Материалы vi Международной научной конференции … ·...

1

САРАТОВСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ Н.Г.ЧЕРНЫШЕВСКОГО

Институт искусств

Институт истории и международных отношений

Институт филологии и журналистики

Институт физической культуры и спорта

Факультет иностранных языков и лингводидактики

Факультет психологии

Факультет психолого-педагогического и специального образования

Философский факультет

Экономический факультет

Юридический факультет

Социологический факультет

Материалы

VI Международной научной конференции

«Социальное неравенство современности: новая реальность

научного осмысления»

(13 апреля 2018 г.)

г. Саратов

2018

2

УДК 316.285(082)

ББК 60.56я43

С 34

Р е д а к ц и о н н а я к о л л е г и я : С.Г. Ивченков, д-р соц. наук, доцент, декан социологического факультета; Никифоров Я.А., д-р. соц. наук, профессор кафедры социологии регионов;

Калинникова М.В., д-р. соц. наук,профессор кафедры социологии регионов; Бегинина И.А., канд. филос. наук, зав. кафедрой социологии регионов;

Шахматова Н.В., д-р. соц. наук. профессор кафедры истории, теории и прикладной социологии

Рекомендовано к изданию Ученым советом социологического факультета

Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского

С 34 Социальное неравенство современности: новая реальность научного осмысления. Материалы VI Международной научной конференции. Саратов, 13

апреля 2018 года/ Я.А Никифоров., Н.В. Шахматова., С.Г. Ивченков (отв. ред.).

Саратов: Издательство «Саратовский источник», 2018. [Электронный ресурс] -

электрон. текст. дан. - 4,69 Мб.- 1 оптический диск

ISBN 978-5-91879-817-1

В сборник включены материалы VI Международной научной конференции

«Социальное неравенство современности: новая реальность научного осмысления»,

прошедшей 13 апреля 2018 года в Саратовском национальном исследовательском

государственном университете имени Н.Г. Чернышевского. Цель конференции - обсуждение

опыта и результатов исследований широкого спектра проблем социального неравенства

современности в социально-гуманитарной науке. Сборник адресован исследователям,

аспирантам, студентам, занимающимся научной и практической деятельностью. Сборник

включен в Российский индекс научного цитирования (РИНЦ).

Статьи публикуются в авторской редакции. Ответственность за содержание и

достоверность сведений, представленных в материалах

конференции, возлагается на авторов.

УДК 316.285(082)

ББК 60.56я43

ISBN 978-5-91879-817-1 © Коллектив авторов, 2018

3

ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ

УДК 811.161.1-25

ФАКТОР СЕМЕЙНОЙ ИЕРАРХИИ И ОБУСЛОВЛЕННЫЕ ИМ

КОММУНИКАТИВНЫЕ РИСКИ

А.Н. БАЙКУЛОВА

Байкулова Алла Николаевна, доктор филологических наук, профессор, кафедра

русского языка, речевой коммуникации и русского как иностранного СГУ имени Н.Г.

Чернышевского.

E-mail: allа[email protected]

Аннотация: В статье изложены результаты наблюдений за функционированием языка

в сфере неофициального общения, в семейно-родственной коммуникации. Показано, как

иерархическая организация семьи влияет на выбор тех или иных языковых / речевых средств.

Представлены результаты эмпирического исследования, выполненного на материале записей

фонда разговорной речи кафедры русского языка, речевой коммуникации и русского как

иностранного, блокнотных и диктофонных записей автора работы за период конца ХХ, начала

ХХI в., материалов форумов, находящихся в свободном доступе (всего более 50 тыс.

словоупотреблений), с применением современного описательного метода, методики

дискурсивного анализа, метода включённого наблюдения. Выявлены коммуникативные риски

речевого взаимодействия в сфере семейного общения и пути их преодоления. Прикладной

аспект исследуемой проблемы может быть реализован в разработке различных тренингов по

культуре семейного общения, в популяризации сведений о специфике семейной

коммуникации.

Ключевые слова: русский язык; семейное общение; семейная иерархия; разговорная

речь; коммуникативные риски.

THE FACTOR OF FAMILY HIERARCHY AND COMMUNICATIVE RISKS IT ENTAILS

A.N. Baikulova

Abstract. The article offers the results of observations of language usage in one of the spheres

of unofficial communication – communication between family members. The hierarchical structure

of a family is shown to influence the choice of speech devices. The text presents the results of

empirical research based on the recording collection of the Department of Russian Language, Speech

Communication and Russian as a Foreign Language, notes and recordings made by the author during

the period of late 20th – early 21st centuries, materials provided by free access Internet forums (over

50 000 word usage examples). The research was implemented using the methods of description,

discursive analysis, and included observation. As the result, the author identifies the risks in the

sphere of family communication and suggests the ways of minimizing them. Study results can be

applied in family communication trainings and in disseminating knowledge about particularities of

family communication.

Keywords: The Russian language, family communication, family hierarchy, colloquial

speech, communicative risks.

ВВЕДЕНИЕ

Каждый человек на протяжении своей жизни сталкивается с необходимостью

4

преодолевать те или иные риски: техногенные, природные, экологические, социальные,

профессиональные, политические и др. Рискогенна и человеческая коммуникация.

Исследование коммуникативных рисков – одна из важнейших проблем, которые ставят перед

собой лингвисты. Большую роль в преодолении любых рисков играет коммуникативная

компетентность говорящих, их способность делать правильный выбор языковых / речевых

средств, эффективно используя возможности языка[1].

ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ

Одной из самых рискогенных сфер является сфера неофициальной коммуникации и её

ядерная зона – семейное общение. Многочисленные риски, зафиксированные в этой сфере,

могут быть связаны с недостаточным уровнем коммуникативной компетентности членов

семьи или с их низким уровнем общей культурысм[1]. Но есть и такие факторы, которые

обусловлены самой спецификой семейного общения, например, его полиглоссностью

(наличием семейных «языков»); спаянностью речи с ситуацией, отсутствием у говорящих

особой заботы о форме выражения мысли; сниженным уровнем этикетности

коммуникации[2,3]. Немалые риски связаны с семейной иерархией и ролевой природой

семейного общения. Если рассматривать эту разновидность общения с точки зрения такого

параметра, как «партнёры коммуникации», то в нём можно выявить различные виды

неравенства: иерархическое, психологическое, неравенство в уровне компетентности,

ситуативное неравенство[2,3].

Американские исследователи Р. Блад и Д. Вульф на материале опроса городских и

сельских семей выявили четыре вида семейной власти и в соответствии с этим предложили

выделять четыре типа семьи: автономная власть (автономная модель семьи, когда решения

супруги принимают сообща на основе компромисса); власть мужа (семья с ведущей ролью

мужа); власть жены (семья с ведущей ролью жены); синкретическая власть с равномерным

распределением ролей (синкретическая семья, где при принятии решений учитывается

самостоятельность каждого из супругов)[4]. Однако властные отношения устанавливаются не

только между супругами, но и между другими членами семьи: между родителями и детьми;

между старшими и младшими братьями или сёстрами; между другими родственниками

(например, между свекровью и невесткой) и даже между животным, которое считается

привилегированным членом семьи, и остальными домочадцами. Таким образом, в каждой

семье формируется своя иерархия.

Властные отношения не могут не отражаться в речи, и многое зависит от того, как

члены семьи исполняют свои семейные, психологические, коммуникативные роли.

ВЫБОРКА, МЕТОДИКИ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Исследование семейной коммуникации производилось на материале записей фонда

разговорной речи кафедры русского языка, речевой коммуникации и русского как

иностранного, блокнотных и диктофонных записей автора работы за период конца ХХ, начала

ХХI в., материалов интернет-форумов, находящихся в свободном доступе (всего более 50 тыс.

словоупотреблений).

Анализ материала осуществлялся на основе применения современного описательного

метода, методики дискурсивного анализа, метода включённого наблюдения.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ, ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Статусно-ролевое неравенство имеет языковые / речевые способы и средства

выражения. Особенно заметно оно в использовании семейных вокативов: например, дети к

родителям, бабушкам или дедушкам обычно обращаются на ты, но в некоторых семьях

возможно и на вы, тогда как к ребёнку – только на ты. Свекровь к невестке обычно обращается

на ты и использует имя, нередко разговорное (Наташк, Наташка); невестки же, как

показывают наблюдения последних лет, всё чаще называют свекровь по имени-отчеству и

обращаются на вы. Во многих семьях в конфликтных ситуациях по отношению к ребёнку

5

могут использоваться пейоративные номинации: гад, паразит, идиот, говнюк, засранка и др.

В направлении ребёнок → родитель это не допускается. Нарушение этических норм в

использовании вокативов, безусловно, рискогенный фактор. Преодоление подобных рисков

связано с речевым самоконтролем адресанта и соблюдением этики общения.

Статусно-ролевое превосходство главы семьи или какого-либо члена, претендующего

на главенство, связано преимущественно с информационной и регулятивной стратегиями в

реализации общения. Коммуникативная стратегия адресанта предполагает реализацию ряда

тактик, направленных на достижение его речевых и неречевых целей. Достижение целей

является показателем эффективности речи. Эффективность же самого процесса общения мы

связываем с соблюдением в нём гуманистических принципов и культурой речи.

Информационная стратегия предполагает использование тактик заботы, участия и

контроля: в речи главы семьи (мужа или жены) наблюдается большое количество

вопросительных конструкций: Так / ты во сколько придёшь?; Рыбу купила?; Что тут этот

стакан делает?; Почему здесь не разобрали? Я же сказал здесь всё убрать и т.п. Нередко они

начинаются с регулятивного так: Так / Миша сегодня пылесосил? А почему?

Излишнее проявление заботы и контроля в семье часто воспринимается как вторжение

в личную сферу, как недооценка возрастного статуса адресата, его самостоятельности в

действиях или принятии решений, как недоверие. Из материалов интернет-форума: (невестка

о своей свекрови): (орфография и пунктуация сохранены)…у нее есть особенная черта

характера – уж очень она грубо говоря жадная..жадная на все...на еду, на внимание и самое

главное она хочет прибрать к рукам мою волю. Но мне 30 лет и я не могу постоянно

находиться под микроскопом...[5]; из материалов опроса студенток СГУ об их общении с

матерями: Она мало общается со мной, все сводится к критике, а когда все хорошо – так

никакого общения, тишина, типа так и должно быть; Не удовлетворяет несерьезность по

отношению ко мне, много заботы. Когда ей нужна помощь относится как к взрослому, но

чаще как к глупому ребенку. Она относится ко мне как к ребенку на 100 процентов… еще у

меня есть брат ему 27 лет, так вот к нему она еще более как к ребенку относится. Эти

высказывания вскрывают ещё одну причину возможных коммуникативных рисков – роль

семейных устоев: во многих русских семьях родители опекают детей всю жизнь, и такая опека

нередко вносит дисгармонию в отношения.

Регулятивная стратегия предполагает использование императивных тактик. Для

утверждения ролевого превосходства члены семьи обычно прибегают к тактикам

самоутверждения, приоритета мнения: Я что сказала?! Убирай планшет!; Слушай меня

внимательно…; Ты меня слышишь?; Слушай меня внимательно!; Тебе всё понятно? Я тебя

спрашиваю / тебе всё понятно? Адресант использует глаголы в повелительном наклонении

(убирай, слушай и др.); личные местоимения (я – ты); стереотипные речевые конструкции,

вопросительные и восклицательные предложения.

В конфликтных ситуациях возможны тактики запрета на возражение: Поговори (мне)

ещё!; Замолчи!; Замолчи я сказала!; Помолчи лучше //; Рот закрой!; Перестань (сейчас же)!

Не спорь со мной; псевдоугроз и реальных угроз: Я щас тебя прибью! Щас заберу телефон

и не дам больше!, которые нередко совмещаются с тактикой выдвижения ультиматума:

Если я щас приду и ты ничего не сделал / все игрушки выкину!; В последний раз тебе говорю!

Больше ничего не получишь! Реализация тактик сопровождается регулятивной тональностью,

повышенной громкостью голоса. Цель адресанта – оказать воздействие на адресата –

порождает прескриптивные речевые жанры угрозы, наставления, приказа, требования,

команды, инструкции, распоряжения и др.

При неравноправных отношениях реализуется и модальная стратегия. Непаритетность

отношений манифестируют тактики обвинения, поиска виноватого, укора: (мать сыну) Так

/ почему здесь всё разбросано? Кто брал ножницы? Это ты здесь опять всё перевернул?.

Иногда для этого используется местоимение 3-его лица: (из разговора матери М. с семилетней

дочерью Д) М. Ань / ты умылась? – Д. (не отвечает) – М. Ань / я к кому обращаюсь? Она даже

головы не поворачивает // Мне это надоело / все // (уходит) – Д. (бежит следом) Мамочка /

6

прости...[6]. Демонстрация неравенства связана и с тактиками показного равнодушия к

мнению адресата (Меня вообще не интересует хочешь ты или нет // Я сказала делай!) или

отказа от общения (Я с тобой (вообще) не разговариваю).

Иногда в семье главенствующая роль принадлежит ребёнку, ведь в период раннего

детства ему подчинена жизнь всей семьи. Например, маленький ребёнок, желая, чтобы ему

купили игрушку, исполняет коммуникативную роль царька, требуя и упрекая родителей:

Купи! Я хочу маши-ину! Не хочу эту! Хочу белую! Вы мне никогда ничего не покупаете! Всегда

только всё себе!

Императивные тактики в речи главы семьи обладают большей силой воздействия, чем

в речи членов семьи, не наделённых такой ролью и ответственностью, эти тактики реже

вызывают открытую реакцию неприятия и, следовательно, более результативны. Для

реализаций подобного рода стратегий и тактик говорящие, как правило, используют

сложившиеся в речевой коммуникации стереотипы, которые удобны для адресанта, поскольку

требуют меньших мыслительных затрат, и более понятны адресату вследствие их

шаблонности и регулярной воспроизводимости. Однако речевые стереотипы приводят к

обезличиванию общения, и постепенно их роль как средства воздействия может снижаться,

доходя до нуля. Поэтому в семейных ситуациях, связанных с воспитанием детей, можно

наблюдать коммуникативную беспомощность родителей, которые, считая, что своей речью

они оказывают на ребёнка эффективное воспитательное воздействие, на самом деле не

достигают своей цели. Такая коммуникация может оказаться не только неэффективной, но и

губительной для семьи.

Гораздо эффективнее могут быть тактики бесконфликтного, гармоничного общения, к

которым прибегает адресант с более высоким ролевым статусом. Это тактики похвалы: (отец

сыну) Молодец сынок! Настоящий рыбак! Весь в меня!; дружеского совета, ухода от

конфликтогенной темы, единения с адресатом: (бабушка внуку) Дим / я тебе не советую

сейчас это делать (играть в конструктор) / смотри уже темно / давай лучше соберём

игрушки / а завтра с утра поиграем //; Вот послушай / Давай мы с тобой сейчас порисуем /

а потом пойдём погуляем.

Тактики гармоничного общения позволяют не только снизить рискогенность общения, но и в

целом смягчить существующее в семейной сфере неравенство.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Семейная иерархия порождает различные коммуникативные риски. Нецелесообразное

использование императивных тактик и даже тактик, цель которых – забота об адресате,

неверный выбор языковых / речевых средств в разных ситуациях семейного общения приводят

к дисгармонии в нём, а иногда и к разрушению семьи. Путь преодоления коммуникативных

рисков связан с повышением уровня культуры речи, которая предполагает способность и

желание индивида осуществлять целесообразный выбор языковых / речевых средств для

гуманизации общения и достижения своих целей, и уровня коммуникативной компетентности

граждан.

Список использованной литературы и источников:

1. Рискогенность современной коммуникации и роль коммуникативной

компетентности в её преодолении / А. Н. Байкулова [и др.]; под ред. О. Б. Сиротининой и М.

А. Кормилицыной. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2016. 188 с.

2. Занадворова А.В. Функционирование русского языка в малых социальных группах

(речевое общение в семье): автореф. дис. … канд. филол. наук. М.: Испо-Сервис, 2001. 18 с.

3. Байкулова А.Н. Неофициальное общение и его разновидности: повседневная речь

горожан. Саратов: ООО ИЦ «Наука», 2014. 216 с.

4. С. Д. Резник, В. А. Бобров, Н. Ю. Егорова. Менеджмент в домашнем хозяйстве: учебное пособие, 3-е изд., перераб. и доп. М.: Инфра-М, 2010. 461 с.

7

5. Рассуждения об отношениях невестки и свекрови [Электронный ресурс]:

https://forum.say7.info/topic53106.html (дата обращения: 01.04.2018)

5. Китайгородская М.В., Розанова Н. Н. Речь москвичей: Коммуникативно-

культурологический аспект. М.: Русские словари, 1999. 396 с.

УДК [94(47):323.1](072.8)

ЭТНИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА В ОБЩЕСТВЕ РИСКА

А.П. МЯКШЕВ

Мякшев Анатолий Павлович, доктор исторических наук, профессор кафедры

отечественной истории и историографии Института истории и международных отношений

СГУ имени Н.Г. Чернышевского.

E-mail: [email protected]

Аннотация. Изложены основные параметры и характеристики системы этнического

неравенства в современном российском социуме. Показано, что неодинаковый

государственный статус российских этносов является фактором, обеспечивающим

внутреннюю неустойчивость и несбалансированность общества риска. Представлены

результаты эмпирического исследования, выполненного на комплексных методологических

принципах этнической истории, этнологии, этносоциологии, этнополитологии с применением

диагностического инструментария этномониторинга. Установлены «исторические

обстоятельства» невозможности сохранения государственного единства и формирования

единой общероссийской идентичности в условиях существующего национально-

территориального устройства РФ. Прикладной аспект исследуемой проблемы может быть

реализован при разработке новой Стратегии межнациональных отношений в России.

Ключевые слова: этнос, национальное государство, общество риска, национальная

структура, национально-территориальное устройство.

THE SOCIAL INEQUALITY ETHNIC ASPECTS IN THE SOCIETY OF RISK

A.P. Myakshev

Abstract. The main parameters and characteristics of the ethnical inequality system in the

modern Russian society are set out. It is presented, that the differential state status of the Russian

etnic groups is the factor that ensure internal volatility and imbalans of the society of risk. The results

of the empirical investigation based on the complexed methodological principles of ethnic history,

ethnology, ethno sociology, ethnopolitology with the diagnostic toolkit ethno monitoring use. The

"historical sircumstances" of the impossibility of national unity safe and formation of single whole-

russian identity under actual national-territorial unit of the Russian Federation are found. The

application of this problem can be realized during the new Strategy of the interethnic relationship in

Russia.

Key words: ethnos, national state, society of risk, national structure, national-territorial unit

ВВЕДЕНИЕ

Распад СССР и раскол советского общества по этническому признаку, вероятно, были

необходимы всего лишь для устранения с геополитической карты мира советской

сверхдержавы, разрушения социалистической альтернативы в мировом историческом

процессе и торжества либерального миропорядка. Упорное нежелание Российского

государства и русского мира превращаться в историческую периферию и ресурс «золотого

миллиарда» уже привело к корректировке главного идеологического постулата Модерна о

https://forum.say7.info/topic53106.htmlmailto:[email protected]

8

неизбежной гибели самого феномена национального государства. Американский философ-

историк Фрэнсис Фукуяма, еще в 1992 г. в книге «Конец истории и последний человек»

провозгласивший абсолютный триумф либерализма, позже предположил, что глобализация и

конец истории откладываются и необходимо заново укрепить национальное государство.

Российская история после 2014 г. подтверждает правоту Сэмюэля Хантингтона,

признававшего, что помимо обществ Запада, основательно проработанных либерализмом,

обнаруживаются иные цивилизации, в основе развития которых лежат совсем иные ценности

и идеологии[1]. Таким образом, гуманитарное знание преодолело период растерянности,

вызванное насаждением идеологии одномерного и линейного развития человечества по

западно-либеральным «лекалам», и уверенно заявляет о формировании новых и укреплении

старых цивилизационных центров, в основе которых функционируют разные

государственные механизмы, культурно-исторические типы, экономики, национальные идеи.

В рамках этих цивилизационных миров (западный мир, китайский мир, исламский мир,

русский мир) сохраняют свою ценность и историческую субъектность такие уникальные

человеческие общности как этносы.


Все сегодняшние теоретические попытки критического осмысления

постмодернистской реальности базируются на фундаменте исторического фатализма,

тотальности, обреченности, пессимизма и на поверку оказываются политическими

«оправданиями» западной глобалистско-либеральной социальной утопии. Наиболее ярким

примером такого рода интеллектуальных манипуляций на базе множественного

«компилирования» порой взаимоисключающих философских построений в сугубо

утилитарных политических интересах глобальной финансовой элиты являются взгляды и

деятельность одного из основателей школы «Новой Философии» Бернара Анри-Леви. Только

певец «новой онтологии власти», своеобразного умозаключения о совпадении власти и

социальной действительности, мог быть допущен до идеологического обоснования любых

действий глобалистов и демагогической демонстрации якобы решающей роли интеллектуалов

в разработке судьбоносных управленческих решений глобал-элиты.

Начинающий приверженец «мультикультурализма» и один из создателей «SOS

racisme» в 1990-е годы выступал в защиту боснийских мусульман и участвовал в демонизации

сербов, в 2000-е годы заявлял о решительной борьбе с мусульманским фундаментализмом, но

поддерживал в Ливии исламистов, в 2008 г. «продвигал» вместе с Саакашвили агрессию

Грузии против Южной Осетии, а в 2011 г. – вместе с Н. Саркози военное вмешательство в

Ливию, в феврале 2014 г. на сцене Майдана звал украинцев в ЕС, а в январе вместе с

финансистом Дж. Соросом призвал оказать Украине масштабную финансовую и военную

помощь. По сути, интеллектуалы, обслуживающие либерал-глобализм, предлагают в качестве

цивилизационного образца «общество спектакля», в котором власть заполняет собой все

общественное пространство, овладевает языком социума и тотально подавляет

индивидуально-творческое начало в этом обществе. Никакой альтернативы, контр-власти,

возможности бороться с глобальной властью, таким образом, быть не может. Такой подход не

оставляет выбора и интеллектуалам, вынужденным, подобно Леви, прагматично обслуживать

глобалистско-либеральную власть, извлекая при этом неплохую «маржу».

Российский социум можно рассматривать в контексте российской версии общества

риска, как одной из захолустных сегментов «мирового общества риска». Книга одного из

ведущих исследователей модерна профессора социологии Мюнхенского университета

Ульриха Бека была написана в 1986 г. сразу после Чернобыльской катастрофы, и, прежде

всего, была посвящена очевидному финалу индустриального общества и формированию

новой системы международных отношений, в основе которых, по его мнению, находится

переход от национальных государств как главных действующих лиц международной

политики к пресловутому принципу глобализма. Такие общественные институты, как

политические партии, правительства, профсоюзы, социальные учреждения, по мнению

9

ученого, превратились в «охранителей социальной действительности, обреченной на быстрое

исчезновение»[2]. Общество модерна, таким образом, предстало как модель производства

рисков, причем глобальный бизнес, по мнению А. Бека, рос как раз за счет всевозрастающей

потребности защиты от рисков. Риск как средство получения сверхприбыли! Риски

направлены на усиление социального неравенства, несмотря на то, что они распространяются

на общество в целом: как на массы, так на элиты. С этой точки зрения, следует выразить

сожаление по поводу довольно заметной потери интереса к специфике российских элит.

Изданная в 2005 г. «Анатомия российской элиты» О.В. Крыштановской являлась

сводкой ее предыдущих исследований, а вышедшая годом позже монография «Политические

элиты России: вехи исторической эволюции» была переизданием работы О.В. Гаман-

Голутвиной 1998 г. Научный элитизм, правда, пополнился хорошо аргументированным

выводом О.В. Крыштановской о том, что западная элита заточена на эффективность,

российская – на силу и преданность, заключением О.В. Гаман-Голутвиной о том, что масштаб

стагнации российских элит и общества привел к радикальному отрицанию

системообразующих смыслов. Собственно, все эти выводы располагаются в русле концепции

А.С. Панарина, который на рубеже тысячелетий в своей известной работе «Искушение

глобализмом» (М., 2000) сделал вывод о «глобализированных» элитах, ускользающих от

национального контроля, и массах, под воздействием этнических расколов и автономизаций

теряющих цивилизационное пространство.

На наш взгляд, все оценки «настоящего» в истории человечества базируются на

прогнозах «будущего», высказанных великим мыслителем XX века А.Дж. Тойнби. Ведь по

сути, «риски» А. Бека – это «вызовы» А. Дж. Тойнби. Вероятно, «неспособность»

современных Тойнби локальных цивилизаций найти успешный ответ на вызовы-риски,

привела его к выводу о том, что не цивилизации являются высшей формой человеческой

общности, а мировые религии. Бесспорно одно – в формирующихся мирах национальная

идентичность сохраняется как их непременный атрибут и системообразующий признак, а

принадлежность к одной из мировых религий характеризует конечные ценности этих форм

человеческой истории.

Современное российское общество, на наш взгляд, как раз характеризует собой

переходное состояние от «советской» цивилизации к русскому миру как квинтессенции

социальных, экономических, политических, духовных институтов, сформированных на

ценностях социального и национального равенства, экономической справедливости,

православных добродетелях. Трансформация одной исторической общности, причем

находящейся не на стадии цивилизационного надлома, а на пике своего развития, в другую,

более прогрессивную и перспективную, была осложнена случайными, преимущественно

внешними причинами: распадом классического рыночного капитализма и индустриального

общества, агрессивным наступлением реализующей либерально-глобалисткий проект

господства мировой финансовой элиты, частью которой являлась компрадорская советская-

постсоветская элита. Никакой самостоятельной определенностью и, уж тем более,

исторической субъектностью, настоящая российская действительность не обладает. Не

отвечает она и «броделевскому» смыслу «исторических площадок равновесия», не только из-

за своей исторической скоротечности, но прежде всего, из-за сохранения тех ценностей,

которые, по мысли Ф. Броделя, должны были отмирать для того, чтобы рождались новые,

более прогрессивные. Русский мир, трансформирующийся из советской цивилизации, как раз

пытается сохранить и приумножить те ценности и добродетели, которые лежали в основе

социальных и национальных приоритетов и ценностей советского народа и государства.


Для исследования межэтнических отношений и формулирования выводов по проблеме

национального неравенства обнаруживается крайне неоднозначное и неоднородное

10

толкование базового понятия «этничность». Все существующие подходы к определению

этничности актуализируют какую-то одну сторону данного феномена. Сторонники

инструментализма понимают этничность как эффективное средство преодоления социального

отчуждения, восстановления униженной национальной гордости, разрушенной национальной

идентичности. Приняв эту точку зрения, исследователь вынужден сосредотачивать внимание

преимущественно на тех процессах, участвуя в которых, этнос выступает как мощный ресурс

мобилизации политической власти и энергии этноса, помогающий ему отстаивать свои

собственные «национальные» интересы. Конструктивисты определяют этничность как

социальную идентичность, как особую форму социальной организации и чаще всего

интерпретируют её «как своего рода социальный манипулятор», в котором культурные связи

выступают с меньшей очевидностью, нежели «социальная идентичность». Нельзя не

учитывать, что на постсоветском пространстве в политическом поле и массовом сознании

продолжает господствовать примордиализм, рассматривающий этнос как историческую

общность людей «по крови» с неизменными, врожденными признаками. В силу этого для

обоснования опасности существующих в российском государстве и обществе рисков в форме

национального неравенства вполне пригоден, целесообразен и практически полезен такой

классический исторический принцип исследования, как принцип социологизма в его двух

аспектах: предметном и методологическом. Предметный аспект заставляет историка

интерпретировать общество как целостную социальную реальность с жесткой

взаимозависимостью ее различных институтов и структур. Методологический аспект

ориентирует историка как на познание общего, имеющего характер и форму социального

закона, так и на выявление исторических закономерностей.


Главным системообразующим признаком российской версии общества риска стало

тотальное отчуждение масс от собственности и власти. В условиях катастрофического

лишения российского социума доступа к «ресурсным» сегментам общества стремительно

актуализируется фактор самоидентификации человека. Одним из главных

идентифицирующих признаков при этом становится этническая принадлежность. По мнению

У. Бека, в обществе модерна «устойчивые конфликтные линии» возникают на основе

«врожденных» признаков, в частности, этнической принадлежности. Подобное социальное

неравенство, писал он, «как бы предопределенное самой природой» получает особые

организационные и политические шансы на основе его неизбежности во времени, его

противоречивого отношения к успеху, его конкретности», а также на основе «обусловленных

всем этим» процессов идентификации»[2].

Несмотря на то, что в ходе проведения переписи 2010 г. национальная принадлежность

указывалась опрашиваемыми на основе «самоопределения-самопричисления», только четыре

процента сочли возможным не называть свою национальность. Этничность в данном случае

выступает как мощный социальный инструмент протеста против выстраиваемой системы

социального неравенства. Насколько эффективна (не продуктивна!) бывает консолидация и

мобилизация на этнической основе демонстрируют события 2014 г. на Украине.

Формирование надэтничной общности типа «общероссийской гражданской нации» без

учета возрастания мобилизующей роли этничности может быть рассмотрено не как научно

проработанная программа, а как один из разновидностей «проект–социальная утопия», для

реализации которого предпосылки и условия отсутствуют. Попытки игнорирования

экспертных оценок в сфере межэтнических отношений и процессов лишь усиливает

межэтническое недоверие. Так, публикация весьма приблизительных и спорных данных

проекта «Ленты.ру» по изучению российской элиты (доля русских среди богатейших граждан

России на 2014 г., по данным «Ленты.ру» составляла 44,5% (доля русских в населении России

– 80,90%); доля евреев – 21,0% (доля в составе населения – 0,11%); украинцев – 12% (1,41%);

татар – 4,0% (3,87%); армян – 3,5% (0,86%); горских евреев – 3,0% (0,0005%); азербайджанцев

– 1,5% (0,44%); ингушей – 1,5% (0,32%); чеченцев – 1,5% (1,04%); осетин – 1% (0,39%);

11

узбеков – 1% (0,21%)[3], была встречена резким осуждением со стороны либеральной

общественности. В частности, член Совета по правам человека при Президенте России Н.К.

Сванидзе расценил это как «расистский, а то и нацистский подход»[4]. На самом деле,

несоответствие между такими показателями, как представленность в элите и доля в

национальной структуре населения, актуализирует проблему этнического неравенства.

Вряд ли кто из серьезных исследователей будет отрицать негативное воздействие

системы национально-территориального устройства России на развитие и перспективы

единой российской государственности. Подобная система в СССР выступила как одна из

причин, приведших великую державу к распаду. Крах этой системы привел к формированию

на постсоветском пространстве новых, в большей части, этнократических государств с вольно

«нарезанными» в советский период истории границами и крайне

«интернационализированными» социумами. Отсутствие национальной государственности у

русского этноса и наличие «суверенных» национальных государств с этническими границами

этническими властными институтами (доля представителей элит титульных этносов в 2010 г.

в Дагестане, Ингушетии, Чечне достигала 100%, Кабардино-Балкарии – 86%, Татарстане –

84%[5]) доказывает реальность национального неравноправия в государственно-правовой

сфере. Игнорирование абсолютной аналогичности таких исторических феноменов как

советский и современный «иерархический федерализм», как «советский народ как новая

историческая общность людей» и «единая общероссийская нация», для политической

практики и повседневности усиливает и усложняет риски, функционирующие в советской

версии общества риска, для научной экспертизы актуализирует проблему забвения

исторического опыта и его роли в формировании системы межэтнического доверия.


Проблема национального неравенства в российской версии общества риска может быть

разрешена путем институциональной трансформации. Создание эффективно и рационально

работающих экспертных институтов позволит выработать новую стратегию

межнациональных отношений, в основу которой необходимо поместить механизм

параллельного, взаимопереплетающегося, взаимосвязанного, научно выверенного

формирования и совершенствования национальной идентичности всех российских этносов и

единой гражданской «российской нации». Государственные институты обречены продолжить

и углублять начатую с объединением ряда национально-государственных образований с

административными областями и краями административную реформу, в ходе которой будет

изжит национально-территориальный принцип внутреннего устройства единого

многонационального российского государства.


1. Подробнее см.: Мякшев А.П. «Новое дело» историков и либеральный разлом в

российской исторической науке. URL: http://russkie.org/index.php?module=fullitem&id=36280

(дата обращения: 31.03.2018).

2. Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну. М., 2000.

3. Российская элита - кто есть кто по национальности? URL:

http://lenta.ru/articles/2014/10/27/reachethnic/ (дата обращения: 10.04.2018).

4. Сванидзе заподозрил «Ленту.ру» в нацизме. URL:

https://lenta.ru/news/2014/10/28/svanidze/ (дата обращения: 4.04.2018).

5. Федерализм и этническое разнообразие в России. М., 2010.

УДК 811.11: 316.776.3

РЕКЛАМА НА МЕЖКУЛЬТУРНОМ УРОВНЕ

12

Р.З. НАЗАРОВА, Г.А. НИКИТИНА, А.Д. НИКИТИНА

Назарова Раиса Зифировна, кандидат филологических наук, профессор кафедры

английского языка и методики его преподавания, декан факультета иностранных языков и

лингводидактики СГУ имени Н.Г. Чернышевского.


Никитина Галина Александровна, кандидат педагогических наук, доцент кафедры

английского языка и методики его преподавания СГУ имени Н.Г. Чернышевского.


Никитина Анна Дмитриевна, студентка 2 курса, социологический факультет СГУ

имени Н.Г. Чернышевского.


Аннотация. В статье рассматривается рекламный дискурс как явление социальной

действительности. Показано, что в условиях глобализации мировой экономики значимость

адекватной передачи рекламных текстов при межкультурном взаимодействии достаточно

велика. Представлены результаты практического исследования рекламных текстов на

английском и русском языках (n = 200) с применением комплексного

лингвокультурологического анализа. Выявлены лингвокультурные особенности рекламного

дискурса на двух языках на лексическом, стилистическом, синтаксическом и графическом

уровнях. Результаты исследования могут иметь практическую значимость в области

лингвистики, изучения языков, межкультурной коммуникации и рекламного дела.

Ключевые слова: рекламный текст; лингвокультура; межкультурная коммуникация;

социальные функции рекламы.

ADVERTISING ON THE CROSS-CULTURAL LEVEL

R.Z. Nazarova, G.A. Nikitina, A.D. Nikitina

Abstract. The article is devoted to advertising discourse considered as a social phenomenon.

It reveals the significance of adequate interpretation of advertisement in the case of cross-cultural

communication in the globalized world economy. The article presents the results of complex practical

linguocultural study of commercials in English and in Russian (n = 200). Hence, linguistic and

cultural peculiarities of advertisements are revealed on the lexical, stylistic, syntactical and graphical

levels. The practical value of the research lies in the spheres of linguistics and language learning,

cross-cultural communication and advertising.

Key words: advertisement copy; linguoculture; cross-cultural communication; social

functions of advertising.

ВВЕДЕНИЕ

Коммуникация в условиях межкультурного взаимодействия, безусловно, определяется

рядом специфических характеристик, что связано не только с языковыми, но и с культурными

особенностями коммуникантов. Риск неверной или неточной интерпретации реципиентом

исходной информации, представленной носителем другой культуры, достаточно велик.

Необходимость минимизировать подобные риски актуализирует исследовательские задачи в

области лингвокультурологии. Однако актуальность исследований различных типов дискурса

на межкультурном уровне определяется и объективными условиями действительности.

Очевидно, что растущие международные партнерские отношения, как на государственном,

коммерческом, так и на личностном уровне, способствуют развитию рекламы. Возникает

необходимость выявления способов эффективной передачи заложенного в рекламе смысла в

условиях иной языковой и культурной среды. «Изучение рекламы приобретает особую

важность в настоящее время, в эпоху тотальной информатизации, когда возникает

13

необходимость нахождения путей адекватной интерпретации рекламных текстов, созданных

в определённой языковой и культурной среде и распространяемых далеко за границами

страны-производителя»[1].


Работы, связанные с исследованием рекламы, составляют достаточно большой пласт

научных трудов в различных областях знания. Представляется, что понимание рекламы как

информации о чем-либо или о ком-либо, распространяемой в любой форме, с помощью любых

средств и призванной формировать и поддерживать интерес к своему предмету[2], является

достаточно универсальным.

С точки зрения социологии реклама может рассматриваться как социальный институт,

как подсистема общества, выполняющая ряд функций: информационную, маркетинговую,

стимулирующую социальных субъектов активизировать определенную деятельность.

Реализация рекламой социальной функции связана с ростом производительности труда,

повышением качества жизни, изменениями в работе средств массовой информации. Вместе с

тем, реклама может оказывать на общество, в котором она функционирует, не только

экономический, но и социокультурный эффект. Достаточно незаметно, но основательно,

реклама задает определенные рамки и модели поведения, определяет нормы социальной и

культурной жизни, может стать транслятором новых ценностей и, «отчасти, творцом

социокультурного универсума»[2]. Утверждается, что в «современной культуре

формирование мировоззрения и определенных ценностных ориентаций личности во многом

зависит от воздействия на них средств массовой коммуникации и рекламы»[3].

На уроне межкультурной коммуникации выполнение рекламой указанных функций

зависит от того, насколько умело информация, закодированная в исходном иноязычном

рекламном материале, передана носителю другой культуры. В подобной ситуации

межкультурный контекст можно отнести к числу экстралингвистических факторов, влияющих

на восприятие информации, к числу помех, искажающих исходный смысл[4] и, как следствие,

снижающих эффективность воздействия рекламы.

Очевидно, что вербальный компонент рекламы играет значимую роль при создании

воздействующего эффекта. Так, например, идея, заложенная в телевизионной рекламе кетчупа

«Heinz» с убегающей с пикника коровой, становится очевидной только после появления

вербального компонента на фоне видеоряда: «80 % of all cows are eaten with ketchup “Heinz”»

(80 % всех коров съедается вместе с кетчупом “Heinz”).

Еще один очевидный факт современной российской действительности - большой

процент товаров, рекламируемых здесь, производятся зарубежными компаниями, которые и

являются рекламодателями. Многие рекламные ролики, созданные на английском языке и для

представителей иной лингвокультуры, необходимо адаптировать для российской

социокультурной действительности.


Лингвокультурологический анализ рекламных объявлений на английском и русском

языке позволяет выделить и систематизировать ряд факторов, определяющих специфику

рекламы. Этапами лингвокультурологического анализа являются описание и сопоставление

визуальной и вербальной составляющих, дефиниционный и компаративный анализ,

интерпретационный и описательные методы.


Исследование англоязычных и русскоязычных рекламных объявлений позволило

выделить несколько уровней, на которых проявляются лингвокультурные особенности

рекламного текста: лексический, стилистический, синтаксический, графический.

На лексическом уровне одним из наиболее примечательных и эффективных средств

аттракции и воздействия на потребителя является игра слов. С помощью игры слов

14

усиливается уровень экспрессивности и эмоциональности рекламного текста. Например: «Я

не плачу, и ты не плати» (Я не плачу за домашний интернет, и я не плачу. И ты, на плати и не

плач!).

Для создания игры слов так, чтобы она легко считывалась адресатом, создатели

рекламы используют несколько приемов. Во-первых, это образование новых слов на основе

других (деривация) путем прибавления суффиксов - he coffee-er coffee (реклама кофе Savarin);

префиксов - supermother, supervalue, superprice (реклама Colgate), супердышащие подгузники

(Huggies).

Во-вторых, высокочастотным и экспрессивным способом в обоих языках является

построение языковой игры на уровне лексической и семантической сочетаемости слов так,

чтобы создавался эмоциональный фон или комический эффект. Например: You haven’t worked

the bugs out of this promotion yet (to work the bugs out – разговорное выражение, обозначающее

«продвигать, раскручивать кого-либо», одновременно «bug» – «жук», на рекламном плакате

изображены жуки, которых не смахнули с лица). Hate dropped calls? (игра слов основана на

значениях глагола «drop» – «ронять» и «пропускать звонки»; огромный рекламный постер

«выронил» слово «calls», рекламируя при этом связь, которая характеризуется наименьшим

уровнем пропущенных звонков).

В рекламе компании по экспресс-доставке и логистике UPS основная идея о скорости

доставки груза достигается на созвучии глагола «to lose» и названия города «Toulouse»

(Тулуза): No time TOULOUSE.

Еще одним частотным лексическим средством, применяемым в рекламных текстах на

обоих языках, является оценочное прилагательное: идеальный, новый, роскошный,

стопроцентный, best, gorgeous, more than just…, good, full, free и др.

На стилистическом уровне как англоязычные, так и русскоязычные создатели рекламы

используют обширный арсенал средств, включая метафору, сравнение, эпитет, гиперболу,

каламбур, иронию, оксюморон, аллитерацию, рифму. При этом, метафора, эпитет и

лексический повтор составляют, согласно анализу рекламных объявлений, наиболее

частотную группу приемов. Например, Не спи, разбуди мозги (реклама кофе). Зарядись на пол-

лимона (реклама банка). An unwashed vegetable can become a deadly weapon (Немытые овощи

могут стать смертельным оружием).

С точки зрения синтаксиса рекламные тексты в обоих языках характеризуются

следующими особенностями: краткие неполные предложения (односоставные глагольные

предложения преобладают в английских текстах, номинативные – в русских),

восклицательные предложения (в англоязычных текстах чаще, чем в русском языке).

Лингвокультурологические особенности рекламного дискурса на графическом уровне

можно отнести к числу манипулятивных средств коммуникативного воздействия

экстралингвистического характера. Визуальный компонент служит для того, чтобы помочь

реципиенту правильно интерпретировать заложенную в рекламном тексте информацию и

увеличить экспрессивность и эффект эмоционального воздействия рекламы. Например,

рекламный текст Spit gum one time on the floor. Soon it’s under your shoes for sure. Let’s stay

human on public transport (Выплюнув жевательную резинку даже один раз, будь уверен, что

она наверняка вскоре окажется под твоими туфлями. Давайте оставаться людьми,

пользуясь общественным транспортом) дополнен картинкой, на которой изображен человек

с головой ламы, что раскрывает смысл последнего предложения.

Суммируя эффективные механизмы коммуникативного воздействия на адресата,

применяемые в современном англоязычном и русскоязычном рекламном дискурсе, следует

выделить следующие приемы:

- использование имплицитной информации;

- множественность создаваемых образов, основанная на взаимодополнении разных

видов информации: текстовой, графической, звуковой, зрительной;

- опора на общие фоновые знания реципиентов, учет национально-специфических

особенностей их мышления и восприятия;

15

- апелляция к уже известным в данной культуре явлениям, наличие прецедентных

феноменов.


Таким образом, исследование рекламного дискурса на межкультурном уровне

позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, очевидно, что реклама как инструмент

социального воздействия выполняет как минимум две взаимодополняющие функции. С одной

стороны, она отражает развитие современного общества, поскольку реципиенту и

потенциальному потребителю товаров и услуг преподносят именно те идеи, которые он готов

принять. С другой стороны, обладая высокой степенью воздейственности, реклама может

использоваться в качестве «двигателя» современного общества, внедряя в общественное

сознание социальные нормы и стереотипы.

Во-вторых, эффективность воздействия, заложенного в рекламе, связана с наличием у

потенциальных получателей рекламной информации фонда общих фоновых знаний, к числу

которых относятся и специфические культурные знания целевой аудитории. Именно поэтому

адекватная интерпретация рекламы представителями иных лингвокультур не всегда

возможна.

Исследование англоязычного и русскоязычного рекламного дискурса позволяет

выделить несколько специфических черт, характерных для каждой из культур. Так,

русскоязычной рекламе свойственна большая вербализация. Кроме того, довольно частым

явлением в русскоязычной рекламе является наличие англоязычных вкраплений. Общим

средством воздействия, применяемым и в русскоязычной, и в англоязычной рекламе, является

языковая игра. Кроме того, очевидной чертой рекламы в обеих лингвокультурах является

апелляция к социальным нормам, характерным для конкретной культуры, прецедентность

рекламы.

Таким образом, реклама на межкультурном уровне становится своего рода элементом

межнациональной коммуникации, поскольку в рамках глобального экономического

взаимодействия между разными странами рекламодатели и потребители становятся, зачастую,

представителями разных наций и культур. Следовательно, посредством рекламы создается

общекультурное пространство, связывающее нации.


1. Назарова Р.З., Пальгова З.Ю. Особенности интерпретации англоязычных

Материалы vi Международной научной конференции … ·...

Documents