АРИРАН 1937 0

Л итерату рно-художествен н ы й а л ьманах газеты "Корё синмун"

АРИРАН 1937Литературно-художественный,

публицистический, научно-популярный альманах газеты «Корё синмун»

Выпуск 2

Ташкент - 2017 Издательство «Baktria Press»

УДК 821(575.1) ББК 84(5У)К 40

Ариран 1937Литературно-художественное, публицистическое, научно-популярное издание редакции газеты «Корё синмун»

Выпуск 2, ноябрь 2017 года

Составитель Б. Ким. -Ташкент : Baktria press, 2017. - 232 с.ББК 84(5У)

В альманах включены, помимо произведений лауреатов и дипломан­тов обоих литературных конкурсов, лучшие статьи и очерки, опублико­ванные в «Корё синмун» в рамках другого конкурса - газетного, проводив­шегося в 2015-2016 годах, а также новые произведения наших поэтов и писателей, научные работы корееведов.

Представлены также произведения южнокорейских поэтов и писате­лей, которые до последнего времени, в силу известных исторических об­стоятельств, были совершенно незнакомы нашему читателю. Переводы южнокорейских авторов сделаны Лилианой Шин и Эльзой Нам, а это наши, узбекистанские, специалисты.

Выпуск альманаха осуществлен при финансовой поддержке:

- Ассоциации корейских культурных центров Узбекистана- члена редколлегии «Корё синмун» Валерия Ляна- ООО «TOW KO LTD» (гендиректор Чжон Ги Хо)

SBN 9 7 8 -994 3 -4897 -5 -2 © Брутт Ким, 2017 © Baktria press, 2017

СОДЕРЖАНИЕЛАУРЕАТЫ И ДИПЛОМАНТЫ I И II КОНКУРСОВМОЛОДЫХ КОРЕЙСКИХ ПОЭТОВ И ПИСАТЕЛЕЙ УЗБЕКИСТАНА

Людмила Зинина-Цой. Стихи 8Татьяна Ан. СтихиТатьяна Ан. Отблески ушедших судеб. Семейная хроника

1719

Михаил Тен. Сонет о моем поселке. Стихи 54Александр Ким. СтихиСергей Ан. Шереметьево - Амстердам. Главы из романа

5760

Ольга Хан. Избранная. Повесть 98

К 20-ЛЕТИЮ ГАЗЕТЫ «КОРЁ СИНМУН»

Брутт Ким. Годы исканий и надежд 116Владимир Ли. Шестьсот дней романтикиОльга Нафикова. С чего начиналась моя «Корё синмун»

120123

ЛУЧШИЕ ПУБЛИКАЦИИ КОНКУРСА «КОРЁ СИНМУН» 2015 -2916 ГГ.

Эрос Ли. О моем отчиме 126Неля Ким. Хранитель традицийЛюдмила Ким (Хан). Угай Дегук. Последний из могикан

130133

Светлана Нам. Долгая дорога домой 136Владимир Ли. О Мехри-апа, которая хотела отдать свое сердце Ким Ге Ро. О «корёмаль» и возрождение песни «Манхянга»

140143

Людмила Ким. Обретение себя 147

СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Вячеслав Ли. Душа и память. Подражание сиджо 152Марта Ким. СтихиИскра Шин. Опять я уйду в свое одиночество. Стихи

156160

Лилия Пак. Лед в кровиБрутт Ким. Рисовый квадрат. Стихи

162164

Ким Ёнг Тхек. Переселение. Главы из романа «Кимы», часть II Алла Магай. Как я обрела брата. Рассказ

168184

Алла Магай. Ульсан, я буду вспоминать тебя. Путевые заметки Елена Ли. Не хочу быть русалкой. Роман-фэнтэзи

188194

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Юнна Мориц. Поющее сердце. О лирике Марты Ким 217

ЛИТЕРАТУРА ЮЖНОЙ КОРЕИ

Ли Бом Сон. Журавлиный поселок. Повесть. Перевод Лилианы Шин 222Боп Дёнг. Неимущий. Эссе. Перевод Лилианы ШинХён Джин Гон. Удачный день. Рассказ. Перевод Лилианы Шин

230232

Ким Сон Чжон. Бумеранг для киллера. Перевод Эльзы Нам 239

КОРЕЕВЕДЕНИЕ

Валерий Хан. Как излагаются история и судьбы «корё сарам» в публикациях корейцев СНГАдолат Рахманкулова. Хозяйственное обустройство корейцев после переселения (по данным архивов)

9246

252

Валерий Лян, член редколлегии газеты «Корё синмун»

Наконец, мы можем выполнить свое обещание участникам I и II конкурсов молодых корейских поэтов и писателей Узбекистана, про­шедших в 2010 и 2013 годах, - опубликовать их лучшие произведе­ния во втором выпуске литературного альманаха «Ариран 1937». Альманах должен был выйти еще несколько лет назад, но по ряду причин его выпуск неоднократно откладывался.

Второй выпуск литературного альманаха «Ариран 1937» осуще­ствляется в общем русле культурных мероприятий, посвященных 80- летию проживания корейцев в Узбекистане. Но есть еще одна юби­лейная дата, к которой собственно и приурочен выпуск альманаха, - 20-летие газеты «Корё синмун». Занимая свою нишу среди много­численных СМИ нашей страны, «Корё синмун» вносит неоценимый вклад в информационно-просветительском обеспечении, сохране­нии и развитии национальной культуры, обычаев и традиций ко­рейской диаспоры Узбекистана.

Во все времена уровень развития того или иного этноса опреде­лялся и определяется не только его местом в экономической или политической жизни страны, но и его отношением к носителям и творцам свой национальной культуры, неотъемлемой частью кото­рой являются журналисты, поэты, писатели.

Выпуск альманаха «Ариран 1937» - важная часть деятельности редакции «Корё синмун». Я рад, что могу вносить свой вклад в реа­лизацию проектов редакции «Корё синмун», связанных с развитием литературного творчества в корейской диаспоре Узбекистана, осо­бенно представителей ее молодого поколения.

Виктор Пак, депутат Олий Мажлиса

Республики Узбекистан, председатель Ассоциации

корейских культурных центров Узбекистана

В последние годы корейское общественное движение в Узбеки­стане заметно активизировалось и окрепло, что связано, прежде всего, с кардинальными изменениями в деятельности республи­канской корейской ассоциации. Об этом свидетельствует строитель­ство первого с истории нашей диаспоры Дома корейской культуры и искусства, которое инициировала наша ассоциация. Это крупней­ший в истории нашей диаспоры проект. Можно привести немало и других проектов и мероприятий, проводимых ею в целях сохране­ния и развития нашей национальной культуры.

Плодотворная деятельность ассоциации приносит ощутимые плоды, и не только в плане выполнения ассоциацией своих устав­ных задач. Она заметно влияет на общее отношение к диаспоре в республике, повышает ее имидж. Этим отчасти можно объяснить и тот факт, сегодня в парламенте страны заседают три корейца, а сенатор Агрепина Шин назначена министром дошкольного образо­вания Узбекистана.

Нынешний выпуск альманаха совпадает с тремя важными дата­ми - 80-летием проживания корейцев в Узбекистане, 25-летием ус­тановления дипломатических отношений между Республикой Узбе­кистан и Республикой Корея, а также 20-летием газеты «Корё син­мун». Уверен, что альманах «Ариран 1937» придаст новый импульс развитию литературного творчества в корейской диаспоре нашей страны. Ассоциация, в свою очередь, всегда будет поддерживать редакцию «Корё синмун» в реализации проектов, связанных с из­данием книг наших поэтов и писателей, проведением творческих вечеров, конкурсов и других мероприятий.

Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов молодых корейских поэтов и писателей Узбекистана

Первый конкурс проводился с февраля 2009 года по март 2010 года, второй - с февраля 2012 года по май 2013 года. Конкурсы проводились под эгидой редакции газеты «Корё синмун» и литературного клуба «Ариран 1937»

Члены жюри:

!. Лейла Шахназарова, литературный редактор журнала «Щит»2. Алексей Устименко, руководитель секции

русской литературы Союза писателей Узбекистана3. Марта Ким, поэтесса, член Союза писателей Узбекистана4. Брутт Ким, главный редактор газеты «Корё синмун»5. Вячеслав Ли (поэт)6. Платон Дюгай (поэт, журналист)7. Андрей Ким (поэт)

Лауреаты I конкурсаПервое место - Людмила Зинина-Цой, Наманган, преподаватель информатики ин­

женерно-педагогического институтаВторое место - Татьяна Ан, Фергана, воспитатель-дефектолог детсада Третье место - Михаил Тен, аспирант Института истории АН Узбекистана Специальные призы в номинациях:- «Прорыв» - Лилиана Шин, сотрудница ташкентского офиса Корейского агентства по

международному сотрудничеству (KOICA)- «За верность» - Ольга Нафикова (Ольга Нам), журналистка- «За оригинальный взгляд» - Вячеслав Цзю, актер театра «Ильхом»- «За мужество» - Александр Ким, инвалид по зрению

Лауреаты II конкурсаПервое место - не присуждалосьВторое место - Людмила Зинина-Цой, НаманганВторое место - Сергей Ан, менеджер по IT, ТашкентТретье место - Татьяна Ан, ФерганаСпециальные призы- Михаил Тен- Ольга Хан, магистрант- Елена Цай, журналистка

Генеральный спонсор обоих конкурсов - Валерий Лян Спонсоры:- Пак Канг Юн, общественный деятель (Республика Корея)- Сергей Ким, директор СП «Building Technologies»- Ассоциация граждан Республики Корея в Узбекистане- Рональд Хонг, директор реабилитационного центра New Hope- АККЦ Узбекистана (председатель Виктор Пак)- Компания «Теген» (директор Евгений Тен)- Ресторан «Ченсон» (директор Вера Югай)- Владимир Тен, врач

Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

молодых корейских поэтов и писателей Узбекистана

8 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Людмила Зинина-Цой, преподаватель информатики Наманганского инженерно­педагогического института.

Автор повести «Афсона» (Наманган, 2013) и поэтического сборника «Отзвуки пхансо- риё» (Ташкент, 2014). Лауреат I и II конкур­сов молодых корейских поэтов и писате­лей Узбекистана.

Людмила ЗИНИНА-ЦОЙ

ДАЙ МНЕ ВРЕМЯ СТАТЬ СОБОЮНАД БЕЗДНОЙ

Мы протянем над бездной руки.Не помеха нам щель беды.В стаю птиц превратятся звуки, Мост укажет нам свет звезды.

Я стою. Еще шаг - в объятья Отвратительных, цепких рук.Еще шаг - боже, как некстати,Этот бешеный сердца стук.

Но не в пропасть людского безумья Я гляжу, а в твои глаза.Пусть у ног разорвется Везувий, Только ты не смотри назад.

Помоги мне чуть-чуть, любимый, Видишь, мы обошли беду:Через черный огонь Хиросимы Я к тебе в белом платье иду.

Дай мне время стать собою - Нежной девочкой твоей. Летней утренней зарею, Легким пухом тополей.

Дай мне в прошлое вернуться, Снова слепо полюбить,Белой птицей обернуться,Все ошибки позабыть.

Обними меня, прощая,Дай уйти тропой лесной,Дай мне время, обещаю,Что воскресну я весной.

ДРУГИЕ

Давай представим, что не мы - другие Живут в кошмаре века моего.Другие люди, добрые и злые, Стыдясь, не прячут сердца своего.С другими нам сегодня по дороге, Другие в спину молча нам глядят, Другие нас встречают на пороге, Д ругие обнимают, уходя.Другие отстрадали и забыли,Другие плачут и кричат во сне, Другим другие подрезают крылья,Но почему-то больно снова мне.Я хотела б в ласковую осень Убегать в стеклянный желтый день, Просыпаться утром ровно в восемь,

9

Проскользнуть по дому, словно тень,И лететь по небу с облаками,И читать часами напролет,Умирать с увядшими цветами,Воскресать на сотни лет вперед.Я хотела б в белое одеться,Очутиться там, где все на «Вы»,Там, где слышно, если рвется сердце,Где привыкли говорить «увы»...Я хотела б на минуту грусти,На минуту легкой, милой лжи,Нервно сжаться от дурных предчувствий,А потом смеяться от души.Но, увы, весь мир в себе я скрою,Запалю все золотым огнем,Отпущу свои мечты на волю В тихом одиночестве своем.

***

У истоков печали душа, словно странник, Омывает в воде в кровь избитые ноги, Чтобы снова отправиться в путь утром ранним И познать бесконечную тяжесть дороги.У истоков печали душа одинока,Нет ни птиц, ни цветов у истоков печали. Лишь в воде свет звезды, бесконечно далекой, Словно манит сердца в предрассветные дали. Я люблю тебя в горе разлуки,В этой страшной расхристанной мгле, Словно ангелы веры и муки,Разбрелись мы по белой земле.Я люблю тебя всем, что распято На разбитых нательных крестах,Я люблю тебя всем, что изъято Из сердец и согрето в руках.Я люблю тебя всем, что осталось В этом мире листвы и дождя.И не верь, что легко я рассталась И забыла легко, уходя.Много дней в жидкой мути разлито,Я жила, как по нитке скользя...Невозможно собрать, что разбито,И тебя мне покинуть нельзя.

***

А дух мой бродит по ночам, стеная,Зовя на помощь. Но в ответ - молчанье.И, словно вновь у образа, одна я Стою с тремя погасшими свечами.И мне опять сетями черных строчек Ловить мгновенье тьмы, пока не поздно.

У каждого есть эти злые ночи,Но только ночью можно видеть звезды.

***

Хочется плакать. С жизнью неважно. Горе - как пропасть без дна.Девушка плачет - значит, ей страшно, Значит, она одна.

Жизнь - как дорога. За поворотом Новая страсть без сна.Девушка плачет - не из-за кого-то, Просто она одна.

Лик у окошка тих и печален,Сердце - в начале пути.Просто одной в мир из боли и стали Страшно наощупь идти.

***В небе деревья плавятся,Листья горят, как бра.Осенью сердце кается В помыслах зла и добра.

Осенью снится печальное,Ловится быстрый взгляд.Сердце мое ненормальное Помнит обиды яд.

Осенью дождь - знамение,Солнце - былая страсть.Боль обрела значение,Нежность успела пасть.

Трудно душе ограбленной Свет и любовь найти.Мне в эту осень с ангелом И сатаной идти.

НА ПОЛОНЕЗ ОГИНЬСКОГО «ПРОЩАНИЕ С РОДИНОЙ»

Он молчит, смотрит вдаль, Взгляд все тише и горше... Он зовет ту печаль:Моя Польша.Рой прекраснейших дам В сердце стон не заглушит: Ты нужна мне всегда,Моя Польша.

10 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

И не той, что крадет Поцелуй с губ, как кровь, Нежно сердце поет:Ты - любовь...Он изгнанник. С тоской Жмутся спазмы: я больше Не увижусь с тобой,Моя Польша!Но душа снова там,С ароматом полей,

К безмятежным снегам, Все нежней и светлей.. Нот волшебный прибой Ярче всех звезд и свеч. Я с тобой, я с тобой, Моя Речь!Шепот белых снегов, Тихий плач клавесина... Польша ждет своего Одинокого сына.

ИЗ ЦИКЛА «ПОСВЯЩЕНИЕ»

О ДЖЕЛАЛЬ-ЭД-ДИНЕ

Над степями клубится дым От огромных костров Орды.У отца нелюбимый сын - Упование всей страны.Был красив молодой султан - Бровь стрелой и могучий стан,В темном взгляде лихой огонь, Другом был ему верный конь.Что война? Не война - резня.Как монголов мечи звенят,Услыхал даже сам Аллах.Испугался великий шах.И защитник теперь один - Нелюбимый, но верный сын.День и ночь не стихает бой С беспощадной дикой Ордой.В хорезмийских шатрах раздор - Каждый третий - палач и вор. Половины солдат уж нет.Самым смелым не дорог свет.На крутом берегу реки Оказался Джелаль-эд-Дин.Позади у него за спиной Дикий храп и надсадный вой.И тогда молодой султан Вдруг спросил, где его жена,И слуге приказал позвать К черным скалам сына и мать.«Ты прости меня, мама, прости.Не сумел я людей спасти.Не уйти всем нам от беды,От монгольской дикой Орды».«В этих волнах, мой сын родной,Я найду долгожданный покой.Ты же смело на бой иди,Бог с тобой, мой Джелаль-эд-Дин».

«Ты прости, мой нежный цветок,Не намеренно я жесток.Я украшу тобой волну,Чтоб не знала ты жизни в плену». «Мой любимый, мне лучше смерть, Чем на слезы твои смотреть.Я любила тебя и люблю,Да хранит тебя Бог в бою».Глубока эта злая река.На высоких ее берегах Не стихает жестокий бой Хорезмийцев с дикой Ордой.Вот последний воин упал...И тогда с обагренных скал Прямо в волны реки из огня Направил султан коня...Но вынес любимый конь Султана на берег чужой.Где теперь ты, Джелаль-эд-Дин, Кто поможет тебе в пути?Он ушел, но память живет.Не забудет его народ.

ОГНЕННЫЙ ВОИН

I.Вспомни согдийское солнце, Жарко палившее латы,Тысячи злых македонцев, Падавших на перекатах.Вспомни, как берег правый Вмиг почернел от крови...После у переправы Спали без изголовий Персы, согдийцы, греки,Те, что в сраженье пали,

Людмила Зинина-Цой. Дай мне время. 11

Были их сомкнуты веки,Зубы - не скрежетали.Хищные твари, фаланги Бросились на Согдиану,Главные силы и фланги Двигались точно по плану.Сын божества Амона Был одержим войною,Слух свой закрыв от стонов,Стал он глухой стеною.Он - разрушитель храмов,Всех непокорных - на кол!..Но: «Мама! Мне страшно, мама!» - Мальчик кричал и плакал.Чадо, не плачь! Одною Верой живи спокоен:Против стены стеною Вышел великий воин.Весь из огня и света,Из благородной ста л и .Верьте его заветам,Люди, что с ним восстали.Люди, что захотели Восстановить свободу,О Заратустре пели И не плевали в воду.Долгие дни и ночи Сердце к огню взывало,Чтобы он выжег очи Черному Буцефалу.Мудрый огонь услышал,Приняли жертвы духи.Огненный воин вышел - Боги еще не гл ухи .

II.Мать Спитамена плачет.В душном шатре не спится.Мысли, как пламя, скачут.Выйти б воды напиться.Вышла. А горы дремлют.А под горами - звезды.Ветру никто не внемлет.Птицы уснули в гнездах.С ними птенцы. А где же,Где мой птенец, скажите?Горы, ведь вы все те же,Что вы теперь молчите?Вам ли не пел он песни,В ваши ль не лазал норы?Вам хорошо известно,Как он любил вас, горы!

Где он теперь, мой ясный,Где же мой мальчик добрый?.. Помню, как в день прекрасный Он повстречался с коброй.И на тропинке горной Долго они стояли,Отрок и аспид черный Страшно не отступали.Первой змея качнулась И . соскользнула в л уж у .Видно, в тот миг проснулось В мальчике сердце мужа.А вот теперь в дороге С тучей врагов он бьется.Будешь ты помнить, Двурогий, Азии знойное солнце!Только б тебя, сыночек,Черная смерть щадила.Помнишь, как в летние ночи Спал ты, а мать все ш ила .Стала бы та рубаха Тверже согдийской стали,Сердце, не знавшее страха,Копья бы не достали.Боги, великие боги!Дайте ему удачи .Глядя на пыль дороги,Мать Спитамена плачет.

III.Они зовут меня на пир - Вожди свободных скифов-даи. Теперь им нужен только мир,А от войны они устали.Вот пал на землю подо мной И захрипел мой конь уставший. Иззубрен меч, и в ранах - гной. Устал народ, со мной восставший Устала верная жена От крови, пыли и скитаний.Устал мой Согд.. моя страна.Мой бог устал от испытаний.Но я, чье имя Спитамен,Я жив и вижу это солнце.И даже с этих павших стен Я брошу вызов македонцам. Пускай их проклятый кумир Согдийской кровью захлебнется. Он тоже звал меня на пир,Но Спитамен не продается.Он так хотел, чтоб мы пошли Вслед за безумным Буцефалом

12 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Искать восточный край земли По трупам скиф ов. Но по скалам Сидят стервятники. Они Моей страны склевали очи.В крови утоплены все дни, Огнями пожраны все ночи.И вот мой меч - против его,Мои гиппархи - против сотен. Мы все умрем до о д н о го .Не хватит траурных полотен. Предвижу я, что предадут Меня, как Бесса, эти скифы.Ему на блюде подадутМой че р е п . И начнутся м иф ы .Но правду помнят пусть одну:Я лишь хотел вернуть народу Его великую страну,Его желанную свободу.Для Искандера навсегда Проклятьем станет мое имя,И даже время никогда Того проклятия не снимет!

УЛУГБЕК

В черном небе зажглась звезда, Ярко вспыхнув в тот самый миг, Как в глухой духоте шатра Взвился пламенем детский крик.

Весть о том разнеслась вокруг: «Ты быстрее, гонец, скачи - У Тимура родился внук!»Ныне пусть отдохнут мечи.

И впервые за много дней Дрогнул грозный Сахибкиран. Пробудил он в душе своей Милосердие ко врагам.

Время замкнуто в вечный круг. Раб подвластен ему и шах - Дед стареет, взрослеет внук, Вечен только один Аллах.

«Улугбек, свет моих очей,Ты царевич и внук царя.Помни ты до скончания дней:В справедливости сила твоя!»

Но не власти земной почет,Не богатства влекут его.И прославится царь-звездочет Силой гения своего.

В Самарканде им возведен Астрономии первый храм.Тайны неба приблизит он И подарит те тайны нам.

Но предательства в смертный час Острой саблей блеснет б е д а .И в последний - как в первый - раз Улыбнется царю звезда.

ЗУЛЬФИЯ

Есть души - как белые птицы.Есть души - как белое пламя.Есть души - белее страницы,Не тронутой злыми словами.

Душа поэтессы - как книга.В ней песни надежды и боли.А с губ - ни единого крика,Во взгляде - железная воля.

А где-то погибнет любимый, Останется только страданье.И резко и неуловимо На миг оборвется дыханье.

И сильная женщина в горе Себя растворит без остатка.Глаза - как бездонное море,На лбу - вертикальная складка.

В высоком служенье народу Познает она утешенье.И многие-многие годы Страна будет чтить ее гений.

О ЛОРКЕ

Он идет по Млечному пути,Задевая звезды головой,Озаряемый влюбленною луной,Он идет по Млечному пути.Он поет о жизни, о любви.Голос правды слышен в тишине. Знаю, что поет он обо мне.Он - последний трубадур любви. Голова упала на песок.Время замерло, остановив свой бег. Только вечен этот человек С именем, похожим на цветок.

Людмила Зинина-Цой. Дай мне время. 13

ДУМА О КОРЁ САРАМ

Как доверить бумаге свою правду?Как из сумерек Бога прийти к свету? Обернется Орфей и в глаза аду Будет долго смотреть... Но чудес нету.

Мне б в словах о любви избежать штампа, Никогда не считать, сколько струн в лире. Как полярное солнце, горит лампа,Но не греет она никого в мире.

Мне бы спеть про народ, мой народ вечный, Сделать доброй легендой его драму...Он мудрее и старше, чем Путь Млечный. Медвежонок Тангун... потерял маму.

Где-то ухает пай и дробит зерна. Разлетается соя - собрать нечем.И во что собирать их - вопрос спорный. Вот и охает время и гнет плечи.

Зерна пали на снег, как в седой притче,В серозём и пески, в серебро соли... Своей новой земли оценив величье, Проросли и довольны своей долей.

Хорошо, что честны в тех краях люди, Хорошо, что добро, а не зло семя.Как прекрасно, что всё хорошо будет,И средь многих племён есть моё племя!

Племя славно живёт на земле новой ...Нет! Не новой - родной навсегда ставшей! Лишь в музее увидишь венец терновый. Мыв трудах, а не в битвах, и нет павших.

И хангук и чосон полтора века в параллельных мирах, далеко... в сказках,

В этих медиа-сказках, в два-три трека,И в корейском кино, где вся жизнь - в масках.

Ну, а мы? Кто же мы под иным солнцем, под иными ветрами, с другой правдой?И вопросов не стало у нас к японцам - Трудовою гордился наш дед наградой.

Нет корейских имен. Только пой зная, говорить по-корейски, увы, трудно.Кто наденет ханбок? Ведь удар пая Был для памяти нашей, как День Судный. Песни тоже иные, с другим ладом. Колыбельную знаю одну, в миноре.На спине у меня в хабури? - чадо Засыпает и видит во сне море.

Но напрасно плывут по волнам лодки. Рыболовом отважным не стать в поле.Нам от предков достался лишь нрав кроткий С непреклонной и твердой, как сталь, волей.

Золотое молчанье весь день в доме.И телам непонятна, чужда роскошь.Только в детстве хотелось прилечь в истоме На нагретую солнечным днем роспашь.

И так много высоких трудов честных Поколенья корейцев несут скромно Не для денег и даже не слов лестных,А во имя прекрасной любви огромной.

И любовь та - к земле и ее людям,Что чужими не числят детей наших. Неразлучны вовек мы теперь будем...Что прекрасно - того не найти краше!

29.12.2013 г.

14 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

ИЗ ЦИКЛА «ПЕСНИ ЦАРСТВА КОГУРЁ»

НОСТАЛЬГИЯ (вместо предисловия)

Я забыла мотивы старинные,И мой сад позаброшен давно.Иногда только тягостно-длинные Снятся сны, как цветное кино.

Снится дом снова полная чаша,В доме дед, снова жив и здоров,И отец счастлив с матерью нашей,Не шагнувшей еще за порог.

Я вхожу в это царство чудесное, Наслаждаясь его тишиной,Облака, словно храмы небесные, Проплывают опять надо мной.

Погруженная в думы тоскливые,Я приникну к дрожащей руке.Буду слушать я песни красивые На забытом давно языке.

О стране с бесконечной историей,И о тех, кто ушел в никуда,О земле моих предков, которую Не увижу сама никогда.

ПЕСНЬ О ЧХОННЁ

В некий прекрасный, давно миновавший, Но достопамятный век В землях Канвондо, горя не знавших, Жил-был один дровосек.

С матерью старой в убогом жилище Жил он за краем села.Не выпускала рука топорище,И не кончались дела.

То он уходит за хворостом в горы,То отправляется в лес.Гнезда, берлоги, затоны и норы Жизни полны и чудес.

Юноша славный любил всё живое, Разных животных и птиц,И, окунаясь в их мир с головою, Счастлив бывал без границ.

Часто спасал он от гибели верной Осиротевших птенцов И вынимал то волчонка, то серну Прямо из рук у ловцов.

Как-то он спас молодую косулю Из хитроумной петли.Срезав ремни и сломавши рогулю, Поднял вязанку с земли.

Только косуля бежать не спешила,Но поклонившись ему,Сказочным образом заговорила,Речью, подобной псалму.

В ужасе выронив хворост на камни И подхватив свой топор,Бросился прочь он, но будто в капкане Держит ее разговор:

«Я твой тотем. Ты в Алмазные горы К озеру с тихой водой,Не затевая ненужные споры,Следовать должен за мной.

Восемь прекраснейших дев, ты увидишь, В озере плавает том.Если ты сможешь, то счастье похитишь И приведешь к себе в дом.

Знаю, что часто ты даришь свободуИ не способен лишатьВоли ни птицу, ни духа, ни воду,Чем не похож ты на мать.

Сделай же раз над собою усилье,Словно седок над конём.Нужно украсть только быстрые крылья И одеянье чхоннё.

После, когда улетят ее сестры,Сможешь ее увести,Скрыв наготу одеянием пестрым,Что вам придется сплести.

Но до рожденья четвертого чада Крыльев ты ей не давай,Взявши судьбу свою в руки как надо,Ты ее не отпускай!»

Людмила Зинина-Цой. Дай мне время. 15

Вымолвив это, косуля пропала.И молодой дровосек.Сделал все так, как она приказала, - Был он простой человек.

Крылья похитив и спрятав надежно,Сам он в прибрежных кустах,Словно в засаде, залег осторожно,Стыд подавляя и страх.

Скоро ли, долго ль минуты горели.Ночь подошла вслед за днём.Солнце садилось, и в небо взлетели Семь окрыленных чхоннё.

Только одна не нашедшая крылья Плакала в темной воде.В плен захватил ее он без усилья,Не позабыв о стыде.

В дом он невесту привел молодую И полюбил навсегда За красоту - красоту неземную,Что неподвластна годам.

Жизнь проходила, и дети рождались, Трое - один за другим.Но никогда они не улыбались,Не были счастливы с ним.

Плакала часто чхоннё. И подолгу В небо смотрела она.Крепко молчала, верная долгу,Мать, но, увы, не жена.

Раз он спросил: «Отчего ты несчастна Рядом со мной на земле?И отчего ко всему безучастна В жизни, подобно золе?».

Долго молчала чхоннё и вздыхала.Стал собираться он в лес.«Крылья верни мне! - она прошептала, - Я не могу без небес!».

«Что же, - сказал он, - лети, если хочешь, Я отпускаю тебя.Сколько ни маешься и ни хлопочешь - Счастью не быть, не любя.

Вот твои крылья, поклон и прощенье.Ты меня тоже прости!Мне же теперь не найти утешенья.В с е . отпускаю . лети!»

Взмыла чхоннё, ухватив своих деток,К милым своим небесам.Зря он позволил тем памятным летом Быть на земле чудесам.

***Спит дровосек своим сном неспокойным И в том загадочном сне Встретился с дедом, давно уж покойным, Плачущим на валуне.

Дед вдруг исчез. И на камне косуля. Гневно сверкают глаза.Плечи все ниже и ниже сутуля,Шел он туда, где гроза.

Только его она не упрекала И не пыталась стыдить.Все его чувства она понимала И не дала говорить.

«Я твой тотем. Ты в Алмазные горы К озеру с тихой водой,Снова пойдешь и избегнешь позора.Ты ведь еще молодой.С неба в то озеро каждое утро Бочку спускают чхоннё.Не рассуждай ни о чем суемудро,Ибо играешь с огнём.

Прыгай в ту бочку, и вместе с водою В небо поднимут тебя.Будешь ты снова с детьми и женою Жить, ни о чем не скорбя».

Как от толчка он проснулся и в горы Бросился сразу бежать.Ход не сбавляя, из-за косогора Слышал, как плакала мать.

Вот уже озеро. Спуск у дубочка.В небе летят журавли.Г робом в могилу спускается бочка.Будто бы в сердце земли

Прыгнул бедняк, не почувствовав страха, Цепью царапнув щеку,В бочку и в ней без единого взмаха В небо взлетел на скаку.

Встретил он там и жену, и детишек - Внуков Владыки не б ес .Дни полетели, как сотни зайчишек, Полем бегущие в лес.

16 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Вот бы за пояс топорик и в горы Да искупаться в ручье .Снова молчанье, унынье и ссо р ы . Сон без любви на скамье.

Лес - это д о м . Затененные пущ и . Сваренный рис на сто л е .Вот бы покинуть небесные кущи,И - босиком по земле!

К матери в гости за солью и хлебом В свой стародавний придел.Слушая мать, вспоминая о старом, Вдруг он уснул среди д н я . Заговоренным шаманским отваром Мать окатила коня.

Вот на конюшню пошел он однажды, С сотней крылатых коней Выбрал того, что движения жаждал, Всех вороных вороней.

Крыльев не ста л о . не стало надежды Проклял он отчий порог.Наг и бескрыл, как чхоннё без одежды, Жить он на свете не смог.

Прыгнул на спину и гикнул. Да с неба Прямо в Канвондо слетел,

Вышел он в лес, долго брел по тропинке К озеру гор Кымгансан,Лег и застыл. И катились росинки Прям по седым волосам.

Сентябрь 2013 года.

Чхоннё («небесные феи»), Кымнгансан Сонне, пхальсоннё («восемь фей»), в корейской мифологии феи гор Кымгансан (Алмазных). Образы их восходят к да- оским небесным феям (соннё, чхоннё), переплетённым с буддийскими и местны­ми анимистическими образами.

Согласно преданию, в провинции Канвондо жил со старой матерью сын-дрово­сек, которому пришла пора жениться. Однажды ему удалось спасти от преследо­вания охотников косулю, и та отвела его к озеру в горах Кымгансан, где купались восемь фей, посоветовав припрятать одеяние с крыльями у одной из них. Он так и сделал, и фея стала его женой. У них должно было родиться четверо детей, преж­де чем она могла вернуться на небеса. Когда появился третий ребёнок, она стала умолять мужа отдать ей крылья, и тот согласился. Крылья обрели волшебную силу, и она вместе с детьми, держа одного между ног, а остальных двух - в руках, улете­ла на небо. Тогда дровосек снова обратился к косуле за помощью, и та посовето­вала ему пойти к тому же озеру и незаметно залезть в бадью, которой феи черпа­ли с небес воду из озера. Попав на небо, он встретил детей и супругу, которая оказалась дочерью Небесного владыки, и они зажили счастливо. Как-то он спус­тился на крылатом скакуне (вариант: конь-дракон) на землю, чтобы повидать мать. Мать приготовила похлёбку из риса и красной фасоли (вариант: рисовую кашу с тыквой), и сын нечаянно опрокинул горшок с горячей похлёбкой на спину коня. Конь испугался, коснулся копытами земли и уже не мог больше подняться в небо. Дровосек целыми днями плакал, глядя на небо, и вскоре умер, а дух его превра­тился в петуха. Традиция гласит, что петух потому и забирается на конёк крыши и поёт, вытянув шею к небу, что в нём сидит дух дровосека.

Сюжет этого мифологического предания известен и в форме сказки «Фея и дровосек», относящейся к широко распространённому типу сказок «Царевна-ле­бедь». Многие корейские фольклористы считают, что сходная японская сказка пе­ренесена из Кореи. Это же предание послужило основой для ряда произведений фольклора («Девушка Пэкчо - Белая птица») и средневековой литературы Кореи, в т. ч. романа Ким Мандзуна (17 в.) «Куунмон» («Облачный сон девяти», в русском переводе, 1985).

Источник: Мифологический словарь/Гл.ред. Е.М. Мелетинский - М.:'Советская энциклопедия', 1990 г.- С. 302.

17

Татьяна Ан, выпускница Ферганского го- су н и ве рс итета, вос п итател ь-дефе ктол о г детсада.

Лауреат I и II конкурсов молодых корей­ских поэтов и писателей Узбекистана.

Татьяна АН

КОРОЛЬ БЕСПЕЧНЫЙ ВЫБРАЛ НЕ МЕНЯ...

ДУША

Над землёю незримо летела Душа, Наблюдая с небес за мирской суетой.Так летела она, и не знала - куда,Не стремившись к приюту, искала покой,Ну, а здесь, на земле, было всё, как всегда: Смерть, Рожденье, Заботы- испытанный круг.И о теле забыв, поднималась Душа, Вольной птицей рвалась из ослабленных рук.А остывшее тело - не нужно уже.Пройден весь, до конца, предназначенный путь,И земные дела безразличны Душе,Ведь земную юдоль никогда не вернуть.Так летела Душа, сквозь века и года,

В одиночестве вечном свершая полёт, Поднималась всё выше Душа, не спеша,Всё надеясь на то, что покой обретёт.

РАЗЛУКА

Здравствуй... Как твои дела, Чем живёшь? Мечтаешь? Этих строк простых письма Ты не прочитаешь

Обо мне ли твои сны?Мне ли похвалиться? Ожиданием весны Сердце тяготится

Так остыло, что сама Не услышу стука Ожиданием письма Стала мне разлука

Не с тобой наедине,А с тоской безмерной Стала грусть сестрою мне И подругой верной...

ПРОТЯНИ МНЕ ЛАДОНЬ

Протяни мне ладонь.Не спешиГоворить мне о том, что однажды, Задохнувшись от страсти и лжи,Мы столкнёмся не раз и не дважды.

Дай мне руку свою. Удержи На краю возле огненной бездны,И куда убежать, подскажи, От укоров души бесполезных.

Протяни мне ладонь.Как прочесть,Как на линиях вычислить числа?Суждена не любовь и не месть.Просто жизнь.Без души и без смысла.

18 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

СЕСТРЕ

Кровных уз не разорвать Ничьему обману,И тебя сестрою звать Я не перестану.

По земле прольются всей Наших жизней реки,Этих родственных цепей Не сломать вовеки!

Будет время уходить Каплями за нами,Верь - ему не погасить В наших душах пламя.

Верь, сплетая судеб нить, Что дана нам - вечность,И вовек не изменить Жизни бесконечность...

РОЛЬ

Ты - мой вечный зритель Как привычна роль! Здравствуй, повелитель! Здравствуй, мой король!

О душе бунтарской Буду я молить Милостыни царской Буду я просить

Брошена с окраин За тобой молва Ты - давно хозяин Я - давно раба

И черты размыты Моего л и ц а .Для меня, забытой,Не достать кольца.

Не найти, не помнить, Памятью укрыть Мне твоей короны Не дано носить

Не горели свечи Таинство храня,Ведь король беспечный Выбрал не меня...

ДОЧКА

За осенним ветром Ночка погналась,В сумерках вечерних Дочка родилась.

Замерцали ярче Звёзды в небесах, Бережно качаю Дочку на руках.

К крошечной ладошке Прикоснусь щекой. Здравствуй, ангелочек! Ты теперь со мной,

Мне тебе о многом Хочется сказать. Льются, льются строки На листы в тетрадь,

Доченька, дочурка Как же я могла Жить на этом свете Без тебя одна?Всё теперь иначе,Ведь со мною ты, Сбудутся надежды, Сбудутся мечты.

МАМА

На ладонях - солнце,А в глазах - весна, Неужели, мама,Ты такой была?

До колена косы,С хитрецою взгляд,Это невозвратной Юности наряд.

Книжные закладки, Письма, дневники,В тоненькой тетрадке Первые стихи.

Там герой романа Сочинён тобой. Неужели, мама,Ты была такой?

Верю и не верю,Что, как птица ввысь, Быстрой каруселью Годы пронеслись.

Жизнь седые прядки В волосы вплела. Неужели, мама,Ты такой была?

ПОЖЕЛАНИЕ ДОЧЕРИ

Ты растёшь, моя кровинка, Всё мечтаешь повзрослеть Будто хочешь, словно птица, На просторы улететь.

Ты растёшь, моя родная, Словно деревце весной, Жизнь по крохам постигая Ещё детскою душой.

За тебя молюсь ночами, Чтоб не встретила ты зла, Чтоб ростки добра и света Ты в душе уберегла.

Чтоб на жизненном распутье, Не кривя своей душой,Ты сумела бы остаться Навсегда сама собой.

Чтоб разлуки и преграды, Не смогли тебя согнуть, Чтобы войны, камнепады Твой не преградили путь.

В этом мире беспощадном Всё, что будет на пути, Постарайся всё осилить, Всё достойно пронести.

НЕ ОТРЕКАЙСЯ

Не отрекайся от меня,Не поджигай костра,Пусть даже этому придёт Когда-нибудь пора.

Не отрекайся от меня,И вопреки ветрам Не уступи другим себя На зависть всем врагам.

Татьяна Ан. Король беспечный выбрал не меня 19

Пусть заклеймят меня. Сумей открыто обещать,Что наяву, а не во сне,Меня ты будешь ждать.

Пусть отрекаются все те, Кто духом станет слаб,Кто затерялся в суете,Кто лицемер и раб.

Не отрекайся от меня,Пусть гаснут маяки,И, через семь кругов пройдя, Не отпускай руки!

РАССКАЖИ МНЕ...

Расскажи мне откуда, Из дали какой Твой корабль плывёт По широкой реке,

Расскажи мне о том, Откуда порой Вдруг становится небо Росою в траве.

Расскажи мне о снах, Расскажи о дождях,О душе мне своей Хоть чуть-чуть расскажи.

О дорогах своих,О друзьях и мечтах Расскажи всё как есть, Без обмана и лжи

Расскажи мне о том, Как себя мне спасти Чтоб о прошлом забыв, Видеть свет в вышине,

Чтобы верить в добро, Чтобы вновь полюбить. Расскажи - Я поверю те б е .

ОТБЛЕСКИ УШЕДШИХ СУДЕБСемейная хроника

По семейным преданиям, дошедших до нас, род наш брал начало из местечка, рас­положенного где-то на юге Кореи, и еще дошло, что род происходил из корейских дворян - янбани. За какие такие заслуги корейские короли воздвигли род в число титулованных людей - неизвестно, а также все покрыто темным мраком и то, почему, когда и как потомки дворян утратили все свои привилегии и превратились в обыч­ных земледельцев, и в 19 веке уже ничем не отличались от простых людей. Только и осталось у потомков одно звание - звание высокородных. Высокородными называли себя и потому, что первыми в роду все­гда рождались сыновья, вот из этого-то обедневшего рода на земли русского При­морья вместе со всеми переселенцами, обвязав голову куском белой ткани и взяв в руки крепкую палку, ушел рослый, моло­дой, с упрямым характером человек - пя­тый представитель рода Канов.

Появилась ли семья прапрадеда на рус­ской земле, или же пришла с маленьки­ми детьми из Кореи - об этом можно толь­ко догадываться. От прапрадеда и пра­

прабабки не осталось ни одной фотогра­фии, ни одного изображения, только оста­лись в семейных преданиях рассказы о том, что прапрабабка обладала чудной красотой и была она приветливым, добрым челове­ком, а прапрадед был высокого роста, ха­рактер имел сложный, и еще доподлинно известно, что эта семья как осела в одном местечке, так и прожила всю свою жизнь там, и четыре поколения семьи прожили до депортации 37 года. В документах мое­го отца, родившегося в 1923 году, в графе «место рождения» написано: Посьетский район, Ворошиловский с/с, село Пуцилов- ка, до революции район, вероятно, имено­вался уездом, а село сохранило свое на­звание, только вот сельсоветов, да еще с именем командарма не было тогда и в по­мине.

Как уходили первые переселенцы из Ко­реи - про то уже многое написано. Уходи­ли и покидали родные края не от хорошей жизни - вот и наш предок тоже пошел ис­кать свою более удачливую суд ьб у . Что уносили с собой? А что можно было унес­ти обездоленным людям? В руки взяли

20 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

скромные пожитки, на спину посадили бу­дущее - своих детей, в головах уносили прошлое - память народа - обычаи, сказа­ния, песни, традиции, а на ногах пыль Ро­дины, которую они никогда уже не увидят, не увидят их дети, внуки, правнуки, пра­правнуки.Увидят их праправнуки да и то южную часть ее, но об этом потом .

Вот так ветры невзгод и лишений при­били к берегам России определенную часть людей, которых назовут потом рус­скими корейцами, затем советскими и уж дальше, в зависимости от обстоятельств, совершенно не подходящими словосоче­таниями - узбекскими, казахстанскими, ук­раинскими, кавказскими, ростовскими, са- халинскими.Опавшие листья большого де­рева, которые неутихающий ураган жизни будет кружить и кружить по белу свету .и не будет конца этой вечной круговерти. Грустных песен не пели, щемящей тоски от разлуки с Родиной особо не испытыва­ли - речь шла об элементарном выжива­нии. Если и пролились горькие слезы, то только от прощания с могилами предков - это уж святое дело у корейцев .

Конечно, на территории России первым переселенцам пришлось нелегко: ведь все приходилось начинать сначала, но, осмот­рев все кругом, решили: жить можно - в тайге полно съедобных трав, орешков, ягод, водится дичь, речки полны рыбы. Чего не жить? Да и русские, по всему видать, не зажимают особо, и живется вроде бы чуть полегче, чем на Родине. Жили компактно, понимали: в одиночку, в чужой стране не выжить...

Русская же администрация края вначале несколько озадаченно глядела на пересе­ленцев: что их гонит из родных мест, чего им не живется у себя, но, присмотревшись, чиновники успокоились - пришлые оказа­лись мирными, работящими людьми, поли­тикой особо не интересовались, против царя не шли, да и огородниками оказа­лись отменными, к тому же осваивалась труднодоступная, дремучая тайга. Но, ког­да переселенцев оказалось много, адми­нистрация всё же решила навести кое - какой порядок - стала наезжать в корейс­кие села и вести учет населения, а так как этимология корейских имен была им не по

зубам, то чиновники решили давать корей­цам русские имена. Долго не думали, бра­ли книги, по которым крестили русских младенцев и нарекали корейцев необыч­ными русскими именами, думается, что именно таким способом и был назван уже наш прадед. Иные переселенцы не согла­шались, упрямились: мы родились корей­цами и умрем корейцами, но чинуши и не настаивали: дело хозяйское, как хочешь, ос­тавайся при своем имени. Вот такое вот крещ ение. В 60-х годах прошлого столе­тия еще встречались глубокие старики, ко­торые носили исконно русские имена: До­рофей, Аверкий, Никита, Досифей, Григо­рий, Капитон и.т.д. У женщин преобладали Анны, Марии, Елены, а также Серафимы, Василисы, Ольги, Евдокии, Анастасии. И ещё - были тогда живы люди, которые но­сили уж совсем необычные имена, ну, су­дите сами: Давид, Соломон, Моисей, Сам­сон, Авенир.Видно, тогда и Библия шла в ход, когда иссякали запасы имен.

Как звали самого прапрадеда и троих его детей - еще одного сына и двух доче­рей - эти сведения тоже ушли в неизвест­ность, известным оказалось только имя старшего сына, от которого, собственно, и идет наша веточка рода - Василий. Семья эта жила как все первые переселенцы - очень многого мы не знаем, но сохранилось в памяти рода одно обстоятельство - до­чери прапрадеда унаследовали от своей матери красоту, но это совсем не радова­ло их отца, за девушек боялись, опасались завистливых взглядов, всерьез боялись ки­тайских разбойников- хунхузов, поэтому девушки почти жили взаперти.

Красота она, как яркий цветок, всегда привлекает внимание, только ведь одни по­любуются и пройдут мимо, другие так и норовят сорвать и унести с собой. Успо­коились немного тогда, когда дочери-кра­савицы благополучно, наконец, были вы­даны замуж. Впоследствии они имели много детей и стали родоначальницами больших семей, следы одной из сестер со временем затерялись, видно, она совсем потеряла связи со своими родными. С по­томками другой сестры и брата прадеда мой отец при жизни поддерживал связь. Имея двух рослых, работящих сыновей

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 21

прапрадед уже к началу ХХ века имел доб­ротный дом, собственный участок земли и тягловую силу - лошадь, а по тем време­нам это считалось мерилом зажиточности.

В 1898 году старший сын прапрадеда, шестой представитель рода - Василий - же­нился на девушке из соседнего села, кто она была, какой фамилии - эти сведения, к сожалению, опять-таки никто из предков не оставил нам, и не наша вина, что мы, потомки, мало знаем о нашей прабабке. Не­много сведений о ней предоставила наша тетушка, да и то по детским впечатлениям, только вот считается, что именно она вне­сла и в без того беспокойную кровь рода строптивость и упрямство. Этими качества­ми и сама прабабка была наделена с лих­вой, за словом в карман не лезла, а если учесть, что и Василий тоже был нелегкого характера то, надо думать, в доме частень­ко грохотали громы и сверкали молнии. Как образно говорили тогда - в доме не бывало теплой воды, а были лишь кипяток и холодная вода. В таких случаях все урав­новешивалось доброй и кроткой свекровью, в семье она была миротворицей, в ее при­сутствии всё как-то улаживалось, затиха­ло, мирилось и светлело. В 1899 или 1900 году в молодой семье появился первый сын Тихон - это и был наш будущий дед, за ним в 1903 году появилась единственная дочь в семье - Мен-хи, затем в 1910 году сын Петр и через полтора года последний сын, Лука. Все четверо детей Василия были отмечены светлой печатью таланта , все появились на свет в 20 веке . Век, который опальный поэт назовет веком-волкодавом, век, который основательно искусает мил­лионы людей, волны этого чудовищного века с его бурными приливами и отлива­ми потреплют и эту сем ью . Все четверо проживут нелегкую жизнь, порой трагичес­кую, у каждого будет своя страница жизни, и каждый пролистает ее по-своему.

Детей воспитывали по нравственным ус­тоям, которые передавались из поколения в поколение - существовали правила, ко­торые должны были неукоснительно со­блюдаться - прежде всего; труд, труд и труд, никогда и ни на кого не надейся - будешь трудиться, и с рук потечет масло, в смысле, будет у тебя благосостояние.

Дальше: никаких праздных разговоров, не трать время зря и никаких пересудов, род­ню не осуждай - родня есть родня - будет тебе плохо - кто придет и прибежит? Ко­нечно, первым делом родня, да и знако­мых и посторонних тоже не осуждай - вна­чале на себя посмотри, ты - то сам чем хо­рош? За нечаянные проступки сильно не ругай - подумай: а ты не совершал такого? Нет? Значит, можешь совершить в будущем. Кто знает? Никто. Тогда сиди и молчи. С дураками и с глупцами не спорь - опять - таки не трать время и нервы. Помогай, кому плохо, но никогда не напоминай о том, что ты оказал ему помощь. Зря чужой хлеб не ешь, а если пришлось - обязательно от­благодари. Руки должны быть всегда заня­ты -тогда голова будет чище.

В семье ценились совесть человека, че­стность, передавалась еще одна заповедь: никогда не лезь в долги, а если пришлось, то отдавай вовремя, если не смог вовремя отдать, подойди и сам напомни о своем долге, запомни сам и только сам - не зас­тавляй человека, одолжившего тебе день­ги, бегать за тобой - он же тебя выручил. Людей оценивали так: считали, что в об- щем-то хороших людей все равно больше, а если есть злые и подлые, то сам оцени­вай ситуацию - ты же к злым собакам близ­ко не подходишь, сторонишься - ведь и уку­сить могут. Друзей выбирай осмотритель­но - по друзьям судят и о тебе, а если ты дружишь с плохими людьми - то ты, зна­чит, сам такой.

Умей постоять за себя, если с плачем прибежишь за помощью к родителям, то мо­жешь получить еще: мы-то ведь не вечны, подумай хорошенько - нас не будет, кто как не ты должен защищать себя. Вывод - в этой жизни можно и надо, когда нужно, и зубы показывать. Никогда не вступай в громкие споры и ссоры при народе - ты теряешь свое лицо, если скандалист неум­ный - покажи свою спину, в таких случаях умным будет считаться тот, кто виноватее и сдержаннее.

Ценили опрятность и чистоту, очень ува­жали умных и мудрых людей, а знание и умелые руки вообще возводили в культ, но это уже национальная черта корейцев. В женщинах ценились скромность, нераз­

22 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

говорчивость, расторопность, умение вес­ти хозяйство, бережливость и целомудрие. В вопросах учения считали, что учатся две категории людей: умные от природы и усидчивые. Если чего-то не понял - прочи­тай еще разок, опять не понял - прочти еще раз, опять осечка - ну, тогда еще раз и, если на десятый раз что-то ты начал соображать, значит, не все потеряно, а самое главное - ты показал усидчивость. Выносился вер­дикт: к учебе годен! Если же ничего, ну аб­солютно ничего в голову не вошло - тогда бери мотыгу и ступай в поле, видно, судь­ба такая у тебя - работать с землей и не надо огорчаться - это тоже дело, да еще какое!

За семейным столом должны были со­бираться вместе и всегда вовремя, первым всегда садился глава семьи, затем все ос­тальные, разговоры за столом строго пре­секались, есть полагалось неторопливо, спо­койно; это своя заработанная еда и она в горле не застрянет, кто ест с оглядкой ,зна- чит, либо человек с нечистой совестью, либо еда не полита трудовым потом. Глава семьи должен был держать всех в узде, младшие беспрекословно подчинялись стар­шим, женихов и невест выбирали старшие- так считалось надежнее, причем, молодым людям рода строго и назидательно внуша­лось: семья - это святое, жениться или вы­ходить замуж можно только один раз, отсю­да мораль - живи в постоянстве, и созда­вай свое гнездо. На чужое не зарься и ни­когда не завидуй, но свое, заработанное, не разбазаривай. Порицалась бесхозяй­ственность: у хорошего хозяина все инст­рументы и орудия труда должны быть свои, нечего ходить и просить у других, даже ма­ленькую иголку имей, но свою, человек, по­стоянно просящий что-то у других, считал­ся нерадивым. Никогда и ничего не просить! Никаких, как сейчас бы сказали, презентов и взяток не признавали, словчить, нажить­ся на чем - то неприглядном - такого в роду не было и не должно быть.

Когда приходили гости - младшие дол­жны были удаляться и не мешать беседе старших, а когда сами ходили в гости с детьми, полагалось обязательно накормить детей. Дети есть дети, будут смотреть на еду хозяев, или еще хуже - просить. За­

помните крепенько, мы люди из степенно­го дома, и голодными глазами никогда не смотрели и не смотрим на чужую еду, да и сами никогда не заходите в дом, куда вас пригласили, с пустыми руками, и в гостях отведайте, но не объедайтесь. Де­тей воспитывали строго: почти никогда не хвалили, считали, что похвала чужих намно­го приятнее как для детей, так и для роди­телей. Искренне считали, что дети должны бояться кого- то из родителей - или отца или мать, иначе людьми не вырастут, и не считали особенным проступком иногда и лупить детей, при этом приговаривали, что если родители и побьют - дети не долж­ны обижаться. Побьем один раз - десять раз пожалеем (в душе, конечно).

Чувства полагалось скрывать, на торже­ствах особо не плясали, но с удовольстви­ем смотрели на веселящихся людей, жен­щинам дома не полагалось громко хохотать и заниматься сплетнями, причем виновным считали не того, кто пустил слух, а того, кто распространил, сквернословие тоже осуждалось, считали, что изо рта скверно­слова вылетает грязный мусор, сами пред­ставители рода разговаривали образным языком, ценили метко сказанное слово, шутников и острословов поощряли. Стро­го сохранялся авторитет самого дома как внешне: везде должен быть порядок, так и духовно - нечестные, случайные люди как бы отсекались, и в дом не были вхожи.

Казалось бы, при таком воспитании дол­жны были вырастать, ну просто правиль­ные во всех отношениях люди. Если бы это было так, то получались бы этакие благо­образные характеры, или же ангелы, да только ведь ангелы-то живут на небесах, если, конечно, кто-то их видел. А здесь, на этой грешной земле, жили люди со свои­ми достоинствами, со своими грехами, со своими недостатками и бурлила у них жи­вая, горячая кровь. Почему горячая ? Дело в том, что наряду с этими нравственными правилами параллельно существовали и такие черты характера, как безудержная вспыльчивость, порой доходящая до исступ­ления, и упрямство. Вспыльчивость сами в себе осуждали, но и успокаивали себя - главное: мы же не злые и не пакостливые. И это было правдой, как бы то ни было, но

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 23

конфликтов с людьми никогда не имели, слабости, которых не прощали себе, про­щали людям, были гордыми, но не занос­чивыми; самолюбивыми, но не спесивыми, были несколько строптивыми: над собой не терпели никакого диктата; умели под­держать и выпить в компании, но пьяного куража не допускали, особо не любили лю­дей, выпячивающих себя на первый план, хвастунов, всегда подчеркивали, найдутся люди умнее и талантливее вас - так что не заноситесь. А упрямство не считали по­роком, главное - направить эту черту в нуж­ную сторону и прибавить сюда усидчивость- тогда «Есть такой сорт!» - что-то и полу­чится существенное.

Конечно, время и эпоха диктовали свое, многое менялось, менялись и люди, что- то вносилось новое, что-то устаревало, но основой основ, началом начал, главным фундаментом нравственных устоев рода ос­тавались именно эти понятия. Беречь вре­мя, не тратить время зря, делать все вов­ремя . Почему так материально осязали это понятие в роду?.

Давным-давно когда-то один очень на­блюдательный предок заметил, что мужчи­ны рода живут вроде бы недолго, у многих оказывался слишком короткий век. По это­му поводу даже сложилась в роду невесе­лая байка: смерть-то шла совсем к друго­му человеку и шла она, глубоко задумав­шись, а на пути встретился случайный пут­ник (надо полагать, именно из рода Кан!), вот она легонько так, ну совсем слегка его касалась своим одеянием и уходила своей дорогой, но ведь тронула же все- таки... А раз тронула - то считалось, что человек уже помечен ею. И вот, никогда и ничем не бо­леющий человек в один хороший день ло­жился в постель, чувствуя недомогание, тут тоже были свои правила - если сможешь- через неделю вставай и принимайся за дела, а если человек не мог встать и че­рез неделю, больше он уже не вставал. Что самое поразительное, эта примета дей­ствует до сих пор, и надо сказать, к сожа­лению. Вот уж поистине предок оказался пророком! Но даже заболевшего человека родичи могли с болью упрекнуть - смерть, она, конечно, дура безглазая, ей все равно на кого указать пальцем, ну, а ты-то, ты куда

смотрел, что ж ты не берегся? Неизвестно вообще, кто кого не заметил, кто сильнее задумался - смерть или ты?

Поэтому в роду старались женить сыно­вей рано: пораньше женишься, пораньше встанешь на ноги, вырастишь детей. Но жизнь есть жизнь - со своими правилами она властно ломала многие, устоявшиеся в роду понятия, вспыльчивые и самолюби­вые характеры давали себя знать, и в роду всегда остро стояла проблема отцов и де­тей - иногда эта проблема старших с млад­шими приводила к драматичным послед­ствиям и судьбы последующего поколения складывались по разном у.

ТИХОНСамым сложным, тяжелым и непредска­

зуемым характером обладал седьмой пред­ставитель рода - старший сын Тихон. До 9 лет Тихон рос единственным сыном в се­мье, и вопреки правилам, домочадцы, осо­бенно женская половина семьи, его берег­ли и несколько избаловали. На него, как на будущего главу семьи, возлагались осо­бые надежды, многое прощалось, и эти по­слабления, явно пошли не на пользу. От природы Тихон был замкнутого характера, неулыбчивым, несколько неразговорчивым, в отношении к остальным детям допускал излишнюю жесткость, не терпел понуканий, был у него свой мир, куда не пускал нико­го, даже родителей. Но уже в детстве взрос­лые заметили в мальчике необычные спо­собности: был Тихон не по годам проница­тельным, по глазам мог угадать характер человека, мог разоблачить нечистого на руку человека или вруна, мог предсказать погоду на неделю вперед и все расчетные дела в доме велись Тихоном.

Односельчане часто обращались за по­мощью к Тихону, не переставая изумляться уму мальчика. Только мудрые старики по­качивали головой: не к добру это, нет, не к добру, и дети с умом взрослых - недолгие жильцы на этом св е те .. Эти способности- острая наблюдательность, проницатель­ность, интуиция и ум и даже некоторая дип­ломатичность Тихона полностью перейдут потом к его старшему сыну Михаилу.

В девятилетнем возрасте Тихона опре­делили учиться в мужскую гимназию .

24 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Сколько криков и слез вытерпела семья, пока Тихона отдавали учиться - своеволь­ный мальчик понимал, что в гимназии нуж­но будет подчиняться дисциплине, что из­менится полностью его распорядок дня, потакать его капризам будет некому. Сло­вом, противился как мог, но, когда увидел красивую, гимназическую форму, немного успокоился. Через несколько дней, к удив­лению семьи, Тихон так втянулся в учебу, что сам без напоминания просился в гим­назию. При своих природных способнос­тях Тихону не стоило труда учиться; уже в младших классах маленького корейчонка стали ставить в пример русским ребятам. При переходе из класса в класс Тихон при­носил домой похвальные грамоты с золо­тым двуглавым орлом и с оценками, напи­санными золотыми буквами. Из всех де­тей Василия только Тихону пришлось учить­ся в царской гимназии, остальные два бра­та уже учились в советских школах, един­ственная дочь же проучилась немного в ко­рейской школе. Тихон закончил гимназию тогда, когда уже в центральной России на­чинались бурные события. Опять возвраща­юсь к семейным устным памятникам.

Случилось это в году 1916. Когда Тихон учился в старших классах, в гимназию на­грянули чиновники от образования, ну, ес­тественно, руководство гимназии показа­ло лучших гимназистов, самых-самых. И вот в их число попал и Т ихон, проверив зна­ния у юноши, комиссия поразилась мате­матическим талантам пятнадцатилетнего гимназиста, было много похвал, рукопожа­тий, были и подарки. Гимназист был счас­тлив, счастлива семья, но скоро в доме на­чалась тихая паника.

До Василия каким - то образом дошли сведения, что группу способных ребят, сре­ди которых был и Тихон, высшая админис­трация края собирается отправить на уче­бу в Петербург. Возможно, чиновники ре­шили готовить технические кадры для При­морья, и может быть, это были лишь пер­воначальные планы, но прадед наш встал на дыбы: никаких и точка. Где это видано? Чтобы седьмой представитель уехал так далеко от дома! Нет, нет и нет. И не угова­ривайте! Посмотрите на карту, где Петер­бург, а где наша Пуциловка! Кто знает, что

вообще у этих русских на уме да и време­на какие - то, сам слыхал, неспокойные на­чинаются.Словом, дома начались распри между сыном и отцом, которые со време­нем перейдут в долгую, молчаливую, холод­ную войну.

Сам Тихон был не прочь учиться дальше, приводил свои аргументы - неужели так и будем сидеть в этой провинции, надо же свет посмотреть и себя показать. Вы - то сами как сели в одном месте, так и сиди­те! И у отца, и у сына была своя правда, да только каждый не хотел уступать, но время потом показало, что прав был все - таки старший. Там, в центре России уже насту­пали смутные времена, бушевало так, что отголоски докатились и на окраину Рос­сии, и Василий, подняв палец, многозна­чительно посматривал на сына. Но на Ти­хоне все это вместе - сорвавшиеся планы, разбившиеся мечты, события в централь­ной России и нелады с отцом как-то бо­лезненно отразились, пятнадцатилетний юноша, живший более, чем замкнуто - ещё больше замкнулся.

Было в Тихоне неосознанное стремление вырваться из своего села, из этого узкого круга в более большой мир, узнать что-то новое, учиться дальше - был он человеком другого полета, а если судьба срезает кры­лья, то что же остается делать? Внутрен­ний бунт Тихона перешел в упрямые поступ­ки; с отцом не спорил, но все делал по- своему.

После гимназии Тихон рано стал зара­батывать - очень пригодились математичес­кие способности - где-то подсчитать, под­бить, начислить, наладить делопроизвод­ство, здесь ему не было равных, сейчас бы сказали - первоклассный бухгалтер, а тог­да называли просто - умелый счетовод. Хотя Тихон и не имел специального обра­зования, работы хватало, и часто его при­глашали в отдаленные поселки и в дру­гие районные центры. Поэтому его неде­лями не было дома, а может, сознательно, из упрямства Тихон решил как можно реже бывать дома. Василий же, чтобы пристру­нить сына, вынес свое решение: женить уп­рямца и как можно скорее. Опять были се­мейные бури, споры, бурное сопротивле­ние сына, но в конце концов строптивец по­

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 25

корился: делайте что хотите! Тихону испол­нилось двадцать лет, когда ему присмотре­ли невесту из рода Чагай и было этой де­вушке всего семнадцать лет.

Вошла в дом Канов скромная, тихая, мол­чаливая девушка, воспитанная как и боль­шинство кореянок того времени - быть хо­рошей матерью, угождать свекру и свек­рови, не перечить, не лениться, слушаться мужа, уметь вести хозяйство, словом, чис­тый русский Домострой, хотя о нем здесь и не слышали. И нелегко приходилось мо­лодой снохе в таком доме со строгими пра­вилами, и где у всех был свой характер, да и молодой супруг особой теплоты и сер­дечности по отношению к жене не прояв­лял; не мой же выбор! За всеми поступка­ми Тихона так и выпирал ответ: ну вы же этого хотели, а не я! Не смогла угодить мо­лодая и тогда, когда первым ребенком по­явилась у нее девочка, названная Любовью. Произошло это событие в декабре 1922 года, все были озадачены и разочарова­ны - как же так, род высокородный, в тече­ние семи поколений появлялись первыми сыновья, а зд е сь .

Но ровно через год, словно исправляя ошибку, появился на свет мальчик - это и был наш будущий отец - Михаил. В 1928 году появился еще один сын - Мирон, а за ним в 1931 году последний ребенок - маль­чик Саша. О том, как жила семья в те годы я знаю из обрывков воспоминаний, кото­рые пересказывала нам наша тетушка Лю­бовь Тихоновна.

У тети Любы вообще оказалась цепкая память: многое она запомнила, и детали ее детства, а также жизнь семьи в те годы передаю по ее рассказам. В 30 лет Тихон имел уже немаленькую семью, дети нечас­то видели отца, так как он постоянно был в разъездах. Из тех далеких 30-х годов до нынешних времен дошел рассказ о бесстра­шии молодого Тихона Васильевича - в те годы в корейские села часто наведывались непрошеные гости - китайские разбойни­ки - хунхузы. Ездить и ходить по тайге в одиночку было небезопасно, а ведь моло­дой счетовод разъезжал на хорошей лоша­ди и при себе имел государственные бу­маги.

Как умудрялся оставаться целехоньким

Тихон Васильевич, да еще сберечь крупные суммы казенных денег - это оставалось за­гадкой. Односельчане только терялись в до­гадках и больше начинали ценить нераз­говорчивого счетовода - ведь иногда бан­да, не останавливаясь, лихо скакала мимо села Пуциловка, никого и ничего не тро­нув. Говорили, что с ними поладил Тихон Васильевич. Через многие годы на воп­росы своих детей о том, как вообще выгля­дели хунхузы, наш отец Михаил Тихонович переспросит: «А фильм про Илью Муром­ца видели? Вот как монголо-татары, навер­ное, я их лично не видел, в мои школьные годы границу уже прочно закрыли.» и до­бавит: «Хунхузы они, конечно, люмпены, сброд бродяг, по-своему несчастные и го­лодные люди, больше занимались грабе­жом, чем убийствами».

Поколение моего деда Тихона Василье­вича - это поколение второй прослойки мелкой корейской интеллигенции уже со­ветского Приморья - фельдшеров, учите­лей, служащих. Общими чертами у этих людей были, во-первых - образованность, все имели в большинстве среднее обра­зование, затем шла интеллигентность - и это проявлялось в одежде. Эта прослойка корейцев уже прилично владела русским языком. Духовная культура ограничивалась, правда, только чтением, живопись знали плохо, к религии были равнодушны. Тихон уже имел определенный вес среди своих соплеменников, с ним считались, уважали, к нему, молодому человеку шли за совета­ми, но главой семьи всё же считался Ва­силий.

Самые трагичные и тяжелые события для семьи наступили в 30-х годах. Вообще, от начала и до конца 30-х годов, словом, вся десятилетка была наполнена потерями близких, потрясениями, разочарованиями. Большая семья уменьшилась наполовину. Первая смерть - это потеря молодой сно­хи - матери маленьких детей. В холодный, ветреный день невестка неосмотрительно пошла на речку стирать, а оттуда уже вер­нулась жестоко простуженной, проболела она совсем немного и вскоре умерла. Пос­ледний день жизни матери десятилетняя Любочка запомнила на всю жизнь - поче­му-то дома в этот день никого не оказа­

26 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

лось, а сама девочка возилась во дворе со своими лоскутками. Распахнулась дверь, и вышла с вытянутыми руками больная, ее глаза были открыты, но она ничего не ви­дела и шла, как слепая. Вероятно, от силь­ного жара женщина впала в полубред и ни­чего не соображала, Любочка сильно испу­галась: ведь она никогда не видела мать в таком состоянии и от страха стала ме­таться по двору. Лишь на какое-то мгнове­ние сознание вернулось к женщине, и она стала звать дочку, а потом упала. Девочка запомнила - вбежали люди, подняли мать, внесли в д о м . А потом были скромные похороны - было молодой женщине всего 29 лет и произошло это в 1932 году. Через некоторое время без матери тихо угас маленький ребенок - Сашенька. Теперь оси­ротевших детей гладила по голове и жале­ла прабабушка - мать Василия, но вскоре и ее не стало. Со смертью молодой невес­тки отношения с родом Чагай будут пре­рваны на долгое время, оно и понятно без с л о в . Через сорок лет в конце 60-х годов в дом Михаила Тихоновича придет малень­кая делегация из семейства Чагай и роб­ко, несмело да потихоньку и восстановят­ся родственные связи, обнаружится, что часто у родичей пути пересекались, даже было так, что девочки-ровесницы из двух семейств поступали в один и тот же вуз и спокойно проходили мимо друг друга, толь­ко одна приходилась тетушкой, а другая племянницей. Но кто же знал, что люди приходятся друг другу родными по крови!

Тихон Васильевич вдовствовал недолго, как-то в один из его отлучек пришло домой письмо: так и так, нашел женщину по себе, мне - жена, вам - невестка, детям - мать. И еще была приписка: не пугайтесь, но вот беру женщину с припеком на спине. Полу­чив такое письмо, домочадцы вначале ни­чего не поняли, а потом поднялась трево­га: что такое, что творится, о чем это он? Какой такой припек? Не иначе, горбунья! Начались слезы и причитания прабабки - да разве мало женщин, что ж он польстил­ся на горбунью! Все можно было ожидать от строптивого сына, но такое! Все прояс­нилось, когда Тихон неожиданно приехал, он, как всегда, хмурясь, вошел во двор, а за ним, опустив глаза, молча вошла моло­

дая женщина, и за спиной у нее посапыва­ла спящая девочка двух с половиной лет. Вот она и была тем самым припеком, о ко­тором писал Тихон. Вот так вошла в судьбу нашего деда его вторая жена - Ли Татьяна.

У молодой женщины была своя, очень грустная история: замуж она была выдана за некоего Тена, но семейная жизнь не за­ладилась - таким нерадивым и беспечным человеком оказался молодой муж. При та­ких мужьях семье всегда приходится тяж­ко, к этому еще прибавились постоянные придирки грубой и властной свекрови. Та­тьяна терпела как могла, никому не жало­валась, но, когда терпению пришел конец, решительно собрала узелок, привязала ма­ленькую дочь к спине и ушла к своим ро­дителям. По тем временам это был доволь­но смелый шаг - обычно кореянки смиря­ются со своей судьбой, терпят и старают­ся не выносить наружу проблемы семьи. А здесь, ничто не могло остановить Татьяну, даже то, что старший семилетний сынишка остался в доме бывшего мужа. Родители же Татьяны, вопреки правилам, не стали уговаривать вернуться обратно, а приняли дочь с пониманием - жалели.

Молодая женщина тяжело переживала свою жизненную драму, по ее словам, она в течение долгого времени видела перед собой только землю, потому что голова веч­но была склоненной, и она почти стара­лась не выходить из дома. Вот эту печаль­ную женщину где-то и приметил Тихон Ва­сильевич и, видно, чем-то она и зацепила его душу, но не сразу соединились две оди­нокие судьбы. Татьяна и думать не думала о новом замужестве, долго все взвешива­ла и размышляла, а потом, все-таки при­няла предложение молодого вдовца с тре­мя маленькими детьми, а Тихон Василье­вич принял падчерицу и дал девочке свою фамилию.

По сравнению с первой женой Татьяна обладала более легким характером, была общительной, необидчивой и еще была не­сколько беспечной: любила посмеяться и самой посмешить людей. Но в решитель­ные моменты жизни Татьяна проявляла не­преклонный характер, стойкость, и с ней приходилось считаться. Особо красивой не была, в юности перенесла оспу и на ее

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 27

лице на всю жизнь остались оспинки, но при­рода, словно компенсируя, дала Татьяне такие красивые, совершенно нетипичные для кореянок, волосы - были они волнис­тыми, густыми и блестящ ими. Да что го­ворить, если даже в преклонном возрасте у бабушки Тани сохранилась длинная, со­вершенно не поседевшая коса - предмет зависти многочисленных внучек, эту красоту волос Татьяна передала всем своим детям.

Тихон Васильевич более внимательнее и теплее относился к Татьяне, чем к первой жене - это ведь был его самостоятельный выбор. В общем, как-никак, а семья сложи­лась, только вот через некоторое время над новой семьей появились небольшие тучки- бывший супруг Татьяны одумался и ре­шил помириться с женой - стал посылать вначале посредников, а затем появляться и сам. Тетушка Люба вспоминала - вдруг во дворе появился незнакомый мужчина ,внимательно оглядевшись, осторожно спросил - это ли дом Кан Василия, а ты, девочка , кто будешь, кто есть дома? Потом внезапно ушел со двора, а через полчаса вбежал Тихон Васильевич, был он сильно зол, размахивая руками, подступился к до­чери: «Кто был? Что ты ему ответила? Куда ушел, в какую сторону?» Затем, схватив что- то тяжелое, выбежал, следом побежали со се д и . Любаша так и осталась стоять с веником, ничего не понимая. Но никакого побоища тогда не случилось - все уладили миром и больше бывший не приходил, а Татьяна стала постепенно привыкать к сво­ей новой семье, и много душевных и фи­зических сил требовалось ей, чтобы при­житься среди своенравных людей.

В 1936 году в семью пришло еще одно горе - не стало младшего сына Василия - Луки. Этот удар был такой оглушающей силы, что сердце матери не выдержало - прабабушка наша не дожила даже по пер­вых поминок Луки - умерла на следующий год, а вскоре началась депортация. Сам Василий еще как-то держался, но депорта­ция уж совсем его добила, он не хотел или не желал понимать: что вообще происхо­дит? К этому еще и добавились семейные неурядицы - не ладились отношения у Ва­силия с Тихоном - две сильные натуры ни­когда не могут ужиться в одном доме, все

это кончилось тем, что Василий перебрал­ся жить к младшему сыну - Петру. Потери эти - смерть близких, депортация, переме­на обстановки, разочарование в старшем сыне - очень тяжело отразились на Васи­лии - на землю Узбекистана прибыл уже сломленный человек и прожил он всего не­сколько месяцев, было Василию всего-то за 60, по нынешним меркам - это далеко не старик, да и был он крепким, физичес­ки сильным человеком. Теперь главой се­мьи стал Тихон Васильевич, но еще до де­портации в семье произошли кое-какие из­менения: из дома навсегда ушла Любаша, четырнадцатилетнюю девочку забрал к себе один из братьев Тихона - Петр, девочка не могла найти общий язык с Татьяной, у каж­дой был свой нрав, свои привычки, свой склад ума - ведь Люба тоже унаследовала несколько своевольный характер отца и от­стаивала свою правду.

На земле Узбекистана способности и де­ловые качества Тихона Васильевича быст­ро были замечены - до войны, по расска­зам родных, Тихон Васильевич работал в организации, связанной с золотодобываю­щей промышленностью. О том, как честно и добросовестно он относился к работе, рассказывали многочисленные почетные грамоты, а иногда и премии в виде кусков ткани. В годы войны, как и большинство трудоспособных корейцев, Тихон Василье­вич был мобилизован на трудовой фронт. После войны он благодаря своим деловым качествам работал на материально ответ­ственных постах, где-то года два семья деда прожила относительно материально благо­получно. От второго брака у Тихона Васи­льевича было уже трое маленьких детей - старшие дети к тому времени ушли в са­мостоятельную жизнь.

Война позади, цветущий возраст, здоро­вье, детишки, которых нужно поднимать.- Жизнь, казалось, обещала многое, строи­лись какие-то планы, н о . Когда началась катастрофа в жизни нашего деда? Как во­обще и почему вдруг ломается жизнь? Кто даст ответ на этот вечный вопрос? Как-то Тихон Васильевич слегка простудился, в таких случаях в те годы обычно лечились просто: выпивали отвар из маковых коро­бочек и нормально - вся простуда прохо­

28 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

дила быстро. А откуда мак? Из огорода, конечно, и ничего такого криминального в этом не было - у многих в те годы на огоро­дах преспокойно рос себе мак. И никто даже в мыслях не думал наживаться на нем: использовали-то его в лечебных целях, а черные росинки ссыпали в булочки или просто так ели. Но с этого ли отвара или еще с чего-то, но началась у Тихона Васи­льевича черная полоса в жизни, которая продолжалась до самой смерти. Где и как человек может запросто потерять достоин­ство? Может быть, дарования и талантли­вая натура Тихона Васильевича не нашли своего применения, что-то невысказанное всегда придавливало к земле, порывы сдер­живались - вот и произошло печальное.

В 60-х годах прошлого века еще было много людей, которые помнили Тихона Ва­сильевича, в их памяти наш молодой дед запомнился человеком высокого роста, бы­стро шагающим, подстриженным под ежик, проблемы моды для него не существовало: одевался просто, но опрятно, а в голенище сапога обязательно была засунута газета «Правда». Для многих людей, живущих в глу­бинках, Тихон Васильевич был единствен­ным источником информации - он прекрас­но разбирался в международной обстанов­ке, людям разъяснялось, кто есть кто, кто какую политику проводит и где находится та или иная страна, кроме того Тихон Ва­сильевич охотно рассказывал еще многое другое, так как сам много читал и многое знал. По словам нашего отца Михаила Ти­хоновича, Тихон Васильевич был лично зна­ком с писателем Романом Кимом. А вот что было на душе у него - этого не знали, на­верное, даже самые близкие: человек был как бы отгорожен невидимой стеной - на многие вещи глядел тяжелым взглядом, вслух не размышлял и часто домочадцы замечали в его руках ломающиеся веточки- признак крайнего раздражения и гнева, что-то, по видимому, не устраивало Тихона Васильевича в этой ж и зн и .

Последние годы жизни Тихона Василье­вича - это трагические и печальные стра­ницы нашего р о д а . Сознательно он уже не жил с семьей - прекрасно понимал, что для детишек не может служить примером, а жене опорой. В рассказе самой младшей

дочери деда, её отец предстал совершен­но с другой стороны. Как-то раз Тихон Ва­сильевич зашел к семье, во дворе играла маленькая пятилетняя дочка, его любими­ца, прижав к себе ребенка, дед неожидан­но разрыдался, по лицу перепуганной де­вочки потекли слезы отца. Только и уло­вила девочка слова: «Мне бы вас поставить на н о ги . я так хотел . что это такое»- ос­тальное девочка не расслышала, а слезы все текли и текли... Погладив дочку по го­лове, Тихон Васильевич так же быстро ушел, как и появился, а потом пришло известие о его см е р ти . Ему было всего 49 лет.Тихон Васильевич прожил противоречивую, тра­гическую, порой непонятную жизнь, буду­чи честнейшим человеком, одаренным от природы умом, обладая поразительной ин­туицией, при этом жил сам без гармонии в душе, все как будто просчитывал и рассчи­тывал, а вот своя, такая недлинная жизнь не была ни рассчитана, ни просчитана. Не смог дать счастье ни своей первой жене, ни второй...

Можно осудить, можно кинуть камень! Только вот ни у кого из потомков не нахо­дится слов осуждения и рука не поднимет­ся поднять этот самый камень, все идем от Тихона Васильевича - он оставил на земле шестерых детей, троих от первого брака, троих от второго. Говорят, особого внима­ния и воспитания детям дед не уделял, но это, так сказать, вопрос спорный - все вы­росли неплохими людьми и у каждого был свой жизненный путь, свои взлеты и свои падения. Ни один из шестерых детей не сказал ни одного оскорбительного слова в адрес отца, и это многого стоит! Были слова обиды и непонимания со стороны детей, но не оскорблений, волей или нево­лей Тихон Васильевич вложил в своих де­тей (пусть жестко!), но определенный нрав­ственный стержень, который в дальнейшей жизни пронесут его дети, потом внуки, правнуки.

Судьба Тихона Васильевича - это, как бы сейчас сказали, тема к размышлению. Не­легкая, по своему, судьба, и нелегкие раз­мышления и непростые чувства вызывает жизнь деда: с одной стороны - пример, как надо жить на земле и оставаться челове­ком, с другой - каким путем не надо идти.

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 29

Наш отец очень мало рассказывал о нем - одна из семейных историй, которую мы за­помнили такова: как-то на базаре Тихон Ва­сильевич обнаружил пропажу своих наруч­ных часов. Эти часы были вручены Тихону Васильевичу за добросовестную и честную работу. А что такое часы в послевоенное время? Это редкая и весьма ценная вещь, которая имелась не у каждого, и к тому же была многим не по карману, и наш педан­тичный дед очень оберегал эту роскошь. А как же они могли пропасть, если прочно были закреплены к рукаву в целях защиты от воришек. Но ведь пропали же! Тихон Ва­сильевич вначале опешил, а потом, опом­нившись, восхитился: вот это работа! Сра­зу же велел бросить клич: пусть воришка объявится, за воровство ему ничего не бу­дет, более того, ему дадут небольшое воз­награждение. За что? А за ювелирную ра­боту и ловкие руки! Воришка так и не объя­вился. А жаль, Тихон Васильевич умел дер­жать слово. Вот такая вот жизнь. По своему одаренная, но не нашедшая применения в жизни, натура. Сейчас из шестерых детей Тихона Васильевича живут и здравствуют дочь Роза Тихоновна, проживающая в Таш­кенте и сын Виктор Тихонович, проживаю­щий в Кишиневе.

ПЁТРПетр - второй сын Василия. Петр был

младше Тихона почти на девять лет. По ха­рактеру очень отличался от старшего бра­та, уважал его, но особой дружбы и пони­мания между братьями не было. Петр боль­ше дружил с младшим братом Лукой и оба брата с детских лет держались вместе. Из всей семьи Петр был самым мягкосердеч­ным и добрым, ,видно, характером пошел в свою бабушку- мать Василия, детство и юность Петра прошли уже в годы советс­кой власти и она-то, эта власть, многое дала поколению Петра.

Юность Петра и Луки - это первые ком­сомольские ячейки, первые лозунги моло­дой республики, первые рабфаки, бурные собрания, первые перемены, новые песни, стр о й ки . Само собой молодые парни впи­тывали эту жизнь, жили ею и, верно, как все первые комсомольцы мечтали о все­мирной революции. Василий не препятство­

вал, был даже доволен: сыновья не шата­ются почем зря, учатся, ходят с тетрадка­ми, не безобразничают и ладно. Нелады с младшими сыновьями пошли тогда, когда началась коллективизация - Василий со сво­им участком никак не хотел вступать в кол­хоз, а младшие сыновья настаивали, и в семье как-то получилось, что образовалось два лагеря - Василий и Тихон на одной сто­роне - на другой Петр и Лука. О причинах маленького разлада будет рассказано поз­же, но все кончилось тем, что Василий, скре- пя сердце, все-таки вступил в колхоз. При всей мягкости характера Петр обнаружил хорошие организаторские таланты, и был направлен на работу в партийные органы: он налаживал работу первых комсомольс­ких ячеек в дальних селах, работал инст­руктором в райкоме партии. Петр рано от­делился от семьи и только изредка приез­жал навестить родителей. Очень тяжело пе­режил смерть своего близкого друга и брата Луки. Чуткий Петр в один из приездов сра­зу понял, что племяннице - подростку Лю- баше не очень-то уютно живется в семье, посоветовавшись с братом, Петр увез де­вочку к себе. В семье Петра Любаша чуть оттаяла: жена Петра оказалась веселой пе­вуньей, хохотушкой и отношения Любы с молоденькой тетушкой были скорее отно­шениями двух неразлучных подружек.

После депортации Петр с молодой же­ной очутились в Хорезмской области, и опять он был направлен на работу в партий­ные органы. Примечательная деталь: в годы войны, когда сотни трудоспособных корей­цев были отправлены на трудовой фронт, Петр был назначен вторым секретарем Гур- ленского района Хорезмской области. Этот период жизни Петра хорошо запомнила племянница Люба - домой дядя приходил затемно, приходил очень усталый и пыль­ный, наскоро ополоснувшись, ужинал и сра­зу же засыпал, а утром рано уезжал на ра­боту - далеко не кабинетным работником был второй секретарь.

Все знают, какими тяжелыми были пер­вые месяцы, первые годы войны, вот и на плечи Петра, как на руководителя, навали­лась такая тяжесть ответственности: он был настолько занят, что иногда целыми дня­ми, неделями его попросту не было дома.

30 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Как ни тяжело было, но племянница запом­нила одно: дядюшка составлял обширные планы после окончания войны, а в том, что фашисты потерпят поражение, Петр не со­мневался ни на минуту. По мере того, как положение на фронте менялось в пользу СССР, светлело и улыбалось лицо дяди.

И вот весна 45 года.Похудевший, осу­нувшийся, но такой радостный и счастли­вый Петр - впереди столько надежд, столько планов, работы - « Теперь зажи­вем, а ты, Любушка-Люба, учиться пойдешь, потом и Мишу пристроим.». Жизнь Петра оборвалась неожиданно, страшно и зага­дочно. Летом 1945 года Петр должен был ехать в Москву - вот эта страница жизни немного неясна - направили ли Петра по партийной линии на повышение, или же от­правляли на учебу, спросить и уточнить теперь не у кого. Расскажу то, что сама слы­шала от отца и тетушки Любы. Петр, как обычно, пришел с работы, шумно, у арыч- ка, смыл с себя пыль, жене пояснил, что целый день ездил по колхозам осматривать поля, от ужина отказался, попросил зава­рить чай. Все как обычно, только племянни­ца заметила, что дядя легонько трет себе горло, на немой вопрос Любы дядюшка от­ветил, что-то вроде ему не по себе. Даль­ше началось ужасное: неожиданно Петр зах­рипел и повалился на пол, началась неук­ротимая рвота, человека стало выкручивать судорогами. Любаша побежала за помощью, жена Петра пыталась чем-то помочь, при­бежали люди, фельдшер - суета, перепо­лох, испуг соседей, но Петр уже потерял со­знание и в себя так и не пришел. Произош­ло это так быстро, так внезапно, что все окружающие оцепенели: да ведь только что видели как Петр-ака входил в свой д о м . А Петру-ака было- то всего 34 го д а . Надо ли говорить, какой шок испытали все, ког­да узнали о трагической смерти справед­ливого, хорошего, чуткого человека. Тетуш­ка Люба вспоминала, как были поражены люди, колхозники плакали, как малые дети, конечно, второго секретаря Петра Василь­евича Кана похоронили со всеми почестя­ми, было много речей, торжественных клятв, да разве могло все это сравниться с памя­тью и любовью людей...Петр оставил пос­ле себя такую светлую память, что люди в

Гурленском районе ещё долго и долго по­мнили его.

Через некоторое время, потрясенная не­счастьем Люба встретилась с братом, пла­ча, стала рассказывать о последних мину­тах жизни любимого дядюшки. Михаил слу­шал её молча, а потом внезапно поднял на сестру сумрачный взгляд: «Ты что, сестра, до сих пор не поняла?» Любаша только за­махала руками: «Как же, как ж е . все о чем- то подумали, что-то подозревали, но кому что скажешь! И ты, братец, молчи, только молчи, не накликай беду, прошу тебя». В ответ брат сжал кулаки «Сгубили же, не­ужели не ясно! Что же вы такие непонятли­вые!..» До конца жизни отец был уверен - Петра отравили: все указывало на призна­ки сильнейшего отравления, да и Петр в последнюю минуту, верно, понял, что с ним происходит и успел прошептать, что пообе­дал на полевом стане в одном из отдален­нейших хозяйств такого-то колхоза.

Долгие годы на эту тему взрослые гово­рили очень осторожно, вспоминали поче­му-то шепотом, с оглядкой, только несдер­жанный Михаил мог открыто размышлять о судьбе Петра. В такие минуты племянник всегда темнел лицом и надолго замолкал, расспросов не терпел, и у него заметно портилось настроение. Через годы немоло­дые брат и сестра сядут рядышком и нет- нет да и вздохнут, и опечалятся, кому же мог помешать наш дядя, ведь и врагов-то у него не было! Какими бы суровыми по ха­рактеру не были и Любовь Тихоновна, и отец, только вот никак по своему простоду­шию не могли понять, и всегда задавали себе недоуменный вопрос: а за что же все- таки? Ответа не находили, как и не находи­ли его родственники многих и многих реп­рессированных корейцев. Петр оставил пос­ле себя двух совсем маленьких дочерей. Вот и все, что мы знаем о Петре Васильевиче Кан - младшем брате нашего деда.

ЛУКАСтранное чувство оставил в душе этот

давно ушедший человек; это как бы чело­век присутствия. Поясняю: мы воспитаны на примере Луки, ведь он всегда духовно при­сутствовал рядом. Последний сын Василия и, вероятно, как самый младший, он был

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 31

любимцем семьи. Лука по душевному на­строю и по характеру сильно отличался от остальных детей, про таких говорят «не от мира сего». Еще в детстве мальчик очень любил уединение, тишину, мог часами один бродить по сопкам, по лесу, и чутко вслу­шиваться в окружающий мир. Лука всерьез уверял братьев, что можно, если прислу­шаться, услышать в воздухе звуки музыки, только вот надо суметь их поймать - роди­тели на эти высказывания вздыхали, стар­ший брат хмурился. Из своих прогулок Лука приносил домой ракушки, красивые камни или цветущие веточки и украшал ими дом. Жил в своем мире, не обращая внимания на колкости старшего брата, только у доб­рого Петра Лука находил понимание, но только иногда - ведь Петр был немного практичнее и как-то приземленнее.

Как- то раз в Пуциловку заехал приез­жий музыкант- было чьё-то торжество, там и услышал мальчик Лука звуки скрипки и увидел впервые инструмент! С тех пор для Луки весь мир сконцентрировался на му­зыке, мальчик был так потрясен:«Как? Из такого маленького инструмента можно из­влекать такие волшебные звуки!». Внешне как будто все было спокойно, но с некото­рых пор Василию стали соседи советовать обратить внимание на Луку: вон он - сидит на травке, прикладывает к шее что-то та­кое и бубнит непонятное. Оказалось, Лука вырезал из дерева скрипочку, нацепил ку­сочки кожи и пытался извлечь мелодию. Озадаченно посмотрев на сына, подумав, Василий все же купил и привез из района подержанную скрипку. Лука онемел от сча­с ть я . С тех пор, к неудовольствию семьи, Лука стал надолго пропадать из дома: ре­петировал вдали от посторонних глаз. И, не зная нотной грамоты, ориентируясь толь­ко на слух, Лука так научился играть на скрипке задорные мелодии, что вскоре его стали приглашать на разные мероприятия не только односельчане, но и жители дру­гих сел. Благодарные слушатели пытались накормить музыканта и еще увязывали в узелок еду - отнеси бабушке. Лука отказы­вался, убегал, но гостеприимные хозяева были неумолимы. Дома принесенные гос­тинцы раскладывались на отдельном ма­леньком столике и с поклоном преподно­

сились главному члену семьи - бабушке- красавице, при этом обязательно упоми­налась фамилия дарителей.

Односельчане любили Луку, был он, как и Петр незлобивым, уважительным к стар­шим, но был также упрямым и вспыльчи­вым. Вечерами над селом в полной тиши­не плыли тягучие, грустные корейские ме­лодии - это играл Лука- люди слушали, каждый думал о чём-то своем и музыка уво­дила их от обыденности.

Луке было 13 лет, когда родился пле­мянник Миша. Через годы, когда племян­ник подрос, Лука стал брать его с собой в дальние прогулки. Часто, быстро управив­шись с домашними делами, молоденький дядя и племянник, лежа на траве, подолгу наблюдали за облаками, и в каждом обла­ке Лука находил очертания образов. Везде и во всем для Луки находилась своя по­эзия, на все он смотрел глазами поэта и музыканта: шелест деревьев, выпавшая ут­ром роса, травинка на ладони, летящие вдаль птицы, веточка, стукнувшая в окно, восходы и закаты солнца, капелька дождя, блеснувшая ослепительной искрой - все это трогало душу впечатлительного Луки, а по­том записывалось в тетрадки. Тетрадей было много, и возможно, он многое запи­сывал, но никому и ничего не показывал, несомненно, очевидным было одно: был Лука человеком с творческим началом. Лука еще прекрасно рисовал, для своих племян­ников он набрасывал целые сюжеты сказок, какие только знал - ведь детских книжек у детей не было.

Было несколько странным, что в этой практичной, расчетливой семье мог по­явиться человек с такой тонкой, поэтичной, музыкальной и одухотворенной натурой. Именно Лука первым обратил внимание на математические способности племянника Миши, он-то и обучил мальчика четырем математическим действиям, и обучение математики шло с помощью камешков, лесных шишек, сухих ягод. Как-то Лука при­нес книжку с изображениями невиданных птиц, и видя, что племянник не может ото­рваться от книжки, весело щелкнул по но- су:«Вырастешь, я тебе куплю такую птич­ку!». Не купил Лука ничего Мише, не дове­л о с ь . Каким образом встретилась на жиз-

32 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

не н ном пути Луки эта косая и как, когда она успела задеть его! Лука успешно закон­чил школу, и так же успешно поступил в Учительский институт на отделение иност­ранного языка, и явился гордостью для всей семьи, да только 3 курса успел проучиться одаренный юноша.

Никогда и ничем не болеющий Лука стал покашливать, а потом жаловаться на боль в груди - это был скоротечный туберкулез. Племяннику было двенадцать лет, и он за­помнил, как во дворе спешно привели в по­рядок времянку, устроили лежанку и уло­жили больного дядю. Все в доме стало тихо, все наполнилось горем и скорбью, детям же строго наказали не подходить и близко к времянке. Племянник, улучив момент, все же подкрался однажды к окну, тихонько заг­лянул вовнутрь и замер от испуга: сразу же наткнулся на взгляд Луки. Молодой дядя, лежа, неотрывно смотрел в окно и ничего, абсолютно ничего не выражал этот взгляд, глаза были уже безжизненными, позже наш отец будет уверять, что у уходящего чело­века прежде всего умирают и гаснут гла­з а .Л и ц о Луки не оживилось даже тогда, когда за окном он увидел испуганное лицо племянника- друга.

Каким же ненаглядным казался белый свет для человека с тонким и лирическим восприятием мира! Говорят, самые краси­вые и долгожданные корабли всегда про­плывают мимо, вот и Лука не дождался сво­их кораблей и напрасно он подолгу вгля­дывался в даль моря. Племянник еще не знает, что много лет спустя, и он сам будет мучительно и тяжело уходить из жизни, но это будет потом, а сейчас, обмирая от стра­ха и жалости, подросток неотрывно смот­рит на умирающего Луку. Отойдет от окош­ка тогда, когда заметит входящего туда отца Тихона. Суровый старший брат сядет и, как всегда нахмурившись, посмотрит на боль­ного, между братьями состоится короткий разговор, который поневоле услышит пле­мянник. Слабый, шелестящий голос Луки будет просить только об одном - дать обра­зование Мише. «Способный парнишка у тебя, брат, дай слово.» . Что ответил отец- Миша не расслышал. В дальнейшем Ти­хон Васильевич не сдержит своего слова, а, может, он его и не давал. Кто знает? Луке

было всего 25 лет. Но в следующие классы Миша заканчивал только с похвальными грамотами. Вредненький, правда. Упрямый, но и физик и лирик одновременно... Часто смотрит на проплывающие облака, сочиня­ет маленькие рассказы, вглядывается в лужи, в звезды, мечтает о дальних странах. Очень музыкален, тонко чувствует ритм, пла­стичен, интересуется жизнью растений. Этот упрямец в свои девять лет успел за­воевать золотую и серебряную медали по таэквондо в России. Бесконечен мир. Бес­конечна жизнь. Бесконечен человек. Живи, Лука!

МЕН-ХИЕдинственная дочь в семье и сестра трех

братьев. Если Василий придавал большое значение образованию трех сыновей, то для дочери, считалось, хватит того, чтобы уме­ла читать и писать, поэтому Мен-хи про­училась всего немного. Мен-хи унаследо­вала от своей бабушки и тетушек-сестер красоту и, естественно поэтому, она во мно­гом повторила их судьбу. Ах, эта красота! Легким светлым облачком, тонким арома­том, невидимой паутиночкой, ускользающим лунным светом плывет она через поколе­ния, одаряя одних и обделяя других, и идет она исключительно по женской линии. Мимо нас эта паутиночка проплыла, а ж а л ь .

Как когда-то опасались из-за двух сес­тер, из-за их красоты, так и единственную дочь в семье во многом ограничивали, обе­регали, лишний раз запрещали выходить из дома и не без оснований: то ли боялись сглаза, то ли задиристых парней, то ли хун­хузов. Будущую жизнь М ен-хи решали взрослые, кандидаты в спутники жизни об­суждались, рассматривались и отказыва­лись старшими членами семьи. Неудиви­тельно, что привлекательная девушка по­здновато была выдана замуж, рано овдове­ла и по жизни со всеми ее поворотами, сложностями, ударами и капризами про­шла практически одна. А житейских волн Мен-хи в своей жизни получила сполна... Характером Мен-хи обладала непростым, была вспыльчива, но никто и никогда не видел ее рассерженной, или спорящей с кем-то из-за пустяков, даже внешне Мен- хи производила впечатление сдержанного

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 33

и немногословного человека, всегда дер­жалась прямо, с большим чувством досто­инства. Как и все представители рода она тоже обладала поразительной интуицией, умела сразу угадать характер человека, многое могла предвидеть, а когда люди начинали удивляться и спрашивать, как это у нее так получается - только усмехалась.

Мен-хи не была религиозной, но была очень склонна к мистицизму, нам, внучатым племянницам часто рассказывались инте­реснейшие, полные мистики и чудес ис­тории, мы сидели не шелохнувшись, часто замирая от сладкого ужаса, с открытыми ртами, что было признаком глубочайшего интереса. Иногда подходил отец, прислу­шавшись, иронически качал головой и ус­мехался - он-то всю жизнь был атеистом и материалистом и не признавал никаких чу­дес, но не запрещал слушать - «развивайте фантазию». Мен-хи умела мастерски рас­кладывать пасьянсы, хорошо запомнилось еще, как умело она бросала камешки, а по­том разъясняла, что означает тот или иной камешек, умела по пульсу определить со­стояние человека, умела собирать особые травки и сама готовила лекарственные от­вары, при этом никакие таблетки не при­знавались.

Главной хранительницей памяти рода Кан являлась Мен-хи - у нее была особая шкатулка, которая временами открывалась и содержимое внимательно рассматрива­лось, что-то внутри перекладывалось, скла­дывалось, иногда Мен-хи подолгу рассмат­ривала какие-то пожелтевшие фотографии, гладила ладонью, на глазах появлялись сле­зы, но, заметив чей-нибудь любопытный взгляд, быстро захлопывала крышку и креп­ко перевязывала шкатулку веревочкой. Что там хранилось - этого до сих пор не знает никто: перед смертью Мен-хи заставила свою дочь сжечь шкатулочку на ее глазах, а на все расспросы ответила коротко: «Это вам неинтересно». Старшие родственники как-то рассказали историю одной фотогра­фии - на ней в военной форме стоял моло­дой человек - это был Лука. Когда однажды в Пуциловку приехал заезжий фотограф, Лука попросил его немного подождать, а сам побежал на окраину села к знакомому человеку- участнику гражданской войны.

Лука очень хотел сфотографироваться имен­но в военной форме, так хотелось ему выг­лядеть солиднее и важнее, и таким он и остался на единственной фотографии, ко­торая потом затерялась.

В 50- е годы, а именно, в 1956-58 г. Мен- хи жила в поселке, это примерно где-то между Аккурганом и Ташкентом и тогда это была такая глушь! В этом поселке большин­ство жителей составляли корейцы, в те вре­мена ни у кого не было телевизора; радио, правда, имелось, но не у всех, ну и само собой, какие могли быть развлечения у лю­дей, привыкших много и тяжко трудиться. Разве что справляющиеся иногда свадьбы, годовщины детей или закалывание у кого- нибудь кабана . На эти мероприятия созы­вался почти весь поселок, все делилось между людьми: и радости и горести, все помогали друг другу, независимо от того, кто кому, как и кем приходился. Так вот в этой глухомани так сложилось, что вечера­ми женская половина поселка стала соби­раться у Мен-хи - была тогда она крепкой, моложавой женщиной. А собирались, что­бы послушать бесчисленные истории, какие она знала в огромном количестве, по сло­вам самой рассказчицы, ей когда-то рас­сказывала ее бабка. Вот вечерком, переде­лав все свои бесчисленные дела, женщи­ны-труженицы собираются у Мен-хи, садят­ся в кружок и начинают слушать очередное сказание или подлинную историю, нравоу­чительную притчу или мистическую леген­ду. Слушают молча, ни о чем не спрашива­ют, Мен-хи рассказывает почти однотон­но, чуть раскачиваясь, а на лицах сельчанок появляются в зависимости от содержания те или иные чувства, все истории прини­мались близко к сердцу - если концовка была грустной, подавленно молчали, если злодей получал по заслугам, выкрикивали: «Да ему мало! Вот я бы так отлупила!..».

При жутковатых, мистических рассказах ежились и потирали руки - страшно! На­слушавшись таких легенд, начинался дру­гой казус: женщины боялись идти домой по темным улочкам села, тогда Мен-хи в про­вожатые отправляла сына. И вот вся ком­пания с шумом, с шутками и смехом гурь­бой провожает друг друга, а на следующий вечер начинается все снова. Иногда рас­

34 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

сказывалось, верно, что-то игривого содер­жания, потому что женщины толкали друг друга, шутили так, что молодухи краснели.

Да, вот такие были времена. Давным- давно так уже не собираются, да и скази­тельниц таких нет, глухомань тоже исчезла, как исчезли прелесть и аромат того вре­мени... Глухомань глухоманью, да только вот из этих мест и уходили в большую жизнь молодые люди, уезжающих провожало по­чти все село, парни уходили с рюкзаками на спине. Потом в маленькое село, в чью- нибудь семью, приходила радостная весть о поступлении, и опять все приходили с поздравлениями. Это было событие, да еще какое! Удивлялись, гордились, радовались- глядите, ведь недавно босоногим маль­чиком бегал, а теперь учится в самой Мос­кве! На кого учится? На физика- ядерщика? А что это такое? А родители студента не могли дать ответа, так были взволнованы. Ну и какой ответ они могли дать, если сами толком не знали про эту специаль­ность. Само собой устраивался маленький праздник, а когда все расходились, роди­тели будущего ядерщика расслаблялись - плакали светлыми, счастливыми слезами, и все было в этих слезах; грусть от разлу­ки с сыном и счастье от невиданной гор­дости - это ж надо, мы малограмотные, темные люди, дети и внуки батраков и ни- чего-то не видели в жизни, а наш вон как взлетел! Учись и будь счастлив, а мы ко­стьми ляжем, но вас выучим, от такого ра­достного известия и силы прибавились и ничего не страшно теперь. Односельчане же, вернувшись домой, начинали поучать детей и давать подзатыльники: «И ты ста­райся, вон видишь А? Теперь будет боль­шим человеком». Учеба юношей из простых семей в больших городах России окрыляла людей, давала надежды - «И у моих детей получится!», появлялось чувство гордости и сопричастности, объединяла в одно це­лое. Но, как правило, назад многие не воз­вращались - а что же делать физику-ядер- щику в селе? Сейчас тем парням, уезжав­шим учиться в середине 50-х, уже за семь­десят.

Когда Мен-хи уезжала с тех мест, все провожали ее со слезами и очень долго помнили. На протяжении нескольких лет

люди с того поселка держали связь с Мен- хи, пока ее не стало. Еще отличительной чертой Мен-хи было ее исключительное чувство родства, нам внучатым племянни­кам внушалось, что люди одинакового бона родственники и надо относиться к ним, как к родным, да и вообще все корейцы род­ственники. Как так? А вот так - оглянитесь возле себя и обнаружите среди родствен­ников много разных фамилий. Убедились? То-то и оно. Сама она относилась к людям так, что они платили ей искренней любо­вью и уважением: вот приезжает Мен-хи в гости к племяннику Михаилу, с собой обя­зательно возьмет какое-нибудь рукоделие, погостив дня два, решает навестить тех или иных знакомых, или однофамильцев. Соби­рается и уходит, обещает вернуться через день, но, когда в назначенный день тетуш­ка не возвращается, встревоженный пле­мянник отправляет детей на разведку. Вы­ясняется, что хозяева никак не хотят отпус­кать ее, соскучились, мол, так сильно, а ког­да во второй раз пойдешь к ним, то она уже сидит у других знакомых, те где-то услы­шали, что появилась тетушка Мен-хи и при­ехали за ней. Но когда пойдешь через не­которое время в этот второй дом, то выяс­няется, что она уже гостит у третьих лиц, и везде она желанная гостья, и везде не хо­тят ее отпускать, а сама Мен-хи всегда доб­родушно посмеивалась. С ее приездом все однофамильцы-родичи как будто объеди­нялись - это происходило незаметно, как бы попутно, и умирая, она все сокрушалась: а кто же будет теперь объединять вас всех: и родичей, и не родичей, детей и родите­лей, братьев и сестер, и просто знакомых.

Мен-хи одна вырастила сына и дочь, сын ее - Леонид Ильич Тен - в 60-х годах в числе советских инженеров-ирригаторов участвовал в строительстве крупнейшей в Афганистане Джалал-Абадской ирригацион­ной системы. Мен-хи не дожила до глубо­кой старости, умерла в 68 лет, и совсем не производила впечатления старого и боль­ного человека, а бабушкой мы ее называли по званию - тут уж тоже соблюдался поря­док. Сын Мен-хи живет в Фергане, а дочь в Донецке, сама же сказительница и чудес­ная рукодельница давно покоится на евро­пейском кладбище рабочего поселка Кир-

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 35

гили, что находится в Фергане.Вот такие судьбы старшего поколения

рода - жили себе люди, прошли свой оп­ределенный жизненный путь и ушли. Хро­нологически жизнь каждого человека уме­стится в один листочек, или даже в одну строчку, а покопаться глубже - тут уж дей­ствительно прав немецкий мудрец, утвер­ждавший, что под каждой могильной пли­той скрыта всемирная история, да еще ка­кая. А цепочка рода тянется, и «другое по­коление сменяет род людской».

МИШАДетство Любаши и Миши закончилось

тогда, когда не стало их матери, но тогда детишки еще не осознают, не поймут и не почувствуют сиротства, эта душевная не­прикаянность придет к ним потом в годы юности. Больше всех запомнила черты ма­тери Люба - крутилась по дому в бесконеч­ных заботах и хлопотах незаметная, тихая, безответная женщина, и не было у нее вре­мени посидеть с детьми, приласкать и по­играть с ними. Только, когда случались мел­кие ребячьи беды, прибегала мать, прижи­мала их к себе, дула на ранки и не забыва­ла слегка шлепнуть: не лезьте, куда не надо. Так же незаметно и тихо уйдет она из жиз­ни и из воспоминаний детей, но через мно­гие годы печальная судьба матери вдруг ворвется в судьбу Любови Тихоновны и не отпустит ее уже никогда.

Чувство одиночества и далеко не свет­лое детство, видимо, и заставили брата и сестру всю жизнь держаться вместе, помо­гать друг другу, ведь после смерти жены Тихон Васильевич мало обращал внимания на детей, детьми больше занималась ба­бушка. И Любаша, и Миша унаследовали неукротимый нрав отца, оба были вспыль­чивы, но отходчивы и хотя детишки всегда играли вместе, очень часто вспыхивали ссоры. Часто зачинщиком драчек был млад­ший брат, хоть и был Миша на год моложе, но кулачки имел крепкие и Любе частень­ко доставалось. Но когда кто-либо обижал сестричку, тут пощады обидчику не было: братик петушком бросался на защиту, но после боя не забывал толкнуть сестру: «Не можешь дать сдачи, тыквенная ты голова!».

Любу первой определили в школу и, гор­

дясь своим новым статусом, ученица не за­бывала помахать перед носом брата тетрад­ками и книжками, братик отчаянно завидо­вал и в отместку придумал себе занятие: вот Люба идет вместе со всеми в школу, а сзади на некотором расстоянии идет Миша и кидается камешками в спины учениц. Лю­баша гонит его домой, озорник отбегает и потом опять начинается преследование. Но вот Люба заходит в школу, начинаются за­нятия и опять в окне появляется лицо озор­ника, все смеются, Люба сердится, прого­няет братика, но озорник начинает громко звать сестру по имени, камешки уже летят в школьное окно. В конце концов учителю это так надоело, что он заставил Любу при­вести брата и посадить его рядом с собой, что сестричка и сделала. Попав в класс, Миша сразу приутих, сложив руки на парте, он искоса следил, как сестра старательно выводит палочки. Вот так и стали ходить в школу в один класс брат и сестра, но фор­мально Миша не был записан учеником, в те года детей брали не с 7 лет, а с 8-9. Сколько еще времени ходил так мальчик свободным слушателем неизвестно, но слу­чилось событие, которое записало Мишу в полноправные школьники.

Был как-то вызван к доске ученик, пыхтя, записывал какие-то цифры, стирал, опять за­писывал - видно было: не получалась за­дачка. И среди тишины раздался возмущен­ный голос Миши: «Учитель! Он же все пере­путал, не так надо». «Да? - удивился настав­ник - А как надо?». «Да вот так» и, выдвинув вперед голову, нахмурившись, вышел ма­ленький мальчик, рукавом вытер доску и бойко застучал мелом. «Вот как надо» - бур­кнул Миша и пошел было на свое место, но повернул обратно и толкнул незадачливого ученика в бок: «У тебя не голова, а тыква!». Учитель прятал улыбку, класс веселился, тугодум виновато моргал глазами, а Люба­ша гордилась - вот какой братик у меня! После этого случая семье было сказано, что­бы и Мише сшили сумочку для учебников - его записали в школу. В этой школе Миша проучился семь лет и все эти годы он про­учился на отлично, в те далекие 30-е годы похвальных грамот не давали, за отличную учебу выдавали несколько метров ткани, так что мальчик очень гордился тем, что он тоже

36 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

добытчик.Школьные годы тетушка Любовь Тихо­

новна вспоминала иногда с улыбкой: ей никак не давалась математика, пробовала просить объяснения у толкового брата, да не тут-то было: братик легко раздражался, начинал кричать на сестру, злясь на бестол­ковость, нет, не получалось из Михаила хо­рошего репетитора. Силу гнева и раздра­жения испытают потом и все пятеро детей Михаила Тихоновича, и на их головы по­сыплются упреки в бездарности, о том, что математика - это симфония, это царица наук, это логика, это мышление и пр.и пр. Неразумные, но мало-мальски начитанные дети будут обороняться: «Вам-то хорошо, природа дала способности, а нам нет, вы вот видите симфонию в математике, а для нас эта симфония не звучит!». Отец в раз­дражении хлопал дверью . Вот и в детстве школьник Миша, легко выполнив домашнее задание и закинув сумку на чердак, убегал к ребятам, а Любаша еще долго пыхтела над задачкой, видя страдания внучки, ба­бушка предлагала план: залезть на чердак и подсмотреть в Мишину тетрадь. План уда­вался, но потом следовало быстрое разоб­лачение: оказывается, школьник прилепил к сумке цветную нитку, а раз нитка сдвину­лась, то кто-то лазил. А кто мог тронуть сумку как несообразительная сестричка! На­чинались колотушки и волосянки, надавав сестре тумаков, озорник убегал и прибе­гал только вечером, вначале из-за двери осторожно узнавал: не нажаловались ли отцу, но никто и не думал докладывать Ти­хону Васильевичу, знали, рука отца в гневе тяжела.

Детство свое отец не любил вспоминать- слишком коротким и невеселым было оно у н е го . Из своего детства наш отец рас­сказал лишь один эпизод: как-то раз, гуляя по окрестностям села, школьник Миша уви­дел сидящих на лужайке людей - это засе­дал на природе так называемый батрачес­кий комитет, в годы Советской власти из поденщиков, сезонных рабочих, безземель­ных крестьян создавались вот такие батрач- комы. В чем заключалась работа таких ко­митетов, сейчас трудно сказать, но видно, что новая власть дала большие права и при­вилегии ее членам. Вот школьник видит:

только что спокойно сидящие люди, вдруг как бы встряхиваются, лица становятся ре­шительными, все встают и, сжав кулаки, идут в сторону села. Естественно, за ними увязывается и школьник, члены батрачко- ма по пути следования зовут людей села за собой, некоторые, прихватив котомки и мешочки, бегут за ними, некоторые прячут­ся дома и с испугом глядят из окон, школь­нику запомнились ещё люди, которые сто­яли у дороги и угрюмо смотрели вслед бегущим. Вся эта компания врывалась во двор к некоему Ли и начинался разор: ссы­пался в мешочки урожай, трудом и потом заработанный хозяином и уносился нера­зумными людьми. Ничего не понимающий школьник запомнил этот процесс изъятия, как одну смесь из крика, шума, плача мечу­щейся хозяйки, воплей детей и бессильно­го лица хозяина, потом началась какая-то драка между мужчинами, и в страхе Миша побежал домой. Семья садилась ужинать, когда мальчик прибежал домой, с ходу школьник выпалил об увиденном, и все ра­зом замолчали. Тихон Васильевич встал из- за стола так резко, что вскочили и встали дядья - побоялись за племянника, но вмес­те с Василием Тихон вышел во двор. Глава семьи и старший сын сели во дворе и раз­драженно стали о чем-то разговаривать, Миша запомнил лицо отца и руки, беспре­рывно ломающие спички и мелкие веточ­ки, слова были настолько беспощадны, что Василий оглядывался и толкал сына в бок: будь осторожнее. Домашние были напуга­ны и поняли, что во дворе шел тяжелый, осуждающий разговор, особо не дружившие между собой два человека были единодуш­ны в одном: это был грабеж.

Эта история была рассказана уже смер­тельно больным Михаилом Тихоновичем в 1979 году, и, честно говоря, услышана была вполуха, ведь больше заботило домашних состояние отца, да и воспитанные в духе социализма взрослые дети соединили эту историю с продразверсткой: имеешь лиш­нее - делись. «Какое лишнее! - рассказы­вал отец далее. - Ведь отбирали-то у тех, кто в колхозе не состоял, да и члены бат- рачкома, сам видел, далеко политически несознательные - были такие бродяги или просто люмпены, выпивохи.». Отец заду­

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 37

мывался и опять переносился туда, в 30-е годы. Не заинтересовавшая никого эта ис­тория получила неожиданное продолжение в 80-х годах - отца уже не было в живых - мне пришлось повстречать пожилых людей, которые подтвердили: да, все так и было, мы тому свидетели, оказалось, среди ста­риков были дети пострадавших тогда еди­ноличников. Держат ли они зла на тех лю­дей? «Нет, - отвечали дружно, - ни на кого не держим ни обиды и ни зла, столько вре­мени прошло». «Да, но были же люди, ко­торые не пошли против своей совести?». «Конечно, - соглашались собеседники, - но ведь люди-то разные, а вообще, что сдела­ешь, если сверху давали указания, так что с верхушки все и началось. Дело прошлое, времена были такие, мы доживаем, зачем копаться в прошлом», - подытоживали бе­седу старики. «А как сейчас живете?». «Нор­мально, пенсию вот получаем, теперь по- ленински жизнь пошла». «Как так?» «А вот так, не видно, что ли, шаг вперед, два шага назад». И все хохочут. У этих людей в пре­клонном возрасте хватило доброты, силы духа простить темным людям: «Ну не пони­мали же они что творили! А мы, как види­те, живем, да еще и озоруем!».

Других историй из своего детства отец не рассказывал, грустного-то было больше, в 14 лет уехала из дома Любаша, и Михаил заметно заскучал, не было рядом доброго дяди Петра, умер Лука, а с отцом Тихоном теплоты и душевной близости никогда и не было. Перед самой войной у семнадца­тилетнего Михаила случился серьезный раз­лад с отцом, что и как там было, эти об­стоятельства я опускаю, только итог таков: самолюбивый юноша свернул свой матра­сик с тоненьким одеялом и ночью ушел к тете Мен-хи. И отец, и сын больше в жиз­ни не увиделись, и оставшись совершенно без поддержки, молоденький юноша рабо­тал где придется, чтобы обеспечить себе существование.

А вскоре началась война, и Михаил был мобилизован на трудовой фронт в город Ангрен. Сколько там он пробыл - это тоже неизвестные страницы - отец ведь почти не рассказывал о себе, отдельные детали понемногу собраны из рассказов родных.

Где-то в 1944 году Михаил уехал в Казах­стан, в маленький городок Капланбек, там поступил учиться в зооветеринарный тех­никум, который закончил в 1947 году.

Сейчас только приходится удивляться: сколько лишений, горестей и прямого го­лода пришлось перенести нашему отцу в годы учебы - время-то было послевоенное. О тех далеких временах в семейном архиве сохранились две фотографии. На одной группа молодых парней-корейцев, более вы­сокие стоят сзади, а остальные спереди, на другой уже наоборот: высокие сидят на сту­льях, а остальные сзади. Среди высоких парней стоит и наш двадцати четырехлет­ний отец. На обороте фотографии аккурат­ным почерком отца записаны имена и фа­милии всех молодых людей: Дюгай Антон, Ли Константин, Лян Алексей, Пугай Борис, Юн Николай, Ким Фарлен и другие. Из этой группы только два человека не корейской национальности - 1 русский и 1 казах. И еще одна память из тех далеких лет: искус­но нарисованный цветными карандашами на листочке бумаги букет цветов и надпись: «На память Кан Михаилу от Ким Фарлена». Сам Фарлен, вон тот невысокий, смуглый парнишка с чубом. Сейчас, наверное, уже нет в живых никого из этих парней, а вот открыточка сохранилась среди бумаг отца. Но вот уже позади годы учебы и ветери­нарные специалисты разъехались кто куда, и с этого времени и до конца жизни нач­нется у Михаила нелегкая служба сельско­го ветврача.

Конец 40-х - это тяжелые послевоенные годы, это нехватка специалистов, это нала­живание ветеринарной службы в отдален­ных местах, это вакцинация животных, про­верка санитарного состояния ферм, это бес­сонные ночи в пору эпидемий. Отец стал работать в Ташкентской области, в Средне- чирчикском районе и, по его словам, не ос­талось там уголков, куда бы его не бросала беспокойная профессия. В те времена было трудно с транспортом, поэтому молодой зоотехник разъезжал на лошади, потом на велосипеде, а в 70-е годы отцом был при­обретен мопед. А когда в конце 40-х годов вблизи села Тойтепа молодому специалис­ту предоставили жилье, Михаил решил уже прочно обосноваться на одном месте.

38 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Жильем оказалась заброшенная кошара для овец, так вот Михаил сам своими рука­ми отремонтировал и привел в божеский вид хибарку, поставил корейскую лежанку, пристроил маленький коридорчик и привел туда молодую жену. В этой хибарке и по­явятся трое старших детей, а через пять лет будет приобретен небольшой дом в селе Тойтепа, который и сейчас является родо­вым гнездом для всех нас. Отцу нашему суж­дено будет прожить в этом доме всего двад­цать шесть лет. А тогда, осенью 1949 года, в хибарку пришел незнакомец и принес го­рестную весть о кончине Тихона Василье­вича.

Молодая супруга была поражена: она и не знала о существовании своего свекра, вечером, когда Михаил вернулся с работы, ему было сказано о посланнике. Михаил за­думался, все как-то сразу всплыло в памя­ти: и безрадостное детство, и обиды, не­понимание и деспотизм Тихона Василье­вича по отношению к своим старшим де­тям, но мама наша тогда настойчиво насто­яла, что надо как старшему сыну поехать, при этом показала на ползающего первен- ца-сына. Михаил и поехал, вернулся обрат­но в шоковом состоянии, на все расспросы раздраженно отмахивался, о чем-то подо­лгу думал, мрачнел лицом, вскоре выясни­лась причина раздумий - Тихон Васильевич оставил семью в совершенном разоре, се­мью пришлось тянуть Татьяне и ее старшей дочери Ксении.

Кстати, судьба и жизнь падчерицы Тихо­на Васильевича Ксении - это целый сюжет для драмы - один бог знает, сколько при­шлось перенести ей в жизни, думается, что когда-нибудь придет время и для ее печаль­ной повести. Когда Михаил рассказал об этом молодой жене, голос у него пресекал­ся, в конце концов, посовещавшись, реши­ли перевезти семью Тихона Васильевича поближе к себе, и вот в начале 50-х годов семья деда была перевезена в колхоз име­ни Сталина, и с тех пор Михаил стал гла­вой семьи, как для своей семьи, так и для семьи своего отца, на долгие годы автори­тет Михаила Тихоновича станет непререка­емым для сводных братьев и сестер.

Что рассказать о своем отце? Не хочет­ся, чтобы была забыта жизнь этого челове­

ка. Конечно, для многих людей свои роди­тели кажутся особенными и это трогатель­но и замечательно - значит, родители смог­ли оставить хороший след в душах детей. Вот и нам, сейчас уже немолодым людям, с каждым годом кажется, что наш отец был все-таки необычным человеком, неповто­римым, ну, а в чем была она, эта неповто­римость?

Прежде всего, не только мы, но и все, кто хоть немного пообщался с Михаилом Тихоновичем, отмечали его огромную эру­дицию, дар рассказчика, его эмоциональ­ность и его своеобразную трактовку про­читанного. По характеру отец был вспыль­чивым, к себе и к людям, да и к собствен­ным детям был строг, способности детей оценивал как средние. В воспитании детей иногда терял равновесие духа, мог быть крайне запальчивым, но отходил. Очень ча­сто мог быть неразговорчивым, а если на­чинал говорить, то рассказывал от души - люди долго могли заслушиваться расска­зами отца. Если отец видел, что тема за­интересовывала слушателей, мог рассказы­вать охотно и откровенно, часто бывало так, что слушатели невольно очаровывались личностью отца. Отец мог блистать разно­образными знаниями, но никогда и нигде не выпячивался, не перебивал собеседни­ка, особо к людям не привязывался, но был отзывчив на доброту, предпочитал дружить с давнишними приятелями.

Больше всего отец был нетерпим к праз­дно шатающимся людям, и люди, которые не любили работать или не смогли хоро­шо воспитать своих детей, им молчаливо осуждались. Тогда ради чего вообще жить на земле? Отец еще отличался самостоя­тельными суждениями, отстаивал свое мне­ние, на этой почве могли быть трения с на­чальством. Трения и были, да только не могло начальство обойти добросовестно­го работника, сколько почетных грамот по­лучил отец!

Умные, талантливые, образованные и просто хорошие люди вызывали у отца ис­креннее восхищение, а если человек был добр и вежлив, то эти черты характера при­бавляли еще больше уважения, такие люди назывались просто:« Интеллигенты высшей пробы». Плохие, никчемные люди называ­

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 39

лись одним словом «Люмпен». В зависимо­сти от обстоятельств отец мог изменить мнение о человеке - жил в нашем городке некий В. Если сказать о нем, что он непуте­вый - это мягко сказать - уж таким был не­приглядным и внешне и в душе этот В. Хо­дил по городку неопрятный, с помятым ли­цом, сильно выпивающий человек с воро­ватыми глазами. Люмпен, короче. Всегда и везде находятся любители выпить, да и те неохотно водились с В. Говорили, что и на руку был он нечист, из-за этого и ходил В. с синяками и шишками, которые ему отвешивали его же дружки. Выпивоха был еще тот, но зато все признавали его золо­тые руки: починить ли часы, отремонтиро­вать телевизор (а все помнят, какими кап­ризными были телевизоры конца 50-х го­дов), поставить ли антенну, разобраться в магнитофонах, выточить самостоятельно не­достающую детальку, изготовить своими руками красивую мебель - все об этих де­лах просили В. и, не имея технического образования, он лучше всех разбирался в этих делах.

Про таких говорят - Бог дунул им в руки, а вот вздоха на голову В. у Бога не хватило. Люди всегда терпеливо ждали, пока В. про­спится и протрезвеет. Умельца тут же под­хватывали под руки и быстро вели к себе домой, было обязательное условие - не по­казывать спиртное, а то у В. начинали дро­жать руки и вся работа шла насмарку. По окончании работы щедрые хозяева от души кормили В., а деньгами расплачивались с его женой. Почти всегда все окружающие сокрушались:«Если бы руки В. поделились бы умом с его головой!». В.был вхож в наш дом, ну, а что было делать, если был он женат на родственнице отца - вот и прихо­дилось терпеть Михаилу Тихоновичу такое родство. И, надо сказать, никого пьяница не боялся и никого не слушал, а страшно побаивался и уважал нашего отца.

Удивлял, очень удивлял людей этот че­ловек. Удивил и тогда,когда, оказалось,что выпивоха В. пережил людей-моралистов на 8 или даже на 10 л е т . И еще больше ди­вились люди, когда после своей кончины этот маленький, тщедушный человек оста­вил трех рослых, крепких дочерей, которые тоже унаследовали талант умельца-отца

только по части шитья - все вышли в пер­воклассные портнихи. В. умер вдали от се­мьи, в конце концов, не выдержав беспро­будного пьянства, семья изгнала его из дома. Помнится, как- то раз в наш дом при­шло письмо от него, каково было содержа­ние письма - нам неизвестно, а только, про­читав его, отец долго сидел, задумавшись­... Коряво было написано, безграмотно, но нам было сказано, что, если можно было бы выжать бумагу, то из конверта выльется кружка слез - так тосковал В. по своим де­тям, такое было сожаление о бессмыслен­но прожитой жизни и всю душу и свое смя­тение, раскаяние В. напоследок выдал че­ловеку, который больше всех и беспощад­но осуждал его. Сам отец умел делать мно­гое и делал мастерски и все равно при­знавал, что до В. ему не дотянуться.

Самым любимым занятием отца было чтение, обычно читал уже, лежа в кровати, вечером после работы. Отец много читал, и эта тяга к чтению совсем незаметно и по­тихоньку передалась и нам, его детям. Дома у нас имелась большая, по тем временам, библиотека, собранная отцом. Где бы ни был отец, при каждом удобном случае он покупал книги и на первом листе обязатель­но ставил дату и место приобретения и свою фамилию с инициалами. Подписных изданий у нас не было, в те времена это было большим дефицитом, но в 50-е годы отец приобрел книги, которые, как он счи­тал, обязательно нужно было прочитать де­тям, мы были еще малы и не умели читать, а в шкафу уже рядами стояли книги с кар­тинками, которые потом войдут в нашу жизнь. Серьезное и вдумчивое чтение при­дет потом, а сейчас это «Русские народные сказки», это « Хижина дяди Тома», это «Принц и нищий», это произведения Жюля Верна, это «Робинзон Крузо», «Остров со­кровищ», конечно же, обязательно, Майн Рид и многие-многие детские книги.

Чтобы заинтересовать детей математи­кой, отцом была куплена чудесная книга Пе­рельмана «Занимательная математика», но- увы и ах! - в этом отношении Бог не ду­нул в головы детям. Да, математические эк­сперименты с детьми всегда терпели не­удачу, но зато успешно шли занятия по ис­тории, географии, анатомии. Как образно

40 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

и занимательно растолковывал отец те или иные исторические события! До сих пор по­мнятся беседы о Великой французской ре­волюции, доходчиво и ясно давалась оцен­ка деятельности великих монтаньяров - Дантона, Робеспьера, Марата, Сен-Жюста, Демулена, а как просто в 60-е годы нам было рассказано о Карибском кризисе, а пояснение схемы кровообращения! А ведь это только малая часть рассказанного! Ведь в шестидесятые годы много чего происхо­дило! Естественно, такие рассказы больше запоминались и прочно оставались в памя­ти. Когда в 80-х годах в педагогике стал практиковаться метод учителя ф изики В .Ш аталова с опорны ми сигналам и я вспомнила, что отец уже практиковал на нас этот метод. Пример? Пожалуйста. Три слова в русском языке всегда пишутся с двумя «нн» - стеклянный, деревянный, оловянный. Не запомнишь? Скажи слово «окно» и ты навсегда запомнишь правописание этих слов. А при чем тут «окно»? «Ну как» - го­рячится отец -«Соображай.рама деревян­ная, ручка оловянная, а стекло стеклянное, что ж тут непонятного». Специально никог­да отец не заставлял читать, он вначале рас­сказывал вкратце очень интересный сюжет и останавливался на самом интересном месте, а когда мы начинали торопить с кон­цовкой, говорил, как бы с удивлением, что концовка там, в шкафу, вон же, в той книге. Конечно, без драчек не обходилось, каж­дый хотел знать, чем закончился рассказ..

Мы становились старше, и круг чтения тоже изменялся, стали брать книги в биб­лиотеке, но вот тут-то отец стал проявлять внимание: что читаем, как читаем и не вре­дит ли это учению. Тут, граждане, внима­ние, надо проявлять бдительность, если отец бывал не в духе книга выхватывалась и могла пребольно ударить по виновнику «А уроки когда?...» Хорошо, если книжеч­ка была тоненькой, ну, а если толстый т о м . Ну, это когда не в духе, а в благодушном настроении содержание книги обсужда­лось, пояснялось, без хвастовства скажу, что в отличие от своих сверстников, благодаря чтению, мы многое знали, и потом недо­умевали: почему же не во всех семьях папы не разговаривают с детьми о прочитанном или не обсуждают политические события.

На отдельных книгах красовалась грозная надпись «Не трогать, не читать до 16 лет!», и мы не трогали и не читали, зная харак­терец отца.

Когда однажды вслух старшие дети ста­ли размышлять о мистике, о неразгадан­ном, о необыкновенных явлениях в приро­де, в доме откуда-то появилась редкая кни­га Н.Рубакина «Среди тайн и чудес», ока­зывается, отец прислушался к спору детей и достал где-то эту книгу. Для нас, детей выписывались газеты и журналы: для млад­ших «Веселые картинки», «Мурзилка», для старших «Пионерская правда», потом «Ком­сомольская правда», журналы «Пионер», «Техника - молодежи». Для себя отец выпи­сал любимую газету «Правда», журналы «Огонек», «Наука и жизнь», «Крокодил», ког­да старший брат увлекся физикой, немед­ленно был выписан тогда новомодный жур­нал «Квант», затем брат захотел учиться фо­тографировать и опять были куплены от­цом все принадлежности для начинающе­го фотографа.

Сколько помню, в доме вообще не пе­реводились подписные издания, взрослея, уже сами мы подписывались на многие жур­налы. В библиотеке отца было много книг о путешествиях, сейчас сохранились редкие издания английского исследователя Афри­ки Дэвида Ливингстона, русских ученых-пу- тешественников: В.В.Юнкера, В.Козлова, В.Арсеньева, В. Роборовского, В.Обручева. Даже странно подумать: ведь со времен де­портации отец так никуда и не выехал за пределы Узбекистана, и откуда была эта страсть читать о далеких, неведомых стра­нах, какие ветры странствий звали в даль, кто знает, может, романтическая неуемность и несбывшиеся мечты Луки волновали душу обыкновенного ветеринара? Книги о Тибете - далекой загадочной стране, путе­шествия Пржевальского, исследования по Монголии, путешествия мореплавателей, первые путешествия знаменитого Тура Хей­ердала - неоднократно перечитывались от­цом, а потом потихоньку таскались и про­читывались нами, детьми. Ведь если отец читает, значит, там есть что-то такое инте­ресное... Потом, по словам отца, он вдруг захотел переместиться на другую сторону земного шара, вот так и появились книги о

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 41

Латинской Америке. Помнится, отец чертил какие-то схемы и долго ломал голову - ка­ким же образом были высечены огромные истуканы на острове Пасхи, и, самое глав­ное, как древним скульпторам удалось на­деть на них огромные, каменные шляпы? Имя героического президента Чили, канди­дата от партии Народного единства Саль­вадора Альенде стало широко известно в 70-х годах прошлого века, а вот мы впер­вые прочитали о нем в конце 50-х годов. Не верите? Тогда прошу найти книгу жур- налиста-международника 50-х годов Васи­лия Чичкова «Под созвездием Южного кре­ста» и открыть страницу 18, там впервые будущий президент дает интервью советс­кому журналисту. Затем появился интерес к Японии, тут уж отец проявил интерес эко­номиста - а как это так получилось, что стра­на, бедная полезными ископаемыми, вдруг так расцвела, совершила невиданный эко­номический рывок; сразу же появились кни­ги В.Цветова, В.Овчинникова, Ю. Король­кова об этой стране.

Среди книг было еще много тоненьких брошюрок познавательного характера, та­кие выпускались в 60-х годах обществом «Знание», сейчас остались единицы, это уж постарались неразумные дети: что-то было порвано, что-то утеряно, а еще были не­сознательные подруги и товарищи, кото­рые раз взяв книжечку, обратно не возвра­щали. За утерянные и порванные книги строго спрашивалось с нас, отец застав­лял подклеивать и приводить книги в пол­нейший порядок. Кроме многочисленных книг о путешествиях в шкафу были книги о минувшей войне, отец интересовался ис­торией партизанской борьбы и подпольным движением на оккупированных территори­ях. Хорошо помню книги-воспоминания ру­ководителей партизанской войны С. А. Ков­пака, Д. Медведева, В. Федорова, а также книгу руководителя крымского подполья В. Козлова «В крымском подполье». Для нас, детей, чтобы тема войны была понятней, была приобретена замечательная тонень­кая книжечка «Это было под Ровно» и на долгие годы образ разведчика Николая Куз­нецова оставался примером для старшего брата и его сверстников.

Из детективов отец предпочитал читать

произведения Георгия Брянцева, сейчас имя этого писателя забыто, а жаль, ведь у нас были почти все его произведения «Го­лубой пакет», «Клинок эмира», «По тонкому льду», «Тайные тропы», «Конец осиного гнез­да», «Это было в Праге». Кстати, краем уха мы слышали, что Георгий Брянцев живо ин­тересовался историей этнических корейцев СССР и имел друзей-корейцев. Кроме всего этого, в библиотеку собиралось все, что ка­салось хоть малейшего упоминания о нашем народе, но тогда, в те времена об этничес­ких корейцах писали мало, я помню кни­жечку, которая потом затерялась, - «Сбор­ник китайских и корейских рассказов», и ведь только одну фамилию запомнила тог­да из корейских писателей - Хан Сер Я - в предисловии написано, что это видный пи­сатель КНДР, просто досадно, почему же мы так мало знаем о литературе Кореи. На­верное, все же это не наша вина, и, видно, этот пробел, по своему, отец старался за­полнить в наших головах, доставались кни­жечки, рассказывающие о гражданской вой­не в Приморье, где принимали участие ко­рейцы-интернационалисты, из рассказов отца к своему большому удивлению, мы узнали, что прототипом знаменитого Исае­ва, впоследствии Штирлица, послужил об­раз разведчика-корейца, даже имя его из­вестно - это Роман Ким, автор книги «Тет­радь, найденная в Сунчжоне». Кстати в ро­мане Ю. Семенова разведчик-кореец дей­ствует под фамилией Чен. Так это или не так - не знаем, у кого теперь узнаеш ь. В конце 60-х годов нам, школьникам, отец рассказал одну печальную историю, кото­рую когда-то услышал от знакомых. Исто­рия эта была об одном старике-инвалиде, проживавшем в одном из корейских колхо­зов. В гражданскую войну этот старик был разведчиком Красной Армии и ему не­сколько раз пришлось переходить границу, собирая сведения о дислокации японцев. В последний раз не повезло, он попался в руки японской контрразведки, человека изу­вечили так, что палачи и не думали, что он выживет. Но он остался в живых, но до кон­ца жизни не получал никакой пенсии, жил в бедности и, главная беда, никто не мог доказать и не осталось никаких свиде­тельств о его участии в борьбе против япон­

42 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

ских захватчиков. Люди пытались помочь ему, писали куда-то письма, а чем кончи­лась эта история - неизвестно, многое отец недоговаривал. Кто был этот человек? Ка­кой фамилии? Судьба, ушедшая в неизвес­тность .

Еще в 50-е годы была приобретена кни­га русского писателя-путеш ественника Н.Гарина-Михайловского, известно, что именно этот писатель оставил обширные описания своих путешествий по Северной Корее в конце 19 века, и что он описал быт, условия жизни и характер корейцев с та­кой теплотой, с таким предвидением, что многое из того, что тогда заметил писатель, сбылось. Еще была большая книга русско­го писателя И.Гончарова «Фрегат Паллада». Но эту книгу отец не осилил до конца, по его словам, он купил ее потому, что там встретилась знакомая фамилия «Посьет», а не связано ли это с названием Посьетско- го района, подумалось ему, и на всякий слу­чай книга была приобретена. Как ни искал отец сведения об этом человеке, так нигде и не нашел, видно, в советские времена писали совсем о других героях. То, чего не удалось найти отцу, удалось найти в исто­рико-биографическом альманахе «Жизнь замечательных людей»под названием «Про­метей». Константин Николаевич Посьет - русский адмирал, впоследствии министр путей сообщения, очень много сделавший для России, это он принимал участие в кру­госветном путешествии на фрегате «Пал­лада». Иногда жизнь делает странные зве­нья и связки, которые никак не могут быть связаны между собой, а между тем только одно звено может связать всех в одну цепь. Французские гугеноты, русские народоволь­цы, убийство царя Александра Второго, пи­сатель И.Гончаров, фрегат «Паллада», эт­нические корейцы русского Приморья.Ну что тут общего? А общее то, что связывает их имя и фамилия К.Н.Посьета. Ведь По­сьет - потомок французских гугенотов, он участвовал в процессе над русскими наро­довольцами, затем знакомство с писателем И.Гончаровым и плавание на знаменитом фрегате, и уже потом, после смерти имя Посьета присвоено заливу в Хасанском рай­оне Приморья и так же назван поселок, на­ходящийся там же, и отныне для прошлых,

настоящих и будущих историков история эт­нических корейцев русского Приморья не­разрывно связана с этой фамилией, ведь в этом районе была сконцентрирована зна­чительная часть переселенцев с Кореи.

Вообще отец любил читать книги позна­вательного характера, до сих пор сохрани­лись книги с разнообразной политической темой, например, «Человек со шрамом на лице» - это книга о фашистском военном преступнике Отто Скорцени, редкое изда­ние польских публицистов «Эрих Кох перед польским судом», а также книги немецких авторов-антифашистов Юлиуса Мадера и Гюнтера Вальрафа. Не забыты были и вы­дающиеся люди Азии - до сих пор сохра­нился внушительный том воспоминаний Ма­хатмы Ганди «Моя жизнь». Но самой боль­шой гордостью Михаила Тихоновича было большое собрание книг из серии «Военные мемуары», почти все мемуары прославлен­ных военачальников Великой Отечественной войны были в собрании отца и эта тема была самой любимой для чтения, причем книги эти читались своеобразно: развора­чивалась карта и, сверяясь по тексту, отец карандашами синего и красного цветов обозначал схему военных действий. В та­кие минуты отца нельзя было тревожить, отец вслух размышлял, анализировал, до домочадцев изредка доносился негромкий голос: «Справа Третий Украинский, слева Первый Белорусский, а противник где?», затем шумно и восхищенно шло восклица­ние: «Есть такой сорт! Куда немчура лезла? Русских не победить, воевать - это тоже наука!». Отдельно стояла книга, изданная Воениздатом в 60-е годы «Дневник генера­ла Гальдера», это воспоминания гитлеров­ского генерала, по словам отца, он захотел прочитать о войне с той, с другой стороны, и в этом же ряду стояла книга английского военного корреспондента Александра Вер- та «Россия в войне 41 года». Зная об увле­чении отца, многие знакомые фронтовики сами дарили книги из этого цикла, при этом прибавляли, что война вот где у них сидит, а им почему-то упрямо дарят книги про нее. Многие книги терялись, рвались, но книги из военных мемуаров почти все сохранились, нам-то они были неинтерес­

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 43

ны. Детям не полагалось читать про страш­ные бои, тема фашизма была понятна че­рез книги «Дневник Анны Франк», «Война за колючей проволокой», «Луцкое подпо­лье», «Дым над Биркенау» и другие.

Очень ценились отцом три тома - вос­поминания царского министра Ю.Витте и два тома знаменитого «Пятьдесят лет в строю» Игнатьева и огромная, редкая кни­га «История дипломатии». Сейчас, в наше время, когда книги утратили свою былую значимость, когда люди стали меньше чи­тать, когда видишь кипы хороших книг, сдан­ных в макулатуру, становится не по себе, в 60-х годах почти невозможно было купить хорошую книгу, но отец как-то умудрялся их доставать. Вернувшись раз из города, отец бережно достал из сумки три книги из серии «Жизнь замечательных людей» - художника Репина, ученого- этнографа Мик­лухо-Маклая и фантаста Жюля Верна, кни­ги были не новые и куплены у букинистов, книги этой серии тоже были одни из лю- бимейших.

Сейчас, перелистывая книги пятидеся­тых годов из библиотеки отца, иногда встречаешь совсем неожиданные открытия, так, в книге В.Невского «Первое кругосвет­ное путешествие россиян вокруг света» о русских мореплавателях Крузенштерне и Лисянском, дается характеристика еще од­ному русскому мореплавателю Н.П.Резано- ву, но только в каких красках! Он и диле­тант, он и выскочка, пасквилянт, эгоист и бездарность, каких еще поискать! Даже не верится, что именно этот человек станет через столетия героем романтической и красивой легенды о любви в мюзикле « Юнона и Авось». Поистине неисповедимы пути судьбы! Еще отец интересовался жиз­нью и творчеством художников, покупались сборные тематические открытки «Третья­ковская галерея», художники «В.Суриков», «В.Серов», «И.Репин», «К.Маковский» и дру­гие, в те годы в журнале «Огонек» часто пе­чатали рассказы о художниках, автором ко­торых был журналист-известинец Михаил Долгополов, а какие прекрасные статьи об искусстве были у литературоведа Ильи Зильберштейна, а прекрасные репродукции со знаменитых полотен западноевропейс­ких художников! Поистине тогда печатные

издания несли свет и культуру, дома отец развесил репродукции картин П. Кончалов­ского «Сирень», К. Маковского «Дети,бегу- щие от грозы», А.Саврасова «Грачи приле­тели», две картины пейзажиста Шишкина и знаменитую «Девятый вал» Айвазовского, была еще одна картина, которая долгие годы провисела в нашем доме «Цветы и плоды» русского художника 18 века Хруц- кого.

Мы хорошо запомнили беседу отца щ картине «Девятый вал», задавались вопро­сы, на которые надо было ответить: почему картина названа «Девятый вал»? Какой стра­не принадлежал разбившийся корабль? Спасутся ли они? Почему именно этого ху­дожника называют маринистом? Попутно детям объяснялись различные направления в живописи, именно от отца мы узнали, что есть художники-анималисты, баталисты, пейзажисты, импрессионисты. Нас, детей, очень удивляла редкая наблюдательность отца - мы, например, несколько раз могли разглядывать ту или иную картину и ниче­го не замечать, а отец видел мельчайшие детали, так он однажды обратил наше вни­мание на картину И.Репина «Бурлаки на Волге». «Найдите ошибку художника, а я засекаю время, если в течение 5 минут ничего не заметите, тогда никакой наблю­дательности у вас н е т .» . Попотеть при­шлось, но ошибочку нашли, теперь ищите вы.

Если вкратце рассказать о Михаиле Ти­хоновиче - то надо вернуться к нравствен­ным правилам рода - это портрет нашего отца, это все его черты характера. Став взрослыми, мы несколько недоумевали странному сочетанию: это ж надо - обла­дать сложноватым характером и сохранить такую восторженность перед жизнью и не только сохранить, но и громко, открыто выражать восхищение. Все могло тронуть душу отца: и красивая вещица, хороший фильм, честный поступок человека, цветы, картины, птицы, интересная книга - в таких случаях слышалось любимое восклицание «Есть такой сорт!».

Цветы - это тоже особое увлечение отца, уход за ними не доверялся никому, все по­доконники в доме были уставлены горшоч­ками с цветами, все это рассаживалось,

44 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

поливалось, вскапывалось, подкармлива­лось руками отца, и все цвело и разраста­лось, много было цветов и во дворе, в на­чале 70-х годов отец вырастил такие кра­сивые хризантемы, что многие люди, и зна­комые и незнакомые, приходили любовать­ся, и каждому давалась подробная инструк­ция по разведению этих цветов. Отец гово­рил, что любовью к природе он обязан Луке, в нашем доме, на небольшом участке рос­ло около 50 видов различных культур, все­го понемножку.

Как-то дети просмотрели мультфильм «12 месяцев» и разговор зашел о подснеж­никах, и вот через некоторое время на на­шем огороде появился ряд беленьких цве­тов, оказывается, отец, работая на дальней ферме вблизи Ангрена, умудрился пойти далеко и высоко в горы и оттуда привез цветочки, может, это и не были подснеж­ники, но были так похожи, и долго еще од­ноклассники детей прибегали посмотреть на них. Отец любил поразить, удивить де­тей необычным: во дворе неведомо откуда появились и стали бегать странные куроч­ки с красивыми, серенькими перьями с пятнышками - это были цесарочки и опять к нам повалила толпа школьников посмот­реть на такое чудо.

Также в доме незаметно появились два волнистых попугайчика, и, строго следуя инструкции, отец трепетно ухаживал за ними, корм лично покупался им, что-то тол­клось, что-то добавлялось, резалось, не думали, что этим маленьким трещоткам тре­бовалось столько внимания, и уж совсем поразились домочадцы, когда после смер­ти отца, попугайчики вдруг отказались от еды с чужих рук, нахохлились, как от холо­да и вскоре умерли. А ведь мы все делали по инструкции отца: и размалывали, и тол­кли и добавляли, и мелко резали и все держали в чистоте. Что ни говори, а у по­пугайчиков были свои мозги. Да что попу­гайчики, первыми-то стали вянуть цветы, в этом зеленом царстве, видно, тоже были свои законы - те, что понежнее и слабее не смогли перенести потери хозяина, вдруг перестали цвести, закрыли бутончи­ки и постепенно засохли, хотя всего было вдоволь - и воды и подкормки - ведь стро­го аккуратный отец успел написать целую

инструкцию по их уходу. В нашем детстве отец казался слишком строгим, а его пе­дантичность и требовательность иногда просто раздражали: ведь и нам тоже пере­дались строптивые черты характеров пред­ставителей рода. Это потом, становясь взрослыми, дети поймут и душу, и харак­тер отца. При болезнях детей часто полу­чалось так, что, открыв глаза, больной ре­бенок видел озабоченное лицо папы и про­хладную руку на лбу, а страх в глазах отца видели, когда дети сильно кашляли - вид­но, приходила память о Луке...Тогда на свет извлекалась большая бутыль с рыбьим жи­ром и дети по очереди должны были вы­пивать ложку, иногда это действие сопро­вождалось строгим окриком; кому охота было пить ее! Лично мне, старшей дочери, было так плохо после этой процедуры, что вкус и даже запах рыбьего жира сделался невыносимым на всю ж и зн ь .

Одними из первых на нашей улице в на­шей семье появился телевизор, и не пото­му что семья считалась обеспеченной, а по­тому, что отца очень задело - из одного дома выставили его детей, пришедших посмот­реть мультфильм, а каким хозяевам понра­вится босоногая команда галдящих ребяти­шек! Вот так и был приобретен громозд­кий аппарат конца 50-х годов - телевизор «Знамя», в то время Узбекское телевиде­ние только-только начиналось; системати­ческих и тематических передач еще не было, передачи начинались вечером и, по­мнится, тогда показывали все фильмы Чар­ли Чаплина, американские мюзиклы с Д и­ной Дурбин, мультфильмы Уолта Диснея. Посмотреть телевизор в наш дом приходи­ли и родичи, и не родичи, и соседи, и знакомые, подружки и друзья детей, вот такие были времена, когда все сообща си­дели на полу и все дружно потом обсуж­дали увиденное, и никто никому не мешал, это потом люди станут покупать свои те­левизоры и будут уже сидеть у себя дома. Все это, конечно же, хорошо, и все же вспо­миная то время, кажется, что ушло что-то такое - неуловимое и спаянное, хорошо по­мню, какое впечатление произвели фильм грузинского кинорежиссера М.Чиаурели «Отарова вдова» и индийский - «Мать Ин­дия». Оказывается, много общего могло

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 45

быть у простой грузинской крестьянки, у ин­дийской женщины, и простых женщин-ко- реянок, вспоминая эти фильмы, женщины вытирали слезы и печалились, и никто не думал, что это игровое искусство, все при­нималось за жизненную правду. К сожале­нию, тогдашние телевизоры были еще не­совершенны и часто ломались, сколько не­рвов, средств и сожалений доставил нам этот первый телевизор - словами не выс- казать.Хорошо, что у нас имелся хороший по тем временам радиоприемник «Балти­ка», это была первая крупная покупка отца, и этот труженик долго верой и правдой служил семье, рано утром все просыпались под позывные любимой передачи отца «Земля и люди», затем шли новости, «Пи­онерская зорька» и «Утренняя гимнастика», вечером же отец обязательно слушал пе­редачу «Международные обозреватели за круглым столом». Вообще политические обозреватели пользовались особым уваже­нием отца, в 70-е годы на Центральном те­левидении блистали такие звезды как А.Ка- верзнев, Валентин Зорин, Ф. Сейфуль-Му- люков, Мэлор Стуруа, из обозревателей 50­х годов отец выделял Ольгу Чечеткину.

Интересно, насыщенно старался жить наш отец Михаил Тихонович, вечно чем-то интересовался, руки всегда были заняты и за суетой, толкотней, беготней жизни со­вершенно не заметил или забыл, что век мужчин рода недолог, никогда не обращал­ся в поликлинику, а чего же, собственно, обращаться, недоумевал отец, все в поряд­ке у меня, я ж здоров. Да и пламень в душе отца заметно погас, отец стал намного спо­койней. И непривычно было видеть взрос­лым детям, с каким умилением и любовью отец играл с внучками, все капризы и по­желания девчушек моментально исполня­лись. Взрослые дети недоуменно перегля­дывались; в нашем-то детстве отец был суровее, и наши же возражения по поводу воспитания детей ворчливо отметались: «Человек меняется, вы тоже будете такими, внуки почему-то более любимы и слаще». Отец, как всегда, оказался прав. А эта ко­сая, видно, уже ходила рядом и в один день напомнила о себе - очередь за тобой! И ведь настигла тогда, когда, казалось, человеку положено немного перевести дух - дети

выросли, получили образование, появились внуки, короче, все разбрелись по жизни и по своим делам.

Буднично и просто пришла болезнь к ни­чего не подозревающему человеку - нача­лось с обильного кровотечения из носа, отец чертыхнулся - ведь на работу опазды­ваю, что за ерунда, а кровь все не унима­л а с ь .А что потом происходило, то всем понятно: «Скорая», анализы, заморажива­ющие уколы, бюллетень, опять анализы - уже в Ташкенте и заключение дальней род­ственницы-врача. Так как в роду Канов все любили разговаривать образным языком, нам было сказано, что болезнь отца - это сильно тронутое ржавчиной железо, а мы, т.е. врачи, только смазали его маслом, а ржавчина рано или поздно все равно про­ступит, и жить Михаилу Тихоновичу оста­лось два месяца. Отец наш прожил восемь месяцев, и уж не думали, не гадали, что самый тягостный, самый мучительный, са­мый горький и сложный труд придется ему совершить в 55 лет. Ведь русские говорят, что уходя из этого мира, человек трудится, он начинает перебирать всю свою жизнь по кусочкам, сожалеть о недоделанном, вспо­минать всех людей, встретившихся ему в жизни, и не всегда труд этот проходит мир­но - были взрывы гнева против судьбы, вспышки отчаяния и надежды, н о .

Осень 1979 года. Уже не встающий на ноги пятидесятипятилетний отец, исхудав­шее лицо, рядом на стуле карандаш, жур­нал «Наука и жизнь» со схемами первых цветных телевизоров, увеличительное стек­ло на палочке и тетрадка с записанными советами домашнему мастеру. Сильно ос­лабевший отец все равно пытается быть в гуще событий. «Гляди-ка, что японцы при­думали, вот же головастые, вы многое еще увидите - и Олимпиаду, и чудеса техники и успеете прыгнуть в 21 век.» . До после­дних дней Михаил Тихонович будет держать в руках любимую газету «Правда» и только один раз семья попытается спрятать газе­ту. В тот год в Москве от неизлечимой бо­лезни скончался президент Анголы Агос- тиньо Нето, и с тревогой домочадцы про­читают в некрологе все симптомы болезни главы семейства. Газету будут прятать, бу­дут сетовать на работу работников почты,

46 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

но что и когда укрывалось от проницатель­ного взгляда отца! Где-то и каким-то обра­зом все-таки отец достал газету, только и видели домочадцы, что рука отца смяла га­зету и отбросила в сторону, а сам он тяже­ло замолчал.И еще семья в первый и в последний раз увидит главу семейства не­сколько неуклюжим - это когда уходящий человек попытается успокоить, ободрить и утешить нас, остающихся на этой земле.

Семья наша совсем не ожидала, что при­дет такое огромное количество народа, что свет жизни отца еще долгие годы будет ох­ранять, оберегать, направлять, учить, помо­гать и наказывать нас, оставшихся на этой грешной и прекрасной зем ле . Из того вре­мени - времени болезни отца многое за­былось, но в памяти остались глаза челове­ка неотрывно смотрящего в окно - ведь там был ненаглядный белый свет и оставалось еще столько интересного и несделанного.

Со смертью отца неуловимо что-то раз­ладилось, стало ясно, что именно этот влас­тный и требовательный человек объединял всё и всех вокруг себя: он и поучал, и на­правлял, улаживал все спорные вопросы, за­щищал и вел лодочку рода, а самое глав­ное, все разом почувствовали, что опереть­ся и получить дельные советы уже не у ко го .

Образ Михаила Тихоновича - простого ветеринарного врача дан абсолютно без вся­кой лакировки и похвал - вот таким был наш отец. «И что? Если вы имеете две руки, две ноги и одну голову - то считаете себя че­ловеком? - поучал отец. - Да вы вначале на­учитесь отличать белое от черного, голову наполните, сами знаете, чем, руки должны быть заняты, тоже знаете чем, вот тогда вы имеете право на звание человека, да и то наполовину. Можно окончить институт, два института и иметь кругозор суслика. Если родился человеком, так будь и м » . «А что такое быть человеком?» - вопрошали дети. «А зачем тогда читали столько книг?- при­щуривался отец. - А на что тебе голова дана, думай, отгадывай!». Задача по отгадыванию жизненных вопросов оказалась такой бес­конечной, что думаем и отгадываем до сих пор, а жизнь до того напоминает сложный кроссворд, в котором что-то сходится, а что- то расходится, а самым трудным оказалось- пройти по жизни, поддерживая горение

необычного, отцовского о гн я .Сейчас, когда уже прошло свыше трид­

цати лет со дня смерти Михаила Тихоно­вича, иногда думаешь: а как бы воспринял отец нынешнюю жизнь, многое же измени­лось, много чего произошло. Было стран­ное время разоблачительства - чернили те времена, которые назывались то диктату­рой, то эпохой волюнтаризма, то временем застоя, то перестройкой, то коммунисты стали дружно выходить из рядов партии; этакое вот массовое разочарование! Мой отец не стал бы бросать партбилет из-за простого принципа; знал же, хорошо я знал, что делаю, как поступаю, о чем думаю, и я несу ответственность за все это, и почему это я должен предавать свои убежден и я . - Что ни говори, а советская власть дала мно­гое моим д е тя м .В этом не услышанном нами монологе весь характер отца, ведь и сами мы, в детстве, были свидетелями хороших перемен; как-то сразу в конце 50­х годов со всех крыш полетели солома и камыш - вместо нее появились шифер или черепица, потом в дома пришло электри­чество, затем хозяйки старательно спрята­ли примусы и керогазы - пришел газ, за ними быстро и незаметно исчезли плете­ные циновки из камыша - их заменил лино­леум, люди стали покупать телевизоры, хо­лодильники, а дефицитом в те времена был телефон и не во всех домах он имелся. И эти перемены не происходили где-то в дальней глубинке, а всего в 33 километрах от Ташкента, в тогдашнем селе Тойтепа.

Помню улыбающееся лицо отца и озор­ное подмигивание:«Живем,гаврики!». А от гавриков требовалось одно - четко выпол­нять один государственный закон - закон о всеобщем среднем образовании и не толь­ко: учитесь всему хорошему, читайте хоро­шие книги, умейте говорить, а если не хо­тите учиться, ну, тогда через многие годы пусть ваши дети стыдятся вас, малограмот­ных людей. Это убеждало.

Отца очень выводила из себя бюрокра­тическая путаница, помню его усталое лицо, когда он никак не мог перевести свою учет­ную карточку из одного района в другой - то в одной конторе нет печати, то нет нуж­ного бланка, то нет самой сотрудницы, то одна причина, то другая, пятое, десятое.

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 47

В конце концов домочадцам было велено отнести партбилет в такой-то сектор, только не сейчас, а сами понимаете, ко гд а . Этот сектор оказался сектором учета и партби­лет Михаила Тихоновича был вложен в ящи­чек «выбывших по причине естественной см ерти». А эта бюрократия, видно, и не думала дремать, к каждому празднику ис­правно и деловито шли открыточки-при­глашения принять участие в том или ином мероприятии «Вам, как ветерану труда и активисту партии и.т.д.» с пожеланием доб­рого здоровья,успехов. Домочадцы внача­ле онемели, а потом изумились, ну и дела. Открытки отнесли обратно, там повздыха­ли, сделали удивленные глаза, извинились, сверили, что-то зачеркнули и . открытки опять стали приходить в дом, а потом нео­жиданно пришло грозное указание «Как не­своевременно вставшему на учет в указан­ном районе, вы подлежите.» а дальше пе­речислялись все партийные кары и то-то, и это, и так и эдак. Вот так, раздражавшая при жизни бюрократия никак не оставляла в покое человека и после ухода.

Сейчас, из ровесников отца почти нико­го не осталось, людям этого поколения дос­талось сполна, юношами они прошли че­рез трудовые лагеря, прошли по жизни не боковыми путями, а прямо, имели свои цели, они не ловчили и не пресмыкались, не имея никаких протекций, они сами про­бивались по жизни, почти все происходили из бедных семей, во время депортации им было по 15-17 лет. В эти годы жизнь кажет­ся бесконечной, только в 17 лет человек за­мечает, что по утрам выпадают росные ту­маны и в лицо бьет ветер юности, и вот эта самая заря жизни была омрачена жестокой несправедливостью; депортацией и ограни­чением в правах человека. На плечи этих юношей выпала доля разделить нелегкую судьбу со своим репрессированным наро­дом, и век-волкодав бежал рядом с ними, и люди отбивались, как могли. Но именно из этого поколения, по определению писа­теля А.Солженицына «молодые, очень спо­собные к учению корейцы быстро заполни­ли учебные заведения Казахстана и стали главным клином образовательного слоя рес­публики». Это поколение более настойчиво и более целенаправленно переходило на ев­

ропейский лад - к этому вынуждала жизнь. Оценка отца о своем поколении была тако­ва: «Было у нас сознание бесправия, но не бессилия, некогда даже было задумываться об этом - надо было выживать, люди смот­рели на нас, молодых, сильных парней. Ра­ботали и учились, скрепя зубы, сжав кула­ки и сглотнув комок в го р л е . И потом - ну кто, как не мы». Сами прожившие трудную юность и пережившие все невзгоды, это по­коление отцов упрямо и настойчиво стре­милось дать образование своим детям и за суетой, толкотней, беготней жизни совсем не заметило, что их дети-то выросли со сложной психологией, которые не могли ни читать, ни писать по-корейски, что харак­тер мышления и восприятия у детей полу­чился русским. Но, честно говоря, тяжелых сетований и нареканий по этому поводу, в годы нашего детства и юности, у взрослых мы не замечали. Может быть, доживи они до наших дней, многое изменилось бы в их сознании. Если сравнить эти два мира, два поколения, нас и их ,то в духовной стойко­сти старшие все равно впереди - будучи бесправными и вдруг ощутившими себя травой без корней, они не впали ни в на­ционализм, ни в упадочнические настрое­ния, а сознательно ассимилировались, при этом совершенно, не утратив национальной гордости и самосознания.

ЛЮБАЛюбочка, Любушка, Л ю баш а. Красивым,

светлым, нежным именем была названа де­вочка, появившаяся в конце 1922 года в се­мье Канов. Первая внучка Василия и пер­вый ребенок Тихона Васильевича, только вот имя совершенно не соответствовало той жизни, которая выпала на ее долю. Само рождение девочки было встречено очень сдержанно, с прохладцей: ждали восьмо­го представителя рода, а не представитель­ницу. Любочка тоже унаследовала красоту женщин рода, но ее привлекательность была иного, как сейчас бы сказали, южного типа.

Когда тетушка Любовь Тихоновна шла по рынку, женщины-кореянки невольно обора­чивались и смотрели ей вслед, прежде все­го бросалась в глаза ее осанка и присталь­ный взгляд больших черных глаз. Тетушка, как и наш отец, была высокого роста, креп­

48 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

кого и плотного сложения, свои чуть вью­щиеся волосы скручивала в тяжелый узел, говорила низким голосом, при первом зна­комстве с ней у людей складывалось не очень лестное мнение; тетя производила впечатление властного и нелегкого чело­века. Этому способствовало еще и то, что взгляд черных глаз был несколько оцени­вающим, пронзительным, а губы часто под­жимались в ироническую усмешку. Да соб­ственно, так оно и было, ведь в ней текла кровь строптивых упрямцев! Но это было чисто внешне, хоть и обладала тетушка сложным характером, но злым человеком не была, и врагов до самой своей кончины не имела.

Еще в раннем детстве тетя проявляла свой характер, когда девочка не могла дать сдачи или была незаслуженно наказана, ее глаза полыхали и горели таким огнем, а кулачки сжимались, что даже деспотичный Тихон Васильевич, угрюмо оглядев дочь, от­ходил прочь. Жизнь семьи проходила, как у всех, да только никто не замечал, что за все­ми событиями и за людьми внимательно наблюдает пара черных глаз крепенькой де­вочки, и через многие годы память Любо­ви Тихоновны настолько точно выдаст ха­рактеристики домочадцев, такими живыми они предстанут в ее рассказах и каждому будет дана своя оценка. И примечательно то, что за долгие годы оценка, данная еще в детстве, не изменится, если отец наш почти никогда не рассказывал о своем дет­стве, то тетушка охотно вспоминала те или иные эпизоды, и не всегда рассказы были веселыми.

Любочка очень рано поняла, насколько не­счастлива мать и по своему пыталась жа­леть ее, вот потеря матери и стала первым ударом «в моей многострадальной жизни» - заключала тетя. Бывало и так, что, вспоми­ная давно умершую мать, тетушка плакала, племянников и детей тети это пугало, все принимались утешать, приговаривая, вот же, время было такое, где же возьмешь хоро­ших врачей, ну уж судьба, видно, была го­ремычная. «Все так, да, все так и все не так, да только кто ж разрешил в холодную погоду идти стирать?», и эти запоздалые, горькие упреки относились к старшим чле­нам семьи. Из всех детей Тихона Василье­

вича больше всех затаенное, недоброе чув­ство к своему отцу сохранила тетя Люба. Ну, это дело понятное - женщины все же тонь­ше и эмоциональнее в чувствах.

Именно в памяти тети Любы запечатлел­ся эпизод, который она никогда не прощала своему отцу. В день похорон жены его поче­му-то не оказалось дома, на кладбище уже заканчивался печальный ритуал, когда все увидели скачущего на лошади Тихона Ва­сильевича. Только взглянув на кладбищенс­кую гору, он вдруг стегнул лошадь и умчал­ся прочь. Все остолбенели и никто не ска­зал ни слова, лишь Василий проводил сына недобрым взглядом. Но когда все возвра­щались домой, первой во двор вбежала Лю­баша и увидела отца в необычной позе: сидя на земле, положив руки и голову на коле­ни Тихон Васильевич как будто спал. Уви­дев входящих, он моментально принял свой обычный, неприступный вид, только на мгно­вение видела девочка горестное лицо отца и закусанные губы, из которых сочилась кровь, все во дворе было разбросано и по­ломано. Вот так, по-своему пережил поте­рю жены этот человек. Даже сама, обладая сложным характером, Любовь Тихоновна не могла или не хотела ни понять душу Тихона Васильевича, ни простить его. Тетушка сама признавалась, что могла бы быть характе­ром чуть полегче, но неласковое детство, тяжелая юность плюс природная горячая кровь отразились вот в таком вот нраве. При всей крутости характера тетушка была склонна к слезам, часто вспоминала добро­го дядю Петра: «Если бы он был жив, и моя бы жизнь была легче».

Для нас же, племянников, тетя никогда не казалась строгой, все мы были горячо обласканы, щедро накормлены и задаре­ны подарками, на первые, красочные, дет­ские новогодние утренники, которые дава­лись тогда в старом концертном зале им. Свердлова в Ташкенте, нас впервые пове­ла тетя Люба. Отец и тетя всю жизнь ста­рались держаться вместе, заботились друг о друге, чаще все же старалась помогать тетушка многодетному брату. Им обоим в юности выпало столько, что сама тетя с го­речью признавалась: жизнь как будто ло­мала их, испытывала, выворачивала так и эдак: ну, кто кого? Уводила от них любящих

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 49

людей и неоткуда было ждать помощи. Ког­да Любаша поступила в педагогический тех­никум, ей пришлось отчаянно голодать, эко­номить приходилось даже на транспорте, ча­сто приходилось пешком проходить чуть ли не полгорода. На фотографиях 40-х годов молоденькая тетушка - это довольно при­влекательная девушка в белом беретике, а рядом с ней группа ее русских подружек. Несмотря ни на что, Люба превратилась к двадцати годам в красивую девушку и, ес­тественно, поклонников было много, но тетя была очень строгих правил, только, погля­дев на ее неприступное лицо, кавалеры сни­кали и исчезали.

Это через многие годы тетя с грустью ска­жет, что стеснялась юношей из-за своей скромной, почти бедной одежды; все было латано-перелатано, шито-перешито и под­штопано. Долгие годы Любовь Тихоновна проработала учителем русского языка в шко­лах Ташкента и уже, будучи семейными людьми, брат и сестра решили учиться дальше, к началу 60-х годов тетя уже закон­чила заочно пединститут имени Низами, а отец наш только поступил в Самаркандский институт народного хозяйства им. Куйбыше­ва. Как учился отец - это тоже отдельная история, каждый год отец выезжал на сес­сию и возвращался заметно похудевшим, семья рассаживалась вокруг обеденного сто­лика, и начинались рассказы об этой сес­сии, потом отец с гордостью показывал за­четку: «Ну, это моя работа, ну, а ваша?». Дети только почесывали затылки и отво­дили взгляды: в сравнении с отличными оценками отца гордиться было нечем.

Но продолжу рассказ о тете. Семейная жизнь тетушки сложилась, в общем-то, бла­гополучно,со взрывной натурой тети пре­красно уживался спокойный, мягкий харак­тер супруга и вместе они прожили до кон­ца. Все бы хорошо, да только после сорока лет на тетушку навалилось столько разных хворей, и мы помним ее, постоянно прини­мающую какие-то лекарства, сама тетя го­ворила, что все это следствия тяжелой юно­сти. Судьба в середине 60-х годов нанесла ей еще один страшнейший удар - тетя по­хоронила свою девятнадцатилетнюю стар­шую дочь-красавицу, страдавшую от неиз­лечимой болезни. Любовь Тихоновна нашла

в себе силы жить дальше, заботясь об ос­тавшихся детях и помогая племянникам. У тети был один удивительный дар, изумляв­ший всех, она так могла комично изобра­зить человека, что все покатывались, нет, просто валились от хохота, все шло в ход - и мимика лица, и выражение глаз, и руки, короче, вся тончайшая нюансировка обра­за, как сказали бы профессионалы-театра­лы. И откуда был этот дар? Отмечу, что и строгий наш отец изредка мог, шутя, ко­мично изобразить человека, этот артистизм чуточку перешел к нам и к детям тети, но в полной мере талант проявился в дочери их младшего брата Мирона Тихоновича - Свет­лане, хотя актрисой она не стала.

Вообще, в характере тети было много об­щего с нашим отцом, оба самозабвенно лю­били цветы, приезжая друг к другу, и тетя и отец прежде всего шли осматривать цвет­ник, затем огород, сад (в садовых работах у обоих были мичуринские задатки), потом все хозяйство, все у обоих было в полном порядке - оба были педантичны и пункту­альны, и у брата и у сестры, в воспитании детей строгость с оттенком деспотизма со­четалась с добротой, чудачества с высо­кой требовательностью, сентиментальность с жесткостью, и к обоим тянулись люди. Любовь Тихоновна пережила брата Михаи­ла Тихоновича на 11 лет, и все эти годы были наполнены борьбой с недугами, вос­поминаниями, скорбью по ушедшим родным людям и посильной работой; тетушка не могла сидеть без дела, все,что росло, по­спевало на огороде и в саду, ничего не должно было пропасть. Все закручивалось, резалось, протиралось, сушилось, закаты­валось в бесчисленные банки, которые по­том раздаривались и детям, и родичам, и просто знакомым - тетя очень любила уго­щать и, надо сказать, делала это мастерс­ки. Всего всегда было много и уничтожить всю эту снедь растущих племянников и де­тей не надо было просить дважды. Все вы­металось, уминалось и съедалось вчистую, а тетушка с удовольствием смотрела на пи­рующих детей. Дом тетушки Любы до сих пор запомнился как уютный, вкусно пахну­щий уголок, где всегда было столько ла­комств, где росли фруктовые деревья с крупными персиками, яблоками, грушами,

50 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

хурмой, а вечером весь двор наполнялся ароматом фиалок, которые во множестве росли во дворе. Уходила из жизни тетя без жалоб и слез: настолько была измучена бо­лезнями, спокойно и деловито, властным голосом дала распоряжения по разным по­водам и попросила только одного - прине­сти ей толстый семейный альбом и подо­лгу, внимательно всматривалась в останов­ленные мгновенья прошлых лет, и то, чего не договорила или не хотела рассказать, все это ушло с н е й .

МИРОНПо единодушному мнению всех родствен­

ников, самая трагичная, самая горькая судь­ба из шестерых детей Тихона Васильевича выпала на долю Мирона Тихоновича, млад­шего брата нашего отца. Мирону было все­го три с половиной года, когда не стало матери, и рос мальчик сам по себе, если Любаша и Миша держались вместе и в уче­бе и в играх, то младший уже с детства держался в сторонке - старшие в свои дела малыша не пускали. Часто бывало так, что с раннего утра маленький Мирон уходил со двора и только поздней ночью появлялся дома, а где он был, что ел, с кем ходил, зачем ходил - на эти вопросы никто не по­лучал толкового ответа, рос неслухом, даже колотушки Тихона Васильевича не вразум­ляли его, а наоборот, ожесточали, никако­го страха он не испытывал перед отцом, по­тому что опять и опять пускался в свои пу­тешествия, собственно, и до него никому не было дела и никто не искал его. Взрос­лые члены семьи говорили, что ничего пут­ного из Мирона никогда не выйдет. Кто зна­ет, может с детства в Мироне рос протест против слишком строгого уклада дома, про­тив неласкового отца, вот и нужна была ему такая пусть беспечная, но свобода и воль­ность. Внешне Мирон отличался от привле­кательных старших брата и сестры - у него были раскосые глаза, чуть приплюснутый нос, выдающиеся скулы, лицом был смугл, а общее, что роднило всех троих - упрямые, плотно сжатые губы и быстро вспыхиваю­щий нрав. В детстве Мирон мог из-за ка­кой-нибудь обиды смело броситься с кула­ками на кого угодно, будь это взрослый или ребенок, и часто был нещадно бит. Но оби­

ды не держал ни на кого, и опять, по мне­нию всех родичей, самым мягкосердечным и душевным, простым человеком из троих детей деда от первого брака, считают имен­но Мирона..

Казалось, что мальчик растет, ни к кому и ни к чему не прислушиваясь, живя сам по себе в своем мире, не получая особой ласки, ни воспитания, словом, дикая трав­ка, да только через годы дети Мирона Ти­хоновича вспоминали, что у их отца при вос­поминании о своем детстве начинались странные горловые спазмы, он начинал ма­хать руками, а глаза наполнялись слезами. Дети притихали и больше никогда к этой теме не возвращались.

Мирон, как будто только и ждал, чтобы ему исполнилось лет 14-15,в этом возрас­те он навсегда ушел из дому и сам стал пробиваться в этой жизни. Так же, как и старшим брату и сестре, Мирону пришлось испытать многое, прежде чем он сумел по­лучить образование; после войны он посту­пил в физкультурный техникум и получил специальность тренера по боксу, и по ре­шению Спорткомитета республики получил назначение в город Фергану. В этом горо­де и пройдут самые плодотворные годы жизни Мирона Тихоновича и самые горчай­шие моменты ее, взлеты и падения, слава и забвение .

Через годы Мирон Тихонович будет счи­таться первым тренером по боксу и навсег­да за ним закрепится звание «Отец фер­ганского бокса». Трудно писать о жизни дяди М ирона.Как и в детстве Мирон Ти­хонович особо не старался сблизиться с родными - жизнь всех троих старших детей Тихона Васильевича как будто старалась разъединить, отрывала их друг от друга, но, если потом Михаил и Любовь держались рядом, то Мирон жил как бы вдали и вти­хомолку - о себе не напоминал, не докучал просьбами, письма не писал, только и зна­ли родные, что живет он в Фергане и вро­де бы дела у него идут хорошо. Потом при­шел конверт, в котором была одна только фотография; молодой Мирон сидит рядом с привлекательной девушкой - письма не было, вы, родичи, сами догадайтесь, зна­чит, я теперь человек семейный. В ответ племянники от имени отца писали пись­

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 51

ма, в котором сообщали кое-какие ново­сти. Через некоторое время опять пришло письмо с одной только фотографией, в ко­торой уже рядом с молодыми супругами сидит маленькая девочка с раскосенькими глазами. Знали родные, что работает Ми­рон тренером по боксу и что пользуется в Фергане громадным уважением.

Когда в конце 50-х годов Мирон Тихоно­вич неожиданно нагрянул в гости к брату, выяснилось, что он напрочь забыл родной язык, родственников это очень поразило, а школьники-племянники запомнили, что каж­дое утро дядюшка в спортивном костюме делал специальную гимнастику, и еще за­помнилась скрупулезная опрятность во всем его облике. В дальнейшем жизнь Мирона Ти­хоновича была печальной и грустной, жизнь, казалось, специально сделала своеобразный виток и, раскрутившись, повторила пройден­ный сценарий; ведь судьба опять повторила судьбу мятущегося Тихона Васильевича. В таких случаях все оказываются бессильны­ми - и семья, и дети, и родственники, хотя семьи-то как таковой у него не было, полно­ценной семью не назовешь, где дети рас­тут почти без присмотра, и полгода в доме нет женской руки. У Мирона Тихоновича была очень приветливая, трудолюбивая, гостеп­риимная супруга, но все эти хорошие чер­ты зачеркивались одной страстью - тягой к азартным играм. А какие могли быть игры у корейцев? Конечно же, корейские нацио­нальные карты - хатто, добро, если люди играли так, для себя, для развлечения, ну, а если на кон ставились огромные деньги? Так вот, часто получалось так, что за один только вечер люди проигрывали целые со­стояния, вот по таким правилам и пришлось играть хозяйке дяди. Люди, которые жили на зарплату, приходили в ужас и обхваты­вали свои головы: такие деньги! И ведь за­работаны они тяжким, почти нечеловечес­ким трудом, и если окружающие приходи­ли в смятение, то на лице тети Е. не появ­лялось ни тени озабоченности; о чем вооб­ще шум, что происходит-то, кажется, все живы-здоровы, руки-ноги при мне - осенью заработаю снова. А пока к весне из зарабо­танного не оставалось почти ничего, прихо­дилось влезать в долги, люди, надо сказать, охотно давали в долг; тетя Е. была аккурат­

ным должником, долг всегда отдавался вов­ремя, да еще с процентами.

Это особые представители нашей диас­поры; несколько безалаберные, неунываю­щие трудяги, живущие на широкую ногу, сами открытые, щедрые натуры, но к сожа­лению, беспечные, не думающие о завтраш­нем дне. А когда незаметно вдруг откуда-то начинают валиться камни, и человек оказы­вается заваленным грудой проблем, поче­му-то оказывается, что жизнь прошла, а где оно, здоровье, а где силы, а где средства, и пенсия не светит, а самое страшное - дети совершенно чужие и безжалостные. И кто услышит крик - для них же старались, для них гнули спину...Осудить не могу, но и по­нять не могу. В моралисты не навязываюсь, у каждого в конце концов свой путь, своя судьба. Вот такой примерно и была обста­новка в семье Мирона Тихоновича, и каж­дый из супругов не понимал и не принимал душевный мир другого, а раз так, то обяза­тельно происходит раскол и в семье, и в душах ее обитателей.

Парадокс жизни заключается в том, что воспитав и выпустив в большую спортив­ную жизнь сотни первоклассных спортсме­нов, Мирон Тихонович не смог сладить с собственными детьми. Первые питомцы Мирона Тихоновича сейчас уже считаются ветеранами спорта и, по их словам, они до сих пор испытывают огромную благодар­ность к этому незаурядному человеку, сви­детельство тому статьи, периодически по­являющиеся на страницах местной прессы. Там Мирон Тихонович назван высококвали­фицированным специалистом, намного опе­режающим свое время, а ведь первые тре­нировки проходили в 50-х годы в неустро­енных и неуютных залах.

По рассказам тети Любы, Мирон Тихо­нович был лично знаком со знаменитым американским боксером Сиднеем Джаксо- ном. Так ли оно было или не так - не зна­ем, ведь ни фотографий, ни документаль­ных свидетельств нет, осталась только одна маленькая зацепочка; действительно, перед войной американский боксер приехал в СССР, а вот обратно на родину попасть не мог из-за начавшейся войны, добирался до Америки кружным путем через Среднюю Азию и Ближний Восток, вполне вероятно,

52 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

что знаменитого боксера могли познако­мить с первыми молодыми тренерами Уз­бекистана по боксу. Это, конечно, наши предположения, если даже и не было та­кого знаменательного знакомства, ну, тог­да пусть это останется красивой легендой. Большой след оставил Мирон Тихонович в спортивной жизни Ферганы, в начале 80-х годов в городе проводились турниры, по­священные памяти первого тренера по бок­су. Комитет ветеранов спорта города Ф ер­ганы, возглавляемый заслуженным трене­ром Узбекистана Шавкатом Касымовым, хотел бы издать книгу о М.Т.Кане, но ведь все, как всегда, упирается в финансовые проблемы.

Мирон Тихонович, по мнению старших брата и сестры, прожил непутевую жизнь. Если у старших, несмотря на все удары и потери, жизнь пошла по заведенному по­рядку, и их строгой рукой все направлялось, все было на месте, то Мирон Тихонович в жизни особо не придавал значения устрой­ству быта: в его доме постоянно что-то те­рялось, то было густо, то пусто, из-за поте­рянных вещей никогда долго не страдали, документы вечно были не в порядке, дети могли в любое время уйти и прийти и хотя получали колотушки от отца, прекрасно ус­воили: отец отходчив и добр. Когда же наш отец и тетушка Люба пытались иногда вра­зумлять младшего брата, Мирон Тихонович раздраженно и грубовато мог оборвать их. Видно, этот человек - озабоченно говори­ли родные - родился уже с раной и с тра­гедией в груди, ведь Мирон Тихонович ушел из жизни в 50 лет, и в последний час бес­приютность, горе и тяжкая болезнь приве­ли его именно к брату и сестре. О чем ду­мал Мирон Тихонович, уходя из этого мира? Что испытывал наш отец? О чем плакала те­тушка Любовь Тихоновна? Позади были осуждающие упреки, молчаливые думы бра­та и сестры о трудной, запутанной судьбе младшего брата. Видно, слишком тяжкими и непосильными были они для нашего, ка­залось, сильного духом отца, что ровно че­рез полтора года после кончины дяди Ми­рона, не стало и Михаила Тихоновича. Та­кая непростая жизнь, судьба, требующая иногда осуждения, да ведь судьбы-то не умеют читать, а только, кто скажет, почему

у родственников, да и у нас появляется гор­деливая причастность к судьбе и жизни Ми­рона Тихоновича, почему из семьи дяди самой ухоженной и незабытой остается могила именно этого человека. И опять при­ходит на ум вечная фраза о неисповедимо- сти путей судьбы .

С именем дяди связана одна удивитель­ная история, произошедшая в 60-е годы. Как-то на одном банкете, Мирон Тихонович принялся громко что-то доказывать собе­седнику, его стали уговаривать говорить потише, дядюшка приутих и не сразу заме­тил человека, внимательно присматриваю­щегося к нему. Пожилой, импозантного вида человек, осторожно спросил у Мирона Ти­хоновича: не сын ли он Тихона Васильеви­ча и не внук ли Кана Василия? Получив ут­вердительный ответ, гость назвал себя и сразу углубился в дебри генеалогического древа, на что захмелевший дядюшка помор­щился и сказал, что он ничего не смыслит в этом деле и никого не помнит, а если вам интересно, то навестите тетушку Мен- хи . «Так она жива?» - воскликнул гость». - «А что ей сделается?» - в свою очередь уди­вился дядя Мирон. Надо ли говорить, ка­кой трогательной была встреча двоюрод­ных брата и сестры, собеседник оказался сыном одной из сестер-красавиц, свыше 40 лет не виделись родные, расстались-то мо­лодыми людьми в начале 30 годов, а встре­тились в шестидесятые.

У человека, назвавшего себя Александ­ром Кузьмичом Кимом, тоже была своеоб­разная биография, в годы войны он был политруком на одном из участков Ленинг­радского фронта, потом партийным работ­ником, знаю только, что в последние годы А.К.Ким был персональным пенсионером Узбекистана и проживал в городе Чиназе. С именем этого человека связана еще одна история, которую рассказал отец. Когда на­чалась Освободительная война в Корее, воз­главляемая Ким Ир Сеном, Тихон Василье­вич убежденно говорил всем с гордостью, что это его двоюродный брат, дело в том, что у Александра Кузьмича корейское имя было Ир Сер, видно, человек обладал за­датками лидера, которые могли повести за собой народ.

Вот такие жизни. Вот такие судьбы. А что,

Татьяна Ан. Отблески ушедших судеб 53

собственно говоря, тут выдающегося? Спо­койно отвечаю: ничего выдающегося. А что героического? Опять ничего. Это жизнь не­заметных простых людей. Самых обыкновен­ных. Если бы описанные здесь люди отве­чали по анкете, то написали бы - не имел, не занимал, не участвовал, не получал... А так ли это? Если ничего не имели, не за­нимали высоких постов, не участвовали в тех или иных событиях, тогда почему и по их судьбе пробежал этот безжалостный 20­й век. Кто вершит историю и кто участвует в ней? Разве не рядовые люди делят вмес­те со страной все, что выпадает на ее долю, и разве не сама история, никого не спро­сив, бесцеремонно врывается в судьбы людей, изменяя их, а иногда и калеча.

Ушедшие судьбы людей одного только рода...Отблески, отголоски, отзвуки их. Что мы берем от них, что отвергаем? О чем за­думываемся и почему судьбы этих людей иногда частицами приходят к нам, потом­кам. Не до конца были прожиты все эти жизни, и, видно, жизнь как будто напоми­нает потомкам - за каждым уходом - новый взлет и новые надежды. Вспоминая и за­думываясь о них, неизбывная наша печаль смешивается с целительной горечью и при­ходит на память где-то вычитанное, что «душа человека - не кладбище, а святили­ще, в котором возникают чудесные образы былого». Имена некоторых людей появились в произведении «Бумеранг», но если ав­тор Марина Ан дополнила свою книгу кое- где художественным вымыслом, то здесь, что называется, без купю р .

А дальше что? А дальше то, что за ними идем мы, за нами - наши дети, потом вну­ки. Можно было бы сказать, что мы - это они в прошлом, а они - это мы в будущем, но жизнь до того изменчива, так все стре­мительно меняется. Мы, наверное, чуточ­ку незначительнее и неярче характерами чем они, хотя и у нас, людей, родившихся в начале 50-х тоже кое-что и что-то было, но это уже другая история.

Эти давно ушедшие люди прожили не­заметную, неприметную жизнь, но почему же, прислушиваясь к нашим воспоминани­ям, внуки Михаила Тихоновича настоятель­

но просят записать их, чем приводят в край­нее изумление взрослых. Что так зацепило их? Они- то принадлежат к поколению, ко­торым всегда и все некогда, вечно куда-то спешат, а если часами сидят, то только у компьютеров. Если вам интересна судьба предков- то вот она, перед вами - семей­ная наша сага - думайте, размышляйте, от­гадывайте. Кроссворд жизни продолжает­ся. Какой будет судьба у десятого предста­вителя рода, пока студента, будущего ко- рееведа - его-то отцу, нашему брату, девя­тому представителю, по профессии горно­му инженеру, в жизни не очень повезло - после тяжелой болезни Михаил Михайло­вич уже двенадцатый год как инвалид пер­вой группы. А круговерть жизни все не ути­хает, все- то она кружит и кружит и судьба делает очередной виток - молодые племян­ники на современных лайнерах улетают на юг Кореи в поисках заработков, вот так потомки переселенцев все-таки увидели землю предков. Еще один знак бесконеч­ности? И у них есть свои непростые жиз­ненные заботы - значит, волкодав благо­получно перенесся и в двадцать первый век. И у каждого своя жизнь, свои заботы, про­блемы, горести и радости, приобретения и утраты . Совсем недавно, уже в 2000-х годах не стало еще одного сына Тихона Ва­сильевича- Владимира Тихоновича Кана. Это его сын Валерий Владимирович Кан сейчас делает первые шаги в большой по­литике Приморского края. А жизнь идет дальш е. Разрастается наше генеалогичес­кое дерево, появляются новые веточки, и не всегда ветви соприкасаются друг с дру­го м .

Это жизнь. Крутится Земля. Идет время. Праздники, будни, работа, отдых, смена власти в разных странах, визиты президен­тов, терроризм, землетрясения, карнавалы, кинофестивали, строительство самой высо­кой башни, гастарбайтеры, Вечный огонь, парады, наводнения, сходы лавин, засуха, выпускные балы, восходящее и заходящее солнце, суета сует, теплые окна родного д о м а . А белый-то свет, поверьте, он, ока­зывается, все-таки ненаглядный.

54 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Милаил Тен родился 10 июня 1984 года в поселке Бар- данкуль Ташкентской области. Стихами увлекается давно, но серьезно поэзия вошла в его жизнь в двадцать лет. Основные мотивы его стихотворений - пейзажи, филосо­фия, любовная лирика. Известен также как бард, испол­нитель своих песен. Лауреат I и дипломант II конкурса мо­лодых корейских поэтов и писателей Узбекистана.

М. Тен - кандидат исторических наук. Автор более 20- ти научных публикаций, участник ряда международных кон­ференций (Казахстан, Кыргызстан, Россия, Белоруссия, Швейцария). В 2013 году вышла в свет его монография, посвященная этнокультурной идентичности корейцев Уз­бекистана.

Ныне живет и работает в России.

Михаил ТЕН

СОНЕТ. О МОЕМ ПОСЕЛКЕ ЖИЛ У МОРЯ СТАРИК

Нет, не в столице, ранние года Провел я детство в маленьком поселке, Там неспроста берет свои истоки Моей души земная простота.

Люблю я очень сельские места,Кого стесняться в старой гимнастерке, Когда по улицам поселка только тетки Преклонных лет гуляют иногда.

И сколь бы лет я в городе не жил,Мне не привыкнуть вечно суетиться Среди дорог, прохожих и машин.

Душа спешит в поселок возвратиться, Где не спеша размеренно бежит Былое время ласковой провинции.

РАСТРЕВОЖЕННАЯ ДУША

Растревожена прошлым душа, Словно лист, опадающий с ветки, Ветер гонит меня не спеша До пустынной холодной беседки.

Там тихонько и ныне звучат Голоса, что слились воедино У беседки и птицы молчат О любви, что от нас уходила...

Жил у моря старик,Был он стар и не брит,И в сетях его мало Было пойманных рыб.

Жил да был, не тужил, Только морю служил, Редкий гость был проездом В тихой скромной глуши.

Был старик одинок,И смотрел он в окно, Видно, только лишь море Понимало его,

Часто к волнам морским,В час, когда он грустил, Подходил он и долго По прибою ходил .

ПЕЧАЛИ ГЛУБИНА

Когда печали глубина Не знает дна,Когда от слов пустых душа Ускорит шаг,Ты прикоснуться дашь руке К чужой руке,И вдруг почувствуешь в себе Ты не в себе.

55

Откроешь окна в мир другой,Но мир не твой,Откроешь дверь в соседний дом,Но брошен он.

И достучаться до людей,Но нет людей,Откроешь двери, а потом .Обратно в с о н .

ВСЕГДА ВО ВСЕМ

Всегда во всем, теперь и никогда Не доводить до крайности пределы, Но вот опять простая ерунда Смогла нарушить сложенные темы.

Когда б я знал, где чудо сотворить Я б не искал себе иной проблемы,Но как в себе себя определить,Когда мы сами сшиты из дилеммы.

Не в том ли бег,что жизнь - препятствий путь,Что, спотыкаясь, ищем, где полегче,И как порой легко нам обмануть,И как легко мы сами верим в речи.

Не надо слов, прошу, не нужен свет,Я посижу тихонько сам с собою,А вы идите, посмотрю вослед,О нет, я сам за вами дверь закрою...

ЗАМЫКАЯ ЖИЗНЕННЫЙ КРУГ

Не ищите счастья первых встреч После долгих лет совместной жизни, Но тихонько шепотом скажите «Я тебя люблю», но не спешите,В каждом слове нужно всё сберечь!

Не ищите прошлое зазря,Как в осколках битых отраженье,Не стареют годы отношений,Даже в листьях желтых сентября Есть свое бессмертное движенье.

Приласкайте, нежно и тепло Обогрейте словом, как когда-то,И в конверт души для адресата

Положите чуточку заката,Словно сердце алое, в письмо,

Сколь бы труден не был этот путь,Как бы часто жизнь не замирала,Вам судьба навек предначертала Вместе быть до самого начала,И вдвоем круг жизненный сомкнуть.

КОГДА С ТОБОЙ УВИДЕЛСЯ Я СНОВА

Когда с тобой увиделся я снова,Спустя лишь год с момента нежных встреч, Я не сумел найти от сердца слова,И потому тянул уныло речь.

Ты тоже не теряла время даром,Всё говорила, о своём, пустом,Но знал я точно, ты была мне рада,Хотя в устах звучал надменный тон.

Когда деревья были зеленее,Когда и солнце так с небес не жгло, Казалось, были мы с тобой смелее,Ну а теперь, куда же всё ушло?

Мы так робки, ах нет, я понимаю,Ведь мы не те, что год назад с тобой,Мы не чужие, но теперь я знаю,Есть у те б я . не я . уже другой.

Мы в этом парке, что же ты хотела?Зачем желала видеть в этот раз Наверно, ностальгия одолела,Так кто жесток, позволь спросить, из нас?

ЛЕТО В ЗАКАТЕ

Уходило лето, солнце - в тучи,Багровел мерцающий закат,Лишь душе тревожной только лучше От того, что скоро листопад,

В нем сокрытый в тайне дней осенних, Пропадет навеки летний зной,Чтобы долго не суметь весной Отыскать тропу к прохладной тени.

Разодетый в яркие наряды Мир цветущий с августовских рук,

56 Михаил Тен. Стихи

Соблюдая строгие обряды, Перешел в судьбе на новый круг,

О мечте про будущие встречи Пело песню лето в сентябре, Теплый день еще в моем дворе Но холодным стал осенний вечер

В тусклом небе летняя погода Перестала радовать мой дом, Наступила осень, а потом Отыграют жаркие полгода

Отыскать не смог в себе ответа, Отчего мне лета снова жаль Как не жди и как не провожай, Всё проходит в жизни, даже лето

ЗАБЫВАЕМ ЛЮДЕЙ

Забываем людей - вспоминаем предметы,Забываем предметы - вспоминаем людей,

Вереницей по кругу время вертит планеты, По одной траектории вечной своей.

Ищем пустошь во тьме и никак не находим, Лечим раны тоской, ублажая печаль,Ничего в этом мире никогда не проходит, Это мы исчезаем в безвозвратную даль.

И в объятья в жару Звать меня не спеши. Не ругай за печаль И в прощанье не верь, И любить обещай Верных дому детей,И в заботах своих Не забудь про меня,Ты меня позови, Лаской нежно любя.

Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов 57

Александр Эдуардович Ким, 1975 года рождения, выпускник ТГПУ имени Низами, автор и исполнитель своих песен. Дипло­мант I конкурса молодых корейских поэтов и писателей Узбекистана.

Его стихи опубликованы в первом выпус­ке альманаха «Ариран 1937».

Александр КИМ

ГОЛОДОМ МОРИТ ПЕЧАТЬ ВОСПОМИНАНИЙ

Я ВИЖУ

Я вижу небо над районом, Сидя на крыше мира, вглядываюсь в лица - Их миллионы...Я вижу вагоны, наполовину набитые трупами,Поля, засеянные рисом и горьким луком,Я вижу братьев, отрекшихся друг от друга, Сестер, продающих себя в ожидании чуда.Но чуда нет!Есть только ящик Пандоры, Стены непонимания, туннели, ведущие в пучину споров, Где боль от осознания грядущих раздоров Давит на грудь и воплями отчаяния погасит взоры, Закроет истину, что многие неистово Пытаются использовать ради корысти.

Я видел тех,кто назывался братанами, Делившими хлеба кусок, и за него же В горло впиваясь зубами, раскинув сети лжи,Уже спокойно в спину вонзали ножи.Знали ли они, думали, не ведали,Подобно Герострату, радовались мнимым победам.Огонь потухнет, прах и пыль разнесет их секреты,И я куплю свободу, положив на глаза монеты.Я вижу тень, слева от меня, на расстоянии руки.Знаю, надо сделать шаг, по воздуху пройти,Но я намеренно падаю вниз,Я не хочу больше видеть их лиц.Я сдаюсь...

УРБАНФОБИЯ

Бледные рассветы накрыты мантией смога, Бога среди сетей дорог совсем немного.Бетонные шедевры оплетены паутиной антенн. Эти блюда принимают частоты телесистем. Стальные идолы разных эпох глядят сурово, Снова скалятся рекламы кошельку и слову,День от дыма темнее ночи, ночь светлее дня,Окна домов, как города, никогда не спят,Тысячи братьев по цеху, миллионы заслонов.Но нужно двигаться вперед, как ни тяжела ноша. Вставные челюсти, кривотолки, косые взгляды, Взлеты, падения, смерть, как будто так и надо,Все хотят быть принятыми, никто не хочет давать.

58 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Демоны торжествуют:Кости продолжают выпадать, Асфальт горит под ногами, и не вернуться назад...Но как слепые вседержители- города молчат.

КАИН И АВЕЛЬ 38-я параллель

1. Старики в деревне на юге Кореи

Отец не видит этого, и это радует.Семья уже не та, как схоронили,Наперекосяк пошло все. косыми взглядами Соседи сверлят, языками чешут которую неделю кряду. Сыновей на фронт забрали.- Чё, правда?!Обоих. А ведь младшему шестнадцатый пошел,Не скроет он своих годков. Тут уж не спросят, за шкиряк- и на передовую Мочить ублюдков красных, коммуняк проклятых!И чё им не сиделось спокойно?Ведь у меня тож на севере родные, а теперь... Эх!- Вы слышали, старшой перебежал на Север?- А младший где?- Да здесь он,в госпитале, вот уж месяц!- Ну!..

2. Старший брат, перешедший на Север

Брат, братишка, как же так? Что делать мне?С медалью получил весть о твоей гибели,А после, как я замочил посыльного, назад пути уж не было. Подался я на север к красным,

там дажене спросили имени - Винтовку, штык в руки, говорят: “ВАЛИ ЮЖАН!” Сначала было непривычно, ведь еще месяц назад Косил я коммунистов, а теперь твердят,Мол, там американцы отравляют разум наших ребят.И точно! Правы черти!Я в письме читал,Что агитаторы тебя с женой бросили в подвал, Перестреляли всех!СУКИ! НЕНАВИЖУ! Перережу всех до одного, я больше не вижу Ни своих и ни чужих, только голод мести.Но иногда на поле боя слышу твой голос.Он кричит:“МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ!”Я не верю в Бога,а, значит, нет и призраков. Просто я схожу с ума, тебя ведь нет в живых...

ЕСЛИ Я УЙДУ

Если я уйду - не прольется ни одной слезы,Если я уйду - за спиной сожгу все мосты,Если я уйду - верить я буду в судьбу,Если я уйду. Если я уйду. Если я уйду.Если я уйду, не почую земли под ногами,Не увижу больше солнца в закате.Я не скоро пойму, что лучше было б остаться, Но тяжелое бремя зовет мое время,Как в танце, кружится, искрится пламя догорающей эпохи

Новых героев, старых шутов, знакомых даже со мною, Деливших трапезу, терявших девственность во имя чести,Принося на плаху добрые вести.Но если я вернусь, то кто раскинется небом, Что останется в истории ярким следом?Столы накрыты, но приборы не тронуты. Голодом морит печать воспоминаний, чернила молчанья.То, что осталось за закрытыми дверями, замками В твердой памяти засело - не вырвать клещами. Седина в голову, да бес в ребро, и старость не в радость, Если я уйду и вернусь, то, может быть, останусь. Если я вернусь - пройдя все стороны света, Если я вернусь - сольются линии берега с небом,Если я вернусь - во времени и лицах растворюсь,Если я вернусь.Если я вернусь.Если я вернусь.

КОРНИ

Годы отчаяния, через кровь, пот и слезы, Воспоминания в корзину, туда же разбитые грезы Порванные фото, сожженные письма,И пепел развеется временем, но не дают покоя мысли. Наши легенды останутся в памяти Горящим распятием,

Александр Ким. Стихи 59

кровью на запястьях.Мы живем в это время, когда все ноты спеты, Куплеты прочитаны, перечитаны, все вазы разбиты.Мы не можем сбросить короны, не можем дать сдачи, Только в снах мы можем потерять или стать богаче. Мы строим замки из песка, валяемся в ногах...О, БОЖЕ, ДАЙ МНЕ ЗНАК!!! Я не могу рассеять страх, Ведь несмотря на ошибки прожитых эпох и веков,Мы продаем тебя за те же тридцать сребреников.Жить и умереть в каменном сити,Мне нет дороги в небеса - я здесь в аду, простите, Вросли корнями мы

в асфальтовые стены. Это тот мир, когда ты сходишь в зал со сцены.

ВРАТА (Моисей)

Медленно втягиваясь легкими парами смога, Снова и снова я бросаю взоры на горизонт. Моменты между прошлым и будущим - камень на душу...И мне не сдвинуть эту чашу весов, но все же Мои стремления там, где земля сходится с небом, Мои желания в местах, в каких еще я не был. Протяну я руку, но волна пустоты нахлынет,Повяжет обетом.Серые тени облаков

накроют пустыню,А я наивен,ища оазис среди песков, Где бродят тени отныне ангелов без крыльев,Где я бы смог избавиться от земных оков.Раскроются воды, открыв дорогу к свободе, Тех, кто преследовал, навек морская пучина поглотит.Пыль к пыли, прах к праху, И даже с похорон врагов мы возвращаемся к страху. Снимите шоры, узрите покрывших себя славой и позором.Кто разжег это пламя, все испепеляя взором.Я вижу знаки повсюду, я в ожидании чуда, Откроются врата на небо избранному люду.

60 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Сергей Ан родился 22 июня 1987 года, окончил Ташкентский университет информационных техноло­гий в 2008 году.

С 2010 г. работает в сфере веб-технологий: созда­ние сайтов, запуск рекламных кампаний в Интернете. Управляет веб-студией Корден вместе с партнером- учредителем, проводит мастер-классы по увеличению продаж в международной бизнес-школе, консульти­рует компании по вопросам интернет-продаж.

Лауреат II конкурса молодых корейских поэтов и писателей Узбекистана.

Сергей АН

ШЕРЕМЕТЬЕВО - АМСТЕРДАМГпавы из романа

Книга «Шереметьево-Амстердам» - это рассказ о двух молодых людях, кото­рые никогда бы не встретились, если бы не объединившая их цель.

Александр Миронов болен тяжелой формой диабета, который превратил его жизнь в тяжелое испытание и постоянный поиск причин, чтобы жить дальше.

Кирилл Нестеров потерял любимую девушку, и теперь не может справиться с внезапным чувством одиночества.

Они знакомятся в Интернете, и в их головах рождается смелый план - пре­кратить болезненное существование.

«Шереметьево-Амстердам» - это короткое путешествие к барьеру, разделяю­щему жизнь и смерть.

Когда закроешь глаза, весь мир станет проще,Время исчезнет, подъедет извозчик.Ты скажешь адрес, который наяву не знал, И тройка помчится, чтобы рассвет не догнал.

1. ПЕРЕД ЗАКАТОМ

Огромная комната обклеена обоями ма- молочно-матового оттенка с тонкими узо­рами цветов, которые не замечает глаз, но хорошо чувствует ладонь даже при самом легком прикосновении. На ощупь они на­

поминали шелк. Мягкие и нежные. Обои привезли из Италии по цене двадцать пять долларов за квадратный метр. Так и полу­чалось, что за такую стоимость нескольких рулонов бумаги обычный житель города мог сделать сносный косметический ремонт в просторной двушке или обычной трехком­натной квартире.

В дополнение к роскошным одеяниям стен над потолком парила хрустальная лю­стра с тремя разноцветными плафонами: красным, зеленым и голубым. Словно ра­дуга она разливала мягкий свет и создава­ла эффект недавно прошедшего ливня.

61

За окном было зябко и довольно темно. Приближался глубокий вечер. Автомобили проносились по мокрому асфальту и остав­ляли за собой тысячи брызг холодной воды. Накрапывал холодный дождь, робко стуча в окна, затянутые кружевными тюлями. Ве­черняя мелодия навевала тоску, которую хо­телось заглушить стаканом виски «Джонни Уокер», кубинской сигарой «Пор Ларанга» и пластинкой Луи Армстронга.

Однако вместо этого хозяин квартиры, Кирилл Нестеров, в полной тишине стучал по клавишам ноутбука. Он был высоким брюнетом с зелеными глазами и высоким лбом, что делало его похожим на новомод­ных певцов, которые исчезают после един­ственного музыкального альбома. Красивая внешность, умный и холодный взгляд. Та­кие парни становятся предметом вожделе­ния для большинства девушек, а если учесть, что Кирилл был к тому же хорошо обеспечен за счет богатой матери, то мож­но представить, как часто он чувствовал себя дичью. Правда, в последний год Не­стеров вел жизнь затворника. Он отдалил­ся от друзей, полностью разорвал связь со многими знакомыми, и появлялся на ули­це только для того, чтобы перейти через дорогу и закупить продукты в «Гипермар­кете» по не иссякающей кредитной карточ­ке. Однокурсницы и соседки рвали на себе волосы - выгоднейшая партия ведет себя, как рак-отшельник. Кирилл же пропускал мимо ушей слухи о себе и старался жить, как можно более незаметно.

Этот пасмурный вечер Кирилл очень хо­тел провести в одиночестве за чашкой го­рячей Арабики и своим ноутбуком. С пер­вого взгляда, его можно было принять за представителя нового поколения, которое пропало в сетях новых технологий, заменя­ющих реальный мир, но в этом не было ни грамма правды.

Нестеров набрал в браузере электрон­ный адрес авиакомпании «Аэрофлот». На мониторе другого компьютера, подключен­ного к ноутбуку по локальной сети, высве­тилось расписание рейсов на весь месяц. Нестеров открыл анкеты и заполнил нуж­ную информацию.

«Полезная услуга», - подумал он. Не при­ходится выходить из дома и искать кассу. Просто делаешь заказ, расплачиваешься

электронным кошельком, и настоящий би­лет тебе привозит курьер.

Замелькал баннер: «Благодарим за по­купку».

- Всегда, пожалуйста - оскалился Кирилл и напечатал в приватном чате следующее сообщение: «Ты готов? Волнуешься?».

Ответ пришел очень быстро.«Очень. То ли от страха, то ли от нетер­

пения».Нестеров выдавил скупую улыбку и на­

писал: «Аналогично. Выпил весь дедовский запас ромашковой настойки (смайлик)».

«И как?»«Все равно волнуюсь, но стало очень ве­

село. В голове гудит».«А я пил чай», - ответил собеседник.«С лимоном?».«С таблетками».«И мне прихвати. Я тоже попробую за

компанию».«Сумасшедший! Это же редкая гадость!

Ну да ладно. У меня этого добра навалом».«Я люблю, когда всего много».

Внезапно у Нестерова появилось ощуще­ние, что за его спиной кто-то стоит и на­блюдает за ним. Он вскочил со стула и ог­лянулся. Никого. Спальня пуста. Опять по­мерещилось. Наверное, стоит хорошенько выспаться, если это конечно удастся.

«Как дела с нашими билетами?» - по­явился текст на дисплее.

Еще секунду Кирилл стоял в оцепенении, разгоняя застывшую в жилах кровь и укла­дывая вставшие дыбом волосы. В горле сто­ял плотный комок, а на глазах заблестели слезы. Он не испугался, а разочаровался, не увидев того, что ожидал.

За окном зашелестели мокрые листья. Просигналила машина. Опять Настасья Ан­дреевна оставила подаренный мужем «Ка­диллак Навигатор» поперек дороги, и заб­локировала выезд для других автомобилей. Когда-нибудь она доиграется, и ее сосед по лестничной площадке армянин Тигран припечатает «Кадиллак» к бордюру своим «Мицубиси». Очередной пустой жилищный конфликт, только с более значительным бюджетом. Такая продажность людей удоб­ствам, когда они не смыслят жизни без покупки нового пульта, управляющего всей техникой в доме, или домработницы, кото­

62 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

рая разве что не кормила их с ложечки, была символом нового времени, противного Не­стерову. Люди работают в офисах, чтобы не хлопотать по дому. Квартиры стали ан­гарами, где истребители только и делают, что пополняют горючее, проходят техосмотр и тут же улетают в новый рейс. Нестеров был одним из тех, кто предпочитал пылить­ся под покрывалом со сложенными крыль­ями, а не бороздить чуждое ему небо.

Кирилл вернулся за компьютер и дрожа­щими пальцами застучал по клавиатуре.

«Курьер привезет билеты утром».«Хорошо. Извини, что иногда отключаюсь.

Родители постоянно заглядывают в комна­ту и прослушивают звонки по параллель­ному телефону. Шпионы. Ми-6».

«Печатай хоть носом, но не забудь завт­ра свой паспорт. Мой хороший знакомый будет ждать нас возле аэропорта и за пять минут поставит тебе выездную и шенгенс­кую визу».

«Я стащил его из спальни родителей, пока они готовили ужин».

У Нестерова загорелись глаза. На секун­ду он отвлекся на документы, которые ле­жали на развернутой карте звездного неба.

«Ты прямо Дэнни Оушен - захихикал Не­стеров - Самолет улетает в 5 вечера. Через 4 часа мы приземлимся в Амстердаме!».

«Если бы я мог стоять, то непременно бы станцевал джигу».

«Тогда я бы непременно это снял на ка­меру и выложил в You Tube под заголов­ком «Берегись Майкл Флэтли! Твое время на сцене закончилось!».

«Погоди минутку.» - последовала длин­ная пауза.

Кажется, его собеседника снова побес­покоили родители. Связь в чате прервалась. Браузер выдал сообщение, что “Монах” по­кинул сеть. Значит, будет минута отдохнуть глазам и рукам. Кирилл откинулся на спин­ке кресла и размял ноги, чтобы избавиться от дрожи в коленях. Нет, ему не показа­лось. Он точно ощутил холодный взгляд у себя на затылке.

Кирилл решительно поднялся на ноги и подошел к окну. За влажным стеклом ле­жало шоссе и тротуар, усеянные пожелтев­шими листьями. Изогнутые над серой зем­лей уличные фонари тянулись вдоль доро­

ги, как новогодняя гирлянда. Однако настро­ение у парня было далеко не праздничным. Скорее наоборот. В тоске Кирилл наблю­дал за гуляющими под зонтами прохожи­ми, пока не устал от их беззаботности и не закрыл стеклянные глаза.

В кармане тихо завибрировал мобильный телефон. Кирилл достал аппарат и увидел, что ему звонит Георгий, его лучший друг с восьмого класса, который стал таковым пос­ле того, как скрыл от директора поджог Ки­риллом кабинета химии. Позже они оба по­ступили на юридический факультет, чтобы быть вместе. Но за последний год многое изменилось. Например, Нестеров не хотел брать трубку и слышать голос Георгия, ко­торый напоминал ему о старой жизни.

Кирилл отключил сотовый телефон и вер­нулся к ноутбуку. "Монах" по-прежнему от­сутствовал. Не желая терять время, Кирилл перепроверил дату рейса - 23 октября. Все правильно. Эти цифры уже месяц обведе­ны красным маркером на календаре, как го­сударственный праздник. Томительные не­дели, проведенные в раздумьях и сомне­ниях, тянулись подобно линиям от морской черепахи, ползущей по песчаному берегу к спасительной воде, и вот, наконец, завтра наступит этот долгожданный день. Несте­ров - это стрела, вставленная в лук, и те­тива, толкающая сзади, обязательно запу­стит его в цель.

Нестеров взглянул на часы. Десять ми­нут томительного ожидания сводили его с ума. Из колонок раздался долгожданный сигнал. Спасительный гонг на перерыв от пустых поисков причин остановиться и не идти дальше. На мониторе высветился ста­тус "Монах в сети", а всего пару секунд спустя появилось сообщение:

«Извини, что так долго. Ужинаю с роди­телями. Сплошной кошмар. Сбежал на не­сколько минут».

«Понимаю. Сам когда-то страдал от ма­миной заботы о моем желудке», - ответил Нестеров.

«Они опять поссорились на пустом мес­те. Рядом с ними я чувствую себя блинчи­ком на горячей сковородке».

«Бедняга», - посочувствовал ему Кирилл.«Завтра, в обед, мама поведет меня на

городскую выставку живописи в районе обеда. Ты узнаешь меня?».

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 63

Риторический вопрос. Кирилл давно рас­печатал фотографии Александра и заста­вил ими весь стол, чтобы таким образом не сводить их беседы до простого элект­ронного обмена сообщениями.

«Не сомневайся, - напечатал Нестеров. - Я сработаю быстро и четко, чтобы не под­нимать шум».

«Да, - согласился Миронов. - Я уже сот­ню раз обдумал свое похищение и понял, что главное в нашем деле - дождаться нуж­ного момента».

«Ты уж постарайся запудрить ей мозги».«Попрошу купить мороженое».«Да, на месте твоей матери я бы не смог

тебе отказать».«Тогда я бы попросил сводить меня не в

галерею, а к стриптизершам».Снова на губах Нестерова появилась

улыбка.«Обойдешься, малыш!» - у Кирилла под­

нялось настроение.«Я не ждал другого ответа» (грустный

смайлик).Некоторое время Нестеров ждал, что

Александр напишет ему еще что-нибудь, но после минутной паузы понял, что Миронов ожидает того же самого с его стороны. И все же Александр не выдержал первым.

«Что сказал доктор Кофт?».«Он будет ждать нас послезавтра рано

утром».«Как думаешь, он согласится?» - выра­

зил сомнение Александр.«Боюсь предположить. Я переслал ему ко­

пии твоей истории болезни. Он обещал, что поможет, если мои слова окажутся правдой».

«Замечательно. Мне пора идти. Мама зо­вет на кухню».

«Ты подготовил записку?».«Она получилась немного сбивчивой».«Спрячь ее хорошенько. Нельзя, чтобы

она нашла ее раньше, чем мы уедем из стра­ны!».

«Нет. Я слишком долго ждал, чтобы так обидно проколоться!».

На стекле дисплея вспыхнуло уведомле­ние, что «Монах» покинул сеть. Кирилл вык­лючил ноутбук и компьютер. Его глаза силь­но покраснели от долгой работы за мони­торами. Утомление отдавалось височной бо­лью и тошнотой.

Нестеров достал из ящика стола пачку вишневых сигарет «Кэптэн Блэк». Виктория любила их вкус, в то время как Кирилл пред­почитал шоколадные. Нестеров зажег си­гарету и открыл верхнюю форточку, чтобы не задымлять спальню. Было что-то прият­ное в том, чтобы сидеть на подоконнике и отправлять вдогонку автомобилям струи ароматных облаков, которое визуально об­волакивали их, как нити шелкопряда.

Что происходило в действительности, а что наяву? Кирилл уже не решался утверж­дать, что находится в своем уме. Ему каза­лось, что четыре измерения задвигались в разные стороны, как пласты земной коры во время землетрясения. Единственное, что оставалось, так это сдерживать себя и ус­покаивать взрывающуюся голову мыслями о предстоящем путешествии.

Кирилл выбросил окурок в окно и выта­щил из ящика стола увесистый фотоальбом. С тяжелой улыбкой он открыл кожаную об­ложку. С первого же снимка на него смот­рела хрупкая брюнетка с карими глазами. Виктория. И внутри Кирилла опять все обо­рвалось.

В старой хрущевке в тесной квартирке на кухне собралась семья Мироновых. Га­лина Миронова, женщина средних лет с чрезмерно морщинистым для ее лет лицом и полным животом, разливала по тарелкам горячий борщ. Ее муж, Петр Миронов, муж­чина с седыми волосами и усами, изучал верхнюю колонку экономических новостей и шумно переворачивал страницы.

- Одно и то же, - негодовал он. - Спад, политическая неразбериха, и американцы с англичанами воюют по всему свету.

Александр Миронов никак не отреагиро­вал на его восклицание. Он сидел обособ­ленно, словно вообще не был его сыном.

Парня отличала бледность кожи и уста­лый вид. Мягкие черты лица выдавали в нем доброту и мечтательность.

Александр планомерно раскачивался в инвалидном кресле и размешивал смета­ну. Ужин не приносил ему никакого наслаж­дения. Откуда взяться аппетиту, если ро­дители не только не смотрели друг на дру­га, но были готовы подраться, стоит ему отвернуться. И зачем этот маскарад? Для чего они вместе и притворяются? Ответ

64 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

очевиден и противен. Дешевая благотво­рительность. Их жертва ради больного сына.

- Ты сделал укол? - поинтересовалась Га­лина Миронова.

Александр оживился:- Нет. Ты так быстро вытащила меня из

комнаты, что я просто забыл.- Как же?! - возмутилась женщина - Я при­

несу тебе инсулин.- Не надо! - Александр поднял руку в знак

протеста - Я сделаю укол в комнате!- Я пойду с тобой - вызвалась мать.- Не нужно - лицо парня выражало стра­

дание.Петр Миронов не выдержал опеки жены

и с шумом свернул газету.- Если наш сын сказал, что ему не нужна

твоя помощь, не мешай ему! - мужчина был раздражен.

- Ты так говоришь, будто он собирается завязать шнурки - вспыхнула женщина.

- Не упрекай меня! - Петр Миронов стал пунцовым.

- Ну, ладно вам! - запротестовал Алек­сандр. - Неужели нельзя хотя бы один ве­чер не ссориться?

Его упрек прозвучал, как гром среди яс­ного неба. Это было совсем не похоже на Александра. Обычно он не вмешивался в споры родителей и просто пережидал бурю. Вот почему пораженные родители замолк­ли и с удивлением вытаращились на сына.

- Я вернусь через пару минут, - отчека­нил парень и поспешил покинуть кухню.

Он выехал из-за стола, ловко толкая ко­леса. Затылком он чувствовал, как присталь­но провожают его взглядом мать и отец. Когда же придет конец этому сумасшедше­му дому, подумал Александр. Преодолев коридор, Миронов въехал в тесную комна­ту, в которой чудесным образом уместились кровать, шкаф и письменный стол. Пере­движение на инвалидном кресле среди та­ких завалов требовало огромной сноровки и навыка.

Как у всякого тинэйджера, комната для Александра была убежищем. Он проводил в ней по двадцать часов в сутки, играя в десятый раз в «Цивилизацию» Сида Мэйе- ра, листая журналы «Вокруг Света» и «Нэйшнл Джиографик», слушая «Бирд Йорк» или просто созерцая облезлый потолок над

своей кроватью. На подоконнике стояли три горшка с цветами и один кактус. Мама Александра полагала, что растения впита­ют ту радиацию, которую вырабатывают те­левизор с компьютером, и немаловажно, что так советовала книжка соседки по Фэн- Шую. Миронов исправно ухаживал за ними, и, тем не менее, только за последний год кактус приходилось реанимировать целых два раза. Наверное, ему передавалось бо­лезненное состояние Александра, и расте­ние твердо решило покончить с собой.

Миронов нашел аптечку под стопкой жур­налов, набрал инсулин и воткнул иглу в свой круглый живот. Повторяя эту процедуру в тысячный раз, как молитву, он снова задал­ся вопросом, для чего ему вообще нужно было рождаться, если все интересное и прекрасное, о чем он мечтал, обходило его стороной.

У Александра оставалось еще немного времени, поэтому он быстро подключился к Интернету через старенький тайваньский модем, выдающий себя за фирменного аме­риканца «Роботикс». Кирилл уже ждал его, но настырная Галина Миронова не дала ему поговорить больше двух минут.

- Саша! - послышался ее голос, полный нетерпения.

- Иду! - прокричал Александр, потушил монитор и направился к двери.

- Торопливость в тесноте не лучший по­мощник и Миронов врезался в угол крова­ти, чуть не перевернувшись. Даже прокля­тая мебель издевалась над ним и его бес­помощностью. Парень отъехал немного на­зад, подкорректировал курс и со второй попытки протиснулся в узкий проход. Бла­годаря своей незапланированной задерж­ке, Александр застал неприятный разговор между отцом и матерью еще на подъезде к кухне. Петр Миронов был в скверном на­строении.

- Ну и куда опять запропастился этот мальчишка? - негодовал мужчина.

- Наверное, прильнул к своему компью­теру, - резко ответила жена.

- Если бы он мог заниматься чем-нибудь еще, то я непременно бы выкинул эту чер­тову штуковину в окно!

Ну, вот опять они включили свою заез­женную пластинку. Миронов притаился за углом. У него на глазах появились слезы.

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 65

Как же ему осточертел этот ад. Его убива­ло, что родители притворяются спокойны­ми, но в их глазах все равно ясно читался упрек в адрес друг друга. Они думали, что делают благо сыну, сохраняя семью, но на деле лишь заставляли Александра страдать от чувства вины за этот глупый театр.

- Не начинай, пожалуйста! - устало по­просила Галина Миронова. - По крайней мере компьютер отвлекает его от жалости к себе.

Ты не права мама, подумал Александр. Он отдышался и стер с лица свою боль.

- А вот и я! - весело пропел Миронов, въезжая на кухню.

- Кажется, доктор говорил меньше сидеть за компьютером. У тебя быстро падает зре­ние, назидательно напомнил отец.

- А он не упоминал, что я умру раньше, чем ослепну?! - случайно съязвил Алек­сандр.

- Держи свои дурацкие шутки при себе!- огрызнулся отец. - Ты сделал укол?

- Сделал - буркнул Александр и взялся за ложку.

После всего он вообще расхотел кушать. При виде борща, сметаны, белого хлеба, салата и постных мин родителей парню вдруг жутко захотелось сесть на жесткую диету и сделаться похожим на супермодель, вроде Кейт Мосс. Александр проглотил лож­ку супа и задумчиво уткнулся в бульон, мечтая скорее осуществить дерзкий побег из тюрьмы, где его надсмотрщиками были родители.

- У тебя нездоровый цвет лица - замети­ла Галина Миронова - Завтра мы погуляем в парке прежде чем пойти в галерею!

- Чтобы он выглядел хорошо, он должен бывать на свежем воздухе каждый день, - возразил ее муж. - Мало проку от того, что­бы высовывать голову в форточку.

- Может, ты тоже иногда будешь выде­лять пять минут и выходить с ним на ули­цу? - возмутилась женщина. - Или ты хо­чешь, чтобы я бросила работу? Где мы возьмем деньги? Ты устроишься на двой­ную смену и спать по два часа в сутки?

- Прекрати, - оборвал ее Петр Миронов.- В конце концов, он может сам гулять во дворе дома.

- Ну, конечно! - саркастически закатила глаза Галина Миронова. - Там же полно вы­

родков, которые любят издеваться над теми, кто не может дать сдачи. Ты хоть слышал, как они его называют?

- Нет, - насторожился мужчина.- Двухколесная сахарница! - выпалила

женщина и уставилась на мужа, ожидая его реакции.

- Мама, ну зачем ты? - расстроился Алек­сандр.

- Как?! - глаза мужчины загорелись ярос­тью. - Я этим ублюдкам головы оторву. Пусть только попробуют еще раз так сказать!

- Папа, успокойся! - попросил Александр- Мое прозвище звучит достаточно ориги­нально. Вроде названия нового авто.

- Тоже мне сравнение - немного смяг­чился Петр Миронов. - В воскресенье мы прогуляемся по району и выследим всех этих идиотов. Пусть только пикнут, и я так их отделаю, что они на всю жизнь будут при­кованы к постели.

Слушать подобные угрозы из уст отца было не самым приятным занятием, поэто­му Александр постарался скорее охладить его пыл.

- Я тебе очень признателен, - улыбнулся парень, - но я не думаю, что тебе придется прибегать к таким экстренным мерам!

- Ради их же блага, им стоит заткнуться,- Петр Миронов утер нос. - Кости останут­ся целыми.

- Ладно, хватит рассуждать о кровавом возмездии в духе Брюса Ли, - прервала их Галина Миронова и обратилась к сыну. - Завтра у нас будет долгий день. Ты должен выспаться. Я искупаю тебя и уложу спать.

Александр сжал губы. Вот еще одна вещь, из-за которой он ненавидел свою жизнь. По­казывать свое беспомощное тело женщи­не, пусть даже родной матери. Она даже не представляла, как это унизительно. Однако еще хуже было то, что Александр действи­тельно не мог обойтись без ее помощи. Уже больше года он не справлялся один с воп­росами ухода за собственным телом. Жен­щина водила его в туалет, стирала грязные вещи и проводила необходимые профилак­тические процедуры. Миронову приходи­лось мириться с тем, что мать наблюдает за каждой фазой его ухудшения, и без веры бубнит себе под нос, что все образумится. Ради ее же блага, Галине Мироновой луч­ше не знать, о чем мечтал ее сын вторую

66 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

половину своей жизни. Возможно, в глуби­не души женщина догадывалась о том, что Александр давно сдался, и видела пора­жение в его глазах. Поэтому она так опека­ла своего ребенка. Ей просто не хватало храбрости до конца признаться себе в том, что итак давно было хорошо известно.

2. ПОГРУЖЕНИЕ В СЧАСТЬЕ

Кирилл потушил верхний свет и включил бра, висящее над кроватью. Квартира хо­рошо топилась, из-за чего осень за окном казалась ненастоящей. Достаточно было просто приложить ладонь к радиаторам, что­бы позволить чувствам обманывать себя еще дольше. Накрапывал дождь, который барабанил в стекло, усыпляя бдительность подобно материнской колыбельной песни.

Нестеров устроился на постели в окру­жении сотни фотографий и без наслаж­дения тянул виски «Ред Лейбл» со льдом. Он смачивал губы кристальным напитком, убеждался, как ему противен его вкус, но продолжал карать свои рецепторы. Карточ­ки лежали в нескольких стопках и были строго отсортированы. В первую Нестеров включил фото, где были Виктория, он, а так же другие, не имевшие к ним отношения лица, во второй находились снимки, запе­чатлевшие только их двоих. Смотреть на них был так странно. Кирилл не мог до конца поверить, что Виктория выбрала именно его и каждые выходные, по утрам, он просы­пался и видел ее спящей в своих объятиях. Он ни секунды не лукавил, когда считал себя ничтожным по сравнению со своей де­вушкой. Сколько бы не цитировал Несте­ров немецких поэтов и не рассуждал о по­литике, Виктория всегда уничтожала его факты казалось бы простыми, но крайне остроумными замечаниями, которым мог бы позавидовать любой аналитик. Откуда все это бралось? Кирилл никогда не заме­чал за ней особого интереса к книгам или познавательным передачам. Впрочем, жен­ские журналы она тоже не жаловала своим вниманием, чем заслужила немилость от однокурсниц. Однако это не мешало ей об­ладать удивительной и завидной коммуни­кабельностью, которая позволяла поддер­жать разговор на любую тему. Правда, свое

умение Виктория применяла от случая к случаю. Она не любила много разговари­вать. Грешным делом Нестеров думал, что его девушка свалилась с Венеры или была частью эксперимента по внедрению гибри­дов внеземными цивилизациями. Но и это не мешало ему сходить по ней с ума.

В третьей, самой объемной пачке, Несте­ров собрал снимки, которые сделал сам на фотоаппарате Виктории. Кирилл любил от­бирать у нее старенький пленочный «Кэнон» и расходовать по две-три бобины, просто фиксируя разные мелочи, вроде того, как Виктория забавно морщила нос при шуме толпы в метро и умилялась мокрым щен­кам, семенящим по потрепанному газону. Она никогда не позировала и ни один сни­мок нельзя было назвать постановочным. Виктории не было свойственно притвор­ство. По-крайней Кирилл не замечал за ней этого, вплоть до ее смерти. На фотографи­ях Виктория всегда выглядела такой есте­ственной.

Раньше Кирилл считал, что жизнь пре­красна в любом возрасте и в любую пого­ду. Он собирал фотоархив, чтобы доказать своей апатичной подруге, что течение вре­мени переполнено мелкими радостями, как речка мелкой рыбой - просто нужно знать, где ее ловить.

Кирилл прополоснул рот виски, закурил очередную сигарету и приступил к просмот­ру четвертой группы снимков. К ним он от­носился наиболее трепетно, потому что они были сделаны Викторией. Девушка питала особую страсть к созерцанию природы и их разнохарактерных явлений. Много раз Нестеров замечал за ней минуты глубокой задумчивости, когда Виктория дергала паль­цами в такт капель дождя, врезающихся в кровлю, или ловила каждый кристалл све­та, скатывающийся вниз по дышащей све­жим утром радуге. Все свои впечатления она переносила на фотографии, как устный диктант. В какой-то момент Кириллу при­шло в голову подарить ей профессиональ­ный «Олимпус», стоимостью с простенькую иномарку, а так же оплатить курс обучения фотографии в Лондоне, но Виктория кате­горично отказалась от этой идеи. Кто-ни­будь назвал бы это безрассудством, но от­казываться от манящих и многообещающих перспектив было для нее в порядке вещей.

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 67

Так однажды Кирилл на третью и после­днюю годовщину их отношений заказал луч­ший столик в «Ласковой Севилье», самом дорогом ресторане города, а Виктория мало того, что заявилась туда в рваных джинсах за тысячу и кедах за пятьсот рублей, чем повергла в шок менеджера, так еще рас­критиковала бездушность тамошней кухни, и, в конце концов, заставила Кирилла уйти, предложив свою жутко оригинальную аль­тернативу. Она потащила Нестерова в бли­жайший «Макдональдс», заказала два двой­ных чизбургера, салат, картошку фри, два больших «Пепси» и после этого настойчи­во попросила без лишних вопросов следо­вать за ней. Кирилл чуть не плевался от воз­мущения. Променять жареного кабана под соусом из хрена и белое «Шато Марго» на обыкновенный ленч для студентов - это было слишком даже для его терпения. Но как возразить Виктории и ее безудержно­му замыслу? Скрипя зубами, Нестеров по­зволил увести себя на окраину города, где плотность ночных огней была намного мень­ше и шепот загруженных шоссе почти не слышен. Спальный район обладал своим особым климатом и аурой. Мягкая тишина, за которой почти не замечалось вторжение тревог, печальных дилемм, да и вообще по­сторонних мыслей. На небольшом пригор­ке в разросшейся от сумерек тени стоял старый тринадцатиэтажный дом, давно под­готовленный к сносу. Местный муниципа­литет уже год, как расселил жильцов в но­вые квартиры, но так и не разобрал строе­ние на части, а просто запечатал его, что­бы не давать мест для ночлега бездомным.

Нестеров испугался, что Виктория собра­лась взламывать дверь в подъезд, и хотел отговорить ее от этого. Ему, как будущему адвокату, было отлично известно, что за не­законное проникновение их могут серьезно оштрафовать. Какого же было его удивле­ние, когда Виктория извлекла из кармана ключ, открыла замок и пригласила его вов­нутрь. Кирилл с опаской оглянулся и, со­брав волю в кулак, прошмыгнул в подъезд. Кому охота выглядеть трусом перед чело­веком, с которым хочешь провести всю свою жизнь? Дом был обесточен и, следо­вательно, лифт тоже не работал. Они под­нялись по узкой и пыльной лестнице на последний этаж, освещая путь экранами мо­

бильных телефонов, пока не уперлись в за­пертый люк, ведущий на крышу. На сей раз Нестеров нисколько не удивился, что у Вик­тории и к нему нашелся ключ. Кирилл не выдержал и выплеснул на нее гору вопро­сов. Девушка с самым невозмутимым ви­дом призналась, что часто приходила туда, когда хотела подумать и отдохнуть.

Отдохнуть от чего, подумал Нестеров. Это был первый тревожный знак, поданный ему совершенно не случайно. Возможно, Вик­тория отчаянно молила о помощи на од­ном ей понятном языке. Где другие видели безрассудство и глупость, Кирилл должен был заметить уязвимость и зияющие раны. Однако он ничего не понял, потому что счи­тал, что любовь подразумевает маленькие секреты. Ошибка Кирилла заключалась лишь в том, что он не сумел определить масшта­бы этой тайны.

Крыша дома оказалась просторней, чем предполагал Нестеров, находясь внизу, во дворе. Просто заливай пространство льдом и устраивай каток под открытым небом. Первое, что его поразило - открывшаяся панорама города. Таким он его еще никог­да не видел, словно был гастарбайтером на своей первой прогулке. Офисные зда­ния, вокзал, школы, церкви с золотыми ку­полами, густые вены широких дорог про­глядывали в вечерней дымке. Они казались маленькими, как игрушечные фигурки, ко­торые можно переставить из одного места в другое, когда вытираешь пыль с полок. Сумерки наполнили город ощущением от­решенности от кипучего и давящего рит­ма жизни мегаполисов. Громадные облака из серого пуха бороздили небо, как трау­леры в Панамском заливе во время поим­ки мелких катеров пиратов. Блекнущие алые лучи солнца, отражающиеся в атмосфере, пронизывали воздух, шарили по улицам и гасли один за другим, пока все не затянула мгла. Наблюдать за всем этим со стороны, на вершине заброшенного дома, было для Кирилла так необычно, что он просто про­глотил свой язык и ловил каждый момент утекающего дня. Теперь для Нестерова слег­ка приоткрылась завеса, отгораживающая его от тех людей, что убегали от рутинных рабочих будней и удручающего семейного быта на край света, чтобы глотнуть свежего воздуха. Только для него спасительный

68 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

пирс расположился на крыше тринадцати­этажки в компании с обворожительной девушкой, на которую он, кстати, совсем пе­рестал злиться. Против ее чар Кирилл был столь же бессилен, как глиняная дамба под натиском бурной реки.

Виктория выбрала чистое место почти у самого края крыши и постелила там теп­лый плед, который вместе со свечами хра­нился в нише демонтированных антенн. Ка­жется она собрала в тайнике все необхо­димое для комфортной ночевки, даже крем от комаров и небольшой запас клубнич­ных сигарет. Очень кстати, учитывая, что Не­стеров забыл свою пачку в бардачке авто­мобиля. Они сели рядышком и первые десять минут просто молчали, выжидая, ког­да глаза адаптируются к темноте. Им не хо­телось зажигать свечи, чтобы не развеять искусственным светом это священное та­инство. По-крайней мере не сейчас. Викто­рия заговорщицки хихикнула и отключила свой мобильный телефон. Раззадоренный Кирилл тут же последовал ее примеру.

Фаст-фуд сильно остыл, но не настоль­ко, чтобы стать несъедобным. Тем более па­рочка была так голодна, что рискнула бы съесть корову на глазах у толпы индусов в центре Дели. Если картофель фри в холод­ном виде представлялся не лучшей едой, то чизбургеры оставались вкусными в лю­бой виде, особенно в сочетании с шипу­чим Пепси. Они быстро съели все, до пос­ледний крошки, кусочка сыра и листика салата, в унисон работая челюстями и сдерживая заразительные смешки. Кирилл даже пожалел, что они не заказали Биг­Мак или куриные крылышки. Однако по за­думке Виктории они пришли сюда не толь­ко для романтического ужина под зажигаю­щимися звездами. Она ясно дала это по­нять, когда угостила Кирилла мятными ле­денцами и принялась расставлять вокруг свечи, разграничивая любовное ложе. Ки­рилл с затаенным дыханием наблюдал, как вспыхивают вокруг них маленькие огоньки и как бы зависают в воздухе, словно шаро­вые молнии. В нем возрастало возбужде­ние, как поток лавы, стремящийся вырвать­ся из жерла вулкана. Три года они были с Викторией вместе, и он наперекор всем предубеждениям о вреде привычки оста­вался ей верен, потому что чувствовал себя

счастливым, только сливаясь с ее шелко­вым телом. Нестеров был единственным среди друзей, кто привык заказывать про­ституток в подарок для других, но не пользо­вался их услугами сам. Ему это просто не приходило в голову.

Виктория зажгла последний фитиль и с вожделением впилась в губы Кирилла, ко­торый от неожиданности растерялся, а по­том решительно взял инициативу в свои руки. Они целовались, как безумные минут двадцать, напоминая робких подростков, притаившихся на скамейке парка, вдали от взрослой суеты. Никаких старческих возму­щений и брюзжаний о распутности совре­менной молодежи. Дерзкий побег от армии спасения, стращающей влюбленных геен­ной огненной и прочими мифологически­ми проклятиями.

После того, как Виктория и Кирилл в пол­ной мере насладились поцелуями, они бы­стро скинули с себя одежду и занимались любовью четыре часа подряд, до самой по­луночи. Давно Нестеров не показывал себя с такой хорошей стороны и даже подумал, что вернулся на три года назад, когда нео­пытность и горячая кровь делали его осо­бо выносливым. Кирилл старался быть ак­куратным и нежным, чтобы в очередной раз доказать свое трепетное отношение к Вик­тории. Разве она не хрупкая ваза, которую грубость может легко превратить в стеклян­ную пыль? Конечно, слова "шедевр", "со­вершенство" - это все синонимы ее боже­ственной сущности, заключенной в уязви­мое женское тело, которым безумно хочет­ся обладать, не взирая на страх и риск. За­дыхаясь от страсти Нестеров ласкал ее влажные волосы, гибкую шею и радовался тому, что Виктория точно знает о его чув­ствах, о его любви. Он ощущал, как каждое его движение заставляло ее содрогаться, и шептал ей на ухо: "Я люблю тебя", чтобы она точно никогда этого не забыла. В тот момент Кирилл был готов поклясться, что на пару мгновений среди какофонии сто­нов и тяжелого дыхания, он уловил нотки отчаяния и запах слез. Он принял это за положительное "Да, я тоже люблю тебя", но, как позже выяснилось, ответ скрывал в себе совершенно иной смысл.

Новый день они встретили плотно спле­тенными фигурами под тонким одеялом. У

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 69

изголовья шипели в знак протеста после­дние свечи, которые даже на смертном одре не желали умирать и надеялись на второе рождение. Фитили сгибались в позе виног­радных лоз и изгоняли из себя гаснущий огонь. Зачем свечи, если космос, отделен­ный пустым небом, включил беспорядочную гирлянду звезд, а молодой месяц отражал свет солнца, притаившегося на другой сто­роне планеты. Виктория дрожала от холо­да, и тогда Кирилл прижимал ее к себе еще сильнее. Они курили клубничный "Кэптэн Блэк", пока пачка не опустела. Нестеров сильно смял ее и сбросил с крыши, гадая над тем, а возможно ли, чтобы этот кусок картона растворился в воздухе и не доле­тел до земли. Ведь всякие чудеса случают­ся. В океане находят доисторических акул, отдельные люди доживают до двухсот лет, и заядлые курильщики с тридцатилетним стажем отказываются от вредной привыч­ки. Виктория держала в руке последнюю си­гарету и водила сияющим красным огонь­ком перед лицом, пытаясь добиться эффек­та размытости. В воздухе действительно об­разовался тонкий шлейф, который стреми­тельно растворялся в ночи со скоростью распада атома плутония. Трюк впечатлил Кирилла, и он назвал Викторию дирижером огня и любви. В благодарность за компли­мент девушка дала ему один раз затянуть­ся, и Нестеров послушно забил легкие аро­матным дымом, тайно сожалея, что у него сейчас нет шоколадных сигарет. Однако вкус клубники твердо ассоциировался у него с губами Виктории. Он приподнялся и чмокнул любимую в полуоткрытый рот. Все верно. Насыщенная сладостью спелая ягода. Их присутствие было особенно за­метно, когда девушка приближалась к лицу Кирилла и пристально на него глядела, словно выискивая какие-то изъяны.

Сон сморил Кирилла ближе к трем часам утра. По-крайней мере он точно помнил, что заснул первым, и когда открыл глаза, то увидел, что солнце щедро заливало крышу жарой, а воробьи с интересом пялились на него с карниза, прогуливаясь между смор­щенными комочками желтого воска. Вик­тория мило посапывала на его груди, при­жавшись носом в солнечное сплетение. Ее дыхание щекотало кожу и производило эф­фект внутреннего массажа. Кирилл был рас­

слаблен и полон сил. Все хорошо, если бы не предательские часы, которые показыва­ли одиннадцать часов. Он уже пропустил урок английского и сильно опаздывал на трехчасовые лекции по делопроизводству, однако разбудить Викторию у него так и не хватило мужества. Девушка так крепко спа­ла, будто легла всего несколько часов на­зад, и еще не успела пресытиться сном. Чем же она занималась все это долгое вре­мя? Гуляла по крыше или продолжала ле­жать рядом, охраняя Кирилла от наступаю­щего рассвета? Нестеров улыбнулся своей мысли. Нет. Он не будет мучить ее глупы­ми вопросами, а лучше подкараулит пер­вые секунды ее пробуждения, чтобы сразу отблагодарить любимую поцелуем за пре­красный вечер и еще более прекрасную ночь.

Кирилл Нестеров выудил из кучи сним­ков все фотографии, сделанные Викторией на крыше тринадцатиэтажки в разные пе­риоды. Как хрящи и косточки умершего ди­нозавра он собирал их воедино, стараясь образовать точный скелет и поставить его на постамент в музее палеонтологии. Зима. Вот крыша устлана снегом и с косых пере­кладин грозно свисают сосульки. Небо свин­цовое и бронированное. Маленькая снежин­ка растаяла кляксой в правом верхнем углу объектива. Затем весна и оттепель прокле­вывается из яйца. Металлические ставни пропускали редкие солнечные лучи, и снег блестел от влаги. Та же картина, но уже ве­чером. Скудное освещение и крыша выг­лядела немного дико, как закрытая пещера древних людей. Темнота пахла сыростью и тревогой. Кирилл не верил, что той волшеб­ной ночью крыша обрядилась точно так же. Возможно, у каждой вещи, как и у челове­ка, существуют разные маски и одеяния на разные случаи жизни. Иногда можно напу­гать, а потом и приласкать, чтобы обезо­ружить и подло привязать к себе.

Следующая серия карточек запечатлела жаркий июль с его самыми длинными дня­ми. Ужасная духота и мертвое затишье ясно чувствовались в желто-оранжевых оттенках пустых перекрестков и аллей. На бетонном покрытии крыши был заметен круглый кра­ешек тени. Видимо, Виктория спасалась от солнца под зонтиком и до боли в легких

70 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

наслаждалась сигаретами. Кириллу следо­вало знать, где она проводила так много времени. Не контролировать, но быть хотя бы в курсе ее тревог и волнений. А еще он должен был попытаться заставить ее начать меньше курить. Никотин сильно туманит го­лову и иногда дает людям последнюю кап­лю решительности, которой они сами ужас­но боятся.

И вот, наконец, Нестеров добрался до осени, отлитой из желтого золота и плот­ного света. Как тонко может одна фотогра­фия вобрать в себя частицы прошлого. Иногда в ней больше правды, чем в полу­часе документально кино. Видеокамера сби­вает эмоции в кучу и размешивает их зву­ками, а фотоаппарат, ограниченный одним мгновением, сохраняет пойманный момент и подчеркивает важность каждой детали остановкой хода времени. Кирилл взял сни­мок, на котором начинался ливень. Рука Вик­тории не дрогнула. Вода, разбившись на тонкие иглы, беспорядочно бомбила кры­шу. За серой пеленой расплылся город, словно его окунули в короткий черно-бе­лый сон. Здания и улицы никуда не исчез­ли, а просто спрятались, но Нестеров не был в этом так уверен. Кирилл перешел к другой фотографии, где дождь закончился, и на небе появились узкие просветы, по­добные полыньям в скованных льдами мо­рях. На крыше образовалась громадная лужа и в ней смутно отражалась Виктория. Де­вушка небрежно держала «Кэнон», даже не заглядывая в окуляр, когда нажимала на кнопку затвора. Она вообще смотрела в другую сторону. На ее маленьком лице все черты приобрели сильную задумчивость. Каждый мускул скрывал свою часть секре­та. Ее тонкие губы были слегка искривле­ны в непонятных намерениях.

Кириллу хотелось думать, что на фото­графии Виктория улыбалась. Он больше не мог сдерживаться. Слезы покатились по его щекам и падали на шелковое покрывало. Прошел год, а он никак не мог забыть Вик­торию. Мать и друзья ошибались. Нельзя продолжать жить, когда твоя сущность тя­готеет к потерянному счастью. И никакой психотренинг от доктора Банадиновича не заставит его выйти из темной комнаты, что­бы начать поиски новой обители. Виктория. Ее просто невозможно забыть. Миниатюр­

ная брюнетка с карими глазами и чуть вздернутым носом. Она редко улыбалась, будто радость была ей совсем чужда, но зато когда случались удачные дни, Викто­рия преображалась в хохотунью и оптими­стку. Этот контраст приводил Кирилла в восторг. Он шутил, что в девушке дремлет другая интересная личность, и Виктории следует давать ей просыпаться чуть чаще.

Нестеров еще долго не мог оторваться от фотографий. Его внимание особенно при­ковала одна, где Виктория гонялась за си­ней бабочкой, порхающей над цветочным полем. В тот день девушке не удалось ее поймать. Впрочем, она все равно всегда от­пускала их на волю. По ее мнению, любое существо было недостойно цепей, которые не дают упорхнуть в любой момент. Подоб­ные рассуждения делали Викторию похо­жей на хиппи. Хиппи тоже вспыхнули с мощностью нового солнца, вводя в заблуж­дение, что будут жить вечно, а потом обма­нулись в своих надеждах и вмиг исчезли.

Кирилл налил полный стакан виски и осу­шил его тремя глотками. Он убрал все фо­тографии в альбом и запер его на ключ в ящик стола. Уже год подобный ритуал по­вторялся из вечера в вечер. Не проходило дня, чтобы Кирилл не убеждал себя, что Викторию нужно забыть, но все его попыт­ки неизменно проваливались и заставля­ли злиться на свою слабость. Почему одни люди после похорон так легко забывают лю­бимых, словно они лишь одна из глав в их дневнике жизни, в котором еще хватает чи­стых страниц для новых приключений? По­чему Нестеров не в состоянии зачеркнуть даже одну строчку? Неужели он такой осо­бенный? Возможно ли, что его любовь была настоящей, а все другие просто отыгрыва­ли свои роли? В любом случае Кирилл не решился бы никого обличать в лицемерии. Кто не обманывает? Виктория тоже остави­ла его в дураках и вырезала на сердце та­кую зияющую рану, что рубец от нее еще долго будет причинять страдания.

Раздался сигнал мобильного телефона. Пришло одно СМС-сообщение. Кирилл был готов поклясться, что не включал аппарат, но все же прочитал послание, присланное Александром:

«Я рад, что мы нашли друг друга, парт­нер»

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 71

Восемь слов были наполнены надеждой. Необычной надеждой на то, что на судьбу, которая поставила им подлую подножку и заставила мучиться, можно повлиять. Ки­рилл быстро набрал на клавиатуре ответ, отправил его и спешно выключил бра. Ему хотелось выспаться перед завтрашним днем. Прошло около получаса, прежде чем Кирилл закрыл глаза, и сон первой волной накрыл его с головой. Сознание захлебы­валось в белой пене, и Нестеров успел за­даться вопросом, явится ли ему во сне Вик­тория. Наверняка. Даже ночь, заручившая­ся поддержкой Морфея, не могла извлечь девушку из его головы. Ржавый гвоздь твер­до застрял в мозгах. И еще один где-то в левой стороне груди.

3. МЕЧТЫ О НЕБЕ

После ванны Александр укутался в теп­лый банный халат и вкатился в свою ком­нату, искренне желая завалить вход камня­ми, чтобы его никто не трогал хотя бы пару часов. Мать опять проявила излишнюю за­боту и побежала на кухню, чтобы согреть ему на огне вишневый компот, к слову аб­солютно не сладкий. И кому нужно это пой­ло без сахара? Уж лучше выпить теплого мо­лока или обычной воды, но разве Галине Мироновой возразишь? Перечить ей - не лучший способ пощекотать свои нервы. Женщина была одной из тех матерей, кото­рая до абсурда любила своего ребенка, а потому ее вездесущая опека иногда дово­дила Александра до безмолвной истерики.

Миронов повесил полотенце на радиа­тор, задвинул шторы, чтобы не впускать сквозняк и принялся сушить мокрые воло­сы феном. Горячий воздух слишком сильно обжигал кожу и скоро парень уловил запах паленого. Наверное, снова сбилась мощ­ность в агрегате. В китайском фене прихо­дилось ковыряться чуть ли не каждые две недели, чтобы тот функционировал нор­мально. Были не редки случаи, когда из- за неисправности в проводах, ток прохо­дил по мокрой руке и убивал человека раз­рядом в сердце. Александр на такое везе­ние даже и не надеялся. Нет, жизнь, ковар­ная штука и дрянь, не предоставит ему та­кого шанса. Придется искать более изощ­

ренные способы.Жидкая шевелюра позволила сократить

длительность процедуры всего до двух ми­нут. Александр выключил фен и уселся за компьютер. У него осталось одно незакон­ченное дело, а точнее последняя миссия в игре "Цивилизация" на сверхвысоком уров­не. Инвалидность давала Миронову доста­точно времени практиковаться в пошаго­вой стратегии. Ему действительно ничего не стоило занять призовое место на город­ском чемпионате, но отец всегда был про­тив этих чудаковатых соревнований по ки­бериграм. Впрочем, Александр полностью поддерживал отца в этом мнении. Какое удовольствие выигрывать у здоровых пар­ней и знать, что диплом и денежный приз- просто дешевый откуп за ограниченные возможности организма. Гораздо лучше за­переться в четырех стенах, чтобы лишить себя возможности травиться завистью к тем, на чьем месте он без всяких раздумий хотел бы оказаться.

Миронов надел наушники и сделал звук погромче, так как с кухни доносился недо­вольный голос отца, который опять чем-то возмущался. Как острые ногти, скребущие по стеклу, они взвинчивали нервы парня до предела и грозили разорвать их, как струны старой скрипки. Александр сосре­доточился на игре, яростно щелкал кнопка­ми на компьютерной мышке, но расстрой­ство дало о себе знать, и игра никак не ладилась. Доход населения катастрофичес­ки падал, на город обрушилась чума, и в довершении многочисленная армия против­ника находилась в двух ходах от начала оса­ды.

- Вот, олухи! - с чувством выругался Александр.

- Эй, парень, ты забываешься! - услы­шал он сквозь шум в наушниках.

Александр повернул голову и увидел на пороге свою мать, недовольно покачиваю­щей головой. Вот невезение. За сквернос­ловие ему всегда попадало. Штраф в пять­десят рублей или в лучшем случае легкий подзатыльник.

- Извини, - сконфузился Миронов и по­ставил игру на паузу. - Просто забылся.

- Ладно, - смягчилась Галина Миронова и поставила перед ним дымящуюся кружку с компотом. - Сегодня я пожалею тебя. Того

72 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

и гляди, скоро вообще все мозги вышибу.Она с нежностью потрепала его по голо­

ве и нашла волосы слишком сырыми.- Ну, что я тебе говорила? - возмутилась

женщина. - Хочешь заболеть менингитом и стать тупым, как остальные подростки? А ну, живо включи фен и доведи дело до конца.

- Есть, сэр! - со всей серьезностью от­дал честь Александр.

- Маленький засранец! - расхохоталась женщина. - У тебя удивительно развит та­лант доводить меня до белого каления. Про­клятые гены твоего отца!

Ну, вот опять. Миронов закатил глаза, что­бы намекнуть, как ему неприятны ее слова.

- Хватит изображать глушеную рыбу, - Га­лина Миронова включила фен. - Пей свой компот и мучайся угрызениями совести, что не ценишь такую замечательную мать, как я.

- Последнего не дождешься, - храбро за­явил Александр и сморщился после пер­вого же глотка компота. - Ну, что это? Опять литр воды, шесть вишенок и щепотка саха­ра? Вот из-за такого ужасного пойла сол­даты и дезертируют из армии.

- Ой, ты у меня скоро договоришься! - пригрозила женщина и в знак подтвержде­ния слегка дернула его за волосы. - И месть моя будет страшна!

- Больно же! - возмутился Миронов.- Да? А как тебе целую неделю без ком­

пьютера и телевизора? И никаких новых журналов в течение месяца?

Александр вытаращил глаза. Вот это уль­тиматум. Крупные ставки.

- Это же бесчеловечно! - взволнованно протараторил он, совершенно забыв, что все это уже совершенно не важно. - Сред­невековые законы! Требую суда присяжных и хорошего адвоката!

- Можешь отделаться условным пригово­ром - сказала Галина Миронова и выклю­чила фен. - Если поцелуешь меня, но толь­ко с чувством, как в детстве!

Опять двадцать пять. Ну, сколько можно? Ведет себя так, будто ему по-прежнему три года. Но выбора не было. Миронов успоко­ил себя, сосредоточился и чмокнул мать в щеку.

- Халтурщик! - разочаровалась в сыне женщина. - Как годы портят людей. Вот твой отец то ж е .

- Мама, не надо! - резко прервал ее Алек­

сандр. - Хватит уже об этом!Галина Миронова помрачнела и броси­

ла фен на кровать. Кажется, он испортил ей настроение. Ему этого точно не хотелось, но сейчас Александр радовался, что так по­лучилось. Пусть, мать просто оставит его в покое и прекратит отравлять себе жизнь ради призрачной надежды воскресить по­луживой труп.

- Спокойной ночи, - ледяным голосом сказала женщина и вылетела из спальни.

Наверняка, она будет долго лить слезы. Ей это будто нравилось. Расстройство за­ряжало Галину Миронову странной энерги­ей, не имеющей ничего общего со схожи­ми чувствами от вдохновения и счастья. Беды и проблемы делали женщину силь­нее, проталкивая ее вперед сквозь толпу усталости и отчаяния. Иногда, когда чело­век долго страдает, боль становится обы­денностью и частью его существования.

Александр возненавидел себя за то, что расстроил мать, но юношеская гордость и упрямство не позволяли ему тотчас бро­ситься за ней и попросить прощения, хотя он точно знал, что обиды никогда не стира­ются до конца и откладываются в памяти лучше любых благих деяний. В знак прими­рения со своей совестью он залпом выпил противный компот, будто это могло иску­пить его вину. Обычно люди так и поступа­ют - выбирают для себя контрибуцию, со­поставимую с их возможностями и терпе­нием.

Игра и дальше не налаживалась, поэто­му Миронов без сожаления выключил ком­пьютер. Он подъехал к подоконнику и от нечего делать проверил горшки с цвета­ми. Кажется, герани не хватало воды. Уж больно вяло и уныло выглядело это расте­ние. Александр твердо вознамерился не­медленно привести в действие импрови­зированный план по спасению комнатных цветов, и ему было не важно, что уже зав­тра после обеда он их не увидит. По-край- ней мере в последний вечер он окажет им должный уход. Такие мотивы делали его жалким, потому что именно так поступали отцы, когда оказывалось, что брошенные ими много лет назад дети внезапно стали очень богатыми.

С кухни доносился шум блэндера. Мать делала заготовку для утреннего салата.

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 73

Редька, жасмин, сельдерей, оливковое мас­ло и капля майонеза. Одним словом гадость редкостная, но весьма полезная. В гости­ной орал телевизор. Недавно начался фут­больный матч «Барселона - Реал Мадрид». Как истинный поклонник сине-гранатовых Петр Миронов подхлестывал криками фор­варда Самюэля Это, угрожал боковому ре­фери, который обманулся на театральное представление, устроенное Раулем, и же­лал, чтобы Касильес во время парирова­ния стукнулся головой о перекладину.

«Что за идиотский спорт? - подумал Алек­сандр. - Двадцать два миллионера гоняют­ся за одним мячом под гул многотысячной толпы.

В нем говорила злость на то, что пять лет назад доктор запретил ему участвовать в подвижных играх, а еще через четырнадцать месяцев у него быстро начали отказывать ноги. То, что любишь и чем не можешь об­ладать, ненавидишь сильнее всего. Аксио­ма, которая, касается любого человека, не забивающего себе голову самоубийствен­ным альтруизмом.

Миронов наполнил в ванне лейку и вер­нулся в комнату. Растения с жадностью вы­пили принесенную воду, словно их не по­или уже несколько дней. По правде, так оно и было. Со всей подготовкой и планирова­нием Александр как-то забыл о цветах. За­чем ему в комнате чистый воздух? Лучше наполнить ее углекислым газом своих лег­ких и вбить последний гвоздь в крышку гро­ба, в которой заперта его отравленная ди­абетом жизнь.

Что за мрачные мысли в такой тихий ве­чер? Парня начало раздражать собственное нытье. Разве у него не хватает причин при­ободриться, отбросить печаль и радовать­ся уздам своей судьбы, что он, наконец, вырвал их из рук родителей и врачей? Но, нет. Человек существо, которое вечно пу­тается. Если раньше он страдал и жало­вался на боль, то когда все проходит, начи­нают плакаться о перенесенных страдани­ях, которые остались позади. Все привык­ли жить прошлым - былым счастьем и про­шедшим горем. Редкий счастливец упива­ется настоящим. Таких привыкли называть несерьезными и безответственными.

Прежде чем оставить цветы, Александр сдул с зеленых листьев и коротких иголок

недельную пыль. На ментальном уровне он ощущал поразительное единение с этими растениями. Они, содержащие в себе хло­роформ, были похожи на него больше, чем любой другой человек из плоти и крови. Для них мир тоже не был радужным мес­том, где принято улыбаться и надеяться, что завтрашний день получится лучше ны­нешнего. Они не обманщики и не берут на веру ложь и лицемерие. Они верят толь­ко в безграничную и бесплатную жестокость без всякой причины.

Мои братья, подумал Миронов. Тоже зак­лючены в клетку. Горшок для них смиритель­ная рубашка и инвалидная коляска. Их кор­ни не уйдут глубже, чем это предусмотре­но гончаром. Тюремное заключение в об­мен на воду, отравленную хлоркой и солн­це, загороженное двухслойным стеклом. Узкий подоконник все равно, что дворик для прогулок, где заключенные качают железо. За ними пристально следят охранники. Ни­куда не убежишь. Александр испытывал схо­жую обреченность. Болезнь загнала его в бутылку. Парень в ней, как корабль, никог­да не доберется до открытой воды. А рис­кни он совершить дерзкий побег, то неиз­менно наткнется на рифы и утонет. Моло­дежь на улицах обосабливается по количе­ству рук, ног, денег, автомобилей и деву­шек за одну ночь. Ничего этого у Александ­ра не было, и ему неизменно закроют вы­ход из залива длинной цепью.

Отсутствие девушки угнетало Миронова сильнее всего. Они желанные и не доступ­ные нимфы. Звезды, которые не сорвать с неба. Запретный плод. К ним нельзя при­выкать и тем более в них нельзя влюблять­ся. Однажды Александр уже сильно обжег­ся. Молодые годы еще не потушили в нем романтизм, и как результат ему пришлось расплачиваться за идеализм слезами. Ну, не объяснил ему никто, что человек любит другого человека не за то, какой он внутри, а покупается на внешний лоск и фальши­вое обаяние. Положительное мнение окру­жающих служит лучшей рекламой, которое как эффективное оружие маркетинга дела­ет неконкурентоспособным другие товары в глазах потребителей. Александр убедил­ся в этом, когда еще учился в школе, и за­интересовался самой тихой и скромной де­вушкой в их классе, Натальей Тихоненко. По

74 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

правде сказать, подобный выбор был сде­лан отнюдь не случайно. На самых популяр­ных красавиц, вроде Марины Руденко или Алины Файзиевой он вообще старался не смотреть, так как знал, что они точно ока­жутся ему не по зубам. А как иначе, если половина мужского населения школы стар­ше четырнадцати лет помешалась на этих двух особах, и ходила за ними по пятам, подлизываясь глупыми комплиментами и предложениями угостить их бесплатным завтраком в столовой. А вот на Наташу пар­ни почти не обращали внимания, будто она была просто белым пятном. Худосочная де­вушка, с невыраженной грудью и легким налетом веснушек, а так же вышедшими из моды очками на узком лице. Одноклассни­цы всегда ставили ей в укор отсутствие вку­са, дурную прическу и равнодушие к дис­котекам. А вот для Миронова она представ­ляла огромный интерес. За ее серой вне­шностью он видел умное и прекрасное су­щество, с которым у него больше шансов найти общий язык и, возможно, даже заве­сти любовные отношения. Как ни ему, зам­кнутому в себе и сломленному духовно, по­казать Наташе, как она прекрасна на фоне потерянных в гламуре и моде девиц. Одна­ко, к сожалению, его попытка наладить ком­муникацию с треском провалилась и выс­тавила его на посмешище всего класса.

По природе человек заядлая сволочь, а дальнейшая эволюция только развила эту отрицательную черту. Вот и получается, что одноглазый посчитает за оскорбление бра­таться со слепым или одноногим, потому что, видите ли, по тяжести ущербности они стоят не на одном уровне. И здесь прокля­тая иерархия.

Наташа отвергла Александра с его галан­тными ухаживаниями и сделала это не без психологического давления одноклассниц. На девушку посыпались советы от людей, которые за все годы совместной учебы об- молвливались с ней лишь парой слов, а те­перь они пугали ее, как страшно встречать­ся с парнем, который страдает прогресси­рующим диабетом. И откуда вдруг такая ак­тивность и участливость? Ответ сокрыт в тайном желании влиять на жизни других, а еще лучше разрыхлять под ней почву. Вот и получил Миронов отказ в достаточно же­сткой форме, сформулированный всего в

девяти словах «С таким, как ты, у меня ни­чего не получится». Одно предложение, при­правленное небрежной, можно сказать брезгливой интонацией, страшнее атомной бомбы. Последняя, по-крайней мере сразу убивает, а первая вымачивает достоинство в канализации и оставляет человека даль­ше мучиться от осознания собственной нич­тожности. Александр, закаленный множе­ством несчастий, пережил и это, но все равно провел дома неделю, сославшись на плохое самочувствие. Высмеянный кролик зализывал свои раны.

От мужского одиночества Миронова спа­сала бурная фантазия, которая ни в коем случае не касалась его здоровья. Даже здесь проявлялся его непробиваемый ничем реа­лизм. Его диабет неизлечим и «баста». А что толку воображать, что двадцать лет вер­нулись назад, и он вылез из утробы мате­ри абсолютно здоровым? Время упущено и этого уже никак не исправить. Однако у болезни с детства существует одна поло­жительная сторона. К ней легче привыкнуть, чем, если бы эта напасть свалилась вне­запно в подростковом возрасте. Не прихо­диться травить душу воспоминаниями о том, как было хорошо раньше.

Миронов запер дверь на замок, приглу­шил свет и устроился за компьютером. Под­ключение в Интернет заняло считанные се­кунды. Он ловко набил на клавиатуре ад­рес сайта YoungFucker.com, содержащий тысячи клипов сексуального содержания. Открылась главная страница, на которой со­блазнительная блондинка в школьной фор­ме, выгнулась в форме вопросительно зна­ка, и похотливо облизывала свой указатель­ный палец. Сверху на нее давила стрелка с невинным вопросом «Хочешь меня?»

«В любое время! - фыркнул Александр и нажал кнопку входа. - В любом месте, но, к сожалению, не во всех позах!».

Он покраснел от возбуждения. Пульс уча­стился, и на лбу выступила испарина. По­падись он на просмотре порнофильмов, то Галина Миронова просто оторвала бы ему уши и выколола глаза. Но как иначе? Диа­бет лишил его ног, но никак не вожделе­ния женской ласки. Наверное, только люди в схожем положении поймут, как тяжело двадцатилетнему девственнику наблюдать в окне целующиеся парочки или, еще хуже,

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 75

сторонников экстремального секса ночью на скамейке автобусной остановки. Здесь трудно сдержаться от соблазна самоудов- летворить себя, когда память стреляет вспышками красочных сцен соития двух тел, увиденных вживую. В подобные минуты Александр становился себе еще более про­тивен, чем обычно. Мало того, что калека, так еще и извращенный рукоблуд, подсев­ший на порносайты и фривольный глянец. Но более светлых альтернатив для него про­сто не оставалось. Брошенный в дефицит женского внимания, Миронов обходился Ин­тернетом. Конечно, это не то же самое, что испытать прикосновение настоящих мокрых женских губ или уловить вблизи мускусный аромат мягкой кожи летним днем, но, по крайней мере, девушки в фильмах и на фо­тографиях не сделают ему больно, и уж точно не оскорбят. Не трогать означало не обладать, что в свою очередь исключало всякую возможность потери. Это устраива­ло Миронова. Видеть и слышать. Двух чувств вполне достаточно. Пусть урезанное наслаждение, но кто бывает счастлив до конца?

Путешествие по структуре сайта приве­ло Александра в раздел «Видео для Очень Плохих Мальчиков».

«Прямо по адресу! - оскалился Миронов и включил клип - Ну, покажите мне класс!».

Фильм назывался «Дикая Камасутра». Звучало довольно интригующе. С титрами заиграли электронная гитара и синтезатор. Казалось, что композитор написал мелодию в редакторе мобильного телефона. Настоль­ко его творение было откровенно бездар­ным. С первого кадра, где две молоденькие подружки прогуливались по трущобам злач­ного района, фильм начал дышать дешевиз­ной и всяким отсутствием вкуса даже для этой категории фильмов. Александр откро­венно заскучал и немного промотал впе­ред до момента, где девушки уткнулись в тупик какой-то стройки. На лесах сверхуроч­но работала бригада из шести мускулис­тых загорелых парней. При виде откровен­но одетых девиц они ловко спустились по перекладинам вниз, и завязали разговор на немецком.

«Кончайте болтать! - с досадой восклик­нул Александр - Ich mochte Trahen-trahen!».

Словно по приказу актрисы бездарно вы­

пучили глаза и бросились бежать, по зако­ну жанра в ненужную сторону. Они уткну­лись в стену. Грубо смеясь, девушек окру­жили строители и набросились на них, как стая голодных волков. Как и положено жан­ру, все было снято небрежно, при плохом освещении и с ужасным звуком. Несмот­ря на то, что Миронов видел много подоб­ных фильмов, это видео поразило его сво­ей жестокостью и зашкаливающим количе­ством крупных кадров с перекошенными от настоящей боли лиц. Ему показалось, что он стал свидетелем ужасного преступления, где девушки добровольно позволяли ис­тязать себя, а парни с наслаждением да­вали волю своей животной силе. Мельте­шение голых тел, лоснящихся под кривыми уличными фонарями, вызвало у Александ­ра легкий приступ тошноты. Никогда еще он не чувствовал себя таким грязным и отвра­тительным, словно тоже находился в экра­не и вместе с актерами участвовал в жи­вотной вакханалии. И в то же время ему не хотелось прекращать просмотр, потому что это зрелище гипнотизировало его сознание, которое хоть и конфликтовало с его вос­питанием, не принимающим насилие, но легко раздражалось из-за сексуальной не­удовлетворенности.

В Александре боролись две личности - благовоспитанный сын и скованный цепя­ми дебошир. Разделение стало неизбеж­ным побочным эффектом одиночества. По­добно ценителю прекрасных вин, Миронов травился порошковым портвейном, потому что ему закрыли доступ в вожделенные по­греба. Постепенно он забывал вкус насто­ящего винограда и углублялся в жалкое су­ществование пьяницы, теряющего челове­ческое лицо. Кого за это упрекать? Мер­кантильных девушек, не желающих жертво­вать своей молодостью ради его грошей, или Бога, который недобросовестно спро­ектировал его рождение? А может, здесь вообще нет ничьей вины. Вулканы изверга­ются, цунами топят города, пожары испе­пеляют леса, а таинство появления на свет стало для Александра проклятьем. Он бан­крот в эпоху подъема экономики, когда все вокруг приумножают капитал и кутят на свои денежки. Ему хочется к ним, но нельзя. В нем столько неразделенной любви, что один человек бы в ней просто захлебнулся

76 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

или сгорел. Его любовь никому не нужна, потому что к ней приклеены ярлыки «От­равлено», «просрочено», «не соответствует ГОСТу».

Миронов поддался настроению фильма, вошел во вкус и снизошел до простейше­го желания просто идти на поводу у своего голода. Он не отбросил осознание того, что поступает плохо, а всего лишь смирился с ним, пока бушующие гормоны занимали ди­рижерский мостик. Несомненно, когда все закончится, Александр пожалеет, что не остановился и выльет на себя тонны зло­сти, но это будет через пять минут. А сей­час он будет упиваться уксусом, тщетно представляя запах дорогого вина, и пусть эта подмена не раскроется как можно доль­ше, потому что потом всегда начинается болезненная интоксикация.

Фильм дошел до своей кульминации и вслед за извивающимися актерами Алек­сандр так же забился в конвульсиях и сло­жился в кресле, как перочинный нож. У него не осталось сил в руках и ногах, а так же никакого желания вообще куда-либо дви­гаться. Смятый и униженный он мрачно вос­седал перед экраном и смотрел на счаст­ливые и взмокшие лица девушек, которые неторопливо застегивали на себе лифчи­ки. Они были перемазаны пылью и семен­ной жидкостью мужчин. Теперь в них не было ничего соблазнительного, словно аромат духов за одно мгновение выветрился и ос­тавил после себя резкий запах пота. Их грязь перешла на Александра, как сильный вирус гриппа, быстро разлагающий организм. Ми­ронов взглянул на себя и понял, что выгля­дит ничуть не лучше людей на экране. Та­кой же дешевый, противный и еще более запятнанный грехом. В глубочайшем отвра­щении он потушил монитор компьютера и бросился искать гигиенические салфетки, чтобы стереть с себя следы имитации люб­ви. Александр израсходовал всю пачку и все равно ему чудилось, что на коже оста­лись маленькие пятна, а он не хотел тер­петь их на своем теле. К счастью, в ящике лежала еще одна упаковка и парень без промедлений ею воспользовался.

За что? Почему все люди либо жалеют его, либо шарахаются в сторону? Где прин­цессы из сказок, которые влюбляются в обычных пастухов и отказываются ради

любви от короны? Где жены декабристов, которые во имя верности, следовали за му­жьями в Сибирь и умирали с ними в сне­гах? Куда они ушли? Неужели не осталось ни одной самоотверженной особы, веря­щей в клятвы и превосходство содержания над исполнением? Найдись такая, и Алек­сандр бы каждый день своей жизни гово­рил ей, как любит ее и как она прекрасна. Не ради проформы и традиции, когда при­нято обманывать, но для того, чтобы напол­нить ее дни радостью и вытеснить прочь всякую пустоту. А так, его нужда остава­лась неудовлетворенной, и вместо женской ласки, он обходился товарами, предназна­ченными для разочаровавшихся и брошен­ных миром людей.

Александр скомкал грязные салфетки в плотный шар, завернул его в грязный пакет из-под чипсов и бросил в мусорное ведро. Не хватало еще, чтобы Галина Миронова на­ткнулась на это. Его бы нисколько не уди­вило, если бы мать просвечивала комнату ультрафиолетом, чтобы найти какой-нибудь компромат.

Не без причины женщина опасалась, что сына могли посетить мысли о самоубий­стве, и искала снотворное или бритву. Од­нако никаких опасных предметов она не об­наружила, даже мрачных стихов, в которых подростки отражают все то, что творится у них в душе. Тревога ее усиливалась, когда она замечала, что Александр впадает в уг­рюмое оцепенение все чаще и на дольше.

На кровати Александра было навале­но множество журналов и компактных дис­ков. Миронов безжалостно смахнул их на пол и, перебрался с помощью рук на по­стель. Он выпрямил свои ноги так, чтобы не оставаться скрюченным, и с радостью, но без всякого облегчения, опустился на матрац. Перед глазами его белел потолок, будто на соревнованиях соперник бросил его на лопатки. Впрочем, так он себя и чув­ствовал. Миронов был сокрушен, почти уничтожен, разбит на тысячи песчинок. В нем кипела ненависть ко всему миру и, прежде всего к самому себе. В застенках сердца стучала яростная дробь. Почему он так жалеет себя, вместо того, чтобы засу­нуть голову в духовку и включить газ на пол­ную мощность? Неужели, помимо инвалид­ности, он еще и недостаточно храбр? В нем

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 77

всегда хватало страха, но было мало реши­тельности. Трус боится умирать один. Ему нужна гнетущая атмосфера и подходящее окружение, которое поддержит его и даже поможет, если дрогнет рука. В противном случае он просто испугается и прилипнет к своему креслу, как магнит, и откажется умирать, потому что в его ущербном мирке есть обманные привилегии: маленькая ком­натка, книги и тысячи часов порнографии в Интернете.

В Александре что-то оборвалось, и он беззвучно заплакал, зарываясь в подушку, так как опасался, что Галина Миронова все равно его услышит. Около получаса Миро­нов лил слезы от обиды и слабости. От это­го у него начало саднить в сердце и жутко разболелась голова. Он ждал, когда все пре­кратится, но еще раньше уснул из-за своей усталости. Душевные переживания, помно­женные на болезнь, безжалостно высасы­вали из него жизненные соки.

Проснулся парень оттого, что кто-то ко­вырялся в его дверном замке. Механизм поддался и щелкнул и старые петли про­тяжно скрипнули. В комнату ворвался сла­бый ветерок, который принес знакомый за­пах матери и ее забот. Александр плотно сомкнул глаза, сожалея, что пробуждение застало его в такой щекотливый момент. Как всякому противному ребенку, осознающе­му свою вину перед матерью, ему было стыдно за свой проступок, и он боялся заг­лянуть ей в глаза. Ему было бы гораздо лег­че, если бы они поменялись местами, и он стал правым. Очередная глупость. И как обходиться без них в его положении? Они помогают смягчить скукоту, в которую он погружен.

Галина Миронова аккуратно подкатила инвалидную коляску к окну, критическим взглядом обвела убранство рабочего стола и навела на нем небольшой порядок. Книж­ки с тетрадками в одну стопку, каранда­ши и ручки в пенал, мелкий мусор сгреб­ла в ладонь и рассеяла его над мусорной корзиной. Женщину пугала мысль, что Алек­сандр может жить в окружении хаоса, буд­то чистота имела в его жизни какое-то зна­чение. Миронов еще сильнее сомкнул веки, пока перед глазами не пронеслась белиз­на напряжения. Его мать подсела на постель

и с обожанием взглянула на сына. Алек­сандр ощутил прикосновение ее глаз на своей щеке, но не повел бровью. Главное, не подать вида, что он бодрствует, иначе не избежать разговора. Но мать могла так просидеть не одну минуту, если не целый час. Такого испытания он бы просто не вы­держал.

Парень нашел в себе храбрость слегка приоткрыть веки и в маленькую щелочку посмотреть на Галину Миронову, которая в этот момент отвернулась к окну. Женщина безжизненно опустила голову на грудь и сделала легкий поворот шеи. Александр мгновенно среагировал и, вот его глаза снова плотно закрыты. У него перехватило дыхание, и воздух застыл в легких. Он со­средоточился на том, чтобы сохранить свою тайну, хотя понимал, что ломает глупую ко­медию, за которую его нужно закидать тух­лыми помидорами. Так и получалось, что, нацепив маску шута, люди носят ее до са­мой смерти, скрывая от окружающих истин­ное выражение лица, полное скорби и слез.

Время тянулось, как березовая смола, капающая с веток под полуденным солн­цем. Миронов думал, что сойдет с ума. Ну, почему он проснулся? Зачем мать пришла сюда и пялится на него, как следователь гестапо, будто чувствует в его голове пре­ступные замыслы?

Уходи, в сердцах пожелал Александр. Ухо­ди из моей комнаты! Скорее! Выметайся!

Никакой реакции. Миронов сжал зубы и дал себе слово закричать во все горло, если через минуту мать не выйдет из помеще­ния. В нем все кипело. Смятение, отчаяние и протест перед наступающим утром под­ливали керосина в огонь. И вот, когда Алек­сандру показалось, что его подтолкнули к самому краю, и он ни за что на свете не даст столкнуть себя вниз, Галина Мироно­ва встала с постели, взяла тонкое одеяло и укрыла им сына. Затем она теплыми гу­бами прикоснулась к его лицу и едва слыш­но прошептала, что любит его. Миронов не открывал глаз и с затаенным дыханием слушал, как женщина щелкнула по выклю­чателю и не спеша, будто вынужденно, выс­кользнула в коридор.

В темноте, возымевший власть над ком­натой, Александр позволил себе рассла­биться и сменить положение тела. Задняя

78 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

часть майки была мокрой от пота. Корот­кие волосы на висках так же стали влажны­ми и слиплись в случайные пучки.

- Какой же я гад! - сквозь зубы сказал Миронов.

На самом деле он хотел броситься на шею матери, признаться ей в любви и по­просить ее остаться, пока к нему не вер­нется сон. Однако истина, ложь и компро­мисс спутываются так тесно, что одно до­вольно легко спутать с другим. Вследствие этого многие слова любви и раскаяния остаются не озвученными, а ядовитые фра­зы, наоборот, слетают с языка.

Прошло не более десяти минут, как Алек­сандр привык к темноте. Он извернулся и увидел ненавистную коляску, которая сто­яла у окна, одетая в мрачный плащ. У парня свело каждый сантиметр его кишок. Даже дворовые задиры не раздражали его так сильно, как это кресло на колесах. Оно было символом никчемности и напоминало, что без него ему остается только ползти на брюхе, как какой-нибудь змее. Клеймо по­зора.

Александр поправил одеяло и вслушал­ся в капли дождя, падающие на кровлю. Улицы пахли осенней сыростью и это чув­ствовалось даже сквозь плотно закрытые окна и занавески. Еще месяц и воздух за­леденеет и станет тяжелым, как свинец. Им будут дышать другие люди. Например, мама и отец.

Будильник светился цифрами 23.14. Ро­дители еще не легли спать и гремели по­судой на кухне. Позднее чаепитие с крен­делями за одним столом лучше всего на­страивало на выяснение отношений. Здесь даже ватные затычки не помогут. Только ударная доза морфия, которой у парня к сожалению не было. Как на тысячной репе­тиции одной единственной пьесы, отец бро­сит стакан в раковину, а мать убежит в ван­ную комнату и включит душ, чтобы шум воды скрыл ее рыдания. Слушать это еще раз Александр не желал. Только не сегод­ня. Миронов нацепил наушники и вставил в плеер диск ирландской певицы Бирд Йорк. Первой композицией оказалась песня "Ос­тавь свой страх". Одна из самых любимых у Александра. Музыка заглушила разговор ро­дителей, доносившийся через стенку. Впол­голоса он начал вторить ирландке и быст­

ро попал в нужную тональность:«Прогони страх из своего сердца, хотя

ты чувствуешь, что разбит и потерян. Су­ществует место, где мы снова встретимся. Это место, которое вылечит раны на твоем сердце и столкнет тебя с одиночеством. Когда ты найдешь все дыры в себе, тебе не придется гулять в ночи одному. Я прошеп­чу молитву, чтобы вести тебя. Я прошепчу молитву, когда ты уйдешь».

Когда прозвучала последняя нота, сле­тевшая с клавиши пианино, Александр ощутил явное облегчение. Музыка лучше всякого лекарства, если говорит с тобой на одном языке и на ту тему, что тревожит сердце.

Слабо пропищал мобильный телефон. Миронов выключил плеер и прочитал на яр- когорящем дисплее аппарата, что пришло сообщение с междугороднего номера. Чер­ные строчки вызвали улыбку на его отре­шенном лице: «Выспись хорошенько. Вели­кие дела требуют свежей головы».

Кто бы мог подумать, что их план разра­батывался уже месяц, и никто из них не струсил. Это вселяло воодушевление. Чем ближе финиш, тем больше напряжение, но вместе с тем и шансов на успех.

Александр убрал телефон под подушку и уставился на потолок, на который был подвешен самодельный каркас с бумажны­ми журавликами на тонких нитях. Парень набрал в легкие немного воздуха и выпус­тил струю, целясь в птиц. Слабого дунове­ния хватило, чтобы они закрутились и на­чали раскачиваться, словно лошадки на ка­русели.

- Летите и кружитесь! - подбодрил их Ми­ронов.

Александру вдруг стало очень жарко. Вся­кий раз, как он видел что-то, что напомина­ло ему о свободе, горячая кровь приливала к его голове. Парень сбросил с себя одея­ло и вдохнул полной грудью запах вальси­рующих журавликов. Они оставляли за со­бой особый аромат пьянящей радости, ко­торый нельзя спутать ни с чем, кроме вос­торга дельфина, ныряющего в голубую пу­чину. Бумажные фигурки продолжали под­прыгивать, словно могучий, но бесконечно добрый Бог стоял на земле и гнал их к небу.

- Воспарите!В глазах Александра заблестело мимо­

летное счастье.

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 79

4. ТА, КОТОРАЯ НЕ ОТПУСКАЕТ

Кирилл обнаружил себя у небольшого пруда, по поверхности которого катился легкий туман. Его рваные края задирались вверх, как острые отростки осьминога, и тянулись к берегу. Утки с ярким оперени­ем, словно их облили гуашью, рассекали воду и били по ней крыльями. Почти у са­мой кромки водоема росли голые деревья, поэтому вся земля под ними была устлана желтыми листьями, которые срывались с места вместе с ветром. Тяжелые облака провисали под сероватым небом, но неви­димая страховка не позволяла им рухнуть вниз. За ними притаилось тусклое солнце, которое почти не грело выцветшую траву.

Нестеров подставил ладонь под лучи све­та и ощутил только сырую прохладу, свой­ственную осени. Где-то рядом послышался легкий всплеск. Парень повернул голову на звук и замер. На линии, где вода схлесты­валась с землей, на корточках сидела Вик­тория. Она была одета в черную куртку, по­тертые джинсы и кроссовки с распущен­ной шнуровкой. Уличный стиль не придавал ей женственности, но Виктория никогда не гонялась за модой. В девушке присутство­вала какая-то дикость и необузданность. Кирилл всегда чувствовал, что его любимая похожа на пантеру, которую нельзя приру­чить. Сколько бы времени не прошло, она будет ждать момента, чтобы сорваться с цепи и убежать в джунгли.

Виктория держала свои тонкие и изящ­ные пальцы в воде и неотрывно глядела на серый дым. Кирилл не мог вдохнуть. У него засосало под ложечкой и свело в желудке. В нем перемешались радость и злость. С этим знакомы все те, кто после долгой раз­луки встретил близкого человека, который в последний раз тебя сильно обидел. Не­стеров набрал в легкие холодный воздух и приободрился. Не этого ли он ждал? Твер­дой походкой он направился к Виктории, стараясь не поскользнуться на мокрых лис­тьях. Его шаги были практически бесшум­ными, словно Кирилл левитировал по воз­духу, и оставлял за ветром и деревьями право разговаривать в этом месте.

Когда до девушки оставалось не более двух метров, решительность покинула Не­стерова, и он остановился. Виктория выта­

щила руку из воды, тряхнула пальцами, сбрасывая капли, и вытерла их об джинсы.

- Привет, - ровным голосом сказала она, даже не оборачиваясь.

По неизвестной причине Кирилл был уве­рен, что Виктория улыбается.

- Привет, - выдавил из себя Нестеров, чувствуя, как у него пересохло в горле.

Он испугался, что если Виктория не про­должит, то они так и будут молчать. К его облегчению опасения не оправдались.

- Как тебе погода?- так же невозмутимо спросила девушка.

Создавалось впечатление, что они рас­стались не более двух минут назад, и она по нему совсем не скучала.

- Сыро и мерзко, - Кирилл специально ответил резко, чтобы показать свое недо­вольство.

Надеяться задеть этим Викторию было глупо. Она никогда не поддавалась на про­вокации, тем более, когда они исходили от Нестерова. Девушка будто специально насмехалась над ним.

- Так это же осень, - пропела Виктория - Я люблю осень.

Кирилла передернуло.- Нет, ты ее любила, - поправил девушку

Нестеров.Виктория промолчала, поднялась на ноги

и развернулась к нему левым боком. Ан­фас ее лица с четко очерченными скула­ми растормошил Кирилла. Как же странно видеть ее перед собой, и знать, что это всего лишь сон. Обманчивое видение ус­тавшего мозга. Но девушка казалась на­столько реальной, что Нестеров не сомне­вался в том, если прикоснется к ее тонкой кисти, то ощутит пульсацию крови в высту­пающих венах. Кроме того ее губы улыба­лись той самой тайной, которую Кириллу никогда не удавалось разгадать.

- Осенью мир становится настоящим, - продолжила Виктория. - Например, приро­да становится противоречивой. Она может быть одновременно спокойной и буйной, молчаливой и разговорчивой. Когда мир устает от людей и хочет отдохнуть, прихо­дит туман, чтобы никто не видел, как он ухо­дит в пустоту.

Опять какой-то бред. Нестеров решитель­но ее не понимал. Раньше пространные рас­суждения девушки о Вселенной его забав­

80 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

ляли, но только не теперь.Кирилл тщательно подобрал следующие

слова, чтобы снова не обидеть Викторию.- Ты часто сюда приходишь?- Иногда, - тихо промолвила девушка. -

Ты помнишь, как часто мы убегали сюда от городской суеты и шума?

- Нет, - не согласился Кирилл, - это ты ненавидела мегаполисы и людей. Зачем ты привела меня сюда?

- А разве тебе здесь не нравится? - уди­вилась Виктория. - Если обогнуть этот пруд, и пройти немного дальше, откроется гус­тая роща, дающая много тени. Помнишь?

- Да, - кивнул Нестеров, - мы провели там не мало сладостных минут, скрываясь от людских глаз.

- Рядом растет кислая ягода, - подхвати­ла девушка. - Если хочешь, мы можем прой­ти туда прямо сейчас и съесть немного?

Она преодолела всего несколько метров, когда заметила, что Кирилл не шелохнулся, и остановилась.

- Ты никогда не любил это место - ровно сказала Виктория.

Ее ничуть не расстроил отказ Нестерова.- Здесь слишком тихо. Это знаешь ли,

раздражает.- А вот я люблю тишину, - Виктория рас­

правила руки и закружилась на месте, как обычная деревенская девчонка. - Поэтому я и влюбилась в этот кусочек земли. В этом лесу есть что-то такое, что заставляет мою душу трепетать, особенно когда смолкают все механические звуки. Никакого рева ав­томобильных двигателей, сигналов мобиль­ных телефонов и даже тиканья часов. Толь­ко ты, наедине с природой и собственной душой.

- Мне этого не понять, - Кирилл взял па­узу, чтобы подобрать нужные слова. - Как ты здесь, одна?

- Вполне нормально, - девушка улыбну­лась только правой частью лица. - Разве не видно?

Она, как Янус, могла грустить одной час­тью лица и радоваться другой. Ей хорошо удавалось любить и при этом ранить в са­мое сердце. Так и сейчас Виктория невоз­мутимо подняла с земли опавший лист, по­крытый природной ржавчиной, и начала его вертеть в своих руках. Растерянный от та­кого поведения, Нестеров подумал, что он

должен быть более настойчивым, иначе опять ночь будет потрачена зря. Не важно, что она скажет. Главное, не давать ей мол­чать и слушать ее голос.

- Ты меня вспоминаешь? - с надеждой спросил Нестеров.

- А что ты предпочитаешь услышать? - Виктория заметила глазами муравья, пол­зущего по влажной земле, бережно взяла его двумя пальцами и расположила на се­редине листа со сжатыми, как у бутона розы краями. - Каждую Минуту или Никогда? Что тебя обрадует больше? Или, наверное, луч­ше сказать Иногда.

Муравей отчаянно пытался выбраться из заточения органической тюрьмы, но скаты­вался вниз по скользким стенкам. Виктория наблюдала за ним с улыбкой разочарова­ния. Зачем он пытается сбежать от нее? Де­вушка опустила лист на гладь пруда, низко наклонилась, чтобы ее глаза оказались на уровне воды, и дунула перед собой. Хруп­кое суденышко понеслось вперед, прочь от берега с двумя людьми, которые были друг другу более чужды, чем огонь и лед.

- Это жестоко. Не находишь? - заметил Кирилл.

- Разве? - удивилась Виктория.Она последовала вдоль берега, не выпус­

кая из поля зрения листок, отправленный в первое плавание с невольным матросом по ее капризу.

- Я сделала ему одолжение, - изрекла де­вушка немного капризным голосом. - Не­ужели, лучше существовать в колонии и гнуть спину на других? Он обычная шесте­ренка, которая даже и не смела помыслить стать чем-то большим.

На этот раз Кирилл решил не молчать, ибо так всегда получалось - сначала боишь­ся сказать глупость, а затем и вовсе шара­хаешься от звука собственного голоса.

- Это в его природе. Он же муравей. Ему положено трудиться ради общего блага. Бе­зопасность королевы и мощь колонии - главный приоритет в их жизни.

- Они рабы! - разозлилась Виктория. - Неправильно. Нечестно.

- Не тебе судить! - выпалил Кирилл. - Возможно, муравью нравится жизнь трудя­ги, и сейчас он перепуган насмерть и ду­мает, что за тупая тварь бросила его в эту огромную лужу!

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 81

- Ты злишься! - насупилась девушка. - За­чем?

Нестеров оторопел. Видимо, очевидные истины были придуманы не для нее, а лишь забавы ради. Большинство считает, что ночь это отсутствие солнечного света, и только Виктория принимает ночь за возможность вернуться в первоначальное состояние Все­ленной.

- Я вовсе не злюсь, - Нестеров действи­тельно придал себе выдержанный вид. - Просто, я удивляюсь, что ты не хочешь при­нять того, что задолго до твоего и моего рождения люди приходили в мир, чтобы наполнять его жизнью. Девушки пытаются стать красивее, чем они есть на самом деле, а парни стараются заработать на более дорогую машину, чем они способны себе позволить. Первые всегда хотят замуж, а вторые оттягивают этот момент, как могут, но, в конце концов, они все равно женятся и если повезет, они умирают вместе от старости через много лет в окружении де­тей и внуков.

- Да, ты прав, - без всякого желания со­гласилась Виктория. - Это показательный сценарий для миллиардов людей и скорее всего лучше уже не придумать, но, тем не менее, мне он не нравится.

Кирилла это заявление очень задело. Он был близок к тому, чтобы сорваться. Непро­ницаемое для любых волнений лицо Викто­рии страшнее остро наточенной гильоти­ны, зависшей над шеей. По крайней мере, лезвие отсекает голову от тела и прекра­щает страдание, а равнодушие любимого человека умножает их во стократ.

- Скажи мне, ты любила меня? - с на­деждой спросил Кирилл и весь сжался внут­ри в ожидании страшного отказа.

Кислород в легких сузился до объема ма­ленькой капли, которая в любую секунду была готова взорваться на миллион частей от напряжения.

- Ну, сколько я буду тебе говорить, - ус­тало бросила Виктория. - Я не помню.

- Как не помнишь?! Как не помнишь?! - возмутился Нестеров. - Ты должна помнить! Должна! Это не номер телефона и адрес, который можно легко забыть!

Глаза Виктории потухли. Кирилл смягчил­ся и замолчал. Кричать дальше бесполез­но. Девушка сжала губы, развернулась и ре­

шительно отправилась прочь. Первую ми­нуту Нестеров смотрел ей вслед и не со­бирался ее преследовать. Пусть идет хоть на край света и не возвращается. Ему не было до этого никакого дела. Однако само­внушением чувства не обмануть, и ноги, не спрашивая разрешения у мозга, сорвались с места и припустились за Викторией. Ки­рилл был им очень за это благодарен.

- Не ходи за мной - твердо попросила Виктория.

Нестеров не слушал ее.- Скажи мне, что я сделал не так? В чем

я виноват?- Ни в чем, - девушка ускорила шаг. - Ты

ни в чем не виноват.- Но тогда, почему?! - разразился ярос­

тью Кирилл. - Ответь же мне!- Смирись с тем, что ты никогда этого не

узнаешь, - спокойно ответила Виктория.Она перешла на бег, но Кирилл без тру­

да застиг Викторию, силой повернул к себе и впился в ее сладкие губы. Да, это был тот самый вкус, который ни с чем нельзя спутать просто потому что ничего подобно­го в мире не существовало. Внезапно на Нестерова обрушилась волна, которая выз­вала сильный приступ тошноты. Его словно вытолкнули из летящего на высоте шести тысяч метров самолета с мешком на голо­ве. День резко превратился в ночь. Паде­ние ускорялось, чтобы скорее доставить его к поверхности земли, где люди творили свой персональный ад. Кирилл приготовил­ся к взрыву боли, но ее не последовало. Жесткая твердь земли никак не поразила его.

Кирилл медленно открыл один глаз, а за­тем другой. В первое мгновение ему почу­дилось, что он находится у пруда, где его оставила Виктория. Красивая бабочка с яр­кими аппликациями на бархатных крыльях перемещалась над водой рывками, перио­дически взвиваясь к небу спиралью, а за­тем планируя к своему жидкому отражению. На зеленых кувшинках кричала жаба и ло­вила языком жужжащую мошкару. В их сло­весную баталию вклинивался шум проезжа­ющих машин, который становился все гром­че. А звенящий крик детей за окном уно­сил с собой последние следы наваждения.

- Замолчите! - взмолился Нестеров - Вер­

82 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

ните все назад.Естественно, его никто не послушал.

Даже наоборот, к прохожим прибавились громкие голоса спорящих друг с другом На­стасьи Андреевны и Тиграна.

- Опять ты поставила свой дурацкий танк на выезде! - рычал армянин - Купи себе велосипед! Я опять из-за тебя на работу опаздываю.

- Не тыкай мне тут, шовинист, - разозли­лась Настасья Андреевна. - У меня есть два диплома. Я в отличие от тебя образован­ный человек.

- Лишний расход гербовой бумаги. По­купкой аттестатов низкое умственное раз­витие не компенсируешь.

- Урод!- Дура!Привычная для этого подъезда перебран­

ка окончательно стряхнула с Нестерова ос­татки сна. Кирилл поднял голову и посмот­рел на часы. Восемь утра. Пора вставать.

Нестеров сбросил с себя одеяло и об­наружил на животе фотографию, ту самую, на которой Виктория пыталась поймать ба­бочку. Это нисколько его не удивило.

- Снова ты! - сурово изрек Нестеров.Немного небрежно он переложил снимок

на подушку и широко зевнул. Во рту было не самое приятное ощущение, поэтому Ки­рилл захотел как можно скорее почистить зубы. У ног лежал его мобильный телефон. Не более, чем десять минут назад, пришло одно сообщение от Александра:

«С добрым утром, партнер. Поешь хоро­шенько. Завтрак залог успешного дня. За­кон Жизни».

Забота о его желудке вызвала у Несте­рова прилив хорошего настроения. Он на­щупал пальцами тапочки, обулся и резко встал с постели. Парня колотило от легко­го озноба, словно он и в самом деле гулял по осеннему лесу в одном нижнем белье. Кирилл набросил на себя халат и подошел к окну. Улицу заливало слишком яркое для это времени года солнце и ткань штор слег­ка светилась изнутри, как разряд магмы в центре алмаза. Погожий день вселял надеж­ду и служил хорошим знаком. По крайней мере родной город Нестеров запомнит сол­нечным и теплым, а не угрюмым, каким он был вчера. Что и говорить, в нем он испы­тал много радостей, несоизмеримо боль­

ше, чем горя, хотя последнее чувство было более обжигающим, ибо память имела свой­ство гаснуть подобно древним звездам. Аллеи, перекрестки, светофоры, детские площадки и стены домов видели, как он был счастлив всего год назад, когда с ним рядом находилась Виктория. С ней он со­вершенно не следил за погодой. В дождь, снежную бурю и изнуряющую жару все его мысли занимала любимая. Сегодня ничего не изменилось, за исключением того, что каждый новый день становился мукой, а не радостью, потому что Виктория по-прежне­му преследовала его, но ее рядом не было.

5. ВРЕМЯ ПОКИДАТЬ ЕДИНСТВЕННОЕ ПРИБЕЖИЩЕ

Прохладный восход солнца подкрался к Александру незаметно, потому что заснул он только к утру, провалявшись в постели три часа. Можно сказать, что ожидание сна утомляло больше, чем любая безнадежная бессонница. Когда зазвенел будильник, вмонтированный в фигурку героя мульт­фильмов, кота Гарфилда, Миронов был го­тов разбить его кулаком, и это несмотря на то, что он был подарен ему на окончание первого класса. Благословенное время. Тогда болезнь еще не проявляла себя так сильно, и Александр вел вполне нормаль­ную жизнь. Например он носился по детс­ким площадкам, пробуя все качели и сна­ряды, пока не промокал от пота и еще при­мерно каждое воскресенье ему разреша­лось кушать диетическое мороженное с низким содержанием сахара.

Галина Миронова поднялась с рассветом, чтобы приготовить сыну завтрак, и сделать влажную уборку в квартире. По настоянию врачей она следила за тем, чтобы в жилых комнатах не скапливалась пыль.

Петр Миронов проснулся практически одновременно с женой. Он перекусил бу­тербродами с колбасой, двойным кофе и тут же оделся в старый спортивным кос­тюм с дырявыми коленями, чтобы скорее спуститься в гараж. Все выходные мужчина тратил на то, чтобы привести свои Жигу­ли в приемлемое состояние. Когда-то он намеревался продать автомобиль и приоб­рести поддержанный "Опель Вектра", но с

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 83

каждым годом лечение сына требовало все больше денежных средств. Поэтому всю электронику в Жигулях ему приходилось менять по частям, чтобы это не ударяло сильно по бюджету. И так последний ре­монт карбюратора обошелся в четыре ты­сячи рублей. Правда, все траты Петр Ми­ронов компенсировал, работая свободным таксистом по шесть ночей в месяц, а так же в праздники.

В коридоре мужчину ждал сверток с бато­ном, колбасой, помидорами, а так же неболь­шой термос с черным чаем. Он поблагода­рил жену и пообещал вернуться после обеда.

- Сегодня второе воскресенье, поэтому будут тушеные баклажаны и паровые теф­тели, - предупредила женщина, протирая те­левизор мокрой тряпкой - Если не хочешь, купи себе шашлык у Марика. Только, по­жалуйста, почисть зубы, и не соблазняй на­шего сына запахом жира и говядины.

На окраине квартала стояла шашлычни­ца "На Востоке", которой владел Марик Га­ниев, приезжий из Киргизии. У него отлич­но получалось мариновать и жарить мясо, поэтому в его заведении круглый день было не протолкнуться. Завсегдатаями кафе ста­ли сотрудники второго пункта милиции, по­этому Марик уже давно не знал проблем с хулиганами. Петр Миронов легко сошелся с ним на почве любви к молотому шашлы­ку, холодной водке и нардам. Пожалуй "На Востоке" было единственным местом, где мужчина мог действительно отдохнуть от забот о сыне, которые тяготили его все больше, день ото дня.

- Тогда не ждите меня раньше шести, - ответил Петр Миронов и взял из кошелька триста рублей. - Сотовый телефон оставлю дома.

- Я бы тебе все равно не позвонила, - бросила колкость Галина Миронова.

Мужчина ничего не ответил и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь на замок. Спокойная реакция мужа расстроила жен­щину. Как ни неприятны бывают ссоры, но к ним привыкаешь, и даже начинаешь их ждать. Успокаивало лишь то, что Петр Ми­ронов не будет мешать им с сыном хорошо проводить время вдвоем. В какой-то мере женщина ревновала Александра к мужу, по­тому что все свое время и вообще жизнь она посвящала ребенку. Слабое участие

Петра Миронова казалось ей недостаточ­ным и слишком принужденным. Не имей Га­лина Миронова проблем с деньгами, то точно бы оформила опеку над сыном толь­ко на себя.

Через щель под дверью в спальню Алек­сандра проникал запах нагретого масла. Память о вчерашней ночи еще не стерлась, поэтому парень тихо проехал в ванную и слегка открыл холодную воду, чтобы мать не услышала шум напора. Он умылся, по­чистил зубы и насухо вытерся полотенцем. Теперь ему нужно было ехать на кухню, но Миронов остановил коляску на самом по­роге и не решался двигаться дальше. Он просто боялся, что мать раскрыла готовя­щееся преступление и уже придумала для него наказание. Как очевидна вина сласте­ны в пропаже конфет, так и планы Алек­сандра, наверняка, хорошо известны Гали­не Мироновой. Стоит ему начать завтрак, как женщина скажет, что знала о его при­творном сне прошлым вечером и о тайной переписке с Кириллом, а затем сменит на дверях все замки и будет круглосуточно дежурить у его комнаты.

Глупости. Необоснованный страх. На пос­ледних метрах даже самых стойких и креп­ких марафонцев начинает одолевать жела­ние остановиться и перевести дыхание.

- А мне кажется, что тебе нужно купить себе новое платье, возможно даже костюм, и красивую обувь, - неожиданно сказал Александр. - Знаешь ли, твои трикотажные вещи вышли из моды лет этак десять на­зад.

- Меньше смотри телевизор, - Галина Миронова изобразила легкое оскорбление.- У этих супер-пупер модельеров семь пят­ниц на неделе. Вчера были модными на­бедренные повязки, чуть ниже трусиков, сегодня целомудренный стиль а-ля Викто­рианская Англия, а завтра прогрессивный нудизм. Я просто выбрала для себя один момент времени и застряла в нем. Так удобнее. Поверь, когда-нибудь все вернет­ся, и мой гардероб признают эталоном для всех модниц.

- Верится с трудом, - пробубнил парень- Не увиливай от разговора. Я серьезно обеспокоен твоим безразличием к себе. Так нельзя. Это неправильно. Я не вся твоя жизнь. Подумай и о себе немножко.

84 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

- Знаешь, так говорят парни, когда хотят бросить своих подружек, - без энтузиазма ответила женщина. - И ты не прав. Ты за­нимаешь центральное место в моей жизни, и я этим очень довольна. Можно сказать, я безгранично счастлива.

- И опять неправда, - расстроился Алек­сандр.

- Как раз она и есть, - возразила его мать.- И не нужны мне никакие туфли и сумки от Гуччи, чтобы чувствовать себя хорошо.

- Хорошо - это не отлично, и, уж тем бо­лее, не превосходно. А мне хочется, чтобы ты сияла, как огромный алмаз, а мужчины оборачивались на улице и говорили тебе, какая ты красивая.

- Я с незнакомыми козлами не разгова­риваю, - отшутилась Галина Миронова. - И не надо мне льстить. Я все-таки не юная блондинка, которая не может жить без од в честь своей кукольной внешности.

Обсуждение личной жизни развороши­ло ту потаенную комнату ее души, в кото­рой уже много лет творился беспорядок и скапливалась вековая пыль.

- И все же, пообещай мне, что в необоз­римом будущем ты пойдешь в магазин и купишь себе все, что тебе понравится или когда-либо нравилось, но ты в этом себе не признавалась, чтобы легче пережить ли­шения. Еще тебе обязательно нужно посе­тить стилиста, который сменит твой имидж.

- Звучит на золотую кредитную карту. Мы выиграли в лотерею? Или у нас появился богатенький дядюшка в далекой Америке?

- Конечно, нет, - Александр попытался приглушить сарказм матери. - Поэтому я и говорю про необозримое будущее. Знаешь, как бывает. Прибавляется доход. Ну, или уменьшается расход. Как получится.

- Я подумаю об этом, - слегка помедлив, сказала Галина Миронова.

- Обещаешь? - оживился ее сын.- Обещаю, - утвердительно кивнула жен­

щина. - Я обещаю подумать.- А теперь пообещай сделать!- Два обещания за один день слишком

много. Когда Горбачев обещал много пе­ремен в лучшую сторону, Советский Союз развалился.

- Как бы то ни было, я буду считать, что ты дала клятву подумать и сделать.

- Ничего я не давала, - начала отрицать

Галина Миронова - Твои грязные методы противозаконны.

- Не любить себя, вот это действительно противозаконно, - улыбнулся Александр и взял горсть брусники. - Подумай об этом тоже. Это твоя третья клятва. Или называй ее обещанием.

Он вытер руки салфеткой и оправился в свою комнату, оставив мать в недоумении. В легком шоке Галина Миронова начала уби­рать грязную посуду со стола, стараясь пе­реварить все, что ей сказал сын. Когда ос­тавшаяся еда оказалась в холодильнике, а мокрые тарелки и чашки помещены в су­шилку, она вышла в прихожую, где висело огромное зеркало, включила свет и рассмот­рела себя со всех сторон. В словах Алек­сандра был какой-то смысл. На подходе пя­того десятка Галина Миронова выглядела не худшим образом. Минимум целюллита, до­вольно плоский живот, всего один второй подбородок и слегка дрябловатая кожа на шее. Если сгрести все это в кучу и назна­чить правильный уход, то из нее могла по­лучиться очень симпатичная женщина, у ко­торой еще имелись шансы заинтересовать немало мужчин. К примеру, у ее подруг-ро- весниц таких перспектив не было. Явно сму­щенная открытием остатков своей красоты, Галина Миронова легкой, как у манекенщиц, походкой, пошла в свою комнату.

- А я действительно еще ничего, - хихик­нула женщина и раскрыла настежь свой гардероб. - Ну, где мои Армани, Дольче Га- банна и Версаче? - она сняла с вешалки мешковатую юбку и черную водолазку. - Ма­нуфактура Зи Чая, Пекин, - прочла женщи­на на бирках и улыбнулась. - Зарубежный бренд. И разве после этого меня можно об­винять в отсутствии вкуса?

Александр запер за собой дверь и выта­щил из шкафа давно упакованный рюкзак. На всякий случай он вытащил все вещи и разложил их на кровати, чтобы еще раз все перепроверить. Итак в совместное путеше­ствие с Кириллом Миронов взял инсулин, шприцы, таблетки, паспорт с 300 долларов между страницами, которые он откладывал от карманных расходов три года и тщатель­но прятал их от родителей, даже когда у них были финансовые затруднения. Александр понимал, что поступает плохо и его сбере­

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 85

жения могли значительно облегчить пробле­мы, но так же ему было хорошо известно, что если он отдаст эти триста долларов, то точно не сумеет заново собрать такую сум­му и уже точно не освободит мать и отца от себя.

На книжной полке выстроились избран­ные произведения, которые Миронов пере­читывал много раз. «316, пункт В» Эдуарда Лимонова, сборник рассказов Джека Лон­дона, учебники астрологии, «Граф Монте Кристо», а так же «Звездный путь» китайца Хуанга Ля Цзыня. Из всего он выбрал пос­леднюю книгу и уложил ее на самое дно сумки, под вязанной шапкой и шарфом.

- Капуша, ну ты там скоро? - крикнула Галина Миронова из коридора.

- Буду через секунду! - отозвался Алек­сандр.

- Давай скорее. Мне надоело глазеть на дверной косяк.

Миронов подъехал к стене и оттянул на себя плакат Черепашек Ниндзя. Из образо­вавшегося просвета выпал конверт. Это было прощальное письмо, которое должно все объяснить родителям. Глупо было на­деяться, что они поймут его, но, по край­ней мере, у них не останется вопросов, как все произошло. Александр положил конверт на подушку, под покрывалом. Его найдут не сразу. Возможно, через день или два. К тому моменту его поездка уже подойдет к логическому завершению.

От волнения Миронов забыл про секрет­ную коробку, в которой хранились эроти­ческие журналы и сотни дисков с порног­рафией. Повезло, что его мать не знала о них, иначе это могло ее жутко расстроить. Александр набросал сверху апельсиновых корок и поспешил к Галине Мироновой, пока она совсем не потеряла терпение. На прощание он оглядел каждый сантиметр своей конуры, которая много лет служила ему единственным укрытием от внешнего мира, не принимавшего его.

В ней Александр пережил очень многое, и в глубине души ему было страшно поки­дать родной дом. Все-таки здесь он не бо­ялся, что его высмеют или сделают боль­но. Но все же ненависть к жизни и уста­лость от борьбы с ней пересилили в парне сентиментальность, и он с возросшим чув­ством отвращения к опостылевшей привыч­

ке прятаться от всех и вся, выехал из ком­наты.

- Ну, ты и черепаха! - поприветствовала сына Галина Миронова. - Думала, ты впал в спячку.

- В это время они не впадают в спячку - рассмеялся Александр.

- Откуда тебе знать? - с вызовом спро­сила женщина.

- Смотрел по каналу Animal Planet.- Что за времена? Кабельное телевиде­

ние заменяет школу, - мать помогла Миро­нову одеть легкую ветровку. - Ты начина­ешь зазнаваться и все чаще упрекать мать в необразованности.

- Мужчины не любят умных женщин, - ус­покоил ее Александр.

- Даже глупых матерей? - иронично по­интересовалась женщина. - Они здорово от­равляют жизнь своим отпрыскам.

- Нет, просто делают ее насыщеннее и интереснее.

Галина Миронова поцеловала сына в ма­кушку и критично посмотрела на набитые до отказа рюкзак и коробку - Что это?

- Это на мусорку, а здесь книга и теплая одежда, - честно признался Александр, так как его мать могла учуять обман и осмот­реть рюкзак.

- Ты предусмотрительно прихватил ва­режки, - повеселела женщина. - Но книга тебе зачем? Собираешься читать в музее?

- Вообще-то я хотел почитать в парке!- Вот как?! - помрачнела Галина Миро­

нова.- Не обижайся - взмолился сын - Читать

на природе полезно.- Полезно просто дышать свежим возду­

хом и греться под солнцем, а читать ты можешь и дома, у открытой форточки, ря­дом с кактусом.

- Уговорила, - быстро сдался Александр- Лучше просто погулять.

- А вот это другой разговор, - вмиг по­веселела мать. - Мне вдруг показалось, что ты стал похожим на отца. По молодости он много трепал языком, а потом как-то затих и скис. Теперь он повесил рот на замок и читает много разной бульварной лабуды.

- Нет, мама. Я больше похож на тебя. Во мне та же несгибаемая настойчивость во всем.

- Не подлизывайся чертенок! - Галина Ми­

86 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

ронова нежно потрепала сына за волосы. - Хотя, ладно - подлизывайся, и, может быть, повторяю, может быть, перед музеем я по­зволю съесть тебе что-нибудь вкусненькое.

Александр изобразил на своем лице азарт.- Я в деле, - кивнул он, а потом мягко

прибавил. - Только мы идем не в музей, а на художественную выставку современного искусства.

- Какая к черту разница, - отмахнулась женщина и выкатила коляску на лестнич­ную площадку. - Все равно никто ничего в этом не понимает.

А ведь она была права. Картины изобра­жают личную боль, радость или смятение художника, которые не известны массовым зрителям. Пусть кто-нибудь попытается уз­нать, что творится внутри Александра, и ему это вряд ли удастся до тех пор, пока он сам не окажется скованным страшной болезнью, звучащей как выстрел из ружья в позвоночник.

6. ПЕРВЫЙ ШАГ

Кирилл выбрал легкий завтрак, так как знал о своей привычке много кушать в са­молете. По непонятной причине, то ли от низкого давления или же от безграничных облаков за фюзеляжем в нем разыгрывал­ся неуправляемый аппетит, и Нестеров съе­дал все, что по своей глупости предлагали ему стюардессы. Последние даже начина­ли перешептываться между собой, что Не­стеров таким образом пытается оправдать цену на места первого класса.

Поэтому перед полетом тарелка хлопьев с молоком и стакан апельсинового сока были для Кирилла лучшим из возможных завтраков. Нестеров включил кухонный плазменный телевизор и устроился за стой­кой бара. В огромной столовой, вмещав­шей до двадцати человек, была хорошая акустика, и звуки, вылетавшие из колонок, сильно били по ушам. В седьмой раз за месяц Нестеров пересматривал диск с фильмом «Куда приводят мечты». Все реп­лики актеров и их взгляды он выучил наи­зусть. Намного раньше, чем умерла Викто­рия, ему очень полюбилась эта кинолента, и сегодня он особенно ею восхищался.

Некоторые отчаявшиеся ищут надежду в

молитвах, другие в песнях, третьи в кни­гах, а Кирилл во всем понемногу. Спасение могло таиться где угодно, под любым кам­нем. Оно было везде и нигде. Деньги в ее поисках были абсолютно бесполезны. С их помощью Нестеров обставил кухню италь­янской мебелью и эксклюзивной техникой, но не мог нанять себе проводника, который вывел бы его жизнь из тупика. Судьба не­преклонна одинакова ко всем, будь ты одет в шелковый костюм или строительный ком­бинезон. Вероятность быть сбитым на пе­рекрестке самосвалом одинакова для всех. Богача убивает киллер по заказу конкурен­та, а бедняка - хулиган в подворотне из-за сотового телефона.

Просмотр фильма погрузил Кирилла в мрачное настроение. Неприятно думать о том, что существует ад, и ты разбегаешься по дорожке, чтобы нырнуть в его самые глу­бокие недра. Страх быть объятым огнем ох­лаждает смелые намерения, но ненадолго. Так Нестеров пугался больше по привычке и быстро возвращался в состояние полно­го безразличия к своей жизни.

Нестеров захотел немного развеселить­ся, поэтому прибегнул к проверенному средству - мультсериалу «Том и Джерри». Противостояние кота и мыши успешно при­глушало сирену опустошенности. У каждо­го человека найдется заветное средство, ко­торое служит спасительным бревнышком. К сожалению, у большинства это алкоголь.

Нужный диск уже лежал на панели DVD- плеера. Кирилл не утруждал себя наведе­нием порядка в квартире. Ему не для кого было соблюдать чистоту. Домработницу он уволил уже целую вечность назад.

Война рисованных животных на экране те­левизора подействовала на Нестерова, как легкая затяжка опиумом. С головы спало черное покрывало, и мозг отрекся от лиш­них мыслей. Минутное облегчение спасло его от того, чтобы бросить завтрак и убе­жать в подъезд. Напряжение Кирилла все­гда усиливалось в замкнутом пространстве, как если бы стены, пол и потолок надвига­лись на него.

Серия за серией Кирилл просмотрел по­ловину диска с подобием улыбки на лице. Пусть раньше он бы захлебывался от сме­ха, но тем дороже эта капля радости се­годня, когда для нее нет повода. Если юмор

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 87

не спасет мир, то, по крайней мере, он по­может расстаться с ним с меньшим коли­чеством слез и сожаления.

В дверь робко постучали. Нестеров не от­реагировал и продолжил смотреть телеви­зор. Если это был курьер, то перед тем, как уйти, он постучит настойчивее. И дей­ствительно человек за дверью выждал се­кунд пятнадцать, а затем исполнил бара­банную дробь. Только теперь Кирилл ото­рвался от мультсериала и неспешно зако­вылял к двери. Курьер оказался вежливым и улыбчивым парнем, который не решался долго смотреть Нестерову в глаза. Видимо он был приезжим и пугался роскоши, как чего-то чуждого и опасного.

- С добрым утром! - курьер заглянул Ки­риллу за плечо и оцепенел при виде кори­дора, который по размеру был больше не­которых квартир.

- Не добрым, - буркнул Нестеров, заме­тив зависть во взгляде посыльного.

Неприветливость Кирилла смутила курь­ера, и он сменил выражение лица на сдер­жанное.

- Два авиабилета до Амстердама, - па­рень вытащил из сумки талоны. - Один спе­циальный.

- Благодарю, - Нестеров расписался в журнале и протянул ему тысячу рублей на чай.

Курьер не смог скрыть восторг и очень довольный побежал к лестнице.

Так странно. Для Кирилла эта сумма была сущей мелочью и никогда бы не вызвала такого эмоционального резонанса. Страш­но представить реакцию курьера, если бы Нестеров догадался отдать ему остатки рублей. Что-то около пятнадцати тысяч.

Странно, что люди, созданные из одной плоти и крови могли быть такими чужи­ми друг другу. Возможно, курьер будет од­ним из немногих, с кем Нестерову приве­дется поговорить сегодня, но он испытывал к нему странное чувство, смесь симпатии и жалости. Посыльный не догадывался, что квартира, в которой жил Кирилл не прино­сила ему радости, а наоборот сильно раз­дражала своими размерами. Помещения были огромными, но все равно составля­ли замкнутую коробку, и Нестерову прихо­дилось делать больше шагов, чем другим, чтобы убедиться в этом. В несчастьях все

социальные разногласия летят к черту.Мысль отделаться от рублей стала навяз­

чивой идеей Кирилла. Эгоистично оставлять их в ящике стола, чтобы их затем нашла мать, у которой маникюр десяти пальцев в Лондоне стоил на два десятка фунтов стер­лингов дороже. Видите ли, этому мастеру доверяют свои когти Виктория Бекхэм и Гвинет Пэлтроу. Забирать деньги в Нидер­ланды тоже было безрассудно. Голландцы, как всякие практичные, но все же земные люди, доверяли только евро и доллару, а из рублей сделали бы армаду бумажных ко­раблей и пустили их по каналу Амстель. В такой ситуации Нестеров решил поступить в духе филантропов и просто отдать пят­надцать тысяч первой встречной старушке. Пусть порадуется единоразовой прибавке к мизерной пенсии.

Порешив на этом, он избавился, по край­ней мере, от одной из проблем, и вернул­ся на кухню. В желудке неприятно посасы­вало, от чего Кирилл решил забыть о наме­рении наесться до отвала только в само­лете. Пусть стюардессы на нем сэкономят. Учеба на юридическом факультете сделала Нестерова до жути циничным, но взамен наделила его даром провидца элементар­ных человеческих ухищрений. Например, бортпроводницы по договоренности с пи­лотами присваивали себе некоторую часть оставшихся от рейса еды и напитков, что­бы затем продать их в ближайшем Duty-free. Перед соблазном заработать лишние пять­десят долларов еще никто не устоял. На­верное, сам Ротшильд, находись он без сви­детелей, не поленился бы и поднял с зем­ли забытый всеми богами шиллинг.

Кирилл вскрыл новую коробку кукурузных хлопьев, но на этот раз со вкусом меда и шоколада. Из хрустящей фольги вывалил­ся пестрый билет. Нестеров присвистнул. Бонусный вкладыш давал право получить еще десять больших коробок хлопьев абсо­лютно бесплатно. Пару лет назад из спортивного интереса под недоумение Вик­тории он глупо ожидал выигрыша, но тщет­но, и вот два года спустя ожидаемое счас­тье пришло в виде маленькой бумажки. Вот так судьба и насмехается над изменчивой человеческой натурой. Она попадает в ста­рую цель, когда ты уже смотришь в другую сторону. С другой стороны с помощью вкла­

88 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

дыша Кирилл подобно Иисусу мог накор­мить большую семью. Правда, не тремя рыбками, а десятью килограммами сытных хлопьев. Действительно, едва подумаешь о благотворительности, и сразу находятся сотни способов помочь.

С аппетитом, который Нестеров, не знал уже несколько месяцев, он съел миску ме­довых шариков с молоком и запил все ос­татками апельсинового сока. Когда смыс­ла в чистоте было меньше всего, Кирилл заставил себя помыть посуду и вытереть бар от мелких крошек. Кухня блестела не­привычной стерильностью. Нестерову на се­кунду подумалось, что он попал в чужую квартиру. Правда, он не ощутил возвраще­ния старой жизни, когда давал нагоняи дом­работнице, чтобы та старалась больше. Вик­тория отрицательно относилась к запущен­ным квартирам, занесенным пылью, ржав­чиной и паутиной.

Кирилл ушел в спальню одеваться. Пе­ред этим он проверил в Интернете сводки погоды в Голландии. Гидрометцентр пре­дупреждал о возможном дожде и холодных вечерах. Мерзкая осень добралась и туда. Шкаф Нестерова едва мог вместись в себя весь его гардероб. Более половины одеж­ды были упакованы в большие черные па­кеты и спрессованы насосом. Из того, что осталось на вешалках Кирилл отобрал си­ние джемпер и джинсы, которые идеально подходили к осенним мокасинам из специ­альной замши, не пропускающей влагу. Бе­режливое отношение к животному миру пе­редалось ему от Виктории, как вирус про­студы. Хлопотливая и вместе с тем имею­щая свои плюсы привычка. Что-то похожее ощущают дети, которым родители разре­шают не ходить в школу из-за простуды, но вместе с тем запрещают смотреть телеви­зор. Тут радость и несчастье соседствуют друг с другом и очень важно, кто человек по натуре - лентяй или авантюрист.

Свое модное облачение узника, сбегаю­щего из тюрьмы, Нестеров критично оце­нил перед зеркалом. Все-таки ему не ме­шало набрать лишнюю пару килограммов, потому что штаны слегка пузырились на бердах и свисали в задней части, словно у него иссушились ягодицы. Быстрый обмен веществ не самым лучшим образом отра­жался на его внешности. В любом случае,

болезненно худым или упитанным, он ис­пытал сильнейшее желание прогуляться по мокрым проспектам, наступая в глубокие лужи и рассматривая сквозь пальцы цепь прозрачных кругов, обрамляющих лучи сол­нца. Небольшой каприз перед отъездом из родного города. Благо, что практически любая улица удовлетворяла непритязатель­ным требованиям Кирилла. Повсюду хвата­ло бордюров, сдерживающих наступление автотрасс, и мокрых тротуаров с дышащи­ми теплыми парами крышками канализа­ционных люков.

Согласно плану Нестерова, поездка в Голландию не должна была занять больше недели. Это только для него, а у Александ­ра, возможно, все разрешится еще скорее. Поэтому Кирилл не забивал голову о смен­ной одежде, а просто прихватил светлую вельветовую рубашку. В крайнем случае ему ничто не мешало сходить в магазин и ку­пить там любые необходимые вещи. Изла­гая осовремененную мысль Архимеда - "Дайте мне золотую кредитную карту, и я с помощью нее сдвину опостылевшую жизнь с мертвой точки в веселье", Несте­ров не собирался забивать голову лишни­ми проблемами. Их появится предостаточ­но и без его преждевременных беспо­койств.

Кирилл проверил наличие документов с деньгами, и, убедившись, что все хорошо, взял ключи от автомобиля и направился к двери. Практически в последний момент он вспомнил о фотографии - той самой, где Виктория гналась за синей бабочкой. Что­бы оправдать свою слабость, Нестеров убе­дил себя, что она принесет ему удачу и бе­режно спрятал снимок в кошелек. Внезап­но произошло то, чего так боялся Кирилл - решительность ему отказала. Как и всегда, помимо последнего шага, первый был са­мым тяжелым. Парень присел на стул и на­чал себя успокаивать, что слабость носит временный характер и через минуту мерт­вый воздух комнаты подстегнет его оконча­тельно распрощаться с квартирой.

В поле зрения Нестерова попал автоот­ветчик. В отличие от Александра он не за­хотел прибегать к прощальному письму. Уж очень это было традиционно - разъяснять причины своего ухода, чтобы ни у кого не осталось вопросов. Многие фильмы и кни­

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 89

ги сводили данный жест до уровня баналь­ности, а Кириллу напоследок захотелось блеснуть чем-нибудь оригинальным. Напри­мер, своим «Ариведерчи» на автоответчи­ке. Поскольку это было совершенно не в его стиле, то парень испытывал некоторое возбуждение и ощущение новизны. Он включил аппарат в режиме записи и тихо прочистил горло. У Нестерова появилось странное ощущение, что за ним сейчас на­блюдают миллионы людей, как в реалити- шоу, и осуждают его дурно пахнущее пове­дение.

- Вы попали к Кириллу, - неуверенно на­чал он, но при проявлении воли его голос быстро окреп и избавился от растеряннос­ти. - Меня нет дома. Можете оставить со­общение после звукового сигнала, но пре­дупреждаю, я не смогу его прослушать, а, следовательно, и ответить, поэтому не тратьте на меня свое время и позвоните кому-нибудь другому.

Достаточно сыро, но Кирилл после озна­комления с получившейся записью остал­ся собой доволен. Все звучало довольно мрачно, чтобы никто не засомневался в его серьезности. Правда, на что-то большее, чем расплывчатый намек на пленке, Несте­ров не был готов. Ему казалось, что будет пошло оставлять завещание или разъясни­тельную записку, так как в его случае ее могут легко принять за укор, «мол, вы мало мне сочувствовали». Кирилл не относился к тем ущербным мазохистам, которых не волнует их собственная ничтожность, а толь­ко стыд, оставляемый в наследство близ­ким и друзьям в наказание за то, что те не разделили их боль. Нет. Если он уйдет, то только по собственному желанию, не обви­няя никого в своей беде. Никого, кроме одного человека, из-за которого все и за­тевалось.

Кирилл сделал несколько глубоких вдо­хов-выдохов, приводя тело в состояние ре­лаксации, но заполучил только головокру­жение от сильного притока кислорода. Ра­зумеется, от этого ему сделалось еще хуже и паника возросла вопреки намерению быть храбрым. Видимо рыцарь без страха и упрека просто выпрыгнул из Нестерова и скрылся в неизвестном направлении. В такие экстренные случаи народная муд­рость рекомендовала использовать приман­

ку для его возращения, а именно алкоголь. И чем крепче, тем лучше. В баре Кирилл собрал солидную коллекцию спиртных на­питков, но наибольшую ценность представ­ляли бутылочки с ромашковой настойкой, которые достались ему от деда, прошедше­го всю Великую Отечественную без помут­нения рассудка только благодаря бесконеч­ному пьянству. Вот к ним Нестеров и при­бегнул. Они не один раз выручали его по­лучше любой водки. Он вытащил одну бу­тылку из шкафа, решительно сорвал крыш­ку и выпил горькую жидкость залпом. На­стойка подействовала на него моменталь­но. Щадящий тайфун вырвал из ноющей раны проклятую занозу и позволил легким Кирилла открыться свежему воздуху, дей­ствующему, как морфин.

- Кланяюсь тебе, дедуля, - повеселел Не­стеров и выбросил пустую тару в мусор­ное ведро.

Две последние бутылки ромашковой на­стойки раздражали глаза Кириллу не хуже ломтиков свежей луковицы. Внутренний го­лос подсказывал ему взять этот напиток с собой. В предстоящем путешествии такой действенный катализатор храбрости никог­да не будет лишним. Нестеров убрал в сумку спиртное и две пачки сигарет. Теперь уже ничто не задерживало его в квартире. Он вышел в коридор, снял с крючка ключи от автомобиля и открыл входную дверь. По­рог перед ним символизировал первый ров в череде психологических препятствий, ко­торые ему предстояло преодолеть на пути к самолету. Перешагнуть его - и немедлен­но начнется прогулка к зеленным садам, разбитым в счастливом прошлом. Нестеров сделал это с легкостью человека, который вовсе не расстается с чем-то дорогим, а, наоборот, возвращает давно потерянное.

Магазин, в котором Нестеров мог бы об­менять выигрышный купон на кукурузные хлопья, находился всего в двадцати шагах от его дома. Это был гипермаркет. Кирилл обменялся с продавщицей, симпатичной шатенкой, кивками приветствия и протя­нул ей купон. Девушка немало удивилась.

- Желаете получить свой приз? - насмеш­ливо осведомилась она. - Я и не могла по­думать, что такой человек, как вы, ищет воз­можность получить бесплатный завтрак.

- Я что, особенный? - Нестеров улыбнул­

90 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

ся хищнической улыбкой, в которой не было ни намека на флирт.

Продавщица стала чуточку серьезней.- Ну, я имела ввиду, что в вашем выгод­

ном положении искать мелкие выгоды не­достойно вашего времени, которое можно употребить на более полезные вещи.

- Съездить на Ибицу, поплескаться в Мер­твом Море?

- Как вариант, - приторно улыбнулась ша­тенка.

Ее методы соблазнения отдавали диле­тантством первоклассницы. К ним Несте­ров выработал безотказный иммунитет.

- В таком случае, поспешу заметить, что ни уик-энд в Праге, ни купания в Среди­земном море не могут сравниться с тем во­сторгом, что я испытывал, когда нашел вот это! - Кирилл потряс перед носом девуш­ки купоном. - Кроме того, для этого триум­фального момента мне пришлось купить столько коробок, что я мог бы решить про­блему голода в Магадишо где-то на месяц.

Продавщица озадачилась географически­ми загадками. Ей было гораздо легче по­казать на карте города магазин с сезон­ными скидками на сумочки Тиффани, чем найти на глобусе забытый Богом и людь­ми Сомали. Она восприняла это за насмеш­ку и справедливо оскорбилась. Продолжать флирт дальше ей уже не хотелось, чтобы не быть побитой еще раз. Девушка приняла купон и ушла на склад. Обиженная еще больше чем раньше она вернулась с деся­тью коробками кукурузных хлопьев. Упако­вать их в пакет ей даже не пришло в голову, а, точнее, не нашлось для этого желания.

В последнюю очередь адвокатов учат скромности, поэтому Нестеров с присущей его профессии наглостью (только если кли­ента нет рядом) сорвал с кассы парочку бу­мажных сумок, каждая из которых выдава­лась бесплатно в случае покупки на сумму более тысячи рублей. Никто из персонала магазина не решился его упрекать. Он был из тех клиентов, что могут потискать милых продавщиц за грудь, и ему это простится за хорошие чаевые. Даже больше - некото­рые девушки целенаправленно приходили сюда с надеждой, что ознакомление с их прелестями через тонкую ткань одежды перейдет во что-то большее. Так странно. Не поступки делают человека правым, а

деньги, если их достаточно, чтобы перекро­ить правила на нужный лад.

- Знаешь? - добродушно улыбнулся Ки­рилл. - Не суди о людях только по их вне­шности. Если человек хорошо одет и у него много денег, то это вовсе не значит, что у него все складывается в жизни на пять с плюсом. Некоторые... Я не говорю, что все, но лишь некоторые... Они пытаются скрыть за сияющей дороговизной свою неприятно пахнущую гниль. И поверь, они несчастли­вы больше, чем ты. Ты просто глупая де­вушка, для которой ничего не стоит отдать свое тело за золотую клетку. Тебе ведь этого хочется - обеспеченности и финансовой за­щищенности? А у них все это уже давно имеется, поэтому они желают нового, боль­ше и чаще. Но дальше идти уже некуда, только назад, и это и становится их про­клятием. Они топчутся на месте или ска­тываются вниз, в то время, как ты медлен­но двигаешься вперед. Если не веришь, то посмотри на меня. Я один из таких, пад­ший властелин мира. Ты уже находишься выше меня.

- Правда? - скептически спросила про­давщица и посмотрела на Нестерова, как на умалишенного. - Что-то я свой Порше не вижу? А где мои часы Сваровски?

- Тебе сколько? Двадцать два? - поинте­ресовался Кирилл.

- Будет в декабре, - подтвердила девушка.- Тогда поспешу успокоить, - уверенно

сказал Кирилл. - У тебя все это очень скоро появится. И та примитивность и аппетит хищника, которые я вижу в тебе, говорят мне, что ты будешь счастлива с тем, о чем так искренне мечтаешь. Не называй себя дешевкой, и ты ею не будешь. Но только в своих глазах.

- И откуда вам это так хорошо известно?- язвительно спросила продавщица.

- Три года подряд в списке лучших сту­дентов юридического института сделали меня очень испорченным, но так же наде­лили даром предвидения. - Нестеров скло­нил голову в шуточном почтении - Извиня­юсь, что сорвался. У меня затяжная осен­няя депрессия.

- "Извиняюсь" возвратная форма глаго­ла, - огрызнулась шатенка. - Нужно гово­рить "Извините".

- А я ошибся на твой счет, - помрачнел

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 91

Кирилл. - Проявление ума грозит тебе ког­да-нибудь оказаться на моем месте. Так что лучше и впредь оставайся дурочкой.

В легкой досаде на обманутое предубеж­дение он вышел из магазина. Гибридная Тойота Камри ждала Кирилла на парковоч­ной зоне возле подъезда. Нестеров старал­ся ставить автомобиль подальше от Кадил­лака Настасьи Андреевны, чтобы не быть случайно зажатым. Двигатель завелся с первого раза, словно давно ждал заветно­го поворота ключа. За это Кирилл и отда­вал предпочтение японским автомобилям. Он положил кукурузные хлопья на водитель­ское сиденье и мягко нажал на педаль. Ав­томобиль плавно тронулся с места, тихо на­бирая скорость. Машина выехала по узкой дороге из квартала, влилась в бурный по­ток городского движения и затерялась в выхлопных газах и протяжных сигналах ак­селераторов.

Виктория ненавидела это. Человека ок­ружают сотни тысяч людей, которые мо­бильными телефонами и интернетом пы­таются не давать одиночеству взять верх. Он беззащитен перед суровой планетарной моделью, где ему отведена роль звездной песчинки, мельчайшей частицы в космосе, наполненном более значимыми формами жизни.

Отделаться от денег и еды для Кирилла будет легко. В нынешние времена в кого не ткни, три раза промахнешься, а на четвер­тый угадаешь голодранца. И самое страш­ное в этой статистике, что половину безза­щитных перед безжалостной социальной по­литикой составляют пенсионеры. Нестеров лучше остальных знал, как тяжело им при­ходится - брошенным детьми, покинутым обществом, отвергнутым фиктивными бла­готворительными фондами, отмывающими деньги. Раньше он без угрызений закрывал глаза на беды этих отживших свой век лю­дей, но когда болезненный перст коснулся его, Кириллу поневоле пришлось лучше уз­нать их отчаяние. Вот почему он точно знал, кому нужно помочь в первую очередь.

Кирилл ехал по основной дороге, кото­рая вела к выезду из города. Такой марш­рут был выбран не случайно. Неподалеку находился крупный фонтан, исполненный в стиле Боттичелли, возле которого любили

околачиваться мелкие торговцы, предлага­ющие разную мелочь гуляющим по сквери­ку людям. Среди них хватало и пенсионе­ров с их скромными товарами: механичес­кими будильниками, старой сантехникой, разноцветными баночками и, особенно, в больших количествах, военными орденами. Тяжело представить, кому такая рухлядь могла понадобиться, но каждый день с рас­светом они приходили сюда с надеждой заработать немного денег на хлеб.

Нестеров остановил Тойоту возле жел­тых газонов, схватил пакеты с коробками кукурузных хлопьев и двинулся вдоль ска­меек, на которых целовались влюбленные парочки. Попадались ему и компании оди­ноких подружек. По всей видимости, они избрали эту территорию для сафари на одиноких парней. Появление Кирилла выз­вало среди них оживление.

- Эй, красавчик, не хочешь пригласить нас в кафе? - весело спросила тройка девчо­нок, на вид еще школьниц.

- Всех сразу? - смутился Нестеров.- А у тебя разве не хватит денег? - хитро

прищурилась самая бойкая из них, пепель­ная блондинка. - Поверь, мы стоим фрэш- сока, пирожных и кое-каких вещичек!

- Не сомневаюсь, - натянуто улыбнулся Кирилл. - Но ваш вариант мне не подходит.

-А мы шо, тебе не нравимся? - набро­силась на него вторая девушка с серьгой в носу. - Не хочешь, чтобы мы угостили тебя сладеньким?

После этих слов она широко расставила ноги и на пару секунд задрала юбку. На ней не оказалось нижнего белья. Нестеров едва не поперхнулся от откровенного де­филе, а подружки грубо загоготали. В Ки­рилле все сжалось от такого мерзкого от­ношения к своему телу. Он отвернулся и решительном шагом поспешил прочь. Де­вушка с серьгой развалилась на скамейке, как на кровати, и направила два средних пальца в спину убегающему Нестерову.

- Ну, и катись прочь, гомик! - громко ска­зала она и при поддержке подруг прокри­чала. - Гнусный гомик!

Нестеров чувствовал, будто его искупа­ли с головой в ассенизаторе. Он достиг фонтана и умылся холодной водой. Несмот­ря на прохладную погоду, ему было жарко, как летом, и капли пота на висках смачи­

92 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

вали волосы. Возвращаться назад, к маши­не, он решил другим путем, пусть даже это займет лишние десять минут его времени.

В этой части сквера было значительно многолюднее. Молодые мамаши бездумно курили при своих маленьких детях, а сту­денты, школьники и обыкновенные лобот­рясы скрывались от быстро приближаю­щейся взрослой жизни, полной ответствен­ности. Торгаши читали бульварные книж­ки, пока их товары на расстеленных на мок­рой земле клеенках занимались молчали­вой саморекламой. Внимание Кирилла при­влек старик лет семидесяти, который абсо­лютно один сидел за железным столом, перед шахматной доской с расставленны­ми фигурами. За другими столами, с обе­их сторон, кипела жизнь - мужчины всех воз­растов, завсегдатаи фонтана, играли на деньги с глупыми юнцами, считающими себя достаточно умными и удачливыми. В шахматах, нардах и шашках их ждал непре­менный крах и потеря сотни рублей. Од­нако происходило это только после нажив­ки - пары легких выигрышей, которые про­буждали жадность и заставляли повышать ставки.

- Почему вы одни? - начал разговор Не­стеров.

Старик поднял на него просветлевший взгляд и насупил брови. Что очень порази­ло Кирилла, так это его ухоженный вид. Чи­стый и выглаженный синий костюм в белую полоску, вышедший из моды четверть века назад, тщательно прилизанные волосы и ко­ротко остриженные ногти. Вне всяких сомне­ний старик был одинок, но старался выгля­деть чинно и благородно. Буквально все в нем говорило о неумирающей гордости.

- Некоторые люди боятся проигрывать, - сухо ответил старик. - А другие просто не умеют это делать.

- А вы разве не поддаетесь, как осталь­ные? - удивился Кирилл. - Не следуете об­щей тактике?

- Не в моих правилах обманывать людей- пожилой мужчина впился в него умными глазами. - Или лучше расставить сети и заманить в них слепую дичь?

- Значит, - Нестеров нерешительно сел напротив старика, - вы сразу отпугиваете их «шахом и матом» через десять ходов.

- Именно.

- Таким способом много денег не зара­ботаешь.

- Я не капиталист, - резко ответил ста­рик. - К тому же, случаются дни, когда по­падаются новички, которые ставят на кон сто, а иногда даже двести рублей. Поэто­му я спокоен за свое финансовое благопо­лучие и больше отношусь к игре, как к за­баве, приносящей наслаждение, где чело­век не обманывает, а просто доказывает свою смекалку.

Эта ложь была сказана с таким достоин­ством, что Нестеров невольно почувство­вал к старику глубокое уважение. В мире редко встречаются люди, которые превоз­носят принципы выше сытого желудка.

- Но помимо этого, - мужчина показал на черный дипломат возле себя, - у меня есть запасной план.

Он открыл замки и отбросил крышку. Внутри оказался холщевый мешочек с вы­пуклостями. Открытая часть была сильно стянута ремешком. Старик расслабил узел, засунул руку в мешок и вытащил из него резного ферзя из черного камня, а так же пешку и слона из белого камня. Подбадри­вающим взглядом он разрешил Нестерову рассмотреть одну. Кирилл выбрал ферзя. Можно было только догадываться, сколько часов старик потратил на изготовление каж­дой фигуры, но плавные линии, хороший вес и отличная шлифовка уже говорили об отточенном мастерстве. За такой набор кол­лекционеры в Восточной Европе не пожа­лели бы пятисот евро, а в Западной и всю тысячу.

- Сколько вы просите за них? - спросил Не­стеров, надеясь, что старик не продешевит.

- Восемь тысяч. Семь пятьсот крайняя цена для торга, - отчеканил старик, заби­рая назад ферзя.

- Всего?! - возмутился Кирилл - Вы же, наверное, делали их несколько месяцев.

- Два с половиной, - невозмутимо попра­вил его мужчина. - Но я не забываю, где живу. Богачи, которые могут себе позволить отдать за них двадцать тысяч, а это их ре­альная цена, не играют в шахматы. Они не мелочатся, а сразу покупают заводы со все­ми работниками, городские районы и даже целые города. Игра их душ - это монопо­лия. Шахматы же остаются для честных лю­дей с зарплатой, не больше моей пенсии.

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 93

Как можно требовать с них двадцать тысяч? Это неправильно!

- Хорошо, - сплел пальцы приятно пора­женный Кирилл. - А давайте представим, что я богатей, и очень люблю шахматы.

- Ну? - заинтересовался старик и выпрямился.- Для меня двадцать тысяч не проблема

и я могу заплатить такую цену.- Не пойдет! - решительно замотал голо­

вой мужчина. - Во-первых, ты не богатей. Богатей не станет разговаривать с обыч­ным человеком, ездящим на троллейбусе по пенсионному проездному. А, во-вторых, тебе хорошо известна предельная выгода, которую я ожидаю получить, а значит, у меня не хватит совести требовать больше. Это бы походило на настоящую наглость. По­этому даже такому «богатею» (сказано с из­девкой), как ты, я уступлю свой набор фи­гур за семь тысяч пятьсот рублей.

Такой бескомпромиссный ответ едва не убил Нестерова. Он надеялся избавиться от денег покупкой фигур, но полное отсутствие алчности у старика сделал этот план не­возможным. Впрочем, при взгляде на иг­рающих вокруг него людей, Кирилл быстро взял себя в руки и нашел альтернативное решение.

- Ладно, - Кирилл потер замерзшие ла­дони. - Допустим, я не так люблю шахматы, чтобы покупать фигуры, но готов попробо­вать себя в игре с вами.

- Правда? - озадачился старик и запер дипломат на замок. - Предупреждаю, я не буду поддаваться, чтобы не оскорблять свой разум, поэтому осторожно делай ставку.

- Пятнадцать тысяч рублей и два кило­грамма кукурузных хлопьев. - Нестеров по­казал деньги и коробки с быстрым завт­раком. - Я играю белыми. Ограничение вре­мени на один ход не более минуты.

- У меня нет таких денег, - сурово про­молвил старик. - Двести рублей. Все, что у меня есть. А я не буду играть на таких не­равных условиях.

Кирилл был готов взорваться. Любая че­стность должна иметь свои границы.

- Тогда добавьте к ним набор каменных фигур, - экспромтом предложил Нестеров.- Но только оценивайте их по реальной сто­имости, так как это не продажа, а своего рода азартный бартер.

- Справедливо, - задумчиво протянул по­

жилой мужчина. - И я буду дураком, если не соглашусь, но так же буду подлецом, если сперва не посоветую тебе отказаться от без­рассудного риска такой суммой денег.

- Ваша высокая мораль достойна красной книги, - расхохотался Нестеров. - Вас бы разрубить на восемь частей и посадить в президентские кресла стран большой восьмерки, и готов поклясться, что через год в мире бы прекратилась половина войн и решилась проблема с голодом в Африке.

- Власть и большие деньги рано или по­здно портят человека, а я дорожу своей со­вестью. К тому же я патриот и готов стать продажной мразью только ради отечества.

- Одобряю, - Кирилл взял среднюю пеш­ку и провел ее на два поля.

- Значит, ты пропустил мои предупреж­дения мимо ушей? - впечатлился старик.

- Точнее, я изучил ваши доводы, показа­ния, улики и нашел их не состоятельными, чтобы преждевременно закрывать дело, - усмехнулся Нестеров. - К тому же у вас тридцать секунд на ответный ход, иначе вы проиграете.

- Ну, малец, - вздохнул старик, - ты сам напросился.

Он вывел правого слона. Кирилл быстро ответил тем, что отодвинул еще одну пеш­ку, чтобы открыть ход своему слону. Его оп­понент использовал второго коня. Логики в такой тактике было мало, и Нестеров по­нял, что либо старик плохо играл, либо дей­ствовал по велению души или, что еще хуже, откровенно издевался над ним. Пер­вое предположение было исключено после первых пятнадцати минут игры, в течение которых Кирилл лишился шести фигур, а съел только одну несчастную пешку. Два года в студенческом шахматном кружке не подготовили его к противостоянию с на­стоящим гением. Прошло еще пять минут и на каждую белую фигуру приходилось две черных. Нестеров убедился, что точно про­игрывает, и позволил своему азарту про­длить агонию проигрыша как можно доль­ше. Пусть старик не подумает, что он при­вык сдаваться при первых залпах пушек. В конце концов, у него оставался ферзь, две ладьи, слон, четыре пешки, ну и, конечно же, король. С такой армией нельзя победить, но можно неприятно ранить. Кирилл наце­лился съесть вражеского ферзя. Его обхо­

94 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

дящие атаки вынуждали противника пожер­твовать ферзем, но старик ловко защищал­ся и еще успевал кусаться. Нестеров при­знался в несостоятельности своих шахмат­ных задатков, когда обнаружил своего ко­роля и единственного мелкого телохрани­теля в окружении семнадцати фигур.

- Я проиграл, - без восторга констатиро­вал Кирилл.

Теперь он был в легкой досаде.- Ты продержался двадцать семь ходов, -

успокоил его старик и, хихикая, забрал у него деньги. - Больше тебя продержался только Крамник, с которым я однажды иг­рал. Да и то, всего на три хода.

- Я даже не буду спрашивать вас, при каких обстоятельствах это произошло, - Не­стеров стер с лица глупую улыбку.

- Правильно. Лучше поверить на слово. В газетах такое не напишут. Сам понимаешь, кто такой Крамник и кто я. Он гроза миро­вого масштаба, а я - микрорайона или, на худой конец, городского, - мужчина полю­бопытствовал содержимым пакетов. - Странный продукт съедобного назначения. Чем-то похоже на солдатский паек в Вели­кую Отечественную. В любом случае в хо­зяйстве пригодится.

- Это довольно вкусно, - Нестеров попы­тался защитить выигранные хлопья и вне­запно понял, что потерял чувство времени и наверняка опаздывает. - Мне пора идти- он посмотрел на часы и ужаснулся - Гос­поди, это кошмар.

- Не драматизируй! - воскликнул старик- В твои годы, ты еще только начинаешь жить и тебе не приходится, как мне, про­сыпаться каждое утро и говорить себе: "Ну, старая калоша, тебе осталось на один день меньше". Понимаю, звучит глупо, но я чув­ствую себя лодырем, у которого подходит к концу отпуск, и скоро придется принимать­ся за нелюбимое дело.

- Вообще-то вы в некоей мере озвучили мои мысли, - признался Нестеров, вставая со скамейки.

- Да неужели? - удивился мужчина и ос­тановил его знаком руки. - Послушай, бла­годаря тебе моя рабочая смена закончилась раньше времени, и я могу уйти домой. Од­нако мое счастье или, точнее, натура тре­бует отметить это. Все-таки не каждый день бюджет так резко уходит в плюс. Призна­

юсь, я подумывал, что если не продам на­бор фигур в течение ближайших двух не­дель, то я окажусь в том затруднительном положении, когда нужно в отчаянии кричать "Помогите!" и срочно маскироваться под гастарбайтера, чтобы устроиться на строй­ку. Кстати, однажды я действительно пы­тался, но от моих услуг отказались по при­чине того, что эти азиатские парни таска­ют на спине столько кирпичей, что из них можно было бы сложить новую Китайскую стену, а из моей ноши - только нижнюю кладку камина. Конечно, люди они инте­ресные, но их громкая музыка явно не в моем вкусе, - старик замолчал, потому что понял, что говорит лишнее. - Одним сло­вом, я предлагаю тебе пропустить со мной по стаканчику холодной водки.

- Я за рулем, - выпалил Кирилл, еще ощу­щая в крови остатки ромашковой настой­ки. - Мне нужно срочно попасть в одно ме­сто и, если гаишник отберет у меня права, то я сомневаюсь, что успею туда на рейсо­вом автобусе.

Старик так скривился, словно Нестеров сморозил полную глупость.

- Знаешь, не пойми меня неправильно. Я, конечно, уважаю законы, но... - мужчина оглянулся по сторонам, опасаясь, чтобы его не подслушали, - однажды в сорок третьем году на Украине нашу базу атаковала авиа­ция немцев. Я был зенитчиком третьей ба­тареи. В тот день мои товарищи, в тайне от командира, успешно познакомили меня с одной страшненькой девчушкой, которая сделала из четырнадцатилетнего мальчика мужчину. Естественно, в мою честь закати­ли небольшую пирушку, и я напился до по­лусмерти. И вдруг авианалет. Старшие то­варищи притащили меня к орудию и под­перли сзади шваброй, чтобы я не упал. Дальше помню, как нещадно жал на гашет­ку, и скоро потерял сознание. Когда про­снулся, к удивлению, узнал, что сбил шесть «Юнкерсов» и четыре «Мессершмидта». Ре­корд по сбитым самолетам за один день продержался до самого конца войны. Мне за тот случай дали медаль Героя Советско­го Союза. Правда, странно?

- Потрясающе - раскрыл рот Кирилл - Воистину, не в алкоголе зло, а в случае.

Замешательство Нестерова позволило старику подозвать к себе тучного мужчину,

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 95

похожего на обычного камердинера, с боль­шой коробкой, висящей на шее. Незнако­мец учтиво поздоровался со стариком и открыл свой ларец, доверху забитый льдом, который окружал бутылки с подозритель­ной жидкостью. На показанный стариком жест - «два пальца», камердинер вытащил из бокового отделения в коробке пару ма­леньких рюмок и наполнил их зеленоватой субстанцией.

- Угощайся, - подбодрил Нестерова ста­рик и бережно взял свою рюмку. - Холод­ная водка осенним днем звучит более по­этично, чем малиновое варенье зимним ве­чером. Или примерно одинаково.

Он протянул продавцу скомканную купю­ру в сто рублей. Щедрость вызвала в камер­динере прилив жизненных сил и желание отплатить чем-нибудь полезным. В качестве достойной оплаты мужчина предложил два куска жаренного судака на палочках, взятых из того же ларца, но уже из другого отделе­ния. Кирилл бы не сильно удивился, если бы продавец прятал там рождественскую индюшку и розового поросенка.

- Это, конечно, не Столичная, но тоже кое- что очень приятное, - старик чокнулся с Не­стеровым и залпом выпил водку.

Он задержал дыхание и проглотил суда­ка. Все это делалось с таким аппетитом, что Кирилл заткнул за пояс последние со­мнения и последовал его примеру. Первое, что ему пришло в голову, когда водка попа­ла в желудок, так это то, что ничего не смыс­лит в спиртном. Такой адской смеси, про­бивающей на пот, ему не приходилось про­бовать еще ни разу в жизни. Пятьдесят пять процентов спирта сжали свой маленький кулак и пропихнули его в мозг Нестерова. Если бы не судак, то он бы точно отпра­вился в нокдаун. Камердинер не к месту расхохотался, забрал грязные стаканы и от­правился мыть их в фонтане.

- Вредная штучка, - прохрипел Кирилл, смахивая со лба капли пота. - Вам нужно было меня предупредить.

- Тогда бы ты точно отказался пить, - воз­разил старик.

- А как же ваш принцип говорить правду?- Он не распространяется на случаи со­

вместных попоек. Особенно в те дни, когда от денег я становлюсь испорченным - по­шутил старик. - Соблазнам поддаются даже

святые, а я далеко не святой.Он поправил на себе костюм, разгладил

жидкие волосы и решительно начал собирать фигуры с шахматной доски. Очень своевре­менно. Нестерову следовало поторопиться.

Мимо проходил китаец в спортивной фор­ме, которая явно была ему коротка, ибо под ней хорошо виднелись желтые носки и электронные часы на голом запястье. Все столики для игр были заняты, а он, судя по горящим глазам, испытывал симпатию к шахматам. Поскольку Кирилл встал со сво­его места, китаец без промедлений и очень решительно сел на его место.

- Ты так рано уходить? - осведомился ази­ат на ломаном русском языке. - Я хотеть играть.

- Извини, Мао, - продолжил собираться старик. - Казино закрывается.

- С чего вы взять, что я Мао?! - обиделся китаец. - Я не Мао. Я из Гонконга.

- Откуда бы ты ни был, тебе вряд ли хо­чется проигрывать. А ты проиграешь.

У китайца перекосилось лицо от лживого предсказания. Казалось, что ему не прихо­дила в голову такая возможность. Он вых­ватил из ветровки кошелек и выпотрошил его. Старик остановился и с непроницае­мым видом насчитал примерно тысячу руб­лей мелкими купюрами.

- Играть! - потребовал китаец. - Играть!- Ну что ж, новичок, - сухо улыбнулся ста­

рик и опустился на скамейку. - Фортуна се­годня повернулась ко мне ширинкой.

Он повернулся к Кириллу:- Я вынужден задержаться.- Конечно, - добродушно кивнул Несте­

ров и раскланялся с игроками, которые на­чали расставлять фигуры на шахматной доске. - А мне пора.

- Прощай, сынок, - помахал рукой старик.- Захаживай ко мне почаще. Ты моя удача.

Такое заявление пришлось явно не к ме­сту. Оно заставило Нестерова усомниться и подумать, что он еще может быть кому- нибудь полезен, а, следовательно, есть при­чина жить дальше.

Неуверенным шагом Кирилл направился к своему автомобилю по обходной дорож­ке. Даже пьяным ему не хотелось снова встречаться с тройкой школьниц. Его опа­сения оправдались лишь наполовину. Через десятки метров голых лужаек Кирилл уви­

96 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

дел, что подружки не покинули облюбован­ную скамейку, но были заняты раскручива­нием двух парней-корейцев, которые уго­щали их мороженым и кока-колой. Девуш­ки давали гладить свои колени, но били азиатов по рукам, когда те лезли дальше положенного. Верная стратегия - дать пар­ням понять, что сладостей хватит только на коленки. Нестеров искренне пожалел глу­пых корейцев, которые светились от счас­тья и искренне верили в свою внезапную популярность. Если им повезет, то они лишатся только карманных денег за корот­кие поцелуи интимных мест, а если нет, то всех накоплений за несколько минут меха­нического секса. Кирилл был рад тому, что в жизни ему удавалось избегать людей, об­манывающих его ради денег. Даже прости­тутки казались образцом нравственности, потому что заранее предупреждали, что их чувства и страсть наигранны.

Несмотря на встречу с наглыми девица­ми, прозванными в народе «динамщицами», Нестеров оценивал свою остановку, как очень плодотворную. Ему было трудно представить более достойного человека, чем повстречав­шийся старик. За проигрыш его угостили водкой и жареным судаком. И сделалось это так непринужденно, что на минуту Кирилл окунулся в беззаботную жизнь, исключающую пустые муки и сожаления. Добро без при­творств и расчетов так удивительно, что потрясает сильнее жестокости.

Нестеров сел в машину, завел мотор и вжал педаль в пол, чтобы наверстать поте­рянные минуты. Чтобы избавиться от дур­мана в голове, он опустил стекло и вклю­чил радио. На волнах играла песня Айми Манн, которая была очень симпатична Ки­риллу благодаря лиричным текстам. Несте­ров повысил громкость и начал мурлыкать вместе с приятным голосом Айми.

Ты неплохо выглядишьДля девушки, которой нужен жгут.Но можешь ли ты спасти меня?Придти и спасти меня?От армии сумасшедших,Которые полагают,что не могут никого любить.

«Не могут никого любить», - глухо повто­рил Нестеров.

Сзади просигналил «Жигули» с ванной на крыше. Кирилл посмотрел в зеркало зад­него вида и увидел, что плачет. Автомобиль сзади снова издал протяжный гудок. На этот раз пришлось уступить ему дорогу и взять немного вправо. Жигули поравнялся с Той- той, задержался на секунду, чтобы водитель мог внимательно осмотреть Кирилла, спеш­но стирающего слезы, и рванул вперед. Не­стеров выровнял дыхание и зажег сигаре­ту. Клубничный дым расслабил его и минут десять он вел машину, ни о чем не думая. Убегающая от него дорога с тонкими бе­лыми разделительными линиями размы­валась, как акварель после дождя. Стрелка на спидометре зашкаливала за сто восемь­десят километров в час. Никогда еще Ки­рилл не ездил на подобной скорости и уж тем более не осенью с сухими шинами по мокрой трассе. На крутых поворотах его могло легко занести и выбросить в кювет или столкнуть с деревом. Второй вариант звучал очень многообещающе. Спасатель­ный ремень был отстегнут, и такое столк­новение наверняка убило бы его на месте. В крайнем случае, он бы умер от кровоте­чения задолго до того, как карета скорой помощи добралась до столь отдаленного участка трассы. Осознавая появившийся шанс, Кирилл увеличил скорость до двух­сот десяти километров в час. Тойота с тру­дом входила даже в самые плавные пово­роты. Руль почти не слушался Нестерова. Выжать из автомобиля еще немного, зак­рыть глаза и все будет кончено. И вдруг Кирилл понял, что не может так поступить. Его очень ждал Александр, который в эту секунду наверняка не помнил себя от стра­ха. И если Нестеров позволит эгоизму по­бедить, то Миронов не улетит в Амстердам только по его вине.

Кирилл прислушался к голосу разума и сбавил скорость до ста двадцати километ­ров. Разница в девяносто километров так контрастировала, что Нестерову почуди­лось, будто его машина ползет, как чере­паха. Часы показывали, что он опережал график на десять минут и, тем не менее, Кирилл мучился от нетерпения, что застав­ляло его курить одну сигарету за другой. Нестеров ощутил некое облегчение от того, что остановил себя. Мало радости умирать в покореженной машине в сточной канаве,

Сергей Ан. Шереметьево - Амстердам 97

насквозь пропитанной запахом осеннего перегноя. Уж лучше в более располагаю­щей к переходу в мир иной обстановке.

Нестерову вспомнился немецкий полков­ник Скорцени. В начале мая 1945 года он и другие офицеры вермахта перед сдачей американцам скрылись в Альпах, в районе Тауэрна. Почти неделю они проживали в небольшой избушке над долиной Радштат- тской, наслаждаясь покоем и отдыхая от

войны. Глоток воздуха, свободного от по­роха, перед тем, как сменить мундир на пи­жаму пленника.

Как бы ни сложилась его судьба дальше, Нестеров хотел попасть в такое место, где ему будет легче притвориться, что жизнь те­чет в правильном ключе. Пусть всего на один день, а дальше можно идти в плен или еще лучше - подняться на эшафот. Кирилл даже сам сделает первый шаг навстречу палачу.

98 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

Ольга Хан, 1988 года рождения, выпускни­ца республикансого художественного коллед­жа имени Бенькова. Окончила также факуль­тет философии Узбекского национального университета и магистратуру южнокорейско­го университета Чунг-Анг (кафедра киноре­жиссуры).

Дипломант II конкурса молодых корейских поэтов и присателей Узбекистана.

Ольга ХАН

ИЗБРАННАЯ

Топ - т о п . т о п -т о п . Негромкие шаги отдаются в тишине раннего утра. Малень­кие рыжие кеды скользят по асфальту. И вновь мелькает ограда из железных пру­тьев, за которой можно увидеть голые де­ревья, сырую, разрыхленную землю и ог­ромное бетонное здание причудливого вида. Это Национальная школа искусств. Сегодня она снова опаздывает. Хотя в эту погоду так не хочется об этом дум ать.

Над школой простиралось безоблачное голубовато-серое небо, а в воздухе - аро­мат зимней свежести и прошедших праз­дников. Холодный ветерок, словно живой, вьется вокруг её лица.

- Ты избрана. - чей-то шепот раз­дался в ухе.

- Что? - она оборачивается в недоуме­нии. Карие глаза бегают из стороны в сто­рону, пытаясь отыскать обладателя сказан­ной фразы, губы-бантики приоткрылись в изумлении, а две смешные косички ра­стрепались от подувшего ветра. - Кто это сказал? Кем избрана?

Но никто не ответил, если не считать лёгкий свист ветра и рёв проезжающих машин с ближайшей дороги.

Омела стояла у окна на первом этаже. По коридору слонялись веселые стайки сту­дентов: художники, танцоры, актеры, раз­ношерстные представители богемы, юныеи, как всегда кажется в юности, безумно та­лантливые.

И вдруг среди этого красочного разно­образия она увидела его. Симпатичный, даже слишком. Миндалевидные глаза, с лу­кавинкой, с интересом глядят на неё.

- Привет. Ты не против чашечки кофе? - его улыбка была ослепительна.

- Можно..., ведь перерыв.Вот так спонтанно.Марк был видным парнем: высоким, утон­

ченным, всегда носил круглые очки, кото­рые придавали ему совершенно богемный вид. Он учился на отделении живописи, и представить его в ином образе было не­возможно. Помимо рисования парень увле­кался музыкой и играл в рок-группе с тре­мя однокурсниками: Максимом (Максом), Димой (Диманом) и Ярославом (Яриком). А, главное, он давно нравился Омеле.

Жизнь - странная штука. Самое важное всегда происходит спонтанно.

99

- Кто пришёл! - в холле к Омеле подбе­жала высокая красивая девушка с длинны­ми волосами. Она подскочила к подруге и обняла её.

- Мина, привет. Ты давно пришла?- Не очень, - Мина училась в школе на

актрису, - я видела Марка. Он интересо­вался, здесь ли ты...

- Ну, значит, увижу его на перемене, - Омела слегка покраснела.

- Мне кажется он ничего, - будущая ак­триса толкнула подругу в плечо.

- Мне тоже, - кивнула девушка, беря Мину под руку. - Ну, что, пошли, в столо­вой посидим. Поболтаем.

***- Что ты делаешь? - Макс подошёл к

Марку, который, сидя на корточках, что-то искал в пакете.

- Готовлюсь. К чему? К свиданию. С девушкой по имени Омела.

- И кто эта Омела?- Ты удивишься, если я скажу, что, мо­

жет быть, я . о н а .. В общем, она с дизай­на.

- Я понял. Ну, надо же, - усмехнулся Макс. - Смотри, обязательно познакомь.

***Омела подошла к входу клуба.Бросив на охранника неуверенный взгляд,

девушка зашла внутрь. Пытаясь отыскать глазами нужный столик, она молча стояла, пока одна из официанток не провела ее к зарезервированному месту. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Оме­ла опустилась на стул и принялась разгла­живать складки платья. Сегодня на ней был светло-зеленый наряд, а волосы убраны наверх и перевязаны ярким жгутом. Свет в помещении был переливчатым, и как по­казалось Омеле, голубовато-фиолетового оттенка. По танцполу медленно растекались пятна приглушенного света цветомузыки. Звучала песня группы «Voyage». Обстанов­ка была именно такой, какую она любила.

- А вот и ты, - раздался голос Марка.- Чудесно выглядишь.

Омела подняла глаза. Он был одет в эле­гантный костюм и казался Богом.

- Спасибо, - Омела заметно смутилась.

- А в честь чего все это?- В честь нас с тобой. - Марк слегка

притянул к себе Омелу. - И можно тебя поцеловать?

«Обычно о таком не спрашивают, а чув­ствуют нужный момент», - подумала девуш­ка.

- Так можно или нет?- М ож но.«Хотя выглядит не совсем романтично»,

- подумала она, почувствовав прикоснове­ние его губ.

***Омела тихо вошла в комнату. Не включая

света, девушка упала на кровать, даже не раздеваясь.

- Замечательный вечер, - прошептала она, глядя в тёмный потолок. - Марк такой обаятельный, галантный, все девчонки на него зыркали. Он мне, конечно, нравится. Но люблю ли я его?

Девушка закрыла глаза. И ей приснилось море - настоящее, шумное. Чайки парили над водой, отчаянно крича. Омела стояла на пустынном песчаном пляже и ясно ощу­щала запах морского бриза. Появилось сильное желание броситься в воду. Разог­навшись, она побежала навстречу волнам. Море совершенно не было холодным, на­оборот радовало своей нежностью и теп­лом. Потуже затянув резиночки на косич­ках, Омела нырнула под воду. Но чем глуб­же она погружалась, тем больше ей каза­лось, что конечности немеют и холодеют, но это нисколько не пугало. Наоборот, было как-то спокойно.

- Ты избрана . - прошептал кто-то в самое ухо.

- Что? - изумлённо спросила Омела и проснулась.

Часы показывали полдень. Девушка села на кровати, потирая глаза. Лишь она взгля­нула на будильник, как сон мгновенно уле­тучился.

- Проспала! Как такое может быть? Бу­дильник же звенел! Почему я его не слыша­ла? У меня же эти чертовы математика с физикой!

Вскочив, она начала поспешно одевать­ся, надеясь успеть хотя бы к третьей паре. Натягивая брюки, Омела недоверчиво по­

100 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

косилась на будильник. Почему она его не услышала? Ведь девушка всегда чутко спа­ла по ночам.

***

- Как настрой? - Марк поздоровался с Максом, который сидел в аудитории, стуча барабанной палочкой по колену. Шла тре­тья пара, но работать в мастерской не хо­телось; к тому же, преподаватель куда-то отлучился и, судя по всему, не спешил воз­вращаться в кабинет.

- Отстой.- Что произошло?- Ничего. Чёрт! - Палочка, которую вер­

тел Макс в руке, вдруг сломалась. - Всё к чёрту!

- Парень, что с тобой? - Марк был оза­бочен поведением друга. - Знаешь, нервные клетки не восстанавливаются.

- Меня всё достало, - огрызнулся това­рищ. - Мир катиться в никуда. Жизнь с каж­дым днем всё хуже, мы погрязли в дерьме. Люди посходили с ума.

- ???- Ха-х! Но я спасу этот мир, вытащу его

из трясины! Хоть я и бездарный тунеядец. Но! У меня есть воля! И у меня есть сердце!

- Блин, да, что ты мелешь? Послушаешь тебя, уши «в трубочку сворачиваются».

- А вот увидишь! Запомни мои слова, Марк. Со временем ты убедишься в том, что, если Макс захочет, он это сделает! Я спасу этот прогнивший мир!

Лицо Макса было сосредоточенным и се­рьезным.

***Марк и Омела встретились в главном

холле школы.- Хорошо выглядишь, - заметил Марк.- Да как обычно, ничего особенного.- Для меня ты всегда отлично выглядишь.

И косички твои очень милые.- Спасибо, - покраснела Омела, не при­

выкшая к комплиментам.- Ты сегодня опоздала.- Я проспала, что-то с будильником слу­

чилось.- Эй, не стоит переживать из-за этого. На­

гонишь ещё. Кстати, ты знакома с Максом?- Нет, а кто это?

- Мой друг. Я бы сказал, лучший друг. Учится на одном курсе со мной. Он, прав­да, немного со странностями, но человек хороший. Я тебя с ним познакомлю. Вон он, стоит у главного входа.

Омела покосилась в сторону упомянуто­го Марком входа. Спиной к ним стоял не­высокий, длинноволосый мальчик. Его го­лова с лохматой шевелюрой тёмных волос казалась большой для его худощавого тела. Парень вертел в руках пачку сигарет.

- Эй, Макс! - позвал Марк.Тот, кого окликнули Максом, обернулся.

Ещё издали Омела заметила, что он дей­ствительно странный. Во всяком случае, внешности он был необычной. Лицо было худым, а щеки - впалыми. Крючковатый нос и узкие губы придавали ему недовольный вид. Глаз почти не было видно из-за длин­ной, пушистой челки. Глядя на нового зна­комого, Омела слегка улыбнулась. Ей ста­ло смешно.

- Это Макс, - представил Марк.- Он самый, - буркнув, Макс вниматель­

но посмотрел на девушку.- Знакомься. Это Омела.- А, та самая! Ну, привет, - Макс выпря­

мился, отбрасывая челку.В этот момент Омела заметила, что, не­

смотря на не самую приятную внешность, парень является обладателем просто уди­вительных глаз. Голубых, как два озера, и невероятно больших. Их взгляд был прони­зывающим и серьёзным. Казалось, что он проник ей в самую душу.

- Что за странное имя Омела? Это про­звище?

- Да, прозвище. Омела - цветок. Кельты использовали его для магических ритуалов путем сжигания, - чуть сбиваясь, объясни­ла девушка.

- А еще под ним целуются влюбленные на Западе, - вставил Марк.

- А у барышни есть настоящее имя? - тем временем поинтересовался Макс.

- Настя, - девушка пристально посмот­рела на парня. Что-то настораживало её в нем. От него веяло мистикой, это пугало. И одновременно притягивало.

- Эй, что с тобой? - спросил Марк, гля­дя на изменившееся лицо девушки. - И с тобой? - бросив взгляд на Макса.

Ольга Хан. Избранная 101

- Ничего, - Омела попыталась улыбнуться.- Точно. Абсолютно ничего, - новый зна­

комый медленно отвел взгляд куда-то в сто­рону.

- Приходи к нам на репетицию, - Марк потрепал Омелу по голове. - Хочу, чтобы ты послушала пару наших песен.

- Когда?- Сегодня. В актовом.- Ладно. Приду.- Тогда я пойду. Кстати, Ярик просил пе­

редать, чтобы Мина тоже пришла.

***Когда Омела и Мина вошли в актовый

зал, ребята уже находились на сцене, на­страивая инструменты.

- Раз, два, три! - выкрикнул Дима, са­дясь за ударную установку, и принялся на­стукивать нужный ритм.

- Давайте «кавер» сначала слабаем! - предложил Марк, беря в руки соло-гитару.

- Идёт, - согласился Ярослав, отрегули­ровав синтезатор на нужный звук. - Макс, ты как, готов?

- Да, поехали, - Максим приблизил к себе микрофон и стал наигрывать на гита­ре аккорды песни группы «Берлин».

В плену своих идей, ты не идешь на пляж.Т ы смотришь на людей, «двадцатник» тебе

не дашь.Что-то есть в тебе, конечно, что-то есть.Ты не идёшь, а солнце разжигает жесть.В чем-то ты так не похожа на других, зна­

ешь т ы . . - пел Максим, стараясь не смот­реть в зрительный зал.

- Здорово играют, - восхитилась Мина, качая головой в такт музыки. - Я и не зна­ла, что рок может быть таким классным.

- Это панк-рок, - поправила Омела, ус­тавившись немигающим взглядом на сце­ну. - Притом, это не их песня.

- Жаль, но мне всё равно нравится.- Мне тоже, - кивнула Омела, внима­

тельно разглядывая Макса. Он по-прежне­му казался ей смешным.

***Омела и Марк обычно встречались в

главном холле на переменах. За неимени­ем большого количества свободного вре­

мени, они пересекались на каждом пере­рыве.

- Привет, - Марк подошёл к Омеле, шут­ливо ткнув её в живот. - Кого ждёшь поми­мо меня?

- Мину. Она обещала передать мне кни­гу по дизайну.

- Понятно. Пообедаем вместе?- Хорошо, - кивнула Омела.Марк наклонился к девушке и поцело­

вал ее в щеку. Омела слегка покраснела. Марк почти не говорил комплиментов и не целовал её. Делал это только в редких слу­чаях, но от чего зависели эти случаи, она не знала. Парень вел себя сдержанно, хотя, казалось, был влюблен в неё и дорожил их отношениями.

- Погляди, кто идёт, - внезапно усмех­нулся он.

К ним приближался Макс. Одного его взгляда было достаточно, чтобы девушку словно передёрнуло. Она чувствовала себя неловко в его компании. Ей чем-то нравил­ся этот парень, но эмоции, связанные с ним, ей были не знакомы.

- Привет, - отсалютовал Макс.На его приветствие, Омела лишь слегка

кивнула.- Куда направляешься? - поинтересо­

вался Марк.- В аудиторию. Надо над дипломом по­

работать.- Да, это важно. Тогда мы пошли. Я ско­

ро буду.- Будем ждать-с, - натянуто улыбнулся

Макс, глядя на удаляющуюся пару, - непре­менно.

Он так и стоял, глядя им вслед, пока не заметил, что девушка тоже смотрит на него. Обернувшись через плечо, Омела смотре­ла на Макса, в то время как Марк увлекал её за собой.

***- Как хочется есть, - раздраженно ду­

мала Омела, открывая дверь пустой квар­тиры. С недавних пор она жила одна. Отец улетел по делам в зарубежную командиров­ку, а мать уехала в другой город присмат­ривать за приболевшим дедушкой. Омелу оставили одну. Ей доверяли и были уве­рены, что она уже не маленькая, и сможет

102 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

пожить самостоятельно. Как-никак ей сем­надцать. Девушку факт отъезда родителей нисколько не расстроил. Это даже было на руку. Она была предоставлена сама себе. Но, как ни странно, Омела не воспользова­лась внезапной свободой и, кроме школы, никуда не ходила. Всё оставшееся время после учёбы она просиживала дома, уча уроки или занимаясь своими делами. Ве­сти хозяйство было необязательно, никто ничего от нее не требовал, что очень нра­вилось девушке.

- А в холодильнике как всегда пусто, - открытая ею дверца холодильника подтвер­дила сей несокрушимый факт. - Ничего, сейчас быстро что-нибудь состряпаем. Что у нас тут имеется? А га .

Девочка извлекла пару яиц и мягкую бу­лочку. Для неё этого вполне достаточно.

- Пожарю яичницу, посмотрю телек, сде­лаю уроки, поиграю в «Красную угрозу», по­звоню Мине и Марку. А по то м . решу по­том, - планировала Омела, чиркая спичкой о коробок. Но та никак не хотела зажигать­ся. Чиркая и чиркая спичкой, девушка сто­яла, задумавшись о предстоящем вечере. Внезапно вспыхнувшее пламя заставило её вскрикнуть от боли. Огарок спички бесшум­но упал на пол и рассыпался на кусочки, превратившись в чёрную смесь пыли и золы. Крепко обхватив обожженный палец, Омела бросилась в ванную комнату. Под­бежав к раковине, она быстро и нервно покрутила кран, подставляя под него обо­жженный палец. Но вода не появлялась. Омела простояла около пяти секунд, ожи­дая холодную струю, но кран издал лишь гудящий звук. Чертыхнувшись и закрутив кран, пострадавшая обернулась в поисках емкости с водой. К счастью, в ванной сто­ял тазик с холодной водой. Наклонившись, девушка вертикально погрузила палец в воду. Раздалось жуткое шипение. От воды, куда она опустила палец, начал поднимать­ся густой пар. Жидкость в тазу забулькала, образуя крошечные пузыри. Испугавшись, Омела отпрянула от ванной. Осторожно вынув палец, она внимательно осмотрела его. Боль от ожога не прошла, но ни раз­дражений, ни ссадин не обнаружилось. Омела, молча, вновь погрузила палец в воду. Произошла та же реакция. Пар повалил из

воды, которая незамедлительно вскипела. Не на шутку взволновавшись, девушка обер­нула палец в полотенце и убежала на кух­ню в поисках аптечки.

- Что бы это значило? - пронеслось в голове.

- Привет, - Мина радостно улыбнулась Омеле, встретившись с ней в холле школы.- Как дела?

- Ужасно, даже не спрашивай.- В чём дело?- Ни в чём. Просто странно себя ощу­

щ а ю .- Бывает, - подбодрила Мина, - это прой­

дёт. Ой, а что это у тебя с пальцем?- Обожглась, - покраснела Омела, пряча

за спину перебинтованный палец, - когда готовила обед.

***- Ненавижу солнечный свет, - хмуро бор­

мотала себе под нос Омела после пар, про­ходя мимо окон, из которых лился яркий свет. Настолько яркий, что приходилось заж­муриваться. Крошечные пылинки кружились в воздухе, не намереваясь оседать на пол.

- Просто не переношу, - продолжала возмущаться девушка. - Другое дело - су­мерки. Прохладно, воздух свежий, темно. Людей меньше. Кому может нравиться сол­нечный свет? Я не понимаю. Гадко.

Омела спустилась в полуподвальное по­мещение на первом этаже. Идя вдоль стен, она наслаждалась полумраком и напевала себе что-то под нос. На минуту она остано­вилась у тонированного окна, чтобы попра­вить прическу. Но увиденное ею в стекле заставило девушку шарахнуться в сторону. На ее глазах отражение разделилось на две части - совершенно одинаковые. Просто её, Омелы, теперь было две.

- Что? - прошептала Омела, вглядыва­ясь в отражения. - Что происходит? Обман зрения?

Немного оправившись от страха и нео­жиданности, девушка подошла к стеклу.

- Кто ты? Почему вас двое?- спросила Омела у своего отражения.

Ответа не последовало.- Почему я такая?Тишина.

Ольга Хан. Избранная 103

- Я всегда хотела быть такой как все. Са­мой обычной.

Фраза повисла в воздухе. Девушка со вздохом придвинула к себе ставни. В стек­ле отразились две Омелы.

- А, может, я вижу в стекле, помимо себя, отражение своей души?

И вновь молчание.- Хватит. Надоело! - рассерженно бро­

сила Омела, отворачиваясь от окна. Стекло треснуло под её гневным взглядом, раско­ловшись надвое. Но отражений по-прежне­му оставалось два.

- Что за чертовщина? - испуганно про­шептала Мина, прячась за аркой. - Это сде­лала Омела?

Мина шла после первой пары по тёмно­му коридору, ища глазами подругу. Нако­нец, она заметила девушку, понуро бреду­щую в сторону подвала. Омела спустилась по лестнице и свернула направо, Мина ус­корила шаг, никак не решаясь окликнуть её.

- Привет! - Мина только тогда нагнала Омелу, когда та шла по первому этажу к школьному магазину канцтоваров.

- А, здравствуй, - вяло отозвалась де­вушка. - Я думала, ты уже не придёшь. Как ты?

- В порядке, - качнула головой подруга.- Ты не дождалась меня сегодня в метро. Почему?

Омела неопределенно пожала плечами.- Что с тобой, Омела? Что происходит?- Мина, - Омела ласково улыбнулась, -

со мной всё в порядке.- Не верю. Я хотела с тобой поговорить.

Не отрицай ничего, я всё видела.- Что ты видела?- Ты ведьма, да?- Что?!- Я видела, что стало с отражением в

зеркале! Это чистое волшебство! Так в ре­альной жизни не бывает.

- Мина, э т о . - девушка запнулась.- Что это было?- Я сама не знаю. Не знаю, как это полу­

ч а е т с я .. - голос Омелы неестественно дрожал. Вдруг она закрыла лицо руками и расплакалась.

- Омел, ну, что ты, - придя в себя, при­

нялась утешать ее Мина, -Успокойся.- Я действительно не знаю, как это полу­

чается, - заплетающимся голосом оправды­валась девушка, глядя полными слёз глаза­ми на лучшую подругу. Мина в первый и в последний раз видела, как Омела плакала.

***

Марк шёл, задумавшись о своём, а ря­дом с ним с задумчивым видом шагала Омела. Лицо девушки не выражало ника­ких эмоций, а взгляд казался далёким и чужим.

- Омела, - позвал её Марк, тронув за плечо.

- Что? - девушка вздрогнула от неожи­данности.

- Что с тобой? Что-то случилось?- Ничего, - она помотала головой, - всё

просто замечательно.- Хорошо, - неуверенно протянул Марк,

- пойдём на улицу. Покурим.- Как хочешь, - пожала плечами Омела,

- пошли.- Только я Максу диск отдам.- Когда?- Да прямо сейчас.- Пойдёшь в аудиторию?- Зачем? - удивился тот. - Вон он с

Димкой идёт. Сейчас и отдам.Ей не хотелось видеться с Максом. При

каждой их встрече Омела ощущала на себе его пронзительный, внимательный взгляд, от которого начинал пробирать холод. Но и она сама смотрела на друга Марка во все глаза, словно пытаясь заглянуть парню в самую душу. Когда их взгляды встречались, девушке казалось, что весь мир перестаёт существовать, принадлежащие ему краски становятся размытыми и неяркими, а сну­ющие мимо студенты превращались в ка­кие-то движущиеся пятна.

- Как дела? - насмешливо улыбнулся Макс, подходя к Марку, за спину которого спряталась Омела. - Ты мне CD принёс?

- Конечно, - кивнул друг, открывая рюк­зак, - держи.

- Омела, привет.- Привет, - кивнула девушка, неохотно

выходя из-за спины Марка.- Как жизнь? - Макс протянул руку для

приветствия.

104 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

- Нор-маль-но, - по слогам, с придыха­нием, ответила Омела.

Подушечками пальцев она ощутила теп­ло рук Макса, которое начало разливаться по её телу. Ей показалось, что окружение вновь стало размытым и закружилось как карусель. Они же словно находились в цен­тре этого аттракциона. Ладони и пальцы девушки были холодными как ледышки, а по лицу парня было заметно, как это его поразило.

- Прекрасно, - серьёзно и с медлен­ной расстановкой сказал Макс, глядя в гла­за Омеле, и не выпуская её руки.

- Ага, - не менее серьёзно, и как бы эхом, ответила девушка, тоже не отрывая взгляда от собеседника.

Они стояли, глядя в глаза и держась за руки, будто гипнотизируя друг друга. Эту странность первым заметил Марк. Состро­ив кривую мину, он притянул к себе Омелу, так чтобы её рука высвободилась из ладо­ни Макса.

- Нам пора. Идём, - хмуро заметил он, по-хозяйски обнимая девушку за плечо.

- Да, идём скорее, - Омела бросила взгляд на Макса, - хочется на свежий воздух.

***

Марк и Омела стояли на остановке и курили. Девушка курила очень редко, Марк же выкуривал по пачке сигарет в день.

- Ну, М а к с . - тихо сказал парень, глядя куда-то вдаль.

- Что Макс? - не поняла Омела.- Мне это не нравится. Я имею в виду

ваше общ ение.- Так я же с ним и не общаюсь вовсе.

«Привет - пока» и всё.- Теперь и этого не надо, - Марк уси­

ленно стряхивал пепел.- Почему?- Потому.- Нет, ты объясни.- Ты к нему что-то чувствуешь? - не от­

ветив, спросил Марк, старательно выпус­кая клубы дыма.

- Например.- Ну, симпатию или ненависть.- Я ничего к нему не испытываю. - Вид у

Омелы был абсолютно равнодушный. По крайней мере, так казалось.

- Ну, хорошо, - согласился Марк, сме­рив девушку недоверчивым взглядом.

- А что?- Ничего. Просто так спросил.

***

- Слушай, разговор есть, - выпалил Марк, подойдя к Максу, который беседовал с сим­патичной первокурсницей.

- Это так срочно?- Да.- Ладно, - пожал плечами Максим, - пой­

дём. - Он улыбнулся собеседнице, махнув на прощание. - Ну, что стряслось?

- Г м . Макс, - начал Марк, - послушай, я тебя как товарища прош у.

- О чём?- Не общайся больше с Омелой.- Не понял.- Не разговаривай с ней, даже не здо­

ровайся.- Почему?- Да потому, что я вижу, что ты к ней не­

ровно дышишь, - сердито ответил Марк.- Я? К ней? - возмутился Макс. - Ты что?- Хорош прикидываться, я же всё вижу.- Ты сошёл с ума. Рехнулся. Такую чушь

несёшь.- А я уверен в своих словах. Поэтому с

этого момента, чтоб к Омеле ни на шаг, - пригрозил Марк, засовывая руки в карма­ны, - усёк, друг?

- Как пожелаете, сэр, - насмешливо по­жал плечами Макс.

Когда же Марк пошел к выходу, застыв­шая улыбка Макса стала похожа на траги­ческую маску японского театра.

***

Макс сидел на ступеньках перед школой, куря очередную сигарету. Настроение было далеко не на взлете, ничего не хотелось де­лать, а нервное напряжение росло с каж­дым часом.

- Привет, - Омела подошла к нему сза­ди, нервно теребя косичку.

- О! Не подходи ко мне! Не подходи! - наигранно воскликнул Макс, обернувшись к ней и рьяно отмахиваясь руками.

- Всё смеешься? - грустно спросила де­вушка.

- К х м . Уже нет, - хмуро ответил парень,

Ольга Хан. Избранная 105

- что ты хотела?- Ничего. Просто мне показалось, что

ты чем-то опечален.- Я?! Да, всё просто зашибись. Я не бы­

ваю грустным, я всегда весел и доволен.- Ты уверен, что всё в порядке?- Как никогда. Что-нибудь ещё?- Нет.- Замечательно.- Ладно. Значит, я ошиблась. Пока. Из­

вини, за беспокойство.Развернувшись, девушка пошла к двери,

не выпуская косички из рук. Тонкие пальцы нервно теребили розовую резинку, пере­тягивающую темные волосы.

- Омела!Та обернулась.- А знаеш ь. Марк ведь запретил мне с

тобой разговаривать. Он считает, что я яко­бы к тебе проявляю больший интерес, чем следовало.

- А это так? - спокойно спросила Омела.- Нет, - подумав, сухо ответил Макс.- Тогда тебе не о чем переживать, - де­

вушка покачала головой, - пока.Она скрылась в здании, закрыв за собой

дверь. Макс едва заметно вздохнул и по­лез в карман за пачкой, чтобы извлечь оче­редную сигарету.

- Я уверена, что ты соврал. Врун несчас­тный, - прошептала Омела, стоя за тони­рованным стеклом, глядя на спину сидяще­го Макса.

- Ты снова общалась с ним? - сердитым тоном спросил Марк.

- С кем?- С ним. С Максом.- Марк, я тебя не понимаю, когда я го­

ворила с ним?- Я видел вас на ступеньках школы, я был

неподалёку.- Но мы всего лишь перекинулись парой

слов!- Мне не нравится то, что ты слишком

много уделяешь ему внимания. Может, ты с ним собираешься встречаться?

- О чём ты говоришь? - возмутилась де­вушка.

- Да, о чём я говорю? - передразнил Марк, поправляя очки на переносице. - Я

вижу, как ты смотришь на него.- И как? - вызывающе спросила Оме­

ла. Её губы нервно дрожали.- Так, как ты не смотришь ни на кого дру­

гого, даже на меня.- Тебе показалось, - передернула пле­

чами девушка. - Все это так глупо.- Ты принимаешь меня за идиота?- Давай поговорим об этом потом.- Не увиливай от разговора, Омела.- Я опаздываю на пару. Извини, - выпа­

лила она и побежала в сторону кабинета математики.

- Да, что, блин, происходит? - стоял в недоумении Марк. - Мир действительно ка­тится в никуда.

***

Омела сидела на остановке в одиноче­стве и курила. Холодный ветер дул прямо в лицо. На улице было туманно. Девушка стряхнула средним пальцем пепел и глу­боко затянулась. Затем поправила шарф и выпустила клубок дыма. Ее глаза не отра­жали никаких эмоций, казались стеклянны­ми и неживыми, в чёрных зрачках запечат­лелись печаль и безысходность. Лишь од­нажды лёгкая, но кривая улыбка затронула её губы, но тут же спала. Всё. Так больше не может продолжаться. Надо расставить все точки над «i». Девушка затянулась в последний раз и, выпустив дым, резко бро­сила сигарету на землю, затушив её нос­ком кеды.

***

- Почему он скрывается? Что чувствует по отношению ко мне? - думала Омела, бы­стрым шагом направляясь к аудитории, где творили студенты-художники. - Ненавидит или . ? Как понять? А, может, спросить на­прямую? Нет, нельзя. Он не должен знать, что его отношение ко мне меня волнует. - размышляла она, стоя перед кабинетом. - Что я скажу, когда войду? Может, развер­нуться и уйти? Нет, нельзя отступать, раз пришла. Я просто спрошу, где Марк. Таким образом, завяжется разговор. Отличный повод. Так я и узнаю ответы на свои воп­росы. И будь, что будет, - глубоко вздох­нув, девушка открыла дверь и вошла внутрь.

Максим спал, заложив руки за голову,

106 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

сидя на стуле, который он склонил к стене. Возле него стояла табуретка с художествен­ными принадлежностями. Масляные крас­ки, размазанные по палитре, источали не­приятный едкий запах. Кисти были беспо­рядочно разбросаны, а бутылка с разбави­телем не была закрыта. Омела осторожно приблизилась к парню. Наконец они одни. И хорошо, что он спит; она может внима­тельно рассмотреть его, не встречая при­стального взгляда. В нос ударил запах раз­бавителя, и она плотно закрутила бутыль. Максим тихо вздохнул во сне. Омела улыб­нулась, и наклонилась к нему, и слегка коснулась своими губами его губ. Они были горячими и мягкими.

***

Омела стояла в своей комнате у окна, глядя на тёмный двор, слабо освещенный одиноким фонарём. Этот тускло-мертвен­ный свет действовал на нервы и мешал со­средоточиться на собственных мыслях. Зав­тра ведь в школу. Всё будет как всегда. Она увидит Мину, М а р к а . и, может быть, Мак­са. От одной мысли о нём сердце бешено застучало. Девушка повертела кулон, кото­рый висел на шее, - синий аквамарин на тонкой цепочке.

- Вбери в себя всю мою энергию. Всю мою любовь, - выдохнула она, поглаживая камень.

Тот неожиданно засветился бледно-голу­бым светом, словно вбирая в себя чувства и мысли девушки. Свечение талисмана Омелу совсем не испугало; она просто с широко открытыми глазами смотрела на камень. Когда волшебные лучики иссякли, девушка спрятала кулон обратно под одеж­ду и уставилась в окно. В глаза вновь бро­сился фонарь, разливающий тусклый свет вокруг себя. Омела недобро прищурилась, протянула руку в его сторону. Медленно пошевелив пальцами, словно приманивая огонек лампы к себе, она быстро сомкнула кулак. Фонарь погас, и улица погрузилась во тьму.

- Так-то лучше, - устало пробормотала де­вушка, примкнув лбом к холодному стеклу.

***

- Омелка! Омела! - радостная Мина под­

бежала к подруге. - Тебя берут на модель!- Как?- На модель! Представляешь? На совре­

менный костюм!- Брось шутить.- Я совершенно серьёзно. Ко мне подо­

шла знакомая девчонка и сказала, что зап­риметила тебя и попросила уговорить стать моделью для её платья.

Омела покорилась, позволив засасывать себя. Воронка затягивала её все глубже и глубже.

- Похоже на зыбучие пески, - подумала девушка, находясь уже по плечи в песке.

Она закрыла глаза, пытаясь дышать пол­ной грудью. Вскоре пески сомкнулись над её головой, и девушка стала падать в чёр­ную пустоту.

- Избрана, - вновь прошептал незнако­мый голос.

Омела проснулась в поту. Тяжело дыша, огляделась вокруг. Она находилась в своей комнате, залитой солнечным светом.

- Приснится же такая чертовщина, - вы­дохнула девушка, бросая взгляд на часы. Те показывали двенадцать.

- Как? Уже полдень?! Будильник не сра­ботал?

Омела в панике соскочила с кровати. По­крутив в руках будильник, девушка обнару­жила, что тот сработал, но видимо она не слышала его звона.

- Скорее в школу! Где моя одежда?! - в нервном порыве воскликнула она, обора­чиваясь к двери шкафа. Та с треском рас­пахнулась. Омела вскрикнула. Чтобы дверь открывалась сама? Это она сделала? Сно­ва чудеса? Девушка попыталась вновь рез­ко посмотреть на шкаф, но перемен не про­изошло.

- Волшебство, - пробормотала она, на­тягивая на себя любимую футболку. - Как такое вышло?

- Привет, - улыбнулся Марк, беря Оме­лу за руки и недоверчиво глядя на неё, - почему ты так поздно?

В последнее время девушка постоянно

Ольга Хан. Избранная 107

ловила на себе внимательный и подозри­тельный взгляд парня. Омела чувствовала, что он стал ей меньше доверять. И не толь­ко ей, но и своему другу тоже, хотя они с Максом не общались в последнее время.

- Проспала, - буркнула она, смотря на пол, упрямо не желая взглянуть на парня, - будильник не услышала.

- Но ты же всегда просыпаешься от ма­лейшего шума, - удивленно проговорил Марк, - ты сама говорила.

- А сегодня, наверное, был не тот слу­чай, - хмуро ответила Омела.

- Я видел твоих однокурсников, сегодня была важная контрольная. А ты её пропус­тила. Ты же знаешь: скоро сессия.

- И что ты хочешь этим сказать?- Сейчас не время спать.- И?- Завалишь сессию: ты уже не впервые

просыпаешь.- Ну и что, ты сам говорил, чтобы я не

парилась! - огрызнулась Омела. - Тебе ка­кая разница?

- Я думал, мы пораньше освободимся после экзаменов и сможем больше време­ни проводить вместе, а в итоге ты можешь стать задолжницей.

- Ну и ладно, пусть. Мне всё равно.- Слушай, я тебя не узнаю. Не верится,

что ты это говоришь, - вскинул бровями парень.

- Мне пора, - проигнорировала его за­мечание девушка, - пока. Свидимся позже.

На последней, четвертой, паре у Омелы жутко разболелась голова так, что стало трудно дышать. По телу пробегала стран­ная дрожь, а глаза стало жечь.

- Что со мной? - состояние девушки было близко к паническому, она обхватила руками голову. - Как странно.

- Анастасия, вам плохо? - поинтересо­валась Евгения Павловна, преподаватель по литературе, остановившись возле её парты.

- Да, - выдавила Омела, не поднимая глаз на женщину. - Голова болит, - хрипло добавила она после недолгой паузы.

- Тогда вам стоит выйти или пойти до­мой.

- Д а -д а . Можно?

- Конечно, идите.Омела выскочила за дверь и побежала по

коридору. Сегодня он, как никогда, казался тёмным и бесконечным. Девушке казалось, что она бежит по холодному туннелю и в его конце никогда не блеснет луч света.

Макс шёл по коридору, засунув руки в карманы куртки. Плохое настроение, став­шее уже привычным, преследовало его даже сегодня. Да и здоровье в последнее время сильно пошатнулось: насморк, кашель и слезливость глаз постоянно преследовали его.

- Как меня всё достало, - хмурился па­рень, его шаги отбивали четкий ритм, глу­хо отзываясь в пустынном помещении, - что со мной? Я себя не узнаю. А всё это из-за этой девчонки. Она как-то странно воздей­ствует на меня. Рядом с ней как парализо­ванный становлюсь. Кто бы услышал - ур- жался. Чёрт!

Размышляя, Макс продолжал своё путе­шествие по темным коридорам. На пути ему не попалось ни одного студента: все были на занятиях. Парень шёл, погруженный в свои мысли, не видя дороги перед собой. Только сильное столкновение с чьим-то плечом заставило его очнуться.

- Смотри, куда идёшь! - зло крикнул Макс, обернувшись. Это была Омела.

Девушка резко остановилась, глядя на него. Она тяжело дышала. Макс смотрел ей в глаза, замедлив шаг. То, что происхо­дило далее, напомнило ему замедленную съёмку. Максим видел Омелу, стоящую пару секунд в нерешительности, она казалась маленькой и жутко одинокой. Не отворачи­ваясь и не сводя с него глаз, девушка дви­нулась в противоположном направлении. Её глаза отражали испуг и были влажными, будто от слёз. Макс уже было собрался от­вернуться, как заметил, что цвет глаз де­вушки стал меняться. Карие глаза приоб­рели насыщенно-зеленый оттенок, ярко сверкнув в полумраке. Они блестели от влаги, зачарованно и печально глядя на него. Девушка продолжала тяжело дышать, её грудь высоко вздымалась и опускалась. Макс на какое-то время онемел от изумле­ния, но, тем не менее, продолжал вгляды­ваться в лицо Омелы. Однако девушка рез­ко отвернулась и быстрым шагом направи­

108 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

лась вглубь правого крыла.- Она нормальная?

***

- Здравствуй, - Марк подошёл к Омеле сзади и обнял за плечи.

- О, привет, Марк, - улыбнулась девушка, высвобождаясь из его объятий, - как дела?

- Хорошо, - озадаченно произнёс па­рень.

- Понятно, - кивнула Омела, поджимая губы. - Куда идешь?

Марк не ответил: он, прищурившись, смотрел на неё. Девушка натянуто улыбну­лась и пожала плечами. Парень улыбнулся следом и наклонился вперед, чтобы поце­ловать. Но Омела увернулась, отводя лицо в сторону.

- Что-то не так? - хмуро поинтересовал­ся Марк, сильно изменившись в лице. Се­годня ему было особенно невесело. С Оме­лой явно что-то творилось, и он не знал, что. А главное - она сама не желала об этом говорить.

- Всё прекрасно. Опаздываю на пару. Я побежала, - выпалила девушка, скрываясь из виду.

- Но перемена только началась! - крик­нул ей вслед Марк, но Омела не оберну­лась. Казалось, она его не слышала или делала вид...

***

Настроение Омелы было паршивым. Д е­вушка понимала, что отношения с Марком становятся в тягость, но, как сказать ему об этом, не обидев? Омеле было просто необ­ходимо поговорить с Миной. Лучшая под­руга подскажет, как поступить. Искать ее долго не пришлось, Омела заметила Мину еще издалека. Но та была не одна. Рядом с ней топтался Ярослав. Омела покачала го­ловой, досадуя, хотя в глубине души де­вушка была рада за Мину. Мешать им ей не хотелось. Омела прошла мимо, опустив го­лову и делая вид, что не замечает их. Кра­ем глаза она заметила, как подруга смущен­но улыбнулась при виде её, якобы извиня­ясь за свою занятость. Ярослав же не за­мечал ничего вокруг и глядел на Мину влюб­ленным взглядом.

Первые дни января протекали без осо­бых происшествий. Погода стояла неверо­ятно тёплая, словно весна и зима поменя­лись местами. Мина с Омелой сидели в столовой, попивая чай с лимоном и балу­ясь румяными коржиками с творогом. На­строение было меланхоличным и сонливым. Впереди предстояло ещё несколько нудных пар, на которые не хотелось идти.

- Тебе сегодня на примерку? - спросила Мина, помешивая ложечкой чай.

- Да, - кивнула Омела, отпивая обжига­ющий напиток из стакана.

- А у меня еще целые две пары сцени­ческой речи. Значит, не получится пойти домой вместе?

- Почему? Я смогу освободиться к концу твоих занятий.

- М м м . Омел, я не смогу.- Вот как? - притворно удивилась девуш­

ка. - А в чем дело?- Понимаешь. В общем, я договорилась

пойти домой с Ярославом, - смущаясь, вы­палила Мина. - Сегодня он меня провожа­ет.

- Понятно, - покачала головой Омела, - хорошо.

- Ты не в обиде? - улыбнулась подруга, исподлобья глядя на собеседницу. - Я не знала, что ты освободишься вовремя. Но если хочешь, ты можешь пойти с нами.

- Нет. Я сама.- Спасибо, - просияла Мина. - Я знала,

ты меня поймешь.

***

- Так, повернись ко мне лицом, - ско­мандовала Лиза, оглядывая Омелу с ног до головы.

- Сидит хорошо, - оценила костюмерша,- тебе хоть самой нравится?

- Да, очень. Мину тоже взяли на модель.- Конечно, её всегда берут: она сказоч­

ная красавица и притом хорошая актриса, знает, как себя подать. Пройдись-ка туда- обратно.

Омела прошла вдоль аудитории, прини­мая различные позы. Платье на самом деле сидело прекрасно. Корсет подчёркивал её тонкую талию, а накидка из ажурной ткани- хрупкие плечи и изящные руки.

Ольга Хан. Избранная 109

- Ещё немного подшить и готово, - кон­статировала Лиза, - показ уже не за гора­ми.

- Ты успеваешь? - спросила Омела, раз­глядывая себя в зеркале. Она распустила волосы, которые мягкими волнами спада­ли на открытые плечи.

- Да, - кивнула Лиза, поправляя подол юбки. - Тебе идут легкие кудри или локо­ны. Так ты выглядишь взрослее.

- Я не хочу казаться взрослее. Мне нра­вятся мои косички.

- Детский сад, - хмыкнула Лиза, - но тебе виднее. Но на показе будь такой, как сегод­ня.

- Конечно. Это же часть образа, - улыб­нулась Омела, снимая накидку, - я тебя не подведу.

***Мина и Омела вышли на крыльцо кол­

леджа.- Эх, хорошо то как! - улыбнулась Оме­

ла. Она стояла, широко расставив ноги и раскинув руки в сторону, с наслаждением вдыхая свежий воздух.

- Согласна, - рассеяно кивнула Мина.- Завтра просмотр у наших костюмеров.- Точно.- Мин, что с твоим настроением? - Оме­

ла обратила взгляд на подругу.- А что с ним? - удивленно спросила

девушка, приглаживая растрепавшиеся на ветру волосы.

- Какая ты не такая сегодня, - Омела уже отвернулась и, прищурившись, смотрела вдаль.

- Да, нет. Ничего не изменилось.- Ладно, - кивнула Омела, теперь раз­

глядывая носки кедов. Даже зимой она но­сила рыжие кеды.

- О м е л .- Да?- Каково это быть ведьмой?- Мин, я не ведьма.

***

День показа юных модельеров обещал быть шумным и суетливым. Костюмеры но­сились по коридорам, выясняя очередность групп; модели пытались привести в поря­док последние аксессуары. Но всеобщее

волнение не помешало показу пройти удач­но, все участники получили оценки по зас­лугам. После демонстрации нарядов пола­галась фото-сессия для школьного журна­ла. Но фотограф куда-то пропал, и никто не знал, где его искать.

- Омел, найди, пожалуйста, фотографа,- умоляющим тоном попросила Лиза, скла­дывая ладони на груди, - все жутко заняты и .

- Можешь не продолжать, - улыбнулась модель, - я мигом.

Омела вышла в холл, надеясь обнаружить там фотографа, но его в помещении не ока­залось. Приподняв подол юбки, девушка вышла на улицу, предположив, что он про­водит съемку вне здания. Но в школьном дворе было пусто. Погода стояла пасмур­ная, окружение казалось размытым, но за­пах сырости Омеле был приятен.

- Вот чёрт, - выругалась девушка, - где его носит?

- Если ты о фотографе, то он на показа­тельном выступлении у танцоров, - спокой­но ответил кто-то.

Омела обернулась. Неподалеку от неё стоял Макс и курил сигарету. Его лицо, как всегда, было хмурым и не выражало ника­ких эмоций. Затянувшись и выпустив клу­бы дыма, парень смерил Омелу насмешли­вым взглядом и отвернулся. Девушка за­метила, как он часто шмыгал носом и сво­бодной рукой тёр слезившиеся глаза. Зрач­ки парня показались ей странно расширен­ными.

- Ты распустила волосы, - наконец за­метил Макс, продолжая стоять к ней спи­ной.

Омела молчала.- С косичками тебе лучше. Эта прическа

тебя старит.Девушка ничего не ответила, лишь кив­

нула слегка.- Ты думаешь, я тебя избегаю?- Я ничего не думаю, Макс.- Прекрасно.- Да, просто замечательно, - с недо­

вольной миной произнесла Омела, не по­нимая, к чему эта имитация разговора, - значит, фотограф у .

- Танцоров, - перебил Максим, не дав договорить.

110 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

- Хорошо, - как можно безразличнее зак­лючила Омела, - спасибо за помощь.

- Не за что, - ответил парень. - Н астя . постой .

Девушка обернулась к нему, но не успе­ла ничего сказать, потому что Максим схва­тил её за плечи и, притянув к себе, поце­ловал. Вдруг хлынул сильный дождь. Они так и стояли под дождем, их одежда на­мокла, прическа Омелы испортилась, воло­сы прилипли к лицу. Ресницы девушки дрожали, а руки неуверенно переплелись с руками Макса. Однако в какой-то момент парень отпрянул от неё, словно не понимая, зачем целовал её, и, развернувшись, вер­нулся в здание. Омела продолжала стоять под дождём, даже тогда, когда дверь учеб­ного заведения захлопнулась за Максимом. Ей было хорошо и горько одновременно. Только сегодня она поняла, что влюблена в этого странного парня.

***

- Омела, где ты была? - спросила Лиза, подбегая к девушке. - Фотограф пришел и сказал, что тебя не видел. О, боже! Что с твоей причёской? А с одеждой?

- Попала под дождь, - растерянно улыб­нулась Омела, - решила проверить на ули­ц е . А там ливень.

- Сделаю вид, что поняла, - скептичес­ки ответила костюмерша, схватив Омелу за локоть, - идём, приведем тебя в порядок и- фотографироваться.

- Прости, - кивнула Омела и последо­вала за Лизой.

***

Она проснулась в холодном поту. Каж­дый новый сон становился всё мрачнее и загадочнее. Её, то засасывало в воронку песка, то она тонула в море, а порой лете­ла вниз с огромной высоты, и каждый раз некто шептал ей о том, что она избрана.

- Когда всё это закончится? - устало про­шептала девушка с отчаянием в голосе. - Как мне надоело, - она натянула одеяло до подбородка и уставилась в потолок, - как это остановить? Что означают эти сны?

***

Девушка шла в колледж, даже не глядя

на дорогу перед собой. В ушах пульсирова­ла музыка «We’re All To Blame» группы «Sum41». Перед глазами всё плыло, как в дымке. Омеле казалось, будто окружение окрасилось в бледные голубовато-зелёные цвета. Она не слышала ничего, кроме пес­ни. Музыка окутывала девушку с ног до го­ловы, позволив абстрагироваться от всего происходящего вокруг. Громкий крик «По­берегись!», пробившийся сквозь пелену музыкальных ритмов, заставил Омелу вздрогнуть и осмотреться. Прямо на неё надвигался трамвай, угрожающе сверкая фарами. Омела инстинктивно зажмурилась, ноги её не слушались, бежать или кидать­ся в сторону уже бесполезно. Но страшно­го столкновения не произошло. Невидимая сила толкнула девушку в грудь, и она отле­тела в сторону, упав на груду коробок, сва­ленных возле продуктового магазина. При­землившись на спину, Омела лежала, ши­роко распахнув глаза.

- Избрана, - услышала она на одно мгно­вение, а затем лёгкий звон колокольчиков и возвращение привычных звуков: голоса людей, шум проезжающих машин, крики птиц и мягкое дуновение ветерка.

- Вставай.Омела подняла глаза и увидела мужчину

средних лет в очках в роговой оправе. Он стоял, протягивая ей руку. Девушка робко протянула свою, и мужчина помог ей под­няться.

- Как ты?- В порядке, - пробормотала побледнев­

шая Омела, испуганно озираясь. Люди шеп­тались и смотрели на неё, кто-то с сочув­ствием, кто-то с осуждением.

- Нужно быть осторожнее, девочка, - по­учительным тоном наказал мужчина, - пле­ер вынимать из ушей, когда переходишь дорогу, и смотреть не под ноги, а перед собой, - он поправил очки на переносице, которые смешно съехали на нос. - Как ты спаслась? Ты отлетела так, словно тебя кто- то подкинул и бросил что есть силы.

- Я не знаю. А разве это не вы?- Нет, я бы не успел. Не ушиблась хоть,

может, вызвать скорую?Девушка отрицательно помотала головой

и, не дождавшись пока мужчина в очках что- либо скажет, направилась к метро.

Ольга Хан. Избранная 111

- Соблюдай правила дорожного движе­ния! - донеслось до неё, но Омела не обра­тила на слова ни малейшего внимания, ду­мая о своем.

- Марк, можно тебя на минуту, - по при­бытию в школу Омела заглянула в кабинет художников. Парень, который был увлечен живописью, поднялся и направился к де­вушке. - Мне нужно поговорить с тобой.

- Да, конечно, - пожал плечами Марк, - я даже знаю о чём. Ты хочешь, чтобы мы расстались.

- Н е т . Ты не так...- Не стоит, Омела, - перебил Марк. - Я

всё понимаю.Омела промолчала, ведь Марк был прав.

Она подбирала нужные слова в своё оправ­дание, когда парень опередил её.

- Ты не хочешь больше быть со мной. Тебе нравится Макс.

- Нет!- Не обманывай. Я всё вижу. Я ведь прав?- Я .я просто . Извини.- Я же сказал, не стоит. Ну, держись, -

он по-дружески похлопал девушку по пле­чу и натянуто улыбнулся. Эта улыбка да­лась ему с трудом, но Омела смогла оце­нить ее.

С тех пор Омела и Марк старались не об­щаться. Парень был уверен, что девушка сразу проявит инициативу в отношениях с его лучшим другом, но она ни разу не по­дошла к Максу. С каждым днём Омела ста­новилась всё мрачнее. Краски вокруг мер­кли, а во взгляде поселилась такая безыс­ходность, что окружавшим ее людям стано­вилось страшно. Здоровье Омелы заметно ухудшилось. Девушке всё труднее было ды­шать, мучили головные боли. Спала она плохо, каждый раз её преследовали запу­танные сны, которые затягивали в неве­домую пучину. За короткий срок Омела по­худела и постоянно выглядела сонной. Мину очень беспокоили перемены, происходящие с подругой.

- Омела, что с тобой? - спрашивала она.- Это всё из-за магических штучек?

- Я не знаю, - отвечала девушка, - без

понятий.И уходила, оставляя Мину в тревогах и

сомнениях. Медленно шли дни, и Омела чувствовала себя забитой и уставшей от школьной суеты.

***

- Ты должна заплатить, - прошипели ей в самое ухо.

Омела перевернулась на другой бок.- Тебя спасли, ты совершила глупость.

И нет больше шансов, время истекает. Пла­ти!

Девушка поморщилась во сне.- За продление жизни ты должна запла­

тить. Сейчас!- Хорошо! Я и сама жажду этого! - крик­

нула Омела и проснулась.- Неужели, время пришло? - прошепта­

ла она.Сунув руку под рубашку, девушка извлек­

ла синий камень на цепочке и долго смот­рела на аквамарин.

- Талисман, - тихо прошептала Омела, - скоро всё будет кончено.

***

Омела влетела в холл школы, где было невероятно тихо и пусто. Студенты сидели на парах, а дежурные разошлись по делам. Девушка подошла к окну. Прижавшись ла­донями к холодному стеклу, она глядела на улицу.

- Совсем не чувствуется, что на дворе зима. Заморозки были лишь пару раз в начале декабря. Кажется, будто весна на­ступила раньше времени.

Через некоторое время Омелу охватило чувство, будто кто-то смотрит на неё. Даже не кто-то, а определённый человек.

- Я знаю, что это ты, - не оборачиваясь, произнесла девушка, услышав шаги поза­ди себя.

- Как ты узнала? - спросил Максим. Он стоял в нескольких метрах позади и гля­дел ей в спину.

- Чувствую, - обернулась Омела.Макс глядел на неё отчужденно и груст­

но. Омела молчала, не решаясь сказать что- либо. Её руки нервно теребили то часы на запястье, то оранжевые резинки на косич­ках. Девушку неудержимо тянуло к парню, но она не решалась заговорить с Макси­

112 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

мом, боялась шагнуть по направлению к нему. Но разве можно ждать вечно? Омела понимала, что должна успеть сказать ему главное. Она на мгновение закрыла глаза, а затем бросилась к нему. Макс тоже сде­лал несколько быстрых шагов навстречу. Но вдруг они остановились, словно кто-то не­видимый держал их, не позволяя прикос­нуться друг к другу.

- Макс, мне столько нужно тебе сказать,- с отчаянием в голосе начала Омела.

- Не говори ничего. Я всё знаю, я всё понял сам, - перебил её Макс, его голос дрожал.

- Мне....мне нужно уйти.- Да, я понимаю, - горько усмехнулся па­

рень.- Но я буду ждать тебя. Я всегда и везде

буду ждать тебя. Слышишь?- Да.- Я буду хранить надежду, что ты при­

дёшь. Но ты сам решишь, правда? - голос Омелы срывался на плач, но сама девушка счастливо улыбалась.

- Я приду, - серьёзно ответил парень, протягивая ей руку. Омела протянула ему свою, и их пальцы переплелись.

- Весной, - шептала Омела, - весной.- Конечно.Девушка улыбнулась, на её глаза навер­

нулись слёзы.- Знаешь, я никогда не думал о любви,

чувствах, - упавшим голосом изрёк Максим, утирая ей слёзы. - Все говорили, что когда- нибудь и я встречу свою любовь, которая перевернёт всю мою жизнь. Я не верил, я смеялся. Но когда встретил тебя, когда впер­вые увидел, то понял, что ты она и есть.

- Как забавно, - тихо засмеялась Омела, ее плечи дёргались, глаза были полны пре­дательской влаги.

- И е щ е . я - наркоман, - глядя девуш­ке в глаза, признался Макс, - но у меня ос­тались незаконченные дела. Я ведь должен спасти этот мир. Ведь о н .

- Катится в никуда, - закончила Омела.Макс не ответил.- Это тебе, - девушка сняла с шеи та­

лисман и вложила в руку парня, - он не простой.

- Аквамарин, - с улыбкой заметил Макс, глядя на синий камень.

Омела кивнула.- Прощай, Макс, - прошептала она, мяг­

ко высвобождая свою руку.- Прощай, - одними губами ответил па­

рень.Бросив последний взгляд на Максима,

Омела удалилась. Её походка была лёгкой, но плечи невольно продолжали подёрги­ваться. Ей было тяжело, слезы и чувства рвались наружу. То же происходило и с Максом, который стоял и смотрел ей вслед, крепко сжимая в кулаке аквамарин.

***

Омела примчалась на вокзал и купила би­лет на самую раннюю электричку, которая пускалась в путь после обеда. В запасе у девушки оставалось около трёх часов. Сев на метро и приехав домой, она убрала квар­тиру, надела свою любимую одежду - фут­болку и джинсы - и, не захватив с собой ничего, кроме ключей и билета, налегке выскочила в подъезд. Заперев дверь на все замки, Омела положила ключ от квартиры в почтовый ящик и скачками спустилась с лестницы. Оказавшись вовремя на станции, девушка опустилась на скамейку, ожидая своей электрички. Та не заставила себя долго ждать. Объявили о посадке. Омела ловко запрыгнула в вагон и, найдя пустое место, села.

Электричка тронулась. Девушка непре­рывно смотрела в окно. Деревья и дома мелькали с бешеной скоростью, а солнце спряталось за тучами. С каждой остановкой вагоны пустели, и вскоре Омела осталась одна. Она сошла на конечной, дождалась, пока электричка скроется из виду, и пошла в противоположную от станции сторону. Издали раздавался шум воды. Чистое, кри­стальное и невероятно большое озеро на­поминало море. Волны подкатывались к берегу и откатывались обратно, точа кам­ни и цветные стеклышки. Песок напоми­нал золотистую сахарную пудру без едино­го пятнышка. А главное: не единой живой души. Вдохнув полной грудью свежий влаж­ный воздух, Омела прощальным взглядом окинула пляж и вбежала в воду. Та была холодной, но девушка этого не почувство­вала. Глубоко вдохнув, она нырнула и по­плыла - долго, не чувствуя усталости. Чем

Ольга Хан. Избранная 113

дальше Омела заплывала, тем больше ощу­щала, как немеют ее конечности в ледяной воде, а кислорода становится всё меньше. Лёгким движением она перевернулась на спину. Девушка видела, как лучи выглянув­шего зимнего солнца рассекают воду, про­сочившись вглубь. Чудилось: еще немного и можно дотянуться до них. Омела плавно падала глубоко в темноту. Но ей не было страшно, наоборот возникло какое-то чув­ство легкости, успокоения и освобождения. Разноцветные блики искрились, окружая ее, а вода еще никогда не была такой небес­но-голубой. Как глаза Макса. Девушка сде­лала последний взмах руками и, расслабив­шись, заглотнула воду, которая сначала мо­розной, а затем внезапно тёплой струей стала разливаться по её телу, перекрывая дыхательные пути.

- Ты заплатила, - прошептал голос, но Омеле было всё равно.

Она закрыла глаза, полагаясь на власть волн, которые увлекали ее на дно. Жизнь погасла в девушке, а течение уносило её в другой мир.

***

Макс бродил по школе, словно тень. На его лице не было печати скорби, но глаза казались неживыми и выцветшими. В кар­мане он всегда носил аквамарин, не остав­ляя камень ни на секунду. Ломки с каждым днём становились все более невыносимы­ми, но парень знал, что ещё не время. Ведь до весны осталось ждать полтора месяца. Иногда Макс ловил печальные взгляды Мар­ка и Мины, которые порой всхлипывали на переменах. Но время невозможно повернуть вспять. От них это не зависело.

Учеба казалась Максиму всё тягостней, а жизнь с каждым днем теряла свою прелесть. Единственное, что пока доставляло ему удо­вольствие - игра в рок-группе. Парни про­должали исполнять «кавер-версии», на этот раз их излюбленным произведением стало “Save The World” группы «Bon Jovi». Дима с Ярославом посмеивались над солирующим Максом, называя того «спасателем» и пред­лагая перевестись на вокальное отделение. Но друг не обижался, лишь невразумитель­

но хмыкал в ответ на дразнилки. Парень по­гружался в музыку с головой, пытаясь най­ти в ней силы и успокоение. Но, несмотря на различные попытки отвлечься, занятия в школе и повседневная жизнь надоедали всё больше. Макс уже не мог предположить, сколько ещё выдержит.

В один день Максим не пошёл на пары. Он направился прямиком на станцию элек­тричек и купил билет. Какое-то неведомое чутье подсказывало парню, что именно на этой станции ему нужно сесть и именно на конечной сойти. Путь показался ему неве­роятно долгим, поэтому, как только двери вагона распахнулись на последней станции, Макс выскочил из вагона и побежал по на­правлению к озеру. Оказавшись на месте, он некоторое время бродил по пустынному пляжу, и с каждым шагом на душе стано­вилось спокойнее и легче. Опустившись на песок, Макс достал из кармана куртки пачку сигарет и, вынув одну, закурил. Он затяги­вался медленно, с видимым наслаждени­ем, и глядел то на ровную поверхность воды, то на проплывающие по небу белые облака. Вскоре парень заметил, что над пляжем начинает сгущаться лёгкий туман, который грозил покрыть всю территорию возле озера. Выпустив клубы дыма, Мак­сим сунул руку в карман и достал камень. Зажав сигарету в зубах, он обеими руками повертел аквамарин, поглаживая его и про­буя на ощупь. А дальше, размахнувшись, парень бросил кулон в воду. Макс неотрыв­но следил за водой в озере, поверхность которой в том месте, куда упал камень, ста­ла колыхаться. Вскоре часть воды начала подниматься, принимая отчётливые челове­ческие формы. Это была девочка. С двумя косичками и детской улыбкой. Она была прозрачной и полностью состояла из воды. В ней парень узнал Омелу. Девушка улыб­нулась ему и помахала рукой. Максим улыб­нулся в ответ и сделал последнюю затяж­ку. Омела ласково глядела на него, груст­ная улыбка едва затронула уголки её губ. Кивнув парню в последний раз, она развер­нулась и медленно скрылась под водой. Макс еще долго наблюдал за ровной по­верхностью воды, но Омела больше не по­явилась. Парень знал, что пока больше её не увидит. Ведь в его нынешней жизни её

114 Лауреаты и дипломанты I и II конкурсов

больше нет. Выпустив последние клубы дыма, парень выбросил сигарету, предва­рительно затушив её о песок. Поднявшись на ноги, Макс ещё какое-то время глядел на озеро; вся жизнь пронеслась перед его глазами. Или она прошла мимо него, лишь слегка задев? Сколько он ещё протянет? Он

не задумывался об этом. Этим распорядится судьба, а ему ещё надо спасти мир. Вяло улыбнувшись, парень медленно побрёл в сторону станции. А туман продолжал сгу­щаться, поглощая силуэт Максима в гус­той молочной дымке.

Ташкент, 2005 г.

МУЗЫКА, РЕКОМЕНДУЕМАЯ ДЛЯ ПРОСЛУШИВАНИЯ ПРИ ЧТЕНИИ ПОВЕСТИ:

“When Love Is Calling”. Eric&Barbara’96 (партия Омелы и всей повести)“All About Us”. T.a.t.u (партия Омелы и Максима)“Voyage”. Gregorian (партия в клубе Марка и Омелы)“For The First Time”. Kenny Loggins (партия Марка)“Forever Love” Gary Barlow (партия школы искусств)“Oriunde Ai Fi”. O-zone (партия Омелы и Мины)“Our Farewell”. Within Temptation (партия Омелы и Максима)“We’re All To Blame”. Sum41 (партия Омелы и Максима (заключение).

«КОРЕ СИНМУН». ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ИСКАНИЙ

116 «Корё синмун». Двадцать лет исканий

Брутт КИМ, главный редактор газеты «Корё синмун»

V/

ЮБИЛЕИНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

20 лет назад, 20 сентября 1997 года, в ташкентском парке имени Навои Ассоциация корейских культурных центров Узбекистана широко отмечала 60-летие проживания корейцев Узбекистана. В Ташкент прибыл поезд, ко­торый повторил маршрут 60-летней давности, по которому осуществля­лось «великое» переселение 1937 года - из Приморья, через всю Сибирь, Казахстан, до Ташкента. Пассажирами были представители корейских ди­аспор России, Казахстана, Японии, США, европейских стран, а также об­щественные деятели, журналисты, ученые из Южной Кореи.

У главного входа в парк участникам и гостям мероприятия вручались свежеотпе­чатанные газеты. На первой странице круп­ными буквами было выведено: «Корё син­мун» - газета о вас и для вас».

Так «Корё синмун» возвестила о своем рождении. Газета была отпечатана в ночь с 19 на 20 сентября в Ташкентской типогра­фии оперативной печати (директор Ким Ви­талий Бонгирович) тиражом 5000 экземп­ляров. Средства на издание первого номе­ра выделил генеральный представитель авиакомпании «Байкал» в Ташкенте Эдуард Федорович Ли, который и стал первым ди­ректором общества с ограниченной ответ­ственностью «Koryo Sinmun», специально со­зданного для издания новой газеты.

«КС» была зарегистрирована в Респуб­ликанском Агентстве печати и информации

25 июня 1997 года. Учредителем газеты вы­ступил Ташкентский государственный педа­гогический институт имени Низами. Ректор ТГПУ Бахром Гафурович Кадыров охотно принял предложение стать учредителем, правда, с оговоркой, что мы не станем про­сить у него денег на выпуск газеты.

По существу создание в Узбекистане ко­рейской газеты было исправлением исто­рической несправедливости. После депор­тации корейского населения Приморья в республики Средней Азии и Казахстан во всем бывшем Союзе издавалась одна ко­рейская газета - «Ленин кичи». Ее штаб- квартира располагалась в Кзыл-Орде (с 1938 г.), затем, с 1978 года, в Алма-Ате.

На начальном этапе в Казахстан было пе­реселено значительно больше корейцев (95

117

тысяч против 74,5 тысячи - в Узбекистан). Туда же были переведены редакция газе­ты, корейский театр, пединститут. Но со временем многие тысячи казахских корей­цев переехали в Узбекистан. По переписи1989 года в Узбекистане проживало 183 тысяч корейцев, в Казахстане - 103 тыс. Но учреждения культуры, в том числе и редак­ция газеты, оставались в Казахстане.

Лишь после обретения Узбекистаном не­зависимости корейцы, как и другие мало­численные этносы, получили возможность создавать свои национальные СМИ. Пер­вой ласточкой стала корейская программа на Узбекском государственном ТВ под на­званием «Чинсэн», которая впервые вышла в эфир в мае 1990 года. Первым редакто­ром программы явилась Инна Сон, с июня 1992 года по сей день - Рита Пак.

Печатный орган для информационного обеспечения корейцев Узбекистана должен был бы появиться сразу же после распада СССР, поскольку единственная на постсо­ветском пространстве корейская газета «Ле­нин кичи» (не считая областной газеты са­халинских корейцев «Ленины килло»), хотя и стала называться международной, поте­ряла былой статус, который позволял про­водить подписные кампании, опираясь на местные органы власти. Возникли большие проблемы с ее доставкой читателям. А по­том и новые независимые государства об­завелись собственными валютами.

Словом, были все предпосылки к созда­нию узбекскими корейцами своей нацио­нальной газеты. Самым большим препят­ствием в реализации этого проекта было отсутствие средств. Общественные органи­зации, возникшие в те годы в Узбекистане, предложение о создании газеты встрети­ли без особого энтузиазма. Им самим надо было изыскивать средства для поддержа­ния своего существования.

Единственным, кто откликнулся на это предложение, был Павел Харитонович Кан, президент Ассоциации содействия объеди­нению Кореи (АСОК). Из трех корейских об­щественных объединений (АККЦ, АСОК и «Возрождение») на тот период наиболее дееспособным была АСОК. Павел Кан, в прошлом крупный хозяйственный руководи­

тель, неоднократно избиравшийся в Вер­ховный Совет Узбекистана, обладал несом­ненными лидерскими качествами.

Принятый в Корейской Народно-Демок­ратической Республике на самом высоком уровне, Павел Кан смог добиться поддерж­ки и со стороны исторической родины. Не только финансовой, но и материально-тех­нической. В 1994 году АСОК получила ти­пографское оборудование японского про­изводства, правда, далеко не нового (1954 года выпуска), но в вполне рабочем состо­янии. На этом оборудовании и был выпу­щен первый номер газеты «Тхониль» («Един­ство»).

После выпуска первого номера между ре­дактором и издателем возникло недопони­мание в вопросах тематики и содержания газеты, и я был вынужден возобновить по­иски других единомышленников.

И таковой нашелся лишь через три года, когда я, наконец, получил в Государствен­ном комитете по печати и информации разрешительный документ на издание га­зеты «Корё синмун». Эдуард Ли, директор представительства «Байкал Авиа», с кото­рым мы были знакомы еще с тех времен, когда я работал корреспондентом газеты «Крылья Востока», спонсировал выпуск пер­вого номера «Корё синмун».

Формирование редакции началось сра­зу же после регистрации газеты. Однако официально редакция заработала с 1 но­ября 1997 года. К тому времени штат ре­дакции выглядел таким образом:

- главный редактор - Ким Брутт И.;- зам. главного редактора - Лю Генна­

дий Иванович;- ответственный секретарь - Ли Влади­

мир Николаевич;- зав. творческой группой - Галимов

Юрий;- корреспондент - Нафикова Ольга;- директор ООО «Когуо Sinmun» - Ли Эду­

ард Федорович;- главбух - Коломийчук Тамара Михай­

ловна.Начиная с ноября вплоть до конца 1997

года, редакция проводила рекламную кам­панию в регионах республики. Была сфор­мирована агитбригада, в которую, помимо

118 «Корё синмун». Двадцать лет исканий

сотрудников редакции, входили ансамбль «Ченчун» (худрук Петр Тин), группа «Донг» (Вячеслав Мун), другие известные артис­ты. В тот период в группу «Донг» входил и Владимир Никольский, известный ныне в Узбекистане и России конферансье.

Агитбригада сыграла неоценимую роль в продвижении газеты на местах. Встречи с потенциальными читателями были прове­дены в хозяйстве имени Беруни (бывший Димитрова) и «Новая жизнь» Куйичирчикс- кого, поселке Йик-Ота (бывший колхоз «Ле­нинский путь») Юкоричирчикского районов, а также в городе Гулистане и, разумеется, в Ташкенте.

Творческая группа редакции пополнялась как опытными, так и начинающими журна­листами. Самым титулованным среди них был Геннадий Лю, работавший в прошлом за мгл редактора газеты «Сельская правда» и главным редактором «Советской Каракал­пакии». Владимир Ли был ответсекретарем «Ангренской правды», Сергей Ли - коррес­пондентом «Вечернго Ташкента», Станислав Алтунянц - «Правды Востока», Лейла Шах­назарова - редактором одного из ташкент­ских издательств. Отдел распространения и рекламы возглавила Татьяна Борисовна Романова, ранее работавшая в представи­тельстве московской «Рабочей трибуны» в Ташкенте. Словом, команда собралась до­статочно сильная.

Начало было довольно резвым. За счи­танные месяцы газета сумела завоевать свою нишу в информационном простран­стве республики. К середине апреля 1998 года было выпущено 15 номеров (регуляр­ный выпуск начат с 10 января 1998 г.), ти­раж - 10 тысяч экземпляров.

Ассоциация «Матбуот таркатувчи» (пре­емница «Союзпечати») в январе взяла на ре­ализацию всего лишь 500 экз., да и то нео­хотно - газета новая, никому не известная, к тому же с ярко выраженной националь­ной направленностью. Но уже с конца мар­та от нее поступил заказ на 5000 экз. При этом она предложила передать ей эксклю­зивное право распространения «Коре син­мун» - случай, довольно редкий для узбе­кистанской прессы. Оставшаяся часть ти­ража распространялась по подписке как че­

рез почтовые отделения, по прямым дого­ворам и частных реализаторов.

Еженедельный выпуск требовал огромных усилий творческой группы, и в особеннос­ти дирекции ООО, в задачу которой вхо­дило добывание средств. Заметную поддер­жку в этом плане оказали Ефрем Ким (ас­социации «Узавтосаноаттранс»), Аркадий Ким (банк «Асака»), Григорий Цой (фирма «Камалла») , Анатолий Ким (группа «Нурон»), Валерий Лян (предприниматель), предста­вительство «ДЭУ корпорейшн», председа­тель Бекабадского ККЦ Валентин Пан и другие. «ДЭУ корпорейшн» выделило редак­ции автомобиль «Дамас», благодаря кото­рому мобильность наших сотрудников за­метно повысилась.

Но вскоре наш пыл несколько остыл. За­кончились средства, а доходы от рекламы и реализации газеты не покрывали расхо­ды. Особенно по части выплаты сотрудни­кам зарплаты. В силу особо ничем не под­крепленной самоуверенности и незнания специфики рынка на начальном этапе мы раздули штат редакции до 15 человек, при­чем в отделе рекламы работало пятеро. На этот отдел возлагались большие надежды, но, к сожалению, они не оправдались.

Несмотря на предпринимаемые усилия, уже во второй половине 1998 года средств стало не хватать, из-за чего пришлось от­казаться от еженедельного выпуска. Корот­кий период «Коре синмун» выходила еже­недельно и в 1999 году. В последующие годы, в зависимости от наличия средств, газета выходила один - два раза в месяц, а иногда и раз в два месяца.

В предыдущий период юбилеи газеты не отмечались. К ее 10-летию был лишь вы­пущен сборник «Мучнистые росы корейс­кого Ренессанса» (Ташкент, изд-во журна­ла «Санъат», 2007), куда вошли лучшие ста­тьи и очерки, опубликованные в «КС», а также мои публикации в «Коре ильбо» (в мою бытность собкором этой газеты по Уз­бекистану). Эти публикации были включе­ны в силу того, что в них был отражен на­чальный этап общественного движения ко­рейцев Узбекистана.

Редация «КС» стремилась не ограничи­

Брутт Ким. Юбилейные размышления 119

ваться рамками чисто газетной деятельно­сти. Заметным событием в культурной жиз­ни корейцев Узбекистана стал выход в 2008 году литературно-художественного альма­наха «Ариран 1937». Это было первым из­данием подобного рода среди корейских диаспор СНГ в постсоветский период. В альманах вошли произведения около трид­цати авторов, как уже известных, так и молодых поэтов и писателей. Выход аль­манаха инициировал создание однименно- го литературно-художественного клуба, а также проведение двух конкурсов молодых корейских поэтов и писателей Узбекиста­на (2010, 2013). Благодаря литературному альманаху и конкурсу любители словесно­сти смогли открыть для себя новые имена, новые таланты.

Генеральным спонсором обоих конкурсов явился Валерий Алексеевич Лян. Один из основателей современного ресторанного бизнеса в Узбекистане, он с первых дней существования «КС» оказывает поддержку редакции, одно время (2010) даже содер­жал штат редакции.

Заметную поддержку оказывает редак­ции посольство Республики Корея в Узбе­кистане, в особенности по части матери­ально-технического обеспечения.

Конечно же, в день юбилея добрыми сло­вами хочется вспомнить всех, кто делал и делает газету. Это, помимо тех, чьи имена уже упомянуты выше, журналистки Оксана Кириченко и Кристина Тен, менеджеры по рекламе и распространению Валерий Д. Ким, Сергей К. Ли, завотделом рекламы Валерий Ким, делопроизводитель Алексан­дра Сон, наборщица Елена Мун, перевод­чик Че Дек Тин, дизайнеры Игорь Ли, Вя­чеслав Гугай, Фархад Каримов, бухгалтер Ирина Тен, журналисты Елена Цай и На­дежда Ли, директоры ООО «Koryo Sinmun» Анатолий Ким, Вилен Ким, фотографы Вик­тор Ан, Игорь Тен, Юрий Ким и другие.

Сегодня нелегкую ношу заместителя главного редактора (с 2012 года) несет Алла Владимировна Магай. Имея большой опыт работы с людьми (начальник отдела кад­ров районного хокимията, председатель районного ККЦ, начальник отдела РИКЦ по работе с национальными культурными цен­трами), она проводит большую работу по поиску новых тем, привлечению новых ав­торов и читателей. А. Магай - автор серии рассказов и очерков «Гастарбайтеры в Ко­рее», которая открывает сравнительно но­вую, но актуальную тему в нашей газете.

Редакция благодарна Ассоциации корей­ских культурных центров и ее председате­лю Виктору Николаевичу Паку, активистам АККЦУ, которые оказывают редакции все­мерную поддержку, проделывая важную ра­боту по распространению газеты, обеспе­чению информацией. Спасибо и нештатным авторам, благодаря которым газета напол­няется интересными публикациями.

С 2013 года налажен ее стабильный вы­пуск один-два раза в месяц. Редакция зак­лючила договор о сотрудничестве с АКК­ЦУ, и вот уже в течение четырех лет ассо­циация оказывает редакции для издания газеты как финансовую, так и организаци­онную помощь.

Свое 20-летие газета «КС» встречает, надо честно сказать, далеко не в том со­стоянии, в котором виделось при ее созда­нии. Тем не менее, за годы ее существова­ния не раз убеждался, что газета нужна людям, ее спрашивают, ждут. А это значит, что редакция должна не только сохранить газету, но и сделать ее такой, чтобы чита­тели по стажем, по-прежнему, спрашива­ли ее и, вместе с тем, привлекали в свои ряды новых приверженцев «Корё синмун», чтобы она оправдывала свое предназначе­ние - быть не только источником информа­ции, но и трибуной корейской диаспоры Уз­бекистана.

120 «Корё синмун». Двадцать лет исканий

Владимир Николаевич Ли, 1947 года рожде­ния, выпускник ТашГУ, журналист, автор авто­биографической повести «Берег надежды» (Таш­кент, 2012). Ответсекретарь редакции «Корё син­мун» в 1997-1999 годах.

Предлагаемые ниже воспоминания опублико­ваны на сайте «Корё сарам» в 2012 году.

Владимир ЛИ

«КОРЕ СИНМУН»: ШЕСТЬСОТ ДНЕЙ РОМАНТИКИ

Со времени выхода первого регулярно­го номера газеты «Коре синмун» прошло почти полтора десятилетия. С одной сторо­ны - мгновение, с другой - целая эпоха. Не буду говорить о текущем этапе истории газеты - это право и монополия тех, кто сегодня там работает. Скажу только, что, как постоянный читатель, огорчен ее нере­гулярным выходом - видимо, финансовое положение газеты с годами ни на йоту не улучшилось. А ж ал ь .

Мне же хочется сегодня вспомнить вре­мя, когда все начиналось с нуля. Вспом­нить не в организационном (об этом уже не раз писал в своих заметках бессменный ре­дактор газеты Брутт Ким), а в чисто твор­ческом плане. Вспомнить тех, кто изо дня в день, из номера в номер,«в горящем ре­жиме» давал заметки, статьи, репортажи, кто, не считаясь со временем, как поется в известной песне, «трое суток шагал, трое суток не спал - ради нескольких строчек в газете» .

Выскажу общеизвестную истину - в га­зете, особенно на ее первоначальном эта­пе, как и во всякой другой сфере челове­ческой деятельности, должны работать про­фессионалы, потому как главная цель лю­

бого начинания - достичь успеха. А что та­кое успех газеты? Это, в первую очередь, рост числа подписчиков, ее популярность.

Начинать всегда трудно. Вдвойне труднее, когда в силу различных причин не из кого «сколотить» профессиональную команду: одни - востребованные - уже работали в различных изданиях, другие - невостребо­ванные - под воздействием рыночных реа­лий давно сменили амплуа и довольно-таки успешно трудились в материально выгодных для себя сферах и возвращаться в профес­сию не собирались. И третья категория пре­тендентов - это те, кто, получив вузовский диплом, горел желанием начать свою тру­довую биографию с чистого листа.

Вот из этой-то, третьей категории пре­тендентов, в основном и была сколочена на первоначальном этапе команда работ­ников «Коре синмун». Причем, две очень важные штатные должности - корреспон­дентов (читай, пчел-тружениц) - заняли в национальной газете вовсе не кореянки, а представительницы других наций: Ольга Нафикова и Оксана Кириченко. Обе, с раз­ницей в четыре года, окончили филфак, обе мечтали серьезно посвятить себя журнали­стике. И обе, внештатно посотрудничав с

Владимир Ли. Шестьсот дней романтики 121

рядом ташкентских изданий, пришли во вновь открывающуюся газету «Коре синмун».

Сегодня я с благодарностью вспоминаю,- не побоюсь переоценить, - этих очень та­лантливых девушек. С первого же дня рабо­ты они органично вписались в коллектив, смело брались за любые темы, старались не подвести редакцию. Чтобы придать га­зете максимальную национальную окраску, они даже псевдонимы взяли корейские - Ольга Нам (Нафикова) и Ким ОкСун (Ки­риченко).

Мне, как ответственному секретарю ре­дакции, - а в этой хлопотной должности еще до прихода в «Коре синмун» я проработал долгие пятнадцать лет -приходилось ежед­невно работать с каждым из сотрудников в режиме он-лайн. Потому что секретариат (для непосвященных) - это штаб редакции, а ответсекретарь - начальник штаба, где, собственно, и делается газета. Сюда по­ступают все материалы, здесь формирует­ся очередной номер, составляются перс­пективные месячные и квартальные планы. Над секретариатом, как дамоклов меч, ден­но и нощно висит ГРАФИК выхода газеты, который должен соблюдаться неукосни­тельно, ибо, как нельзя остановить течение времени, так и нельзя отодвинуть время выхода газеты в свет. Подробности эти привожу к тому, что на тот момент из бо­лее чем 20 новоиспеченных сотрудников редакции специфику газетной «кухни» до­подлинно знали только редактор Брутт Ким и, может быть, еще обозреватель Юрий Галимов (псевдоним Ю. Югай) - журналист- профессионал, не один десяток лет прора­ботавший в различных изданиях Ташкента. В таких условиях, 16-страничный ежене­дельник, взявший перед десятью тысячами своих подписчиков обязательство достав­ляться вовремя в их почтовые ящики и на газетные прилавки, мог на верстке очеред­ного номера не выдержать запланирован­ных темпов, дать сбой и т о г д а . Трудно даже представить, что было бы тогда.

Так вот, из более чем 20 штатных сотруд­ников в творческую группу входили всего семь человек, включая редактора, ответсек- ретаря и фотокорреспондента по вызову.

Другая же - большая часть сотрудников - входила в, так называемую, Дирекцию ООО газеты «Коре синмун», назначение которой до сих пор не совсем понятно. Можете себе представить, какая непосильная нагрузка ложилась на молодых девушек - Нафикову и Кириченко, если учесть, что редактор и ответсекретарь по должности в принципе не обязаны были ничего писать - у них и без того забот полон рот. Как в таких экстремальных условиях организовать ста­бильную работу и не сорвать выпуск оче­редного номера газеты на 16-ти страницах форматом А-3? Конечно же, в первую оче­редь, приходилось очень жестко подходить к выполнению творческими работниками своих «заявок», то есть запланированных материалов в тот или иной номер. Во-вто­рых, всегда держать в редакционном порт­феле «дежурный» материал-перепечатку, как говорится, на любую тему и на все слу­чаи жизни. Не скрою, были и нелицепри­ятные разговоры с теми, кто по тем или иным причинам задерживал сдачу матери­алов, не выполнял общепринятых редакци­онных правил и требований. Конечно же, иногда доставалось и Ольге с Оксаной. Да простят они меня сегодня, «наезды» эти делались не от хорошей жизни - ежене­дельник заглатывал в свое чрево все с ко­лес, не давая бедным корреспондентам пе­редохнуть. А ведь у каждой из этих деву­шек на тот момент, я в этом уверен, была еще и масса жизненно важных проблем сугубо личного плана .

Положение несколько изменилось к луч­шему, когда в редакцию влились Сергей Ли, а чуть позже - Михаил Ким. Сергей Алек­сеевич пришел к нам из «Вечерки», а Ми­хаил Романович - из журнала «Автоолам». Это были профессионалы, прошедшие еще ту, советскую школу газетной журналисти­ки. Школа эта, главным образом, хороша была тем, что учила находить выход и з . безвыходной ситуации. Во время верстки достаточно было любому из них поставить задачу, ну, скажем, в таком ключе: «Так, горим! Дырка на второй полосе. Нужны семьдесят строк, рубрика - «У нас в гос­тях», на подпись - через двадцать минут». И, представьте себе, в назначенное вре­

122 Владимир Ли. Шестьсот дней романтики

мя, аврально дописанная « «с колес» стра­ница минута в минуту уходила на подпись к дежурному, редактору и дальше - в типог­рафию.

Высосанные из пальца «семидесятистро- чешники», конечно же, никогда и ни у кого не тянули на шедевры. Но именно это уме­ние «латать дыры» на полосах во время вер­стки свидетельствовали: человек в совер­шенстве освоил газетное ремесло. А серь­езные, выстраданные материалы Сергей и Михаил писали, как и полагается, без спеш­ки, в творческих муках. Почти в каждом номере можно было прочитать их статьи, за­рисовки, репортажи, поднимающие важные проблемы нашей диаспоры.

С Михаилом Романовичем мы часто ез­дили на редакционном «Дамасе» в колхо­зы столичной области, встречались с чи­тателями, привозили им свежие газеты. И в любой ситуации, в любых условиях Миша был доброжелателен к людям, тактичен в общении, я бы даже сказал - по-светски интеллигентен.Уверен: эти качества сослу­жили ему хорошую службу и в дальнейшей работе - на посту заместителя председате­ля Ассоциации корейских культурных цен­тров Узбекистана.

Не могу не вспомнить добрым словом не­превзойденного мастера компьютерной верстки Игоря Ли. Во многом именно бла­годаря ему газета обрела свое неповтори­мое «лицо», стала узнаваема. С ним было легко работать, он все понимал с полусло­ва, с полужеста, много экспериментировал, пытаясь придать еженедельнику графичес­кую самобытность. А Саша Сон, эта тихая, скромная, немногословная красавица с «Ташморя» (здесь прошли ее детство и юность),будто бы сошедшая с глянцевой обложки гламурного южнокорейского жур­нала, по должности офис-менеджер, чаще всего сидела за набором газетных матери­алов на компьютере и работала до тех пор, пока это было нужно.Помнится, мы всей ре­дакцией гуляли на ее свадьбе и были ис­кренне рады, что она обрела семейное сча­стье.

Однако любому хорошему начинанию - если оно начато непрофессионалами и без должной подготовки - рано или поздно

приходит конец. Серьезно лихорадить ра­боту редакции стало во второй половине 1999 года. Деньги, отпущенные спонсора­ми на ее раскрутку, кончились, а вместе с ними - и надежды на то, что она выберет­ся из тупика и выйдет на самоокупаемость. Уверен в одном: творческая группа в тече­ние почти полутора лет делала все о т нее зависящее, чтобы из номера в номер по­вышать профессиональную планку ежене­дельника, быть востребованной у читате­ля. Но чтобы планка не падала, нужны были дополнительные силы.

О том, что в газету серьезно поверили, говорит и тот факт, что на 12-й этаж Изда­тельства «Шарк», где находилась редакция, стали приходить не только бывшие лидеры корейского возрожденческого движения, та­кие, как Сергей Михайлович Хан, Никифор Степанович Ким, Владимир Наумович Ким, но и активисты из других регионов стра­ны. Частыми гостями редакции были биз­несмены, аспиранты, студенты из Респуб­лики Корея и Японии, представители ме­стной корейской интеллигенции.

Первые невыплаты зарплаты и гонорара сотрудникам редакции начались летом 1999 года. Когда они приняли регулярную фор­му, творческая группа стала открыто про­тестовать.

Т ираж газеты упал с десяти тысяч до двух тысяч экземпляров, формат сократился до 12 страниц. Поэтому к концу 1999 года редакция фактически распалась, в ее шта­те фигурировали всего три сотрудника, включая бессменного редактора Брутта Кима. Из-за отсутствия средств редакция вскоре вынуждена была уйти под крыло республиканской корейской Ассоциации. Из «старой гвардии» осталась в штате только Ольга Нафикова, которая была верна газе­те вплоть до 2011 года, зачастую работая почти бесплатно, на договоре. Надо отдать ей должное: за эти годы она написала де­сятки, сотни, статей, очерков, интервью, репортажей. Благодаря ей диаспора узна­ла о многих наших соплеменниках из са­мых разных сфер жизни. В истории корей­ской диаспоры имя корреспондентки «Оль­ги Нам», думается, останется навсегда. Так же, как имена «Ким Ок Сун» и «Ю. Югая»...

«Корё синмун». Двадцать лет исканий 123

Ольга Маратовна Нафикова (псевдоним - Ольга Нам), выпускница ТГПУ имени Низами, корреспондент газеты «Коре синмун» в 1997 - 2000, 2006, 2010-11 годах.

Ольгана НАФИКОВА

Фото 2007 года. Прославленный российс­кий боксер Константин Цзю был почетным гостем на торжествах, посвященных 70-летию проживания корейцев в Узбекистане.

С ЧЕГО НАЧАЛАСЬ «МОЯ» «КОРЕ СИНМУН»

Годы сотрудничества с «Корё Синмун» - особенные годы для меня. И до сих пор приятно слышать, как преданные читатели вспоминают статьи и интервью Ольги Нам- то бишь м о и .

Меня часто спрашивали: как я оказалась в штате корейской газеты, ведь во мне не течёт ни капли корейской крови! Х о т я . даже тогдашний посол Кореи в Узбекиста­не г-н Че Енг Ха принял меня за тегубя. Вот так бывает: некореянка - но с чуточку ко­рейской душой (и разрезом глаз - сказа­лась татарская кровь)!

А путь мой в «Корё Синмун» был прост: собеседование за чашечкой чая. Ну, а если серьёзно, то дело было так: меня, без пяти минут выпускницу филологического факуль­тета ТГПИ им. Низами (май 1997 года), выз­вал к себе декан - Илья Григорьевич Югай.

Иду и гадаю: то ли ругать будет за что- нибудь (уж он-то найдёт!), то ли хвалить. всё-таки я выпустила первый номер студен­ческого журнала «Слово».

Захожу в кабинет, вижу двух незнакомых мужчин и сияющего Илью Григорьевича.

«Проходи, проходи, - приглашает декан

и представляет меня гостям, - это вот наша «пишущая», знакомьтесь». Один - знамени­тый ташкентский поэт Александр Файнберг. Ух ты! Живой поэт!! Жмёт мне руку!!! Вто­рой - с живыми глазами, похожий на Брю­са Ли кореец - Брутт Ким, редактор ново­испечённой газеты для корейской диаспо­ры в Узбекистане.

Пока рассказываю о себе и о своём де­тище, попутно пытаясь понять, чего же от меня ждут, Илья Григорьевич сооружает небольшой дастархан с чаем.Чай пить я отказываюсь, но Файнберг с теплой улибкой на лице, протягивает мне пиалу с горячим чаем...

Ну, и тут выясняется: меня хотят завер­бовать. В газету. Это Брутт Инокентьевич (вот так и записано в его паспорте - с одной «н», на всю жизнь запомнила!) ищет моло­дые таланты для «Корё Синмун». Пока идёт оргподготовка, он присматривает кадры.

В общем, я почти согласилась и дала свой телефон, правда, смутно представляя, что за этими последует. На тот момент я работала в школе, преподавала. нет-нет, не могучий русский язык и литературу, а

124 «Корё синмун». Двадцать лет исканий

историю древнего мира и историю Узбе­кистана - так много развелось в те годы русистов, что школы в них не нуждались, а историков не хватало. Ну, вот меня и офор­мили каким-то образом официально пре­подавателем русского языка и литературы, а по факту я преподавала историю. Не могу сказать, что мне это очень нравилось, но выбора-то не бы ло.

И вдруг осенью 97-го - звонок от Брутта Инокентьевича: «Ну что, будешь у меня ра­ботать?». Решила попробовать. И . уволи­лась из школы.

Итак, я - штатный корреспондент «Корё Синмун». Ну и пусть об этой газете никто почти не знает, пусть она скучноватая (да простит меня Брутт Инокентьевич, но на тот момент я так думала!), зато я - журналист с удостоверением! И даже пусть я почти не умею писать статьи и репортажи.

Да, первый год было весело и тяжело одновременно. Весело, потому что подо­брался отличный коллектив, все горели идеей, молодёжи - половина редакции. А тяжело - это учиться быть журналистом.

И по сей день огромную благодарность испытываю к Брутту Инокентьевичу, кото­рый не только доверял мне, но и учил, под­сказывал, направлял. Иной раз даже жёст­ко: «Оля, там матч по боксу, дуй туда, пиши репортаж». Я в шоке: «Да я в боксе ничего не понимаю!» Ответ: «Ничего, разберёшься как-нибудь. А репортаж должен быть через час у меня на столе, нам сегодня номер сда­вать». Ехала. Разбиралась. Писала. Коряво, сухо, неинтересно. Выходит номер - не уз­наю: моё творение, что ли?! Ах, Брутт Ино­кентьевич подредактировал. Но ведь за два года научилась! И даже суровый ответствен­ный секретарь Владимир Николаевич, ко­торого мы - корреспонденты - до смерти боялись, начал хвалить мои материалы.

И я вошла во вкус! Писать - это так здо­рово! Искать сенсацию, «раскручивать» лю­дей на откровенность, знакомиться с инте­реснейшими личностями! К слову, незабы­ваемая встреча с певицей Анитой Цой про­изошла у меня в бытность мою корреспон­дентом газеты.

Новый 2000 год по корейскому календа­рю. Грандиозный концерт в театре им. На­вои с участием Аниты Цой. Мне после кон­

церта - брать интервью. Утром того приме­чательного дня решила подкрасить волосы- освежить цвет, так сказать. Купила по со­вету подруги оттеночный шампунь. Когда взглянула на себя в зеркало, пропала речь: волосы сиренево-фиолетового оттенка!!! А написано было «жемчужный блондин»! Что делать? Мыла волосы несколько раз под­ряд, чтобы хоть немного смягчить цвет. Вро­де удалось, но при электрическом освеще­нии сиреневые блики всё же превалиро­вали. Приехала в театр, сразу за кулисы - решила заранее представиться звезде и договорится об интервью. Смотрю, стоит наша певица Галина Шин - и остолбене- ваю: у Галины волосы почти розового цве­та! Смотрим друг на друга и начинаем хо­хотать. Ну, оттеночный шампунь, ну, зара­з а . Слышим - Анита подъехала, шепчу фотографу: «Нас вместе сними сразу, а то потом не до этого будет!».

Заходит Анита, я и Галина бросаемся к ней навстречу, улыбаемся, здороваемся, а она, в свою очередь, остолбеневает: «Де­вочки, а у вас в Ташкенте мода такая - раз­ноцветные волосы?» Так и хранится у меня эта фотография: я с сиреневатыми воло­сами между Анитой с её шевелюрой цвета воронова крыла и розоволосой Галиной.- Через несколько лет, когда я брала интер­вью у Аниты Цой в качестве редактора от­дела звёзд журнала BellaTerra, она с улыб­кой припомнила мои необычные волосы.

С большой теплотой вспоминаю наш тот, первый состав, продержавшийся два года- до кризиса в газете. Игорь Ли - дизай­нер, талантливый, скромный. Ох, и доста­валось же ему от нас - весёлых девчонок! Оксана Кириченко - псевдоним Ким Ок Сун. Типично русская девушка с большими се­рыми глазами, тоже волею судьбы запи­савшаяся в кореянки. Но писала потрясаю­ще - по сути, без лишних эмоций. Лена Мун- наборщица. Вся такая неприступная, но на самом деле очень ранимая. Оксана Цой- хохотушка-веселушка, на чьей свадьбе гу­ляли всей редакцией. Конечно, Саша Сон- наша любимица. Выполняла функцию и секретаря и наборщицы одновременно. За­стенчивая, скромная, очень добрая девуш­ка. Как же мы все радовались, когда ей сде­лал предложение достойный её человек, и

О. Нафикова. С чего начиналась моя «Корё синмун» 125

какой весёлой была эта свадьба!.. Это всё молодёжь наша. А вот и столпы редакции: ну, сам Брутт Ким - это наш «Ленин», энер­джайзер. Когда уже никто ни во что и ни­кому не верил - Брутт Инокентьевич с улыб­кой шёл вперед, и как-то всё налаживалось, получалось. Уж терпению его и оптимизму можно только позавидовать! Миша Ким - балагур, незаменимый тамада, но до того талантливый - аж дух захватывало. Не ус­тупали ему только Юрий Галимов и Сер­гей Ли - маститые журналисты, закалки еще той, советской. Это, можно сказать, были три кита наши - Миша, Юрий и Се­рёжа. Геннадий Иванович Лю (тот самый, из «Правды Востока»!) - от его улыбки в редакции становилось тепло. И никогда не ругал нас, молодых, за неточности в мате­риале, за ошибки. А вот часто ругал (и, должна сказать, по справедливости!) Вла­димир Николаевич Ли. Зато и похвала из его уст была превыше всего. Эдуард Фёдо­рович Ли - наш коммерческий директор - его рады были видеть всегда: как же, день­ги-то он добывал! Еще были: водитель Ва­лерий Дончерович, распространитель Сер­гей К. Ли, переводчик Че Дек Тин, бухгал­тер Тамара Михайловна.

Вот такая была у нас большая дружная корейская семья! И чего только в ней не происходило: и свадьбы, и похороны, и ю билеи. Ну, а больше всего запомнились

наши агитационные поездки по корейским колхозам в начале работы, когда, впихнув­шись 10 человек в редакционный Дамас, мы ехали «по долинам и по взгорьям» приви­вать интерес и любовь к нашей газете. Кон­церты, встречи с местными жителями, море материала и, конечно же, местная кух­ня - ах, как это всё вспоминается! И тихой грустью где-то там, в глубине сердца, сту­чит: было...было...

Ушла из газеты я осенью 2000 года, ког­да, увы, волна неудач накрыла наш корё- синмуновский мирок. К тому времени уже опустела половина редакции, держались каким-то образом Миша Ким, я, Оксана Кириченко, Саша Ли, ну, и Брутт Инокенть­евич, конечно. Но до конца с редакцией я не порвала. Работая в журналах «Тарона» и BellaTerra, я нет-нет да писала материалы и для «Корё Синмун», которая с завидным упорством пусть раз в полгода - но выхо­дила! И я умудрилась даже поработать в штате редакции ещё в 2006 и в 2010-2011 годах.

Самое смешное, что все издания, где я работала - «благополучно» закрывались со временем (помимо вышеназванных, ещё был журнал «Выбирай!» и свадебный жур­нал Catalog Plus), а газета «Корё Синмун» жива по сей день!!! И дай Бог ей ещё дол­гих-долгих лет ж и зн и .

126

КОНКУРС ГАЗЕТЫ «КОРЕ СИНМУН» 2015 - 2016 ГОДОВ.

Эрос ЛИ

Об авторе. 1934 г. р., окончил Семи­палатинский мединститут. Работал вра­чом ЛОР Куйичирчикского района Таш­кентской области. Ныне на пенсии.

Моему отчиму Нам Сен-Чуну посвящается

О МОЕМ ОТЧИМЕОтец родился в бедной крестьянской се­

мье. Кроме него, в семье росли еще два старших брата, младший брат и младшая сестра. Он пережил батрацкую жизнь, ре­волюцию и гражданскую войну, а после кол­лективизации вступил в колхоз "Северный Маяк", занимавшийся рыбным промыслом в Японском море.

Женился поздно: в то время женитьба представляла определенные трудности. В корейских селениях невест не хватало. Мо­лодожены обосновались во дворе старше­го брата, где братья соорудили крошечную глиняную каморку. К тому времени роди­тели умерли, а старшие братья женились. Молодые длинными зимними вечерами, лежа на теплой кудури, мечтали, что их дети будут жить в просторных домах, с белыми

стенами и высокими потолками, и что три раза в день они будут есть рисовую кашу.

Они ждали первенца... мальчика. То, что родится мальчик, они не сомневались: со­седская бабка по форме живота, по осанке и по походке роженицы уверяла, что в ут­робе растет мальчик. В патриархальной ко­рейской семье старший сын занимал осо­бое положение - он будущий кормилец и продолжатель рода. Но мечте не суждено было сбыться: мать и дитя умерли при ро­дах.

Не успел отец опомниться от горя, как началось выселение корейцев из Приморья. Ему было 25 лет.

Он ехал в одном вагоне с братьями. В соседнем вагоне ехала молодая женщина с тремя малолетними детьми, она только

127

что похоронила мужа. Родственники с той и другой сторон свели их, и они пожени­лись. Не думаю, что за такой короткий срок знакомства у них появилось какое-то вза­имное чувство. Они просто вместе реша­ли житейские проблемы: она должна рас­тить детей, а он должен выполнить главную задачу жизни - продолжение рода. Как бы то ни было, их союз сыграл определяющую роль в судьбах детей. С этого времени он стал мне отцом. Он вырастил и воспитал семерых детей (двоих от жены от первого брака) и (пятерых от совместного брака).

Поздней осенью эшелон с переселенца­ми прибыл в конечный пункт, к Аральскому морю, на берегу которого должны были организовать рыболовецкое хозяйство. Но Арал покрылся льдом, и судоходство было прекращено: нельзя было добраться до про­тивоположного берега. Эшелон, простояв трое суток, развернулся и отправился в об­ратный путь. В Ташкенте людей на маши­нах повезли по сельской местности и вы­садили возле колхоза "Известия", который прибыл на месяц раньше. Стояли здесь двухквартирные дома, построенные для пе­реселенцев, но не всем они достались. Му­жики наспех построили времянку, где наша семья прожила два года, и в этом доме ро­дился у отца первенец.

Весной 1938г. колхоз "Известия" вошел в состав колхоза"Северный Маяк", т.к. прав­ление и председатель "Известий" были арестованы.

Отец в первое время работал на живот­новодческой ферме, был конюхом, приру­чал строптивых лошадей. Он обладал уди­вительным даром - обуздывать необъезжен­ных лошадей. Обычно он садился на нео­седланную лошадь, свесив обе ноги на од­ном боку, и спрыгивал при опасности.

В войну его призвали в трудармию, на угольные шахты Ангрена. По возвращении из Ангрена отец трудился уже на хлопко­вом поле звеньевым. За высокие урожаи был награжден орденом Трудового Красно­го Знамени. В "Северном Маяке" был един­ственный Герой Труда - женщина, и полу­чила она это звание за рис.

В феврале 1950 г. наша семья перебра­лась в колхоз "Авангард" Нижне-Чирчикс- кого района по приглашению двоюродного

брата отчима. Брат организовал небольшое хозяйство, которое через год вошло в со­став колхоза им. Димитрова. Председате­лем хозяйства был Шин Ден Дик. Тогда ни он, ни колхоз еще не были знаменитыми. Колхоз того времени сильно отставал по развитию от "Северного Маяка". Он под­нялся чуть позже, главным образом, за счет кенафа.

В «Авангарде» отец сеял рис, а в колхозе им. Димитрова перешел на кенаф. Вскоре его выдвинули бригадиром овощно-садо­водческой бригады. Бригадирами в колхо­зе работали специалисты с высшим и средним специальным образованием, а отец имел всего два класса корейской шко­лы.

Однажды я поинтересовался его брига­дирскими нарядами и табелями и убедил­ся, что они выполнены на русском языке аккуратно, грамотно и понятно. Как-то раз мне пришлось присутствовать на колхозном собрании. Собрание проводилось на рус­ском языке. Бригадиры отчитывались за прошлый год и намечали план работы на текущий год. Очередь дошла до моего отца, я беспокоился за него, но он уверенно от­читался за прошлый год, четко наметил план работы на текущий год.

После выхода на пенсию по просьбе председателя колхоза он еще год руково­дил бригадой. Где бы ни работал, он вы­полнял работу честно и добросовестно, это был высокопорядочный человек. Его уважа­ли и руководство колхоза, и рядовые кол­хозники. Помимо ордена, он награждался медалями и неоднократно ездил на ВДНХ как передовик колхозного производства.

Жизнь человека - череда случайностей: и радостных и горестных, она не подчиня­ется ни божьему промыслу, ни природной закономерности, ни житейской премудро­сти. Разве справедливо то, что 67-летний старик участвует на похоронах своего 6-лет­него внука. Внук вместе с родителями ехал в г. Фрунзе (ныне г. Бишкек), где жили ро­дители. Вблизи г. Джамбула (ныне Тараз) ночью в их вагоне возник пожар, в сумато­хе спящего мальчика выкинули через ва­гонное окно, мальчик ударился головой о рельсы и умер моментально.

Говорят, беда не приходит одна: ров­

128 Конкурс «Корё синмун»

но через год, в ясный солнечный день, отец получает известие, что где-то в казахских степях умер второй, 29-летний сын, кото­рый после техникума жил со своей семьей в г. Алматы, ездил на кобон (сезонное ово­щеводство) в Семипалатинскую область. Заболел он на поле и умер скоропостиж­но. Отец редко проявлял эмоции, но, похо­ронив сына, он не выдержал: слишком ве­лико было горе - оно вырвалось наружу.

После смерти детей отец сильно поста­рел: лицо осунулось, сморщилось, сам он сильно сутулился. Он почувствовал, что жизнь его подходит к завершению. Как че­ловек, воспитанный и живший по конфуци­анским традициям, он считал, что свою смерть должен встретить у своего родного старшего сына, который закроет ему глаза и проводит в последний путь. И поехал он в г. Фрунзе, к своему старшему сыну. Но, пробыв там около месяца, он заболел и вернулся домой. Мама мне сообщила о при­езде отца, и я сразу поехал в родительс­кий дом. Когда я зашел, он лежал на куду- ри. Я поздоровался, отец привстал, и я уви­дел перед собой совсем одряхлевшего ста­рика с потускневшим взглядом, отекшим лицом. Я положил отца в нашу больницу и несколько раз возил на консультацию в об­ластную поликлинику. Хроническая болезнь плохо поддавалась лечению. Однажды я об­ратился к нему:

- Папа, давайте поедем в областную боль­ницу, там вы быстрее поправитесь.

Он категорический отказался:- Я свое прожил, умереть мне не жалко.

Я выполнил свой долг перед детьми: всех вырастил и поставил на ноги. Лучше я по­еду домой.

Перед выпиской больной еще раз был ос­мотрен областными специалистами.

Родительский дом стоял в начале посел­ка, а больница - в конце, они отстояли друг от друга на 1.5 км.

В том году февраль был снежным, ночью ударил мороз. Утро выдалось солнечное; мы с отцом выехали на «скорой» за больнич­ные ворота; снег хрустел под колесами, блестел на крышах домов. Мы выглядыва­ли через окна: мимо нас проносились доб­ротные дома колхозников, двухэтажное зда­ние детсада, почта, аптека, трехэтажная

школа; с другой стороны - правление кол­хоза, дом культуры, универмаг, дом быта, ресторан, гостиница. За домом культуры была зона отдыха, на территории которой размещались стадион, бильярдная, волей­больная площадка и буфет. А за стенами стадиона, на северной стороне, было вы­копано небольшое озеро, на берегу кото­рого стояла чайхана.

В колхозе была своя футбольная коман­да, которая выступала в классе "Б" чемпи­оната СССР. Когда команда выезжала на игры, колхоз выделял машины колхозникам, чтобы они сопровождали команду и "бо­лели" за нее.

Колхозники, особенно колхозная моло­дежь, после трудового дня проводили вре­мя в зоне отдыха: одни наблюдали за иг­рой в футбол, играли в волейбол, в биль­ярд; другие плескались в озере, радуясь жи­вительной влаге; третьи за чаем сражались в шахматы, читали газеты и журналы, де­лились разными житейскими и междуна­родными новостями.

Вечерами в доме культуры показывали фильмы, выступала художественная само­деятельность. Колхозный фольклорный ан­самбль выступал перед москвичами и был принят Е. Фурцевой, тогдашним министром культуры СССР.

Ежегодно в колхоз приезжал Кзыл-Ордин- ский корейский театр, который в Доме куль­туры давал спектакли, концерты. А по суб­ботам колхозная молодежь устраивала ве­чера отдыха с танцами под музыку духово­го оркестра.

Это был колхозный мир, наш маленький мир «корё сарам».

Наверное, отец понимал, что он едет в последний раз по главной колхозной ули­це. Может быть, поэтому в его глазах была печаль. Но иногда глаза его вспыхивали светлыми искорками. Может, он увидел де­рево, посаженное им, или Дом культуры, где ему вручали очередную награду...

"Скорая" подъехала к родительскому дому и остановилась возле калитки. Отец слез со "скорой", встал на обочину дороги и долго смотрел на дорогу, ведущую из го­рода в поселок. О чем он думал в эти ми­нуты? Можно только гадать.

Я ежедневно навещал больного. Через

Эрос Ли. О моем отчиме 129

неделю здоровье больного резко ухудши­лось. Это было после обеда: когда я зашел, то он полусидел на железной кровати, его сильно мучила одышка. Несмотря на отказ больного от укола, фельдшер ввела ему камфару. Вскоре дыхание стало ровным, отец принял горизонтальное положение. Он позвал младшего сына и велел принести специальную доску для покойника (семи­звездная доска), затем закрыл глаза и впал в полудремотное состояние.

Через полчаса больной открыл глаза. Мы мать, два младших сына, дочь и я встали и окружили его. Он глядел на нас, искал кого- то, но не увидев того, кого очень ждал, он закрыл глаза. Вдруг дыхание стало преры­вистым, затем оно остановилось.

Лицо его было бледным, спокойным, рот и глаза закрыты; но странное дело, по вис­кам медленно текли слезинки. Это блед­ное лицо и слезы на глазах, как током, уда­рили по моей сущности, они сохранились в моей памяти на всю жизнь. Прошло боль­ше 30 лет, как он ушел от нас, но перед моим мысленным взором часто встают это бледное лицо и слезы на глазах, и непо­нятное чувство тоски охватывает меня.

Может, потому, что в свое время не смог в полной мере отблагодарить его. За то, что он стал родным отцом. За его доброту и мудрость.

Он был моим отчимом. Впервые я произ­ношу это неприятное слово. Я боялся, что это ненароком произнесенное слово дой­дет до его ушей и огорчит его. Он вошел в мою жизнь, как родной отец, и им остался на всю жизнь. Он вырастил, воспитал меня, дал хорошее образование, женил и даже выхлопотал для меня квартиру в колхозе. А в те годы в колхозе с квартирами было очень трудно: колхоз процветал, был боль­шой наплыв как специалистов, так и рядо­вых колхозников.

Отец был немногословен, не любил чи­тать наставлений. Своим поведением, от­ношением к людям и труду оказал благо­творное влияние на своих детей. Он уважал людей и ценил труд, это был настоящий труженик земли. Он часто говорил: «Нас поселили на благодатной земле, среди добрых людей, узбеков. Человек всегда дол­жен помнить добро, и добром он должен ответить на добро».

130 Конкурс «Корё синмун»

ХРАНИТЕЛЬ

Сохранять традиции предков. Традиции- сокровищница духовных ценностей. Мож­но дискутировать по поводу того, чтонужно ли их сохранять... Желающих бросить ка­мень в святое достаточно. Они могут ска­зать, что время движется вперед, новое время диктует новую мораль, свободу. Но когда пройдешь все этапы возраста: от мо­лодости, все подвергающей сомнению, до зрелости, философски осмысливающей бытие, - понимаешь насколько мудры и ценны традиции. Духовные ценности наро­да культивируются на национальной почве, но бывает так, что в местах компактного проживания людей одной национальности вне родины к традициям относятся особен­но бережно.

В моих воспоминаниях хранителем тра­диций корейского народа был мой дед Ким Сен Дюн. В восточной традиции не счита­ется приличным проявление чувств, а мне казалось, что дед излишне суров к нам, сво­им старшим внукам. Он мог строго выгово­рить за лень, за неуважение к старшим. Его глаза были строгими и пронзительными. Помню его крепкую коренастую фигуру, круглое загорелое лицо, большие круглые глаза и довольно густые усы, несвойствен­

Об авторе. Ким Неля Степановна, 1954 года рождения, выпускница филфака Таш- ГУ, трудовая деятельность была посвящена сфере образования. Ныне на пенсии. Акти­вист М-Улугбекского районного корейско­го культурного центра.

Неля КИМ

ТРАДИЦИЙ

ные восточным азиатам. Среди родствен­ников он считался некрасивым, но для меня он был образцом мужественности. Ребенок познает мир и видит, как поступают взрос­лые. Мой дед не совершил ни одного по­ступка, который мог бы уронить его досто­инство.

Родился он в корейском селе Сидими Приморского края в семье, где он был сред­ним сыном. Как среднему сыну ему прихо­дилось много работать и обеспечивать се­мью, чтобы дать образование братьям. А он так стремился к образованию, которое является главной духовной ценностью ко­рейского народа! Он даже был обижен на судьбу, что пришлось принести себя в жер­тву братьям. Тем более, что они потом так неблагодарно поступили. Помню, как нарас­пев он читал средневековые повести на родном языке, как оказывал помощь корей­ской газете «Ленин кичи», как читал эту га­зету. Это было похоже на священнодей­ствие.

И все же его лидерские способности нашли применение. Он был лоцманом на рыболовецкой шхуне. Рыболовецкая артель была успешной. Дед вступил в компартию, что сыграло свою роковую роль в его судь­бе. Один из его братьев покинул Советский

131

Союз, перешел границу незаконно, а деду пришлось отвечать за это. Он был репрес­сирован гораздо раньше, чем по постанов­лению 1937 года. Так что он оказался в чис­ле первых, кого отправили в казахстанские степи.

Каждый раз, вплоть до середины 60-х годов, когда его вызывали в КГБ, задава­ли один и тот же нелепый вопрос: почему он не донес на брата, зная о его «антисо­ветских» намерениях. Дед приходил оттуда в ужасном настроении, наверное, поэтому даже после реабилитации не восстановил­ся в компартии.

Дед пережил со своим народом все го­рести и испытания:несправедливое обви­нение в предательстве, тяготы трудового фронта. Многие умирали в нечеловеческих условиях трудового фронта, приобретали туберкулез и другие хронические болезни. У деда от природы было здоровье, которое трудно было извести. Но и его настигло заболевание, доведшее его до онкологии. Все ровесники деда, помнится, были из­можденными стариками.

У деда был моральный стержень, кото­рый проявлялся во всем: в отношении к делу, к людям. Он терпеть не мог хитрецов, кто не любил работать или прятался за чу­жими спинами. Естественно, в силу своего юного возраста я не знала подробностей. Но иногда видела, какие разносы он устра­ивал бригадирам, несправедливо распре­делявшим участки.

В небольшом районном центре Аханга- ране Ташкентской области корейцев было немало. Но мне запомнился один человек, которого звали по имени сына - Молотов отец. Это был немногословный, крепкого сложения человек, он был одного с нами пона - кимхя кимгэ. Мой отец, Ким Степан Сендюнович, признавал заслуги этого че­ловека, говоря о том , что он достойный на­званный сын. И отношение этого человека к деду было еще одним свидетельством со­хранения традиции почитания старших. Он организовывал праздничные мероприятия в нашем доме.

Щедрость народа проявлялась в том, что скот держался не для того, чтобы продать мясо и обогатиться, а для того, чтобы уст­

роить угощение для всей общины. После забоя свиньи и разделки мяса женщины быстро и аккуратно готовили всевозмож­ную снедь: сундэ,чакари, отварное мясо. Салаты были так разнообразны, что им не хватало места на маленьких столиках. При­ходили молодые парни, которые сбивали ударный хлеб. Это требовало больших уси­лий, и энергия этих ребят поражала меня.

Первыми за стол садились мужчины. Это было проявлением уважения к отцам се­мейств, к статусу мужчины. И это правиль­но. Такое доверие обязывает быть опорой семьи, кормильцем рода. Потом накрывал­ся стол для детей и лишь в конце - для жен­щин. Ничего унизительного в этом не было. Женщины после совместного труда остава­лись веселыми и живо обсуждали все но­вости. А мне нравились сладости каджури. Они были аппетитными на вид и очень вкусными. Старики веселились, пели пес­ни и даже танцевали под звуки барабана.

Такие праздники были в нашем доме довольно частыми. Я еще удивлялась коли­честву водки и тому, что никто и никогда не пьянел. Конечно, от такой закуски не опьянеешь!..

Быт общины был размерен и нетороп­лив. Основные темы разговоров были о том, куда отправили детей учиться. Осо­бенно ценились вузы Москвы и Ленингра­да. Дети вели себя скромно по отноше­нию к старшим, надо было, опустив голову, поздороваться и все. Мораль тоже была на высоте. Адюльтера не было. Если уходили, то навсегда. Учась в университете, я про­чла томик стихов средневекового корейс­кого поэта Чон Чхоля. Особенно запомни­лась мысль одного стихотворения, что, встретившись на дороге, «не муж и не жена, они должны не замечать друг друга».

Уклад жизни был скромен. Дед сам плел циновки. У бабушки на кухне и в огороде была идеальная чистота. Посуда чистилась до блеска, в огороде не было сорняков. Не помню, чтобы бабушка отдыхала. Стирала она при помощи какой-то деревянной ко­лотушки, загрязнения просто выбивались из белья. Причем у нас была стиральная ма­шинка. А гладила, сложив белье в аккурат­ную стопку, топча ее ногами. Тут был один

132 Неля Ким. Хранитель традиций

секрет: белье не должно было быть пере­сушенным.

Приезжали родственники навестить старших. Теперь этого нет. А то гд а .

Приедут ненадолго молодые и веселые бабушкины племянницы, только стучат их каблучки по асфальту. Одна из сестер ба­бушки рано умерла, так приезжал и быв­ший зять. Все находили приют, а то и по­мощь.

К младшим внукам и дед и бабушка ис­пытывали нежные чувства, которых я от них не ожидала. Младшую сестру Наташу дед учил корейскому языку, брал с собой в го­сти.

Иногда придешь к соседям, а они сидят чинно на кудури. Он спас Наташу от смер­ти. Официальная медицина тогда не могла лечить судорожную готовность. Из больни­цы Наташу с мамой выписали... И тогда дед поехал в Алмалык за корейским врачом. И чудо случилось ! После нескольких сеансов иглоукалывания Наташа пошла на поправ­ку. Вот такая медицина была в этой среде. Отказ в лечении от официальной медици­ны и спасение от медицины народной. Дед и сам лечил себя полынными сигарами. Это вызывало во мне ужас, а он только усме­хался, прижигая в определенных точках ноги. После экспедиций в тайгу с Дальнего Востока привозил настоящий дикий жень­шень и панты. Вот и все лечение.

Когда дед сердился, то повторял фразу: «Это не по корейскому закону!». Каюсь, иногда эту фразу приходилось слышать и мне. В народе девочка должна была носить гладкую прическу, а мои, не совсем корей­ские волосы постоянно выбивались из под гребня. Однажды в 4-м классе бабушка сшила мне к маю немодное платье из шта­пеля, ниже колена. Я устроила истерику. Так они заставили меня пойти на праздник в этом платье.Теперь то я понимаю, что так они меня приучали к скромности.

Дед принял меня не сразу - до 7 лет я воспитывалась в семье матери. Это случи­лось после несчастья в нашей семье, ког­

да умер от банальной желтухи младший брат деда. Кстати сказать, он был признан­ным красавцем. В отличие от деда, кото­рый иногда ходил в ватнике, его младший брат ходил только в костюме. У него было бледное удлиненное лицо и взгляд чело­века, знающего себе цену. Несмотря на это, он был несчастлив в личной жизни. Череда браков заканчивалась бегством от этих жен­щин. И лишь на излете жизни вновь встре­тил свою первую любовь, ставшую к тому времени вдовой с тремя детьми. От этого брака родилась его единственная дочь. И вот этот красивый дед умирает. Помню , как плакали его жена и дочь. Я плакала не по­тому, что так было принято: мне было жаль деда и это было первое несчастье в моей жизни. Когда мы отвозили покойника на погост, дед говорил женщинам: «Кыманэ,- кыманэ» («хватит», «достаточно»). А потом сказал отцу: «У твоей дочери есть сердце».

Дед научил нас, своих потомков, жизнен­ной стойкости: не сокрушаться при неуда­чах, а прямо идти к своей цели, принципи­альности и честности в делах, а, главное, выработал в нас иммунитет против алчно­сти, подлости и зависти.

Мой отец, Ким Степан Сендюнович, всю жизнь работал в области просвещения и науки, он один из составителей русско-уз­бекского академического словаря. В 1989 году в 4-м номере журнала «Дружба наро­дов» опубликовал эссе «Исповедь сорен- сарам». Я думаю, что этой публикацией он открыл миру тему репрессированных наро­дов.

Вспоминая деда, я не призываю вернуть­ся назад, к природе. Я хочу, чтобы мы отда­ли дань памяти тем, кто принял свою судь­бу и жил достойно и честно. Это они сво­им трудолюбием снискали уважение в дру­гой стране. Это они сделали так, что ко­рейцы в процентном отношении стали од­ной из самых образованных наций бывше­го Союза. И теперь, когда созданы условия для возрождения корейской культуры, ког­да есть возможность изучать родной язык, проявите интерес к своим корням!

Конкурс «Корё синмун» 133

Людмила Ким (Хан), 8 июня 1948 года рожде­ния. Окончила Термезский пединститут, Два де­сятилетия преподавала русский язык и литера­туру в средних школах М-Улугбекского района го­рода Ташкента. Работала также в ЦСУ. Ныне на пенсии. Солистка ансамбля «Моранкоч» Серге- лийского ККЦ. Двое сыновей, три внука.

Людмила ХАН

УГАЙ ДЕГУК. ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МОГИКАН

Из справочного издания «Корейцы Узбе­кистана. Кто есть кто» (Сеул, Фонд зарубеж­ных корейцев, 1999):

«УГАЙ ДЕ ГУК - заслуженный работник культуры Узбекистана (1981). Уроженец с.Янмендон Ольгинского района Приморс­кого края (1919), выпускник ТИИМСХ (1946), неизменно работал в центральном статуп- равлении при Совмине УзССР - экономи­стом, старшим экономистом, начальником отдела. Угай Де Гук - один из немногих по­этов, пишущих на корейском языке. Его перу принадлежат 14 поэтических сборни­ков, а также 4 совместных сборника: “Как рыбы проучили камбалу” (Ташкент, 1964), “От чего воют волки” (1971), “Братья по кро­ви” (1970), “Два мгновения” (1975), “Кры­латое счастье” (1983), “Круговорот” (Моск­ва, 1988) и другие. Большинство произве­дений поэта предназначены детям. Все сборники вышли на русском языке. Кро­ме того, многие стихи, поэмы, сказки Угай Де Гука переведены на узбекский, каракал­пакский, крымско-татарский, польский, ан­глийский языки».

Ноябрь, 1982 год. Свадьба в ресторане «Саёхат». Под торжественный марш Мен­дельсона и бурные аплодисменты гостей в зал вошли молодожёны. Среди них были

и представители Союза писателей Узбе­кистана. Один из них, обращаясь к Роману и Нелли, сказал: «Сегодня мы все собра­лись в прекрасном зале ресторана «Саёхат», чтобы поздравить молодых с днём брако­сочетания. «Саёхат» - означает «путеше­ствие». Вы сегодня отправляетесь в счаст­ливое свадебное путешествие - путеше­ствие длиною в целую жизнь»...

Дядя мой, Угай Де Гук, был счастлив, гла­за у него заблестели, то ли от слёз, то ли от сбывшего желания, что он женит млад­шего сына. А, может, он вспомнил своего старшего сына Семёна, который погиб в далекой России и у которого никогда уже не будет свадьбы...

Угай Де Гук родился 6 июня 1920 года в многодетной крестьянской семье - пять мальчиков и пять девочек. Он был млад­шим, десятым ребёнком. Учился в корейс­кой школе. Отец был строгим, любил поря­док. У каждого была своя работа в доме. Семья жила безбедно. Но этот налаженный быт пришлось оставить из-за «великого» переселения.

В 1937 году семья оказалась на гостеп­риимной узбекской земле, в колхозе «Се­верный Маяк». Приходилось начинать все за­ново. В силу возраста старики уже не вели

134 Конкурс «Корё синмун»

хозяйство. Заботу о семье взял на себя старший сын Угай Де Ман, сам отец пяте­рых детей.

Де Гук жил у старшего брата, помогал в хозяйстве. Выучил русский язык, чтобы по­ступить в институт. К этому времени бра­тья и сёстры перебрались в соседние кол­хозы. Де Ман относился к братишке как к сыну, заботился, помог поступить в инсти­тут.

- Дедушка и бабушка тоже жили с мои­ми родителями, - вспоминает Илларион, племянник Угай Де Гука.

- Дед умер в 1944 году, а бабушка в 1953 году, - рассказывает другой племянник дяди, Владимир.

В 1946 году Угай Де Гук встретил свою любовь - Катерину. Высокая, статная, бе­лолицая, с большими добрыми глазами. Через год появился первенец Сёма, затем дочь Римма, а в 1956 году - младший сын Рома. К этому времени они уже жили в Ташкенте.

После окончания института Угай Де Гук работал в ЦСУ (Центральное статуправле- ние). Его трудолюбие и целеустремленность не остались без внимания. Он стал началь­ником отдела переписи населения. Екате­рина, прекрасная мастерица женской одеж­ды, замечательная хозяйка, была ему во всем помощницей. Старшего сына Семена призвали в армию. В сентябре 1971 года в г. Выборге, во время учений Семен погиб - бронетранспортер с моста упал в реку...

Это печальное событие отразилось в по­эме «Письмо сыну», которую невозможно читать без слёз:

Как к живому, я обращаюсь: “Сёма! Сёма!А ты... Ты продолжал молчать.И слёзы черные печалиИз сердца моего бежалиНа смуглый мрамор рук твоих”.

«Помнишь у Антокольского поэму «Сын»? У него сын погиб на войне. У меня тоже сын погиб на посту, защищая Родину», - сказал мне дядя при встрече.

.Говорят, беда не приходит одна . С лю­бимой женой Екатериной случилось несча­стье. Медсестра неудачно сделала укол, и нога стала подворачиваться, перестала слу­шаться. Лечили долго, но безуспешно... С

тех пор она иногда выходила с чьей-то по­мощью во дворик подъезда и тихо вела скромное хозяйство по дому. Я видела, как дядя бережно опускался на колени и заш­нуровывал ей ботинки. И так год за годом, молча, скромно, тихо ходил на работу, дос­тавал продукты после работы вместе с сы­ном Ромой... И писал стихи.

Был немногословен, прост в обращении с людьми. Он для меня был и остаётся об­разцом мужественности, честности, терпе­ния и глубокой порядочности. Какие они добрые люди с тётей! Сколько душевного тепла я видела от них!

«У тебя нет швейной машинки. Я тебе дарю. Мне она не нужна», - как-то сказала тётя. Я отказывалась. Но в один из дней дядя привёз мне машинку и... сборник сти­хов «Крылатое счастье» с автографом. Это было в июне 1984 года.

Тетя, моя любимая добрая тётя Екатери­на умерла в 1986 году. Помню, как он глу­боко запрятав горе, угощал гостей за по­минальным столом. Был вежлив, корректен, как всегда. Он потерял ту, с которой делил радость и горе, которой посвятил много стихов. Они полны нежности и любви:

Над нашим счастьем ни годаИ ни печаль не властны.В моих глазах ты молода,родная, и прекрасна ...

Младший, Роман, окончил нархоз в Таш­кенте. Семнадцать лет работал в ЦСУ на­чальником отдела эксплуатации ЭВМ. Сей­час на пенсии. Трое детей. Дочь Римма окончила политехнический. Всю жизнь ра­ботала архитектором. Тоже на пенсии. Двое детей.

Стихи Угай Дегука проникнуты жизнеут­верждающим оптимизмом, глубокой чело­вечностью, любовью к Родине, любимой женщине, сыну, природе, ко всему живому на Земле.

«Алмаз»Видеть тебя алмазомМне хочется, мальчик, в зрелости,Родины стойким сыном,Гордостью всех людей.

Людмила Ким. Угай Дегук. Последний из могикан 135

«Родная земля»Я посажу зерно весною,А ты мне - тысячу взамен Безмолвно говоришь со мною,Да будет труд благословен!

«Братья по крови»Да, мы братья по крови,По счастью, по битвам и песне!Вместе - в час торжества В час беды - мы тем более вместе.

«Мой характер»- Как дела? - говорят.- Хорошо! - говорю...Если «плохо» скажу, то друзей огорчу, Ну, а давних врагов потешать не хочу.

Стихи «Высокие горы» перекликаются со словами Ф.М.Достоевского «Страдание и боль всегда обязательны - для широкого сознания и глубокого сердца»:

Чем видится дальше - Тем больше печали,Тем горести больше И белыми стали Виски у неё.

«Весна» (о войне 1950 - 1953 в Корее) Все леса родины обгорели,Все домаразрушены, разбиты...Ветер горький...Пепел клочковатый Блещет камень черный на могилеИ река красна в лучах заката,Словно реку кровью напоили...

Угай Де Гук верил в возрождение Кореи:

“Пробегутся дождевые тучи,Из корней глубоких и здоровых Лес опять поднимется могучий.

Дитя войны, Угай Де Гук писал много о войне, о мужестве солдат, об уважении к инвалидам войны, памяти погибшим:

Стреляй, весна, травинкой в небо,И падай птицей с вышины,

Солдаты спят, глаза их слепы.И гром не громче тишины.

«О хлебе»Как мы мечтали, как желали людям Когда-нибудь наесться чёрным хлебом, Чтобы досыта! По горло! До отвала !И чтоб ещё осталось на потом!

А как я люблю его басни, написанные с мягкой иронией юмором: «Нос», «Иголка, нитка и портной», «Голова, руки и ноги» и другие.

«Нос»Был немного гордым нос,На себе пенсне он вёз.И сказал язык с усмешкой:-Сбрось пенсне с себя, не мешкай,Что ты горбишься под ним,Как последний подхалим?

А сказки «От чего воют волки», «Почему у змеи язык раздвоен», «Почему тигр и зеб­ра полосатые», «Почему у камбалы рот ис­кривился»... Об их тонкой иронии можно узнать, только прочитав его сказки.

Его стихи хочется читать с высокой три­буны, чтобы люди знали о сыне корейско­го народа - Угай Де Гуке, который жил для людей, любил их.

Последние годы жизни он писал роман о переселении корейцев с Дальнего Вос­тока и мечтал об объединении Кореи, но не успел закончить...

Такие люди не умирают, они живут в сво­их творениях.

5 апреля, возложив цветы на его могилу, я случайно увидела большую гору. Вот диво! Почему я раньше не заметила... Напротив его могилы - гора. Меня это поразило... Буд­то величие духа и яркость таланта необык­новенного человека, воплотились в эту гору, которая весной зацветёт и подарит людям красоту и радость, как он подарил нам свой удивительный мир:

Стихи - моя неторная дорога,Всё - что я вам оставлю, уходя.

Можно припасть к этому живительному источнику и пить без конца, наслаждаясь музыкой его стихов и басен.

136 Конкурс «Корё синмун»

Светлана Алексеевна Нам, окончила юр­фак ТашГУ, работала адвокатом, препода­вала историю в школе № 50 г. Ташкента.

Автор романа «Белый лебедь, черный лебедь», опубликованного в «Корё синмун» в течение 2015-2016 годов.

Светлана НАМ

ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

Дороги, дороги, д ороги .Сколько я их перевидал на своем веку.

Сначала когда работал дальнобойщиком на большегрузных машинах, а затем водите­лем такси. И людей перевидал немало с самыми различными судьбами. И удивля­юсь, как порой жизненные пути бывают извилисты и непредсказуемы. И бывает, что дороги, которые выбираем мы могут иногда привести совсем не туда, куда мы планировали.

Прошлой зимой я повез пожилую жен­щину в Зангиатинский район в женскую ко­лонию. По дороге она поведала мне гру­стную историю о том, что случилось с ее младшей сестрой.

«Нас вообще три сестры», - рассказы­вала моя пассажирка, представившаяся Лю­бой. Оле, то есть той сестрице, к которой мы ехали, было 36 лет. Все сначала было хорошо. Вышла замуж, двух детишек роди­ла. А пять лет назад муж ее умер от рака желудка. Его смерть перевернула всю жизнь Ольги. Очень горевала она. Плакала много. Потом пристрастилась к спиртному. Мол, горе тише, когда выпьешь. Мы с другой сестрой, Настеной, как могли, пытались от­вадить Оленьку от пагубного пристрастия. Но у всех своя семья, и забот хватает. Раз­ве уследишь еще за кем-то? Вот и связа­

лась наша Ольга с одним мужиком. Сожи­тельствовать стали. Нехороший человек ока­зался. Ольгу все сильнее втягивал в пьян­ку. Освоился, прижился, потом и руку стал поднимать на нее в нетрезвом виде.

Мы с Настей и ругали и увещевали се­стренку, но она и слушать не хотела нас. Водка весь разум застила. Детей ее - маль­чика 11 и девочку 9 лет мы на каникулах забирали к себе, помогали, как могли.

Долго такая неразумная жизнь не могла продолжаться. В один из пьяных вечеров у Оли с ее собутыльником произошла оче­редная ссора. Мужчина уже по привычке стал бить Ольгу. Та в какой-то момент обе­зумела от наносимых побоев и, не помня себя, схватила подвернувшийся нож и вон­зила его в своего обидчика. Слава Богу, не убила. Выжил гад. И заявил на сестрицу мою. Дали ей срок по статье 97, часть 1-я,7 лет общего режима...

Вот сегодня через три с половиной года Оля, наконец, освобождается по амнистии. Намаялась столько лет без семьи, без де­тишек. Клянется, что капли спиртного в рот не возьмет. Дай-то Бог!

Люба рассказывала о своей сестре и всю дорогу вздыхала и плакала. Вот и доехали до места. Люба радостно восклицает:

- Ой, Настена уже тут.

137

Она прощается и бежит к своей сестре. Теперь они вдвоем стоят у ворот и ждут с нетерпением Олю.

Я мысленно желаю ей не ступать боль­ше на кривую дорожку, которая привела в такое нехорошее место.

Одна за другой выходят освободившие­ся женщины. Вот молодая кореянка лет 25-ти решительно направляется к моему автомобилю. Ее окликают другие две жен­щины:

- Ленка, поехали с нами. Втроем дешев­ле. Развезет всех куда надо.

Девушка, не оборачиваясь, отвечает:- Нет. Я поеду сама.Мне кажется, что ей хочется отринуть от

себя все, что связано с этим местопребы­ванием. Девушка заглядывает в открытое окно и спрашивает:

- Такси?Она называет адрес. Я соглашаюсь.Девушка в отличие от своих товарок, со­

вершенно налегке. Другие же грузят боль­шие клетчатые сумки, плотно набитые чем- то. Моя новая пассажирка усаживается на заднем сиденье и мы трогаемся в путь.

Некоторое время мы едем молча. Но вот, проезжая мимо дорожного фонаря, я вижу случайно в зеркале отражение лица девуш­ки. Меня поразили ее глаза. Сама она как будто застыла. Сидит без движения. А гла­за! В них такая гамма чувств! Даже за ко­роткое время я увидел в них боль, расте­рянность, отчаяние какое-то, но как ни странно, не было радости.

Другие, я видел даже если плакали, все равно ликовали по поводу долгожданной свободы.

Я спросил:- Ты очень печальна. Почему? Разве ты

не рада этому дню?- Я, конечно счастлива, н о .Девушка замолчала.Я мягко предложил:- Расскажи мне о себе. По-моему, тебе

надо выплеснуть эмоции, сомнения. Я по­жилой человек. Выслушаю тебя, как дочку. Может, после этого все станет на места и ты будешь чувствовать себя уверенней. До­рога у нас довольно долгая.

Девушка в нерешительности молчала.Я поинтересовался:

- Как ты попала в колонию? И много ли там корейцев?

- Нет, сравнительно немного. Хотя гово­рят, что корейцев становится больше.

Девушка оживилась, и я услышал груст­ную, но, по моему мнению, поучительную историю.

Моей пассажирке, оказывается, стукну­ло 31 год, хотя по виду я этого никак бы не сказал. Лена росла в семье со средним до­статком. Была младшей из двух дочерей. Любознательная и бойкая. Ей никогда не сиделось на одном месте. Рано выскочила замуж, вперед своей сестры, которой в ту пору исполнилось 20 лет. Нашей же герои­не едва минуло 17. Мужем ее стал парень 22 лет , симпатичный, приветливый и про­стой. Звали его Геной. Через год родился сыночек Олежек. Лена все больше и боль­ше разочаровывалась в своем избраннике. Она все время выговаривала мужу то по поводу того, что ей приходится стирать в допотопной машинке, то потому, что вынуж­дена ютиться с родителями, а не жить в от­дельной квартире.

«Мне стыдно ходить в той одежде, кото­рая у меня есть, - кричала Лена. Все мои подруги разъезжаются на иномарках, а у меня не всегда бывают деньги даже на такси». Гена в конце концов не выдержал всех нападок жены и ушел к своим родите­лям. Впрочем, Гена очень любил свою жену и сына и надеялся, что Лена образумится, и тогда они снова будут вместе.

Но не тут то было. Кореянки вообще по своей натуре самолюбивы и упрямы. И к тому же очень деятельны. Лена не стала уби­ваться из-за разрыва с мужем, а стала на­стойчиво стремиться к большим заработ­кам. И тут надо отдать дань ее трудолю­бию, уму и коммуникабельности.

Лена занялась торговлей. Сначала про­давала корейские салаты и приправы. Она работала, не покладая рук. Запах специй, казалось, въелся в кожу. Лена утешала себя, что это временно и скоро пробьет час, ког­да она будет благоухать дорогими духами. Посокрушавшись по поводу разлада моло­дых, родители Лены взяли почти все хло­поты с Олежеком на себя. Гена часто на­вещал свою семью, не торопясь официаль­но оформлять развод. Но вынужден был с

138 Конкурс «Корё синмун»

горечью отметить, что жена все больше и больше отдаляется от него. Гена решил на несколько лет уехать на заработки в Ко­рею.

Лена, благодаря своим огромнейшим ста­раниям начала преуспевать. Скопив нужную сумму, она оставила салатный бизнес и стала ездить за товаром в Китай, Турцию. Сначала реализовывала вещи сама, а за­тем появилась возможность нанимать по­мощниц. Девушка со временем купила от­дельную однокомнатную квартиру и теперь нацелилась на приобретение машины. Правда, сейчас Лена очень мало времени проводила с сыном, но считала важнее то, что ребенок прекрасно обеспечен.

Годы проходят быстро. Не успеешь по­радоваться каким-то успехам, как откуда ни возьмись наваливаются проблемы или, не дай Бог, нежданная беда.

Лене было тогда 28 лет. Бизнес ее шел в гору. Да и сама она цвела алой розой. Вот уже третий год она была счастлива со своим новым избранником. И он не такой, как Гена. Веселый, интересный. Одевается с иголочки. Правда не очень-то напрягает­ся насчет зарабатывания денег, несмотря на свои 26 лет. «Успеется! - беспечно го­ворил он. - У моих родителей достаточно денег, чтобы я был обеспечен. Отец в лю­бой момент возьмет меня в свой бизнес. Жизнь прекрасна. Надо вдоволь насладить­ся ею».

А беда - вот она, уже подкралась к Лене. Одна из подруг попросила поспрашивать знакомых девушек не хотят ли они поехать за границу на приличные заработки. Зна­комая также обещала некоторую сумму воз­награждения за содействие. Лена не при­дала этому особого значения. Ей как бы и без этого хватало средств.

Но Судьба порой бывает так коварна. Она подсунула Лене роковую ситуацию. Однаж­ды, возвращаясь домой, она встретила свою соседку по площадке и они пошли вмес­те, болтая о том, о сем. Соседка жалова­лась на хроническую нехватку денег, на свою нерасторопную дочь. «Вот ты такая само­стоятельная. Без мужа сына растишь, а все у тебя есть. А моя целый день сидит дома либо около компьютера, либо перед теле­

визором. Работу, видишь ли, не может дос­тойную найти. За копейки, мол, работать не хочет». Тут Лена вспомнила о своей подру­ге. И предложила соседке заграничный ва­риант для ее дочери. Не ради денег, а что­бы чем-то помочь.

Вот уж истина прописана в Библии, что благими намерениями устлана дорога в ад. И еще одна прописная истина: «Незнание закона не освобождает от ответствен нос - ти».

А Лена даже и не подозревала, что со­вершает правонарушение. Соседка очень заинтересовалась ее предложением. Дого­ворились, что Лена познакомит между со­бой заинтересованных лиц. Так она и сде­лала, а затем за своими делами забыла об этом эпизоде.

Ясным летним днем Лена вышла из дома. Она сегодня пораньше управилась с дела­ми и сейчас спешила на встречу со своим бойфрендом Аликом в одном уютном кафе. Но не успела девушка пройти несколько ша­гов от дома, как оказалась в окружении троих мужчин в штатском, как выяснилось, являвшимися работниками правоохрани­тельных органов.

Дальше было все, как в страшном кино. Допросы, обвинения, очные ставки с со­седками, подругой. Лена не успела понять, как ее сделали чуть ли не организатором продаж девушек в сексуальное рабство. В конечном счете, приговор по статье 135 и заключение в женскую колонию сроком на5 лет. Учли то, что у Лены имеется ма­ленький ребенок.

Тот мир, и та жизнь, которая по мнению Лены, так удачно складывалась, рухнул в один миг. Свободный мир, в котором оста­лись все родные и любимые, закрыли от девушки глухие высокие заборы с колю­чей проволокой.

Г од за годом Лене пришлось жить по же­сткому режиму. Съедая, порой, последнюю конфету из передачи, думала, что раньше и глядеть не хотела на эти леденцы, а они изумительно вкусны. И что у нее было так много хорошего. Кроме комфорта, краси­вых вещей и вкусной еды, самое главное, рядом были родные, любимые люди. Мама и папа, готовые в любой момент придти на помощь. Сыночек Олежек - радость ве­

Светлана Нам. Долгая дорога домой 139

ликая. В общем, было счастье, которое Лена недооценивала. Вернуть бы все назад, на­чать жизнь заново, но увы. Лена, которая говорит без особых эмоций, рассказывая об одном свидании, горько плачет. Роди­тели, когда случилась с дочерью беда, как- то резко постарели, будто согнулись под непосильной ношей. Мать плакала, не пе­реставая, а отец бегал по всевозможным инстанциям, обивал всевозможные пороги, силясь сделать все, чтобы вызволить свое дитя из той ямы, в которую она попала. И вот на свидании отец говорит: «Лена, мне советуют написать кассационную жалобу. И если заплатить большие деньги, тебя от­пустят. Но таких средств у нас нет. Я хотел продать почку, но мне сказали, что я ста­рый для этого».

Лену будто ударили наотмашь чем-то тяжелым. Она, захлебываясь в слезах, кри­чит: «Папа! Папа, кто тебе вбил в голову этот бред? Ты соображаешь, что говоришь?».

И теперь Лена уже не может вымолвить ни слова. Она лишь горестно плачет.

Немного успокоившись, девушка смотрит, молча, в окно.

Я спрашиваю:- А почему тебя никто не встречает?- Я сама так захотела. Родителей с Оле-

жеком не хочется морозить в дороге в та­кую погоду. У сестры своя семья, детки маленькие. Спасибо ей с зятем, что помо­гали мне все эти годы чем могли.

- А твой молодой человек? - решаюсь

спросить я.- А нет его. Он сразу испарился, когда

узнал, что случилось со мной.В ее словах нет горечи или обиды.- Очень многое переосмыслила. Време­

ни хватало. Глупая я была и легкомыслен­ная. Все мечтала о красивой жизни. А не в этом счастье. Счастье - это свобода, моя семья. Как мне было тоскливо без них все годы разлуки. И хотя я нежданчиком еду домой, уверена, меня ждут. И сестра, как только узнает о моем приезде, сразу при­бежит со всем своим семейством. И Гена тоже.

- Гена? Бывший муж? - удивляюсь я.- Почему бывший?! - впервые улыбается

Лена. - Мы так и не оформили развод. А в прошлом году он приехал из Кореи и при­шел проведать нас. Узнав о моем заключе­нии, Гена сразу примчался на свидание ко мне. Короче мы, кажется опять супруги.

Долго ли коротко ли, но и любая дорога заканчивается. Мы подъехали к дому Лены. Девушка сначала немного неуверенно на­правляется к подъезду, но с каждым ша­гом идет все быстрее.

Дай ей Бог теперь не ходить , не разби­рая дороги, а ступать только по правильно­му пути. Да не только ей, а и всем нам. Тяжелая у меня сегодня была дорога. Столько слез . Вдруг так захотелось уви­деть и обнять своих близких. Поеду я до­мой, ибо это самая верная, самая желан­ная дорога для всех.

140 Конкурс «Корё синмун»

Об авторе. Ли Владимир Владимирович, 1946 г. р., уроженец села Бука Ташкентс­кой области, выпускник филфака СамГУ, Служил в армии. Работал в детдоме, сред­ней школе, служил в МВД, майор внутрен­ней службы в отставке с 1993г. Ныне про­живает в Москве.

Владимир ЛИ

О МЕХРИ-АПА, КОТОРАЯ ХОТЕЛА ОТДАТЬ СВОЕ СЕРДЦЕ

БОЛЬНОМУ КИМ ПЕН ХВАКим Пен Хва. Это звучное и одновремен­

но загадочное для меня имя я услышал впервые в далёком детстве, в середине пятидесятых прошлого века. Тогда мы жили в с. Саид Пскентского района Ташкентской области, где в русско-узбекской школе учи­тельствовал мой отец, Владимир Моисее­вич Ли. Часто в нашем доме, зимними ве­черами собирались односельчане, которые коротали время за пиалой чая, беседами и читкой газет, а также игрой в «гольпя» (корейская национальная игра типа доми­но). Помню, кто-то играл на скрипке.

Однажды я был свидетелем разговора взрослых о корейцах, награжденных орде­нами и медалями за доблестный труд. При этом несколько раз упоминали имя пред­седателя колхоза «Полярная звезда» Ким Пен Хва. Один из гостей рассказывал, что недавно Ким Пен Хва был представлен к третьей Золотой звезде Героя. Однако Ким Пен Хва, будто бы дал самоотвод в пользу Хамракула Турсункулова, председателя кол­хоза «Шарк Юлдузи» Янгиюльского района Ташкентской области, тоже дважды Героя. Свой поступок он мотивировал тем, что в Узбекистане трижды (таковых ещё не было) Героем должен быть не кореец, а предста­витель титульной нации.

Вокруг легендарных людей всегда созда­ются мифы, анекдоты, легенды. Этот слу­

чай можно отнести к этому разряду, но ле­генда лишний раз подтверждает молву сре­ди народа о Ким Пен Хва, характеризую­щего его, как человека исключительной доб­роты, скромности и отзывчивости. Он был справедливейшим человеком.

Вспоминается мое первое комсомольс­кое поручение, когда я учился в восьмом классе. Мне, новоиспечённому комсомоль­цу, поручили к годовщине Великого Октяб­ря сделать доклад о трудовом подвиге тру­жеников села Ташкентской области в пе­риод Великой Отечественной войны. На тот момент я знал несколько орденоносцев, а также Героев, в том числе и среди корей­цев. Ким Пен Хва уже тогда был дважды удостоен этого высокого звания, его знала вся страна. С чувством большой гордости я написал о нем.

Во взрослой жизни, мне довелось позна­комиться с его сыном Борисом Петрови­чем. Знакомство состоялось в очень слож­ный для него период жизни, когда он очень нуждался в моральной поддержке. Такая бескорыстная моральная поддержка тогда была оказана мною, за что Б. П. Ким впос­ледствии неоднократно пытался за это ка­ким-то образом отблагодарить меня. То хо­тел помочь в поступлении в аспирантуру Института русского языка и литературы, то предлагал путевку в санаторий и т.д., но я

141

принял лишь одно его предложение - посе­тить колхоз «Полярная звезда». К сожале­нию, мне не приходилось ранее бывать там. Борис Петрович дома познакомил меня со своей матушкой, седовласой женщиной с красивым корейским именем Пен Сон, ко­торая оказала мне душевный приём. Она много хлопотала у плиты, накормила нас вкусным обедом. Затем Борис Петрович позвал меня прогуляться по территории села и, вскоре мы незаметно подошли к правлению колхоза, где стоял тогда бюст его отца. Борис Петрович был очень обра­зованным и незаурядным человеком. Ин­тереснейший и начитанный собеседник, он мог увлечённо вести беседу практически на любую тему. Прогуливаясь по селу, он много рассказывал о жителях, именитых колхозниках, подводил меня к зданию шко­лы, показал замечательный Дворец культу­ры, затем пошли смотреть колхозный ста­дион. Он говорил, что за тридцать лет, бо­лее четырехсот колхозников этого хозяйства были награждены орденами и медалями,26 человек стали Героями Труда, а руко­водитель хозяйства - дважды. Такого мас­сового трудового подвига ни один колхоз страны не совершал.

От сына легендарного председателя мне удалось узнать очень много интересных фак­тов из биографии человека, который, как и все советские корейцы, подвергся в 1937 году репрессии в виде насильственного пе­реселения из Приморского края в Среднюю Азию и Казахстан по национальному при­знаку. Настоящий трудоголик, неутомимый руководитель Ким Пен Хва, вникал в дела не только полевые, но и в другие сферы жизни колхоза. Ни один участок большого хозяйства не оставался вне зоны его вни­мания. Как рассказывал мне Борис Петро­вич, в Москве на ВДНХ, куда однажды при­гласили отца на выставку, кто-то из друзей подарил ему часы с будильником. Неизве­стно, этот будильник будил или сам про­сыпался, но Ким Пен Хва каждый день вста­вал в четыре утра и до шести часов умуд­рялся обойти все дома бригадиров, доя­рок и специалистов, а если у кого-то в доме не горел свет, то стучался с побудкой. Уже, к началу 50-х г. колхоз имел собственную гидроэлектростанцию, и все село было

электрифицировано. Улицы и площади были ярко освещены искусственным све­том. Люди из соседних кишлаков специаль­но приходили вечерами, чтобы любовать­ся ночным колхозом. Дальновидный руко­водитель особое внимание уделял подрас­тающему поколению. Средняя школа была его любимым детищем, он никогда не про­ходил мимо детей, интересовался их уче­бой, домашними делами. Лучших педаго­гов приглашал на работу, создавая им хо­рошие условия для жизни и работы. Прак­тически все выпускники школы поступали в самые престижные вузы. Многие из низ возвращались в родной колхоз и работа­ли по специальности. Директор сельской школы впоследствии стал всемирно изве­стным ученым-востоковедом. Это профес­сор, доктор исторических наук Борис Дмит­риевич Пак. В последние годы жил и рабо­тал в Москве. Умер в 2010 году. В Москве живут и трудятся его дети и внуки.

Последнее моё посещение этого хозяй­ства было связано с 100-летним юбилеем Ким Пен Хва в сентябре 2005 года. Колхоз уже задолго до этого был преобразован в народную корпорацию, носившую его имя. В составе делегации от Апмалыкского го­родского корейского культурного центра, вместе с детьми из школы спортивного танца «Сезам» мы приняли участие в тор­жествах на центральной площади села на­против отреставрированного здания музея. В тот день в праздничной обстановке в при­сутствии многочисленных гостей из разных районов, областей и стран СНГ, а также ме­стных жителей был открыт обновленный музей. Бюст Ким Пен Хва, установленный ранее перед зданием правления, перенес­ли к музею. Затем был дан большой кон­церт силами самодеятельных и професси­ональных коллективов. На площадке высту­пали артисты из Казахстана, Узбекистана, Украины и танцевальный коллектив «Сезам» из Алмалыка. Был накрыт праздничный стол на 1000 человек. Гостей угощали тради­ционным узбекским пловом, корейскими салатами и прочими деликатесами.

Вечером того же дня в Ташкенте на лет­ней эстраде Дворца «Туркистон» состоялся гала-концерт, на котором присутствовали более трех тысяч зрителей. Вокальный квар­

142 Владимир Ли. О Мехри-апа.

тет «Ретро», певица Саша Ли, заслуженная артистка Узбекистана Галина Шин, танце­вальный ансамбль «Корё» (Узбекистан), Римма Ким, танцевальная группа «Ариран» (Казахстан), заслуженные артистки Россий­ской Федерации Марина Цхай и Анита Цой (Россия) показали зрителям свое высокое исполнительское мастерство. Концерт про­шел на «ура!». Официальные лица, гости и рядовые зрители были в восторге от пе­сен и танцев, дали высокую оценку боль­шому празднику труда, души и сердца.

А накануне в ГАБТ им. А. Навои состоя­лась презентация книги Евгения Тена «Ле­генда о Ким Пен Хва» и документального фильма «Свет «Полярной звезды» (режис­сер Ш. Курбанбаев, сценарий В. Ким).

Меня потряс эпизод из воспоминаний бывшего секретаря парткома колхоза Кон­стантина Алексеевича Кима. Он рассказы­вал, как однажды к тяжело больному Ким Пен Хва в больницу пришла узбечка Мех- ри-апа, директор Ташкентского педучили­ща, студенты которого каждую осень помо­гали колхозу в уборке хлопка. Узнав, что у председателя больное сердце, она предло­жила свое, чтобы только он остался жив. Вот так люди отвечали ему за беззавет­

ную любовь, заботу и преданность. Они были готовы отдать свою жизнь за него.

Живя в Москве, я вновь столкнулся с именем Ким Пен Хва. А случилось это осе­нью 2014 года на фотовыставке «Герои страны» в культурном центре посольства Республики Корея в Москве, которую орга­низовал его внук Роберт Ким, президент благотворительного фонда им. Ким Пен Хва в рамках празднования 150-летия пересе­ления корейцев в Россию.

2 апреля 2015 г. в Общероссийском объединении корейцев я принял участие в заседании оргкомитета по празднованию 110-летнего юбилея Ким Пен Хва в авгус­те-сентябре 2015 года в Узбекистане и России.

Ким Пен Хва - это первый человек, кото­рый начал прививать во мне чувство нацио­нальной гордости корейца, пережившего моральные и физические унижения в пе­риод репрессии, вплоть до реабилитации. Такие люди создавали положительный имидж корейцев в Узбекистане, благодаря чему мы пользовались и продолжаем пользоваться уважением среди гостепри­имного узбекского населения.

Конкурс «Корё синмун» 143

Герасим Чандинович Ким, 1949 года рож­дения, окончил Ташкентский политехничес­кий институт, работал главным НПО “Узвод- прибормаш”, участвовал в строительстве гольф-клуба и завода “Самсунг Электро- никс” в Ташкенте. С 2000-х годах занимался частным предпринимательством и инвес­тиционными проектами по привлечению иностранного капитала.

КИМ Ге Ро

«КОРЕМАЛЬ» И ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ «МАНХЯНГА»

После юбилейного концерта, посвящен­ного 20-летию русского ансамбля «Добрая песня» при Дворце авиастроителей, где ус­пешно дебютировали мои трое внучат, я с грустью призадумался.

Внуки мои - Настенька (11 лет, гитара- соло), Алеша (10 лет ,гитара-ритм) и Са­шенька (7 лет , солистка) - выступили пре­красно с песней «Город золотой». Им бур­но аплодировали. Русский культурный центр их наградил грамотами и подарками.

Но они все трое носят мою фамилию Ким и значатся в графе «национальность» ко­рейцами.

«Неужели, - думал я, - от своих внуков так и не услышу корейскую речь, хотя бы в исполнении корейских песен? Неужели на мне в моей семье окончательно прервется самобытный и по-своему уникальный язык моих предков, обосновавшихся на стыке трех государств - Кореи, Китая и России. Я имею в виду «Корёмаль».

После недолгих раздумий решил вклю­чить в их репертуар какую-нибудь корейс­кую песню наших предков. Перебрал в па­мяти много песен. Но все они не подходи­ли по разным причинам. Хотелось найти ду­шевную песню, которая была бы связана с судьбой наших предков, вынужденных по­кинуть родину в поисках лучшей доли.

И вот однажды ночью приснился мне сон

из далекого детства. Мама, сидя на теплом полу, что-то латала и тихо напевала песню. Я проснулся, открыл глаза, а мелодия про­должала звучать в моей голове. Мелодия эта уже не покидала меня. Она следовала за мной везде. Самое главное - она не была незнакомой. Мы очень часто слышали ее на различных мероприятиях. Не раз с упо­ением кружились с Лорой под звуки этого грустного вальса. Мы были молоды и не задумывались, есть ли слова у этого валь­са, и какие они?.. Мелодия сама по себе уносила нас вихрем вальса в далекую, не­ведомую, но такую близкую для нас стра­ну. И не только мы это чувствовали. Этот вальс, наверное, не случайно, особенно нра­вился людям пожилого возраста. И теперь я понимаю почему. Смолкали последние звуки, а на сердце оставалась какая-то ще­мящая грусть.

Я быстро собрался и пошел к Вячеславу Петровичу, руководителю фольклорного ан­самбля «Роёндан». Он был дома. Я напел ему мелодию, а в конце спросил, как эта песня называется и знает ли он слова?

Он заметно оживился и сказал: « Ой, эту песню пел мой отец, - и, немного призаду­мавшись, добавил, - называется «Гогук сан- ч е » ., а больше ничего не знаю, к сожале­нию. Гера, спроси у наших старушек. Мо­жет, они тебе помогут. Извини, больше по­

144 Конкурс «Корё синмун»

мочь ничем не могу. В нашем репертуаре, в основном, песни КНДР, а в последнее вре­мя поем только южнокорейские песни .

Немного огорчившись таким поворотом событий, я поехал по делам в город, а ве­чером решил навестить самых пожилых ста­рушек, которые увлекались пением.

Так я и сделал, и с коробкой конфет пер­вой навестил Елизавету Дмитриевну, побе­дителя прошлогоднего конкурса по испол­нению корейских фольклорных песен. Она практически потеряла зрение, и в после­днее время не выходила из дома. Моему появлению она очень удивилась, но замет­но обрадовалась. Что делать, старикам все­гда не хватает нашего внимания. Уделив не­сколько минут традиционному расспросу о здоровье и семье, я изложил причину сво­его визита. Оказалось, что она знает толь­ко мелодию, а слов не помнит. Я попросил ее хотя бы напеть в диктофон мелодию этой песни.

В последующие два вечера я навестил еще двух преклонных бабушек. Результат оказался тот же.

Параллельно я попросил детей провес­ти поиск в Интернете на сайтах исполните­лей корейской песни. Все безрезультатно.

Немного помог мне известный народный певец Кан Владимир, кстати, мой одно­классник. Он напел один куплет песни, но сказал, что не уверен в точности произно­шения.

В тот вечер мы засиделись, вспомнили общих друзей, школу, послушали песни в его исполнении и, самое главное, он под­сказал, к кому мне еще можно обратиться.

К моему удивлению, это оказался мой старый знакомый Тхай Николай Никаноро- вич, музыкант, поэт, экономист, очень об­разованный и мудрый человек. По моим подсчетам, ему должно быть около 80 лет и живет он в колхозе «Узбекистан».

В 1990 году, когда мы с женой ездили в Северную Корею, он тоже с женой был в составе этой делегации. Мы там познако­мились и подружились, и во всех поездках были вместе. Меня удивляло его спокой­ствие и грамотное владение «Корёмаль». В его устах наш язык звучал непривычно кра­сиво и своеобразно. При более близком знакомстве оказалось, что он стал целенап­

равленно изучать корейский язык в 60 лет, уделяя этому занятию по несколько часов ежедневно. Поразительное упорство на склоне лет. В результате он стал поэтом- песенником корейских песен, которые от­сылает своему брату, композитору, в Ка­захстан.

Я поделился с Николаем Никаноровичем, что привело меня к нему. Мы долго бесе­довали, вспоминая прошлое, рассказывая о событиях, которые пришлось пережить. В конце он дал мне новый двухтомник «Сбор­ник забытых песен советских корейцев». «То, что ты ищешь, должно обязательно быть в этом сборнике, — сказал он, - воспользуй­ся, а потом верни обратно». На том и рас­стались.

Дома я полистал книгу и понял, что это клад, сокровищ е., что это плод колоссаль­ного труда авторов. По крупицам собрать давно забытые песни, объезжая поселок за п о с е л к о м . Представить невозможно, сколько труда, времени и средств для этого понадобилось. Честь и хвала авторам и спонсорам сборника Ким Бён Хак, Хан Яко­ву, Ким Чун Тхя и другим.

На свою затерянную песню я наткнулся сразу, даже в двух вариантах. Эта песня на­зывалась «Манхянга».

Я попытался перевести текст песни. Смысл песни был понятен, но часть слов мне так и не удалось перевести. Обошел двух знатоков корейского языка Чин Алек­сандра Ивановича и владельца сборника Николая Никаноровича. В их объемных сло­варях тоже не нашлось перевода. Догово­рились положиться на интуицию и догадать­ся по смыслу. Еще раз я убедился в свое­образности возникновения нашего языка «Корёмаль».

То, что этому языку надо уделить более пристальное научное внимание, я понял в 1990 году в Пхеньяне в гостинице «Чённён», когда встретил китайских корейцев из ки­тайской провинции «Хейлуцзян», с центром в городе Харбин.

Не скрою, были времена моей молодос­ти, когда мы стеснялись своей корейской речи, переданной с молоком матери. Это были тяжелые послевоенные годы.

Помню, когда пошел в первый класс в середине 50-х годов, я не знал ни одного

Ким Ге Ро. О корёмаль. 145

русского слова, кроме нескольких неприлич­ных из узбекского и русского лексикона.

Слава богу, замечательная наша первая учительница Олимпиада Николаевна, объяс­няя на корейском, помогла нам шаг за ша­гом освоить русскую азбуку и русский язык. Так, незаметно, потихоньку русский язык вытеснял «Корёмаль». Чтобы возродить его, не помогло даже введение урока корейско­го языка раз в неделю.

Надо отдать должное родителям, которые до самого своего последнего дня общались с нами на «Корёмаль». Еще с десяток лет после того, как их не стало, во сне я об­щался с ними на корейском языке. Приня­то считать, что язык, на котором говоришь во сне и является родным язы ком.

Но вернемся в отель города Пхеньяна в1990 год. Как-то в фойе гостиницы я заме­тил толпу вновь прибывших туристов. Про­шел бы мимо, но услышав знакомый харак­терный говор на «Корёмаль», я спросил, от­куда они приехали, ожидая, что они назо­вут один из регионов Советского государ­ства. Каково было мое удивление, когда они назвали: «Чун Гук. Хейлуцзян-до».

Я переспросил: » Почему же я вас так хорошо понимаю? Ведь я из далекого Уз­бекистана.»

«Мы с вами с Хамгенбук-до и пригра­ничных к нему районов Китая и России. Там несколько столетий назад и сформировал­ся данный разговорный язык «Корёмаль». В современном Хамгенбук-до говорят на го­сударственном северокорейском языке, в основу которого был положен пхеньянский диалект», — подробно объяснил мне пожи­лой мужчина из группы.

Уточнив, в какой комнате они останови­лись, я вежливо попрощался, пообещав зай­ти как-нибудь вечером. Прошло несколько дней. И как-то после ужина я решил наве­стить новых знакомых. В комнате, куда я по­стучался, жили две женщины среднего воз­раста. Комната была завалена покупками : одеждой и телевизорами японского про­изводства. Нисколько не стесняясь меня, они освободили мне стул и предложили сесть. На откровенный открытый разговор они шли неохотно. Мне пришлось расска­зать о судьбе моих родителей, насильствен­ном переселении в Узбекистан из Дальне­

го Востока. О том, как они осваивали бо­лотистые места, создавая корейские кол­хозы. А сейчас их стараниями мы живем в больших домах и получаем высшее обра­зование, имеем машины, телевизоры, хо­лодильники и т.п. Я заметил, что они по­тихоньку оживились, в глазах появилось что- то похожее на зависть. Это потом я понял, что для них мой рассказ - это сказка о вол­шебной стране.

Поймав мой взгляд, одна из женщин ра­зоткровенничалась: «Вы думаете, что это мы себе купили? Вовсе нет. Это все мы ве­зем, чтобы продать и выручить деньги. Этих денег хватит, чтобы вернуть занятый долг с процентами, а на остальное купить хотя бы холодильник. Только спустя три года раз­решается еще раз выехать из Китая. Тогда можно будет приобрести шкаф для одеж­ды, а затем и телевизор. А дома наши ма­ленькие и низкие из двух-трёх комнат с глиняными полами, с печкой и с котлами. Топим дровами и углем. О ванной и туа­лете, как в гостинице, мы и не мечтаем, о газовых плитах не имеем представления. Вот так и живем, и никакого просвета. Ко­рейцы в Китае, в целом, живут даже лучше, чем коренные китайцы», — к концу открове­ния она прослезилась, а во взгляде я заме­тил отчаяние, пустоту и безысходность.

Надо было уходить. Я сказал, что надо надеяться на лучшее и вышел из комнаты. В этот момент я вспомнил фразу одного из экспертов мировой экономики, который счи­тал, что Китаю надо 1000 лет, чтобы выр­ваться из нищеты и обеспечить достойные условия для проживания своих граждан.

Мне стало очень жалко своих соотече­ственников, проживающих в Китае. Я счи­тал, что нам, советским корейцам, в чем-то повезло, хотя беспокойство и ожидание предстоящих трудностей в стране было. Но то, что при этом распадется страна, я не мог представить даже в самом страшном сне.

В то время трудно было даже предполо­жить, что голодающий Китай за каких-то 10 ­15 лет будет одевать и кормить добрую по­ловину всего человечества. Я вспомнил об этом эпизоде своей жизни не для того, что­бы подчеркнуть достижения Китая (хотя это достойно внимания). Больше всего меня ин­

146 Ким Ге Ро. О корёмаль.

тересовал общий для советских и китайс­ких корейцев разговорный язык «Корёмаль». Понятно, что он исчезает под упорным на­ступлением «Хангукмаль» — родного языка соотечественников из Южной Кореи.

Было время, когда «Корёмаль» без осо­бого сопротивления стал трансформиро­ваться в «Чосонмаль» — северокорейский вариант корейского языка. И это мы счита­ли правильным и справедливым, ведь не надо было тратить много сил и средств на создание целой системы структур, необхо­димых для сохранения данного языка.

Не знаю, как в Китае обстоят дела с «Ко­рёмаль», а в бывшем Союзе в ближайшее время участь его предрешена. Я не питаю иллюзий на этот счет. Но попытаться под­держать и сохранить его в песенном фоль­клоре, считаю, нужно. Я не поэт и не музы­кант, но хочу своим примером показать лю­дям творчества и искусства, что нужно по­работать в этом направлении.

Песня «Манхянга» родилась на Дальнем Востоке. Это песня о тоскующих по родной земле корейцах, вынужденных покинуть ее в поисках лучшей доли.

Мы с женой решили возродить эту пес­ню на «Корёмаль» с переводом на русский язык для подрастающей молодежи. Ни для кого не секрет, что русский язык - язык меж­национального общения граждан когда-то огромного и сильного Союза. И так случи­лось, что для нас он стал родным. Через этот язык мы пытаемся вспомнить прошлое и заглянуть через наших внуков в будущее.

Перевод песни «Манхянга» дался нам с Лорой не сразу. Мы много раз меняли ре­дакцию текста. Снова и снова прослуши­вали мелодию, соединяя ее со словами. Хо­телось как можно ближе к тексту передать содержание песни и найти именно те сло­ва, которые наиболее точно передавали бы душевное состояние человека, измученно­го ностальгией по дому, по Родине. Спори­ли, пели, искали, находили и опять дума­ли, спорили и искали.

Замечательный гитарист С.В. Косымба- ров под мое с внучкой Сашенькой пение сделал аранжировку этой песни на две ги­тары: Настенька - гитара-соло, Алеша - ги­тара-ритм. Сашуле понравилась мелодия и,

узнав содержание песни, она выучила ее на «Корёмаль» через русский язык с русской бабулей Галиной. Что удивительно, ее дет­ское произношение довольно точно пере­дает содержание и настрой песни. Вы мо­жете в этом убедиться, прослушав эту пес­ню на моем сайте — www.kimgero.com

За неимением возможности выступить перед корейской публикой, дебют песни «Манхянга» в исполнении моих внучат на «Корёмаль» и на русском языке состоялся во Дворце авиастроителей и был очень теп­ло принят русскоязычной аудиторией.

Но все же мне очень хочется, чтобы пес­ня стала доступной тем, кто знает и пони­мает «Корёмаль», кому близок и понятен русский язык.

Живи, песня, живи, «Корёмаль»! Не по­знав грусти, не узнаешь радости.

* * *

Ниже приводится текст песни «Манхян­га» в нашем переводе на русский язык.

Родина, боль моя, Родина,Где-то за тысячу м иль.Горы и реки чужие здесь,Я вынужден жить вдали.Грустные мысли о Родине,Думы только о ней.Рвется душа на Родину,Нет мне земли родней.

Ночью осенней душа щемит,Ясная в небе луна.Клином стая журавлей летит С весточкой от меня.Теплый привет передайте всем И низкий мой поклон.Знаю, что близкие ждут меня И родительский дом.

Отчизна многострадальная,Грусть и тоска м о я .Там, где остались любимые И верные друзья.Знаю, что помощь вам нужна,Но нас разделяет с те н а .Сердце горит и стонет в груди, Любимые вы м о и .

Конкурс «Корё синмун» 147

Людмила КИМ

Людмила Павловна Ким, 1954 года года рождения. Окончила заочное от­деление факультета русского языка и литературы Каршинского пединститу­та. Работала корректором, корреспон­дентом, завотделом, заместителем главного редактора газеты «Кашкада- рьинская правда» (ныне «Новости Каш- кадарьи»). С 2008 года - на пенсии.

Награждена орденом «Дустлик».

ОБРЕТЕНИЕ СЕБЯ

«Поживи еще, мама...». Семь лет я по­вторяла эти слова у постели своей мамы, семь долгих лет она лежала парализован­ная инсультом. А мама только улыбалась краешком рта и с усилием шептала: «Ко­нечно, доченька, как же вы без меня, я еще должна внуков женить...». Я гладила ее мор­щинистую руку и мысленно просила Бога, чтобы он даровал ей еще хотя бы год, а там может она еще поднимется. Но чуда не про­изошло и однажды утром ее не стало.

Они сейчас лежат рядышком на городс­ком кладбище папа и мама: Павел Григо­рьевич и Анна Тимофеевна Ким. Вечная улыбка не сходит с их лица, а глаза словно спрашивают: «Ну, как вы там без нас, не тяжело?..». Эту заботу они пронесли че­рез всю сознательную жизнь, пока были молоды, потом в зрелом возрасте, когда поднимали детей, и в старости, несмотря на болезни. И даже умирая, мои старики тревожились, как же мы будем без них.

Они прожили нелегкую жизнь. Мама ве­черами вместо сказок рассказывала нам, как прошло ее детство. И часто смахивала слезы, а нас переполняло чувство жалос­ти и желания сделать что-то хорошее, что­

бы она была довольна, чтобы улыбнулась и глаза ее хоть немного повеселели. Она ро­дилась в Свободненском районе Дальне­восточного края в семье военнослужащего Тимофея Кима. Отец старался в строгости воспитывать троих ее братьев, а она как старшая должна была следить за порядком в доме, нянчить сестренку. В редкие мину­ты отдыха они всей семьей ездили на Амур. Отец рыбачил, а они собирали листья па­поротника, пекли картошку. Ее мама, Оль­га Ким, очень хорошо пела. И часто у кост­ра пела мелодичные корейские песни.

Это была светлая полоса жизни. А по­том словно кто-то на долгие годы зачерк­нул ее жирным черным мазком. Однажды ночью пришли какие-то люди и забрали ее отца. Он так и пропал без вести. Ольга несколько дней билась в истерике. Врачи поставили диагноз: нервная горячка. Ког­да санитары тащили ее к машине скорой помощи, она кричала: « Береги детей, я ско­ро вернусь!..». Но она не вернулась. Потом все пошло как в страшном сне. Людей ста­ли выгонять из домов. Всем приказали взять только личные вещи и продукты на день и отправили на вокзал. Мою маму и

148 Конкурс «Корё синмун»

ее братишек с сестренкой взял с собой сосед. Он занял место в товарном вагоне, натаскал сена. И через несколько часов поезд повез их в неизвестном направлении.

Это мы сейчас знаем, что согласно по­становлению совета народных комиссаров СССР, в 1937 году началось выселение корейского населения из пограничных рай­онов Дальневосточного края. А тогда да­вали 15 минут на сборы и без всяких объяснений людей выгоняли на улицу. На вокзале их словно скот грузили в товар­ные вагоны и везли в Казахстан и Узбе­кистан. Долгая дорога в неизвестность ста­ла для многих дорогой жизни. Умирали се­мьями - от голода, болезней, жары. Сот­ни безымянных могил появились по пути следования поездов.

...Нюша, так звали в детстве маму, поте­рялась уже через день. Они стояли на ка­кой-то станции целый день. Утром заболе­ла сестренка и ее куда-то унесли санита­ры. Потом младший брат Вася попросил пить, и она пошла искать воду. Поезд тро­нулся, и ее затолкали в другой вагон. Она долго просила найти ее братишек. Но оби­тателям душного вагона было не до нее. Так она осталась одна. И еще долго вини­ла себя в том, что не выполнила просьбу своей мамы, не сберегла братишек и сест­ренку.

Что еще запомнилось моей маме, так это первая встреча с незнакомым городом. По­езд прибыл в Джезказган. На перроне уже встречали переселенцев. А ее с группой потерявшихся детей отвели в сторону. И вдруг к ней подошла женщина. Мама потом нам всем говорила, что не запомнила ни ее лица, ни возраста. В памяти остались только запах теплой лепешки, которую дала ей незнакомка и ее натруженные пальцы, которыми она гладила ее по щеке.

Детский дом встретил маму неприветли­во. Да другого она и не ждала. В семье они разговаривали на корейском языке, а здесь приходилось общаться жестами. И в сви­детельстве о рождении ей поставили дату, как говорится, с потолка: 25 мая 1924 года потому, что была в отца высоким ростом,

да и выглядела старше своих лет. Она, кста­ти, об этом узнала позже, когда на нее ста­ли оформлять документы в школу. Питались в детдоме плохо, одежду им привозили тоже не новую. Она часто рассказывала, как в школе у одной девочки порвались босо­ножки, и она их выбросила. А мама почи­нила и одевала по праздникам. В осталь­ное время она носила обувь, которую шил детдомовский сапожник: фанерные стель­ки с прибитыми веревками.

Годы войны - это тоже памятные штрихи в биографии моей мамы. Она работала на шахте десятницей. Их было много таких под­ростков, добывающих уголь: из Кировско­го, Михайловского, Благовещенского и дру­гих районов Дальнего Востока. Они знали, что топливо шло на уральские заводы, где отливали танки и самолеты и, несмотря на юный возраст, старались перевыполнять свои нормы.

С отцом мама познакомилась в клубе, куда он пришел со своими друзьями. О нем она знала, что он из Посьетского района, старше ее на год. Попал с родителями на озеро Балхаш, где они работали в рыбо­ловецкой бригаде. А потом переехали бли­же к родне в другой город.

...Мама с папой прожили вместе боль­ше пятидесяти лет. В Узбекистан попали, когда началось освоение Каршинской сте­пи в 1963 году, и с тех пор обосновались здесь. Мама работала в СПМК-25, отец в управлении «Каршистрой». Именно этот пе­риод она называла как самый светлый в их жизни. У них была любимая работа, их ува­жали люди. А главное, что они обрели - это большую семью, детей...

Без малого 80 лет назад в республики Средней Азии депортировали 170 тысяч ко­рейцев. Им было трудно, многие не дожи­ли до настоящего времени, но те, кто на­чинал здесь новую жизнь доказали, что че­ловек даже за гранью своих возможностей может адаптироваться в чужеродной сре­де. Корейцы не только смогли стать час­тью народа, но и добиться удивительных успехов. Сейчас уже есть немало статисти­ческих данных, которые свидетельствуют,

Людмила Ким. Обретение себя 149

что представители корейской диаспоры трудятся во всех сферах народного хозяй­ства, среди них немало ученых, военных, талантливых руководителей. По уровню выс­шего образования среди национальных меньшинств именно корейцы занимают пер­вое место. А сколько наших соотечествен­ников трудились и трудятся в Кашкадарье, чьи имена часто называют в числе лучших людей области? Среди них кавалеры мно­гих орденов и медалей строитель Павел Бо­рисович Пак - это он возводил каскад на­сосных станций на рукотворном Каршинс- ком магистральном канале, кандидат био­логических наук Афанасий Федорович Ким, разработавший метод выращивания риса на засоленных землях, профессор Мангир Ду- сенович Ким, подготовивший сотни квали­фицированных специалистов для народно­го хозяйства страны. А фермер Лев Нико­лаевич Ким был советником по сельскому хозяйству у Ислама Абдуганиевича Каримо­ва, первого Президента Республики Узбе­кистан, работавшего в 90-е годы первым секретарем Каш кадарьинского обкома партии. На полях прославленного хлопко­роба была создана школа передового опы­та и со всех концов Узбекистана приезжа­ли сюда сельские труженики, чтобы пере­нять опыт нашего знаменитого соотече­ственника. И таких людей было много. Раз­ве это не наша гордость? Жаль только, что не все из них могут сегодня порадоваться своим успехам.

У нас часто в доме собирались друзья родителей. Я не знаю, какого они года, где родились, но они, как и мои мама и папа, были депортированы из районов Дальнего Востока. Общность судьбы стала основой того, что все они стали называть друг дру­га родственниками. А у нас появилось мно­го названных братьев и сестер. Мы радо­вались их успехам, а они нашим. Вместе провожали в последний путь своих близ­ких.

Я понимаю, почему старики, собираясь вместе, чаще грустили, чем веселились. Они жили воспоминаниями своего детства. И если кто-то начинал эту тему, то другие

тут же продолжали ее. Почти у всех в то тревожное время кто-то потерялся в доро­ге, кто-то умер. Но каждый жил надеждой, что вдруг однажды откроется дверь и в дом войдет мать, отец, брат или сестра. И по сей день эти поиски продолжаются.

Хочется вспомнить одну историю. Пять лет назад к нам в город приезжал военный моряк из Санкт-Петербурга. Его звали Алек­сей Михайлович Хан. Он родился в 1937 году в поезде, следовавшем по маршруту Хаба- ровск-Ташкент. Мать умерла при родах. А попутчица, чтобы ребенка не сняли с по­езда, спрятала его в ворохе белья. Добрая женщина кормила младенца рисовым от­варом, меняла вещи на станциях на стака­ны молока. Никто не знал, откуда родом родители малыша. Единственное, что ос­талось у женщины, приютившей ребенка, пожелтевшая черно-белая фотография, на которой были запечатлены моряк и девуш­ка, а на обороте было написано «Ирина и Михаил Хан». Благодаря этой фотографии ребенку и дали фамилию. Алешина при­емная мама тоже долго не жила, тяжелые условия дали о себе знать, и она рано умерла. А мальчишка попал в детский дом, позже он удрал оттуда и уехал в Ленинград с одной целью стать как отец моряком. Он тоже искал своих родственников, искал по­путчиков матери того поезда особого на­значения. Но, увы, поиски ничего так и не дали. Убеленный сединами офицер плакал, когда слушал рассказы людей, перенес­ших тяготы того великого переселения.

Время, к сожалению, не щадит людей. Почти половина переселенцев не дожила до наших дней. В Узбекистане выросло не одно поколение новых корейцев. Но, к со­жалению, многие школьники не знают о тра­гической судьбе своих бабушек и дедушек. Видимо, давно назрела необходимость по­чаще проводить с молодежью встречи со старшим поколением, побольше издавать литературы об историческом прошлом на­ших предков, рассказывать в школах о том, чего достигли корейцы после своей депор­тации, для которых Узбекистан стал второй Родиной.

150 Людмила Ким. Обретение себя

У меня есть взрослая дочь. Она тоже вы­росла под впечатлением рассказов моей мамы. Ее мечтой было вырасти, пойти ра­ботать и купить бабушке на первую зарп­лату красивые туфли и красивое платье. Но, увы, мечте этой не было суждено сбыть­ся. Бабушка так и не дождалась, когда внуч­ка начнет работать.

«Поживи еще, мама!.. - теперь эти сло­ва говорит мне моя дочь.- И мы с тобой съездим на родину бабушки, на Дальний Во­

сток. Зачерпнем воды из Амура, зажжем костер на берегу этой легендарной реки. Я думаю, что бабушка была бы рада этому».

Да, доченька, ты права. Нам нужно побы­вать там, где начинается наша родина, где жили наши предки, где находятся истоки нашей родословной и хотя бы так прикос­нуться к истории нашего великого и тако­го сильного духом многострадального на­рода.

151

СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА КОРЕЙЦЕВ УЗБЕКИСТАНА

ПОЭЗИЯ, ПРОЗА, ПУБЛИЦИСТИКА

152 Современная литература

Вячеслав Борисович Ли, поэт, журналист, 1944 года рождения, уроженец Верхнечирчикского райо­на Ташкентской области, выпускник Московского пединститута им. Ленина. Работал учителем, коррес­пондентом газет «Пионер Востока», «Ленин кичи» (с1991 - «Корё ильбо»). Автор поэтических сборников «Лепестки врмени» и «Под взглядом судьбы».

Вячеслав ЛИ

ДУША И ПАМЯТЬПодражания сиджо

На галере длинной - по морю жизни.Слева и справа - брызги волн весьма хлёстких. Голый. Голова дымится от раздумий горячих.

Душа и память.И больше ничего.А в них - снега, капли дождей, жары дуновенье. Да потери и скорби, и крупицы обретений.

Начни-ка с начала. Опять же с восхода. ибо только движенье делает тебя человеком И, конечно, живучим. Твори с начала!..

Как подчеркивал классик, с самим собою боренья. С самим собою - драка безо всякой пощады.Дабы затем на ристалище легче было.С жестоким светом.

Надобна сгущённость чувств неповторимых.Ибо он такой же - мир за родным двориком. Надобна плотность в раздумьях трезвых.

Разлетится шелуха, пустоцвет будет лишним. Безголосые сгинут с украшенной сцены.И предстанет пред нами оно - сокровище. Чудо.

Только выдох протяжный-протяжный. Только вздох-вздох, самый наипоследний. Помогите, матушка, сыну! Выжить гостю земному!

Имею право в чём-то ошибаться.Имею правду, свою, выстраданную. Правой рукою рисую бессмертное сиджо.

Уж лучше и бережней нести горсть землицы с родины, на которой капельки пота моих предков, ч е м . Тут одна пауза.Чем же ее заполнить, зн а ю т.

Ночь осенняя.Долгая, бессонная.Готовится поле -выдюжить! -к зиме белой-пребелой.И ему - в пластах -вспоминаетсялуна яркая. Весенняя.

О, никак мне без риса, с водицей ключевою! Конечно, люб и хлеб, с твёрдою горбушкой. О, нельзя без риска, чтоб отхлебнуть шампанское!

153

Один денёк следующий на другой наседает.Что говорить о мгновениях? Они юрки и бесчисленны. И растут, крепнут мои великолепные внуки.

***

Где же тот корень,что под солнцем не виден,что продлеваетсилы сердца и разум?Где же тот самый корень добра и бескорыстия?..

***

Отдушины мига, дня и года,в которых вдруг вспыхнут прелестные мелодии. Отдушина жизни твоей. Оголённой.

***

Остановись-ка, душа, в гонке за чем-то!Чего же тебе желается, хочется? Послушай себя внимательно, с ним посоветуйся.

***

О, дальше невмочь.И больше нельзя!..По горло твое, по душу твою - музыка музы и феерия фортуны...

***

За миг до неё, чьи соки бродят.За час до неё,чья жизнь бесподобна.За день - до весны! - на этих пространствах.

Вина перед собою - это ещё цветочки.Ты дышишь, чешешься, про себя забывая.Вина перед своими - плод созревающий.

***

Говорить «гоп», чтобы что-то стряслось. Прежде чем поплыть, пробуют воду. Губами.Её температуру, способность.О чём же ты?..О В рем ени.

И всё-таки весело за мглою мыслить восход.И всё-таки лестно путнику подумать об оазисе,об удаче.Бродя по пустыне, взирая на светил круженье.

***

О, если бы не песня, что лебединой зовется!..О, если бы не баллада, отчего мир забалдеет!..И потому снова и снова о любви ты пробуешь голос.

***

И никуда не исчезла она, милая, малая родина.Под небосводом вечным клубясь дымкой из детства...Шаги припоминая твои, размахивая горизонтом.

***

Как подумаешь о том, что ты в двух шагах от тягот земных, сжимаешь кулаки.И глаза прищуриваешь. Когда подумаешь.

Ветер звенит в ушах и развеваются гривы.К твоей душе, Пегас, приближаются горизонты.И снова зовы звезд и стихов гордых.

***

О, если б знали предки, какие удары выпадут на лбы широкие своих потомков, подумали бы: стоит ли преодолеть Родины перевалы?..

***

Что о себе знает кедр на гребне Алмазном? Ему бы не согнуться перед ветрами злыми.Что о себе знаешь ты, скиталец бедовый?..

***

Не раствориться и не растаять нисколько. Какие воды хлещут!Какие жарят знои! Пощ упай. Под рёбрами - сердце с гор корейских.

***

Покуда звук ищёт душу твою,Покуда музыка воли бродит в венах.Покуда перо и кисточка трепещут перед тоб ою .

***

О, твоё терпение!Оно же так м ал о .О, твоя дрожь!Она так незаметна.А за порогом бедным - опять они, весна, соблазны .

154 Современная литература

Не опускай очи свои с поволокой.Не режь косу свою долгую, чёрную. Я нарисую их на бумаге рисовой.

* * *

Как ни отворачивайся, даль в твои глаза подсматривает.Как ни отшучивайся, ты, весна, прелестна. Как ни вздыхай, при тебе же лукавые м ы сли.

Через минуту проснутся внуки.Через минутуони разворошит моиработы .О, это же так здорово - зазвенит денёчек синий!

***И всё-таки высок человек при ничтожествах сильных. И всё-таки мал человек перед земными тревога­м и .Вот шествует он - одино­кий! -в толпе многолюдной.

***Ничего случайного в этой канители - жизни. Призадумавшись, я, бреду со своею заботой.И вдруг на перепутье - ты, такая смелая, ю ная .

***И оглянешься ты, тёк-диге поправляя на спине усталой, утирая пот солоноватый.Ты увидишь вновь перевалы сложные предков.

Всё суета и маета - шелесты,вздохи, ветры шалые... Волны дня пришедшего смывают вчерашнее, лишнее.Только вокруг внучата мои, такие они шельмы.

***Самое главное - поймать лад или к нему прикоснуться взбудораженным сердцем. Потому как мелодия есть в хаосе-неразберихе.

***Прав мотылёк, севший на лепесток,А то отчего бы встрепенулась роза.И всегда прав я, отбирая строки из вечности.

***Не нахожу места ни там, ни здесь - я ищу огонек весны минувшей.А планета всё кружится в пучинах Вселенной.

***Где же пребывал я, когда ты дышала в мое сердце?Где же пропадал я, когда тырасцветала рядом?..Задаю и задаю вопросы поздней осенью...

***Отчего же я затеваю песню? Отчего же ты её продолжаешь?Мы же - из одного племени, мы же - с гор гордых Кы мгана.

Что предрассудки? Они - под ногами.Но чтобы от них нам освободиться, нужно откликнуться на страсти просторов.

Нас недаром по весне трогает чутьё, интуиция берёт нас недаром на св е те .И крылья вздымаются над нашими спинам и.

***И мы не лыком шиты.И мы что-то можем.Из-за пазухи ты достаёшь свирель.И выдыхаешь снова мелодию о воле и покое

С поволокой восточной - а бывает ли другая? - вся из краёв иных, где в цене достоинство. Вот перед жизнью она, дева,в наряде шуршащем, в ханбок.

Осенью 37-го, - мне поведала бабка - мы везли корни дерев и растений. Окунали их в воду, а затем эту же воду пили.

Не вздумай оглянуться на жену, Орфей! - шептала Персефона.Он же не послушался - говорил с Эвредикою, на кифаре играя.И, нарушив запрет, он потерял свою нимфу.

Вячеслав Ли. Душа и память 155

Время нежданных потерь, вызовов резки х .А когда же по-другому было с нами, сородичи?О, не спрашивай у меня, по ком звонит он, колокол.

***Никаких истин и никаких правд?..Ведь они - пред тобой! - на поверхности жизни.Вот одна из них - сердцу хочется плакать.

***Бремя дум в пору осеннюю, когда стерх, белый журавль, стремится на север, ища тепло пепелища родного.

***Вся та же ветка сирени стучит в окно моей души.И я открываю снова себя, пытаясь всмотреться в утро апрельское.

***Среди соблазновбелого света -а их так много,что не разберёшь никак -вновь прикоснуться бык первому чувству.

***Когда прямо в упор смотрит в душу добра зло нагловатое и требует дани, нельзя разминуться и не надо отвернуться.

***Неужто и моя голова тоже поседела? - размышляет осенью серебристый тополь, обращаясь к небу бездонному, вечному.

Среди шума дневного и тиши ночной всё покоя не даёт звон вопроса одного: как же я мог ошибиться, как же я, дурень, мог тогда?..

***Сквозь нас проходят четыре времени и в нас оставляют свои отметины.А мы же улыбаемся, скрывая сл ёзы .

***На пиршествах ликуя, на тризнах грустя, ловя бессмертие, себя вопрошаем в упор: кто ты в реалиях жизни, какая тебе цена?..

***Откуда и куда, по каким дорогам твоя фортуна скачет - гнедая лошадка?Как же тебя приручить? Как же тебя?..

***Суета и маета ради них, рисинок.А из родника звенит она, водица.И тростник напевает мне о родине отцовской...

***Хочешь или не хочешь, но приближается час.А в нём всего навалом - тысячи мгновений, радости, восторги и капельки с ко р б и .

***Ничего нового в круговороте природы. За стужей белой - тепло, разноцветье. Лишь я меняюсь, гость нерасторопный.

Вместе улыбаться и вместе печалиться. О, мои сородичи,О, мои предки!Да внимать роднику и кедровым кронам .

***Ещё февраль по полям ходит белый-пребелый. Ещё рисует морозец узоры на окнах.Но отстукивает сердце весенние ноты.

Когда раскинув души любви, клёво лежишь на клевере. И нам всего-то по семнадцать.И над нами - облака, как м ечты .Когда летит Земля и мы в прекрасном неведении.

***Сплетаются ветки безумные бессмертника и рябины.И страсти песня горит над Вселенною.И рябит она, звезда в двух очах юных...

***Есть божественный Моцарт и такой же Пушкин, кроме белого риса и хлеба ржаного.Есть твоя красота, Муза, твоя музыка необъяснимая.

***А там нынче ветер, где мазанка пела про меня, когда я родился на свет и выживал назло тем ени . А там нынче поле с горькой полынью.

156 Современная литература

Марта Борисовна Ким, выпускница фил­фака ТашГУ, член Союза писателей Узбе­кистана, автор 14 поэтических сборников. Лауреат конкурса Союза писателей Узбе­кистана 2017 года.

Марта КИМ

МОЙ МИР ОСТАНЕТСЯ ПРИ МНЕ

Кто-то живёт легко,Порхая ночным мотыльком. - Тебе же другое дано - Бродить под чужим окном.

Пока не погаснет свет,Луна не взойдёт высоко, - Ты будешь искать ответ На вечный вопрос: “За что?”

***

Я обращаюсь к тем, кого не знаю По имени, в лицо - И всё же, посвящаю в тайну Души своей, и более того

Делюсь тревогой, мыслями о том,Что жизнь по сути всё-таки прекрасна, -Особенно, когда вдвоёмНад бездною, - становится не страшно.

***Сколько же разных масок Для одного лица - От зловещих до радужных красок И не видно конца.

Не получается быть на равных И через боль. -Как ещё мне доказывать надо? - Свою любовь.

Когда улягутся все страсти И сердце вдруг опомнится в тиши, - Поймёте, что земное счастье - Тернистый путь, который вы прошли.

***Так ни к чему не пришла - От смутных догадок Вновь на душе тоска И запах жасмина не сладок.

***

Мой мир останется при мне - Цветущие сады, долины И первый лист, упавший в сентябре, Прохлада ночи, серебристый и н е й .

***

Всё — чем дышала, жила —Вопреки, несмотря — как хотите! —Я потом воспевала в стихах,Душе заменивших обитель.

***

Пришло время земле поклониться За всё, чему научила, —За счастье быть вольною птицей, Сердце пока не остыло.

157

Уносит время сквозняком Что в памяти хранилось скрыто. - Всё чаще снится отчий дом И чья-то долгая молитва.

Зимой остаются два цвета - Чёрный и белый, - Как будто не было лета,Не дули пустынные ветры.

Весной не звенели капели И с гор не бежали ручьи, - Как будто голос поэта Навек затерялся в ночи.

Письма твои давно сожжены, - Казалось - напрочь забыты,Но не настали светлые дни Без покаянной молитвы.

Так прошлое тянется шлейфом, Невидимым для других.Не надо быть в жизни поэтом - На земле нет святых.

Как же была я дерзка, Замахнувшись на вечное. - Нынче послушно- тиха: Больше сказать мне нечего.

Я горела в огне,Я тонула в воде,Я смеялась потом Одна в тишине.

Это было давно,Это было во сне. —Я мечтою брожу До сих пор по земле.

***Смерть желанна уставшим жить, — Кто прошёл круги ада И сил не осталось кого-то любить В ночь снегопада.

То не снежинки с небес Летят, осыпая землю, —Души ушедших передают свой крест Загадкой Вселенной.

***Как-нибудь проживу без вас, - До заката - подать рукой,Никто не осмелится красть Наступивший в душе покой.

Никто не решится на ложь - Взять несмываемый грех.По весне идёт ласковый дождь,Пусть зимой серебрится снег.

Кого люблю - уходят раньше срока. - Отчего несправедливы небеса?Как осень без листвы, печальны строки На голых ветках капельки дождя.

***Бессонница — моя подруга,Хоть ты меня огородиНе от людского злого пересуда, -Мучительных сомнений впереди.

Задолго до рождения зариПод древом жизни собираю листья,Одна спускаюсь медленно с горы,Ни в чём не обретая см ы сла.

***Меня как будто нет давно - Осталась в прошлом. - Другое время за окном,Чем дальше - горше.

Я - гость незваный на пиру, - Где всё чужое.Здесь лицемерно предают,Поправ святое.

Прощай. Уже навсегда. - К тебе не вернусь.Я вырвала корень зла - Из сердца грусть.

И вновь легкокрыла, светла Буду отныне. - Зачем я так долго ждала? - Жила твоим именем.

158 Современная литература

Я пришла напомнить о себе,.. Всегда в долгу перед кем-то,Пусть сердце ваше встрепенется А время летит быстрей. -И снова затоскует по весне Лучшая песня не спета,Среди пустыни, утомленной солнцем. Да и нужна ли теперь .

Что - то менять уже поздно,А начинать нет см ы сла.Я обращаюсь к звездам Сквозь пожелтевшие листья.

Как долго еще мерцать Хранителям тайн Вселенной. - Только мне б устоять,Не поддаваться сомнениям.

Сердце бьется вместо часов - Остановилось время Разлукой пытает любовь - До наваждения.

Ты слышишь голос все тот же, Бежишь навстречу, - Но там - всего лишь прохожий Своей непонятной речью .

Заставить прощать невозможно, - Время решит за тебя.Сколько в праведном ложного Знает только душа.

***

Как не хватает мне Вас В ненастные дни - легкокрылого. - Всеми любимый забыты сейчас, Помнит лишь старая иволга.

***

Знаю, где черпать силы Не оскудела еще земля:В лепестках белоснежной лилии, Капле дождя.

***

Не упоминай меня в молитвах - Я не буду менее грешна,А оставь на поле битвы,Где обходит стороной весна.

Почернели за ночь хризантемы - Мыслям под стать. _Быть юродивой или блаженной Не мне решать.

То, что дается с небес - Притягивает земля.Каждому нести свой крест,Вдвоем - нельзя.

Мой воспаленный мозг Не готов ко сну. - Он горит, что воск,Разгоняя тьму.

А бывает так - В светлый майский день Я несу в руках - Как дитя - сирень

***

Нет ничего страшнее Приступов страха.Нет ничего важнее Крыльев последнего взмаха.

Все остальное - мелочь - Серость и будни.Лишь бы на воле пелось.В тиши безлюдной.

***

Так уж случилось, или сама Я шла по следам пророчества. - Мне говорили, накажет судьба, Путь в никуда - одиночество.

Еще говорили, что можно, нельзя Я же - напротив, по-своем у. Кажется, было все только вчера, Нынче ни с кем я не спорю.

Марта Ким. Мой мир останется при мне 159

Я всюду чужая - Чем не изгой?Я всех раздражаю Ранимой душой.

Все к тому, чтоб одна Шла по жизни тропою.Осень. Пустые поля - Место мое под луною.

***А что человеку надо? - Два метра земли,Любоваться в сезон листопада Как летят журавли.

И чьи-то глаза узнающие,Немое пожатие рук,В мелких морщинах-излучинах - Юности друг.

***Заставьте меня трепетать,Вновь гореть .Заставьте, хотя бы кричать - Не каменеть.

Но стынет душа в темноте,Ветром задуло свечу. - Вам не придется жалеть:Бабочкой я прилечу.

***Не надо приходить на пепелищеМинувших дней. -Там память ветром свищет,Бьет по лицу, спине.

Там бродит старый нищий,По сторонам оглядываясь, как вор. - Зачем ему чужое пепелище Былых страстей мучительный позор?

Мелькают дни, чужие лица. - Вокруг все та же суета .Пора душе моей смириться - Сосуд, в котором пустота.

Или наполнить шумом-гамом, Цветными красками весны,И поднимаясь, - шаг за шагом Взлететь над бездной пустоты?

***Я должна быть сильной - Всегда, во всем.И пусть ночи зимние Крадут мой сон.

Я зажгу все свечи, - Чтоб светло - как днем,И расправлю плечи,Заглушая с то н .

***Тянет прохладой. Здесь, у воды.Мне тихо-с по кой н о .Вновь вспоминаются светлые дни, - Как чайкой взлетала над морем.

То было недавно и - очень давно,А может, и не было вовсе. - Словно в тумане. Над темной водой Плачет дождливая осень.

***Мимо Вашей жизни пролечу,Как лист осенний.Но не об этом я грущу, - О неизбежности падений.

О том, что не смогла, не стала Ни Музой, ни ж е н о й .И песни, что для Вас слагала Я унесу с собой.

***Не пересекутся пути-дороги - Я Вам обещ аю .Спят уставшие боги От наших мирских печалей.

Чтоб я не сказала - Фантазия, выдумка, ложь.Наши пути-дороги Размоет осенний дождь.

160 Современная литература

Искра Ильнична Шин, живописец, заслуженный работник культуры Узбекистана почетный гражданин города Сеула.

Искра ШИН

УЙДУ ОПЯТЬ В СВОЕ Я ОДИНОЧЕСТВО

Цветенье сакуры,И в волны моря Садился солнца Алый диск.И ветер соснам Освежал макушки,И лепестки цветов Взмывали ввысь.И запах моря Просветлял мне душу И уносил меня В безбрежье вод. Ночь наступала Так незаметно,Так нежно море Обнимало душу.

Мне порою снятся сны Из ласточки и иволги,Из голубой вороны.А еще из сада детства, Где кругом одни цветы Незабвенной красоты С чудо-каплями росы.А еще из безмятежности Без печали и тоски Из полета над Землей Над радугой-дугой На облаке из грез.

Уходящий из нашего мира Становится дуновением ветра, Сливается речью с Огнем, Зрением с Солнцем,Разумом с Луной.В Мире без времени,В просторе безмолвия,В благословении Неба,Он обретает Покой.

Нас было много Непохожих, разных.У каждого из нас свои печали. Друг друга не всегда Мы понимали,И даже некоторые скучали,Но одинаково мы все страдали, И души наши Молча тосковали.

Обстоятельств принуждение,И условностей нагромождение, И привычкам повиновение, Легкой жизни предпочтение, Вызывает лишь сожаление,И наводит на размышление, Поднимая в душе смятение. Чувствам не придаешь значения. Жить приходится, как живешь.

161

Уйду опять в свое я одиночество,Но не за тем, чтоб просто жизнь прожить.Направлю волю я на постоянство,Не стану чувства глупо теребить. Бессилие в себе я изничтожу, Унылость из души я изгоню,К безмерному пойду дорогой И, может быть, к чему-нибудь приду!

***Ночь зажигает звезды,Огни неведомых глубин,Красоты и гения природы.Звезды - это надежды, мечты,Это - исцеление души Небесной радостью.Звезды - это свет в пути,Тайный символ мудрости,Познанья мирозданья.Звезды - это вечного,Чистейшего, безбрежного Святого вдохновенья власть.

***Я так люблю, когда восходит солнце, Когда деревья шелестят листвой,И травы колыхаются под ветром, Цветы сверкают выпавшей росой,И звуки музыки небесной льются,И замирает мир Земной,Встречая мир Небесный.И я - меж небом и землей,Вобрав в себя небесного огня, Готова снова к жизни на Земле.

Средь трех морей В тумане зыбком Таинственно Зарю встречает Земля моих Далеких предков. Вода струилась

По немыслимым Изгибам гибким,Волненье создавая.Я томилась Ожиданьем.Как встретит нас Земля, что предо мной. Стремилась я понять,Что так душе тревожно.А мне чужое стало близким. Чужое небо, травы Лица, нравы .И нам так жить.

Счастье - это мгновения Божьего вдохновения, Яблоневого цветения, Розовое наваждение.Белых облаков безмолвье В бирюзовом сиянии.Трав душистых волнение В изумрудном смятении. Ветра в любви признание В трепетном дуновении, Ангела возвращение В нежном прикосновении. Таинств любви постижение В радости изумлении, Светлых чувств зарождение В пространстве сквозь Миры.

***

Наполни сердце Любовью светлой,Открой все двери Души своей.Впусти Рассветы,Впусти Закаты,Стихиям Звезд Доверь себя.

Откройся Солнцу,Откройся Ветру,Потоку жизни Улыбнись!

162 Современная литература

Лилия Павловна Пак, уроженка города Бекаба- да Ташкентской области. Публиковала свои стихи в газетах «Рабочий Бекабада», «Моло­дежь Узбекистана», «Корё синмун», а также в первом выпуске альманаха «Ариран 1937»..

Лилия ПАК

ГОВОРЯТСЫНОВЬЯ СИЕНГОУ

Сиенгоу - Россия...Как же так, почему Стонут вёрсты лихие Человеческих мук?

Почему, Сиенгоу,Как случилось с тобой,Что народ - под конвоем - За чертой голубой?

Разорили,сравняли, Рассорили твой дом;Нас в застенках ломали, Добивали огнём.

Мы путей не искали.За советскую власть Безоглядно стояли - Новых веяний - рать.

Краснозвёздно - в дубравах, Сельсоветно в речах,Не имевшие права, Схоронившись, молчать.

Не имевшие права Отсидеться рядком, Партизанская слава - Командирским клинком.

Годы, годы репрессий! Пожирала детей

ЛЕД В КРОВИВласть зарвавшейся спеси, Изуверских идей.

Пусть - кровавы одежды, Пусть - затравленность глаз, Светлый лучик надежды Тайно в сердце у нас.

Славный род Елисея - Доблесть мира и стать,Мы ушли не старея,Нам - в потомках - блистать.

ДОЙРА

Дойры слышу вдалеке Дробный топоточек,Словно очень налегке - Виртуозный почерк.

Смелых пальцев перестук - Звонко и добротно, Жизнелюбой силы звук. Россыпью - охотно.

Дойра, солнышко, краса, Ты в руках могучих, Пожеланий - голоса Только самых лучших.

Будто маки на траве В развеселом мае,Что зовут нас по заре На простор без края!

Мне с неба букетик упал, Букетик пушистой сирени,И кто-то по имени звал Тишайше, светло и смиренно.

Поймавши букетик, в луга, Как в волны морей, поспешила, Где те же бегут жемчуга И та же глубинная сила.

Я трогаю травы, цветы,Став ближе природе, роднее, Пью свежий нектар красоты, Весне сопричастна, немею.

И всё - изумрудная сень,И капельки солнца, живые, И сердца крылатая песнь Взлетает в пенаты родные.

Сверкает палитра земли,В ней зайчиков блики и пляски.Мой дом -в лепестковой пыли,Мой сад -только сочные краски.

И кто-то по имени звал, Тишайше, светло и смиренно,И плыл ветерок, и листал Страницы поэмы нетленной.

163

ЖУРАВЛИ

Курлычут в небе журавли,Летят свободно и красиво,Летят над пашнями земли Великолепно и правдиво.

Как путь нелёгок! Но свернуть Они не в силах - зов могучий...И клин летит, а версты - жуть - В глаза ему снега и тучи.

Скажи, зачем избрал ты, Бог, Ведешь начертанность - страною, Зачем ко мне жестоко-строг,К поэту - женщине - изгою?

И почему, как журавли,Я, продираясь через кручи,Вдруг ощущаю лёд в крови И дух колеблется, измучен?

Но у чужого огонька,Передохнув и обогревшись,Я говорю друзьям: пока,Быть может, встретимся, мир тесен.

И снова - в путь. За шагом шаг - Через преграды и пространства. Переживая страсть бумаг,Я зова слышу постоянство.

Февральский день зашёлся плачем - Болота, лужи, острова.Дома глядят на мир иначе,Чернеют влагой дерева.

Стихия шумная лопочет,Здесь люди, словно журавли,А дождь бормочет, все бормочет И звёзд сжигает корабли.

Нет, не уснуть, поговорить бы!К окошку льнут уже снега.С души моей - печалей - глыбы. Привета жду издалека.

Как жизнь твоя, под ритм гитары И дом, и сад, и зимний пруд, Церковной башенки удары От клёнов в несколько минут?

Под блюза страсти роковые Всё независим, всё - один?Упорно - доблестная выя,Волна зачёсанных седин.

И я одна, чуть серебрею.Под стать, наверно, февралю,В снега закутана, белею,Но явь уже не тороплю.

Душа поёт, легка, свободна,А сердцу свойственно любить.Дарю тебе свой мир сегодня,Желанье радостное - быть!

УТЕС

Уход неизбежен, тогда В чём смысл? - Только доблесть труда И, может, ночами не спать, Жемчужину в бездне достать.

Всё суетно - зависть, вражда...А значит, шагать - в никуда,Увязнуть в болоте речей Угаснуть как пламень свечей.

По мне - перед светом стоять,По краю идти, не боясь,И тронного места обзор В душе с незапамятных пор.

Я - солнце и ветер, дожди,Я - прошлое и - впереди,И мне - никого не прощать,И мне- никому не мешать.

Уход неизбежен, но я Останусь навечно стоять,Как тот нерушимый утес,С вершины - на тысячи верст.

164 Современная литература

Брутт КИМ

РИСОВЫЙ КВАДРАТ

К 150-ЛЕТИЮ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ В РОССИЮ

На сопках тускнели закаты, Сквозь сумрак проклятых веков Шел прадед, еще неженатый, Покинув разоренный кров.

За ним семенила прабабка,Шла молча, вздыхая впотьмах,В страну, где мохнатые шапки И женщины с морем в глазах.

Исколоты в кровь ее ноги,В юбчонке, в пургу и метель, Несла на спине скарб убогий И еще не зачатых детей.

Над степью вздыхали рассветы, На сердце - тревога и муть.Но будут и вёсны, и лета,И лежит на Голгофу ваш путь.

КУРАГА 1937

Не дикой свежестью Чаткала,Не древней сказочной Хивой,Та осень часто вспоминалась,Как сахар, сладкой курагой.

Камыш, болото и землянка, Дыханье хриплое полей И взгляд безумный кореянки Над телом дочери своей.

Ах, память, сон иль быль ты злая? Стуча о холмик земляной,Слезу мальчонка утирая, Сестренку громко звал домой.

Восток заклинило в закате... Взгляд мамы тот же - в никуда.

Узбечка в выцветшем халате Всплакнула рядом: вот беда!

Она обняла мать за плечи Своей морщинистой рукой: Поплачь, бедняжка, станет легче, Глаза намокли у самой.

Смогла ль утешить горемыку,И уберечь от бед и зла?Но горсть сушеного урюка Она с собою принесла.

Не зная слов им чуждой речи, Приняв дар женщины чужой,Они ушли - в годов далече - С надеждой - сладкой курагой.

РИСОВЫЙ КВАДРАТ

Ночь. Годов мелькают сонмы, Вечность ждет меня: пора, пора! Почему же в сонной полудреме Снится синий рисовый квадрат?

На дарьинском побережье Резок хриплый окрик старика:Эй, рассвет уже забрезжил,Ждут вас в поле орды сорняка!.

В три погибели согнувшись, Кроя жутким матом (ну, не вслух) Деда, солнце, мошек гущу,Лезу в воду вырывать траву.

Водно-солнечная ванна,На ноге пиявка... Иль червяк? Дед орет: эй ты, поганец,Рвешь ты рис, а надо бы сорняк!.

Меж созвездий дед шагает - Не космос будто - старый двор,

165

Посохом своим грозя, махая,Как и прежде, поднял хриплый ор.

Мол, все тот же я поганец,Хоть давно покрылся сединой,Мол, пользуюсь я газом, ванной.А обычаи, язык забыл родной...

На душе так много ссадин,Но гудит, кипит во мне восторг: Над квадратной водной гладью К небу риса тянется росток!

ЛЕГЕНДЫ ЛУКОВОГО ДЕТСТВА

Там росы - белые, мучнисты,У рек - крутые берега,Там и нашел свою я пристань, Разбив у поля балаган.

Там горек хлеб, погорше перца, Которым потчует Куйлюк,И голос твой сопрано-меццо Срывается на ультразвук.

Земля там стала мне невестой, Средь грядок родила во сне Легенды лукового детства, Арбузной юности моей.

АРИРАН - 2009

Ариран, Ариран - солнце вешнее, Опален, иссушен жаром женщины,Я забыл, предал я свою родину,И на казнь я взойду, как на подиум.

Ариран, Ариран - шелест вереска, Напоила меня мёдом ереси,Не с церквей - от тебя звон сиреневый, Не в Христа, а в тебя только верую.

Ариран, Ариран - царство холода,Не сберег, загубил твою молодость,Не тобой и не мной жизнь отмерена,Но ушла, ты ушла раньше времени.

Ариран, Ариран - сны безумные... Слышу я голос твой в ночи лунные, Вижу твой силуэт, мглой завешенный. Что еще жив, прости, моя женщина!

МЫ ПЛЕСЕНЬ И МОХ...

Фата понравилась невесте - Всю жизнь под нею б прошагать! Жених мечтал - вот бестия! - Скорей фату с нее сорвать.

***Русалка попалась мне в сети,Нет девы прекрасней на свете.Не пахла бы рыбой - любил бы до смерти.

***Мечтал о воздухе свободы.Я получил желанный газ - Во чреве созданную оду.

***Потею и тужусь из всех своих сил, Но мысли нетленные я не родил - Поможет сечение Кесаря мне.

***Я о любви и звездах пел.Она, украдкою вздыхая,Бросала взгляды... на постель.

***Кто мы?.. Мы плесень и мох,И разочарованный вздох Канувших в Лету эпох.

***Отзвенели стипендией,Отгудели зарплатою,Покряхтим теперь пенсией.

***Одеты в костюмы из дуба.Из черного мрамора шубы.Видать, рай отнюдь не на юге.

***Уходит лето - в желтизну,Лета уходят - в белизну,А мы, наверно, в Лету, в черноту...

***- Скажи, стихи... неплохи, друг?.. Напрасно ждал я панегирик - Мой друг, одну зажав ноздрю, Другой (вот гад!) - чихнул на лиру!

166 Современная литература

ИЗ ЦИКЛА «ИЕРОГЛИФИКА ЛАТЫНИ»

A- И будут трефовые ночи,Я стану бубновым тузом!..- Заткнись-ка, приятель! Короче,Ты хату поставил на кон?

d DЖарко. Потно. И тоскливо-желто...- Нет, - она сказала зло, уперто, - Не дождешься, сволочь, ты аборта!

f FОтваги жар пылает в сердце - Легенды об ушедших вдаль:Во имя женщин, герба, чести Алела кровью шпаги сталь.

Снедает душу жар наживы,Мир эм шестнадцать и калаш Свинцовым поливают ливнем - За нефть, за золото, за власть.

GВ немой склонился странник скорби.- О чем твоя печаль, по ком твой плач?- Грехи людей собрал в своей я торбе... Вот, ждет у плахи с топором палач.

hСловес закончился запас,Ладонь моя коснулась в а с .А вы - за что? - коленом в пах!

- По моему, чего-то ты лишился...Мой бог! Ужель с Жирондою водился?

- Еще чего! Я просто в женщину влюбился

jЯ клоун, фигляр, Квазимодо,И кончиком носа вращаю я шар.На что мне стихия, свобода,Коль рыбу за это получаю я в дар?

l LВ анфас - скопец, дистрофик,В молитвах ищущий Грааль.Герой мятежный в профиль,На Рим идущий Ганнибал.

MЯ рожден был волчицей и волком, Но еще с мезозойских колен - Я о том не жалею нисколько - Мной овечий унаследован ген.

В рационе трава и коренья,Жизнь моя - на альпийских лугах, Почему же ищу я спасенья В так далеких, мне чуждых краях?

Чем же я виноват перед вами? Родила нас одна та же мать! Норовите вцепиться клыками,Мою плоть на клочки разодрать.

Я зверею от ваших рычаний,Вы не братья отныне - враги!Удален навсегда ген бараний - В челюстях прорастают клыки!

NНе в прах обратимся - в нейтрино! Вспорхнем из кладбищенских гнезд, Прорвемся, накроем лавиной Могильник галактик и звезд,

Где буйствует Змей Чернокрылый, Сжирая пространства, века, - Разорены звездные улья,Иссякла Вселенной река.

Отбросим змеиные сени,! Проложим бикфордов там шнур,

Взорвем изнутри мы Геенну - Изыди навеки ко сну!

Чтоб вновь поплыли по Вселенной Эскадры ахейских триер,И подвиг по имя Елены Восславил воскресший Гомер.

Брутт Ким. Иероглифика латыни 167

OНарисую тебе рот и уши И открою глаза во всю ширь,Но услышан ли будет твой глас вопиющий?И придется ль по нраву открывшийся мир?

PОпять обложили флажками,И вновь - безысходность и страх. Запели свинцовые граммы, Предсмертную мессу даря.

В час гона на бой за невесту Я мчался навстречу врагу,Но тут совершенно не к месту Послышался запах рагу.

Напрасно отбился я с курса .Ударил в нос запах чужой,И мордой в флажок я уткнулся - Нависла беда надо мной.

Гонимый свинцом я и псами, Рванулся в спасительный б е г .Но скоро закончилась драма - Горит окровавленный снег.

Полюбит теперь инородца,Эх, лучшая из волчьих невест!А мне же нести век придется Музейного чучела крест.

RАлые губы и бедра вразлет - Ярмарка бюстов и судеб,Бабочек ночи призывный полет.

SЯ рожден был убийцей и гадом,Не дай бог, на моем оказаться пути - Ждут давно свою жертву с засады Ядовитые жала мои.

Вот добычи послышался шорох,Я на запах взметнулся стрелой И вонзил я клыки до упора В долгожданную жирную плоть...

Вдруг подвергся атаке я с выси, Раздался позвонков моих хруст...Не успел пообедать я крысой - Обожрался моей плотью мангуст.

UСлужила коню боевому,Теперь же и мне послужи, Поскачешь по кругу второму,Мне ж первый хотя бы пройти. Надену на ветошь обновы,Пойду я долги отдавать,Тебя я прошу, боевая подкова,Мне время на миг задержать. Врагам и друзьям, своим близким - Успеть бы прости всем сказать, Повинюсь за былые ошибки,А там уж не жалко концы отдавать.

VОни, как признак сана, Предупрежденье для врагов...Но это верно только для баранов,А не других носителей рогов.

WВлечет меня сей запах дивный,И я лечу на свой кровавый пир.Я королева ночи, я богиня!..Но почему свет белый мне не мил?

XКрест не крест, а, может, это спицы Бешено крутящихся колес?В бездну славы мчится колесница, Наплевав, что может треснуть ось.

Z- К кому, зачем пришел, колени И голову так низко преклонив?У Бога ль вымолить прощенье?Или пред женщиной себя винишь?- Увы, совсем не божьей кары,Не гнева женщины страшусь.Колени подкосила старость,А это самый тяжкий груз.

168 Современная литература

КИМ Ёнг Тхек (Владимир Наумович), 1946 года рождения, уроженец Орджоникиздевс- кого района Ташкентской области. Окончил факультет журналистики ТашГУ (1973). Ра­ботал в газетах «Ташкентский университет», «Косомлдец Узбекистана», «Ленин кичи» (соб­кор, зав. ташкентским корпунктом). Заслужен­ный журналист Узбекистана (1988). Автор повести «Ушедшие вдаль», романа «Кимы».

КИМ Енг Тхек

ПЕРЕСЕЛЕНИЕГпавы из второй части романа «Кимы»

Глава 22

Укладывались долго. Хоть вагон и не ма­ленький, но ведь и народу хватает. Где спать, есть, умываться, сходить по нужде на гор­шок. Да и каждой вещи найти свое место.

Еще до прибытия людей Ин Ноль прики­нул, как разместиться в вагоне. И потому без всяких проволочек сразу стал распоря­жаться, что и как. Потому что знал характер соплеменников, которые, если не дай, Бог, он предложил бы обсудить план размеще­ния, тут же стали бы предлагать свои ва­рианты и с пеной у рта доказывать свою правоту. С русскими как-то проще, они не очень придают значение мелочам, а вот ко­рейцы именно в мелочах стараются никому не уступать. Коллективная жизнь была бы невыносима, если каждый шаг надо согла­совывать со всеми и вырабатывать общее решение. Не потому ли люди охотно при­нимают чье-то лидерство, которое, в конце концов, оборачивается диктаторством.

Всего в вагоне Ин Чоля разместилось пять семей. Председатель колхоза Гун Даль с самоним, главбух Дог Ман , его жена и дочь с зятем, у которых восьмилетний сынишка Ан Ир. Далее завкпубом Дин Бон с семьей из шести человек, из них четверо - дети от шести до 14 лет. Охотник Уль Сик. И, на­конец, Ин Чоль с Ок Дя и ее матерью. Бу­

дущая, так сказать, семья. Всего 17 чело­век, из коих девять мужского роду.

Когда составлялся повагонный список, то сначала хотели действовать по родствен­ному принципу. Но это оказалось хлопотно и запутанно. Одни хотели так, другие про­тив членов своего же клана. Всем угодить было трудно, и потому решили группиро­вать по месту жительства. Так получалось просто и без особых возражений. Нет, не случайно у корейцев существует поговор­ка, что ближайший сосед дороже дальнего родственника.

Но в вагоне Ин Чоля собрались семьи, которые не были соседями. Только Гун Даль и Ин Чоль были родственниками, осталь­ных больше связывали дружеские, ну и, само собой, разумеется, колхозные узы. Семью главбуха попросил включить Гун Даль, мотивировав тем, что ему надо часто советоваться со своим финансовым заме­стителем. Позже Ин Чоль понял, почему дядя при всей своей неприязни к главбу­ху, хотел ехать с ним в одном вагоне. Что­бы его главный оппонент был на виду.

План размещения был таков: женщины занимали одну сторону вагона, мужчины - другую. Как в корейском зажиточном доме янбана, где существовали две половины. И входить на женскую половину имел пра­во только глава семьи и его сыновья. Дру­

169

гим мужчинам вход туда был заказан. Та­кой обычай требовал и особой планиров­ки дома. Ин Чоль слышал и читал об этом, но видеть такие дома не довелось. Скорее всего, переселившись на русский Дальний Восток, корейцы потихоньку свели этот обычай на нет, который, как и любой обы­чай, есть просто условность. Да и сами по­судите, как можно в 40-градусный мороз в одном исподнем прокрадываться через двор на половину жены? А пока будешь напяливать штаны, валенки, шубу, шапку и тому подобное, может и весь пыл улечься. Это в Корее предрассудки и климат спо­собствовали существованию этого обычая, породившего, кстати, немало анекдотов. Но для российских корейцев это уже была об­ласть преданий. Но Ин Чоль от Алексея знал, что в далеком Узбекистане в жилом доме тоже существует мужская и женская поло­вины, и это, как ни странно, вызывало ощущение чего-то родственного.

Но вернемся к нашим делам, время-то идет и надо до темноты разместиться. По­середине вагона - буржуйка, сделанная из металлической бочки. Сбоку вырезали дверцу, сверху вставили дымоходную тру­бу, которая выходила наружу прямо через потолок вагона. Отныне мужчинам предсто­яло по очереди дежурить у огня, как это было в доисторические времена, когда не в меру разгоревшийся или угасший костер мог принести несчастье. Ин Чоль составил график дежурств на неделю. Себя он по­ставил первым, полагая, что так было бы правильно. С другой стороны, ему не хоте­лось проспать отправление.

К вечеру казавшийся мрачным вагон пре­образился: занавесы из разноцветного сит­ца, закрывающие спальные места, столики с посудой, веселый огонь в буржуйке, а главное, присутствие людей, их живое ды­ханье и детские голоса, придали внутрен­ности вагона жилой вид.

Еще было светло, когда сели ужинать. Все уместились за четырьмя низенькими столиками. Сначала женщины хотели рас­садить мужчин отдельно и по возрасту, но сами мужчины воспротивились этому.

- Дома не намучились, подавая старикам отдельно? - посмеиваясь, спросил Гун Даль.- Все сядем за один стол.

Но все равно получилось так, что мужчи­ны устроились с одной стороны, а их поло­вины с детьми - с другой. Причем, женщи­ны ближе к буржуйке, чтобы удобнее было вскочить, чтобы что-то подать с плиты, до­лить. Постороннему наблюдателю могло показаться, что это одна большая семья.

Большая семья, а корейские семье той поры были, как правило, многодетными, это и большие хлопоты. Для мужчины зарабо­тать на рис насущный, а женщине содер­жать в чистоте и порядке кров, готовить еду, стирать, штопать. Да еще и обычаи, кото­рые отягощают и без того нелегкую жизнь. Это то, о чем говорил Гун Даль, о мучениях отдельного обслуживания стариков. Ладно, один старик в доме, ну, два, а ведь бывает четыре и даже пять. И каждому надо по­дать отдельный столик с едой: три раза в день, двадцать один раз в неделю, в месяц уже счет доходит до ста, а за год можно и не сосчитать, тем более, что арифметике женщины в ту пору не были обучены. Да и не только арифметике, грамоту знали еди­ницы, так что книг разных не читали, даже, если бы могли, то не до книг было бы. Успевай только крутиться до дому. Такая жизнь может озлобить кого угодно, но не корейскую женщину, мудрость которой от жизни: с детства видела и помогала мате­ри обихаживать дедушку и бабушку, потом сама стала снохой, а придет время, когда и ей, уже свекрови, будут оказывать те же знаки внимания. Хотя нет, отдельно пода­вать столик с едой, скорее всего не будут, ибо уходит в прошлое этот обычай, как ухо­дит все патриархальное. Но и за общим столом можно и нужно как-то выделить гла­ву семьи, стариков. Их сажают на самое удобное место, подают еду отдельно и в лучшей посуде.

За корейским обеденным столом не при­нято разговаривать, а если возникала не­обходимость что-то сказать, то говорили шепотом. Но то, что было естественным в домашнем кругу, здесь, в необычной обста­новке, казалось тягостным.

- Неужели, отправляясь в дальнюю доро­гу, мы не отметим это чашечкой содю, - воскликнул завклубом. - У меня на этот слу­чай припасена бутылка водки.

- О, это хорошее предложение, - поддер­

170 Современная литература

жал его Гун Даль.И сразу стало весело за столом. Будто

появился звук в немой кинокартине. Снача­ла, конечно, налили старому охотнику. По­том председателю, главбуху, завклубом. А наливал, естественно, Ин Чоль, поскольку был самым молодым среди мужчин.

- А почему себя забыл? - спросил охот­ник. - Наливай, я разрешаю.

Ин Ноль, конечно же, знал, что молодому человеку не принято пить в кампании стар­ших. А если и будет на то позволение, то делать это надо, отвернувшись. Такое дей­ствие ему всегда казалось нарочитым и не­много ханжеским. Да и присутствие Ок Дя не позволяло ему из-за чашки водки так вести себя. И он просто покачал головой.

- Дедушка, у меня и без водки голова кружится. Да и ночью мне дежурить.

- Делай, как знаешь, - добродушно ус­мехнулся охотник.

Самая простая пища корейского просто­людина состоит из трех компонентов. Это- бап (каша), гук (суп) и кимчи (марино­ванные овощи). Как говорится, все осталь­ное уже приложение. Бап в худшем случае может быть из чумизы, в лучшем из риса, но в любом случае он должен быть свеже­приготовленным. Гук, может быть, с мясом или без, но обязательно с соевой припра­вой и только что с плиты. Ну и, конечно, кимчи, которые готовятся из капусты или редьки, или из других овощей. С детства Ин Чоль помнит изречения, связанные с этими простыми блюдами. Когда пацаны испытывают кого-то, то говорят - ну-ка по­смотрим, что ты ел, чумизу или рис? Или поговорку о том, что если в доме соя вкус­на, то все блюда вкусны. Если женщина не любит горячую еду, то у ее мужа не будет надлежащей заботы и ласки. Ну, а про ким­чи и вовсе говорят, что по ним сразу мож­но судить о кулинарных способностях хозяй­ки. А поскольку нарезанные овощи меша­ют руками, то на этот счет тоже есть образ­ное выражение - «сон кыт мат». Что бук­вально означает «вкус кончиков пальцев».

Но в этой первой трапезе перед дальней дорогой - то ли в раннем ужине, то ли в позднем обеде - отсутствовал горячий бап, поскольку сварили его еще вчера. А супа и вовсе не было, его заменила простая го­

рячая вода. Зато на столе наряду с кимчи радовали взор разные «хеми» (салаты из овощей).

В путешествии всегда хороши первые дни. Перемена мест и новизна ощущений создает оживленное настроение. Потом, конечно, ощущение новизны пропадает, темы разговоров повторяются, и люди на­чинают приедаться друг другу. Не случай­но, охотники часто говорили, что хуже нет, когда на зимнюю охоту ты отправился с непроверенным напарником, и снежная буря заточила вас на несколько недель в маленькой заимке. Так могут надоесть друг другу, что достаточно слова или даже взгля­да, чтобы схватиться за нож или топор.

Нам это не грозит, подумал Ин Чоль, и понял, откуда в нем эта уверенность. От старших товарищей, повидавших кое-что и потому умудренных жизнью. Они могут по­ведать кое о чем, рассудить, примирить. И с другой стороны, дети, перед которыми не каждый родитель захочет уронить себя сварливым поведением. Но, кто знает, ка­ково это - много дней трястись в замкнутом пространстве без окон и с закрытыми две­рями, без бани и привычных разносолов, а главное, без ежедневного труда, этого из­вечного спутника крестьянина, не дающего человека маяться от безделья.

Поели, попили. Тело насытилось, но душа захотела песен.

- Дин Бон донму, спел бы нам пару куп­летов тхарен, - попросил Дог Ман.

Завклубом не заставил себя упрашивать дважды. Взял бронзовую чашку и начал на ней отбивать такт палочкой для еды. И сра­зу запел хриплым голосом, который, каза­лось, исходил из живота.

С чем сравнить корейский тхарен? Да ни с чем, поскольку он существует только у жителей Страны утренней свежести. А разъяснить, что это такое, можно. В тхаре- не намешано всего понемногу - сказка, ле­генда, быль, анекдот, частушка и выдается это стихотворно-музыкальное блюдо в пе­сенно-танцевальном варианте. Но вагон был тесен и потому завклубом исполнял свой концерт сидя. Но его голова, плечи, все туловище непрерывно покачивались в такт музыки. Много раз он выступал на празднествах в красивом корейском пла­

Ким Енг Тхек. Перселение 171

тье, сшитом специально для сцены и пото­му богато украшенном блестками и стек­лярусом. А в руке была не бронзовая чаш­ка, а двусторонний барабан с нарядной перевязью и специальные колотушки, чьи удары, как ритмы сердца, оживляли кровь и заставляли пускаться в пляс.

Из своего обширного репертуара завк- лубом выбрал именно тот тхарен, который наиболее соответствовал моменту. Не так ли мы делаем, когда вдруг начинаем напевать песню, и она всегда созвучна на­строению. А рассказывалось в этом тха- рене о молодом человеке, который решил тронуться в путь из дома за своей судьбой. Много разных испытаний встретится на пути юноши, но он находчиво, а главное, весело выдержит их. И что же в конце? Да как во всех сказках - свадьба с любимой, счастливая обеспеченная жизнь.

Стали укладываться спать. Открыли две­ри вагона, они разъезжались и сходились ну точно, как в корейских домах. Все сбега­ли, куда надо. А Ин Чоль прошелся вдоль состава. Каждый вагон жил своей жизнью, и по голосам, смеху можно было предпо­лагать, что там происходит. В каком-то ва­гоне тоже пели, голоса были женские, мо­тив и слова были знакомы, так что Ин Чоль стал невольно подпевать. И здесь песня была под стать моменту - про реку Туманг, по которой лодочник увез любимого, и кто его знает, когда он вернется.

Пройдет совсем немного времени - час, два, три, и поезд даст прощальный гудок. И все люди, находящиеся в утробах ваго­нов, начнут перемещаться в пространстве и времени. То, что вчера казалось важным и бесценным, завтра потеряет ценность. Многое придется начинать сначала - стро­ить дом, пахать поле, выращивать скот. Но все это дело наживное, как быть-то с ду­шой, которая болит от несправедливости. Как же так, наши отцы воевали за Советс­кую власть, не жалея крови, а им выразили такое недоверие? Да, конечно, обстановка на границе напряженная, в Китае бушует война, и японцы чаще посматривают на Дальний Восток. Но неужели корейский вопрос нельзя было решить по-другому, без этого унизительное выселения?

Ин Чоль видел, что многие его соплемен­

ники не задумываются над истинными при­чинами переселения - приказали сверху, значит, так надо. Но ужаснулись все, пото­му что в одночасье изменилась жизнь. Для кого-то переселение стало трагедией, а для кого-то неожиданным везением. Для Ин Чоля оно может тоже станет выигрышным билетом: в техникуме у однокурсника Го­ворова Антона арестовали отца, а потом и сам Антон исчез и ходили слухи, что его тоже забрали «красные фуражки». Так мо­жет случиться и с ним, Ин Чолем. Ведь не секрет, что все эти месяцы он ждал, когда за ним придут. А теперь, может, забудут? Но, что бы ни случилось, в одном он уве­рен - в своей преданности Советской Ро­дине. И потому ему нечего бояться и не­чего скрываться.

Он подошел к своему вагону. Дверь была приоткрыта, и выбивающийся слабый свет освещал одинокую женскую фигуру.

- Ок Дя? - Ин Чоль, сразу решивший, что это она, был удивлен и обрадован. - Ты почему здесь стоишь?

- Тебя жду, - ответила она. - Все верну­лись, а тебя нет и нет. Испугалась, может, случилось ч т о .

- Ну что может случиться со мной? - зас­меялся Ин Чоль. - Но спасибо за тревогу.

Он обнял девушку и поцеловал в мягкие податливые губы. И сразу захотел ее. Она это почувствовала и стала вырываться из его объятий.

- Что ты, что ты! Только вчера ведь три раза душил меня.

- Но то вчера, - разжал руки Ин Чоль. - С ума сойти, сколько дней нам придется спать врозь!

- Чем больше терпишь, тем больше вы­пьешь, - засмеялась Ок Дя. - Идем в вагон, а то я замерзла.

Все уже легли спать. Пустой вагон уже не казался тесным, хоть танцуй казачка. Кстати, в каком-то фильме был такой эпи­зод - теплушка, гармошка и лихие танцо­ры-солдаты. Казалось, в любого русского ткни пальцем, и он лихо тебе спляшет. Ан нет, сие не каждому дано, как и любое ис­кусство, оно требует навыков. Но в прин­ципе научиться может каждый. Не то, что пение. Телодвижение под музыку, что есть на самом деле танец, может быть с раз­

172 Современная литература

личными импровизациями. А песня сжато музыкой, текстом и голосом, и это трие­динство еще требует музыкального слуха. Не случайно у русских есть поговорка на­счет тех, кто плохо поет, тому медведь, мол, на ухо наступил. А вот у корейцев таких обидных сравнений про «слухачей» нет, может потому, что и не умеющие петь встречаются редко. Взять мадабая или ма- даме, или отца с матерью. Про заведую­щего клубом и говорить нечего. Даже глав­бух, на что человек наисерьезнейший, а го­лос наилирический. На свадьбе своей се­стренки крепко выпил и решил спеть. Так потом все говорили, на хрена он пошел в бухгалтерию, ему бы в большом театре арии исполнять. Но Ин Чоль ни разу не видел, чтобы Дог Ман донгму пел на трез­вую голову, его даже трудно было предста­вить просто напевающим что-то.

Конечно, любая песня приходит на ум под настроение, потому как написаны они на разные случаи жизни. Вот сидит сей­час Ин Чоль с любимой девушкой у «бур­жуйки», можно сказать, в пустом вагоне, который скоро тронется и увезет их в не­ведомую даль. Но, что бы ни случилось, ничего не страшно, главное, она рядом, ее можно взять за руку, обнять, вместе спеть. А уж у Ок Дя голос самый мелодичный и нежный в мире.

- О чем задумался, юноша? - она дотро­нулась его руки. - Когда ты так уходишь в себя, мне всегда хочется исчезнуть. И ты даже не заметил бы этого.

- Почему? Обязательно заметил бы. Но искать не стал бы. Раз захотела исчезнуть, значит, так тому и быть, - поджал Ин Чоль губы, чтобы улыбка не размыла его наро­читую суровость.

- Ах, вот вы какой! Так и не будете ис­кать?

- Нет. Вот если бы похитили, тогда дру­гое дело. Хотя девушек часто похищают по их согласию. И тогда у покинутого парня возникает вопрос, надо ли искать ее?

- И как бы ты решил этот вопрос? Стал бы искать.

- Да, только для того, чтобы взглянуть ей в глаза и сказать .

Ин Чоль замолчал и начал поправлять горящие угольки. Она не выдержала и спро­

сила:- Что сказать?- Сказать спасибо, что не предупредила,

не объявила, что уходит к другом у.Во взгляде Ок Дя то ли недоумение, то

ли растерянность, то ли жгучий интерес.- Разве за это спасибо говорят? Скорее,

ревнивый кавказец разыщет и зарэжэт, - она сжатым кулачком прочертила черту пе­ред собой. - Если только оставленный же­них не хлюпик-интеллигент.

- Да, я хочу причислять себя к интелли­гентам. И потому рассуждаю так, она раз­любила, но ей так мучительно сказать об этом, что решила бежать без объяснений. Разве это не заслуживает благодарности? И потом мне жаль ее, не понять, не пове­рить, что только я могу дать ей счастье.

- Ох, какая самонадеянность, Чоль. Я за­помню твои слова на всю жизнь. И толь­к о .

В этот момент вагон дернулся от удара, и под полом прокатился металлический лязг.

- Ой, что это? - испуганно вскрикнула Октя, хватаясь за мужскую руку.

- Это похищение, - засмеялся Ин Чоль.- Я похищаю тебя с Дальнего Востока в неведомый край. Мы трогаемся!

Раздался гудок паровоза, вагон снова дернулся, но уже не так резко, а потом мед­ленно покатил и только учащающийся стук колес скороговоркой извещал о том, что состав тронулся и набирает ход.

- Кажется, мы едем? - раздался голос Гун Даля. Занавес откинулся, и показа­лось лицо мадабая. - Ин Чоля, давно тро­нулись?

- Только что, товарищ председатель. Вре­мя двадцать один час три минуты.

- Счастливое число, - это подал голов завклубом. - Очко.

- Не говори гоп, пока не перепрыгнешь,- оказывается и главбух проснулся. - На­мучаемся еще в дороге, обсираясь крова­вым поносом.

- Не пугайте людей, товарищ Дог Ман, - добродушно заметил Гун Даль. - А то мы все такие пуганные. Вон женщины уже за­реветь готовы.

- Женщинам тоже уже бояться нечего, - подала голос жена завклубом. - Главное,

Ким Енг Тхек. Перселение 173

чтобы мужчины не обделались со страху. Засранные штаны стирать негде, разве что выбросить.

Судя по смеху, проснулся весь вагон.- Я-я-я, хорошо бы чего-нибудь пожевать,

- возмечтал завклубом. - Манура (жена), разогрела бы что-нибудь.

- Ой-гу, дюнгсиги (буквально «средин­ная трапеза», то есть полночный ужин) за­хотелось, - приняла игру супруга завклубом.- Вы же не дома находитесь.

- Дома не дома, но жена обязана накор­мить голодного мужа! А если я умру от ис­тощения?

- Что вы такого делали, что истощилися? Землю пахали, урожай собирали?

- Ну как же, пел, шутил, всех развлекал. Это тоже нелегкое занятие.

-Да? Впрочем, правильные слова. Что поделаешь, надо накормить. Н о .

Тут жена завклубом замолчала, и весь вагон замер в ожидании следующих ее слов.

- Мы же находимся не дома, так что я могу перепутать и вместо своей провизии разогреть чужую.

- Стоит ли об этом беспокоиться. Чужая еда всегда слаще.

Последние слова своей двусмысленнос­тью вызвали смех, что явно свидетельство­вало, что в словесной перепалке победил завклубом. Это признала и его супруга, проворчав:

- Разве моего государя переговоришь. Придется встать и приготовить ему что-ни­будь.

Все с интересом ждали дальнейшего действия, но ничего не произошло, зана­вес на женской половине даже не думал всколыхнуться, чтобы выпустить женщину, собравшейся в полночь усладить чрево мужа.

- В чем дело, манура? - повысил голос завклубом. - Умираю от голода?

Ответ не заставил себя ждать:- Ебо, неужели вы действительно думае­

те, что я сейчас покину это мягкое ложе, чтобы насытить ваш живот?

Теперь уже смех был на ее стороне.Так, возможно, шутили наши отцы, от­

правляясь в далекий путь с Дальнего Вос­тока в республики Средней Азии. И мало

кто знал, что там, на южной окраине необъятной страны, живет народ, для кото­рого шутливые словесные перепалки тоже являются народным искусством и называ­ется оно - «аския». Если бы знали, то от сердца, возможно, отлегли бы тревога и опасение, как их встретят, потому что на­роды, у которых шутки и смех ценятся больше золота, всегда родственны.

Глава 24

На седьмой день пути достигли Хабаров­ска. Ин Чоль прикинул на карте и, оказалось, что при такой скорости они будут ехать до Средней Азии месяц, а то и больше.

С Хабаровском у Ин Чоля связан целый пласт воспоминаний. Учеба в агротехнику­ме, друзья-сокурсники. Но особенно памят­ное связано с Ок Дя. Как он встретился с ней, полюбил и, как она повлияла на его выбор места работы после окончания тех­никума. Сладостные воспоминания вдруг прервала не прошеная мысль, что надо не просто лежа вспоминать то да се, а запи­сывать. Ведь он с самого начала решил вести дневник, и даже запася для этой цели толстой тетрадью. Он достал ее и раскрыл. Нетронутая белизна страниц пу­гала: такое ощущение, словно он собрался писать контрольную работу. А потом поду­мал - ведь я пишу дневник, который не пред­назначен для посторонних глаз, а только для себя, чтобы не забыть, сохранить и пере­дать детям, быть может, перед смертью. Мысль о смерти заставила его усмехнуть­ся, когда еще это наступит, а вот то, что у него будут дети, сомнений не вызывало.

Из дневника Ин Чоля«28 сентября.Время отправки не так важно, посколь­

ку мы, деревенские, еще не приучены жить по часам. Запели первые петухи, значит, еще можно поспать. Запели вторые - надо вставать. Рассвело - время приступать к работе. Проголодался - обед. Солнце захо­дит - дома ждут с ужином. Между ужином и сном есть время, которое можно условно назвать свободным, потому что всегда на­ходится какое-нибудь дело. Так жили мои

174 Современная литература

предки, так живут и сейчас многие мои односельчане. А теперь вот переселение. Знаю, чувствую, многое переменится, и мы сами станем другими. И потому мне надо точно знать - с какого числа началось наше прощание с Дальним Востоком и наш по­ход к новой жизни. Потому что я пишу не просто дневник, а историю нашего пересе­ления.

Едем! Ночью мне приснилось, что кто-то стучится в дверь, а я не могу встать, посколь­ку меня шатает. А утром понял, откуда та­кой сон. Стук колес и покачивание. Иногда вагон дергается, словно пытается оторваться и тогда прокатывается лязг и стук буфе­ров. Скорость удлиняет время. Не случайно древние говорили: в движении обретешь бессмертие свое. Когда-то, чтобы от Моск­вы добраться до Сахалина требовался год. Кажется, Чехов совершил такое путеше­ствие. Сейчас на поезде - десять дней и ночей. А на самолете - меньше суток.

Едем! Было еще темно, когда проснулся. Оказывается, очень приятно лежать под теп­лым одеялом на качающемся полу, слышать методичный стук и думать о разных вещах. Сейчас пытаюсь вспомнить свои мысли, но они все куда-то умчались. Так что начну просто описывать все по порядку.

В нашем вагоне разместилось 12 чело­век. Не много, если учесть, что в других вагонах в среднем по 20 пассажиров. Но у нас треть вагона заняты грузом - мешки с мукой, рисом и сахаром, бочки с рыбой и соленым мясом, бидоны с маслом, ящики с книгами, музыкальные инструменты и много другого общественного добра.

Вагон наш, как я уже говорил, штабной. Торцы заняты нарами, есть занавешенная кабинка, где можно справить нужду. Напро­тив - бак для воды. А главное, есть настоя­щая печка-буржуйка, на которой можно сва­рить все что угодно.

Первым делом после подъема приоткрыл дверь. Сплошной стеной тянутся деревья, за которыми и леса-то не видно. Можно только догадываться, что это зеленое море раскинулось на сотни и сотни километров.

Надо описать первый завтрак. Меню: ри­совая каша и разные приправы к ней, при­готовленных женщинами еще в той жизни (теперь многое будет «до» и «после» пере­

селения). К холодной каше кипяток ока­зался кстати: ели и причмокивали все с большим аппетитом. Со стороны, наверное, мы казались одной большой семьей. Впро­чем, так оно и есть.

После завтрака я сразу взялся за тетрадь. Дядя Гун Даль и кассир проверяют какие-то записи, щелкая костяшками счетов. Дети облепили дедушку Уль Сика и следят, как он что-то выстругивает охотничьим ножом. Женщины, убравшись после завтрака, тихо беседуют между собой. При этом чинят одежду. Уж им-то никогда не грозит безде­лье. Сколько ни помню себя, они всегда что- то делают. И вот глядя на них, у меня воз­никло ощущение, что мы никуда не едем, что вагон качается просто так, а не движется при этом даже с какой-то скоростью. Мне до­водилось нестись на лошади изо всех сил, но сейчас я бы сразу отстал от поезда.

Уже собрался, было, пожаловаться, что не о чем писать, если целый день будем только ехать и ехать, как раздался гудок паровоза. Стук колес стал затихать, и по­езд начал торможение. Я кинулся к двери. Полустанок. Высунул голову, чтобы по­смотреть на комендантский вагон. Красно­го флажка нет.

Слышны чьи-то шаги. Солдат с путевым обходчиком. Не успел задать вопрос, как обходчик крикнул: «Стоянка пятнадцать ми­нут. Ждем встречный». Пятнадцать так пят­надцать, но, сам думаю, что часто будем останавливаться. Дорога-то одноколейная. Когда-то я приобрел «Атлас мира», вот по нему буду проверять наше продвижение по Транссибирской магистрали. Надо бы уз­нать какая станция, ну, да ладно.

Вижу, народ начал спрыгивать с вагонов. Большая часть ныряла в кусты, ясное дело для чего, иные просто так, покурить и раз­мять ноги. Радостно здороваемся друг с другом, словно давненько не виделись. А потом издали раздался гудок, и за нашим эшелоном пронесся пассажирский поезд. Затем трогаемся и мы. Колеса медленно набирают ход, так что все успевают зап­рыгнуть на свои места. А там уже ждут с готовыми вопросами - где мы, чего сто­яли, все ли нормально?

Едем! За годы учебы в Хабаровске я три раза ездил по этой дороге. Так что этот от­

Ким Енг Тхек. Перселение 175

резок пути мне довольно хорошо известен. Очень запомнилась первая поездка. Я тогда впервые один уезжал из дома. Особая ра­дость была в том, что в Хабаровске должен был встретиться с другом детства Пак Иром. Мы с ним учились в одном классе, когда я жил у дяди. Потом отец нашел меня и увез к себе. Но все эти годы мы с Пак Иром пе­реписывались. И решили после окончания школы встретиться в Хабаровске: он соби­рался поступать в военное училище. Мы встретились, и все для нас сложилось удач­но: каждый поступил туда, куда хотел. Не было такого воскресенья, чтобы он, будучи в увольнительной, не заходил ко мне в об­щежитие. Через два года вместе ездили домой на каникулы. После окончания учи­лища его направили в корейский нацио­нальный артиллерийский полк. Весной он приезжал в отпуск: был уже в звании стар­шего лейтенанта, весь ладный и видный, в хромовых сапогах и в парадном обмунди­ровании, явно сшитом на заказ. Держался бодро, но однажды сильно выпил и признал­ся, что ходят слухи о расформировании полка, что командира и комиссара, оба были корейцами, не так давно арестовали и вместо них назначили русских.

После той встречи я получил от Пак Ира всего одно письмо. А потом коротенькую записку от его жены: «Не пишите больше. Он уехал». Даже не знаю, что думать. Мо­жет, Испания? В Китае тоже ширится дви­жение Гоминдан, могли и туда послать по линии международного Интернационала. Меньше всего хотелось думать, что его арестовали. Но потом, когда такое косну­лось и моего отца, я понял, что все может быть. Впрочем, последние строки надо вы­черкнуть.

Городок Дальнереченск. Помню, именно в этом городке мы с Пак Иром решили пойти купить пива и сцепились с местным хулиганьем, которые, как я понял потом, специально отирались на вокзале, чтобы обирать пассажиров. Принцип был простой: ссору затевали в очереди у буфета - куда, мол, лезешь, неумытый кореец? Потом за­гоняли в угол, чтобы наступил критический момент отхода поезда. Но Пак Ира так про­сто не возьмешь. Ни секунды не задумы­ваясь, он ударил главаря хулиганов бутыл­

кой по голове. Остальные растерялись, и мы прорвались сквозь них и вовремя сели на поезд.

Наш эшелон загоняют на товарную стан­цию Дальнереченска. Я насчитал шесть путей, на которых застыли товарные соста­вы. Один из них оказался «корейским». Из Посьетского района - колхозы «Рассвет», «Ленинский путь». Они уже стоят два часа. Никто не знает, куда нас везут конкретно. Известно только, что Средняя Азия, респуб­лики Казахстан и Узбекистан.

Над комендантским вагоном - красный флажок. Пургин подтверждает наши до­гадки - стоянка четыре часа. Хватит вре­мени пообедать, сделать запас воды, раз­добыть, если удастся, угля, дров. Группа парней собралась проведать городской вок­зал. Оделись как на парад - костюмы, бе­лые рубашки, лакированные туфли. Я по­дозвал Виктора - заводилу колхозной мо­лодежи и напомнил ему о своем случае на этом вокзале.

- Какое хулиганье? - засмеялся он. - Мы же политически неблагонадежные. Ребята уже были на вокзале, говорят, весь народ разбежался.

- Тогда что вам там делать?- А просто так, прогуляться.- Хорошо, только, давай, все-таки пре­

дупредим Пургина.Комендант эшелона не возражал против

прогулки. Помахивая указательным паль­цем, сказал: «До первого случая. Потом буду все запрещать. Понятно?».

Никакого ЧП не произошло. Никто не от­стал. Сейчас где-то седьмой час, уже тем­но писать, и я завершаю описание первого дня путешествия.

30 сентября. Стоим. Простояли 5 часов. Где-то впереди ремонт дороги. Мы тоже время даром не теряли. Поскольку зима все равно настигнет нас, лучше утеплить вагоны. Все кинулись затыкать щели тряп­ками, ватой, щепками. Потом параллельно с нами встал опять «корейский» эшелон, на этот раз с нашего же района. Сколько радости. Теперь уже они нас спрашивают- куда везут.

Хорошо бы попасть в Узбекистан. Тому есть ряд причин. Во-первых, этого хотят дядя и тетя. Их сын - Ин Даль, мой двою­

176 Современная литература

родный брат, воевал там с басмачами и пропал без вести. Двадцать лет не было о нем ни слуха, ни духа. И только весной его нашел Алексей. Это целая история, никакой писатель такого не придумает. А потом ста­ли приходить письма от Ин Даля. Обещал в следующем году приехать, но судьба рас­порядилась иначе: сами родители едут к нему. В своих письмах Ин Даль рассказы­вал, что земля там очень пригодна для воз­делывания риса: воды вопреки жаркому кли­мату хватает. Что издавна там занимаются поливным земледелием. Что фрукты слаще меда, а на запах тут же слетаются осы.

Во-вторых, в Ташкентском университете учится Алексей - мой сводный братишка. Надо же, в прошлом году он один поехал туда. Последнее письмо от него было вес­ной: он сообщал, что на лето хочет поехать на Кубань, где есть корейская артель рисо­водов, которую, возглавляет старый знако­мый отца. Что пока ему писать не надо, поскольку их общежитие переводят в дру­гое здание. Что с Кубани пришлет весточ­ку. Бедный Леша, он даже не знает, что слу­чилось с отцом и матерью.

Все-таки впору удивиться судьбе моих односельчан. И заодно, конечно, моей. Пе­реехать из Кореи в Россию, участвовать в первой мировой войне, гражданской, объе­диниться в колхоз, а теперь переселяться в далекий край. Что за люди живут там, как они встретят нас? По истории знаю, что населяют этот край тюркские народы, что присоединены они к царской России час­тью насильно, частью добровольно. Много­страдальный край. В свое время Александр Македонский шел в Индию через Среднюю Азию, и, наверняка, его воины вели себя далеко не миролюбиво. В седьмом веке на­стало арабское владычество. Потом пришли монголы во время своих великих завоева- тельских походов. Пришли, покорили, оста­лись и растворились. Потомок Чингизидов- Тимур создал огромное государство, его армия наводила ужас на соседние народы. Но умер великий завоеватель, и империя его распалась как карточный домик. И в конце 19 века на территории нынешнего Узбекистана сложились три ханства - Хо­резмское, Бухарское и Кокандское. Совсем как некогда в Корее, там тоже было три го­

сударство - Коре, Пектю, Силла, которые беспрерывно воевали между собой. Для уз­беков междоусобица привела к тому, что эти ханства стали колониальной окраиной цар­ской России, и только революция возроди­ла Социалистическую Республику Узбекис­тан. Для Кореи тоже все кончилось плачев­но - она стала колонией Японии и, скорее всего, надолго.

Вечером пели песни. В основном, «юхен- га» - песни, посвященные прощанию с ро­диной. Как покидали наши родители в по­исках лучшей доли Корею, переплывая реку Туманганг, как брели на чужбину, сбивая ноги в кровь. Сколько будем вдали от ро­дины предков, столько песни эти будут жить в нас. А поэтический образ перевала Ари- ран, за которым начинается чужбина, будет всегда наполнять наши души печалью.

1 октября.Стоим. Впереди нас скопилось шесть

эшелонов с моими собратьями. Даже при­близительно неизвестно, когда наступит наша очередь тронуться.

Пургин созвал к себе обоих председате­лей колхозов и всех старших вагонов. Гун Даль чувствовал себя неважно и отправил меня.

Погода - хрупкая теплынь, какая бывает в конце сентября. Русские называют этот краткий период «бабье лето». Все уселись прямо на рельсах перед комендантским ва­гоном. Пургин все такой же подтянутый и застегнутый на все пуговицы. На нем - фу­ражка, портупея и кобура на ремне. Огля­дел нас, усмехнулся, видать, мы своим ви­дом напомнили ему что-то.

- Я собрал вас, чтобы еще раз напомнить о дисциплине. На перегоне Вяземский и Хор идущий впереди нас эшелон чуть не столкнулся со встречным поездом. Людям захотелось морошки, и они разбрелись по лесу. Пока всех собрали, отстали от гра­фика. Предупреждаю, что за каждого от­ставшего от поезда старший по вагону бу­дет нести персональную ответственность. Ну и председателю, секретарю партийной организации, конечно, тоже не поздоровит­ся, - тут Пургин посмотрел в блокнот и про­должил: - Желательно, а то, что руковод­ство желает, это почти приказ, так вот, же­

Ким Енг Тхек. Перселение 177

лательно, чтобы на станциях, где скаплива­ются эшелоны с переселенцами, прекра­тили массовое хождение друг к другу в го­сти, распивание, шумные выкрики. На стан­ции Переяславка вот такое хождение по путям кончилось трагически для двух пере­селенцев. Оба попали под колеса. Один скончался на месте, другой остался без ног.Об этом расскажете в своих вагонах. Также расскажите, что на станции Вяземская, не­которые молодые корейцы учинили беспо­рядки, за что были сняты с эшелона и аре­стованы.

Далее, мы убегаем от зимы, но она, ско­рее всего, настигнет нас. Еще раз осмот­рите вагоны, примите все меры, чтобы не продувало в пути. Если нужны доски, гвоз­ди или другие материалы, дайте срочно заявку. И последнее. Путь у нас предстоит долгий, людей надо чем-то занять. Безде­лье - первопричина всяких дурных дел. Если есть шахматы, шашки раздайте их по ваго­нам. Книги, спортивный инвентарь. Зани­майтесь с детьми, в конце концов. Всем понятны мои слова? Товарищ Ин Чоль, на всякий случай переведите то, что я сказал.

Я, конечно, выполнил его распоряжение.Особых вопросов не было, и Пургин от­

пустил нас. Я случайно подметил, как он наблюдает, за моими собратьями, которые брели по шпалам к вагонам. Чувствую, что ему жаль нас, и в то же время он старается превозмочь эту жалость. Это видно по ме­таллу в голосе, сквозь который нет-нет да прорываются сочувственные нотки. Для него сейчас самая главная задача, чтобы не было никаких происшествий. И его, видно, очень беспокоит наша молодежь. Потому что он не может не замечать, как мы, молодое поколение переселенцев от­личаемся от старшего. Даже внешне - по­чти все совершеннолетние дети обогнали в росте своих отцов. Я уже не говорю об образовании: многие пожилые корейцы, особенно, женщины, не знают грамоты. А про русский язык и говорить нечего - «твоя моя не понимай».

Насчет двух переселенцев, якобы попав­ших, под поезд, Пургин явно присочинил. Переселенческий телеграф уже передал, что такой случай действительно был. Толь­ко оба отделались ушибами. Комендант

припугнул нас, потому что очень не хочет, чтобы кто-то отстал от эшелона.

Про беспорядки в Вяземске. То, что ска­зал наш комендант, не сходится с данны­ми опять же переселенческого телеграфа. Речь идет об эшелоне из Владивостока. Его трудно назвать эшелоном. Обычный поезд, вагоны плацкартные и даже купированные. За исключением того, что пассажирами являются корейцы - студенты пединститу­та, техникума, преподаватели, их семьи, артисты корейского театра, сотрудники га­зет, словом, интеллигенция. Их не загоня­ют на грузовые станции, как нас, а останав­ливают на вокзалах. И тогда студенты вы­ходят на платформы и под звуки гармош­ки поют и танцуют. То ли начальство ве­лело им, чтобы все видели добровольное переселение, то ли сами были в таком настроении, но в Хабаровске так разошлись, что в пляс пустились и находившиеся на станции пассажиры. И все закончилось грандиозной дракой. Видно, кто-то из рус­ских со свойственной им прямотой и едко­стью сказал что-то корейцу, тот вспылил. И пошло-понеслось. А может, из-за девуш­к и . Русские девушки любят, когда парни бесятся из-за них.

Пургин в тысячу раз прав: надо занять чем-то молодежь.

2 октября.Едем! Когда проезжали Хабаровск, ще­

мящая грусть охватила меня. Неожиданно вспомнилось, как на третьем году учебы неожиданно встретил Ок Дя. Произошло это возле моего общежития. Поначалу я не уз­нал ее. И если бы она не окликнула, так бы и прошел мимо. Оказалось, приехала на двухгодичные курсы фельдшеров. От брата Ира она узнала мой адрес и разыскала.

Когда отец увозил меня в другую жизнь, ей было одиннадцать лет. Я запомнил ее девочкой, а встретился с взрослой девуш­кой, которая мне сразу понравилась. Мы стали встречаться. А через год, после окон­чания техникума, меня направили работать в ее колхоз. Конечно, я и раньше хотел в «Приморскую звезду», но все-таки колебал­ся. Колебался из-за дяди - председателя колхоза. Скажут, приехал под крыло к дя­дюшке. А когда встретил Ок Дя, все сомне­

178 Современная литература

ния отпали. Да, под крыло, но для того, что­бы лучше встать на крыло.

Ах, какой счастливый год мы прожили тогда в Хабаровске. Встречались через день, а может и чаще. И никогда нам не было скучно вдвоем.

Прощай, Хабаровск!

5 октября.Вчера целый день лил дождь. С виду ка­

залось, что доски вагона тесно пригнаны между собой, а вода все-таки находит щел­ку. Вот и занимались тем, что устраняли течь. Как на корабле.

Это сравнение навело меня на мысль, давно занимавшую меня. Хотя мои предки жили на полуострове, морская профессия, видимо, мало привлекала их. Иначе чем объяснить, что среди корейцев нет знаме­нитых мореплавателей, которыми так сла­вится Испания, Португалия, Англия, Ита­лия. Об этом мы как-то говорили с отцом. Он стал объяснять это объективными при­чинами, дескать, в Корее никогда не было корабельной сосны, без которой не пост­роить нормального парусного судна. Может и так, но мне, кажется, причина все-таки в самих корейцах. Я не помню, чтобы кто-ни­будь из выпускников нашей школы решил связать свою жизнь с морем. А ведь среди них есть такие, которые выбрали себе очень даже отважную профессию. Скажем, Ли Афанасий, стал пожарным. А Ко Георгий - горным мастером.

Но и сухопутных путешественников тоже немного в истории Кореи. А ведь именно первопроходцы давали возможность от­крыть и застолбить новые земли и тем самым расширять свое государство. Рос­сия именно таким образом и стала могу­чей империей. Но и без войн тоже не обо­шлось: то нападая, то защищаясь, посто­янно расширялась во все стороны, вбирая в свою семью соседние народы и земли.

Корея, хотя и находится рядом, посте­пенно стала далеким краем. Еще лет де­сять назад контрабандисты и разные лихие люди то и дело пересекали границу в том и обратном направлении. Они и приноси­ли вести с Кореи. А сейчас о таких ход­ках говорят, как о подвиге. И чем плотнее закрывается граница, тем все дальше ста­

новится отцовский край. Несомненно, там остались какие-то мои родственники. Есть ли они с материнской стороны - не знаю, а у отца там остался младший брат, мой дядя, значит, которого отправляли учить­ся в Японию. Зовут его Донг Чоль. Отец часто о нем думал и вздыхал: как он там, жив или нет?

Теперь мы еще больше отдаляемся от родины предков. Уже проехали тысячу километров - столько же, сколько вся дли­на Корейского полуострова, а еще ехать и ехать. И кругом лишь тайга и тайга. И сколько хочешь корабельной сосны! Можно построить тысячи судов, наподобие испан­ских галеонов, совершивших, страшно по­думать, еще пятьсот лет назад первое кру­госветное путешествие.

Однако надо вернуться к описанию на­шего путешествия. Действительно, вряд ли когда-нибудь было, чтобы столько корейцев начали одновременное переселение в та­кую даль. Пусть не по своей воле, пусть, по причинам, имеющим государственное зна­чение. Но это не умаляет сути происходя­щего события. Наоборот, придает большую весомость, размах. Так и видятся десятки, а может и сотни эшелонов, день и ночь несущихся через всю огромную страну к новой жизни. Конечно, будут трудности и невзгоды. Но как писал Маяковский, «где, когда, какой великий выбирал, путь, чтобы протоптанней и легче». И я верю, что это переселение, те испытания, что выпадут на нашу долю, будут ярчайшей страницей в истории советских корейцев.

7 октября.Перегоны стали длиннее, но и время

стоянок увеличилось. И как назло, как ос­танавливаемся, так сразу дождь. Почему, когда погода ненастная, нам кажется, что это назло человеку. И этим очеловечиваем природу. Тогда, естественно, было бы при хорошей погоде произносить слова благо­дарности. Но человек эгоистичен.

Оказывается, мы едем по территории Еврейской автономной области. Я как раз учился на последнем курсе, когда в Хаба­ровском крае были торжества по поводу создания соседней области. И тогда выяс­нилось, что в нашем техникуме, на финан­

Ким Енг Тхек. Перселение 179

сово-бухгалтерском отделении, учится ев­рей. Фамилия его была не то Бирман, не то Мирман. Это был худенький незаметный юноша в очках, ничем не примечательный. Если бы не эти торжества и чествование евреев, я бы и не узнал, что этот очкарик является представителем одной из древней­ших народностей. Древнее римлян, а что говорить о разных варварах вроде викин­гов, скифов и тому подобных. Но тут есть, на мой взгляд, одна не состыковка. Евреи- народ многострадальный, гонимый вот уже пару тысячелетий. Об этом мне писал Леша. Они выживали в труднейших усло­виях, и, если это так, то согласно теории Дарвина, они должны быть физически и умственно более развитыми, чем другие народности. Но, судя по этому Бирману или Мирману, я бы не сказал, что он оправдал теорию знаменитого ученого. Особенно по части физического развития. Один мой со­курсник, родом из Украины, объяснял мне, как различать евреев по фамилиям и вне­шности. Но в целом, как я понял, у них мо­гут быть любые фамилии, поскольку они их меняют. А вот форма носа и рта у них сво­еобразная. И еще, они обрезанные. Пос­леднее определение не очень-то дошло до меня, да и товарищ сам толком не знал, что там и как обрезают.

Почему так важна еврейская тема? Пото­му, что они много раз переселялись или их переселяли. И несмотря ни на что, выжи­ли и даже прославились. У нас такого опы­та нет, и будущее скрыто пеленой тумана. А тут под боком народность, которая пере­жила двухтысячелетнее скитание и ничего, выжила. И даже заимела свою автономную область. Потом, судя по фамилиям, среди ученых, композиторов, кинорежиссеров и других деятелей науки, искусства и лите­ратуры немало выдающихся евреев. И что удивительное - они творят на языке той страны, где живут.

Вывод. Надо быть неприметным внешне. Конечно, вряд ли мы будем похожи на рус­ских, но в Советском Союзе достаточно национальностей, чьи представители, если их одеть в корейские национальные костю­мы, мало будут отличаться от нас. А ум­ственно нас подстегнет сама среда, тут уж теория Дарвина должна сработать навер­

няка. А вот русский язык надо учить и учить.

8 октября.Едем! И снова кругом тайга. С грохотом

перескакиваем через железные мосты реч­ки и реки. А теперь пошли и тоннели. Жутко, когда вдруг поезд ныряет в темно­ту. Стук колес усиливается в разы, а в окош­ко то и дело врывается фонарный свет, который, пробегая по вагону, окрашивает все происходящее в фантастические тона.

Совершенно необжитый край - Сибирь. Да и как жить здесь, где зима с сорокагра­дусными морозами длится до семи меся­цев в году. Чуть мягче климат в Приморье, но теперь и там население уменьшится по­чти наполовину с нашим переселением.

Интересно, что ни Китай, ни Корея, бу­дучи рядом, не застолбили эти места. А ведь отец рассказывал, что сам встречался с охотниками, которые еще в прошлом веке ходили из Кореи в Приморье за женьше­нем, пантами и золотом. Причина такого не собирания земель, видно, кроется в по­литике изоляции. А может у корейцев и китайцев вообще отсутствует дух пионер­ства. Старые нации и дух старый.

Придет время, и эти огромные простран­ства будут освоены. Еще при нас, при уча­стии наших детей. Даже трудно предста­вить, как прокладывали Транссиб. А ведь построили ее еще при царе. Вполне мо­жет считаться одним из чудес света.

Огромная страна. Неужели мы раство­римся в ней. Но я смотрю на карту СССР, и вижу десятки союзных республик, нацио­нальных округов, областей. Нет, мы не ра­створимся в этой большой многонациональ­ной семье. Нет нужды. Наоборот, это же прекрасно, когда все самое лучшее, что есть в каждом народе, складывается в общее достояние.

Глава 25

Часто человек не замечает, как необыч­ное становится обыденным: еще вчера эта тряска вагонов и вообще жизнь на колесах казалась из ряда вон выходящим, а сегод­ня - будто так и было всегда. И сразу дни стали похожими друг на друга, прежде все­го, вынужденным бездельем. В такой ситу­

180 Современная литература

ации любое происшествие становится со­бытием, о нем говорят и обсуждают в каж­дом вагоне. Взять кончину дедушки Лим Хак Дона на десятый день пути.

Перед отправкой в далекий путь сын Хак Дона - Роман пришел к Ин Чолю.

- Хотел насчет отца поговорить, - сказал он смущенно.

- А что случилось? - уже задав вопрос Ин Чоль вспомнил, что Лим Хак Дон вот уже лет пять был, как парализован, и сын с женой самоотверженно ухаживали за ним, за что их сильно уважали в деревне. - Не беспокойся, место в поезде найдется всем.

- Но он..., - на лице Романа проступили желваки. - Мы же все вместе будем ехать, а он все в постели делает. Как люди будут терпеть запах и вообще.

- А что ты предлагаешь?- Отец говорит, чтобы я отнес его на

сопку, - взрослый мужчина еле сдерживал слезы.

- Что ты говоришь, Рома! - вскричал Ин Чоль. - Забудь этот дикий обычай. Что-ни­будь придумаем. Да и люди поймут.

- Но сколько неудобств мы доставим со­се д я м .

Ин Чоль сам полгода ухаживал за боль­ной мачехой и знал, что это такое. Знал и потому понимал состояние Романа и в то же время всем сердцем был готов помочь ему. И когда была посадка в вагоны, он постарался, чтобы семье Романа отвели угол вагона.

И вот дедушка умер. Когда Ин Чоль при­шел в вагон Романа, тот уже обрядил отца в последний путь. Покойник лежал на на­рах, отгороженный белым полотном, на полу, как водится, сидели женщины, начи­нающие сразу рыдать при появлении нового посетителя. Каждый посетитель счи­тал своим долгом отвесить определенное число поклонов. В положенное время усоп­шему подавалась еда на маленьком низень­ком столике. Пока тело еще не предано зем­ле, оно воспринимается как живое, и эта наивная вера всегда поражала Ин Чоля сво­ей трогательностью.

Отдав дань умершему Ин Чоль отошел к стене, где стоял Роман.

- Странно, с одной стороны я чувствую огромную скорбь, а с другой - облегчение,

- сказал сын покойника, будто продолжал разговор. - А теперь вот новая проблема, что делать с телом? Может, как китайцы, засолить и довезти до места?

- Наверное, не получится. Больного люди еще терпели, но мертвеца терпеть не бу­дут, - покачал головой Ин Чоль. - Да и комендант эшелона не разрешит.

- Но как я оставлю его вдоль дороги, - в голосе Романа прорвалось рыданье. - Может, попросите коменданта, а я попро­шу соседей. На коленях буду просить.

- Нет, - решительно сказал Ин Чоль.Комендант воспринял новость спокойно,

как и подобает солдату. Задал только один вопрос - от чего смерть? И сказал:

- Скоро разъезд, будет полуторачасовая стоянка. Управитесь с похоронами?

- Да, только по-корейскому обычаю хо­ронят на третий день?

- Почему? - и видя, что Ин Чоль не понял вопроса, комендант пояснил: - Вот иные народы хоронят в тот же день или на дру­гой день. Почему корейцам надо на похо­роны три дня?

- Обычай.- Но обычаи на чем-то должны быть ос­

нованы?Ин Чоль подумал и высказал такое пред­

положение:- Чтобы известить родственников и дру­

зей, живущих вдалеке. Чтобы окончательно убедиться в см ерти .

- Врач констатировал смерть?- Да.- Родственники и друзья все в поезде.

Плохо, конечно, хоронить не на кладбище, но таков удел путешественников. На кораб­ле еще горше, труп в мешок и в море. А тут хоть в земле будет. Мертвому все равно, а живому хоть слабое, но утешение.

Не принято у корейцев говорить речи над могилой. Но ведь и хоронить родителя не приходилось так - на каком-то полустанке вдали от родных мест. Предать земле и тут же уехать, и не иметь возможности прихо­дить к могиле в Хансик или Чусок, когда все корейцы поминают своих близких. Нет, не годится безмолвно хоронить человека, который жил рядом с тобой, был частицей твоего общества, а значит и твоей души. Тем более, весь эшелон сгрудился у ямы.

Ким Енг Тхек. Перселение 181

- Мы хороним сегодня Лим Хак Дона, человека, который прожил трудную, но слав­ную жизнь, - сказал Гун Даль. - Батрачил, был красным партизаном, одним из первых вступил в колхоз. И воспитал замечатель­ных детей, которые всем нам показали при­мер, как надо заботиться и ухаживать за своими престарелыми родителями. Про­стите нас, товарищ Хак Дон, за то, что ос­тавляем вас на этом полустанке. Но при­дет такое время, когда ваш сын или внук приедут сюда проведать вашу могилу и поклониться. Прощай, наш боевой товарищ, и пусть земля вам будет пухом!

Последние слова Гун Даль явно позаим­ствовал у русских, чем-то они пришлись ему по душе, хотя никогда он не покоил тело на пуховой перине.

На свежий могильный холм положили большой валун, который еле приволокли впятером, и на нем вывели краской: «Лим Хак Дон . 1884 -1937». Не было кладбищен­ской заупокойной трапезы, когда живые поминают покойного чаркой вина, едой и поклонами, поскольку надо ехать дальше. Но в каждом вагоне в тот вечер, так или иначе, поминали дедушку Хак Дона.

Новый день принес новые неожиданнос­ти. Когда весь эшелон участвовал в похо­ронах, кто-то в том же пятом вагоне украл деньги у двух пожилых женщин-сестер. Обе были замужем, но детей не было ни у стар­шей, ни у младшей. По причине ли бес­плодности, то ли по другой причине, но мужья их покинули, и обе коротали век вдвоем, воспитывая племянника. Сбереже­ния каждая из сестер держала в своем чемодане, причем, чемоданы эти были оди­наковые, поскольку покупались в одном сельпо. Один из них был заперт, но зло­умышленник вскрыл замок и следы взло­ма обозначились явно. Слух о случившемся дошел до председателя.

- Хорошо бы поймать воришку, - сказал за ужином Гун Даль. - Но как? Не будешь ведь всех обыскивать.

-Эх, жаль, нет у нас «синсея», - посето­вал завклубом. - Он бы мигом вычислил негодяя.

- Глупости, - возразил главбух. - Не пой­ман - не вор, а оговорить можно всякого.

- Не скажите, товарищ Дог Ман. Я сам

был свидетелем, как «синсей» сотворил чудо, - завклубом подкрепил свои слова помахиванием указательного пальца. - В детстве я жил в деревне Санголь, и од­нажды у нас пропал один человек, кажет­ся, его звали Ду Миль. Поехал в лес на телеге и пропал. День проходит, два, кину­лись искать, а найти не можем. И кому-то пришла мысль позвать «синсея». Как зва­ли «синсея»? Даже не знаю. Все звали его просто «синсей». Ему тогда было лет восемьдесят, но люди говорили, что он зап­росто вдевает нитку в иголку без очков. Выслушал, значит, «синсей» старосту и говорит - мне нужна помощница. Почему я так все хорошо помню, что моя жена, тог­да ей было лет семь, выскочила вперед и крикнула, что хочет быть помощ ницей.

При этих словах все мужчины посмотре­ли на жену завклуба: да, эта женщина мог­ла так поступить, потому как бойкости и решительности ей не занимать.

- Ебо, помните этот случай? - обратился завклубом к своей жене. Ее звали Катей.

- Конечно, - заулыбалась та. - Он еще отверг меня. Посмотрел мне в глаза, а взгляд у него такой пронзительный, будто буравит насквозь. Но я не испугалась, нет, думаю, вредный старикашка, ты меня не пересмотришь. И он сказал, она, мол, не подойдет. И выбрал Веру, мою подружку.

То, что «синсей» отверг кандидатуру Кати из-за ее твердого и решительного характера, ни у кого не вызвало и тени сомнений. И это придавало рассказу еще большую правдоподобность.

- Да, «синсей» выбрал Веру, тихая такая была девушка, - продолжил рассказ завк­лубом. - Он взял девочку за обе руки и стал смотреть на нее. Она вначале вела себя спокойно, потом неожиданно ойкнула и стала говорить. При этом она говорила не только от имени этого пропавшего Ду Миля, но и его голосом и интонацией. Это было удивительно. И вот он рассказывает, что на него сзади напали двое, скорее все­го, русские, потому что один из них мате­рился так, как матерятся только русские. Они ударили меня чем-то по голове. И что я сейчас нахожусь возле развилки до­роги, одна из которых ведет в русскую де­ревню Кедровка. Бросили меня в овраг, а

182 Современная литература

сверху накидали веток. Возьмите, говорит, мою собаку, и она сразу найдет меня.

Тут завклубом, как опытный рассказчик, сделал паузу и стал не спеша набивать в трубку табак. Все ждали продолжения и нетерпеливо смотрели Дин Бону в рот. Тот сделал пару затяжек и продолжил:

- Жена пропавшего, как услышала про это, сразу зарыдала. То-то, говорит, соба­ка всю ночь выла. Словом, снарядили взрослые несколько телег и двинулись к указанному месту. И нашли Ду Миля, прав­да, уже мертвого. Говорили, что кинули его в овраг и закопали еще ж и в о го .

- С помощью собаки? - стал уточнять Дог Ман.

- Да, - подтвердил завклубом. - Говори­ли, что пес сразу вывел их на место и стал лаять как на охоте.

- С собакой и я смогу найти, - заявил Дог Ман. - А «синсей», девочка и прочее про­сто суеверие.

- Нет, не суеверие, - сказал охотник Уль Сик, чем удивил всех. Старик редко встре­вал в разговор. Но еще больше удивило следующие слова. - Я найду воришку. Об одном только прошу, все вы должны верить в это и внушить эту уверенность тем, кто едет вместе с женщинами в одном вагоне.

Ближайшая стоянка не заставила себя ждать. Искать воришку отправились Уль Сик, Ин Чоль и завклубом Дин Бом. Гун Даль и Дог Ман остались, первый, из-за ломо­ты в ногах, а второй просто из-за неверия в подобное «синсейство».

По пути в соседний вагон Уль Сик и Ин Чоль отстали. Старый охотник попросил:

- Когда я буду по очереди беседовать с каждым обитателем вагона за занавеской, ты понаблюдай за остальными. Невиновно­му человеку бояться нечего, а вот винов­ному притворятся честным трудно, для это­го надо быть опытным воришкой.

Ин Чоль первым делом удостоверился, что все на месте, и объявил:

- Каждый из вас должен пройти за зана­веску и сделать то, о чем попросит дедуш­ка Уль Сик. Невиновному человеку бояться нечего, а вот у виновного. Впрочем, мы все сами увидим, что произойдет у винов­ного. Итак, кто первый? Давайте с вас, дя­дюшка Гон Хак.

Дядюшка Гон Хак был старшим вагона, он пробыл за занавеской минуты две и вышел улыбаясь. Другие, заинтригованные происходящим, сами продвигались вперед, заходили к Уль Сику уже без команды и выходили в хорошем расположении духа. И лишь один не рвался за занавеску и по­шел туда последним. Это был 14-летний Гриша, сирота, племянник обворованных женщин-сестер. Наконец настала и его оче­редь. И через минуту все услышали его надрывный голос:

- Да, это я взял деньги. Простите меня, дедушка Уль Сик.

- Не у меня проси прощения, а у тетушек своих, - послышался голос охотника. - За­чем тебе нужны были деньги?

- Это я не могу сказать.В этот момент сидевший рядом с Ин Чо-

лем Гон Хак шепнул:- Наверное, в карты проиграл. Его друж­

ки все время приходят играть в карты. Или он к ним уходит.

Появился заплаканный Гриша, поискал глазами тетушек и направился к ним.

- Простите меня, - рыдающий детский голос вызывал жалость и сочувствие.

Женщины обняли племянника и зап­лакали вместе с ним.

- Ты бы попросил у нас, чем так позорить себя. Больше никогда так не д елай .

- Никогда, никогда, - глотал слезы Гри­ша.

Когда вернулись обратно, Ин Чоль спро­сил у старого охотника:

- Что вы им говорили, Уль Сик харабоди, когда они по очереди заходили к вам?

- А ничего особенного, - старик поджал губы. - Просил каждого положить на мои ладони свои руки, а затем спрашивал, брал ли он деньги? У всех ладони были нор­мальные, только у этого мальчишки они тряслись и были влажными от волнения. Он и сам, видно, чувствовал это, и потому сразу признался.

Но этим происшествием не закончился этот длинный с многочасовыми стоянками день. Ближе к полуночи эшелон снова встал, чтобы пропустить курьерский. И в этот момент кто-то постучал камешком в дверь вагона. Оказывается, прибежал по­сыльный с двенадцатого вагона.

Ким Енг Тхек. Перселение 183

- Фельдшер Ок Дя в вашем вагоне?- Да, а что случилось?- Жена Хакто рожает, - крикнул он. -

Кричит так, что дети плачут.Ок Дя собралась быстро, поскольку не раз

говорила, что медработник всегда живет в режиме ожидания вызова и этим, мол, ее профессия сродни профессии пожарного или милиционерам. Ин Чоль решил про­водить любимую.

В вагоне уже отгородили место для ро­женицы и кипятили воду. Мужчины были чуть напуганы и в то же время преисполне­ны любопытства: так выглядят люди, смот­рящие на небо в ожидании молнии и гро­ма. Женщины держались совсем по-дру­гому, поскольку для них рождение ребенка было делом обычным.

Ок Дя сразу прошла за занавеску, а Ин Чоля принял круг мужчин, в центре которо­го находился Хакто. Вообще-то его звали Харитон: это был крепыш лет двадцати трех, невысокого роста, так что усеченное имя подходило к нему. Хакто в первый раз готовился стать отцом и потому был объек­том подтрунивания. Появление Ин Чоля на минутку отвлекло мужчин, но после при­ветствий они вернулись к прежней теме, которую задавал известный шутник Коля- Дамогори (Дамогори - Обжора». На пер­вый взгляд, кличка казалось не по адресу, все-таки, обжору мы представляем в виде человека с объемистым животом. А Коля- Дамогори был худощав, с узким нервным лицом и длинными беспокойными пальца­ми. Но надо было видеть, как этот тонкий мужчина уплетает зараз по две-три чашки супа с полной тарелкой каши. Но особен­но вызывало изумление его обжорство при поедании «кукси» (длинная лапша с бульо­ном и салатами). Это кушанье ему подава­ли в небольшом тазике, ибо другой посу­ды для этого любимого корейского куша­нья он не признавал.

- Так ты, говоришь, что свадьба твоя была в феврале? - Коля-Дамогори выжидающе посмотрел на Хакто.

- Да, - ответил тот . - 16 февраля. А что такого?

- Нет, ничего такого нет. Просто, давай, подсчитаем, - Коля-Дамогория начал сги­бать пальцы, начиная с большого. - Март,

апрель, м а й .При слове «Октябрь» у него оказалось

восемь согнутых пальцев. Все уже поняли, к чему клонит шутник Коля, но Хакто был невозмутим.

- Куда делся один месяц?- Какой месяц? - спросил Хакто. Друж­

ный хохот вызвал на его лице растерянное выражение.

- Има, не сегодня-завтра станешь отцом, а не знаешь, сколько месяцев длится бере­менность?

- Почему не знаю. Знаю, девять месяцев надо. А мы с женой решили досрочно.

- Скорее всего, вы досрочно стали му­жем и женой, - погрозил пальцем Дамого­ри. - То-то свадьбу сыграли не осенью, как все, а зимой.

Слова эти вызвали смех. Не каждому парню удается до свадьбы уговорить девуш­ку, и если это случалось, то только можно было восхищаться этим. Как говорили ста­рики, такие «недоношенные» дети в Корее были редчайшим случаем: вот что значит, когда живешь на чужбине и перенимаешь нравы, не способствующие девушкам бе­речь честь до замужества.

Крик ребенка возвестил миру о появле­нии еще одного человеческого существа. То, что оно оказалось существом мужского пола, явилось поводом для дополнитель­ной радости.

- Ну, Хакто, с тебя причитается за сы н а .- Небось, ждал сына, а .- Вот теперь ты по-настоящему женатый

человек.- Как назовешь-то сына?Последний вопрос заставил всех посмот­

реть на Хакто. Тот пожал плечами.- Хотели дать корейское имя Хак Бель,

но лучше, наверное, русское имя. Как счи­таете, товарищ Ин Чоль?

- Да, русское имя лучше. А вообще-то существует такой обычай. Когда ребенок рождается в пути, скажем, на корабле, то имя ему дает капитан.

- А кто у нас капитан?- Как кто? Товарищ Гун Даль.Утром всему эшелону стало известно имя

ребенка. Председатель дал ему имя в честь реки, которую переселенцы пере­секли ночью. «Амур» - так называлась эта сибирская река.

184 Современная литература

Алла Владимировна Магай (творческий псевдоним Ма Мёнхи), выпускница Ташкентского института железно­дорожного транспорта. Работала начальником отдела кадров хокимията Мирабадского района, начальником отдела республиканского Интерцентра, главспецом в Академии государственного строительства при Прези­денте Республики Узбекистан. Являлась также предсе­дателем Мирабадского корейского культурного центра.

С 2012 года - заместитель главного редактора газеты «Корё синмун».

Алла МАГАЙ

КАК Я ОБРЕЛА БРАТАИз цикла «Гастарбайтеры»

- Я тебе покажу, сволочь!Кипя от ненависти, Галина запустила в

бригадира Цоя огромную металлическую линейку для измерения материала. Чудом увернувшись, тот грязно выругался и, вых­ватив со стола ножницы, ринулся на нее.

Галина автоматически сняла с пояса брюк портативный магнитофон, который не­дешево приобрела в случайно подвернув­шейся поездке в Малайзию и который спа­сал ее в ночную смену от сна, и приготови­лась к схватке...

Они бросились друг на друга, словно разъяренные звери, не обращая внимания на разнимавших их рабочих.

Слезы обиды и ненависти застилали глаза, мешая Галине вглядеться во врага.

Вдруг она услышала знакомые голоса на русском языке.

- Галка, что случилось! Мы услышали твой крик и прибежали сюда, - затарато­рили перепуганные подруги Света и Лиза.

Бригадир Цой остановился, завидев рус­ских девушек. Только тут Галина пришла в себя. Обняв Свету, она зарыдала

А дело было так. Накануне перед ночной сменой Цой попросил Галину, принявшую ночную смену, не обращать внимание на

брак, мол, этот материал идет в Китай, а там, по договоренности обеих сторон, то есть корейской текстильной фабрикой и ки­тайскими заказчиками, не будет проблем: в Китае материал пройдет вторичную об­работку.

Но Галина, плохо воспринимавшая корей­скую речь, не поняла, о чем он ее попро­сил. Как и полагалось в таких случаях, она забраковала всю серию ткани, изрезав ее на множество образцов с браком. Чтобы исправить положение, завод должен был вторично отвезти эти куски в цеха, где их бы пришили вновь, затем отпарили, а это дополнительные расходы для завода, за что по головке бы бригадира не погладили...

Поэтому Цой и вышел из себя. Он стал кричать на Галину, объяснять, что она на­творила и от злости выругался на нее пос­ледними словами...

Но это до Галины дойдет позже, сейчас же она, ничего не понимая, плакала в объя­тиях своих соотечественниц от обиды за унижение...

- Ну, все, успокойся, пойдем домой, - ус­покаивала Света, - там поговорим.

К этому времени толпа разошлась, бри­гадир исчез и изможденная Галина попле­лась с подругами в общежитие.

185

Там, несколько придя в себя, она под­робно рассказала подругам о случившем­ся. Те молча дали Галине выпустить пар.

Светлана тоже пожаловалась.- Я тоже еле выдерживаю ворчание сво­

его бригадира, то не так включаю станок, то не во время выключаю. Я хоть не пони­маю корейский, чувствую, что он просто ненавидит меня, считает меня тупой рабы­ней. Если бы не проблемы с братишкой, который сейчас в тюрьме, вернулась бы уже домой, - сказала Света и грустно посмот­рела в окно, куда-то вдаль.

- А мне надоело выслушивать от роди­чей, что я лодырь, что ничего не могу зара­ботать, вот и решила поработать по кон­тракту, - выпалила Лиза, смахнув накатив­шиеся слезы. - Может потерпим, девчон­ки? Уже четыре месяца пролетело, главное заработать побольше и вернуться домой.

Посетовав на несправедливость жизни, поругав бригадира и другое начальство, девушки успокоились и принялись за еду.

Когда насытились желудки, Светлана с Лизой даже стали смеяться, вспоминая ис­пуганные лица сотрудников и нескладный корейский мат Галины. И она повеселела.

Но так и не сомкнула глаз до вечерней смены. Начинало сильно колотиться серд­це от мысли, что вечером ей опять придет­ся увидеться с этим противным Цоем...

Вечером она поплелась на смену, ноги отказывались идти на завод, впервые ей захотелось все бросить и вернуться домой, на душе стояла ужасная тоска и обида на жизнь, что ей, видно, не судьба иметь свой угол. Кляла себя за упертый характер, не­внимательность, тупость .

К удивлению Галины, Цоя в цеху не было, как оказалось, он взял отгул и ушел домой сразу после скандала с ней. Она еще не успела порадоваться этой новости, как ее вызвал в кабинет цеха начальник Ким. Из всего, что он ей говорил, сухо и без оста­новки, Галина поняла одно, что если она не сработается в этом цеху, то ее переве­дут в другой. Выслушав Галина только кив­нула и тихо прошептала «Арасое», что в пе­реводе на русский - хорошо, согласна.

Сев за свой станок, ей сразу вспомнился случай, который произошел с ней в кра­сильном цехе, где она проработала три ме­

сяца. Там она работала и в дневную и ноч­ную смену, мыла под ледяной водой тряп­ки, протирала ими красильные барабаны, которые наполнялись краской и наносили рисунок на ткань, поэтому ужасно мерзла, обувь систематически промокала, раскле­ивалась. Через неделю она заболела грип­пом, поднялась высокая температура, но сказать начальнику не могла по незнанию языка. Лечилась лекарствами, которые при­везла с собой.

Однажды в ночную смену кто-то на ее плечи накинул теплую рабочую куртку. Обернувшись она увидела начальника цеха Ли, который заботливо поинтересовался ее здоровьем. Она была очень тронута его вни­манием, и подумала, что мир не без доб­рых людей. Во время перерыва, она прижа­лась к теплой трубе и тихо сидела, от ле­карств ее тянуло ко сну. К ней опять подо­шел Ли, дал ей пару мандаринчиков со сло­вами: «Выздоравливай быстрее». Затем что- то тихо сказал. Из сказанного она поняла лишь одно слово «еин» - «любовница». Это слово она услышала от Светы, которая ус­пела втюриться в местного сотрудника. Бу­дучи холостыми, они стали встречаться. Светлана приезжала со свидания светяща­яся, делилась с подругами личным счасть­ем. Впоследствии она вышла за него за­муж и переехала жить к нему в Корею.

До Галины дошло, что Ли предлагал ей стать его любовницей. Она была замужем, и, хоть ее брак давно дал трещину, предло­жение Ли вызвало в ней возмущение.

- Вы что, охренели? - резко ответила Га­лина и, сбросив с себя куртку, швырнула ее начальнику.

Тот, ничего не сказав, ушел восвояси.Перед глазами Галины все еще долго ме­

рещились злые глаза начальника, и она по­нимала, что этим дело не закончится. Опасе­ния подтвердились уже на следующий день.

Ли в присутствии работников сказал, что Галина не может и не понимает работу, и ей надо вернуться домой.

- Узбекистан ка!То есть пошла вон в Узбекистан! Он по­

вторял это каждый раз при удобном слу­чае и при всех. Галина боялась именно это­го. Поездка в Корею на заработки - это был ее единственный шанс заработать де­

186 Современная литература

нег на отдельное жилье от вечно недоволь­ной свекрови и сохранить брак...

Унижение и обиду она молча терпела, так как только приехала, и ее радость перепол­няла от всего, что она ходит по земле пред­ков, что окунулась в быт своей нации, что находится за границей, да еще и зараба­тывает неплохие деньги, на которые смо­жет купить долгожданную квартиру.

Прошли ученические три месяца, но она так и оставалась разнорабочей, хотя, по условиям контракта, ее должны были пе­ревести специалистом и повысить зарпла­ту. Это были проделки гнусного начальни­ка Ли. Так он мстил ей. Рассказать об этом инциденте менеджеру по работе с иност­ранцами из Узбекистана Галина не реша­лась. Но, в конце концов, набралась нагло­сти и напросилась на встречу с самим ди­ректором завода. Директора не было, зато его заместитель, выслушав ее невнятную речь, каким-то образом понял, что она тре­бовала, и в скором времени перевел ее в цех по проверке качество материала - инс­пектором.

Уходя из цеха отработав смену, она уви­дела недобрую ухмылку на лице начальни­ка Ли. Она почувствовала, что он сомнева­ется в ее способностях овладеть навыками инспектора. И потому ехидно улыбался и что-то говорил, шепчась с замом.

Придя в общежитие, поговорив с подру­гами, Галина стала понимать, что это - ко­нец. Конец всем ее надеждам и мечтам. Новое назначение требовало хорошего зна­ния корейского языка. Работа была весьма ответственная, и первая же ее ошибка мог­ла обернуться материальными издержка­ми для фабрики, а этого хозяева не потер­пят и вышвырнут ее с работы. Недаром так ехидно улыбался ее бывший начальник Ли.

Галина отчаялась. Сплошные неудачи и унижения.

- Все! С меня хватит! - с решимостью от­чаяния заявила она подружке по комна­те. - Еду домой! Там хоть много не зарабо­таешь, зато чувствуешь себя человеком.

- Эх, ты, дурочка, - засмеялась Аделя. - А на какие шиши купишь обратный билет? С чем вернешься к детям?.. Скажи спасибо мне, что

я оказалась с тобой в одной комнате.Словом, Аделя решила помочь Галине.

Она подробно объясняла Галине все тон­кости работы инспектора по качеству. Аделя даже стащила из офиса альбом с образца­ми брака и показала Галине.

Галина выписала все из альбома и зуб­рила до самого утра, поскольку на следую­щий день ей предстояло работать самосто­ятельно.

То ли злость, то ли сильное желание не сдаваться перед превратностями судьбы побудили Галину выучить за ночь все трид­цать три вида брака. И заснула она лишь под утро.

На следующий день Галина, к удивлению сотрудников, проработала самостоятельно и без ошибок. Прошел месяц, Галина стала привыкать к работе, новым сотрудникам, сдружилась с некоторыми из них. Все было хорошо, ее переполняла гордость за саму себя и своим маленьким успехам, как вдруг случилось это недоразумение с бригадиром.

На следующий после ссоры день брига­дир Цой поменялся сменами и стал рабо­тать в одну смену с Галиной. Для нее на­чался настоящий ад. Он демонстративно не замечал ее, а при разговоре с сотрудника­ми частенько кивал на Галину и усмехался. Взаимная ненависть стала обычным делом. Галина озлобилась на всех местных корей­цев, видела в них самое плохое, находила их смешными, тупыми и противными.

Прошел месяц...Однажды начальник смены собрал всех

сотрудников ее смены и сообщил прият­ную новость. Цех получил премию за хоро­шую работу - миллион вон - около тысячи долларов. Всего в цеху в двух сменах рабо­тало 20 человек, и все единогласно реши­ли отметить это событие ужином.

В кафе, помыв руки, Галина вошла в зал, но, не найдя свободное место среди жен­щин, почувствовала себя униженной и со­бралась выйти из кафе. Но одна из женщин указала на свободное место среди мужчин. Галина неохотно села. Обернувшись, она увидела рядом бригадира Цоя. Вероятно, будь другое место, Галина тут же пересела бы. Да и Цой, это было видно невооружен­

Алла Магай. Как я обрела брата 187

ным глазом, сделал бы то же самое.Галина и Цой сидели вполоборота друг

от друга. Ели молча. С нескрываемым от­вращением друг к другу. Вдруг подошел к ним начальник смены и налил соджу - ри­совую водку бригадиру, тот по традиции выпил до дна и налил так же начальнику смены, тот тоже выпил, затем сказал, что­бы Цой налил всем окружающим и следил, чтобы все выпили и хорошо поужинали. Цой так и сделал.

Когда выпили все и осталась Галина, он, немного подумав, видимо, не хотел ослу­шаться начальника, налил Галине.

Галина отказывалась пить, но тут все дружно стали объяснять, что это чисто ко­рейская традиция и только хороший чело­век выпивает все. Галина уже знала, что в рисовой водке алкоголя всего-то 20 про­центов, и она, не боясь, выпила до дна. За­тем налила Цою, который моментально оп­рокинул стакан тоже.

Кто-то спросил ее о традициях питья в Узбекистане. Галина сказала, что перед тем как выпить обязательно говорят тост. И про­изнесла на плохом корейском тост за здо­ровье всех сидящих. Все удивились и вос­хитились такой традиции и стали повто­рять за ней. Нечаянно взгляды Галины и Цоя встретились. Они внезапно улыбнулись друг другу. Но Галина первая одернулась. Затем решила высказать все Цою. Как ни стран­но, у Галины развязался язык, и она стала упрекать Цоя, что он к ней так относится только потому, что она иностранка. Хотя она так не считает, что возможно они дальние родственники по крови, ведь ее предки пе­реехали из Южной Кореи, и она его одно­фамилец.

Слезы брызнули из ее глаз, но она про­должала укорять, что он насмехается над ней, потому что она приехала на заработки из бедной страны. Завидев слезы на ее гла­зах, Цой стал, объяснять, что она просто его не поняла из-за незнания корейского языка, что он часто винил себя за несдер­жанность, что он понимает, как ей тяжело на чужбине работать вдали от детей, род­ных. Что он хочет, чтобы она переехала и жила с семьей в Корее, что это и ее земля тоже. У него навернулись слезы.

Неожиданно Цой встал и объявил всем,

что с этого дня Галина стала его младшей сестренкой, и он больше не обижается на нее и не даст в обиду другим. Все заапло­дировали и стали улыбаться и кивать в их сторону. Но это были доброжелательные взгляды, искренние.

Галина улыбалась, но слезы текли и тек­ли по щекам, теперь уже слезы радости.

До самого конца контракта Цой действи­тельно по-родственному помогал ей, даже защищал перед начальством за ее ошибки, приносил ей что-нибудь вкусненькое, а Га­лина старалась внимательно слушать его, если он ей что-то говорил. За восемь ме­сяцев работы в этом цеху было немало раз­ных случаев, подтверждающих искреннее отношение бригадира Цоя к Галине.

Когда настала пора возвращаться домой, Галина последний раз поднялась в цех, по­прощалась со всеми, как с родными. Реве­ла так, как будто теряет самых близких и дорогих ей людей. К сожалению, Цоя не было в цехе. И она с некоторой грустью возвратилась в автобус, который должен был отвезти контрактников в аэропорт.

Уже сев в автобусе, она заметила знако­мую фигуру Цоя, который курил у входных ворот. Автобус тронулся, но Галина громко крикнула водителю, чтобы остановился.

- Пожалуйста, только две минуты! Я не попрощалась с братом, - умоляла она во­дителя.

Дверь открылась, и Галина выпрыгнула с автобуса. Она бросилась к нему с рас­простертыми объятиями. Обняв Цоя, она заплакала беззвучно. Цой обнял Галину, на глазах его тоже были слезы, В эти секун­ды она почувствовала его по-настоящему родным. Цой, стараясь говорить спокойно, сказал, мол, приезжай опять работать, при­езжай просто жить со всей семьей. Я все­гда буду ждать тебя, родная моя сестренка!

Под нетерпеливый сигнал автобуса Цой проводил Галину.

Всю дорогу, до самого аэропорта, Гали­на ревела, ее чувства переполняли горечь расставания с новым братом, сотрудника­ми ставшего уже родным цеха, с теми, с которыми она делила и радость, и горечи, и обретения, и потери.

188 Публицистика

Ульсан, я буду вспоминать тебя!

Белеет парус одинокийВ тумане моря голубом.Что ищет он в стране далёкой,Что кинул он в краю родном?..

Эти лермонтовские стихи как нельзя точ­но отражали мое настроение после встреч со своими соотечественниками в южноко­рейском портовом городе Ульсане. Сооте­чественниками я называю не только узбе- кистанцев, но и жителей других стран СНГ, которые, несмотря на двадцать с лишним лет раздельного существования в своих не­зависимых государствах, по образу жизни, мышлению, воспитанию все еще сохраня­ют общие черты. Они приехали в Корею по разным обстоятельствам, но, главным образом, в поисках лучшей доли...

НЕМНОГО ОБ УЛЬСАНЕПервое, что меня поразило в Ульсане, -

это бескрайнее голубое море! Море отра­жает цвет неба, а оно необыкновенно чис­тое и голубое, несмотря на неблагоприят­ную экологию этого самого крупного в Ко­рее промышленного города.

До 1962 года Ульсан был центром рыб­ного и китобойного промысла. Но для боль­шинства нынешних жителей города этот промысел давно уже лишь часть истории. О нем напоминают лишь скелеты гигантских морских животных, которые можно увидеть в музее китов, созданном в Ульсане.

С началом «южнокорейского экономичес­кого чуда» (60-е годы ХХ века), Ульсан ста­новится в ряд промышленных центров стра­ны. Именно здесь располагаются заводы Hyundai - одного из китов южнокорейской экономики. Начав с небольшого авторемон­тного завода, Hyundai создала на его базе концерн, который ныне входит в первую де­сятку мировых автопроизводителей. Дея­тельность Hyundai распространяется и на другие сферы - судостроение, тяжелое ма­шиностроение, электронику, строительство. На ульсанских верфях Hyundai производят­ся 15% всех морских судов в мире!

Экономическая мощь Ульсана представ­

лена и другими корпорациями. Это SK Energy, которая построила в Ульсане один из крупнейших в мире нефтеперерабаты­вающих комплексов, Samsung, LG и др. Быстрый экономический рост привел к раз­витию портовой инфраструктуры. Сегодня у причалов Ульсана могут одновременно швартоваться 90 морских судов.

ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИУльсан известен двумя старейшими ма­

яками, указывающими путь кораблям по сей день в Восточном море, которое омывает побережье города. 17-метровый Канчжоль- гот находится на самом восточном мысе Южной Кореи, и здесь есть уникальная воз­можность встретить восход солнца первы­ми, чем в остальной части страны. Ежегод­но тысячи туристов спешат сюда, чтобы встретить рассвет нового дня нового года (по восточному календарю) и загадать за­ветное желание.

Мне с дочерью удалось побывать там, жаль только, что наши соотечественники не были с нами. Уставшие после трудовых будней, в зимний холодный день они пред­почли встретить новый год в теплых обще­житиях или в местных ресторанчиках...

Второй маяк - Ульги - имеет две башни - старую (построена в 1906 году японцами) высотой 6 метров и новую - 24 метра. На­ходятся башни в живописнейшем парке, откуда открывается прекрасная панорама города.

Сюда туристы приезжают в основном ле­том. Местные жители проводят здесь лет­ний отпуск: загорают, купаются на двух пля­жах - спокойном песчаном пляже Ильсантин и галечном - Чончжа, где бурные волны, с грохотом разбиваясь о каменистый берег, образуют шипящую пену. Предание гласит, что именно здесь был развеян прах леген­дарного короля Мунму, и волны как бы вы­ражают скорбь по умершему королю.

К числу достопримечательностей Ульса­на можно отнести и футбольную команду «Ульсан Хёндэ». Ранее команда называлась «Хорани» - «Тигры». Команда выиграла Ку­

Алла Магай. Ульсан. 189

бок (1995), а затем и чемпионат страны (1996). В 1998 году «Тигры» повторили ус­пех в Кубке лиги и вышли в финал кубка страны, а в 2005 году команда одержала вторую победу в чемпионате. Команда - об­ладатель Суперкубка Южной Кореи и Куб­ка чемпионов Восточной Азии, победитель Лиги чемпионов АФК (2012).

«Кто не попробовал знаменитый острый суп из меунтхан и кимпаб с анчоусами, тот, значит, не был в Ульсане», - говорит шеф- повар ульсанского ресторана «Кенбоккун» Ким Тин Хак.

«Кенбоккун» (от названия королевского дворцового комплекса в Сеуле) - это сеть ресторанов в Корее, где фирменным блю­дом является печеная на углях телятина по древнему рецепту королей Кореи. Цены в ресторане достаточно высокие, и не все могут позволить себе прийти сюда. Но при­шедшие не жалеют о потраченных деньгах. Здесь действительно высокое качество блюд и не менее высококачественный сервис.

Необычен и, на первый взгляд, очень груб ульсанский говор. Обращение здесь не зву­чит мелодично, как в Сеуле (ёбосеё), а сухо и коротко - «ёбощё». Но это ничего не го­ворит об отношении к вам или плохого настроения человека. А еще упьсанцы до­бавляют окончание «дэй». «Спасибо» у них звучит не «камсахамнида» или «комапсым- нида», а «камсадэй» и «комапдэй», «до сви­дания» - не «анёнхикасеё», а «анёнкасидэй» или просто «касидэй».

Вплотную общаясь с ульсанцами, я за­метила, что они выглядят серьезно, и го­ворят коротко и сухо, но очень проница­тельны и добры к окружающим. Их внима­ние и жесты часто трогали меня до слез. Было ощущение, что я приехала к родствен­никам, спешащим сделать мне что-то доб­рое, что могло бы меня обрадовать, но не­заметно и с серьезным лицом, будто ни­чего особенного не произошло...

НАШИ В УЛЬСАНЕИх более 50 человек. Среди них - гас­

тарбайтеры, работающие на предприятиях города по гостевой визе Н-2, студенты, а также женщины, вышедшие замуж за юж­нокорейцев.

Основной бич наших земляков - это час­

тые увольнения и смена предприятий, на которых они работают. На вопрос, почему, Аркадий К. из Ташкента объяснил, что мно­гие не выдерживают жесткий и напряжен­ный график работы. У себя дома им не при­ходилось работать в таком режиме. А юж­нокорейцы работают по 12 часов в день, а то и больше.

- Бывает, не уживаются в коллективе. Причины разные. Языковой барьер, разли­чия в менталитете, характерах... Надо про­сто набраться терпения, уважать страну, предприятие, коллег, изучать язык, и тогда все будет хорошо, - говорит Аркадий.

В Ульсан он приехал три года назад по визе Н-2, предварительно договорившись с приятелями, которые уже работали в Корее. Его встретили, помогли устроиться на работу знакомые узбеки, которые, по иронии судьбы, на тот момент говорили по- корейски гораздо лучше, чем Аркадий.

Аркадий уже руководитель цеха автомо­бильных шин, зарабатывает почти, как мес­тные. Хорошо владеет корейским, ездит на автомобиле и живет на съемной квартире, которую оплачивает его предприятие.

В МАЛЕНЬКОМ ульсанском районе Хоге работает уже третий год Юрий Югай, 48 лет. Он из Казахстана, г. Кзыл-Орды. О работе в Корее узнал из статьи газеты казахских корейцев «Коре ильбо».

- Не скажу, что дома бедствовал, - рас­сказывает он. - Жил самодостаточно: ди­ректор частного предприятия, небольшой магазинчик в центре Кзыл-Орды. Главная причина приезда в Корею - увидеть родину предков, подышать ее воздухом. Ведь воз­раст уже под полтинник, а когда я еще смо­гу побывать в Корее? Заодно решил и под­заработать.

В Ульсане Юрий устроился на завод свар­щиком. Эта профессия востребована здесь. Он уже начальник цеха автосалона по на­пылению. Работа вредная, без масок и за­щитной спецодежды можно серьезно повре­дить здоровье.

С Юрием работали два узбекских корей­ца, но, не выдержав трудностей, сбежали. В какой-то момент Юрий тоже хотел после­довать их примеру, но... не смог. Не позво­лила щепетильность, хотя на первых порах было очень трудно. Не только физически,

190 Публицистика

но и морально. Было такое одиночество, что хоть бейся головой об стену.

Позже он познакомился с такими же,как он, гастарбайтерами. Они каждое воскре­сенье встречаются в церкви для русско­язычных прихожан при Центре поддержки иностранцев. Эти встречи, по его словам, вдохнули в него интерес к жизни, и он по­степенно стал забывать про одиночество.

ПРИЯТЕЛЬ Юрия, Дмитрий Дю, 38 лет, выпускник индустриального техникума, спе­циалист по токарным станкам. Приехал из города Асака Андижанской области четы­ре года назад. А приехал он благодаря ин­формации о гостевой визе Н-2 в ташкентс­кой газете «Коре синмун». Сдал экзамен на знание корейского языка в Центре образо­вания РК в Ташкенте, а вскоре получил визу. Работает на небольшом заводе по произ­водству металлоконструкций.

- Мне повезло, - считает Дмитрий, - на­шел работу по специальности. Зарплата не очень большая. Зато предприятие оплачи­вает аренду квартиры.

По приезде в Корею меня и еще несколь­ких ребят из Узбекистана встретил мистер Ким и отвез на завод, что в городе Пхоха- не, недалеко от Кёнджу. Пока осваивались, было не тяжело, но потом началась само­стоятельная работа. Тогда я на своей шку­ре испытал всю тяжесть капиталистическо­го труда. Были дни, когда я, полуголодный и изможденный работой, буквально валил­ся с ног... Но рядом были соотечественни­ки из Узбекистана, мы поддерживали друг друга, работали с настроением...

Неожиданно директор завода объявил, что в связи с экономическим кризисом он всех нас увольняет... Жаловаться некому, да и без знания языка, без связей кому объяснишь о нашем положении? Знакомые посоветовали пойти в бюро найма, где предоставляют временную работу, или по корейски - альба (от немецкого - «арбайт»- «работа»).

Работал на разных предприятиях, незна­комая работа, коллектив и т.д. Было чув­ство нестабильности, неуверенности. Но однажды на одном из предприятий я про­работал больше недели. Вероятно, дирек­тор заметил меня и предложил постоянную работу. Здесь я и работаю уже полтора

года. Мечтаю заработать побольше, чтобы дать своим детям хорошее образование. Об­разование открывает путь для развития, для карьеры везде, в любой стране.

В ЦЕРКВИ для русскоязычных иностран­цев богослужение ведет Екатерина Ким из российского Приморья. Еще до замужества она прошла учебу в религиозном учебном заведении. А вскоре ей предложили рабо­тать в только что открывшейся церкви в Ульсане.

Впервые Катя приехала в Корею в 2002 году на завод, где уже работал ее дядя по папиной линии. Там она и познакомилась с будущим мужем - мистером И, который работал на этом заводе простым рабочим. Сейчас, правда, он уже ответственный за несколько цехов.

Катя замужем уже семь лет, родила двух детей. Было все: радости, слезы. Но она счастлива - рядом любящий и вниматель­ный муж, дети и родная мама.

Самое трудное, с чем столкнулась Катя, это непривычная культура, быт, языковой барьер. Ей претило, к примеру, громкое чавканье супруга... Муж объяснил: именно так он выражает свое удовольствие от вкус­ной еды. То есть чавкание - это комплимент хозяйке...

Были и другие воспоминания. Свадьбу справили в России и - сразу в Корею. Домой на побывку Катя поехала только че­рез два года, со своим полуторагодовалым сыном. Из-за незнания языка первое вре­мя все вопросы решал муж сам. Бюджет се­мьи доверил Кате только спустя четыре ме­сяца.

В силу своей скромности, Катя очень стеснялась мужа. Настоящие чувства при­шли после рождения первого ребенка. Роды проходили тяжело, пришлось прибег­нуть к кесареву сечению. И все это время муж заботливо ухаживал за ней, не отходил от нее, со слезами счастья вспоминает Катя. Мама, 59-летняя Арина Хван, в труд­ные моменты всегда рядом с дочерью. Но именно присутствие мужа придавало ей большей уверенности.

Катя не работает, но старается внести свой посильный вклад в семью. Нередко вместе с церковными активистами у нее дома лепят пельмени, которые идут не толь­

Алла Магай. Ульсан. 191

ко на продажу, но и на угощение прихо­жан. Люди замечают уважительное отноше­ние Кати с супругом. Когда жена оказыва­ет знаки внимания мужу, это воспринима­ют как должное, но когда это делает муж в отношении жены, южнокорейцы восприни­мают это как нарушение общепринятых пра­вил.

- Мой муж осиротел в раннем детстве и жил с братьями и сестрами долгие годы,- говорит Катя. - Может, поэтому он балует наших детей... Моя самая большая мечта - это чтобы наша семья крепла и станови­лась единым целым, - сказала Катя, погля­дывая на часы: ей предстояло интервью по подработке.

Вскоре она скрылась за цветущими ака­циями у тротуара...

АДМИНИСТРАТИВНОЙ работой в церк­ви занимается подруга Кати Оксана из Ха­баровска, русская по национальности.

- Моя семейная жизнь в первом браке, который длился четыре года, не сложилась,- рассказывает Оксана...

Побои, ругань, пьянство мужа - это все, что запомнила Оксана. Единственное, что грело душу, это дочь. Ушла от мужа. Од­ной, с дочкой на руках, было очень нелег­ко.

По примеру некоторых подруг Оксана решила поехать на работу в Корею танцов­щицей в ночном клубе. Работа была неслож­ная, но не очень приемлемая для ее созна­ния, даже за большие деньги. Но выбора не было, и она танцевала, пела, веселила гостей, а те в ответ раскошеливались на дорогую выпивку, и чем выше была их сум­ма к расчету, тем выше был ее гонорар... Однажды Оксана познакомилась и подру­жилась с одним из гостей.

Вскоре дружба переросла в любовь. Ради него она ушла из клуба и устроилась на завод. Влюбленные проверяли чувства почти два с половиной года и только по­том поженились. Живут они уже девять лет. В первый раз смогла навестить родных толь­ко через год, но потом муж пригласил тещу в гости.

Муж оказался не очень общительным, у него почти нет друзей, только коллеги, так как в основном все время проводит на ра­боте, а в свободное от работы время по­

свящает семье, детям, особенно младшей дочери. Старшая дочь (от первого брака) освоилась быстро и выучила язык тоже, сей­час заканчивает профессиональный кол­ледж и готовится к поступленю в вуз. По­могает с изучением корейского языка при­хожанам бесплатно при церкви.

Все эти годы Оксана старалась быть не только хорошей хозяйкой и матерью, но и хорошей женой. Муж не обращал внимания, забыл про комплименты и ушел с головой в работу. Оксана молча страдала. Но со­всем недавно, в канун девятой годовщины свадьбы, Оксана неожиданно получила смс от мужа: «Для меня самое большое счастье быть рядом с тобой, Оксана, любимая моя жена!».

- Я так давно ждала этих слов, - призна­ется Оксана и, отвернувшись, смахивает внезапно навернувшиеся слез счастья. Хо­тела бы пожелать невестам получше изу­чить корейский народ, традиции и, конеч­но, язык, чтобы оградить себя от лишних переживаний и непониманий

НАТАША ЛИ, эффектная, модно одетая, с прекрасным голосом девушка из Ташкен­та. Окончив эстрадно-цирковое училище, работала учительницей в средней школе.

- Мне было уже 27 лет, а я еще не заму­жем! - вспоминает Наташа. - Эта мысль под­толкнула меня подать документы в брачное агентство... Будущий супруг, южнокореец, увидев мое фото, сразу влюбился. Это по его словам. Он тут же прилетел в Ташкент, а уже через неделю они сидели за свадеб­ным столом в качестве жениха и невесты.

Пролетели 11 лет, дочь в пятом классе, сын во втором. Муж работает в холдинго­вой компании, снабжает судостроительные заводы стройматериалами. Она занимает­ся только домашним хозяйством, детьми, по воскресеньям приходит в церковь, ак­компанирует на фортепиано хористам. Муж уже ни в чем ей не возражает, тем более что дети тоже ходят с ней на детское слу­жение.

А в самом начале Наташа каждый раз уз­навала его характер по-новому, боялась не выдержать его главенство над ней. В своей семье он был старшим, братья и сестры давно уже смирились с его властным ха­рактером, но Наташа в силу своего советс­

192 Публицистика

кого воспитания никак не могла принять это целиком.

- Были ссоры на этой почве, - говорит Наташа, - размолвки, но никогда на ум даже не приходила мысль о разводе. Я уже не представляла просто без него жизнь. Во время ссор из-за незнания языка станови­лось просто смешно, и мы мирились.

Сначала муж не давал денег, все оплачи­вал сам. Только с рождением второго ре­бенка он ежемесячно стал давать деньги на карманные расходы в пределах 300 ты­сяч вон (280 $) из которых только 100 оста­вались ей, а 200 она тратила на капризы детей. Только в семь месяцев беременнос­ти он отпустил ее домой навестить родных, и то лишь для того, чтобы ее мама научила ухаживать за ребенком после рождения. Свекровь, хоть и приняла ее хорошо, но могла общаться с ней через мужа. Муж пе­реводил все разговоры причем с английс­кого на корейский. Наташе пришлось выу­чить английский, так как он легче давался, чем корейский.

- То, что я хорошая хозяйка, как говорит родня мужа, - это 90% процентов заслуга свекрови, - с благодарностью говорит На­талья, - ведь мы прожили с ней шесть лет, пока не купили свой дом. Дом в три этажа, огромный, теперь только я понимаю мужа, он старается для нас, и это у него получа­ется!

УКРАИНКА Светлана впервые приехала в Корею на работу по контракту в 2002 году на завод. Там и познакомилась с будущим мужем. Через 2 года поженились. Родился сын. Но отношения с мужем постепенно угасали.

- Когда мы это поняли, спокойно погово­рили и обсудили все вопросы, с кем ос­танется дочь, буду ли я получать алимен­ты и т.д. и расстались, - рассказывает Светлана. - По сей день мы дружим и иног­да вместе гуляем с ребенком. Он прилеж­но платит алименты и помогает, если нуж­на помощь. Даже и сказать плохого нечего, кроме того, что я с грудным ребенком жила в холодном доме без отопления пять лет. Но потом мы переехали в новую квартиру и вроде бы жить и радоваться, но не сло­жилось. Основная причина - просто отсут­ствие мужа. Одно название - муж... Посто­

янно на работе и днем, и ночью, и в вы­ходные, и в праздники. Я была, вроде, за­мужем и в то же время жила как мать-оди­ночка. По новым правилам, иностранки, бывшие жены южнокорейцев, после разво­да они могут оставаться жить в Корее доль­ше, нежели это было раньше.

Совсем недавно Светлана встретила но­вую любовь, им оказался земляк. Она счас­тлива в новом браке.

- Хотела бы пожелать новоиспеченным невестам не торопиться, а узнать поболь­ше человека, быт, язык и менталитет, так как дети не смогут разделить позицию ни одного из родителей.

ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ молодая женщина, попросившая не называть ее имя в газете, приехала в Корею из СНГ. Назовем ее Та­марой. Сначала было, как в кино. В нее влюбляется посетитель ночного клуба для иностранцев, где она танцует. Он свободно владел английским, как и она (раньше пре­подавала английский в школе), и они быс­тро нашли общий язык. Он знакомит ее с Кореей, культурой и бытом. Ей очень инте­ресно и, может быть, впервые за многие годы она по-детски счастлива.

Вскоре заканчивается срок трудового контракта, и Тамара возвращается домой. Не выдержав разлуки, он приезжает за ней и предлагает руку и сердце... Свадьба, романтика... Потом был переезд в Корею.

Он был разведен и воспитывал двоих де­тей. Общий ребенок родился через 5 лет. Кризис в стране не обошел и предприятие мужа. И они решают открыть небольшой ре­сторан в Ульсане. Без капли сомнения Та­мара вкладывает деньги от продажи соб­ственной квартиры в СНГ. Но через пять лет квартал, где находился ресторан, подвергся сносу, и они остались ни с чем. Но еще одна потеря ожидала их, это расставание с деть­ми, которые ушли жить к родной матери.

- Невозможно объяснить это чувство, - рассказывает Тамара. - Болела душа, ведь я растила детей мужа, как родных . Бессон­ные ночи, переживания... Каждый день ду­шили воспоминания... Бог, наверно смило­вался. Вскоре муж нашел неплохую работу, а я стала преподавать английский, а, глав­ное, у нас родилась дочь!..

Но с уходом его детей что-то измени­

Алла Магай. Ульсан. 193

лось в наших отношениях. Постепенно мы стали отдаляться друг от друга. Отноше­ния зашли до такой степени, что каждый из нас живет своей жизнью, и за весь быт, включая оплату квартиры и учебу дочери, мы с мужем оплачиваем поровну...

Тем не менее, жизнь продолжается... Не­давно поймала себя на мысли, что Корея с ее некогда чуждой для меня культурой, мен­талитетом становится родной для меня. Здесь родилась моя дочь, и Корея родина моей дочери, а значит и моя родина.

ЗАКЛЮЧЕНИЕВстретиться с соотечественниками мне

удалось благодаря Центру по поддержке иностранцев (ЦПИ), которые созданы в крупных городах Кореи. Они и вправду ока­зывают помощь приезжим. В Ульсане, на­пример, мне лично оказали действенную помощь в продлении регистрации. Возили на служебной машине и даже предложили бесплатную гостиницу при Центре со все­ми условиями. Благодаря этому на регист­рацию мне понадобился лишь день.

Часто в такие центры обращаются русско­язычные иностранцы, которые прибывают сюда из стран СНГ. Не случайно рядом с ульсанским центром разместился филиал русской церкви, где проповедником Екате­рина Ким, о которой рассказывалось выше.

Катя и Оксана, несмотря на занятость, бескорыстно помогают всем, кто обраща­

ется к ним, по самым различным вопросам- юридическим, бытовым. Кстати, в ЦПИ привели меня именно они. Судьба у них, как и у всех моих собеседников, складыва­лась очень непросто, но они сохранили лучшее человеческое качество - отзывчи­вость. Я признательна этим женщинам, всем моим собеседникам, а также сотрудникам ульсанского ЦПИ, благодаря которым и по­явились эти заметки.

И еще. Конечно же, они все скучают по дому, по запахам родной земли, по улыб­кам родных и друзей. Потому, наверное, самый желанный гость для них - человек, только что прибывший из Ташкента или Хабаровска, из Киева или Бишкека, а са­мый желанный подарок - лепешка, казы, да и просто килька в томатном соусе...

Так что же они ищут в стране далекой?.. Если лирический герой Лермонтова «счас­тья не ищет и не от счастья бежит», то ге­роев моих заметок привел в Корею именно поиск счастья. Это в особенности касается женщин, вышедших замуж за южнокорейцев.

А гастарбайтеры, вероятно, особо не за­думываются над этим вопросом. Да им не­когда думать. Работа не ждет...

Зато их ждут там, за тысячи километров к западу от Кореи. Жены, дети, старики- родители с тревогой и надеждой вгляды­ваются на восток... Да сбудутся их мечты и надежды!

2012 год.Сеул - Ульсан - Сеул.

Республика Корея

194 Современная литература

Елена ЛИ

НЕ ХОЧУ БЫТЬ РУСАЛКОЙФэнтези - роман

Я умер камнем и воскрес растением,Я умер растением и воскрес животным, Я умер животным и стал Человеком. Чего мне страшиться?Разве смерть обокрала меня?

Халал уль-дин Руми (1207-1273)

Восточные религии и традиции, такие как различные направления индуизма и буддизма считают, что после смерти од­ного тела жизнь продолжается в новом. Со­гласно индуистским представлениям, душа переселяется в другое тело. Так она жизнь за жизнью принимает различные тела — лучшие или худшие — в зависимости от её деяний в предыдущих воплощениях.

ПРОЛОГ

- Не хочу быть русалкой, - упрямо ска­зала я.

- Ну, тогда может быть, владычицей мор- скою?

- Нет!- Принцессой небесного замка?- Нет! Хочу быть человеком!- Но дорогая, человеческая жизнь так ко­

ротка...- Нет! Человеком и точка!- Ну и зачем же тебе быть человеком?- Потому что Он будет человеком.- Откуда ты знаешь?

- Я это чувствую.- Существуют миллионы человеческих

миров, как ты найдёшь именно тот, в кото­ром будет он? Более того, в каждом из этих миров мириады людей... Глупая затея.

Я нахмурилась, а потом вспомнила, что у меня вообще нет бровей. Ни рук, ни ног, ни глаз, ровным счётом ничего. И общать­ся я умею только мысленно, и являю со­бой простой сгусток энергии, светящийся изнутри. Как, в принципе, и те два суще­ства, с которыми мне посчастливилось беседовать, - убеждали меня светящиеся сгустки.

- Даже если и эта попытка будет тщет­на, я не брошу своего замысла. Мой дар - не забывать свою цель и следовать ей из жизни в жизнь. И свою цель я уже давно определила, - решительно произнесла я. - Когда-то, мимолётом, я увидела Его. Он умирал. И я потеряла Его след. Но непере­даваемые ощущения того, что я видела именно Его, свою Вторую Половину, я не забуду никогда. И буду искать Его вечно. Вы же, - я с вызовом посмотрела на сто­ящие передо мной светила (хотя они вряд ли смогли заценить мой возмущённый взгляд, глаз-то у меня нет). - Вы же нашли друг друга! И никогда теперь не разлучае­тесь! Я тоже хочу такого счастья!!!

- Ну что ж, тогда...Меня резко толкнули, я вскрикнула и по­

летела вниз, в пустоту.

195

ЧАСТЬ 1

Я открыла глаза. Ух, темно. Ничего не видно. Я... Я всё помню? Помогли, значит, всё-таки. Не вышибли память, это хорошо. Получается, первая душа умеет отбирать и возвращать память. Хм, неплохо, сильный дар. Интересно, что подарила мне вторая душа? Ну, посмотрим, со временем всё выясню. Я пошевелила конечностями. Я... я взрослая?! Ну, конечно, мои знания и па­мять не могли поместиться в голове у ре­бёнка. Это становится даже интересным. В первый раз за всю историю своего суще­ствования, я начинаю жизнь не младенцем, а взрослой особью. Насколько взрослой? Я вдруг испугалась и вскочила с кровати. Ноги мои наткнулись на что-то твёрдое, типа деревянных башмаков. Я проворно и привычно, засунула в них свои ступни, и потопала к предполагаемому окну. Луна как раз вынырнула из-за облаков, и тускло ос­ветила коморку. Тут же нашлось маленькое овальное зеркальце. Я молода и симпатич­на - это всё, что мне удалось разглядеть в столь убогое стёклышко. Тем более, окон­це в моей комнате находится у самого по­толка, и размером оно чуть больше тарел­ки. Ясно, я живу в подвале. И, скорее все­го, прислуживаю у каких-то господ. Ну и что теперь делать? Возбуждение от новой обстановки и, что таить, новой жизни, про­шло. Я почувствовала неимоверную сла­бость. Ну да, как я могла забыть?! Эта де­вочка, в теле которой я оказалась, скорее всего, умирала. И умерла. И только после того, как её душа отлетела в мир иной, я смогла заселиться в неё. Ух, глупая, надо срочно растереть конечности и разогнать кровь по венам.

Вскоре в коридоре послышались шаги. Я прислонилась к двери и прислушалась.

- Бедная девочка, давно уже окочурилась, наверно, - со вздохом произнёс женский голос.

- Как бы не так, живучая она. Ещё денёк другой помучаемся с ней, - рассудительно прозвучал мужской басок.

Женщина ничего не ответила, видимо, только покачала головой. Я со всех ног пом­чалась к кровати. Из окошка в дальнем углу, у самого потолка, было видно, что ночь уже начала уступать место дню.

Я закуталась в одеяло, прикрыла глаза и приготовилась ждать. Через пару минут дверь скрипнула и открылась, затем раз­дались тяжёлые шаги. Надо мной кто-то склонился и дыхнул смрадным, совершен­но отвратительным дыханием. И ещё меня обдало запахом сырого мяса, что сразу ста­ла понятна профессия вошедшего.

- Эй, да ты всего лишь спишь, - тряхнул меня за плечо мясник. - Я-то мёртвый ку­сок сразу чую. Так что не халтурь и просы­пайся.

Пришлось открывать глаза и удивлённо оглядеться.

- Мита, посмотри на неё, живёхонька, даже следов болезни не видно! - удивлён­но крякнул мужик в белом переднике, про­пуская перед собой маленькую худую жен­щину.

- Что ты такое говоришь? - всплеснула руками Мита. И её маленькое лицо с мел­кими морщинами, склонилось надо мной.- И вправду, похожа на здоровую, - расте­рянно пролепетала она.

Я криво улыбнулась и слабо кивнула.- Во даёт, оклемалась всё-таки, - мясник

схватил меня за тощую руку и сдёрнул с кровати. - У тебя же, как у драной кошки, девять жизней! - продолжал он трясти мея, отчего мои ноги оторвались от кровати, и тело качалось из стороны в сторону.

- Хватит, отпусти ребёнка, того и гляди, в обморок упадёт, - упрекнула его Мита.

Мясник подумал, и выпустил мою руку. Я плюхнулась обратно на кровать.

- Ты как? - участливо спросила Мита.- Нормально, - тихо ответила я, боясь ска­

зать хоть что-нибудь не то.- Отлично! - расхохотался мужик. - Нор­

мально - это значит - в состоянии рабо­тать! А ну пошли!

Он схватил меня за руку и, как мешок с картошкой, потащил по тёмному коридору. Мои ноги то и дело заплетались и споты­кались, сама же я наталкивалась на множе­ство дверей, и иногда видела за ними про­сыпающихся слуг. Значит, этот коридор и вообще, комнаты - это всё помещения для прислуги. Ну что ж, понятно. Наконец, ко­ридор закончился, я кое-как преодолела ступеньки, и мы оказались в широком свет­лом зале, являвшемся, скорее всего (судя по утвари), кухней. В центре помещения

196 Современная литература

находился огромный деревянный стол, за­ставленный продуктами и посудой. Внуши­тельные полки и шкафы были распреде­лены по всему периметру комнаты. Так же в глаза бросались две огромные печи с оча­гами, в которых, наверняка, можно было запечь по два быка одновременно. Надо же, а мои хозяева, должно быть, состоятель­ные люди, раз кухня у них размером с при­личный одноэтажный домик.

Как мы вошли, на нас с мясником обер­нулась куча пар глаз: поварята самого раз­ного возраста и посудомойки.

- Вилка!- Привет, Вилка!- Вилка пришла! - послышались неуве­

ренные, где-то удивлённые, где-то радост­ные голоса.

Это что же, меня так зовут? Ну, уж точно, не рядом стоящего мужика. Фу, какое тог­да у меня дурацкое имя! Но, тем не менее, пришлось кисло улыбнуться и вяло пома­хать им рукой.

- Ну-ка, не отвлекаться! А ты, давай, при­нимайся за дело. Чисть пока котлы, вон, стоят в углу. Потом Мита придёт и даст другое задание, - шикнул мясник на пова­рят, и распорядился мной.

И тут, наконец-то, память девушки, в тело которой я вселилась, соизволила проснуть­ся, и разъяснить-таки ситуацию. Мужик в переднике - совсем не мясник, а местный Главный повар. И пахнет он сырым мясом только потому, что по утрам сам разделы­вает телячьи туши. Зовут его Герид. Он об­ладает скверным и вспыльчивым характе­ром, но зато, прям и прост в общении. От­личается самодурством и высокомерием, любит командовать, обожает лесть и под­халимство. Так, с этим типом всё понятно. Лучше не попадаться ему на глаза, и тогда есть шанс избежать лишней работы.

Сама я, Вилка, тихая, скромная, молча­ливая девушка шестнадцати лет, стараюсь ни с кем не общаться, и вообще, тут сама по себе и никого не трогаю. Работаю посу- домойщицей, но главная моя обязанность - мытьё полов на кухне. Работу свою знаю и выполняю добросовестно, за это ем, живу и одеваюсь.

Я покорно прошла к котлам, села на то­щую картонку и принялась работать желез­ной щёткой, стараясь оттереть застывший

и пригоревший жир.- Вилка, - тихо позвала меня одна из слу­

жанок.Я подняла голову и вопросительно по­

смотрела на неё. Кажется, её зовут Бири.- Слушай, оставь котлы, это ведь моя ра­

бота, - девушка наклонилась и зашептала.- Сейчас Мита придёт, ты иди, мой свои полы. Герид нас даже не различает.

Я понимающе кивнула. Не хочет, чтобы я на её территорию лезла. И Герид нас и вправду не различает. Я встала в поисках ведра и тряпки, ноги сами понесли меня в кладовую в дальнем конце кухни. Там я и нашла свои рабочие инструменты. С ними, даже не задумываясь о том, что я делаю, прошла к чёрному выходу (кстати, из него- то я и попала на кухню сегодняшним ут­ром) и, спустившись по ступенькам, вышла на задний двор, сразу приметила колодец. Уф, хорошо, когда тело само всё помнит и делает.

Задний дворик не отличался чистотой и порядком. Сновали туда-сюда куры, индю­ки и гуси, в стойле что-то жевали парочка коров (наверно, для свежего молока по ут­рам), одна свинюшка рыла рылом землю. Скорее всего, живность эта здесь была для срочного приготовления, а основной загон для скота был где-то в другом месте. Так­же мной был подмечен туалет в дальнем углу дворика и сарайчик, там, вероятнее всего, хранились лопаты, вилы и прочая дворовая утварь.

Я быстро набрала воды из колодца (бла­го, это я и так умею, опыт прошлых жиз­ней, так сказать) и проворно засеменила обратно на кухню. Поразительно, сколько сил в моём тщедушном тельце, ведро-то далеко не лёгкое. И тут мне подумалось, кто же непосредственно даёт мне указания и является, так сказать, моим прямым на­чальником? Память услужливо подкинула нужную информацию. Мита - Глава посудо­моек. Милая женщина средних лет. Вроде и понимающая, и добрая по-своему, с нами разговаривает ласково. Но на самом деле, ей наплевать на всех нас - своих под­чинённых девочек. Временами она бывает жестокой и капризной, может отлупить роз­гами. Её тоже лучше избегать и не раздра­жать, что мне, обычно, прекрасно удаётся.

Полы мыть совсем не сложно. Как я по­

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 197

няла, за свои шестнадцать лет, девочка на­училась делать свою работу хорошо и быс­тро. Вот только заставляют их мыть руками, ползая на корячках, и, зачастую, все они в плевках и ошмётках еды. Но мне не привы­кать. По сведениям теперь уже моего тела, его предыдущая хозяйка давно смирилась с такими обязанностями. Самое обидное - так это то, что натираю я эти злополучные полы (каждую щербинку наизусть выучила) по пять-шесть раз в день, а если сижу без дела, то заставляют мыть и посуду.

- Завтракать, - крикнул Герид.Завтрак. Ну да. Кружка воды и кусок ржа­

ного хлеба. До боли знакомый завтрак, оди­наковый, изо дня в день.

- Значит так, - распинался тем време­нем главный повар. - Через три дня начнут прибывать первые знатные гости. Загоняю вас всех до седьмого пота, а кто не выдер­жит, вынесу вперёд ногами или сам утоп­лю как щенка! Я доступно изъясняюсь?

- Да, - раздался нестройный хор голо­сов.

- Ну, тогда за дело. Хватит рассиживать­ся, увальни! - прикрикнул Герид.

Я быстро запихала остатки хлеба в рот, и вскочила домывать посуду. Только теперь я заметила, что кухня поделена как бы на две части. Большая часть, с печами и чу­гунными котлами - это место обитания поварят, а малая часть, с корытами для мытья посуды, тряпками и мешками с пес­ком - это территория посудомоек. Причём, посудомоек по количеству раза в три мень­ше, чем поварят. Ясно, значит, мы тут на птичьих правах.

Зашла Мита.- Вилка, иди, накорми живность на зад­

нем дворе, - попросила-приказала женщина.Я тут же, без разговоров, выскочила на

улицу. Ссыпать зёрна птицам, покидать им пучки зелени, накормить отходами свинью, и кинуть что-нибудь пожевать коровам - это всё проще простого. Возвращаться на кух­ню жутко не хотелось. Я побродила по дво­рику и заметила небольшую калитку, потя­нула её на себя и вошла в ещё один двор. Там я увидела тележки, нагруженные мукой и пшеном, ещё какие-то обозы, кучу корыт разных размеров, и ещё всякую разную мелочь, а также сарай и два больших, оп­рятных каменных здания! Что это за строе­

ния? Из первого здания до моего носа до­неслись запахи хлеба и выпечки, а из вто­рого - масла и сыра. Не может быть! Пе­карня и маслодельня?! Да кто же мои хо­зяева, раз могут позволить себе такое?! Я огляделась, за деревьями, каменными клад­ками, стенами и перегородками, надо мной возвышался замок! Чудесный, огромный замок, с витражными окнами и замысло­ватыми башенками. Острые шпили вреза­лись в небо, и на них развевались флаги с эмблемой какого-то знатного рода. Замок был сделан из добротного обточенного се­рого камня и был прекрасен в лучах восхо­дящего солнца.

- Ты рот-то закрой, а то птичка залетит, - услышала я мальчишеский голос.

Я обернулась и увидела молодого пова­рёнка, лет восьми. Он ел какую-то булку, и запах от этой булочки шёл просто восхити­тельный. Ноздри мои затрепетали, а рот сразу же наполнился слюной, и я нервно сглотнула.

- На, угощайся, - мальчик просунул руку за пазуху и вытащил оттуда такую же булку.

Я осторожно приняла эту драгоценность и смущённо пролепетала:

- Спасибо.- Да, ешь на здоровье, - отмахнулся по­

варёнок. - У меня ещё есть, - и он глазами указал на оттопыренные карманы, в кото­рых, скорее всего, действительно было ещё как минимум по две булочки. Паренёк снис­ходительно посмотрел на меня, кивнул на прощание, и зашёл обратно в пекарню.

Я же с удовольствием вгрызлась в сдоб­ный хлеб. Неописуемо вкусно! Тесто мяг­кое и ароматное, воздушное, тает во рту. И сладкое! Ммм... Бесподобно.

- Вилка! - услышала я голос Миты.Пришлось быстро засовывать булку в кар­

ман, в складках платья, и дуть на кухню. Ког­да я проходила мимо недовольной Миты, та очень больно ущипнула меня за руку. Прям зацепила ногтями кожу и скрутила её, как будто пыталась вырвать кусок мяса. И, ласково глядя, произнесла:

- Ещё куда-нибудь пропадёшь, отлуплю. Хорошо, деточка?

- Да, лирэ, - привычно и покорно скло­нила я голову.

'Лирэ' - это уважительное обращение к достопочтимой женщине, а 'лираэ' - к ува­

198 Современная литература

жаемой девушке. Но мне (как подсказыва­ла старая память), ещё никогда не доводи­лось слышать обращение 'лираэ' по отно­шению к себе.

На кухне стояла незнакомая девушка. Она была в чистеньком светло-бежевом приле­гающем платьице с длинными узкими ру­кавами и круглым вырезом, а также белом фартуке. Голову покрывала накидка в тон платью. Я уже было испугалась, что к нам заглянуло знатное лицо, но приглядевшись, поняла, что это всего лишь служанка с вер­хних этажей.

- Завтрак готов? - высокомерно поджав губы, спросила девушка.

- Да, как там Его Светлость? - непринуж­дённо спросил Герид, намекая, что сам хо­зяин замка, знает Главного повара в лицо.

- Проснулся и желает откушать, - без­различно ответствовала служанка, развер­нулась и вышла.

Я заметила, как девочки-посудомойки, за­вистливо оглядели её наряд. Конечно, наши серые бесформенные и заляпанные платья совершенно не отвечали моде. Кстати, о моде. Судя по архитектуре замка и одежде слуг, попала я в век, эдак, тринадцатый или четырнадцатый. Готика или что-то по типу поздней готики. Что ж, если этот мир раз­вивается по стандартному сценарию, то ни­чего нового и необычного, я думаю, я не увижу.

- Вилка, не зевай, - шепнула мне на ухо Бири, проходя мимо.

Я тут же очнулась от своих размышлений и стала изображать бурную деятельность. Мита скептически посмотрела на меня, но не стала ничего говорить.

Первый день в новом мире и новом теле, прошёл в нескончаемых трудностях и за­ботах. Я мыла, убирала, чистила, всё это делала по второму и третьему кругу. Уже не замечая усталости, я просто механичес­ки выполняла свою работу. Герид, действи­тельно, гонял своих подчинённых по-чёрно­му. Мита тоже покрикивала, но, в отличие от повара, всё время где-то пропадала. Во втором часу ночи, нас, наконец-то, отпра­вили спать. Поварята улеглись прямо на тёплом полу кухни, а мы, посудомойки, ра­зошлись по комнаткам. Здесь же я замети­ла и других слуг - конюхов, свинопасов, пастухов и уборщиков двора, которые тоже

готовились ко сну.Я вошла в свою коморку, в которую по­

мещалась только кровать и небольшой шкафчик, зажгла свечу. Теперь понятно, почему эта сырая и холодная комната имен­но моя, в ней просто никто не захотел жить. Ну и ладно, зато одна и никакой соседки по комнате нет. Я предоставлена сама себе, а это - есть самый большой и ценный плюс. Прежняя хозяйка тоже так считала, и я удов­летворённо кивнула. Чем-то мы были по­хожи с душой, жившей в этом теле до меня. Я только блаженно растянулась на кровати, как в мою дверь постучали, и показалась голова Бири.

- Вилка, купаться пойдёшь?- Конечно, - тут же встрепенулась я.- Ну, тогда пошли?Снаружи ждали ещё две девочки-посу­

домойки. И мы вчетвером вышли на зад­ний дворик, открыли калитку, прошли мимо пекарни и маслодельни. Сразу за ними ока­залась стена, мощная такая, каменная, вы­сокая, добротная. И стало понятно, что сте­на эта - основная и защитная, и окружает замок по всему периметру. В ней, совершен­но неприметно маскировалась массивная де­ревянная дверь. Видимо, через неё достав­лялось зерно, рис, мука, а также свежее мо­локо и мясо. Ясно. А ключ-то у нас есть? Да, оказывается, есть. Бири начала ковы­ряться в замочной скважине и вскоре от­крыла дверь. Сначала тихо, быстрыми ша­гами, мы пробирались узкой тропинкой, ве­дущей в лес. Но, уже подходя к деревьям, девчонки осмелели, взвизгнули и припус­тили вглубь леса, к небольшому озерку. Я не отставала от них, очень уж хотелось смыть с себя пот и грязь трудового дня. Я наслаж­далась и плескалась, глупо хихикая, как это положено делать юной шестнадцатилетней девчонке, и совершенно не собиралась одёргивать себя за такое детское поведе­ние. Вскоре девочки развернули свои ко­томки и достали чистую одежду, переоде­лись, а свою, надёванную, начали стирать. Я же, неразумная дурёха, натянула обратно своё грязное платье и, присев на берегу, приготовилась ждать подруг.

- А где же твоя сменная одежда, Вилка?- Забыла, - с досадой ответила я.- Ну, ты и дурёха...- Знаю, - огрызнулась я.

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 199

Посудомойки удивлённо посмотрели на меня. Видимо, Вилка никогда не позволяла себе повышать на кого бы то ни было, голос.

- Извините, девочки, я же после болез­ни, - примирительно оправдалась я.

Те понимающе и сочувственно кивнули.- А, Вилка, расскажи нам про Зорика!- Про кого? - осторожно спросила я, аб­

солютно не помня никакого Зорика.- Ну что ты притворяешься! У тебя уже с

ним было?- Что было? - опять не поняла я.- Ну, Вилка, что ты как маленькая? Жал­

ко, что ли? Расскажи..., - заканючили де­вочки.

- Зорик, этот, ну...- Трубочист который, - ободряюще под­

держала меня Бири.- Да, трубочист, - уверенно начала я. -

Ну, мы же с ним друзья...Я глянула на своих слушательниц, те не

протестовали. Значит, правильно.- И вот, подбивает он меня на сомни­

тельное дело, - продолжила я рассказ.- О, в этом вся наша Вилка! Называет про­

стой перепих с мужиком, сомнительным де­лом! - захихикали девочки.

'Чего?' - ошалела я. Перепих?! О... Так вот о чём мне надо рассказать. Нет, уволь­те, в это я их посвящать не буду. Эй, па­мять, откликнись. А ну, скажи, была у меня постель или не была с каким-то Зориком? Память послушно ответила, что не была. И вообще, что я ещё девственница. А Зорик, да, такой имеется. И переспать мы, дей­ствительно, были должны. Только я забо­лела и слегла на неделю. Ну что ж, ясно. Теперь каждого, кто подойдёт, ждёт конк­ретный облом. Потому что теперь в теле этой бедной девочки я, душа, прожившая тысячу веков! И в обиду себя давать не со­бираюсь.

- Эх, нет, девочки, не получилось. Я же при смерти пролежала почти неделю. А за это время он себе уже другую нашёл, - грустно поведала я.

- Да нет, - вдруг подала голос Бири. - Не другую, а других. Он время зря не терял, и почти все юбки оприходовал.

Ну, мы все и взгрустнули. Мужики - коз­лы, и в ж... им дорога.

ЧАСТЬ 2

- Её, - указала на меня своим аккурат­ным пальчиком служанка.

- Хорошо, - согласно кивнула Мита. - Вилка, пройди с лираэ и беспрекословно выполняй все её указания.

Я кивнула, вытерла мокрые руки о пере­дник и подошла к девушке. Та брезгливо поморщилась, но смолчала. Мы вышли че­рез парадную дверь кухни и попали в ши­рокое помещение, стены которого были полностью заставлены полками с напитка­ми, свежим хлебом и твёрдыми сортами сыра. Так называемая срочная кладовая, от­сюда всё сразу попадает на господский стол. В середине комнаты, в полу, зияла прямоугольная дыра, скорее всего, являю­щаяся входом в погреб. И в чудовищных размерах этого погреба я уже не сомнева­лась. А об обширном запасе копчёностей, соленьев и дорогого вина, что хранятся в нём, я вообще промолчу.

Я глубоко вздохнула. Всё, моя девочка, то есть я, дальше этой комнаты нигде не была. Нам вообще запрещалось заходить в другие помещения, кроме своей кухни. Что меня ждёт впереди? Я шагнула в проход и увидела... всего лишь ещё одну кухню. Здесь тоже была печка, правда, всего одна, но вну­шительных размеров. Был ещё один повар и поварята. Только посудомоек не было. Ве­роятно, поварята не только помогали гото­вить еду, но и сами мыли посуду. И пахло здесь жареной рыбой. Хм, понятно. Одна кухня - для мяса, другая - для рыбы. На широкую ногу живут мои хозяева. Кто же они? Графы, герцоги?

'Короли', - шепнула мне память. Ой-ё... Вот значит как. Эта новость застала меня врасплох. Без сомнений, память девушки находится полностью в моём распоряжении, но вот всплывает она, как-то обрывочно и хаотично (не буду жаловаться, всё могло бы быть намного хуже), отчего я не очень уют­но чувствовала себя в незнакомом мире. А тут сразу, королевские дела. То, что в эти дела я в скором времени влезу (у меня же двенадцатая жизнь как-никак) сомневаться не приходилось.

Из второй, рыбной кухни, вёл коридор с множеством дверей, ведущих в комнаты, на­значение которых мне так и не стало изве­стно. Далее шла небольшая светлая зала, в которой нас поджидала женщина лет пяти­

200 Современная литература

десяти.- Инри, кого ты выбрала? - прозвучал глу­

бокий грудной голос Старшей служанки.- Это лучшее, что было, лирэ, - присела

в реверансе моя проводница, и я последо­вала её примеру.

- Ясно. Как тебя зовут?Я выпрямилась после реверанса и под­

няла голову.- Вилка, лирэ.- Какое смешное имя. Сейчас я дам тебе

указания, и, надеюсь, повторять мне не при­дётся.

- Да, лирэ, - кивнула я, украдкой разгля­дывая свою новую начальницу.

Старшая служанка хорошо сохранилась, немного, конечно, раздалась в ширину, но женщины её возраста почти всегда полные. Она имела живые карие глаза и бледную ухоженную кожу. Общее впечатление от её внешности было располагающим и прият­ным. А прилегающее платье богатого тём­но-коричневого цвета с круглым вырезом и длинными рукавами, придавало ей ка­кой-то налёт благородности. Короткий шлейф на юбке, впрочем, говорил о её про­исхождении из среднего сословия. Наряд женщины довершался белой накидкой на голове.

- Первая и главная твоя задача - это бес­прекословно слушаться Инри. И уже толь­ко вторая - мыть и убирать гостевые ком­наты. Будешь помогать накрывать на стол. Всё нужно делать бесшумно и не заметно, как тень. Указания понятны?

- Да, лирэ.- Тогда, ступайте, - величественно мах­

нула нам женщина.Когда мы выходили из залы, то столкну­

лись ещё с парой служанок и их помощни­цами, которых они тоже где-то раздобыли.

- Гостей прибыло необычайно много, - тем временем просвещала меня Инри. - По­этому пришлось пригласить на время тебя и ещё пару девочек. Сейчас мы пройдём в корпус для слуг, и я покажу тебе твою ком­нату, а также выдам одежду. Как приведёшь себя в порядок, сразу приступишь к новым обязанностям.

- Хорошо, лираэ, - опять покорно кивну­ла головой я. Хотя, служанка была всего на пару лет старше меня самой.

Внутри всё бушевало от предвкушения.

Я увижу весь замок изнутри, во всей его красе! Очень любопытно, какие замки в этом мире?

Корпус для слуг в два этажа отличался своей простотой и бесцветностью. Комна­та моя оказалась на первом этаже, и де­лить её нужно было ещё с тремя девушка­ми. Мне дали бадью с тряпками, чтобы я помылась и привела себя в порядок. Чуть позже зашла Инри с моей новой одеждой. Светло-бежевое платье, как и у всех слу­жанок верхних этажей, было мне в пору и необычайно шло, осветляя и освежая лицо. Круглый вырез и длинные узкие рукава плотно прилегали, выгодно подчёркивая тонкость фигуры. Только вот накидку на го­лову одевать было непривычно. Вообще, незамужние девушки не носили головных уборов, но служанкам было так положено. Я быстро собрала свои густые, тёмно-ру­сые волосы и засунула их под накидку, гля­нула в зеркало. На меня смотрела моло­денькая девчушка с большими голубыми глазами и хорошеньким миленьким личи­ком. Правда, маленького роста и совсем уж худая. Теперь стало понятно, почему меня кличут 'Вилкой'. Это ведь совсем не моё имя, зовут меня на самом деле Анья, про­сто если я раскидываю руки и сгибаю их вверх в локтях, то становлюсь похожа на худощавый трезубец. «А раньше ты не мог­ла сказать?» - недовольно спросила я свою память. - «Я-то уже всерьёз думала, что меня Вилкой зовут». «Ой, да ладно», - с сарказ­мом ответила мне та. - «Не очень-то ты и интересовалась».

- Недурно, - подметила Инри.Не дурно? Да я просто милашка! Удиви­

тельно, как преображает человека одежда!- Пошли, - кивнула на дверь служанка. -

Сегодня знатный обед, две смены блюд. Особым гостям - десерт. Ты должна будешь доносить еду только до входа в зал, столы же имеют право накрывать только старшие слуги. Я понятно изъясняюсь?

- Да, лираэ.- Вот и замечательно. Дорогу до кухни

ты уже знаешь.Я осторожно зашла на свою кухню через

парадную дверь. Все обернулись и увиде­ли меня. Девочки-посудомойки ахнули.

- Вот это да, - воскликнула Бири. - Ты, и в одежде верхних служанок! Неслыханно! А

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 201

тебе идёт!- Да, это же на время, - смущённо отмах­

нулась я.- Всё равно, красотища!Я вздохнула и улыбнулась. У самой моей

девочки внутри всё трепетало, старая па­мять не помнила, чтобы её посещал такой восторг.

Меня увидел Герид, и не узнал. Он был весь взмокшим, суетился. И стал посылать меня, то за тем, то за другим в погреб, что­бы не отвлекать своих поварят от дел. При­шлось подчиниться, и я бегала туда-сюда, в меня тоже вселилась эта неспокойность, суетливость и тревожность. И общее ощу­щение того, что времени в обрез, и нужно торопиться.

За всей этой суматохой, я пропустила мо­мент и не заметила время накрывания на стол. И только когда уже началась смена первых блюд, Инри нашла меня и шикну­ла, чтобы я немедленно брала блюда с мя­сом и бежала к залу с гостями. И я, схва­тив поднос в руки, помчалась по заданно­му направлению. У самой двери в залу, я вдруг увидела, что там никого нет. Прини­мающий слуга где-то отсутствовал, и как- то само собой получилось, что я вошла в помещение. Комната была выдержанна в бежевых и золотистых тонах, и как я поня­ла, была нисколько не парадной, а именно для узкого круга лиц. Широкий длинный стол был поставлен в самой середине, возглав­лял его король Видраст седьмой и вся его королевская семья. Но, как ни странно, го­сти, что сидели за столом, были в основ­ном молодыми лираэ, со свободно распу­щенными, завитыми волосами, без наки­док, то есть все незамужние. Почему на зва­ном обеде короля присутствуют столь юные особы, а не почтенные многоуважаемые мужья? Хотя нет, по правую и левую руку от короля сидели мужчины, не менее бога­то одетые, чем король и держались с дос­тоинством, не меньшим, чем у самого ко­роля. Кто они такие? И тут я заметила чью- то огненно-рыжую шевелюру. Это был мо­лодой человек, сидящий совсем не далеко от короля, как почётный гость, но, обалдеть, его волосы! Это был парик, с локонами и завивкой, а также с рыжими же перьями и ленточками. Одет юноша был в чудовищ­ный фиолетовый камзол с золотистыми

заклёпками. Лицо его было очень сильно на­пудрено и нарумянено, а в самых неверо­ятных местах налеплены мушки. И он же­манничал, гримасничал, кривил лицо и фыркал, как самая настоящая лираэ. Никог­да не видела мужеложцев, но в особеннос­ти пристрастий этого молодого человека не было сомнений. И надо же, совсем не стесняется. Неужели он настолько знатен, что может позволить вести себя так в при­сутствии короля? Я, конечно, слышала, что времена рыцарства в этом мире уже под­ходят к концу и приходит эра более чув­ствительных и романтичных мужчин, но что­бы до такой степени???

И тут юноша поднял голову. Наши взгля­ды встретились. Его чистые, пронзительно­голубого цвета глаза, немного удивлённо смотрели на меня. Моя же голова закру­жилась, а ноги стали совершенно ватны­ми. 'Это Он! Он!!!', - забило набатом в моей голове. Его я искала все свои жизни, и, наконец, нашла. Нашла свою Вторую Поло­вину Души! Я, не отрывая глаз, смотрела на него, пытаясь запомнить и просто впи­тать каждую черту его внутреннего свече­ния. Это тот, кто дополнит меня, мою сущ­ность, исполнит смыслом всё моё существо­вание... Наконец-то я буду счастлива....

Вдруг, меня кто-то больно ущипнул, и я дёрнулась, выпадая из наваждения. Юно­ша тоже отвернулся, не обращая на меня более никакого внимания. Я быстро огля­делась, опустила голову, сунула в чьи-то руки блюдо с мясом и выскочила из зала. На кухню я шла как в тумане, будто пьяная, ничего не соображая. В голове стоял толь­ко волшебный образ моего суженного, и пели птицы, играла музыка, и журчали ру­чьи... Но тут, меня кто-то окликнул, схватил за плечо и резко развернул лицом к себе.

- Дрянная девчонка, - трясла меня Инри, больно сжав мои руки. - Зачем сунулась в зал?!

- Прости, - испуганно прошептала я, с трудом приходя в себя. - Больше такого не повторится.

И служанка меня отпустила, то ли пото­му что лицо моё было слишком безумным, то ли и вправду жалко стало.

- Иди в свою комнату и до вечера не высовывайся. Вечером будет королевский пир, хорошенько постараешься, и быть мо­

202 Современная литература

жет, избежишь порки.Я кивнула, и повернула было в свою ко-

морку, но Инри остановила меня:- Куда? В корпус для слуг, в общую ком­

нату.Пришлось понятливо кивнуть и идти куда

велено. А мне так хотелось посидеть в оди­ночестве и всё обдумать! Впрочем, в ком­нате для служанок, никого не было, и я без сил повалилась на кровать. Что ж, я нашла Его. Так нежданно, негаданно, в случайном мире, в случайном замке. Хотя? И тут меня осенило. Это же подарок второй души! Нить Пути! Только благодаря ей, я попала в нуж­ный мир в нужное место! Невероятно! Ка­кие уникальные мне встретились души! С та­кими сильными дарами! 'Спасибо', - мыс­ленно поблагодарила я. Надеюсь, меня ус­лышали. Я, как душа, тоже обладаю своим неповторимым даром. Я могу наделять дру­гие души целью. И при реинкарнации, они не забывают об этой цели и следуют ей, не смотря ни на что. Так что, если меня когда-нибудь попросят, я тоже помогу. Най­дя всему логическое объяснение и успоко­ившись, я сосредоточилась на мыслях о Нём.

Уж что, что, но мне даже в голову никог­да не приходило, что Он может оказаться мужеложцем! Ну и как в этом случае, спра­шивается, слиться с ним воедино? Хотя, какая разница? Я просто всегда буду ря­дом с ним. Как подруга, служанка, рабыня. Не важно. Главное, мы будем всегда вмес­те. И когда Он осознает, что мы две поло­винки одного целого, то нас уже ничто не сможет разлучить. Каждую жизнь мы будем проживать как одно целое, мы будем одно­временно умирать и возрождаться. Тот, кто однажды нашёл свою Вторую Половину и воссоединился с ней, никогда не потеряет её. И пусть, мы не будем помнить друг дру­га, когда окажемся в новом теле, суть в том, что эти тела в течение новой жизни всё равно встретятся. И будут вместе. Потому что попадать теперь мы будем в один мир, в одно время и в одно место. Как замеча­тельно! Осталось только придумать план, чтобы это рыжеволосое чудо узнало и при­знало меня как Половинку своей души, и забрало бы меня с собой. Это должно быть не так трудно. Для начала, надо узнать, ка­кой Он занимает социальный статус... Так, обдумывая план дальнейших действий, я не

заметно для самой себя, уснула.Разбудил меня шум голосов и девичьи

хохотки. Служанки готовились ко сну. Я про­тёрла глаза и села на своей кровати.

- Королевский пир уже прошёл? - спро­сила я у ближайшей девушки.

- Да, уже второй час ночи!Я закрыла лицо руками. Что теперь со

мной будет? Если меня выгонят из замка, то у меня уже не будет возможности встре­тить и удержать Его. Не говоря уже о том, чтобы найти работу в крестьянских дерев­нях. Там и так своих работников хватает, и бедность царит в каждом доме. Я выбежала из комнаты, и сразу натолкнулась на Инри.

- А я как раз к тебе иду.- Инри! - только и смогла тревожно

вскрикнуть я.- Не выгонят, не бойся. Даже временную

должность служанки верхних этажей не по­теряешь, - постаралась мило улыбнуться де­вушка, но получилось как-то фальшиво. - Мы совсем зашиваемся, рабочих рук не хвата­ет. Видела, сколько лираэ приехало? А они, сама знаешь, капризничают только так. Тебе повезло. Но теперь, к трапезному залу ты ни на шаг не подойдёшь, а будешь убирать гостевые комнаты и обслуживать знатных господ. И ещё, тебе полагается десять уда­ров розгой. Мита ждёт тебя.

Я счастливо улыбнулась, хотела было об­нять Инри, но та отшатнулась от меня. Ну и ладно. Я поскакала на кухню к Мите, как будто бежала на раздачу пряников. И, зная характер Главы посудомоек, могла сказать наверняка, что та ждёт меня и не ляжет спать, пока не исполнит наказание. Так и оказалось. Поварята уже мирно посапыва­ли на тёплом, но грязном (отметила я про себя) полу. 'Так, как я, полы не умеет мыть никто!' - самодовольно подумалось мне. И я увидела Миту, она сидела на одном из стульев и ждала...

Десять ударов розгой для меня, как для души - ничто, но для маленькой девочки с тщедушным тельцем - это адские муки.

- И ещё три удара лично от меня - за то, что позоришься, - женщина с силой огрела меня по спине последними тремя ударами и отпустила.

Я, поскуливая, поплелась в свою комор- ку. Сил идти в корпус для слуг не было. Я разделась и попыталась разглядеть спину,

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 203

которая нещадно саднила и болела.- Вилка, ты как? - послышался голос

Бири. - А я-то, глупая, завидовала тебе. Вот, я тёплой воды принесла, давай помогу.

Я обернулась к вошедшей в комнату под­руге и благодарно улыбнулась. Та быстро обмочила тряпку в воде и стала мягко про­мачивать мои раны. Я шипела и ругалась сквозь зубы.

- Ох, Вилка, а я и не знала, что ты зна­ешь такие нехорошие слова, - смеясь, уп­рекнула меня Бири.

- Они как-то сами вылетают, - изобра­зила я смущение. Хотя, девочка, то есть часть внутри меня, действительно смуща­лась.

- Ой, да ладно. Кстати, я тебе тут ещё листочков в огороде нарвала. Должны снять боль.

- Спасибо, Бири, что бы я без тебя делала.- Не за что, - ответила девушка, накла­

дывая на мои раны лепестки неизвестного мне растения. - Хотела предупредить. Будь осторожна, девочки наши обзавидовались. Как вернёшься, клевать тебя начнут. И я ничем помочь не смогу, - с этими словами посудомойка ободряюще улыбнулась и вышла из комнаты.

Слова Бири доходили до меня долго. Значит, она пришла с этой своей заботой и переживаниями, только за тем, чтобы ска­зать, типа, я к тебе хорошо отношусь, но защищать от чужих нападок не буду. «Ты из­вини, каково общественное мнение, таково и моё будет. А то, вдруг, как и тебя, меня изгоем сделают», - вот примерный смысл её извиняющегося визита. Ну, ясно.

Девочка внутри меня затряслась. Ей было жутко страшно. Я же, наоборот, была убий­ственно спокойна, даже забивать голову не хотелось. Нет, так не пойдёт. Ну и когда прекратится это раздвоение личности? Ког­да же моё собственное тело, примет меня? Память станет простым прошлым, за кото­рым не надо лезть в глубины своего же со­знания, а мозг будет способен восприни­мать все мои знания и весь жизненный опыт? С ума сойти можно.

«Вот, смотри, дурёха, что мы с тобой умеем», - решила я наглядно показать, кто мы теперь (душа и тело, то есть) такие. Я вытянула руки и максимально, насколько это было возможно, закинула их за спину,

потянула энергию из пространства, и с моих пальцев сорвалось неяркое свечение. Раны начали медленно затягиваться.

«Уф, всё, больше не могу», - вздохнула я про себя. Тело у девочки оказалось слиш­ком слабым и, кроме того, совершенно не­способным к магии. Пока у нас слишком большой разрыв в развитии. Нужно, чтобы это тело приняло меня полностью, и стало со мной одним целым, только тогда я смогу пропускать через себя и преобразовывать потоки природных стихий. Вот почему, души должны вселяться в новорожденных, чтобы развиваться одновременно со своим телом, и чтобы у них потом не было таких проблем, как у меня.

Час от часу не легче. Я должна не только воссоединиться со своей Второй Половиной, но ещё и со своим собственным телом! Ка­кой позор на мою многовековую душу!

Я стянула волосы в тугой хвост и натяну­ла бесформенную ночную рубаху из просто­го льняного полотна. Спина нещадно заче­салась. Хорошо, к утру уже должна образо­ваться здоровая корочка. Магия магией, а сон всё-таки для человека полезнее всего.

В дверь постучали, таким тихим проник­новенным стуком. Открыть, не открыть? Если не открою, то буду мучиться догадка­ми всю ночь. И я встала, и распахнула дверь. Меня тут же заключили в жаркие объятия и начали нахально лапать, с при­дыханием шепча:

- Милая, я так по тебе скучал! Наконец- то, мы можем предаться нашей страсти!

Я даже толком не успела удивиться или рассердиться, рука сама вскинулась и рез­ким движением ударила ребром ладони по шее слишком пылкого любовника, и тот по­валился без чувств. Мда. Что это, значит, я сейчас сделала? Уж не убила ли человека? Я постаралась воспроизвести события, медленно повторила манипуляцию с рукой, и поняла, что ничего страшного. Приём на­зывается дзиань, обездвиживание против­ника на пятнадцать минут. Школа Наёмных убийц Третьего измерения. Да, меня и в такие места заносило. Что ж, будем разби­раться, кто тут ко мне зашёл и про какую такую страсть лопотал.

Я оттащила тело и облокотила его о стен­ку кровати, потом зажгла свечу, присела, и начала внимательно изучать лицо молодо­

204 Современная литература

го человека. И тут у меня чуть свеча из рук не выпала. Это же Он! Нет, конечно, теперь без пудры и мушек, без дурацкого рыжего парика, с чистым нежным лицом, светлы­ми растрёпанными волосами и в простой мужицкой одежде. Тааак. И чего Он ко мне пришёл? Так быстро воспламенился любо­вью и понял, что я Его единственная? Нет, конечно, в Его присутствии сердце билось как бешенное, и я просто млела от Его бли­зости. Но не о такой нашей первой встрече я мечтала, хоть и ждала её все свои один­надцать жизней.

Он застонал, приходя в себя. Не может такого быть! Обычный человек очухается от дзианя, секретного удара Школы Третьего измерения, как минимум, через пятнадцать минут! Хорошо подготовленный боец, через десять. Но не прошло и пяти минут, как начал приходить в себя мой суженный! Тог­да Он должен быть просто в идеальной фи­зической форме! Невозможно, невероятно, нереально... Но действительность была та­кова, что всё в этой жизни возможно, ве­роятно и реально.

- Ммм... Тела не чувствую, - пожаловал­ся Он.

- Да, так всегда бывает. Онемение скоро пройдёт, - утешила я Его.

- Вилка... Что на тебя нашло? Ой, - Он скривился, видимо, шею и голову пронзи­ла острая боль (побочный эффект, что по­делаешь). - Чем это ты меня?

Я пошарила глазами в поисках нужного предмета, и наткнулась на чугунный ноч­ной горшок, быстренько схватила его в руки и представила перед светлы очи моей Вто­рой Половины.

- Сильно же ты меня огрела. И ещё та­ким позорным предметом! Даже как-то обидно...

Я пожала плечами и отложила ночник в сторону:

- Извини. Ты меня напугал.Наконец, Он поднял на меня глаза и по­

смотрел. Такой же чистый твёрдый взгляд, только цвет радужных оболочек потемнел от боли, или от скудного освещения, и стал не прозрачным голубым, а синеватым. Мы замерли и, не отрывая глаз, смотрели друг на друга. И чувствовали, как останавлива­ется время, как прекращают свой ход все жизненные процессы. И ничто не важно, всё

пустяк, кроме того, что мы рядом. И мы бу­дем вместе всегда, пока существует Хаос и Упорядоченность, жизнь и смерть, небо и земля. Он потянулся ко мне, пытаясь при­коснуться, и завалился набок, мышцы Его были всё ещё парализованы.

- ..., - ругнулся Он сквозь зубы.О, даже Его сквернословие умиляло меня.- Вилка, а ты определённо похорошела

за то время, что мы не виделись, - донёсся откуда-то сбоку Его голос.

Я сразу погрустнела. Значит, Он так ни­чего и не понял. Но не мне Его судить, ведь Его память и знания запечатаны. Вот был бы Он сейчас только душой, простым сгус­тком энергии, сразу бы узнал. А так, чело­веческое тело слишком ограничивало Его возможности.

- Да... похорошела. А тебя-то как зовут? Что-то малость подзабыла, - решила ото­мстить я. Всё равно ведь обидно.

- Что? А ну-ка, приведи меня опять в вер­тикальное положение!

- Сам справишься, - упрямилась и не­много злилась я.

- Да что с тобой?- Ничего, просто я решила, что постель

буду делить только со своим мужем.Прошла целая минута молчания.- Так ты что, девственница? - глухо спро­

сил Он.- Да.- И почему раньше мне не сказала?- А это что-то бы изменило?- Я бы к тебе не лез.- Что, правда?- Честное слово.Я опять умилилась. Как я могла сомне­

ваться в своей Второй Половине? Какое об­легчение, что Он не мерзавец и не подлец.

Пока я радовалась и улыбалась своим мыслям, Его тело окончательно пришло в себя. И Он с трудом, но всё же, поднялся на ноги, размялся.

- Ладно, Вилка, извиняй. Я Зорик-трубо- чист, вспомнила?

Я весело кивнула.- Так вот, обещаю, что я больше к тебе

приставать не буду, и вообще, не притро­нусь! - Он выдержал торжественную паузу, и поковылял к двери.

Мне как будто дали жёсткую пощёчину. Так было больно слышать такие Его слова.

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 205

Я чуть не кинулась Ему вдогонку, и не крик­нула: 'Нет, любовь моя! Приставай, сколько влезет!'

Хорошо, что не сделала этого. Ведь странные вещи творятся в замке. Знатный господин притворяется мужеложцем, при этом расхаживает под видом трубочиста и ублажает местных служанок, как настоя­щий... в общем, как настоящий не мужело­жец.

«Интересно, правда?» - спросила я де­вочку внутри себя. Она согласно кивнула, тоже считая это всё крайне подозритель­ным.

ЧАСТЬ 3

- А кто этот странный тип, в рыжем па­рике? - как бы невзначай, однажды, осме­лилась я спросить Инри.

- Не тип, а знатный и уважаемый лирэн!- поправила меня моя временная начальни­ца.

- Ну, всё же? - вежливо настаивала я.- Это принц соседнего государства. Ама-

лион. Точнее, Его Светлость Амалион, - вы­сокомерно проинформировала меня слу­жанка.

- Принц? - присвистнула я. - А он...- Пристрастия наших знатных гостей об­

суждать слугам строго запрещено! - обо­рвала меня Инри.

- О, - я многозначительно и понимающе кивнула.

За несколько прошедших дней, я узнала, что Зорик обхаживает не только низших слу­жанок, но и верхних, и даже старших. Чем объясняется такое повышенное внимание со стороны девушек и женщин? А всё дело в том, что он чистит не только печи на обеих кухнях, и в пекарне, но и все камины в зам­ке. А королевский камин - это вам не шут­ки, очень значимое занятие. Поэтому все служанки считали его доверенным лицом самого короля и, вообще, перспективным малым. К тому же, он был красавчиком, и имел завидное чувство юмора. Так что, ус­пех среди местных служащих лираэ, он имел головокружительный. И выбирал он себе самых красивых и, что не мало важно, са­мых болтливых и толковых. Отсюда напра­шивался элементарный вывод, Зорик - шпи­

он, и шпионит он, совмещая приятное с полезным. Вот только зачем принцу само­му для себя шпионить? Неужели нельзя было отдать приказ какому-нибудь специ­альному для таких дел слуге? Получается, либо принц никому не доверяет, либо это дело такой государственной важности, что никому, кроме себя, поручить его нельзя?

Странно это всё и... жутко интригующе!- Вилка, вот, отнеси полотенца в комна­

ту Его Высочества Амалиона, - приказала Инри.

- Ему? А почему я? Я думала, всех гос­под королевских кровей обслуживают стар­шие слуги!

- Не пререкайся со мной! И... Он уже нас всех так достал своими капризами, - в серд­цах бросила, обычно сдержанная, девушка.

- А где...- Предпоследний этаж, самые первые по­

кои, - Инри сунула мне в руки полотенца и быстро зашагала прочь, дабы я не успела задать ещё какой-нибудь лишний вопрос.

Когда я подходила к комнате принца, то ладошки у меня жутко вспотели. Признать­ся, я очень сильно волновалась. То ли от того, что увижу Его, то ли от того, что не знаю, как себя перед Ним вести. В общем, голова шла кругом.

Я осторожно постучала в дверь и про­шла в шикарные покои. Комната была ог­ромных размеров, вся в красных и розовых тонах, с золотистой отделкой на стенах и огромными картинами, почти во весь че­ловеческий рост. Кровать, тумбы, зеркало, шкафы, всё здесь было массивным и кри­чащим. Как Он мог выбрать себе такую ком­нату? Она же кошмарно безвкусная.

- Кто там? - раздался из ванной плакси­вый голос.

- Я принесла вам полотенца, Ваша Свет­лость, - отозвалась я.

- Надеюсь, они розовые, как я просил? - капризно спросил принц.

- Да, все до одного, лирэн.- Неси их сюда, ко мне.Я опасливо открыла дверь в соседнюю

комнату. Амалион сидел ко мне спиной в большом чугунном корыте розового же цве­та, скорее по ошибке названным ванной. В ней видна была только рыжая шевелюра, нежно насвистывавшая что-то.

- Прикрой дверь, задувает, - недовольно

206 Современная литература

пропищал он.- Да, лирэн.- Не хочу, чтобы меня кто-либо беспоко­

ил без спросу. Завтрак, уборка покоев или стирка моей одежды - всё это, пока я сам не позову. Я доступно объясняю? - строго и требовательно спросил рыжий парик.

- Да, Ваше Высочество.- И всем остальным слугам передай!- Да, господин.- Ох, ну я, прям, не знаю. Служанки нын­

че пошли вконец бестолковые. Не то, что в южных землях. Хотя нет, там по желанию, тебе могут прислуживать и мальчики, даже молодые юноши, я бы сказал. Они молча­ливы и покладисты. И схватывают всё на лету! Ты меня слушаешь?! - капризно взвиз­гнул Амалион.

- Да, лирэн, я вас внимательно слушаю.- Да, я люблю, когда меня слушают, - и

он опять начал насвистывать какую-то не­затейливую мелодию.

Теперь понятно, почему ни одна старшая служанка не хочет обслуживать его. Я бы тоже взвыла от раздражения и бешенства. Он что, специально всех изводит? Зачем? Чтобы его лишний раз не беспокоили, и не застукали, когда он переодевается в Зори- ка? Что ж, возможно. Но он слишком уж кон­спирируется, даже перегибает палку. Мо­жет, такому его поведению есть ещё какое- то объяснение?

И вместо того, чтобы попросить меня ос­тавить полотенца на тумбочке, он продол­жил свои изливания:

- И там, на Востоке, нет такого развле­чения, как охота! Фу, это же мерзость, уби­вать невинных зверушек! Правда? - жалост­ливо вопросил принц.

- Да, лирэн, - уже начала закипать я. Ко­нечно, я люблю Его, бесконечно, безумно люблю. Но терпеть Его совершенно неснос­ную актёрскую игру, даже у меня не было сил.

- И можно целый день лежать на подуш­ках, - Амалион сел в ванной и начал тереть себе спинку мягкой длинной тряпкой. - И есть сладкие фрукты и солёные орешки. И даже ни на минуту не выходить из дворца!

- Да, лирэн, - покорно кивнула я, но всё- таки потеряла терпение и высказалась, - Поэтому, наверно, лирэн, у вас такая заго­релая спина. С буграми мышц, которые раз­

виваются только при упорных тренировках с метательными кинжалами и луком. И, да, эти шрамы. Скорее всего, ещё Вы уп­ражняетесь с мечом, и ранят Вас совсем не в шутку.

Принц замолчал. Потом, вдруг, стреми­тельно выскочил из ванной, схватил меня за горло и прижал на вытянутой руке к сте­не. Мои ноги повисли в полуметре от пола, а полотенца вылетели из рук и живописно разлетелись во все стороны.

- В моей стране все знают, что я был в прошлом Мастером Меча, но знать, от чего развивается та или иная мышца, может только профессионал. И ты слишком про­информирована для простой служанки. Кто тебя подослал?! - жёстко и холодно спро­сил он.

Я задыхалась, и могла только закрывать и открывать рот, судорожно вцепившись ру­ками в железную хватку на своей шее. Ко­нечно, если бы я собрала мозги в кучку, а волю в кулак, сломила бы страх бедной тря­сущейся девочки внутри себя, то смогла бы вырваться из захвата, и даже отлупить свою Вторую Половину. Но мне это показа­лось таким кощунством, что я решила по­временить с избиением своего милого.

- Ты?..., - вдруг, узнал Он во мне давеш­нюю посудомойку и резко разжал пальцы.

Я тихонечко сползла по стеночке и плюх­нулась на свою пятую точку. Отдышалась, щу­пая горло на признаки увечий. Наверняка, синяки останутся! Потом открыла глаза и наткнулась на... на мужское достоинство мо­его любимого! Моя детская и ранимая пси­хика такого зрелища не выдержала, я тихо ойкнула и зажмурила глаза. А для надёжно­сти, ещё и прикрыла лицо ладошками.

- Чёрт, - выругался он, послышалось ко­пошение. - Всё, можешь открывать глаза.

Я не послушалась.- Открывай, не собираюсь я тебя совра­

щать, - уверил меня принц. Кстати, говорил он теперь своим нормальным, совершенно не жеманным, а очень даже приятным муж­ским, голосом.

Я приоткрыла один глаз и внимательно изучила местность. Амалион стоял недале­ко от меня, завёрнутый в широкое розовое полотенце. И тоже внимательно, насторо­женно изучал меня.

- У вас, Ваша Светлость, парик съехал, -

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 207

пробурчала я, успокоившись и открыв глаза.Принц вздохнул и стянул накладные во­

лосы.- И мушки распарились и отклеились. И

пудра потекла, - продолжила перечислять я.- Слушай, ладно. Со мной-то понятно, а

ты-то кто? - спросил он, взял другое поло­тенце и стёр с лица косметику.

- Я Вилка, посудомойка. Меня повысили и назначили верхней служанкой.

- Но так не положено.- Да, просто времени подбирать другую

старшую служанку не оставалось, вот и выбрали меня.

- Ясно. Быстро же ты меня раскусила, Вилка. Это даже настораживает, - после­днее слово Амалион произнёс с угрозой.

- Ничего особенного. Ведь даже если вы и обильно пудрите лицо, загорелое тело вас всё равно выдаёт. Тем более, вы при­нимали ванну, и я заметила не только цвет вашей кожи, но и подметила перекатываю­щиеся мышцы на руках и спине, когда вы тёрлись тряпкой, что говорит о вашей пре­красной физической форме, - с умным ли­цом закончила я, построив свою логичес­кую цепочку. - А про кинжалы, лук и меч, это моя фантазия дорисовала.

Конечно, сказано было не всё. Я умолча­ла о том, что его идеальную боевую подго­товку подтверждает ещё и тот случай, ког­да он легко и быстро очнулся после моего удара дзиань.

- Что ж, а ты сообразительна, - задумчи­во протянул принц.

- Спасибо, лирэн.- Но ты теперь знаешь мою тайну...- О чём вы, лирэн? Я ничего не знаю, ни­

чего не видела и ничего не слышала, - я покорно склонила голову.

- Ты не только сообразительная, но и на редкость умная посудомойка, - хмыкнул Амалион.

- Стараюсь, Ваша Светлость, - тихо про­молвила я.

Он подошёл ко мне и протянул руку, что­бы помочь встать. Я удивлённо посмотрела на него.

- Ну же, не бойся, - раздражённо сказал он. - Это элементарное проявление вежли­вости мужчины по отношению к женщине.

Я послушно вложила свою ладонь в его руку. Наши пальцы соприкоснулись, и по

всему моему телу прошёл электрический заряд необыкновенной силы. Я вздрогну­ла. И, наверное, секунд десять приходила в себя. Так вот значит, каково это, прикасать­ся к своей Второй Половине! По всему телу прошла невероятно приятная волна тепла, каждая мышца взбодрилась, а душа запе­ла. Это сродни какому-то непонятному бо­лезненному наслаждению, которое хочется испытывать ещё и ещё раз. Интересно, Он тоже почувствовал это? Я подняла глаза на принца. Тот смотрел на меня удивлённо, обескуражено, совершенно не понимая, что между нами произошло.

- Как ты это сделала? - вдруг, нахмурил­ся он.

- Я не знаю, так само получилось, - рас­терялась я, не ожидав от него такой реак­ции.

- Хм, - он помолчал, отпустил мою руку, сжал и разжал кулаки, задумчиво перебрал пальцами в воздухе и произнёс, - Покинь меня, пожалуйста.

Смысл его слов не сразу дошёл до меня. А когда я поняла, о чём Он меня попросил, то смертельно обиделась. Я ведь сама не знала, что так случится! Я же не виновата, что наши тела так ведут себя! Я быстро встала и выбежала из комнаты.

Расстроенная и почти что плачущая, при­ступила к выполнению своих обязанностей. Инри истолковала моё настроение по-сво­ему, что принц, мол, и меня достал своим нудным характером и невозможными кап­ризами.

- Вилка, все знатные лирэны и наш ко­роль уехали на охоту. А лираэ устроили себе пикник в саду. Пойди и убери верх­ние этажи, не забудь комнату принца Ама- лиона, - подколола меня Инри.

- Я же передала всем указание принца, не заходить к нему без его собственного на то желания! - хмуро ответила я.

- Во-первых, мои приказы не обсужда­ются, а во-вторых, вдруг, он сам забыл про это своё указание, и тогда по голове на­стучат именно мне, как верхней служанке, - осадила меня девушка. - Так что, давай, иди. И больше со мной не пререкайся!

Два этажа, что поручили мне, я убрала быстро и без труда. Эта работа оказалась намного легче той, что на кухне. Прям от­дых какой-то, а не работа. «Вот бы меня так

208 Современная литература

и оставили старшей служанкой, даже сред­ней пойдёт», - мечтательно подумала я. «Ну, и о чём же ты мечтаешь, дурочка?» - уко­ризненно спросила я свою старую память.- «Мы в этом замке больше не задержимся, а будем постоянно следовать за Ним, за на­шей Второй Половиной. Не забывайся». Тело, разум и душа согласились, и синх­ронно кивнули друг другу. Ох, как мне на­доело быть собой, да не своей...

Комнату Амалиона я оставила напосле­док. Долго стояла перед дверью, прислу­шивалась. Не очень-то хотелось заново с ним столкнуться. Особенно после того, как он выгнал меня. Но признаков жизни по­кои Его Светлости не подавали, и я всё- таки зашла. Воздух в комнате был спёр­тым, душным и вонял благовониями. И, если признаться, в ней было ещё грязно и пыльно, а одежда разбросана по всему пе­риметру в художественном беспорядке. Принца нигде не было видно, значит, он всё- таки отправился со своими знатными «дру­зьями» на охоту. А благовониями облился под завязку, чтобы всем хорошенько под­портить веселье. И что ему неймётся?

Я быстренько распахнула окна, распре­делила одежду и валяющиеся предметы по своим законным местам, постелила новые простыни, вытерла пыль и помыла полы. Ос­талась ванная. Её нужно было почистить и подготовить к следующему употреблению, чем я и занялась. Вдруг, послышались шаги, дверь в комнату распахнулась, и вошли двое. Я быстро юркнула за дверь в ванной, там и схоронилась.

- Сын, да что с тобой? После этих южных земель ты так изменился!

- Отец, со мной всё в порядке, - узнала я голос принца.

- Зачем же ты себя так глупо ведёшь? Пользуешься косметикой и одеваешься как последний болван! Ты же лучший воин на­шего королевства, Мастер Меча! И так по­зоришь меня!

- Так надо, отец.- Тогда объясни! Я всегда тебя понимал

и сейчас, если нужно, поддержу!- Нет, - спокойно и чётко произнёс Ама­

лион.- Нет?! - король закипал, ещё чуть-чуть и

будет в бешенстве. - Да ты понимаешь, что на карту поставлена судьба всего нашего

королевства! Ты заметил, что Видраст при­гласил не только нас, но и Григо с сыном! Если ты не женишься на какой-нибудь знат­ной лираэ, то Видраст предложит союз Г ри- го! И тогда наше государство станет уяз­вимым, а у Григо и всего его королевства некромантов, развяжутся руки!

- Я всё это прекрасно понимаю, отец.- И что ты творишь?! Ведёшь себя как

слюнтяй!- Я так решил, и менять ничего не соби­

раюсь, - поставил точку в разговоре моло­дой принц.

Наступило молчание. Король грозно со­пел, не зная, что ещё сказать. Потом его дыхание неожиданно выровнялось, и уже миролюбивым тоном, он произнёс:

- Хорошо, допустим, тебе опротивели де­вушки. Я постараюсь принять это...

«Ага, не кнутом, а пряником решил дело обработать», - подумала я.

- Но ради своего государства, - тем вре­менем продолжил король. - Ты можешь выб­рать одну любую лираэ, благо, Видраст по­старался и пригласил самых знатных и ро­довитых, и жениться на ней?

- Нет, - так же коротко и непреклонно ответил Амалион.

- Хорошо, - сдержанно выдохнул король.- Но обещай выполнить мою просьбу. Хотя бы подумай. У тебя двое суток на размыш­ления. Потом мы уедем с позором или с твоей новой невестой. Так что? Обещаешь подумать?

- Да, отец, я подумаю.Король глубоко шумно вздохнул, выдох­

нул, и, молча, покинул помещение. Про­клясть своего сына или пригрозить лише­нием наследства, он не мог. Слишком силь­но любил.

Я тихонечко сопела в две дырочки, ожи­дая, когда принц тоже выйдет из комнаты, и обмозговывала услышанное. Король это­го государства и хозяин замка, Видраст седьмой, пригласил правителей двух сосед­них государств, чтобы обсудить какую-то проблему. Какую? Память прежней хозяйки тела, подсказала, что на земли Видраста, в последнее время, часто осуществляются набеги с приграничных южных земель. Хит­рые южане отмалчиваются и всё отрицают. Шейхи от всех претензий отмахиваются и говорят, что не собираются брать ответ­

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 209

ственность за какую-то шайку бандитов. А шайка тем временем выросла в полноцен­ный разбойничий клан, и начала приносить ощутимый ущерб. Королевство Видраста - Натвания, обширное, но бедное, армия у него слабая, народ ещё не так цивилизован и развит, и справиться сам с набегами южан не может. Вот и обратился Видраст за помощью к двум соседним государствам. Илараэния с королём Дионелисом во главе- сильная, мощная, богатая страна, с вели­колепной армией и флотом. Выдать замуж одну из королевских дочерей, или любую другую знатную лираэ за принца Амалиона- это лучший выход из ситуации. Потом, за­ручившись их поддержкой, можно без труда выгнать южан со своих земель. Но есть у На- твании ещё один сосед, который также ва­жен для неё и не менее могущественен. Креония и король Григо. Это государство маленькое, невзрачное и небогатое. Но на­селяют его маги. И не простые волшебни­ки, а некроманты. И страшные дела творят­ся в этой стране под покровом ночи. Вид­раст боялся Григо до трясучки в коленях. И за его спиной заключить союз с Илараэни- ей не мог, поэтому также пригласил короля Креонии. Мол, мне тут помощь нужна, а вы между собой сами решайте, кому я доста­нусь. И если Дионелис откажется помогать Натвании, то Видрасту придётся воспользо­ваться услугами магов из Креонии. Но что за это попросит взамен Григо, бедный ко­роль Видраст не знал. Вот и хлопотал о же­нитьбе принца Амалиона - самый подходя­щий предлог для союза. А тут, принц выки­нул такую штуку - прикинулся мужеложцем. Все в шоке. Но, самое главное, если Ама­лион не женится, и не заключит тем самым союз с Натванией, то этот союз Натвания заключит с Креонией. И тогда Креония ок­репнет, получит помимо власти, ещё и об­ширную территорию, станет могуществен­ной и опасной, уже для Илараэнии. Слиш­ком рискованно уступать им. Вот и гневал­ся Дионелис на своего сына, за то, что тот не хочет избавить государство от такой опас­ности и, всего-навсего жениться. Стоп, а что, у короля Креонии, разве нет сына? Раз­ве он не может своего сына женить на доче­ри короля Натвании? Память услужливо на­помнила мне подслушанный разговор о свадьбе принца Креонии, Созелена, на ка­

кой-то принцессе дальних земель. Ясно, значит, тогда, у Илараэнии, с её неженатым принцем, в этом плане преимущество.

Я вздохнула и собрала из всех обрывков информации целостную картину. И полу­чила совсем неутешительный вывод. Принц Амалион, моя Вторая Половина, должен в скором времени, хотя бы обручиться, что­бы спасти своё государство.

Но, что радует, у Амалиона, видимо, было своё мнение по поводу сложившейся ситу­ации, и он чего-то добивался своими пе­ревоплощениями. Только вот чего? Я не могла разгадать его замысла, и изнывала от любопытства. Потому что, обычно, я без труда справляюсь с самыми сложными за­дачами и распутываю клубки самых хит­роумных интриг.

- Выходи. Я вижу твою тень за дверью ванны, - вдруг, услышала я требовательный голос принца.

Пришлось подчиниться и осторожно вый­ти.

- И почему я совсем не удивлён, что это ты? - устало спросил Амалион. - Ну, садись, расскажи что слышала, - указал он на сво­бодное место на кровати возле себя.

Принц уже почти переоделся, на нём была только нижняя туника и прилегающие штаны. Сапоги он тоже снял, и они валя­лись на полу. Я послушно присела рядом с ним на кровать.

- Я ничего не слышала, Ваша Светлость, я всего лишь мыла ванну...

- Как ночным горшком лупить по голове, так эй, ты, Зорик, а как подслушивать сек­ретную информацию, так Ваша Светлость?- невесело улыбнулся молодой человек. - Вилка, а может, ты всё-таки шпионишь? Вот только на кого? На Натванию или Креонию? Или, может, на них обеих? Или ты тайный агент моего отца? Ну, скажи. Клянусь, я тебя не убью. Даже бить не буду.

Амалион выглядел таким уставшим и по­давленным, таким замученным. Видимо, разговор с отцом дался ему нелегко, да и сам он изводил себя постоянными тревож­ными мыслями. Наверное, это трудно, пре­данно и безоглядно служить родине.

- Ваша Светлость...- Амалион, - перебил он меня. - Хочу, что­

бы ты называла меня по имени и обраща­лась ко мне на 'ты'.

210 Современная литература

- Я... не могу!- Хватит, я устал. И спорить с тобой, у

меня нет сил. Это приказ, - раздражённо бросил принц.

Я испуганно посмотрела на него, а по­том, приглядевшись, не удержалась и рас­смеялась.

- Что? - не понял моей весёлости Ама­лион.

- Вы, Ваша Светлость, сегодня превзош­ли самого себя, - я, продолжая смеяться, протянула руку, и стёрла пальчиком раз­мазанную помаду у его губ.

И этот жест оказался настолько интим­ным, что смеяться резко расхотелось. Он смотрел на меня, не отрывая своих пронзи­тельных голубых глаз. И я тонула в них, ста­новясь навеки пленницей этого загадочно­го молодого мужчины. Да что там говорить, я давно уже принадлежу Ему. Телом и ду­шой, я вся Его. И Он тоже мой, только ещё не осознал этого.

- Вилка, что же ты делаешь со мной?! - с каким-то больным стоном в голосе спро­сил он. - Ты самая коварная шпионка, кото­рая только попадалась мне!

- Амалион, поверь, я никогда не причиню тебе вреда. Ни тебе, ни твоему королев­ству, - твёрдо ответила я, смотря ему пря­мо в глаза. - И, Ваша Светлость, - я озорно подмигнула ему и встала с кровати. - Ни­когда бы не подумала, что девушку можно подозревать в злом умысле, только пото­му, что она умнее и сообразительнее муж­чины.

Принц намёк понял, и рассмеялся. Ни­когда и никто ещё не упрекал его в недо­статке ума. А эта пигалица даже посмела высмеять его якобы параноидальную подо­зрительность.

- Я могу идти, Ваша Светлость? - вежли­во присела я в реверансе.

- Да, иди, - махнул на меня рукой принц.

ЧАСТЬ 4

Сегодня последний день. Последний день пребывания гостей в замке и раздумий Ама- лиона. Он должен принять решение о своей женитьбе.

- Вилка, отнеси завтрак в комнату прин­ца, - крикнула мне Инри.

- Но, он же сказал...- Он сказал, что кроме тебя, никого в сво­

их покоях видеть не желает, - оборвала меня старшая служанка. - Наверное, ты самая му­жеподобная из нас всех, поэтому понрави­лась ему, - зло усмехнулась девушка.

Я удивилась такому приказу принца, но, молча, взяла поднос в руки и поплелась на верхние этажи. 'Лишь бы он всё ещё спал', - повторяла я про себя, не желая до­кучать Ему в такой ответственный и важ­ный день. Я тихо постучала, никто не отве­тил, и я вошла в комнату. Амалион спал в ночной сорочке и совершенно смешном чепчике, который он натянул на всю голову. Более того, принц был весь облеплен муш­ками. Конспирируется, значит. На тот слу­чай, если завтрак принесу не я. Понятно.

- Амалион, - тихо позвала я.Ответа не последовало. Спит всё-таки. Я

тихо поставила поднос на прикроватной тумбе, и собиралась было уже уходить, как меня схватили за кисть руки.

- Ммм... Вилка, - глухо прошептал принц.- Мысли о тебе днём не оставляют меня ни на секунду, так ты ещё и в мои ночные сны умудряешься залезать! - вздохнул он, страдальчески глядя на меня.

О... Он думает, что это его сон и что я ему приснилась? Чудненько. Как же теперь ему потактичнее намекнуть, что он уже про­снулся? Я хотела было возразить, но моло­дой человек дернул меня за руку и притя­нул к себе.

- Так пусть хоть во сне я буду делать то, что хочу, то, о чём мечтаю, - он обнял меня и потянулся к моим губам.

Я взвизгнула от неожиданности. Разве его не учили, что прежде чем поцеловать де­вушку, надо убедиться, что она согласна? А не нападать на неё врасплох! Так же и остановку сердца заработать можно!

Взгляд принца стал осмысленным, он ос­торожно отпустил меня и мою руку.

- Так это не сон?Я отрицательно покачала головой.- ..., - нехорошо выругался Амалион. - Что

ты тут делаешь?- Я принесла вам завтрак, Ваша Свет­

лость, - смущённо отошла я в сторонку.- Да, и опять подслушала. Только теперь

уже мои мысли, - недовольно нахмурился он. - Почему так происходит? Судьба по­

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 211

стоянно сталкивает нас, и ты застаёшь меня за самыми моими личными делами.

- Не знаю, лирэн. Может, судьба хочет вам что-то сказать? - я спрятала улыбку.

- Да? Ты так говоришь, как будто знаешь, что именно она хочет сказать, - принц вни­мательно посмотрел на меня.

- Может быть, - уклончиво ответила я.- Шутки со мной шутишь? - вскочил он с

кровати и вплотную подошёл ко мне.Я даже ощутила тепло Его тела, тепло Его

души. Жутко захотелось, чтобы Он обнял меня и уже никогда не отпускал. Да нет, я готова была сама повиснуть на Его шее и зацеловать. Но нельзя, ещё не время. Он должен сам понять, кто я для него, и что нас связывает. Он должен почувствовать, что я - половина его души. И пока Он не придёт к этой мысли, я буду непреклонна.

- Ваша Светлость, вы сами можете от­ветить на все вопросы. Вам только нужно открыть разум и прислушаться к своему сердцу. Вот так, - я положила ладошку ему на грудь. Там глухо стучало сильное и мо­лодое сердце, готовое к бесконечному пре­красному чувству.

«Любовь, - должна была сказать я. - Это и есть судьба двух половинок Одного Це­лого». Но я промолчала, давая Ему просто ощутить тепло моей руки. Пытаясь сказать Ему всё без слов.

Так мы простояли, кажется, целую веч­ность, смотря друг другу в глаза, любуясь друг другом, и ощущая тепло друг друга. А потом я виновато улыбнулась, и тихо ушла. Он остался стоять, смотря мне вслед, не двигаясь, и не говоря ни слова.

***Ночь. Мне не спится. Он уже должен был

объявить своё решение отцу. Завтра они покидают замок. Голова пухнет и раскалы­вается, нет, не уснуть. Я тихо встала со сво­ей кровати, переоделась в платье, накинув покрывало на голову, вышла из помещения, прошла кухни, и направилась к комнатам, где спали низшие слуги.

- Бири, Бири, - потрясла я посудомойку. Та нервно дёрнулась и проснулась.

- Вилка? Хм, давно не виделись, - зевну­ла она.

- Тише, не разбуди соседку по комнате,- прошептала я. - Дай ключ от чёрного хода.

Искупаться охота, не могу. Ночь душная.- Ну, не знаю..., - покосилась она на кро­

вать, где заворочалась другая посудомой­ка.

- Никто не узнает. Я ополоснусь и сразу обратно. Ключ положу тебе под матрац.

Бири молчала, обдумывая мою просьбу.- Ну, по старой памяти, пожалуйста.- Ладно, только быстро, - проворчала де­

вушка, и вытащила ключ.- Спасибо, - радостно прошептала я и

побежала в свою коморку.Там я сняла своё светло-бежевое платье,

натянула родное, бесформенное серое, стя­нула с головы накидку, и, простоволосая, помчалась на задний двор. Как ни странно, но чёрный ход оказался уже открыт. Я уди­вилась. Бири всегда очень тщательно зак­рывала дверь, да и вечером её обязатель­но проверял кто-нибудь из поваров или пе­карей. Мне стало как-то тревожно и бояз­но. Но, полпути уже пройдено, и если не поплаваю, то точно не смогу заснуть. И я припустила бегом в сторону леса.

Подходя к озерцу, я услышала тихие пе­реговаривающиеся голоса. А среди дере­вьев заметила четыре мужские фигуры. Хо­тела было развернуться и убежать обратно в замок, но один из голосов показался мне знакомым. И я стала осторожно пробирать­ся к разговаривающим, благо, сейчас са­мое лето, и зелёный травяной ковёр под ногами никак не выдавал меня. Голоса ста­ли чётче, но я всё равно, не могла разли­чить, о чём они говорили. Я приметила большой раскидистый куст, и листья на нём, вроде, росли плотно, дождалась, пока луна скроется за облаками, и поползла к свое­му укрытию.

- Эта дуэль не имеет никакой опасности для наших государств, - услышала я ров­ный голос Амалиона.

- Да, - подтвердил другой мужской го­лос.

- Созелен, ты уверен, что твой отец не пойдёт войной на Илараэнию, если ты по­гибнешь? - уточнил мой принц.

- Да, для этого мы позвали свидетелей и подписали договор. Надеюсь, и твой отец не будет угрожать Креонии, если ум­рёшь ты, - сказал, как его там? Созелен. Знакомое имя. Ба... да это же наследный принц королевства некромантов!

212 Современная литература

Нет, моя Вторая Половина, определён­но, сошёл с ума! Дуэль с некромантом?! Да он уже, можно считать, покойник! Зачем ему это?!

- И, Созелен, хотел бы поставить ещё одно условие. Если одержу победу я, то Креония никогда больше не будет претен­довать на земли Натвании, - услышала я голос Амалиона.

- И встречно, если победа будет за мной, то Илараэния, также никогда не бу­дет вмешиваться в дела Натвании и Крео­нии, - хмыкнул Созелен. - Вы всё слышали?- обратился он к свидетелям.

- Всё задокументированно, можете под­писаться, - подал голос один из свидете­лей.

Принцы небрежно поставили свои рос­писи.

- Я, независимый свидетель со стороны наследного принца Илараэнии, подтверждаю действительность данного договора, равно­значного королевскому указу, - подписал свиток один из незнакомых мне мужчин.

- Я, независимый свидетель со стороны наследного принца Креонии, подтверждаю действительность данного договора, равно­значного королевскому указу, - подписал свиток другой свидетель. - К бою, лирэны.

Мужчины отошли в сторону, а принцы до­стали свои мечи. В другой руке они сжи­мали по короткому кинжалу. Ой, что сей­час будет...

Амалион был в идеальной физической форме, все его движения поражали своей точностью и завораживали техникой испол­нения. Настоящий Мастер Меча. Созелен, конечно, уступал ему по всем параметрам. Но был у некроманта какой-то козырь в ру­каве. Потому что, совершенно непонятным образом движения мага ускорялись, а тело, казалось, было неуязвимым.

Так нечестно! О чём только думал мой принц, когда соглашался на этот бой?! Он же не дурак, он должен был подготовиться! Но, видимо, его расчёты в отношении не­кроманта, оказались неверны.

И тут Амалиона ранили, и его кровь бы­стро закапала на землю. Я чуть не умерла от ужаса и страха за своего милого. Так, надо соображать, и что-то делать, сам он не справится.

Я могу дотянуться до них с помощью од­

ной из стихий. Воздух, вода, огонь сразу от­падают, с ними слишком заметна будет моя помощь. Остаётся земля. Я стала ожесто­чённо рыть землю руками, ломая и не щадя свои ногти. Откопав две ложбинки, куда пол­ностью помещались мои ладони, я прило­жила руки к земле, и послала энергетичес­кую волну. Закрыв глаза, я сразу увидела ауры сражавшихся. Амалион имел светлое свечение, явно подпитанное какой-то защи­щающей, но слишком слабой магией. Созе­лен же весь был словно чёрный налившийся сгусток. Это где же он так нажрался чёрной магии, чтобы из ушей вылезало? Убить-то надо было человек двадцать, причём мучи­тельной смертью! Ясно только одно, принц Креонии приехал в Натванию очень подго­товленным, и во всеоружии. Так, а мне-то что делать? Тело моё слишком слабое, на­грузки такой может и не выдержать. И куда я потом дену столько чёрной энергии? Нет, конечно, в одной из жизней я была вампи­ром, и владею тёмным искусством, но че­ловеку такая задача не по силам.

- Простите. Но я должна, - прошептала я.И я потянула энергию из Созелена, про­

пуская её через себя, по возможности обез­вреживая и направляя в озеро. Ведь вода наиболее оптимальная субстанция для хра­нения неоформленной магической энергии. Было ощущение, что я пью смолу, такая тя­гучая и противная была сила некроманта. И шла она в озеро через моё тело, забирая с собой частичку жизни. Да, такими тем­пами я быстро распрощаюсь с этим ми­ром. Лоб покрылся бисеринками пота, ды­хание затруднилось. Я до боли закусила губу. 'Нет, не сдамся!' - била в мозг одна единственная мысль. И, наконец, я выпила мага до дна, до последней капли. Теперь он не сможет поставить защиту, или уве­личить своё мастерство. Раздался чей-то предсмертный вскрик.

Я легла на землю, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Меня знобило и бросало то в жар, то в холод. Тело покрылось липким потом. 'Бедная девочка, сколько же тебе приходится со мной терпеть', - посетовала я. Мне никто не ответил. Тишина. Темнота в глазах. И тут, вдруг, вспышка света. Тол­чок. Вздох, выдох. 'Девочка? Ты как?' - спросила я у своей старой памяти. Опять молчание. И никакого раздвоения личнос­

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 213

ти. Что? Когда же это случилось? Когда моё тело стало, действительно, моим? То есть мой мозг, душа и физическая оболочка, стали единым целым?! Не может быть! Не веря в свершившееся чудо, я прислушалась к себе. Потоки энергии в моём теле гар­монично циркулировали, быстро восстанав­ливая истерзанную ауру. Мне стало значи­тельно лучше. Я поднялась и села. Теперь я владею всеми, из изученных когда-либо мною, магий. Могу вспомнить любую тех­нику боя, со всеми видами оружия! Я умею, практически, всё! Великолепно! Я стала са­мой собой! Как вовремя!!!

- Да, можете забрать тело, - вывел меня из радостной эйфории голос Амалиона.

Он жив! Он жив и... Я посмотрела сквозь кусты. И здоров, может ходить, нет никаких видимых увечий. О, как я счастлива! Всё обо­шлось.

Двое свидетелей дуэли, взяли тело прин­ца Креоннии, и двинулись по направлению к замку. И мне всё равно стало грустно. Со- зелен тоже служил своему государству, он тоже был предан родине, и, наверное, хо­тел, чтобы его отец им гордился.

- Ты??? - раздался надо мной удивлён­ный возглас.

Я вжала голову в плечи и подняла глаза. Надо мной возвышался Амалион.

- Даже не буду спрашивать, что ты тут потеряла.

- А что? - с вызовом спросила я. - Ты совсем голову потерял, раз согласился на дуэль с некромантом?

- Так у меня вот что есть, - показал он мне какой-то амулет на шее.

- Это? Ну-ка, дай посмотрю.Я повертела в руках маленький камешек

в виде капельки. Хм, амулет отменный, толь­ко заряжен неправильно, и, скорее всего, магом-недоучкой.

- И ты надеялся, что он тебя защитит? - удивилась я.

- Мне было главное, чтобы он оберёг меня от тёмной магии некроманта. А ос­тальное я планировал сделать сам.

- Пфф, - фыркнула я.- И я совсем не ожидал, что его магия

сможет защитить его, увеличить скорость реакции и даровать невероятные физичес­кие возможности. Ведь некромантия - это магия смерти, и не может созидать, защи­

щать, помогать обороняться...- Ты слишком самонадеян, - покачала го­

ловой я. - Не зная броду, лезешь в воду...- Да, наверное, - задумался Амалион. -

Мне кто-то помог. И, кажется, я даже дога­дываюсь, кто.

Принц многозначительно посмотрел на меня, на мои истерзанные руки и комья земли вокруг:

- Какие тайны ты ещё хранишь, а, Вилка?Я улыбнулась, даже близко не собираясь

отвечать на вопрос.- Ой, подожди. Можно, я этот амулет себе

заберу?Получив растерянный кивок, я вприпрыж­

ку помчалась к озеру. Села у берега на ко­лени и осторожно отпустила камешек в воду. Вода в озере была тихой, мутной и безжизненной. Я начала нашёптывать зак­линание, собирая тёмную силу в амулет. Вскоре камешек напитался, налился чёрным цветом, я вытащила его из воды и запеча­тала тайным словом, встала, и стала под­брасывать его в руке, раздумывая, куда бы деть. Такую силу жалко выбрасывать, но и применять её где-либо опасно. И я размах­нулась, и закинула амулет в самую сере­дину озера. Камушек тихо бултыхнул, ос­тавляя круги на воде, и стал быстро опус­каться на дно. Что ж, озеро, пока что, всё ещё неживое, но со временем, в нём опять заведётся видевший меня больше полуго- да, тоже поверил в смену моей... кхм... ори­ентации. Так и случилось, все поверили в то, что на чужбине я чокнулся и стал муже­ложцем. Трубочистом же я прикидывался, чтобы получить информацию об обстанов­ке в самой Натвании, и чтобы развеять все подозрения по поводу тайного сговора ко­ролей Натвании и Креонии. Убедившись, что королю Натвании ничего не известно о планах Созелена, я успокоился и перешёл к выполнению второй части своего плана. Я начал приставать к принцу Креонии с непристойными предложениями...

Мои брови удивлённо взлетели вверх.- Да, да, принцы на всё готовы ради сво­

его королевства. Мне необходимо было убить Созелена так, чтобы потом не развя­залась война, и страны не увязли в меж­доусобицах, с последующим разделом тер­риторий и власти. Надо было вызвать прин­ца Креонии на дуэль. Причём дуэль не по

214 Современная литература

своей инициативе, а вынудить его бросить мне вызов, только тогда в глазах народа, я буду просто защищавшейся стороной. Нуж­на стоящая причина - это кровное оскорб­ление. И я творчески подошёл к выполне­нию своей задачи, начав увиваться за прин­цем, как половая тряпка. И я всё ждал, ког­да он не выдержит, взорвётся и оскорбит меня. Но Созелен оказался терпеливым, ос­торожным, ведь я Мастер Меча. И вот, толь­ко вчера, он не сдержался. Оскорбил меня и мой род при нескольких свидетелях, и вызвал на дуэль. Мы назначили тайную встречу, чтобы наши отцы не успели нам помешать, а всё остальное ты сама видела.

- Хм... Очень рискованный план. Ведь если бы ты поймался, то не только бы не осуще­ствил задуманного, но и жил бы с вечным позором, - задумчиво произнесла я.

- Да, и твоё появление меня сильно не­рвировало. Я всё пытался разгадать тебя. Даже следил иногда за тобой. Мне нужно было знать, кому ты сливаешь информацию.

- Ну и как, узнал? - хмыкнула я.- Ты абсолютно чиста, - уверенно заявил

принц. - Но кто ты, для меня до сих пор загадка.

- Я...- И мне уже даже не важно, кто ты, - обо­

рвал меня Амалион. - Я полюбил тебя, и хочу, чтобы ты всегда была со мной.

Я удивлённо посмотрела на Него. В Его глазах плескалось столько нежности и люб­ви, столько невысказанных глубоких и силь­ных чувств, тех самых, о которых я мечтала все свои одиннадцать жизней. Он взял мои руки, и... я вскрикнула от боли, ведь все мои пальцы были разодраны до крови, а ногти сломаны.

- Чёрт, прости, - виновато сказал Он.- Нет, не отвлекайся, продолжай, на чём

остановился, - захлопала я глазками.Амалион улыбнулся и обнял меня. Его

прикосновения перестали отдавать элект­рическим током, и стали просто до невоз­можности приятными. И Он поцеловал меня. Это было великолепно, нежно, чув­ственно, неописуемо прекрасно. И вихрь наслаждения унёс меня в неведомые дали...

- Вилка, Вилка, очнись, - испуганно шеп­чет Его голос.

Нет, кажется, не такие слова говорят лю­бимой после первого поцелуя. Я вздохнула

и открыла глаза.- Вилка? С тобой всё в порядке?- А что? - не поняла я.- Ты упала в обморок, - Его лучистые го­

лубые глаза с тревогой смотрят на меня.О... Как я могла так облажаться? Упасть в

обморок после первого же поцелуя! Это уже, ни в какие ворота не лезет! Дурёха!

- Всё в порядке. Просто переволновалась,- сгорая от стыда, пробормотала я.

- Ты, наверно, утомилась за день, а тут ещё такая непростая ночь. Давай, я отнесу тебя в комнату, - и Амалион, не обращая внимания на протесты, поднял меня на руки и зашагал в сторону замка.

Я предпочла переночевать в своей комор- ке, а не идти в корпус для средних и стар­ших слуг, или ещё того хуже, к принцу в комнату. Амалион уложил меня на кровать и сказал:

- Ну, давай, засыпай,- и поцеловал в ма­кушку.

- Нет, побудь рядом, пока я не усну, - по­просила я.

Даже в темноте, я почувствовала, как он весело улыбается.

- Конечно, малышка, - и он лёг рядом со мной. - Кстати, а у тебя нормальное имя есть?

- Да, - зевнула я. - Меня зовут Анья, - ответила я и провалилась в сон.

***Просыпалась я в удивительно хорошем

настроении, потянулась и открыла глаза. Странно, почему мне так радостно и весе­ло на душе? О! Вчерашняя ночь! Велико­лепная ночь, которая раскрыла все секре­ты и тайны, показала истинные чувства и исполнила мечты! Я хочу увидеть Его!

Быстро встав и умывшись, я забежала на кухню. И замерла в немом удивлении. Никого не было! Печи были не затоплены, грязные котлы и тарелки разбросаны по полу, и не видно ни повара, ни поварят, ни посудомоек! Куда все делись? Я про­шла на вторую кухню, и там меня ждала ана­логичная ситуация. Весь замок как будто вы­мер, ни единой души, полное запустение. Так, что здесь случилось? Стало как-то страшно и одиноко, я зябко поёжилась, мои шаги эхом раздавались в пустых коридо­рах. Наконец, я добрела до корпуса слуг,

Елена Ли. Не хочу быть русалкой 215

надеясь хоть там кого-нибудь встретить из старших служанок. Но в комнатах никого не было. Я уже было расстроилась, и отчая­лась найти кого-либо, как натолкнулась в одной из комнат на Инри.

- Инри? А где все?- А, Вилка. Соня ты засоня! Всё проспа­

ла. Королевская семья уехала в столицу, в свой дворец. Это, ведь, летняя резиденция. И все гости тоже разъехались, - ответила девушка, отряхивая и складывая бельё для стирки. - Слуги тоже отправились за хозя­евами. Остались только я, да Старшая слу­жанка.

- А низшие слуги?- Твои посудомойки? Эти безмозглые

девицы побросали всё, и побежали в бли­жайшую деревню. Кто к родственникам, кто просто так, отдохнуть и повеселиться. Вот придут, я задам им хорошей трёпки! Снача­ла же нужно убраться! Работы невпроворот. Давай, помоги мне.

Я согласно и грустно кивнула. Уехали. Все. И Он тоже. Так и не понял, не оценил. Даже слёзы на глазах навернулись. Как же Он оказался таким глупым и недалёким? Подумал, наверное, что мы не ровня, и слу­жанке с принцем нечего делать. Видать, в своей стране у него кучи воздыхательниц, и Он решил забыться с ними. Конечно, та­кое дело провернул, герой. Нужно Ему рас­слабиться и отдохнуть как следует, а я толь­ко мешать буду. Что же он со мной для на­чала не развлёкся? Побрезговал??? Ах, да, Зорик-трубочист когда-то обещал больше ко мне не приставать! Жалостливый какой нашёлся, слово сдержал!!! Обида и отчая­ние сменились свирепой злостью, я так оже­сточённо и остервенело натирала полы, что Инри испугалась за меня. А мне мечталосьо том, как я буду мстить. Как стану самой знатной и высокоуважаемой лираэ, и как все мужчины страны Илараэнии будут пол­зать в моих ногах. И как Он будет умолять меня простить Его, и стать Его женой. Я уничтожу Его государство, сотру в порошок. И стану королевой этого мира. Благо, те­перь, моих знаний и силы для этого доста­точно.

Тщательно обдумав план мести, и при­готовившись его исполнить, я в последний раз зашла в свою коморку, чтобы взять кое- какие мелочи и одежду на первое время,

и потом отправиться в путь.На кровати сидел Он.- Вилка! То есть, Анья! - радостно улыб­

нулся он, протягивая ко мне руки.Я остановилась. Нахмурилась. И обни­

маться к нему, нет, не пошла.- Ваша Светлость?- Анья, я тут подумал, - начал неуверенно

он. - Сначала хотел предложить тебе стать моей любовницей, подарить пару замков и положение в обществе. Но...

Я напряглась, ожидая окончания его речи.- Анья. Я теперь точно знаю, кто ты, -

принц встал на одно колено. - Ты - моя Вто­рая Половина души. И я люблю тебя. Ока­жи мне честь, и стань моей женой, а в бу­дущем, моей королевой.

И он протянул мне замызганную картон­ную коробочку с массивным золотым коль­цом. Я молча стояла, вылупляясь по очере­ди, то на кольцо, то на него.

- Это моё кольцо. А коробку к нему по дороге нашёл. Обручальное я тебе потом подарю, закажу лучшему ювелиру, - быст­ро пояснил он, думая, что я молчу, потому что мне кольцо не понравилось или коро­бочка показалась не презентабельной.

- Я, вроде бы, служанка, - невесть что ляпнула я.

- Да, я думаю, когда мы приедем в мою страну, мы состряпаем тебе знатную родос­ловную, и на корню срубим все слухи и недомолвки. Я же тот ещё интриган! - чест­но и преданно смотрел в мои глаза Ама­лион.

- Эх, а я такой шикарный план мести при­думала, и зря пропадёт. Жалко, - улыбну­лась я, счастливо засмеялась и обняла принца.

Тот удивился моим словам, не понимая о чём речь, но тоже обнял меня и поцеловал.

- Так это значит, что ты согласна?- Да, я соизволю оказать тебе великую

честь, и стану твоей женой, - высокомерно ответила я.

- Хулиганка, - шутя, щёлкнул Он меня по носу. - Вот, я ездил в деревню, и купил тебе одежду. Сразу предупреждаю, это не пла­тья. Это мужская одежда, чтобы ты въехала в мою страну инкогнито.

Я понятливо кивнула, быстро вытолкала принца за дверь и переоделась, потом за­вязала шнурок, и повесила кольцо себе на

216 Елена Ли. Не хочу быть русалкой

шею, под одежду. На заднем дворе нас уже поджидали две лошади.

И мы помчались прочь, от порядком уже осточертевшего замка, вперёд, в наше сча­стливое будущее.

ЭПИЛОГ

- Ну как, ты довольна?- Вполне. Почему ты не помог ей рань­

ше, и не дал Нить Пути, когда я тебя об этом просила? Почему не дал ей сразу най­ти своего Амалиона?

- Потому что не поступило приказа свы­ше.

- Да, да. Всё у тебя по правилам. Мог бы собственную дочь пожалеть и всё-таки по­дарить Нить Пути. Она же страдала.

- Это было бы неправильно. Тем более, мы с тобой тоже достаточно поскитались по жизням и мирам, пока нашли друг друга.

- И какой же приказ поступил тебе свы­ше?

Повысить рождаемость новых душ.- Что?! Так ты соединил нашу дочь с её

Второй Половиной души, только для вос­производства?!

- Дорогая, ты же знаешь, новая чистая душа может родиться только от двух поло­винок Одного Целого.

- Я знаю это. То есть, ты бы ей не помог, если бы не было приказа?

- Нет, почему? Помог бы... Потом...- Какой же ты чёрствый!- Дорогая, любимая, но всё ведь хорошо

получилось? Наша дочь прекрасно справ­ляется с возложенной на неё миссией. У нас уже четыре замечательных внука.

- Ты несносный, расчётливый интриган. И ты ведь знал, что так будет!

- Я люблю тебя, дорогая. Ты - моя Вторая Половина души. И мы уже целую вечность вместе, и будем ещё столько же рядом.

- Ладно, что с тебя взять? Я тоже тебя люблю.

- Может, пройдём ещё один цикл реин­карнаций? Тряхнём стариной? Двенадцать жизней пройдут как одна.

- Дорогой, ты просто неутомим. Откуда только силы берутся? Мы ведь уже такие старые души.

- Ты заряжаешь меня силой жизни, лю­бовь моя.

- Ладно, уговорил. Только вот понаблю­даем первую реинкарнацию наших внуков, и сразу махнём в какой-нибудь мир.

- Значит, ты со мной?- Я всегда с тобой.

Ташкент, май 2010 г.

217

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Юнна МОРИЦ кандидат филологических наук, доцент

ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕО лирике Марты Ким

Еще не умолкли разговоры об упадке со­временной поэзии, порожденном соци­альными коллизиями последних десятиле­тий, а поэзия жива и приобретает все боль­ше почитателей. Об этом свидетельствует как заметно увеличивающийся рост публи­каций, так и перемены к лучшему в поэти­ческой продукции, способной «сердца тре­вожить».

К заметным событиям литературной жиз­ни нашей республики можно отнести вы­ход в свет стихотворного сборника «Остро­ва» Марты Ким. Автор его не новичок в не­терпящем суеты «служенье муз». Первый ее стихотворный сборник - «Разные миры» - вышел в 1994 г. За ним последовало еще семь книг (1998-2009), и вот перед нами девятая, весьма объемистая книжка стихов. Производительность завидная и, конечно, побуждающая внимательно вглядеться в особенности художественного мира поэта.

Первое, что сразу обращает на себя вни­мание, - это творческая оригинальность ав­тора, избравшего труднейшую форму по­этического творчества - лирическую мини­атюру. Книга «Острова» состоит преимуще­

ственно из четверостиший и пятистрочни- ков. Восьмистрочные стихи встречаются реже. Используется Мартой Ким, правда не очень активно, дистих. Вот пример:

Счастье - когда ты рядом.А я - тише воды.

Всего две строки, а как много ими ска­зано! Изредка поэту удается воплотить ху­дожественную мысль даже в одной един­ственной строке. Вот она:

Над веткой сакуры плакал старик.

Нужно, чтобы читатель, хотя бы на миг, остановился, задумался над строкой и тог­да он, возможно, поймет, почувствует со­кровенную суть этого человека.

В лирических миниатюрах Марты Ким уга­дывается влияние восточной поэзии - япон­ской, в частности, где этот жанр получил воплощение в таких формах, как танка, хок- ку и других, а также - персидско-таджикс­кой поэзии (Ханзаде, Рудаки, Омар Хайям и др.). Столь же интенсивно на поэтессу

218 Литературная критика

влияет литературное наследие Запада, ощу­тимее всего русская поэзия серебряного века. По текстам стихотворений рассыпано множество реминисценций из творчества самых разных поэтов. И мы вправе сказать, что лирика Марты Ким представляет собой симбиоз литературных традиций Востока и Запада, это создает особый эмоциональ­ный колорит.

Оригинальность ее творениям придает также сам способ воплощения чувствуемой мысли в строке стиха. «Как всплески волн рождаются стихи», - говорит об этом поэт строкой, давшей название одному из про­изведений сборника. О сходном процессе творчества пишет Борис Пастернак: «Сти­хи слагаются навзрыд», то есть в потоке почти неуправляемых эмоций.

Поэтическое кредо Марты Ким выраже­но в четверостишии, озаглавленном «По­эту»:

Воспой не сон, а явь.Не жди награды.Земную жизнь восславьИ жгучесть правды.

Жгучесть правды важна поэту не сама по себе. Стихи, по убежде-нию Марты Ким, пишутся, чтобы людям прибавить счастья («Как любят все»). Поэтический труд осоз­нается ею как подвижничество. Поэту при­ходится петь, преодолевая сопротивление терний времени. «Наше время трудновато для пера», - писал Маяковский. Как бы вто­ря собрату по перу, Марта Ким констатиру­ет:

«Наш век не создан для поэта»(«Я счастлива...»).

Впечатляет широта художественного мира, осваиваемого поэтическим словом. Взгляд автора обнимает не только просто­ры родного края, но легко перемещается к иным пределам. В ее стихи органично впле­таются нежно цветущая сакура, японская вишня и «есенинская береза». Поэту милы белые ночи Карелии, величие Эвереста, ласковые волны южного моря. Востоку при этом неизменно отдается первенство:

Караван моих стихов идетКаждый раз с Востока на Восток.

Художественное мышление Марты Ким отличается интенсивностью. Оно сходно со стремительным потоком. Порой кажется, что между отдельными миниатюрами мало свя­зи. Но это обманчивое впечатление. Связь имеется, она в лирическом характере геро­ини, портрете ее души.

Главное достоинство автора лирики «Ос­тровов» - богатое откровениями раскры­тие духовного мира, позволяющее вылепить зримые черты характера лирической геро­ини. Заметим, что на такое решается да­леко не каждый пишущий стихи, тут, ска­жем прямо, нужна незаурядная отвага. А ведь только это качество и способно пре­вратить обычные стихи в высокую Поэзию.

Характер лирической героини интересен своей антиномичной структурой, столкно­вением полярных стихий. На одном полюсе- спокойная, уравновешенная женщина, всецело преданная созерцанию красоты мира, предпочитающая одиночество суете многолюдного общения. Углубленность в себя дарит не только богатый спектр чувств- радость, грусть, но и способность видеть мир по-своему:

Живу сама по себе -В стороне от всех.Зато слышу, как в тишинеНочью падает снег.

Многое, очень многое создано Мартой Ким в минорном, созерцательном ключе видения мира. Тонкий лирик по преимуще­ству, она не случайно называет свое серд­це певучим. Точное определение. Но вот он, по выражению Афанасия Фета, «прыжок с седьмого этажа»: на страницах книги «Ост­рова» живет, пользуясь всеми правами, и совершенно иная лирическая героиня, пре­исполненная страстей, бурь и тревог, по­ражающая воображение читателя неожи­данными всплесками откровений. Это она, вторая Марта, решительно заявляет о себе:

Я женщина-воин! Этим все сказано.В стране Амазонии

Юнна Мориц. Поющее сердце 219

Жить мне приказано.В другом стихотворении тот же мотив: Мне б скакать амазонкой На диком коне,Жарить мясо бизонов При ясной л ун е .

В греческой мифологии амазонки - это племя женщин-воительниц. Их имя, якобы, происходит от названия обычая выжигать у девочек левую грудь для более удобного владения оружием. Амазонки поклонялись Аресу, богу войны, и Артемиде, проводя время в битвах.

Марта Ким не страшится рассказывать читателю о своей «прошлой жизни», явив­шейся ей, возможно, в упоительном снови­дении:

В прошлой жизни я была гетерой, Похожей на Таис. А может, гейшей.Но наверняка любила злые ветры И песнь с галер на языке нездешнем.

Воинственный, боевой настрой характе­ра настойчиво заявляет о себе во многих стихотворениях этой книги, но столь же от­четлив мотив усталости от «битв», так же, как состояние духовной раздвоенности, порожденной впечатлениями тусклой со­временной жизни. Отсюда - обилие минор­ных мотивов: Все пути уже пройдены. / Все слова уже сказаны, / Но все та же раздво­енность / Души неприкаянной.

Противоречивость духовного склада ли­рической героини отчетливее всего прояв­ляется в любовной лирике, занимающей немалое место в «Островах». Именно в лю­бовной лирике полнее всего ощущается противостояние двух начал - мгновений ослепительного счастья и переживаний в случае их утраты:

И не было больше слов,Ни вскрика, ни заклинания...Как поздно пришла любовь,Как рано пришло расставание.

В этих строках с их афористически ем­кой содержательностью - квинтэссенция лирики Марты Ким. Любовь эта радостная,

но она трудна, а порой невероятно мучи­тельна:

Жажда жизни - и страсть к разрывам! Хоть криком кричи.

Достоинства любовной лирики поэтес­сы не только в неподдельном накале чувств, но и в пленяющей образности, богатстве изобразительных средств.

Тебе будет не хватать меня,Как зимой тепла, а летом прохлады. Тебе будет не хватать меня,Как ослепшему - глаз,Пустыне - лозы виноградной.

Очень часто динамику стиха формирует антитеза. Вот только один из множества примеров использования этого приема:

Страшнее страшного, нежнее нежного Любовь моя.То разукрашена, то изувечена Бредешь одна.До боли в сердце родная, прежняя,Не ты ль была? -Страшнее страшного, нежнее нежного Любовь моя...

Усилению эффекта антитетичности здесь способствует и ощутимая разностопность строк (12-4).

И еще одна примечательная особенность- тонкость психологического рисунка, воп­лощающего мечту о возвращении утрачен­ной любви:

Святая ложь. Пусть это все неправда,Но как же упоителен обман!Под тихий дождь и шелест листопада Ты вновь идешь к протянутым рукам.

Медитативная лирика Марты Ким углуб­ляет понимание ее лирического характера. Поэта навещают раздумья о жизни и смер­ти, о смысле бытия - вечные темы поэзии. Страстная любовь к жизни - один из ус­тойчивых мотивов ее лирики.

Как жизнь прекрасна робкой красотой, Своей незащищенностью и силой!

220 Юнна Мориц. Поющее сердце

Вторая строка здесь - знак диалектичес­ки сложного восприятия жизни. Уделом всего самого прекрасного в жизни может быть ро-бость, незащищенность от темных, враждебных сил и поэтому требует надеж­ной защиты. Убежденность в этом форми­рует восприятие жизни как поединок, про­тивоборство с силами зла. Тема эта зани­мает видное место в лирике Марты Ким, но с особенной отчетливостью она воплоще­на в стихотворении «Жизнь»: Ты меня учи­ла не сгибаться. / Быть сильней в неравном поединке.

На какие же враждебные силы ополчает­ся поэт, готовый «бросить вызов девятому валу»? Жизнь, как известно, далека от со­вершенства, к тому же еще наступило огор­чительное «время сорняков», как сказано в одном из ее стихотворений. И поэт не впра­ве отказаться от своей оценки того, что представляется ему несправедливым, тре­бующим порицания. Хотя и редко, но Мар­та Ким допускает в строй лирики, не терпя­щей суеты и суесловия, злую инвективу:

Время какое-то странное -Все вверх дномНынче убогие празднуютЗа царским столом.

Поэтесса, по всей видимости, относится к типу людей, именуемых правдолюбцами.В.Даль о таких людях приводит речение: «Правдолюб - душа нагишом!» Это будто о Марте Ким сказано, да и сама она говорит по сути о том же:

Я не кажусь, я есть. И в этом вся беда -Лицо без маски, сердце без щита.

Именно ранимая обнаженность души, не­терпеливая готовность броситься в бой, отстаивая святое слово правды, - характер­ная черта ее духовного склада, лирическо­

го характера.Не скрывает Марта Ким и слабостей сво­

ей героини. Это случается, когда настигает ее людское равнодушие, душевная непро­ницаемость тех, к кому обращено пламен­ное слово поэта. И тогда появляются стро­ки, выражающие тоскливое состояние души:

Живут на Земле миллиарды,А ты все однаСо своею ненужной правдой -Как тень тростника.

Нет-нет да и проскальзывают на страни­цы книги близкие тургеневским «Senilia» (старческое) строки:

На склоне лет другие снятся сны -Из прошлого какие-то мгновенья.

Трудный «спор с самой собой» изнуря­ет, рождает горькое признание: в душе лед­ник. И все же, наперекор всему, грустные мотивы побеждаются Мартой Ким оптими­стическим в своей основе настроем души:

С лучами солнца праздную рожденьеНе только дня, но и свое.И пью взахлеб из чаши вдохновеньяБожественно пьянящее вино.

Благодарные читатели вправе ожидать от обладательницы «пою-щего сердца» новых стихов, окрыленных божественным вдохно­вением.

[1] Марта Ким. Острова. Стихотворения.- Ташкент, 2010.

Статья опубликована в журнале «Препо­давание языка и литературы» (Ташкент, №2, 2011 года)

ЮЖНОКОРЕЙСКАЯЛИТЕРАТУРА

222 Южнокорейская литература

Л И Бом Сон

ЖУРАВЛИНЫЙ ПОСЕЛОКПовесть. Перевод Лилианы Шин

Чтобы добраться до этого поселка, нуж­но десять ли1 подниматься от автомобиль­ной трассы вверх на Гаджедо, сквозь обла­ка перевала спускаться вниз по горе де­сять ли, а потом еще тридцать ли шагать по долине.

Неизвестно, как этот затаившийся в глу­бине провинции Кангвондо поселок назва­ли власти, но сами жители прозвали его «журавлиным».

Семь домов, расположившихся рядышком посреди зеленых гор, украшенных розовым узором пышно цветущих азалий - вот и весь поселок. Если взглянуть на них с вершины перевала, они выглядели точно птичьи гнездышки. В самом центре поселка росло одно древнее сосновое дерево, а за каж­дым плетеным забором, ограждавшим до­мики, ярко цвел персик, украшая сосну.

Иногда, вслед за протяжным звонким по­луденным криком петуха раздавалась ме­лодия ивовой свирели, на которой играли ребятишки возле пруда. «Пи-ри-пили-ли» пела свирель, и сквозь дымку ее звуки раз­носились до вершины перевала.

Иджанг, старейшина поселка, опершись подбородком о трость, вместе с учителем Паком сидел на вершине перевала и мол­

ча глядел вниз на поселок.Оба они возвращались с дороги, после

того, как утром во дворе волостного управ­ления посадили своих внуков на грузовик. Проклятые японцы добрались и до этой глу­бинки, чтобы завербовать солдат для сво­ей армии.

Взгляд обоих стариков был направлен вниз, на сосну, стоявшую посреди посел­ка. Сейчас день уже был на исходе, а оба старика еще с утра почти не произнесли ни единого слова. Все тридцать ли они прошагали в молчании.

Наконец старейшина, слегка ударив о ко­лено трубкой, которую держал в одной руке вместе с тростью, молвил:

- Уж больше тридцати годов, как нет жу­равлей...

- Да-а., кажись, тридцать шесть?- не от­рывая глаз от поселка, отозвался учитель Пак.

- Верно. Мне тогда было сорок четыре. Да, точно, тридцать шестой пошел,- вздох­нул старейшина, набивая трубку. Нетороп­ливый, словно сонный бред, разговор вновь прекратился.

- Ку-ка-ре-ку-у-у!..Снова в поселке раздался крик петуха.

Затем опять установилась тишина. Дремот­ные теплые лучи солнца щекотали спину

223

под белой ситцевой рубахой. Вместе с тесь­мой от шляпы старейшина медленно про­вел ладонью по бороде.

* * *

Журавлиный поселок. Каким он был пре­красным и уютным!

Мысли старейшины вернулись вспять, в ту далекую пору. Вот он вновь стал резвым, слов­но молодой бычок, юношей. Он кружился вок­руг пылающего костра, пританцовывал...

С давних времен, каждую весну, в журав­линый поселок прилетала пара журавлей. Никто точно не знал, с каких пор журавли начали прилетать в этот поселок. Но люди говорили, что птицы прилетали к ним ещё до того, как родился старейшина, которому в этом году исполнилось восемьдесят лет. И даже еще до того, как родился отец ста­рейшины.

Журавли неизменно прилетали перед началом посева. На облюбованной ими ста­рой сосне, что растет посреди поселка, вили себе гнездо. Из-за этого жители по­селка называли эту сосну «журавлиным де­ревом».

В день, когда прилетали журавли, в по­селке устраивался праздник. Тогда под жу­равлиным деревом допоздна пылал костер. Юноши сидели вокруг огня и взахлеб пили макколиЗ . Девушки едва поспевали снова и снова подавать новую порцию макколи с закуской. В этот момент парни вниматель­но следили, через чьё плечо девушка под­несет угощение. Затем хором восклицали:

- Ва-а-а!Однажды Тхальсири подала полное блю­

до закуски через плечо Оксве - нынешнего старейшины Иджанга. Тут же раздался воз­глас: «Ва-а-а!», сопровождаемый дружным смехом. Оксве обернулся и взглянул на де­вушку. Он и сейчас помнит, как Тхальсири, тряся струящимися за спиной косами, бро­силась прочь. Но, убегая, украдкой бросила на Оксве свой взгляд. Оксве было приятно.

Среди девушек поселка ходили интерес­ные истории, связанные с журавлями. Де­вушки тоже любили журавлей.

Они ходили за водой к колодцу. Тропинка к колодцу пролегала как раз под старой со­сной. Изредка, в ведро проходящей мимо девушки падал комочек журавлиного помё­

та. Считалось, что эту девушку в скором вре­мени ожидает замужество.

Поэтому, когда деревенские девушки на выданье с глиняным кувшином на голове проходили под журавлиным деревом, их по­ступь вдруг становилась на редкость плав­ной и неторопливой. За год одна-две де­вушки непременно находили в своем кув­шине журавлиный помет. И точно в тот же год они выходили замуж.

В тот год и с Тхальсири вышло именно так же.

Стоя под джидовым деревом около во­дяной мельницы Тхальсири, прикусив лен­точку в волосах, прошептала:

- Журавль, - и опустила голову.Оксве исподлобья взглянул на тусклую

луну, выглядывающую из-под облака. Отец Тхальсири уже всё решил по-своему... Впервые Оксве притронулся к пухленькому запястью Тхальсири.

Однако, той же осенью плачущую Тхаль­сири увезли за покрытый рыжей листвой перевал в соседний поселок.

После этого даже в день журавля Оксве больше не танцевал.

* * *

...Это произошло в год, когда старейши­не Иджангу исполнилось сорок четыре. Под­готовив землю для посева, крестьяне ожи­дали журавлей. Но хотя сезон уже прохо­дил, журавлей почему-то все не было.

Делать нечего - начали посев без журав­лей. Всю весну и лето не выпало ни капли дождя. Ростки риса пожухли. Тщетно люди взирали на журавлиное дерево. На нём только висело пустое гнездо, свитое в про­шлом году.

- Если бы только были журавли...Жители посёлка еще сильнее, чем преж­

де, желали увидеть журавлей.В трудные времена журавль всегда ста­

новился их защитником - посредником меж­ду ними и небесами. Если наступала за­суха- они обращали взор на журавлиное дерево. Тогда журавль поднимал свой длин­ный клюв к небу и молил:

- Био, био4 ...И небо обязательно посылало дождь. В

период ливневых дождей жители поселка снова смотрели на журавлей. На этот раз

224 Южнокорейская литература

журавль протяжно кричал:- Га-а, га-а!5 ....И дождь тут же уходил прочь. Даже про

ураганные ветры они узнавали заранее. Если журавль начинал таскать в гнездо гни­лые ветки, люди знали, что пора поскорее собирать урожай.

Поэтому, хотя в тот год без журавлей сто­яла страшная засуха, люди не знали, как испросить у неба дождь.

Под вечер, возвращаясь с полей, они стояли спиной к багровому зареву словно тени, и молча смотрели на освещённые от­блеском заката пустое журавлиное гнездо.

И вот, однажды вместо ожидаемого дож­дя до них докатилось страшное известие. Проклятые японцы захватили страну!

Жители поселка, позабыв про работу, не­сколько дней подряд собирались под жу­равлиным деревом и растерянно глядели на гору напротив.

Следом навалилась ещё одна беда: в по­селке возникла лихорадка. Одним за дру­гим в семьях слегли именно молодые тру­женики. Почти каждый день в домах разда­вался плач. Журавлиный посёлок превра­тился в обиталище смерти.

И на другую, и на третью весну журавли не прилетали, а поселке повторялись неуро­жайные годы.

Наконец, кто-то пустил слух, что отныне в этом поселке жить невозможно. Одна, дру­гая семья покинула поселок. Остановившись на перевале, они некоторое время смотре­ли на журавлиное дерево. А потом скры­вались за горой и уходили куда-то.

Поселок, в котором раньше было почти двадцать домов, опустел. Осталось только семь.

За это время старейшина Иджанг тоже несколько раз уходил из поселка, пытаясь устроиться на другом месте. Но каждый раз он возвращался, так и не сумев бросить жу­равлиный поселок. И не столько оттого, что здесь его, похожую на кусок чугуна, душу когда-то тронула первая любовь. Просто ему казалось, что он не сможет жить вдали от этого места.

- Куда же улетели журавли?- Кто знает....

- Живы ли?..- Говорят ведь, что журавль бессмертен.Старейшина ещё раз погладил бороду и

взяв за самый кончик, помял его в руках. Затем пробормотал:

- Бессмертен....

Как раз в этот миг из поселка раздался пронзительный звук квенгвариб .

...Квен-квен-квен-квен-квен-квен-квен...Это был знак, оповещающий, что в по­

селке что-то случилось.Старейшина Иджанг резко поднялся. Учи­

тель Пак тоже встал, отряхивая трубку. Квен- гвари продолжало звенеть. В тихом сон­ном поселке замелькали темные тени лю­дей. Старейшина Иджанг, напрягая зрение, вглядывался в посёлок.

- Журавли...., журавли!....В воздухе ещё звенело эхо от разнесше­

гося крика. Оба старика его отчетливо слы­шали.

Действительно, в тот день в поселок при­летели журавли. Старейшина с учителем спустились с перевала и наконец-то уви­дели возвратившихся журавлей. Обняв друг друга, старики плакали.

- Прилетели... И вправду прилетели! Хы- хы-хы...

- Старик, это ведь не сон, правда? Ста­рик Иджанг, ведь не сон же? Ы-хы-хы....

Не замечая скосившиеся назад шляпы, старейшина Иджанг и учитель Пак долго стояли, подняв головы вверх и смотрели на верхушку журавлиного дерева.

Это был тот же журавль, что и раньше. Не изменился. Который раз старики утира­ли ладонью струящиеся слезы.

Глаза жителей поселка, стоявших поза­ди старейшины и учителя, тоже наполни­лись влагой. А маленьким детям было про­сто интересно наблюдать, как на их глазах оживает таинственная старая легенда.

- Теперь-то уж мы выживем.- Теперь дела пойдут к лучшему!- Сохранили верность деревне! .. Сколь­

ко лет уж пролетело..Сердца жителей наполнились неосознан­

ное чувство большой надежды.

Ли Бом Сон. Журавлиный поселок 225

Журавли начали прилежно вить гнездо. Завидев неторопливый полет журавля над посёлком, люди в поле, на горе, у колодца приостанавливали работу и замирали.

Когда наступил сезон нового урожая кар­тофеля, журавли начали носить в клюве корм. Значит, у них появились птенцы. Те­перь, как только два жителя сходились в одном месте, начинался разговор о подра­стающих птенцах. Ведь считалось, что если журавль выводит птенцов, то урожай будет очень хорошим.

Миновала картофельная пора. Настал се­зон дыни и кукурузы. К этому времени птен­цы уже стали громко щебетать из гнезда.

«Цак-цак.....»Когда же мать-журавушка, неся в длин­

ном клюве корм, подлетит к гнезду и сло­жив позади оба крыла, сядет на пушистую ветку, птенцы, опережая друг друга, рас­крывали маленькие клювики, вытягивали шейки и, едва не вываливаясь за гнездо, пищали.

«Цак-цак.....»Их было три. Несомненно, намечался хо­

роший урожай. И засуха, и ливневые дож­ди обошли поселок стороной. На полях по­спевало сочное зерно. И вправду, в тот год урожай был обильным. Как только трудящи­еся на ближних полях затянут песню, ее под­хватывали мужики, рубящие дрова на даль­ней горе.

Пик жары уже миновал. Оставалось дож­даться окончательного созревания, а потом можно было начинать жатву.

В один из этих дней в поселок вернулись внуки старейшины Иджанга и учителя: Доги и Бау. Завербованные весной в армию, они наконец-то вернулись домой. На их плечах безобразно висела японская форма.

- Эй, наша страна стала свободная! Сво­бодная! Вы что, не знали?

Старейшина Иджанг и учитель Пак, сжав огрубевшие ладони внуков, снова начали плакать. Старики сами не осознавали, ры­дают ли они от радости за вновь обретен­ную страну или из-за возвращения внуков, которых уже считали погибшими. Просто эти счастливые события вызвали бурю эмоций, результатом чего оказались слёзы. Журавлиный поселок наполнился радостью

и достатком. Перед каждым домом возвы­шался скирд свежего сена.

В следующую весну тоже прилетели жу­равли. Вывели трех птенцов. Снова урожай был хорошим. И еще на следующую весну журавли прилетели. На этот раз птенцов было двое. Собрали хороший урожай.

Той осенью женился внук старейшины Иджанга Доги. Его женой стала соседская девушка по имени Богнё. Доги еще с дет­ства нравилась Богнё. Разломив на две по­ловинки кукурузный початок, он всегда от­давал Богнё большую часть. Бау тоже нра­вилась Богнё. Из всех собранных им кашта­нов самые крупные он неизменно прино­сил Богнё.

Однако, взрослея, Богнё стала очень не­приветливой. Когда с кувшином для воды Богнё выходила из-за калитки, то, встретив Доги, она могла резко развернуться и пой­ти назад. Точно так же она относилась и к Бау. Они же в ответ смеялись, называя Богнё чудачкой.

Поведение Богнё немного изменилось после возвращения Доги и Бау. Бау она улыбнулась и промолвила:

- С возвращением...А на Доги едва взглянула. С Доги она

по-прежнему была как ледышка.Чтобы пойти за водой, приходилось про­

ходить под деревом, которое росло на внеш­нем дворе старейшины, поэтому Богнё ча­стенько наталкивалась на Доги. Но каждый раз, прежде чем Доги успевал что-либо ска­зать, Богнё резко опускала голову и, не здо­роваясь, даже не взглянув на него, повора­чивалась в сторону и проходила мимо. Доги было обидно.

Так продолжалось почти два года. Но од­нажды, возвращавшийся с вязанкой дров Доги в каштановой роще позади поселка встретился с Богнё. На этот раз Доги пер­вым опустил голову и сделал вид, что не заметил ее. Однако, девушка не двигалась с места до тех пор, пока Доги не прибли­зился к ней вплотную. Сейчас она совсем не походила на ту Богнё, которая в поселке воротила голову, едва завидев Доги.

Наконец, Доги поднял глаза. Только тог­да Богнё отступила на шаг в сторону. Уст­

226 Южнокорейская литература

ремлённые на Доги глаза ярко блестели. Доги снял заплечные носилки с дровами и положил на край дороги.

- Куда идешь?

Богнё не отвечая, продолжала смотреть на Доги. Доги не оставалось ничего, кроме как тоже молча смотреть в ее карие глаза. Зрачки Богнё еще сильнее засверкали. В тот момент, когда в глазах Богнё будто бы отразилось целое лазурное небо, по щеке скатилась слеза.

- Журавушка....Богнё тихо опустила голову.Прикрыв глаза, старейшина Иджанг весь

день сидел в большой комнате, прислонив­шись затылком о стену. Он сидел так и раз­мышлял каждый раз, когда ему предстояло решить трудный вопрос.

Старейшина догадывался о чувствах Богнё намного раньше, чем Доги. Еще он знал и о скрытом желании Бау. Поэтому, когда Доги повел разговор про Богнё, ста­рик ничего не ответил, а только вниматель­но все выслушал. Если бы была его воля, он выдал бы Богнё замуж в другое село -куда-нибудь подальше. Доги, Богнё, Бау....для старейшины Иджанга все они были одинаково дороги, как родные внуки. Ни одному из троих он не хотел причинять боль.

Наконец, под вечер старейшина медлен­но открыл глаза. Он принял решение.

В ту осень отпраздновали свадьбу Доги и Богнё. Только накануне свадьбы из по­селка исчез Бау. Ни его одинокая мать, ни старый дед - учитель Пак, не ведали, куда он ушел. И снова старейшина Ижданг весь день провёл в гостиной, прикрыв глаза и опершись затылком о стену.

На будущий год журавли прилетели сра­зу, как только в долине растаял снег и рас­цвела азалия. По обыкновению, птицы сви­ли гнездо и вывели птенцов. Мать двоих журавликов без устали носила в гнездо корм. Завидев мать, птенцы вытягивали клювики и пищали. Жители посёлка были довольны, предвидя очередной богатый урожай и радовались, что голодать им не придется.

Но в одно дождливое утро люди нашли под журавлиным деревом мёртвого птен­

ца. Видимо, он выпал из гнезда.- Ох, какое несчастье!Старейшину Иджанга и учителя Пака ох­

ватило предчувствие надвигающейся беды. На их веку ещё такого не происходило.

Что ожидает их деревню? Какая беда?

Не прошло и месяца, как произошла ис­тория с птенцом. Неожиданно из-за север­ного перевала в поселок пришли незнако­мые люди, одетые в одинаковую одежду желтоватого оттенка7 . Их было больше пя­тидесяти человек и у каждого на плече ви­село ружье. Они объявили жителям, что пришли их освобождать. Однако крестьяне даже не понимали, что означает слово «ос­вобождать».

Потом в деревне объявился Бау. Оказы­вается, все это время он работал на каком- то заводе в Сеуле. Теперь же лоб Бау пере­секал длинный шрам.

Побывавший в других краях Бау многому научился. Он узнал много такого, о кото­ром жители поселка не имели никакого представления. Еще Бау за это время за­метно повзрослел. Раз в четыре дня он не­изменно наведывался в управление, распо­ложенное за сорок ли от деревни. Затем собирал жителей поселка и рассказывал новости о боевых действиях. Каждый раз при этом говорил об освобождении.

Однажды в деревню пришли трое муж­чин тоже в желтой военной форме и с ру­жьями через плечо. Они собрали жителей под журавлиным деревом. После длинной речи они поставили Бау посредине и объя­вили, что отныне товарищ Пак назначен председателем народного комитета посел­ка. Неслыханное дело! Испокон веков в жу­равлином поселке старейшиной становил­ся только самый старший из мужчин. И сей­час им был старейшина Иджанг.

Однако, со следующего дня Бау и вправ­ду начал изображать из себя начальника. Не в силах смотреть на это, учитель Пак схва­тил внука и принялся ругать. Бау нахмурил­ся и ответил, что дед ничего не понимает, и поэтому пускай не вмешивается.

Поездки Бау в волостное управление уча­стились. Теперь он собирал жителей по два

Ли Бом Сон. Журавлиный поселок 227

раза в день. Проводил так называемое со­вещание. Однако жители поселка не очень- то стремились к участию в собраниях. Тогда Бау с багровым от гнева лицом кричал «Про­извол! Произвол!», будто крестьяне знали, что означает это слово. Они продолжали с неохотой посещать собрания Бау. Жители поселка между собой поговаривали, что от этих людей, появившихся сразу после того, как вдруг журавли вытолкнули птенца из гнезда, нельзя ждать ничего хорошего.

Узнав об этих слухах, Бау бросился в уп­равление. Почти под вечер он вернулся с ружьем на плече. И тут же снова принялся созывать жителей. Несколько человек при­шли полюбоваться на Бау с ружьем. Он снова начал кричать. На его лбу зловеще двигался шрам. Бау выкрикнул, что всякий, кто мешает делу, считается анархистом. И что анархистов нужно немедленно ликви­дировать. В этом смысле, в поселке преж­де всего нужно принять меры относительно журавлей. Он поднял прислоненное к жу­равлиному дереву ружье. С громким щелч­ком зарядил его и приподнял ствол.

- Бау!- стоявший неподалеку Доги схва­тил его за руку.

Бау, приподнимая бровь под шрамом, вы­зывающе бросил взгляд на Доги и рявк­нул:

- Отпусти!Затем он резко вырвал свою руку. Доги

молча сжал кулаки.Оба журавля сидели на ветке прямо над

головой. Бау прицелился. У жителей дерев­ни замерло в груди. Лица побледнели. Ста­ло страшно. Однако никто не смог прегра­дить дорогу Бау.

- Та-ра-раах!Грохот ружья потряс все горы вокруг. Пти­

цы взмыли в небо. У жителей поселка от­легло от сердца. Все бросили взгляд на Бау. Но что это? Все отчётливо видели, как оба журавля взлетели ввысь. Но спустя мгнове­нье один журавль с повисшими крыльями падает на землю. У людей закружилась го­лова. Никто не мог вымолвить ни слова.

До старейшины Иджанга, слегшего из-за болезни донесся звук выстрела. Пошаты­ваясь от слабости, он вышел на улицу.

- Что случилось?..Все повернулись в его сторону. По-пре­

жнему никто не произнес ни слова. Глубо­ко запавшими глазами старейшина Иджанг оглядел жителей поселка. Наконец его взгляд коснулся мертвой птицы, лежавшей в отдалении, словно измятая тряпка.

Исхудалые щеки старика задрожали.- Журавль!.......... Кто?.....Журавля?!!....Голос старейшины наполнился страшным

гневом. Судорожно размахивая руками, он шагнул в сторону распластанной по земле птицы. Но не успел сделать еще один шаг, как упал без сознания.

На другое утро Бау опять велел жителям поселка придти на собрание. Ни один не отозвался. Разозленный Бау стал орать так, что было слышно по всему посёлку:

- Произвол! Произвол!Испуганная птица взлетела в воздух.- Произвол! Произвол!Гулко прозвучав в ущелье, эхо возврати­

лось обратно. Бау встал под журавлиным деревом, и некоторое время пристально смотрел на калитку перед домом Доги.

- Ну, еще посмотрим!- выдавил Бау и бормоча себе под нос, скрылся за горой направляясь в волостное управление. За его спиной болталось перевязанное веревкой ружье.

В тот день Бау в посёлок не вернулся. Не пришел он и на следующий день. Чувствуя недоброе, жители поселка стали волно­ваться.

Спустя несколько дней после исчезнове­ния Бау Доги, ходивший на базар за лекар­ством для деда, принес новое известие. Оказывается, наши солдаты прогнали тех выскочек, которые постоянно повторяли «товарищ, товарищ», и те вновь убежали к себе на север. К ним и присоединился Бау.

Снова в деревне стало спокойно.Уцелевший журавль старательно растил

птенца. Старейшина Иджанг выходил на террасу перед гостиной погреться на солн­це и целыми днями наблюдал за овдовев­шим журавлём.

Учитель Пак, который пришел навестить больного, растерянно смотрел на гору на­против посёлка, словно боясь повернуть

228 Южнокорейская литература

взгляд в сторону журавлиного дерева.Наступил сентябрь. Птенец журавля уже

легко преодолевал расстояние до соседнего обрыва.

В это утро старейшина по обыкновению, встав с постели, отворил входную дверь и взглянул на вершину журавлиного дерева. Птиц не было видно. Сердце старейшины вздрогнуло. Напрягая зрение, старик стал внимательно разглядывать гнездо. Журав­ли все не показывались. Что это? С утра пораньше полетели разминаться? Однако, день уж клонился к вечеру, а журавли все не прилетали.

- Улетели......Старейшина медленно вздохнул.Пришла осень. Однажды один из жите­

лей посёлка, который пошел на базар с вя­занкой дров, запыхавшись, прибежал к дому старейшины.

- Старейшина! Беда! На базаре сейчас суматоха. Все уходят, ищут убежища. Д и­кари. Тьма дикарей наступает!

- Хм......Старейшина сжал губы, скрытые в седых

усах в узкую полоску. Качнул головой и при­крыв глаза, прислонился затылком к стене.

Наконец, старейшина позвал внука.- Доги, бей в квенгвари.На следующий день из грязно-серого

неба начали падать похожие на ватные ко­лючки снежинки. Рано утром жители по­селка собрались под журавлиным деревом. Мужчины стояли с заплечными носилка­ми, женщины- с узелками на голове и ре­бенком за спиной или держа за руку.

Старейшина вышел на улицу, когда по­чти все жители уже собрались. Поверх опу­щенных нарукавников он опирался на трость.

- Все собрались?- Да. Вот только учитель Пак.....- отозвал­

ся Доги, подправляя заплечный мешок.- М-м...Старейшина опустил голову, словно за­

думавшись на минуту. Учитель приблизился к нему.

- Старик!..Учитель Пак обеими руками крепко сжал

ладони старейшины, лежавшие поверх пал­ки. На руки стариков медленно кружась, па­дали снежинки.

- Знаю, я-то все з н а ю .- шептал старей­шина, низко опустив голову.

- Всё-таки у меня ведь, кроме этого не­годяя, н и ко го .. авось вернется..

- Как же, я-то уж знаю.- качал головой старейшина. Учитель ещё раз погладил руки старейшины Иджанга. Затем отступил на­зад на один шаг и тут же без сил опустился на деревянную террасу перед домом ста­рейшины. Словно не желая слышать рыда­нье учителя Пака, старейшина повернулся к жителям деревни.

- Ну что ж, пошли!- произнёс он.С одного бока поддерживаемый рукой

Богнё, с другой- опираясь на палку, ста­рейшина Иджанг встал во главе процессии. За ним цепочкой последовали жители по­селка. Учитель Пак, нетвердой походкой подошел к журавлиному дереву. Рыдая, словно маленький ребенок, он смотрел вслед исчезающей из вида группе односель­чан.

* * *

В Пусан весна пришла намного раньше, чем в затерявшийся среди гор Кангвондо поселок. Несмотря на глубокую зиму, в углу склада поднялся росток зеленой травы. Жители поселка вновь и вновь тосковали по родной деревне. Собираясь вечером, они украдкой всматривались в лицо старей­шины Иджанга. Но он прикрыв веки, сохра­нял молчание.

Но вот однажды, теплым весенним днем они тронулись в путь. Кучка людей приоб­рела ещё более жалкий вид, чем когда они выходили из своей деревни. Но они изме­нились не только внешне. Их стало меньше. Из двадцати трех человек осталось девят­надцать. Они шли, держа в руках малень­кие узелки с вещами. Младшего брата Богнё забрали в армию, ребятишки по­младше умерли от истощения, питаясь од­ними соевыми очистками. И самое боль­шое горе - погиб работавший в порту отец Доги - его насмерть придавило тяжелен­ным ящиком.

На этот раз они не смогли сесть на по­езд. Шли пешком.

В тот раз старейшина Иджанг шел, слег­ка опираясь на руку Богнё. Теперь с друго­

Ли Бом Сон. Журавлиный поселок 229

го бока его поддерживал Доги. В первый день они преодолели пятьдесят ли, в пос­ледующие- сорок, тридцать и с каждым разом проходили все меньше и меньше.

Денек-другой останавливались в какой- нибудь деревне передохнуть, а потом ста­рейшина вновь вставал во главе шествия. Он сильно ослабел. Ветерок вяло трепал бо­родку. Только погасшие глаза упрямо всмат­ривались вдаль.

- Совсем уже тебя замучил старый, да? Хэ-хэ...

Старейшина с жалостью похлопал по спине Богнё, которая сидела у дороги, рас­тирая вспухшие пальцы ног. Но Богнё как ни в чем ни бывало, отворачиваясь в сто­рону попыталась улыбнуться, но почему-то её глаза никак не хотели просохнуть, зас­тавляя ее все ниже и ниже опускать лицо.

Шли пятнадцатые сутки пути. Наконец, они добрались до перевала.

- Вот и наш поселок!- воскликнули пер­выми дети.

Все уселись прямо на голые камни. На глаза жителей, растерянно глядевших на родной поселок навернулись слезы, как и в тот день, когда они его покидали. В ти­шине слышался только звук хлюпающих носов.

Поселок изменился.Посреди поселка стояло обугленное жу­

равлиное дерево, черные ветви которой торчали, словно голые кости. На месте, где стояли дома старейшины Иджанга и Богнё, посреди еще не до конца растаявшего сне­га стояла одна разбитая бочка. Остальные дома к счастью, остались целы. Однако, нигде не было видно следов двоих остав­шихся в деревне людей- учителя Пак и мать Бау.

Совсем опустевший поселок был весь по­крыт снегом.

- У ш л и .. Наверняка, ушли.- Видно этот негодный Бау пришел и заб­

рал их с собой.- Ну да. А уходя, поджег журавлиное де­

рево и дом старейшины,- негодовали люди.Старейшина Иджанг, тихо прикрыв веки,

лежал в классной комнате, где преподавал учитель Пак. Крайне ослабленный, он из­редка глубоко вздыхал.

Доги хотел успеть заново построить дом, пока не начались полевые работы. В один из дней он взял мотыгу и направился на место их старого дома. В тот день, под об­валившейся стеной он обнаружил полуоб­горевшее тело. Это был учитель Пак.

Старейшина Иджанг, узнавший об этом от Доги, не удивился. Он только качнул го­ловой, будто бы ему было уже все извест­но. Лишь несколъко слезинок скатилось на подушку.

Той ночью скончался и старейшина Ид­жанг. В последние мгновенья, по-прежне­му не поднимая глаз он, сжимая руку Доги прошептал:

- Журавль... Журавлиное дерево .Затем старейшина словно уснул. Длин­

ная борода распласталась на груди.

Две похоронные носилки, а главный про- вожающий8 о д и н .

В тот день все жители поселка подня­лись на заднюю дальнюю гору. Как и в тот раз, когда они шли искать прибежища, ста­рейшина Иджанг был во главе.

Уже вечерело, когда люди вернулись об­ратно. На этот раз впереди всех шел Доги, держа две поминальные дощечки. Позади него шла Богнё, бережно, словно ребенка держа завернутый в белую салфетку ма­ленький саженец сосны.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Ли - единица длины2 Учитель - имеется в виду корейская

сельская школа «соданг».3 Макколи- рисовая брага.4 Био - в пер. с кор. «лей, дождик».5 Га - в пер. с кор. «уходи».6 Квенгвари - медная тарелка, исполь­

зовавшаяся в качестве гонга.7 Одежда желтоватого оттенка- обмун­

дирование солдат армии Северной Кореи.8 Главный провожающий - обычно са­

мый младший мужчина из близких родствен­ников покойного

9 Батат - сладкий картофель.10 Послевоенное- имеется в виду война

8.15 (1945г.)11 Корейская война- война 6.25 (1950г.)

между Севером и Югом Кореи.

230 Южнокорейская литература

БОП ДЁНГ

НЕИМУЩИЙЭссе. Перевод Лилианы Шин

Я бедный монах. Всё мое имущество со­ставляет ручная прялка, тарелка, из кото­рой я ел в монастыре, одна банка консер­вированного козьего молока, шесть старых простыней, полотенце да заурядная репу­тация» произнес Махатма Ганди перед на­логовым инспектором марсельской тамож­ни, показывая свой багаж, когда прибыл на Второе заседание круглого стола, состояв­шегося в сентябре 1931 года в Лондоне.

Прочитав эти строки из книги К. Крипа- лани «Высказывания Ганди», я почувство­вал сильный стыд. Мне стало очень стыдно от того, что я, как мне казалось, владею очень многим. По крайней мере, учитывая моё положение....

Безусловно, что при рождении я ничего не принес в этот мир. И, прожив отмерен­ное мне количество лет, я уйду из этого мира с пустыми руками. Однако за свою жизнь я приобрел некоторые вещи. Конеч­но, все это лишь самые необходимые пред­меты обихода. Но настолько ли они нуж­ны, что без них совсем не обойтись? Если приглядеться внимательнее, то многие из этих предметов даже лишние.

Мы приобретаем вещь, когда ощущаем необходимость в ней. Но часто бывает так, что из-за этих предметов мы теряем покой. Таким образом, приобретая какую-либо вещь, человек начинает от нее зависеть. Это значит, однажды купленная по сиюминут­ной прихоти вещь, обретает над нами

власть. Роли меняются местами и теперь уже не мы, а вещь владеет нами.

Людям нравиться хвастаться большим имуществом. Однако, чем крупнее соб ­ственность, тем больше зависимость от неё.

Прошлым летом я бережно, очень береж­но ухаживал за двумя комнатными орхиде­ями. Их подарил один монах, когда я три года тому назад прибыл сюда, в Даречхон.

Здесь я живу один: кроме меня и этих существ - никого. Ради них я достал книги по уходу за растениями, даже попросил од­ного родственника, уезжавшего за грани­цу, привезти высококачественное удобре­ние для здоровья орхидей. В летний зной я помещал горшки в прохладное место, а зи­мой старался, чтобы в комнате было потеп­лее.

Если бы я раньше с таким же внимани­ем относился к своим родителям, то точно бы прославился как почтительный сын...

Словно в благодарность за мою заботу, цветы с ранней весны начинали источать тонкое благоухание и распускали изумруд­ные лепестки. Листья орхидей в форме по­лумесяца были неизменно свежие. Посе­тители Даречхона все, как один, восхища­лись их свежестью и очарованием.

Прошлым летом, в один из прояснивших­ся после затяжного ливня дней, я отправил­ся в Бонгсонса проведать старого учителя Унхо-носа.

Боп Дёнг. Неимущим 231

День близился к полудню, и солнечные лучи, путь которых теперь не застилали тучи, ослепительно сверкали, сливаясь с искри­стыми брызгами ручья. В унисон с шумом воды звонко свиристели цикады.

Ах! И тут я вспомнил! Ведь я совсем за­был, что вынес цветы на лужайку! Такое редкое в сезон дождей солнце вдруг стало для меня ненавистным. Медлить было не­когда - перед моими глазами так и сто­яли понурившиеся от жаркого солнца не­жные листочки. Я спешно возвратился в Даречхон.

Но, увы, листья уже завяли. Глубоко со­жалея, я принялся обрызгивать их роднико­вой водой и только тогда цветы чуть ожи­ли. Но, казалось, что в них погасло дыха­ние жизни. В этот момент я всем телом и душой почувствовал - привязанность угне­тает. Да, это так. Я слишком привязался к этим растениям.

Я решил избавиться от этой привязанно­сти. Все время, пока я растил орхидеи, я не мог спокойно пройтись даже до горного храма. Если мне приходилось ненадолго от­лучиться по делам, то нужно было не за­быть приоткрыть форточку для вентиляции комнаты. Я уже несколько раз возвращался с дороги, позабыв о вынесенных во двор горшках. Просто наказание какое-то!

Через несколько дней ко мне приехал друг, такой же молчаливый, как орхидеи. Воспользовавшись удобным случаем, я от­дал их ему. Теперь я мог избавиться от моей зависимости. О, это ощущение свободы! Легко, словно паришь в воздухе! Чувство облегчения было настолько всепоглощаю­щим, что даже покрыло некоторую печаль и пустоту от разлуки с моими «друзьями», в компании которых я провел почти три года.

В тот день я решил, что буду ежедневно освобождаться от какой-нибудь одной вещи. Видимо, история с орхидеями подсказала мне, в чем смысл «неимущества».

В некотором смысле, историю человече­ства можно назвать «Историей имущества». Человечество бесконечно борется за то, чтобы по возможности взять побольше.

Жажда обладания не знает ни предела, ни остановки. Человек обеспокоен только одним - приобрести что-нибудь еще. Не до­вольствуясь одним лишь материальным, че­ловек стремиться к власти над себе подоб­ными. А когда что-то идёт вразрез с наме­ченным - случаются трагедии. Стремясь к захвату власти над другими, человек не осознает, что сам он охвачен безумием.

Алчность прямо пропорциональна инте­ресам человека. Это одинаково как по от­ношению к личности, так и по отношению к государству. Во всём мире можно наблю­дать, как вчерашние союзники сегодня вос­стают друг против друга, а недавно враж­довавшие страны обмениваются послания­ми дружбы. Все эти проявления- резуль­тат действия по принципу сохранения ин­тересов, в основе которых лежит идея за­боты об «имуществе». Что бы произошло, если человечество перестало создавать «Историю имущества», а встало бы на путь «неимущих»? Наверняка, тогда бы люди перестали воевать. Я пока еще ни разу не слышал, чтобы люди дрались из-за того, что хотят поделиться с другим.

Вот еще одно высказывание Ганди: «Для меня имущество равносильно преступле­нию». Если один человек обладает какой- либо вещью, то могут появиться другие, ко­торые тоже захотят получить точно такую же вещь. Хорошо, если их желание исполнит­ся. Но в действительности это почти нео­существимо. Поэтому Ганди называет иму­щество преступлением.

Наше понятие об имуществе иногда де­лает нас слепыми, и мы не можем взгля­нуть на себя со стороны.

Все мы однажды покинем этот мир с пу­стыми руками. И даже моя плоть будет уже не моей. В тот день даже горы самых раз­ных вещей ничем не смогут нам помочь.

Говорят, чем больше отдашь, тем боль­ше получишь. Пусть над этими словами за­думается тот, кого сегодня беспокоит ма­териальный вопрос. Ведь парадокс «неиму­щих» в том, что лишь когда человек осво­бождается ото всего - он начинает обре­тать весь мир.

232 Южнокорейская литература

ХЕН Джин Гон

УДАЧНЫЙ ДЕНЬРассказ. Перевод Лилианы Шин

Небо, покрытое угрюмыми тучами, пред­вещало снег, но вместо снега падали не успевшие как следует замледенеть густые капли промозглого дождя.

Именно этот день для Ким Чхом Джи, ра­ботавшего рикшей у ворот Донгсомуна, впервые за долгое время оказался на ред­кость удачным. Все началось с того, что при входе в Донгсомун, он встретил госпожу, жившую по соседству, и подвез ее до трам­вайной линии. В надежде найти клиента в толпе перед трамвайной остановкой Ким Чхом Джи поковылял немного, устремляя на каждого выходящего из подъезда почти умоляющий взгляд. Наконец, он договорил­ся отвезти до школы Донгванг одного че­ловека в костюме европейского покроя, по­хожего на преподавателя.

Сначала тридцать чжонов, потом - пять­десят - неплохое начало для утра. Долгож­данная удача, наконец, улыбнулась ему, ведь последние десять дней он совсем не видел денег. И когда вначале на его ладонях заз­венели тридцать, а потом пятьдесят медя­ков, он так обрадовался, что готов был зап­лакать. К тому же, эти восемьдесят чжонов так нужны были ему сейчас! Теперь он смо­жет смочить хрипящее горло и, что более важно - купить своей хворающей жене ча­шечку соллонтханг2.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как жена начала мучиться страшным каш­лем. В доме даже каши из чумизы нельзя было поесть вдосталь, чего уж и говорить про лекарства? И, если бы все-таки лекар­ства удалось достать, то Ким Чхом Джи не был бы против их употребления. Но пока он свято верил в то, что если болезни давать лекарства, то она, проклятая, еще сильнее прилепится. Поэтому, он ни разу не пока­зал жену врачу, чтобы узнать, чем она бо­леет. Видно, болезнь была очень тяжелой, раз жена не то чтобы вставать, но даже ле­жать спокойно не могла.

Ей стало еще хуже после того, как десять дней назад она поела каши из чумизы, и у нее произошло несварение желудка. В тот день Ким Чхом Джи тоже после долгого пе­рерыва наконец заработал немного денег и купил один двэ3 молотого риса да вязан­ку дров за десять чжон.

Со слов Ким Чхом Джи, эта очумелая оголтело схватила на рис и принялась его варить в кастрюле. С одной стороны, голодподгоняет, с другой - слабый огонь......Такэта дуреха бросила ложку и прямо голыми руками начала пихать себе в рот недова­ренную кашу, да так, что ее щеки надулись размером в кулак. Будто бы боялась, что кто-то отнимет у нее еду. Вечером того дня ей стало плохо: и в груди ей тесно, и жи­

233

вот пучит, и глаза закатываются. А потом она принялась биться в припадке. Тогда Ким Чхом Джи от досады и гнева стал кричать:

- Ты, ненормальная! Все тебе не так... Не поешь - болеешь, пожрешь - тоже болеешь! Чего теперь прикажешь делать?! Что, совсем уже глаза не можешь толком открыть?!

Крикнув, он ударил больную по щеке. За­катившиеся было зрачки пришли в нор­мальное положение, но тут же заблестели от влаги. У Ким Чхом Джи тоже защипало в глазах.

Но даже после этого аппетит у больной не убавился. А три дня назад она стала про­сить мужа купить ей соллонтханг. Уж очень ей хотелось отведать мясного бульона.

- Ах ты, чумовая! Толком каши не можешь поесть, еще и соллонтханг захотела? Опять пожрешь и будешь валяться?!- ругался Ким Чхои Джи, но на душе у него было тяжело от того, что не мог купить жене этот бульон.

Но теперь он сможет купить соллонтханг!! И сможет купить кашу их двухлетнему сы­нишке Кетонни, который капризничает от го­лода рядом с больной матерью. В душе Ким Чхом Джи, сжимавшего в руке восемьдесят чжонов, царило блаженство.

Но его везение на этом не закончилось. Вытирая шейным платком, превратившим­ся от пота и дождя в масляную тряпку за­тылок, он выходил из ворот школы, когда позади раздался чей-то голос:

- Рикша!С первого взгляда Ким Чхом Джи мог до­

гадаться, что это студент той школы. Он спросил прямо:

- Сколько будет до вокзала Намдемун?Наверняка этот студент жил в школьном

общежитии, а теперь на каникулы собрался домой. Решил поехать сегодня, но из-за дождя и вещей не знал как поступить. Как раз в этот момент он увидел рикшу и выс­кочил за ним на улицу. А иначе, почему бы он был в наполовину обутых ботинках, и одетый в школьную форму кокхура, мочил под дождем голову, догоняя Ким Чхом Джи?

- Вы говорите до вокзала Намдемун? - некоторое время Ким Чхом Джи стоял в не­решительности. Может быть, ему не хоте­лось в такой дождливый день бежать так далеко без дождевика? Или он был удов­летворен первым, а потом вторым заработ­

ком? Конечно же, нет. Но он испугался, ког­да удача стала прямо таки гнаться за ним по пятам и приставать. Кроме того, ему не давала покоя просьба жены, которую он ус­лышал, выходя из дома.

Когда его попросила подвезти госпожа из соседнего дома, больная, на исхудавшем лице которой словно единственные живые точки, страдальчески поблескивали нео­бычно большие и впалые глаза, едва дыша прошептала тихим, как комариный писк, го­лосом:

- Не ходите сегодня. Пожалуйста, сегод­ня побудьте дома... Я так болею....

На что Ким Чхом Джи, словно отмахнув­шись, выпалил:

- Вот чертова баба! Не болтай ерунды. Кто будет тебя кормить, если я буду сид­нем сидеть?

После этих слов он вскочил, собравшись уходить, но больная вытянула руку, будто хотела его удержать.

- Все таки уходите... Ну, тогда возвра­щайтесь пораньше...- донесся сдавленный голос жены.

В то мгновенье, когда рикша услышал просьбу студента подвезти его до вокзала Намдемун, перед его взором пронеслись су­дорожно дрожащие руки жены, огромные глаза и скорбное выражение ее лица.

- Да. До вокзала Намдемун. Так сколько же?- повторил студент, беспокойно глядя на рикшу, а затем пробормотал, будто бы говоря сам с собой:

- Поезд до Инчхона отъезжает в один­надцать часов, а следующий кажется в два...

- Дадите одну вону и пятьдесят чжонов!Ким Чхом Джи сам не знал, как эти сло­

ва выскочили из его рта. Он сам поразил­ся, как смог выговорить такую громадную сумму денег! Какое блаженство даже от того, что просто называешь такую сумму!

Внезапно желание заработать эти день­ги победило в нем беспокойство о боль­ной жене. Он подумал, что вряд ли с ней что-нибудь случиться именно сегодня. Он решил во что бы то ни стало, но сегодня он не должен упускать удачу, которая вдруг стала такой щедрой.

- Одна вона и пятьдесят джонов слиш­ком дорого,- ответил студент, наклонив го­

234 Южнокорейская литература

лову набок.- Совсем нет. Если посчитать, то до того

места выйдет больше пятнадцати ли. Да и в такую погоду, надо бы добавить.- в его широкой улыбке сверкнула нескрываемая радость.

- Я дам вам сколько просите, только да­вайте поедем поскорее.- бросил велико­душный молодой клиент. После чего он то­ропливо оделся и погрузил свои вещи. Они тронулись в путь.

Когда Ким Чхом Джи посадил студента на коляску, он почувствовал удивительную легкость в ногах. Он не бежал, а почти ле­тел. И колеса вращались так легко, будто не вертелись, а скользили по льду, как конь­ки. К тому же, мокрая от дождя мерзлая земля и в правду была скользкой.

Но спустя некоторое время его ногам ста­ло тяжело - он приближался к своему дому. Сново беспокойство зашевелилось в его душе.

«Не ходите сегодня. Я так болею!»- го­лос жены звенели в ушах Ким Чхом Джи. Глубоко запавшие глаза больной казалось, осуждают его. Вслед за этим ему помере­щилось, будто он услышал плач Кетонни, тяжелое дыхание с икотой....

- Ну что же вы, пропустим поезд!- до слуха рикши слабо донесся нетерпеливый голос студента.

Придя в себя, Ким Чхом Джи обнаружил, что держа ручки коляски, он стоит посре­ди улицы.

- Да, да..- вновь продолжил свой бег Ким Чхом Джи.

Теперь, когда он словно удалялся от дома, его шаги опять ускорились. Словно, чем быстрее бежали его ноги, тем дальше отодвигались теснившиеся в голове тягос­тные мысли.

Когда добравшись до вокзала, в его руке и вправду оказалась эта удивительная сум­ма- одна вона и пятьдесят джонов, рикша позабыл про упомянутые им же те десять ли, которые пробежал под дождем и был так благодарен, будто получил деньги за­даром. Он так обрадовался, словно в миг сделался богачом. Рикша несколько раз по­клонился клиенту, который годился ему в сыновья и с почтением произнес:

- Счастливого пути!

Однако, он не представлял себе, как мож­но в такой дождь тащиться назад с пустой коляской. Когда пот остыл и его голодный желудок и тело, покрытое мокрой одеждой начал охватывать озноб, он почувствовал, как незначительны и мучительны эти день­ги.

Усталым шагом Ким Чхом Джи отдалял­ся от вокзала. Все тело ныло и ему каза­лось, что он вот-вот упадет на месте и боль­ше не встанет.

- Проклятие! Чтобы в дождь тарахтеть пу­стой колымагой!.... Вот несчастье! Дурац­кий дождь, чего бьешь по морде?!- в край­нем раздражении кричал он, будто бы с кем-то ругался.

Неожиданно его сознание прояснилось от вспышки новой мысли.

«Так нельзя,- подумал он- надо походить вокруг и подождать поезд, авось и появит­ся клиент.»

Сегодня же везет как никогда. Кто ска­зал, что удача на сегодня закончилась? По­степенно Ким Чхом Джи настолько уверо­вал в то, что удача, виляя хвостом, уж точно поджидает его, что готов был даже поспо­рить на деньги.

Однако, поскольку он остерегался встре­чи с местным привокзальным извозчиком, то не мог стоять прямо перед остановкой. Поэтому он, как и проделывал это раньше, поставил коляску немного в отдалении от трамвайной остановки- между тротуаром и рельсами. Затем начал ходить вокруг и выс­матривать, не нужно ли кого подвезти.

Немного погодя поезд прибыл. К оста­новке хлынул поток из десятков людей. Сре­ди этой толпы в наблюдавшие за обста­новкой глаза Ким Чхом Джи, бросилась одна девушка с кудрявой копной волос, на вы­соких каблуках и обернутая в манто, похо­жая на бывшую гейшу. Наверное, какая-то студентка вольных нравов. Рикша торопли­во подошел к ней:

- Девушка, не желаете поехать на рик­ше?

Некоторое время студентка высокомер­но сжав губы, даже не смотрела в сторону Ким Чхом Джи. А он, словно попрошайка, следя за выражением ее лица, продолжал упрашивать:

- Девушка, подвезу дешевле, чем мест­

Хён Джин Гон. Удачный день 235

ные рикши. Где живете?- спросил он и про­тянул свою руку за японской сумкой для одежды, которую она держала в руке.

- Ну что вы делаете? Вот пристал!- крик­нула и резко отвернулась она.

- Прошу прошеньица,- проговорил Ким Чхом Джи и отошел.

Приехал трамвай. Ким Чхом Джи с до­садой следил за народом, устремившимся к трамваю. Однако, предчувствие его не об­мануло. Когда поезд, битком набитый пас­сажирами, начал трогаться, один человек не успел сесть и остался на остановке. Судя по его огромному чемодану, наверняка он был высажен водителем трамвая. Ким Чхои Джи подошёл к нему.

- Садитесь в коляску.Некоторое время, поторговавшись в цене,

они договорились о шестидесяти чжонов до Инсадонга.

Как только коляска вновь потяжелела, Ким Чхом Джи почувствовал удивительную лег­кость в теле. Затем, когда коляска опорож­нилась, все его тело опять налилось тяжес­тью, но на этот раз к этому добавилась ещё тревога. Перед его глазами постоянно сто­яла утренняя сцена и теперь он уже был не в состоянии пожелать себе еще одну встре­чу с удачей.

Ругая на чем свет стоит свои одереве­невшие ноги в растерянности он пустился бегом. Он так несся, что прохожие с бес­покойством оглядывались:

- Смотри-ка, рикша скачет. Натрескался небось! Куда это он в такую грязь?!

Хмурое небо точащееся дождем, потем­нело- похоже день уже близился к вечеру. Только когда он добежал до Чангкёнвона, Ким Чхом Джи замедлил шаги и перевел дыхание.

Шаг за шагом, приближаясь к своему дому, он чувствовал, что его душа наполня­ется странной тишиной. Но эта тишина была вовсе не результатом покоя, а навеяна стра­хом от момента, когда он узнает о беде, которая быть может, уже настигла его.

Ким Чхом Джи медлил, стараясь хоть не­много оттянуть встречу с несчастьем. Он хотел как можно дольше сохранить радость от своего чудом удавшегося заработка. Рик­

ша оглянулся по сторонам. Весь его образ словно просил о помощи, чтобы хоть кто- нибудь удержал его, спас..., ведь сам он никак не в силах остановить свои ноги, не­сущиеся к его дому, а значит - к несчастью.

Как раз в этот момент из трактира у до­роги вышел его друг Чисами. Лосняшееся толстое лицо Чисами, подбородок и щеки которого сплошь покрывала черная щети­на, было словно пропитано красной крас­кой. Это представляло собой резкий кон­траст с наружностью Ким Чхом Джи, жел­товатое лицо которого до того исхудало, что здесь и там образовались борозды и впа­дины, а жидкая растительность, видневша­яся только на подбородке, своим видом напоминала кисточку сосновой хвои, при­крепленную снизу.

- Эй, Ким Чхом Джи! Видно, ты ходил в Донгсомун? Небось, много денег зарабо­тал? Давай, вмажем по стакану!- выкрикнул толстяк, завидев тощего. В отличие от те­лосложения, его голос был слабым и тон­ким.

Ким Чхом Джи был очень рад встрече с другом. Он был благодарен ему как благо­детелю, который спас его жизнь.

- А ты уже кажется, опрокинул стопочку? Видно, тоже сегодня дела не плохи?- ска­зал Ким Чхом Джи и улыбнулся.

- А что, коли дела не идут, так не пить? Послушай, а что это с тобой? Почему ты смахиваешь на мышь, которая свалилась в бочку с водой? Заходи быстрее, обсохни!

В трактире было уютно и тепло. Каждый раз, когда открывали крышку котла, где варился суп из морских вьюнов, клубами поднимался густой пар. На жаровне шипе­ли устрицы, мясо, печень, почки, минтай, лепешки из машевой муки....

Когда Ким Чхом Джи увидел стол, весь заставленный этими яствами, у него резко заурчало в желудке и он не выдержал. Ка­залось, он не наелся бы даже если бы в один присест съел все эти аппетитные блю­да без остатка.

Страшно голодный Ким Чхом Джи преж­де всего попросил две большие лепешки из машевой муки и миску супа из амурс­ких вьюнов чхуотханг1 . Вкусив еду, его желудок словно стал бездонным и требо­вал еще и еще. В один миг он, словно воду,

236 Южнокорейская литература

проглотил чашку супа с соевым творогом и амурским вьюном. Когда он взялся за третью чашку, к ней прибавились две пол­ные чашки подогретого макколи2. Когда Ким Чхом Джи отхлебнул из чашки, горя­чий напиток обжег его долго пустовавший желудок и разлившись теплом, накрыл крас­кой лицо. С усилием он выпил еще одну на­полненную до краев миску макколи.

Глаза Ким Чхом Джи уже начинали ко­ситься. Разделав на кусочки две лепешки, поджаренные на мангале, он набил рот и попросил наполнить ещё две чашки макко­ли.

Чисами с сомнением взглянул на Ким Чхом Джи и предупредил:

- Эй, погоди, мы уже по четыре порции выпили. А это как никак сорок чжонов.

- Эх ты! Ну и что тут особенного? Я се­годня столько денег заработал! Какой же сегодня везучий денек был!

- Да? И сколько же ты заработал?- Тридцать вон заработал. Тридцать во­

нов! Эй ты, почему не наливаешь?.... Ниче­го, ничего.. Можно пить, сколько влезет. Я же сегодня заработал кучу денег!

- Э-э.., да он опьянел... Ну, полно.- Ах, ты... тварь! Чтобы я опьянел от это­

го?Давай ещё выпьем,- рявкнул захмелев­

ший Ким Чхом Джи и потянул Чисами за ухо. Затем принялся кричать на парнишку лет пятнадцати-шестнадцати, который раз­ливал водку.

- Ты, тварь несчастная! Почему не нали­ваешь?

Мальчишка захихикал и исподтишка воп­росительно взглянул на Чисами. Заметив это, пьяный пришел в ярость.

- Ах вы гады проклятые! Думаете у меня нет денег?- заорал он.

Затем, покачиваясь из стороны в сторо­ну, полез в карман и достав бумажку в один вон, бросил ее мальчишке. Вместе с ней на пол со звоном упали несколько сереб­ряных монет.

- Эй, деньги упали. Чего же ты деньгами разбрасываешься?- проговорил Чисами, поднимая часть монет. Даже находясь в хмельном состоянии, Ким Чхом Джи будто бы следя за тем, куда катятся деньги, стал широко раскрывать глаза и оглядывать пол.

Затем, словно внезапно осознав свое бе­зобразное поведение, мотнул головой и еще сильнее разозлился.

- Смотрите, смотрите! Твари паршивые! Говорите, у меня денег нет? Да вам все ко­сти на ногах переломать надо.- закричал он, наступив на собранные Чисами монет­ки. Потом принялся их швырять по комнате.

- Грязные деньги! Гадкие деньги!Разлетаясь, монеты ударялись об стены,

отскакивали, падали в котел с водкой и звенели, будто бы плача от ударов.

Не успела еще одна миска двойной пор­ции макколи наполниться до краев, как Ким Чхом Джи ее осушил. Потом он обсосал мокрые усы, и с очень довольным видом поглаживая «сосновую» бородку, прокричал:

- Давай еще, еще!Выпив еще одну чашку, Ким Чхом Джи

хлопнул Чисами по плечу и внезапно раз­разился смехом.

Смех был таким громким, что все посе­тители трактира уставились на Ким Чхом Джи. Он захохотал еще громче.

- Послушай, Чисами. Хочешь, расскажу одну смешную историю? Повез я сегодня клиента на вокзал...

- Ну, и..?- Поехал туда, а обратно пустым возвра-

щаться-то жалко. Ну вот, стал я размыш­лять, как на остановке найти клиента. По­бродил немного. А там как раз стоит одна- то ли тетка, то ли студентка: сейчас даже старуху от девчонки отличить невозможно! Ну так вот. Стоит под дождем, в манто уку­талась. Я тихонько подхожу к ней, предла­гаю: «Садитесь в коляску». И хотел было ее сумку поднять. А она как отобьет мои руки! Отворотилась и как крикнет: «Чего это на­доедаете людям?». А голосок-то, ну прямо как у соловья. Хэ-хэ...

- Жмотина! Больно она мне нужна! «Чего надоедаете»! Ой, какая грубая! Хэ-хэ...

Смех усилился. Однако, еще не успел этот смех утихнуть, как Ким Чхом Джи начал пла­кать.

Чисами с удивлением воззрился на пья­ного.

- Только что смеялся как сумасшедший, а теперь плачешь? Ты чего?

Ким Чхом Джи шмыгнул носом и произ­нес:

Хён Джин Гон. Удачный день 237

- Жена-то моя померла!- Что? Жена померла? Когда!?..- Тварь ты... Когда, когда... сегодня!- Сумасшедший! Брось, не ври!- Зачем врать? Правда померла, правда....

Померла она, а я бросил ее одну дома и пью здесь. Это я убил ее, я убийца!- крик­нул Ким Чхом Джи и громко зарыдал.

Лицо Чисами слегка прояснилось.- Тебя не поймешь! Ты правду говоришь

или брешешь? Тогда иди домой, иди,- он потянул рыдающего за руку.

Ким Чхом Джи отбил от себя руку Чиса­ми и улыбнулся блестящими от слез гла­зами.

- Померла...... кто померла?- усмехнув­шись, произнёс он. Затем торжествующе добавил:

- С чего ей умирать? Живая она, здорове­хонькая! Эта проклятая сама сколько хочешь жратвы убьет... А я тебя обманул, обманул!- захохотал Ким Чхом Джи, хлопая в ладоши, как ребенок.

- Этот человек точно свихнулся.....Я тожеслышал, что твоя жена болеет, - сказал Чи­сами и, будто тоже почувствовал какую-то тревогу, вновь посоветовал пойти домой.

- Да не умерла она, говорю же- не умер­ла!- с гневом и настойчивостью кричал Ким Чхом Джи, но в его голосе слышалась нот­ка, выдававшая его отчаянную попытку по­верить вэти слова.

Наконец, он выпил еще одну миску мак­коли, тем самым доведя сумму за ужин до одного вона и вышел из трактира. Сквер­ный дождь капал по-прежнему.

Даже сильно захмелевший, Ким Чхом Джи купил соллонтханг и добрался до дома. Разумеется, их дом был взят внаем, да и то не весь целиком, а только отдельно стоящую пристройку для прислуги. Воду надо было приносить с улицы и за месяц платить одну вону.

Если бы Ким Чхом Джи не был пьян, то его нога, переступившая порог входной две­ри, задрожала от жуткой тишины- словно море после шторма- царившей в этом доме.

Не было слышно ни кашля, ни хриплого дыхания. Единственный звук, нарушавший эту могильную тишину, даже напротив, под­чёркивавший ее зловещесть, был слабый

звук ребенка, сосавшего грудь.Человек с острым слухом заметил бы, что

звук сосания не сопровождается звуком проглатываемой жидкости. Из чего следу­ет, что ребенок сосет пустую грудь.

Возможно, что по грозной тишине Ким Чхом Джи уже догадался о чем-то. Именно поэтому он, едва переступив порог дома, сразу же закричал, хотя вовсе не имел та­кой привычки.

- Эй, чертова баба! Муж пришел, а она не встречает! Тварь ты эдакая!....

Своим криком Ким Чхом Джи пытался отогнать овладевавшее им чувство угнете­ния, обмануть самого себя.

В конце концов он резко распахнул дверь в комнату.

В нос Ким Чхом Джи ударил тошнотвор­ный запах - смесь запаха пыли из-под обо­дранной тростниковой циновки, вони от не­стиранных испачканных пеленок и нестер­пимо грязной одежды в сочетании с запа­хом пота больного человека...

Войдя в комнату, пьяный не успел поста­вить миску с бульоном в угол, как принялся сердито кричать во все горло:

- Ах ты, ненормальная! Лежишь на боку целый день напролет и думаешь, что так и надо?! Муж пришел, а ты и встать не мо­жешь?

Выкрикнув, Ким Чхом Джи сильно пнул ногой лежащую женщину. Однако, при уда­ре он почувствовал, будто бьет не челове­ческое тело, а бревно.

В это мгновенье звук сосущего младен­ца сменился плачем. Это Кетонни потерял грудь и начал плакать. Да и то, о плаче мож­но было догадаться лишь по его сморщен­ному личику. Звук плача не вырывался изо рта, а доносился откуда-то изнутри. От дол­гого плача у ребенка свело горло, и теперь у крохи совсем не осталось сил продолжать.

Видя, что жена не отвечает, Ким Чхом Джи приблизился к ее голове, похожее на гнездо сороки и принялся ее трясти.

- Ну тварь, отвечай же! Отвечай! Чего... рот склеился?! Негодная баба!

- Ты смотри на нее, молчит!

- Эй, ты чего, померла, что ли? Чего мол­чишь?

238 Хён Джин Гон. Удачный день

- Опять молчишь? Ты что, правда умер­ла?..

Тут Ким Чхом Джи заметив, что глаза ле­жащей закатились вверх, прокричал:

- А зенки-то, зенки! Почему на меня смот­реть толком не можешь? Чего в потолок пя­лишься? А? - голос Ким Чхом Джи задро­жал.

В следующую минуту, слезы живого че­ловека нестройно закапали на застывшее лицо умершей.

Внезапно Ким Чхом Джи, словно лишив­шись рассудка, прислонил свое лицо к по­койной и потерся щекой.

- Я купил тебе соллонтханг, что же ты не ешь? Что же ты не ешь?.. Ведь сегодня был такой удачный день!.. - пробормотал он.

ПРИМЕЧАНИЯ

Хён Джин Гон (1900-1943) - один из основоположников современной корейской литературы. В 1918-21годах получал образование в Япо­нии и Китае по специальности немецкий язык и литература. С 1920 и далее наравне с Ём Янг Собом развивал жанр критического реа­лизма в корейской литературе, что было внове для тогдашней Кореи. Многое перенял от немецких и русских реалистов. Позже и до сего времени оценивается как яркий представитель этого жанра в корейс­кой литераруре. Награжден почетными орденами «Борец за освобож­дение». Автор восьми самых основопологающих в плане формирова­ния современной корейской литературы произведений, таких как «Башня танца», «Смерть бабушки», «Удачный день», «Родина» и др.

Соллонгтханг - корейский наваристый бульон из костного говяжьего мяса с рисовой лапшой.

Двэ - корейская мера сыпучих тел, ок. 1,8 л.

Переводы произведений южнокорейских писателей и поэтов, публикуемых в альманахе, осуществила Лилиана Шин, выпускница ТГПУ имени Низами. Многие годы работала в ташкентском представительстве Корейского агентства по международному сотрудничеству (KOICA).

Южнокорейская литература 239

КИМ Сонг Чжон

БУМЕРАНГ ДЛЯ КИЛЛЕРАПеревод Эльзы НАМ

. З а эту работу мне предложили сто миллионов вон. Как раз деньги у меня кон­чались, слоняться без дела тоже надоело, и я решил взяться за эту работу. Разуме­ется, прежде чем согласиться, я тщательно все обдумал. Условия были очень непло­хие: 50 миллионов авансом, остальные 50 миллионов - по окончании дела. Ко всему прочему, деньги на текущие расходы обе­щали выдать отдельной статьей.

И уж очень меня прельстило еще одно немаловажное обстоятельство. Объект на­ходился за границей, значит, для его уст­ранения мне тоже надо было выехать за рубеж.

До этого я всегда работал внутри стра­ны, поэтому «выполнить заказ» за рубежом мне было очень любопытно. Вообще-то я и раньше выезжал несколько раз из страны, было и такое, что около трех лет проживал в Штатах. Кроме того, еще в годы учебы в институте даже специализировался по анг­лийской филологии, так что поездка, в ко­торой пригодился бы английский язык, меня очень привлекала, не вызывая, как в других случаях, особых поводов для беспокойства.

Разумеется, не могу в этом повествова­нии раскрыть имена заказчиков, которые велели мне устранить человека по имени Ким Хе Ир. Это было бы нарушением всех обещаний и неписаного профессионально­го кодекса, чего я не сделал, что бы со мной не произошло, вплоть до самой смерти. Не­кие лица потому и заказали мне это дело, поскольку были непоколебимо уверены в моей надежности и молчании.

Итак, в течение месяца я упорно гото­вился к выполнению задания. Это предпри­ятие требовало самого скрупулезного вни­мания. Малейшая ошибка могла напрочь по­губить все дело, став роковой, так что мне приходилось учитывать каждую мелочь. К началу сезона летних дождей разработка предстоящей операции была, наконец, за­кончена, и вот я уже находился в аэропор­ту Кимпо.

Весь мой багаж состоял из небольшого чемодана и потертой наплечной сумки, ставшей мне за долгие годы чем-то вроде талисмана. Во все дальние поездки я все­гда отправляюсь налегке, поскольку знаю по опыту, что, наверное, нет на свете кар­тины неприглядней, чем путешественник, обвешанный с головы до ног сумками и чемоданами со всяким барахлом.

В аэропорту меня провожали только два человека. Мои жена и с ы н . Впрочем, для такой поездки много провожатых и не тре­бовалось. Сынишке от моего позднего брака было три годика. Похожий на взъерошен­ного птенца, он безмятежно спал за спиной у матери. Жена, если говорить начистоту, явно не отличалась привлекательной вне­шностью, мягко выражаясь, единственным ее достоинством была только безмерная и бесконечная доброта. Не подозревая об ис­тинной причине моего отъезда, она только шмыгала носом и едва слышно, словно зак­лятье, бесконечное число раз желала мне благополучного возвращения.

Я тихонечко подержал мягкую ладошку спящего сынишки, затем отпустил ее и за­

240 Южнокорейская литература

шагал, не оглядываясь, прочь. Почему-то вдруг стало невыносимо тяжело дышать. Неожиданно в голову пришла мысль, что, несмотря на все выгоды предстоящего за­каза, жаль, что не могу его отменить. Ни­когда раньше жена и сын не вызывали во мне такого щемящего чувства жалости и нежности.

Покидал страну я с поддельными доку­ментами торгового агента некой фирмы. Поскольку поездка моя совпала с перио­дом всемерного поощрения экспорта, то выехать за рубеж якобы с целью консуль­таций было делом обычным и потому не сложным. Объект моего заказа, человек по имени Ким Хе Ир, жил в Риме. Прямого рейса в Рим не было, так что пришлось вы­бирать одно из двух: либо лететь через Па­риж, либо через Токио. Я решил следовать более удобным путем через Токио.

В аэропорту Кимпо я сел в самолет КАЛ до японской столицы. Полет длился не бо­лее двух часов.

В Токио шел сильный ливень, и уже на­чали сгущаться сумерки. Дожидаясь свое­го рейса до Рима, я решил скоротать время в зале ожидания аэропорта «Нарита». За чашечкой крепкого кофе еще раз вытащил для просмотра бумаги на Ким Хе Ира. Хотя прежде мне, конечно же, приходилось это делать неоднократно, я все же решил сде­лать это еще раз. Как говорится, так - на всякий «пожарный». Разумеется, все эти документы были подготовлены и предос­тавлены мне заказчиками. Особый интерес вызывали фотографии «объекта». Их было четыре: в анфас и профиль, в цветном ис­полнении, размером они были чуть боль­ше половины студенческой зачетки.

Каждый раз, глядя на эти фотоснимки, я не переставал удивляться поразительно­му внешнему сходству наших лиц. Признать­ся, это обстоятельство меня почему-то очень сильно удручало. У мужчины было удлиненное, донельзя болезненное и худое лицо. Лет ему было 47, то есть года на два старше меня, роста он был, как и я, сред­него. Мне не дано было знать, по какой при­чине он был должен умереть. Да и, говоря откровенно, особого желания узнать эту причину тоже не возникало. До сегодняш­него момента мне пришлось выполнить де­

вять таких «заданий», и я с блеском спра­вился с каждым из них, совершенно не ин­тересуясь причиной. И здесь дело вовсе не в том, что, мол, меньше знаешь - лучше спишь. Главное - излишняя детализация была вполне способна создать ненужные помехи для выполнения задания. В любом случае, думалось мне, это всего лишь сдел­ка, где моей задачей является лишь меха­ническое устранение неугодного лица. Од­ним словом, моя холодность в некоторой степени была вполне объяснима, а, значит, оправданна.

До Рима было долгих 20 часов перелета, но все это время я проспал, да так, будто перед этим мне пришлось бодрствовать не менее нескольких суток.

Наконец, ранним утром наш самолет при­землился в итальянском аэропорту имени Леонардо да Винчи. Сразу по прибытии я первым же делом позвонил по номеру, ука­занному мне заказчиками. Как и было ус­ловлено заранее, после трех гудков на дру­гом конце провода кто-то снял и тут же положил трубку, то же повторилось дваж­ды, потом - после двух вызовов и затем - после одного. На пятой попытке внезапно услышал выразительный и певучий женс­кий голос низкого грудного тембра: «Слу­шаю». Это было сказано на корейском язы­ке, что было и неожиданно, и приятно. «Слушаю», - машинально повторил я.

- Хорошо ли съездили в Мадрид?- В Мадрид? Не понял вас, но мне очень

понравился Толедо, - ответил я заученно.- Вам заказан 405-й номер в отеле «Ко­

лизей. Вы можете направляться туда прямо сей ча с .

Неожиданно я почувствовал металличес­кие нотки в ранее теплом голосе. А мне вдруг так захотелось просто еще немного поговорить и я выпалил первое, что при­шло на ум:

- Простите, но это хороший отель? Дело в том, что я часто слышал, что в Риме все гостиницы совсем уж м-ммм, неважнецкие.

- А на мой взгляд, в самый пик туристи­ческого сезона найти номер в гостинице - все равно что сорвать с неба звезду. Ска­жите спасибо, что смогли подыскать хоть такую, - неожиданно вдруг съязвила неви­димая собеседница, после чего резко бро­

Ким Сонг Чжон. Бумеранг для киллера 241

сила трубку.- Наверное, просто невыдержанная осо­

ба, - пожал я плечами и, вздохнув, вышел из телефонной будки.

Усевшись в такси, я назвал гостиницу, и водитель, залихватски насвистывая песен­ку, тронулся в путь. Отель «Колизей», хотя и носил звучное название и располагался на одной из центральных улиц Рима, как я и предполагал, оказался самой заурядной третьеразрядной гостиницей.

Мой 405-й номер был забронирован на имя мистера Пака. Специально для таких случаев у меня были заготовлены фальши­вые документы на это имя, так что их я и предъявил администратору, который запи­сал в журнале паспортные данные и выдал мне ключи. Войдя в номер, я даже не успел распаковать вещи, как услышал настойчи­вое треньканье телефона.

- Нужный вам человек поселился в 409-м номере. Сразу по окончании работы позво­н и те . До свидания,- монотонно произнес уже знакомый мне голос, после чего, не дав мне вымолвить ни слова в ответ, раздался сигнал отбоя.

После беглого осмотра обстановки я вышел из номера и начал прогуливаться по коридору, тайно лелея в душе надежду на случайную встречу с таинственным Ким Хе Иром. Однозначно, не мог же я постучать ему в дверь с целью познакомиться, мол, здравствуйте, я - ваша тетя! Необходимо было, чтобы наша «случайная» встреча выг­лядела как можно более естественной.

Уже после трех часов по окончании обе­да, не в силах более усидеть на месте, я отправился побродить по городу, где при­обрел острый стилет. Затем, наскоро по­ужинав в одном из бесчисленных бистро, так же поспешно вернулся в отель. Как ока­залось, мой «объект» тоже предпринял про­гулку по городу. К счастью, на тот момент он был один. Взяв у администратора клю­чи, мужчина осмотрелся по сторонам и, подойдя к моему креслу, рухнул со всего размаху на свободное место рядом со мной. Выглядел он изрядно уставшим. Тяжело выдохнув, он вытащил огромный носовой платок и вытер пот, обильно струившийся по его лицу. То, что он сел именно рядом со мной, не было случайностью. Дело в том,

что просто на тот момент рядом больше не было свободных мест. В фойе отеля было очень шумно и тесно из-за группы только что прибывших американских туристов.

Искоса взглянув на меня, мужчина дос­тал пачку «Кэмел» и, вытащив сигарету, су­нул было ее в рот. После чего, видимо, в поисках спичек или зажигалки, начал лихо­радочно шарить по карманам. Вид у него был при этом крайне измученный и обес­кураженный, поскольку ни того, ни друго­го он так и не нашел. На лице у него отра­зилось затруднение. Я сидел рядом с со­вершенно безучастным видом, будто не за­мечая его состояния. Внезапно он осторож­но спросил, причем, по-японски, мол, нельзя ли прикурить. Несмотря на то, что я немного владею японским, я изобразил на лице полнейшее непонимание. На что он выразительным жестом указал на мою си­гарету. Сразу же понимающе закивав в от­вет, я с готовностью протянул ему дорогую зажигалку.

«Спасибо», - теперь вместо японского он ответил мне по-английски. Прикурив и возвращая зажигалку, он еще раз меня по­благодарил. И тут же поинтересовался, от­куда я родом. Вместо ответа я показал ему сигареты «Ариран» и объяснил, что из Ко­реи.

- А-аа, а я вот из Японии. Меня зо вут . Ямада, - и подал мне руку.

- Рад познакомиться, я - мистер Пак, - ответил я на его рукопожатие, думая при этом, как все же неплохо складываются дела для начала. Его рука почему-то была мяг­кой и нежной, совсем как у женщины.

Итак, он выдавал себя за японца. Зна­чит, на то у него были свои причины, но, скорее всего, он просто конспирировался таким образом. В тот момент, когда он от­влекся, я незаметно встал с места и ушел, причем, якобы «забыв» про оставленные на столе зажигалку и сигареты.

Следующая наша встреча состоялась на следующий день за завтраком. У меня сло­жилось стойкое убеждение, что, наверное, во всех без исключения отелях подобного сорта гостям подается завтрак, качество которого оставляет желать много лучшего. Итак, в половине восьмого я сидел в гости­ничном ресторане и - с ощущением песка

242 Южнокорейская литература

во рту - безуспешно пытался справиться с намазанным прогорклым джемом черствой булочкой. В это время вошел Ямада. Про­сияв при виде меня, он тут же направился в мою сторону. Усевшись напротив, с тор­жествующим видом выложил передо мной зажигалку и сигареты.

- Это вы вчера, оказывается, забы ли.- Ах, д а . Премного вам благодарен. А

то я уже начал было сожалеть об этом. Эту зажигалку мне подарила жена ко дню рож­дения. Спасибо... - я говорил правду. Ка­жется, благодаря этому небольшому инци­денту, общаться нам стало гораздо непри­нужденнее и легче. - По какому делу в Риме? - спросил я как бы невзначай перед тем, как наконец закончить с завтраком.

- Да т а к . Путешествую.. А вы, мистер Пак?

- Я - по делам торговли, но все дела уже завершены, так что я сейчас свободен. Поэтому, раз уж я здесь, по вашему приме­ру, несколько дней тоже попутешествую. И как долго вы пробудете еще в Риме?

- Уже уезж аю . Завтра международным поездом пересеку Альпы, а потом - даль­ше в Швецию. Там я несколько дней прове­ду в Ю нгфрау.

- Что вы говорите? Юнгфрау?! Да это же фантастика!!! Подумать только! Высокогор­ные вершины, вечные с н е га .

- Что верно, то верно. До самой верши­ны можно добраться электричкой, так что планирую провести несколько дней на вил­ле в горах.

- О-оо, это, наверное, здорово!- я испу­стил восхищенный возглас.

Что верно, то верно. До самой вершины можно добраться электричкой, так что пла­нирую провести несколько дней на вилле в горах.

- О-оо, это, наверное, здорово!- я испу­стил восхищенный возглас.

- На самом деле, скажу вам по секрету, - польщено вымолвил он, - все европейские города похожи друг на друга, словно близ­нецы-братья. Так что это все уже давно так приелось. Потому-то и хочу поехать туда, где горы, где небо, снег...

- Но это же замечательно, Ямада-сан! Вы, оказывается, направляетесь туда же, куда я давно мечтал попасть. Знаете, я так хотел

увидеть Ш вецию . А что, если мы поедем вместе? Вы меня этим очень выручите, ведь, поскольку я еду в первый раз, то дорогу знаю очень и очень приблизительно. Конеч­но, можно поехать и од ном у. К тому же побывать на Юнгфрау времени у меня уже не остается. Но так хочется испытать удов­летворение уже от одного только факта, что хотя бы уже побывал на шведской зем л е .

- Точно. В Швеции вы наверняка почув­ствуете совсем другую обстановку, - Яма­да явно был рад такому повороту событий. При этом он почти залпом опорожнил сра­зу две чашки кофе подряд. Кажется, поду­мал я, он был большим почитателем этого божественного напитка. Предстояло выяс­нить, каковы же другие его пристрастия, на этот раз в области алкоголя.

Итак, уже в семь часов следующего утра наш поезд неспешно отправился по пути следования с Римского вокзала.

- Доедем до Милана, а там пересядем на международный поезд до Чирихи, - сказал новоиспеченный спутник.

- Так это же займет не менее девяти ча­сов. Думается, будет несколько утомитель­н о . - сразу же предположил я, изобразив на лице небольшое сомнение и колебание. Во всяком случае, времени у меня впере­ди было более чем предостаточно. Мне предстояло его устранить именно в тече­ние этого периода. Однако Ким Хе Ир сра­зу стал относиться ко мне с доверием, со­всем уже по-дружески, как к давнему доб­рому приятелю, что в некоторой степени доставляло мне дискомфорт.

В поезде было тихо. Мы следовали в купе повышенной комфортности первого клас­са, устроенного в виде мини-квартиры. Если закрыть дверь в коридор, то вполне можно было наслаждаться совершенно обо­собленной и уютной обстановкой. В нашем купе, кроме нас, присутствовало еще двое пассажиров, это были немолодые супруги- американцы. Данное обстоятельство могло причинить мне массу неудобств. Несмотря на то, что эти девять часов поездки были отличным шансом для выполнения работы, с такими нежеланными свидетелями уст­ранить объект представлялось довольно- таки проблематичным, если вообще не выполнимым делом. Поэтому при первой

Ким Сонг Чжон. Бумеранг для киллера 243

же возможности, улучив момент, когда Ким выйдет из купе, я как бы невзначай поинте­ресовался у попутчиков, куда они направ­ляются, на что они сухо ответили, что сой­дут в Болонье.

Я тут же развернул карту Италии. Боло­нья была расположена между Римом и Миланом на расстоянии двух третей пути от Рима. М-да, что ж поделать, однако, по­хоже, времени мне все же хватало. Прики­нув в уме новые повороты в операции, я начал неспешно и методично спаивать Яма- ду. К счастью, он охотно опорожнял банку за банкой пиво знаменитой марки, сразу несколько упаковок которого были предус­мотрительно заготовлены мною еще в Риме. Сначала я давал ему одно только пиво, но ближе к Болонье стал добавлять в него снот­ворное.

Составив компанию, я не отставал от Ямады-Кима, но, разумеется, пил пивоуже без снотворного.

- Насколько я понял, вы очень много пу­тешествуете... А в какой стране вы живе­те? Где вам больше всего понравилось? - град моих бесконечных вопросов к все бо­лее хмелеющему попутчику, казалось, был нескончаем, не оставляя ему никаких шан­сов задуматься над происходящим.

- Да, в самом деле, я побывал в очень многих странах ... Не могу сказать, что имен­но ... Да, как мне кажется, именно эт-та ... страна..., - его отяжелевшие веки опуска­лись, язык заплетался...

На тот момент, когда супруги, наконец- таки, сошли в Болонье, Ким уже спал глу­боким сном, сотрясая храпом стены купе. Я закрыл дверь изнутри, отпустил шторы и обшарил его карманы. Паспорт был корей­ский, на имя Ким Хе Ира. Отложив его и другие удостоверения личности, все осталь­ное я порвал на мелкие кусочки и выбро­сил в окно. Когда труп обнаружат, то по при­чине неизвестного гражданства его, конеч­но же, похоронят в общественной могиле, а эта странная история будет предана заб­вению. Тут я взглянул на верхнюю полку, где лежал мой багаж и его желтая босто­новая сумка. На вешалке под полкой бол­талась моя потертая наплечная сумка. В ней были паспорт на мое настоящее имя, би­лет на самолет, кредитные карточки и часть

денег.Итак, наступили послеобеденные 4 часа

10 минут. Ровно за пять минут до прибытия на вокзал Милана поезд понемногу начал сбавлять скорость. Я встряхнул Ким Хе Ира за плечо, но он лежал, не реагируя, словно был мертв. Пощупал его пульс: он был очень слабым. Вытащил стилет. Внезапно его кон­чик зловеще блеснул при солнечном све­те. Еще раз потрясши Кима за плечо и не дождавшись ровно никакой реакции, я ме­тодично вонзил стилет глубоко под левое ребро.

Почувствовав, что его тонкое, словно бритва, лезвие дошло до сердца, я что было силы сжал рукоятку. Тело Ким Хе Ира изог­нулось дугой и так подергивалось еще не­сколько секунд. Все это время я продол­жал держать ножа, пока, наконец, это по­дергивание не прекратилось. Только когда тело обмякло, я смог окончательно отпус­тить это орудие убийства, стерев носовым платком все отпечатки с рукоятки. Оста­вив тело с вонзенным в него стилетом, я посадил его, прислонив к окну, и затем мои руки автоматически потянулись за веща­ми к верхней полке. Экспресс уже прибли­жался к станции. Смешавшись с другими пассажирами, я незаметно сошел с поез­да.

Прошло минут где-то не менее тридца­ти, когда я с ужасом заметил, что не взял с собой ставшую моей неизменной спутни­цей наплечную сумку. Тут меня охватил па­нический страх, и такой сильный испуг я испытывал впервые. На дрожащих ногах добежал до станции и увидел, как сквозь плотную толпу людей труп Хе Ира вынесли и погрузили в машину скорой помощи.

Постояв некоторое время в полнейшем отупении, я вдруг спохватился, что мне нуж­но поторапливаться. Нужно было как мож­но скорее прорваться через границу. Но теперь у меня не было ни паспорта, ни обратного билета на самолет.

Поезд на Чирихе отбывал ранним утром, около шести часов. Бесцельно побродив по залу ожидания, я сел в него ровно за двад­цать минут до отправления. Когда состав перешел границу и направился в сторону Альпийского хребта, появились контролеры для проверки документов. Столкнуться с

244 Южнокорейская литература

ними было предельно опасно. Тихонечко встав, я незаметно вышел из вагона и, зай­дя в туалет, запер дверь. Тут же раздался настойчивый стук, но после того, как я не­громко закашлялся, стук прекратился, а когда, чуть позже, я открыл дверь, за ней уже никого не было.

Я переместился в вагон-ресторан, где, запивая первоклассный ужин виноградным вином, с чувством истинного наслаждения занялся созерцанием величественной кар­тины живописнейших альпийских пейзажей. Удивительно, как в противовес полному таянию льда у подножья гор их вершины были покрыты белым снегом. То там, то здесь виднелись высокогорные водопады, с которых - словно в кадрах замедленной съемки - струились многотонные потоки воды. Ощущение их неспешного падения, больше напоминающего парение в возду­хе, возникало, наверное, по причине боль­шой высоты.

Поезд пересек горы и не спеша спус­кался по склону. Внизу, словно крошечные букашки, проносились с бешеной скорос­тью машины. Этот вид сменился не менее красочной панорамой изумрудных шведс­ких озер. Лодки на освещенной закатом поверхности, а также дома на склонах гор создавали изумительной красоты пасто­ральный пейзаж. Очарованный таким потря­сающим видом, я напрочь забыл о том, кем я являюсь на самом деле. Что я - наемный киллер ...

В Чирихи поезд прибыл только поздним вечером, когда уже окончательно стемне­ло. На станции никто не проверял паспор­тов.

Поскольку припрятанных наличных денег у меня было предостаточно, я решил пере­ночевать в отеле только первого класса. Вся трудность заключалась лишь в отсутствии паспорта. Вход в пятизвездочные отели без паспорта был закрыт. Делать было нечего, пришлось снова идти в третьеразрядную гостиницу, причем оплатив пребывание на­перед, да к тому же дать весьма приличные чаевые и только тогда мне с большим тру­дом удалось снять номер.

Сразу на другой день я направился в ко­рейское посольство в Чирихи и заявил о

пропаже паспорта. Сотрудник, выслушав мое пространное объяснение, выдал мне временный паспорт, с которым я поспешил тут же вылететь в Париж. Заняв-таки люкс в известном отеле, тут же позвонил в Рим.

Как только набрал номер по старому спо­собу: 3-3-2-1, сейчас же раздался знако­мый голос.

- Груз отправлен, по его получении, по­жалуйста, сразу же сообщите, - эти слова означали успешное выполнения заказа.

- Спасибо за труд, - на этой короткой фразе связь оборвалась, и внезапно меня вдруг охватило желание обнять обладатель­ницу этого прекрасного контральто.

У меня не было намерения долго пробыть в Париже. Но неожиданно в кафе «Санд- желли» я познакомился с весьма привле­кательной студенткой-кореянкой. Мы раз­говорились, и, наслаждаясь частыми бесе­дами, я и не заметил, как пролетели не­сколько дней. Молодая девушка вот уже как четвертый год специализировалась в Па­рижском университете по французскому языку, и, хотя не была красавицей, тем не менее, как я и говорил, все же была чер­товски мила. На четвертый день знакомства мы отправились на электричке на юг и за­ночевали в Каннах, и этой же ночью она сама пришла в мой номер. А по возвра­щении в Париж вообще переехала ко мне с вещами. Когда я через неделю улетал из Парижа, она провожала меня в аэропорту, заливаясь потоками слез. Как назло, у меня не оказалось под рукой подходящего подар­ка, и я решительно отдал ей оставшиеся 1000 долларов наличных, как она не пыта­лась отказываться. На этом наше недолгое знакомство окончилось.

Когда я добрался до дома, до меня до­неслись громкие рыдания жены. Испугав­шись, что что-то могло произойти с нашим сынишкой, я в один миг забежал в дом. Там почему-то было много людей. При виде меня на их лицах отразился панический страх. Жена, заметив меня в толпе, вместо приветствия потрясенно закричала: «Дду... Ддуу... Дух!» - и сразу же упала без созна­ния.

Во всем доме чувствовался какой-то ужасный зловонный запах. Я заглянул во внутреннюю комнату. На стене висел мой

Ким Сонг Чжон. Бумеранг для киллера 245

портрет в траурной рамке, а перед ним го­рела ароматическая ритуальная свеча. С трудом веря в происходящее, одернув тя­желую черную ширму, я увидел гроб. Тря­сущимися руками откинул его крышку. В

гробу лежал труп, до того разложившийся, что невозможно было различить лицо.

.Н а груди покойника лежал мой утерян­ный паспорт.

О переводчице

Эльза Георгиевна Нам, 1.07.1952 года рождения, в 1976 году окончи­ла химический факультет Ленинградского химического факультета име­ни А. И. Герцена. Корейский язык стала впервые изучать в школе N 23 бывшего учхоза имени Кирова Уртачирчикского района. Однако в каче­стве профессионального переводчика начала работать в частной корейс­кой фирме только с 2002 года. В настоящее время она - штатный пере­водчик корейского предприятия в Ташкенте.

246 Корееведение

Хан Валерий Сергеевич - выпускник МГУ, кандидат фило­софских наук, доцент, известный специалист по изучению коре сарам. Работал замдиректора Института истории АН Узбе­кистана, директором Центра планирования стратегического развития Национального университета Узбекистана. Препо­давал в вузах Южной Кореи и США. Участник более чем 70 международных конференций в 18 странах мира. Автор око­ло ста научных работ.

Валерий ХАН

КАК ИЗЛАГАЮТСЯ ИСТОРИЯ И СУДЬБЫ КОРЕ САРАМ

В ПУБЛИКАЦИЯХ КОРЕЙЦЕВ СНГ?

Перестройка в СССР и последующее об­разование стран СНГ вызвали к жизни всплеск национального самосознания. Воп­росы национальной истории, этнокультурной идентичности, национального возрождения стали предметом пристального внимания уче­ных, публицистов, политиков, общественных организаций. Не обошли эти процессы и корейскую диаспору СНГ. Количество публи­каций по коре сарам, вышедших в СССР, стра­нах СНГ и за рубежом растет как снежный ком и уже насчитывает более тысячи наиме­нований.

Значительное число авторов этих публика­ций - сами корейцы СНГ. Многие из них не ученые, либо ученые, но не имеющие отно­шения к общественным наукам. Соответствен­но, их публикации не проходят экспертного рецензирования, обсуждения на кафедрах и Ученых Советах. В результате для этих пуб­ликаций зачастую характерны: незнание име­ющейся историографии по коре сарам, субъективная предвзятость, небрежность об­ращения с историческими источниками, про­фанация методов полевой работы, значитель­ное количество ошибок и искажение истори­ческих фактов, неоправданные обобщения, эмоционально-экспрессивные оценки, мен­торское морализаторство, несоответствие текстов заголовкам, эклектизм.

Эмоционально-экспрессивные оценки. За­частую тексты корейских авторов насыщены множеством эмоционально-окрашенных кли­ше, и иногда это доходит до предельно-экс­прессивных форм - в виде гротескной дра­матизации или пафосного оптимизма.

Так, В. Ким, адвокат, пишет следующее о переселении 1937 года: «Этот акт геноцида по своим масштабам и жестокости не шел в сравнение даже с ужасами средневековой инквизиции». И далее: «Помните! Не допус­тите вновь на нашу планету это чудовище. Имя этого чудовища Геноцид, Империя, СССР» [5, 9-10]. Судя по этим пассажам, автор не знает значения понятия «геноцид». И действитель­но ли он считает, что переселение людей из одного места в другое по «жестокости» не идет в сравнение с пытками инквизиции, чет­вертованием и сожжением на кострах?

Затрагивая постановление СНК СССР и ЦК ВКП о выселении корейцев, А. Кан (докт. биол. наук, завкафедрой защиты растений Андижанского сельхозинститута) пишет: «Не найти второго такого постановления в циви­лизованном мире, в сообществе людей» [4, 3]. Там же: «История корейцев в Средней Азии, она до боли в сердце грустна в про­шлом и радостна в недалеком прошлом, на­стоящем и светлом будущем». Или: «Светла и радостна жизнь корейского народа в брат­

247

ской семье Узбекистана» [4, 4]. И далее: «Слышало ли о беде корейцев правительство бывшего Союза, если даже и слышало, то делало вид, что члены правительства глухи к людскому горю, но бог услышал и его стон раздавался, как эхо в тиши ночной» [4, 8].

Предвзятость. При предвзятости и задан- ности аксиологические установки начинают определять конструирование эмпирической базы и соответствующих выводов. Наиболее рельефно такого рода apriori заданные уста­новки выражены в работах Л. Б. Хван, посвя­щенных трудовой армии. Их основной целью является не столько реконструкция истори­ческой реальности, сколько создание эмоци­онально-негативного семантического фона.

Говоря о мобилизации корейцев в «трудо­вую армию», Л. Хван пишет: «Их отрывали от семей ... и бросали на ликвидацию «узких мест» - на рудники, на строительство оборон­ных объектов, на предприятия, производящие стратегическую продукцию» [12, 18]. Крити­ческий пафос данного предложения трудно понять, поскольку сотни тысяч представите­лей других народов Центральной Азии (уз­беков, таджиков и др.), также «отрывали от семей» и бросали на те же рудники, пред­приятия и стройки.

Необходимо различать два аспекта данной проблемы. Первый аспект связан с вопросом о трудовой мобилизации в период войны во­обще, а второй - с мобилизацией собствен­но корейцев.

Если говорить о трудовой мобилизации корейцев, то она явилась по отношению к ним актом политического недоверия со стороны властей. Тотальная мобилизация в «трудар- мию» по этническому признаку фактически означала дискриминацию - отказ представи­телям некоторых этнических групп в праве носить оружие и сражаться на фронте.

Однако политическая дискриминация ко­рейцев как защитников Отечества не означа­ет, что в годы войны они не могли быть ис­пользованы в качестве трудовых ресурсов. И здесь встает вопрос о трудовой мобилиза­ции вообще. В условиях войны она была единственным условием победы. В связи с этим, нам представляется принципиально неверной ее трактовка как «карательной» по­литики, без учета конкретно-исторического контекста.

Так, Л. Хван приводит Циркулярное пись­мо Наркомюста СССР, Прокурора СССР и Комитета по учету и распределению рабо­

чей силы при СНК СССР от 5.03.1942 г., пред­писывающее принять меры против уклонения граждан от мобилизации для работы на про­изводстве и строительстве. Материалы об уклоняющихся должны передаваться в суд, по решению которого эти граждане направля­лись на принудительные работы. В связи с этим автор пишет: «Уклониться, избежать этой участи было невозможно. Государственная карательная машина зорко следила за тем, чтобы ни один трудоспособный, не призван­ный в действующую армию гражданин, ее не избежал» [12, 16]. А в опубликованной в Ин­тернете версии статьи, она называет посту­пивший в Каракалпакию циркуляр «черным письмом» [13].

«Черным письмом» (вероятно, по аналогии с «черной меткой», уведомлением о смерт­ном приговоре среди пиратов и криминаль­ных кругов) называется циркуляр военного времени, когда необходимо было мобилизо­вать все материальные и трудовые ресурсы, чтобы остановить и отбросить врага.

Как известно, экономические потери, по­несенные СССР в первый год войны, были огромны. На территории, оккупированной к ноябрю 1941 г., до войны проживало 45% населения страны, добывалось 63% угля, про­изводилось 68% чугуна, 50% стали и 60% алюминия. В результате оккупации и эваку­ации промышленности выбыло из строя сот­ни предприятий, изготовлявших боеприпасы. Ежемесячные потери от их остановки были колоссальными [2, 505-506; 15, 251-252]. Мобилизация в ряды Красной Армии резко уменьшила число рабо-чих и служащих.

В этих условиях каждая пара рук была на вес золота. Люди работали на износ, по 13­14 часов в сутки. На предприятия возвраща­лись пенсионеры, за станки вставали под­ростки. В деревнях женщины впрягались вме­сто быков и лошадей, они стали основной рабочей силой в шахтах и на лесоповалах. Были отменены отпуска, увеличен рабочий день, введены сверхурочные работы. С лета 1942 г. к работе вынуждены были привлекать инвалидов 3-й группы, а также беременных женщин до 5 месяцев беременности.

Благодаря этим чрезвычайным мерам и титаническому труду всего народа, «военная промышленность уже в первой половине 1942 г. не только восстановила потерянные мощ­ности, но значительно перекрыла их» [2, 506]. Перевод экономики на военные рельсы был осуществлен в течение года, в то время как

248 Корееведение

Германии на это потребовалось 7 лет [15, 252]. В кратчайшие сроки была решена за­дача, позволившая ликвидировать отставание топливно-энергетической и металлургической базы, обеспечить превосходство в вооруже­нии, что обусловило коренной перелом на карте военных действий и стало залогом по­беды над фашизмом. Называть эти меры «ка­рательными» и оправдывать «уклоняющихся», в то время как миллионы людей, на фронтах и в тылу, жертвовали всем, чтобы перело­мить ход войны - значит либо не понимать, что происходило в эти годы, либо сознатель­но стоять на позициях предвзятого нигилиз­ма относительно того, что имело место в 40­е годы.

Приводя выдержку из письма треста «Кос- пашуголь» о том, что он получил из Каракал­пакской АССР 700 человек рабочей силы, ав­тор восклицает: «вдумайтесь: трудоармейцев «получали» как железнодорожный груз, а не «принимали», как людей» [12, 18].

Что же оскорбительного в термине «полу­чать»? Он вполне употребим в отношении людей - особенно в сводках и отчетах, для которых характерны лаконичность терминоло­гии («Вчера получили подкрепление: мото­стрелковую роту и взвод минёров» или «Для освоения объекта были получены все необ­ходимые трудовые ресурсы»). В вышеприве­денном комментарии очевидна предвзятость: найти в любых, даже в нейтральных сообще­ниях, касающихся «трудармии», некий нега­тивный подтекст.

В этом же документе, в связи с прибыти­ем новых рабочих, содержится просьба о вы­делении продовольствия: «В ближайшее вре­мя ожидаем дополнительно 300 человек - всего 1000 человек. В связи с этим просим прислать следующие продукты: рис, пшено, консервы, сухие овощи» [Там же]. По этому поводу автор дает следующий комментарий: «Бесплатных трудовых ресурсов Трудармии было мало. Она хотела, чтобы тягловая «ра­бочая сила» везла с собой и прокорм. По смыслу документа можно уяснить, что даже вопросы организации питания для прибыв­ших трудоармейцев лежали на их отправите­лях. И можно представить, какую скудную пищу им выделяли из непредусмотренных для них продуктовых резервов» [Там же].

Что означает «она хотела» применительно к «трудовой армии»? Подобная антропомор- физация социально-политических институтов в науке недопустима, поскольку выводит про­

блему организации дистрибутивных сетей как объективной реальности в сферу призрачных фантомов типа одушевленной «Трудармии», обладающей человеческими желаниями.

Автор завершает свой комментарий по по­воду просьбы угольного треста о выделении продовольствия следующим резюме: «Так средневековый палач требовал у родствен­ников приговоренного к повешению мыло для смазывания веревки, чтобы смерть обречен­ного была менее мучительной» [12, 18].

Для того, чтобы усилить обличительный эффект, Л. Хван использует аналогию; при этом, нарушает правила ее использования как логической операции. Известно, в умозаклю­чении по аналогии на основании знания од­них сходных свойств и признаков изучаемых объектов делается вывод о возможном сход­стве других свойств и признаков этих объек­тов. Причем, общие сходные свойства и при­знаки должны быть того же типа. Но в дан­ной «аналогии» нет ни одного сходного при­знака, а тем более, одного и того же типа. Угольный трест не средневековый палач (у них разные функции: добыча угля и приведение в исполнение смертного приговора), просьба о выделении продуктов питания - не требо­вание мыла для казни (у них также другие цели: жизнь в одном случае и смерть в дру­гом), а Каракалпакский обком - не родствен­ник мобилизованных корейцев (в одном слу­чае это орган политической власти, а в дру­гом - рядовые колхозники).

Но даже, если в нарушение требований логики закрыть глаза на эту процедуру отож­дествления (выдачи разного за схожее), то формально правильно построенный вывод, исходя из комментария Л. Хван, должен быть следующим: угольный трест «Коспашуголь» обратился в Каракалпакский обком партии о выделении продуктов для прибывших рабо­чих из этой республики для того, чтобы их смерть была менее мучительной. В результа­те такого использования аналогии она лиша­ется логического смысла и перестает быть научной процедурой вывода, подменяясь умо­заключением, преследующим сугубо психо­логические задачи, а именно, придать всему тому, что касается «трудовой армии» уничи­жительную характеристику.

В оценке «трудармии», наряду с критичес­ким отношением к дискриминационной моби­лизации по этническому признаку и отправ­ке в исправительно-трудовые лагеря НКВД, должен присутствовать контекст историчес­

Валерий Хан. Как излагаются история и. 249

кой реальности. Об этом приходится говорить, поскольку в публикациях Л. Хван его ощуще­ние и чувство меры теряются. Так, она пи­шет, что жизнь корейцев-трудармейцев «ни­чем не отличалась от жизни заключенных ис­требительно-концентрационных лагерей» [12, 19]. Нам представляется это кощунством - перед памятью 11 миллионов расстрелянных, повешенных, казненных в газовых камерах; умерших в медицинских экспериментах, от пыток и неимоверного физического истоще­ния узников нацистских концентрационных ла­герей.

Профанация методов полевой работы. В приводимых Л. Хван рассказах трудоармей- цев есть существенные неточности, которые возникли в результате некорректной методи­ки интервью (не соответствующей социоло­гическим стандартам) и заданной установки на создание тотально негативного образа «трудармии», независимо от того, насколько те или иные его детали соответствуют фак­там. В результате этого многие факты, имею­щие отношение к участию корейцев в трудо­вой армии, подверглись искажению и фаль­сификации.

Искажение фактов. Л. Хван определяет тру­довую армию как «запроволочную жизнь», приводя фразы Кима Петра (или их авторс­кую версию): «Жизнь в зонах, бараках, ограж­денных и охраняемых с утра до вечера» и Ким Хак Сена: «Недалеко от нас в бараке жили женщины-немки. Они работали, как и мы, с утра до вечера под конвоем» [12, 19­20].

Итак, была ли «трудармия» для корейцев зоной за колючей проволокой и работой под конвоем? И если да, то был ли подобный режим универсальным, или он был локаль­ным?

Во-первых, корейцы работали как на «обычных» объектах, так в ИТЛ НКВД; как вместе с «обычными» гражданами, так и с заключенными и «спецконтингентом», что могло породить и разные условия их быта и труда. Во-вторых, наряду с общими положе­ниями о режиме пребывания в рабочих ко­лоннах, существовали и конкретные предпи­сания по поводу отдельных категорий «тру- дармейцев». В связи с этим необходимо изу­чить вопрос: были ли предписывающие до­кументы относительно корейцев, или на них распространялись только общие положения? В-третьих, в данной ситуации мы также стал­киваемся с проблемой соотношения норма­

тивных предписаний и практики. С одной сто­роны, есть положения о пребывании в рабо­чих и строительных колоннах. А с другой сто­роны, существовала практика на местах, ко­торая могла и не соответствовать норматив­ным предписаниям.

В 2004 г. в г. Ташкенте мною были прове­дены интервью с 6-ю бывшими трудармей- цами (Ч. Угаем, С. И. Хегаем, А. И. Кимом, К. М. Ли, Е. Н. Тяном и К. А. Кимом). Никто из 4­х трудармейцев, проработавших, как и инфор­манты Л. Хван, в Ухто-Ижемском лагере, не подтвердил факта «особого режима».

Угай Черсик сообщил, что в лагере все тру- дармейцы и даже заключенные, были «воль- нохожденцами», т. е. не охранялись. Напри­мер, они ходили в лес по грибы и ягоды, совершали «набеги» на соседние картофель­ные поля. И только уголовники-рецидивисты работали в сопровождении конвоя.

С. И. Хегай также не подтверждает нали­чие каких-либо ограждений и охраны: «Тер­ритория не охранялась, так как бежать было некуда - везде лес». В. Г. Пак пишет, что на его участке проживало 200 человек: 20 зак­люченных, 50 немок и 130 корейцев: «Руко­водили работами заключенные. И начальник участка, и прораб отрабатывали свой срок. Из охраны был только один сержант с пого­нами НКВД» [9, 33].

Чжен Ин-Су попал по мобилизации в де­ревню Новая Бровячиха Алтайского края, где корейцы работали с заключенными грузи­нами на лесозаготовке. Начальником бригад был некто Ульфамов, заключенный. Чжен Ин- Су пишет: «Никаких других начальников мы не знали. Был оперуполномоченный, но в лесу он никогда не появлялся, жил в деревне, куда с отчетом о работе ездил Ульфамов» [14, 29]. Иначе говоря, и здесь корейцы работали без охраны. Не было и колючих заграждений, т. к. бригады жили и работали в лесу: «Жили мы в землянках, которые сами и рыли. С каж­дым днем мы все дальше уходили в лес. И когда от землянок удалялись на приличное расстояние, то рыли новые. Туда же перево­зился и вагончик, в котором жил Ульфамов и где готовилась еда» [14, 29-30].

Как известно, трудмобилизованные корей­цы работали и в самом Узбекистане. Как ут­верждает Е. Н. Тян, в Ангрене, где корейцы работали на шахте и строительстве завода, они жили без охраны. Об этом говорит и тот факт, что они беспрепятственно сбегали в свои колхозы. Их находили и отправляли

250 Корееведение

обратно в Ангрен. К. Ким был отправлен в Джизак, где корейцы работали с узбеками в карьере. Он также свидетельствует, что ох­раны и ограждений не было. И здесь, корей­цы без разрешения возвращались в свои кол­хозы. О свободе их передвижения говорит и тот факт, что по ночам они совершали рей­ды к близлежащим селениям и отлавливали собак и ослов, поскольку выдаваемого раци­она им не хватало.

Введенные в оборот архивные документы также говорят о том, что в местах, описывае­мых в данных документах, корейцы не рабо­тали в режиме особого контроля (под конво­ем). Так, Н. Бугай приводит докладную запис­ку, в которой описывается порядок пребыва­ния трудмобилизованных корейцев, немцев, финнов и представителей других этносов в Тульском угольном бассейне: «В предприятиях Подмосковного угольного бассейна установ­лено, что особый режим содержания для ра­ботающих в шахтах не соблюдался.» (курсив наш - В. Хан) [1, 315].

Или, в приказе от 12.07.1943 г. по СУ № 2 ОСМЧ «Строитель» (г. Беговат), куда были мобилизованы корейцы, отмечается дезер­тирство, а также тот факт, что «начальники колонн, командиры отрядов, в обязанности которых входит постоянно бывать с трудар- мейцами, даже не знают, когда целые взво­ды у них внезапно исчезают» [3]. Конечно, в условиях проволоки и военизированной ох­раны исчезновение целых взводов было бы невозможным.

В воспоминаниях (в версии Л. Хван) Кима Петра есть фраза: «Ничего не знали о род­ных» [12, 19]. По словам же других трудар- мейцев из того же лагеря, они имели связь (хоть и не постоянную) с родными местами. Так, Ч. Угай вспоминает, что некий Ким Мак­сим получил в Ухте денежный перевод из кол­хоза «Политотдел»; С. Хегай дважды получал посылки по 8 кг риса; рисовые посылки по­лучили также 17 человек из колхоза «Поляр­ная звезда»; К. Ли получил телеграмму от дяди о болезни родителей, а А. Ким - три письма и перевод на сумму 800 рублей от матери. Чжен Ин-су также вспоминает: «Пер­вое время не было писем из дома, но потом переписка наладилась. Даже посылки стали получать регулярно» [14, 30].

Условия пребывания корейцев в различных рабочих и строительных колоннах могли быть разными. Поэтому выработка более полных представлений о них нуждается в дальнейшей

работе, как с архивными документами, так и с информантами - бывшими трудармей- цами.

Стремление А. Кана максимально выразить свое эмоциональное отношение к переселе­нию 1937 г. также стало приводить его к пря­мому искажению фактов. Так, говоря об адап­тации корейцев на новых местах, А. Кан пи­шет, что она «унесла сотни тысяч жизней» [4, 3], в то время как в Казахстан и Узбекистан всего было переселено менее 180 тысяч ко­рейцев.

Эклектизм. В 2005 г. в Казахстане вышла книга «Корейцы Жамбыльской области: люди конкретных дел» (гл. редактор А. И. Пак). Не­смотря на название в книге много такого, что не имеет к нему отношение. Наряду с разде­лами, имеющими непосредственное отноше­ние к названию, книга содержит такие разде­лы как «Культура Кореи», «Религии», «Вкрат­це о происхождении корейских фамилий», «В мире мудрых мыслей».

Особенно вызывает недоумение раздел «В мире мудрых мыслей», представляющий со­бой эклектический набор высказываний из А. Аверченко, Авиценны, М. Аврелия, П. Абеля­ра, Аристотеля, Библии, А. Бирса, Будды, Ге­сиода, А. Доде, Д. Коллинза, Конфуция, Лао- Цзы, Мопассана, Пифагора, Г. Сенкевича, Соломона, Солона, Фалеса, Эдисона. Вот некоторые из них.

«... И нет у человека преимущества перед скотом, потому что все суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все воз­вратится в прах» (Библия) [6, 85].

«Что золотое кольцо у свиньи, то женщина красивая и безрассудная» (Библия) [6, 87].

«Уродство - это божий дар некоторым жен­щинам, благодаря чему они имеют возмож­ность вести добродетельный образ жизни, не умерщвляя плоти» (А. Бирс) [6, 91].

«Когда легче всего сносить несчастье? - Когда видишь, что твоим врагам еще хуже» (Фалес) [6, 100].

Весьма странные сентенции для книги, чей предмет - корейцы Жамбылской области. Или какой смысл имеют статьи «Деньги прегра­дили путь на помост Олимпиады в Сеуле» или о венерических заболеваниях (СПИД, герпе­са и сифилиса) в книге Г. Ли «Семейные ус­тои корейцев: коре сарам». - Бишкек, 2002 [8]?

Морализаторство. Обладая собственной культурой, коре сарам вовсе не обязательно подражать культуре Кореи, обрекая тем са­

Валерий Хан. Как излагаются история и. 251

мым себя на комплекс неполноценных корей­цев. В этом смысле странными выглядят не­которые рекомендации адептов по «возрож­дению корейской обрядности», которым «дол­жны» следовать наши корейцы. Так, Г. Ли сетует на то, что поскольку нынешнее поко­ление не знает традиционной обрядности, корейского языка и соответствующей лите­ратуры (?), «с такими обрядами жизненного цикла как: рождение, свадьба, юбилеи (60- летие), похороны и поминки - корейцы зна­комятся через устное творчество», а «празд­ничные мероприятия в условиях Кыргызстана проходят неинтересно» [7, 113, 162]. Не ду­маем, что идея проводить семейные мероп­риятия по книгам (более интересно?) вызо­вет энтузиазм среди корейцев. Культура коре сарам, с точки зрения Г. Ли, ущербна. Дос­тойным же является следование традициям, принятых в Корее. Наши дети, рассуждает автор, не зная корейской культуры, тем са­мым не знают «правил поведения в обществе» [7, 200]. И вот, автор рекомендует нам при праздновании Нового года по лунному кален­

дарю «ежедневно готовить новые блюда в те­чение 15 дней первого месяца» [7, 188], при опоздании на собрание «извиниться за опоз­дание и поясным поклоном приветствовать всех собравшихся, получая от присутствую­щих еле заметные поклоны или одобритель­ные взгляды» [7, 199] и т. п. [10]

В публикациях корейцев доминирует кор­поративная этика, когда не принято критико­вать друг друга, даже если речь идет об от­кровенной профанации науки. На корейских собраниях самые разные люди, независимо от профессии, считают возможном серьезно обсуждать вопросы, имеющие отношение к компетенции науки. Считается, что наличие корейской крови позволяет любому корейцу «компетентно» высказываться по вопросам истории коре сарам, что способствует бур­ному развитию мифотворчества и самых не­лепых фантазий. Трудно такое представить в России или в самой Корее. И нам давно уже надо прекратить практику монополии на ис­тину на основе генетической принадлежнос­ти.

Литература

1. Бугай Н. Ф. «Совершенно секретно»: информация НКГБ Союза СССР (корейцы в рабочих колоннах и батальонах) / / Пак Б. Д., Бугай Н. Ф. 140 лет в России. Очерк истории российских корейцев. - М., 2004.

2. Вознесенский Н. А. Избранные произведения, 1931-1947. - М., 1979.3. ГАТО (Государственный архив Ташкентской области), ф. 657, оп. 1, д. 13, л. 5.4. Кан А. А. Корейцы Андижанской области. - Андижон: «Андижон», 1997.5. Ким В. В. Правда - полвека спустя. - Ташкент: «Узбекистан», 1999.6. Корейцы Жамбыльской области: Люди конкретных дел. - Тараз, 2005.7. Ли Г. Н. Корейцы Кыргызстана. - Бишкек, 1998.8. Ли Г. Н. Семейные устои корейцев: коре сарам. - Бишкек, 20029. Пак В. Г. Узбекистан стал родиной / / Чен Н. Дети своего народа. - Т., 2003.10. Хан В. С. Корейцы в «трудовой армии» в годы второй мировой войны: историог­

рафический обзор / / Известия корееведения в Центральной Азии. Выпуск 7 (15). - Алматы: Центр корееведения КазНУ, 2008. - С. 145-178.

11. Хан В. С., Ким Г. Н. Актуальные проблемы и перспективы корейской диаспоры Центральной Азии / / Диаспоры. - М., 2001, № 2-3.

12. Хван Л. Корейцы Каракалпакстана: вчера и сегодня. - Нукус, 2004.13. Хван Л. Б. Трудовая армия: второй удар судьбы по корё сарам (по материалам

истории корейцев Каракалпакстана) / / http://world.lib.ru/k/kim_o_i/u2-1 .shtml14. Чжен Ин-Су. На лесоповале / / Чен Н. Дети своего народа. - Т., 2003.15. Чунтулов В. Т., Кривцова Н. С. и др. Экономическая история СССР. - М., 1987.

252 Корееведение

Рахманкулова Адолат Хушбаковна, кандидат истори­ческих наук, доцент кафедры гуманитарных наук ТИ- ИМСХ. Занимается проблемой «Принудительные пере­селения народов в Узбекистан в 1930-1940-е годы и его социально-экономические и политические послед­ствия». Автор более 50 научных статей и публикаций по теме принудительных переселений народов в Узбе­кистан в 1930-1940-е годы. Участвовала в междуна­родных конференциях и симпозиумах в Узбекистане, Ка­захстане, России, Украине, Германии, Франции, Голлан­дии, Румынии.

Адолат РАХМАНКУЛОВА

ХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОБУСТРОЙСТВО КОРЕЙЦЕВ ПОСЛЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ

ПО ДАННЫМ АРХИВОВПри изучении истории принудительного

переселения корейцев с Дальнего Востока в1937 году, одним из важных вопросов оста­ется история их обустройства на новых мес­тах. Значительный массив документов по ис­тории корейцев в первые годы после пере­селения в Казахстан содержится в серии сборников архивных материалов [1]. История корейцев Узбекистана получила освещение в трудах, вышедших в советский и постсовет­ский периоды [2]. Но исследования в изуче­нии и выявлении архивных источников по проблеме корейцев в Узбекистане продолжа­ются. Рассмотрим некоторые вопросы хозяй­ственного обустройства корейцев после их пе­реселения в Узбекистан.

СНК УзССР принял ряд постановлений и распоряжений в развитии постановлений СНК СССР и Политбюро ЦК ВКП(б) о переселе­нии корейцев, а также по вопросам, которые касались трудового, хозяйственного, бытового устройства выселенных на местах расселения. В частности, для реализации постановления СНК СССР и Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 ав­густа 1937 года “О выселении корейского населения из пограничных районов Дальне­восточного края” Совет Народных Комисса­ров УзССР принял 16 сентября 1937 года по­становление “О расселении корейских хо­зяйств” [3, 1-7]. На основе этого постановле­ния планировалось расселение 6000 корейс­ких хозяйств в Нижне-Чирчикском, Средне- Чирчикском, Гурленском (Хорезмский округ),

Икрамовском районах с направлением раз­ведения риса, зерна и овощеводства. В по­становлении было также указано разместить переселенных корейцев в имеющихся район­ных помещениях, а в случае нехватки поме­щений, немедленно приступить к оборудова­нию жилищ из камыша, с мобилизацией жил­фонда и временного приспособления других построек. Однако согласно архивным доку­ментам, к 10 ноябрю 1937 г. по районам и городам Узбекской ССР было расселено 16 307 корейских хозяйств [4, 91].

8 октября 1937 г. СНК УзССР принял по­становление «О порядке выдаче корейским переселенческим хозяйствам и колхозам кре­дита и безвозвратных ссуд» и установил вы­дать кредиты «осевшим на землю хозяйствам» (имеются ввиду корейские хозяйства - под­черкнуто Р.А.) в размере 2000 рублей ис­ключительно на строительство жилых домов, надворных построек, водопользования и без­возвратные ссуды в размере 1000 рублей на одно хозяйство - для восстановления неде­лимого фонда колхозов (обобществленные хозяйственные постройки, сельскохозяй­ственный инвентарь, семенной фонд и т.д.) [5, 65-66]. Далее постановлением СНК Узбек­ской ССР "О корейцах” от 11 октября 1937 г. (№1546), для корейских поселений были от­ведены массивы поливных земель "в основ­ном за счёт ликвидации ряда совхозов и под­собных хозяйств". На обособленных земель­ных участках общей площадью в 17 369 га по­

253

ливной земли в республике были размеще­ны 6 929 хозяйств или 74,5% всех хозяйств корейских переселенцев-колхозников. Следу­ет сказать, что постановление Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народ­ных Комиссаров СССР от 17 ноября 1937 г. (№115/2043) ” О льготах по сельскохозяй­ственному переселению" было распростра­нено на корейских переселенцев, и они в течение двух лет освобождались от обязатель­ной поставки государству зерновых культур, риса, подсолнуха, мяса, молока, масла, кар­тофеля, шерсти, а также от обязательной кон­трактации сои, овощей, льна [6, 17-19]. Та­ким образом, эти постановления, наряду с хозяйственным обустройством переселенцев, были направлены на их закрепление в мес­тах расселения.

СНК УзССР и ЦК КП(б) Узбекистана от 25 ноября 1937 года за №1810/273 с принял постановление “О мероприятиях по обслужи­ванию переселенцев-корейцев по линии про­свещения” [7, 16-17; 33-34], в котором утвер­ждался план обучения детей корейских пере­селенцев из расчета 21 986 учащихся. На IV квартал 1937 г. по постановлению для обуче­ния детей корейцев и на оборудование школ выделялась смета расходов в сумме 2053,2 тыс. рублей, в том числе 150 тыс. рублей на капитальный ремонт и приспособление по­мещений под школы, как внелимитные зат­раты по капитальному строительству. Было решено просить СНК СССР о выделении на 1938 г. лимитов и необходимых фондов стройматериалов для строительства новых школ для корейцев на сумму 6856 тыс. руб­лей [8, 16-17].

Постановление СНК УзССР “О мероприя­тиях по трудоустройству корейских переселен­цев” от 11 января 1938 г. обязывало народ­ные комиссариаты и учреждения, причастные к размещению и обустройству переселенцев в плане на 1938 г. осуществить мероприятия по скорейшему трудоустройству корейских переселенцев и обеспечению их всеми ви­дами обслуживания [9, 23-28]. Так, к весне1938 г. большая часть корейских переселен­цев была устроена в специально созданных корейских колхозах, другая доприселялась к ранее существовавшим узбекским колхозам. В 44 колхозах (корейских колхозах - Р.А.), со­зданных на землях государственного фонда и ликвидированных совхозов, ОРСов и под­собных хозяйств, были землеустроены - 5 637 хозяйств, в 140 старых местных колхозах в порядке добровольного их доприселения - 4 573 хозяйств. Всего по Узбекистану было ус­троено 10 210 хозяйств.

Все указанные корейские хозяйства в зе­мельном отношении, в основном были уст­роены к началу посевной 1938 года [10, 45­46]. К январю 1939 г. всего из переселенчес­ких корейских хозяйств в Узбекистане было организовано четыре рыболовецких колхоза: в Кунградском районе - колхоз "Рыболовец­кие промыслы" (40 семей); в Ходжейлийском- колхоз "Ленин-Яб" (37 семей); в Муйнакс- ком - колхоз "им. Коминтерна" (170 семей) и в Бекабадском районе - колхоз "Дальне­восточник" (68 семей) [11, 180].

11 января 1938 г. Совет Народных Комис­саров принял специальное постановление об организации расчета с корейскими пересе­ленцами по имеющимся у них квитанциям и актам, за сданное зерно, фураж, скот и т.д. В нем предусматривалось завершить эту ра­боту к 15 марта этого же года. Но эти опера­ции проводились очень медленно и расчеты с переселенцами за сданной ими в Даль­невосточном крае натурой по квитанциям скот и зерно не были закончены к установленно­му сроку. Об этом свидетельствуют целый ряд архивных документов, среди которых встречаются заявления переселенцев в пра­вительственные органы, докладные записки начальника Отдела переселения Народного Комиссариата Земледелия Узбекистана в рес­публиканские и союзные органы Управления Переселения, результаты проверок прави­тельственной комиссии и других правитель­ственных органов [12, 80]. Следует подчерк­нуть, выполнение всех пунктов принятых по­становлений СНК УзССР, которые обстоятель­но определяли все необходимые работы по приему, размещению и обслуживанию корей­цев, избавило бы их от тех трудностей и про­блем, которые им пришлось вытерпеть. Но по объективным причинам выполнение полнос­тью по пунктам этих постановлений было не реально.

Хозяйственное обустройство сопровожда­лось не только размещением переселенцев, выделением им земель, их трудовым устрой­ством, обеспечением учёбой детей корейс­ких переселенцев, но и решением жилищно­бытовых проблем, организацией медицинс­кого обслуживания [13,94-98], финансирова­нием и материально-техническим обеспече­нием этих мер. А также следует сказать, что одновременно с организационным устрой­ством колхозов корейских переселенцев в чрезвычайно трудных условиях проходили землеустроительные работы.

Известно, что к концу 1930-х годов все луч­шие орошаемые земли в республике были отведены под хлопчатник. Корейские же кол­

254 Корееведение

хозы были ориентированы на выращивании риса. Поэтому оставалась единственная воз­можность обеспечить их землей - отвести им площади, непригодные под хлопчатник. Та­ковыми явились целинные земли, камышо­вые заросли, тугаи по берегам рек Чирчика, Сырдарьи и Амударьи. Чаще всего это были заболоченные земли, поэтому для обработ­ки требовались определенные усилия и средства. Всего для хозяйственного освое­ния корейским колхозам было отведено, включая приусадебные участки, 30448 гек­таров земли [14, 16], из них 29879 га - под вновь организованные самостоятельные ко­рейские колхозы. Обеспеченность устроен­ных корейских хозяйств полевыми землями в различных районах была неравномерной. Как было отмечено в докладной записке "О землеустройстве корейских переселенческих хозяйств", "неравномерность землеобеспе- ченности колхозного двора обусловлено: запасами свободных земель и их качеством, возможным направлением хозяйства и на­личием контингента корейских переселенчес­ких хозяйств, который был непостоянен и часто самостоятельно перемещался из рай­она в район" [15, 47].

Для организованных колхозов были отве­дены земли ликвидированных двух государ­ственных совхозов и шести подсобных хо­зяйств республиканских организаций с пло­щадью 14 050 гектаров, из них удобных к обработке и посевам весной 1938 г. - 7 823,6 гектара, остальная площадь подлежала ос­воению в последующие годы. В частности, в соответствии с постановлением Совнарко­ма Союза ССР «О мероприятиях по хозяй­ственному устройству корейских переселен­цев в Узбекской ССР» от 20 февраля 1938 г. были ликвидированы хлопковый совхоз име­ни Стрелкова в Пастдаргомском районе и рисосовхоз в Средне-Чирчикском районе. На их базе были организованы 4 МТС для об­служивания корейских колхозов. Земля, по­стройки, сельхозинвентарь, скот, смена и другое имущество были переданы вновь организованным корейским переселенческим колхозам [16, 184]. К 1939 г. для корейских переселенческих хозяйств были выданы го­сударственные акты на закрепление отведен­ной земли, 43 колхозам из 49 [17, 272].

Корейские хозяйства были сориентирова­ны на выращивание риса. В рисоводстве они имели навык и опыт. Но часть корейских кол­хозов с самого начала были направлены на возделывании хлопчатника и развитие ого­родничества. По этой причине в первые годы своего существования эти корейские колхо­

зы не выполнили план по хлопку и овощам, а добились выполнения плана только по вы­ращиванию риса. В частности, как показал опыт работы колхоза им. Свердлова на уч. Дам-Аши Калининского района, в течение 1938-1939 гг. корейцы очень плохо справи­лись с планом по овощам, выполнив его в первый 1938 г. на 17% и второй 1939г. на 28%, тогда как по рису план был выполнен на 186% [18, 75].

Специальной установки специализировать все корейские колхозы на рисосеянии не было, но "хозяйственная целесообразность государства" требовала в некоторых случа­ях, удовлетворить настойчивую просьбу кол­хозников о переселении их в рисовые зоны других районов. Так, 8 марта 1940 г. (за №166) Ташкентский областной исполнитель­ный комитет вынес решение о переселении корейского колхоза им. Свердлова Калинин­ского района в рисовую зону Верхне-Чир- чикского района, а на его место - колхоза "Пролетарий" Куйбышевского района г. Таш­кента. Эти архивные материалы показыва­ют, что для организации колхозов и повы­шения эффективности труда помимо отвода земель, требовалась хотя бы минимальная материальная база (орудия производства, посевной материал, удобрения и т.п.) и ка­кой-то опыт работы в сельском хозяйстве у тех, кто должен был осваиваться в непривыч­ных для себя хозяйственно-климатических ус­ловиях Средней Азии. Таким образом, руко­водящие органы республики пытались при­нять меры по совершенствованию агротех­ники, освоению новых земель, выведению высокоурожайных сортов, улучшению орга­низации труда. А это позволило корейским колхозам добиться большой урожайности риса и др. культур.

Со стороны республиканских органов вла­сти была создана возможность для устрой­ства корейских переселенцев, но вместе с этим выявились недочеты в отношении вы­полнения постановлений и решений об уст­ройстве и обслуживания корейских пересе­ленцев. В докладной записке заместителя начальника Главного хлопкового управления НКЗ СССР Сибирского отмечалось, что стро­ительство в корейских колхозах проходило медленно, фонды стройматериалов были использованы не по назначению, плохо было поставлено медицинское обслуживание ко­рейцев и многие важные вопросы, связан­ных с устройством корейцев-переселенцев оставались не разрешенными [19, 45]. 17 июля 1938 г. СНК Узбекской ССР принял по­становление (№ 404/1353) "Об устройстве

А. Рахманкулова. Хозяйственное обустройство... 255

корейских переселенцев и мероприятия по ственному устройству переселенцев: разме- ликвидации последствий вредительства в щение переселенцев, выделение им земель, этой области", в котором рассматривались трудовое устройство, решение жилищно-бы- нарушения в сфере обустройства корейцев. товых проблем, организация медицинскогоОб этом подчеркивается и в стенографичес- обслуживания, финансирование и матери­ком отчете совещания у председателя СНК ально-техническое обеспечение этих мер и УзССР по вопросу об устройстве корейцев т.д., а также показывают частичное выпол- переселенцев (17 августа 1938 г.) [20, 1-56]. нение или невыполнение местными органа- Вышеперечисленные материалы показывают, ми власти постановлений и решений отно- что процесс обустройства корейцев, был свя- сительно переселенцев в первые годы их зан с решением рядом проблем и проходил пребывания на новых местах, которые сопро- в сложных экономических условиях. вождались бездеятельностью, безответствен-

Таким образом, архивные материалы ха- ностью и некомпетентностью руководства рактеризуют хозяйственное устройство ко- на местах, несогласованность центральных и рейцев, создание и становление корейских местных органов власти в принятии и вы- колхозов в Узбекистане, трудности адапта- полнении мер относительно переселенцев. ции и проблемы осваивания корейцев в не- Но благодаря помощи узбекского народа и привычных хозяйственно-климатических ус- трудолюбию самих корейцев, корейцы смог- ловиях, для решения которых требовалось ли преодолеть все невзгоды и заново пост­принятие конкретных мер; свидетельствуют роить жизнь на новой земле. о целом комплексе мероприятий по хозяй-

Литература1. Ким Г. Н., Сим Енг Соб. История корейцев Казахстана. Сборник архивных мате­

риалов. В 3-х томах. Алматы-Сеул, 1998. Т. 1; 1999. Т. 2; 2000. Т.3.2. Ким Сын Хва. Очерки по истории советских корейцев. Алма-Ата: Наука, 1965;

Ким П.Н. Деятельность Коммунистической партии Узбекистана по организационно-хо­зяйственному укреплению корейских колхозов (1937-1941 гг.): авторефер. дис. ... канд. ист. наук. Ташкент, 1970; Ким П.Г. Корейцы Республики Узбекистан. Ташкент: Узбеки- стон, 1993; Бугай Н.Ф. Корейцы в Союзе ССР - России: ХХ-й век. (История в докумен­тах). Москва: ИНСАН, 2004; Пак Б.Д., Бугай Н.Ф. 140 лет в России. Очерк истории российских корейцев. М.: Институт востоковедения РАН, 2004; Ким В.Д. Правда - пол­века спустя. Ташкент: Ёзбекистон, 1999; Рахманкулова А.Х. Об истории обустройства корейских переселенцев в Узбекистане / / Вестник «Тинбо», 2004. № 2. С. 94-98; Рах­манкулова А.Х. Из истории корейских переселенческих колхозов в Узбекистане (на основе документов архивов Узбекистана) / / Известия Корееведения в Центральной Азии, 2005. Вып. 3(11). С. 74-92 Хан В.С. Коре Сарам - кто мы? (Очерки истории корейцев). Изд. 3-е, перераб. Бишкек: ИЦ “АРХИ”, 2009; и другие.

3. ЦГА РУз (Центральный госархив Республики Узбекистан). Ф. 837. Оп. 32. Д. 587.4. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 593.5. ЦГА РУз. Ф. Р-90. Оп. 2. Д. 121.6. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 589.7. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 593.8. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 593.9. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 589.10. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 1228.11. ЦГА РУз. Ф. 314. Оп. 1. Д. 6.12. Рахманкулова А.Х. Из истории корейских переселенческих колхозов в Узбекис­

тане (на основе документов архивов Узбекистана) / / Известия Корееведения в Цент­ральной Азии, 2005. Вып. 3(11).

13. См.: Рахманкулова А.Х. Об истории обустройства корейских переселенцев в Узбекистане / / Вестник «Тинбо», 2004. № 2.

14. ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации). Ф.5446 сч. Оп. 9. Д. 51.15. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 1228.16. ЦГА РУз. Ф. Р-90. Оп. 2. Д. 121.17. ЦГА РУз. Ф. 314. Оп. 1. Д. 2.18. ЦГА РУз. Ф. 314. Оп. 1. Д. 26.19. ЦГА РУз. Ф. Р-90. Оп. 2. Д. 121.20. ЦГА РУз. Ф. 837. Оп. 32. Д. 1223.

Редактор: Д.Сагатова Дизайн и верстка: Брутт Ким

Дизайн обложки: Владимир Фролов

Гарнитура PragmaticUZ, 10 Формат: 60х90 1/8. Печать офсетная.

Усл.п.л. 29,0. Уч.изд.л. 37,7. Тираж 300 экз. Подписано в печать 6.11. 2017 г.

Издательство “Baktria press” Лицензия AI №263 31.12.2014. г.Ташкент, 100000, Буюк Ипак

Йули мавзеси, 15-25.Тел/факс.: +998 (71) 233-23-84

ISBN 978-9943-4897-5-2