Ч. С. Пирс. Логические основания теории знаков

ББК ЮЗ(7США]5УДК 1[Пирс]

Π 332

Пирс Ч.Π 33 Начала прагматизма / Перевод с английского, предисло-

вие В. В. Кирющенко, М. В. Колопотина, — СПб.: Лабора-тория метафизических исследований философского факуль-тета СПбГУ; Алетейя, 2000. — 352 с. (серия «Метафизи-ческие исследования. Приложение к альманаху»)ISBN 5-89329-278-2

Во второй том настоящего издания включена наиболее из-вестная издательская компиляция «Спекулятивная Граммати-ка», а также переписка Пирса с секретарем Смитсоновского ин-ститута профессором Сэмуэлем Лэнгли и Виолой Уэлби, авто-ром вышедшей в одно время с Principia Mathematica книгой«Что такое Значение».

Пирс не ограничивает знак функциями обозначения и сооб-щения, но говорит о нем как о некоем учреждающем событиирепрезентации — действия, подчиненного особой семиотичес-кой каузальности и организующего взаимосвязь между чувствен-ной достоверностью и мотивацией человеческих поступков,между эгоистическим намерением и публичной истиной, междусловами и вещами.

Понятия убеждения, значения, истины, реальности форми-руют условия успешной интерпретации помимо опыта индиви-дуального сознания, по ту сторону индивидуальной воли. Обра-щаясь к этим понятиям, семиотика Пирса сохраняет за собойстремление классического трансцендентализма к исследованиюусловий возможности интерсубъективного знания, но при этомотказывается от фундаментального для трансцендентальной фи-лософии понятия сознания и всех связанных с ним методоло-гических процедур, осуществляя попытку доказать, что фено-мен и суждение обладают особого характера общим онтологи-ческим источником, а не просто набрасывают друг на друганекую общую меру. Путь семиотики — поистине «путь отчая-ния», осуществление «трагической судьбы достоверности себясамого». Но теперь уже не сознание, а Убеждение выступаетв качестве единственного гаранта синхронности индивидуаль-ного намерения и смысла происходящего в действительности.

ISBN 5-89329-278-2

« ' 7 8 5 8 9 3 2 9 2 7 8 7

©"издательство «АЛЕТЕЙЯ» (СПб.), 2000© лаборатория метафизических исследова-

ний при философском факультете СПбГУ,2000

ПРИНЦИПЫ ФЕНОМЕНОЛОГИИ1

1. Сфера Феноменологии

Фанероскопия [или Феноменология] дает описаниефанерона. Под фанероном я имею в виду общую сово-купность всего, что так или иначе, в том или ином смыс-ле является наличным (is present to) сознанию, совер-шенно независимо от того, соответствует ли наличноекакой-либо реальной вещи. Вопрос когда и которомусознанию остается в данном случае без ответа, ибо у менянет ни тени сомнения, что черты такого фанерона, кото-рые я обнаруживаю в своем сознании, во всякое времяналичествуют и любому другому. Насколько позволяетсудить теперешнее состояние науки фанероскопии, пред-метом ее исследования являются основные формальныеэлементы фанерона. Известно также, что существует це-лый ряд других элементов, некоторое представление окоторых дают гегелевские Категории. Но я не вполне го-тов теперь предложить их сколько-нибудь удовлетвори-тельный перечень.

<«Сфера феноменологии» и первый отрывок п. 4 взяты изрукописей 1905 и 1904 (СР, 1.284-7, 304). Первый отрывок вп. 2 из рукописи 1903 (СР, 1.23-6). Второй из п. 2, третий из п. 4и четвертый из п. 5 — из рукописи ок. 1896 (СР, 1.418-20,422-8). В «Манифестации категорий» первый отрывок из руко-писи 1894 (СР, 1.302), второй — недатированный фрагмент (СР,1-325), третий составляет недатированный фрагмент и частиРукописей 1875 и 1895 (СР, 1.337-9, 340). Второй отрывок п. 4взят из рукописи 1907 (СР, 1.306-11), первый в п. 5 — из руко-писи 1910 (СР, 1.321), второй и третий — из рукописей 1905и 1903 соответственно (СР, 1.335-6, 322-3). П. 6 из рукописи!903 (СР, 1.343, 345-7), п. 7 из рукописей 1890 и 1885 (СР,1.374-82), и п. 8 — из рукописи 1880 (СР, 1.353).>

6 Логические основания теории знаков

Понятие фанерона довольно близко тому, что анг-лийские философы обычно имеют в виду под словом идея.Однако значение последнего слишком ограничено ими,чтобы полностью покрыть собой все то, что я вкладываюв свое понятие (если только это может быть названо по-нятием), за исключением разве что некоторых психоло-гических коннотаций, которых я всеми силами стрем-люсь избегать. Среди англичан в порядке вещей утверж-дение типа «не существует такой идеи», как то-то и то-то, хотя как раз в отрицаемом они и дают описание тому,что понимается в данном случае под фанероном. Этоделает их термин совершенно неподходящим для моихцелей.

Нет ничего более открытого для прямого (direct) на-блюдения, чем фанероны. И поскольку я не буду ссылать-ся ни на какие другие, кроме тех из них, которые (илиподобия которых) хорошо знакомы каждому, постолькувсякий читатель сможет проверить точность моего опи-сания. При этом, конечно, он должен на собственномопыте, шаг за шагом повторять мои наблюдения и экс-перименты. В противном случае в том, что я хочу пере-дать, меня постигнет неудача еще более сокрушитель-ная, чем если бы я затеял беседу о цветовых эффектах счеловеком, который слеп от рождения. Называемое мнойфанероскопией есть исследование, которое, основываясьна прямом наблюдении фанеронов и результатах обоб-щения этих наблюдений, выявляет небольшую группунаиболее ярко выраженных (broad) категорий фанеро-нов; дает описание каждой из них в основных чертах;показывает, что, хотя они настолько сложным образомперемешаны друг с другом, что ни один не может бытьобособлен, их качества несоизмеримы; затем доказыва-ет, что означенные категории фанеронов могут бытьобъединены в один небольшой перечень; и, наконец,приступает к выполнению утомительной и весьма тру-доемкой задачи по выведению всех подразделов данныхкатегорий.

Из всего вышесказанного очевидно, что фанероско-пия вовсе не имеет целью ответ на вопрос, в какой степе-ни фанероны, исследованием которых она занимается,соответствуют каким бы то ни было реалиям. Она тща-

Принципы феноменологии

тельно воздерживается от всякого суждения об отноше-ниях между ее категориями и фактами физиологии, ка-сающимися деятельности мозга или чего бы то ни былоеще. Она никоим образом не пытается, но, напротив, ста-рательно избегает выдвижения каких бы то ни было ги-потетических предположений и предпринимает исследо-вание только открыто явленного (direct appearances),стремясь сочетать в нем детальную точность и возможноболее широкое обобщение. Великое предназначение уче-ного заключено не в выборе той или иной традиции,преклонении перед авторитетом или мнением, позволяю-щим считать, что факты состоят в том-то и том-то, и не втом, чтобы предаваться фантазиям. Он должен ограни-чить себя открытым и искренним наблюдением явлений(appearances). Читатель, со своей стороны, должен по-вторять наблюдения автора на собственном опыте и ужеисходя из результатов своих наблюдений решать, пра-вильный ли отчет о явлениях дается автором.

2. Три категории:первичность, двоичность и троичность

С моей точки зрения есть три модуса сущего. Я ут-верждаю, что они доступны прямому наблюдению в эле-ментах чего угодно, что в то или иное время так илииначе предстает сознанию. Это сущее как положитель-ная качественная возможность, сущее как действитель-ный факт и сущее как закон, способный управлять фак-тами в будущем.

Мы начнем с рассмотрения понятия действительно-го, в результате которого попытаемся выяснить, что онов себе заключает. Если задаться вопросом, из чего скла-дывается действительность события, первым ответомможет быть следующее: из того, что оно случается тами тогда. Спецификации там и тогда вовлекают в себявсе отношения события с другими существованиями. Такчто действительность события, по-видимому, исчерпы-вается его отношениями к универсуму существующего.•Если суд издаст предписание на мой счет или вынесет

Логические основания теории знаков

мне приговор (judgment), я, может статься, отнесусь кэтому с полным равнодушием, расценив их как пустуюболтовню. Но когда я почувствую на своем плече рукусудебного исполнителя, у меня начнет образовыватьсячувство действительности. Действительность есть нечтогрубое. В ней нет никакого смысла. К примеру, в попыт-ке открыть дверь, вы толкаете ее плечом и ощущаете со-противление невидимой, безмолвной и неизвестной силы.Мы обладаем как бы двусторонним сознанием воздействияи сопротивления, которое, мне кажется, дает достаточноточное представление о чистом чувстве действительнос-ти. В целом, я думаю, мы имеем здесь такой модус суще-го нечто, который состоит в том, как есть некий другойобъект. Я называю его Двоичностью.

Кроме него есть еще два, называемые мной Первич-ностью и Троичностью. Первичность есть модус сущего,который складывается в бытии его субъекта положитель-но таким, как он есть, независимо от чего бы то ни былоеще. Таковой может быть только возможность. Ибо по-стольку, поскольку вещи не воздействуют друг на дру-га, нет смысла говорить, что они имеют бытие, еслитолько они сами по себе не таковы, что существует ве-роятность их вступления во взаимоотношения с други-ми вещами. Способ бытия красным до того, как что-либо во вселенной имело красный цвет, являлся тем неменее положительной качественной возможностью.Красное само по себе, даже если оно в чем-то воплоще-но, есть нечто положительное и sui generis. Это я назы-ваю Первичностью. Мы естественным образом атрибу-тируем Первичность внешним объектам, т .е . предполага-ем, что они имеют качества (capacities) сами по себе,которые могут быть, а могут и не быть актуализирова-ны уже или вообще когда-либо. При этом мы ничего неможем знать о таковых возможностях, если только онине актуализированы.

Теперь о Троичности. Мы не проводим и пяти минутсвоего бодрствующего существования без того, чтобы несделать своего рода предсказание. И в большинстве слу-чаев такие предсказания реализовываются в некоторомсобытии. Однако предсказание по существу представля-ет собой нечто общее и никогда не может быть реали-


зовано полностью. Утверждать, что предсказание опре-деленно имеет тенденцию реализоваться полностью, зна-чило бы настаивать на том, что будущие события по край-ней мере отчасти управляются некоторым законом. Еслиигральные кости выпали на шестерку пять раз подряд,это следует расценить просто как проявление однообра-зия. Случай может повернуться и таким образом, чтошестерка выпадет тысячу раз подряд. Но это не придасти малейшей доли вероятности предсказанию, что то жесамое произойдет со следующим броском. Если предска-зание имеет тенденцию быть реализованным, дело долж-но обстоять таким образом, что будущие события имеюттенденцию сообразовываться с некоторым общим прави-лом. И если номиналисты возразят на это, что «такоеобщее правило есть не что иное, как просто слова», мойответ будет таков: «Никто никогда и не думал отрицать,что общее правило имеет природу общего знака. Вопросв том, сообразуются ли с ним будущие события. Если да,наречие „просто" оказывается не к месту». Правило, скоторым будущие события имеют тенденцию сообразо-вываться ipso facto, чрезвычайно важная вещь, важнаясоставляющая осуществления этих событий. Мы гово-рим о модусе сущего, который состоит — нравится вамэто слово или нет — в том, что будущие факты Двоично-сти приобретут установленное общее свойство. Я назы-ваю этот модус сущего Троичностью.

Первая [категория] охватывает качества феноменов,такие, как бытие красным, горьким, скучным, жестким,Душераздирающим, благородным. Несомненно, что су-ществует также великое множество других, которые намсовершенно неизвестны. Только начинающие свой путьв философии могут возразить, что все это не являетсякачествами вещей и вообще нигде не имеет места, пред-ставляя собой лишь ощущения. Безусловно, мы знаем оних только благодаря тому, как наше сознание приспо-соблено их нам открывать. Вряд ли можно усомниться вTOM факте, что эволюционный процесс, в результате се-рии адаптации сделавший нас тем, что мы есть, стер почтибез следа большую часть чувств и ощущений, когда-товоспринимавшихся нами смутно, и сделал ясными и четко


распознаваемыми другие. Не стоит, однако, торопитьсярешать, осознаваемые ли нами ощущения определяюткачества ощущений или качества ощущений служат из-начальным условием осознания ощущений, которые кним приспосабливаются. Достаточно и того, что там, гдеесть феномен, есть и качество, так что, как даже можетпоказаться, феномены и не содержат ничего более. Ка-чества сливаются и переходят одно в другое. Они не об-ладают самотождественностью, но определяются лишьчерез подобия или частичную тождественность одно дру-гому. Некоторые из них, как, например, цвета и музы-кальные звуки, складываются в хорошо распознаваемыесистемы. Возможно, если бы наше восприятие их не былостоль фрагментарным, между ними вообще бы не суще-ствовало никаких сколько-нибудь четких границ. Такили иначе, каждое качество есть то, что оно есть само посебе без участия какого-либо другого. Качества суть еди-ничные, но вместе с тем частичные определенности.

Вторая категория составляющих феномены элементовохватывает действительные факты. Качества, посколькуони суть нечто общее, представляют собой неопределен-ное (vague) и возможное. Случившееся же есть нечто со-вершенно индивидуальное. Оно случается здесь и сейчас.Повторяющийся (permanent) факт не так отчетливо ин-дивидуален, но все же постольку, поскольку он действи-телен, его повторение (permanence) и его природа какобщего складывается в его бытии в каждом конкретномслучае. Качества вовлекаются в факт, но не служат егопричиной. Факт привлекает субъекты, представляющиесобой материальные субстанции. Мы понимаем фактыне так, как мы понимаем качества, т. е. они не складыва-ются ни собственно в самой возможности, ни в сущностичувства. Мы переживаем факты как сопротивление на-шей воле — вот почему говорят, что факты вещь грубая.Простые качества ничему не противостоят и не сопротив-ляются. Сопротивление оказывает материя. В действи-тельном ощущении присутствует противодействие, про-стые же качества, если они не актуализированы, не мо-гут оказывать фактического противодействия. Так чтозаявление — если только оно понимается правильно —о том, что мы непосредственно, т. е. прямо восприни-

Принципы феноменологии 11

маем материю, звучит вполне корректно. Говорить, чтомы логически выводим существование материи из ее ка-честв, значило бы утверждать, что мы знаем действи-тельность только через возможность. С несколько мень-шей иронией воспринимается высказывание,.что мы зна-ем возможность только через действительность, логичес-ки выводя существование качеств через обобщение наше-го перцептивного опыта материи. Я »се ограничусь тем,что определю качество как одну, а факт, действие, дей-ствительность как другую составную часть феноменов.Более подробное их рассмотрение мы предпримем ниже.

Третья категория элементов, составляющих феноме-ны, складывается из того, что, будучи рассмотреннымтолько с внешней стороны, известно как «законы». Об-ратив же внимание на обе стороны медали, мы обычноназываем это мыслями. Мысли не являются ни качества-ми, ни фактами. Они не качества, потому что могут бытьпроизведены и претерпевать развитие, в то время каккачества вечны и независимы ни от времени, ни от ка-кой бы то ни было реализации. Кроме того, мысли могутиметь основания, и несомненно их имеют, достаточныеили нет. Задаваться же вопросом, почему качество тако-во, каково оно, почему красное является красным, а незеленым, было бы чистым безумием. Если бы красноебыло зеленым, оно не было бы красным, вот и все. Стро-го говоря, если в вопросе есть хоть малая капля здраво-мыслия, этим он обязан тому, что задается не по поводукачества, но хотя бы по поводу отношений между двумякачествами, хотя даже последнее есть совершеннейшийабсурд. Итак, мысль не является качеством в той »сестепени, в какой она не является и фактом, ибо мысльесть нечто общее. Я воспринял ее и сообщил ее вам.Она есть общее в указанном смысле, а также за счеттого, что ссылается не только на существующее, но ина то, что, возможно, будет существовать. Никакое со-брание фактов не может конституировать закон, ибозакон существует помимо совершившихся фактов и опре-деляет, как факты, которые могли бы, но все из кото-РЫх никогда не будут иметь место, должны быть оха-рактеризованы. Трудно возразить на утверждение, покоторому закон представляет собой общего характера


факт. Но мы должны отдавать себе при этом отчет, чтопонятие общего имеет в себе оттенок потенциальности.Поэтому никакая совокупность действий, произведен-ных здесь и сейчас, не может произвести факт общегохарактера. Как нечто общее, закон (или факт, обладаю-щий всеобщностью) вовлекает в себя потенциальный миркачеств; как факт, он затрагивает мир действительно-го. Как действие нуждается в особом субъекте — мате-рии, чуждой простому качеству, так же и закон требуетсебе особый субъект — мысль, или ум, как такойсубъект, который чужд простому индивидуальному дей-ствию. Закон, следовательно, есть нечто, настолько жедалекое как от качества, так и от действия, насколькопоследние далеки друг от друга.

3. Манифестации Категорий

Первичность преобладает в идеях новизны (freshness),жизни, свободы. Свободное есть то, что не предполагаетза собой определяющего его действия другого. Но когдаесть идея отрицания другого, есть и идея другого. Такаянегативность должна быть определена в качестве пред-посылки, иначе мы не можем утверждать преобладанияПервичности. Свободное может манифестировать себятолько в неограниченном и неконтролируемом разнооб-разии и множественности, поэтому мы и определяем вних преобладание первого. В том же состоит и главныйсмысл кантовской идеи «многообразия чувственного».В кантовском понятии синтетического единства преоб-ладает идея Троичности. Это единство приобретенное илидостигнутое, и его лучше было бы назвать тотальностью,ибо именно в идее тотальности данная категория себяизначально находит. Первичность преобладает в идеебытия, но не в силу абстрактности этой идеи, а скорее попричине ее самодостаточности. При этом Первичность вбольшей степени преобладает не в лишенном каких-либокачеств бытии, но в бытии особенного и своеобразного.Она преобладает также в переживании (feeling), отличаю-щемся от объективной перцепции, воли и мысли.


<...> Двоичность преобладает в идеях причинностии статической силы. Ибо причина и следствие образуютпару, а статическая сила всегда возникает внутри парно-го. Двоичность есть принуждение. Во временном потокесознания прошлое оказывает прямое воздействие на бу-дущее, следствием чего является память; будущее жевоздействует на прошлое только посредством третьих(thirds). Феномены такого воздействия, имеющие мес-то во внешнем мире, будут рассмотрены ниже. В чув-ственности и воле проявляет себя противодействие меж-ду ego и non-ego (каковое non-ego может быть осознавае-мо напрямую). События воли, ведущие к действию, сутьнечто внутреннее, и как волящие мы действуем в боль-шей степени, нежели претерпеваем. События чувствен-ности, предшествующие настоящему не суть наше внут-реннее. Кроме того, на объект перцепции (под которымвовсе не следует понимать нечто, непосредственно воз-действующее на нервные окончания) воздействие не ока-зывается. Здесь, следовательно, мы претерпеваем, а недействуем. Двоичность преобладает в идее реальности,ибо реальное есть то, что навязывает себя как нечто дру-гое по отношению к тому, что создано умом. (Следуетеще учесть, что до того, как французское second пере-шло в английский, слово другой представляло собой по-рядковое числительное, использовавшееся в значениидва.) Реальное действует, что ясно уловимо, когда мыназываем его действительным. (Это слово, благодаря ари-стотелевскому ενέργεια, действие, используется в значе-нии «существующего» — как того, что противоположносостоянию чистой потенции.) Пропозиции дуалистичес-кой философии построены так, как если бы существова-ли только две альтернативы, не переходящие постепен-vно одна в другую. Например, мысль о том, что, пытаясьотыскать в феноменах закономерность, я должен свя-зать себя пропозицией об абсолютной власти закона надПриродой, явным образом отмечена Двоичностью.

Под третьим я имею в виду посредника, или связую-щее звено между абсолютно первым и последним. Пер-вое есть начало, второе — завершение (the end), третье — J

середина. Второе — это цель (the end), третье — сред- ''


ство. Третье — нить жизни, судьба, что обрывает ее —второе. Третье — развилка дорог, оно предполагает трипути; прямой путь, просто соединяющий два места, естьвторое, но если это путь, на котором мы встречаем ещедругие места, — это третье. Позиция есть первое, ско-рость или отношение двух последовательных позиций —второе, ускорение или отношение трех последовательныхпозиций — третье. Скорость, если она постоянна, такжевовлекает в себя третье. Постоянство (continuity) — по-чти совершенная репрезентация Троичности. Всякое дей-ствие или процесс стремятся PC нему. Сдержанность —также разновидность Троичности. Положительная сте-пень прилагательного есть первое, превосходная — вто-рое, сравнительная — третье. Всякое преувеличение вязыке: «высочайший», «крайний», «несравненный», «наи-важнейший» — привлекает ум, который думает о второми забывает третье. Действие есть второе, поведение — тре-тье. Закон как действующая сила — второе, порядок —

' третье. Сострадание, помогающее мне переживать и чув-ствовать то, что чувствует ближний, — это третье.

Идеи, в которых преобладает Троичность, как мож-но предположить, сложнее других и в большинстве сво-ем требуют для своего понимания особого рассмотрения.От мысли обычной, поверхностной элемент содержащейсяв этих идеях Троичности ускользает, ибо слишком длянее труден, и в подробном прояснении некоторых из нихнеобходимость не отпала до сих пор.

Простейшая из тех, что представляют интерес дляфилософии — это идея знака, или репрезентации. Знакзамещает собой нечто, придерживаясь некоторой идеи(stands /Or something to the idea), которую он произво-дит или изменяет. Он представляет собой средство, пе-редающее сознанию нечто извне. [...] Особого внима-ния, благодаря своей значимости для философии, тре-буют наиболее известные идеи Троичности: всеобщность,бесконечность, постоянство, рассеивание, приращение,информация.


4. Первичность

[...] Среди фанеронов могут быть названы некоторыекачества переживаний, такие как: цвет анилина, запахэфирного масла, звук паровозного свистка, вкус хинина,качество, присущее переживанию, сопровождающемуобдумывание математической задачи, или чувству влюб-ленности и т. д. Я имею в виду не действительный опытперечисленных переживаний, прямой или полученныйпосредством памяти или воображения — действитель-ный опыт включает качества переживаний как свой со-ставной элемент, — но качества сами по себе, которыесуть чистые, не реализованные возможности. Читатель,возможно, будет со мной не согласен. Если так, следуетнапомнить: в данном случае нас не интересует ни истин-ность высказывания, ни даже происходящее в действи-тельности. Должно обратить внимание на то, что словокрасный означает неопределенное нечто, когда я гово-рю, что прецессия точек равноденствий настолько жекрасная, насколько и синяя; и означает то, что означа-ет, когда я сообщаю, что красный анилин имеет крас-ный цвет. Простое качество или таковость (suchness)сама по себе есть не событие, каковым является наблю-дение красного объекта, но чистая возможность. Бытиекачества состоит единственно в том, что в фанероне мог-ло бы иметь место некоторое обособленное позитивное«так». Когда я называю это качеством, я не имею ввиду его «свойственность» субъекту. То есть фанеройесть нечто совершенно особое по отношению к метафи-зической мысли, не вовлекающейся в чувственное вос-приятие, а следовательно, и в качество переживания,которое полностью удерживается и вытесняется из дей-ствительности чувственного восприятия. Немцы обыч-но называют эти качества переживаниями, например —переживания удовольствия или боли. Мне это кажетсяпросто приверженностью традиции, никогда не под-вергавшейся серьезной проверке наблюдением. Я могупредставить себе сознание, вся жизнь которого, бодрству-ет оно, дремлет или крепко спит, не переполнена ни-чем, кроме фиолетового цвета или вони гнилой капус-ты. В данном случае все зависит только от моего вооб-


ражения, а не от того, что допускают законы психоло-гии. Тот факт, что я способен это вообразить, показыва-ет отсутствие у такого качества характера всеобщностив том смысле, в каком им обладает, скажем, закон тяго-тения. Ибо никто не смог бы вообразить, что данныйзакон обладает каким-либо бытием, если существованиепо крайней мере двух масс материи, или такой вещи какдвижение, было бы невозможно. Истинно общее не мо-жет обладать никаким бытием, если не существует неко-торой перспективы его актуализации в некотором фак-те, который сам по себе не является законом или чем-топодобным закону. Качество переживания, как мне ви-дится, можно вообразить и без привлечения некоторогособытия. Его бытие-в-возможности вполне обходится безкакой-либо реализации.

Под переживанием я имею в виду состояние созна-ния, не предполагающее никакого анализа, сравненияили развития и не складывающееся в целом или частикакого-либо акта, с помощью которого одно усилие со-знания отличается от другого. Переживание обладаетсобственным положительным качеством, которое само посебе таково, что не зависит от чего бы то ни было еще ине заключает в себе ничего иного, кроме себя самого.Так что если переживание длится в течение некотороговремени, оно во всей своей полноте равным образом данов каждый момент этого времени. Данное описание мож-но свести к определению: переживание есть пример та-кого рода элемента сознания, который есть то, что онесть положительно в самом себе, независимо от чего быто ни было еще.

Значит, переживание не есть никакое событие, слу-чай, нечто происходящее, поскольку происходящее неможет происходить, если не существует такого времени,когда оно еще не происходило, так что оно есть не всебе, но относительно прошлого. Переживание есть со-стояние, собранное во всей своей полноте в каждый мо-мент времени, пока оно длится. Но при этом оно не естьединичное состояние, ибо последнее не является точнойкопией (reproduction) себя самого. Ведь если такая ко-пия находится в том же сознании, она должна иметь


место в другое время. Следовательно, бытие пережива-ния будет соотнесено с конкретным временным отрез-ком, когда оно имело место, а это уже будет нечто отли-чающееся от самого переживания. Тем самым нарушает-ся дефиниция переживания как того, что сеть то, чтооно есть, независимо от чего бы то ни было еще. Есликопия одновременна переживанию, то она должна нахо-диться в другом сознании, и таким образом, идентич-ность переживания должна зависеть от того сознания, вкотором оно находится — что опять же противоречитданной дефиниции. Таким образом, всякое переживаниедолжно быть идентично любой своей точной копии(duplicate), а это равносильно тому, чтобы определитьпереживание как простое качество непосредственногосознания.

Следует заметить, что опыт переживания, передавае-мый во внешнем ощущении, может быть репродуциро-ван в памяти — отрицать это представляется абсолютнобессмысленным. Например, вы воспринимаете некийцвет, соответствующий свинцовому сурику. Он обладаетопределенным оттенком, яркостью и тоном. Эти три эле-мента не присутствуют в переживании отчетливо, каж-дый сам по себе, а следовательно, вообще не присутству-ют в переживании, хотя и полагаются в нем, в соответ-ствии с принципами науки о цветах, как выражение ре-зультатов определенных экспериментов с цветовым дис-ком или каким-либо другим приспособлением. В этомсмысле цветовые ощущения, выводимые в результатенаблюдения свинцового сурика, передают определенныйоттенок, яркость и тон, которые полностью определяюткачество цвета. Живость <или ясность восприятия>Цвета тем не менее независима ни от какого из трех ука-занных элементов и через четверть секунды после дей-ствительного восприятия существенно отличается впамяти от того, как она проявила себя в самом этом вос-приятии, хотя память при этом правильно передает от-тенок, яркость и тон, истинность которых конституиру-ет точную копию целого качества переживания.

Отсюда, живость <ясностъ~> переживания, или, бо-лее точно — сознания переживания — независима отлюбого из компонентов качества этого сознания, а еле-


довательно, независима от результирующего тех компо-нентов, чье качество-результат есть само переживание.Таким образом мы узнаём, чем ясность не является, иостается только выяснить, что лее она такое.

Для настоящей цели будет полезным сделать две ре-марки. Во-первых: всему, что бы ни находилось в уме,соответствует его непосредственное сознание, а следова-тельно, и переживание. Доказательство данной пропози-ции очень поучительно в том, что касается природы пе-реживания. Оно показывает, что если под психологиеймы понимаем позитивную, основанную на наблюдениинауку, изучающую ум или сознание, тогда — если согла-ситься с тем, что сознание как целое в любой моментвремени есть не что иное, как переживание, — психоло-гия ничему не может нас научить о природе пережива-ния, и мы не можем получить знание о каком-либо пере-живании путем интроспекции. Переживание совершен-но недоступно для интроспекции именно потому, чтопредставляет собой непосредственное сознание. Возмож-но, именно эту истину безуспешно пытался ухватитьЭмерсон, когда писал:

The old Sphinx bit her thick lip —Said, «Who taught thee me to name?I am thy spirit, yoke-fellow,Of thine eye I am eyebeam.

«Thou art the unanswered question;Couldst see thy proper eye,Always it asketh, asketh;And each answer is a lie».1

Но что бы он ни хотел сказать, ясно одно: непосред-ственно данное есть все, что находится в сознании в на-стоящий момент. Вся жизнь сознания — в его настоя-

1 <Древняя Сфинкс, прикусив свою пухлую губу,/ спросила:«Кто открыл тебе мое имя? Я дух твой, смертный,/ я — окатвоего мгновенный свет./ Ты — вопрос, остающийся без отве-та./ Если бы только твой подлинный глаз мог видеть,/ но онвсе спрашивает, спрашивает,/ и всякий ответ оборачиваетсяложью ».>


щем. Но если задаться вопросом о содержании настоя-щего, вопрос всегда приходит с опозданием. Настоящееуходит, и все, что остается от него, — неузнаваемо изме-нено. Человек может, правда, осознать, что в тот илииной момент времени, например, смотрел на образчиккрасного сурика и должен был видеть цвет, который,как это теперь выясняется, есть нечто положительное,sui generis и имеет природу переживания. Однако не-посредственное сознание, если только человек не нахо-дится в полусне, не может быть без остатка заполненоощущением цвета. И если переживание есть нечто абсо-лютно простое и не имеет частей — каковым оно, оче-видно, и является, — оно есть то, что оно есть, независи-мо от чего бы то ни было еще, а значит, и от какой-либочасти, которая была бы чем-то отличным от целого. Сле-довательно, если восприятие красного цвета не являетсяцелым переживания настоящего, оно не имеет ничегообщего собственно с переживанием момента настояще-го. Конечно, хотя переживание представляет собой не-посредственное сознание, т. е. все, что может для созна-ния непосредственно присутствовать, все же сознание внем отсутствует, ибо переживание не длится. Ведь мыуже видели, что переживание есть не что иное, как ка-чество, т. е. нечто помимо сознания, а именно — про-стая возможность. Правда, мы можем определить, чтопредставляет собой переживание в общем и целом, что,к примеру, это или то красное есть переживание. Мыможем с легкостью предположить, что некто должениметь данный цвет как целое своего сознания на протя-жении некоторого времени, и поэтому в каждый отдель-ный момент этого времени. Но тогда этот некто никогдабы не знал ничего о своем сознании и не был бы спосо-бен мыслить ничего, что можно было бы выразить в видепропозиции. У него не могло бы возникнуть соответству-ющей идеи, так как он был бы ограничен только пере-живанием цвета. Если вы осознаёте, что должны были втот или иной момент смотреть на данный образчик свин-цового сурика, вы осознаёте, что указанный цвет имеетНекоторое сходство с вашим переживанием в тот момент.Но это означает ни больше ни меньше, как только то,что когда переживание уступает место сравнению, воз-


никает сходство (resemblance). В самом переживании неприсутствует никакого сходства, ибо переживание естьположительно то, что оно есть, независимо от чего бы тони было еще, а сходство находит себя в сравнении с чем-то другим. [...]

Всякая сколь угодно сложная деятельность сознанияимеет свое абсолютно простое переживание, или эмоциюtout ensemble. Это вторичное переживание или ощуще-ние, возникает в сознании так же, как качества внешне-го чувства вызываются извне в соответствии с некимипсихическими законами. На первый взгляд кажетсянеобъяснимым, что едва уловимая разница в скоростивибрации вызывает такое заметное различие качеств, как,например, различие между темной киноварью и фиоле-тово-голубым. Но не следует забывать, что именно в силунесовершенства нашего знания об этих вибрациях мы ипредставляем их абстрактно, как различающиеся толь-ко количественно. В поведении электронов уже можноуловить намек, что низкая и высокая скорости имеютразличия, которые нами не осознаются. Многие удивля-ются, как мертвая материя может вызывать пережива-ния в сознании. Я же, со своей стороны, вместо того,чтобы удивляться, как это может быть, склонен вовсеотрицать, что это возможно. Новые открытия лишний разнапоминают нам, насколько мало мы знаем о том, какустроена материя. Моя точка зрения состоит в том, чтопсихическое переживание красного вне нас возбуждаетсимпатическое переживание красного в наших чувствах.

Что же есть качество?Отвечая на этот вопрос, прежде необходимо опреде-

лить, чем оно не является. Оно не есть нечто зависимое всвоем бытии от сознания, будь то в форме чувственноговосприятия или мысли, а также и от того факта, чтонекоторые материальные вещи им обладают. То, что кон-цептуалисты признают зависимость качества от чувствен-ного восприятия, является их большой ошибкой, равнокак непростительной оплошностью всех номиналисти-ческих школ является признание его зависимости отсубъекта, в котором оно находит свою реализацию. Ка-чество есть чистая абстрактная потенциальность. Про-


счет всех перечисленных направлений — в убеждении, vчто потенциальное или возможное есть лишь то, чем де-"лает его действительное. Неверно полагать, что только··целое есть нечто, а его составляющие, как бы ни былиони для него существенны, суть ничто. Опровержениеданной позиции основывается на доказательстве того, чтоникто находящийся в здравом уме ее последовательнымобразом не придерживается и не может придерживать-ся. В тот момент, когда пальба прекращается и туманполемики рассеивается, все участники бегут с поля бит-вы, стремясь поскорее вооружиться какой-нибудь дру-гой теорией. Во-первых, если качество красного цветазависит от кого угодно, кто действительно видит нечтокрасное, то красное не является таковым в темноте, чтопротиворечит здравому смыслу. Я спрашиваю концепту-алиста: «Действительно ли Вы отрицаете, что в темнотекрасные тела способны передавать свет в низких облас-тях спектра? Правда ли Вы полагаете, что кусок железа,не находящийся под прессом, теряет способность сопро-тивляться давлению? Если так, Вы либо должны счи-тать, что данные тела в указанных обстоятельствах из-меняют свойства на противоположные, либо придержи-ваться мнения, что таковые в подобном случае вовсе те-ряют всякую определенность. Если Вы утверждаете, чтокрасное тело в темноте приобретает способность погло-щать длинные волны спектра, а железо при небольшомдавлении — уплотняться, тогда, даже учитывая то об-стоятельство, что Вы принимаете такую точку зрения,не заботясь о подтверждающих ее фактах, Вы все равносоглашаетесь тем самым, что качества существуют дажене будучи воспринимаемыми, при этом распространяяданное убеждение на качества, для убеждения в суще-ствовании которых нет никаких оснований. Если Вы,так или иначе, считаете, что тела теряют определенностьв отношении качеств, которые не воспринимаются каким принадлежащие, то — поскольку в любой моментвремени с восприятием дело и обстоит именно такимобразом в отношении огромного большинства качествлюбого тела — Вы должны признавать существованиеУниверсалий. Другими словами, Вы отрицаете конкрет-ное и не только убеждены в существовании качеств, или,

22 Логические основания теории .таков

что то же — универсалий, но полагаете, что только из нихи состоит весь универсум. Необходимость быть последова-тельным обязывает Вас утверждать, что красное тело крас-но (или что оно имеет некоторый цвет) в темноте, а твердоетело обладает определенной степенью твердости, когда нанего не оказывается давление. Если Вы пытаетесь избе-жать неприятностей, проводя различие между реальны-ми, а именно — механическими, и нереальными илиощутимыми качествами, — пусть так, ибо не допустилипротиворечий в существенном. В то же время, для любо-го современного психолога подобное определение непри-емлемо. Далее, Вы, возможно, забыли, что реалист пол-ностью согласен с тем, что чувственное качество естьтолько лишь возможность восприятия, но вместе с темон полагает, что возможность остается возможной, дажекогда она не актуализирована. Восприятие необходимодля ее схватывания (apprehension), но никакое восприя-тие или способность чувствовать не является необходи-мым для возможности, если таковая есть бытие каче-

-> ства. Давайте не будем ставить телегу впереди лошади, а"развернутую действительность впереди возможности, как"если бы последняя вовлекала (involved) то, что на делетолько разворачивает (evolves). To же может быть ска-зано и в адрес других номиналистов. Невозможно бытьпоследовательным, утверждая, что качество существует,только когда принадлежит телу. Если бы так обстоялодело, ничто кроме единичных фактов нельзя было быпризнать истинным. Законы следовало бы счесть фик-циями. Номиналисты и правда возражают против сло-ва «закон», предпочитая говорить «единообразие», ибоубеждены, что, поскольку закон выражает лишь то, чтомогло бы произойти, но не происходит, само понятиебесполезно и недействительно. Если не существует иныхзаконов кроме поддерживающих действительные фак-ты, будущее совершенно неопределенно и, следователь-но, по своему характеру есть нечто в высшей степениобщее. В таком случае не существовало бы ничего, кро-ме мгновенного состояния, тогда как очень просто пока-зать, что, если мы собираемся настолько свободно объяв-лять те или иные элементы фикциями, мгновенное бу-дет первым, что мы должны будем объявить одной из


них. Должен признаться, что не хотел бы предприни-мать особых усилий для разоблачения доктрины стольчудовищной и только теперь теряющей былую популяр-

ность.О том, чем качество не является, сказано достаточно.

Теперь о том, что оно есть. Мы не станем ориентиро-ваться на те значения, которые приписывает данномуслову то или иное употребление его в языке. Мы уясни-ли для себя, что элементы феноменов подразумевают трикатегории: качество, факт и мысль. Теперь необходиморассмотреть, как следует определить качества, чтобынаше определение соответствовало сути установленнойклассификации. Чтобы удостоверить ее, мы должнывыяснить, как качества схватываются в сознании, с ка-кой точки зрения они находят свое выражение в мыслии что будет и должно быть раскрыто в данном способесхватывания.

Существует точка зрения, по которой весь универсумфеноменов состоит исключительно из воспринимаемыхкачеств. Что в данном случае имеется в виду? Мы следу-ем за каждой частью целого, как она является в себе, всвоей таковости, обделив вниманием то, что связываетчасти друг с другом. Красное, кислое, зубная боль — каж-дое есть sui generis и недоступно для описания. Они сутьв себе, и это все, что мы можем о них сказать. Вообра-зим одновременно сильнейшую зубную и разрывающуюна части головную боль, раздробленный палец, ноющуюмозоль на ноге, ожог и колики, но не обязательно мучаю-щие нас одновременно — мы можем дать здесь местоНеопределенности, — и проследи м не за каждой отдель-ной частью воображаемого, но за результирующим це-лое впечатлением. Это даст нам идею общего качестваболи. Мы видим, что идея качества есть идея феномена(или неполного феномена), рассматриваемого как мона-Да. При этом отсутствует какая-либо ссылка на ее части,компоненты или что-либо еще. Нас не должно интересо-вать, существует она или только воображается, так каксуществование зависит от своего субъекта, имеющегоМесто в общей системе универсума. Элемент, отделен-ный от всего остального и находящий себя нигде более,Как только в себе самом, может быть, если мы подверг-

24 Логические основания теории злаков

нем рефлексии его изоляцию, определен как чисто по-тенциальное нечто. Но мы не должны при этом обра-щать внимание на любое определенное отсутствие чего-либо другого, так как имеем в качестве предмета рас-смотрения лишь тотальность как таковую. Мы можемтерминологически определить данную особенность фено-мена как его монадический аспект. Качество есть то, чтодает себя в монадическом аспекте.

Феномен может иметь какую угодно сложную и гете-рогенную структуру. Но это обстоятельство не внесет вкачество никакого особенного различия, наоборот, оносделает его более общим. При этом одно качество в себе,в своем монадическом аспекте, не является более общим,чем другое. Результирующее его действие не имеет час-тей, качество в себе неразложимо и есть нечто su; generis.Когда мы говорим, что качество имеет общий характер,что оно есть неполная определенность, чистая потенци-альность и т. д., мы выражаем то, что истинно о каче-ствах, но не имеет никакого отношения к качественнойсоставляющей опыта.

Опыт есть течение жизни, мир же есть то, что на-саждается опытом. Качество представляет собой мона-дический элемент мира. Что бы то ни было, какой угод-но степени сложности, имеет свое качество sill generis,предполагает возможность его восприятия, если толькочувства наши к таковому способны.

5. Двоичность

Мы живем в двух мирах: мире фактов и мире фанта-зий. Каждый из нас привычно полагает себя творцомсобственного воображаемого мира. Он считает, что в этоммире вещи существуют по его желанию, которое не тре-бует усилия и которому ничто не может сопротивляться.И хотя такое убеждение слишком далеко от истины, что-бы я не усомнился в том, что большая часть читательско-го труда тратится теперь именно на фантазии, все же дляпервого приближения к истине достанет и этого. Мы на-зываем мир фантазии внутренним миром, мир факта для


нас — нечто внешнее. И в этом последнем каждый изнас хозяин своих произвольных мышц и ничего более.Но человек изобретателен и стремится извлечь из того,чем он обладает, больше, нежели может показаться не-обходимым. Защищаясь от упрямых фактов, он делаетмир для себя привычным и полным удобств. Не стре-мись он приобрести привычки, он бы всякий раз вынуж-ден был обнаружить, что его внутренний мир потрево-жен, а его желания обращены в ничто грубыми вторже-ниями извне. Я объясняю такие вынужденные измене-ния способов мышления влиянием мира фактов, или опы-та. Привычки подобны одежде, которую человек лата-ет, пытаясь выяснить природу и причины этих внешнихвторжений и изгоняя из своего внутреннего мира теидеи, которые приносят ему беспокойство. Вместо того,чтобы ждать, когда опыт застигнет его врасплох, он, непричиняя себе вреда, провоцирует его сам и в соответ-ствии с результатами изменяет установки своего внут-реннего мира.

Некоторые авторы настаивают на том, что опыт це-ликом состоит из чувственного восприятия. Возможно,что всякая составляющая опыта и правда в первый мо-мент обращена к внешнему объекту. Тот, кто утром, кпримеру, встал не с той ноги, обвиняет в этом все, чтотолько попадается на глаза. В этом и состоит опыт, со-путствующий его плохому расположению духа. Однакобыло бы неправильным утверждать, что он воспринима-ет порочность, которую он несправедливо приписываетвнешним объектам.

Мы воспринимаем внешние нам объекты, но то, чтомы действительно получаем опытным путем — то, к чемуслово «опыт» гораздо более применимо, — есть событие.При этом нельзя считать событие в точности объектомнашего восприятия, ибо это потребует от нас того, чтоКант называл «синтезом схватывания», хотя в данномслучае мы ни в коем случае не ставим себе задачей вточности следовать его определению. Мимо меня стре-мительно проносится локомотив со включенным свист-ком. Когда он минует то место, где я стою, звук, как этои должно быть, изменяет тон на более низкий. Я вое-


принимаю свисток. У меня есть ощущение звука свист-ка. Но я не могу сказать, что ощущаю изменение тона —у меня есть ощущение низкого тона свистка. Знание обизменении есть знание в большей степени интеллекту-альное. Его я скорее познаю на опыте, нежели восприни-маю. С событиями, с изменениями восприятия нас сбли-жает именно опыт. Внезапные изменения восприятия мыможем предельно точно охарактеризовать как шок. Шокпредставляет собой феномен воли. Долгий свисток при-ближающегося локомотива, как бы он ни был мне непри-ятен, вызывает во мне определенного рода инерцию, такчто внезапное понижение тона встречает определенногорода сопротивление. Так складывается факт. Ибо еслибы сопротивление не оказывалось, во время изменениятона не происходил бы шок. Шок есть нечто безошибоч-ное, и слово «опыт» мы используем, когда речь идетименно об изменениях и контрастах в восприятии. Опыт-ным путем мы узнаем превратности перемен (vicissitudes).Мы не можем иметь опыт этих превратностей без опытавосприятия, претерпевающего изменения, однако поня-тие опыта шире понятия восприятия и заключает в себемногое из того, что не является, в точном смысле этогослова, объектом восприятия. Опыт конституирует ско-вывающее нас принуждение, которое заставляет нас из-менять ход наших мыслей. Принуждение не существуетбез сопротивления, сопротивление же есть попытка про-тивостоять изменениям. Поэтому опыт должен включатьв себя элемент усилия, который всякий раз придает емуособенный характер. Но мы, как только вполне опреде-лили этот характер, всякий раз расположены уступитьвлиянию, так что чрезвычайно трудно убедить себя в том,что хоть какое-то сопротивление имеет место. Мы, мож-но сказать, едва знаем о нем, разве что благодаря аксио-ме, по которой никакая сила не может действовать там,где отсутствует сопротивление или инерция. У того, ктосо мной не согласен, есть право самому исследовать про-блему. Возможно, ему и удастся определить природу фе-номена сопротивления в опыте и его отношение к волелучше, чем это сделано мной. Но я вполне уверен, чтоосновным результатом его исследования неизбежно ста-


нет сам факт присутствия в опыте элемента сопротивле-ния, не столь уж легко логически отделимого от воли.

Вторая категория, [...] <которую нам следует рассмот-реть?·, есть элемент борьбы (struggle). Она находит себядаже в такой рудиментарной составляющей опыта, какпростое переживание, ибо переживание всегда обладаеттой или иной степенью ясности или живости. Живостьпредставляет собой взаимообразное движение, возникаю-щее в результате столкновения действия и противодей-ствия между нашей душой и стимулом. Даже если, пы-таясь отыскать идею, не содержащую в себе элемент борь-бы, мы вообразим универсум, состоящий из единствен-ного качества, всегда остающегося неизменным, нашевоображение все равно должно обладать той или инойстепенью устойчивости, иначе мы не могли бы думать илизадаваться вопросом о существовании объекта, имеющегонекоторую положительную таковость. Устойчивость ги-потезы, позволяющая нам думать о ней, или, более точ-но — манипулировать ей в нашем сознании, ибо обдумы-вание гипотезы действительно состоит в том, что, учиты-вая ее, мы производим некоторый мысленный экспери-мент, — заключается в том, что если наши умственныеманипуляции достаточно настойчивы, гипотеза будетсопротивляться своему возможному изменению. Далее,там, где не проявляет себя никакое силовое воздействиеили сопротивление, не может идти речи и о борьбе или окаком-либо силовом воздействии. Под борьбой я имею ввиду взаимодействие между двумя вещами, происходя-щее вне зависимости от любого рода третьего или по-средника, в особенности от способного управлять дей-ствием закона.

Неудивительно, если находятся такие, кто предпола-гает, что идея закона играет существенную роль в идеевзаимодействия между двумя вещами. Однако данноепредположение совершенно неверно. Мы должны учестьпростую вещь: ни один из тех, кто привык смотреть намир с позиций детерминизма, еще никогда не оказывал-ся в силах отучить себя от идеи о том, что он при любыхобстоятельствах способен выполнить абсолютно любойволевой акт. Это один из ярчайших примеров того, как

28 Логические основания теории ji-ιακοα

предвзятая теория может сделать человека слепым поотношению к фактам — ведь как полагают многие де-терминисты, никто в действительности не верит в свобо-ду воли, — и тем не менее, высказывающий подобнуюточку зрения начинает в нее верить, как только прекра-

щает теоретизировать. Так или иначе, данная проблемаслишком незначительна, чтобы уделять ей еще большевнимания. Оставайтесь детерминистом, если это себяоправдывает. И все же, думаю, Вы должны принять, что

ни один из законов природы не может заставить каменьупасть, лейденскую банку — опустошиться, а паровую

машину — начать работать.

[...] Что есть факт!Как уже отмечалось, мы заинтересованы не в спосо-

бах употребления слова «факт» в языке. Наша задача втом, чтобы найти определение понятию факта, котороебы не только доказывало истинность установленногонами разделения составляющих феномены элементов накачество, факт и закон, но и демонстрировало бы реаль-ную значимость этого разделения, как соответствующеговсем тем характеристикам, которые присущи феноменаль-ному миру в целом. Для начала нам необходимо отметитьто, что не входит в данную категорию. Таково общее, авместе с ним постоянное, вечное (ибо постоянство естьрод всеобщности) и условное (которое также подразуме-вает всеобщность). Всеобщность может обладать либонегативностью, о которой мы говорим, когда имеем ввиду чистую потенциальность как таковую и которая со-

ставляет особенность категории качества, либо позитив-ностью, к которой мы обращаемся в разговоре об услов-ной необходимости, и в этом смысле имеется в виду ка-тегория закона. Данные исключения ограничиваюткатегорию факта, во-первых, тем, что логики называ-ют случайным (contingent), т. е. непредумышленно дей-ствительным, и, во-вторых, безусловно необходимым,т. е. силой, не управляемой законом или разумом, гру-

бой силой.Кто-то может возразить, что в универсуме не суще-

ствует таких феноменов, как грубая сила и свобода воли,или ничто не происходит случайно. Я не присоединяюсь


ни к одной из указанных точек зрения. Однако, еслидаже принять обе, то при рассмотрении сингулярногодействия в себе, вне зависимости от всякого другого дей-ствия, а следовательно, и от их возможного единообра-зия, мы видим, что оно само но себе грубо, проявляетсяпри этом грубая сила или нет. Теперь следует доказать,в каком смысле действию сопутствует проявление силы.То, что феномен в каком-то смысле указывает на прояв-ление силы, не обнаруживая при этом связь с каким-либо из элементов закона, на самом деле известно каж-дому — именно такого рода указание мы часто склонныобнаруживать в собственных волевых усилиях. Подоб-ным же образом, если мы рассмотрим любую индивиду-альную вещь, оставляя при этом в стороне остальные —перед нами феномен, который действителен, но в себе ненеобходим. Мы отнюдь не считаем, что называемое вданном случае фактом исчерпывает феномен. Он пред-ставляет собой элемент последнего — настолько, насколь-ко принадлежит определенному месту и времени. И яполностью согласен с тем, что когда в расчет принимает-ся нечто большее, наблюдатель в каждом случае попада-

ет в сферу закона.

б. Троичность

[...] Для создания полного представления о том, чтомы называем мыслью, двух рассмотренных категорий[Первичности и Двоичности] недостаточно. Мы можемтеперь сказать, что основу нами уже сделанного состав-ляет Двоичность, пли, лучше сказать, Двоичность пред-ставляет собой главное свойство проделанной работы.Непосредственно данное, если бы мы могли ухватить его,имело бы своим единственным свойством Первичность.Я не имею в виду, что непосредственное сознание (кото-рое представляет собой чистую фикцию) есть собственноПервичность. Я хочу сказать, что Первичность есть неявляющееся фикцией качество непосредственно намисознаваемого. Но мысль наша обращена в будущее. Да-лее, в соответствии с нашей концепцией, то, что мысльполагает как наше будущее, никогда не может целиком


стать прошлым, иными словами, то, что мы называемзначениями, — неисчерпаемо. Мы привыкли не нахо-дить никакой связи между тем, что некто ^намеревает-ся или> назначает себе (means) сделать и значением(meaning) слова. Или же считаем, что эти два значенияслова «значение» связаны только ссылкой на одну и туже умственную операцию. Профессор Ройс в своем труде«Мир и индивид» с успехом опровергает данную точкузрения. Единственное различие на деле состоит в следу-ющем: когда человек назначает себе сделать то-то и то-то, он пребывает в состоянии, вследствие которого гру-бое противодействие между вещами должно сменитьсяприведением их отношений к соответствию друг с дру-гом, так, чтобы это соответствие имело ту форму, кото-рую имеет сознание самого этого человека; в то времякак значение слова состоит в том способе, которым,заняв правильное положение в выражающей убежде-ние пропозиции, оно могло бы помочь привести поведе-ние человека в соответствие той форме, которую имеетоно само.1 Значение всегда, с той или иной степенью

'успеха, в конечном счете сводит противодействие внеш-•"него к собственной форме. Более того, только в силувыполнения этой функции оно и может быть названозначением. Поэтому я называю данный элемент фено-

-мена, или объекта мысли, Троичностью. Последняя есть- то, что она есть, благодаря тому, что приписывает ка-' чество возможному будущему противодействию.

Я кратко изложу доказательство того, что идея зна-чения несводима только к идеям качества и противодей-ствия. Оно основывается на двух посылках: (1) всякоеподлинно триадическое отношение подразумевает значе-ние в силу того, что последнее само по себе и есть триа-дическое отношение; (2) триадическое отношение непе-

1 <Намерение выплавляет (moulds) форму соответствия меж-ду вещами, а значение способствует или контролирует при-ведение в соответствие с этой формой (tends to mould) поведе-ния. Таким образом, значение понятия, весь объем которогозанимают гипотетические практические результаты, исполня-ет роль эффективного посредника между внутренней мотива-цией и позицией действия.>


редаваемо посредством только диадических отношений.Истинность первой из двух указанных посылок, котораяутверждает, что всякое триадическое отношение вовле-кает значение, становится ясной далеко не сразу. Дан-ное положение может быть исследовано двояко. Во-пер-вых, физическая сила всегда присутствует там, где естьпары частиц. Об этом писал в своей работе «О сохране-нии сил» (On the Conservation of forces) Гельмгольц.Возьмем любой пример триадических отношений — т. е.факт, определяемый только через одновременную рефе-ренцию к каждой из составляющих некоторой триады, —в физике. Какой бы пример вы не выбрали, у вас небудет недостатка в свидетельствах в пользу того, что та-кое отношение никогда не складывается при участии сил, *действующих на основании только диадических отноше- ·ний. Так, вашей правой рукой будет та, что с восточнойстороны, если вы стоите лицом на север и головой к зе-ниту . Восток, запад и зенит организуют факт различе-ния между правым и левым. Если обратиться к химии,субстанции, вращающие плоскость поляризации вправоили влево, могут быть произведены только [подобнымиим] активными субстанциями. Их общая организациянастолько сложна, что они не могли существовать, ког-да температура Земли была еще очень высока, и как воз-никла первая из них — для нас неизвестно. Ясно лишьто, что это не могло произойти под действием грубыхсил. Во-вторых, вам необходимо будет проанализироватьотношения, начав с тех, чей триадический характер оче-виден, и затем постепенно перейти к остальным. Так высможете убедиться, что всякое подлинное триадическоеотношение затрагивает мысль или значение. Возьмем, кпримеру, отношение дарения. А дарит, предмет В некое-му С. Эти отношения не сводятся к тому, что А выбра-сывает В, который случайно попадает к С, как финико-вая косточка джинну в глаз. Если бы дело обстояло та-ким образом, отношение не имело бы подлинно триади-ческий характер, но представляло бы собой простую пос-ледовательность двух диадических отношений, в кото-рых отсутствовал бы сам акт дарения. Дарение есть пе-редача прав собственности. Право руководствуется за-коном, а закон управляется мыслью и обладает значени-


ем. Здесь я оставляю предмет на ваше собственное усмотрение и добавлю только, что хотя я и использовал слово«подлинный», оно в данном случае не так уж необходимо, ибо полагаю даже вырожденные триадические отно-шения затрагивающими нечто подобное мысли.

Вторая из приведенных предпосылок, утверждающая,что подлинные триадические отношения никогда не мо-гут быть составлены из диадических отношений и качеств, становится ясна на примере экзистенциальныхграфов. Пятно с одной дугой —X репрезентирует каче-

ство, пятно с двумя дугами —R— репрезентирует диади-ческое отношение. Соединение концов двух дуг также даетдиадическое отношение. Но при помощи такого соедине-ния вы никогда не сможете получить граф с тремя дуга-ми. Вы можете считать, что узел, соединяющий три ли-нии тождества Y, не является триадической идеей. Одна-ко анализ показывает, что это действительно так. В поне-дельник я вижу какого-то человека. Во вторник я такжесталкиваюсь с неким человеком и замечаю: «Это тотсамый человек, которого я видел в понедельник». Мож-но с полным основанием утверждать, что в данном слу-чае имел место опыт идентификации. В среду мне встре-чается какой-то человек, и я говорю: «Это тот человек, скоторым я встретился во вторник, а значит, его же явидел и в понедельник». Теперь мы имеем уже триади-чески выстроенную идентификацию. При этом о нейможно говорить только как о результате вывода из двух


посылок, который сам по себе есть триадическое отно-шение. Если я вижу двух человек одновременно, я немогу иметь прямой опыт идентификации их обоих с че-ловеком, которого я видел до этого. Я способен это сде-лать, только если рассматриваю их не в качестве тех же"самых, но как две различные манифестации одного и 'того же человека. Но идея манифестации — это идея -знака. Знак же есть некоторое А, осуществляющее дено- <·тацию некоторого факта или объекта В для некоторойинтерпретирующей мысли С.

Интересно отметить, что если граф с тремя дугами неможет быть получен из графов, имеющих одну или дведуги, то из сочетаний графов, каждый из которых имееттри дуги, может быть построен граф с любым количе-ством дуг, превышающим три.

Подробный разбор показывает, что всякое четверич-ное, пятеричное или имеющее еще сколь угодно большееколичество коррелятов отношение сводится к совокуп-ности триадических отношений. Поэтому организующиетакое отношение Первичность, Двоичность и Троичностьявляются элементарными составляющими феномена.

7. Категории и сознание

Идеи первого, второго и третьего суть неизменныесоставляющие нашего знания. И либо они непрерывноданы нам в чувственном опыте, либо же ум особым обра-зом вплетает их в наши мысли. Было бы ошибкой счи-тать их материалом, поставляемым чувствами — пер-вое, второе и третье не являются ощущениями. Они мо-гут быть даны в чувственном восприятии только посред-ством вещей, которые мы наделяем именами первого,второго и третьего — именами, которые обычно не дают-ся вещам. Поэтому они должны иметь психологическоепроисхождение. Нужно быть бескомпромиссным привер-женцем теории tabula rasa, чтобы отрицать, что идеипервого, второго и третьего обусловлены врожденныминаклонностями ума. Так что в моем суждении нет ниче-го, что отличало бы его от многого из того, что было

2 Зак. 3309


сказано на этот счет Кантом. Я, однако, склонен не оста-навливаться на этом и попробовать найти подтвержде-ние полученному заключению, обратившись к независи-мым фактам психологии. Тем самым я хочу выяснить,можем ли мы обнаружить какие-либо следы существо-вания трех частей, способностей души, или модусов со-

знания, подтверждающих полученный нами результат.Три области проявления жизни сознания, принимае-

мые после Канта к рассмотрению большинством филосо-фов как само собой разумеющиеся, это: Переживание

[удовольствия или боли], Знание и Воление. Единоду-шие, с которым всегда принимается данное разделение,довольно удивительно. Оно вовсе не берет свое началособственно в идеях Канта, напротив — оно заимствуетсяим из догматической философии. Принимая его, Кантсовершенно очевидно делает догматизму уступку, про-тив которой ничего не возражает даже психология. Меж-ду тем основным учениям последней такое разделениесовершенно противоречит.

В этом смысле психология открыта для целого рядавозражений, находящих свои основания как раз в том,на чем держится само разделение. Во-первых, желаниесодержит в себе элемент удовольствия в той же степени,что и элемент воли. Желание не то же, что воление. Онопредставляет собой его умозрительную (speculative) раз-новидность, смешанную с умозрительным предожидани-ем удовольствия. Поэтому в определении третьей спо-собности, продолжая учитывать волевой акт, мы должныотказаться принимать в расчет желание. Но волевой актбез желания не будет собственно желаемым (<осознанноволевым>; not voluntary), в этом случае он есть чистаяактивность. Следовательно, всякая активность, желаемаона или нет, должна быть отнесена к третьей категории.

Так, внимание представляет собой род активности, ко-торый иногда желаем, а иногда и нет. Во-вторых, удо-вольствие и боль не являются истинными переживания-ми и могут быть распознаны как таковые только в суж-

дении — как приписываемые переживаниям общие пре-дикаты. Остающееся же чистое пассивное чувство, кото-рое не действует, не судит и, обладая всеми качествами,эти качества никак не обнаруживает — ибо ничего не


анализирует и ничто ни с чем не сравнивает, — является

таким элементом всякого сознания, который как разнуждается в отличающем его от других названии. В-тре-тьих, всякий феномен нашей сознательной жизни в тойили иной степени есть познание, равно как и всякая эмо-ция, игра страстей, проявление воли. Но похожие моди-фикации сознания должны иметь общую составляющую.

Поэтому познание не имеет в себе никаких различий и неможет быть признано основополагающей способностью.Если мы зададимся вопросом, существует ли в сознанииэлемент, который не является ни переживанием, ни чув-ством, ни активностью, то мы все же обнаружим нечто —способность к приращению знаний, восприятию, памяти,способность к логическому выводу и синтезу. В-четвер-тых, еще раз обратившись к рассмотрению активности,мы убеждаемся в том, что ее осознание возможно длянас только благодаря ощущению сопротивления. Стал-киваясь с препятствием, мы осознаем, что воздействуемна нечто, или что нечто воздействует на нас. Но происхо-дит ли активность извне или внутри, мы узнаем не благо-даря изначальной способности распознавать факт, а толь-

ко по вторичным признакам.Итак, остается признать, что истинными категория-

ми сознания являются: первое, или переживание — со-знание, которое может быть полностью заключено в томили ином моменте времени, пассивное качественное со-стояние, не осознаваемое и не поддающееся анализу;второе — ощущение сознанием вмешательства в егособственное поле, ощущение сопротивления, встреча с вне-шним фактом, с чем-то иным; третье — синтетическоесознание, связный временной поток, приращение зна-ний, мысль.

Если мы принимаем эти категории и рассматриваемих как основополагающие простейшие модусы сознания,они допускают психологическое обоснование трех логи-ческих концепций: качества, отношения и синтеза (илиопосредования). Понятие абсолютно простого в себе, нопроявляющего себя через свои отношения качества не-обходимо, когда объектом рассмотрения становится пе-реживание, или сингулярное сознание. Понятие отно-шения берет начало в идее двойственного сознания или


ощущении действия и противодействия. Понятие опосре-дования возникает из рассмотрения множественного со-знания или ощущения прибавления знания.

[...] Мы запоминаем это [ощущение], т. е. имеем дру-гое знание о нем, которое ответственно за его воспроиз-водство. Но мы знаем, что между содержанием памяти иощущением не может возникать сходства. Во-первых,

ничто не может иметь сходство с непосредственным пе-реживанием, ибо сходство подразумевает расчленение иперестановку, которые совершенно невозможно произ-вести с непосредственным. Во-вторых, память представ-ляет собой различаемую в своих частях совокупность ирезультат перестановок, бесконечно и неизмеримо отли-чающийся от переживания. Взгляните на красную по-верхность и попытайтесь проникнуться этим ощущени-ем, затем закройте глаза и вспомните то, что видели.Безусловно, память разных людей работает по-разному,и в некоторых случаях мы получим прямо противопо-ложные друг другу результаты. Я, к примеру, не нахо-жу в своей памяти ничего похожего на визуальное вос-приятие красного цвета. Когда красная поверхность ненаходится у меня перед глазами, я ее вовсе не вижу.Некоторые утверждают, что могут ее очень смутно раз-личить — это наиболее неудобный тип памяти, котораяможет воспроизвести ярко-красный как бледный илитусклый. Я помню цвета с необычайной точностью, таккак долгое время упражнялся в наблюдении различныхоттенков, но память моя не содержит никаких визуаль-ных впечатлений. Она подчиняется привычке, помогаю-щей мне распознать цвет, который либо похож, либо непохож на тот, что я видел ранее. Но даже если памятьнекоторых людей по природе своей склонна производить

галлюцинации, остается еще немало доводов в пользутого, что непосредственное сознание, или переживание,есть нечто абсолютно ни с чем не сравнимое.

Существуют очень веские причины для возражений

против того, чтобы ограничивать третье сознания един-ственно волей. Один крупный психолог сказал, что воляесть не что иное, как сильнейшее желание. Я бы не сталполагаться на эту точку зрения, ибо она упускает из видуфакт, дающий о себе знать с навязчивостью, превосходя-


щей всякий другой из наблюдаемых нами фактов, а имен-до — наличие существенного различия между мечтой иреальным положением дел. Данное различие не упира-ется в определение опытного знания, но заключено вспособе, которым мы отмечаем то, что познаем посред-ством опыта. Если же некто позволяет себе Смешиватьжелание и реальное действие — он очевидно грезит на-яву. Так или иначе, кажется достаточно очевидным, чтосознание воления не отличается — а если и отличается,то весьма незначительно — от ощущения. Ощущение,которое мы испытываем, когда воздействуем на нечто,очень похоже на ощущение, испытываемое нами приоказании воздействия на нас, поэтому оба эти ощуще-ния следует отнести к одному и тому же классу. Общимэлементом в них является действительность происходя-щего, ощущение реального действия и противодействия.Этот тип опыта характеризуется сильным чувством ре-альности, жестким размежеванием субъекта и объекта.Я спокойно сижу в темноте, и вдруг включается яркийсвет. В этот момент я сознаю не процесс происходящегоизменения, но нечто едва превышающее содержание са-мого момента. Я испытываю ощущение переворота, ощу-щение того, что данный момент имеет две стороны. Снос-ное описание тому, что со мной происходит, может датьпонятие полярности. Итак, волю, как один из наиболеезначимых типов сознания, мы заменяем ощущением по-

лярности.Но наиболее запутанным и неопределенным из трех

членов рассматриваемого нами разделения в его обыч-ной формулировке является Познание. Во-первых, в по-знании участвует абсолютно всякий тип сознания. Пере-живания — в той степени, в которой они принимаются вкачестве одной из значимых частей феномена — форми-руют подоснову и саму текстуру познания. Даже в томвызывающем возражения смысле, в котором они пред-стают как переживания удовольствия и боли, они всеравно суть непременные составляющие познания. Воляв форме внимания также непрерывно участвует в позна-нии, равно как и чувство реальности или объективности,т- е. то, что, как мы выяснили, должно при рассмотре-нии сознания занять место воли — и даже в более значи-


тельной степени. Но есть еще один элемент познания, не^являющийся ни переживанием, ни ощущением поляр-^ности. Это сознание развития или приращения знания,восприятия, умственного совершенствования, котороепредставляет собой важнейшую из характеристик созна-ния. Это тип сознания, которое не может быть непосред-

j ственным. Оно требует времени, и не только лишь в силутого, что длится, переходя от одного момента времени кдругому, но и потому еще, что не может целиком содер-жаться в ни в одном из них. Оно отличается от непосред-ственного сознания подобно тому, как мелодия отлича-ется от длящейся ноты, равно как не исчерпывается идвусторонним сознанием внезапного события в его инди-видуальной реальности. Это сознание синтеза, связую-щее звено нашей жизни.

Итак, мы имеем три радикально отличающиеся другот друга элемента сознания, только эти, и никакие бо-лее. Они очевидным образом связаны с идеей простойпоследовательности чисел один, два и три. Непосредствен-ное переживание есть сознание первого, ощущение по-лярности есть сознание второго, синтетическое сознаниеесть сознание третьего (или опосредования).

Взаимосвязанность категорий

Возможно, было бы неправильным рассматриватьданные категории в качестве понятий. Они настольконеуловимы, что скорее представляют собой тона или от-тенки понятий. Когда я только еще начинал работу надсписком, я выделил три уровня отличия идей друг отдруга. Первый уровень составляют идеи, имеющие другс другом настолько мало общего, что одна из них можетбыть представлена сознанию в образе, который вовсе несодержит другую. В этом смысле мы можем вообразитьнечто красное, не представляя при этом ничего голубо-го, и наоборот. Мы можем вообразить звук без мелодии,но при этом, воображая мелодию, не можем обходиться

' без звука. Данный тип разделения я называю диссоциа-цией. Второй уровень описывает случаи, когда два поня-

Иринципы феноменологии 39

тия не могут быть четко отделены одно от другого в во-ображении, но при этом мы часто способны полагать одноиз них, не полагая другого, т. е. мы можем вообразитьфакты, которые должны привести нас к убеждению ввозможности такого положения вещей, при котором одноиз них отделено от другого. Так, мы можем думать опространстве, не имеющем цвета, хотя и не можем наделе диссоциировать пространство от цвета. Такой типразделения я называю отвлечением (prescission). Тре-тий уровень описывает случаи, когда при том, что пола-гание одного элемента без другого абсолютно невозмож-но, они все же они могут быть отделены друг от друга.Так, мы не можем ни вообразить, ни допустить мысли оболее высоком без более низкого и все же четко отлича-ем одно от другого. Такой способ разделения я называюдистинкцией. Итак, категории не могут быть диссоци-ированы в воображении ни от остальных идей, ни другот друга. Первое может быть отделено от второго и тре-тьего, а также второе от третьего через отвлечение. Приэтом второе не может быть отделено от первого, а тре-тье — от второго тем же путем. Всякая категория мо-жет быть отделена через отвлечение от любого другогопонятия, но не от нескольких понятий или элементов.Невозможно полагать первое, пока первое не будет чем-тоопределенным и более или менее определенно полагае-мым. Наконец, хотя не составляет труда отличить все трикатегории одну от другой, чрезвычайно трудно четко ибезошибочно выделить каждую из других понятий в еечистоте, так, чтобы она при этом не утеряла всей полно-ты своего значения.

GRAMMATICA SPECULATIVA1

Глава первая

Этика терминологии2

1. Чтобы сделать более понятной используемую мнойтерминологию, систему условных обозначений (notations)и т. д., я объясню правила, которые диктует мне в этомиспользовании сам ход моей мысли. Причем так, чтоесли бы, с одной стороны, я имел хоть малейшее намере-ние навязать в указанном смысле свою точку зрения дру-гим, я неминуемо вошел бы в противоречие с первым изозначенных правил. Но если, с другой, мной руководилобы лишь желание раскрыть основания, сила которых дляменя самого очевидна, то, я полагаю, они имели бы веси для остальных.

2. Эти основания в первую голову включают в себято соображение, что подоснова и сама текстура всякоймысли и всякого исследования суть символы и что жизньмысли и самой науки неотделима от символов. Было быневерным поэтому утверждать, что хороший язык простоважен для хорошей мысли, ибо таковой есть само ее су-щество. Следующим значимым моментом будет положе-ние о возрастающей ценности, которую в продвижениимысли обретает ее точность. В-третьих, прогресс наукине может иметь достаточный успех без сотрудничества,

1 <-Перевод по изданию: Collected Papers of Charles SandersPcirce, Cambridge, Mass.: Harvard Univercity Press, 1931-1935,2. 219-445.>2 [Syllabus of Certain Topics of Logic (1903), P. 10-14, AlfredMudge & Son, Boston. См. также: СР. 5.413, 5.502 и т .V,Appendix § 4.]

Grammatica Speculativa 41

или, говоря более точно, никакое отдельно взятое созна-ние не может ничего достичь без помощи других созна-ний. В-четвертых, здоровье научного сообщества требу-ет абсолютной свободы ума. К несчастью, научный и фи-лософский миры буквально наводнены доктринерами ипедантами, которые пытаются опутать мышление сетьюпрописных истин. Поэтому одной из первейших обязан-ностей того, кто отдает себе отчет в таком положениидел, становится оказание неустанного сопротивленияпроизвольному диктату в науке, и прежде всего в том,что касается использования терминов и условных обозна-чений. В то же время совершенно необходимо и некото-рое общее (general) соглашение — не слишком жесткое,но при этом имеющее достаточно широкое влияние —принятое среди большинства сотрудничающих относи-тельно правил использования основных символов, так,чтобы последние были организованы в небольшое коли-чество различных систем выражения, которых следова-ло бы в дальнейшем придерживаться. Соответственно,поскольку таковое соглашение не может быть установ-лено по чьему-либо произвольному предписанию, онодолжно быть принято властью рациональных принци-пов, управляющих человеческим поведением.

3. Каковы же те рациональные принципы, которыеспособны в точности определить, в каком случае и какиетермины и условные обозначения следует использовать, атакже какие из них обладают властью, достаточной длятого, чтобы оказывать влияние на человека, обладающе-го достаточной способностью к размышлению?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо дляначала поразмыслить над тем, каков должен быть ха-рактер идеальной философской терминологии и систе-мы логических символов; а во-вторых, исследовать опыттех отраслей науки, в которых было найдено решениевсех проблем, связанных с терминологией и т. д., на пред-Мет принципов, доказавших свою действенность в ука-занном смысле, а также методов достижения номенкла-турного единообразия, оказавшихся неудачными.

4. Что касается идеала, к которому должно стремить-ся, то он состоит, во-первых, в том, что для всякой наукиЖелательно иметь словарь, в который были бы включе-


ны семьи <однокоренных или> близких друг другу словдля каждого научного понятия. При этом каждое отдель-ное слово должно обладать единственным точным значе-нием, за исключением тех случаев, когда различные егозначения соотносятся с объектами различных категорий,которые никогда не могут быть перепутаны друг с дру-гом. Понятно, что данное требование может быть понятои таким образом, что это сделает его совершенно невы-полнимым. Ибо всякий символ есть нечто живое в са-мом прямом смысле, т. е. нечто, являющееся чем-то боль-шим, нежели просто фигура речи. Тело символа изменя-ется медленно, значение же его неизбежно развивается,растет, принимает в себя новые элементы и отбрасываетстарые. Следует, однако, совместным усилием удержи-вать в его неизменности и точности само существо вся-кого научного термина, и если не в абсолютной точнос-ти, то хотя бы в возможно более близкой к таковой. Вся-кий символ в своем истоке есть либо образ некоторойидеи, либо смутное воспоминание о индивидуальном со-бытии, человеке или вещи, связанное с их значением,либо метафора. Мы видим, что термины, использован-ные в первом и третьем случаях, применимы к самымразличным понятиям. Однако если указанные понятияв основных моментах своих значений объединены отно-шением строгой аналогии, то это не вредит, но, наобо-рот, только помогает делу, при том условии, конечно,что эти значения достаточно далеки одно от другого каксами по себе, так и в различных частных случаях своегопроявления. Наука постоянно вырабатывает новые по-нятия, и всякое новое научное понятие должно полу-чить для себя новое слово, или, еще лучше, семью <близ-ких или> однокоренных слов. Обязанность подбора та-ких слов естественным образом возлагается на того, ктовводит новое понятие. Но обязанность эту не следуетслишком торопиться брать на себя, не обладая достаточ-ным знанием принципов и широкой осведомленностью вдеталях и истории специальной терминологии в той об-ласти, к которой имеет отношение вводимое понятие, атакже принципов словообразования данного естествен-ного языка. Кроме того, необходимо досконально изу-чить общие законы символов. В зависимости от обстоя-


тельств наличие двух различных терминов одинаковойнаучной значимости может быть, а может и не быть не-приемлемым. В принципе же сосуществование различ-ных систем выражения часто оборачивается огромнымпреимуществом.

5. Идеальная терминология для разных наук будетдо некоторой степени различаться. Особое место в этомотношении занимает философия, так как ей положитель-но необходимы обычные слова в их общеупотребитель-ных смыслах, но не для включения их в ее собственныйязык (ибо она и без того пользуется этими словами слиш-ком часто), а лишь в качестве объектов изучения. В свя-зи с этим она испытывает особую необходимость в языкевозможно более строгом и далеком от обыденной речи,таком, который развивали Аристотель, схоластики и Канти который в свою очередь пытался разрушить Гегель.Для философии всегда крайне полезно обеспечить себясловарем настолько необычным, чтобы те, кто не при-вык мыслить строго, не имели соблазна заимствовать изнего какие-либо слова. Кантовские термины «объектив-ный» и «субъективный» оказались в этом смысле лишьотчасти, но вовсе недостаточно отстраненными, сохра-няя за собой прежние значения даже в тех случаях, ког-да в этом не было особой необходимости. Первое прави-ло хорошего стиля — использовать слова, значения ко-торых не будут неверно истолкованы. И если читательне знаком со значениями используемых слов, лучше сде-лать так, чтобы он был точно уверен в том, что он их незнает. В особенности это справедливо в отношении логи-ки, которая, можно сказать, фактически единственнойсвоей заботой имеет именно точность мысли.

6. С наибольшими трудностями в выборе терминоло-гии безусловно пришлось столкнуться классифицирую-щим наукам: физике, химии и биологии. Номенклатурахимии в целом вполне хороша. В случаях крайней необ-ходимости химики всегда созывали конгресс, на кото-ром принимали некоторые правила образования имен дляразличных субстанций. Однако, несмотря на то, что именаэти хорошо известны, они крайне редко используются.Почему так? Потому что химики никогда не были пси-хологами и не знали, что конгресс — одно из самых бес-

44 Логические, основания теории знаков

полезных предприятии, и организация его является де-лом бесполезным даже в гораздо большей степени, не-жели обращение к словарю. Проблемы, возникающиеперед систематизаторами в биологии, куда более труд-ны, но они всегда находили для них (за некоторыми не-значительными исключениями) блестящее решение. Каким это удавалось? Не через апелляцию к власти конгресса, но через обращение к идеям должного (right) и не-правомерного (wrong). Ибо только откройте для челове-ка возможность реально видеть, что определенная ли-ния поведения неправомерна, и он немедленно предпри-мет энергичную попытку поступить должным образом,неважно, был ли он до этого вором, карточным шулеромили философом, изучающим логику или этику. Биологипросто вели друг с другом живой диалог, который от-крывал им возможность видеть, что когда ученый вво-дит в науку новое понятие, определение соответствую-щего этому понятию научного выражения становится какего привилегией, так и его первейшей обязанностью.Вместе с тем это помогало им понять, что когда имя при-своено некоторому понятию тем ученым, которому на-ука этим самым понятием собственно обязана, принятьего имя, если только оно не таково, что его принятиеокажется для науки бесполезным — есть всеобщая обя-занность перед этим исследователем и перед наукой вцелом. Если же исследователь оказался неспособен вы-полнить свою обязанность, либо не определив для ново-го понятия никакого имени, либо дав совершенно не-подходящее, то, по прошествии некоторого времени, лю-бой, у кого будет возможность назначить для таковогоподходящее имя, должен так и поступить. Другие жедолжны за ним в этом последовать. При этом тот, ктоумышленно использует слово или другой символ в лю-бом значении, отличающемся от того, которое было при-своено ему его единственным действительным создате-лем, тем самым наносит последнему и науке в целомтягчайшее оскорбление, и обязанностью остальных ста-новится отнестись к данному действию с презрением инегодованием.

7. Так скоро, как только философы, изучающие раз-личные науки, сумеют воспитать в себе подлинную лю-

Grammatica Speculation 45

бовь к научной истине в той же степени, в какой позна-ли ее доктора схоластики, высказанные выше предписа-ния укажут сами на себя, что впоследствии должно при-вести к формированию технической терминологии. Чтокасается логики, то именно от схоластиков она унасле-довала терминологию, которую можно считать более чемсносной. Схоластическая терминология в гораздо боль-шей степени, нежели другими языками, была восприня-та английским, что сделало его наиболее логически точ-ным из всех. Однако это сопровождалось тем обстоятель-ством, что значительное число слов и оборотов научнойлогики стало использоваться с неточностью поистинепоразительной. Кто, к примеру, среди дилеров из Куин-си Холл, говорящих о «предметах первой необходимости»,смог бы сказать, каково точное значение фразы «перваянеобходимость»? Никто из них наверняка не смог быподыскать термин более подходящий для области своихзанятий, и существуют еще многие десятки других не-точных выражений похожего характера.

Дав, таким образом, некоторое представление о при-роде оснований, которые имеют для меня вес, я теперьизложу правила, которые нахожу необходимыми в обла-сти терминологии.

8. Первое. Всеми средствами стараться избегать воз-можности следовать случайным советам в том, что каса-ется использования философской терминологии.

Второе. Избегать использования просторечных слови оборотов в качестве терминов философии.

Третье. Использовать для философских понятий тер-мины схоластики в их англизированных формах, но лишьпостольку, поскольку они не искажают точных значе-ний этих понятий.

Четвертое. В том, что касается философских поня-тий античности, воспринятых схоластикой, передаватьнастолько точно, насколько это возможно, их изначаль-ный смысл.

Пятое. Для точных философских понятий, использу-емых в философии начиная со средних веков, использо-вать их максимально близкие англизированные формы,если только таковые очевидно пригодны, в их точныхИзначальных значениях.


Шестое. Для философских понятий, хоть на волосотличающихся от тех, которым уже присвоены приня-тые термины, вводить новые термины, уделяя должноевнимание существующим правилам использования фи-лософской терминологии и правилам использования словв английском языке, но при этом подходить к вопросустрого технически. Перед тем как предложить новыйтермин, условное обозначение или какой-либо другойсимвол, со всем тщанием рассмотреть, подходит ли он вточности данному понятию и будет ли удовлетворятькаждому конкретному случаю. Следует выяснить, не всту-пает ли он в противоречие с каким-либо из уже суще-ствующих терминов, а также не существует ли вероят-ность того, что его использование повлечет за собой ка-кое-либо затруднение, связанное с тем, что он пересека-ется с выражением некоторого понятия, которое можетбыть введено в философии в дальнейшем.

Седьмое. Рассматривать как необходимость введениеновых систем выражения, в которых образовываютсяновые связи между понятиями и которые могут тем илииным образом служить целям философии.

Глава вторая

Типы знаков

§ 1. Основание, объект и интерпретант}

9. Логика — думаю, мне удалось показать это доста-точно ясным образом — в своем общем понятии есть нечто иное, как другое название семиотики (σημειωτική) —квазинеобходимой или формальной науки о знаках. Го-воря о ней как о квазинеобходимой или формальной, яимею в виду тот факт, что мы наблюдаем характеры та-ковых знаков как они нам известны и, исходя из этихнаблюдений, посредством процесса, который полагаювполне правильным назвать Абстрагированием, прихо-

<Из недатированного отрывка. 1897.>


дим к утверждениям, совершенным образом погреши-мым, и поэтому, с одной стороны — во всем, что имеетотношение к тому, каковы должны быть свойства всехзнаков, используемых неким «научным» интеллектом,то есть интеллектом, способным извлекать знания изопыта — ни в коем случае не необходимым*. Что же ка-сается собственно процесса абстрагирования, то он сампо себе есть некоторый род наблюдения. Способность,называемая мной абстрагирующим наблюдением, естьспособность, которая хорошо известна обычным людям,но для рассмотрения которой философы зачастую почтисовсем не оставляют места. Каждому вполне свойственножелать чего-то, что находится далеко за гранью дости-жимого теми средствами, которыми он на данный мо-мент располагает, сопровождая при этом свое желаниевопросом: «Оставалось ли бы мое желание тем же са-мым, если бы я имел все необходимое для его осуществ-ления?». В поисках ответа вопрошающий обращается ксобственному сердцу и тем самым производит то, что яименую абстрагирующим наблюдением. В своем вообра-жении он представляет себе нечто вроде контурного, схе-матического наброска себя самого. Он рассматривает,внесения каких изменений потребует гипотетическоеположение вещей на этом наброске, и затем исследуетполученную картину, то есть наблюдает то, что нарисо-вало ему его воображение, с тем, чтобы определить, раз-личимо ли там его прежнее желание. Посредством тако-го наблюдения, по сути очень напоминающего матема-тическое доказательство, мы можем прийти к заключе-ниям о том, что являлось бы истинным для знаков вовсех случаях при том условии, что метод их использова-ния был бы научным. Образ мысли Бога, обладающегоспособностью интуитивного всеведения, недоступногочеловеческому разуму, остается в нашем случае вне рас-смотрения. Итак, процесс развития подобных формули-ровок в целом в рамках сообщества ученых путем абст-рактного наблюдения и обоснования истинных положе-ний, которые должны оставаться справедливыми в отно-шении всех знаков, используемых научным методом,представляет собой науку, основанную, как и всякаяДругая позитивная наука, на наблюдении, несмотря на


ее разительное отличие от всех остальных специальныхнаук, которое заключается в ее стремлении выяснить,каков должен быть, a не просто каковым является ре-альный мир.

10. Знак, или репрезентамен, есть нечто, что заме-щает (stands for) собой нечто для кого-то в некоторомотношении или качестве. Он адресуется кому-то, то естьсоздает в уме этого человека эквивалентный знак, или,возможно, более развитый знак. Знак, который он со-здает, я называю интерпретантом первого знака. Знакзамещает собой нечто — свой объект. Он замещает этотобъект не во всех отношениях, но лишь отсылая (inreference) к некоторой идее, которую я иногда называюоснованием (ground) репрезентамена. «Идею» в данномслучае следует понимать в платоновском смысле, близ-ком к тому, что вкладывает в это слово повседневнаяречь. Я имею в виду тот случай, когда мы говорим, чтоодин человек схватывает идею, высказанную другим; илиесли мы говорим, что когда некто вспоминает о том, чтоон думал в тот или иной момент в прошлом, он воскре-шает в памяти ту лее идею; или тот случай, когда нектопродолжает размышлять о чем-то, даже самое короткоевремя, поскольку длящаяся мысль в течение всего этоговремени находится в согласии с самой собой, то есть имеетподобное содержание, он имеет в виду ту же идею, а неновую всякий момент указанного временного отрезка.

11. В силу того, что каждый репрезентамен такимобразом связан с тремя вещами — основанием, объектоми интерпретантом, — наука семиотика имеет собой трираздела. Первому еще Дуне Скот дал название grammaticaspeculativa. Мы можем поименовать ее чистой грамма-тикой. Ее задачей является определение того, что долж-но быть истинно для репрезентаменов, используемых на-учным методом, чтобы они могли актуализировать неко-торое значение. Второй раздел есть логика в собственномсмысле слова. Это наука о том, что квази-необходимымобразом истинно для репрезентаменов, используемыхнаучным методом, чтобы они могли удерживать своиобъекты, т. е. быть истинными. Иными словами, соб-ственно логика есть формальная наука об условиях ис-тинности репрезентации. Третий раздел, вслед за Кан-

Grammatica Speculatwa 49

том стремясь в поиске номенклатуры для новых поня-тий сохранить ассоциации прежней терминологии, яназываю чистой риторикой. Ее задачей является уста-новление законов, в соответствие с которыми в каждомнаучном интеллекте один знак порождает другой и однамысль влечет за собой следующую.

§ 2. Знаки и их объекты1

12. Слово «Знак» будет использоваться мной для де-нотации Объектов воспринимаемых, воображаемых, илидаже тех, которые в каком-то смысле нельзя вообразить.К примеру, являющееся Знаком слово fast невозможносделать объектом воображения, потому что записано набумаге или произнесено может быть не само это слово,но частный случай его, при этом, будучи записано илипроизнесено, оно тем не менее остается тем же самымсловом. Кроме того, в значении «быстрый» это одно сло-во, в значении «устойчивый» — другое, и третье, когдаотсылает к <посту или> воздержанию. Для того, чтобынечто действовало как Знак, это нечто должно «репре-зентировать» нечто другое, называемое его Объектом.Хотя условие, в соответствии с которым Знак долженбыть чем-то другим, нежели его Объект, возможно, и неносит обязательного характера, поскольку, если мы всеже сочтем нужным его придерживаться, мы по крайнеймере должны сделать исключение для Знака, которыйявляется частью Знака. Так, ничто не мешает актеру,исполняющему роль в исторической драме, использоватьисторически подлинную реликвию вместо предмета те-атрального реквизита, предназначенного таковую толь-ко репрезентировать. К примеру, распятие, которое в знаквызова поднимает булверовский Ришелье. На карте не-которого острова, если ее разложить где-либо на землесамого этого острова, должно существовать некотороеместо, некоторая точка, отмечена она или нет, которая,являясь в качестве (qua) места на карте, репрезентируетэто же место в качестве места на острове. Знак может

1 [Из эссе «Значение» (Meaning). 1910.]

50 Логические основания теории .такое

иметь больше одного Объекта. Так, выполняющее функ-цию Знака предложение «Каин убил Авеля» отсылает кАвелю в той же степени, что и к Каину, даже если непринимать (хотя это и необходимо) к рассмотрению убийство в качестве третьего Объекта. При этом ничто непрепятствует нам рассматривать совокупность объектовв качестве одного сложного Объекта. В нижеследующем,а также в других работах, дабы избежать излишних затруд-нений, Знаки будут трактоваться как имеющие только одинобъект каждый. Если Знак есть нечто другое, нежелиего Объект, то некоторая мысль или выражение должнысодержать пояснение, довод или контекст, показываю-щие, как, т. е. в соответствии с какой системой или накаком основании Знак репрезентирует Объект или сово-купность Объектов. Знак и Пояснение вместе составля-ют другой Знак, и поскольку пояснение должно действо-вать как Знак, то оно потребует себе дополнительногопояснения, которое, объединившись со Знаком, уже рас-ширившимся за счет первого пояснения, создаст ещеболее расширенный Знак. Продолжая в том же духе, вконечном итоге мы получим или должны будем получитьЗнак, Объектом которого будет являться он сам (Sign ofitself) и который будет иметь в себе собственное поясне-ние, а также пояснения всех своих значимых частей.Всякая его часть, сообразуясь со своим пояснением, дол-ясна иметь другую часть в качестве своего Объекта. От-

^сюда, всякий Знак, в действительности или виртуаль-ло, обладает тем, что мы можем назвать Предписанием-(Precept) к пояснению, в соответствии с которым Знак^следует понимать как своего рода эманацию его Объек-v-та. (Если речь идет об Иконе, схоласт мог бы сказать,что «вид» Объекта, исходящий (emanating) от него, осу-

хществил себя в Иконическом знаке. Если это Индекс,-мы можем рассматривать его в качестве фрагмента, ото-v рванного от Объекта, причем означенная пара в своем

Существовании есть одно целое или часть некоторогоцелого. Если мы имеем дело с Символом, то о после-днем можно сказать, что он воплощает «ratio» или ос-нование Объекта, от него исходящего. Все это, конеч-но, не более чем фигуры речи, что, однако, не делает ихвовсе бесполезными.)


13. Знак может только репрезентировать Объект и "*сообщать о нем. Он не может организовать знакомство ^(furnish acquaintance) с Объектом и составить о нем пер-вое представление. В данном случае имеется в виду, чтоОбъект Знака представляет собой нечто, с чем Знак ужепредполагает предварительное знакомство для передачио нем дальнейшей информации. Несомненно, среди чи-тателей найдутся такие, которые скажут, что это проти-воречит здравому смыслу. По их мнению, Знаку нетнеобходимости быть связанным с тем, что известно ка-ким-либо иным образом. И утверждение, что каждыйзнак должен быть связан с таким Объектом, они нахо-дят несостоятельным. Но если бы даже и существовалонечто, сообщающее информацию, но при этом не имею-щее абсолютно никакого отношения и никак не ссылаю-щееся ни на что из того, с чем тот, кому сообщаетсяинформация, хотя бы поверхностно, в тот момент, когдаон постигает смысл этой информации, прямо или косвен-но не был бы знаком — да и что за странного качествабыла бы эта информация? — носитель такого рода ин-формации в рамках данной работы никак не мог бы бытьназван Знаком.

14. Два человека стоят на морском берегу, наблюдаяза горизонтом. Один из них говорит другому: «Вон натом судне совсем нет никаких грузов, а только пассажи-ры». Для другого же, кто сам не замечает вдалеке ника-кого судна, первое, что извлекается из сообщения, име-ет своим Объектом ту часть моря, которую он не видит,и сообщает ему, что человек, обладающий более острымзрением, или же зрением, более тренированным для та-ких наблюдений, видит вдалеке судно; получив, такимобразом, предварительное представление о судне, он го-тов воспринять информацию о том, что оно перевозитИсключительно пассажиров. Однако предложение какЦелое имеет для этого человека никакой иной Объект,как только тот, с которым оно находит его уже имею-щим представление. Объекты — а Знак может иметь ихсколь угодно большое количество — могут каждый быть:Известной существующей единичной вещью, или вещью,в существовании которой в прошлом вполне убеждены,или, по крайней мере, предполагается, что вещь суще-


ствовала, или коллекция таких вещей, или известноекачество, или отношение, или факт чего-то, что само посебе может быть разбито на части, причем содержаниемэтого факта будет только целое этих частей; или же он(Объект) имеет иной способ существования, как, напри-мер, возможный акт, чей статус определяется нами кактакой, что мы допускаем существование акта, ему про-тивоположного; или же это нечто общего характера же-лаемое, требуемое, или неизменно обнаруживаемое принекоторых общих условиях.

§ 3. Типы триадических отношений1

15. Благодаря феноменологическим принципам ианалогиям мы можем в некотором приближении опи-сать, каковы должны быть типы триадических отноше-ний. Однако, пока мы не познакомились с теми или ины-ми типами a posteriori и не классифицировали их по сте-пени важности, априорные описания будут иметь лишьнекоторую, но не слишком большую значимость. Дажепосле того, как мы идентифицируем те или иные мно-жества знаков, определенные a priori с теми, в определе-нии важности которых мы руководствовались опытомрефлексии, потребуется еще затратить немало труда,чтобы обрести окончательную уверенность в том, чтоклассификация, проведенная нами a posteriori, в точно-сти соответствует той, что была предсказана априорно.В большинстве случаев мы обнаруживаем, что совпаде-ние не абсолютно, причиной чему является ограничен-ность нашего рефлексивного опыта. Только дальнейшийкропотливый анализ позволит нам систематизироватьпонятия, к которым мы пришли опытным путем. В слу-чае с триадическими отношениями ни одна из означен-ных ступеней работы не была до сих пор выполненасколько-нибудь удовлетворительным образом, за ис-ключением разве что наиболее важной категории три-

1 [§ 3-10 из статьи «Терминология и типы триадических отно-шений, насколько они определены» (Nomenclature and Divisionsof Triadic Relations, as far as they are determined) — рукописи,продолжающей Syllabus, 1903.]


адических отношений, т .е . отношений знаков (или репре-зентаменов) к своим объектам и интерпретантам.

16. Мы можем предпринять предварительное и весь-ма грубое разделение триадических отношений, которое,однако, несомненно имеет, несмотря на приблизитель-ность, ряд важных достоинств, на:

Триадические отношения сравнения,Триадические отношения представления (performance) иТриадические отношения мысли.

Триадические отношения Сравнения суть отношения,обладающие природой логически понимаемых возмож-ностей.

Триадические отношения Представления суть отно-шения, обладающие природой действительных фактов.

Триадические отношения Мысли суть отношения,обладающие природой законов.

17. Мы должны четко различать Первое, Второе иТретье Соотносящее (Correlate) каждого триадическогоотношения.

Первое Соотносящее есть то из трех, которое, еслитаковое только одно, следует рассматривать как обладаю-щее наименее сложной природой, представляя собой про-стую возможность, но никак не закон. При этом последнеепри том условии, что указанной природой не обладают всетри Соотносящих.1

18. Третье Соотносящее есть то из трех, которое, еслитаковое только одно, следует рассматривать как обладаю-щее наиболее сложной природой, представляя собой закон,но никак не простую возможность. При этом последнеепри том условии, что указанной природой не обладают всетри Соотносящих.

1 [Если следовать принципу Пирса, по которому возможностимогут определять только возможности, а законы, в свою оче-редь, определяются только законами, термины «Первое Соот-носящее» и «Третье Соотносящее», упоминающиеся в п. 17-20 (2.235-38), следует заменить один на другой. Избежав, та-ким образом, разногласий с другими работами, мы можем со-хранить от противоречий список из десяти категорий, упомя-нутый в п. 20 (2.238). Категории расположены в следующемпорядке:


19. Второе Соотносящее есть то из трех, природа ко-торого обладает средней степенью сложности, так что еслилюбые два суть одной и той же природы и оба являютсялибо простыми возможностями, либо действительнымисуществованиями, либо законами, то Второе соотнося-щее обладает той же природой, что и эти два. Если жеприрода всех трех различна, Второе Соотносящее будетдействительным Существованием.

20. Триадические отношения классифицируются тро-яко.1 Основаниями для классификации могут быть Пер-вое, Второе и Третье Соотносящие как простая возмож-ность, действительное существование и закон соответ-ственно. Полученные три трихотомии, взятые в совокуп-ности, служат основанием разделения всех триадическихотношений на десять категорий [см. прим. к п. 17]. Эти

Если Третье Соотносящее есть возможность, тогда:

Первое Второе Третье

(I) 1. Возможность Возможность Возможность(II) 2. Существование Возможность Возможность(III) 3. Существование Существование Возможность(V) 4. Закон Взможность Возможность(VI) 5. Закон Существование Возможность(VIII) 6. Закон Закон Возможность

Если Второй есть существование, тогда также:

(IV) 7. Существование Существование Существование(VI) 8. Закон Существование СуществованиеЕсли Первое есть Закон, тогда:

(IX) 9. Закон Закон Существование(X) 10. Закон Закон ЗаконВ п. 24 и 56 <2.242 и 2.274> Репрезентамен, Объект и Интер-претант суть первое, второе и третье соотносящие соответствен-но, в то время как в § 4 репрезентамен в себе, в отношении ксвоему объекту и в качестве интерпретируемого есть соответ-ственно первое, второе и третье соотносящее. Первая класси-фикация составляет 10 трихотомий и 66 категорий знаков,последняя — три трихотомии и десять категорий знаков.Римские цифры в скобках в приведенной выше таблице обозна-чают порядок описания в § 7 и обозначения в таблице в п. 46<2.264>. См. также прим. к п. 25 <2.243п>.]1 [Три указанных способа подразделения даны в сн. к п. 25<2.243п>.]

Grammatica Speculative! 55

десять категорий, в свою очередь, также могут быть раз-биты на подразделы в зависимости от типа существую-щих соотносящих (existent correlates) или типа соотно-сящих, выступающих в качестве законов. Первые могутбыть индивидуальными субъектами или индивидуальны-ми фактами, вторые — общими субъектами," общимимодусами факта или общими модусами закона.

21. Должно иметь место также еще одно разделениетриадических отношений на десять категорий, подобноепервому, по основанию диадических отношений, кото-рые они конституируют либо между Первым и Вторым,либо между Первым и Третьим, либо между Вторым иТретьим Соотносящими. Такие диадические отношениямогут обладать природой возможностей, фактов или за-конов. Из указанных десяти категорий также могут бытьвыведены подразделы по самым различным основаниям.1

1 [Хотя Пирс и определил в качестве условия, что для того,чтобы диадическое отношение было существованием, оба егосоотносящих также должны быть существованиями (ср. п. 65<2.283>), он, кажется, нигде не оговаривает условий опреде-ления диадических отношений в качестве законов. Его обыч-ная точка зрения состоит в том, что таких диадических отно-шений не существует. Как бы то ни было в данном случае,возможно, имеется в виду, что диадическое отношение обла-дает природой закона при том условии, что оба его соотнося-щих также являются законами. Если, в дополнение к этому,мы еще примем два нигде не высказываемые Пирсом в явнойформе положения, что диадическое отношение представляетсобой возможность, если одно его соотносящее также являет-ся возможностью, и существованием, если одно из его соотно-сящих является существованием, а другое законом, мы полу-чим следующую таблицу:Если по крайней мере одно диадическое отношение обладаетприродой возможности:

Первое Второе Третье

2.

3.

5.

ьозможность

Существование —

Существование

Закон

„ 1 .Закон

L

Возможность

, . . 2 Существование —

....3.... Закон

— Возможность1

— Волзможность1

56 Логические основания, теории знаков

22. Для удобства можно объединить десять катего-рий в любом из вариантов в три группы в соответствиис тем, обладают ли, как это может случиться, все триСоотносящих или все три диадических отношения раз-личной, или одной и той же природой, или же однообладает природой, отличной от той, которой обладаютдва других. 1

23. В любом подлинном Триадическом ОтношенииПервое Соотносящее в некотором аспекте определяетТретье. Так что триадические отношения могут бытьклассифицированы в зависимости от того, отмечает лиданное определение у Третьего Соотносящего некотороекачество, вводит ли его в отношение существования коВторому Соотносящему или же определяет его в мысли-мом отношении ко Второму для чего-то еще.2

24. Репрезентамен есть Первое Соотносящее триа-дического отношения, Вторым Соотносящим которогоявляется его Объект, а возможным Третьим — его И nтерпретант. Такое триадическое отношение определя-

Если имеются по крайней мере два существующих диадическихотношения:7. Существование —8. Закон9. Закрн 3 — Закон

- Существование СуществованиеСуществование Существование

- СуществованиеЕсли все диадические отношения суть законы:10. Закон Закон СуществованиеНепрерывные линии между соотносящими отмечают наличиеточно установленного отношения. « . . . .2. . . . » и « . . . .3. . . . > >замещают отношения существования и рациональные диади-ческие отношения соответственно.]1 [Т. е. все соотносящие V категории обладают различной при-родой; таковые I, VII и X обладают одной и той же природой:в остальных два и только два Соотносящих обладают однойприродой. При этом диадические отношения I, II, IV, VII, Xобладают одной и той же природой, а в категориях III, V, VI,VIII, IX таковы лишь два диадических отношения.]2 [В категориях I-VI третье соотносящее определяется первымкак имеющее некоторое качество, в категориях VII-IX оно опре-деляется как состоящее в отношении существования ко второму,и в X — как имеющее мыслимое отношение ко второму длядругого соотносящего.]


ет Интерпретант в качестве Первого Соотносящего тогоже триадического отношения к тому же Объекту длянекоторого другого возможного Интерпретанта. Знак естьрепрезентамен, один из интерпретантов которого естьпознавательная способность ума. Знаки суть единствен-ный достаточно изученный вид репрезентаменов.

§ 4. Первая трихотомия знаков

25. Знаки подразделяемы на три трихотомии.1 Пер-вая характеризует знак сам по себе соответственно: какпростое качество, как действительное существование иликак общее правило. Вторая рассматривает отношениезнака к своему объекту: как состоящее в том, что знакобладает некоторым качеством самим по себе; как неко-торое наличное (existential) отношение к этому объекту;как отношение знака к интерпретанту. Третья рассмат-ривает знак в зависимости от того, как его Интерпре-тант репрезентирует его: как знак возможности, знакфакта или знак умозаключения.2

26. В соответствии с первым подразделением, Знакможет быть назван Квалисигнумом (Qualisign), Синсиг-нумом (Sinsign) или Легисигнумом (Legisign).

1 [Позднее <...> Пирс описал 10 трихотомий и 66 категорийзнаков. Анализ этой дополнительной классификации никогдане был им удовлетворительным образом завершен. НаиболееУдачное описание этих категорий можно найти в его перепис-ке с леди Уэлби (СP, vol. 9) — <см. т. 2>. Настоящая работа,по всеобщему признанию, включает в себя большинство из наи-более законченных и авторитетных работ Пирса о знаках.Десять категорий знаков, полученные из представленных здесьтрех трихотомий, представлены Пирсом в виде диаграммы вП- 46 <2.264>. Если «Репрезентамен», «Репрезентамен как от-носящийся к объекту» и «Интерпретированный Репрезента-мен» заменить на первое, второе и третье соотносящее соответ-ственно, таблицы в прим к п. 17 ^2.235п> и 21 <2.239п> мо-гут быть полезным пояснением к § 4-7. Настоящий раздел име-ет предметом первичность, двоичность и троичность Репрсзен-памена.]

[Т. е. три группы из прим. к п. 23 -ч2.241п>: 1-6, 7-9 и 10(L И, III, V, VI, VIII; IV, VII, IX; X).]


Квалисигнум есть качество, которое является Знаком.Он не может вести себя как знак, пока не будет актуали-зирован (embodied), но его актуализация не имеет ника-кого отношения к тому факту, что он все же являетсязнаком.

27. Синсигнум (где силлабл sin используется в значе-нии «случившийся только однажды», как в словах еди-ничный (single), простой (simple), латинском semel и т. д.)есть реально существующая вещь или событие, котороеявляется Знаком. Он может быть таковым только благо-даря собственным качествам, так что заключает в себеособого рода квалисигнум, или даже несколько квали-сигнумов, отличающихся тем, что через их актуализа-цию знак только получает форму.

28. Легисигнум есть закон, являющийся Знаком. Этотзакон обычно устанавливается человеком. Всякий кон-венциональный знак есть легисигнум (но не наоборот).Это не единичный объект, но общий тип, о котором до-говорились, что он обладает некоторой значимостью.Каждый легисигнум означивает (signifies) нечто благо-даря конкретному случаю его применения, который на-зывается его Репликой. Так, артикль the встречается отпятнадцати до двадцати пяти раз на страницу. Всякийраз это одно и то же слово, один и тот же легисигнум.Каждый новый случай его применения есть Реплика.Реплика является Синсигнумом. Таким образом, каж-дый Легисигнум требует Синсигнумов. Однако это необычные Синсигнумы, каковыми являются особые слу-чаи, признанные значимыми. Равно и Реплика не будетничего значить, если за ней не будет стоять закон, еесанкционирующий.

§ 5. Вторая трихотомия знаковJ-

*ζ"Ό^ 29. В соответствии со второй трихотомией знак мо->>*жет быть назван Иконой (Icon), Индексом (Index) или

Символом.Икона есть Знак, отсылающий к Объекту, который

он денотирует просто посредством присущих ему харак-теров, которыми он обладает вне зависимости от того,существует таковой Объект в действительности или нет.


Истинно, что пока не существует такого Объекта, Иконане может действовать как знак, но это не имеет никако-го отношения к тому факту, что она все же являетсязнаком. Что бы то ни было, будь то качество, индивиду-альное существование или закон, является Иконой чегоугодно при том условии, что он подобен этой "вещи ииспользуется как ее знак.

30. Индекс есть знак, отсылающий к Объекту, кото-рый он денотирует, находясь под реальным влиянием ν(being really affected by) этого Объекта. Он не может поэто-му быть Квалисигнумом, ибо качества суть то, что онисуть, независимо от чего бы то ни было еще. ПосколькуИндекс находится под влиянием Объекта, он с необходи-мостью имеет некоторое общее (common) с этим Объек-том Качество, и именно в последнем причина того, что <-он отсылает к Объекту. В силу этого он включает в себя ^особого рода Икону. Индекс не характеризуется простым v

подобием со своим Объектом даже в тех отношениях,которые делают подобие знаком. Он представляет из себя -действительное изменение этого подобия, производимое "Объектом.

31. Символ есть знак, отсылающий к Объекту, кото-рый он денотирует посредством закона, обычно — соеди-нения некоторых общих идей, которое действует такимобразом, что становится причиной интерпретации Сим-вола, как отсылающего к указанному Объекту. Можнозаключить, что он сам по себе есть некий общий тип,или закон, то есть Легисигнум. Как таковой он действу-ет через Реплику. Не только он сам представляет собойобщее правило, но и Объект, к которому он отсылает, поприроде своей также есть нечто общее. Общее же обрета-ет свое бытие в тех случаях, которые им будут опреде-ляться. Таким образом, должны существовать некото-рые случаи того, что денотирует Символ. При этом под«существованием» мы должны здесь понимать существо-вание в возможном воображаемом универсуме, к которо-му отсылает Символ. Символ непрямо, через ассоциациюИли другой закон, испытывает влияние этих случаев, аследовательно, включает в себя особого рода Индекс. Какбы то ни было, ни в коем случае нельзя признать истин-ным положение, что даже незначительный эффект,

60 Логические основания теории з

оказываемый на Символ упомянутыми случаями, имееткакое-либо отношение к значимому характеру Символа.

§ 6. Третья трихотомия знаков

32. В соответствии с третьей трихотомией Знак мо-жет быть назван Ремой (Rheme), Дицисигнумом (Dicisign),т. е. пропозицией или квазипропозицией и Аргументом(Argument).

Рема <Слово> это Знак, который для своего Интер-претанта есть Знак качественной Возможности, то естьпонимается как репрезентирующий такого-то и такого-то рода возможный Объект. Всякая Рема, вероятно, мо-жет предоставить некоторую информацию, но в таковойсвоей возможности не интерпретируется.

33. Цицисигнум это Знак, который для своего Интер-претанта есть Знак действительного существования. Он неможет поэтому быть Иконой, так как та не имеет основа-ния для интерпретации его как ссылающегося на действи-тельное существование. Дицисигнум с необходимостью вкачестве своей части включает в себя особого рода Рему,чтобы тем самым описать факт, в качестве указывающе-го (indicating) на который Дицисигнум интерпретирует-ся. Поскольку такая Рема представляет собой существен-ную составляющую Дицисигнума, он никоим образом неопределяет ее как таковую.

34. Аргумент это Знак, который для своего Интер-претанта есть Знак закона. Можно сказать, что Рема этознак, понимаемый как репрезентация своего Объектаисключительно в собственных характерах; что Дицисиг-нум это знак, понимаемый как репрезентация своего-объекта с точки зрения его действительного существова-ния; и что Аргумент это Знак, понимаемый как репре-зентация своего Объекта в качестве Знака. Посколькуданные определения в настоящее время касаются про-блем, вызывающих споры, ситуация требует внесениянекоторой ясности. Вопрос, которым в связи с этим час-то задаются, таков: «В чем состоит сущность Суждения?»Суждение есть умственная операция, при помощи кото-рой выносящий суждение хочет запечатлеть в сознанииистину пропозиции. Это почти то же, что акт отстаива-

Grarnmatica Spcculalioa 61

ния собственной точки зрения на пропозицию, или ви-зит к нотариусу с целью официально закрепить за собойответственность за ее истинность, за исключением, прав-да, того факта, что в последних двух случаях действиенаправляемо желанием оказать влияние на других, вто время как суждение в своем действии направлено насебя. Так или иначе, логику не интересно, какова мо-жет быть психологическая природа акта суждения. Длянего вопрос в следующем: «Какова природа такого зна-ка, основным составляющим элементом которого явля-ется пропозиция, т. е. предмет, к которому обращен актвынесения суждения?» Пропозиция сама не нуждаетсяв том, чтобы ее утверждали или выносили по ее поводусуждение. Она лишь может быть рассмотрена в качествезнака, способного к тому, чтобы быть утверждаемым илиотрицаемым. Сам по себе этот знак удерживает всю полно-ту своего значения независимо от того, будет он утверж-ден в суждении или нет.1 Поэтому специфическая осо-бенность его состоит в том способе, которым он интер-претируется, иными словами, в характере его отноше-ния к своему интерпретанту. Пропозиция предъявляетсебя реальному влиянию действительного существованияили реального закона, на который она ссылается. К томуже стремится и аргумент, но это стремление для аргу-мента не носит принципиального характера. Относитель-но Ремы это правило не действует вовсе.

35. Интерпретант Аргумента репрезентирует его какнекоторый случай общей категории Аргументов, како-вая категория в целом всегда определяет верный путь кистине. Именно к соблюдению этого закона, в некоторойего форме, понуждается аргумент, и такое «понуждение»(urging) есть модус репрезентации, свойственный вооб-ще Аргументам. Поэтому Аргумент должен быть Симво-лом или Знаком, чей Объект представляет собой ОбщееПравило или Тип. Он должен вовлекать Дици-Символ(Dicent Symbol) или Пропозицию, которая является егоПосылкой (Premiss). Ведь Аргумент может понуждатьсяк закону, только привлекая частный случай этого зако-на. Такого рода Посылка, во-первых, существенно отли-

1 См. п. 97 <2.315>.


чается по силе (т. е. по способу отношения к своему ин-терпретанту) от обычной, голословно утверждаемой(merely asserted) пропозиции, а во-вторых — никогда неможет быть целым Аргументом. Что касается другойчасто встречаемой пропозиции, называемой Заключени-ем, которая может потребоваться для завершения Ар-гумента, то она ясным образом репрезентирует Интерпре-тант, а также обладает особой, присущей только ей си-лой (т. е. присущим только ей отношением к Интерпре-танту). Среди логиков имеются разногласия относитель-но того, входит ли такая пропозиция в Аргумент в каче-стве его части. И хотя оба мнения вовсе не опираются нарезультаты точного анализа существа Аргумента, оба ониимеют определенный вес. Автор данной работы, не буду-чи, впрочем, абсолютно в этом уверен, склонен считатьЗаключение — хотя оно и репрезентирует Интерпре-тант — существенным моментом полного выражения Ар-гумента. Обычно логики предпочитают говорить не о По-сылке, а о Посылках Аргумента. Но если Аргумент имеетболее чем одну Посылку, в качестве первого шага аргу-ментации должно связать их в одну Соединительную(Copulative) Пропозицию так, чтобы единственный про-стой Аргумент двух Посылок стал Связующим Аргумен-том (the Argument of Colligation). Но даже в этом случаепосылок, по сути, не две. Ибо в любой момент, когдасознание готово предъявить пропозицию Р, оно такжеготово предъявить пропозицию О, для которой новая про-позиция P служит лишь в качестве дальнейшего опреде-ления. Поэтому пропозиция, которую сознание готовопредъявить, есть не просто Р, но ОР. В указанном смыслетакой вещи, как Связующий Аргумент, не существует.Отрицать это — значит полагать, что всякое суждениеявляется заключением аргумента. И далее если так — что,в общем, допустимо, — то такое заключение будет заклю-чением совершенно другого рода суждения, нежели Свя-зующий Аргумент. Таким образом, Связующий Аргументесть форма Аргумента, вводимая в логику только во избе-жание необходимости рассмотрения истинной природы Ар-гумента, дериватом которого является СоединительнаяПропозиция. Поэтому более правильным представляетсяв общем говорить о «Посылке», а не о «Посылках» Ар-


гумента. Что касается слова Посылка (в латыни XIIIвека — praemissa), то, используя его во множественномчисле, его часто путают с совершенно другим словом,имеющим хождение в юриспруденции — premisses, т. е.параграфы или пункты описи и т. п., например, дома,перечисляемые в договоре об аренде. Произносить premissкак premise, — совершенно противоречит нормальномуанглийскому. Это произношение, распространенностьюкоторого мы, по крайней мере отчасти, обязаны настоя-нию лорда Бругхэма (Brougham), разоблачает незнаниеистории логики, которое обнаруживают даже такие изве-стные авторы, как Уэйтли (Whately), Уотте (Watts) и др.

§ 7. Десять категории знаков

36. На основании трех трихотомий Знаки подразде-ляются на десять категорий, из которых могут бытьобразованы различные подразделы. Список категорийимеет следующий вид:

Первая: Квалисигнум [например, переживание «крас-ного цвета»], т. е. всякое качество постольку, посколькуоно является знаком. Качество есть то, что оно есть опре-деленное в самом себе, поэтому оно может только дено-тировать объект посредством некоторого общего с нимэлемента или подобия. Поэтому Квалисигнум с необхо-димостью является Иконой. Далее, поскольку качествопредставляет собой простую логическую возможность, ономожет быть интерпретировано только как знак сущнос-ти, т. е. Рема.

37. Вторая: Иконический Синсигнум [например, не-которая индивидуальная схема], т . е . любой объект опыт-ного знания при том условии, что какое-либо его каче-ство делает его способным к определению идеи объекта.Являясь Иконой, а следовательно, знаком благодаря чи-стому подобию с чем угодно, что может быть подобно, онможет интерпретироваться также только как знак сущ-ности, т. е. Рема, и ведет к актуализации Квалисигнума.

38. Третья: Индексальный Рема-Синсигнум [напри-мер непроизвольный вскрик], т. е. объект прямого опыт-ного знания при том условии, что он направляет внима-ние на Объект, которым вызвано его наличие. Он с необ-

64 Логические основания теории знаков Grammatica Spcculativa 65

ходимостью содержит в себе особого рода ИконическийСинсигнум. Его особенностью является то, что он при-нуждает интерпретатора сосредоточить внимание на са-мом Объекте денотации.

39. Четвертая: Дици-Синсигнум [например, флюгер],т. е. объект прямого опытного знания при том условии,

что он является знаком и в качестве такового доставляетинформацию о своем Объекте. Последнее возможно толь-ко в силу того, что он подвергается реальному воздей-

ствию своего Объекта, поэтому он также представляетсобой Индекс. Единственного рода информация, им дос-тавляемая, есть таковая о действительных фактах. Та-кой Знак для актуализации информации должен содер-жать в себе Иконический Синсигнум, а также Индек-сальный Рема-Синсигнум, указывающий на Объект, накоторый ссылается информация. При этом способ соче-тания или Синтаксис двух последних также должениметь значимый характер.

40. Пятая: Иконический Легисигнум [например, Схе-ма (diagram) вообще], т. е. общее правило или вид притом условии, что он требует конкретного примера для ак-туализации того или иного определенного качества, с по-мощью которого он вызывает в уме идею подобия. Явля-ясь Иконой, он обладает свойствами Ремы. Вместе с темон представляет собой также Легисигнум, управляющийединичными Репликами, каждая из которых проявляетсебя в виде особого рода Иконического Синсигнума.

41. Шестая: Индексальный Рема-Легисигнум [напри-мер, указательное местоимение], т. е. любой общий типили закон, тем или иным образом учрежденный, каждыйконкретный пример которого должен иметь свой Объект,влияющий на этот пример путем привлечения внимания

к его Объекту. Каждая его Реплика будет особого родаИндексальным Рема-Синсигнумом. Интерпретант Индек-сального Рема-Легисигнума репрезентирует его в качествеИконического Легисигнума и в некотором, весьма огра-

ниченном смысле, сам является таковым.42. Седьмая: Индексальный Дици-Легисигнум [напрл

мер, выклики уличных торговцев], т. е. любой общийтип или закон, тем или иным образом учрежденный, каж-дый конкретный пример которого должен иметь свой

Объект, влияющий на этот пример таким образом, что-бы передать об этом Объекте конкретную информацию.Чтобы означить (to signify) эту информацию, он долженвключать в себя Иконический Легисигнум, а также Ин-дексальный Рема-Легисигнум для денотации субъекта ин-формации. Каждая его Реплика будет особого рода Дици-Синсигнумом.

43. Восьмая: Рема-Символ, или Символическая Рема[например, имя собственное], т. е. знак, связанный сосвоим Объектом через ассоциацию общих идей таким об-разом, что его Реплика вызывает в уме образ, который,

благодаря определенным привычкам и склонностям это-го ума, способствует образованию общего понятия. Приэтом Реплика интерпретируется как Знак Объекта, яв-ляющегося примером данного понятия. Таким образом,Рема-Символ представляет собой то, что логики называ-ют Общим Термином. Подобно любому другому Симво-лу, Рема-Символ сам по себе с необходимостью есть не-что общее, т. е. он также является Легисигнумом. ЕгоРеплика представляет собой особого рода ИндексальныйРема-Синсигнум. Образ, сообщаемый посредством негосознанию и действующий при этом от имени уже имею-щегося в сознании Символа, способствует образованию

общего понятия. В этом состоит его отличие от другихИндексальных Рема-Синсигнумов, включая те, которые

являются Репликами Индексальных Рема-Легисигнумов.Так, указательное местоимение «тот» есть Легисигнум,представляющий собой общее правило. Однако он неявляется Символом, поскольку не означивает общее по-нятие. Его Реплика способствует привлечению внима-ния к некоторому единичному Объекту и представляетсобой Индексальный Рема-Синсигнум. Например, Реп-лика слова «верблюд» есть такой Индексальный Рема-Синсигнум. Благодаря тому, что говорящий и слушаю-щий обладают знанием о верблюдах вообще, он подвер-

гается воздействию Объекта (реального верблюда), кото-рый им денотируется. Даже если слушающий никогдане сталкивался с данным конкретным верблюдом, этоприводит к образованию реальной связи, благодаря ко-торой слово «верблюд» вызывает идею верблюда. То жеистинно и относительно слова «феникс». Ибо несмотря

3 Зак. 3309


на то, что феникс реально не существует, говорящему ислушающему хорошо известны его реальные описания.Таким образом слово вступает в реальную связь с дено-тируемым Объектом. При этом наряду с Репликами Рема-Символов существенными отличиями от ИндексальныхРема-Синсигнумов обладают также Реплики Индексаль-ных Рема-Легисигнумов. Объект, денотируемый место-имением «тот», не оказывает столь прямого и непосред-ственного влияния на реплику самого слова «тот», как,к примеру, человек, набравший номер — на раздающий-ся с другого конца провода телефонный звонок. Интер-претант Рема-Символа часто репрезентирует его какИконический Легисигнум, но чаще в качестве Индек-сального Рема-Легисигнума и имеет нечто от природы итого и другого.

44. Девятая: Дици-Символ, или обычная Пропози-ция. Знак, связанный со своим Объектом через ассоциа-цию общих идей. Действует подобно Рема-Символу. Егоотличие от последнего состоит в том, что подразумевае-мый (intended) им интерпретант, в отношении того, чтоозначивается Дици-Символом, репрезентирует его какнаходящийся под реальным влиянием своего Объекта,так что существование или закон, который он делает зна-чимым для сознания, вступает в реальную связь с Объек-том, на который делается указание. ПодразумеваемыйДици-Символом Интерпретант интерпретирует его какИндексальный Дици-Легисигнум и, если последнее вер-но, обладает частью его природы, хотя этим не исчерпы-вает своей собственной. Подобно Рема-Символу, он так-же представляет собой Легисигнум и, как и Дици-Син-сигнум, имеет составную природу постольку, посколькус необходимостью вовлекает Рема-Символ (в результатечего его Интерпретант интерпретирует его как Икони-ческий Легисигнум), чтобы передать информацию, нИндексальный Рема-Легисигнум, чтобы осуществитьуказание на субъект этой информации. Причем Синтак-сис того и другого имеет значимый характер. РепликаДици-Символа представляет собой особого рода Дипи-Синсигнум. Что последнее справедливо, становится осо-бенно очевидным, когда информация, передаваемаяДици-Символом, сообщает некий действительный факт.

Grammatica Specuiativa 67

В том случае, когда информация передает реально дей-ствующий закон, данное положение в равной степениложно, ибо Дици-Синсигнум не способен к передачеинформации, содержащей общее правило. Таким обра-зом, истинность суждения по поводу Реплики Дици-Символа зависит от того, имеет ли указанный законконкретные примеры своего применения.

45. Десятая: Аргумент, т. е. знак, чей интерпретантрепрезентирует его объект в качестве будущего (ulterior)знака благодаря закону, в соответствии с которым та-кие-то и такие-то умозаключения, следуя за такими-тои такими-то предпосылками, оказываются истинными.Поэтому его объект очевидно должен представлять со-бой нечто общее, т. е. Аргумент должен являться Симво-лом и, следовательно, Легисигнумом, а его Реплика —Дици-Синсигнумом.

46. Структурное сходство десяти перечисленных ка-тегорий наиболее ясно можно представить, расположивих названия в виде треугольной таблицы, приведеннойниже. Смежные друг другу квадраты, границы междукоторыми выделены жирной линией, содержат имена ка-тегорий, подобных только в каком-либо одном отноше-нии. Все остальные смежные квадраты содержат именакатегорий, подобных друг другу двояким образом. Не-смежные квадраты содержат имена категорий, подобныхтолько в каком-либо одном отношении, за исключениемтех трех, что расположены в каждой из вершин треуголь-ника. Эти квадраты занимают имена категорий, не со-впадающих с теми, которые вписаны в четыре квадратапротивоположной данной вершине стороны, ни в одномиз трех указанных отношений. Имена, не выделенныежирным, имеют дополнительный характер.

§ 8. Вырожденные знаки

47. Данные выше описания категорий содержат пря-мые и косвенные ссылки на подразделы некоторых изНих. А именно, помимо обычного типа Синсигнумов,Индексов и Дицисигнумов существуют другие, представ-ляющие собой Реплики соответственно Легисигнумов,


Символов и Аргументов. Равным образом помимо обычно-го типа Квалисигнумов, Иконических знаков и Рем име-ют место две серии других знаков: тех, что непосредствен-но включены в Синсигнумы, Индексы и Дицисигнумы; и

(ЦИконический

Рема-Квалиснгнум

(V)Иконический

Рема-Легисигнум

(VIII)Рема-

СимволЛегисигнуг,

(X)Аргумент

СимволическийЛегисигнум

(П)Иконический

Рема-Синсигнум

Инд ек с а л ь н ы иРема-

ЛсгиСИГНУМ

(ΠΙ)Индексальный

Рема-Синсигнум

(IX)Дици-

СимволЛегнспгнум

(VII)Индексальный

Дици-Легисигнум

(IV)Индексальньш

Дици-Синсигнум

тех, что опосредованно включены в Легисигнумы, Сим-волы и Аргументы. Так, в качестве примера обычногоДици-Синсигнума (Dicent Sinsign) можно привести флю-

I гер, указывающий направление ветра, или фотографию.,Τοτ факт, что последняя известна как результат опреде-ленного излучения со стороны некоторого объекта так--же сообщает ей свойства Индекса, обладающего высокой•степенью информативности. Другая разновидность Дици-Синсигнума представлена Репликой Индексального Дици-Легисигнума (Dicent Indexical Legisign). Так, выклик

[См. сноски к п. 17 и 25.]


уличного торговца, поскольку его тональность и темаидентифицируют товар и владельца, является не симво-лом, а Индексальным Легисигнумом (Indexical Legisign).И каждый частный пример ее есть Реплика, т. е. Дици-Синсигнум. Его третьей разновидностью является Реп-лика Пропозиции, четвертой — Реплика Аргумента. Кро-ме обычного типа Индексального Дици-Легисигнума,примером которого служит выклик уличного торговца,существует также другой. Это пропозиция, которая вкачестве своего предиката содержит имя какой-либо хо-рошо известной личности. Как если бы кто-то спросил:«Кому посвящен этот памятник?», и получил ответ: «Этопамятник Фаррагуту». Значением ответа в данном слу-чае и является Индексальный Дици-Легисигнум. При-мером еще одной разновидности Индексального Дици-Легисигнума может служить посылка аргумента. Обыч-ная пропозиция в качестве посылки Аргумента приобре-тает новую силу и становится второй разновидностьюДици-Символа. Перечисление всех возможных вариан-тов было бы утомительно, так что ограничимся рассмот-рением еще только одной категории. Возьмем Индексаль-ный Рема-Легисигнум. Примером обычного типа Индек-сального Рема-Легисигнума может служить возглас«Алло!» — не какой-либо конкретный, но подобный воз-глас вообще. Его второй разновидностью будет элемент,являющийся составной частью Индексального Дици-Ле-гисигнума. Например, слово «это» во фразе «это памят-ник Фаррагуту». Третья разновидность — частный слу-чай Рема-Символа. Например, восклицание «Эй!». Чет-вертая и пятая разновидность — главный термин, игра-ющий особо значимую роль в пропозиции или аргумен-те. Возможно, некоторые разновидности здесь упущены.Зачастую довольно затруднительно четко определить, ккакой категории принадлежит тот или иной знак, таккак для этого необходимо учесть все обстоятельства,сопутствующие конкретному случаю. К тому же в абсо-лютной точности в большинстве из них просто нет не-обходимости. Ибо если иногда и нельзя добиться пол-νного описания знака, то всегда можно с легкостью опи- „сать его с точностью вполне достаточной для обычных "целей науки логики.


§ 9. Трихотомия Аргументов

48. Существуют и другие подразделы по крайней меренекоторых из десяти категорий, которые обладают чрез-вычайно большой значимостью для логики. Аргументвсегда понимается через его Интерпретант, принадлежа-щий к общей категории аналогичных ему аргументов,каковая категория в целом всегда определяет верный путьк истине. Это определение может происходить трояко,что позволяет нам составить трихотомию всех простыхаргументов, элементами которой будут Дедукция, Ин-дукция и Абдукция.

49. Дедукция есть Аргумент, Интерпретант которогорепрезентирует его принадлежность к общей категориивозможных аргументов, между которыми установленоотношение точной аналогии. Аргументы данной катего-рии таковы, что накопленный в конечном счете опытпозволит большей части тех из них, которые имеют ис-тинные посылки, повлечь истинные заключения. Дедук-ции подразделяются на Необходимые (Necessary) и Ве-роятные (Probable). Первые суть те, что сами (или черезсвои Интерпретанты) претендуют на то, чтобы из истин-ных посылок неизменно вести к истинным заключени-ям, хотя указанный результат не определен для них ни-каким конкретным частотным коэффициентом. Необхо-димая Дедукция есть схематический метод производстваДици-Символов. Она может быть Сводящей (Corollarial)или Теорематической (Theorematic). Сводящая Дедук-ция схематически репрезентирует условия заключенияи, исходя из наблюдения данной схемы как таковой,определяет истинность заключения. ТеорематическаяДедукция, осуществив схематическую репрезентациюусловий заключения, производит оригинальный экспе-римент, вносящий в схему определенные изменения, изатем, исходя из наблюдения полученной схемы, удосто-веряет истинность заключения.

50. Вероятные Дедукции, или, более точно, ДедукцииВероятности, суть те, Интерпретанты которых репрезен-тируют их связь с частотными коэффициентами. Дедук-ции Вероятности бывают либо Статистическими, либоВероятными Дедукциями в собственном смысле. Стати-


стическая Дедукция есть такая, Интерпретант которойрепрезентирует ее для точного определения коэффици-ента вероятности. Вероятная Дедукция в собственном смыс-ле такова, что ее Интерпретант репрезентирует не несом-ненность заключения, но тот факт, что в точности анало-гичные рассуждения из истинных посылок должны бы вбольшинстве случаев привести в конечном итоге к ис-тинным заключениям.

51. Индукция есть метод формирования Дици-Сим-волов с целью решения того или иного определенноговопроса. Интерпретант любого из таких Дици-Символовне репрезентирует тот факт, что в большинстве случаевопыт применения указанного метода в конечном итогепозволит нам из истинных посылок получить в некото-ром приближении истинный результат. Он репрезенти-рует, что если мы будем достаточно настойчивы в при-менении этого метода, он в конечном счете приведет наск истине или к результату, бесконечно близкому к исти-не в решении любого вопроса. Индукция может бытьОтрицающим Аргументом, Экспериментальной Верифи-кацией общего Предсказания или Аргументом, основан-ным на Случайном Событии. Отрицающий Аргументпредставляет собой метод, который состоит в отрицаниитого факта, что хотя бы одно из событий определенногохарактера может когда-либо произойти при тех услови-ях, при которых оно до этого никогда не происходило.Обоснование (justification) этого правила заключается втом, что если его стойко придерживаться в каждом кон-кретном случае, оно будет в конечном счете скорректи-ровано обстоятельствами, которые вступят с ним в про-тиворечие, и таким образом позволит в конце концовприйти к истинному заключению. Верификация общегопредсказания есть метод, который состоит в отысканииУСЛОВИЙ данного предсказания или подведении его поднекоторое основание и в выведении заключения, что онобудет верифицировано приблизительно с такой частотой,которую обнаруживает предшествующий опыт его вери-фикации. Обоснование этого метода заключается в том,что если, с одной стороны, Предсказание не имеет тен-денцию быть верифицированным в конечном счете в неко-


тором, приблизительно определенном пропорциональноко всем, количестве случаев, то эксперимент должен вконечном счете это подтвердить. И с другой стороны,если Предсказание в конечном счете будет верифициро-вано в некотором количестве случаев, хотя бы прибли-зительно определимом в его пропорции к общему числу,эксперимент должен в конечном счете приблизительноопределить пропорцию. Аргумент, основанный на слу-чайном событии, представляет собой метод (1) удостове-рения пропорционального количества членов определен-ного конечного класса, которые обладают некоторымпредуказанным качеством, путем отбора частных случа-ев этого класса таким образом, чтобы в конечном счетекаждый случай оказался результатом выбора такое жеколичество раз, как и любой другой; и (2) выведениязаключения о том, что найденное для указанного собы-тия ratio в конечном счете останется неизменным. Егообоснование очевидно.

52. Абдукция есть метод формирования общего пред-сказания без какого-либо положительного свидетельствав пользу того, что оно сбудется при некоторых обычныхили даже совершенно особых обстоятельствах. Обосно-вание метода Абдукции состоит в том, что применениеего дает нам единственно возможную надежду рациональ-но управлять нашим будущим поведением и что Индук-тивное обобщение уже имеющегося у нас опыта дает намсилы рассчитывать на успех в будущем.

§ 10. Виды пропозиций

53. Дици-Символ, или общая пропозиция, может бытьлибо Частным, либо Общим (Universal). ИнтерпретантЧастного Дици-Символа репрезентирует его в качествеуказания на факт существования. Например, «Некийлебедь черен», т. е. существует черный лебедь. Интер-претант Общего Дици-Символа репрезентирует его в ка-честве указания на реальный закон. Например, «Ни одинлебедь не черен», т. е. никакое сколь угодно долгое ис-следование никогда не приведет к открытию факта су-ществования среди лебедей хотя бы одного черного. Дици-


Символы также делятся на Безотносительные и Соот-носительные. Безотносительный Дици-Символ вовлека-ет идентификацию не более чем одного индивидуально-го объекта. Однако это следует понимать особым обра-зом, а именно, что пропозиция сперва имеет вид некоегопримера. Так, пропозиция «Ни один лебедь не черен»вовлекает идентификацию всех лебедей и всех черныхобъектов, но при этом рассматривается в следующейформе: любой из объектов универсума либо не являетсялебедем, либо не есть нечто черное. СоотносительныйДици-Символ вовлекает идентификацию более, чем од-ного, или того, что может быть более чем одним индиви-дуальным объектом, и выражается в соответствующемпримере типа: «Возьмем любой индивидуальный объектА, для которого может быть найден индивидуальныйобъект В, такой, что если А — город с более чем стоты-сячным населением, то В будет соответствующим емуместом на данной карте». Рассматривается ли пропози-ция как соотносительная или как безотносительная, зави-сит от того, каким образом она используется в аргументе.Отсюда, однако, вовсе не следует, что данная дистинкция^имеет всего лишь внешний характер, так как в зависи-1-мости от того, каким образом и где используется пропо-зиция, она имеет различную силу. В целях соблюдениятерминологической строгости (в соответствии с правила-ми, изложенными во второй [опубликованной] части дан-ного конспекта1) здесь следует отметить, что Гипотети-ческой Пропозицией называется любая пропозиция, всвою очередь состоящая из пропозиций. Прежнее уче-ние разделяет гипотетические пропозиции на условные,соединительные и дизъюнктивные. Однако условная про-позиция есть в точности пропозиция дизъюнктивная.Некоторые пропозиции могут быть рассмотрены и каксоединительные, и как дизъюнктивные. Так, одновре-менно либо Туллий, либо не Цицерон, и либо Цицерон,либо не Туллий есть то же, что и либо одновременно Тул-лий и Цицерон, либо не Туллий и не Цицерон. В качестветакого рода пропозиции может быть рассмотрена любая

1 См. гл. 1.


из дефиниций, поэтому подобные пропозиции следовалобы называть Различающими (Definitory), или Цефини-формными (Definiform). Соединительная пропозиция ес-тественным образом связана с частной пропозицией, адизъюнктивная — с общей.

54. Уберем некоторые части пропозиции, оставив на'их месте пробелы. Если эти пробелы таковы, что, будькаждый из них заполнен именем собственным, в результа-те мы получили бы некую пропозицию, тогда пустая срор-ма пропозиции, изначально составленная указаннымипробелами, является тем, что мы называем ремой. В со-ответствии с количеством пробелов в реме — О, 1, 2, 3 ит. д. — она представляет собой медаду (от μηδέν, ничто),монаду, диаду, триаду и т. д.

§11. Репрезентировать1

55. Замещать (to stand for) означает состоять в таком•отношении к другому, что сознание, преследуя в этом. некоторую цель, обращается с этим другим так, как еслиv6bi оно было тем, что замещается.

Так, чей-либо представитель, депутат, поверенный,посредник, наместник, схема, симптом, счетная едини-ца, описание, концепт, посылка, показания свидетеля —тем или иным способом репрезентируют нечто другоесознанию, которое рассматривает их сообразно указан-ным способам репрезентации. Смотри раздел «Знак». Есливозникает необходимость различить то, что репрезенти-рует и акт или отношение репрезентирования, первоеможет быть названо «репрезентаменом», а последнее —«репрезентацией».

1 [Dictionary of Philosophy and Psycology. Vol.2. P. 464.]


Глава третья

Икона, Индекс и Символ

§1. Иконы и Гипоиконы1

56. Знак, или Репрезентамен, есть Первое, котороенаходится в таком подлинно триадическом отношениико Второму, называемому его Объектом, что это опреде-ляет наличие у Третьего, называемого его Интерпретан-том, такого же отношения к его Объекту, в каком онсам находится к тому же Объекту. Триадическое отно-шение исходно, то есть три его члена связаны вместетаким образом, что оно не сводится ни к какой совокуп-ности диадических отношений. По этой причине Интер-претант, или Третье, не может находиться в диадичес-ком отношении к Объекту, но должен состоять с ним втаком же отношении, в каком находится сам Репрезен-тамен. Вместе с тем триадическое отношение для Тре-тьего не может быть просто подобным таковому для Пер-вого, так как это сделает отношение Третьего к Первомуне чем иным, как только вырожденной Двоичностью. От-ношение Третьего к Первому действительно должно бытьсобственным для Третьего так, чтобы это последнее былоспособно обусловить свое собственное Третье, но, крометого, оно должно еще иметь второе триадическое отно-шение, в котором Репрезентаменом, или, скорее, его от-ношением к Объекту будет его собственный (Третьего)Объект, а также должно быть способно обусловить Тре-тье этого отношения. То же должно быть равным обра-зом истинно для Третьих Третьего и так далее до беско-нечности. Все только что сказанное относительно Интер-претанта, и возможное продолжение, включено в идею

1 [56-9, 65-6 и 74-6 из Syllabus, 1902. 60-62 из статьи «О том,что категорические и гипотетические пропозиции суть одно, снекоторыми дополнениями касательно данного вопроса» (ThatCategorical and Hypothetical Propositions are one in essence, withsome connected matters, 1895). Ill, 63, 67, 79-84 из главы 2«Искусства Рассуждения» (The Art of Reasoning, 1895). 64, 68-73 и 77-8 из «Краткой логики» (The Short Logic, 1893).]


Знака. Постольку же, поскольку здесь использовано по-нятие Репрезентамена, вышесказанным исчерпываетсятакже все, что в определении данной идеи может быть

л сказано и о нем. Знак есть Репрезентамен с производи-Лмым в уме Интерпретантом. Не исключено и существо-Твание Репрезентаменов, не являющихся Знаками. Так,если подсолнух, всегда обращающий свой цветок к солн-цу, посредством самого этого действия становится спо-собным без каких-либо дополнительных условий воспро-изводить подсолнух, в точности соответствующим обра-зом также поворачивающий свой цветок к солнцу, и де-лать это, сохраняя воспроизводящую способность неиз-менной, то подсолнух может стать Репрезентаменом

., солнца. Однако мысль есть главный, если не единствен-ный, способ репрезентации.

57. [...] Наиболее фундаментальным <представляетсяразделение знаков> на Иконы, Индексы и Символы. Ни-какой Репрезентамен не действует как таковой, пока имдействительным образом не определяется некоторый Ин-терпретант, но при этом он является Репрезентаменомпостольку, поскольку вполне к этому способен. Так чтоего Репрезентативное Качество не зависит необходимымобразом ни от того, определяет ли он в действительностикакой-либо Интерпретант, ни от того, имеет ли он Объект.

58. Икона это Репрезентамен, Репрезентативное Ка-чество которого есть его Первичность (Firstness) какПервого. Иными словами, качество, которым он облада-ет в качестве (qua) вещи, наделяет его способностью бытьРепрезентаменом. Благодаря этому все что угодно может

"'служить Заменой всему что угодно на основании подо-бия. (Понятие «замены» предполагает таковое причины,а следовательно, и подлинной Троичности.) Вопрос о том,имеются ли еще другие виды замен, требует дальнейше-го рассмотрения. Благодаря одной Первичности Репре-зентамен только и может что иметь Объект как подобие.Знак, образующий Противопоставление, денотируетОбъект уже в силу противопоставления двух качеств, илиДвоичности. Благодаря Первичности знак есть образ сво-его объекта и, выражаясь более строго, может быть нечем иным, как только идеей — он должен произвестиидею Интерпретанта, а внешний объект — вызвать идею,

Gramniatica Spcciilativa 7 V

воздействуя на мозг. Но в самом строгом смысле дажеидея, кроме случаев, когда она понимается как возмож-ность (или Первичность), не может быть Иконой. Толь-ко возможность есть Икона исключительно в силу свое- ι

го качества; объектом же ее может быть только Первич- '-ность. Знак, однако, может быть иконичным (iconic), т. е. "может репрезентировать свой объект главным образомчерез подобие, вне зависимости от способа его существо-вания. Если для иконичного репрезентамена потребует-ся особый субстантивированный термин, пусть им будетгипоикопа (hypoicon).

59. Гипоиконы могут быть приблизительно класси-фицированы по форме их причастности к Первичности.Те, что причастны к простым качествам, или к ПервомуПервичности, суть образы; те, что репрезентируют в ос-^новном диадические, или признаваемые таковыми отно-шения между частями объекта через аналогичные отно-шения между их собственными частями, суть схемы; те,что репрезентируют репрезентативный характер репре-зентамена через репрезентацию параллелизма в чем-тоином, суть метафоры.

60. Единственный способ прямой передачи идеи —при помощи иконы; любой метод косвенной передачиидеи зависит от основания, определяющего способ ис- ~·пользования иконы. Отсюда, любое утверждение долж-но содержать в себе икону, или набор либо икон, либознаков, чье значение эксплицируемо только посредствомикон. Идея, которую означивает некоторый набор со-держащихся в утверждении икон (или его эквивалент),называется предикатом утверждения.

61. Итак, существует такой тип репрезентации, как ·икона, в пользу чего могут быть приведены примеры. 'Любое изображение (как бы оно ни было условно) по sсути представляет собой указанного рода репрезентацию.Такова всякая схема, так как даже при полном отсут-ствии внешнего сходства между ней и ее объектом суще-ствует аналогия в отношениях между частями того идругого. Особого внимания заслуживают иконы, в кото-рых подобие установлено конвенциональными правила-ми. Так, алгебраическая формула является иконой, опре-деляемой как таковая через замещение, ассоциацию и


распределение символов. Причисление алгебраическойформулы к разряду иконических знаков, на первыйвзгляд, может показаться спорным. Кажется, что онатакже, и даже с большей степенью вероятности, можетбыть рассмотрена как сложный конвенциональный знак.Но это не так. Ведь главной отличительной чертой ико-ны является то, что ее прямое наблюдение открывает

^иные истины относительно ее объекта помимо собствен-"но тех, что определяют саму ее конструкцию. Так, кпримеру, при помощи двух фотографий может быть из-готовлена карта и т. п. Чтобы дедуцировать иную исти-ну об объекте данного конвенционального или другогообщего типа знака, чем та, что им эксплицитно выска-зывается, во всех случаях необходимо заменить этот знакиконой. В проявлении такой способности обнаруживатьнекоторую неожиданную истину как раз и состоит на-значение алгебраической формулы, что и доказывает ееиконический характер.

62. То, что иконы алгебраического типа — как пра-вило, предельно простые — существуют во всех обыч-ных грамматических пропозициях, есть одна из фило-софских истин, которые раскрывает перед нами логикаБуля. Во всех примитивных типах письменности — ка-

* кова, к примеру, египетская иероглифика — существуют··> иконы нелогического характера, а именно — идеограм-jMbi. На ранних стадиях развития языка, в речи, возмож-\1но, значительную роль играл элемент мимикрии. Но во

всех ныне известных языках такого рода репрезентациизаменены конвенциональными речевыми знаками. Пос-ледние тем не менее таковы, что могут быть объясненытолько посредством икон. В синтаксисе же любого язы-ка неизменно существуют логические иконические зна-ки, в которых подобие установлено конвенциональнымиправилами. [...]

63. Фотографии, в особенности моментальные — при-мер очень показательный, так как мы знаем, что в неко-торых отношениях они в точности похожи на те объек-ты, которые репрезентируют. Этим сходством они, одна-ко, обязаны тому, что их изготовление обусловлено фи-зическим процессом, благодаря которому достигаетсядетальное соответствие между изображением и приро-


дои. Следовательно, в этом своем аспекте они принадле-жат ко второму классу знаков — тех, что суть знакиблагодаря физическому взаимодействию. По-другому делообстоит, если я, к примеру, высказываю предположение,что зебры суть упрямые и неприветливые животные, таккак они внешне чем-то похожи на ослов, а своеволие пос-ледних хорошо известно. В данном случае осел выступаетв качестве возможного подобия зебры. Мы предполагаем,что сходство имеет свою физическую причину — общуюобоим наследственность. Но тогда это родство по наслед-ственности само по себе будет только выводом, сделан-ным на основании внешнего сходства между двумя жи-вотными, и у нас нет (как в случае с фотографиями) ни-какого независимого знания обстоятельств происхожде-ния обоих видов. Другой пример подобия — проект ху-дожника, задумавшего статую, живописное полотно,архитектурный ансамбль или фрагмент декорации, раз-мышляя над которым он решает, будет ли его воплоще-ние достойным во всех отношениях произведением ис-кусства. Поставленный вопрос неизбежно получает почтиточный ответ, так как он зависит от вовлеченности само-го художника. Математические доказательства также восновном зависят от использования подобия, олицетво-ряющего собой самые петли, на которых держатся воро-та этой науки. Подобие для математиков есть сама воз-можность открытия новых аспектов предполагаемыхгипотез. [...]

64. Многие схемы обнаруживают подобие своим объек-там вовсе не благодаря внешнему сходству; это подобие tустанавливается только во взаимоотношениях между^составляющими их частями. Так, мы можем продемон-стрировать отношение между разными типами знаков припомощи фигурной скобки:

Знаки: чИконы,Индексы,Символы.

Это пример иконического знака. Но единственноеотношение, в котором он служит подобием своему объек-ту, состоит в том, что скобка показывает, каковы реаль-

80 ,'1чгччсскас основания теории .inaii-,ιβ

ные общие отношения икон, индексов и символов друг кдругу и к общему классу знаков. Когда мы пишем алгеб-раические уравнения одно под другим в определенномправилами порядке, особенно если при этом мы пользу-емся одинаковыми буквами для обозначения соотноси-мых коэффициентов, порядок написанного нами пред-ставляет из себя икону. Например:

α,.τ ! bty - пг

а ,х г Ь ,ι/ = · п.,.

Это иконический знак, поскольку в данном случаеустановлено отношение подобия между величинами, ана-логичным друг другу образом связанными с самой зада-чей. Каждое алгебраическое уравнение есть икона по-стольку, поскольку оно посредством алгебраических зна-ков (которые сами по себе не являются иконически.мп

-/знаками) показывает отношения между данными ве-личинами.

Можно задаться вопросом, истинно ли, что все ико-ны суть подобия. Например, если подвыпивший человекизображается как противопоставление умеренности с це-лью показать ее предпочтительность, то это, очевидно,есть икона, но невозможно со всей уверенностью утверж-дать, имеем ли мы в данном примере дело именно с по-добием. Сама постановка вопроса кажется во многомограниченной.

§ 2. Подлинные it вырожденные Индексы

65. Индексом, или Семой] (σήμα}, называется Репре-зентамен, Репрезентативный характер которого состоитв его бытии индивидуальным вторым. Если Двоичностьпредставлена отношением существования, Индекс явля-ется подлинным. Если Двоичность представлена ссыл-кой (reference), Индекс является вырожденным. Подлип··

^ный Индекс и его Объект должны быть существующимииндивидуальными объектами (предметами или фактами),такой же характер должен иметь и его непосредствен-

Grammatica Specitlatiuii 81

1 [Термин «Сема» обычно применяется < Пирсом > к индексалыю-му дицисигнуму, который является только подклассом индексов.]

ный Интерпретант (immédiate Interprétant). Но посколь-ку всякий индивидуальный объект должен обладать неко-торыми свойствами, подлинный Индекс может содержатьв себе Первичность, а следовательно, и Икону как своюсоставную часть. Всякий индивидуальный объект естьвырожденный Индекс своих собственных характеров.

66. Подиндексы, или Гипосемы, суть знаки, являю-щиеся таковыми благодаря действительной связи со сво-ими объектами. Так, имя собственное, личное указатель-ное или относительное местоимения, буквы, применяе-мые в схемах, денотируют нечто за счет реальной связисо своими объектами, но ничто из перечисленного не естьИндекс постольку, поскольку не является индивидуаль-ным объектом.

67. Рассмотрим некоторые примеры индексов. Я вижуидущего человека, походка у которого несколько враз-валку. Это — возможное указание (indication) на то, чтоон моряк. Я вижу кривоногого человека в вельветовыхбриджах, гольфах и жакетке. Его одежда — возможноеуказание на то, что он жокей или что-то в этом роде.Солнечные часы указывают на время суток. Геометрыотмечают различные части своих чертежей буквами изатем используют эти буквы как знаки частей. Различ-ными буквенными обозначениями пользуются в своихцелях юристы и другие. Так, мы можем сказать: если А иВ состоят в браке, С — их ребенок, a D — брат А, тогда Dявляется дядей С. Здесь А, В, С и D выполняют функциюотносительных местоимений, но более удобны в условномобозначении, так как служат заменой определенным сло-вам. Стук в дверь является индексом. Все, что фокусиру-г.ет внимание на чем-либо, представляет собой индекс. Все, <·что пугает нас, есть индекс, поскольку он отмечает собойграницу между двумя моментами опыта. v

68. [...] Низкий столбик барометра и влажный воз-ДУх — индексальный знак дождя; то есть мы предпола-гаем, что силы природы устанавливают возможную за-висимость между величиной ртутного столбика баромет-Ра, влажным воздухом и близящимся дождем. Флюгерявляется индексальным знаком направления ветра. Во-первых, он поворачивается в том же направлении, в ко-тором дует ветер, так что между ними устанавливается


связь. А во-вторых, мы так устроены, что когда флюгерпоказывает то или иное направление, он привлекает нашевнимание, и когда мы видим, как он вращается, изме-няя свое положение под действием порывов ветра, пра-вило, установленное нашим разумом, заставляет нас по-лагать, что положение флюгера связано с направлением

.у, (Ветра. Полярная звезда есть индексальный знак, так как-юна показывает нам, в каком направлении по отноше-'-нию к нам находится север. Ватерпас, или линия отвеса— индексальный знак вертикали. Измерительная мет-ровая рулетка, как может показаться, служит иконойдлины в один метр; так оно и было бы, если бы она былапредназначена всего лишь показывать этот отрезок дли-ны настолько, насколько он может быть явлен глазу. Ноцель использования рулетки состоит в том, чтобы отме-рять данный отрезок в соответствии с эталоном метра,изготовленным с помощью точных механических изме-рений и хранящимся в Лондоне. Таким образом, в этомслучае существует реальная связь между двумя предме-тами, которая дает рулетке возможность выступать вкачестве репрезентамена; поэтому она является индек-салъным, a не иконическим знаком.

69. Когда водитель, чтобы привлечь внимание зазе-вавшегося на дороге пешехода, выкрикивает «эй!», это,как станет ясно из дальнейшего рассмотрения, нечто боль-niée, чем просто индекс; но, поскольку цель выкрика —воздействовать на нервную систему того, кому он адресо-ван, чтобы он успел отбежать в сторону и не попал подколеса, он является индексом, так как предназначен ус-тановить реальную связь пешехода со своим объектом,который в данной ситуации соотносится им с приближаю-щейся запряженной лошадью повозкой. Предположим, двачеловека встретились на проселочной дороге, и один го-ворит другому: «В том доме неподалеку затоплена печь».Тот, оглядевшись, замечает дом с зелеными шторами наокнах и верандой, из трубы которого идет дым. Пройдяпосле этого еще несколько миль, он встречает еще одно-го прохожего. Словно Саймон-простак вторя первомувстречному, он сообщает ему: «В том доме неподалекузатоплена печь». «В каком доме?» — спрашивает егопрохожий. «В том, что с зелеными шторами на окнах и


верандой», — отвечает он и снова слышит вопрос: «Гденаходится этот дом?» Его собеседнику нужен указатель,*который бы соединил его способность представления с <домом, о котором идет речь. Только при помощи слов 'сделать это невозможно. Указательные местоимения«этот» и «тот» суть индексы тогда, когда они призываютслушающего сосредоточить свою наблюдательную спо-собность таким образом, чтобы он мог установить реаль-ную связь между своим разумом и объектом; если указа-тельное местоимение выполняет это условие (без которо-го его значение никак не может быть понято), связь ус-танавливается, и оно становится индексом. Относитель-ные местоимения кто и который равным образом требу-ют активизации внимания — они делают необходимымсосредоточение этого внимания на предшествующих сло-вах. Юристы используют алфавит как эффективную за-мену относительных местоимений. Чтобы показать, на-сколько он эффективен, мы можем сослаться на господАллена и Грино, которые в своей замечательной (хотя виздании 1877 [?] года, чересчур краткой) «Латинскойграмматике» пишут, что никакой синтаксис не в силахполностью справиться с двусмысленностью предложения:«А заметил В, что, по его мнению, С (его брат) более не-справедлив к нему, нежели к его собственному другу».Любой юрист при помощи алфавита записал бы это сле-дующим образом:

А заметил В, что, по его {А, В} мнению, С (его {А, В}брат) более несправедлив к нему {А, В}, нежели к его {А,В, С} собственному другу.1

1 В современных грамматиках местоимение определяется какчасть речи, используемая вместо имени. В этом все они следу-ют древней традиции, которая, прекратив свое существованиев начале XIII века, не упоминалась в языкознании в течениенескольких столетий. Концепция, пришедшая на смену пер-вой, не выглядела очень ясной и без следа исчезла во временаварварского нашествия на средневековую мысль. Некоторыеграмматики последнего времени, такие как грамматика Алле-на и Грино. исправили положение дел. Нет никаких причинутверждать, что я, ты, то, это — заменители имен существи-тельных, так как они указывают на вещи самым прямым обра-зом, который только возможен. То, к чему отсылает утвержде-ние, невозможно выразить, не прибегая к помощи индексаль-


Окончания, которые во флективных языках присоеди-няются к словам, «управляемым» другими словами, икоторые предназначены показывать, при помощи повто-ряющихся указующих форм, какое именно слово являет-ся управляющим, суть индексы того же характера, что иотносительные местоимения. Любой образчик латинскойпоэзии (как, например, известные двенадцать строк в однопредложение, что начинаются с «Jam satis terris»)1 можетслужить тому иллюстрацией. Как в окончаниях, так и впримере с использованием алфавита повторяющееся вос-произведение подобия формы или буквы предназначенодля направления внимания на соответствующий объект.Это, однако, не делает их иконическими знаками, таккак здесь неважно, как выглядят буквы А, В и С иличто собой представляют окончания. Дело вовсе не в том,что в одном случае использования данная А подобна дру-гой А в предыдущем случае, но в том, что имеет местопонимание того, что подобные друг другу буквы должнызамещать собой один и тот же объект, и оно действуеткак сила, принуждающая внимание переключаться с од-ного случая применения А на другой. Притяжательное(possessive) местоимение есть индекс двояким образом: во-первых, оно указывает на обладателя (possessor), а во-

ных знаков. Местоимение представляет собой индексальныйзнак. Имя, в свою очередь, не указывает (indicate) на объект,денотацию которого оно осуществляет. И когда имя использу-ется для того, чтобы показать то, о чем идет речь, решениеотносительно его указывающей способности целиком зависитот имеющегося у слушателя опыта, вынужденного браться заработу, которую индексальный знак выполняет в один момент.Таким образом, имя служит несовершенным заменителем ме-стоимения, а также как смысловое дополнение для глаголов.Местоимение следует определить как слово, способное осуще-ствлять указание на нечто, к чему соответствующим образом привязаны первое и второе лицо, привлекая к этому нечто внимание второго лица. Аллен и Грино пишут: «Место-имения указывают на некое лицо или вещь, не прибегая приэтом к именованию или описанию» [Р. 128, ed. of 1884]. Этосовершенно корректное, даже обновляюще корректное опре-деление. Разве что лучше было бы определить, что именно ониделают, а не просто то, к чему они не прибегают.1 <Гораций. Оды, 1.2.>


вторых, оно может иметь перегласовки, через синтакси-ческие изменения обращающие внимание на слово, де-нотирующее предмет обладания.

70. Некоторые индексы суть более или менее конкрет-ные указания на то, что должен делать воспринимающий,чтобы через прямой опыт или каким-либо иным путемсвязать себя с подразумеваемой вещью. Так, Береговаяслужба выпускает «Заметки для моряков», сообщая вних данные о широте и долготе, четыре или пять пелен-гов различных объектов и т. д. и предупреждая о том,что тат находится подводная скала, мель, буек или пла-вучий маяк. Подобные указания содержат в себе и дру-гие элементы, но главным образом они представляют изсебя индексы.

71. К той же категории, что и индексирующие указа-ния на то, что необходимо сделать, чтобы отыскать тотили иной объект, следует отнести те, которые можноназвать селективными местоимениями [или квантифи-каторами]. Последние информируют воспринимающегоо том, каким образом ему следует выбирать один из под-разумеваемых предметов. Грамматисты ввиду неопреде-ленности выполняемого селективными местоимениямиобозначения (designation) называют их неопределенны-ми местоимениями. Две группы таких местоимений, вчастности, играют очень важную роль в логике; в однувходят универсальные селективные местоимения, такиекак quivis, quilibet, quisquam, ullus, nullus, nemo, quisque,uterque,1 или любой, каждый, всякий, никакой, какой быни, кто бы ни, никто, ничто. Все они означают тот факт,что воспринимающий свободен выбирать нечто по свое-му желанию в границах принятого к рассмотрению ичто выбранное будет соответствовать условиям выбора.Другую важную с точки зрения группу составляют обо-собляющие селективные местоимения quis, quispiam, nescioquis, aliquis, quidam,2 или некоторый, нечто, некто, тотили иной.

<Какой угодно, который угодно, кто-нибудь, какой-либо, ни-какой, никто, каждый, и тот и другой. — лат.>

<Который, кто-нибудь, неизвестно кто, кто-либо, некото-рый. — лат.>


Перечисленным выше местоимениям родственны та-кие выражения, как единственный из всех, один илидва, немного, почти все, всякий другой и т. д. Наряду сместоимениями могут быть классифицированы наречияместа и времени и т . д .

Не так уж не к месту для данного случая словосоче-тания первый, последний, седьмой, две третьих от,тысячи из и т. д.

72. Другой вид слов, выполняющих функцию указа-ния, — это предлоги и предложные словосочетания, та-кие как «с правой (с левой) стороны от». Правое и левоене могут быть определены никаким общим описанием.Другие предлоги, напротив, означивают отношения, ко-торые вполне могут быть описаны. Но когда они отсыла-ют — что происходит чаще, чем можно предположить —к ситуации, сходной с наблюдаемой, или той, которуюпринято считать известной на основании опыта, к местуи позиции говорящего в их отношении к таковым слу-шающего, тогда элементы указывающего (indexical) ха-рактера в них являются преобладающими.1

1 Если бы перед логиком стояла задача сконструировать языкde ηουο — что, вообще говоря, он почти в точности всегда ивынужден делать, — он сразу должен был бы подумать: «Мненеобходимы предлоги для выражения временных отношенийдо, после и одновременно с, а также предлоги для выраженияпространственных отношений прилегания, вмещения, сопри-косновения, рядоположенности, близости, удаленности; отно-шений слева, справа, над, под, перед, за. Мне потребуютсяпредлоги для выражения перехода в указанные состояния иположения и выхода из них. С остальным я могу справитьсяпри помощи метафор. И только в том случае, если мой языкпредназначен для использования народом, жизнь которого са-мым непосредственным образом связана с какой-либо имею-щей всеобщую значимость географической достопримечатель-ностью вроде горной гряды, моря, широкой реки, было быжелательно, чтобы этот язык имел предлоги, обозначающиеситуации, связанные с этой достопримечательностью — на-пример, через или по направлению к морю (seaward) и т. д .» .Но когда мы предпринимаем исследование языков уже суще-ствующих, оказывается, что они дополняют или вовсе заме-щают указанные дистинкции жестами. К примеру, египтянене пользовались ни предлогами, ни особыми указательнымиместоимениями, очевидным образом отсылающими к Нилу.Эскимосы же настолько глубоко укутаны в свои медвежьи шку-

(irammatica Speculatiua 87

73. Иконы и индексы ничего не утверждают. Если бы аикона могла быть интерпретирована предложением, это ^было бы предложение «возможного залога», то есть онобы просто сообщало: «Предположим, фигура имеет тристороны» и т. п. Будь таким же образом интерпретированиндекс, предложение было бы императивом или" воскли-цанием типа «Смотри, вон там!», или «Берегись!». Знакиже, к рассмотрению которых мы теперь подошли, имеютизъявительное, или, более правильно, повествователь-^1

ное наклонение.' Конечно, они могут быть выражены ч

любым другим залогом, поскольку мы можем объявитьсуждение сомнительным, а также придать ему вопроси-тельную форму или форму императивного требования.

§ 3. Природа Символов

74, Символом называется Репрезентамен, чей Репре-зентативный характер состоит в том, что он являетсяправилом, которое обусловит его Интерпретант. Все сло-

ры, что используют отдельные, отличающиеся друг от другаместоимения для указания местоположения и движения отно-сительно моря, земли и сторон света. При этом, специальноизучая падежные конструкции и предлоги любого из нынесуществующих языков, мы встречаем относительное многооб-разие лишь от случая к случаю.1 Терминология грамматики в той же степени, что и термино-логия логики, черпает свои ресурсы из поздней латыни, пере-нимая слова и пользуясь префиксами и основами, перешед-шими в латынь из греческого. Но если логики выбирали тер-мины с величайшей осторожностью, то грамматисты всегдапроявляли в этом смысле крайнюю неразборчивость, и болеевсех Присциан. Термин индикатив — одно из его творений.Совершенно очевидно, что это слово представляет собой попыт-ку перевода аристотелевского άποφαντίκή. Но последнее естьточный эквивалент термина повествовательный (declarative)Как по обозначению, так и в соответствии с правилами перехо-да, где de, как того требует установленный порядок, занимаетМесто άπο, (как в случае demonstration — άπόδειξις и т. д.), аciarare репрезентирует φαίνει ν в значении «прояснять». Воз-можно, причиной, по которой Присциан не воспользовался сло-вом declaratiuus, послужило то, что Апулей [см. Geschichteder Logic Прантла, I, 581], большой авторитет по части терми-нологии, использовал его в каком-либо другом смысле.

88 Логические основания теории знаков GrammatLca Speculativa 89

ва, предложения, тексты книг и другие конвенциональ-ные знаки суть Символы. Мы пишем или произносимслово «человек», но это всего-лишь реплика, т. е. актуа-лизация слова, которое произнесено или записано. Сло-во само по себе не имеет наличного существования, хотяимеет реальное бытие, заключающееся в том факте, чтоналичное существование будет с ним сообразовано. Дан-ный общий вид последовательности из семи звуков илирепрезентаменов звуков станет знаком только ввиду тогофакта, что привычка или известный закон, приведет ктому, что его реплика будет интерпретирована как озна-чающая конкретного человека или человека вообще. Какслово, так и его значение суть общие правила; но толькослово предписывает определенные качества своим реп-ликам самим по себе. Иначе «слово» и его «значение» пзотличаются друг от друга, если только понятию значе-ния не придается какой-то совершенно особый смысл.

75. Символ представляет собой закон или регуляр-ность, действие которой распространяется на неопреде-ленное будущее. То же относится к его Интерпретанту, аравно и к полному непосредственному Объекту (completeimmediate Object) или значению.1 Но закон необходимымобразом управляет, или «актуализируется» в индивидуальных объектах, предписывая им некоторые из их ка-честв. Отсюда, составляющими Символа может быть какИндекс, так и Икона. Некто, прогуливаясь со своим сы-ном, поднимает руку в указательном »сеете и говоритему: «Воздушный шар». Вытянутая рука — основнаячасть символа, без которой последний не передавал быникакой информации. Но если ребенок реагирует на этовопросом: «А что такое воздушный шар?», а отец отве

1 Символ может иметь в качестве Объекта реально Существующую вещь при соблюдении следующих условий. Во-первых,если вещь сообразуется с ним по случайному стечению обстоятельств или благодаря тому, что Символ обретает силу при-вычки, и во-вторых, если Символ содержит Индексальный знакв качестве одной из своих собственных составляющих. Приэтом непосредственный объект (immediate object) символа самможет быть только символом, и если последний заключает всебе еще какой-либо объект другого рода, то имеет место бесконечный ряд подобных включений.

чает: «Это нечто вроде большого мыльного пузыря», онделает частью символа некоторый образ. Следовательно,поскольку полный объект символа, то есть его значение,имеет природу закона, он должен денопшроватъ инди-видуальный объект и означивать характер. Подлинныйсимвол — это символ, обладающий общим значением.Существует два вида вырожденных символов: Сингуляр-ный Символ, Объектом которого является существую-щий индивидуальный объект и который означивает толь-ко такие характеры, которые этот индивидуальныйобъект может реализовать; и Абстрактный Символ,чьим единственным Объектом является характер.

76. Хотя непосредственный Интерпретант Индекса самдолжен быть Индексом, поскольку его Объектом можетбыть Объект Индивидуального [Сингулярного] Символа,Индекс может иметь такой Символ в качестве своегокосвенного Интерпретанта. Его несовершенным Интер-претантом может быть даже подлинный Символ. Такжеи икона может в качестве своего косвенного Интерпре-танта иметь вырожденный Индекс или АбстрактныйСимвол, а в качестве несовершенного Интерпретанта —подлинный Индекс или Символ.

77. Символ это знак, естественным образом деклари-рующий, что определенный набор объектов, денотируе-мых каким угодно набором индексов, которые так илииначе могут быть с ним связаны, репрезентируется ассо- -циирующейся с ним иконой. Чтобы пояснить значение-этой сложной для понимания дефиниции, рассмотрим вкачестве примера символа слово «любит». С этим сло-вом ассоциируется идея, представляющая из себя создан-ную в уме икону какого-то человека, влюбленного в дру-гого человека. Слово «любит» должно быть включено вто или иное предложение, ибо то, что оно значит, есливообще что-то значит, само по себе нас не интересует.Пусть предложением будет «Иезекииль любит Хильду».«Иезекииль» и «Хильда» должны быть индексами илисодержать таковые — ведь без этого невозможно будетопределить, о ком идет речь. Никакое описание не в си-лах точно выяснить, не являются ли они просто героямибаллад; но так это или нет, индексы могут служить ихДесигнатами. В результате использования слова «любит»

90 Логические основания теории знаков Grammatica Speculativa 91

два объекта, денотируемые двумя индексами Иезекиильи Хильда, репрезентируются иконой, или образом влюб-ленного и его любимой, имеющимся в нашем сознании.

78. То же одинаково истинно для любого глаголаизъявительного наклонения и вообще для любого глаго-ла, так как остальные наклонения суть изъявления фак-та, лишь чем-то отличающегося от того, который выра-жен в изъявительном наклонении. Что касается именисуществительного — относительно той роли, которую оноимеет в предложении, а не как нечто само по себе, —оно с наибольшим правом может быть признано частьюсимвола. Так, предложение «Каждый мужчина любитженщину» эквивалентно высказыванию «Из всего, чтолюбит мужчина, нечто определенно является женщиной».Здесь «из всего» — универсальный селективный индекс,«мужчина» — символ, «любит» — символ, «нечто, что» —обособляющий селективный индекс, и «является жен-щиной»— символ. [...]

79. Слово Символ имеет столько значений, что былобы несправедливым по отношению к языку добавлять кним еще одно. Я думаю, значение, которое я придаю ему,называя его конвенциональным знаком или знаком, за-висящим от привычки (приобретенной или врожденной),есть не столько нововведение, сколько возврат к ориги-налу. Этимологически это слово означает собранную,сведенную воедино вещь, подобно тому как εμβολον(embolum) означает вещь, вставленную во что-то, засов,задвижку; παράβολον (parabolum) означает вещь, времен-но отложенную, дополнительное обеспечение; απόβολον(hypobolum) — вещь, подложенную подо что-то, свадеб-ный подарок. Считается, что в слове символ «свести вое-дино» следует понимать как «восстановить» (to conjecture);но если и посчитать это за правду, мы должны найтихотя бы несколько случаев, которые могли бы это под-твердить, в надежде на каковой результат можно пере-рыть горы литературы, и все будет напрасно. Греки жечасто использовали выражение «свести воедино» (συμβάλλει^для означивания сделки или соглашения. Действитель-но, можно найти массу примеров использования слова«символ» ( (τύμβολον), начиная с древнейших времен, в

значении сделки или соглашения. Еще Аристотель на-зывал имя существительное «символом», т. е. конвенци-ональным знаком.1 У греков «символом» или средствомоповещения, применявшимся по определенному согла-шению, назывался сигнальный костер; штандарт илиинсигния также были «символами», «символом1» являл-ся пароль, знак отличия называли «символом»; вера вбогов именовалась «символом», так как обозначала оп-ределенный образ мыслей и манеру поведения; «симво-лом» называли театральный билет, и вообще всякий би-лет или ярлык, дающий право на получение чего-либосчитался символом. «Символом», более того, называлилюбое выражение чувств. Таковы были основные значе-ния слова в родном этому слову языке. Читатель пустьсам рассудит, не искажает ли их и соответствует ли имто значение, которым его наделяю я сам.

80. Любое обычное слово, например — «дарить», «пти-ца», «свадьба», — пример символа. Он применим к чемуугодно, что может служить основанием понимания свя-зи некоторой идеи и соответствующего слова. Сам посебе он не идентифицирует эту вещь, он не показываетнам птицу, не воспроизводит перед нашим взором актдарения или свадьбу, но предполагает своим условием,что мы способны вообразить себе эти вещи, уже владеяассоциирующимися с ними словами.

81. Тремя знаковыми порядками — Иконой, Индек-сом и Символом — может быть отмечена простая после-довательность чисел один, два и три. Икона не имеет!динамической связи с объектом, который она репрезен-тирует, просто случается так, что ее качества имеют сход-ство с таковыми ее объекта и возбуждают аналогичныеощущения в уме, для которого она — подобие объекта.JОна, однако, остается при этом с ними никак не соеди-^нена. Индекс физически связан со своим объектом, ониобразуют органически согласованную пару, но интерпре-тирующий ум не имеет с этим соединением ничего обще-Vго — он лишь отмечает его после того, как оно установ-лено. Символ соединен со своим объектом посредством

[De Interpretations, II, 16а, 12.]

92 Логические основания теории знаков Grammatlca Speculativa 93

идеи оперирующего символами ума, без которого тако-вой связи никогда не могло бы существовать.

82. Всякая физическая сила проявляет себя во взаи-моотношениях пары частиц, каждая из которых можетслужить индексом другой. Однако мы обнаруживаем, чтовсякая интеллектуальная операция подразумевает триа-ду символов.

83. Символ, как мы уже убедились, не может ука-зать на какую-либо конкретную вещь — он денотируетнекоторый тип вещей. При этом он сам является не еди-ничной вещью, но общим типом. Вы можете написатьслово «звезда», но это не сделает вас его создателем, иесли вы сотрете написанное, вы не разрушите само сло-во. Слово живет в умах тех, кто его использует. Дажеесли все пользователи спят, оно продолжает существо-вать в их памяти. Итак, мы можем, если только пробле-ма вообще стоит внимания, заметить, что общности сутьпросто слова, не утверждая при этом, что, как полагалОккам, слова суть реальные индивидуальные объекты.

84. Символы увеличиваются числом. Они развивают-ся из других знаков, в особенности иконических, илисмешанных знаков, разделяющих природу икон и сим-волов. Мы думаем только при помощи знаков. Эти со-здаваемые в уме знаки имеют смешанную природу, ихсимволические составляющие называются понятиями.Если человек производит новый символ, это происходитпосредством мыслей, включающих в себя понятия. Та-ким образом, новые символы могут вырастать только изсимволов. Omne symbolum de symbolo.1 Символ, однаж-ды появившись, распространяется между людьми. За счетнового опыта его использования объем его значения воз-растает. Такие слова, как сила, закон, богатство, свадъба имеют для нас иное значение, нежели они имели длянаших предков-варваров. Символ, вместе с эмерсоновскимСфинксом как бы говорит человеку:

Я — ока твоего мгновенный свет.

§ 4. Знак[

85. [Знаком может быть] что угодно, что определяет ·нечто другое (свой интерпретант) как отсылающее к "объекту, к которому подобным же образом отсылает оно ^Асамо. При этом Интерпретант также в свою ечередь ста-

новится знаком и так далее ad infinitum.Всякое наделенное разумом сознание несомненно долж-

но следовать этому пути. Если последовательность успешнодействующих интерпретантов завершается, знак, в ко-нечном итоге остается незавершенным. Если идея ин-терпретанта, получив определение в том или ином инди-видуальном сознании, более не определяет для знаканикакого другого внешнего ему знака, т. е. сознание ис-чезло, потеряло способность помнить или какую-либодругую способность, существенную с точки зрения зна-ковой активности, становится совершенно невозможнымопределить, имела ли данная идея когда-либо место в дан-ном сознании. Мы не можем придать этому факту формувысказывания, а значит, произвести интерпретант этойидеи, так как в этом случае становится трудно понять,каким образом идея могла иметь какое-либо значение.

86. Знак может быть либо иконой, либо индексом,либо символом. Икона есть знак, который обладал быкачеством, наделяющим его значимостью даже при томусловии, что его объект не существует. Такова проведен-ная грифелем черта, репрезентирующая геометрическуюлинию. Индекс есть знак, который немедленно потерялбы качество, делающее его знаком, с исчезновением сво-его объекта, но не потерял бы это качество при отсут-ствии интерпретанта. Такова, к примеру, мульда с от-верстием, проделанным пулей, как знак выстрела; ибобез выстрела не было бы отверстия, но оно есть, припи-сывает ли кто-либо его появление выстрелу или нет.Символ есть знак, который потерял бы качество, делаю-щее его знаком, при условии отсутствия интерпретанта.Таково любое речевое высказывание, которое означает то,что означает, исключительно благодаря тому, что пони-мается как имеющее данное обозначение (signification).

<Всякий знак от (иного) знака. — лат.> '· [Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol. 2. P. 527.]


§ 5. Индекс*

87. [Индексальный знак это] знак или репрезента-ция, отсылающая к своему объекту не столько в силуустановленного между ними отношения подобия или

•-аналогии, и не по причине наличия ассоциативной свя-~зи с общей природы качествами, которыми данному-объекту случается обладать, сколько в силу существова-•ния динамической (включая пространственную) связи синдивидуальным объектом, с одной стороны, и с чувствен--ностью или памятью того, кому он служит знаком, — с^другой.

Ни одна проблема не может быть поставлена без при-^влечения некоторого знака, выполняющего функциюуказания. Если А скажет В: «Пожар!», В спросит: «Где?»,.после чего А вынужден будет прибегнуть к индексу, дажеесли он всего лишь имеет в виду событие, которое вооб-ще может иметь место где-либо в реальном универсумепрошлого или будущего. Иначе бы он только упомянуло существовании такой идеи, как идея пожара, что самопо себе не несло бы никакой информации, ибо если быидея не была уже некоторым образом известна, слово «по-жар» ровным счетом ничего бы не значило. Если А ука-зывает рукой на место пожара, его рука обретает динами-ческую связь с пожаром с тем же эффектом, как если бынаправление было указано автоматической пожарнойсиреной, и в то лее время привлекает в том же направле-нии взгляд В, приковывая к пожару его внимание ивызывая в нем осознание того, что ответ на его вопросполучен. Если бы ответом А было: «В пределах тысячиярдов отсюда», слово «отсюда» служило бы индексом,так как обладало бы в точности той же силой, что ивыразительный жест, указывающий на пространствомежду А и В. Более того, слово «ярд», несмотря на точто оно замещает объект общего класса, также представ-ляет собой косвенный индекс. Ведь измерительные ли-нейки в один ярд сами по себе являются знаками Парла-ментского стандарта, но вовсе не потому, что все ониимеют подобные качества, а свойства короткой металли-

1 [Ibid. Vol. I. P. 531-2.]

Grammalica Speculative! 95

ческой полосы, насколько мы способны их воспринять,подобны свойствам полосы длинной. Причина в том, чтокаждая из них, выполняя ряд динамических операций,в действительности или виртуально соотносится с одними тем же установленным прототипом. Сознание же, когдамы видим одну из них, благодаря довлеющей "ему ассо-циативной связи получает различного рода опыт, объеди-няя который, мы склонны рассматривать их как связан-ные с чем-то, что обладает строго фиксированной дли-ной, хотя, возможно, мы и не отдаем при этом себе отчетв том, что указанный стандарт представляет собой мате-риальную вещь. Ввиду вышеизложенного читатель мо-жет прийти к предположению, что индексы отсылаютисключительно к объектам опыта и не представляют со-бой никакой ценности для математики, которая имеетдело с идеальными предметами, безотносительно к тому,реализуются они в чем-либо или нет. Однако как вообра-жаемые построения математика, так и сновидения при-ближены к реальности достаточно для того, чтобы обла-дать определенной степенью устойчивости, вследствиекоторой они могут быть распознаны и идентифицирова-ны в качестве индивидуальных объектов. Говоря вкрат-це — если слово «наблюдение» использовать в его пол-ном значении как подразумевающее некоторую степеньустойчивости и квазиреальности в объекте, которомусоответствует его направленность, — существует вырож-денная форма наблюдения, направленного на предметы,созданные нашим умом. Соответственно этому, мы об-наруживаем, что индексы абсолютно неизбежно присут-ствуют в математике. До тех пор, пока это обстоятельствоне учитывается, все попытки свести логику как триади-ческих, так и более сложных отношений к некоторомуправилу оканчиваются неудачей. Но как только оно бе-рется в расчет, проблема оказывается решена. Обычныебуквенные обозначения, используемые в алгебре, сутьиндексы. Индексами также являются буквы, которымиобозначаются геометрические фигуры. Юристы и вооб-ще всякий, кому необходимо дать точное решение слож-ной проблемы, прибегают к буквенным обозначениям дляразличения индивидуальных объектов. Буквы, используе-мые подобным образом, суть не что иное, как усовершен-

96 Логические, основания теории знаков Grammatica Speculatiua 97

ствованные относительные местоимения. Так, если лич-ные и указательные местоимения в их обычном употребле-нии представляют из себя «подлинные индексы», то от-носительные местоимения суть «вырожденные индексы»;ибо, хотя они и могут в силу случая и опосредованноссылаться на некоторую наличную вещь, они все же не-посредственно ссылаются на образы, созданные в умепредшествующими им словами.

88. Индексы имеют три характерные особенности,которые отличают их от других знаков или репрезента-ций: во-первых, они не имеют сколько-нибудь значимо

v/го сходства со своими объектами; во-вторых, они ссыла-ются на индивидуальные объекты, единичные предме-ты, единичные совокупности предметов или единичныедлительности; в-третьих, они привлекают внимание ксвоим объектам слепым принуждением. Однако было бычрезвычайно трудно, если вообще не невозможно, при-вести пример чистого индекса или, напротив, знака, абсолютно лишенного индексальности. С точки зренияпсихологии, действие индексальных знаков зависит отассоциации по смежности, а не от ассоциации по сход-ству или операций с понятиями. [...]

§ 6. Символ1

89. <Символ это> Знак, который конституирован какзнак просто, или главным образом благодаря тому фак-ту, что он используется и понимается как таковой —имеет ли привычка его использования и понимания ес-тественный или конвенциональный характер — безот-носительно к мотивации, обусловившей его выбор.

Несколько раз σύμβολο ν используется в этом значе-нии Аристотелем в Peri hermeneias, в Sopliistici Etenduи кое-где еще.

90. Тема (Шета)2:термин впервые использован в 1635г.Бургерсдайком (Burgersdyk) в его Логике (I., п., § 1).для того, «quod iritellectui cognoscendum proponi potest».

1 [Ibid. Vol . 2. P. 640.]- [Ibid. Vol. 2. P. 691-2.]:i <Что может быть представлено интеллекту для познания. — лат.~

Кажется, он имел в виду как раз то, что Аристотель иногдабез особых разъяснений обозначает как λόγος, непосредствен-ный (immediate) объект мысли, значение.

Тема обладает природой знака, причем такого, зна-чимый характер которого обусловлен свойством, кото-рое придает ему тот факт, что он будет интерпретированкак знак. Безусловно, что вообще ничто не может бытьназвано знаком, если не интерпретируется в качестветакового. Однако свойство, которое является причинойинтерпретации нечто как отсылающего к своему объек-ту, может быть таково, что это нечто обладает им безот-носительно к своему объекту и несмотря на то, что та-кой объект вообще никогда не имел места. Или же нечтоможет состоять в таком отношении к своему объекту,которое бы осталось неизменным независимо от того,было ли бы оно интерпретировано в качестве знака илинет. Тема Бургерсдайка на первый взгляд представляет-ся знаком, который связан со своим объектом либо, каки всякое слово, благодаря конвенции, предписывающейему быть понятым так, а не иначе, либо вследствие есте-ственного инстинкта или акта сознания, делающего изнего репрезентант своего объекта. Причем в последнемслучае не имеет места никакое действие, необходимое дляустановления между знаком и объектом фактической свя-зи. Если этим значение термина Бургерсдайка исчерпы-вается, его тема представляет собой то же самое, что иописываемый автором в настоящей работе «символ» (см.гл. «Знак»).

Глава четвертая

Пропозиции1

$7. Характеристики Дицисигнумов

91. Из трех категорий [третьей] трихотомии репре-зентаменов — простых или подстановочных знаков, т. е.сумисигнумов [рем]; двойственных или информационных

1 [§ 1-4 из Syllabus.]

43ак. 3309

98 Логические основания теории .знаков

знаков, т. е. квази-пропозиций, или дицисигнумов; тройствен-ных или рационально-мотивационных знаков, т . е . аргу-ментов, или свадисигнумав — во всех отношениях наи-более простой для понимания природой обладает катего-рия квази-пропозиций. И это невзирая на тот факт, чтонаиболее горячо обсуждаемым вопросом в логическойтеории на сегодняшний день является вопрос о сущност-ной природе «суждения». Истинно, что все перечислен-ные категории — крайне сложной природы. Однако про-блема, вызывающая сегодня всеобщий интерес, излиш-не усложняется как раз тем, что внимание большинствалогиков приковано не к пропозиции вообще, но к «суж-дению» или акту принятия пропозиции. Между тем оз-наченный акт не только вовлекает в рассмотрение ха-рактеры, имеющие дополнительный характер по отно-шению к тем, которыми обладает пропозиция в собствен-ном смысле — характеры, необходимые для того, чтобыдифференцировать суждения как пропозиции, обладаю-щие некоторой индивидуальной особенностью, — но и,кроме собственно создаваемой в уме пропозиции, такжеуказывает на особую инстанцию ее принятия. Проблемаприобретает достаточную сложность уже тогда, когда мыприступаем к общему рассмотрению сущностной приро-ды Цицисигнума, т. е. такого рода знака, который <пе-редает или> сообщает информацию, в отличие от знака,из которого информация может быть извлечена.1

92. Наиболее просто выясняется, представляет собойнекоторый знак Дицисигнум или нет, если мы можемопределить его истинность или ложность, но при этомсам он прямо не предоставляет для такого определенияникаких оснований. Это показывает, что Дицисигнумдолжен заявлять о своей способности отсылать или соот-носиться с чем-то как имеющим реальное бытие, незави-симо от репрезентации его в указанном качестве; и чтоэта отсылка или отношение должны выказывать себя не

1 Объяснять суждение в терминах «пропозиции» — значит объяс-нять его посредством того, что умопостигаемо (intelligible) посуществу. Объяснять пропозицию в терминах «суждения» —значит объяснять постижимое из себя самого (self-intelligible),прибегая к рассмотрению психического акта, т. е. феноменаили факта, наименее ясного из всех.


как нечто рациональное, но как слепая Двоичность. Приэтом знаком, объектом которого с необходимостью явля-ется нечто существующее, может быть только подлин-ный Индекс. Последний может, конечно, также являть-ся и частью Символа, однако в таком случае отношениек объекту будет подчиняться рациональным законам.Следовательно, Дицисигнум с необходимостью репрезен-тирует себя как подлинный Индекс, и только. В связи сэтим нам следует, отбросив все другие соображения,рассмотреть, что должен представлять собой знак, кото-рый во всех отношениях репрезентирует себя в качествеподлинного Индекса своего Объекта, и только. Заменяя«репрезентирует себя в качестве» на более ясное опреде-ление, получим утверждение, что Интерпретант Дици-сигнума репрезентирует тождественность Дицисигнумаи подлинного Индекса реального Объекта Дицисигнума.Иными словами, этот Интерпретант репрезентирует ре-альное отношение существования или отношение под-линной Двоичности, установленное между Дицисигну-мом и его реальным Объектом. Однако ИнтерпретантЗнака не может репрезентировать никакой другой Объект,как только Объект самого Знака. Отсюда, то же отноше-ние существования само должно быть Объектом Дици-сигнума, если последний вообще имеет какой-либо ре-альный Объект. Являясь Объектом Дицисигнума, эторепрезентируемое отношение существования также де-лает указанный реальный Объект, представляющий со-бой его соотносящее (correlate), Объектом Дицисигнума.

93. Этот последний объект может быть выделен осо-бо как Основной Объект (Primary Object), а другой мо-жет быть назван Вторичным Объектном (Secondary Object).Дицисигнум, поскольку он является относящим (relate)отношения существования или Вторичного Объекта Ди-цисигнума, с очевидностью сам не может быть полнымДицисигнумом. Он одновременно есть часть Объекта ичасть Интерпретанта Дицисигнума. Поскольку Дицисиг-НУМ репрезентируется в своем Интерпретанте как Ин-декс некоторого собрания (collection)1 объектов как та-

<О значении термина «collection» у Пирса см. статью настоя-щего издания «Пролегомены к апологии Прагматицизма», гла-ва «Собрания ».>


нового, он должен также быть репрезентирован в том жеИнтерпретанте как состоящий из двух частей, соответ-ствующих его Объекту и ему самому. Иными словами,для понимания Дицисигнума его непременно следуетрассмотреть как состоящий из двух указанных элемен-тов, независимо от того, содержит он реально в себе та-ковые элементы или нет. Необходимость такого рассмот-рения Дицисигнума плохо понятна, если только он вдействительности не имеет двух составляющих, однакорассмотрение возможно и при невыполнении последнегоусловия. Рассмотрим эти две репрезентируемые частикаждую в отдельности. Та, что репрезентируется длярепрезентации Основного Объекта — поскольку Дици-сигнум репрезентируется в качестве Индекса своегоОбъекта, — должна в свою очередь быть репрезентиро-вана для этого также в качестве Индекса или какого-либо репрезентамена Индекса Основного Объекта. Тачасть, которая репрезентируется для репрезентации собственно составляющей Дицисигнума, репрезентируетсядля этого одновременно как составляющая Интерпретантаи составляющая Объекта. Она должна поэтому репрезен-тироваться в качестве такого или репрезентировать та-кой род Репрезентамена, Объект и Интерпретант кото-рого суть одно. Теперь, Символ не может иметь себя сво-им собственным Объектом, так как представляет собойзакон, управляющий этим Объектом. К примеру, если яговорю: «Эта пропозиция сообщает информацию о себесамой», или: «Пусть термин „сфинкс" будет общим тер-мином для денотации чего угодно, что обладает приро-дой символа, который применим ко всякому „сфинксу"и ни к чему более», — я говорю чистейший нонсенс. НоРепрезентамен посредничает между Интерпретантом иего Объектом, и то, что не может быть объектом Репре-зентамена, не может быть и Объектом Интерпретанта.Отсюда, a fortiori1 невозможно, чтобы Символ имел свойОбъект в качестве своего Интерпретанта. Индекс может

1 <«Исходя из более весомого». — лат. Логическое правило:если нечто доказано в отношении более частного или менееочевидного, то это имеет силу и в отношении более общего илиочевидного. >


репрезентировать себя в очень отчетливой форме. Так,всякое целое число может быть удвоено. Таким образом,полное собрание четных чисел есть Индекс полного со-брания целых чисел, поэтому собрание целых чисел со-держит в себе Индекс себя самого. Но при этом Индексне может быть своим собственным Интерпретантом, по-скольку он есть не что иное, как индивидуальное суще-ствование в Двоичности с чем-либо еще и приобретаеткачества Индекса только благодаря способности быть реп-резентированным некоторым Репрезентаменом как со-стоящий в указанном отношении. Если бы Индекс былсвоим собственным Интерпретантом, не существовало быникакой разницы между Индексом и Вторым. Икона естьв прямом смысле возможность, которая подразумеваетвозможность. Таким образом, возможность для нее бытьрепрезентированной в качестве возможности есть возмож-ность подразумеваемой возможности. Поэтому только втакого рода Репрезентамене Интерпретант может бытьОбъектом. Следовательно, тот конституэнт Дицисигну-ма, который репрезентируется в Интерпретанте в каче-стве составляющей Объекта, должен быть репрезентиро-ван Иконой или каким-либо Репрезентаменом Иконы.Дицисигнум должен непременно рассматриваться как со-держащий в себе две указанные составляющие. При этомон репрезентируется как Индекс Объекта за счет того,что последний подразумевает нечто соответствующее двумданным составляющим. И именно в этом и состоит Дво-ичность, Индексом которой предстает в результате репре-зентации Дицисигнум. Отсюда, Дицисигнум всегда дол-жен обнаруживать связь между двумя своими составляю-щими, а равно репрезентировать соответствие этой связитой, что в самом объекте соединяет Второй ОсновнойОбъект [т. е. основной объект постольку, поскольку онимеет диадическую структуру] и Первичность [или ка-чество основного объекта], на которое указывает часть [Вто-рого Основного Объекта, соответствующая] Дицисигнуму.

94. Итак, если нам удалось не заблудиться в этомлабиринте абстракций, мы приходим к заключению, чтоДицисигнум следует определить как Репрезентамен, чей•Интерпретант репрезентирует его как Индекс своегоОбъекта, имеющий следующие свойства:


Первое: чтобы он стал понятен, его должно рассмот-реть как состоящий из двух частей. Из них первая, кото-рая может быть названа Субъектом, является Индексом Второго или репрезентирует таковой. Причем Второесуществует безотносительно к тому, репрезентируется оноили нет. Вторая часть, которая может быть названаПредикатом, является Иконой Первичности [т. е. каче-ством или сущностью], или репрезентирует таковую. Вто-рое: означенные две части должны быть репрезентирова-ны как связанные друг с другом, причем таким образом,что если Дицисигнум имеет какой-либо Объект, он [Ди-цисигнум] должен быть Индексом Двоичности, котораяобретается между Реальным Объектом, репрезентируемымв одной репрезентируемой составляющей Дицисигнума какв том, на что осуществляется указание, и Первичностью,репрезентируемой в другой репрезентируемой составля-ющей Дицисигнума как в том, что иконизируется.

95. Теперь проверим, применимы ли сделанные намивыводы и предположения, послужившие для них отправ-ной точкой, ко всем знакам, которые обнаруживают всебе способность сообщать информацию, не предостав-ляя при этом никакого основания для рациональной ктому мотивации (persuasion); а также точно ли они несоответствуют всем знакам, не сообщающим информа-цию, равно как и всем тем, которые предоставляют сви-детельства своей истинности или основания для убежден-ности в таковой. Если проведенный нами анализ выдер-жит проверку, мы сможем с полным основанием заклю-чить, что дефиниция Дицисигнума, на которую сделан-ные нами выводы — по крайней мере, в области знаков —в конечном счете опираются, имеет силу и за пределамиэтой сферы.

96. В соответствии с нашей дефиницией, Икона ни-как не может быть Дицисигнумом, поскольку собствен-ный Интерпретант Иконы не может репрезентироватьее в качестве Индекса, природа которого более сложна,нежели природа первой. Поэтому среди Икон не можетбыть знаков информационных. На деле мы обнаружива-ем, что они могут быть чрезвычайно эффективны в на-коплении информации, например в геометрии. Но всеже Икона не способна сама по себе сообщать информа-


цию, так как ее Объект есть любое нечто, подобное Ико-не, и является ее Объектом ровно в той мере, в которойоно ей подобно.

§ 2. Субъекты и предикаты

97. Все пропозиции суть информационные Символы.Сделанные нами выводы не препятствуют тому, чтобыДицисигнумы могли обладать природой Символов, нопрежде чем приступить к рассмотрению данного вопро-са, нам следует сперва выяснить, применима ли полу-ченная нами дефиниция и означенные выводы к пропо-зициям обычного рода. Дабы закрепить уже достигнутое,рассмотрим некоторую пропозицию, например: «У Тул-лия на носу бородавка». Это — пропозиция, независимоот того, истинна она или нет, утверждает или принима-ет ее кто-либо или нет. Ибо если имеется некая сформу-лированная пропозиция, акт ее утверждения предпола-гает, что некто совершает действие, налагающее на это-го некто ответственность перед социальным или мораль-ным законом, который предусматривает взыскание в томслучае, если пропозиция не является истинной, если толь-ко принявший ее не предоставит оправдание, достаточ-ное для того, чтобы освободить его от ответственности.Акт же принятия пропозиции есть сознательное действие,посредством которого некто старается запечатлеть в умезначения пропозиции таким образом, чтобы привести ихв соответствие со своими намерениями, которые долж-ны управлять поведением вообще и в том числе мысли-мым поведением этого человека. Причем установившая-ся вследствие этого привычка, при обнаружении доста-точных на то оснований, всегда готова к тому, чтобыпрекратить свое действие. Однако в любом из перечис-ленных действий пропозиция исполняется как таковаявне зависимости ни от того, ни от другого. И тот факт,что пропозиция всегда понимается как то, что могло быбыть утверждено или принято,1 в данном случае не мо-

Если все же предпочтение отдается той форме анализа, кото-Рая наделяет большей значимостью тот неоспоримый факт, чтоПропозиция есть нечто, способное к тому, чтобы быть утверж-


жет служить достаточно веским основанием для возра-жения. Данная нами дефиниция Дицисигнума делает этоболее чем очевидным, ибо содержит то положение, что(если считать пропозицию Дицисигнумом) его Интерпре-тант (т. е. имеющая место в уме репрезентация или мысль,которую он стремится определить) репрезентирует про-позицию как подлинный Индекс Реального Объекта, независящего от собственно репрезентации. Ведь Индекснеобходимым образом подразумевает существование сво-его Объекта, а в соответствии с дефиницией [Дицисигну-ма] этот Объект также есть Двоичность, или реальныйфакт. Последнее, а именно то, что значением репрезен-тации пропозиции является некоторый факт, безуслов-но истинно для обычных «амплиативных» пропозиций,но может быть подвергнуто сомнению в случае пропози-ций экспликативных, и в особенности дефиниций. Еслидефиницию понимать как нечто, вводящее definituin взначении «Пусть то-то и то-то (defmitum) значит то-то ито-то (дефиниция)», тогда это пропозиция в повелитель-ном наклонении, а следовательно — никакая не пропо-зиция, так как последняя всегда эквивалентна предло-жению в изъявительном (indicative) наклонении. Дефи-ниция, таким образом, является пропозицией только втом случае, если ее definitum уже известно интерпрета-тору. Однако в таком случае дефиниция ясным образомсообщает информацию относительно характера данногоdeiinitum, т. е. относительно его фактичности. Возьмем«аналитическую», т. е. экспликативную пропозицию, ипусть для начала это будет формула «А есть А » . Если мыиспользовали ее, чтобы утверждать нечто о реальныхвещах, то она звучит довольно невнятно. Поэтому ее сле-дует понимать как сообщающую нечто относительно сим-волов. Несомненно, что субстантивный глагол «есть» вы-ражает одно из тех отношений, в которых всякое нечтосостоит с самим собой, например «любит все, что можетбыть им любимо». Понимаемая таким образом, эта форму-

денным или принятым, то я не склонен выдвигать против это-го никаких возражений. Мой собственный анализ не делает науказанной способности сколько-нибудь заметного ударения.

Grammatica Spectilatiua 105

ла сообщает информацию о некотором символе. Правда,что символ не есть нечто индивидуальное. Однако любаяинформация о символе есть информация о каждой изего реплик, а всякая реплика есть нечто индивидуаль-ное в прямом смысле. Какого рода информацию, сталобыть, пропозиция «А есть А» предоставляет для даннойреплики? Эта информация состоит в том, что если реп-лику видоизменять таким образом, чтобы мы всякий раздо и после нее получали одно и то же имя, то в результа-те мы получим реплику пропозиции, которая никогдане будет противоречить никакому факту. Но сказать, чтонечто никогда не будет иметь места — не значит конста-тировать некий реальный факт, и до тех пор, пока небудет получен некоторый внешний или воображаемыйопыт, который способен вступить в противоречие с рас-сматриваемой нами пропозицией, таковая, по нашемумнению, не будет репрезентировать никакой действитель-ной Двоичности. С другой стороны, так скоро, как толь-ко опыт получен, пропозиция соотносится с появляю-щейся тогда единичной репликой и единичным опытоми описывает возникшее между ними отношение. То жесправедливо для любой экспликативной пропозиции.Пропозиция «Всякий феникс, возрождаясь из пепла, поет„Yankee Doodle"», можно быть уверенным, никогда невступит в противоречие ни с каким опытом. И если так,она совершенно истинна. «Всякий четырехсторонний тре-угольник имеет темно-синий цвет» — с необходимостьюистинно, так как совершенно невозможно, чтобы этомупротиворечил какой-либо опыт.1 Однако обе пропозицииабсолютно бессмысленны. Равным образом будет лише-на смысла любая экспликативная пропозиция, если толь-ко она не рассматривается как пропозиция о некоторогорода символе, реплика которого имеет место в действи-

1[Если бы для указания на существование объекта кванти-фикации мы выбрали определение «некоторые», пропозицииI и О для несуществующих объектов оказались бы ложными.В соответствии с логическим квадратом, Е и А в этом случаеДолжны быть истинны, так что все универсалии, как утверди-тельные, так и отрицательные, истинны в отношении несуще-ствующих объектов. См. также п. 106, 109 и 151 <2.324, 327и 369>.]


тельности. Если за экспликативную пропозицию принятьвыражение «Человек есть двуногое животное», оно бу-дет лишено всякого значения до тех пор, пока не обнаружит себя случай, которому соответствовало бы слово«человек». Если такой случай имеет место, то пропози-ция сообщает, что к данному событию индивидуальногосуществования может быть применено определение «дву-ногое животное». Другими словами, случай, которомусоответствует данное определение, никогда не войдет впротиворечие ни с каким опытом, реальным или вообра-жаемым. Таким образом, всякая пропозиция либо бес-смысленна, либо имеет своим объектом реальную Дво-ичность. Этот факт должен учитывать всякий, кто изу-чает философию, при подведении любой пропозиции,выраженной в абстрактной форме, к ее точному значе-нию, отсылающему к некоторому индивидуальному опы-ту. Система экзистенциальных графов,1 способная выра-зить всякую пропозицию настолько аналитически, на-сколько это вообще возможно, выражает утверждение,прикрепляя индивидуальную реплику к соответствую-щей индивидуальной таблице — в точности такое жеприведение в соответствие Интерпретант пропозициирепрезентирует до того, как пропозиция утверждается.

98. Теперь сопоставим выводы, полученные нами изабстрактной дефиниции Дицисигнума, с тем, что нам из-вестно о пропозициях. Первый вывод состоит в том, чтовсякая пропозиция имеет Субъект и Предикат, при-чем последний репрезентирует или сам является Индек-сом Основного Объекта или, другими словами, Соотно-сящим репрезентируемого отношения, которое, в своюочередь, репрезентирует или само в том или ином отно-шении является Иконой Дицисигнума. Перед тем какприступить к выяснению того, действительно ли всякаяпропозиция содержит указанные элементы, разберем —допустив, что так оно и есть, — в достаточной ли степе-ни точны данные этим элементам описания. Пропози-ция «Каин убил Авеля» имеет два субъекта — «Каин» и

1 <См. СР, vol. IV, bk. II, ст. «Пролегомены к апологии Праг-матицизма» и «Принципы Феноменологии».>

Grammatica Spéculait va 107

«Авель» и соотносится с реальным Объектом одного изних ровно в той же степени, что и другого. Однако мыможем также рассматривать ее как прежде всего соотно-сящуюся с Диадой, составленной из Каина и Авеля вкачестве ее первого и второго членов. Эта Пара пред-ставляет собой единичный индивидуальный объект,включающий оба указанных отношения к Каину и кАвелю, так что его существование состоит в существо-вании Каина и существовании Авеля и ни в чем более.Несмотря на то что ее существование зависит от таково-го Каина и Авеля, данная Пара существует в той же сте-пени, в какой каждый из них в отдельности. Диада неесть в точности Пара, это создаваемая в уме Схема, вклю-чающая в себя два образных представления двух объек-тов. Один связан отношением существования с однимчленом пары, другой — с другим. Тот, который прикреп-лен к ней как репрезентирующий ее, есть некоторыйСимвол в значении «Первого», другой же есть Символ взначении «Второго». Таким образом, указанная Схемаили Диада репрезентирует Индексальные знаки Каина иАвеля соответственно, так что субъект не противоречитданным нами определениям. Теперь рассмотрим субъектпропозиции «Всякий человек — дитя двух родителей».Он, как и в первом случае, подразумевает схему пары,составляющим которой соответствуют «Первое» и «Вто-рое» (или, вернее, символы таковых в качестве специ-ально выбранных для них эквивалентов). Но вместо двухэлементов Схемы, рассматриваемых в качестве Индек-сов существующих индивидуальных объектов, Интерпре-тант данной схемы репрезентирует, что если интерпре-татор пропозиции посредством некоторой умственнойоперации приведет один из элементов схемы в действи-тельное соответствие с каким-либо конкретным челове-ком, то будет иметь место отношение существования,прикрепляющее другой элемент к некоторой паре инди-видуумов, и если интерпретатор целой пропозиции при-крепит один из этих индивидуальных объектов к этойсоставляющей в особенности, то предикат будет истинносказываться об этой индивидуальной Диаде в порядкечленов данной пропозиции. Конечно, это вовсе не зна-чит, что некто, достаточно хорошо понимающий схему,


действительно последовательным образом и во всех де-талях следует описанному движению мысли. Это лишь всущественных моментах показывает, что должно бытьпроделано, чтобы полностью и точно понять смысл про-позиции. Что дело обстоит именно таким образом, мож-но убедиться, если начертить соответствующий пропози-ции граф. Здесь, как и в первом случае, Субъект репре-зентирует индивидуальную Диаду, Символом которойявляется пропозиция, как репрезентируемую посредствомИконического знака. Если пропозиция имеет абстракт-ный субъект, как, скажем, «краснота» или «справедли-вость», ее можно трактовать на схоластический манеркак открытую для истолкования (exponible), т. е. какпропозицию, чье реальное содержание завуалированориторической фигурой; или же, если данный термин невполне проясняет дело — такая пропозиция повествуетоб универсуме, который включает в себя по одной реп-лике от каждого из собраний возможных символов, втом или ином смысле неопределенных, но при этом со-держит все, которые следует принять во внимание. Мыне можем сказать «все, что уместны», ибо ни одно собра-ние не может исчерпать все возможные уместные ситуа-ции символы. В случае с условной пропозицией,1 напри-

1 Если следовать правилам моей Этики Философской Термино-логии, правильным названием будет именно условные, а негипотетические. Значение греческого υποθετικός не вполнеясно, но в конце концов это слово, кажется, стало применять-ся в качестве названия всякой сложносочиненной пропозиции.Апулей во времена Нерона использует в качестве перевода тер-мин conditionalis. Он пишет: «Propositionum igitur, perinde utipsarum conclusionum, duae species sunt: altéra praedicativa,quae etiam simplex est; ut si dicamus, qui régnât, beatus est:altéra substitutiva, vel conditionalis, quae etiam composita est;ut si aias: qui régnât, si sapit, beatus est. Substituis enimconditionem, qua, nisi sapiens est, non sit beatus». <Пропози-ций, таким образом, точно так же, как и их собственных след-ствий, имеется два вида: одни предикативные, которые про-сты, как, например, «кто царствует — счастлив»; другие жесубститутивные или же условные (кондициональные), кото-рые суть сложные, как, например, «кто царствует, счастлив,если разумеет». Субституируется же условие, ибо, если кто неразумен, то и не счастлив.> [См. Geschichte der Logic Прант-

Grammatica Spcculatiua 109

мер, «Если вечером будет мороз, ваши розы погибнут»,любая из реплик пропозиции «Сегодня вечером будет мо-роз», которая может быть истинной, сосуществует с ис-тинной репликой пропозиции «Ваши розы погибнут» . Этоподразумевает репрезентацию Индекса в той же степе-ни, что и субъект пропозиции «Всякая роза погибнет».

99. Теперь мы переходим к рассмотрению понятияпредиката. Ясно, что последняя пропозиция, как и вооб-ще любая того же рода, сообщает свое полное значение(signification), вызывая в сознании некоторый образ или,так сказать, комбинированную фотографию несколькихобразов, подобно тому, как это происходит в упомяну-той нами Первичности. Как бы то ни было, ничто необязывает нас искать ответ на прямой вопрос о том, чтоименно происходит при этом в уме. Нас косвенно интере-сует, как предикат репрезентирует Первичность, которуюон означивает (signifies).' Предикат с необходимостью есть

ла, I, 58—81]. Но ко времени Боэция и Кассиодора, т. е. около

500 г. н. э., сложносочиненные пропозиции стали обозначатьсловом hypothetica, a conditionalis приобрело значение пропо-зиции, утверждающей нечто одно, если выполняется условие,поставленное в самостоятельном предложении. Последний ва-риант стал общепризнанным и оставался таковым в течениевсего Средневековья. Гипотетические пропозиции следовалобы разделять на дизъюнктивные и соединительные. Обычноих делили на условные, дизъюнктивные и соединительные,однако условные пропозиции на деле есть только особый виддизъюнктивных. Сказать «Если вечером будет мороз, ваширозы погибнут» — то же, что сказать «Либо погода не будет мо-розной, либо сегодня вечером ваши розы погибнут». Дизъюнк-тивная пропозиция не исключает истинности обеих альтерна-тив одновременно [ср. п. 127-9, 2. 345-7].1 Коннотировать — термин, используемый Миллем, — не впол-не точен. Коннотировать означает косвенным образом деноти-ровать наряду с чем-либо еще. Так, «убийца» коннотирует сживым существом, которое было убито. Когда схоластики го-ворят, что прилагательное коннотирует, они имеют в виду,что оно коннотирует определенную абстракцию посредствомсоответствующего ему абстрактного имени существительного.Обычное же использование прилагательного не вовлекает ни-какой отсылки к какой-либо абстракции. Слово означиватьиспользовалось в качестве постоянного технического терминаначиная с XII века, когда Джон Солсберийский (Metalogicus,


Иконическии Сумисигнум [Рема] (что не всегда истинноотносительно субъекта) и как таковой — что становитсяясным из полного анализа Сумисигнума — по существуозначивает нечто через репрезентацию себя для репрезен-тации объекта в качестве Иконы. Хотя в отсутствие ана-лиза Сумисигнума данное положение остается не вполнепроясненным.

100. Теперь мы подошли к вопросу о том, действи-тельно ли всякая пропозиция имеет Субъект и Преди-кат. Выше было показано, что это справедливо для слу-чая с Условными пропозициями. Легко заметить, что тоже может быть сказано и о любой из Дизъюнктивных.При этом обычного рода Дизъюнктив обладает такимстроением, что один способ анализа его хорош ровно на-столько же, насколько и другой. То есть высказывание«Истинно либо А, либо В» эквивалентно высказыванию«„Реплика Символа истинна" — ложно, если никакая реп-лика А и никакая реплика В равно неистинны», или«Если реплика А не истинна, реплика В истинна», илиже «Если реплика В не истинна, реплика А истинна».Мы приходим к одному и тому же, как в случае с «Неко-торые X суть Y » , «Некоторые Y суть X» и «Нечто естькак X, так и Y » . Наиболее подробный анализ переноситвсе содержание Дицисигнума в Предикат. Соединитель-ная (copulative) пропозиция также имеет Субъект и пре-дикат, что еще более очевидно. Она осуществляет преди-кацию подлинного Триадического отношения трой-ственного сосуществования (tricoexistence) «P, Q и R со-существуют». Ибо говорить, что А и В одновременно ис-тинны — значит утверждать, что существует нечто, тро-

II, хх) сказал «quod fere in omnium ore célèbre est, aliud scilicetesse quod appellatiua (т. е. прилагательные) significant, et aliudesse quod nommant. Nominatur singularia (т. е. существующийединичные объекты и факты), sed universalia (т. е. Первич-ность) significantur». <ибо это почти у всех на устах, что (име-на) нарицательно означают, разумеется, одно, а именуют дру-гое. Именуются (вещи) единичные, означаются же универса-лии^ См. мои записи от 13 ноября 1867 г. [следующая глава],к которым я теперь [в 1902 г.] могу добавить множество при-меров в доказательство того, что сказано здесь относительнотерминов « ко нно тировать» и «означивать*.


яко сосуществующее с истинными репликами А и В. Не-которые логики настолько тенденциозны и слепы, чтосчитают такие латинские предложения, как fulget и lucetпропозициями без субъекта. Но всем понятно, что дан-ные слова вовсе не сообщают никакой информации безссылки (которая обычно носит Индексальный характер, гдеИндекс — <общая среда или> окружение участников ком-муникации) на обстоятельства, при которых, как утвержда-ется, имеют место означиваемые ими Первичности.

101. Пропозиция должна иметь действительный Син-таксис, репрезентируемый в качестве Индекса тех эле-ментов репрезентируемого факта, которые соответству-ют Субъекту и Предикату. Это очевидно для всякой про-позиции. Со времен Абеляра вошло в обычай рассматри-вать этот Синтаксис в качестве третьей части пропози-ции, называемой «Связка». Исторической причиной появ-ления этого понятия в XII веке послужил, несомненно,тот факт, что латынь того времени не позволяла про-пускать глагол est, который обычно, но не всегда, про-пускался в греческом и довольно часто в латыни клас-сической. В большинстве языков этот глагол отсутству-ет. Но ясно, что невозможно отбросить Синтаксис, рас-сматривая Связку в качестве третьей части пропозиции.Проще было бы сказать, что Синтаксис может прини-мать акцидентальную форму.

102. Таким образом, нами было ясно показано, чтовсе пропозиции подпадают под дефиницию Дицисигну-ма и соответствуют всем ее следствиям. Говоря короче,пропозиция есть Дицисигнум, являющийся Символом.Но Дицисигнумом может также быть и Индекс. Портретнекоего человека, подписанный его именем, представля-ет собой пропозицию в строгом смысле, хотя ее синтаксисне есть таковой речи, и указанный портрет не только реп-резентирует, но и сам является Гипоиконой. Имя собствен-ное настолько близко природе Индекса, что этого можетоказаться достаточно, чтобы дать идею информационно-го Индекса. В качестве еще более удачного примера мо-жет служить фотография. Фотографический отпечатоксам по себе не сообщает никакой информации. Но тотфакт, что он представляет собой поперечное сечение свето-вых лучей, отраженных от объекта, известного каким-то


иным образом, делает его Дицисигнумом. Как показыва-ет система Экзистенциальных графов, всякий Дициснг-нум есть дальнейшее, более распространенное определе-ние уже известного знака в отношении одного и того жеобъекта. В настоящей статье этот момент, возможно, ос-вещен недостаточно. Отметим, что связь фотографичес-кого отпечатка, который является квази-предикатомфотографии, с поперечным сечением лучей, представляю-щих собой квазисубъект, составляет, собственно, Синтак-сис Дицисигнума. Подобно Синтаксису пропозиции, он естьфакт, имеющий отношение к Дицисигнуму, рассматрива-емый как Первое, то есть нечто в себе, безотносительно ксвоей знаковой природе. Всякий информационный знак,таким образом, вовлекает Факт, выполняющий роль егоСинтаксиса. Поэтому очевидно, что Индексальные Ди-цисигнумы также соответствуют дефиниции и ее сле,д-ствиям.

103. Следует отметить, что данное соответствие, какдля пропозиций, так и для информационных Дицисиг-нумов, установлено безотносительно к их принятию илиутверждению. Проводимый до сих пор анализ предпола-гал, что если бы утверждение или в том или ином смыс-ле принятие пропозиции в расчет не бралось, то пропозиция была бы неотличима от общего составного терми-на, т. е. «Некий человек высок» было бы редуцированок «высокий человек». Поэтому в данном случае важноопределить, может или нет дефиниция Дицисигнума.применимая к первому высказыванию (даже в том слу-чае, если оно не выносится как суждение), быть равнымобразом применима и ко второму. Ответ дать довольнолегко. Чтобы полностью понять и усвоить символ «высокий человек», нет никакой необходимости полагать егосостоящим или способным состоять в отношении к како-му-либо реальному Объекту. Его Интерпретант не репре-зентирует его в качестве подлинного Индекса, поэтомудефиниция Дицисигнума к нему не применима. Мы неможем достоверно установить, достаточно ли данногоанализа для того, чтобы провести четкое различениемежду пропозициями и аргументами. Но он позволяетувидеть, что пропозиция нацелена (purports to untend)на то, чтобы принудить свой Интерпретант осуществить


референцию к своему реальному Объеьсту, то есть репре-зентирует себя в качестве Индекса. Аргумент же наце-лен не на принуждение, а на осуществление воздействияпосредством умопостигаемых общностей (generals), т. е.репрезентирует свой символический характер.

104. Приведенное выше представляет собой наилуч-ший анализ Дицисигнума, который может быть пред-ставлен автором на настоящий момент. Убедительно илинет звучат его основные положения, они не могут бытьокончательно приняты без более или менее значитель-ных поправок, хотя и может показаться, что он не иначекак предельно точно отражает истинное положение дел.Может быть и так, что он не применим в полной мере ковсем без исключения типам пропозиций. ДефиницияДицисигнума может повлечь за собой естественное пред-положение, что Сумисигнум есть всякий Репрезентамен,Интерпретант которого репрезентирует его в качествеСимвола. Тщательная проверка убеждает ученого в том,что это очень похоже на правду, но с течением времени унего могут возникнуть сомнения, что этим вопрос пол-ностью исчерпан. [...]

§ 3. Дихотомии Пропозиции

105. Индексальный Дицисигнум, как кажется, неимеет сколько-нибудь значимых разновидностей. Про-позиции же могут быть подразделяемы по различнымоснованиям, образуя главным образом дихотомии. В пер-вую голову в отношении Модальности, или Модуса, про-позиция является либо de inesse] (словосочетание,встречающееся в Summulae2 [p. 71B]), либо модальной.

1 <По внутренней присущности. — лат.>2 Summulae Logicales Петра Испанского. Прантл, [Geschichte derLogik, II, 266ff] автор не слишком самостоятельный, но весьмасведущий, чья не лишенная пользы история Логики полна оши-бок, неверных интерпретаций и бессмысленного теоретизиро-вания, и чья площадная лексика оправдывает любую из воз-можных оценок его работы, делает абсурдное предположение,что указанный труд по существу является переводом с гречес-кого, в то время как совершенно очевидно, что это был трак-тат, изначально написанный по-латыни. Summulae Петра


Пропозиция de inesse соотносится только с существую-щим — т. е. существующим в логическом дискурсивномуниверсуме1 — положением вещей. Модальная пропози-ция охватывает собой всю область возможного. В зави-симости от того, утверждает ли она нечто как истинноеили как ложное для указанной области во всех отноше-ниях, она может быть либо необходимой, либо невозмож-ной. В зависимости от того, утверждает ли она нечто какистинное или как ложное в пределах области возможно-го, (неявно включая или исключая существующее поло-жение вещей), она может быть возможной или контин-гентной (все термины взяты из Боэция).

106. Субъект пропозиции может быть либо Сингуляр-ным, либо Общим, либо Абстрактным. Он есть некото-рая сингулярность, если указывает на нечто индивиду-альное, что известно каким-либо иным образом. Он естьнечто общее, если описывает критерий, в соответствии скоторым выбирается данный индивидуальный объект.Неединичный (general) субъект может (как это признановсеми) быть либо Общим (Universal), либо Частным (иНеопределенным.) (Последние три термина взяты изАпулея,2 жившего при Нероне. Однако бессмысленноеразличение неопределенного и частного современнымиавторами осталось незамеченным). В некоторых трудахможно найти весьма сложное учение о значении этихтерминов, выделяющее некоторые типы универсалий какутверждающие существование своих субъектов. Для ав-тора данной работы все универсалии объединены тем,что этого не утверждают. Общий субъект есть такойсубъект, который указывает на то, что пропозиция при-менима к любому индивидуальному нечто, имеющему

Испанского почти в точности воспроизводят некоторые дру-гие работы того времени и ясным образом обнаруживают уче-ние, основы которого преподавались в учебных заведенияхначиная с 1200 г. По оценкам современных авторов, он явля-ется величайшим авторитетом в области терминологии послеБоэция.1 [Иными словами, она может быть сформулирована в терми-нах материальной или филонианской импликации. См. сн. кп. 130 <2.348п>.]2 [Prantl, op. cit., I. 581.]


или могущему иметь место в универсуме, не сообщая приэтом, что таковой действительно имеет место. Частныйсубъект есть такой субъект, который не указывает, ка-кое именно индивидуальное нечто имеется в виду, и спо-собен самое большее дать общее его описание, но приэтом претендует на то, чтобы осуществлять указаниенекоторого существующего индивидуального нечто. По-рядок, в котором располагаются Общий и Частныйсубъекты, есть порядок материальный. Возьмем пропо-зицию «Некая женщина обожаема всяким испанцем изтех, которые существуют». Ее первый субъект, «некаяженщина», представляет собой индивидуальное нечто,второй же — «всякий испанец из тех, которые суще-ствуют» — универсалию. Но «Всякий испанец из тех,которые существуют, обожает некую женщину» имеетте же субъекты, расположенные в обратном порядке, исоответственно другое значение. Понятно, что субъектможет быть описан таким образом, чтобы не быть ниОбщим, ни Частным — как в исключениях (exceptives;Summulae) типа «Все люди суть грешники кроме одно-го». То же относится ко всем типам исчисляющих про-позиций, например, «Любое насекомое имеет четное числолапок». Но эти субъекты могут быть рассмотрены какЧастные Собирательные Субъекты. Примером ОбщегоСобирательного субъекта может служить пропозиция«Любые два человека, пытающиеся перекричать одиндругого, поссорятся». Любое собрание чего-либо с логи-ческой точки зрения есть нечто индивидуальное. Разли-чение субъектов на Общие и Частные имеет материаль-ное, а не просто формальное основание. Оно представля-ется (и признавалось таковым в средние века) обладаю-щим той же природой, что и различение между Необхо-димой и Возможной пропозициями.

107. Различение между Гипотетической, Категори-ческой и Относительной пропозициями также имеетважное значение. В любом случае, последняя имеет рядзначимых отличий от двух остальных.

108. Различение пропозиций на Утвердительные иОтрицательные в применении к обычного рода катего-рическим пропозициям имеет чисто формальный харак-тер. Процесс, названный инфинитацией (термин, ис-


пользованный Абеляром в Opéra hacte nu s Inedita, p. 225,и с тех пор вплоть до сего дня имеющий постоянное хож-дение во всех западных языках), состоящий в добавле-нии к термину префикса не-, превращает негативнуюпропозицию в утвердительную или так называемую [Не-личную или] Инфиншпную, (Infinite) пропозицию. Раз-личие между отрицательной и инфинитной пропозиция-ми не затрагивает их значения и не более велико, неже-ли различие между non est и est non в латыни. «Socratesnon est mortalis» — обычная форма, но «Socrates est nonmortalis» также возможно.1 Не следует забывать, чтологика всегда привлекала и порой продолжает привле-кать к себе незрелые умы.

109. Наконец, всякая пропозиция либо истинна, либоложна. Она ложна, если из нее может быть законнымобразом дедуцирована любая пропозиция без помощиложных пропозиций, которые могут вступить в противоречие с прямым суждением восприятия, если таковоеимеется. Пропозиция истинна, если она не ложна. Отсю-да, не несущая никакого смысла форма пропозиции, еслиее называть пропозицией, принадлежит к категории ис-тинных пропозиций.

§ 4. Прагматическая интерпретациялогического субъекта

110. Любой символ, способный быть прямым консти-туэнтом пропозиции, называется термином (terminus

1 <Берущее свое начало в средневековой логике разведениеотрицания предиката и отрицания связки est (copula). Так,«Socrates non est mortalis» — норма латинского языка — мо-жет быть переведено и как «Сократ не есть смертный», и как«Сократ не смертен». «Socrates est non mortalis» могло бы рас-сматриваться как риторический прием или усиление отрица-ния поп, однако здесь и в других местах (ср. далее «Socratesnon est stultus» и «Socrates est non stultus») — специфическоеупотребление этих оборотов: «Socrates non est mortalis» «Со-крат не есть смертный» (отрицание относится к связке)«Socrates est non mortalis» и «Сократ есть не смертный» (отри-цание относится к предикату). Начиная с Аристотеля, приме-ры с именем Сократ вошли в широкое употребление. >

Grammatica SpecuLatwa 117

Боэция).1 Логики обычно говорят, что категорическаяпропозиция имеет «два термина» — субъект и преди-кат, и, проявляя таким образом небрежность в выраже-нии, или же копируя Аристотеля,2 спотыкаются об исти-ну. Обычно они придерживаются доктрины (хотя частоне сформулированной отчетливо в одном предложении), всоответствии с которой такого рода пропозиция включа-ет в себя три термина: субъект, предикат и связка (copulaАбеляра).3 Если следовать данной доктрине, коррект-ным десигнатом для субъекта и предиката будет тер-мин экстремум, который представляет собой эквивалентгреческого ОрОС (term). Обычно принято считать связкуглаголом, а все остальные термины именами собствен-ными или общими именами некоторого класса. Авторнастоящей работы считает глагол есть (is) неотторжи-мой частью имени класса, так как это позволяет датьнаиболее простой и удовлетворительный отчет о пропо-зиции.'В подавляющем большинстве языков не существуетприлагательных и общих имен классов, которые не по-нимаются как являющиеся частью того или иного глаго-ла (даже когда на деле такой глагол не имеет места), иследовательно, в таких языках не требуется ничего, чтодолжно было бы выполнять роль связки в предложении.Автор (не претендуя, впрочем, на то, чтобы называть себялингвистом) исследовал грамматические системы мно-гих языков с целью выяснить, существует ли вообщетакой язык, структура которого совпадала бы со струк-турой мышления всякого человека в том виде, в кото-ром ее всеми силами пытаются представить логики (иботаковые попытки не имеют на деле никакого отношенияк логике). Единственным таким языком, который авто-ру удалось отыскать, оказался баскский, в котором естьДва или три глагола, а все остальные имеющие принци-

1 [Prantl, op. cit., I, 696.]2 ["Opov δε καλώ εις δν διαλύεται ή πρότασις. οίον το τεκατηγορούμενοι' και το καθή ου κατηγορείται, 24b.l6.]<термином я называю то, на что распадается посылка, то естьто, что сказывается, и то, о чем оно сказывается. — лат.>'[Prantl, op. cit., II, 197.]4 [См. также СР, 3.459.]


пиальное значение слова понимаются как существитель-ные. Во всяком языке должны быть имена собственные,а в таковых нет ничего от глагола. Поэтому в них, каккажется, мы находим прямое указание на имя нарица-тельное или прилагательное. Однако, несмотря на этоуказание, практически в любом сообществе людей слова,обозначающие общие понятия, принято считать частьюглагола. А это, по всей видимости, идет вразрез с постро-ениями логиков.

111. То или иное имя собственное, когда некто узна-ет о нем впервые, связано отношением существования снекоторым результатом перцепции или эквивалентнымему индивидуальным знанием того индивидуальногообъекта, который оно именует. Тогда и только тогда онопредставляет собой подлинный Индекс. Когда этот не-кто встречает это имя во второй раз, он рассматривает егокак Икону данного Индекса. Когда знакомство с ним при-обретает характер привычки, оно становится Символом,Интерпретант которого репрезентирует его в качествеИконы Индекса именуемого индивидуального объекта.

112. Если поискать в учебнике по химии дефинициюлития, то мы обнаружим, что это элемент с атомнымвесом, очень близким к семи. Но обладай автор учебни-ка большей склонностью к логике, он сказал бы, чтоесли попытаться найти среди минералов, которые стек-ловидны, прозрачны, серого или белого цвета, обладаютбольшой твердостью, ломки и труднорастворимы, такой,который придает неяркому пламени легкий малиновыйоттенок; будучи растерт в порошок и перемешан с изве-стью или крысиным ядом и затем расплавлен, частичнорастворяется в муриатической кислоте; когда же полу-ченный раствор испарен и с помощью серной кислотыизвлечен осадок, из этого осадка, если его подвергнутьтщательной очистке, может быть обычным методом по-лучен хлорид; а хлорид, приведенный в твердое состоя-ние, расплавленный и подвергнутый электролизу припомощи полдюжины элементов, превратится в шарикрозовато-серебристого металла, которая будет держать-ся на плаву в газолине, — то материал этого шарикабудет представлять собой образчик лития. Особенностьданной дефиниции — или скорее предписания, ибо оно


более пригодно для нас, нежели дефиниция — состоит втом, что оно раскрывает смысл, денотируемый словомлитий, предписывая действие, которое нужно совер-шить, чтобы получить знание об объекте слова через вос-приятие. Всякий субъект пропозиции, если только этоне Индекс (например, общая для участников коммуни-кации среда или окружение, или же привлекающее вни-мание в этом окружении нечто, на которое указываетговорящий) или Подиндекс (например, имя собственное,личное или указательное местоимение), должен выпол-нять функцию Предписания, или Символа, не только пре-доставляющего для Интерпретатора описание того, чтодолжно быть предпринято им, другими или всеми длятого, чтобы получить Индекс индивидуального объекта(предмета или отдельно взятого набора предметов), соот-ветствующая которому пропозиция репрезентируется какистинная, но также закрепляющего за указанным инди-видуальным объектом некоторый десигнат, или, если этонабор индивидуальных объектов, за каждым входящимв набор объектом. До тех пор пока не найдено лучшегодесигната, такой термин может быть назван Предписа-нием. Так, Субъект пропозиции «Всякий испанец изтех, которые существуют, обожает некую женщину»,наилучшим образом может быть рассмотрен в следую-щей форме: «Если мы возьмем любой индивидуальныйобъект универсума, А, тогда в универсуме существуетнекоторый индивидуальный объект В, такой, что А иВ указанным образом формируют диаду, следующее изкоторой истинно». Предикат будет иметь вид « естьлибо не испанец, либо обожает женщину, которая яв-ляется ».

113. Всякий термин, способный стать субъектомпропозиции, может быть назван Ономой. Категорема-тическим (Дуне Скот, но возможно ранее) называетсялюбой термин, способный стать субъектом или предика-том некоторой пропозиции. Синкатегорематическим тер-мином или Синкатегоремой (Summulae)^ называется Сим-вол, способный образовать Категорематическии Термин.

1 [См. Prantl, op. cit.,11, 272.]

120 Логические основания теории знаковGrammatica Speculaliva 121

Связка же, похоже, оказывается между двух стульев,ибо не является ни синкатегорематической, ни кате.го-рематической. [...]

§ 5. Природа утверждения*

114. Теперь рассмотрим, в чем состоит существо утвер-ждения (assertion). Здесь я могу лишь в более разверну-том виде переформулировать учение, изложенное мнойв grammatica speculative! и опубликованное впервые в1867 г. 2 С этого времени мои занятия философией пол-дюжины или более раз подводили меня к необходимостипоставить данное учение под вопрос и подвергнуть еготщательной и строгой перепроверке. Каждая такая пе-репроверка, приводя к более или менее значительнымизменениям своего предмета, всякий раз все же оправ-дывала его в основном. Теперь я вполне убежден, чтомогу дать такую его формулировку, которая уже не бу-дет оставлять желать лучшего. Вместе с тем я также вос-пользуюсь случаем для выявления и прояснения сутиошибок, допущенных мной в предшествующих форму-лировках.

115. Предстоящий нам анализ утверждения предпо-лагает применение двух типов логического рассуждения.С одной стороны, мы можем осуществлять прямое на-блюдение того, что близко нашему опыту утверждения икажется от него неотделимым. Профессор Шредер назы-вает такой опыт риторическим свидетельством. Данныйдесигнат крайне удачен, так как указанное логическоерассуждение обладает характеристиками выводов, называвшихся прежними логиками риторическими. Этот тер-мин также соответствует моему названию наиболее важ-ного и интересного раздела логики — спекулятивнаяриторика. Что касается меня лично, указанный десиг-

1 [§ 5-6 из статьи «О том, что категорические и гипотетичес-кие пропозиции по сути одно и тоже, с некоторыми дополне-ниями касательно данного вопроса» (That Categorical andHypothetical Propositions are one in essence, with some connectedmatters, 1895).]2 [On a New List of Cathegories, vol. 1, bk. Ill, ch. 6.]

нат, возможно, приносит того рода удовлетворение, чтостоль многие школы находят в заимствовании названий,которые были изобретены, но недооценены их оппонен-тами. Ибо хотя профессор Шредер и не может не при-знать необходимость в такого рода логическом рассуж-дении и его значимость, все же может показаться, что кего в общем положительному мнению о нем примешива-ется легкая тень сомнения в его безусловном формаль-ном совершенстве. Для меня же это самое несовершен-ство отмечает данный тип рассуждения как выведенныйнапрямую из тех источников наблюдения, из которых идолжно вытекать всякое истинное логическое рассужде-ние. И я часто замечал в истории философии, что рас-суждения, которые сперва были отмечены темнотой иформальностью подхода, часто на деле оказывались наи-более глубокими. Другой применяемый мной в анализеутверждения тип логического рассуждения состоит ввыяснении путем дедукции того, какие конституэнтыутверждения должны быть следствиями из теории, ко-торой я придерживаюсь и в соответствии с которой ис-тина обретает себя в безусловном (definitive) принужде-нии исследующего интеллекта. Это рассуждение носитсистематический характер, но составляет лишь полови-ну всего метода. Ведь опирающиеся на теорию дедукцииили квазипредсказания необходимо преобразовать в ри-торическое свидетельство и проверить, верифицируемыли они посредством наблюдения. Если мы находим, чтоэто так, не только анализ утверждения приобретает сви-детельство в пользу своей окончательной завершеннос-ти, но также приобретает большую вероятность собствен-но теория истины.

116. Для всякого утверждения мы можем выделитьговорящего и слушателя. Правда, что существованиепоследнего при этом может только предполагаться, как,например, в случае кораблекрушения, когда описаниебедствия запечатывается в бутылку и выбрасывается вморе. Предполагаемый «слушатель» может принадлежатьтой же личности, что и «говорящий». Например, когдамы в уме отмечаем факт суждения, которое следует за-помнить. Если имеет место какой-либо акт вынесениясуждения, независимый от какой бы то ни было регистра-

122 Логические основания теории .таков Grammalica Speculativa 123

ции и в то же время имеющий определенную логическуюзначимость (что само по себе спорно), мы можем ска-зать, что в этом случае слушатель становится идентиченговорящему.

117. Утверждение состоит в предоставлении говоря-щим свидетельства для слушателя в пользу того, чтоговорящий в чем-то убежден, т. е. что он обнаруживаетв некоторой идее при тех или иных обстоятельствах бе-зусловно обязательный характер. В силу этого всякоеутверждение должно состоять из трех частей: знака,обнаруживающего факт принуждения, знака привнесен-ной идеи и знака, свидетельствующего о воздействии при-нуждения на говорящего в той мере, в какой он отожде-ствляет себя с научным интеллектом.

118. По той причине, что принуждение всегда естьhic et пипс, событие принуждения может быть репре-зентировано для слушателя только путем понужденияего к опыту того нее самого события. Отсюда, необходи-мо должен иметь место знак, который оказывал бы ди-намическое воздействие на внимание слушателя и на-правлял бы его на некоторый объект или событие. Тако-го рода знак я называю Индексом. Вместо простого зна-ка указанного рода может иметь место предписание, сооб-щающее слушающему, каким образом он должен действо-вать, чтобы получить доступ к опыту, с которым соотносится утверждение. Но поскольку данное предписаниесообщает ему, что должно предпринять, а также посколь-ку воздействие и претерпевание воздействия суть одно ито же, а действие также есть hic et пипс, то предписаниедолжно само по себе предоставлять некоторый Индекс илисобрание Индексов. То, на что индекс направляет внима-ние, может быть названо субъектом утверждения. [...]

119. Реальный мир невозможно отличить от вымыш-ленного при помощи какого бы то ни было описания.Часто спорят о том, был ли сумасшедшим Гамлет. Этолишний раз доказывает, что если мы подразумеваем ре-альный мир, нам необходимо указание на это подразу-мевание. Реальность носит динамический, а не качествен-ный характер. Реальность состоит в Действенности как"-убедительности (forcefulness). И от вымысла ее не мо-жет отличить ничто кроме динамического знака. Прав-

да, что ни один язык (насколько мне известно) не имееттакой формы речи, которая была бы способна показать,что дело идет именно о реальном мире. Но в этом и нетнеобходимости, поскольку тона и внешнего впечатлениявсегда достаточно, чтобы показать, что говорящий ис-кренен. Тон речи и внешнее впечатление динамическивоздействуют на слушателя и принуждают его направ-лять внимание на реалии. Тон речи, следовательно, естьиндексальный знак реального мира. Поэтому не суще-ствует категорий утверждения, не содержащих индек-сальных знаков, если только это не утверждения логи-ческого анализа или тождественные пропозиции. Но пер-вые будут неправильно поняты, а последние покажутсяабсурдом, если и те и другие не интерпретируются какотсылающие к универсуму терминов и понятий, и этотуниверсум, как и мир вымысла, также требует себе длятого, чтобы быть распознанным, индекс. Итак, в соот-ветствии с нашей теорией, является фактом, что по край-ней мере один индекс должен в качестве составной частивходить в каждое утверждение.

120. События или объекты, которые денотируютсяиндексами, я называю субъектами утверждения. Приэтом они не совпадают с объектами, денотируемыми грам-матическими субъектами. У логиков вошло в привычкурассматривать пропозиции исключительно (или главнымобразом) после того, как они получили некоторое выра-жение в форме, соответствующей определенному стан-дарту или канону. Если же их принимать в том виде, вкаком они выражены в том или ином языке (как этоделает Хопп <Норре> и некоторые другие), то это пре-вращает логику из философии в филологию. Установ-ленные каноном формы были продиктованы использова-нием узкой категории языков и направляют философиюпо ложному пути. То, что называется субъектом, естьсуществительное в номинативе, хотя даже в нашей отно-сительно небольшой семье индоевропейских языков су-ществует несколько, в которых это существительное, влатыни, греческом и языках современной Европы всегдастоящее в номинативе, ставится в косвенный падеж.Примером тому ирландский и гэльский языки. Индекстакже часто не обладает природой существительного. Он


может быть, как мы уже видели, просто внешним впе-чатлением или жестом. Тогда опять же он может быть

распознан т а к , что совершенно невозможно с полнойуверенностью определить, индекс ли это вообще. Апел-

ляция к значению утверждения помогает мало, ибо в

подобных случаях трудно точно сказать, каково значе-

ние. Так, для случая с суждением «Все люди смертны»(ЛИ men are mortal),' мы можем сказать, что субъектом

в нем является всякий человек или некоторая группалюдей, что всякий человек и некто смертный суть два

субъекта, или что субъектом является все (а предикатом

в таком случае — «либо не есть человек, либо смертно>>),или же что все, человечество и смертность суть три

субъекта. Можно еще привести сотни других диспози-ций. Но если желательно остановиться на одной посто-

янной канонической форме, наилучшим было бы исполь-зовать отдельный индекс для всего, что индифферентно

с точки зрения логики. Иными словами, для данного

случая в качестве индексов принять все, человечество исмертность.

121. Всякий субъект, когда на него осуществляется

прямое указание — каковы в нашем случае человечество

и смертность, — есть некоторая сингулярность. В иномслучае предписание, которое может быть названо его

квантором, указывает, на основании чего должен бытьсделан выбор субъекта из некоторого множества, име-

нуемого его универсумом. В логике вероятности кванто-ры, такие, как «девять из десяти» и т. п., отсылают к

предстоящему опыту или к тому, что должно произойти

«в конечном счете». Но в логике необходимости такая

отсылка к опыту не осуществляется и необходимы толь-

ко два к в а н т о р а : квантор всеобщности (un iver sa lquantifier), позволяющий при любых обстоятельствах

выбрать из универсума любой объект, и квантор суще-

ствования (particular quantifier), предписывающий вы-бор объекта, подходящего данным условиям. Когда име-

ют место несколько квантифицированных субъектов, а

также когп;а квантификации различны, порядок выбора

'--В данном случае более адекватен перевод «Каждый человекесть некто смертный·>.>

Gram m a t ica Spccu tali va 125

субъектов имеет материальный характер. Свойство кван-

тора последнего выбранного субъекта распространяется

на пропозицию в целом. (В прежних формулировках этот

момент от меня ускользнул). Поскольку никакие другиекванторы кроме двух указанных не являются необходи-

мыми, нечто большее, нежели просто краткость и удоб-

ство написания достигается также использованием дру-

гих двух «хемиологических» (hemiological)1 кванторов,

один из которых позволяет выбрать любой объект уни-

версума, кроме одного, а другой ограничивает свободу

выбора в пользу одного или другого из двух удовлетво-

ряющих условиям. Универсум логического субъекта донастоящего времени всегда рассматривался как дискрет-ное множество, так что субъект считался индивидуаль-

ным объектом или событием. Но на деле универсум мо-

жет быть непрерывен, так что не существует такой его

части, из которой всякое нечто непременно должно бытьвсецело истинным или столь же всецело ложным. Напри-мер, невозможно найти часть некоторой поверхности,

которая везде одного и того же цвета. Даже точка этойповерхности может принадлежать индифферентно к трем

или более различно окрашенным частям. Однако логика

непрерывных универсумов еще только ожидает своего

исследования. [...]122. В 1867 году я определил символ как любой репре-

зентамен, имеющий характер всеобщности, в чем, пола-

гаю, не ошибался. Однако, не остановившись на этом, явполне в духе традиции разделил символы на термины,

пропозиции и аргументации, исходя из того, что «тер-мины» не содержат в себе ассерторической составляю-

щей, и в этом оказался не прав, хотя само разделение не

столько ложно, сколько совершенно лишено важности.

Далее, заметив, что я отнес естественные симптомы какк индексам, так и к символам, я ограничил символы

конвенциональными знаками, что было очередной ошиб-

кой. Дело в том, что записи от 1867 г. оказались наиме-нее удовлетворительны, с точки зрения логики, из всех,

что я когда либо написал, и в течение долгого времени

^Дефиницию данного термина см.: СР. 1.567.>


большинство изменений, внесенных мной в них, все даль-ше и дальше уводили меня от истины.

123. Всякий символ как нечто, подразумевающееутверждение или содержащее его рудимент, имеет ха-рактер всеобщности в том смысле, в котором мы обычноговорим об общем знаке. То есть предикат есть нечтообщее. Даже когда мы говорим: «Боз был Чарльзом Дик-кенсом», мы имеем в виду, что «Боз был то же самое,что и Чарльз Диккенс», и тожество (sameness) есть об-щее, более того — хемиологическое отношение. Ибо пре-дикат обладает идеальной природой и как таковой неможет быть простой этовостью (hecceity). Фактически впропозиции «Боз есть Чарльз Диккенс» Субъектами яв-ляются Боз и Чарльз Диккенс, а предикатом — «тож-дествен с». С другой стороны, всякий общий знак, вклю-чая «термин», по крайней мере в рудиментарной формевовлекает утверждение. Ибо что подразумевается под«термином» или «именем класса»? Это нечто, означива-ющее или, если использовать спорную терминологиюМилля, «коннотирующее» определенные характеры и темсамым осуществляющее денотацию того, что обладаетэтими характерами. Иными словами, привлекает внима-ние к идее, ментальной конструкции или схеме чего-то,что обладает этими характерами, и таковое обладаниедержится на виду для сознания. Что это значит до техпор, пока слушатель не скажет себе: «То, что есть здесь(как объект внимания) обладает такими-то и такими-тохарактерами»? Это не может быть в полном смысле пропозицией или утверждением, ибо если объект вниманияв таком случае есть не что иное, как творение ума, слуша-тель не задается вопросом о том, что такое есть то, чтоесть «здесь». Это, по крайней мере, не есть суждение ореальном мире, но тем не менее содержит ассерторичес-кий элемент, ментальную связку. Когда слушающий слы-шит термин «свет», он создает в уме соответствующийобраз, проходя через тот же самый процесс мысли, кото-рый приписывается Элохим в первой главе Бытия: «И ска-зал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог, что светхорош», то есть что свет действительно соответствовалтому, создание чего было задумано изначально. Это тоже самое, что сказать: «Это свет!» До тех пор, пока та-

Graminatica Speculatioa 127

ковой процесс не имеет места, имя не вызывает никако-го значения в уме слушателя. Но я возражаю противтриады термин-пропозиция-вывод, если ее наделяют ос-новополагающей важностью для логики. Основанием дляэтого возражения служит то, что имена нарицательные,которые, со своими эквивалентами, суть то, что имеютв виду термины, являются просто второстепеннымиграмматическими формами. Последние случайно при-обрели такое важное значение в языках, наиболее хо-рошо нам известных, но вряд ли существуют или, покрайней мере, играют такую уж важную роль в боль-шинстве языков. В них вовсе не возникает необходи-мость в Grammatica Speciilativa, и они остаются вне ееграниц. Было бы абсурдом возводить эту несуществен-ную часть речи в логическую форму и оставлять в сто-роне совершенно необходимые предлоги просто потому,что в индоевропейских языках они зачастую присут-ствуют в форме окончаний.

124. В то же время необходимо отметить, что пропо-зиция «Пусть L будет светом» или, что то же, «L естьсвет», где L не определено каким-либо иным образом,есть просто утверждение о мимолетной идее, гораздо менееразвитое, нежели пропозиция «Гамлет был сумасшедшим»,которое соотносится с великим творением, более проч-ным, нежели бронза. Удалите из любой пропозиции зна-ки, выполняющие роль кванторов, и такое выражение —все, что у вас останется. Удалим квантор из пропозиции«Все люди смертны» или, что то же, «Всё либо не естьчеловек, либо смертно», и получим «X либо не есть чело-век, либо смертен». Удалив квантор из пропозиции «Всеимеет некоторую причину» или, что то же «Пусть А бу-дет всем, тогда существует некоторое В, такое, что В естьпричина А » , и получим «В есть причина А » . Такие ру-диментарные утверждения, т. е. утверждения по фор-ме, но лишенные какой-либо субстанции, в точностивыражают значения логических терминов. В этом смыс-ле мы можем сказать, что всякая пропозиция имеетстолько терминов, сколько она имеет квалифициро-ванных субъектов. Сингулярные субъекты в указанномсмысле имеют ряд отличий. Всякий термин сингуля-рен, но не определен. В зависимости от характера своего

128 .Логические основания теории .такое, Grammatica Speculative! 129

предиката он может быть утвердительным или отрица-тельным.

125. Связка отличается от субъектов и предикатовтем, что она есть нечто чисто формальное и не содержитв себе никакого особенного содержания или сложности.Несомненно, это потому, что мы выбираем части пропо-зиции, проводя между ними линии таким образом, чтосвязка остается бессодержательной, но для того, чтобытак поступать, у нас есть достаточные основания.

§ 6. Рудиментарные пропозиции и аргументы

126. Завершив таким образом анализ утверждения, ятеперь намереваюсь кратко показать, что почти в том жесмысле, в котором термин есть рудиментарная пропози-ция, последняя, в свою очередь, представляет собой ру-диментарную аргументацию. Термин есть пропозиция,субъекты которой лишены действенности. Лишите про-позиции аргументации утвердительной силы и в резуль-тате получите утверждение. Так, аргументация

Енох был человеком,

.'. Енох был смертным,

становится, когда пропозиции теряют утвердительную силу:

Если Енох был человеком, значит, Енох был смертным.

Таким образом, по крайней мере обратное истинно, и каж-дая такая выхолощенная аргументация есть пропозиция.

127. Но здесь мы сталкиваемся с полным собраниемнемецких логиков, среди которых находим и профессо-ра Шредера, которые заявляют, что гипотетические икатегорические пропозиции существенным образом от-личаются друг от друга. 'Под гипотетической пропози-цией имеется в виду, в той исторически точной термино-логии, которую логика, к своему величайшему счастью,получила в наследство, всякая пропозиция, состоящаяиз пропозиций. Морган- настолько исчерпывающе опп-

1 [См. Schröder, Logic, § 28.]- [См. п. 248 <2.366>.]

сал субъект логических комбинаций, что знакомство сего работой позволяет нам сделать заключение о суще-ствовании шести разновидностей простых гипотетическихпропозиций, объединенных в два родовых собрания. Точ-ка зрения миссис Фабиан [Лэд-] Франклин'и ее мужа1'показывает, что сложные гипотетические пропозиции,состоящие из двух членов, исчисляются десятками ты-сяч. Простые разновидности таковы:

Род I. Отрицательные простыегипотетические пропозиции

(не утверждающие и не отрицающие ни один из членовгипотетической пропозиции)

Вид 1 Условные пропозиции.Если гром гремит, то идет дождь.

Вид 2 Дизъюнктивные пропозиции.Либо гремит гром, либо идет дождь.

Вид 3 Несовместимостные (Repugnantial) пропозиции.Гром и дождь одновременно не имеют места,•^соответственно: гром не гремит, дождь не идет~>(It does not both thunder and rain).

Род П. Утвердительные, простыегипотетические пропозиции

(утверждающие или отрицающие каждый членгипотетической пропозиции)

Вид l //e3aeucu.Moc/?i/tbte(Inclepenclential) пропозиции.Гром гремит без дождя.

Вид 2 Конъюнктивные, пропозиции.Гремит гром и идет дождь.

Вид 3 Терциалъные пропозиции.Ни гром не гремит, ни дождь не идет.

1 [См. Studies in Logic, ed. by С. S. Peirce, Little, Brown & Co.,Boston, 1883. «On thj Algebra of Logic», by Christine Ladd,P. 6Ш.]- [Fabian Franklin, «A Point of Logical Notation» , -Johns HopkinsUniversity Circular. P. 131, Apri l 1881.]

5 Зак. 3309


128. Большинство этих простых видов рассматрива-лись средневековыми логиками как гипотетические про-позиции. Но Кант, который пришел к убеждению, чтодолжно существовать три категории пропозиций длякаждого логического принципа разделения, изъяв категорические пропозиции из одной категории, поместилпервые два вида отрицательного рода простых гипоте-тических пропозиций в другие две из своих категорий.Но он называл условные пропозиции гипотетическими,ограничивая этот термин таким образом, каким на тотмомент он уже был ограничен некоторыми другими ло-гиками. Кант не обладал всем необходимым, чтобы со-ставить таблицу «Функций Суждения». Даже Ламберт,крупнейший представитель формальной логики того вре-мени, не смог преуспеть в этом деле, и уж конечно, <воисполнение этой задачи'» Кант и Ламберт не могли слить-ся в один гигантский интеллект. Кант не уделил дажедостаточно времени для того, чтобы обозначить чрезвы-чайную важность предмета. В дальнейшем немецкие ло-гики, плывя по течению и будучи лишены какого-либоточного метода во всякое время и относительно всякоговопроса, слишком стадные, официозные и стремящиесянепременно присоединиться в своих мнениях к той илииной партии, приняли триаду, состоящую из категори-ческих, гипотетических и дизъюнктивных пропозиций.Отчасти это произошло по той причине, что к тому скло-няла их метафизика, а отчасти по причине отсутствияметода, который бы в обязательном порядке отрицалвсякую точку зрения, склонность придерживаться кото-рой была продиктована чисто формальными соображе-ниями. Но профессор Шредер, будучи точным логиком,не мог согласиться с этой триадой. Тем не менее он счи-тает, что категорические пропозиции существенно от-личаются от всякой гипотетической, понимаемой в ши-роком смысле. Предпринятый нами ранее анализ тер-мина, поскольку он называет термин пропозицией, де-лает категорические пропозиции составными, т. е. ги-потетическими пропозициями. Но мы не можем прой-ти мимо основательно продуманной точки зрения тако-го ума, как Шредер, без того, чтобы со всем тщанием еене разобрать. [...]


129. Квалифицированный субъект гипотетическойпропозиции есть возможность, возможное событие иливозможное положение вещей. В изначальном смысле воз-можность есть гипотеза, ложность которой, исходя изинформации, известной на данный момент, не может бытьустановлена или логически выведена. Подразумеваемоеположение дел с информацией, известной на данныймомент, может совпадать с тем, в котором фактическинаходится говорящий, а может быть таково, что инфор-мация имеет больший или меньший объем. Таким обра-зом, существуют различные виды возможности, которыемогут быть сведены к неизвестной или отрицательнойвозможности. Положительная возможность возникаеттогда, когда наше знание таково, что может быть выра-жено дизъюнктивной пропозицией, исходя из которойА, В, С или D и т. д. истинны. Тогда А, В, С, D и т. д.суть события, возможные в положительном смысле. Так,в игре в триктрак для каждой партии существует 21 воз-можный результат броска костей. Собрание положительновозможных исходов есть область или универсум воз-можности. Высказывающий гипотетическую пропози-цию необязательно обладает положительным дизъюн-ктивным знанием, но так или иначе способен произвестилогическую дизъюнкцию, которая будет с необходимос-тью истинна. Квалифицированный субъект может бытьлибо общим, либо частным. Частная отрицательная иобщая утвердительная простые гипотетические пропози-ции обладают различными и более простыми характера-ми, нежели те, которыми обладают общая отрицатель-ная и частная утвердительная пропозиции. Это можнопроследить по следующей таблице:

Частные отрицательные гипотетические пропозиции

Условная Может не греметь гром, или жеможет идти дождь.

Дизъюнктивная Может греметь гром, или жеможет идти дождь.

Несовместимостная Может не греметь гром, илиможет не идти дождь.


Общие утвердительные гипотетические пропозиции

Независимостная Должен греметь гром и не можетидти дождь.

Конъюнктивная Должен греметь гром и долженидти дождь.

Терциалъная Не может греметь гром и неможет идти дождь.

Общие отрицательные гипотетические пропозиции

Условная Во всяком возможном случае,когда должен греметь гром, будетидти дождь.

Дизъюнктивная Во всяком возможном случае либогремит гром, либо идет дождь.

Несовместимостная Ни в одном из возможных случаевне будет одновременно греметьгром и идти дождь.

Частные утвердительные гипотетические пропозиции

Независимостная Может греметь гром без дождя.

Конъюнктивная Может греметь гром и при этомидти дождь.

Терциалъная. Может быть так, что ни гром негремит, ни дождь не идет.

130. Всякая полностью развернутая гипотетическаяпропозиция включает в себя область возможностей, наосновании которой может быть выведена ее характерис-тика. Но филонианцы1 утверждают (с чем обычно согла-шаются также сторонники Диодора), что анализ должен

1 [Филонианцем может быть назван тот, кто определяет импли-кацию «по материальному признаку», т. е. тот, кто наделяет«Р подразумевает Q» тем же значением, что и «Не P или Q».Это отсылает к спору между Филоном из Мегары, ДиодоромКронусом и Хрисиппом в Acad. Quaest. II, 143 Цицерона. О спо-

Grammatica SpecuÎativa 133

начинаться с consequentia simplex de messe,1 чем услов-ная пропозиция становится для всемогущества (becomesfor omnipotence). Иными словами, нам следует начинатьсо снятия квантификации и рассмотрения сингулярныхгипотетических пропозиций. Когда это сделано, услов-ная пропозиция (если следовать точке зрения филониан-цев) принимает вид: «В этом случае либо не гремит гром,либо идет дождь». Если мы не говорим, в чем состоитданный случай, ничего более того, что это некоторымобразом промысленная возможность, сингулярная гипо-тетическая пропозиция становится термином. «В томслучае, если я считаю, что либо не будет греметь гром,либо пойдет дождь» равнозначно «Рассмотрим случай, вкотором либо не гремит гром, либо идет дождь» или«Случай, когда либо идет дождь, либо не гремит гром».Последние две пропозиции различны по акцидентально-му синтаксису в родственных языках, но имеют одно ито же значение.

131. В своей статье, опубликованной в 1880 г., я далнеполный отчет об алгебре связки. Там я специальноупомянул необходимость квантификации возможногослучая, к которому отсылает условная или индепендент-ная пропозиции. Но поскольку в то время мной еще небыло предпринято исследование знаков квантификации,в главе по большей части рассматривались простые кон-секвенты de inesse. Профессор Шредер считает это пер-вое эссе вполне удовлетворительным исследованием ги-потетических пропозиций и приходит к выводу, в целомпротивоположному моему учению, что возможные слу-чаи, усмотренные в гипотетических пропозициях, не об-ладают множественным универсумом, что лишает гипо-тетические пропозиции их наиболее характерного свой-ства. Это единственное основание, на котором он в разде-ле 452 отмечает различные точки расхождения между ги-потетическими и категорическими пропозициями. В со-ответствии с его концепцией, гипотетические пропозиции

ре между Филоном и Диодором также упоминает в Adv. Math.VIII, 113-17 Секст Эмпирик.]1 <Простое следствие из внутренней присущности. — лат.>2 [Algebra der Logic.]


отличаются от категорических тем, что представляютсобой менее развернутые и более простые утвержде-ния. Это мнение противоположно учению, которого при-держиваются те, кто различает две указанные формыутверждения.

132. В нескольких пассажах первого тома профессорШредер обещает, что вводный раздел 28 следующего томадолжен ясно показать различие между гипотетическимии категорическими пропозициями и убедить меня в том,что утверждение следует рассматривать в более узкомсмысле. Но когда вышел второй том, указанный разделпоказался мне крайне неубедительным, учитывая силуи точность, обычно свойственную мысли автора. Он со-держит так мало ценного, что он сам по себе дает в кор-не превратное представление о силе профессора Шредеракак логика.

133. Усилия Шредера главным образом направленына то, чтобы показать необходимость в анализе гипоте-тической пропозиции принять во внимание временнойаспект. Но он не предоставляет никакого доказательствав пользу того, что время действительно должно бытьпринято во внимание, но только показывает, как ономожет быть учтено. Никому из тех, кто знаком с логи-кой относительных единиц (relatives), не нужно гово-рить, что очень просто представить рассмотрение време-ни, если в этом возникает необходимость. Так или ина-че, когда я утверждаю, что категорические пропозициипо сути то же самое, что и гипотетические, я имею ввиду, что они тождественны постольку, поскольку и теи другие представляют собой составные пропозиции, идля этого мне вовсе не требуется рассматривать идеювремени. Очевидно, что вся эта дискуссия вокруг временине имеет никакого отношения к обсуждаемому теперьвопросу и заключает в себе некий логический дефект.

134. Единственный аргумент, который я могу из-влечь из шредеровского раздела 28, состоит в том, что вкачестве субъекта и предиката (в прежнем смысле) ка-тегорической пропозиции могли бы быть взяты любыеДва термина, и результат был бы всегда истинным илиложным, в то время как в случае с гипотетической пропо-зицией результат часто будет вовсе лишен смысла и не


сможет быть признанным ни истинным, ни ложным.Нельзя не заметить, что этот аргумент находится в про-тиворечии с точкой зрения, высказанной в разделе 45.В соответствии с данным разделом гипотетическая про-позиция не имеет существенных отличий от некванти-фицированой категорической. В указанном разделе онадаже называется им частным случаем категорическойпропозиции. Но здесь, [в разделе 28], она оказываетсяимеющей свойства, которыми не обладает ни одна кате-горическая пропозиция. Тем не менее я уверен, что тща-тельная проверка убедит читателя в том, что гипотети-ческая пропозиция не обладает такими свойствами. Я на-стаиваю на том, что пропозиция не перестает быть ис-тинной даже тогда, когда она лишена смысла. Пропози-ция ложна если и только если ложно то, что в ней либоясным образом утверждается, либо подразумевается.Всякая же пропозиция, не являющаяся ложной, истин-на в соответствии с законом исключенного третьего. От-сюда нечто, не являющееся утверждением, но рассмат-риваемое в качестве такового, истинно. Поэтому мы мо-жем оставить в стороне вопрос об истинности или лож-ности и задаться вопросом о том, истинно ли то, что гипо-тетическая пропозиция может быть лишена смысла, в товремя как категорическая нет. На деле, лишенные смыс-ла формы настолько легко становятся категорическимипропозициями, что язык приспосабливает их к различ-ным ситуациям и наделяет их значениями. Пропозициитипа «То, что я говорю вам, истинно» и «Человек естьчеловек» употребимы довольно часто, хотя они в самомпрямом смысле лишены всякого смысла. В качестве при-мера бессмысленной пропозиции профессор Шредер при-водит «Данная пропозиция не является истинной». Нодовольно легко показать, что данная пропозиция содер-жит в себе противоречие, т. е. предполагает две противо-положные друг другу вещи. Поэтому она предполагаетнечто, т. е. несет некоторое значение. Самопротиворечи-вая пропозиция не является бессмысленной, она, напро-тив, значит слишком многое.'Но если профессор Шре-Дер хочет сказать, что категорическая пропозиция не

1 [Т. е. значит одновременно p и не-р. См. п. 165 <2.383>.]


может быть самопротиворечивой, это также неверно. «Ане есть А» тому подтверждение.

135. Имена нарицательные в основном используютсядля денотации «объектов чувственного восприятия», вто время, как < основные и придаточные ~> предложениягипотетических пропозиций обычно используются дляденотации ситуаций, имеющих место время от времени.Одна часть денотирует объект, а другая — привлекшеевнимание событие. Они различаются по психологическо-му признаку. Но логика не терпит дистинкций, которыемогут помешать отличить плохую аргументацию от хо-рошей. Для логики безразлично, какое психологическоедействие приводит к привлечению внимания. Если мы всилу необходимости должны произвести анализ непре-рывного логического универсума, в результате мы мо-жем прийти к выводу, что логическая дистинкция дол-жна быть проведена между указанным и дискретнымтипами универсума; при этом, возможно, непрерывныйуниверсум более естественным было бы связать с гипоте-тической, нежели с категорической пропозицией. Темне менее во многих случаях универсум гипотетическихпропозиций дискретен, а универсум категорических про-позиций непрерывен, как в приведенном выше примерес окрашенной поверхностью.

136. Существует множество языков, в которых про-стейшие утверждения, которым мы придаем категоричес-кую форму, принимают, насколько мы можем осознаннопредставить себе психический процесс, формы гипоте-тических пропозиций. Один из таких языков, поверхно-стное знание которого — т. е. знание, достаточное, что-бы ученый мог проникнуться самим духом языка — неявляется такой уж редкостью, есть язык древнеегипетс-кий. В этом языке есть несколько слов, которые совер-шенно определенно представляют собой имена нарица-тельные. Всякое общее слово вызывает наглядно-образ-ную идею. Даже для современного ученого наглядно-об-разная идеограмма становится существенной частью воз-буждаемой словом идеи, и влияние иероглифики, спосо-бов выражения и т. д. призвано создавать «составныеизображения», обладающие особенной выразительностьюв представлении передаваемой идеи. Теперь, английский

Grammatica Speculateυα

глагол-связка есть (is) обычно выражается в древне-египетском указательным местоимением. Очевидно, чтотакое местоимение выполняет в предложении функциюотносительной единицы (relative). Где глагол? Мы чув-ствуем, что он содержится в общих словах. «Человексмертен» в древнеегипетском принимает форму, отра-жающую следующий психологический процесс мышле-ния. «То, о чем говорится, есть человек, которое то, очем говорится говорится — смертно». Это в точностиспособ, которым та же идея передается в моей общейалгебре логики, где, обозначая человека как h, а нечтосмертное как ci, я записываю выражение следующимобразом:

Эта форма равным образом годится как для общихкатегорических пропозиций, так и для условных, и тотфакт, что способ соединения с h и d слегка отличаетсяв двух случаях с точки зрения психологии, не долженоказывать какого-либо влияния на логическую класси-фикацию.

137. Но читатель, даже согласившись со мной в том,что гипотетические пропозиции включают в себя вооб-ще все пропозиции, возразит в том смысле, что я все ещедалек от того, чтобы показать, приведет ли наделениечленов пропозиции силой утверждения к ее конверта-ции в процесс аргументации. Я показал это, если вооб-ще показал, лишь для случая с общими условными про-позициями, и в этом содержится глубокий логическийсмысл. Сама идея логики заставляет ученого обратитьособое внимание на понятие вывода, вывод »се подра-зумевает идею вывода, обладающего силой необходи-мости, а последний подразумевает идею общей условнойпропозиции.

138. Остается показать, каким образом, как я пред-полагаю, разворачиваются идеи других форм пропози-ций. Это произойдет в главе, дающей пояснения к тому.

[Т. е. для каждого индивидуума утверждается, что если онРазумное существо, то он смертен, или же для всех случаевУтверждается, что то, что разумно — смертно.]


что я назвал «спекулятивной риторикой». Я начну с того,что отмечу использование мной знака —< для обозначе-ния включения. Думаю, я был первым, кто показал в1867 г., что алгебра Буля в том виде, в котором она намизвестна, не была приспособлена для выражения част-ных пропозиций. Продвигаясь по этому пути далее, в1870 г., прежде, чем кто бы то ни было еще, я показал,что в логике нам необходим знак, соответствующий зна-ку S , который неудовлетворителен, так как имплици-рует, что данное отношение есть комбинация отноше-ний, выраженных знаками < и =, в то время как насамом деле, как это было мной продемонстрировано, онявляется более простым, чем любой из двух указанных.Поэтому я предложил заменить знак :£ на —<, по край-ней мере в логике. Предложенное мной обозначение имеетто преимущество, что достаточно легко в наборе, а отруки его можно изобразить буквально двумя штриха-ми. Итак, предложенный мной знак должен быть сохра-нен до тех пор, пока его использование не встретит ре-шительных возражений. Применяя его, соответственно

h. -< d.

значит, что в случае t , если идея h навязана сознаниюбезусловно, то в том же случае идея d навязана созна-нию безусловно. С точки зрения филонианцев это то жесамое, что сказать, что в случае i либо идея h навязанасознанию небезусловно, или в том же случае идея d навя-зана сознанию безусловно. Из данной гипотезы правилазнака —< могут быть дедуцированы математически. Я непривожу их здесь, так как рукописи, в которых записанодоказательство, вот уже много месяцев назад одолжил уменя один мой друг, и я все еще не совсем потерял на-дежду получить их обратно, дабы мне не пришлось тра-тить время на лишнюю работу.1 Из опускаемого здесьДоказательства следует, что хотя этот знак позволяет нам,используя буквенные обозначения для денотации различ-ных пропозиций, дать выражение многим отношениям,

1 [Упомянутые рукописи были найдены. В них не содержит-ся ничего, что не было бы легко выводимо из дискуссий в т. IIIHIV.]

Grammatica Speculatwa 139

все же, пока мы не используем буквеное обозначение дляденотации пропозиции, о которой известно, или предпо-лагается, что она ложна, он никогда не позволит намвыразить ложность какого бы то ни было утверждения.Существуют весьма веские основания принять конвен-цию, что

а-<Ъ-<с

должно значить а—<(Ь—<с), а не (а—<Ь)—<с. Таким обра-зом, мы поставлены перед необходимостью исследовать,каково должно быть значение

а—<а—<а—<а—<а—<а—<а—<а

и далее до бесконечности. Эти ряды антецедентов безконечного консеквента, как кажется, представляют со-бой эквивалент отрицания а.1 Таким образом, без введе-ния какого-либо иного знака, просто посредством идеибесконечного ряда, после того, как у нас уже есть идеяпоследовательного ряда, мы получаем идею отрицания.Таким образом, понятия, вовлеченные в аргументацию,производят понятие непринятия аргументации. Отсюдамы приходим к необходимости обобщения нашей идеиаргументации, от восприятия, что одно суждение долж-но быть принято, потому что принято другое, до вовле-чения процесса мысли, приводящего нас к тому, что хотяодно суждение истинно, все же из этого не следует с не-обходимостью, что другое также истинно. Не изначаль-ное понятие аргументации, но это обобщенное понятиепокрывает собой всю область гипотетических пропози-ций. Так скоро, как только у нас есть идея абсурдности,мы можем знать, что тот или иной аргумент мог бы ло-гически привести к абсурду. Аргумент, который можетпривести к абсурду, является ложным. Аргумент же,который ложен, может в некоторых мыслимых обстоя-тельствах привести к абсурду. Отсюда, так скоро, кактолько мы принимаем идею абсурдности, мы обязанывключить непринятие аргументации в категорию аргу-ментаций. Таким образом, как мы сказали, пропозицияесть не более и не менее, как аргументация, пропозиции

[Т. е. эквивалент не-а или не-а или не-а ...]


которой потеряли утвердительную силу, равно как тер-мин есть пропозиция, субъекты которой утеряли денота-тивную силу.

§ 7. Субъект^

139. Имеет или нет всякая пропозиция ведущий(principal) субъект и, если да, может или нет она иметьболее чем один субъект, будет рассмотрено ниже. Пропо-зицию можно определить как знак, самостоятельно ука-зывающий на свой объект. К примеру, портрет с подпи-санным под ним собственным именем изображенного нанем человека представляет собой пропозицию, утверждаю-щую, что так выглядел оригинал. Если принять такуюобщую дефиницию пропозиции, то пропозиция необяза-тельно должна представлять собой символ. Так, флюгер«говорит» о направлении ветра посредством реальногоотношения, которое все равно сохранилось бы, даже еслибы он никогда не предназначался для его обозначения ине понимался в качестве указателя направления ветра.Он самостоятельно указывает направление ветра, пото-му что его конструкция такова, что он должен быть на-правлен туда, откуда дует ветер, и таковая конструкциянезависима от его позиции в тот или иной конкретныймомент времени. Но обычно мы имеем в виду под пропо-зицией или суждением символическую пропозицию илисимвол, самостоятельно указывающий на свой объект.Всякий субъект имеет нечто от природы индекса, таккак его функция представляет собой характерную функ-цию указателя, т. е. функцию привлечения внимания кобъекту. При этом субъект символической пропозициине может быть индексом в строгом смысле. Когда ребе-нок, показывая на цветок, говорит «красивый», это сим-волическая пропозиция, так как слово «красивый» реп-резентирует свой объект исключительно посредством от-ношения к нему, в котором оно не могло бы состоять,если бы не подразумевалось и понималось в качествезнака. Вытянутая в указующем жесте рука, которая явля-

1 [Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol.2, P. 609-10.]


ется субъектом этой пропозиции, обычно указывает насвой объект исключительно посредством отношения к это-му объекту, который так или иначе все равно существо-вал бы, даже если не подразумевался и не понимался быв качестве знака. Но когда он входит в пропозицию вкачестве ее субъекта, то указывает на свой объект инымобразом, так как не может быть субъектом этой симво-лической пропозиции до тех пор, пока не будет подразу-меваться и пониматься как таковой. Просто быть индек-сом цветка для него недостаточно. Он становится субъек-том пропозиции только в силу того, что тот факт, что онявляется индексом цветка, свидетельствует о том, чтоон подразумевался как таковой. Подобным же образомвсе обычные пропозиции отсылают к реальному универ-суму, и обычно к ближайшему окружению. Так, еслинекто врывается в комнату и кричит: «Случился боль-шой пожар!», мы знаем, что он говорит о каком-то близ-лежащем месте, а не о мире сказок «Тысячи и однойночи». Именно обстоятельства, при которых пропозицияпроизносится или пишется, указывает на среду как то, кчему производится отсылка. Но они делают так не простов качестве индекса среды, но как свидетельство интен-ционального отношения речи к своему объекту, в како-вом отношении эта речь не могла бы состоять, если быона не использовалась намеренно в качестве знака.Субъект обычной пропозиции наиболее близок природеиндекса, когда он выражен именем собственным, кото-рое, хотя его связь со своим объектом носит чисто ин-тенциональный характер, все же никак причинно не обус-ловлена (или, по крайней мере, никакая причина не пред-полагается), кроме просто желательности дать десигна-цию знакомому предмету. Среди или наряду с именамисобственными мы можем поместить абстракции, кото-рые суть имена вымышленных индивидуальных вещей,или, более точно, индивидуумов, чье бытие состоит вспособе бытия чего-то еще. Индивидуальные собраниятакже представляют собой род абстракции, напримертакие, как «народ Германии». Когда субъект не являет-ся именем собственным или какой-либо другой десигна-Цией некоторой индивидуальной вещи в рамках опыта(близко опосредованного или отстоящего) говорящего и


слушателя, место такой десигнации занимает виртуаль-ное предписание, указывающее, как слушателю должнодействовать в дальнейшем, чтобы обнаружить объект, ккоторому пропозиция, как подразумевается, отсылает.Если этот процесс не вовлекает некоторую регулярнуюопытную проверку, все случаи могут быть сведены к двумтипам с их вариантами. Эти два типа случая таковы:первый, в котором слушатель должен выбрать любойобъект, соответствующий данному описанию, причем то,что он выберет, зависит только от него самого; и второйслучай, в котором утверждается, что соответствующийобъект может быть обнаружен в некотором порядке опы-та или среди существующих индивидуальных вещей опреде-ленного класса. Первый дает распределенный субъект об-щей пропозиции типа «Всякий василиск откладываетяйца». Пропозиция не утверждает, что какой-либо васи-лиск существует, но только говорит, что если слушательобнаружит какого-либо василиска, то подразумевается,что к нему применим указанный предикат. Другой слу-чай дает нераспределенный субъект частной пропози-ции, например, «Некоторый негр-альбинос красив». Этоподразумевает, что существует по крайней мере один негр-альбинос. Среди вариантов этих типов мы можем обна-ружить такие субъекты, как субъект пропозиции «Вся-кая неподвижная звезда, кроме одной, слишком далека,чтобы можно было увидеть диск» и «Существует по край-ней мере две точки, общие для всякой окружности, пе-ресекающей любую данную кривую». Субъект общейпропозиции можно принять в виде «Любой объект уни-версума, который может быть выбран». Так, пропози-ция о василиске могла бы иметь следующую форму: «Есливзять любой объект универсума, он либо не будет васи-лиском, либо будет откладывать яйца». В этом смыслесуществование объекта не утверждается, но принимает-ся как хорошо известный факт, ибо универсум долженпониматься как знакомый говорящему и слушателю, вином случае между ними не может иметь места никакаякоммуникация, так как универсум известен только бла-годаря опыту. Частная пропозиция более естественнымобразом может быть выражена так: «В универсуме суще-ствует нечто, что является негром-альбиносом, который


красив». Между этими способами констатирования фак-та несомненно существуют грамматические различия, ноформальная логика не гарантирует предоставление бо-лее нежели одного способа выражения одного и того жефакта, если только другой способ не требуется для того,чтобы дать выражение для выводов. Последний, в це-лом, более предпочтителен. Пропозиция может иметьнесколько субъектов. Так, что касается проективной гео-метрии, мы можем привести следующий пример истин-ной пропозиции: «Для любых индивидуальных объектовА, В, С и D существуют индивидуальные объекты E и F,такие, что каков бы ни был индивидуальный объект G,существует индивидуальный объект H и индивидуальныйобъект I, которые таковы, что если А, В, С и D все явля-ются прямыми линиями, тогда E и F прямые, каждая изкоторых пересекает А, В, С и D, причем E и F не совпа-дают; и если G является прямой линией, не совпадаю-щей с E и с F и пересекающей А, В и С, то она не пере-секает D, если только H не является гиперболоидом содной поверхностью, для которого А, В, С и D являютсяосями, a J — собранием осей Н, в которое входят А, В,С и D». Или же, выражаясь обычным языком, любыечетыре линии в пространстве пересекаются только дву-мя разными прямыми линиями, если только эти четырене принадлежат к одному собранию осей вращения ги-перболоида с одной поверхностью. Такая пропозицияназывается относительной. Порядок, в котором осуще-ствляется выбор индивидуальных объектов, являетсяМатериальным, когда акты выбора отличаются в отно-шении распределения. Пропозиция может соотноситьсяс частотой, с которой происходящее в течение опыта со-бытие может быть отнесено к тому или иному определен-ному виду. Морган (DeMorgan) хочет включить ее в об-щий тип пропозиций.1 Но это значит проглядеть жиз-ненно важную дистинкцию между вероятностью и тем,что утверждается в общей пропозиции. Сказать, что ве-роятность того, что теленок не будет иметь более шестиног, равна единице — значит сказать, что в конечномсчете, если телят принимать к рассмотрению так, как

1 [Formal Logic, ch. 8.]


они собственно присутствуют в опыте, соотношение чис-ла тех из них, у которых не более шести ног, к общемучислу телят будет равно единице. Но это не исключаетвозможности существования некоторого конечного чис-ла телят с количеством ног более шести, при том усло-вии, что в конечном счете, т. е. вплоть до некоторогонеопределенно далекого момента будущего опыта, ихчисло останется ограниченным и не будет возрастать добесконечности. С другой стороны, общая пропозиция утвер-ждает, к примеру, что всякий возможно существующийтеленок без исключения принадлежит к классу позво-ночных животных. Общая пропозиция высказывается обопыте распределительно (distributively); вероятностная илистатистическая пропозиция высказывается об опыте со-бирательно (collectively).

§ 8. Предикат1

140. Здесь будет предпринято краткое рассмотрениеточки зрения, которой придерживается относительнопредиката прагматическая логика и которая представ-ляет собой следствие высказываемого этой логикой пред-положения, что конечная цель всякой дедукции состоитв определении необходимых условий истинности знаков,не принимая при этом во внимание особенности индоевропейской грамматики. Ср. гл. «Отрицание».2

Пусть некоторые части любой пропозиции, т. е. лю-бого утверждения, которое должно быть либо истинным,либо ложным, будут изъяты таким образом, чтобы остав-шееся уже не было пропозицией, но было бы таково, чтостановится пропозицией, когда каждый пробел заполняется именем собственным. Пропуски делаются не чистомеханически, но с такими изменениями, которые могутоказаться необходимыми для частичного сохранениясмысла фрагмента. Полученный остаток называется предикатом. Та же самая пропозиция может быть измененамножеством способов, так что в качестве предикатов бу-

' [Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol. 2. P. 325-6.]- [См. п. 160-162. <-2. 378-80.>]


дут выступать самые различные фрагменты. Возьмем про-позицию «Всякий мужчина благоговеет перед некоей жен-щиной». Среди прочих она имеет следующие предикаты:

«... благоговеет перед некоей женщиной».«... есть либо не мужчина, либо благоговеет перед

некоей женщиной».«Всякий предварительно отобранный мужчина благо-

говеет ... ».«Всякий предварительно отобранный мужчина есть ... ».

§ 9. Предикация1

141. В логике <предикацией называется> присоеди-нение предиката к субъекту пропозиции таким образом,чтобы это привело к расширению логического познаниябез умаления его логической глубины.

142. Последнее определение все же оставляет местодля различных интерпретаций предикации в соответствиис концепцией, разбивающей пропозицию на субъект ипредикат. В настоящее время остается все еще актуаль-ным вопрос, является ли предикация основной функци-ей пропозиции. Некоторые придерживаются того мне-ния, что пропозиция «Идет дождь» (it rains) не вовлека-ет никакой предикации. Но если данная пропозицияпредставляет собой утверждение, то таковое не означа-ет, что дождь идет где-то в долине фей. Напротив, са-мый акт говорения чего-либо, сопровождаемый указа-нием на присутствие в высказывании некоторого значе-ния, есть Индекс,2 понуждающий адресата оглядеться впоисках объекта, к которому отсылает высказывание.«Дождит» (rains) вызывает в его сознании образ тонкихперпендикулярных линий в поле его видения, и он выгля-дывает в окно, вполне осознавая, что видимая среда ука-зана как субъект, где должны быть видны линии падаю-щих капель. Подобным же образом существует предика-ция в условной или какой-либо другой пропозиции, от-сылающая в том лее смысле к некоторому осознаваемомупорядку опыта или мысли.

1 [Ibid. Vol. 2. P. 326-9.]2 [П. 87-8, <2.305-5>.]


143. Приведем некоторые из наиболее часто встречаю-щихся схоластических определений.

[...] Аналогическая предикация. Одно из излюблен-ных определений Аквината: предикация, в которой пре-дикат не берется ни в своем прямом смысле, ни в отвле-ченном, но в особом смысле, для которого существуетдостаточное основание, как когда о статуе говорят, что«это мужчина».

[...] Деноминативная предикация. Предикация, в ко-торой то, чьей природе соответствует быть субъектом, бе-рется как субъект, а то, чьей природе соответствует бытьпредикатом, берется как предикат; предикация акциден-та субстанции. (Об этом хорошо писал Скот, In univ. Porph.,9.16, «Utrum. haec sit vera, homo est animal»,1 где, как и вбольшинстве схоластических сочинений, заключениеизвестно заранее, и интерес состоит собственно в непрохо-димых [внутренних] трудностях и том, какое для нихможет быть найдено решение). Деноминативная предика-ция в собственном смысле есть предикация акциденталь-ного конкретного термина своему собственному субъекту.В широком смысле это предикация любого конкретногоsuppositum'a или любого субъекта меньшей широты(breadth). В самом общем смысле это предикация любогопредиката любому субъекту. Деноминативная предика-ция может быть апостериорной или априорной, как,например, homo est albus, rationale est substantia, homoest animal.'1

[...] Диалектическая предикация. В определенииАристотеля (I. Тор., х): предикация общего термина впропозиции, которая может быть результатом аргумен-та в том или ином возможном месте и которая несводи-ма к чему-либо из предшествующего.

Прямая предикация. Предикация в обычном смыслерепрезентации того, что широта субъекта принадлежитпредикату, а глубина (depth) предиката — субъекту. Или,на языке схоластики, предикация высшего (higher) тер-

1 <Является ли это истинным: человек есть живое существо.—лат.>2 <Человек есть белый, рациональное есть субстанция, человек есть живое существо. — лат.>

Grammaiica Speculativa 147

мина низшему (lower), влечения субъекту, акцидентасубъекту, модуса сущему, отличия роду.

[...] Сущностная предикация. Здесь предикат полно-стью заключен в сущности субъекта. Поэтому она, в кан-товском смысле, представляет собой аналитическое суж-дение. Но ни Кант, ни схоластики не дают йикакогообъяснения тому факту, что из предельно простой дефи-ниции может зачастую быть получена пропозиция со-вершенно неопределенной сложности, очень далекая оттого, чтобы сообщать нечто очевидное. Таковая пропо-зиция может быть либо дедуцирована математическимпутем, либо выведена посредством необходимой дедук-ции или метода логики относительных единиц, без по-лагания какой бы то ни было гипотезы (каковое полага-ние, вне сомнения, могло только упростить дедукцию).И указанная пропозиция может содержать в себе мно-жество определений (notions), которые нельзя с очевид-ностью обнаружить в самой дефиниции. Это может бытьпроиллюстрировано следующим примером: Человек естьразумное животное; отсюда, все, что не является челове-ком, либо, с одной стороны, не обладает разумом, буду-чи в то лее время или животным, или же чем-то, чтодействует на благо только таким объектам, которые нелюбят ничего, кроме фей; либо, с другой, не есть живот-ное, или обладая при этом разумом, или находясь с лю-бой из фей, которые могут существовать, в таком отно-шении, что действует на благо любящего их нечто. Те-перь, если считать это аналитическим суждением илисущностной предикацией, то ни одна из схоластических,ни кантовская дефиниции не будут адекватны. Если жене считать это сущностной предикацией или аналити-ческим суждением, тогда необходимым, но не вполнеясного содержания консеквентом простой дефинициибудут акцидентальная предикация или синтетическоесуждение. Причем дефиниция будет в корне противопо-ложной той, которую предполагали и на которой основы-вались Кант и схоластики. Ср. Скот (In univ. Porph., 9.12).У него сущностная предикация есть таковая рода, видаили отличия.

Осуществленная (exercised) предикация. Дистинкциямежду осуществленной и сигнативной (signate) преди-


кациями принадлежит Скоту (пассаж, который Прантлприписывает Антонию Андреасу (Antonius Andreas), ' пред-ставляет собой цитату verbatim из Скота, что, впрочем,происходит в прантловской Geschichte довольно часто).Сигнативная предикация есть такая, которая считаетсявыполненной, осуществленная предикация есть такая, ко-торая действительно выполнена. Скот пишет: «Apraedicarisignato ad praedicari exercitum, [sive ad esse,] non tenetconsequentia per se in eisdem terminis».2 Он дает следую-щие примеры дистинкции, где осуществленной преди-кации соответствует обозначение Е, а сигнативной — S:S, Genus praedicatur de specie <род сказывается о ви-дах>; Е, Homo est animal <человек есть живое суще-ство>. (Лионский текст в этом месте меняет порядок тер-минов, который мы воспроизводим в соответствии с ори-гиналом). S, nego <отрицаю>; Е, поп <не>. E, tantu/n<такое>; S, excludo <исключаю>. Абстрактная дефини-ция Скота такова: «Esse in rebus primae intentionis, illudexercet, quod praedicari signât in secundis intentionibus».3

Осуществленная предикация разделяется на praedicatiode proprio supposito -Ά praedicatio de subiecto;4 первая сущ-ностная, вторая акцидентальная.

Формальная предикация. Предикация, где предикатвходит в идею субъекта, который независим от какой-либо внешней причины частного обстоятельства in qua.Различие между формальной и сущностной предикаци-ей несколько запутанно и в общем тривиально.

[...] Естественная предикация. Здесь субъект и пре-дикат должны состоять в установленном отношении другк другу в соответствии с их собственной природой. Вотсуть дефиниции, которую дает большинство трактатов.Однако эта дефиниция не дает никакой идеи о том, в

1 [См. Prantl, op. cit. III, 279.]2 <От самого сигнативного оказывания к выполнению оказы-вания (или к бытию) не следует заключать из него самого в егособственных границах (терминах). — лат.> [Super UniversaliaPorphyrii, qu. ΧΙΛΓ.]3 <Что есть в отношении первой интенции, выполняет то, чтоозначает как сказуемое во вторых интенциях. — лат.> [Ibid.]4 <Предикация от присущих суппозиций и предикация отсубъекта. — лат.>


.каких случаях следует использовать данное выражение.Естественная предикация всегда делится на тождествен-ную и прямую. He-естественная предикация может бытьлибо не-прямой, т. е. contra naturam, либо praeternaturam, т. е. per accidens.1 Примеры косвенной преди-кации, где субъект относится к предикату как срорма кматерии: alba est nix, animal est homo.2 Примеры преди-кации praeter naturam, где субъект и предикат соотно-сятся с неким третьим термином как форма к материи:album est dulce, dulce est album? Примеры прямой пре-дикации: nix est alba, homo est animal.^ Примеры тожде-ственной предикации: gladius est ensis, Plato est Plato"(Конимбрицийцы (Conimbricenses) в Praef. Porph., q. i,art. 4) [...]

§ 10. Количество^

144. (В логике и математике). (1) Любой Акцидент,посредством которого субстанция имеет часть вне части.Ср. «Количество» (2).

Это прежняя дефиниция, и она верно передает прежнеезначение слова, репрезентируя количество гораздо болееточно, чем его современная концепция. Количество (см.Praedicamenta, vi Аристотеля) может быть либо дискрет-ным, либо непрерывным. Непрерывное количество естьлибо величина, либо время. Прежняя дефиниция мате-матики как науки о количестве понимается неверно, есликоличество берется в том смысле, как его понимает со-временность. Имелось в виду лишь то, что с позицийматематики акциденты имеют число, величину или дли-

1 <Вопреки природе ... против природы, т. е. через привходя-щий (признак). — лат.>

<Белый есть снег, одушевленное существо есть человек. —лат.>

<Белое есть приятное, приятное есть белое. — лат.><Снег есть белый, человек есть одушевленное существо. —

лат.><Меч есть клинок (в латинском gladius и ensis являются

синонимами), Платон есть Платон>6 [Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol.2. P. 410-12.]

150 Логические основания теории знаков Graminatica Speculativa loi

тельность (duration). Поэтому существовала математикамузыки.

145. (2) Как его в общем и целом понимают сегодня,количество есть система последовательных (serial) отно-шений.

Различие между последовательным и транзитивнымтипами отношений есть не более чем таковое в точкахзрения на одно и то »се и (столь тесно связаны междусобой эти точки зрения) вряд ли в чем-то большем, не-жели в способах выражения. Теперь, транзитивное от-ношение можно проследить вплоть до включения. Отсю-да, количество может быть определено как система вклю-чений, рассматриваемая в качестве последовательногоряда. Очень важно понимать, что количество есть про-сто система сравнительных порядковых отношений, рас-положенных в линейной последовательности. Каждоезаконченное определение (determination) количества вданной системе есть некоторая «значимость» (value).

Количество либо измеряется, либо подсчитывается.Подсчитанное количество может иметь конечное множе-ство значимостей. Из всех систем счетного множествапростейшей является система целых чисел. Единствен-ной другой привычно используемой является системарациональных дробей. Эти дроби могут быть упорядоче-ны различными способами по их количеству при помо-щи простого счета.

146. (3) Концепты, или термины, в логике имеютсубъективные части, т. е. термины более узкого значе-ния, на которые они могут быть разделены, и дефини-тивные части, т. е. высшие термины, из которых со-ставлены их дефиниции или описания: указанные отно-шения конституируют «количество».

Данный двойственный способ рассматривать терминыклассов как целое, состоящее из частей, отмечен еще Ари-стотелем (например, Met., Δ. χχν. 1023 b 22). Этот способбыл знаком логикам всех времен. Так, Скот Эригена на-зывает логику «ars ilia quae diuidit genera in species etspecies in genera resoluit».1 Иоанн Солсберийский пишет:

«quod fere in omnium ore célèbre est, aliud scilicet essequod appellatiua [т. е. прилагательные и т. п.] significant,et aliud esse quod nominant. Nominatur singularia, seduniversalia significantur».1 Что касается Уильяма Оверн-ского см.: Прантл, III, 77. Автор располагает довольнобольшим списком похожих цитат. Аристотелианцы осо-бое значение придавали исследованию различных типовпредикации, настаивая на том, что отличия (differences)разных родов разнятся, и таким образом исключая на-кладывающиеся друг на друга различения. Арно в L'Artde pencer рассматривает все предикаты, или все сущност-ные предикаты как подобные, не проводя различий междуgenus и differentia. Перед тем как перейти к предикаби-лиям, он посвящает короткую главу (vi) l'étendue и lacompréhension. Однако его заслуги в данном вопросе край-не преувеличены. На деле, кажется, именно Кант и ник-то другой первым применил эти идеи к логике и яснообозначил их как количества. Но сама идея довольностара. Архиепископ Томпсон,2 У. Д. Уилсон3и Ч. С. Пирс1

попытались ввести третий тип количества для терминов.Последний называет третий тип количества «инсрорма-цией», определяя его как «сумму синтетических пропо-

1 <То искусство, которое разделяет роды на виды и возвраща-ет виды к родам. — лат. Примечание: один из краеугольных

камней метода Эригены. Производя две операции: деление,разделение (divisio) и анализ (греч. ana-iusis, y Эригены лат.re-solutio) логик следует тем самым путем, которым следуют исами вещи, во множестве исходя от Бога и иерархически выс-траиваясь в стремлении обратно к Нему. Понятие «разделе-ния» в названии основного произведения Эригены «О разделе-нии природы» следует понимать именно таким образом. Та-кой логический метод, именуемый Эригеной «диалектика»,соответствует у него структуре реальности. Имеется связь меж-ду построениями Эригены и «Ареопагитиками», в первую оче-редь с понятиями иерархии, а также катафатического и апо-фатического богословия (нисходящее от Бога и восходящее кНему богословие).> [De divisione naturae IV, 4.]1 <Ибо это почти у всех на устах, что (имена) нарицательноозначают, разумеется, одно, а именуют другое. Именуются(вещи) единичные, означаются же универсалии. — лат.>[Metalogicus II, хх.]2 [An Outline of the Necessary Laws of Thought (1842), § 52, 54, 80.]3 [An Elementary Treatise on Ligic, (1856), I, ii, § 5.]4 [n. 200 (CP, 2.418).]

152 Логические основания теории знаковGrammatica Speculativa 153

зиций, в которых символом является субъект или пре-дикат», антецедент или консеквент. Слово «символ» при-меняется здесь потому, что этот логик рассматриваетколичества как принадлежащие как пропозициям, таки аргументам, а равно и терминам. Дистинкция междуэкстенсивной и охватной (comprehensive) отчетливостьюпринадлежит Скоту (Opus Охоп., I, ii, 3) и звучит следу-ющим образом: обычное воздействие на термин прибав-ления информации приведет либо к увеличению егошироты без умаления его глубины, либо к увеличениюего глубины без умаления его широты. Однако воздей-ствие также может показать, что субъекты, относитель-но которых уже известно, что термин к ним может бытьприменен, целиком включают в себя широту другого тер-мина, о котором не было прежде известно, что он в нихвключен. В этом случае первый термин приобретает эк-стенсивную отчетливость. Или же воздействие можетпрояснить тот факт, что метки (marks), о которых ужеизвестно, что они могут сказываться (known to bepredicable) о термине, включают всю глубину другоготермина, о котором прежде не было известно, что он мо-жет быть в них включен, таким образом повышая охват-ную отчетливость первого термина. Перемещение мыс-ли с более широкого на более узкий концепт без какого-либо изменения положения дел с информацией, и следо-вательно, с увеличением глубины, называется понижением (descent), а обратное перемещение — повышением(ascent). В силу различных причин мы часто представ-ляем, что владеем меньшим [объемом] информации, чемэто есть на самом деле. Когда в результате это уменьша-ет широту термина без повышения его глубины, измене-ние называется ограничением. Когда же, благодаря по-вышению реальной информации, термин приобретаетширину, не теряя в глубине, он, как говорят, приобрета-ет большее расширение (extension). Подобный результат,к примеру, обычно достигается посредством индукции.Полученный в этом случае эффект называется обобще-нием. Снижение [объема] предполагаемой информацииможет привести к убавлению глубины термина без при-ращения [объема] информации. Такой эффект часто име-нуют абстракцией, хотя гораздо лучше было бы назвать

его отвлечением, так как слово абстракция требуетсядля обозначения даже куда более важной процедуры,посредством которой транзитивный элемент мысли об-ращается в субстантивный, как это происходит при грам-матическом изменении прилагательного в абстрактноесуществительное. Отвлечение можно считать основнымдвигателем математической мысли. Когда приращение[объема] реальной информации ведет к увеличению глу-бины термина без уменьшения его широты, правильнымнаименованием этого процесса было бы амплификация.В обычном языке, сталкиваясь с такого рода прибавле-нием информации, мы, не слишком задумываясь, гово-рим специфицировать вместо амплифицировать. Ука-занным эффектом, который может в таком случае бытьназван суппозицией, часто обладает логическая опера-ция формирования гипотезы. Почти любое приращениеглубины может быть названо детерминацией.

(4) Силлогистика иногда рассматривается как мате-матика системы количеств, состоящей только из двухзначимостей: истинности и ложности.

(5) Количество пропозиции есть тот аспект, в кото-ром общая пропозиция рассматривается как утверждаю-щая нечто большее, нежели соответствующая ей част-ная пропозиция. Общепризнано, что количество бываетОбщее, Частное, Сингулярное и — противоположное та-ковым как «определенным» — Неопределенное. ТерминQuantitas в этом смысле использует Апулей.1

147. Квантификация Предиката. Этим именем обо-значается прикрепление знаков пропозиционального ко-личества к предикатам простых пропозиций. Dictum deomni2 определяет отношение субъекта и предиката, такчто «Всякое А есть В» понимается в значении «К чемубы ни было применимо А, применимо и В». Но эта дефи-ниция должна быть изменена, чтобы дать место кванти-фикации предиката. Если мы возьмем все и некоторыев их собственном распределительном, а не в собиратель-ном смысле, сказать, что «всякий человек есть всякоеЖивотное», было бы, как отмечает Аристотель, чистым

1 [См. Prantl, op. cit.. I, 581.]2 <Сказанное обо всем. — лат.:


абсурдом, если только не имеется в виду, что существуеттолько один человек и только одно животное и что этотчеловек идентичен этому животному. Такой системыникто никогда не придерживался. Но Гамильтон1 и егопоследователи Т. С. Бэйнс (T. S. Ваупез)2и Кальдервуд(Calderwood) говорят о количестве в собирательном смыс-ле. Таким образом, они считают [предложение] «Неко-торые люди не есть некоторые животные» пропозицио-нальной формой, которая представляет собой прямое от-рицание [предложения] «Всякий человек есть всякое жи-вотное» в распределительном смысле. Эта система в своевремя находила некоторый отклик.

148. Система Пропозиций Де Моргана.3 Ока позволя-ет ретенцию dictum de omnl просто за счет примененияпропозиционального количества к субъекту. Таким обра-зом мы получаем следующие восемь форм пропозиции:

К чему бы не было применимо А, применимо и В.К чему бы не было неприменимо А, применимо В.К чему бы не было применимо А, неприменимо В.К чему бы не было неприменимо А, неприменимо и В,


т. е.:

К чему бы не было применимо В, применимо и А.К нечто, к которому применимо А, применимо и В.К нечто, к которому применимо А, неприменимо В.К нечто, к которому неприменимо А, применимо В,

т. е.:

К нечто, к которому применимо В, неприменимо А.К нечто, к которому неприменимо А, неприменимо и В.

Приведенное выше представляет собой основу дляодной из деморгановских форм утверждения (statement),которая у него называется ониматической.4 Система этане вызывает особых возражений, но характеризуется

1 [Lectures on Logic, XIII, P. 243-48.]2 [An Essay on the new Analytic of Logical Forms, (1850).]" [Syllabus of a Proposed System of Logic (1860). § 21f f . CM.также: СР, 2.568.]4 [Ibid. § 165.]

совершенно ничем неоправданной запутанностью форм,что не делает нас способными предпринять рассмотре-ние какого-либо модуса вы вода, который бы не был ужевключен в прежнюю систему. Кроме того, она не прини-мает в расчет фигуры силлогизма. Но каковы бы ни былизаслуги и упущения системы, все же Де Морган разрабо-тал ее с логической элегантностью.

§11. Универсалия1

149. (1) Это слово использовалось в средние века там,где нам не следует использовать слово «Общее» (General).Синонимом его является слово praedicabile: «Praedicabileest quod aptum natum est praedicari de pluribus», пишетПетр Испанский.2 Альберт Великий говорит: «Universaleest quod cum sit in uno aptum natum est esse in pluribus» .3

Бургерсдайк, буквально переводя Аристотеля, пишет:«Universale (το καθή όλου) apello, quod de pluribus suaptenatura praedicari aptum est»,'т. е. δ επί πλειόνων πέφυκεκατήγορε ΐσθαι." Когда об универсалиях говорят схолас-тики, они имеют в виду просто общие термины (которыепринято называть простыми универсалиями). Но приэтом делают следующие исключения.

150. (2) Пять терминов второй интенции, или, точ-нее, пять категорий предикатов: род, вид, отличие, свой-ство и инцидент назывались в средние века (и называ-ются в настоящее время) «предикабилиями». Но посколь-ку предикабилия также означает способность быть пре-дикатом, таким образом являясь почти точным синони-мом универсалии в первом смысле, то к пяти предикаби-лиям часто отсылали как к «универсалиям».

1 [Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol. 2. P. 737-40.]2 <Предикабилия есть то, что прирождено способным сказы-ваться о многом. — лат.> [Summulae, Tractatus II, p. 87C.]3 <Универсалия есть то, что, хотя и пребывает в одном, при-рождено способным быть во многом. — лат.> [De Praedicab.]4 <Универсалией... я называю то, что по собственной природеспособно сказываться о многом. — лат.>5 <Общим я называю то, что может по природе сказываться оМногом, единичным же называю то, что не может этого. — гр.(Об истолк., 17а. 40).>


151. (3) Сказываемое (predicated) или утверждаемоев пропозиции de omni; то, что принято считать истин-ным без какого-либо исключения, что бы ни было тем, очем субъектный термин может сказываться. См. гл. «Ко-личество» .

Так, «Всякий феникс восстает из пепла» есть общаяпропозиция. Это называется сложным смыслом универ-салии. Субъект должен быть взят в распределительном,а не в собирательном смысле. Так, «всё человечество естьвсе искупившие грехи», 1 суммарно-суммирующая (toto-total) пропозиция Гамильтона,2 не есть общая пропози-ция или утверждение de omni в том смысле, которыйАристотель закрепил за dictum de omni, ибо она означа-ет то, что собрание людей идентично собранию искупив-ших грехи, а не то, что каждый человек без исключенияесть полностью искупивший все грехи (all redeemed).Лейбниц справедливо настаивает на том, что общая про-позиция не утверждает и не подразумевает существова-ние своего субъекта.3 Первой причиной тому — ее соот-ветствие дефиниции, т. е. dictum de omni, или тому, очем говорят, что оно универсально утверждается (asserteduniversally) о субъекте, который считается способнымсказываться о чем угодно, о чем этот субъект может ска-зываться. Ибо это может быть сделано и без утвержде-ния о том, что субъект может сказываться о чем бы тони было в универсуме. Вторая причина в том, что тер-мин общая пропозиция есть термин формальной логики.Главная, или по крайней мере наиболее существеннаязадача формальной логики — так сформулировать пря-мой силлогизм, чтобы не репрезентировать его как тре-бующий более или менее того, что он реально требует.Большая посылка прямого силлогизма должна быть об-щей, но в ней не обязательно должно подразумеватьсясуществование чего бы то ни было, о чем должен сказы-ваться субъект. Отсюда, форма общей пропозиции, неутверждающей существование субъекта, имеет необхо-

'· '"Английская фраза «AI! man is all redeemed» также позволя-ет перевод «Всё человечество есть искупившее все грехи».>2 [Lectures on Logic, App.V (d), (3).]3 [См. Nouveaux Essais, bk. IV, eh. 9.]


димый характер. Итак, понятно, что никакой второйразновидности всеобщей пропозиции не требуется. Тре-тья причина в том, что необходимо, чтобы в формаль-ной логике имелась форма пропозиции, которая бы пред-ставляла собой прямое отрицание всякой пропозиции,принимающей каждую из ее простых форм. Теперь, еслиобщая пропозиция, утверждающая существование сво-его субъекта, рассматривается как простая форма про-позиции — например, «Марс населяют некие существа,каждое из которых без исключения имеет рыжие воло-сы», — ее точным отрицанием была бы частная пропози-ция, не утверждающая существование субъекта, котораябыла бы в наиболее сингулярной (most singular) формой,вряд ли необходимой и показательно сложной. Напри-мер, «Либо Марс не населяют никакие существа, либо,если населяют, то по крайней мере у одного из них нерыжие волосы». Очевидно, что гораздо лучше использо-вать простую частную пропозицию, утверждающую су-ществование своего субъекта: «Существует житель Мар-са, у которого рыжие волосы», вместо общей формы, неделающей подобного утверждения или подразумевания:«Все, кто бы ни населял Марс, без исключения должныиметь рыжие волосы». Если каждая частная пропози-ция утверждает существование своего субъекта, то аф-фирмативная частная пропозиция также подразумева-ет существование своего предиката. Было бы термино-логическим противоречием говорить, что пропозицияутверждает существование своего предиката, посколькуто, о чем пропозиция утверждает нечто, является еесубъектом, а не ее предикатом. Но было бы, возможно,не совсем точным сказать, что пропозиция существова-ния утверждает существование своего субъекта. В лю-бом случае, это не следует понимать так, как если бы втаком утверждении существование было бы предика-том, не подразумеваемым в пропозиции, которая не де-лает этого утверждения (см.: Kant, К rit. d. reinenVernunft, I s t ed., 599).

Всякая пропозиция отсылает к некоторому индексу:общие пропозиции отсылают к универсуму через <окру-жение или> среду, общую для говорящего и слушателя,которая выполняет роль индекса того, о чем говорится.


Но частная пропозиция утверждает, что, при наличиидостаточных средств, в этом универсуме был бы обнару-жен объект, к которому был бы применим субъектныйтермин и к которому, как докажет дальнейшая проверка,также применим образ, вызванный в сознании предика-том. Когда это установлено, речь идет о непосредствен-ном, хотя и не точно утверждаемом в пропозиции, вы-воде о том, что существует некоторый обнаружимый(indicable) объект (т. е. некоторое существование), к ко-торому приложим данный предикат, так что предикаттакже может быть рассмотрен как отсылающий к ин-дексу. Конечно, совершенно законно и по ряду причинпредпочтительно формулировать частную пропозициютаким образом: «Нечто одновременно есть житель Мар-са и обладатель рыжих волос», а общую пропозициютак: «Все, что существует в универсуме, есть, если оноявляется жителем Марса, также обладатель рыжих во-лос». В этом случае Общая пропозиция не утверждаетничего о существовании, поскольку между говорящими слушателем должно уже существовать понимание того,что универсум там. Частная пропозиция в новой формеутверждает существование смутного нечто, к которомуона объявляет приложимыми «житель Марса» и «обла-датель рыжих волос».

Общая пропозиция должна пониматься как строгоисключающая любое сингулярное допущение. Так, онаотличается от пропозиции: «Соотношение числа объек-тов А к тем из них, которые суть объекты В, выражает-ся 1:1», не просто тем, что является распределительной,а не собирательной по форме, но также и тем, что утвер-ждает нечто большее. Так, соотношение множества всехдействительных чисел с множеством иррациональныхравно 1:1, но это не противоречит ни существованиюделимых чисел, ни бесконечности их множества. Если быдаже было доказано, что соотношение частоты всех собы-тий вообще к частоте тех из них, которые произошли бла-годаря естественной причине, равно 1:1, это не могло быстать аргументом против существования чудес, хотя моглобы (или не могло бы, в зависимости от обстоятельств)стать аргументом против объяснения всякого данногособытия как чудесного, если таковая гипотеза может


рассматриваться в качестве объяснения. Теперь, индук-ция может заключить, что соотношение частоты специ-фического события к родовому равно 1:1 в том же при-близительном смысле, в котором вообще может бытьпринято всякое индуктивное заключение. Конечно, со-отношения 1:1 и 0:1 могут быть индуктивно получены сбольшей уверенностью в их точности, чем любое другоесоотношение, полученное путем индукции. Но индукцияни при каких обстоятельствах не может учредить точ-ность или приблизительную точность строго общей про-позиции или того, что любой данный последовательныйряд феноменальных событий есть в собственном смысленечто общее (и поэтому репрезентирует возможно беско-нечный класс), или даже нечто приблизительно общее.Такие пропозиции, если не касаться математики (пони-мая это слово так, чтобы оно подразумевало все дефини-ции и индуктивные выводы из них), должны либо бытьсовершенно ничем не гарантированы, либо получать свойгарант из некоторого другого источника, нежели наблю-дение и эксперимент. Такой гарант может предположи-тельно быть установлен посредством некоторого свиде-тельства, к примеру, благодаря обещанию определенно-го рода воздействия возможного бессмертного существана всякий определенного рода случай. Таким образом,подобному обещанию не будет необходимости приниматьформу априорного суждения.

152. (4) [...] Декарт, Лейбниц, Кант и другие апел-лируют к универсальности некоторых истин как дока-зывающих, что они не получены из наблюдения, пря-мого или путем установленного правилами возможноговывода. У Декарта можно встретить только один тако-го рода пассаж, и даже Лейбниц, хотя он часто, противмнения Локка, определяет некоторые истины как необ-ходимые (т. е. приписывает им форму обладающих необ-ходимостью пропозиций), все же только в одном месте(Avant-Propos в Nouveaux Essais) дает отчетливое опреде-ление критерия универсальности. Декарт, Лейбниц и Кантболее или менее явно утверждают, что то, что, как ониговорят, не может быть получено из наблюдения или по-средством установленного правилами возможного выводаиз наблюдения, есть общая пропозиция в смысле (3), т. е.


суждение, распространяющееся на всякий член некото-рого общего класса без исключения. Декарт (Письмоxcix) заявляет, что никакой установленный правиламивывод не может перейти от внешних феноменов к про-позиции типа «Вещи, равные одному и тому же, равныдруг другу», поскольку это значило бы вывести «об-щую» форму из «частной». Лейбниц говорит почти темиже словами:

«D'où il nait une autre question, savior, si toutes lesvérités dépendent de l'expérience, c'est-à-dire de l'inductionet des exemples, ou s'il y a un autre fondement ... Or, tousles exemples qui confirment une vérité générale, de qelquenombre qu'ils soient, ne suffisent pas pour établir la néces-sité imi verseile de sette même vérité: car il ne suit pas quece qui est arrivé arrivera toujours de même».1

Кант выражается еще более ясно (Krit. d. reinen Vernunft,2d ed., Einleitung, ii):

«Erfahrung giebt niemals ihren Urtheilen wahre undstrenge, sondern nur angenommene und comparativeAllgemeinheit (durch Induction), so dass es eigentlichheissen muss: so viel wir bisher wahrgenommen haben,findet sich von dieser oder jener Regel keine Ausnahme.Wird also ein Urtheil in strenger Allgemeinheit gedacht,d. i. so, dass gar keine Ausnahme als möglich verstattetwird, so ist es nicht von der Erfahrung abgeleitet, sondernschlechterdings a priori gültig. Die empirische Allgemeinheitist also nur eine willkührliche Steigerung der Gültigkeit,von der, welche in den meisten Fällen, zu der, die in allengilt, wie z. B. in dem Satze: alle Körper sind schwer; wodagegen strenge Allgemeinheit zu einem Urtheile wesentlichgehört, da zeigt diese auf einem besonderen Erkenntnissqell

1 <Это приводит к другому вопросу, а именно к вопросу о том.все ли истины зависят от опыта, т. е. от индукции и приме-ров, или же имеются истины, покоящиеся на другой основе.... Но как бы многочисленны ни были примеры, подтвержда-ющие какую-нибудь общую истину, их недостаточно, чтобыустановить всеобщую необходимость этой самой истины; ведьиз того, что нечто произошло, не следует вовсе, что оно всегдабудет происходить таким же образом. — цит. по: Лейбниц Г. В.Соч.: в 4-х т. М., 1983. Т. 2. С. 49.>

Gramm.atica Speculativa 161

derselben, nämlich ein Vermögen des Erkenntnisses a priori.Nothwendichkeit und strenge Allgemeinheit sind also sichereKennzeichen einer Erkenntniss a priori, und gehören auchunzert rennlich zu einander»,1

В целом логика этих авторов, особенно Канта, требу-ет, чтобы слово «универсалия» понималось в указанномсмысле. Но несмотря на это, в работах каждого из нихесть пассажи, в той или иной степени извиняющие посути нелепые ошибки некоторых интерпретаторов, помнению которых под необходимостью у этих авторовимеется в виду непреодолимая физическая сила, с кото-рой пропозиция требует нашего согласия с ней, а подуниверсальностью — всеобщность (catholicity), т. е. все-объемлющее принятие ее semper, ubique, et ab omnibus.'Декарт в особенности, в некоторой мере Лейбниц и, воз-можно, даже Кант (хотя с его стороны это было бы со-вершенно нелогично) действительно придавали более илименее значительный вес неотразимому очевидному сви-детельству и, до некоторой степени, всеобъемлющемупринятию пропозиций как тому, что имеет тенденциюнавязать нам истину пропозиций, не предоставляя ни-

1 <... Опыт никогда не дает своим суждениям истинной илистрогой всеобщности, он сообщает им только условную и срав-нительную всеобщность (посредством индукции), так что этодолжно, собственно, означать следующее: насколько нам досих пор известно, исключений из того или иного правила невстречается. Следовательно, если какое-нибудь суждение мыс-лится как строго всеобщее, т. е. так, что не допускается воз-можность исключения, то оно не выведено из опыта, но естьбезусловно априорное суждение. Стало быть, эмпирическаявсеобщность есть лишь произвольное повышение значимостисуждения с той степени, когда оно имеет силу для большин-ства случаев, на ту степень, когда оно имеет силу для всехслучаев, как, например, в положении все тела имеют тяжесть. Наоборот, там, где строгая всеобщность принадлежитсуждению по существу, она указывает на особый познаватель-ный источник суждения, а именно на способность к априорно-му знанию. Итак, необходимость и строгая всеобщность сутьверные признаки априорного знания и неразрывно связаныДруг с другом. (Цит. по: Кант И. Критика чистого разума. М.,1994. С. 33).>2 <Всегда, повсюду и всяким. — лат.>

6 Зак. 3309


какого критерия их происхождения. Так или иначе,можно заметить, что ложные интерпретаторы Канта ис-пользовали слово «универсалия» в смысле того, что «при-нято всеми людьми» — в смысле κοινός в выраженииκοινού εννοιαι?

153. Слова «универсалия» и «универсальность» раз-личным образом используются в специальной термино-логии:

[...] Естественная универсалия.. Естественный знак,который может сказываться о некоторой множественно-сти вещей, например — дым есть знак огня. Номина-лизм утверждает, что ничего из того, что порожденоумом, не является всеобщим в указанном смысле. См.:Оккам, Logica, I. xiv ad fin.

[ . . . ] Универсальная сила (validity). По мнению неко-торых логиков, это есть сила таких логических рассуж-дений, которые «рассчитаны на распространение убеж-дения на всякое способное к логическому рассуждениюсознание» (Гамильтон, Lee t. on Logic, xxvi). Если бы онопустил выражение «способный к логическому рассуж-дению», сказав «рассчитаны сообщать убеждение всяко-му сознанию», это бы вообще не доказывало, имеют лиони какую-либо силу, ибо сила логического рассужде-ния зависит от того, действительно ли рассуждение ведетк истине, а не от того, убеждены ли в том, что оно именнотаково. Таким образом, фраза «способный к логическомурассуждению» — единственное существенное слово в де-финиции. Но на деле такого разделения логической силына универсальную и частную не существует. ...

§ 12. Частность'1

154. Вне специального языка [этот термин] применя-ется как обозначение единичных случаев, подпадающихпод общее правило и имеющих место или полагаемых вопыте. В указанном смысле это также субстантив (аsubstantive). Частности суть известные из опыта обстоя-

1 < «Общий» (во всех смыслах) ... общее рассуждение. — гр.~>- [Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol .2 . P. 265-6.]

Grammatica Speculatiua 163

тельства общей природы, но обнаруживающие себя внекотором индивидуальном случае.

155. Частная пропозиция есть такая пропозиция,которая дает общее описание объекта и утверждает, чтообъект, к которому применимо данное описание, имеетместо в универсуме дискурса, не утверждая-при этом,что это описание применимо ко всему универсуму илико всему в универсуме, что обладает точно установлен-ным общим описанием, например: «Некоторые драконыизвергают огонь». Если мы считаем, что частная пропо-зиция утверждает существование нечто, тогда строгоеотрицание его не утверждает существование чего бы тони было; например: «Ни один дракон, извергающий пла-мя, не существует». Поэтому ложно, что из такого стро-гого отрицания следует какая-либо частная пропозиция,например: «Некий дракон не извергает пламя». Ибо, еслине существует дракона, который не извергает пламя, этапропозиция ложна, хотя то, что не существует дракона,который извергает пламя, может быть истинно.

Например, из частной пропозиции «Некая женщина(some woman) обожаема всеми католиками» следует, что«Всякий католик из тех, которые, возможно, существу-ют, обожает женщину (a woman)», т. е. «Не существуеткатолика, который не обожал бы женщину», что естьстрогое отрицание пропозиции «Некий католик не-обо-жает1 (non-adores) всех женщин», которая является про-позицией существования. Из этого, в свою очередь, сле-дует, что женщина, обожаемая всеми католиками, несуществует, а это строгое отрицание первой пропозиции«Некоторая женщина обожаема всеми католиками». Тоже будет истинным для всякой пропозиции существова-ния. Так, если «Некая ворона бела», то «Нет такого не-избежного следствия белизны, которого недоставало быво всех воронах», а это строгое отрицание частной про-позиции «Некоторого следствия белизны недостает вовсех воронах». Таким образом, из всякой частной про-

1 <Ъ данном случае, несмотря на то что э^о противоречит грам-матическим правилам, необходимо написание глагола и отри-цательной частицы через дефис по причинам, которые станутясны из нижеследующего (см. п. 161). >


позиции может быть получено строгое отрицарше част-ной пропозиции, но никакая частная пропозиция не мо-жет быть получена из строгого отрицания частной про-позиции. Однако это не распространяется на простуючастную пропозицию, такую как «Нечто есть белое», по-скольку сказать «Нечто есть не-существующее (non-existent)» (каковая пропозиция получится в результатеаналогичного рассмотрения) будет абсурдом, и это выска-зывание не следует вовсе рассматривать как пропозицию.

§ 13. Качество1

156. (В грамматике и логике). (1) Возьмем предложе-ние, в котором прилагательное или имя нарицательноесказывается об имени собственном, и представим, что вреальности существует нечто, соответствующее формеданной пропозиции. Затем представим, что указаннаяформа факта состоит в отношении объективного субъек-та или субстанции к одному сущему, которое есть одно ито же соотносящее для всех случаев, в которых то жеимя существительное или прилагательное сказывается втом же смысле. Тогда это воображаемое бытие, рассмат-риваемое либо как реальное, либо просто как пригодное(convenient) для мысли, есть качество. Так, если нечтокрасиво, бело или непостижимо, это сущее состоит вобладании нечто качеством красоты, белизны или не-постижимости.

157. (2) Но в более точном смысле термин «качество»неприменим, когда за означающее отношения принима-ется прилагательное типа непостижимый. Так, белизнабудет в данном узком смысле качеством лишь постоль-ку, поскольку объекты полагаются как белые независи-мо от чего бы то ни было еще, но когда это понимаетсякак отношение к глазу, белизна есть качество только вболее свободном смысле. Локк2 определяет качество какспособность (power) производить идею, что вполне со-гласуется с приведенным выше объяснением.

1 [Ibid. Vol. 2. P. 408-9.]- [Essay. II, viii, 8.]


Qualitas, со временем неуклонно теряя ясность отно-сительно тех случаев, когда оно должно быть использо-вано, уже в римских школах принималось как десигнатпочти любого характера, для которого не находилось наданный момент другого подходящего названия. Таквозникло большое разнообразие смыслов. К примеру, вграмматике различие между именами, которые имеютформу множественного числа, и теми, которые ее неимеют, было названо различием в качестве, подобно тому,как было определено различие между личными место-имениями и qui, quis <кто, который> и т. д.

158. (3) В логике абсолютно все от Апулея, во второмвеке нашей эры до наших современников, называли ди-стинкцию между утвердительной и отрицательной про-позицией дистинкцией качеств в пропозициях.

Кант, дабы завершить триаду, добавил третье каче-ство, называемое «ограничением», как в «Socrates estnon homo», в отличие от «Socrates non est homo». Это невыдерживает критики, но авторитет Канта и сила тра-диции способствовали сохранению этого различения. По-скольку универсум характеров неограничен, очевидно,что любое собрание объектов имеет некий предикат, об-щий для них и отличающий их от других объектов. Еслидело обстоит таким образом, как это и признается мол-чаливо в силлогистике, дистинкция между утвердитель-ными и отрицательными пропозициями относится ис-ключительно к частному предикату. Многие логики не-сомненно полагали, что отрицательные пропозиции от-личаются от обычных утвердительных тем, что в них неподразумевается реальность субъекта. Но каково тогдазначение пропозиции «Некий патриарх не умирает»?Кроме этого, все признают, что пропозиции per se primomodo1 не подразумевают существования субъекта, дажеесли и являются утвердительными. В любом случае,результаты такого хода мысли если и последовательны,то тем не менее вызывают большие возражения. Если,так или иначе, универсум характеров ограничен, какон. ограничен в обычной речи, где мы говорим, что ло-гическая непоследовательность и плод мандаринового

<Через самого себя первым образом. — лат.>


дерева никак между собой не соотносятся, тогда необ-ходимая система формальной логики будет простым слу-чаем логики относительных единиц. Но если дистинкциямежду отрицательными и утвердительными пропозиция-ми станет материальной или абсолютной, тогда простая ка-тегорическая пропозиция будет иметь следующие формы:

любое А обладает каждым из характеров группы Длюбое А лишено каждого из характеров группы Длюбое А обладает некоторым характером группы Длюбое А лишено некоторого характера группы Днекоторое А обладает каждым из характеров группы β

и т. д.

159. (4) Качество, далее у Аристотеля, специально пред-назначено денотировать характеры, которые конституи-руют преимущества (merits) или недостатки (demerits).Это слово вообще выделяется большим разнообразиемспециализированных значений. Со времен Канта его при-меняли для десигнации дистинкции ясного и смутного, от-четливого и неотчетливого и т. д. См. предыдущую топику.

Качество определяют как первичное, вторичное, вто-рично-первичное, сущностное и субстанциональное, ак-цидентальное, явное, тайное, примитивное, изначальное,простейшее, первое, производное, реальное, интенцио-нальное, приписанное, ощутимое, логическое, пропози-циональное, активное, приводящее к изменению, аффек-тивное, категориальное и т. д.

§ 14. Отрицание^

160. Отрицание используется (1) логически, (2) мета-физически. В логическом смысле оно может быть ис-пользовано (а) относительно и (Ь) абсолютно. Используе-мое относительно, будучи примененным в пропозиции,оно может быть понято (а) как отрицающее пропозициюили (Ь) как отрицающее предикат.

161. (1) В логическом смысле отрицание противопо-ложно утверждению, хотя, когда оно используется отно-

[Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol. 2. P. 146-7.]


сительно, это, возможно, не вполне подходящий проти-воположный термин. В метафизическом смысле отрица-тельное противоположно положительному (факт и т. д.).

Понятие отрицания, рассмотренное объективно, естьодно из наиболее важных логических отношений; норассмотренное субъективно — есть вовсе не термин ло-гики, но до-логический термин. Иными словами, это однаиз тех идей, которые должны быть полностью разверну-ты и преодолены (mastered) прежде, чем может приобре-сти некоторую силу идея логического рассуждения.

Изучение понятия отрицания может дать хорошуюиллюстрацию результатов применения в логике принци-па Прагматизма. Прагматист в исследовании логическихпроблем имеет в виду вполне определенную цель. Он хочетопределить общие условия истины. Теперь, не пытаясьпредставить здесь развитие мысли в целом, мы опреде-ленно можем сказать, что первым шагом должно статьвыяснение того, как две пропозиции могут быть соотне-сены друг с другом таким образом, что при любых обсто-

ятельствах

истинность одной влечет за собой истинность другой,истинность одной влечет за собой ложность другой,ложность одной влечет за собой истинность другой,ложность одной влечет за собой ложность другой.

Выполнение этой задачи должно быть первой частьюлогики, а именно, дедуктивной логики, или (если назы-вать ее по ее главному результату) силлогистики. Во всевремена этот раздел логики признавался необходимымпредварением дальнейшего исследования. Дедуктивнаяи индуктивная, или методологическая, логики всегдаразличались, и первая в общем всегда сохраняла за со-бой данное название.

Дабы проследить указанные отношения между про-позициями, необходимо эти пропозиции до некоторойстепени критически анатомировать. Существуют различ-ные способы, которыми пропозиции могут быть подверг-нуты критическому анатомированию. Некоторые из нихникак не приводят в решению стоящей перед нами про-блемы, и на этой стадии исследования прагматист будетстремиться их избежать. Таков, например, тот способ,


который выделяет связку в качестве отчетливой частипропозиции. Вполне допустимо, что существуют самыеразличные способы действительно полезного для наскритического анатомирования, но обычный, которыйединственно достаточно хорошо изучен, может быть опи-сан следующим образом:

Рассматривая какую угодно пропозицию, например,

«Всякий священник сочетает браком некоторую жен-щину с некоторым мужчиной»,

мы замечаем, что определенные части могут быть удале-ны, так что на их месте останутся пробелы, которые,если их заполнить именами собственными (индивидуаль-ными объектами, о которых известно, что они существу-ют), составят целое пропозиции (как бы ни была она бес-смысленна и ложна). Такие пустые формы в нашем слу-чае имеют вид:

Всякий священник сочетает браком некоторую жен-щину с ,

сочетает браком с некоторым мужчиной,сочетает браком с .

Можно допустить, что существует язык, в которомпробелы в таких формах не могут быть заполнены име-нами собственными таким образом, чтобы целое имеловид пропозиции, так как предложения, содержащиеимена собственные, могут иметь особый синтаксис. Нограмматические правила не имеют значения.

Последняя из приведенных выше пустых форм отли-чается тем, что не содержит ни одного слова, выполняю-щего селективную функцию типа «некоторый», «каж-дый», «любой», или выражения, которое могло бы слу-жить его эквивалентом. Такую форму можно назватьПредикатом, или ρήμα. Имеет место еще другой преди-кат, соответствующий каждому этого типа, такой, чтоесли все пробелы в обоих были бы заполнены одним итем же набором имен собственных (индивидуальныхобъектов, о которых известно, что они существуют), тоодна из двух получившихся в результате пропозиций бу-дет истинна, а другая ложна. Например:

Хризостом сочетает браком Елену с Константином;


Хризостом не-сочетает (non-marries) браком Елену иКонстантина.

Правда, что в последнем случае грамматика не слишкомхороша, но это ровным счетом ничего не меняет. О двухтаких пропозициях говорят, что они находятся друг с дру-гом в противоречии, и два предиката должны быть отри-цаниями один другого, т. е. каждый получается из отри-цания другого. Две пропозиции, содержащие слова, вы-полняющие селективную функцию, могут противоречитьдруг другу, но для этого всякое такое слово должно бытьизменено так, чтобы оно указывало не на подходящийслучаю выбор, но на любой выбор, который может бытьсделан, или наоборот. Так, две следующие пропозицииявляются взаимоисключающими:

Всякий священник сочетает браком некую женщину совсяким мужчиной;Некий священник не-сочетает браком всякую женщинус неким мужчиной.

Очень удобно выражать отрицание предиката, простоприсоединяя к нему частицу поп-. Если мы принимаемэтот способ, не-не-сочетает браком (non-non-marries)должно рассматривать в качестве эквивалента сочетаетбраком. Как в латыни, так и в английском данная кон-венция иногда согласуется с нормами пользования язы-ком. Возможно, что в очень и очень немногих из вообщесуществующих на земле языков данное искусственноеправило распространено в достаточной степени. Итак,из двух взаимопротиворечащих пропозиций каждая по-лучается из отрицания другой.

Отношение отрицания может быть принято как опре-деленное законами противоречия и исключенного третье-го. См. «Законы мышления» (Laws of Thought) [кн. Ill,гл. 4, §15]. Это приемлемая, но вовсе не необходимаяточка зрения. Из понятий не-относительной (non-relative)Дедуктивной логики, таких, как следование, сосущество-вание или соположенность, собрание, несовозможность(incompossibility), отрицание и т. д., необходимо выбратьтолько два, и при этом почти любые два, чтобы полу-чить материал, необходимый для определения других.Какие именно нужно выбрать — вопрос, решение кото-


рого выходит за рамки этого раздела логики. Здесь от-мечу непреходящую ценность введенных миссис Франк-лин восьми знаков-связок, представленных ею в видескоординированного формального ряда.'Но с указаннойточки зрения они не суть в собственном смысле связкиили утверждения отношения между несколькими ин-дивидуальными субъектами и предикатом, но просто сутьзнаки логических отношений между различными состав-ляющими предиката. Для прагматистской теории свя-занное с этими знаками логическое учение имеет боль-шую важность.

[...] Negant, или отрицательное отрицание, есть отри-цание, получающееся в результате присоединения отрица-тельной частицы к связке в обычной латинской фразе:«Socrates non est stultus»,2B противоположность бесконеч-ному (infinite, αόριστη)3 или инфиницированному (infinitant)отрицанию, получающемуся в результате присоединенияотрицательной частицы к предикату: «Socrates est nonstultus».

Кант вновь ввел данную дистинкцию в обращение,чтобы, получив триаду, сообщить симметрию своему спис-ку категорий; и с того времени эта дистинкция остаетсяодним из наиболее излюбленных и глубоко исследуемыхпредметов немецкой логики. Ни одна идея по своемусуществу не дуалистична и ясным образом не триадичнав большей степени, нежели отрицание. He-Α. — другое,нежели А = вторая вещь по отношению к А. Язык хранитмножество следов этого различения. Dubius есть нечтомежду двумя альтернативами, «да» и «нет».

162. (2) В метафизическом смысле отрицание естьпросто отсутствие характера или отношения, котороерассматривается как положительное. Отрицание отли-

1 См. Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol. 2. P. 369ff.2 <Сократ не есть глупый. — лат.>3 <« Бес-предельное, неопределенное по границам». — лат.Чаще всего это слово употребляется в значении «земля, неимеющая рубежей», грамматической категории времени аористи вообще «нечто неопределенного». Калькой этого слова яв-ляется латинское in-finitum, очень близкое по значению, ко-торое чаще всего переводят как «бесконечное», но также и«неопределенное» .>


чается от лишенности (privation) тем, что не подразуме-вает ничего сверх того.

Знаменитое высказывание Спинозы, которому стольмногим обязаны Шеллинги: «Omnis determinatio estnegatio»,1 имеет по крайней мере то основание, что de-terminatio к одной альтернативе исключает нас из дру-гой. Та же великая истина запечатлена в известном на-зидании молодым «Невозможно съесть пирог и в то жевремя обладать им».

§15. Ограничение2

163. (1) [Термин «ограничение»] применяется к тре-тьему качеству суждений, помимо утвердительного иотрицательного. Идея такого третьего качества возник-ла у римлян, которые выводили ее из различия между«homo non est bonus» и «homo est non bonus»,3где огра-ничение представлено в последнем. ...

Это один из тех многочисленных случаев, когда имею-щие место в языке случайности оказывают влияние наобщепринятые логические формы без какой-либо види-мой на то причины. Боэций4 и другие применяли инфи-нитацию (infinitation) также и к субъектам, что, какпоказывает Морган,5 является для логики весьма значи-мым добавлением. Как бы то ни было, Вольф (Wolff)6

ограничивал модификацию только предикатом, ничем,однако, свое решение не обосновывая. Кант принял этуидею, потому что она позволила ему завершить триадукатегорий качества. Основанием к тому, как сообщаетЙаше (Jäsche), послужило то, что отрицание исключаетсубъект из области предиката, в то время как unendliche,ограничение или бесконечное суждение, помещает его вбесконечную область вне предиката. Следует отметить,

1 <Любое определение (или ограничение) есть отрицание. —лат.>2 {Ibid. Vol. 2, P. 6-7.]3 <«Человек не есть хорош» и «Человек есть не хорош». — лат.>4[Prantl, op. cit., I, 693.]5 [См.: Formal Logic, p. 37ff.]' [Но см.: Wolff, Logica, § 208ff.]


что Кант рассматривает положительную метку (mark) какper se отличающуюся от отрицательной и, в частности,как имеющую меньшее расширение. Как и большинствологиков прошлого, он виртуально ограничил универсумметок таким образом, чтобы в него входили только те,что останавливают на себе (arrest) наше внимание. Еслибы такое ограничение было ясно и последовательно доведено до конца, это привело бы к возникновению инте-ресной частной логики (particular logic), в которой име-ло бы место материальное, а не просто формальное раз-личие между утвердительными и отрицательными фак-тами. Возможно, Кант также считал, что утвердительнаяпропозиция утверждает существование своего объекта,если отрицательная этого не сделала; так что «Некоторыефениксы не возрождаются из пепла» было бы истинным,а «Все фениксы возрождаются из пепла» было бы лож-ным. Ограничительное суждение в этом отношении на-ходилось бы в согласии с утвердительным. Возможно,он имел в виду именно это, и он не учитывал, что егопример ограничительного суждения «Человеческая душабессмертна» (is immortal, nichtsterblich) может быть ис-толкован как эквивалент конъюнктивного суждения«Человеческая душа не есть смертная (is not mortal), иэто есть человеческая душа». Несомненно, Кант заметилбы огромную разницу между этими двумя утверждения-ми. В таком случае он должен был бы ввести еще четвер-тое качество для «Человеческая душа не бессмертна».

§ 16. Модальность^

164. Среди логиков существуют разногласия по пово-ду того, в чем состоит модальность; это есть логическаяхарактеристика пропозиции или ее связки или, соответ-ственно, характеристика факта или его формы, выража-емая посредством модусов возможный, невозможный,contingens, necessarium.

Любая из характеристик предикации представляетсобой некоторый модус. Гамильтон пишет (Lect. on Logic,

[Dictionary of Philosophy and Psychology. Vol. 2. P. 89-93.]


xiv), что «все логики» называют любую из пропозиций,испытывающую воздействие некоторого модуса, модаль-ной пропозицией. Это, так или иначе, чересчур сильноезаявление, ибо данный термин со времен Абеляра, когдаон впервые появился,1 и до сего дня был ограничен всвоем применении на практике пропозициями, характе-ризующимися четырьмя модусами: «возможная», «не-возможная», «необходимая» и «случайная», лишь в ред-ких случаях распространяясь на какие-либо другие, иположительные свидетельства тому весьма изобильны.

Простейшее рассмотрение модальности в схоластике,в соответствии с которым необходимая (или невозмож-ная) пропозиция есть некоторый вид общей пропозиции;возможная (или случайная в смысле отсутствия необхо-димости) пропозиция есть некоторый вид частной про-позиции. Иными словами, утверждать, что «А должнобыть истинно», значит утверждать, что не только данноеА истинно, но что все пропозиции, аналогичные А, ис-тинны. Утверждать, что «А может быть истинно», зна-чит утверждать, что только некоторая пропозиция,аналогичная А, истинна. Если потребуется уточнить, что,в данном случае, имеется в виду под аналогичными про-позициями, ответом будет — все пропозиции определен-ного класса, который логическое рассуждение учрежда-ет как пригодный. Можно также сказать, что пропози-ции, аналогичные А, суть такие, которые в некоторомпредположительном состоянии незнания были бы нео-тличимы от А. Возможность ошибки мы в данном слу-чае оставляем вне рассмотрения, учитывая только не-знание. Таковое незнание будет состоять в неспособнос-ти его субъекта отрицать некоторые потенциальные ги-потетические состояния универсума, каждое из которыхабсолютно определено во всех отношениях, но все изКоторых на деле ложны. Собрание этих не отвергнутыхложных положений дел конституирует «область возмож-ного» или, лучше сказать «область незнания». Там, гденет незнания, это собрание будет сведено к нулю. Состо-яние предполагаемого знания в необходимых пропози-циях, как правило, фиктивно, в возможных пропозици-

1 [Prantl, op. cit. II, 158f.]


ях чаще всего это действительное состояние говорящего.Необходимая пропозиция утверждает, что в предполага-емом состоянии знания не существует случая во всейобласти незнания, в котором пропозиция ложна. В этомсмысле можно сказать, что невозможность лежит в осно-ве всякой необходимости. Возможная пропозиция утвер-ждает, что существует случай, в котором она истинна.

В изучении модальности мы сталкиваемся со многи-ми тонкостями. Так, когда собственное состояние зна-ния мыслящего таково, что область незнания не прояс-нена, суждения «А истинно» и «А должно быть истинно»логически не эквивалентны, ибо последнее утверждаетфакт, которое первое не утверждает, хотя бы таковой факти допускал прямое и убедительное свидетельство своейистинности. Первое и второе аналогичны «А истинно» и«А истинно, и я настаиваю на этом», которые не явля-ются логически эквивалентными, как легко установитьчерез отрицание каждого, в результате чего мы получаем«А ложно» и «Если А истинно, я не настаиваю на этом».

В необходимой частной пропозиции и возможной об-щей пропозиции иногда обнаруживает себя дистинкциямежду «сложными» и «разделенным» смыслами. Про-позиция «Некоторое S должно быть Р», взятая в слож-ном смысле, значит, что во всей области незнания несуществует случая, для которого некое S или другое неесть Р; но, взятая в разделенном смысле, значит, чтосуществует некое S, которое, будучи все тем же самым S,остается Р во всей области незнания. Далее, пропозиция«Какое бы S не имело место, оно может быть Р», взятаяв сложном смысле, означает, что в области незнания имеетместо некоторое гипотетическое положение вещей (илиэто может быть неопределимое точно истинное положе-ние, хотя последнее вряд ли может быть единственнымтаким положением), в котором либо не имеет место ни-какое S, либо всякое S из тех, которые имеют место,есть Р; в то время как в разделенном смысле эта пропо-зиция означает, что в каком угодно гипотетическом по-ложении вещей не имеет место вообще никакое S, a всето, что имеет место в некотором или каком-либо другомгипотетическом положении вещей, есть Р. Когда имеетместо любая подобная дистинкция, необходимые част-

Grammatica SpecuÎativa 175

ные пропозиции в разделенном смысле утверждают не-что большее, а возможные общие пропозиции — мень-шее, нежели в сложном. Но в большинстве случаев ин-дивидуальные объекты не идентифицируемы по всейобласти возможного, когда дистинкция доходит до само-го основания (falls to the ground). Она никогда не приме-няется к необходимым общим пропозициям или к воз-можным частным пропозициям.

165. Некоторые логики говорят, что «S может быть Р»вообще не является пропозицией, ибо ничего не утвержда-ет. Но если бы она ничего не утверждала, никакое поло-жение дел не могло бы ее опровергнуть, и, следователь-но, ее отрицание было бы абсурдом. Теперь, пусть S бу-дет «некая самопротиворечивая пропозиция», а Р будет«истинно». Тогда возможная пропозиция будет иметьследующий вид: «Некая самопротиворечивая пропози-ция может быть истинной», а ее отрицание: «Никакаясамопротиворечивая пропозиция не может быть истин-ной», что вряд ли можно посчитать абсурдом. Правда,что логики обычно рассматривают форму « S может бытьР» в соединительном (copulative) смысле «S может бытьР, и S может не быть Р», но это приводит к тому только,что пропозиция утверждает больше, а не меньше. Следо-вательно, возможная пропозиция является пропозици-ей. Ее не только следует признать одной из логическихформ, если таковые адекватны для репрезентации всехлогических фактов, но она также играет особенно важ-ную роль в научной теории. См. «Научный метод»[«Scientific Method». Vol. VII]. В то же время, в соответ-ствии с точкой зрения на модальность, о которой в на-шем случае идет речь, необходимые и возможные пропо-зиции равноценны некоторым ассерторическим пропо-зициям. При этом они отличаются от последних, но нетак, как общие и частные пропозиции отличаются однаот другой, но, скорее, в том же смысле, в котором отли-чаются друг от друга гипотетическая (т. е. условная, со-единительная и дизъюнктивная), категорическая и от-носительная пропозиции; возможно, в несколько мень-

шей степени.В соответствии с этой точкой зрения, логически не-

обходимые и возможные пропозиции соотносятся с тем,


что может быть известно помимо какого бы то ни былознания об универсуме дискурса, — при этом подразуме-вается только совершенно четкое понимание значенийслов; геометрически необходимые и возможные пропо-зиции — с тем, что исключает или не исключает знаниесвойств пространства; физическая необходимость соот-носится с тем, что исключает или не исключает знание;определенных законов физики и т. д. Но когда мы гово-рим, что из двух собраний одно должно быть соответ-ственно больше, нежели другое, но каждое из них неможет быть больше, нежели другое, нам неизвестно, ка-кое объяснение должен получить, исходя из указанныхзаконов, этот вид необходимости.

166. Наиболее ранняя теория модальности принадле-жит Аристотелю, философия которого, вне сомнения, какраз и состоит в основном в теории модальности. Изучаю-щий Аристотеля обычно начинает с Категорий, и пер-вое, что поражает его, — это то, что данный автор неотдает себе никакого отчета в различии между грамматикой и метафизикой, между модусами означивания имодусами бытия. Когда он доходит до Метафизики, тонаходит, что это не столько недосмотр, сколько нечто,принятое за аксиому, и что в целом эта философия рассматривает существующий универсум как разворачива-ние (performance), берущее начало в предшествующейему способности. Только в особых случаях Аристотельразводит возможность и способность, необходимость ипринуждение. В этом он, возможно, ближе к истине, чемта система равноценностей, которая представлена выше.

167. Кант, кажется, был первым, кто пролил свет наэтот предмет. К прежней дистинкции между логическойи реальной возможностью и необходимостью он приме-нил две новые пары терминов: аналитилическое-синте-тическое и субъективное-объективное. Следующие де-финиции (в которых тщательно продумано каждое елово), безусловно, в большой степени поспособствовали про-яснению данного предмета:

1. Was mit den formalen Bedingungen der Erfahrung(der Anschauung und den Begriffen nach) übereinkommt,ist möglich.

Grammatica Speculative^ 177

2. Was mit den materialen Bedingungen der Erfahrung(der Empfindung) zusammenhängt, ist wirklich.

3. Dessen Zusammenhang mit dem Wirklichen nach allge-meinen Bedingungen der Erfahrung bestimmt ist, ist (exis-tirt) nothwendich» (K r it d. reinen Vernunft, Ist ed., 219).'

По мнению Канта, все общие метафизические поня-тия, применимые к опыту, могут быть репрезентирова-ны в виде схемы посредством идеи времени. Такие схе-мы он называет «schemata». Схему возможного он делаетфигурой чего-либо в какой-нибудь момент времени. Схе-ма необходимости есть фигура чего-либо, что существуетво всякое время (ibid., 144, 145).2 Далее он утверждает(ibid., 74f;3 Jäsche, Logic, Einl. ix, и в других местах),что возможная пропозиция постигается, но не можетвыноситься в качестве суждения, представляя собой ра-боту рассудка (Verstand)', что ассерторическая пропози-ция может выноситься в качестве суждения и поэтомупредставляет собой работу [способности] суждения; и чтонеобходимая пропозиция репрезентируется как опреде-ленная законом, а следовательно, представляет собойработу разума (Vernunft). Как он полагает, его дедукциякатегорий показывает, что, и каким образом, понятия,изначально применимые к пропозициям, могут быть рас-пространены на модусы бытия — конститутивно, на бы-тие, отсылающее к возможному опыту; регулятивно —на бытие за рамками возможного опыта.

168. Гегель считает силлогизм фундаментальной фор-мой реального бытия. Как бы то ни было, он не предпри-нимает в свете данной идеи никаких попыток собствен-ного фундаментального исследования того, что принятоназывать логикой, которая, с его точки зрения, обречена

1 <1. То, что согласно с формальными условиями опыта (еслииметь в виду созерцание и понятия), возможно.

2. То, что связано с материальными условиями опыта (ощу-щения), действительно.

3. То, связь чего с действительным определена согласно оо-щим условиям опыта, существует необходимо.

(Цит. по: Кант И. Критика чистого разума. М., 1994,С. 170).>2 <См. там же. С. 123 и далее.>3 <См. там же. С. 83 и прим.>


всегда становиться логикой субъективной. Он просто при-нимает кантовский список функций суждения, совершаятем самым один из самых необдуманных поступков завсю историю философии. Поэтому то, что Гегель говорито данном предмете, не должно рассматривать как нечто,в истинном свете репрезентирующее его общую позицию.И последователи его не были компетентны продвинутьсясколько-нибудь дальше. По мнению Розенкранца,(Rosenkranz) (Wissenschaft d. logischen Idee1 ), модальностьрепрезентирует замещение (superseding) формы сужденияи представляет собой подготовку таковой силлогизма. Впоследней формулировке § 178-80 Encyclopädie нам сооб-щается, что суждение о понятии (Begriff) имеет своимсодержанием тотальность (или, скажем, сообразованностьс идеалом). В первом примере субъект сингулярен, а пре-дикат есть рефлексия частного объекта на универсалию.То есть тот или иной объект, навязанный нам опытом, всуждении сообразовывается с нечто из сферы идей. Нокогда эта сообразованность подвергается сомнению, по-скольку субъект в себе не вовлекает никакую отсылку кидеальному миру, мы имеем «возможное» суждение, илисуждение сомнения. А когда субъект отсылается к свое-му роду, мы получаем аподиктическое суждение. Но Ге-гель уже развернул идеи возможности и необходимостикак категории сущности (Wesen) в объективной логике.В Encyclopädie он рассуждает следующим образом: дей-ствительность (Wirklichkeit) есть нечто, модус бытия ко-торого состоит в само-манифестации. Как тождество вцелом (тождество <Бытия> Sein и <Существования>Existenz), она есть в первом случае возможность. Инымисловами, очевидно, чистая возможность, любая фанта-зия, проецируемая и рассматриваемая как факт. Воз-можно, к примеру, что нынешний султан станет следую-щим папой. Но во втором движении возникают понятия«случайного» (Zufällig), «внешнего» (Äusserlichkeit) и«условия». Zufällig есть нечто, распознаваемое как чис-тая возможность: «А может быть, но А может и не быть»,но предмет этого понятия также описывается Гегелем както, что имеет основание (Grund) или антецедент своего

1 [Bd. И. S. 127.]


бытия в чем-то ином, нежели он сам. Äusserlichkeit, ка-жется, имеет бытие вне основания своего бытия — идея,принятая в силу причуды. То, что Äusserlichkeit полагаетвне себя как антецедент своего бытия, есть предполагае-мое ему условие. Третье движение дает в первом случае«реальную возможность». Здесь мы сталкиваемся с по-нятиями «факта» (Sache), «деятельности» (Tätigkeit) и«необходимости»,

169. Лотце и Тренделенбург репрезентируют первыепопытки борьбы немецкой мысли против гегельянства.Наиболее примечательной характеристикой мысли Лот-це является то, что он не только не видит нужды в един-стве понятия в философии, но и считает, что такое един-ство неизбежно повлечет за собой ложность.1 Для негосуждение есть средство схватывания становления, в про-тивоположность концепту как средству схватывания бы-тия. Но он говорит, что задача суждения — поставить це-ментирующий материал для построения концептов. Со-ответственно, у него нет учения о модальности как це-лом, он просто рассматривает три случая, между кото-рыми не прослеживает никакой связи. Необходимостьможет возникнуть либо из общего аналитического, услов-ного или дизъюнктивного суждения. Под суждением унего имеется в виду значение пропозиции. Лотце счита-ет, что значение аналитического суждения нелогично,поскольку оно отождествляет противоположности. Какбы то ни было, значение этого значения обосновываетсятем, что оно предназначено для того, чтобы означать тож-дественность не терминов, а только объектов, денотируе-мых этими терминами. Поэтому аналитическая пропо-зиция допустима, ибо она практически предназначенадля того, чтобы означать частную пропозицию, т. е. та-кую, в которой предикат утверждается для всех соответ-ствующих частностей. И обоснование пропозиции, на-значением которой было связать элементы, составляю-щие термины, состоит в том, что поскольку эта пропози-ция берется не в своем собственном значении, а значе-нии, которое ей хотят придать (meant not as it is meant,but as it is meant to be meant), эти элементы тождествен-

1 [См. Logic I. 1, § 33-35.]


ны и не нуждаются в том, чтобы быть связанными. Та-ким образом Лотце отстаивает необходимость аналити-ческой категорической пропозиции. Переходя к рассмот-рению условных пропозиций, он рассуждает подобнымже образом и находит, что, предполагая «когерентность»универсума реальных интеллигибельных объектов, мы мо-жем иметь основания утверждать, что введение условияX в субъект S приводит к появлению предиката P каканалитической необходимости. В этом смысле, когда всяпроцедура один раз доведена до конца, не имеет значе-ния, сохраняется последовательность полагания когерен-тности или исчезает. Лотце, следуя в этом за Гегелем,рассматривает дизъюнктивную пропозицию последней,как если бы она обладала наибольшей значимостью. Ното, что было простительно для Гегеля, в меньшей степе-ни простительно для Лотце, поскольку он сам указывална значимость безличных пропозиций типа «идет дождь>>(it rains), «гремит гром» (it thunders), «сверкает молния»(it lightens), единственным субъектом которых являетсяуниверсум. Теперь, если существует какая-либо разницамежду «Если сверкает молния, то гремит гром» и «Либоне сверкает молния, либо гремит гром», то она состоит втом, что последнее обращено только к действительномуположению вещей, а первое — ко всей области другихвозможностей. Так или иначе, Лотце в последнюю оче-редь рассматривает пропозициональную форму «S естьPJ, Р.г или РЗ». Собственно, это не дизъюнктивная пропо-зиция, но лишь пропозиция с дизъюнктивным предика-том. Лотце выделяет ее как особую форму, так как онане может быть репрезентирована в схеме Эйлера, чтоэлементарно является ошибкой. Необходимость, которуюона порождает, должна поэтому быть либо подобна ус-ловной необходимости, либо отличаться от нее большейпростотой. О других весомых возражениях по поводу тео-рии Лотце см. Logische Studien, ii Ланге.

170. Тренделенбург (Logische Untersuch., xiii) утверж-дает, что возможность и необходимость могут быть опре-делены только в терминах антецедента (Grund), хотя он,возможно, возразил бы на перевод Grund таким чистоформальным словом, как «антецедент», несмотря на егосоответствие Аристотелю. Если определены все условия,

Grammatica Spcculativa 181

и факт понимается из целого своего Grund, так что мысльпропитывает собой бытие — фраза, нечто вроде которойТренделенбург всегда стремился подыскать, — мы име-ем «необходимость». Если, с другой стороны, определе-ны лишь некоторые условия, но то, чего недостает вGrund, находит себя в мысли, мы имеем «возможность».В себе яйцо есть не более чем яйцо, но для мысли ономожет стать птицей. Поэтому Тренделенбург никогда несогласится ни с тем, что, как полагал Кант, модальностьизначально есть вопрос некоторой расположенности со-знания, ни с тем, что, как считал Гегель, которого онвесьма проницательно критикует, она изначально естьнечто объективное.

171. Зигварт, который считает, что логические про-блемы должны находить окончательное разрешение внепосредственном переживании и что немецкий язык естьнаилучшее свидетельство того, что представляет собойэто переживание, в принципе отрицает, что возможнаяпропозиция собственно является пропозицией, ибо в нейничего не утверждается.1 Он упускает из виду, что еслипропозиция ничего не утверждает, отрицание ее должнооборачиваться полной бессмыслицей, поскольку в этомслучае должна отрицаться всякая возможность. Отри-цанием пропозиции «Я знаю только то, что А может бытьистинным» является «Я знаю, что А не истинно», и этовряд ли можно назвать бессмыслицей. Зигварт, это прав-да, в соответствии с принятым словоупотреблением, по-нимает «А может быть истинным» в том смысле, кото-рый прежние логики называли sensus usualis,2T. e. при-нимает ее за соединительную пропозицию «А может бытьистинным, и, кроме того, А может не быть истинным».Но из этого не следует, что «А может быть истинным»утверждает меньше — наоборот, больше, чем приведен-ная специальная форма. В отношении необходимой про-позиции Зигварт, следуя избранному им критерию — при-нятому словоупотреблению, — считает, что «А должнобыть истинным» утверждает меньше, чем «А истинно»,так что первое следует из последнего, а последнее не вы-

1 [Logic, § 31.]2 <Обычный, общеупотребительный смысл. — лат.>


водимо целиком из первого. Это может быть истиннымдля немецкого языка — точно так же как в нашем <ан-глийском> языке такие фразы, как «без всякой тенисомнения», «без каких-либо вопросов» и т. п. подразу-мевают тот факт, что имеется некто, не только сомнева-ющийся, но решительно отрицающий пропозицию, в ко-торую включены эти выражения. С этим «сенсационным»(sensational) открытием Зигварта также соглашаетсяБрэдли.1

172. Ланге (loc. cit.) полагает, что проблема можетбыть освещена наилучшим образом при помощи логи-ческих схем, которые приписывают Эйлеру, но на делеобнаруживаемых уже у Вивеса (Vives). «Поэтому, здесьмы снова наблюдаем, — говорит он, — как простран-ственная интуиция, как в геометрии, верифицирует(begründet) априорность и необходимость».

Глава 5

Термины2

§ 1. О том, что данные понятия не столь современны,как это обычно представляется

173. Историческое объяснение, которое обычно дает-ся охвату (comprehension) и расширению (extension), та-ково: «Это различение, хотя оно встречается в общихтерминах у Аристотеля3 и ясно (explicitly), с научной

1 [Logic, (1883), eh.7.]2 [§ 1-6 это статья «О логических охвате и расширении» («UponLogical Comprehension and Extension», Proceedings of theAmerican Academy of Arts and Sciences, vol. 7, November 13,1867), P. 416-32) с дополнениями и исправлениями ок. 1870и 1893г.; она была предназначена стать Очерком III книги«Разыскание Метода» (Search for a Method) и гл. 15 «Боль-шой логики» (Grand Logic).}3 Аристотель замечает в нескольких местах, например в 5-йкн. Метафизики (1023Ь, 22), что роды и отличия (differences)могут рассматриваться как части видов, а виды — как в рав-


точностью, заявлено по крайней мере у одного из егогреческих комментаторов, все же ускользнуло от необы-чайной проницательности схоластиков и оставалось вполном небрежении и забвении вплоть до публикации«Логики Пор-Рояля».1 Я хотел бы предложить на судчитателя нижеследующие соображения, показывающие,что такое истолкование истории не вполне соответствуетистине. В первую очередь было сказано, что между эти-ми атрибутами было проведено различие — как будтопрежде они рассматривались как нечто единое. Но этосовершенно ниоткуда не явствует с очевидностью. Одиннемецкий логик,2 и правда, благодаря некоторому недо-пониманию с его стороны, рассматривал расширение каквид охвата, однако для взявшего на себя труд задумать-ся над этим ничто с самого начала не может показатьсяболее несходным, чем два указанные представления(notions). Настоящим умственным достижением сталововсе не разделение их, а установление между ними от-ношения, в результате чего появилось понятие их какфакторов, создающих содержание (import) термина. Во-вторых, было верно замечено, что учение пор-роялистовв главных своих моментах изложено в труде одного гре-ческого комментатора. И поскольку этот труд есть нечто иное, как «Введение» Порфирия,3 то было бы удиви-тельно, если бы данное учение, и правда, ускользнуло отсхоластиков — ибо была их проницательность столь нео-бычайной, как о том сообщает Гамильтон, или нет, они,несомненно, изучали данный комментарий с прилежа-нием не меньшим, нежели Библию.1 Дерево Порфирия,

ной мере части родов. Комментатор, о котором идет речь, это,вероятно, Александр Афродизийский... — 1893.1 Цитата из <предисловия> Бейнса (Baynes) (Port Royal Logic,2d ed. p. xxxiii), добавляющего, что он обязан этими сведени-ями сэру Уильяму Гамильтону.2 Лотце. — 1893.3 Порфирий, как можно увидеть, говорит о древности этого

учения. [Гл. 1].4 Столь же прилежно они изучали и Боэция, у которого сказа-но- (Opera р. 645) «Genus in divisione totum est, in diffmitionepars». <B разделение род (входит) весь, в определение только

(его) часть. — лат.>


как кажется, и правда включает в себя все учение обохвате и расширении, за исключением имен. Однако своиназвания для этих количеств имелись и у схоластиков.Ими часто противопоставляются partes subjectives и partesessentielles,1 a несколько синонимов приводятся у коним-брицийцев (the Coninibricences). Поскольку признаетсяналичие у Порфирия всего этого учения целиком, долж-но быть также признано, что отрывок, в котором оноизлагается, был полностью рассмотрен и получил надле-жащее объяснение у средневековых комментаторов. Итак,мы имеем право лишь на то, чтобы сказать, что учение орасширении и охвате в средневековой мысли не игралопервостепенной роли.' [Предметом же проповеди пор-

1 <Части субъективные и части существенные. — лат.>2 Автор De Gcneribus et Speciebus противопоставляет intégra! иdiffinitiue целое. Иоанн Солсберийский говорит об охвате ирасширении, как о чем-то, «quod fere in omnium ore célèbreest, aliud scilicet esse quocl appellatîva significant, et aliud essequod nominant . Nominantur s ingular ia , sed un ive r sa l i asignificantur». <см. выше.> (MetaLogicus, lib. 2, cap. 20. Изд.1620. С. 111.) [Под appellativa он имеет в виду прилагательныеи т. п. — 1893.]У Винцента Белловацийского ( V i n c e n t i u s Bel lovacens is)(Speculum Doctrinale, Lib. Ill, cap. xi) встречаем следующее:«Si vero quJKritur utrum hoc universale 'homo' sit in quolibethomine secundurn se totum an secundum partem, dicendum estquod secundum se totum, ici est secundum quamlibet sui partemd i f f i n i t i v a m . ..., non autem secundum quaml ibe t partemsubjectivam. ...» <Если же спрашивается, каким образом та-кая универсалия, как «человек», содержится в каком-либоимени, соответственно ли себе целиком или соответственно[только своей] части, то отвечать следует, что соответственносебе целиком, то есть соответственно какой-либо своей дефи-нитивной части, ... но не согласно какой-либо подлежащейчасти. — лат.> Вильгельм Овернский (Прантлева Geshichte,τ. 3. С. 77) говорит о «totalitatem istam, quas est ex partibusrationis seu diffinitionis, et пае partes sunt qenus et different!;«;alio mode partes specie! indiviclua sunt, quoniam ipsam speciem,cum de eis pracdicatur, sibi inviceni quodammodo partiunter».<Ta самая целостность, которая состоит из частей довода илиопределения, и этими частями являются род и видовое отли-чие; иначе, частями вида являются индивидуумы, посколькутот самый вид, о котором сказываются, между собой некото-


роялистов и — позднее —- еще более решительной про-поведи кантианцев была равносильность логическогохарактера всех существенных предикатов. Но тогда какдля них роды и отличия слитны, Порфирий, вслед заАристотелем, всегда стремится разносить разные преди-каты — 1893.]

174. В похожее заблуждение часто впадают и относи-тельно другой темы данной статьи — темы, наиболееблизко связанной с темой охвата и расширения, какминимум, в той мере, в какой они обе основаны на поня-тии термина как составного целого. Я имею в виду раз-личение ясного и отчетливого. Гамильтон говорит нам,что «осуществлением этого разделения мы обязаны про-ницательности великого Лейбница. Хотя картезианца-ми такое различие не рассматривалось, авторы «ЛогикиПор-Рояля» подошли к нему столь близко, что нам оста-ется только удивляться, почему им не удалось его раз-вернуть» (Lectures on Logic; Lecture IX). Фактически,тем не менее, сказанное в «Логике» по этому вопросу1

взято у Декарта,2 и отклонения пор-роялистов от словес-ных формулировок последнего приводят их лишь к сме-шению того, что у него было достаточно отчетливо. Чтокасается Лейбница, он сам ясно высказывается на тотсчет, что декартово различение тождественно его соб-ственному.3 Как бы то ни было, у Лейбница оно гораздоболее ясно, нежели у Декарта. Любое философское раз-личие осознается лишь постепенно — в истории нет мо-мента, до которого оно совершенно не признается и пос-ле которого оно становится совершенно явным. До Де-карта различие между смешанным и отчетливым былотщательно проработано, однако разница между отчетли-востью и ясностью неизменно упускалась из виду. ДунеСкот различает между «мыслить смешанно» и «мыслитьсмешанное», а поскольку любое неясное понятие необ-

рьш образом разделяют. — лат.> [См. также: Дуне Скот, OperaI. 137.] Перейдя к более поздним авторам, мы потеряли бысчет примерам. См. любой комментарий в Физике, кн. 1.1 Часть I, гл. 9.

«Первоначала...», Часть I, § 45 et seq.Восьмое [девятое?] письмо Бернету. Изд. Герхардта (Gerhardt).

Т. 3. С. 224.


ходимо включает больше, чем собственный для негообъект, в неясно мыслимом всегда будет присутствоватьнечто смешанное; однако ближе этого к декартовско-лейбницевскому различению схоласты не подошли.

§ 2. О разных терминах, применяемыхк количествам расширения и охвата

175. Расширение и охват это именно те термины,которые употреблялись пор-роялистами. Благодаря вли-янию Гамильтона, вместо охвата теперь часто использу-ется интенсия (intension);1 однако поскольку это словоочень легко спутать с интенсивностью (intensity), егонельзя назвать удовлетворительным. Оно было образова-но от однокоренных ему слов, употреблявшихся Кайета-ном и другими ранними авторами. В прошлом многимикантианцами употреблялись также термины внешнее ивнутреннее качество. Морган предложил объем (scope)и силу (force). Хотя объем в обыденном языке и выража-ет расширение, все же силой выражается не столько ох-ват, сколько способность (power) создавать живую реп-резентацию в уме человека, к которому обращены словоили речь. М-р Дж. С. Милль ввел два полезных глаголаденотировать (denote) и коннотироватъ (connote), ко-торые приобрели широкое распространение. На самомделе, по мнению всех изучавших логику четырнадцато-го, пятнадцатого и шестнадцатого столетий, коннота-ция рассматривалась в то время исключительно как от-сылка ко второму обозначаемому — то есть (приблизи-тельно) как отсылка относительного термина (вроде отец,ярче и т. д.) к корреляту денотируемого им объекта (от-носительным термином) в первую очередь, — но нико-им образом не в миллевском смысле отсылки термина ксущественным свойствам, подразумеваемым (implied in)в его (термина) определении.2 Как бы то ни было, м-р

1 Однако слово intension употреблялось уже лейбницианцами,в том же смысле. — 1893.2 Ср.: Морен (Morin), Dictionnaire. T. I, col. 684 [685?]; Шовен(Chauvin), Lexicon, оба издания; Евстахий, Summa, Часть I,Тг. I, qu. 6. [Aquinas, sentent 1, d. 8, q. l, art 1.]

Милль посчитал себя вправе отрицать это, подкрепляясвою решимость только собственным высказыванием ине приведя цитаты ни из одного автора того времени.'После объяснения, в каком смысле он берет термин кон-нотироватъ, Милль говорит: «Схоластики, которым мыобязаны большей частью нашего словарного запаса влогике, оставили нам также и его <слово коннотиро-ватъ>, наделив этим же самым смыслом. В некоторыхобщих выражениях это слово вроде бы употребляетсяими в том расширенном и более смутном смысле, в кото-ром оно берется м-ром [Джеймсом] Миллем. Но все же,когда схоластикам было необходимо определить его осо-бо и закрепить его значение как технического термина,они, со всегда характерной для их определений восхити-тельной точностью, ясно объясняли, что ни о чем другомнельзя говорить как о коннотируемом, кроме форм, ка-ковое слово может вообще в их сочинениях считатьсясинонимом атрибутов».2 Поскольку обычно говорят, чтоОккам был последним схоластом, вышесказанное подра-зумевает, что слово коннотироватъ широко употребля-лось уже более ранними авторами. Тем не менее знамени-тый Прантл3 как раз считает, что наличие в одном местеиз Summa Оккама упоминания о слове connatative как обуже широко употребимом, исчерпывающе доказывает его(места) подложность.4 Далее, о пассаже из Дунса Скота, вкотором обнаруживается connotatum, он говорит, что этопонятие встречается здесь впервые.'1 Термин этот, одна-ко, впервые встречается у Александра Гэльского,6 кото-рый уравнивает потеп connotans и apellatio relativa и

1 И вот какова смиренность последователей Милля: ни один изНих не осмелился воспротивиться этому заявлению, подрываю-щему, несомненно, его же собственный авторитет. — 1893.2 [Logic, bk. I, ch. 2, § δ, note.]3 Насколько я его понял, ибо он здесь выражается в своемпривычном энигматическом стиле. — 1870.4 Прантл, Geschichte, т. 3, с. 364.5 Там же, с. 134 прим. Дуне Скот также употребляет этот тер-мин. Цит. соч., вопрос 13, раздел 4.8 Summa Theologica, часть I, вопрос 53. [Этот труд был несомнен-но написан до 1280 г. Роджер Бэкон ссылается на него, упоми-ная в то же время, что Альберт Великий еще жив. — 1893.]

188 Логические основания теории знаков Grammatica Speculative! 189

делает объектом connotare само отношение как таковоеговоря, что творец коннотирует отношение творца к со-творенному.1 В Summa Оккама2 содержится глава, посвя-щенная различию абсолютных и коннотативных имен. Ееследует прочитать целиком, однако здесь у меня есть воз-можность, чтобы привести лишь следующее:

«Nomen autem connotativum est illud quod significataliquid primario et aliquid secundario; et tale nomen prop-rie habet diffinitionem experimentem quid nominis et fre-quenter oportet ponere aliquid illius diffinitionis in rectoet aliquid in obliquo; sicut est de hoc nomine album, namhabet diffinitionem experimentem quid nominis in qua unadictio ponitur in recto et alia in obliquo. Unde si queraturquid significat hoc nomen album, dices quod idem quod illeoratio tota „aliquid informatum albedinem" vel „aliquidHabens albedinem" et patet quod una pars orationis istiusponitur in recto et alia in obliquo. ... Huiusmodi autemnomina connativa sunt omnia nomina concreta primo mododicta, et hoc quia talia concreta significant unum in rectoet alia in obliquo, hoc est dictu, in diffinitione expérimentequid nominis débet poni unus rectus significans unarn remet alius obliquus significans aliam rem, sicut patet de om-nibus talibus, iustus, albus, animatus, et sic de aliis. Huius-modi etiam nomina sunt omnia nomina relatiua, quia sem-per in eorum diffinitionibus ponuntur diversa idem diuersismodis vel diuersa significantia, sicut patet de hoc nominesimile. Mere autem absoluta sunt ilia quae non significantaliquid principaliter et aliquid vel idem secundario, sedquicquid significatur per tale nomen aeque primo signifi-catur sicut patet de hoc nomine animal».3

1 Учение о connotare есть часть учения об appellatio, о которомможно справиться у Петра Испанского. — 1893.2 Часть I, гл. 10. (Изд. 1488 г., fol. 6, с.)3 < Коннотативным именем является такое, которое означаетнечто в первую очередь и нечто во вторую; и такое имя в себеимеет наглядную дефиницию имени, и часто следует полагатьодну (часть) этой дефиниции прямо, а другую — косвенно;как это имеет место в случае такого имени, как «белый»; ибооно имеет наглядную дефиницию имени, в которой одна дис-тинкция полагается прямо, а другая — косвенно; отсюда (сле-дует, что), если спрашивается, что означает имя «белый», от-вечай, что то лее самое, что и все выражение «нечто в форме

Эккиус (Eckius), комментируя Петра Испанского(Peter Hispanus), также сделал несколько расширенныхзамечаний относительно значения термина коннотиро-вать, которые в главном совпадают с процитированнымвыше.1 Из всего этого следует, что историческое замеча-ние м-ра Милля 2не может быть принято.

176. Сэр Уильям Гамильтон позаимствовал у некоторыхпоздних греческих авторов термины широта (breadth) иглубина (depth) — для расширения и охвата соответствен-но.3 Эти слова обладают немалыми достоинствами. Они

белизны» или «нечто имеющее белизну», и здесь ясно, чтоодна часть такого выражения полагается прямо, а другая -косвенно. Подобно тому, коннативные имена — это все конк-ретные имена, употребляемые первым (из указанных) спосо-бов; и здесь следует сказать, что, поскольку такие конкретные(имена) одно означают прямо, а другое — косвенно, в нагляд-ной дефиниции имени одно должно полагаться как означаю-щее некую вещь прямо, а другое — как означающее иную вещькосвенно, что явствует из таких имен, как «справедливый»,«белый», «одушевленный» и других. Таким же образом, всеимена являются релятивными, если в их определениях пола-гается различное, причем различным же образом или в раз-личных значениях, что явствует из таких имен, как «подоб-ное». Абсолютным же (именем) вполне является такое, кото-рое таким вот образом не означает нечто в первую очередь инечто во вторую; но нечто, означаемое таким именем, означа-ется и в первую очередь, как это явствует из таких имен, как«живое существо». — лат.> [Последнее предложение цитиру-емого отрывка в оригинале стоит почти на полстраницы впе-реди от остальной части.]1 Fol. 23d. См. также Тартарети Эспозито (Tartareti Exposito) всамом конце книги Петр.<а> Исп.<анского>. Изд. 1509 г.,fol. 91Ъ.2 ... — просто чепуха. Цивилизация в Англии, по-видимому,не достигла еще той стадии, когда люди стыдятся делать по-ложительные утверждения, базирующиеся на исключительномневежестве. — 1893.3 Logic, р. 100 [т. е. Lect. viii, 1|24]. В приписываемой Аквина-ту Summa Logices мы читаем: «Omnis forma sub se habens multa,idest, quae universaliter sumitur, habet quamdam latitudinem;nam invenitur in pluribus, et dictur de pluribus». <Всякая фор-ма, подразумевающая собою многое, то есть такая, котораяберется как универсальная, имеет некоторую протяженность,так как встречается во многом и сказывается о многом. —лат.> (Тг. 1, с. 3.)


кратки и подходят друг другу; наконец, они широко рас-пространены. Так, «широкое» знание в обычном словоу-потреблении есть знание о многом, «глубокое» знание —много знания о чем-то. Я, таким образом, буду отдаватьпредпочтение именно этим терминам. Расширение такженазывают сферой (sphere) и кругом (circuit), а охват —материей (matter) и содержанием (content).

§ 3. О разных смыслах, в которых рассматриваютсятермины «расширение» и «охват»

177. Разные авторы рассматривают термины расши-рение и охват и их синонимы в разных смыслах. Этопроисходит отчасти благодаря тому факту, что в то вре-мя как большинство авторов говорят лишь о расшире-нии и охвате понятий, другие применяют эти терминыравно к понятиям и суждениям (Rösling <Реслинг>),' атакже к умственным репрезентациям (Überweg <Юбервег>2

и многие французские авторы), к познанию вообще (Ба-умгартен),3 к «терминам» (Fowler, Spalding <Фаулер/Сполдинг5>), к именам (Shedden <Шедден>),6 к словам(McGregor <МакГрегор>),7 к «значениям» (Jevons < Джи-вонс>);8 еще один автор говорит лишь о расширенииклассов и охвате атрибутов (Морган в Программе своегокурса лекций (Syllabus) [§ 131]).

178. Пор-роялисты определяют охват как «те атри-буты, которые она [идея] вовлекает (involves) сама посебе и которые не могут быть отняты от нее без ее разру-шения».9

Следует напомнить, что метки термина разделяютсялогиками, во-первых, на необходимые и случайные(accidental), затем необходимые подразделяются на стро-

1 [Logik (1896), I, II; l, iii, и ii, l, iv.]2 [System der Logik (1857), § 50, 53.]3 [Acroasis Logica, изд. 2 (1773), § 24.]4 [The Elements of Deductive Logic (1867), pt. I, eh. 2.]5 [An Introduction to Logical Science (1857), § 7, 30, 31.]6 [Elements of Logic (1864), p. 10.]7 [A System of Logic (1862), p. 191.]8 [The Principles of Science (1874), bk. I, eh. 2, p. 31.]9 [Перевод Бейнса, I, vi.]


го существенные, то есть содержащиеся в определении,и те, что называются собственными (proper). Так, суще-ственной меткой треугольника будет «иметь три сторо-ны», собственной — «иметь такие углы, что сумма ихвсех равна сумме двух прямых», а случайной — «бытьрассматриваемым Евклидом». Следовательно, по опре-делению пор-роялистов, охват включает все необходи-мые метки, и существенные и собственные.

179. Пор-роялисты приписывают охват непосредствен-но идеям — любым идеям. Очень многие логики припи-сывают его непосредственно лишь понятиям, а так как,согласно их определению, понятие в строгом смысле естьлишь сущность идеи, то они необходимо включают вохват только существенные метки термина. Как бы тони было, эти логики настолько далеко абстрагируютсяот реального мира, что нелегко увидеть, почему их су-щественные метки не могут быть в то же время вообщевсеми метками объектов, допустимых с их точки зрения(of the object, as they suppose it).

180. Я полагаю, не может быть сомнений, что у та-ких авторов, как Герлах (Gerlach)1 и Зигварт (Sigwart)2,охват включает все те необходимые и случайные метки,которые сказываются об объекте понятия универсально.

Далее, хотя большинство немецких авторов рассмат-ривает охват как сумму либо понятий (Drobisch <Дро-биш>),3 (Bachmann <Бахманн>)4 и т. д., либо элементовинтуиции (Trenedelenburg <Тренделенбург>),5 многие анг-лийские авторы рассматривают его как сумму реальныхвнешних атрибутов (Шедден,6 Сполдинг,7 Девей (Devey),5

Морган,8 Дживонс,1 0 МакГрегор," Фаулер).12 Согласно

1 [Grundress der Logik, 2te Auf. (1822), § 29.]2 [Logik, § 42.]3 [Neue Darstellung der Logik, 2te Auf . (1851), § 23.]4 [System der Logik (1828), Erster Theil, § 48.]5 [Logische Untersuchung, 2te Auf. (1862), xv, 4.]* [Elements of Logic (1864), P. 10, 39ff.]7 [An Introduction to Logical Science (1857), § 31.]8 [Logic, or the Science of Inference (1854), p. 42.]9 [Ср. Syllabus, § 131.]10 [The Principles of Science (1874), Bk. 1, ch. 2.]11 [A System of Logic (1862), p. 191.]12 [The Elements of Deductive Logic (1867), part I, ch. 2.]


большинству авторов, охват состоит из (необходимых) ат-рибутов, которые мыслятся (thought) присущими объек-там. По определению Шеддена, он состоит из всех атри-бутов, которые присущи денотируемым вещам.

Далее, большинство логиков считает метками лишьте из них, что сказываются виртуально,1 некоторые, новсей видимости, — только те, которые действительномыслятся, и очень немногие включают в их число те,что мыслятся по привычке (habitually). Иногда можновстретить автора, который включает в число меток всетри атрибута — вне зависимости, мыслятся последниеили нет.

Есть также разница и в том, как считать метки. Боль-шинство авторов считают все различаемые метки, не-которые же рассматривают коэкстенсивные (обладаю-щие одним расширением — coextensive) метки как одини те же.

181. Употребление термина «расширение» еще болееявственно нуждается в определенной конвенции. Пор-Роялисты определяют его как «те субъекты, к которымприменима идея».2 По всей видимости, расширение мо-жет включать чистые фикции.

Другие ограничивают этот термин реальными вида-ми, в то же время расширяя его до единичных сущих(single beings). Мы можем найти это у Уоттса (Watts),3 aтакже у Фридриха Фишера (Friedrich Fischer).4

1 Я беру на вооружение превосходное различение Дунса Скотамежду действительным, приобретенным (привычным —habitual) и виртуальным познанием [Reportatei, Изд. 1853, т. 1,с. 147а. Это различение возникло в опоре на отчасти аристоте-левские, отчасти неоплатонические подсказки. Аристотель, каквсем известно, различал действительную и потенциальнуюмысль. Александр Афродизийский различал материальныйинтеллект ( νους υλικός), приобретенный интеллект ( ΙΌΙΛΓκατά έξιν) и intellect us adcptus. Эти два различения имеютмежду собой мало общего. Тем не менее у арабов они оказа-лись смешанными, и именно это смешанное учение подсказа-ло Дунсу Скоту его блестящее и полностью философское раз-деление. — 1893.12 [Перевод Вейнса I, vi.]:i [Logich (1725), Part I, ch. 3, § 3.]4 [Lehrbuch der Logik (1838), Drittes Kap., § 37.]

Еще кое-кто особенно настаивает на том, что под рас-ширением имеются в виду вещи, а не виды — реальныеили воображаемые. Это относится к Бахманну,1 Эссеру(Esser)2 и Шульце (Schnitze).a

Некоторые включают в расширение не понятия и невещи, а единичные репрезентации. Это относится к кан-тианцам в строгом смысле слова. Имеющееся разнообра-зие в данном вопросе представит следующий список:

Расширение включает:Индивидуальные репрезентации, согласно Канту,1

Э. Рейнгольду (E. Reinhold)5 и др.Репрезентации, согласно Фрису (Fries),6 Юбервегу' и др.Реальные внешние вещи и виды, согласно Уоттсу,8

Шеддену8 и др.Реальные внешние индивидуальные объекты, согласноБахманну,10 Девею11 и др.Вещи, согласно Шульце,12 Боуэну (Bowen) !3n др.Виды, согласно Дробишу,14 Моргану15 и др.Объекты (и репрезентации), согласно Томсону (Thomson)16

и др.Индивиды, согласно Мэхену (Mahan).17

Понятия, согласно Гербарту (Herbart),18 Форлендеру(Vorländer)19 и др.

1 [System der Logik (1828), Erster Theil, § 48.]2 [System der Logik 2te Auf. (1830), Erster Theil, § 34.]3 [Grundsätze der allgemeinen Logik 5te Auf. (1831), § 29.]4 [Cp. Logik, her. v. G. B. Jflsche (1800), I, i, § 1-7.]5 [Die Logik (1827), S. 115.]6 [System der Logik 3te Auf. (1837), § 20.]7 [System der Logik (1857), § 53.]8 [Logick (1725), Part I, ch. 3, § 3.]9 [Elements of Logic (1864), p. 39, 40.]10 [System der Logik (1828), Erster Theil, § 48.]11 [Logic, or the Science of Inference (1854), p. 42.]12 [Grundsätze der allgemeinen Logik 5te Auf. (1831), § 29.]13 [A Treatise on Logic (1864), p. 67.]14 [Neue Darstellung der Logik, 2te Auf. (1851), § 23.]15 [Formal Logic (1847), p. 234.]16 [Outline of the Laws of Thought, 4 ed., p. 99-102.]17 [Intellectual Philosophy, 2d eel. (1847), ch. 7, 8.]18 [Lehrbuch zur Einleitung in die Philosophic (1813), II, i, § 40.]19 [Wissenschaft der Erkentniss (1847), II, i, 2, b.]

7 Зак. 3309


Общие термины, согласно Сполдингу.1

Физические понятия, согласно Штрюмпеллу (Strümpell).2

Разнообразные (variable) метки, согласно Риттеру(Ritter).3

Далее, между логиками есть разногласие и по следую-щему вопросу: имеют ли они в виду под расширениемпонятия, виды, вещи и репрезентации, к которым этоттермин применяется по привычке, т. е. в суждении, иливсё, к чему он истинно приложим. На последнем настаи-вают Гербарт, Кизеветтер (Kiesewetter) и др., на первом —Данкан (Duncan), Сполдинг, Форлендер, Юбервег и др.

Некоторые логики под расширением числят лишьдействительные вещи, репрезентации и т. д. (Бахманн,Фрис, Гербарт), другие распространяют его на те, чтолишь возможны (Эссер, Риттер, Герлах).

Наконец, в то время как несколько логиков говорятоб обоих количествах как численных, большинство ав-торов рассматривают их как всего лишь агрегаты разно-образных объектов или меток.

[Дресслер (Dressler), опираясь на Бенеке (Beneke), раз-личает реальные и идеальные расширение и охват. — 1893.]

§ 4. Несколько опровержений обратнойпропорциональности этих количеств и предложений

по введению третьего

182. До недавнего времени закон обратной пропор-циональности расширения и охвата признавался всеми.1

Теперь его на разных основаниях подвергают сомнению.'

1 [An Introduction to Logical Science (1857), § 31.]2 [Entwurf der Logik (1846), 4tes Kap.];i [Abriss der Philosophischen Logik (1824), S. 79.]4 В алгебраической формулировке этот закон выглядит следую-щим образом: если α и Ь — логические термины, соотнесен-ные так, что α = bx, то будет верно как Ь = а + у , так и обрат-ное. Немало немецких логиков могли бы опровергнуть это. —1893.5 Гоппе (Норре) переворачивает закон Канта, полагая, что чемшире понятие, тем больше его содержание. Его идея в аристо-телевском словоупотреблении будет выглядеть следующим


183. Дробит1 говорит о том, что величина охвата изме-няется арифметически, а расширения — геометрически.В некотором смысле это так.

184. Лотце — упомянув, что единственное понятие обуниверсалии, которым мы можем обладать, это способностьвообразить подчиненные ей единичности (singulars), —говорит, что возможность детерминировать некое поня-тие соответственно каждой подчиненной ему (понятию)частности (particular) есть метка этого понятия, а поэто-му широта понятия никак не влияет на количество при-сущих ему меток. Однако, возражу я, поскольку этиметки принадлежат понятию лишь вторично (in its secondintention) — не будучи присущими всем вещам, к кото-рым это понятие применимо, — они (метки) не будутчастью охвата этого понятия. Фактически они суть тесамые метки, что составляют его расширение. Никомуне приходило в голову отрицать, что расширение естьметка понятия — только дело в том, что оно есть неко-торая метка в его вторичности (a certain mark of its second

intention).185. Возражение Форлендера2 в гораздо большей сте-

пени относится к сути дела. Оно заключается в следую-щем: если мы из какого-либо детерминированного пред-ставления (notion), например из представления (notion)о Наполеоне, абстрагируем все метки, всякую детерми-

образом. Он признает второе из правил, предваряющих оказы-вание (the second antepredicameiital rule), — что отличия(differences) разных родов суть разные. (Само по себе это зна-чительно разводит его с теми логиками, для которых разли-чие расширения и охвата есть осевое различение логики.) Негрэто не понятие, образованное соединением двух понятий человек и чернокожий: собственные для негра отличия относятсяиз всех сущих только к неграм. Естественно, это заставляетего сделать еще один шаг, и он говорит: отличия достаточно,чтобы составить чистое понятие, и поэтому род не будет суще-ственным предикатом. В-третьих, он обнаруживает, что ха-рактеры более узкого отличия менее важны (wirkungsreich),чем характеры отличия более высокого уровня, и что обладатьменее важными следствиями — значит обладать меньшей ме-рой предикатов. — 1893.l[Neue Darstellung der Logik, 2te Auf. (1851), Anhang L]2 [Wissenschaft der Erkentniss (1847), S. 104-107.]


нацию, то все, что у нас остается, это всего лишь поня-тие «нечто» (conception something), расширение которо-го — не более чем Наполеон. Сфера «нечто», значащегоэту, ту или другую вещь, недостоверна (uncertain), нообщего расширения у него («нечто») нет, ибо оно значиттолько <какую-то> одну вещь. Так, перед скачками мыможем сказать, что какая-то (некоторая — some) лошадьпридет первой, имея в виду эту, ту или другую. Однакопод «какой-то» лошадью мы имеем в виду только однулошадь, и поэтому расширение «какой-то лошади» небудет больше, чем расширение термина, указывающего,какая именно это лошадь — хотя этот последний будетболее детерминирован, то есть будет обладать большимохватом. Я не знаю, нашлось ли у приверженцев невидо-измененного кантовского учения чем ответить на этовозражение.

186. Юбервег делает следующее замечание:1 «Посколь-ку, согласно определению, более высокая репрезентациясодержит только те элементы содержания, что равноприсущи нескольким более низким репрезентациям, упервого — по сравнению с каждым из вторых — болееограниченное содержание, но более широкий круг. Бо-лее низкая репрезентация, напротив, имеет более бога-тое содержание, но более узкий круг. И однако всякоеуменьшение или увеличение данного содержания нико-им образом не увеличивает или уменьшает круг, и также не всякое увеличение или уменьшение данного кругауменьшает или увеличивает содержание». Мне странно,что он не поясняет далее свою мысль об этом предме-те — развернуть который есть принципиальная цельнастоящей статьи.

187. Морган говорит:2 «Согласно знакомым мне по-стулатам, представление (notion) „человек, живущий вЕвропе, находящийся к северу от экватора, наблюдаю-щий восходы раньше американцев" будет более интен-сивно квантифицировано <т. е. это оказывание будетобладать большей интенсией>, нежели представление(notion) „человек, живущий в Европе» — но несомнен-

1 System der Logik, 2te Aufl . , §54.2 Formal Logic, p. 234. Его учение по-иному дано в программеего лекций.


но, не менее экстенсивно (расширенно — extensive), иботретий и четвертый элементы первого должны относить-ся к тем же людям, к которым относятся первый и вто-рой его элементы».

188. Насколько я помню, лишь два логика, архиепис-коп Томсон1 и д-р Уилсон (Dr. W. D. Wilson)',- призна-вая, по всей видимости, закон Канта, высказывают наме-рение ввести для понятий еще одно, третье количество.Ни один из них не определяет свое третье количество,как, впрочем, и не формулирует отношения последнегок двум остальным. Томсон называет его Деноминацией.Она, кажется, тождественна рассмотренному особым об-разом Расширению. Д-р Уилсон именует свое новое ко-личество Протенсией (Protension); оно отчасти связаносо временем и, кажется, в общем независимо от двухостальных. На самом деле ясно, что если закон Кантавыполняется и если логические количества могут лишьсравниваться как большие или меньшие, а не прямо из-меряться, то третье качество должно быть прямо пропор-ционально какому-то одному из двух известных количестви поэтому служить для измерения того же самого, что иэто последнее, — либо же оно должно быть независимоот обоих и, поэтому, полностью не связанным с ними.

§ 5. Три принципиальных смысла, в которых охвати расширение будут рассматриваться в этой статье3

189. Вместо расширения и охвата я соответственнобуду употреблять термины Гамильтона широта и глуби-на, причем употреблять в нескольких смыслах, различе-нию которых послужат разные прилагательные.

Под информационной (informed) широтой термина'я буду иметь в виду все реальные вещи, о которых он

1 Laws of Thought, 4th eel., § 52, 80. [Cf. §54.]2 Logic, Part I, ch. 2, § 5.3 [В оригинале этот и предыдущий раздел оба были помещены,как § 4.]4 Я ограничил себя терминами, потому что во время написа-ния этой статьи (1867), я не еще отметил для себя, что учение


сказывается — сказывается в целом логически истиннов допускаемом (supposed) состоянии информации.1 Фра-зой «в целом» я указываю на то, что в расчет должнабраться вся имеющаяся информация, и что только вещи,относительно которых в целом есть основание быть убеж-денным в истинном сказывании о них некоего термина,могут считаться частью широты последнего.

Если Т это термин, сказывающийся только об S', S"и S'", то все S', все S" и все S'" будут составлять инфор-мационную широту Т. Если вместе с тем S' и S" сутьсубъекты, о которых может сказываться только еще одинтермин Т', и если неизвестно, что все S'" суть либо S',либо S", то о Т будет говориться, что он имеет большуюинформационную широту, чем Т'. Если известно, что невсе S'" суть либо S' или S", то этот избыток широтыможет быть назван достоверным а если это неизвестно,то сомнительным. Если известно, что есть такие S'", от-носительно которых неизвестно, суть ли они S' или S",то о Т будет говориться, что он обладает большей дей^ствителъной широтой, чем Т'; если же неизвестно ни окаких S'", кроме тех, о которых известно, что они суть S'или S "(хотя могут быть и другие S'"), то о Т будет гово-риться, что оно обладает большей потенциальной широ-той, чем Т'. Если Т и Т' суть понятия в разных умах или вразных состояниях одного ума, и если уму, мыслящему Т,известно, что все S'" суть либо S', либо S", то о Т будетговориться, что оно более экстенсивно отчетливо, чем Т".2

0 широте и глубине целиком применимо к пропозициям и аргу-ментам. Широта пропозиции есть агрегат возможных состоя-ний вещей, в которых она истинна; широта аргумента есть аг-регат возможных случаев, к которым он применим. Глубинапропозиции — это совокупность фактов (the total of fact), утвер-ждаемых ею о том состоянии вещей, к которому она применима;глубина аргумента это важность (importance) заключений, к ко-торым он приводит. Фактически же всякая пропозиция и вся-кий аргумент могут рассматриваться как термины. — 1893.1 Введение вероятностей, как кажется, было бы лишь ненуж-ным усложнением данного учения, а потому вся информацияздесь допускается (supposed to be) как принимаемая (accepted)абсолютно. — 1893.2 Относительно различения экстенсивной и интенсивной от-четливости см. Дуне Скот, i, dist. 2, qu. 3.


190. Под информационной глубиной термина я имеюв виду все реальные характеры (в отличие от просто имен),которые могут о нем1 сказываться (в целом логическиистинно) в допускаемом состоянии информации — при-чем если в допускаемом состоянии информации ни одинхарактер не будет заведомо считаться дважды..Глубина,как и широта, может быть достоверной или сомнитель-ной, действительной или потенциальной. Имеет местотакже охватная (comprehensive) отчетливость, соответ-ствующая экстенсивной отчетливости.

191. Информационная широта и глубина предпола-гают состояние информации, которое находится где-томежду двух воображаемых экстремумов. Последние леесуть, во-первых, состояние, в котором не будет известенни один факт, но лишь значение терминов; и, во-вто-рых, состояние, в котором информация будет равносильнаабсолютному интуитивному знанию (intuition) всего, чтоесть, причем известные нам качества будут самими кон-кретными формами. Эти два состояния информации пред-полагают две других разновидности широты и глубины,которые я буду называть, соответственно, существенной2

и субстанциальной широтой и глубиной.192. Под существенной глубиной термина я имею в

виду реально мыслимые (понятийно схватываемые —conceivable) качества, которые сказываются о нем в егоопределении.193. Определенный термин может и не сказываться ниоб одном реальном объекте. Пусть, например, определе-ние термина Т будет

Любой Т есть вместе (both) P' и P" и P'".

Данная формула будет исчерпывать все значение это-го термина; поскольку же может быть неизвестно, суще-ствует ли вообще такая вещь, как Р', значение Т не бу-дет подразумевать, что Т существует. С другой стороны,мы знаем, что ни Р', ни Р", ни Р"' не будут коэкстен-

1 То есть о всех вещах, к которым он применим.2 Сущность (essence) вещи есть идея этой вещи, закон ее бы-тия, делающий ее той вещью (the kind of thing), какова онаесть, и необходимо выражаемый в определении этой тайности(kind). — 1893.


сивны всей сфере бытия, ибо они суть детерминированныекачества, а значение бытия есть то, что не детерминирова-но, то есть более экстенсивно, нежели любой детерминиро-ванный термин. Фактически же, например, Р' есть реаль-ное представление (notion), обладать которым мы не моглибы иначе, чем через посредство противопоставления егочему-то еще. Следовательно, мы должны знать, что

Любое не-Р' есть не-Т,любое не-Р" есть не-Т илюбое не-Р'" есть не-Т.

194. Так, если мы определяем существенную широ-ту термина как <"совокупность> тех реальных вещей, окоторых этот термин, по самому его определению, ска-зывается, то не-Т обладает существенной широтой. Сле-довательно, мы можем разделить все термины на двакласса, существенно утвердительные, или положитель-ные, и существенно отрицательные — первые имеют су-щественную глубину, но не имеют существенной широ-ты, вторые имеют существенную широту, но не имеютсущественной глубины.1 Тем не менее необходимо отме-тить, что это деление не тождественно похожему на негоязыковому делению. Тогда как, например, бытие, со-гласно сказанному, есть существенно отрицательный тер-мин — он значит то, что может сказываться о чем угод-но, и поэтому обладает существенной широтой, — ничтоесть существенно положительный термин — он значитто, о чем вы вольны сказывать что угодно, и поэтому онобладает существенной глубиной. Существенные субъек-ты бытия не могут быть перечислены, как, впрочем, исущественные предикаты ничто.

195. Никакие два термина не могут быть равны посущественной широте или глубине; если так, два терми-на имели бы одно значение и поэтому с точки зрениялогики были бы одним и тем же термином. В аспекте

1 Негативные термины логики называют бесконечными (или,с недавних пор, инфинитативнылш ( i n f i n i t a t e d ) ) . Этот тер-мин — перевод Аристотелева αόριστος [Об истолковании, 3,16Ь, 14.], которое в действительности означает «без определе-ния», ορισμός. — 1893.


этих двух количеств два термина могут относиться другк другу неизвестным образом, если один или другой немыслится отчетливо.

196. Субстанциальная широта есть агрегат реаль-ных субстанций, о которых термин только и может сказы-ваться с абсолютной истинностью. Реальная же конкрет-ная форма, которая принадлежит всему, о чем терминсказывается с абсолютной истинностью, есть его субстан-циальная глубина.

197. Общие термины денотируют отдельные вещи.Каждая из них сама по себе не имеет качеств, а имееттолько некоторую конкретную форму, принадлежащуюединственно ей самой. Именно в этом заключался одиниз моментов, возникших в результате спора о природеуниверсалий.1 Как говорит сэр Уильям Гамильтон [«Рас-суждения» (Discussions), амер. изд., с. 630], не толькочеловечность Лейбница не принадлежит Ньютону, но естьи другая человечность. Лишь благодаря абстракции, по-верхностному взгляду (oversight) о двух вещах можносказать, что им присущи одни и те же свойства. Следо-вательно, общий термин не имеет субстанциальной глу-бины. С другой стороны, частные термины, имеющиесубстанциальную глубину — ибо каждая из вещей, таили иная из которых сказывается о них, имеет конкрет-ную форму, — не имеют субстанциальной широты, ибонет такого агрегата вещей, к которому они (частные тер-мины) единственно применимы. Дабы со всей ясностьюосветить это вопрос, я должен заметить, что вместе сбольшинством логиков я считаю связку (copula) знакоматрибуции, а не знаком равенства расширения или охва-та, как то делает Гамильтон. Он формулирует пропози-цию «Человек есть животное» так:

Расширение человека Субъектравняется Связка,части или целому расширения животного — Предикат

Таким образом, у него предикат становится частным.Другие интерпретируют ту же пропозицию так:

'См., например, De Generibus et Spcciebus, с. 548.


Всякий человек Субъект.имеет все атрибуты, присущие Связкавсякому животному Предикат

В настоящей статье связка рассматривается именно вэтом последнем смысле. Что же касается частного терми-на, то он, как уже говорилось, есть посменный (alternative}субъект. Так, если S', S" и S'" суть единичные S, то«Некоторое S есть М» значит, что «либо S', либо S", либоS'" имеет все атрибуты, принадлежащие М». Частныйтермин, таким образом, обладает субстанциальной глу-биной, потому что может обладать предикатом, которыйбудет абсолютно конкретным — как в пропозиции «Не-который человек есть Наполеон». Однако если мы вста-вим частный термин в предикат, то получим пропози-цию, подобную этой: «М обладает всеми атрибутами,принадлежащими S', либо всеми, принадлежащими S",либо всеми, принадлежащими S'"». И это не может бытьистинно, если M — не единичный индивид. Но ведь еди-ничная индивидуальная субстанция это не то что атом —мельчайшая часть атома, то есть вообще ничто. Поэтомучастный термин и не может иметь субстанциальной ши-роты. Теперь возьмем общий термин «S». Мы можемсказать «Любое S есть М» — но только не в том случае,если M — реальное конкретное качество. Мы не можем, кпримеру, сказать «Любой человек есть Наполеон». С дру-гой стороны, мы можем сказать «Любое M есть S» —даже если M есть реальная субстанция или агрегат суб-станций. Следовательно, общий термин не имеет суб-станциальной глубины, но имеет субстанциальнуюшироту. Таким образом, мы можем разделить все тер-мины на субстанциальные общие и субстанциальныечастные.

198. Два термина могут быть равны по субстанциаль-ной широте и глубине и разниться в существенной ши-роте и глубине. Однако два термина не могут соотно-ситься по субстанциальной широте и глубине так, чтоэто их соотношение будет неизвестно в допускаемом со-стоянии информации — ибо в таком состоянии инфор-мации известно все.

199. По информационной широте и глубине два тер-мина могут быть как равны, так и неизвестным образомсоотнесены. Любой термин, утвердительный или отри-


дательный, общий или частный, может обладать инфор-мационной широтой и глубиной.

§ 6. Понятия качества, отношения и репрезентациив их применении к данному предмету*

200. В работе, представленной мной в Академию впрошлом мае,1 я попытался показать, что три понятия:отсылка к основанию (ground), отсылка к корреляту иотсылка к интерпретанту — суть те, с которыми логикапринципиально должна иметь дело. В ней я также ввелтермин «символ», который включал бы в себя и поня-тие, и слово. Логика трактует отсылку символов вообщек их объектам. Символ же отсылает к своему объектутрояко:

во-первых, он прямо отсылает к своему объекту илик реальным вещам, которые он (символ) репрезенти-рует;во-вторых, через посредство своего объекта он отсы-лает к своему основанию, или к присущим такогорода объектам свойствам;в-третьих, через посредство своего объекта он отсы-лает к своему интерпретанту или ко всем фактам,известным о его объекте.

То, к чему таким образом отсылает символ, есть, на-сколько они известны:

во-первых, информационная широта символа;во-вторых, информационная глубина символа;в-третьих, сумма синтетических пропозиций, в ко-торых символ оказывается субъектом или предика-том, т. е. информация о символе.2

1 [On a New List of Categories, CP, vol. 1, bk. Ill, ch. 6, § 1.]2 Как явствует из сказанного, я во многом отхожу от обычногоупотребления этого слова в значении частным образом полу-ченного свидетельства. Так как в метафизике информация(оформленность — information) есть связь формы и материи,в логике она надлежащим образом может быть взята в значе-нии меры оказывания. — 1893.


201. Под широтой и глубиной без прилагательногодалее я буду иметь в виду информационную широту иглубину.

Ясно, что широта и глубина символа в той мере, вкакой они не существенные, измеряют имеющуюся о неминформацию, то есть синтетические пропозиции, субъек-том или предикатом которых он служит. Это прямо сле-дует из определений широты, глубины и информации.Далее следует:

во-первых, что если информация остается постоян-ной, то чем больше широта, тем меньше глубина;во-вторых, что всякое увеличение информации со-провождается увеличением глубины или широты, не-зависимо от того, что происходит с другим количе-ством;в-третьих, что в отсутствие всякой информации нетлибо глубины, либо широты, причем верно и обратное

Таковы истинные и очевидные взаимные отношенияшироты и глубины. Их формулировка естественно на-прашивается, если мы назовем информацию областью(area) и напишем:

Широта χ Глубина = Область.

[В природе есть явление, аналогичное увеличению ин-формации в нас, — развитие (development), — посредствомкоторого множество вещей обретают множество свойств,вовлеченных в немногие свойства немногих вещей. —1893.]

202. Если мы узнаём, что S есть Р, то, в согласии собщим правилом, глубина S увеличивается без какого-либо уменьшения широты, а широта P увеличиваетсябез какого-либо уменьшения глубины. И то и другое уве-личение может быть достоверным или сомнительным.

Может случиться так, что либо одно из этих увели-чений не будет иметь места, либо оба. Если P это отрица-тельный термин, он может не иметь глубины, а поэто-му — ничего не добавлять к глубине S. Если S это част-ный термин, он может не иметь широты, а поэтому —ничего не добавлять к широте Р. Последнее часто случа-ется в метафизике, производя — благодаря тому, что об

Grammatica Specuiativa 205

S сказываются как не-Р, так и P — видимость противо-речия там, где в реальности никакого противоречия нет;ибо противоречие состоит в наделении противоречащихтерминов некоторой широтой, присущей обоим, а еслисубъект, о котором они оба сказываются, не обладаетреальной широтой, то имеется лишь словесное, но нереальное противоречие. Например, не будет реально про-тиворечивым сказать, что граница лежит и внутри и вовнетого, что она ограничивает. Есть также еще один важ-ный случай, когда мы можем узнать, что «S есть Р»,ничего не добавив тем самым ни к глубине S, ни к широ-те Р. Это происходит тогда, когда самим актом узнава-ния, что S есть Р, мы также узнаём, что Р скрыто содер-жалось в известной нам до этого глубине S и что, следо-вательно, S было частью известной нам до этого широтыР. В этом случае Р приобретает в экстенсивной отчетли-

вости, a S — в охватной.203. Теперь мы в состоянии проверить возражение

Форлендера против обратной пропорциональности рас-ширения и охвата. Форлендер требует от нас мысленноотделить от объекта все его качества: это значит, конеч-но же, не мыслить объект, как не имеющий своих ка-честв, но мыслить его отдельно от них. Как мы можемэто сделать? Только допустив, что мы не знаем, обладаетли объект качествами или нет, то есть уменьшив допус-каемую информацию — в каковом случае, мы уже виде-ли, глубина может уменьшаться без увеличения широ-ты. Тем же способом мы можем допустить, что не знаем,существует или нет более одного американца, — умень-шить широту без увеличения глубины.

204. Именно благодаря отсутствию различий между<мыслительным> движением, сопровождающимся изме-нением информации, и движением, не сопровождающим-ся таким изменением, люди способны спутать обобще-ние, индукцию и абстракцию. Обобщение есть увеличе-ние широты и уменьшение глубины без изменения ин-формации. Индукция есть некоторое увеличение широ-ты без изменения глубины — посредством увеличенияинформации, в рсоторой убеждены (believed information).Абстракция есть уменьшение глубины без измененияшироты — посредством уменьшения мыслимой (поня-


тийно схватываемой — conceived) информации. Спецификация есть термин, обычно (и, должен сказать, к со-жалению) употребляемый в значении увеличения глуби-ны без изменения широты — посредством увеличенияутверждаемой информации. Суппозиция употребляетсяв значении того же процесса, но в том случае, когда онпроисходит лишь посредством мыслимого (conceived)увеличения информации. Детерминация — в значениилюбого увеличения глубины. Ограничение (restriction] —в значении любого уменьшения широты; но особенно взначении уменьшения широты без изменения глубины —посредством допускаемого уменьшения информации.Понижение (descent) — для уменьшения широты и уве-личения глубины без изменения информации.1

1 Повышение (ascent) есть наиболее недвусмысленный тер-мин, денотирующий переход от более широкого и менее глу-бокого понятия без перемены информации, — для того жеупотребляются и другие слова со сходным буквальным зна-чением. Прямо, конечно же, выражается здесь лишь уменьше-ние глубины, а увеличение широты предполагается. Расширение, прямо выражающее увеличение широты, имеет несколькоиное значение. Этот термин применяется для того открытия(посредством увеличения информации), что предикат приме-ним — mutatis mutandis — к субъектам, к которым мы рань-ше не догадывались его применить. Это не подразумеваетуменьшения глубины. Так, Герберт Спенсер [«The Genesis ofScience», British Quarterly Review, July, 1854] говорит, чтоизобретение барометра позволило нам расширить принципымеханики так, чтобы их можно было применять в исследова-нии атмосферы. Математики часто говорят о расширении тео-ремы. Так, видоизменение теоремы об отношениях плоскостныхкривых в сторону ее применения ко всем пространственнымкривым будет называться расширением этой теоремы. Рас-ширенная теорема утверждает все, что утверждалось в изна-чальной, но также и что-то еще. Обобщение в строгом смыслезначит открытие посредством размышления о каком-то ко-личестве случаев применимого к ним всем общего описания.Это то мыслительное движение, которое я в другом месте [291]назвал формальной гипотезой, или рассуждением от опреде-ления к определяемому. Таким образом понятое, оно оказы-вается не увеличением широты, а увеличением глубины. На-пример, сегодня я получил несколько книг на английском,


205. Рассмотрим теперь действие, которое оказыва-ют разные виды рассуждения на широту, глубину и об-ласть обоих входящих в заключение терминов.

В случае дедуктивного рассуждения будет при необ-ходимости легко показать, что произойдет только уве-личение экстенсивной отчетливости большего термина иохватной отчетливости меньшего термина — без како-го-либо изменения информации. Конечно, если заклю-чение будет отрицательной или частной пропозицией, тодаже указанное действие не будет иметь места.

206. Индукция заслуживает более пристального вни-

мания. Возьмем следующий пример:

напечатанных индусами из Калькутты. Их изделия, не отли-чаясь изяществом, тем не менее доставляют глазу своеобраз-ное удовольствие. Вспоминая другие виденные мной индийс-кие изделия, я получаю более определенное понятие о том, чтохарактерно для индийского вкуса. А поскольку эта идея полу-чается в результате сравнения некоторого числа объектов, тоона будет называться обобщением. И тем не менее она будет нерасширением уже имевшейся идеи, но, наоборот, увеличени-ем определенности понятий, которые я применяю к уже извест-ным вещам. Кроме этого, собственного значения слова обоб-щение, у него есть еще два широко употребляемых значения,которые тем не менее, несмотря на такую их распространен-ность, ни в коем случае не должны браться на вооружениетеми, кто сердцем привержен точности философской терми-нологии. Конкретнее, обобщением называют частную разно-видность расширения — расширение, в котором изменениепредиката, произведенное с целью сделать последний приме-нимым к новому классу субъектов, далеко не очевидно —настолько, что оказывается частью того умственного процес-са, который очень привлекает наше внимание. Например, те-орема, обычно называемая теоремой Ферма, заключается втом, что если p это простое число, и ft — любое число, некратное р, то а^1 при делении на p дает остаток 1. В то жевремя теорема, называемая обобщенной теоремой Ферма, зак-лючается в том, что если k это любое целое число, и (pk —его тотиент (totient), или число чисел, которые столь же малыкак k и относятся к нему как простые, а также если α естьпростое число по отношению к fe, то О.ф|1 при делении на kдает остаток 1. Вместо того чтобы называть такой процессобобщением, гораздо лучше было бы назвать его обобщаю-щим расширением. — 1893.

208 Логические основания теории знаков Grammatica Speculatwa 209

Из тех, что суть M (from among the M's), быливыбраны наугад S', S", S'" и S lv;S', S", S'" и S I V суть P:

.·. любое M есть Р.

В таком случае мы обычно имеем увеличение инфор-мации. M приобретает в глубине, P — в широте. Тем неменее между этими увеличениями есть разница. К M дей-ствительно добавляется новый предикат — предикат, который и правда мог скрыто сказываться об M раньше, Άтеперь выявлен в действительности. С другой стороны,по-прежнему не обнаружено, что Ρ применим к чему-либо, кроме S', S", S'" и S I V , — обнаружено только то,что он применим ко всем вещам, которые могут бытьвпоследствии обнаружены содержащимися среди М. Самапо себе индукция не делает известными подобные вещи.

207. Теперь рассмотрим пример гипотезы:

M есть, например, Р', Р", Р'" и Р1У;S есть Р', Р", Р'" и P I V:

.·. S есть все, что M есть.

Здесь опять же нет увеличения информации, еслимы допускаем, что посылки репрезентируют состояниеинформации до вывода. S приобретает дополнительнуюглубину, однако последняя лишь потенциальна, ибо ничтоне показывает, что кроме Р', Р", Р'" и PIV какие-либо Mобладают какими-либо присущими им всем свойствами,С другой стороны, M действительно приобретает допол-нительную глубину в S, хотя, вероятно, эта приобретен-ная глубина и сомнительна. Между индукцией и гипоте-зой, таким образом, есть важная разница: первая потен-циально увеличивает широту одного термина и действи-тельно увеличивает глубину другого, а вторая потенци-ально увеличивает глубину одного термина и действитель-но увеличивает широту другого.

208. Рассмотрим теперь рассуждение от определенияк определяемому, а также аргумент от перечисления.Определяющая пропозиция имеет значение. Поэтому онане есть просто пропозиция тождества — между определе-нием и определяемым есть разница. Согласно распрост-раненному учению, разница целиком состоит в том, чтоопределение отчетливо, а определяемое неотчетливо. Я, од-

нако, думаю, что разница здесь в другом. Определяемоеимеет свойство быть означаемым при помощи слова, тогдакак определение до образования слова такого свойства неимеет. Таким образом, определяемое превосходит опреде-ление в глубине, хотя лишь словесно. Точно так же, лю-бое непроанализированное представление (поиоп)-несет ссобой то чувство — устроительное (constitutional) сло-во, — которого не несет с собой его (представления) ана-лиз. Если так, то определение — это предикат, а опреде-ляемое — субъект определяющей пропозиции, и такаяпропозиция не может быть с легкостью обращена. Фак-тически, определяющая пропозиция утверждает, что длявсего, некоторым образом именуемого, допускается об-ладание таким-то и такими-то свойствами; однако изэтого строго не следует, что все, обладающее таким-то итакими-то свойствами, действительно указанным образомименуется — хотя несомненно могло бы так именовать-ся. Следовательно, в рассуждении от определения к опре-деляемому есть словесное увеличение глубины и действи-тельное увеличение экстенсивной отчетливости (каковаяаналогична широте). Так как увеличение глубины лишьсловесное, в этой процедуре невозможна ошибка. Тем неменее мне кажется более уместным для этого аргументарассматривать его как особую разновидность гипотезы,нежели — подобно рассуждению от определяемого копределению — как дедукцию. Похожее размышлениепоказало бы, что в аргументе от перечисления имеетместо словесное увеличение широты и действительноеувеличение глубины, или точнее — охватной отчетли-вости; а поэтому собственно его следует рассматривать(вслед за многими логиками) как разновидность непогре-шимой индукции. Эти виды гипотезы и индукции факти-чески суть гипотезы и индукции от существенных час-тей к существенному целому, причем такая разновид-ность рассуждения от частей к целому есть разновид-ность демонстративная. С другой стороны, рассуждениеот субстанциальных частей к субстанциальному целомуне есть даже вероятный аргумент. Никакая предельная(ultimate) часть материи не заполняет пространство, ноиз этого не следует, что никакая материя не заполняет

пространства.


Пополнение 1893 г.]

209. Пригодность учения о логическом количествезависит от строгой приверженности точной терминоло-гии. Тем не менее найти требующиеся термины не все-гда легко.

Операцию, увеличивающую широту термина — с из-менением информации или без него, — можно назватьрасширением термина. Это слово очень часто употребля-ется, особенно математиками, для обозначения приме-нения некоего учения (возможно, с небольшим видоизме-нением) к новой сфере. Это подразумевает увеличившую-ся информацию. Тем не менее, текущее словоупотребле-ние позволяет закрепить предложенное здесь более широ-кое значение. Подобным образом, ограничением можетбыть названо любое уменьшение широты.

210. Операция, увеличивающая глубину термина — сизменением информации или без него, — известна подназванием детерминации. В большинстве книг в качествепротивоположности детерминации приводят абстракцию.Однако это неприемлемо. Я бы предложил слово очищеnue (depletion). Прилагательное абстрактный впервыебыло употреблено как латинская имитация греческогослова, применяемого к геометрической форме, котораямыслится (схватывается в понятии — conceived) очищен-ной от материи. Подобное понятие интуитивно — в смыс-ле своей изобразительности (being pictoral). В седьмомвеке Исидор Севильский определяет абстрактное число втом же самом смысле, в каком это словосочетание широ-ко употребляется до сих пор. Однако ни слово абстракт-ный, ни какое-либо однокоренное ему нельзя обнаружитьв числе логических терминов до двенадцатого столетия —времени окончания великого спора о реализме и номи-нализме. Введенный в ту пору термин абстракция мож-но было бы назвать точкой, поставленной в этом спо-ре — если не самым важным его плодом. Почти нет со-мнений, что он представляет собой перевод греческогоάφαίρεσίς, хотя не нашлось ни одного из известных ктому времени греческих текстов, из которого последнее

[«Терминология», дополнение к предшествующей статье.]

Grammatica Spccuiativa 211

могло бы быть позаимствовано. Этимологическое значе-ние его, конечно же, это «отведение от» (drawing awayfrom); тем не менее оно не значит — как то часто пред-полагается — отвлечение внимания от объекта, а зна-чит — как полностью показывают отрывки из более ран-них текстов на том и на другом древнем языке* — такоеотведение одного элемента мысли (а именно формы) отдругого элемента (материи), что последним далее в рас-суждении пренебрегают. Но даже в самом первом отрыв-ке, в котором абстракция оказывается логическим тер-мином, даются два ее различных значения: созерцание(contemplation) формы в отрыве от материи (например, когдамы мыслим белизну) и мышление о природе indifferenter,то есть безотносительно к отличиям ее индивидов (на-пример, когда мы мыслим о белой вещи вообще).1 Подоб-ный процесс называется также приближением (precision),или, лучше, отвлечением (prescission)2 — и мы добилисьбы значительной ясности мысли и словесного ее выра-жения, если бы вернулись к словоупотреблению лучшихучителей схоластики и обозначали бы его исключитель-но этим именем, употребляя абстракцию лишь для пер-вого из указанных процессов — посредством которогомы приобретаем представления (notions), соответствую-щие «абстрактным существительным». Современные ло-гики (особенно немецкие), изучение которыми собствен-ного предмета к прискорбию было весьма поверхност-ным, выработали для себя ту идею, что абстрактные су-ществительные — это лишь вопрос грамматики, а ужграмматика никак не требует того, чтобы ею занималисьв рамках логики. И однако, эти существительные отно-сятся к самому существу математического мышления.Так, в современной теории уравнений действие по изме-нению порядка, связывающего несколько количеств, самопо себе рассматривается как субъект математической опе-рации, называемый подстановкой (substitution). Точнотак же: прямая, которая есть не что иное, как отноше-ние между точками, изучается и даже интуитивно со-зерцается (intuited) как отдельная и отчетливая вещь.

1 [См.: Prantl, цит. соч. ΠΙ, 94.]2 <См.: «Вопросы прагматитицизма», п. 12.>


И хотя наиболее благоприятным было бы применять слово«абстракция» к такому и только такому процессу, малокого можно в этом убедить — а в таком случае наиболееблагоприятным было бы прекратить употреблять словоабстракция вообще, присвоив этому процессу наимено-вание субъектификации. Следует отметить, что, несмот-ря на полное изменение широты термина абстракция со-временными логиками и психологами, применяющимиего не к субъектификации, а к отвлечению, они тем неменее сохраняют его средневековое определение, котороебыло дано как раз тому, что применяется к первому, а неко второму процессу. Конкретно, они определяют абстрак-цию как обращение внимания на (attending to) некоторуючасть идеи и пренебрежение остальной ее частью. Внима-ние же есть чистое денотативное применение, или функ-ция широты (breadth-function), мысли-знака — другимисловами, оно есть роль, которую мысль играет как ин-декс. Говоря об этом, я, конечно, не претендую на психо-логическое объяснение внимания — если даже допуститьспособность кого-то убедить меня, что есть такая вещь,как психология (т. е. что-то отдельное, с одной сторо-ны, от логики, а с другой — от физиологии). Вниманиеесть некоторое видоизменение содержимого сознания внаправлении к (with reference to) некоему центру. Этотцентр находится там, где есть сильная чувственно-воле-вая (sense-will) реакция, наделяющая идею природойиндекса (флюгер, указательный столб или другая слепаяпринудительная связь между мыслью и вещью). Носубъект пропозиции как раз и есть такой индекс. Следо-вательно, реальное явление обращения внимания (realphenomenon of attending) на качество — скажем, на бе-лое — состоит в мышлении о нем как о субъекте, поотношению к которому все остальные элементы мысли —атрибуты. Что касается отвлечения, то, тщательно про-анализировав его, мы обнаружим, что к вниманию ононе относится. Мы не способны отвлекаться от цвета вфигуре — лишь отличать (distinguish) их друг от друга.Однако мы способны отвлекаться от цвета в геометри-ческой фигуре — для этого надо вообразить ее освещен-ной (illuminated) таким образом, что нельзя разобрать ееоттенка (такая операция нам совершенно доступна — нам

следует просто довести до предела знакомое всем опыт-ное переживание неотчетливости оттенков в сумерках).Вообще отвлечение всегда выполняется актом воображе-ния — воображения себя в ситуациях, в которых неко-торые элементы факта не могут быть достоверно выясне-ны (ascertained). Это иная и более сложная операция,чем всего лишь обращение внимания на один элемент ипренебрежение остальными. Итак, если принять обычнодаваемое абстракции определение — внимание к частиидеи и пренебрежение оставшейся ее частью, — то дан-ный термин более не должен применяться к отвлечению,а исключительно к субъектификации.

211. О терминах, выражающих увеличение и умень-шение логической широты и глубины, сказано уже дос-таточно. Что касается расширения посредством очище-ния и детерминации посредством ограничения, произво-димых без изменения информации, то для их выраже-ния мы очевидно нуждаемся в словах обобщение и спе-цификация. К сожалению, ни то ни другое в этом значе-нии не употребляются. Под спецификацией неизменноимеют в виду детерминацию посредством увеличенияинформации. Под обобщением, правда, иногда имеют ввиду расширение идеи путем значительного видоизмене-ния ее глубины; однако все равно обычно при этом подра-зумевается увеличение информации. Еще чаще обобще-ние обозначает формальное увеличение глубины, дости-гаемое путем оказывания общей идеи о случаях, до тогоне объединенных посредством синтеза, — его может со-провождать, а может и не сопровождать увеличениешироты. Наконец, благодаря злейшему нарушению сло-воупотребления, обобщение иногда значит просто индук-цию. Все сказанное наводит на мысль, что необходимововсе отказаться от этих двух слов и удовольствоватьсядругими: повышение и понижение.

212. Открытием на сегодняшний день называетсяувеличение информации вообще. Старое слово изобрете-ние (invention) было гораздо лучше, поскольку оставля-ло на долю открытия лишь обнаружение чего-то ново-го — например открытие Америки. Что касается обнару-жения нового свойства, то оно носило специальное назва-ние детекции (detection). Так, Ольденбург (Oldenburg),


секретарь Королевского общества, пишет в 1672 г., чтодисперсия света это «самая необычная, если не самаязначительная, детекция из тех, что были сделаны в об-ласти действий природы». Жаль, что все эти тонкие раз-личия были нами утрачены. Теперь мы должны гово-рить об открытии случая (occurrence) или примера(instance) и об открытии свойства. Воображаемое уве-личение информации называется освоением (assumption)или допущением (supposition), однако предпочтительнейвсе-таки первое. Увеличение информации посредствоминдукции, гипотезы или аналогии — это презумпция(presumption). (Правовая (legal) презумпция есть пре-зумпция, соответствующая принятому правилу судопро-изводства и не зависящая от здравого смысла.) Оченьслабая презумпция это догадка (guess). Презумпция, про-тивоположная прямому свидетельству, есть конъектура(conjecture), a слабая конъектура — подозрение (surmise).

Обозначение и применимость1

213. Это термины, которые заменяют употреблявшие-ся Миллем и другими коннотацию и денотацию. Необхо-димость в них возникла, (1) потому что предварительноустановившееся употребление слова «коннотировать»было несколько изменено Миллем и его последователя-ми и (2) потому что эти слова могут применяться к соот-ветствующим свойствам как пропозиций, так и терми-нов. Применимость (application) термина есть собраниеобъектов, к которым он отсылает (refers); применимостьпропозиции — собрание примеров (instances) ее выпол-нимости (holding good). Обозначение термина есть сово-купность всех качеств, на которые он указывает; обозна-чение пропозиции — ее разных импликаций.

214. Неразличение нескольких типов обозначения,или коннотаций, термина стало причиной немалой пута-ницы в логике. Так, на вопрос «коннотативны ли именасобственные?» обычно ясно мыслящими философами

1 [Словарь Философии и Психологии (Dictionary of Philosophyand Psychology, vol. 2, p. 528-9); 431-3 написаны Пирсом им-ром К. Лэдд-Франклином (С. Ladd-Pranklin).]

даются противоречивые ответы, причем даются как оче-видно верные, — термин «коннотация» не означал дляних одно и то же. Необходимо различать между (1) необ-ходимым (indispensable) обозначением; (2) обиходным(banal) обозначением; (3) информационным обозначени-ем; и (4) полным (complete) обозначением. (1)-го можетбыть столько, сколько содержится в том, что может бытьзакреплено как определение термина — все те элементызначения, в отсутствие любого их которых имя стано-вится неприменимо; (2) есть то, что «ясно без слов», чтоизвестно всякому; а (3) есть то, для высказывания чегопредоставляется случай. Оба последних обозначения,конечно же, варьируются в зависимости от тех индиви-дов, чьему вниманию предлагается пропозиция. Сообще-ние о том, что кислород обладает веселящим свойством,будет информативным для изучающего химию и обы-денным для преподавателя химии (однако ложным длязнакомого с последними достижениями этой науки). (4)состоит из всех валидных предикатов рассматриваемоготермина. Когда я говорю: «Тот, кого я видел вчера, этоДжон Питер», необходимым обозначением имени ДжонПитер будет всего лишь тот индивидуальный объект со-знания (обычно человек, хотя это может быть и пес, икукла), которого согласились означать таким именем;однако его обыденное обозначение — для хорошо знаю-щего Джона Питера — будет очень широким.

215. Те же характеристики, которые применимы к тер-минам, применимы и к пропозициям. Так, полным обо-значением (или импликацией) пропозиции Все χ есть убудут все ее валидные следствия, а ее полной примени-мостью (или областью (range)) — все те описания обсто-ятельств, при которых она выполняется — иначе гово-ря, все ее достаточные антецеденты.

216. Общий термин денотирует все, что обладает обо-значаемыми им свойствами; Дж. С. Милль употребляетвместо термина «обозначает» термин «коннотирует» —слово, которое он или его отец позаимствовали у Окка-ма. Однако слово «обозначать» в указанном смысле не-прерывно употребляется начиная уже с двенадцатогостолетия, когда Иоанн Солсберийский говорил о «quodfere in omnium ore célèbre est aliud scilicet esse appellativa


significant, et aliud esse quod, nominant. Nominantursingularia; sed universalia significantur».' Нельзя выра-зиться яснее. Кроме того, слово «коннотировать» так раноне встречается. Александр Гэльский (Summa Theol., I.lui) приравнивает nomen connotans к appellatio relativa,a само отношение берет как управляемое глаголомconnotare дополнение в аккузативе, говоря, например,что отношение творца к сотворенному коннотируетсясамим словом «творец». То же у Аквината: In sentent., I.dist. viii. q. 1, Art. 1. Впоследствии, благодаря рассмотре-нию прилагательных как относительных терминов — бе-лое определялось как «имеющее белизну» и т. д., —-прилагательные также стали рассматривать как коннотирующие абстракцию (правда, лишь тогда, когда кон-кретно мыслилось то относительное свойство, которое, всогласии с допущением, соответствовало тому или иномуприлагательному). У, например, Тартарета (Tartaretus),писавшего, когда данное словоупотребление уже устоя-лось, можно найти фразеологию следующего вида:

«Nulla relativa secundum se habent contrarium, cumnon sint qualitates primae, sed solum relativa secundumdici, et hoc secundum esse absolutum et significatum prin-cipale eorum et non secundum esse respectivum et conno-tativum».2

Шовен3 (1-е изд.) говорит: «Connotativum illud estcuius significatum non sistit in se, sed necessario ad aliudrefertur, vel aliud connotat.4 V. g. Rex, magister, primus».

По несчастью, как показывают вышеприведенныецитаты, точное значение, признаваемое собственным дляслова «означать» во времена Иоанна Солсберийского

1 <см. Bbivie.>[Metalogicus, II, хх.]2 <Никакие релятивные имена соответственно не имеют себепротивоположного, поскольку они не суть первые качества,но лишь относительные сообразно говоримому, и оно, соответ-ственно, есть абсолютное и по преимуществу их сигнификат,но никак не относительное и коннотативное. — лат.>3 [Lexicon Rationale.]1 <Коннотативное есть такое (имя), сигнификат которого неостается в себе, но необходимым образом либо ссылается нанечто, либо коннотирует нечто. Напр., «царь», «учитель»,«первый». — лат.>


(младшего современника Абеляра), ни до, ни после тогоне употреблялось строгим образом. Наоборот, это слововсе больше сливалось по значению с «денотировать». Темне менее даже сегодня необходимо признать всю правотувышеприведенного Иоаннова замечания.

В средние века был написан не один труд De modissignificandi — все они опирались на Присциана (Priscian)(современника Боэция), вдохновителем которого в своюочередь был Аполлоний (Apollonius), обладавший дур-ным нравом и прозвищем «grammaticorum princeps» иживший во времена Адриана и Антонина Пия. Ср. так-же: Thurot, Notices et Extraits des MSS. xxii. Pt. II, и

Дуне Скот, Труды, Лион, изд 1.

Глава 6

Грамматическая теория суждения и вывода1

§ 1. Суждения

217. Суждение есть акт осознания (consciousness),заключающийся в признании нами убеждения, а убеж-дение это умственная (intelligent) привычка, в согласиис которой мы будем действовать, когда на то представит-ся (presents itself) случай. Какова природа подобного при-знания? Оно может подойти почти вплотную к действию —наши мышцы могут напрячься и мы сможем сдержатьсебя, лишь учтя, что надлежащий случай еще не предста-вился. Но вообще мы просто оказываемся виртуальнорешимы (we virtually résolue) действовать в некоторомслучае так, будто мы воспринимаем соответствующие этомуслучаю воображаемые обстоятельства. Этот равносильныйподобной решимости акт есть особый акт воли, и им мыпричиняем образу, или Иконе, особо напряженную ассо-циативную связь с объектом, который репрезентированИндексом. Сам по себе этот акт в пропозиции репрезенти-

1 [Из «Краткой логики» («Short Logic»), ок. 1893, следующийабзац после п. 78.]


руется символом, a осознание (consciousness) этого актавыполняет функцию символа в суждении. Допустим, кпримеру, что я открываю для себя человека, с которымоказался вынужден иметь дело в некоем его бесчестномакте. У меня в уме есть нечто вроде «составной фотогра-фии» всех людей, обладающих подобным свойством, и втот момент, когда я делаю открытие относительно дан-ного человека, отличающегося для меня от остальныхблагодаря некоторым указаниям, на эти указания (этотиндекс — that index) накладывается печать НЕГОДЯЙи остается закрепленной неопределенно долгое время.

218. Пропозиция утверждает что-то. Это утвержде-ние выполняется символом, замещающим (which standsfor) акт осознания. То же, благодаря чему утверждениекажется столь разнящимся от других типов обозначе-ния, есть его волевой характер.

219. Всякое утверждение есть утверждение того, чтодва знака имеют один и тот же объект. На вопрос о при-чине такого (утверждения) двойственного характера от-вет будет тот, что воление подразумевает вместе действиеи противодействие (reaction). Следствия такой двойствен-ности можно обнаружить не только в анализе пропози-ций, но также и в их классификации.

220. Невозможно найти пропозицию простую настоль-ко, чтобы она не отсылала к двум знакам. Возьмем, на-пример, пропозицию «идет дождь». Здесь Икона — этоимеющаяся в уме составная фотография всех дождли-вых дней, которые мыслящий пережил на опыте, а ин-декс — всё, посредством чего он отличает этот день какразмещенный в его опыте. Символом же будет тот ум-ственный акт, посредством которого он запечатлевает этотдень как дождливый. ...

221. Дабы собственным образом показать отношениемежду посылками и заключением в математическом до-казательстве, необходимо признать, что в большинствеслучаев их субъект-индекс имеет состав, который ока-зывается набором индексов. Так, в пропозиции «А про-дает В <некоему> С по цене D» А, В, С, D образуютнабор из четырех индексов. Символ «— продает — <неко-ему> — по цене —» ссылается на содержащуюся в умеИкону или идею акта продажи и объявляет, что такой


образ репрезентирует набор А, В, С, D, причем последнийрассматривается как закрепленной за этой иконой, А —как продавец, С — как покупатель, В — как продан-ный объект и D — как цена. Если мы скажем, что А, В,С, D — это четыре субъекта пропозиции, а «— прода-ет — <некоему> — по цене —» — ее предикат, мывполне адекватно представим имеющееся логическое от-ношение, но отойдем от индоевропейского синтаксиса.

222. Могут спросить, почему утверждение не можетотождествлять объекты любых двух знаков вообще —например двух индексов? Почему оно должно ограничи-ваться провозглашением репрезентации объекта индек-са именно Иконой? Ответом будет следующее: утвержде-ние может отождествлять объекты любых двух знаковвообще, но это всегда будет равносильно провозглаше-нию того, что индекс, или набор индексов, репрезенти-руется Иконой. Пускай, например, пропозиция будет гла-сить, что Вильгельм Ламар, автор книги Correctoriumfratris Thomae в реальности есть Вильгельм Вар, учи-тель Дунса Скота. Здесь отождествлены объекты двухиндексов. Однако такое отождествление логически рав-носильно утверждению, что икона тождества, то естьимеющийся в уме составной образ двух аспектов одной итой же вещи, репрезентирует объекты набора из двухиндексов: Вильгельма Мара и Вильгельма Вара.1 На са-мом деле от нас не требуется безусловно и в каждом слу-чае всегда рассматривать один из этих двух знаков какиконический. Однако именно таким способом можно оченьудобно объяснять некоторые свойства выводов. У него естьи не столь важные преимущества — он, например, пре-бывает в согласии с нашей естественной метафизикой ис тем чувством, которое имеется у нас в отношениисубъекта и предиката вообще.

223. Икона так же, как и индекс, может быть состав-ной. Например, взяв единственный общий индекс-селек-

1 Нельзя положительно утверждать, что Marra и Warra реаль-но были одним и тем же лицом; однако эта гипотеза примеча-тельно согласуется с известными фактами — за исключени-ем, разве что, разницы в именах, каковая, вероятно, не такоеУЖ непреодолимое препятствие.


тив (universal selective index), всё (everything), мы мо-жем получить икону, которая, по-иному рассмотренная,будет составлена из двух, т. е. будет составом из двухиконических знаков, подобно тому как любой образ есть«составная фотография» бесчисленных частностей. Дажето, что называется «мгновенной фотографией» и снима-ется фотокамерой, составлено из воздействий отрезковэкспозиции — отрезков, гораздо более многочисленных,чем песчинки на морском дне. Возьмите некое абсолют-ное мгновение в рамках течения экспозиции, и указан-ный состав будет — помимо прочих — репрезентироватьи его. Две разные (иные по отношению друг к другу —alternative) иконы составлены друг с другом точно та-ким же образом. В нашем распоряжении оказываетсяикона этой разности (смены — alternation) — состав извсех разных случаев, о которых мы мыслим. Символ жеутверждает, что тот или иной из этих знаков репрезен-тирует обобщенно выбранный индекс (universally selectedindex). Пусть одной из разных икон будет идея того, чтоне есть человек, а другой — идея того, что смертно.Получим пропозицию: «Возьмите все что угодно, и этолибо будет не человек, либо будет смертно». Два знака,соединенные таким образом, будут называться агрегат-но сочлененными (aggregated), или дизъюнктивно свя-занными (disjunctively connected), или посменно соеди-ненными (alternatively conjoined). Возьмем другой при-мер. Пусть индекс будет частно-селективным (particularlyselective). Далее, пусть икона будет так составлена издвух икон, что в каждой ее разновидности обе эти ико-ны будут оказываться соединенными. Например, пустьодна будет иконой чего-то китайского, а другая — ико-ной женщины. Тогда иконой-сочетанием будет иконакитайской женщины, а пропозиция будет такой: «Не-что можно выбрать так, что оно окажется одновремен-но чем-то китайским и женщиной». Так соединенныезнаки будут называться сочетаемыми (combined), иликонъюнктивно связанными (conjunctively connected),или одновременно соединенными (simultaneouslyconjoined). [...]

Grammatica Spcculativa 221

§ 2. Вывод

224. Теперь пришла пора более тщательно исследо-вать природу вывода, иначе говоря — природу сознатель-ной и контролируемой адаптации (adoption) убеждениякак следствия из иного <нежели это убеждение"» зна-ния. Первый шаг вывода обычно состоит в сопоставле-нии вместе некоторых, по нашему убеждению истинных,пропозиций, которые мы до этого — при условии, чтоданный вывод нов для нас — либо не рассматриваливместе, либо рассматривали как объединенные по-друго-му. Этот шаг называется связыванием (colligation). Со-ставное утверждение, получающееся в результате связы-вания, есть конъюнктивная пропозиция — то есть этопропозиция с составной иконой и часто с составным ин-дексом. Связывание — очень важная часть рассуждения,для которой изобретательность (genius), возможно, бо-лее необходима, чем для любой другой части этого про-цесса. Многие логики отказываются называть рассужде-нием акт вывода, в который связывание не входит со-ставной частью. Подобный акт вывода они именуют не-посредственным выводом. Этот термин вполне прием-лем; однако, несмотря на то что связывание несомненносообщает выводу более высокий интеллектуальный ха-рактер (higher intellectuality), преувеличением было быпредставлять связывание более важным, нежели созна-тельный контроль за операцией. Именно присутствиепоследнего предопределяет, будет ли умственный про-цесс рассуждением или нет.

225. Таким образом, вывод может иметь всего лишьодну посылку или несколько посылок, объединенныхсвязыванием. В последнем случае, будучи связаны, по-сылки образуют одну конъюнктивную пропозицию. Нодаже если есть только одна посылка, икона этой пропо-зиции <т. е. этой посылки> всегда оказывается болееили менее сложной. Следующий из рассматриваемыхнами шагов вывода состоит в созерцании (contemplation)этой сложной иконы, закреплении внимания на некото-рой ее характеристике и устранении всех остальных —так, чтобы получилась новая икона. [...]

226. Всякий раз, когда одна мысль подводит к(suggests) другой, в уме на мгновение обе оказываются

222 Логические основания теории знаковGrammatica Speculativa 223

вместе. В нашем случае такая конъюнкция особенноинтересна и в свой черед подводит к тому, что одна мысльнеобходимо вовлекает (involves) другую. Несколькихумственных экспериментов — или даже одного, окажисьмы столь искушенными в такого рода эксперименталь-ном исследовании, — уму оказывается довольно, чтобыувидеть, что первая икона всегда будет подразумеватьдругую, или, иными словами, подводить к ней особымспособом, изучением которого мы вскоре займемся. Сле-довательно, ум не только приходит от убеждения в по-сылке к суждению об истинности заключения, но такжезакрепляет за этим суждением еще одно — суждение отом, что всякая пропозиция, подобная рассмотреннойпосылке — то есть содержащая икону, подобную ее ико-не, — вовлекала бы (would involve) еще одну пропози-цию (вынуждая вдобавок к ее принятию), которая отно-силась бы к этой подобной посылке пропозиции как по-лученное заключение относится к самой посылке. [Та-ков третий шаг вывода.] Итак, и это чрезвычайно важ-но, мы видим, что всякий вывод мыслится — в самыймомент его выполнения — как принадлежащий некоемувозможному классу выводов. Когда вывод рационален, виконе, репрезентирующей зависимость иконы заключе-ния от иконы посылки, мы видим, вокруг чего обраща-ется (about what ... is) данный класс выводов — хотя,поскольку очертания (outlines) икон всегда более илименее смутны, в нашем понятии этого класса выводоввсегда будет иметься та или иная мера смутности. Вседругие элементы вывода не будут существенно разнить-ся от тех, что уже упомянуты. Изменения как в индек-сах, так и в иконе посылки, и правда, вообще имеютместо. Некоторые индексы могут выпадать, некоторыеотождествляться друг с другом. Изменен иногда можетбыть и порядок выбранных элементов. Но так как этипоследние должны изменяться по сути тем же способом,которым некая характеристика иконы привлекает вни-мание, их новое место должно получить свое оправданиепосредством экспериментов над иконами.

Из сказанного явствует, что все знание приходит кнам через наблюдение. Некая часть навязывается (forcedupon) нам извне и, по всей видимости, оказывается про-

изводной Природного ума (seems to result from Nature'smind); некая часть приходит из глубин ума, видимогонам изнутри, — ума, который мы эгоистически имену-ем таким несогласованным словосочетанием (anacoluthon),как «наш ум». Итак, три существенных элемента выво-да суть: связывание, наблюдение и суждение о том, чтонаблюденное в связанных данных согласно с правилом.1

1 Суммируя и вместо идеи, каковая аналитична и иконична,используя символ, который всегда есть сокращение, мы моглибы сказать, что цель знаков — она же цель мысли — датьвыражение истине. Закон, по которому знак должен быть ис-тинен, есть закон вывода; знаки же научного интеллекта по-мимо всего прочего должны в первую очередь быть выводи-мыми (be such as to lend themselves to inference). Следова-тельно, отношение выводимости есть первичное и самое глав-ное семиотическое отношение.Могут возразить: сказать, что цель мысли — дать выражениеистине, значит сказать, что первичной целью оказывается про-изводство пропозиций, а не выводов. Однако производство про-позиций обладает общей природой вывода, так что вывод оказы-вает существенной функцией познающего ума. — Из фрагмен-та, использованного в «Спекулятивной грамматике», гл. 2, § 1.

ПИСЬМА СЭМУЭЛЮ П. ЛЭНГЛИИ «ЮМ О ЧУДЕСАХ И ЗАКОНАХ

ПРИРОДЫ»1

[К 1901 г. профессиональная неустроенность Пирса иотсутствие стабильного дохода поставили его на граньнищеты. Он был вынужден браться за нескончаемые ре-цензии и другую поденную работу вроде перевода науч-ных статей для Смитсоновского института. Тогдашнийсекретарь этого учреждения Сэмуэль П. Лэнгли велико-душно выказал интерес в том, чтобы оказать помощьПирсу, позволив ему заработать себе на жизнь. В пер-вом письме (1 апреля 1901 г.) из приведенной ниже пе-реписки Пирса и Лэнгли содержится просьба Пирса ис-пользовать Приложения к Ежегодному Отчету Секрета-ря как средство для публикации дела всей его жизни —оригинальных исследований в области логики и природылогического рассуждения. Пирс упоминает статью Пуанка-ре (переведенную им для Лэнгли), посвященную науч-ным гипотезам, и порицает конвенционализм Пуанка-ре как пример опасного попустительства «необязатель-ному и бессвязному мышлению» — пример, стоящий водном ряду со столь »се неудовлетворительным номинализ-мом «Грамматики науки» Карла Пирсона (Karl Pearson'sGrammar of Science). Пирс незадолго до этого со всей суро-востью отрецензировал данную книгу для Кателла (Catell)2,написавшего ему, что работа Пирсона «настолько попу-лярна у студентов, что необходимо что-то сделать с цельюпротиводействия некоторым представленным в ней тен-денциям». В своем первом письме Пирс послал копию

1 <С. S. Peirce, Selected Writings (Values in a Universe of Chance).Ed. by Philip P. Wiener. Dover Publications, Inc., NY, 1966, p.275-321.>2 [Popular Science Monthly, Jan. 12, 1901.]

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли 225

упомянутой рецензии, а также газетную статью «Вели-кие ученые <минувшего> столетия» («The Century's GreatMen of Science»)' и помещенный в «Нэйшн» (Nation) (т. 72,N° 1865) обзор книги преп. Джона М. Бэкона «На суше ина море» (Rev. John M. Bacon's By Land and Sea), в кото-рой излагались научные наблюдения, сделанные с воз-душного шара. В этом последнем обзоре Пирс указыва-ет на «естественный путь развития науки. [...] Спервачеловек получает некоторые особого рода специальныесредства, предназначенные для осуществления некото-рого класса наблюдений, а затем, насколько способен,применяет эти средства». В «Великих ученых...» Пирсразвивал свою излюбленную тему исторической непре-рывности и объективной реальности общих идей — речь,конкретно, идет о том, что великие научные открытияделались по большей части двумя или более лицами не-зависимо друг от друга. Это иллюстрируется на примереведущих научных открытий девятнадцатого века: «Дар-вин и Уоллес (Wallace) одновременно выдвинули гипоте-зу о естественном отборе. Клаузиус, Ранкин и Сади Кар-но, а возможно и Кельвин ... механическую теорию теп-ла. Крениг, Клаузиус, Джоуль, Герапат, Уотерстон иДаниил Бернулли ... кинетическую теорию газов и т. д.».Здесь можно заметить, что, по иронии судьбы, сам Лэн-гли и братья Райт вскоре проиллюстрировали этот тезисПирса, вступив в тяжбу между собой относительно пер-венства в изобретении аэроплана.

В ответе секретаря Лэнгли (3 апреля 1901 г.) мы от-мечаем, что тот «с удовольствием» вспоминает, как чи-тал «Закрепление убеждения» (1877), первую из сериишести пирсовских статей («Иллюстрации логики науки»(«Illustrations of the Logic of Science»)). В постскрипту-ме Лэнгли предлагает Пирсу написать о переменах, ко-торые идея «законов природы» претерпела со времен Юма.Лэнгли полагал, что скептическое отношение Юма к ра-зумности религии, выраженное в его опыте о Чудесах,стало началом разрыва с относящейся к восемнадцатомувеку рационалистической и деистической верой в незыб-лемость (certainty) законов природы. Однако Пирс, какэто подчеркнуто демонстрируется посланными им пись-

1 [New York Evening Post, Jan. 12, 1901.]

8 Зак. 3309


мами и рукописями, был непреклонен в своем убежде-нии, что психологический номинализм Юма непригоденв качестве опоры для современного представления о на-учных законах как вероятностях. Сомнительно, чтобыдобрый секретарь, который был выдающимся физиком,а не историком или метафизиком, мог вникнуть в нюан-сы схоластического и тихистического реализма Пирса.Лестер Ф. Уорд (Lester F. Ward), о чьем мнении относи-тельно пирсовской рукописи осведомился Лэнгли, ответил(17 апреля 1901 г.), что был озадачен пирсовским тези-сом — базировавшимся на его (Пирса) тихистическомэволюционизме, — согласно которому «научные идеи»становятся «более теологическими», так как теперь«меньше, чем то было ранее, уверенности в том, что зако-ны природы неизменны».

Работа над первой рукописью под названием «Юм иЗаконы Природы» заняла у Пирса менее недели (3-9 ап-реля). Лэнгли был не слишком удовлетворен и в своемписьме от 19 апреля попросил Пирса добавить «несколь-ко слов ... относительно изменений, которые претерпелиобычные воззрения на значение законов Природы со вре-мен Юма и до наших дней», на что Пирс не замедлилответить (20 апреля), что ему понадобится написать но-вую статью с разбором истории фразы «законы природы»и логики юмовского аргумента, базирующегося на «урав-новешивании вероятностей». В эту статью будет входитьформулировка собственной пирсовской «прагматической»логики гипотезы, которой «исполнилось вот уже пять илишесть лет»; возможно, Пирс подразумевает свою «Боль-шую логику» («Grand Logic»), датируемую 1893 годом, вкоторой Абдукция, Дедукция и Индукция были разрабо-таны как принципиальные типы научного вывода. Какбы то ни было, вторая рукопись Пирса, озаглавленная«Надлежащая трактовка гипотез» («The Proper Treatmentof Hypotheses»), была получена в Смитсоновском инсти-туте 13 мая и отослана автору 18 мая на том основании,что она представляет собой «слишком трудное чтение».

В результате Пирс начал более откровенно настаи-вать на том, что Лэнгли ошибается, предполагая нали-чие какой-то логической связи между юмовским аргу-ментом против чудес и более древним метафизическимпредставлением о законах природы. В письме от 1 июня


1901 г. он послал третью рукопись, «Юм о чудесах иЗаконы Природы». Я вставил этот автоскрипт в приво-димый ниже «окончательный вариант», в который вклю-чены также окончательные изменения, сделанные Пир-сом в отредактированной версии Лэнгли. Лэнгли пред-ложил удалить и исправить некоторые части текста, дабы«Сенчери Ревью» (The Century Review) заплатило за этустатью Пирса 100 дол. — что было бы для него значи-тельной финансовой поддержкой. Однако Пирс отказал-ся принять все изменения (основания приводятся в егописьме от 5 сентября 1901 г.) и добавил дополнительныекомментарии относительно юмовской теории индукциии вероятности к уже имеющимся — приведенный нижетекст, в который они вставлены, снабжен сносками, по-казывающими, где его первоначальный вариант (авто-скрипт) отличается от этой окончательной версии.

Когда Смитсоновский Отчет за 1901 г. наконец вы-шел в свет, в нем была статья «Законы Природы», но неза авторством Ч. С. Пирса. Автором ее был С. П. Лэнг-ли, который по-прежнему, несмотря на все пирсовскиеаргументы, продолжал считать, что законы природы суть«законы, созданные собственно умом — и представляютсобой всего лишь производное от нашей человеческойприроды»; добрый секретарь, предложив помощь Пир-су, сам, по-видимому, был философски неспособен вос-пользоваться помощью, предлагаемой пирсовским мета-физическим реализмом.

Все эти документы, таким образом, проливают до-полнительный свет не только на личную и интеллекту-альную биографию Пирса, но также и на историю и фи-лософию науки начала двадцатого столетия — времени,когда ученых интересовало, в какую сторону воздухо-плавание, рентгеновские лучи, радиоактивность, обна-руженные Де Фрисом (De Vries) биологические мутации,новые разработки в области математики и логики веро-ятности могут изменить наше понятие о «законах при-роды». На самом деле Людвиг Больцманн уже в 1904 г.на Международном конгрессе ученых (Выставка в Сент-Луисе) вкратце представил новую статистическую кон-цепцию законов природы, которая должна была сменитьпредпочитавшийся Максвеллом «динамический» типпричинного объяснения в классической механике. На


пирсовскую гипотезу, предвещающую эту статистичес-кую идею законов природы, легла тень его метафизичес-ких попыток связать ее с более древними, схоластичес-кими идеями телеологического порядка природы.]

Письма Пирса к Лэнгли

1 апреля 1901 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой профессор Лэнгли!Я изучил Ваши Отчеты и, как полагаю, в точности

уяснил, какими Вы представляете себе будущие Прило-жения к ним. Я пишу теперь к Вам, чтобы убедить Васдоверить мне написание статьи длиной, скажем, в 12 000слов — она предназначалась бы для опубликования вследующем отчете и была бы посвящена предмету, о кото-ром у меня к пользе большого числа читателей найдетсямного что сказать. Было бы очень печально, если послемногих лет напряженного умственного труда, которые япосвятил прояснению этого вопроса для собственного ума,результаты, которые могли бы быть облечены в убеди-тельную и ясную форму, равносильную доказательству,умерли бы вместе со мною или не получили бы своеговыражения до тех пор, пока силы не покинули меня.Вопрос, о котором я здесь говорю, это природа научногорассуждения. Очень странно, что даже люди, подобныеПуанкаре, будучи очень точны в своих понятиях о дру-гих предметах — и это не говоря уже о логиках, точ-ность мышления которых всюду лишь поверхностна, —не только находят позволительным необязательно и бес-связно мыслить об отношении теорий к фактам и томуподобных предметах, но и придерживаются взгляда, чтотакого рода мышление об этих предметах особенно по-хвально. Мне следует попытаться убедить мыслящихлюдей, что данный метод — как и другие распространен-ные теперь методы (психологический, грамматический) —полностью неверен, а также — что начинать необходи-мо с достоверного выяснения принципов, на которыхдолжно покоиться учение о правильном (legitimate) вы-воде, и впоследствии их придерживаться. Далее мне сле-дует показать, на чем такое учение должно покоиться,


конкретно же — на опыте; однако опыте не бессвязном,а на некоторых типах опыта, определенным образом трак-туемого. Далее я показал бы, что этот мой метод приво-дит к конкретному определению нескольких практичес-ких и полезных максим. [...]

[Ч*. С. Пирс]

(10) апреля 1901 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой профессор Лэнгли!Относительно предмета, о котором Вы попросили меня

написать, я сделал все от меня зависящее и прилагаюрезультат своих усилий. Предмет этот, однако, принад-лежит к классу тем, совершенно отличных от тех, кото-рые я способен время от времени делать доступными дляпонимания обыкновенного фермера. Прожив среди фер-меров очень много лет и тщательно изучив строй ихмышления, я знаю, как вести с ними разговор — обо всем,что только входит в круг их понимания. Логические пред-меты, если рассматривать их в надлежащем порядке,вполне входят в круг их понимания — здесь каждый шагможно проиллюстрировать рассуждением, в достаточноймере схожим с тем, ходу которого их мысль принужденаупорно и напряженно следовать круглый год. Но не в томсостоит мое знание, чтобы, оскорбляя их, приводить при-меры, подразумевающие неспособность фермеров думатьо чем бы то ни было кроме хозяйства — я делаю так, чтомои примеры в точности аналогичны их собственным рас-суждениям. Я нередко пинту статьи в журналы, которыеони читают, — к немалому их удовлетворению.

Конечно, трактовкой логических тем в газетных стать-ях я занимаюсь постоянно; однако ум, к которому обра-щается городская ежедневная газета, совершенно отлича-ется то того, к которому обращен сельский еженедельник.

Что касается четырнадцатилетних подростков, с точ-ки зрения логического ума они несравнимо уступаютфермерам — ведь им никогда не приходилось мыслить очем-то напряженно и всерьез. Мои статьи о других пред-метах имели у них гораздо больший успех.

Читатели Смитсоновских Отчетов образуют класс,весьма отличающийся от фермерского, и в некоторыхотношениях имеющий большую склонность к рассужде-


нию (intelligent). Тем не менее я не думаю, что было бывозможно хоть с каким-то успехом вынести на их об-суждение метафизический вопрос, подобный тому, о ко-тором Вы дали мне задание написать. Вероятно, Вы по-считали его вопросом научным. Для меня же совершен-но ясно, что ни одна специальная наука не способна от-дельно осветить этот вопрос, хотя любому ученому иприходится относительно него делать для себя некоторо-го рода допущение.

Я увеличил предписанный Вами объем статьи ровновдвое, дабы сделать мою задачу несколько более выполни-мой; и в этом объеме я рассмотрел мой предмет так, чтобырассмотрение принесло бы Вашим читателям максималь-ную по возможности пользу. Некоторым из них, вероят-но, будет все-таки полезно прочесть написанное мной.

Я рад, что Вы сочли мою статью в «Попьюлар СайенсМансли» целиком неприемлемой для Ваших читателей.Она была написана для совершенно иного класса, под-робное определение которому я уже дал в своем письмек Вам, и будь она в малейшей степени приемлема дляВаших читателей, она должна была бы быть полностьюнеприемлемой для тех, кому она была предназначена.Я выставил напоказ сделанную мной лодку, как свидетель-ство своего умения обращаться с плотницким инструмен-том — Ваше же замечание говорило, что она вообще не-пригодна к употреблению для ловли мышей. Мне надобыло бы только надеяться на это!

Хотя я и сделал написанную мной статью более под-робной, я не думаю, что сделал ее более приемлемой дляВаших читателей. Задача, поставленная мне относительноее предмета, была слишком невозможной. По этой причинеВы не должны чувствовать себя обязанным ее публиковать.

Если Вас не привлекает мой замысел написать дляВаших читателей на темы логики, о которой я многое —и доступным языком — могу сказать, то нет ли такого«наижелательнейшего» предмета, о котором Вам моглабы понадобиться моя статья? Что если я, к примеру,описал бы разработанный мной интересный метод изу-чения великих людей?

Пусть, как Вы можете видеть, я далеко не очаровантем предметом, написать о котором мне поручили Вы, ине вполне примирился с Вашим отказом от того предме-

Писъма Сэмуэлю П. Лэнгли 231

та, о котором хотел бы написать я сам, тем не менеепрошу Вас, дорогой проф. Лэнгли, понять, что я цели-ком и полностью ценю ту незаслуженную доброту и дру-жеское расположение, с которыми Вы ко мне относи-тесь, и что я глубоко признателен за материальную под-держку, которую получаю от Вас и в которой действи-тельно чрезвычайно нуждаюсь. Моя жена, которую яотослал к нью-йоркским докторам, вернулась с их вер-диктом, и в нем говорится, что ей должна быть сделанауже вторая тяжелая операция — так скоро, как толькосостояние моей супруги позволит ее перенести.

Безмерно преданный Вам,Ч. С. Пирс


Мой дорогой профессор Лэнгли!Я только что получил Ваше письмо от 19-го числа с

вложенной в него моей неоправданно затянутой статьей.Я сожалею, что ранее не смог верно понять Ваши поже-лания относительно моей работы, которые теперь благо-даря полученному письму стали совершенно ясны дляменя. Мне придется написать совсем новую статью —что вовсе не мешает Вам напечатать, если пожелаете,уже написанную; но, как я уже говорил, с Вашей сторо-ны не может быть и речи о каком-то обязательстве. Пе-ред тем как приступить, кое-что мне необходимо пере-читать, а нужных книг у меня под рукой нет, нет дажеЮма. Мне придется поехать для этого в Нью-Йорк.

Тем временем я хотел бы сказать, что присутствиеслова закон в юмовском определении чуда не имеет боль-шой значимости. Его определение прямо или косвенновосходит к Аквинату, по словам которого Miraculumpropriae dicitur, сит aliquid f i t praeter ordinem naturae.1

Конечно же, для Аквината словосочетание «закон при-роды» имело полностью иное значение. Фактически, длякое-кого (за пределами Англии) подобное значение оноимело даже и во времена Юма, что можно видеть из опре-деления, которое приводит в своей книге (1738) Баумай-

1 <О чуде собственно говорится, когда нечто имеет место поми-мо порядка природы.>


стер (Baumeister): Miraculum est, cujus ratio sufficiens inessentia et natura entis non continetur.1 Далее он в этойсвязи определяет, что такое ordo naturae и cursus naturae.но вовсе не что такое lex naturae' — об этом последнем онупоминает, но только в связи с этикой. Как бы то нибыло, в Англии и отчасти во Франции дело обстоялоиначе. Само выражение «закон природы» обладает стольже почтенным возрастом, как в греческом — сочиненияПиндара, а в латыни — Лукреция. Но до наступлениясовременности (modern times) оно употреблялось — каки должен употребляться <термин> «закон» — лишь поотношению к чему-то, что можно, но не должно нару-шить. С другой стороны, наша идея закона природы небыла чужда греческому уму. Только трудность в том,что в те времена всякий думал о Физике то же, что се-годня всякий, за исключением меня и еще весьма не-многих, думает о Логике — именно же, что тщатель-ным и точным исследованиям нет места, а не хватаетширокого охвата и весьма приблизительных набросков(sketches). Так, Цицерон говорит в De Natura Deorum:Alii naturam censent esse uim quondam sine ratione, cientemmotus in corporibus necessarios: alii autem, vim participernrationis, atque ordinis; tanquam via progredientem,declarantemque, quid cujusque rei causa e f f i c i a t , quidsequatur, cujus sollertium nulla ars, nulla manus, nemoopifex consequi possit imitando.3 Я убежден, что слово«закон» обязано своим современным применением к чему-то, что не может быть нарушено, Декарту и его необяза-тельному окказионализму. Он говорил, что три угла тре-угольника равны двум прямым, потому что Бог избралдля них быть таковыми; и одновременно он придержи-вался мнения, что все без исключения цели Бога равно

1 <Чудо есть то, чье достаточное основание не содержится всущности и природе сущего.>2 <порядок ... ход ... закон природы>3 <«О природе богов»: Некоторые считают природу той лишен-ной иногда основания силой, которая необходима, чтобы воз-буждать в телах движение; другие, наоборот — силой с учас-тием основания или порядка, заявляя, что она действует всогласии с планом, который есть действующая причина ве-щей, и что ее умению не смогут подражать ни искусство, нирука, ни художник.>


непостижимы. Мы видим, как у Бойля эта идея, чего иследовало ожидать, приводит к фразе закон природы. —в современном смысле. Взгляните на его «Свободное ис-следование усвоенного понятия природы» (Free Inquiryinto the received Notion of Nature), раздел vii: «На при-роду подобает смотреть не как на отличного или отдель-ного деятеля, но как на правило, или скорее системуправил, согласно с которой указанного рода деятелям ителам, на которые они действуют, великим Автором ве-щей предопределено действовать и претерпевать. [...] Мыможем с пользой провести различие между законамиприроды в собственном смысле и обычаем (custom) при-роды, или, если угодно, между фундаментальным и об-щим устройством телесных вещей» и т. д.

Возвращаясь к чудесам, мы замечаем, что епископБатлер (Butler), в своей «Аналогии» 1736 г., придержи-вается того предположения, что чудеса следуют некото-рым высшим законам.

Отцы церкви в своем определении чудес не пользу-ются метафизикой. Так, св. Августин говорит: Miraculumиосо, quicquid arduum aut insoliturn supra spem etfacultatem mirantis apparet.1

Аргумент Юма не покоится ни на каком метафизичес-ком определении — впрочем, как и аргумент Вулстона.Некоторая сила в его аргументе есть. Однако у Юма урав-новешивание вероятностей (balancing of probabilities) де-лается единственным, что учитывается при вынесениисуждения относительно любого свидетельства (testimony).Сформулированный же мной> прагматический принцип,2

который я по-прежнему считаю весьма полезным, хотя ине окончательным (ultimate) принципом, имеет своимнеобходимым результатом иное понятие как функции, таки логики гипотезы. Теперь, когда моему учению о логикегипотезы исполнилось вот уже пять или шесть лет — втечение которых я подвергал его тщательному рассмот-рению и строгой критике, — я вполне готов опублико-вать свои заключения и был бы очень рад, если бы такая

1 <Чудом называю то, что кажется наблюдающему его труд-ным или непривычным, превосходящим его способность илиожидание.>2 <См.: «Как сделать наши идеи ясными».>


возможность представилась. Для моего учения вопрос овероятности не имеет первостепенной важности.

Относительно же состояния общественного ума вовремена Юма по сравнению с сегодняшним я не могуговорить с большой уверенностью. Тем не менее немно-голюдность церквей показывает, что сейчас в чудеса ве-рят меньше. В то же время мое общее впечатление, не-которые основания которого я мог бы привести, говоритмне, что теперь маятник качнулся в другую сторону.

В настоящем сказать, какова причина подобных яв-лений, — дело гораздо более трудное, если не вовсе бес-полезное. Но все они, я уверен, происходят вовсе не попричине какой-то глубокой мысли, и вообще не по ка-кой-то причине, которую человеку, рационально мысля-щему, необходимо взять в расчет. Было бы совсем не-сложно привести им немало возможных объяснений.

Поскольку мое мнение таково, что между концепциейЗаконов Природы и юмовским аргументом против чудеснет тесной связи, Вы, я думаю, можете понять, почему,когда Вы попросили меня дать свою трактовку «того, какпонимались Законы Природы современниками Юма инашими современниками, с особым упоминанием юмовс-кого аргумента относительно чудес», я не смог догадать-ся, что Вы хотели бы видеть моим принципиальным пред-метом логический вопрос относительно юмовского аргу-мента против чудес, а не метафизический вопрос о законе. И здесь мое предпочтение целиком согласно с Вашим.

Преданно Ваш,Ч. С. Пирс

Если бы Ваш агент по выплатам выслал мне те 4 тыс.дол., это окупило бы мою поездку в Нью-Йорк и обрат-но. Этой весной мне пришлось выплатить больше поло-вины своего залога — до 1700 дол., — на покрытие чегопошел каждый полученный от Вас цент. После этого явыступил с судебным иском, который, я был уверен,принесет мне 800 дол. К сожалению, против тех же лицподал иск один из наших «мировых судей», который,решив, что если я получу все мне причитающееся, то наего долю останется недостаточно, злокозненно устроилтак, что я получил только 200 дол., едва ли не меньше,


чем требуется, чтобы покрыть мои исковые расходы. Ямогу подать апелляцию; но тем временем я стеснен всредствах как никогда, и это при том, что миссис Пирсожидает своей операции в ближайшем будущем.

[Не датировано] Получено 13 мая 1901 г.

Мой дорогой профессор Лэнгли!По тщательном размышлении я решил, что единствен-

ным возможным способом обсуждения вопроса, предло-женного Вами для Ваших Приложений, будет разделитьего по меньшей мере на три главы, и даже тогда этиглавы должны быть немалого объема. Их можно сделатьвполне самостоятельными и опубликовать в разные годы.

Теперь я посылаю Вам одну из них, первую. И опятьже, она была бы гораздо яснее, будь она вдвое длинней —последовательность мысли могла бы быть в этом случаеубедительнее внушена читателю, не имеющему навыкаупорядоченного мышления. Также для всех классов чи-тателей было бы полезно, если бы к ней было сделано ещеодно пространное дополнение — с целью историческойиллюстрации. В действительности несколько таких ил-люстраций я все-таки сделал, однако выбросил их за не-достатком места.

Позвольте мне еще раз повторить, что Вы никоим обра-зом не обязаны публиковать посланную мной работу. В томвиде, в каком она есть, она, несомненно, представляет со-бой трудное чтение. Тем не менее, тем читателям, понима-нию которых она реально не окажется доступна, какие-тоее части могут доставить хотя бы некоторое удовольствие.

По моему плану, к ней следует добавить еще одну, сОбоснованием (Rationale) Исторической Критики, и за-вершить всю серию той, которую Вы вернули мне и ко-торую я оставил с целью улучшения.

Я был в Нью-Йорке одиннадцать дней в надежде за-работать так необходимую мне сумму. К великому сожа-лению джентльмен, на которого я столь усердно работали чью библиотеку я пополнил огромным количествомраздобытых тяжелым трудом книг (что он целиком иполностью признал), принял ту точку зрения, что я при-хожусь ему личным другом и что мои дружеские обяза-тельства перед ним избавляют его от необходимости вып-


латить мне больше того, что я потратил, и едва ли дажеэто. Он, по его словам, полагал, что оплатил половинумоих расходов. На деле выданная им сумма даже превы-шала их, но не настолько, сколько я мог бы заработать,к примеру, извозчичьим трудом. Как бы то ни было, яне могу позволить себе обвинять своего друга. Упомянулже я обо всем этом лишь с целью показать, что если Вамудастся послать мне еще какие-то деньги, это будет зна-чительным для меня облегчением. Боюсь, я не отписалВам благодарность за Ваш прекрасный ответ на мое пре-дыдущее обращение. Если так, то причиной тому был имой чрезвычайно поспешный отъезд, и то, что в Нью-Йорке мне пришлось работать круглые сутки.

Я нашел у св. Августина великолепный пассаж о чу-десах, где он говорит по существу то же, что и епископБатлер, но говорит великим августиновским стилем: чтомы не можем реально знать, что истинно согласно с хо-дом (course) природы, а что нет.

В Нью-Йорке я повстречал моего старинного фран-цузского друга, который рассказал мне о своем близкомзнакомстве со старшим Александром Дюма, часто гос-тившим у него в поместье. Я заметил, что Дюма, должнобыть, был превосходным стрелком. Наоборот, ответилон, он был поразительно плохим стрелком. Новое доказа-тельство того, сколь блестящим было его воображение.

Преданный Вам и с особой благодарностьюза Ваш своевременный ответ,

Ч. С. Пирс

1 июня 1901 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой профессор Лэнгли!То, что Вы возвратили мне копию Вашего предыду-

щего письма, заставило меня предположить, что я, поВашему мнению, внимательно с ним не ознакомился.

Это не так. Определенно, я меньше всего желал быспорить с Вами относительно поставленных передо мнойзадач, однако свести вместе в одной статье предметы, стольудаленные друг от друга и столь сложные, как юмовскийаргумент и Законы Природы, было чрезвычайно трудно.Юмовский аргумент не имеет ничего общего с ЗаконамиПрироды. Как раз в этом и заключалась трудность.


Теперь я посылаю Вам еще одно свое покушение спра-виться с этой трудностью. Напротив разных частей, ко-торые можно выпустить, я сделал карандашные помет-ки разных цветов. Если выпустить все эти части, в статьеостается приблизительно 3200 слов. Я полагаю, Вам са-мому было бы интересно прочитать все помеченные час-ти, и также весьма вероятно, что Вы пожелали бы вклю-чить в статью некоторые из них. По этой причине я при-вожу ниже мою приблизительную оценку количества словв каждой из них: Помеченных желтым — 1800 слов. [...]

Некоторые замечания, содержащие в основном цитаты,я убрал. Если Вы хотели бы их видеть, я их Вам вышлю.

Мне доставляет удовольствие видеть <в Вашем лице>человека, проникнутого дженнсеновским (Jannsen's) ду-хом. Спасибо, что связались с «С. Р.» [«Сенчери Ревью»].

С большим почтением, Ч. С. Пирс[Следующее письмо было написано уже после того,

как все документы, засвидетельствовавшие расхождениямежду Пирсом и Лэнгли относительно Юма и законовприроды, легли на архивные полки Смитсоновского ин-ститута. Лэнгли в своем ответе, который стал заверше-нием переписки, сожалел, что не имеет влияния на по-веренных института Карнеги и не может помочь Пирсу.Пирс так и не получил стипендии Карнеги.]

6 мая 1902 г. Милфорд, Пенсильвания

Мой дорогой Лэнгли!Я хотел бы, чтобы Вы поручили мне какую-нибудь

работу, рассчитанную на несколько месяцев. Недавно язакончил написание раздела своей большой книги по ло-гике, каковой раздел посвящен Классификации Наук. Выпоймете, как много мысли и труда было в него вложено,если я скажу Вам, что рукопись содержит 50 000 слов ичто, подготавливая ее, я очень подробно сверялся при-близительно с сотней проектов, предложенных ранее вэтом направлении. Я не вполне удовлетворен тем, что сде-лал, и теперь исследую то, как ученые из разных областейощущают себя связанными между собой. Это может при-вести меня к тому, чтобы внести некоторые изменения.

Я пытаюсь не классифицировать все возможные на-уки, а дать некоторую естественную классификациюнаук ныне существующих.


Полагаю, что если бы я отредактировал свою работутак, чтобы сократить ее до 25 000 слов, найдутся разныегруппы людей — библиотекари, те в научных сообществах,кто ведает распределением их (сообществ) деятельности,и вообще ученые самых разнообразных интересов, — ктос благодарностью воспринял бы ее публикацию.

Моя работа ограничена теоретическими науками и невключает в себя технические — классифицировать этипоследние было бы невероятной задачей. Я немало надней потрудился. И тем не менее моя классификация вклю-чает не только физические науки, этнологию, лингвисти-ку, историю и т. д., но также и философские науки иматематику. По своему изложению она очень подробна.

Еще один предмет, о котором я мог бы предоставитьВам статью, это разные современные теории, трактую-щие связь между душой и телом, а также природу душикак бессознательного ума. Я разработал новую теориюоб отношении между телом и душой, которую еще нигдене публиковал и о которой ничего нигде не говорил. Вернаона или нет — вопрос, для решения которого необходи-мы были бы тщательно разработанные исследования; ноодна лишь ее возможность сразу же выбивает почву из-под ног принципиального аргумента в пользу «психофи-зического параллелизма», а ведь именно эта теория наи-более распространена в настоящее время.

Я очень упорно трудился над своей большой книгой,начиная с прошлого лета, и мне много удалось сделать;однако сделанное — лишь малая часть всей книги. Не-сколько моих друзей купили права на разные ее части,чтобы позволить мне продолжать работу над ней. Но день-ги, которые я выручил от них, закончились. Так какона станет результатом сорокалетнего напряженного тру-да, я очень надеюсь, что институт Карнеги сможет что-тосделать для меня этой осенью. Из сказанного в 1-й, 2-й и6-й статьях заявления о намерениях этого института мнекажется, что их прямой обязанностью будет позволитьмне завершить мой труд. Тем не менее некоторые из по-веренных решительно настроены на отказ.

Мне нестерпима мысль о том, что мою работу при-дется прекратить. Это будет означать напрасную тратувремени и сил. Если я мог бы получить от Вас заказ накакую-нибудь статью, за которую Вы смогли бы мне


заплатить, заказ написать что-либо о предмете, близкомрассматриваемым в моей книге, для меня это стало быогромным одолжением.

(Мне часто пишут с просьбой написать на предметновых учений о множестве, числе, непрерывности, гео-метрии, о каковых предметах у меня много есть что ска-зать, но я не могу этого сделать, так как все мое времяуходит, чтобы заработать на хлеб насущный.)

Состояние здоровья миссис Пирс критическое, и оначрезвычайно нуждается в тех излишествах, которые ейпредписывает врач. Это еще один повод для меня забо-титься только о той работе, которая принесет какой-тодоход. Есть немало работы, которую люди хотят чтобы яисполнил и которая целиком соответствует моим соб-ственным желаниям, однако пока я буду занят, они не всостоянии обеспечить самоё мою жизнь.

Преданный Вам, Ч. С. Пирс

Законы Природы и аргумент Юмапротив чудес1

L Что есть Закон Природы?

Согласившись написать о предмете, или двух пред-метах, этой статьи, я начну с замечания, что сама2 этафраза «Закон Природы» употребляется физиками доволь-но расплывчато и прихотливо, причем в нескольких ас-пектах. В частности, считают, что ее употребление —

1 [Пирсовский автограф этой работы — 55 полустраниц авто-скрипта (далее именующегося АС), — посланный вместе с егописьмом от 1 июня 1901 г., был озаглавлен «Юм о чудесах иЗаконы Природы». Это заглавие было изменено Пирсом наприведенное выше после того, как он вычеркнул заглавие,которое предложил Лэнгли: «О значении слов „Законы При-роды" в современной научной мысли». Примечания редакторак напечатанному далее тексту показывают, в какой мере авто-скрипт Пирса, датируемый 1 июня 1901 г., разнится от егоокончательного варианта, посланного 5 сентября 1901 г.]2 [Здесь начинается пирсовский АС: «Эта фраза употребляетсяфизиками...», но в окончательном варианте были добавленыте вступительные фразы, которые напечатаны выше.]


означать некоторую физическую истину всеобщего типа,строгое (exact) в своем определении и оказывающееся ис-тинным без исключения, с высокой степенью точности.Тем не менее есть истины, которые отвечают данномуописанию, но которым отказывают в названии законовприроды; и в то же время другие, специальные, сформу-лированные лишь условно и приблизительные в своейистинности, даже допускающие существенные исключе-ния, таковыми именуются.

У всех истин, называемых законами природы, есть,однако, два присущих только им свойства. Первое изэтих свойств таково: всякий закон природы есть обобще-ние1 результатов наблюдений, собранных исходя из тогопринципа, что выполнение наблюдения согласовано свнешними условиями — а не отобранных с каким-либоучетом того, каковыми оказались сами эти результаты.Это урожай или остаток урожая плодов, произрастаю-щих от известного семени — не отборный и не отбрако-ванный, а полностью представительный.

Второе свойство следующее: некоторый закон приро-ды, не будучи ни результатом случайного совпадениянаблюдений, из которых его выводят, ни субъективнымих обобщением, обладает такой природой, что из негоможет быть произведена бесконечная серия пророчествили предсказаний в отношении наблюдений, иных, не-жели те, что послужили его основой. Эксперимент дол-жен засвидетельствовать истинность (shall verify) этихпророчеств — пусть, вероятно, и не абсолютно (что былобы случаем, для закона природы идеальным), но все жев основном. Положение (proposition) не называется «за-коном природы» и до тех пор, пока его предсказатель-ная сила не испытана и не доказана столь тщательно,

1 [Отсюда и до конца абзаца в пирсовском АС: «. . . отобранныхнаблюдений; причем принцип отбора относится к тем внешнимусловиям, при которых делаются наблюдения, а не к резуль-татам наблюдений, берущимся как предмет (subject) обобще-ния. Иначе говоря: мы не отбираем тех наблюдений, которыедемонстрируют нечто им свойственное (any peculiarity), чтобызатем назвать „законом природы" то, что они демонстрируютто самое свойственное им нечто, продемонстрировать котороеони были отобраны».]

241

что относительно него не остается никакого реальногосомнения.1 Однако упомянутое- выражение «субъектив-ное обобщение» требует объяснения. Огастес Морган счрезвычайной простотой продемонстрировал,3 что есливзять каким угодно образом отобранные наблюдения, тострого истинным относительно всех них может оказать-ся бесчисленное множество положений (причем положе-ний, можно дополнить, чье содержание остается в пре-делах предмета (matter) наблюдения). И тем не менеевесьма вероятно, что относительно других наблюдений,добавленных к первым, исходя из того же принципа от-бора, ни одно из этих положений не окажется истин-ным. Подобное обобщение, которое есть не более чем плодизобретательности, и которое я называю субъективнымобобщением, часто под видом индукции формулируетсяучеными-любителями. Так, «Закон Боде»4 был субъек-тивным обобщением. Стоит лишь позволить изобретате-лям таких лжеиндукций построить предсказания на ихоснове, первый же натиск природной истинности (verity)разрушит их как карточные домики.

Итак, я полагаю, не может быть дано лучшего опре-деления закона природы, нежели следующее: это неко-торое предзнающее5 обобщение наблюдений.

Ä.U; они иыли /л"""«--·' [АС: «мое» вместо «упомянутое» («the»).]' [A. De Morgan (1806-1871). Ср. его статью «Логика» («Logic»)

Энциклопедии» (English Cyclopedia) (1860)," -и~""-' '-+;Ло\ мяяяп. «Фор-

and Probable) (1847).] d _ ссто.

применим к Нептуну и Плутону.]ЧАС· «прогностическое». Лэнгли заменил это словосказывающее» («forecasting»), которое Пирс^чательном варианте на «пре,нескольких местах (ниже) наand «forecasting»)-]

242 Логические основания теории знаков Письма Сэму элю П. Лэнгли 243

После того как дано это определение, немедленновстает вопрос: как возможно, что разуму (reason) чело-века доступно такое предзнание?1

Как нам надлежит на это ответить? Разве не должнымы сказать, что факт такого доступа доказывает бытиенекоей энергетической (energizing) разумности (основа-тельности — reasonableness), в некотором смысле фор-мирующей явления, и что именно эта рабочая разум-ность слепила разум человека по своему собственномуобразу? Решение этих вопросов должно остаться на соб-ственное усмотрение читателя.

II'1 Какой концепции Закона Природы придерживалисьв дни Юма, но не те, кто писал об этом предмете,

а молчаливое большинство образованных людей?

В дни Юма, более чем в какое-либо другое время,огромная масса образованных англичан состояла из лю-дей по большей части «практических». Они не тратилисвоих умственных усилий на что-то, что не имело самогопрямого отношения к их обустройству, безопасности илиразвлечениям. Они ходили в церковь, потому что этослужило хорошим примером народу — они таким обра-зом стремились всемерно поддерживать превосходствовысших классов. Среди выпускников университетов этообычно и считалось главной функцией церкви; и, следо-вательно, все, что как-то могло ослабить церковь, воз-буждало в таких людях страх и нетерпимость.3

1 [АС: «прогноз» вместо «такое предзнание (foreknowledge)».Промежуточный вариант Лэнгли — «такое предсказывание(forecasting)».]2 [Лэнгли удалил некоторые абзацы из части II пирсовскогоАС и пересмотрел остальные. Пирс принял с измененияминекоторую часть версии Лэнгли, после того как написал наполях: «Для меня проще всего будет принять абзацы, принад-лежащие проф. Лэнгли, сделав такие в них изменения, какиекажутся мне необходимыми». Текст, содержащий именно этисделанные Пирсом изменения в версии Лэнгли, я называю«окончательным вариантом».]3 Изображение Оксфорда в 1721 г. см. в книге Амхерста(Amhurst) «Terrae Filius».

Немногочисленный остаток — те, кто реально имеликакие-то философские мнения, не предаваясь тем не ме-нее литературным занятиям, — подразделялся с точкизрения образа мышления на три типа. Скотистское уче-ние (opinion), господствовавшее в университетах до Ре-формации, в дни Юма уже почти не имело своих предста-вителей. Необходимо напомнить, что это учение заклю-чалось в следующем: в дополнение к ДействительномуСуществованию (Actual Existence) есть многообразныемодусы Несовершенного Бытия (Imperfect Being), кото-рые все суть разновидности (varieties) Бытия in futuro —о нем мы говорим такими <к примеру> словами, как«Рождество и правда наступает (really is coming)». Да-лее, по мнению сторонников этого учения, в одном изтаких модусов бытия реально есть что-то, что сегоднябы мы назвали «законом природы», но что на латыниесть просто «природа». Бытие же in futuro этого законаприроды состоит (имеет свою связность — consists) втом, что будущие события будут этому закону подчи-няться (conform). To есть теоретический элемент этогоучения заключается, если точно, в следующем допуще-нии: то, к чему обязательно приведет обычный ход ве-щей (ordinary course of things) (если ему не препятство-вать), уже обладает Эмбриональным (Germinal) Бытием.Это не было изобретением схоластики: именно это ужебыло в самом сердце аристотелевской философии. Во вре-мена Юма, однако, никто больше не верил ни во что

подобное.1

В прошлом <Х1Х-м> веке принадлежащий ДавидуЮму аргумент против чудес приобрел известность и рас-сматривался большинством образованных людей в общеми целом как исчерпывающе доказательный (conclusive).2

Многочисленные и многообразные попытки возразить емуи их неуспех3 были лучшим свидетельством того, сколь

1 [Следующие четыре абзаца были добавлены Лэнгли к АС изатем изменены Пирсом.]2 [Пирс удалил принадлежащее Лэнгли окончание этого пред-ложения: «по крайней мере против христианских чудес» инаписал на полях: «Это писал не я, но тем не менее: люди, окоторых идет речь, в абсурдности нехристианских чудес былиуверены столько же, сколько и в абсурдности христианских».]3 [У Лэнгли было «раз за разом неизбежное поражение», заме-ненное Пирсом на «неуспех».]


большой важностью наделяло этот аргумент столетие,следующее за столетием его распространения.

Если говорить коротко, Юм берет определение1 чуда,которое стало расхожим в современной ему Англии:'"' «на-рушение законов природы». Можно было бы добавить,что вся современная «высокая критика» древней исто-рии вообще и библейской истории в частности в основесвоей пользуется той же логикой, что и Юм.1 Он гово-рит, что «всякому чудесному событию должен быть про-тивопоставлен единообразный опыт, иначе это событиене может заслуживать подобного названия. А так какединообразный опыт равносилен доказательству, то про-тив существования какого бы то ни было чуда у нас естьпрямое доказательство, вытекающее из самой природыфакта». Здесь не показана вся аргументация,2 явившаясястоль убедительной для века, следующего за юмовским;однако данный Юмом укороченный ее вариант несом-ненно, был полезен тем, кому весь аргумент казалсяслишком темным.3За последнее поколение, и особенно1

за последнее десятилетие,5 появились симптомы того, что

4 [У Лэнгли было «определяет», замененное Пирсом на «беретопределение». ]5 [Пирс вставил после «чуда»: «которое ... Англии».]1 [Пирс вставил это предложение в версию Лэнгли.]2 [Версия Лэнгли: «Такова в кратком изложении была аргу-ментация». ]3 [Часть «однако ... темным» была вставлена Пирсом. ]4 [В версии Лэнгли «возможно» вместо «особенно». ]5 [После «десятилетие» версия Лэнгли: «она, как кажется, ут-ратила свою силу в глазах ученых и продолжает терять ее вглазах просто образованных людей, причем не будучи опровер-гнута каким-либо формальным аргументом, а всего лишь попричине изменения нашего отношения к лежащему в ее основедопущению. Ибо сегодня она, если и не вовсе лишившись свое-го веса, в любом случае перестала влиять на людские мнения.Значение законов природы в современной нам мысли мы смо-жем гораздо легче понять, если рассмотрим, как изменилосьнаше отношение к этому аргументу. Какой же концепции за-кона природы как такового (the law of nature) придержива-лось во времена Юма большинство образованных англичан?Суммируя, можно повторить сказанное уже до меня: опреде-ление чуда как чего-то рядополагающего или нарушающего(as a supposition or a contravention) порядок природы — само-

сам этот истинный аргумент (а не просто усеченный еговариант, приведенный выше) уже не столь полно удов-летворяет умы — но не потому, что он оказался опро-вергнут каким-либо формальным аргументом, а отчастипотому, что в некоторых влиятельных областях наукион дисгармонирует с современными способами рассужде-ния, и отчасти, несомненно, потому что археологическиеисследования опровергли немало заключений, к которымследующий юмовскому образцу метод рассуждения при-вел критиков истории. В любом случае, что бы ни послу-жило тому причиной, этот аргумент определенно утра-тил свою прежнюю широкую известность. По мнениюпрофессора Лэнгли, мы сможем легче понять, что сталозначить выражение «Законы Природы» для современ-ной нам мысли, если рассмотрим, как изменилось нашеотношение к этому аргументу.

Какой же концепции «Закона Природы» (a «Law ofNature») придерживалось во времена Юма большинство

образованных англичан?Не раз отмечалось, что определение чуда как нару-

шения порядка природы самопротиворечиво — ведь все,что мы знаем о порядке природы, взято из нашего на-блюдения за ходом событий, а так называемое «чудо» естьтакая же его часть, как и все остальные.1 Св. Августин,например, на своем блестящем языке — латинском язы-ке Вульгаты — показывает, что чудом может быть нару-шен лишь такой порядок природы, какой доступен длянашей проницательности; ибо истинный порядок (order)есть установление (ordinance) Божие. Вообще же для отцовцеркви чудо обычно было определять как деяние, вы-полнение которого человеком без божественной помощиясно видится превосходящим ему <человеку> подвласт-ное. Однако аргумент Юма фактически не покоится нина каком метафизическом определении чуда — в про-тивном случае он мог бы быть очень легко опровергнут.Собственно говоря, этот аргумент на деле направлен непротив чудес вообще, а только против исторических чу-

противоречиво — ведь все, что мы знаем о порядке природы,взято из нашего наблюдения за ходом событий, а так называ-емое „чудо" есть такая же его часть, как и все остальные».]1 [Оставшаяся часть абзаца была вставлена Пирсом, и ее нет в АС.]


дес. Касательно же того, что «все, что мы знаем о поряд-ке природы, взято из нашего наблюдения за ходом собы-тий, а так называемое чудо есть такая же его часть, каки все остальные», то Юм не мог сделать себя адресатомстоль ребяческого возражения; ибо никто не был болеенего чувствителен к этому противоречию. Именно про-тив тех чудес, которые не образуют часть данных наше-го восприятия, но которые суть не более чем гипотезы,призванные объяснить свидетельство (testimony) доку-ментов, была направлена его аргументация. Такое же вточности рассуждение может быть (как то часто и случа-ется) применено к необычным — но не чудесным — со-бытиям. Как бы то ни было, преобладающая ныне мысльподозрительно относится ко всякому рассуждению, от-вечающему приведенному описанию. Это подозрение це-ликом оправдано. Современная точная (exact) логикапоказывает, что рассуждение, чью высокую научность иобоснованность математическими принципами отстаиваетЮм, по существу оказывается равносильно тому харак-терному необоснованному допущению, которое позволи-тельно делать лишь в самых крайних случаях; пышноеже его математическое облачение есть не более чем льви-ная шкура, прикрывающая упорство в приверженностик предвзятым мнениям. Но хотя может показаться, та-ким образом, что нет двух тем, более чуждых друг другу,нежели аргумент Юма и концепция закона природы, меж-ду ними тем не менее есть некоторая связь. Начнем жемы с изучения состояния идей в Англии во времена Юма.

Старейшим из учений, преобладавших в то время вАнглии, был оккамизм, который с первой половины че-тырнадцатого века и до наших дней приобрел в Англииочень много последователей и признаков ослабления вли-яния которого не видно до сих пор. Это учение гласит,что есть лишь один модус Бытия, а именно — бытиеиндивидуальных объектов или фактов; и модус этот до-статочен для объяснения чего бы то ни было, но с темусловием, что в число указанного рода объектов включе-ны знаки; при этом среди последних есть знаки общие,т. е. такие, каждый из которых применим более чем кодному единичному объекту; и в эти общие знаки включе-ны разные индивидуальные понятия ума. Такая теорияпредставляет собой запутанный и изобилующий ловуш-

Письма С эму элю П. Лэнгли 247

ками лабиринт, пройти который до конца у девяностадевяти из ста читателей не хватает терпения, — так чтоони в конце концов перепрыгивают через ограду лаби-ринта и преодолевают то или иное затруднение в согла-сии с собственными пристрастиями. Основываясь на ана-лизе всей аргументации оккамистов, я возьму на себясмелость заявить, что о законе природы им пришлось бысказать следующее: он есть подобие между явлениями,которое состоит в том факте, что кто-то мыслит эти яв-ления подобными. Но если спросить, почему будущиеявления подчиняются этому закону, оккамисты будутстремиться сколько можно долго уходить от ответа. Если1

же все-таки настоять на ответе, им придется выбиратьмежду тремя возможностями.

Ответ, который обычно дают строгие оккамисты, та-ков: согласие будущих наблюдений с индуктивнымипредсказаниями есть «предельный (ultimate) факт». Ча-сто они пытаются дать этот ответ в обобщенном виде: поих словам, предельным фактом оказывается «единооб-разие природы» или нечто вроде того. Такому обобще-нию изнутри присуща смутность вообще, но, кроме того,раз некий общий факт никаким бытием для них не обла-дает (разве что это бытие — мыслимость кем-то частныхслучаев этого общего факта), то, по-видимому, будет впол-не точно сказать, что каждое выполнение (fulfillment)сделанного прогноза и есть для них «предельный», а дру-гими словами, совершенно необъяснимый, факт. Однакоони не могут придерживаться и не придерживаются мне-ния, что исполнение пророчества самоочевидно есть пре-дельный факт. В действительности оккамисты очень — исовершенно справедливо — воздержаны в деле призна-ния «самоочевидности», признавая, что «предельность»(прогноза) это только их теория прогноза. Но относи-тельно этого пункта Логика заставляет нас прийти в за-мешательство. Ибо единственное возможное для какой-либо теории логическое оправдание должно быть тако-во, что оно обеспечивает рациональное объяснение отно-шения между полученными в результате наблюдения фак-

1 [Часть, начинающаяся с «Если» и выключительно до слов«довольно обычный ответ на этот вопрос» (тремя абзацаминиже), была удалена Лэнгли из АС.]


тами; назвать же отношение между наблюдениями не-ким «предельным фактом» есть то же самое как сказать,что оно не подвержено рациональному объяснению. Однолишь это обстоятельство, как можно заключить, необхо-димо выводит первый ответ за пределы обсуждения.

Остаются два других возможных ответа, хотя и тот ι;другой в общем-то претят оккамистскому вкусу. На вопрос,как возможен истинный прогноз, во времена Юма иног-да отвечали, что прогноз получил свою истинность «ми-лостивым откровением духов». Если имелись в виду ко-нечные духи, как думали некоторые питомцы Кембрид-жа, непонятно, почему у них прогнозы должны былиполучаться лучше, чем у высшего по сравнению с нимисущества — искупленного <для вечности> человека.

Наконец, довольно обычный ответ на этот вопрос гла-сил: предсказания' сбываются (оказываются истинны-ми — come true), потому что Бог выбрал так направитьуниверсум, чтобы они могли сбыться. Я называю такойрод объяснений — все случается так, как случается,потому что Бог избрал всему случиться именно так —«объяснением a la turque».2 Это очень удобное приспо-собление, дающее возможность объяснять все прошлые,настоящие и будущие явления не сходя с дивана — од-ним коротким предложением, которое ни один моноте-ист не осмелится опровергнуть. Недостаток этой теории,как могут подумать некоторые, заключается в том, чтоона, делая предсказание такой простой материей, самана какие-либо определенные предсказания становитсянеспособна. Но в таком случае она избавляет себя и отопасности опровержения. Так или иначе, оккамистыобыкновенно не придают большой важности предсказа-нию, а зачастую, кажется, не желают даже и слышать очем-либо подобном.

Под именем оккамистов я числю прежде всего Гоббса,большего оккамиста, чем сам Оккам; затем Беркли, Юма,

1 [АС: «прогнозы» («prognostications»); версия Лэнгли: «пред-сказания» («forecastings»).] <У Пирса в окончательном вари-анте — «predictions»; разница между «prediction» и «forecasting»такова: первое — буквально предсказание, тогда как второепо смыслу ближе к предугадыванию.>2 [Лэнгли удалил «объяснением a la turque».]

Письма Сэму элю 71. Лэнгли 249

обоих Миллей и т. п.;1 затем Локка и многих других, нестоль откровенно склоняющихся к этому образу мысли.2

Но истина в том, что этой болезнью более или менее за-ражена вся современная философия.

Еще3 одной философией, имевшей какое-то хожде-ние в Англии во времена Юма, была теория «пласти-ческой природы», другими словами некоего едва наде-ленного интеллигенцией деятеля (slightly intelligentagent), опосредующего между Творцом и универсумом —некоего Божьего фактотума, занятого обыденной рути-ной управления универсумом. Эта теория столь устарелак тому времени, что я не стал бы ее упоминать — одна-ко именно она, я подозреваю, немало поспособствовалатому, что фраза «закон природы» стала столь популярнав Англии: для приверженцев «пластической природы»было очень естественно взять на вооружение это выра-жение (что они фактически и сделали с самого начала).К примеру, один из них, лорд Брук (Brooke), в своейкниге, опубликованной в 1633 г., но «написанной в егоМолодости, каковое Упражнение небезызвестно было сэруФилипу Сидни», говорит следующее:

«And where the progresse was to finde the causeFirst by effects out, now her régresse shouldForme Art directly under Natures Lawes,And all effects so in their causes mouldAs fraile Man lively, without School of smart,Might see Successes camming in an Art» '

Здесь «Природные Законы» есть не что иное, какпрогностические обобщения наблюдений. Как бы то нибыло, приведение чисто поэтического примера вряд лиможно счесть способом аргументации.

1 [В АС добавлено: «все из которых — типичные оккамисты».]2 [АС: «не столь откровенных оккамистов».]3 [Этот абзац из пирсовского АС в версии Лэнгли был удален.]4 <«И там, где в движении вперед причина / сначала выясня-лась по действиям, теперь е '-некоему реальному или аллего-рическому лицу женского рода>, двигаясь назад, нужно / об-разовать Искусство в непосредственном согласии с Природны-ми Законами, / и так оформить все действия в их причинах, /чтобы смертный Человек живо, не учась на собственных ошиб-ках, / мог видеть грядущие Следствия благодаря Искусству». >

250 Логические основания теории знаков Письма Сэму элю П. Лэнгли 251

Еще одной философией, популярной даже в Англии,была философия Декарта, у которого все связи междусобытиями имеют место исключительно благодаря вме-шательству Божества. Коротко говоря, он считал объяс-нение a la turque единственно истинным.1 Из этого сле-довало, что если нам и доступно какое-либо предзнание,2

то потому, что Божество каким-то образом избрало сде-лать порядок событий в какой-то мере постигаемым(comprehensible) для нас. Однако это заключение, кото-рое Декарт полагал дедуцируемым — ибо именно он сде-лал популярной манеру необязательного рассуждения,которой все последующие метафизики столь религиознобыли привержены, — имело далеко идущие последствия.Ведь из одной лишь мысли «Я мыслю, и таким образомя существую» («I think, and so I exist») ему удалось по-казать, что истинным должно быть все, являющееся(appears) нам ясным и отчетливым, — еще одно совре-менное приспособление, делающее занятие философиейстоль располагающим к отдыху! Тем временем можнобыло бы ожидать, что такое мнение должно было приве-сти Декарта к тому, чтобы назвать предсказательныеобобщения наблюдений «законами природы». Соответ-ственно, мы читаем в его Prlncipia Philosophise, опубли-кованных в 1644 г.: «Кроме того, из той же неизменно-сти Бога могут быть познаны некоторые правила, илизаконы природы, которые суть вторичные и частныепричины разных движений, наблюдаемых нами в телах».3

Декарт, заметим, не признает, что его законы природы,хотя и будучи прогностическими, суть обобщения, сде-ланные из опыта. Он был крайне склонен приписыватьпочти все достижения науки свету разума — так же какоккамисты крайне склонны полностью отрицать рольпоследнего в любом из них.

Той отраслью философии, в которой современная ЮмуБритания реально занимает выдающееся место, была

1 [Это предложение из пирсовского АС было удалено Лэнгли.]2 [АС: «мы и можем делать какие-либо прогнозы» вместо «нами доступно какое-либо предзнание».]3 Atque ex eadem immutabilitate Dei, regulae quaedam, sive legesnaturae cognosci possunt, quae sunt causae secundariae etparticulares diversorum motuum, quos in singulis corporibusadvertimus.

этика, и когда юмовский аргумент был обнародован, ве-ликим светилом в этой области почитался Хатчесон. Помнению Юма, его самой значительной работой были«Принципы морали» (1751), а они представляют из себявсего лишь видоизмененное изложение Хатчесонова уче-ния. Книгой, о которой читающие англичане Говорилиболее прочих, была «Религия природы» Уолластона(Wollaston's Religion of Nature) — она выдержала, еслия не ошибаюсь, семь изданий. Главное ее учение заклю-чалось в том, что всякий порок есть в своей основе ложь;единственная же достойная добродетель — правдивость(truthfulness). Но насколько я знаю, мало что во всехэтих писаниях может пролить свет на стоящую перед

нами проблему.Спрашивая себя о том, какого рода спекуляциями

были заняты умы тех, кто жил около двух столетий на-зад и не удосужился оставить после себя каких-либо со-чинений, я встаю перед почти неразрешимой загадкой.И все-таки мне, предпринявшему небольшое исследова-ние (должен признаться, слишком поспешное), необхо-димо по меньшей мере знать об этом вопросе больше обыч-ного. Трудность здесь в том, что я должен взяться зарешение вопроса, в котором могу полагаться лишь наличные наблюдения, охват которых, весьма вероятно,не превышает охват наблюдений моего читателя, а воз-можно даже и уступает ему. Как бы то ни было, вопроспоставлен передо мной, и я не могу его избежать. Я по-пытаюсь вкратце рассмотреть его ниже.1

III. Какой концепции законов природы придерживаетсясегодня большинство образованных людей?

Я должен сказать, что сегодня повсеместно распростра-нена та самая же оккамистская концепция, которая имеланаибольшее влияние и во времена Юма — большинствотех, кого мне довелось встречать, касаясь подобных тем,переходят на язык Миллевой «Логики». В частности, наи-более популярное объяснение предзнания2 таково: оно<предзнание> становится возможным благодаря едино-

1 [Этот последний абзац был удален в версии Лэнгли.]2 [АС: «прогноза».]


образию природы, а это единообразие есть «предельныйфакт». Это весьма приемлемо с точки зрения атеисти-ческого учения, всегда бывшего распространенным сре-ди оккамистов — и около 1870 г. оно было более рас-пространено среди них, чем когда-либо.

Сегодня идеей, более всего занимающей умы, оказа-лась Эволюция. С точки зрения их подлинной природы,никакие два учения не могут быть более враждебны другдругу, чем идея эволюции и тот индивидуализм, на ко-тором Оккам воздвиг свою философию. Но эта враждеб-ность до сих пор еще не заявила о себе со всей очевидно-стью — поэтому теперь львенок и ягненок еще возлежатрядом в одном уме, и так будет до тех пор, пока один изних (и мы, конечно, знаем, о ком идет речь) достаточноне повзрослеет. Все, что есть в сегодняшней философии(в пределах требуемого нашим рассмотрением) неокка-мистского, это эволюционизм той или иной разновидно-сти. Всякий же эволюционизм должен в ходе своей эво-люции восстановить ту отвергнутую идею закона какэнергетически присутствующей (energizing) в мире ра-зумности (не важно — через некий механизм естествен-ного отбора или как-то иначе), которая принадлежалаодновременно и эволюционной по существу метафизикеАристотеля, и ее и схоластическим модификациям, при-надлежащим Аквинату и Скоту.1 Тому лее ответвлениюфилософии принадлежит и теория Гассенди, которуюавтор этой статьи несколько лет пытался возродить (в усо-

1 [Сноска, добавленная Пирсом вместо удаленного Лэнгли ос-татка части III АС.] Внимательный читатель (а мне стало из-вестно, что среди читателей Смитсоновских Отчетов есть та-кие, кто, будучи очень мало знаком с научными методами,тем не менее превосходит большинство великих ученых в точ-ности и силе мысли) спросит меня, что я имею в виду под«разумностью, энергетически присутствующей в мире». Я неопределяю разумное как нечто, что будучи исправлено посред-ством тщательного рассмотрения, в целом согласно с естествен-ным для людей мышлением; хотя то, что естественное длялюдей мышление более или менее разумно, это факт. Мнелучше всего объяснить, что я имею в виду, постепенно. Подразумностью я имею в виду такое единство, которое схватыва-ется разумом — скажем, всеобщность. «Гм! Под всеобщностью,я полагаю, вы имеете в виду то, что разные события сходныдруг с другом». Не совсем: позвольте мне провести различие.


вершенствованной форме) и из которой, ради эволюцион-ной концепции закона, которую она иллюстрирует, здесьможно было бы привести описание теории ее оппонента,опубликованной в 1678 г.:

Зеленый абажур на моей лампе, листва, которую я вижу в окне,кольцо с изумрудом на пальце моей супруги — имеют сход-ство. Оно состоит во впечатлении, полученном мной по сравне-нию этих и других вещей, и существует потому, что они тако-вы, каковы они суть. Но если вся жизнь человека вдохновляет-ся желанием разбогатеть, во всех его действиях есть всеобщийхарактер и его <человека> поведение <не только> не есть при-чина этого характера, но <наоборот> само им формируется.«Имеете ли вы в виду, в таком случае, что этот характер естьцель (purpose) природы?» Я не настаиваю, что он есть ее цель;однако же — это тот закон, который формирует события (shapesthe event), а не случайное сходство между событиями, устанав-ливающими (that constitute) закон. «Но неужели вам совершенноневедомо, что всеобщность принадлежит лишь фикциям ума?»Да, по всей видимости, я именно настолько невежествен. Еслидля вас всеобщность имеет свое происхождение (origin) в одномлишь уме, то не стоит далее обсуждать наш вопрос. Но есливещи могут быть поняты только в той степени, в какой ониобобщены, то они реально и поистине суть обобщенные вещи;ибо ни одна идея не приложима к реальности, непознаваемойпо самой своей сущности. Как бы то ни было, Всеобщность вобычном ее понимании не исчерпывает моей «разумности». Внее <«разумность»> включается Непрерывность, которой Все-общность есть, на деле, лишь более грубая форма. Но и это невсе. Мы не назовем некое устроение (design) разумным (обосно-ванным — reasonable), если оно не будет осуществимым(feasible). Некоторые идеи имеют такой характер, который вкакой-то мере доступен нашему разуму, но которого он никоимобразом не есть создатель — и этот их характер гарантирует,что рано или поздно они будут осознаны (реализованы в уме —realized). Я не ставлю вопрос о том, какой механизм необходи-мо оказывается в этом задействован. Но каким-то образом, яполагаю, имеющиеся законы появились у нас (have been boughtabout); а раз так, то им по природе было присуще неизбежнобыть осознанными (to realize themselves). И в этом случае онисуть пустые (bare) абстрактные характеры, которые должны бытьпризнаны составляющими «разумность» любого закона приро-ды. Дают ли нам эти характеры право допустить, что у приро-ды имеется разумный (intelligent) автор, или нет — я опреде-ленно не вижу, какая из возможных конкретных форм для этихабстракций лучше бы удовлетворяла ожиданиям многих мысля-щих людей (и лучше бы связывалась с их соответствующимиощущениями (sentiments)), нежели выше мной постулированная.


«Но поскольку люди по-прежнему озадачены повсе-местным распространением и постоянством этой регуляр-ности, а также ее непрерывностью на протяжении тако-го множества веков, так что нельзя найти свидетельствчего-либо ей противного, то атомический атеист добав-ляет далее, что бесчувственные атомы, лишенные вся-кой заботы или мысли и от века оказывающиеся игруш-кой всевозможных беспорядочных уловок, заключенийи экспериментов, были наконец (они не знают как) на-учены и необходимостью самих вещей, так сказать, при-нуждены к некоего рода правильности и методичности(certain kind of trade of artificialness and methodicalness);поэтому, хотя их движения были сначала лишь случай-ными порывами, все же на протяжении времени они сталиупорядоченными и правильными (artificial), управляе-мыми некоторым законом — так сказать, сами собой,посредством долгой практики и опыта, приобретя нечтовроде привычки двигаться регулярно». <Книга, о кото-рой идет речь, это> «Истинная интеллектуальная систе-ма универсума» Кэдворта (Cudworth's True IntellectualSystem of the Universe).

IV. Какой концепции закона придерживается сегоднятипичный человек науки?

В функции человека науки не входит достоверно вы-яснять метафизическую сущность законов природы. На-оборот, для решения подобной задачи необходимы та-ланты, значительно разнящиеся от тех, что ему требу-ются. И все »се данное метафизиком объяснение законавообще должно гармонировать с практикой ученого, ко-торая заключается в открытии тех или иных частныхзаконов; в уме же типичного человека науки, не занято-го погружением в метафизические теории, вырастет топредставление (notion) о законе, которое укоренено в егособственной практике.

Человек науки обнаруживает перед собой явления,обобщения или объяснения которых он ищет. Его пер-вые попытки сделать это, хотя и будут подсказаны сами-ми этими явлениями, тем не менее могут считаться все-го лишь догадками (хотя если в них не будет чего-топодобного вдохновению, он никогда не сделает первого

Письма Сэмуэлю П. Лэнгли. 255

шага на пути к успеху). Из этих догадок — если говоритьсжато — он отбирает ту, которая подвергнется провер-ке. В своем выборе ему необходимо руководствоватьсяисключительно соображениями экономии. Если, напри-мер, перспектива такова, что очень много гипотез, объяс-няющих какое-то одно множество фактов, должны, ве-роятно, быть рассмотрены и отвергнуты и если случитсятак, что наименее правдоподобную (one that is unlikelyto be true) из этих гипотез можно, вероятно, отброситьпутем проведения всего лишь одного несложного экс-перимента, превосходной экономией окажется, если уче-ный начнет с рассмотрения именно ее. В этой части сво-ей работы ученый вполне может почерпнуть что-то измудрости делового человека. Так или иначе, в конце кон-цов какая-то гипотеза будет принята на предваритель-ных условиях; и после этого усилия следует приложитьк тому, чтобы найти наименее мыслимо правдоподобное(most unlikely., that can be thought of) из необходимыхее следствий — причем из тех, которые с наибольшейготовностью могут быть подвержены экспериментальнойпроверке. Эксперимент сделан. Если предсказание на ос-нове принятой гипотезы не исполнилось, его неудача мо-жет быть столь явной (utter),1 что ее (неудачу) можнобудет посчитать исчерпывающе доказательной (conclusive)<в отношении ложности принятой теории>; а можетбыть, неверную теорию понадобится всего лишь как-товидоизменить. Если же, несмотря на все его неправдопо-добие (unlikelihood), подтвердится истинность (be verified)сделанного предсказания и если то же самое будет про-исходить снова и снова, хотя каждый раз для испыта-ния ученым выбирается наименее правдоподобное из(подходящих) предсказаний, останется только снять шля-пу перед этой восходящей звездой, к которой, по видимо-сти, благоволит сама природа.

Бесспорно, человек науки смотрит на некий закон,если это в реальности есть закон, как на нечто факти-ческое (matter of fact), объективное настолько, насколь-ко объективным может быть факт. Вероятно, единствен-

1 [АС: «оно может быть столь явно неудачно» вместо «его не-УДача может быть столь явной», вставленного Пирсом в окон-чательный вариант.]


ное, чем с точки зрения понимания ученого только чтоназванный законом факт отличается от факта прямо на-блюдаемого, это неполная убежденность самого ученогов том, что и последний тоже — закон. Как бы то нибыло, можно сказать, что на закон он будет полагатьсягораздо более, чем на какое-то единичное наблюдение.Закон становится для человека науки вернейшим из вер-ных (the hardest of hard) фактов — никоим образом нетем, что он сам создал, но скорее тем, что раскопал: чем-то, что он, можно сказать, наделяет властью над собой.Однако и теперь возможность отмены этого закона доста-точным рядом наблюдений остается вполне мыслимой —более того, всегда допускается, что наступит время необ-ходимого преобразования этого закона, а возможно, дажеи замены его на другой.

V. Каков был аргумент Юма против чудес?

[Этот аргумент состоит из двух частей. В нижеследую-щем разборе я привожу номера абзацев первой части, вкоторой содержится суть всего аргумента целиком. Моикомментарии заключены в квадратные скобки, а каж-дый абзац, сжато излагающий один-два абзаца самогоЮма, начинается с его имени.] (<Квадратные> скобки втексте до конца части V принадлежат Пирсу. — Прим.редактора.)

Юм: Аргумент архиепископа Тиллотсона против ре-ального присутствия имеет очень широкую природу ирешительно показывает, что никакое свидетельство(testimony) вообще не способно доказать некоторого родаположения (propositions). Ц1.

Юм: Объявляет, что он открыл столь же всеобщий ирешающий аргумент против всех чудес, удобнее которо-го ничего не могло бы быть. ^|2. [Здесь делается хорошопонятная каждому читателю-современнику <Юма~> ссыл-ка на тот факт, что с поры юмовского детства (он родил-ся в 1711 г.) и до поры, отстоящей от публикации данно-го его сочинения меньше чем на четыре года, Британс-кий остров был свидетелем энергичных нападок одноговесьма набожного христианина, преп. Томаса Вулстона(Rev. Thomas Woolston), и наследовавшего ему в этомделе Питера Аннета (Peter Annet), на буквальную истин-


ность евангельских чудес. Первая затрагивающая эту темупубликация Вулстона датируется 1705 г.; с 1720 же по1728 г. такие публикации шли почти нескончаемым по-током. За это он был заключен в тюрьму,1 где и умер в1733 г. Нападки, однако, не прекратились, и на этот разих автором стал другой священник, Питер Анкет, при-ложивший усилия к тому, чтобы его сочинения былипонятны простому народу. Его выступление против вос-кресения Христа к 1744 году было опубликовано ужетрижды. Аргумент Юма, напомним, появился в печатив 1748 г. Книги никакого другого автора не раскупалисьранее в таких количествах, как вулстоновские; и числоопубликованных ответов, которые они спровоцировали,превысило шестьдесят. По этой причине не может бытьникакого сомнения, что ко времени появления юмовско-го аргумента в недостоверности евангельских чудес былауже полностью убеждена очень большая часть христиан-ской Англии. Однако тот метод, которым пользовалисьпредшественники Юма, требовал подробнейшего разбо-ра каждой отдельной истории. Чтобы проиллюстриро-вать это, я приведу в обобщенном виде вулстоновскуютрактовку изгнания бесов в стадо свиней. В начале онвысмеивает утверждение, что человеку с нечистым ду-хом было позволено находиться в общественном месте,если тот «день и ночь ... кричал», или что «никто не могего связать даже цепями, потому что многократно былон скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разби-вал оковы, и никто не в силах был укротить его». 2 Во-вторых, в этом общественном месте не могло быть «боль-шого стада свиней», потому что веками разводить сви-ней в Палестине было запрещено законом под угрозойсурового наказания. Наконец, мало того что подобноедеяние вовсе не доказывало божественной природы Иису-са, оно должно было возбудить невероятное неуважениек праву собственности; и любой суд присяжных в Анг-лии вынес бы против Него вердикт о нанесении тяжело-

1 [Его не сразу заключили под сражу, a оштрафовали и затемуже, по причине невыплаты штрафа, посадили в тюрьму. Он«выкупил свободы» и таким образом получил право появлять-ся на некоторых улицах. [Эта сноска была вставлена Пирсом вокончательный вариант.]2 <См.: Марк, 5, 1-20.>

9 Зак. 3309


го ущерба. Как раз в такой манере было необходимо под-робно разбирать каждый из евангельских рассказов очудесах, Ни один читатель не был в силах удержать всвоем уме аргумент такого объема — так что все долж-ны были оценить замечание Юма о том, что было быочень удобно иметь один решающий аргумент, причемне только против евангельских чудес, но и против всех«сверхъестественных случаев в истории как священной,так и светской». Под таковыми он, несомненно, подра-зумевал пророчества, предания о камнях, падающих снебес, истории о привидениях, исцелениях, произведен-ных психическим влиянием, и т. п. Стоит, однако, отме-тить, что он откровенно ограничивает применимость сво-его аргумента историей. Того, что необходимо сказать очудесах, переживаемых в непосредственном опыте, онкасается лишь однажды; но это лежит в стороне от егоглавного аргумента.]

Юм: На деле, похожие события не во всяком случаеединообразно происходят при похожих обстоятельствах;и все же в целом опыт наперед показывает нам, как частопроисшествие одного рода обычно сопровождается про-исшествием другого рода. ЦЗ. Мудрый человек соизмеря-ет свою веру с тем, насколько число имеющихся в опытеслучаев, в которых факты, подобные взятому к рассмот-рению, оказываются истинными, превосходит число слу-чаев, в которых такие факты оказываются ложными. |4.[Замечания о том, что «мудрый человек соразмеряет своюверу с очевидностью», Ц4 и что он «взвешивает противо-положные эксперименты» или «уравновешивает проти-воположные обстоятельства», Ц6 заслуживают тщатель-ного рассмотрения. Если вера есть то, на что опираетсячеловек в своем действии (man goes upon), из первойприведенной формулировки вытекает, что, будь очевид-ность неполна, мудрый человек станет действовать отчас-ти на основании одной теории, а отчасти — противопо-ложной ей, и все это вообще-то будет называться «сидетьна двух стульях». Однако данная формулировка можетзначить и следующее: человек, имея веру, принимает вовнимание возможность разочароваться в ней. Если так,то выражение «взвешивание противоположных экспе-риментов» вполне корректно, однако последующее ипринципиальное его применение — в смысле уравнове-


шивания невероятности дачи кем-то ложного свидетель-ства и невероятности самих засвидетельствованных про-исшествий — не только неточно, но непоправимо и вкорне неверно.1 Стоит отметить, что Юм не был ориги-нален в применении учения о случайностях (или вероят-ностях — chances) к [оценке] свидетельств (testimony);это сделал уже Николай Бернулли (первый из просла-вившихся представителей этой семьи) за два года до рож-дения Юма (1711-1776). Всеобщее же внимание к этомувопросу было привлечено за два года до выхода в светразбираемого нами юмовского «Опыта» (1748) тем обсто-ятельством, что решение некоего иска против НиколаяБернулли основывалось на силе того самого правила,которое он в свое время сформулировал. Если не гово-рить об изданном посмертно (в 1713 г.) и оформившемматематическое учение о вероятности великом трудеЯкоба Бернулли, в который Юм, вероятно, никогда незаглядывал, к тому времени были опубликованы две дру-гие важные книги, в какую-то из которых Юм долженбыл заглянуть, пусть надлежащим образом ее и не поняв.Это были Essai d'Analyse sur les Jeux de Hazard2 деканаРемона де Монфора (Dean Rémond de Montfort) (1708;второе и значительно улучшенное издание 1713) и «Уче-ние о случайностях» Де Муавра (De Moivre's Doctrine ofChances) (1716, второе измененное и значительно рас-ширенное издание 1738). Эта отрасль науки как раз всту-пала в пору своей зрелости, и авторов, писавших в товремя на данную тему, вполне можно извинить в том,что они, как позже Лаплас и Пуассон (Poisson), допуска-ли применимость учения о вероятности к <оценке> сви-детельств. Хотя представления (notions) Юма чрезвычай-но туманны, они обладают своей ценностью и отчастирешительно оригинальны. А поскольку почти невозможноясно изложить идеи, которые сами по себе далеко неясны,3самым честным правилом экзегезы было бы сле-

1 [Следующие шесть предложений об истории теории вероят-ности были вставлены Пирсом в окончательный вариант.]2 <Опыт анализа азартных игр.>3 [АС: «А поскольку попросту бесполезно спрашивать, что имелв виду Юм — туманность идей которого в этом месте <книги>пробирает читателя до костей».]


дующее: наделять юмовские смутные термины такимиопределениями, чтобы, насколько то позволяет их <тер-минов"- существенная ложность, окончательное приме-нение их к свидетельству (к каковому применению всяпредшествующая часть аргумента носит лишь подгото-вительный характер) по возможности гармонировало систиной. Руководствуясь этим экзегетическим правилом,я нахожу, что первым необходимым шагом в истолкова-нии предложения «мудрый человек соразмеряет свою верус очевидностью» будет дать определение «очевидности»или «отдельной очевидности» (an «evidence», or «item ofevidence»), каковое определение до того сложно в своейабстрактной формулировке, что к нему необходимо под-вести с помощью примера. Итак, допустим, мы знаем,что в пустую урну поместили один черный шар и десятьбелых. Это знание вселяет в нас уверенность, что еслиурну хорошенько потрясти и вытащить из нее один шар,взглянуть на него, затем опустить обратно, затем повто-рить этот набор действий неопределенное количество раз,и если вдобавок с регулярными интервалами по ходу вы-таскивания (как, например, в конце каждой 10-й, 20-й,30-й и т. д. пробы) удостоверять пропорцию всех «бе-лых» проб к «черным», установившуюся с самого нача-ла, — то при соблюдении всех этих условий единствен-ным показателем (value), к которому каждая новая удо-стоверенная пропорция, по сравнению с последней из удо-стоверенных ранее, будет в целом чаще приближаться,чем удаляться, будет показатель 10:1. Обычно мы кратковыражаем это обстоятельство следующими словами: «вконечном счете» («in the long run») на всякую «черную»пробу придется десять «белых». Подобный известный намфакт (в урне содержится десять белых и один черныйшар), вселяющий в нас уверенность, что при обстоятель-ствах, определенным образом относящихся к этому фак-ту (вытаскивание из урны будет производиться предпи-санным способом), какой-то результат (вытаскиваниебелого шара), определенным образом относящий к томуже факту, в конечном счете будет с определенной часто-той иметь место, как раз и называется «очевидностью»,или «отдельной очевидностью». Не стоит упускать, чтово всем нижеследующем разборе слово «очевидность»употребляется именно в этом, излишне особом смысле.


Делая следующий шаг истолкования, необходимо опре-делить смысл, в котором следует понимать слово «вера».Для этой цели надо понять, что Юмом здесь постулирует-ся следующее: если человек полагает некий факт «оче-видностью» в только что определенном смысле, то по со-зерцании (contemplation) любого из тех возможных бу-дущих результатов, к агрегату которого эта «очевид-ность» относится, в его груди возбуждается некотороепереживание (feeling); так, например, <оно возбудится>после того, как он поинтересовался, принесет ли пятаяпроба белый шар. За этим переживанием, которое я все-таки склонен называть ожиданием, Юм предпочитаетзакрепить наименование «веры». Это может быть как«вера» pro, так и «вера» con. Наконец, мы должны спро-сить, каким смыслом нам следует наделить «соразмере-ние» («proportioning») мудрым человеком своей веры сочевидностью. Здесь я должен привлечь особое вниманиечитателя к одному из нюансов той важной для Юма ипредставителей «высокой критики» теории вероятностей,на которой, с их точки зрения, необходимо покоитсявсякое наше суждение о свидетельстве. И так как длявсех наиважнейшим здесь будет ясно понять, насколькоименно они правы, я уверен, читатель не станет возра-жать, если далее от него потребуется по возможностинапрячь свою мысль. Итак, допустим, мы знаем, что со-держимое урны таково:

1 черный шариз слоновой кости

10 белых шаровиз слоновой кости

3 черных шара 30 белых шаровиз дерева из дерева

Некоей «очевидностью», в юмовском особом смыслеэтого термина, здесь оказывается знание следующегосвойства: если вытаскивать шары наугад и опускать ихобратно в урну, в конечном счете на каждую «черную»пробу придется десять «белых», а на каждый вытащен-ный шар из слоновой кости придется три шара из дере-ва. Более того, это будут две «очевидности», причем неза-висимые — в том смысле, в каком этот термин употреб-ляется в учении о вероятностях. Другими словами, мыполучим «очевидность» не только того, что 10 белыхшаров будут вытащены на каждый черный, но и того,


что такая пропорция окажется одинакова истинной длявсех вытащенных шаров из слоновой кости. Точно так.же, мы получим «очевидность» того, что 3 шара из дере-ва будут вытащены на каждый шар из слоновой кости, итак случится не только со всеми пробами вообще, но и совсеми «белыми» пробами, и со всеми «черными». Именнотаково значение термина «независимый», как он употребля-ется в учении о вероятностях. Но теперь допустим, чтомы поручили вытаскивать шары мальчику, предписавему смотреть на каждый вытащенный шар и показыватьего нам, если тот окажется либо и черным и из дерева,либо и белым и из слоновой кости — но, не показываянам, опускать шар обратно в урну, если тот окажетсялибо и черным и из слоновой кости, либо и белым и издерева. Согласно точке зрения как Юма, так и многихавторов, пишущих на математические темы, если сде-лать это последнее допущение, то имеющееся у нас зна-ние о содержимом урны — рассматриваемое как «очевид-ность» (в том же необычным смысле) того, каким будетхарактеристика любого шара, показанного нам маль-чиком, — аналогично нашему знанию, что, во-первых,3 истинных свидетельства какого-то очевидца приходятсяна каждое его же ложное свидетельство, но что, во-вто-рых, история, подобная им рассказанной, 10 раз ока-жется ложной против каждого раза, когда она окажетсяистинной, считая истинность по тому, верим мы этомуочевидцу или нет. Буде такое допущение сделано, вер-ное правило теории вероятностей предписывает нам по-множить показатель вероятности истинного свидетельстваочевидца, 3/1, на показатель вероятности истинности<с точки зрения нашей веры> его рассказа, 1/10, и по-лучить 3/10, что будет показателем вероятности (или от-ношением благоприятных к неблагоприятным случаям)<истинности> именно такой истории, рассказанной имен-но таким очевидцем. Юм говорит об «уравновешивании»(«balancing»), а это подразумевает, что здесь должны бытьупотреблены сложение и вычитание, а не умножение иделение. Это могло оказаться простой ошибкой с его сто-роны — однако мое экзегетическое правило требует отменя следующего истолкования: он имеет в виду, чтосила (intensity) переживания, называемого им «верой»,пропорциональна логарифму того самого показателя ве-


роятности, который его <это переживание> возбуждает(согласно расширенному варианту закона Фехнера). Юмбыл столь одаренным психологом, что, вполне возмож-но, мог это увидеть.

В 1|4 Юм впадает в заблуждение, очень характерноекак в аспекте ошибок, зачастую совершаемых оккамис-тами, так и особенно в аспекте их концепции законовприроды. Он, именно, полагает, что если человек в кон-кретном случае приходит к ожиданию некоторого резуль-тата, поскольку последний более, нежели был бы емупротивоположный, согласен с аналогичными примера-ми из его прошлого опыта, то эти единичные опытныепримеры, или, как Юм называет их, «эксперименты»,могут быть логически «уравновешены» друг против дру-га — как если бы они были независимыми «очевидностя-ми». Но это не так. Единичные примеры хотя и могутбыть чем-то очевидным в обычном смысле слова, не суть«очевидности» в том смысле, которого требует его аргу-мент. Если я не знаю, какие шары были <изначально>положены в урну, то, вытащив шар и обнаружив, чтоон — голубой, я не обрету никакой уверенности, чтокакую-либо определенную пропорционально часть буду-щих проб (и не более чем ее) составят пробы «голубые».И хотя такую ошибку совершали даже великие матема-тики, в явную нелепость впал только Юм — полагаяединичные примеры независимыми «очевидностями».Окажись Юм прав, человек, знающий о некоторой урне,что из нее по ходу эксперимента вытащили сто белыхшаров, но не знающий, были ли — и если да, то сколь-ко — из нее вытащены черные, в отношении следующейпопытки вытащить шар с полным правом испытывал бы«веру» четко определенной силы. Даже более того: сте-пень этой «веры» нисколько не изменилась бы, узнайон, что число черных шаров, когда-либо вытащенных изэтой урны, равняется нулю!

Нельзя делать следующего допущения: раз некий знактого, что нечто есть факт, очень убедителен, то этот знакдолжен быть «очевидностью» (в необходимом для Юмасмысле). «Очевидность» в обязательном для нас юмовс-ком значении есть такой аргумент, из которого необхо-димо следует, что тот или иной конкретный результат вконечном счете должен иметь место с такой-то часто-


той — не больше и не меньше. Прошлый опыт не есть«очевидность» будущего опыта, потому что вполне мыс-лима перемена в устройстве универсума. Нет смысла и втом, чтобы говорить об «очевидности» какого-либо еди-ничного события — «очевидность» показывает толькото, как часто происходит событие некоторого типа (kind).Коротко говоря, «очевидность» собственно соотноситсятолько с чисто гипотетическим положением вещей, ко-торое — и наша вера в это индуцируется совершеннодругими основаниями — приблизительно согласуется среальным положением вещей.

Здесь надлежит объяснить аналогию между ошибоч-ной юмовской презумпцией, что единичные примерынекоей индукции суть независимые «очевидности», и теммнением — его самого и его последователей, — что про-исшествие события (when an event occurs) в согласии сзаконом природы не имеет в себе реальной «необходи-мости». Они вовсе не говорили, что в таком происшествиинет необходимости в любом смысле, и я далек от того,чтобы вменять им это в вину. Наоборот, именно им оченьполюбилось называть себя «приверженцами учения о необ-ходимости» («детерминистами» — «necessitarians»). Еслибрать необходимость в строгом схоластическом смысле,она, как это объясняют все излагающие учение о мо-дальностях старые книги по логике, есть вид (species)всеобщности, и слова «некое событие — необходимо» встрогом смысле значат не только то, что оно происходит,но то, что оно произошло бы при всех обстоятельствах.Так что юмисты вовсе не одиноки в отрицании необхо-димости любого экспериментального знания — с нимисогласны почти все философы. Но если брать необходи-мость в том смысле, в каком она привычно употребляет-ся в повседневной жизни, то необходимым оказываетсяпроисходящее при всех обычно учитываемых обстоятель-ствах. Так, мы не говорим, что смена дня и ночи — не-обходима, ибо она зависит от того обстоятельства, чтоЗемля непрерывно вращается. Однако же мы говорим,что в силу гравитации всякое тело у поверхности Землидолжно непрерывно получать составное (component) на-правленное вниз ускорение — ибо это случится при всехобстоятельствах, которые мы обычно берем в расчет. Нои это ни Юм, ни его последователи даже не думают отри-


цать. Говоря же, что в гравитации нет «необходимости»,они имеют виду следующее: всякое «событие», в форму-лировке которого участвует гравитация (which gravitationformulates), есть в реальности событие, полностью неза-висимое от всякого другого — и это в точности подобносделанному Юмом допущению, что разные примеры ин-дукции суть независимые «очевидности». Другими сло-вами, падение одного камня не имеет реальной связи спадением другого. И недаром факт непрерывности уско-рения (а именно в нем и состоит гравитация) заставилбы таких теоретиков допустить, что и время составленоиз дискретных мгновений (инстанций — instances) —оккамистское учение, что реально есть только индиви-дуальные объекты, противостоит любой истинной непре-рывности. Возражение же, которое можно выдвинутьпротив юмовской концепции Закона Природы, таково: вто время как она допускает совершенную непостижимостьуниверсума, <мы знаем, что> поистине единственнойгарантией любой гипотезы должна быть ее способностьделать явления постижимыми. Последователи Юма оченьлюбят представлять свою концепцию закона природы какнаучный результат — и тем не менее у нас есть основа-ние сказать: хотя метафизика, к сожалению, по-прежне-му не достигла своей научной стадии, все сегодня указы-вает на то, что в своей зрелости она будет настолько уда-лена от такого, образца четырнадцатого века, оккамиз-ма, насколько это возможно. У любого же, кто полагает,что в каком-то смысле (кроме строгого схоластического)не-необходимость закона природы есть результат науки,можно по меньшей мере потребовать очень отчетливообъяснить, что же это за смысл. Дабы не быть обвинен-ным в в приверженности трюизму, он, вероятно, соизво-лит рассказать нам, что среди сколько-нибудь влиятель-ных современных философов есть и такие, кто придер-живается противного мнения.

В посвященных вероятности книгах, написанныхисключительно в интересах развития математики и оченьслабых с логической стороны, свидетельства трактуютсякак «очевидности», которые следует уравновешивать другс другом и друг против друга. Их авторы, другими сло-вами, полагают, что характер очевидца и т. д. сам посебе дает нам абсолютную уверенность, что этот очевидец


солжет ровно столько-то раз — ни больше ни меньше.Мне это кажется абсурдным. Как часто он даст неверныйответ, зависит от того, как поставлены вопросы. Если ониставятся так, что на них можно ответить только «да» или«нет», попросту случайные ответы будут, говорят нам,верны в половине случаев; однако человек, отвечающийверно на половину вопросов, помещенный в такой, на-пример, книге, как «Мангнолловы исторические вопро-сы» (Mangnall's Historical Questions), отвечает не наугад.Если скажут, что имеется в виду обычный ход задаваниявопросов и ответов на них в конечном счете (in the longrun), я очень сомневаюсь, что в таком деле может бытькакой-то конечный счет. Данное выражение подразуме-вает серию отношений (ratios), сходящихся (пусть и нере-гулярно) к некоему определенному показателю (value).Однако необходимости в том, чтобы такое схождение имеломесто, нет; а раз так, то в таком деле нет ни конечногосчета, ни чего-то подобного вероятности.

Не вдаваясь в дальнейшее обсуждение, я только ска-жу, что если я прав и такая вещь, как исчисляемая «прав-дивость» (numerical «veracity») очевидца, отсутствует —если сама эта идея по сути своей абсурдна, — тогда —прав я или нет, отрицая «достоверность» («credibility»)рассказа, взятого самого по себе — юмовский аргументбезнадежно неверен и не подлежит никакому исправле-нию. Но если я не прав ни в том, ни в другом, то несом-ненно, что, будучи взято вместе с надлежащими ему оп-ределениями, юмовское «уравновешивание очевидностей»представляет из себя исключительный по своей глубинеметод, а основанный на нем аргумент и вправду опровер-гает все слишком необычные истории.]

Юм: Вера в свидетельство есть всего лишь случайсуждения, базирующегося на знании того, что в некото-рых явлениях есть некоторая степень единообразия (таименно степень единообразия, в согласии с которой сви-детельство данного характера оказывается истинным), икак таковая эта вера должна управляться теми же прин-ципами, что и другие рассуждения на основании едино-образия опыта. |5. Принимать или не принимать сви-детельство, таким образом, необходимо в согласии с равно-весием правдоподобий (likelihoods). Ц6. (Юм говорит: «рав-новесием противоположных обстоятельств».) Мы должныучитывать характер и число свидетелей и т. д. Ц7.


Юм: Когда засвидетельствованный факт имеет в себечто-то необычное и чудесное или оказывается одним изтех, которые нам прежде редко доводилось наблюдать,это обстоятельство должно лечь на другую <т. е. говоря-щую против истинности факта> чашу весов. Ц8. Выводподкрепляется римской поговоркой. Ц9. Так же и ин-дийцев, отказавшихся поверить в лед, вовсе нельзя былоуличить в отсутствии мудрости. 1|10. [Сделанное к этомуабзацу примечание интересно с той точки зрения, чтооно прямо отсылает к правилу непрерывности — хотясамо по себе оно едва ли относится к главному аргумен-ту.] Что же нам необходимо заключить в случае, еслихарактер свидетелей, который следует положить на однучашу весов, таков, что лучшего мы не могли бы и же-лать, но необычность их истории, которую следует поло-жить на другую чашу весов, в своем приближении к чу-десности также достигает максимума? 1|11. Чудо естьнарушение X. [Нарушение «законов природы», говоритЮм. Но поскольку стоящая перед нами проблема какраз и заключается в том, чтобы достоверно выяснитьточное логическое отношение некоей частной концепциизаконов природы к аргументу Юма, мы должны, соглас-но правилу логики, заменить эту фразу символом — та-кая операция делает невозможным выдвижение аргумен-та без того, чтобы объяснить ровно столько логическогосодержания замененной фразы, сколько имеет какое быто ни было реальное отношение к самому аргументу.]Однако устойчивым (firm) и неизменным опытом былаустановлена истинность X. Следовательно, аргумент про-тив чуда убедителен настолько, насколько вообще мо-жет быть убедителен любой аргумент из опыта. Само жечудо есть такое событие, против которого имеется еди-нообразный опыт. |12. [Это — единственное определе-ние чуда, которое имеет отношение к самому юмовскомуаргументу. Как он говорит об этом в другом месте, чудоесть событие, происшествие которого не только ни в одинвек и ни в одной стране не было известно, но котороеположительно противно всякому опыту. Здесь же Юмвставляет сноску, в которой трактуется одно ничтожноевозражение: в случае многих чудес, наблюдаемые их дей-ствия вовсе не выходили за рамки чего-то привычного —действия такого, к примеру, рода, как внезапная смерть


Анании, пребывавшего в видимом здоровье, или мгно-венное прекращение бури. Его ответ таков: подобныеобстоятельства никогда не образуют всего повествованияцеликом, и если взять это последнее, то в результате все-таки получится нечто, неведомое ранее. И хотя в этомпримечании Юм дает полное схоластическое определе-ние чуда (к которому я еще вернусь), само оно в общем —не более чем водоворот в течении его аргументации.]

Юм: Из сказанного следует: дабы установить <су-ществование> чуда при помощи свидетельства, потребу-ется представить свидетельство такого характера, чтобычудом оказалась его ложность — и чудом гораздо боль-шим, нежели то, засвидетельствовать которое это свиде-тельство призвано. 1|13.

[Дабы опровергнуть то широко распространенное ичрезвычайно важное заблуждение (а именно таковым яего считаю), что свидетельство необходимо оцениватьпутем уравновешивания правдоподобий (likelihoods), идабы показать, на каких принципах его следует оцени-вать, понадобилось бы, учитывая приведение достаточ-ного количества демонстративных примеров, отдельноеэссе — при этом с концепцией закона природы его малочто будет связывать. И тем не менее по крайней мереодно возражение против метода подобного уравновеши-вания я могу здесь привести. В этом методе путаются двесовершенно разные вещи, а именно: объективные вероят-ности, каковые суть статистические факты — подобныетем, что составляют фундамент страхового дела, — исубъективные вероятности, или правдоподобия (likelihoods),которые суть не что иное, как выражения наших пред-взятых представлений (notions). Так, падение камня снеба не было «правдоподобно» («likely»), пока у людейбыл неискоренимый предрассудок против этого. Но и этоне все. Теория, гласящая, что человек говорит ложь имен-но столько-то раз, независимо от того, о чем идет речь,слишком далека от истины, чтобы быть хоть как-нибудьпригодной. Более того, совершенно безосновательна при-нятая у немецких авторов практика в тех отраслях древ-ней истории, с которыми я знаком (что не включает биб-лейской истории): зачастую они отвергают всякую имею-щуюся <в историческом документе> очевидность в пользусобственных представлений (notions) о правдоподобии,


даже не попытавшись при этом объяснить, каким жеобразом отвергнутое свидетельство стало таким, какоеоно есть. Истинным методом было бы объяснять имею-щееся свидетельство во всех случаях, а уж затем подвер-гнуть данное объяснение всем возможным испытаниям.Однако, чтобы ясно показать, что я имею в виду, потре-бовался бы не один пример.1]

Юм начинает Часть II своего аргумента [ее разбор не-существен для наших целей] заявлением положения, ко-торое ему предстоит доказать, а именно, что ни одно сви-детельство о чуде не имеет требуемой степени достовер-ности (certainty). 1|1. Достаточным доказательством это-го на самом деле служит всего-лишь следующее сообра-жение: нет таких очевидцев, чтобы событие сочиненияими какой-то истории из смеси заблуждений и преуве-личений могло бы быть названо чудесным, или оченьблизким к чуду. Ц2.

Кроме того, более правдоподобно, что люди расскажутчудесную ложную историю, нежели ложную историю, ни-чем не примечательную. Щ|3-6. Далее, уже имеющееся унас знание о повествованиях такого рода говорит какраз в пользу их невероятности. Щ7-10. Далее, чудесамкаждой религии противостоят чудеса (и другие очевид-ности) всех других религий. Ц11. Приводятся три вполнеавторитетных рассказа о чудесах, каковые чудеса самипо себе <т. е. не исходя из авторитетных уст> современ-ным Юму средним англичанином были бы без колеба-ний отвергнуты. ^||12—14. [В современном свете автори-тетность этих рассказов не кажется такой полной.] Сле-дует семь аргументов <против чудес> (Щ|15~21), все изкоторых носят специальный характер, за исключениемпервого, но и этот аргумент — не разработан. Наконец в1|22 Юм суммирует свой аргумент в полном согласии с

1 [Этот заключенный в квадратные скобки абзац был вставленПирсом в окончательный вариант после того, как Лэнгли уда-лил остаток части V и вставил следующее: «В обиходном, пустьи неправильном, употреблении языка закон природы есть пос-ледовательность событий, относительно которой мы наблюда-ем лишь то, что события на самом деле — пока длится наблю-дение — следуют друг за другом, причем данное наблюдениеникоим образом не дает нам права сказать, что в таком ихследовании есть какая бы то ни было необходимость».]


проведенным им выше анализом. [Следующие три абза-ца, 1HI23-25, являют собой пример неудовлетворительно-го рассуждения, ибо здесь Юм находит нужным выска-заться только по частным случаям, не показывая, к ка-ким же заключениям его принципы приведут как тако-вые. Относительно всех событий, трактуемых в этих аб-зацах, Юм лишь подтверждает уже примененные импринципы, демонстрируя, согласуются эти события с тем,что диктует здравый смысл, или нет.] Фрэнсис Бэкон,по-видимому, придерживался тех же принципов рассуж-дения. 1|26. [Два заключительных абзаца, ЦЦ27, 28, пред-ставляют собой не более чем ничем не спровоцированноеоскорбление христиан, которое Юм бросает с целью выз-вать вокруг данной главы его книги некоторую шуми-ху — а тем самым и рассерженные возражения.]

VI. Каково воздействие на этот, аргумент какой бы тони было концепции законов природы, или

метафизической сущности чуда?

Согласно определению Отцов церкви, чудо есть дея-ние (performance), настолько превосходящее обычныечеловеческие способности, что становится ясна необходи-мость оказанной деятелю необычной сверхчеловеческойпомощи. Это определение, в котором ничего не говорит-ся ни о законах природы, ни о других вещах, имеющихметафизический характер, до удивления подошло бы Юмудля достижения его целей. Он мог бы сказать: «Мы име-ем перед собой две противоположных возможности: либомы должны поверить, что в свидетельство каким-то об-разом закралась ложь, либо мы должны поверить, чточеловек совершил деяние, против возможности которогоговорит весь наш опыт. Что более правдоподобно? По-скольку опыт есть единственный источник знания, намнеобходимо принять первую возможность, которая со-гласна с опытом — тогда как вторая полностью ему про-тивна». Ведь именно таков и есть, в неизменном виде,аргумент Юма. Иначе говоря, аргумент Юма, по-види-мому, вовсе не требует принятия какого-либо частноговоззрения на имеющуюся в явлениях правильность(regularity) или на природу чуда — т. е. воззрения, ко-


торое выходило бы за пределы простого противопостав-ления чуда всякому опыту.

Юм не взял на вооружение данного патристикой опре-деления, потому что в его дни оно уже вышло из обихо-да. Он попросту переделал определение Аквината, заме-нив в нем ordo naturae на «законы природы» — ибоименно так в Англии (к тому времени уже на протяже-нии более чем двух поколений) обычно переводили дан-ное латинское словосочетание.1

Несомненно, Юму было предпочтительнее воспользо-ваться расхожим определением (чуда), дабы не услож-нять главный вопрос обсуждением подобных материй.И все же, будь это расхожее определение на самом делеим принято — в изначальном смысле или в смысле, ко-торым наделяли его картезианцы и другие современныеЮму школы, — оно должно было сделать юмовский аргу-мент логически недопустимым. Ибо если для этого аргу-мента постулат о том, что опыт есть абсолютно единствен-ный источник нашего знания, был жизненно важен, тосхоластические реалисты понимали под « порядком приро-ды» нечто вроде мысли, или разумности (reasonableness),реально и деятельно участвующей в формировании(shaping) явлений космоса. Тем не менее признание та-кой энергетической (energizing) разумности оставляло быкакую-то надежду на то, что врожденный свет челове-ческого разума может иметь свой вклад в знание. Еслиже мы оставим этой надежде какое-то место, то в случа-ях, когда опыт являет нам свою полную непригод-ность2 — как (не беря евангельские чудеса) он явит свою

1 Самый ранний из известных мне примеров подобного упот-ребления этой фразы (в современном смысле) встречается встихотворении Фулка Гревилла (Fulke Greville), «написанномв его Молодости, каковое Упражнение небезызвестно было сэруФилипу Сидни» (говорится на титульном листе), и напечатан-ном в 1633 году... [В этой сноске, вставленной в окончатель-ный вариант из-за того, что Лэнгли удалил приведенный вышеотрывок стихотворения вместе с последними абзацами части IIАС, Пирс цитирует первые четыре строчки из этого отрывка.]2 [Принадлежащая Лэнгли версия остатка части VI: «мы неиз-бежно и к полному краху юмовского аргумента будем вынуж-дены прибегнуть к этому самому внутреннему „свету естества».Всякий должен был видеть, что если считать явления обязан-


полную непригодность, спроси мы, что произойдет, еслиСын Божий велит человеку восстать из мертвых. В та-ких случаях мы неизбежно и к полному краху юмовско-го аргумента будем вынуждены прибегнуть к этому са-мому внутреннему «свету естества» («light of nature»).Из сказанного явствует, что аргументом Юма предпола-гается строго оккамистская концепция мира а, соответ-ственно, и законов природы.

VII. Какое действие произвел аргумент Юма на тех егосовременников, которые не публиковали своих мнении?'·

На большинство таких людей никакое рассуждениене оказывает влияния, если у его автора нет авторите-та — имя же Юма никакого веса ко времени даннойпубликации не имело. Из остальных его современниковмногие отметили бы про себя, что аргумент Юма есть неболее чем сжатая версия других — тех аргументов, окоторых они, и правда, были хорошо наслышаны, но скоторыми, по их мнению, определенно не более, а воз-можно и менее юмовского, было необходимо согласить-ся. Не мог оказать значительного воздействия данныйаргумент и на любого их тех, кто был достаточно заин-тересован в предмете, чтобы ознакомиться с книгамиВулстона и Анкета. В реальности он мог привлечь внима-ние одних лишь оккамистов, хотя мало кто к тому време-ни уже не был заклятым противником всяких чудес. Чтоже касается большинства образованных людей, то, счи-

ными своей правильностью всего лишь особому постановле-нию Всемогущего (а именно это [почти и] подразумевает фраза«закон» природы), то это чрезвычайно благоприятно для [верыв] чудеса — благоприятно до такой степени, что способно под-вигнуть людей на утверждение (нередко высказывавшееся),что слишком невероятное [с привычной точки зрения] можетстать весьма вероятным, если Бог пожелает дать нам открове-ние о Себе. Тем не менее, несомненно, что для огромного коли-чества людей подобное рассуждение было слишком темным».[Слова в квадратных скобках были добавлены Пирсом.]1 [В версии Лэнгли многое из частей VII и VIII удалено, а ос-тавшееся от них включено в часть VI, так что части IX и Xпирсовского АС у Лэнгли стали частями VII и VIII.]


тая церковь лишь придатком государства, они не моглине счесть выступление Юма заслуживающим порицания.

VIII. Какое воздействие, по мысли тех, кто непубликовал своих мнений, имела метафизическая

сущность закона природы на аргумент Юма?

Всякий должен был видеть, что считать явления обя-занными своей правильностью (regularity) всего лишьособому установлению Всемогущего (а именно это под-разумевает фраза «закон» природы) чрезвычайно благо-приятно для <веры в> чудеса — благоприятно до такойстепени, что некоторых способно подвигнуть к заявле-нию (нередко высказывавшемуся), что слишком неверо-ятное при обычных обстоятельствах может стать весьмавероятным, если Бог пожелает дать нам откровение оСебе. Но так как для огромного количества людей по-добное умозаключение (совершенно нелепое для окка-миста) было, несомненно, слишком сложным, им оста-валось сказать лишь следующее: «Этот джентльмен по-казывает свою расположенность принять все, что толькоможно, но при этом все же неспособен принять чудеса, аведь он так замечательно умеет рассуждать — так заме-чательно, что нам нельзя даже за ним уследить. Поэто-му нет сомнения, что он прав». Другим, заслышавшимоб упоминании «законов природы» и прекрасно знающим,что ни Гоббс, ни другой строгий оккамист не потерпел быподобной фразы, данное обстоятельство не позволило бы,вероятно, увидеть, что ни на чем, кроме оккамистскогофундамента, аргумент Юма покоиться не может.

IX. Оказал ли аргумент Юма иное влияние наобразованных людей нашего времени;

и если да, то почему?

У меня почти нет сомнений (ибо здесь я вновь могувыражать только то, что не выходит за пределы моегоузкого кругозора), что данный аргумент в основном ут-ратил тот престиж, которым он пользовался между време-нем Юма и нашим — в том промежутке, когда филосо-фия пребывала в путаном (confused) состоянии, а осозна-


ние метафизических вопросов не было столько глубоким,как тогда или как теперь.

Сегодня многие сомневаются, имеется ли достаточ-ная очевидность, что был некий Иисус — о котором восновном повествуется в Евангелиях, — и поэтому врядли они полагают, что аргумент Юма заслуживает како-го-то разбора. Другие придерживаются мнения, что не-зависимо от юмовского аргумента, самого по себе могу-щего быть сомнительным, никак не может быть призна-но достаточным свидетельство толпы, посреди которой,по-видимому, Иисус совершал свои чудеса. В наше вре-мя очень мало чья вера покоится на евангельских чуде-сах. Для большинства побуждением к религиозной веревыступает какой-то свой личный опыт — и если в чуде-са, в буквальном смысле, верят, то потому что они ка-жутся неотделимыми от религии. И опять же: главныйпринцип Юма — историческое свидетельство необходи-мо судить посредством уравновешивания вероятностей —использовался в недавнем прошлом немецкими критиками (ушедшими гораздо дальше, чем Юм позволял захо-дить своим невинным сомнениям) столь усердно, что по-терял всю свою новизну и большую часть своего блеска.

Кроме двух этих общих причин, две особых чертыаргумента Юма делают его теперь для многих неприем-лемым. Во-первых, Юм учит, что все человеческое зна-ние покоится на квазимеханическом изучении статисти-ки, и что естественный свет разума недопустим ни в ма-лейшей степени — а это противоречит течениям мысли,распространенным нынче, когда эволюция так или ина-че уже побудила нас отойти от чистого оккамизма. Во-вторых, Юм, сделав всякое рассуждение применениемисчисления вероятностей, сам тут же выказывает такоеневежество в отношении этого исчисления,1 что застав-ляет тех, кто хотя бы отчасти сведущ в последнем, счестьего <Юма> более поверхностным <мыслителем>, неже-ли он был в реальности. И так как наше главенствующеенастроение теперь — указывать на поверхностность скеп-тицизма восемнадцатого века, заметив подобный симп-

1 [В окончательном варианте Пирс добавил: «того самого ис-числения вероятностей, из которого он с такой помпой выво-дит свой аргумент».]


том, мы начинаем испытывать незаслуженное презрениек Юму — в реальности бывшему одним из великих ге-ниев психологии.

X. Стало ли какое бы то ни было изменение враспространенной концепции закона природы внекоторой степени причиной изменения нашего

отношения к аргументу Юма?

Нет сомнения, что в точности та же самая концепциязакона природы, которая была наиболее широко распрос-транена в дни Юма, наиболее широко распространена исейчас. Разница же заключается в том, что в наши днипрогресс прикладной науки заставляет людей обращатьвсе больше внимания на имеющуюся в природе регуляр-ность1 — так, если в дни Юма значительное большин-ство протестантского священства, насколько мы можемсудить, не только само себя убеждало, что верит в чуде-са, но и в реальности в них верило, то сегодня вы, задав-шись, к примеру, целью обойти в любое воскресенье втечение периода жестокой засухи как можно большецерквей, ни в одной из них так и не услышите молитвыо дожде.

Осмелюсь сказать, что люди теперь больше увлеченыпредсказаниями судьбы, хиромантией, связями с другиммиром и прочими средствами пощекотать нервы — ко-торые, как вещи непостижимые, стоят для них в одномряду с беспроволочным телеграфом, телефоном, рентге-новскими лучами и велосипедами, — нежели во време-на Юма, когда в моде был здравый смысл. Однако я невижу никакой аналогии между таким состоянием ума иверой в чудеса.

Некоторая часть научного мира с недавнего времени,и правда, посвящает большую часть своего времени об-суждению существенно условного (provisional) характе-ра научных теорий. Ничего нового в этом нет. Св. Авгу-стин в связи с чудесами заметил, что не преображенныйдуховно человек неспособен что-либо знать о реальномпорядке природы и что чудо есть нарушение законов

[Лэнгли удалил оставшуюся часть этого предложения.]


природы лишь в той степени, в которой мы их зна-ем — во времена Юма это замечание повторил епископБатлер.1 Однако если заявить, что формулы, принятькоторые как законы природы мы обнаружили основа-ние, со временем, вероятно, будут заменены, то такоемнение не только не будет необходимо враждебным ок-камизму, но, наоборот, окажется в полном согласии сего философией — это подтверждается тем, что в нашевремя оно отстаивается по большей части как раз окка-мистами. Нет в оккамизме и ничего такого, что делалобы невозможными чудеса. Подлинно нелогичным, с ок-камистской точки зрения, окажется лишь сделать ка-кое-либо из этих двух положений <о сменяемости зако-нов природы и о возможности чудес> основой принятиятого или иного частного чуда. Ибо если исходить из ок-камистских принципов, логическим подкреплением лю-бой веры может быть только положительный опыт, ар-гументировать же из того, что тебе не известно, простонелепость.

В той мере, в какой в наше время есть эволюционист-ские течения, которые уже заставили нас посмотреть назаконы с другой точки зрения, есть и зерно тех идей,которые неизбежно приведут к краху оккамизма, а вме-сте с ним и юмовского аргумента против чудес.

XI. Каковы реальные достоинстваюмовского аргумента?

Из когда-либо сделанных применений общего методасуждения о свидетельствах посредством уравновешива-ния правдоподобий юмовский аргумент относится к наи-более сильным.

Данный общий метод покоится на презумпции, чтоопыт есть единственный источник знания, а индуктив-ный процесс — единственный путь перейти от известно-го к неизвестному.

Однако не только наше знание не берется исключи-тельно из опыта, но и каждый научный результат (item

[Лэнгли удалил оставшуюся часть этого абзаца.]


of science) изначально был догадкой (conjecture), в кото-рую опыт лишь внес свои поправки.

Индуктивный процесс необъясним на основе допуще-ния, что все наше знание приходит лишь из опыта, ибыл бы невозможен, если бы это был единственный путьперехода от известного к неизвестному.

И если все существо (matter) наших серьезных науч-ных книг состоит из догадок, поверяемых опытом, товсе существо книг, посвященных методу суждения о сви-детельствах посредством уравновешивания правдоподо-бий, состоит в догадливости — той догадливости, кото-рая, как скверно подкованная лошадь, проносится мимовсех относящихся к делу фактов.

Когда этот метод применяется на деле, всегда оказы-вается так, что его плоды возбуждают либо смех, либоужас — в зависимости от того, было применение умозри-тельным1 или практическим.

Умозрительно он применяется современными немец-кими критиками древней истории, для которых обыча-ем стало отрицать свидетельства каждого историческоголица и взамен предлагать то, что кажется правдоподоб-ным в немецком университетском городке в его конкрет-ное историческое время. Однако эта критическая уста-новка незамедлительно выказывала свою смехотворностьвсякий раз, когда в возражение критика вонзался заступархеолога.2

Тот же принцип практически применяется на евро-пейском континенте к судебным уликам (evidence); и есликого-то поражает ужасная несправедливость, чинимаянашими собственными судьями и представителями про-куратуры, то в своем роде бальзамом на его уязвленныйамериканизм могло бы стать изучение результатов при-менения обсуждаемого нами метода в континентальном«правосудии ».

1 [Пирс в окончательном варианте заменил «умозрительным»на «чисто научным».]2 [Здесь заканчивается версия Лэнгли, из которой приведен-ный выше последний абзац был удален.]

ПИСЬМА К ЛЕДИ УЭЛБИ1

[Начало переписке Пирса с леди (Виолой) Уэлби по-ложила обзорная статья, опубликованная им в журналеNation от 15 октября 1903 г., которая была посвященаее книге «Что такое значение?» (What is Meaning?), aтакже труду Бертрана Рассела Principia Mathematica.Леди Уэлби для исследования знаков, их роли в разви-тии сознания вообще и рассмотрения различных пред-метов, имеющих важное значение для гуманитарногообразования в частности, предложила использовать тер-мин сигнифика (signifies). Позже ею была составленастатья о сигнифике для Encyclopaedia Britannica. Пирсмного лет посвятил разработке логической теории зна-ков и изучению особенностей исторической эволюциимысли, которая, как он полагал, имеет тесную связь спринципами использования знаков. Поэтому он был радвступить в длительную переписку с высокообразованнымчеловеком и тонким собеседником, проявляющим инте-рес не только к его логическим изысканиям в областиязыка, но также и к его философским взглядам на про-блемы этики и религии. Составляющие письма непри-нужденные рассуждения Пирса о прагматизме, космоло-гических категориях, называемых им Первичностью,Двоичностью и Троичностью, приводимый им разборразличных типов знаков, его взгляд на этические идеа-лы, рассматриваемые в качестве символов, и его мнениео религиозной вере — все это не только дает возмож-ность получить общее представление о философии Пир-са, но и обнаруживает толкования, представляющие под-час тот или иной предмет в более ясном свете, нежелиспециально посвященные оному статьи. Вместе с темписьма проливают свет на некоторые особенности егочастной жизни, касающиеся одиночества и денежных

1 <Перевод по изданию: Values in the university of chance. DoverPublications, Inc. NY, 1938. P. 380-432.>

Письма к леди Уэлби 279

затруднений, которые он испытывал в последнее десяти-летие своей жизни. Некоторые отрывки, не имеющиесущественного значения, были опущены.]

Отрывки из писем к леди Уэлби (1903—1911)

1 декабря 1903 г.

[...] Мне кажется, что возражения, выдвинутые про-тив моего термина «прагматизм», попросту несерьезны.Это учение о том, что истина состоит в будущей полез-ности (serviceableness) наших целей, и данный термин,как мне представляется, выражает его смысл достаточноясно. Я мог бы назвать его «практизм» или «практицизм»(πρακτικός несколько более корректно филологически, не-жели πραγματικός), но «прагматизм» лучше звучит.

[...] Даже величайший из когда-либо живших анали-тиков мысли мог бы потратить неограниченное количествовремени в попытках найти для своих идей совершенноевыражение. Но выражение и мысль суть одно, поэтому,потратив массу времени и энергии на то, чтобы сделатьсобственные мысли абсолютно отчетливыми, он никогдане достиг бы идеального результата и в конце концовтолько запутал бы все дело, так что стало бы совершен-но невозможно вообще что-либо понять. Думаю, Вашанастойчивость в том, что касается точности метафор —скажем, в случае такого выражения, как «пустить словов оборот» («to coin a word»), — представляет собой край-ность, которой можно было бы легко избежать без каких-либо потерь относительно сути дела. Я искренне и пол-ностью согласен, что изучение предмета, представляю-щего интерес для нас с Вами, должно служить — как бымне это выразить таким образом, чтобы ни в чем не согре-шить перед изощренной строгостью Ваших требований, —главной целью гуманитарного образования, каковая от-личала бы его от образования в сфере специального зна-ния. Под первым я имею в виду образование, необходи-мое каждому человеку, от общества и диалога с которымдругой ожидает некоторый положительный результат.Но в таком случае совершенная точность мысли недо-стижима, теоретически недостижима, и чрезмерноежелание ее может привести к последствиям еще более


нежелательным, нежели просто потеря времени — оноположительно делает мысль гораздо менее ясной. [...]

12 октября 1904 г. Милфорд, Пенсильвания

Дорогая леди Уэлби,С тех пор, как я получил Ваше последнее письмо,

дня не проходило без того, чтобы я не клял обстоятель-ства, до сего момента откладывавшие мой ответ, кото-рый я намеревался отправить сразу же, и после, чтобыкаждый раз я не давал себе обещание исполнить это какможно скорее. Но жизнь в провинции, по эту сторонуАтлантики — если только ты не мультимиллионер —сопряжена с большими трудностями. И хотя я провелздесь безвыездно почти все последние годы, я никак немогу привыкнуть к тому, что необходимое условие су-ществования в этой стране — ничем не выделяться изтолпы. Рискну утверждать, что Вы совершенно не спо-собны ни понять, ни представить себе, скажем, ту жизнь,которую ведет обычная американская девушка: это жизньдомашней прислуги. Также меня приводит в совершен-ное бешенство опрометчиво подписанный мной контракт,который обязывает меня к определенному сроку напи-сать несколько статей для приложения к «Словарю Века»(Century's Dictionary). Конечно, я мог бы описать моиидеи грубо и в немногих словах, но все же до настояще-го момента не уставал убеждать себя, что через несколь-ко дней мне удастся найти время, чтобы изложить пред-мет так, как мне бы того хотелось, пока наконец то, очем я собирался писать, вовсе не утеряло вполне ясныеочертания. Так или иначе, я не теряю надежды, что Выповерите — только невозможность помешала мне отве-тить безотлагательно, ибо от того, кто живет в провин-ции, можно ожидать подобной веры с большим основа-нием, нежели от того, кто прячется за городские стены.

Должен заметить, что я был весьма удивлен, когда выпредпочли не причислять себя к «рационалистам» и в тоже время сказали, что как женщина Вы представляетесобой существо естественным образом консервативное.Конечно, хозяйка дома — всегда министр иностранныхдел (не говоря уже о финансах и юстиции) и, как закон-ченный дипломат, осмотрительна и консервативна. Но я


по опыту знаю, что когда женщина близко принимаетнекоторую идею, она — в чем, собственно, и состоит ееисключительность — придерживается этой идеи с искрен-ним сердцем. Среди моих лучших друзей есть нескольковесьма радикально настроенных женщин. И я совсем неуверен, что ваше предложение изменить основа'ние ис-числения не представляется мне несколько радикальным.

Но прежде всего я хотел изложить мои соображенияпо поводу теории знаков, которая, с нашей с Вами точкизрения, заслуживает весьма пристального внимания.Впрочем, думаю, более с моей, нежели с Вашей, ибо счи-таю, что наивысшая степень реальности достижима толь-ко с помощью знаков, т. е. посредством реализации такихидей, как идеи Истины, Долга и остальных. Последнееутверждение звучит парадоксально, но когда я представ-лю Вам мою теорию в полностью развернутом виде, онопокажется Вам более основательным. Сегодня мне хоте-лось бы дать объяснение принципов, служащих главнойпредпосылкой моей классификации знаков.

Вам известно, что я полагаю введение новых терми-нов в особенности заслуживающим оправдания, когдадело идет о совершенно новых идеях. Не знаю, можноли посчитать идею науки, которую я называю Идеоско-nueù, совершенно новой, но только термин феномено-логия подразумевает собой нечто совершенно другое. Иде-оскопия состоит в описании и классификации идей, име-ющих отношение к обычному опыту или естественнымобразом возникающих в повседневной жизни, безотно-сительно к их значимости в ней и независимо от каких-либо связанных с ними фактов психологии. Посвятивизучению данного предмета три или четыре года, я ужедовольно давно (еще в 1867 г.) пришел к выводу, что всеидеи могут быть сведены к трем категориям — Первич-ности, Двоичности и Троичности. Эти термины режутслух мне в отнюдь не меньшей степени, чем любому дру-гому; и я долгое время пытался избавиться от них, най-дя им замену, но в конце концов оставил эту затею. Хотяи непривычно приписывать подобные значения числам, иболее того — триаде, это настолько же непривычно, на-сколько и истинно. Идеи Первичности, Двоичности иТроичности достаточно просты. Придавая бытию возможноболее широкий смысл — в том, что равным образом каса-


ется и идей, и вещей, и вместе с тем идей, которыми мыдумаем, что обладаем в той же степени, что и идей, кото-рыми мы действительно обладаем — я определяю Пер-вичность, Двоичность и Троичность следующим образом:

Первичность есть модус бытия нечто положительнотаким, каково оно безотносительно (without reference) кчему бы то ни было еще.

Двоичность есть модус бытия нечто таким, каковооно, принимая во внимание второе, но безотносительнок третьему.

Троичность есть модус бытия такого нечто, котороеесть то, что оно есть в приведении второго во взаимо-связь с третьим.

Я называю три указанные идеи кенопифагорейскими(cenopythagorean) категориями. Типичные идеи Пер-вичности суть качества переживаний или простые явле-ния. Например, алый цвет в королевском гербе, само ка-чество, независимо от того, воспринимается ли и являет-ся ли оно содержанием памяти или нет. Я не имею в виду,что Вам следует представлять себе, что Вы не восприни-маете или помните его. Напротив, Вам должно не при-нимать во внимание все, что может быть связано с каче-ством в восприятии или памяти, и при этом не имеетотношения к нему самому. Припоминая его, Вы имеете<едва различимую или> тусклую идею качества, когдаже оно прямо у Вас перед глазами, Вы обладаете его<живой или> яркой идеей. Но тусклость или живость непринадлежат собственно идее качества, хотя, вне сомне-ния, могли бы, если бы рассматривались просто как пе-реживание. Однако, когда живость мыслится, она неможет быть рассмотрена с этой точки зрения, ведь выдумаете о ней только как о выражении некоторой степе-ни беспокойства сознания. Качество красного цвета немыслится как принадлежащее Вам или свойственноеткани. Это просто некоторая позитивная возможность,безотносительная к чему бы то ни было еще. Если спро-сить минералога о том, что он называет твердостью, онответит, что это нечто, приписываемое телу, на котороенельзя нанести порез при помощи ножа. Обычный жечеловек понимает твердость как простую положитель-ную возможность, реализация которой наделяет телосвойствами кремня. Такая идея твердости есть идея Пер-


вичности. Недоступное для анализа общее впечатлениеот некоторого многообразия, мыслимое не как действи-тельный факт, но как качество, которое есть простая поло-жительная возможность явления, есть идея Первичнос-ти. Отметим naïveté Первичности. Кенопифагорейскиекатегории, несомненно, суть другая попытка охаракте-ризовать то, что Гегель пытался представить как тристадии развертывания мысли. Они также соотносятся стремя категориями каждой из четырех триад кантовс-кого списка категорий. Тот факт, что все эти попыткибыли осуществлены независимо друг от друга (схожестьмоих категорий с гегелевскими стадиями долгое времяоставалась незамеченной из-за той антипатии, с которойя отношусь к его философии), только свидетельствует впользу того, что таковые три элемента действительноимеют место. Идея момента настоящего, который — су-ществует он или нет — естественным образом мыслитсякак некоторая точка во времени, в коей никакая мысльне может осуществлять себя и никакая подробность неможет быть различима — есть идея Первичности.

Типический пример идеи Двоичности представляетсобой опыт усилия, отвлеченный от идеи причины. Мож-но возразить на это, что такой опыт не есть нечто дей-ствительное, что когда познаётся усилие, всегда беретсяв расчет и причина. В последнем утверждении, однако,вполне можно усомниться, так как в усилии, длящемсянепрерывно, идея причины рано или поздно теряется.Так или иначе, я воздерживаюсь от всякого рода психоло-гии, ибо таковая не имеет никакого отношения к идеоско-пии. Существование слова усилие служит достаточнымдоказательством того, что, как полагают, такая идеяимеет место, и этого достаточно. Опыт усилия не можетбыть осуществлен без опыта сопротивления. Усилие естьто, что оно есть, только благодаря тому, что нечто емупротивостоит, и при этом всякий третий элемент ис-ключается. Заметьте, что я говорю об опыте, а не о пере-живании усилия. Представьте себя сидящей в полном оди-ночестве ночью в корзине воздушного шара, высоко надземлей, наслаждающейся полнейшей тишиной и поко-ем. Внезапно вас настигает пронзительный сигнал паро-возного свистка, который длится достаточно долгое вре-мя. Ощущение покоя было идеей Первичности, качеством


переживания. Пронзительный звук свистка лишает Васвозможности думать или делать что-либо, так что все,что Вы можете — ждать, пока он не прекратится. Этотакже нечто совершенно простое, т. е. еще одна Первич-ность. Но то, собственно, что тишина была нарушенашумом, представляет собой опыт. В состоянии инертнос-ти, сообщаемой восприятию предшествующим пережи-ванием, человек идентифицирует себя с этим пережива-нием, так что новое переживание, которое он начинаетиспытывать, есть non ego. В момент перехода он облада-ет двусторонним сознанием ego и non-ego. Такое осозна-ние воздействия нового переживания, разрушающего пре-жнее переживание, я называю опытом. Опыт в общем ицелом есть то, чему течение жизни подчиняет мои мыс-ли. Двоичность может быть подлинной или вырожден-ной. Подлинность обладает множеством степеней. Говоряв общем, подлинная Двоичность состоит в воздействии, —грубом воздействии, — которое нечто одно оказывает нанечто другое. Я говорю о грубом воздействии, посколькукогда мы привлекаем идею закона или разума, мы по-падаем уже в сферу действия Троичности. Когда каменьпадает на землю, закон тяготения сам по себе не застав-ляет его это сделать. Последний подобен судье, вынося-щему приговор до его исполнения — до тех пор покарука правосудия, грубая сила судебного исполнителя неприведет приговор в исполнение, последний ровным сче-том ничего не стоит. Правда, судья, если это понадобит-ся, может наделить кого-то полномочиями исполнителя,но, так или иначе, он должен такового иметь. Действи-тельный факт падения камня касается собственно толькокамня и земли, на которую он падает в тот или иной мо-мент. И в этом случае мы имеем дело с противодействи-ем. Равно и существование представляет собой модусбытия нечто таким, каково оно во взаимодействии с дру-гим нечто. Имеет место также и действие без противо-действия. Таково действие предшествующего на после-дующее. Является ли идея, имеющая подобное односто-роннее определение, чистой идеей двоичности или жеона вовлекает троичность — трудный вопрос. На дан-ный момент мне кажется корректным первое утвержде-ние. Я полагаю, что когда Кант определил Время какформу только внутреннего чувства, он руководствовался


соображениями приблизительно следующего характера.Отношение между предшествующим и последующим со-стоит в том, что предшествующее естественным образомпредопределено и закреплено для последующего, после-дующее же не предопределено для предшествующего. Ноотсутствие естественной предопределенности присуще толь-ко идеям, существующее же установлено во всех отноше-ниях — в этом и состоит закон причинности. Отсюда,временное отношение затрагивает только идеи. К этомуможно еще добавить, что, согласно закону о сохраненииэнергии, в физическом универсуме не существует ниче-го, что бы соответствовало идее о зависимости последую-щего от предшествующего таким способом, каким самопоследующее в свою очередь не определяло бы предше-ствующее. В соответствии с указанным законом, все, чтоимеет место в физическом универсуме, состоит в обменеопределенного количества uis υιυαλ V2ni (ds/dt)2 для рав-ного перемещения. Квадрат отрицательного количестваесть величина положительная. Следовательно, если бывсе скорости в некоторый момент времени изменили своизначения на противоположные, это не привело бы ни ккакому изменению — только время изменило бы, таксказать, свое направление. Все, что случается, случалосьбы в обратном порядке. Эти аргументы кажутся мне дос-таточно вескими, чтобы доказать, что временная при-чинность (нечто совершенно иное, нежели физическоединамическое воздействие) представляет собой действиев сфере идей, а не существований. Но поскольку нашаидея прошлого есть в точности идея того, что абсолютноопределено, закреплено, fait accompli и лишено жизни,составляя в этом противоположность будущему как чему-то живому, пластичному и определимому, мне представ-ляется, что идея одностороннего действия — настолько,насколько она затрагивает бытие определенным — естьчистая идея Двоичности. Я думаю, что самыми грубымисвоими просчетами метафизики обязаны попыткам опре-делить будущее как нечто, что должно стать прошлым.Я никак не могу согласиться с тем, что идея будущегоможет быть таким образом переведена в разряд Двоич-ных идей прошлого. Сказать, что данный Тип событий

<Жизненная сила. — лат.


никогда не будет иметь места, значит отрицать существо-вание некоторого времени, когда случившееся событиестанет прошлым. При этом последнее вовсе не равнознач-но утверждению о прошлом, что оно соотносимо с ка-ким-либо определимым временем.

Когда мы переходим от идеи события к утвержде-нию, что оно никогда не произойдет, или будет беско-нечно повторяться, или тем или иным образом привне-сет идею бесконечного повторения, я бы сказал, что идеямеллонизирована (μέλλων, готовое быть, делать, претерпе-вать). Когда я различаю факт, который действует, но неспособен испытывать воздействие, я называю егоparelélythose (прошлое), а модус бытия, который состоит втаком действии — parelelythosine (-ine = είναι, бытие). Пер-вое я рассматриваю как идею Троичности, последнее —как идею Двоичности. Вообще идея любого диадическо-го отношения, не вовлекающая никакого третьего, естьидея Двоичности. Вырожденная Двоичность в чистомвиде представлена отношением тождества, к которомублизко примыкает подобие как единственно возможноетождество для Первых. В свое время мною были пред-ставлены самые различные способы классификации Ди-адических отношений. Наибольшую важность имеет рас-смотрение первого в том, что касается природы Второгосамого по себе, и второго в том, что касается природыего первого. Второе, или Относящее (Relate) само по себелибо Отсылающее (Referate), если оно по своей природеесть возможность, как, например, Качество; либо Раскрывающее (Revelate), если оно по своей природе естьСуществование. За основание разделения Второго по от-ношению к своему первому берется его отношение либок своему динамическому первому, либо к непосредствен-ному первому. Относительно своего динамического пер-вого Второе определяется либо собственно своей внут-ренней природой, либо реальным отношением ко второ-му (действию). Его непосредственное второе есть либоКачество, либо Существование.

Теперь я перехожу к Троичности. Я посвятил изуче-нию данного предмета добрые сорок лет, предприняврассмотрение его со всех точек зрения, какие только воз-можны, поэтому неадекватность Двоичности для того,чтобы дать содержанию сознания полное описание,очевидна для меня настолько, что когда я хочу убедить


в этом кого-либо, у кого есть на этот счет какие-либосомнения, я не знаю даже, с чего начать. Вместе с тем явижу, как многие ученые пытаются создавать собствен-ные системы, вовсе не вкладывая в них троичность. Не-которые из них — мои лучшие друзья — считают, что всвоих изысканиях во многом обязаны моим идеям, нопри этом так и не выучили главный урок. Что ж, стре-миться досконально изучить Двоичность — в высшей сте-пени правильное дело, ведь только так можно осознатьнеобходимость Троичности и полную невозможность еередукции, хотя для того, чей ум способен ухватить этуидею как таковую, достаточно заметить, что путем про-стого присоединения начала одной линии к концу дру-гой никак не может быть получено разветвление пер-вой. Мой друг Шредер буквально влюбился в мою ал-гебру диадических отношений. Я посвятил ее пробле-мам несколько страниц в моей Заметке В (Note В),1 опуб-ликованной в «Логических исследованиях <представи-телей Университета> Джона Хопкинса», которые объе-мом вполне соответствуют значимости вопроса. Его книга2

весьма основательна, но последнее обстоятельство толь-ко лишний раз делает более ясным тот факт, что Двоич-ность никак не может обойтись без Троичности. (Он состорожностью избегает упоминания о таковой возмож-ности, но заходит достаточно далеко, чтобы утверждать,что Двоичность более значима. Так оно и есть, но лишьв том смысле, что без Двоичности не может быть понятаТроичность. В том, однако, что касается ее применения,она в такой степени уступает Троичности, что в этомаспекте находится как бы в совершенно другом мире.)Даже в своей наиболее вырожденной форме — а Троич-ность обладает двумя степенями вырожденности — онаможет обнаружить в себе нечто, не являющееся простойдвоичностью. Если взять любое обычное триадическое

1 [«Логические исследования представителей УниверситетаЦжона Хопкинса» («Studies in Logic by Members of the JohnHopkins University») редактировались Пирсом. Книга былаопубликована Little, Brown and Company в 1883 τ. Пирсона«Заметка В» воспроизведена в 12 главе III тома Collected Papersof Charles S. Peirce.]2 [Vorlesungen über die Algebra der Logik. B.G. Teubner, Leipzig,

1890-1905.]

288 Логические основания теории знаков Письма к меди Уэлби 289

отношение, то мы всегда обнаруживаем в нем ментам,ную составляющую. Грубое действие есть вторичность,ум же вовлекает троичность. Разберем, к примеру, отношения «А дарит В некоему С». Что есть дарение? Оно незаключается в том, что А выбрасывает В, а С впослед-ствии подбирает его. В данном случае даже необязатель-но, чтобы имело место некоторое материальное переме-щение. Дарение состоит в том, что А наделяет С правамина владение В в соответствии с Законом-. Акту даренияпредшествует определенного рода закон, определяющийправо, будь это даже право сильнейшего. Теперь предпо-ложим, что имевший место акт дарения состоял в том,что А куда-то положил В, который С позже подобрал.Этот случай описывает вырожденную форму Троичнос-ти, в которой соответствующий элемент прилагается вне-шним образом. В том, что А выбрасывает В, нет ника-кой троичности, как нет ее и в том, что С подбирает В.Но если вы утверждаете, что два означенных действияконституируют единый акт, основанный на тождествен-ности В, вы переступаете пределы грубого факта, таккак тем самым вводите в отношение ментальную состав-ляющую. Что касается моей алгебры диадических отно-шений, Рассел в своей книге, поверхностной до тошно-ты, отпускает несколько несерьезных замечаний об «от-носительных прибавлениях» и т. д., которые абсолютнолишены всякого смысла.1 Он, а может быть, Уайтхед,говорит, что необходимость в них возникает крайне ред-ко. Необходимость в них никогда не возникает, если вво-дить один и тот же тип связи для совершенно разныхслучаев. И поскольку данный тип связи представляетсобой часть системы, это неизбежно сказывается на сис-теме в целом. Но предоставим Расселу с Уайтхедом воз-можность самим заботиться о своем спасении. Мое кри-тическое замечание по поводу алгебры диадических от-

1 [Замечания, к которым отсылает Пирс, приводятся в PrincipiaMathcmatica на с. 24, где Рассел говорит, что методы, которы-ми пользуется Пирс, настолько громоздки, что это делает при-менение их делом совершенно невыполнимым, а также содер-жат ряд философских ошибок в интерпретации относитель-ных пропозициональных форм. В настоящее время большин-ство исследователей считают интерпретацию Пирсом относи-тельных пропозиций приемлемой.]

ношений, с которой, хотя я и считаю ее весьма интерес-ным делом, у меня отношения далеко не простые, состо-ит в том, что, не распознавая собственно триадическиеотношения, она тем не менее использует их. Ведь всякоесочетание относительных (relatives) с целью созданиянекоторого нового относительного представляет собойтриадическое отношение, несводимое к совокупностидиадических отношений. Неадекватность диадическо-го отношения может быть показана множеством спосо-бов, но в данном случае оно в конфликте с самим собой,если его рассматривать (как сам я никогда его не рас-сматривал) в качестве достаточного для выражениялюбых отношений. Моя универсальная алгебра отноше-ний с прилагаемыми к ней индексами, Σ и П, вполнеможет быть расширена так, чтобы охватить весь предмет.То же, и даже с большим основанием, можно сказать так-же о системе экзистенциальных графов, хотя последняяи тогда еще будет далека от совершенства. ' Я недостаточ-но времени посвятил изучению вырожденных форм Тро-ичности, но все же могу сказать, что Троичность имеетдве ясно различимые степени вырожденности. В своейподлинной форме Троичность представляет собой триади-ческое отношение, устанавливающееся между знаком, егообъектом и интерпретирующей его мыслью, которая саматакже является знаком, и рассматривается как конституи-рующее модус бытия знаком. Знак служит связующим зве-ном между знаком-интерпретантом и объектом. Есливзять знак в самом широком смысле, его интерпретантсам не обязательно должен быть знаком. Но всякое по-нятие, конечно, является знаком. Об этом уже достаточ-но сказано у Оккама, Гоббса и Лейбница. Но мы можемвзять знак настолько широко, что интерпретант его бу-дет представлять собой не мысль, но действие или опыт.Мы можем даже толковать значение знака настолькорасширительно, что его интерпретантом может быть ка-чество переживания. Третье есть нечто, приводящееПервое в отношение ко Второму. Знак есть некоторогорода Третье. Как нам следует охарактеризовать его? Сле-дует ли сказать, что знак приводит Второе, его Объект впознавательное (cognitive) отношение к Третьему? Или

1 [См. кн. II том IV Collected Papers of Charles S. Peirce.]

Ю З а к . 3309


же что знак приводит Второе в то же отношение к перво-му, в котором он сам находится к тому же Первому?Если мы настаиваем на привлечении сознания, мы дол-жны определить, что имеется в виду под сознаваниемобъекта. Должны ли мы определить его как Пережива-ние? Или же, быть может, ассоциацию, или Привычку?Последние на первый взгляд представляют собой психо-логические дистинкции, которых я в особенности стрем-люсь избегать. Какова по существу разница между зна-ком, сообщаемым уму, и тем, который не сообщаетсятаким образом? Если бы мы просто желали определить,что мы действительно имеем в виду под знаком, то всамом скором времени вопрос мог бы быть решен. Нодело не в этом. Мы находимся в ситуации зоолога, кото-рый хочет знать, каково должно быть значение слова«рыба», чтобы сделать рыб одним из классов позвоноч-ных. Мне представляется, что основная функция знакасостоит в том, чтобы сообщать действенность отношени-ям, ею не обладающим — не принуждать их к действию,но устанавливать привычку или общее правило, посред-ством обращения к которому они будут действовать вопределенной ситуации. Если обратиться к физике, все,что случается, — это непрерывное прямолинейное дви-жение с определенной скоростью и ускорением, сопро-вождающим различные относительные положения час-тиц. Все остальные отношения, которых мы знаем весь-ма большое количество, не действенны. Знание некото-рым способом наделяет их действенностью, знак же естьтакое нечто, зная которое, мы знаем нечто большее. Заисключением знания о содержании сознания в некото-рый данный момент настоящего (существование каково-го знания сомнительно), всякая наша мысль и всякоезнание возможны только посредством знаков. Знак, сле-довательно, есть объект, таким образом соотнесенный сосвоим объектом с одной стороны и с интерпретантом сдругой, что это приводит интерпретант в отношение кобъекту, соответствующее его собственному отношению ктому же объекту. Я мог бы сказать «подобному его соб-ственному отношению», ибо соответствие заключается вподобии, но значение первого кажется более точным.

Теперь я вполне готов дать мою классификацию зна-ков. Как я уже указал, знак имеет два объекта: его объекткак он репрезентирован и его объект сам по себе; а так-

Письм.а к леди Уэлби 291

же три интерпретанта: его интерпретант как репрезен-тируемый или подразумеваемый способным к тому, что-бы быть понятым, его интерпретант как он произведен,и его интерпретант сам по себе. Так что основанием дляразделения знаков может служить их отношение к сво-им объектам, их собственная материальная природа иих отношение к своим интерпретантам.1

Знак сам по себе либо обладает природой явления —и тогда я называю его квалисигнумом; либо он есть еди-ничный объект или событие — и тогда я называю егосинсигнумом (где слог sin означает то же, что и в словахsemel, simul, singular <раз, сразу, единожды> и т. д.);либо он обладает некоторой общей природой — тогда яназываю его легисигнумом. В том смысле, который мычаще всего придаем термину «слово», когда говорим, чтоопределенный артикль the — это одно «слово», а неопре-деленный артикль ап — другое «слово», слово представ-ляет собой легисигнум. Но когда мы говорим, что наданной странице записано 250 «слов», из которых 20 —определенные артикли, слово является синсигнумом.Синсигнум, таким образом актуализирующий легисиг-нум, я называю репликой легисигнума.2 Ни легисигнум,ни синсигнум не являются индивидуальной вещью. Раз-ница между ними состоит в том, что легисигнум обладаетопределенной идентичностью, хотя последняя обычно до-пускает множество проявлений. Так & (и, and) и соответ-ствующий звук суть одно и то же слово. Квалисигнум леене обладает идентичностью. Это простое качество явле-ния &, которое не остается в точности тем же самым и втечение одной секунды. Вместо тождественности он об-

1 [Выделение двух объектов и трех интерпретантов позволилоПирсу составить десять трихотомий и 66 категорий знаков.Речь идет о представленном в значительно усовершенствован-ном виде учении, изложенном в кн. II тома II Collected Papers,где Пирс придерживается трех трихотомий и десяти катего-рий знаков. Письмо, отправленное Пирсом 23 декабря 1908 г.,содержит ряд дополнений к объяснениям, приводимым в дан-ном письме. В Аппендиксе В приведен список десяти трихото-мий. Аппендикс В приводится в издании д-ра Лиеба (diariesS. Peirce's Letters to Lady Welby, ed. Irvin C. Lieb. Whitlock,Inc., New Haven, Conn., 1953).]1 [Обычно Пирс пользуется термином «синсигнум». Вместо«реплики» он также иногда использует термин «мета» (token).]


ладает сильным подобием и не может подвергнуться сколь-ко-нибудь серьезному изменению без того, чтобы при этомне стать совершенно другим квалисигнумом.

По типу их отношений к своим динамическим объек-там я разделяю знаки на Иконические, Индексальныезнаки и Символы (что соответствует разделению, данно-му мной в 1867 г.). Я определяю Иконический знак кактакой, который обусловлен своим динамическим объек-том, исходя из собственной внутренней природы знака.Таков всякий квалисигнум — образ или настроение, воз-никшее от прослушанного музыкального отрывка какрепрезентирующего то именно, что хотел вложить в негокомпозитор. Таков может быть синсигнум — конкрет-ная <схема или> диаграмма, например кривая погреш-ностей. Я определяю Индексальный знак как такой, ко-торый обусловлен своим Динамическим объектом черезреальную связь с последним. Таково Имя Собственное(легисигнум), симптом некоторой болезни (Симптом сампо себе есть легисигнум, общий тип, обладающий опре-деленными свойствами. Его конкретное проявление пред-ставляет собой синсигнум). Я определяю Символ как знак,который обуславливается своим динамическим объектомтолько в том смысле, что первый будет интерпретированв качестве Символа. Таким образом, он зависит или отнекоторой конвенции, привычки, или от естественногохарактера своего интерпретанта, или же области действияэтого интерпретанта (области, которая таковым обуслав-ливается). Всякий символ с необходимостью являетсялегисигнумом, но называть символом реплику легисиг-нума значило бы допускать неточность.

В том, что касается его непосредственного объекта, знакможет быть знаком качества, существования или закона.

В зависимости от отношения к своему означенному(signified) интерпретанту знак может быть Ремой, Дици-сигнумом или Аргументом. Последнее разделение соот-ветствует известной триаде, состоящей из Термина, Про-позиции и Аргумента, преобразованной таким образом,чтобы в общем и целом быть применимой к знакам. Тер-мин есть просто имя класса или имя собственное. Я несклонен рассматривать имя нарицательное как существен-но необходимую часть речи. Ведь в отдельную часть речионо развилось только в арийских языках, баскском и,возможно, еще в нескольких малоизвестных наречиях.


В семитских языках оно главным образом присутствуетв глагольной форме, причем последний факт имеет нетолько грамматическое, но и общее когнитивное значе-ние; и насколько я могу судить, то же может быть сказа-но относительно большинства языков. В моей универ-сальной алгебре логики имя нарицательное отсутствует.Рема есть любой знак, который нельзя признать ни ис-тинным, ни ложным — таково любое отдельно взятоеслово, за исключением «да» и «нет», которые играют зна-чительную роль почти исключительно в современных язы-ках. Пропозиция, в том смысле, в котором я ее исполь-зую, представляет собой дици-символ. Дицисигнум вооб-ще есть не утверждение, но знак, способный к тому, что-бы быть утверждаемым. При этом всякое утверждениепредставляет собой дицисигнум. В настоящее время (на-деюсь, будущее внесет в этот вопрос большую ясность) ясчитаю, что акт утверждения не является в чистом видеактом означивания. Таковой представляет собой конста-тацию того факта, что некто заранее согласен принятьвзыскание, которое будет наложено на него как на лже-ца, если утверждаемая пропозиция окажется неистин-ной. Акт »се суждения есть акт само-опознания убежде-ния. Убеждение состоит в преднамеренном принятиипропозиции за основу для поведения. Но я полагаю, чтов данном положении далеко не все выглядит столь ужбесспорным. Все зависит от того, какая из возможныхточек зрения дает простейшее представление о природепропозиции. Итак, придерживаясь того мнения, чтоДицисигнум ничего не утверждает, я естественным об-разом считаю, что для Аргумента необязательно бытьнавязанным (be urged) или входить в соподчинение (besubmitted) фактически. Поэтому я определяю его какзнак, который репрезентируется в его означенном ин-терпретанте не в качестве Знака этого интерпретанта,т. е. умозаключения (ибо это означало бы навязыватьили соподчинять его), но как если бы он был Знакоминтерпретанта или же Знаком состояния некоторогоуниверсума, к которому он отсылает, при том еще усло-вии, что его посылки приняты как само собой разумею-щиеся. Я определяю дицисигнум как знак, репрезенти-руемый в его означенном интерпретанте так, как еслибы он находился в Реальном Отношении к своему Объек-ту. (Или »се как находящийся в таком отношении, если он


утверждается.) Рема определена мной в качестве знака,который репрезентирован в его означенном интерпретантетак, как если бы он был свойством или меткой (mark),или же в качестве являющегося таковым.

В соответствии с моими нынешними взглядами, знакможет привлекать (appeal to) свой динамический интер-претант трояко:

1. Аргумент может быть подчинен своему интерпре^танту как нечто, логическая обоснованность чего бу-дет признана;2. Аргумент или дицисигнум могут быть навязаны свое-му интерпретанту посредством настойчивого требования;3. Аргумент или дицисигнум могут быть, а рема един-ственно только и способна, чтобы быть представлен-ной интерпретанту для дальнейшего рассмотрения(contemplation).

Наконец, по типу отношения знаков к своему не-посредственному интерпретанту я подразделяю их на триследующие категории:

1. те, что интерпретируемы в бесконечной последова-тельности мыслей или других знаков подобного рода;2. те, что интерпретируемы в действительном опыте;3. те, что интерпретируемы в качествах пережива-ний или в явлениях.

Теперь, если Вы в целом согласны с моей точкой зре-ния и полагаете, что во всем изложенном здесь есть доляистины, которая может оказаться полезной, я был бы оченьрад, если бы Вы позаботились сделать из этого приложе-ние к следующему изданию Вашей книги, удалив, ко-нечно же, нелицеприятные выпады, в особенности те,что сопровождаются одним или более (последователь-ным или нет) критическим замечанием, ибо я, вполневозможно, допустил некоторые неточности и ошибки. [...]


Вы спрашиваете, имею ли я в виду, когда говорю об«обосновании» религии, возможность ее «опытного» илиже «логического» обоснования. Я отвечу, что вопрос обистинности религии есть вопрос о том, что является, ис-

Писъма к леди Уэлби 295

тинным, а не того, что было бы истинным в соответствиис некоторой произвольной гипотезой, наподобие тех, скоторыми мы имеем дело в чистой математике, так что вданном случае единственное возможное логическое обо-снование и есть опытное обоснование. Если бы, к приме-ру, мы задались вопросом о том, опишет или нет подбро-шенный in vacua вверх алмаз Кохинор параболу с верти-кальной осью, то сказать, что Кохинор представляет со-бой тело, обладающее весом, и сослаться на то, что всетела, обладающие весом, двигаются в вакууме именнотаким образом, — не значило бы дать реальное обосно-вание. Наш вопрос в целом разрешится, если мы устано-вим, обладает ли фактически алмаз каким-либо весомили нет, то есть тем же весом на всякой высоте и вовсякое время. Это может быть выяснено только благода-ря обоснованию из опыта. В нашем случае для такогообоснования достаточно один раз взглянуть на вещь. Ибоуже известно как факт, что все видимое, кроме оптическо-го образа или иллюзии, в действительности обладает ве-сом. Если, чтобы доказать данную эмпирическую пропо-зицию, мы решим совместить опытное обоснование иматематическую аргументацию, последняя никак не по-может в определении характера самого обоснования, таккак хорошо известно, что математическое суждение итак представляет собой необходимую составляющую вся-кого опытного обоснования. Так или иначе, я решитель-но возражаю против того, чтобы делать математическоесуждение единственно возможным инструментом «логи-ческого обоснования». Напротив, в качестве таковогоинструмента я утверждаю «обоснование из опыта», покрайней мере в том, что касается любого вопроса, задаю-щегося с целью выяснения свойств Реальных объектов.Математическое доказательство показывает только, чтоодна произвольная гипотеза вовлекает другую. И подоб-ный ход мысли может затрагивать реальное положениевещей только в том смысле, что, поскольку значения,полученные посредством обоснования из опыта, в томили ином приближении соответствуют произвольной ги-потезе, мы допускаем, что ее математические следствиябудут в том или ином приближении также выполняться.Но наличие данного соотношения не будет доказанным,пока само не получит опытного обоснования.


Вы спрашиваете меня, распространяю ли я, когда яговорю, что сознание характеризуется своей «активнойсилой, устанавливающей отношения между объектами»,сказанное также на установление отношений междуидеей и действием. Я должен пояснить, что в соответ-ствии с моей статьей об Этике Терминологии, которую яВам наверняка должен был уже выслать, но теперь вышлюеще одну копию, я использую термин «объект» в томсмысле, в котором <прилагательное> objectum субстан-тивировалось в начале XIII века. Когда я пользуюсь этимтермином, не оговаривая, об объекте чего идет речь какоб объекте, я имею в виду что угодно, что предстает мыслиили сознанию в самом обычном смысле. В том же смыс-ле, хотя и в соответствии с иным принципом, данныйтермин используют Стаут и Болдуин. Раз уж об этомзашла речь, добавлю, что я не делаю никакого противо-поставления между Субъектом и Объектом, и уж темболее не провожу никакого разделения на «субъектив-ное и объективное», подобно тому, как это на разныелады делают немецкие мыслители, что приводит к ре-зультатам для философии весьма и весьма плачевным.Я понимаю «субъект» как коррелят «предиката» и гово-рю о «субъектах» только тех знаков, в которых содер-жится нечто, отчетливо указывающее на то, что являет-ся объектом знака. Субъект такого знака есть такого родаобъект знака, на который сделано подобное отчетливоеуказание или могло бы быть сделано, если бы знак имелболее детальное выражение. (Под «иметь выражение» яподразумеваю быть высказанным в речи, записанным набумаге и т. д.). Думаю, я утке дал ответ на Ваш вопрос,по крайней мере в том, что касается идей. Я не оченьясно понимаю, что Вы имеете в виду под установлениемотношений между действиями, как чем-то отделеннымот идей действий. Я еще хотел бы кое-что сказать осубъектах, поскольку сигнифика должна, надо полагать,уделять большое внимание серьезному логическому ана-лизу, т. е. дефинициям. То, что я собираюсь сказать наэтот счет, имеет самое непосредственное отношение к про-блемам логического анализа. Субъект чистой символи-ческой пропозиции, т. е. такой, которая не включает всебя никаких диаграмм, а состоит только из конвенцио-нальных знаков — таких, как слова, — может быть оп-


ределен как такой, с которым требуется некоторое кос-венное знакомство для интерпретации (или понимания)пропозиции. Так, утверждение «Каин убил Авеля» неможет быть соответствующим образом понято тем, комуничего не известно о Каине и Авеле, кроме той информа-ции, которую сообщает ему сама пропозиция. Конечно,Авель представляет собой субъект в той же степени, чтои Каин. Далее, данное утверждение не может быть поня-то человеком, не имеющим представления о том, что та-кое убийство. Следовательно, Каин, Авель и связываю-щее их отношение, т. е. убийство — суть субъекты ука-занной пропозиции. Для объяснения того, в чем собствен-но состоит отношение Каина к Авелю, требуется Икони-ческий знак, поскольку это отношение воображаемое илиспособное стать предметом воображения. Чтобы обеспе-чить необходимое знакомство с любой единичной вещью,требуется Индексальный знак. Для передачи общей идеисовершения убийства, в соответствии с некоторым общимзаконом, требуется обладающий общей природой знак,т. е. Символ. Ведь символы используются либо на осно-вании привычек, которые, конечно же, представляютсобой нечто общее, либо конвенций или соглашений,также обладающих общей природой. Здесь я хочу оста-новиться на том, что грубое принуждение отличается отдиктуемой разумом необходимости, основанной на зако-не, тем, что некто может иметь идею о нем, пониматьего смысл в единичном событии, безотносительно к ка-кому бы то ни было закону. Закон природы — и я наэтом настаиваю — представляет собой реальность, а непродукт деятельности сознания, ens rationis, как этопытается показать Карл Пирсон. Я же предпочитаю го-ворить скорее о введении в силу закона, к которому за-кон принуждает не сам по себе, но только потому, чтолюди будут ему подчиняться. Судья, выносящий приго-вор преступнику, применяет писаный закон к конкрет-ному случаю, но его приговор per se обладает силой неболее, чем общее правило. В чем приговор проявляет себякак действующая сила, так это в том, что он переводитзакон в сферу действия судебного исполнителя, приста-ва или палача, которого наделяет правом совершить актправосудия и чья грубая сила осуществляет реальноепринуждение. Так, Иконический знак репрезентирует


некоторого рода вещь, которая может иметь и иногдадействительно имеет место, Индексальный знак указы-вает на саму вещь или событие, с которым мы в данныймомент имеем дело. Такую единичную вещь или поло-жение вещей я называю Событием. Наконец, Символрепрезентирует то, что может быть наблюдаемо при не-которых общих условиях, и представляет собой нечтообщее. Когда мы при анализе пропозиции переносим всубъект все, что можно изъять из предиката, все репре-зентирующее себя после этого в предикате — лишь фор-ма связи между различными субъектами, как выражае-мыми в пропозициональной форме. Что я имею в видупод «всем, что можно изъять из предиката», станет болееясным, если в качестве примера мы приведем то, что былобы таким образом изъять невозможно. Для начала жезаймемся первым:

«Каин убил Авеля». Здесь предикат обнаруживаетсебя как « убил ». Но мы можем также изъятьакт убийства из предиката, который тогда примет вид« состоит с в отношении ». Предположим, мыхотим изъять из предиката еще больше, тогда последнийбудет иметь форму « выполняет функцию относяще-го в отношении к », переместив затем «функциюотнесения в отношении» в другой субъект, получим «выполняет для к . Но в данном случае «вы-полняет» означает «выполняет функцию». Более того,«выполняет функцию отношения», так что мы прихо-дим к тому, что, несмотря на возможность перемещенияв другой субъект, данное содержание неизменно остается впредикате. Другими словами, утверждать, что «А находит-ся в отношении R к В» — значит утверждать, что А нахо-дится в определенном отношении к R. Теперь выделим этоследующим образом: «А находится в отношении R1 (гдеR1 — отношение относящего к отношению, в которомоно выполняет роль относящего) к R к В». Но в нашемслучае оговорено, что А находится в определенном от-ношении к отношению R 1 . Так что мы можем выразитьтот же факт следующим образом: «А находится в отно-шении R1 к отношению R1 к отношению R к В», и так adinfinitum. Предикат, который таким образом может бытьразложен на составляющие, каждая из которых гомоген-на целому, я называю длительным предикатом (continuous


predicate). Последнее обстоятельство играет в логическоманализе чрезвычайно важную роль, так как длительныйпредикат совершенно очевидно не может быть состав-ным, если только он сам не состоит из длительных пре-дикатов. Следовательно, когда мы продвинемся в нашеманализе настолько, что у нас останется только"длитель-ный предикат, мы можем считать, что обнаружили ко-нечные составляющие предиката. Я не буду слишком за-тягивать это письмо простыми примерами, доказываю-щими значительную полезность этого правила. Но вер-немся к следующему пункту Вашего письма.

Под убеждением я имею в виду полагание нечто вкачестве истинного (holding for true), реальное, подлин-ное, практическое полагание — является ли то, в чемубеждены, атомистической теорией или тем фактом, чтосегодня понедельник, или что эти чернила довольно чер-ны, или что угодно в этом роде. Правда, что Убеждениеможет быть ошибочным. Трудно признать нечто болееочевидным, чем, например, тот факт, что эта бумага бе-лого или беловатого цвета, или выказывает себя тако-вой. Но легко показать, что данное убеждение такжеможет быть ошибочным. Ведь суждение никогда не мо-жет быть соотнесено с явлением в самый момент вынесе-ния суждения, так как с субъектом любого суждениямы всегда уже должны быть некоторым косвенным об-разом предварительно знакомы. Невозможно вынестисуждение самого суждения. Insolubilia типа «эта пропо-зиция ложна» служат тому примером. Если пропозицияложна, то она является истинной, поскольку это все, чтов ней утверждается; и если она является истинной, то,поскольку она отрицает это, она должна быть ложной.Убеждение, которое не может быть ложным, было бынепогрешимым убеждением, а Непогрешимость есть Ат-рибут Божества. Плод с древа познания, о котором Сата-на сказал Адаму и Еве, что он сделает их равными Богу,и был как раз учением, утверждающим существованиеНепогрешимого убеждения. Так и есть ибо, после того,как данное убеждение приобрело еще более богохульноесодержание благодаря утверждению, что указанное не-погрешимое убеждение есть собственно вера в Бога, внаименьшей степени познаваемого субъекта из всех, онопревратилось в средство, разлагавшее христианство до


тех пор, пока религия Любви не была полностью сведенак odium theologicum.


Дорогая леди Уэлби, последнюю неделю все мое вре-мя и энергия ушли на то, что мы, янки (т. е. потомкитех, кто прибыл в Массачусетс где-то до 1645 г. — язабыл точную дату), называем «поденка» (chores). Думаю, в обычном английском это слово более не существу-ет. Оно означает каждодневную черную работу по дому —колку дров, таскание воды из колодца и тому подобное.

Возвращаясь к нашему разговору, я снова хочу выра-зить свое неприязненное отношение к учению, в соот-ветствии с которым всякая пропозиция безусловно ис-тинна. До тех пор, пока истина не будет признана в ка-честве публичной — т. е. такой, в которой каждый убе-дился бы, если бы предпринятое им исследование, ис-кренний поиск непоколебимого убеждения продолжалисьдостаточно долго, — ничто не может помешать любомуиз нас принять собственное крайне бесполезное убежде-ние, которое не будет признавать никто другой. Каждыйвозомнит в себе пророка, а на деле этакого «чудаковато-го», полоумную жертву собственной ограниченности.

Если же истина будет представлять собой нечто пуб-личное, она должна означать то, к принятию чего за ос-нову для поведения в конечном счете пришел бы любойчеловек, если бы он продвинулся в своем исследованиидостаточно далеко, какие бы предрассудки не управлялиим с самого начала. Ибо Истина обладает такого родапринудительной (compulsive) природой, о которой оченьхорошо писал <Александр> Поп:

The eternal years of God are hers.^

Однако, возразите Вы, выдвигая данную пропозицию, ясам принимаю ее в качестве непогрешимой истины. Вовсенет, ведь это не более чем определение. Я не утверждаюнепогрешимую истинность некоторого убеждения, к которому

человек пришел бы, если бы его исследование продвинулосьдостаточно далеко. Я лишь говорю, что такое и только такоеубеждение я называю Истиной. Я не могу безошибочно знать,существует ли вообще какая либо Истина.

1 <Вечность Бога принадлежит ей.;


Вы говорите о некоторой «Вере», объект которой обла-дает абсолютной «достоверностью». Не будете ли Вы такдобры объяснить мне, что Вы имеете в виду под «досто-верностью»? Значит ли это слово нечто большее, нежелито, что Вы лично твердо решили закрепить за пропозици-ей, ruât caeluml1 Это напоминает мне анекдотическуюисторию, которую я услышал в 1859 г. от одного негра-южанина. Знаете, масса, — сказал он, — что генералВашингтон и генерал Джексон были-таки большими дру-зьями (на деле же последний был непримиримым про-тивником первого, но не стал реальной фигурой в наци-ональной политике до тех пор, пока Вашингтон оконча-тельно не ушел с политической арены). Так вот, однаж-ды Вашингтон, он сказал Джексону:

— Генерал, как по-Вашему, какого роста вон та моялошадь?

— Не знаю, генерал, — сказал Джексон, — какогоже она роста, генерал?

— Как же, — сказал Вашингтон, — в ней роста шест-надцать футов.

— Футов, генерал ... футов? — сказал генерал Джек-сон. — Вы имеете в виду, ладоней, генерал?

— Я сказал футов, генерал? — сказал Вашингтон. —Вы и вправду уверены, что я сказал, будто моя ло-шадь ростом шестнадцать футов?

— Вне всякого сомнения, Вы именно так и сказали,генерал.

— Что ж, хорошо, генерал, если я сказал футов, если ясказал футов, я настаиваю на том, что это так и есть!

Является ли Ваша «возвышенная вера» чем-то более«возвышенным», нежели это? Каким образом?

Теперь я хотел бы поговорить о том значении, котороевкладываю в слово «убеждение» я сам. В Новом Завете ис-пользуется слово πίστις, означающее буквально доверие, т. е.убеждение не как знание или стремление к знанию о том, вчем убеждены, но, как говорят католики, «слепая вера» —убеждение, основанное на вере в то, что очевидцы, свиде-тельствующие о некотором событии, не свидетельствовалибы о нем, если бы оно не имело место на самом деле. Поздней-шие авторы классической античности, такие, как Платон иИсократ и далее Аристотель, используют это слово для

<И пусть небо рухнет. — лат.>


обозначения посредствующего убеждения, т. е. любого убеж-дения, основанного на некотором другом. Иными словами,данные авторы понимают под πίστις некоторым образомзаверенное (assured) убеждение. Они также используют его,когда говорят об убедительности (assurance) того или иного убеждения. Но использовать в подобном значении анг-лийское faith — значило бы совершенно неоправданно ибезо всякой на то надобности существенным образом нару-шать принципы его употребления. Я думаю, то, что данноеслово выражает, и выражением чего оно могло бы бытьограничено без того, чтобы нарушить означенные принци-пы, — это убеждение, которое сам. убежденный не осозна-ет, или, скорее (поскольку это не может быть названо убеж-дением в собственном смысле, т. е. тем, что он вполне готовподтверждать в собственном поведении), нечто, которое онутверждает в собственном поведении, не осознавая, что онотакое. К примеру, если я не знаю, что говорят о значениислова πίστις Лидделл и Скотт, но при этом убежден: все,что бы они не сказали, — сущая правда, я верю в то, чтоэто так и есть. Если некто говорит: «Я не могу поверить,что после смерти нас не ожидает лучшая жизнь, ибо еслибы я верил в это, я был бы так несчастен, что тотчас женаложил бы на себя руки», я полагаю, что он питает Веру вто, что вещи, не представляющиеся непереносимыми длялюбого другого человека, не являются таковыми и для негосамого. Истинный человек науки — это человек, принадле-жащий к социальной группе, каждый член которой пре-небрегает обычными мотивациями во имя желания сообра-зовать свои убеждения, касающиеся некоторого одного пред-мета, с верифицированными суждениями восприятия и ихдостаточным обоснованием. В связи с этим он действитель-но убежден в том, что универсум управляется разумом, или,другими словами, Богом, но не осознает этого со всей яс-ностью. В соответствии с моим пониманием Веры, такой че-ловек действительно обладает Верой в Бога. Я знал ученого,который, в надежде обрести веру в Бога, посвятил последниегоды жизни чтению теологических трактатов, но так и несмог хоть сколько-нибудь близко подойти к осознанию об-ладания хотя бы крупицей этой веры и несмотря на это совсей страстью продолжал двигаться по выбранному им лож-ному пути. Мне данный случай также представляется яр-ким примером Веры в Бога. Ибо верить в логическое обо-


снование феноменов значит верить в то, что они управля-ются разумом, т. е. Богом. Такую Веру я считаю высочай-шим и достойнейшим убеждением. Мы довольно часто ока-зываемся в ситуации, когда обстоятельства обязывают наспринимать, т. е. брать на себя пропозицию, которую мывместе с тем вынуждены признать в высшей 1степени со-мнительной. Но чтобы вести себя некоторым последователь-ным образом, мы отметаем сомнения, вытесняя их из сфе-ры нашего рассмотрения. Существует огромная разницамежду подобным положением дел и принятием пропози-ции за несомненную истину. Полагать, что пропозиция неподлежит сомнению значит тщеславно мнить себя облада-телем совершенного знания, а это не оставляет места дляВеры. То, что дважды два четыре, — не является чем-тоабсолютно несомненным. С человеческой точки зрения не-сомненно, что ни одно понятие Бога не может избежатьвсех возможных ошибок. Когда-то я потратил много време-ни на достаточно тщательное изучение трехтомника «Хрис-тианские вероучения» д-ра Шаффа, но не нашел ни одногослова, которое бы давало хоть какое-то объяснение прин-ципа Евангельской любви, несмотря на то, что последнийпредставляет собой главную составляющую христианскойверы. С целью выяснить, если это вообще возможно, при-чину такого упущения, я предпринял исследование обстоя-тельств, определивших образование каждого христианско-го Символа веры. Результат убедил меня в том, что, за ис-ключением того, что можно с долей иронии назвать «Апос-тольским символом веры» — о происхождении которого унас нет никакой определенной информации, но которое поэтой причине вовсе не является исключением в том, чтокасается нашего вопроса, и уж конечно не хранит в себедух таких ранних документов, как Διδαχή^ — все осталь-ные имеют своим источником odium theologicum и стремле-ние иметь кого-то, кто может быть отлучен от Церкви, атакже желательно еще подвергнут проклятию. Теология воз-никает из разочарования в религиозной вере (которое под-разумевает недостаток этой веры) и из желания заменитьее научной анатомией и психологией божественного. Пос-ледние же, если правильно расставить акценты, по сути

1 <« Наука».:


своей богохульны, антирелигиозны и совершенно не соот-ветствуют самому духу Сына Марии.

Вы пишете, что мне не следовало бы использоватьфразы типа «притягательный образ», или «Бог как ис-тинная гипотеза». Это свидетельствует о том, что мнетак и не удалось в точности передать мое пониманиезначимости Упущенного Аргумента. По моему мнению,такое упущение ведет с необходимостью вовсе не к тео-логии, но, напротив — к тому, что я имею в виду подчистой религиозной Верой, которая всегда уже глубокоукоренена в своем субъекте до того, как он начинает мыс-лить ее как собственное убеждение. Все же я испытываюнекоторую неловкость, ибо писать об этом — все равночто пытаться объяснить смысл шутки.

Что касается слова «игра», первым прочитанным мнойфилософским сочинением, за исключением «Логики»Уэйтли (Whately), которой я увлекся лет в двенадцать-тринадцать, было Aest/ietisc/ie Briefe Шиллера, где онмного места отводит игровому инстинкту (Spiel-Trieb),Эта работа произвела на меня настолько сильное впечат-ление, что мое определение понятия игры обязано емупрактически всем. [...]

Кстати, возвращаясь к разговору о вероучениях —наряду с остальными я, возможно, упомянул [...] веру вцерковь. Если да, то тем самым я хотел обозначить — и,надеюсь, большинство будет в этом со мной согласно —искреннее желание оградить себя от всего, что можетвстать на пути между мной и моими братьями по хрис-тианской вере. Ибо самое основание моей критики веро-учений состоит в том убеждении, что любое из них изна-чально было задумано именно для того, чтобы такая пре-града была воздвигнута, тем самым противореча тому,кто сказал: «Кто не против меня, тот со мной». К слову,я весьма внимательно прочел труд У. Б. Смита Dervorchristliche Jesus, который — у меня нет почти ни ма-лейшего сомнения на этот счет — прав в главном. Я ду-маю, что христианство представляет собой развитое про-должение буддизма, воспринявшее иудейскую веру вживого Бога.

Будучи в том, что касается семиотики, убежденнымпрагматицистом, как я полагаю, ничто, естественнымобразом или по необходимости, не может показаться мнеглупее, чем рационализм; равно как безумие в политике


не может быть еще более полным, чем то, которое явле-но в лице английского либерализма. Народ, конечно, сле-дует порабощать, но тогда на рабовладельцах лежит обя-занность практиковать добродетели, которые единствен-но призваны служить основанием существующих зако-нов. Когда-нибудь Англия поймет, что ее поли'Гика под-тачивает самые корни культуры, но будет уже слишкомпоздно. Самым совершенным языком из всех, которымикогда-либо пользовалось человечество, был язык клас-сической Греции, и очевидно, что на нем не мог гово-рить народ, у которого не было бы большого количествапросвещенных рабов. Что касается нас, американцев, тонаша политика, поначалу представлявшая собой нечтоосмысленное, до последнего времени ясным образом сви-детельствовала о нашей склонности поддерживать духаристократии. Мы всегда остро осознавали пагубные по-следствия всеобщего избирательного права и слабого,бездеятельного правительства. И вот теперь мы имеемлейбористские организации, в руки которых передаемвласть, возвещающую сегодня о «праве» преследовать иуничтожать людей, как это ей заблагорассудится. Мысами превращаем их в правящий класс, и то же собира-ется сделать Англия. О, это будет исцеляющая револю-ция. Ибо когда низший класс настаивает на порабоще-нии высшего — а намерение первого именно таково — ипри этом высший класс, лишившись всякого мужества,теряет свое лицо настолько, что уже ничего не может сэтим поделать, ясно, что такая революция есть револю-ция милостью Божией. Я только надеюсь, что когда ониокончательно возьмут власть в свои руки, то не окажут-ся настолько слабы, чтобы упустить ее. Конечно, это будетозначать откат к Темным Векам и создание новой циви-лизации, на этот раз с надеждой, что у правящего клас-са достанет здравого смысла для поддержания их новогозакона. Рационалисты полагали, что их пустая говориль-ня успокоит умы. Они находились во власти гедонисти-ческих иллюзий, но в конечном итоге так или иначе онипоймут, что договорились до революции, которая приве-дет к полной деградации.

Издатели Encyclopaedia Britannica, назначив для ееочередной редакции составителей, которые попросили Васучаствовать в ней, написав для нее сжатое изложение


точной науки «сигнифики», тем самым лишний раз по-казали серьезность своих намерений поддерживать ре-путацию своего издания на самом высоком уровне.

В записях от 24 мая 1867 года (Proc. Am. Acad. Arts& Sei. [Boston] VII, 295) логика определена мной как уче-ние о формальных условиях истинности символов, т. е.об условиях референции символов к своим объектам.Позднее я установил, что основной целью науки являет-ся не создание «учения», но собственно исследование (ведьзначения слов открывает не эпистемология их, а их ис-тория, и в особенности это касается слова «наука», зна-чение которого полностью определяется идеей прогрес-са). Я открыл для себя также следующее. Единственнымреальным разделением, которое обозначают линии де-маркации между тем, что мы называем «науками», яв-ляется разделение только между различными группамилюдей, посвятивших себя изучению различных предме-тов. Понимаемое в каком-либо другом смысле данноеразделение оказывается непременным препятствием длястремительного развития наук и делает совершенно не-возможным будущие открытия. Таковые соображениязаставили меня прийти к выводу, что исследователи,посвятившие себя разработке общей теории референциисимволов к своим объектам, также должны уделять вни-мание и изучению особенностей их референции к своиминтерпретантам. Вместе с тем предметом их научногоинтереса должны стать и другие свойства символов — ине только символов, но вообще всех видов знаков. Такчто в настоящее время ученый, сфера научных интере-сов которого определяется изучением референции сим-волов к своим объектам, неизбежно будет вынужден пред-принять оригинальное исследование во всех областяхобщей теории знаков. Поэтому книгу, которую я теперьпишу, я должен был бы назвать «Логика, рассмотреннаякак Семиотика». Однако я предвижу, что все непремен-но сочтут ее переложением Logik, als Semeiotik dargestellt,а это никак не соответствовало бы той неприязни (близ-ко граничащей с презрением), которую я питаю по отно-шению к немецкой логике.

«Сигнифику», принимая в расчет название этой на-уки, следовало бы считать той частью общей Семиоти-ки, которая занимается исследованием отношений зна-


ков к своим Интерпретантам (для семиотики, ограни-ченной в своих исследованиях только символами, я ввелназвание Универсальная Риторика). Вам должно быть,без сомнения, известно, что среди изучающих семиоти-ку мало что пользуется такой популярностью, как дис-тинкция, которую изысканный стилист и строгий мыс-литель Иоанн Солсберийский в XII веке сформулировалтак: «...quod fere in omnium ore célèbre est, aliud scilicetesse quod appellatiua significant, et aliud esse quod nominant.Nominatur singularia, sed uniuersalia significantur»1

(Metalogicus. Book II, Chap. XX. Ed. of 1620, P. 111).Однако, предполагая, что именно это и есть значение,которое Вы вкладываете в название Вашей науки, вмес-те с тем я все же думаю, что, с учетом нынешнего состо-яния предмета, общее успешное продвижение в истиннонаучном исследовании сигнифики без того, чтобы братьна себя часть работы тех, кто занят другими проблемамисемиотики, вряд ли возможно.

Сигнифика непременно должна начинаться с тщатель-ного и широкого исследования природы знака. Знак я оп-ределяю как всякое нечто, которое таким образом обуслов-лено другим нечто, называемым его Объектом, и так обус-лавливает некоторого рода воздействие на того или ино-го человека, каковое воздействие я называю его Интер-претантом, что последний оказывается опосредованнообусловлен первым. Добавление «на того или иного че-ловека» — только подачка Церберу, ибо я совершенноотчаялся в попытках сделать более понятной мою болееширокую концепцию. Я различаю три Универсума, каж-дый из которых характеризуется особой МодальностьюБытия. Один из этих Универсумов охватывает все то,что его Бытие имеет в себе и только, за исключением,однако, того, что в данном Универсуме должно быть на-личным одному сознанию или способно быть таким об-разом наличным во всей полноте своего Бытия. Отсюдаследует, что для элемента такого Универсума необяза-тельно быть субъектом какого-либо закона, включая даже

1 <ибо это почти у всех на устах, что (имена) нарицательноозначают, разумеется, одно, а именуют — другое. Именуются(вещи) единичные, означаются же универсалии. — лат.>


закон противоречия. Объекты этого Универсума я называю Идеями или некоторыми Возможными (Possibles),при этом последнее обозначение не подразумевает ника-кой способности к актуализации. Идея как общее илидаже всеобщее правило неспособна к законченной акту-ализации ввиду того, что ей присуща неопределенность(vagueness) — ибо то, что не является субъектом законапротиворечия, есть нечто по существу неопределенное.К данному Универсуму, например, принадлежат геомет-рические фигуры; поскольку всякая геометрическаяфигура вовлекает линии, которые только полагаются су-ществующими в качестве границ схождения трех тел,или места, общего для трех тел, и поскольку границатвердого или жидкого тела есть не что иное, как место, вкотором силы сцепления ни слишком малы, ни слиш-ком велики, ясно, что идея линии есть нечто, существен-ным образом неопределенное или смутное. Далее, предпо-ложим, что тела, сходящиеся вместе в одной линии, сутьнечто деревянное, вода и воздух. Тогда все пространство,включая и указанную линию, в каждой точке есть либодерево, либо вода, либо воздух, и ни дерево и вода, нидерево и воздух, ни воздух и вода не могут одновременнозанимать никакое место. Ясно, что закон противоречия,если его применить для данного случая, т. е. для идеиместа, где сходятся дерево, вода и воздух, был бы нару-шен. Похожие антиномии имеют силу для любой идеивообще. Мы можем рассуждать о них только в отноше-ниях, не затрагиваемых антиномиями, при этом частоиспользуя произвольные допущения, которые при болееблизком рассмотрении оборачиваются полным абсурдом.В указанном смысле многое можно почерпнуть из уче-ния Гегеля, хотя он часто допускает ошибки в примене-нии закона противоречия.

Другой Универсум есть таковой (1) Объектов, чьеБытие состоит в их Грубом противодействии, и (2) зат-рагивающих указанные Объекты Фактов (противодей-ствий, событий, качеств и т. д.), все из которых, принаиболее близком рассмотрении, также состоят в их про-тиводействии. Такие Объекты я называю Вещами, или.более точно — Существованиями, а затрагивающие ихфакты — Фактами. Всякий элемент второго Универсу-ма есть Единичный Объект, являющийся субъектом

Письма /с леди Уэлои 309

законов противоречия и исключенного третьего и вы-ражаемый в пропозиции, содержащей указанный еди-

ничный субъект.Третий Универсум состоит в со-бытии чего угодно,

что несет в себе необходимость, т. е. Привычке, законеили чем-то, выражаемом в обладающей всеобщностьюпропозиции. Таковы все постоянные (continua). Я назы-ваю объекты этого универсума Детерминантами. Дан-ный Универсум включает в себя все, что мы можем знатьпосредством логически значимого рассуждения. В самомначале своего письма Вы спрашиваете: является ли про-позиция верной, если она «всецело обоснована опытнымпутем» и выдерживает проверку опытом, или же она та-кова, поскольку «логически доказана»? Данный вопросуказывает на то, что Вы находитесь в опасной близостиот той армии «чудаков», которые, выходя тем самым зарамки всякой разумности, упорно называют «логичес-ким» рассуждение, приводящее к ложному заключениюиз истинных посылок. Некоторые, к примеру, утверж-дают, что рассуждение об Ахиллесе <и черепахе> явля-ется «логическим», но при этом они не в состоянии при-дать ему ни форму силлогизма, ни какую-либо инуюформу, понятную человеку, рассуждающему здраво. Я былзнаком с одним джентльменом, который был превосход-нейшим шахматистом, но при этом настаивал, что рас-

суждение типа:

Дождь либо идет, либо не идет,Сейчас идет дождь;

.'. Дождь не идет.

является логическим. Назвать подобное рассуждениелогическим — то же, что признать таковым соревнова-ние Ахиллеса с черепахой. Истинно логическим можносчитать вывод, если и только если он управляется при-вычкой, которая в конечном счете приведет к истинно-му заключению. Надеюсь, Вы присоединитесь к моейточке зрения, и верю, что Вы вовсе не имеете в видуподдерживать те определения логики, которые находятсяв противоречии с этим. Наш долг — со всей суровостьюотвергать аморальные, принципы, а логика, согласитесь,единственно и есть практическое выражение морали.


Знак может сам по себе иметь «возможный» МодусБытия, например, шестиугольник, описанный вокруг иливписанный в коническое сечение. Он является Знаком всилу того, что коллинеарность пересечений, образующихпротивоположные стороны, показывает кривую как ко-ническое сечение, если шестиугольник вписан; если жеон описан вокруг, на коническое сечение указывает ко-пунктуальность трех его диаметров (соединяющих про-тивоположные вершины). Модусом Бытия Знака можетбыть Действительность (здесь примером служит баро-метр), или Детерминант. В качестве иллюстрации к пос-леднему мы можем взять любое слово из словаря, ска-жем, определенный артикль the. Для «возможного» Знакая не нахожу лучшего обозначения, нежели Тон, хотядумаю, не заменить ли мне его на «Метку». Не могли быВы предложить какое-либо подходящее для данного слу-чая название? Действительный знак я называю Призна-ком, а Детерминант — Типом.

Совершенно нормально и правильно различать длявсякого Знака два Объекта — Опосредованный Объектизвне и Непосредственный Объект внутри Знака. Интер-претант Знака есть все, что Знак передает, при этом пред-варительное знакомство с его Объектом должно органи-зовываться посредством некоторого косвенного опыта.Опосредованный Объект, т. е. такой, который находитсявне пределов Знака, я называю его Цинамоидным Объек-том. Знак должен указывать или некоторым образом на-мекать на него, каковой намек, или собственно его со-держание, представляет собой Непосредственный ОбъектЗнака. О каждом из двух указанных Объектов можетбыть сказано, что они способны иметь любую из трехМодальностей, хотя для Непосредственного Объекта этоверно лишь до определенной степени. Итак, Динамоид-ный Объект может быть некоторым Возможным (аPossible), и тогда я называю Знак Абстрактным — как,например, слово «Красота». Причем он останется не бо-лее и не менее Абстрактным, когда я говорю о «Краси-вом», поскольку Абстрактным делает знак именно пре-дельная (ultimate) референция, а не грамматическая фор-ма. Когда Динамоидный Объект есть некоторое Событие(Существующая вещь или Действительный факт прошло-го или будущего), я называю его Знак Конкретным. При-


мером последнего может служить любой барометр, а так-же любое письменное повествование, в котором описы-вается некоторый ряд событий. Для Знака, чей Динамо-идный Объект является Детерминантом, я в настоящеевремя не подобрал лучшего обозначения, нежели Соби-рательный, каковое обозначение представляется мне нестоль уж плохим, как кажется, если рассмотреть вопросближе. И потом, человеку, мышление которого, подобномоему, связывает символы со словами совершенно осо-бым образом, переводить свои мысли в общепонятнуюсловесную форму иногда так неловко и затруднительно!Если Непосредственный Объект является некоторым«Возможным», т. е., если указание (более или менее нео-пределенное) на Динамоидный Объект осуществляетсяпосредством его Качеств и т. п., я называю Знак Дескрип-тивным; если Непосредственный Объект есть некотороеСобытие, я называю Знак Цесигнативным; и если тако-вой есть Детерминант, я называю Знак Связывающим,ведь в последнем случае Объект должен быть идентифи-цирован Интерпретатором таким образом, чтобы Знакмог репрезентировать необходимость. Такое обозначение,конечно, можно принять лишь временно.

Очевидно, что некоторое возможное не может опре-делять ничего, кроме некоторого Возможного, равно какДетерминант не может определяться ничем, кроме Де-терминанта. Учитывая это, из Дефиниции Знака следу-ет, что, поскольку Динамоидный Объект определяет Не-посредственный Объект,

который определяет знак сам по себе,который определяет Предопределенный (Destinate)Интерпретант,который определяет Действенный Интерпретант,который определяет Эксплицитный Интерпретант,

шесть трихотомий, вместо того, чтобы определять 729 ка-тегорий знаков, как это было бы, если бы категории былинезависимы, охватывают только 28. И если, как я реши-тельно полагаю (хотя и не считаю окончательно дока-занным), имеют место еще четыре трихотомии знаков,располагающихся по степени важности в том же поряд-ке, то полученные десять, вместо того чтобы включать всебя 59049 категорий, ограничиваются только 66. До-полнительные четыре трихотомии суть:


первая:

Иконы (Симулякры, или же ομοιώματα1 Аристоте-ля), взятые им у Платона, а последним, думаю, заим-ствованные у Математической школы логики (Mathematicalschool of logic), так как самое раннее упоминание о нихмы находим в диалоге Федр, который отмечает началовлияния, оказанного на него этой школой. Лютословски(Lutoslowski) прав, когда говорит, что Федр представляетсобой более позднее произведение, нежели Государство,однако называемая им дата — 379 г. до н. э. — опережаетреальную приблизительно на восемь лет.

Сим.волы Индексы

и затем еще три, подразделяющие знаки по типу их от-ношения к Интерпретантам. Первая из них, как я пола-гаю, состоит из Суггестивов, Императивов и Индикативов, причем Императивы включают Вопросительныеформы. Что касается двух остальных, я думаю, что однадолжна состоять из Знаков, обуславливающих свои Ин-терпретанты посредством

Инстинкта Опыта Формы

В другую же входят те, что я в данном мной в Монис-те описании Экзистенциальных Графов назвал

Семами Фемами Деломами.

Вы, как исследователь, посвятивший жизнь изуче-нию науки сигнифики, несомненно, можете дополнитьмою идею о трех Интерпретантах важными замечания-ми, ибо научные занятия автора ее выхолощены обширно-стью предмета исследования, каковым является семиоти-ка в целом. То, что я почерпнул для себя в результатемоих занятий сигнификой, обнаружило тесную связьглавным образом с Критикой Аргументов, в которой, како том свидетельствует вопрос, предлагаемый Вами напервой странице Вашего письма, Вы разобрались ещенедостаточно. Вы пишете — и это не могло не вызвать уменя улыбку, — что я «любезно проявил интерес» к Ва-шей работе, как если бы тем самым я отклонился, или,

<Подобие. — греч.>


лучше сказать, отступил от сферы собственного инте-реса. Однажды (мне было тогда лет двенадцать или три-надцать) я наткнулся в комнате своего старшего братана экземпляр Логики Уэйтли. Я спросил его, что такоелогика, и, получив некий незамысловатый ответ, бросил-ся на пол и с головой ушел в чтение. С тех пор ничто —ни математика, ни этика, ни метафизика или закон тяго-тения, ни термодинамика, оптика, химия, сравнительнаяастрономия, психология, фонетика, экономика, историянауки, вист, мужчина и женщина, вино, метрология —не притягивало меня с такой силой, как семиотика. Нестоит и говорить, как редко я оказывался способен чув-ствовать искренний интерес к исследованиям другихученых мужей (как даже более чем редко я встречал кого-либо, кто понимал смысл моих собственных исследова-ний), хотя, к счастью, я человек весьма отзывчивого нра-ва — я имею в виду, к счастью для моего научного раз-вития, ибо внешние обстоятельства благоприятствовалиему далеко не всегда.

Я хотел бы, чтобы Вы уделили внимание моим Эк-зистенциальным Графам, так как они, по-моему, как нельзялучше раскрывают истинную природу и метод логическо-го анализа, иными словами, природу и метод дефини-ции; хотя разобраться в том, как они это делают, делосовсем не простое, пока я не представил экспозицию это-го искусства.

В настоящее время я отдаю все силы, чтобы закон-чить до того, как умру, книгу о Логике, которая должнапривлечь пытливые умы и тем самым принести реальноеблаго. Тогда, быть может, я услышу, наконец, слова,которые доставят мне радость неизмеримо большую, не-жели любые из Небес Обетованных, о которых я когда-либо слышал. Пока еще мне предстоит работа — полез-ная работа, — я не могу думать о жизни иной как о чем-то для меня желательном. От всего сердца желаю Вамудачного года. И не забудьте о Вашем обещании при-слать мне корректуру статьи в Encyclopaedia Britannica.Здоровье моей дорогой супруги день ото дня медленно,но неуклонно ухудшается, и ее склонность не беречь себясильно меня беспокоит.

С совершенным почтением,Ч. С. Пирс


31 января 1909 г. Милфорд, Пенсильвания

Дорогая леди Уэлби, вчера получил Ваше изумитель-ное письмо от 21-го числа сего месяца, которое воспринялсловно благую весть и которое стоит того, чтобы перечи-тывать его снова и снова. У меня не было времени ознако-миться ни с одним из приложений, но я просто горю отнетерпения прочесть Вашу статью в Britannica, что мнеудастся сделать, надеюсь, в течение этой недели. Я прошуВас дать мне знать, желаете ли Вы получить эту и какие-либо из остальных присланных Вами рукописей обратно.

Сразу начну с упоминания о двух странных словах,на которые я натолкнулся вчера вечером, ибо если я несделаю этого, то вовсе о них забуду, а они довольно лю-бопытны. Фрэнк Виггльсворт Кларк (Frank WigglesworthClarke) в своей книге «Факты геохимии» пишет о «кам-нях салических (salie) и камнях фемических» (femic). Ябыло совершенно потерялся в догадках относительно зна-чения или этимологии этих слов, однако, изрядно по-трудившись над книгой, обнаружил определение правилсловообразования написавшего книгу химика (заметьте,что я сам профессиональный химик, но, видимо, в не-достаточной степени таковой, чтобы уловить аллюзииуказанных слов). В конце концов я выяснил, что «са-лические камни» — это камни, основными составляю-щими элементами которых являются кислород, кремний(Si) и алюминий (AI). Так что st-ai-an или si-aZ-ian былобы лучше, нежели «salie»; фемические же камни суть та-кие, в которых преобладают железо (Fe) и магний(magnesium, Mg). Если бы химики договорились о том,что символом магния является M — как они сделали быхотя бы для необходимости отличать его от марганца(manganese, изначально — то »се самое слово), — этобыло бы разумно с учетом того, что был бы известенобщий метод словообразования. Но в данных обстоятель-ствах более правильным термином мне представляется«femgan». Я подумал, что эти слова представляют неко-торый интерес в качестве образчиков того совершенноне-английского, и я бы даже сказал, не-арийского спосо-ба словообразования, который находит весьма широкоеприменение в среде химиков. Слова, которые использо-вал Фрэнк Виггльсворт Кларк, нежданно натолкнули


меня на то, о чем я не вспоминал, пожалуй, уже с полве-ка: как, будучи еще ребенком, я изобрел язык, в кото-ром почти каждая составляющая всякое слово буква вно-сила определенный вклад в означивание слова. Данныйязык предполагал классификацию всех возможных идей.Думаю, не стоит и говорить, что классификация- эта ни-когда так и не была завершена. Однако я помню изряд-ное количество характеризующих ее условий. Не тольковсе идеи должны быть классифицированы, но также аб-страктные идеи, а вместе с ними и идеи психологичес-кие должны быть снабжены точными метафорами, та-кими как возвышенный для гордости, амбиции и т. д.«Сокровища» Роже (Roget's Treasures) в то время не былиеще написаны. Поэтому у меня не было помощника луч-ше, нежели «Реальная характеристика» епископа Уил-кинса (Bishop Wilkins' Real Character) — книги (бытьможет, Вам доводилось с ней сталкиваться), в которойделается попытка снабдить каждую идею определеннымграфическим знаком. Грамматика моего Языка была,вряд ли стоит и говорить, подобно всем идеям граммати-ки вплоть до сегодняшнего дня, создана по образцу ла-тинской. В частности, она имела латинские части речи,и мне ни разу не пришло в голову, что они могли бытьдругими. С тех пор я приобрел Писание на таких язы-ках, как зулу, дакота, гавайский, мадьярский, (баскскимя занимался по другим книгам, а Эдвард Палмер, с кото-рым я общался в Константинополе и позже в Кембрид-же, также дал мне несколько уроков арабского). Эти за-нятия заставили меня шире взглянуть на язык вообще,но они не сделали из меня хорошего писателя, так какмои мыслительные привычки все же разительно отлича-ются от образа мышления большинства людей, меня ок-ружающих. Кроме того, я левша (в буквальном смыслеэтого слова), а это подразумевает иное, чем у тех, ктоиспользует при письме правую руку, развитие мозга ицеребральных соединений, «Левый» (sinister) почти на-верняка не будет понят и останется чужим среди себеподобных, если не полным мизантропом. Не сомневаюсьв том, что последнее обстоятельство имеет самое непос-редственное отношение к моему пристрастию к логике.Хотя, возможно, именно моя интеллектуальная левизнаи помогла мне стать хорошим логиком. Она всегда зас-


тавляла меня идти до конца в понимании мыслей моихпредшественников, и не только их собственных идей,как они сами их понимали, но также и скрытых в нихвозможностей. Я не пренебрегал никакой школой, уде-ляя внимание каждому логику, книги которого когда-либо имел случай держать в руках. Так я научился бытьосмотрительным в формировании моего собственного мне-ния и даже, более того, в приговоре другим. Из-под мое-го пера вышло немного, но это немногое продумано ивзвешено гораздо глубже, нежели кто-либо может себепредставить. И все же на сегодняшний день половина изтого, что мной написано, кажется мне незрелым и недо-статочно взвешенным.

Я даю высокую оценку моим Экзистенциальным Графами надеюсь, что Вы будете продолжать изучать мою систему,и если так, я готов оказать Вам всяческую поддержку [...]

[Это письмо было начато в январе, продолжено вфеврале и закончено в марте 1909 г.]

24 февраля 1909 г., Пепельная Среда

Я думаю, сколько же времени прошло, в течение ко-торого я изо всех сил работал, чтобы супруга моя смоглапоправить свое слабое здоровье. Наилучшим для нее те-перь было бы сменить обстановку, поэтому нам следо-вало бы сняться с места и подыскать другое жилье. Не-обходимо продать наш дом, который все равно слишкомдля нее велик, но чтобы сделать это, сперва его нужно при-вести в порядок снаружи. В настоящее время он выглядиттаким заброшенным, что никто не может поверить, какего ни убеждай, что внутри есть на что взглянуть. Крометого, нужен новый гонт для кровли, да и старую верандунадо бы заменить новой. За всеми этими заботами в пос-ледние дни я совершенно забросил логику. Я намеревал-ся подойти к последней работе со всем тщанием, но этоможет подождать, пока я не буду точно уверен, действи-тельно ли мои Экзистенциальные Графы представляютдля Вас интерес.

Что и говорить, я чувствую все острее, как время бе-рет свое. Однако, как мне кажется, то, что я ощущаю —это не столько преклонный возраст, сколько тот факт,что мир в мои дни стал воинствующе банален — всеоб-


щая потребность в банальности. Я и теперь еще смог быполучить удовольствие от старинного римского карнава-ла или bal masque в парижской опере, но как мне само-му отпраздновать свой mardi gras! Я читаю все Вашиработы и уже ознакомился с Вашей статьей в Britannica,из которой почерпнул для себя нечто важное о том, чтоВы ищете, в чем Вы убеждены — Вашей триаде Смысл-Значение-Значимость.

14 марта 1909 г.

Кто бы мог подумать, что к середине марта я не за-кончу письмо к Вам, дорогая леди Уэлби, которое на-чал еще в январе! С моей стороны было совершенно не-простительным за все это время не написать в ответ наВаше замечательное послание ни единой строчки, и бо-лее того — даже не уведомить Вас в его получении. Всепотому, что неотложные дела одно за другим требовалимоего постоянного внимания, в то время как я раз отразу давал себе все новые обещания, что непременнонапишу через два или три дня. Но что Вы думаете те-перь обо мне? Простите ли Вы меня? Если бы Вы знали,от чего мне пришлось отказаться, и как ужасно я былперегружен работой, всякую ночь засыпая с пером в ру-ках и вскакивая каждое утро по бою часов.

Я написал еще о Вашей статье в Britannica, но после,когда я в минуты досуга тщательно обдумал написан-ное, то пришел к выводу, что мне следует начать обсуж-дение предмета с самого начала. Я хотел бы отнестись кВашей статье возможно более беспристрастно и строгокритически, ибо она заслуживает самого пристальноговнимания. Признаюсь, я не предполагал, насколько фун-даментальна Ваша трихотомия Смысл-Значение-Значи-мость. Все же вряд ли можно надеяться, что понятия,обладающие такой важностью, получат точное опреде-ление в ближайшем будущем.

К слову, среди своих бумаг я обнаружил часть пись-ма, а может быть, и все письмо от 28 декабря. Полагаю,что уже посылал его Вам. Надеюсь, что это так, ибо,бегло просмотрев его, я нашел, что оно имеет отношениек моей классификации трех типов Интерпретанта. Те-перь я считаю, что оная почти совпадает с Вашей, как


тому, впрочем, и должно быть, если обе они верны. Недумаю, что я составил свои трихотомии в том виде, ко-торый они имеют, под влиянием Вашей книги и вполнеубежден, что никакое подобное влияние вообще не име-ло места. Хотя, конечно, это могло получиться бессозна-тельно. При чтении Вашей книги мой ум мог глубоковпитать Ваши идеи таким образом, что я этого теперьсовершенно не помню. И после, когда я приступил к сво-им исследованиям с целью классификации Интерпретан-та, эти идеи могли показаться мне проявившими себя впроцессе мысли, который я полагал их изначальным ис-точником, в то время как на самом деле они были обяза-ны той связи, которой мысли мои облеклись при чтенииВашей работы. Так или иначе, будучи убежден, что этоне так, я испытываю радость от того, что мои соображе-ния оказались почти в полном согласии с Вашими, ибодумаю, что причиной тому послужило наше общее стрем-ление к истине. Не удивлюсь, если Вы испытываете то жечувство. Я могу лишь отметить наше согласие как пуб-личный факт и признаться, что знаком с Вашей книгой.

Теперь рассмотрим, насколько наши точки зрениясовпадают в действительности. Самое значительное раз-ногласие обнаруживает себя при сравнении моего поня-тия Динамического Интерпретанта с Вашим «Значени-ем». Если я правильно понимаю последнее, оно состоитв воздействии на сознание Интерпретатора, которое тот,кто сообщает знак (устно или же письменно), намерева-ется произвести. Мой Динамический Интерпретант со-стоит в прямом воздействии, реально производимом Зна-ком на Интерпретатора. Наши понятия совпадают в том,что и то и другое представляет собой результат воздей-ствия Знака на индивидуальное сознание или на множе-ство индивидуальных сознаний, каждое из которых под-вергается независимому воздействию. Мой Конечный Ин-терпретант, полагаю, в точности соответствует Вашемупонятию Значимости, а именно результату такого родавоздействия, которое Знак оказал бы на всякое созна-ние, на каковое <сознание~ некоторые обстоятельствапозволили бы ему оказать наиболее полное воздействие,на которое этот Знак в указанных обстоятельствах вооб-ще способен. Мой Непосредственный Интерпретант еслии не полностью, то в очень большой степени соответству-


ет Вашему «Смыслу», ибо я рассматриваю первый какне поддающееся анализу целое некоторого воздействия,на которое Знак вообще рассчитан или естественнымобразом способен произвести. Я привычным для себяобразом идентифицирую это целое с воздействием, кото-рое знак изначально оказывает или может окавать насознание в отсутствие какой бы то ни было рефлексии.Не припомню, чтобы Вы где-либо пытались дать точноеопределение термину «Смысл», но из того, что я прочело нем в Вашей статье, я склонен считать его именно из-начальным воздействием, которое знак оказал бы на со-знание, вполне подготовленное к тому, чтобы воспри-нять его. Поскольку Вы рассматриваете данное воздей-ствие как смысловое и утверждаете, что оно не имеет всебе элемента воли, я полагаю, что оно обладает приро-дой впечатления. Таким образом, насколько я могу су-дить, оно в точности совпадает с моим Непосредствен-ным Интерпретантом. Для элементов своей классифика-ции Вы выбираете слова из общеупотребительного язы-ка, я же пытаюсь этого избежать, выбирая термины, болееподходящие, как мне кажется, к нуждам Науки. Я могуописать мою Непосредственную Интерпретацию каквоздействие Знака такой силы, которая наделила бы чело-века способностью решить, применим ли данный Знак кчему-либо, что связано с тем, с чем этот человек в доста-точной степени знаком.

Мой Интерпретант с тремя его типами есть, как яполагаю, нечто, существенным образом применимое кчему-либо, что действует как Знак. Естественные Знакии симптомы не нуждаются в том, кто мог бы их пере-дать, а следовательно, не обладают Значением, если подЗначением понимать интенцию передающего. При этоммы не имеем права говорить о «намерениях Всевышне-го», ибо все, что Он может желать — исполнено. Интен-ция, хотя я могу ошибаться на этот счет, представляетсямне временным интервалом между желанием и склады-ванием привычки, которая впоследствии будет вызыватьэто желание. И мне кажется, что способностью Желаниянаделены только конечные существа.

Прийти к необходимости различения идей Смысла,Значения и Значимости Вам, как мне представляется,помогла удивительная чувствительность Восприятия,


против которой мне нечего возразить, в то время какмои три разновидности Интерпретанта логически выве-дены из дефиниции Знака. При этом мной руководилостремление сперва определить, какого рода нечто должно быть уделено внимание, и затем приступить к поис-ку этого нечто как явления. Необходимость Непосред-ственного Интерпретанта является следствием того фак-та, что всякий Знак должен обладать собственной, емуодному присущей Интерпретативной способностью преж-де, чем он получает какого-либо Интерпретатора. МойДинамический Интерпретант есть то, что опытным пу-тем познается в акте Интерпретации и отличается в каж-дом таком акте от любого другого. Конечный Интерпре-тант есть один Интерпретативный результат, к которомувсякий Интерпретатор должен прийти, если Знак рас-смотрен в полной мере. Непосредственный Интерпретантпредставляет собой абстракцию, состоящую в Возмож-ности. Динамический Интерпретант есть единичное дей-ствительное событие. Конечный Интерпретант есть то, кчему стремится действительное.

Прошло уже довольно долгое время с тех пор, как япрочитал присланные Вами работы. Насколько я могувосстановить в памяти их содержание, они показалисьмне поразительно хороши, хотя отдельные места откры-ты для критики. В одном из них Вы говорите о человекекак о существе, переводящем Грубую животную силу винтеллектуальную и духовную энергию. Слово переводя-щий, как мне кажется, содержит в себе глубокую исти-ну. Там есть еще отрывок, датированный днем Всех Свя-тых, который мне тоже очень по душе, так как в немвысказываются мысли, глубоко близкие мне, но, возмож-но, чуждые для Тома, Дика и Гарри. Я рассматриваюЛогику как Этику Интеллекта — в том смысле, что Эти-ка есть наука, предлагающая метод приведения Само-контроля в соответствие со стремлением к удовлетворе-нию желаний. Если бы у меня был сын, я внушил быему такой взгляд на мораль и заставил бы его осознать,что существует только одна вещь, способная возвыситьодно животное над другим, — это Искусство владеть со-бой. Я научил бы его, что Воля Свободна единственно втом смысле, что лишь располагая собой должным обра-зом, он сможет обрести способность поступать так, как


он в действительности того хочет. Относительно того,что должно желать, я показал бы ему, что это то, чего онбудет желать, если достаточно поразмыслит над предме-том желания, каковое размышление сделает его жизнькрасивой и достойной восхищения. Наука же о Восхи-тительном есть истинная Эстетика. Поэтому Свобода Воликак таковая — только одна сторона медали, Свобода долж-на стать Красотой, καλός κάγαθός:1 и нет никакой инойсвободы быть или поступать каким-либо иным образом.Равно как нет свободы делать то, что должно, если отри-цаешь надлежащую тебе дисциплину. Так, наставляя егои показывая, что хорошую собаку следует уважать бо-лее, нежели непредусмотрительного человека, которыйне подготовил себя к тому, чтобы, когда придет время,противостоять искушению, я бы сделал так, что он стре-мился бы подчинить себя строгой дисциплине.

Одно замечание, которое я счел особенно справедли-вым, касалось того, что «язык есть лишь крайняя формавыражения», а также что «жизнь сама по себе можетбыть рассмотрена (я бы сказал, ее следует рассматри-вать) как Выражение».

Но Ваш метод определения точных значений словотличается от моего. Я был бы Вам очень обязан, еслибы Вы дали формулировку Вашего метода и причин, покоторым Вы его придерживаетесь. И если я могу про-сить еще большего, я также хотел бы знать — посколькуВаша статья в Britannica уделяет гораздо меньше вни-мания психологии знаков, нежели усилиям, которыеследует приложить для совершенствования языка, — какименно Вы удостоверяетесь сами и можете убедить дру-гих в том, что всякая данная языковая привычка долж-на претерпеть изменения и что данного рода усилие не-пременно окупит себя, т. е. принесет большую пользу,чем любой другой способ тратить такое же количествоэнергии. В этой связи я пошлю Вам, если смогу найти,

1 ^Античный идеал человека; традиционно переводится как«прекрасный и благородный»; прекрасный телом и душою че-ловек. В Афинах это считалось необходимым качеством сосло-вия эвпатридов и достигалось беседами с философами или ри-торами и многократными физическими упражнениями в па-лестре, направленными на достижение идеала телесности,выраженного также в произведениях античной скульптуры.>

Зак. 3309


экземпляр моей работы по экономике исследования,1

которая была написана мной когда-то очень давно.Я прошу Вас обо всем этом потому, что суть исследо-

ваний, которые я только что попытался развернуть передВами, состоит в определении того, к чему сводится Нрав-ственность. И если Ваши методы хорошо продуманы, они,несомненно, сослужат мне хорошую службу в качествепрактического подтверждения моей работы. Вместе с темдля Вас также вряд ли окажется вовсе бесполезным изло-жить для другого то, чем заняты Ваши собственные мысли.Ведь придавая собственным размышлениям коммуника-тивную форму, мы в общем и целом получаем новое aperçu.

Ваша трихотомия Смысл-Значение-Значимость дляменя — залог ценности того, о чем я прошу Вас.

Так или иначе, чтобы доказать мою расположенностьк обмену опытом, я дам некоторые пояснения к мето-дам, которые использую сам.

Мой отец — и это признано всеми — был лучшимматематиком в стране. Он был человеком величайшегоинтеллекта и обладал весьма тяжелым характером. В на-шем доме были частыми гостями все ведущие ученые, вособенности астрономы и физики, так что я вырос в ат-мосфере науки. Но мой отец был человеком весьма ши-роких интересов и так же близко знал многих деятелейискусства. Скульптор Уильям Стори, Лонгфелло, ДжеймсЛоуэлл, Чарльз Нортон, Уэнделл Холмс, а иногда Эмер-сон были среди людей, о которых у меня сохранилисьвоспоминания раннего детства. Я также помню итальян-ца Галленгу, известного под псевдонимом Мариотт. Мытакже были хорошо знакомы с семьей Куинси, в мень-шей степени с Адамсами. Отец моей матери был сенато-ром в Вашингтоне, но его слабые легкие заставили егорано уйти в отставку, после чего он основал юридичес-кую школу. Благодаря ему я видел таких оставившихзаметный след в политике людей, как Уэбстер.

Семья моей матери была самым тесным образом свя-зана с Бэнкрофтом. Позднее, будучи уже в преклонныхгодах, он и моя супруга стали большими друзьями здесь.Иногда с ним встречался и я. Одним из наших друзейбыл Лотроп Мотли. Мой отец испытывал сильнейшуюнеприязнь к людям, которых мог заподозрить в притвор-

[См.: U. S. Coast Survey Reports, 1879, appendix 21.]


стве. Среди таких был Чарльз Самнер — человек, тщесла-вие которого доходило до такой степени абсурда, с кото-рой я не сталкивался более ни разу за всю свою жизнь.Из юристов я помню Руфуса Чоута, судью Стори и др.Еще одно воспоминание из моего детства — подруга Эмер-сона Маргарет Фуллер (контесса Оссоли }.1 Меня не слиш-ком старались держать в узде, за исключением'того, чтозаставляли постоянно упражнять ум. Мой отец иногдапросиживал со мной ночь до самого рассвета за картами,постоянно удерживая мое внимание в игре.

Я получил образование как химик и как только, пос-ле года работы в Береговой Службе, достиг степени бака-лавра, поступил в ученики к Агассису, чтобы узнать все,что мог о его методах, а затем пошел работать в лаборато-рию. В течение многих лет у меня была своя лаборато-рия, я тщательно записывал результаты всех проводи-мых мной экспериментов, так что по прошествии двухили трех лет я был первым, кто получил степень summacum laude по химии в Гарварде.

Но к тому времени я уже открыл для себя, что един-ственным моим необычным даром была способность клогическому анализу. Я начал с немецкой философии,не прочитав почти ничего из английской школы и оченьнемного таких французских авторов, как Мен де Биран,Жоффруа, Кузен и др. В течение нескольких лет я зани-мался изучением Kritik der reinen Vernunft и мог повто-рить ее почти слово в слово в обоих изданиях. Думаю,даже сейчас найдется немного людей, которые знали быее лучше, чем я. Затем на несколько лет я посвятил себяв основном изучению схоластики, а после этого стал чи-тать Локка, Юма, Беркли, Гея, Хартли, Рида, Гамильто-на и др. Я уже прочитал тогда наиболее удобоваримуючасть Гудворта и всего Гоббса. Постепенно я приобреталсамостоятельный взгляд на вещи.

К этому времени неточность немцев и шаткость ихлогических построений окончательно меня разочарова-ли. Привлекательными для меня оставались лишь Канти Лейбниц. Английская мысль все более и более увлека-ла меня. Единственный ее великий и ужасный промах,от повторения которого меня спасли мои упорные заня-тия — скорее даже это случилось как раз благодаря моей

[Должно быть «маркиза».]


вере в их правоту относительно того, чему я хотел у нихнаучиться, но впоследствии я нашел, что они не продви-нулись достаточно далеко, чтобы это могло меня удов-летворить, — был их крайний номинализм. Вне сомне-ния, все философы современности были номиналистами,даже Гегель. Но я все же был убежден в том, что ониабсолютно не правы. Современная наука, в особенностифизика, остаются и должны оставаться, что бы ни гово-рил один выдающийся лотарингец, чье имя теперь не могуприпомнить, по существу своему на стороне схоласти-ческого реализма. То же справедливо и относительно ре-лигии, но с этим нельзя согласиться как с чем-то оче-видным. Я предпринял попытку выяснения того, как слу-чилось, что вся современная философия мирится с та-кой ужасной бессмыслицей. Решение этой проблемы незаняло слишком долгого времени. Причина, как оказа-лось, в том, что все гуманисты были не чем иным, какliterateurs при полном отсутствии той рассудительности,которую я находил в деятелях литературы, коих зналлично. Вот глупцы! С уровнем интеллекта дегустатороввина из Бордо. (К слову, живя в Париже, я сам в течениешести месяцев находился под опекой одного sommelier изВуазена до того, как он продал свои огромные погреба,где изучал красные вина из Медока, став в этом делевполне экспертом.) Последователи Дунса Скота практи-чески бесспорно главенствовали почти во всех универси-тетах за счет своего полного превосходства в искусствеЛогики. Для гуманистов же последние были не болеечем старомодными чудаками, которых, в честь их учи-теля Дунса Скота, они называли «Дунсами» и авторите-ту которых хотели положить конец. При этом первоепоколение Ренессанса вовсе не подразумевало или счи-тало слово «Дуне» синонимом глупца. Этот титул скореепередавал идею человека, настолько хорошо владевшегоискусством спора, что, даже приняв ложную позицию,он наводил ужас на безупречного гуманиста, если выби-рал его своим соперником. Самыми непримиримымипротивниками скотистов были последователи Оккама илитерминисты, которые относились к разряду nominales икоторых гуманисты называли номиналистами. С нимигуманисты и объединили свои усилия, но, поставив себецелью изгнать скотистов из университетов, они не по-


трудились даже вникнуть в смысл разногласий междудвумя логическими школами, принимая сторону номи-налистов просто в обмен на благосклонность последних.И поскольку с того времени и до сего дня вряд ли кто-либо дал себе труд выяснить реальное значение и суще-ство спора, а высказывание типа «универсалии суть про-сто слова» стало казаться чем-то самоочевидным — чтодаже можно считать истинным в некотором смысле, неимеющем, правда, прямого отношения к делу, — номина-лизм был повсеместно признан верным учением. Подоб-ным же образом деятели, обладавшие определенным ве-сом в глазах общественного мнения, с которыми я в своевремя встречался в Англии, в один голос открыто призна-вали противоестественные по своей сути положения Афа-насиева Символа веры, а все выпускники Оксфорда запоследние даже не знаю сколько веков клялись ненави-деть и презирать некоего Симона (если только я не путаюимя), хотя ни один англичанин, с которым мне когда-либо приходилось беседовать на эту тему, не мог утверж-дать, что наверняка знает, кто именно был этот глубокопрезираемый им Симон. Предполагалось, что он был че-ловеком, жившим во времена короля Джона, но никто незнал, что он, собственно, говорил или делал неправильно.

Доказать правоту Реализма и ошибочность Номина-лизма довольно просто. Реалисты это те, кто считает,что некоторые универсалии, каждая из которых можетслужить предикатом нескольких субъектов, являются Ре-альными. Номиналисты же в различной форме утвержда-ют, что ни одна универсалия не является Реальной. Сло-во «реальный» (латинское realis) — вовсе не древнегопроисхождения. Оно было введено в обращение как разво время спора между двумя школами, чтобы обозна-чить нечто, не являющееся вымыслом, каковым, несом-ненно, является всякое слово любого естественного язы-ка. В точном его значении, понятном сегодня, Реальноеесть то, все истинное о котором является таковым непотому, что мышление некоего индивидуума или груп-пы индивидуумов приписывает его предикат его субъек-ту, но совершенно независимо от того, что некоторыйиндивидуум или группа индивидуумов может о нем ду-мать. Сон, точнее, собственно снящееся — не есть нечтореальное, ибо если бы то, что сон был, к примеру, о ку-


риных яйцах было бы истинно, это было бы так по тойпричине, что истинным его сделало действие сознанияспящего. Но возьмем сам факт того, что данный чело-век действительно видел во сне куриные яйца. Если этотфакт истинен, он является таковым независимо от того,помнит человек свой сон и думает, что видел его илинет. Последнее поистине зависит от действия его созна-ния, но не зависит от приписывания сознанием чего-либосамому факт.у, который в данном случае есть то нечто, ореальности которого идет речь. Вся схоластическая фи-лософия полна подобными трудноуловимыми тонкостя-ми и, дабы суметь провести свой корабль между ними ине посадить его на мель, требует точного мышления,которому в наше время обучены немногие, за исключе-нием разве что юристов, математиков и т. п. Гуманистыв Европе покончили с привычкой мыслить точно. То, очем что бы то ни было, являющееся истинным, обязаносвоей истинностью действию сознания, есть внутреннее,или, как говорят ученые, объективное (немцы могли бысказать субъективное). То, о чем истина чего бы то нибыло, что о нем истинно (that of which the truth ofwhatever is true of it), зависит не только от действиямысли индивидуума или группы индивидуумов, но так-же от их мысли о субстанции истинной пропозиции, естьнереальное. То, нечто истинное о котором является та-ковым независимо от мысли некоторого конечного со-знания или сознаний, или, по крайней мере, независимоот того, что отдельный человек или группа людей дума-ет об этой истине, есть реальное. Хотя Дуне Скот и небыл первым, кто изобрел слово реальный, именно емуболее, нежели кому-либо другому, мы обязаны тем, чтооно было введено в обращение. К тому времени это словоуже использовалось для обозначения Реального свойства,но последнее никогда не имело ничего общего с тем смыс-лом, который ему обычно придает метафизика.

Теперь, когда мы выяснили значение слова реальный,я хочу обратить Ваше внимание на Закон, по которомувсякое тело, приведенное в движение, неизменно про-должает двигаться в одном направлении, изменяя еготолько под воздействием оказавшегося с ним в простран-ственной близости другого тела. Если мы убеждены вистинности данного Закона, но при этом отказываемся


считать его Законом реальным, то зависит ли он в своейистинности от того, что некто думает о нем как об ис-тинном? Нет, не зависит, если только он действительноистинен. Вы вольны сказать, вслед за Кантом, что онистинен только в отношении Пространства как формымысли (конечно, сам Кант не использует слово "«мысль»настолько широко, но в английском это возможно. Нем-цы вообще часто думают, что англичанам следует изме-нить свой язык, сделав его более приспособленным кнемецкой мысли, но это только служит примером чрез-вычайной благопристойности и скромности, которымиони так сильно гордятся). Хотя тем самым мы и призна-ем истину того, что истинно о законе, в общем зависи-мой от мысли, это не делает ее зависимой от мысли ка-кого-либо отдельного человека или группы людей. От-сюда, если Вы верите в то, что современная наука совер-шает какие-либо открытия общего характера, то тем са-мым Вы верите, что открытое таким образом общее естьнечто реальное, и посему, осознанно или нет, встаете напозицию схоластического реализма. И от этого решениязависит не только наука в целом, но также Истина иДобродетель. Номинализм и все, что за ним стоит, сутьорудия Дьявола, если таковой существует. Это болезнь,которая почти свела с ума бедного Джона Милля, тоск-ливый взгляд на мир, в котором все, что можно любить,почитать или понимать, считается вымыслом.

Здесь мне следует многое опустить, ибо я не могу тра-тить то, что мне не принадлежит, т. е. лишний час време-ни, которого в таком случае потребовало бы это письмо.

Сначала я определял логику как общую науку об от-ношении символов к своим объектам. И я до сих пордумаю, что это подходящее определение центральнойчасти науки логики, самого ее сердца, т. е. Критики Аргу-мента. Но предпринятые мной попытки определения гра-ниц всякой науки в целом убедили меня в том, что Ло-гик должен расширить сферу своих исследований, при-няв к рассмотрению всякий смежный предмет, за кото-рый кроме него никто не может взяться. И прежде все-го, он не должен ограничивать себя изучением символовпросто потому, что ни одно логическое рассуждение,которое хоть чего-то стоит, не может опираться на рас-смотрение только лишь Иконических и Индексальных


знаков. Также не следует ему ограничивать себя и изу-чением отношений знаков к их Объектам по той толькопричине, что исследование правил Дефиниции всегдарассматривалось как дело логиков и никого более. Ведьдефиниция не раскрывает Объект Знака, его Денотацию,но только дает анализ его Полного Значения (Signification),которое состоит не в отношении Знака к своему Объек-ту, но в его отношении к своему Интерпретанту. Сферамоих собственных исследований должна охватывать се-миотику в целом. И я полагаю, дорогая леди Уэлби, чтоВы, в свою очередь, рискуете впасть в заблуждение вслед-ствие того, что ограничиваете Ваши занятия Языком, исреди различных языков выбираете один весьма специ-фический — каковы вообще все арийские, — в границахкоторого столь многое зависит от слов.

Что касается слов английского языка, те, которымия привык пользоваться, я могу разделить всего на три ка-тегории. К первой принадлежат слова безыскусного обы-денного языка того общества, в котором я живу последниегоды и на котором веду переписку, не слишком, впро-чем, оживленную. Ко второму относятся слова, форми-рующие философскую и математическую терминологию.К третьей — слова, которые с большим трудом можноназвать английскими или принадлежащими любому дру-гому языку арийской группы. Они имеют вид своего родасинтетической структуры и по организации своей оченьнапоминают языки индейских племен Америки — я имеюв виду слова, используемые в химии. Слова третьей кате-гории идеально отвечают целям своего использования, заисключением разве что своей непомерной длины. Их мож-но было бы сильно сократить и сделать еще более деск-риптивными, чем они суть. Но химикам нет нужды ис-кать новый словарь. Это не стоило бы трудов. Один марш-рут между двумя точками может быть гораздо более пред-почтителен, нежели другой, но все же, когда большаяполовина этого другого уже преодолена, вряд ли имеетсмысл возвращаться, чтобы начать все с начала.

Времени у меня совсем не осталось. О том, как яоткрываю илг. пытаюсь открыть наиболее правильныйспособ употребления слов, я расскажу в другой раз.

С совершеннейшим почтением, Ч. С. Пирс


11 октября 1909 г. Милфорд, Пенсильвания

Дорогая леди Уэлби,Я не мог позволить себе ограничиться ни открыткой

в две строчки, ни кратким посланием, и на самом деледействительно написал Вам одно длинное письмо. Но мояжена, прочтя его, сочла, что Вы могли понять из негонечто, что я не имел никакого намерения в него вклады-вать, поэтому я так его и не отослал. Многое теперь ме-шает мне писать. Во-первых, мне семьдесят лет, и я чув-ствую, что прежняя сила и строгость мысли для меняуже невозможны. Вместе с тем я осознаю, что преждевсего моим святым долгом является написание книги,имеющей целью показать, что многие весьма достойныеумы придерживались взглядов, которые находятся в глу-боком противоречии с предметами, обладающими непре-ходящей важностью для всего человечества. И все пото-му только, что они в равной мере упустили из виду то,что могло бы привести их всех к одной общей истине ичто вместе с тем способно открыть всякому здравомыс-лящему человеку, как направить свою мысль по такомуруслу, чтобы скорейшим образом этой истины достичь.Со времен Канта большинство логиков практически пол-ностью соглашаются с ним в том, что принципы логи-ческого обоснования уже полностью открыты и всецелоисследованы. Мнение надуманное и имеющее последствиясамые пагубные. Вместо того чтобы изучать надлежа-щий им предмет, они обращаются либо к бесплоднойErkenntnisslehre,1 либо к психологии мысли. Некоторыепытаются найти обоснование логики в не имеющей соб-ственного основания метафизике, идя в этом вслед заМиллем, иные же ищут опору в ничего не стоящих иде-ях некоторых других английских логиков. Я чувствую,что обладаю истиной, которая должна найти свое выра-жение на бумаге до того, как силы оставят меня оконча-тельно. Мысли о книге преследуют меня теперь постоян-но, ввиду чего я чувствую себя, так сказать, «под коман-дой» посвящать каждую свободную минуту работе надпредварительным томом, составлением которого я сей-час занят и который должен служить введением к основ-

Теория познания — нем.>

330 Логические основания т.еории знаков

ному. Надеюсь, эта работа некоторым образом поможетмне собрать воедино то, что я прочел и чем заняты моимысли, но что, конечно же, не может стать предметомдля обсуждения просто по памяти. Так я смогу продол-жить написание моего труда, работу над которым при-шлось пока отложить, ибо я не имел возможности ссы-латься на те книги, которые хотел использовать. Пред-варительный том предположительно будет называтьсяСборник эссе о Значении, где я рассматриваю Значение вшироком смысле, так, как оно использовалось теми, ктоне уделял ему особого внимания. Если это название на-поминает Ваше «Что такое Значение» — тем лучше.

Ко всем другим заботам, моя супруга чувствует себянастолько плохо — и особенно сильно это сказываетсяна ее всегда чувствительных, хотя и удивительно креп-ких нервах, — что это и самого меня держит в ужасномнапряжении. Наконец, для того, чтобы пережить следую-щую зиму, нам просто необходим капитальный ремонтдома. Для подготовки к нему мне следует составить план,который затем без конца нужно будет проверять, кор-ректировать, обдумывать и вновь переделывать. И хотямоя жена вникает во все детали и ей принадлежат всеидеи, все же это отвлекает и не дает мне сосредоточитьсилы на той работе, которая теперь является для менянаиболее важной.

Сразу после того, как я заканчиваю писать, а часто иво время работы, я крепко засыпаю, так что у меня со-всем не остается свободного времени. Но мы часто вспо-минаем и много говорим о Вас за обедом. Вот и сегоднясесть за это эгоцентрическое и полное жалоб письмо меняпобудило желание знать о Вашем здоровье и о том, чемВы заняты, над чем теперь работаете и т. д. Надеюсь, Вымне все об этом напишете.

С совершеннейшим почтением, остаюсь всегда ВашЧ. С. Пирс


Дорогая леди Уэлби,В страстную пятницу поздним вечером получил Вашу

открытку. Но поскольку на субботу у меня и еще у двух


других людей была назначена встреча с магистратом, ко-торая отняла у меня целый день, я никак не мог выбратьвремя, чтобы написать Вам ответ, вплоть до настоящегомомента. Я немного удивлен тем, что открытка шла такдолго. Хотя у нас на открытки не ставят штамп с датойи временем получения, все »te y меня есть причины ду-мать, что задержка произошла не на милфордской по-чте. Так или иначе, я вовсе не стал бы говорить об этом,но, если только слово, которое я не вполне разобрал,следует читать как «третья», в своей очень доброй и тро-гательной открытке Вы сообщаете, что это третья Вашапопытка связаться со мной. Я ничего не получал от Васвот уже очень долгое время, поэтому возникает вопрос,на какой почте произошла задержка. Трудно сказать, ноя склонен думать, что если это случилось в Харроу или вМилфорде, то скорее в первом, поскольку я не знаю боль-ше никого, кто бы носил фамилию Пирс или что-то похо-жее в Милфорде или его округе, где служащие почты все-гда ко мне очень внимательны. Полагаю, они ошибочносчитают, что я имею кое-какие связи в Вашингтоне.

Я долго не писал Вам, но тому виной множество при-чин чисто физического свойства, избежать действия ко-торых представляется совершенно невозможным. Вотлишь некоторые из них. Подобно всем моим предкам помужской линии, я страдаю от рано наступившей старо-сти, и кроме того, последние годы мои были полны са-мого разного рода треволнений. Все эти обстоятельствавселили в меня беспокойное желание придать моим ло-гическим открытиям форму, в которой они могли быпринести некоторую пользу. Во-вторых, мое здоровье издоровье бедной моей супруги последние несколько летоставляет желать лучшего. Особенно много забот появи-лось начиная с позапрошлогодней зимы, больше, чем мыв состоянии вынести, и число их с тех пор только рас-тет. Эти трудности еще усугублялись постоянными идосадными неприятностями, в которые мы, случалось,попадали по вине разных людей. Но одним из самыхбольших утешений для нас, дорогая леди Уэлби, всегдабыли воспоминания о Вас.

Мы делали и продолжаем делать все, что можем, что-бы покончить с таким положением дел, серьезность ко-торого заслуживает того, чтобы принять меры. Но те-


перь, когда мы уже почти не появляемся на людях и всенаши старые друзья здесь умерли, это место нас тяго-тит. В настоящее время мы тешим себя определенной,но шаткой надеждой распродать имущество, чтобы от-правиться за границу или переселиться в какой-нибудьфранцузский город.

Теперь я занят тем, что пытаюсь закончить неболь-шую книгу, в которой ясным образом показываю, в чемсостоит обоснование каждого из трех типов логическогорассуждения. При этом я не использую два обычныхспособа обоснования Индукции, принадлежащих Мил-лю и Лапласу, и проясняю реальную природу Ретродук-ции (которая обычно рассматривается либо как не являю-щаяся логическим рассуждением вообще, либо как осо-бый вид Индукции). Далее, исходя из проводимого мнойанализа, я доказываю, что основные положения религи-озной веры имеют обоснование, которые человек наукичересчур поспешно отвергает.

Мне ничего не известно о книге, в написании кото-рой приняли участие Ваши друзья. Была ли она где-либоопубликована? На этом сегодня вынужден закончить, нонапишу еще так скоро, как только смогу. С наилучшимипожеланиями от нас обоих, дорогая леди Уэлби, остаюсь

Всегда искренне Ваш,

Ч. С. Пирс


Дорогая леди Уэлби,Я отложил на время ответ на Ваше письмо, так же как

и на письмо г-на Слафтера, ибо просто не решался сказать,что никак не смогу написать для вашей книги. Однако итеперь я не вижу для этого никакой возможности.

Мы были заняты объявлениями о продаже дома, иесли бы даже он был продан только за половину своейреальной стоимости и нам бы удалось быстро уладить вседела, тогда я бы смог беспрепятственно начать работу. Нотеперь конец сезона, и я с ужасом думаю о том, что всенаши усилия могут кончиться ничем. Я вкратце опишуВам ситуацию, из которой не нахожу никакого выхода.

Прежде всего это связано с моим здоровьем. Бываютдни, когда я чувствую себя превосходно как умственно,


так и физически. Но я человек чрезвычайно эмоциональ-ный и в то же время привык подчинять свои чувстважесткому самоконтролю. Аффекты не находят выхода,оставаясь внутри и сотрясая все мое существо, так что япорой с трудом могу передвигаться или держать в рукахперо. То же происходит с памятью, и тогда я,не могуподобрать слова, чтобы выразить то, что хочу выразить.

Я не привык волноваться по пустякам. Но трудности,с которыми мне приходится сталкиваться, отнюдь не пус-тячны. Во-первых, моя супруга, обладающая обострен-ным чувством долга и энергией, намного превышающейее физические возможности, и при этом еще проявляю-щая нежную заботливость обо мне и моем здоровье, те-ряет силы и страдает от мучительных болей, преследую-щих ее день и ночь. Поэтому я не могу не думать о том,что она не перенесет еще одну зиму в этом доме. Онасоздана быть принцессой, а вместо этого, уступив мне,стала женой человека, который должен был предвидеть,что для нее это обернется тяжелейшей нуждой.

[20 мая 1911 г.]

[...] Таково почти буквально наше положение дел.Мы не можем позволить себе прислугу, равно как и вточности следовать предписаниям врача касательно здо-ровья моей жены. Единственное, что я могу сделать, этополностью погрузиться в дела по дому. Мне следовало бызаниматься ими и сейчас, но у меня опускаются руки, ия, наверное, упаду, если попытаюсь добавить что-либо ещек тому, что уже сделано. В прежние времена я был полно-стью в курсе всех принципиальных для современностинаучных проблем. Но вот уже несколько лет я не имелвремени прочесть никакой новой книги или исследования.Все же я держу в голове вполне готовый замысел книги,первая задача которой состоит в полном доказательстве итщательной проработке того, что служит обоснованиемкаждого из известных типов логического рассуждения.

Во-вторых, на этом основании я прежде всего пока-зываю, насколько глубоко заблуждались все метафизи-ки от Декарта до Юма включительно, а также насколь-ко, при всем формализме своего подхода, прав был Кант.Истинно, что мы никогда не можем достичь знания ве-щей как они есть, но можем знать только то, что в них


открыто для человека. Однако в этом заключено все, чтовселенная есть для нас. Позиция Рида представляетсямне более сильной, за исключением того, что он считалЗдравый Смысл непогрешимым — по крайней мере в том,что касается универсума феноменов, который составля-ет собой все, что есть для нас. Это серьезная ошибка.Здравому Смыслу следует доверять лишь настолько, на-сколько он выдерживает критическое исследование. Ко-нечно, я не могу объяснить то, что я имею в виду, вкраткой форме. Более того, не ко всем суждениям Здра-вого Смысла так легко прийти, и я раскрываю тот ме-тод, при помощи которого они должны быть удостовере-ны. Одним из значимых результатов является то, чтомы должны быть убеждены в истинности той гипотезы,которая нам нужна. К примеру, если командир уверен,что некоторый образ действий является единственнымпутем к спасению его жизни и жизни тех, кому он отда-ет приказы, он должен быть убежден, что это действи-тельно приведет к спасению, потому что само это убеж-дение дает ему шанс на успех. Бесполезные сомнениянесут в себе нечто еще более опасное, нежели отсутствиепользы. Но этот путь никому не суждено пройти без по-терь. Подобное рассуждение собственно делает феноменинтеллигибельным, поэтому было бы бессмысленнымпедантизмом отделять его от принятия гипотезы. Моедоказательство последнего положения, я в этом уверен,должно произвести впечатление.

В-третьих, я намереваюсь предпринять критическоерассмотрение множества догматов, которые, как приня-то считать, составляют суть религиозной веры. Суще-ствуют некоторые свидетельствующие в пользу религиипропозиции, которые по моему мнению имеют отноше-ние не столько собственно к вере, сколько к логическипостроенному убеждению (conviction).1

Одна из них утверждает, что универсум не управля-ется никаким непреложным законом.

Доказательство этого утверждения выглядит на удив-ление просто. А именно, я показываю, что если бы вточности одно и то же следствие всегда вытекало из од-ной и той же причины, реальный прогресс был бы не-

1 <Одним из значений англ, conviction является «сознание гре-ховности»^


возможен. Но таковой имеет место. Это доказывает лю-бая наука, поэтому мы должны верить в то, что мир уп-равляется живым духом.

Далее я показываю, что даже если бы положение, всоответствии с которым единственной причиной всякогофизического события является не что иное, как толькофизическое событие, оказалось истинным, тем не менее,принимая к рассмотрению также возможность непосред-ственного действия, это положение оставляло бы местодля допущения действия на материю некоторых немате-риальных сущностей и наоборот.

Я показываю, что все прежние метафизики, такие какЮм, оправдывают свой скептицизм утверждением (когдаони говорят, причем говорят постоянно: «но это не явля-ется следствием из» и т. д.), что единственным типомвывода, который имеет силу, является Дедукция. Но всвою очередь единственным обоснованием Дедукции яв-ляется то, что в ее заключениях никогда не утверждаетсяничего, что не полагалось в Посылках. Совершенно ана-логичное заблуждение питает тот, кто полагает, что уни-версум управляется непреложным законом, в соответствиис которым следствие не может содержать в себе никакойэлемент, который уже не полагается в причине. Также янамереваюсь показать, в чем состоит «свободная воля»,каким образом она действует и как это действие делаетнаше поведение аналогичным тому, как растут деревья иживотные. Я чувствую уверенность, что книга произве-дет глубокое впечатление, более глубокое, нежели трудыБергсона, которые нахожу не слишком вразумительными.1

Последние три года я не заглядывал ни в одну вы-шедшую за последнее время книгу. Очевидно, от меняможет быть мало пользы, кроме как в делах по дому —занятие, которому я предаюсь с охотой при соответствую-щих обстоятельствах, но которое, как мне кажется, сто-ит мне больше, нежели того заслуживают.

Я напишу для Вас статью, если обстоятельства дадутмне такую возможность, так как очень хочу чем-нибудьугодить Вам, но не могу обещать этого точно.

Ч. С. Пирс

1 [Creative Evolution. Французская версия была опубликованав 1907 г.]


P. S.Написав это письмо дабы заверить Вас, что мое мол-

чание (а подыскивать своим мыслям форму внешнеговыражения стало для меня теперь занятием столь чуж-дым, что статья для Hibbert Journal,1 отнимавшая всемое время в течение двух последних месяцев, тем не менееосталась в общем и целом непонятой, хотя подготовка еестоила мне большого труда) — так вот, я хотел объяс-нить, что мое молчание вовсе не означает отсутствия уменя горячего желания высказать то, что, надеюсь, об-наружило бы еще более веские доводы в пользу как важ-ности вашего послания миру, так и его своевременности.Теперь, когда письмо написано, я одержим боязнью, чтомое стремление сделать то, что я хотел сказать, ясным,может произвести впечатление просьбы о помощи. Слово«нужда», возможно, было преувеличением. В настоящеевремя у нас есть все необходимое для нормальной жизнибез того, чтобы делать долги. Но несомненно, что, учи-тывая состояние здоровья жены, наша нелегкая жизньбыстро ее убивает. Поэтому моим первым желанием идолгом является работать только над тем, что может по-мочь улучшить ее самочувствие. Очевидно, к примеру,что с моей стороны было безрассудством потратить два ме-сяца ради пятидесяти долларов, которых никак недоста-точно для того, чтобы оправдать все расходы за это время.

У меня нет сомнений в том, что моя книга произве-дет впечатление в научных кругах и посодействует разви-тию логики. Будьте уверены, чувство это сильно во мне.Но в сложившейся ситуации забота о здоровье супругивсе равно оставалась бы моим первейшим долгом, дажеесли бы это задержало стрелки часов прогресса на срокеще более долгий, нежели в таком случае их задержит.

Тем не менее я могу позволить себе потратить не-сколько минут, чтобы дать более четкое объяснение тогозначения, которое я вкладываю в утверждение о том,что если бы универсум управлялся непреложным зако-ном, никакой прогресс не мог бы иметь место. Слово«прогресс» я заменяю другим, которое придумал, чтобывыразить то же значение, а именно — раз.чножествле

' [Последняя статья для Hibbert Journal называлась «Упущен-ный Аргумент в пользу реальности Бога».]


ние (variescence). Я имею в виду такого рода изменение,которое влечет необратимое приращение множества не-зависимых элементов, из которых складывается некото-рое положение дел. Можно, конечно, предположить, чтокогда бы мы ни столкнулись с чем-то растущим, разви-вающимся или определенным образом эволюционирую-щим, все обнаруживающие себя при этом новые элемен-ты изначально присутствуют там во всем разнообразиисвоих возможностей в форме, недоступной для наблюде-ния. Но я намереваюсь показать, что эта безоснователь-ная гипотеза не может получить логического обоснова-ния. Гипотеза же о размножествлении, напротив, с ло-гической точки зрения весьма показательна.

Другим примером плохой научной логики являетсяинтерес, проявляемый к гипотезе телепатии, котораявыдается за объяснение целого множества легко доступ-ных для наблюдения, но редко встречаемых феноменов.Телепатия, т. е. прямое воздействие одного воплощенно-го духа на другой (здесь воздействием я называю то, чтотелепатия передает, оставляя данное понятие настоль-ко неопределенным, насколько это возможно), представ-ляет собой чрезвычайно правдоподобную гипотезу — вэтом с ней не сравнится никакая другая, взятая из лю-бой области знания. Но довод против того, что эффектыэтого воздействия более доступны для наблюдения, не-жели, например, давление, производимое падающим све-товым лучом, более чем красноречив. Гораздо более ве-роятно, что подобные эффекты обязаны действию бесте-лесных духов. Правда, с допущением существования та-ковых возникают некоторые трудности, и вероятно, чтодух, абсолютно лишенный телесной оболочки, невозмо-жен. Но физика почти каждый год — особенно это каса-ется теории эфира — делает открытия, позволяющиесчитать существование более тонких видов материи, не-жели один из 60 или около того химических элементов,все более и более вероятным. Вы знакомы с теорией Том-сона или Томпсона (я забыл, как точно пишется имя) отом, что атомы суть вихри в некоторой изменчивой сре-де (fluid).1 Очень вероятно, именно так, быть может, с

1 [J. J. Thomson. On Bodies Smaller than Atoms. Popular ScienceMonthly. Vol. LVIII, August, 1901.]


некоторыми поправками, оно и есть. И если гипотезаверна, по аналогии мы должны заключить, что сама под-лежащая среда состоит из отдельных тел и что данныеатомы второго порядка в свою очередь представляют со-бой вихри второго порядка во второй подлежащей среде,которая состоит из атомов третьего порядка и т. д. добесконеч ности.

Тогда мы имели бы не химические элементы числом64, или каково бы ни было их число этим вечером, нобесконечные ряды типов вероятной материи, в которуюоблекается дух.

Оговорюсь, что в мои намерения не входит навязы-вать кому бы то ни было убеждение в гипотезе, не имею-щей серьезной индуктивной поддержки. Я хочу сказать,что многие, думаю, даже большинство людей науки бес-сознательно или не вполне осознанно убеждены в ложно-сти подобного рода гипотез, каковое убеждение нелогич-но ровно в той же мере, что и убеждение в их истинности.Конечно, с точки зрения науки гораздо хуже первое, ибоесли содержание последнего ложно, оно обречено бытьопровергнутым, в то время как в первом случае мы рис-куем исследовать предмет до бесконечности безо всякойпользы. Никто не станет предпринимать новые экспери-менты, если не будет расположен к принятию некоторойничем не подкрепленной гипотезы. Люди, отвергающиеподобные гипотезы, составляют класс, наиболее эффектив-ным образом препятствующий развитию любой науки.

Но, дорогая леди Уэлби, я трачу Ваше и мое времяна спекуляции. Еще раз прощаюсь с Вами, искренне Ваш(уверен, не истолкованный превратно).

22 мая 1911 г.Ч. С. Пирс


Дорогая леди Уэлби,Следуя настоятельному совету моей жены, я решил,

что — если Вы и другие, кто связан с изданием этойзамечательной книги, могут ждать того, что не можетбыть точно обещано — я сделаю все, что в моих силах,чтобы выслать Вам через два или три месяца первую


часть работы, которую так хочу написать. Эта часть име-ет своим предметом различные виды и степени удостове-ряемости, которые допускает тот или иной тип логичес-кого рассуждения, а также особого характера затрудне-ния, возникающие на пути установления указанной до-стоверности и средства их преодоления — я имею в видузатруднения чисто логического характера. Например, втеории чисел вряд ли что-либо может быть представленос достаточной степенью доказательности без помощипринципа, в соответствии с которым все, что истинно оданном целом числе, а также все, что будучи истиннымо любом целом числе, является истинным и о ближай-шем к нему большем, истинно о всех целых числах, боль-ших, нежели данное целое число, или же равных ему.Но почему это должно быть истинным? Некоторые рабо-ты в качестве причины указывают на то, что, во-пер-вых, из двух разных целых чисел одно всегда большедругого, а во-вторых, всякое целое число имеет следую-щее за ним по порядку большее. Но этого недостаточно,и мы никак не поправим дело, если еще добавим, чтовсякое целое число является следующим большим длянекоторого другого. Необходимо более точно определитьотношение между целыми числами. Если бы мы такжеоговорили, что между любыми двумя целыми числамиимеет место только конечное количество целых чисел,это и стало бы недостающим элементом обоснования.Хотя при этом нам еще потребуется формальная дефи-ниция для слова конечный. [Безусловно, не следует го-ворить о конечном числе (т. е. о целом числе, котороеконечно), давая дефиницию целого числа.]1 Мы получа-ем его, вводя абстракцию «свойство» или «предикат».Это позволяет утверждать, что если меньшее из двух раз-ных целых чисел имеет «свойство», которое отсутствует убольшего, значит, должно существовать целое число, ко-торое является настолько же большим, что и меньшее издвух, но меньшим, нежели большее, и которое обладаетуказанным свойством, в то время как ближайшее к немубольшее целое число таковым не обладает. Вот иллюстра-ция того рода трудностей, с которыми можно столкнуть-

1 [В рукописи предложение в скобках появляется на поляхстраницы без обозначения места вставки. Скобки добавлены.]


ся в математике и которых удается избежать, давая дефи-ниции соответствующих абстракций. Действительно,пользуясь таким образом термином «свойство» или «пре-дикат», можно дать дефиницию «конечных рядов». Этосоздает определенную опору для ума. Вот показательныйпример такого рода рассуждений, о которых я упоминаюв моей работе «Удостоверение путем логического рассуж-дения» (Assurance through Reasoning).

Я упоминаю об этом, чтобы Вы смогли взвесить все«за» и «против» и решить, стоят ли подобные рассужде-ния ожидания, не удостоверенного никакими жесткимиобещаниями. Написать такую статью для меня не соста-вило бы особого труда, и поэтому, возможно, она моглабы стать наиболее приемлемым вариантом и кроме того,оказаться чрезвычайно полезной. Впоследствии я смогупривести эту статью в моей собственной книге, которуютак или иначе не смогу закончить, если предварительноне опубликуюсь в нескольких других изданиях, из кото-рых Encyclopaedia Britannica станет первой и наиглав-нейшей. Будучи долгое время отлучен от книг, я теперьнастолько стеснен недостатком информации о современ-ных исследованиях, что, полагаю, мне не следует ничегопредлагать публике, пока я не смогу наверстать упущен-ное. Вот почему я беру «Удостоверение путем логическо-го рассуждения» единственным предметом, на основа-нии которого могу нечто написать.

... Я не могу решиться ни на шаг далее этого, возмож-но, было бы безрассудством пытаться предпринимать дажето, что уже решено сделать. По правде говоря, я до сих пордумаю, что это должно принести немалую пользу науке ичто никто еще очень долго не достигнет результатов, кото-рых достиг я. И все же, по причине крайней неясностиизложения и недостатка информации, быть может, наи-лучшим для меня было бы просто тихо сойти в могилу.1

Что касается моего примера с солдатом, боюсь, Вы мог-ли неправильно меня понять. Его уверенность может по-влечь (cause) за собой успех. Но я имею в виду вовсе не это.Его уверенность есть основание (reason) для той мысли,

1 [Последние годы жизни Пирс страдал от рака, ставшего при-чиной того, что он не успел завершить ни эту, ни какую-либодругую из тех работ, которые планировал завершить.]


что он преуспеет, она представляет собой знак такого родадуши, которая привыкла преуспевать. Сам я давно уже нев том возрасте, чтобы воевать. Я очень близко подошел ктому, чтобы научить людей чему-то, что могло бы принес-ти им пользу, но судьба помешала мне удержаться в руслевремени. Я напишу Вам «Удостоверение путем логическо-го рассуждения», если Вы считаете это нужным, и это бу-дет моей последней статьей, если только нам не повезетпродать дом. Стоимость его около сорока тысяч долларов,и нам представляется нелепым жить в подобном месте.

С совершеннейшим почтением,Ч. С. Пирс

ПОСЛЕСЛОВИЕ,

или ВозвращениеЧарльза Сандерса Пирса

Писать предисловие к текстам мыслителя такого ран-га, как Пирс несколько неприлично. Его слово не нуж-дается в каком-либо предварении. Поэтому более кор-ректным будет некоторое слово после него, что оправда-но не только этически, но и собственно исторически. Все-таки стоит помнить, что мы говорим после Пирса. Этопослесловие не является комментарием или разъяснени-ем. Скорее, это просто размышления, спровоцированныеидеями Пирса. Тем более что его концепция сегодня пе-реживает второе (если не сказать, третье) рождение — впоследние лет двадцать стало особенно заметным смеще-ние от соссюровского сценария семиологии к базовымпринципам семиотической инициативы Пирса. Семиоти-ка — не просто некая специальная дисциплина, скорее,это уже судьба нашего интеллектуального опыта.

Рождению семиотического проекта предшествовалаподспудная работа метафизики, логики, философии вцелом, серьезные трансформации в феноменальностикультуры. При этом стоит отметить, что сложился этотпроект на удивление скоротечно, — вообще-то основныесемиотические сценарии выкристаллизовались букваль-но где-то в последнюю треть XIX века. Причиной томуотчасти были серьезные, если не сказать, тектонические,сдвиги в метафизике, первый из которых был навязанперепрочтением трансцендентализма, что было связанос совершенно неожиданным для самого трансцендента-лизма открытием странной сумеречной зоны между фор-мальными фиксированными сущностями, идеями и офор-мленными чувственными вещами. Странность прояви-лась в неспособности описать разворачивающиеся в этомзазоре событийные ряды, упорно не поддающиеся ниноуменальной, ни феноменальной артикуляции. Резуль-тат был весьма неприятен: отношение «понятие-вещь»перестало работать, — между мышлением и реальнос-

тью образовался провал. Мышление отделено от фено-менальности мира и поступка какой-то обморочной пе-леной. Ситуация усугублялась еще и тем, что междутрансцендентальным субъектом и эмпирическим здесь-бытием Я пролегла жесткая демаркационная линия (см.например, Кант. I Критика, § 16), а за этим последовалосовершенно немыслимое отлучение мысли от действи-тельности. Уже начиная с Фихте была предпринята по-пытка транскрибировать основные принципы трансцен-дентализма на онтологических кодах. Однако успех онто-логического проекта в начале XIX века был краткосрочени внутренне противоречив.

Онтологический сценарий, восприняв ряд интуициитрансцендентальной философии, претерпел не менее ин-тенсивные метаморфозы. И в первую очередь такое со-стояние было спровоцировано стремительной и безоста-новочной эрозией онтологической инстанции Абсолюта:Бог покинул мир, Бог ушел с онтологической сцены.Сразу же сложились две версии столь знаменательногособытия. Первая попыталась смягчить ситуацию, пере-водя существование Абсолюта в виртуальную размер-ность. Классическим вариантом этой версии можно на-звать гегелевскую «Феноменологию духа»: Дух, обеспе-чивая целостность как отдельных феноменов, так и все-го феноменального ряда, принципиально не способенисполниться ни в одной из феноменальных зон: за этимстоит отсутствие оптической иерофании Абсолюта; вфеноменальности есть только следы, только знаки егопрохождения. Он превращается в виртуальное событие,лишенное какой-либо возможности актуализации.

Вторая версия начала более радикально, объявив осмерти Бога и бесповоротно отказываясь от всех хрис-тианских теологических метрик. Но онтологизм всегдавыстраивается на принципе при-сущности, определяя ди-хотомическую бытийную дистрибуцию между сущностьюи явлением, тем самым располагая онтологическое мыш-ление в гарантийных пределах адекватной репрезента-ции, ex-pressio, вы-ражения: Язык-Логос обязан выра-зить Бытие, на Бытии же лежит обязанность выразить-ся в Языке. То же распространяется и на принцип су-ществования феноменальности, правда, отношение междуАбсолютом и феноменом обладает явно нетранзитивнымхарактером. Поэтому смерть Бога, Абсолюта сопровожда-


ется эрозией инстанций, каналов дистрибуции сущности,ответственных за учреждение связанности явления исущности, то есть при-сущности; соответственно и мысльсмещается к нулю, нулевой отметке.

Несмотря на определенную эпистемическую и кон-цептуальную успешность и трансцендентализма, и онто-логизма, что-то явно пошатнулось, и стало неспокойно вцарстве мышления. Наверное, самым неприятным эф-фектом стало даже не осознание, а, скорее, ощущениеобрыва нерасторжимой прежде связи мысли и мира. Об-нажен разрыв, и в него проваливается мысль. Вот это-тои невыносимо. Еще возможно для сознания вести игру,где действуют тяжелые машины рассудка, но все жепредел, конец уже ощущается, сначала в редком беспа-мятстве, а затем и в испуге рассудка. Оставшихся ре-сурсов мышления было, по-видимому, достаточно, что-бы еще каким-то образом поддерживать акты познания,мышления, но ситуация уже такова, что бытийные га-ранты порваны и как восстановить их, — неизвестно.Уход Абсолюта, конечно же, не прошел бесследно: пута-ница образов, понятий, событий, вещей, смешение и даженеразличение воображаемого и реального. По мере исся-кания спонтанной интенсивности и сознания, и собы-тийных рядов феноменальности складывается абсолют-но новая ситуация. На бытийном ландшафте и в зонемышления все более незаметным и просто невидимымстало то, что Хайдеггер называл Phänomenen (сущее,которое указывает через самое себя на самое себя) илиSchein (сущее, которое указывает на самое себя черездругое сущее), а все чаще и чаще стали попадаться собы-тия, которые в хайдеггеровской концептуализации имену-ются Erscheinung, явлением, то есть события, где сущее ука-зывает через самое себя на иное сущее, событие, лишенноесамо-стояния. Иными словами, aliquid stat pro aliquo, одновместо другого, но это и есть формула знаковости.

И за этим состоянием мышления вовсе не стоит ка-кая-то немилость обстоятельств, напротив, это симптомытрансформаций, знаки семиотизации мышления, действи-тельности и того события, которое мы именуем «Я»,«человек». Пейзаж мышления с вкрапленным в негосилуэтом нравственного существа взрезается и рассека-ется симптомами, знаками, индексами, иероглифами, —семиотическим. Однако семиотическое, позволяя плутать

Послесловие 345

среди мыслей и феноменов, в то же время предлагает нестолько восстановление бытийных гарантов, сколько зак-лючение совершенно новых. Оно смещает мышление в но-вую размерность, обладающую собственной глубиной, не-сводимой ни к глубине мышления, ни к глубине мира, ив то же самое время вводит в мышление то, что не явля-ется им, бессознательного, и инсталлирует в действитель-ность то, что никогда не было действительностью. И этоне просто нагромождение понятий, образов, знаков, ве-щей, — именно семиотическое возвращает очертаниямысли и действительности, не нарушая хрупкости струк-туры мышления и феноменальных рядов событийности.

Конечно, весьма условно можно выделить три на делеоказавшихся значимыми и определяющими дальнейшийход семиотической мысли сценария. Во-первых — не поприоритету, но по степени влияния, — это проект семи-ологии Соссюра. Действительно, «Курс общей лингвисти-ки» стал в XX веке мощным генератором и философской,и семиотической мысли, европейской интеллектуальнойкультуры в целом. Соссюр настаивал на нетождественной,но в то же время неразрывной связанности мышления изнаковости, что позволило ему развести их конститутив-ные и, в частности, временные принципы: язык как знако-вая система обладает собственной историей, собственнымвременем, несводимым ни к каким иным темпоральнымразметкам. Для Соссюра язык выступает базовой знаковойсистемой, на основе которой рождаются и декодируютсявсе иные семиотические развертки. Это положение, с од-ной стороны, послужило основанием для формальной но-минации соссюровского проекта как семиологии, а с дру-гой — обоснованием существования семиотического че-рез коммуникативные структуры, результирующиеся в оп-ределенного рода конвенциях и утверждающихся в ин-ституциях. Достаточно эффективным стало и различениеязыка [langue] и речи [parole], в качестве критерия кото-рого Соссюр предложил участие сознания и воли. Опреде-ляя речь как «акт разума и воли», он в то же время суще-ствование языка помещал в ином измерении: язык пред-ставал перед индивидом как нечто, лежащее по ту сторо-ну сознания, как бессознательное. Именно это положениеприобрело действительную эвристическую ценность в даль-нейшем и для Лакана, и для Леви-Стросса, и для француз-ской философии в целом, начиная с пятидесятых годов.


Второй сценарий фактически разрабатывался синхрон-но с соссюровским в рамках трансцендентальной феноме-нологии, и совершенно естественно, что акцент в интер-претации конститутивных принципов семиозиса былперенесен в ноэматическую действительность.

Обе инициативы едины по крайней мере в одном — впоиске объективного основания семиозиса: институцио-нальное существование языка у Соссюра и развертыва-ние содержательности семиозиса в трансцендентальнойразмерности у Гуссерля.

Судьба Пирса в семиотическом проекте во многом па-радоксальна: хронологически он первый, исторически —последний. Во всех трех версиях интересно не только ине столько решение; в большей степени в них притяги-вает ощущение проблемы. Решение часто бывает баналь-но, определено верованиями, очевидностями эпохи, носовсем иное — чувство проблемы, чувство часто трагичес-кое в своем обязательстве интеллектуального исполнения.

Проблемы, с которыми столкнулся Пирс во второйполовине XIX века, были, как отмечалось выше, отнюдьне банальными, а скорее мучительными. Они требоваливесьма серьезной осмотрительности в концептуальнойартикуляции и тщательности в тематизации. Итак, раз-рыв между онтологическими претензиями мышления идействительностью сознания; зияние между теоретическойи практической философией — это и было начальнымпунктом пирсовского маршрута. Пирс явно склонялся к«мягкой» версии ухода Абсолюта, но это вовсе не отме-няло необходимости обращения к нему, поиска подсту-пов к его, пусть виртуальному, существованию. Следуетпри этом учитывать неблагосклонность Пирса к сцена-риям чистого мышления, к «ноологистам» (частично кКанту, в полной мере к Гегелю, Фихте). Но сама интуи-ция Абсолюта в семиотической его инициативе обладаетконститутивным характером. Иначе говоря, перед Пир-сом стояла задача, достаточно распространенная во вто-рой половине XIX века, — найти своего рода «критичес-кие точки», в которых акт мысли становится основани-ем поступка, точнее, серии поступков, дающих человекушанс начать движение к Абсолюту.

Задача нетривиальная: Абсолют не актуализируется,мысль и поступок определяются различающимися принци-пами. Но Пирс предлагает и достаточно нетривиальное

Послесловие 347

решение. Если Абсолют не способен больше прямо и не-посредственно выдать гарантии мышлению, если не су-ществует прямых подступов к нему, как, впрочем, и кдействительности, то должно искать следы-знаки. Речь идето введении в акт и мышления, и познания, и действиянекоего посредника, своего рода многогранного зеркала,способного стянуть в одном фокусе все эти компоненты.Но такая давно и подспудно подготавливающаяся опера-ция предполагает стремительное преображение и действи-тельности мысли, и характера обращенности к действи-тельности, основанное на властности знака, а точнее —на беспрестанной работе семиотических зеркал, ухваты-вающих события, ускользающие от форм сознания. Здесьи лежит начало семиотического сюжета, которое отно-сится к исчислению отношения «мысль и знак», именно«мысль и знак», а не «мысль и вещь». При этом семиотич-ность сценария заставляет всех участников и познания идействия испытать серьезные метаморфозы.

Пирс начинает с главных персонажей, одним из ко-торых является трансцендентальный синтез апперцеп-ции. Он смещает центр конституирования апперцепциис объектного единства к семиотической связанности, со-стоянию (consistency). Перефразируя Фрейда, можносказать, что сознание — это всего лишь то, что возника-ет на месте следа-знака, оставленного событием. Такимобразом, семиотическое единство замещает трансценден-тальный синтез апперцепции. Но тогда и в эпистеми-ческом акте, и в поступке появляется новый совершен-но легитимный персонаж — вера. Однако вера, вводи-мая Пирсом в эпистемические игры, обладает особымкачеством — она всегда существует только в оболочкесуждения. При этом разведение веры и понятия проис-ходит благодаря особому чувству убеждения. Чувствен-ная вера как суждение, которое сопровождается чувством,и деятельная вера как суждение, на основе которого че-ловек действует, и чувство убеждения необходимы Пир-су как эквиваленты связанности, целостности, пусть хотябы как локальные интеграции.

Именно интегративность и связанность обеспечива-ют семиотизацию опыта мышления. Ход рассужденийПирса таков: мысль не может исполниться в одно мгнове-ние, это далеко не одноактное действо, — всегда, когдамы говорим о мышлении, мы подразумеваем некоторую


серию, последовательность (train of thoughts) актов мыс-ли. Каждая мысль отсылает к другой мысли так же, какзнак отсылает к другому знаку. В этой структурности актмысли и семиозис совпадают, что и дает возможностьПирсу выдвинуть достаточно сильное утверждение: «каж-дая мысль суть знак». И тогда мы уже имеем дело с рабо-той комплекса «мысли-знака», которая способна замес-тить объект, но только в том случае, если сам объект вы-ступает как мысль. Репрезентативная функция знакапоэтому состоит в его обращенности к мысли, благодарячему и происходит тонкая отделка узора мысли знаково-стью. Знак становится завсегдатаем размерности созна-ния, в котором оно осуществляется вдоль трансценден-тального поля. Он возникает на грани акта мысли, пред-ставая парадоксальной попыткой уйти из силков, схва-тивших его мельчайшими звеньями в миг своего распада.Мысли ползут без связи, связность им дает только означи-вание за счет неустанного и непрерывного процесса заме-щения и операций свертывания, упаковки в знаки. Поэто-му в мысли, увязанной в семиотическую структуру, тяже-ловесность марша, совершаемого концептуальной маши-нерией, уравновешена скользящим менуэтом семиозиса.

И тогда мы обретаем интересное решение в понима-нии Бытия. Получить понятие Бытия способом переборавсех вещей — это просто нелепо. Но, пишет Пирс, мыможем достичь его благодаря рефлексии над знаками.Это уже почти парменидовская строфа: «Бытие есть. Естьзнаки». Так становится возможным вывод: понятие Бы-тия является, следовательно, понятием о знаке.

Сознание, объединенное сводами знаковости и благода-ря ей обретающее онтическую весомость, неизбежно втя-гивает в себя человека. Но это уже, как писал Пирс, не«неясный термин», не «тусклое сознание животной жиз-ни», а сознание, пусть хотя и только часть материальногокачества «человека-знака». Термин шокирует. Но созна-ние не ощущает себя задетым. Здесь очень деликатнаясвязка. Для Пирса речь идет опять же о возможности вы-читать в событии, именуемом «человек», его консистен-цию, со-стояние, связность. Порядок этой связности нахо-дится в ведении семиозиса. Именно знаковая оболочка илираспознавание, признание ее придает человеку связность.Знаковость и человек оказываются связаны нерасторжи-мыми узами: люди и слова-знаки «образовывают» друг

Послесловие 34У

друга. Поэтому-то «слово или знак, которые используетчеловек, и есть сам человек», поэтому «мой язык являетсяобщей суммой меня самого, потому что человек есть мысль».

Пирс пытается удержать интуицию эпохи Просвеще-ния, интерпретируя идентичность человека через мысль,усиливая и ужесточая ее при этом, и в то же время здесьрождается нечто новое. Семиотический сценарий переструк-турирует идентичность, он не выбрасывает волю, властьнад животным началом, но трансформирует ее. В резуль-тате и организм предстает только как «инструмент мыс-ли». Однако пафос Пирса вовсе не в редукции к мен-тальной размерности, он стремится к другому: его инте-ресует опять-таки консистенция — «идентичность чело-века состоит в со-стоянии, связанности (consistency) того,что он делает и мыслит». Важно не мышление само посебе, его структурные компоненты, а именно характер итип связности, консистенции, наиболее отчетливо про-сматривающийся в семиотических развертках. Факти-чески Пирс отсылает к резонансной действительностисемиозиса, который несет в себе отзвуки и отблески со-

знания, мира, человека.Пирсовский сценарий при всей своей очень интен-

сивной семиотической привлекательности содержит в себенесколько неприятного персонажа (хотя это дело вкуса).Я имею в виду пафос Пирса относительно здравого смыс-ла. Этот жест, обращенный к здравому смыслу, ему совсемне идет. Так или иначе, соблазн упрекнуть его за обраще-ние к здравому смыслу велик. Но именно это обращениехранит само существо пирсовского поворота к знаку; онже оказывается удивительно провиденциальным, — имен-но в двадцатом веке связанность знаковости и обыденно-го мышления стала доминантой и мышления, и культу-ры в целом. Пирс пытается воссоздать погибший, или,точнее, погибающий мир опыта мысли. Он постепенновоскрешает мир в угоду сознанию, но сознанию обыден-ному, в угоду здравому смыслу или, точнее, в угоду связ-ности здравого смысла. Подобная мысль звучит стольбесцеремонно, что можно не принимать ее в расчет.

И все-таки даже среди обид и безвкусных безделиц здра-вого смысла притягательность опасной бездны семиозисанепреодолима и неотвратима.

В. Ю. Сухачев

СОДЕРЖАНИЕ


Сфера феноменологии 5Три категории:первичность, двоичность и троичность ... 7Манифестации Категорий 12Первичность 15Двоичность 24Троичность 29Категории и сознание 33Взаимосвязанность Категорий 38


Глава первая. Этика терминологии 40Глава вторая. Типы знаков 46§ 1. Основание, объект и интерпретант 46§ 2. Знаки и их объекты 49§ 3. Типы триадических отношений 52§ 4. Первая трихотомия знаков 57§ 5. Вторая трихотомия знаков 58§ 6. Третья трихотомия знаков 60§ 7. Десять категорий знаков 63§ 8. Вырожденные знаки 67§ 9. Трихотомия Аргументов 70§ 10. Виды пропозиций 72§ 1 1 . Репрезентировать 74Глава третья. Икона, Индекс и Символ 75§ 1. Иконы и Гипоиконы 75§ 2. Подлинные и вырожденные Индексы 80§ 3. Природа Символов 87§ 4. Знак 93§ 5. Индекс 94§ в. Символ 96Глава четвертая. Пропозиции 97§ 1. Характеристики Дицисигнумов 97§ 2. Субъекты и предикаты. 103§ 3. Дихотомии Пропозиций 113

§ 4. Прагматическая интерпретациялогического субъекта§ 5. Природа утверждения§ 6. Рудиментарные пропозиции и аргументы§ 7. Субъект

116120128140144§ 8. Предикат t

§ 9. Предикация 145§ 10. Количество 149§ 11. Универсалия 155§ 12. Частность 162§ 13. Качество 164§ 14. Отрицание 166§ 15. Ограничение 171§ 16. Модальность 172Глава 5. Термины 182§ 1. О том, что данные понятия не стольсовременны, как это обычно представляется 182§ 2. О разных терминах, применяемыхк количествам расширения и охвата 186§ 3. О разных смыслах, в которых рассматриваютсятермины «расширение» и «охват» 190

§ 4. Несколько опровержений обратнойпропорциональности этих количеств и предложенийпо введению третьего 194§ 5. Три принципиальных смысла, а которых охвати расширение будут рассматриваться в этой статье ... 197§ 6. Понятия качества, отношения и репрезентациив их применении к данному предмету 203Дополнение 1893 г 210Обозначение и применимость 214Глава 6. Грамматическая теория суждения и вывода ..217§ 1. Суждения 217'§ 2. Вывод 221

Письма Сэмуэлю П. Лэнглии «Юм о чудесах и законах природы» 224Письма Пирса к Лэнгли 228Законы Природы и аргумент Юма против чудес 239I. Что есть Закон Природы? 239II. Какой концепции Закона Природы придерживалисьв дни Юма, но не те, кто писал об этом предмете.а. молчаливое большинство образованных людей? 242III. Какой концепции законов природы придерживаетсясегодня большинство образованных людей? 251

/Г. Какой концепции закона придерживается сегоднятипичный человек науки? 254V. Каков был аргумент Юма против чудес? 256VI. Каково воздействие на этот аргумент какой бы то нибыло концепции законов природы, или метафизическойсущности чуда? 270VII. Какое действие произвел аргумент Юмана тех его современников, которые, не публиковалисвоих мнений? 272VIII. Какое воздействие, по мысли тех. кто не, публиковалсвоих мнений, имела метафизическая сущность законаприроды на аргумент Юма? 273IX. Оказал ли аргумент Юма иное влияние наобразованных людей нашего времени;и если да, то почему? 273X. Стало ли какое бы. то пи было изменение враспространенной концепции закона природы в некоторойстепени причиной изменения нашего отношения каргументу Юма? 275XI. Каковы реальные достоинстваюмовского аргумента? 276

Письма к леди Уэлби 278Отрывки из писем к леди Уэлби (1903 1911) 279Послесловие,или Возвращение Чарльза Сандерса Пирса 342

ИЛ № 064366 от 26. 12. 1995 г.

Издательство «Алетейя»:193019, Санкт-Петербург, пр. Обуховской обороны, 13

Телефон издательства: (812) 567-2239Факс: (812) 567-2253

E-mail: [email protected]

Сдано в набор 07.02.2000. Подписано в печать 21.06.2000.Формат 84χ108/32. 11 п. л. Тираж 1500 экз. Заказ № 3309

Отпечатано с готовых диапозитивовв Академической типографии «Наука» РАН:

199034, Санкт-Петербург, 9 линия, 12

Printed in Russia

Ч. С. Пирс. Логические основания теории знаков

Documents