www.perm-book.ru

www.perm-book.ru

О. ВОЛКОНСКАЯ

Е ' Р М С К О Е К Н И Ж Н О Е И З Д А Т Е Л Ь С Т В О1 9 6 6

www.perm-book.ru

, ,П ерм ская рябинка " — вторая книга писательницы О льги Александровны Волконской, выходящая в П ерм и. Ее первая книга , ,Ф иалки и волки" , изданная в 1963 го д у , была первой книгой автора, вышедш ей в С оветском С ою зе.

Лишь в 1960 го д у О . А . Волконская осущ ествила м ечту всей своей жизни и вернулась на роди ну, откуда она в 1920 го ­д у четырехлетней девочкой была увезена за границу. Ж ила в Турции, Ф ранции, А ргентине и, перед возвращ ением на р оди ну, — в Чехословакии. Работала на производстве и груш ек, была уборщ ицей , переводчицей, давала уроки языков, с о тр у д ­ничала в прогрессивны х аргентинских, а затем в чехословац­ких ж урналах и газетах.

П ервые книги Волконская написала в А ргентине. Это были изданные на испанском языке ,,И стория и эволю ция русско й поэзии" (1943), сборник рассказов ,,Тени заката" (1944), , ,А лександр П уш кин" — книга о жизни и творчестве великого поэта (1947), ром ан , ,Э м и гр а н ты " (1948).

В книге , ,Фиалки и волки" собраны рассказы и повести о маленьких лю дях П арижа и Аргентины .

«Пермская рябинка», предлагаем ая сейчас читателю, по ­весть не автобиограф ическая. В мыслях, чувствах, поведении ее гер о я не следует искать аналогий с судьбой автора.

Х У Д О Ж Н И К В И Т А Л И И П Е Т Р О В

www.perm-book.ru

обыкновенное началоI

чень обычным утром, в ------- по московскому вре­мени, ------- по местному,поезд № 52 Москва —Пермь подошел к конеч­ной станции, и я вышел из теплого купе на перрон.

Месяц назад, в Уруг­вае, для меня навек обо­рвалась давно привычная, знойная осень субтропи­ков.

Затем, поварившись как следует в жаркой

влаге экваториальных океанских широт, я промчался на европейском международном экспрессе сквозь весну — генуэзскую, венскую и карпатскую.

И вот впервые в жизни очутился на суровом Урале.За спиной остались теплынь, зелень, апрельские соч­

ные луга и деревья в цвету.Здесь, сделав шаг, я вступил в замерзшую лужу, и

мне почудилось, что весь воздух льдисто колется и хру­стит.

3 1*

www.perm-book.ru

На тысячи километров вокруг распростерлась не­объятная страна: та самая, что в октябре 1957 года оше­ломила человечество первым Спутником, а прошлой европейской осенью, уругвайской весной, послала Луне первый в ее лунной жизни подарок; страна, относитель­но которой в мире кипят ожесточенные споры, причем одни слепо славословят ее, другие — слепо клеймят, что одинаково чуждо холодноватым скептикам моего скла­да; страна, которую я, плохо зная ее прошлое и вовсе не зная настоящего, всю жизнь звал родиной, потому что мы, Хованские, испокон веков рождались и умирали в ней.

Россия!В Монтевидео весть о том, что я получил советский

паспорт и скоро еду в Советский Союз, ахнула атомной бомбой, взметнув радиоактивное изумление и цепную реакцию слухов.

Начала Ана-Лиа.Шквал ее мокрых попреков доказал мне: все мои

терпеливые разъяснения, что под бременем княжеского титула ее слабенькие мозги (тут я легонько трогал сред­ним пальцем ее лоб, а она увертывалась с кокетливо­сердитым протестом) свернулись бы набекрень, все эти уверения принимались ею за милую шутку, и она так и не оставляла надежды стать моей законной женой, кня­гиней, по-испански — принцессой.

Пойми я это раньше, я б давно нашел ей замену: мо­рочить голову женщине...

Но я понятия ни о чем не имел. Сообщая ей свое ре­шение вернуться на родину предков, я был наивно убежден, что мы и после этого будем встречаться, как всегда, раза по два в неделю, и распрощаемся накануне отплытия, та к— взасос, чтоб мне не успеть соскучиться по дороге.

4www.perm-book.ru

Вместо этого я остался одинок за целых три месяца до отъезда.

Досадно!Удивил меня и Родригес, мой высокий покровитель и

партнер по бриджу, гибрид англичан с аборигенами, я хочу сказать, с уругвайцами испанского происхождения, тот самый, что в свое время устроил меня бухгалтером в гибридную же англо-уругвайскую компанию. Пригла­сив меня в кафе, что случалось и прежде, и испытующе разглядывая сквозь очки, чего давным-давно не случа­лось, он наклонился через столик и конспиративно спро­сил:

— Вы хорошо все продумали? Представьте себе: ве­ликая страна, героический народ, привычный к лишени­ям, и — вы... Я не знаю, почему они вас пускают, но вы сами, хорошо вы соображаете, куда и на что едете?

По внезапному веселому чувству освобождения я понял: все! кончилась моя зависимость от вас, ау, ми­лейший Родригес!

Но я подавил озорной порыв показать ему кукиш. Напротив: я тщательно постарался сохранить привычный тон наших бесед. И, стерев с лица всякое выражение, как при блефе в покер, выдержав драматическую паузу, поднял тост за жизненные сюрпризы:

— После стольких лет обнаружить в вас, дорогой сэр, поклонника героизма и ценителя великого...

Кажется, он не заметил, что я сорвался с его повод­ка. Как обычно при моих выходках породистого баловня, для которого нет ни «тубо», ни «табу», он опустил глаза, снял с губчатого носа очки и, протирая их, проборм о­тал:

— Вы еще больший сюрприз, уважаемый красный князь. В сорок шесть лет... Или мало вам было войны?

Потом он торжественно настоял, чтобы по извест­

5www.perm-book.ru

ному ему от других русских эмигрантов обычаю мы вы­пили наше виски до дна.

А на тротуаре, перед тем, как нырнуть в синий «край­слер», он стиснул мне р у к у — моя сухая ладонь исчезла в его плебейской лапище, мясистой и шерстистой, — склонился ко мне с массива своих ста девяноста санти­метров и, маскируя взволнованность иронией, сказал:

— Если что — возвращайтесь к нам, в демократиче­ский Уругвай. Раз уж вы герой, не струсьте и в этом. Вот выпустят ли вас ваши большевики...

По правде говоря, я и сам чувствовал себя немножко героем: менять известные удобства очаровательной за­падной столицы на неизвестность таинственного мира, построившего загадочный социализм, — согласитесь са­ми, на это способен не всякий.

Но чувствовал я и другое: я мог бы, например, побе­седовать с Родригесом о том, откуда можно вернуться, не теряя уважения к себе, а откуда— нельзя, или же, еще, об утомлении от чужого гостеприимства и желании иметь, в конце концов, свой собственный дом...

Однако мне было лень. Да он бы и не понял ничего, он, наследственный космополит, рыцарь девиза «рыба ищет, где глубже».

И на его пожатие я ответил таким же крепким пожа­тием, состроив самую растроганную из гримас.

Впрочем, я был и в самом деле растроган. Растроган и удивлен.

А вот дальше все пошло точь-в-точь так, как я пред­полагал.

Милейший мой сверстник, Адриан Федорович, кото­рый по моим расчетам должен был кисло поздравить меня в глаза и безумно возмутиться за спиной, действи­тельно, и поздравил, и возмутился: «Его — туда? О чем думают товарищи?! Его — туда!» — и понесся сообщать

6www.perm-book.ru

советскому консулу, что я — агент «Си-Ай-Си», «Интел- лидженс сервис» и французской «Сюртэ».

Другой мой сверстник, М арио Сильвейра, который, как я думал, должен был прийти в восхищение, пришел в восхищение: «Я всегда знал, что вам вот столечко не хватает до настоящего человека. Завидую вам: вы уви­дите такую жизнь! таких людей!»

Старенький Олег Михайлович, конечно уж, сделал скорбные глаза и захлебнулся горючей слюной: «Алек­сандр Георгиевич, милый, что это вы! Как это вы! Ведь вас — посадят! Ведь там — чекисты!»

Как видите, в выборе знакомых я был довольно все­яден.

В консульстве мне надавали кучу деловых советов: что брать, что оставлять, что купить, как и во что одеться...

Сборы и хлопоты, при моей жесткой привычке к по­рядку, прошли чрезвычайно организованно. Я щедро, как всякий отъезжающий, раздавал обещания писать всем, с умыслом не писать никому, и клялся смотреть на все беспристрастно, в убеждении, что иначе попросту не смогу.

Да, больше неожиданностей не было.Впрочем, неправда.Я не предполагал, что меня стиснет такой мгновен­

ный ужас — «боже, что я наделал!» — в тот миг, когда над провожающими стаей бабочек вспорхнули и затре­пыхались платки, а полоска воды между пароходом и пристанью начала медленно расширяться в стремлении превратиться в Атлантический океан.

И уж никак не мог я вообразить, какая юношески жгучая радость опалит меня при въезде в Россию.

Радость эта вспыхнула в моем сердце настолько вне­запно и ярко, что, не испытывай я неодолимого отвра­

7www.perm-book.ru

щения к театральности, я б, ей-богу, пал ниц в самом буквальном смысле этого слова и прильнул губами к земле, которую бездумно, словно так и надо, топтали люди вокруг.

Серая глина — пыль — священный прах моих предков!Боязнь показаться смешным помогла мне поймать

выскользнувшую узду души. Воровато оглядевшись, не заметил ли кто-нибудь моего глупого размягчения, я трубно высморкался, откашлялся и с минуту моргал гла­зами вдесятеро быстрей, чем нормально.

Зато едва, уже по эту сторону границы, ко мне вер­нулась способность видеть и слышать, я весь стал зре­ние и слух.

Итак, Россия.Не в книгах, не в мечтах, даже не по рассказам оче­

видцев: наяву!Россия.И, окутанный туманом легенд и россказней, неведо­

мый новый мир.22 июня 1941 года, подобно тысячам белоэмигрантов,

я одним махом совершенно некритически выплеснул за окошко стряпню, которою с усердием потчевали нас по­вара из кухни «Юнайтед», «Ассошиэйтед» и прочих «пресс». С тех пор — по крайней мере, так мне каза­лось— мой желудок освободился от стрихнина любых предрассудков. Понятие «социализм» не вызывало на языке ни прокислого возмущения, ни свеженького — ах, ах, ах! — восторга.

— Посмотрим, — пожимал я плечами. — Там будет видно. Посмотрим.

На станции Чоп аморфное «там» еще ничуть не вы­кристаллизовалось в гранено-четкое «тут».

Я знал: граница — не страна, и трезво цедил настой впечатлений сквозь мельчайшее сито:

8www.perm-book.ru

— Дорога. Ладно. Ну, а там, на конечной?Впрочем, моя готовность учиться жить заново была»

настолько искренней, что во мне атрофировалась спо­собность удивляться. Получив (впервые в жизни) деньги от государства, я хладнокровнейшим образом уложил: в бумажник — новые банкноты, в память — новое слово «подъемные».

И, клянусь вам, пройди кто-нибудь передо мцой по улице на руках, я бы лояльно и сам встал вверх ногами, решив: такой здесь, значит, порядок.

Я не понимал, сколько крупинок непереваренного яда пропаганды четырех долгих десятилетий заключа­лось в моей готовности к потрясающему.

Ровно ничего потрясающего не случилось.Напротив: новый мир точно дразнил меня обыден­

ностью.Гостиница оказалась обычной третьесортной гостини­

цей, только вот чемоданы в номер запрещалось брать. Таможня была как таможня, вокзал — как вокзал.

Служащие чем-то напоминали моих знакомых из со­ветского консульства в Уругвае, и сходство показалось, логичным: пограничники, дипломаты...

А когда, после суточного отдыха, я вновь очутился в купе и, не желая расточать свои силы на беседы, уткнул­ся в газету, мои советские попутчики оставили меня в покое точно так, как сделали бы на Западе воспитанные буржуа.

Попутчикам было не до меня: усатый дедушка, длин­новолосая бабушка и до странного молоденькая мамаша зачем-то везли в М оскву очень ю ного отпрыска. И по­скольку я не любил ни детей, ни женщин с детьми, я предпочел холодно рассматривать пейзаж за окном или притворяться, что читаю.

Да, им было не до меня. Но и мне — не до них. Бэби.

9www.perm-book.ru

орало, капризничало, сучило ногами, как перевернутый ж ук, взрослые плясали вокруг него... А у меня в ушах колеса поезда без конца, монотонно, словно метроном, отстукивали все ту же первую фразу: «Дорога. Ладно. Ну, а там, на конечной?»

Я изо всех сил подавлял охватившее меня смешное волнение.

Но вот привычное состояние переезда с места на ме­сто оборвалось, все «там» сделались «тут».

Я стоял на перроне уже не проезжим, а приезжим.Что это за земля?Что меня здесь ожидает?С понятным любопытством я огляделся вокруг.Копоть, переплетение путей и платформ, бетонные

постройки — все выглядело обычно. Черточкой чисто русской была вывеска крупными буквами: КИПЯТОК, а чисто советской — над высоким зданием, прочно, госу­дарственно, надпись, поразившая меня еще на границе: М И Р У — МИР.

Стайка девушек шла по перрону. Разнообразие лиц и фигур изумляло: круглощекие, худые, с ножками га­зели и с тугими икрами под капроновыми чулками, хо­рошенькие и так себе. Что-то во мне привлекло их вни­мание: они перешепнулись, перетолкнулись локтями(видно, подростки одинаковы на всех широтах), одна бойкая прыснула в кулак...

Обозлившись, я окинул их самым бронебойным из своего набора взглядов, с тем откровенным выражени­ем глаз, которого не выдерживает ни одно существо женского пола, даже кошка.

Девушки все, как одна, в свою очередь рассерди­лись, залились щедрой краской первой юности, их взгля­ды разбежались в разные стороны...

Они прошли.

10www.perm-book.ru

Я остался доволен.А вообще-то толпа кругом была обыкновенная вок­

зальная: та же красочная окрошка лиц, от белоглазых до волооких, тот же несъедобный винегрет одежды, элегантной и убогой, что где-нибудь в Монтевидео или в Рио.

Экзотикой были только там-сям высокие сапоги, ред­кие длинные бороды, валенки, всунутые в калоши, да еще рабочие куртки из стеганой синей материи; позд­нее я узнал, что это — знаменитые ватники.

Мимолетно заинтриговали меня деловые одиночки, мужчины и женщины, с портфелем или чемоданчиком, державшиеся по-хозяйски, непринужденно, как на За­паде — одни лишь крупные бизнесмены.

Двое таких привычных путешественников ехали со мною в купе от Москвы.

Мы не разговорились.Я делал вид, что читаю, они — то тихо пели, то гром­

ко спали.Однако я не успел разгадать, откуда взялось столько

крупных бизнесменов в советской Перми. М ое внима­ние привлекла старуха в объятиях у юноши. Шляпка на ней была — последний вскрик моды, на штукатурке лица жирным накатом блестели губы и брови, шея обвисла по-индюшиному дрябло. Она всхлипывала и жадно це­ловала статного парня, а он нахохлился, весь взъеро­шился... И я даже не похвалил себя за проницательность, услышав его страдальческое:

— Бабушка, хватит, пойдем, бабушка, люди ж смот­рят...

И вдруг меня бросило в жар: а вдруг хваленый но­вый мир окажется настолько более примитивным, чем старый, что я здесь соскучусь? Ведь там, на Западе, мне таки пришлось бы погадать, кто старуха: богатая

11www.perm-book.ru

супруга? любовница? запоздалая мать? или — бабушка?На одно здешнее толкование— единственно естест­

венное — там нашлось бы не менее четырех.«Уж не думал ли ты, дорогой мой, — хмыкнул у меня

в душе мой двойник, тот, что хихикает, когда я грущу, и с сомнением кривит губы, когда мне становится весе­ло, — не думал ли ты, что все тут будет у тебя ненаде­ванным, с иголочки: впечатления, чувства и мысли? Ду­мал ведь, а?»

Врал он, ничего я не думал.Слишком сшибающим с ног был коктейль моей жиз­

ни, чтоб мечтать о дегустации неиспробованных вин. В той или иной упаковке все было прочувствовано, пе­режито; поразить меня было трудно.

И, мысленно поблагодарив судьбу за неповторимые минуты на границе и в М осковском Кремле, я заранее готовился к расплате. Я знал, какова цена таких царст­венно щедрых подарков.

Итак, начало оказывалось невыносимо шаблонным: я приехал на новое место, стою на вокзале и играю сам с собою в любимую игру: кто есть кто?

Вот только обычно у меня был ворох рекомендатель­ных писем...

Сзади меня прочно взяли за бицепс, голос над ухом произнес со стертым знаком вопроса в конце:

— Вы — Хованский Александр Георгиевич.Вздрогнув, я обернулся.За мной стоял высокий, сутуловатый субъект.Он ничем не выделялся из окружающих. Но я вспом­

нил, что уже видел эту худощавую физиономию с глу­бокими глазницами и иссиня-черным, вчерашнего бритья подбородком.

Да, конечно: он прошел мимо меня по платформе, я еще заметил, как цепко он меня ощупал глазами.

12www.perm-book.ru

www.perm-book.ru

Кровь отхлынула от моего лица, я почувствовал, что бледнею. Со дна души взметнулась старая муть — кош­марные книги и рассказы о большевистском терроре, о слежке всех за всеми, о произволе — духовная пища белоэмигрантского детства.

Меня пронзила догадка: паспорт, виза, все это — лишь капкан, я схвачен, наивно и нелепо, как мопс за обрубок хвоста.

И прием-то классический: подкрасться со спины, од­ной р у к о й — за локоть, другую , с револьвером, — в кар­ман.

Мои глаза скользнули книзу.Его руки были снаружи.Обе.И тронул он меня — правой рукой!Кажется, я побагровел, не знаю. Стыд за неожидан­

ную трусость прожег меня до костей.— Я испугал вас! Простите, не подумал: поглядел на

вас, проверил номер вагона, ну и... Вы уж простите!Улыбка раздвинула его губы; на зубах блестели неви­

данные мною на Западе стальные коронки. И столько простодушной честности было в его изможденном лице, что никак, ну, никак не подходило к нему зловещее сло­вечко «субъект».

— Я вас должен был встретить, да запоздал... Я ведь не ошибся, вы — Хованский Александр Георгиевич? Бу­дем знакомы: Глазов Петр Семенович...

И он сказал, кем он послан.Однако слова его лишь скользнули по глади созна­

ния и, нырнув, исчезли там, в глубине.Что поделать? Названия типа «райком», «райиспол­

ком», «райсовет», «райсобес» или, например, «совнар­хоз» звучали для меня в то время одинаково нереаль­ной экзотикой.

14www.perm-book.ru

А тут еще мой испуг...Овладев собой, я пожал его правую руку (ту самую,

что, по моим опасениям, должна была находиться в кар­мане) и объяснил иронически:

— Меня озадачила неожиданность. Сколько при­шлось ездить, но чтоб кто-нибудь встречал меня...

— Как? А в Москве? — всполошился он, широко рас­крывая глаза, и стало видно, что они у него серые и бес­покойные, хуже: точно затравленные. — Как же так? Нас известили из МИД, указали вагон, купе — все. Мы были уверены...

Я усмехнулся.Его огорчение вовсе не соответствовало забавному

происшествию на Киевском вокзале.Там был вежливый разговор с хорошенькой москвич­

кой из «Интуриста», к которой я обратился по совету но­сильщика, ее любезный звонок в МИД, и вскоре — появ­ление отлично вышколенного служащего министерства, его забота обо мне целый день и терпеливые разъясне­ния новых понятий в тех случаях, когда я не очень боял­ся показаться смешным и задавал ему вопросы.

Правда, при всем моем жизненном опыте в москов­ских билетных кассах я бы не разобрался: то ли порядок там царил иной, чем привычный мне западный, то ли вообще не было никакого порядка.

— Не они меня встретили. Я сам их нашел.Мой пермский знакомый выглядел совершенно уби­

тым.— Как же они это, право! — Он говорил встревожен­

но, точно дело шло не обо мне, а о нем, и не о вчераш­нем дне, а о крупной неприятности завтра. — Ведь из­вестно — человек из-за границы, наших обычаев не знает, нужно помочь. А они... ах, как они, право!

Дальше вышло комично. Поглядев на нас со стороны,

15www.perm-book.ru

каждый бы догадался: Глазову предстоят хлопоты и поиски работы в незнакомой стране, а я — самоуверен­ный государственный служащий.

Именно так: не он успокаивал меня, а наоборот: я — его.

Он остался подавленным.— Нас ждет машина. Нужно устроить вас. Давайте-

ка багажные квитанции, я займусь...Я приподнял чемодан, стоявший у моих ног.Глазов застыл:— И — все? Все? — Он словно не верил глазам. —

Да... Как же вы будете?— Вещи посланы малой скоростью, — объяснил я не­

возмутимо. — А на первое время гостиница.Мы пошли по опустевшему перрону.Мой поезд стоял сиротливо, как брошенный хозяе­

вами заколоченный дом.На секунду мне стало грустно: как мы неблагодарны

к вещам!— Ну зачем же гостиница!— озабоченно возразил

Глазов. Он уже пришел в себя от изумления. — Гости­ница дорого, и потом... Вас нужно устроить так, чтоб вы сейчас же почувствовали себя вроде — дома. Вам, при­езжим, площадь дают вне очереди, вы, наверное, слы­шали, а строится у нас — сами увидите. Нет, вам-то ждать придется недолго...

Он уже готов был сбежать по широкой каменной ле­стнице.

Я задержал его:— Минутку...Он обернулся, так — сразу, что ботинок его повис

над ступенькой.— Одну минуточку... Мне хотелось бы взглянуть от­

сюда на город.

16www.perm-book.ru

Заметив, как он дернулся, я прибавил, намеренно растягивая слова:

— Впрочем, если нужно торопиться...— Нет, нет, — возразил он быстро, — только отсюда^

то вы ничего не увидите. Хотя... Посмотрите. Интересно, конечно. В первый-то раз...

Мы стояли вверху высокой, широкой лестницы, обык­новенной, вокзальной, и я с любопытством разглядывал город, где мне предстояло жить, работать и, может быть, умереть.

В утренней мгле смутно рисовались очертания много­этажных домов. К ним вела прямая дорога, обсаженная невысокими деревьями, по-зимнему голыми.

Около вокзала дорогу круто обрывало кольцо трам­вайных путей.

А у наших ног лежала узкая асфальтированная до­рожка, сжатая со всех сторон ветхими деревянными железнодорожными постройками, пестревшая надпи­сями — о, чудо! — все сплошь по-русски.

Отхлынув от нашего поезда, суматоха дальних стран­ствий переплеснулась сюда: с дребезжанием подъез­жали и отъезжали грузовики, сновали такси, суетились и шумели люди.

С каждой ступенькой мы медленно погружались во взбаламученное озерцо человеческих хлопот.

— Вот наша «победа»...Голос Глазова звучал принужденно. Казалось, он хо­

чет что-то объяснить, но не решается.Его мысли я узнал с запозданием.А тогда...Я с юности горжусь умением проникать без отмычки

внутрь ближнего и глядеть на мир сквозь окна его глаз. Правда, я далеко не всегда поступаю так, как ближнему хочется, часто — наоборот...

172 О. Волконскаяwww.perm-book.ru

Но в то утро дело было не в этом. Просто я оказался глух и туп, как буйвол, который залег в грязь и — бей не бей его — до наступления прохлады не встанет.

Мы подходили к машине.Глазов замялся:— Может, хотите еще... посмотреть?— Пойдемте, — согласился я охотно.Любопытство туриста остыло; зато вспыхнуло жела­

ние продлить дорож ную беззаботность, когда одно — кончено, другое — не началось, и так легко живется и дышится.

Мы медленно пошли по площади.Слева, вдоль высокой насыпи, шла низенькая чугун­

ная ограда, поразившая меня сложностью узора.Под насыпью стояли ларьки — вагончики-одноколки.Дальше высился непонятный сетчатый щит. Он был

пуст. Впоследствии я узнал, что на нем вывешиваются портреты лучших людей района, и пожалел, что не по­расспросил Глазова толком: такая романтическая совет­ская подробность!

Наконец, мы вернулись к машине.Глазов, странно притихший, вздохнул, и я понял, что

это вздох облегчения.— Заждался, Миша? — спросил он шофера, который

угрю мо сидел за рулем.— Ладно уж, Петр Семенович...Открывая дверцу, Петр Семенович пригласил:— Хотите вперед, на хозяйское?— Нет, давайте я сзади...Мы затряслись по булыжнику.Полуобернувшись ко мне, Глазов заметил:— Как хорошо вы говорите по-русски! Почти что

без иностранного акцента. Наверное, дома научились, в семье?

18www.perm-book.ru

— Я ведь — русский! — возразил я небрежно, и тут же усомнился.

Очень уж странно я себя чувствовал.Вот меня пригласили на хозяйское место; но по

моим-то понятиям хозяйское место, наоборот, позади.И, с другой стороны, — это феодальное «Миша» че­

ловеку своих лет и, в ответ, — уважительное «Петр Се­менович»...

Нет, в то утро я совсем не чувствовал себя русским.На мое утверждение Глазов охотно, даже обрадо­

ванно как-то закивал:— Конечно, конечно. Я только о том, что вы долго —

фактически всю жизнь — прожили среди иностранцев.Словно заметив мое сомнение, он прибавил успокои­

тельно:— Не беда, обживетесь у нас, все будет хорошо.— Привыкну, наверное...Он сел прямо.Откинувшись на спинку сиденья, положив ногу на

ногу, я с трудом собирал мысли: они скакали во все сто­роны прытко, неудержимо.

К чему я привык?Банальное продолжение банального начала было бы:

вокзал — такси — плохая гостиница — одиночество и по­терянность первого дня. Потом — хождение с рекомен­дательными письмами по друзьям друзей (всегда не­множко унизительное) и завязывание полезных зна­комств. Переплетаясь в прочную парусину, ниточки этих знакомств были призваны удерживать меня на поверх­ности воды; внизу же, под ногами, все время грозя нам, волновалась и шумела пучина одичания и нищеты.

В жизненной игре у меня было два крупных козыря: княжеский титул, с которого я ходил не более одного раза в каждой стране, да хорошее воспитание, то есть

19 2*www.perm-book.ru

уверенная непринужденность движений при любых об­стоятельствах плюс умение безупречно скрывать свои чувства.

Буржуа хвастались мной, как браслетом из платины или брошью с рубинами. Именно их тщеславие обеспе­чивало мне приличную работу, а значит, и терпимый уровень жизни.

До сих пор этот несложный механизм действовал безотказно.

Сейчас он сломался.И, хоть я предполагал, что все здесь будет иначе, но

к такой фантастической чехарде событий не подгото­вился: через полчаса после приезда незнакомый чело­век везет меня в неизвестное учреждение...

И я даже не знаю, с какой целью!В самом деле, куда же мы едем?Я впился глазами в моего спутника, отраженного в

косо прикрепленном зеркальце впереди.Лицо его выражало усталость, взгляд был неподвиж­

ный, измученный.Кажется, он обо мне позабыл.И, поняв, что против всякой логики не он следит за

мною, а я — за ним, я не выдержал: усмехнулся.

www.perm-book.ru

IIпервые уральские чудеса, таинственный незнакомец

меня было впечатление, что я успокоился.

Однако, видимо, вол­новался я сильно. Глаза не схватили ни одной чер­точки здания, перед кото­рым остановилась ма­шина: оно осталось впамяти абстрактным, как рисунок модного запад­ного живописца. Позднее я узнал, что это был про­сто райисполком.

Вот что мне хорошо запомнилось, это мысль, метнувшаяся из подполья души на освещенный паркет сознания: «Ну-ка! Изделия внут­реннего рынка... Гм, гм!»

За границей из советских граждан я знал одних ди­пломатов; но судить о массовой продукции по выставоч­ным экспонатам — абсурд.

В поезде я подметил кое-кого не для экспорта, толь­ко уж очень так, мимоходом.

21www.perm-book.ru

Сейчас мне предстояло впервые разглядеть местный человеческий, по-советски говоря, «ширпотреб», если понадобится — пощупать его пальцами, помять в ладони и как следует подергать.

Пересчитав в нагрудном кармане свой жизненный опыт, я приготовился.

В небольшой комнате, куда ввел меня Глазов, стояло четыре больших письменных стола и сидело пять Юлиев Цезарей.

Как известно, великий римлянин умел, не расстраи­вая здоровья, растраивать внимание. Но — куда ему было до здешних мастеров! Здесь люди читали, писали, беседовали друг с другом, отвечали посетителялл, гово­рили по телефону, а со стены, также непрерывно, адски стрекотал репродуктор.

Ш ум стоял, как в театральном фойе во время ан­тракта.

Картина ошеломляла.Больше всего меня удивило сверхолимпийское отсут­

ствие любопытства. Головы обернулись в мою сторону ровно на миг, чтобы убедиться, что я — не к ним, и тот­час поотворачивались вновь.

Пожилая женщина в углу, с русской косой, уложен­ной на затылке, неистово колотила двумя пальцами по клавишам гигантской машинки и оживленно болтала с соседом.

Сосед, смуглый до желтизны, причесанный на евро­пейский лад, расшифровывал бумагу сугубо официаль­ного вида. Он был посетителем, так как примостился сбоку, и показался мне знакомым, словно виденным много раз, но — когда? где? — я не имел представления.

В другом углу глыбой громоздился на своем рабочем месте мужчина, которому слово «тучный» не подходило лишь потому, что слишком военный сплав мускулов уга-

22www.perm-book.ru

дывалея под его штатской одеждой. Голову, бритую на­голо, он держал чуть согнутой, словно начав и не кон­чив кивок, а когда выпрямлялся, поперек его шеи, над воротником, взбухала небольшая складка в форме бе­лой сардельки.

Дай я себе волю, я бы уставился на него, как уличный зевака на драчуна.

В странах, где я жил до сих пор, бритый череп редко встретишь даже у лысого. Наоборот: пока человеку осталась хоть прядка волос, он холит их, бережет и каж­дое утро аккуратно протягивает через плешь, где они лежат напомаженные, чуть видные, вроде тонюсеньких электрокабелей на выпуклой блестящей пустыне.

(Помню, в детстве меня до щекотки подмывало спро­сить, что происходит с этими длиннющими волосами ночью? Заплетают их в косичку? Или оставляют уныло висеть сбоку за ухом?)

Впрочем, воли я себе не дал и глянул на бритого мельком, равнодушно, как он на меня. Во-первых, из вежливости; а, во-вторых, потому, что, едва мы вошли, навстречу нам из-за стола поднялся мужчина, по-види­мому, начальник.

Это был темноволосый, темноглазый человек немного моложе меня. Он дернул плечами и шеей, как обычно делают, поправляя пиджак; кроме этого не­произвольного движения, ничто не выдавало в нем на­личия нервов — сложных ниточек, которые, если созна­ние и воля не свяжут их в узел, управляют людьми по­лучше, чем ловкий кукольник марионетками.

— Ага! Привезли, Петр Семенович! — обратился он к Глазову. — Ну, здравствуйте, здравствуйте!

Пожатие его руки получилось крепкое, дружеское.Было в этом человеке, фамилии которого я не рас­

слышал, что-то такое, к чему я совсем не привык. Он

23www.perm-book.ru

не только годился для экспорта; он казался еще поинте­реснее многих виденных мною человеческих образцов.

Но не черты (впрочем, правильные, если угодно, кра­сивые) определяли его внешность, а выражение— ка­кой-то неистощимой жизненности и веселой, устойчивой напористости. Угадывался характер, от природы поры­вистый, умело взнузданный таким самообладанием, что — ого!

Все в нем было выверено, проконтролировано, рас­считано. И, конечно уж, тон непринужденного дружелю ­бия, которым он так мастерски владел, был отработан не менее тщательно, чем сложное упражнение — гимна­стом.

Кто-кто; а я это знал.— Привез, Михаил Сергеевич... привез...В голосе Глазова мне почудилось сомнение: так ли

уж правильно он сделал, что привез меня?— Вот и хорошо. Теперь — на квартиру, к Тихонову,

пусть товарищ осмотрится, отдохнет, а потом...— Нельзя его к Тихонову, Михаил Сергеевич! — губы

Глазова растянулись в улыбке, но глаза смотрели стра­дальчески. — Никак нельзя к Тихонову!

— Почему это — нельзя?— Он ничего не захватил с собой! У него ни белья

постельного, ничего!Михаил Сергеевич расхохотался — искренне, ручаюсь.

Вдоль щек у него, соединяясь под подбородком, про­легла веселая канавка.

— Как же это вы, Александр... вас ведь Александ­ром Георгиевичем звать? — как же это вы в такое круго­светное путешествие — с одной зубной щеткой-то, а?!

Его замечание, по сути дела, было упреком; но про­звучало оно так, точно он чуть ли не восхищался моим легкомыслием.

24www.perm-book.ru

Пожав плечами, я почувствовал, что мне вдруг стало трудно говорить по-русски: самые простые выражения уплыли вглубь, на их место на поверхность всплыли привычные испанские.

Я помолчал.Все снова стало на место.Тогда я сказал, растягивая слова, как всегда, когда

начинаю волноваться:— Ненавижу возиться с тюками и вьюками. Да у вас

это, кажется, принято. Со мной ехали люди от самой Москвы — без единого чемодана.

Мой ответ вызвал взрыв хохота даже у измученного Глазова.

Теперь мы оказались в центре внимания. Особенно пристально смотрел на меня смуглый посетитель, пока­завшийся мне знакомым.

— Так ведь то, товарищ дорогой, командировоч­ны е!— продолжая смеяться, проговорил Михаил Сер­геевич.— Есть у нас такая межклассовая прослойка. Вы еще не знаете... В общем, это другое дело. А вам... Ладно. Значит, Тихонов отпадает. Куда ж мы вас поме­стим? Вот штука-то! Ю рик! Думай давай, может, приду­маешь что-то дельное. С тобой бывает.

— Бывает? Всегда!— очень серьезно отразив удар, Ю рик предложил: — А если к Юреневу?

У него был тон будирующ его подростка.И вообще, хотя, кажется, ему было под тридцать,

его облик поражал мальчишеской незавершенностью черт: тонкие руки, тонкая шея, тонкие нос и губы... Уруг­вайские модницы позеленели бы от зависти, увидав, ка­кой чудесной природной волной встают его каштановые волосы над широким угластым лбом. На лице его выра­жался тот же задор, что и в тоне, оно словно говорило: «Я думаю так-то и так-то, попробуй-ка переубеди меня!

25www.perm-book.ru

И не воображай, пожалуйста, чтб в угоду тебе я стану меняться»...

— Вот так он разговаривает с начальством! — Михаил Сергеевич качнул головой. — Ты многим рискуешь, до­рогой мой. Нервы ты мне истрепал. Рассчитаю я тебя.

Ю рик снисходительно усмехнулся.— Что ж мы стоим? — спохватилось начальство.—

Садитесь, садитесь. Вот, можно сюда. Сейчас мы общи­ми силами придумаем что-нибудь подходящее.

И он повторил фразу, уже слышанную мною от Гла­зова:

— Ничего, обживетесь тут, хорошо будет.Это было любопытно.Я в жизни не видал ни такого непринужденного об­

ращения подчиненных с вышестоящими, ни такой смеш­ливой реакции на самую реальную угрозу того мира, от­куда прибыл: увольнение.

Увольнение — и смех?Да, это было занятно.К несчастью, мое положение человека, повисшего в

воздухе без опоры для ног, не позволяло мне полно­стью насладиться необычайностью положения.

— Слушайте, — сказал я решительно. — К чему это все? Покажите мне, как отсюда проехать в гостиницу на такси, я там поживу. А потом устроюсь с постоянным жильем...

Предложение возбудило бурный протест.Глазов охнул, бритый великан сделал движение го­

ловой, точно собираясь боднуть меня, женщина с косой на затылке схватилась пальцами за виски, Ю рик него­дующ е тряхнул своими великолепными кудрями, смуг­лый посетитель загадочно усмехнулся.

Слишком пристальный, неотступный взгляд его глаз, настолько темных, что радужная оболочка сливалась со

26www.perm-book.ru

зрачком, начинал действовать мне на нервы. В подсоз­нании подняли возню ускользающие воспоминания.

Где, когда я мог его видеть?— Нет, гостиница исключается, — категорически за­

явил Михаил Сергеевич. — Вы что, миллионер, бросать деньги на ветер? Да не волнуйтесь, сейчас мы вам все устроим. Петр Семенович, что, если его поместить пока к Могиленских?

Дальше пошло нечто невообразимое: Михаил Серге­евич, Глазов и Ю рик в моем присутствии обсуждали, куда меня поселить, швырялись кандидатурами, подки­дывали в воздух имена-отчества, отбрасывали их в сто­рону.

Местоимение «он» летало от одного к другому, точ­но мяч при игре в волейбол.

По понятиям западного мира — по моим понятиям — это был верх грубости, оскорбительной и недопустимой.

Но — хотите, верьте, хотите, нет — такой разговор при мне обо мне в третьем лице, хоть и сбивал меня с толку, не вызывал в душе ни обиды, ни протеста.

Я — я, ничего на свете не боявшийся больше, чем по­казаться смешным, — я чувствовал себя хорошо, весело, и мне казалось, что все идет так, как нужно.

Когда были рассмотрены и отвергнуты кандидатуры не знаю уж скольких неизвестных мне людей, Михаил Сергеевич, сделав свое непроизвольное движение пле­чами, объявил тоном приказа:

— Вот что, Петр Семенович, давай езжай к Поносо­вым и к Рыбаковым. Посмотришь, у кого удобнее. По дороге заедешь — узнаешь... А товарищ посидит снами. Чего ему зря нервотрепку устраивать?

И, не успел я оглянуться, Глазов исчез.Не знаю, был ли тут какой-то расчет и если был, то —

на что: на то ли, что я разговорюсь, или на то, что при­

27www.perm-book.ru

ду в себя от вагонной полуторасуточной тряски — мяг­кой, едва ощутимой, но, все-таки... \

Михаил Сергеевич выглядел одинаково расположен­ным и к тому, чтобы поддержать разговор, и к тому, чтоб дать мне передохнуть. На мое предложение: «Не обращайте на меня внимания, у вас же работа», он сперва беззаботно отмахнулся: «Работа не Алитет, в горы не уйдет», а затем, глянув мне в лицо, согласился и поступил буквально так, как я предложил.

Впрочем, если бы мне и не терпелось поболтать с ним по душам, это бы все равно оказалось немыслимо: слишком надрывались телефоны, слишком многолюдно было вокруг.

Сидя сбоку от стола, я продолжал ощущать на себе взгляд смуглого посетителя. И, хотя мои глаза смотрели на Ю рика и Михаила Сергеевича, а уши слышали все, что говорилось вокруг, в голове продолжалась напряженная суета догадок: где я его видел? при каких обстоятель­ствах? когда?

Черты его лица были четкие, без резкости. Нос того рисунка, что принято называть орлиным, но некрупный; хороший лоб со слегка выступающими надбровными дугами, твердый подбородок... И все это, даже малень­кий шрам на верхней губе, даже золотой зуб сбоку, отк­рывающийся в белом ряду при очень характерной усмеш­ке, быстрой, чуть-чуть лукавой и необыкновенно умной, все это казалось мне поразительно знакомым. А уж простота его движений — движений человека, чувствую­щего себя одинаково свободно на дипломатическом приеме и на теннисном корте, в разговоре с батраком и с королем ,— от нее на меня пахнуло прямо чем-то родным.

* В 1960 году проезд на поезде от М осквы длился не 23 часа, как сейчас, а 36 часов — полтора дня. П рим , автора.

28www.perm-book.ru

Я все отчетливее убеждался, что он мне знаком, и, в то же время, понимал, что это — бессмыслица: откуда я мог его знать?

На секунду меня пронзило подозрение; я резко огля­нулся, в ожидании, что его зрачки замечутся блудливо, точно две болонки, пойманные с поличным на кухне...

Получилось иначе. Едва глаза наши встретились, он улыбнулся мне и подмигнул, дружески, немножко с хит­ринкой, как заговорщик.

И в роли болонок оказались не его зрачки, а мои.Признаюсь: я испытал облегчение минуту спустя, ус­

лыхав шум отодвигаемого стула. Снова глянув через плечо, я увидел, как он встал и, без рукопожатий, сказав общее «до свиданья, товарищи», вышел из комнаты.

Я не мог его знать.Это было ясно.Но так же ясно было, что он мне чем-то знаком.

www.perm-book.ru

необычайное обычноеIII

так, знакомый незнакомец ушел.

Оставшись среди лю­дей, о существовании ко­торых час тому назад не подозревал, не зная, что ждет меня час спустя, я не испытывал ни расте­рянности, ни смущения. Привычка маскировать чувства показной уверен­ностью в себе оказыва­лась излишней: маскиро­вать было нечего.

Воспитанность в разных странах понимают по-разно­му: где мужчина идет справа от дамы, где — слева,где — всегда с наружной стороны тротуара. В Средней Европе не принято держать вилку в правой руке, в За­падной — принято.

В своей жизни я перевидал слишком много разнооб­разных обычаев и не испытываю к ним благоговения. Единственный мой принцип — не оскорблять чувств ближнего, щадить его обоняние, зрение и слух. Я всегда

30www.perm-book.ru

опрятен, бреюсь каждое утро, ем с закрытым ртом и пью без смачного хлюпания.

В остальном мне, вечному иностранцу, всюду проща­лось пренебрежение к условностям, обязательным для туземцев.

Однако есть вежливость, которую я чрезвычайно ценю. Впрочем, она котируется высоко на всех мери­дианах. Это — умение заставить человека разжаться, словно в кругу хороших друзей.

Искусство это, как всякое искусство, сродни магии, состоит из тысячи незаметных мелочей, требует таланта и опыта и осваивается с жестоким трудом.

Скажу не хвастаясь: я им владею недурно. Сколько раз доводилось мне читать благодарность на потных ли­цах неуверенных в себе буржуа, не знавших, с какой ноги им со мной танцевать, и затем, под лучами моей снисходительной тактичности, вдруг менявших гусиную натянутость на доверчивое фанфаронство павлина!

Михаил Сергеевич показал себя подлинным виртуо­зом вежливости высшего класса.

Появлялись и исчезали посетители, он вставал, выхо­дил, возвращался, разговаривал с кем-то, мимоходом бросал мне два-три словечка и снова точно не замечал меня. А мною исподволь овладевало ощущение, будто я наравне с ним киплю в вареве обязанностей, о кото­рых я не имел понятия.

Ей-богу, я и посмеивался вместе с ним, и становился серьезным, и хмурился.

Это было дико, смахивало на гипноз, и порой я одер­гивал себя.

Тогда мне начинало казаться, что я исподтишка под­глядываю за ним в щелку.

Я знал: ему известно, что я уехал из России ребенком и сейчас только что вернулся из-за границы. Но было

31www.perm-book.ru

чувство, что он не до конца это сознает, что, пойми он, до какой степени я чужой, он не стал бы ни откровен­ничать со мной, ни, тем более, втягивать меня в орбиту своих дел и забот.

Не могу сказать, чего я ожидал от обычных совет­ских работников в обычной для них обстановке. Ка­жется, я таки опасался выспренных фраз и поз, как у слу­жителей неизвестного мне культа общественного блага.

М ежду тем, разговоры вокруг страдали чем угодно, только не напыщенностью.

— Ты меня толкаешь на подсудное дело, — весело говорил в трубку Михаил Сергеевич, приподнимая брови так, что они вставали почти параллельно к вискам; это придавало его лицу выражение шутливой строгости. — Да. Меня посадят, а потом что?.. Передачи будешь но­сить?.., Ладно, ты заходи завтра утром, договоримся.

Вешал трубку и жизнерадостно жаловался мне:— Прислали вчера липу, приходится изощряться. Вот

липачи! А ведь за липу теперь судят.«Липа», «липач»... Сколько десятилетий не слыхал я

на родном языке такой свободной, уверенной игры слов! На других языках — да. Но от соотечественников... *

Придвинув к себе бумагу, он с минуту читал ее, за­тем с досадой хлопал по ней ладонью:

— Вот ведь, русские люди, а имена дают — Арнольд, Аскольд... Отца, понимаешь, Пантелеем звали, а сына он...

Да. Что бы ни воображал я в своем Уругвае, этого никак не смог бы вообразить.

Ю рик тоже показывал себя другим, чем вначале.Ю ношеское выражение протеста сбежало с его лица,

оно стало строгим и взрослым. Он обзванивал какие-то предприятия, добивался от них чего-то, и тон его был деловым, а вопросы звучали настойчиво и толково.

32www.perm-book.ru

Комментируя помехи, он повторял сквозь зубы сло­вечко «деятели», и оно неожиданно звучало у него как брань.

Одну особенно резкую телефонную перепалку он за­кончил сердитым комАлентарием: «Порядок! Сами себе на хвост наступили и дергаются... Порядок!»

На меня он почти не смотрел. Но когда я ловил на себе его взгляд, он не улыбался мне, как тот незнако­мец, и не отводил глаз, как я.

Позднее я понял, что, погруженный в работу, он меня попросту не видел.

Сняв трубку, собираясь набрать новый номер, он вдруг задержался с рукою на аппарате:

— Михаил Сергеевич, напишите на меня характери­стику!

В его голосе не было ни одной просительной нотки.— Не могу, — последовал ответ.Короткое молчание.— Почему?— Подумай сам: написать по правде — ты места ли­

шишься. А врать, выдумывать— : совесть не позволяет. Не могу. Не проси.

Лица у обоих стали непроницаемыми.— Михаил Сергеевич, вы обещали!— Обещал не подумав. Но сейчас обдумал все и

вижу, что не могу. Ты ж гнилая интеллигенция.Ю рик вскипел:— А вы не интеллигенция, нет!— Я — другое. Я не гнилой. А такие критически мыс­

лящие хлюпики...И, так же решительно притянув к себе лист бумаги,

начал писать:— Ладно, напишу... В последний раз. Так и знай.— Ну то-то же!

3 О . В олконская 33www.perm-book.ru

Тон, слова, уверенность в том, что шутка будет по­нята с лету, — все показывало, что начальника и подчи­ненного связывала прочная дружба на равных, без лег­чайшего привкуса пренебрежения или подыгрывания.

Причем служебное неравенство у них усугублялось разницей лет!

Я старательно рылся в памяти, отыскивая что-нибудь похожее в прошлом, и не находил: до сих пор любая просьба казалась мне чуть-чуть унизительной, и с отка­зом не шутили ни мои собеседники, ни я.

А ведь просил-то Ю рик всерьез.Черт-те что!Поглощенный наблюдениями за этой любопытной па­

рой, я почти не обращал внимания на остальных. Заме­тил только, что женщина была когда-то недурна собой, а сейчас увяла, и странное дело — ничуть этого не скры­вает: ни следа косметики на добром, круглом лице! Ее коса, свернувшаяся безобидным ужом на затылке, напо­минала мне покойную мать и то, как подростком, в Па­риже, я стеснялся этой классической эмигрантской косы.

А вообще-то, я почти не замечал ее. Ведь не мог же я предчувствовать, какую роль ей будет суждено сы­грать в моей жизни!

Очевидно, поэтому я и упустил, в какую минуту стул, пододвинутый к ее столу с краю, тот самый, на котором прежде сидел смуглый незнакомец, оказался занят дру­гою особой.

В воспоминаниях иногда мне казалось, что, еще ни­чего не услышав, я почувствовал толчок.

На самом деле, наверное, все было проще. Время от времени окидывая взглядом комнату, в смутном удивле­нии, как это я, ненавидящий ожидание, ничуть не мучусь от необходимости ждать, я посмотрел через плечо..*

Нет, обернулся я, кажется, все-таки на голос.

34www.perm-book.ru

Или на разговор?Не знаю.Знаю только, что к этому голосу не подходил ни один

обычный эпитет: он не был ни «грудным», ни «музыкаль­ным». Не был он и резким. Вообще, не звучание пора­жало в нем, а интонация: нетерпеливое терпение, совер­шенно противоестественная смесь огромной власти и бесконечной покорности.

— Какой еще сон?В мощном потоке речей и телефонных звонков, зали­

павшем мне уши, я не сумел различить долгую струйку ответа.

— А раньше это не снилось?Ответ, такой же долгий, снова прожурчал слишком

1ИХО.

Я не выдержал: обернулся в сторону женщины за машинкой.

И увидел — красавицу.Тут-то (в этом память меня не обманывает) я почув­

ствовал словно толчок.В жизни много сортов красоты. Есть красота броская,

бьющая в глаза, на которую сегодня не налюбуешься, а завтра и глянуть тошно. Есть красота скромная, скрыт­ная, ее не сразу рассмотришь, зато потом — глаз не ото­рвешь.

Здесь была красота, несомненная с первого взгляда и, в то же время, отнюдь не назойливая.

Просто — красота.Девушка сидела ко мне боком, как я — к ней, так что

сперва я увидел ее в профиль. Почти всегда это — наи­менее выигрышный поворот. Только не у нее. Безупреч­ная линия лба, по-русски широкого и высокого, перехо­дила в столь же безупречную линию носа, показавше­гося мне совершенно прямым (позднее я разглядел чуть

35 3 *

www.perm-book.ru

заметную горбинку). Рот был великоват, но впечатление создавалось, будто именно таким он и должен быть для полного совершенства. Подбородок — в меру вы­дающийся и в меру короткий.

Девушка, тщательно подкрашенная, была в шубке неизвестного мне рыжеватого меха, с платком на го­лове, цветастым и, по-моему, очень странно повя­занным.

В тот миг, когда я, позабыв обо всех Михаилах Сер­геевичах и Ю риках света, повернулся и в голове моей, точно бумажки от ветра, понеслись обрывки всего, что я знал сам и слышал о прославленной русской красоте, в этот самый миг красавица, по-прежнему обращаясь к женщине за машинкой, требовательной скороговоркой произнесла, теперь уже с вполне нормальной интона­цией возмущения:

— Против такого старого врача такая пупка— вы представляете себе, Мария Ивановна?

И сразу же, без специального приказа, моя память схватила и уложила куда-то все конкретное, что было способно облегчить мне позднейшие розыски: «Мария Ивановна», «старый врач»... Что значило словечко «пуп­ка», я попросту не понял. Позднее мне объяснили что это — синоним также неизвестного мне слова «фифоч­ка». М ежду тем, мои глаза, заострившись, тщательно ощупали ей кожу и передали в мозг уточнение: в дейст­вительности она уже не так молода, лет ей, видимо, за тридцать. Однако ее движения, внезапные, очень быст­рые, вся ее манера держаться, надменная посадка го­ловы в непонятно повязанном ярком платке — все в ней сохранилось девичье, даже не молодое, а юное.

Вот она поднесла к лицу кисть, полусжатую в кулак,Неужели начнет грызть ногти, как школьница?Нет: снова опустила обе руки на колени.

36www.perm-book.ru

Должно быть, почувствовав мой взгляд, она оберну­лась, так вдруг, что я не успел ни потупиться, ни при­няться скромно разглядывать потолок.

Наши взгляды столкнулись.Я, признаюсь, очень люблю эти безмолвные поедин­

ки между мужчиной и женщиной. Кроме всего прочего, они удобны: можно обещать решительно все и, в то же время, не обещать решительно ничего. Для таких дуэлей у меня хранится в запасе большое разнообразие ору­жия. Я умею смотреть безобидно и оскорбительно, рав­нодушно и восторженно, любовно и цинично...

Я не успел ничего. Ничего! Огромные серые глаза из безразличных сделались грозными, ледяными: минус 273 градуса. Мне не дали времени ни обозлиться, ни от­ветить тем же, ни поразиться — что ж это, в России кра­сивые женщины не привыкли возбуждать восхищение? Она отвернулась (снова передо мной мелькнул ее изу­мительный профиль), встала с внезапностью девочки:

— Приходите после работы. У меня ведь сегодня выходной. Приходите! Придете?

Ее голос, негромкий, с этой особенной интонацией нетерпеливого терпения, не смешивался ни с каким дру­гим в комнате.

Она быстро поправила платок, быстро повернулась и вышла, не взглянув на меня.

Я остался.В поисках ответа я беспомощно огляделся по сто­

ронам.Жизнь вокруг кипела и бурлила по-прежнему. По-

прежнему кто-то входил и выходил, по-прежнему острил Михаил Сергеевич, упорно и планомерно добивался своего Юрик... Мария Ивановна снова, как ни в чем не бывало, принялась истязать двумя пальцами клавиатуру своей машинки.

37www.perm-book.ru

И тут во мне завозился мой ехидный двойник.«Вьехо вердэ, — привычно хихикнул он по-испански

(по-русски в дословном переводе это звучало бы «зеле­ный старик», а в литературном — вроде «старый ко­зел»).— Расскакался-то, а? Не забудь, душа моя: тытолько-только приехал. И приехал из Америки. Самое время незаметно расспрашивать, кто, как да что, про не­знакомых красоток! Начинай же! Ну? Что же ты? Ну?!»

Я наскоро придушил его и украдкой поглядел на ок­ружающих. Ю рик надел пальто и ушел, Михаил Сер­геевич остался за двумя столами один.

Он по-прежнему с ошеломительной доверчивостью делал меня то ли участником, то ли соглядатаем чужой, чуждой мне жизни.

Бритый гигант усердно что-то писал.Мария Ивановна колдовала за машинкой, и безобид­

ный уж косы на ее затылке выглядел таким мирным, до­машним...

Я решился.Я выбрал самый небрежный, самый незаинтересован­

ный тон. Встал, прошелся по комнате, будто чтобы раз­мяться, и, словно случайно, задержался возле стола с машинкой:

— Не скажете, Мария Ивановна, кто это такая...Мария Ивановна — воплощенное внимание и отзыв­

чивость— подняла ко мне лицо и досказала с улыбкой:— Красивая, да? Это моя знакомая. Врач.Она подождала, не будет ли еще вопросов.Вопросов не было.Даже двойник мой притих.Очень уж мы с ним удивились.Значит, про себя она сказала «старый врач»! Про

себя! Что же это: кокетство моложавостью? Или вызы­вающее отсутствие кокетства?

38www.perm-book.ru

Не понимакэ...Вежливо улыбнувшись Марии Ивановне, я пробор­

мотал «А!», ныряющим шагом отошел к своему мес­ту и сел. А по существу хотелось-то мне именно этого.

Не мог же я, в самом деле, спросить имя-фамилию- адрес!

Утешительно было одно: никто меня, видимо, ни в чем особенном не подозревал, расспрашивать мне было дозволено. Значит, если бы удалось разговориться, м ож ­но было бы разузнать...

Разговориться не удалось.В комнату ворвался запыхавшийся Глазов, и на время

я позабыл о красавице.Редко приходится видеть столь разительное измене­

ние человека в столь короткое время. Глаза Петра Се­меновича сверкали, сияющее лицо не казалось измож­денным и, честное слово, вчерашняя щетина на щеках выглядела синеватым излучением радости.

— У Рыбаковых! — крикнул он с порога.Михаил Сергеевич, с телефонной трубкой, зажатой

между ухом и плечом, потянулся рукой к другом у виз­жащему аппарату, снял вторую трубку, сказал ей быст­рое «минутку» и положил на стол, неумолимый к ее не­внятному бормотанию. Не прерывая ответов в первую трубку, вроде «Ну, правильно! Хорошо, хорошо! Отлич­но, все в порядке», он выжидательно вскинул подборо­док и глаза в направлении Петра Семеновича.

— Ничего страшного! — вскричал тот взбудоражен- но. — Приступ холецистита! Уже прошло, ее пустили до­мой, я отвез. Ох, гора с плеч! Я ведь думал...

— Я же вам говорила! Я же знала! — откликнулась из своего угла Мария Ивановна.

В голосе ее звучала радость.

39www.perm-book.ru

— И я говорил, но разве Петр Семенович меня слу­шает?— обиделся бритый гигант.

И пока Михаил Сергеевич, после удовлетворенного кивка, разрывал сам себя на кусочки между двумя вор­кующими, как злые духи, телефонами, бритый мне объяснил:

— Вечером у жены товарища Глазова начался при­ступ, страшные боли, пришлось вызвать «скорую по­мощь». Он всю ночь не спал.

— Сердце было не на месте, понятно, — возразил Глазов; голос у него был извиняющийся и счастливый.— Первый раз с нами случается, знаете, можно предполо­жить всякое...

И я понял — как со мной бывает, не головой, а слов­но переселившись в чужое тело и поглядев на мир чу­жими глазами, — понял, что Глазов спешил утром, по­тому что его мучила забота о заболевшей жене, и усты­дился того деревянного безразличия к нему, с каким разглядывал привокзальную площадь.

Я нередко обижаю людей. Но терпеть не могу, чтобы это происходило не по моей доброй (вернее, злой) воле, а по недомыслию и душевной грубости.

Угрызения совести, охватившие меня, тут же рассея­лись. Слишком резким оказалось ощущение удара от напутствия Михаила Сергеевича.

Выйдя невредимым из очередного сражения с труб­ками, пожимая мне руку и глядя в лицо как будто с со­чувствием, он посоветовал:

— Вы сегодня отдыхайте, не хлопочите. А завтра, со свежими силами — в УВД, насчет документов, потом в милицию, ну, и о работе — либо к нам, либо прямо в облисполком... Если будут затруднения, заходите или звоните. Поможем!

И он снова стиснул мне руку.

40www.perm-book.ru

УВД! Бывшее НКВД! Как же я за границей не поду­мал, что мне сразу придется переступить порог этого учреждения? О чем я вообще думал?

Войну, расколовшую надвое жизнь людей моего по­коления, я провел на американском грузовом судне, курсировавшем между С Ш А и Англией.

Я попал туда добровольно: собственно, просился на флот, но в свою армию американцы парагвайцев не брали, а в те годы у меня были бумаги парагвайца.

Так вот: даже при воздушных налетах, когда мы, по сути дела беззащитные, метались по палубе и на десятке разных наречий посылали проклятия нацистам, даже в те минуты не обволакивал меня такой омерзительный ужас, как от трех букв, произнесенных милым, доброжела­тельным человеком.

Свидание с органами УВД, в просторечье, конечно, означало допрос.

Противное это слово: допрос.

www.perm-book.ru

в ожидании допроса

се спуталось в голове, словно моток шерсти в лапах у кошки.

Я подумал: никогда не был я замешан ни в уго­ловщине, ни в политике, работу полицейского ап­парата знал лишь по де­тективным романам да фильмам, и в жизни не трусил полиции. И вот, на сорок седьмом году жизни...

Вслед за болезненным уколом испуга меня обожгла здоровая злость: на се­б я — за то, что в десятый раз сломал хребет налаженной жизни и бросился из обжитого мной Уругвая вот в эту пермскую неизвестность, на Глазова — кажется, за то, что, озабоченный устройством моих дел, он и не запо­дозрил, какая буря разбушевалась в моей душе.

В герои Достоевского я не гожусь. Больше всего на свете ненавижу душевный разлад, психопатические слож­ности, раздвоенность и туман. Моя стихия — ясность

I V

42www.perm-book.ru

мысли и свирепый кнут разума над непокорным зверин­цем чувств.

К концу новой поездки с Глазовым я знал: если я до завтра соглашусь блуждать в зарослях мглистых ожида­ний и опасений, я утрачу свое единственное неизменное богатство: уважение к себе.

Раз требуется ехать в УВД, поеду сегодня же.Допрос так допрос.И, едва я это решил, тяжесть свалилась с меня, я рас­

прямил плечи и снова стал способен трезво восприни­мать окружающее.

Но, разгрызая орешек, которым меня так невзначай угостили, я в то же время не переставал самым тщатель­ным образом заглаживать свою бестактность первых ми­нут и всю дорогу подробно расспрашивал Глазова о вче­рашнем несчастье с женой.

Его возбужденно радостные ответы я выслушивал с вежливым вниманием, отличным внешним заменителем участия к ближнему.

Ш оф ер Миша беседовал с нами очень оживленно.Называли они с Глазовым друг друга по-прежнему,

один — уменьшительным, тыкая, другой — по имени- отчеству и на вы. Но поразило меня сейчас не это, а М и­шин тон и манера держаться: он ни на секунду не усом­нился в своем праве беседовать с нами, своим пассажи­ром и начальником, на равных, чуть ли не свысока.

Ни тени привычной мне приниженной почтительности обслуживающего персонала.

А раза два он сбился на ты.Нет, феодальной иерархией тут не пахло. Это было

что-то другое.Во Франции люди обычно величают друг друга «мо­

сье» и «мадам».Такова форма.

43www.perm-book.ru

Однако содержание — это тон, которым перебрасы­ваются мостки над социальными пропастями, и он остал­ся неизменным с позапрошлого столетия: кланяющийся и приседающий — у одного, снисходительно кивающий с высоты — у другого.

В Латинской Америке «сеньор», «сеньорита», «сеньо­ра» тоже приберегают для незнакомых и равных: но продавщица, робко или льстиво говоря владелице мага­зина «сеньора», получает в ответ высокомерное «Инес» или «Кармен», как нечто вполне естественное: так пове­лел господь бог.

М ежду тем, наша «победа» свернула от бежавшего вдоль шоссе соснового бора и, попетляв по прямоуголь­ным улицам и просторным дворам, остановилась у подъезда небольшого кирпичного дома.

Мы вышли и поднялись на второй этаж, который на Западе называется первым.

Г лазов направился к крайней из трех дверей на пло­щадке.

Но не успел он нажать кнопку, как дверь распахну­лась, из глубины донеслось свирепое «гав, гав, гав», рас­катистое «р-р-р», опять «гав, гав, гав», и на пороге по­явилась хозяйка квартиры, Софья Андреевна Рыбакова.

В полутемной прихожей она показалась мне молодой и очень хорошенькой; немного слишком полная золоти­стая блондинка.

Позднее, на свету я заметил у ее глаз и рта сухие морщинки и понял, что ей, наверное, за сорок. Однако и с грустными приметами увядания она очаровала меня в ту минуту.

Или просто я изголодался в дорожном одиночестве и теперь, как монах с темпераментом, подмечал жен­скую красоту даже там, где в другое время ничего б не заметил?

44www.perm-book.ru

www.perm-book.ru

— А я вас жду, жду, уж думала, не случилось ли че­го?— заговорила Софья Андреевна так, точно я, добрый друг дома, обещал прийти и обманул, задержался: — Смотрю, смотрю в окошко — нет, все не едут! Здравст­вуйте... Осторожно, не споткнитесь, здесь обувь. — Пока­зывая нам дорогу, она прошла вперед мимо тесной стай­ки тапочек, ботинок и ботиков. — Вот эта комната — ваша. Вам будет удобно. Это комната сына. Он поехал в Свердловск...

И вздохнула о сыне, обдавая меня светом чистых, го­лубых глаз северянки.

Я осторожно обошел своеобразную коллекцию обу­ви. Я еще не знал местной привычки разуваться, попадая в дом, как магометане — при входе в мечеть.

— Я заехал за женой...— объяснил ей Глазов.И между ними побежал разговор.Женщина участливо расспрашивала о тех же подроб­

ностях, о которых только что с вежливым равнодушием осведомлялся я. Но, вот честное слово, ее искренне ин­тересовало, в какую минуту и в каком боку началась боль у Глазовой, которая, насколько я понял, была ей так же знакома, как мне!

Говоря с Петром Семеновичем, она поглядывала на меня, пытливо и застенчиво.

Я смотрел на нее с интересом.Ни духов, ни косметики. Свежее, привлекательное

лицо, опрятное платье, скромно прячущее тело.Мне подумалось: как-то сложится вот эта, интимная,

как ее принято называть, сторона моей жизни, здесь, в Перми?

Но подумалось мне это так, вскользь. Мысли были заняты другим. Не совсем честно по отношению к Глазо­ву я с нетерпением ожидал его отъезда.

У меня уже сложился план действий.

46www.perm-book.ru

Я воображал, что осуществить мой план будет легко.

Снова — в который раз за тот день! — я ошибся.Едва я, наконец, остался один в своей комнате, для

вида раскрыл чемодан и, безразлично глядя на его со­держимое, подсчитал, что серенькая «победа» отъехала достаточно далеко и мне уже можно выходить и рас­спрашивать насчет ближайшей стоянки такси, ко мне по­стучались.

Это оказалась хозяйка.— Пойдемте, я приготовила... Вы ж голодны, с д оро­

ги-то. Пойдемте, пойдемте!Все мои протесты отскакивали от упругой ракетки ее

радушия и мячиками возвращались ко мне. Она была убеждена, что я деликатничаю, боюсь стеснить, и разу­бедить ее оказалось немыслимо. Она ободряла меня по-дружески, без тени кокетства. Ей явно хотелось, чтоб я, по выражению Глазова, чувствовал себя «вроде как дома».

Вообще, она, домовитая, уютная, вся была какая-то настолько «мужняя», что, несмотря на миловидность, не будила во мне грешных мыслей.

Отказываться дальше было неловко, и я последовал за нею в комнату, где стоял плюшевый серый диван, ста­рый комод с безделушками, несколько стульев, накры­тый стол, возле него — десятилетняя Люся, живой порт­рет Софьи Андреевны в миниатюре, и черный с рыжими подпалинами Тузик, встретивший меня злобно оскален­ной мордой и оглушительным лаем, за что я тут же мыс­ленно окрестил его «Мразик».

Пойми я, что мне предложен утренний завтрак, я бы снова сообразил, насколько поверхностны мои познания в области русского быта. В Латинской Америке завт­р а к — это чашка кофе с молоком и одна-две слоеные

47www.perm-book.ru

булочки с поэтическим названием «медиалюна» \ Здесь передо мной дымился жареный картофель, теснился пи­рог с капустой, романтичные уральские шаньги и тради­ционный чай, поданный в стакане с невиданным мною приспособлением, именуемым подстаканником.

Но в тот день я жил немного вне времени и надолго остался в убеждении, что меня попросту накормили очень ранним обедом.

Даже блюдо пельменей было поставлено на стол, правда, с извинениями, что они вчерашние и что в них не хватает — я так и не уразумел, чего именно: то ли говя­дины, то ли свинины.

Из любезности я съел несколько штук.Оказалось ничего себе, вкусно. Вкуснее, чем в эмиг­

рантских ресторанах во Франции.От нервного напряжения, неизбежного при связной

беседе, когда мысли сосредоточены совсем на другом, меня избавил мой будущий враг Тузик-Мразик.

Крупных собак я люблю. Но к мелким комнатным шавкам равнодушен, и проклятый пес это сразу учуял. Из всей семьи Рыбаковых он оказался единственным, с кем мне не удалось подружиться (единственным, кстати, к кому я подлейшим образом подлизывался).

Впрочем, на проверку он вообще оказался пошлым мужененавистником-бабником.

В то далекое утро он, не желая того, оказал мне ус­лугу. Благодаря его тявканию я мог ограничиться улыб­ками, кивками и междометиями восхищенного доверия к хозяйке, убеждавшей меня, что Тузик — умница, чут­кий, все понимает, ну, только не говорит, и такой по­слушный, дисциплинированный, и просто непонятно, по­чему сегодня он себя так плохо ведет. *

* Ме(На1ипа — дословно — полум есяц.

48www.perm-book.ru

Пока старшая хозяйка, против всякой очевидности, твердила мне об уме и прочих достоинствах черномазо­го пустобреха, маленькая Люся пыталась усовестить его самого. «Тузик, ты ж у нас милый, ты ж добрый, ну, Ту- зинька...» — ворковала она, и, поддаваясь на лесть, со­беседник ее умолкал; он даже усаживался, стуча своим бубликом по полу, и от наслаждения неприлично зевал во всю пасть, с привизгиванием и привыванием, запроки­дывая острую морду и выставляя колесом темно-рыжую грудь.

Но признать меня равноправным он так и отказался. Стоило мне заговорить, он вскакивал, и комната вновь содрогалась от лая и рыка.

Так прошел мой первый в сознательной жизни рус­ский завтрак.

Аппетита у меня не было никакого.Тузик в этом был неповинен.Рассчитав, сколько необходимо съесть и сколько вре­

мени посидеть, чтобы не обидеть хозяйку, я поблагода­рил Софью Андреевну— не из вежливости, нет: от души.

Все, что творилось, растрогало меня еще больше, чем поразило.

И лишь теперь я, наконец, смог поотпустить туго на­тянутые внутри меня вожжи:

— Скажите, где здесь стоянка такси?Софья Андреевна широко раскрыла голубые глаза и

споткнулась на полуслове.Люся застыла.Даже Тузик онемел.— Такси?.. Зачем вам такси-то? — спросила, наконец,

Рыбакова.После встревоженных расспросов, для чего, куда мне

понадобилось так срочно, и моих бледных, подрумянен­ных фальшью разъяснений, что я-де хочу поскорее пр-

494 О . В олконскаяwww.perm-book.ru

кончить с формальностями и не успокоюсь, пока что-то останется недоделанным, моя хозяйка начала понемногу сдаваться.

— Вот уж совсем ни к чему вам спешить! — еще раз нерешительно повторила она, зная уже, что не убедит меня, и просто показывая, что ее личное отношение к делу не изменилось. — И как это вы ничего не сказали тому товарищу, что вас привез! Он довез бы вас — так просто!

— Да, глупо вышло... — пробормотал я смущенно.К дьяволу! Не мог я признаться этой милой женщине,

что я, мужчина, трушу предстоящего допроса и имен­но поэтому не желаю, чтобы в здание УВД меня приве­ли за ручку, как мальчика!

Туда я должен был ехать сам.Сам!— А я думала затопить колонку, нагреть воды, что­

бы вы помылись. С дороги-то... — она растерянно пожа­ла плечами. — Но раз уж вы решили... Когда ж вы вер­нетесь?

— Я думаю — к вечеру, не раньше, — брякнул я на­угад.

— Тогда вам не нужен ключ, мы будем дом а...— она вслух соображала, что делать. — Вы позвоните три раза подряд, хорошо? А я, раз так, побегу сейчас в шко­лу... И Люся пусть идет на остающиеся уроки...

Словно извиняясь, она застенчиво прибавила:— Я ведь преподаю физику, меня вызвали помочь

вам устроиться... Я и Люсю прихватила на всякий случай...

Кажется, я стал похож на Тузика при его самом слад­ком зевке, так раскрылся мой рот: значит, мне помога­ла и Рыбакова, и ее школа, одним словом, само совет­ское государство!

50www.perm-book.ru

— А раз вы собираетесь по делам, мы с Люсей вам не нужны, правда ведь? — не замечая моего ошарашен­ного вида, продолжала она. — Только зачем вам тратить­ся на такси? Вы лучше на трамвае езжайте! Люся дове­дет вас до остановки, посадит, отлично доедете... Зачем еще это — такси!

Решительно никогда чужие люди так не заботились ни обо мне самом, ни о моем кошельке!

По-видимому, все здесь воображали, что я неопы­тен, как дитя. Мои протесты, уверения, что стоит мне объяснить и я все найду сам, без Люси, вновь вернулись ко мне, отраженные ее мягким убеждением, что она прекрасно знает, как для меня будет лучше.

Тузик, сообразив, что его ждет внеочередная прогул­ка, нетерпеливо перебирал лапами и скреб половик у дверей, пока Люся переобувалась, чтоб проводить меня на трамвай.

Поглядывая на меня, как на чудо, Люся добросо­вестно спешила одеться.

Заразившись застенчивостью моей милой хозяйки, я робко попросил:

— Только... адрес бы мне ваш... а то вечером...— Боже, вот бестолочь-то, а? — Она всплеснула ру­

ками и покраснела, как краснеют блондинки: точно ма­линовым соком облились лицо, шея и грудь. — Кажется, все учла, а о главном-то... Нет, нужно быть дурой!

Адрес она написала печатными буквами, и я снова со смехом подумал, что они здесь считают меня младен­цем, который, если его не держать за руку, непременно ляпнется и расквасит себе нос.

И еще я подумал, что, может быть, они не так уж не­правы.

www.perm-book.ru

по дороге на допросV

о, что мать делала дели­катно, только в духовном плане, дочка с детской прямолинейностью пере­вела на язык жестов: она взяла меня за руку и так вела до самой остановки трамвая.

Я еще не знал ни по­нятия, ни термина «шеф­ство», а у меня уже ока­зался шеф — и какой!

— Осторожней, лу­жа!— предупреждала Лю ­

ся, сжимая мою руку от усилия защитить.Я покорно перешагивал через лужу.— Тут ступеньки, не споткнитесь, — звучал следую­

щий добрый совет.И я чувствовал глупейшую благодарность, словно мне

в самом деле нужна была помощь, чтоб шагать вдоль домов по асфальту.

М ногим это покажется чудовищным, но — что поде­лаешь: детей я не знал и не любил.

52www.perm-book.ru

На Западе это душевное увечье так же обычно, как туберкулез или грипп. Ведь дети там — роскошь и бре­мя, их заводят либо в обеспеченных семьях, либо, на­против, те, кому не по средствам тайный аборт. Дети портят обстановку, отнимают уйму времени и, главное, требуют денег, денег, денег...

Однако жизнь без любви уж очень скучна, и люди изобретают суррогаты подоступнее. Кто обожает соба­чек, кто — канареек, кто, например, покупает себе руч­ного тапира.

У меня из-за бродячего образа жизни это душевное уродство было доведено до абсурда. На своем веку я видел мало детей, еще меньше с ними общался. Не помню, приходилось ли мне хоть раз идти вот так, за руку с маленьким существом. А чтоб десятилетняя де­вочка покровительствовала мне — этого еще не бывало, даю слово.

Тузик на воле стал вполне приемлемым псом. Он описывал широкие круги и возвращался только чтоб удостовериться, не погрызлись ли мы и не покусал ли я Люсю. Оглушительно, по-своему, сообщив нам, какие интересные новости он вынюхал на телеграфном столбе и какие важные сообщения оставил на нем сам, он пус­кался в новый круг и исчезал вдалеке.

Одним из сюрпризов того дня было мое неожидан­ное удовольствие от общества Люси.

Уверенный в ее интеллектуальной неполноценности, я не стеснялся проявлять и собственную умственную от­сталость.

Я задавал ей удивительные вопросы, приходящие в голову одним лишь иностранцам, да детям, и не сдерживал таких восклицаний, от которых наше взаимо­понимание каждый раз звучно лопалось, словно черес­чур туго надутый воздушный шарик.

53www.perm-book.ru

Отвечала она, как на уроке: звонко и подробно.— Это — Пермь? — спросил я, поглядев на ручные

часы и мысленно подсчитав, сколько времени катилась глазовская «победа» вдоль бора.

— Балатово, — ответила Люся. Но я так тогда и не понял, что это значило: поселок, пригород, окраина, го­родской район?

Люся обстоятельно продолжала:— Только не старое Балатово — оно там, где боль­

ница, во-он в той стороне, видите? Отсюда не видно... А здесь, здесь просто— Балатово.

— А вот эта широкая полоса земли между тротуа­ром и мостовой, для чего это, не знаешь?

Она чуть-чуть приподняла светлые брови, совсем как ее мать:

— Знаю, конечно. Зимой сюда сгребают снег, ле­т о м — травку садят... — И, копируя кого-то из взрослых, добавила: — А потом мы здесь насадим цветов.

— А для чего тут столько... этих штук? — я повел ру­кой в сторону ажурного леса башенных кранов, теснив­шихся на синеватом фоне соснового бора.

У меня вылетело из головы русское слово «кран».— Кранов-то? — Люся удивилась еще больш е.— Так

у нас же стройка идет. Дома строят. Тут вот — дом, и там вон — дом, и там, и там еще, видите? Здесь кругом будут дома, всюду, до самого Казанского тракта.

Кажется, у нее было впечатление, что она беседует с куклой. Только вряд ли кукла придумала бы такие ду­рацкие восклицания, какими угощал ее я:

— Люся, двойные окна! Смотри-ка! Двойные окна, ей-богу...

Я в смущении потирал щеку около уха, а она глядела на окна, на меня и снова на окна, словно желая сказать: «Ну и что?»

54www.perm-book.ru

Маленькая уроженка Урала, она в жизни не видела иных окон, чем вот эти двойные. Как могла она понять, что почтенный дядя рассматривал сейчас эти самые естественные окна с двойными рамами первый раз в жизни! Что впервые он мельком заметил эту достопри­мечательность морозных краев в Москве, и уже там ему, при взгляде на них, сделалось зябко: как-то он вы­держит знаменитую русскую зиму?

Кажется, только общедетское убеждение, что взрос­лые — чудаки, да сердечная доброта спасли меня от презрения Люси.

— Дуга! Вот здорово1 Люся! Дуга1 Настоящая!С раннего детства, когда я, примерно вдвое моложе,

чем Люся, мусолил русский букварь, мне врезалась в память эта легкая, красивая упряжь. Впоследствии мне приходилось видеть только хомут, который в Латинской Америке для украшения еще утяжеляют медными бля­хами.

И вот, сорок лет спустя, я, впервые в сознательной жизни, видел живую лошадь с настоящей дугой.

Еще одно, что меня изумило, хоть и совсем по- иному, был угловой дом с надписью: «Гастроном».

Светлое многоэтажное здание сверкало стеклами за­кругленных вверху окон (двойных!), красовалось огром ­ными витринами, полукруглыми дверьми, ступеньками крылец и многоугольными, массивными выступами.

Нижний этаж его был строгий, темно-серый, в гори­зонтальную белую полоску.

Расположенный тут магазин годился для лю бого крупного города.

Это-то меня и поразило.Еще не вполне уяснив, что представляет собой Бала-

тово, я уже понял, что, во всяком случае, не центр. И чтоб где-то на краю захолустного городка, каким

55www.perm-book.ru

представлялась мне Пермь, людям пришло в голову вы­махать такой магазинище...

Я всю жизнь прожил в столицах. Я твердо усвоил, что блеск, красота и чистота сосредоточены в центре, а чем дальше к периферии, тем неказистее становится все: дома, улицы, лавочки, сами жители, сама природа.

Разве сравнишь в Монтевидео обитателей грязного Серро с теми почтенными гражданами, чьи виллы окай­мляют роскошную Рамблю?

В богатых предместьях больших магазинов тоже не строят. За покупками оттуда либо ездят на автомашине, либо посылают прислугу.

Это — в порядке вещей.Здесь порядок вещей был иной.Балатовский «гастроном» показался мне тем более

необычным, что на три стороны от него расстилался не­объятный пустырь. В отдалении высилось одно-единст- венное здание, обнесенное дощатой, явно временной оградой. А дальше, точно скопище титанов, размахав­шихся гигантскими руками на грандиозной высоте, тес­нились краны, краны, краны.

К такому зрелищу мы в Монтевидео не привыкли.Я примолк, глядя на фантасмагорию сотворения

мира.Народу на остановке собиралось все больше. Люся

все держала меня за руку, выполняя наказ: посадить меня на трамвай.

Трамвай все не шел.И тут...На мостовой, у тротуара, против среднего крыльца

«гастронома» я увидел три машины цепочкой. У каждой из них на двери шел рисунок — рядок шахматных кле­ток.

В голове моей вмиг созрело решение.

56www.perm-book.ru

— Беги, Люсенька, я сам дождусь. Тебе еще нужно в школу, девочка. Ты помнишь — мама сказала...

Я слышал, как в моем голосе густо булькает патока лицемерия, но — что было делать?

Хваленая детская чуткость подвела мою спутницу. Она не заподозрила подвоха. С наивным удовлетворе­нием от сознания исполненного долга она кликнула Ту­зика и побежала назад.

Я же, чувствуя себя опереточным злодеем, с ковар­ной предусмотрительностью проводил ее глазами и, едва она свернула за угол, в три прыжка очутился у го­ловной машины, рывком открыл дверцу и, плюхнувшись на «хозяйское» место, бросил водителю:

— В управление внутренних дел.Машина тронулась, и я вздохнул с облегчением.

В конце концов все складывалось так, как я хотел: в УВД я ехал в полном одиночестве и мог беспрепят­ственно обдумать, как и что мне там отвечать.

Однако, не желая, чтоб шофер вздрогнул и поблед­нел, приняв меня за чекиста, я уточнил:

— В то отделение, где меняют заграничные пас­порта.

Было ясно: прежде, чем мы перестанем существо­вать друг для друга, как два стоящих рядом столба, я получу косой взгляд, изучающий или, по меньшей мере, заинтригованный. Я сознавал себя редкостью и понимал, что, как всякая редкость, не могу не возбуж­дать интереса.

В предвкушении необходимого мне молчания я был готов стойко выдержать любопытный блеск этого взгляда.

Опять я ошибся.Взгляд искоса, правда, брошен на меня был, только

ничуть не пытливый, напротив: так смотрят на закрытый

57www.perm-book.ru

газетный киоск или на автомат «газированная вода», когда не хочется пить.

— Из заграничной поездки вернулись, — констати­ровал водитель.

И вдруг мне ужасно понравилось, что я оказался причисленным к определенной, видимо, обширной кате­гории лиц.

Я кивнул. В голове мелькнуло слово, услышанное от Михаила Сергеевича:

— Командировочный.— Откуда?— Из Германии.Ответы звучали еще естественней, чем вопросы.Что-что, а врать я привык. Я всю жизнь гордился уме­

нием импровизировать так, что мои слова казались куда правдоподобнее истины.

Морочить людям голову никогда не было моей стра­стью. М ое вранье вызывалось комплексом «оставьте меня в покое», то есть, попросту, ленью. Так, на вопрос о национальности я отвечал — г англичанин, француз, швед, датчанин, норвежец, раз назвался даже финном...

Ведь уже более сорока лет слово «русский» за грани­цей обязывает человека тут же пояснять, по какую сторону всемирной баррикады он находится. Русский советский у большинства вызывает восхищенное «А-а- а!», эмигрант для одних значит — враг и дурак, для дру­ги х— заслуживающая сострадания, хоть и давным-давно набившая оскомину жертва террора. И если тебе осто­чертело наблюдать, как при твоем ответе меняется лицо человека, отражая его собственное политическое кре­до, — ври, и все.

Тем более, что слово «эмигрант» мало в ком возбуж­дает восторг; в лучшем случае оно разглаживает мор­щины неприязни и страха.

58www.perm-book.ru

Брякнув про Германию, где мне как раз не приходи­лось бывать, я уже совсем был готов погрузиться в без­молвное обдумывание того, что мне предстояло.

Черта с два!Парень, который вез меня, был начинен любозна­

тельностью, как пельмени Софьи Андреевны говядиной или свининой. Он хотел знать все: как дела там, в Гер­мании, и хотят ли немцы войны, и труднее ли там ж и­вется, чем у нас, или легче, и почем там сейчас фото­аппараты и постное масло.

Первая моя ложь, словно работяга верблюд, пота­щила за собой верхом груженую арбу следующих при­нудительных выдумок.

Я юлил и изворачивался, как угорь на суше, цепенея в предвидении постыдного разоблачения. Перейти в контратаку и дать по нему очередь из собственного автомата любопытства я не мог: я понятия не имел,о чем здесь, в Советском Союзе, принято расспраши­вать, о чем нет. Несуразный вопрос был бы для меня еще опаснее, чем нелепый ответ.

Ситуация начинала казаться мне дикой.Ш офер, м олод ой— так, лет за тридцать, — держался

с достоинством, вполне на равных со мной, вроде как Миша. То, к чему я привык — холуйство и барство,— здесь, по-видимому, было сметено действительно на­чисто.

Откуда я мог знать, что и как спросил бы на моем месте советский пассажир?

Тем временем мы уже переползли болото попереч­ной незастроенной улицы и шофер ловко вырулил на шоссе.

По правую сторону от нас потянулись прозрачные заросли подъемных кранов с простертыми в вышине, точно благословляющими нас стрелами. Дальше краны

59www.perm-book.ru

и недостроенные Дома сменились необозримым полем с кустиками прошлогоднего бурьяна и островками рых­лого снега в ямках, потом снова начались какие-то по­стройки.

Кое-где я замечал названия улиц, и точно прогретая солнцем голубая волна плескала мне в сердце: Столбо­вая... Столбовая!

Живой интерес человека к себе подобным, та уча­стливость, которую я уже подметил у Рыбаковой, излу­чалась и от незнакомого, совсем случайного шофера такси. Я невольно начинал нежиться в струях душевного тепла, обвевавших меня, словно наперекор щиплющему холодку уральской весны. Но, понятно, с каждым его новым вопросом росла и моя боязнь: что, если, поняв, кто я, он вдруг замерзнет? Или, еще хуже, резонно при­задумается: с какой целью я скрываю правду?

Ехали-то мы с ним — в УВД...Я напряженно ждал хоть незначительной бреши,

чтобы выскочить из окружения вопросов на спаситель­ную территорию молчания. Но куда там!

— Сами-то вы из Перми? — спросил он, разузнав все подробности жизни и работы в неизвестной мне ГДР.

— Из Ленинграда, — заявил я бесстрастно, а двой­ник внутри меня так и запрыгал от хохота: «Н-да, вот нам и надоело потрясать всех своей оригинальностью, захотелось выглядеть, как другие! Как раз вовремя: сейчас он накроет тебя, х-лоп-с! И — крышка!»

В самом деле, разговор наш соскользнул на еще бо­лее опасную тему. Ленинград я вспомнил потому, что именно оттуда в 1921 году бежала в Финляндию моя семья, и еще потому, что решил: уж Ленинграда-то пермский шофер знать не может, тут ему никак не вы­вести меня на чистую воду.

60www.perm-book.ru

— Ленинградец, значит? Знаю, бывал... Красивый го­род!

В его голосе прозвучало уважение.Позднее я убедился, что ленинградцы по всей стра­

не пользуются репутацией хорошо воспитанных, куль­турных людей.

— Работать сюда приехали, ага?Я кивнул.Воображение начинало отказывать, как перегретый

мотор.— Кем? — беспощадно спросил он без паузы.— Преподавателем английского.Он взволновался:— Уж не в сто ли вторую?Обессиленный ожиданием разоблачения, я бормот-

нул что-то невнятное.— Ага, еще сами не знаете. Куда назначит районо, —

перевел он на современный русский язык мое бычье мычание. — Если попадете в сто вторую, познакомимся. Там у меня ребята обучаются.

У меня чуть не вырвался крик торжества.Я спасен! Найдена безопасная тема!Родители ведь повсюду — родители...Вопросы посыпались у меня изо рта, словно зерныш­

ки риса из прорванного бумажного мешка. Двойник внутри меня умирал со смеху: «Допрашиваешь? Приго­товился б лучше сам — отвечать!» Но избегнутая опас­ность, честное слово, пробудила во мне живейший ин­терес к детям моего невольного мучителя.

Кроме того, он был кусочком советского быта, с ко­торым мне предстояло познакомиться, и чем скорее, тем лучше.

Вскоре мне стало известно все: и что Катя — способ­ная девчушка, только ленива, и что Борька не такой спо­

6^www.perm-book.ru

собный, но все же хороший парнишка, и что Катя после школы собирается в медицинский, а из Борьки со вре­менем должен выйти неплохой инженер.

Как буднично, с какой уверенностью это все говори­лось! Услышь нас какой-нибудь западный шофер так­с и — то-то позавидовал бы он таким планам, не мечтам, а именно планам!

— Математика-то у Борьки хорошо идет, и к тех­нике его тянет, — вслух размышлял сидящий рядом со мной за рулем машины отец, ничуть не принимающий во внимание того, что он — водитель, а я — пассажир. Он легко, без горечи, вздохнул: — Самому-то не при­шлось доучиться, война помешала. Ребятам легче, ре­бята — доучатся.

И хмуровато, как заклинание, произнес:— Только б не война опять!Впечатление было, что я давным-давно знаю этого

славного парня.На миг меня охватило удивление: выйдя с вокзала,

я еще ни на миг не испытал ни покинутости, ни щемя­щего одиночества, хотя в моем положении они были не­избежны. Зато — сколько других переживаний, непред­виденных и нежданных!

— Комсомольский проспект! — перебил себя шо­фер, когда мы выехали на широкую улицу с бульваром посредине. — Красота! Смотрите: через несколько лет вся Пермь станет такой!

В его голосе звучало удовлетворение художника.Я нередко видывал, как парижане угощают приезжих

своим прекрасным городом, словно тортом собствен­ного производства.

Мне случалось наблюдать и то, как уругвайцы, хва­лятся зеленым Атлантическим океаном, точно хорошо заваренным кофе.

62www.perm-book.ru

Но никогда еще не доводилось мне слышать такой радостной, творческой какой-то нотки гордости делом своих — этих вот — рук, какая прозвучала у того парня, что вез меня по Перми.

www.perm-book.ru

VIдопрос

безлюдного тротуара ши­рокой улицы мы с шофе­ром простились, и я с грустью проводил его взглядом.

В бесконечной стене каменного здания был единственный вход.

Но когда я, наконец, храбро распахнул дверь с улицы, то чуть не ткнул­ся носом во вторую дверь и, не сообразив, что она — для сохранения тепла, содрогнулся.

А зрелище, представившееся моим глазам, после того, как я раскрыл и эту дверь, в моем состоянии духа потрясло меня больше, чем набор самых жутких ору­дий пытки.

В жизни я чаще вздрагивал от неожиданности, чем от ужаса. Не один я. Помню, в Уругвае появился белый шоколад, с виду точь-в-точь плавленый сыр. И трехлет­няя дочка моих друзей, впервые откусив от желтоватой

64www.perm-book.ru

плитки, расплакалась: вместо соленого — сладкое,еще бы!

Продолговатая комнатка выглядела чрезвычайно уютно.

По бокам круглого столика с раскрытыми журна­лами стояло два кресла, обитых светлым кретоном цве­точками, с оборочкой до полу. Над широким диваном с такой же оборочкой тянулась полированная двойная полка. В уголке притулился еще один столик, на нем по­блескивал графин с водой и стакан.

Веселенькие стены с блестящим накатом отлично гар­монировали с мебелью. Не хватало только кружевных штор да вязаных салфеточек.

Было светло, покойно и пусто.Комната напоминала гостиную небогатого дома, но

никак уж не правительственное учреждение. И что здесь принято делать, я не знал.

Из соседнего помещения донесся шорох бумаг.Я шагнул за портьеру.Я был готов ко всему: и к шоколаду, и к сыру.Кабинет, в который я вошел, был не просторнее

приемной и столь же уютен: белое кружево занавесочек на окне, зеленое кружево аспарагуса в горшке на подо­коннике.

За столом работала женщина.Она подняла голову, и какое-то время мы смотрели

друг на друга, взгляд во взгляд, она — чуть вопроси­тельно, я — маскируя настороженность внешним бес­страстием.

Эта гражданка ничем не походила на тех, которых я сегодня уже повидал. Встреть я такую секретаршу в уругвайской канцелярии в Монтевидео, я б не обра­тил на нее внимания, разве только мельком отметил: возраст — не секретарский.

5 О. Волконская 65www.perm-book.ru

Здесь, в Перми, в управлении внутренних дел, она меня очень заинтересовала.

Некрасивая — широко расставленные раскосые глаза неопределенно светлого цвета, широкие скулы. Немоло­дая: горизонтальные морщины вдоль лба и снизу, у шеи, выдавали, что ей сильно за сорок.

Зато отлично сшитое светло-голубое платье, коротко, по моде, стриженые волосы без единой сединки, яркий слой помады на узких, длинных губах, брови, смело на­веденные карандашом на пустом месте, — все это, при­вычное и, как я подумал тогда, западного образца, по­казывало: вкус к жизни у нее не утрачен, она вовсе не собирается сдаваться на милость наступающей старости.

Лицо было умное и очень живое. Его главное обая­ние заключалось именно в необычайной подвижности.

К концу взгляда, которым мы обменялись, в ее гла­зах запрыгали чертики, а рот сжался, чтобы не растя­нуться в улыбке.

Взяв себя в руки, я приблизился к столу, протянул ей свой заграничный паспорт и, небрежно растягивая слова, как всегда, когда очень волнуюсь, объяснил, кто я и за­чем сюда пришел.

— Ага! Минуточку...Она мило улыбнулась мне и на миг сделалась моло­

дой и привлекательной.Я не ошибся: это было одно из тех очень русских

лиц, что на глазах и расцветают, и увядают, вспыхивают ослепительным огнем или гаснут и подергиваются пеп­лом.

Она скрылась за дверью в глубине комнаты: малень­кая, с широкими плечами и бедрами, с неожиданно, не по возрасту, грациозной походкой.

Я, как принято говорить, весь превратился в слух. Даже мышцы у меня напряглись. Но, за исключением

66www.perm-book.ru

монотонного говорка репродуктора из передней, до меня не долетело ни звука.

Пробежала минута.Две минуты...Время тащилось томительно.Секретарша вернулась. Плотно закрыв за собою

дверь, она еще приветливее, чем прежде, проговорила:— Вам придется чуточку обождать. Ну, зачем же?—

возразила она на мой покорный шаг назад, к пустой приемной с диваном цветочками. — Устраивайтесь здесь! Если хотите, конечно. Присаживайтесь, вот...

Она качнула головой в сторону пустого стула.Сев, я оказался лицом к лицу с ней, по другую сто­

рону стола.Дневной свет падал на нас одинаково, сбоку, только

на нее — справа, а на меня — слева.Я особенно отметил это, так как знал: при допросах

человека сажают лицом к свету, а сами непременно садятся таким образом, чтобы оставаться в тени.

Воцарилось молчание.По дороге сюда я страстно желал его.Сейчас оно оказалось нестерпимым.Когда я взволнован, я не выношу неподвижности.

Меня тянет вставать, садиться, мерять комнату шагами, из угла в угол или вдоль стен, обходя или рассеянно отстраняя мебель с пути.

В такси все это мне заменял ход машины, создаю­щий иллюзию движения.

Здесь иллюзии не было.Начать прохаживаться я не мог: первый же шаг по­

казал бы городу и миру ту черную тревогу, которая по­тихоньку пожирала изнутри мое сердце, печень, желу­док... Но и сидеть молча, скованно и ожидать допроса чекистами было тоже мне не под силу.

67 5*www.perm-book.ru

Секретарша тем временем преспокойно работала: присутствие постороннего, видимо, ее нимало не тяго­тило. Она то раскладывала бумаги, наподобие карточ­ного пасьянса, то собирала их в стопку, старательно соединяла скрепкой или даже двумя, причем от усилия сутулила плечи и широко расставляла полусогнутые локти.

Затем она укладывала бумаги в ящик стола.Я машинально следил за ней: пухлая маленькая кисть,

проворные пальцы, розовый лак на ногтях.Потом мне пришло в голову, что в этом страшном

учреждении наблюдать за кем-либо мне никак не поло­жено: вдруг она вообразит, что я исподтишка читаю бу­маги?

Чтобы как-то развеять злую тревогу, мне оставалось одно: попробовать заговорить, убить время за пустой болтовней.

Горло было перехвачено, словно тугим воротничком слишком тесной рубашки. Все же у меня хватило вы­держки не охрипнуть:

— Простите, пожалуйста...Она живо оторвалась от бумаг:— Пожалуйста, пожалуйста!— Я хотел бы прямо отсюда, от вас, пойти разуз­

нать относительно работы. Вы не скажете, куда мне идти?

Глядя на ее выразительное лицо, я напряженно ждал, каким оно станет: печальным? (собрался, бедняжка, а мы его...); ироническим? (бодрячок-то какой, собрался ведь, а?); может быть, сердитым? (тоже мне еще, со­брался!).

Лицо ее стало озабоченным.— Погодите-ка... Ага, кажется, знаю! Сходите в обл­

исполком, в отдел, который ведает набором рабочих.

www.perm-book.ru

Только он не в главном здании, не в том, что рядом с оперным, а поближе, знаете, там, где...

Улыбнувшись, она снова словно помолодела лет на двадцать:

— Извините, забыла1 Вы же здесь первый день, еще не знаете! Давайте я нарисую, вы найдете, это просто.

Мы встали, с двух сторон наклонились над столом. Она притянула к себе лист бумаги и энергичными штри­хами принялась чертить план. Бумага быстро покрылась сеткой прямых, которые изображали улицы. Пунктир указывал маршруты трамваев. Перекрещения коротких линий, вроде небрежно нарисованных звезд, обозна­чали наиболее надежные ориентиры.

— Здесь вы увидите желтый фронтон с белой ко­лоннадой: строительный техникум. Чуть подальше, вот здесь, будет серое здание с квадратной вышкой как башня. Рядом, по ту же сторону, — сад Горького. Вам, пожалуй, лучше пройти через сад: ниже Комсомольский проспект еще не асфальтирован, вроде как здесь, перед нами, эта площадь. Идти там трудно.

Тревога слегка присмирела. Но, не знаю сам, по­чему, тут-то мое тело и пробрала нервная дрожь, на­столько внезапная, что я не сумел ее скрыть.

Рука с авторучкой, скользившая по бумаге, останови­лась, размашистая линия оборвалась неуверенной зако­рюкой:

— : Что с вами?— Ничего... Холодно здесь у вас, на Урале.В комнате было тепло, а мне, в пальто, жарко.Она ободряющ е вскинула голову.— Привыкнете! Может, еще понравится вам наша

зима.Я сдержанно улыбнулся. Внезапно мне опять стало

трудно говорить: на язык полезли привычные слова —

69www.perm-book.ru

испанские, английские, французские, какие угодно, только не русские.

И все-таки говорить было необходимо. Что угодно, о чем угодно, только бы не молчать.

Поблагодарив ее, я спрятал план и спросил:— Для чего существует ваш отдел? Ведь не только

для таких, как я, эм... одним словом, репатриантов, не правда ли?

От слова «эмигрант» я отвык в общении со знако­мыми иностранцами, для которых я был просто — рус­ский, к слову «репатриант» не привык и всякий раз спо­тыкался.

Ее взлетевшие было нарисованные черточки бровей опустились на место, щеки у скул снова приподнялись в улыбке:

— Нет, конечно. В основном, мы выдаем визы тем, кто едет за границу.

— Командировочным?Я немножко щеголял свежевыученным словом.Она, точно почувствовав это, еще заметнее повесе­

лела:— Не попали! Командировки — дело Москвы.Я мысленно возблагодарил судьбу за то, что мой шо­

фер не разбирался в этих делах, и поклялся в будущем врать осторожнее.

— Неужели у вас ездит за границу столько народу, чтоб стоило содержать целый отдел?

Вопрос вырвался непроизвольно. Если бы я мог взять его назад, я бы сделал это сейчас же.

Увы! Правду говорят: слово — не воробей, вылетит — не поймаешь!

Секретарша стала серьезной, раскосые глаза глянули в угол, длинные губы сжались.

Мгновение — и ее лицо опять стало ясным.

70www.perm-book.ru

— Вы подумали про пресловутый железный зана­вес, да?— спросила она, и я понял, что за этот миг она побывала в моей душе и очень точно сориентировалась в моих ощущениях. — Не-ет, ошибаетесь, у нас многие сейчас ездят. Как из каждой страны. А, кроме того, мы еще занимаемся иностранцами.

В душе у меня болезненно заныло полузабытое, ста­рое: парижская префектура полиции... Сумрачные оче­реди иностранцев без гражданства и без денег, ожидаю­щих, как заштемпелюет их судьбу французский чинов­ник: «работать разрешено», «работать воспрещено»... Кромешная покорность и безвылазное отчаяние...

— Иностранцами? — переспросил я, не заботясь, раз­гадает она меня на этот раз или нет. — Какими?

— Как в любую страну,— ее слова прозвучали так тер­пеливо, словно перед ней сидел симпатичный наивный мальчуган,— к нам приезжают иноподданные. Вообра­зите, что иностранцу выдана виза на 90 дней, а ему не­обходимо побыть здесь еще. Или наоборот: иностранец решает уехать раньше срока, нужна выездная виза. По­нимаете?

— Это-то я понимаю, это всюду так... Ну, а иностран­цы, которые здесь живут?

— Как это: живут?Казалось, она не притворяется. Казалось, ей было в

самом деле непонятно, чего я хочу.Но мне, иностранцу без гражданства с очень ранне­

го детства, вдруг представилось насущно важным уз- лать, живут ли в Перми иностранцы, и если да, то на каких правах, и какой национальности, и чем они занима­ются. Воспоминание далекого, шевельнувшееся под мо­гильной плитой всей прожитой жизни, пробуждалось и двигалось, как очнувшийся от летаргии заживо погре­бенный.

71www.perm-book.ru

— Живут, ну, просто — живут! Работают, и вообще...Вдруг услышав свой вопрос еще ушами, я нервно

усмехнулся:— Простите, я говорю чепуху. Какие там иностранцы

в Перми!— Вы считаете, что у нас не могут проживать ино-

подданные с постоянным местожительством и пропис­кой?— почему-то она перешла на суконный язык офи­циальных бумаг. — Ошибаетесь. Проживают.

— На каких же правах? — снова прочитав в ее ум­ных глазах непонимание, я уточнил:— Скажем, право на труд им дают?

— Ну, что вы! — она как будто даже слегка растеря­лась. — Как это можно — лишить права на труд?

Она не понимала или делала вид, что не понимает, как это можно.

Я — понимал.И вдруг, с той же остротой, как до этого — положе­

ние иностранцев на Урале, меня заинтересовала она, она сама, моя здешняя ровесница, и ее жизнь — жизнь женщины, не представляющей себе, как это кто-то мо­жет быть лишен права на труд. Меня охватило желание забросать ее вопросами, засыпать, затормошить.

Она знала, кто я такой, можно было не опасаться, как бы что-то не показалось ей иностранным.

Но я отчетливо помнил, где нахожусь. И первый же мой вопрос: «Как вас зовут», — сразу завяз у меня меж­ду зубов.

Я подумал: что, если ей запрещено себя называть?Я не собирался снова пускать под потолок стаи не­

уловимых воробьев.Однако женщина очень уж располагала к себе. И, не

вполне доверяя ей, я все-таки решился играть с нею в открытую.

72www.perm-book.ru

Моя тревога, загнанная далеко внутрь, сказалась только в одном: из гортани по-прежнему неудержимо, прямо оголтело ползли привычные слова и готовые фра­зы на всех известных мне языках, кроме русского. По­этому фразы выходили с длинными, часто несуразными перебоями:

— Послушайте,— произнес я решительно.— Я здесь... как бы это сказать? Первый день. Мне все ново, и... ну да, интересно. Понимаете?

Она, глядя на меня с живым любопытством, кивнула.— Если вам, — продолжал я, геройски борясь с на­

шествием иностранных слов на свой несчастный язык, — если вам... например, запрещено говорить, давайте счи­тать, что я... как это? ничего не спросил...

— Ну что там — запрещено? — возразила она про­сто. — Почему?

— Нет, это я на всякий случай. Так... А если разре­шено, что ж, тем лучше. Скажите: как вы живете?

«Вы», которое у меня предполагалось с большой буквы, она поняла иначе: в смысле «вы все».

— ? Как мы живем? — переспросила она с чрезвы­чайно искренним выражением готовности, словно взве­шивая, как поточнее ответить. — Так вдруг всего и не скажешь... В общем, хорошо живем. Бывает и трудно. А в общем — грех жаловаться. Хорошо.

Успокаивая меня, она прибавила:— Да что вы торопитесь? Вы ж теперь наш, сами

вскоре увидите, как у нас и что.Кажется, мой взгляд, настойчивый и ищущий, требо­

вал разъяснений, потому что она внезапно посерьез­нела:

— Вы к нам вовремя приехали. Я ведь была репрес­сирована, кое-что знаю. Вы очень вовремя приехали.

Трудно описать мое тогдашнее состояние.

73www.perm-book.ru

Последнюю фразу я запомнил, но совершенно не по­нял. Пойми я ее там, в ту минуту, вероятно, я бы упал в обморок.

Или меня хватил бы удар.Однако, несмотря на острый интерес к каждому сло­

ву, я не мог попросить объяснения. Было неловко обна­жать нищету моего бедного русского языка, мучила боязнь, не подвох ли это все. Не забывал я и о чекисте там, за спиной, и о предстоящем допросе. Я боялся об­наружить свою тревогу, боялся уронить свое достоин­ство, боялся показаться смешным...

Отчетливо помню: в ту минуту, впервые после отъез­да из Уругвая, я почувствовал себя беззащитным и не­поправимо, отчаянно одиноким. В голове промелькнуло: тот станет мне другом, кому я смогу без страха зада­вать по лю бому поводу любые вопросы.

Я умолк и, кажется, печально вздохнул.Я подумал: такого друга мне здесь не найти.Впоследствии я сообразил, как истолковала этот

вздох моя собеседница.— Но сейчас-то мы очень хорошо живем. Это ведь

все — пройденный невозвратимый этап! — повторила она мягко, успокоительно, и встала с уже подмеченной мною легкостью, удивительной при деформированной возрастом фигуре. — Вы любите танцевать?

— Что?— Танцевать?— Ей-богу не знаю... Давно не пробовал... Наверное,

разучился...— Ничего, мы вас научим!Она направилась к двери в дальнем углу:— М ежду прочим, у вас, наверное, давно все го­

тово.Я остался один.

74www.perm-book.ru

Но я даже не успел вновь похолодеть от испуга, как она возвратилась:

— Вот и конец вашим хлопотам, — ее улыбка была очень доброжелательной. — Теперь получите бессроч­ный паспорт в вашем райотделе милиции, пропишетесь, и все. А если вам понадобится помощь, приходите: мы с удовольствием.

Я медленно встал. От длительного столбняка меня спас только с детства отработанный условный рефлекс вежливости с дамой. Я машинально взял бумаги, кото­рые она мне протягивала через стол, машинально по­благодарил ее, машинально простился.

Как я прошмыгнул сквозь уютную переднюю, не помню. Знаю только, что окончательно я опомнился лишь шагах в десяти от дверей.

Опомнился, и — неудержимо рассмеялся.Никто не шел мне навстречу. Сдерживаться не было

причин.Рассмешила меня мысль, как я сам. не понятно, из-

за чего взвинтил себе нервы.Ведь в какую бы страну я ни приезжал, я прежде

всего оформлял документы.Здесь та же формальность перепугала меня, как ба­

б у — стук сорвавшейся с гвоздя сковородки.Какое счастье, что никто никогда не узнает об этом

позоре! Ведь не осудить меня, думал я, может лишь по­добный мне западный интеллигент, выросший под не­прерывное капание вязких фраз о коммунистическом терроре.

С детства я не хохотал так безудержно.Особенно смешила меня мысль, что снова все у меня

получилось шиворот-навыворот и что, ожидая допроса, я, с перепугу, сам устроил допрос!

www.perm-book.ru

VIIгадание

умать, что, перестав сме­яться, я сразу пришел в нормальное состояние ду­ха, было бы неверно. Все же, едва из напорного сосуда в моей груди вы­пустили пары тяжелого страха (что-то будет?), ед­кого раскаяния (зачем, ах, зачем я приехал?1) и презрения к себе (чего я, собственно, трушу?!), дав­ление там резко упало и вместо бушующ его, на

грани взрыва, котла, образовался вполне терпимый м ор­ской заливчик с расслоившимися по горизонтали тече­ниями.

На самой поверхности нефтяными разводами зако­лыхалось деловитое сомнение: правильно ли я иду?

Я огляделся.Сплошная каша щебенки и глины под ногами, при­

зрачные вездесущие краны со стрелами в небесах, си­зая дымка на холме в пролете улицы влево...

76www.perm-book.ru

Ни одного из ориентиров, которые мне дала секре­тарша!

Я приостановился, вынул нарисованный ею план. Бу­мажка обрадованно затрепыхалась на посвежевшем ветру. Безжалостно придержав ее, я рассмотрел, как следует, беглый эскиз. После этого, осторожно обойдя площадь, еще не отвоеванную у первозданного хаоса, уверенно зашагал по Комсомольскому проспекту, о ко­тором с такой гордостью говорил мне шофер.

Где-то рядом заструился, тоже на поверхности, по­ток мыслей о том, как сейчас я впервые в жизни погру­жусь в бездну переговоров о работе без спасительного скафандра рекомендательных писем. Смутно заколеба­лись медузы опасений, морским ежом закололо лю бо­пытство: вот иду я, не зная, к кому, не зная, что мне предложат, не зная...

Да: не зная даже толком, чего я намерен просить!Тут же расплывались окрашенные удивлением срав­

нения с прошлым.Почему меня так поразила чистота в УВД? Разве это

не естественнее, чем заплеванные лестницы и обшар­панные коридоры, например, парижской полиции в мое время, в тридцатых годах?

Беглую усмешку вызвало представление о том, как нелепо выглядел бы там, в Париже, цветок на окне, и как парижане, будь они приучены к другому, возмуща­лись бы вековыми напластованиями грязи в своей пре­фектуре.

Снова вспомнились страшные очереди людей с за­травленными глазами, иностранцы всех племен без за­щиты, угрю м о ожидающие: дадут им право на труд, то есть право рыскать в поисках работы, или откажут, и тогда...

И тогда...

77www.perm-book.ru

Впрочем, все мои ожидания, сравнения и догадки плескались снаружи, на глади души. Внизу же, в густой синеве, катились волны глубинного течения: странной радости, захлестывающей разум и волю.

Такой радости я никогда не испытывал.Я даже не знал, что она существует.Впервые в жизни я захлебнулся в ней при пересече­

нии границы и чуть позже, в Московском Кремле.Сумасшедший восторг, известный лишь тем, кто пос­

ле страшно долгой разлуки возвращается на родную землю, накатывал на меня девятым валом, взметывая и разбивая в мелкие брызги обманчивый покой. И я чув­ствовал, как мое лицо расплывается в блаженной улыб­ке, а все вокруг начинает умилять так — чохом, без разбора и критики, что аж во рту делается сладко, точно я пососал мармеладу.

Вот навстречу идет сутулый старик.Какие очаровательные у него морщины!Вот он смачно плюнул на тротуар.Какой прелестный плевок!Любопытно: в те минуты небывалой размягченности

мой язвительный двойник притаился в уголке и при­умолк. Видно, и вправду было в моих чувствах что-то — не подберу другого слова — священное.

Все, что меня окружало, я видел вдвойне: таким, каким оно было, и еще совсем иным, нежно-розовым.

Желтый дворец с треугольным белым фронтоном запечатлелся в моей памяти розовым.

Серый шпиль вдали я тоже запомнил розовым.А уж ножки женщин без шуток оказались чудесным

сюрпризом: словно все Золушки государства пошли мне навстречу.

Среди русских эмигранток многие были очень кра­сивы; но я почему-то всегда считал стройность икры,

78www.perm-book.ru

www.perm-book.ru

изящество лодыжки и маленькую узкую ступню приви­легией латинской расы.

Здесь я убедился, что это было ошибкой.С голодной жадностью глядя по сторонам, я, в то

же время, ни на минуту не забывался и радовался, на­талкиваясь глазами на то, чего никак было не вообра­зить по линиям на бумажке.

Все шло правильно.Вот широкое крыльцо дома с четырехугольной вы­

ступающей над крышами башней.Если бы кто-нибудь мне сказал, что в этом здании

я буду работать...А вот и парк. Темная чугунная ограда, белые столбы,

каждый из которых увенчан шишкой, напоминающей ананас: элегантно, прямо будто в столице.

Повернув к воротам, я тут же умудрился налететь на человека:

— Пард... Простите! — пробормотал я сквозь зубы.Получилось невнятное «ссст».— Здравствуйте... — с удивлением ответил он и про­

шел.Получилось тоже невнятное «ссст»....Мое привычное «простите» мне пришлось впослед­

ствии заменить более принятым «извините». Слишком многие изумленно оглядывались на мое невнятное «ссст» (простите) и с рассеянной вежливостью отзывались: «ссст» (здрасте)...

Пройдя шагов двадцать по асфальтированной аллее, пестрой от весенних перекрестных ручьев, я решил не­много упорядочить свои мысли и чувства: очень уж хаотично толкались их рои.

Выбрав скамейку, я, на всякий случай, отряхнул ее носовым платком, сел и огляделся по сторонам.

Полное отсутствие листвы во второй половине ап­

80www.perm-book.ru

реля вновь обожгло меня страхом перед будущими мо­розами.

Но даже без листвы было заметно, какие разные меня окружают деревья.

Вот сверкающее серебро в пятнах черни: прослав­ленная, столько раз воспетая русская красавица береза!

Вот лилово-розовая, точно отполированная искус­ными мастерами, колонна: впоследствии я узнал, что это — рябина.

Особенно заинтересовал меня старый тополь. Ветки вверху были серо-зеленоватые, гладкие, зато ствол — мощный, черный, весь в трещинах. И казалось, что на огромной высоте дерево, разочаровавшись в себе, пу­стило по собственной прихоти побеги другого сорта.

И еще одно я увидел вверху.На развилке некоторых ветвей было накручено

что-то непонятное, овальное, и вокруг черных на голу­бом фоне пятен с карканьем метались черные птицы.

В орнитологии я не силен.По внешнему виду птицы напомнили мне воронов.И мгновенно сказалось влияние мрачной славы и

имени: мне вспомнилась прекрасная баллада Эдгара По с ее безысходным рефреном «никогда больше». Вспомнилось поверье, будто ворон — вестник не­счастья...

Я хмуро следил за мирными хлопотами черных ле­тунов.

Не зная знаменитой картины Саврасова (если что- нибудь неизвестно на Западе, так это — русская живо­пись), а следовательно, и того, что каркающие птицы — не могильные вороны, а как раз наоборот, жизнеут­верждающие грачи, я строку за строкой, по-английски, повторял стихи, посвященные смерти и ночи, до тех пор, пока вместо невесомой дымки радости меня не оп­

81О О, Волконскаяwww.perm-book.ru

лели омерзительные щупальцы сосущего одиночества.Я подумал: «Даже этими стихами мне будет не с кем

здесь поделиться. Кто может их знать? По-русски, и то...»

А двойник, высунувшись из пыльного уголка сердца, с насмешкой пробормотал еще одну иностранную фразу:

— Ти Газ уои1и, Оеог^ез ОапсНп! *Я опустил голову.Кажется, музыка по радио звучала и раньше. Но то

ли она гармонично сливалась с пейзажем, то ли я вре­менно оглох от переживаний.

Факт тот, что услышал я звуки радио вдруг. И тут же ощутил словно толчок от внезапного перемещения во времени и пространстве.

В по-весеннему зябком, малолюдном в этот день и час парке уральского города гремело аргентинское танго. Аргентинский, надоевший мне, женский голос пел аргентинскую, надоевшую мне, мелодию, популярную во всей Латинской Америке.

Я не ожидал, что услышу эту банальную музыку здесь, в романтической советской Перми.

М иг — и я очутился вновь в Уругвае.Я никуда не уезжал. Россия оставалась для меня за­

гадкой, недосягаемой экзотикой, мечтой детских лет. И в душе, на выжженном месте, привычно легла тяжелая боль, без которой я не помню себя: ностальгия, тоска по незнакомой мне родине.

Привычно чужой для всего, что меня окружало, я си­дел на привычно чужой садовой скамейке и слушал при­вычно чужую мне музыку.

* Ты этого хотел, Ж о р ж Дандэн! (ф р.)

www.perm-book.ru

Щ иплющий холодок уральского ветра вернул меня к действительности.

Однако за ту минуту, в течение которой мечта по­казалась неосуществленной и все— не на самом деле, ощущение одиночества, начавшее было стискивать меня, когда я принял грачей за воронов, успело разжать мус­кулы и бессильно упало у ног. Я снова был настроен бодро, слегка иронически, готов ко всем неожиданно­стям.

Так мне, по крайней мере, представлялось.Не подымая глаз, я стал следить за быстрой возней

теней на земле.Только тут, разглядывая движущуюся проекцию на

плоскости, я заметил, что каждая из веток и веточек над моей головой вся покрыта своеобразным узором, поч­ками, готовыми лопнуть, острыми, вроде мельчайших сучков.

Легкое колебание теней увлекло меня. Я сидел, смотрел и с усмешкою думал, как это меня здесь со­бираются научить танцевать и не было ли в той фразе двойного, скрытого смысла.

Вдруг на зыбкий карандашный рисунок у моих ног чернильным пятном надвинулась другая тень: челове­чья.

Я поднял голову, и — не поверил глазам: передо мною стояла цыганка.

Трудно описать степень моего удивления. Кажется, никакая сверхъестественная фигура не поразила бы меня так, как эта обыкновенная янтарная Эсмеральда, с кирпичным румянцем и глазами луксорского сфинкса, точно такая, каких я видел всюду на свете.

Цыганка протягивала мне руку с характерно краси­вой, свойственной ее народу свободой движений, и мно­гословно, связно-бессвязно, точь-в-точь, как любая и^

83 6*

www.perm-book.ru

ее парагвайских сестер, уговаривала погадать. Только и разницы, что лопотала она не по-испански, а по- русски.

Я не мог отказаться.Я знал, как обводят вокруг пальца дураков старого

мира.Мне захотелось узнать, как это делается здесь, в но­

вом мире.Две подруги скромно отошли в сторонку и ждали.Гадалка подсела ко мне, взяла мою руку и приня­

лась разглядывать линии на ладони, не прекращая бол­товни и то и дело бросая взгляды )лне в лицо, чтоб про­верить: попала? не угадала? При этом она настойчиво, по нескольку раз повторяла:

— Понимаешь? Понимаешь? Понимаешь?И от этого «понимаешь», звучащего, как заклинание,

я переставал понимать даже то, что было понятно.— Вижу дорогу, — сказала она твердо, и на долю

секунды я усомнился: полно, точно ли все это — лишь знание человеческой психики и обман?

Она же, удостоверясь по моей физиономии, что за­р я д — в яблочке, повторила еще тверже:

— Но дорога уже позади. Впереди — хлопоты в ка­зенном доме. Понимаешь?

Через некоторое время я сообразил, что при том, сколько ездят по Советской России современные граж­дане, сказать «дорога» и даже «дальняя дорога», зна­чит не сказать ничего.

Но в тот день цыганка меня озадачила.Продолжая говорить быстро-быстро, она взглядом

вынуждала меня смотреть ей в лицо. Ни потупиться, ни глянуть в сторону не удавалось. Изжелта-коричневые глаза сфинкса из-под тенистых ресниц держали в плену мои несчастные зрачки.

84www.perm-book.ru

Сознавая, что облегчаю ей задачу, я не выдержал!— Скажи, а встречусь я еще с... с известной особой?Думал я, естественно, о красавице, которую встретил

утром.В юности я баловался хиромантией, поэтому заметил:

линия ладони, по которой она провела концом смуглого пальца, была действительно линией сердца.

— Вижу любовь, — заявила она безапелляционно.— Вот здесь, большая любовь, понимаешь? Понимаешь?

Значит, работала она по-своему честно.Мне расхотелось слушать о себе и очень захотелось

узнать о ее жизни, о ней.— Как вы здесь живете? — перебил я ее лепет. — -

Кочуете?Она споткнулась, точно на всем бегу я сунул ей под

ноги ветку.— Мужья работают... иногда...— А не жаль вам кочевой жизни, приволья?Она снова устремила на меня взгляд. Он был бе­

шеный.— Захотим, снова пойдем. Никто нас не принуж­

дает, понимаешь?Видимо, я ей надоел. Отгородившись от меня непро­

ходимым частоколом своих «понимаешь», она уверенно сказала «тариф».

Я расплатился, и они втроем ушли по аллее. Ш ирокие цыганские юбки метались вокруг тонких лодыжек, по климату в теплых чулках.

Я не успел задать ни одного из вопросов, которые только теперь замерцали в мозгу.

Мне стало досадно.Ш ироко шагая, как всегда, когда сержусь на себя,

я решительно пересек сад.И, выйдя за дощатый забор, ничем не похожий на

85www.perm-book.ru

чугунную ограду с Другой стороны, очутился на улице, ничем не похожей на Комсомольский проспект.

То есть, сходство, конечно, было. Те же прохожие, тот же русский язык, то же весеннее разнообразие на­рядов и пестрота то мокрой, то сухой мостовой. И так же странно впереди меня город обрывался поперечной полосой сизого леса, только здесь, вместо шпиля, по­средине виднелся рыжий взлобок холма.

Зато постройки...Такой архитектуры я не видел еще никогда.Все кирпичные дома были выполнены словно в двух

планах, с непонятно углубленными и непонятно высту­пающими плоскостями, почти все в двух светлых цве­тах: желтый с белым, оранжевый с белым, фисташковый с белым...

Если верить плану, я находился за квартал от места, к которому направлялся.

www.perm-book.ru

VIIIо свободе и выборе

в недоумении оглядел пе­рекресток.

Здания были доброт­ные, двуплановые, двух­цветные. Они явно стояли здесь лет сто и явно не годились под учрежде­ния.

Я решил было спро­сить прохожих, но пред­почел другой метод: вы­звал в памяти женщину, которая нарисовала мне план.

Могла она по бестолковью напутать?Нет!И я без колебаний направился к дому, с виду наиме­

нее подходящему, но помеченному крестиком на бу­маге.

Я оказался прав.Черная доска с золотыми буквами выглядела на­

столько официально, что, не прочитав еще, я понял: здесь!

87www.perm-book.ru

Все же это было невероятно.За стародавней подворотней апельсинного цвета от­

крывался двор, как у французского фермера. Кругом теснились кирпичные постройки в лишаях застарелой известки, торчали балки, непонятные выступы и углубле­ния в стенах. В дальнем углу темнел проезд куда-то вглубь, а перед носом у меня терпеливо дремала кос­матая лошадка, привязанная к дощатой будке, кладов­ке, что ль.

Учреждение — в таком здании? Да, это показалось мне в тот день невероятным.

Но я не дал сбить себя с толку. Я хладнокровно дер­нул узенькую дверку сбоку, толкнул вторую, внутрен­нюю.

И очутился в крохотной передней.На одной из стенок висела полированная рамка. За

стеклом пестрело что-то непонятное: стихи, отпечатан­ные на машинке, виньетки и рисунки цветными каран­дашами от руки, все — посвященное Восьмому марта, празднику, о котором я слыхом не слыхал за грани- ницей.

Вверху крупными буквами красовалось название: «За кадры».

Передо мной была первая в моей жизни стенная га­зета.

И вдруг мне чрезвычайно, прямо сказать не могу как, понравилась окружающая мешанина стилей, пере­тасовка времен и эпох. Вспомнились стандартно-безлич­ные здания правительственных учреждений в странах, где я побывал, и, заодно, — роскошные квартиры, пу­стующие из-за высокой аренды (а рядом, тараканами в щелях, люди в хибарках). Жилищный кризис, сообразил я с маху, протекает здесь не по-западному и решается иначе.

88www.perm-book.ru

В канцелярии секретаря я уже и ухом не повел, уви-4 дев возле приличного кожаного дивана— платяной шкаф, приспособленный для бумаг. Мне надоела роль гражданина, воскликнувшего при виде жирафа: «Не может быть!» Я сказал себе: в смысле обстановки здесь пока что может быть — все.

Но я был не в состоянии отбросить привычку дога­дываться о назначении вещей.

При виде дверей, обитых чем-то вроде кожи, я от­метил: ого, звукоизоляция!

Поморщиться при мысли о секретности предстоящих переговоров мне не пришлось: за дверью повысили го­лоса, стало слышно каждое слово. И, плюнув, я по­клялся отложить все умозаключения до тех пор, пока не разберусь в том, что меня окружает.

Разбираться же, прямо сказать, было в чем.За машинкой у окна сидела девушка. Еще не видя ее

лица, я оценил тщательный беспорядок кудрей и новиз­ну бледно-сиреневого свитера, связанного так хитро, что получились одноцветные клеточки. Когда же она обер­нулась, я увидел, что она подходит под западное поня­тие секретарши и по внешности: ей было лет двадцать и она была очень мила.

— Вам к кому? — осведомилась она и доверчиво произнесла одно за другим два мужских имени-отчества на выбор.

Тут только я понял, до какой степени вымотан. Не навались на меня это страшное утомление, я бы непре­менно пошутил с ней. Я бы невозмутимо повторил одно из имен и с интересом подождал бы, что выйдет.

Вместо этого я необычайно кротко и кратко объяс­нил свое дело, не упомянув лишь о том, откуда при­ехал.

Она подумала.

89www.perm-book.ru

— Тогда вам лучше прямо к басиль-Палычу, ну, к товарищу Антонову, — решила она, взвесив на внутрен­них весах что-то мне неизвестное, и качнула головой.— Подождите, сейчас он освободится.

Она занялась своим делом.Я смотрел на нее и, распустив все мышцы души, тупо

соображал: чего мне в ней не хватает?В голове вяло плавало два случайно известных мне

русских термина из металлургии: кипящая сталь и успо­коенная сталь. Но я чувствовал: напрягись я — и мой мозг возмутится, упрется всеми четырьмя копытами в мостовую и — ни шагу!

Я не напрягался.Внезапно меня озарило: отсутствие кокетства!Я никогда не пользовался успехом у женщин: недо­

статочно высок ростом, слишком нервен, может быть, чересчур деликатен... Характер мужчины женщина чув­ствует на расстоянии, как насекомое — антеннами, при­чем частенько принимает грубость за силу (скажем так, быка — за льва).

Силу же она обожает.Только ведь кокетничает-то женщина как раз с тем,

кто ее не волнует. И со мной, именно потому, что сна­чала меня не любили, все обязательно принимались ко­кетничать. Зато потом... Если только я давал себе труд добиться любви...

Я привык к этому, привык к виду кипящей стали.Здесь сталь была успокоенная.Как мужчина, я до такой степени не существовал для

этой девчонки, что в какую-то минуту это меня оскор­било. Ни взглядика в мою сторону (хороша, а? нрав­люсь?), ни движения руки, машинально поправляющей локон (так еще красивее, правда?). Сидит, стучит по кла­вишам своей машинки, словно и нет перед ней существа

90www.perm-book.ru

противоположного пола. Ёще чего доброго, чулок себе начнет поправлять.

Прошло несколько минут.В мозгу, отдохнувшем и снова отправившемся по

каменистому пути анализа и догадок, начало прояс­няться.

— Вы — замужем? — спросил я отрывисто.Ее изумление могло относиться ко всему на свете:

к тому, что меня заинтересовал именно этот вопрос, к моей неожиданной словоохотливости, к нерусской инто­нации речи...

— Да, конечно, — она растерянно глядела прямо на меня и явно продолжала не видеть во мне мужчину. — А что?

— Нет, так... А дети у вас есть?Я знал уже, что попал, и испытывал пренебрежитель­

ное удовлетворение человека, который — щелк! — и раскусил чей-то характер.

В самом деле, сталь, только что успокоенная, так и закипела, заискрилась. Молоденькая мамаша, без ума от живого чуда — существа, которого нигде, никогда не было и которое вдруг ожило в ней и появилось на свет, трогательно-беспомощное, забавно-требовательное — молодая мамаша увлеченно принялась объяснять мне, до чего трудно с детьми, особенно если они, как Ла­рочка, плохо приучены обожающ им дедом и все про­сятся ночью на ручки... Такой восторг, такая озаренность была в ее лице, словах, самом голосе, что я, безнадеж­но глухой к прелестям семейной жизни, кажется, не устоял бы: что-нибудь да понял.

Мне не дали времени.За стеной раздались шаги.Дверь, обитая дерматином, раскрылась.Я встал.

91www.perm-book.ru

Два человека по>кали Друг Другу руки.Один, полный, с лоснящимся, кирпичного цвета ли­

цом, на ходу озабоченно ероша короткие волосы, ушел.Второй остался на месте.Он повернулся ко мне.Обладай я властью и приди ко мне неизвестный че­

ловек по неизвестному делу, я бы не подобрал более подходящего взгляда. Ни любезности, ни сухости: дело­витость.

В ту минуту, помню, меня словно водой с балкона (миг и — ничего, а ты-то мокрехонек) обдали два со­вершенно различных сожаления: первое — что я попа­даю в его руки, так как, видимо, ему решать, где и кем я буду работать; второе — что нам не суждено побол­тать о том, о сем, как добрым друзьям.

Этого мне его взгляд никак не обещал.— Вы ко мне? — в голосе было то же выражение,

что в глазах. — Проходите. Садитесь. Слушаю вас.Комната была пуста. Несгораемый шкаф в углу, кар­

та Пермской области на стене. И больше ничего.Мы сели лицом к лицу, оба — заложив ногу на ногу,

разделенные столом.Сильнее обычного растягивая слова, я объяснил ему,

по какому вопросу решился его побеспокоить.Ни один мускул не шевельнулся на его лице, когда

я назвал себя и сообщил, откуда приехал. Точно он только и делал, что беседовал с людьми, покинувшими родину сорок лет назад и вернувшимися сегодня утром!

— 51 мог бы, конечно, отложить встречу с вами до завтра, — заключил я и судорожно сцепил руки вокруг колен, подавляя желание начать жестикулировать или хоть потрясти в воздухе повисшей ногой. — Но меня информировали... И мне показалось...

Запутавшись во всех этих «я, мне, меня», я умолк.

92www.perm-book.ru

Он выжидал: не соберусь ли я дальше ковылять язы­ком. Но силы оставили меня. Я был не в состоянии что- либо прибавить.

Выражение его лица изменилось: недоумение сде­лало его как будто суровее.

— Почему нас не известили о вашем приезде? — спросил он, видимо, сам себя и пояснил: — Это было наше дело — позаботиться о вас. Но нам ничего не со­общили.

Его «мы, нам» прозвучало так, что я огляделся, ища остальных.

— Кто вас встретил?Я выпятил нижнюю губу, вздернул плечи и выкатил

глаза под приподнятыми бровями.Сыпать наугад всплывшими в памяти названиями со­

ветских учреждений не было настроения.Я смотрел на него, неистово тряс ногой и молчал.Не знаю, сколько времени длилась пауза.— Попробуйте вспомнить имена встретивших вас

работников, — предложил он медленно. — М ожет быть, нам удастся что-то выяснить. Поймите. Это важно. Про­сто чтобы не дублировать работу.

На этот раз его «нам» значило: «вам и мне».Я почувствовал: моя мокрая одежда, вдруг высох­

нув, встала коробом, вроде картонной. Впечатление со­здавалось предельно странное: будто двое совершенно равных беседуют между собою о деле, одинаково ин­тересующем их обоих.

Я не вынес этого равенства и внутренне соскользнул на позицию попривычнее: он, высший, решает, мне, низ­шему, надлежит слушать и выполнять.

Упавшим голосом я забормотал все запомнившиеся с утра имена и фамилии. Даже незначительную Марик* Ивановну помянул.

www.perm-book.ru

Едва я раскрыл рот, мой собеседник умолк, давая мне досказать все до конца.

Выдержка у него была, кажется, не железная, даже не стальная, а из какого-то сплава потверже.

И тут на столе, разделявшем нас, как черная про­пасть, зазвонил телефон.

— Извините. Минутку.Никогда еще, приходя по делам, я не испытывал

подобного облегчения от перерыва в разговоре. Веж­ливо показывая, что не имею намерения подслушивать, я встал и отошел к карте Пермской области на стене.

Мысли прыгали одна через другую, как подростки при игре в чехарду.

Чтобы получить хорошее место, нужно было ему понравиться: в чем-то непринужденно польстить, ска­зать что-то приятное.

В этом убеждала меня вся предыдущая жизнь.Но чтобы понравиться ему, был необходим пустя­

чок: разгадать его.А этого-то я и не мог.Среднего роста, широкий в плечах, он держался

очень прямо.Одет он был так, что многие на Западе позавидо­

вали бы его строгой элегантности.И по внешности он был, в общем, хорош. Бледное,

удлиненное лицо, высокий, еще продолженный залыси­нами лоб, темные волосы с проседью на висках, густые черные брови, темные глаза.

Увы! Все это не говорило мне ровнехонько ни о чем.А приходилось спешить. В любой миг он положит

трубку, будет поздно.Боже, до чего легко я расшифровывал своих рабо­

тодателей на Западе! До чего схожи были там харак­теры людей, дававших мне работу! Каждый считал себя

94www.perm-book.ru

необыкновенным, выше всех остальных. Каждый в ю но­сти мечтал, например, о справедливости (правда, обычно только для культурных людей). Годам к тридцати у каж­дого за спиной обычно уже высился горб из сделок с совестью, так называемых компромиссов, без которых не проживешь.

Для определения ума у меня там был свой безоши­бочный метод. Я судил по первой реакции на визитную карточку с княжеским титулом. Если субъект разевал рот и приподнимался со стула, я цинично зачислял его в категорию удобных для себя дураков. Если он усме­хался— я тоже усмехался, но делался осторожным, так как уважение мое значительно возрастало.

Да, на Западе все было просто.Зато здесь...Секунды бежали, я невидящим взглядом уперся в

стену, ощущая бег времени, как стук пульса в руке.«Из интеллигентной семьи! — решил я, наконец, лихо­

радочно.— Ну, конечно! Он же пропитан культурой, как к весне соленый огурец — рассолом. Такое приобре­тается только с детства».

Шепни мне кто-нибудь, что его родители, напротив, крестьяне — то-то б я растерялся!

Но никто ничего мне не подсказывал, и, воображая, будто основное разгадано, я вздохнул с облегчением. Словно книга с интересующей суперобложкой приот­крылась, и я глянул на одну из ключевых страниц по­вести.

Я отвернулся от стенки.Он положил трубку.Я проклял воспитанность, помешавшую мне понаб­

людать за ним, но боги ко мне благоволили: не успел осесть рычажок, телефон зазвонил снова.

Р н не извинился, не сделал общепринятое движение

9*www.perm-book.ru

покорности судьбе (плечи вверх, кисть — в сторону ап­парата, все вместе значит: «Сами видите, я бы рад, но — что делать!»).

Без жестов и слов он просто снял трубку.Стоя у стены, я бесцеремонно глядел на него во все

глаза.Однако лицо его сохраняло неподвижность, глаза

смотрели внутрь себя, как бывает при телефонных раз­говорах, реплики же звучали невразумительно, хотя и чрезвычайно категорично.

— Да. Нет. Нет, этого мы не можем. А, это — дру­гое дело, это мы выполним. Договорились. Да.

Нет, да, можем, не можем... Ни одной фразы с ко­зьей («бээ... как бы вам сказать?») или коровьей («мм... посмотрим») интонацией.

Этот кокос был мне пока не по зубам.Он положил трубку, встал, обошел стол, приблизился

ко мне — я заметил, что ступает он по земле как-то очень уверенно.

Говорить он начал, еще не дойдя до меня:— Вот как мы сделаем: прежде всего разберемся в

этой путанице, кто вас там встретил. Кто-то из город­ских властей. Но — почему? Завтра во второй полови­не дня все будет ясно. Тогда подойдите, поговорим о работе. У вас какая профессия?

— Последние годы работал бухгалтером.— Бухгалтеров у нас не хватает.Он поколебался и прибавил чуть медленнее, вгляды­

ваясь в мое лицо:— М ожет быть, для начала, чтобы освоиться в на­

ших условиях, вам лучше поработать на низовой долж­ности? Скажем, кассиром?

— Вам видней, — ответил я вяло, карьерой, кажется, для начала не вышло,

96www.perm-book.ru

— Вы не сказали, как вас устроили с жильем: удоб­но вам будет? хоть на первое время?

В вопросе звучала озабоченность.Мне она была непонятна.Впрочем, непонятной была вся ситуация.Это новое, непривычное, начинало угнетать, в душе

по крохам скапливалось раздражение, пока еще без точного адреса.

Я хотел ограничиться не очень утвердительным кив­ком и пожатием плеч.

Но, едва я это решил, мои губы расклеились и мой голос с неприятной, скрипучей вибрацией произнес:

— Вы, конечно, понимаете, что, решившись ехать в Советский Союз, я не рассчитывал на удобства...

Тотчас я прикусил язык.В темных глазах моего собеседника что-то зажглось.

Вроде вспышки магния: внезапно и мгновенно. Я не успел разобрать, что это было: внезапный интерес? сме­шинка?

Мы стояли боком к стене, у самой карты области.Он очень естественно повернулся к карте.— Вы разглядывали наши места. Наверное, вас уди­

вило: столько речек с окончанием на «ва»? Усьва, Сыл- ва, Лысьва, Ласьва...

— Да, — сказал я глуповато.Только тут, взглянув прозревшими глазами, я увидел

этот разрисованный кусок бумаги с голубыми змейками рек, с красным, расползшимся пятном областного цент­ра, с кружками городов и сел, все — на фоне бесконеч­ного зеленого, а подальше к востоку — сгущающегося коричневого.

Урал...— Здесь, на севере, — показал он рукой, — сплош­

ные лесные массивы. За целый день не встретишь еле-

977 О. Волконска:www.perm-book.ru

дов человека. Л заблудишься, вообще можно больше не выйти.

— Постараюсь не заблуждаться, — возразил я с усмешкой.

В его глазах снова вспыхнул и погас огонек.Позднее я понял: он не ожидал, что я способен на

игру слов по-русски.Тогда это мне в голову не пришло.Я продолжал исподтишка наблюдать за ним. Он,

отойдя за стол, продолжал говорить со мной: расспра­шивать... рассказывать...

Я тоже сел.Стол вновь разделял нас. Сейчас его поверхность

совсем не выглядела непроходимой пропастью между нами. Получалось то, чего никак, вот — никак не обещал вначале его взгляд: болтовня о том, о сем, дружеская болтовня по душам. И сколько я ни пытался соскольз­нуть на привычную субординацию (работодатель — на­емник), он мне этого не позволил.

Помню, меня поразило: перейдя от строго делового разговора к непринужденной беседе, он не изменился. Не стал любезнее или мягче, улыбнулся всего раза три. Правда, улыбка выглядела не механически вежливым сокращением мышц, а непривычно искренней и веселой.

Врезалось в память любопытство, совсем мальчише­ское, немного озорное, когда он спросил:

— Какое у вас впечатление от страны? От того, что вы у нас видели?

Я замялся. Впечатлений было — груда. Но — что вы­брать?

И вдруг мой язык снова сам собой произнес:— Женщины.Его лицо стало серьезным.Он не понял.

98www.perm-book.ru

Удивляясь сам себе, я скрипучим голосом пояснил:— Меня поразили женщины на тяжелой работе.

Мостят улицу, таскают камни.Я лгал. Ничего подобного я еще не видел. Просто от

усталости мое беспредметное раздражение сосредото­чилось на нем и неудержимо потянуло сказать ему веж­ливую пакость.

Поэтому я и повторил фразу, вычитанную на Западе из газет.

Когда же мои слова прозвучали в этой пустой ком­нате и я услыхал их словно со стороны, я оторопел.

Что-то будет?Он не то чтоб ссутулился, но плечи его заметно отя­

желели.— Война! — произнес он, кажется, забыв обо м н е .—

Война! — Лишь позднее я понял, какое отношение име­ла война, выигранная Россией за пятнадцать лет до на­шей встречи, к моему комариному укусу. А тогда я только увидел — это было очень отчетливо: он прини­мает родную страну всю, целиком, не отрекаясь ни от чего, что в ней осталось дурного, и не примиряясь ни с чем. «Что хорошо — хорошо, что плохо — сделаем луч­ше», говорил его пасмурный взгляд.

Я притих.«Значит, с карьерой пока что не выйдет!» — еще раз

подумал я трезво.Ничего озорного не осталось на его посуровевшем

лице. И, независимо от собственных опасений, мне стало не по себе. Точно я заехал пятерней в открытую рану, из протеста, против чего — сам не знал.

По-прежнему глядя мне в лицо, он спросил:— Еще что вам бросилось в глаза?Я не собираюсь казаться лучше, чем есть. В ту ми­

нуту, как я сообразил — бояться нечего, я проворно на­

99 7 *www.perm-book.ru

брал кучу убедительнейших извинений себе. Подумав об Антонове, я в один миг провел параллель между нашими судьбами.

«Тебе, голубчик, — промелькнуло у меня в голове,— легко было здесь жить по шаблону, без выбора. Ты и на фронт, если пошел, так тоже в общем порядке. А я? Добиться участия в войне парагвайскому гражданину, каковым я в те годы считался, было почти невозможно. И все-таки я не сдался. Я пошел матросом на грузовое судно СШ А. Пошел потому, что ненавидел фашистов, но, главное, потому, что хотел помочь моей Родине, России. А мой приезд сюда? Сам решился, сам выбрал. Мне есть чем гордиться: свобода выбора...»

Случай пожелал, чтобы немного позже мне расска­зали про товарища Антонова.

Я ошибся: свобода выбора ему оставлялась всегда.1935 год. Ему — пятнадцать лет. Он идет в избачи,

просветители тогдашней темной русской деревни. Д ру­гие ищут славы, денег. Он выбирает борьбу. Борьба идет яростная, жестокая...

1938 год. Ему, мальчишке, предлагают пост проку­рора: деньги, власть и почет. Он — наотрез. И выбирает скромное положение студента высшей партийной шко­л ы — чтобы понять.

1941 год. Вся горечь отступления до Москвы, а в кон­ц е — ранение, контузия и — паралич.

Госпиталь эвакуируют в Пермь.Общий приговор докторов: отвоевался, не встанет.Особое мнение лечащего врача, женщины, которая

его полюбила: нет, встанет!Он выбрал снова борьбу. Но под подушкой спрятал

трофейный пистолет: на случай поражения — послед­няя пуля себе.

Борьба окончилась победой. В 1944 году, переспорив

100www.perm-book.ru

всех друзей и комиссии, он полетел за линию фронта, к партизанам.

А потом, демобилизованный, вернулся к жене — той, что спасла его, — и взял к себе родителей, побывавших в оккупации. В конце сороковых годов это было риско­ванно. Он не струсил.

Да, выбирал он свободно. Узнав его жизнь, я почув­ствовал к нему большое уважение.

Но около пяти вечера /моего первого дня в Перми, когда мы простились, я еще ничего о нем не знал и вы­шел от него утомленный, раздраженный, более того — обозленный. Невероятно, непонятно обозленный.

www.perm-book.ru

на чужой сторонушке рад своей воронушке

I X

ставив за спиною оран­жевую подворотню на улице Кирова, я напра­вился по трамвайному пу­ти к полоске леса, кото­рая перечеркивала город впереди.

Я обращал мало вни­мания на то, что меня окружало. Заметил толь­ко две неизвестные мне газеты. «Звезда» и «Мо­лодая гвардия» висели в рамках, прямо на улице;

их могли читать, не платя ни копейки.Я еще не перестал кипятиться после разговора,

оконченного минуту назад. Что-то смутное, резко ощ у­тимое, бередило старые душевные болячки.

Мне чудилось: товарищ Антонов своим душевным складом начисто отрицает мое право быть таким, каким я до сих пор был.

Это казалось жестоким, несправедливым.

102www.perm-book.ru

В самом доле, как сложилась жизнь моего незадач­ливого поколения?

А вот как.Лет тридцать-сорок назад на любой широте и дол­

готе земного шара вы наталкивались на уродца — бело­эмигрантского ребенка.

У нас были глаза и уши на месте, по две ноги и руки.Одного не хватало нам: родного воздуха вокруг.С раннего детства мы страдали удушьем.Того, кто повредил себе сердце, называют «сердеч­

ник».Для того, кто заразился проказой, придумали слово

«прокаженный».Нас, потерявших родную страну, называли красивым

французским термином от латинского корня: «апатри­ды», люди без родины.

— Грязный иностранец, убирайся д о м о й !— кричали в минуту злости мальчишки тех стран, по которым было растерзано мое детство. И швырялись названием моей национальности, звучавшим, как брань. Это было не­стерпимо, и отвечал я им как умел: маленький — без­утешно ревел, позднее — жестоко бил обидчикам м ор­ды и являлся домой со стиснутыми зубами, весь в си­няках.

Под этот скрежещущий припев я рос, отгороженный от мира, точно посаженный в клетку.

— Русский! — с презрением бросали мне в глаза или шептали за спиною так, что я слышал.

— Ты — русский! — с гордостью твердили родители и старшие эмигранты. — Пусть иностранцы сами занима­ются своими делами. Ты, ты — русский.

Но «свои дела» иностранцев — это была та похлеб­ка, где мы варились, жизнь, что нас окружала. От нее-то и стремились изолировать нас эмигрантские вожди,

103www.perm-book.ru

идеологи белых, желтых и прочих идей, да и сами ино­странцы, давшие нам приют (как унизительно звучало это словечко из лексикона благотворительных заведе­ний: «приют»!).

Для меня в те годы загадкою было все: и понятие «русский», и чем тут гордиться, и чего тут стыдиться. Я метался, искал и мечтал: как бы стать просто своим среди своих, без всяких головоломных вопросов?

Вероятно, не существовало эмигрантского ребенка, который не испытывал бы этих напряженных метаний.

Были дети, рожденные за границей или вывезенные слишком рано. Для них Россия не связывалась ни с ка­ким зрительным впечатлением.

Но и они росли в той же клетке «это не твое дело, пусть их разбираются сами французы (финны, турки, немцы, чехи, поляки...)».

Были дети постарше, как я.Мы кое-что помнили.Каждому из помнивших Россия представлялась по-

разному.Для меня Россией была запечатлевшаяся в шестилет­

ней голове гранитная набережная Невы, необъятная пло­щадь, каналы без счета, мосты, взморье и взвившиеся на дыбы кони Клодта.

Все это казалось совершенно нереальным.Для других Россией была Волга. Или Кавказ. Или

Крым. Все — такое же призрачное, похожее на сон.Однако сон этот обладал страшной властью над ду­

шами.Немногие из нас до конца привыкли к сосущей тос­

ке непрерывного ожидания, чего — мы и сами не знали.Эмигрантское «житье на чемоданах» — какой это, в

сущности, ужас!Многие кончали с собой.

104www.perm-book.ru

Весть об очередном самоубийстве не удивляла. Су­ществование наше тлело настолько тускло и узко, с та­ким угаром всевозможных страхов, безысходности и печали, что, узнавая о еще одном самовольном уходе в землю подростка, нашего сверстника, мы ощущали лишь озноб понимания и задавали себе холодный вопрос: «А сам я как? На очереди? Или и дальше буду ползти? Но — куда? И зачем?»

Были такие, что не смирялись. Они пытались разбить клетку, в которую их заточила судьба.

Одни становились гражданами народа, среди кото­рого жили. Правда, официальное оформление бумаг стоило денег, для эмигрантской бедноты оно было не­доступно. Но, называя и чувствуя себя французами, бельгийцами, немцами, эти бывшие русские забывали сон, который мучал их в детстве, и начинали относиться к России с чуть более острым любопытством, чем осталь­ные иностранцы.

Другие, вырастая, принимались отчаянно биться в непроницаемое стекло прошений о въезде в СССР, за­явлений о восстановлении в советском гражданстве.

Третьи прозябали в тесном мирке эмигрантских ин­тересов, эмигрантских забот, все продолжая хватать воз­дух ртом и безнадежно задыхаться.

Четвертые, как я, меняли страны и воображали, что так они уйдут от себя, избавятся от смутного детского сна — и не избавлялись. Но для странствований тоже были необходимы либо деньги, либо удача.

Промчались годы, десятилетия.И вот — еще более похожим на сон, еще страннее,

и — зачем кривить душой? — еще гораздо грустнее ока­залось ощущение: я — в русском городе, я — в России. Я приехал, окончательно приехал, собираться мне боль­ше некуда.

105www.perm-book.ru

И мнё — сорок шесть лет.В то же время — последний разговор утвердил мёня

в этом — сам я больше не русский. Не такой, как дру­гие.

Было еще одно впечатление, менее угнетающее, хотя не менее странное: в Латинской Америке я знал почти каждого, хорошо говорящ его по-русски. Здесь, в Пер­ми, по-русски говорила вся улица. И мне представля­лось, будто я могу обратиться к любому прохожему, заговорить с ним, как с добрым знакомым.

Это состояние продолжалось не менее года.Наконец, прервав внутренний спор с товарищем Ан­

тоновым, я встряхнулся и огляделся по сторонам.Я стоял на высоком берегу полноводной реки.Меня окружали деревья без листьев.— Как называется этот сквер? — спросил я проходя­

щего студента: непокрытая голова, интеллигентное юное лицо с выражением «я самый умный на свете», пуши­стые баки вдоль щек.

— Козий загон...Я не понял.— Как, как?— Сад Решетникова, — поправился он и прошел.Я в недоумении поглядел ему вслед. Он шел упруго,

быстро, как человек, хорошо знающий счет времени.Я засмеялся и повернулся к реке.Опершись о чугунную ограду над крутым откосом,

я с жадностью, отдыхая душой, глядел вниз, на Каму.Тот берег, пока я смотрел на него издали, вставал до

четверти небосклона правильными, точно искусственно вырубленными террасами темно-зеленого и лилово­розового цвета. Отсюда же, с пригорка, он сложился гармошкой, так, что и граней не было видно, и выглядел плоским и низким. Каемка прибрежного песка, желтый

106www.perm-book.ru

взлобок, лес — все казалось на одном уровне, в низине.(Меня до сих пор развлекает эта вечная шуточка За-

камья: издали — крутой берег, чуть ли не вертикаль­ный, вблизи — равнина, пологая, гладкая.)

По мою левую руку далеко-далеко чернели прозрач­ные арки единственного моста через реку: железнодо­рожного.

Справа Кама тоже изгибалась и исчезала за поворо­том лесистых холмов.

Но, неожиданно, не ее спокойная красота, пронизан­ная непривычно бледным сиянием северного солнца, разбередила мне душу, а нечто совершенно иное.

Вот уж в голову б не пришло!Косогор под ногами, неровно бегущий вниз, к ж е­

лезнодорожному полотну, и дальше, к реке, порос ку­старником и травой. Трава среди голых сучьев удивляла. Вся измятая, словно опухшая от воды, со сломанными стеблями, мертвая желтизна которых грустно выделялась на блекло-зеленом фоне — откуда она тут взялась?

Кое-где под кочками лежали грудки серого снега. Правы писатели: он, действительно, ноздреватый и по­хож на поваренную соль.

Дела на сегодня были кончены. Возвращаться в не­знакомую семью Рыбаковых, мешать им жить, прину­дительно проникать во все новые тайны здешней жизни? Нет, увольте!

Оставалось вот это: дышать, смотреть, одному бро­дить по городу, исподволь пропитываться воздухом страны^моих предков.

Я возвращался по улице, по которой вышел на берег.В саду слева чернели туи под гигантскими тополями

и росли аккуратно подстриженные кусты. Их ветви были настолько живого розового цвета, что я остановился, вгляделся: не распускаются ли первые почки?

107www.perm-book.ru

Ничего не распускалось.У входа в сад на тротуаре поперечной улицы стояла

толпа.Смешиваться с толпой не хотелось.Я перешел на другую сторону, медленно, не спеша

миновал сберкассу и аптеку, дошел до выступающего вперед четырехугольного крыльца с надписью: «Почта, телефон, телеграф».

Поднявшись на крыльцо, я приостановился, вежливо пропуская людей.

Народу валило столько, что дверь не хлопала: она просто не закрывалась.

Поняв, что всех мне не пропустить, я совсем было решил проскользнуть внутрь, толкнув очередного посе­тителя, но почему-то обернулся и увидел: по ступенькам крыльца всходили двое.

Одного — молодого, с прямыми русыми волосалли, без шапки, по-славянски высокого и ладного, я видел впервые.

Второй...Второй был тот самый знакомый незнакомец, что так

заинтриговал меня утром.Они шли прямо ко мне, точнее, к дверям почты.Говорил молодой.— Так я и ловлю собственный хвост, — приподняв

руку и опустив под прямым углом напряженную кисть, он энергично крутнул ею перед лицом, и я увидел во­очию щенка, кружащегося в попытке ухватить себя за ускользающий хвост.

Голос был чуть с сипотцой, с удивительно беспечной интонацией, взгляд отражал ту же убежденную безза­ботность. «Захочу — на гору вскочу!» — говорил он, ка­залось.— «И никто не будет в силах мне помешать!»

— Поймать-то свой хвост я пойма-аю, — он уверенно

108www.perm-book.ru

растянул последнее слово. — Опасность в другом: несломать бы себе при этом хребет!

Меня осенило. Туман в памяти рассеялся, я вспом­нил, почему смуглый человек мне показался знакомым. Копия дядюшки, мужа отцовой сестры, которого я по­следний раз видел в Париже четверть века назад!

Тогда дядя был как раз в этом возрасте: за сорок. Даже шрам на верхней губе у него, помнится, был.

Тайна разъяснилась тривиально, как в старинном ро­мане миссис Радклиф со средневековыми замками и дамами в белом: физическое сходство, совершенно слу­чайное.

Значит — еще алгебраический пример на неизвест­ное правило?

Нет! Я устал!Но едва я решил потеряться в толпе, глаза наши

встретились. Незнакомец узнал меня. И тотчас на его лице показалось выражение лукавства и сочувствия, с которым он на меня поглядывал поутру.

— А! Наш знаменитый путешественник! Я ж говорю, что возле центрального почтамта можно повстречать лю бого пермяка, даже самого свеженького. Рад вас ви­деть, Александр... Александр...

— Георгиевич, — подсказал я корректно.Мы обменялись рукопожатием. Растянув губы самым

любезным образом, я обдумывал: как бы мне, не нару­шая приличий, сбежать?

Он же... Он, казалось, был в самом деле доволен на­шей встречей.

Вот молодой, тот ничуть не обрадовался. Его глаза сделались точь-в-точь как равнодушная поверхность зе­леной бутылки.

— Знакомьтесь: Дима Котов, подающий надежды мо­лодой инженер, в недалеком прошлом — способный га­

109www.perm-book.ru

зетчик. Александр Георгиевич сегодня только приехал к нам в Пермь, прямо из Уругвая. Обещает снабжать вас, Дима, уругвайскими марками.

Мгновенная химическая реакция произошла у Димы в глазах, словно от резкой встряски перенасыщенная жидкость превратилась в зеленые кристаллы, ярко за­сверкавшие на солнце. Теперь Дима глядел на меня с таким любопытством, что, казалось, он не удержится: вытянет руку и потрогает меня, чтобы удостовериться, что я в самом деле стою перед ним.

— Так-таки из Уругвая? — он тихонечко свистнул.— Папским нунцием я бывал. Патриархом всея Руси тоже. А вот приезжих из Уругвая мне видеть не доводилось!

Я почувствовал: в моем взгляде произошла такая же кристаллизация любопытства.

— Вы были патриархом?Они засмеялись. У Димы обнажились не только зу­

бы, но и десны, до самого верху. Эта неправильность придавала его улыбке тот же характер беспечности, что сквозил в каждом его слове и в самом звуке голоса.

— Это когда я студентом подрабатывал в театре как статист. М ожет, и Уругвай у вас в этом же роде — из пе­сенки «Мы ползем по Уругваю»?

В вопросе звучало веселое подозрение.— Нет, что он уругваец, это точно, — заверил дя­

дюшкин двойник. — И что Хованский — тоже точно. Своими ушами слышал, в официальном учреждении.

Дима смотрел, смотрел...— Фамилия у вас какая... оперная!— Да, Александр Георгиевич, приготовьтесь, — пре­

дупредил мой смуглый ровесник. — Интерес к вам здесь будет большой. Причем исключительно из-за того, что великий русский композитор Мусоргский написал чудес­ную «Хованщину».

110www.perm-book.ru

Дима даже плечами не пожал. У него был свой, осо­бый набор движений, четких, оригинальных, очень выра­зительных. Стершиеся от употребления жесты его, ви­димо, не устраивали.

— Та-ак1— протянул он. — Значит, встретилось двое товарищей по несчастью, оба из-за границы? Привет! И интересный все-таки город — мать наша Пермь!

Из-за границы?Сердце прыгнуло, словно озорник через плетень, и,

не доскочив до верху, свалилось в канаву. Писать дале­ким друзьям расхотелось. Иностранные слова раствори­лись во рту, словно сахар, их место заняли русские.

Итак, судьба чрезвычайно любезно предоставляла мне возможность задавать любые вопросы, не чувствуя себя дураком. Спеша убедиться, нет ли здесь ошибки, я стремительно высыпал первую порцию.

— Вы— репатриант? Как, что, откуда? Как назы­вается учреждение, где мы встретились утром?

— Райисполком, городские власти, — ответил о н .— Но вы-то как туда попали, не зная? Вот здорово!

Теперь и смуглый хохотал вместе с Димой. Потом он водворил на место расшалившиеся мускулы лица:

— Отойдем-ка в сторонку, очень уж мы на проходе.В самом деле: мы всем мешали, и все нас толкали.Мы перешли улицу, обошли неубывающую толпу на

на тротуаре.— Это что?— Ждут трамвая. Вас куда поселили?— В Балатово.— Вместе поедем. Я тоже туда.На дорожке парка мой новый знакомый остановился

и, комически утрируя вежливость, ровно настолько, чтобы не нарушать шутливой легкости тона, предста­вился:

111www.perm-book.ru

— Стеклов, Андрей Петрович. Уехал из России в двадцать седьмом году к дяде, в Китай, возвратился в пятьдесят шестом, с женой и семьей. Второй брат, он...

Стеклов умолк, справляясь о чем-то внутри себя, потом добавил с обаятельной простотой отлично воспи­танного человека:

— Вот так. Значит, мы с вами, можно сказать, род­ня. Вы — репатриант с берегов Ю жной Атлантики, я — с Тихого океана. Сейчас мы оба — пермяки, почти такие же, как Дима, который здесь родился и вырос. И, если вам нужна помощь... или просто вас что-то интересует — пожалуйста!

Перспектива была заманчивой.Мешал Дима.Он это понял. Его лицо погрустнело.— По правилам хорошего тона мне, конечно, сле­

дует удалиться...— Зачем?Изумление Стеклова выглядело необычайно убеди­

тельно.— Мало ли о чем вам захочется поговорить!— Дима, оставайтесь, пока вам самому не наску­

чи т!— Стеклов положил руку в кожаной перчатке на рукав Диминого пальто верблюжьего цвета. — Уверяю вас: никому вы не мешаете!

Меня озарило.«В самом деле, подозрительно: два эмигранта выра­

жают желание остаться вдвоем... Умница Андрей Петро­вич! Мне бы в голову не пришло...»

Положив руку на тот же Димин рукав, я даже ле­гонько помял драп, выражая искреннейшую симпатию:

— Конечно! Какие там секреты...И без паузы задал Стеклову нарочито конфиден­

циальным тоном вопрос:

112www.perm-book.ru

— Э-э-э... много здесь таких, как мы с вами? Ну, ре­патриантов?

Кажется, Стеклов прочитал в моих глазах решитель­но все: и об отношении к Диме, и о приступах буйного одиночества, которые я пережил с утра.

— Я вас совсем еще не знаю как человека, — заявил он с поистине советским прямодушием. — Но скажу одно: кем бы вы ни были, одиноким не окажетесь. И ре­патриантов порядочно, и среди прочих граждан есть на­столько разные люди... Словом, не бойтесь: друзья най­дутся. Разве вот самого вас потянет на изоляцию?

Насквозь он меня видел, что ли?— В известных пределах... — пробормотал я, закусив

губу.— В любых, какие пожелаете!— сказал он просто.—

А с работой как: устроились? Вы по профессии...Он снова вопросительно оборвал фразу.— Ба 1 Работа — не проблема! С работой будет вот

так! — Дима точным, быстрым жестом обеих рук пока­зал, как меня рвут на части.

— Последнее время я был в Монтевидео бухгалте­ром. А вообще, жил по-эмигрантски, сами знаете: спе­циальность приходилось менять не раз и не два... в за­висимости от спроса...

Стеклов утвердительно моргнул глазами:— Значит, собираетесь устраиваться бухгалтером?Я гримасой показал, что мне это безразлично, и

вкратце изложил свой разговор с товарищем Антоно­вым.

Предложение стать кассиром вызвало восторг не только у Димы. Сам Стеклов рассмеялся.

— Это была, наверное, шутка. Кассиры здесь, в ос­новном, женская профессия, так же, как, например, во­жатые трамваев.

8 О. Волконская 113www.perm-book.ru

— Не может быть! — вырвалось у меня.Я широко раскрыл глаза, огляделся.Словно наглядное доказательство, перед нами, за

сквозными ветками сквера, проплыл трамвай.Вела его девушка, совсем молодая.Дима, между тем, хохотал. Он аж нагнулся вперед и

замахал перед лицом руками, будто на него накинули невидимую сеть и он пытается из нее выпутаться.

— Скажите, в котором «Гастрономе» вы сядете за кассу? Я буду ходить только туда. Отбивайте мне чеки!

Стеклов, задумавшись о своем, не слыхал беззлоб­ной Диминой шутки.

— Вам что: не терпится продолжать чужие деньги считать? — спросил он меня.

Я сделал прежнюю гримасу покорности судьбе.— У вас же языки! Это — клад !— Стеклов что-то

обдумывал, потом заявил: — Завтра вы придете к нам... Нет, лучше мы вместе поедем в наш исследовательский институт. Вы переводчиком пробовали?

— Не приходилось. То есть, в порядке дружеской услуги, конечно. М ного раз.

— Справитесь, пустяки. Не знаю, есть ли у нас сво­бодные штатные единицы... Посмотрим, поговорим. А не понравится, пойдете преподавать. Такого знатока да не использовать! Вы сколькими языками владеете?

— Английским, французским, испанским, немного финским, немецким... А вы?

— То же самое, минус испанский и финский. Зато плюс китайский.

— Я тоже завтра, на всякий случай, потолкую с на­чальством. Может, у нас?

Руки Димы сделали движение, обозначающее сцеп­ление: полусогнутые пальцы — в полусогнутые пальцы, быстрая проба: крепко? Крепко.

114www.perm-book.ru

— Спасибо...Не могу сказать, чтоб я им поверил. Но мысль, что,

быть может, меня устроят на работу помимо, а то и против воли товарища Антонова, в тот вечер показа­лась приятной.

— Ладно. А что сейчас? Домой? Проводить вас?К Рыбаковым меня все еще не тянуло. Не хотелось

и расставаться с неожиданно найденным человеком той же судьбы, что я сам.

В голове мелькнула мысль, показавшаяся мне лихим озорством.

— Скажите... — я старался, чтоб мой голос звучал непринужденно, и это мне удалось. — Насчет свободы религии не просто... гм... слухи и лозунги?

Если бы я собирался их поразить, я мог быть дово­лен. На моей физиономии скрестились взгляды двух пар глаз: зеленых и черных.

Несмотря на выдержку отлично воспитанного чело­века, Стеклов точно дернулся.

— Вы — верующий?— : поинтересовался Дима.На его лице отражалось одно бесконечное любопыт­

ство.— Нет. Но я люблю свободу во всем. Особенно сво­

боду совести, убеждений.Моя декларация прозвучала крайне неуместно. В по­

пытке смягчить фальшь я, без перехода, спросил:— В Перми есть церковь?Стеклов уже справился с собой, и лицо его и голос

стали прежними: участливыми, чуть-чуть с лукавинкой.— Желаете убедиться?— Я бы... Не знаю вот, разрешено ли...— А чего ж? Хотите, проводим, хотите — объясним,

как доехать. Не заплутаетесь.Я пристально смотрел на Стеклова.

1159 О* Волконскаяwww.perm-book.ru

Он улыбался мне.И, едва я убедился в его готовности идти со мной,

мне расхотелось смотреть церковь.Мы посовещались, что делать.Стеклов высказался за прогулку.— Покажем вам старый город. Если вы не устали...Мы пошли.— Вы откуда эмигрировали? — спросил меня Стек­

лов.— Из Петербурга... То есть, из Ленинграда... Точней —

Петрограда.Он кивнул понимающе:— Где-нибудь в двадцатом году?— В двадцать первом.Словно извиняясь, я прибавил:— Эмигрировал я, конечно, не сам. Родители вы­

везли. А вы?— Я выехал с советским паспортом. Побывал в Гер­

мании, в Англии, во Франции, жил, вообще-то, в Китае. Это длинная история, я вам потом расскажу.

Он рассмеялся:— Слушайте, Дима, и учитесь: классический эмиг­

рантский разговор при первом знакомстве. Встречаясь, эмигранты прежде всего спрашивают друг у друга вот это: где произошел скачок из живой стихии на храни­лище старых вещей.

Дима не отозвался на смех. У него было лицо чита­теля, поглощенного увлекательной книгой.

— А вот репатриантское продолжение. Тоже класси­ческое. Вам, Александр Георгиевич, придется к нему привыкать... Как вы себя чувствуете: без заслуг возне­сенным на небо? без вины низверженным в ад? умилен­ным до сладких слез? разочарованным до горького сме­ха? просто — растерянным?

116www.perm-book.ru

— Растерянным — во всяком случае, — произнес я медленно.

Стеклов помолчал. Убедившись, что продолжать я не буду, он пояснил:

— Не сердитесь за нескромность. Я перевидал мно­гих вернувшихся. Знаю по опыту: каждый воспринима­ет это огромное событие— встречу с родиной — на свой лад. Вроде большой любви: у всех похоже, у каждого по-разному. Одни думают о первой социалистической державе, другие — о России. Одни подавлены сознани­ем невольной вины, другие возбуждены ощущением полноправия, третьи мнят, что, приехав, они сделали кому-то бог весть какое одолжение: дескать, мы по­жертвовали удобствами...

Удар был меток.Мне показалось, что он меня раздевает. Снял пид­

жак, взялся за рубашку...По спине пробежал озноб от холода и злости.— Нет, ради б о га !— прервал я его с неприятным

смехом и точно даже оттолкнул что-то, изображая на­игранный ужас. — Не классифицируйте меня, не то я почувствую себя бабочкой на иголочке. Всю жизнь я прожил сам по себе, никогда не принадлежал ни к ка­ким категориям двуногих.

— Всю жизнь — сам по себе... — повторил Дима. Он повернул вверх ладонь, неплотно приложил к ней со­гнутые пальцы, словно что-то поймал, и внимательно, склонив голову набок, посмотрел на руку, как будто осваивая мое гордое, удивительно глупое выражение «сам по себе».

По-видимому, его жесты были вызваны укоренив­шейся привычкой думать в разговоре объемно, воспри­нимать произносимые слова не плоскими, как чертеж, а наглядными, как макет.

<)*117www.perm-book.ru

На этот раз Стеклов совсем меня не понял. Он уди­вился:

— Извините, не хотел вас обидеть. Просто поделил­ся опытом. Если вам неприятно...

— Нет, отчего ж. Я только предупреждаю вас, что лично меня подобные категории крайне мало касают­ся .— Я врал и знал, что вру. Но посмей кто-то сказать мне об этом, я б ответил пощечиной. Без паузы я про­долж ал :— Как же держат себя особи различных подви­дов: очень по-разному?

Стеклов махнул рукой. Движение значило: «И не описать!»

— Про это я и говорю! — заметил он благодуш но.— Сам я — что? Мы с женой чуть не обнимали нашу зем­л ю — родина! — и бросались на шею всем встречным и поперечным...

— Ничего подобного мне не грозит! — буркнул я с удовлетворением, вспоминая свою злость на товарища Антонова.

— Видели мы и таких, которые некритично, оптом, перенимали манеры и воззрения первого попавшегося пермяка. Встречались и такие, что сразу принимались кипятиться: ах дома, ох улицы, эх обслуживание...

— А что? Они правы! Обслуживание у нас...Дима привел лицо в боевую готовность к ожесточен­

ному спору.— Не о том речь... Вот что поразительно: кто чего

здесь ищет, тот то и находит. Желаете тепла? Будет теп­ло. Вам нужна родина? Получайте. Хотите чужие судьбы вершить? Будут вам общественные поручения. Вроде как в сказках, помните?

Я усмехнулся. Мне подумалось: «Интересно, так же ли он говорил бы, будь мы с ним одни?» Любопытство взяло мою душу в когтистые лапы и уже не выпускало,

118www.perm-book.ru

оно меня не то чтоб грызло, а так, покусывало время от времени.

Стеклов смотрел на меня как-то очень понимающе.— Разрешите дать вам добрый совет?— Конечно, пожалуйста!Я ждал: оглянется он на Диму?Он не оглянулся.И все же, казалось, он взвешивает на весах аптекар­

ской точности каждое неторопливо произнесенное слово:

— Приглядывайтесь ко всему внимательно, но не спешите с выводами. Вы не представляете себе, на­сколько в другой мир вы попали. Другой быт, другие устремления и цели, обычаи и традиции, все, все другое. И исходная точка другая. Кое к чему вы не привыкнете. А многое, что вас резнет, будет изживаться у вас на глазах. И с какой быстротой!

— Действительно быстро, Андрей Петрович, или вы это из вашего известного патриотизма?

Как мальчишка, погруженный в раздумье, Дима про­вел растопыренными пальцами по стене дома, вдоль ко­торого шел.

Стеклов сделал движение рукой в его сторону, точ­но экскурсовод, показывающий публике любопытный экспонат.

— Не замечает! Он — не исключение, многие так. Знаете ли вы, Александр Георгиевич, в какой вы город приехали?

Я глянул на него искоса.Он не смеялся.— Расскажите, Андрей Петрович! — взмолился Ди­

м а .— Я-то здесь родился, мне все уж очень привычно...Стеклов усмехнулся:— С чего же начнем: с плохого или с хорошего?

119www.perm-book.ru

— С плохого, Андрей Петрович! Только с плохого! Сейчас это в моде.

Стеклов помолчал, собираясь с мыслями, потом вдруг спросил:

— Вы любите посидеть в кафе?Я опешил.— Иногда... Конечно... Почему нет?— Временно придется отвыкнуть, — заявил он бес­

страстно.— Рестораны и столовые имеются, но кафе, в западном значении слова, ни одного на весь город *. Теперь другое: с чем у вас ассоциируется тюрьма? Ну, например, с культурой?

Я круто остановился, точно обо что-то споткнулся.Они оба захохотали.— А ведь верно! — воскликнул Дима. — Одна тюрь­

ма, еще царских времен, переоборудована под театр, другая — под библиотеку...

— Не забудьте третью: старый клуб...Стеклов что-то продолжал объяснять мне, кажется,

о клубах и рабочих дворцах, но я на время точно вы­ключился из сети, так сказать, внутренне перегорел.

Тюрьма — и театр?Вновь включился я на слове «поликлиника». Оно за­

жгло мысль, преследовавшую меня с утра, вроде им­пульсов переменного тока.

— Скажите, — перебил я Стеклова. — В городе мно­го врачей?

Стеклов бросил мне быстрый, внимательный взгляд.— После учителей — самая массовая интеллигентная

профессия!

* В 1960 году не существовали ни кафе «Спутник», ни «Д руж ­ба», ни «Космос», ни «Уют», ни другие им подобные. Все они по­строены позже.

120www.perm-book.ru

— Я хочу сказать, — поправился я солидно, — вра­чей— женщин, понимаете, женщин?

Руки Димы пришли в веселое движение, словно на него снова напала туча комаров.

— : Да. Еще одна профессия, ставшая почти исклю­чительно женской, — задумчиво пояснил Стеклов. — Из десяти докторов добрых восемь здесь — женщины. У Димы жена — тоже врач. Видели б вы ее: молодая, хорошенькая, прелесть!

— Почему вы спросили о врачах? — заинтересовался Дима.

— Так... Разыскиваю тут одну.— О, мы вам поможем!Оба засмеялись.— Фамилия вам известна?— Нет.— А специальность? Терапевт? Невропатолог? Хи-

рург?— Не знаю.— Хоть в лицо-то вы ее знаете? — спросил Дима в ту

минуту, как у меня промелькнуло опасение: не подоз­рительно ли выглядят мои поиски и не лучше ли объяс­нить все начистоту?

Желание найти красивую женщину — мужчины это поймут. А вот расспросы о неизвестном человеке в не­известном городе со стороны неизвестного полуино- странца, только-только из-за границы...

Гордо отбросив благоразумную мысль, я ответил, растягивая слова:

— В лицо узнаю. Еще бы!— Ну и все! — пообещал мне Стеклов. — Врачей в

городе сотни. Но вы не унывайте, все равно отыщем вам вашу!

Его оптимизм прозвучал настолько убедительно, что

121www.perm-book.ru

мне в грудь, шипя, вползло новое подозрение: точно ли он, как я, эмигрант? Не обман ли это все?

Впрочем, стоило мне мысленно пересмотреть его движения, слова, весь его облик, как сомнения рассея­лись, оставив легчайший след, вроде змеи на камени­стой тропе.

www.perm-book.ru

урок русской историиX

ы шли по неширокому асфальту вдоль некази­стых домов. От булыж­ной мостовой нас отделя­ли невысокие деревья.

Ни одного современ­ного здания, ничего, отда­ленно напоминающего но­вые постройки или на­рядный бульвар на Ком­сомольском проспекте1

Мои спутники, кажет­ся, очень точно прочита­ли мои чувства:

— Старый центр города. Все, что осталось в наслед­ство от царя, — тон Димы звучал серьезно. — Любуй­тесь, запоминайте! Годик-два, ну, пять лет, и вы не вспомните, как перепугались сегодня. — А вот и ваша церковь.

В самом деле, над нами на пригорке высился храм: ярко-желтые стены, серебряные ребристые луковки.

Я остановился, внимательно посмотрел вверх.В детстве меня водили в церковь: неотъемлемая

часть национального воспитания за границей.

123www.perm-book.ru

С тех пор я давно утратил всякую веру. Влияние по­нятий, вбивавшихся в меня когда-то, сказывалось в од­ном: я не прочь побогохульствовать насчет запутанных семейных дел девы Марии. Но разбирать религию под микроскопом, бесстрастно и научно, не умею...

Сейчас мне демонстрировалась другая свобода: не верить. Стеклов, вернувшийся, как я сам, из-за границы, и Дима, советский инженер, никогда за границу не ез­дивший, обсуждали церковные дела без злобы и без насмешки, именно как дела. В их тоне не бренчало ни благоговение, ни обратная сторона той же медали — кощунство.

Оба соглашались: священник соблазнился легкимхлебом.

— Настоящий же тунеядец! — говорил Дима с каким-то словно удивлением. — Налог с зарплаты платит вот такой. Мы с женой оба вместе по сравнению с ним зарабатываем вот столечко.

— Зачем вы так: тунеядец? Скорее из творческой интеллигенции! Но, конечно, атеист почище нас с вами. Я слышал одного: «На мой век дураков хватит». Он за­явил это беззастенчиво, при своих прихожанах! И ста­рухи — ничего!

Андрей Петрович пошучивал. Но у меня сохранилось впечатление, что разговор этот для н е го — как для нерв­ного человека царапание ногтем по стеклу.

По привычке избегать острых углов в отношениях я собирался сменить неприятную тему. И — передумал. Мне захотелось, чтобы Стеклов сказал нам по чести, что ему так претит в духовенстве.

Я остался пассивным слушателем беседы.— Бабок осуждать нельзя, с бабками дело про­

стое,— продолжал Дима раздумчиво. — Вековая при­вычка. И, конечно, война.

124www.perm-book.ru

— Война!— тяжело вздохнул Стеклов, точь-в-точь так, как часа за два до этого — товарищ Антонов.

Это становилось интригующим.Тайне Стеклова было, видимо, суждено остаться в

этот день неразгаданной.Я не выдержал.— г Война, — заметил я рассудительно, — окончилась

ровно пятнадцать лет назад славной победой советских войск. Почему же в третий раз сегодня я слышу это сло­во: «Война»?

— И в десятый услышите, — пообещал мне Стек­л ов.— И правильно, что услышите.

— Вы-то сами участвовали в войне?В голосе Димы не было и тени язвительности: он хо­

тел информации.— Как умел и как мог. По собственному желанию.

Без малейшего принуждения.Мой вызывающий тон заметно их удивил.— Сам добился, чтобы помочь родине... куда меня

тогда не пускали! — пояснил я, сглаживая неловкость.В голосе прорвалась многолетняя горечь.— Ну, сейчас родина нас с вами пустила, — возразил

Стеклов, и впервые на меня повеяло от него холод­ко м .— Наше дело — не заставить товарищей раскаять­ся. Но войну-то вы все-таки представляете себе — как бы это сказать? — по-американски. Вы воображаете: победа — и конец, ура, мирная жизнь! А здесь каждый малыш знает...

— Малыши, положим, не знают... Считайте так: по­следние богатыри — люди моего поколения, двадцать девятого — тридцатого года рождения.

Форма исчисления возраста была для меня новой. Я критически поглядел на Диму.

Выглядел он моложе.

125www.perm-book.ru

— Согласен! — и мимикой, и голосом я показывал, что совсем не согласен. — Но при чем здесь война?

— ■ Да вот при том. Война для вас — ряд гигантских сражений, колоссальная волна героизма, исторические события всемирного значения...

Дима словно подумал вслух, параллельно:— Да. Из дали пространства или времени, вероятно,

трудновато вообразить все, как оно было в подробно­стях.

— Слышите? Он прав. Для здешних война — для каждого свое. Ранения, голод, холод, работа двенадца­тилетних детей и шестидесятилетних старух по две сме­ны и больше... фронт... Вот, Дима: чем была война лич­но для вас?

— Для меня?Дима замялся — впервые за весь разговор:— Я — что? Я — ничего. Пришлось бросить занятия

на скрипке... Потом, уже в сорок седьмом, меня не взяли на военную службу: не дотянул девятнадцати ки­лограммов до нормы... И желудок больной — так это уже до смерти.

Он ничуть не выглядел вывернутым наизнанку, погло­щенным собственными внутренностями, как бывает с неизлечимо больными.

Он говорил, как здоровый.— : Вот и я о том же: война тянется еще страшно дол­

го, когда затихает стрельба. Последние проклятые сле­ды исчезнут к 2020 году.

— Ну, это вы хватили!Я сбоку вглядывался в лицо то одному, то другому.

Это была беседа людей, видевших своими глазами пусть не самое войну, а только отражение или послед­ствия ее здесь, в Перми.

— Верно, верно! — стоял на своем Стеклов. — Когда

126www.perm-book.ru

уйдут последние сироты, обездоленные последними вы­стрелами в 1945 году.

Отвлеченные понятия прозвучали четкими картинами человеческого несчастья и отразились в моем мозгу страшно реально, я бы сказал — натуралистично: зеле­нолицые скелеты-мальчишки, распоротые животы, жен­ские лица, перекошенные страданием.

Наступление образов горя было внезапным и ж ут­ким. Я защищался, как мог: «Какое мне дело до тебя? — говорил я очередному умирающему. — У меня своих забот, братец, хватает...» Но они не отступали, и, стре­мясь вырваться из их кольца, я тряхнул головой и ос­мотрелся кругом.

— Но какая же силища — н арод !— продолжая ход своих мыслей, воскликнул Стеклов. — Нет ста лет, здесь торговали людьми, как собаками. Л сейчас, худо-плохо, запустили собачек в космос. Жаль вот, не приземлилась Лайка, бедняжка. Зато Белка и Стрелка...

— Первая разведчица. Жертва науки!Дима произнес это так естественно, что мне показа­

лось: предложи ему кто-то лететь вместо Лайки, он бы не колебался, может быть, даже предвидя исход.

Я и сам вдохновился. Я не мог спокойно слышать об этом скачке в беспредельность, потрясшем тогда весь цивилизованный мир.

— Видели б вы, что творилось у нас в Монтевидео! — вскричал я с восторгом. — На сороковом году Советской власти у лапотной России — такая потрясающая инду­стриальная мощь!

По лицу Стеклова скользнула его характерная ус­мешка, серьезная и быстрая, мгновенно загорающаяся и так же мгновенно гаснущая.

— Сорок лет номинальных. А на деле подсчитайте: первая мировая война, обломки, разруха и хаос — раз.

127www.perm-book.ru

Гражданская война, обломки, разруха и хаос — два. Дальш е— свирепая экономическая блокада страны, не имеющей собственной промышленности, то есть, не найти ни гвоздя, ни иголки, плюс постоянная угроза по­вторной интервенции. Бедность, по сравнению с которой даже организованная нищета царской России, пожалуй, казалась роскошью. А сколько интеллигенции сбежало? А что выделывали нэпманы, кулаки? А идеи, между тем, еще не воплотились, впереди была сплошная теория: хочешь — верь, но доказать на практике нечем. И никто не подскажет, как это делать: ведь все, все — в первый раз в истории человечества! А потом ■— Отечественная война, опять разруха, смерть и восстановление разби­того. Один Днепрогэс чего стоит!

Его точка зрения меня удивила.Механически отсчитывая за границей годовщины

Октябрьской революции, я никогда не думал о ней с этой стороны.

— Получается вроде игры в кубики, — произнес я задумчиво. — Только-только ты что-то построишь, при­бегает злобный хулиган и все разбросает. Ты побьешь ему морду, снова построишь, он снова разбросает...

Кажется, мое сравнение показалось Стеклову неожи­данным. Он поколебался:

— ' А в общем-то именно так. Причем и кубиков был дан уж очень неполный набор. С чего начинали? Лопаты и те пришлось самим варить да ковать.

— Конечно, промышленным странам будет легче строить социализм, — согласился Дима без зависти.— То, что у нас отняло двадцать лет, у них получится за пять. Это логично. Тьфу, черт!

Восклицание было настолько темпераментным и не­ожиданным, не в тон предыдущим словам, что я вздрог­нул.

128www.perm-book.ru

Мы остановились. Лицо у Стеклова стало темно-виш­невым: смущение, растерянность. Он явно искал сло­ва— и не находил. Не знаю, какая физиономия сдела­лась у меня, но Дима заметно изумился. У него потуск­нел зеленый цвет глаз. Зрачки расширились, что ли?

В подсознании я все же отметил: как ни внезапна была наша остановка, никто из прохожих не бросил на нас взгляда, не задержал шага, не проявил к нам ни ма­лейшего интереса.

Решительно, за нами никто не следил!Наше удивление, кажется, помогло Стеклову овла­

деть собой. Он неуверенно усмехнулся:— Александр Георгиевич, а что, если я вас подведу?

Не провожу вас домой? Очень будете гневаться?Не дав мне времени ответить, он пояснил чуть-чуть

слишком повествовательно (и я подумал, что, волнуясь, сам тоже растягиваю слова):

— Понимаете, в двух шагах отсюда живет мой доб­рый друг, некто Малеев, преподаватель средней шко­лы. Мы с ним не виделись месяца три. Но — хотите, верьте, хотите, нет — последний раз я занял у него де­сятку*, твердо обещал вернуть через день и — забыл! Из памяти вон, и все! Попасть сюда, в эти края, мне на этой неделе уже не удастся. Так глупо...

— Да вы зайдите вместе! — предложил Дима, удив­ляясь нашей церемонности. — А потом вместе поедете, Самое простое!

Во взгляде Стеклова я увидел надежду:— А если в самом деле? Вы очень устали? Или — еще

в силах?Моим первым движением было отказаться. Вторым—

* То есть, в новых деньгах, один рубль. Действие происходит до денежной реф орм ы 1961 года.

129www.perm-book.ru

согласиться: очень уж расстроенный был вид у Стек­лова. Я вообразил на его месте себя...

— Пойдемте, — сказал я решительно. — Раз уж мы — соотечественники...

Дима с нами простился.Когда он уходил от нас, широко шагая и чуть-чуть

раскачиваясь на ходу, с поднятым воротником, без шап­ки на русых, прямых волосах, я сжимал в руке листок бумаги с его адресом, глядя ему вслед, и с изумлением думал: ведь он не шутил, приглашая меня заходить «в любой день вечерком»! Он позвал меня не из веж­ливости, не из любопытства. Он будет доволен, если я в самом деле приду. И, наверное, завтра же, как обе­щал, поговорит с начальством о работе для меня.

Впечатление не обмануло меня: мы с Димой друзья до сих пор.

www.perm-book.ru

XIкорни — в небо

ак у всякого нормального человека моего возраста, у меня давным-давно укоренились представле­ния и связи, нечто вроде автоматических реакций на огни жизненных свето­форов.

Красный свет? — Стоп! Желтый? — Топчись на

месте и смотри!Зеленый?— Смело впе-

ред!День, простиравшийся

у меня за спиной, достаточно спутал электрические про­вода привычных рефлексов.

Однако в жилище, куда я попал сейчас, путаница до­стигла той критической точки, при которой наступает короткое замыкание и либо ток выключается, либо — того хуже — вспыхивает пожар. Как если бы на свето­форе зажгли голубой, синий или, к примеру, фиолето­вый свет, не предупредив тебя, что при этом принято делать.

131www.perm-book.ru

В первый миг, когда мы вошли во двор, глаза уве­ренно сигнализировали мозгу: «Крайняя бедность!»

Стеклов позвонил в ближнюю дверь.На моем внутреннем светофоре появился очередной

синий сигнал:«Электрический звонок— в таком жилище?»Затем вспыхнул второй огонь, фиолетовый:«Так одетая девушка — в таком жилище?»Пышноволосая фея в отличном джемпере и узень­

ких брючках, сияющая молодостью и модностью, вскри­чала свирепо:

— Проходите, проходите же! Так опаздывать... Мы уж думали, вы вообще не придете!

Тут, в последний раз в жизни, я усомнился в честно­сти Стеклова.

Его лицо стало, точно с него стерли черты резинкой. Так бывает при крайнем изумлении или же когда кто-то не в меру ретивый срывает тебе тщательно продуман­ный план.

И я, забыв о случайности нашей встречи, забыв обо всем, похолодел от отвратительной мысли:

«Так вот оно что! Все — заранее договорено и рас­писано? Ну-ну!»

Злость удесятерила мое внимание.Я заметил: Стеклов поколебался. Поглядел на меня.

И быстро, по-своему, усмехнувшись, шагнул вперед.Я — за ним.Девушка с прежней строгостью открывала перед

нами одну за другой тяжелые двери.Вид сеней с кадками и ведрами на полу, с досками

под потолком, с застоявшимся запахом сырости — все это, естественное в данных условиях, несколько охла­дило мой пыл.

Зато первый же предмет, который бросался в глаза

132www.perm-book.ru

при входе во вторую прихожую, расположенную под прямым углом к сеням и залитую ярчайшим электриче­ским светом, сбил меня с толку, как удар кулака.

Перед нами стоял — холодильник!Обыкновенный, элегантный, сверкающий белизной

эмали и металлом никелированной ручки, холодильник, несомненный признак материального достатка.

Я решил, что схожу от переживаний с ума. Щ ипнул себя за руку. Раскрыл пошире глаза.

Не мог, понимаете, ну не мог в таком доме стоять такой холодильник! Холодильник и дом были несовме­стимы, они принадлежали к различным эпохам истории человечества.

Комната в конце коридора оказалась еще более не­мыслимой.

Ковры на полу.Ковер на стене.Тройное трюмо, уставленное изящными безделуш­

ками.Трельяжи с вьющимися комнатными растениями.Полированная полочка с книгами — книгами!Телефонный аппарат.И, наконец, телевизор современной обтекаемой

формы, с металлическими усиками антенны над фанеро­ванной спинкой.

Раскосив глаза, глядя во все стороны сразу, я вмиг охватил взглядом все: и обстановку, и приятную внеш­ность дамы, которая поднялась нам навстречу с дивана.

Улыбка в этой комнате, казалось, была нормирована. Сменившись на лице хозяйки дома удивлением, она тут же возникла на губах моего спутника.

Я вздохнул облегченно.Хоть одна из туманностей, вновь сгустившихся вокруг

меня, рассеялась: так не сыграешь!

13310 О. Волконскаяwww.perm-book.ru

Произошло недоразумение.Игра физиономий, улыбка, перепорхнувшая с лица

на лицо, — все это было настолько неподдельно, крас* норечиво, что я уже без настороженности услышал веж­ливые извинения Стеклова за беспокойство; и вежливые уверения дамы, что ничего, ничего, просто она ждет учеников английского языка, инженеров, тоже двоих, а они вот запаздывают; и вопрос Стеклова, давно ли и куда переехали отсюда Малеевы; и привычный ответ, показывающий, сколько раз за последний месяц здесь спрашивали новый адрес старых жильцов.

Они говорили, договаривались, объяснялись. Стеклов вынул записную книжку и, держа ее на весу, нашел и вычеркнул бывший адрес Малеевых, аккуратно внес нынешний...

Я же думал: вот, осмотрел я район старого города. А что мне это, в сущности, дало?

Да — ничего. Я еще меньше, чем прежде, был спосо­бен представить, кто, где и как здесь живет.

— Сплошная яичница-мешанка! — буркнул я, едва мы вышли и за нами тяжело хлопнула дверь сеней с квадратиком для кошек внизу. — Не поймешь, где бе­лок, где желток.

Стеклов смотрел на меня так, будто смысл моих слов медленно, темным комом, подползал к нему издалека по извилистому коридору.

— Да... — сказал он туманно. И, рассмеявшись, при­бавил уверенно: — Да. По внешности дома здесь лучше не судить ни о его обитателях, ни о квартире. «Не вый­дет», как любит говорить наш общий друг Дима.

Пропуская меня вперед себя по дорожке, он заме­тил с насмешливым сожалением:

— Неужели вы уже затосковали по буржуазной гла­зунье? Чтоб в одном районе — желток, сплошная циви­

134www.perm-book.ru

лизация и культура, а вокруг — клоаки, даже не белок, а несъедобная пленка? Привыкайте к мешанке, дорогой мой! Я знаю и это, и то. Я выбрал это. И ни разу не рас­каивался в том, что выбрал.

Интонация его была очень сердечной. И все-таки я спросил его, и в моем голосе прозвучала удивитель­ная смесь сомнения и надежды:

— Правда, не раскаиваетесь? Ни чуточки?Он взял меня за рукав, повернул к себе:— Мы здесь одни, — произнес он и мягко, и твер­

д о .— Оба — бывшие эмигранты. Свидетелей нет. Зачем мне вам врать?

Минуту мы испытующе смотрели друг другу в глаза. Потом оба рассмеялись и пошли.

— Договорились! Значит, к Малеевым не едем?— В другой раз...Он повернул влево.— За вашу уступку доводам разума, — сказал он,

смеясь, — я, совершенно бесплатно, объясню вам одно из чудес советского сегодня. Вы ведь не поняли, что случилось с Малеевыми?

— Они переехали...— Да. Но как? И куда?Не дожидаясь ответа, он сообщил с непонятным тор­

жеством:— Всю жизнь Малеевы провели в старых домишках.

Мрачное наследие нищей царской империи. Как ни на­води уют, а жить трудно.

Я кивнул.— Сейчас им предоставлена квартира с удобствами.

Вода, холодная и горячая, центральное отопление, газ, ванная, электричество... И все это, как выразился один советский писатель, «не за рублики, не за копеечки», а — просто так. Просто так! Понятно это вам?

135 1 0 *www.perm-book.ru

По удовольствию, с которым он говорил, можно было подумать, что он сам получил такую удобную квартиру.

Переступив затвердевшую от холода грязь, мы ока­зались на остановке трамвая.

— Вот. Теперь дождаться бы двойки! — сказал Стек­лов и подавил вздох, но я не понял, был ли это вздох облегчения или, наоборот, недовольства. — Наш с вами единственный трамвай. Года три назад его не было: трюхался один етаричок-автобус. А еще год-два — в Балатово пустят троллейбус. Двигаемся вперед?

Я снова не понял, относятся ли его слова к прогрессу цивилизации в Перми или просто к тому, что подошел наш трамвай.

У передней двери было пусто. Ожидающие почему- то все бросились к задней.

Стеклов удержал меня:— Сюда, сюда!Вместе со всеми мы вошли на заднюю площадку.

В вагоне он объяснил:— Спереди входят старики, родители с детьми да

инвалиды. А выходить, наоборот, разрешается только спереди, и это ужасно неудобно. Но не бойтесь, нера­зумные правила здесь отменяют сравнительно быстро.

Произнес он это спокойно и уверенно — по-фран­цузски.

Я сдвинул брови.По опыту самых различных стран я знал: ничто не

привлекает внимания на улице больше, чем иностран­ный язык.

Я ждал: вот устремятся взгляды, зашелестят шепотки.Стеклов явно ничего подобного не ждал.Наш внутренний спор, как и следует ожидать, вы­

играл он: к нам не повернулась ни одна голова.

136www.perm-book.ru

Зато сам я крутнулся-таки на месте: у меня над ухом кто-то оживленно заговорил на языке, которого я в жизни не слышал.

Помявшись, я спросил по-французски — и напрасно: ведь это слово звучит одинаково на всех известных мне языках:

— Туристы?Стеклов недоуменно огляделся, прислушался, потом

покачал головой:— Нет, вероятно, грузины.Я задумался.Теоретически я знал, что страна, в которую при­

ехал, — многонациональное государство.Практически подтверждение этого в тот день меня

удивило.Кто-то тронул меня за плечо.Незнакомый человек протягивал мне деньги. Я не

сразу понял его простые слова:— Передайте, пожалуйста, на билетик...Стеклов хладнокровно взял деньги, тронул следую­

щего пассажира, повторил ту же фразу: «Передайте, пожалуйста, на билет».

Билет благополучно, вместе со сдачей, проделал тот же путь в обратном порядке по рукам незнакомых.

Я следил за ним, заинтригованный.Трамвай круто свернул и остановился.Освободились два места, одно против другого.Мы сели.Стеклов легонько вздохнул, и я понял, что он сильно

устал.Он заметил мой взгляд и точно весь подобрался.— Смотрите,— наклонился он ко мне, так что мы

чуть не стукнулись лбами. — Вот тут будут дома. Здесь разобьют парк. Здесь опять пойдут здания.

137www.perm-book.ru

www.perm-book.ru

Я смотрел внимательно.В непривычно светлых, с сиреневым отливом, сумер­

ках, вдоль трамвайных путей простиралось необозримое поле. По его дальнему краю там-сям темнели очертания недостроенных зданий с призрачными кранами вверху. По ближнему краю, вдоль путей, пролегала бесконечная траншея, над нею, временами закрывая горизонт, гро­моздилась кое-как наваленная глина. И даже в сумер­ках я заметил, какая это была ядовито-рыжая глина.

Поле... Канава...— Бросьте вы! — отмахнулся я скептически. — У ме­

ня не развито воображение. Я вижу то, что есть, а не то, что должно быть.

Встретив его откровенно насмешливый взгляд, я вдруг вспомнил сегодняшнее гадание, конспиративно вытянул губы и приблизил их к уху Стеклова:

— А как здесь цыгане?Он не понял:— Как им, по-вашему, быть? Работают. Многие ко­

чуют. А что?И почему-то именно этот простой ответ, произнесен­

ный отчасти в форме вопроса, разорвал наконец перед моими глазами занавес, складки которого мешали мне осмыслить все, на что я смотрел. Истина, из тех, что, в силу полной очевидности, не приходят в голову ни русским, ни иностранцам, мне, русскому иностранцу, в тот день далась с напряжением.

В самом деле: жили народы, каждый — по-своему, на разной ступени цивилизации.

Произошла революция.Разве это значило, что вместо юрт, чумов или черных

изб российской империи, тут же, по мановению волшеб­ного жезла, выросли сказочные хоромы? Или, что граж­дане, раз-два, стали все сплошь высококультурными?

139www.perm-book.ru

Конечно же, нет. Конечно, остались всякие. Деды и бабки, отцы и матери, внуки и внучки...

Более того, если для таких семей, как моя, Октябрь провел четкую итоговую черту между привилегирован­ным существованием дома и потерянным блужданием в чужих краях, то, наверное, нашлись люди в России, для которых все, что случилось, прошло почти незамечен­ным: исчезли с рынка те или иные продукты, потом по­явились, не стало в магазинах часов и бумаги, потом по­явились...

День шел за днем. В стране, чуть ли не поголовно неграмотной, был принят закон об обязательном четы­рехклассном образовании, потом — об обязательном восьмиклассном... Л дети, рождаясь, заставали мир из­мененным и воображали, что так было всегда.

Спокойным, чуть утомленным тоном Стеклов дого­ворил:

— : Нам, между прочим, выходить.Я шагнул к ближайшей двери. Он взял меня за

плечо:— Соблюдайте правила, не хулиганьте, гражданин!Мы дисциплинированно потолкались и вышли со

всеми через переднюю дверь.— Зайдем ко мне, а? — предложил он. — Жене бу­

дет приятно.Но то самое, что прежде побуждало меня отдалять

время возвращения к себе — боязнь нарушить покой чужой мне семьи Рыбаковых, — сейчас, напротив, застав­ляло спешить.

Я извинился.Стеклов засмеялся:— Вы не знаете, что вы теряете...Познакомившись на следующий день с его прелест­

ной женой, я мысленно с ним согласился.

140www.perm-book.ru

Мы стояли на остановке.Город обрывался как-то очень уж круто.— Пойдемте дворами, — * предложил мне Стеклов.—

Получится не дальше, увидите!На этот раз он совсем не сумел влезть в мою шкуру.

Он не сообразил, что на этом перекрестке двух улиц, одной уже существующей, другой — еще только спроек­тированной на бумаге, я нахожусь первый раз в жизни и совершенно не знаю, куда и как мне идти.

Минутку мы пререкались: он настаивал на том, что проводит. Когда же мне показалось, будто он готов сдаться, он произнес:

— Мне очень хочется, чтоб вы увидели по пути одну штуку.

Я вежливо прекратил свои любезные протесты.— Кроме того, — продолжал он, заметно задыхаясь

от еле ощутимого подъема на холм ,— нужно... чтоб вы знали... дом... где я живу... и подъезд...

— У вас больное сердце? — спросил я участливо.— Пошаливает... последнее время. Вы бы видели...

как я... еще лет десять назад... гонял в футбол!Он свернул в просторный двор.Ничего похожего на только что виденный нами ста­

рый город!Двор выглядел сквером, окаймленным трехэтажными

зданиями. Асфальтированная дорога, шириной с хоро­шую улицу, шла вдоль домов. Деревья, сейчас — без листочка, были отгорожены низенькой, как делают в парках, оградкой до полколена.

Стеклов положил ладонь на ствол молодого деревца.Жест мог быть случайным: человек задохнулся, ему

хочется обо что-то опереться. Но мне показалось, что его движение имело еще какой-то смысл.

— Я рад, что мы встретились сегодня.

141www.perm-book.ru

Я поклонился чуть-чуть иронически.Он, словно спеша, чтобы не раздумать, досказал:— Если бы я не отвлекся с вами, я бы, наверное,

очень переживал.Слово «переживал» в значении «мучался, томился»

было для меня новым.Я ждал продолжения.— Из Китая вернулось много эмигрантов, — говорил

он, словно уже отважившись на что-то, но оттягивая вы­полнение.— Нам предложили так: кто хочет — в Россию, домой. Кто не хочет— в лю бую заграницу. Наше воз­вращение было добровольным. Так вернулся, еще рань­ше меня, мой брат. Он сейчас на Кавказе. Так вернулись мы с женой. Другой брат уехал в Америку. Сестра у меня в Англии.

Я никак не мог взять в толк, к чему он это все мне сообщает.

— Одним словом, — в его тоне был перелом, как бывает в движениях отдыхающего, вяло бродившего по пляжу и вдруг бросившегося навстречу волне. — Вчера я получил с Кавказа письмо: брат принял сан!

Я смотрел ему в лицо, серьезное и насмешливое, смотрел на его руку, охватившую ствол деревца, и не понимал ничего.

Прежде всего — старинного выражения «принял сан».

Стеклов усмехнулся, нахмурился. Его рука со стран­ной нежностью потрепала лилово-розовое дерево.

— Стал священником. Вот так, — пояснил он неопре­деленно.— И я не знаю никаких подробностей. Ничего.

Я мгновенно оценил: предложение пойти в церковь— и мысли о брате. Разговор о беспринципности духовен­ства— и мысли о брате.

В душе я проклял себя.

142www.perm-book.ru

Из памяти вылетело все, что так круто изменило мне жизнь. На обычном языке буржуазного мира я за­метил:

— Надо ж как-то устраиваться! Если ему за это пла­тят...

И, почувствовав, как резнула моего спутника эта ба­нальная фраза, я пролепетал:

— А если... он действительно поверил? Если он это всерьез?

Ничего более утешительного мне не пришло на язык.Стеклов погладил ствол, который словно участвовал

в разговоре. И круто, с внезапной силой сменил тему:— М ое дерево! — заявил он без тени усмеш ки.—

Сам сажал. Ох, до чего ж вы зеленый! Все-то вам надо объяснять... Был воскресник — известно вам такое сло­вечко? Вот. И я своими руками посадил эту рябину. И теперь они растут все вместе: рябина... моя дочь... и мой город... Корни — в землю, ветки — в небо.

Сбивая избыточную эмоциональность, он на той же ноте прибавил:

— И котята моей кошки Муськи...— : Это отлично, — возразил я, поняв на этот раз до

самой глубины и его гордость, и застенчивость, и ра­дость, и боль, и страстное желание заговорить о дру­го м .— Но объясните мне, учитель: почему именно ря­бину?

— Месяца через два увидите сами, — ответил он с очевидной благодарностью за помощь. — Сквозная, стрельчатая, каждый лист заостренный, зубчатый... Вам, товарищ, возвращена родина, огромная, необозримая. Так сказать — макрородина. Но, чтоб почувствовать себя по-настоящему дома, вам нужна еще и микрородина. Нужно пустить корни в землю, ветки — в небо. Поса­дить собственную рябину и смотреть, как она будет ра­

143www.perm-book.ru

сти. Давайте вместе с нами, здесь, в Перми, а? Дадут вам квартиру, появится у вас свой двор...

Я покачал головой:— Вы забываете, что у меня нет дочки... И даже кош­

ки Муськи с котятами...Он поглядел на меня со своим характерным выраже­

нием, лукаво и сочувственно:— Собрались увядать в одиночестве? Что вы, что вы!

Вы еще не знаете русскую доброту!Мы дошли до подъезда двухэтажного здания, распо­

ложенного на просторном, засаженном деревьями и ку­стами дворе.

Что-то бросилось мне навстречу.Лай, повелительный крик...Люся и Тузик!Оба, с совершенно различными чувствами, атаковали

меня. И я приветствовал их тоже с совершенно различ­ными чувствами.

— Пойдемте, пойдемте ж е !— Люся повисла всей тяжестью на моем рукаве. — Мы ждем вас, ждем...

И доверительно зашептала, горячо дуя мне в ухо:— Папа рассердился на нас с мамой, вы знаете, так

рассердился, прямо ужас! Говорил — как это мы оста­вили вас одного? Говорил — еще потеряетесь!

Последнее, что с доброй насмешкой сказал мне, по­жимая руку, Стеклов, были слова:

— Ну, как корни: в земле? Или, наоборот, в небе­сах?

Я ответил ему молча, взглядом.

www.perm-book.ru

ОГЛАВЛЕНИЕ

I. О бы кновенное начало ......................................... 3

II. Первые уральские чудеса. Таинственный

незнаком ец ................................................................ 21

III. Необычайное обычное 30IV. В ож идании допроса ............................................. 42

V. По д ороге на допрос ....................................... 52

V I. Д опрос ......................................................................... 64

V II. Гадание ....................................................................... 76

V III. О свободе и вы боре ....................................... 87

IX. На чуж ой сторонуш ке рад своей воронуш ке 102

X. У рок русской истории ....................................... 123

XI. Корни в небо ........................................................ 131

www.perm-book.ru

Ольга Александровна Волконская

ПЕРМСКАЯ РЯБИНКА

Редактор С. М. Г и н ц. Х уд ож е­ственный редактор М. В. Т а- р а с о в а. Технический редак­тор Т. В. Д о л ь с к а я . Кор­ректоры Н. Д. А б о р к и н а, И. Л. П а р х о м о в с к а я .

Подписано к печати 13/V 1966 г. Формат бум. тип. № 2 70х108732;

печ. л. 4,625; б. л. 2,3125 (усл.- прив. 6,336 л.). 5,755 уч.-изд. л.

ЛБ01037 Тираж 25 000 экз. Цена 23 коп.

2-я книжная типография управления по печати.

Пермь, ул. Коммунистическая, 57. Зак. 1695.

www.perm-book.ru

Издательство просит читателя дать отзыв как о содерж ании книги, так и об оф ормлении ее, указав свой точный адрес, проф ессию и возраст.

Библиотечных работников издательство пр о ­сит организовать учет спроса на книгу и сбор читательских отзывов.

Все материалы просим направлять по адресу:

П ерм ь, ул. К. М ар кса , 30,П ерм ское книж ное издательство .

www.perm-book.ru