин

парил в полуденной дымке, и с той точки,

с которой я на него смотрел, казалось, что

я любуюсь не просто горой, а картиной,

которую вместо рамы окаймляют

массивные коринфские колонны. Наконец, к третьей категории способов передачи метафорических

тропов относятся те случаи, когда одному образу текста оригинала в

переводе соответствуют два тропа. Из следующего примера видно, что

один образ можно передавать с помощью нескольких: если в оригинале мы

имеем дело с одной метафорой («дом – садок для кроликов»), то в тексте

перевода мысль, заложенная в исходном тексте, передается двумя

параллельными метафорами («дом – садок» и «люди – кролики»). Sir Arthur Conan Doyle. Sherlock Holmes.

The Complete Stories

Перевод М. Литвиновой

Why, the house seems to be as full as a

rabbit-warren!

Почему в доме людей, как в садке

кроликов?..

Получается, что общий признак (full) в тексте перевода был заменен

второй метафорой (где «людей» – начальная ступень, а «кроликов» –

оболочка). Нулевая ступень (the house/«в доме») и оболочка (a rabbit-

warren/«в садке») первоначального образа остались без каких-либо

изменений.

В связи с данным примером нельзя не вспомнить проблему,

поднятую в работе «Метафоры, которыми мы живем» Дж. Лакоффом и М.

Джонсоном, а именно проблему совмещения нескольких образов, которую

ученые назвали «согласованием между двумя аспектами одного концепта»

20    

[Лакофф Дж., Джонсон М. 1990: 124-129]. Так, «существуют два

источника сложностей в согласовании метафор:

1) часто одно понятие структурируется множеством метафор и

2) при обсуждении одного понятия мы используем другие понятия,

которые сами понимаются в терминах метафоры, что приводит к

дальнейшему пересечению метафор» [Лакофф Дж., Джонсон М.

1990: 130].

В подобных случаях необходимо обращать особое внимание на то,

чтобы в переводе элементы, образующие пересекающиеся метафоры,

сочетались органично и в соответствии с логикой и сочетаемостью языка

перевода.

Отметим также, что иногда метафора в тексте на английском языке

при переводе на русский язык не передается, но потери смысла или

нарушения экспрессивности не происходит, что объясняется стертостью

конкретной английской метафоры. С одной стороны, подобные

метафорические тропы образуют определенный слой лексики, единицы

которого часто имеют полные (a table leg – «ножка стола») или

функциональные соответствия (fine words butter no parsnips – «соловья

баснями не кормят») в разных языках. С другой стороны, даже при

отсутствии соответствующих устойчивых единиц передача подобных

тропов не вызывает особых трудностей, поскольку они обладают нулевой

или невысокой экспрессией, а значит, могут быть переведены свободным

словосочетанием (to cushion one’s loss – «смягчить потерю»,

to have the bottle to ask – «посметь спросить»). В следующем примере из

художественной литературы при переводе понятия puppets (марионетки)

была передана его суть – подчинение со стороны других участников

события. Возможен был и перевод с сохранением лексемы «марионетки»

(«все остальные участниками были лишь марионетки в его руках»), однако

ни один из вариантов не является обязательным, поскольку в обоих

случаях содержание передается и нулевая экспрессия сохраняется.

21    

Sir Arthur Conan Doyle. Sherlock Holmes.

The Complete Stories

Перевод  Н. Санникова

The strong, masterful personality of Holmes

dominated the tragic scene, and all were

equally puppets in his hands.

Могучий ум Холмса и его воля теперь

управляли этой трагической сценой, все

остальные участники лишь подчинялись

ему.

В следующем случае фразеологический оборот, обладающий

достаточно низкой степенью экспрессии, был передан аналогичной по

значению и экспрессивности стертой метафорой. С точки зрения

структуры они отличаются тем, что в английском тексте оболочка

выражена глагольной конструкцией (squeezed dry), а в русском –

устойчивым словосочетанием прилагательное + существительное

(«выжатый лимон»). Henry James. The Lesson of the Master Перевод А. Шадрина

When you’re finished, squeezed dry and used

up and you think the sack’s empty, you’re

still appealed to…

Когда ты уже человек конченый, выжатый

лимон, когда ты вымотан жизнью и

уверился в том, что все уже позади, с

тобою все еще говорят…

Из приведенных выше примеров следует, что иногда затруднения

при переводе вызывает невозможность сохранить в переводе исходное

количество элементов тропа, однако необходимо разобраться в причинах

того, почему переводчик считает, что структуру оригинального тропа

сохранить нельзя. Анализируя метафорические тропы с точки зрения

эксплицитности элементов их структуры, мы попытались проследить

некоторую закономерность в возникновении трудностей и обнаружили

следующее. Во многих случаях трудности связаны с несовпадением

качественных параметров оригинального тропа и его возможного

соответствия, выбранного переводчиком (их морфологических,

семантических и некоторых других характеристик). Это может

наблюдаться, в том числе, если и в тексте оригинала, и в тексте перевода

эксплицитно выражены все три элемента метафорического тропа.

22    

Таким образом, данная классификация, которую можно применять

только при сопоставлении текстов оригинала и готового перевода,

оказалась очень важна с методологической точки зрения, поскольку уже

промежуточные выводы позволяют отметить, что работу над переводом

метафорического тропа целесообразно начинать с анализа его структуры.

Выяснив, какие элементы образа эксплицитно выражены в текст оригинала

и каким образом они друг с другом связаны, можно понять, возможно ли

сохранить то же число элементов тропа, что и в оригинале, или его

необходимо изменить.

23    

2.1.2.  Классификация  вариантов  передачи  метафорических  тропов  по  характеру  структурных  изменений  

Если рассматривать варианты передачи метафорических тропов по

характеру изменений в их структуре, то все случаи можно разделить на три

крупные категории:

1. передача метафорических тропов без замены образа и логических

или грамматических изменений или преобразований,

2. передача метафорических тропов без замены образа, но с

логическими изменениями или преобразованиями и

3. передача метафорических тропов с заменой образа.

Несмотря на все многообразие случаев, можно выделить некоторые

закономерности, по которым переводчик выбирает тот или иной способ

передачи метафорических тропов, когда он либо отказывается от образа,

либо меняет его структуру, либо дает соответствие без каких-либо

структурных преобразований. Проанализируем примеры, распределенные

по вышеназванным категориям, и выясним, чем может быть обусловлен

данный выбор.

Начнем с первой категории. В нее входят те случаи, в которых

передача метафорических тропов не вызывает по логичным причинам

особых трудностей, так как средства языка перевода позволяют найти

полное соответствие оригинальному образу. Тем не менее стоит отметить

некоторые факторы, влияющие на выбор переводчика, такие как,

например, художественное намерение автора. Иногда при дословной

передаче образа он может звучать на языке перевода не совсем

естественно, однако, если выбор конкретных слов, составляющих

элементы метафорического тропа, составляет особый авторский замысел,

необходимо передать эти элементы как можно точнее.

В следующем случае переводчик дословно передал сравнительный

оборот as cold as charity – «холодна, как благотворительность», что

24    

обусловлено контекстом, в который необходимо было вписать данный

образ, и соответственной художественной задачей автора. В оригинале

стертое сравнение актуализируется за счет того, что оно становится

ключевым для целого отрывка и тем самым приобретает новые оттенки

значения. Одинокие бродяги остались в ту холодную зимнюю ночь без

приюта: благотворительные организации обошли их стороной и оказались

ничуть не милосерднее, чем суровая ночь. Если добрые дела традиционно

ассоциируются у носителей как русского, так и английского языка с

теплотой (радушный прием – теплый прием, добрые слова – теплые слова),

то плохие поступки вызывают ассоциацию с холодом (он держался

холодно, в ее словах слышался холод, нерадушный прием – холодный

прием). Благодаря наличию подобных ассоциативных связей в языковом

сознании и стало возможным построить подобное сравнение в тексте

перевода. Здесь совпадают и нулевая ступень (night – «ночь»), и оболочка

(charity – «благотворительность»), и общий признак (cold – «холодна»),

отличием является только то, что в английском тексте мы имеем дело с

актуализированным стертым образом, а в русском переводе – с

оригинальным сравнением, которое в определенной степени экспрессивнее

образа в оригинале. Однако данное различие в экспрессии представляется

нам не таким значительным, как причина, по которой переводчик не

отказался от данного образа: при сохранении сравнения лучшее и точнее

оказалась отражена поставленная автором художественная цель создать

определенную картину в сознании читателя. H.G. Wells – The Star – Tales of Time and

Space Перевод Н. Кранихфельд

Lonely tramps faring through the wintry night

murmured those words to comfort themselves

– looking skyward. "It has need to be nearer,

for the night's as cold as charity. Don't seem

much warmth from it if it is nearer, all the

Одинокие бродяги, не нашедшие приюта в

эту холодную зимнюю ночь, поглядывали

на небо и бормотали, чтобы отвлечься:

«Пусть приближается, ночь холодна, как

благотворительность. Только если она

25    

same." даже и приближается, тепла и от нее все

равно немного».

В нижеприведенном примере героиня романа «Урок мастера» (мисс

Фэнкорт) сравнивается с жизнью, поскольку она так же полна энергии и

свежих идей, как и сама жизнь. Можно сказать, что эта девушка – само

воплощение жизни (что также было бы метафорой). Henry James. The Lesson of the Master Перевод А. Шадрина

She has come back from Asia with all sorts of

excited curiosities and unappeased appetites.

She’s first-rate herself and she expends

herself on the second-rate. She’s life herself

and she takes a rare interest in imitations.

Она вернулась сюда из Азии,

исполненная неуемного любопытства,

раздираемая неутоленными желаниями.

Это личность выдающаяся, но силы ее

уходят на заурядное. Это сама жизнь, а

меж тем она полна интереса к имитациям

жизни.

При этом важно отметить, что в этом примере нулевой ступенью и в

оригинале, и в переводе является сам объект сравнения (she/«это»), в то

время как в английском тексте нулевой ступенью может быть и

абстрактное понятие, отсылающее читателя к данному объекту (expression

– «выражение» (лица), «внешний вид»). Подобный случай мы рассмотрим

в рамках следующей категории, поскольку он хоть и предполагает

сохранение образа, но при передаче такой метафоры требуются некоторые

преобразования.

Итак, вторая категория, как было указано выше, включает в себя те

случаи, в которых метафорические тропы передаются без замены образа,

но с логическими изменениями или преобразованиями.

Иногда оболочку или общий признак, представленные в оригинале

глаголом, лучше передавать существительным, поскольку тем самым образ

становится нагляднее. Так, в следующем примере в английском тексте

эксплицитно выражены нулевая ступень (the great Chilcoot Divide) и общий

признак (guards forbiddingly) образа «горный перевал – стражник», а в

26    

переводе на русский язык – нулевая ступень («великий Чилкут»), общий

признак («охраняет подступы») и оболочка («грозный страж»). Jack London. The Call of the Wild Перевод М. Абкиной

It was a hard day’s run, up the Cañon,

through Sheep Camp, past the Scales and

the timber line, across glaciers and

snowdrifts hundreds of feet deep, and over

the great Chilcoot Divide, which stands

between the salt water and the fresh and

guards forbiddingly the sad and lonely

North.

Они шли вверх по каньону через Овечий

Лагерь, мимо Весов и границы леса, шли

через ледники и снежные сугробы высотой в

несколько сот футов, перевалили через

великий Чилкут, который тянется между

солеными и пресными водами и, как грозный

страж, охраняет подступы к печальному,

пустынному Северу.

Общий признак, заключенный в эпитетах, можно передавать не

только с помощью прилагательных, но и с помощью существительных,

обладающих соответствующей коннотацией, как видно из следующего

примера, взятого из нашего перевода. В нем нулевая ступень выражена

существительным collection, оболочка – a private library, а общий признак

состоит из двух частей: the very incompleteness and disorderliness

(объективная фактическая характеристика, не зависящая от точки зрения

автора) и an eccentric, antiquarian quality (субъективная авторская

характеристика предмета). Robert D. Kaplan.

Mediterranean Winter. A

Journey through History

Первая редакция Окончательная редакция

The very incompleteness and

disorderliness of the

collection gave it an

eccentric, antiquarian quality

like that of a private library.

В этой коллекции

чувствовалась

незавершенность и

беспорядочность, и оттого

она выглядела необычно,

как старинная частная

библиотека.  

В этой коллекции

чувствовалась

незавершенность и

беспорядочность, и оттого

она напоминала старинную

библиотеку какого-то

чудака.

Недостаточно, а зачастую и неправильно механистически повторять

структуру оригинального тропа в переводе. Элементы образа подчиняются

27    

правилам соответствующего языка, и если общечеловеческая логика может

совпадать, то внутриязыковая во многих случаях различается. И поэтому

уже в первой редакции мы попытались отойти от поверхностной

структуры оригинального тропа. Однако без должного анализа логической

основы образа нам не удалось этого сделать. Если с передачей первой

части общего признака – объективной характеристики коллекции – особых

трудностей не возникло, то при попытке передать субъективное основание

для метафорического сравнения мы допустили ошибку. Из получившегося

предложения неясно, почему старинная частная библиотека должна быть

необычной. Необоснованно возник дополнительный образ «необычный,

как старинная частная библиотека», у которого, по естественным

причинам, отсутствует обоснование. При редактировании мы учли и

исправили эту ошибку.

Мы попытались выяснить, что именно объединяет коллекцию (здесь

собрание полуразваленных колонн, статуй и древних ваз) со старинной

библиотекой и почему ей дана характеристика eccentric. Из контекста

можно было понять, что речь шла о скоплении разнородных предметов,

причем о неупорядоченном скоплении. Если представлять себе старинную

(antiquarian) библиотеку, в которой нет какой-либо упорядоченности, то

возникает образ большой пыльной комнаты, где в полном беспорядке

лежат разные книги. Разумеется, так могут обстоять дела только в частной

библиотеке, но не у каждого владельца. И в связи с этим возникло слово

«чудак», которое и передает значение слова eccentric (если владелец

чудаковат, то и библиотека у него должна быть необычной), и делает

избыточной характеристику private.

Как видно из следующего примера, элементы тропа, выраженные

абстрактными понятиями, нередко имеет смысл передавать более

конкретными единицами, поскольку это может придать переводу на

русском языке бо́льшую естественность звучания и динамичность.

28    

Robert D. Kaplan. Mediterranean

Winter. A Journey through History

Окончательная редакция

Reading became like surgery: a way of

dissecting the surrounding landscape and

my own motivations for being there.

За чтением я, словно хирург, препарировал

окружающую местность и вскрывал

глубинные мотивы, которые меня туда

привели. Нулевая ступень (reading) и оболочка (surgery) в тексте оригинала

обозначают процесс, деятельность. Мы же сделали «чтение» своего рода

фоном и преобразовали существительное, которым выражается оболочка,

из абстрактного, обозначающего род деятельности («хирургия»), в

конкретное, обозначающее человека определенной профессии («хирург»).

Нулевой ступенью, соответственно, стало личное местоимение,

отсылающее к рассказчику (действие в данном предложении относилось

именно к нему).

Зачастую трудности вызывает передача образов, в которых общий

признак выражен одним или несколькими существительными, что можно

наблюдать в следующем примере. За счет автоматического переноса

структуры текста оригинала в текст перевода суть, заложенная автором,

передана не будет. Предметно-логическая структура не совпадает с

языковым оформлением, различающимся в зависимости от языка. Robert D. Kaplan.

Mediterranean Winter. A

Journey through History

Первая редакция Окончательная редакция

The Bardo, a Hafsid palace

rebuilt by a local Turkish

dynasty in the seventeenth

century, had all the intimacy,

clutter, and imperfections of

a fine home, even as it was a

national museum of classical

antiquities.

Во дворце Хафсидов

Бардо, перестроенном в

XVII веке местной

турецкой династией, было

все, что можно встретить в

хорошем доме: комнаты

для уединения,

беспорядочно

расставленную мебель и

Во дворце Хафсидов

Бардо, перестроенном в

XVII веке местной

турецкой династией, как в

настоящем

аристократическом доме,

чувствовался уют, и

вместе с тем

присутствовали и

29    

помещения, которые

нужно отремонтировать

или переделать. Все это

осталось и после того, как

дворец стал национальным

музеем античного

искусства.

беспорядок, и недоделки. Все это осталось и после

того, как дворец стал

национальным музеем

античного искусства.

В первой редакции мы не учли логические связи между нулевой

ступенью (the Bardo) и оболочкой (a fine home) и не проанализировали, что

является общим признаком. Не учли мы и то, что a fine home – это

аристократический дом. В результате предложение получилось логически

несвязным и разобщенным. Редактируя данный отрывок, мы выявили это

упущение и постарались его исправить. Выяснилось, что предметно-

логический план образа играет большую роль и что на него надо обращать

не меньшее внимание, чем, скажем, на лексическую сочетаемость слов.

Однако лексическая сочетаемость была очень важна при переводе данного

предложения, поскольку в английском языке оказались соединены в

однородный ряд такие разнородные понятия, как «уют», «беспорядок» и

«недоделки», и необходимо было подобрать соответствующие глаголы.

В следующем примере потребовалось визуализировать заложенный в

оригинале образ. Две метафоры, представленные в английском тексте,

обладают достаточно любопытной структурой: эксплицитно выражены

только две нулевые ступени (Bou Kornein, massive Corinthian columns) и

один общий признак (framed). Таким образом, только по этому общему

признаку можно определить, что в тексте заложены два образа. Robert D. Kaplan.

Mediterranean Winter. A

Journey through History

Первая редакция Окончательная редакция

Across the gulf Bou Kornein

lay suspended in midday

mist, framed in my line of

На другой стороне залива

Бу-Корнин парил в

полуденной дымке, и стой

На другой стороне залива

Бу-Корнин парил в

полуденной дымке, и с той

30    

vision between massive

Corinthian columns.

точки, с которой я смотрел

на него, он был словно

обрамлен массивными

коринфскими колоннами.

точки, с которой я на него

смотрел, казалось, что я

любуюсь не просто горой,

а картиной, которую

вместо рамы окаймляют

массивные коринфские

колонны. Первоначально мы повторили структуру двух английских метафор:

«гора – картина», «колонны – рама», где, как мы уже отметили, Bou

Kornein/«Бу-Корнин» – нулевая ступень первой метафоры, framed/«был

словно обрамлен» – общий признак первой и второй метафоры, а massive

Corinthian columns/«массивные коринфские колонны» – нулевая ступень

второй метафоры. Однако получалось неясным, почему гора обрамлена

колоннами, и тогда мы ввели в текст перевода недостающие элементы

тропов – оболочки обеих метафор, – благодаря чему образы стали более

наглядными, а само предложение – более логичным.

В следующем примере из нашего перевода мы находим два

метафорических образа: «люди – остатки корабля» и «крупные перемены и

торговые связи – некие природные явления, связанные с морем». Передача

первого образа, у которого нулевая ступень – Arabs from North Africa,

Italians, Spaniards, Greeks, Corsicans, and other immigrants, общий признак

– had drifted, а оболочка – the human detritus, особых трудностей не

вызвала, зато непросто оказалось передать вторую, переплетенную с

первой метафору. Robert D. Kaplan.

Mediterranean Winter. A

Journey through History

Первая редакция Окончательная редакция

Arabs from North Africa,

Italians, Spaniards, Greeks,

Corsicans, and other

immigrants had drifted to its

Арабы из Северной

Африки, итальянцы,

испанцы, греки,

корсиканцы и другие

Грязные улицы Марселя

заполонили арабы из

Северной Африки,

итальянцы, испанцы, греки,

31    

unkempt streets, the human

detritus of upheavals and

trading ties, making

Marseilles the most

Mediterranean of the cities.

иммигранты заполонили

грязные улицы Марселя,

словно обломки корабля,

разбившегося о скалы

драматических перемен,

которые теперь прибили к

берегу торговые связи.

Тем самым иммигранты

превратили Марсель в

город, в наибольшей

степени отражающий дух

Средиземноморья.

корсиканцы и другие

иммигранты. Эти люди

напоминали остатки

потерпевшего крушение

корабля, который разбился

о скалы масштабных

перемен и был вынесен на

марсельский берег волнами

торговых отношений. Так

благодаря иммигрантам

Марсель стал городом, в

наибольшей степени

отражающим дух

Средиземноморья. Мы неслучайно описательно обозначили не выраженную

эксплицитно оболочку второго образа как «некие природные явления,

связанные с морем». Дело в том, что автор не совсем логично выстроил

образ, объединив в качестве однородных понятий явления с

противоположной оценочной коннотацией: словосочетание «масштабные

перемены» в данном контексте несет отрицательный заряд, а «торговые

связи» – положительный. Таким образом, объединять их и в тексте

перевода не представляется логичным. В первой редакции мы не совсем

удачно попытались передать то, что, по субъективным ощущениям,

прочитывалось в оригинале. Перемены мы сравнили со скалами, а

торговые связи – с волнами. При этом возникли ошибки в согласовании,

затруднившие восприятие текста. После того как на основании множества

случаев передачи метафорических тропов мы убедились в необходимости

предварительного анализа их структуры, мы определили, что́ в данном

образе является нулевой ступенью (upheavals and trading ties), а что́

оболочкой (в тексте не представлена, но, судя по характеру первой

метафоры, относится к морской тематике). Как мы полагаем, общим

признаком второго образа, соединяющим две метафоры, можно считать

32    

словосочетание the human detritus, так как именно оно указывает на

предметно-логическую область, к которой принадлежит отсутствующая в

тексте оболочка. Основываясь на этом анализе, мы подобрали сообразно

логике образа соответствующие оболочки – «скалы» и «волны».

Во всех вышеприведенных примерах переводчику удавалось (даже

путем некоторых преобразований) сохранять образ, заложенный в тексте

оригинала. В последнюю же, третью, категорию данной классификации

входят те случаи, когда передача метафорического тропа не

представляется возможной. Это немногочисленная категория, и зачастую

оказывается так, что отказ переводчика от передачи образа не обусловлен

весомыми причинами. Так, в следующем примере переводчик хоть и не

отказался от передачи метафоры и метафорических эпитетов полностью,

но по неопределенной причине заменил образ «облака – люди» на менее

логичный в данном контексте образ «облака – пещеры», оставив при этом

метафорический эпитет «грустные (облака)».

Облака являются нулевой ступенью и в английском, и в русском

текстах, а вот оболочки в оригинале и в переводе не совпадают: в

английской метафоре облака сравниваются с людьми, у которых есть

сердце, в русской – с пещерами или горами, у которых есть недра.

Очевидно, что подобное расхождение обусловлено различием общего

признака, по которому выстраиваются метафорические образы.

Английский образ представляется нам более логичным, поскольку

вписывается в развернутую метафору, представленную в этой фразе: и

солнце, и облака сравниваются с людьми, солнце умирает, а облака

постепенно о нем забывают. Тогда становится понятно, почему облака

Jerome K. Jerome. Three Men in a Boat

to Say Nothing of the Dog

Перевод М. Донского и Э. Линецкой

Slowly the golden memory of the dead

sun fades from the hearts of the cold, sad

clouds.

В недрах грустных, остывающих облаков

медленно тают золотые воспоминания об

умершем солнце.

33    

получили характеристику «грустные». В тексте же перевода образ

получился более раздробленным и менее обоснованным. С одной стороны,

развернутая метафора сохраняется, с другой стороны, облака

сравниваются с пещерами, и становятся неясно, почему в их недрах

«медленно тают золотые воспоминания об умершем солнце».

Другим примером не совсем верного отказа от образа является

перевод следующего отрывка. Thomas De Quincey, On Murder

Considered as One of the Fine Arts

Перевод С.Л. Сухарева

Toad-in-the-hole, I must mention, was

present at this dinner. In fact, it was one of its

sentimental incidents. Being as old as the

valleys at the dinner of 1812, naturally he

was as old as the hills at the Thug dinner of

1838.

Должен упомянуть, что на этом обеде

присутствовал и Биток. В сущности

говоря, его появление придало событию

особую трогательность. Если в обед 1812

года он был стар, то в обед 1838-го он стал

стар как мир.

В данном случае автор употребил стертое сравнение (as old as the

hills), которое можно было бы без потерь передать на русский язык

соответствующим выражением «стар(о) как мир». Если английское

сравнение берет истоки из Ветхого Завета (Art thou the first man, that euer

was borne? Or, wast thou made before the hylles? (Job 15:7) – «Разве ты

первым человеком родился, и прежде холмов создан?» (Иов. 15:7)) и в нем

оболочкой служит слово hills, то в случае с русским стертым сравнением

подобной отсылки к Библии не наблюдается и оболочкой являются не

«холмы», а «мир». В оригинале сравнение актуализировано

предшествующим авторским сравнением (as old as the valleys), что очень

важно, поскольку таким образом повышается образность и

экспрессивность текста. И в существующем переводе мы наблюдаем

потерю этой образности. Тем временем в русском языке возможна

аналогичная актуализация сравнения (хоть и при отказе от прямых

соответствий оболочек valleys и hills – «долины» и «холмы»). Можно было

бы выстроить следующую параллель: «стар как пирамиды/горы» – «стар

34    

как мир», – однако переводчик отказался от передачи образа as old as the

valleys и тем самым сделал текст не таким выразительным, как оригинал.

При этом необходимо отметить и положительную черту данного

перевода: переводчиком была сохранена градация, ради которой автор

построил по модели второго (стертого) образа первое сравнение, правда, за

счет лишенного экспрессии эпитета в сочетании со стертым сравнением.

То есть при переводе метафорического образа необходимо смотреть, не

являются ли его элементы частью некоего другого художественного или

стилистического приема (здесь такими составными частями градации

оказались оболочки метафорических образов – valleys, hills).

Однако не всегда замена образа свидетельствует о неудачном

переводческом решении. Часто она происходит при подборе эквивалента

стертого (и не актуализированного) метафорического тропа. Sir Arthur Conan Doyle. Sherlock Holmes.

The Complete Stories

Перевод  Н. Санникова

The strong, masterful personality of Holmes

dominated the tragic scene, and all were

equally puppets in his hands.

Могучий ум Холмса и его воля теперь

управляли этой трагической сценой, все

остальные участники лишь подчинялись

ему.

Мы уже приводили этот пример в предыдущем разделе,

посвященном классификации вариантов передачи тропов по

представленности их элементов в тексте оригинала и перевода. Отметим

лишь, что в данном случае троп не актуализируется, а следовательно,

вполне может быть переведен свободным словосочетанием с нулевой

образностью.

Рассмотрим еще один случай. Когда объект сравнивается с

качеством, ему присущим или вышедшим на первый план, в английском

языке троп зачастую строится по модели суждения (A is B). Jerome K. Jerome. Three Men in a Boat

to Say Nothing of the Dog

Перевод М. Салье

That china dog that ornaments the Вот, например, фарфоровая собачка,

35    

bedroom of my furnished lodgings. <…>

Its head is painfully erect, its expression

is amiability carried to verge of imbecility.

которая украшает спальню в моей

меблированной квартире. <…> Она держит

голову мучительно прямо и всем своим

видом выражает приветливость,

граничащую со слабоумием.

При переводе такой модели требуется конструкция с глаголом,

обозначающим экспликацию эмоций («выражать», «показывать»), либо с

определительным местоимением «сам» со значением характеристики,

оценки. Последний вариант перевода наиболее оправдан в тех случаях,

когда в оригинале присутствует местоимение itself (himself/herself). При

этом образ, как видно из соответствующего примера, приведенного в

рамках первой категории, может сохраняться.

36    

2.2.  Рекомендации  по  передаче  метафорических  тропов  

В предыдущих разделах мы рассмотрели две классификации

передачи метафорических тропов и выделили при этом некоторые

особенности, которые, как нам кажется, необходимо учитывать при

переводе. В соответствии с нашими наблюдениями мы попытаемся в этом

разделе дать рекомендации по передаче метафорических тропов, попутно

обобщая данные, полученные при сравнительном анализе перевода

текстов, содержащих метафорические образы.

Прежде всего, необходимо отметить, что у метафорических образов

есть, с одной стороны, предметно-логическая основа, а с другой стороны,

план выражения. Предметно-логическую составляющую образуют

элементы тропа и отношения между ними, план выражения – средства

языка, с помощью которых предметно-логическая основа образа

реализуется в тексте. Многие переводчики обращают внимание

исключительно на вторую составляющую, что нередко приводит к

ошибкам. Тем временем логическое основание играет очень важную роль в

формировании образа и обусловливает выбор конкретных лексических

единиц и грамматических форм, т.е. того или иного способа выражения.

Принимая решение сохранить какой-либо элемент метафорического

образа или отказаться от него, необходимо обращать внимание на его

функцию, или мотивированность контекстом. Как показывает практика,

чаще всего без каких-либо потерь в соответствии с привычными

ассоциациями заменяется оболочка (только если речь не идет о тех

образах, в которых она эксплицитно выражена и играет значимую роль в

контексте, как, например, в случае с перифразой). В свою очередь, нулевая

ступень и общий признак в большинстве случаев образуют основу,

связанную с авторским намерением и, следовательно, подлежащую

максимально точной передаче. Однако не стоит автоматически относить

37    

оболочку к разряду второстепенных элементов метафорических тропов.

Во-первых, в некоторых случаях оболочка оказывается мотивирована

контекстом больше, нежели, скажем, общий признак. Во-вторых, чтобы

при передаче образа менять оболочку, надо иметь точное представление об

общем признаке, который, как мы выяснили, не всегда прочитывается, так

как не всегда несет бо́льшую значимость, нежели нулевая ступень и/или

оболочка. Обобщая вышесказанное, отметим, что при передаче

метафорических тропов необходимо выяснять, какой элемент или какие

элементы мотивированы контекстом, и в соответствии с этим расставлять

приоритеты при передаче составных частей образа. При этом необходимо

не забывать и об общей логике образа.

Помимо мотивированности образа или его элементов контекстом, на

передачу тропа также может влиять их культурная специфичность. В

таком случае необходимо передать коммуникативную функцию тропа в

тексте, разъяснив элементы, неизвестные носителю языка перевода в силу

их культурологических особенностей или лакунарности.

Сразу оговоримся насчет разъяснения отдельных элементов

метафорических тропов. В то время как в одних случаях оно продиктовано

необходимостью, в других случаях оно недопустимо или нежелательно,

так как иногда могут быть подобраны более емкие и выразительные

эквиваленты, приблизительно сохраняющие уровень экспрессии

оригинала, который введением каких-то пояснений снижается, в

результате чего образ может оказаться снят без достаточно веских

оснований.

Таким образом, при передаче метафорических тропов необходимо

обращать внимание и на сохранение экспрессии. При этом в отношении

образов действуют общие правила ее передачи. Как отметил А.Д.

Швейцер, при переводе нужно воспроизвести «коммуникативный эффект

исходного текста, который детерминируется первичной коммуникативной

ситуацией и её компонентами (коммуникативной установкой первичного

38    

отправителя, установкой на первичную аудиторию)» [Швейцер А.Д. 1988:

96].

Отметим и особую сложность передачи нескольких переплетенных

друг с другом, сочетающихся тропов, связанную с тем, что в подобных

случаях необходимо учитывать более широкий круг факторов, влияющих

на формирование образной картины.

В связи со всеми вышеназванными особенностями передачи

метафорических тропов мы выработали следующий алгоритм:

1. Найти элементы образа в оригинале и определить предметно-

логические связи между ними.

2. Определить, какой элемент мотивирован (или какие элементы

мотивированы) контекстом.

3. Оценить культурную специфичность и экспрессивность образа.

4. Подобрать соответствие на русском языке с учетом

мотивированности образа (как внутритекстовой, так и культурной), уровня

экспрессии, лексической сочетаемости и при необходимости произвести

необходимые преобразования.

Данный алгоритм относится ко всем метафорическим тропам, но

если сравнить различные метафорические тропы по степени сложности их

передачи, то можно найти и некоторые различия. Особые трудности

вызывает передача метафор, сравнений и эпитетов, а при передаче

перифраз затруднений возникает относительно меньше, поскольку в этом

случае переводчик обычно не столь ограничен устоявшейся логикой языка

перевода, как при передаче иных метафорических тропов.

Тем не менее для передачи перифраз, как и для передачи метафор,

эпитетов и сравнений справедливо то, что при отсутствии комплексного к

ним подхода и учета не только их плана выражения, но и предметно-

логической основы велика вероятность всевозможных ошибок и

искажений. Сам же план выражения в английском и в русском языках, как

показали примеры, может довольно сильно отличаться. Хотя для обоих

39    

языков верно то, что чем меньше у понятийных областей, к которым

относятся нулевая ступень и оболочка, точек соприкосновения, тем выше

образность тропа, все же языки обладают разными возможностями для

формирования тропов, что подразумевает возможные несоответствия в

плане их выражения. Так, элементы образов в русском тексте часто

выражены конкретными, а не абстрактными понятиями. Иногда для

большей ясности необходимо добавлять дополнительный элемент, в

некоторых случаях требуется в качестве объектов сравнения подбирать

понятия одного класса (в то время как английском языке могут

сравниваться разнородные объекты). Причины, по которым возникает

необходимость видоизменять структуру передаваемого метафорического

тропа, во многом индивидуальны, поскольку каждый раз обусловлены

целым рядом факторов, однако, следуя приведенным выше указаниям и

рекомендациям, можно без особого труда выявить данные факторы и

подобрать нужное соответствие.

40    

Заключение  

В данной работе мы проанализировали научную литературу,

посвященную метафорическим тропам – метафорам, сравнениям,

метафорическим эпитетам и перифразам, – и сделали ее краткий обзор.

При этом мы выяснили, что в большинстве трудов рассматриваются

другие аспекты данной стилистической категории, нежели ее структура, а

существующие работы по структуре метафорических тропов, в основном,

освещают их функционирование в рамках одного языка.

Перед тем как перейти к основной части нашего исследования, мы

привели определения вышеперечисленных приемов, дали им общую

характеристику и сопоставили их особенности. Затем мы рассмотрели

процесс метафоризации и в следующем разделе проанализировали его на

основе примеров из ряда оригинальных и переводных текстов. Данный

анализ мы провели на основе двух предложенных нами классификаций

метафор, сравнений и метафорических эпитетов и перифраз, основанных

на особенностях их функционирования и передачи в переводе. В качестве

материала для исследования мы взяли как примеры из работ других

переводчиков, так и фрагменты собственного перевода отрывков из книги

Р.Д. Каплана «Средиземноморская зима. Путешествие по истории». В

первой классификации рассматриваются разные возможности передачи

метафорических тропов по представленности их элементов в тексте

оригинала и перевода, во второй классификации предлагается несколько

иной взгляд на проблему: в ней способы передачи тропов разбиваются на

категории в соответствии со степенью сохранения переводчиком образа

оригинала.

Как видно, обе классификации применимы только для сравнения

оригинала и перевода и для оценки последнего. При этом они также

позволяют выявить случаи несоответствий, рассматривая которые, можно

41    

определить некоторые закономерности относительно передачи

метафорических тропов. Основываясь на полученных промежуточных

выводах, мы попытались вывести данные закономерности и затем дали

рекомендации по передаче метафорических тропов, в которых

учитываются особенности их структуры.

Таким образом, мы доказали, что передача метафорических тропов

требует комплексного анализа их структуры и роли в тексте. В противном

случае высок риск смысловых или стилистических ошибок.

42    

Библиография  

1. Алексеев С.А. Передача структуры образов художественного текста

в переводе. Дис. ... канд. филол. наук / С.А. Алексеев; ГОУ ВПО

МГЛУ. – М., 2009.

2. Апресян В.Ю., Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом

представлении эмоций // Вопросы языкознания. 1993. № 3.

3. Арутюнова Н.Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) //

Лингвистика и поэтика. – М.: Наука, 1979.

4. Бузаджи Д.М. «Остранение» в аспекте сопоставительной стилистики

и его передача в переводе (на материале английского и русского

языков). Дис. ... канд. филол. наук / Д.М. Бузаджи; ГОУ ВПО МГЛУ.

– М., 2007.

5. Гак В.Г. Метафора: универсальное и специфическое / Метафора в

языке и тексте / отв. ред. В.Н. Телия. – М.: Наука, 1988.

6. Гальперин И.Р. Стилистика английского языка = English Stylistics:

учебник для студентов институтов и факультетов иностранных

языков / И. Р. Гальперин. – 3-е изд. – М.: URSS, 2010.

7. Группа µ: Дюбуа Ж., Эделин Ф., Клинкенберг Ж.-М., Мэнге Ф., Пир

Ф., Тринтон А. Общая риторика. Пер. с франц. Изд. 2. – М.: УРСС,

2005.

8. Защитина Г.В. Стилистический потенциал вторичной и

альтернативной номинации. Дис. ... канд. филол. наук. – М., 2008.

9. Ильина И.З. Перифраз и его стилистические функции в

произведениях английской художественной литературы: Дис. …

канд. филол. наук: 10.02.04 / И.З. Ильина; МГПИИЯ; науч. рук.

И.Р.Гальперин. – М., 1954. – 215 с.

10. Кожевников С.Е. Семантика и прагматика перифраза как способа

альтернативной вторичной номинации в языке современной

43    

английской и американской прессы. / С.Е. Кожевников // Сб. науч.

трудов. / МГЛУ. Вып. 459. Проблема современной стилистики. – М.,

2001.

11. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Теория

метафоры. – М.: Прогресс, 1990.

12. Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи:

Тропы и фигуры. Общая и частные классификации.

Терминологический словарь. – М: ЛЕНАНД, 2006.

13. Москвин В.П. Русская метафора: Очерк семиотической теории. – М:

ЛЕНАНД, 2006.

14. Наер В.Л. Концептуальная и стилистическая метафора: общее и

различное / В.Л. Наер // Вестник МГЛУ. – М., МГЛУ, 2003. Вып. 474

– с. 3 – 12.

15. Ричардс А. Философия риторики// Теория метафоры. – М., 1990.

16. Самаркина О.Г. Метафоризация и интенсификация в английской

фразеологии. Дис. ... канд. филол. наук. – М., 2009.

17. Стилистический энциклопедический словарь русского языка под ред.

М.Н. Кожиной. – М.: «Флинта», «Наука», 2003.

18. Телия В.Н. Метафора как модель смыслопроизводства и её

экспрессивно-оценочная функция / Метафора в языке и тексте. – М.:

Наука, 1988.

19. Теория метафоры: Сб. науч. ст. / Пер. под ред. Н. Д. Арутюновой. –

М.: Прогресс, 1990.

20. Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты. – М.:

Наука, 1988.

21. Шикалов С.В. Способы перевода метафор в концепции Питера

Ньюмарка / C.B. Шикалов // Вестник МГЛУ. Сер. Языкознание. – М.,

2010. Вып. 9 (588) – с. 156 – 162.

44    

22. Fauconnier G., Turner M. Blending as a Central Process in Grammar //

Conceptual Structure, Discourse, and Language. – Stanford, CSI.J

Publishers, 1996.

23. Fauconnier G., Turner M. Conceptual integration networks // Cognitive

science. 1998. V. 22. № 2.

24. Glucksberg S. How Metaphors Create Categories – Quickly // The

Cambridge Handbook of Metaphor and Thought. Cambridge University

Press, 2008.

25. Lakoff G. Contemporary Theory of Metaphor // Metaphor and Thought /

Ed. by A. Ortony. – Cambridge: Cambridge University Press, 1993.

26. Oxford Advanced Learner’s Dictionary. – UK: Oxford University Press,

2015. [Электронный ресурс] Режим доступа:

http:// www.oxfordlearnersdictionaries.com/

27. Newmark Peter. A Textbook of Translation. – Shanghai Foreign

Language Education Press, 1988.

28. Phrase Finder – Phrase Thesaurus searchable database, 2014. –

http://www.phrases.org.uk.

Список использованных источников Художественная литература на русском и английском языках

1. Артур Конан Дойл. Собрание сочинений в 8 томах. Том 1.

Издательство Правда. М., 1966 (Библиотека «Огонек»).

2. Артур Конан Дойль. Собрание сочинений в 10 томах. Том 3.

Издательство Слог. М., 1993.

3. Генри Джеймс. Избранные произведения: В 2 т.: Пер. с англ. / Генри

Джеймс; Сост. В. Паперно; Вступит. статья А. Зверева. Т. 2. Л.:

Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1979.

4. Герберт Уэллс. Пер. Н. Кранихфельд. Собрание сочинений в 15-ти

томах. Том 5. М., «Правда», 1964 (Б-ка «Огонек»).

5. Джеймс Тербер. Тайная жизнь Уолтера Митти. [Электронный

ресурс] Режим доступа: http://www.m-novels.ru/text.php?id=483/

45    

6. Джером К. Джером. Трое в лодке (не считая собаки) и др. произв.:

Пер. с англ. – Л.: Лениздат, 1980.

7. Джером К. Джером. Избранные произведения в 2-х т. / Перевод с

английского М. Салье. – Том 1. М.: ГИХЛ, 1957.

8. Джек Лондон. Сочинения. Морской волк. Зов предков. Белый Клык.

Изд. «Правда». М., 1984.

9. Томас Де Квинси. Убийство как одно из изящных искусств. Серия

«Литературные памятники». М.: Научно-издательский центр

«Ладомир», «Наука», 2000.

10. Чарльз Диккенс. Собрание сочинений. Том 2. Посмертные записки

Пиквикского клуба. Роман (Главы I –XXX). Пер. с англ. А.В.

Кривцовой и Евгения Ланна. ГИХЛ. М., 1957.

11. Charles Dickens. The posthumous papers of the Pickwick Club. Vol. 2 /

by Boz (Charles Dickens). Leipzig. Bernh. Tauchnitz jun., 1842.

12. Henry James. The lesson of the master; The death of the lion; The next

time and other tales / by Henry James. London: Macmillian, 1922.

13. H.G. Wells. Tales of space and time: in 1 volume / by H. G. Wells.

Leipzig. Bernhard Tauchnitz, 1900. с. 33 – 51.

14. Jack London. The Call of the Wild. White Fang. Progress Publishers.

Moscow, 1976.

15. James Thurber. The Secret Life of Walter Mitty. The New Yorker. March

18, 1939.

16. Jerome K. Jerome. Three Men in a Boat to Say Nothing of the Dog.

Second Edition. Moscow Higher School, 1976.

17. Robert D. Kaplan. Mediterranean Winter. A Journey through History.

Arrow Books, 2006.

18. Sir Arthur Conan Doyle. Sherlock Holmes. The Complete Stories. With

Illustrations from the Strand Magazine. Wordsworth Library Collection,

2007.

46    

19. Thomas De Quincey. Confessions of an English opium-eater and other

essays / by Thomas De Quincey. London: Macmillan, 1906. с. 261 – 297.

47    

Приложение  1  

Уильяму Витворту и Каллен

Мерфи

«…глубокой ночью вернулся я в деревенское

пристанище, покинутое утром еще до света, и высокая

луна оказывала желанную услугу запоздалым путникам.

Сейчас, пока домашние заняты приготовлением ужина, я

уединился в укромной части дома, чтобы по горячим

следам спешно написать тебе это; иначе, если отложу, из-

за перемены места изменится, пожалуй, состояние души,

и намерение писать остынет» 1 , Франческо Петрарка

«Книга писем о делах повседневных», Малавсана, 26

апреля [1336] года

Тигрица

Красивые воспоминания несут в себе частичку чего-то

божественного: это могут быть листья, точно невесомая бронза, которую

год, подобно граверу, покрыл искусными узорами, облетающие с деревьев

в парке скульптур в парижском Музее Родена. Для Родена человеческое

тело – лучшее выражение природы, а нагота – противоположность упадка,

поскольку в ней величие и боль вселенной. Я вспоминаю торсы, которые

Райнер Мария Рильке назвал законченными, хотя у них не было рук, и

скульптуру изможденной женщины с дряблой грудью и далеко не упругим

животом, но все же красивой. Роден знал, что руки, молодость – все это, с

точки зрения красоты, второстепенно.                                                                                                                1  Петрарка  Ф.  Лирика.  Автобиографическая  проза:  Пер.  с  ит.  и  лат./Сост.  и  предисл.  Н.  Томашевского  и  В.  Бибихина.  –  М.:  Правда,  1989.  

48    

«Старая женщина» Родена – настоящая богиня путешествий. Ее тело

– измученная жизнью развалина, в чьем опущенном взгляде

прочитываются воспоминания. Все, что она пережила, все, что узнала,

утратило всякий практический смысл, и мысли ее теперь обращены на

самое себя. Эта скульптура вполне может изображать куртизанку,

сокрушающуюся о своих грехах. А то, кто мы есть, мы осознаем именно в

путешествии. Как пишет философ Анри Бергсон, чтобы выдержать поток

впечатлений, мы запоминаем только необходимое. Поэтому мы так много

забываем из повседневной жизни, но всегда храним в памяти путешествия.

***

«Обычные люди не видят сирен, – замечает Никос Казандзакис. –

Они не слышат песен, витающих в воздухе. Слепые, глухие, сгорбленные,

они налегают на весла, оставаясь в трюме земли. Но избранные, капитаны,

внимают звучащему в них голосу сирены… и по-королевски расточают с

ней свою жизнь»2.

Сирена Казандзакиса – это «безжалостный голос – ТИГРИЦА». Она

сопровождает его во всех путешествиях, «впивается когтями в мой мозг, и

мы с ней начинаем размышлять о том, что видели и что еще предстоит

увидеть». Роберт Грейвс называет ее Белой Богиней, которая, по его

словам, может обернуться «волчицей, тигрицей, русалкой или

омерзительной старой Каргой»3. По мнению Грейвса, то, насколько точно

писатель изображает эту богиню, говорит о его творческом чутье.

К ней влечет не тело – красивы у нее лишь глаза, – но мысль. Ведь

сознание без жажды сравнений и метафор для каждого нового предмета и

пейзажа бессмысленно.

***

В течение последующих четырнадцати лет листопад в парке

скульптур служил мне самым ярким воспоминанием об осени. В тот вечер                                                                                                                2  Здесь  и  далее  в  случаях,  кроме  отмеченных,  перевод  выполнен  автором.  3  Грейвс  Р.  Белая  богиня  =  The  White  goddess:  Ист.  грамматика  поэт.  мифологии  /  Роберт  Грейвс;  Пер.  с  англ.  Л.  Володарской.  М.:  Прогресс  -­‐  Традиция,  1999.  

49    

я сел в поезд, ехавший на юг в Марсель, и тут же мысленно отнес сад

Родена к прошлому. Как все, кто ведет дневник, прежде чем двигаться

дальше, я записал то, что чувствую, пока атмосфера этого места еще жива

в моих мыслях.

Теперь я путешествую назад во времени, извлекая из недр памяти

только самые полезные для повествования фрагменты. Поэтому о том, что

касается именно меня, я буду писать как можно меньше.

К началу моего повествования я только что окончил университет и

работал в маленькой газете в Вермонте. Летними ночами 1975 года я

следил по телевизору за гражданской войной в Ливане. В надежде стать

иностранным корреспондентом я разослал резюме в телеграфные

агентства, телевизионные компании и десятки крупных городских газет.

Но, поскольку у меня было мало журналистского опыта, а окончил я

университет среднего уровня, на мои резюме не обращали внимания. Меня

никто не нанял.

Я не мог найти себе покоя. Отец мой, водитель грузовика, провел

молодость в поездах: он побывал почти во всех континентальных штатах и

зарабатывал на жизнь, собирая и продавая сведения о лошадях перед

скачками. Получив большой куш, он любил заселиться в первоклассный

отель и выкурить большую сигару. Через день он снова вел существование

бродяги, как и многие другие в 1930-е годы. Отец рассказывал много

увлекательных историй о своих приключениях в Америке времен Великой

депрессии, о том, какое тогда общество было еще традиционное и наивное.

Тогда аферы, которые он проворачивал, были относительно невинными, а

если у тебя не было денег, то незнакомые люди могли покормить тебя за

свой счет.

Последнее воспоминание отца о поездке относится к 1942 году. Он

тогда только окончил основной курс боевой подготовки в городе Форт-

Полк, находящемся в штате Луизиана, и ехал на север в военном эшелоне,

отвозившем в порт солдат, которые должны были высадиться в Европе.

50    

Прерии, раскинувшиеся вокруг железнодорожного узла у города Кейро,

что в штате Иллинойс, были залиты ярким солнцем. Поезда сворачивали с

разных путей на один, по которому солдат должны были доставить в

порты на восточном побережье, где их уже ждали корабли. Отец видел, как

поездов становилось все больше и больше. У всех окон толпились солдаты

и смотрели, как подъезжают другие поезда. За железнодорожным

полотном виднелся полукруг безграничной равнины, освещавшейся

красным солнцем.

В дороге у меня был попутчик. Хотя между нами и была некоторая

духовная близость, придававшая поездке особое очарование, мы все-таки

были сами по себе и молча что-то писали в записных книжках, каждый

наедине со своими мыслями. Далее я буду писать об этой уединенной

стороне своего путешествия, для которой местоимение «я» гораздо

уместнее, чем «мы».

В пути передо мной сменялись различные пейзажи, словно бы я

гулял по коридорам музея, осторожно, точно на ощупь пытаясь отыскать

путь к своему призванию, которое не нашел в университете. Поскольку

теперь я знаю об этих местах намного больше, чем когда их впервые

увидел, при воспоминании об этой поездке мне не избежать ни

преувеличений, ни искажений.

***

Рильке пишет, что греческие и римские галереи Лувра открыли для

Родена мир древности «с его многочисленными светлыми античными

вещами, напоминающими о южном небе и о близком море, а за ними

высились другие, тяжелые, каменные вещи из немыслимых культур»4. Но

Роден не просто подражал греческому и римскому стилям. Он был

наследником двух тысячелетий христианской культуры. Его скульптуры

обязаны своим могущественным воздействием тому страданию и

                                                                                                               4  Рильке  Р.М.  Ворпсведе;  Огюст  Роден;  Письма;  Стихи:  [Перевод � ���. ��. ����������]  /  Райнер  Мария  Рильке;  [Вступ.  ст.  И.  Д.  Рожанского].  М.:  Искусство,  1994.  

51    

переживаниям, которые возникают от раскаяния в первородном грехе.

Поэтому в них нет идеализированного спокойствия, присущего

классическим скульптурам. Я вспоминаю о них, когда думаю об античных

развалинах и средневековых церквях, увиденных мною позднее в Тунисе и

на Сицилии – там, куда мне хотелось попасть благодаря прочитанным

книгам.

Для тех, кто, по словам Казандзакиса, «расточает свою жизнь с

Тигрицей», значимыми событиями становятся, скорее, встречи с книгами,

чем с людьми. Одни открывают нам новый мир, другие подтверждают наш

собственный жизненный опыт. Литературные произведения могут сбить с

правильного пути, могут погубить, могут вырвать из сковывающего нас

окружения. А поскольку некоторые из них очень важны, то в памяти

отчетливо запечатлеваются обстоятельства, при которых мы нашли и

прочитали эти произведения.

Книги, меняющие жизнь, не выбирают случайно или специально. Их

находят так, как старьевщик отыскивает что-то полезное в мусоре или как

охотник случайно натыкается на добычу. Чтобы такой поиск принес

плоды, нужно быть бдительным. По словам философа Вальтера

Беньямина, «заблудиться в городе, как в лесу, – тут требуется выучка»5, и

«в названиях улиц ему, заплутавшему, надо уметь расслышать нечто

важное»6.

Одним октябрьским днем, полным ослепительного солнца и

ломаных теней, грустным, несмотря на яркие цвета листьев, я забрел в

книжный магазин в Ганновере в штате Нью-Гемпшир. На дальней полке я

нашел «Саламбо» Гюстава Флобера и «Тунис» Мишеля Зераффа, а на

столе ближе к входу в магазин лежала «Война с Ганнибалом» Тита Ливия.

Прочитав эти книги, я познакомился с цивилизациями и империями –

нумидийской, римской и карфагенской; вандальской и византийской;                                                                                                                5  Беньямин  В.  Берлинское  детство  на  рубеже  веков  /  Пер.  с  нем.  и  примеч.  Г.Снежинской;  Послесл.  Т.Адорно.  –  М.:  Ад  Маргинем  Пресс;  Екатеринбург:  Кабинет.  ученый,  2012.  6  Там  же.  

52    

династиями Аглабидов, Зиридов и Хафсидов. А также с королями,

генералами, святыми, лжепророками и мудрецами – Югуртой, Сципионом

Африканским, Ганнибалом, Гейзерихом, святым Августином, Донатом,

Юстинианом, Ибн Хальдуном.

В «Саламбо» Флобер пишет о войне между Карфагеном и его

наемниками, взбунтовавшимися в 241 году до н.э. под ливийским

предводительством. Пробирающие до дрожи описания того, как

организованное государство обороняется от беспорядочной орды,

произвели на меня сильное впечатление. Под пером Флобера Тунис

предстал страной чудовищ и развалин, кровопролития и чувственности.

Писатель изображает наемников, окрашенных в алый цвет подобно

коралловым статуям; солдат, храпящих с открытым ртом возле

поджаренных туш обезьян; львов, распятых вдоль дороги; варваров,

которые смазывают маслом с корицей лица идолов, празднуя победу; и

описывает, как приносили в жертву детей, чтобы усмирить языческого

бога Баала. Когда карфагенская жрица Саламбо находит предводителя

ливийских наемников одного в палатке, от ее тела исходит аромат меда,

перца, ладана и роз. Но в то же время через разорванный холст палатки

ветер доносит запах слонов. Флобер описывает впечатление,

произведенное на толпу грозой, и ритуальное убиение мальчиков, тем

самым предоставляя редкую возможность взглянуть изнутри на чувства

людей, приносивших в жертву детей.

Война между Римом и Карфагеном, о которой повествует Тит Ливий,

произошла через два десятилетия после той, что описал Флобер. Несмотря

на то что большинство боев проходило на Сицилии, эта война достигла

своего апогея на территории современного Туниса. В течение тысячелетий

этой стране, владевшей Сицилийским проливом, принадлежала вся

западная часть Средиземного моря. Той осенью я сосредоточенно изучал

карты Туниса и Сицилии – двух земель, манивших меня пустынями,

горами, на которых растут миндальные деревья, и развалинами. У их

53    

жителей был такой увлекающийся характер, что они с одинаковым

энтузиазмом приняли христианство, донатианскую ересь и ислам.

Территории Туниса и Сицилии по форме образуют в Средиземном море

«бутылочное горлышко», разделяя его на восток и запад – части, у

которых, как я позднее узнал, свои исторические и культурные

особенности.

Я собирался полететь во Францию и отправиться оттуда на корабле в

Тунис, а затем попутешествовать по Средиземному морю. Зима

простиралась передо мной, словно целая жизнь. Как возродить то чувство

бесконечных возможностей, которое я испытывал, пока не важно было,

что я делаю? Возможно, когда-то я не чувствовал ответственности перед

временем, потому что знал: исправить ошибку еще не поздно.

Морозной ноябрьской ночью 1975 года я сел на Лионском вокзале в

поезд до Марселя. На рассвете я проснулся вблизи Арля от запаха

соленого воздуха и оливковых деревьев, видневшихся на фоне мягкого

неба, которое по цвету напоминало выжатый виноград. Больше не было

видно холмов, на которых раскинулись аккуратные, густо засеянные поля,

с безупречной точностью разделенные рядами тополей. На смену им

пришли песчаные холмы, и на их склонах то и дело мелькали дома с

проседающими крышами из потрескавшейся глины. Северная Европа

исчезла. У меня была тысяча долларов чеками и билет в одну сторону.

Я ушел из газеты в Вермонте и больше никогда не работал штатным

сотрудником. Как и многим другим журналистам-внештатникам, которых

я впоследствии встречал, мне не было суждено воспользоваться

привилегиями, связанными с социальным статусом и профессией

журналиста, или щедрыми командировочными, которыми располагают

наши коллеги, работающие в крупнейших СМИ. Я читал, самостоятельно

изучал материалы и посылал статьи в различные газеты. Этого заработка

мне хватало только на то, чтобы останавливаться в молодежных хостелах и

дешевых отелях и продолжать путешествовать. Мне предстояло развить в

54    

себе недюжинную изобретательность. Поскольку на трансатлантические

звонки не было денег, а эпоха факсов и курьерских доставок еще не

наступила, я связывался с газетами по почте. В местных почтовых

отделениях я находил письма, которые могли принести либо большое

счастье, либо столь же большое разочарование, ведь в них были вложены

либо чеки, либо возвращенные статьи. Мои решения зависели от

обстоятельств. Я жил, наслаждаясь необузданной свободой.

Пробравшись сквозь толпы людей и оставив позади суматоху на

вокзале Сен-Шарль в Марселе, я спустился вниз по крутой каменной

лестнице, с которой открывался вид на оживленные улицы, ведущие к

Старой гавани, и сразу погрузился в атмосферу города. Среди дешевых

магазинов и ларьков с едой и напитками, где смуглые мужчины в вязаных

шапках покупали халяльные, то есть пригодные для мусульман, закуски, я

впервые почувствовал, как тянет мусором и прохладным дыханием

Средиземного моря. Под свинцовой крышей облаков дул ветер. Мне было

так же холодно, как в Париже. Я слышал арабскую и французскую речь,

которая у арабов звучала словно канонада и напоминала итальянский. Из

грузовиков вытаскивали ящики с рыбой и зеленью. Я зашел в

неосвещенный бар выпить чашечку кофе. В глубине зала были

нагромождены столы. Пыльные зеркала, все в трещинах и с отбитыми

углами, украшали рамы в стиле модерн. В углу стоял автомат для игры в

пинбол. Возле него мужчины обменивались новостями и заполняли

лотерейные билеты. Я нашел номер, в котором можно было переночевать

за четыре доллара. Это была комната с выцветшими желтыми обоями,

влажными полами и голыми трубами. Отель стоял на узкой улице по

соседству с палатками, где можно было купить пиццу, и металлическими

ларьками, в которых арабы продавали дешевые часы и одеколоны.

В Париже мне запомнилось море позолоченных зеркал и безупречно

выстроившихся магазинов, пестрая мозаика из множества музеев и улиц с

булыжной мостовой. В Марселе же чувствовалось дыхание промозглого

55    

ветра, сорвавшего и унесшего вдаль формальности и традиции, чье место

потом заняли шум и суматоха, пришедшие вместе с арабскими

иммигрантами-рабочими. Главное достоинство Марселя и одновременно

главный недостаток – это соблазны. В XIX веке Мопассан написал об этом

городе, что он «потеет на солнце, как красивая неопрятная девка»7.

Марсель полон официантов-мошенников, здесь повсюду можно

увидеть пластмассовые стулья, виниловые скатерти и почувствовать запах

дымящихся кефали и угря. Жизнь проходит здесь на открытом воздухе,

интерьерам и их деталям уделяется мало внимания. Марсель был основан в

600 году до н.э. греческими моряками из Фокеи, расположенной на берегу

Малой Азии. Их привлек глубокий залив, защищенный с трех сторон

полукругом холмов. Поскольку «массалия» – это финикийское слово,

означающее «поселение», то, возможно, первыми сюда прибыли

финикийцы. Находясь во владении греков, Массалия угрожала Карфагену,

бывшему тогда финикийской колонией. Так, Монтескье пишет о крупных

войнах между Карфагеном и Марселем за рыболовные угодья. Греки хоть

и подвергались опасности со стороны окружавших их римских колоний в

Галлии, но все же объединились с Римом против Карфагена. Монтескье

продолжает свое повествование следующим образом: «Война, которую

римляне вели с карфагенцами в Испании, способствовала обогащению

Марселя, служившего складочным местом. Разрушение Карфагена и

Коринфа еще больше увеличило славу Марселя. И если бы не

междоусобицы, разделяющие его жителей на враждебные друг другу

партии, он мог бы жить счастливо под покровительством римлян, которые

нисколько не завидовали его торговле»8.

В Марселе я понял, что на протяжении всей средиземноморской

истории здесь во главу угла ставили власть, а уж затем думали о красоте.

                                                                                                               7  Ги  де  Мопассан.  Полное  собрание  сочинений  в  двенадцати  томах  [пер.  с  фр.  Н.Н.  Соколовой].  Том  4.  Библиотека  «Огонек»,  «Правда».  М.,  1958.  8  Ш.  Монтескье.  Избранные  произведения.  Государственное  издательство  политической  литературы  (пер.  А.Г.  Горнфельда  –  М.М.  Ковалевского,  просм.  и  испр.  А.И.  Рубиным).  М.,  1955.  

56    

Памятники искусства, которые я видел в Лувре, создавали в богатых

империях, которые сначала достигли вершин успеха в торговле и на полях

сражений, что не так-то уж и просто, и только потом стали творить

великое искусство. За исключением той эпохи, которую французский

историк Фернан Бродель называет «периодом все нивелирующего

господства Рима»9 (последовавшим за его окончательной победой над

Карфагеном в 145 году до н.э.), всю античность и Средневековье на

Средиземном море неизменно соперничали друг с другом несколько

политических сил. Поскольку почва здесь песчаная, а значит,

неплодородная, то жителям этого региона приходилось вести

завоевательные войны. Однако ни карфагенянам, ни грекам, ни вандалам,

ни византийцам, ни венецианцам, ни туркам не удавалось контролировать

все торговые пути Средиземного моря. Город, лежавший предо мной,

отражал беспокойную историю этих краев. Грязные улицы Марселя

заполонили арабы из Северной Африки, итальянцы, испанцы, греки,

корсиканцы и другие иммигранты. Эти люди напоминали остатки

потерпевшего крушение корабля, который разбился о скалы масштабных

перемен и был вынесен на марсельский берег волнами торговых

отношений. Так благодаря иммигрантам Марсель стал городом, в

наибольшей степени отражающим дух Средиземноморья.

Построенный по образцу древних фокейских городов и не

уступающий своей метрополии, по словам Тацита, в бездушности,

Марсель был исключительно торговым городом, и поэтому общественных

памятников в нем мало. А те, что есть, отражают нужды населения,

пытавшегося сводить концы с концами. Две церкви девятнадцатого века

выполнены в тяжелом стиле, в их мрачном великолепии чувствуется не

изящество, а сила. Внутреннее убранство, в основном, состоит из

украшений, пожертвованных по обету, ведь сил достойно встретить

                                                                                                               9  Бродель  Ф.  Средиземное  море  и  средиземноморский  мир  в  эпоху  Филиппа  II  /  Фернан  Бродель;  Пер.  с  фр.  М.  А.  Юсима.  Ч.  1.  М.  :  Яз.  слав.  культуры,  2002.  

57    

завтрашний день людям давала только надежда на чудо. Громоздкий собор

ла Мажор (Сент-Мари-Мажор), построенный в псевдовизантийском стиле,

расположен недалеко от гавани рядом с тем местом, где некогда стоял

языческий храм Дианы. А на скале, с которой просматривается весь город

возвышается базилика Нотр-Дам де ла Гард. Позолоченная статуя Девы

Марии – своего рода огромный талисман, украшающий эту церковь, –

видна отовсюду.

По обеим сторонам главной магистрали города, Ла-Канбьер,

теснятся дешевые магазины, где продают чемоданы и игрушки. Своим

именем, происходящим от латинского слова «каннабис» («сделанный из

конопли»), она обязана расположенной неподалеку веревочной фабрике. Я

прошел по этой дороге до Старой гавани, которую более 2 500 лет назад

заселили греческие моряки из Фокеи. Это огромная прямоугольная бухта с

маслянистой серой водой, окаймленная с трех сторон жилыми домами со

ставнями на окнах и облупившимися фасадами. Внезапно пошел дождь, а у

меня не было зонта. Капли так быстро падали одна за другой, что казалось,

будто море покрыто грубым стеклом. На скользкой набережной люди в

мокрой рабочей одежде стояли в очереди: на лотках под навесом из

парусины, громко хлопавшим на ветру, лежали огромные куски морского

окуня и горки устриц.

Мне стало холодно и тоскливо от мысли о том, что этой ночью почти

не удастся выспаться, и ужасно не хотелось возвращаться в сырую,

неотапливаемую гостиничную комнату, где одежда не высохнет. При этом

переодеться было практически не во что. Но вскоре дождь прекратился,

сквозь облака пробилось солнце, и вода в бухте успокоилась. Резкий запах

рыбы и моря вдруг ударил мне в нос, и я почувствовал, словно расстояния

между всеми портами стерлись и нет ничего невозможного. Пока я шел к

средневековым укреплениям, охранявшим выход в открытое море, одежда

стала высыхать.

58    

Пожилая женщина в платке развешивала белье под крышей дома.

Старики в кепках собрались на площадке поиграть в бочче. Оказавшись

свидетелем всех этих повседневных событий города, я хоть и оставался

чужим, почувствовал себя его частью. Побывать в южном городе зимой

все равно что застать женщину дома в халате и без макияжа: чувствуешь и

близость, и разочарование. Из таких посещений выносишь важный урок.

«Останавливаться в средиземноморском городе зимой – совсем не то, что

ненадолго приезжать в него летом. В первом случае становишься своего

рода почетным гражданином этого города», – написал однажды

англичанин Патрик Ли Фермор, знаток Средиземного моря.

Теперь, когда солнце снова появилось на небе, я почувствовал, что

каким-то образом пережил первый переломный момент. Меня не ограбили,

и я не потерял паспорт. Я просто испытал один из тех мимолетных

приступов одиночества, столь знакомых всем путешественникам.

Я купил билет второго класса на судно, отправлявшееся в Тунис.

Путешествие это заняло чуть больше суток. Когда корабль стал медленно

отчаливать, неумолимо приближая нас к кромке горизонта, из хрипящего

транзистора послышались громкие звуки гипнотической восточной

музыки. Мужчины сидели на перевязанных веревками и простынями

чемоданах, которые, казалось, вот-вот лопнут из-за набитых в них вещей.

На одном пассажире были брюки с рисунком под крокодиловую кожу,

красные носки и желтая спортивная куртка. Только когда я увидел

элегантные кафтаны и фески, которые тунисцы носят на родине, я понял,

что эти рабочие, попав в псевдозападную атмосферу Марселя и не имея

достаточного представления о европейских вкусах, равно как не

располагая сколько-нибудь большими суммами, просто-напросто покупали

то, на что хватало денег, или то, что им нравилось.

Ветер был такой сильный, что волны захлестывали палубу. Мы

порядочно отплыли от Марселя, и город выглядел совсем иначе. Корабль

оставлял позади нагромождение розоватых черепичных крыш,

59    

оживленный порт, в котором собрались толпы людей, ла Мажор с одним

большим и четырьмя маленькими куполами, выступавший над крышами

домов, словно гигантский солдат, отдающий честь. Старую гавань

охраняли два форта: св. Иоанна, построенный в четырнадцатом веке

рыцарями ордена св. Иоанна Иерусалимского, и св. Николая, возведенный

в семнадцатом веке по приказу Людовика XIV. Жизнь в порту била

ключом, город встречал и провожал корабли, и вся эта суета, вызванная

жаждой наживы, была такой же неотъемлемой частью жизни Марселя, как

религия и войны.

Вскоре с корабля открылся прекрасный вид на лишенные

растительности острова с известковой почвой, расположившиеся так,

словно это театральные декорации: взору представали наиболее

живописные уголки. Самый маленький в этой гряде – остров Иф, где был

заточен арестованный по ложным обвинениям герой романа Александра

Дюма «Граф Монте-Кристо» Эдмон Дантес. Мы продолжали путь, и

водная гладь превращалась из зеленоватой в сине-черную.

Когда Марсель скрылся из виду, и ветер, и шумные разговоры на

борту стихли, даже транзистор выключили. Из кают на палубу

поднимались пассажиры, собирались в группки и показывали пальцами то

туда, то сюда, пока последний из прибрежных островов не превратился в

точку на горизонте и на палубе не воцарилась полная тишина. Мне это

напомнило пересуды на похоронах, которые перед началом службы

внезапно сменяются тишиной. Когда солнце оставило за собой лишь

потоки огненной лавы на горизонте, палуба опустела.

Лицо и уши становились липкими от прохладного соленого воздуха,

и я почувствовал тошноту и сонливость. Палуба качалась у меня под

ногами, то опускаясь, то поднимаясь. Вскоре пассажиров стало тошнить в

пепельницы, стоявшие в коридорах, всех шатало. Я решил вернуться на

палубу подышать свежим воздухом, но начался сильный дождь. Однако я

помню, что все равно пару минут дрожа постоял под дождем и глядел на

60    

воду. В шторм зимней ночью даже столь тесно связанное с историей

человечества Средиземное море было похоже на громадный океан,

бушующий вне времени и вне истории, безграничный, как космос, в

котором отражаются звуки хаоса и вечности. Согласно расхожему мнению,

«масштабы Средиземного моря "соответствуют человеческим меркам"»10.

Но той ночью, когда я на корабле преодолел по нему пятьсот миль, мне так

не казалось.

Впоследствии мне суждено было узнать, что греки, римляне,

испанцы, венецианцы и османы вовсе не приручили Средиземное море. Их

корабли ходили только в прибрежной зоне (и только в хорошую погоду), в

то время как бо́льшая часть моря оставалась, выражаясь словами Броделя,

«пустынной, как Сахара»11. В конце шестнадцатого века, чтобы добраться

из Венеции в Святую землю, нужно было провести в море две недели. Так

как Средиземное море образовалось в результате разлома прибрежных

шельфов, в нем относительно мало отмелей, и уже недалеко от берега оно

достигает океанических глубин, таких, как 4404,5 м у берегов Греции.

Поскольку «жизненные ресурсы Средиземного моря,.. по словам

океанографов, исчерпаны в биологическом отношении» 12 и здесь

«недостает… прибрежных платформ, которые… кишат подводной

фауной»13, то на протяжении большей части человеческой истории в этом

регионе рыболовные суда на промысел далеко в море почти не ходили.

Поэтому здесь было мало хороших моряков и кораблестроителей, так что

море оставалось во многом неизведанным.

Как следствие, Средиземное море стало известно человечеству не

как одно большое море, а как множество маленьких: Адриатическое,

Эгейское, Тирренское и так далее, – и каждое из них окружено особым

                                                                                                               10  Бродель  Ф.  Средиземное  море  и  средиземноморский  мир  в  эпоху  Филиппа  II  /  Фернан  Бродель;  Пер.  с  фр.  М.  А.  Юсима.  Ч.  2.  М.  :  Яз.  рус.  культуры,  2003.  11  Бродель  Ф.  Средиземное  море  и  средиземноморский  мир  в  эпоху  Филиппа  II  /  Фернан  Бродель;  Пер.  с  фр.  М.  А.  Юсима.  Ч.  1.  М.  :  Яз.  слав.  культуры,  2002.  12  Там  же.  13  Там  же.    

61    

романтическим флером. Часто бывает так, что чем море меньше и уже, тем

заметнее роль, которую оно играет в истории, поскольку людям удается

обжить его и оставить следы своего пребывания. Карфагеняне, чье влияние

распространялось на западный участок моря, освоили эту область только

потому, что они проплыли вдоль берега Северной Африки на запад до

Гибралтара, а затем продвинулись на восток вдоль испанского побережья.

Места, которыми я сейчас любовался с борта корабля, едва ли были

известны древним, а потому не были овеяны легендами.

Своим климатом Средиземное море обязано пустыне Сахара и

Атлантическому океану. Влиянием Сахары, расположенной всего лишь в

нескольких километрах от берегов Северной Африки, объясняются

свойственные региону в период с весны до осени жаркий сухой воздух,

ослепительное солнце и бездонное голубое небо, столетиями

привлекающее в эти края туристов, среди которых немало было авторов

путевых заметок. Влияние же Атлантического океана преобладает здесь с

осени до весны, когда с запада в гости наведывается циклон,

ослабевающий при столкновении с Азорским антициклоном. Сейчас

Средиземное море было во власти зимы, и, ощущая, как мне на куртку

падают капли дождя, я почувствовал такое одиночество, словно находился

в Антарктиде. Спустившись с палубы в коридор, я свернулся калачиком в

углу и проспал несколько часов до рассвета.

Солнце свой круг пролетело меж тем и год завершило,

И ледяная зима ураганами волны вздымает14.

Когда я позднее перечитывал эти строки из «Энеиды» Вергилия, то

на меня нахлынули воспоминания о том самом ночном шторме на

Средиземном море. Во время той поездки я приучил себя искать книги, в

которых говорилось бы о землях и морях, по которым я путешествовал. За

                                                                                                               14  Вергилий.  Буколики.  Георгики.  Энеида.  Пер.  С.Ошерова  под  ред.  Ф.Петровского.  –  М.:  Художественная  литература,  1979.  

62    

чтением я, словно хирург, препарировал окружающую местность и

вскрывал глубинные мотивы, которые меня туда привели.

Вергилий пишет: «Что б ни случилось, судьбу побеждают любую

терпеньем»15. Офицеры лучше понимают слова Фукидида, когда сами

понюхают пороху, вот и я, только женившись и обзаведясь детьми, понял,

что Вергилий, Гомер, Теннисон и другие авторы имели в виду под

тяготами странствий. Одиночество, которое я чувствовал в Марселе, не

сравнить было с тем, что я испытал годы спустя, когда, больной и

одинокий, лежал в одной западноафриканской деревне в день рождения

собственного сына или когда не мог выбраться из Судана, границы

которого были закрыты из-за государственного переворота, домой к

заболевшей жене. Только обретя свой собственный дом, я смог по-

настоящему сопереживать Энею Вергилия, вырвавшемуся из уютного и

безопасного дворца Дидоны в Карфагене, чтобы продолжить странствия,

или Одиссею Гомера, сохранившему в памяти образ родного очага и

семьи, несмотря на соблазны, которые встречались ему на пути.

Когда я проснулся, воды были спокойнее, чем накануне, и я

ошибочно списал это на счет более теплого климата, ведь теперь корабль

шел по южной части акватории. Луч солнца пронзил купол облаков,

нависших над бескрайним свинцовым морем. Следующие несколько часов

мы плыли по одному из величайших морских путей. Из немногого, что я к

тому времени прочитал о Тунисе, я знал, что здесь проходили

финикийские галеры из Тира, триремы Ганнибала и его заклятого врага

Сципиона, византийский флот, направлявшийся под командованием

Велисария на ставшее победоносным сражение с вандалами в 534 году н.э.,

корабли турецких пиратов и многие другие суда. Уже это говорило о том,

что на протяжении значительной части человеческой истории Средиземное

море было стратегическим центром западного мира. Тем временем наш

корабль вошел в Тунисский пролив, вход в который открывает известный                                                                                                                15  Там  же.    

63    

мыс Фарина, где в 204 году до н.э. Сципион, желая взять в плен Ганнибала,

высадил тридцать тысяч римских воинов. Вдали я заметил Бу-Корнин, или

Двурогую гору, окутанную, как и в описании Флобера, загадочной тенью.

На этой горе, согласно легендам, обитал финикийский бог Баал, чье имя

стало составной частью многих карфагенских имен: Ганнибал, Гасдрубал,

Иддибал.

После безлюдной серости глубоководья море переливалось сотней

цветов. Погребальная зелень пихт и каменных дубов придавали новой

местности серьезный и сдержанный вид. Красная почва по цвету

напоминала специи. Белые виллы были завершающим штрихом в картине,

словно взятой из книги с иллюстрациями, на которых исторические места

легко узнать, а расстояния не кажутся громадными.

И снова пассажиры в молчании собрались на палубе. Вода внезапно

стала грязно-коричневой, когда корабль вошел в порт Ла-Гулетт. В нем

были такие же склады и нефтяные цистерны, как и в других портах, и о

том, что мы теперь в Северной Африке, можно было догадаться, только

обратив внимание на мавританские арки бежевого морского вокзала,

одинокий минарет и традиционные красные шапки – фески, – которые

носили некоторые докеры. Корабль боком пришвартовался, пересекая

линию ветра, словно последнюю преграду между нами и землей. Когда

римляне захватили Карфаген, они дали новой колонии название Африка –

латинизированное написание местного варварского слова «Ифрика».

Многие столетия «Африкой» называли не весь континент, а только

современную территорию Туниса.

Вскоре мы сошли на берег, и Тигрица начала впиваться когтями мне

в мозг.

64    

Музей белых отцов

Пруст писал, что географические названия впитывают в себя

представление, которое сложилось об определенной точке на земном шаре.

«Имя "Парма" представлялось ему чем-то плотным, гладким, лиловым,

уютным»16, а Флоренция навевала мысли об ароматах весны и гении

Джотто. У греческого историка Диодора Сицилийского при слове «Тунис»

в голове возникал, как по мановению палочки, образ белого города на

меловом холме. Я представлял себе Тунис как приглушенный свет

гипсовых ламп и мерцающие отблески на белых минаретах – как загад

очный город, слегка враждебный из-за близкой границы с Ливией,

подвластной Муаммару Каддафи. Подробнее о Тунисе и о том, что

отличает его от других городов, я узнал, только прибыв туда.

По сторонам дороги вдоль озера, отделявшего город от порта Ла-

Гулетт, стояли розовые фламинго, от воды пахло солью и илом. Затем,

когда видавшее виды такси проникло в лабиринт зданий в стиле «бель-

эпок» и ар-деко, в воздухе послышались нежные ароматы аниса, мяты и

жареных каштанов. Грязно-белые фасады домов походили на рассыпчатый

свадебный торт. Вечерело, моросил дождь. Помню, как в лужах отражался

желтый свет фар. Под фиговыми деревьями стояли продавцы цветов и

зазывали покупателей на арабском и французском языках, но их едва было

слышно из-за стрекота цикад. Город словно пребывал в спячке, он

напоминал сонный французский провинциальный городок середины века,

где по узким улицам, скрипя, проезжают трамваи. У белых гипсовых

скульптур Национального театра собралась небольшая толпа за билетами

на оперу «Богема». Некоторые были похожи на манекены с узкими

талиями и лоснящимися лицами. Тунис завоевывала почти каждая

средиземноморская цивилизация, пираты привозили в местные гаремы

пленниц со всех прибрежных городов и деревень, и поэтому здесь                                                                                                                16  Пруст  М.  В  сторону  Свана  /  Марсель  Пруст;  Пер.  с  фр.  А.  Франковского.  СПб.:  Азбука,  2000.  

65    

произошло настоящее смешение народов. Я смотрел на людей, и у меня

дух захватывало при мысли о том, какая богатая история отражалась на их

лицах.

Слово «история» происходит от древнегреческого istoreuo

«разузнавать». В свою очередь, istoreuo соотносится с перфектной формой

глагола «видеть» – oida, – который затем приобрел значение «знать». В

латинском языке ему соответствует слово vidēre «видеть». Отсюда

первоначальное значение «истории» такое: «то, что я видел и затем узнал».

Слово «идея» также происходит от этого корня. Той зимой я сначала

увидел, как исторические события изменили облик Средиземного моря, и

лишь потом прочитал о них в книгах.

В 1975 году тунисские мужчины носили рубиново-красные фески и

воздушные белые длиннополые рубахи, называвшиеся джубба. У

некоторых за ухо, подобно сигарете, были заткнуты белые цветки жасмина

– языческий обычай, существовавший еще в древнем Карфагене и не

искорененный после принятия ислама. Выглядело это романтично и

волнующе, но не выходило за рамки приличий.

Я почти не видел попрошаек. Этот город, в отличие от Марселя, не

наводил страх, и не было впечатления, будто он трещал по швам.

Традиции укутывали Тунис в объятья, защищавшие его от всего дурного.

«Нигде в Берберии, – писал некий француз в 1840 году, – не проявляют

мавры такой терпимости и вежливости». Эти слова до сих пор

справедливы. Я по-настоящему понял это лишь годы спустя, после того

как побывал в Алжире.

В Тунисе я первым делом попробовал не кускус, а достаточно

распространенное блюдо, без которого невозможно представить

средиземноморскую кухню, – касс-крут. Это багет, в середину которого

кладут тунца, петрушку, анис, каперсы и маслины, приправленные жгучим

перцем. Оливковые деревья на Средиземноморское побережье привезли из

Месопотамии и Персии. Магон, часто цитируемый римлянами

66    

карфагенский агроном, указывал, что оливковые деревья нужно сажать на

расстоянии 25 метров друг от друга. Из этого можно вывести, насколько

плодородна здешняя почва, учитывая, что большинство оливковых

деревьев в античности сажали друг от друга на расстоянии всего лишь

метров пяти. Никогда я не видел столько оливковых деревьев и не ел

столько маслин, сколько в Тунисе. Как и фиников, апельсинов сорта

королек и красных перцев.

Ни один обнесенный стеной средневековый квартал не вошел в

жизнь современного ближневосточного города так прочно, как медина в

Тунисе. На ее узких улицах можно было найти не только самые

изысканные рестораны, но и резиденцию премьер-министра. После того

как я получше узнал Грецию, старый город Туниса стал ассоциироваться

для меня с греческим базаром: белые оштукатуренные дома без каких-либо

изысков, дверные проемы и оконные решетки, окрашенные в небесно-

голубой цвет, запахи жасмина, испеченного хлеба и ароматического масла.

Горы корзин с многолетней травой эспарто и голубые птичьи клетки,

сделанные из проволоки, создавали ощущение пространства даже на самой

узкой улице. Нигде не лежали груды тяжелых латунных изделий с

замысловатой гравировкой и пурпура, которые присущи другим

восточным базарам, изнывающим под тяжестью ближневосточных и

среднеазиатских ковров. Здесь не столько чувствовалось влияние Персии и

Месопотамии, сколько дыхание Андалузии. Так было до стремительного

натиска «глобализации» в 1990-х годах, когда местные товары стали почти

неотличимыми от тех, что продают в Каире или Иерусалиме.

С крыш магазинов открывался такой красивый вид на медину, что

дух захватывало. Я вышел на балкон, выложенный стеклянной плиткой и

украшенный витыми колоннами цвета граната с мраморной инкрустацией.

Все блестело от капель недавнего дождя. Внизу раскинулся город с

маленькими белыми куполами и минаретами. С балкона он походил на

колышущийся океан. Медина была наследием Туниса Хафсидов.

67    

Полчища берберов одно за другим проносились по северо-западу

Африки, ненадолго подчиняя себе земли. Все они поначалу представляли

собой воинствующие религиозные секты, воспламененные страстным

желанием более строго толковать исламские догмы. Затем они стали

навязывать свои убеждения кочевникам и образовывать империи. В 1159

году жившие в Марокко фанатичные Альмохады, чье имя означает

«унитарианцы», или «абсолютные монотеисты», отправились от

Атласских гор на восток завоевывать Ифрикию, как тогда называли

средневековый арабский Тунис. Десять тысяч воинов вошли в его столицу.

Но в 1229 году династия Альмохадов начала распадаться и некий Закария,

наместник Ифрикии, объявил независимость. Закария назвал новый эмират

в честь отца, Абу Хафса. При преемниках Закарии Хафсиды завоевали все

земли Альмохадов вплоть до марокканского города Фес на западе.

Империя Хафсидов была настолько большой, что не могла

оставаться единым государством. К концу XIII века она также начала

распадаться. Образовались новые династии, при которых возникли

Марокко, Алжир и Тунис в их современном виде. И все же Хафсидам

удалось удержать власть в Тунисе до 1534 года, когда его столица пала

перед войском корсара Хайраддина (Барбароссы), грека с острова Лесбос,

обратившегося в ислам. Со времен Хафсидов, долго правивших Тунисом, в

городе осталось не менее богатое наследие, чем со времен Карфагена и

Рима. Хафсиды приглашали переселенцев из мавританской Испании,

чтобы те строили величественные здания и украшали пологое побережье

фруктовыми садами. Город, который Сервантес знал в конце XVI века и

который вдохновил его на «Дон Кихота», был жемчужиной среди городов

и насчитывал 200 тысяч человек. Примерно в это время Синан-паша

официально объявил Тунис частью Османской империи.

Чем красивее пейзаж, тем больше хочется впитать в себя его

прошлое, его культуру: в конечном счете, красивое окружение – источник

вдохновения для интеллектуальной жизни. И тем легче было его найти в

68    

Тунисе, что красоту этой страны еще предстояло описать для широкого

круга людей. В отличие от Италии или Греции у него не было своего

Дэвида Герберта Лоуренса или Лоренса Даррелла, а Норман Дуглас писал

в основном об оазисах в пустыне.

Вскоре по приезде я повстречал молодого человека в магазине, где

продавали ковры, и он отвел меня в кафе своего дяди и там научил игре

скопа. Она напоминает казино, но только с колодой в сорок карт. Кафе

стояло по соседству с Великой мечетью, или Зейтуной, что переводится

как «мечеть олив», построенной в IX веке при Аглабидах – династии

иракского происхождения, которая принесла с собой строгую архитектуру.

Когда карты мне наскучили, я прошел в центральный молельный зал

мечети. Этот зал украшали колонны коринфского ордера, извлеченные из

развалин римского Карфагена. Теперь их основания были покрыты

коврами, сплетенными из эспарто. Небо затянуло дождевыми облаками, и

голуби со стен улетели. Я помню, как любовался невероятно красивой

надписью из иракского города Эль-Куфа, высеченной на камне. Два

маленьких мальчика попытались тогда продать мне комментарии к Корану

в кожаном переплете.

Одно время, когда, привлекаемые великолепием двора Хафсидов,

сюда стекались ученые и поэты, в библиотеке при Великой мечети

насчитывалось 36 000 томов. После того как я побывал здесь, я впервые

наткнулся на имя Ибн Хальдуна. В молодости он часто ходил в Зейтуну

молиться и бродил по тем же дорожкам, по которым недавно гулял я. Он

посещал эту мечеть и по возвращении из Феса и Гранады, уже будучи

мужчиной средних лет.

Ибн Хальдун, писатель, философ, путешественник и историк,

родился в 1332 году. По своему вкладу в науку и искусство он не уступает

творцам итальянского Возрождения, хоть и жил в Северной Африке. Он

был советником у султанов и главных министров не только в Ифрикии, но

и при дворах мавританской Испании и Магриба, как тогда называли

69    

Марокко. Его приключениям неизменно сопутствовали тяготы и лишения.

Досконально изучив Коран и комментарии к нему, а также внимательно

познакомившись с арабской литературой, Ибн Хальдун получил место при

дворе Хафсидов в Тунисе и в двадцать три года стал придворным писцом

султана Абу Инана в городе Фес. Султан начал сомневаться в преданности

Ибн Хальдуна и бросил его в темницу, где тот и томился два года, пока

султан не умер. Затем он стал любимцем нового султана, Абу Салема, но

впал в немилость у главного министра. Из-за этого Ибн Хальдуну

пришлось бежать в Испанию, где его хорошо принял правитель Гранады

Ибн аль-Ахмар, которому путешественник однажды помог в городе Фес.

Однако милости, которые он получал от Ибн аль-Ахмара, вызывали

зависть у визиря, и Ибн Хальдун бежал обратно в Африку. Следующие

десять лет он странствовал с места на место, в пути его ограбили

кочевники, и наконец, он пристал к какому-то племени на территории

современного Алжира. Там Ибн Хальдун смог в уединении написать свой

шедевр, введение к «Книге назидательных примеров», или «Мукаддима».

Позднее Ибн Хальдун вернулся в Тунис и преподавал там, затем пешком

отправился в Святую землю. В Каире он стал верховным кади, или судьей,

маликитов, последователей одного из четырех течений суннитского

ислама. Ибн Хальдун умер в Египте в 1406 году, но перед смертью успел

побеседовать с Тамерланом. В то время войско монгольского полководца

как раз собиралось напасть на Дамаск.

Ибн Хальдун был беззаботный человек, бесстрашный

путешественник и проницательный наблюдатель. Получив

исламское образование, он самостоятельно освоил историю и

географию. Таким образом, он не тратил время, изучая

теологические трактовки событий и явлений и пустые ложные

теории, а делал конкретные наблюдения, не ограниченные узким

взглядом на мир. Ибн Хальдун жил в эпоху, когда в государстве

Хафсидов начиналась анархия, когда власть шейхов на северо-западе

70    

Африки стала непрочной и беспорядки охватили даже оплот этой

династии, Ифрикию. Насколько запутанными были междоусобицы,

охватившие враждебные племена и династии и сыгравшие не последнюю

роль в решении Ибн Хальдуна странствовать вместе с кочевниками, не

поддается описанию.

Я ознакомился с «Мукаддимой» Ибн Хальдуна до того, как прочитал

Гоббса и Монтескье, и всегда был благодарен судьбе, что получилось

именно так. Ключом к теориям этих двух философов стали его работы о

средневековой Северной Африке. В то время как современная Ибн

Хальдуну политическая наука становилась все более отвлеченной, его

простые заметки о том, как люди ведут себя и как на них влияют климат и

особенности географической среды, отличаются ясностью великих работ

античности и эпохи Просвещения. Он описывает, как кочевники пустыни,

жаждая бытовых удобств, связанных с оседлым образом жизни, строят

города. Как затем их захватывают могущественные династии, при чьем

правлении царят мир и спокойствие, необходимые для того, чтобы города

процветали. Но королевской власти нужна роскошь. И поскольку общество

и сама власть становятся разобщенными и отдельные люди

сосредоточивают богатство и влияние в своих руках, исполнительную

власть становится слабой и государство угасает. Так династии стареют и

умирают, подобно людям.

Ибн Хальдун отмечает, что, тогда как сначала роскошные условия

идут государству на пользу, становясь очередным доказательством

легитимности власти, в последующие десятилетия из-за них начинается

упадок. О начале распада государства говорит возвышение

могущественных местных властителей, которые образуют собственные

династии. На поздних этапах развития династии, когда централизованная

власть ослабевает и частная собственность больше не представляется

неприкосновенной, земледелие приходит в упадок и наступает голод.

Арабский историк также отмечает, что если принимать чью-то одну

71    

сторону, то мыслить ясно, критически становится труднее. Он

пишет, что религиозные лидеры добиваются своих целей не молясь

Богу, как они утверждают, а искусно манипулируя групповыми

интересами, возникшими из племенного и затем народного

самосознания.

Согласно Ибн Хальдуну, междоусобные войны, свидетелем

которых он стал, начались из-за того, что Хафсиды не покорили

бедуинов. Этническое самосознание у бедуинов и прочих этнических

групп в Ливии и Алжире было сильнее, чем у племен в Тунисе. И то,

что во второй половине XX века у Каддафи получилось установить в

Ливии неограниченную тиранию, а Хуари Бумедьену удалось

превратить Алжир в полицейское государство советского типа,

произошло именно благодаря внутренней разобщенности этих двух

стран. Прочитав «Мукаддиму», я понял, что к чему в современной

политике в Северной Африке, лучше, чем если бы черпал сведения

из газет.

***

Во дворце Хафсидов Бардо, перестроенном в XVII веке

местной турецкой династией, как в настоящем аристократическом

доме, чувствовался уют, и вместе с тем присутствовали и

беспорядок, и недоделки. Все это осталось и после того, как дворец

стал национальным музеем античного искусства. В этом дворце под

одной ветхой крышей соединились римские красота и безвкусица. В

Римской империи мозаика была основным направлением в

искусстве, и то, с какой строгой точностью мастера выкладывали

полотна из цветных кубиков, отражало порядок во вселенной. В

Национальном музее Бардо было так много мозаик, что я ходил по

ним, как по коврам. Их создали в третьем и четвертом веках нашей

эры – в эпоху христианских мучеников, после которой христианство

стало главенствующей религией в Европе, а затем начались расколы

72    

и кровавые религиозные войны. В память врезались лица людей,

охваченных плотскими страстями, и дикие звери, пробирающиеся сквозь

заросли виноградника, с которых свисают гроздья плодов. На другой

мозаике был изображен Вергилий, сидящий в белой тоге, по обеим

сторонам которого расположились музы истории и трагедии. Казалось, они

позировали для фотографии. Надписи к мозаикам я прочитать не мог, но

это не имело значения. Даты и очередность, с какой одна династия,

империя или ересь сменяла другую, я изучил в последующие годы.

Бюсты римских императоров: Августа, Веспасиана, Траяна,

Септимия Севера, Марка Аврелия, Люция Вера – произвели здесь на меня

большее впечатление, чем в Лувре. Оказавшись наедине с этими статуями

и испытывая на себе их идущие из глубины веков надменные взгляды в

час, когда под арочными сводами раздавались звуки полуденной молитвы,

я внезапно осознал, что Рим был не просто государством, а империей.

Мировой державой он стал, прежде всего, в Тунисе. О том, как это

произошло, я узнал во время поездки в Карфаген.

***

Названия железнодорожных станций, выложенные бело-голубым

фаянсом, будоражили воображение: «Карфаген Саламбо», «Карфаген

Бирса», «Карфаген Ганнибал». Я вдруг вспомнил первые строки

«Саламбо» Флобера: «Это было в Мегаре, предместье Карфагена, в садах

Гамилькара»17. Мегара теперь называлась Ла-Марса, это была последняя

станция на железнодорожной ветке.

Во время моей первой поездки в Тунис расположившаяся на

побережье северная окраина его столицы, где можно было найти как

роскошные белые виллы, так и грунтовые дороги, была благоустроена еще

не до конца. Эти места напоминали французскую Ривьеру, как она была

представлена в романе «Ночь нежна». То тут, то там на фоне стен

мелькали яркие пятна гибискуса и бугенвиллеи. Кипарисы,                                                                                                                17  Флобер  Г.  Саламбо.  Пер.  с  фр.  Н.  Минского.  М.:  Правда,  1982.  

73    

математические символы природы, придавали пейзажу холодный,

неприветливый вид. Земля была как рыжая, похожая на ржавчину,

словно кто-то разбил глиняную посуду на тысячи мелких частиц. Бу-

Корнин, или Двурогая гора, обитель финикийского бога Баала,

окутывала окрестности величественной и тревожной тенью. Сойдя

на станции «Карфаген Саламбо», я решил прогуляться по берегу.

Было забавно представлять себе дома кубической формы, дворцы из

«мрамора в желтых пятнах»18 и аллеи кипарисов, ставшие под пером

Флобера отличительной чертой финикийского Карфагена.

Сначала здесь жили только берберы. Название этого племени –

это искаженное арабами греческое слово barbaroi, что читается как

«барбары». Этих же самых коренных жителей Северной Африки

Геродот называл «ливийцами» – такое имя греки давали всем

народам этого континента, которых встречали. Первыми в эту

область вторглись финикийцы из восточносредиземноморского

города-государства Тира в 1101 году до н.э. Они высадились в 40

километрах к северу отсюда, в Утике (искаженное греками слово

atiqa, означающее на принадлежащем к группе семитских

финикийском языке «древний»). В те времена финикийцам из Тира,

втянутым в борьбу с ассирийцами, нужны были военные укрепления

как можно дальше на западе, чтобы на них не смогли напасть воины

из Ассирии. В 814 году до н.э., за тридцать восемь лет до первых

Олимпийских игр, финикийцы отправились на юг и основали

Картадашт, что в переводе с их языка означает «новый город».

Римляне впоследствии переделали это название в Карфаген.

Появление этого поселения вывело западное Средиземноморье из

тумана доисторических времен: финикийскому Карфагену в истории

была отведена роль главенствующей силы в регионе до тех пор, пока

его место на политической арене не занял Рим.                                                                                                                18  Там  же.  

74    

Столкнувшись с угрозой, которую представляла эта цивилизация,

перенесенная на чужую почву из далекого богатого восточного

Средиземноморья, местные берберы осознали себя самостоятельным

народом. Они постепенно стали вести оседлый образ жизни, и из них

выделились различные племена в Нумидии и Мавритании. (Названия этих

областей переводятся с греческого как «страна пастухов-кочевников» и

«страна мавров» соответственно.) Их жители впоследствии совершали

постоянные набеги на Карфаген. Примерно таким же образом в результате

возникновения в Ханаане Израильского царства – тоже высокоразвитой

чужеродной цивилизации – из местного арабского населения постепенно

выделились такие народности, как палестинцы, иорданцы и т. д.

Об основании Карфагена существует великолепная легенда.

Согласно Вергилию, король Тира Пигмалион возжелал богатств Сихея,

верховного жреца, женатого на его сестре принцессе Элиссе. По приказу

Пигмалиона Сихея убили, но его дух явился к Элиссе во сне и велел ей

бежать из Тира с сокровищами, пока их не присвоил ее брат король. И вот

Элисса отправилась по морю с восемьюдесятью ратниками на Кипр, где

она отобрала восемьдесят девственниц для того, чтобы те выполняли

весьма почетную миссию, занимаясь религиозной проституцией. Затем она

продолжила свой путь и прибыла в «Ливию», как тогда называлась

Северная Африка. К тому времени Элисса стала известна как Дидона, что в

переводе с финикийского означает «странница». В Северной Африке она

договорилась с берберами, что те дадут ей столько земли, сколько можно

покрыть кожей убитого быка. Дидона поступила хитроумно: она вырезала

из кожи тонкие полоски и отграничила ими выгодно расположенный мыс.

Отсюда появилось название Бирса, в основе которого лежит игра слов:

греческое byrsa означает «кожа», а финикийское bosra – «цитадель».

Тем утром, что я побывал в Карфагене, я шел вдоль берега на север,

и холм Бирса неясно вырисовывался слева от меня.

75    

Так на этом побережье и на близлежащих равнинах началась

тысячелетняя семитская цивилизация. Финикийцы, основавшие

Карфаген, принесли из восточного Средиземноморья в Северную

Африку традиции виноделия и выращивания оливковых деревьев.

Но для первой легендарной королевы Карфагена все кончилось

печально. Когда Дидону предал ее возлюбленный Эней – покинул ее

мраморную спальню и продолжил героическое путешествие,

конечной целью которого стало основание Рима, – она покончила с

собой.

Трижды в прекрасную грудь и четырежды больно ударив,

Кудри терзая свои золотые, стонет Дидона:

«Внемли, Юпитер, ужель надо мной посмеется пришелец?»19…

Любовь Дидоны отвергли, и Вергилий называет ее infelix Dido,

«несчастной Дидоной». Когда Эней покинул ее, она, стоя на вершине

пылающего погребального костра, проткнула себя стальным

клинком, и плач и стенания эхом раздавались по дворцу. Но, как это

часто бывает, правда была менее романтичной. Недавно прибывшие

сюда финикийские поселенцы и местные племена берберов

постоянно друг с другом воевали. Между тем красота и ум Дидоны

покорили вождя берберов Ярба, который был слишком горд, чтобы

наравне с другими соперничать за право назвать финикийскую

правительницу своей женой. Он объявил, что, если она ему откажет,

он истребит карфагенян. Ценою жизни Дидона спасла недавно

созданный ею город.

В то время как Тир и другие финикийские города-государства

на востоке Средиземного моря утрачивали свою значимость,

Карфаген становился все более влиятельным. В начале V века до н.э.

выходцы из этого города мореплаватели Гимилькон и Ганнон

                                                                                                               19  Вергилий.  Буколики.  Георгики.  Энеида.  Пер.  С.Ошерова  под  ред.  Ф.Петровского.  –  М.:  Художественная  литература,  1979.  

76    

достигли берегов Бретани и Западной Африки соответственно. Согласно

Плутарху, «нрав у карфагенского народа <был> мрачный, нелюдимый,

покорный начальникам, тяжелый для подвластных»20. Хотя карфагеняне

много внимания уделяли одежде, прическам, благовониям, украшениям и

сладостям, красота тела их заботила мало. В Карфагене не проводились

состязания, не было атлетов, и их боги, в отличие от греческих, всегда

были одеты. Мужчины носили тюбетейки, одежду с длинными рукавами, у

них были бороды, и, как иронично отмечает Плутарх, они часто страдали

от избыточного веса. Финикийский бог Баал стал для карфагенян Баал

Хаммоном, и наряду с ним они почитали его жену богиню Танит.

Говорили, что ее храм в Карфагене был обит кожей пигмеев.

Жрицей Танит была и главная героиня романа «Саламбо». Однажды

она обернула черного питона, чьи глаза «сверкали ярче карбункулов»21,

вокруг своего голого тела. Флобер пишет, что «…змея была для Карфагена

общенародным и вместе с тем личным фетишем. Ее считали порождением

земного ила, так как она выходит из недр земли и ей не нужно ног, чтобы

двигаться по земле: движения ее подобны струистому течению рек, холод

ее тела напоминает вязкий плодородный мрак глубокой древности, а круг,

который она описывает, кусая свой хвост, подобен кругу планет…»22.

Карфагеняне ни за что не хотели отказываться от своей

бесчеловечной религии, не дающей представления о морали. Никакие

языческие боги античности не вызывали таких зловещих ассоциаций, как

карфагенские: в трудные времена жители этого города, чтобы ублажить

богов, приносили в жертву своих детей в яме для сожжения.

В Тофете, месте детских жертвоприношений в финикийском

Карфагене, словно ворох листьев, лежали буровато-красные обломки урн.

Из земли криво торчали покрытые плесенью каменные плиты, на которых

были высечены примитивные изображения детей. О здешних детских                                                                                                                20  Плутарх.  Сочинения:  Пер.  с  древнегреч.  С.Аверинцева.  М.:  Худож.  лит.,  1983.  21  Флобер.  Саламбо.  Пер.  с  фр.  Н.  Минского.  М.:  Правда,  1982.  22  Там  же.  

77    

жертвоприношениях писали Плутарх и Диодор. Хотя название

«Тофет» упоминается в Ветхом Завете, мы не знаем, как это ужасное

место, где во время раскопок нашли частично кремированные

останки младенцев, называли сами карфагеняне.

«Жертвы поднимались медленно, – пишет Флобер, – и так как

дым восходил высокими клубами, то казалось, будто они исчезали в

облаке. Ни один не шевелился; все были связаны по рукам и по

ногам; под темными покрывалами они ничего не видели, и их нельзя

было узнать»23.

Тем временем те же самые люди посылали галеры и торговые

корабли в Атлантический океан; в Карфаген рекой текли золото и

другие драгоценные металлы, и плодородная североафриканская

земля давала богатый урожай пшеницы и оливок. Так храмы Танит

наполнялись и богатыми дарами, и костьми мальчиков. Когда в

первой половине VI века до н.э. правитель Вавилона Навуходоносор

разрушил Тир, Карфагену ничто не препятствовало стать центром

средиземноморского региона.

Конфликт между Карфагеном и греческими городами-

государствами близлежащей Сицилии был неизбежен, и в конечном

итоге привел к крупной войне между Карфагеном и Римом. Война

греков с карфагенянами разразилась в 410 году до н.э. и продлилась

более ста лет с несколькими перерывами. Она была безжалостной

даже по античным меркам. Карфагенский полководец из мести за

смерть деда приказал пытать и принести в жертву три тысячи

пленников, а греки вырезали всех жителей финикийского островного

города Мотии, что недалеко от западного побережья Сицилии. Пока

карфагенские финикийцы воевали с сицилийскими греками, на

родине, в Африке, им пришлось столкнуться с восстаниями

берберов.                                                                                                                23  Там  же.  

78    

В 310 году до н.э., когда уже близилось завершение столетней войны

с греческой Сицилией, на территорию Карфагена вторглись чужеземные

войска. Диктатор восточносицилийского города Сиракузы Агафокл

высадился в Африке с четырнадцатитысячным войском, которое затем три

года разоряло окрестности, захватил Утику и разграбил богатые владения

карфагенян. Жители Карфагена в ответ на это принесли в жертву пятьсот

детей из знатных семей – тех, кого ранее не трогали и вместо кого

приносили в жертву детей рабов. Обряд совершили потому, что

карфагеняне видели во вторжении Агафокла месть обманутой и

разгневанной Танит.

Карфагенские наемники-берберы нанесли поражение вторгшемуся в

Северную Африку Агафоклу, и он отвел войско обратно в Сиракузы.

Однако греческая культура успела пустить корни в Северной Африке и

даже после отступления сиракузцев развивалась так бурно, что ее было

уже не искоренить. Финикийцы из Карфагена приняли культ греческих

богинь плодородия, Деметры и Персефоны; союзы между государствами

приводили к династическим бракам: так, мать Ганнибала, будущей грозы

Рима, была гречанкой. Кстати, использовать слонов в боевых целях этот

полководец научился у Александра Македонского.

В дела Сицилии активно вмешивался не только Карфаген, но и

наступавший с противоположной стороны Рим. В III и II веках до н.э. из-за

Сицилии разразились три Пунические (с латинского «финикийские»)

войны. Они изменили ход истории и в той же степени, что и Первая и

Вторая мировые войны, поменяли баланс политических сил в мире.

Причины первой Пунической войны (264–241 гг. до н.э.), как и

причины Первой мировой войны, были тривиальными, но из-за

запутанных союзных договоров в конфликт пришлось вступить большому

числу сторон. Группа итальянских колонистов на Сицилии, официально

римских граждан, попросила и у Рима, и у Карфагена помощи против

греков из Сиракуз. Поскольку оба государства боялись, что противник под

79    

предлогом помощи захватит всю Сицилию, между ними начались

столкновения. Как Первая мировая война для Америки, эта война

была для Рима первой крупной военной кампанией, проходившей не

на его территории, и завершилась победоносно. Размеры

контрибуции, которую должен был выплатить Карфаген, были

неподъемными, и, как и в XX веке, это привело ко второму крупному

конфликту.

В «Войне с Ганнибалом» Ливий описал как раз вторую

Пуническую войну (219–202 гг. до н.э.). Воспользовавшись

уступками, которые Рим сделал Карфагену, Ганнибал завоевал

Испанию и юг Франции и, вместе с боевыми слонами перейдя

Альпы, вторгся в северную Италию, не встретив сопротивления.

Тогда полномасштабной войны уже было не избежать. Подобно

Гитлеру, чьи войска разорили Европу и пол-России, а затем были

отброшены в центр Германии, Ганнибал опустошил Италию, и лишь

потом его войскам пришлось отступить в Карфаген. Там римский

полководец Сципион решительно преследовал их и в 160 километрах

к юго-западу от современного города Туниса одержал

окончательную победу.

Однако напряжение между Карфагеном и Римом не

ослабевало. Римский политик Катон в каждой речи в Сенате

произносил свое Carthago delenda est, «Карфаген должен быть

разрушен». В ходе третьей Пунической войны (149–146 гг. до н.э.)

римские войска сожгли Карфаген, сровняли его с землей и вспахали

землю, перемешав ее с солью – так пунический Карфаген стал

Хиросимой античности. Теперь Рим главенствовал над большой

частью известного тогда мира, как Америка после капитуляции

Японии в августе 1945 года.

Всерьез Рим занялся строительством империи, захватив Тунис.

Пунического Карфагена и Ливии больше не существовало, вскоре

80    

предстояло появиться на свет римской Африке. В середине I века до н.э.

Юлий Цезарь начал восстанавливать Карфаген, поскольку считал, что

Риму лучше упразднить местные королевства и управлять колониями,

созданными самими римлянами. Но из-за убийства Цезаря в 44 году до н.э.

и начавшейся после этого гражданской войны, которая разделила Рим,

работы в Карфагене были прерваны. Только Октавиан Август, победив в

31 году до н.э. Антония и Клеопатру, освободил многих солдат от

дальнейшей военной службы и отправил их в Африку, где они завершили

строительство нового Карфагена и основали около двухсот городов.

Северный Тунис начал поставлять зерно и оливковое масло во все уголки

античного мира, причем оливкового масла здесь производили больше, чем

в самой Италии. (Последнее справедливо и по сей день.) Римляне

построили тысячи километров дорог, возвели мосты, дамбы, акведуки и

оросительные системы. Тунис для Рима стал, как Индия для

Великобритании, «жемчужиной в имперской короне».

Поскольку пунический Карфаген был стерт с лица земли и от него

остались одни развалины, почувствовать магическую атмосферу,

вдохновившую Флобера во время его поездки в Северную Африку в 1858

году на написание «Саламбо», я смог, лишь увидев руины гигантского

комплекса римских бань. Их строительство началось во II веке н.э. при

Адриане и было завершено в том же веке при Антонии Пие. Их правления

пришлись на эпоху, когда влияние Рима достигло расцвета, а римляне

распространяли цивилизацию по всему известному тогда миру. Набеги

вандалов, византийцев и особенно вторжения арабов для этих построек не

прошли бесследно, не пощадили их и два тысячелетия ветров и дождей.

Каменные остовы высились, словно башни: со временем бани потеряли

первоначальную форму и стояли теперь, как современные творения

абстракционистов. Казалось, еще один порыв ветра – и откроется новое

лицо этих зданий или какой-то связанный с ними секрет. Мраморный пол

прилегающего римского гимнасия был весь влажный от набегавших

81    

пенистых волн прибоя. На другой стороне залива Бу-Корнин парил в

полуденной дымке, и с той точки, с которой я на него смотрел,

казалось, что я любуюсь не просто горой, а картиной, которую

вместо рамы окаймляют массивные коринфские колонны. Как писал

Мишель Зераффа, здесь произошло так много ключевых событий, а

построек с тех времен осталось так мало, что Карфаген теперь стал

настоящим раздольем для воображения, подпитываемого магией

солнца и моря и скупой поэзией камня.

На холме Бирса возвышается Музей белых отцов, названный

так в честь французских миссионеров, проводивших в XIX веке

археологические раскопки в районе Карфагена. В дворике я увидел

статую изящной римской женщины, символизирующей победу.

Говорят, что голова этой статуи откололась от удара вандальского

меча. Покрытая темно-желтой и зеленой плесенью, эта статуя стояла

у самого подножия кипариса, в гордом величии выросшего из земли,

словно Афина, появившаяся из головы Зевса. Еще одна безголовая

римская статуя победы расположилась у алеппской сосны, другая – у

каменного дуба и роскошного куста бугенвиллеи. Кромка моря

повторяла контур стоявших в ряд античных сосудов и коринфских

капителей и оттого выглядела зубчатой.

Я вдыхал запах пыли и цветов, смешанный с влажным

соленым воздухом. Мало когда я ощущал такое сильное дыхание

жизни, как в те минуты, что стоял в окружении покрытых пятнами

каменных византийских крестов и белых мраморных саркофагов.

Казалось, пунические и римские маски безмолвно кричали. В этой

коллекции чувствовалась незавершенность и беспорядочность, и

оттого она напоминала старинную библиотеку какого-то чудака.

Побывав в этом мавританском Чатсвортском дворце, я захотел

продолжить учиться, смутно надеясь, что таким образом его красота

перестанет быть далекой и чужой.